"Она это может" - читать интересную книгу автора (Чейни Питер)

Глава V ЕЩЕ КОЕ-ЧТО ПРО ДЖУАНЕЛЛУ

Наверное, вы знаете, ребята, что у англичан есть пословицы и поговорки на все случаи жизни. Каждый раз, когда какому-то парню не хватает слов, чтобы высказать то, в чем он не особенно разбирается, он преподносит подходящую пословицу. К тому времени, когда до тебя доходит, о чем это он толкует, а это вовсе не так просто понять, этот англичанин либо успевает смыться, либо придумывает что-нибудь еще.

Вот почему англичане — такой великий народ. Если им нежелательно во что-нибудь вникать, то они от этого искусно увиливают. Вроде Джеймса Второго, который, когда ему сказали, что его последняя приятельница развлекалась с лордом верховным адмиралом, ответил, что не находит в этом ничего предосудительного, и тут же отослал лорда адмирала открывать новые земли в твердой уверенности, что он достанется на обед каким-нибудь каннибалам.

А этот нахал поехал, открыл новые земли, возвратился целехонек и доложил своему монарху: «И как вам это нр]авится, ваше величество?» После чего Джеймс Второй почувствовал, что ему слегка наскучили волнистые контуры данной дамочки, и он трижды от всего сердца поздравил нашего героя, начал направо и налево раздавать Титулы и отметил победу, увеличив налог на пиво.

Теперь вам ясно, почему у англичан такая огромная империя? Вы понимаете, что даже королям в те далекие времена туго приходилось с их ветреными приятельницами, и вот отсюда и пошла пословица «Любовь правит миром».

На самом же деле нам только кажется, что она творит чудеса. Те же самые ощущения можно получить гораздо безопаснее и дешевле — выпил пару стаканов рома на пустой желудок, и ты на седьмом небе.

Все эти великолепные мысли пришли мне в голову потому, что время приближалось к полуночи, а я стоял возле боковой двери «Квадратной бутылки» и раздумывал, придет ли ко мне эта крошка и расскажет ли, наконец, всю правду, или же она снова попробует обвести меня вокруг пальца и улизнет, прежде чем я успею что-нибудь сообразить.

Ночь прекрасна. Светит луна, весь сад в таинственных тенях и серебристых бликах. У меня такое поэтическое настроение, что даже тошнит при мысли, что я встречал в разных концах света столько красоток, а вот такую, как сестрица Варлея, увидел впервые. Просто королева среди красавиц. Провалиться мне на этом месте, если я вру.

Тот парень, который назвал полночь колдовским часом, определенно разбирался в людских сердцах. Только я бы придумал другое название, потому что именно в это время на всем земном шаре молодые люди с замиранием в груди ждут своих подружек, которые им назначили свидание, а сами в последний момент пудрят носы и подкрашивают губы, как будто бы их без этого не узнают. Вот как раз для этого времени англичане придумали массу всяких поговорок, вроде «Рим не в один деньстроился» или «Кашу маслом не испортишь», так как надо чем-то утешаться влюбленным, которые стойко мерзнут под ночным небом, ожидая своих красоток! И парни считают эти изречения как нечто само собой разумеющееся, хотя в качестве аксиомы можно принимать всего только две вещи: пиво и идею о том, что все люди, не посещающие местный трактир, — верные кандидаты в сумасшедший дом.

Мои глаза устремлены на брокхэмский луг. Трава изумрудного цвета под лунным светом, а по дорожке, идущей посредине, приближается Джуанелла. Я внутренне усмехаюсь, потому что мне ее приятно видеть. Всякому ясно, что она приоделась, чтобы убить меня наповал: на ней зеленый костюм и шелковая кремовая блузка, а на плечи накинуто короткое меховое манто. Вокруг горла поблескивает бриллиантовое ожерелье.

Джуанелла останавливается в паре шагов от меня и бросает долгий обжигающий взгляд, потом улыбается печально: жалкая попытка казаться храброй, если вы меня понимаете. Я даже чихаю: так сильно она надушилась.

— Послушай, Джуанелла, где ты раздобыла такие духи? Могу поспорить, что не в магазине.

— Парижские духи, Лемми. Они называются «Дерзость». Они хороши, верно?

— Тебе лучше знать. Значит, ты пришла обо всем рассказать мне. Я не был уверен, хватит ли у тебя ума, или нет.

— Послушай, Лемми, я ничего не буду утаивать, ты уж мне поверь. У меня нет других шансов. Даже если я заманю тебя в постель, тебя все равно не провести.

— Не волнуйся, моя дорогая, о постели не может быть и речи. Мы с тобой пойдем в гостиную… Я ведь не нахал, тебе бы давно пора в этом разобраться.

Мы с ней поднимаемся в гостиную на втором этаже. Я придвигаю для нее большое кресло и наливаю ей виски с содовой. Она кладет сумочку на стол. Это большая сумка из крокодиловой кожи, зеленого цвета, в тон костюму.

— А теперь, детка, выкладывай.. и больше не финти.

— Я и пришла к тебе рассказать правду, как есть. Ты удивишься сам.

Она сидит с задумчивым видом.

— Меня ничто не удивит, Джуанелла. Возможно, мне известно гораздо больше, чем ты предполагаешь, а то, что я не знаю, об этом нетрудно догадаться. Хочешь, я заговорю первым и докажу тебе, что знаю все?

Она широко раскрывает глаза.

— Но это невозможно, Лемми.

— Ах, Джуанелла, я всегда хорошо умел разгадывать чужие тайны, а с тобой это и вовсе просто, потому что ты не умеешь как следует лгать. Твои выдумки такие прозрачные, что они сразу же видны насквозь.

— Например?

— Ну, вся та брехня, которую ты мне рассказывала в Париже при нашей первой встрече. Ты не забыла? Ты мне тогда говорила, что у тебя было отчаянное положение и что Джимми Клив пожалел тебя и нашел тебе работу в Париже. Помнишь?

— Да, помню.

— Но ты мне не сказала, что Джимми Клив сам был в то время в Париже, ведь ты об этом знала. Верно?

— Что ты имеешь в виду, Лемми? Почему я должна была об этом знать? — Я вижу, как она мучительно хочет оттянуть время, как лихорадочно взвешивает мои слова. Скорее всего она хочет еще что-то насочинять.

Я продолжаю:

— Послушай, ты же все время работала на Клива. Почему же ты не хочешь все выложить на чистоту, Джуанелла? Имей в виду, я не осуждаю ни тебя, ни его. У вас у обоих имеются свои основания, и даже довольно веские.

Она отпивает из своего бокала. Я тоже поднимаю свой, но продолжаю следить за ней.

