"Найти шпиона" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил)

Глава 2 Подземный кошмар

Леший открыл глаза, и первое, что понял, было: жив. Перед глазами мигали зеленые цифры, что-то отсчитывали. Зачем цифры? При чем тут цифры? Он приподнял голову. Висок отозвался на движение резкой болью, но Леший умел не обращать внимания на такие мелочи. Главное - жив. Итак, он приподнял голову и увидел, что зеленые цифры - это панель магнитолы. Ритмичный шум, который он слышал словно из-за ватной стены, оказался песней… или как это у них сейчас называется… Трек. Музыка. Точнее, «кислота». Ля-ля-фа. Ля-ля-фа. Но у чехов в аулах не звучит «кислота». Значит - не аул. Это было второе, что понял Леший. И это было куда важнее того, что он жив. Ну а потом сознание облегченно вернулось на свое место, предметы и события постепенно встали на свои места. Монеты, «николашки»… Монеты вернуть… Разговор окончен…

Шею и запястья от скотча освободили, он выпрямился, правая рука привычно легла на ручку переключения передач. Чужой запах еще витал в салоне, но гости ушли. Осмотрелся. Плоского ноутбука последней модели, с гигантской памятью, встроенным модемом, пишущим DVD и с самой полной в мире схемой подземной Москвы, на месте, конечно, не оказалось. Правда, схема скрыта специальной программой и защищена паролями на двух уровнях, если наверняка не знать, что она там,- хрен найдешь! Ладно, хлопцы, копия имеется, а прибор внесем в счет… Зато карманы целы и мобильник никуда не пропал.

Леший осторожно коснулся пальцами головы. Кровь. Естественно: кулаком его так не выключили бы. Твердый тяжелый предмет без шипов - рукоятка ножа или «пушки». Скорее «пушка». Несколько сантиметров в сторону - и треснула бы височная кость. Но тогда он бы никак не смог вернуть монеты. Значит, эти люди точно знают - как отключать, а как убивать. И они свободно ходят под землей, они отслеживают диггерские метки, хотя сами не оставляют следов, кроме отпечатков ребристых подошв тяжелых ботинок. Сколько раз они с Хорем гадали - чьи это ботинки… И вот, пожалуйста,- довелось познакомиться с их обладателями…

Сколько времени прошло? Часы на панели магнитолы показывали 22:46. Полчаса. Или около того. Почему работает радио? Леший никогда не слушал радио, терпеть не мог говорливых арджеев и жесткую ротацию. Гости веселились, что ли? Нет, такие ребята не склонны к веселью. Да и, когда были гости, было тихо. А-а, понятно. Он сам и включил, когда уронил морду на панель… Это дело легко поправить. Леший нажал кнопку on/off. Радио смолкло.

Главное - очнуться живому, и очнуться не в ауле. Все остальное ерунда.

Леший вытер лицо бумажной салфеткой для очистки стекол, вышел из машины, постоял, привалившись к дверце, пока не прошло головокружение. В десятке метров, как ни в чем не бывало, горели огни «Козерога», оттуда выметались последние посетители, они говорили громко, они восторженно вопили, их подкованные звонкой сталью туфли выбивали одуряющую чечетку. По улице проносились машины, под капотами оглушительно стучали цилиндры, отработанные газы разрывали глушители. Леший прикрыл глаза, приложил ладони к ушам.

– Не в ту пасть пошло? - радостно проорал кто-то рядом.

– Нормально,- сказал Леший, не поднимая век. Не сразу Москва строилась… Живы будем, не помрем.

Надежда - наш компас земной, готовь сани летом, сколько волка ни корми… Что еще?

Тш-ш. Так. Тошноты нет. Апельсины перед глазами не летают, и мертвый взводный не пляшет гопак при свете луны. Пощупав ушибленный висок, Леший пришел к выводу, что кость не плавает, череп в порядке.

Потом вспомнил про сигареты, и это помогло лучше всего. Будто кто-то вернул ручку громкости в нормальное состояние. Придерживая окурок у жадных губ пальцами левой руки, Леший вытянул правую перед собой, растопырил пальцы, свел вместе, опять растопырил. Рука не дрожала. Он открыл заднюю дверцу, заглянул в салон. Визитки свои они, конечно, не оставили. Но на резиновом коврике остались кучки глины и несколько кубиков спрессованной грязи, какие оставляют за собой ботинки на толстой рифленой подошве. Леший энергично вытряс коврики и только тогда почувствовал себя в полном порядке. Он потушил окурок, сел в машину и набрал на мобильном номер Хоря.

Хорь не отвечал.


* * *

Можно было даже не заходить в подъезд, потому что окна не горели. Три окна на западной стороне, которые частенько не гаснут до утра, и громкая музыка, конечно, и пьяный смех, и звонкие девичьи голоса… а карнизы усыпаны белыми точками жевательной резинки. Вот уж точно - Хорь метит территорию с кошачьей методичностью. Но сейчас весь дом как по заказу иллюминирован оттенками желтого, и оранжевого, и синего, и зеленого, и даже свекольно-бурого, дом сиял, как «Титаник», все окна горели - все, кроме Хоревых. Казалось, жильцы устроили грандиозную гулянку по поводу пропажи Хоря.

Хотя нет, о пропаже Леший тогда не думал.

Он все-таки зашел в подъезд, поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь и отошел в сторону. Этажом выше послышался невнятный звук. На улице пиликнула автомобильная сигнализация. Из Хоревой квартиры не донеслось ни звука. Леший слушал, но ничего не услышал. Он прошел вперед и глянул вверх, в просвет между лестничными маршами. Там стоял пожилой мужчина в растянутой майке и трениках, он курил, смотрел в окно и бормотал себе что-то под нос.

Говорить о пропаже было еще рано. Ритка собиралась в Днепропетровск… Хорь наливается где-то семидесятиградусной чачей и рассказывает девкам страшные диггерские байки.

Леший смотался в «Ледник» и в «Канаву», навестил полусонного Вано в его пропахшем чесноком и кинзой жилище. Далее были «Люксор», «Дядя Витя», «Клима», «Три сосны», старая Хорева подружка по имени Алина… Далее - Кабан, Таня Холод, Грецки, проститутка Румба… Все. В половине третьего ночи Леший иссяк. Можно было еще проведать Риткиных родителей, которые жили где-то в Мытищах, а также ее бывшего хахаля, который работает вышибалой в «Стольном». Но это было лишнее. Значит, Хорь либо под землей, либо… Либо, либо. Ну а если он все-таки наплевал на все и закинулся в тот подвал - один, втихую, явно творя западло, то - зачем? Из-за двух-трех монет, которые они могли не заметить там в суматохе? Хотя никакой суматохи не было, осмотрели каждый сантиметр… Нет, не стыкуется.

К себе домой Леший предпочел вернуться под землей. Нырнул в люк теплотрассы, прошел метров сто по сухому коридору, перелез через холодные по случаю летнего сезона трубы и через короткий ракоход, который сам же когда-то и прокопал, вылез в свой подвал. Отряхнулся, зашел в дальний темный закуток, потрогал замок на крепкой дощатой двери. За такими рачительные хозяева держат обычно соленья и всякий хлам, который при случае может пригодиться. У него здесь скрывался секретный ход прямо в квартиру - на всякий случай. Так крот устраивает из своего логова несколько хитрых выходов. Сейчас Леший решил дверью не пользоваться. Осмотрелся, поднялся по двум лестничным пролетам, вышел в подъезд, выглянул на улицу. Ничего подозрительного. Гости здесь не появлялись. Он зашел в квартиру, разделся, принял душ, почистил зубы, упал на кровать и сразу заснул - крепко, без снов, как засыпает выключенная лампочка.

