"Практика внимательности в повседневной жизни" - читать интересную книгу автора (Тарт Чарльз)

Приложение I РАСПРОСТРАНЕНИЕ ВНИМАТЕЛЬНОСТИ НА ПОВСЕДНЕВНУЮ ЖИЗНЬ

Это приложение является перепечаткой моей статьи под тем же названием, вышедшей зимой 1990 года в «Журнале гуманистической психологии», т. 30, No 1, стр. 81-106. Перепечатывается с разрешения журнала.

Все великие традиции согласны в том, насколько важно культивировать внимательность. Без внимательности мы живем в состоянии искаженного восприятия и грез, не действуя в соответствии с нашей собственной природой и с реальностью непосредственной ситуации, и таким образом создаем глупое и бесполезное страдание. Эта статья предназначена для читателей, которые уже убеждены в ценности культивирования повышенной внимательности, так что я не буду доказывать ее важность; я писал об этом, так же как и о поддержке этого положения в современной психологии, в другом месте (Tart, 1986).

Хотя традиция и рекомендует развитие внимательности во всех жизненных ситуациях, рекомендация, искусное обучение и практический акцент – это не одно и то же. Это в особенности касается буддийской практики, которая делает акцент на формальной сидячей медитации, не осуществляя специального эффективного обучения внимательности в повседневной жизни. Поскольку традиционная буддийская практика оказывает наибольшее влияние на людей, занимающихся медитацией, отсутствие средств распространения внимательности на повседневную жизнь может стать серьезной проблемой для людей Запада, особенно потому, что большинство из нас хотят проживать всю свою жизнь как практику развития, а не как одинокую медитацию.

Эта статья посвящена использованию элементов менее известной традиции культивирования внимательности – гурджиевской традиции – для усиления внимательности в ситуациях повседневной жизни и для распространения внимательности из аудитории интенсивных медитативных занятий на повседневную жизнь. Даются специальные упражнения, а также принципы создания подобных упражнений.

Основная тема гуманистической и трансперсональной психологии – безграничные возможности человека. И, по контрасту жизнь в ограниченной, поистине стесненной ситуации. Это особенно справедливо для тех, кто излишне интеллектуален, кто слишком невнимателен к своей физической и духовной природе. Помимо препятствующих сознаванию специфических защитных механизмов, существует также богатство текущего опыта, на которое мы не обращаем должного, полного, внимания.

Внимательность, ясное переживание опыта, или «присутствие», является основой в учебной практике буддизма (см., например, Dhiravamsa, 1975; Goldstain, 1987; Goldstain amp; Kornfield, 1987; Kornfield amp; Breiter, 1985; Sole-Leris, 1986). Во время встречи учеников буддизма, на которой я присутствовал в прошлом году, одна из выступавших рассказывала о том, что, несмотря на то что в ходе ретрита она обычно нарабатывала значительную внимательность, эта внимательность быстро исчезала, как только она покидала ретрит, и ей трудно было возобновить ее в повседневной жизни. Она хотела большей внимательности, но не знала, что можно для этого сделать, поскольку не могла проводить всю свою жизнь в ретрите. Это общая проблема для начинающих (а также и для продвинутых) практиков медитации.

В данной статье обсуждаются некоторые возможности более эффективного распространения внимательности, развиваемой в традиционной буддийской (или подобной ей) практике, на повседневную жизнь, группирующиеся вокруг трех ключевых тем: а) благотворное воздействие на внимательность групповой работы; б) психологический принцип генерализации; в) практический опыт, извлеченный из другой традиции духовного развития – гурджиевской, – сосредоточенной на развитии внимательности в повседневной жизни. Я полагаю, что статья может представлять интерес для всех, кто уже умеет ценить большую внимательность в жизни и стремится к ней, и особый интерес для тех, кто учится медитативным дисциплинам, подобным буддийской випассане (медитации прозрения или внимательности), и заинтересован в применении методов современной психологии и гурджиевских методов к тому, чтобы сделать традиционную медитативную практику более эффективной в современном обществе.

Мы обратимся и к практическому, и к теоретическому аспектам темы, так что будут описаны как принципы создания упражнений для усиления внимательности в жизни, так и несколько конкретных упражнений.

Прежде всего давайте проясним сам термин внимательность, поскольку он используется в духовной литературе в разных смыслах.

В одном из употреблений термин «внимательность» (mindfulness) означает ясное, осознанное (lucid) качество сознавания (awareness) повседневного опыта жизни. Значительная часть обыденной жизни проводится в абстракциях и фантазиях о том, что могло бы произойти или уже произошло. Мы редко живем в настоящем, в единственно полном реальном моменте. Если вы едите мороженое и более живо, внимательно сознаете, каково мороженое на вкус именно сейчас, вместо того чтобы потеряться в мыслях о прошлых и будущих стаканчиках мороженого, ведущих далее к мыслям, далеко уходящим от мороженого, вы более внимательны.

В другом смысле внимательность – это качество сознавания, относимое к более глубоким и тонким процессам ума. Например, стараясь яснее и непосредственнее сознавать текущие телесные ощущения во время практики випассаны, я могу внезапно заметить, что существует скрытое предположение, действующее на краю моего сознания, но осуществляющее определенный контроль над ним. Может быть, это предположение, что определенные телесные ощущения «лучше» или «медитативнее», чем другие. Это может привести к пониманию того, что такого рода скрытые предпосылки вообще действуют во всех моих жизненных переживаниях. При этом я внимателен во втором смысле слова, различая более тонкий уровень ментального функционирования.

В третьем смысле термин «внимательность» относится к тому, что можно было назвать сознаванием сознавания, к полному сознанию себя (self-consciousness). Я имею в виду не обычное значение этого слова в английском языке, то есть неловкость, связанную с внутренними обязательствами или с процессами «супер-эго», а сознание себя в смысле отсутствия полной погруженности или полного отождествления с содержанием текущего опыта: некая часть ума, «нейтральный наблюдатель», или «честный свидетель» [27], продолжает более или менее объективно сознавать природу текущего переживания в связи с непосредственным существованием здесь и теперь. Например, печатая на компьютере, я могу быть полностью поглощенным тем, что я пишу, так что только сильные сенсорные стимулы могут привлечь мое внимание, или я могу (пользуясь гурджиевским термином) помнить себя: некая особая часть меня сознает, что значительная часть меня вовлечена в процесс писания, но одновременно с этим я знаю, что сижу в трясущемся вагоне на пути в университет, держа портативный компьютер на коленях, слыша на периферии сознания разговоры соседей, чувствуя свое тело и т.д. Я внимателен в том смысле, что ясно сознаю, что происходит, в то же время сознавая, что я сознаю это. Я помню себя.

В четвертом смысле внимательность может быть описана как продолжающееся и точное сознавание процесса сознавания, так что мысль сразу же распознается как мысль, восприятие как восприятие, эмоция как эмоция, фантазия как фантазия и так далее, и мысль не путается с эмоцией, а фантазия с восприятием.

