"Крестом и булатом. Атака" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)Глава 2 Полный кирдыкС расстояния в полторы тысячи метров чеченский аул выглядел вполне мирной деревушкой. Сонной, немного патриархальной, с неторопливыми и рассудительными жителями, занятыми какими то повседневными делами. Женщины развешивали во дворах выстиранное белье, детишки резвились посреди площади, тут же бродили козы, вяло пощипывающие траву, к пруду проследовала стая уток, седовласый старик копался во внутренностях стоящего у забора дизельного электрогенератора, трое полуголых юношей загружали в кузов трехосного пикапа кипы выделанных овечьих шкур. Мирную картину нарушал лишь БТР, застывший возле поставленных в ряд четырех бензовозов, да усевшиеся в кружок бородачи с автоматами. «Волки ислама» передавали друг другу дымящуюся папиросу и резались в нарды. Филонов осторожно сдвинулся чуть назад и медленно вернул на место веточку шиповника, которую он отодвинул минуту назад, освобождая сектор обзора. Лежащий в трех метрах слева от экс браконьера Рокотов повернулся на бок. — Твое мнение? — Неоднозначное... — Это я понимаю. — Если только нахрапом, — Никита поправил бандану. — Долгой осадой их не возьмешь. Видел, какие особняки отгрохали? — Видел. — То то. Стены в три кирпича. С сволочи... — Наших не видать. — Это точно. — Думаешь, они где то в помещении работают? — Недостроев тут целых три. В любом из них... — Нам надо знать точно. — Согласен, — Филонов перевалился на спину. — Давай так. Я горушку обойду и с той стороны гляну. А ты с ребятами заховайся в пещерку. — Один не пойдешь, — предупредил Рокотов. — Бери Егора и Данилу. — Добре... Александр Степановых подлез под откинутую крышку, скрывающую переплетение трубопроводов балластной системы первого отсека, сунул руку поглубже и нащупал привод заслонки. — Чо там? — сидящий на корточках Ахмедханов вытянул шею, заглядывая из за плеча русского. Степановых фыркнул и промолчал. Ваха, как водится, лез не в свое дело. Если в электродвигателях он еще что то и соображал, то в более сложных вещах разбирался не лучше своих товарищей по борьбе за независимость Ичкерии, не переставая при этом с умным видом бродить вокруг подводной лодки, изображая на своем худом лице задумчивость и шурша страницами сервисной книжки малогабаритной субмарины, когда Степановых или Лазарев занимались профилактическими работами. Охранники подземных баз, между которыми курсировала подлодка, с уважением смотрели на Ахмедханова, подозревая в нем крупного специалиста в технических вопросах, и были уверены в том, что двое русских только исполняют его распоряжения. Иначе, по разумению охранников, и быть не могло. Руководят всегда чеченцы, в крайнем случае — арабы. А русские просто шуруют на том участке работ, что им определяют многоопытные вайнахи. Так уж сложилось за всю новейшую историю двух чеченских войн конца двадцатого века. Степановых криво улыбнулся. Без него и без Лазарева творение французских конструкторов представляло бы собой бесполезный и очень дорогой кусок железа. Если б не они, чечены впаялись бы в стену подземного тоннеля при первом же погружении, или не смогли бы продуть балластные цистерны и навсегда остались бы на дне залитой водой карстовой полости. Как они умеют управляться со сложной техникой, Александр знал. Пока речь шла о стрелковом вооружении и автомобилях, все было нормально. Но стоило только перейти к современным средствам связи, умение заканчивалось. Боевики знали, как пользоваться рациями и сотовыми телефонами, но редко кто из них представлял себе схему их работы. И лишь единицы умели отремонтировать сломавшуюся вещь, хотя им это было и не нужно. Зачем ремонтировать, если можно купить новый аппарат? Когда деньги считают не купюрами, а пачками и мешками, отпадает необходимость думать о мелочах. Нанимается человек, который заботится о том, чтобы в отряде всегда были запасные телефоны с оплаченными на год вперед sim картами. Та же ситуация и с автотранспортом. Роскошные джипы, у которых из за отсутствия технического регламента вышла из строя какая нибудь мелочь, отправляются на помойку или отдаются бедным родственникам, а взамен пригоняются новые, украденные в Москве, Питере или ином крупном городе. Проблем с доставкой их в Чечню не возникает: дорожные инспектора на промежуточных постах так же любят бумажки с изображениями американских президентов, как и московские чиновники, перепродающие через подставные фирмы ворованную нефть. Про оружие даже говорить смешно. Приходи на любой склад и бери столько, сколько способен унести. За дополнительную плату дадут и транспорт, и солдатиков на погрузку. Схема отработана... Степановых нащупал кругляшок магнитного клапана и провернул его по часовой стрелке. Первые пол оборота деталь прошла как по маслу. Потом сопротивление возросло и Александру пришлось приложить все силы, чтобы загнать клапан в пазы. Придется менять весь блок. С приводом заслонок балластных цистерн шутить не следует. Слишком велика опасность того, что клапан заклинит, и тогда придется продуваться вручную. Хорошо еще, что французы предусмотрели двойной вариант всплытия и оснастили все трубопроводы высокого давления механическими штурвалами. Не то что на подлодках