"Пятая Стража" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий)

Глава 4 И БУДЕШЬ ТЫ ЦАРИЦЕЙ МИРА, ХОЗЯЙКОЙ ПЛАТНОГО СОРТИРА…

Специалист заблуждается по правилам! (Наблюдение майора Веселкина)
I

— Улица академика Павлова 12, лаборатория НИИ экспериментальной медицины… — бормотал опер Валентин, перебирая маленькими, почти детскими пальцами сводки наружного наблюдения за последние три дня.

Вид его оставлял желать много лучшего. За две недели беспрерывной работы «мегаэстет» поистерся, маникюр с ногтей его сошел, а белая рубашечка изрядно отдавала желтизной после регулярной стирки ее вручную хозяйственным мылом. Миробоев существенно не изменился, сидел в углу комнаты инструктажа и раз за разом ронял немытую голову на грудь, досыпая. Одежда на нем была так измята, будто он три дня не раздевался. Возможно, впрочем, что так и было.

— Вот, Костя, смотри, — Валентин разложил, наконец, сводки на столе перед Зимородком. — Лаборатория Басаргина… ныне ЧП «Био-С». Штат сотрудников — пятеро врачей, шофер и студент-уборщица. Студент приходит только по ночам, шофер — только днем, врачи посменно, через день. Сам Басаргин, как босс, работает, когда вздумается. Впрочем, он, судя по вашим сводкам, трудоголик и корпит безвылазно по ночам. Так?

— Так, к сожалению, — кивнул Клякса.

— Почему «к сожалению»?

— Потому что и нам приходится торчать на постах, пока он там сидит, в своей Башне.

— В башне?..

— Там скверик, а в скверике дом с башенкой. Называется Башня Молчания… в ней Павлов свои опыты с собачками проводил. На второй этаж винтовая лестница, там еще от него вольеры остались…

— Вы что — внутрь заглядывали?

— Любопытствовали ребята… В саму лабораторию не попали, конечно. Там студент ковырялся. А наверху, в кабинете Басаргина, поставили прослушку, согласно заявке.

— А почему в сводках ничего по прослушке нет?

— Так он там один сидит. Никого не пускает. Молчит, что-то пишет. Иногда скажет: «Да…» — и снова молчит, или ругается. Никакой информации.

— Ладно… Что он за человек?

Клякса пожал плечами.

— Властный, жесткий, умный. Персонал его уважает и побаивается.

— Они давно работают вместе?

— Это важно? Не знаю, не выясняли. Попробуем, если надо…

— Не надо. Не спугните. Мы сами, — остановил Зимородка Валентин.

Миробоев всхрапнул и вздернул тяжелой головой, как лошадь.

— Я вижу, вам тоже достается, — покосился на него Клякса.

— Да… мотались сегодня в одно место. Но вернемся к вашим сводкам. Вот что тут вырисовывается… Три дня тому «Газель» фирмы Басаргина выезжала по адресу улица Костюшко, два, в частный гинекологический кабинет… потом попутно заехала в Купчино, в роддом номер шестнадцать, и вернулась. Но почти сразу же опять выехала в тот район, на улицу Тамбасова, в роддом номер десять… или гинекологический центр при роддоме. Вы не смогли установить?

— Там ворота и двор общие, — сказал Клякса. — Не ясно, в какую организацию заходил врач.

— Вот именно… врач. Шофер ездит не один, а в сопровождении врача. Что же заставило их сделать такой крюк — вернуться на Петроградскую сторону и снова тащиться на Юго-Запад? Почему они сразу не заехали на Тамбасова?

— Забыли что-нибудь? — предположил усталый Клякса. Ему лень было думать.

— Возможно… Но вот на следующий день ситуация повторяется. Они едут на проспект Луначарского, семьдесят два… в медицинский центр «Даная», возвращаются — и тут же снова торопятся на Луначарского, сорок девять, в клинику семейной медицины, мимо которой проезжали час назад. Опять забыли? Или вы в сводке что-то спутали?

— В сводках все точно! — встрепенулся Зимородок.

— Я тоже так думаю, — поспешил урезонить его Валентин. — По крайней мере до сих пор все было достоверно. Но я бы уволил такой персонал, который раз за разом забывает про дела. Весьма вероятно, что в обоих случаях — на Тамбасова и на Луначарского — произошли какие-то события, потребовавшие их присутствия, и за ранее о наступлении этих событий они не знали.

— Роды, что ли, ездили принимать? — загудел вдруг спросонок на повышенной громкости Миробоев, не открывая глаз. Он, оказывается, все слышал.

— Всего таких визитов за время наблюдения зафиксировано девять — и каждый раз врач оставался в заведении не более получаса. Маловато для родов…

— Да я это так…

— Я так и понял. Спи, Коля, дальше. Значит, у них есть плановые поездки и неплановые, горящие. И всегда только днем. Женщины что — только днем рожают?

Они с Кляксой переглянулись. Ни один не знал достоверно ответа на вопрос.

— Я у жены спрошу, — пообещал Зимородок.

— Моя рожала ночью! — бахнул Миробоев и чуть не упал со стула. — Я как раз в засаде сидел!

— Ну и как? — полюбопытствовал Клякса.

— Пацан… три триста!

— Поздравляю.

— Это было десять лет назад, — уточнил Валентин.

— Но ведь ночью же!

— Прости, Коля, ты прав как всегда. Вернемся к лаборатории Басаргина. Что он сам?

— Холост… детей нет. Живет на Пионерской… там адрес есть. Дома бывает редко. Там у него бардак, все запущено.

— Заходили?

— Наведывались… аппаратуру ставили. А вы что пред полагаете — зачем они ездят в роддомы? Мои ребята тоже интересуются.

— Новорожденных похищают! — буркнул неугомонный Миробоев и хохотнул, продолжая дремать.

—Мысль была бы неглупа, — спокойно ответил Валентин, — если бы ваша разведка видела хотя бы одного ребенка. Хотя бы писк слышала. Что, вообще, врач в руках держит, когда ездит?

— Портфель. Пузатый старый саквояж. В нем лежит что-то объемное.

— Труп младенца поместится?

— Вполне.

Миробоев открыл глаза.

— Вы серьезно, мужики?!

— Шутим, Коля. Спи.

— А-а… — и он смежил веки и тотчас захрапел.

— Да-а… — протяжно вздохнул аналитик. — Все это загадочно и увлекательно, но ничуть не имеет отношения к нашей задаче.

— Если только не распространять заразу через родильные дома, — сказал Клякса.

— Это значит целая сеть террористов… с Басаргиным во главе. Похож он на такого?

— В общем, нет… Он мне даже нравится… конкретный такой мужчина. Знает свое дело… в чем-то темнит, не без этого… Может, разобраться, а потом прижать его?

— Чтобы он сознался в изготовлении штаммов сибирской язвы? — скептически покачал головой Валентин. — Хуже этой статьи вряд ли найдется. Думается мне, с роддомами — это побочное. Вы больше внимания уделите связям Басаргина. Сил хватит?

— Дежурим двумя машинами, — ответил Зимородок. — Если за «санитаркой» не гонять, то хватит. Одна на него, вторая — на контактера. Все по классике.

Разговор был окончен, и Костя уже собрался было уходить, но замялся у двери.

— Слушай… — неловко спросил он у Валентина. — Я смотрю — город на уши ставят потихоньку. Выезды прикрыты, вокзалы шмонают… Говорят, из отпусков отзывают врачей инфекционных отделений, а на Пороховых организуют карантинные бараки… Все так серьезно? Что-то подтвердилось? Как там наш трупешник с язвами — помог?

Валентин проникновенно посмотрел на него. Глаза опера были ясно—желтые, умные и какие-то холодные.

— Что — народ психует?

— Есть маленько… — подтвердил Клякса. — Особенно девчонки.

— О! — опять проснулся Миробоев. — Девчонки у вас классные! Передай, пожалуйста, привет той краснощекой… крепенькой такой!

— Оснований для паники нет, — убедительно сказал Валентин и ласково улыбнулся.

— Ага, — кивнул Зимородок. — Я так и скажу ребятам.

Он взял со стола ушанку, поправил пистолет в кобуре под мышкой и вышел.

—Оснований нет… — хмыкнул он, тяжело шагая по коридору. — Им хорошо. У них семьи в Москве…

Сегодня его группу растащили на три задания. Лехельт с Роликом опять обслуживали кого-то из верхов. Заявка на них была выдана персональная.

— Я приобретаю специализацию по «виперам»! — шутил Ролик. — Расту!

Тыбинь и Морзик вместе с разведчиками четвертого отдела, хорошо знающими северные районы, потрошили бомжатники в поисках ночлежки инфицированного бездомного, сбитого ночью машиной. Они не роптали. Им часто выпадала самая грязная работа, но Зимородок умел и вознаградить их.

Кира отдыхала после ночного дежурства возле Башни Молчания. В день на объект вышла машина с Людочкой и Димой Арцеуловым. С людьми, как никогда, была напряженка, и Завалишин разрешил Волану заступить в составе сменного наряда, велев Зимородку страховать и беречь его. Поэтому Костя, отмантулив ночную смену рядом с Кирой, не пошел домой, в общежитие, а сел за руль и вновь потянул с Ленинского на Петроградскую. Он понимал хлипкость сегодняшнего наряда — девчонка и разведчик после тяжелого ранения — оттого и решил посидеть полдня с ними, побарсуковать в машине, пока они наблюдают.