На практике четыре названные смысла слова «внимательность» часто пересекаются. Кроме того, словесные определения могут только указать на внимательность, а не описать ее адекватным образом. Моей темой в этой статье является вопрос, как мы можем поддерживать некоторые или все аспекты внимательности вне ситуации ретрита, среди сложностей и суматохи повседневной жизни.

Я старался культивировать внимательность, особенно внимательность типа самовоспоминания, в течение ряда лет с различным успехом [28]. Одно из интереснейших наблюдений, как моих, так и других людей, практиковавших внимательность, состоит в том, что в большинстве случаев не так уж трудно быть внимательным. Требуется лишь небольшое усилие, незначительный сдвиг внимания. Трудно помнить о необходимости делать это усилие!

Как в буддийских традициях, так и в работе Гурджиева считается, что нашим умом обычно управляют обстоятельства, в которых мы находимся, так что мы живем невнимательно и в сансаре, в своего рода сне наяву, вместо того чтобы со всей внимательностью находиться здесь и теперь. Буддизм часто выражает это в терминах влияния прошлой кармы, определяющей нашу судьбу. Гурджиев называет это механичностью обыденной жизни, говоря, что человека лучше всего считать машиной, управляемой внешними силами, Такое невнимательное проживание и действование ведет к неадаптивному поведению, которое, в свою очередь, приносит бесполезное страдание и увеличение механической кармы. Открытия современной психологии в значительной степени подтверждают эти положения (Tart, 1986), хотя и не связывают их с контекстом внимательности. Хотя в перспективе оба учения стремятся к развитию постоянной внимательности, независимой от внешних обстоятельств, мы сосредоточимся на развитии внимательности у тех, кто находится в начале пути, когда важны внешние обстоятельства, способствующие или мешающие нашей работе. Мы начнем с некоторых соображений относительно эффекта групповой работы.

Если вы окружены другими людьми, которые, так же как и вы, стараются быть внимательными, это напоминает вам о вашем собственном намерении быть внимательными, и вы чаще совершаете необходимые для внимательности небольшие усилия. Говоря языком Гурджиева, можно сказать, что окружающие вас люди служат «будильниками», помогающими вам пробудиться. Если же вы окружены людьми, которые ничего не знают о внимательности и не интересуются ею, то вам не только не напоминают о необходимости делать усилия внимательности, но вы еще и подвергаетесь разного рода гипнотизирующим межличностным влияниям, вызывающим и усиливающим состояние, которое я назвал общепринятым трансом (Tart, 1986), состояние сравнительной невнимательности в повседневной жизни, жизни в сансаре.

Давайте рассмотрим пример, основанный на моем собственном опыте и опыте других людей. Вы сидите, выполняя випассана-медитацию с открытыми глазами. Однако в течение последних нескольких минут вы ускользнули в какую-то фантазию, без всякой внимательности. Женщина, сидящая напротив вас, делает движение шеей, чтобы снять мышечный зажим. Когда вы видите ее движение, это прерывает вашу фантазию. Вы можете через мгновение отправиться в другую фантазию, или же в момент, когда ваша фантазия прервалась, вы можете вспомнить, что находитесь в ретрите для того, чтобы быть более внимательным, а не фантазировать. Вы делаете попытку стать более внимательным, а затем продолжаете сидеть в медитации с большей внимательностью. Это простейший уровень напоминающей функции в групповой работе: перцептивная реальность пребывания в группе напоминает вам о вашей цели.

В группе, практикующей внимательность, может возникать напоминающая функция и более высокого уровня. Продолжая наш пример, можно представить себе, что сенсорная стимуляция, которую вы получили, когда женщина, сидящая напротив вас, повернула голову, может не только прервать вашу фантазию; вы можете также заметить необычное качество ее движения, может быть, определенную осознанность или замедленность, что говорит вам о том, что она не только потягивается, но она потягивается внимательно. Это непосредственное наблюдение явной внимательности другого члена группы с еще большей вероятностью напомнит вам о необходимости самому стать более внимательным, а не ускользать в фантазию. Если вы решили работать над внимательностью, она в определенном смысле становится заразительной.

Степень внимательности, которую вы переживаете в ретрите, зависит, таким образом, от интенсивности вашей собственной практики, но на начальном уровне на нее также сильно воздействует напоминающая функция, реализуемая другими членами группы. Это, разумеется, обобщение, а индивидуальные случаи могут быть разными. Если вы вполне устойчивы в своей практике внимательности, это не так важно. Однако мой собственный опыт гурджиевских методов и групповой медитации показывает, что напоминание, получаемое от группы, является важным фактором почти для всех, даже для тех, чья собственная практика достаточно устойчива.

Можно в еще большей степени оценить, насколько важна помощь группы в усилении внимательности, если мы рассмотрим природу большинства групповых взаимодействий в повседневной жизни.

Предположим, мы разговариваем с несколькими коллегами в офисе. На поверхностном уровне мы дружелюбно настроены по отношению друг к другу, но на другом уровне мы можем быть соперниками в борьбе за продвижение по служебной лестнице. В результате наша беседа имеет скрытые уровни, такие, как, например, подразумеваемое соглашение, что мы демонстрируем поверхностное дружелюбие и не замечаем скрытого соперничества, чтобы сделать взаимодействие более гладким, избежать излишнего напряжения, которое было бы вызвано открытым соперничеством. Другим скрытым уровнем может быть стремление сохранить собственное представление о себе как о неагрессивном человеке. Третьим – получение полезной информации о намерениях конкурентов: дружественная интонация может убаюкать партнеров, так что они скажут больше, чем сказали бы, если бы помнили о соперничестве. На четвертом скрытом уровне мы можем посредством выражения спокойствия в ситуации соперничества демонстрировать свое превосходство.

Такого рода ситуация порождает сосредоточенное внимание, но вовсе не располагает к всеобщей, беспристрастной внимательности, равновесию, самовоспоминанию и точному наблюдению всего, что присутствует в действительности. Если вы не обучены поддержанию внимательности, вы будете автоматически блокировать общую внимательность, избегая таким образом напряжения посредством вытеснения и подавления. Эта непосредственная цель, разумеется, не принимает во внимание цену, которую приходится платить. Я подробно останавливался в другой книге (Tart, 1986) на том, как большинство обычных взаимодействий усиливают и углубляют состояние общепринятого транса, в котором мы живем, независимо от их видимого содержания.

Основная причина того, что внимательность быстро исчезает после того, как человек покидает ретрит, состоит в том, что мы теряем напоминание, идущее от других участников, и подвергаемся обычным «напоминающим функциям», которые напоминают нам о «нормальности» и социальной желательности невнимательности.

Рассмотрим теперь такое важное психологическое понятие, как обобщение.

