"Десять лет до страшного суда" - читать интересную книгу автора (Андерсон Честер, Курланд Майк)

8

Для всех участников Особой Операции первый год на Лиффе был самым тяжелым.

Терране, например, запутались в сложностях лиффанской финансовой системы. Получив святейшее разрешение, они должны были после этого организовать компанию по эксплуатации своего изобретения. Это выглядело достаточно просто по своей сути, но некоторые формальности, которые было необходимо при этом соблюсти, были до невероятности сложными.

Прежде всего, возникла необходимость повысить статус одного из терран, прежде всего, Пиндара Смита, возведением его во дворянство, чтобы клан Гар-Террэн мог на равных решать со знатью все возникающие вопросы. Титул доктора Джеллфта, полученный не естественным путем, по праву рождения, а в результате пожалования, для этих целей не подходил, поскольку в соответствии с лиффанскими законами, основанными на кровных связях, он не мог быть ни унаследован, ни использован каким-либо иным способом. Поэтому терранам пришлось добиваться присвоения Пиндару Смиту баронского титула.

На церемонию посвящения Пиндара в рыцарство прибыли все заинтересованные во внедрении телеграфа в жизнь. В данном случае «все» подразумевало приблизительно половину всего населения Лиффдарга. Разумеется, никто из молодых представителей знати не присутствовал, поскольку у них были свои интересы и дела, но зато собралась вся знать постарше, а также представители клерикальных и армейских кругов. Церемония проходила в Большом Зале дворца короля Осгарда Гар-Осгардиена Осгарда.

С высоких стропил Большого Зала свисали закопченные, полинявшие за сотни лет штандарты знатных родов Лиффа. Один из штандартов висел отдельно, главным образом потому, что был относительно новым, и поэтому относительно ярким. Изображенные на нем жезл и сдвоенная змея до этого дня представляли в семье знатных семей Лиффа клан Гар-Террэнов. Предусматривалось, что в процессе церемонии он будет снят и вместо него будет вознесен совершенно новый штандарт с изображением серебряного зигзага, символизирующего молнию.

Подъему штандарта предшествовал полуторачасовой концерт древней додекафонической музыки, восходящей к чему-то загадочному, называемому Золотым Веком Лиффа. И вот когда длился концерт, нервы Смита начали сдавать.

— Я заявляю вам, доктор, что не смогу этого сделать, — возражал он громким шепотом доктору Джеллфту, который раньше уже прошел через все это.

— Это музыка так выводит тебя из равновесия, мой мальчик, — ответил старый доктор с ностальгическим вниманием. — Помнится, в свое время она расстроила меня тоже. К этой древней музыке просто следует привыкнуть.

— Нет, док, это не музыка, а вся процедура, от начала и до конца. Возведение во дворянство и все такое прочее. Я никогда не верил в подобное, и сейчас… как бы это сказать… — словом, я не смо…

— Благостная Мать, тебя случайно не тошнит, нет?

— Нет, док. Я просто боюсь, что забуду свои слова, которые по сценарию мне следует говорить.

— Это все, что тебя беспокоит? Боже мой, не беспокойся о своих словах, Смит! Все, кто проходят через такую церемонию, всегда забывают свои слова, и теперь это уже превратилось в традицию. Пусть это тебя не беспокоит. Король Осгард очень добродушный и прогрессивный человек, поверь мне. Он не придаст никакого значения тому, что ты забудешь свою роль, и будет подсказывать тебе. Да, тогда я тоже забыл свои слова, что было, то было, но он шептал мне каждый мой ответ, ну прямо как какой-то забытый Матерью суфлер.

Самым странным оказалось то, что, получив такой обнадеживающий совет, Смит не забыл ни слова из того, что от него требовалось говорить по ритуалу. Трехчасовая церемония посвящения в рыцарство прошла без сучка и задоринки, что вызвало немалое удивление короля Осгарда.

Церемония после подъема штандарта была еще более сложной. Никто не удосужился заранее предупредить Смита, что ему для подтверждения своего титула предстоит выдержать дуэль с самым знатным из дворян.

