"Френки и Майкл" - читать интересную книгу автора (Чекалов Денис)

15

– Надеюсь, я не очень сильно надавила на тебя, бэйби, – заметила Франсуаз, поигрывая ножкой хрустального бокала. – Знаю, ты думаешь, что я действовала рискованно и самонадеянно.

– Давила на меня? – спросил я. – Ты давила на меня, когда затаскивала меня в постель; давила, когда настаивала на том, чтобы переехать ко мне; давила, когда напрашивалась ко мне в деловые партнеры. А там в тюрьме – нет, все вышло довольно мило.

– Но тебе ведь нравится, когда я на тебя давлю? – промурлыкала Франсуаз.

– Я без ума от этого, – подтвердил я.

– Вот и молодец.

Сад, раскинувшийся под нашими ногами, поднимался к террасе ароматами роз. Франсуаз устроилась в легком кресле, закинув ногу за ногу, и время от времени делала маленький глоток из своего бокала. Пять или шесть блюдец дорогого китайского фарфора носили на себе следы недавнего завтрака в виде крошек и фруктовых корочек.

Я отставил тарелку, на которой все еще оставались две булочки, намазанные маслом и вареньем, с уложенными поверх пластинками банана.

– Если бы ты поступала неправильно, – сказал я, – я бы тебя остановил.

Франсуаз засмеялась глубоким горловым смехом, точно я произнес нечто неприличное. Затем она в задумчивости взяла одну из булочек и расправилась с ней за пару мгновений

– Ты точно не хочешь коктейль? – осведомилась она – Он гораздо полезнее, чем твой сок.

– Нет, – возразил я. – Я предпочитаю принимать протеины, когда они в мясе или фасоли.

– Ну как хочешь.

Лейтенант Маллен продвигался по садовой дорожке, целеустремленно и понемногу ускоряясь, как шар для боулинга.

Франсуаз облизала с пальцев варенье и принялась за вторую булочку.

– Он похож на большого жука-вредителя, – заметила она и хихикнула.

– Не думаю, что он принес тебе орден Высокого анклава, – сказал я. – Эльфийское правительство защищает своих граждан, когда те на чужой территории, но потом обычно требует отчета, какого тролля они там делали. Знаешь, по-моему, это справедливо.

Лейтенант Маллен достиг высокой деревянной лестницы, спускавшейся с террасы в сад. Встретив на своем пути столь неожиданное препятствие, он два раза фыркнул, потоптался на месте и начал восхождение.

– Красного цвета, – уточнила девушка. – Добрый день, лейтенант.

– Добрый день, мадемуазель Дюпон? – вопросил тот с чувством, которое пытался выдать за горький сарказм – И это вы называете добрым днем?

– Вас перевели в дорожную полицию? – осведомилась Франсуаз. – Не знала об этом. Не приглашаю вас присоединиться к завтраку, так как сомневаюсь, что вы станете клевать крошки; но, если хотите, Марта принесет вам еще булочек.

– Я был бы счастлив, – ответил Маллен, так тяжело плюхаясь в кресло, словно все утро объедался кирпичами.

Я позвонил в колокольчик, чтобы полицейскому принесли закусок.

– Я был бы счастлив, – продолжал Маллен начатую мысль, – оказаться сейчас в дорожной полиции. Тогда старому глупому Маллену не пришлось бы строить из себя мальчика для битья. Комиссар с мэром просто в бешенстве. Что это? Булочки? О, не стоило утруждаться.

Открыто опровергая собственные слова, Маллен вырвал серебряный поднос из рук Марты, не позволив ей даже расставить блюдца на столе, и принялся активно знакомиться с тем, что на нем стояло и лежало.

Я осторожно спросил:

– У вас, как я подозреваю, возникли некоторые сложности?

Маллен скривился так, словно булочка, которую он надкусил, была набита свежей лимонной мякотью.

– Я всего лишь полицейский, – ответил он. – Недалекий, бестолковый полицейский. Над нами издеваются газеты и смеются телевизионщики. Но это... – Он затарабанил по подносу чашкой, которая, в предвидении такого случая, была не из дорогого китайского фарфора. – Я не люблю заниматься политикой. Я не хочу заниматься политикой. Так какого ж черта вы притащили мне свидетеля, выкрав его у аспониканских властей?

