"Ангел с мечом" - читать интересную книгу автора (Черри Кэролайн)

ГЛАВА 10

Путь под палубу оказался головокружительным кошмаром — через путаницу ступенек, потом вперед к темной дыре какой-то каюты, которая пахла гигантскими бухтами канатов, почти заполняющих ее, все очень аккуратно, как и положено на большом корабле. Коридор по всей длине освещался электрическими лампами, мужчина включил электрический свет и в канатном складе, и все помещение осветилось.

Альтаир вошла первой, за ней Мондрагон, и дверь за ними захлопнули и заперли. Шаги удалились, но свет остался. Электрический свет в корпусе корабля. Белолицый, драгоценные камни на обшлаге, их блеск через релинг, когда он показывал в их сторону рукой, отдавая приказ взять их на борт.

Большой, обитый железом нос, который вдребезги разбил лодку. Почти ничего не почувствовав — так, как он мог переехать и ее скип, если бы белолицый не намеревался заполучить в свои руки Мондрагона. Других он взял только в качестве довеска.

Альтаир села на ближайшую бухту канатов, потому что ноги оставили ее на произвол судьбы, и опустила голову меж колен, чтобы она перестала кружиться. Руки почти совсем обмякли. В ладонях тупо пульсировала боль. А ноги… просто болели, вот и все. И живот тоже. Она услышала звон цепи, подняла взгляд и увидела, что Мондрагон сел в такой же позе на другую бухту канатов, а тянущаяся за ним цепь протащилась при этом по доскам. Он посмотрел на Альтаир.

Она чихнула — резкий, беспомощный взрыв.

— Дерьмо, — сказала она писклявым голосом. — Ты и вода!

Он только смотрел на нее и молчал.

— Кто эти люди? — поинтересовалась она.

— Не знаю, — ответил он.

— Из Меча?

— Не знаю. — Из его рта вырвался лишь хриплый шепот. Он потрогал себя за ухо и молча показал на стены и потолок.

Любопытные уши?

Подслушивают?

Потом в корабле что-то неторопливо загромыхало, совсем не так, как в небе. Палуба стала спокойнее, больше не поднималась и не опускалась.

— Они узнают об этом, — сказала Альтаир, имея в виду маленькие скипы в Новом Порту, скипы соседей, которые им помогли бы, если бы дело дошло до этого, а пуля не пробила бензобак.

Скипы этот монстр мог бы переехать без проблем.

Их вывезут в море.

Или вверх по реке.

Возможно, они хотят обыскать мою лодку. Или просто утопить.

Они могли бы сделать это давно — легко, как плюнуть. Дело в чем-то совсем другом. Они хотят ее обыскать. Боже мой, что они делают с Рахманом? И с Томми и Али? Допрашивают, когда Рахман уже почти мертв?

Бедная Мэри! Мне очень жаль, Мэри Джентри, я всегда доставляю тебе только боль.

Она печально смотрела на Мондрагона. Он печально смотрел на нее.

— Джонс, — выдавил он хрипло, — почему ты не можешь отстать от меня?

— Не знаю. — Она пожала плечами, и в горле у нее заболело. — По глупости, наверное.

Он скорчил болезненную гримасу.

— Проклятье, — сказал он, положил голову в ладони и провел ими по волосам до затылка. Так он и остался в этой позе, а Альтаир таращилась на него, пока корабль с громом двигался вперед, производя характерный для работающего большого вспомогательного мотора шум.

Потом корабль повернул, и Мондрагон поднял лицо, как будто мог видеть, куда он теперь поплыл. Альтаир хорошо представляла это. Они объехали край Мертвого Причала и взяли курс на мосты Риммона — путь, которым этот монстр только и мог попасть в гавань. В средней части мосты были достаточно высоки, чтобы пропустить даже такой большой корабль, несмотря на штормовое волнение и все остальное.

— С тобой все в порядке? — осведомилась она наконец у Мондрагона.

Он прищурился и повернулся к ней, потом поднял цепь и положил ее на плечо — половина свисала с одной стороны, половина с другой — чтобы снять груз с кольца на шее. Ощупал стертое до крови место на шее.

— До крови, — установила Альтаир.

— Надо думать. — Он осмотрел пальцы и вытер их о колено. Глаза его казались усталыми. Рот с одной стороны, где его ударили, распух. На волосах засохла кровь. — Как, черт возьми, ты туда пробралась?

Она пожала плечами.

— Через сарай.

— Через сарай?

— Снаружи. — Она неопределенно показала вверх. — Я шла за тобой через весь этот проклятый город.

— Как ты меня нашла?

— Кое-кто заговорил.

Он заморгал и казался растерянным.

— Вообще-то, это должно было сработать получше, — сказала она.

— Проклятье, нам почти удалось!

— Даже с пробитым бензобаком! — На миг ей стало лучше. Потом она снова почувствовала нестихающий шум мотора.

Значит, у Риммона не остановились?

Она, дрожа, поднялась и увидела, что Мондрагон напрягся и вытянул руки, как будто хотел ее подхватить. Она перешла и села рядом с ним, привалившись, как к подушке, и он положил одну руку вокруг нее, а голову на ее голову. Зазвенела цепь. Металл на его запястье заблестел в свете ламп — там, где он лежал на животе Альтаир — а потом расплылся вместе со всем прочим слепящим светом.

Она закинула назад голову и вытерла нос. Прижалась к теплому телу Мондрагона, и он обнял ее и второй рукой.

Теперь они были прямо под мостами Риммона. Альтаир слышала шум мотора, далекий гром, слышала отраженное от мостов эхо.

Потом мотор сбавил обороты, а ее сердце заколотилось быстрее.

— Повернули в сторону моря, — сказал, наконец, Мондрагон, когда движение стало заметным.

Но ход мотора все замедлялся, и корабль закачался на ветру.

— Риммон, — прошептала Альтаир и посмотрела вверх, но увидела только балки и веревки, и ослепительный свет, потом повернулась и посмотрела на полного паники Мондрагона. — Он плывет не к морю; в шторм они не потащат на буксире скип. Здесь находятся причалы Риммона, и отсюда и пришел этот корабль. Это яхта Риммона!

— То есть, она принадлежит какой-то семье?

— Она принадлежит белолицему, кем бы он ни был. У тебя есть друзья на Риммоне?

— Нет, — ответил он. Все сразу стало ясно.

На корабле кипела работа. Были слышны крики и приближающиеся и отдаляющиеся шаги — еще долго после того, как машина подъехала к одному из причалов Риммона. Над ними перекатывался гром. Корабль подчинялся типичным движениям водного судна у дока. Прошло много времени, пока шаги не послышались и под палубой.

