"Дневник помощника Президента СССР. 1991 год" - читать интересную книгу автора (Черняев Анатолий)Глава II. Приближение к обрывуГод моего 70-летия. И последний шанс Горбачева, последние усилия перестройки. Новогоднее послание советскому народу. Яковлев звонил сегодня: «Знаешь, вроде и слова какие-то не очень банальные, и все такое, но не производит…» И я тоже ловлю себя на этом: что бы Горбачев теперь ни произносил, действительно, «не производит». На съезде я ощущал это очень больно. Его уже не воспринимают с уважением, с интересом — в лучшем случае жалеют. Он пережил им же сделанное. Беды и неустройства лишь усугубляют раздражение по отношению к нему, а М. С. этого не видит. Отсюда еще большая его драма — его самонадеянность становится нелепой, даже смешной. После записи на телевидении новогодних обращений к советскому народу и к американцам он позвал нас с Шахназаровым к себе в кабинет. Бумажки перебирал на столе, резолюции «клал». Мы сидели, молчали. Потом заговорил. Спрашивает, кого премьером назначать. Шахназаров назвал Абалкина. Я отверг: честный и умный, но психологически неприемлем. Народ даже уже термин придумал: «абалкинский налог». Я предложил подумать о Вольском. Горбачев не принял, намекнул, что он знает о нем больше, чем я. Я стал разглагольствовать: надо, мол, не из колоды. Ошибся — можно сменить, но если назначить кого-то типа Воронина — все! — народ окончательно потеряет веру. Горбачев стал рассуждать о Маслюкове. Я высказал сомнения: ВПК. К тому же мне казалось несколько странным, почему он так любит Маслюкова. Стал нам рассказывать, что многие называют ему Павлова — министра финансов. С этим я лично познакомился, как ни странно… в бассейне. Он (это еще более странно), будучи весьма плотным мужчиной, плавал в спортивном стиле и довольно быстро. Угнаться за ним мне было нелегко. В раздевалке мы иногда обменивались политическими суждениями. Он брюзжал. Впрочем, меня подкупало то, что он резко высказывался о деятельности и позициях Рыжкова. Однако, напомнил я Горбачеву, Павлов запятнал себя непопулярными мерами как министр финансов. Народ его не примет, даже Верховный Совет может «завалить». Вертелся у меня на устах Собчак, но тогда я не произнес его имени: не хотелось перед Новым годом нарываться на вспышку президента. Яковлев, которого он подключил к нашему разговору кнопкой селектора, тоже его не упомянул, хотя потом говорил мне, что Собчак был бы «ничего». Мне тут казалось полезным следующее: он, конечно, демагог, это чувствовалось сильно, но из радикал-демократов. И такое назначение было бы со стороны Горбачева протянутой рукой в эту сторону — в сторону создания фактически коалиционного правительства, разделения ответственности с главными критиками, приглашение им показать в деле, на что они способны. Кстати, в противовес Ельцину. Вчера М. С. мне сказал, что Петраков подал в отставку. Стал ругаться. Я заметил: «Нехорошо это, Михаил Сергеевич». — Да брось ты, — завелся он. — Ты думаешь, все эти газетные всплески, мол, один за другим все от Горбачева уходят, имеют какое-то значение? — Имеют. И кроме того, Петраков обижается, и справедливо. — За что? — За все дни после Волынского вы даже о нем не вспомнили. Хотя следовали один за другим указы президента по его — экономическим — вопросам. Павлов и вы на Съезде выступали об экономическом положении страны. Проект постановления Съезда был представлен от вашего имени. И он, помните, не прошел. Для чего же у вас экономический советник, если даже при подготовке таких документов вы о нем не вспомнили? — Да когда мне было? — И вообще, Михаил Сергеевич, год человек работает, а ему даже секретаря Болдин не дал. У него до сих пор в пропуске написано, что он помощник Генерального секретаря, а не президента. — Как? — Вот так. — Что ж он не сказал? — Вам, что ли, он должен говорить о пропуске? — Да, безобразие. Вообще-то Болдина надо освободить от работы в ЦК, пусть сосредоточится на аппарате президента. Единый будем создавать президентский аппарат. Я произнес по этому поводу «краткую речь» насчет того, что уже год, как Горбачев президент, но аппарат у него кремлевский так и не появился. А Петраков, добавил я, застенчивый человек, да и с достоинством. — Я ему под Новый год не хотел портить настроение, когда он мне первый раз заявил об отставке, — реагировал М. С. — Сказал: «Работай и все». М. С. и здесь самоуверен. Ему невдомек, что академику не так уж завидно в помощниках ходить, тем более когда им помыкают. Первое официальное Рождество — по указанию Ельцина и Силаева — на всей территории России. Но в ЦК работали. И М. С. демонстративно приехал, и мне пришлось. Просидел весь день на службе. Скукота. Ощущение бессилия и бессмысленности. Даже внешние дела, которые при Шеварднадзе шли благодаря нам, теперь начинают нас «обходить». Мы все больше оказываемся на обочине, в офсайде, в мифологии великой державы. М. С. уже ни во что не вдумывается по внешней политике. Занят «структурами» и «мелкими поделками» — беседами то с одним, то с другим, кого навяжут: то Бронфмана примет, то японских парламентариев, то еще кого-нибудь. Не готовится ни к чему, говорит в десятый раз одно и то же. А между тем надвигается уже сухопутная Персидская война. С нашей стороны ничего не делается. Буйствует публицистика, затрагивает уже и внешнюю политику. Даже «Известия» и «Новое время» окрысились на «линию Шеварднадзе», имея конечно же в виду Горбачева. Сегодня «Известия» опубликовали на первой полосе корреспонденцию Шальнева из Нью-Йорка о маневрах Фицуотера насчет того, состоится ли встреча Горбачева и Буша 11 — Но рядом с заметкой Шальнева появилась статья дипломатического обозревателя «Известий» Юсина, которая так прямо и называется: «Состоится ли встреча в верхах?», со ссылкой на ответственного работника МИД. Там сказано, что опасения насчет встречи небезосновательны, потому что СССР обманул Запад с обычными вооружениями. Парижский договор подвешен, нам не верят, и нельзя думать, что Буш приедет «несмотря ни на что». Словом, в этой статье набор всего того, что содержится в истерическом письме Шеварднадзе к Горбачеву от Звоню Ковалеву. Тот, как всегда, ничего не знает и «Известий» не читал. Звоню Ефимову — редактору «Известий». Его нет, он у Лукьянова. Звоню Горбачеву. Он в Ореховой комнате с секретарями ЦК (наверное, «пекут» политику). Удалось с ним связаться лишь в 9 часов вечера. Он сразу набросился: «Как это вы (кто — мы?) допустили такую статью в „Известиях“?!» Я что-то мямлю в ответ, возмущаюсь сам. Он мне: «Что ты тут мне эмоции разводишь? Разберитесь вместе с Игнатенко». С тем я и ушел домой. Но только закрыл дверь, звонок по телефону. Горбачев: «Я звонил сейчас Шеварднадзе. Он статью вроде не читал. Сказал ему: это твои помощники гадят. Узнай кто и завтра же выгони из МИДа. Лукьянову велел вызвать Ефимова (он же редактор газеты — органа Верховного Совета) и разобраться, кто этот неизвестный ответственный работник из МИДа. Всю эту цепочку надо проработать и… выгнать!» Я заметил: «Вообще, Михаил Сергеевич, надо решать с Шеварднадзе. Бесхозяйственное ведомство — самое опасное». Напомнил ему Козьму Пруткова: «Уходя — уходи!» Сегодня вечером Горбачев разговаривал с Бушем по телефону. Вообще в последнее время американцы у М. С. все время на уме по двум пунктам: Персидский залив и Прибалтика. Но началось все издалека. Горбачев сообщил, что «выходим на бюджет», что сократили на два с лишним миллиарда военные расходы. Предстоит вообще очень критический анализ всей ситуации, чтобы в ближайшие месяцы выйти на рыночные процессы, но так, чтобы не разрушать экономических связей. Для этого настаиваем на экономических соглашениях между республиками. М. С. сказал Бушу, что завтра на Совете Федерации будет разговор о назначении на посты премьера и его заместителя. Фамилий не назвал. Сообщил, что намерен ускорить работу над проектом Союзного договора. Буш спросил о Прибалтике. Горбачев назвал Литву «среди острых моментов», добавил к ней Грузию и Карабах. Заверял Буша, что старается обойтись без крутых радикальных поворотов. Не все, однако, просто. Пожаловался, что «идет на него» огромное давление: требуют ввести президентское правление в Прибалтике. Беда в том, продолжал он, что Верховный Совет Литвы и Ландсбергис не способны ни на какие компромиссы, не делают никаких встречных шагов. Я, говорит, обратился к Верховному Совету Литвы. Сегодня ситуация неутешительная. Началась забастовка. Постараюсь исчерпать все политические методы. И если чего-то такого не произойдет, так и буду действовать. Не все от нас зависит, уже происходят столкновения — есть раненые. Тем не менее я сделаю все, чтобы не дошло до кровопролития. Я не все разбирал, что говорит Буш. У меня не было отводной трубки. Мог лишь догадываться. Говорил, впрочем, больше Горбачев, тот лишь реагировал вопросами и репликами. По войне в Персидском заливе в тоне Горбачева чувствовался упрек: мол, вы проявляете вежливость, вроде как прислушиваетесь к мнению Москвы, но действуете по-своему. Я хотел бы, раз взялись решать вместе, чтобы была полная согласованность, чтобы Эдуард постоянно держал связь с Джимом (Бейкером). Готов послать сейчас к вам Бессмертных — детально обсудить всю ситуацию. Остается в силе мое предложение вновь встретиться накоротке по формуле «Хельсинки» (имеется в виду их встреча в финской столице в сентябре 1990 года). Посмотрите, что привезет вам Бессмертных. И если можно будет на этой основе договориться, я сразу отправил бы его в Багдад. Прозвучала дата Горбачев согласился, но добавил: «Не должно быть никакого выпрыгивания, хотя наша общая жесткая позиция остается. Не будем терять оптимизма. Советский Союз и Соединенные Штаты кое-что значат в этом мире». 20 лет, как похоронил мать. Не думал я, что так бесславно будет заканчиваться столь вдохновляюще начатое Горбачевым. Утомляют растерянность и, увы, беспорядочность в занятиях, какая-то «спонтанность» в делах, а главное — склонность верить «своим» и в конечном счете именно у них искать поддержку (у КПСС!). Все это привело к «спонтанным» действиям десантников и танков в Прибалтике и кончилось кровью. Говорят, в Вильнюсе 180 раненых и 14 убитых за одну ночь! Радио гудит от оскорблений и обвинений Горбачева. Уже российские депутаты публично произносят: «Горбачев и его клика», «Горбачев — величайший лжец нашего времени», «Он обманул всех, и Ельцина в первую очередь», «Режим пакостный», «Его режиму служить не буду». Депутат ВС СССР Вульфсон рыдает по телефону: «Анатолий Сергеевич, спасайте! У нас (в Риге) завтра будет то же самое (что в Вильнюсе). Куда смотрит парламент? Где депутаты?» А тем временем Буш уже испросил конгресс насчет вторжения в Ирак. Радио продолжает вопить. Я фиксирую, что успеваю: «Горбачев подбирается к российскому парламенту», «Вильнюс — это дело рук марионеточного Комитета национального спасения Литвы, который прикрывает Горбачев». Святослав Федоров: «Уже баржа готова для меня, Собчака, Попова, чтобы отправить за рубеж». (Намек на высылку философов в 1922 году.) Заявил, что он положит свой депутатский мандат от «красной сотни». Какая-то работница призвала по радио в знак протеста против действий Горбачева сдавать партбилеты. «21 русский солдат перешел на сторону Верховного Совета Литвы и вступил в охрану парламентского здания», «Солдат в люке танка со слезами на глазах». Комментируют: но есть солдаты, которые не моргнув глазом могут убить 100 и 200 человек в одну минуту. Сообщается, что 6 человек из 14 убитых в Вильнюсе не опознаны, потому что изуродованы их лица. «Кровавые победы Советской Армии над собственным народом», «Черные полковники правят бал», «Людей убивают за то, что они хотят быть свободными». Звонки на радио, которые тут же даются в эфир: «Мне стыдно, что я русская», «Горбачев хуже, чем Гитлер», «То, что в Литве, — это сигнал всем республикам», «Республиканские парламенты должны сказать свое слово», «На Верховный Совет СССР нечего рассчитывать». Все это перемежается призывами «к суду над палачами», требованиями поставить вопрос о лишении Горбачева Нобелевской премии. Афанасьев, Старовойтова, Черниченко, Станкевич организовали митинг на Красной площади. Потом прошли во главе манифестации по улицам, подняв свои депутатские удостоверения. Толпа скандирует: «Свободу Литве!», «Позор палачам!» В пятницу я настоял на том, чтобы Горбачев позвонил Бушу по событиям в Персидском заливе в канун дня «Икс». Разговор был «дружеский». Но по Литве М. С. «вешал лапшу», обещал избежать применения силы. Перед этим Бессмертных посылал в Вашингтон телеграмму с планом Примакова. Буш план не принял. М. С. с этим смирился. Но важно, что вмешался «еще раз» — в пользу мирного решения. Бессмертных вступил в дело. Горбачев выбрал его (вместо Шеварднадзе). В моей записке с кандидатурами на МИД он стоял вторым, я не очень рассчитывал, что пройдет именно он. Но был убежден, что нужен деиде-ологизированный человек, связанный с Шеварднадзе и известный в Соединенных Штатах. Литовское дело окончательно загубило репутацию Горбачева, возможно и пост. Да… это так, хотя он и презирает «паникеров». По радио звучат стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, которые напоминают о зверствах властей по отношению к своему народу, об ответственности царей. А в это время Велихов наседает на меня с фондом «За выживание и развитие человечества» — по поводу 5-летия декларации Горбачева о безъядерном мире к 2000 году ( Словом, опять передо мной ситуация 1968 года — Чехословакия. Но тогда была проблема рвать с Брежневым, с которым я был едва знаком, а теперь — с Горбачевым, с которым связано великое историческое дело, хотя он и губит его собственными руками. В печати, по радио у нас и на Западе гадают: с ведома Горбачева предпринята вильнюсская акция или вообще события в стране уже вышли из-под его контроля? Или это самодеятельность литовских коммунистов и военных? Меня тоже мучают сомнения. Но подозреваю, что Горбачев втайне даже от самого себя хотел, чтобы что-то подобное случилось. Спровоцировала демонстрация рабочих перед Верховным Советом в Вильнюсе, приведшая к уходу Прунскене. Однако, если бы этого не было, наверное, «пришлось бы выдумать» что-нибудь другое. Предавать Бурокявичюса и Швеца (секретари ЦК КП Литвы) для М. С., мне кажется, немыслимое дело. Радио. 1.50. Вильнюс блокирован танками и бронетранспортерами. Штурмуют телевидение, радио, министерство финансов. В здании республиканского Верховного Совета окна заложены мешками с песком. На площади 100 тысяч народу. Ельцин отбыл в Таллинн «для обсуждения ситуации» с лидерами Прибалтики. Он же на Совете Федерации был «закоперщиком» (горбачевский термин) резолюции, осуждающей акцию в Литве. На встрече с Бронфманом Ельцин осудил антисемитизм, заявил, что в России он не допустит его распространения. Словом, пользуется любым случаем, чтобы поднять свой рейтинг. Предвижу, что завтра в Верховном Совете начнется «вешание лапши на уши». Лукьянов обеспечит. Утром звонил мне Станкевич из Моссовета. Явно рассчитывал на какую-то информацию в верхах о Литве. Что я мог сказать? Я не знал даже того, о чем радио вещало много часов. Надо мне думать, что делать с самим собой. Радио «Эхо Москвы» — на Сегодня Верховный Совет начался, конечно, с Литвы. Лживые, не по существу дела, объяснения Пуго и Язова. А после перерыва — сам Горбачев: косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь. И нет политики. Сплошное фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос, речь недостойна ни прошлого Горбачева, ни нынешнего момента, когда решается судьба всего его пятилетнего великого дела. Стыдно было все это слушать. Игнатенко утром заговорил со мной об отставке. Пришел Андрей Грачев с заседания Верховного Совета, попросил не утверждать его заведующим международным отделом при президенте: «Хватит с меня 1968 и 1979 годов. Непереносимо». А что я? Кстати, в цековском буфете появились спецталоны. Это после прошлогодней отмены «кормушки». Как это понимать? Как отступное номенклатуре? Тамара (моя секретарша) взяла недельный заказ: колбаса, фарш, котлеты, мясо — целое богатство! На встречу Горбачева с Велиховым я не пошел. Противно было встречаться с ним. Стыдно смотреть в глаза людям. Я рассчитывал, что в такой обстановке он откажется. Материалы и речь я ему подготовил еще до событий. Но опять его «недооценил» — он пошел. Позвал с собой Яковлева, Болдина и только что утвержденного на заседании Верховного Совета Бессмертных. И как ни в чем не бывало почти два часа рассыпался перед американцами и другими в приверженности новому мышлению. А они, как ожидалось, не задали никаких вопросов… Приехал Игнатенко. Рассказал, что вчера вечером он, Яковлев и Примаков стали уговаривать Горбачева съездить в Вильнюс, возложить венок, выступить там на Верховном Совете, пойти в коллективы, к военным и т. д. Горбачев это вроде воспринял, сказал: сделайте к утру тексты для выступлений там. Написали, утром положили на стол. И весь день Игнатенко ловил Горбачева, чтобы узнать, что же он решил. М. С. сделал вид, что никакого разговора с этими тремя не было. Из чего Игнатенко сделал вывод, что тот не «дезинформирован», как думают многие, а осуществляет свой план запугивания прибалтов. Днем в Вильнюсе военные заняли еще техническую радиостанцию и не собираются освобождать ни телевизионную башню, ни Дом печати. А в Риге захватили военную школу и разогнали курсантов. Я проснулся в пять утра и заснуть больше не мог. Обдумал свои намерения. Придя на работу, продиктовал Тамаре шесть страниц объяснений с Горбачевым, резко и откровенно, наотмашь — с выводом: «я тоже ухожу». Вот этот текст: "Михаил Сергеевич! Поскольку перелом наконец действительно наступил и поскольку трудно было даже предположить, что он станет таким печальным и постыдным, никто не имеет права отмалчиваться. С некоторых пор мы, помощники, заметили, что Вы в нас не нуждаетесь. Мы ничего не знаем ни о Ваших намерениях, ни о Ваших планах, ни о предполагаемых действиях или кандидатурах… Наше мнение Вас явно не интересует. Но это не значит, что у нас нет своего мнения обо всем этом. Я, который искренне и верно отдавал Вашему делу все, что мог, считаю своим долгом сказать Вам следующее. Ваша речь в Верховном Совете — это знамение конца. Это совсем не то, что ждали мир и страна. Это — не выступление великого государственного деятеля в момент, когда под вопрос поставлено все его дело. Сумбурная, косноязычная, с какими-то странными впечатлениями от встречи с Прунскене, с «фабулой» событий, о которых весь мир знает в десять раз больше. Было полное ощущение, что Вы просто не в курсе дела или выкручиваетесь, не желая сказать, чего Вы действительно хотите добиться. В этой речи не было главного — политики. А политика, как Вы сами нас учили, — это всегда выбор. На этот раз выбор таков: либо Вы говорите прямо, что не потерпите отпадения ни пяди Советского Союза и употребите все средства, включая танки, чтобы этого не допустить, либо Вы признаете, что произошло трагическое, не контролируемое из Центра событие, что Вы осуждаете тех, кто применил силу и погубил людей, и привлекаете их к ответственности. В первом случае это означало бы, что Вы хороните все то, что было Вами сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаете, что и сами Вы, и страна оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что придется вести дела и обращаться с народом по-прежнему. Во втором случае дело еще можно было бы поправить во имя продолжения перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло. Никакие прокуроры и следователи, к каким бы выводам они ни пришли на месте, не изменят той оценки событий, которую дала международная общественность и все политические эшелоны западного мира. Не повлияют они и на наше общественное мнение, которое Вы явно недооцениваете или просто дезинформированы о его действительном содержании. Вы, видно, не знаете отношения к Вам в народе — на улицах, в магазинах, в троллейбусах, на митингах, в коридорах и курилках. Вас заваливают телеграммами (хотя Вам по опыту прежних лет хорошо известно, как это делается) от тысяч людей. Но мнения других десятков тысяч и миллионов Вы просто «знать не хотите» — они не вписываются в Ваши намерения. Знаете ли Вы, что почти круглосуточно передают сейчас «Эхо Москвы» и даже «Маяк»? Там ведь расхожий уже термин: «Горбачев и его клика». И это на весь мир. Вчерашняя передача Ленинградского телевидения повергла всех в ужас: гробы, трупы, рыдающие женщины, танки, вращающие башнями, девочка, вытаскивающая из-под гусениц зонтик, и т. п. Это что, на политику не должно влиять? Для политики важны лишь телеграммы, лично для Вас подобранные? Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового мышления, — доверие. Вам уже теперь не поверят, как бы Вы отныне ни поступали. Торжествуют те, кто предупреждал: все это новое мышление — лишь личина, которая в подходящий момент (или когда туго придется) будет сброшена. Представляю себе сейчас настроение Буша, Бейкера, десятков других, которые искренне доверяли Вам. Вы дали Ельцину и К¤ еще один, может быть, окончательный шанс обыграть Вас. Ведь то, что он заключил соглашение с прибалтийцами и обратился в ООН, создал «совет четырех» — с Украиной, Белоруссией и Казахстаном, — где «нет места Центру», означает, что новое государственное образование, как бы потом ни назывался Советский Союз, понесут они в мировое сообщество — в обход Вас, вопреки Вам и против Вас. Вы начали процесс возвращения страны в цивилизацию, но он уперся в Вашу же установку о «едином и неделимом». Мне и другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят «развала империи». А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало кто из русских против этого протестует. Даже «полозковни-ки» в его собственном парламенте не осмеливаются сколько-нибудь эффективно протестовать. В результате Вы обрекли себя на политику, цели которой можно достигнуть только силой. И тем самым вошли в противоречие с провозглашенной Вами самим философией. Вы ведь не раз публично заявляли, что, до тех пор пока Вы на своем посту, Вы не допустите вооруженного насилия над людьми. Пусть Вы «не знали», не разрешали стрелять и давить танками в ту ночь в Вильнюсе. Но то, что произошло, — результат Вашей политики, Вашего нежелания отпустить Литву подобру-поздорову. В Москве и в других городах, как объявлено вчера по радио, по призыву Совмина РСФСР в среду будет «предупредительная политическая забастовка». В воскресенье — массовая манифестация во главе с Ельциным, которая завершится на Старой площади. Лозунг: «Горбачева и его команду — в отставку». Вы знаете резолюции Президиума Верховного Совета Украины, Моссовета и Ленсовета и прочее и прочее. Но что-то не слышно демонстраций в поддержку действий, осуществленных в Литве. Политику там и раньше было трудно оправдывать, а теперь — после 14 трупов и сотен искалеченных — вообще немыслимо, если есть совесть. Единственное обоснование, которое формально звучит для кого-то, впрочем очень немногих, — это что Ландсбергис и К¤ нарушают Конституцию СССР. Но ведь кому, как не Вам, знать, что законность бывает «всякая». И если ее требуется насаждать танками и БТР, то… это мы уже проходили. Это — не законность правового государства, которая, согласно Вашим же утверждениям, может быть результатом лишь демократического процесса. Полтора года назад в Крыму, когда прибалты выстроили тысячекилометровую живую цепь со свечами, я, если помните, сказал Вам: остановить их уход из СССР можно только танками. Вы от меня отмахнулись. Теперь мы это и наблюдаем. Спрашивается, для чего и для кого это нужно? Перестройка ведь — для человека! И если 150 тысяч или сколько их там из трех с лишним миллионов населения Литвы хотят оставаться в Советском Союзе, то это не значит, что ради них во главе со Шведом и Бурокяви-чюсом можно так обращаться с представителями другой части республики. Оправдания, которые вчера попытались представить Пуго и Язов, прозвучали жалко и позорно. Они дискредитируют Вас, представляют Центр в нелепом виде. Впрочем, Вы повторили их «логику». А она — как на деревенской улице: меня, мол, побили (когда депутация Комитета спасения явилась в Верховный Совет Литвы), я позову большого брата, и он вам покажет! В государстве, которое заявило, что хочет быть и становится правовым, невозможно заменять политические и юридические оценки рассказом, как общественная организация, возмущенная радиопередачами, позвала на помощь войска и они вместе пошли на штурм телебашни. Это все равно что какая-то группа в Москве, которой не понравится «Взгляд» или «120 минут», попросила бы знакомого командира полка или дивизии выделить ба-тальончик, чтобы осадить Останкинскую башню и выгнать оттуда весь персонал. А если бы милиционер у входа стал стрелять, то тогда пошли бы в ход танки? Вот ведь, по существу, чего стоят объяснения, которые услышали наш парламент и весь мир. Словом, ради сохранения Литвы в СССР Вы собственными руками губите дело, которое, как правильно Вы многократно утверждали, призвано изменить мир. У меня такое впечатление, что Вы не читаете даже шифровок из-за границы, которые ломятся от протестов, возмущения, гнева, разочарования и угроз разорвать все намеченные связи с нами — со стороны правительств, партий, общественности. Картина (в том числе и у оград наших посольств) — какую мы уже вроде бы и позабыли со времен Сахарова в Горьком. На этом фоне утверждение членов кабинета в Верховном Совете выглядит какой-то странной фантасмагорией: назначается правительство для непонятно какого государства. О Союзном договоре в Вашем варианте можно теперь позабыть. Я достаточно хорошо Вас знаю, Михаил Сергеевич, чтобы предвидеть, как Вы отреагируете на эту записку: мол, вот и еще один «отвалил», не выдержал. Пусть так. Но заподозрить меня на 70-м году жизни в каких-то амбициях, в тщеславных, честолюбивых соображениях Вам будет очень трудно. Вы ведь меня тоже немножко узнали, хотя и не очень-то интересовались мной. Я под себя не греб и ничего лично для себя не искал. Смысл этого моего послания состоит вот в чем: я верой и правдой служил «тому» Горбачеву — великому новатору и автору перестройки. А сейчас я его не узнаю и не понимаю. Я тяжело пережил Прагу. Осуждал в душе, среди своих друзей и перед дочерью — тогда еще школьницей. Сказал ей: «Запомни: великая страна покрыла себя позором, и не будет нам прощения». Я не скрывал в кругу сотрудников Международного отдела ЦК своего крайнего возмущения вторжением в Афганистан. Хотя моральную ответственность за политику, которая вела к тем интервенциям, я нес лишь в той мере, в какой можно ее возложить на, в общем-то, рядового аппаратчика. Но к политике последних пяти лет я имел прямое отношение. Это была политика, которая исключала повторение чего-либо подобного 1968 и 1979 годов. Оказывается, нет. И иметь прикосновение к политике, которая несет в себе возможность измены самой своей сути, я не могу. Михаил Сергеевич! С тех пор как я оказался «при Вас», мне никогда не приходило в голову, что мне опять, как при Брежневе и Черненко, придется испытать мучительный стыд за политику советского руководства. Увы! Это произошло… С уважением А. Черняев". Тамара сначала отказывалась стенографировать, а потом, отпечатав, спрятала в свой сейф. Говорит мне: «Вы наносите ему удар и с этой стороны. А он к вам так относится!» У женщин своя хитрость: может, она меня, а не его жалеет? Пришел Брутенц. Она ему рассказала и спросила, что он думает. Он, конечно, посоветовал «не торопиться». Каждый думает и о себе… Прослушал я умное выступление Бессмертных при утверждении его на Верховном Совете и заколебался в своей решимости «сделать Горбачеву ручкой». Политика действительно грязная вещь, и все равно ведь за всю свою жизнь не отмыться. Хотя как сказать. Главный поступок может многое искупить, но вряд ли что исправит. Ведь жест — это поступок. Шеварднадзе своим поступком никак не повлиял на Горбачева, наоборот, чихать он хотел на такие жесты. Но как только соприкоснешься с новой информацией о событиях, душа сжимается: раздавило девушку танком, в упор из танка по старику и т. п. Сегодня последний день сессии Верховного Совета. У Горбачева была последняя возможность «управиться» с Литвой, а значит, и со своим имиджем как лидера перестройки. Он даже поручил утром Примакову набросать текст. Женя с Игнатенко набросали, разумеется, в осуждение происшедшего. Но М. С. не воспользовался. И после отчета Дементея, который возглавлял делегацию Верховного Совета (Олейник и Тер-Петросян) в Литву (отчет их пустой, формальный), и после «развернувшейся дискуссии» предложил … приостановить действие закона о печати и ввести в каждый орган цензора из состава Верховного Совета. Поднялся шум. М. С. не стал настаивать. Но замысел свой обозначил. Получилось, что он на стороне тех, кто убивал в Вильнюсе, — есть что скрывать, не показывать. Невзоров сделал в Вильнюсе телевизионную передачу. О штурме омоновцев. Черносотенная совершенно передача. Верховный Совет постановил ее показать, а другие «зарисовки» из Вильнюса не показывать, в том числе иностранные. Примаков сегодня подал заявление об отставке. М. С. ему ответил: «Я, а не ты буду решать с тобой». «Московские новости» во главе с Егором Яковлевым в полном составе вышли из КПСС. ИМЭМО во главе с директором Мартыновым принял резолюцию, осуждающую