К семи вечера Владислав прибыл на Индустриальную улицу.

Он с беспечным видом обошел дом под номером семь, прогулялся по окрестным дворам и устроился на лавочке прямо напротив окон квартиры Маслюковой.

Наблюдательный пункт был расположен очень удобно. Скамейка стояла в тени тополей на противоположной, четной, стороне улицы, и с нее открывался прекрасный вид не только на окна, но и на парадную дверь и на проходную арку, ведущую во внутренний двор. Справа от дома Маслюковой находился скверик, обсаженный по периметру низкими кустами, с левой стороны и дальше по улице шли четыре дома без сквозных проходов, откуда искомая персона могла бы неожиданно вынырнуть.

С точки зрения организации ловушки место было невыгодным.

Много свободного пространства, представлявшего место для маневра и отхода в три стороны, сплошные жилые дома и анфилады дворов. Ловить человека в таких условиях затруднительно.

К тому же узость проходов между домами, заборчики скверов и близко посаженные друг к другу деревья практически исключали использование автотранспорта.

«Если бы Кролль планировал захват, то он выбрал бы иное место. Снял бы квартиру где-нибудь в новостройках, с выходом парадного во двор. Дабы иметь возможность перекрыть пути к отступлению. Кролль не дурак, он не может не понимать столь очевидных вещей. Группа у него небольшая, соответственно, в квартиру-ловушку он способен был бы отрядить пару-тройку человек. Максимум пять. А здесь нужно в десять раз больше… – Рокотов отхлебнул из пластиковой бутылочки с минеральной водой. „Кока-колу“, „Фанту“, „Спрайт“ и „Севен Ап“ он не уважал, ибо, будучи биологом по образованию, прекрасно знал, что содержащаяся в шипучих сладких напитках ортофосфорная кислота с бешеной скоростью вымывает кальций из организма, что повышает ломкость костей раз в пятнадцать. Фирмы-производители предпочитают эту тему замалчивать и даже регулярно платят журналистам за отсутствие интереса к негативным последствиям употребления модных в среде молодежи напитков. – Основные силы остались на ракетной базе. В городе содержать отряд в полсотни рыл накладно и опасно. Любая концентрация группы больше чем в десяток человек чревата вниманием со стороны милиции или госбезопасности… Да и не нужно столько народу для того, чтобы провести теракт. Опять мы возвращаемся к старой песне о главном. К сути деяния. Которая все еще в тумане…» Влад чуть передвинулся по скамеечке вбок.

Из-за угла вывернула женщина в тонкой голубой курточке и белых джинсах.

«Не то… – покойный Курбалевич дал подробнейшее описание Маслюковой. Рост метр семьдесят, плотная, талии практически нет, размер одежды сорок восьмой, волосы длинные, крашенные хной, густые, но короткие брови, светлые глаза. Украшений и очков не носит, уши не проколоты, ногти подстрижены коротко, лак темно-вишневый. Предпочитает плиссированные юбки, свободные блузки и обувь на низком каблуке. Не курит. Голос низкий, речь отрывистая. Образование среднее. Амбициозна, но исполнительна. Как слышал Курбалевич от Герменчука, в группу Кролля попала по рекомендации кого-то из руководителей центра „Запад-Восток“. Ярая оппо-зиционерка, имеет личные претензии к власти, связанные с собственными провалами на ниве коммерции, в которых винит кого угодно, кроме себя. Четких политических убеждений нет, в голове сумбур из слоганов „Хартии-98“, тезисов научного коммунизма и постулатов сайентологии, сдобренных изрядной порцией воинствующего феминизма. – Что ж, продолжаем ждать…» По пути к месту засады биолог купил в парфюмерном магазине баллончик витаминизированного лака для волос и щедро набрызгал его себе на протертые спиртом руки, повторив процедуру трижды. Теперь Владислав мог ближайшие двенадцать часов не бояться, что оставит где-нибудь свои отпечатки пальцев. В клинике он действовал в тонких резиновых перчатках, отправленных в урну сразу по окончании операции. На улице же требовался вариант сокрытия отпечатков, не привлекающий ничьего внимания.

Женщина прошла мимо седьмого дома и свернула под арку.

Спустя три минуты во двор въехали красные «жигули» четвертой модели, и из них вылезли четверо молодых людей, нагруженных авоськами с пивом и связками вяленой рыбы. Компания двинулась куда-то за деревья. В скором времени оттуда раздались удары костяшками домино о деревянный стол и взрывы хохота.

«Ага, надо чаще встречаться! – ехидно подумал Рокотов, вспомнив рекламу пива „Золотая бочка“. – Жаль, что в конце ролика не предупреждают о последствиях пивного алкоголизма и о том, что неумеренное принятие внутрь данной жидкости ведет к заболеваниям кишечника…» Улица жила своей обычной жизнью.

Из распахнутых по причине теплой погоды окон доносились голоса, музыка и обрывки фраз телевизионных дикторов, на скамейках сидели парочки, по дворам носились дети и собаки, на подоконниках с независимым видом возлежали коты.

Нормальный воскресный вечер.

"Эх, вместо того чтобы торчать под окнами пустой квартиры и ждать доморощенную террористку, прогуляться бы с Мирьяной по тенистой аллее, да отужинать в маленьком ресторанчике, а потом… Стоп. Фривольные мысли пока оставим. – Влад вздохнул. – Всему свое время. Ми-рьяна – это хорошо, но у меня еще есть дела. Позвонить я ей позвонил, успокоил, она знает, что я благополучно добрался до дома. Остальное ей знать не надо. Не будем волновать девочку. А то она из Белграда сюда рванет. Сербки – они такие… За своих мужиков в огонь и в воду пойдут. А меня она считает именно своим мужиком. Против чего я лично са-авсем не возражаю… Но втягивать ее в свои приключения не намерен. Нечего, пущай дома сидит и ждет, пока ее суженый-ряженый не разгромит, по словам патриотической прессы, «мировую закулису». Во-во! Великий и могучий Владислав Рокотов против международного терроризма. Один, без ансамбля… Рассказать кому – на смех поднимут. Скажут, что такого не бывает. Бывает, господа, бывает…

Жизнь такие задачки подбрасывает, что никаким литераторам не снилось…" Рокотов хмыкнул, вспомнив недавно прочитанный романчик о противостоянии жуткой террористической организации и какого-то частного детективного бюро. Некто гражданин Андреев вкупе с соавтором по фамилии Стариков долго и натужно, перемежая сюжет матерщинными диалогами и техническими несуразицами, повествовали о подготовке и осуществлении взрывов домов в родном городе Влада. Все положительные персонажи, если смотреть с медицинской точки зрения, были законченными алкоголиками и неврастениками, а отрицательные – дебилами с ярко выраженными признаками распада личности или бывшими сотрудниками Комитета Государственной Безопасности, достигшими грани сумеречного состояния и средней стадии депрессивного психоза. Подавляющему числу главных героев срочно требовались регулярные уколы га-лоперидола, содержание в помещениях с обитыми матрацами стенами и долгие беседы с профессиональными психиатрами.

Раненый Чернов, которого Рокотов посетил перед отъездом, сей литературный опус тоже читал. И неплохо знал авторов.