А включился в семь утра, пожарил яичницу, заварил назойливо рекламируемый, но дрянной кофе. Голова не болела, жизнь продолжалась, но ее требовалось корректировать. Настолько серьезно, что он позвонил Томилину:

– Здоров, дружище. Да, я. Как твои?…

Этот разговор происходил уже около восьми. Леший, относительно свежий, при полном параде - брезентовые брюки «тысяча карманов», натовский жилет, ботинки-«говнодавы», рядом сумка с инструментом - сидел на полу в коридоре и пил горячую бурду, держа поллитровую чашку в левой руке, а тяжелую эбонитовую трубку - в правой. Не очень много людей могли в такую рань запросто звонить «Тому». Но Леший разговаривал не с «Томом», а с одним из своих старых товарищей, из тех товарищей, к которым применительно еще одно прилагательное: «боевой». Леший это прилагательное не любил.

– …Слушай, такое дело. Хорек пропал. Отморозки какие-то нам на хвост наступили. Пронюхали про наш последний груз. Не знаю кто. Через Кривицкого вышли. Да, того самого… Вчера вечером подловили меня в машине, настучали в голову. Требуют дань. А Хорька я больше не видел.

Он сделал паузу, чтобы выслушать несколько уточняющих вопросов и сделать глоток из чашки. Почему такую дрянь рекламируют? Да потому и рекламируют, что дрянь…

– Никого не видел. Нет. На заднем сиденье. Никто не назвался.

Еще пауза, еще глоток.

– Да. Сегодня в десять вечера набили «стрелку» у «Козерога».

В трубке долго говорили, или, может, долго молчали и собирались с мыслями, а может, Томилин просто отошел по делу. Леший успел допить свою бурду и поставить чашку на пол рядом с собой. А потом сказал:

– Хорошо. Буду ждать. И положил трубку.

В Мытищах он провел больше часа - долго искал квартиру Риткиной родни. Но все-таки нашел. Оказалось, Ритка звонила из дома вчера вечером, в районе десяти-одиннадцати. Спрашивала, не заезжал ли к ним Дима, Хорь то есть. Вот те раз! Он чей хахаль, спрашивается, Риткин или мамкин? Кто за ним смотреть должен? То-то и оно. Можа, поругались, можа, шляется бухой вдупельман по своим подвалам, крыс щупает… Говорили ж тыщу раз: контуженый он, и дружки его контуженые, и будет день, когда притащит он в дом такую беду, что вовек не расхлебаешься!

С этого момента для Лешего стало что-то проясняться. Он вернулся к Хорю на Молчановку, позвонил в дверь последний китайский раз. Подождал. Потом достал из сумки отмычку-самоделку с помощью которой обычно проникал в запертые бойлерные, и открыл замок. Поперек коридора валялась старинная, очень тяжелая, разломанная вешалка-тренога (Хорь чуть задницу не порвал, когда тянул ее по ракоходу из подвала Гиревичей в прошлом году) и куча истоптанной грязными ногами одежды. Из бачка в туалете громко лилась вода.

В комнате царил полный разор. Ритка полусидела-полулежала возле перевернутой кушетки, опираясь спиной о стену. На ней был драный домашний халат, едва прикрывавший голое тело, и много-много скотча. Белые ноги от щиколоток до коленей и руки от кистей до локтей туго замотаны коричневой липкой лентой, рот забит туалетной бумагой и тоже замотан скотчем. Под Риткой растеклась большая лужа, воняло мочой. Увидев Лешего, Ритка пошевелилась и замычала. Из красных глаз текли слезы. Подойдя поближе, Леший увидел свежую ссадину на лбу и багровую припухлость под глазом.

Он разрезал скотч ножом и кусок за куском отодрал его от тела. Ритка еле слышно скулила. Когда он освободил рот, она запахнула халат и тут же стала плакать и икать:

– Вот сволочи… Не смотри сюда, отвернись… Ну, га-а-ды. Скоты! Я терпела, терпела… Паскуды…

– Кто это был?

– Хрен их знает… Незнакомые… Димку… с-с-с… серебро… искали…

– Нашли?

Ритка отрицательно помотала головой.

– Били? - спросил Леший. Она оскалилась.

– А что, думаешь, целовали?

– Еще что-нибудь… творили? - Леший кивнул туда, откуда у Ритки вытекла лужа.

Она покачала головой, всхлипнула, но ответила резко, будто в руках злодеев полностью сохраняла контроль над ситуацией и сама распоряжалась своим телом:

– Хрен им…

А потом жалобно добавила:

– Иди в кухню, я сейчас порядок наведу…

Через полчаса, когда она выкупалась, переоделась в синее трико и вымыла пол, разговор продолжился. И вскоре Леший представлял всю картину происшедшего.

В общем, вчера в начале одиннадцатого в дверь позвонили, назвались Хоревыми друзьями: Руслан, еще какое-то старославянское имя… Святослав типа, третьего не помнит. Она открыла, естественно, поскольку Хорева квартира - это проходной двор и «площадь трех вокзалов», здесь все время толкутся какие-то его дружки, со многими из которых Ритка даже не знакома. Зашли. Крепкие такие, с короткими стрижками. Вежливо поздоровались, спросили Хоря. Потом спросили, где он и когда появится. Она сказала, что диггеры обычно жрут пиво в «Козероге», а если его там нет, то она не знает.

Они переглянулись, потом один, невысокий такой, кривоногий, покачал головой и сказал, что Хоря в «Козероге» нет и что телефон его не отвечает. И потом улыбнулся и добавил: «А может, он дома прячется?» Ритка подумала, это шутка, но друзья принялись натурально обыскивать дом, а, когда она возникла по этому поводу, ей молча врезали под дых. Потом велели, чтобы она обзвонила всех знакомых. Опять врезали. Она тогда позвонила своей мамаше, чтоб отстали. Они не отстали. Но она никому больше не звонила, честное слово. Как уходили, не видела - отключилась. Очнулась вся в этой липкой дряни. Такие дела, в общем… Хорь, гад, он с ней по гроб жизни не рассчитается. Если вернется, конечно.

Леший велел Ритке ложиться спать и никому не открывать дверь, а сам поехал к Томилину.

Когда он пересек Кутузовский и до Томилина оставалось каких-то два квартала, шестеренки и валы этой странной истории сделали долгожданный поворот. Позвонил Хорь. Еле живой, от него даже по телефону несло вчерашней водкой. Он находился в общежитии юрфака, у тех самых Драгона и Брюса, которых подобрал в коллекторе под Волхонкой и из-за которых давеча был сильный шум.

Хорь только что проснулся, на его телефоне повисло штук восемнадцать непринятых вызовов. «Что вы там, без папы и полдня потерпеть не можете?» - недовольно проворчал он. Леший развернул машину и поехал в сторону общежития, по дороге он ввел Хоря в курс дела. Через полчаса Хорь, несвежий и мрачный, сидел на пассажирском сиденье Лешевой «Асконы». Он выгодно сдал все серебро своему скупщику в Зеленограде, и за скупщика ручался как за самого себя. Сразу после сделки позвонили старые дружки по техникуму, потом зачем-то поехали в баню, потом позвонил Драгон, потом бабы какие-то… юристки… И полный штопор. «А Ритка что, так и не уехала в свой Днепропетровск?» - вспомнил Хорь. Вместо ответа Леший сообщил, что за Кривицкого тоже многие ручались, в том числе и он сам.