события. Ответа от Горбачева на наше предложение встретиться с помощниками не последовало. Дочь Анна явно за то, чтобы я «ушел». Сегодня впервые увидел ее после возвращения из Копенгагена. Вкратце изложил ей свое видение Горбачева, в котором действует уже одна логика — удержаться у власти любой ценой. Его новое выступление против Ландсбергиса и по поводу пресс-конференции Ельцина, как и предыдущее в Верховном Совете, — сумбурное, не по делу, мелочное и «личностное». Совсем не на уровне момента. Началась война в Персидском заливе (сухопутный вариант). Я в этом не сомневался. Меня разбудили в 4 утра. Поехал в Кремль. Зашел к Примакову — там Дзасохов и Фалин. Начали сочинять заявление Горбачева. Часов в 7 в Ореховой комнате М. С. собрал — у меня «челюсть отвисла», когда я вошел, — членов Политбюро, секретарей ЦК… Все возвращается на круги своя, подумал я, это симптом. Был, конечно, и Язов, который, разложив карту на столе, показывал, что и как, по его мнению, будет (кстати, угадал точно). Знали бы американцы… Ночь. Чрезвычайная ситуация… Собрались дилетанты в вопросе, который предстояло обсуждать. В апартаментах президента — ни факса, ни прямой связи со службой информации. Стенографистку ждали еще полчаса. Перепечатывали две страницы заявления с поправками. Это заняло больше часа. Горбачев спросил у Язова: "Ты когда «увидел»? ("В смысле — узнал по данным военно-технической разведки о начале американской атаки.) — «Не увидел — услышал. Час спустя после начала». Засекли разговор Б-52 с «Милуоки» (авианосцем). Вот в какой компании М. С. решал вопрос в связи с событием, последствия которого, с точки зрения перегруппировки всех мировых сил, состояния противоречий и факторов, могут превзойти результаты мировой войны. Не знаю, соврал Игнатенко или правда — он сидел рядом с одним из секретарей ЦК, — когда по ходу разговора было упомянуто о кораблях, тот наклонился и спросил у него: «А при чем тут суда? Разве там море близко?» Кстати, собрал всех Болдин, машины послал по дачам. Но меня не вызвал и не предупредил. Это Примаков мне позвонил и сказал, что собираемся. Любопытно: все же я международный помощник президента, и всем известно, что завязан на эту проблему. После того как Горбачев часам к 9 утра всех отпустил, он вдруг поманил меня в кабинет. Разговаривал о Литве. Я понял: дошло до него о моих разговорах и намерениях. А тут «Московские новости» рванули: «Кровавое воскресенье» и текст обвинения Горбачеву, подписанный примерно 30 деятелями — от Абуладзе до Карякина, от Бовина до Гельмана, почти всеми бывшими любимчиками Горбачева. На него произвело впечатление. Накануне, представляя в МИДе Бессмертных, он сослался на эту статью, сказав: «Вот уже преступником и убийцей назвали меня». Мне это показалось подонством: эта публикация плюс начало войны в Персидском заливе охладили желание вручить ему текст об отставке, который Тамара заперла в своем сейфе и бдительно от меня охраняет. Горбачев заговорил вроде сожалея, что все так случилось. Мол, такое противостояние, такой раскол, такая вражда в обществе, стенка на стенку пошли. Я ему говорю: «Ну и пусть дрались бы между собой даже до смерти. Но зачем танки-то? Ведь это гибель для вашего дела. Неужели Литва стоит таких свеч?!» — «Ты не понимаешь, — произнес Горбачев. — Армия. Не мог я вот так прямо отмежеваться и осудить, после того как они там в Литве столько поиздевались над военными, над их семьями в гарнизонах». Вот именно, подумал я. Это только подтверждает анализ ситуации: М. С. попал в объятия «петрушенков-алкснисов» против своей воли и оказался без базы. И вынужден следовать логике защиты власти во что бы то ни стало. Опасности не чувствует. Назавтра грядет забастовка, а в воскресенье — демонстрация в Москве под лозунгом «Горбачева в отставку». Но зачем все-таки он меня позвал: поработать со мной на фоне того, что Петраков с Шаталиным не только ушли, но и подписали ту самую статью в «Московских новостях», где он назван убийцей? Не хватает ему, чтобы и Черняев ушел, «самый преданный»?.. Три разговора Горбачева по телефону. С Миттераном. Звонил тот. Содержания нет. Видно, надо было обозначиться рядом с Горбачевым в дистанцировании от прямолинейности и бескомпромиссности Буша в Персидском заливе; С Колем. Звонил М. С. ему. Поздравил с избранием канцлером объединенной Германии. Они на «ты»: Миша, Гельмут. Опять объяснялись в любви и верности. Коль говорит, что он не верит, будто Горбачев отвернул от перестройки и перешел в лагерь правых из-за Литвы. Заверил, что будет все так, как договорились на встречах в Архызе, Москве и Бонне. С Бушем разговор был поначалу холодный. М. С. не счел нужным похвалить его за то, что тот взял на себя войну — за всех. Не соболезновал по поводу погибших уже парней. Сразу перешел к своей теории двух фаз: на первой победа уже есть (Хусейн политически дискредитирован, военный потенциал подорван, опасность гегемонизма в регионе снята) и зачем дальше убивать других и подставлять своих парней? Изложил свой план: пауза в военных действиях при условии, что Хусейн объявляет об уходе из Кувейта. Дать после этого обещание на проведение переговоров по всем проблемам. Буш не согласился. Последовал «технический» разрыв связи. На самом деле Бушу, очевидно, надо было посоветоваться со своими. После включения сказал: не верит, что Хусейн пойдет на такой план. У Горбачева, я заметил, настроение: раз, мол, так — ладно, валяй, потом расскажешь, как было. Утром я устроил Горбачеву сцену в присутствии Бессмертных, Павлова, Примакова, Игнатенко: «Опять Болдин не предупредил меня, что в Ореховой комнате собираются для обсуждения войны в Персидском заливе. Что, я уж не нужен в международных делах? Мое мнение не интересно в этом важном вопросе?» Горбачев стал сводить все к шутке. Ругнул Болдина. Впрочем, оправдав его тем, что помощники автоматически на такие совещания являются и приглашений не требуется. «Вот, — говорит, — все меня подозревают. Но если уж Черняев стал подозревать, значит, дело зашло в нашем обществе далеко». Это сказано на фоне упомянутого выше выступления 30 интеллигентов в «Московских новостях», а потом еще 116 интеллигентов, в их числе лично близких к Горбачеву, в «Российской газете». Потом еще одной группы — вчера в «Комсомолке». Было и еще одно коллективное заявление в «Российской газете», где восхвалялся Ельцин: он, мол, спас честь русского человека, в отличие от Горбачева, который опозорил. Плюс к этому уход Петракова, ворчание и угрозы об отставке со стороны Яковлева, заявление Примакова, бесконечные интервью Шаталина в газетах, где он кроет Горбачева, и разговоры с ним (Горбачевым) Виталия Игнатенко. На этом фоне Черняев вроде последний редут; все бросают, все изменяют. Он почувствовал, что я на пределе. Однако, повторяю, сейчас удерживает меня при нем Персидская война. Между прочим, подбросил такую байку: в какой-то канадской газете какой-то неизвестный ему миллионер зовет к себе, обещает пожизненно загородный дом и пожизненную пенсию. Хохмит: «Может, поедем? Вместе мемуары будем писать». В «Курантах» вчера отрывки из книги Лигачева о том, как он сделал Горбачева Генеральным секретарем. Называется книга «Рождение и гибель перестройки». Радуется автор, что наконец после Литвы перестройка возвращается на правильный путь, т. е. тот, который всегда указывал Егор Кузьмич. Сегодня весь день — на работе. Готовил материалы к визиту в Японию. Судя по вчерашнему разговору Горбачева с Бушем, визит в Москву президент США пока еще не отменяет. Хусейн до сих пор Горбачеву не ответил на его план. Американцы продолжают колошматить Ирак. Начал новый толстый блокнот. "Скорее всего этот «том» — последний. Вчера, уже около полуночи, после празднования дня рождения подруги явились обе (Т. и Люда). «Хорошенькие!» И мы до 4 утра под одним одеялом лежали втроем. О чем говорили — вспомнить уже не могу. Но в этом и прелесть жизни — в обаянии женского начала, в наполненности женской красотой, когда телесное соприкосновение и просто любование облагораживает и вносит смысл во все твое гнусное существование. Утром Люда мылась в ванной. Я приоткрыл дверь. Она хотела вскрикнуть — но остановилась, боясь выдать нас, успела только заслониться, нагнувшись. И — как мгновенная фотовспышка — до сих пор в глазах: ее великолепные груди — тесно одна к другой. И улыбка… Я прикрыл дверь. Позже она сказала: «Ох, Анатолий Сергеевич, видели бы вы меня лет 10 назад! По улице нельзя было спокойно идти: мужики останавливались». Представляю себе!.. Но она и сейчас редкостно красива. Днем уехал один в Успенку и гонял на лыжах около трех часов. Именно — гонял, потому что скольжение было такое, что диву давался самому себе — как это можно в 70 лет так бегать на лыжах! Легко и в удовольствие, почти не снижая гоночной скорости. В Крещенские морозы всего минус 3 градуса. Вот и все мое счастье. Как только «исчезают» мои женщины, наваливается тоска и ожидание — когда опять. Точит неотступно и все сильнее чувство к Люде. Ночью меня разбудил Бишер (зам. председателя правительства Латвии). В паническом тоне сообщил, что омоновцы атаковали здание МВД в Риге, четверо убитых, восемь раненых. Что я мог ответить? Утром я написал об этом Горбачеву. Ответа не получил. И вообще достать его было невозможно. Он весь день совещался то с Рюйтелем (чтобы в Эстонии не произошло того же, что в Вильнюсе и в Риге), то возлагал венок Ленину, то опять и опять закрывался с Пуго, Язовым, Крючковым и т. п. Вместо того чтобы выйти на трибуну и изложить свою позицию — позицию руководителя великой державы. Российский парламент. Чрезвычайная сессия. Ельцин — с докладом о ситуации в стране, в общем «взвешенном», как теперь принято говорить, без прямых оскорблений в адрес Горбачева и без призывов его свергнуть (как это он сделал вчера на Манежной площади перед тремя тысячами людей). Впрочем, тем опаснее для М. С. Наши попытки (Примакова, Игнатенко и мои) выйти на Горбачева и всерьез поговорить ни к чему не привели. Средства массовой информации уже выдают официальную версию: в Риге был бытовой конфликт: изнасиловали женщину-омоновку, терпение у людей лопнуло и т. п. Словом, переводят на кухонный уровень. В то время как политическое значение — в реакции мира на эту бытовку. По радио идет передача о заседании российского парламента. Много говорят и дельного, но почти каждый кроет Горбачева и метит в самые больные места. В том числе: мол, вот Ельцин, как только произошли в Вильнюсе события, сразу поехал на место… В отличие от Горбачева, который молчит и отсиживается. Продолжали (я, Примаков и Игнатенко) уламывать Горбачева выступить по Литве и Латвии в Верховном Совете. Вчера вечером он согласился только на то, чтобы мы к нему явились в 10 утра. Явились. Он сразу же обрушился за вчерашнее на российский парламент. Потом стал рассказывать, как он улаживал дело с Рюй-телем, а сейчас ждет Горбунова и Рубикса. Согласился, чтобы мы сочинили проект его выступления в Литве. Дал мне вариант, подготовленный Шахназаровым (значит, еще вчера подумал об этом). За полчаса я, вернувшись к себе, сделал текст на пяти страницах. Кое-что взял у Шахназарова. К 13.30 М. С. собрал для разговора о Персидской войне в Ореховой комнате. Были Язов, Крючков, Пуго, Бессмертных, Примаков, Белоногов (зам. министра иностранных дел), я и Игнатенко. Обсуждали ситуацию. Договорились: я пишу проект письма Бушу, Бессмертных — Бейкеру. С моим предложением пригласить Буша вместо его визита в Москву встретиться где-нибудь по типу Хельсинки, накоротке, М. С. пока не согласился. После этого Примаков, Шахназаров, Игнатенко и я сели за текст выступления по Литве. Горбачев стал передиктовывать по моему варианту. Выбросил кое-что «самое интересное», в том числе одобрение воскресных митингов как выражение живой демократии. Но осталось главное: события в Риге и Вильнюсе — это не его, Горбачева, политика. Это спонтанные вещи, результат кризиса и нарушения законов самими властями. Отмежевался. Выразил соболезнование. Осудил апелляцию к армии в политической борьбе, использование войск без приказа. Словом, все, что нужно было сказать неделю назад. Тогда, может быть, не было бы ни событий в Риге, ни митингов в Москве, ни проклятий, ни бегства от него интеллигенции, ни беспокойства на Западе с угрозой отказаться нас поддерживать. Но М. С. в своем репертуаре — всегда опаздывать. В «Комсомолке» — обращение Шаталина к Горбачеву с требованием уйти в отставку. Опубликовано очередное интервью Петракова итальянской газете «Стампа» — в этом же духе. Подонство это, самовыражение на уровне мелкого тщеславия, на грани предательства: ведь они-то знают Горбачева, знают, что он не изменил принципиальному курсу, а просто в очередной раз неудачно маневрирует. Мэтлок с утра попросился к Горбачеву. Я уговорил его принять посла. Оказалось, очень важная встреча. М. С. (прослушав перевод письма от Буша, принесенного Мэтлоком) целый час убеждал его, что Буш неадекватно реагирует на Прибалтику, похоже, готов пожертвовать уникальными отношениями между ними, без которых в мире «ничего не было бы». Занимался толкованием некоторых выражений письма Буша. Мэтлок, хоть и хорошо знает русский язык, но нюансов иногда не чувствует. Поэтому в переводе можно было понять так, что Буш уже ввел санкции против нас, в то время как Мэтлок уверял, что введет, если Горбачев «не исправится». Опять приходил Андрей Грачев. Я все выжидал, не говорил Горбачеву о его отказе стать руководителем международного отдела при президенте. А сегодня сказал. При всем уважении к Андрюше, к его интеллигентности что-то заскребло у меня в душе по поводу его настойчивости на этот счет. В связи с Грачевым как-то иначе, чем первоначально, воспринял недавнюю статью в «Московских новостях». Называлась она «Смотрите, кто ушел». Суть такова: ушли Шеварднадзе, Яковлев, Бакатин, Петраков, Шаталин… И Горбачев остался оголенным в интеллектуальном отношении. Предпочел окружение серости. Но, господа, ни Шаталин, ни Петраков, ни тем более Бакатин ведь никакого особого интеллектуального капитала не внесли в перестройку или не успели. Что касается Черняева, то он за пределами интеллектуального окружения потому, что не предал. Стоило бы мне подписать одно из их обращений и манифестов с осуждением Горбачева, и я сразу бы превратился в большого интеллектуала. Хорошо, что Тамара «зажала» мое письмо Горбачеву. До чего мелкотравчата наша интеллигенция, до дыр изъедена тщеславием. С утра составлял ответ Горбачева Бушу, который завтра Бессмертных повезет в Вашингтон. В стиле: Джордж, как же это ты из-за Литвы мог поверить, что я изменил перестройке? И т. п. Вечером М. С. позвал к себе вместе с Бессмертных. Прошелся по тексту. Убрал наиболее «живые места». Потом я стал ему выдавать всякие чужие просьбы, в частности от других помощников. Он мне говорит: "Ты какую зарплату получаешь? Такую же, как они? Ну так вот: не выступай в роли адвоката и ходатая. — Но они ко мне идут… Если не через меня, вам не передадут их бумажки. — Ты такой же, как они. — Хорошо. Из этого буду исходить… — Но отличаешься фактическим положением. — И обращаясь к Бессмертных, указывая на меня, сказал: «Я его хочу назначить помощником по государственной безопасности, секретарем и членом Совета безопасности». — А что это такое — секретарь Совета безопасности? — спросил я. — Там посмотрим. — Но если посмотрим и увидим, что это связано с административными обязанностями, я отказываюсь. Как администратор я ноль. — Ладно, ладно. — Не ладно… Еще как «научный руководитель» (это заметили в университете) или как руководитель консультантской группы (это заметили в Международном отделе) — тогда куда ни шло, но как распорядитель — увольте. — Ладно, — и выпроводил нас обоих. В предбаннике Александр Александрович стал меня бурно уговаривать не отказываться. Не дай Бог на этот пост попадет кто-нибудь такой — гибель для всей внешней политики. — Да, но вы не сравнивайте с американским Советом Безопасности. Здесь ведь будет все — от экономики и здравоохранения до МВД. Долго препирались. А когда пришел к себе, Примаков тоже стал меня уговаривать по телефону. Размышляю: зачем мне это? Завалить дело напоследок жизни… Или это с его стороны награда «за верность», несмотря на Литву? Позорная акция с обменом денег. Будто М. С. решил играть ва-банк со своим авторитетом. Такое унижение народу! Через эти «полсотенные» проверяют, меняешь ты честно ли заработанные деньги… Выплеснулось все наше люмпенство, переделыцина, хамство, зависть и паскудство. Идем вроде к «свободной экономике» и в то же время велим заглядывать в чужие кошельки и в каждом видим жулика и ловчилу. А сколько унижений и мытарств для стариков! Был на работе. Информация с войны. Кажется, приближается развязка. Кровавая развязка будет. Американцам никак нельзя тянуть. Но конец и итоги будут совсем не те, какие предполагали, — наказание агрессора. После такого наказания наказывать кого-то другого таким способом — пороха не хватит. Забыл, между прочим, вчера отметить… Когда сидели у М. С. с Бессмертных, речь зашла о Бронфмане. М. С. и говорит: "Вот мне его все время сватали; прими да прими. Принял! А он вон каким оказался. До меня лобызался с Ельциным. И туда же вернулся от меня. Только и делов у него… Ну что ж, нашел подходящего партнера. И вообще посмотрите, кто его окружает, кто его команда: «евреи — все евреи». Я прикинул в уме, кого знаю из этой команды: действительно, в основном так. И «тушинские перелеты» совершают главным образом они, в том числе один мой хороший знакомый, о котором Бронфман сказал, между прочим, следующее: «Когда я познакомился с этим господином лет пять назад, он уверял меня, что он русский. А теперь с такой же горячностью доказывает, что он еврей». Да, на евреев пошла мода. Самые противные их качества вылезают сейчас наружу. Еврейская печать очень сильно провоцирует бегство интеллигенции от Горбачева. Писал письмо Горбачева к Андреотти — мидовский проект опять дерьмо. Идет информация: Запад от нас отвернулся, перестроечная атмосфера испарилась, все ждут нашего краха. Внутренняя же информация все больше убеждает, что из всей государственности у Горбачева остались только армия и КГБ. И он все откровеннее склоняется пользоваться ими. Морально-политическая его изоляция — это факт, все держится на инерции. Страна просто не знает, что с собой делать. Деньги отобрали. Но москвичам, даже меняя, не выдали взамен 50 рублевых купюр на зарплату: банкнот не хватает. И боятся их печатать, потому что неизвестно, какой герб будет, и как будет называться страна. Не говоря уже о том, какого вождя придется ставить на купюрах. В письме Андреотти я, между прочим, сделал такой пассаж: «человеку, который лучше других понимает нас и может остановить разложение хорошего отношения к СССР, спасти европейский процесс и подготовить всех нас к устройству мира после Персидской войны». М. С. сильно правил текст: убрал все самое «душевное». Бессмертных уломал Буша и Бейкера остановить экономические репрессалии из-за Литвы. Американцам мы еще нужны — чтобы добить Хусейна. Крючков принес Горбачеву какую-то очередную липовую информацию, будто США вот-вот ударят ядерным оружием по Хусейну. Толя Ковалев с подачи Крючкова тут же сочинил заявление МИД СССР с протестом. Я просил прислать мне… Сопроводил ядовитой запиской и направил Горбачеву. Он вернул мне с резолюцией: «До особого случая». Дурачье все-таки у нас в ведомствах! Элементарно не могут сопоставлять большую политику с тактическими играми в пропаганду. Приходил прощаться Петраков. Расстались «по-товарищески». В напутствие я ему посоветовал больше не хлопать дверью. Обычно это делается один раз, а не 4 или даже 5. Впрочем, сказал ему: «На вашем месте я поступил бы так же, если бы М. С. изменил внешнюю политику» (за которую я чувствую себя ответственным). В «Советской России» похабная статья о Шаталине «Люмпен-академик». Но, может быть, и впрямь он такой же ученый, как Пономарев, Егоров и им подобные, т. е. исключительно для своего времени? Похоже. Общение с ним не убеждает, что он ученый в нормальном, интеллигентском смысле слова (т. е. не от слова наука, а от слова ученость). Мы с Игнатенко явочно пошли к президенту и устроили ему сцену по поводу «инициативы» Язова и Пуго с патрулированием городов. М. С. кричал на нас: «Лезете не в свое дело. От безделья, что ли? Не понимаете! Ничего особенного! Нормальная практика. И вообще мечетесь, паникуете, как вся интеллигенция: одной ногой там, другой здесь». Я не сдавался, твердил, что это дело Советов, верховных и городских, приглашать солдат патрулировать. Иначе — это введение военного положения, а значит — антиконституционно. Он злился, бросал всякие аргументы, из которых следовало, что мы с Игнатенко ничего не понимаем. Я стоял на своем: — Мы из вашей команды и должны знать ваши намерения, ваш маневр. — Когда надо, скажу, какой у меня маневр. — Так невозможно работать. — Возможно! — Нет, невозможно. Если вы хотите настоящей работы, мы должны узнавать такие вещи не из газет. — И т. д. в этом же «высокогосударственном» духе. А вечером позвонил мне, сообщил, что подписал указ, где упорядочил патрулирование … с учетом позиции местных и верховных Советов. Он почти уже не читает газет. И информация у него главным образом типа «кто чего скажет». Но «говорить», как известно, имеет право не всякий, тем более с глазу на глаз. А это: Лукьянов, Язов, Крючков, Пуго. Таков теперь круг его «реальных» советников. Принимал я финского посла. Хвалил Койвисто от имени Горбачева. Пообещал письмо от Горбачева и даже дату визита Койвисто к нам. В самом деле, если бы Финляндия заняла в прибалтийских делах, скажем, датскую позицию, нам было бы много хуже. «Московские новости»: номер за номером — разгромные статьи против М. С. Тут и обмен денег, тут и Литва, и конец перестройки. На обложке — солдат на БТР и заголовок: «Перестройка кончилась. Привал!» И т. д. Народный депутат РСФСР Тарасов в «Вечерке» пишет, что М. С. в переговорах с Накаямой (мининдел Японии) продал четыре острова за 250 миллиардов долларов… Теперь такое «кушают». Поздно вечером вчера М. С. позвал нас с Шахназаровым редактировать статью о референдуме. Там уговоры, почему не надо разрушать Союз. Кстати, в ней уже нет «социалистического выбора». А за два часа до этого на Политбюро, куда вдруг пригласили помощников, московский первый секретарь Прокофьев и другие требовали от Горбачева, чтобы он завтра на Пленуме ЦК прямо заявил: речь, дескать, идет уже не о борьбе за власть, а об изменении общественного строя, о капитализме. Вообще же Политбюро производит странное впечатление — будто партия в подполье. Нахально ведут себя Рубикс, Бурокявичюс: качают права. Никто их не одергивает. Вчера был Пленум ЦК. Я не пошел. Противно. Рассказывали: каждый выступал в зависимости от личного интереса, от степени проникновения в суть событий, от осведомленности насчет того, что на самом деле думает Горбачев сейчас и на будущее. А в общем, судя по отзывам, само проведение Пленума — это демонстрация того, что М. С. возвращается в «свою» среду — ибо другой, получается, у него уже нет. Ужасно. Ужасно, что устами Ельцина глаголет истина. Вчера на телевидении в программе «Пятое колесо» он заявил: «У Горбачева уходит почва из-под ног, мы присутствуем при агонии власти, режима… И это опасно». Насчет патрулирования, как мы были правы с Игнатенко! Одна республика за другой запрещают применение указа на своей территории, как противозаконное. Еще один удар по престижу президента… наряду с обменом купюр. Интерес к работе исчез. Сижу, закрывшись в кабинете. Впрочем, ходят послы: английский, итальянский… Сегодня были японцы, стыжу их: «Как же это вы так? Поверили не Горбачеву, а Ландсбергису». Прямо-таки истый патриот-горбачевец, а в душе уже не верю ему — не как человеку, а как государственному деятелю. Он и импровизировать-то стал мелковато. В первые 2-3 года перестройки это было даже эффектно, а сейчас гибельно. В субботу, В понедельник — на работе. Письмо Койвисто. Ответ Миттерану, письмо Радживу Ганди. Персидская война: слежу, куда мы идем с нею и вслед за ней. Би-би-си пристает с интервью. Беспрерывно звонит еврейская женщина по поводу хасидских рукописей. Губенко ее отшибает. Заговорила красиво, четко поставленным языком высокообразованной московской еврейки. Жалуется, что Губенко третирует ее как вульгарную жидовку, которая нанялась ходатайствовать в пользу закордонной общины. Потом, когда я, реагируя, взял ироничный тон, сообщила мне, что она самая умная и самая красивая в Москве женщина. Ну что ты будешь делать — неистребимая это еврейская черта! Мне даже захотелось с ней пообщаться. Горбачев пожалел меня — спросил об отпуске. Это, оказывается, Болдин сказал ему, что я на износе. Я напомнил о своей прежней просьбе: пусть лучше дает мне день-два отдыха, когда захочу, а отпуск в такое время — вроде неуютно. Звонил Арбатов. «Послал» его к … Ельцину. Он не сразу понял, а поняв, обиделся. И кажется, теперь «все!» у нас с ним, после 30 лет товарищества и даже временами дружбы. Хороший разговор у меня состоялся с дочерью. Анна в лицах изобразила мне «коллектив» в своем Институте международного рабочего движения Академии наук СССР. Ободранные, внешне и внутренне потерянные люди, утратившие почву под ногами, смысл жизни и работы. По 30-40 лет занимались делом, которое оказалось пустой, никому не нужной белибердой. Очень ей противно там. А что они, научные сотрудники, делают в течение дня? Часами сидят в буфете, теперь там и водку дают. Анька хороша, красива, умна и необычно привлекательна. Вся такая… состоявшаяся женщина. Утром я провел совещание экспертов по Персидскому заливу: Юра Мирский и его компания (13 человек). Много умного наговорили. Хотя и эти, казалось, узкие специалисты делятся на западников и арабских патриотов. Тем не менее разговор был много интересней и полезней практически, чем вчерашнее заседание официальной «группы по Персидской войне» во главе с Бессмертных (Язов, Примаков, Крючков). Переписал проект заявления Горбачева по Персидскому заливу, подготовленный МИДом. Вернул его Бессмертных. Мою записку о Полозкове Горбачев «разослал» Ивашко, Дзасохову, Шенину, сильно подставив меня таким образом. А впрочем, играет напрямую: раз уж имеешь свое мнение, не бойся, если его узнают и те, против кого оно направлено. Горбачев по моему настоянию провел заседание «группы по Персидской войне», ибо Бейкер уже сообщил программу действий, Миттеран тоже. Все — в благородных выражениях. А тут еще Иран подсуетился: готов «вершить», предлагает посредничество. Наши ортодоксы подняли публичный визг по поводу ужасов войны. Подтекст очевиден: Хусейн — союзник и олицетворяет антиимпериалистические силы, а мы его предаем. Горбачев немножко капризничал по поводу текста заявления. Зло шутил: мол, Черняев недоправил мидовский вариант в смысле заискивания перед американцами. А потом сам усилил текст именно в этом плане, добавив, что мы подтверждаем нашу поддержку резолюции Совета Безопасности ООН. Сегодня текст заявления пойдет в эфир. Тут же Горбачев решил послать Примакова в Багдад. Мол, сильный шаг, это тебе не предложение Крючкова — опять пригласить сюда Азиза. Порассуждали насчет перспектив событий. Я поделился анализом экспертов, которых собирал на днях у себя. Обобщенно это выглядело так: войне приходит конец. Хусейн сдастся, как только начнется сухопутное наступление в обход Кувейта. Будет выглядеть «почетно» — перед лицом превосходящих сил, а не капитуляция! Рассчитывает выглядеть героем в арабском мире. Мол, осмелился поднять руку на самого (?) Голиафа и даже долбанул ракетами по Израилю. Безответно! А самолеты он получит обратно из Ирана. Пленных гвардейцев отпустят из Кувейта домой, хотя и без оружия. И опять у него — армия, чтобы править дальше. Поскольку всему миру придется заниматься арабско-израильским конфликтом — от этого не уйдешь, — Хусейн может хвастать: сколько лет «манежили» проблему, а он сразу сдвинул ее с места, пойдя на жертвы ради «великого арабского дела» и «во славу ислама». Посмотрим, оправдается ли эта «концепция». Решили заодно и о Варшавском Договоре. Утром, еще по телефону, я начал «отбивать» мнение Дзасохова и Политбюро, которые настаивали на проведении ПКК на высшем уровне — на том же уровне, «на каком создавали» (подспудная идея — уговорить участников « что-то» сохранить на будущее). Я яростно доказывал, что это иллюзия. ПКК с участием Горбачева — это похороны Варшавского Договора по первому разряду. Значит — срам, значит — подставлять себя лишний раз под всяких петрушенко и алкснисов — в прессе и Верховном Совете. Бессмертных меня поддержал на совещании «группы». В результате быстро соорудили телеграмму главам стран Варшавского Договора. Язов, поворчав, согласился. Так что хоронить будем на уровне Минобороны и МИДа. Ельцин создал Президентский совет. «Интеллектуальная мощь России», — с восторгом писала одна газета. Он сам во главе в качестве ярчайшего экспонента интеллектуальной мощи. Туда сбежались все замеченные в парламентских схватках. «Шуты гороховые», — как заметил академик Рыжов — член горбачевского Президентского совета, добавив, что такие «советы» при царях — это чтобы резать правду матку. Политическое значение этой очередной инициативы — убрать Горбачева. Ну а потом уберут и эту жалкую трусливую публику, может быть, даже прикладами. И