"Игра в ошибки" - читать интересную книгу автора (Поникаровская Алиса)

Часть первая. «Паутина спирали»

Глава 1

В этот раз Лиана собиралась долго и основательно. Начался сезон дождей, который она так долго ждала, портативная машинка скучала в углу уже месяц, Лиана бросила на нее мимолетный взгляд – ничего, не долго тебе осталось бездельничать, и повернулась к большой, почти собранной сумке, стоящей на кровати, раздумывая, все ли она взяла, чтобы потом из-за какого-нибудь пустяка не пришлось тащиться обратно в город. Холодильник на даче она набила продуктами заранее, правда, изрядно помотавшись туда-сюда, зато теперь была уверена, что с голода не умрет, недели на три, а то и на месяц, этого должно было хватить. Лиана застегнула сумку, приподняла, прикидывая вес. «Да, тяжеловато, – подумала она. – А еще машинка… Ладно, допру как-нибудь, благо от станции идти не так далеко…»

Она в последний раз оглядела свою комнату: «Выключила, выключила, не забыла», перекинула сумку через плечо, подняла машинку и шагнула к двери.

Может, из-за дождя, а может, потому что уже наступил вечер, людей на вокзале было не много. Лиана несколько минут размышляла, стоит ли брать билет, потом махнула рукой – а, обойдусь – и спустилась в тоннель. Она вышла на перрон и поставила сумку на мокрый асфальт. Дождь чуть накрапывал, словно набираясь сил перед тем, как обрушиться на землю сплошной холодной стеной. Точно по расписанию подошла электричка, Лиана забралась в вагон и удобно устроилась у окна.

«Вот и кончилось лето...», – подумала она, разглядывая через мокрое стекло фасад вокзала. Как всегда во время дождя город был сер и угрюм. Это впечатление усиливали сгустившиеся сумерки, и даже яркие пятна свитеров на людях казались поблекшими. «Следующая остановка, – провещал голос из динамика. – Станция…». Двери закрылись, вагон дернулся и тронулся с места. «Поехали…» – подумала Лиана.

Ей было двадцать лет, она работала репортером в молодежном журнале и писала странные рассказы, которые, впрочем, в их провинциальном городке никто издавать не собирался. Но Лиану это не останавливало. «Лиха беда – начало, – шутила она по этому поводу. – Был бы талант, а все остальное приложится…» Начался сезон дождей, она тут же взяла давно обещанный ей отпуск, собрала вещи и теперь ехала на дачу, чтобы в тишине и покое написать книгу. Она еще не знала, что это будет – серия коротких рассказов или большая повесть, но обрывки фраз уже полгода носились в ее голове, и пришло, наконец, время выплеснуть их на бумагу, чтобы потом спокойно жить до следующего выплеска. Дача была любезно предоставлена ей двоюродным дядей – небольшой двухэтажный домик с камином, ванной, гаражом и телефоном, дядя когда-то работал начальником строительства и, естественно, постарался. Летом, конечно, претендовать на покой и тишину не приходилось – огромное дядино семейство, состоящее из жены и троих детей – Лианиных троюродных братьев, оккупировало дачу, начиная с мая месяца. Зато сейчас, в промозглую осеннюю погоду, – это было идеальным местом, где Лиану никто не должен был потревожить.

За окном мелькали зелено-желтые леса, скошенные луга, плоские, блестящие блюдца озер. Лиана смотрела на серое свинцовое небо – дождь припустил сильнее, и она поежилась, представляя дорогу до дачи под его холодными каплями, достала из кармана джинсов сигареты и вышла в тамбур. Электричка была почти пуста, Лиана задумчиво курила, глядя в окно и покачиваясь в такт движению вагона.

К даче она подошла насквозь промокшая и уставшая: раскисшая дорога вцеплялась в обувь, чавкала под ногами и отпускала ботинки очень неохотно, оставляя на них комья черной липкой грязи. Лиана долго счищала ее о крыльцо, потом открыла дверь, вошла и включила свет. Устало опустила на пол сумку и машинку и вытерла мокрое лицо такой же мокрой рукой.

— Мяу, – пронзительно прозвучало рядом, и ей навстречу выбежал маленький черный котенок.

