ОСТРАЯ БОЛЬ

Холодный ветер шнырял по подворотням в поисках неплотно закрытых дверей и зазевавшихся одиночеств. Было то странное время, когда еще не кончился вечер, а ночь уже торопливо бежала по продрогшим пустым улицам не то поздней осени, не то ранней зимы. В небе, затянутом мрачными черными тучами, без луны и звезд, хозяйничал колючий, тревожащий душу холод. По наледи шелестели газеты. Безумствовал серый снег.

Старый деревянный дом, почти по самую макушку вросший в землю. Скрипел плохо подогнанными ставнями так громко, словно вот-вот собирался рассыпаться на части. В углу его единственной комнаты одиноко возвышался старинный комод. Некогда черное дерево было покрыто толстым слоем пыли, открытые дверцы обнажали пустоту с паутиной и парой пожелтевших от времени фотографий. Занимая все пространство полупрогнившего пола, валялись деревянные ящики. На одном из них сидел человек без имени, обхватив голову руками. Зубная боль третьи сутки не давала покоя. Изредка он нагибался и уныло подбрасывал доски в небольшой костер около своих ног. Человек без имени ненавидел врачей, и от одной мысли о злобном торжестве ничтожества, важно изучающего его боль металлической дрянью, еще глубже погружался в уныние и тоску. Чуть потрескивая, горел костер.

Резкий стук в дверь выдернул его из оцепенения, ставшего уже привычным. Человек без имени приподнял голову в низко надвинутой на лоб шляпе и прислушался. Стук повторился, еще более уверенный и торопливый.

- Войдите, не заперто.

На пороге комнаты возник человек с ног до головы закутанный в черный плащ. Маленькие глазки как-то неестественно ярко блестели на его сморщенном покрасневшем личике. Длинный нос делил на две неравные половинки глубокий синий шрам. Тонкие губы кривились в какой-то зловещей усмешке. Весь вид его не мог не вызвать гадливости, но человек без имени был слишком занят своей болью.

- Разрешите погреться? - мягким мурлыкающим голосом спросил вошедший. Человек без имени молча кивнул головой, приглашая гостя делать все, что заблагорассудится. Тот медленно подошел к огню и кошачьим движением протянул покрасневшие руки. Он какое-то время не отрывал глаз от огня, потом негромко произнес:

- Что, зуб болит?

Человек без имени удивленно поднял глаза.

- Могу вам помочь. Я знаю больницу, где обслуживают круглосуточно. Мой знакомый врач...

Человек без имени при одном упоминании о враче перекосился и дернулся куда-то в сторону.

- Вы меня не поняли, - заторопился вошедший. - Добрейшей души человек! Скольким помог! Я вам записочку напишу, хотите? Ну, разве это дело, так мучиться? Третьи сутки без сна, этак вы, батенька, и умереть можете, от боли-то. Запросто. У меня вот знакомый был, гвозди в стену забивал, да и проткнул палец-то. Четыре дня с забинтованным ходил, а на пятый умер. Так то палец! А вы со своими зубами рискуете... Я просто удивляюсь, как вы живы-то до сих пор! - вошедший искренне всплеснул руками и тут же сунул их в карманы плаща, усердно пытаясь что-то найти.

Человек без имени подбросил в костер пару досок и тоскливо передернул плечами. Лепет вошедшего как-то сразу убедил его, что идти все-таки придется. Желая хоть немного оттянуть эту зловещую процедуру, он сумрачно подумал: "Завтра с утра..."

- Вот и правильно, - оживился вошедший. - Только зачем завтра-то? Зачем откладывать? Да и кто вам сказал, батенька, что завтра вообще наступит? Знаете ли, нет никакой уверенности в том, что это случится. С вами такого разве не бывало? О, у меня не раз. Сидишь, сидишь, ждешь, как дурак. Вот завтра, завтра вот... А его все нету и нету, а сегодня уже так опротивело, что просто, поверите ли, иногда даже жить не хочется. Ну, согласитесь, ежели все время сегодня, то тогда спрашивается, зачем? Да вот и адресок нашелся, - вошедший, наконец, перестал рыться в карманах и извлек на свет изжеванный клочок бумаги. - Это тут недалеко. Скажете, что от Ивана Ивановича, и все сделают в лучшем виде. Да, впрочем, я вам сейчас записочку-таки напишу.

Иван Иванович достал из кармана еще один лист, когда-то бывший белым, имеющий ныне какой-то неопределенный грязный цвет, и чернильную ручку, заполненную почему-то красными чернилами. Пристроившись на одном из ящиков, он довольно резво нацарапал что-то на листке, и, свернув его вдвое, торжественно вывел адрес. Человек без имени молча смотрел на него поверх костра, почти ничего не понимая и не ощущая ничего, кроме собственной боли, почему-то усилившейся с приходом странного субъекта.

- Готово! - радостно объявил тот, махая листком для быстрейшего высыхания. - Ну, что вы сидите? Этак, вы скоро на стенки кидаться будете. А домишко-то старенький, хлипкий, вдруг не выдержит, развалится, чего доброго! Без крыши останетесь, а это в вашем состоянии хуже некуда: с зубной болью на мороз... Ужас какой-то! Вставайте, вставайте, я вас провожу, ежели хотите.

Человек без имени послушно поднялся с ящика, машинально взял протянутый ему листок и, наклонившись, подбросил в костер несколько досок.

- Идемте, идемте, - торопил странный субъект, и лицо его, сморщившееся в гримасе оживления и искреннего желания помочь, стало похоже на печеное яблоко, почему-то красного цвета. Человек без имени привычным движением откинул с плеч длинные волосы и неуверенно шагнул к двери. Странный субъект, которого просто язык не поворачивался назвать Иваном Ивановичем, шел следом, подталкивая в спину, и что-то ласково приговаривая. Дверь заскрипела, впустив в комнату струю холодного воздуха. Дрогнуло пламя костра, зашевелились пожелтевшие фотографии, на мгновение ожив. Дверь резко захлопнулась за спинами уходящих, и в комнате вновь воцарилась тоскливая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня.