— Послушай, как мне удалось догадаться, я знаю не хуже тебя, что Джимми спит и видит, чтобы попасть в ФБР. Раньше он работал простым детективом в каком-то затрапезном частном агентстве в Нью-Йорке. Его переводят на время в иллинойское полицейское управление потому, что объявлен розыск Варлея. Что же он предпринимает?

Она смотрит на меня несколько странно и повторяет:

— Что же он предпринимает?

— Он хватается за такую возможность. Ему хочется произвести впечатление на Федеральное бюро. Поэтому он заявляет, что будто знаком с Варлеем. Что ему про него все известно. Они попадаются на эту удочку, и он думает, что теперь его дело в шляпе.

— А почему бы и нет, Лемми? Чего же тут плохого?

— Послушай, крошка, ты-то должна знать, что Джимми Клив в жизни своей не видел Варлея. Вот почему он ухватился за тебя. Ну, так это правда или нет?

Она молча рассматривает кончики своих пальцев.

— Вот как обстоят дела, — продолжаю я. — Джимми Клив не знает Варлея, но он знает другое: что Ларви Риллуотера упрятали в тюрьму и за что. Дело в том, что Ларви помог Варлею похитить какие-то документы. Мне очень жаль Ларви, так как я уверен, что он не знал, какие это были документы. Скорее всего предполагал, что это были акции или какие-нибудь облигации. Простофиля и не догадывался, ' что бумаги касались государственной военной тайны. Но как я полагаю, Джимми Клив это прекрасно понимает и делает отсюда один вывод: поскольку Ларви знал Варлея, значит, и ты, Джуанелла, должна его знать. Верно?

Она кивает головой. Вид у нее совсем убитый.

— Лемми, ты и правда, как ясновидец.

— Ладно. Пошли дальше. Значит, Джимми заявляет федеральным властям, что Варлей уже смотался из Штатов и отправился в Париж. Клив быстренько организует поездку к генералу и берет тебя с собой. Он берет тебя потому, что тебе предстоит опознать Варлея, когда они с ними встретятся. Но есть еще один момент, какой ты прекрасно знаешь. Верно?

Она пожимает плечами.

— Похоже, что ты знаешь ответы на все вопросы,

Лемми.

— Ну вот как я это себе представляю. Мне думается, что Варлей как-то проговорился Ларви, что у него в этих краях есть укромное местечко на континенте на тот случай, если его дела пойдут действительно плохо. Поехали вы в Париж, но там Варлеем даже не пахнет. Клив сообщает, что Варлей снова успел отдать концы, что он уже в Англии. И тут ты пускаешь в ход свою козырную карту. Ты заключаешь сделку с Джимми. Верно?

Она отвечает все тем же неестественным чужим голосом:

— Правильно, Лемми, я заключаю с ним сделку. А что мне оставалось делать?

Я пожимаю плечами.

— Возможно, я на твоем месте поступил бы точно так же. Наверное, ты рассуждала таким образом: Ларви получил пятнадцать лет тюрьмы. Такой большой срок. Его обвинили в хищении федеральных документов, что считается тягчайшим преступлением в военное время. Но до этого у Ларви не было судимостей и ты великолепно понимала, если бы тебе удалось доказать, что Ларви украл бумаги, не представляя, что он ворует, и считая их обыкновенными облигациями или акциями, то срок ему немедленно сократили бы лет до двух, не более. А тут был один парень, который, как ты считала, мог тебе помочь в этом деле, — Джимми Клив. Сделка заключалась в том, что ты поможешь ему разыскать Варлея, за это Клив добьется пересмотра дела Ларви после того, как Варлей окажется за решеткой. Ну, так прав я или нет?

— Да, Лемми, ты просто изумителен. Ты прав на все сто процентов.

Она допивает свой бокал. Я снова наполняю и ее, и свой. Ставя бутылку на стол, я смахиваю ее сумочку на пол. Она при этом раскрывается, и содержимое вываливается наружу. Я наклоняюсь и первым делом поднимаю пистолет 38 калибра системы Кольт. В нем десять патронов.

— Ну и дела. Может быть, ты не знаешь, что английская полиция косо смотрит на людей, которые таскают с собой заряженные пистолеты, если у них нет на то специального разрешения.

— Я подумала, что оружие мне может пригодиться. Понимаешь, как-то боязно ходить одной, зная, что где-то поблизости болтается Варлей.

Я засовываю пистолет обратно в сумочку на прежнее место.

— Есть такая примета, — говорю я, — женщина, носящая при себе оружие, всегда первая получает пулю. Особенно если учесть, что с твоей внешностью и духами, которые ты употребляешь, тебе не нужно никакого оружия, детка. Брось на любого молодчика жаркий взгляд, и он станет перед тобой на колени.

Она чопорно поджимает губки.

— Все тот же прежний Лемми, да? Большой насмешник. Вот почему я отношусь к тебе, как сестра.

— Возможно. Но после последней нашей встречи я начал думать иначе.

— Не знаю, Лемми, но что остается делать несчастной девушке. Понимаешь, я так привязалась к Ларви, что просто не знаю, как мне ему помочь. Если только…

— Если что?

— Понимаешь, когда я далеко от Ларви, то схожу по нему с ума. А когда он рядом, я схожу с ума по тебе. Что же мне делать?

— Не знаю, но все же ты дурочка.

— Почему ты так говоришь? — спрашивает она, заинтересованно поглядывая на меня.

— Скажи, отчего ты не хочешь пошевелить мозгами. Джимми Клив из тех людей, которые только думают о себе и добиваются того, чего хотят. Он мечтает только о переводе в ФБР и, чтобы это осуществить, он объегорит и тебя, и меня. Объегорит кого угодно. Он уже пытался проделать это со мной, — говорю я с усмешкой. У нее глаза буквально лезут на лоб.

— Как, он пробовал мудрить и с тобой?

— Джимми совсем не дурак, поверь мне, — говорю я. — Когда ты поможешь ему опознать Варлея, он турнет тебя, как миленькую. Как могло прийти тебе в голову, что Джимми будет беспокоиться о Ларви после того, как добьется своего? Могу поспорить, что это не так.

— Ну, приходится рисковать. Он дал мне слово, что в тот день, когда будет задержан Варлей, он свяжется с федеральными властями и добьется пересмотра дела Ларви. Он считает, что сумеет сделать так, что приговор будет уменьшен до двух лет, максимум до трех.

— Не сомневаюсь, что он наверняка обещал тебе сделать так, что его, Ларви, еще до этого выпустят на поруки. Конечно, он может попробовать, но одно дело пробовать, а другое — исполнять. Вот если бы это говорил я…

Она вкрадчиво вздыхает.