никто не пикнет. Это тебе не на Горбачева лаять! Разве что Старовойтова своими большими грудями встанет на защиту!!! Вчера, когда сидели в Ореховой комнате по поводу Персидской войны и Варшавского Договора, Горбачев, как всегда, отвлекался на посторонние темы (многие из этого я уже дюжину раз слышал). Но одну вещь он сказал, которую стоит здесь пометить, — о вмешательстве армии в гражданские конфликты. Обращаясь к Язову, говорит: «Помнишь, когда в Риге ночная стрельба была между омоновцами и латышскими дружинниками? Тебе и мне из Риги, из их правительства телефоны оборвали: мол, смертоубийство, пошлите воинскую часть, остановите! Ни ты, ни я на это не пошли. А ведь это была провокация — втянуть солдат, потом все свалить на Центр, на Горбачева». Был у меня Мэтлок. Принес тревожное письмо Горбачеву от Буша о нарушении нами договора по обычным вооружениям (после подписания его в Париже мы «перекрасили» три сухопутные дивизии в морскую пехоту с тысячью танков). Проблема возникла в декабре, еще в бытность Шеварднадзе министром. Он нервничал. Кстати, тут была одна из причин его ухода. Бессмертных привез из Вашингтона от Бейкера протест и при мне уверял Горбачева, что надо решать, никуда не деться. Явно, мол, объе…ловка с нашей стороны. Также в декабре я писал Горбачеву записку на эту тему. Он послал ее на экспертизу Ахромееву и Моисееву. Они продолжают твердить: американцы отказались от переговоров по морским вооружениям и теперь какое им дело, сколько у нас чего там. От вопросов, зачем, например, тысяча танков у нас в Мурманске, уходили со свойственной генералам «элегантностью». И вот теперь вступил в дело сам Буш, квалифицируя это как удар по доверию и по надежности нашей подписи под договорами вообще. Заодно, когда ко мне явился Мэтлок, я устроил ему бурную дискуссию по Прибалтике. Поднял проблему на уровень судеб европейского процесса и новой мировой политики. Он отбивался избитыми аргументами. Брей-твейт недавно мне прислал цитату из Тургенева, свидетельствующую о масштабности понимания им происходящего у нас1. Письмо Буша я тут же переправил Горбачеву со своими аргументами. И поехал обедать. А он в это время собрал «заинтересованных лиц». Меня не нашли. С участием Бессмертных, Крючкова, Язова, Моисеева обсудили и удовлетворили американские требования. Обычная история: попробовать — может, «проскочит» с хамством. А потом обижаемся, что нам не верят и все время требуют проверок. Сегодня я сочинял очень «сильное» (на «ты») письмо Горбачева Г. Колю. Подписал он его без единой поправки. Была у Горбачева встреча с Дюма (французским мининдел). М. С. очень откровенно распространялся о нашей ситуации. Остро — против подозрений его в отступничестве от идеалов перестройки. Изложил свою версию событий в Литве и Латвии, из которой следует, что «все это» было спровоцировано Ландсбергисом и латышскими деятелями, чтобы вызвать кровь, замазать ею Центр и спасти себя от свержения — вслед за Прунскене. Почти не давал Дюма открыть рот. Тот подкидывал ехидные вопросики, но Горбачев их игнорировал. Я переслал ее Горбачеву с пометкой: «Михаил Сергеевич! Посмотрите, какими категориями оценивает перестройку британский посол Брейтвейт». Уважаемый Анатолий Сергеевич! Недавно читал речь И. С. Тургенева от 1880 года в честь Пушкина. Напомнила она мне о том, что Вы сказали в ходе нашей последней встречи. Прилагаю копию. «Живое изменяется органически ростом. А Россия растет, не падает. Что подобное развитие как всякий рост — неизбежно сопряжено с болезнями, мучительными кризисами, с самыми злыми, на первый взгляд безвыходными противоречиями — доказывать, кажется, нечего; нас этому учит не только всеобщая история, но даже история каждой отдельной личности. Сама наука нам говорит о необходимых болезнях. Но смущаться этим, оплакивать прежнее, все-таки относительное спокойствие, стараться возвратиться к нему — и возвращать к нему других, хотя бы насильно могут только отжившие или близорукие люди. В эпохи народной жизни, носящие названия переходных, дело мыслящего человека, истинного гражданина своей родины — идти вперед, несмотря на трудность и часто грязь пути, но идти, не теряя ни на миг из виду тех основных идеалов, на которых построен весь быт общества, которого он состоит живым членом». Дюма ушел, а мы с Бессмертных остались. И он вдруг объявил нам, что назначает послом в Соединенные Штаты Комплектова. Я нагло задал Александру Александровичу вопрос: «Это ваше предложение?» Он отрицательно мотнул головой. А М. С. перебил: «Мое предложение». Я пояснил, что это одномерный человек, чиновник без масштаба. Не такой нужен сейчас в США. Но Горбачева, если что он решил, не переиначишь. Интересно, кто ему эту идею подкинул? Кстати, цитату из Тургенева, которую мне прислал посол Великобритании, Горбачев прочитал «в своем кругу» и задал вопрос: чье это? Бессмертных, Зайков, Язов, Моисеев долго гадали и все сочли, что это кто-то из нынешних перестроечных авторов. А цитате 110 лет. Вчера у Горбачева был мининдел Кувейта. В его имени очень много «Сабах». Хитрейший араб. М. С. умеет простецки сделать важный международный ход, например, фразой: «Надеюсь, что в ближайшее время Кувейт опять станет процветающим государством…» Сегодня был у него мининдел Ирана Велаяти — интеллигентный, замкнутый перс. Почти всю дорогу молчал. Только под конец задал два «уточняющих» вопроса. Записывал каждое слово. Горбачев и тут покорил доверием, поделившись опасением, что американцы по-своему распорядятся в регионе, если военной силой сокрушат Хусейна и если вовремя не включить политический фактор. И, конечно, нашел в собеседнике «антиамериканское взаимопонимание». А вчера с арабом убежденно и безальтернативно говорил о нерушимости единства с США против агрессии, о верности СССР резолюциям Совета Безопасности ООН и т. п. В «Нью-Йорк тайме» — статья в худшей манере прошлых лет о Горбачеве: диктатор, лжец, ведет двойную игру в Персидском заливе, провел американцев с разоружением и т. п. Скандал с заявлением Павлова в «Труде» о том, что западный финансовый капитал готовил заговор, чтобы сокрушить Горбачева наплывом в нашу страну 50-100-руб-левых купюр. Ляп?! А может быть, специальный ход? Разговаривая с Мэтлоком, я отмежевался от Павлова: у меня, мол, как помощника президента, нет данных, подтверждающих то, что сказал премьер. Вместе с Шахназаровым мы сделали Горбачеву представление на этот счет, потребовали, чтобы он дал оценку этому заявлению. М. С. отмалчивается. А Бессмертных в таких делах, увы, не Шеварднадзе. Запутался я в тенетах службы. В субботу в Москве появилась тройка из Европейского Сообщества — министры Демикелис (итальянец), Поос (голландец), Ван ден Брук (люксембуржец). Приехали читать нотации Горбачеву о демократии и о Парижской хартии. Но «напоролись» на контратаку: как вам не стыдно было поверить, что Горбачев изменил перестройке?! Министры смешались, мямлили банальности. Однако в Европе продолжается кампания разоблачения Горбачева. Слышать не хотят ни о каких его аргументах, для них бесспорно, что была попытка «привести в порядок» литовцев и латышей силой. Сегодня был Азиз (мининдел Ирака). Горбачев провел операцию мастерски. Изложил свой план ухода Ирака из Кувейта. Азиз на этот раз уже «не пищал». Горбачев давал понять, что Бушу очень не хочется умиротворять Хусейна, он хочет его «шмякнуть» намертво (тут и мораль, и интерес). Горбачев пытается обыграть Буша на гуманизме, который ему, по американским меркам, ничего не стоит. Посмотрим, согласится ли Хусейн на его план? Но как бы американцы не ударили именно в эти дни, чтобы сорвать этот план. Примаков свое вроде сделал, но и Шеварднадзе в свое время поступил правильно, присоединившись к резолюции СБ ООН и подтвердив фактически наше согласие на военную акцию, если другие меры не сработают. Послал сегодня информацию Бушу, Колю, Миттерану, Андреотти и др. по итогам встречи с Азизом. Писать ее М. С. поручил Бессмертных и Примакову, а пришлось мне. А между тем интеллигентская пресса продолжает твердить, что после ухода Яковлева, Шеварднадзе, Бака-тина, Петракова, Шаталина вокруг Горбачева «никого не осталось». Все, увы, построено на мифологии, на пошлой журналистской символике. А я хочу и уйду как «серая тень». Впрочем, душа так постарела, что все это уже не волнует, все — тщета, кроме женской красоты и великих книг. У Розанова прочитал на днях: «Красота телесная есть страшная и могущественная и не только физическая, но и духовная вещь». В субботу получил сразу целую стопку книг по философии: Франк, Лосев, Флоренский, Юркевич, Ткачев, Розанов. Глотаю из каждой по нескольку страниц без всякой системы. И поражаюсь: с одной стороны, вроде никогда не был чужд этих мыслей (со школы еще, с детства), а с другой — какого богатства была лишена наша интеллигенция! А сейчас она, не вникнув в суть этого наследия, цитатки выбирает из этих великих книг для дешевой публицистики. Всерьез-то их изучают единицы. Вот пример: несколько лет общественность вопила и требовала издать полностью Ключевского, Соловьева, Карамзина, других наших знаменитых историков. Издали, некоторых даже неоднократно, но покажите мне хоть одного человека (разумеется, не специалиста-историка), который прочел бы хоть пару томов из этих собраний сочинений! Сегодня Ельцин 40 минут говорил в открытом эфире. До этого целый месяц создавался ажиотаж, будто ему, главе России, не предоставляют канал центрального телевидения. Таким образом страна была поставлена в стойку: он, спаситель России, скажет о ценах, о референдуме, об армии, обо всем самом-самом. В своем косноязычном стиле, грубо и неловко он это и проделал. Но по референдуму обещал сказать позже, в самый канун. А потом зачитал, видимо, самое главное, ради чего рвался на телеэкран, — текст, заготовленный, очевидно, представителями «интеллектуальной мощи России»: Горбачев обманывает всех, его политика антинародная, на нем кровь межнациональных конфликтов, он развалил страну, виноват в обнищании народа, ничего не выполнил, что обещал. И поэтому он, Ельцин, требует отставки Горбачева. Итак, перчатка брошена с самой большой вышки. Он и раньше нечто подобное говорил не раз — в интервью иностранным газетам, даже по радио и сообщал всяким листкам, где печатаются «поденщики» левой прессы. Теперь это сказано «на государственном уровне» — от имени России. Вчера перед встречей с Азизом М. С. разговорился со мной и Игнатенко о Ельцине. Смысл таков: песенка Ельцина спета — у него ничего не получается, от него уже ждут дел. Он мечется. Но даже люди из его ближайшего окружения «вытирают об него ноги», кроют его матом, а в парламенте заявили, что не станут при нем стадом баранов и т. п. Кто-то принес ему все это. Должно быть, Крючков. Словом, М. С., получается, списал Ельцина как опасность. Но сначала его подкосит не Ельцин, а Павлов. Только что слышал его ответы и полемику в Верховном Совете по ценам. Он умен и профессионален. Перед ним всякие парламентарии — щенки, он их презирает и с ходу бьет любой их аргумент. Он циник и в отличие от Рыжкова не держится за место. Ему наплевать, что они — и вообще вся «эта общественность» — о нем думают: он будет делать так, как считает правильным. Из ответов на информацию об Азизе, направленную Бушу, Миттерану, Колю и т. д., следует, что план Горбачева Буша не устраивает — он мешает «шмякнуть» Хусейна. Сегодня дважды Горбачев собирал свой «тайный совет» (Яковлев, Бакатин, Медведев, Ревенко, Примаков, Шахназаров, Игнатенко, Болдин и я). Обсуждали Ельцина, советовали самому Горбачеву не впутываться. Судя по всему, он и сам не хотел этого. Оценки? В общем сходились на том, что Ельцин выбрал момент, когда народ на пределе из-за цен, чтобы свалить Горбачева. Верховный Совет Союза весь день обсуждал речь Ельцина (более важного дела у него нет). Вынесли осуждающую резолюцию. На «тайном совете» рядили на тему о том, что Верховный Совет России должен спросить с Ельцина — от чьего имени он говорил, и потребовать созыва съезда. Тут был намек на возможный импичмент. Словом, опять возня из-за того, что наша демократия выплеснула на поверхность всякое дерьмо… И посредственность опять правит бал. Интеллигенция, «демонстрируя» против Горбачева, потихоньку выходит из партии. Слышал, будто и писатель Бакланов уже ушел. Горбачев звонил в Вашингтон сегодня в 19.30. У телефона Бейкер. Приветствуют друг друга. Бейкер что-то долго говорит. Минут через 5-7, судя по всему, появляется Буш, подключается к разговору. Горбачев сообщает ему, что он был на мероприятии по случаю годовщины Советской Армии. 6 тысяч человек присутствовало. Поэтому раньше не мог соединиться. Говорит, что Джим (т. е. Бейкер) изложил ему позицию, которую в данный момент администрация США занимает: что делать с Хусейном. У меня, мол, возникает вопрос: мы вот тут целые сутки обсуждали с представителями Ирака возможные выходы из ситуации, но они, эти наши идеи, неприемлемы для Соединенных Штатов? Правильно ли он понял Джима? Перечисляет пункты того плана, которые он навязывал Азизу еще ранее и о чем было сообщено в Вашингтон. Бейкер именно на этот план Горбачева и реагировал. 1. Немедленное заявление Хусейна о полном безусловном выводе войск из Кувейта. 2. Вывод начинается на следующий день после прекращения огня. 3. Вывод происходит в строго фиксированные сроки. 4. После вывода 2/3 войск снимаются экономические санкции с Ирака. 5. После окончательного вывода практически исчезают причины применения резолюций СБ ООН, и они утрачивают силу. 6. Вывод войск контролируют наблюдатели, назначенные СБ ООН. Самый трудный вопрос — срок вывода. Вы помните, говорит Горбачев, что названные Азизом шесть недель я категорически отверг. И вот теперь, продолжает Горбачев, я услышал от Бейкера, что все это неприемлемо. Возникает основной вопрос: чему мы отдаем предпочтение — политическому методу или военной акции, т. е. наступлению на суше? Я видел свою роль в том, чтобы, сотрудничая с вами, уберечь население и солдат от страшных жертв и при этом достичь стратегических целей — ликвидации конфликта. Если у вас такое же понимание, то мы должны найти решение, которое было бы жестким, но выполнимым. Ставить здесь ультиматум — значит открывать дорогу для военного решения. Если же для вас вообще неприемлем политический путь, тогда другой разговор. Я же думаю, что на базе того, что нам тут в Москве удалось добиться с Азизом, и с учетом ваших предложений можно было бы созвать Совет Безопасности, каким-то образом интегрировать оба проекта (ваш и мой) и найти все-таки выход политический. Сделать это срочно, буквально на днях. Самое главное — хочу сейчас особо подчеркнуть, — что с самого начала этого конфликта до последнего момента мы были вместе. И использовали все мыслимое и немыслимое, включая первую фазу военных действий, чтобы заставить Хусейна пойти на попятную, подчиниться резолюции Совета Безопасности. И мы этого добились. Это уже урок для всех. Это новая реальность, с которой вынуждены будут считаться все потенциальные агрессоры. Таким образом мы получили возможность спасти ситуацию на рубеже перехода ее в самую тяжелую фазу, связанную с сухопутной войной. Мне кажется — это уже большая победа. И мир, и народ Соединенных Штатов, думаю, по достоинству оценят действия своего президента. А учитывая, что мы сотрудничали во время кризиса не только между собой, но и с другими главными партнерами, это означает еще и общее достижение. Все увидят: оба президента, оставаясь непоколебимыми в достижении цели, не забывали, что самая высшая ценность — это человеческая жизнь, судьба людей. Думаю, можно рассчитывать, что нас на 80-90 % одобрит все мировое сообщество. Сейчас, повторяю, есть все основания, чтобы не утратить шанс политического решения: давайте не поддаваться нажиму, не будем нервничать. Давление имеет место и у нас здесь, и у вас, и во всем мире. Ответственность наша с вами очень высока, Джордж. И если мы сейчас повернем так, чтобы избежать продолжения бойни в самом худшем ее варианте, это будет крупнейшее достижение на многие годы вперед. Вот мои аргументы. Прошу прощения за эмоции и за «высокий штиль». С той стороны провода пошли уточнения насчет Ази-за и его возможностей убедить Хусейна окончательно отступить. Буш, судя по всему, бурно доказывал Горбачеву, что этого не произойдет. Попытки М. С. его прерывать не имели успеха. М. С., послушав 2-3 минуты, то и дело произносил: «Джордж! Джордж! Джордж!» Но тот не унимался. — Я все понял, — сказал Горбачев, когда тот наконец умолк. — Мы с вами не расходимся в характеристике Хусейна, его судьба предрешена. И я вовсе не стараюсь его как-то обелить или оправдать, сохранить ему имидж и т. п. Но мы и вы вынуждены иметь дело именно с ним, поскольку это реально действующее лицо, противостоящее нам. Речь сейчас идет вовсе не о личности Хусейна и не о методах его действий. Речь идет о том, чтобы воспользоваться достигнутым в обуздании его агрессии — тем огромным вкладом, который в это дело внесли именно Соединенные Штаты, американский президент, — и перевести решение проблем в сугубо политическое русло, избежать еще большей беды, трагедии для огромной массы населения. Это центральный вопрос. На это замыкаются наши заботы о престиже наших государств и нас самих, Джордж. Я передам через Азиза ваше требование к Хусейну. Но повторяю мое итоговое предложение, давайте, может, предрешим его сейчас, а именно: мы выступаем с совместной инициативой по созыву Совета Безопасности и начинаем безотлагательно рассматривать весь пакет требований к Хусейну. Надо выжать из Хусейна все, что только можно, чтобы заставить его выполнить наши требования. Помните, Джордж: для нас приоритетом является сотрудничество с Соединенными Штатами в рамках нашей собственной ответственности и перед своим народом, и перед мировым сообществом, которая сейчас состоит в том, чтобы выйти из этого конфликта, достичь цели, избежав большой беды. Буш опять возражает. Горбачев ему говорит, что ждем нового ответа из Багдада (после ночного разговора с Азизом), поэтому принципиально важно сейчас сказать себе: берем ли мы курс на политическое или на военное решение. Не думаю, чтобы Буш «не переживал» по поводу того, что морочит голову «своему другу Майклу», ведь он с некоторых пор вел с ним «честную игру». Но инстинкты «старого мышления», хорошо «натасканные» в годы «холодной войны», были еще слишком сильны. А после «ухода Горбачева» они опять стали определяющими и господствующими. И никто Горбачеву, включая тех, с кем он на «ты», не сказал прямо: не суетись, Миша! Давно, еще две недели тому назад, все решено. Никто не хочет, вернее, Буш не хочет, чтобы Хусейн ушел, а мы, мол, не можем противиться. Надо, чтобы он остался, чтобы устроить ему современный «Сталинград». Морочили Горбачеву голову. Он временами это чувствовал, но продолжал верить, будто сработают критерии нового мышления, что доверие что-то значит. Не тут-то было! Срабатывала логика традиционной политики: где сила, богатство, где интерес, там и «право». А моральное прикрытие легко найти, против Хусейна особенно. В его телефонных разговорах — лебединая песня новой политики, устремленная к «новому мировому порядку». Он оказался, как и следовало ожидать, идеалистом-мечтателем. Поверил в то, что человеческое станет основой мировой политики. И мы — при нем — тоже верили, хотя временами и сомневались. Словом, Горбачев выдержал испытание Хусейном. Запад не выдержал. Нам Аллах и христианский Господь Бог запишет это. Но и только. Обречены дружить с Америкой, что бы она ни делала: иначе опять изоляция и все кувырком. Погорят и остатки перестройки. Впрочем, он мне сказал сегодня, когда я ему не посоветовал отвечать на последнее послание Хусейна: «Ты прав. Что уж теперь! Новая эпоха. Она и у нас внутри уже постперестроечная. Все революции кончаются неудачей, хотя и изменяют страну, а некоторые — целый мир». Уже ближе к ночи затащили М. С. в кабинет к Яковлеву. Были там еще Примаков, Бакатин и Игнатенко. Разговор шел высокий, но в стилистике: «ты меня уважаешь — я тебя уважаю». Много Горбачев сказал умного, но я не запомнил, ибо был пьян, хотя держался. Он впервые обнял меня «как фронтовика» (а не только Яковлева, как всегда и везде до этого). Был предлог: День Советской Армии. Утром я уже писал опять «персидские мотивы». Правда, на работу не поехал, вызывал фельдов на дом. В субботу (еще до звонков по разным столицам) сидели мы у Горбачева с Яковлевым. Он вдруг стал прямо при нас подписывать распоряжение о назначении советников президента. Яковлев ему говорит: «Хоть бы старшим назвали меня». Я подсуетился, предложил назвать Яковлева «представителем президента по особым поручениям». — Что это за должность? При ком представитель? — возразил Горбачев. — Но нельзя же Александра Николаевича опускать до уровня… — Да брось ты, Толя, важно, что мы остаемся вместе. Вот главное. — Да, но это главное знаете вы, я, может, еще кое-кто, а в обществе судят по должности… Моя настойчивость не сработала. Он не хочет отождествлять себя с Яковлевым официально, знает, что Политбюро будет нудить, а Верховный Совет — Горбачев в этом уверен — не пропустит. Потом стали подбирать других, «просто советников». Горбачев назвал, помимо Загладина и Ахромеева, Медведева, Осипьяна, Абалкина, Аганбегяна. Стали искать среди писателей. Горбачев говорит: «Я бы Бакланова взял, но он, говорят, на днях из партии вышел». Я предложил Шатрова. Поговорили о нем. Горбачев его вписал. Предложил я еще Игоря Дедкова из «Коммуниста», тоже вписал. Прошли еще в советники Мартынов, Ядов, Журкин — директора академических институтов. И еще, кажется, Беликов. А Брутенца, которого он мне давно обещал взять, не включил: оказывается, Медведев еще неделю назад подставил Карену ножку. Горбачев уехал в Белоруссию, а я решил сделать себе отгул. Правда, утром съездил на работу. Оказалось, Хусейн прислал Горбачеву «SOS!». Клянется, что уйдет из Кувейта. Уже не называет Кувейт девятнадцатой провинцией Ирака, просит потребовать в Совете Безопасности ООН, чтобы остановили наступление. Сообщает, что город Эль-Кувейт он сегодня к вечеру оставит: объявил об этом уже по радио. Бессмертных звонил Бейкеру. Но что уж теперь. А ведь Азиз требовал от Горбачева три месяца на вывод войск, потом шесть недель, потом еще сколько-то. М. С. соглашался на 21 день, а Буш давал одну неделю, а спустя три дня ударил сухопутными войсками. Сейчас американцы делают вид, что «ничего не происходит», и, что бы там Хусейн ни заявлял, продолжают наступать. Вот так! Сила доказала, что именно она еще делает реальную политику. Немного походил по грязным улицам. Москва являет собой ужасающее зрелище: помойки, сугробы, огромные лужи, очереди у каждого магазина. Скоро, наверное, и молоко исчезнет совсем: молокозаводы не имеют сырья — импортного порошка (за валюту), а у наших коров нет кормов. Звонил Бурлацкий. По нему долбанула «Правда» за «круглый стол» с Алексеевым и Шаталиным: они хотят создать социал-демократическую партию внутри КПСС… Подумал я: чего людям неймется? Неужели не видят при фантастической поляризации небывалую ато-мизацию общества?.. Люди думают о том, как выжить. И никакая партия уже теперь ничего не сможет ни предложить, ни сделать, разве что возбудить склоки на поверхности. Между прочим, Примаков быстренько пишет брошюру «Война, которой могло не быть». «Правда» ее начинает главами печатать. Вчера звонит он мне по телефону: — Можно зачитать тебе одну страницу? — Можно. — …Сначала тут о том, что был создан кризисный комитет во главе с Горбачевым и в качестве заместителя — Бессмертных. Вошли в него такие-то (перечисляет), в том числе помощник президента Черняев… Далее зачитывает: «Этот человек постоянно в тени. Видимо, считает, что к этому обязывает его должность. Но в действительности он играет огромную роль в международной политике. И очень важная фигура в ее разработке и проведении». — Женя, прошу тебя, вычеркни это место: Горбачеву это очень не понравится. Он с Шеварднадзе-то разошелся на том же, ибо увидел с его стороны такие же претензии, как со стороны Яковлева, который почти в открытую заявил, что Горбачев лишь озвучивает подготовленные им тексты или исполняет советы, которые он ему дает. Это не так, Женя! По существу не так. Не говоря уже о том, что, конечно, обидно Горбачеву слышать подобное. Примаков шумел, что не вычеркнет. Я стал его умолять: «Во имя нашей дружбы!» Он выругался: «И зачем я только тебе позвонил!» Обещал все-таки учесть. Накануне женщины — две Тамары и Ольга — потребовали: пишите адрес от нас, от тех, кто здесь, помимо всяких официальных… Я все откладывал, некогда. Вдруг позвонил Шахназаров: «Я тут накатал, посмотри». Посмотрел: казенщина. И продиктовал с ходу Тамаре свой текст. А она случайно напала в книге Карнеги на цитату из Линкольна. Включил. Отпечатала. Яковлев позвонил, пригласил подписать их адрес. В основном там — бывшие члены Президентского совета. Мы с Шахназаровым поколебались, но подписали и их бумагу. А наутро, 2-го, надо было улучить момент, чтобы «предстать» перед именинником в промежутке между официальными поздравлениями. Это удалось, когда он забежал к себе в ЦК после приветствий в Политбюро. И получилось очень мило. Его растрогало наше послание. Всех девиц он расцеловал, что-то каждой сказал и ринулся в Кремль на продолжение. Там в «телевизионной комнате» сосредоточились высшие чины: министры и прочие. Лукьянов держал речь. Помощники и бывшие члены Президентского совета — Яковлев, Бакатин, Примаков, Медведев, Ревенко — и еще кто-то сочли неудобным туда лезть. Потом он в веселом раположении духа пришел к нам. Говорит: «Кто будет произносить первую речь?» Выдвинулся Александр Николаевич, открыл папку и начал читать тот текст, под которым и мы с Шахназаровым «через силу» подписались. После первого абзаца М. С. отобрал папку, захлопнул, положил ее на стол и, обращаясь к оратору, сказал: «Говори так». Яковлев стал говорить «от себя». Устно у него всегда хуже получается, чем в его витиеватых текстовочках. М. С. всех пообнимал, повел туда же, где до этого встречался с высшими чинами. Там — стол с бокалами и бутербродами. Выпили. Пошел разговор. Он много и хорошо говорил. Ясно, складно, глубоко, как это бывает, когда он в ударе и когда перед ним понимающие и принимающие его (так часто с иностранцами бывает) люди. Жаль, невозможно было делать пометки. Вдруг он мне: «Анатолий, а где это твое приветствие?» — Да там, у вас осталось. — Давай его сюда. Я вышел, сказал, чтобы «фельды» молнией привезли из его цековского кабинета текст. Через десять минут он был вручен Горбачеву. Он сам стал его читать с явным удовольствием. У него не оказалось в кармане очков, я предложил свои. Смеется: даже через одни очки с Черняевым Горбачев на проблему смотрит. Болдин съязвил: толково, мол, написано, приближается к уровню нашего текста (т. е. того, который Горбачев не стал слушать). Вот этот текст: " Дорогой Михаил Сергеевич! Это — не политическое поздравление по случаю круглой даты. Их Вы получите предостаточно со всех концов земного шара, скорее более, чем менее искренних. Это — выражение нашего восхищения Вами и, можем сказать, удивления (юбилей позволяет не очень стесняться в выражениях чувств). Обычно в таких случаях говорят «на Вашу долю выпала миссия» и далее следуют соответствующие слова. Но в данном случае — не совсем так: Вы сами с огромным личным риском взяли на себя великое историческое бремя. Сделали это ради своего народа, ради достоинства и блага страны, движимый совестью и стыдом за состояние, в которое ее завели Ваши предшественники. Шесть лет назад трудно было представить, что Вам удастся сорвать этот материк с казалось бы намертво забитых заклепок. Мы-то знаем, что Вы предвидели и предчувствовали, чем это может обернуться для такой страны, для каждой семьи на какой-то более или менее длительный период. Но Вас и это не испугало, хотя и заставляет переживать в десятикратном размере свою ответственность за все, что происходит. Однако история — а она оказывается всегда права — уже занесла Вас на свои самые значительные страницы. И этого уже никому никогда не удастся ни перечеркнуть, ни замазать. Хотя самым печальным в нынешней ситуации является как раз то, что такие попытки и в таком массированном масштабе предпринимаются именно в своем Отечестве. Ну что ж, Вы, кажется, научились относиться к этому спокойно, хотя Вам и очень трудно при Вашем темпераменте и живости мысли удерживать себя от того, чтобы не убеждать, не разъяснять, не взывать к здравому рассудку и т. д. — даже в случаях, когда явно надо подчиниться пушкинскому «и не оспоривай глупца». Доверчивость и любовь к людям тут Вас часто подводят. Но это от большой души. И это тоже вызывает восхищение Вами, как и Ваша непредсказуемость, которая сродни народу, от которого Вы произошли. О Вас написаны сотни книг, бессчетное количество статей, будут написаны тысячи. Позвольте воспользоваться сравнением с одним из них, чтобы косвенным образом дать Вам совет. Авраам Линкольн тоже долго учился игнорировать яростную критику против себя и наконец сказал: «Если бы я попытался прочесть все нападки на меня, не говоря уж о том, чтобы отвечать на них, то ничем другим заниматься было бы невозможно. Я делаю все, что в моих силах, — абсолютно все, и намерен так действовать до конца. Если конец будет благополучным, то все выпады против меня не будут иметь никакого значения. Если меня ждет поражение, то даже десять ангелов, поклявшись, что я был прав, ничего не изменят». Мы умоляем Вас воспользоваться этим опытом — чтобы беречь энергию и нервы для продолжения великого дела, которое в конечном счете неизбежно победит. Очень всем трудно. Мы, близкие Вам люди, вместе с Вами переживаем неудачи, радуемся большим и малым победам. Питаемся Вашей поразительной жизнестойкостью и уверенностью, что все преодолимо, все можно сделать, если цель того стоит. Мы горды принадлежностью не только к эпохе, отныне навсегда связанной с Вашим именем, но и тем, что судьба определила нам быть в это время возле Вас и работать для страны в атмосфере доброжелательности, духовной раскованности, интеллектуального напряжения, которую Вы вокруг себя создаете. Удовлетворение приносит уже одно то, что можем говорить «такому начальству» все, что думаем, и даже рассчитывать, что кое-что из сказанного учтется. Мы верим Вам. С тем и победим". Стали было расходиться. Но произошел эпизод, который может иметь последствия для моих отношений с Игнатенко и Примаковым. М. С. спросил Примакова: «Что там твой Саддам, сбежал уже или еще хорохорится?» Поговорили. Вступил в разговор Яковлев: «Михаил Сергеевич, надо бы параллельно с Бейкером, который едет на Ближний Восток, послать от вас представителя в регион — чтобы наше присутствие чувствовалось, чтобы не отдавать всю победу Америке. И когда Бейкер приедет потом сюда, у вас будут проверенные карты. Ведь арабы не все ему скажут, ну и т. д.». Я понял, в чем дело: накануне вечером Игнатенко эту идею мне красочно — а он это умеет — излагал. Примаков, мол, от нее в восторге, и, конечно, послать надо именно его. Потом мне звонил сам Примаков и предлагал уговорить Горбачева. Я мямлил, отнекивался и не обещал выходить с этим на Горбачева: ну разве если к слову придется. У меня сразу возникло неприятие этой идеи по существу — мельтешить, мельчиться, стараться урвать кусочки американской победы, выглядеть перед всем миром «примазывающимися к славе». Когда шла война, вмешательство Горбачева, вопреки раздражению Буша, в глазах мира было оправдано гуманизмом — избежать новых жертв, разрушений, отстаивать приоритет мирных средств (в духе нового мышления), а теперь эти мотивы исчезли и наши потуги выглядели бы жалко. Деваться мне было некуда, и я произнес свое возражение довольно резко. М. С. смотрел на меня искоса, задавал неудобные вопросы, но сбить меня ему не удалось. И он сказал: «И в самом деле, чего суетиться? Не солидно будет. Все равно без нас они не обойдутся. Мы свое дело сделали». Последовало смущенное молчание. А к вечеру мне позвонил Бессмертных и благодарил за то, что я «засыпал» эту идею. Между прочим, об этом эпизоде рассказал ему не без ехидства сам Горбачев. Прошлая неделя оказалась «пестрой». Я воспользовался отъездом М. С. в Белоруссию, куда он направился, чтобы объяснить народу, «где мы находимся», «где он находится», на что собирается ориентироваться (вроде на центризм, в его понимании — это здравый смысл). Опять, как всегда, опаздывает: уже окончательно определились позиции, уже трудно сочетать одни с другими. Впрочем, вчера в узком кругу на своем 60-летии он так проанализировал расклад сил: крайние' с одной стороны — это 25 %, «крайние» с другой стороны — еще 25 %. Остальные могли бы пойти за «центром», т. е. в русле народного самосохранения. Так вот: я уехал в Успенку… Тем временем кончилась война. Собиралась без меня «персидская чрезвычайная группа» (и без Горбачева) — чистая формальность. 