"Ночь над Cербией" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)

Глава 2 ЛЮДИ И МАШИНЫ

Владислав извлек из воды ловушку для рачков и аккуратно ссыпал содержимое в поддон. Затем, зажав нос и отставив подальше руку, большим пальцем приоткрыл крышку баночки с протухшим мясом и вновь наполнил ловушку приманкой. Садок с деликатесом отправился на прежнее место в глубину ручейка, удерживаемый лишь тонким капроновым шнуром, привязанным за выступающий корень.

Несмотря на свой, с человеческой точки зрения странноватый рацион, все ракообразные предпочитают чистую проточную воду; малейшее загрязнение немедленно приводит к исчезновению вида из ареала обитания. Раки просто-напросто перебираются в другое место. Почему экологи до сих пор не использовали эту данную самой природой возможность для определения чистоты водоемов, Рокотов не понимал, ведь составить шкалу загрязнений можно без лабораторных испытаний, буквально не сходя с места, ориентируясь лишь на различные виды ракообразных! V Он выбрался на относительно сухое место, надел мощные бинокуляры и уставился на свою добычу. Среди копошащихся мелких рачков обнаружился здоровенный экземпляр “авулите вульгарис”, непонятно как попавший в чужую колонию. Владислав осторожно подцепил его пинцетом и пересчитал панцирные пластины – это была самка. Рачок недовольно шевелил усами, и будь он наделен речью, крыл бы исследователя отборными матюгами. Биолог усмехнулся и стряхнул жирного “вульгариса” в воду, где тот без промедления опустился на дно и, перебирая лапками, отправился восвояси.

Более чужаков не наблюдалось.

Влад перелил содержимое поддона в кювету и плотно завернул крышку. До полудня ему предстояло обойти еще четыре ручейка.

Закончив работу, он сел передохнуть у огромного, поросшего мхом камня на опушке леса. Немного ныла спина: сказывались сидение на корточках и постоянные наклоны. Влад прогнулся, стараясь прижаться к валуну поплотнее, ощутить каждый выступающий бугорок – согласно древней восточной мудрости, именно вросшие в землю камни лучше всего помогают снять напряжение и идеально подходят для массажа позвоночника. Образцы собраны, можно не спешить и расслабиться. Все равно в палатке его никто не ждет, кроме нескольких еще не прочитанных книг. Радиоприемник или портативный телевизор Рокотов с собой не брал из принципиальных соображений. Лучший отдых в поле – чтение, а уж никак не изображение бубнящих изо дня в день одно и то же политических комментаторов. Кроме того, пришлось бы дополнительно тащить на собственном горбу аккумулятор.

“Вот придурки, – мысли вернулись к последней, слышанной им перед уходом из основивго лагеря, передаче Белградского телевидения, – сами не могут с ситуацией справиться, так теперь с Россией намылились договор подписать. Они что, думают, мы им чем-то помочь сумеем? Держи карман шире... Самим из дерьма не выбраться. В экономике бардак, армия на ладан дышит, а туда же! Миротворцы хреновы! Лучше бы воровать перестали... – Владислав сорвал травинку и стал ее меланхолично жевать. – Ну что меня угораздило в этой стране родиться? Президент – бухарик, премьер – не пойми что, министры – вообще паноптикум, полстраны ни хрена делать не хочет. Вот повезло-то! Слава Богу, что границы открыли, а то сидел бы на девяноста рублях в институте и не чирикал...”

Университет он закончил средне, сдал госэкзамены и был направлен, как молодой специалист, в захудалый НИИ. Буквально за месяц до этого сей институт наконец-то, после пятнадцатилетней борьбы директора с министерскими бюрократами, был переименован из Научно-Исследовательского Института Химии Удобрений и Ядов в НИИ Химии Ядов и Удобрений и обрел более благозвучное название. Ибо до того торжественного момента принятое в официальных документах сокращение в лучшем случае вызывало язвительную улыбку у любого, кто хоть раз бросал взгляд на институтский бланк.

Учреждение с двусмысленной аббревиатурой, сидящее на государственном коште, разрабатывало пестициды и нитраты, а молодой биолог потребовался на должность лаборанта во вновь созданную структуру, где изучались последствия от практического применения достижений отечественной органической химии.