— Да, Лемми, если бы это был ты…

— Тогда все было бы иначе, верно, мое сокровище? Я служу там много лет. Я агент с хорошей репутацией. Не сомневаюсь, что если бы я взялся вызволить Ларви, то я бы добился этого. И ты об этом знаешь.

Она, однако, с сомнением говорит:

— Да, Лемми, раньше ты бы мог это сделать, но теперь…

— А что теперь?

— В Париже поговаривают, что ты здорово дал маху.

Я закуриваю, раздумывая.

— Да я сам тебе говорил об этом. А может, ты слышала об этом откуда-то еще? Скажем, не рассказывал ли тебе об этом Джимми Клив?

— Вроде бы так, — отвечает она со вздохом. — Но все-таки что же мне делать? Джимми сказал, что ты вряд ли сумеешь чем-нибудь помочь Ларви. Он говорил мне, что у тебя и без него целая куча неприятностей. Что тебе надо вылезти вон из кожи, чтобы реабилитировать себя, но что генерал хотел бы дать тебе такую возможность.

— Джуанелла, не будь ребенком. Послушай, неужели ты до сих пор не разобралась в Кливе? Я же тебе сотню раз говорил, что он действует только в собственных интересах. Ему наплевать на все и на вся, пока он не добьется своего. Во всяком случае, так оно было до последнего времени.

— Что ты имеешь в виду? Почему ты говоришь было?

— Я прекрасно понимал, что Клив должен быть где-то поблизости, так что после твоего ухода нашел его и имел с ним разговор.

Вообще он неплохой парень. Он сказал, что большинство моих догадок — о'кей. Мы договорились, как действовать дальше. Мы с ним отныне работаем только вместе. Никто не будет стремиться обставить один другого, понятно?

— Понятно, что же я должна делать?

— Не волнуйся. Возможно, что, когда ты что-нибудь узнаешь новенького, ты мне расскажешь. Не могу же я обо всем догадываться сам. А вдруг ты, Джуанелла, узнаешь какие-нибудь мелочи, которые могли бы мне здорово помочь? Ну, что ты скажешь?

Наступила тишина. Мы оба молчим. Я вижу, что она сильно задумалась.

Потом она произносит:

— Мне думается, что ты обо всем догадался сам и все узнал, Лемми. Ты всегда был парнем с головой. Ты всегда успевал везде.

— Иногда, возможно, но не всегда. Скажи мне, Джуанелла, как выглядит этот Варлей? Ведь ты должна была его много раз видеть вместе с Ларви. Ты должна мне дать его подробное описание. Ну, крошка, выкладывай.

— Ну-у… — тянет она с неуверенным видом. — Он такой…

Но я ее перебиваю.

— Послушай, Джуанелла, все-таки никак не могу понять, неужели ты настоящая подколодная змея? Законченная предательница? Неужели ты считаешь меня таким болваном, что я могу попасться на твою удочку? Вот ты сейчас должна описать мне внешность Варлея. Так чего же ты медлишь?

— Я просто думала. Мне нужно собраться с мыслями…

— Малютка, ты просто законченная лгунья. Тебе нет никакой необходимости так долго раздумывать, у тебя, слава Богу, голова всегда работала хорошо. Откуда вдруг такая задумчивость? Я могу тебе точно ответить: ты ни разу в жизни не видела Варлея.

От неожиданности она откидывается в кресло и судорожно вздыхает.

— Ну, что на это скажешь, мое сокровище?

Она ничего не отвечает, сидит молча и водит пальчиком по стакану виски.

— Ты же непроходимая дурочка, Джуанелла. Прежде всего я достаточно хорошо знаю Ларви, чтобы поверить, что если у него и были какие-то тайные дела с Варлеем, которые могли хотя бы отдаленно грозить ему тюрьмой… то одному человеку он ни за что бы не сказал об этом. Это тебе, Джуанелла.

Она как-то вся сразу сникла. Было видно, что я угодил в самую точку.

— Ларви был очень сообразительным парнем, — продолжаю я, — ну а потом он был самым крупным специалистом по несгораемым шкафам во всех Соединенных Штатах. Это знают все. А вот то, что он был привязан к тебе, как черт, было не столь широко известно. И Ларви никогда бы не допустил, чтобы ты видела Варлея или хоть в какой-то мере была замешана в это дело. Да ты сама это прекрасно знаешь.

— Да, Лемми, ты прав.

— Итак, — продолжаю я, — ты, что называется, «купила» Джимми Клива. Он воображал, что перехитрил тебя, но вместо этого ты просто обвела его вокруг пальца. Ты заверила его, что сможешь опознать Варлея. Может быть, ты почему-то решила, что Варлей должен приехать сюда. Конечно, Ларви мог мимоходом упомянуть имя Варлея, когда говорил об Англии. Или ты нашла какой-то его адрес и увидела в этом возможность, договорившись с Джимми, добиться сокращения срока тюремного заключения Ларви. И Джимми Клив поверил тебе, бедняга!

Она разводит руками, вновь повторяя, а что ей остается делать?

Я отбрасываю прочь окурок.

— Я полагаю, ты поступила так, посчитав, что это наилучший для тебя выход.

Она пожимает плечами.

— Не знаю. Я решила, что, если Клив поймает Варлея или человека, которого он примет за Варлея, мне придется так или иначе признаться. Но к тому времени он успеет что-то предпринять в отношении Ларви. Понимаешь, я надеялась, что вопреки всем разумным соображениям я сыграю свою роль.

— Ладно. Может быть, нам удастся что-нибудь придумать. Клив найдет другие способы установить личность Варлея. Возможно, ты ему нужна для подкрепления свидетельства, потому что, понимаешь ли, Джимми Клив — малый не промах. Он мне нравится… Послушай, возвращайся-ка ты назад в свой коттедж «Мейлиф» и веди себя там спокойно. Если Джимми Клив попросит тебя что-нибудь сделать, води этого человека за нос, как можно дольше, а когда мы покончим с этим делом, я обещаю тебе помочь насчет Ларви. А вдруг и правда нам удастся сократить ему срок, кто знает?

— Лемми, ты всегда оставался замечательным парнем. Я всегда за тебя горой.

Она подбежала ко мне, обвила мне руками шею и начала целовать, как будто это был ее драгоценный муженек. Я начал чувствовать, что на таком близком расстоянии моя решимость быть скромным слабеет. И я усаживаю Джуанеллу обратно в кресло.

— Послушай, милочка, передохни немного. Ты слишком темпераментна… вот что я скажу. Пройдись не спеша обратно к себе в коттедж, выкури сигаретку и подумай над моими словами. А когда сделаешь надлежащие выводы, возвращайся сюда, но больше не крут».