1-го числа явился я на службу. Гора отложенных дел. Приходил британский посол с девицей в юбочке до пупа (выражение моего внука). Предстоит приезд Джона Мейджора — нового премьера. Потом три часа вел совещание экспертов-ученых на тему: «Если бы я был директором (т. е. президентом)»… Была когда-то такая рубрика в «Литературной газете». Я хотел узнать, что они думают о том, как нам надо поступать в ситуации после громкой победы Соединенных Штатов над Хусейном. Были два академика — Симония и Журкин, и еще — Брутенц, Бовин, Галкин, Дилигенский, ребята из Международного отдела ЦК — Вебер, Кувалдин, Ермонский, Малашенко, Лихоталь. В общем-то, дилетантство и мало полезного, что стоило бы действительно передать в политику и о чем я без них не догадался бы доложить президенту. Но наиболее все-таки серьезное и дельное у Бовина, Кувалдина и других ребят из аппарата, а не у «чистых» ученых-специалистов. Записал совещание на пленку. Вчера весь день готовил материалы для встречи Горбачева с Мейджором. Однако беседу он вел «по другой логике» и в своей манере. На оптимистической ноте, но предупреждая, что «вы» (т. е. Запад) на это место (т. е. в Екатерининском зале Кремля) можете заполучить другого, о чем пожалеете. Мейджор — хороший парень, деликатный, умный, спокойный, естественный, без выкрутас и без фанаберии, свойственной обычно лидерам, — британская политическая культура. Пойдет, наверное, далеко. Современный государственный человек. Обед ему давал Горбачев в роскошном Шехтелевском доме на улице Алексея Толстого. Милая обстановка. А вечером М. С. говорил с Колем по телефону. По просьбе немца — чтобы «поздравиться» с ратификацией договоров об объединении Германии. Вчера М. С. два часа говорил в Верховном Совете по разным поводам. Говорил «лохмато», сумбурно. Представлял в члены Совета безопасности. Все — чины: Павлов, Янаев, Пуго, Язов, Крючков, Бессмертных плюс Примаков, Бакатин и Болдин. Примакова и Болдина при первом голосовании завалили. После длительных, с председательского места, уговоров Примаков во второй раз прошел, набрав семь голосов сверх 50 %, а Болдина и второй раз завалили. Еще один щелчок Горбачеву. Болдина-то он ведь не по делу тянет, а «в благодарность за службу и верность». Какой это Совет безопасности или кабинет министров?! Там, кроме двух новых, все — те же самые! С кем он там будет «советоваться»: с Язовым, с Крючковым. Тем временем прошел Пленум ЦК РКП. Полозков выступал с «программным докладом»: так что полностью оформлена «партия порядка», в которую включены и «черные полковники», и… сам Горбачев. Там нет марксизма-ленинизма, хотя защищается ленинское наследие. Там нет и отрицания рынка, но есть классовая борьба. Это то, что может понравиться десяткам миллионов «простых людей», особенно потому, что обещают «наводить порядок». До гражданской войны доводить вроде не собираются, но предупреждают, что диктатура может быть «востребована». На этом фоне СМИ — от Коротича до Егора Яковлева — выглядят интеллигентским визгом и ворчанием в защиту гласности. А. Н. Яковлев звонил «в ужасе»: мол, ничего такого у нас не было с 1937 года! Нет, это другое, совсем не это: скорее, свидетельство такой поляризации, которая может вернуть нас в 1918 год. Сам он (Яковлев) — в «замазке». М. С. так и не представил его в Совет безопасности… под предлогом, что его все равно завалят. Хотя, скорее всего, не завалили бы. Он просто не хочет публично «мазаться» об Яковлева с его репутацией «реформиста, ревизиониста, развалившего Прибалтику и марксистско-ленинскую идеологию, отдавшего прессу в руки контрреволюционеров». Хотя лично он своего «Сашка», наверно, любит и полагает непорядочным «отвернуться» от него совсем: все-таки вместе начинали! Яковлев вчера мне рассказал: "Спрашиваю у Эдуарда Амвросиевича, зачем он так круто «обозначился» на съезде, ушел? Шеварднадзе ответил: «С некоторых пор я почувствовал неискренность М.С. Пожалуй, имеет место. Ловкачество в нем было изначально, оно — в самой его натуре компромиссной». Яковлев стонет: «Уходить надо… Помнишь, — говорит, — он с нами подбирал советников в состав группы при президенте, которую я (Яковлев) должен был возглавить? На том и кончилось. Вот уже третью неделю об этом ничего не слышно». Приходил мой старый друг Куценков. Полтора месяца был в Индии. Просится туда послом. Я сказал об этом Бессмертных. Тот попросил бумажку-"объективку". Он ученый-индолог. Подумал: слишком уж явно мой Толька начал грести под себя. Ох уж это тщеславие! И Яковлев, и Примаков… — все в его плену! Грустно. Вечером еще на даче начал готовить материалы к приезду турецкого президента Озала. М. С. звонил, торопит. Утром 9-го приехал я в Москву. Пошел на службу. Там меня застала по радио речь Ельцина на сходке в Доме кино. Совершенно разнузданная: президент лжец, кругом мухлюет — ив том, и в этом. КПСС мобилизуется. Пора действовать, чтобы спасать демократию. Это я-то развалил Союз? Ложь. Это президент развалил Союз своей преступной политикой. Армия? Я за армию, но против того, чтобы ее использовали против народа, и т. д. в том же духе. А сейчас по Москве идет манифестация в поддержку Ельцина: «Долой Павлова с его ценами!» и, конечно, «Долой президента!» Вечером я сел писать письмо Горбачева к Колю. По телефону он не стал ему говорить о своей просьбе, а это «SOS»: ибо наступает голод в некоторых областях, забастовал Кузбасс, тоже «Долой президента!». В магазинах больших городов полки пустуют абсолютно, в буквальном смысле. М. С. просит Коля срочно помочь — заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперед под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками. Письмо отправлено. Грядет крах. Референдум В понедельник М. С. собрал в Ореховой комнате советников, включая двух членов Совета безопасности (Бакатина и Примакова). Плюс Болдин. Впервые устроил такое совещание: всех сравнял… к вящей удрученности А. Н. Яковлева. М. С., судя и по этому собранию, все больше мельчит, становится все раздражительней. И все меньше информирован. Оказывается, существует никому доселе не известный «отдел информации», каковой содержит при себе Болдин. Я обнаружил это совершенно случайно, когда «девочки» принесли какую-то бумажку, в которой этот отдел был упомянут. Узнал, что там ежедневно делают обзоры для президента. Попросил Болдина показать хотя бы один такой экземпляр. Он прислал, надписав: «С возвратом». Все ясно. Это ультратенденциозный, в сугубо брежневском стиле обзор печати и шифровок. Вот откуда происходят кухонные обиды у Горбачева, откуда берутся «выводы» и оценки Президентом СССР текущих событий. Помощникам и советникам (М. С. приравнял их к помощникам по зарплате) дал каждому по 4-6 консультантов, а членам Совета безопасности — по 8 плюс двух секретарш. Яковлева лишил и помощника, и секретарши. Еще один щипок, еще одна обида! Создается впечатление, что М. С. подталкивает его к уходу «по собственному желанию». В общем, нелепое и довольно бестактное собрание, где Горбачев присягнул нам, что не повернет назад, но велел служить только ему. А если кто будет действовать «не в тон», пусть уходит. Если же сам заметит, что кто-то действует не так, попросит уйти. Я встрял (тут же мелькнула мысль о моей дерзости по отношению к комбату в 1942 году): «А что, Михаил Сергеевич, теперь не соглашаться уже нельзя?» М. С. проводил меня долгим взглядом и не удостоил ответа. Вчера я ему послал записку: Мэтлок по указанию Бейкера созывает на «партсобрание» к себе в посольство президентов союзных республик и председателей их Верховных Советов. Те уже «завели двигатели» в самолетах. Позорище! М. С. пришел в бешенство. Велел утром Бессмертных и Дзасохову сесть за телефоны. Сам стал обзванивать республиканские столицы. «Мероприятие» Мэтлока удалось сорвать. А мне, между прочим, пришлось «разъяснять» Яковлеву, Бакатину и Примакову, что и им туда идти не следовало бы. Но какая наглость! И не пойму: то ли у нас другой менталитет, другое понимание этики, не можем освоить, что для американцев естественно, то ли это сознательное хамство победителей над Хусейном, когда им уже не нужен ни Горбачев, ни «европейский процесс». Вопрос о «морской пехоте» (в порядке выполнения нами договора об обычных вооружениях в Европе) до сих пор не решен. М. С. не вникает в суть дела. Впрочем, как и во всем другом. К беседе с Озалом, например, он совсем не готовился и был скучен, банален, несмотря на весь «энтузиазм» собеседника насчет «причерноморского экономического сообщества» и готовности обеспечить телефонной связью все советские деревни… Его подавляет самомнение (несмотря на все!) и «замызганность» внутренней скандальной ситуации. Ощущение: он устал «стратегически»… И не уходит, потому что упустил наивыгоднейший момент — почетного и славного отхода от дел. Лукьянов хитрее: в интервью «Комсомолке» сказал: «Мы сделали, что могли, — сорвали материк с цепей… Доделывают пусть другие». Именно это я писал М. С. в поздравлении к 60-летию. Вчера он с Яковлевым и Шахназаровым сочиняли выступление для ТВ перед референдумом (о сохранении СССР). Вечером велел мне посмотреть, что получилось. Я переписал: слишком казенно сделано. Утром после бурной вспышки по поводу «акции» Бейкера (упомянутого выше «партсобрания» в американском посольстве) он сел с Шахназаровым и Кравченко еще раз передиктовывать свое выступление по ТВ. Не знаю уж, что он взял «из меня» и что вернул обратно из вчерашних глупостей, вроде ссылки на Ярослава Мудрого… В «Известиях» — статья Лациса «Маски». Очень точно о том, что происходит в так называемых общественных движениях: оскоплено общественное сознание… Чего уж там, если рафинированная интеллигентная элита в Доме кино рукоплещет пошлому, вульгарному, полуграмотному, хамскому «лидеру»! Кто поверит, что она не понимает, кто перед ней? Значит, ей это нужно? Но знает ли сама — зачем? Референдум: «Быть или не быть Отечеству?» Хотя на самом деле такая постановка вопроса — очередная демагогия: ничего уже не остановить, чем бы этот референдум ни закончился. О Президенте России (нужен ли) — второй вопрос для референдума. Если бы не Ельцин, почему бы и нет? Бейкер был у М. С. в пятницу. Как ни в чем не бывало, будто мы — в прошлом ноябре или декабре. Но это заслуга Джима, который, понимая, чья кошка мясо съела, сразу повел «на мировую». А ведь М. С. собирал материальчик, чтобы высыпать перед ним: мол, подрывную работу ведешь у нас. На самом же деле ведет ее — по глупости или по долгу службы — Крючков. А М. С. очень падок на всякие штучки из того ведомства. Я сочинил, по-моему, неплохой отчет о встрече с Бейкером. М. С. вдохновенно несло: он говорил, как в прежние времена. Вчера готовил материал к встрече с Геншером. А тем временем «мы» выкрали Хонеккера. Ничего не понимаю: я — помощник президента — об этой операции узнал по радио. Хотя она начиналась еще в декабре (первая записка Язова и Крючкова, которую тогда М. С. проигнорировал). Зачем нам об это мазаться? Как мы выглядим со своим новым мышлением? Умыкнули гражданина чужой страны, да еще находящегося под следствием? Коль будто бы не был поставлен в известность. Но он отмолчался. Вообще-то им вроде «баба с возу»… Ну уж больно нахально. Как же выглядит суверенитет уже объединенной Германии, претендующей на статус великой державы?! Не знаю, как М. С. будет «отбрехиваться». Что было за эту неделю? В понедельник — Геншер. О Хонеккере лишь затронул тему — «отметился»: ни тени возмущения, никаких требований. Наверное, их устраивает такой вариант. От общения с немцами ощущение действительного перелома — перехода в новое время, в необратимость, чувство ухода в историю того, что есть история. Такое же ощущение у меня возникло, когда я присутствовал при интервью М. С. «Шпигелю». Но и другое, печальное наблюдение: Горбачев повторяется. Слова, фразы, примеры, «ходы» мысли, аргументы — все то, что в 1986 году ошарашивало и еще в 1988 году производило впечатление, сейчас звучит как дежурная декларация. Он застрял в своих открытиях, ни на гран не эволюционировал, особенно когда перестройка пошла в галоп. Раньше он читал статьи и даже книги, ставшие доступными благодаря свободе, которую он же и даровал. Вычитывал и выискивал в них что-то для себя существенное и развивался сам. А когда пошли по наклонной, всякую новую мысль он воспринимает как оппозицию, как нечто направленное против него. И скудеет, беднеет, ожесточается интеллектуально. Он стал однообразен и скучен в политике… Ищет, как бы ничего не поменять. Где уж тут опережать события! Сейчас все спрашивают насчет итогов референдума, рамок суверенитета и вообще понятия суверенности. Он же ни разу не сказал, что позволит кому-нибудь выйти из Союза. Отговаривается «конституционным процессом», законностью… И не отреагировал, когда Бейкер ему посоветовал выйти после референдума к народу и сказать: «Республики, вы свободны. Я вас отпускаю». И тогда все переговоры о разводе или о новом браке сразу приобретут нормальный мирный ход. Нет, он продолжает твердить, что «мы неразделимы». Да, он устал. Время обогнало его. Возимся с программой визита Горбачева в Японию. Дунаев «обогащает» его и Раису Максимовну знаниями. То и дело она меняет списки, выбрасывая всех, кто против М. С. где бы то ни было, когда бы то ни было хоть слово сказал. Но самое «интересное», что до сих пор нет «концепции» визита: отдавать острова или нет? А без «концепции» в этом направлении и ехать не стоит. Ельцин на Путиловском заводе. Прямой эфир Ленинградского телевидения. Вульгарно, мелко, хамски и все против Горбачева. Но победоносно. И рабочий класс, ленинградская рабочая аристократия устроили ему овацию. Хором скандировали вслед: «Горбачева в отставку!» Все можно объяснить, но я так и не могу понять, почему Горбачев породил такую необузданную и иррациональную ненависть к себе? Наверное, политику, да еще реформатору, нельзя заискивать, нельзя быть непоследовательным, ему противопоказано читать народу мораль. В общем, как политик он проиграл. Останется в истории как мессия, судьба которых везде одинакова. Между прочим, вчера Аугштайн (издатель «Шпигеля»), прощаясь, сказал, что желает Горбачеву удачи в «Вашем великом деле — как Линкольна в Америке». Но, продолжал немец, «не желаю Вам его судьбы». Очень тактично! Но М. С., по-моему, не заметил намека. Вчера в Кремле Горбачев собрал обсуждать позиции перед визитом в Японию (Янаев, Яковлев, Бессмертных, Болдин, Фалин, Рогачев — заместитель министра иностранных дел, я и, конечно, Примаков). МИД предложил вернуться к формуле 1956 года. Я сказал: «Изучив кучу анализов и мозговых атак, проведенных в институтах, я пришел к выводу — отдавать острова все равно придется. Весь вопрос — когда и как. Не сделаете вы, сделает Ельцин. Станет Президентом России и отдаст — под аплодисменты русского народа. Вы все, помните, боялись, что малейший ваш шаг, который мог бы быть истолкован как разрушение империи, русский народ вам не простит, как не простит этого никакому другому политику. А вот Ельцин нагло и открыто разлагает Союз-империю. И, кстати, под овации именно русских». М. С. ответил: «Я был бы очень рад отдать эту миссию Ельцину». Долго он говорил, вразумлял, а острова решил не отдавать, склонен замотать проблему в красивых словах и обещать «процесс» — любимое словечко из его «теории компромиссов», которая уже завела нас… Скука. Конечно, зашла речь и о выступлении Ельцина на Путиловском заводе. Начал Горбачев вопросом: не показать ли ее по первой программе телевидения? Народ увидит и поймет, куда, в какую яму Ельцин тянет страну. Я решительно возразил: если показать это хамство, это оскорбление, это скандирование «президента в отставку!», тогда все уже окончательно убедятся: раз такое позволено, то у нас действительно нет власти, по крайней мере центральной власти. И о президента можно «вытирать ноги». Горбачев жаловался: вот, мол, ни в одной стране средства массовой информации не позволяют себе глумиться, издеваться, оскорблять президента, так лгать. Говорил, что будет стоять до конца. И какие, мол, это демократы, раз они апеллируют к толпе, к «шахте» (имелись в виду забастовки шахтеров), рушат все созданное народом якобы ради народа и т. д. и т. п. Все эти рассуждения от беспомощности и, может быть, от обреченности. Нет у Горбачева позиции и нет уже политики, адекватной нынешнему моменту. Да и где ее взять? (Помощники тоже уже ничего предложить не могут.) Нет политики также и у Ельцина, и у его «демократов» — есть только жажда власти. Три дня М. С. часами передиктовывал свое выступление для телевидения по итогам референдума, и в то же время он полностью отключен от реальной реакции на этот референдум. Между тем, что бы он ни сказал, никому это уже не нужно. Сразить можно теперь действительно только заявлением об отставке. Но и впечатление от этого тоже быстро пройдет (с Рыжковым так и получилось!). И останется он объектом будущих историков, которые «воздадут» (да и то сначала только историки с Запада). Наши же будут опять и опять переписывать историю «по обстановке». Мэтлока я «сосватал» к М.С. И хороший разговор получился — откровенный: хочет быть рядом с Бушем и чтоб Буш был рядом. Ценит его позицию. Хочет, чтоб в США все знали об СССР (спецслужбы пусть делают свое дело). Посла хвалил, но просил, чтобы США воздерживались обозначать свою позицию по нашим внутренним передрягам. Но все — не то. Сколько-то дней готовил он выступление по ТВ по итогам референдума. Шахназаров, увидевший, что насочинено, пришел в ужас и забраковал. Такой серости, говорит, президенту еще не подкидывали. И знаешь, мол, беда в том, что М. С. перестает чувствовать серость… Утрачивает ощущение реакции аудитории… Видимо, совсем растерялся. Поручил мне, говорит Шах, готовить речь в российском парламенте! Я подготовлю, но буду протестовать: чтоб не выступал там. Один раз он таким способом помог Ельцину стать Председателем Верховного Совета РСФСР, теперь поможет стать Президентом России. Я возопил: «Надо абсолютно не понимать ситуации, чтобы сейчас — под улюлюканье уличной толпы — пойти в российский парламент и говорить против Ельцина. Его же просто там освистают… или начнется драка депутатов!» А Шах мне: "Он уверен, что не допустит Ельцина в президенты. Между тем Что касается «себя лично», даже интересно «будет посмотреть». Но вообще-то нечто подобное может произойти. И останемся даже без пенсии: скажут — иди оформляй ее в президентский аппарат, который уже разгонят. Ничего!.. Книжки и альбомы буду продавать — переживу… Впрочем, мы действительно в своих больших кабинетах, за дверьми, охраняемыми офицерами КГБ, утратили живое (кожей) ощущение реальности. Общество готово взорваться… Кто начнет стрелять?.. Что читать, что делать? Уже возникает идиосинкразия к газетам. Надоела эта интеллектуальная политическая отрава. Отвлечься же на что-то классическое невмоготу… Тревожно. Неделю надо запомнить: Съезд народных депутатов РСФСР… и запрет Горбачевым манифестаций в Москве в поддержку Ельцина (после его ленинградской эскапады!). Моссовет осудил запрет. Вся пресса, включая «Известия», осудила. Осудил и начавшийся вчера утром съезд российских нардепов… Устроили просто шабаш. Послали Хасбулатова к М. С. Не отступил: завтра, сказал Хасбулатову, уберу войска, сегодня нет и в центр манифестацию не пущу! «Возмущение» съезда, а также ВС СССР (Собчак от «межрегиональной группы» предложил резолюцию…). Съезд прервал работу… А улицы запружены войсками, милицией, перегорожены грузовиками… Мою машину не пустили через Москворецкий мост… Все перевернулось во мне: как это так — машину помощника президента!.. Но смолчал, предъявил документы, которые долго изучали. И пошел пешком на работу… То же, когда с работы до метро!! Успокоившись, «осознал» и одобрил… Правильно или неправильно поступил Горбачев, но раз уж запретил — надо идти до конца. Иначе окончательно все потеряет. И в общем… сработало. Демонстрации были локализованы и… «жертв нет», не было и стычек. Съезд сегодня заслушал (к моему большому удивлению) весьма конструктивный и «примирительный» доклад Ельцина «О положении в стране — России». Утром звонил Яковлев… Ему не дают покоя лавры Шеварднадзе — надо было, мол, так же «остаться в истории», своевременно!.. Тщеславие! Он мнит себя «автором» перестройки, «автором» самого Горбачева… А его — в советники, и зарплату на 400 рублей сократили, и мальчиков из приемной убрали… Сокрушается… Я, говорит, шел вчера по улицам между военных грузовиков — и мне стыдно было: опять возвращаемся назад, опять «все» знакомое… все напрасно и т. д. Я полчаса произносил в ответ речь… Суть: если ты остаешься в политике, думай политическими категориями. У оппозиции есть все, чтобы до конца (вплоть до сформирования правительства) использовать демократию… И это М. С. сказал в своем интервью ТВ наконец открытым текстом. Ельцина уже достаточно прославляли и восхваляли. 90 % прессы — на его стороне. Так нет, давай еще продемонстрирую силу — массовое действо. Но силе есть что противопоставить пока и Горбачеву. И он это сделал… Либо-либо. Оппозиция до сих пор, надеюсь (до сегодняшнего доклада Ельцина), действовала по принципу: заставить проводить свою политику, а это означает разрушать государство… Но тогда уже негде будет проводить политику. Да, наделал М. С. массу грубых — и не тактических, а стратегических — ошибок. И сейчас уже речь не о перестройке, а о спасении страны. А ее не спасешь, если дать разрушить государство… Яковлев. Что? Силой держать, кто не хочет в нем оставаться? Я. Наоборот. Одна из роковых ошибок была, что М.С. сразу не отпустил Литву, а потом и Грузию. Это, повторяю, и дало нагноение во всем организме. Нет! Я говорю о государстве, какое еще можно сохранить… Яковлев. Но все-таки что… армию опять пускать в ход?.. Я. Государства без армии не бывает. Яковлев. Но не на армию же опираться? Я. А на что? Яковлев. На демократию… Я. А где она? Где демократия? Из чего она состоит?.. Эта болотная элита… эти кочки, уходящие из-под ног? Нет ее, демократии. Есть гласность, свобода, а по-русски — вольница! Демократия — это организованное общество: партии, институты, господство права, уважение к закону. Демократия — это лидеры, конкурирующие в борьбе за правительство, а не против государства!! Где все это у нас?! И на что опираться президенту, спасая государство?! Он продолжал ныть. Конченный для политики человек, общипанный, потерявший политические координаты. Между тем грядет катастрофа. В понедельник М. С. собирал Совет безопасности (рассадка: Яковлев, Медведев, Ревенко — за главным столом, хотя теперь они вроде «такие же», как Черняев, Загладин, Игнатенко, которые расселись вдоль стенки)… М. С.: «Через 2-3 месяца кормить страну будет нечем, хотя хлеб в стране есть… Ситуация 1927 года. Думайте… Соберемся в субботу (т. е. завтра!). Посмотрим, кто что придумает». А в «Московской правде» вчера «Экспериментальный творческий центр» на трех полосах изобразил картину почти неотвратимой гибели страны, которая даже не империя, а целая цивилизация… как Рим, Византия, Великие Моголы, Вавилон и т. д. «Седьмой» вариант спасения — самое слабое место в этом мощном анализе всей сути и последствий перестройки и 73 лет. Да! Седьмой вариант — очередная схема… Я дважды прочел… Скажу М. С., чтоб тоже прочел… Ему надо знать, где он и все остальные находятся… Начали писать речи для Японии. Был Одзава… М. С. ничего ему «не дал» и ничего не обещал. И зачем вообще ехать? Ничего ведь не будет. И не только ничего не получим за острова, мы ведь и освоить-то их не сможем… Не стыкуется ничего! А М. С. все произносит речи: то перед аграрниками (все то же, что два-три года назад), то на всеармейском партийном слете «Армия! Армия!..». Вчера был Совет безопасности. Проблема продовольствия… Но теперь уже конкретнее — хлеб. Не хватает 6 млн тонн до средней нормы. В Москве, по городам уже очереди такие, как года два назад за колбасой. Если не добыть где-то, то к июню может наступить голод. Из республик только Казахстан и Украина (едва-едва) сами себя кормят. Что в стране есть хлеб, оказалось мифом. Скребли по сусекам, чтоб достать валюту и кредиты и закупить за границей. Но мы уже неплатежеспособны. Кредиты никто не дает: надежда на Ро Дэ У (М. С. согласился на пути из Японии остановиться на о. Чеджудо, чтоб поговорить с президентом Южной Кореи о 3 миллиардах кредита)… И еще есть надежда на Саудовскую Аравию. Кувейт вроде отказывается, хотя Фей-сал обещал, выражал М. С. всякую благодарность за поддержку против Ирака. Методика обсуждения на СБ как год-два назад на Политбюро: вместо того чтоб иметь на руках заранее подготовленные просчеты и предложения и сразу заняться решениями, в течение шести часов выясняли, что имеем и откуда можно взять. М. С. с карандашом опрашивал, а министры и члены ПБ путались в разноречивых данных. И опять: государство (раньше — ПБ) все должно найти и раздать! Два-три года назад уже была видна порочность этой методики на фоне заявленного стремления к рынку. Мы неисправимы! Ельцин изложил на Съезде народных депутатов РСФСР свою программу. Теперь уже не скажешь, что у оппозиции нет позитивной программы и в этом она, дескать, не может «с нами» конкурировать (совсем на днях М. С. это в который раз повторил в интервью ТВ!). Программа составлена хитро и впечатляет. Но в парламенте все равно все идет вразнос… Ибо для оппозиции главное — реализовать итоги российского референдума и избрать президентом Ельцина. Идет просто неприличная свара… Однако все сходит с рук, потому что фоном всему — непримиримость к Горбачеву. Даже те, кто против Ельцина, требуют отставки М. С. Характерен эпизод с Исаковым (из «шестерки», которая во главе с Горячевой на ВС РСФСР выступила за отставку Ельцина). Исаков сделал содоклад. И между прочим сказал: я за отставку и Ельцина, и Горбачева, я был бы доволен, если бы Горбачеву предоставили какой-нибудь почетный дипломатический пост. А между тем М. С. включил Исакова в состав делегации в Японию. Узнав об его выступлении, спросил меня: "Когда оратор говорил «в отставку Горбачева», как реагировали, под бурные аплодисменты?.. — Да… — А когда предложил «на дипломатический пост», тоже под овации?.. —Да… Тут же велел исключить Исакова из делегации. Вот и вся недолга — максимум доступного для президента. Поехал к Н.