— Черт бы все это побрал, — вылил он свое раздражение на терран, — никто даже не предупредил меня об этом. Если бы я знал об этой дуэли заранее, я бы ни за что не согласился на такую церемонию. Ведь не могу же я выйти и на глазах у всех убить знатного человека. Это не для меня.

— Но никто не требует от тебя, чтобы ты убивал его, — успокоил его Хард. — Это просто ритуал, все делается понарошке. Ведь на самом деле это он должен убить тебя, а не ты его.

— Меня? Это тем более не входит в мои планы. Я категорически отказываюсь быть убитым.

— Да не по настоящему убить, ты, лишенный благословения Матери сын далбера. Я же сказал тебе, что это все понарошке. Вы будете сражаться тупыми шпагами. Такой шпагой ты не сможешь даже поцарапать кого-нибудь. Этот вельможа символизирует держателей акций, ты понял? И вообще, не забывай, что все это делается чисто символически.

Действительно, все оказалось именно так. Такое странное действо можно было назвать не иначе только как символикой. Самый старый вельможа, какого только можно себе вообразить, восьмидесятитрехлетний герцог Тедрио Гар-Гардниен Тсолистран, которому помогали и по мере своих сил поддерживали на ногах двое других дворян в возрасте чуть помоложе его самого, приблизился к Смиту со скоростью примерно одного шага в минуту, дважды взмахнул обмотанной чем-то мягким шпагой над головой Смита, затем опустил ее на его плечо с силой, сравнимой разве что с прикосновением бабочки. Смит, получивший подробный инструктаж от Харда, срочно упал оземь и завопил:

— Сдаюсь, сэр, сдаюсь!

После этого герцог Тедрио промычал несколько нечленораздельных слов относительно долга компании по отношению к своим акционерам, Смит с готовностью согласился, и таким образом Лиффанский Телеграфный Трест превратился в концерн.

— Что нам необходимо сделать, — объявил Гардниен, — так это придумать символ. — Новое дело заставило обоих забыть старую междоусобицу, и он стал главным помощником при Тчорнио по вопросам физической подготовки и его советником. Справедливости ради следует сказать, что Тчорнио редко следовал советам Гардниена, поскольку он вообще редко прислушивался к чьим-либо советам.

— Символ? Какой символ ты имеешь в виду? — спросил Тчорнио. Они сидели в кабинете в здании своей новой штаб-квартиры, которое было взято в аренду за счет первого же денежного поступления от неизвестного благотворителя.

— Я имею в виду какой-то отличительный знак, который мы могли бы носить.

— Но наше общество является секретным.

— Ну, я не имею в виду, что его следует носить на людях, на улице или в других местах. Но мы могли бы одевать его во время собраний, на учениях и подобных мероприятиях.

— Но всех членов проверяют перед тем, как впустить на собрание; им ничего не нужно носить, чтобы подтвердить свою принадлежность к нашей организации.

— Ну, Тчорнио, я вижу, что ты не понял меня. Забудь об этом. — Наступила длительная пауза. Затем Тчорнио вышел из кабинета, чтобы поприсутствовать на церемонии принятия присяги вновь принятыми членами. Все были выстроены в линию, правая рука каждого символически зажимала левую на уровне груди.

— Мы клянемся, — повторяли они, — быть преданными Комитету по борьбе с заговором, беспрекословно подчиняться приказам своих начальников по Комитету, какими бы эти приказы ни были. Мы клянемся быть бдительными в выявлении заговорщиков, где бы они ни находились. Святым Именем Матери мы клянемся в этом.

Тчорнио подошел к члену Комитета, который принимал клятву.

— Сколько их у нас сейчас? — поинтересовался он.

— С этим пополнением — двести шестьдесят семь.

Тчорнио довольно улыбнулся:

— Прогресс, — прокомментировал он. — Прогресс. — Затем, возвратившись в свой кабинет, поделился своими раздумьями с Гардниеном: — Знаешь, эта клятва звучит совсем неплохо. Единственное, чего я не могу взять в толк, так это почему тот невысокий человек настаивал, чтобы она была именно в такой форме.

