"Книга 2. Ракеты и люди. Фили-Подлипки-Тюратам" - читать интересную книгу автора (Черток Борис Евсеевич)

ПЕРВЫЕ СПУТНИКИ

На заводе был круглосуточный аврал по изготовлению полированного шарика с четырьмя длинными хвостами – антеннами. Радисты согласовывали с Краюшкиным «входные сопротивления» для передатчика. От этого антенны то удлинялись, то опять укорачивались. Рязанский лично, по просьбе Королева, разрабатывал и затем прослушивал на специальном приемнике кодированные сигналы. Этому писку будет суждено в ближайшие недели потрясти весь мир.

Но тогда ни на заводе, ни в КБ это никому и в голову не приходило. Охапкин со своими конструкторами круглосуточно торчали на заводе, чтобы успеть изготовить специальный обтекатель для зашиты этого красивого шарика.

Когда у нас в ОКБ начинали компоновку боевого заряда для «семерки», я, изучая габаритно-установочные чертежи и электрические схемы, проникся трепетным уважением к этому произведению человеческого гения, который мы скромно называли «полезным грузом». И вдруг вместо многотонного «полезного груза» на «семерку» будет водружен шар чуть больше футбольного мяча, весом всего 80 килограммов. Его внутренняя электрическая схема настолько элементарна, что ее может запросто воспроизвести любой кружок юных техников.

В конце сентября ОКБ опустело. Вместе с «шариком», приспособлениями и обтекателем все причастные и привлеченные улетели на полигон. Оставшиеся болельщики следили по ВЧ-связи за подготовкой и обещали предупредить меня за сутки до пуска.

4 октября я приехал и включился в компанию дежурных, которых набилось в приемную и кабинет Королева, где был аппарат ВЧ, человек тридцать. На другом конце связи, в бараке «двойки», по приказу Королева сидел наш комментатор, который, получая информацию из бункера, передавал ее нам.

Только вечером, в 22 часа 30 минут, мы услышали взволнованное сообщение, что старт прошел нормально; Еще через полтора часа уже совсем срывающимся голосом кто-то оттуда прокричал: «Все в порядке, он пищит. Шарик летает».

Мы разъезжались из Подлипок глубокой ночью, еще не подозревая, что отныне перешли в космическую эру человечества.

Это был шестой по счету старт «семерки». Из пяти предыдущих только две ракеты прошли более-менее нормально активный участок, две потерпели аварию и одна вообще не взлетела. Всей этой предыстории мир не знал, когда слушал голос Левитана: «Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС…»

Утренние газеты 5 октября успели поместить это сообщение. «Правда» только 9 октября опубликовала подробное описание спутника, его орбиты, радиосигналов и методов наблюдения. Публиковалось расписание прохождения спутника над городами страны и столицами многих стран мира. Впервые в ясную темную ночь на фоне неподвижных звезд можно было наблюдать одну быстро движущуюся. Это вызывало необычайный восторг.

По поводу этого исторического события столько сказано и написано, что очень трудно сообщить что-либо новое.

То, что хорошо известно историкам и стало для них банальным, для современного молодого человека является открытием. Позволю себе привести выдержки из моего материала, опубликованного в книге «Космонавтика СССР».

«Хотя спутник и назывался простейшим, но создавался-то он впервые, никаких аналогов в технике не было. Задано было только одно – ограничение по массе (не более 100 кг). Довольно быстро конструкторы пришли к выводу, что выгодно его сделать в форме шара. Сферическая форма позволила при меньшей поверхности оболочки наиболее полно использовать внутренний объем.

Внутри спутника решили разместить два радиопередатчика с частотой излучения 20,005 и 40,002 МГц…

Проектирование велось быстрыми темпами, и изготовление деталей шло параллельно с выпуском чертежей…

«Двойник» спутника многократно состыковывали и отделяли от корпуса ракеты, пока не убедились, что надежно действует вся цепочка: срабатывают пневмозамки, отделяется головной обтекатель, освобождаются из «походного» положения штыри антенн, и толкатель направляет спутник вперед…

Радиопередающее устройство спутника должно было обладать мощностью излучения в 1 Вт. Это позволяло принимать его сигналы на значительных расстояниях широкому кругу радиолюбителей в диапазоне коротких и ультракоротких волн, а также наземным станциям слежения…

Сигналы спутника имели вид телеграфных посылок длительностью около 0,3 с. Когда работал один из передатчиков, то у другого была пауза. Расчетное время непрерывной работы составляло не менее 14 суток…

Энергопитание бортовой аппаратуры спутника обеспечивали электрохимические источники тока (серебряно-цинковые аккумуляторы), рассчитанные на работу минимум в течение 2-3 недель…

4 октября 1957 года в 22 ч 28 мин по московскому времени ярчайший всплеск света осветил ночную степь, и ракета с гулом ушла вверх. Ее факел постепенно слабел и скоро стал неразличим на фоне небесных светил.