— Мосты острова Риммон. Они охраняются? — осведомился Мондрагон.

— Не думаю. — Искра интереса перескочила от него к ней. Ее пульс ускорился. — Мы держимся довольно браво. Может быть, позже они станут более беззаботными.

— Мы прорвемся, если сможем, — сказал Мондрагон. — Ты знаешь этот район?

— Лучше тебя.

Он посмотрел ей в глаза. Снаружи кто-то спускался по лестнице в коридор. И не один, а несколько, все в тяжелых сапогах.

— Хорошо, ты подашь сигнал.

Альтаир почувствовала свои боли, почувствовала каждый синяк, каждый удар, который получила. Она встала, и ноги тоже заболели, а колени болезненно задрожали.

Ты не сможешь бежать, Джонс.

Ты больше не сможешь бежать, Джонс.

— Это не я убежала из тюрьмы губернатора, — прошипела она. — Ты подашь сигнал.

— Кто тебе рассказал об этом? — Он встал и схватил ее за руки. — Кто тебе рассказал об этом?

— Но ведь так и было, там в Нев Хеттеке, правда?

— С кем ты говорила?

Шаги остановились у двери.

— Бореги… с Вегой Бореги, — прошипела она. — Он меня вышвырнул, когда я была там.

— О, Боже!

Загремел замок. От взгляда Мондрагона, который показывал, что его последняя надежда рухнула, у Альтаир упало сердце.

— Я сделала что-то неправильно, да?

В ее голосе прозвучало отчаяние. Она искала в его глазах хоть какую-то надежду.

Он только пристально смотрел на нее, как будто она выстрелила ему в сердце.

Дверь раскрылась. Альтаир посмотрела туда — в надежде увидеть оружия поменьше, чем она насчитала.

Четверо. Боже мой, да они изрубят нас на куски!

— Говорят, — сказал один из вошедших, человек в темном пуловере и забрызганной дождем, как у всех остальных, кожаной куртке, — что ты владеешь целой массой трюков, хеттекец. Из Меча Бога, да?

— У вас оружие, — сказал Мондрагон и поднял пустую руку.

— Говорят, — продолжал мужчина, — что ты, возможно, попытаешься бежать, в надежде, что мы тебя застрелим. Поэтому мы решили, что в таком случае просто отстрелим ноги ей. В тот самый миг, как только ты соберешься дать деру. Ты ценен для нас. А она нет. Подойди к стене и раздвинь ноги и руки.

— Понятно. — Мондрагон легко коснулся руки Альтаир, подошел к стене и принял позу, которую от него потребовали. Мужчина подошел к Альтаир и прицелился из револьвера в ее живот.

Сделать что-нибудь, чтобы дать ему шанс? О, проклятье!

Она оценила положение оружия и бросилась на него.

Череп взорвался от удара. Ее швырнуло спиной на пол, а мужчина оттащил совершенно не сопротивляющегося Мондрагона назад к стене. Мондрагон прислонился головой к дереву переборки и терпел, пока они связывали ему руки за спиной.

Проклятье!

Она уставилась на оружие и мужчину над ним.

Они все равно меня убьют. Я для них ничего не значу, не стою ни пенни. О, Мондрагон, они схватили тебя, а теперь сделают дырку там, где моя голова.

— Вставай, — сказал мужчина с револьвером. Ее ноги и руки механически задвигались; она поднялась только наполовину, когда мужчина схватил ее за пуловер и потащил к двери.

Другой схватил ее за руку и протащил через дверь.

Потом по коридору с электрическими лампами. Лестница вверх и наружу в серый утренний рассвет, в ветер и моросящий дождь.

Она оглянулась, прищурилась, так как плохо видела, и вздрогнула, так как в глаза ей бросились светлые волосы. Мондрагона держали между собой двое мужчин. Бледное лицо и светлые волосы выделялись неестественно белым в свете шторма, и лицо это было лицом чужака; она уже видела однажды такое в нижнем зале Галландри — беспросветно мрачное в свете ламп.

Лик Ангела с моста, лик разверзающегося Судного Дня — бледный и ужасный.

Нет. Нет. Он не Ангел. Меч Бога. У него нет специальной кармы, как и у меня. Он думает о возмездии, о том, чтобы остаться в живых; он еще не готов расправиться с ними, и они знают об этом и даже боятся его.

Мужчина потянул ее за локоть. Она прищурилась в тумане и медленно пошла туда, куда ее тащили, к борту корабля, к трапу и площадке, которая выводила на причал.

Альтаир шла, и рука ее постепенно немела, крепко сжимаемая мужчиной. Она посмотрела вверх, когда стали отчетливее видны здания и окрестности; перед ними был Таказава, преимущественно из дерева, с безумно высокими башнями. Но потом мужчина повернул ее к зданию на юге: злобно-мрачный коричневый камень, забаррикадированные окна, широко раскинутые крылья, террасы и опоры, все время добавляемые там, где землетрясения вырывали стены.

Николаев! Богатейший дом на Риммоне. Вот откуда этот белолицый! Один из них. Со связями как в Академии, так и в Синьори.

Альтаир бросила взгляд назад, на Мондрагона, но тут же снова потеряла его из виду, когда мужчина потянул ее вперед.

Вниз по пирсу, в сопровождении Мондрагона и его стражников. Через множество слоев растрескавшихся каменных ступеней, вбитых в основную породу Меровингена. Наконец, вверх, к какой-то двери, которую могло вырвать из петель только землетрясение — массивное дерево, окованное железом и латунью.

Ее открыли для них — кто-то следил за их приближением. Дверь стояла широко открытой и проглотила их, вырвала из моросящего дождя, ветра и холода. Альтаир снова оказалась в доме, таком же просторном и ухоженном, как Бореги. Повсюду стояла охрана, показывала, куда дальше идти. Вы, говорили эти приказы, идете в восточную комнату.

— Не хочу! — крикнула она, и «не» вернулось безумным повторением, как эхо с потолка. Альтаир дико посмотрела назад, на Мондрагона, и он подал ей глазами знак идти дальше. По залу с треском перекатывался гром. Снаружи шумел дождь, его захлестывало ветром на чистый пол, и мужчины снова закрыли дверь. Тот, что держал Альтаир за руку, снова потащил ее за собой.

— Иди ты к черту! — крикнула она.

— …к черту, — ответил зал. Гром загремел, как на Страшном Суде. Мужчина потащил Альтаир в какой-то боковой коридор.

Хочет привязаться ко мне? Я убью его! Успею убить его до того, как они сделают это со мной.

