"Звездный портал" - читать интересную книгу автора (Макдевитт Джек)

16

Чего я не могу понять, так это что случилось с землей.

Исчезло несколько дюймов земли, обнажив каменный диск примерно пяти футов в диаметре, известково-белый с рельефной черной решеткой и приподнятый над серым полом на дюйм-другой.

— Смахивает на то, что мы открыли сверхсовершенный пылесос, — отозвался Макс, откладывая видеокамеру и разглядывая решетку с приличного расстояния. Тут еще слишком много неизвестного, и последовать за землей Макс вовсе не собирался.

— Вот эта, — указала Эйприл на изображение дерева. — Надо всего-навсего прикоснуться к стене.

— А не попробовать ли нам еще разок?

— Но на сей раз с чем-нибудь более наглядным, чем земля, — согласилась она.

Внутри стояло несколько деревянных стульев для отдыха рабочих. Макс взял один из них и установил на решетку. Затем приготовился к съемке и дал знак начинать.

Эйприл прижала ладонь к стене напротив дерева.

Пиктограмма начала светиться.

— Есть! — кивнула Эйприл.

Но ничего не произошло, и свечение внезапно исчезло.

Макс поглядел на пиктограммы. Сделаны они со вкусом, но выглядят скорее функциональными, нежели декоративными. И тут ему на глаза попалась немного утопленная в стену пластина у самого пола. Может, еще один выключатель?

— Что ж, давай, — подбодрила его Эйприл. — Попробуй.

Макс нажал на пластину и почувствовал, как что-то щелкнуло. В стене распахнулся круглый лючок дюймов семи в диаметре. Под ним обнаружились провода.

— Ну, хоть что-то, — оживился Макс. — Мы выяснили, что наши выключатели подключены к источнику тока.

— А что, если попробовать другую пиктограмму? — предложила Эйприл.

Направив камеру на стул, Макс включил запись.

— Наверно, стоило бы убедиться, что мы не стоим на одной из таких решеток, — подала голос Эйприл.

Макс каблуком расковырял землю под собой и не обнаружил никакой решетки.

— По-моему, нам ничто не грозит.

Рядом с деревом был символ, напоминающий вьющийся дымок. Эйприл притронулась к нему, но тот остался темным.

— Кажется, не работает, — заметил Макс.

— Очевидно. — Почти небрежно Эйприл притронулась к пиктограмме яйца. Та засветилась. — Горит.

Макс попятился на пару шагов и снова включил камеру.

Эйприл бросила взгляд на часы.

В видоискателе светилась красная лампочка. Камера вдруг потяжелела, и Макс передвинул ее на плече чуточку повыше.

Он уже начал подозревать, что феномен не повторится, когда в центре видоискателя вспыхнула крохотная звездочка.

— Двадцать три секунды, — сообщила Эйприл.

Звездочка разрасталась и становилась ярче.

— Боже мой! — выдохнул Макс. — Да что же это такое?!

Сияние охватило стул.

Макс следил за вспышками и переливами света до рези в глазах. А затем все исчезло.

И стул в том числе. Перед ними была лишь чистая решетка.

Эдуард (он же Дядюшка Эд) Кроули уже третий год работал главой администрации в корпорации "Тредлайн", дочерней компании фирмы "Крайслер", три года назад добившейся независимости и большого успеха благодаря выпуску добротных автомобилей по разумным ценам (девиз компании), с особым упором на качество последующего обслуживания.

Дела "Тредлайн" шли лучше некуда. Придерживаясь принципа разумной командной работы, корпорация избавилась от руководителей с диктаторскими замашками, заменив их людьми, умеющими поощрять инициативу и ободрять подчиненных, способных принимать самостоятельные решения, да при том следить, чтобы все старались добиться успеха. И вот наконец все утряслось. В прошлом квартале "Тредлайн" получила первые стабильные прибыли, и теперь кривая доходов явно поползла вверх. По мнению Дядюшки Эда, будущее сулило им только процветание.

Его открытый календарь лежал на письменном столе красного дерева. Через четверть часа предстоит беседа с торговыми представителями компании в Германии, которая наверняка затянется до ленча. В час собрание персонала, в тринадцать сорок пять уединение для размышлений, в четырнадцать пятнадцать посещение отдела перспективного планирования. Дядюшка Эд всегда исповедовал теорию "пешего руководства", понимая, насколько важно быть на виду у людей. В три часа совещание с главой юридического отдела, а в четыре — с Брэдли и его инженерами. А с шестнадцати тридцати дверь кабинета открыта для всех. Всякий может заглянуть, чтобы покалякать с боссом.