Н. Она еще болеет. Просила купить хлеба. Объехал с Михаилом Михайловичем всю Москву, начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю — даже в самые голодные годы. Говорят: это перед повышением цен, но ведь хлеба на месяц вперед не купишь. В этот день, наверное, совсем ничего не осталось от имиджа Горбачева. Он катится катастрофически вниз уже от нулевой отметки. Ведь любой (даже доброжелатель) может, глядя на такое, произнести только одно: доперестроил!.. Подлая статья в «МН» О. Попцова о Горбачеве. Попцов пишет: Шеварднадзе выбрал между властью и порядочностью последнее. Так. Что такое власть у Шеварднадзе? Материальное благополучие, роскошное жилье, слава, «имидж», полученный благодаря Горбачеву, который его поставил на этот пост и дал четкий политический курс нового мышления. А собственно власть Э.А. (т. е. командование и подчинение) распространялась только на Смоленскую-Сенную. И только это он потерял, «выбрав порядочность». Остальное все при нем осталось. Теперь о порядочности и чести. Вчера (а он теперь почти каждую неделю дает интервью) Шеварднадзе выступал в программе ТВ «После полуночи». Говорил о фундаментальных ошибках, жалобно негодовал по поводу «военной техники» на улицах Москвы Ну хорошо! Фундаментальные ошибки, Эдуард Амвросиевич, вы делали вместе с Горбачевым, но расплачиваться за них ты оставил его одного. А сам сидишь комфортно перед журналистами или объясняешься со знакомыми западными деятелями у себя дома. И рассуждаешь на тему о том, что было бы, если бы и т. д. Снисходительно «похлопываешь» М. С.: он, мол, еще может принести пользу государству. Значит, ты не захотел мараться в самый острый момент, когда «слава» могла уйти, решил «остановить мгновение» и остаться в истории хорошим. И это порядочность, и это честь кавказского человека?! А не метит ли он в самом деле в президенты после М. С. — в президенты типа германского Вайцзеккера, когда ничего не надо будет делать, ни за что не отвечать, а лишь красоваться перед миром и либеральной интеллигенцией, утверждая себя как историческую личность? Очень возможно… И почему бы Яковлеву не последовать его примеру? Александра Николаевича, видно, и мучит, что упустил момент. Был бы на покое и в роли зачинателя перестройки, «отца русской демократии» и «гиганта либеральной мысли». Тьфу!.. У Н. Н. очень интересно поговорили. Пока она возилась у плиты, прочитал ей Попцова с комментариями. Обсудили «Анализ катастрофического прогноза» в «Московской правде» за М. С. после нескольких дней колебаний вдруг решил принять Никсона. Вчера вечером его бросились искать — не нашли. М/С. снизошел: «Ладно — завтра в 11 часов». И полтора часа с ним сидел, доказывая, что «курс неизменен», но нужно стабилизировать… Может быть, неизбежно было говорить с Никсоном: он ведь представился посланцем Буша и объехал Литву, Грузию, со всеми виделся. Сидел я рядом, записывал и думал: М. С. сам по себе делает «положенное», Съезд народных депутатов РСФСР — сам по себе делает озверелое шоу на всю страну; шахтеры — сами по себе — разрушают экономику, плевать рабочему классу (гегемону) на все! Вообще это еще одно свидетельство краха мифа о «прогрессивной исторической роли» рабочего класса. Тоска зеленая. Надо писать речи для Японии. А уже нет ни «вдохновения», ни мысли… Иссякла «способность», потому что иссякла политика. Осталась от нее словесная шелуха. Новое мышление сделало свое дело… а дальше начатое Горбачевым, увы, продолжают… американцы, создавая «свой» новый мировой порядок. Обессмысливается мое пребывание при М. С. Никакого «импульса». Но бежать стыдно, хотя устал — больше не от работы, а от сознания тупика и поражения. Хотя сделано-то огромное дело — через новое мышление, но это уже… позади. М. С. все суетится. Готовит с Павловым экономическую программу. Сегодня весь день говорили, заседали в Совете Федерации. Ельцин, проведя «триумфально» Съезд и получив чрезвычайные полномочия (правда, «Известия» написали — теперь никто уже не понимает, что это такое), укатил на Кавказ, в «Красные Камни», играть в теннис… Страна же поднимается с воплем: «Долой Горбачева!» Шахтеры продолжают бастовать… За Минском — вся Белоруссия с теми же требованиями. Вчера читал информацию из десятков городов: по всей стране — все накануне забастовок. То есть дело идет ко всеобщей политической стачке. Блестящая, искренняя, прямая, почти «до мата» встреча М. С. с шахтерами — мгновенная вспышка прежнего его обаяния… Все катится… А я и К¤ продолжаем лихорадочно готовиться к Японии. Вчера был посол, я ему со слов М. С. (звонил мне в Успенку в воскресенье) говорю: Нобелевский лауреат и автор идеи безъядерного мира не может не посетить места атомных бомбардировок… (Японцы этого очень не хотели, чтоб не обижать американцев.) М. С., в порядке уступки, Хиросиму заменил на Нагасаки. Возобновил свое согласие залететь к Ро Дэ У на о. Чеджудо… По пути из Японии. Словом, будет демонстрировать, что «все идет как положено»: президент делает свое дело, несмотря ни на что… Презрел призывы взять в делегацию из тех, кого Ельцин назначит. Выбрал Исаева — самого серого, но зато из противников Ельцина, зама Председателя ВС РСФСР. Читаю Арцыбашева («Санин»)… Даже некоторое разочарование по сравнению с тем, какое со школы сложилось о нем представление. Почти классика: Куприн, Л. Андреев, даже Чехов… И никакой порнографии в нынешнем понимании… Но не в этом дело, а в том, что, в отличие от поколений советских школьников «после меня», я со школьных лет знал про Арцыбашева так же, как про Соллогуба, Мережковского, Гиппиус, не говоря уж о Блоке… Наш «Сердрей» (учитель литературы) успевал нас во все посвятить, хотя сами сочинения мы не всегда могли доставать. Но многое и доставали. В бешенстве от бездарности, непрофессионализма, убогости материалов, которые дает МИД для визита в Японию, как, впрочем, и по другим поводам. Только теперь вот — цейтнот, да и заболел я… А на мне, как назло, все опять сошлось. О поездке в Японию 14-го в самолете до Хабаровска. Две ночи и один день. 15-го М. С. «обсуждал» с местными деятелями «пути выхода» из кризиса. Четыре часа ТВ показывало его встречу с активом, который не хочет расставаться (и не умеет) с командно-административным стилем. Особенно нахален и примитивен был предисполкома Данилюк, которого М. С. тем не менее взял с собой в Японию. Город. Деревянные дома старой постройки. Провинциальный облик улиц и… полно всего в магазинах! Москве подобное давно уже не снилось. Распределение продуктов по трем системам — талоны, кооперация, коммерческая торговля: и ни очередей, ни толчеи в магазинах. Тип людей — долгоносые, остроносые, в основном потомки украинских переселенцев. 16-го, во вторник, улетели в Токио… Первое впечатление — неестественность сверхсовременного города, вроде нежизненность какая-то. Ничего не видел, не был ни на одном из приемов и публичных встреч. Только на переговорах: двенадцать часов чистого времени. А ночью или в промежутках — сообщения для печати и заготовки к очередному раунду. Всего их было семь. Суть здесь не перескажешь. Это — в записях… Разве потом — для мемуаров. Очень «неуютно» бывало, когда президент сверхдержавы и премьер Японии часами спорили — употреблять глагольную форму слова или поставить существительное. И это в тот момент, когда дома вот-вот все рухнет! Но, с другой стороны, может, и хорошо «делать вид», что президент занят «своим делом, несмотря ни на что». В поезде на Киото скорость 250 км в час. Банкет М. С. с представителями делового мира. Неожиданная встреча — сокурсница моя по МГУ в качестве переводчицы. Полет в Нагасаки. Красоты заливов. Сказочная дорога к городу в сумерки… Толпы на улицах — как бывало в Германии, в Америке, в Финляндии, может, чуть меньше, чем в Италии! Ради этого стоило ехать (молодец Дунаев, что настоял завернуть сюда…). Особенно «интересно» это на фоне, когда Ельцину показали на дверь в Страсбурге. Русское кладбище 1905 года. Почему-то «не проникаюсь» я «до глубины» такими вещами. Не умиляюсь. Видимо, я глубоко не религиозный человек, нетрадиционный. Митрополит Питирим, взятый в делегацию Горбачевым, красавец. «Аллилуйя» в часовне. В ночь — полет на о. Чеджудо в Южную Корею. В аэропорту сцена из-за Тамары и Дунаева. Охрана и протоколыцики заявили им: «Вас не ждали!» Я возмутился и посадил их к себе в машину. Но этим дело не кончилось. Приехав в гостиницу, обнаружили, что им не отвели номера. Я вошел в раж. Устроил громкий скандал начальнику охраны Плеханову и начальнику протокола Шевченко в присутствии их подчиненных и корейцев. Комнату, однако, не дали. Я поселил Дунаева в своей. И «в знак протеста» (кому?) не пошел на официальный вечерний прием, устроенный президентом Ро Дэ У. Как только кончился прием, врывается ко мне Горбачев. Дунаев своей широкой спиной едва успел загородить множество опустошенных нами вместе с Тамарой и Ольгой (Ланиной, из секретариата президента) «мерзавчиков» из-под виски и джина. Ольга — развалившаяся на моей кровати. Тамара — склонившаяся над машинкой, поставленной на стул: больше некуда было в моих «апартаментах». Сцена, как говаривал Остап Бендер, достойная кисти… Но М. С. сразу «оценил обстановку»: «Ага! Теперь понятно, почему Черняев не явился на прием. Здесь ему куда уютнее, чем слушать нудные речи, одну из которых он сам же написал…» Похохотали. «Приласкал женщин», сказал, что завтра «много работы» и пожелал ехидно «спокойной ночи». Утром 20-го. Переговоры Горбачев — Ро Дэ У «один на один». М. С. накануне меня спрашивал, заявлять ли о нашем согласии на прием Южной Кореи в ООН? «Исполнил», как условились. Ро Дэ У весь засиял. Договорились о кредитах (3 миллиарда). Переговоры в делегациях. Всякие грандиозные газовые и нефтяные проекты — во что трудно верится. Возвращение на машинах в аэропорт: впечатления по дороге — не Япония, но все же… В самолете одиннадцатичасовой перелет. Диктовал Тамаре о встречах на острове — для ТВ и газет. М. С., как всегда, пригласил к себе в отсек. Уселись вокруг: Питирим, Катушев, Игнатенко, Брутенц, Рогачев, Гусенков и я… В разговор трудно было вникать из-за шума двигателей. Для меня дело привычное: каждый раз М. С. интимничает «на обратном пути» из-за границы. Но на этот раз «специфика» — участвовал митрополит. И… пил вместе со всеми много коньяку. Интересно, какое у него впечатление от личности президента, так раскрывающегося в такие моменты? Под конец Питирим на ушко пригласил меня к себе в епархию под Волоколамск. Поистине «страстная неделя» — по возвращении из Японии. Совместное заявление с Ельциным — прорыв. Хотя вчера мне М. С. говорил, что Б. Н. начинает «сдавать». И масла подливает Запад, который слишком расписывает победу М. С. в этом «компромиссе». Беда, если Ельцин сорвет «совместное обязательство», а свалить вину на М. С. — ничего не стоит! Потом — Пленум ЦК. Накануне (24-го) было Политбюро. Когда М. С. показали проект решения пленума, он взорвался: там речь шла об «антинародной политике» генсека. Шенину сказал: «Твоя работа». Но, между прочим, все эти «молодые» — Гиренко, Лучинский, Семенова, Купцов, Строев, Фалин, которых он выдвинул в секретари ЦК (в большинстве из провинции) пригрел, обласкал, дал путевку в большую политику — они что? Значит, тоже в душе согласились, что во всем виноват М. С.? И будто его смещением или угрозой смещения, в тон хору обкомовских резолюций, можно решить все вопросы? Во всяком случае, рыльце у них в пушку: недаром же они на пленуме в рот воды набрали, когда другие покатили на М. С. волны оскорблений и поношений, требовали его отставки, предъявляли ультиматумы насчет чрезвычайного положения во всей стране. Иначе — ужо тебе! Позорище было смотреть на этих «зайчиков»… И вообще на весь этот пленум… Гнали генсека, а когда он встал и сказал: «Ладно, ухожу!», все в портки наложили и проголосовали, чтоб «снять вопрос с обсуждения». Тоже формулировочка… до следующего пленума, что ли?! Честь ЦК спасали такие, как Вольский, Бакатин, не говоря о Назарбаеве… Хотя вообще-то я был за то, чтоб М. С. послал их к едрене матери… И от них на другой день ничего не осталось бы. Они действительно никому не нужны, кроме номенклатуры… И без М. С. сразу бы оказались «на обочине» — в отвале. Впрочем, Вольский и Бакатин так прямо и сказали. А один рабочий в перерыве подходит к М. С., сокрушается: «идиоты-самоубийцы». В самом деле «пигмеи». Впрочем, я убежден был, что М. С. надо было воспользоваться шансом — и уйти с генсекства, до его заключительного слова. Тогда я думал: это был бы знак деидеологизации высшей государственной власти, окончательного сброса бремени партийности, которую в стране ненавидят. И можно было бы получить какой-то подъем, во-первых, «обывательских» симпатий к Горбачеву, жалости (наподобие эффекта ушедшего, наконец, Рыжкова)… Во-вторых, "определилась бы значительная часть коммунистов, которые не знают, где они находятся — у Полозкова или где-то еще… И образовалась бы «партия Горбачева»… Произошел бы раскол в КПСС, а это очень нужно, чтоб не отдельные «личности» демонстративно выкидывали партбилет (часто по подоночным соображениям), а миллионы партийцев и «из принципа…». Остальные все сразу же оказались бы «полозковцами»!! Но М. С. опять (когда он в раже — может!) проявил свой мощный талант политика-трибуна. На какой-то период, возможно, в ЦК и в парторганизациях это заставит задуматься. А главное — он обозначил четко свое кредо перед обществом, перед всякими Старовойтовыми и Станкевичами, т. е. «демократами», которые еще не потеряли здравый смысл, не истощили свою совесть в политических играх и драках! Перед ними и перед Западом встал (как и в Японии) вновь прежний Горбачев — убежденный и непоколебимый автор перестройки, умудренный ее «разносным» опытом! Может быть, этот вариант лучше сработает… Вчера вечером он мне позвонил: «Что, Толя, дальше-то делать?» Я опешил, не сразу нашелся. Говорю: то же самое, что до этого! Потом поговорили о «пигмеях» и «ничтожествах» в ЦК, вокруг… Я ему посоветовал недельку-другую отдохнуть — уйти в тень, пусть «посуетятся» без него, и народ пусть поразмышляет, где М. С., который сейчас чуть ли не каждый день «мелькает»… И особенно я ему советовал не ходить 1 Мая на Красную площадь… Это будет море — десятки, если не сотни тысяч людей — с проклятиями и оскорблениями в адрес президента. Этим будет смазан тот выигрыш в глазах массы, который достигнут в результате соглашения девяти республик (Ново-Огаревский процесс) и «итогов» Пленума ЦК. Да и просто надо отдохнуть, воспользовавшись такой концентрацией «праздничных» дней — от 1 до Отмолчался… Но у него и масса «мероприятий» набрано. Только по моей линии: Коль — телефон, Миттеран — прием в Ново-Огареве, группа высокопоставленных японцев, болгарин Лилов, вьетнамский лидер и т. д. Вчера он произнес в Верховном Совете речь по итогам поездки в Японию и Южную Корею. Почти не поправил то, что я ему подготовил. Жалко только, выбросил один «ход», чтоб не ломать дурака: мол, не знаю сам, отдадим острова или нет (в наполнение его тезиса «пусть история сама поработает»). Не решился он. А я тем временем делал свое дело. Между прочим, еще раз убедился, что недавно образованная «при мне» группа консультантов выдает на-гора полуфабрикат… Значит, я еще нужен пока. Это приятно, хотя очень уж нагрузочно. Сделал письмо Бушу и письмо Мейджору — ответы на их обращения к М. С. И опять, после МИДа, пришлось переписывать, так же как и ответы венгерскому президенту Анталу и приветствие Валенсе, который, кстати, паршивенько себя ведет: мелкошляхетско-плебейски. Ну ничего — М. С. сказал тут как-то: «Правильно „мы“ сделали, что перестали обращать внимание на своих бывших союзников. Пусть сами разберутся, хотят или не хотят они иметь дело с нами, нужно им это или не нужно. А мы обойдемся!» Раиса Максимовна с помощью Г. Пряхина (из агитпропа) написала книгу. Звонила насчет переводчика… Я посоветовал отдать рукопись прямо в американское издательство. Долго, как только это она умеет, будто перед ней дебил (хотя на этот раз вроде бы не «поручение» давала, а просто «делилась»), говорила мне: я, мол, всегда избегала давать интервью, публиковать статьи, хотя запросов — сотни. Теперь не могу терпеть, когда на М. С. столько клеветы, столько несправедливости, столько злых выдумок и слухов. Я должна вмешаться. Книга — это моя «биография» с ним. Я пишу вроде о себе, но на самом деле о нем. Я очень поддержал, и не только из вежливости. Надо о нем говорить «изнутри». Это и моя обязанность. Но для этого мне надо уйти на пенсию… У нее-то времени навалом. С М. С. виделся в эти дни только во время его телефонного разговора с Колем. Все о том же: тот выспрашивает, «удержишься ли?». И заверяет, что будет «твердо поддерживать Михаила» всюду, в том числе… вот собирается в Вашингтон. По делу: со строительством квартир для военных что-то не идет. Просил, чтобы подрядчиками были сами немцы. М. С. торопился на Совет безопасности, и поговорить как следует с Гельмутом не удалось. Миттерана (будет 6-го) я сплавил на Загладина, который окончательно превратился в разъездного (по заграницам) помощника. Иногда выведывает у них интересные мысли. Они, кстати, пригодились для моей затеи — дать анализ и взгляд на новый (пора уже!) этап «политики нового мышления». Моя команда (Вебер, Ермонский, Малашенко) по моей канве написала уже 40 страниц. Но я «подверг», хотя это и добротный «фарш». Не было, впрочем, больших «стратегических» мыслей. Изложил им новую свою крупную канву, вроде вдохновились — на праздники. Сам же через час поеду к митрополиту Питириму в Волоколамск! М. С. вдруг подарил мне японскую «систему» (радиопроигрыватель лазерный и кассетник)… Прислал на дом, в то время как я был в гостях, разыскал. ирничает: я, мол, специально приехал из Кремля в ЦК (30-го, часов в 9 вечера) передать тебе подарок. Давно собираюсь это сделать, чтоб «ты помнил». — Так вы мне уже сделали такой подарок. Помните — не оказалось в магазине перед какой-то поездкой за границу помазка (для бритья), и вы захватили в самолет «свой». Очень трогательно. И я действительно каждое утро теперь «вспоминаю». — Ну, это не то! А этот тоже — каждый день будешь вспоминать. Весьма мило с его стороны. Вчера он все-таки был на Красной площади, на Мавзолее, рядом с профлидером Щербаковым и другими «рабочими», которые один за другим крыли его политику перед примерно 30 тысячами собравшихся. Митинг этот — взамен 73-летней массовой демонстрации. И когда смотришь, грустно как-то становится: все-таки и твоя это биография, эти майские дни. Пусть в них была заложена «большая ложь» и тайный источник разрушения страны… «Личных» выпадов — как в прошлом году, — когда 1 Мая и 7 Ноября оскорбляли и печатно (на плакатах), и выкриками, и ему пришлось уйти! — на этот раз не было. Однако каково ему быть здесь! Слушать в общем-то «общенародные» глупости, полное непонимание его политики, его замыслов, неприятие, раздирающие душу факты: как плохо стало, как все «рушится» и «заваливается». И ведь ни один, в том числе и профлидеры, не намекнул даже, что другого пути нет, что это неизбежно, что «его» политика — для блага страны, для ее спасения, какими бы огорчительными ни были ошибки… Ельцин, которого тоже пригласили на Мавзолей, предпочел остаться в Кузбассе… Мэр Попов не явился, так как ему «не рекомендовала» его партия — «Деморо-сы»… Тоже политиканствующий ход — чтоб не «мазаться» о горбачевскую политику и не делить с ним упреков, критики, не слушать призывов «помочь в нищете» и разорении. А М. С. честно принимает все это… Но, с точки зрения престижа руководителя государства, идти было не надо. И я дважды ему говорил (он отмалчивался). Потому что слушать это и ничем «не помочь» (а ты не можешь помочь: поднять зарплату, вернуть старые цены, обеспечить фонды и производственные связи и т. д.) — значит в глазах масс, что ты опять «не прислушался» к народу. Этот народ лучше бы прочувствовал, если б ты, президент, своим отсутствием показал, что «знаешь, что делаешь» и стоны не собьют тебя с пути, потому что эти вопли бессмысленны, они против самого же «народа»… Кричите, мол, а я буду делать так, как наметил… Вообще ему «затаиться» бы на недельку-две: «Чапай думает!» И пусть бы народ приучался к «неизбежности». Никому ничего объяснить уже сейчас все равно невозможно. На эту тему он «душевную» и по-настоящему глубокую речь произнес при награждении очередных «передовиков» ( Вчера был замечательный день. Ездили к митрополиту Волоколамскому Питириму (в миру он Константин Владимирович) в его «имение». Сам Волоколамск — и соборы… Дубосеково… 28 панфиловцев в 1941 году… Город и храмы. Чай. Кашино: «лампочка Ильича» — знает, что «липа», и весело рассказывает, что, еще «до того» лампочка горела в имении помещика Чернышева. Ярополец — имение матери Н. Н. Пушкиной-Гончаровой, наследовано после ссыльного гетмана Дорошенко и от Загряжских… Имение Чернышева: уникальная церковь гибнет. «Русский Версаль» — дворец, подорванный во время войны, — тоже гибнет. Между прочим, большинство церквей, которые там на этих холмах и просторах стоят скелетами, подорваны немцами! Плюс мерзость запустения. Питирим все это намерен восстановить — сделать поясом культуры, музеев, гостиниц, кемпингов, туризма. И уже начал. Иосифо-Волоколамский монастырь — чудо!.. Потрясающие постройки… Питирим там игумен. Везде говорил нам о планах экономического возрождения края и экономической экспансии своей епархии за счет Старицы, Рузы, части Тульской «губернии». Огромные связи и весь свой талант организатора он употребляет на «мирские дела». Мне все больше казалось неуместным заговаривать с ним о Боге. Но за обедом с водкой я все-таки решился. Он оказался банален в этой теме. Или не захотел вести серьезный разговор. Оживился, когда вновь речь пошла о совместных предприятиях, инвестициях, связях с разным начальством и хозяйственными деятелями и т. д. Знает массу вещей из области сельского хозяйства, экологии, транспорта (кончал МИИТ)… Что же за эту неделю? М. С. принимал японского министра Ватанабэ и К¤ — по линии Вольского. От них потом принесли в качестве сувенира кило ветчинной колбасы и большую рыбу наподобие семги. Дожили! Сувениры такие раньше дарили шоферам, а не помощникам президента. Но вообще-то очень кстати: мы вчера опробовали с моим фронтовым другом Колей. Беседу М. С. с Миттераном «сопровождал» Загладин (я его попросил, не уведомив об этом Горбачева). Что Загладин — вроде бы естественно. М. С. был в ударе на последовавшей пресс-конференции. Пошлет Моисеева (начальник Генштаба) в Вашингтон (предложение Буша)… Но ведь без политического решения его визит бессмыслен. Он будет там опять долдонить то, что ни для кого не приемлемо! Хотя я его дважды почти уговорил не принимать болгарина Лилова, он-таки («по просьбе» Ивашко) его целый час у себя держал. Для чего?! Сам я не пошел, сплавил на Гусенкова. У меня 8-го были Брейтвейт с НАТОвцем Александером, потом Блех (германский посол), потом Эдамура — японский посол. Англичане — о том, как бы умаслить нас не возражать против НАТО, его существования и деятельности, несмотря на роспуск ОВД: дескать, оно и вам понадобится. Я отвечал: «А мы и не возражаем. Только вы не нахальничайте, у нас ведь тоже есть генералы, которым не положено иметь новое мышление». Блех едет в Веймар на сбор послов из Восточной Европы, пришел просветиться. Я ему откровенно — и о Ельцине (что не видим в нем «врага», но личность — как таковая — на платформе большой политики опасная…); о том, что мы в Москве наблюдаем разницу в отношении к нам Коля, других европейских лидеров и американской администрации. Коль говорит Горбачеву по телефону примерно так: тебе плохо, я думаю, как тебе помочь. А Буш (при всех его личных качествах): вам плохо, Майкл, я подумаю, как использовать получше вашу слабость в моих «национальных» интересах. Вот смысл скрытой критики в адрес США со стороны М. С., которую усекли в моем сообщении о встрече его с Мэтло-ком… Блех об этом и спрашивал. Эдамура просил не «разъяснять» публично наше неприятие Декларации 1956 года «целиком». Я обещал… Тем более «это и в наших интересах». Если поставить все точки над "Г, тогда зачем и переговоры? Днем вчера — в День Победы — наши традиционные «прогулки» с Колей Варламовым. Ходили по улицам… Я щебетал о поездке в Волоколамск — чтоб не говорить о Горбачеве… В общем, удалось. Пили сначала у меня. Он обмолвился об одиночестве (второй год на пенсии). Я ответил: спасение в женщине. Удивила откровенность его, раньше он обычно пускался в мужское хвастовство. Я, говорит, наверное, израсходовал свой ресурс, и к ним меня уже совсем не тянет. Тут как-то посчитал: на тридцатой счет потерял… Я ему посочувствовал (насчет «не тянет»). Ибо меня спасают женщины, и я свой ресурс сберег. Потом пошли к Варламову на Б. Пироговку. Обедали. Две его дочери — прелесть. Зятья: Павел — доктор, «почечник». Володя — международный коммерсант. От разговоров о Горбачеве уйти не удалось. Яростно и откровенно спорил с коммерсантом: вам, говорю, Володя, впору идти в помощники к Полозкову. Он требовал, чтоб прежде чем М. С. «начал», должен был теорию развить и объяснить коммунистам, как все надо делать. Словом, та самая новая модель, в которую силком… И это интеллигентный человек европейского стиля! Банкир, больше десятка лет проработавший в Лондоне, Бангладеш и т. п.! Мудер был доктор Павел — «беспартийный», который ловко подзуживал родственника, соглашаясь со мной. Сейчас поеду хоронить Иру Мирецкую (жену брата)… Уже 4 дня она мертвая. А я все вспоминаю нашу послевоенную юность в Марьиной Роще, когда они только что с Левкой поженились. Хорошие у нас с ней отношения были… Неделя была трудной и интересной. Протянулась она (из-за праздников в начале мая) на целых 10 дней. Присутствовал на беседе М. С. с вьетнамцем Нгуен Ван Линем… Любопытно… Китайца «отдал» Остроумову: он помощник генсека (а я президента). К тому же он сам «китаец» — учился на китайском отделении вместе с моей подругой Нелей (Н. Н.) в МГИМО. Да и за «социалистический выбор» вместе с китайцами — в отличие от меня. Моя затея — сделать со своей группой для М. С. и Совета безопасности «трактат» о новом этапе нового мышления — затянулась. Не так-то просто оказалось. Я дважды переделывал. Сейчас — 65 страниц, и, кажется, все не то. После прочтения возникает вопрос: «Ну и что?! Зачем?! И так можно было обойтись». А надо, чтоб исполнители сами почувствовали, что сделано что-то новое, необходимое, неизбежное. Начал работать над Нобелевской лекцией. Ни загладинский, ни ермонский варианты не подходят по самой стилистике, хотя и есть кое-какие мысли и некоторые «заходы». Вчера М. С. вдруг поручил мне встретиться с двумя профессорами из Гарварда (Аллисон и Сакс) — вместе с Явлинским. Его одного сам принимал и согласился, чтоб тот вместе с американцами сделал «avant-projet» — для «семерки» и для М. С., — на основе которого мы (если М. С. одобрит и если примут Ельцин и пр.) дальше будем вести экономическую реформу, оттолкнувшись от 15, 30 или даже 150 миллиардов долларов, которые дадут нам МБ, МВФ и т. п. после одобрения «семерки». «Почему мне?» — спросил я Горбачева (т.е. почему не вам самому с ними встретиться?). Потому что, ответил М. С., «мне еще рановато с ними встречаться». Гришка (как зовет Явлинского Шаталин) с группой едет сейчас в США, а 27-го к ним присоединятся Примаков и зам. Павлова — Щербаков, против чего возражает Явлинский. Я тоже пытался сегодня отговорить М. С., когда рассказывал о своих впечатлениях от вчерашней встречи с американцами и Явлинским. Кажется, поколебал… Попутно он отстаивал Павлова, которого Явлинский и гарвардцы считают главным препятствием на пути экономической реформы, просвещал меня: «Нам сейчас пока нужен именно такой, как Павлов, — согласный принести себя „на алтарь“, готовый уйти в любой момент — но раз взялся, будет бульдогом: с нашим народом иначе ничего не испечешь». Я согласился… Увы! Дело затеялось почище «программы 500 дней…». Завтра М. С. выносит всю затею на Совет безопасности. Две опасности: «семерка» не воспримет, М. С. опять испугается (как осенью). Явлинский мне сказал, что Ельцин одобрил и сообщил об этом по телефону Горбачеву. «Ребятам», как назвал гарвардцев Явлинский, я понравился. Я действительно старался их «одобрить» всячески «от имени президента». Примаков, которого М. С. прислал ко мне на встречу с ними, их «учил». Они смотрели на него иронически. Аллисон лучше чувствует нашу «специфику», Сакс — пессимист, но тоже увлечен большой идеей (спасти СССР, чтоб спасти и себя, т. е. США, весь мир!). Сакс по-профессорски воспроизводит обывательский взгляд на нас среднего американца: не станете похожими на нас (на США), не будет вам долларов! Цзян Цзэминь — китайский генсек, видимо, рассчитывавший, что на встрече с М. С. буду я, а не Остроумов, «передал» мне подарок: двухкассетный магнитофон… Я переслал его Леське… У меня с ней день рождения в один день. А я ей давно не дарил ничего существенного… «Моим внукам», ее сыновьям Кольке — 17 лет, Вовке — 10, Ивану — 6. Они и займутся этой «машинкой». С Нелей были на Сытинском. Она отбирает то, что осталось от матери, перевозит к себе. Многое будет отдавать сослуживице, которая занимается раздачей вещей бедным. «Вы, Неля Никитична, говорит эта тетка, — не знаете, как люди живут. Это для них — состояние!» Как бы мы с этими похоронами матери справились, если б не было машины, Михаила Михайловича, Николая Николаевича?! А скоро их не будет. И дача, наверное, последнее лето! Впрочем, до следующего лета скорее всего не дотяну… Поэтому надо жить. Надо сильно любить любимых женщин, пока я им интересен и нужен. Читаю опять «Мастера и Маргариту» — так сказать, в честь 100-летия Булгакова. О нем, наконец, начинают говорить без мифологии и придыхания: гений, но принципиально не герой. Сегодня М.