Обобщение впервые формально было обнаружено в знаменитых павловских опытах по классическому обусловливанию. Голодная собака слышит звонок, через полсекунды за звонком следует пища. После повторяющегося сочетания звука и пищи собака начинает выделять слюну только на звук звонка. Звонок называется условным стимулом: условным потому, что собака обычно не выделяет слюну на звук звонка. Обобщение стимула состоит в том, что теперь и другие стимулы могут вызвать у собаки слюноотделение, в особенности если они похожи на звонок. Звонок, близкий по высоте тона, вызовет большее слюноотделение, а шорох – почти никакого. Чем больше новый стимул похож на условный стимул, тем вероятнее обусловленная реакция.

Во времена Павлова, как и в большей части последующей истории психологии, обусловливание интерпретировали как механическую реакцию, не включающую сознания, в соответствии с модным тогда (а в значительной степени и сейчас) механистическим мировоззрением. У высших животных мы также можем заметить процесс научения. Собака или человек в сходной ситуации понимают, что за звонком последует награда, и мысль о награде вызывает телесную реакцию и связывается с психической реакцией. Например, вы слышите телефонный звонок и подходите к телефону. Это приобретенная реакция: не существует «естественной», генетически закодированной реакции, в соответствии с которой мы в ответ на звонок телефона поднимали бы трубку и говорили «алло» кому-то, кто физически не присутствует.

Обобщение стимулов относится к сознательному научению. Если мы научаемся отвечать определенной психической установкой или поведением на специфическую стимуляционную ситуацию, мы скорее всего будем реагировать так же на похожую ситуацию, в какой-то степени так же реагировать на менее похожую ситуацию и не реагировать таким же образом на явно иную стимуляционную ситуацию. Обобщение способствует воспоминанию. Например, на практике, студентам, у которых возникают трудности с процессом вспоминания необходимых знаний во время экзаменов, рекомендуют готовиться к экзаменам в той классной комнате, где будет проходить экзамен. Тождество стимуляционной ситуации облегчает вспоминание необходимой информации, это легче, чем если бы информация ассоциировалась с чувственным контекстом другой комнаты.

Я, разумеется, не имею в виду, что внимательность как таковая может быть обусловленной в том смысле, что она будет автоматически возникать в ответ на определенную стимуляционную ситуацию, подобную той, в которой она культивировалась ранее. Часто, сталкиваясь с тем, насколько трудно быть внимательным, я мечтаю о возможности быть внимательным автоматически и постоянно, но, исходя из моего опыта, внимательность всегда требует небольшого, но произвольного усилия. Она не возникает сама по себе. Однако обусловливание может напомнить вам, что вы хотели сделать усилие, чтобы быть внимательным. Таким образом, обусловливание может функционировать как напоминающий фактор, так же как групповая ситуация. Давайте снова рассмотрим типичную ситуацию медитации в ретрите. Она намеренно сделана весьма непохожей на ситуации повседневной жизни. Мы находимся в месте, специально обустроенном для этой цели, мы видим вокруг себя только товарищей по медитации, людей, играющих необычную социальную роль; мы целый день сидим в специальной медитативной позе; во время, оставшееся от медитации, социальное взаимодействие сведено к минимуму. Эта специфичность придает ситуации в ретрите определенные преимущества для обучения различным аспектам внимательности.

Когда, например, мы только начинаем учиться внимательности, мы можем справиться лишь с небольшими отвлечениями; если отвлечений слишком много, мы ничему научиться не сможем. Так что обычные отвлечения – социальное взаимодействие, телефонные звонки, почта, принятие решений, чтение художественной литературы, повседневные дела и прочее – сводятся до минимума или исключаются.

Приходится все же обходиться внутренними психологическими отвлечениями, но общее количество отвлекающих факторов значительно меньше, и это дает больше возможностей справиться с ними и продолжать быть внимательными.

К сожалению, те самые качества, которые делают ситуацию ретрита столь благоприятной для начинающих обучаться внимательности, уменьшают возможности распространения практики внимательности на повседневную жизнь. Напоминающие функции, которые люди и ситуация реализуют в ходе ретрита, недоступны в обычной жизни. Ситуация ретрита слишком отличается с точки зрения внимательности (или напоминания о том, что мы хотим быть внимательными) от обычной жизни, чтобы быть распространенной на нее. В обычной жизни мы не сидим в медитативной позе и не прогуливаемся медленно в течение дня, так что нам не помогает особое чувство позы или обусловленный стиль движения. Мы не практиковали внимательность в социальном или деловом разговоре, во время принятия решения, чтения почты и так далее, так что неудивительно, что в этих ситуациях нам нелегко быть внимательными.

Я полагаю, что трудности распространения напоминаний, существующих в практике внимательности ретрита, на повседневную жизнь частично заложены в исторической и культурной традиции, которую необходимо разумно изменить, чтобы буддизм мог быть эффективным в западной культуре.

Исторически буддизм на Востоке складывался и институционализировался как преимущественно монашеская культура. Светские буддисты время от времени посещали монастыри для специальной практики, но главными держателями буддийской практики были монахи и монахини. Жизнь была для практиков буддизма сплошным ретритом. Проблем распространения особой практики внимательности на обычную жизнь не возникало, потому что не было почти никакого разделения: монашеская жизнь, как правило, и была «обычной жизнью» для основных практиков буддизма.

Сейчас это, однако, не так, и, по-видимому, монашеское существование не станет основной формой буддийской практики на Западе. Западные светские практики хотят медитировать, становиться внимательными, достигать некоторой степени просветления. Я полагаю, что ради максимальной эффективности необходимо найти правильные пути модификации процедур обучения в ретрите таким образом, чтобы они помогали развивать внимательность в широком спектре ситуаций, простирающихся от ретрита до повседневной жизни, помогали распространять внимательность на повседневную жизнь.

Г.И.Гурджиев одним из первых попытался сделать восточные духовные практики подходящими и эффективными для современных западных людей. Он родился между 1872 и 1877 гг. в Александрополе (сейчас это территория Армении). Ребенком он был подвержен влияниям как восточной, так и западной культуры, позже, в конце столетия, много путешествовал по Востоку. Хотя он намеренно препятствовал возможности проследить источники его учения, поскольку хотел, чтобы люди сами проверяли полезность его идей, а не принимали их под влиянием его личного авторитета или интереса к «таинственному Востоку», очевидно, что он имел значительные контакты с буддийскими, индуистскими, суфийскими и восточно-христианскими источниками. Его главной темой было утверждение, что человек «спит», находится в состоянии сансары, что его восприятие, мышление и чувствование искажены автоматизированными убеждениями и эмоциями. «Пробуждение» к более высоким уровням сознания является для него единственной достойной целью.

Основные гурджиевские практики – самонаблюдение и самовоспоминание – предназначены для развития большего понимания и внимательности в ситуациях повседневной жизни. Далее я кратко опишу эти практики (более детальное и практическое описание можно найти в моей книге «Пробуждение» (Tart, 1986), а также в традиционных источниках, таких, как Nicoll (1984), Ouspensky (1977), Speeth (1976), Walker (1974) и др. Хотя Гурджиев соглашался, что специальные ситуации обучения и ретриты могут быть полезны, вместе с тем он считал, что внимательность следует развивать и применять в обычной жизни, в которой мы живем. Технически упрощенная ситуация ретрита может даже препятствовать способности к полной внимательности, потому что там отсутствуют многие стимулы, вызывающие наши автоматические, невнимательные, реакции, и мы не можем практиковать внимательное обхождение с ними.