Новости о Кривицком они услышали очень скоро. Томилин ждал их в своем офисе, заставленном коробками с компьютерами. Когда Леший заходил к нему в прошлый раз, это были плазменные панели. А в позапрошлый - икра и коньяк. Том разбирал споры между крышуемыми хозяйственными субъектами, и это были образцы спорной продукции. От клиентов отбою не было: «черный арбитраж» работал куда быстрей и эффективней, чем погрязшие в бюрократической волоките и коррупции государственные суды.

Плотный, коренастый, с короткой стрижкой и мрачным лицом человека дела, Томилин вызывал вполне определенные ассоциации. Его бойцы вернулись полчаса назад. Они допросили Кривицкого прямо в его магазине и пришли к однозначному выводу, что с обидчиками Лешего он не знаком и корысти от вчерашнего происшествия не имеет. Неизвестно, как именно его допрашивали, какие пытки применяли, но «Том» сказал, что, раз пацаны говорят, значит, так оно и есть.

Томилин взял у Хоря его мобильный и проверил по своей базе данных входящие звонки за последние сутки. Три звонка были произведены с телефона Неверова Владислава Максимовича, прописанного на Лациса, 7. В базе на этого Неверова имелись крайне скупые и противоречивые сведения: в 1986 году закончил физкультурный институт заочно, работает в Управлении архитектуры Москвы, не женат, в 1993 занял первое место по рукопашному бою на чемпионате специальных подразделений России, имеет автомобиль «Ауди А 6» 1996 года выпуска. В списках Управления архитектуры никакого Неверова не оказалось.

– Все ясно,- сказал Томилин и многозначительно посмотрел на Лешего.

Тот кивнул. Хотя ему было ясно не все, а только то, что Неверов - личность темная и опасная. А раз катается на старой тачке престижной марки, но стоящей столько же, сколько новый «Форд»,- значит, любит пускать пыль в глаза, или, как сейчас говорят,- «колотить понты».

Гонцы помчались на улицу Лациса. Леший хотел поехать с ними, но Томилин сказал, что это лишнее. Он предложил Лешему с Хорем спуститься в бильярдную, и там они успели сгонять несколько партий, а потом Хорь еще вздремнул, и только вечером гонцы вернулись. Дома Неверова не оказалось, его «Ауди» с фальшивым «красным» спецпропуском на лобовом стекле стояла во дворе. Какими-то таинственными путями (наверное, пытали огнем соседей) гонцы нарыли сведения о том, что Неверов работал в «органах», по пьяни рассказывал, что входил в состав какой-то группы «Тоннельщики», потом ушел со службы. Где и с кем он сейчас - неизвестно. Посещает сауну на Маросейке, периодически столуется в тайском ресторане «Чанг Мэй», пользуется услугами проституток по вызову. Судя по тому, что один из гонцов во время доклада наворачивал каких-то сушеных морских гадов из бумажного пакета с надписью «Chiang Mai Restaurant», они обшарили все места возможной дислокации Неверова.

Ну а вскоре электронный будильник на столе Томилина пробил половину десятого, и тут все шестеренки и валы завращались еще быстрее. Только вращение это почему-то происходило против всех законов физики и здравого смысла.

Дело в том, что неприятность, случившаяся с Лешим прошлым вечером, волновала его лишь в одном контексте, а именно в контексте пропажи Хоря. Что же касается всего остального - серебряных «николашек», доступа в подземелье под Малой Пироговской и возможности грубой физической расправы,- то здесь Леший был абсолютно спокоен. У него был Томилин, боевой товарищ, отставной майор, бывший попутчик на самых страшных километрах жизненного пути, автор одной очень старой и очень простой клятвы, который… в общем, человек, который даже лишенному воображения Хорю казался вездесущей, всемогущей и всезнающей субстанцией. Да, и еще - беспощадной субстанцией.

Подземная жизнь Лешего, связанная с драгметаллами, антикварным барахлом и оружием, по умолчанию предполагала контакт с представителями уголовного мира, и контакты такие имели место, и поначалу Лешему в жесткой форме предлагались различные варианты «крышевания»… но, когда на горизонте появлялась сутуловатая фигура Тома, все уголовные «тузы» почему-то резко меняли тон, извинялись, благодарили и - исчезали. Вот так обстояли дела. Потому уже на том этапе, когда объявился нетрезвый, но живой Хорь, для Лешего вся эта история перестала существовать. Томилин все поставит на место, все уладит…

Но история имела неожиданное продолжение.

Ровно в десять Леший припарковался у «Козерога» и отправился в бар. В четверть одиннадцатого рядом с его машиной притормозил черный «БМВ-пятерка», из которого вышли два человека. Один из них отпер дверь «Асконы» и заглянул в салон. Словно по мановению волшебной палочки открылись двери в двух припаркованных по соседству с «Асконой» машинах, оттуда появился Томилин со своими бойцами. Третья машина - «жигуль» с заляпанными грязью номерами - вынырнул из своего ряда и перегородил дорогу «БМВ». Двух «бээмвешников» живо затолкали в «Аскону», третьего и, возможно, четвертого, оставшихся сидеть в машине, держали на мушке. Леший и Хорь наблюдали за происходящим из окна кухни. Рядом стоял Матвей Хабибулович, шеф-повар этого достойного заведения и их хороший приятель. Он тоже смотрел в окно и понимающе хмыкал.

В зале было шумно: там шла обычная жизнь, и сейчас веселились какие-то юнцы, разок прошедшие по Неглинке и теперь разыгрывающие из себя крутых «знающих». Они наливались пивом с дешевой водкой и изо всех сил орали:

В подземном мире мы живем,

Всю ночь гуляем, пиво пьем…

Они не подозревали, что совсем рядом разыгрывается крутое действо, которого и в голливудском кино не увидишь. Леший и Хорь смотрели в окно, и хотя не могли рассмотреть происходящего в салоне «Асконы», но догадывались, что лисе отливаются зайкины слезки, и это было понятно и приятно.

…И нет счастливей нас людей,

Вступайте в диггеры скорей!

– Видал диггеров? - усмехнулся Хорь и толкнул товарища в бок. Леший отвлекся, глянул на него. И тут же раздался громкий и плотный звук, от которого дрогнуло и на миг сбилось с ритма сердце, и тут же в лицо брызнуло стекло и дохнуло диким жаром и гарью, и словно по команде заорали все сирены на парковке. Когда Леший повернулся к разбитому окну, он увидел, как черно-рыжим факелом полыхает его «Аскона», а в нескольких метрах на асфальте вращается, как волчок, выломанная дверца, и из салона спиной вперед вываливается скрюченная человеческая фигура без головы…

Он помнил, как стряхивал с себя невесть почему повисших на нем Хоря с Матвеем Хабибуловичем, помнил, как «БМВ» смял в лепешку «жигуля», едва не встав на дыбы, потом резко сдал назад и протаранил одного из томилинских, отбросив тело на металлическую сетку забора… Еще помнил руку, черную, твердую и горячую, как кость из супа (а может, это и была уже только кость), и куски липкой ткани, которые остались у него на ладонях, когда он доставал из пылающей «Асконы» Томилина… вернее, он думал, что это Томилин, но майор лежал с другой стороны от машины, взрывом его просто распластало по задней дверце и вынесло вместе с ней, а Леший заметил его только потом…

Потом прозвучали несколько выстрелов. Стреляли из отъезжающей с визгом и ревом «БМВ». Одна из пуль ударилась в стену в нескольких сантиметрах от головы Лешего, штукатурка брызнула в лицо, в глаза. Леший, словно обезумев, бросился за машиной, рыча, как раненый кабан в бессмысленной смертельной атаке… Хорь кинулся наперерез, толкнул его, Леший упал.