Оказывается, граждане Андреев и Стариков сами трудились на ниве частной розыскной деятельности и писали образы детективов исключительно с себя. Особых успехов в расследовании поручаемых им дел они не достигали, все больше надували щеки, так что их агентство знающие люди ехидно назвали «Золотая дуля» – понтов и обещаний много, деньги из клиентов сосут что твой пылесос, а толку никакого.

К тому же отцы-основатели «Золотой дули» не упускали возможности прогнуться перед действующей властью и даже выпускали какое-то околокриминальное обозрение со странным названием «Секретный советчикъ». С твердым знаком в конце слова и материалами, беззастенчиво передираемыми из Интернета и других изданий.

За лояльность и колебания редакционного коллектива в унисон с политической целесообразностью «Советчикъ» стал обладателем премии «Безжалостное перо». Большую роль в получении награды сыграл тот факт, что и Андреев, и Стариков входили в число членов комиссии, присуждавшей «Перо», и не могли не порадеть родному изданию, под разными предлогами выдавив из списка номинантов всех возможных конкурентов.

После общения с весельчаком Черновым Влад купил пару номеров «Советчика» и всласть посмеялся над нелепыми экзерсисами корреспондентов издания, рассуждающих о вещах, о которых они имели весьма смутное представление.

Настоящим бриллиантом смотрелась статья «Очевидицы бандитской разборки», подписанная некой Тамарой Писистратовой. В ней, к примеру, журналистку сажали на заднее сиденье автомобиля «феррари», подпирали с боков двумя огромными жлобами, блокировали задние двери и везли в неизвестном направлении. При этом спорткар, у которого по определению нет ни задних дверей, ни заднего сиденья [Исключение составляет «Ferrari 456 GT», но и на этой модели сзади расположены два миниатюрных детских места, на которые взрослые люди просто не поместятся], мчался по разбитой проселочной дороге со скоростью двести шестьдесят километров в час.

Дорожный просвет в девять сантиметров не останавливал полета фантазии придурковатой и, если судить по фотографии в уголке страницы, страдающей от ожирения «очевидицы». Видимо потому, что Писистратова не удосужилась заглянуть в автокаталог и узнать, что же такое «феррари», и весь материал высасывала из пальца. Параллельно занятая поглощением пирожных или бутербродов с салом.

Описываемые журналисточкой «бандиты» поливали друг друга из «томпсонов» [Пистолет-пулемет калибра 0.45 или 0.38, излюбленное оружие американских гангстеров в 30-х годах XX века], перебрасывая друг другу изогнутые магазины [Магазин «томпсона» может быть либо прямым, либо дисковым], загоняли обоймы с патронами в рукоятки револьверов и бесконечно ругались, к месту и не к месту высказываясь по поводу чьей-нибудь матери. За что в нормальном бандитском коллективе пришлось бы ответить. Но пузатенькую и прыщавую Томочку подобные мелкие нюансы не заботили…

Рокотов потянулся и взглянул на часы.

Половина одиннадцатого. А Маслюковой все нет и нет.

Влад, чтобы не мозолить глаза отдыхающим в сквере парочкам, переместился на соседнюю скамейку, полускрытую кустом акации, и закурил.

Председателя Комитета Государственной Безопасности Беларуси Владимира Мицкевича пытались купить не единожды. В обмен на «лояльность» к лидерам оппозиции и творимым их подручными делишкам ему предлагали крупные суммы денег, дома за рубежом, должности в новых правительствах, кресло вице-президента после «победы БНФ», теплое местечко парламентария в ПАСЕ.

Одновременно генерала провоцировали на применение силы.

Активисты «Хартии-98», «Белорусской Правозащитной Конвенции» и прочих «антидиктаторских» организации выпускали и распространяли листовки с призывами к вооруженному сопротивлению, устраивали побоища с милицией на каждом мало-мальски значимом митинге, поливали грязью офицеров КГБ со страниц газет, пикетировали здания судов и швыряли камни в конвой, доставлявший туда подсудимых.

Председателю приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сдержаться и не ответить. Еще приходилось сдерживать подчиненных.

Президент был в курсе проблемы и на каждой встрече с генералом подчеркивал, что тот не может ни на полшага выйти за рамки закона, как бы этого ни хотелось и что бы ни вытворяли оппозиционеры. Если же Председатель почувствует, что готов сорваться, то обязан сразу подать рапорт об отставке. Батька обещал подписать его в тот же день.

– «БНФ» и правозащитники завершили подготовку к митингу первого июля, – доложил генерал. – Заявка на проведение удовлетворена. Однако с несколькими оговорками. И это, боюсь, опять приведет к столкновению…

– Какие оговорки?

– Из пяти маршрутов движения колонн демонстрантов администрация города оставила три. Иначе было бы парализовано все движение транспорта в центре. Как вы понимаете, Александр Григорьевич, Богданкович и Худыко не преминут этим воспользоваться. Отправят колонны на прорыв именно по закрытым для них улицам.

– Как мы можем предотвратить столкновение с милицией? – Батька сцепил пальцы.

– Боюсь, что никак, – печально ответил Председатель КГБ, – это отработанный вариант. Вначале пустят десяток-другой подвыпивших парней, затем к стычке присоединятся основные силы. Мои люди пытались побеседовать с руководством «БНФ», но, кроме оскорблений в свой адрес, ничего не услышали. Худыко и Вячорка только еще больше раззадорились.

– Черт…

– Согласен. К тому же, как показывают прошлые события, часть активистов будет старательно изображать «невинных прохожих». «Народная доля» уже подготовила большой обзорный материал о «зверствах» силовых структур, осталось только вписать фамилии задержанных и дать фотографии с места. Российские и зарубежные телекомпании также готовят съемочные группы. В общем, все идет по накатанной…

– Хорошо, а если мы разрешим все пять маршрутов?

– Ничего не изменится, Александр Григорьевич. Драка с милицией все равно будет, хотя и немного позже. Основные события будут раскручиваться на площади перед Домом правительства. Лично мне стратегическая цель понятна – вынудить нас запретить митинги оппозиции. Пока мы девяносто процентов из них разрешаем, у Худыко и компании связаны руки. Орать-то они орут, но резонанс в мире недостаточный. Другое дело – запрет всех выступлений. Это козырь, под который они смогут получить очень большие деньги…

– Вы проверили информацию по финансированию «БНФ» и «БПК»?

– Естественно. Все подтверждается. Худыко получает средства через офф-шор на острове Мэн, Потупчик – от фонда при Европарламенте. Оба открыли личные счета в Австрии, Польше и на Кипре. Себе они забирают до семидесяти процентов поступлений и часть распределяют между членами наблюдательных советов.

– Их кредиторам об этом известно?

– Без сомнения.

– Почему они не реагируют?

– Мне кажется, что Вашингтон и Лондон были изначально готовы к такому сотрудничеству. Для них выделяемые средства мизерны, под программы по поддержке нашей оппозиции аккумулированы гораздо большие средства. А наличие у Худыко, Вячорки, Потупчика, Богданковича и иже с ними номерных счетов в европейских банках гарантирует их хозяев от того, что наши «борцы» не сделают шага в сторону. Любой счет легко заблокировать. Вы же знаете, в России та же ситуация…

Батька приподнял одну бровь.