По лестнице вверх, а потом еще через один коридор в комнату, где к ним с обеих сторон бросились новые охранники. Открылась дверь, и мужчина, который держал Альтаир за руку, грубо втолкнул ее. Она остановилась на великолепном ковре, увидела полированную мебель и единственное окно, за ромбовидными стеклами которого как из ведра лил дождь.

И железные прутья на окне.

Дверь сзади захлопнулась. Щелкнул замок.

Альтаир ходила по комнате взад и вперед, взад и вперед, потому что слишком устала. Все тело так болело, что она не могла лежать.

Я убью их, думала она. Если когда-нибудь снова отсюда выберусь, я однажды ночью вернусь сюда и расправлюсь с ними. Спалю весь этот сумасшедший дом и остров Риммон вдобавок.

Конечно, они сами знают это. А это значит, что я никогда больше отсюда не выйду, не правда ли?

Ох, мама, твоя дочь выбрала путь, с которого больше не может сойти. Мне очень жаль.

Но уже что-то, не правда ли? Как мы задали этому проклятому работорговому кораблю и всему Мечу Бога!

Ретрибуция Джонс возникла, сидя со скрещенными ногами на кровати. Сдвинула фуражку на темных волосах назад и посмотрела налево и направо.

Ну, Альтаир, вот это дом, да?

Проклятье, мама, что мне делать?

Она перестала бегать взад и вперед. Дух перед ее внутренним взором исчез и не оставил на кровати ни следа.

Альтаир вытерла пыльную ладонь об ногу. Ногу закололо, и она заметила на штанине дырку.

Значит, это был гвоздь!

Потом стало больно. Заболело так же, как все остальное, тупо и как бы издалека. Она опять заходила взад и вперед, к окну и назад. Снаружи ничего не было видно, кроме серых стен, туч и брызг дождя на стекле. Потом она зашла в ванную. Мраморная ванна и латунный шкаф. Еще роскошнее, чем ванна у Галландри. На мраморном краю стояли бутылки. Парфюмерия. Шкаф с ящиками навел Альтаир на мысль, что кто-нибудь, возможно, мог забыть в этой начищенной до блеска тюрьме что-нибудь полезное. Она проверила все полки и осмотрела бельевой шкаф.

Ничего, кроме полотенец, простынь и стопки мужской одежды. Шелковые вещи. Шерстяные. Несколько пуловеров.

Она опять подошла к кровати, крепко ухватилась за стойку кровати и уставилась на вышитое покрывало и чудесные мягкие подушки. Потом обняла стойку рукой и стояла, покачиваясь.

Проклятье, нет. Я же грязная.

И при этой мысли вытерла рукавом мокрый нос. Рукав пропах солью и водой порта.

Он не сделал бы этого… и будь я проклята, если сделаю я!

Глупый снобизм Верхнего города!

Она, спотыкаясь, снова отправилась в ванную, составила все бутылки на широкий край мраморной ванны и влезла в пустую ванну. Повернула краны, заткнула слив и, заметив, что вода теплеет, подставила голову под струю. Напряженные от холода мышцы расслабились, обмякли и задрожали. Она мгновение посидела, чтобы согреться, потом провела ладонями по волосам. Вздрогнула, когда пальцы наткнулись на шишку сбоку. Потом ощупала затылок, где уже почти зажила старая шишка, и, вспомнив, как она ее получила, глубоко вздохнула. Вздохнула еще раз и пригнула голову под струю, чтобы промыть глаза от соли и прогнать боль из шеи.

Флаконы, проклятье! Стекло!

Она быстро вылезла из ванны, не закрывая краны, вылила в слив жидкость из относительно большой бутылки и замотала ее в толстое полотенце.

И разбила о край ванны.

Альтаир испортила две бутылки, прежде чем получила хороший кусок, увесистый осколок стекла. Остальное она завернула в полотенце, выдвинула ящик бельевого шкафа и спрятала маленький сверток под бельем.

Потом снова надела жесткие от соли штаны и голубой мужской пуловер из шкафа. Осторожно сунула большой осколок за пояс, оставив снаружи край в качестве рукоятки. Сверху натянула пуловер и осторожно села на кровать. Осколок шевелился, но скользил по телу легко и свободно. Альтаир вздохнула и легла — прямо в одежде — закрыла глаза и погрузилась во тьму.

…они не ворвутся сюда, ради предков, и не потащат меня совершенно голой…

…не скажу им ничего такого, чего бы они уже не знали. Я им нужна — как мило, я сделаю, как приказано, стерплю все, пока не появится возможность…

Куда они его увели? С ним обращаются так же, как со мной? Боже мой, надеюсь, надеюсь…

Тюрьма богача, вот что здесь. Богатый человек портит отношения с Синьори, и его отдают под охрану какой-нибудь семьи.

Его доставят на этой черной длинной лодке в Юстициариум, и он никогда больше не увидит дневного света.

Богатого человека не станут вешать на мосту. Для таких у них другие методы. Они не хотят, чтобы люди вроде меня видели богатых людей болтающимися на виселице.

Им отрубают голову, правда?

Когда узнают то, что хотят знать.

Загремел замок. Альтаир проснулась и в панике поняла, что в комнату кто-то вошел. Она подняла голову, совсем не думая об осколке, пока, вставая, не почувствовала, как острие выше талии скользит по коже, а потом осколок снова выпрямился. Раскаты грома удалялись. В комнате стоял мужчина. Позади него, снаружи, ожидали еще несколько.

— Выведите ее, — сказал мужчина в комнате.

Вошли двое мужчин и направились к ней. Альтаир подняла руки.

— Хэй, да я иду, я иду!

Потом я приду туда, где есть двери. Узнаю, где прячется Мондрагон.

— Слушай, да не хватай ты меня!

— Уолд, оставь ее!

Мужчина отошел. Она ужом проскользнула мимо него и вышла в коридор.

— Куда…? — хотела она спросить, но мужчина, который отдавал приказы, только показал рукой вниз по коридору и ушел. Она пошла за ним, босиком меж обутых в сапоги мужчин, и подумала о незащищенной спине перед собой.

И о трех вооруженных мужчинах сзади.

Навстречу им шла другая группа, вниз по противоположной стороне большой лестницы. Она узнала людей Николаева. Между ними была заметна светлая голова. Они подходили все ближе. Руки Мондрагона были свободны, цепь и кольцо с него сняли. Он был одет в светлую рубашку. Он увидел ее, но она просто шла дальше, покорно и спокойно, шла к лестнице, где обе группы встретились. И потом пошла рядом с Мондрагоном вниз по широким мраморным ступеням.

