"Обреченные эволюцией, или Новые приключения веселых мусоров" - читать интересную книгу автора (Черкасов Дмитрий, Воробьев Андрей)

Часть 1 ИХНИЕ БЛАГОРОДИЯ

Глава 1 PAГУ ИЗ ЗАЙЦА

— …Давай, давай потихонечку! Да поднимай же ее, о, донна Роза! — сипло хрипел взмокший Дукалис, с трудом удерживая за угол громоздкий шкаф-купе с приборами.

— Погоди, щас перехвачу… Уф, тяжелая, зараза!

Низкорослый оперуполномоченный уголовного розыска Вася Рогов пытался поудобнее взяться за другой угол шкафа и был бы наверняка раздавлен, если б не своевременная поддержка Андрея Ларина, подставившего свое плечо под заваливающуюся на друга махину с аппаратурой.

— Слушай, а что мы дежурному скажем? — поинтересовался Рогов у товарищей, когда шкаф с грехом пополам был извлечен из подвала на улицу. — Что это машина времени, на которой мы только что сгоняли на уик-энд к Шерлоку Холмсу в Лондон?[1] Чтоб его!..

— Какой, блин, Холмс! Какой Лондон! Вещдоков, что ли, не видел? — сплюнул Дукалис. — Нет, ребята, без транспорта мы эту хреновину в контору не доволочем. Послушай, Андрюха, давай, хлебнем чего-нибудь да тормознем какой-нибудь «мерс»…

Но опять в разговор вмешался неверующий Василий, рассуждая, мол, зачем мучиться с аппаратурой, если она вряд ли еще раз заработает без специалиста.

— Почему это не заработает? — удивился Толян. — Ну хорошо, Ларин по специальности медик. А мы-то с тобой инженеры или кто? Разобрать сумели, значит, и собрать сможем. Думаю, за пару часов с помощью лома и чьей-то любимой мамочки все это хозяйство запустим.

— А мамочка тут при чем? — захлопал ресницами молодой опер.

— Исключительно для связки слов, — хохотнул грубоватый Дукалис. — Идите ловите машину, а я тут поохраняю…

Часа через полтора после этого разговора к «убойному» отделу подъехал огромный дорожный каток, на капоте которого аккуратно покоились очередные «вещественные доказательства» в виде шкафа-купе, напичканного какой-то странной аппаратурой. Тут-то и выяснилось, что экс-туалет, приспособленный для обитания оперативников[2], отнюдь не был рассчитан проектировщиками для хранения столь громоздкого имущества. Поэтому под безутешные стенания водителя катка, уверявшего, что ему надо что-то там асфальтировать, все доставленное хозяйство было перевезено в РУВД. Там «вещественные доказательства» перетащили в подвал и сдали «под охрану и оборону» дежурному. На стенке рядом с новыми «вещдоками» поддатый Ларин старательно вывел надпись: «От Холмса, с любовью».

Оперуполномоченный Игорь Плахов посмотрел на стокилограммовый несгораемый шкаф, к которому была привинчена табличка: «Сейф. Категория секретности — 1. При пожаре выносить в первую очередь. Ответственный — кап. Ларин». Под фамилией Ларина фломастером было приписано: «Выносить во вторую очередь».

Возле шкафа на составленных рядком четырех стульях действительно лежал ответственный капитан, сопел и иногда сучил во сне длинными ногами.

Плахов отвернулся.

За три часа, что прошли после чудесного возвращения Ларина, Дукалиса и Рогова, они успели сделать много чего.

А именно: экспроприировать припасенный Шаховым грузинский коньяк, обнаружив бутылку в ящике его стола, в компании с каким-то старшим лейтенантом выпить портвейну, залакировать его пятью бутылками пива, выслушать крик души Плахова: «Злые вы! Уйду я от вас!», отнести Плахова вниз и повалять в снегу, дабы немного остыл, помириться с Плаховым, отправить его за добавкой в ларек на соседней улице, остаться недовольными количеством принесенного, строго выговорить старлею за незнание принципа «оптимального соотношения стоимости и качества», когда тот принялся спорить, и в очередной раз выбросить в снег, но теперь уже — просто из окна в сугроб.