– Знаю, Владимир Иванович… И обеспокоен этим.

– Таковы реалии, – Председатель КГБ развел руками. – К счастью, на подписании союзного договора это пока не отразилось.

– Вам кажется, что не отразилось, – Президент поднялся с кресла и прошелся вдоль стола, – по каждому пункту идет какая-то возня.

– Я имел в виду, что не отложен момент подписания.

– Мало подписать договор, надо его еще начать выполнять. А у меня, честно скажу, с каждым днем возникает все больше сомнений в том, что договор не станет очередной декларативной бумажкой.

Председатель КГБ промолчал.

О Президенте России и его окружении у него было собственное мнение. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что современная российская «элита» абсолютно несамостоятельна и, по большому счету, является тормозящим развитие страны фактором. Любое политическое решение, могущее хоть на миллиметр сдвинуть огромную державу в направлении нормализации жизни, будет мгновенно заблокировано по указке извне. Ни США, ни Западной Европе сильная Россия не нужна. Она просто опасна, ибо тут же втянет в орбиту своего влияния десятки стран, ныне считающихся неприсоединившимися и не испытывающих особого желания идти на поклон к заокеанскому дядюшке.

У Председателя белорусского КГБ на большинство лидеров России были собраны довольно пухлые папки. Получать информацию не составляло никакого труда. Российские политики и чиновники даже не пытались хоть как-то скрыть свои коммерческие контакты с американцами и европейцами.

Чубайсенко рассекал по Средиземному морю на яхте за три миллиона.

Старшая дочурка Деда покупала себе виллы во Франции.

Младшая спускала на тряпки суммы, эквивалентные годовому бюджету небольшого городка.

Березинский внаглую переводил на личный счет прибыль государственной авиакомпании.

Бывший премьер-аккордеонист вкупе с ворюгой из «Газпрома» замкнули всю продажу природного газа за границу на парочку принадлежащих им ЗАО.

Депутаты Госдумы приобретали элитные автомобили, отдавая предпочтение «брабусам» и «бентли».

Губернаторы строили себе четырехэтажные особняки из итальянского кирпича, покрытые голландской черепицей и обнесенные коваными фигурными оградами.

Московский мэр отхватил в собственность сорок гектаров заповедного леса, его заместители и председатель Мосгордумы – по двадцать.

Полномочный представитель Президента по Чечне отправлял по адресам собственных фирм десятки эшелонов с нефтью.

Глава Администрации, не скрываясь, продает аудиенции у Первого Лица.

И так далее…

Вся чиновная пирамида – от инспектриссы в жилконторе до премьера – азартно зарабатывает деньги. Без взятки нигде никто и ничего не добьется. Прокуратуры, МВД и суды – не исключение. Показательные «посадки» чиновников связаны лишь с межклановой борьбой. Кто успел заплатить правоохранителям больше денег, тот и остается в выигрыше, пристраивая конкурента на зону.

– Так, – Батька отвернулся от окна, – с митингом первого числа надо что-то решать.

– Запрещать нельзя, – осторожно сказал генерал.

– О запрещении не может быть и речи. Как вы считаете, Владимир Иванович, мое выступление способно улучшить обстановку?

– Вероятно, да…

Президент нажал на кнопку селектора.

– Вызовите пресс-секретаря! – Президент уселся обратно в кресло. – А вы продумайте, как не допустить столкновений на предварительном этапе прохождения демонстрантов до площади.

– Постараемся, – обтекаемо заявил Председатель КГБ.

Уверенности в благополучном исходе мероприятия у него не было.

В душе у генерала Мицкевича ворохнулось какое-то тревожное предчувствие…

Маслюкова объявилась к половине первого ночи.

К этому времени Влад уже передислоцировался со скамейки под темную арку рядом с парадным. Около полуночи все вокруг затихло, большинство окон погасли, а мелкий дождик разогнал и целующиеся парочки, и неистовых доминошников, и молодняк, попивающий пивко на открытом воздухе.

За пять минут до интересующей Рокотова персоны по улице медленно проехала милицейская машина. Но стражи порядка ничего заслуживающего их внимания не заметили и потому не остановились.

Людмила вывернула из-за угла и быстрым шагом, втянув голову в плечи, засеменила к парадному.

Она оказалась такой, как ее описал Курбале-вич.

Высокая, немного сутулая, в черной плиссированной юбке и бордовой блузке, с тяжелой задницей и круглым лицом, Маслюкова ступала тяжело, не заботясь об изяществе походки.

Биолог заметил Людмилу издали и юркнул в парадное.

Взбежал по ступенькам и затаился этажом выше нужной лестничной площадки.

Хлопнула входная дверь. Маслюкова неторопливо добралась до своего этажа и зазвенела ключами. Влад перелез через перила, повис на руках в лестничном пролете и приготовился. Людмила отперла один замок, повозилась немного со вторым и потянула дверь на себя. В то мгновение, когда створка отворилась наполовину, Рокотов качнулся вперед и разжал пальцы.

Полет с высоты трех метров занял ровно столько времени, сколько Маслюковой потребовалось, чтобы распахнуть дверь до конца.

Ничего не подозревающая террористка сделала шаг в квартиру, и тут ей на плечи свалилось семидесятипятикилограммовое тело. Удар швырнул Людмилу на пол, темная фигура развернула ее на спину, несильно стукнула ребром ладони по горлу и захлопнула дверь. Маслюкова захрипела.

Напавший, не давая ей опомниться, тычком сложенных щепотью пальцев в живот заставил Женщину согнуться пополам, перехватил в захват шею и, не позволив подняться на ноги, заволок в ванную комнату.

Света Влад не включал.

В темноте страшнее. Особенно если человека прихватывают в его собственном доме. Там, где он меньше всего готов к неожиданной атаке.

– Пикнешь – задавлю! – свистящим шепотом предупредил Рокотов.

Биолог сорвал полотенце, перемотал заведенные за спину руки Людмилы чуть выше локтей и усадил на пол, прислонив к холодному боку ванны. В шею пленнице уперлось острие перочинного ножа.

Маслюкова едва не лишилась чувств. Она была уверена в том, что попала в руки сексуального маньяка, и не надеялась остаться в живых. Поэтому, несмотря на предупреждение незнакомца, Люда пронзительно взвизгнула…

В квартире этажом выше пожилые супруги были разбужены грохотом снизу. Через полминуты кто-то коротко вскрикнул на высокой ноте. Крик тут же оборвался.

Пенсионер, всю жизнь проработавший охранником на режимном объекте, спустил ноги с кровати и нащупал тапочки.

– Ты куда? – недовольно спросила супруга.

– Посмотрю, что случилось…

– Имей совесть, уже почти час… Ложись спать.

– Тебе неинтересно, кто там орет?

– Нет.

– А мне интересно…

Экс-охранник прошлепал к окну, высунулся на улицу и поглядел на окна нижней квартиры. Странно, но они были темными…

– Ну что там? – супруга пенсионера подавила зевок.

