"Маленькая страна" - читать интересную книгу автора (де Линт Чарльз)

Вздорная музыкантша

Больше всего на свете Джейни обожала две вещи: музыку и книги, причем не обязательно в таком порядке.

Ее кумиром среди музыкантов был ныне покойный Билли Пигг из северо-восточной Англии, игравший на нортумбрийской волынке. Вдохновленная его творчеством, Джейни тоже решила выбрать эту волынку в качестве своего основного инструмента.

Как писателя девушка боготворила Уильяма Данторна, и не только потому, что он дружил с ее дедом, хотя старую коричневатую фотографию с их изображением она бережно хранила в пластиковом футляре, который носила в чехле своей скрипки. Снимок сделали перед самым началом Второй мировой войны в их родном Маусхоле, название которого местные жители произносили как «Маузел»: два долговязых корнуэльских парня стоят возле трактира «Корабельный двор», с матерчатыми кепками в руках и застенчивыми улыбками на лицах.

Из-под пера Данторна вышли три книги, но до того дня, когда Джейни, убираясь на Дедушкином чердаке, перетрясла содержимое находившихся там ящиков и сундуков, она знала лишь о двух. Третья книга оказалась тайной и существовала в единственном экземпляре.

Лучшей работой Данторна считался роман «Заколдованный народец», вызывавший у читателей такие же теплые воспоминания, как «Винни-Пух», «Ветер в ивах» и прочая классика детской литературы. В нем рассказывалось о заколдованном племени Маленьких Человечков: в Средние века одна взбалмошная ведьма уменьшила обитателей некой страны до размеров мышей, а потом умерла, так и не успев снять с них наложенное заклятие. Согласно Данторну, в течение столетий Маленькие Человечки благополучно соседствовали с обычными людьми, хоронясь от их глаз, и так дожили до наших дней. «Заколдованный народец» переиздавался множество раз, но Джейни по-прежнему оставалась поклонницей первого издания, сопровождавшегося замечательными рисунками Эрнста Шепарда.[2]

Другим романом была «Утраченная музыка», опубликованная спустя два года после выхода первой. Несмотря на то, что она так и не сумела повторить успех «Заколдованного народца» (вне всякого сомнения, из-за своего меньшего сходства со сказкой и большей сосредоточенности на серьезных темах), изложенная в ней идея о том, что музыка является ключом к затерянным мирам и потаенным мыслям, сразу выделила книгу из общей массы произведений подобного рода. «Утраченная музыка» также до сих пор печаталась, хотя лишь немногие дети, заглядывая под свою рождественскую елку, обнаруживали там ее издание, иллюстрированное каким-нибудь заурядным художником.

Джейни нередко сокрушалась по этому поводу, поскольку долгое время «Утраченная музыка» была ее любимой книгой. Именно благодаря ей девушка увлеклась стариной и обратилась к первоисточникам, углубившись в изучение сказок, мифов и песен, между которыми, как выяснилось, существовала неразрывная связь. Это было замечательное открытие – одно из тех, что определяют судьбу.

Не проявив интереса к писательству, девушка вдруг почувствовала тягу к народной музыке. Овладев игрой на скрипке, она пускалась в долгие странствия по страницам песенных сборников, найденных в книжных лавках, и мелодии оставляли след в ее душе, словно сок диких ягод на юбке, когда Джейн бегала к утесу через поле. Старые мотивы, старые названия, старые истории. Так Уильям Данторн невольно определил судьбу Джейни – вывод, который заставил Дедушку рассмеяться, когда однажды она заявила об этом в его присутствии.

– Вряд ли Билли пришел бы в восторг, моя ласточка, – сказал он ей, – узнав, что, начитавшись его романов, славная корнуэльская девчушка принялась зарабатывать себе на хлеб насущный исполнением ирландской музыки… Не говоря уже о том, что она мотается по свету в компании скрипки да волынки.

– Но ведь тебе нравится моя музыка.

Дедушка кивнул:

– И не сомневаюсь, что и Билла она тронула бы не меньше. Он корпел над книгами при свете фонаря ночи напролет. Он был одержим своим делом, понимаешь? А значит, смог бы по достоинству оценить это качество и в тебе. Билл не мыслил себя без пера, но направлять его хотел только на то, что его действительно волновало, а торговцы требовали все новых и новых сказок. К тому времени у него в голове успели созреть кое-какие стоящие идеи, так что днем он возился с лодками, чтобы заработать на жизнь, а приходя домой, садился писать. Для себя. Он не стал бы создавать еще одну сказку о Маленьких Человечках, потому что не желал возвращаться к уже пережитой теме. Нипочем не желал!