В качестве иллюстрации можно напомнить, что в ретрите снижено социальное взаимодействие с другими людьми, а немногие имеющиеся проявления взаимодействия носят позитивный и заботливый характер. В обычной жизни люди часто обходятся с нами недружественно, и даже эмоционально или вербально нападают на нас. Чтобы совершенствовать внимательность в такого рода стрессовой ситуации, Гурджиев поселил у себя в Институте некоего русского эмигранта. Эмигрант совершенно не интересовался его идеями, но был очень полезен для тренировки внимательности учеников в ситуации стресса: это был крайне неуживчивый, вызывающий раздражение человек (Peters, 1964). Он являлся, говоря словами Кастанеды, «достойным противником» для учеников, имеющих такую задачу. Однажды, когда ученики сыграли с ним злую шутку, он уехал. Гурджиев немедленно отправился за ним в Париж и обещал ему большую сумму денег, только за то, чтобы он вернулся.

Самонаблюдение необходимо потому, что мы живем в сансаре, в состоянии постоянной иллюзии и самообмана. Поскольку это активное, динамическое состояние, а не просто свод дурных привычек, его, с точки зрения Гурджиева, часто невозможно изменить с помощью одного лишь намерения. Его нужно тщательно рассмотреть, прежде чем предпринимать какие-либо значительные изменения, иначе такие попытки могут привести к неприятным последствиям. Это соответствует представлениям современной психологии, согласно которым многие наши проблемы являются выражением серьезных конфликтов, так что, если вы просто проработаете какой-либо частный способ выражения, конфликт может выразить себя иначе. Самонаблюдение – это практика нейтрального наблюдения проявлений своей психики, превращения в честного свидетеля, или объективного наблюдателя, себя. Это, разумеется, трудно, потому что мы, как правило, отождествляемся со своими мыслями, чувствами и действиями и скорее оправдываем их, чем наблюдаем и объективно изучаем. Однако при соответствующей затрате усилий можно получить значительные знания о функционировании нашего обычного ума – того, что Гурджиев называл ложной личностью, поскольку многое в ней обусловлено обществом и другими людьми, а не выбрано нами самими. Тогда могут наступить изменения, способные привести к увеличению количества доступной энергии, поскольку эта энергия не будет автоматически расходоваться на работу ложной личности – обычного, общепринятого сознания.

Самовоспоминание – это нечто подобное самонаблюдению и способствующее ему. Оно состоит в том, чтобы намеренно отделить часть сознания для просматривания всех прочих действий психики, создавая таким образом внимательность. Самовоспоминание в пределе подразумевает сознавание себя вне зависимости от того, что происходит внутри и вовне, но практически для начинающего можно ясно сосредоточиться на внешних событиях, одновременно сознавая до некоторой степени свое тело. Сознавание тела функционирует как якорь, закрепляющий человека в настоящем. Поскольку ощущение тела существует только здесь и теперь, оно препятствует потере себя в мыслях или фантазиях или полному поглощению внешней ситуацией при потере контакта с самим собой. Оно подобно постоянному возвращению к слежению за дыханием в випассане, когда вы обнаруживаете, что ускользнули в свои мысли.

Это упрощенное описание довольно сложного процесса, так что читателя, заинтересованного в подробностях, я отсылаю к упомянутым выше источникам.

Самонаблюдение и самовоспоминание следует практиковать во всех аспектах повседневной жизни. Как и медитация, это нелегко для начинающих. Хотя обычно для того, чтобы быть внимательным таким образом, нужно лишь небольшое усилие, трудно помнить об этом усилии. Успех в этих практиках (которые часто переплетаются друг с другом) очень впечатляет. Любое обычное действие, вроде приготовления чашки кофе, может стать «обычным-и-все-же-необычным», если выполнять его внимательно. Гурджиевская работа может быть очень полезной в привнесении внимательности и ее внутреннего удовлетворения в повседневную жизнь.

Чтобы рассмотреть некоторые возможности гурджиевских методов, в особенности в отношении распространения внимательности на повседневную жизнь, я кратко опишу типичный день такой работы, опираясь на собственный опыт и опыт других людей. Это, конечно, очень сжатое описание – я концентрирую многие часы опыта на нескольких страницах, поскольку обычный опыт внимательности более растянут во времени.

Полезность следующего описания, так же как и большей части этой статьи, зависит от того, в какой мере читатель ценит развитие внимательности и в какой мере его личный опыт показал ему, что развивать ее нелегко. Без этого хотя бы небольшого опыта нижеследующие описания могут показаться неоправданным раздуванием совершенно простых действий. С другой стороны, они могут побудить читателя, который еще не научился ценить и практиковать внимательность, обратиться к самонаблюдению.

Типичный день гурджиевской работы начинается с утреннего пробуждения. Несколько минут сразу же посвящаются упражнению (см. Tart, 1986) на просматривание тела, нечто вроде «приборки» в современных формах випассаны. Это утреннее упражнение имеет множество функций; две основные – начать день с сознавания того, что происходит в теле, и напомнить себе, что ты собираешься быть внимательным в течение дня. Утреннее упражнение ведет непосредственно к самонаблюдению и самовоспоминанию.

Умывание, одевание, завтрак – все это может рассматриваться как повод к самонаблюдению и самовоспоминанию. Переход к месту дневной работы – еще одна такая возможность. Я упоминаю об этом вкратце, но потенциально это такая же богатая почва для самонаблюдения и самовоспоминания, как последующая более организованная работа.

Вы появляетесь на месте работы, внимательно просматриваете список назначений и обнаруживаете, например, что вы назначены в строительную группу, которая должна обшивать дранкой стену дома. Вы никогда не делали ничего подобного раньше; возможно, именно поэтому вы назначены на эту работу. Помня о внимательности по крайней мере к некоторым ощущениям тела, а также ясно сознавая внешний мир, вы идете (может быть, несколько медленнее и внимательнее, чем обычно) в кладовую и берете себе молоток и коробку гвоздей. Другие тоже идут в кладовую и выходят из нее, неся различные инструменты, так что вам нужно быть очень внимательным относительно своего и их движений: ведь не было бы подлинной внимательности, если бы вы были внимательны только внутри себя, но при этом наткнулись на кого-нибудь, кто несет пилу!