Он подкрался незаметно для своих со стороны проспекта Медиков. Справа черной немощью голых стволов пасмурнел Лопухинский сад, слева в треугольном сквере, охваченном по периметру дорогой, белели стены лаборатории и Башня Молчания. Место было достаточно уединенное, хоть пообок, у въезда на территорию НИИ экспериментальной медицины, стояли ряды машин. Клякса приткнулся на импровизированной стоянке в тупичке, откуда ему видны были и ворота сквера, и патрульная машина Волана поодаль.

— «Наружка», привет! — поздоровался он по связи. — Стою за углом позади вас. Побуду тут пока… чтоб вы не скучали.

— Костя, рад слышать. — Отозвался Арцеулов. — Не доверяешь? Напрасно… Ехал бы отдыхать. Тебе же в ночь сегодня.

— За санитаркой больше не гоняйтесь, — игнорируя обиды Димы, ответил Клякса. — Все внимание — Басаргину. Разбудите меня, когда понадобится. Отбой.

Он не вступал в обсуждение своих решений с подчиненными.

Поспать ему не дали. Едва он вытянул ноги и откинулся на спинку сиденья, в окно салона заглянул и постучал хорошо одетый, по моде — под горшок — выстриженный мужчина лет сорока.

— Ребята! Кто там?.. Костя, ты, что ли? А я смотрю — знакомая машина… Ну — как дела? Все в свои игрушки играете? Шпионов ловите?

— Здравствуй… — хмуро поздоровался с бывшим сотрудником Зимородок. — А ты здесь чего? Болеешь?

— Кто — я?! — воскликнул модный человек, и лицо его страдальчески дрогнуло. — Нет, что ты!.. у меня все тип-топ! Я не болею, Костя… А кто во второй машине?

— Волан и новенькая… ты ее не знаешь.

— Много новеньких? И как — справляются? Лучше меня? Не может быть! Бросали бы вы заниматься ерундой, шли бы дело делать!

Зимородок промолчал, глядя на бывшего сотрудника красными от недосыпа глазами.

— Я вас вижу иногда в городе, — сказал тот, помявшись. — Работы много, как всегда? Слышал, у вас кого-то ранили осенью…

Капитан все молчал — и человек стушевался, отошел к своей машине, оглядываясь. Говорят — бывших чекистов не бывает. Это не так…

Костя снова смежил веки — и опять ненадолго. У ворот сквера началось движение. Подъехал и криво встал у обочины длинный «фольксваген-пассат» цвета морской волны. «Хочу в отпуск» — вяло подумал Зимородок.

Лысый водитель «пассата» обладал габаритами борца сумо. Машина качнулась и поднялась на рессорах, когда он выходил.

— Однако, дядя… — раздался голос Димы Арцеулова по связи. — Затылок в видоискатель не помещается. Засняли… Поднимается по лестнице в Башню…

— Откуда знаешь? — спросил Клякса.

— В бинокль смотрю… в оконцах мелькает.

— Пишите разговор. Я его потяну, вы останетесь.

— Басаргин его хорошо знает… здоровается за руку… Костя, они что-то будут вывозить. Басаргин сказал: «Где шляешься? Все давно в термостатах. Мы работали три ночи»…

— Хорошо! — сказал Зимородок, массируя лицо, что бы взбодриться. — Пушок, на улицу! Отойди метров на двадцать от машины Лысого. По моей команде начинай движение, чтобы подойти к ней одновременно с хозяином. Все, что увидишь, запомни. Никаких лишних движений! Может, мы сегодня все и закончим, ребята…

Отчего-то Косте очень хотелось, чтобы так оно и было.

— Здоровый мужик… — сказал Волан. — Ты справишься, если что?

— Я сейчас операм на базу доложу. Пусть выезжают. Похоже, дела налаживаются… Вот он, идет! Пушок, внимание! Пошла! Медленнее, куда несешься вприпрыжку!..

Лысый появился в дверях лаборатории с большим металлическим контейнером в руке. Людочка, кутая лицо в пуховик, прошла мимо, наблюдая, как он осторожно укладывает ящик на переднее сиденье своей машины.

«Молодец, хорошо идет, — отметил Зимородок. — Естественно».

Не так-то просто пройти вблизи объекта — и не выдать себя. Навык нужен. Нельзя ни пялиться безотрывно, ни отводить глаза.

— Он чем-то расстроен, кажется, — доложила Пушок. — Так на меня посмотрел — даже страшно стало… В машине больше никого. Куда мне дальше?

— Иди пока прямо. Он отъедет — вернешься к Диме. Ты помнишь про специальное задание? Смотри за ним!

С утра на инструктаже Зимородок отозвал Пушка в сторонку, вооружил валидолом и поручил присматривать за Воланом, не позволять ему волноваться.

— Костя! — позвал Арцеулов. — Если уши меня не обманывают, Басаргин считает деньги! Лохматит толстую пачку, сопит — прямо возле «жучка»! Наверное, Лысый ему передал!

— Рубли или валюта?!

— Извини — не научился различать по шуршанию! Потренируюсь — научусь! Костя, неужели это они?!

— Будем надеяться… Если Лысый — курьер, должно быть прикрытие, а я его не вижу…

— Я тоже. Может, такой монстр без прикрытия ездит?

— Это серьезные люди. Смотрите внимательно.

— На той стороне, у Лопухинского сада, стоит джип, — пискнула Людочка.

— Ты уже туда добежала?

— Я волнуюсь!

— Иди тогда вокруг сквера до машины… Все! Лысый пошел! Дима, я за ним!

— Костя, будь осторожнее! Удачи!

— Джип поехал! — сказала Людочка. — Поехал джип — в сторону Каменноостровского проспекта! Как же вы один, Константин Сергеевич?!

— Да уж как—нибудь без вас! Ваша задача — Басаргин! База сказала — опера уже едут…

Нетерпеливое желание побыстрее закончить дело овладело Зимородком. Работать в одиночку было непросто, не хватало обзора, он вскоре потерял из виду джип и сосредоточился на «пассате» Лысого, решив ни за что не отпускать его. Оперативный выслал ему в помощь резервную машину, и мрачный Миробоев с Валентином уже сорвались с места, где бы они ни были. Надо было непременно продержаться на хвосте у объекта — и Костя вцепился в него зубами. Ему казалось — сейчас дожмем, возьмем, расколем — и спать… Он старался не думать о других вариантах, не поддаваться тревожному чувству незащищенности со спины.

Поначалу Лысый вел себя спокойно. Опытный Зимородок чувствовал его состояние по манере вести машину. «Пассат» не бегал из ряда в ряд, неспешно подходил к светофорам. Клякса пер вплотную, особо не скрываясь, поддавшись нетерпеливому, раздражительному желанию «дожать». Через некоторое время, зависнув позади объекта в длинной череде машин у перекрестка, Зимородок вдруг припомнил обезображенное язвами лицо больного сибирской язвой, сообразил, что, может быть, лежит в контейнере на переднем сиденье «пассата». Никак нельзя было заставлять Лысого нервничать.

А здоровяк как раз забеспокоился, принялся сигналить, выскочив из плена автомобильной пробки, притопил так, что Косте пришлось попотеть, чтобы не «грохнуть» его. С Каменноостровского свернули на Большой проспект и вскоре — на Средний проспект Васильевского острова. Там, на шестнадцатой линии, «пассат» остановился у большого пятиэтажного дома, Лысый выбежал с контейнером под мышкой, на ходу поглядывая на часы, и поспешно втиснулся в стеклянные двери новенького подъезда.

Костя, едва успев включить маячок, позволяющий определить местоположение его машины, помчался следом. Вывеска какой-то международной медицинской конторы подтвердила его подозрения. Вид старшего разведывательной группы несколько не соответствовал костюмерным изыскам окружающих — в ночь Зимородок одевался просто, тепло и удобно — в ватник. Молодой подтянутый охранник на входе тотчас бросился наперерез и попытался задержать его.

— Куда?! К кому?! — выкрикнул он, блокируя попытки Кляксы обойти его и устремиться в глубь здания, к лифтам, возле которых Лысый угрожающе потряхивал контейнером, позволяющим убить десятки тысяч человек.

Он даже ухватил Зимородка за руки.

— Сынок! — возмущенно сказал Костя и припечатал каблуком сапога по лакированной поверхности модных туфель неопытного цербера. Одним рывком вырвав кисти из ослабшего захвата, он кинулся в погоню. Дверцы лифта закрылись у него на глазах. Капитан, стуча сапогами, побежал по ступенькам. Он завелся, подпадая под магию погони — да и важность задачи не позволяла упустить объект. Связи с базой у него теперь не было, и он должен был все решать на ходу, самостоятельно. А кто может сказать, как выглядит начало теракта с применением бактериологического препарата?

Запыхавшись, он нагнал лифт на четвертом этаже, но Лысого в нем уже не оказалось. Петлистый коридор, отделанный пластиковыми панелями, прорезали полтора десятка дверей. Костя бросился открывать их поочередно, выкрикивая:

— Пожар! Пожар!

Он хотел, чтобы люди начали покидать здание.

Для большей убедительности он схватил в углу новенький красный огнетушитель и потрясал им перед глазами испуганных служащих. Оставляя за спиной гудящие растревоженные кабинеты и десятки голов, выглядывающих недоуменно в коридор, Зимородок ворвался, наконец, в обширный зал, где за конторками и стойками в сложной системе перегородок сидело человек с полета. В дальнем углу он увидал могучие плечи Лысого, склонившегося над раскрытым контейнером. Рядом с ним стояли еще двое, явно нерусского вида, осторожно заглядывали внутрь. «В офисах распыляют!» — успел подумать капитан.

