"Крестом и булатом: Атака" - читать интересную книгу автора (Чераксов Дмитрий)Глава 3 Драку заказывали?В девятнадцать часов шестнадцать минут Владислав осторожно просунул ствол ОЦ-14 между штакетинами забора, поймал на мушку пожилого чеченца, исступленно начищавшего автоматический карабин с полированным деревянным прикладом, и мягко вдавил спусковой крючок. «Гроза» еле слышно щелкнула, дульный компенсатор погасил энергию выстрела, и девятимиллиметровая пуля вошла точно в середину груди вайнаха. Чеченец выронил карабин, удивленно посмотрел в небо и завалился на спину, прижимая руки к ране. Тело вытянулось в струнку и замерло. С этого первого выстрела началась операция, которую позже Рокотов окрестил «Кошмаром правозащитника». Биолог дал отмашку правой рукой. Братья Славины и Арсений поднялись во весь рост и перебежали к забору. – Прямо до следующего дома, – коротко приказал Влад. – Батюшка, ваш выход. Василий перемахнул через препятствие и встал на одно колено, поводя стволом «Винтореза». Отец Арсений перекрестился, разложил приклад ГМ-94 и опустил вниз флажковый предохранитель. Дима прочистил горло. Священник прищурился. – Осколочными по двум окнам, – выдохнул Рокотов. Отец Арсений нажал на спуск. ГМ-94 грохнул, батюшка передернул затвор на цилиндрическом магазине и послал вторую гранату в крайнее окно. Дом осветился изнутри. Посыпались стекла, что-то металлическое звонко брякнуло, во все стороны полетели куски дерева. Выбитая взрывной волной дверь раскрутилась на крыльце и гулко ударилась о врытый в землю столб, удерживающий козырек веранды. Вверх взмыла сорванная черепица. Через секунду крыша осела и провалилась внутрь. Из пустых проемов повалил серый дым. – Готово! – удовлетворенно констатировал Влад. – Погнали дальше. Когда из юго-восточной части поселка донесся звук взрыва, Никита Филонов стремительно вскочил на ноги и выпустил длинную очередь из ВСС в трех копающихся с немецким пулеметом MG-3[8] боевиков. Четверть часа он пролежал в полутора десятках метров от них, наблюдая, как «волки ислама» тщетно пытаются установить на место снятую ствольную коробку. Работа явно не ладилась. Сначала у горцев остались две лишние детали, и пулемет разобрали снова. Потом лента никак не хотела вставать в предназначенное для нее гнездо. Затем заклинило возвратную пружину и один из «механиков» с остервенением начал ее дергать, забыв освободить фиксатор, в результате чего пулемет едва не сломали, подбивая задник коробки легкими ударами молотка. Очередь «Винтореза» все расставила по своим местам. Каждый чеченец получил несколько пуль в живот. Дергающиеся в агонии тела повалились в высокую траву, окаймлявшую округлую бетонную конструкцию с люком на вершине, торчащую посередине двора. Многострадальный пулемет царапнул по серой шершавой поверхности дота и провалился внутрь, утягивая за собой сверкающую латунью гильз ленту. На крыльце дома появилась фигура в халате. Миша Чубаров послал в нее две пули и отметил, что оба выстрела не пропали даром – голова фигуры взорвалась темными брызгами. Расстояние от позиции Егора Туманишвили до центральной площади составляло более семисот метров. Грузин подкрутил верньер оптического прицела, сверился с рисками возле идущей вниз параболы[9] и выцелил бегущего от БТР боевика с гранатометом. Упругий затыльник упора чувствительно толкнул Егора в плечо. Пуля прошла по пологой траектории и вонзилась гранатометчику в верхушку бедра. Чеченец выронил оружие, кувырком прокатился несколько метров и забился в пыли, держась за ногу. Пятиграммовый кусочек свинца в тампаковой оболочке превратил тазобедренный сустав в крошево, размолол соединительный хрящ, отскочил от выступа на кости и пробил мочевой пузырь, остановившись в сантиметре от копчика. В девятикратную оптику был прекрасно виден широко распахнутый рот орущего вайнаха. От приземистого здания на противоположном краю площади к раненному бросились двое. Худой бородач и подросток. Туманишвили задержал дыхание и вновь послал пулю. СВ У-АС не подвел. Бородач словно налетел на невидимое препятствие и со всего маху впечатался грудью в дорожную пыль. Подросток оскалился, как загнанный в угол шакал, сорвал с плеча укороченный «Калашников» и открыл огонь по деревьям, росшим по краю площади. Егор недобро усмехнулся. Малолетний боевик расстрелял магазин, отбросил в сторону пустой рожок и схватился за подсумок. Туманишвили вбил ему пулю точно в коротко стриженную голову. Подросток раскинул руки и упал навзничь. Егор перевел перекрестье прицела на мечущихся возле бронемашины бандитов и поставил режим стрельбы на автоматический… – Де-жа-вю! – серьезно сказал Гоблин, подъехавший к дому номер восемнадцать по Можайской улице. У парадного подъезда теперь стояла не одна, а три желто-синие милицейские машины, а из окон на втором этаже неслось невнятное бормотание, изредка прерываемое вскриками и глухими шлепающими ударами. Как будто в помещении Издательского Дома «Нева» открылся цех по производству говяжьих и свиных отбивных. Возле скопления «мусоровозов» никого не было. Чернов вышел из своего «Гранд-Чероки» и посмотрел вверх. В глубине комнаты метались какие-то тени. Из двери на улицу вывалился потный раскрасневшийся лейтенант. – Снова ты? – удивился журналист. – Я, я! – милиционер был в ярости. – Но теперь в качестве усиления! Следак лично приехал! – И что? – Вроде поймали… – Кого? – Да убийцу, будь он неладен! Я сам не присутствовал… Следак еще группу с телевидения пригласил. Все там, – лейтенант махнул рукой. – А-а! – осклабился Гоблин. – Можно сказать, что идут съемки блокбастера. «Гришечкин-два. Судный день»… Но теперь-то его ни с кем не перепутали? – Да не-е-ет! Прям в его собственном кабинете взяли. Тепленького, – страж порядка отдышался и пошел обратно в дом. – Жарко там. Кондиционер не работает, а народу набилось – ужас! – Ну-ну, – хмыкнул Чернов. Лейтенант скрылся за дверью. Позади джипа тихо припарковался «глазастый» черный «мерседес» Е-класса. Хлопнула дверца. Гоблин обернулся и увидел главного редактора «Невы». Живого, невредимого и свободного. Виталий Гришечкин тоскливо посмотрел на окна своего офиса и вздохнул. Сотрудников органов правопорядка он недолюбливал с пятнадцатилетнего возраста. Тогда ему сильно досталось от участкового, поймавшего юного Виталика в столовой интерната для глухонемых, где тот зеленой масляной краской выводил на стене лозунг «Когда я ем, всё как всегда». Виталик считал шутку достойной, участковый придерживался диаметрально противоположного мнения и продержал Гришечкина в камере всю ночь, чего не имел права делать. За это участковый был примерно наказан районным прокурором, возмущенным столь грубым отношением с несовершеннолетним художником-графиком. В белорусском местечке Жабинка, откуда Виталий был родом и которое аборигены именовали не иначе, как Квакенбург, никаких развлечений для молодежи, окромя мелкого хулиганства и гонок на ревущих мотоциклах по болотам, не предусматривалось. Поразмыслив в холодной камере над превратностями судьбы, Гришечкин пришел к выводу, что из Квакенбурга надо валить. Ничего хорошего сдобренное картофельным самогоном будущее не сулило. Виталик взял себя в руки, успешно закончил школу и отправился в Ленинград, где с первой же попытки одолел вступительные экзамены в институт холодильной промышленности. – Опять Гречина дубасят, – печально произнес несостоявшийся узник. – Я с утра уехал в налоговую, а он в моем кабинете за компьютером устроился… – Пойдешь наверх? – поинтересовался верзила-журналист. – А надо? – устало спросил Виталик. – Думаю, что нет… – Я тоже… Добродушный Гоблин положил руку на плечо Гришечкину. – Все образуется. – Не сомневаюсь, – главный редактор «Невы» вытащил пачку «парламента». – И какой козел меня так подставил? – Ты с «козлами»-то поаккуратней, – Чернов опустил одну бровь. – В кругах, к которым я был близок, слово «козел» очень обидное. Могут и на пику посадить… – Да я так… – Гришечкин прикурил. – Слушай, Димон, я давно тебя хотел спросить. На фига ты Верескова мочишь? – Какого Верескова? – Писателя… – Знать его не знаю, – пожал плечами Димон. – Как это не знаешь? – А так. – Я же сам твою статью читал! – Где? – Сейчас, – Виталий покопался в папочке и достал газетную вырезку. – Вот… «Классик русской словесности». Меня одна твоя фраза убила… «На мой вопрос о том, почему Вересков во время радиоинтервью вел себя как полный идиот, известный автор ответил, что он предпочитает определению „идиотизм“ формулировку „эстетическая оригинальность“. При этом товарищ Вересков лукаво подмигивал и вел себя неадекватно…» И прочее в том же духе. – Я этого не писал, – Гоблин взял обрывок газеты. – Хм, действительно, некто Чернов… Но это не мой опус. К тому же я с «Невским пламенем» не сотрудничаю. Там Алка Мануйлова главным редактором служит. Полная дура… – Этот Чернов, что, твой однофамилец? – Возможно, – Димон пошевелил губами. – Придется разбираться, кто пачкает мое гордое имя своим поганым прозападным языком… Крики на втором этаже дома перешли в более высокую тональность. – Ишь, раздухарились! – Гоблин поскреб подбородок. – Они твоего Гречина насмерть замолотят, если он не сознается… – И что ты предлагаешь? – Возьми адвоката и поезжай на Литейный. Объясни, что тебя преследует псих-следователь… – Видимо, так и придется сделать… Черт, сколько времени угроблю! – Это завсегда лучше, чем иметь весь этот компот. И зама своего пожалей. Они ж не отстанут. Либо тебя поймают, либо так и будут раз в неделю Гречину физиономию рихтовать… – Не сомневаюсь, – Гришечкин протянул Чернову руку. – Ну, бывай… Поеду к адвокату. В дверях дома Резван Гареев чуть не был сбит с ног заскочившим на крыльцо Шамилем Хароевым. Шамиль поверх бронежилета весь обмотался лентами, нацепил каску с опущенным бронестеклом, в каждой руке держал по «Спектру М-4»[10] и издалека напоминал робота-трансформера из мультфильма. Бегать, а тем более воевать в таком снаряжении было затруднительно. – Что?! – проорал Гареев, оттолкнув Хароева под прикрытие кирпичного ограждения балюстрады, опоясывающей дом. – Бьют со всех сторон! Спецназ! – Какой спецназ?! – Резван схватил Шамиля за грудки и потряс, пытаясь привести в чувство. Звякнули пулеметные ленты. – Какой спецназ, я тебя спрашиваю?! У нас все проплачено! Здесь его не может быть в принципе! Ты понял?! Это либо ребята Одноногого, либо арабы! Давай, бегом к остальным! И в круговую! Известие о том, что на аул навалились отряды Басаева или Аль Фаттха, никак не успокоило перепуганного Хароева. Российский спецназ ничем не отличается от боевых групп конкурирующих между собой тейпов. И те, и другие действуют с максимальной жестокостью, пленных предпочитают не брать. Единственное различие в том, что федералы могут вызвать авиацию, а конкуренты будут выжигать очаги сопротивления с помощью реактивных установок, размещенных на склонах сопредельных гор. Гареев влепил Шамилю раскрытой ладонью по шлему. – Приди в себя! Хароев затряс головой. – Да понял я, понял! – Бегом к площади, разворачивайте бэтэ-эр! И бейте по уступам вдоль дороги! – Зачем?! – Это разведка боем! Если мы не накроем их основные силы – каюк! А прийти они могут только оттуда! Вопрос об обороне аула Гареев несколько раз прорабатывал со своими приближенными, но, когда дошло до дела, все планы мгновенно вылетели из голов застигнутых врасплох чеченцев. Нападавшие не дали ни минуты на подготовку. И выставленные на окраине села посты прошляпили подход отрядов противника. Резван решил разобраться с часовыми после того, как все закончится. В успешном отражении нападения он не сомневался. Долго штурмовать аул никто не будет. У боевиков-конкурентов расчет на быстрое подавление сопротивления, на захват бензовозов и изготовленной в мастерской валюты, на мгновенный проход по домам, где можно поживиться какими-нибудь ценностями, и на такой же стремительный отход в горы. На все про все – час. Ну, полтора. Не больше. Гареев