У стены, к которой вы идете, несколько человек уже работают. Женщина, которую вы знаете, сообщает вам, что она распоряжается строительной командой, и дает вам инструкции относительно того, что делать и как делать. Если вы мужчина, это может быть очень богатой ситуацией для практики самонаблюдения и самовоспоминания. Предположим, например, что вам свойственно глубокое чувство неуверенности в себе. Чувствуете ли вы раздражение по поводу того, что вам, мужчине, дает указания женщина? Причем указания относительно традиционно мужской работы? Не появляется ли у вас чувство смущения из-за того, что вы, мужчина, не умеете делать эту сугубо мужскую работу? Не отождествляется ли ваше сознание с раздражением, что вы получаете указания от женщины? Может быть, легкий внутренний налет подобного раздражения скрывает еще более неприятное чувство неуверенности в себе и смущения?

Можете ли вы во время этих наблюдений настолько помнить себя, чтобы избежать отождествления с этими возникающими чувствами? То есть можете ли вы быть достаточно внимательным, чтобы действовать из более ясного, более внимательного места, помня себя, свое (неординарное) «я», которое находится здесь для того, чтобы узнать что-то о себе и о практике внимательности? Можете ли вы уделить полное внимание инструкциям, так чтобы их не пришлось вам повторять? Если вы нуждаетесь в пояснениях, можете ли вы попросить их, не дополняя это проявлением, скажем, своего раздражения?

И вот вы начинаете приколачивать дранку, по-прежнему наблюдая и помня себя. Или вы забыли о том и о другом? Если так, то, как и в медитации, вы вновь возвращаете ваше внимание к заданию. Вы опять начинаете приколачивать щепу. Достаточно ли у вас необходимого для этой работы внимания, чтобы, например, ваши гвозди входили в стену прямо и не раскалывали дранку? Насколько положение вашего тела удобно и эффективно? Нет ли ненужного напряжения? Нет ли каких-нибудь эмоций, связанных с напряжением тела, вроде раздражения от предыдущего взаимодействия, с которым вы все еще отождествлены и которое проявляется теперь иным образом?

Предположим, вам не удается с достаточной внимательностью сосредоточиться на приколачивании дранки. Ваш ум продолжает воспроизводить вчерашнюю ссору с другом. Однако, поскольку вы стараетесь быть внимательным и сосредоточенным на том, что делаете непосредственно здесь и теперь, воспроизведение ссоры в вашем уме не происходит столь автоматически, столь механически, как обычно. Вы в большей мере сознаете его. Вы, по крайней мере, более внимательны, чем обычно. Может быть, вы даже заметите некоторые обычно ускользающие от вас аспекты того, как вы чувствуете себя, когда сердитесь.

Мимо проходят другие члены группы, некоторые из них вызывают у вас неприязнь. Однако в каждом из них есть некая внимательность, которая напоминает и вам, что вы стараетесь практиковать внимательность, и вы так и делаете. Вы сразу же чувствуете свою неприязнь более ясно и понимаете, что это касается ссоры с кем-то на работе на прошлой неделе, кто физически напоминает вам проходившего мимо человека, и вы видите процесс проекции в действии.

Предположим, вам удалось быть довольно внимательным. Это прекрасный день, и ваша работа получается хорошо, вы наслаждаетесь моментом, и внимательность, которую вы практикуете, добавляет свои оттенки тонкой радости и света к существованию. Вдруг появляется посыльный и велит вам прекратить работу и идти на передний двор, чтобы получить инструкции относительно того, как поливать кусты роз. Вы имеете богатые возможности наблюдать свои привязанности. Связаны ли ваша внимательность и ваше хорошее самочувствие с приколачиванием дранки? С вашими успехами в этом действии? Привязались ли вы к нему? Думаете ли вы, что это лучшая, более подходящая работа для того, кем вы себя считаете, чем поливка роз? Если возникают подобные тонкие (или не такие уж тонкие) чувства, можете ли вы по-прежнему практиковать самонаблюдение и самовоспоминание?

Или, предположим, вам велено присоединиться к команде, моющей кухню, и стать ее руководителем, говоря другим, что им следует сделать. Как вы займетесь этим? Не заметите ли вы своего рода эмоционального опьянения, связанного с возможностью власти? Если это произошло, можете ли вы быть внимательными к чувствам, которые лежат за потребностью ощущать себя «главным»? Можете ли вы быть достаточно внимательны, в достаточной мере помнить себя, чтобы не дать этим чувствам повлиять на то, как вы велите кому-то подмести кухонные ступени? Можете ли вы сказать что-то вроде: «Боб, подмети в кухне лестницу и выбрось мусор в бачок», и сделать эту коммуникацию совершенно нейтральной, не означающей ничего кроме того, что говорится, без излишнего подтекста, что-де «я здесь приказываю, признавайте мой авторитет, делайте то, что я говорю»?

И так продолжается день. Может быть, вы будете выполнять одно задание в течение всего дня (что происходит с вашей внимательностью без приятности новизны, когда вы устали, замерзли или когда вам все надоело?) или вы будете часто менять занятия. Может быть, будут проведены короткие собрания, когда учитель поговорит о практике внимательности или где могут быть заданы вопросы. Можете ли вы поддерживать внимательность, задавая свой вопрос? Пребывание с другими, кто говорит внимательно, может стимулировать глубокую внимательность в вас самом. Вы можете прерваться, чтобы выпить чашечку кофе, и это тоже может быть поводом практикования внимательности.

Настает время отправляться домой. Дадите ли вы своей внимательности уйти, как обузе, и ускользнете ли обратно в кажущуюся удобной механичность повседневных мыслей, чувств и действий? Если да, можете ли вы наблюдать эту механичность и чему-то при этом научиться? Рабочий день никогда не кончается, он только меняет свои формы.

Очевидно, что ситуация такого рабочего дня при всей своей специфичности больше похожа на повседневную жизнь, чем ситуация классического медитативного ретрита. Вы разговариваете с другими, отдаете или получаете приказания, принимаете какие-то решения, моете посуду, поливаете растения и делаете много подобных вещей в повседневной жизни, так что практика внимательности может распространиться на ситуации повседневной жизни гораздо легче, чем в случае медитативного ретрита. Вам по-прежнему нужно делать усилие, чтобы быть внимательным, но обычная жизнь часто может напоминать вам о ситуации, в которой вы практиковали внимательность, и вы снова можете совершить это усилие. Это может быть более глубокая внимательность, чем если бы ваше усилие не имело поддержки, поскольку она связана с предыдущим случаем внимательности в ситуации рабочего дня. То есть внимательность может как бы «собираться» вокруг определенных областей.

Как буддизм, так и гурджиевская работа – системы, утверждающие, что могут провести человека к степени просветленности, намного превосходящей обычное человеческое функционирование. Я говорю «утверждающие», поскольку не пережил лично высших достижений ни одной из этих дисциплин, так что не могу здесь иметь собственного мнения. С точки зрения моего личного опыта как начинающего на обоих путях, их методы достижения внимательности кое в чем похожи, а кое в чем отличаются.

