"Торжествующий разум" - читать интересную книгу автора (Колташов Василий)Глава 7. Вместо старого короляКанцлер ждал почти час. Нелер VI несмотря на всю чрезвычайность положения не торопился его принять. У короля были на то серьезные причины, о которых первый министр хорошо знал, но о которых не мог ничего сказать. Во-первых, всесильный владыка был болен. Больших усилий стоило ему каждое утро вставать, одеваться и заниматься государственными делами, тяжесть которых, вместе с бременем старости становилась все более непосильной. Дела империи были столь же плохи, как и здоровье ее повелителя. Монарх знал из предварительных докладов, о чем сегодня пойдет речь, и не спешил тревожить свое бренное тело. Вместилище, которое душа его вскоре должна была покинуть. Еще вчера король чувствовал себя сносно. Но в это утро сил подняться с постели у него не было. Он с трудом произнес несколько невнятных слов, обращаясь к слугам, но так и не поднялся. Ожидания первого министра вместе с молитвами во всех церквях не принесли облегчение. Однако к полудню король, собрав силы, принял своего любимца государственного канцлера Реке Нолузского прямо в постели. Но, выслушав его терпеливый и короткий доклад так и не смог ничего сказать. В таком состоянии Нелер VI, несмотря на тщетные усилия придворных врачей, находился потом еще несколько дней. Затем пришла смерть. Все эти дни риканский двор был обеспокоен. Однако государственные дела даже в момент всеобщей растерянности небыли забыты. Так было и в первый день ожидания. Два, одетых с ложной скромностью в темную, из дорогих тканей одежду, лакея открыли большое окно и впустили поток свежего еще не огненно жаркого воздуха в королевский кабинет. Лязгнув железом, гвардейцы взяли на караул и в комнату средних размеров с большим столом и массивным креслом посередине, в котором некогда столь величественно располагался король, вступил статный мужчина. Он бросил короткий взгляд на большой портрет на стене, изображавший рикансконго короля в годы его молодости окруженным святыми духами. Красивый пейзаж обрамлял это незатейливое в своей роскоши и помпезности зрелище. И если отбросить все художественные приемы, использованные в нем, то можно было смело сказать: «Здесь изображено риканское величие». Человек вздохнул и отвел глаза. Слуги закрыли окно и вышли. Королевскому и имперскому канцлеру, застегнутому в старомодный светло-коричневый колет, можно было дать лет шестьдесят - не больше. Но, несмотря на свои годы, он держался бодро и даже немного резко. Впрочем, с королем он всегда был учтиво предупредителен и осторожен. Теперь же, когда многие вопросы трона висели на волоске, он принял на себя еще большую осмотрительность. В воздухе пахло немного резкими благовониями. Давали о себе знать расположенные по углам сосуды с ароматной жидкостью. Почувствовав едкое благоухание, канцлер с нервным наслаждением потер руки. Ровно, проглатывая секунду за секундой, шло время. Канцлер не чувствовал его, наслаждаясь коротким мигом одиночества. Но кротостью момента нельзя было обмануться: Реке был человек государственный, безжалостный и коварный, антигуманный настолько, насколько должен быть антигуманен первый министр всякой тирании. Впрочем, он не ненавидел людей - чернь была ему безразлична. И он всегда судил о ней со статистическим небрежением. Его беспокоили налоги и пошлины, он заботился о финансах, армии и чиновниках. Он требовал суровости приговоров для этой самой черни, но он никогда и не думал о том, что эти люди могут думать и чувствовать, надеяться и ждать, быть добрыми и справедливыми. В его уме, в его приказах и решениях справедливость всегда принадлежала сильным этого мира и была не чем иным как законом. Он был гордецом. Хитрым, лицемерным гордецом. Но его излюбленной личиной была скромность. Канцлер, расположившись в кабинете короля, вызвал к себе главного придворного врача. Тревожные мысли не покидали Реке Нолузского. Его круглощекое с узким подбородком лицо, с толстыми как будто квадратными ушами было сморщено до омерзительности. Беспокойные мысли одна за другой заставляли черные, недобрые в эти минуты глаза метаться. Маленький человек вошел в кабинет. Нет, это не было живое геометрическое состояние. Просто королевский врач выглядел таким, что, казалось, внушало каждому: сейчас этот человек мал, испуган и ничтожен. - Как здоровье его величества? - спросил канцлер. - Его величество чувствует себя несколько лучше, - произнес Кено, дрожащим голосом существа уставшего от забот королевского лекаря. Перекатываясь как волны, его слова тревожно вздрагивали. - Он может говорить? - Да, но разум его покидает. Похоже, ночью произошло кровоизлияние… Канцлер поморщился и задал следующий вопрос: - Он что-нибудь сказал? - Да, все время повторяет имена святых и беседует… простите, может, я ошибаюсь, с богом и дьяволом одновременно. Эти слова успокоили некоторые тревоги министра. И он уже не так тяжело, но все же резко, спросил: - Чего стоит ждать? Говорите прямо и честно, так прямо и так честно, как если бы вы говорили королю! Кено вздрогнул, но, поняв, что сейчас ему ни что не угрожает, немного успокоился. Впрочем, на речь его это мало повлияло. - Несколько