Спустя три недели начинающий биолог, узнавший о реальном положении дел в аграрном секторе экономики, отказался от магазинных овощей и фруктов и перешел на продукты с рынка.

Однако стоимость рыночных деликатесов стала противоречить уровню зарплаты. Уголовный Кодекс Влад чтил и потому взялся подрабатывать переводами.

С детства он неплохо знал сербско-хорватский, английский и французский. Его папик, будучи представителем Министерства тяжелого машиностроения в застойные годы вместе с семьей провел по четыре года в Югославии и Канаде, а дети оказались восприимчивы к языкам. В десятом классе, уже вернувшись в СССР, Влад подумывал о поступлении на филологический факультет, но тяга к биологии пересилила.

Работа в НИИХЯУ явилась логическим продолжением “сколачивания груш” в Университете. С утра до ночи сотрудники всех без исключения отделов гоняли чаи, сплетничали и рыскали по окрестным магазинам. Некоторое оживление наступало лишь к лету, когда по выходным научные работники отправлялись на свои “фазенды”. Там, на выделенных шести сотках, они месили глину, надрывались под мешками навоза, растягивали мышцы тяпками и лопатами – и все ради того, чтобы по осени выкопать мешок-другой мелкой, похожей на горох-мутант желтоватой картошки да снять с яблонь полведра плодов с явным привкусом дичка.

О науке никто не вспоминал, а редкие энтузиасты, пытавшиеся было взяться за дело, принимались коллективом в штыки и путем интриг и кляуз быстренько низводились до общего уровня.

В НИИ Влад проваландался почти шесть лет. Другой работы по специальности не находилось, а опускаться до общего уровня и заниматься наладкой водочных заводиков у носатых “предпринимателей” в соседних гаражах Влад не хотел.

Святым Рокотов, конечно, не был, ибо жить в России и не использовать вверенные тебе производственные мощности может только полный кретин, каковым Влад себя не считал. Оглядевшись по сторонам, он, помимо нерегулярных и не небольшую, но прибыльную нишу рынка – стал потихоньку изготовлять флюоресцентные краски для самостийных художников. Пейзажики, писанные такими колерами, улетали в Катькином садике со скоростью горячих пирожков, и Влад ежемесячно клал в карман три-четыре сотенные бумажки с суровым ликом американского Президента. Что в условиях хронических невыплат зарплаты было неплохим подспорьем.

Когда югославы включили Рокотова в международную экспедицию, Институт лихорадило с месяц, заместитель директора по научной работе даже ушел в отпуск, чтобы по сто раз на дню не выслушивать жалобы и нашептывания подчиненных. Времена изменились, парткомы и месткомы канули в небытие, и на подметные письма уже никто не обращал внимания. Так что молодой специалист собрал вещички, получил командировочные, отдал ключи от квартиры соседям и благополучно отбыл в Югославию. Где с первого дня стал общаться с гостеприимными сербами, ловить разную мелкую членистоногую живность и по утрам избивать многострадальный мешок с песком...

Влад сменил позу, снова прижался к валуну и прикрыл глаза. “И все же более неразумного явления, чем межнациональный конфликт, трудно себе представить... – Во времена отдыха Рокотова частенько тянуло на философские раздумья и обобщения. – Если взглянуть непредвзято, то разделение людей на народности – чушь собачья. Сепарация по косвенному признаку... Как ни крути, мы все произошли от чернокожих Адама и Евы. Сие есть факт, мсье Дюк... И не надо лохматить бабушку! А политиканов следует стерилизовать, дабы избегнуть вредных генетических последствий. Иначе они всех нас друг с другом стравят, а сами будут купоны стричь. Как тот же Милошевич унд компани. Развели бодягу про Ко-сово поле, притянули за уши левые факты – и все в угоду политической необходимости... Интересно, а если б ты им правду-матку резанул про Косово, когда визу получал, дали бы разрешение на въезд или нет? Сто процентов гарантия, что – нет. Вот то-то и оно. Когда в дело вмешивается политика, наука отдыхает...”