Оба пути рекомендуют внимательность во всех областях жизни, так что их принципы во многом сходны. Я получил некоторый опыт в дзен, в некоторых формах буддизма тхеравады и в некоторых формах тибетского буддизма. С точки зрения моего ограниченного опыта в буддийской практике я могу отметить, что здесь акцент делается на внимательности, создаваемой в формальной медитации, то есть технически упрощенной, спокойной и не требующей слишком многого внешней ситуации. Следовательно, здесь я могу быть внимательным к очень тонким аспектам опыта, когда «шум» моего обычного ума смолкает. Гурджиевские методы практикуются преимущественно среди гула повседневной жизни. Следовательно, здесь в меньшей степени возможны (хотя и не полностью отсутствуют) прозрения в тонкие аспекты ума, но больше прозрений в области обычно скрытой динамики отношений с миром и другими людьми, прозрений, которые, по крайней мере в моем опыте, реже встречаются в формальной буддийской медитации.

Я не говорю сейчас о сравнении буддизма как формальной системы и гурджиевских формальных представлений о работе. Важно культивирование внимательности как таковой и ее влияние на психологическую и духовную эволюцию. Точное наблюдение того, что происходит здесь и теперь, является сутью дела, а какой концептуальной системе это соответствует – вопрос вторичный. Как Гурджиев, так и Будда побуждают своих учеников исследовать истину психологических и духовных событий с помощью непосредственного, погруженного во внимательность опыта, а не принимать учения только на веру.

Таким образом, основная мысль этой статьи состоит в том, что для нас, начинающих, использование некоторых аспектов гурджиевской работы может быть полезным для распространения внимательности, культивируемой в ретритах, на повседневную жизнь, а также и для непосредственного культивирования внимательности в повседневной жизни. Точно так же внедрение занятий випассаной в традиционную гурджиевскую работу может помочь процессу развития всеобъемлющей внимательности.

Такое внесение новых элементов в традицию – экспериментальная работа. Ее следует осуществлять так внимательно, как только возможно, тщательно оценивая результаты и внося необходимые поправки

В заключение этой статьи я опишу некоторые общие правила разработки специальных упражнений на внимательность, а затем представлю несколько конкретных упражнений, которые можно было бы ввести в традиционные буддийские ретриты к их концу как эксперименты, способствующие распространению внимательности на повседневную жизнь.

Прежде всего, существует только одно правило для разработки упражнений, развивающих внимательность, а именно: быть внимательным во всем самому и экспериментировать с различными практиками, которые помогают быть внимательными и другим. Экспериментирование означает, что вы проверяете настолько объективно, насколько возможно, как работают те или иные процедуры, а не опираетесь на концептуальные системы. Поскольку стремление всегда быть внимательным слишком неопределенно для большинства из нас и поскольку мы легко об этом забываем, нам поначалу может помочь развитие внимательности с помощью особых упражнений.

Во-вторых, это – всего лишь упражнения, а не правила для жизни. Это следует помнить как ученикам, так и инструкторам, потому что слишком легко увлечься идеями и превратить технические средства в «учение» и правила.

В-третьих, упражнения на внимательность обычно выглядят глупо с точки зрения интеллекта. Так что правильный способ их оценки – практикование, а не формирование суждения в результате чтения.

В-четвертых, упражнения будут работать лишь временно: они постепенно «снашиваются». Они дают возможность практиковать внимательность, но внимательность – это небольшое усилие, которое нужно осуществлять самому. Благодаря новизне и/или создающим напряжение характеристикам упражнения, уровень активности возрастает и быть внимательным становится легче, но новизна со временем исчезает. Иногда воздействие упражнения может быть восстановлено посредством его модификации, но через некоторое время от определенного упражнения следует отказываться. Промежуток времени, через который упражнение становится бесполезным, различен у разных людей, так что здесь трудно установить общие правила. В моем личном опыте одни упражнения теряли свое особое стимулирующее воздействие через несколько минут, другие работали (с перерывами) годами.

В-пятых, выполнение упражнения в течение определенного времени и столь же определенное его прекращение дают возможность позже использовать его снова. Попытка быть внимательным все время или неопределенный период времени быстро «истощит» упражнение.

В-шестых, техника упражнения – это не то же самое, что внимательность, которую оно призвано развить. Не обманывайте себя тем, что, выполняя отдельные этапы упражнения, вы автоматически становитесь внимательными. Когда вы обнаруживаете несколько раз, что выполняете упражнение невнимательно, это сигнал к тому, что надо оставить его, по крайней мере на некоторое время.

В-седьмых, в упражнениях на внимательность может быть полезным умеренное количество напряжения (физического, интеллектуального или эмоционального), поскольку внимательность превращает это напряжение в свободную энергию, способную интенсифицировать сознавание. Однако если напряжение слишком велико, это может активизировать автоматические защитные механизмы, захватывая все внимание и делая внимательность затруднительной. Индивидуальные различия здесь велики; упражнение, которое для одного легко и действует освобождающе, может вызвать значительную нервозность в другом.

Практически я часто организую упражнения на внимательность в серию, начиная с легких, малонапряженных и постепенно увеличивая напряжение до высокого уровня. Это дает участникам возможность наблюдать меру и качество напряжения, которое мешает внимательности. По мере того как напряжение намеренно увеличивается, разумно время от времени открывать «предохранительный клапан», то есть давать людям возможность сказать, что для них напряжение слишком велико, чтобы практиковать внимательность при таких условиях. Рассмотрим теперь несколько конкретных упражнений. Я расположил их по порядку – от самых легких до самых трудных – в соответствии со своими представлениями, но порядок может быть иным для других людей.

Это упражнение использовалось в дзенском центре Грин-Галч под Сан-Франциско. Предлагается быть внимательными: подходя к двери, контролировать свою инерцию и первый шаг через порог делать той ногой, которая находится со стороны дверных петель. Таким образом дверь напоминает о внимательности. Это упражнение легко перенести в повседневную жизнь, так как в ней мы проходим через множество дверей.

Упражнения подобного рода, требующие определенной поведенческой реакции наряду с внимательностью, имеют тот недостаток, что через некоторое время поведение становится автоматическим и обусловленным. Насколько быстро это происходит, зависит от человека. Когда поведение становится автоматическим, появляется сильная тенденция фантазировать о внимательности в этой ситуации, вместо того чтобы действительно быть внимательным.

В таком случае лучше его прекратить: прекратить, как только возникает автоматичность, с тем чтобы не подкреплять фантазии. Или можно сделать упражнение более сложным: как только вы замечаете тенденцию к автоматичности, вы можете, например, добавить правило, что будете переступать порог таким образом по понедельникам, средам и пятницам, а по вторникам, четвергам и субботам – с другой ноги; по воскресеньям же вы проходите через дверь с той ноги, которая оказалась впереди.

Другой особенно полезный способ избавиться от автоматичности состоит в использовании упражнений, в которых вы получаете сенсорную обратную связь, связанную с тем, внимательны вы или нет. Многие из практических заданий во время гурджиевской работы содержат этот элемент. Например, когда вы невнимательно прибиваете что-то гвоздями, вы согнете больше гвоздей и оставите больше следов от молотка на дереве. Я обнаружил также, что в этом отношении очень полезны занятия айкидо. Когда я стою на мате, грезя о том, как я внимателен, захват моего партнера может оказаться более быстрым и опередить меня. Если же я действительно внимателен и присутствую, у меня больше времени, чтобы успешно справиться с ситуацией.