Он коротко посмотрел на нее один раз. И все.

Он не хочет, чтобы я говорила. И я не стану. Не скажу ни слова.

Альтаир поймала его взгляд второй раз на полпути вниз и слегка прищурила веки — жест глазами.

Я не беспомощна, Мондрагон.

Его глаза вспыхнули. Может быть, он понял.

Мондрагон отвел взгляд, направил его вперед в каменный зал, такой большой, что в нем отражалось эхо, и освещенный верхним светом. Дождь громко барабанил по крыше и стал еще громче, когда они вышли из под навеса. Стих снова, когда стражники повели ее дальше. Эхо доносилось и из маленького бокового зала. В этом гигантском зале оно звучало очень громко.

Холодные звуки. Жесткие звуки. Вода и камень.

Я раздобыла нож, Мондрагон. Не знаю, удастся ли нам выйти отсюда, но если они сунут нас в эту черную лодку, то надо прыгать за борт и уплывать как можно дальше.

В городе столько дыр, сколько мостов. Я знаю их все.

Я боюсь, черт возьми еще раз. Не люблю этих вежливых людей. Не люблю их и то, как они раздают направо и налево приказы и угощают друг друга отравленными напитками.

Перед самым залом коридор уводил в сторону, они повернули туда, и один из мужчин постучал в дверь, приоткрыл ее сначала чуть-чуть, а потом полностью, чтобы они могли войти.

По сравнению с масштабами богатых людей комната была средних размеров, вся обита деревом и залита электрическим светом, который распространял напоминающее огонь, тепло-золотистое сияние. Альтаир резко остановилась рядом с Мондрагоном, когда увидела белолицего у настоящего камина. На нем была черная рубашка со сверкающими рубинами вокруг высокого воротника. Он сидел боком на стуле, положив ногу на один из подлокотников, и держал в руках бумагу — важную, свежую и новую. Он отложил ее на маленький столик рядом с собой, на котором стоял стакан с бренди.

Потом снизошел до того, что принял к сведению присутствие Мондрагона и Альтаир.

— Сэр Мондрагон, — сказал он, откинулся назад, не убирая ноги с подлокотника, и сложил руки на животе. — Рад видеть вас в более подобающем виде.

Мондрагон ничего не сказал.

— Садитесь, сэр. — Взмах рукой. — Принесите стул для молодой девушки. — Мужчина принес стул. — Хотите чего-нибудь? — вопросительно подняв брови, спросил он. — Нет? Уверен, м'сэра знакома с бренди. Что касается его транспортировки.

Она вытаращилась на него. Контрабанда — вот на что он намекал.

Небо, неужели им нужно обвинение против меня?

— Я нанял ее, — сказал Мондрагон. — Она только перевозила меня.

— Скип перевозит грузы. А что перевозили вы, сэр? — Он поднял стакан с янтарной жидкостью. — Бочки с коньяком с приливных вод? Думаю, это профессиональная область м'сэры. Вы уверены, что не хотите стаканчик?

Мондрагон пожал плечами. Белолицый щелкнул пальцами, и стаканы были наполнены. Со стола сбоку комнаты донесся звон стекла, потом появился мужчина с подносом, на котором стояли два стакана с бренди. Мондрагон взял свой. Альтаир подняла с кружевной салфетки свой и посмотрела на невыразительное лицо официанта… Боже мой, что это такое… какой-то обученный механизм?

И опять перевела взгляд на белолицего и переключила внимание на его такой чрезмерно спокойный голос, типично меровингенский голос, голос человека из Верхнего города. Даже не типичным для острова Риммон. Таким типично верхнегородским, как это только было возможно, и несомненно ревентатистским, как этот дом.

— Должен вас поздравить, — сказал белолицый. — За одну ночь вы привели в полное замешательство как торговцев рабами, так и Меч Бога. Вся полиция не сделала бы такого за целый год. Какое мероприятие вы предлагаете на ближайшие выходные?

Мондрагон поднял свой стакан и указал им на Альтаир.

— Отпустите ее. Конечно, у вас есть ко мне вопросы. Но не стоит посвящать в то, что знаю я, и ее.

— Ах, значит, вы предлагаете сами дать нам ответы.

— Я расскажу вам все, что вы хотите знать, но только верните ей лодку и отпустите ее.

Белолицый поджал свои заросшие губы.

— Ну, и как далеко, думаете, вам удастся уйти, м'сэра?

— Не знаю, но охотно попробовала бы.

— Что попробовали бы? Еще одно нападение с зажигательными бомбами, за этот раз на моего гостеприимного хозяина в Николаеве?

Прямо в яблочко. Альтаир не шелохнулась и сделала невыразительное лицо. Она поставила стакан на стол между собой и Мондрагоном. Ни одного глотка этого бренди; нельзя мне сейчас никакого спиртного, когда мои мозги и так, как каша. К черту тебя, белолицый!

У меня стеклянный нож в кармане, белолицый! Прежде чем они смогут меня схватить, я сумела бы отправить тебя в следующую жизнь!

Может, нам удастся вырваться отсюда. Добраться до улочек и мостов Риммона.

Через эту проклятую тяжелую дверь наружу. И мимо полусотни горилл. Конечно.

— Канальщица, — сказал белолицый, — а как попали в это дело вы?

— Она выудила меня из Большого Канала, — сообщил Мондрагон. — Поездка. Только поездка.

— Это правда, м'сэра?

— Он никогда не лжет!

Белолицый скривил губы в циничной улыбке. Он снова поднял стакан и отпил, но улыбка его и теперь не стала лучше.

— У вас впереди карьера в правительстве, м'сэра. Что вы знаете об этом человеке?

— Только то, что он сказал. Глубокое долгое молчание.

— Я же сказал, что отвечу на ваши вопросы, — вмешался Мондрагон.

— Непременно ответите. Да. — Опять глоток бренди. Белолицый отставил стакан, повернулся на стуле и поставил обе ноги на пол. — Знаете, с кем вы имеете дело, Мондрагон?

— Это не играет никакой роли. Я знаю, кем вы не являетесь.

— Вы изворачиваетесь, как угорь, мечетесь из стороны в сторону. На самом же деле у вас нет лояльности ни к одной из сторон. Умный человек, который без всякого зазрения совести меняет стороны, в зависимости от того, куда подул ветер. В случае необходимости, каждый час. Вы человек того типа, которого должен бояться каждый… при ваших талантах.

— Я вам уже сказал, что расскажу все, что вы захотите знать. Или вам сверх того нужна моя личность? Я согласен. Я уже назвал свою цену.