Первая космическая скорость, вычисленная еще Ньютоном, теперь, три столетия спустя, была впервые достигнута творением ума и рук человеческих…

После отделения спутника от последней ступени ракеты начали работать передатчики и в эфир полетели знаменитые сигналы: «Бип… бип… бип… «Наблюдения на первых витках показали, что спутник вышел на орбиту с наклонением 65°6', высотой в перигее 228 км и максимальным удалением от поверхности Земли 947 км. На каждый виток вокруг Земли он тратил 96мин 10,2 с.

Русское слово «спутник» сразу вошло в языки всех народов мира. Аншлаги на первых полосах зарубежных газет тех исторических октябрьских дней 1957 года были полны восхищения подвигом нашей страны…

В Вашингтоне известие о запуске спутника произвело эффект разорвавшейся бомбы. Специалистов Пентагона, которые ратовали за политику «балансирования на грани войны», потрясло не научное значение полета спутника, а ставший для всех очевидным факт создания в Советском Союзе многоступенчатой межконтинентальной ракеты, против которой была бессильна противовоздушная оборона.

Ряд руководящих деятелей США заявили, что русские бросили вызов в области науки, промышленности и военной мощи…

Первый американский спутник был запущен четыре месяца спустя и весил всего 8,3 кг… Американцы не могли не испытывать разочарования и раздражения».

Однако следует сделать некоторые комментарии.

Общепринятое в то время представление, что без специальной оптики, визуально, мы наблюдаем ночью подсвечиваемый солнцем спутник, неверно. Отражающая поверхность спутника была слишком мала для визуального наблюдения. На самом деле наблюдалась вторая ступень – центральный блок ракеты, который вышел на ту же орбиту, что и спутник. Эта ошибка многократно повторялась в средствах массовой информации.

При старте ракеты, имевшей обозначение М1-1СП, наблюдалось запаздывание выхода на первую промежуточную ступень и на режим главной ступени основного двигателя блока «Г». Эта задержка могла привести к автоматическому отбою – сбросу схемы. Но «пронесло», на последних долях секунд временного контроля блок «Г» вышел на режим.

На 16– й секунде полета отказала СОБ. Это привело к повышенному расходу керосина. В результате керосина в баке не хватило, чтобы дотянуть до расчетного времени, на которое был настроен интегратор, -296,4 секунды. Двигатель был выключен на секунду раньше аварийным сигналом «АКТ». Турбина, освободившись от нагрузки керосинового насоса, пошла вразнос и выключила двигатель аварийным контактом, контролирующим число оборотов. В самом конце активного участка одна секунда работы двигателя существенно влияет на орбиту.

Ракета и спутник были выведены на орбиту с апогеем примерно на 80-90 км ниже расчетного. Об этих замечаниях во всех последующих описаниях и сообщениях никакой информации не было.

В коллективе ОКБ и у наших смежников никто не ожидал такого резонанса в мире. Наступило состояние опьянения неожиданным триумфальным успехом. Готовились списки для награждений, перезванивались со смежниками, выясняя, кому, сколько и каких наград. Неожиданно вся эта деятельность была прервана. Хрущев пригласил Королева, Келдыша, Руднева и намекнул, что необходим космический подарок к сороковой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Королев возражал: осталось меньше месяца. Повторять такой же пуск нет никакого смысла, а разработать и изготовить другой спутник просто невозможно. Про себя Королев справедливо опасался: этот предпраздничный подарок может закончиться очередной аварией. Тогда будет быстро забыта с таким трудом одержанная победа.

Но Хрущев был неумолим. Политический успех, который мы принесли, и еще один сенсационный космический пуск для него были важнее доводки межконтинентальной ядерной ракеты.