– Вроде никого, – неуверенно ответил не потерявший профессиональной бдительности бывший сторож, – света нет. Ни в комнатах, ни на кухне…

– Вот видишь! Иди ложись…

– Но ведь мне не послышалось…

– Вечно ты во все лезешь, – проворчала жена.

– А если случилось чево?

– Чево-о? – язвительно поинтересовалась супруга.

– Ну-у, не знаю…

– Если не знаешь, тогда чево дергаешься?

– Привычка.

– Ты бы лучше на даче решетки на окна поставил, раз такой привычный, – буркнула жена, – и забор починить надо. А то как участка касается, у тебя вечно времени нет. Как среди ночи вскакивать, так он первый…

Женщина тяжело вздохнула и повернулась на другой бок, отвернувшись от окна.

Пенсионер-охранник потоптался с минуту, почесал затылок и зашаркал мимо кровати.

– Что еще удумал?

– Пойду покурю…

– Дверь за собой на кухню прикрыть не забудь, «Штирлиц»… Ох, горе ты мое луковое…

Маслюкова взвизгнула и тут же огребла кулаком в нос, влепившись затылком в край ванны. С террористами Влад не церемонился.

– Ты меня плохо поняла? Али не расслышала?

Для Рокотова Людмила не была женщиной, и он не испытывал к ней ни капли жалости. Она была подлым и злобным существом, достойным любой меры устрашения, если попробует сопротивляться. Или нечестно отвечать на вопросы.

Женщины, помогающие террористам и сами участвующие в подготовке убийств ни в чем не повинных людей, заслуживают того, чтобы с ними соответственно обращались.

Око за око.

Жесточайший допрос за соучастие в приготовлении массового убийства.

В том, что вместе с Лукашенко могут погибнуть еще десятки, если не сотни мирных жителей, Влад не сомневался. Чтобы с гарантией устранить Президента, террористам потребуется нечто очень мощное. Наподобие трехтонной бомбы или цистерны сжиженного газа. В городских условиях применение тяжелого заряда обязательно приведет к смерти тех, кто вольно или невольно окажется поблизости от места события.

Кстати говоря, в той же Франции законом разрешено применение физического воздействия к членам террористических групп. Особенно в тех случаях, когда арестована только часть исполнителей и сохраняется опасность теракта. И ничего, французы от этого не становятся менее цивилизованными, чем немцы или англичане…

Маслюкова тихонько завыла.

– Где Кролль? – страшным хриплым шепотом спросил Владислав.

Людмила несколько секунд осмысливала услышанное.

– Повторяю вопрос. Где Йозеф Кролль?

– Я не знаю никакого Йозефа…

– Ну-ну-ну, – биолог приложил лезвие ножа к мокрой щеке пленницы, – еще раз соврешь – и я тебе всю рожу располосую. Ни один пластический хирург не поможет, обещаю. Я тебе все лицевые нервы перережу, благо знаю их расположение. Итак, где Кролль?

Ничто так не пугает женщину, как перспектива раз и навсегда остаться с обезображенной внешностью. Синяки заживают, сломанные кости – тоже, а вот лицо…

Людмила на интуитивном уровне поняла, что незнакомец не врет и готов исполнить свою угрозу.

– Я не знаю…

– Номер трубы?

Маслюкова, запинаясь, назвала известный Вла-ду номер. Не соврала и не изменила ни одной цифры. С ней уже можно было работать.

– Когда у тебя с ним следующая встреча?

– Послезавтра он позвонит.

– А завтра?

– Завтра я свободна…

– Что вы готовите?

– Я не понимаю…

Острие ножа медленно вошло под кожу на скуле.

– Не трогайте меня! – Людмила дернула головой.

– Отвечай на вопросы, дрянь! Я тебя предупредил.

– Это не я!

– А кто?

– Это Кролль с Сапегой!

– Подробности… – Рокотов опять кольнул Маслюкову в скулу.

Как он и ожидал, ничего нового Людмила не рассказала.

Та же «радиостанция», та же литовка-снай-перша Вейра, тот же микроавтобус ГАЗ, те же способы связи со старшим группы.

– У меня есть бумаги, – всхлипнула женщина.

– Какие?

– Мне Кролль оставил папку…

– Что в ней?

– Какие-то схемы. Я в них ничего не понимаю…

– Где они?

– В комнате…

– Где именно?

– В секретере.

– Где в секретере? – педантизму Рокотова не было предела.

– Вы не найдете. Давайте я покажу…

– Только медленно.

Владислав поставил Людмилу на ноги, перехватил за узел полотенца и провел по коридору в комнату.

У дверного проема Маслюкова закашлялась. Рокотов подтолкнул ее вперед и с запозданием увидел, как террористка качнулась влево, выбросив вбок ногу. Он подсечкой уложил женщину на пол, одним прыжком влетел в комнату, и тут из невидимого со стороны коридора угла на пол рухнул высокий плоский шкаф со стеклянными дверцами, на полках которого сверкали хрустальные фужеры и вазы.

Никакого секретера в комнате не было. Маслюкова элементарно обвела вокруг пальца незнакомого с обстановкой квартиры Владислава, заманила его в гостиную и ударом ноги перебила тонкую ножку горки с посудой.

Полцентнера хрусталя разлетелись вдребезги. По дому пошел такой звон, что половина жильцов пулей вылетела из теплых постелей и бросилась кто к телефону, кто к окнам.

– Па-а-ама-а-агите-е-е!!! – истошно заорала Людмила и перевернулась на спину. – Убива-а-ают!!!

Рокотов перепрыгнул через упавшую горку и ребром стопы перебил Маслюковой трахею и пищевод.

Пенсионер-охранник был первым, кто сообщил о происшествии в милицию. Ибо он сидел рядом с телефоном, курил и вспоминал прошедшие годы.

Услышав грохот и женский вопль, экс-сторож тут же сорвал трубку.

Милиция в Минске действует оперативно.

Первый экипаж прибыл к дому на Индустриальной улице через шесть минут после звонка. За ним спустя сорок секунд подтянулись еще две машины и четверо автоматчиков помчались вверх по лестнице.

Оставшиеся на улице восемь милиционеров с трех сторон заблокировали дом.

– Ты упрощаешь, – Дмитрий Чернов по прозвищу Гоблин, бывший «звеньевой» одного известного в Питере рэкетирского коллектива, а ныне – преуспевающий журналист, отрицательно мотнул бритой башкой. – По-твоему, Милошевич – ангел, а все остальные – дерьмо собачье. Так не бывает.

Иван Вознесенский помешал сахар в чашке кофе.

– У Слободана есть ошибки, но непринципиальные…

– Щас! Косово, это чо, непринципиально?

– В проблеме Косова Милошевич не виноват., – А кто виноват? – Гоблин мыслил исключительно конкретными категориями: «Раз виноват – в грызло. И нечего базары разводить».

– Тито.

– Ах, Тито?! Тады понятно. Мы тоже по молодости частенько из барыг «кабанчиков» заделывали. Кредитов наберут, бабульки со счетов поснимают – и пропадают. Или дохнут… На покойника чо списать – милое дело.