В свое время Влад увлекался историей европейского средневековья, и ему смешно было слушать рассуждения политиков и тележурналистов как в России, так и в Югославии, которые с пеной у рта верещали об “исторических параллелях”, “особом пути” славянских народов и великой битве на Косовом поле, где, по мнению радикалов и большинства оболваненного населения, сербы противостояли “исламской экспансии”.

Ничего подобного в реальной истории, естественно, не было.

В 1389 году на месте нынешнего Косова поля действительно схлестнулись две армии, сербская и турецкая, но дело-то в том, что Турция и прилегающие к ней земли являлись тогда составной частью Великой Монгольской Орды. Именно так на Западе называли Русское Царство со столицей в Ярославле. Соответственно, “в пятак” сербскому воинству отгружали не мифические османы, а регулярные части казаков, подчинявшиеся приказам русского государя. И драка шла отнюдь не за мусульманское “владычество”, а против европейских королей, устраивавших набеги на пограничные области Российской Империи. Сербия в те времена тяготела к Венгрии, и ни о каком “панславянизме” даже речи не заходило.

Албанцами в четырнадцатом веке и не пахло, они появились значительно позже, только к восемнадцатому веку, и уж никак не могли сражаться на стороне турок, как это старались представить патриотично настроенные журналисты. Ибо не существовали как отдельный народ.

Визгливые рассуждения о “православно-мусульманском противостоянии” Рокотова раздражали. Сам он, что естественно для любого, у кого в паспорте значится “русский”, не мог с точностью ответить, к какому народу принадлежит и сколько кровей в нем намешано. Он знал свою родословную только до прадедов. На Руси племена и народы во все времена жили бок о бок, а переселения, смуты и войны только добавляли сумятицы. И вообще, разделять людей по расовому признаку – несусветная глупость, все дело не в форме носа, а в воспитании и культурных традициях...

Тонкий лучик солнца пробился сквозь застилавшие с самого утра небо пушистые облачка и скользнул по полуприкрытым векам.

Рокотов потянулся, разминая мышцы, и оторвался от камня. Сел по-турецки, достал сигареты и зажигалку. Курил он мало, по пять-шесть сигарет в день, в охотку. Непреодолимой тяги к табаку у него не было, а задай кто вопрос, зачем он вообще травит свой организм продуктами горения высушенной травы и тратит на это деньги, Влад вразумительно не сумел бы ответить.

Курит, и все тут.

Зато не употребляет алкоголь. На слова своего отца, считавшего, что как раз рюмочка сухого вина или коньяку не повредит, а сигарета по сути своей – наркотик, Владислав возражал просто и резонно: после сигареты никто по улицам не ходит и не дебоширит, а вот после рюмки – сколько угодно. Поэтому он предпочитает алкоголю курение, так безопаснее для окружающих. А что до занятий рукопашным боем – многие известные спортсмены курят, и ничего.

Он щелкнул зажигалкой, с удовольствием затянулся ароматным дымком и умиротворенно оглядел окрестности. Солнышко осветило рощу, заиграло на открытых участках болотца, куда, словно конькобежцы, истосковавшиеся по первому льду, тут же вылетели на своих слюдяных ножках водяные жуки.

Боковым зрением Влад отметил какое-то движение справа и поднял голову. По другому берегу болотца, пригибаясь, гуськом продвигалась группка людей. До них было метров двести, в продолговатых рюкзаках угадывались оружие и амуниция. Группа была одета в камуфляж, двигалась слаженно и целеустремленно.

“Интересно, что здесь вояки делают?” – лениво подумал биолог и автоматически пересчитал идущих. Семеро. Один тащил на себе объемистый сверток.

Одетого в серую куртку Влада на фоне камня заметно не было, и он решил не открывать свое присутствие. В конце концов, в собственной стране армия занимается собственными делами и далеко не всегда рада приветственным воплям гражданского, внезапно появляющегося в районе передислокации. А увиденная Рокотовым группа явно не желала быть обнаруженной. Спешила куда-то:

идущий первым жестами подгонял строй. До административной границы с Косово километров тридцать, обстановка там была неспокойной, и, приводив взглядом направляющуюся к лесу группу сербских военных, Владислав укрепился во мнении, что они принадлежат к каким-то специальным частям и выполняют некое неафишируемое задание. Тогда тем более, его поведение было разумным: не хватало еще объясняться с военной полицией.