— Все ясно, Лемми, только какие выводы я должна сделать?

— Скорее всего ты поймешь, — подмигиваю я ей, — что мистер Кошен вовсе не такой уж простачок, каким он кажется. Так или иначе, но теперь нам необходимо как следует подумать. А теперь заканчивай свое виски и сматывайся отсюда.

Она тяжело вздыхает, поднимается и говорит:

— Мне всегда непросто приходится. Вся беда в том, что я разрываюсь на части. Если бы я не была привязана к Ларви, все было бы нормально, но моя тяга к тебе сильно усложняет жизнь. Возможно, ты прав, что все дело в моем темпераменте. Ну что ж, я пошла, Лемми.

Она спускается с лестницы. Я провожаю ее и открываю боковую дверь. Она бросает «а меня печальный взгляд через плечо и прощается:

— Пока, Лемми!

Я смотрю, как она идет к Брокхэмской лужайке. Запах ее духов еще полностью не исчез.

Странное название духов — «Дерзость».

Вы меня понимаете?

Я стою на пороге и провожаю ее взглядом. Я ничего не могу сказать этой крошке. Возможно, Джуанелла Для вас, ребята, и не является загадкой и вам доводилось уже встречаться с подобными людьми. А если нет, то вы вряд ли поймете, что дамочки ее типа всегда вносят смуту в сердца мужчин. Да и у них самих постоянно бывают переживания из-за мужчин. Вам ясна моя мысль?

Мне кажется, ее слова о Ларви — святая истина. Только потому, что его упекли надежно за решетку в Алькатраце, сейчас он для Джуанеллы дороже всех на белом свете. Она решится на любое безумство, лишь бы вызволить его из этой беды. А когда ей это удастся, она даже не плюнет в его сторону. Вот какова она, эта красотка.

И ома в то же время весьма хитрая, увертливая и сообразительная. Некоторые люди живут так, что их правая рука не знает, что делает левая. Но эта малютка всегда упорно идет к своей цели. Ее единственная ошибка заключается в том, что иной раз она переоценивает свои силы и потому рискует идти на двойной обман, не считаясь с последствиями.

У нее хватило ума, например, рассказать мне некоторые вещи так, что все, сказанное ею, зазвучало правдоподобно. Я догадываюсь, что со мной она всегда прибегала к такому приему. Кое-что она мне выложила, но кое-что, как здесь говорят, припрятала на черный день, хотя чего ради думать о черном дне, который неизвестно когда наступит и наступит ли вообще когда-нибудь.

Кажется, ребята, я вам уже говорил, что эти дамочки очень привлекательны, сообразительны и догадливы. Припоминаю одну хорошенькую блондинку, с которой я повстречался в Саратоге. Эта малютка была воплощением мечты всякого парня. У лее было все, что человек, облаченный в брюки, ищет с детства. Она была настолько привлекательна, что, ей-Богу, из предосторожности надо было надевать очки, чтобы не натворить глупостей.

Так вот, однажды прихожу я к этой крошке. Она отворяет дверь и стоит на пороге, показывая мне свои жемчужные зубки. Обнимаю ее с такой силой, что, когда наши губы разъединились, раздался такой звук, как-будто лопнул дедовский кожаный диван.

Вдруг она отступает в сторону и заявляет мне:

— Одну минуточку, Лемми. Я вижу у тебя на пиджаке светлый короткий волос. Эта твоя леди носит короткую стрижку?

— Мое сердечко, — отвечаю я ей, — у меня нет никого, кроме тебя. Я бы ни за что не согласился поцеловать любую другую женщину на свете.

— Правда? Даже мою сестру, с которой мы близнецы и похожи как две капли воды?

— Ну уж, если она совершенно такая же, как ты сама, то по этой причине я бы еще мог поцеловать ее, если бы когда-нибудь с ней повстречался.

— Ага, так вот она-то и носит короткую стрижку, а ты сам только что признался, что если повстречаешься с ней, то обязательно станешь целоваться с ней. Это не честно. Ты мне изменяешь, Лемми!

После этого она хлопает меня по макушке щипцами для льда, которые держит в руках, готовя коктейль. А когда я прихожу в себя, она мочит мне голову ароматным уксусом и собственными слезами. Она просит прощение за свою невыдержанность и заверяет меня, что я могу теперь целовать ее сестру, сколько мне влезет.

Тогда я говорю ей, что не стоит так переживать, потому что я все-таки действительно встретил случайно ее сестру на улице.

Тут она снова хлопает меня по голове так, что мне пришлось наложить целых четыре шва. Отсюда вы можете, ребята, сделать вывод, что логика — это не характерная черта женщин и что каждый раз, когда вы собираетесь откровенничать с дамочками, смотрите, нет ли поблизости каких щипцов. Ну, а второй совет в отношении двойняшек, особенно если они хорошенькие, — держите язык за зубами, особенно если спросят, есть ли, на ваш взгляд, между ними какая-нибудь разница.

Пока я размышлял, Джуанелла скрылась за поворотом дороги. Прислонившись к дверному косяку, я гляжу на луну и думаю о всяких поэтических вещах. Но больше всего меня интересует, каков будет следующий ход в этой игре.

Насколько можно судить, я не могу сделать никаких опрометчивых шагов. Сейчас очередь Джимми Клива, и свой ход должен сделать он. Он постарается доложить о местонахождении Варлея. Сообщив о своей удаче штабу, он, может, соблаговолит известить и меня.

Я собирался подняться к себе по лестнице, когда внизу раздался пронзительный телефонный звонок. Я хватаю трубку.

Незнакомый голос спрашивает, попал ли он в «Квадратную бутылку». А после того, как я заверяю в этом, мне заявляют, что хотят поговорить с остановившимся здесь американским джентльменом.

— Да? Я как раз и есть тот американский джентльмен. Чем могу быть полезен?

После небольшой паузы меня спрашивают:

— Скажите, вас зовут мистер Кошен? — И когда я отвечаю утвердительно, то слышу: — Послушайте, вы меня не знаете, но, наверное, вам обо мне говорили. Меня зовут Сэмми Майнс. Я работаю в одном агентстве с Джимми Кливом. Может, он вам 'рассказывал обо мне? Ну, так вот, я здесь тоже кое-что делаю для него и ФБР. Вы знаете, по какому делу. Я здесь нахожусь уже более трех месяцев.

— Вот как? Все это очень интересно. Ну так что?

— Я считаю, — говорит Майнс, — что нам с вами нужно бы немного поговорить вдвоем в спокойной и тихой обстановке и без посторонних свидетелей.

— Что-то я не больно хорошо вас понимаю. Почему без свидетелей?