сам неоднократно участвовал в подобных вылазках и прекрасно себе представлял, как командир вольных абреков спланировал операцию. Быстрый штурм, грабеж домов на окраине без захода вглубь села и рассредоточение с добычей. Вечер был идеальным временем для такого мероприятия. Через час горы утонут во тьме и преследовать отходящие группы станет невозможно. А на следующее утро они будут в десятках километров от полу сожженного аула. Делить награбленное в своих селах или отсиживаться в пещерах, коих в горной части Чечни немерено. Значит, главная задача – протянуть этот час, до наступления темноты. Потеряв время, противник будет вынужден отойти несолоно хлебавши… Хароев, гремя пулеметными лентами, помчался наискосок двора. Резван перекинул через плечо ремень РПД[11], сунул за пояс пистолет «Глок» и побежал в противоположную площади сторону, чтобы возглавить отряд, должный перекрыть дорогу с северо-востока. Система дотов, связанных между собой подземными тоннелями, была готова всего лишь на три четверти, но Гареев надеялся, что и эта недостроенная крепость станет для нападавших непреодолимым препятствием. Шамиль выскочил на улицу и, пригибаясь, бросился к площади, откуда доносилась яростная стрельба. Судя по непрекращающимся ни на секунду длинным очередям, односельчане палили во все стороны, не видя противника. В сухой стрекот автоматов то и дело вклинивался глухой рокот ДШК[12], установленного на чердаке бывшего сельсовета. Хароев продрался сквозь заросли малины, перебрался через штабель досок и остановился в трех метрах от серого валуна, подняв вверх стекло шлема и прикидывая свой дальнейший маршрут. Неподвижный камень вдруг дернулся и превратился в человеческую фигуру. У Шамиля потемнело в глазах. Последней его мыслью было то, что он столкнулся лицом к лицу со злым демоном, принимающим обличье неживых предметов. Затем голову разорвала страшная боль и Хароев ничком повалился в траву… Антон Соколов спрятал пистолет, присел и на корточках доковылял до колодезного сруба, где вновь застыл, обратившись в точную копию серого валуна. Глава Администрации российского Президента повертел в руках яркую книжицу со странным названием «Самец из Пизы», вышедшую из-под пера известного писателя-юмориста Михаила Пропеллера, и со вздохом положил ее поверх кипы бумаг. Новинку книжного рынка ему сунула жена, являвшаяся ярой почитательницей творчества Пропеллера и настоявшая на том, чтобы Александр Стальевич взял на работу новый, номинированный на букеровскую премию роман её любимца. Будто у него будет время отрываться от серьезных государственных дел и листать какую-то окололитературную чушь! Чиновник вновь вздохнул и уставился на ерзающего в кресле напротив Рому Абрамсона. – Ну? – Сашок, ты помнишь наш прошлый разговор? – Естественно… – Так Поганка никак не успокаивается. Совсем Кульмана подмял… – И что ты мне предлагаешь делать? – недовольно заныл Стальевич. – Поганина давить? Не поймут… Скажут, наезд на отечественный бизнес. – Индюка же вы давите! – возразил Аб-рамсон. – Так то Индюка. – Глава Администрации схватился за жиденькую бороденку. – С Индюком можно. У него такая запутка с «Газпромом» и кредитами, что сам черт ногу сломит. – А у кого ее нет? – спросил Роман и осекся. Чиновник растянул бескровные губы в подобие улыбки. В отличие от Абрамсона, Березинского, Се-мисвечко и прочих «акул бизнеса», наживавшихся на обкрутке бюджетных денег и ходивших по краю пропасти, Александр Стальевич Волокушин принял меры к тому, чтобы все сомнительные документы, где упоминалось его имя, были уничтожены. Будучи Главой Администрации Президента, это сделать не сложно. Пара– тройка звонков нужным людям -и от бумаг не остается никаких следов. С бюрократом такого ранга предпочитают дружить. Ибо ссора приведет лишь к тому, что.несговорчивого заместителя министра или аудитора, отказавшегося выдрать несколько листов из архивного дела, заменят на более лояльного человечка. После подчистки документов, совпавшей со временем смены Президентов, Железяка оказался единственным в России крупным чиновником, которого невозможно стало прихватить за прошлые делишки. Проверки Счетной Палаты и журналистские расследования упирались в пустоту. – Ты за всех не говори, – посоветовал Волокушин. – Да ладно! – отмахнулся Абрамсон. – Пока мы в связке работаем, и тебе, и нам хорошо… – Я слышал, ты решил в губернаторы податься? – Не без этого, – довольно осклабился толстый Рома. – Расти-то надо. – Ну-ну, – Глава Администрации продемонстрировал своему собеседнику, что подобные мелкие вопросы его мало интересуют. – Небось, денежки на предвыборную кампанию понадобились? – Деньги есть, это вообще не вопрос. Чукчам «огненную воду» выставлю, топлива чуток подвезу – так они как один проголосуют… Меня пока чечены беспокоят. Больно, блин, независимо себя ведут. Забыли, черножопые, кто их в люди вывел… – А ты напомни, – предложил Стальевич. – Придется, – в голосе Абрамсона послышалась явная угроза. – Мне тут шепнули, что Кульман с Поганкой какую-то пакость замыслили. – А именно? – Определенности еще нет. Но я на всякий случай ребят настрополил. Если чо с поставками случится, в Москве людишек Джабраилова враз положат. – РУБОП или как? – сонно поинтересовался Волокушин. – Или как… – Зря. – Почему это? – С мусорами отмазка хорошая, – изрек Железяка. – Гонят план по задержаниям, вот и прихватят горбоносых. А ты в стороне. Организуй подставу с наркотой или, лучше, со взрывчаткой. Сейчас это в тему. Мурыжить будут год, если не больше. Никакой суд под подписку не выпустит… – Откупятся, – Абрамсон сморщил нос. – От областного РУБОПа – нет. Они своих клиентов сразу по камерам пакуют и прокурорских зовут, чтоб аресты оформляли. И не на патрончиках ловят, а посолиднее. Судьи тоже их, местные… Со стороны разговор крупного коммерсанта и Главы президентской Администрации напоминал беседу двух рыночных ларечников, замышляющих устранение конкурента по капустно-свекольному