— Стоять! — крикнул он угрожающе, преодолевая страх перед отвратительной, неведомой ему болезнью. — Стоять!

Нельзя сказать, что у бывшего пограничника были проблемы с командирским голосом. Он умел так гаркнуть из засады, что у нарушителей государственной границы поджилки тряслись. Но в тот день Зимородок осип от бессонной ночи да к тому же еще набегался по крутым лестницам старого здания. В шумном помещении крик его сорвался. На него не обратили внимания, лишь ближайшая к Зимородку девчушка подняла ясные удивленные глаза. А Лысый там, поодаль, в окружении сообщников, извлек из контейнера темную металлическую банку термостата и положил большую толстую лапу на крышку…

И тогда капитан Зимородок, вскочив на стол, повернул рычаг огнетушителя. Басовито загудела, повалила дугой из раструба пена, накрыв обширную плешь Лысого, который, втянув голову плечи, от неожиданности упал грудью на контейнер. Выигрывая мгновения, Зимородок приближался, поливая впереди себя пеной. Один из сообщников, помоложе, попытался выхватить у него огнетушитель — Клякса резко двинул его тяжелым баллоном под дых. Второй благоразумно отошел к стене и поднял руки вверх. Бросив опустевший баллон ему в ноги, капитан выхватил пистолет. На таком расстоянии он уже не опасался ранить кого-то из присутствующих.

Лысый, поставив термостат на стол рядом с контейнером, брезгливо отряхивал с лица, шеи и плеч пенные хлопья, оседающие грязным, дурно пахнущим налетом.

— Вы что… вы кто… — пробормотал он испуганно. — С ума посходили, что ли?..

— Взялись под руки, быстро! — грозно скомандовал всем троим Зимородок, дирижируя пистолетом. — Лысый — в середину! Теснее! Быстро, я сказал! Кто отпустит руку — стреляю без предупреждения! Пошли к выходу! Не оглядываться! Не расцеплять руки!

Страх на мясистом безвольном лице Лысого укрепил его уверенность.

Трое мужчин в странной связке под испуганными и недоумевающими взорами присутствующих неловко пробирались к выходу. Зимородок, трепетно опустив термостат в контейнер рядом с полдюжиной ему подобных банок, ощущая невероятное облегчение и звериную настороженность, шел следом. В молчании и благоговейной тишине они покинули зал.

Когда дверь за ними закрылась, одна из женщин за конторкой сообщила, оглядываясь:

— Я сейчас закричу!..

На нее зашикали окружающие товарки:

— Ты что! Не вздумай! Вдруг они вернутся! Девочки, давайте работать, как будто ничего не было!

Клякса с задержанными спустился по лестнице в фойе здания. К нему не приближались, видя пистолет. Посетители, ничуть не пугаясь, заглядывали через головы друг друга.

— Террорист! Террорист захватил заложников! — шептали вокруг.

— Какие ваши требования?! — выкрикнул кто-то из персонала офиса, прячась за спины сбегающихся охранников.

— Уберите того кретина с камерой! — буркнул Зимородок, пряча лицо.

— Это политическая акция?!

— Гуманитарная…

— Чеченец! Смотри, какая морда свирепая… — услышал Костя за плечами и скомандовал замявшимся у дверей задержанным.

— Живее! Все трое — в двери! Куда руки отпускаешь — убью!

— Мне с ними не пролезть… — жалобно пропыхтел Лысый, пробуя то одним боком, то другим, оборачивая красное от натуги лицо. — Видите — мы застряли…

Костю этим было не смутить.

—На карачки — и проползать по одному! Кто встанет — башку прострелю!

В былые времена Зимородок в одиночку конвоировал по десятку задержанных нарушителей — полдня, да по горным тропам…

На ступеньках крыльца выползающих задержанных подхватили под белы ручки подлетевшие бойцы «Града». Миробоев с Валентином, озабоченные и торопливые, выскочив из автомобиля в одних костюмах, решительно схватили Зимородка за руки.

— А теперь, Костя, ты отдаешь себя в руки представителей правопорядка! — ласковым шепотом сказал ему на ухо Валентин. — Посмотри, весь дом к окнам вывалил, сейчас на улицу падать начнут! Извини, если будет больно!

— Пошли скорее, холодно! — просипел Миробоев, не в шутку заламывая капитану руку. — Не брыкайся!

— Сажаем к нам! Твою машину кто—нибудь из ребят потом заберет, когда кипиш уляжется!

Через десять секунд они уже катили в управу, на Литейный. Лысый, обливаясь холодным потом, испуганно моргал, зажатый между Кляксой и Миробоевым на заднем сиденье. От него еще едко воняло щелочью. Кисти рук его были скручены профессиональным захватом. Он не успел осознать, что его «освободили». Автобус с бойцами группы активных действий шел следом. Двум другим «освобожденным» повезло меньше: они лежали вниз лицом на полу автобуса, носами в громадные ботинки градовцев, и дыхнуть боялись.

— Что в контейнере?! — неожиданно свирепо рявкнул маленький Валентин, не оборачиваясь, ведя машину. — Тебе говорят! Здесь все, что изготовили?! Где остальное?! Отвечай быстро — жить будешь!

Голос у маленького опера полнился азартом. Лысый неожиданно хлюпнул носом, слезы потекли по его лицу.

— Только не открывайте термостаты… пожалуйста…

— Уж не откроем, будь спок! — гаркнул Миробоев во всю глотку. — Говори, что в них! Говори!

И он схватил Лысого за ухо холодными железными пальцами.

— Вы же знаете… — шарахнулся тот ближе к Зимородку — Там ганглии…

— Какие ганглии?! — с расстановкой произнес прижатый толстой тушей Зимородок, наклоняясь и заглядывая Лысому в дрожащее, совсем не опасное лицо. — Что ты гонишь?!

— Иммортализованный препарат ганглий… вы же знаете…

Машину тряхнуло на ухабе, защемленное ухо Лысого дернулось.

— Аи, больно!..

— Что это такое?! — спросил Миробоев, чуть отпуская вспухший орган слуха террориста. — Не умничай! По простому, быстро!!!

— Клетки ствола головного мозга… ай-ай-ай! Препарат на продажу!

— Они заразны?! В них есть сибирская язва?!

Толстое, тяжелое тело их вынужденного попутчика затряслось в настоящих рыданиях.

— Отвечай! — рявкнул на ухо безжалостный Миробоев.

— Говори быстро! — вторил ему с другой стороны Клякса, понимающий важность каждой минуты. Он полагал, что им сейчас в самый раз поспешать к Башне Молчания и брать всю лабораторию на горячем.

Они орали Лысому в оба уха, но толстяка было не унять: с ним случилась истерика. Подвывая, он все пытался раз за разом выговорить какое-то важное для него, все объясняющее слово — и никак не мог.

— У-у-у… шу-у-у… Шу-утка-а!.. — наконец, выдавил он. — Это была шу-утка… Только шутка, клянусь, клянусь!.. Неужели вы поверили-и?..

Зимородок с Миробоевым замерли, разочарованные. Лысый рыдал.

— Дома разберемся, — прежним, спокойным тоном сказал неутомимый Валентин, дал по связи отбой второй группе захвата, катившей на улицу академика Павлова, вздохнул — и поехал медленней.

II

— Вот черт! Нарушает налево и направо! Куда милиция смотрит!

— Дмитрий Аркадьевич, вы только не волнуйтесь! Вам же нельзя!

— Да я и не волнуюсь вовсе!

— Вы точно не волнуетесь?

Людочка подозрительно заглянула в лицо опекаемому напарнику.

Волан с Пушком «тянули» элегантный серенький джип «судзуки». За рулем джипа восседал сам Басаргин, маленький полноватый мужчина, с густыми черными бровями, мясистым носом и негритянскими вывернутыми губами походивший на дядьку Черномора. Джип под его руководством выписывал вдоль проспекта весьма замысловатую траекторию, въехал на тротуар и покатил в объезд пробки, распугивая пешеходов.

— Я абсолютно спокоен! — запальчиво выкрикнул Арцеулов, повторяя маневры «судзуки». — Я просто не люблю нарушать правила дорожного движения!

— Да, так я и поверила! Вы слишком быстро едете, а когда быстро едешь — всегда волнуешься…

— Черт! Что ты, в самом деле, привязалась?! Клякса, что ли, поручил?! Ты мне мешаешь… Что это? Что ты мне суешь?!

— Валидольчик… — пискнула Пушок.

— А-а!.. — вскричал Волан, последним усилием повернул машину к тротуару, резко затормозил — и упал страдальчески искаженным лицом на рулевую колонку. Тело его конвульсивно задергалось, пальцы судорожно скребли пластик приборной панели, едва не ломая ногти. Из приоткрытого рта вывалился язык, раздался тяжелый хрип.

— Дмитрий Аркадьевич! — уронив валидол, всплеснула руками Людочка, подхватила его красивую седеющую голову. — Димочка!!!

Глаза Арцеулова закатились. Он хрипел.

— Боже мой, Боже мой!