Франсуаз ухмыльнулась уголками губ.

– Аспониканцы арестовали Сальвадора, нарушая его права и собственные законы, – сказала она. – Не стоит больше говорить об этом. Я знала, что от шерифа не будет пользы, но теперь он хотя бы не станет нам мешать.

– Не стоит говорить? – воскликнул Маллен. – Да вы понимаете, каких дел натворили там, в Аспонике?

– Пустяки, – отмахнулась Франсуаз. – Немного шума будет, когда я добьюсь проверки деятельности тюрьмы Сокорро. Уверена, они нарушают права всех заключенных. Но это уже обычная работа.

– Проверки?! – прорычал Маллен. – В Аспонике? Это же другая страна. Кем вы хотели стать в детстве – Рэмбо?

– Мне не нравится Рембо, – возразила девушка. – Символизм мне не близок.

– Что? – спросил лейтенант.

– Рембо, – пояснил я. – Французский поэт конца XIX века.

Полицейский недовольно поморщился.

– Я вам вот что скажу, мадемуазель Дюпон, – начал он. – Может, я и не знаю всяких там поэтов. И мне тоже нравится справедливость и все такое. Ворваться куда-нибудь на белом коне и спасти мир. Но... – Он поднялся, увидев, наверное, что на его подносе более не оставалось ни булочек, ни чая. – Когда-нибудь, – произнес он, грозно потрясая пальцем, – вы оба перегнете палку. И она сильно ударит вас по лбу.

Он отряхнул крошки с мятого пиджака и торжествующе посмотрел на нас.

– Я вас предупредил, – заявил он и погромыхал вниз по лестнице.

– Это значит, что все в порядке, – протянула Франсуаз, глядя ему вслед.

– Еще бы, – согласился я. – Наш мэр стал мэром только благодаря деньгам нашей компании. Он найдет способ утихомирить аспониканские власти.

Франсуаз встала, сильным ударом ноги отбросила кресло, оказавшееся на ее пути, и подошла ко мне. Прежде чем я успел опомниться, она схватила меня за воротник и рывком поставила на ноги.

– Говори, бэйби, – ласково приказала она.

– Что я должен говорить? – осведомился я. Франсуаз взглянула на меня с ждущей улыбкой хищницы.

– Ты знаешь, Майкл, – проворковала она, сжимая пальцы чуть сильнее. – Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ты весь ланч сидел с хитроватым и многозначительным видом.

– Да? – Я поправил галстук.

– У тебя что-то на уме, Майкл; а так как ты уже давно залез мне под юбку, я хочу знать, что ты еще выдумал.

– Ничего. Это привычка, Френки, еще с колледжа. Я никогда не готовился к семинарским занятиям и потому напускал на себя всезнающий вид.

– И как же ты отвечал? – усмехнулась она.

– Я брал с собой книгу и просматривал ее, пока проводили перекличку.

Девушка засмеялась, потом вновь схватила меня за воротник и встряхнула.

– Не делай из меня дурочку, Майкл, – процедила она.

– Зачем?

Раздался звук разбиваемой посуды.

Я сложил руки на груди, с удовлетворением наблюдая за результатом своих действий. Франсуаз сидела на столе, со сбившейся прической и раздвинутыми ногами.

– Я боялся, что собью тобой стол, – пояснил я. – Но, как видишь, вышло неплохо.

– Выкладывай, о чем ты думал, бэйби.

Я безразлично пожал плечами.

– Это столь очевидно, что даже неловко тебе растолковывать; но если ты откроешь свои хорошенькие ушки, я, пожалуй, брошу тебе крупицу мудрости.

– Что? – с подозрением спросила она.

– Глупышка Френки попалась в ловушку, – пояснил я. – Ее обманули так же, как хотели обмануть и меня. Но нехитрый заговор, составленный...