Матвей Хабибулович побежал к телефону.

В общем, такая вышла история с продолжением. «БМВ» уехал. Леший с Хорем успели покинуть место происшествия до приезда милиции. Сидели до полуночи в сквере у Госпитального моста, снова и снова обсуждая происшедшее.

– Не, это звери какие-то… Такие с потрохами сожрут и не поморщатся…

– Точно. Сами на воздух взлетели и Тома подняли. Мочат людей запросто…

– Да-а-а… Мне чуть башку не прострелили…

– Опасные волки… Очень опасные… Это не простые бандюганы…

– Слышь, а помнишь эти таинственные следы внизу? Ну, армейские ботинки с рифлеными подошвами? Ко мне в тачку в таких и садились…

– Ладно, я пойду к Ритке…

– К какой Ритке? Ты чего?

Они заспорили. Леший уговаривал его не ходить. Хорь выл, что Ритка там одна, он перед ней виноват, и все такое. Ладно, сказал Леший, тогда пошли вместе, нам нельзя сейчас порознь. Но Хорь его и слышать не хотел и сделал все равно по-своему.

У Лешего, когда он успокоился и оценил ситуацию, первой реакцией было уйти под землю и недельку-другую оттуда не высовываться. Ясно было, что на хвост им сели очень и очень опасные люди. Но он все же отправился к себе домой. Наверное, не полностью еще успокоился. Или недооценил.

А дома его уже ждала засада. Тихо так, незаметно. Вставь свой ключик, отопри замок, шагни в прихожую - и амба! А может, еще в подъезде дадут по башке и затащат внутрь бесчувственное тело…

Только Леший не просто так пошел, а под землей. Пробрался через теплотрассу в подвал, открыл дощатую дверь, похожую на хозяйственный сарайчик, поставил лестницу, и, уже упершись снизу головой в люк, замаскированный под ламинатную доску (когда-то специально искал по всей Москве немодный уже, широкий финский ламинат), услышал, как стучат по полу тяжелые шаги. В одну сторону, в другую. Остановились прямо над ним. Что-то звякнуло на полу Ключи. Или цепь с кастетом. Впрочем, нет, эти ребята кастетов не роняют…

И опять: так… так… Так. Тяжелые ботинки на рифленой подошве, оставляющие в его квартире спрессованные в узоры комочки глины.

И другие шаги, в кухне. А в туалете кто-то громко харкнул и спустил воду. Потом Леший услышал голоса.

– …на четвертый уровень я не ходил. И никто не ходил. Брешут, правда, многие… Но если Хранилище и существует, то как раз на четвертом…

– Сто пудов, что существует! В сорок первом туда планировали заложить весь золотой запас СССР, но успели перевезти около двух тонн…

Наверху засмеялись.

– Ну, нам и двух тонн хватит!

Леший застыл, весь обратился в слух. Слышимость было неважная. Под ламинатной доской он приделал тяжелый щит, крепящийся по бокам к лагам, чтобы при простукивании нельзя было определить брешь в полу. Да и говорившие то и дело перемещались по квартире - наверное, искали серебро. Говорили, правда, громко, внаглую, не стесняясь соседей. Хлопнула дверца холодильника, что-то со стуком упало на пол. Послышались ругательства.

– Как у негра в жопе!…

Леший понял, что «гости» не включили свет и перемещались в полной темноте. Что с их стороны было вполне разумно.

– …из-за бомбаря, суки… И выглядывают… Усохни, говорю… А они…

– …Нет, говорю, эта дура не для тебя отлита,- продолжал свой рассказ тот, кто мерял тяжелыми шагами коридор. Леший узнал голос, что разговаривал с ним в машине.- Есть другой пацик, вот он и слопает сегодня таких целую обойму… Ну, поржали, ессно, разошлись каждый при своих…

– Ржали, ржали… А чего ржали? Где он, пацик твой? - нервно крикнули с кухни.- Нету! А уже начало второго! Здесь даже брюхо набить нечем!

– Обосрался где-то по дороге,- задумчиво обронил Тяжелый.- Придет, никуда не денется.

– Там пусто,- послышался третий голос со стороны спальни.- Все перерыл. И «коногон» мой сел, мать его греб. Батарейки у кого?

– Я его порву, суку! - рявкнули на кухне.- Я об его шкуру ноги вытирать буду!

Кто-то рассмеялся. Из-за смеха Леший не расслышал начало следующей фразы. Говорил третий, который вышел из спальни:

– …на то оно и бельишко, что грязное. Не иначе, твой пацик и его гномы на Сивого напоролись. Вот от-кудова оно и взялось-то.

– Сивый с полтонной слинял,- возразили из кухни.- А этот пацик на полтонны никак не потянет. Вон, рухлядь одна, смотри. И на «Опеле» говняном рулит, в обносках ходит…

– В машине ничего не взяли?

– Ноутбук прихватили, на всякий случай. Но там ничего интересного.

– Ты его Четырехглазому покажи, пусть проверит скрытые файлы и те, что под паролями. Не такой этот пацик простой, как кажется! Его, вон, вся Москва знает…

– Ничего, скоро забудут! Мы для него укромное местечко подыскали на Мокрой полянке - там вовек не найдут…

– Мне только интересно, где он с Сивым снюхался? Или монеты другие, со стороны? Они ведь все одинаковые…

– Хрен тебе «одинаковые»! Дай мне две золотые пятерочки, и я тебе сразу скажу: из одной партии или нет!

– Ломоть прав,- подтвердил Тяжелый.- Сивого бельишко, и нечего тут спорить. На его «николашках» ни одна муха не греблась, такие только у него были… те, что из Волконского склада… А где снюхались - узнаем…

Все почему-то разом замолчали. Пауза длилась около минуты, потом Тяжелый как ни в чем не бывало продолжил:

– Единственное не пойму, это где сам Сивый зарылся.

– Где, где… В Крыму, где еще. В Калифорнии… С полтонной хоть на Луну съехать можно…

– Не звени рогами, Самокат,- хрипло рассмеялся Тяжелый.- Сивый там, где его бельишко. Он без него никуда…

– Нет там никакого Сивого,- огрызнулся тот, кого назвали Самокат.- Не веришь, сам сходи и глянь.

– Там воняк стоит,- проронил Ломоть.- Не вздохнуть.

– Ну и что? Сблевал, что ли? Когда за голый оклад под землей шарился - мало нанюхался? Или лейтенантские звездочки тебе заместо фильтра были?

– При чем здесь звездочки? Воняк, говорю. Как от трупа. А Сивого нет. Паники наши могли труп прибрать…

– Тихо!…- прикрикнул на них Тяжелый.

Опять замолкли. Что-то насторожило их. Леший прислушался, ничего не услышал. Может, сосед с женой ругается, посуду бьют?

Пауза затянулась. Леший осторожно присел на корточки, повертел головой. В общем, здесь было о чем подумать… Он знал, что на воровском жаргоне «бельем» обычно называют серебро… Да, и еще, что диггеров (а также бомжей, шахтеров и дворников) уголовники пренебрежительно кличут «гномами»… Ясное дело - люди, находящиеся сейчас в его квартире, не из ЖЭКа пришли. Но и на разговор «блатарей» это не совсем похоже, вон - Тяжелый чуть ли не сложносочиненными шпарит. Так мало того, они еще и диггерские словечки употребляют!… Вот в чем нестыковка.