«Не умеют пить, — грустно подумал Плахов, уже успевший вернуться с холодной улицы в жарко натопленное помещение. — Особенно Ларин. Да и Дукалис не лучше».

Капитан заворочался на стульях и свесил вниз одну руку.

«Как пить дать — свалится», — мстительно прикинул обиженный на весь белый свет старший лейтенант.

Плахов огляделся по сторонам, и тут его взгляд упал на кактус, одиноко стоявший на подоконнике.

Стараясь не шуметь, он поднялся со стула, ощутив, как болит каждая клеточка его избитого тела, снял с подоконника колючее растение и поставил кактус на пол возле спящего Ларина.

Предвкушающе улыбнулся и на цыпочках убрался за дверь.

— Мурка! Ты мой Мурёночек! Мурка! Ты мой котеночек! — торжественно отбивая по столу такт ладонью, подхватил припев старинного шлягера оперуполномоченный Вася Рогов. — Мурка! Маруся Климова!..

Но допеть ему так и не удалось, потому что в этот момент дверь кабинета решительно распахнулась и на пороге во всей красе парадного подполковничьего милицейского мундира предстал Николай Александрович Петренко, величаемый за глаза оперативниками «Мухомором».

— Та-а-ак, — угрожающе протянул вошедший, потянув носом. — Празднуем? А работать кто за вас будет?

— Да мы… мы ничего, Николай Александрович, — на правах старшего по должности ответил за всех Дукалис, одновременно стараясь незаметно затолкать ногой под стол пустую бутылку из-под водки. — У нас тут, так сказать, производственное совещание. План оперативных мероприятий отрабатываем.

— Оперативных, говоришь? — Брови Мухомора медленно поползли по лицу, и он изумленно взглянул на старшего опера поверх очков в стиле «а ля Познер». — А разрешите поинтересоваться, в каком притоне вы собираетесь петь про эту… как ее… бандитскую Марусю?

— Это не бандитская Маруся, товарищ подполковник, — решительно возразил Дукалис, — а героически погибшая на своем посту сотрудница уголовного розыска. Сегодня Первое мая, праздник весны и труда… естественно, героического! Вот и песни подбираем соответствующие моменту.

— Какие-такие «соответствующие»? — попробовал возмутиться начальник райотдела. — Злых урок славите, товарищи?!

— Да что вы, Николай Александрович! Там же сказано: quot;Даже злые урки и те боялись Муркуquot;. И правильно боялись — она же в конце концов «зашухерила» всю тамошнюю малину, ОПГ[3] полностью в клетку помогла забить. Из песни слова не выкинешь… Только жаль, — тяжело вздохнул Дукалис, — что засветилась Мария Климова. Ну да времена иные были, богатого опыта старших товарищей недоставало. — Дукалис опять вздохнул и вопросительно взглянул на начальника, словно ища поддержки. — Вот я молодым и объясняю, как со спецконтингентом работать надо: не ходить в форме на встречу с агентурой, места для явок верные выбирать. Ну кто же со связниками встречается в навороченных ресторанах, при атом вырядившись в кожаную тужурку да с табельным оружием на поясе? А мы ошибки-то и анализируем.

— Вот я и говорю, — не сдавался Мухомор, поморщившись, словно от зубной боли, — что агентурная работа требует особого артистизма, такта, ответственности, чувства юмора наконец. А вы орете на весь райотдел. Не надо бы этого, а то, понимаешь, поймет кто неправильно…

— А мы одновременно к смотру строевой песни готовимся, — опять нашелся Дукалис. — Согласно последнему циркуляру номер… номер два ноля сто пятьдесят! Вот Рогов речевку и репетирует. А вы что, за этот циркуляр не расписывались?

Вася усиленно закивал головой, стараясь не дышать свежим перегаром в сторону начальника райотдела.

— Ну-у, ты тут не очень-то, — медленно протянул Мухомор. — Руководящие документы я получше вашего знаю. А вот почему исполняете не вполне жизнеутверждающе — не пойму. С огоньком к службе относиться надо. В общем, чтобы к установленному сроку все было как положено. Смотрите мне… — И, назидательно погрозив подчиненным пальцем, начальник удалился с чувством выполненного служебно-супружеского долга.