— Если вы хотите знать, , то я имел в виду Клива. Может быть, вы не догадываетесь, но вас обманывают все время.

— Я это великолепно знаю. Значит, вы хотите со мной поговорить. Это — срочное дело?

— Я бы сказал весьма. Еще один момент. Было бы очень скверно, если бы нас увидели вместе, но хочу с вами обязательно повидаться, и как можно быстрее.

— О'кей. Где вы находитесь?

— Сейчас в Леатерхеде, но у меня есть машина, так что я могу подъехать практически в любое время.

— О'кей, Сэмми, я скажу, что вам делать. Поезжайте в город на Джермин-стрит, дом 177а. Мои комнаты на втором этаже. Попросите ночного консьержа впустить вас в мою квартиру и там найдете что выпить. Я подъеду туда примерно через час.

— О'кей, мистер Кошен. До скорой встречи. Я сразу же выезжаю.

Осторожно вешаю на место трубку и замираю на миг, проверяя, не потревожил ли кого-нибудь из обитателей гостиницы телефонный звонок. Но вокруг царит полнейшая тишина.

Стоя в темноте и куря сигарету, я размышляю, что это мне даст. Интересно, о чем хочет поговорить со мной этот парень. Возможно, я частично догадываюсь. Речь, видимо, пойдет о Джимми Кливе. Так как он задумал захватить себе все лавры, обойдя меня, то не захотел ли он проделать то же самое и в отношении Майнса? Ну, а тому это пришлось явно не по вкусу, и вот он задумал свой контрмарш. Теперь вы видите, ребята, что в моем деле полезно не быть слишком эгоистичным.

Я поднимаюсь наверх, выпиваю немного виски, наполняю портсигар и беру свою шляпу. Потом спускаюсь вниз, осторожно прикрываю за собой дверь гостиницы и иду к сараю, где стоит моя машина. У меня предчувствие, что что-то должно произойти.

Может быть, этот парень Майнс расскажет что-то толковое.

Я завожу машину и, объехав вокруг лужайки, выбираюсь на главное шоссе. Это была замечательная ночь. Я ехал и раздумывал о той птицеводческой ферме, которую мне бы хотелось завести в будущем.

Дорога была ровной и гладкой, на полпути ее раскинулся каменный мост через узенькую речку. Я снизил скорость, переезжая через мост, и как раз в этот момент, когда я перебирался на ту сторону, что-то с громким стуком ударилось о никелированную окантовку ветрового стекла. Удар был так силен, что я услышал только грохот и свист. Потом что-то упало к моим ногам.

Я остановился у обочины и при помощи зажигалки осмотрел машину. Мои предположения оправдались. Под Аогами у меня валялась пуля, вроде бы выпущенная из револьвера 38 калибра.

Мне невольно вспомнился кольт, лежавший в сумочке Джуанеллы.

Я выбежал из машины и, прячась в тени деревьев, прокрался вдоль зеленой изгороди. Кругом ни души. Меня эта история несколько вывела из себя, потому что я не из тех парней, которым нравится, когда в них стреляют. Понимаете, это как-то не соответствует моим желаниям.

Через некоторое время я возвращаюсь к машине, сажусь за руль и еду дальше. Интересно, думаю я, кто же это стрелял? Допустим, что крошка Джуанелла набила мне голову всякой белибердой. Все рассказанное ею было вымыслом чистой воды, и вот теперь она перепугалась, что я пойду и устрою ей веселую жизнь.

Что ж, может, ей показалось, что будет проще убрать меня вообще. И если это была Джуанелла, то, значит, она болталась за гущей этих деревьев. Ей пришлось идти пешком, потому что у Джуанеллы, насколько я знаю, нет машины. И тут мне в голову приходит блестящая мысль. Я нажимаю на акселератор, пока стрелка не останавливается на 100 км, и, минуя Доркин, сворачиваю на боковую дорогу. Вот и Южный Холмвуд. Подъехав к церкви, начинаю разыскивать коттедж «Мейлиф».

Домиков сравнительно немного, и очень скоро я нахожу этот беленький коттедж. Он с левой стороны, на полпути к холму.

Отворяю калитку, прохожу по тропинке и стучу в дверь. Никакой реакции. Жду две-три минуты, потом обхожу кругом. Вот кухонное окно. Открываю его без всякого труда и влезаю внутрь. Закрыв за собой ставни, зажигаю зажигалку и разыскиваю выключатель. На одну минуту включаю свет.

Из кухни я попадаю в узенький коридор, из которого двери ведут направо и налево. Справа оказалось нечто вроде гостиной, а слева — спальня. Кроме того, в доме была еще ванная комната.

Вхожу в спальню, задергиваю занавеску и включаю свет. Это спальня Джуанеллы, можно не сомневаться.

Тут тот же запах ее духов под названием «Дерзость». Да, малютка подобрала себе духи по душе.

Вот уж кого воистину можно назвать дерзкой девчонкой.

Осматриваю спальню, выдвигаю ящики комода. Они забиты всякими трусиками, бюстгальтерами, комбинашками… Я всегда думал, что у Джуанеллы хорошее белье. Я все просматриваю, сам не зная, что я хочу найти. Но ничего такого, заслуживающего внимания, нет. Выключаю свет и перехожу в гостиную. В углу стоит маленький письменный стол.

Наверху пара счетов и чеков из местных магазинов. Я срываю верхний листок с пресс-папье. Она имеет обыкновение подсовывать записки как раз под пресс-папье, будто никому не может прийти в голову туда заглянуть.

Я оказался совершенно прав. Обнаруживаю листок бумаги. Это конец письма, написанного кем-то Джуанелле:

«И еще один момент: если Вы согласитесь сотрудничать со мной по известному Вам федеральному делу, то у Вас не будет никаких оснований для беспокойства.

Прошу Вас, поверьте мне.

Вы спрашивали, почему я так уверен, что сумею добиться для Ларви сокращения срока заключения. Что ж, Джуанелла, Вы имеете основание этим интересоваться, и я Вам отвечу. Когда Ларви похитил бумаги для Варлея, он даже не знал, что в них было. Варлей заверил его, что это обычные ценные бумаги, которые сам же Варлей положил в банк. Варлей объяснил, что они были поддельными и он опасался, что это будет раскрыто и его посадят в тюрьму. Поэтому Ларви считал, что вообще охотился за пустяком: пачкой поддельных акций. Ему и в голову не приходило, что это секретные военные документы.

Когда его схватили, он не выдал Варлея, поэтому обвинение против него оказалось весьма солидным. За шпионскую деятельность он получил пятнадцать лет тюрьмы.