российского флота. Александр выбрался на деревянный пирс и распрямил затекшую спину. — Сэрьезный поломка? — спросил Ваха. — Ерунда, — Степановых почесал поясницу. — На час мутотени. Потом можем отправляться... — Геноцид абстрактен по своей сути, — Вася Славин поднял вверх указательный палец и немного придвинулся к отцу Арсению. — Как и декларация прав человека. Рокотов застыл в узком проходе, ведущем от входа в пещеру к месту дислокации незанятых на внешних постах казаков, и прислушался к разговору. — Я с вами не согласен, — мягко возразил священник. — Права человека суть заповеди Божьи, переведенные в удобную для понимания форму. А осуждение любого геноцида — это прямая калька с принципа «Не убий». Господь осуждает любое лишение жизни любого существа, ибо сие есть вмешательство в его помыслы. Карать может лишь тот, кто дает жизнь. — Если ваши слова, батюшка, довести до логического завершения, — хмыкнул Славин, — то выходит, что любая женщина, родившая ребенка, имеет право на замачивание одного человека. Она ж дала жизнь... — Неправильно, — отец Арсений потеребил цевье гранатомета. — Душу вкладывает Господь. Женщина является всего навсего неким контейнером для воспроизводства физической оболочки. — А вы, я смотрю, не чужды наукообразию, — развеселился Славин. — Обозвать женщину контейнером — это не каждый шовинист себе позволит! — Надо же придать понятию словесную форму, — священник развел руками. — А как иначе скажешь? — Вы оба отвлеклись от темы, — вмешался Кузьмин, на секунду оторвавшись от чистки автомата. — Что там с геноцидом? — А а! — улыбнулся Вася. — Мое мнение такое: надо каждый случай геноцида описывать отдельным термином. — Это как? — осведомился Пышкин. — Элементарно. Геноцид евреев — жидоцид, события девятьсот пятнадцатого года — арменоцид, то, что сейчас в Косове делается — сербоцид, бойня в Центральной Африке — тутсицид и хутуцид... — А так же альбуцид и стрептоцит, — не выдержал Владислав. — Васек, ты так всех запутаешь. — Ничего подобного! Как раз в этом случае не будет перекосов. — Куда? — Рокотов уселся рядом с Кузьмичем. — Хотя бы в сторону холокоста... — Нежная тема, — кивнул Влад. — И что ты своим жидоцидом с ней поделаешь? — Выбью из рук сионистов право решать, что считать геноцидом, а что — нет. — Как это? — Вот смотрите, — Славин отложил ВСС в сторону и сел по турецки. — В современном мире на первом месте среди всех видов геноцида находится уничтожение евреев. Больше половины публикаций и примеров — именно о холокосте. О книгах я молчу. На один сборник про тех же армян — десяток про евреев. Если не больше... Непорядок получается. Как ни коснешься темы геноцида — тут же вылезают евреи со своими воплями о погромах и концентрационных лагерях. А почему? — Действительно, почему? — Кузьмич поставил на место затворную раму «Грозы». — Объясняю, — Василий выщелкнул сигарету из пачки. — Иудеи из разных общественных фондов оккупировали места в международных структурах, занятых изучением нарушений прав человека. И фактически диктуют всем остальным, как относиться к каждому конкретному случаю. — Ты батьку Кондрата не переслушал? — поинтересовался Влад. — Нет. Все и так сходится. Тем более, что Кондрата я не люблю... Он, по моему, просто идиот. Метет всякую чушь, а толку никакого. Лучше бы свои обязанности губернатора исполнять научился. Вместо того, чтобы на митингах глотку драть... — Это точно, — согласился Пышкин. — Хорошо, — Рокотов решил больше не сбивать с мысли казака «жидоборца». — Приведи пример негативного влияния иудеев на проблему геноцида. — Пожалуйста. Ситуация с резней армян турками... — И что? — Все в курсе, что те события так геноцидом и не признали? — Турция — член НАТО, — Кузьмич пожал плечами. — На мой взгляд, в этом все дело. Они Штаты предупредили, что, если геноцид армян будет признан, то турки пересмотрят свое отношение и к Альянсу, и к закупкам вооружений. Америкосам на армяшек плевать, Турция им важнее. Вот и заблокировали решения ООН по этому вопросу. — Не все так однозначно, — хитро улыбнулся Славин. «А Василек не так прост, как может показаться на первый взгляд, — подумал Рокотов. — Копается в мелочах, ищет аналогии... Молодец. Ему б не на ферме работать, навоз за быками убирать, а в институт поступать. К примеру, в наш Универ, на исторический... Там как раз деканом Фроянов служит. Тоже большой патриот. Ему волю дай, так он основным курсом поставит тему „Мировое еврейство и как с ним бороться». Большого ума товарищ...quot; — Что то еще есть? — спросил отец Арсений. — А як же! Ведь важно не то, что ООН решение проблемы тормознула, а то, как именно это произошло. — Евреи, евреи, вокруг одни евреи, — спел Кузьмич. — Даже птичка воробей... — ...