Пушок отпустила голову напарника, отчего тот тотчас ударился лбом о баранку и бессильно сполз вниз, подхватила с полу упаковку валидола и дрожащими руками попыталась впихнуть большую таблетку в сведенный судорогой кривой рот Волана. Потом зарыдала:

— Помогите! Помогите, пожалуйста! Люди! База! Кто-нибудь! База, ответьте!!! Диме плохо!

— У тебя связь выключена, — сказал Арцеулов своим обычным голосом, не поднимая головы, продолжая дергаться. — Связь включи. А то ведь помру — жалко будет…

— Да, да, конечно! База! База! Это четвертая! Ответьте! Дима умирает!!!

— Ну ты тормоз, Людмилка…

Людочка, оставив тангенту микрофона, заглянула снизу в его опущенное лицо и увидела, что он улыбается.

— Ой, Дмитрий Аркадьевич… Вам легче? Прошло? Слава Богу! Как я испугалась!

Волан возвел глаза горе, перестал улыбаться, вздохнул и твердо сказал:

— Прошло, кажется. Если кусочек мыла в рот взять, так еще и пена будет. Очень убедительно выглядит, хоть и противно на вкус. Но ты все равно не должна меня нервировать. Если станешь меня раздражать, приступ может в любой момент повториться. Это уже второй. Третий — всегда с летальным исходом.

— А вы меня не разыгрываете случайно? А?

— Случайно — нет. Может, хочешь проверить?

— Нет, нет, что вы! Я до сих пор вся трясусь!

— И убери этот чертов валидол!

— Убрала! Уже убрала! Только не волнуйтесь!

В динамике захрипел встревоженный голос оперативного.

— Четверка, что у вас?! Что случилось? Прием!

— Все в порядке, Михалыч, — бодро ответил Арцеулов. — Тренируем молодое поколение. Отработка действий по вводной «старшему наряда — плохо».

— Ну и как? — хмыкнув, полюбопытствовал Михалыч, которому игривый нрав Волана был хорошо знаком.

— Да пока не очень… с трудом на троечку. Придется повторить.

— Обязательно, — подтвердил оперативный. — Я так и запишу в журнал тренировок. Ты там построже с ними!

Никакого журнала тренировок, разумеется, не существовало, но Пушок все приняла за чистую монету.

— Так вы меня все-таки разыгрывали? — недоверчиво спросила она. — Я, между, прочим, сразу догадалась!

— Ну, разумеется… Никто и не сомневался в твоей проницательности. А не догадалась ли ты, случайно, проследить, куда делся наш объект? А? Разведчик Пушок? Что же вы молчите? Докладывайте! Ведь задание — прежде всего! Разве тебя этому на курсах не учили?

— Ой, Дмитрий Аркадьевич…

— Что — Дмитрий Аркадьевич? Я уже четвертый десяток Дмитрий Аркадьевич! Задание — прежде всего! Пусть даже я загинаюсь рядом — задание должно быть выполнено! Понятно?! Я не шучу, между прочим.

— Понятно… — сказала Людочка, насупясь. — Только я все равно так не буду делать. Между прочим, плевать я хотела на этот объект, если вы умираете!

Волан, разведчик с двадцатилетним стажем, посмотрел на нее ласково и грустно.

— Научишься… — вздохнул он. — А сейчас пошли Ра ботать. Вон он стоит, джип Басаргина, у тебя перед носом. Могла бы и заметить. А сам Басаргин зашел вон в ту дверь… видишь? Где вывеска клуба «Фортуна». Как это ты не видишь ничего вокруг себя?!

— Дмитрий Аркадьевич… — отозвалась Людочка, выбираясь из машины, проглотив очередную пилюлю. — А что — если я буду умирать, вы меня бросите и будете выполнять задание?

— Не задавай глупых вопросов.

— Нет, правда?

— Поживем — увидим… Хватит об этом, а то я начинаю волноваться. Вот и сердце что-то зачастило… тахикардия…

— Молчу! Молчу! Пойдемте!

Волан вышел из машины, с удовольствием размял ноги, поправил кожаную кепку, вдохнул холодный влажный воздух города. Людочка, хмурая, как Родина, с некоторым неодобрением следила за его движениями. Ей хотелось, чтобы он оставался в машине, а не искал бы приключений пешим порядком.

— Скажите, Дмитрий Аркадьевич, а разве по тактике наблюдения правильно будет нам идти вместе? Мы же оба засветимся. Вы бы посидели в машине, а я бы…

— Людочка, солнышко! Конечно, это неправильно. Нетактично! Но вас не учили, что порой пять человек меньше заметны, чем один? Внимание рассеивается… Главное ведь — какой типаж принять.

— И какой у нас будет типаж? — с ехидцей спросила Пушок. — Муж и ревнивая жена?

Волан критически оглядел ее, отстранясь.

— М-да… У тебя до безобразия цветущий эгоистический вид и манеры… э-э… свободной девушки. Сними шапочку, подыми воротник… вот так… руки в карманы и немного сгорбиться… да сильнее, черт! Не бойся, не пристанет! Распусти волосы… вот так! Я буду разговаривать, а ты только молчи с недовольным видом и отворачивайся, будто у тебя живот болит… вот так, правильно. Молодец. Молчи и отворачивайся, что бы я ни сделал. Пошли!

Сам Волан вдруг завалился на левый бок, точно ветхое строение, лицо его приобрело явно выраженную асимметрию, глаза забегали, закосили, не останавливаясь на деталях. Руками он непрерывно делал короткие бесцельные пассы, трогал одежду и окружающие предметы. Пройдя несколько шагов, он остановился вдруг, критически оглядел себя, наклонился и быстро вложил в левый сапог под ступню кусок толстого войлока, отчего тотчас совершенно естественно захромал и принялся подволакивать правую ногу.

— Фу! Придурок какой-то получился! — сказала Пушок и отвернулась.

Они по холодной грязноватой лестнице поднялись на второй этаж, в большой неопрятный зал, в котором слева вокруг стойки бара теснились столики, а справа располагались окошки букмекерской конторы «Фортуна». Арцеулов, не оглядываясь, прямиком заковылял к доске с информацией о результатах игр, расписаниях соревнований и принимаемых ставках. Никто бы не догадался, что он здесь впервые. Человек, впервые войдя в помещение, обычно на секунду задерживается и озирается вокруг.

Пушок шла сзади, поодаль, брезгливо и насмешливо посматривая. У нее это получалось совершенно естественно и без насилия над организмом. Можно сказать — от души.

У подоконника кассовых окошек скучали молодые «жучки». Не обращая на них внимания, Волан жадно изучал расписание и результаты, водил дрожащим кривым пальцем по строкам, тянулся на цыпочках, всматриваясь — вдруг нашел, вытянулся, замер — и тотчас обмяк, воровато, испуганно оглянулся на Людочку и дернул себя за ухо. Будто не веря своим глазам, он еще раз провел ногтем по свежей распечатке, снова дернул себя за ухо, цыкнул зубом, почесался и пошел к суровой взъерошенной девушке, попытался взять ее за руку.

— Сядем давай! — с напускной суровостью предложил он

Пушок вырвала руку и отвернулась. «Жучки» у касс вновь затоковали между собой, не глядели на новеньких. Очередной лох спалился… бывает.

А «лох» тем временем устало пригнул дрожащие коленки за столиком поодаль, позади Басаргина. Он сел спиной к объекту, а Людочка — лицом, заложив ногу за ногу. Она, отворачиваясь от своего несчастного визави, скучающе блуждала глазами по всему заведению и посетителям и что-то сквозь зубы выговаривала Волану. Дима тряскими руками раз за разом пересчитывал остатки денег, сбивался.

— К Басаргину подсел парень… улыбается…

— Снимай! — едва слышно распорядился Волан, одним дыханием, не шевельнув губами.

Пушок, отбросив прядь волос с уха, коснулась большой серьги с камнем.

— Басаргин дает деньги… большие деньги! Ролик бы сейчас удавился от зависти!

— Снимай!.. Парень деньги пересчитал?

— Нет… так взял… Басаргин коктейль пьет… Может, и мы что-нибудь закажем? Пить хочется…

— Сейчас… свою получку домусолю… Парень пошел к окошкам? Ставку делает…

— Для кого?

— Для хозяина… Басаргин — крупный игрок. «Бык». Он сам по кассам не бегает. На то мальчики есть. Обрати внимание вон на того, в углу, с газетами… и вон на того, с папкой. Это профессионалы. У каждого свой букмекер, а то и несколько.

— Не боится, что парень его обманет?

— Кто — Басаргин? Не боится, конечно. Если это серьезная контора, здесь все поставлено «по понятиям». Нас с тобой могут кинуть легко, а за своего «быка» хозяева «жучку» голову оторвут. Украдет на копейку — отдаст на рубль…

— Ой, ой! Басаргин звонит по сотовому…

— Хорошо… попробуем перехватить…

Арцеулов, не оглядываясь, достал аппарат прослушки телефонных разговоров, замаскированный под обычный мобильник, приложил к уху.

— Поняла теперь, почему два человека меньше заметны? Меня одного здесь уже бы вычислили… есть номер… не отвечает. А номерок-то интересный…

— Странно это…

— Что?

— Зачем Басаргину тотализатор? Он же ученый… врач… Я думала — такие люди думают только о науке…

— Одно другому не мешает. Азарт — он везде азарт. Достоевский тоже был запойным игроком. Драгоценности жены в рулетку проигрывал… И Некрасов в картишки очень даже любил засадить. Когда человек теряет веру в себя, он начинает верить в удачу. Что тебе взять попить?