16

– То, что ты говоришь, – всего лишь предположения, – процедила Франсуаз, распахивая дверь и чуть ли не отбрасывая меня створкой в другой конец комнаты. – Ничем не обоснованные.

– Рад, что ты в меня веришь, – отвечал я. – Я не говорил тебе, что от твоего скепсиса могут завянуть цветы?

Франсуаз остановилась и поднесла палец к моему лицу.

– Я прекрасный цветовод, Майкл. И если мы станем действовать, опираясь на составленную тобой теорию заговора, то окажемся по уши в помоях.

– Я думал, именно это тебе нравится больше всего. Мы продолжили путь по дому. Франсуаз зашипела от ярости:

– Ты собрался втравить меня в такую авантюру, вместо того чтобы продолжать нормальную работу. Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?

– Френки, – примирительно сказал я, – ты не догадалась сама, и в этом нет ничего страшного. Там, в Аспонике, тебе не представилось случая все обдумать. Вот и все.

Франсуаз остановилась и взяла меня за подбородок.

– Если... – четко выговаривая слова и то и дело делая паузы, заговорила она. – Из-за тебя... Я попаду в глупое положение... Я поиграю тобой в футбол..

С этими словами девушка развернулась и направилась дальше.

– А я – то до сих пор никак не мог понять, – заметил я, – почему это в колледже у тебя почти не было поклонников.

– Заткнись.

Франсуаз крутанула руль, заботливо проследив, чтобы меня как следует тряхнуло на повороте.

– Сейчас мы должны быть в городе, – сказала она. – Расспрашивать людей. И искать тех двоих, что прячутся в каком-нибудь подвале.

– Это не поможет, – кротко возразил я. Франсуаз сердито фыркнула.

– Помню, как из-за такого же твоего прозрения, – произнесла она, – мне пришлось воровать драгоценности в Сан-Тропе. Меня чуть не посадили в тюрьму. А потом ты сказал, что это был – как ты там выразился? – выстрел наугад.

– Но мы же все-таки нашли похитителя детей, – возразил я. – Хотя мне и пришлось повозиться, вытаскивая тебя из того отеля.

– Тебе придется повозиться гораздо больше, если ты ошибешься и на этот раз.

– Я готов.

Франсуаз довольно улыбнулась.

Поскольку девушка смотрит на меня как на плюшевую игрушку, меня время от времени полагается встряхивать.

– Ладно, – сказала она. – Мне нравится, что ты такой смышленый мальчик. И не смей смеяться. Машину тряхнуло снова – Франсуаз считает это веселым развлечением и находит способ швырнуть меня и себя под потолок даже на самой ровной дороге.

– Ты понимаешь, что мы не можем допрашивать Сальвадора? – спросила она. – Он слишком измучен, и ему необходимо как можно скорее забыть то, что с ним было.

– Я согласен, кэнди, – подтвердил я. – Поэтому мы не станем его тревожить. Однако только Сальвадор может подтвердить мои слова.

– Скорее, опровергнуть твои домыслы. Подождем пару лет, пока он придет в себя после случившегося? Я улыбнулся:

– Френки, я люблю тебя за сарказм. Но нам не придется задавать Сальвадору вопросы.

– Вот как? И что же ты сделаешь, бэйби, прочитаешь его мысли?

Я потрепал ее по щеке и не ответил.

Дорога струилась между добрых сосновых деревьев, и их мохнатые лапы гладили мироздание над крышей нашего автомобиля. Мы уже находились внутри частного владения, о чем предупреждал высокий белый знак, поставленный у поворота дороги.

Камеры наблюдения, птицами притаившиеся за зелеными облаками хвои, настороженно следили за нашим приближением и передавали друг другу весть о нас вплоть до того момента, когда впереди показалась высокая белая ограда.

Бронированные темно-серебристые ворота были закрыты. При нашем появлении они начали раздвигаться, как раздвигается занавес, провозглашая начало театрального действа. Трое офицеров службы охраны, запечатанные в гладкую темно-синюю форму, приветствовали нас по другую сторону ворот.

Алые буквы, вписанные в пятиугольник эмблемы.

«Дюпон Лабораториз».