Мы, западные люди, не только проводим много времени в своих машинах, но и испытываем по отношению к ним сильные чувства. Внешний наблюдатель мог бы даже предположить, что они являются у американцев объектами своего рода религиозного почитания и что вокруг них формируются самые разные культы. Поэтому упражнение сознавания, связанное с машинами, может быть полезным для перенесения внимательности в повседневную жизнь. Приведенное далее упражнение можно использовать к концу ретрита, когда большинству его участников предстоит уезжать на личных автомашинах.

Пусть поднимутся участники ретрита, чьи машины припаркованы рядом с домом. Те, кто приехал на общественном транспорте, могут выбрать себе среди участников семинара партнера для работы, желательно такого, с кем они не очень знакомы. Водители и их партнеры не должны ничего говорить во время этого упражнения.

Каждому водителю следует внимательно (и несколько медленнее, чем обычно) выйти к машине вместе с напарником. Он должен остановиться около нее, внимательно ее осмотреть, отмечая свои внутренние реакции и отношение к объекту. Потом водитель внимательно подходит к машине, достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, но пока не дотрагивается.

А теперь – внимание! Дотроньтесь до машины, мягко, с чувством, как вы прикоснулись бы к ребенку или к возлюбленной. Будьте внимательны к своим переживаниям.

Затем хозяин машины внимательно вставляет ключ в замок и, будучи внимателен, решает находиться в контакте с чувствами и быть внимательным каждый раз, когда этот ключ входит именно в этот замок в течение следующих двух недель. (Решение быть внимательным в определенной ситуации, принятое в состоянии внимательности, может быть очень полезным.) Не отпирая дверь, хозяин внимательно вынимает ключ из замка и отдает его партнеру, после этого внимательно поворачивается и уходит обратно в дом. При этом он внимателен ко всем возникающим в нем чувствам.

Его партнер (если партнера не оказывается, это может делать сам хозяин машины) открывает дверцу, залезает внутрь и внимательно осматривает салон. Затем он садится на место водителя и смотрит вперед, как во время езды. Он вставляет ключ в зажигание, поворачивает его достаточно далеко, чтобы можно было завести машину, но не включает стартер. Затем он выключает зажигание, вынимает ключ, вылезает из машины и запирает ее. Если это делает хозяин машины, он может внимательно принять решение, что будет приходить в чувство и быть внимательным каждый раз, когда этот ключ входит именно в этот замок в течение двух недель. Если это делает партнер, у которого нет собственной машины, он может принять внимательное решение становиться внимательным каждый раз, когда у него в руке оказываются какие бы то ни было ключи в течение следующих двух недель.

Партнер внимательно возвращается в дом, медленно подходит к хозяину машины с ключами в руке и возвращает их.

В детстве я часто играл в карты, раскладывая несколько измененный «клондайкский» пасьянс [29]. В последнее время я обнаружил, что, когда мне нужно чем-то занять себя во время напряженного ожидания, пасьянс может быть прекрасным упражнением. В самой идее игры в карты ради упражнения внимательности содержится нечто необыкновенное!

Я полагаю, что этот пасьянс может быть использован как упражнение по развитию внимательности средней трудности, прекрасно подходящее для распространения внимательности на повседневную жизнь. Другие пасьянсы, наверное, также годятся для этой цели.

Сама игра требует того, чтобы вы были внимательны, следя, какие карты открыты, внимательны к их номеру и масти. Вы должны быть готовы к возможным ходам, потому что если вы упускаете возможный ход, то вы его теряете. Иногда вам приходится принимать стратегическое решение, выбирая лучший из двух или более возможных ходов. Вам нужно внимательно сдавать карты и проходить (тройками) оставшуюся колоду, пока вы либо выигрываете, либо оказываетесь в тупике без возможности дальнейших ходов. Физический мир вокруг вас может отвлекать вас от игры, но вам не следует пропускать ходы. В сравнении с классической випассана-медитацией здесь добавляются физические движения, счет и принятие решений, так что это ближе к жизни.

Добиться адекватного внимания к игре и стремлению победить (при поддержании внимательности) – богатое опытом задание, хотя и не такое сложное, как обычное социальное взаимодействие. Наблюдение имеющих место умственных и эмоциональных феноменов, применимое ко многим областям жизни, здесь вполне возможно, что я покажу, описывая типичный случай своей игры.

Я внимателен, сидя за столом, видя комнату, слушая шуршание карт, которые я тасую, ощущая координацию движений, нужную, чтобы тасовать карты. Я должен отсчитать первые семь карт, чтобы образовать игровое поле. Это создает некоторую инерцию и собственный ритм; удастся ли мне остаться внимательным, или я до такой степени вовлекусь в отсчет, что потеряю восприятие непосредственных чувственных ощущений? Проявляется нетерпение, стремление установить поле, принуждающее меня действовать быстрее. Могу я оставаться внимательным и продолжать играть без ускорения? Или начну сдавать быстрее, стараясь по-прежнему оставаться при этом внимательным? Могу ли я намеренно сдавать медленнее, чтобы увеличить свое нетерпение и сделать его более заметным для себя? Могу ли помнить о сознавании качества тактильных ощущений от каждой карты, когда я ее кладу, будучи внимательным к тому факту, что я сознаю эти тактильные качества, что я направляю свое внимание к большей внимательности?

Я кончил раскладывать карты и вижу, что у меня нет тузов, с которых я мог бы начать, и открыты только черные карты, так что нет возможности действовать. Появляется вспышка разочарования! Могу ли я оставаться внимательным к этой эмоции, точно прочувствовать ее вкус? Я начинаю просматривать остальную колоду, и тут начинают появляться красные карты, которые могут покрыть черные карты на табло. Я начинаю волноваться, внимательность ускользает по мере того, как мое внимание вовлекается в приятное чувство, связанное с тем, что я имею возможность выиграть эту игру. Прикосновение к картам, их шуршание, когда я выкладываю их, и периферическое поле зрения начинают сужаться и теряться. О, оставайся внимательным к этим чувствам! Немного внимания, и вот я опять чувствую карты в своих руках, слышу их шуршание, вижу стол, за которым сижу, и при этом все еще чувствую возбуждение по поводу возможного выигрыша партии, вижу, как это возбуждение привлекает меня, остаюсь внимательным к тому, что сильно переживаю все это.