бизнесу. Никаких сложных комбинаций и прочей ерунды. Все примитивно. Именно эта простота исполнения и гарантировала успех. А также то, что в этой комбинации вряд ли заподозрят сговор столь высоких персон. «Акулы пера и телеобъектива» обычно подозревали многоходовой заговор с привлечением современной техники, первых лиц Генеральной прокуратуры и сложными передвижениями финансовых потоков, обеспечивающими материал для многомесячного журналистского расследования. На самом же деле прорвавшиеся во власть фарцовщики, бывшие торговцы цветами и мелкое ворье не утруждали себя слишком запутанными построениями: хапали все, до чего дотягивались их загребущие ручонки, время от времени возбуждая средства массовой информации заманчивым компроматом на конкурентов. Те отвечали аналогичными ведрами грязи, и спустя месяц-другой всё возвращалось на круги своя. Неудачников хоронили или сажали. А оставшиеся у кормушки продолжали с энтузиазмом разворовывать бесхозное добро. Нефть, электричество, газ, руду, уголь, новые технологии или бюджетные трансферты. Госаппарат не только не препятствовал грабежу, но сам в нем участвовал, являя собой органичную. составляющую выстроенной пирамиды новых взаимоотношений. Без чиновника не обходилось ни одно приносящее прибыль мероприятие. На низовом уровне шакалили инспектора местных администраций, распределяющие площади в аренду, на среднем мышковали начальники департаментов, от которых зависели квоты и лицензии, в верхних эшелонах власти тон задавали министры со своим окружением, ворочающие целыми отраслями промышленности. Общей стратегии, должной не дать народу обнищать до предела, никто не выработал. Каждый хватал по максимуму, совершенно не заботясь о том, чтобы продумать перспективу хотя бы на несколько лет вперед. Столь отдаленный период времени, когда за день можно получить миллион долларов, бизнесмена и чиновника не интересует. Важно ухватить сейчас, а дальше хоть трава не расти. С приходом к власти нового Главы Государства, выпестованного в спецслужбах, все немного притихли. Но, подметив слабость свежеиспеченной власти и преемственность «курса реформ», быстро оправились и продолжили действовать по давно отработанным схемам, не забывая, правда, лишний раз продемонстрировать лояльность «Любимому Руководителю», восхваляя его мудрость и проницательность. – У Березы скоро начнутся проблемы, – вскользь заметил Волокушин. – Почему? – напрягся Абрамсон. – Не по чину берет. Штази недоволен. – Надо с Дедом поговорить, – бывший Президент еще сохранял определенное влияние на своего преемника. – Пусть разъяснит молодому… – Не спеши. Посмотрим, как Береза сам выкрутится. – Если что, он молчать не будет, – серьезно сказал Роман. – Его базар никого не интересует. У Штази пока слишком высокий рейтинг… – Стоит опустить? – хмыкнул Абрамсон. – Ты думай, когда говоришь! – прошипел Волокушин. – А чо? – Ничего! Нас не трогают, и нам не следует нарываться. Бизнесмен отстранение посмотрел в окно. Приняв участие в финансировании избрания нового Президента, Роман посчитал, что застрахован от всех неприятностей. В случае чего доказать банковские переводы будет легко. – Ты изречения Мао Цзэдуна хорошо помнишь? – неожиданно осведомился образованный Волокушин. – Это тут при чем? – удивился Абрамсон. – А при том! «Пусть цветут тысячи цветков…» – Я не ботаник! – хохотнул коммерсант. – Это к ботанике никакого отношения не имеет. Ты не смотри, что Штази вроде ничего не делает. Мао тоже поначалу вел себя спокойно… – Ты объясни проще. А то цитаты какие-то, – обиделся Роман. – Проще некуда. Мао сказал про цветки, в Китае народ начал претворять этот принцип в жизнь. Бизнес развился, пресса, студенты головы подняли. А потом – р-раз! И всех, кто проявился, на плаху. Легко и непринужденно… Как сейчас у нас. Все языки распустили, крылышки порасправляли. А Штази сидит себе и ждет удобного момента. – Ты серьезно? – А ты как думаешь? Абрамсон потеребил нос. – Ментовка с ФСБ слабоваты для такого дела. – Их усилить – не проблема, – Стальевич пожал худыми плечами. – Молодняк из «Русского возрождения» подключить можно, типа штурмовых отрядов… – Безрадостная картина… – А ты нос по ветру держи, – посоветовал многоопытный Волокушин. – За Березу не вступайся, и все будет правильно. Слова Главы Администрации насторожили хитрого коммерсанта. Что-то тут не то… Если бы новый Президент действительно занял выжидательную позицию, то источники Абрамсона в Совете Безопасности и правительстве намекнули бы Роману о готовящихся чистках. И он бы успел встать под нужные знамена. Волокушин ведет себя подозрительно. Ничего впрямую не говорит, отделывается намеками. Опять выстроил многоуровневую схему, в которой Абрамсону с Березинским отводилась не самая главная клеточка. Пользуется своим высоким положением и намеками старается принудить Романа пойти по намеченному маршруту. Не объявляя конечной цели. Что ж, подыграть бородатому математику не сложно… – Я понял, – со значением сказал бизнесмен. – За меня можешь не беспокоиться. Но все же… Что с Поганкой-то делать? – Это элементарно, – улыбнулся Волоку -шин. – Поступим следующим образом… Веселовский в два прыжка преодолел расстояние от забора до старого тополя, росшего в углу двора, и прижался боком к бугристому стволу. По дереву толщиной в два обхвата можно было бить прямой наводкой хоть из десятка автоматов – спрятавшемуся за ним Алексею ничего не грозило. Пока ситуация развивалась так, как и предусматривал Рокотов. Чеченцы были ошеломлены внезапным нападением и бились каждый за свой дом, не концентрируясь на одном направлении прорыва. К тому же бесшумное оружие казаков играло немаловажную роль. Вайнахи не видели и не слышали противника, получая пулю за пулей со сравнительно безопасного для атакующих расстояния. Привыкшие к безнаказанности и численному превосходству боевики растерялись. Но долго так продолжаться не могло. Рано или поздно жители аула поймут, что столкнулись не с сотенным отрядом