– Добрый день, мадемуазель Дюпон, – приветствовал мою спутницу старший охранник.

Лаборатории Дюпон – часть обширного семейства «Дюпон Фармасьютикл», которое принадлежит моей партнерше Разнообразные предприятия «Дюпон Фармасьютикл» выпускают лекарства, парфюмерию (в основном очень дорогую и престижную), товары широкого потребления и еще много всяких предметов, приносящих прибыль настолько неплохую, что мне бывает не стыдно приводить Франсуаз на деловые ужины, которые устраивают мои родители.

Еще здесь занимаются медицинскими исследованиями; и если бы орден Анклава давали за разработки, которые официально не проводятся в пределах страны Эльфов, а проводятся в них неофициально, то Франсуаз давно бы получила два, а то и три.

Предметом ее особой гордости является вирус-паразит, поедающий мутировавший вирус оспы; одиннадцать миллионов человек, живущих в Седой пустыне, до сих пор не знают, благодаря чему все еще продолжают жить там после Бунта чародеев. Но им лучше и не знать.

Я вышел из автомобиля и открыл дверцу перед Франсуаз

– Вы хотите видеть человека, которого привезли этим утром? – спросил охранник

– Нет, – ответила Франсуаз с видом императрицы, осматривающей псарню. – Позовите доктора Беддока

– Сказать ему, чтобы он зашел в ваш кабинет?

– Нет, я поговорю с ним в саду.

Офицер поклонился и, отстегнув от пояса пластину телефона, заговорил вполголоса.

Франсуаз заложила руки на спину и неширокими шагами направилась по правой аллее. Тропический сад раскинулся на нескольких акрах. Он предназначен для отдыха персонала; кроме того, в нем разводят растения, вытяжки из которых используются в лабораториях.

– Я думаю, – произнесла Франсуаз, – что нам удастся повысить прибыль, если начать производство крема... знаешь, для средних слоев. С запахом каких-нибудь тропических фруктов.

– И как ты можешь думать обо всем одновременно? – сказал я, почти не слушая.

– Зато ты ни о чем не думаешь, – огрызнулась Франсуаз. – Если бы вокруг не было столько народа, я пересчитала бы тобой все кипарисы и быстро отучила испытывать мое терпение. Какого дьявола мы притащились сюда, если ты не собираешься расспрашивать Сальвадора?

Я не ответил.

– Мадемуазель Дюпон, – приветствовал мою спутницу доктор Беддок, худой, среднего роста человек с серой бесформенной бородкой, которая шла ему, как кремовая розочка авианосцу. – Я ждал, что вы придете сегодня, – проговорил он несколько раз, тщетно пытаясь подхватить мою партнершу под локоток. – Каубинские пауки дали потомство. Уверен, вы хотите взглянуть на малышей.

– Нет, доктор, – мягко ответила Франсуаз. – Мы здесь не для этого.

– Тогда, наверное, вы собираетесь посмотреть, как размножаются бактерии. – Доктор произнес это уже не с таким энтузиазмом. – Сегодня совсем не удачный день для бактерий, мадемуазель Дюпон. Слишком много солнца на этой неделе. Большинство колонии обратилось в капсулы.

– Я хочу, – произнесла Франсуаз, – поговорить о том молодом человеке.

Доктору Беддоку стало скучно; мне даже показалось, что где-то в глубине души он почти обиделся.

– Не думал, что вы станете вызывать меня из-за таких пустяков, мадемуазель Дюпон, – сказал он и для пущей важности поправил криво сидевшие на носу очки. – Я солидный ученый и занимаюсь здесь, если позволите так сказать, серьезными научными проблемами. Что же до этого молодого человека...

Он сделал жест ладонью, будто ввинчивал в воздух несуществующую лампочку.

– Обычный случай безумия, мадемуазель Дюпон. Люди, имеющие к нему предрасположенность, впадают в такое состояние от запаха или вкуса крови. Пациент воздерживался от крови в течение примерно шести суток, поэтому его выздоровление – только вопрос времени.

Он насупился.

– Любой практикант справился бы с этим, мадемуазель Дюпон; и если я и веду этого больного, то только по вашей личной просьбе.