С. собрал СБ. Формально, по повестке, — записка Павлова о вступлении СССР в МВФ и МБ… Фактически за этим стояла «программа» Явлинского (вместе с «гарвардцами») и — ехать ли Горбачеву на «семерку» в Лондон? Хотя пока его туда никто не приглашал, а только еще «собираются». Все в СБ, кроме Крючкова, «за» (М.С. потом назвал такой подход «квасным патриотизмом» и примитивом). Бакатин удивился, почему «его не информируют», что премьер у нас «такой прогрессивный и совсем не ретроград»… М. С. говорил: альтернативы нет — если рынок, то и открытый мировому рынку… Фантазировал, что он скажет в Лондоне. Словом, за реформу, за демократию… Павлов добавил: само заявление в МВФ подтвердит, что мы за рыночную реформу и т. д. А когда мы с Бессмертных устремились за М. С. в Ореховую комнату (по окончании заседания), чтоб настоять на развязке с «морской пехотой» и договором по ОВ, он обрушился на меня: 80 % уступок Шеварднадзе уже сделал Соединенным Штатам… Встал на сторону Моисеева, который по договоренности между Горбачевым и Бушем (по телефону) завтра поедет в Вашингтон и, боюсь, нокаутирует там и кредит в 1,5 миллиарда на зерно, и само приглашение на «семерку»… Таких вещей М. С. не «сечет»… «Эмоции!» — как он сам выражается. И если не «губит», то опять «тормозит» и «срывает» реализацию своей «генеральной линии». Мы с Бессмертных (он робковато, я — нахальнее) предсказали ему все, что последует. Он, красный, отвернулся и пошел к себе. После этой сцены, когда я пришел на работу, чтоб продолжать сочинять Нобелевскую лекцию, перо уже не подчинялось, и я собрался домой… Но А. и Л. ухаживают не за мной, а за своими огородами и садами на дачах!.. Вчера М. С. пошел на Сахаровские чтения. Уговорили мы с Игнатенко. Вечером — говорил мне по телефону: если б не рядом в ложе Соареш (португальский президент), встал бы и ушел. Эта Боннэр… все мне навесила: Сумгаит, Баку, Карабах, Литву, кровь, диктатуру, «в плену у правых», у номенклатуры… И подумать только: вошел в ложу глава государства, никто головы не повернул, вечером едва мельком по ТВ показали… Вслед за Боннэр Орлов (известный правозащитник) «понес» всю мою политику. Возносят хвалы морали, нравственности, апеллируют к облику Сахарова и тут же изрыгают ненависть, злобу, провоцируют месть… Как с этими людьми вести дела? Кто, по их мнению, освободил Сахарова? И т. п. Очень был огорчен. А Игнатенко позвонил — в восторге от того, что было там, в Большом зале консерватории. Впрочем, все равно надо было идти. Не пошел бы, «вся интеллектуальная мощь России и окрестностей» долго бы поливала его помоями. Убит Раджив Ганди… Неужели это тоже итоги нового мышления в мире?.. Как и Саддам, как наше нынешнее состояние. М. С. «взрыднул», вспоминая о своем друге Радживе на встрече с Андреотти, а тот вежливо при этом ухмыльнулся… Потомок иезуитов и Макиавелли… Еще одно задание дал: 28-го поедет в Казахстан, десять страниц выступления там хочет посвятить международным делам. Встречаясь с Андреотти, М. С. откровенен был запредельно. Прямо «напрашивался» на «семерку» в Лондон, даже признался: мол, уже готовлю свою речь там. Я был только на их tete-a-tete, остальное «отдал» Загладину. Ваттани (помощник Андреотти) сказал, что Димитрова (подозревавшегося в покушении на папу) не помилует президент, если взамен мы не отпустим семью Гордиевского. Получается, Андреотти сговорился с Мейджором… Вот вам и мораль! Давят, давят-таки, пользуясь нашим положением. Не пустят, боюсь, они М. С. на «семерку»… Генерал Моисеев в Вашингтоне. Из Белого дома брифинги: «приехал с пустыми руками», «разочаровывающий результат»… И это тоже уже связали с «неприглашением» на «семерку»… Теперь для нервно-эстетической разрядки хочу на М. Грузинскую. В воскресенье Люда вышла на крылечко… Постоял с нею минут пять. Усталая после дачи… Попрюкимался к щеке и ушел счастливый. Вчера была Тэтчер. Уже не премьер, а как ни в чем не бывало. Ей Брейтвейт, видимо, не доложил — ни о том, кто и что я для советско-британских отношений, ни о том, что я «ее обожаю» и мой служебный кабинет обставлен ее портретами. Во всяком случае, меня она принимает за чиновника — «записывающего» (такой у англичан и американцев есть специальный термин — для тех, кто только записывает беседы лидеров). А мне обидно, хотя и плевать бы… Кажется, Моисееву пришлось пойти на «развязку» по обычным вооружениям. Вчера поздно Буш звонил М. С., сказал, что Бессмертных с Бейкером окончательно утрясут все в Лиссабоне (собираются там по Анголе), и тогда возможен приезд Буша в Москву уже в июне. Зачем же тянули столько? Зачем М. С. ставил себя в такое несолидное положение? Зачем дали еще один повод подозревать, что мухлюем, не соблюдаем нами же подписанного? Много дилетантства (и обкомовского упрямства). М. С. сам вчера признался Маргарет, что не успевает все осваивать, тем более «трансформировать» в политику и «приходится импровизировать»… Но здесь-то, пожалуй, другое. Прошло мое 70-летие. М. С. как раз в 12, когда собрались все ко мне в ЦК, позвал меня в Кремль. Обнял, вручил огромный букет роз (70 штук), коробку с сервизом — и отпустил с работы: к нему шли бушевские эксперты по кредиту на зерно (1,5 миллиарда) и я там должен был быть. Тамара с «девочками» + Дунаев еще с утра готовили в моем кабинете «стол» бутербродный. Когда я примчался из Кремля, мое «помещение» было заполнено — от Яковлева, друзей до почти незнакомых мне… Около сотни, думаю, набралось. И я стал «набираться», переходя от одного к другому, чокаясь: ни тостов, ни речей — никакой этой юбилейной белиберды… Официальная «группа» (партком, местком и т. д.) встретилась в коридоре, еще когда я бежал в Кремль к М. С., тут же я с нею и распрощался. Бовин был в своем стиле… Зачитал какие-то очень остроумные «наброски» обо мне и перестройке. Но все были уже сильно пьяны и плохо усваивали, хотя много хохотали. Так до 17 часов. Наконец, разошлись. Остался, конечно, допивать Жилин. Я стоял на коленях перед Ольгой, она почему-то плакала. Потом лежал на диване, она мне гладила руки. Тамара стояла рядом, а на другой день устроила мне «веселую жизнь»: оказалось, я к тому же еще говорил много глупостей «о нас с нею»… Приехали домой. Я чуть поспал… А тут уже другие гости: родственники и обычный набор (Камуся, Ритуля, Зоя). Была Юлька… Поблекла сильно, и даже странным показалось, что у нас с нею было 40 лет назад. Опять пил. Хороша была Люда. Очень она «понравилась» племяннику Андрюхе, а Куценков все свои павлиньи перья истрепал (потом еще до утра они «допивали» у Люды)… Прелестна была Ирочка. Я к ней сильно жался за столом: спиной к грудям. И наконец «осуществил» свой сон, который много лет посещает меня. Сказал ей: «Ты ведь без комплексов? С мамой твоей ничего не получилось! Она осталась „верна подруге“. Ты как?» Она согласилась. Но осмелюсь ли я «дойти до конца». Очень хотелось бы: уж больно хороша! Карякин был вдрызг пьян, как в былые времена. Спал под столом и мычал оттуда. Я перепил страшно. Давно так всю ночь не болела голова. Мучился до обеда. Потом погуляли с Людой в районе Хлебного переулка… Вечером уже сидел писал международный раздел для речи М. С. в Казахстане. Сегодня улетает. Он мне вернул проект с поправками (немного ослабляют)… Занялся и текстом Нобелевской лекции. Надарили мне всего, даже неловко: проигрыватель, «видик», кучу разных бутылок, безделушек и альбомов, пижаму, спортивный костюм, даже постельное белье. Водку так всю и не выпили — «ни на работе, ни дома»… Горбачев три дня будет в Казахстане. Полегчает мне, чуть отдохну. Может… Хотя много еще недоделанного — на носу Осло и Стокгольм. Анализ 2-го этапа нового мышления не закончен. Приезжает министр Нейман (Израиль), представитель «Контрол Дэйл…» и пр. Пойду на службу — уже почти 8. Relaxation не получилось. Ничего подобного. Столько недочитано, столько надо еще освоить, чтоб быть «в курсе». О стольком надо договориться с МИДом, приготовить для М. С. на решение и согласие. А тут еще Тэтчер попросила сделать ей запись встречи с М. С. Переводчик (Бережков) записал ужасно. Пришлось заниматься самому, чтоб успеть отправить ей сегодня в Ленинград. С Вебером говорил о распределении ролей в моей группе. Он и другие ее члены сидят все еще по своим комнатам в Международном отделе ЦК. Информацию (по шифровкам, ТАССу и пр.) имеют теперь только от меня (нормально было бы наоборот). И вообще — в роли первачей — speech-writer'ов — создателей полуфабрикатов для меня… А если Люда придет к нам работать — ЭВМ у нее не будет, да и негде ставить… Словом, бардак, как везде… — XVIII век на президентском уровне… Полуграмотные машинистки-стенографистки и т. п. М. С. — Казахстан. Точно выбрал он место и время (после «9 + 1»), чтоб закрепить «сдвиг» к успокоению и согласию, к терпению и здравому смыслу, к отторжению политической истерии… Это акция мастерская. Вечером на другой день после возвращения в Москву (в пятницу) звонил: жаловался, что болеет. Там еще заболел — от воды и перемены пищи. Сутки, говорит, ничего не ел — «на пределе» — вот-вот сорвусь: устал (это же говорила Р.М. потом по телефону). Егоров (новый помощник «по культуре») выпендривается. Я дал при М. С. отповедь этому любимчику, которого Р. М. «по указанию М.С.» вдруг просила взять в Осло и Стокгольм… Ненавижу бездельников, которые ни за что пользуются благосклонностью начальства… Да, «Московская правда» тут напечатала статью «политолога» Митрохина (31.V.91) о соперничестве команд Горбачева и Ельцина. Уму непостижимо: Ожерельев — восходящая звезда!.. Случайный человек, появившийся «по блату» от Медведева. М. С. вообще забыл, что он у него помощник. А когда по поводу каких-то его встреч с иностранцами (по профилю Ожерельев — экономист) я пытаюсь предложить М. С. его пригласить (с тайной мыслью, чтоб меня подменил!), он пренебрежительно отмахивается! Не было случая, чтоб М. С. с ним о чем-то советовался. Ему вообще вроде бы нечего совсем делать… Спрашивает у меня, «что происходит у президента». Другой — Голик — вообще подвизается в Верховном Совете и, по существу, в команде не состоит, ни в каких узких совещаниях не участвует… Так что никакого влияния ни на М. С., ни на политику просто не может иметь. Игнатенко интересный человек, «плейбой», но с убеждениями и рисковый, умеет навязывать М. С. жесты в пользу демократов и демократии… Но к формированию политики М. С. его не привлекает… И на заседания СБ (в отличие от меня и Шаха) не приглашает. Собственно, если говорить о помощниках, да и советниках, только Шах и я, каждый в своем профиле (политический процесс и международная политика) действительно что-то значим для М. С., нас он по крайней мере выслушивает… И в 90 случаях из 100, если я расхожусь с мнением МИДа, поддерживает меня. Не говоря уже о том, что я «формирую» выступления по внешней политике, т. е. то, где она приобретает законченный вид и такой предстает перед миром. Так было при Шеварднадзе (который тоже «на мне» проверял свои речи, хотя не я их, естественно, писал), так остается при Бессмертных, который согласовывает со мной все шаги, ходы и инициативы, все проекты распоряжений и указов по международным делам. И вместе мы действуем против генералов и ВПК. Но «политологу» Митрохину ничего это не ведомо. Я для него — «номенклатурный кадр», которого Горбачев собирается «менять на звезды»… И читающая публика все это «кушает»!.. Впрочем, глупостей теперь и по международным делам в печати все больше. Некомпетентность и невежество уже вроде бы и не порок… Даже те, кто могут узнать, как на самом деле, не утруждают себя: легче ведь конструировать лихой вздор. Но я отвлекся… Вчера М. С., несмотря на болезнь, принял посланца Коля — Келера, а потом еще и четырех банкиров: Релера и Вальтера из «Дрезднер банк» и Крупна из «Дойче банк», еще какого-то одного… Речь шла опять о том, что, если Запад сейчас не поможет, расплачиваться ему придется горше… Банкирам в духе казахстанской речи прочел лекцию, из которой следовало, что его «социалистический выбор» — «чистый» капитализм свободного рынка. Они хохотали. Потом я ему сказал: банкиры, если дадут кредиты, дадут их не под залог всего нашего общесоюзного государственного имущества, а под вас. На этот раз смеялся он один. Вчера же закончил и дал ему проект Нобелевской лекции. Жаль, он выбросил самую сильную мою добавку: не хочу, мол, чтоб они считали, вернее, получили доказательство, что я «их» шантажирую провалом перестройки. Уже пишут об этом газеты… Вчера же сделал материал для переговоров с Брундт-ланд (норвежский премьер) и текст тоста на приеме у короля… Сегодня — тост для приема у Карлссона (шведского премьера) и переговорный материал для Стокгольма. Заслал ему… Пока не звонил… Вечером решил пройтись по улицам… Встреча с Цукановым (главным, всесильным помощником Брежнева) у метро Смоленская. Поучительно, как маразмирует большинство бывших больших властителей, какие они жалкие… Роман «Самоубийство» Марка Алданова в No 3, 4, 5 «Октября». Ленин у него такой, каким я и предполагал — когда всю жизнь его читал и изучал, даже восторгался. Через полчаса поеду во Внуково-2, чтоб лететь с М. С. в Осло — Нобелевская лекция. Много возни было с подготовкой. И сейчас, вчера перечитав, не уверен, что вложить надо было туда то, что там теперь есть. Главную идею он выкинул: перестройка дала миру больше, чем стране, и если вы — цивилизованные, вы, Запад, то должны отплатить добром, когда страна в таком кризисе, который может обернуться бедой для всех! Идея осталась в подтексте, а я эту вставку на 9 страниц заканчивал словами: «Я хочу, чтобы это предостережение осталось в анналах Нобелевского комитета»!! Вчера Добрынин прислал весть от Бейкера: Буш окончательно решил пригласить М. С. на «семерку»… Да, это событие, может быть, поворотное в отказе от «социалистического выбора». Письмо Буша к М. С. (привез Примаков): один абзац, пустой в общем, но написан на «новом компьютере», и президент США по-мальчишески решил сделать такой знак дружбы «Майклу»!.. Все-таки они простодушны, американцы. Хитрый, умудренный тысячелетней культурой Андреотти примерно так же снисходительно их охарактеризовал на встрече с М. С. Геня 10-го ложится на операцию к Федорову. Есть риск ослепнуть совсем. Это беда, но что делать, когда она уже не только читать, экран ТВ не различает. А вообще вид ужасный, она этого не осознает. Тоскую ежечасно по «любимой женщине» — чтоб всегда была рядом. Поеду — к Ибсену… Детство, Марьина Роща… 5-го — Осло, 6-го — Стокгольм. Нобелевская лекция. Овация. Прогулка по Осло с Тамарой Алексеевной и Тамарой Прокофьевной вместо королевского приема, куда я по уже устоявшемуся своему правилу не пошел. Город. Любительский оркестр у входа в наш отель — «в нашу честь!». Мило. Рассказывать неохота, потому что все эти дни заполнены моими «рассказами» об этом для прессы — и в отчетах. Возможно, потом когда-нибудь еще вернусь к этой поездке в замечательную страну. Может, и впрямь исторический день, когда Россия начнет новый отсчет времени… Новая «парадигма» нации? М. С. оказался менее прозорливым, чем Ельцин со своим звериным чутьем. Горбачев боялся, что русский народ не простит ему отказа от империи, а русскому народу оказалось наплевать. (О чем я его предупреждал еще 2 года назад.) В результате инородцы отвернулись от М. С., а Ельцина превозносят. И он вещает: Россия станет новым центром притяжения, новым «солнцем» интернационального величия России. Русские не умеют править… И к тому же единство России держалось на самодержавии губернаторов-наместников, т. е. на регионализме и на казачестве. И то и другое являло собой сугубо русское имперское начало целостности государства, а также природную склонность и способность русских к слиянию с местным населением. И, конечно, военная сила… Ельцин, наверно, станет президентом сразу, а, м. б., придется и второй тур делать, только с кем?.. Беда, если с Рыжковым… А с Бакатиным — хорошо бы. Единственный из шести претендентов — порядочный, здравомыслящий, умный, информированный, не ищущий победы любой ценой, интеллигентный сам по себе, а не своей командой. И безусловно прогрессивный, «перестроечный». М. С. мне вчера звонит: «Говорил с Вадимом (Бакатиным). Подбодрил его: мол, даже если не выиграешь, участие в этих выборах пойдет тебе в зачет на будущую государственную деятельность». Послания М. С. Колю и Вайцзеккеру по случаю М. С. вчера по телефону мне: думай над идеей — новый выбор для нас и для мира… Новый выбор, ибо прошли первую фазу по окончании «холодной войны». И прошли, в общем, благополучно, хотя не без огрехов. Буду думать. Вот закончим с Вебером и К¤ трактат о «новой фазе нового мышления»… (на 50 страниц). Уговорил М. С. поставить этот доклад на группе советников, а потом — на СБ. 18-го он будет с Колем в Киеве… Темнит до сих пор о месте встречи… Материалы опять готовить надо… Из этого вороха бумаг 80 % пойдет в корзину, ибо он ведет «разговор» стихийно, «по-своему». На «семерку» его зовут. Завтра, наверно, Брейтвейт принесет приглашение от Мейджора. Важна формула приглашения: я сегодня посоветовал М. С. воспользоваться «формулой Андреотти» и изложил ее Брейтвейту. Р.М. «написала» книгу об М. С., издает Мэрдок в Англии. Издается и у нас. Палажченко — в роли корректора перевода. Он вообще очень толковый и широкообразованный. Будет у меня консультантом. Другой кандидат в мою группу… Но не буду о нем — не люблю неумных интеллигентных людей… Голосовал я за Бакатина в президенты России и за Сайкина с Крайко на Москву: этот тандем лучше, чем другие, лучше Попова с Лужковым. Крайко — политик, Сайкин — «завхоз». Неля. Крымская набережная. Выставки, выставки и сотни картин: «Россия сегодня»… Много таланта. Главное ощущение: можно заглянуть «за душу» художника, а там, оказывается, есть интересное и для тебя. А по части художественности — ну что ж? Аккумуляция всех стилей за 100 лет — своих и западных. Но результат свой и впечатление — не эпигонство… Что с Людой-то делать, а? Что за неделю? Ельцин — Президент России. В общем, он уловил, куда несет страну «неведомая сила», разбуженная Горбачевым, и обратил себе на пользу. И действует — в струе! У тех, кто за него голосовал (я — нет), теплится, видимо, надежда, что «с Ельциным» начнется подъем. А Горбачев, может, и постарается «сопоспешествовать», уняв свою страсть делать все своими руками и считать, что иначе все завалится (хотя в таком убеждении есть пока и резон). «Демократическая пресса» и весь Запад — в эйфории. Теперь не Союз, а Россия у всех на уме: может, из нее что-то получится. Если бы так, я бы тоже стал аплодировать. А Союз — бог с ним, с Союзом, была бы Россия. В душе-то и М. С. так думает, но он не доверился «душе», а доверился «государственной ответственности» и… проиграл. Ему надо постепенно, с достоинством «отходить» в историю, осваивая великое свое в ней место. Закон великих переворотов. Сегодня я отдал ему 46-страничную «Аналитическую записку» о новом этапе нового мышления. Интересно, как он отреагирует, поставит хотя бы на обсуждение советников или СБ? Сегодня он принял Брейтвейта (а накануне сэр Родерик был у меня и передал официальное приглашение на «семерку» — копию)… Так что М. С. был готов и дал ответ тот же, который, «не сговариваясь», я дал Брейтвейту. Странно было бы, если Горбачеву выложат выводы «семерки» до того, как выслушают его. Приглашение в Лондон принято «с удовлетворением» и состоялся 25-минутный энергичный разговор (без переводчика). Заодно М. С. согласился остаться в Лондоне с «рабочим визитом» на полтора дня. Потом он принимал Аттали (помощник Миттерана). Но я попросил Загладина и не остался. Этот рекламируемый интеллектуал при французском президенте вызывает у меня большие сомнения: морочит голову своими финансовыми проектами, уверенный, что мы все равно завалимся и оправдаться будет легко. Зато покрутился он возле М. С. и «семерки», которая, кажется, его совсем не уполномочивала вести о ней разговор с Горбачевым. Хорошо, что я Брутенца отправил, не спросясь, в Прагу на Совет взаимодействия (Шмидт, Трюдо, Жискар и т. п.). М. С. не нарадуется на их итоговый документ. Велел опубликовать в «Правде» и в «Известиях». Зачастили ко мне послы. Позавчера явился новый канадский и попросил рассказать, «как формируется у нас внешняя политика». Я прочел ему полуторачасовую лекцию. Сегодня был француз… Принес письмо от Миттерана, который расчитывает отдельно встретиться с Горбачевым в Лондоне и хотел бы знать заранее, с чем М. С. туда поедет. «Вытесняют» меня из ЦК… Вчера машинистки отказались работать на меня, хотя с некоторыми из них знаком по 25 лет. Зазвонил телефон. М. С. задает ставящий всегда в тупик вопрос: "Что нового?.. Что-нибудь придумал? А мне вот передают, что в администрации в Вашингтоне поговаривают, не пригласить ли и Ельцина в Лондон (на «семерку»). Я. Да?.. Если так, значит, дружба дружбой, а грязная политика — сама собой! Он. Это только подтверждает, что «они» финансируют ельцинские кампании и все «российские» дела… Подозрителен — провинциально!! Не может примириться, что уже сложилась мощная демократическая тенденция в обществе, которая «обобщает» себя в Ельцине. Дал, говорит, интервью и по встрече с Брейтвейтом, и по Аттали, и по дневному совещанию по приватизации. Я ему в ответ рассказал о Надежде Алексеевне Шулятьевой — председателе Союза мелких и средних предприятии. Сама — из «новых людей», которые собираются создавать нашу новую экономику. К тому же хороша собой, умна, обаятельна. Да, отреагировал, но сколько еще непробиваемых! И пожаловался: ЦКК хочет привлечь Шеварднадзе к партийной ответственности за то, что он о новой партии (полозковской) что-то такое сказал… А вот когда генсека оскорбляют с партийных трибун — ни ЦК, ни ЦКК не чешутся. Слава Федоров сделал в четверг операцию моей жене на глазах. Удачно. Будет видеть на +3. В больнице продержал всего чуть больше полутора суток — две ночи. Гонят на дачу, а я не хочу… без «никого». Может, правда, рвануть в Голицыно потом?! Сейчас прочитал адрес к 70-летию, который мне зачитывали друзья — там, в ЦК… Написан, Тамара говорит, Ермонским. Тогда я был пьян и ничего не услышал. А сейчас — приятно. Ухватили тот образ, который я отлично «играю» столько лет. Но что значит играю? Значит, я могу себя держать в этом образе, и следовательно, у меня есть какие-то фундаментальные основы, чтоб так именно «держаться» в жизни с людьми… Тут же на полке оказалась тетрадка: выписки из Ленина… И, оказывается, я выписывал в 64-м году то, что нужно знать для перестройки, чтоб ее понимать. Но еще более интересное — что нынешние пошляки, свергающие Ленина со всех пьедесталов, не знают его настоящего, не читали его — кроме того, что и как «учили» их читать. Да, история его опровергла: в конкретном, созидательном плане он оказался идеалистом, хотя отпечаток на самом историческом процессе оставил неизгладимый. Но он был великим политическим мыслителем. И прав Джузеппе Боффа, сказавший на московской конференции по случаю дня рождения Ленина: надо писать интеллектуальную биографию Ленина. И очень сильно различать период до 1917 года, когда он анализировал объективные процессы, от периода «после», когда он пытался «делать» саму историю и «заигрался»… — как в «21 очко» (в картах) — перебор получился. Во всяком случае, уважающим себя интеллигентам рано снимать его со своих полок. Хотя для толпы и для политиков типа Ельцина он не нужен сейчас. По существу не нужен: они как раз сами в том потоке, который творит историю и которую так умно «писал» Ленин в 1908-1910 годах. М.С. вчера — после совещания по приватизации — давал большое интервью Кравченко (начальник ТВ) (зачем он якшается с этим Кравченко, с этим Севруком, которого вроде назначил редактором «Недели»?! Это все равно как если бы Миттеран назначал редактора «Пари-матч»)… Однако был в ударе. Логичен, ясен… Увильнул ловко от вопроса: как же, мол, так — согласно референдуму государство вроде «социалистический Союз», а в проекте Союзного договора слово «социалистических» выпало?.. Признал, что народ голосовал за единое государство, а не за «социалистический выбор»!! Но не в этом только дело. Интервью «сползло» на Ельцина, на выборы Президента России. И М. С. еле-еле удержался, чтоб не «выдать» себя — свое презрение к Ельцину. Начал рассуждать: мол, 25 миллионов не пришли голосовать, Ельцин выбран лишь 40 миллионами из 103!! Я слушал и замер: вот, сейчас покатится опять к скандалу… Но он вырулил на то, что это, мол, отражает наличие разных позиций, настроений, взглядов в обществе. Потому тем более — и это подтвердили выборы — нужно СОГЛАСИЕ. Встаю рано. Кусают комары всю ночь. Не высыпаюсь. Дикие сны снятся — вроде дуэли с Высоцким… В политике — новая контрволна в ответ на «сближение» М. С. с Ельциным (как в прошлом августе-сентябре). Причем начал «сам» Павлов — перенял тактику у Ельцина и у Рыжкова: я бы все наладил, если бы были полномочия (т. е. если бы не мешал М. С.). Здравая одна только мысль в его речи в ВС, что не во все дела должен лезть президент. И потянулись: Крючков заявил, что еще в 1979 г. Андропов писал в ПБ записку, предупреждая, что империализм внедрил свою агентуру в «высшие эшелоны» власти. И сейчас «мы» регулярно информируем руководство об этом, но на «нас» не обращают внимания. Пуго заявил, что ему мешают создать эффективную структуру борьбы с преступностью. Язов — что мы превратились во второразрядную державу. И пошло-поехало: Алкснис, Умалатова, Коган… при поощрении Лукьянова (хитро тот ведет дело, знает, что делает, сказал о нем Лигачев в своем кругу, Мише придется плохо). Опять потребовали отставки президента, привлечения к уголовной ответственности персонально за антиалкогольную кампанию (200 миллиардов рублей потеряли). Этого потребовал Павлов, а возражали против этой меры в мае 1985-го только два человека — Гарбузов и Воронин, отнюдь не Рыжков, и не М. С.). ЦК КП РСФСР и КПСС «денно и нощно» заседают и, как в апреле, готовят резолюции с мест — с требованиями ухода М. С. с генсекства. Слышал, что даже шьют «персоналку» ему и его помощникам (мое имя там тоже). А что М. С.? Запустил «Ново-Огаревский процесс», сдвинул с места Союзный договор, который теперь очень близок по концепции российской Конституции (проекту). Ельцин и все прочие парафировали. Более того, позвал в Н.-Огарево Явлинского, где и был заслушан его доклад о гарвардско-вашингтонских переговорах. Очень основательно готовится к встрече сегодня с Делором. И от него, а не от Аттали, «семерка» узнает, что М. С. повезет в Лондон. М. С. исподволь и явно для всех, даже очень тупых, ведет дело к «сцепке» перестройки с мировой экономикой и политикой. Иного смысла включения страны в «общецивилизованный процесс» и быть не может. Ельцин в США — с оговорочками насчет М. С. за прошлое — открыто, похоже, ведет дело к примирению с «Союзом» (т. е. его сохранению), все время рядом со словом «Россия» ставит «Союз». И что тогда делать будем? Кто и как, если сближение состоится? Может, это новый способ избавиться от М. С.? Поэтому и стервенеют контрперестроечные силы: «там» им, в «ельцинском Союзе», места не будет! А Горбачев не может никак отступиться от своей методы. Пошел на крестьянский съезд «генералов от коллективизации», толстопузых охотнорядцев. Там ему устроили истерику. Павлов (!) им прямо сказал: или рынок, или опять дотации (а в казне денег нет!) — и тогда прощай вся экономическая реформа. Они его чуть с трибуны не сбросили. Заявили, что поползут голодать на Красную площадь. (Лигачев там появился — его «на руках носили».) Потребовали на ковер Горбачева. Тот пришел и начал мирить: опять согласительная комиссия, опять — «поискать, что можно сделать» и т. п. Но что «сделать»?! Павлов прав в этом случае… Опять торможение. И опять очки в пользу Ельцина-Силаева, которые не будут считаться с этими «генералами от с.