Но это ладно. А с другой стороны, если даже они какие-нибудь «приблатненные» диггеры, а Леший слыхал и о таких, то ни один уважающий себя диггер не назовет собратьев «гномами», и даже не очень уважающий не назовет, поскольку это обидная, позорная кличка, погоняло… То же самое, что облегчиться в собственный ботинок.

И кто такой Сивый? Неужели это бомж, которого они с Хорем нашли в подвале? И что за полтонны у него было с собой? Полтонны серебра?… Пять тысяч… Пятьдесят тысяч - чего?

– Не он,- послышалось наверху.

– Да не придет он,- сказал Самокат- Дурной, что ли? Опять помолчали.

– Если не дурной, то понимать должен… - пророкотал Тяжелый.- Ему ж не все мозги в Гудермесе отбили, надеюсь… Мы ж из-под земли его достанем… как морковку выдернем…

«Отсосете, как морковку»,- мысленно ответил Леший.

Он сжал кулаки, в ушах гулко запульсировала кровь, скрипнули зубы. Будь у него с собой осколочная граната (и лучше всего старая проверенная «Ф-1»), он бы, не раздумывая, отвалил люк и вкатил ее в квартиру. Медленно так вкатил… Плевать он хотел на свой компьютер с восемнадцатидюймовым экраном, и на коллекцию европейского кино 60-х, и даже на историческую библиотеку, которую собирал чуть не десять лет… И даже на то, что ветхие перекрытия скорее всего не выдержат и рухнут, и откапывать его сплющенный в шницель труп будут больше недели.

Пусть даже не «Ф-1». Пусть обычный ПМ с полной обоймой. Даже не с полной, с половиной - по пуле на каждого достаточно. Пусть… Но у него с собой ничего не было, даже старой ржавой трехлинейки из подземных арсеналов времен Великой Отечественной. Оружие спрятано совсем в другом месте, далеко и надежно. Да это и к лучшему…

Леший осторожно спустился с лестницы, вытащил из укромной щели потертую, военных времен планшетку достал и развернул карту. Великие путешественники и первопроходцы называли исследованные места своими именами. Земля Сапникова, пролив Лаперуза, море Лаптевых, лошадь Пржевальского… Нет, лошадь, пожалуй, из другой оперы. Но карта Лешего - из той самой. Уникальная схема подземной Москвы, составленная им самим, причем на основе собственных изысканий, вполне могла быть названа «картой Лешего». Но он был не тщеславен и даже почти никому не показывал свой труд. Никому из посторонних. А посторонними он считал всех. Кроме, пожалуй, Хоря. Но и Хорю карту показал только пару раз, по крайней необходимости.

Диггеры знают три подземных уровня. Первый, куда лазит всякая шпана да косящие под «знающих» дилетанты,- обычные подвалы, коммуникации, канализация, ТЭЦ: глубина четыре-шесть метров, ерунда. Второй - это глубокие, часто засыпанные подвалы, ливневые сбросы, тоннели метро, каменоломни, склады, специальные объекты: десять-сорок метров, уже серьезно, это здесь топчут грунт армейские ботинки, здесь встречается «подземный кошмар», здесь ощущаешь недостаток воздуха и неосязаемую эманацию электрических, магнитных и прочих излучений… Ну а про третий уровень вообще мало что известно: пятьдесят, шестьдесят, восемьдесят метров, особо секретные объекты государственной важности, «Адская щель», пещеры и карстовые полости, мистика и ужас, мутации, видения всякие… В основном байки, легенды и просто вранье. Кто там бывал? Кто глубину измерял? Таких-то и приборов нету! Сам Леший опускался, по собственным расчетам, на стометровый горизонт, еле выбрался обратно. И по его прикидкам, кроме трех известных есть и четвертый уровень, про который даже опытные «знающие» не догадываются! Туда ведет только один ход…

Леший склонился над картой. Сам он любил изучать запутанную и таинственную схему подземного мира, тесно привязанного к ориентирам на поверхности. Здесь господствовали два основных цвета - желтый и черный. Желтым обозначались естественные пустоты, подвалы, лабазы, бомберы [7], весь абандона [8], недострой, воздушные каналы, силовые коллекторы, бункеры, штреки, забои…

Переплетение желтых линий на Солянке - когда-то здесь размещались соляные склады. Высоченные - метра по три, сухие штольни, в которые можно без особого труда проникнуть прямо с поверхности, из дворика вблизи бывшего здания ЦК ВЛКСМ. Обычная щель между домами, власти много раз собирались ее замуровать, но ограничились решеткой, которую вскоре взломали неизвестные. Одного из них Леший хорошо знал…

Черным цветом на карте отмечены спецобъекты. Черный квадратик на Маяковке - крохотный и аскетичный, как монашеская келья, бункер товарища Сталина. А вот огромный черный квадрат под Таганкой - заглубленный на 60 метров командный пункт, выстроенный в 1956 году. Сейчас сверхсекретный объект продали в частные руки и водят туда туристов: спускают на лифте, разрешают фотографироваться, показывают запасной выход на станцию «Таганская»… Дожили!

Диггер выругался и продолжил осмотр «Земли Лешего».

Синяя жилка под Тверской - магистральный водовод со вполне проходимым кирпичным коридором, красная линия рядом - коллектор ТЭЦ. Запутанные желтые лабиринты под Китай-городом - штреки средневековых каменоломен. Желтый кружок под храмом Василия Блаженного - это глубокий, засыпанный еще в незапамятные времена церковный подвал, пару лет назад он нашел в нем дорогую икону. Огромный желтый прямоугольник - нижний ярус подвалов гостиницы «Россия», вход в который с поверхности засыпан много лет назад. Крохотный желтый квадратик недалеко от метро «Арбатская» - это бетонный бункер, в котором он нашел каску, алюминиевые миски, газету «Правда» от 12 декабря 1941 года и два автомата «ППШ».

Вот коричневая линия вдоль Москва-реки - сточная канализация, любимый проспект для щекочущих нервы прогулок с жаждущими приключений телками. А вот красный крестик - здесь дремлет «гильотина», отхватившая ногу кому-то из начинающих.

Вот заброшенный подвал под Малой Пироговской, из него спуск на нижний уровень, здесь желтая линия сменяется черной: естественный провал переходит через кирпичный кабельный коридор в гудящую насосную. Если линию продолжить, то упрешься в черную толстую вену, выходящую из-под Кремлевской стены и уверенно пересекающую центр. Это спецтуннель, он имеет несколько ответвлений и соединяется с таким же туннелем, идущим с Арбата, от Министерства обороны. Похоже, насосная тоже относится к спецсооружениям…

Красные крестики на черных линиях - сигнал опасности. Но это уже не гильотины, а автоматические пулеметы. Самострелы. Реальные или придуманные - другой вопрос. Судя по Люсику, получившему несколько пуль в живот, правды в многочисленных историях о самострелах все же больше, чем вымысла. Массивные решетки с кодовыми замками на действующих «спецах» Леший видел лично.

Диггер вздохнул и свернул уникальную карту.

Здесь были обозначены все три известных «знающим» подземных уровня, все разведанные им переходы с одного на другой, все сопряжения естественных и искусственных тоннелей, все залазы и выброски [9]. Четвертый уровень он держал в уме. Но сейчас все это было неважно, сейчас его интересовало одно: место, где можно спрятаться, отсидеться и переждать опасность. И он выбрал такое место.