– Ему больше не угрожает опасность? – спросила Франсуаз.

Доктор досадливо тряхнул головой.

– Нет, и я сказал вам это сразу же, когда пациент поступил к нам. Его болезнь не успела зайти слишком далеко. Теперь ему нужен курс реабилитации, покой и хорошее питание. Это все.

– Мистер Педро с ним? – спросил я.

– Да, этот господин приехал сразу же, как только вы ему позвонили.

Тон доктора Беддока недвусмысленно давал понять, что владельцу бара вряд ли пристало находиться в столь серьезном научном учреждении.

– Они проговорили все утро, пока четверть часа назад пациент не уснул. Мистер Педро ждет вас, как вы и просили.

– Пусть придет сюда, – произнес я.

– Как хотите, – ворчливо сказал доктор Беддок. Прежде чем уйти, он обернулся к Франсуаз.

– Вы нам самом деле не хотите посмотреть на каубинских пауков?

– Обязательно, доктор, – заверила его моя партнерша. – Как только мы закончим с мистером Педро.

Доктор отправился в нелегкое странствие по садовой аллее, время от времени качая головой и бормоча что-то себе под нос.

– Ты его расстроила, – заметил я.

– Посюсюкаю над пауками, и он будет счастлив, – отрезала девушка. – Ты это имел в виду? Я ответил:

– Сальвадор, измученный болезнью, голодом и жестоким обращением, которому подвергался в тюрьме Сокорро, теперь отдыхает в комфортабельной палате – на мои, кстати, деньги – и скоро забудет о том ужасе, который ему пришлось пережить. Но перед тем как уснуть, он рассказал все, что ему было известно, нашему другу Рону.

– Но с чего ты взял, что Сальвадор будет разговаривать? – спросила девушка. – Рон не стал бы его заставлять.

– Это же элементарно, Френки, – ответил я. – Парню еще и двадцати нет. Он пережил то, что стало бы серьезным ударом даже для более зрелого человека. Менее чем двенадцать часов назад он был уверен, что его жизнь закончится в той темной камере. Его разрывают чувства, воспоминания, мысли – естественно, он хочет кому-то о них рассказать. И кто, как не Рон Педро, сильный, умный, всепонимающий – и, заметь, тоже аспониканец, – станет самым лучшим слушателем?

– Но в последние несколько дней Сальвадор только и делал, что рассказывал шерифу и другим, – возразила девушка. – Почему ты решил, что это не отбило у него охоту говорить?

– Говорить – столь же неотъемлемое свойство человека, как и думать, – ответил я. – Даже самый замкнутый человек расскажет о себе почти все, если будет погружен в подходящую атмосферу. Сальвадору же было особенно необходимо поделиться своими чувствами. Тем самым он частично от них избавляется, а это важно.

– И что же это за атмосфера?

– Все дело в благодарной аудитории, Френки. Нет таких тайн, которые человек смог бы удержать в себе, если ощутит, что нашел благодарную аудиторию.

Франсуаз задумалась.

– Наверное, ты прав, – сказала она. – Помнишь ту историю в женской раздевалке, когда я играла в школьной бейсбольной команде? Я ведь только тебе ее рассказывала.

– Могу понять почему.

Рон Педро направлялся к нам по садовой аллее, и толстая черная коса вздрагивала на его плече, словно ручной зверек.

– Рад, что вы позвали меня, – сказал он. – Бедному парню надо было выговориться.

Воспользовавшись тем, что Рон не смотрит в ее сторону, Франсуаз подпихнула меня сзади.

– Мне жаль, что мы отвлекаем вас, – сказал я. – Уверен, у вас много работы в баре.

– Это не важно, – ответил Рон. – Моего отца едва не сожгли заживо только потому, что он не такой, как другие. Теперь мой долг помогать тем, кто оказался в таком же положении, есть в том их вина или ее нет.

Я кивнул, приглашая Рона пройтись по аллее.

– Что с ним произошло? – спросил я.

17

Франсуаз скрестила руки на своей высокой груди и смерила меня взглядом.