Гардниен тоже не мог объяснить этого.

— Будь оно все проклято! — прорычал адмирал Беллман. — Это похуже, чем космические шахматы. По крайней мере в шахматной партии в трех измерениях я знаю, сколько у меня людей и где он находятся.

— Очень сожалею, сэр, — оправдывался молодой офицер службы безопасности, который был единственным свидетелем несчастного состояния, в котором пребывал адмирал. — Очень сожалею, — повторил он, — но нам не удается обнаружить канал утечки информации.

— Черт бы вас всех побрал! — выкрикнул адмирал, не контролируя гневный поток своей речи. — Такой канал где-то есть. Каким же образом тогда сенатор Вэлш узнал об Особой Операции?

А в это же самое время сенатор Вэлш довольно хихикал, читая что-то, написанное на маленьком листе бумаги, который ему подали вместе с завтраком.

— Очень интересно, — усмехнулся он. — Да, действительно интересно. — Затем, повысив голос, позвал:

— Гордон!

— Да, сэр, — помощник оказался рядом.

— Гордон, — уже более мягко обратился к нему сенатор. — Не окажете ли вы мне услугу посмотреть кое-что в «Галактической энциклопедии»? Посмотрите, что сказано в этой книге о планете, которая называется Лифф. Эл — и — эф — эф. Спасибо, дружище.

Когда Гордон вышел проверить данные в энциклопедии, сенатор снова возвратился к своему счастливому хихиканью.

— Глупости! — продолжал рычать адмирал Беллман. — Эта старая развалина не могла сама догадаться о таких деталях. Говорю вам, что среди нас имеется шпион от консерваторов. А теперь извольте выйти вон и разыскать его.

Сильно мотая головой, молодой офицер вышел из кабинета Беллмана и стал отдавать распоряжения о проведении третьего по счету расследования с опросами всех подряд работников штаба. Этот Беллман и его утечки информации! Даже сама мысль об этом звучала как оскорбление.

— Да, — с гордостью доложил Тчорнио. — Сейчас у нас свыше шестисот членов.

— Прекрасно, — похвалил хорошо одетый невысокий человек. — Мой шеф будет очень доволен таким прогрессом.

— Думаю, что шестьсот членов в течение двух месяцев — это неплохо, — безо всякой нужды вставил Гардниен.

— Именно это я и сказал, — отрубил коротыш. — Вот вам. — Он подал Тчорнио кожаный мешок, явно наполненный деньгами. — Это поможет вам продержаться некоторое время. А теперь я хотел бы осмотреть помещения.

— Вы желаете, чтобы мы показали вам все помещения? — спросил Тчорнио, одновременно высыпая содержимое на стол и начиная считать тяжелые золотые монеты.

— Нет, я хочу осмотреть помещения сам. — Ответил незнакомец. — Спасибо, я могу сделать это сам.

— Но, сэр, многое из того, что происходит здесь, носит секретный характер, — продолжал настаивать Гардниен.

Незнакомец криво усмехнулся:

— Осмелюсь напомнить вам, молодой человек, что все, что здесь происходит, оно вот здесь, — сказал он, показывая жестом на стол. Затем, не говоря больше ни слова, развернулся, вышел из кабинета из кабинета и начал осмотр здания.

— Мне это совсем не нравится, — прошептал Гардниен Тчорнио.

— Почему же? Они выглядят совсем как настоящие, никакой подделки.

— Да нет же, идиот, не деньги. А этот…

— Этот?

— Да. Кого он представляет? Откуда поступают эти деньги? Думаю, нам следовало бы знать несколько больше обо все этом. В конце-концов, он может с таким же успехом быть и частью… сам понимаешь… частью заговора.

— Ты просто сошел с ума, — спокойно оценил догадки друга Тчорнио.