Леший спрятал планшетку на место, взял аварийный подземный комплект, выбрался из лжесарайчика, запер дверь на замок и через ракоход нырнул в свой любимый подземный мир. Да, здесь есть «адская щель», здесь бродит «подземный кошмар», здесь торят свои таинственные маршруты организованные люди в армейских ботинках. И все же здесь он чувствовал себя в большей безопасности, чем на поверхности. Здесь у него были заготовлены запасы продовольствия, воды и… словом, всего, что может пригодиться. Здесь спрятаны все его ценности, и здесь имелись оборудованные места для ночлега, особо ценные сейчас, когда армейские ботинки топчут пол его собственной квартиры.

И здесь ему всегда хорошо спится…


* * *

Ему снились мелкие длиннобородые человечки, обутые в кожаные треугольные туфли с загнутыми носами (гномы, повторял Леший про себя, это же обычные гномы… но вслух не осмеливался назвать их так, чтобы не разозлить, потому что для них это самое позорное погоняло), и у каждого в руке была кирка, и этими кирками они долбили его по голове, долбили, долбили, пытаясь найти там какие-то сокровища. От гномов воняло, как от мартышек в зоопарке, а еще Леший знал о них много нехорошего, неприятного, такого, после чего ни в какие сказки верить не захочешь…

А сам он лежал связанный и не мог пошевелиться и только мычал от нестерпимой боли.

И, в конце концов, вперед вышел самый кряжистый и самый вонючий гном, и кирка у него была самая большая и тяжелая. Он что-то крикнул своим собратьям, поплевал на руки, размахнулся и - сочно, задорно, по-спортивному опустил эту кирку ему на висок.

И Леший проснулся.

Он лежал на пружинном матраце, поставленном в нише сухого, проветриваемого естественным сквозняком, коммуникационного хода. Он глянул на часы: десять минут четвертого. Голова раскалывалась от боли. Мало того, что не так давно его ударили пистолетом. Вечером он пролил на себя бензин, управляясь с горелкой (надо было согреть воду - приболел, колотило весь день, как в лихорадке), и теперь от удара, простуды и ядовитых испарений его голова, казалось, разбухла и трещала по швам, как переспевшая тыква.

Но это было не все. Окончательно стряхнув с себя сон, Леший понял, что проснулся не только от головной боли. На перекрестке, где бетонная труба водосброса просела сантиметров на сорок и стояла вечная лужа с желеобразной прослойкой на дне, снова послышался плеск. Не крысиный, мелкий и частый, похожий на рыбье «шныряние» в пруду. Там что-то другое.

Правая рука уже лежала на фонаре, но свет он так и не включил. По множеству причин. То ли глаза его за дни подземной жизни научились видеть в темноте, то ли мир и в самом деле сошел с ума и правы оказались те «желтые» журналисты, что писали, будто в определенные дни московская канализация светится подобно рождественской елке…

Но со своего места Леший мог видеть метров десять «родного» тоннеля, дававшего ему приют вторую ночь подряд, а также пятачок развилки, тот самый дерьмовый пятачок с перепадом и вечной лужей. Темнота, едва разбавленная синевой неведомой подземной флуоресценции, никуда не делась, но она почему-то не мешала видеть щербатые бетонные стены, и даже черные потеки на них, оставленные последними дождями, и рюкзак, висящий на железном костыле, и пакет с надписью «Престон-Маркет», куда Леший сваливал мусор и окурки. Темнота лишь обесцвечивала картину, придавала ей графическую лаконичность, только не монохромную, как роспись мелом по черной доске, а с какой-то едкой тревожной примесью, словно в краску подмешали разряд электрической дуги…

И сейчас Леший своими глазами видел на этой развилке тусклое синеватое свечение, медленно двигающееся в такт рыбьим всплескам в протухшей воде. Размытая тень - горбатая, безголовая, широкоплечая - и была источником таинственной флуоресценции. Кто это? Радиоактивный мутант? Призрак погибшего диггера? Инопланетянин? Обитатель адской щели?

Это мог быть кто угодно… Леший перенес руку с фонаря на рукоять восьмикилограммовой кувалды. Конечно, автомат «ППШ» сейчас успокоил бы бьющееся сердце гораздо лучше, но автомата в пределах досягаемости не было…

Леший прищурился, напряг зрение и разглядел в свечении низкую сутулую фигуру, тухлый запах от которой перебивал даже бензиновые испарения.

Это был… Сивый. Ну да. Бомж с раскроенной головой. Тот самый… Он стоял под странным, неестественным углом, накренившись в сторону западной ветки тоннеля, и нижняя часть его тела почему-то отсутствовала: подол куртки лежал в луже, постепенно вбирая грязную воду. Ног не было. Словно этот урод вырос прямо из-под земли.

«Температура,- подумал Леший.- Наверное, у меня температура за сорок… Это глюки, лихорадка».

Он медленно проглотил холодный комок, поднявшийся к горлу. Горло отозвалось саднящей болью.

Фигура стояла на месте, чуть раскачиваясь. Бомж что-то старательно высматривал в западной ветке.

Леший сжал кулак так, что отросшие за неделю ногти врезались в ладонь. Потом мысленно сопоставил тактико-технические характеристики «ППШ» и «АК-47», вспомнил первые три пункта Наставления по ведению боевых действий в горах. Похоже, он все-таки не спал.

Потом он обратил внимание на лицо бомжа, выглядывающее над смятым воротником куртки. С лицом было что-то не то. Лица, в человеческом понимании этого слова, вообще не было. Была морда, похожая на лежалый сморщенный плод вытянутой формы, покрытый редкой шерстью. Короткий приплюснутый нос. Круглые желтые глаза, расставленные далеко, как у птицы… это было похоже на бесклювого грифа, на кошмар с картины Босха. И треугольный рот, откуда, просеянные через мелкие острые зубы, вылетали облачка пара…

Леший все это видел уже. И он вспомнил. И понял, кажется, почему Ломоть и Самокат не нашли давеча Сивого на его смертном одре. По крайней мере, почему на месте не оказалось его одежды.

Где-то далеко послышался шум сброса воды, фигура дернулась, встрепенулась и поплыла в сторону западной ветки, волоча за собой набухшие от воды фалды куртки. Через мгновение она скрылась из поля зрения. Леший привстал и, как сомнамбула, осторожно двинулся следом. Когда он перешагнул через лужу на развилке и свернул в соседний тоннель, он снова увидел ее, похожую на силуэт остывающей вольфрамовой нити, удаляющийся в сторону Неглинки.

Он старался двигаться неслышно, но при этом чувствовал, понимал, что существо знает о его присутствии. Оно недовольно ворчало под нос хриплым тенорком, оно вдруг резко притормаживало и оборачивалось в его сторону, оскаливая зубы… Но не приближалось к нему и, помедлив немного, продолжало движение вперед. А иногда оно делало резкие скачки, словно пытаясь убежать, но это была лишь охота, и каждый раз после такого скачка слышался крысиный писк, а потом фигура снова маячила впереди, и после нее на полу оставались обезглавленные трупы грызунов… а потом осталась и насквозь промокшая куртка, которая, видимо, стесняла движения охотника. Неужели это и есть «подземный кошмар», без разговоров о котором не обходится ни одна пьянка диггеров?

Лешему следовало бы, наверное, оставить несчастное создание в покое и не ходить за ним, потому что это могла быть ловушка.

Тогда, в подвале на Пироговской, у ледника, оно проявило не только агрессию, но и какие-то признаки интеллекта, следовательно, от него можно было ожидать любого подвоха. Но Леший шел, как загипнотизированный. Шел, потому что не верил своим глазам. Его колотило, как в лихорадке, он два раза оступился и едва не упал, громко расплескав воду в луже, но пока что все обошлось. Возможно, этот урод не переносил запаха бензина. Возможно, он не такой уж и злобный, как показался вначале… обострения какие-нибудь просто. С кем не бывает.