Но я сумею доказать, что Ларви был просто введен в заблуждение. А так как до этого его ни разу не привлекали к уголовной ответственности, он отделается самое большее двумя годами.

Есть еще один момент. Когда мы схватим Варлея, я официально заявлю властям, что сумел сделать это только потому, что Вы мне оказали помощь. Вы — жена Ларви, не так ли, и они непременно учтут этот факт. А если после того, как им все станет известно, они не отпустят его на поруки, то считайте меня идиотом.

Поэтому поступайте так, как я говорю Вам: сидите себе тихо и не выдавайте себя. Когда потребуется опознать Варлея, я дам Вам об этом знать. Это все, чего я у Вас прошу.

С наилучшими пожеланиями, крошка.

Ваш Джимми Клив. P. S. Я свяжусь с Вами через один-два дня».

Я стою озадаченный посреди гостиной с этим листком в руках. Похоже, что я был прав. Джуанелла наговорила мне с три короба порядочной ерунды. Она охотно согласилась со мной, что не знает Варлея, что никогда его не видела. Но вот в письме черным по белому написано, что она знает его.

Клив утверждает, что она знает Варлея и в лицо и может опознать его. Это же невозможно сделать, если не видел человека.

Я подсовываю письмо обратно под пресс-папье, выключаю свет и вылезаю в окно. Возвращаюсь к машине, думаю о Джимми и Джуанелле.

Было почти без четверти два, когда я остановился перед своим домом на Джермин-стрит. Ночной портье предупреждает меня, что меня дожидается какой-то джентльмен.

Поднимаюсь к себе. В гостиной в большом кресле у камина сидит парень, курит папиросу и держит в руках стакан с виски.

— Доброе утро, — говорю я. — Рад с вами познакомиться, Сэмми.

Он поднимается с кресла.

— Я еще больше рад нашей встрече, мистер Кошен. Честно признаться я здорово беспокоился.

— Вот как? Садитесь, пожалуйста. Думаю, что у вас нет никаких оснований для беспокойства.

— Вы не знаете и половины дела, — говорит он, внимательно глядя на меня.

Я забрасываю шляпу на диван, иду к буфету и наливаю себе виски. Мне Майнс явно нравится. Он невысокий, но широкий в плечах. Худощавое насмешливое лицо. У него красивые глаза и каштановые волосы. Руки у него крупные, видимо, сильные. Возле глаз собрались веселые морщинки, а кончики губ чуточку подняты вверх, как будто он постоянно улыбается. Я думаю, что этого парня не так-то легко вывести из равновесия.

Я беру свой стакан и сажусь в кресло напротив Майнса.

— Знаете, Сэмми, — говорю я ему, — мне ни разу не приходилось заниматься таким странным делом. Большую часть времени я вынужден гоняться по замкнутому кругу. Я не люблю такого медленного развития событий. Никто ничего не делает, все только говорят, а истинное значение их слов от меня скрыто.

— Могу я себе еще налить? — спрашивает он.

— Конечно. Одна бутылка вон там на буфете, вторая внутри. Пейте, сколько угодно.

Налив себе еще виски, Майнс подходит к камину и останавливается возле него, глядя на меня сверху вниз.

— Мистер Кошен, — говорит он, — я много слышал о вас. Еще тогда, когда я был только начинающим детективом. Я считаю вас исключительным человеком.

Я ему подмигиваю добродушно.

— Это очень мило с вашей стороны, Сэмми. Возможно, вы считаете, что нынче я несколько поостыл?

— Послушайте, в такого рода делах самое важное — быть хорошим следователем. Но вы не всегда используете, на мой взгляд, благоприятные возможности. И даже больше. Весьма скверно, когда этих возможностей нет. Но когда еще приходится работать с парнями, которые вставляют тебе палки в колеса, тогда, будь ты хоть семи пядей во лбу, ничего хорошего не добиться.

— Кого и что вы имеете в виду?

— Джимми Клива. Вы же и сами, наверное, догадывались?

— Не отрицаю. Кое-какие мыслишки на этот счет у меня имеются. Но почему бы вам не начать с самого начала. Садитесь. В ногах правды нет. Закуривайте и рассказывайте. Как я полагаю, вы пожелали встретиться со мной не для того, чтобы обсудить прогноз погоды?

Он смеется. При этом он демонстрирует свои очень красивые крупные зубы.

Я думаю, что это один из самых симпатичных парней, которых мне удавалось видеть.

— О'кей, нам надо потолковать о трех персонах. Один из них — Варлей, тот тип, которого вы хотите сцапать. Поверьте мне, это не человек, а мерзкий аферист. Второй — Джимми Клив, а третья — красотка по имени Джуанелла. Симпатичное трио!

— Похоже, что вам они не особенно нравятся.

— Совершенно верно. Но мое отношение к ним троим неодинаково, хотя они-то сами весьма доброжелательно настроены один к другому.

— Что вы говорите, Сэмми? Даже так?

— Так. Да, это так. Судите сами. Я работал с Джимми Кливом в одном агентстве, где совсем недавно получил работу. В агентстве я находился очень мало, зато Джимми Клив там был крупной фигурой. Но, как мне кажется, у этого парня есть один крупный недостаток.

— Какой же, Сэмми?

— Он сильно зазнается. Он ни с кем и ни с чем не считается. Если ему нужно добиться своей цели, то он сметет всех, кто стоит у него на пути.

— Даже мистера Лемми Кошена? Он рассмеялся.

— Точно. Ему наплевать на остальных, когда дело касается его личных интересов. Но мне немножечко повезло. Я получил временную работу — так, ерунда. Задание было настолько пустяковым, что они поручили его мне. Ну, и я с этим справился. Это было мое первое успешное дело. Я почувствовал себя королем, когда меня во всеуслышание похвалили. Но при этом случилось нечто такое, чего я в то время даже не понял.

— И что же это было?

— Варлей, — отвечает он, — из-за этого дела я столкнулся с Варлеем. Даже познакомился с ним. Само дело касалось мелкой кражи. Повторяю, оно не стоило выеденного яйца, но тип, совершивший кражу — речь шла о ювелирных украшениях, — был втянут в это дело человеком, которому очень хотелось убрать его с дороги. Потому он запасся уликами, достаточными для того, чтобы упрятать его за решетку. Этим человеком был Варлей. Мне думается, что то же самое было уготовано и сейчас. Мы встретились с Варлеем. Я снял с него показания, касавшиеся того парня, которым я занимался. Но одно мне пришлось сделать: Варлей остался в тени. Он проходил по этому делу только в качестве свидетеля. Но это не играло особой роли, потому что против него ни у кого не было никаких обвинительных материалов. Обычный свидетель. Ясно?