Тем не менее, когда незнакомец вышел из здания, Тчорнио и Гардниен, стараясь оставаться незамеченными, последовали за ним. Хотя и казалось, что он не заметил слежки за собой, незнакомец втянул Тчорнио и Гардниена в утомительную гонку по плохо освещенным улицам старой части Лиффдарга. И если бы не отсутствие на улицах людей, молодые вельможи наверняка потеряли бы его из виду несколько раз. Наконец Тчорнио устал от быстрой ходьбы.

— Если бы мы шли немного быстрее, — сказал он Гардниену, — нам было бы легче следить за ним.

— Зачем? Мы и так достаточно легко следим за ним, разве не так?

— Ну, это еще как сказать. Кстати, куда он девался?

Незнакомец исчез. Поскольку поблизости не было никаких удобных углов, куда бы он мог спрятаться, то вполне логично было сделать вывод о том, что он вошел в один из низких, узких домов, которые стояли вдоль кривой улицы как плохо отесанные камни на мостовой. Но в какой именно дом он вошел, сказать было совершенно невозможно.

— Проклятье! — выругался Гардниен. — Где же он?

— Забудь о нем. Все, что я хотел бы знать, так это где мы?

— Понятия не имею, ответил Гардниен. — Никогда раньше не бывал здесь.

— Тссс! — просипел голос из тени. — Хотите, парни, маленькую сестру?

— Ясно, — сделал вывод Гардниен. — Теперь понятно, где мы находимся. Теперь вопрос — как попасть домой?

Как они попали домой, сказать трудно. В одном можно быть твердо уверенным — что, во всяком случае, очень нескоро. Район красных фонарей Лиффдарга был необычайно обширным и до невозможности запутанным; он как будто специально был застроен таким образом, чтобы сбить с толку таких гуляк, как Тчорнио и Гардниен. Пока они не попали в район Храма, они не имели ни малейшего представления о том, в каком направлении находится их дом. И даже после этого они смогли попасть домой не раньше, чем через несколько часов.

Высокопоставленный лиффанский вельможа потирал руки с нескрываемым, но вежливо контролируемым удовольствием.

— Значит, они предприняли попытку проследить за вами, да? Интересно.

— Да, — согласился таинственный коротыш. — Они были неутомимы, как далберы в период течки, сэр. Было бы грешно водить их за нос дольше, да и я в конце концов устал от игры с ними.

— Ага. И где вы их оставили?

— На улице Многих Цветов, в трех кварталах отсюда.

— Это было очень разумно с вашей стороны. Маленькие сестры несомненно помогут молодым парням найти дорогу домой.

— Надеюсь, сэр. — Ответил коротыш и приступил к докладу своему начальнику. Доклад был выслушан с большим вниманием и получил полное одобрение.

Джон Харлен возбужденно расхаживал по помещению телеграфной конторы, энергично жестикулируя и выкрикивая что-то начальнику связи, который стоял перед ним, удрученно рассматривая пол.

— Клянусь Глазами Матери, это уже двадцать седьмой раз всего за шесть месяцев работы. Что там происходит?

Начальник связи вздохнул и перевел свой взгляд с пола на потолок.

— Нам ничего неизвестно кроме того, что мы доложили.

— Вы не доложили ничего полезного. Вот, смотри, — он помахал докладом перед носом начальника связи. — «Связь на линии между Лиффдаргом и Примилбосом (которая, отмечу, пока является нашей единственной линией) временно прервана из-за обрыва линии». — Он фыркнул. — И когда ты пошлешь на линию своих людей искать обрыв — ты ведь послал их уже, не так ли? — начальник кивнул — то будет обнаружено, что два столба повалены, а провода украдены. Они уже доложили о результатах? — Начальник снова кивнул. — И что там? Разве не об этом же? — Начальник снова перевел взгляд на пол и еще раз кивнул. Джон прервал свое нервное хождение по комнате и решительно заявил: — Пожалуй, пора мне самому посмотреть на один из таких разрывов. Как далеко отсюда этот?

— Приблизительно в двенадцати стербах.