Сперва на запад, в сторону Садового кольца, потом, не дойдя до Неглинки,- на юг, через полузасыпанный коллектор, где Хорь однажды растянул лодыжку., потом… Потом Леший перестал узнавать места. Либо ему совсем поплохело (колени словно накачали новокаином, на каждом виске сидело по дятлу), либо он в самом деле никогда здесь еще не был. Хотя он считал, что был везде.

Крутой осклизлый спуск метров на шесть. Спертый воздух, угадываемое где-то вдалеке зловоние. И еще одна «американская горка».

Свалка тряпья и всякой бытовой рухляди, раскинувшаяся почти на километр.

И огромная пещера, похожая на пасть с известковыми «зубами» и голубым озером. Сказочное зрелище. Теплые испарения, дрожащий красноватый свет, словно где-то неподалеку, за одним из известковых гребней, жгли костры. Они прошли совсем рядом с таким костром, ноздри уловили запах чего-то паленого. Вокруг огня сидели сгорбленные фигуры и жарили насаженных на палочки крыс. На идущих мимо они не обратили внимания.

Здесь Леший смог рассмотреть своего урода во всей его красе. Он был гол, тело землисто-розового цвета просвечивало через короткую и редкую шерсть. Он передвигался короткими скачками, опираясь на длинные передние конечности и переставляя задние - короткие и мускулистые, точно столбики с широкими ступнями. Конечностей было четыре. Всего четыре. Не шесть и уж точно не восемь.

«Обезьяна»,- с облегчением подумал Леший. Обычная обезьяна, сбежавшая из цирка или еще откуда… Мало ли сейчас в Москве зверинцев в квартирах, которые богатые родители устраивают для любимых чад!… И, возможно, любимое чадо однажды заскучало и от скуки з ехало молотком в лицо этому примату, из-за чего у того глаза сползли к вискам…

Или это мутации, или просто порода такая. Леший плохо разбирался в обезьянах.

Они миновали пещеру и попали в узкий тесный лаз. Оттуда буквально провалились в подвал, где стояла такая кромешная тьма, что Леший наплевал на всякую осторожность и включил налобный фонарь. Тут же впереди послышалось рычание, колыхнулся воздух и в желтом свете фонаря проявилась перекошенная физиономии урода. Леший отпрянул назад, споткнулся и упал, инстинктивно выставив руки, чтобы принять наваливающееся сверху голое вонючее тело. Внутри у него все напряглось от страха и отвращения. Налобник слетел, фонарь погас. Но нападение прекратилось так же внезапно, как и началось,- урод мгновенно исчез.

«Видно, яркий свет раздражает его и вызывает агрессию,» - подумал Леший.

Он встал и побрел на ощупь. Расшиб лицо. Едва не сломал ногу, угодив в узкую щель. В конце концов понял, что дальше идти просто не в состоянии. Он сел, опершись спиной о бетон, положил голову на колени и тут же уснул. И сквозь сон ему чудился чей-то хриплый тенор, твердящий:

– Оставьте меня в покое, вы слышите? Оставьте!…


* * *

Он просыпался и засыпал еще несколько раз. Сколько времени прошло в этих блужданиях, Леший не знал. Он понял, что дело нешуточное и батарейки необходимо экономить, потому что весь запас остался в рюкзаке, а до рюкзака ему теперь, как до Австралии. И фонарь включал лишь по крайней необходимости. Иногда ему казалось, что дорога идет вверх, иногда звук шагов менял тембр и отдавался широченным эхом, иногда его осеняло, что он просто движется по кругу в каком-то закольцованном коллекторе и будет ходить так, пока не у него не отвалятся ноги. Но потом он снова засыпал и забывал об этом. И все начиналось сначала.

Короче, Леший заблудился. Это как в детской дразнилке: врач заболел, пожарный сгорел… диггер провалился под землю. Видно, он попал на какой-то глубокий горизонт, находящийся много ниже изученного пространства. Как именно он попал сюда, Леший представлял плохо. И так же плохо представлял, как будет отсюда выбираться.

Потом он оказался в странной пещере - будто в экспозиции этнографического музея, моделирующей старинный бревенчатый поселок. Фасад одного домика, рядом - выступающая из земли половина другого… Сосновые срубы - бревно к бревну: новые, прочные, будто вчера поставленные. Поднявшись по крепким ступенькам, Леший навалился на дверь, и она неожиданно легко, со слабым скрипом открылась. На миг ему показалось, что там, внутри, сидят у свечи за самоваром сказочные старик со старухой. Но живым духом в доме не пахло: только сыростью и землей. В сенях он наткнулся на деревянную бочку, наполненную почти неистлевшим зерном. Как крысы все не сожрали? Но тут же он отметил, что уже давно не видел ни одного грызуна.

В сохранившейся части комнаты - печка, сложенная из красного кирпича, сваленные на дощатом полу дрова… Из дыры в углу потолка высунулся вниз широкий земляной язык, накрывший половину помещения. Из-под завала выступал край стола, на нем чудом удержалась небольшая керамическая фляжка с гербом. Леший поболтал ее, понюхал, но запаха браги, медовухи или водки не ощутил. Ногой он поддел что-то тяжелое и, нагнувшись, поднял массивную оловянную кружку с откинутой крышкой. Леший посветил внутрь и различил изображение Святого распятия. Антиквариат, такая стоит бешеных денег… Он отбросил кружку, раздался глухой удар. А вот тяжелая темная монета… Леший машинально сунул ее в карман. Видно, здесь можно найти много интересного… Только воздуха совсем нет…

Леший, шатаясь, вышел из избы. Дверь со скрипом закрылась. Тускнеющий луч фонаря вырвал из мрака несколько белых каменных шаров, как будто для огромного бильярда. Засмотревшись, он споткнулся и упал, ударившись лицом о нечто, похожее на ошкуренный ствол дерева. Внутри журчала вода. Леший постучал кулаком, дерево отозвалось звонким гулом внутренней пустоты. Да это древний трубопровод, причем действующий! Леший задрал голову, посветил вверх - желтый луч уперся в темный, спрессованный веками земляной свод. В восьми, максимум десяти метрах вверху - поверхность! Именно на такой глубине залегает обычно культурный слой, раскапываемый археологами. Десять метров, пустяк! Из неизвестных глубин он поднялся на первый уровень! Остались последние метры, но как их пройти?

Вдруг Леший заметил светлое пятнышко. Оно увеличивалось. Неужели отсюда есть выход на поверхность? Он выключил фонарь. Но никакого светлого пятнышка больше видно не было. Леший двинулся дальше. Его скитания продолжались. Он пил воду из многочисленных ручейков, есть ему не хотелось, но если бы понадобилось, он вполне мог бы питаться крысами. Но крыс в этих горизонтах почему-то не было.

После очередной «пробудки» Леший обнаружил, что его ладони покрылись длинной темной шерстью. Он сбросил куртку и обнаружил такую же шерсть на плечах и предплечьях.

Немного погодя, во время привала, он вспомнил о чем-то важном и стал ощупывать лицо (насколько это позволяла сделать дикая щетина… или, что скорее всего, та же бурая звериная поросль). Ему показалось, что кожа стала похожей на пупырчатую резину ракетки для пинг-понга.