— Соку ананасового. Обожаю.

— Хмуриться не забывай! Разулыбалась! А то без сока оставлю… на чае из термоса!

Дима прохромал к бару, заказал сок, и пока сонный бармен индифферентно шарил под стойкой в поисках ананасового, Волан глядел в телевизор, приоткрыв рот. Частично того требовал разыгрываемый типаж, частично — удивление, вызванное содержанием экстренного выпуска.

— Мы прерываем нашу программу для репортажа с места событий! На шестнадцатой линии Васильевского острова террорист захватил в заложники трех сотрудников санкт-петербургского филиала международной организации «Врачи без тормозов». Требования террориста неизвестны. Сейчас вы увидите, как террорист выводит заложников из здания. Приносим извинения за качество любительской съемки, выполненной очевидцем! Судя по почерку, террорист имеет некоторые боевые навыки, возможно, это бывший военнослужащий спецназа. На выходе террорист сдался представителям органов правопорядка, которые в этот раз, как ни странно, прибыли вовремя. Заложники не пострадали. Личность похитителя и мотивы преступления устанавливаются!

Бармен уже придвинул Арцеулову сок, сыпанул на стойку сдачу, а Дима все еще стоял, задрав голову к экрану, созерцая, как вслед выползающим на карачках заложникам из дверей здания появляется капитан Зимородок с пистолетом у бедра и как Миробоев с Валентином, заломив ему руки, ведут к своей машине.

— А теперь вернемся к теме нашей встречи. Чем обусловлены жесткие меры, предпринимаемые властями по предупреждению эпидемии атипичной пневмонии? Насколько серьезна угроза этой инфекции для горожан? На наши вопросы отвечает…

Пока Арцеулов торчал возле стойки, среди букмекеров у касс появилась молодая, привлекательная, небрежно одетая девушка с напряженно-мужским выражением тонкого лица. Есть женщины, козыряющие мужским характером, как достоинством… Она хмурила круглые брови над темными очками, гоняла жвачку за щекой, закладывала пальцы за пояс джинсов и что-то отрывисто говорила скучковавшимся «жучкам». Переглядываясь и пожимая плечами, а иные, хмурясь и сжимая кулаки, продавцы удачи под предводительством очкастой амазонки направились в сторону Волана и Пушка. Людочка даже сок допить не успела.

Они окружили разведчиков, вставших у стола. Пушок все норовила заслонить Волана, а он не без раздражения отталкивал ее. Букмекеры хмуро разглядывали их. «Быки» за столиками с напускным равнодушием прикрылись газетками, будто случайные посетители. Басаргин куда-то исчез.

— Непохоже, — заявил один. — Я никогда не видел их у Маузера.

— Может, новенькие?..

— Спросите, кто они! — властно потребовала маскулинизированная девица, проталкиваясь из задних рядов.

— Сама и спроси, не безголосая, — небрежно ответили ей. — Ларингитом не страдаешь!

Быстро проглядев ряды букмекеров, вставших полукругом, припирая разведчиков к стенке, Арцеулов отметил некоторую симметрию среди них. Центром симметрии был маленький широкоплечий человечек в свитере и мятых брюках, стоящий неприметно и молча. У человечка были незначительное прилизанное лицо бухгалтера и корявые красные ладони мясника. Остальные располагались по отношению к «бухгалтеру» вполоборота: те, кто слева — правым, кто справа — левым боком. Никто не решался встать к нему спиной.

— Я хочу с вами поговорить! — длинный палец Волана безошибочно ткнул в центр композиции.

Неприметный человек усмехнулся; самолюбие его было польщено.

— Ты, придурок… — заносчиво начал было самый молодой и рослый букмекер, обращаясь к Волану, и осекся.

Придурка с дрожащими, бегающими руками уже не было в зале. Вместо него стоял человек строго интеллигентной внешности, подтянутый, с милицейской сдержанностью на умном лице — чистый следователь из сериала.

— Капитан Томин, уголовный розыск Санкт-Петербурга, — представился преображенный Арцеулов, подняв на уровень лиц настоящие корочки МВД из комплекта оперативного прикрытия разведки.

Будь кем угодно, кроме того, кто ты на самом деле. Эту заповедь разведчика Волан чтил свято.

— Ребята с Гороховой!.. — зашептались в тылах.

Кучка букмекеров начала стремительно таять. Воинствующая девица, выставив тощую грудь, напирая на Волана, сказала:

— Лажа! Они работают на Егора! Я их видела у него в конторе!

— А что ты сама там делала? — спросила Люда, надвинувшись на нее так, что та тотчас отступила.

«Бухгалтер» с руками мясника досадливо поморщился в их сторону.

— Не гони волну, Анка… Пойдемте ко мне в кабинет, — вялым жестом пригласил он, не глядя в глаза Волану, и быстро зыркнул по лицам своих халдеев:

— Всем работать — и помалкивать! Сейчас перетрем это… досадное недоразумение.

Его бизнес не терпел на версту милицейского духа. «Быки», из тех, что остались за столиками, наблюдали его уверенное поведение с одобрением.

Волан, прежде чем идти, присел и избавился от стельки в сапоге, симулирующей хромоту. Хозяин конторы заметил это, нахмурился.

— Непохожи вы на гороховских… Слишком стараетесь…

По узкой лестнице поднялись этажом выше. Оставили за дверью назойливую, как муха, Анку. Волан, бросив взгляд в стеклопакет маленького офиса, прищелкнул языком: их «шестерка» стояла внизу, вся на виду, как муха на блюдце. А ведь сказано в инструкции: не знаешь расположения комнат — не приближайся к наблюдаемому зданию на машине! Оставь «колеса» за утлом!

В комнате было по-мужски опрятно, пахло крепким кофе и дорогими сигаретами. Хозяин пробрался вдоль стены за широкий пластиковый стол.

— Кумовья, вот моя визитка, — сказал он весьма не гостеприимно, подтолкнув корчиневым зазубренным ногтем по гладкой столешнице кусочек белого тисненого картона. — Лучше звоните, если что. Предупреждайте. Не надо воду мутить в моем прудике… караси разбегутся.

— Лицензия есть? — спросил Волан. — Не надо, верю. Вот этот человек… кто он?

Хозяин едва глянул на фото, усмехнулся в лицо Арцеулову.

— Этого замочили на стоянке у дома. Давно следак знает, кто он. А вы не знаете, выходит?

— Чем он занимался у вас в конторе? — поправился Арцеулов. — Какова его роль?

Хозяин переводил желтые тигриные глаза с Волана на замершую Людочку. Зрачки его стали узкими, как иголочное ушко.

— У меня тут мир, — уклончиво отвечал он, подумав. — Мне разборки ни к чему. Если дознаюсь, кто его замочил, сам вам стукну.

— Здесь все знают, что он «зажмурился»? — спросил Волан, пряча снимок убитого архивариуса.

«Бухгалтер» настороженно пожал плечами, опасаясь сболтнуть лишнее.

— На что он кости бросал?

Иголочные зрачки расширились на миг, заслышав знакомую речь, и снова сузились.

— В шахи-маты был гроссмейстер, — неохотно кинул «бухгалтер», глядя в сторону. — Любил пешки двигать.

— Сменил масть? На какую?

— Шахмат долго не было… подался в баскет… По здоровью игроков вычислял результат. Он же лепила… врач… тут их много, с проспекта Медиков. Видно, не угадал…

— На кого работал?

— Я в зале не сижу, гражданин начальник, — отрезал желтоглазый «мясник». — Мне отсюда за бумагами не видать. Я человек малограмотный, пока декларацию заполню — сто потов сойдет. Подмогли бы лучше с налоговой справиться, а то полный беспредел!

Видя, что Арцеулов собирается уходить, хозяин оставил придурашливый тон «Христа ради» и прежним, серьезным голосом сказал:

— Не знаю, кто вы, но если вам без меня скучно — звоните. Сам приду. Не надо сюда таскаться.

— А если ставочку сделать захотим? — широко улыбнулся Волан.

— Это пожалуйста. Только лучше по телефону. Чего зря ноги трудить? Проконсультируем в лучшем виде. Не прогорите. Анка! Проводи «товарищей»!

Разведчики вышли из здания, направились к машине. Людочка перевела дух.

— Ой, как я боялась! А вы совсем не волновались, Дмитрий Аркадьевич!

— Да что нам, суперменам… Жаль, Басаргин скрылся. Не вижу его джипа… вот тут стоял. Грохнули мы его, не справились — а все потому, что машину я неправильно припарковал. В нашем деле, Людмилка, мелочей не бывает.

— Разыгрываете опять?!

— Ничуть. Вон наш хозяин в окошко смотрит… следит, чтобы мы не задержались случайно. Помаши ему ручкой!

— Да ну его! У него такие ногти страшные — вы видели? Как медвежьи когти!

— Посоветуй ему завести маникюршу. А мне, знаешь, дай-ка своего валидольчика… Дай, дай. Я не шучу…

III

— «Бомжизм» бывает не только внешний, но и внутренний. Да! Есть вполне благополучные граждане, в душе завидующие бомжам и готовые примкнуть к ним в любую минуту, порвав цепи цивилизации. Потому что «бомжизм» — это свобода от всяких обязательств. Полная свобода, между прочим.

— Шагай, шагай!