— Да, ясно.

— Вот почему я был так нужен Кливу. Вот почему он поспешил выписать меня сюда. Вот почему я болтаюсь здесь в этой канадской форме.

— Ага, значит, это вы знаете Варлея? Так?

— Совершенно верно, я знаю Варлея, а Клив нет. Он в жизни своей ни разу не видел Варлея. Встреть он его завтра на улице, он спокойно пройдет мимо него. А что вам про него известно?

Я молчу. Теперь я начинаю кое-что различать. Многое, что раньше казалось необъяснимым, становится на свои места. Вроде бы мне теперь понятно, зачем Кливу понадобилась и Джуанелла.

— Похоже, что Джимми Клив — весьма напористый парень, — говорю я.

— Но это еще не все, — продолжает Майнс. — Когда началась война, иллинойской полиции пришлось мобилизовать несколько проверенных детективов из частных агентств в Нью-Йорке. Работников не хватало, а дел было выше головы. Среди этих ребят был и Джимми Клив. Он был вне себя от радости. Считал, что для него настало время больших свершений. По его мнению, от иллинойской полиции всего один шаг до ФБР. Стоит только как следует постараться.

— Ну, Сэмми, в этом деле ничего нет плохого. И мне думается, что, если он и дальше будет действовать так, как сейчас, то он своего добьется!

— Возможно, — задумчиво говорит Сэмми. — Но лично мне кажется, что этот парень уж слишком умничает… Он является в иллийнойское управление и что-то там делает. Потом что-то подворачивается еще. ФБР выходит на Варлея, ну и тут сразу же вспоминают о Кливе. Варлей одно время собирал информацию для врага, сначала для японцев, потом работал на немцев. Он изобрел таким образом великолепный способ делать деньги. Поэтому он поспешил сколотить вокруг себя целую организацию, небольшую, но весьма эффективную.

Варлей — малый не промах. Мошенники, как крупные, так и мелкие, большей частью даже не догадывались, чем он занимается на самом деле. Улавливаете? Но он платил щедро, и они лезли из кожи вон, чтобы ему угодить.

— Предвосхищаю ваши следующие слова. По всей вероятности, в его организации работал и наш общий знакомый Ларви Т. Риллуотер.

Он кивает головой.

— Так оно и есть. Дальше. Из какого-то банка пропадают очень важные документы. Их должны были переслать в штаб из Вашингтона. Бумаги касались планов военных действий после вторжения союзников. Одним словом, правительственные тайны. Ну и Варлею очень хотелось их заполучить. Он этого добивается, и эти бумаги до сих пор у него. Вот почему они так упорно разыскивают этого Варлея.

— Понятно, Сэмми. И эти бумаги стащил Ларви?

— Ну, да. Варлей сказал ему, будто это поддельные акции, хранящиеся в большом запечатанном конверте. Будто он их заложил в банк и теперь опасается разоблачения. Подходит срок выплаты платежа, и мошенничество будет обнаружено. Варлей знал, для Ларви такое задание — раз плюнуть. Ларви на все соглашается, выламывает несгораемый шкаф, добывает конверт и отдает его Варлею. Он глупец и не подозревает, что его ловко обвели вокруг пальца. 'Знай он правду об этих документах, он бы их пальцем не тронул.

— Ясно! А после исчезновения бумаг поднялся невероятный шум. Вмешалась ФБР. Варлей должен был бросить им кого-то на растерзание, и Ларви поплатился за все. Но все же, откуда ФБР узнало о Ларви? Сэмми стряхнул пепел с папиросы.

— У меня есть одно предположение. Это произошло через анонимное письмо. Скорее всего его написал сам Варлей, который рассудил, что, как только власти схватят человека, укравшего документы, они успокоятся и прекратят дальнейшие поиски.

— Все это понятно, Сэмми, — говорю я. — Но почему Варлей был так уверен, что Ларви не продаст его, когда узнает правду про эти документы? Почему он этого не сделал? Объясните мне. Вы мне сами говорили, что он не притронулся бы к этим бумагам, если бы знал, что они из себя представляют.

Он кивает головой.

— Мне кажется, это можно объяснить. Тут снова на сцену выступает Джимми Клив.

Я иду к буфету, достаю бутылку и вновь наполняю наши бокалы.

— Сэмми, это очень интересная история. Она меня буквально заинтриговала. Валяйте дальше.

— Охотно. Джимми Клив как раз и занимался этим делом. Ему поручили его после того, как Ларви умолчал про Варлея по соображениям, о которых я вам сейчас скажу. Но вы же сами понимаете, что в ФБР сидят не олухи. Они проверили, с кем встречался Ларви перед этой пропажей, и напали на след Варлея. Конечно, никаких особых улик против него не было. Он мог быть одним из десяти подобных.

Но вообще-то фигура Варлея была наиболее подозрительной. Во-первых, о нем почти ничего не было известно и он немедленно исчезает. Ясно? ФБР некоторое вре мя находится в растерянности… Но тут на сцену выходит Джимми Клив и заявляет, что он сумеет его отыскать.

Я отпиваю немного виски.

— Да, мне ясно. Но только как он мог такое утверждать, когда он ни разу не видел этого Варлея?

— Это просто, — отвечает Сэмми. — Понимаете, когда объявление о розыске было разослано по всем полицейским участкам, Джимми припомнил его имя. Припомнил потому, что я ему говорил о Варлее в связи с разбором того моего первого самостоятельного дела, о котором я вам уже рассказывал. Так что же он делает? Он связывается с ФБР под тем предлогом, что лично знает Варлея. Потом несется в Нью-Йорк, отыскивает меня и обещает мне любые блага, если я соглашусь с ним работать. Вплоть до работы в ФБР. Одним словом, рассказывает мне сказки и я попадаюсь на этот крючок, потому что в то время я еще верил Джимми Кливу.

— Ясно, парень. И он все это наговорил и наобещал потому, что ты знал Варлея. То есть он предоставил тебе возможность таскать для него каштаны из огня.

— Совершенно верно. Клив говорил мне, что нужно только вести себя по-умному, помалкивать в тряпочку, собрать как можно больше сведений о Варлее и передать их ему, и о моей судьбе он позаботится. Ну, чтобы я только согласился. Я выяснил, что Варлей работает на созданной им фирме в Нью-Йорке вместе с некой Марселиной.

Фирма эта была просто для вывески. Потом я узнал, что у них все готово для переезда во Францию. Но это еще не все. Я выяснил также, что у Варлея долгое время был собственный коттедж около Северного Холмвуда, в Англии. Даже ребенку ясно, что это было его убежище на тот случай, если во Франции ему станет слишком жарко.