Белолицый упер локти в подлокотники и растопырил пальцы.

— Эта м'сэра.

Снаружи послышались раскаты грома. Альтаир вздрогнула и сжала руками подлокотники.

— Если вы хотите, чтобы я оставалась спокойной, отпустите его.

— Тихо, Джонс.

— Нет, нет. — Белолицый поднял элегантную руку, не снимая локтя с подлокотника. — М'сэра Джонс чрезвычайно хорошо понимает проблему. Она не рассчитывает вернуться живой на свою лодку…

Верно, белолицый, верно.

— …и хотела бы, чтобы это поняли и вы. Мелкая карта, но она разыгрывает ее с опустошительной силой и лишает возможности играть и нас с вами. Вы тянули время в надежде, что я не дам м'сэре слишком много информации. Ее карта уже самая слабая в этой игре. А у вас хотя и туз, но, с другой стороны, вы слишком уязвимы.

Мондрагон сделал беспомощный жест рукой на подлокотнике.

— Вы видите меня в плохой позиции. Не сомневаюсь, что теперь вы можете пустить в дело ваше искусство уговаривать. Но и это не гарантирует вам правды… я прав?

— Ах, как хорошо разыграно! Начать угрожать этой м'сэре? — Его взгляд переместился на Альтаир. — Но он же наврет половину из того, что расскажет мне, правда?

— Он не дурак!

— Я говорю вам, м'сэра, у вас действительно талант проводить собрания совета. Но на самом деле он по-прежнему вертится из стороны в сторону. Хотя витки эти все время сужаются, правда? Я мог бы относительно легко обезопасить ваше поведение… для этого мне достаточно только держать его живым и здоровым. И, возможно, позволить вам посещать его время от времени.

О, Боже, это же снова заключение, тюрьма для него, точно так же, как там, у…

Она бросила взгляд на Мондрагона, который со своей стороны посмотрел на нее. Она сумела прочитать выражение его глаз — страх, тихий, глубокий страх.

— Приемлемо, — сказал Мондрагон, снова повернувшись к белолицему.

— Но тогда… вы же будете очень скупы на то, что я хочу знать. Чтобы спасти жизнь вам обоим. И эта м'сэра останется… опасной бомбой с коротким запальным шнуром. Другие партии разыщут ее, и очень быстро. Неудобно и опасно для вас, м'сэра.

— Я останусь с ним. — Она посмотрела на Мондрагона и увидела, как в нем что-то сломалось, что-то существенное.

— Он убьет нас обоих, — сказал ей откровенно Мондрагон. — Как только будет готов.

— Не убьет. Он нас наймет. Спорю, что от этих экстра-изысканных горилл не слишком много пользы. Вам нужен кто-то, кто знает каналы, знает каждую дыру, каждую нишу на этих островах? Такой человек — я. И даже не стоит спорить за то, что какая-то проклятая секта схватит его или меня. Это совершенно невозможно! Я расправлюсь с ними!

Белолицый рассматривал ее оживленно заблестевшими глазами. Потом эти глаза весело прищурились.

— Ну, Мондрагон, вот там, там бьется настоящее темное сердце Меровингена! В этой остроглазой м'сэре, которая, вне всяких сомнений, обеспечила нас этим превосходным бренди. С Нижним городом нельзя обращаться неосмотрительно. Его терпение небезгранично, и он продемонстрировал это в последнюю ночь. Я уверен, что он уже сейчас ведет следствие по поводу местопребывания этой м'сэры. Это честная женщина. Она могла бы заключить со мной деловой договор. Но как мне обуздать вас, сэр?

Мондрагон ничего не сказал.

— Так. Видите, м'сэра, он понимает, что я ясно разобрался в его характере. Что ему никогда не устоять перед уговорами, разве только это что-то для него значит. Даже если он дает клятву и делает это сегодня совершенно чистосердечно, завтрашние обстоятельства могут позволить ему присягнуть моему врагу, и точно с такой же чеканной страстью — то есть, с совсем никакой. По-моему, когда-то он был большим идеалистом. И на его руинах возник, конечно, совершенный аморалист. Нев Хеттек посадил его под замок и засов — теперь вы видите, с каким успехом. Его можно было бы купить… правда, Мондрагон?

— За достаточное предложение. — Мондрагон пожал плечами.

— Он будет вести с вами переговоры, — сказала Альтаир. Ее сердце стучало все сильнее, а руки вспотели. — Мондрагон, ради Бога…

— Поговорим о деньгах, — предложил белолицый. — Поговорим о моих средствах. Вы сказали, что не знаете меня. А вы меня знаете, м'сэра? Нет? Ну, я должен чувствовать себя оскорбленным. Но в то же время я сомневаюсь и в том, что вы знаете в лицо и моего отца.

Отца. Верхний город. Альтаир прищурилась и растерянно помотала головой. Бореги? Опять Бореги? В ревентатистском доме?

— Калугин, — представился белолицый. — Павел Анастасий Калугин.

Боже мой! Сын губернатора. Губернатор. Синьори.

— Мондрагон, это же…

— Калугин, — сказал Мондрагон тихо и как будто издалека. — Значит, все здесь официально?

— Вряд ли. — Калугин положил ногу на ногу и руку на голень. — Расскажите ему, м'сэра.

— Он… — Небо, что можно рассказать ему, а чего не говорить? — Он сын номер три. Живет наверху, на этой скале. А его брат с сестрой живут в Синьори.

— Вы слишком дипломатичны, м'сэра. М'сэра имеет в виду следующее: мы с отцом не в очень хороших отношениях. Очень старая история, не правда ли? Брат Михаил так доступен для папиных указаний; брат Михаил не интересуется ничем, кроме своих часов и маленьких изобретений. Без директивы папы и советника, который им руководит, он не найдет даже туалета. Бедный Михаил не продержится и недели, если вступит в наследство, а Совет выберет, конечно, его. Татьяна — следующая кандидатура. Сестричка в таких хороших отношениях с папочкой и так практична. Совсем как ее мать, говорит папа, что, конечно, так и есть. Татьяна знает, где в Синьори зарывают трупы, а брат Михаил очень скоро окажется именно там. — Калугин протянул руку в сторону, поднял стакан с бренди и сделал глоток. — Я не хочу сказать, что у меня нет никаких партийных сторонников. Ситуация патовая, как видите. Я вижу известную опасность в Нев Хеттеке, и я покровительствую милиции. Такой совет не популярен. А здесь еще вы, понимаете?

Альтаир посмотрела с одного на другого. Калугин улыбался. Лицо Мондрагона было неподвижным и холодным, как у Ангела.