тоже маленький еврей, — поддержал Владислав. — Лежу, параличом разбит, Оказалось, сын мой жид. Вы скажите мне, друзья, Неужели жид и я? — неожиданно продекламировал священник и покраснел. Хохот участников дискуссии о правах человека разбудил мирно почивавших в углу пещеры Фирсова, Рудометова и Янута. — Это я так, — смущенно сказал отец Арсений. — В детстве слышал. Вот и запомнил... — Вы совсем озверели, — зевнул Виталий. — Поспать не даете... — Все равно через пять минут вставать, — Рудометов нацепил очки, посмотрел на часы и потянулся. — Так что там с ООН и армянами? — напомнил Рокотов. — А вот что, — Вася заговорщицки подмигнул батюшке. — Аккурат перед сессией, на которой должно было быть принято решение по этому вопросу, делегатов европейских стран пригласил к себе Джозеф Либерман... — Тот Либерман, что сейчас в паре с Тором на выборы в Штатах идет? — уточнил окончательно проснувшийся Фирсов. — Ага. Встреча была зело конфиденциальная. Однако кое какая информация просочилась. В частности, обсуждался армяно турецкий конфликт. И, по странному стечению обстоятельств, все европейцы отказались осуждать Турцию... За исключением Франции, но там всегда было очень сильное армянское лобби. — Этому может быть другое объяснение, — Рокотов провел ладонью по поросшему щетиной подбородку. — Европейские концерны завязаны на производство вооружений и опасались потерять рынок сбыта. А Либерман просто лоббировал интересы ВПК. Без привязки к иудейским интересам... Хотя над этим стоит подумать. Может, ты и прав... Опасения Главы Администрации на счет своего кремлевского будущего оказались беспочвенны. Команда ушедшего на покой престарелого Президента сумела настоять на том, чтобы ключевые посты в верховной власти продолжали занимать лояльные корпоративным интересам чиновничества люди. Вроде Стальевича, по уши замазанного в прошлых неблаговидных делишках. Новоизбранный Президент серьезного сопротивления так и не оказал. Он с головой ушел в построение новой вертикали власти и разборки с губернаторами. На чистку ближайшего окружения времени уже не оставалось. Конечно, некоторые персоналии лишились своих постов, но в общем и целом сложившаяся система ничуть не пострадала. Как воровали — так и продолжили. Единственным отличием от прошедшего десятилетия стало то, что теперь чиновники не критиковали власть и не позволяли себе выпады в адрес Первого Лица, как нередко бывало при «царе Борисе», а всячески имитировали приверженность «новому курсу реформ», выдвинутому Президентом в послании Федеральному собранию, и ссылались на «особые отношения» с Главой Государства, за что в народе получили меткое прозвище «птенцы гнезда Вована». Частенько «инициатива прогиба» доходила до абсурда. Одни выпускали самоучители по кройке и шитью, вынося на обложку фамилию действующего Президента, другие заказывали придворным пиитам новые тексты гимна России, в которых рефреном звучала фраза «И Вовик такой молодой с огнем эфэсбэшным в груди...», третьи замастырили букварь, взяв за основу рассказы из цикла «Ленин и печник», и уснастили его детскими считалками вроде «Ах, Вова, Вова, Вова! Мне без тебя тоскливо». И прочая, и прочая... Каждый чиновник считал своим долгом продемонстрировать чудеса преданности, не понимая, что у нормальных людей такое поведение ничего, кроме брезгливости, не вызывает. Но нормальные в госструктуры не идут, а мнение «электората» после свершившихся выборов уже никого из власть предержащих не интересует. Президент же принимал лживые реверансы чиновников за чистую монету и искренне верил, что с такой командой наконец поставит страну на ноги. Но для нормального взаимодействия с бюрократическим аппаратом ему требовалось иногда закрывать глаза на «ошибки». Таково искусство управления. Чиновник, отправивший несколько миллионов долларов из бюджета на счета оффшорных фирм под липовый контракт, совершает не преступление, а именно «ошибку». С кем не бывает! Утверждать что то иное — моветон. Не поймут с. И схарчат любого, кто вознамерится коренным образом изменить Систему. Силенок на борьбу со всей чиновной стаей ни у какого Президента не хватит. У подчиненных Первого Лица тоже есть интересы. Так что любое опасное для Системы распоряжение заблокируют уже в Администрации. Внесут поправочки, не разработают исполнительный механизм, дополнят документ примечанием об «усмотрении должностного лица», а могут и превратить здоровую инициативу в свою полную противоположность. Методов — тысячи. И обоснование всегда найдется — «ради блага страны». К таким словам не подкопаешься. Раньше было «по просьбам трудящихся», а теперь так. Во исполнение решений молодого Президента реформатора. Ать два!... Глава Администрации исподлобья посмотрел на своего визави, напряженно уставившегося в докладную записку адмирала Самохвалова. Командующий ВМФ даром времени не терял. За неполные десять дней, что прошли с момента катастрофы в Баренцевом море, Самохвалов успел подать рапорт об отставке, получить суровую отповедь от министра обороны, согнать в квадрат, где лежал «Мценск», все силы Северного флота, заставить Кацнельсона наложить гриф «секретно» на всю информацию о трагедии и обозначить позицию комиссии по расследованию причин затопления АПРК. Столкновение с иностранной субмариной. Другие версии признаются маловероятными и вредными. Точка. Президент наконец дочитал изобилующий техническими терминами документ. — Что вы думаете по этому поводу? — Владимир Владимирович, я не специалист, — уклончиво заявил Глава Администрации. — Но считаю, что Главком прав. На самом деле бывший профессор математики думал иначе. Александр Стальевич умел оперировать физическими формулами, помнил уравнения Навье Стокса и законы Ньютона и понимал, что никакая американская субмарина не