В этих условиях 12 октября было официально принято решение о запуске к сороковой годовщине Октябрьской революции второго искусственного спутника. Это решение стало смертным приговором для одной из еще не выбранных в тот момент беспородных собачек. Вошедшая в историю Лайка была выбрана военным врачом Владимиром Яздовским дней за десять до пуска.

Опыт высотных пусков собак на ракетах у нас уже был. Но тогда речь шла о герметичных кабинах-лабораториях, обеспечивающих один-два часа жизнедеятельности. Теперь требовалось без всякой предварительной отработки создать экспериментальную космическую лабораторию, позволяющую изучить собачку, не возвращаемую на Землю. Обо всем, что будет происходить в космосе, можно следить только по телеметрии.

Второй простейший спутник был создан без всякого предварительного эскизного или другого проекта. Были отменены все каноны, действовавшие при разработке ракетной техники. Проектанты, конструкторы переместились в цеха. Почти все детали изготавливались по эскизам, сборка шла не столько по документам, сколько по указаниям конструкторов и путем подгонки по месту. Общий вес спутника – 508,3 килограмма – уже сам по себе был качественным скачком. Одним из неожиданных, но вынужденных, было решение не отделять спутник от центрального блока.

В самом деле, если ракета сама по себе выходит на орбиту спутника и никакая ориентация не требуется, то почему бы не использовать для передачи параметров «Трал», который уже стоит на носителе. Таким образом, второй искусственный спутник представлял собой всю вторую ступень – центральный блок «семерки».

Пуск, посвященный сорокалетию Октября, состоялся 3 ноября 1957 года. Источников электропитания, установленных на корпусе ракеты, для слежения за спутником хватило на шесть суток. С окончанием запаса электроэнергии закончилась и жизнь Лайки. Впрочем, медико-биологические специалисты считали, что Лайка погибла значительно раньше от перегрева. Создать в такие ничтожные сроки надежную систему жизнеобеспечения и терморегулирования было практически невозможно.

Триумф был полный. Никто из нас не сомневался, что американцы посрамлены. Только английское общество защиты животных выразило протест по поводу мученической гибели Лайки. В ответ на это наша табачная промышленность срочно выпустила сигареты «Лайка» с изображением на упаковке этой симпатичной собачки.

Пуск второго спутника был последним в 1957 году. Все внимание, наконец, сосредоточилось на доводке боевой ракеты. Основным мероприятием явилось введение новой формы головной части. Вместо заостренного наконечника она получила тупой сферический. Для детального изучения происходящих при входе в атмосферу явлений в ней установили специально усиленную Богомоловым вторую систему «Трал-Г2» со штыревыми антеннами под теплозащитной обмазкой.

Следующим существенным мероприятием явилось усиление системы отделения во избежание соударения с корпусом ракеты. Сам центральный блок «А» после того, как сообщал головке толчок с усилием в одну тонну, еще и отворачивал в сторону.

Ракета за номером М1-11 со всеми доработками была отправлена на полигон под Новый год. За месяц она была подготовлена, и 30 января 1958 года состоялся пуск. Какой-то злой рок не переставал преследовать боевые варианты этой ракеты. Полет протекал нормально только до начала отделения боковых блоков. Из-за неисправности механизмов отводящих сопел боковых блоков «В» и «Г» они повредили магистраль наддува баков. Конечная ступень тяги уже не могла быть сформирована. Турбина пошла вразнос, почему-то не успело сработать аварийное выключение. ТНА, видимо, взорвался. Была разрушена магистраль управляющего давления и повреждена кабельная сеть. Головная часть не отделилась от блока. Они вместе вошли в атмосферу. Но все же новая головная часть впервые дошла до Земли, хотя и с перелетом более 80 км.

Опять взялись за доработки. Вместо одного толкателя на отделение установили три, по тонне каждый. Принципиальным нововведением была и установка в головную часть «черного ящика» – автоматического регистратора с мощной бронезащитой. Это была первая серьезная разработка молодой фирмы Ивана Уткина, выделившегося из нашего ОКБ с группой способных и предприимчивых радиоинженеров.

Правительство не осталось в долгу после двух удач со спутниками. В декабре 1957 года посыпались правительственные награды и, в том числе, восстановленные после смерти Сталина Ленинские премии.