Подчиненные, коих чуть не поимели по Уставу со всем присущим Мухомору рвением, почтительно покивали.

Некоторое время, пока шаги подполковника глухо затихали в глубине коридора, в кабинете висела напряженная тишина. Первым ее нарушил Дукалис.

— Блин, сколько раз предупреждать надо, чтобы дверь на ключ закрывали! А ты… — Старший опер угрюмо взглянул на ссутулившегося Васю. — Ты чего разорался, как постовой на бомжа?

Оправдаться Рогов не успел. Дверь снова распахнулась, пропуская очередного визитера, начальника отдела уголовного розыска Соловца.

— Ну? И какой такой циркуляр мы выполняем? — безо всяких предисловий ехидно осведомился вошедший у Дукалиса. — Можешь не отвечать. Только я теперь по твоей милости назначен ответственным за эту вашу… мать… самодеятельность. Ты чего Мухомору про какие-то пионерские речевки наплел?

— Извини, Георгич, — развел руками старший опер, — так получилось. Сидим, понимаешь, Первое мая отмечаем, а тут Мухо… ну, подполковник Петренко, в общем…

— В общем, — прервал его Соловец, — с вашим творчеством потом разберемся. А ты… — Он поманил пальцем Дукалиса. — Ну-ка, выйдем-ка на минуту.

Старший опер выскользнул в коридор следом за начальником ОУР.

— Георгич, чего ты взъелся?

— А ты чего? Совсем офонарел? Сколько лет в конторе служишь и все не можешь выучить первый закон кабинета? Двери запирать надо! В общем, так, слушай сюда: сейчас берешь молодых, — Соловец кивнул на дверь, — и валишь с ними хоть к черту на рога, но чтобы я вас здесь сегодня не видел. А будет Мухомор спрашивать, где были, — я с вами строевой подготовкой на улице Стачек занимался. Ясно?

— Ясно, — радостно закивал Дукалис, — щас все исправим. — И быстро юркнул в кабинет: — Ребята, еще по одной, на ход ноги, и валим отсюда по-быстрому.

За стеной послышались грохот разъехавшихся и упавших стульев и дикие крики Ларина, сверзившегося наконец со своего лежбища и угодившего задом на вовремя подставленный кактус.

Игорь опустил глаза и незаметно для окружающих усмехнулся.

Какая-никакая, а месть. И не месть даже, а шутка обычная, добрая такая.

Вася Рогов едва не выронил из рук белый одноразовый стаканчик и удивленно взглянул на стену.

— Не отвлекайся. — Дукалис сноровисто порубил ножом разложенную на газете «Час Треф» жирную скумбрию.

В дверях материализовался Ларин в позе Одинокого Бедуина, Собирающего Трюфели.

— Андрюша! — Рогов с проворством и точностью лаборанта из института органической химии разлил по стаканам самогонку, выверяя дозу чуть ли не до миллиграмма, и поставил ополовиненную бутыль на стол. — Поведай нам — что случилось?

— У-у-у, — тоненько заскулила жертва коварного Плахова и развернулась кормой к собравшимся. — Мужики, что у меня сзади?

— Жопа, — не глядя на коллегу, выдал грубый Дукалис и смутился.

— А в ней — кактус, — подметил наблюдательный Рогов, сделав вид, что не заметил реплики друга.

— Цереус этиопс[4], — прокомментировал сардонически улыбающийся кактусовод Плахов, радуясь тому обстоятельству, что Ларин его не видит. — В смысле — эфиопский…

— Ну так вытащите его! — заскулил капитан, пятясь ближе к столу.

Василий схватился за дно горшка и потянул.

— Ой, блин! — завопил Ларин. — Больно!

— А ты как думал? — сказал Дукалис, отвлекаясь от чтения газетной передовицы, свободной от разложенной скумбрии, где главный редактор «Часа Треф» описывала жизнь своего семейства, состоящего из ее самой и ейного мужа.

Статья называлась «Чаплины наших дней» и изобиловала славословиями в адрес матерых питерских чиновников из высоких кремлевских сфер.

— Придется немного потерпеть. — В голосе Плахова разлился елей. — Иголки хрупкие, не дай Бог обломаются.

— И что тогда? — Рогов приостановил процесс избавления Ларина от кактуса.