в состоянии потопить атомоход такого класса, как «Мценск». Ибо тогда толщина корпуса у американца должна составлять минимум полметра легированного сплава. А таких лодок никто не выпускает. Ибо подобная посудина тут же у топнет, едва плюхнется со стапелей на воду. — Нужны доказательства, — протянул Президент. — Доказательств у Самохвалова в избытке, — Глава Администрации вспомнил слова адмирала, — не хватает фактов... — Это как? — удивился Верховный Главнокомандующий. — Ну у... — чиновник замялся. — Характер повреждений установлен, осталось найти обломки или детали иностранной лодки. — А если они не будут обнаружены? — Будут, — убежденно сказал экс математик. Кусков обшивки, оставшихся от реально произошедших прошлых столкновений, на складах ВМФ достаточно для того, чтобы подсунуть «вещдоки» на место аварии и затем назвать виновника. Американцы, конечно, пошлют Самохвалова и компанию подальше, но на выводах комиссии и судьбах адмиралов это не отразится. — Ясно, — Президент вздохнул. — Вы назначили дату траурных мероприятий? Глава Администрации извлек проект указа. — Все подготовлено. — Хорошо. Завтра я собираюсь поговорить с родственниками погибших. Организуйте встречу... — Пригласить их в Москву? — Нет, я лечу в Видяево. — Но ведь завтра... — Отменить, — Президент зыркнул на подчиненного. — И вызовите ко мне директора ФСБ... — В приемной директор «Аквамарина», — доложил чиновник. — Ему назначено. — Я помню. — Перенести встречу? — Нет. Пусть заходит, — Глава Государства встал из за стола, чтобы встретить академика Игоря Львовича Слуцкого в центре кабинета и обменяться с ним рукопожатием перед объективами телекамер. — А Петрушкина пригласите на четырнадцать тридцать... — Хоп! — сказал довольный собой Филонов и вытащил из за пазухи сложенный вчетверо лист крупномасштабной карты, на обратной стороне которой черным фломастером были нанесены квадратики, изогнутые линии, точечки и палочки. — Все, как в аптеке! Прошу! Полный план деревеньки. — Молодец! — похвалил Влад. — Долго срисовывал? — Часа три, — уставший Никита потер локоть. — Все брюхо отлежал. Зато теперь мы знаем, что и как. Казаки установили на камнях три мощных фонаря, чьи лучи светили точно на рисованную карту, и уселись вокруг. — Толкуй, — Кузьмич похлопал Филонова по плечу. — Айвазовский ты наш... Экс браконьер развернул лист на четверть оборота и присел на камень. В качестве указки он использовал свежесрезанный прутик. — Итак. Общие сведения — сорок один дом, из них тридцать девять жилых, два — вроде сельсовета и школы. Три недостроя. Тут, тут и тут... Я их крестиками пометил. — В разных концах аула, — нахмурился Туманишвили. — Это фигня, — Филонов постучал прутиком по одному прямоугольнику с крестиком. — Работы ведутся только здесь... — Ты их видел? — вскинулся Чубаров. — Мельком. Пять или шесть мужиков. Охрана — один придурок с «калашом». Лиц не разобрал, извини. Да и заросшие они до бровей. — Ты ничего не перепутал? — серьезно спросил Рокотов. — Нет. То, что заложники, это точно. Пашут не переставая, без перекуров. Чичики уже сто раз бы присели чайку попить... — Собаки? — задумчиво осведомился Влад. — Ни одной не видел... — Странно... — Ничуть, — вмешался Веселовский. — Если село ваххабитское, то собак может и не быть. Не положено по их видению Корана. В горах еще и не такие чокнутые встречаются. — А кто овец охраняет? — не согласился Рокотов. — А чо их охранять? — хмыкнул Алексей. — На ночь стадо в прочный загон — и все дела. Волчара через дюймовые доски не пролезет. Особенно в том случае, если колючкой обтянуть... Свиней, как я понимаю, там тоже нет? — Не а, — Никита стукнул прутиком по голенищу сапога. — Про хрюшек мог и не спрашивать, и так ясно. Одни козы, овцы и птица... — И бензин, — напомнил отец Арсений. — Верно. — Стоп! — Рокотов наклонился к карте. — А где заводик по переработке нефти или что то типа вышки? — А нету. — Почему? — Перевалочный пункт, — предположил Филонов. — Бензовозы приходят сюда с юга, потом их гонят на северо запад, к ингушам... Федералы село не трогают, потому здесь можно спокойно оставлять машины. Или собирать караваны. — Разумно, — Влад нахмурился. — Но какой еще бизнес у жителей? Только предоставление безопасного места? — Судя по хоромам, что они настроили, нет, — Никита ткнул прутиком в заштрихованный прямоугольник. — Вот здесь явно скорняжный цех. Шкуры сотнями висят. И мешки во дворе под навесом. Видимо, соль... Плюс какие то мастерские тут и тут... — Даю сто к одному, что они деньги печатают, — изрек Янут. — Согласен, — кивнул Филонов. — Рулоны бумаги тоже присутствуют. — Хорошо, — Рокотов расправил плечи. — Частности пока отставим, вернемся к общему плану. Никитой, обрисуй нам свой чертеж целиком, чтоб мы представляли, где и что. По ходу дела я задам уточняющие вопросы. — Яволь, — Филонов повертел в пальцах прутик. — По центру села — площадь. Вот она... На площади стоят четыре двадцатитонных бензовоза и бэтээр. Рядом кучкуются бандюки. Человек десять. От площади отходят четыре улицы, и еще одна — от центральной дороги. Улицы идут до крайних домов. Напротив места стоянки бензовозов — что то вроде клуба. Болтается зеленая тряпка, тусуются мужички... — Мечети, как я понял, нет, — констатировал