– Но в «Утраченной музыке» тоже есть что-то от сказки.

– Конечно. Однако, по словам Билла, он не делал этого нарочно – просто в ходе работы какие-то детали появлялись сами собой. «Утраченная музыка» стала для него способом поделиться своей верой в то, что старые сказки и напевы – это всего лишь далекое эхо, долетающее до нас из других измерений… эхо чего-то, о чем все мы когда-то знали, но потом забыли. Билл был очень серьезен, объясняя мне это. Думаю, его умение выражать свои мысли так, чтобы они были поняты другими, являлось даром свыше. Скорее всего, он и Маленьких Человечков не считал плодом своего воображения.

– По-твоему, он и вправду допускал существование подобных вещей?

Дедушка пожал плечами:

– Я не могу ответить ни да, ни нет. Хороший парень и надежный друг, наш Билл всегда был немного не от мира сего. Иногда у него был такой вид, словно он только что увидел лесного эльфа, корчащего ему рожицы из-за дверного косяка, и тогда в течение какого-то времени он ничего не говорил – по крайней мере, ничего связного. Но при этом я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь нес околесицу так красноречиво, как Билл Данторн, не раз и не два ему удавалось убедить меня в ней…

Данторну также принадлежал ряд очерков, рассказов, путевых заметок и стихов, хотя из всего этого милости издателей удостоилась лишь пара рассказов, периодически перепечатываемых в детских сборниках: «Маленькие Человечки», первая версия «Заколдованного народца», и «Человек, который жил в книге» – восхитительное откровение о реальности, существующей внутри книги и готовой открыться тому, чье изображение там хранится. Джейни помнила, как ребенком она оставляла свои фотографии между страницами любимых произведений, в самых лучших их местах, и шла спать, надеясь проснуться в одном из неведомых волшебных царств.

– Ничто не мешает мне попытаться и сейчас, – пробормотала она себе под нос, смахивая пыль и паутину с сундука, задвинутого под свес чердачной крыши.

Джейни все еще не могла поверить в то, что Алан бросил ее в такой трудный момент – прямо накануне турне по Новой Англии и Калифорнии.

Нынешним летом отношения между ними складывались не лучшим образом, что лишний раз подтверждало справедливость старой поговорки: «Никогда не смешивай работу с удовольствием». Что ж, пожалуй. Но не так-то просто устоять перед классным парнем, который ко всему прочему еще и играет вместе с тобой. В этом есть довольно много преимуществ: тебе не приходится расставаться с любимым на время гастролей. Ну разве это не здорово? Долой одинокие ночи, когда все музыканты развлекаются, а ты должна куковать одна в гостиничном номере лишь потому, что почувствовала острую внутреннюю потребность побыть немного вдали от толпы и незнакомцев; не нужно напяливать на лицо парадную улыбку в то время, как тебе хочется просто укрыться где-нибудь со своим другом, ничего не делать и не изводить себя догадками о том, как зрители оценили твое выступление.

Но человеческие отношения имеют обыкновение разрушаться при отсутствии должного внимания к ним, и Джейни с Аланом не удалось стать исключением. К концу своего последнего турне по континенту они превратились в настоящих ворчунов, жаловавшихся уже не друг другу, а друг на друга. Дело касалось различной житейской ерунды, мелких обид и недоразумений. Тем не менее, вскоре все это начало сказываться на музыке, и вот однажды наступил момент горького прозрения: они больше не могли сыграть ни единой композиции без того, чтобы не устроить шумную ссору.

По мнению Алана, Джейни оказалась вздорной особой. Возможно, он был прав. Но она ни за что на свете не согласилась бы принести в жертву искусство и потому бурно протестовала против попыток Алана под предлогом импровизации увиливать от заучивания произведения или лупить по струнам гитары как по наковальне.

Имя Джейни все еще оставалось на афишах. Люди шли на ее концерты, и она считала себя обязанной оправдать потраченные ими деньги. Желающих смотреть на ее подвыпившего дружка не находилось, и никто даже даром не пошел бы слушать темы из репертуара «Погс»[3], как бы великолепно они ни звучали в его исполнении. И это стало самой больной мозолью Алана. Народ не интересовался им, Аланом МакДоналдом. Все стремились послушать его подругу.

– Ну и черт с ним! – объявила Джейни, вытаскивая сундук из-под свеса.