– У Милошевича выхода не было. Когда он президентом стал, в Косове заваруха уже вовсю шла. Можешь у Влада спросить, если мне не веришь…

– Влада там три года назад не было.

– При чем тут это? – Вознесенский долил себе сливок. – Он же все Косово прошел, с жителями общался.

– У Влада отношение к этой проблеме своеобразное, – заявил Димон, – как и ко всей мировой истории.

– И он туда же? – усмехнулся Иван. – Небось Носовского с Фоменко перечитывает?

– Ну… Я тоже тут книжульку их взял. Завлекательно, блин. Хорошо пишут. И, главное, по теме, без всей этой зауми.

– Ты серьезно? – Вознесенский с подозрением посмотрел на беспечного бугая с подвязанной левой рукой. – А как же таблицы всякие, схемы, пасхалии?

– Фигня это. Мне Влад объяснил. Если чо непонятно или скучно, можно пропустить и дальше читать. Общее впечатление не портится.

– Да уж, с рекомендациями твоего нового друга поспорить трудно.

– Влад – пацан конкретный, – весомо заявил Гоблин.

– Вижу. Между прочим, как он?

– Нормалек. С хатой его все решили, паспорт восстановили.

– А где он сейчас?

– По делам уехал…

– Ты мне так и не рассказал, чем вы тут занимались…

– И не расскажу, Ванюня, не обессудь. Меньше знаешь – крепче спишь. Ничего особо интересного не было. Так, сафари в зоопарке, – Чернов довольно заржал.

– А руку ты порезал, когда брился? – язвительно осведомился Вознесенский.

– Ага. Споткнулся, упал, очнулся – гипс. И все дела…

Вернувшемуся из недельной поездки в Москву Ивану вежливо, но твердо объяснили, что ни сути дела, ни подробностей совместных похождений Влада с Димоном ему никто сейчас не расскажет. Возможно, через год-другой. Однако Вознесенский был любопытен и не упускал возможности подколоть внешне бесхитростного Димона в надежде выведать хоть какие-нибудь детали.

Гоблин стоически выдерживал ехидные замечания приятеля и в показаниях не путался.

– Америкосы на горизонте больше не проявлялись?

– Не-а, – Иван понял, что и на этот раз его эскапада прошла неудачно, – только всех жильцов опрашивали после того случая. Даже мне повестка приходила. Я к следаку сходил, сказал, что ничего не видел. Тем более что в тот день вы меня в Москву спровадили.

– Этих четырех придурков из консульства уволили, – сообщил Чернов, – хотя у них пока другие заботы. Костыли, кашка, «утки»… Еще месячишко в больнице проваляются, это как пить дать. Влад их в хлам уделал.

– Судя по всему, я штатников больше не интересую.

– Думаю, да, – Чернов покряхтел и выудил из левого кармана сигареты, – хлопотно больно с тобой…

Маслюкова забилась в конвульсиях, а Рокотов со злостью стукнул кулаком по дверному косяку.

Ну надо же так облажаться!

Расслабился, подумал, что с Людмилой все пройдет гладко. И не учел одной из основных черт женского характера – представительницы слабого пола дерутся до конца, часто проявляя чудеса изобретательности и с легкостью облапошивая даже самых умудренных и битых жизнью мужиков. Стоит на мгновение потерять бдительность – и кранты. Женщина тут же улавливает перемену в настроении и переворачивает ситуацию.

Грохот свалившегося на пол хрусталя разбудил весь дом.

На лестнице захлопали двери, зазвучали возмущенные голоса, и спустя четверть минуты квартиру огласила непрерывная трель звонка. Одновременно со звонком кто-то начал стучать в стену и в пол.

«Нарвался! – биолог огляделся. – Четвертый этаж, между прочим. Просто так на улицу не выпрыгнешь… Через дверь хода нет. Там с десяток свидетелей. И большинство, скорее всего, мужики. Если даже повезет и я прорвусь, то все равно мою рожу завтра же вывесят на каждом столбе. Перспектива! И менты скоро будут… И самое хреновое, что я вспугну Кролля. Антончик сдох сам, Кур-балевич якобы смылся, тут вопросов нет. А эта дура пучеглазая? Как ее смерть воспримут? Кролль заляжет на дно, и вся моя работа пойдет насмарку. Будь у меня времени побольше, инсценировал бы разбой с убийством. А сейчас? Сразу ясно, что ничего не взяли, а выбивали информацию… Кто из преступников ничего не берет у жертвы? Только маньяки… Что ж, на бесптичье и жопа – соловей, как говаривал академик Крылов…» [Алексей Николаевич Крылов – адмирал Русского Флота, начальник Гидрографического управления. После 1917 года – инспектор ВМФ РСФСР]. Следующие три минуты у Владислава прошли в трудах и заботах по превращению квартиры Маслюковой в место «кровавой бойни».

Он сбегал на кухню, приволок огромный тесак и отрубил трупу уши. Затем двумя ударами отделил голову от тела и поставил ее по центру обеденного стола. Потом сорвал с обезглавленного трупа блузку.

Еще пара взмахов тесаком – и на груди покойницы образовался перевернутый крест.

Уши жертвы Рокотов спустил в унитаз. Пусть думают, что он унес их с собой в качестве трофеев.

Картину довершила пентаграмма на стене в коридоре, которую Влад старательно вывел ершиком для чистки посуды, обмакивая его кончик в лужу крови. При первом же взгляде на место преступления у оперативников не должно было остаться сомнений в том, что Людмилу прикончил сумасшедший сатанист.

Звонки и стук в дверь не прекращались ни на секунду.

Наконец на лестничной клетке раздался чей-то повелительный голос, и гвалт стих. Прибыл патрульный наряд.

Владислав отбросил тесак, передернул плечами, будто в ознобе, и неожиданно для себя перекрестился, прося у Бога прощения за то, что вынужден был имитировать сатанинский ритуал и рисовать на стене дьявольские символы.

В дверь раздались удары чем-то тяжелым.

Рокотов метнулся в соседнюю комнату, потом на кухню.

Под окнами в напряженных позах застыли милиционеры. И у всех, как назло, было в руках оружие, направленное точнехонько на окна мас-люковской квартиры. О прыжке на соседние балконы или хождении по карнизам можно было даже не задумываться. Снимут в три секунды.

Биолог закусил губу.

«Дверь мощная, выдержит еще минут десять. Так, окна отпадают, встроенного на кухне мусоропровода тут нет, через канализацию мне не просочиться… Полный эндшпиль! Летать я тоже не умею. Не научился, знаете ли, все недосуг было. И тюбетейки-невидимки у меня нет… Попал я на этот раз по полной программе. С трупом на руках и в квартире, окромя меня и обезображенного тела, никого нет. Отбиться не получится. Любые мои слова о контртеррористической деятельности будут выглядеть как неумная попытка снять с себя вину за убийство. Здесь мне точно никто не поверит. Опера из „убойного“ – это не даун Яичко, их на мякине не проведешь…» [Капитан Яичко из 19-го отдела милиции – персонаж романов «Косово поле: Россия» и «Шансон для братвы»]. Влад еще раз посмотрел в окно.