“Ладно, это их личное дело, куда идут и зачем... М-не-то что? – Он приподнялся и взвалил на плечо сумку с образцами и инструментом. – Палатку мою они обойдут стороной, явно топают на север, в район Прибоя lt;город на границе Сербии и Герцеговиныgt;... а мы на западе расположились. Черт, тяжеловато сегодня! Перебрал ты, братец, с образцами. Надо лямку на сумке поменять. Давно, между прочим, пора, а то плечо режет...”

По тропинке Владислав поднялся на холм и глянул в сторону, куда ушла группа сербов. Малюсенькие, еле видные фигурки двигались, не снижая темпа.

“Шустрые! – удивился Рокотов. – Я бы в два раза медленнее шел. Ну, на то они и вояки...”

Он вздохнул, поправил сумку и отправился через рощицу к себе, по пути прикидывая, что приготовить на обед. После десятиминутных размышлений Влад остановился на овощном рагу и консервированном цыпленке.


* * *

Когда “F-117A” капитана ВВС США Джесса Коннора по прозвищу Кудесник lt;Почти все пилоты военной авиации США имеют кличку – позывной, которая наносится вместе с именем на борт самолета под фонарем кабины.gt; достиг высоты в 25 тысяч футов, автоматически включился бортовой радар кругового обзора, и операторы на авиабазе, откуда только что поднялся в небо “Ночной Ястреб”, стали наносить на экраны своих компьютеров воздушную обстановку, подкорректированную взлетевшей боевой машиной.

Кроме Кудесника, в радиусе двадцати миль барражировали еще два истребителя морского базирования “F-14 Томкэт”. Они находились почти у границы зоны аэродрома и поджидали летающий танкер “КА-6”, который в эти минуты заходил со стороны побережья. Заправившись, “Томкэты” должны были совершить заход на учебную цель и спустя полчаса приземлиться на палубе авианосца “Эссекс”, курсировавшего в западной Атлантике.

Джесс выровнял машину на крейсерской высоте, на этот раз определенной ему в сорок тысяч футов, убавил тягу двигателя и повел “невидимку” в сторону Уилмингтона. Через час “F-117A” должен был пересечь границу между Северной и Южной Каролинами, выйти над полигоном вблизи городка Флоренс и сбросить на цель две сверхточные бомбы. Учебной целью служил старый, приготовленный к уничтожению ангар, а в бункере полигона результатов бомбометания ждала представительная комиссия в лице нескольких высших офицеров Пентагона и парочки сенаторов из Вашингтона.

Коннор обожал тренировочные полеты, на которых ему удавалось использовать боевое оружие. Отработки элементов пилотажа без бомбометания были скучны. В конце концов, “F-117A” – исключительно военный самолет, предназначенный для незаметного проникновения сквозь электромагнитные заслоны вражеских радаров и поражения важных стратегических объектов. А маневры можно и на учебном истребителе совершать. К тому же из-за неудачной конструкции несущего крыла “Ночной Ястреб” летал средненько, и слитные фигуры на нем не выполнялись.

Кудесник чуть тронул педаль, и “Стелс” мягко завалился набок, открывая пилоту картину внизу. Вдали под самолетом рассыпались огоньки городов, на страже которых Джесс и парил в ночном небе. С высоты земля казалась черным бархатом с россыпью жемчужин света. Тишину в кабине нарушало только мягкое гудение систем вентиляции двигательного отсека, да попискивал компьютер оповещения, когда “F-117A” проходил границы зон ответственности американской ПВО и передавал на землю сигнал “свой”.

На подлете к полигону Кудесник связался с командной вышкой и получил добро на сброс бомб. Подсвеченное с земли лазерным лучом здание ангара смотрелось на экране боевого компьютера великолепно.