— Сепсис, воспаления разные, возможно, гангрена. Или даже заражение крови…

— Гангрена жопы, — опять встрял невоспитанный Дукалис. — Это звучит. Андрюха, ты попадешь в анналы медицины. Твой случай украсит любую энциклопедию или методическое пособие для студентов… Если ты еще минуты три постоишь спокойно, я принесу фотоаппарат и зафиксирую твой тыльный фас для истории.

Рогов отдернул руку от донышка горшка и задумался.

— Вася, да тащи ты его, не слушай Толяна! — застонал измученный Ларин. — Ничего не будет!

— Ты полностью уверен? — подстраховался предусмотрительный Вася.

— Уверен! Я ж медицинский закончил! — Андрей немного слукавил, но тактичные коллеги по РУВД не стали указывать ему на некоторое несоответствие между словами опера и сухими строчками из личного дела Ларина. Из медицинского института нынешнего капитана выперли после третьего семестра, когда он завалил экзамен по историческому материализму.

— Лады. — Рогов прищурился, резко дернул горшок и поставил кактус с окровавленными иголками на стол.

Ларин несколько секунд оставался в прежней позиции, затем медленно разогнулся, ощупал продырявленные во многих местах брюки, повернулся к коллегам и посмотрел на них совершенно трезвыми и грустными глазами. Такой взгляд бывает у коалы, когда его вместо листьев эвкалипта пытаются накормить березовым веником, а если сумчатый медведь отказывается, его лупят ивовым прутом.

Потом взял полный стакан самогона, молча вылил половину себе на ягодицы, тем самым подтвердив свои медицинские познания в области Дезинфекции колотых ран, а остатки огненной воды отправил в широко открытый рот.

— Ну что, полегчало? — Дукалис соизволил отвлечься от мелкого печатного текста.

Ларин шумно выдохнул воздух и удовлетворенно икнул.

— Что ж, — резюмировал Анатолий и протянул руку к стакану. — Штрафную ты принял, перейдем к основной части банкета. Только теперь, чур, без тостов не пить! А то оглянуться не успеем, как все в лёжку…

Собирая в старый полиэтиленовый пакет пустые бутылки, дабы не оставлять в помещении следов «репетиции», Рогов что-то ворчал о плохих временах, когда нормальному оперу даже в праздник и то выпить негде, не говоря уже о том, чтобы сфотографироваться на память с друзьями. При этом он предусмотрительно выложил из стола на видное место новенький «полароид», невесть каким образом попавший сюда и не числившийся среди вещдоков. Обнаруженный фотоаппарат следовало обязательно опробовать, чем сегодня оперативник и собирался заняться.

Но этому благому делу помешало неожиданное появление начальства…

— Где угодно, только не у нас, — возмущался Вася, — полицейские живут как люди. Толян, помнишь, ты рассказывал, как Холмс в тебе пианиста распознал?

— Какой еще Холмс? — вступил в разговор Игорь Плахов, старательно запихивая во внутренний карман пальто непочатую бутылку «Пятизвездной». — Что, очередной авторитет? В законе?

— Да нет, — отозвался Рогов, — мы тут недавно с ребятами на машине времени в Лондон летали, к великому сыщи…

Закончить свое повествование он не успел, так как Дукалис с силой наступил на ногу товарищу:

— Тебе плохо, Васятка? Может, на свежий воздух пойдешь?

— Да я что? Я ничего! — залепетал Вася.

— Раз ничего, то и кончай трепаться. Сваливаем отсюда по-быстрому, пока нас действительно маршировать не заставили, — подвел черту Анатолий, застегивая на ходу куртку и направляясь к выходу. — Совсем забыл, у меня сегодня еще одна встреча намечается. А вы уж, пожалуйста, кабинет заприте, и чтобы через пять минут духа вашего здесь не было.

Последняя фраза донеслась до оперативников уже из коридора.

— Чего это он? — недоуменно спросил Игорь у товарища.

Вася в ответ только пожал плечами — мол, сам не пойму.

Вскоре пакет со стеклотарой был окончательно укомплектован, после чего торжественно отнесен Роговым в туалет, где и оставлен дожидаться уборщицу, для которой выручка от сдачи бутылок была весомым дополнением к прочим подаркам по случаю международного праздника трудящихся и к ее скромной пенсии.