— Первым раскрученным бомжем был, между прочим, сам Диоген. И все человечество состояло когда-то из бомжей. Не зря среди нас каждый четвертый с высшим образованием, каждый третий — с техникумом… Процент повыше, чем в ментовке, между прочим…

— Двигай коленями, Диоген. Некогда нам долго возиться.

— Я иду абсолютно по своей воле. Я не подчиняюсь насилию, и если бы вы вздумали прибегнуть…

— Будешь дальше чесать языком — я прибегну! Или вот товарищей попрошу! А ну — пошел вперед!

«Диоген» покосился на суровые, отягощенные цепями долга лица Морзика с Тыбинем, а пуще того — на их тяжелые кулаки, и прибавил шагу. Пожилой участковый в старом лиловом бушлате и затертой шапке, часто выполняющей по совместительству функции подушки, подтолкнул его в толстый зад концом резиновой дубинки.

— Слушай — чего вы все такие упитанные? Жрете черт знает что, а морды у всех — в три дня не обгадить!

— Спокойная жизнь потому что! Я же говорю — свобода ото всех обязательств! Кроме того, на воздухе много времени проводим, а в нашем климате тощему просто не выжить. А еще, товарищ старший лейтенант…

— Вали вперед! Пошел!

— Я только замечу, что начальства над нами нет! Не то что у вас!

— Тут ты прав… — задумчиво подтвердил участковый.

Вслед тучному идеологу «бомжизма» они зашагали гуськом по узкой тропинке меж кучами строительного и бытового мусора, пробираясь к огромному семиэтажному скелету бетонного долгостроя.

— Может, не надо было вам в форме идти? — спросил участкового Тыбинь. — Разбегутся…

— Не скажите. Бомжи — народ беззащитный, незнакомцев в гражданской одежде опасаются больше милиции. Что я могу им сделать? Ну, загребу в отделение нужники чистить… Летом на дачу начальнику припахать можно. А чужие могут все что угодно. Странные случаи бывают… и жестокости всякие, просто забавы ради. Бьют… кислотой поливают… собаками травят для дрессировки. Есть тут один кинолог — боевых собак на бомжах повадился натаскивать. Долго я его вычислял…

— И что? — заинтересовался Морзик, предвкушая красочное повествование о торжестве справедливости.

— Да ничего… Пристрелил трех его псов, да пообещал, что всех буду отстреливать. Он и успокоился, на кошек перешел.

— Бездомные идут на контакт? Вам доверяют?

— Никому они не доверяют. Диоген прав, это им нафиг не нужно. Им на все плевать. Этот мудак, — участковый, не стесняясь, кивнул в спину их проводнику, — спалился на скачке по мелочи, утащил ящик печенья из продуктовой палатки — вот теперь и шестерит.

— Настоящий политик! — гоготнул Морзик. — Идейный вождь!

— Как вам не стыдно, молодой человек! — укоризненно оглянулся бомж.

Черемисов и впрямь ощутил неловкость, но участковый прикрикнул:

— Но-но! Брось эти песни! Нет обязанностей — нет и прав! Пошел!

В темном подвале пахло сыростью и поташом. Разведчики зажгли маленькие, но мощные фонари. Их проводник прекрасно ориентировался в сумерках. Пробравшись по вонючему, загаженному песку меж железобетонными сваями в угол подвала, он присел над чем-то, запрятанным под ворох ржавой жести.

— Вот она! Отметьте, гражданин участковый, это я ее нашел! Я публично принесу ее в дар Санкт-Петербургу в честь его трехсотлетия! От всех свободных людей нашего замечательного города… которых в нем не так много, к сожалению.

— Ну, ты нашел, о чем жалеть! — хохотнул участковый. — А что это?

— Это первая мемориальная доска, установленная в нашем городе в честь Александра Сергеевича Пушкина! Тысяча восемьсот пятидесятый год! Один кандидат исторических наук за полбанки установил[8]!

Разведчики молча освещали фонариками темную позеленевшую доску со старинными надписями через «ять».

—Чего же ты ее здесь прячешь? — поинтересовался Тыбинь.

— Так ведь чистая медь! В скупке три тысячи отстегнут не глядя! В ней весу двадцать кило!

— Ты лучше к нам ее сдай, что ли, — посоветовал участковый. — Пропьешь ведь!

Голос милиционера заставлял подумать, что слово «участковый» происходит от слова «участие».

— Я — ни за что! — гордо ответил бомж.

—А остальные где? — спросил нетерпеливо Морзик, зажимая широкий нос, весьма чувствительный к запахам. — Где вещички того, пропащего?

Толстый «Диоген» замялся. Круглая грязная рожа его выражала нерешительность.

— Эй! — прикрикнул на него Тыбинь. — Ты что — боишься, что мы на них позаримся?!

— За литруху скажу, — ответил бомж и, увидав за спиной разведчиков растопыренные рожками пальцы участкового, поспешил поправиться. — За две!

— Ты спутал, дружок, — угрожающе двинулся на него Старый. — Я хлебовом не торгую. Я тебя запру в инфекционный бокс на веки вечные! Как особо опасную заразу! А тебя — Тыбинь неожиданно обернулся к безвинно посвистывающему на сторону участковому, — через не делю переведут в село Краснопупкино! Будешь там под гаишника шарить, лосей правилам дорожного движения учить! Быстро говори, где «нычка»!

Бомж вопросительно поглядел на участкового. Тот кивнул — и «Диоген» направился в угол подвала, к куче битого кирпича, выволок из ниши в стене грязный тюк с вещами пропавшего жителя подвала.

— Развязывай!

Бегло просмотрев содержимое, Тыбинь кивнул Мор-зику. Вовка достал из кармана объемистый черный мешок для мусора.

— Клади сюда термос, чайник… что там еще? Кастрюлю не надо!

— Ну вы и крохоборы! — возмутился участковый. — Тоже мне — санэпидемстанция! Гестаповцы настоящие!

— Почирикай у меня! — равнодушно ответил Старый, прицениваясь. Опыт работы в уголовке позволял ему безошибочно отбирать нужное. — Вот еще ложки давай… да одну можно. Лишь бы опознали. Это все? — обернулся он к бомжу, ставшему поодаль с видом гордого презрения. — Ты мне тут Дездемону не корчи! Говори — все вещи тут? Если что утаил — может начаться эпидемия!

— Как же, эпидемия… — криво усмехнулся «Диоген». — Все самое хорошее отнимаете…

Бездомный сложил толстые грязные руки на груди и презрительно отвернулся.

Тыбинь прошелся подвалом, пригляделся к верхам — и вытащил из дыры в вентиляционном коробе большую германскую дрель, замотанную в промасленную тряпицу, и ящик с инструментами.

— А это что, голубчик? Это ты где спер, а?!

— Это не я! Я не знаю, чье это!

— А пальчики на нем чьи будут?! Говори, что было еще у пропавшего урода?!

— Еще примус был… — сдался Диоген. — Но я его от дал добрым людям… Задаром отдал, клянусь! Они на Светлановском в сгоревшей парикмахерской живут…

— Сведешь нас туда, — приказал Старый. — Отнесешь барахло в нашу машину — и сведешь.

— Ты что, Миша! — зашептал Морзик. — Отсюда полчаса топать! А этого я в салон не пущу! Три дня мыть тачку придется!

— Юный друг Вова, — негромко ответил ему Старый, которого вдруг одолела назидательная струя, — разведка есть искусство извлекать значительные знания из незначительных обстоятельств. Машину поведу я, а ты проводишь этих орлов. И смотри, чтоб не сбежали! Ступайте напрямик, дворами, а я подъеду вкруговую. Это возле музея ГАИ, я знаю.

Михаил Тыбинь прекрасно знал город, и не только одни достопримечательности.

Тем временем участковый приглядывался к инструментам. Косенькие, маслянистые глаза его разъехались удивленно.

— Так это же мое… — пробормотал он. — На той неделе из гаража унесли! Отошел на минуту — и унесли! Ах ты, прыщ гнойный!

И он изготовился учинить расправу над свободным мыслителем, занеся над его головой дубинку, но Черемисов удержал его. Взвалив бомжу на плечо тюк с конфискованным имуществом, они направились к машине.

— Что за люди! — сокрушался милиционер, на ходу прижимая обеими руками к пузу свое вновь обретенное добро. — Думал, что хоть этот честный… образованный…

— Ты же говорил — он палатку обокрал!

— То палатку — а то меня! Шагай, гад ползучий!

Он тыкал палкой в плечи нагруженного бомжа и был в эту минуту похож на него спиной и походкой — такой же маленький и толстый.

— Эй! — окликнул их Тыбинь. — Вы не родственники, случайно?

— Братья… — сказал участковый, сделав ударение на последнем слоге. — Двоюродные…

В багажнике машины разведчиков уже лежали два мешка с барахлом. Вещи пропавших бомжей, походивших по описанию на труп со следами сибирской язвы, свозились дежурными нарядами на базы, нумеровались, фотографировались. Фотографии рассылались по области в районные отделения милиции, где участковые милиционеры, подстегиваемые местными оперуполномоченными ФСБ, обходили дачные участки, обворованные в зимний сезон.

Благодарности удивленных дачников не было предела, когда им вдруг возвращали бабушкину довоенную кофемолку или керогаз времен хрущевской оттепели. Авторитет местной милиции безмерно вырос. А поселок и окружающая местность, где обнаруживался хозяин пропавшей вещи, брались под наблюдение…

Отправив странных «братьев» в сопровождении Морзика пешкодралом к Светлановскому проспекту, Тыбинь, поглядывая на часы, проехал к метро «Площадь Мужества» и встал у тротуара. Некоторое беспокойство одолевало его. Он барабанил пальцами по рулевому колесу, постукивал подошвой ботинка по полику салона. Глаза его привычно фильтровали толпу, валившую из выхода подземки.