Владислав. — И в помине. Скорей всего, они молятся в клубе... Поехали дальше. Обратите внимание на район позади бэтээра, между основной дорогой и боковой улочкой. Там в каждом дворе какие то низкие сооружения, типа дотов. — Местная линия Маннергейма? — Очень возможно. Если это так, то они полностью перекрывают дорогу с северо запада. Ущелье узкое, достаточно подбить пару машин — и финита. — Верно... — С юга дорога вроде открыта, но я не уверен, что на том направлении нет замаскированных точек. — А мелкие тропинки? — Я обнаружил две. Здесь и здесь... — Придется минировать, — решил Рокотов. — Угу, — Никита потер глаза. — Вот, в принципе, и все... Где заложники, мы знаем. — Тогда в чем дело? — Туманишвили положил «Винторез» на колени и привстал. — Сиди! — жестко отреагировал Влад. — В психическую атаку ты сходить успеешь. Сначала надо подготовить засады. Нас — шестнадцать, а чучмеков не меньше полусотни. — Больше, — проворчал Янут. — Каждый дом — это минимум два ствола. Сюда еще подростков добавьте. Человек сто двадцать наберется. — Еще лучше! Восемь к одному, и все не в нашу пользу, — буркнул Рокотов. — Так что думать, думать и думать, как завещал Ильич... Никитой, давай так. Бери Кузьмича, Лешу и Мишу, и дуйте на окончательную рекогносцировку. Мне надо, чтобы командиры групп досконально изучили местность. А мы с Виталиком пока займемся сюрпризами на тропинках. Благо до вечера время есть... Резван Гареев остановил свой вишневый «Lincoln Navigator» в пятистах метрах от блокпоста на границе с Ингушетией, выбрался, на шоссе и застыл, расставив ноги на ширину плеч и заложив за спину руки. Бояться тут некого. Все схвачено, за все уплачено. Ежемесячно по этой дороге в сторону Магаса проходит три или четыре каравана с топливом, набодяженном в цехах на юге Чечни. И все довольны. Ингуши радуются дешевой солярке, жители родного аула получают стопроцентную прибыль от перепродажи горючего, офицеры на блокпостах имеют по паре сотен баксов с каждой пропущенной без досмотра машины. Если Резван захочет, то сможет переправить в Россию хоть батальон боевиков. Конечно, в этом случае двумястами долларами не обойдешься. Но вопрос решаемый. От серых бетонных надолбов, окружавших блок пост, отъехала синяя «шестерка» замначальника отряда ОМОН по воспитательной работе и направилась в сторону Гареева. Подполковник был первостатейной сволочью, готовой за пачку крупных купюр подставить под пули всех своих сослуживцев. Бывший парторг горотдела милиции, перекрасившийся в истового демократа и ревнителя гражданских свобод. Резван знал о его делишках от родственника, проживавшего в одном городке с подполковником. Тот и дома не брезговал взятками, освобождал из камер задержанных под предлогом процессуальных нарушений оперов. Вернее, успевал получать взятки чуть раньше самих оперов, также не чуждых товарно денежным отношениям. Как и повсюду на Руси... Подполковник приехал вместе с мордатым сержантом и сначала опасливо осмотрелся по сторонам, только потом вылез из машины. Сержант двигатель не глушил, сидел прямо и напряженно смотрел перед собой. Гареев презрительно улыбнулся. — Что на этот раз? — милиционер суетливо вытер пот со лба. — Четыре машины, — Резван протянул конверт. — Дизтопливо. По таксе. — Со следующего месяца сумма возрастает, — подполковник трагично покачал головой. — Почему? — Меняется отряд, новые всегда больше просят... — А ты что, не уезжаешь? — Пока остаюсь, — толстяк переступил с ноги на ногу. — Мне командировку на месяц продлили... Так что с деньгами? — Решим, — Гареев повернулся к продажному менту спиной и залез в джип. Взвыл мотор «жигулей», и синяя машина развернулась на середине шоссе. Резван опустил стекло на двери своей машины, закурил и махнул рукой сидящему за рулем Лёме Беноеву: — Поехали. Этот шакал снова денег хочет. Все ему мало... — Будешь платить? — Подумаю... Давай домой. Сегодня надо еще с русаками разобраться. Лечи сказал, что они себя ведут как то не так. — Сдернуть решили? — хохотнул Беноев. — Шайтан их знает! — Гареев стряхнул пепел. — Лечи обкуриться мог. Вот и показалось, — Лёма сморщил тонкий нос. — Вчера он вообще еле на ногах держался. — Посмотрим, — Гареев откинул спинку кресла и расслабленно прикрыл глаза. — Лечи, конечно, дурак, но последить за русаками не помешает. Вдруг ему не показалось... В ответ Беноев только пожал плечами. Молокососа Атгиреева он не любил, считал абсолютным дегенератом, но Резван отчего то не гнал Лечи подальше, а даже по своему привечал. Значит, у Гареева были какие то виды на молодого придурка. Может, хотел сделать из него подрывника самоубийцу, может, что еще... Лёме стало скучно думать об Атгирееве, он широко зевнул и сосредоточился на управлении мощным внедорожником. — Вот я тебе и говорю, — Гоблин потряс перед носом Юрия Нерсесова огромным кулаком. — Поймаю Вторичного — прибью... Юра мягко отвел от своего лица кулак перевозбужденного Чернова и дописал на смятом листке бумаги финальную фразу статьи под названием «Воспитание ненависти», которую он намеревался отдать в национал большевистскую газету «Смерч». Свои материалы журналист патриот всегда творил от руки, ибо, как выражался склонный к метафорам главный редактор «Нового Петербурга» Леша