— Постепенно начинаю понимать.

Альтаир пожевала губу и почувствовала вкус крови.

— Чего он хочет, Мондрагон? Конечно, ничего хорошего, Мондрагон?

Мондрагон поставил свой стакан с бренди на стол рядом.

— То, о чем он говорит — публичное признание, прием. Публичное оправдание для него. Он получит признание, общественное мнение склонится на его сторону, и он завоюет власть для милиции и своих партийных сторонников. Для меня останется топор, я думаю… разве здешние методы не таковы? Но тем самым мы вернулись к началу. Они не могут оставить в живых и Джонс, чтобы у нее не появилась возможность свидетельствовать против них. Я знаю это. Мы все это знаем. Ну, я только не знаю, как долго я смогу выдержать, если вы примените свое искусство уговоров, но ведь вы этого тоже не знаете. Вы же не сможете по-настоящему полагаться ни на одно мое слово.

Глаза Калугина сверкнули. Он растянул губы в веселой усмешке, а потом сложил их в ленивую улыбку.

— На стол легла последняя карта, не правда ли?

— Вы даже не представляете, сколько их у меня. Улыбка стала холоднее.

О, Боже, он начнет с меня, так и будет! Что же мне делать? Если я убью его, это наверняка будет смертью Мондрагона. Хотя и быстрой.

— Да, — сказал Калугин. — Я действительно не представляю. Но зато вы выдали мне тут очень интересную вещь. Потребовалось присутствие этой м'сэры, чтобы выяснить это, не правда ли? Она отыскала в вас маленькое, незащищенное место, и вот вы — великолепный аморалист перед обломками самого себя. Вы способны на лояльность. Глубокую лояльность. Все, что мне нужно сделать — это сохранить ей жизнь. Все, во что вам нужно верить — это в то, что я буду делать это, пока в моей власти.

— Ваше слово? — спросил Мондрагон — очень ласково и очень фальшиво.

О, небо, Мондрагон, ты ведь не хуже меня знаешь, что это все равно, что быть снежным шаром в аду, или нет? Калугин сжал губы.

— Вы в этом сомневаетесь?

— Конечно, нет.

— Конечно, нет. Но мне не хотелось бы так испытывать вашу легковерность.

— У вас есть предложения?

— Боже, вы действительно человек без нервов.

— Да, пока я вам не поверю, м'сэр.

Калугин поднял руку и подал знак стоящим вокруг мужчинам.

— М'сэре нужна новая одежда. Что-нибудь… домашнее. У м'сэра положение лучше, но ненамного.

Он еще раз взмахнул рукой и положил ее на живот.

— Видите, теперь вы — мои гости. Мгновенная перемена. Вот так легко.

Что он задумал, Мондрагон?

Какой-то трюк, я знаю. Об этом Анастасии Калугине рассказывают истории по всему городу.

— Здесь еще и мои друзья, — заявила Альтаир. — Они живы? У одного из них семья, жена и ребенок… — Тихо, Джонс, ты дура! Ты разговариваешь с самим дьяволом!

— За ними самый лучший уход, — сказал Калугин. — Об этом заботится мой собственный врач. С одним из них сегодня утром долго было неясно, правда, Иосиф? Но теперь ему опять лучше? Да. Видите? Только самое лучшее, для всех. Мальчишка может снова уйти, как только перестанет дождь. Двое остальных тоже — как только захотят и смогут. Вы не хотите поблагодарить меня, м'сэра?

— Спасибо.

Калугин беззвучно усмехнулся. Одной рукой он в своем стиле игриво вертел стакан с бренди, не глядя на него. Пришел мужчина и наполнил его из стоявшего рядом кувшина, а Калугин даже не посмотрел на него.

— Эта м'сэра прошлой ночью ходила к Бореги и просила о вашем спасении. Она обратилась к Веге Бореги… из всех людей отыскала именно его. Его племянник был недавно убит, его стареющий дядя все еще лежит в коме… несомненно, этому старику они ничего не рассказали о бедном Эспоире. И Вега немедленно возвращается из изгнания в Раджуэйде и в течение нескольких часов в полной тишине захватывает в свои руки все управление домом. Вега мой сторонник, м'сэра. Факт, о котором он публично не распространяется, но из тех, что отчуждает его от дяди. Ваше сообщение так его взволновало, что он тут же послал кое-кого сюда, в Николаев. А тем временем в порту появляется необычно много канальщиков… Это всегда было плохим знаком. Разумеется, я послал сообщение в Синьори, потому что никогда не вредно соблюсти проформу. Я даже не осмеливался мечтать, что м'сэре повезет. Ведь этот работорговый корабль приходит и уходит… простите, приходил и уходил с известной регулярностью. Синьори всегда был в курсе этого, но это дело никогда не стоило того, чтобы в него вмешиваться.

К дьяволу тебя, Калугин!

— Значит, вы поджидали в порту, — сделал вывод Мондрагон.

— Да, ждал. Как видите, немногое проходит мимо меня.

— Вы добились, чего хотели.

— И очень рад этому. Я намерен пережить брата с сестрой. И хотел бы, чтобы вы спокойно оценили этот факт. Я позволю вам уйти, обоим. Ваш скип, м'сэра, привязан к яхте Николаева — это может видеть каждый. Это не тайна, что я гость Николаева. И трое ваших спутников будут трезвонить об этом. А если этот город совсем потерял силу воображения, то мои агенты разнесут определенные смутные слухи, которые касаются вашего отношения ко мне и судьбы каждой партии противника, которая думает о том, чтобы наложить на вас свою руку. Понимаете? Если вы послужите моим интересам, вы поймете, что у меня достаточно длинные руки, чтобы защитить вас. А если вы в каком-нибудь особом деле предадите мои интересы или во время нашего разговора дадите мне фальшивую информацию, вы сможете установить то же самое. Вас это удовлетворяет, м'сэра? Отказываетесь выступать против Калугина с зажигательными бомбами?

Альтаир задрожала. Сжала кулаки и набрала побольше воздуху. О, Боже. Живой! Выйти отсюда живой!

Мондрагон, что из этого правда? И что из того, что сказал этот дьявол, ложь?

— Мне не нужно ждать, пока прекратится дождь, м'сэр.

— Как, вы не хотите остаться и насладиться несомненно весьма приятным вам обществом Мондрагона?

— Вы сказали, что отпустите его!

— О да, но после того, как он расскажет мне все, что я хочу услышать. После того, как он поест со мной, просмотрит мои карты и поможет мне составить списки, м'сэра.