— Привет, Томас, – улыбнулась Лиана и погладила его по спине. – Подожди, я сейчас разденусь, и покормлю тебя. А потом поговорим, хорошо?

— Мяу, – согласно ответил Томас, пытаясь потереться об ее ноги, и тут же отскочил, недовольно фыркая.

Она прошла в комнату, на ходу стягивая свитер, котенок бежал рядом и пронзительно мяукал.

— Знаю, соскучился со вчерашнего дня, – сказала Лиана и, выйдя на кухню, достала из холодильника сухой корм для кошек. – Иди, поешь, я пока переоденусь.

Она высыпала корм в блюдце, котенок заурчал и принялся за еду, громко хрустя. Она снова прошлась по комнате, взяла из сумки шорты и майку и открыла дверь в ванную.

— Я быстро, не скучай, – крикнула она и включила воду.

Через час, поджав ноги, она сидела на диване с книжкой в руке, на коленях блаженно урчал свернувшийся в клубок котенок, горел неярким желтым светом торшер, в чашке на журнальном столике дымился только что сваренный кофе. Машинка стояла в комнате на втором этаже, которую Лиана, с ходу окрестила кабинетом, и ждала своего часа.

— Хорошо, – потянулась Лиана, допила кофе и встала, прижимая к себе кота. – Пойдем спать? Выспимся, и завтра – работать.

Она поднялась по лестнице наверх и открыла дверь в спальню. Разделась, забралась в кровать, устроившись поудобнее, протянула руку и щелкнула выключателем. «Как тут тихо…» – в который раз поразилась она и тут же провалилась в сон.

«…Алиса проснулась поздно, как просыпалась обычно, зная, что ее никто не ждет, а посему – некуда и торопиться. Во рту было сухо от вчерашней водки, она протянула руку, залпом выпила стакан воды и закурила. Немного тошнило, но, в целом, состояние было ничего. Она выпустила дым, глядя в потолок, и улыбнулась. Что там вчера сказала Лизка? Займись им? Да, это становится интересным. Где ж его только теперь искать…

Сколько она помнила Лизку, у той всегда были проблемы с мужчинами: она была из тех женщин, которых бросают первыми, и которые потом долго не могут с этим смириться – достают и себя и окружающих, а более всего тех, кто их бросил. Вчера на кухне они пили водку, и Лизка плакалась ей в жилетку о разрыве с очередным своим кавалером. Ей было действительно плохо – такие люди убеждены, что на этом их жизнь и кончается, а переубедить их нет никакой возможности. Алиса и не пыталась этого сделать. Просто слушала, изредка вставляя нужные слова утешения. Она была молода, красива, имела мужа и собственную квартиру, и потому от бед Лизки была довольно далека. Сочувствовала, конечно, но про себя знала, что сама в такую историю не попадет – слишком была уверена в себе. Лизка, в свою очередь, была в курсе, что мужа Алиса не любит, но уходить никуда не собирается – так, погуливает втихую на стороне, чтобы все было шито-крыто, никто ничего бы не знал, и получалось, что и овцы целы и волки сыты. Цинизма в ней было хоть отбавляй, видно поэтому, после третьей рюмки Лизка ей и заявила: а займись Михайловым, все равно тебе делать нечего. На что она резонно возразила, что для того, чтобы заняться человеком, нужно с ним где-то видеться, не искать же его по всему городу, не бегать же… Она видела Михайлова пару раз, была даже с ним шапочно знакома: привет, привет, не больше. Поэтому Лизкино предложение вызвало у нее улыбку, она даже не спросила Лизку, зачем ей это нужно. Михайлов, в кругу друзей Михалыч, был вольным музыкантом, нигде не работал и, как она была наслышана от той же Лизки, собирал новую группу взамен только что рассыпавшейся, уведя с собой своего лучшего друга-гитариста.

Алиса потушила окурок и, сладко потянувшись, поднялась с кровати. Лизка с утра ускакала в институт, сегодня ночевать не придет, следовательно, нужно будет напрячься и найти кого-нибудь себе в компанию. Алиса далека была в тот момент от всяких криминальных мыслей, просто квартира была новой, и она банально боялась оставаться в ней ночью одна. Она вообще не любила квартиры новых планировок, они казались ей совсем мертвыми в отличие от старых, где, по ее мнению, всегда присутствовала душа.