Возглас девушки гулко раскатился по чердаку, и она невольно закусила губу: что сказал бы Дедушка, обнаружив ее тут сидящей на полу и разговаривающей с самой собой? Впрочем, в доме она была одна. Дед уехал в Пол пропустить с приятелями несколько пинт в «Королевской рати». Наверное, ей тоже следовало быть там. Вне всякого сомнения, туда бы заглянул старый Чоки Фишер с одним из своих инструментов, и они смогли бы вместе сыграть. А потом Джим Рэфферти достал бы из кармана куртки свой вистл[4] и спросил: «Вы ведь знаете, что это такое, да?» – прежде чем осчастливить присутствующих новой версией «Джонни Коупа».[5]

Впрочем, Джейни прекрасно понимала, что сегодня ей не найти утешения в музыке. Турне висело на волоске, а ей не с кем было выступать. Она дала объявление в пару газет, но для прослушивания претендентов пришлось бы возвращаться в лондонскую квартиру. И мало шансов, что туда вообще кто-нибудь позвонит. Разве только какой-нибудь чудак, едва овладевший игрой на первых трех струнах, которого требовалось научить обращаться с остальными, прежде чем приступать к работе над конкретной композицией. Так или иначе, все, кто что-то собой представлял, сейчас были недоступны. Ну, если только не уговорить Алана провести с ней хотя бы эти гастроли.

Но нет, спасибо.

Джейни распахнула деревянный сундук и чихнула – внутри уже успела поселиться плесень. В сундуке, сложенные пачками, лежали старые журналы. Она взяла один из них, принялась листать его и чуть не подпрыгнула, увидев знакомое имя. «День Тома Бокока в Маусхоле» Уильяма Данторна. Статья посвящалась празднику, отмечаемому в Маусхоле двадцать третьего декабря[6], – в этот день рыбаки готовят пирог, в котором рыбины запекаются целиком так, чтобы их головы выглядывали наружу через корочку.

Джейни просмотрела еще несколько журналов: все они содержали очерки Данторна. Большинство из них были ей знакомы (Дедушка бережно хранил все, вышедшее из-под пера его друга), но обнаружилась и пара неизвестных работ, и к их печатным версиям прилагались рукописные.

Что ж, неплохая находка, не правда ли? Вот бы здесь оказался незаконченный роман! А еще лучше законченный, которому просто не терпится быть прочитанным…

Джейни затаила дыхание, когда ее руки нащупали что-то на дне сундука, и через секунду вытащила оттуда книжку в кожаном переплете.

«Сердечко, не бейся так сильно!» – взмолилась она.

Рукавом джемпера Джейни стерла плесень, покрывавшую обложку, и тисненые буквы заглавия заставили ее пульс застучать с удвоенной силой.

«Маленькая страна». Роман Уильяма Данторна.

Дрожащими пальцами Джейни открыла книгу. Какая-то сложенная бумажка упала ей на колени, но девушка проигнорировала ее, сосредоточившись на пожелтевших страницах.

Это действительно был роман. Законченный роман Данторна, о котором Джейни даже не слышала.

Она пробежала глазами титульный лист – пробежала несколько раз, поскольку не сразу осознала смысл написанного: «Отпечатано в единственном экземпляре».

Единственный экземпляр.

Она держит в руках единственный экземпляр!

Но почему он здесь?

Джейни осторожно положила драгоценную находку на стопку журналов и рукописей и подобрала выскользнувший из него сложенный вдвое листок.

«Мой дорогой друг Том», – прочла она, развернув его.

Джейни посмотрела на подпись: Дедушке писал Данторн. Поморгав, она вернулась к началу текста.

«Вот книга, которую ты обещал мне хранить. Прочти ее, если хочешь, но помни: нельзя допустить, чтобы она покинула твой дом и увидела свет. Никогда! И существование самого романа, и суть изложенного в нем должны оставаться тайной.

Я знаю: иногда ты думаешь, что я сумасшедший, и – Бог свидетель – я дал тебе для этого достаточно оснований („неисправимый тип" – ты часто награждал меня подобной характеристикой), но я буду бесконечно благодарен тебе, если ты выполнишь мою последнюю просьбу.

Меня терзают дурные предчувствия насчет наступающего года (да, полоумного Билла Данторна вновь посетило знаменитое предвидение!), поэтому я спешу вручить свою книгу тебе, понимая, что рядом с тобой она будет в безопасности.

Удачи тебе, друг мой. Жаль, что мое время на исходе».

Джейни перечитала письмо и задержала взгляд на дате: Данторн написал его всего за два месяца до смерти.

Знаменитое предвидение?

Скрытое от людей произведение?

Девушка задумчиво сложила листок и сунула его обратно в книгу под обложку. Затем, устроившись на полу Дедушкиного пыльного чердака, она открыла роман на первой странице и уже через несколько строк забыла обо всех своих тревогах, попав в чарующий плен тайной книги Данторна.