Человек без имени остановился перед мрачного вида зданием, огромным и монументальным. Его спутник как-то неожиданно исчез, словно растворившись в безумстве серой ночи. Человек без имени толкнул тяжелую стеклянную дверь и неуверенно вошел. В пустом холодном фойе горела пара дневных ламп, отчего на стенах дрожали неясные смутные тени. За перегородкой с надписью "РЕГИСТРАТУРА" сидела с книгой девушка, в накинутом поверх белого халата пальто. Человек без имени шагнул к окошечку и наклонился:

- Я бы хотел... - неуверенно произнес он. И ошеломленно замолчал. Девушка отложила книгу и подняла на него глаза.

- Зубы? - понимающе спросила она.

Человек без имени, молча, потеряв от боли способность удивляться, смотрел на ту, что умерла несколько лет назад.

- Острая боль? - снова участливо спросила девушка, сочувствующе глядя на синие круги под его глазами.

Человек без имени все так же молча кивнул.

- Я сейчас выпишу вам карточку, и с ней по коридору направо, третий этаж, 13 кабинет. Там дежурный врач.

Она достала чистый бланк и быстро принялась заполнять его, ничего не спрашивая и не поднимая глаз.

- Возьмите, - протянула она в окошечко заполненный лист, и, встретив кричащий и вопрошающий взгляд человека без имени, торопливо прижала палец к губам. - Не сейчас. Не здесь...

Недоговорив, девушка взяла в руки отложенную книгу и углубилась в чтение.

Человек без имени послушно зашагал по коридору направо, снова не ощущая ничего, кроме собственной боли.

На темной холодной лестнице он запутался в липкой, мягкой паутине, машинально-гадливо смахнул ее с лица, отогнал рукой пару испуганных летучих мышей, и чуть не упал, наступив на хвост большой серой крысы, убежавшей со страшным писком куда-то в угол.

Дверь кабинета № 13 была оббита жестью, и из-за нее не доносилось ни звука. Человек без имени осторожно постучал. За дверью что-то шумно упало, послышались торопливые шаги и звяканье брошенного в таз железа, потом хриплый, но какой-то знакомый голос произнес:

- Войдите.

Человек без имени открыл тяжелую дверь и вошел. Резкий свет ослепил его, он несколько мгновений стоял, зажмурившись, потом осторожно открыл глаза. Прямо перед ним стояло обычное зубное кресло со всеми нужными приспособлениями. В углу, за столом, сидел странного вида человек в белом халате и чернух очках, чем-то ужасно напоминающий Ивана Ивановича, и потому совсем не похожий на зубного врача. Он поднялся из-за стола, оказавшись неожиданно довольно высокого роста, и заговорчески улыбнулся, обнажив гнилые желтые зубы:

- Острая боль?

Человек без имени кивнул и протянул записку и карточку, уловив краем глаза свою бывшую фамилию на ней и три странные цифры в углу, обозначающие, видимо, номер: 666. Человек без имени вздрогнул и сделал было шаг назад, но врач торопливо выдернул из его рук и то и другое, и как-то странно подергивая щекой, словно сдерживая рвущийся смех, быстро просмотрел записку.

- Угу, угу, ну, тут все ясно. Иван Иванович, как же, помню, милейший человек. Что ж вы, батенька, на себя рукой махнули? Зубы - это серьезное дело, это вам не гвозди в стены забивать. У меня был один знакомый, гвоздь в стену забивал, да и проткнул палец-то. Четыре дня с забинтованным ходил, а на пятый возьми, да помри. Да что же вы стоите-то? Садитесь, садитесь.

Человек без имени уперся спиной в дверь и изо всех сил нажал на нее. Дверь не поддалась. Врач в то же мгновенье очутился рядом с ним и успокаивающе забубнил, ведя его к креслу за рукав:

- Сделаем все в лучшем виде. Вот увидите. Встанете с кресла совсем другим человеком. А то, что же это? Так и умереть недолго. Зубы - вещь серьезная. Опять же, сколько можно мучиться? Всему же есть предел, и терпению тоже. И боли. А они у вас, батенька, как раз уже на пределе. Так что вы вовремя, куда же еще тянуть и зачем?

Человек без имени, подчиняясь движению чужих рук, неохотно опустился в кресло. Щека врача дернулась в последний раз, и врач дико захохотал, вновь обнажив желтые гнилые зубы. Кресло неожиданно стало расти, из подлокотников и спинки полезли прутья тонкой, не рвущейся проволоки, опутывая все тело сидящего. Голову зажали тиски стальных рук. Человек без имени с ужасом увидел, как вырастает стремительно фигура врача, белый халат превращается в широкий черный плащ, исчезают морщины с лица и вытягиваются пальцы рук. Пробитый потолок падает куда-то вниз кусками штукатурки и извести, рушатся стены и гаснут лампы.

- Вот ты и пришел! - раздался над его ухом торжествующий голос, и тот, кто был врачом, приблизив свой обтянутый синей кожей череп прямо к лицу человека без имени, быстрым движением синих пальцев с длинными когтями, снял черные очки.

Горели разбросанные по комнате ящики, пылал старый комод. Вот огонь коснулся пожелтевших фотографий, и через пару мгновений бумажный пепел медленно опустился на горящие ярким пламенем доски.

Было то странное время, когда еще не кончился вечер, но ночь уже торопливо бежала по продрогшим пустым улицам не то поздней осени, не то ранней зимы...