Андреев, Нерсесов являлся «странной формой жизни, имеющей запутанные отношения с современной печатной техникой». — Димон, ты смотри, махнешь своей грабкой[4] как нибудь неудачно — и кранты моим очкам, — сказал Юра. — А заодно и мне. — Извини, — смутился Гоблин. Экс рэкетира, а ныне журналиста Чернова возмутили очередные экзерсисы небезызвестного критика Антона Первичного, переключившегося с разбора литературных произведений на обзор прессы и опрометчиво начавшего со статей Димона. Гоблин мгновенно вскипел и пообещал оторвать «Вторичному» голову. Старые привычки не забываются. — Нет, ну ты представляешь! — Димон влил в открытую пасть очередной стакан апельсинового сока и щелчком пальцев подозвал официанта. — Давай сюда кувшин! Надоело, блин, микродозы заглатывать... — Чернов повернулся к Нерсесову. — Так вот. Выхожу в Интернет, смотрю — сноска на одном из сайтов. Мол, так и так, какой то Первичный классно критикует нынешние газетные публикации... Юра подпер щеку ладонью и подумал, как обманчива бывает внешность. Глядя на двухметрового Гоблина, на ум приходил образ громилы с бейсбольной битой в одной руке и утюгом в другой, вышибающего долг у визжащего связанного коммерсанта. Но уж никак не прилежного журналиста, посещающего публичную библиотеку, протирающего штаны в читальном зале и не чуждого достижениям современной техники. Кстати говоря, в библиотеке от Чернова тоже поначалу шарахались, незаслуженно подозревая бритоголового бугая в том, что он явился в сие культурное учреждение с целью поставить его под свою «крышу». Но проходила неделя за неделей, Гоблин ничем особенным себя не проявлял, и к нему потихоньку привыкли. Как привыкают живущие в пруду лягушки к регулярному хождению медведя на водопой. Опасаться, естественно, не перестают, но уже не так резво прыскают в стороны, заслышав хруст кустов под лапами бурого великана. В библиотеке Димон пользовался огромным успехом у приходивших туда студенток. Девушки мгновенно забывали о цели посещения читального зала и часами вожделенно разглядывали нависшего над подшивками газет сосредоточенного Чернова. По сравнению с худосочными очкариками мужеского пола, щеголявшими жиденькой растительностью на полудетских лицах, или сухонькими старичками, являвшимися в библиотеку к открытию, мускулистый красавец Гоблин имел массу явных преимуществ. — ...Захожу на страницу этого микро обозревателя, — Димон принял из рук почтительного официанта двухлитровый кувшин, — и вижу, что Вторичный начал с меня. Представляешь? — Представляю, — кивнул Нерсесов. — Нет, ты плохо представляешь. Мало того, что этот микроцефал выразил свое несогласие с моими выводами, я бы это еще простил, так он приписал мне вещи, о которых я вообще никогда не говорил! Гоблин недавно разобрался в смысле приставок «микро» и «макро» и теперь употреблял их постоянно. К месту и не к месту. Закреплял полученные знания, если можно так выразиться. — Например? — Да элементарно! Я написал рассказ. Там мой герой по ходу дела ловит одного типа, отшибает ему башку и портит его оружие. Винтовку «ли энсфилд». Знаешь такую? — Знаю... — Гнет, значит, ствол об колено. У «ли энсфилда» стволик тонкий, согнуть немного можно... — А зачем? — Чтоб потом, блин, этой винтовкой не смогли воспользоваться остальные преследователи. — Ага, ясно, — Нерсесов поправил очки. — Ну вот... Все вроде пучком, жизненно. А этот макромудак Вторичный вдруг начинает надо мной стебаться, что, мол, мой герой гнет об колено автомат Калашникова. Всасываешь? — Всасываю, — хихикнул Юрик. — Я пишу — «ли энсфилд», этот имбецил — «калаш». Сам все напутал, и сам меня же обвиняет в незнании предмета, — Димон горестно вздохнул. — Дальше — больше. Позавчера я наехал на Кацнельсона и Зотова, разметал их по кочкам. И версии ихние, и подлость несусветную по отношению к подводникам, и незнание физики... — Знаю, читал, — закивал Нерсесов. — Я даже стих по этому поводу написал. — Что о?! — возмутился Гоблин. — Да не про тебя. Я в стихотворной форме изложил идиотизм объяснений катастрофы. Типа, как надо относиться к официальным сообщениям. — Ну ка, ну ка, — Чернов схватил блокнот. Юрик откинул голову немного назад и начал заунывно декламировать: — Субмарина между пальм торчит. Видно, капитан был сильно пьяным. Где то в джунглях пробегает кит, Его мясо хорошо с бананом... — Это цинично, — заявил ошарашенный Димон. — И вообще, при чем тут пальмы, кит и бананы? — Сие есть метафорический символизм, — объяснил поэт Нерсесов, — с оттенками гипер реализма. А ля Серебрянный век. — В качестве эпиграфа мне это не подходит, — огорчился Гоблин. — Эпиграфа куда? — К следующей статье о «Мценске»... — Ты намерен добивать тему? — Я намерен добивать Кацнельсона, — рыкнул Чернов. — Эта макросволочь свистнула мою идейку о продаже станции «Мир» Китаю[5] и выдает ее за свою. — Серьезно? — удивился Юра. — И откуда ты это узнал? — Неделю назад «Секретные материалы»[6] дали информашку по «Миру». Там черным по русскому сказано, что переговоры Кацнельсона с китаезами насчет орбитального комплекса сорвались. Мы, вроде, слишком много денег запросили. Но это мелочи. Главное, что в «Хэ фаллосе»[7] автором идеи назван Кацнельсон... — Кто автор статьи? — Не помню... — Не Менделеев? — Нерсесов