— Прежде чем жениться на молоденькой… — нервно напевал Старый скабрезную песенку своей молодости, — …паспорт свой открой и посмотри…

«Опять опаздывает, — думал он. — Никогда не научится приходить вовремя!»

Рита появилась нескоро и заспешила вниз, к торгово-экономическому институту, где устроилась на курсы. Ее трудно было не заметить. Тыбиня влекли и раздражали ее вызывающий яркий наряд и сексуальная походка. Она выкрасила волосы в красный цвет и убедила его, что на высоких каблуках невозможно ходить иначе.

— Шлюшка!.. — сказал он ласково, увидав ее.

Не подозревая его ревнивого присутствия, девушка легко вышагивала по скользкому тротуару. Красные волосы мотались в стороны на прямой спине, как мулета тореадора. Рослый белолицый мужчина, оглаживая черные бачки, поспевал рядом, пригибаясь, заговаривая на ходу. Тыбинь следил за ними тяжелым недобрым взглядом сорокалетнего бойца. Муки ревности были ему в диковинку. Отпустив их подальше, он медленно покатил следом, не обращая внимания на сигналы других водителей, возмущенных его черепашьей скоростью.

Рита обернулась, шагая, и с улыбочкой на своей забавной мартышечьей физиономии что-то сказала рослому молодцу. Он остановился в растерянности, развел руками и покачал головой, а потом на всякий случай оглядел свое интимное место между полами куртки, чтобы убедиться, все ли там в порядке. Вид у него был весьма глуповатый и обескураженный. Тыбинь довольно усмехнулся.

Обладатель холеных бакенбард, придя в себя, неосторожно приблизился к большой луже стаявшего снега на дороге и поднял руку, голосуя. Старый дернул машину с места в карьер, включил правый поворот, оскалился и, не снижая скорости, промчался через лужу, окатив огорошенного молодца по грудь грязной ледяной водицей.

— Удачи тебе, дружок! — сказал он, обогнал поспешающую тротуаром хмурую Риту и ушел вправо, на Новороссийскую.

Морзик, вызывая усмешечки окружающих, уже минут двадцать топтался на втором Муринском, неподалеку от сгоревшего двухэтажного дома быта, прижимая к груди старый закопченый примус. От него за версту разило керосином.

— Где тебя носит! — завопил он. — Меня уже менты дважды проверяли с этим агрегатом! Я его жду, как дурак, а он где-то пивко сосет! Вон морда какая счастливая!

IV

Расширенное совещание генерал Ястребов назначил у себя в кабинете, в двенадцать. Собирались в приемной, заблаговременно. Руководители служб сидели в креслах у окна, молодежь кучковалась у входа. Центром внимания среди них были Нестерович и Веселкин, вернувшиеся с Северного Кавказа.

— Никто не нуждается в отпуске так, как человек, только что вернувшийся из отпуска! — шутил загорелый богатырь Веселкин.

Нестерович выглядел бледным, болезненным, но довольным. Ребра после ранения еще ныли слегка, но на душе было хорошо. Он с удовольствием отвечал на приветствия сослуживцев, уклоняясь от чрезмерно крепких объятий.

— Без нас — никуда! — вторил он в лад Веселкину. — Трудное делаем сразу, на невозможное требуем времени!

Шубин, Сидоров и начальник службы контрразведки Антон Юрьевич, по прозвищу «падре Антонио», поглядывали то на молодежь, то в свои записи, готовясь к совещанию. В их бумагах хранился скупой результат труда сотен людей за последние десять дней. У шефа ЗКСиБТ белые мелированные листы, изрисованные схемами оперативных разработок, исписанные каллиграфическим летящим почерком референта, лежали в роскошной кожаной папке с тисненой золотом надписью «Генерал Сидоров И. С. К докладу». Главный контрразведчик перелистывал пухлый черный ежедневник с потертыми от частого употребления углами страниц, исчирканный овалами и короткими записями. Маленький полковник Шубин, самый незаметный среди своих коллег, скромно мусолил в крепких пальцах крошечный разведчицкий блокнотик, странички которого покрывал бисерный почерк, загадочные условные значки и сокращения. Потеряй Шубин свой блокнот — вряд ли кто-либо сумеет разобраться в его содержимом…

— Нас пригласили на обмен мнениями! — балагурил у входа Веселкин. — Это когда приходишь к начальнику со своим мнением, а уходишь — с его!..

Подошли опера из службы контрразведки. Появились Валентин с Миробоевым, усталые, нездорового вида. Неожиданно поздоровались с Веселкиным, даже обнялись. Они работали с ним раньше, по теракту в Каспийске.

— Траванулись вчера на одном заводике… — пояснил свой скверный вид Валентин, критически разглядывая себя в большое зеркало. — Там утечка газа была — а позвонили нашему дежурному… Как ваш шеф — не бранит за небритость? Ехать было далеко…

— Наш шеф — такой же человек, как и мы, — сказал Веселкин, улыбаясь. — Только он об этом не знает. Каждый начальник вдвое тупее, чем кажется ему, и вдвое умнее, чем кажется нам. Все, все, Игорь Станиславович! — поднял он ладони, защищаясь от испепеляющего взгляда генерала Сидорова. — Усыхаю! Это я так… для поднятия боевого духа! Тренирую воображение!

— Воображение — свойство ума, заставляющее считать себя умнее начальника, — многообещающе сказал вдруг Сан Саныч Шубин, не поднимая головы, — и веселый опер почтительно заткнулся, подняв в восхищении большой палец кверху.

Молчаливый строгий референт Ястребова пригласил собравшихся войти. За длинным столом все смешались: подчиненные садились вокруг своих руководителей. Только Шубин остался в одиночестве в конце стола: неявный состав его разведки не светился на подобных мероприятиях.

Генерал Сидоров едва вошел в кабинет первого зама, закрутил головой в поисках пресловутого лозунга. Антонина не обманула его: глупая агитка находилась на отведенном директивой месте. Владимир Сергеевич Ястребов выполнял указания руководства. Должность обязывала его быть образцом для подчиненных. Уловив взгляд Сидорова, первый зам хмыкнул и на время совещания убрал лозунг со стола.

Невысокий, крепкий, вологодского крестьянского вида, генерал Ястребов казался чем-то озабоченным.

— Прежде чем перейдем к делу, несколько слов о стиле работы, — Владимир Сергеевич поднял в руке газетку с заголовком, обведенным черным маркером. — «Захват на Васильевском»! Сан Саныч, неужели нельзя было без подобных представлений?

— Оперативная обстановка требовала, — отозвался Шубин.

— Это… — Ястребов запнулся, подбирая слово, желая сохранить корректность, — это непрофессионально. Отдел по связям с общественностью до сих пор обрабатывает пострадавших.

— Пусть потрудятся, не умрут, — звучно шепнул кто-то из молодых в адрес надувшего щеки представителя «паблик рилейшн».

— Я разберусь! — свирепо пообещал Шубин. — Накажу беспощадно!

Через стол он переглянулся с первым замом. Они поняли друг друга без слов. Ястребов опустил газетку.

— Продолжим. Игорь Станиславович, прошу вас, кратко, по основным направлениям. Можно с места.

— Позвольте все же от второстепенного, — посвоевольничал Сидоров, чуть бравируя независимостью в присутствии своих сотрудников.

Как опытный игрок, он не желал ходить с козырей, чтобы произвести большее впечатление от работы своей службы. Он открыл папку, взял первый лист и отставил его подальше, откинув красивую руку.

— Из неудачного. Проверка китайцев на Апрашке — впустую. Носителей инфекции не обнаружено. Двадцать четыре ложных сигнала — на все отреагировали. Симпозиум микробиологов проведен… спасибо связям с общественностью, помогли. Определен круг фигурантов, проявивших интерес. Особое внимание уделено тем специалистам, которые без уважительных причин не приняли участия… комплекты фотографий переданы для опознания и анализа оперативно-поисковой службе — Сидоров кивнул головой в сторону Шубина — и аналитикам.

Начальник ЗКСиБТ показал листом бумаги в сторону представителя ИАС и продолжил.

— По пропаже медицинских работников… выявлено семнадцать случаев, шесть взято к рассмотрению. Три в городе, три в области. Дела все трех-пятимесячной давности… раскрутить непросто. Работаем. По автосервису «Баярд», куда предположительно наезжал Дабир Рустиани, ничего нового. Полагаю, они там больше не появятся.

Игорь Станиславович опустил руку, положил первый лист и взял из папки второй. Присутствующие зашевелились. Содержимое второго листа обещало быть более интересным. Сидоров, точно опытный дирижер, разглядывал свою партитуру.

— По направлению отыскания следов инфицированного… Заключение паталогоанатомов судмедэкспертизы: перенес кишечную форму сибирской язвы с рядом осложнений, приблизительно в ноябре. При этом проходил курс лечения дорогостоящими антибиотиками плюс курс общеукрепляющей терапии…

Присутствующие зашептались. Ястребов поднял брови.

— Эксперимент?