"Стоят грамотно, контролируют все окна. И мое, и соседние… Серьезные парни, не чета полудуркам из девятнадцатого отдела. Да-а, вляпался… – Рокотов, уже не скрываясь, зажег свет в туалете и ванной комнате и тут же его погасил. Под потолком туалета виднелось узкое оконце.

– Стоп! И куда оно выходит?.. – Рокотов быстро забрался по установленному на стене туалета стеллажу и распахнул мутное окошко. Проем вел в короткий узкий тупичок между домами, внизу виднелась помойка и растущий возле нее молодой ясень.

В тупичке никого из людей не наблюдалось.

Верхушка дерева доходила почти до четвертого этажа.

Влад с трудом протиснул тело в окно, сжался в комок на узеньком подоконнике, глубоко вдохнул и прыгнул.

Метров пять он преодолел в свободном полете, подавив в себе инстинктивное желание схватиться за верхние ветви. Первую треть кроны любого дерева следует проходить насквозь, не пытаясь даже притормозить падение. Молодые ветки недостаточно прочны, чтобы погасить ускорение человеческого тела. Но вполне способны при неудачно протянутой руке изменить траекторию, и тогда прыгун пролетит мимо ствола и средних, наиболее развитых сучьев.

По лицу хлестнули тонкие побеги, правую щеку обожгло.

Рокотов сложил ноги вместе, сконцентрировался и обеими руками захватил пригодную толстую ветку. Тело по инерции скользнуло вниз, биолог сделал мах ногами и совершил классический «подъем переворотом».

Со стороны все это должно было смотреться очень эффектно.

Но Владу было не до показухи.

Он обнял ствол и перевел дух. Затем, не теряя ни секунды, спустился на землю, обогнул смердящий железный контейнер с мусором, сделал два шага за угол и увидел напряженную фигуру с автоматом, наставленным под углом вверх. Страж порядка стоял вполоборота к помойке, и у Рокотова в запасе было всего две се-. кунды.

Огнестрельного оружия у биолога не было.

В Беларуси ношение ствола не приветствуется, и пойманный с «пушкой» в кармане индивид однозначно отправляется на пару лет валить лес или добывать сланец. Причем совершенно бесплатно, в веселенькой машине с зарешеченными окнами и в компании таких же обормотов, проклинающих суровость приговоров.

Однако совершенно безоружным Рокотов тоже не был. Во внутреннем кармане его куртки дожидались своего часа стальные шарики "двухсантиметрового диаметра, извлеченные из подшипника и упакованные в длинный матерчатый мешочек.

Владислав упал на одно колено, замахнулся, и в ту же секунду патрульный повернул голову…

Дверь наконец вылетела, и четверо автоматчиков оказались внутри квартиры.

Пробыли они там недолго. Им хватило тридцати секунд, чтобы включить свет, наткнуться на остывающее тело, увидеть стоящую на столе отрубленную голову и убедиться, что в двух комнатах, на кухне и в санузле никого нет.

Одного милиционера стошнило.

Старший наряда поднес к губам рацию.

– «Волна», я «ноль-восьмой», пришлите дознавателя. Прием.

– «Ноль-восьмой», что там у тебя? Прием, – захрипел динамик.

– Расчлененка. Как поняли? Прием.

– Понял тебя, «ноль-восьмой». Дополнительные силы нужны? Прием.

Лейтенант бросил взгляд в глубь коридора.

– Обязательно, «волна». Подозреваемого на месте нет. Надо прочесывать район. Прием.

– Ясно, «ноль-восьмой». Экипажи сейчас будут. Оставайтесь на месте. Отбой.

Старший повернулся к милиционерам и топтавшимся на площадке перед квартирой жильцам, открыл рот, но ничего сказать не успел.

С улицы раздалась короткая автоматная очередь.

Стальной шарик попал автоматчику точно в ухо.

Старый Лю был бы доволен своим учеником. Милиционер развернулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов и рухнул на землю. Его руки рефлекторно сжались, и АКСУ выплюнул три пули, ушедшие в стену дома.

Эффективность малогабаритного метательного оружия гораздо выше, чем принято считать. «Сюрикен» [Метательная пластина в нин-джицу. Может иметь форму крута, звезды, свастики и т.д.], стальной шарик, простой камень или заточенная особым образом трехгранная игла способны натворить не меньше бед, чем пистолет Макарова. И дальность броска почти не отличается от прицельной дальности стрельбы из корот-коствольного оружия. Это в кино герой попадает из пистолета в мишень, находящуюся на расстоянии полусотни метров, в жизни же рабочая дистанция в три-четыре раза меньше.

К тому же, чтобы научиться неплохо владеть метательными шариками или «звездочками», нужно потратить практически столько же времени, как на обучение хорошей стрельбе. Естественно, при наличии учителя. Самостоятельно овладеть навыками обращения с традиционным восточноазиатским оружием очень непросто.

Владислав перемахнул через скамейку и помчался прочь от лежащего тела.

Он не стал брать автомат. АКСУ только усугубил бы его положение. Рокотов не собирался вступать в бой с минскими милиционерами. Они ни в чем не были виноваты, честно выполняли свой долг, и стрельба по патрульным означала попытку убийства нормальных людей. Чего биолог никак не мог допустить.

Шарик в ухо – несколько другое дело.

Автоматчика только оглушило. Через пару дней он спокойно выйдет из больницы. Если, конечно, его вообще туда направят. Легкое сотрясение мозга не требует стационара, и больной прекрасно отлежится дома.

Максимум, что грозило милиционеру, так это устный выговор. Оружие на месте, и не его вина, что маньяк-убийца оказался лучше подготовлен.

Рокотов преодолел двор до половины, когда сзади раздался топот.

Стрелять на ходу – дело сложное и малоперспективное. Особенно в жилом дворе, где любая шальная пуля может поразить подошедшего к окну человека. Калибр у АКСУ маленький, всего пять целых сорок пять сотых миллиметра, пули легкие, и рикошет неизбежен. Даже ствол кустарника изменяет траекторию полета трех с половиной граммового свинцового конуса со стальным сердечником. Автоматы милиционерам выданы в основном не для применения, а в качестве пугачей. Ибо любой преступник десять раз подумает, прежде чем броситься на скорострельный ствол, и почти со стопроцентной вероятностью предпочтет сдаться.

Влад тем не менее не стал искушать судьбу и продолжил бег зигзагом, внезапно меняя направление движения.

За спиной заорали.

Биолог миновал низкую арку, как заправский легкоатлет, перепрыгнул широкую лужу, с маху перебросил тело через двухметровый кирпичный забор и очутился между двух длинных рядов металлических гаражей.

Преследователи не отставали.

Самое неприятное заключалось в том, что они уже могли открывать огонь без опасений ранить постороннего человека.

Рокотов пробежал метров тридцать и нырнул в узкий боковой проход.

– Стоять! – биолога настигал высоченный прапорщик. Болтающийся у него на плече автомат задевал стволом за задние стены гаражей, отчего в проходе раздавалась металлическая дробь.

Владислав прибавил ходу. Прапорщик засопел и тоже наддал. Проход между гаражами немного сузился и закончился.