назвал главного редактора. — Да нет. Если б Менделеев написал, я б Вадьку лично в выхлопную трубу его «опеля» засунул. Кто то другой, из пристяжных... — Менделеева все равно можно попинать. — А толку? Денег у него нет, живет, можно сказать, в долг... Кстати, хочешь свежую историю про Менделеева? — Хочу. — Его прав лишили. — За что? — Нерсесов пожевал кончик шариковой ручки. — За пьянку, — усмехнулся Чернов. — Но как! Короче, Менделеев набухался с одним пацаном, которого года полтора назад выгнал с работы. Вадик уже забыл об этом конфликте, а пацан — нет. Так вот... Встретились они на тусовке, пацан Менделеева накачал, а потом, когда тот домой ехать собрался, позвонил в ментовку. И слил Вадьку. Мусора его прихватили в ста метрах от места сборища, выволокли из машины — и на экспертизу. Тут же лишение прав оформили. Причем денег не взяли. — Естественно, звонок же зафиксирован, — согласился журналист патриот. — Именно! Теперь Менделеева водитель возит. И поделом... — Твой приоритет по «Миру» легко доказать, — Нерсесов вернулся к теме разговора. — Сопоставить время выхода статей и дату появления правительственных документов. А потом на Кацнельсона накатить... — Ворье — оно ворье и есть, — Гоблин отхлебнул сок. — С Кацнельсоном судиться без понту. Да и иск никто не примет. Я лучше его рачком поставлю по «Мценску». Он уже столько наболтал, что на целую серию статей хватит. Юрик повернул голову и уставился на вошедших в кафе шестерых юношей во главе с рыжим одышливым толстяком в желтой байковой рубахе навыпуск. — Ха! Димон, смотри, — Нерсесов толкнул Чернова в плечо. — Знаешь, кто это? — Не, — Гоблин хмуро взглянул на компанию. — Мелонов сотоварищи. Молодые христианские демократы... — И чо? — Последыши Ковалева Ясного и Пенькова... — А а! — на лице у Чернова появилась заинтересованность. — Развлечься хочешь? — неожиданно предложил Юрик. — Не откажусь... — Пеньков — пассивный зоофил! — громко сказал Нерсесов. — А Дыня — жирный импотент! Христианские демократы еще не успели сесть за столик. Один из юношей завопил что то матерно невразумительное и схватил со стола пустую бутылку. Мелонов подпрыгнул и выпучил глаза. — Кто шагает дружно в ряд? Христианский наш отряд! Педофилы, лесбиянки, И задроченные панки! — заорал Нерсесов. — Бей их! — приказал Дыня и рванулся вперед. — Развлечься, говоришь?! — Гоблин слишком поздно понял, что поддался на провокацию весельчака Юрика. Но времени что либо изменить уже не было. Чернов отбросил в сторону стул и встретил первых двоих нападавших ударами в челюсти. Молодых демократов швырнуло назад, и они бесчувственными кулями рухнули под ноги переполошенных посетителей. Юноша с бутылкой широко размахнулся, рассчитывая попасть Димону в голову. Гоблин чуть отклонился и от души вмазал «христианину» носком ботинка промеж ног. Уши резанул истошный визг будущего кастрата. Димон перехватил согнувшееся тело, вздернул его в воздух и метнул за стойку, едва не прибив несчастного бармена. Зазвенело. Шкаф с разнокалиберными бутылками не выдержал удара от прилетевшего тела молодого демократа и развалился. В воздухе распространился аромат дешевого самопального коньяка и прокисшего вина. — А а а! — мимо Чернова пронеслась округлая фигура Нерсесова, размахивающего сверкающим металлическим подносом. — Осторожно! — рявкнул Гоблин, но опоздал. Юрик поскользнулся на размазанном по полу мороженом, совершил замысловатый кульбит, миновал застывшего в ступоре Мелонова и со всего маху въехал подносом по физиономии официанту. Бам м м! Тонкая жесть прогнулась по форме лица работника общепита. Нерсесов с официантом покатились дальше, сметая легкие пластиковые стулья. Димон перепрыгнул через столик, походя шарахнул Дыню в солнечное сплетение и погнался за двумя оставшимися демократами. Те решили не искушать судьбу и выскочили на улицу. Чернов плюнул вслед сбежавшим, вернулся в зал и за ногу вытащил из под столика блаженно улыбающегося Нерсесова. Журналист патриот сильно приложился лбом об пол и потому плохо соображал. Правда, отоваренному подносом официанту было еще хуже. Гоблин перебросил Юрика через плечо, погрозил кулаком бармену, схватившему телефонную трубку, и ретировался. Не желая терять лишние секунды на размещение бормочущего что то антидемократическое Нерсесова в салоне джипа, Димон забросил приятеля в багажник, где тот благополучно провел полчаса, пока Чернов проходными дворами вез его в редакцию «Нового Петербурга». — Сверим часы, — приказал Рокотов. Командиры групп послушно взглянули на хронометры. — Шестнадцать сорок две, — сказал Кузьмич. — Ага, — кивнул Чубаров. — У меня спешат, — Веселовский перевел минутную стрелку немного назад. — Теперь порядок... — Время quot;чquot; — девятнадцать пятнадцать, — напомнил занудливый Влад. — Еще раз повторим задачи. Миша? — Блокируем дорогу на северо восток и продвигаемся до околицы. Гречко занимает пост на верхотуре. Вернее, уже занял... Идем парами. Я с Никитой, Денис с Антоном. Предварительно минируем трассу. — На рожон не лезьте, — предупредил Рокотов. — И держитесь подальше от дотов. — Само собой... — Леша? — Перекрываем отход на юг и тропинку на юго восток. Егор работает с юго западного склона, мы с Виталиком — по центру, Семен с Данилой поддержит