— Ну, и ты все это выложил Джимми?

— Да, и после того он предпринял все возможное, чтобы убрать меня с дороги. Уж не знаю, что он там наговорил, но только меня направили сюда в Англию. А сам он устроился так, чтобы вся слава досталась ему. Одним словом, он сделал из меня такого дурачка, что мне самому на себя смотреть противно!

— Обожди немного, Сэмми, — успокаиваю я его, — это дело еще не кончено. И пока еще Джимми Клив ничего плохого тебе не сделал. Теперь, когда мы с тобой поговорили, нам известно столько же, сколько и ему самому. Было бы смешно, если бы нам не удалось его обставить, как ты считаешь?

— Это было бы замечательно! Я бы не пожалел двухмесячной зарплаты, лишь бы утереть ему нос. В глубине души мне кажется, что я его не слишком уважаю. А все потому, что он обманывал нас при первой возможности.

— Ну, и это все? Ты облегчил себе душу?

— Нет, у меня еще есть две вещи, о которых вы должны услышать. Когда я был еще таким простаком, что тут же выкладывал ему все, что мне удавалось узнать, я ему посоветовал заняться Джуанеллой. Помните эту крошку? Она действительно привязана к своему муженьку.

Я сказал Джимми, что если он добьется для Джуанеллы свидания с Ларви в тюрьме и если она скажет ему, что видела Варлея, который просит его держать язык за зубами в отношении той роли, которую Варлей играл в данном деле, то ей удастся узнать, где находится Варлей и где спрятаны эти документы. Ну, когда документы будут найдены, Клив сможет взять Лаври на поруки. Ясно?

— Теперь все ясно. Конечно, Ларви ни за что не проговорится, знаешь, это была умная мысль.

— Очень даже умная, только я-то от этого ничего не выиграл. Вот что обидно!

— Значит, вот для чего он устроил поездку Джуанеллы во Францию и вот почему она здесь сейчас?

— Я вижу, что теперь и вы поняли, каковы его планы!

— Боюсь, что не совсем, Сэмми!

— Судите сами, мистер Кошен. Варлей с минуту на минуту должен появиться в этом коттедже. Но может быть, и не появится. Он прекрасно понимает, что как только он уедет из Парижа, его начнет искать вся Франция. Ну, а в наше время трудно приходится без надежных документов, продовольственной карточки и всего прочего. Вот почему ему нужно будет ехать в Северный Холмвуд, потому что здесь его знают, здесь он — уважаемый гражданин. Тут у него будут вое необходимые документы, не говоря уже о полной безопасности.

— Ну, это о'кей. А когда он сюда приедет, Сэмми, мы его и сцапаем?

— Вот этого-то я и боюсь.

— Какого черта ты так говоришь? Почему ты этого боишься, Сэмми?

— Знаете, что я думаю? Джимми Клива интересует только одно: завладеть этими документами. Как только ему это удастся, он покажет нам с вами кукиш. Поедет в штаб и расскажет, какой он великий детектив. Мы же с вами поймаем Варлея. Возможно, Джимми даст нам такую возможность, но кого будет интересовать этот Варлей, если у него не будет бумаг?

— Возможно, ты прав. Однако впредь мы будем действовать более осмотрительно. Возможно, даже сумеем опередить Клива.

— Да, — говорит Сэмми, — еще есть один момент, который мне совсем не нравится.

— Что именно?

— А вот что. Думаю, Джимми знал, что вам поручат это дело. Он мне рассказывал, что вас обвинили в будто бы излишней откровенности с этой дю Кло, которую впоследствии кто-то ухлопал в Париже. Как мне думается, его эти разговоры не слишком огорчили. Наоборот, его вполне устраивало, что вы попали как бы в немилость.

— Что это ты, парень, обращаешься ко мне на «вы»? — Я на минуту задумался. — Я учел этот момент. Послушай, ты не будешь ничего иметь против, чтобы подвести итоги. Итак, ты предполагаешь, что Джимми намерен здесь дождаться Варлея и вступить с ним в переговоры, не поставив нас в известность, и что он может помочь ему скрыться при условии, что тот отдаст ему документы. Ты об этом подумал?

— Именно об этом. И если так случится, то кто же станет героем? Джимми Клив, добывший правительственные документы. Ну, а то, что Варлей избежал правосудия, ему никто в вину ставить не будет. Победителей не судят. Зато мистер Кошен, репутация которого до этого уже была весьма подмочена, окажется в весьма глупом положении, если не сказать больше. Прав я или нет?

— Сэмми, похоже, что ты прав на все сто процентов. Похоже, что любимый сыночек миссис Кошен должен позаботиться о том, чем он займется в ближайшем будущем. Ну, а ты должен помочь мне, Сэмми!

— Можешь не сомневаться, охотно! — Он поднимается и говорит: — Мистер Кошен, я сделаю для вас все что угодно по двум причинам. Во-первых, вы мне нравитесь, а во-вторых, я ненавижу этого Клива. Так что ясно?

— Послушай, я расскажу тебе кое-что, о чем ты, как мне кажется, не знаешь, но что должен обязательно знать.

— Меня ничто не может удивить.

— Обожди минутку. Что ты мне скажешь, когда я расскажу тебе, что неподалеку от той гостиницы, где остановился я, живет сестра Варлея. Это в Брокхэме. Всего в пяти или шести милях от коттеджа Варлея?

У него даже брови поднялись от удивления.

— Что? Что это значит? Послушай, для меня это полная неожиданность. Я и понятия не имел, что у Варлея есть еще и сестра.

— Мне говорили, что есть. Мне ее описали еще в Нью-Йорке. Это лакомый курочек, так и хочется проглотить. У нее есть особая примета — на левой руке искривлен мизинец.

— Может быть, так оно и есть. Варлей — странный малый. У него всегда было много женщин. Возможно, она никакая ему и не сестра.

— Какая разница? Сестра ли, бабушка, это не имеет значения. Одно совершенно ясно, она не приехала бы сюда просто так, ради удовольствия. Скорее всего она тоже участвует в этой операции. Знаешь, у меня есть одна идея.

— Какая же?

— Не пойти ли нам повидаться с этой куколкой. Вот прямо сейчас. Снаружи у меня стоит машина. Может быть, нам удастся поднажать на нее и обставить мистера Джимми Клива.

Он поднимается со словами:

— Вот теперь я действительно с тобой, мистер Кошен, от начала и до конца.

— Едем.

Мы еще выпиваем на дорогу, спускаемся по лестнице и садимся в машину. Я завожу мотор. Ночь просто волшебная. Я начинаю напевать про себя. Я чувствую себя счастливым и даже более поэтически настроенным, чем обычно.