Джесс заложил вираж, опустился до семи тысяч футов и понесся к цели, продолжая снижаться. Он предпочитал вынырнуть черным треугольником с неожиданной для противника стороны, сбросить груз и уйти “свечкой” в темное небо, сбивая с толку неприятельских зенитчиков. Несмотря на опасность маневра, начальство поощряло Коннора, ибо такое исполнение боевой задачи сводило к минимуму вероятность попадания в тиски вражеских ракетных комплексов. Тем более, что “F-117A” был оснащен весьма надежной четырехуровневой системой контроля полета на малых высотах, разработанной фирмой “Хьюз”, и продублированными гидроприводами рулей высоты. Безопасность пилоту гарантировала катапульта “ACES II”, безотказная, совершенная машина, которая подрывала пиропатроны, отбрасывающие фонарь кабины, и заряд под креслом, если чужая ракета класса “воздух-воздух” оказывалась ближе чем в ста футах. Или если машина на слишком большой скорости снижалась до критической высоты.

Две двухтысячефунтовые “умные” бомбы, вышедшие из створок бомбового люка, сразу “зацепились” за цель инфракрасными головками наведения. Система прицеливания “Пейвуэй З” сообщила о готовности на основной компьютер. и летчик в точно рассчитанный момент нажал клавишу сброса. Бомбы сорвались с подвески и понеслись к земле по баллистической траектории, на ходу выпуская корректирующие полет треугольные хвостовые стабилизаторы.

В пяти футах от крыши ангара криотронные переключатели дали импульс на сдвоенные детонаторы, и наполненные октолом емкости среагировали за четыре наносекунды, разметав здание в радиусе сотни ярдов. Наблюдатели на вышке занесли в свои блокноты литеру “А” – идеальное попадание в центр мишени.

Кудесник вновь выровнял самолет, ставший легче на четыре тысячи фунтов, немного снизил подачу топлива в двигатель и, развернув машину на 160 градусов, лег на курс 095. Через три минуты он сменил направление на 040 и по прямой полетел к своей базе.

Задание, как и следовало ожидать, было выполнено на “отлично”.


* * *

Владислав наклонился над ручейком и вытащил из воды градусник. Всего плюс двенадцать. За ночь резко похолодало, ракообразные попрятались по своим норкам или ушли в придонный ил. В расставленные ловушки теперь попадет мелкая рыбешка, которая не сможет самостоятельно из них выбраться и сама станет приманкой.

Он разогнулся и вытер мокрую руку о штанину. Исследовательская работа застопорилась на неопределенный срок.

“Да уж, весело. Теперь минимум дня три ждать. Завтра Гойко с Миланом явятся, может, и мне с ними на базу сходить? Все равно сидеть-здесь без толку... С Миленой пообщаюсь. А то одичал совсем, поговорить не с кем, а с самими собой – неинтересно... – Влад улыбнулся. – Не скажи. Всегда приятно пообщаться с умным, тонко чувствующим и феноменально интеллигентным человеком. Таким, как я. Гы-гы-гы. Лучшего собеседника, чем ты сам, не найти. Особливо, если зеркало напротив себя поставить. То-то смеху будет, когда тебя за этим занятием кто-нибудь поймает. Раз – ив дурку! Нет, подобным мы заниматься не будем, и не проси. Лучше книжечку почитаем, выспимся, по окрестностям полазаем. А то я тут уже четвертую неделю, а толком по лесу не побродил. Все время на карачках. Кроме клешней да панцирных пластин ни фига не видел.

Владислав прошел мимо упавшего давным-давно толстенного дуба, присел на вывороченный из земли корень и закурил. Вдалеке заполошно заорали сороки, потревоженные каким-то зверем... и тут в десятке метров от него из осоки появилась морда камышового кота. Зверь нахально оглядел замершего человека и принялся облизывать лапу, косясь и посверкивая желтыми глазами.

“Вот это да! – восхитился Рокотов. – Ни черта не боится... Каков, а! Килограммов двадцать в нем, не меньше. Крупная зверюга, даже для своего вида. Они обычно меньше вырастают”. Он нащупал в боковом кармане фальшфейер и положил ладонь на донышко цилиндра. Оружия у Влада не было, да и не требовалось – в экстраординарном случае нападения сумасшедшего камышового кота было достаточно дернуть за кольцо фальшфейера, и сноп огня обратит противника в паническое бегство.