Джон схватил свою квадратную шляпу, украшенную, как этого требовала местная мода, длинным пером, и криво надел ее на голову.

— Пошли со мной, Прудио. На этот раз я намерен все осмотреть сам.

Позже Джон так описал своим товарищам увиденное.

— Они утверждают, что это — дело рук бандитов, — яростно выкрикивал он, на манер напавшей на след полицейской ищейки обегая взад и вперед все пространство мастерской. — Слыхали такое — «бандиты»! Они подорвали два столба динамитом — подчеркиваю — динамитом! А насколько все мы знаем, динамит здесь еще даже не изобретен! Итак, они подрывают динамитом два столба, забирают провод и скрываются.

— Как вообще мог динамит попасть к бандитам? — задал резонный вопрос Соренштайн.

— Вопрос не в этом, а в том, кто изготовил для них этот динамит, — поправил Джон.

— Есть еще один вопрос, похлеще, — вставил Хард. — Зачем бандитам нужен медный провод?

— Я знаю, где они берут динамит. — На этот раз свое слово вставил Пиндар Смит. Остальные члены группы все как один повернули к нему головы и приготовились внимательно слушать.

— Видите ли, — начал Смит, когда наступившая тишина подтвердила, что его объяснения ждут все, — нам нужен был динамит для подрыва скального грунта при установке этих забытых Матерью столбов — напомню, что скальные грунты в пустыне очень крепкие — поэтому мне пришлось изобрести динамит.

— Ну ты даешь, Пин! — мягко произнес Джон. — А я полагал, что ты должен был поставить меня в известность об этом.

— Извини, я просто упустил из виду.

— Великолепно, Пин, просто великолепно. Так где же эти бандиты заполучили динамит?

— Ах, это… Вспомни, ты ведь сам говорил нам, чтобы мы нанимали как можно больше субподрядчиков.

— Правильно. Чтобы распространять среди местного населения новые технологии. Ну так что?

— Ну так я дал заказ Гильдии Фармацевтов изготовить для нас динамит.

— И тебе не пришло в голову, что Гильдия Фармацевтов может продать эту дрянь кому-то другому?

— Как бы это объяснить… Словом, нет. Никогда не задумывался над этим.

— Хорошо, Пин. Но ты, надеюсь, не забыл о том, что динамит может быть использован также и в качестве оружия?

— Оружия? Ах, да, теперь я понял, что ты имеешь в виду. Нет, Джон, об этом я как-то не подумал.

— Просто великолепно. Хард, дружище, что тебе известно об этих бандитах?

— Они называют себя «Народная Армия». Это что-то вроде революционной партии — они против дворянства, против клерикалов, они даже против самого короля — если не все, то, по крайней мере, некоторые из них.

— Это как раз то самое, чего я больше всего опасался. И вот теперь у них появилась мощная взрывчатка. А это может вообще привести к уничтожению культуры. Самое худшее, чего нам следует опасаться, так это чтобы какая-нибудь незапланированная революция не перечеркнула начисто результаты всей нашей работы.

Как раз в это время в мастерскую вошел глашатай из Гильдии Глашатаев.

— Прошу прощения, господа, — обратился он к ним. Затем, прокашлявшись, повысил голос и сделал объявление: «Всем членам и наемным работникам Лиффанского Телеграфного Треста — приветствие и благословение. Его Святейшество Патриарх и Отец Отцов, да будет благословенно Матерью Его имя, требует, чтобы вы предъявили Ему доказательства того, что работа Лиффанского телеграфного Треста не должна быть прекращена и что заключение Храма не должно быть аннулировано. Его Святейшество Патриарх и Отец Отцов, да будет благословенно Матерью Его имя, требует, чтобы такие доказательства были предъявлены ему на День Матери текущего месяца или до него. Сокровенным Именем Матери, считается объявленным!»

Сделав такое объявление, глашатай покинул помещение, не дожидаясь ни вопросов, ни комментариев.

— Только этого нам еще не хватало! — разъярился Джон. — Что бы это все значило?

А весь сыр-бор разгорелся из-за Гильдии Гильдий.