Правду говоря, посетителей у него бывает не так уж много. Руководители нижестоящего звена и без того заходят к нему по любой надобности, поэтому им не рекомендуется злоупотреблять вечерними часами. А простые работники не очень-то рвутся в кабинет главы компании. Но время от времени все-таки заходят. К тому же открытая дверь — отличный символ для рядовых работников и отличный пример для начальников любого рода.

Он принялся пересматривать план реструктуризации долгосрочного займа компании в надежде найти в нем лазейку и выудить из нее средства, необходимые исследовательско-конструкторскому отделу. Но в глазах уже рябило от цифр, поясницу ломило. Бросив взгляд на часы, он понял, что ломает голову над планом час с четвертью. Это уже чересчур.

Пора передохнуть и проветрить мозги. Дядюшка Эд встал, подошел к окну и устремил взгляд на горизонт, поверх крыш Индианаполиса. И тут запищал интерком.

— Да, Луиза?

— Мистер Хоскин, линия один.

Уолт Хоскин — вице-президент по финансовым вопросам, суетливый коротышка, так и не научившийся мыслить вне рамок обыденного, — потому-то ему никогда не подняться выше нынешней ступеньки в иерархии. Именно Хоскин и был автором плана, лежащего сейчас у Дядюшки Эда на столе — плана вполне удовлетворительного в пределах традиционных правил, принципов политики компании и накопленного опыта. Звезд с неба Хоскин не хватает. А чтобы "Тредлайн" смогла на все сто процентов воспользоваться тенденциями, сложившимися на рынке, надо выбираться из накатанной колеи, проложенной Хоскином. Дядюшка Эд снял трубку:

— Слушаю, Уолт.

— Эд, ты смотрел утренние новости? — пискнул Хоскин.

Вообще-то новости Дядюшка Эд не смотрел. Будучи холостяком, он частенько ночевал в кабинете, если засиживался допоздна, как вчера. Так что ни вчера вечером, ни сегодня утром он даже телевизора не видел, не говоря уж о новостях.

— Нет, — спокойно отозвался он. — А что? Что стряслось-то?

— Мы упали на семнадцать пунктов, — произнес Хоскин тоном грешника, возглашающего о Втором Пришествии.

Дядюшка Эд всегда гордился своей способностью хладнокровно встречать всяческие кризисы и потрясения. Но эта новость огорошила его.

— На семнадцать пунктов?! — рявкнул он. — Какого дьявола?!

Он даже представить себе не мог, какая дурная весть или каприз рынка может привести к столь сокрушительному эффекту.

— Это из-за той штуковины в Северной Дакоте.

— Какой такой штуковины?

— НЛО.

Дядюшка Эд с самого начала игнорировал репортажи с гребня Джонсона, считая их массовым психозом.

— Уолт, — процедил он, пытаясь взять себя в руки, — Уолт, о чем речь?

— По некоторым сведениям, вот-вот появится возможность делать автомобили, способные ездить чертовски долго, чуть ли не вечно!

Дядюшка Эд уставился на телефон:

— Да никто же в это не верит, Уолт!

— Может, и не верит. Но люди думают, что другие поверят, и стремятся избавиться от своих акций. Какая-то женщина сегодня утром на Эй-би-си заявила, что машина, сделанная из этого вещества, переживет своего владельца, если только тот будет вовремя менять масло и не попадет в аварию.

Хоскин пребывал на грани истерики. Дядюшка Эд опустился в кресло.

— Эд, ты здесь? — окликнул Хоскин. — Эд, как ты себя чувствуешь?

Около часа на биржах царила полнейшая неразбериха и растерянность. Затем начались массовые продажи. К полудню рынок пребывал в свободном падении. Индекс Никкей за один день понизился на девятнадцать процентов, а промышленный индекс Доу-Джонса потерял триста восемьдесят пунктов.

Они вновь и вновь прокручивали запись на видеомагнитофоне.

Стул.

Свет.

Пустая решетка.