— Мы опять вернулись к началу, — сказал Мондрагон. — Вы отпускаете ее, а я остаюсь здесь и не знаю, насколько могу полагаться на ваше слово.

— Ох, но ведь она может остаться! Вы ведь все равно будете спрашивать, выпустят ли ее отсюда живой. В этом маленьком деле вы должны мне поверить.

Мондрагон схватил бренди и выпил. Снова отставил пустой стакан.

— Компромисс. Пусть она каждый день оставляет сообщение, и именно на веранде у Моги. А ваши агенты будут передавать ей сообщения от меня.

— Сложно. Дорого.

— Зато выведет ее отсюда.

— И даст ей возможность залечь на дно, как только вы дадите ей повод разозлиться на неверность. Конечно, так и будет. Я не сомневаюсь, что вы выдумаете и другие мелкие досадные вещи. Например, расскажете ей обо всем.

— Я рад, что вы сказали об этом. Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я это уже сделал.

Калугин мгновение посидел с невыразительным лицом, а потом резко повел бровями.

— Очень легкомысленно, Мондрагон!

— Я вполне серьезно.

— Я в этом уверен. Но сомневаюсь, что вы смогли рассказать ей все. Уверен, что способность м'сэры в искусстве управления государством имеет какие-то границы, а ее способность обращаться с картами, вероятно, ограничена еще больше. Нет, м'сэра. Ваша лодка на ходу?

— Дыра в баке. И в днище. Вы же сами так обошлись с нами!

— Джонс!

— Я верю м'сэре. Дыра в баке и в днище. Я не думаю, что это большие проблемы. Несколько моих людей проводят вас вниз. Уверен, что Риммон в силах сделать такой ремонт. Кажется, вы сказали, что не должны непременно ожидать погоды?

— Я передумала. Я могу подождать. Я могу ждать целую неделю, может, даже две.

— Вы же не хотите усложнять дело. Нет, м'сэра. Я очень озабочен тем, чтобы обеспечить себе нераздельное внимание нашего общего друга. Ваш мотор снова заработает, и вы получите все необходимые запасы. И деньги, если хотите. Теперь вы у меня на службе.

Черта с два. Черта с два, если ты тронешь его хоть пальцем! Тогда я намотаю твои кишки на этот крюк!

— М'сэра, вы поняли суть нашего соглашения? Каждое утро — непременно каждое утро — вы оставляете сообщение в пивной Вентани. Каждое утро кто-нибудь его забирает. Вы умеете писать, м'сэра?

— Я умею писать, только у меня ничего нет, чем я могла бы писать.

— Вопрос обеспечения. Совсем просто. Все вещи такого рода очень просты. Мои люди позаботятся о деталях. Вы должны только попросить. Но сейчас вам нужно уйти, м'сэра; к моему большому сожалению и без всяких личных слов между вами. Этот мужчина может придумать какой-нибудь обходной маневр, я уверен в этом, а мне не хотелось бы, чтобы груз этот лежал и на вас. Просто и откровенно скажите «до свидания», идите и собирайте свое имущество.

Она посмотрела на Мондрагона. Он кивнул и сделал тайное движение глазами. Итак, все верно. Уходи. Глаза ее вдруг закололо, и они были готовы устроить потоп. Она поднялась.

Проклятье, я не могу как следует идти! Я не могу идти, ноги меня больше не слушаются.

Мондрагон протянул руку. Взял ее руку и пожал. Она снова почувствовала в его пальцах силу и отвечала на пожатие, пока он не отпустил. Пальцы разомкнулись.

Она отошла на несколько шагов и посмотрела назад на спину Мондрагона и белое лицо Калугина над рубиновым воротником и черной рубашкой. Схватилась за пояс, оттянула в сторону пуловер и выбросила то, что вытащила.

Стеклянный клинок приземлился на порядочном расстоянии от стула Калугина на ковер и разбился на две половинки. Стоящие вдоль стен комнаты охранники выхватили из кобур револьверы. Мондрагон вскочил и застыл, как и все остальные.

— Это, — сказала она, наполненная теперь жаром, где до этого все было холодным, — было только на всякий случай.

Повернулась и вышла.

— Садитесь, — услышала она голос Калугина позади, и услышала еще, как револьверы были спрятаны назад, и множество мужчин последовало за ней.

Ничего они мне не сделают. Пока. Им ведь еще нужны эти письма, правда?

Этим утром Моги сделал удрученное лицо. Он лично стоял во время завтрака за стойкой, сложив подбородок и щеки угрюмыми складками, полируя стаканы. Али прекратил подметать пол — под глазом еще были видны последние следы синяка — но снова продолжил свое занятие, как только Альтаир посмотрела на него.

Она подошла к стойке, держа в руках — как каждое утро — перевязанное нитками письмо. Казалось, этим утром в забегаловке царила необычная тишина и среди клиентов — большей частью лодочников и гостей из Вентани, которые обычно здесь завтракали. Они знали Альтаир. Каждый в Нижнем Меровингене знал Альтаир Джонс и знал, что она обменивается тайными письмами с каким-то жителем Верхнего города, который каждое утро появляется у Моги.

— Его нет, — сказал Моги, полируя стакан, который был слишком исцарапан, чтобы эти усилия чего-то стоили. — Еще не приходил.

— Сколько сейчас времени?

— Не знаю; кажется, самое время.

Она постояла там только мгновение, потом положила письмо на стойку. Ее рука дрожала.

— Ну да, положи вместе с другим. Он может забрать оба. Просто опаздывает, и больше ничего.

— Ясно, — пробормотал Моги. — Возьми яйцо. За счет заведения.

Великодушие! Это у Моги-то! Значит, он считает, что дело плохо.

— Спасибо, спасибо.

Альтаир прошла через заднюю дверь на кухню.

— Чай и яйцо, — сказала она. Джеп бросил на нее вопросительный взгляд. — Нет, — сказала она, — еще не было.

— Ух. — Джеп достал из ящика яйцо в серых крапинках, пристально посмотрел на его и достал второе. Разбил оба на сковороду и положил туда же кусок хлеба.

Когда все было готово, она взяла тарелку и чашку с чаем, вышла в зал и села, чтобы поесть.

Опоздал. Всего и делов-то; он просто опоздал. Какие-нибудь сложности, или этот проклятый наемник тянет время.

Ешь свой завтрак, Джонс, дура, он же ничего тебе не стоит!

Альтаир подвигала яйцо по тарелке, съела его большими кусками и заставила себя проглотить хлеб и чай.

Она ждала. Мальчик пришел и налил еще чаю, и она выпила его.