Освободившийся от громыхающей ноши оперативник поправил болтающийся на шее «полароид» и облегченно вздохнул:

— Ну что, Вася, у меня еще целая бутылка осталась. Предлагаю продолжить праздник. Только где?

— Да хотя бы в «Праздрое». Тут рядом, на Комсомольской площади, такая славная чешская пивница есть, — живо отозвался Рогов. — Помнишь, мы туда на прошлой неделе ходили?

Но его товарищ заметил, что пивница работает всего до двух ночи, значит, долго не просидишь. И вообще не на оперскую же зарплату «Вельвет» да «Крушовице»[5] пить.

«Все мы стоим у черты бедности, хотя и по разные ее стороны. Вот если бы к кому-нибудь в гости… Как Дукалис», — подумал Игорь и мечтательно вздохнул. И вдруг вспомнил:

— А что ты там говорил о своем кореше? Ты его, кажется, Холмсом назвал?

Вася на мгновение задумался, потом махнул рукой:

— Аи, будь что будет! Только, чур, Толяну не трепаться. У нас тут такая история с ним и с Андрюхой Лариным приключилась… Кому рассказать — не поверят! Но в гости, правда, звали. И закусь там должна быть классная. В общем, идем, по дороге обрисую подробности. Кстати, как у тебя с английским? Шпрехаешь?

Плахов на всякий случай заверил, что с иностранными языками у него проблем нет — спасибо образованной бабушке. Мол, главное, чтобы закуска была хорошая, после чего поспешил следом за Роговым к лестнице.

Только Вася, вопреки ожиданиям друга, когда они спустились на первый этаж, двинулся не на выход, а вниз, в подвал.

Увлеченные предвкушением скорого праздника, друзья не заметили, как с верхней площадки лестницы зорким взглядом из-под фуражки с золотым двуглавым орлом за ними наблюдает начальник райуправления, задумчиво почесывая натертую дужкой очков переносицу.

Котлеткин, твердой рукой ведя по лабиринту каких-то проулков «козелок» с Соловцом и совершенно невменяемым дознавателем Твердолобовым, сидящими на заднем сиденье, и судмедэкспертом Недорезовым, примостившимся на переднем, весело вещал про своего коллегу-водителя, обслуживавшего второй, и последний остававшийся на ходу, УАЗик РУВД.

— А еще Молодцов неделю назад засосал два стакана соляры.

— Зачем? — не понял Недорезов. Пили, конечно, почти всё.

Но экспериментальным путем еще прошлыми поколениями милиционеров было установлено, что соляра, хоть и горит, для пития не годится.

Как бензин или керосин. Разумеется, забалдеть можно, но скорее от общего отравления организма, чем от октановых чисел.

— Ха, — выкрикнул шофер, протискивая бело-синий внедорожник, на задней двери которого какой-то непочтительный хулиган из окрестных подростков крупно написал красной краской 6WD[6], в промежуток между покосившимися гаражами. — Так его Мухомор припугнул, что всех мастеров[7] будут по утрам заставлять в трубку дуть. Вот Молодцов и испугался.

— И что? — осведомился Соловец.

— Откачали, — сообщил Котлеткин. — Три дня в больничке провалялся, пока ему желудок промывали.

УАЗ пересек заснеженную, покрытую ледяной коркой пустошь и вырулил на шоссе аккурат рядом с плакатом, извещавшим о приезде в Питер популярной московской музыкальной группы «Химкэ» со своей новой программой, носящей непонятное и двусмысленное название «Шагай на…»

Опанас притопил педаль газа, и милицейский джип разогнался до ста десяти километров в час. — Но жена недовольна, — громко продолжил бодрый шофер. — Теперь, говорит, после Молодцова в туалет часа три зайти нельзя. Выхлоп, как от холодного дизеля. — Котлеткин заржал.

Тяжелый случай! — согласился Недорезов, перекрикивая рев двигателя и дребезжание изношенного кузова «козелка».

УАЗ пролетел мимо нескольких искореженных машин, перегородивших половину дороги. Возле места аварии суетились спасатели и сотрудники дорожно-постовой службы.