Они переключили магнитофон на покадровое воспроизведение, следя, как разгорается сияние, как в нем вспыхивают искры, как оно, словно протоплазма, поглощает стул.

— Повтори, только медленно, — попросила Эйприл.

Стул будто растворялся в воздухе.

На протяжении пары кадров Максу казалось, что ножки и спинка просвечивают, как на фотоснимке с двойной экспозицией.

Они сидели в модуле конторы. Окружающие их телефоны продолжали звонить без умолку. Вертолеты прилетали и улетали каждые пять минут. Чтобы справиться с наплывом посетителей, Эйприл пришлось нанять ораву студентов, занимавшихся проведением экскурсий и координацией визитов важных шишек. Двое из этих студентов, одетые в темно-синюю форму с эмблемой Купола на рукаве, сейчас старались отвечать на звонки, не спуская глаз с экрана.

— Надо проделать это еще разок, только со светофильтром, — предложил Макс.

Но теперь придется воспользоваться другой пиктограммой: как и дерево, яйцо сработало лишь один раз и более ни на что не годилось.

Эйприл пропустила его реплику мимо ушей, сосредоточенно уставившись в чашку с кофе. Наконец она подняла голову:

— Макс, как по-твоему, что это такое?

— Ну, скажем, приспособление для уничтожения мусора. — Эта мысль показалась ему забавной. Макс бросил взгляд на экран и вдруг заметил нечто неординарное.

— Что? — вскинулась Эйприл, заметив выражение его лица.

Позади почти прозрачного стула на стене просматривались две вертикальные линии.

— В Куполе их нет, — сказал он, пытаясь мысленно обозреть пространство между решеткой и стеной позади нее. Там не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего эти линии, да и на самой стене тоже.

— Что же ты думаешь по этому поводу? — поинтересовалась Эйприл.

И тут воображение Макса разыгралось.

— Подозреваю, что мы отправили этот старый стул в чей-то вестибюль, проронил он.

Уверенность в том, что на всем белом свете лишь он один знает правду о зловещей конструкции на гребне Джонсона, усугубила отчаяние Рэнди Кея. Он пытался предупредить брата, пытался поговорить со своей бывшей, чтобы она хотя бы спрятала сына, пытался даже растолковать все отцу Качмареку, но никто не поверил ни одному его слову. Рэнди понимал, насколько нелепой кажется его версия, и не мог придумать ни единого способа убедить родных и друзей, что опасность действительно существует. Убедить хотя бы кого-нибудь. Так что у него не осталось иного выбора, как попытаться взять контроль над ситуацией в собственные руки.

На самом деле штуковина, названная Куполом, — сигнальный бакен, оставленный для того, чтобы забить тревогу, когда человечество дозреет. Рэнди подозревал, что она простояла на вершине гребня дольше, намного дольше, чем те десять тысяч лет, о которых распинаются все телестанции. Да это и не существенно. Главное, что он знает об опасности и знает, как с ней справиться.

Работая в строительной фирме "Монограмма", Рэнди сейчас занимался ремонтом шоссе N_23 в районе Огилви, к северу от Миннеаполиса. Ему становилось дурно при одной лишь мысли о том, что станет с симпатичными домиками за белеными оградами, с тенистыми парками, с обширной сетью дорог после прихода врага.

Конечно, посланный сигнал уже не вернуть, он уже летит сквозь бездны космоса. Так что осталось лишь одно, единственное, что еще можно сделать прервать сигнал, чтобы твари с той стороны поняли, что взять Землю будет не так-то просто. Рэнди покажет им, что знает об их планах и что им следует приготовиться к долгой и трудной битве, если они вздумают ринуться сюда.

Он приедет на вершину гребня, разгонит машину и расшибет ее к чертям об эту хреновину. В кузове его "Исудзу-Родео" будет лежать пятьсот фунтов тола, а детонаторы будут подключены к радиоуправляемой модели автомобиля, купленной в магазине игрушек. Если все пойдет как следует, Рэнди быстро выпрыгнет из машины, крикнет окружающим, чтобы те укрылись, и превратит Купол в груду мусора. Рэнди искренне надеялся, что никто не пострадает, но даже если внутри кто-то будет, тут уж ничего не поделать. В конце концов люди поймут — хотя, быть может, не сразу. Но как только до них дойдет, что Рэнди сотворил, его покажут по телевидению. И его бывшая раскается, что не слушала его, да поздно, потому что он лучше удавится, чем возьмет эту суку обратно. Даже если ему придется отказаться от мальчика.