Но котяра только облизывался, разглядывая двуногое существо, выпускающее изо рта странный дым, и атаковать не собирался, ибо для добычи человек был явно крупноват.

“И долго он тут сидеть собирается? Может, у него дом неподалеку? А я вторгся на чужую территорию?”

– Киса, – ласково сказал Влад, – сигаретку хочешь?

Кот встрепенулся, внимательно поглядел на Владислава и бесшумно скрылся в осоке. Звуки чужого голоса пришлись ему не по душе.

Из-за рощицы снова раздались сорочьи вопли. Рокотов поднялся и направился к своей полянке, срезая по пути веточки попрямее. Раз уж выдался свободный денек, он вознамерился приготовить себе шашлык. Мясо мороженое, но сойдет. В поле не до изысков.

Пробираясь вдоль кустарника по краю небольшого обрыва, Влад ощутил неприятное чувство взгляда в спину и обернулся.

Никого.

Ощущение появилось вновь через две минуты, когда он переходил песчаную косу у излучины широкого ручья.

“Что за черт? Котяра по следу идет? На фига? Вряд ли... Хотя – может, пока я не выйду за пределы его владений. Главное, чтоб не вздумал напасть... – Владислав остановился и внимательно осмотрел опушку. – Нет там никого. Померещилось... Бывает. Сейчас я ручеек-то перескачу, а там до дома рукой подать”.

Он взобрался на довольно крутой холм и с вершины еще раз посмотрел назад. Ветки кустов в ста метрах от него слегка качнулись. Рокотов улыбнулся.

“Настырный котяра. Ну и правильно, он .же жилище свое защищает. За ручей не пойдет, тут владения кого-нибудь другого начинаются”. Он задумчиво покрутил в руке пучок веток, и тут его нога съехала по влажной траве вниз.

Влад загремел по склону, кувыркаясь и яростно матерясь. Несколькими метрами ниже его остановил толстый вяз, в который он едва не впечатался головой. Острый сук распорол боковину куртки вместе с карманом.

“У-у, блин! Вот это полет! Хорошо, что не сломал себе ничего... Задумался о бедном котей-ке – и вот результат. Весь в грязи, плечо болит, куртку порвал... – Владислав стряхнул с себя налипшую траву и прошлогодние коричневые листья. – Песня без слов! Вместо размышлений о вечном лучше под ноги смотри!”

Спустя десять минут Влад добрался до лагеря, повесил просушиться на солнышке разорванную куртку и принялся за разморозку и мариновку мяса. Вместо потерянных при падении веточек он нарезал в качестве шампуров сучки с ближайшего куста бузины.

Мысли о скором вкушении шашлыка оттеснили раздражение по поводу неуклюжего падения, и через полчаса Рокотов уже весело посвистывал, разводя костер.


* * *

Техник лаборатории номер 351 секретного завода корпорации “Хьюз” в Палм-Спрингс установил на стенде блок наведения ракеты нового поколения “GBU-10” и подключил питание. Стрелки индикаторов дрогнули и на дюйм переместились вправо. Мощный суперпроцессор ВХ-2000/М2, производимый компанией “Интел” только для военных нужд, снял показания со встроенной координатной сетки и в долговременную память блока наведения занес характеристики сигнала с космического спутника управления “Р-140”, на который ракета должна была замкнуться сразу после старта с борта самолета.

До пятьдесят седьмой секунды стандартного прогона информации все шло как обычно.

Один из программистов, протискиваясь между близко расположенных рабочих столов и стремясь не уронить коробку с горячей пиццей, бедром задел коаксиальный контактный шнур под номером 386264, и тот коснулся наэлектризованной пластиковой поверхности. Невидимый и неслышный разряд пробил поврежденную неаккуратным посыльным оболочку кабеля, и сопротивление в общей сети изменилось на три сотых ома. Несмотря на то, что сбой длился всего микросекунду, этого оказалось достаточно для того, чтобы нежный компьютерный мозг системы наведения записал вместо “ноля” “единицу” и сетка прицеливания развернулась на 90 градусов по оси. Теперь любая координатная точка совмещалась с несуществующими параметрами.