— Вот ведь какая она — дорога! — Пенёк повернулся всем телом назад, отпустив руль и яростно тыча пальцем в боковое окно. — Секунда — и нет тебя!

«Козел» вильнул влево.

Опанас, не глядя, схватился за разболтанную баранку и выровнял машину на трассе, не переставая разглядывать быстро удаляющуюся мешанину покореженного металла, осколков стекла и развороченного пластика.

— Ты что, кореша своего на цепи от бачка в подземелье держишь? — попытался пошутить Игорь, когда они спустились вниз, но Рогов лишь отмахнулся: дескать, сейчас все сам увидишь.

Затем, чиркнув спичкой, он осветил заваленное ломанными стульями помещение:

— Ага, теперь налево. Смотри, осторожно! Васе удалось обнаружить на стене выключатель. Сырой, пахнущий гнилью и мышами подвал осветился тусклым электрическим светом, после чего оперативник уверенно направился к стоящему в стороне огромному контейнеру или, возможно, шкафу-купе, рядом с которым было свалено несколько непонятных ящиков и приборов.

— Так, — сосредоточенно произнес Рогов, склоняясь над этим хламом, — сейчас мы его быстро наладим. Только бы розетку найти, — и деловито начал двигать ящики.

Но Игорь явно не разделял трудового энтузиазма товарища, с сомнением наблюдая, как тот начинает подсоединять к шкафу какие-то провода.

— А током не ударит?

— Не боись, с мастером дело имеешь, — не задумываясь, парировал Вася и тут же, спохватившись, отбросил от себя, словно змею, очередной черный шнур. — А? Что? Как ты сказал?

— Да нет, это я так, просто интересуюсь технологией приготовления закуски, — ехидно заметил Плахов. — Кто-то, помнится, обещал ужин в приличной компании. А ты, часом, не живешь по принципу: «Чтобы иметь, рагу из зайца, нужно иметь как минимум кошку»? Так уверяю тебя — кроме крыс, ты здесь вряд ли что-нибудь обнаружишь.

Слегка обидевшийся Рогов заявил, что «некоторым товарищам» полдела не показывают, а обещанное торжество уже не за горами. При этом он решительно подтянул провод к подвальной лампочке, выдернул ее вместе с патроном и, попросив друга подсветить немного с помощью зажигалки, начал осторожно соединять оголенные концы проводов.

— Ну вот и готово, — радостно констатировал оперативник, закончив свою работу. — Сейчас мы так напразднуемся — закачаешься. — Он распахнул дверцу шкафа, в котором на голубоватых стенах таинственно мигали какие-то лампочки. — Заходи. — Вася откашлялся и изрек голосом вагоновожатого: — Двери закрываются. Следующая станция — «Река Темза»!

— «Уехала навсегда. Твоя крыша», — проворчал Игорь, переминаясь с ноги на ногу. — Ты, может, лучше помаршируешь немного, успокоишься, как Мухомор велел? А я пока, пожалуй, пойду подышу свежим воздухом.

Но покинуть подвал Плахову не удалось, потому что в этот момент со стороны входа раздался твердый голос подполковника Петренко, требовавший, чтобы перед его глазами немедленно предстали нарушители служебной дисциплины и всяческих безобразий, легкомысленно скрывающиеся в недрах райотдела, в то время когда все порядочные сотрудники готовятся к выполнению циркуляра номер два ноля сто пятьдесят.

— Немедленно покинуть помещение! — кричал Мухомор, впрочем не осмеливаясь шагнуть в подвальную темноту, чтобы переломать там ноги среди всякого хлама. — Покинуть немедленно!

Растерявшиеся оперативники затаились возле шкафа-контейнера. Петренко, не дождавшись выполнения приказания, еще постоял немного и, с грохотом роняя сломанные стулья, начал двигаться в темноте.

— Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце село, — негромко прокомментировал Игорь вторжение начальства, — и другие все планеты взяты по тому же делу.

— Кончай трепаться, Игорек, пора валить! — зашептал Рогов, прошел внутрь контейнера и попытался затащить туда товарища. — Да не стой ты, как истукан! Шагай вперед, иначе «неполное служебное» обеспечено.