Он катил по скоростному шоссе, безмятежно глядя на голые, занесенные снегом поля. Спокойствие снизошло на него, когда он выехал из Миннесоты. В Форт-Мокси он будет под вечер. В газетах писали, что в мотелях Валгаллы свободных мест нет, но Форт-Мокси тоже достаточно близко. Рэнди не придумал, как вернуться в мотель после того, как его автомобиль погибнет, но это не беда. Едва окружающие увидят внутреннюю начинку Купола, они еще благодарить будут, а кто-нибудь наверняка догадается подвезти его.

Выключатель для бомбы Рэнди сделал из электронных потрохов игрушечного автомобиля, подсоединив к ним запал, но вставив деревянный клинышек между контактами, чтобы те случайно не соединились.

В этот же день Рэнди дважды подстерегли крупные неудачи. Первая произошла, когда он проезжал Дрейтон по шоссе N_1-29 — его "подрезал" красный жилой фургон с манитобскими номерами; Рэнди врезал по тормозам, машину занесло, и он выскочил на соседнюю полосу, на волосок разминувшись с тяжелым грузовиком. Когда машина наконец остановилась, развернувшись в противоположном направлении и съехав с насыпи, Рэнди решил, что ему невероятно повезло, и вздохнул с облегчением. И напрасно — клинышек сдвинулся с места, и сдвинулся еще раз, когда Рэнди пришлось включить двигатель на полную мощность, чтобы въехать на крутую заснеженную насыпь. К тому времени, когда он снова выехал на шоссе, клинышек совсем вывалился; хотя контакты и не соприкасались, но были достаточно близко, чтобы между ними смогла проскочить искра. Так что для взрыва недоставало сущего пустяка.

У северного конца шоссе, как раз перед канадской границей, Рэнди свернул на восток, на шоссе N_11, и доехал до Форт-Мокси. Второй раз ему крупно не повезло, когда он подъехал к перекрестку на Двадцатой улице. Он находился на окраине, где не было ничего, кроме лесосклада и одинокого белого здания, вмещавшего "Мороженые деликатесы" и жилище Уэсли Фью. Так уж получилось, что Уэсли, уже шесть недель страдавший от холода со своей работой в банке, как раз вернулся домой, собираясь выпить чего-нибудь покрепче и сразу отправиться в постель. А еще вышло так, что дистанционный ключ от дверей гаража Уэсли был настроен на ту же частоту, что и радиоуправляемый автомобильчик, переделанный Рэнди в запал бомбы.

Гараж задней стеной выходил на Двадцатую улицу. Уэсли въехал в собственный двор как раз в то время, когда Рэнди подкатил с запада. Дорогу Уэсли частично преграждали салазки дочери, и он осторожно объехал их, решив сделать ей выговор, когда она вернется из школы, затем потянулся к кнопке дистанционного ключа, установленного наверху приборной панели. И нажал на нее в тот самый миг, когда передатчик был направлен в сторону Бэннистер-стрит. Радиосигнал нагнал Рэнди на перекрестке, включив запал его бомбы.

Внезапно на месте перекрестка вспух огненный смерч. Взрывом снесло западный конец лесосклада, сровняло с землей "Мороженые деликатесы", выбило окна в доме Уэсли и разрушило гараж. Сам Уэсли получил переломы обеих рук, множество порезов и ожогов, но остался в живых.

Одним из немногих уцелевших фрагментов автомобиля Рэнди был номерной знак с надписью "НЛО".

Дорожное движение так осложнилось, что Макс решил принять какие-нибудь меры. Утром он созвонился с Биллом Дэвисом из транспортной фирмы "Голубая сойка", расквартированной под Гранд-Форкс, и договорился об организации вертолетных рейсов. Вдвоем они разработали график полетов между Форт-Мокси, Кавалером, Дьявольским озером и гребнем Джонсона.

Невысокий и коренастый Мэттью Р.Тейлор подошел к Белому дому кружным путем. Как всегда, он был одет в безупречно отглаженный костюм, вышедший из моды в прошлом году, и скромную рубашку с неброским, не запоминающимся галстуком.