конкурирующей группировки и не с ротой спецназа, а с небольшим мобильным подразделением, и постараются переломить ход поединка. Поэтому первейшей задачей казаков была деморализация противника, расстрел максимально возможного количества людей в сжатые до предела сроки… Вдоль дома побежала фигурка в развевающемся халате с каким-то свертком в руках. Веселовский раздвинул глушителем «Грозы» молодые побеги, торчащие на уровне груди, и короткой очередью срезал двадцатилетнюю чеченку. Женщина покатилась кувырком, стукнулась головой о фундамент дома, сложенный из неотесанных камней, и остановилась, нелепо изогнув вывернутые ноги. Сверток рассыпался, усеяв землю матовыми кругляшами ручных гранат со вставленными в них запалами. Из– за спины Алексея на секунду высунулся Семен и послал десяток пуль в распахнутые окна. В доме заорали, кто-то высунул руку с пистолетом наружу и неприцельно выстрелил. – Виталик! – позвал Веселовский. – Ay? – отозвался Янут, схоронившийся за колодезным срубом. – Первый этаж! Гранатометчик выкатился на открытое пространство и нажал на спуск. Полуторакилограммовый заряд прошиб входную дверь, сбитую из дюймовых досок, по пути расколотил напольную вазу, поставленную в прихожей, и рванул в гостиной, опрокинув двадцатипятилитровый газовый баллон. Осколки вспороли тонкое железо топливной емкости, и вслед за первым взрывом шарахнул второй. Дом на мгновение окутала сине-белая вспышка. Янут откатился обратно. Из окна вывалилась горящая человеческая фигура, свалилась в траву и забилась, оглашая окрестности протяжным криком. Алексей прикусил губу. На случай подобных обстоятельств существовало недвусмысленное распоряжение Влада – раненых и обожженных не добивать. Пусть орут. Остальным будет наука. К тому же вопли охваченного огнем человека выводят из равновесия его соплеменников ничуть не хуже, чем метко посланная пуля. Раненого могут попытаться спасти. Или потушить. Расходовать пулю на привлекающего к себе внимание дикими криками человека можно было в одном-единственном случае – если он представлял опасность как боеспособная единица. – Черт! – ругнулся Рядовой. Горящий заживо чеченец поднял вверх голову и зашелся в очередном приступе воя. Семен поднял «Винторез». – Не смей! – Веселовский отвел рукой ствол. Рядовой зажал ладонями уши. Через четверть минуты кричавший в последний раз изверг из себя визгливый всхлип и затих. Алексей шумно выдохнул воздух и ощутил, как по коже пробежали мурашки. Этот рев сгорающего у стены собственного дома чеченца он не забудет никогда в жизни. Семена затрясло, он быстро повернулся назад и согнулся, освобождая желудок от съеденного утром легкого завтрака. Веселовский сглотнул вязкую слюну и хлопнул товарища по плечу. – Не раскисай! Рядовой потряс головой, вытер рот горстью сорванных смородиновых листьев и перехватил ВСС поудобнее. – Блин, не думал, что так хреново будет… – Это только начало, – подобравшийся к ним вплотную Янут перезарядил гранатомет. – Дальше – больше… Ну что, готовы? – Ага, – Алексей посмотрел через прицел на открытое пространство. – Виталь, врежь по домику справа, а мы слева обойдем… – Лады, – Янут скользнул в низкие кусты. Веселовский и очухавшийся Рядовой перебежали к углу полыхающего мертвого дома. Соседний двор огласил рев автомобильного двигателя, вспыхнули лучи мощных ксеноновых фар, заливших пространство от гаража до ворот мертвенно-белым светом. В свои двадцать пять лет Турпал Беноев успел поучаствовать в триумфальном вхождении ичкерийской гвардии в Грозный, захватить и перепродать семерых заложников, прикончить двух русских солдат, попавших в плен под Аргуном, счастливо избежать ареста и обзавестись роскошным серебристым внедорожником «Lexus RX300». Ради того, чтобы Турпал разъезжал по родному аулу на японском джипе стоимостью пятьдесят шесть тысяч долларов, в подмосковных Химках была вырезана семья местного коммерсанта. Сам бизнесмен, его жена и двое дочерей, пяти и трех лет. Четыре человека погибли после того, как Турпал повозил грязным пальцем по глянцевой странице автокаталога и прищелкнул языком. Его племяннику, промышлявшему в России кражей престижных машин, этого было достаточно. Вместе с подельниками он вычислил владельца понравившегося дяде средства передвижения, переоделся в форму сотрудника милиции и в один из вечеров постучал в дверь квартиры, где проживал бизнесмен. Все дальнейшее было уже делом техники. Трупы свалили в ванну, выгребли ценности и в ту же ночь отогнали внедорожник в арендованный гараж, где тот простоял пару недель, пока в Химках не улеглись страсти по поводу зверского убийства целой семьи. Уголовное дело просуществовало в активной фазе недолго. Дней десять. Затем начался очередной этап операции «Арсенал», и весь личный состав горотдела милиции отправился на патрулирование улиц на предмет выявления подозрительных, могущих перевозить оружие лиц. Таким образом следователь лишился оперативной поддержки, а самостоятельно розыск преступников он вести не мог. Не положено по инструкциям. Следователь работал в управлении не первый год и прекрасно понимал, что дело тухлое, сил на него придется потратить массу, а результат, скорее всего, будет нулевой. Если убийство не раскрывается в три дня, то потом виновника обнаруживают только случайно или по навету стукача, пожелавшего слить в органы собственного врага, с которым не сошелся во мнении по поводу уровня спиртосодержащей жидкости в стаканах. Безответный алкоголик, кстати говоря, даже предпочтительнее истинного убийцы. На измордованного бухарика можно повесить еще пару-тройку «глухарьков», тем самым закрыв наиболее животрепещущие строчки отчетности и отправив бедолагу на пожизненное. Суд с алконавтами не церемонится. Любые сомнения трактуются исключительно во вред обвиняемому, государственный защитник откровенно спит на заседаниях, а измышления прокурора принимаются за непоколебимые доказательства. Процесс обычно длится неделю, после чего подсудимый слушает