В пять часов вечера сгустились сумерки. И даже снег, лежавший сплошным ковром, не мог удерживать больше свет. Алиса вышла из подъезда, решая на ходу, куда можно поехать и кого к себе пригласить. В метро спускаться не хотелось. Подошел автобус, на котором она никогда в жизни не ездила, но надо же когда-нибудь начинать, – усмехнулась она про себя и зашла в салон. У окна было тепло, в городе уже горели фонари, почти не разгоняя серые тяжелые сумерки конца зимы. Алиса вышла на остановке в центре, огляделась и улыбнулась: прямо перед ней в черной куртке и коричневой меховой шапке стоял Михалыч. «Судьба, – подумала она. – Если он сейчас сядет в первый же подошедший автобус, тогда точно судьба». Она стояла и ждала. Он был не один, видимо, с другом-гитаристом, о котором она уже слышала от Лизки. Они не видели ее: час пик, забитая людьми остановка. Подошел автобус, она не торопилась, увидев, что они двинулись к дверям, еще раз улыбнулась: судьба, и вошла в ту же дверь. Подошла и поздоровалась первой. Михалыч улыбнулся светло, как будто встретил давнего друга.

— Ну, как дела? – спросила она.

— Помаленьку, – откликнулся он. – Вот с базы поперли, собираем аппаратуру, будем новую искать.

— Обидно, – посочувствовала она.

— Ничего, – отмахнулся он. – Не в первый раз.

Его друг молчал, возвышаясь над ней плечистой громадой, и Алисе показалось, что он не одобряет ни единого сказанного ими слова. Она поежилась, потом одернула себя, в конце концов, не с ним же она разговаривает, и сказала Михалычу:

— Надо бы как-нибудь собраться, пивка попить…

— Надо, – отозвался он. – Может, соберемся как-нибудь…

«Ну, это не ответ, – подумала Алиса. – Как-нибудь означает никогда».

— Давай сегодня, – взяла она быка за рога. – Ты не занят? А то у меня муж уехал, скучно…

— Давай, – легко согласился он и снова улыбнулся.

Алиса, которая все это время решала, что же нашла в нем Лизка, наконец, поняла: улыбка… Он улыбался удивительно светло и обаятельно.

— Я буду дома после девяти, – сказала она. – Запиши телефон и адрес, позвонишь в девять, потом подъедешь.

Он записал все это на какой-то обрывок и кивнул:

— Договорились.

— Только обязательно позвони, – улыбнувшись, погрозила она.

— Конечно, – снова кивнул он и поднялся. – Мы выходим, до вечера.

— Пока, – махнула она рукой, глядя им вслед и все так же ощущая недовольство, сквозящее даже от спины его друга. «Вот вампир, – подумала она. – Что я ему плохого сделала?» Подумала и забыла. Автобус тронулся.

Михалыч бегал по ДК, в подвале которого они репетировали, в поисках канистры. Его лучший друг Ким, присутствовавший в автобусе во время только что произошедшей встречи, ходил за ним тенью и упрямо повторял:

— На черта тебе это надо? У нее же муж, сам слышал. Вляпаешься опять куда-нибудь, вытаскивай тебя потом. И вообще, пить надо бросать, сколько можно уже, с самого Нового года, не прекращая… Не езди, поехали лучше вместе домой, сейчас заберем инструменты и домой. Поиграем, порепетируем. На черта ты потащишься на другой конец города, холодно же…

— Имею полный моральный облик, – отшучивался Михалыч, привыкший к такого рода наставлениям.

Они с Кимом знали друг друга давно, очень давно стали вместе играть и являли собой две половинки одного яблока, когда все, чего не хватает у одного, в избытке имеется у второго, и наоборот. Михалыч был человек ветреный, в чем-то легкомысленный, писал хорошие песни, больше чем нужно пил, чем, впрочем, отличается большинство музыкантов, брал взаймы деньги и отдавал их крайне редко, но никогда ничего не жалел и мог снять с себя последнюю рубаху, что часто и делал. Ким же всегда был человеком обстоятельным, который десять раз подумает, потом сделает, у него все всегда лежало на своих местах, он постоянно вытаскивал Михалыча, спасая его от совсем уж крутых запоев, был замечательным гитаристом и в музыке понимал друга с полуслова. Сейчас он был далеко не в восторге от того, куда Михалыч собирается, потому, стоило им войти в очередную комнату, он с порога заявил Толику, не дав Михалычу и рта раскрыть:

— Канистру ему не давай!