– Ты раздулся, как пузырь из жевательной резинки, – обвинительным тоном сказала она.

– Когда-то мне нравилось, что я всегда оказываюсь прав, – вздохнул я. – Но потом это начало утомлять.

Глаза Франсуаз вспыхнули от едва сдерживаемой ярости.

– С чего это ты решил, что прав? Ты выстроил на песке теорию, которой место только в твоем извращенном воображении.

– Кэнди, – я мягко провел наш автомобиль по тому месту на шоссе, где Франсуаз пару часов назад изрядно его подбросила, – ты сама слышала, что рассказал Сальвадор.

– Он мог ошибиться.

Я потрепал девушку по тугой щечке.

– Я не мог, – отвечал я. Она фыркнула.

– Майкл, если ты еще раз скажешь, что твоя главная обязанность – это сбивать с меня спесь...

– Френки, – перебил я, – ты прекрасно справляешься с этим сама, почти без моей помощи. Серые глаза девушки сузились.

– Майкл, ты самолюбив, самоуверен, циничен, и вообще твой образ мысли неправильный.

– Поэтому я и выбрал тебя в подружки.

Франсуаз смерила меня строгим взглядом, ибо она еще не разрешала мне говорить.

– Но если, – произнесла она, – ты прав... Я повторяю: если ты прав и за этими случайными событиями кроется что-то не случайное...

– Френки, – вставил я.

– Если, – продолжала она, – кто-то за этим стоит...

– Любимая, – сказал я, – именно ты заставила меня пересмотреть мое правило никогда не поднимать руку на женщин.

– То этот кто-то не станет ждать, пока его схватят за руку, и попытается нам помешать.

– Я буду только рад, – кротко возразил я, – если никто так и не захочет испортить мне прическу, только чтобы доказать тебе, что за этим кто-то стоит.

Франсуаз сдула с лица прядь каштановых волос, отбрасывая вместе с ними и мои возражения.

– В твои выдумки, герой, я поверю не раньше, чем получу факты. Я сбросил скорость.

– Почему мы останавливаемся? – недовольно спросила Франсуаз.

Я не склонен водить автомобиль так бесшабашно, как это делает моя партнерша, однако я вряд ли стал бы тормозить на прямом отрезке дороги с хорошим покрытием, не отягощенной оживленным движением.

На педаль тормоза я нажал потому, что иначе мне пришлось бы сбить человека в военной форме, стоявшего на середине дороги и махавшего правой рукой.

– Я не настолько не люблю военных, – ответил я.

Военный фургон для перевозки солдат находился на обочине. Он съехал с шоссе немного дальше, чем следовало бы, и теперь стоял немного криво, завалившись в канаву одним колесом.

– Думаешь, они заблудились? – прошептала девушка.

Франсуаз всегда понижает голос в таких случаях, чтобы человек, находящийся на расстоянии пятидесяти футов от нашей машины, не смог ее расслышать.

– Любимая, – ответил я, сбрасывая скорость еще больше, – если это то, о чем мы говорили, я задеру твою хорошенькую юбочку и отшлепаю тебя прямо на этой дороге.

– Ты только обещаешь, – вздохнула она.

Я не отказывался от мысли, что голосующий на дороге человек отойдет в сторону, когда поймет, что я не собираюсь останавливаться. Но он стоял там по-прежнему, и, пожелай я его объехать, мы могли свалиться с дороги.

– Может, стоило все-таки его сбить, кэнди, – пробормотал я.

Он подошел к нашему автомобилю и приложил руку к брови.

– Забыли, как определять стороны света по часам? – осведомился я. – Мы не продаем автодорожные карты.

– А я ничего не покупаю, – ответил человек. Он наклонился ко мне, и в его руке появился пистолет.

– Выходите из машины, – приказал он.

Я никогда не спешил угождать окружающим, даже если они располагают таким средством убеждения, как пистолет. Иное дело, когда он направлен в мою сторону.

Я вздохнул и начал выбираться из салона.

На мгновение мне пришла в голову мысль сбить человека дверцей, но потом я решил, что так можно попортить краску.