— Вы должны понять, дорогой сэр, — объяснил Патриарх Джону на следующий день, — что мы здесь в Храме не имеем никаких возражений относительно вашего телеграфа. Более того, мы только приветствуем его использование, и если вдруг вы прекратите ваши работы в этом направлении, то мы вынуждены будем продолжать их сами. Нет, вовсе не Храм возбуждает против вас иск, а Гильдия Гильдий.

— Понимаю, сэр, — уважительным тоном ответил Джон. Это был первый случай, когда он лично столкнулся с Храмом, и он был очень уверен в себе самом. В таких случаях, понимал он, уважение бывает так же полезно, как и мудрость. — В чем суть претензий Гильдии Гильдий?

Дворянский ранг Главного Священника был вторым после Короля. Это, конечно, намного облегчало ему решение любых вопросов с большей частью лиффанской знати. Не испытывая необходимости беспокоиться о своем положении и личной безопасности, он мог позволить себе заниматься хотя и тривиальными, зато более интересными вопросами.

— Основной смысл их жалобы, — ответил он, — заключается в том, что ваши люди не состоят ни в какой гильдии. Они обратили внимание на то, что вы делаете неплохие деньги, и они хотят, чтобы им тоже отчислялась часть из них. Вот что кроется за их сложными и путаными претензиями, которые формально основываются на том, что вы отбираете работу у Гильдии Писарей и у Гильдии Курьеров, и что ваши школы якобы узурпировали прерогативы Храма. Но дело вовсе не так безнадежно, как может показаться на первый взгляд: обе эти претензии будут полностью удовлетворены, если вы создадите вашу гильдию и вступите в Гильдию Гильдий, что я вам и рекомендую сделать. Конечно, вы не должны не говорить никому о том, что именно я посоветовал вам сделать это.

— Разумеется, Ваше Преосвященство, — с готовностью согласился Джон. После вежливой беседы, стакана вина и формального благословения Патриарха Джон Харлен направился домой создавать гильдию.

Осгард Гар-Осгардиен Осгард, король и Отец Лиффа, был, как уже было отмечено, весьма добродушным и прогрессивным джентльменом. Он был также весьма проницательным политиком и бизнесменом. Поэтому Джон принял совет доктора Джеллфта рассказать королю все без утайки.

— Фантастично, — прокомментировал его рассказ король. — Нет, я вовсе не хочу сказать, что не верю вам, дело не в этом. Но вы должны признать, что все это выглядит просто как фантастика. — Джон согласился с ним. — Но если мы имеем десять — впрочем, нет — теперь уже девять лет, в течение которых мы должны сами научиться защитить себя от вторжения этих таинственных пришельцев, то тогда почему ваша — как бы это сказать — планета — не пришлет сюда большое количество людей и необходимое оборудование, чтобы быстро и эффективно сделать все это, вместо того, чтобы делать это вот так тайком?

Джон объяснил Королю Осгарду, что Консервативная Партия на Терре будет орать как раненный далбер, если узнает об этой миссии. Это привело к необходимости затратить еще полчаса на объяснение Королю терранской политики, которая очень позабавила короля.

После некоторых дополнительных вопросов Король дал свое согласие быть покровителем вновь создаваемой Гильдии Телеграфистов.

— Конечно, вы понимаете, что с моей стороны это не чистый альтруизм, — пояснил он Джону. — А также не только потому, что вы рассказали мне эту историю с пришельцами. Вы должны понимать, что с моей точки зрения ваше изобретение очень полезная вещь. Казна уже получает постоянную прибыль от вашей деятельности, да и мои командиры докладывают мне, что эти устройства очень полезны в военном деле.

Король лично проводил терран к боковому выходу из дворца.

— Чтобы не встречаться с толпой у главного входа, — объяснил он. — Ну, если от меня потребуется какая-то помощь, заходите. И не беспокойтесь — я воспользуюсь вашим советом и никому об этом не расскажу. Да и то сказать: если бы даже и рассказал, то кто мне поверит?