-х.». Возня с подделкой — «другим вариантом» Нобелевской лекции. Звонил Егору Яковлеву (он опубликовал корреспонденцию на эту тему в своих МН"): зачем вы в это включились? Мельтешит, мямлит, извиняется. Но — мелочевкой он оказывается! Прислал мне эту подделку: там ни одной одинаковой фразы с подлинным текстом лекции. Говорю Егору: в редакции что, не могли сверить? Ведь если не совпадают какие-то абзацы, что-то добавлено или выброшено — это одно дело: тут — база для спекуляций и подозрений. Но ведь тексты-то совсем разные! Как же можно! Он обещал назвать (со слов датского корреспондента), кто передал эту подделку. Но корреспондент, разумеется, срочно уехал. В суд бы подать, если б не имя президента — трепать лишний раз неохота. Собрать бы со всех них тысяч по 100!!! Пойду готовить материал к приезду Койвисто. Говорить нечего. Теряем мы дружеские отношения из-за дохлой экономики. Жуткая погода стоит: 32¤ С 98 % влажности. Хорошо, что на работе кондишн! Странный вчера и, может быть, тоже роковой день. М. С. записывал на ТВ выступление в связи с 50-летием Ладно. С утра он принимал Делора. Я «спихнул» встречу на Загладина. Но там он наговорил, в том числе и о том, что и в парламенте ощетинились, как только почувствовали, что власть от Верховного Совета уходит и начинается замирение в обществе, успокоение, наклевывается согласие по линии Горбачев-Ельцин. Загладин советовался, сообщать ли этот пассаж в печать? Я сказал: безусловно! Ко мне тем временем запросился Мэтлок: в 15.30 мы встретились. От Буша — предложение: чтоб М. С. в Лондоне пришел в резиденцию американского посла и чтоб с 3-х до 5-и Заодно Мэтлок расспрашивал: что происходит, почему премьер в Верховном Совете выступает против президента и против программы Явлинского? Я разъяснял: Павлов — хороший финансист и человек с характером, такой сейчас нужен. Но в политике он не набрал «ума» и опыта: отсюда и «заговор банкиров», отсюда и вчерашнее требование полномочий, которое неправильно интерпретировали. И «объективно» получилось, что Павлов возглавил оппозицию и протесты в ВС. Хотя исключается, что он сознательно интригует против М. С. Это — очередной его «ляп», неловкость — все образуется. Позвонил М.С. Сразу согласился с предложением Буша, о чем я и уведомил Мэтлока. Звонил между тем Брейтвейт. Говорил, что 1-го приедет британский «шерп», М. С., мол, обещал его принять. Королева приглашает М. С. 17-го в 17-18 часов… и т. д. о Лондоне по случаю «семерки». И вдруг уже часов в 8 вечера опять названивают из посольства США. Мэтлок просит немедленной аудиенции у президента: срочное, секретное сообщение от Буша. Мне как раз в этот момент позвонил М. С. Я ему сказал. Он: «Давай!» Я помчался в Кремль. Спрашиваю у М. С. — мне присутствовать? «Обязательно». Мэтлок еще не вошел, а тут позвонил Павлов и стал рассказывать, какую воспитательную работу он провел с председателями правительств всех республик. Пригласил на заседание кабинета Делора, и тот тоже прочел им «лекцию», как надо управлять финансами, если хотеть рынка. Да так жестко, что те рты разинули. Павлов выглядел «либералом». М. С., слушая, хохотал, а завершая, бросил иронично Павлову: эта твоя акция — самое позитивное, что ты сделал за последние 3 дня (намек на выступление Павлова в ВС!). Вошел Мэтлок. Лица на нем нет. М. С. начал с похвал послу, сожалений, что он уезжает, стал ему говорить всякие добрые слова: что он хорошо, честно работал, был настоящим партнером, много помог в этот сложнейший период отношений, «очень ценим вашу деятельность» и т. д. Мэтлок стоял, перебирая ногами: не терпелось выложить — с чем пришел. А пришел вот с чем: господин президент, я получил только что личную закрытую шифровку от своего президента. Он велел мне тут же встретиться с вами и передать: американские службы располагают информацией, что завтра (т. е. сегодня, 21. VI) будет предпринята попытка отстранить вас от власти. Президент считает своим долгом предупредить вас. М. С. засмеялся. (Я — тоже!) Мэтлок смутился: мол, глупость принес на такой верх. Стал извиняться: я не мог не выполнить поручение своего президента, хотя сказал ему (каким способом, интересно), что у меня в Москве таких сведений нет и вряд ли это правда. М. С.: «Это невероятно на все 1000 %. Но я ценю, что Джордж сообщает мне о своей тревоге. Раз поступила такая информация, долг друга — предупредить. Успокойте его. Но повторяю — в этом его сообщении я вижу подтверждение настоящих наших отношений. Значит, действительно мы далеко ушли вперед во взаимном доверии. Это очень ценно». Говорил он по-доброму, но с внутренней иронией, как бы уверенный в том, что все это чепуха. Потом разговорился. Знаете, господин посол (а при встрече он его назвал «товарищ посол» и пояснил, шутя, почему он себе это позволил…), возможны такие разговоры у нас. Вы видите, что происходит… И стал ему говорить почти теми же словами то, что я за несколько часов до того. В народе, в обществе — тенденция к согласию, к успокоению. Дело идет к Союзному договору, к участию в «семерке», т. е. к реальному выходу СССР во внешний мир экономически. Более того, движемся к реальной сцепке внутренних и внешних процессов. Это встречает одобрение. Выборы Ельцина это подтвердили. Сейчас общество отвергает конфронтационный подход… И тех, кто за этим стоит. Но есть силы, которых это не устраивает. Они есть и в парламенте, хотя не вся фракция «Союз» такая: там есть и здравомыслящие, нормальные. Есть и оголтелые, которые готовы проглотить микрофон (Алкснис, Коган…). За ними те, кто чувствует, что теряет все в эшелонах власти и привилегиях. И опять сплачиваются, опять замышляют, как подорвать процесс оздоровления. Не исключаю, что в их среде ведутся разные разговоры, в том числе и такие, которые подслушал ваш разведчик. Рассказал ему о Делоре. Попутно охарактеризовал Павлова — почти такими же словами, как я до того, когда Мэтлок был у меня. Дома Аня и Митя собирали чемоданы. Я включил Баха. В 12 ночи звонок из приемной: Буш требует поговорить с М. С. по телефону. Говорю: соединяйте, раз так. Утром Аня с Митей уехали. Проводил их до машины. И тут же звонок из МИДа. Допишу потом — сейчас некогда… Не забыть про «Щит» и Плеханова, зам. Арбатова! Так вот… Страхи продолжались. Ночью стал названивать Горбачеву Буш. Из приемной меня спрашивают: что делать? Я: «Соединяйте». Но М. С. гулял с Р. М. (было около 12-ти). Вернувшись, велел связаться с Белым домом. Теперь уже Буш был «занят»… и, видно, отчаявшись соединиться с другой «сверхдержавой» на информационном уровне конца XX века, послал депешу. Она пришла рано утром. Когда мне в 6 утра позвонили из приемной М. С. с тем же вопросом: «что делать с депешей?» — я возмущенно ответил: «Посылать на дачу!» — «Будить?» — «Не надо». Я решил, что это — то же, о чем «предупреждал» Мэтлок (хотя в МИДе мне сообщили, что депеша пришла после того, как Мэтлок успел поговорить с М. С). Тем не менее вручили ему лишь в 9 утра, когда проснулся. Не знаю, что там было, — до меня не дошло. Но М. С., приехав на работу, устроил разнос всем, кто не обеспечил ему связь с Бушем ночью: на селектор подключил меня, Крючкова, Болдина. Крючков оправдывался, что по «горячей линии» не было запроса. Тогда М. С. ему процитировал из депеши: сначала пытались соединить именно по «горячей». Крючков сник: обещал «разобраться и наказать». Болдину было тут же приказано разогнать — «без всяких попыток опять убрать концы в воду» — тех, кто у него в приемной… Идиотов, дармоедов… Один из них, говорит, до сих пор меня Леонидом Ильичом иногда называет! (Я прыснул со смеху.)… Мне тоже хотел «всыпать», но я-то при чем? Со мной «советовались». Я посоветовал соединить? «Ладно, — заключил он. — Если впредь что-то такое, сам звони мне немедленно домой в любое время дня и ночи»… Ему стыдно за нашу «технику», да и наши «службы»… Потом говорит мне: «Может, самому позвонить Бушу?» Я: «Конечно». — «Давай — в 17 часов… У них сколько в это время?» — «9 утра». И состоялся хороший разговор… Главный предмет разговора: Буш хотел поделиться впечатлениями от Ельцина, с подтекстом — еще больше их мирить. М. С. рассказал о том, как он только что «укоротил» Верховный Совет. Буш уже знал об этом из сообщений агентов. И все «страхи» сразу были сняты. М. С. показал, что «он хозяин положения». И если захочет, разгонит этих болтунов и провокаторов (нам не привыкать, начиная со Столыпина). И получит поддержку республик и всей России во главе с Ельциным. Эти кретины не понимают, что после новоогаревской «9 + 1» и избрания Ельцина президентом ситуация круто изменилась. У М. С. появился тыл, и он уже не будет кланяться этим профессиональным крикунам. Дал он им «по мордам» основательно! Наверное, за всю перестройку было две или три таких поворотных яростных речи. И покорились. Хлопали. Вся Москва вздохнула. Даже «враги» заговорили с восхищением о его поведении. А Запад — тот просто бьет в литавры, хотя, казалось бы, действовал Горбачев не очень демократично. Теперь о том, что не успел записать вчера. Еще до того, как у Горбачева побывал Мэтлок, утром, мне позвонил Плеханов (зам. Арбатова по институту США): должен вас информировать — приходили представители «Щита» (это офицерская оппозиционная организация) и говорят, что под Москвой замечено подозрительное передвижение воинских частей… Я отнесся к этой информации критически и не стал говорить об этом М. С. А после Мэтлока он мне, посмеявшись над наивностью американцев, сообщил: "Ты знаешь, Примаков мне вчера заявляет: «Михаил Сергеевич, вы слишком доверились КГБ, службе вашей безопасности. Уверены ли вы в ней?» Вот, говорит М. С., и этот — паникер. Однако, думаю, эти сигналы и визит Мэтлока подогрели его, подтолкнули к тому, чтобы устроить настоящий разнос Верховному Совету. (В газете наиболее смачные места из его выступления «сглажены»…) После этой своей речи в ВС он мне звонил: крыл этих подонков и сволочей площадными выражениями. Вчера 67-летие Нины, сестры, лежит парализованная более 20 лет. Ездили, хотя очень не хотелось. Навспоминались среди родственников… С Тосей, например, троюродной сестрой, не виделся, наверное, лет 60. С Юркой Залепугиным (двоюродным братом) — лет 30… Ну, вот сегодня действительно свободный день. Вчера успел закончить переговорные материалы для Койвисто (приезжает в понедельник). Впрочем, после всех МИДовцев и своих консультантов пришлось опять все писать заново. Не «секут момента», не умеют писать «под Горбачева»: обычные мысли, других уж нет, но не находят им обрамления, чтоб не выглядели банальностями. Подготовил также вопросник для телефонного разговора с Колем — завтра утром. Вчера было Вчера из ряда вон бездарный день. Не поехал в Успенку. Слушал проигрыватель, который я сначала долго чинил (на самом деле — портил). Лещенко, Высоцкий, Вивальди — с фаготом. Потом с Нелей в Манеже. Некто Казатин. 1000 картин на одно лицо — в основном портреты жены и петуха. Манера — как если бы идти и брызгать из ведра большой кистью на холст или бумагу. Не волнует. И непонятно… Но в 30 странах выставлялся и самый валютный наш художник. Шли по улицам. Жарко, утомительно, раздражающе — особенно под аккомпанемент ее умных высокограмотных рассуждений на разные действительно серьезные темы. Устал как не знаю кто, да еще потом в очередях настоялся за молоком… Очередь подошла — продавщица кричит в кассу: «Молоко кончилось». И пришлось идти в другой магазин — напротив «NВ»! — американского посольства. Сегодня разговор М. С. с Колем. Договорились съехаться в Киеве А «Шпигель» опубликовал сугубо тайное мартовское письмо М. С. к Колю (там просьба о новом кредите и паушальном соглашении относительно военного имущества). А в 3 часа — Койвисто. 95 % времени М. С. рассказывал о наших делах. Это я слышу в который раз. Тот был предельно деликатен и молчалив… Хотя, видно было, чувствовал, что такой сверхоткровенный рассказ ведется не без умысла, чтоб финн не рассчитывал на оплату долгов и был снисходительным в новых сделках. Когда перешли к переговорам в делегациях, Койвисто стал разговорчивее, насколько это возможно для финна. И протянул идею, на которую М. С. не обратил внимания. Может, она и не была на это рассчитана: дескать, торговый договор 1947 года был для другой эпохи, когда у нас (у Финляндии) была большая экономическая зависимость от вас (от СССР), а теперь можем обойтись без прежних соглашений. (Это, по сути, подкоп и под Основной договор 1948 года…) В теме о европейских делах М. С. почему-то заговорил о нерушимости границ как святом принципе Парижской хартии. И это после того, как пояснил, что с прибал-тами придется разводиться! Койвисто отмалчивался. Мудро, ибо полемизировать бессмысленно. Сегодня отпросился (перекинул на Гусенкова) со встречи М. С. с Максвеллом (известным британским издателем). Его навязал ему Крючков — какой-то бизнес у них! Каждый раз, когда этот тип приезжает, он бывает «представлен» наверх. Нахал (Гусенков мне рассказал, что он учил Горбачева, как ему жить в Лондоне во время «семерки», как распорядиться временем президента). Узнав от Примакова накануне, что Максвелл напрашивается, я возражал и решил не докладывать Горбачеву. Но он сам меня спросил. Я стал убеждать: не надо. И он согласился, а через пару часов позвонил и без всяких объяснений назначил час и день встречи, откровенно сославшись на Крючкова… Между тем вся мировая пресса (частично наша) шумит о его, Крючкова, выступлении в Верховном Совете — опять о том, что империализм «инфильтровал своих агентов» в высшие эшелоны власти у нас, «я докладываю, а меня не слушают». Игнатенко спрашивал у М. С. — что ему, пресс-службе, отвечать на этот счет на брифингах. «Не ввязывайся, мало ли что газеты пишут!!» — отпарировал М. С. Но ведь речь идет о выступлении в ВС на закрытом (!) заседании. То есть о сугубо «доверительной» информации. Тайна сия есть для меня… Может, и впрямь не хочет «ссориться» — разрушать опору «на всякий случай»… для себя ли, для государства?! Сегодня (передает мне Гусенков) М. С. бросил вскользь Максвеллу: «А откуда вы взяли, что я буду баллотироваться на следующий срок в президенты?»… Даже если он так решил, не следует это выбалтывать: Запад считаться перестанет совсем, еще активнее будут переключаться на Ельцина. Мы с Шахом написали ему протест по поводу постановления Павлова о «новых» таможенных сборах с ввозимых товаров (на таможнях в результате идет просто грабеж)… «Это почище „президентского“ 5-процентного налога с продажи», — доказывали мы. Он не отверг нас, а поручил Орлову (Минфин) разобраться… Значит, без него, что ли, опять сделали? Против него?! Надо готовить все сразу: — и к приезду британского «шерпа» (1.VII); — и к встрече с Колем в Киеве (5.УП); — и к визиту президента Мексики (З.VII); — и к «семерке». Между прочим, до сих пор ни меня, ни Шаха он не привлекает к работе группы во главе с Медведевым(!) в Волынском. А там тем временем пишут «бог знает что». Примаков туда съездил, прочитал и в ужас пришел. Целый раздел, например, посвящен разносу сепаратизма и национализма в Прибалтике: надо быть идиотом или провокатором, чтоб такое «предложить» для Лондона. Между тем по-настоящему знаем материал "в контексте «семерки» (не считая сугубо экономической программы) именно мы с Примаковым, меньше Шах… И именно нас там нет. Вчера М. С. принял по моему настоянию Аллисона (из Гарварда) вместе с Явлинским. Таким образом, еще более ангажировался, хотя и говорил, что учтет не только их, но и проекты и программы других, включая идеи шмидтовского Совета взаимодействия, заседание которого недавно состоялось в Праге. Вчера же французский посол Дюфур пригласил меня, Примакова и Медведева (там уже оказался и Загладин) к себе в посольство на завтрак — чтоб "расспросить, как мы (М. С.) готовимся к «семерке»… Он и ко мне приходил уже за этим. Пили хорошее вино, наперебой «объясняли»… Бовин в «Известиях» громит критиков внешней политики Горбачева. Просится к нему. Сватаю. Было бы полезно им поговорить «по старому знакомству». Вчера с утра М. С. возмутился, когда я стал ему напоминать, что в 11.00 у него встреча с еврейским бизнесменом Раппапортом: как я могу сравнивать это с тем, что произойдет в 11.00! А произойдет обсуждение в программной комиссии проекта Программы КПСС. Я заткнулся, но все же пробросил: «Человек приехал специально — после того как ему сообщили день и час приема у вас. Только вчера вечером я вам об этом напоминал, однако ни о какой Программе мне вы тогда не сказали»… За 5 минут до начала он мне позвонил: «И ты приходи на обсуждение»: уж не знаю, в порядке ли «компенсации» за втык (был не прав) или потому, что я ему пригожусь «для дальнейшей работы» над этой бумагой. Не пожалел, что «поприсутствовал». М. С. начал с атаки на «Советскую Россию» и ей подобные органы печати, которые ведут «разнузданную травлю»: никакая это не свободная дискуссия! Это признак деградации в партии. Если так пойдет, эту партию вышвырнут из политической жизни. Некто Гусев из ЦК Российской компартии и еще один молодец пытались возражать. Но он их «посадил», а Гусеву под конец заявил: «Еще посмотрим, останешься ли ты в партии». Вообще-то эта свора, гужующаяся в коридорах ЦК и в самом ЦК, озлоблена до предела… Никакого единства с этими людьми, на чем настаивает Ивашко, быть не может. Они накануне, говорят, собирались и готовили программной комиссии кошачий концерт. Но Горбачев их «предварил» своей яростной атакой. Много умного говорили Абалкин, академик Пахомов, Мальцев, нижегородский секретарь обкома, кое-кто еще. Но больше — примитив, невежество и реакционная агрессивность. Вступительное слово М. С. начал так: «Перед вами буржуазный либерал, который продает страну капиталистам и проводит политику Буша». Это была цитата из «Советской России», зачитал, указывая при этом перстом на Чикина, главного редактора. Его заключительное слово — шаг вперед (в его «идеологии»). Он, пожалуй, впервые этой «партейной» публике, а не в нашем кругу, сказал: «Хватит языческого поклонения основоположникам. Хотя они и великаны… для своего времени. Если мы не освободимся от бездумного почитания их, мы не найдем теории, адекватной реальностям и современной науке». Вообще-то пора ему «делать» книгу «Перестройка-2», чтоб объясниться по прошествии пяти лет — и с миром, и с народом, и с партией, — объясниться до того, как передать бразды. Я погружен в подготовку к встрече с президентом Мексики (3- Не хочется читать политические бумаги (взял с собой!), а надо! День знаменателен еще и тем, что М. С. фактически «одобрил» возникновение «движения» — партии Яковлева — Шеварднадзе, а на ПБ добился отставки Полозкова. Обнаружилось, что группа, просидев два месяца в Волынском, создала для «семерки» нечто такое, с чем показываться туда нельзя. И М. С. спихнул это на меня… за два дня до того, как он представит это (после получения мандата) на заседание «9 + 1» Впрочем, я его предупреждал, что из-под пера Медведева-Ожерельева выйдет доклад для партактива, а не для «семерки» в Лондоне. Шах тоже ему об этом говорил. Вчера — Киев, Коль и К¤. Сам город… 35 лет не был там. Шофер — «экскурсовод» (мы с Игнатенко в «Чайке»). Ощущение, будто в каком-то большом западноевропейском, скорее, немецком городе: XIX век, улицы, зелень, прибрано, чисто, ухожено… И в общем, говорит шофер, сытно…по сравнению с Москвой! Может, напрасно мы в средствах массовой информации так уж прибедняемся: чуть ли не на грани голода и полного развала находимся, Живет держава… А Украина может и «сама по себе», без нас… Лозунги демонстрантов: «Коль — да! Горбачев — нет!» Загородный дом — бывшая дача Щербицкого. Красоты природы. Комары. Переговоры… Сначала один на один… «Ты — ты!»… А нам, окружению, много лучше, чем бывало с хонеккеровской командой, хотя там были хорошие сами по себе ребята. Близость, понимание, доверчивость, особенно — от нас, от М. С. Хочет Коль, чтобы был успех на «семерке» в Лондоне… Но не уверен, что так же отнесутся другие, особенно Буш, Малруни, Кайфу. Очень хвалил Мейджора, ругал «его предшественницу». Потом (когда в расширенном составе беседовали) Келер («шерп») все уговаривал подчиниться МВФ. М. С. — ему: «СССР не Коста-Рика! От того, как „вы“ (Запад) поведете себя в отношении СССР, история пойдет туда или сюда…» А в общем аргументация Горбачева обычная для его бесед с иностранцами в последние месяцы. Он не прочел мой вариант к «семерке». Я ему все подсовывал свою копию. Второй частью текста — программой сотрудничества — чуть воспользовался, а по главной проблематике, где «меморандум», листал примаковский вариант. Перед беседой я ему протянул свой текст: «Возьмете?» — «Да не надо, у меня ведь есть… Ты же прислал», — сказал так, чтоб я не рассчитывал, что он его возьмет за основу. (Тем не менее, когда вернулись в Москву, позвал меня в Волынское-2, чтоб «завершить» текст для «семерки» перед передачей главам республик. 8-го он собирает Совет Федерации, чтоб получить мандат на Лондон… За один-то день, успеем ли?.. Если начнет передиктовывать представленную баланду — все!!) По Югославии с Колем большой был разговор. Не сошлись. Канцлер насупился, ибо М. С. нажимал: невмешательство во внутренние дела; беда, если СБСЕ станет инструментом вмешательства; территориальная целостность, неприкосновенность границ…— в общем, наш набор с прицелом на Прибалтику! А Коль исходит из того, что Югославии уже нет и танками ее не сохранишь. Восточная Европа. М. С. тянул на «сотрудничество»… и чтоб освободиться от комплекса «супервлияния». "Мы им «надоели! Но и они нам надоели!» — говорил он теперь и канцлеру объединенной Германии. И пришлось сильно «держать себя», чтоб устоять на паузе в отношениях с бывшими союзниками, чтобы время утрамбовало новую ситуацию, чтобы привыкнуть к отношениям с ними, как со всеми другими, и не претендовать на «особые» отношения даже в «новом виде». А в самолете, когда еще летели в Киев, нам с Квицинским сказал: «Вот ненависть какую возбудили к себе „своей дружбой“ после войны. Освободили их от фашизма и все загубили!» Убеждал Коля, что в двусторонних договорах нужен пункт о невхождении «во враждебные союзы». Коль, конечно, парировал: где они, эти враждебные союзы? (и М. С., и Коль имели в виду одно — НАТО!). И вообще — чего, мол, ты, Михаил, боишься, ведь Венгрия, например, в 2005 году будет членом Европейского Сообщества, а у ЕС будет тесная кооперация с СССР?! Очень удачно прошла совместная пресс-конференция на лужайке. М. С. был в ударе. Словом, новая дружба с немцами получила еще один большой «ковш цемента»… Рефреном шло у обоих: если все в порядке будет с советско-германским фактором, он и будет определять судьбу и Европы, и мировой политики. Оба исходят из этого. На обратном пути в присутствии Квицинского рассердился: «Коль понимает, что ему нас, СССР, не съесть; больше того, без нас ему не съесть Европу и не отделаться от американцев. И он будет делать все, чтоб нам помочь возродиться и стать рядом, тоже современной великой… Ну, а на Украину, конечно, он зарится… Но это уже другое, в отличие от гитлеровского, жизненное пространство». Кстати, Коль встречался отдельно с Кравчуком, Фокиным (предсовмина УССР) и Гуренко (первый секретарь ЦК КП Украины). На обеде он явно держался с ними снисходительно, свысока. А публика эта (что президент, что премьер, особенно) — серая, надутая, но «мнит» о себе! Прогулки с М. С. и без М. С. пока Коль был с украинцами. Обед: очень «прямое» застолье в стиле «душа нараспашку». Крупно выпили. Тосты! Отлет. Коль полчаса ждал в самолете своих журналистов… А перед трапом (я, как всегда, стоял в отдалении), Коль вышел из группы сопровождающих и, к удивлению всех, подошел ко мне, долго жал руку, похлопывал по плечу и говорил… Не все я понял, но понял, что он хотел дать мне знать, что «знает» о моей роли. Кто-то, видно, из его людей, с кем я общаюсь — Блех, Тельчик и другие, — «наговорили» ему обо мне… А кто будет готовить материалы к визиту Гонсалеса?! — Завтра ведь приезжает! Закадычный друг М. С. В Волынское съехались: Павлов, Щербаков, минфин Орлов, академик Абалкин и мудрый Яременко, некий скандальный Ясин, директор ИМЭМО Мартынов, конечно, Медведев с Ожерельевым… и почему-то Иван Фролов… У них, оказывается, уже был проект для Лондона, но в виде письма М. С. к главам государств «семерки». На 19 страницах. Так что мой текст вообще уже был неуместен. Приехал Горбачев. Прочли проект. Он предложил принять «за основу» и идти постранично. Я вякнул — мол, у меня «общего порядка» соображения: цифры и данные, вкрапленные в текст, создают ощущение провальности нашей экономики, полной нашей неуверенности, сможем ли «выплатить». Зачем так? Неужели это их поощрит иметь с нами дело, если мы выдаем свое бессилие делать экономику самим?.. Абалкин, затем Медведев: надо откровенно показать ситуацию, иначе не поверят. Я: они знают ситуацию лучше нас, дело в психологии, в тактике. Главы «семерки» заинтересованы нам политически помочь, и не надо их ставить в ситуацию, когда каждый «шерп» может, сославшись на наше же «раздевание», возбудить сомнения… А после политического решения — поезд ушел… И эксперты, и финансисты будут вместе с нами подсчитывать, что с нами делать. Потом, когда мы очутились с М. С. один на один, я говорю: «Над словом бы поработать. Я это сделал в отношении „своего“ варианта, но тут уже другой текст». М. С.: «Да времени нет…» Я: «Но невозможно же — например, „мы провели работу над…“ Прямо как в докладе на Пленуме ЦК». Он смеется. Но при обсуждении опять отпихивал все мои попытки сделать замечание, поправить, предложить вариант фразы, формулы. Повторяется одно и то же: на людях большого ранга он демонстрирует пренебрежение к помощникам (не только ко мне), чтоб не подумали, что он «их слушает»… Словом, текст пока так себе… Большой спор разгорелся, выдавать ли цифру нашего внешнего долга и вообще государственного долга (240 миллиардов). Абалкин — «за», чтоб «разжалобить» и пошантажировать угрозой катастрофы. Щербаков — «против»: нам на другой день закроют и те кредиты, которые еще дают. Так пока и не договорились. Я стоял за то, чтоб из письма цифры вообще убрать — это же текст не для «шерпов», а для глав. Будет «живая дискуссия»… и в кармане у М. С. должны на все случаи быть любые данные… Да — честные данные, но «по требованию», а не в порядке стриптиза. «Попутно» привезли к нему в Волынское главу албанской парламентской делегации. Симпатичный доктор наук, физик (Парижский университет окончил и т. д.). Говорили так, как будто не было 30 лет вражды… Люди как люди. М. С., правда, немножко перебрал по части «родства в социалистической идее». Тот вежливо соглашался, все пытался объяснить ситуацию в Албании. Сказалась растущая самонадеянность М. С.: он перед беседами не читает даже одностраничных справок. Иногда даже не знает имен тех, с кем говорит. Потом мне позвонили: Мэтлок рвется — срочное письмо от Буша. М. С.: «Пусть едет сюда». Приехал. Сели втроем. Посол, заглядывая в английский текст, изложил суть: Михаил, если ты еще веришь, что успеем заключить договор по СНВ, пусть Бессмертных и Моисеев М. С. обещал ответить в течение двух дней. Я отправил текст Бессмертных. М. С. ему и Язову позвонил: велел «засесть». Я говорю: «Михаил Сергеевич, ну что мы тянем? Повторяется история с договором по обычным вооружениям. То как мы себя ведем, элементарно противоречит здравому смыслу: ведь если „войны не будет“, если мы в это поверили, если вы едете в Лондон всерьез „интегрироваться“, то какое значение имеет эта дурацкая телеметрия или сколько боеголовок на ракете и какой длины первая ступень?! Это же игры позавчерашнего дня!» В общем, разошелся я. Он мне в ответ: «Ты нетерпеливый, темперамент — как у Эдуарда, тот тоже все гнал и гнал… Это ведь переговоры, — ернически нажал, — а они имеют свои законы». Я: «Какие законы, когда счет пошел на дни, и вы с Бушем через неделю встретитесь в Лондоне? Что вы ему скажете? Зачем эти генеральские штучки?» М. С.: «Ладно!» Все объясняющее и все завершающее «ладно». Между прочим, на сравнение меня с Шеварднадзе я возразил: темперамент, может, и похож, но начинка не та… Он, кстати, крыл Шеварднадзе (в самолете из Киева в присутствии Игнатенко): мол, наконец, раскрылся, рвется к власти, президентом хочет стать, честолюбие пожирает его! Сегодня с раннего утра переписывал речь на обеде с Гонсалесом (Брутенц и К¤ на основании МИДовского проекта сделали, пока я был в Киеве). Но — не то… И не пойму, почему люди не могут готовить такие простые в общем вещи «в духе» М.С: ведь известна его манера, есть тексты его речей, тостов, интервью — все приемчики и весь ход мысли, и связки мыслей известны! Отправил печатать. Сам сел за переговорный материал. К 16 часам закончил. Вчера в Ново-Огареве М. С. получил «согласие» «9 + 1» на свою «концепцию» для Лондона. Опять он выиграл. Я сомневался, думал, затеют бодягу, придравшись, что им не дали письменного текста заблаговременно. Значит, что-то происходит в направлении «остепенения». Вчера дал согласие на поездку Бессмертных и Моисеева в Вашингтон — по письму Буша, которое Мэтлок передал в Волынском-2. Спрашиваю: «Есть ли действительно развязка по СНВ?» — «Да». «Может, такая же, как прошлый раз?» Косится. И зачем все козыри в руки Моисеева? Он оказался «спасителем» договора по обычным вооружениям, хотя именно он саботировал до крайнего предела. И пока «не поехал» в Вашингтон, ничего не двигалось. Теперь опять?! Так «мы» работаем. Вчера — Гонсалес. Откровенность предельная и взаимная, вплоть до того, что М. С. сказал ему: Вчера М. С. хотел, чтоб я после ужина с Гонсалесом еще «поприсутствовал» на его встрече с испанским коммерсантом и меценатом Коное. Навязали ему их Егоров + Р. М. Я не поехал… А сам Егоров уже на даче оказался. Скажу как-нибудь Горбачеву, что не в том я возрасте и положении, чтоб выступать в роли «мальчика on call» (на побегушках). Взамен Фролова завелся еще один любимчик. Тьфу! Вчера в 10.00, будучи на работе, смотрел по ТВ коронацию Ельцина. Это — не просто новая власть, даже не только новая государственная структура. Это — смена системы… В речи актера и депутата Басилашвили, написанной «лейтенантами» Ельцина, есть Владимир Святой — Креститель, есть Сергий Радонежский, есть Петр Великий и Екатерина II— создатели Российского государства, вроде того, которое наиболее адекватно нынешней России… Есть «события (!) 