невнятное бормотание председательствующего, получает на руки копию приговора и отправляется в холодном вагоне куда-нибудь на север. В компании таких же бесправных осужденных, как и он сам. Когда со стороны площади прозвучали первые автоматные очереди, Турпал ел плов и размышлял о том, как на будущей неделе поедет в Махачкалу, чтобы принять участие в праздновании дня рождения троюродного брата. Беноев отбросил блюдо, вскочил с ковра и прислушался. Стрельба не походила на обычное выражение радости по поводу удачно проведенной сделки. Автоматы били яростно, взахлеб, выплевывая десятки пуль в секунду. Совсем близко от дома Турпала шарахнул мощный взрыв и вслед за ним – истошный вопль на одной ноте. Чеченец рванулся к выходу, потом сообразил, что таким образом станет лишь мишенью, и повернул обратно. В гараж можно было попасть и через внутреннюю дверь. По пути Турпал прихватил AMD-65[13] с полным магазином, сорвал с вешалки куртку и влетел под навес, где его дожидался серебристый красавец. Двухсотдвадцатитрехсильный мотор, несмотря на дрянное самопальное топливо, завелся сразу. Беноев до предела выкрутил руль вправо, врубил дальний свет и нажал на акселератор. «Lexus» дернулся, но ручной тормоз удержал полуторатонную машину на месте. Турпал зашипел, резко опустил ручник в пол и втопил газ. Стрелка тахометра скакнула в красную зону, шестицилиндровый V-образный двигатель хрипло взревел, прокручивая верхние распределительные валы с усилием в триста один ньютон-метр, и внедорожник буквально выпрыгнул на середину двора. Открывать ворота уже не оставалось времени. Беноев чуть отпустил педаль газа, прищурился и направил покатый капот японского джипа точно в промежуток между коваными фигурными створками… Семен отскочил в одну сторону, Алексей в другую. Мимо забора пронеслась сверкающая серебристым лаком машина и притормозила перед воротами. – Бей по кузову! – завопил Веселовский. Рядовой вскинул «Винторез» и разрядил в джип всю двадцатипатронную обойму. Девятимиллиметровые пули изрешетили борт внедорожника, пробили систему жидкостного охлаждения и разнесли в пыль приборную панель. Труп водителя ткнулся в рулевую колонку, и над аулом разнесся длинный унылый гудок. Веселовский для гарантии прострелил салон автомобиля сзади и, широко размахнувшись, метнул через забор ребристый овал Ф-1. Граната влетела в окно второго этажа. Алексей с Семеном упали на землю. Взрыв лимонки проломил пол и покалечил младшего брата Беноева, спавшего в своей комнате. Мать и сестра Турпала погибли на месте, оказавшись всего в трех метрах от разорвавшейся «эфки». – Нормалек! – рыкнул Веселовский, вскакивая на ноги. – Поехали дальше! – с радостью, плохо понятной не воевавшему человеку, поддержал Рядовой. От аналитиков начальнику ГРУ требовалась неприукрашенная информация. Это потом доклады низового звена обретают сглаженные формы. Из них выхолащиваются любые неподтвержденные документально намеки на сотрудничество армейского руководства с боевиками, убираются излишне смелые прогнозы и аналогии. Но первоначальном варианте все вещи называются своими именами: чиновная сволочь – сволочью, золотопогонное ворье – преступниками, стукачи – стукачами. И так далее. Плюс предлагаются радикальные меры по решению многих спорных вопросов. Услышь подобное гуманист-правозащитник, у него бы пропал сон минимум на неделю. Однако реальному исполнению подлежало не более одного процента предложений. Все остальные либо не включаются в окончательные варианты служебных записок, либо забалтываются в процессе обсуждения. Возможно, что такой мизерный процент реализации играет и свою положительную роль. Иначе, основываясь на далеких от жизни теоретических выкладках и идеальных моделях, сотрудники отделов физического воздействия всех разведок мира завалили бы трупами половину земного шарика. Подполковник Бобровский и майор Сухомлинов отдавали себе отчет в том, что оперируют в основном сухими цифрами и материалами, не полностью отражающими всю картину происходящего, поэтому в своих прогнозах были довольно осторожны и не стремились, как многие их коллеги, предложить универсальные способы проведения спецопераций и одним махом разрубить гордиев узел кавказского конфликта. Слишком поспешное устранение кого-нибудь из ичкерийских лидеров могло привести к совершенно непредсказуемым последствиям. Равно как и медлительность. Межродовые и внутритейповые взаимоотношения на Кавказе столь запутанны, что даже коренные жители не всегда могут однозначно оценить перспективу точечного удара. К тому же у аналитиков не было полной уверенности в руководящем звене российской армии. Более-менее доверять они могли только своему непосредственному начальнику. Да и то не во всем. Генералитет был разбит на конкурирующие кланы, где разные группировки поддерживали разных заместителей министра обороны и исповедовали разные стратегические концепции военного дела. Аналитиков такое положение вещей немного беспокоило – ведь желание начальника Генштаба любыми способами свалить министра обороны оборачивалось для страны потерей стратегического паритета с Западом… – По нашим данным, у боевиков остались три маршрута переброски оружия, – тихим голосом докладывал Сухомлинов, направив красный лучик лазерной указки на крупномасштабную карту Чечни. – Два на юго-востоке и один на северо-западе. На разных этапах следования караваны попадают под защиту дружественных Хаттабу группировок. Всего их восемь… Данные радиоперехвата достаточно полные, однако следует еще раз оценить всю картину вкупе. Перерезание этих маршрутов кардинального изменения ситуации не даст. – Почему? – хрипло спросил начальник ГРУ. – До восьмидесяти процентов оружия идет со стороны федералов. Примерно половина изъятого возвращается назад. Акты уничтожения не соответствуют реальности. Мы проверили по нескольким позициям и во всех случаях обнаружили фальсификации. Мое мнение – следует прекратить списание вооружения на территории самой Чечни и