Но после первой удачи ничего больше не появляется. Мысли говорят мне, что я попаду в тупик и потеряю этот кон. Мое внимание начинает вовлекаться в чувство разочарования, но я отмечаю это чувство и ухитряюсь поддерживать внимательность. Чувство разочарования связано с желанием спешить, быть менее внимательным, покончить с этим, раз уж я все равно проигрываю. Я снова теряю на минуту внимательность и возвращаюсь как раз вовремя, чтобы заметить, что ход игры снова меня волнует. Я начинаю выигрывать! Я снова теряю внимательность на полминуты, мое внимание привлечено (или притянуто) мыслью о победе, затем я ухитряюсь снова вернуть внимательность. Я вспоминаю: не говорит ли буддизм о том, что чувства преходящи? Каждое кажется вечным, когда я теряю внимательность и вовлекаюсь в него, и все же я вижу, что они приходят и уходят как ветер, по мере того как меняется ситуация карточной игры.

Если вы действительно достаточно внимательны, чтобы видеть эту быструю игру эмоций, это может быть очень волнующим!

Эта ситуация пасьянса похожа на взаимоотношения людей. Мы вовлечены в «игры» – человеческие взаимодействия по определенным правилам. Первоначальный «расклад» карт радует или огорчает нас, наше настроение поднимается и падает по мере того, как изменяется ситуация, как внимательность и поглощенность приходят и уходят. Однако эмоциональные ставки, как правило, выше, когда мы играем с другим человеком, а не в искусственной ситуации с колодой карт.

Более сложная форма этого упражнения предполагает карточную игру для двоих, чтобы включить компонент взаимодействия.

Полезное упражнение для развития внимательности во время межличностных взаимоотношений можно взять из гештальттерапии; это упражнение под названием «континуум сознавания», предлагается здесь с некоторыми изменениями, чтобы помочь обоим партнерам быть более внимательными.

Участникам группы предлагается выбрать партнера, желательно не слишком близко знакомого. Работать с друзьями или возлюбленными гораздо труднее, потому что между ними существует негласный договор о поддержании отношений в определенных рамках.

Партнеры садятся напротив друг друга, чтобы иметь возможность видеть лицо и тело друг друга. Подходит традиционная медитативная поза (возможны и менее формальные позы). Партнеры решают, кто первым возьмет на себя роль говорящего; второй при этом будет нейтральным свидетелем.

По сигналу ведущего говорящий начинает непрерывно рассказывать, что он сознает в настоящий момент. Речь идет именно о непосредственных переживаниях, а не о каких-то ассоциациях или анализировании. Например, когда я печатаю, я сознаю прикосновение пальцев к кнопкам, переживаю фрустрацию по поводу того, что описание происходит медленнее, чем разворачиваются переживания, так что я не могу описать весь мой опыт, ощущаю, что мои пальцы несколько опухают, чувствую напряжение в пояснице, мелькает аналитическая мысль, что мне следовало бы расширить объем опыта, мысль о том, что может подумать обо мне и моем занятии человек, сидящий напротив меня, я вспоминаю страх, который возникает у меня при этом упражнении оттого, что у меня может появиться социально неприемлемая мысль о партнере, которому я описываю свой текущий опыт вроде сексуальной мысли, и так далее. Заметьте, что в конце я был на границе между переживаниями «здесь и теперь» и сползанием в воспоминания или анализирование.

Самая трудная форма этого упражнения – договориться о непрерывном сообщении обо всех текущих переживаниях, поскольку у нас действительно есть социальные табу, которые невозможно полностью убрать просто посредством инструкции говорить обо всем. Поэтому, вводя это упражнение, я обычно дополняю его указанием, что если говорящий испытывает переживание, сообщать о котором он считает излишним, он просто говорит об осуществлении цензуры и переходит к следующему переживанию. Например: «Я чувствую напряжение в ногах, теперь умалчиваю, теперь я чувствую смущение по поводу своего умалчивания, я чувствую, что мое лицо краснеет, я смущен по поводу своего смущения, у меня чешется нога», и т.д.

Роль говорящего действительно трудна, потому что мы пытаемся практиковать внимательность в условиях межличностного взаимодействия. Однако это напряжение может быть использовано для углубления внимательности. Роль слушателя, или нейтрального свидетеля, также трудна. Ему следует оставаться присутствующим, внимательно слушать говорящего, наблюдать за ним и не давать никакой обратной связи. То есть ему не следует кивать, улыбаться, проявлять знаки симпатии или говорить что бы то ни было. Слушающий должен сидеть совершенно спокойно, глядя на говорящего и слушая его. Большинству людей нужно учиться этому искусству. Тогда они обнаружат, что научились слушать более внимательно, и, кроме того, множество внутренних реакций может привести к важным прозрениям. Слушающий может, например, обнаружить, что некая значительная сила заставляет его согласно кивать, и, будучи внимателен к тому, как это чувствуется, он может обнаружить важные аспекты своей обусловленности. Обычно я предлагаю каждому из партнеров говорить таким образом в течение пяти минут, затем поменяться ролями. После этого может быть полезным обсуждение упражнения в группе.

Как буддизм, так и работа Гурджиева располагают мощными и разработанными методами развития внимательности. Я не предлагаю заменить одно другими, но полагаю, что каждый из этих методов может выиграть от экспериментального включения элементов другого. Здесь я подчеркивал, что гурджиевские методы работы над внимательностью, практикуемые в ситуации, близкой к повседневной жизни, могут быть полезны для распространения на повседневную жизнь опыта внимательности, приобретаемого в буддийских ретритах.

Я подчеркиваю, что это эксперимент, причем длительный. Прямое заимствование может быть, а может и не быть полезным; некоторые методы требуют модификации и приспособления. Я предложил ряд общих принципов и описал конкретные упражнения, которые использовал при обучении экспериментальным формам гурджиевской работы (см. Tart, 1986). Я надеюсь получить от практиков, которые попытаются продолжать эту работу, отзыв о том, насколько они нашли ее полезной.

Dhiravamsa (1975). The way of non-attachment: The practice of insight meditation. Wellingborough, Northamptonshire: Turnstone.

Goldstein, J. (1987). The experience of insight: A simple and direct guide to Buddhist meditation. Boston: Shambhala Publications.

Goldstein, J., amp; Kornfield, J. (1987). Seeking the heart of wisdom: The path of insight meditation. Boston: Shambhala Publications.

Kornfield, J., amp; Breiter, P. (eds.). (1985). A still forest pool: The insight meditation of Achaan Chah. Wheaton, Ill.: Theosophical.

Nicoll, M. (1984). Psychological commentaries on the teachings of Gurdjieff and Ouspensky. Boston: Shambhala Publications.

Ouspensky, P.D. (1977). In search of the miraculous: fragments of an unknown teaching. New York: Harcourt Brace Jovanovich.

Peters, F. (1964). Boyhood with Gurdjieff. New York: Dutton.

Sole-Lens, A. (1986). Tranquility and insight: An introduction to the oldest form of Buddhist meditation. Boston: Shambhala Publications.

Speeth, K. (1976). The Gurdjieff work. Berkeley, Calif,: And/Or Press.

Tart, С.Т. (1986). Waking up: Overcoming the obstacles to human potential. Boston: Shambhala Publications.

Walker, K. (1974). A study of Gurdjieffs teaching. New York: Samuel Weiser.