Его отец держал в Балтиморе кондитерский магазинчик, худо-бедно обеспечивавший существование Мэтта и еще шестерых отпрысков. Но старик наделил детей одним бесценным даром: поощряя их интерес к чтению, он не обращал внимания на содержание книг, придерживаясь того мнения, что в конечном счете книги сами за себя скажут.

Когда Тейлору исполнилось девятнадцать, он успел запоем прочесть греческую и римскую классику, Шекспира, Диккенса, Марка Твена и целый ряд современных историков. В старших классах и в Западном Мэрилендском университете он факультативно прошел массу дополнительных дисциплин. А в 1965 году его отправили во Вьетнам, и во время своего второго патруля он получил пулю в бедро. Врачи говорили, что больше он не сможет ходить, но Тейлор прошел шестилетний курс лечения и теперь мог обойти вокруг Белого дома, всего-навсего опираясь на трость. Со временем, конечно, трость стала символом его самого и его мужества.

Он женился на своей медсестре и вложил деньги в мойку машин, вскоре прогоревшую, и в закусочную, тоже вылетевшую в трубу.

Тейлор никогда не отличался деловой хваткой, зато был щепетильно честен и всегда стремился помочь людям, попавшим в беду. В середине семидесятых, работая клерком в магазине одежды, он поддался на уговоры людей, ошибочно считавших, что они смогут вертеть им как вздумается, и возглавил окружную дорожную комиссию.

Он зарекомендовал себя на диво бдительным стражем общественных интересов и денег. За время его пребывания на этом посту несколько окружных чиновников и пара подрядчиков угодили за решетку, цены снизились, и дорожная сеть заметно улучшилась.

В палату представителей Тейлор был избран в 1986 году, а в сенат восемь лет спустя. Возглавляя комитет по этике, он провел ряд реформ, сделавших его национальной знаменитостью и вице-президентом. Через шестьдесят дней после его вступления в правящий кабинет удар вывел первого человека страны из строя, и Тейлор стал президентом согласно Двадцать пятой поправке к Конституции. А впоследствии был избран и сам.

Вся страна обожала Мэтта Тейлора, как не любила никого со времени Франклина Делано Рузвельта. Многие считали его новым Гарри Трумэном. Он обладал несколькими лучшими чертами Трумэна: несгибаемой волей в случае уверенности в своей правоте, цельностью и бескомпромиссностью, а еще стремлением изъяснять свои мысли простыми и внятными словами. Эта привычка порой выходила ему боком, как в тот раз, когда во время визита одного монарха со Среднего Востока он небрежно заметил в пределах слышимости журналистской братии, что было бы осмотрительнее припрятать серебро Белого дома подальше.

Собственную популярность Тейлор относил на счет своего высказывания: американский народ сам понимает, когда он поступает правильно, и к черту всяческие рейтинги!

— Уж такая у них натура, — говаривал он. — Когда дойдет до того, что они перестанут доверять моим суждениям, они отправят меня в отставку. Значит, туда старому сукину сыну и дорога!

О политических последствиях событий в Северной Дакоте президент тревожился на протяжении всей зимы. Советники твердили, что беспокоиться не о чем, что это очередная утка с полтергейстами, что лучше от подобных вещей держаться подальше, а на пресс-конференциях уклоняться от разговоров на эту тему. Глава государства, заговоривший о летающих тарелках, покойник. Как бы ни обернулось дело, он покойник. Именно так они и говорили, так что президент держался в стороне от событий, и вот теперь разразилась буря. Сегодня фондовая биржа рухнула на 380 пунктов.

— День уже прозвали Черной Средой, — сообщил министр финансов Джим Сэмсон, теперь изо всех сил делавший вид, что давно уже предупреждал президента о необходимости каких-либо действий.

Момент как раз выдался сложный. На планете полыхает шесть более или менее жарких войн, касающихся стратегических интересов Соединенных Штатов, не считая еще штук пятнадцати горячих точек. Третьим странам вновь грозит голод, начался очередной демографический взрыв, а ООН практически сложила руки. Переход Америки от индустриальной экономики к информационной все еще вызывает серьезные неувязки. Коррупция высших чиновников остается вечной проблемой, а политическое расслоение общества на мелкие фракции, не желающие даже общаться между собой, продолжается. Однако не все обстоит настолько плохо: торговый баланс выглядит очень даже недурно; долгая битва за снижение безудержно растущего дефицита платежного баланса наконец-то начала приносить плоды; расовая и половая сегрегация, а также сопровождающие их беды начали мало-помалу сдавать позиции; успехи медицины обеспечили людям более долгий срок здоровой жизни. Но главное — пресса относилась к Тейлору по-дружески, что, пожалуй, для политика важнее всего.