Дураки, что вы на меня вытаращились?

Наконец, она шумно отодвинула стул назад. Пошла к стойке, снова наслаждаясь вниманием Моги, пока не подошла к нему вплотную.

— Прогуляюсь, — сказала она. — Скоро вернусь.

— Хм, — сделал Моги и снова занялся своими стаканами. Она вышла в дверь, в яркий уже, как днем, свет, покрепче натянула фуражку и выглянула на еще по-утреннему серую воду Большого Канала между высокими арками моста Рыбного Рынка и более скромным деревом Висельного моста. Там собрались скипы, на противоположной стороне Рыбного Рынка; два канальщика с лодок с шестами вышли из-за спины Альтаир из таверны Моги и спустились по лестнице к лодкам, которые были привязаны к веранде Моги. Сборище лодок, словно стайка черных рыб. Собственная лодка Альтаир — более крупная — была причалена за ними.

— Хэй! — крикнула она с веранды вниз. — Пройдете, или мне отплыть?

— Хэй, места хватит!

Было тесно. Лодки с шестами двинулись, сначала одна, потом другая. Из таверны вышли еще лодочники, беседуя о дневных делах.

Проклятье. Я совсем не собиралась торчать тут так долго.

— Переставлю лодку, — пробормотала она про себя, спустилась по лестнице, пересекла полдесятка тесно причаленных лодок с шестами, прошла вдоль еще по одной и переступила на нос своего скипа. Развязала вспомогательный узел. Лодки, не спеша, заскользили прочь от берега. Альтаир шестом подержала скип на месте, потом въехала в просвет, который образовался на углу веранды, положила шест на место, быстро схватила причальный конец и закрепила лодку. Тем временем отъехали последние лодки с шестами, и стихали звуки деревянных башмаков береговых жителей, направлявшихся к своим лавкам.

Альтаир перешла на корму, села там на край полудека, вынула из ящика у ног точильный камень и достала нож — тот, что с тонким лезвием. Надо было поточить его, потому что за день до этого ей пришлось перерезать им кусок веревки.

Ну и дерьмовое же чувство времени у этих жителей Верхнего города!

Даю ему еще час.

А потом нужно будет что-то придумать. Придется плыть к Риммону, вот что!

Нет. Я выясню, где прячется Калугин! Он скользкий, как угорь. Он может быть в Николаеве. Или снова в Калугине. Я не стану делать глупостей, а буду действовать очень медленно и спокойно.

Сделаю ему маленький подарок — как тому работорговому кораблю! Тогда они все повыскакивают. А я подожду, посмотрю с кем они там.

Лезвие расплылось перед ее глазами.

Даю ему еще час, а потом мне придется плыть куда-нибудь, где меня не так легко найти.

На сталь упала капля. Она тыльной стороной руки с ножом провела по глазам и снова продолжала точить.

На веранде послышались шаги обутых в кожаные башмаки ног, приблизились к ее краю и стихли. Альтаир посмотрела вверх на размытые контуры мужчины в одежде жителя Верхнего города. Там стоял он. Она щурилась и смотрела, как солнечные лучи падали на его волосы, заставляя их сиять.

Боже мой!

Боже мой! Она спрятала нож за пояс, уронила камень и встала в среднем проходе, вытаращившись вверх на элегантного мужчину на веранде, на мужчину, который, держась за перила лестницы, спустился и ступил на доски ее среднего прохода.

Кажется, с ним все в порядке. Он стоял так, будто уже забыл, как держать равновесие на скипе. На боку у него висел красивый меч. Прекрасная одежда.

Значит, ты теперь в хороших отношениях с Калугиным, Мондрагон?

— Джонс…

Опять старая, привлекательная внешность. Ты верткий, как угорь, это точно! У женщины сердце из-за тебя разрывается, а ты возвращаешься, благоухая, как житель Верхнего города, и выглядишь тоже совершенно невредимым.

— У тебя еще найдется место для пассажира?

— Хэй, я незагружена! У тебя, должно быть, определенная цель, раз ты так вырядился?

— Джонс, проклятье!

Она сдвинула назад фуражку и снова вернула ее в старое положение, потом вытерла пальцы о пуловер.

— Судя по виду, у тебя все в порядке.

— У меня все в порядке.

— Ты покидаешь город?

— Нет, я… — Он неопределенно указал на Верхний город — движение руки в кружевном обшлаге рукава. — Я живу сейчас у Бореги. Пока не подыщу что-нибудь другое. Переселился туда вчера поздно вечером. Только что лодка Бореги ссадила меня вон на том углу… — Он прервался. — Я опоздал, да?

— К дьяволу, не очень. — На ее ресницах защипала жидкость, когда она прищурилась. Глупый мужчина! Заметит, что я плачу? Видел уже, как я плакала? — Ты правда хорошо выглядишь.

— Ты тоже. — Он подошел к ней вплотную, благоухая парфюмерией — совершенно чистый, грудь под фантастическими кружевами, сверху шерстяная куртка — и Альтаир отпрянула назад и убрала свою почерневшую от точильной работы руку с дороги, когда наткнулась одной ногой на полудек. — Джонс, поехали куда-нибудь.

Она вытаращилась на него.

— Ты теперь на содержании у Калугина, да?

Его рот, казалось, немного напрягся.

— У меня теперь есть покровитель. Это ведь единственная возможность для чужака жить в этом городе, разве нет?

— Проклятье, ты действительно рассчитываешь на то, что…

— Очень вероятно, что он однажды станет губернатором. Я знаю людей его пошиба. Они часто выходит победителями.

— Йей, это верно.

— У меня нет выбора, Джонс.

Она много раз вдохнула короткими, быстрыми рывками.

— Хм. — Она снова вытерла руки. — Ну, это совсем другое дело, да?

— Мне отвязать?

Она прищурилась и растерянно подняла руку.

— Нет, дерьмо, жители Верхнего города не делают никакой работы. — Она протиснулась мимо него, шлепая босыми ногами вперед и одним рывком развязала узел. Потом посмотрела вверх на Али, который стоял на краю веранды. На Джепа позади него. — Проклятье, может быть, вы ищете, о чем можно будет посплетничать? — Она махнула им, чтобы они исчезли. — Скажите Моги, что он у меня!

— Куда ты поплывешь, Джонс? — проворчал Моги снаружи.

— Не знаю. Вперед! — Она взяла шест и оттолкнулась. — Узнаем, когда будем там. — Шест вниз. Нос качнулся в тень моста Рыбного Рынка и показал на Большой Канал.

— И не трогай письма, Моги! Я помню, как завязывала узлы!