Биолог выскочил на открытое пространство, милиционер сделал последний рывок, уже протянул руки, чтобы схватить подозреваемого за плечи, и вдруг резко остановился. В пылу погони он не заметил сужения прохода и на скорости влетел в щель между двух последних гаражей. Голова и одна рука оказались снаружи, а корпус с прижатым к боку автоматом и ноги застряли. Причем намертво.

Рокотов ехидно засмеялся, спокойно подошел к прапорщику, заблокировал его руку и перехватил за горло.

– Вот гадство! – обиженным тоном выдал застрявший страж порядка.

– Ты кто такой? – осведомился Влад.

– Командир взвода Козлов.

– Взвода кого?! – захохотал биолог. Прапорщик зло сверкнул глазами.

– Ты арестован!

– Ага! Разбежался! Чего это вы за мной гонитесь?

– Ты убийца! – завопил Козлов.

– Понятно. Ты не кассир, ты убийца. Знакомая песня. Ошибочка вышла, я по своим делам топаю.

– Следователю расскажешь! – снова завопил прапорщик, стараясь в полутьме рассмотреть лицо подозреваемого.

– Ну-ну. Ладно, некогда мне с тобой возиться. Ты уж не обессудь, – Влад нажал две точки на шее милиционера, и тот потерял сознание.

Биолог проверил пульс, убедился, что с прапорщиком все в порядке, и рванул направо.

С противоположной стороны автостоянки уже доносился пронзительный вой сирены и сверкали синие всполохи маячков.

– Надо бы еще к третьему числу [3-е июля – государственный праздник, день освобождения Белоруссии от фашистской оккупации] что-нибудь этакое подготовить, – Глава Администрации белорусского Президента Требухович изобразил пальцами непонятную фигуру – Тгетьего не получится. Газгешения не дадут, – картавый Богданкович запихнул в рот очередной кусок чебурека.

Встреча Требуховича и Богданковича была за-легендирована необходимостью наладить контакт с оппозицией. Так Глава Администрации и доложил Батьке. Издерганный недавними событиями Президент лишь коротко кивнул. Действуй, мол, худой мир в любом случае лучше доброй ссоры.

Миша Требухович был и оставался подонком.

В школе он подставлял одноклассников, сваливая на них собственные проделки, стучал завучу и классной руководительнице. В армии, чтобы получить лычки ефрейтора, подсунул своим возможным конкурентам в тумбочки по бупылке купленного в соседней деревне самогона и сдал товарищей замполиту. В райкоме комсомола Михаил отвечал за культмассовую работу и добивался отличных показателей лишь с помощью очковтирательства и составления липовых отчетов, где все неудачи списывались на подчиненных ему освобожденных секретарей институтов. За что тех песочили на собраниях, где главным обличителем выступал все тот же Требухович.

И так всю жизнь.

На место Главы Администрации он пробрался аналогичным способом. Лгал, обливал грязью других претендентов на эту должность, втирался в доверие к будущему Президенту, чтобы предать его в удобный момент и на этом погреть руки. С аппаратом, мягко говоря, Батьке не повезло. Подлец Требухович, педрила-комсомольчик Жучок, засевший на должности пресс-секретаря, замглавы Администрации Пушкевич, баптист и скрытый педофил, премьер Снегирь, распихавший на хлебные должности в министерствах своих родственников и знакомых.

И сотни таких же чиновников помельче. В этом болоте вязли любые распоряжения Первого Лица. Лишь благодаря крутому нраву Президента и его бешеной работоспособности ситуация не выходила из-под контроля.

Но развитие республики шло медленнее, чем планировал Батька.

По не зависящим от него причинам. Президент никак не мог поверить и понять, что в его окружении порядочных людей можно пересчитать по пальцам. Пожалуй, только руководители армии и спецслужб честно выполняли свою работу. Остальные же явно и тайно саботировали указы Главы Государства, набивали мошну и с вожделением смотрели на госсобственность. Они знали, что с уходом Лукашенко у них тут же появится прекрасная возможность наложить лапу на промышленные предприятия и приватизировать их в узком кругу избранных. Поэтому почти каждый чиновник терпеливо ждал своего часа, внешне соблюдая приличия и одновременно с этим подтачивая государственную систему.

– А зачем тебе разрешение, Стае? – хмыкнул Требухович.

– Как зачем? – Богданкович тыльной стороной ладони вытер жирные губы.

– Я тебя не понимаю, пгости…

– Ты что, не можешь своих сориентировать? Например, пусть пойдут в составе колонн и на площади устроят драку. Скажи Голубко и Вячор-ке, они быстро подберут сотню добровольцев.

– С Вячогкой у меня сложные отношения…

– Тогда поговори с Худыко. Он же лидер фронта.

– Так-то оно так, – Богданкович выпил полстакана теплого молока и икнул, – но он денег захочет.

– А ты что, сильно поиздержался?

– Есть немножко, – последний «транш» от своих европейских партнеров из Парламентской Ассамблеи основатель «Хартии-98» полностью перебросил на свой австрийский счет, – были большие тгаты…

– Какие «тгаты»? – передразнил Требухович.

– Я же тебя пгосил! – взвился Богданкович. – Не надо этих шуточек!

– Ладно, ладно, извини. Сорвалось… Так что там по поводу трат?

– Мы же агендовали помещения для конфе-генций, пгиглашали гостей. В кассе денег почти не осталось, – печально сообщил картавый оппозиционер.

– Собери взносы…

Требухович понял намек на тяжелое материальное положение Богданковича со товарищи, но помогать из собственных средств не собирался. Пусть сами выруливают. А то как прикарманивать сотни тысяч долларов – тут они первые, а как услуги хулиганья оплачивать – так «денег нет».

– Легко сказать, – заныл Богданкович.

– Это твои проблемы, – Глава Администрации посмотрел на наручные часы «Rado», болтающиеся на запятье лидера «Хартии-98», – думаю, ты вполне справишься. А если нет, продай свои часики. Они уж никак не меньше пятерочки штук бакинских стоят.

– Не могу. Это мамин подагок, память о ней, – ляпнул Богданкович.

– А у твоей мамочки девичья фамилия, случайно, не Онассис? – прищурился Требухович. – Стае, хорош мне тут мозги вкручивать!

– Нет, пгавда! Бедная моя мамочка, – лидер «Хартии-98» страдальчески скривился, – она с пенсии откладывала, чтобы мне эти часы подагить…

Требухович в ответ только обреченно вздохнул.

С такими товарищами по «борьбе с тиранией» каши не сваришь. Серьезные люди в оппозицию не идут, одни мелкие мошенники, еще с советских времен привыкшие подворовывать гайки на заводе и картошку с колхозного поля.

Богданкович все продолжал причитать.

Влад протиснулся между прутьями высокой решетки, продрался сквозь густые заросли сирени вперемешку с шиповником и вылетел к высокому многокорпусному зданию, стоявшему особняком посреди огромного пустого участка. Ни одно окно на видимой Рокотову стороне здания не светилось.

Биолог на секунду остановился.