отправлять изъятое в Ставропольский край. Пусть им занимаются специальные подразделения… Начальник ГРУ задумчиво пошевелил губами. Предложение хорошее, но невыполнимое. Против него выступят и в штабе Объединенной группировки, и в Москве. Слишком большие и быстрые деньги крутятся в этом бизнесе. – Есть ли иной способ?, – Есть, – встрял Бобровский. – Приставить к каждой комиссии по списанию нашего человека. – Этим занимается ФСБ. Подполковник фыркнул. Давнее противостояние ГРУ и контрразведки в последние годы приобрело гротесковые формы. Всесильный монстр по прозвищу «КГБ» был уничтожен, а оставшийся от него огрызок не справлялся даже с элементарными функциями защиты государственной безопасности, инспирируя отлов «монгольских шпионов» и занимаясь расследованием уголовных дел в отношении новых «инакомыслящих». – Они только и умеют, что «комсомольских активисток» со зрением минус восемь ловить да улики подбрасывать… – Перехватить их прерогативы вряд ли получится, – спокойно отреагировал его собеседник. – Тогда тупик, – пожал плечами Бобровский. – Они сами развели агентуру, снабдили ее нужными документами, а теперь не знают, что делать. Насколько мне известно, наши раза три на Бараева выходили, так «смежники» в последний момент все отменяли… Начальник ГРУ засопел. – Этот вопрос не в моей компетенции. Сухомлинов молча развел руками. – Последнее достижение наших «коллег», – язвительным тоном продолжил Бобровский, отвлекаясь от основной темы разговора, – это арест америкоса за попытку якобы купить чертежи старой торпеды. – Его фамилия Поуп, – кивнул майор. – Ага, Поуп. Чистой воды лажа… Этот «Шквал» уже лет двадцать продается на внешнем рынке. А наши специалисты по «глубинному бурению» с гиканьем хватают за руку дурачка-штатовца и пару остолопов-инженеров, что-то там муркующих по поводу двигательной системы. Хотя там все дело в кавитаторе…[14] Да если б янкесы не жмотились и дали нормально денег, им бы на блюдечке принесли самые последние разработки! – Может, вернемся к Чечне? – предложил Сухомлинов. – Отчего же, – начальник ГРУ закурил, – Григорий Владимирович дело говорит. Тут ситуация в целом просматривается. И над этим стоит подумать. Контроль над списанием изъятого оружия мы, конечно, не получим, но определенные перспективы можно проработать. В частности – вопрос об усилении наших позиций на освобожденных территориях… – Уставом не предусмотрено, – буркнул Бобровский. – Это как посмотреть, – не согласился начальник ГРУ. – Ладно, к делу… Что вы можете сообщить о результатах спутниковой съемки? Майор Сухомлинов открыл очередную папку с красной полосой на корешке. Закругленный на конце конус гранаты с шелестом пробил нависающие на веранду ветви кизилового дерева, пронзил тонкую тюлевую занавеску и ударился об пол в углу комнаты. Восемьсот граммов взрывчатки сдетонировали и вышибли метровый кусок центрального столба, поддерживающего остроконечную крышу. По комнате и по коридору пронесся рой мелких стальных осколков. Потолочные балки хрустнули, и треть крыши обвалилась внутрь дома, засыпав обломками труп пожилого чеченца, сжавшего в руках древнюю трехлинейную винтовку. Вслед за выстрелом из гранатомета в окно полетела полупустая канистра с бензином, обмотанная чадящей тряпкой. Здоровяк Лукашевич проворно откатился под защиту поленницы. В ауле пылали уже пять домов, позволяя казакам довольно точно ориентироваться на местности. – Готово! – крикнул Данила. Веселовский с Янутом перебежали на десяток метров влево и залегли. Разогретые бензиновые пары взорвались не хуже ручной гранаты, и пылающее топливо растеклось по вздыбившимся доскам пола и клочьям ковра. Из– под кузова стоявшего за домом грузовика засверкали яркие вспышки. Пули с противным визгом срикошетили от бетонного поребрика, невесть как оказавшегося посередине двора, и вонзились в землю всего в трех метрах перед ползущим Семеном. Рядовой огрызнулся короткой очередью и метну лея было под защиту бочки с водой. Невидимый стрелок пресек попытку Семена и послал пулю точно у того перед носом. Казак вжался в землю. Справа из-за поленницы высунулся Данила и расстрелял остаток магазина, стараясь прикрыть рывок Рядового. Тщетно… Чеченец ответил меткой очередью, разметавшей верхние ряды штабеля сухих чурбачков. Лукашевич еле успел присесть. Семен покатился в сторону, преследуемый фонтанчиками земли от вгрызающихся в землю пуль. Он уже почти достиг выбоины возле корней столетнего каштана, как в его икру попал трехграммовый кусочек свинца. Рядовой вскрикнул и закусил губу. Вторая пуля прошила ворот комбинезона и лишь оцарапала спину. Третья не попала вовсе, вонзившись в ствол каштана. Семен подтянул ногу, выдернул из кармана полуметровый обрезок мягкого шнура и наложил жгут немного ниже колена. – Твою мать! – Янут прицелился в грузовик. – Ниже, под кузов! – прошипел Веселов-екий. Виталий задержал дыхание и выстрелил. Автомобиль приподняло в воздух, и по земле брызнул сноп искр вперемешку с ошметками резины. Грузовичок рухнул обратно на свое место и завалился на бок. В свете пожара было хорошо видно, как в сторону отлетело чье-то изломанное тело. – Все, отходим! – приказал Алексей. – Данила, хватай Сему и назад! Главнокомандующий российским флотом мрачно уставился в пол и не поднимал глаз до тех пор, пока его помощник не закончил своего доклада об обстановке в районе затонувшего ракетоносца. Вице– адмирал выдохся минут через десять. Говорить, в общем, было не о чем. Все и так ясно. Моряков не спасли, аварийные средства оказались в нерабочем состоянии, сгрудившиеся вокруг места катастрофы двадцать.