Правду говоря, заслуг Мэтта Тейлора в появлении положительных тенденций было ничуть не больше, чем его вины в тенденциях отрицательных. Зато по крайней мере он был уверен, что при любых обстоятельствах будет держать в руках крепкую экономику. А если он лишится последней, то неувязки, сопровождающие перестройку западной экономики, только усугубят ситуацию. Президенту ни за что бы не хотелось в бессильном отчаянии наблюдать, как в Америке вновь появляются полчища безработных и обездоленных. Чтобы противостоять этому, он не остановится ни перед чем.

— Да это утка, — заметил Тони Питере. — Такое время от времени случается.

Питере, председатель президентского совета по вопросам финансовой политики, был давним союзником президента и обладал хорошим политическим чутьем. Из всех людей, дошедших с ним от Балтимора до Белого дома, Питере пользовался наибольшим доверием со стороны Тейлора.

— Тони, — сказал президент, — если это утка, тревожиться не о чем. А что, если действительно существует металл, способный не ломаться и не изнашиваться?

— Согласен, — подхватил Сэмсон. — Надо выяснить, какие за этим стоят факты.

— Насколько я понимаю, господин президент, — нахмурился Питере, — это не металл.

— Какая разница? — Откинувшись на спинку кресла, Тейлор сложил руки на животе. — Из этого вещества можно делать паруса, но можно строить и здания. Вопрос в том, что станет с промышленностью, если вдруг появится сырье, из которого можно производить предметы, не подверженные износу? Он покачал головой. — Предположим, человеку понадобится покупать лишь одну-две машины за всю свою жизнь. Чем это окончится для "Дженерал Моторс"? — Сняв очки, он швырнул их на стол. — Боже мой, прямо не верится! Сколько лет мы изыскивали способ побить японцев в этой игре. А теперь наткнулись на него, и это обернулось сущей катастрофой!

— Господин президент, — возразил Питере, — эта сенсация искусственно раздувается бульварной прессой. Наладить массовое производство суперматериалов не под силу никому на свете.

— Откуда ты знаешь? Мы что, изучали эту проблему?

— Да. Все, с кем я беседовал, единодушно сходятся в том, что это невозможно.

— Но ведь оно же существует!

— Люди видели множество молний, прежде чем сумели загнать электричество в заурядную лампочку. Единственное, что нам сейчас нужно, — отвлечь умы от этой ерунды. Возьмите одну из войн или, скажем, пакистанскую революцию, и забейте тревогу.

В этом весь Тони Питере: он единственный из всех знакомых Тейлора прекрасно понимает, что движет экономикой, и способен понятными словами донести это до окружающих. При этом он знает конгресс, влиятельных политиков и тех, кто держит в руках рычаги реальной власти. Подобный человек — бесценный помощник для президента, исповедующего активную позицию. Но и он не лишен недостатков. Для Питерса мерилом всего на свете является практический опыт. Он схватывает все буквально на лету и не повторяет чужих ошибок, но как он поведет себя, столкнувшись с проблемой, выходящей за рамки всего того, что было известно прежде? Какой тогда прок от опытности?

— Я хочу, чтобы ты потолковал с людьми, видевшими все на месте, сказал Тейлор. — Причем из верхних эшелонов, ясно? Выясни, что происходит на самом деле, а не то, что не может произойти, как твердят твои эксперты.

— Вы серьезно?! — воззрился на него Питере. — Да нам на пушечный выстрел нельзя приближаться к этой штуковине, господин президент! Стоит нам начать задавать вопросы, как об этом тут же станет известно.

— Постарайся организовать это как-нибудь поделикатнее, Тони. А то экономика летит к чертям, будь ей пусто! Найдите кого-нибудь разбирающегося в этих премудростях и раздобудьте ответы. Однозначные ответы! Я хочу знать, насколько реально производство подобных материалов. А если оно реально, то как оно отразится на экономике. — Президента вдруг охватила безмерная усталость. — И пожалуйста, не надо больше гадать на кофейной гуще.