дней… Его величество проживет мак… - Сколько? Говорите! - взорвался нетерпением Реке. - Четыре дня. У нашего господина всегда было крепкое здоровье. Другой умер бы немедленно… На какой-то момент наступила тишина. Врач обратил свой взор к небу, а министр спрятал его в бумаги. Птицы доносили свои радостные голоса через окно. Все было так, как будто этим тварям было плевать на то, что прикованный к жизни муками последних дней умирал в своей постели великий монарх. Реке сделал знак и врач удалился. Несколько часов канцлер работал с корреспонденцией. Не было ничего особенного. Отданные распоряжения хранить все случившееся за этот день в тайне как будто выполнялись. Безмятежный город еще не знал о том, что пришло время считать последние дни жизни тирана. Реке набрал полные легкие горячего воздуха. Работы было много. Первый министр принимал высших государственных сановников одного за другим. Принцу была послана секретная записка. Шли бесценные часы. Вызванная канцлером графиня Риффи пребыла во дворец только к вечеру. Весь двор, отправившийся рано утром на охоту устроенную принцем, почти ничего еще не знал. Но слухи, эти безжалостные вестники долетали до него. Многие титулы трепетали от ужаса, иные дрожали от знобящей жажды править. Другие, согнутые и притаившиеся, чудились себе уже поднявшимися, вставшими у трона как его опора. Красивая женщина вошла в кабинет. - Я ждал вас дорогая моя, - беспокойно, но приветливо встретил гостью канцлер. - Вы уже получили мою записку? - Да, это очень тревожное послание. Неужели все так плохо? - Завтра, максимум послезавтра наш король и император умрет. Меня волнует тут не столько сам этот факт, сколько его последствия. Поэтому я решил посоветоваться с вами насчет нашего общего будущего. Вы слывете умнейшей и благороднейшей женщиной королевства. Бесспорно, мысли ваши бесценны, - тут, конечно, старый плут канцлер лукавил и льстил. Он не любил своевольную графиню. Впрочем, он вообще никого не любил. Так говорить, а вернее вообще столь открыто беседовать на острую и важную государственную тему его заставляло признание большого влияния графини и, прежде всего, воздействие этой красоты на ее тайного любовника герцога Телгоре. - Что я могу посоветовать вам, умнейшему государственному мужу моей Родины? Что женщина может сказать тому, чьи руки создавали величество Рикана? Разве вам нужны мои советы? - Да мне нужны ваши советы, - лукаво улыбнулся канцлер. - И именно ваши советы мне и нужны. Наши дела плохи. Вернее внешне они благополучны. Но мне-то хорошо известно, что это за благополучие. Мы с огромным трудом держим в руках имперские земли. На юге мы вроде бы вот-вот прижмем к ногтю морских мятежников, в этом есть, бесспорно, большая ваша заслуга графиня, - и он отвесил учтивый поклон. - Но заговорщики, шпионы и изменники которыми, несмотря на все усилия, кишмя кишит наша империя, только и ждут момента, чтобы разрушить хрупкое благополучие. - Все это ужасно, граф. Меня, признаюсь, тоже тревожат все эти вещи. А ведь за время правления его величества, мой покойный отец обзавелся немалыми владениями в имперских землях. Да и… - Да и ваш возлюбленный герцог Телгоре также имеет немало дохода со своих новых имений, - смело продолжил канцлер тонко прерванную мысль графини. Прелестная девушка, которой было не более двадцати лет, и в которую так безотрадно влюблены были столькие мужчины, умолкла, опустив в порыве ложной скромности очаровательный взор. Она была действительно очень красива и, бесспорно, хитра той хитростью, которой в век заката феодализма отличались властолюбивые поклонницы роскоши и славы. - И вот что я думаю, - неожиданно резко прервал миг тишины канцлер. - Принц глуп, но он будет королем. Что же это справедливо, но дела…, - тут он на миг умолк. - Дела ждут, нет, требуют, внимания, пристального внимания. Графиня слушала затаив дыхание и нервно покусывая свои очаровательные губки. Ее дивные карие глаза, в черном, вишнево-винном омуте которых так жаждал утонуть Режерон, смотрели в седое лицо первого после короля человека в империи. Казалось, она трепетала. Но это внешнее проявление волнения вовсе не выдавало скромности этой натуры. Нет, эта женщина не была скромна. Коварна? Да. Пышные черные волосы, превосходная фигура, томный взгляд и хитрый ум - были ее оружием. Ноздри канцлера расширились. В эти минуты, а вернее в эти непродолжительные часы рождался новый порядок власти в стране. Далекие от народа, чуждые ему по духу и интересам люди, погрязшая в роскоши знать и палачи, веками плывшие в реках крови истории, решали его судьбу. Король еще не умер. Еще слабо дышало его тело, еще принц безмятежный и безразличный к надвигающейся смерти отца кричал в моменты страстного порыва охоты: «Ату, ату его!» И уже все было решено. Три человека: старый канцлер, прозванный в народе «вечный как зло», графиня Риффи, которую люди называли просто «шлюха» и герцог Телгоре, командующий имперской армией образовали союз. Вернее, этот альянс сложился уже месяц назад, но лишь теперь он приобретал подлинное значение. Когда заговор созрел и усилился, а это произошло быстро, герцогу Телгоре было послано тайное письмо, в котором имелись следующие слова: |
||
|