четыре боевых корабля бессмысленно бороздили море и только жгли топливо. В перспективе маячили отставки половины служащих Адмиралтейства, включая и Главкома. Хорошо, если с сохранением пенсии за выслугу лет и без привлечения к суду. Помощник растерянно посмотрел на неподвижно сидящего Самохвалова. – Вот, Владимир Сергеич… Все. Адмирал флота откашлялся. – Какой прогноз поведения родственников? – На настоящий момент – неутешительный. Возможны эксцессы, – вице-адмирал втянул голову в плечи. – Завтра прилетает Президент, так что вы понимаете… Мы, конечно, подготовились, но… хм-м… – Помощник умолк. Близкие погибших моряков волновали Владимира Сергеевича Самохвалова в последнюю очередь. На то она и военная служба, чтобы на ней иногда гибли люди! Развели сантименты, понимаешь… Гораздо важнее вовремя покаяться перед Верховным Главнокомандующим, рвануть на груди тельняшку, поклясться в безграничной преданности. И представить дело таким образом, чтобы наказывать было не за что. Мол, все сделали как надо, а тут такое трагическое стечение обстоятельств. И крен корпуса огромный, и течения, и видимость плохая. Ни норвежцы, ни англичане, ни американцы в такой ситуации тоже никого бы не спасли. Остается сама лодка. Вернее, пробоина в ее легком корпусе. Пяти минут качественного цифрового видео со стометровой глубины будет достаточно, что бы и Самохвалов, и Зотов, и Яцык отправились бы полировать нары своими тугими адмиральскими задницами. Последствия удара форштевнем тяжелого крейсера ни с чем не перепутать. Дернул же его черт за язык, когда на третий день после аварии он выступил по центральному каналу телевидения и продемонстрировал схематичное изображение лодки с узкой трещиной вдоль трети корпуса! Теперь надо молиться, чтобы никто не вспомнил об этом проколе, и побыстрее замести следы. Вице– адмирал давно служил под началом Самохвалова и потому понимал его почти без слов. – Есть предложение… – Ну? – буркнул Главком. – Надо инициировать подъем тел. В люки водолазы не пройдут, потому придется резать оба корпуса. А под сурдинку… – помощник не договорил. – Кому поручите? – мысль вице-адмирала Самохвалову понравилась. Несколько сквозных отверстий в корпусе АПРК – и электрохимическая коррозия съест десятисантиметровое железо за три месяца. При солености Баренцева моря и придонном течении в два узла скорость разрушения будет достигать миллиметра в сутки. Системы размагничивания корпуса уничтожены, так что электрохимическим процессам ничто не помешает. С водолазов можно будет взять подписку о неразглашении того, что они увидели на глубине. Офицеры – люди подневольные. К тому же ни один из них не откажется от солидной премии, присвоения внеочередного звания и государственной награды. А пробоину всегда можно выдать за результат тарана «Мценска» американской или английской субмариной. Любой на флоте знает, что корпусная сталь на лодках НАТО крепче российской раза в два. – Надо, чтобы требование прозвучало со стороны, – высказался помощник, – а Президент пойдет навстречу просьбам вдов и сирот… – Логично. – Думаю, придется подключить психологов, что сейчас работают с родственниками. Времени немного, но справимся. Если три-четыре человека начнут настаивать на немедленном подъеме тел, остальные их поддержат. Начнется цепная реакция… – Президент может приказать поднимать крейсер целиком, – скривился Самохвалов. – Мы объясним, что это нереально. Я уже проговорил этот вопрос со Слуцким. Он заявляет, что самый ранний срок подъема «Мценска» – лето будущего года… Главком ВМФ сложил губы трубочкой. Ага! Генеральный конструктор «Аквамарина» тоже не хочет быстрого подъема. Это симптоматично. Значит, хитрый академик опасается, что госкомиссия выявит на атомоходе серьезные конструктивные недоработки. А Слуцкому, монополисту на рынке проектирования стратегических ракетоносцев, сие страсть как невыгодно. Напортачили с техническими решениями и теперь стараются потянуть время. Что ж, их нынешние цели пока совпадают. – У вас есть надежные люди? – Среди психологов? – Да… – Есть. – Давайте команду. И чтоб комар носа!… – Не беспокойтесь, Владимир Сергеевич, не впервой, – вице-адмирал позволил себе едва заметную ухмылку. – Сами завтра увидите… Рокотов по-пластунски переполз на новую огневую позицию и замер, выискивая очередную цель. Жители села продолжали метаться по улицам, поливая из автоматов придорожные кусты и тени возле заборов. Отсутствие централизованного освещения аула было на руку нападающим. Хотя даже если бы и была общая электроподстанция, то казаки разнесли бы ее из гранатометов в первую очередь. Через дорогу рванулся худой подросток, вооруженный длинноствольным пулеметом. Влад сосредоточенно прицелился и срезал юного вайнаха прямо перед калиткой дома, куда тот направлялся. Малолетний боевик взмахнул руками и ничком свалился в канаву. «Седьмой… Неплохо. Однако, сколько ж здесь всего-то их? Сто? Двести? А если полтыщи? Обратно не повернешь… – биолог передвинул ствол „Грозы“ на несколько сантиметров влево – Суета теперь за площадью. Значит, основные силы там… Дороги перекрыты, первая же машина нарвется на мины. Почему, кстати, они не отгоняют бензовозы? Некуда? И бэтээр что-то не двигается… А-а, там же Егорушка работает! Правильно! Этот к бэтээру никого не подпустит… Ну и славно…» Щелкнул вызов рации. У Владислава сжалось сердце. Он разрешил пользоваться связью только в двух случаях – если будут обнаружены заложники и если кто-нибудь из казаков погибнет или будет тяжело ранен. – Прием. – Я их засек! – От голоса Гречко Рокотов повеселел. – Второй дом справа от тебя, подвал. Прием. – Охрана? Прием. – Две единицы. Прием. – Ясно. Если что, блокируй сам. Мы заняты. Конец связи. Владислав быстро отполз назад и улегся рядом с Пышкиным. – Справа, второй дом. Игорян сказал, что стерегут двое… Кузьмин сплюнул. – Пошли? – Рано. – Рокотов вставил в ОЦ-14 новый магазин. – Надо оттеснить чичиков подальше. Игорян пока поцинкует… – Как знаешь. – Толя выстрелил по какой-то далекой мишени. – Блин, в ногу! – Нормально. Раненые тоже не помешают. На одного раненого двое здоровых нужно, чтоб тащить. Целься в живот… – Я так и делаю, – просипел Кузьмич, – но не всегда попадаю… – Ничего. – Влад отбросил в сторону пустой рожок. – Я – вдоль улицы. Держи мне спину. – Яволь. – Пышкин припал к окуляру прицела. |
||
|