— Похоже на испытания штамма. Для чего его лечили, пока ответить не можем. В районе города, где его сбила машина, выявлено восемнадцать пропавших бездомных, изъяты вещи, которые могли быть ими украдены с дачных участков, из гаражей и квартир. Принимаем меры к установлению хозяев похищенного. Надеемся таким путем выйти на местность, в которой бомж содержался в ходе инфицирования и последующего лечения. На сегодня установлены четыре района — дачный поселок в Горелово, кооператив «Аметист» на Ржевке, садоводческие товарищества в Колтушах и в Рыбацком.

— Вряд ли его отпустили подобру-поздорову, — за думчиво сказал контрразедчик «падре Днтонио». — Скорее всего — сбежал.

— Мы тоже так считаем, — подтвердил Сидоров.

Он не был вполне доволен эффектом. Что-то в поведении первого зама показывало Игорю Станиславовичу, что у Ястребова есть свои соображения по этому эпизоду операции. Отложив второй лист, Сидоров многозначительно оглядел присутствующих и медленно взял из папки третий.

— Докладывайте, Игорь Станиславович, — устало попросил его Ястребов. — Если можно — без театральных эффектов. Премию Оскара я вам все равно не дам.

Все улыбнулись. Шеф «закоси-бэ-тэ» нахмурился, пустил в ход тяжелую артиллерию.

— По лаборатории микробиолога Басаргина — кратко. Басаргин организовал незаконное производство препаратов из клеток головного мозга. Он договорился с абортариями города, в которых его сотрудник забирал извлеченные зародыши после плановых и внеплановых абортов… да-да, абортов. Зародыши на третьем месяце уже содержат необходимые Басаргину клетки…

— Ганглии! — подсказал Валентин.

— Да, ганглии. В лаборатории Басаргин производил иммортализацию этих клеток, добиваясь их непрекращающейся способности к делению, а потом продавал эти препараты за рубеж в различные медицинские организации, в том числе и Пентагону.

— Для чего? — спросил Ястребов, жестом попросив сотрудников не шуметь.

— На них, оказывается, проверяют действие лекарств, психотропных препаратов… и бактериологического оружия. Товарищ Басаргина по университету занимался подделкой медицинских сертификатов и сбытом товара. Подделка, впрочем, весьма грубая. Зарубежные медики сознательно закрывали на нее глаза. Их цена устраивала. Благодаря действиям «наружки» и наших московских коллег незаконный бизнес Басаргина пресечен.

— Несовместимы гений и злодейство… — сказал Ястребов. — По Басаргину — все?

— Нет, Владимир Сергеевич. Рассматривается возможная причастность Басаргина к убийству главного архивариуса архива комитета по здравоохранению. У них был совместный игорный бизнес, и архивариус Басаргина крупно кинул…

— Давайте без жаргона, — поморщился первый зам.

— Простите. Подставил. Простите, не знаю, как сказать точнее. В общем, Басаргин потерял немалую сумму денег в тотализаторе — и теперь всячески пытается скрыть это. Даже демонстрирует, что ему неизвестно о гибели архивариуса, для чего названивает ему на сотовый. Нельзя сбрасывать со счетов, что Басаргин через убитого все же связан как-то с попыткой изготовления штаммов сибирской язвы. Допускаю, что на его препаратах что-то могли проверять. Мы контролируем работу следователя прокуратуры, ведущего дело об убийстве архивариуса. Я прослежу, чтобы оно не залежалось. Брать его в самостоятельную разработку пока считаю излишним.

— Хорошо, побережем силы. У вас что-то еще?

— Да, — скромно сказал генерал Сидоров.

Он акцентированно положил третий лист на стол и взял из папки четвертый. Непосвященные задвигались, вытягивая шеи: четвертый лист начальник службы по борьбе с терроризмом доставал редко, предпочитая троицу.

— В ходе блестящей операции… — начал Сидоров и огляделся, требуя тишины и внимания. — В ходе блестящей операции по пресечению бизнеса Басаргина, подозреваемого на тот момент в попытке совершения опаснейшего террористического акта, могущего повлечь массовые человеческие жертвы, его помощник сознался, что в прошлом году в одной компании услышал от бывшего однокурсника, некоего Вадима Сыроежкина, о существовании одного адреса в Интернете, куда можно сбросить бредовую идею из области террора и получить за это гонорар. Помощник Басаргина, как он утверждает, в шутку, предложил Сыроежкину план по извлечению из могильников инфицированных останков скота, погибшего от сибирской язвы, производства бактериологического оружия и его распространения по городу. Протрезвев, он от своего предложения якобы отказался.

— «Ходжа»! Это сайт «Ходжа»! — воскликнул Нестерович.

Шум прокатился по залу.

— Тихо! — скомандовал Ястребов поставленным голосом ротного старшины. — Шутники, однако, пошли… Продолжайте, Игорь Станиславович!

— С тех пор помощник Сыроежкина не встречал, — скромно завершил доклад Сидоров, довольный, наконец, произведенным эффектом. На немой вопрос первого зама добавил:

— Мы гражданина Сыроежкина тоже пока не нашли. На адресе прописки он не появлялся уже три месяца. Меры к поиску приняты, засада оставлена. Кроме того, установлены все, кто еще присутствовал при разговоре с Сыроежкиным, за ними организовано наблюдение. Несколько человек факт разговора и его содержание подтвердили.

— Больше ваш шутник ничего не советовал своему приятелю?

— Больше ничего, — удивился вопросу начальник ЗКСиБТ.

Первый зам вопросительно глянул на начальника службы контрразведки. Тот, предупреждая высказывание вслух, протянул ему записку, вырвав лист из черного ежедневника. На листе бумаги торопливо было написано: «По сайту „Ходжа“ идет операция главка. НДР[9].!» Ястребов кивнул, опустил записку в отдельный ящик, бумаги из которого уничтожал лично.

— Товарищи, кто имеет что-нибудь добавить?

«Как бы ни пыжились господа, а защищают их именно товарищи», — подумал Шубин.

— Товарищ генерал-майор, разрешите! — поднял руку Нестерович. — Я без предварительного доклада… — глянул он на Сидорова.

— Выскочка! — шепнул ему Веселкин. — Шеф тебя сожрет с потрохами!

— По моему последнему делу, до убытия в командировку… Я в Чечне обращал особое внимание на тех, у кого родственники проживают в Питере. Группа родственников одного из организаторов хищения ЗРК «Игла»[10] выехала на прошлой неделе к нам. Десять или двенадцать человек! Собираются работать на какой-то стройке! В основном мужчины, но есть и женщины… Список у меня!

— Сядьте, капитан. Не вижу пока прямой связи между делом по «Игле» и текущей операцией, — поморщился Ястребов. — Игорь Станиславович, проработайте и эту информацию. Сделано вашей службой немало — но практический выход пока невелик. Зацепок нет, согласитесь. Что еще?

— Разрешите! — поднял руку Шубин. В зале умолкли. — Считаю, что убитый архивариус непричастен к хищению карт скотомогильников, а следовательно, и к изготовлению штаммов.

Присутствующие, и в первую очередь Сидоров, воззрились на Шубина. Сидоров сделал недоуменные глаза в адрес коллеги.

— Основание? — спросил заинтересованно Ястребов.

Слово замначальника оперативно-поисковой службы в его глазах имело немалый вес.

—У нас все простенько, — хитро ответил Сан Саныч. — Все от земли. У меня наряд дежурит в Гатчине. На всякий случай. Вчера мои ребята зафиксировали там секретаршу главного архивариуса… опознали по снимку от ЗКСиБТ, спасибо им. У нее там любовник торгует на рынке… вот и связь с делом по «Игле». У меня все.

Он скромно сел. Генерал Сидоров глядел на него с укоризной. Во взгляде его читалось: «Что же ты мне ничего не сказал? Это же я тебе посоветовал!» Шубин пожал плечами: «Надо же и себе что-нибудь для доклада оставить».

— Что ж… — сказал первый зам, перебирая теперь свои записи. — Это хорошо. Это важно, полковник Шубин. Это может изменить направление усилий в нашей операции… да и весь план работы, пожалуй. Хорошо, что есть конкретная зацепка, наконец. Потому что времени у нас мало, товарищи. Гораздо меньше, чем мне казалось полчаса назад. Перед началом совещания дежурный по управлению довел мне срочную информацию… В тридцать восьмой больнице, в Царском Селе, скоропостижно скончались врач-паталогоанатом и медсестра, проводившие вчера вскрытие… Еще трое — санитары «скорой помощи» — изолированы с теми же признаками.

Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Теперь всем стала понятна печать тревоги и некоторого досадного бессилия на лице первого зама.

— Кого вскрывали? — спросил Сидоров, позабыв обиду на Шубина.

— Неопознанный мужчина… подобрали у насыпи возле Павловска. Следы язв на теле.

— Почему же они не связались с нами?! — воскликнул представитель отдела по связям с общественностью. — Я со всеми заведующими анатомичек лично разговаривал!

— Неохота было идти на второй этаж, к телефону… У них было три вскрытия… не захотели мыться. Но это еще не все, товарищи. Врач… он к вечеру заподозрил неладное. Собственно, он первым и поднял тревогу, поставил себе диагноз и пытался сам себя лечить. Типовые препараты не помогли. Он умер через пять часов.

— Ошибся в диагнозе? — спросил представитель ИАС.

— Нет.

— Недоброкачественные лекарства? — предположил Веселкин, хмурясь.

— Нет. Все было правильно. Он закрылся в боксе и колол себе антибиотики. И через пять часов умер. Это пока все, что мы знаем.