— Да ты что?! – опешил Михалыч. – Я что, маленький ребенок? – и повернулся к Толику. – Не слушай его. У него сегодня не все дома. Дай канистру.

— Возьми, – пожал плечами Толик, не выпуская из рук гитару. – Вон она, под столом.

— Спасибо, – обрадовался Михалыч и вытащил из-под стола канистру. Хлопнул Кима по плечу. – Не гасись, все будет хорошо! А домой вместе завтра поедем. Завтра и поиграем. Я в стекляшку за пивом. Пойдешь?

— Нужен ты мне, – буркнул Ким, не понимая, почему он так отчаянно не хочет, чтобы Михалыч ехал к этой девчонке. Он и видел-то ее в первый раз. – Тебе надо, ты и иди.

— Лицо попроще сделай, – улыбнулся Михалыч и скрылся за дверью.

Алиса прогулялась по парку, посидела в небольшой кафешке, вышла на улицу и поняла, что не рассчитала время и к девяти домой никак не успевает. «Обидно», – подумала она про себя, мысленно подгоняя автобус, который явно не торопился, чтобы быстрее добраться до метро.

Она почти вбежала в подъезд, поднялась по лестнице на четвертый этаж и увидела, что возле дверей никого нет. Бросила взгляд на часы: десять минут десятого, вздохнула и открыла дверь. Зашла, разделась, включила в комнате свет и с тоской огляделась по сторонам. «Ну, и черт с ним», – решила про себя, включила печатную машинку и села перепечатывать свои последние тексты.. Через десять минут зазвонил телефон.

— Привет, – сказала трубка голосом Михалыча.

Алиса улыбнулась:

-Ты извини, я опоздала.

— Ничего, – утешил он. – Я у друга, всего лишь в двух остановках от тебя, с целой канистрой пива.

— Ну, так подъезжай, – еще раз улыбнулась Алиса и объяснила, как лучше дойти.

— Сейчас буду, – сказал Михалыч, и в трубке побежали короткие гудки.

Алиса огляделась по сторонам: вроде все чисто, прилично, и с нетерпением стала ждать.

Он появился минут через пятнадцать, разделся, огляделся:

— Хорошая квартирка.

— Ага, – кивнула Алиса. – Пойдем на кухню. Я больше кухни люблю. Там уютнее.

— Я тоже, – отозвался Михалыч и пошел за ней.

Он уселся на табуретку, достал из сумки канистру. Алиса поставила стаканы, чувствуя себя неловко, как это бывает, когда остаешься вдвоем с малознакомым человеком и мучительно ищешь тему для разговора.

— Может, в банку перелить? – спросил Михалыч.– А то из канистры в стаканы – весь стол зальем.

— Давай, – согласилась она и вытащила из шкафа хрустальный кувшин. Они перелили часть пива и разлили по стаканам.

— Ну, за знакомство, – улыбнулся Михалыч и выпил.

Пива было много, пиво не кончалось, от первой неловкости не осталось и следа. Каждый из них рассказывал что-то о себе, вспоминая самые интересные моменты своей жизни. Михалыч сел на пол, возле ее ног, взял в руки гитару, сообщив: «Мне так удобно, я так люблю».

Он играл свои песни, Алиса внимательно слушала. Ей было интересно и ново. Человек был явно талантлив, кроме того, она сразу заметила, что очень ему нравится, и было вдвойне приятней. Потом она читала свои стихи, на этот раз слушал Михалыч и очень хвалил. За окном уже давно царила ночь, но было так здорово сидеть вдвоем, пить пиво, курить и болтать. Алисе давно не было так хорошо, она про себя благодарила Лизку за подкинутую идею, одновременно с этим решая проблему, как бы потактичнее сказать ему, что спать он будет не с ней, а в соседней комнате. Так ничего и не придумав, она, в конце концов, махнула рукой, как получится, так и будет, и попросила Михалыча спеть еще, что он с удовольствием и выполнил.

Позднее утро застало их все еще сидящими на кухне. Они так и не успели наговориться…»