вас справа. — Что ж, — Влад встал со своего места. — Переодеваемся, и вперед. Казаки вывернули наизнанку свои комбинезоны и подогнали снаряжение. Лохматый камуфляж из темно зеленого превратился в грязно серый, практически неразличимый в сумерках или ночью. — Все лишнее оставляем, — Рокотов сложил в полупустой рюкзак остатки еды, туго затянул шнур на горловине и первый забросил вещмешок в угол пещеры. — Бог даст, не понадобится... Отец Арсений замешкался, опуская в рюкзак потертую маленькую Библию, и неслышно вздохнул. Варданян с Шерстневым навалились на блок подъемника, и поддон с кирпичами медленно приподнялся до уровня второго этажа будущей мастерской по производству фальшивой американской валюты. Митя, Ираклий и отец Владимир перехватили стропы и втащили поддон на площадку. Рафик обессиленно опустился на землю. Виктор вытер пот и уселся рядом, на секунду обернувшись в сторону и отметив, что Лечи Атгиреев набивает уже четвертый косяк за смену. После казни Якова охрану заложников усилили. Видимо, опасались того, что кто нибудь из пленников может наплевать на чувство самосохранения и броситься на часового. Атгирееву дали в помощь Али Баграева, такого же молодого наркомана, как и Лечи. На пару они смолили папиросу за папиросой, временами разражаясь бессмысленным кудахтающим смехом и поигрывая потертыми нечищенными «калашами». Их оружие было в крайне запущенном состоянии, но рассчитывать на то, что АК заклинит, не приходилось. Это не М 16 и не «Штейр АУТ», требующие к себе бережного отношения и регулярной смазки. «Калашников» стреляет даже после того, как год пролежал в болоте. Надежность конструкции самого массового автомата в мире оборачивалась против пленных. — Вот сволочи, — шепнул Варданян. — У них же есть дизель генераторы и лебедки... На хрена мы вручную второй этаж загружаем? — Окстись! — Шерстнев привалился спиной к стене и полузакрыл глаза. — Про лебедки вспомнил! Они с их помощью шкуры грузят... — Вот я и говорю... — Забудь! Меньше будешь рот открывать, дольше проживешь. — Сами себе же все портят... — А им то какое дело? — хмыкнул Виктор. — Ты думаешь, они хоть в чем то разбираются? Вон, Ираклий три ряда положил почти на чистый песок... Кто нибудь это заметил? Как бы не так! Через год песочек размоет и стены обвалятся... Причем внутрь. Вместе с перекрытиями... Варданян тихо хихикнул. Хозяева бесплатной рабочей силы не понимали, что своими издевательствами они только возбуждают фантазию рабов, и те раз за разом придумывают очередные пакости, должные изрядно навредить тем, кто будет пользоваться результатами их труда. То же происходило в концлагерях во время второй мировой, когда заключенные, поставленные на конвейеры, приводили в негодность две трети выпускаемого вооружения. Причем внешне все было нормально. Однако ракеты ФАУ били мимо цели, у отремонтированных истребителей и штурмовиков отказывали системы подачи топлива, артиллерийские снаряды частенько взрывались прямо в казенниках орудий, гусеницы слетали с танковых роликов в самый неподходящий момент. Раб не заинтересован в качестве. Его задача — сохранить максимум собственных сил при минимуме отдачи и изобразить кипучую деятельность на глазах у охраны. А если получится, еще и что нибудь испортить. Руководство саботажем взял на себя Туманишвили, имевший изрядный опыт строительных работ. По его советам остальные заложники неправильно выводили уровни, клали крепежные балки не в том месте, где следует, произвольно меняли состав раствора, при закладке фундаментов в траншеи незаметно подбрасывались куски дерева и обрезки кровельного железа — в застывшем бетоне образовывались огромные каверны, в которые тут же просачивались грунтовые воды. Любое построенное руками пленников здание через два три года приходило в полную негодность и грозило обвалиться на головы тем, кто будет в нем находиться. — Сбросить бы кирпичи на этих придурков, — мечтательно произнес Варданян. Шерстнев открыл глаза и сел прямо. — Как ты сказал? — Сбросить кирпичи, — Рафик пожевал травинку. — А что? — Так, — Виктор вытянул одну ногу и помассировал лодыжку. — Это мысль... Посиди пока тут, а я наверх схожу. — Зачем? — С Ираклием пошепчусь... — Ты думаешь, получится? — у Варданяна загорелись глаза. — Посмотрим... Сиди спокойно, типа отдыхаешь. — Давай вместе пойдем! — Не надо, — Шерстнев искоса бросил взгляд на чеченцев, выпускавших клубы сладковатого дыма. — Не возбуждай их интереса, чо мы вдруг на пару поперлись. — Ясно. Виктор нарочито тяжело встал и шаркающей походкой смертельно уставшего человека потопал к лестнице, ведущей на второй этаж строящегося барака. Атгиреев с Баграевым проводили его мутным взглядом и вернулись к своему занятию. Филонов вытянул шею и прислушался. — Ш ш ш! — рука экс браконьера легла на плечо Чубарову. — В кусты! Михаил перекатился под ветви смородины, вслед за ним нырнул и Никита. — Машина. — Понял, — Чубаров направил ствол «Грозы» в сторону дороги. Спустя минуту из за скалы вылетел огромный темно вишневый внедорожник и, поднимая тучи пыли, пронесся мимо. Из открытых окон джипа лилась какая то заунывная арабская песня. — Без десяти семь, — тихо сказал Миша. — Знаю, — буркнул Никита. — Все, ставим детонаторы. Хорош кататься... |
||
|