«Так. Что мы имеем? Пустырь и домину. Вернее, больничный корпус. Вон пандусы для въезда машин, холл, технический этаж. А света почему нет? Профилактика? Ладно, не суть… Здесь меня искать весьма затруднительно. Собаку по больничным коридорам не пустишь. Одуреет бедное животное от запахов. Тем более что моих вещей у ментов нет. Дать понюхать нечего… Искать в больничке чужака глупо. Там могут быть и сторожа, и ночная смена какая-нибудь… Вдруг одно из отделений работает? Судя по размерам и количеству корпусов, вполне может быть. Разберемся…» Владислав преодолел двести метров открытого пространства, пробежал вдоль стены еще несколько десятков шагов, пока не наткнулся на полуоткрытое окно возле самой земли. Залезая внутрь, он услышал приближающийся вой сирен.

Погоня не прекращалась. И милиционеры были настроены очень серьезно.

Биолог прикрыл за собой окно, в темноте прошел по коридору, пробуя все попадающиеся по пути двери. Наконец ему повезло. В самом конце коридора мощная стальная створка с круглым иллюминатором посредине гостеприимно распахнулась.

Рокотов миновал небольшой предбанничек, заставленный потертыми от частого употребления каталками, и вошел в длинный, широкий и холодный зал.

Постоял, принюхался.

И через мгновение понял, что попал в морг.

В свое время, учась в тогда еще Ленинградском университете, Влад полгода подрабатывал санитаром в морге больницы «Скорой помощи». Платили за смену очень неплохо, так что молодой студент мог легко выкручиваться без финансовой поддержки родителей.

Он наугад выдвинул один поддон из встроенного в стену холодильника.

На нем возлежало покрытое инеем тело.

«Морг работает. Соответственно, где-то поблизости спит санитар…» Владислав тихо, как кошка, прокрался вдоль ряда каталок, заглянул в прозекторскую, потом в комнату персонала.

На кушетке возлежал худой носатый субъект в грязноватом халате и сопел. Натюрморт на столе не оставлял сомнений в том, что санитар хорошо провел вечер в обнимку с поллитровкой и баночкой килек в томате. Да еще явно полирнул спиртягой из больничных запасов.

Рокотов осторожно потряс санитара за плечо.

Ноль реакции.

Служитель предпоследнего перед кладбищем приюта бренных останков был пьян в стельку. И очнулся бы не раньше полудня. Санитары в моргах по всему миру практически одинаковы. В свою смену они ударными темпами таскают мертвые тела, но стоит их оставить сторожить помещение – упиваются вусмерть для снятия стресса.

Однако Влад не полагался на принятую санитаром дозу.

Он покопался в аптечке, извлек упаковку димедрола, нацедил из графина полстакана воды, присел рядом со спящим, приподнял ему голову, положил в полуоткрытый рот лекарство и тонкой струйкой влил жидкость. Санитар, не открывая глаз, что-то промычал и сглотнул. Пять таблеток проскочили в желудок.

«Вот теперь с гарантией…» – Рокотов взял расслабленное тело санитара на руки, отнес в основной зал, положил на поддон и задвинул его в отключенную секцию холодильника. Дверцы агрегата негерметичны, так что опасности задохнуться для служителя не было.

Биолог прочел имя и фамилию дежурного санитара, надел чистый халат и включил в прозекторской свет. Затем взял в руки огромную книгу учета покойников, открыл ее на первой попавшейся странице и принялся терпеливо ждать гостей.

Те не задержались.

По коридору затопали сапоги, дверь в зал хлопнула.

Влад повернулся спиной к двери, нацепил найденные на подоконнике очки, ссутулился и принялся водить ручкой по строкам в гроссбухе, как бы проверяя записи. При этом он тихо напевал себе под нос.

– Извините, – раздался голос. Рокотов повернулся.

На пороге прозекторской стояли двое автоматчиков.

– Да?

– Вы тут никого не видели?

– В смысле? – Влад играл роль немного прибабахнутого врача. Блуждающая улыбочка, суетливые движения, вылупленные за стеклами очков глаза. Типичный чокнутый ординатор, с удовольствием кромсающий трупы и находящий в этом занятии большую привлекательность, чем в других областях жизни.

Расчет биолога строился на том, что ворвавшиеся в пустую больницу милиционеры не разбираются в медицинской иерархии и у сторожа на главном входе узнали лишь количество находящихся в здании людей, а не их должности.

Никакой угрозы от очкарика-"ординатора" не исходило.

– Ну-у, – стушевался милиционер, отводя глаза от бурых потеков на прозекторском столе, – кого-нибудь постороннего…

– Незарегистрированный труп? – уточнил Рокотов и начал листать гроссбух.

– Нет. Не труп. Живого человека…

– Живых сюда не привозят, – Владислав поправил очки, – негуманно, знаете ли… По поводу оживших мертвецов вам надо обратиться в городской морг. Вот там бывает. Привозят замерзшего пьяницу, суют в холодильник, а он через сутки стучаться оттуда начинает. Если, конечно, его на вскрытии не зарежут… – хихикнул «ординатор» – Но это обычно зимой случается, а сейчас лето.

По автоматчикам было видно, что они подавили в себе желание обматерить говорливого и придурочного медика.

– Я имел в виду другое, – светловолосый патрульный поправил ремень. – Чужого человека не видели? Нормального, живого, идущего или бегущего по коридору.

– Я последние три часа отсюда не выходил, – сообщил биолог. – А когда он тут бегал? Милиционеры разочарованно переглянулись.

– В последние пятнадцать минут…

– Можно осмотреть холодильники, – радушно предложил Влад. – Вдруг он там спрятался, а я его не заметил? Заодно с нашим хозяйством ознакомитесь. Вы же, наверное, тут никогда не были…

Патрульные опять переглянулись. На их лицах читалось сомнение в необходимости продолжения беседы с не совсем нормальным доктором.

– Вы не отказывайтесь сразу, – Рокотов закрепил успех. – Это только на первый взгляд патанатомия скучна. Ничего подобного! Вот недавно был один случай. Молодую девушку размололо трамваем. Пойдемте, я покажу вам тело… Интереснейшие повреждения, я вас уверяю. Вы нигде больше такого не увидите, – «ординатор» обошел стол и взял милиционеров под руки, – представьте себе – под колесо попали сразу оба бедра и одна рука. И нервные окончания так перепутались, что мы сразу даже не сообразили, где…

– Извините, – светловолосый прервал излияния полусумасшедшего «прозектора» – энтузиаста, – но нам пора. В другой раз покажете. Пошли, Олег, нам еще целый этаж осматривать…

Рокотов ждал почти час, пока милицейские машины не уехали, чутко прислушиваясь к каждому звуку и будучи совершенно готовым к изменению ситуации в негативную для себя сторону.

Наконец три «уазика» отчалили от ворот и унеслись восвояси.

Он выволок из холодильника сладко спящего санитара, взгромоздил его на ближайшую каталку, стянул халат, переоделся в его рубашку, накрыл простыней и через то же окошко выбрался наружу.

Вдохнул прохладный ночной воздух, радостно осклабился и добежал до ближайшего кирпичного дома.

Все чердаки и подвалы окрестных домов были уже осмотрены милицией, поэтому Влад без опасений устроился на верхнем техническом этаже рядом с лифтовой.