– Надеюсь, теперь ты счастлива, дорогая? – пробормотал я.

– Я тебе не «дорогой», – отрезал человек с пистолетом. – Пошевеливайтесь, у нас мало времени.

– У нас, – с достоинством ответил я, – его более чем достаточно.

За военным фургоном началось какое-то движение. Я бы предпочел увидеть там группу болельщиц студенческой бейсбольной команды, но поскольку желание моей партнерши только что сбылось, с моим приходилось подождать.

На дорогу вышли пятеро. Хорошая новость состояла в том, что они не держали в руках пистолетов. Плохая – что они были вооружены револьверами и винтовками.

Ни на одном из них уже не было военной формы, и я мог бы заключить пари с дятлом, обрабатывавшим дерево где-то в футах двадцати от меня, что если вывернуть наизнанку костюм того, кто вышел встречать нас первым, то я увижу бирку с надписью «Театральные костюмы Хеллмана».

Или что-нибудь в этом роде.

– На мундиры для всех у вас не хватило денег? – осведомился я, но мою шутку никто не оценил.

Франсуаз стояла по другую сторону автомобиля, уперев руки в бока.

– Должна признать, бэйби, – сказала она, – кое-что подтверждает твою теорию.

Я присел на капот автомобиля и сложил руки на груди.

– Надеюсь, ты помнишь, что я говорил про юбку, – напомнил я.

Франсуаз фыркнула:

– Не могу дождаться.

Пятеро человек приблизились к нам. Я просмотрел ту часть своих убеждений, что относились к правилам хорошего тона, и решил, что с ними можно не здороваться.

Человек в военной форме отдавал приказания.

– Садись за руль, – отрывисто сказал он, обращаясь к одному из своих товарищей. – Отгонишь машину подальше в лес. Закидай ветками, ее не должны найти слишком быстро.

Тот кивнул и направился к автомобилю, сунув за пояс свой револьвер.

– Это дорогая машина, – напомнил я, но эти слова отчего-то мало их заинтересовали.

– Обыщи девчонку и не спускай с нее глаз, – продолжал человек в форме.

Они действовали не так четко и слаженно, как если бы были настоящими военными. Тем не менее что-то похожее у них получалось.

Второй мужчина споро подошел к моей партнерше и уткнул в нее короткое дуло револьвера.

– Мальчонка, – процедила девушка, – не дай тебе бог испортить мне эту куртку.

Машина подо мной двинулась, и мне пришлось встать с капота.

– А теперь, – продолжал человек в форме, – вы осторожно – осторожно – отдадите нам свое оружие.

– А что будет потом? – спросил я. Он отрезал:

– Потом и узнаешь.

Человек, оказавшийся за рулем нашего автомобиля, почему-то не спешил направить его между деревьев. У наших новых друзей имелись далеко идущие планы.

– Сперва ты, красавчик, – приказал человек в форме. – Где у тебя там пушка? И не заставляй меня дырявить твой дорогой костюм раньше времени.

– Это было лишнее, Майкл, – зло бросила Франсуаз.

Она брезгливо отвернулась от человека с револьвером, который стоял рядом с ней; наверное, у того плохо пахло изо рта.

– Люблю все делать наверняка, – сказал я.

– Хватит трепаться, – бросил человек в форме. – Это пустынная дорога, никто здесь не появится, чтобы вам помочь.

Я расстегнул сперва одну пуговицу пиджака, медленно, потом остальные, немного быстрее.

– Да, – сказал я, неожиданно вспомнив о чем-то. – Прежде чем я достану свой пистолет, вы должны кое-что знать.

– Что? – подозрительно спросил человек в форме.

Я ответил, вкладывая в свои слова все доброжелательство, какое только сохранилось у меня с дней отрочества:

– Вы еще можете отдать оружие, заложить руки за голову и ждать прибытия полиции. Тогда вас будут судить по эльфийским законам и ничего плохого не произойдет.

Франсуаз вздохнула и покачала головой.

Если бы она врезала мне в живот в этот момент, меня вряд ли спас бы тренированный пресс.

Но я люблю все делать наверняка.