1917 года»… Нет Отечественной войны… После Октябрьской революции все черно, все заслуживает только попрания и проклятья. Патриарх Алексий II в своем агрессивном, мстительном напутствии освятил именно такой подход к прошлому… и будущему. Обращение это — «от всех конфессий». Другие поручили ему, сами — от буддиста до иудея в шляпе — стояли в первом ряду. М. С. решил выступить после гимна («Славься, наш русский царь»), колокольного звона и заключительной речи Ельцина. Выступление (написано Шахом и передиктовано им самим) неудачное. Не отвечало торжественности момента, как бы там ни было, отражавшего мощный (надолго ли!) поток русской тенденции, «возрождения русской идеи»… Ведь без России ничего не будет. Союза не будет… И реально опираться президент может только на нее — не на Туркмению же или Назарбаева! Ведь он, президент Горбачев, восседает в Москве, которая теперь опять — «столица России»… Выступление было политическим, скорее для Съезда народных депутатов, и то — рутинного! Промах! Не смог преодолеть личностного (своего внутреннего удивления, что такой человек, как Ельцин, так вознесся) и аппаратно-партийного — неприемлемости публичного отрицания «социалистического выбора» даже в прошлом… На фоне этого весьма символического перформанса (!) — Горбачев озабочен проектом Программы партии, который он поставит на Пленум ЦК Он не хочет видеть (хотя видит!), что все эти ПБ, Секретариат — никому не нужны, они уже не властны даже над коммунистами. И их суета и угрозы, в отличие от совсем недавнего прошлого, уже никого не пугают. Попросил меня «поработать» над проектом Программы. Вчера я посидел над ним… Еще больше избавил от всего коммунистического и даже от «социалистического выбора». Вечером он мне звонит: ну что? Я: «Это — оптимальный вариант, чтобы сохранить разумное ядро, перестроечное ядро партийцев… Все, что я предлагаю снять, отбрасывает КПСС в лагерь врагов общества, „врагов народа“ — нового народа, возникшего за последние шесть лет». М. С. «жался»: мол, Георгий (Шахназаров) мне говорил, что ему очень нравится проект… Удручает сам факт, что президент на фоне инаугурации Ельцина, «русского потока», Союзного договора, лондонской «семерки» занимается своей ностальгической партийной ерундой. Сказал мне, что два часа вчера беседовал с Явлинским. Интересен, говорит, содержателен, но… отказался ехать в президентской команде в Лондон: резервирует позицию для критики, если с «планом Горбачева» по выходу из кризиса не получится (т. е. готовит маневр, который проделал он и К¤, когда была завалена «программа 500 дней»). Я сказал: «Плохо это его характеризует. Болезненно тщеславен — до непорядочности, хотя кажется воплощенной порядочностью». Взамен велел включить в поездку в Лондон Кравченко! Вот еще одно доказательство, как М. С. боится остаться без «старых надежных рычагов». Знает ведь, что Кравченко ненавидят все — справа налево и наоборот, что он марает его имидж. И тем не менее… То же, что в отношении КГБ, МВД и партии… Сегодня примет посланца Кайфу (японского премьера). А министра сельского хозяйства Израиля отказался принять. Министра иностранных дел Бангладеш он спихнул на Янаева. С презрением отказался принять «нахального» полковника Очирова, хотя — при всех в кулуарах Верховного Совета — обещал!.. Как же, как же — «демократ» от армии, которого армейское начальство люто ненавидит! Вчера у М. С. был посол Эдамура вместе со спецпослом от Кайфу. Протоколыцики эти японцы. Для нас такие встречи — семечки: принять не принять — зависит от настроения, «от меня» (помощника), от случайности, а для них это развитие или снижение межгосударственных отношений! Но, видимо, японцы не хотят отстать от мирового поезда в отношении нас. Кайфу реагирует на то, что пресса стала его противопоставлять даже Бушу, не говоря уже о европейцах, в вопросе о приглашении М. С. на «семерку». В деле о хасидах (передача Любавических рукописей) М. С. — ни в какую! Послушался Егорова, который влез, не зная сути, и повторяет позицию Губенко, а не… мою — человека, который «изучал» проблему. Проиграем мы на этих «пустяках» многое. За хасидами — Буш, Андреот-ти, Мейджор, западное еврейское лобби! О Фролове М. С. говорил ласково. «Я подсунул: „Правда“ против вас работает». Он: «Отражает состояние партии». Я: «Это не оправдание». Он: «Иван, наверное, устал и не хочет ею заниматься! То — в больнице, то — за границей». Вот так — в отношении любимчиков-то! Позвонил М. С., делился мыслями о том, что он скажет на «семерке» — не только, мол, у нас, но и в мире сейчас переходный период: тоже от одной системы ушли, а другой нет. А механизмы создавались под «холодную войну». Югославия показала, что мир не готов встретить новые вызовы. (Это он к тому, что в Лондоне соберутся не министры финансов, а главы крупнейших государств.) Я ему: не «накололись» ли мы, заявив в «концепции», которую послали участникам «семерки», о консолидации долгов? (Я и Щербаков в Волынском резко возражали, чтобы это включать, но он послушался Абалкина и Медведева.) А теперь взвился: потому что не прав, и потому что Буш в письме (еще до получения «концепции») и Миттеран после получения, а Андреотти задолго до того не советовали этого делать — есть психология банкиров… М. С. стал мне доказывать, что надо быть до конца честным, правдивым… От этого (т. е. от ситуации с долгами) никуда не уйти. "Да о ситуации и так весь мир знает, — возразил я. — Но когда сами признаем себя банкротами, это что-то значит для кредиторов!.." Долго «убеждал» меня, что я «ничего не понимаю»! Гулял в Успенке. Пошел вокруг Ново-Дарьино. Сделал круг по лесу и «заплутал»: в ту же деревню вошел, только с другого конца, воображая, что далеко от нее. Утром (до звонка М. С.) готовил ему материалы для беседы с Бушем в Лондоне. Предложил по аналогии со встречей в Хельсинки (по Саддаму Хусейну) также совместно высказаться по Югославии, чтоб обозначить «присутствие» двух сверхдержав в конфликте; тем самым и перед югославами, и перед западноевропейцами… выбросить флаг и дать острастку. Гонсалес, помнится, говорил Горбачеву: как бы не пришлось звать американского дядюшку, чтоб спасать Европу из-за югославов… Так вот, лучше вместе с «дядюшкой» нам выступить спасителями. Сегодня уезжаем в Лондон. Наверное, опять ничего не увижу и нигде не побываю, хотя полюбил этот город. Вчера закончил подготовку переговорных материалов (для Буша, Миттерана, Кайфу, Андреотти, Малруни, возможно, Коля, Любберса, Киннока, Тэтчер… И конечно — все для «визита в саму Великобританию»: Мейджор и Елизавета II). Примаков звонил (да и по ТАССу видно): печать нагнетает негатив в отношении возможностей «семерки» помочь России, дают утечку информации об «отрицательном» отношении к «концепции» М. С., посланной участникам, по крайней мере со стороны четырех из них. Руцкой объявил о создании своей партии — «Коммунисты за демократию» — с выходом из КПСС… М. С. опоздал со своей Программой (к Пленуму ЦК Но, между прочим, пора бы мне самому определиться. Он меня тут «шутя» спрашивает: а ты из партии еще не вышел?.. Но ведь я уже 5 лет, по крайней мере, в партии только как плательщик членских взносов, хотя и был даже членом ЦК… Меня с ней связывает только Горбачев… Это как в «Чапаеве»: «Ты за кого, Василий Иванович, за большевиков или за коммунистов?» — «А за кого Ленин? За того и я», — отвечал Чапаев Петьке. С 16 по Конкретно — что было в Лондоне. Встреча с Кайфу — одни улыбки. Потом японский премьер скажет Андреотти (а тот передаст М. С.), что только после лондонской встречи поверил в Горбачева. На встрече с Миттераном был Загладин. Буш. Завтрак в посольстве США. По окончании два президента удалились в соседнюю комнату, где окончательно были сняты «детали», тормозившие выход на договор по СНВ. Опять тянули мы до последнего, упирались, но горбачевская «всемирно-историческая методика» переговоров все равно ничего не дала. Сама «семерка» в Ланкастер-хаузе. Мы, сопровождающие, кроме Примакова, сидели «за кулисами» — в роскошном отдельном зале… Четыре часа кряду — непонятно зачем, вместо того чтобы ходить по «любимому городу». Результаты: я никогда не сомневался, что Горбачева пригласят, не могли «ему» отказать. Не верить в это было бы все равно что оставаться во власти стереотипов «социалистической» морали, с одной стороны, и «империалистической» — с другой. Но удивительно, все они — за исключением, пожалуй, Миттерана — признают de facto «большую» его значимость, чем свою собственную. Хотя он не представляет уже «послушную» ему сверхдержаву, он — историческая фигура, а они — лишь временно избранные на свои посты… и останутся в истории как деятели «эпохи Горбачева»… Буш — не из-за гонора не пошел к «Майклу» в посольство, а позвал к себе. Он искренне, «по-товарищески» рассчитывал на то, что Горбачев воспримет «правильно»: ты-то, Майкл, можешь меня понять, но мое общественное мнение, американское, ни за что не поймет, если я пойду к тебе. К тому же они ведь через Мэтлока договорились еще в Москве, и Буш не знал, что в Париже будет паломничество «остальных» к Горбачеву (кроме Миттерана, который «по возрасту…»). Итак, М. С. фигурировал в Лондоне в качестве «центра внимания», олицетворяя смысл события: без него «семерка» стала бы рутинной пищей для журналистов на 2-3 дня, если не меньше. Прием на Даунинг-стрит. Толковище, элита. Речь Мейджора, достойная события, и высокие «исторические» похвалы Горбачеву… Я «прокол» допустил в Москве: сама речь М. С. прозвучала крупнее мейджоровской (и была в два раза короче!). Но я не решился упомянуть там «свою любимую» Тэтчер, думал, что это не понравится хозяину. Мейджор это сделал. И М. С., выступавший вслед, «по ходу» тоже вставил. Но наши газеты уже «не успели» впечатать эту вставку (текст у них был заблаговременно). Хорошо, что Тэтчер не читает «Правду», хотя другие и ей прочтут, и всему миру сообщат!.. Я просил Кравченко внести поправку на ТВ. Но увы! Привязанный к протоколу событий, я не имел возможности вовремя «дать указание» ТАССу, а без этого, по нашим дурацким правилам, ТВ поправок не принимает. Соседи за столом (на приеме): министр транспорта, милый живой шотландец. Можно оценить британскую деликатность: несмотря на мой ужасающий английский язык, он со мной живо говорил «о чем попало» — как ни в чем не бывало. И я быстро приспособился, исчезла языковая робость, и в общем хорошо поболтали. То же самое — с соседкой справа, которая, правда, переходила на очень плохой французский, и таким образом мы тоже вполне удовлетворили друг друга. Она — жена какого-то высокого лица. Мейджору, когда пришли на Даунинг-стрит, 10, в его кабинет, я, здороваясь, в замешательстве сказал good bye! Жуть! Вечером в своей резиденции М. С. устроил торжественную пьянку для «близких». Было человек 20. «Мемуарил», как он и она шли (шел) «к этому»… Женева, Рейкьявик, детство, отрочество и далее. Замятин (посол) тост в честь автора новой книги — Раисы Максимовны — произнес «с большим чувством!». Утром 18-го еще до Мейджора пришел Андреотти. Разговор близких, доверяющих друзей. Под конец, как я и ожидал, итальянец поднял опять вопрос о Любавичес-ких рукописях. Ох, как проигрываем… Все знаменитые «ребе» съехались, чтобы встретиться с М. С. Буш ему говорил о них. Андреотти умолял: «Мне легче будет работать с еврейским лобби в США в пользу вас…» Малруни шепнул… Ни в какую!.. «Есть проблема», — отвечал всем М. С. словами Егорова-Губенко! Теперь, конечно, будет шумная, злая газетная кампания. Встреча с Малруни. О нем вначале донесли «наши», что он скурвился и будто бы сопротивлялся приглашению Горбачева на «семерку». А оказалось, что он самым твердым образом отстаивал эту идею перед Бушем. И здесь вел разговор предельно дружески, открыто и по-деловому конкретно: «Все, что могу, сделаю, чтоб помочь вам». В «Ковент-гарден» и в Адмиралтейство на прием к Мейджору я не поехал. Вечером, дописав «свои дела», сбегал в «Сохо»… (Здесь прервусь, допишу потом.) Продолжаю о Лондоне. Знаменитый квартал «Сохо» изменился… Грязно, бумажки, раздавленные стаканчики, обрывки газет. Проститутки пристают, чего раньше не было, много «голубых»: мужики, мальчики… Беднее ассортимент в porno shop'ax. И дикие цены: «журнальчик» — не менее 25f (раньше — 5-7)… Как-то мне скучновато стало. Вернулся в гостиницу. Женщины мои за это время с Гусенковым уже пообедали в ресторане, куда я так и не добрался. Стал собирать чемодан… Недосчитался джина, видимо, уборщица «прибрала». Наутро — завтрак М. С. с Кинноком (лидер лейбористов). Давно его не видел. Он «вырос», от его playboy'ства не осталось ничего: серьезный, умный, афористичный — государственный человек, готовится в январе в премьер-министры. В то время как М. С. «уединился» с Тэтчер, я посидел с ее бывшим помощником Чарльзом Пауэллом, моим коллегой. Настоящий британец, прекрасный парень, да еще сэр, умница… Поговорили содержательно, интересно. Я наоткровенничался (про перестройку, Горбачева и Шеварднадзе). Он обозвал мой анализ «profound» (основательный). Около 11 часов уехали в Хитроу. В самолете записали с Загладиным «итоги встреч», а потом — большой выпи-вон в президентском отсеке. Но я скромно уселся за вторым столом и в реве Ил-62 ничего не слышал, что говорилось. Разве что тосты… Через час — греческий премьер Мицотакис… И вся неделя — подготовка к встрече с Бушем. Измот полный. А Горбачеву-то каково — у него завтра Ново-Огарево (Союзный договор), а 25-го Пленум, может быть, «исторический»… Дочитал «Самоубийство» Алданова — потрясающее прозрение на перестройку по опыту 17-18-х годов: один к одному. Недаром его Бунин сватал в Нобелевские лауреаты. Вчера в беседе с Мицотакисом Горбачев разоткровенничался. Вы знаете, говорит, я двинул на референдум вопрос — быть Союзу или нет, решив для себя: если «нет», я ухожу. Это я вам первому говорю, даже вот помощник (показывает на меня) не знал этого (знал, между прочим!). После Мицотакиса зашел я к нему в комнату отдыха. Он бросил официанту: оставь нас. И мне: «Знаешь, пришла информация. Буш после моего завтрака с ним в Лондоне сказал своим, что Горбачев устал, нервничает, не владеет ситуацией, не уверен в себе, поэтому и подозревает меня в неверности, ищет большей поддержки… Надо переключаться на Ельцина». Я: «Не верю, Михаил Сергеевич. Не может Буш быть таким мелким. Это противоречит всей логике его поведения в последнее время, смыслу „семерки“. Думаю, что это такая же „информация“, как и в отношении Малруни, на которого наговорили вам по приезде в Лондон. А оказалось „липой“. Зачем вам подкидывают все это?!» Но про себя я подумал: такое ощущение у Буша возникло не оттого, что кто-то ему что-то «подкинул» (употребляя выражение М. С.), оно сложилось в результате той самой беседы в американском посольстве за ланчем перед заседанием «семерки». Горбачев потом (и неоднократно) гордился перед своими, что задал Бушу «неудобный» вопрос, который, дескать, вогнал его в смущение. А оказалось, что вопрос этот произвел совсем иное действие. Вопрос был задан так. "На основе той информации, которой я располагаю, — сказал М.С., — я знаю, что президент США — человек основательный, что его решения — это решения серьезного политика, а не импровизация. И на основе этих решений мы уже продвинулись к большим перспективам в нашем диалоге в области безопасности. И в то же время создается впечатление, что мой друг президент США еще не пришел к окончательному ответу на главный вопрос — каким Соединенные Штаты хотят видеть Советский Союз? А до тех пор, пока не будет дан окончательный ответ на этот вопрос, мы будем спотыкаться на тех или иных частных вопросах отношений. А время будет уходить. В этом контексте встреча с «семеркой» — удачный повод для большого разговора. Главный вопрос — об органическом включении Советского Союза в мирохозяйственные связи. Конечно, тут многое зависит прежде всего от нас самих. И я спрашиваю: чего же ждет Джордж Буш? Если после этого ланча, на «семерке» мои коллеги будут в основном говорить мне, что, мол, нам нравится то, что вы делаете, мы это поддерживаем, но по сути дела вы должны вариться в своем котле, то я говорю: а ведь суп-то общий! Мне вот что странно: нашлось 100 миллиардов долларов, чтобы справиться с одним региональным конфликтом (имеется в виду война в Персидском заливе), находятся деньги для других программ, а здесь речь идет о таком проекте — изменить Советский Союз, чтобы он достиг нового, иного качества, стал органической частью мировой экономики, мирового сообщества не как противодействующая сила, не как возможный источник угрозы. Это задача беспрецедентная". (Я сверил потом эту свою запись с записью переводчика. Совпали.) За ланчем я сидел рядом с Горбачевым, т. е. почти напротив Буша. Когда М. С. произносил свой пространный вопрос, Буш на глазах багровел, взгляд темнел, он смотрел не на Горбачева, а то на меня, то на Примакова, то, оглядываясь, будто недоуменно вопрошал своих — Бейкера, Скоукрофта. Перестал есть, задвигал желваками. Мне стало не по себе. Хорошо запомнил, какие мысли лезли в голову: «Чего ты хочешь от американца?! Ты этот вопрос ему задавал три раза. И в конце концов — была Мальта, был твой визит в Вашингтон, там был Кэмп-Дэвид, где вы катались по лужайкам вдвоем в портативном автомобильчике по очереди за рулем, были Хельсинки (из-за Хусейна). Тебе что, недостаточно доказательств, чего данный президент США хочет и может (в своих обстоятельствах) в отношении нас?! И опять же, если бы не Буш, не был бы ты сейчас здесь на „семерке“. Зачем ты позволяешь себе такую бессмысленную бестактность?» Вопрос был задан в контексте длинного выступления Горбачева — он объяснял ситуацию в стране и т. д., но после вопроса никого это уже не интересовало: американцы ели и перешептывались между собой. Кончил Горбачев. Пауза. Заговорил Буш, сдержанно, подавляя раздражение: "Видимо, я недостаточно убедительно излагаю свою политику, если возникают сомнения относительно того, каким мы хотим видеть Советский Союз. Я бы мог понять, если бы возник вопрос о том, что могли бы сделать Соединенные Штаты, чтобы помочь Советскому Союзу. Но если на обсуждение опять поставлен вопрос о том, каким США хотят увидеть Советский Союз, то я попробую ответить еще раз. Мы хотим, чтобы Советский Союз был демократической, рыночной страной, динамично интегрированной в западную экономику. Наконец, — пусть не покажется, что я вмешиваюсь в ваши внутренние дела, но я говорю это в связи с экономикой — Советский Союз, в котором успешно решены проблемы между Центром и республиками. Это принципиально важно для притока частных капиталовложений. Итак: первое — демократия, второе — рынок, третье — федерация…" Горбачев, по-моему, тогда не понял, что ему был «дан отпор» (употребляя советский термин). Время поджимало. Ланч закончен. Оба президента только с переводчиками удалились на минутку в соседнюю комнату, о чем я уже упоминал. Американцы все вместе проводили нас вниз к машинам. Так что, реагируя на «информацию», которую довел до меня М. С., я понимал, в чем дело. Тогда за ланчем М. С. оставил впечатление человека, который своей словесной агрессивностью пытается прикрыть неуверенность, растерянность перед лицом ситуации в стране. И американцы это усекли. Горбачев перевел разговор на… Мицотакиса. Потом сказал, что примет американского генерала Пауэлла — завтра в 10.15. Вечером позвонил и велел написать ему текст для выступления перед секретарями обкомов и членами ЦК — об итогах «семерки». Завтра будет их «убеждать». Три четверти из них, наверное, ненавидят его — в духе сегодняшнего призыва к согражданам, опубликованного в «Советской России». Кликушеский вопль, смысл которого — гнать Горбачева и К¤, пока совсем не загубил Россию. Подписано: Бондарев, Варенников, Громов, Зыкина, Распутин, Зюганов, Проханов, Клыков (скульптор), еще кто-то. Опять большинство тех, кого он ласкал и улещивал, ублажал и «привлекал». Еще одна позиция предателей. Видит? Видит. Но почему тогда хотя бы двух генералов — Варенникова и Громова — завтра же не отправить в отставку?! Нет, не сделает. Митька в письме из Копенгагена бабушке пишет: лучше жить в голодной Москве, чем в сытом Копенгагене. Дания — самый скучный уголок рая. Читает «Войну и мир». Впечатление: «Лев Николаевич — самый великий»… и т. п. избранные мысли. Спрашивает, не отобрали ли у нас уже Успенку?! Сегодня Пленум… Выхожу из подъезда своего дома. Навстречу Шапошников, мой бывший коллега по Международному отделу ЦК, тоже зам. Пономарева. Несет в руках коньяк и консервы. Спрашивает: «Что будет с партией?» — «Развалится, наверное», — отвечаю я. «Ну, вы даете!!» После телефонного разговора с Колем (о Кенигсберге) М. С. задержал меня в кабинете. Подключил селектор на Прокофьева (секретаря МГК). Разговор идет об указе Ельцина (департизация). Прокофьев ему: «Значит, мы переходим на территориальный принцип партработы». М. С.: «Я уже получил 100 телеграмм. Секретари обкомов требуют издать указ, отменяющий указ Ельцина». Я вмешался: «Не надо этого делать… Указ не сработает. А ново-огаревская тенденция будет сорвана. И ваш престиж пойдет опять на понижение». Но он, вижу, уже и без меня решил — не вмешиваться. Рассуждал с Прокофьевым, почему Ельцин сделал это именно сейчас… — вроде бы исходил из благородных побуждений: сейчас надо работать, нужно спокойствие, а коммунисты «мутят» людей на предприятиях, в коллективах!.. И как я, президент, буду выглядеть, мешая установить порядок?! Прокофьев не настаивал… Но Пленум! «Веселая работенка будет», — сказал он барону Креспо (председателю Европарламента). Рассказал Прокофьеву, как Ельцин ерзал (?) в Но-во-Огареве, все расспрашивал у присутствовавших, как реагируют на его указ. Отмалчивались. Ельцин задал Горбачеву вопрос: «Что будете делать на Пленуме?» Тот в ответ: «Будем обсуждать Программу партии». «Какая Программа, кому нужна?» — реагировал раздраженно Б.Н. Горбачев с нажимом: «Будем обсуждать Программу!» Видно, он решил «валить» партию. Даже вышеупомянутому барону сказал: кто «не за нее (т. е. не за новую Программу), пусть уходит вправо ли, влево!». Прокофьев возражал против «добровольности парт-взносов». М. С. понукал его решительно смещать Полоз-кова, иначе, мол, возникнет «другая партия» — внутри партии. «Она и так уже возникла», — произнес я «в сторону». Вчера вкалывал с материалами для встречи М. С. — Буш. Проворачивал ворохи ведомственных заготовок, которые даже я не мог прочитать от начала до конца. Оказался самым спасительным моим консультантом Палажченко, хотя основная его работа — переводить Горбачеву. Он фантастический знаток английского языка , и широко образованный. Я оформил его к себе в группу из МИДа. Мои «старички» теряют тонус, а Кувалдин вообще, по-моему, делает все с неохотой, «смотрит в лес», как и Малашенко, который уже сбежал к Игнатенко. М. С. доволен Пленумом. Шах подготовил ему блестящий доклад. Это был порог, который он наконец перешагнул — в деидеологизированный период. «Независимая газета» дала ехидный заголовок: «Горбачев победил марксизм-ленинизм». И ортодоксы, и пошляки на Пленуме не осмелились его свергать… Особенно «перед лицом» указа Ельцина о департизации. Важно ворчали в негодовании и ненависти… В перестроечном смысле Пленум — еще одно запоздалое «преодоление», осуществленное лично Горбачевым. Но не «обновление» партии нужно, а создание новой партии, «во что» уже и пошли Руцкой и прочие. Речи для встречи с Бушем. М. С. правил их вчера по телефону, выбивая изюминки, оскучняя и делая более «взвешенными» с точки зрения похвал в адрес своего Джорджа… А жаль!.. Скупой он на похвалы и благодарности… Не помешало бы, тем более — «по заслугам». Буш сегодня уезжает в Киев и потом совсем. Вчера я был в Ново-Огареве. Главное мое наблюдение: исторический смысл визита не в договоре по СНВ — тут дело все равно пойдет, потому что ядерное оружие перестало быть политикой, это уже экономика, психология, социальная сфера. Глобальный вывод, думается, вот в чем: США и СССР фактически начинают проводить в мире единую политику (Ирак, Ближний Восток, Европа — Югославия)… Но это произошло тогда, когда США убедились, что мы им не опасны. Это общение ближе, чем в свое время с «друзьями» из социалистических стран: нет фарисейства, лицемерия, нет патернализма, похлопывания по плечу и послушания. М. С. в Ново-Огареве за ланчем вдруг поднял тост за меня и Скоукрофта. Но вообще Буш, Бейкер — ко мне равнодушны, может быть, где-то в душе и чувствуют, что я играю какую-то роль… Но контакта и признания нет, потому что, увы, я «без языка» (сравни Добрынина и вообще!). Ехать в Крым с М. С. жутко неохота — сладкая жаркая каторга. Да еще теперь, видимо, ужмут в комфорте: «Южный» стоит нынче — 4000 рублей в месяц! Возвращаясь к визиту: мои с Палажченко «тосты» оказались сильнее, чем у Буша. Неплохие мы пока «спич-райтеры». Интересно, кто меня в этом заменит? Завтра улетаю с М. С. в Крым… Опять. Вчера М. С. — после разговора с югославами (между прочим, пахнуло прежней дружбой, как бывало с союзниками по ОВД, только искренней, товариществом, полной открытостью, какой-то родственностью) — присел на край кресла: "Вот, Толя, устал я до черта!.. Завтра придется еще заседание Кабинета министров проводить: урожай, транспорт, долги, связи (производственные), денег нет, рынок… Павлов говорит, что «если вы не придете (на заседание), ничего не получится. Все тянут в разные стороны: дай, дай, дай!.. Везде — труба». Вспомнил о Ельцине и Назарбаеве — как он с ними накануне встречи с Бушем в том же Ново-Огареве пьянствовал до 3 утра и договаривался о Союзном договоре и о последующих выборах. «Ох, Толя. До чего же мелкая, пошлая, провинциальная публика. Что тот, что другой! Смотришь на них и думаешь — с кем, для кого?.. Бросить бы все. Но на них ведь бросить-то придется. Устал я»… И тем не менее вечером дал интервью о Союзном договоре — все сказал… Заангажировался фактически на будущую свободную конфедерацию. Если подумать глубже, не Ельцин им воспользовался (в историческом перестроенном плане), а он Ельциным как бульдозером для расчистки поля своим идеям. Ведь ни Ельцин, ни его команда ничего не придумали — ни одной большой идеи, которой не было бы в задумке (я-то знаю) или даже публично не сказанной Горбачевым. Кто поумнее среди всех его врагов и соперников, тот это понимает. И пробавляются за его счет, его нервов, ума и тактического мастерства… Вчера утром приходил Игнатенко. «Помирились». Принес три бутылки вина — «в дорогу»… Поговорили о негодности президентского аппарата, о Болдине, который совершенно не годится. Рассказал мне о своем разговоре с Сунуну и Скоукрофтом на приеме в «Спасо-хаузе»… Спрашивают: почему нет Черняева? Отговорился: мол, оформляет итоги Ново-Огарева и вообще у него много хлопот перед отпуском М. С. Тогда они сказали: для нас рядом с вашим президентом признаны и важны три «фигуры»: вы (Игнатенко), Черняев и Ревенко. А Шахназаров? — спрашивает Виталий. — Ну, он — тоже, но не больной ли он, уж очень старым выглядит? Мы его меньше знаем. (Лукавят, потому что Мэтлок у Шаха часто бывал и журналисты то и дело шастают.) Думаю, их мнение идет от Бейкера и Мэтлока, который в последнее время зачастил ко мне и который «отплачивал» мне за похвалы в его адрес со стороны М. С. Поговорили о Яковлеве: он «увольняется» из советников президента и переходит в… Думу Москвы?! М. С. так рассуждал на днях о нем: не понимаю: он — фигура, с именем, в общественном мнении о нем всякое — и отрицательное, и положительное. Как бы то ни было, он второе лицо среди инициаторов перестройки. Ушел бы в науку или даже на пенсию — остался бы таким в истории. А он суетится, идет в подручные к Гавриле Попову. Занялся вместе с Шеварднадзе новой партией — какое-то движение демократических реформ… «Фигу-ряют» оба на всех оппозиционных собраниях, у Руцкого — тоже. Чуть ли не каждый день какое-нибудь интервью в оппозиционных газетах… Словом, тщеславие превыше здравого смысла и даже самого уважения к тому, что действительно сделано и Яковлевым, и Шеварднадзе для преобразования государства. Удивительно! У А. Г. Ковалева — язва. Он в Барвихе. Я его отговорил перемещаться в больницу. Он согласился, главным образом чтоб не исчезать из МИДа на месяцы… Там уже и сейчас с ним не считаются. И, увы, действительно незаметно его отсутствия: «уже сыгранная игра», как выразился М. С., имея в виду, правда, Абалкина, когда я предложил его на днях на роль советского «шерпа». Ох-ох!.. Смотрю я на людей вокруг себя, своих коллег в том числе. Пора бы уже, кажется, думать, что скоро перед Богом представать, а все все суетятся… кроме меня. Потому что глубинный смысл моей жизни — женское ее начало! И постоянное мое прикосновение к нему. Санечка Безыменская заигрывала два дня: «Я еду в Израиль… Мне надо обязательно поговорить с вами»… Звала, назначала время. Я колебался, но когда решился и сказал, что надеюсь, что не только разговоры про Израиль у нас произойдут, она спасовала и уже не настаивала, чтоб приехал… Что нужно от меня ей, окончившей классическую гимназию в Бонне и весьма интеллигентной? Пора ехать. Ох, как неохота… |
||
|