Думая, что Вася надеется переждать визит бдительного Мухомора в шкафу, Плахов последовал его совету, осторожно прикрыв за собой дверцу и довольно ощутимо ткнувшись при этом спиной о какие-то выступающие детали. Здоровенный шкаф недовольно защелкал, словно реле автомобиля при включении сигнала поворота, но через несколько секунд, показавшихся Игорю вечностью, звуки затихли.

— Ну так что ты мне говорил про «рагу из зайца»? — торжественно прошептал Рогов, затем изрек, как Гагарин: — Пое-е-ехали! — и протянул руку к здоровенной красной кнопке, укрепленной на внутренней стенке шкафа.

Последнее, что успел увидеть Плахов перед тем, как его ослепила яркая вспышка, предшествовавшая ощущению полета, это надпись, красовавшуюся рядом с кнопкой: «Exit».

УАЗ подпрыгнул, съезжая с бетонки на гравийную дорогу, Твердолобов ударился носом о дужку переднего кресла и вышел из забытья.

— Эй, люди! Где это я?!

— Подъезжаем. — Начальник ОУР по-отечески похлопал очнувшегося дознавателя по плечу.

— Кто здесь? — Испуганный Твердолобов начал ощупывать пространство рядом с собой, ибо фокусировка обоих глаз оставляла желать лучшего и перед взором дознавателя мельтешили какие-то серые пятна.

Вдобавок его ощутимо трясло, подбрасывало и подташнивало.

Наконец Твердолобов сообразил, что едет на машине РУВД в окружении коллег по нелегкой милицейской службе.

— Остановите, мне надо выйти!

— Да погоди ты! — Соловец показал пальцем на белеющий за маленькой рощицей двенадцатиэтажный недостроенный дом. — Нам туда!

— Напрямки пройдем! — Котлеткин резко повернул руль вправо, и «козелок», чуть сбавив скорость, устремился к виднеющейся между деревьями просеке.

— Мне надо выйти! — продолжал настаивать дознаватель.

— Ерунда! Полкилометра осталось. — Водитель почти убрал ногу с педали газа и полез в бардачок напротив невозмутимого Недорезова.

— Мне надо! — не успокаивался Твердолобов.

— На, держи! — Котлеткин бросил на колени дознавателю пачку гигиенических пакетов, которые взял на память об авиарейсе «Санкт-Петербург — Хабаровск», когда летал к родственникам. — Потрави пока!

— Но я не хочу! — взвизгнул дознаватель. УАЗ влетел на просеку и заскакал по изрытым гусеницами бульдозеров колеям.

— Как это не хочешь? — удивился шофер, кося одним глазом на дорогу.

— Да я этого не хочу! Я другого хочу! — Твердолобое был близок к истерике.

Смотревший прямо перед собой через плечо водителя Соловец внезапно увидел надвигающийся на капот машины спил толстой сосны.

— Пенёк! — заорал майор, тыча пальцем в лобовое стекло.

— Ась? — Котлеткин, услышавший свое прозвище, обернулся к главе «убойщиков».

Тормозить было уже поздно.

УАЗик на полном ходу врезался в торчащий на полметра из земли пень, машину подбросило, отлетел сорванный передний бампер, мотор заглох, с треском вывалилось лобовое стекло, бело-синий «козелок» шмякнулся оземь и завалился набок.

Милиционеров спасли лишь колдобины на гравийной дороге, не позволившие раздухарившемуся Котлеткину разогнаться как следует.

— Все живы? — поинтересовался Соловец в наступившей тишине, прерываемой бульканьем тосола, вытекающего из разбитого радиатора.

Под майором завозился Твердолобое.

— Приехали, — резюмировал Недорезов, отталкивая навалившегося на него сверху ошалевшего Пенька.

— Не сметь портить казенное имущество! — Возмущенный начальник райотдела, заметив отблеск света в дальнем углу подвала, решительно двинулся в ту сторону. — От подполковника Петренко еще никто не уходил, а зеленые «уклонисты» тем более! — проворчал себе под нос Мухомор, распахивая дверь контейнера. — Никто не уходи-и-ил! — повторил начальник райотдела, грохнув кулаком по большой красной кнопке, красовавшейся под надписью «Exit».