Стендовый компьютер не имел обратной связи с блоком наведения, и тот честно записал в свою память “единицу”.

Загрузка продолжилась в обычном режиме, ровно через три минуты лампочка контроля просигнализировала техникам, что процесс завершен.

Блок под номером 66930134 осторожно сняли со стенда, опломбировали и загрузили в ячейку обшитого изнутри и снаружи пенопластом ящика. Оснащенным этими системами наведения ракетам вскоре предстояло пройти испытания в настоящих боевых условиях.

Но техникам, конечно же, об этом никто не сообщил.


* * *

Владислав перевернулся на бок, подпер голову рукой и разгладил страницу книги.

Детектив он купил в аэропорту перед вылетом в Югославию. Нельзя сказать, что он особенно” уж любил современные криминальные боевички, но захватить с собой развлекательное чтиво было разумно – иначе в лесу свихнуться можно. И от отсутствия общения, и от пустоты в голове в конце трудового дня, и просто без любой новой информации.

Автор с малозапоминающейся фамилией на протяжении огромной по объему серии натужно и потрясающе косноязычно повествовал о приключениях трех бывших сотрудников какой-то таинственной спецслужбы. Клички персонажей были подстать интеллектуальному коэффициенту писателя – Глухой, Немой и Паралитик. Причем Глухой обладал музыкальным слухом, Немой пел оперным баритоном, а Паралитик танцевал брейк. С чего автору вздумалось наделять героев столь неподходящими к их реальным данным прозвищами, Владислав так и не понял. Видимо, для конспирации.

Все без исключения персонажи вели себя, мягко говоря, странновато. Во-первых, жутко пили. Ради интереса Рокотов подсчитал, сколько каждый из них “воспринял внутрь” на протяжении одной главы. Получилось в среднем в сутки на брата около полутора литров водки. Как они после подобных доз горячительного совершали различные подвиги и вообще держались на ногах, оставалось невыясненным.

Во-вторых, герои пользовались странным оружием. Предпочитая револьверы системы “кольт” (это в нашей-то стране!), они безостановочно передергивали на них затворные рамы перед тем, как начать стрельбу. Где автор обнаружил на револьвере затворную раму, Влад так и недотумкал.

И в-третьих, нечто совершенно уж фантастическое творилось с боекомплектами к пресловутым револьверам. Без перезарядки барабана основные персонажи поливали свинцом десятки врагов, и те падали, нашпигованные пулями, как “Сникерс” – орехами. Владислав представил себе сей агрегат с барабаном на сотню патронов и чуть не умер от хохота.

Враги у героев были многочисленны, коварны и хитры. Суть конфликтов оставалась недоступной для понимания; по всей видимости, и сам автор смутно себе представлял, зачем бывшим служакам требовалось нарываться на неприятности и затем вступать в перестрелки. Завязка обычно была скомканной и короткой – один из описываемой троицы называл кого-либо “козлом”, причем обязательно публично и в присутствии бритоголовых “братанов”, те его долго и с чувством дубасили, а потом друзья этого клоуна начинали вендетту по-русски, которая в финале оканчивалась полной победой. Про органы МВД речи не заходило, существительного “милиционер” Владу не попалось ни разу.

Куда девались горы трупов, автор тоже тактично умалчивал.

Рокотов на секунду закрыл книгу и перечитал название – “Глухой идет в консерваторию”. При чем тут консерватория, без стакана было не разобраться, – он прочел уже три четверти книги, и о музыке не было сказано ни слова. Равно никто из героев никаких концертных залов не посещал.

“Может, это идиома какая-нибудь? – Владислав погладил живот, наполненный шашлыком, и зевнул. – Идиома для идиотов... Мозгов у этого графомана нет, вот что. Зря я эту муть купил, только в сон клонит. Лучше б взял с собой Платона али Сенеку, больше пользы было бы. И читать каждый раз можно по новой, с любой страницы. Ладно”, размяться надо, а то бока отлежу...”

