"Робин Гуд" - читать интересную книгу автора (Чудинова Елена)

ГЛАВА ШЕСТАЯ Гай Гисборн

Робин Гуд шел лесом напрямик. На сердце у него было весело, ноги ступали легко — бесшумной походкой человека, привычного пробираться по чащобе.

В десяти шагах от него, на небольшой поляне, мирно паслись два оленя. Только куст разросшегося шиповника загораживал от них подошедшего так близко человека, но звери, словно зачарованные летним, полным цветочных запахов днем, продолжали щипать траву. Верный выстрел и для мальчишки, впервые взявшего лук в руки! Робин Гуд рассмеялся, спугнув оленей: пусть себе живут, сегодня под Дубом-Королем и так не будет места от добычи!

Ах, до чего ж хорош Шервуд ранним летом! Шиповник сменяется боярышником, разросся непролазный орешник… Молодые клены шелестят веселой листвой. Сплелась шарами омела на стволах — ядовито-зеленая, колдовская-наговорная омела, которую так любили в старину друиды. А над всем этим — темная надежная крыша — дубовые кроны.

Ах, как поют птицы! Кажется, впрочем, не только птицы поют погожим днем в лесу. Робин остановился, придержав ветку орешника: три юных девушки собирали в лесу хворост. Босоногие, простоволосые, в грубых платьях из домашнего холста: а щеки цветут, как лесные розы. Девушки, без устали кланяясь каждой сухой веточке, пели на три голоса песню. Улыбка застыла на губах Робин Гуда. Он знал эту балладу, ее сложил лесной певец Алан э'Дэйл, и называлась она «Дева Марион».

Робин повернулся и пошел прочь. Яркий день померк в его глазах, словно тяжелые мысли были закрывшими солнце облаками.

«Грустная песня, невеселая песня. Не все в ней — так, и не все в ней — правда. Но что тогда правда, Роберт из Локсли? Правда то, что спас ты однажды знатную девицу саксонку от негодяя норманна, похитившего ее, чтобы силой взять в жены. Правда, что звали ее лэди Марион. Что ты полюбил ее, а она — тебя. И что ты оставил ее, потому, что не мог иначе. Правда, что ты разбил ее сердце, и она ушла в монастырь. Что нет больше лэди Марион, а есть сестра Матильда. Ах, Марион, Марион, хотел бы я знать, о чем молишь ты Бога в темной обители? Простишь ли ты меня когда-нибудь? Думаю, что нет. Саксонки не прощают сердечной обиды.»

Размышления Робин Гуда нарушил лихой стук копыт. Ноги вывели его на дорогу. Разбойник отступил в заросли и вскинул лук, чтобы не застать врасплох того, кто вот-вот появится из-за поворота.

Но вместо рыцаря на сытом коне глазам его предстало на диво странное зрелище. Поднимая облака белой пыли, навстречу Робину мчался братец Тук, взгромоздившийся на неоседланную клячу, такую тощую, что казалось, ее хребет вот-вот перережет тучного монаха надвое. Изо всех сил молотя ногами по ребристым бокам лошади, благочестивый отшельник умудрялся гнать ее галопом.

— Клянусь Хенгистом, отче, где ты раздобыл такого резвого скакуна? — расхохотался Робин.

— Клянусь мощами Эдварда Исповедника, — ответил монах, спешиваясь так же легко, как упал бы с телеги мешок зерна. — Ты сам ржешь как жеребец, а между тем впору плакать. Уф-ф, думаю, что эта развалина лет десять не бегала так резво! Я купил ее у какого-то возницы, который вез камыш. Боюсь, что для него сделка оказалась выгоднее.

— Так с чего ты вздумал упражняться в верховой езде, отец Тук?

— С того, что самое малое через час после меня из Ноттингема выехали люди шерифа! Ей же ей, Робин, ты считаешь себя умнее всех! Допустим, твои парни заманили молодчиков Гисборна далеконько в чащобу, и они на помощь не поспеют! Да только, если осаждаешь замок, надо все ж-таки поглядывать, нет ли у лисицы запасного выхода из норы! Чума на вас, как вы проворонили подземный ход? С шерифовыми людьми вам не совладать под стенами замка — придется уносить ноги подобру-поздорову!

— Не горячись, святой отец, — с широкой улыбкой ответил Робин. — Спасибо за службу и дружбу, но ни тебе, ни людям шерифа, спешить уже некуда и незачем. Лиса пока жива, но мы разорили ее нору. Приходи лучше вечером к Дубу-Королю, где мы будем делить добычу так, как велит разбойничий закон.

— Ты взял неприступный каменный замок, Робин Гуд?! — от изумления брат Тук даже побледнел от тройного подбородка до тонзуры. — Быть не может — у тебя бы просто не хватило людей!

— С одними лесными стрелками мне бы этого нипочем не сделать, святой отец. — Робин Гуд улыбнулся еще веселее. — Но мне помогли славные крестьяне. Ведь и я иной раз помогаю им — кому мешком пшеницы голодной зимой, кому — серебряными пенсами перед сбором налогов.

— Да ты в уме помешался, Робин?! — завопил брат Тук в гневе. — Им же нездобровать потом, когда узнают, кто тебе помогал!

— Кто их узнает, отче? — негромко спросил Робин Гуд. — Моих помощников некому узнать. Вся охрана замка перебита.

Монах и разбойник взглянули друг на друга и некоторое время простояли молча.

А Гай Гисборн, подоспевший в этот день к своему замку с людьми шерифа, застал страшное зрелище: разбитые ворота, спущенный мост, сгоревшие крыши над закопченными башнями. Еще недавно здесь кипел бой, звенели мечи, летели горящие стрелы, падали камни со стен, а теперь царила тишина, только воронье кружилось в небе, чуя мертвецов. Взломанные амбары зияли пустотой. Пустые сундуки догорали во дворе. Только одно здание избежало разграбления: маленькая замковая часовня. К ее дверям был прибит стрелой лист пергамента.

Гай Гисборн знаком показал одному из солдат снять пергамент.

Нехотя, словно боясь, что гнев рыцаря падет на него, солдат приблизился к сэру Гаю с пергаментом в руке.

Не меняясь в лице, Гай Гисборн развернул разбойничье письмо.

«Шервудский лес — мой дом, Гай Гисборн. Не ходи ко мне незванным, и я не буду ходить к тебе. Робин Гуд».

И тогда Гай Гисборн обнажил свой меч, в рукоять которого были вложены мощи святого Дагобера, и поклялся страшной клятвой отомстить Робину Гуду, королю разбойников.