В те годы звание лауреата Ленинской премии ценилось очень высоко. Это было не менее почетно, чем звание Героя Социалистического Труда. Но если героем, как пелось в песне, «может стать любой», то Ленинские премии присуждались за особо выдающиеся заслуги в области науки, литературы и искусства. По положению о Ленинских премиях они должны были присуждаться ко дню рождения Ленина – 22 апреля. Но для нас сделали исключение. Звание Ленинских лауреатов в ОКБ получили Королев, Мишин, Тихонравов, Крюков, Черток. Все главные конструкторы, члены большого Совета, которые в 1956 году получили звание Героев Социалистического Труда, в 1957 году стали Ленинскими лауреатами.

Звание Героев получили Бушуев, Воскресенский и Охапкин. Не обделили наградами участников работ и во всех смежных организациях.

Подготовка к встрече 1958 года всеми участниками первого в истории космического прорыва проходила с сознанием вступления в новую область деятельности. Если до этих первых двух простейших спутников мы, чистые ракетчики, смотрели несколько свысока на наши первые группы космических проектантов, то теперь поняли, что на нас всех ляжет новая космическая нагрузка.

Мне уже совершенно осточертели кислородные продувки, сопровождавшиеся мучительными извлечениями проб желчи. Количество эозинофилов и лейкоцитов в крови уменьшалось медленно, и на настоящую работу меня не выпускали.

Пользуясь почетным званием Ленинского лауреата, я получил путевки и для себя и для Кати в дом отдыха «Валдай», находившийся в ведении 4-го Главного управления Министерства здравоохранения. Так в конце января мы оказались на берегу замерзшего озера Валдай, почти посередине между Москвой и Ленинградом. Это чудесное место было облюбовано до войны под резиденцию Жданова и Сталина. По рассказам старых цековских аппаратчиков, которых я встретил в этом доме отдыха, строительство здесь велось по одобренному Сталиным предложению Жданова. Предполагалось, что они вдвоем в этом уединенном месте засядут за великий научный труд – новую историю революционного движения, историю партии и теоретическое обоснование строительства коммунистического общества.

Центральную часть этой усадьбы составлял корпус с двумя номерами «люкс», имелось в виду по одному для Жданова и Сталина, и многими комнатами со всеми удобствами для ближайших помощников. Соответственно задачам была великолепная библиотека, комнаты для спокойного отдыха, биллиард, музыкальный и кинозал, большая столовая. В этом корпусе мне места не нашлось. Нас поселили в корпусе, перестроенном для отдыхающих из бывшей казармы батальона охраны этой резиденции. Местные хозяйственники рассказывали, что действительно батальон и все многочисленные хозяйственные службы здесь до войны чуть ли не год несли службу, но ни Жданов, ни Сталин так ни разу и не появились.

О прежнем назначении этого дома отдыха напоминала колючая проволока, которой была обнесена обширная территория хвойного леса, примыкающего к озеру, и транспаранты «запретная зона».

Несмотря на недомогание, я решил испробовать метод лечения, который выдумал сам. Сразу после завтрака ходил на лыжах до изнеможения. Возвращаясь, шел в душевую, ложился на деревянную решетку и парился под сильно бьющими струями до состояния полного блаженства. После короткого отдыха следовал обед и положенный «мертвый час». Затем снова на лыжи, но уже вместе с Катей и новыми знакомьми. Второй сеанс на лыжах проходил без напряжения.

Через две недели такого режима по возвращении в Москву я себя чувствовал совершенно здоровым. Явился к Кассирскому, который, посмотрев на только что полученный экспресс-анализ крови, задал вопрос: «Ну, рассказывайте, кто вас так быстро вылечил? Анализ совершенно нормальный!» Я все рассказал, как на духу. Он не очень уверовал в стабильность моего нового состояния и просил регулярно наведываться.

На этом закончилась загадочная болезнь, которая более чем на полгода оторвала меня от работы.

С тех пор в перечне, который я обязан вспоминать, становясь на учет в поликлинике или появляясь в санатории, кроме детских кори и скарлатины, операции аппендицита и последнего гриппа, добавилась еще эозинофильная болезнь. Единственным утешением по этому поводу была успешная защита кандидатской диссертации ученицей Кассирского. Хотя я и получил приглашение с предложением выступить на медицинском ученом совете, но во избежание незаслуженной популярности счел за благо не явиться, а ограничился телефонным поздравлением.