Он выбрался из палатки и несколько секунд простоял с закрытыми глазами, привыкая к темноте. Ночи на Балканах темные, и если небо затянуто тучами, то в двух метрах уже ничего не разглядеть.

Сегодня ночь была так себе, серединка на половинку – и не светло, и не кромешная темень. Легкие перистые облачка затянули небо, свет был рассеянным. Окружающий поляну лес был как в дымке.

Владислав покрутил головой, несколько раз свел и развел вытянутые руки и вспомнил о повешенной на сук куртке. На ночь ее оставлять нельзя, иначе к утру от нее могли остаться одни ошметки – лесная живность охоча пробовать на зуб все новенькое.

Рокотов снял с ветки куртку, встряхнул и автоматически провел рукой по карманам. Пальцы наткнулись на здоровенную дыру – и тут Влад понял, что пропал пенал с инструментом.

“Может, в сумке?”

Он вернулся в палатку и обыскал сумку. Пенала не было.

“Вот дубина! – разозлился Влад. – Выронил, когда падал, а проверить не удосужился! Ну что теперь делать? Придется идти и искать. В темноте, между прочим. И поделом. Не умеешь думать головой, работай руками. И ногами... Хорошо еще, что недалеко, доберусь минут за пятнадцать-двадцать. Еще десять на поиски, и домой, баиньки... Если найду... Найду, найду, не мельтеши, Промокашка, сядь... Та-ак, собраться треба...”

Он сноровисто собрал все необходимое для ночных поисков – фонарь, спички, два фальшфейера, сунул в карман свой любимый нож и огляделся.

“Вроде ничего не забыл. Так, веревку брать не будем, это лишнее”.

Владислав подполз к входу и изнутри зашнуровал брезентовый полог, как делал всегда перед уходом, лампу под потолком, решил не выключать – и зверушки на свет не полезут, и ориентироваться по возвращении будет проще. Отсвет от “летучей мыши” сквозь полиэтиленовое окошко ночью виден за полкилометра.

Рокотов приподнял задний край палатки, на корточках выбрался наружу и, опустив брезент, прижал его для надежности камнем. Затем распрямился и, не включая фонарика, двинулся к холму, где несколько часов назад изящно спланировал со склона.

Он не зря отправился в этот ночной поход: в плоском деревянном ящичке находились шесть различных скальпелей из золлингеновской стали и набор специальных исследовательских инструментов – от миниатюрных щипчиков до препарационных зажимов. Набор стоил ему почти тысячу долларов. Сущий раритет, теперь такие уже не выпускали.

Он добрел до холмика и отыскал место своего падения. Копошась в траве и проклиная свою пустую голову, Влад перемазал брюки, уколол палец о незамеченный сучок, но пенал все-таки обнаружил. Деревянный ящичек лежал у самого подножия достопамятного древа, остановившего стремительное падение путника.

Он отряхнул пенал и ненадежнее пристроил его во внутреннем кармане куртки. Пора в обратный путь.

Владислав выключил фонарик и двинулся к палатке. Идти предстояло в темноте, так как любые источники света только мешают – ветви отбрасывают причудливые тени, и можно не заметить опасно торчащий острый сук или яму под ногами. Рокотов не спеша преодолел подъем, спустился с холмика и углубился в рощицу, что отделяла его полянку от низины.

Когда до палатки оставалось метров сорок, он споткнулся и обнаружил, что развязался шнурок на левом ботинке.

Влад присел и с тщанием, будто ему предстояло прошагать еще добрый десяток километров, принялся за дело. Мелочи типа шнурка, на которые мы не обращаем внимания, в любой момент могут оказаться причиной крупных неприятностей вроде сломанной ноги за пять шагов до дома. А подобный глупый перелом Влада никак не устраивал.

Зашнуровав ботинок, Владислав начал подниматься.

В эту секунду из-за зарослей справа к полянке протянулась шипящая огненная полоса. Палатка вспучилась изнутри, встала дыбом, и оранжево-белый огненный шар разодрал ее в клочья. По лесу прокатился грохот взрыва.