Перед следующим сном он долго и внимательно рассматривал ногти на руках, которые вымахали чуть ли не на длину фаланги и сворачивались с краев к середине. В кипящем от температуры под сорок мозгу всплыло слово «мутация», но Леший долго не мог вспомнить, что именно оно означает.

Потом вспомнил. Но это уже не имело значения, поскольку было что-то пострашнее мутации. Леший стал догадываться, что у него едет крыша. Правда, ни подтвердить, ни опровергнуть эту догадку у него не было возможности.

Он видел настоящие подземные улицы, вымощенные грубым истертым камнем и рассыпающимися под ногами бревнами, и покрытые слизью и белесым лишайником дома, врезающиеся верхними этажами в каменный свод, который заменял здесь небо. Он видел людей на этих улицах - или, скорее, каких-то утопленников, облаченных в полусгнившие одежды допетровской и даже доромановской еще эпохи, с темными лицами, сливающимися с окружающим мраком. В какую-то минуту Леший с омерзением обнаружил, что эти утопленники двигаются… шевелятся… живые… возможно, и не утопленники это, а такие же обезьяны, мутанты, сбежавшие из своих вольеров и вивариев и медленно догнивающие здесь, в этой преисподней…

Или?…

Или он находится в чудом уцелевшей старой Москве, погребенной под песками времени, под перегноем поколений, под асфальтом и бетоном, законсервированной здесь на веки вечные?

Или он просто бредит. Жар.

Леший останавливался, закрывал глаза. Открывал - только мрак и сырые стены тоннеля. Ничего. Шел дальше-и снова вокруг вырастал подземный город, и тогда казалось… нет, даже появлялась твердая уверенность, что тоннель ему лишь приснился, что именно тоннель был бредом, а этот город - реальный, настоящий. И как откровение появлялась мысль, что, чем дальше он будет идти, тем более глубокие пласты времени откроются перед ним. Это как спускаться в шахту.

И он шел дальше.

Что-то, показавшееся ему сперва кладбищем, свалкой высохших остовов, хребтов с торчащими вверх ребрами, оказалось остатками обоза, неимоверно древнего обоза, где колесами для телег служили кое-как обтесанные дубовые кругляки. Но на каждом кругляке было выжжено клеймо с грубым изображением двуглавого орла, и это явно был не тот, знакомый каждому школьнику державный орел, гордый символ Российской империи, а какой-то другой - тощий, общипанный, и на груди его вместо привычного Георгия Победоносца - монограмма, стилизованная под свастику При чем здесь свастика?

И тут до Лешего дошло, и руки его задрожали, потому что он узнал эту монограмму и этот герб - родовой герб Палеологов, на который он в свое время часами пялился, пялился, пялился и молился, прося даровать ему одну-единственную диггерскую удачу… Герб Софьи-Зои Палеолог, обвенчавшейся с Иваном III в Успенском соборе в студеный ноябрьский день 1472 года… В приданое за ней дали богатейшую библиотеку Европы, Либерию… Это ее свадебный обоз. Или «эвакуационный» обоз с казной и библиотекой, с которым она отбыла в Белоозеро, когда под Москву пришел разгневанный хан Ахмат…

Вот оно! Удача!

Он лазил под землей не ради монет, не ради оружия и антикварных икон, не ради всего того, что давало ему средства к существованию. Можно жить, чтобы есть, а можно есть, чтобы жить. Главная и тщательно скрываемая цель его диггерской жизни - именно библиотека Ивана Грозного, к которой тянулось много грязных, алчных и липких рук. Если бы Леший мог, он отрубил бы их все той самой замечательной польской саблей восемнадцатого века, которую нашел под Варваркой и которая нисколько не затупилась за двести лет ожидания… Он всегда пресекал разговоры о самом большом подземном кладе: даже слова о библиотеке из уст малограмотных и жадных ублюдков оскорбляли его заветную мечту.

Именно ради библиотеки Леший составлял карту подземной Москвы и отчаянно рвался под Кремль, разведывая режим работы автоматических пулеметов и бессильно отступая от толстых хромированных решеток. Конечно, под землей он чувствовал себя лучше, чем на поверхности, но если бы не Великая Цель, то и глубина потеряла бы для него свою прелесть, и скорей всего пришлось бы прислонить к виску холодный косой срез старого «ППШ»… Он был на сто процентов уверен, что библиотека находится под Кремлевским холмом, и благодаря встрече с подземным уродом, кажется, попал туда, куда хотел!

Леший встал на колени, прямо в скользкий прах, скопившийся здесь за столетия, стал по-собачьи раскапывать его в безумной надежде увидеть обитые медью лари, желаннее которых ничего и никого не было. А потом распахнуть ларь, приникнуть к уникальным инкунабулам и пить мудрость прошедших веков…

Но когда он открыл глаза, перед ним опять был сырой бетон и пустота. И сжигавшая его лихорадка. Ни города, ни обоза. Проснуться снова уже не получалось. Он плакал, как маленький ребенок. А потом поплелся дальше.

Он натыкался на кучи ветхого тряпья, огромные шевелящиеся кучи, под которыми копошились крысы.

Он едва не утонул в подземном болоте, куда привел его просевший и полуобвалившийся тоннель. Хотя Леший допускал, что это был не тоннель, а обычная пещера… а тоннели давно закончились. Болото светилось, как лампа дневного света, прикрытая черной тканью.

Где-то между четвертой и шестой «пробудками» он наблюдал шествие подземных троллей с красными фонариками вместо глаз и сделал вывод, что вооруженные ночхи выглядят гораздо страшнее.

Он еще дважды встречал урода, который привел его сюда, и, поскольку Леший уже знал, что свет включать нельзя, все прошло благополучно. Они даже обменялись парой фраз, словно двое шапочных знакомых, случайно пересекшиеся на пляже в Ибице. Вспомнить, о чем они говорили, Леший потом не смог. Да и говорили ли они на самом деле?…

Но в сознании застряло слово: Минусовка. Оно что-то напоминало Лешему, что-то, связанное с эстрадой и песнями… с фанерой почему-то. Но нет, это было не то. Минусовка - это как название деревни, населенного пункта. Трудно объяснить… Все, что окружало Лешего в те дни, было - Минусовка. И здесь были свои жители, местные, назывались - минусовцы. Возможно, они жили здесь еще со времен палеолита. Правда, Лешему с ними лучше было не встречаться. Это тоже застряло в мозгу. И еще застряло: надо почаще смотреть вверх.

Леший старался ни с кем не встречаться и смотрел вверх. И однажды увидел над собой пятно неправильной формы. На фоне непроглядного мрака оно казалось светлым, ну… почти светлым. Светло-серым во всяком случае. Это была дыра в потолке. Дорога на верхний горизонт. Там тоже темнота, но не такая мертвая, не такая кромешная. Родная темнота. Потолок был невысокий, два метра с небольшим. Леший, который к тому времени не смог бы, наверное, и прикурить самостоятельно, так и не залез туда.

Он продирался через сырые пещеры, потом протиснулся сквозь пролом в бетоне и оказался в очередном рукотворном тоннеле, где путь указывали мигающие огоньки. Вдоль стен струились толстые резиновые канаты, похожие на змеиные туловища, прикованные к стенам металлическими скобами. Внутри этих тел, тщательно скрытая от постороннего взгляда, пульсировала сложная, непонятная гаснущему разуму Лешего жизнь. Он касался каната рукой - и видел картины. Иногда это было интересно, иногда было гадко и страшно. Леший давно перестал удивляться, он шел по огонькам, морально готовый увидеть в конце тоннеля хрустальный гроб с уснувшей Белоснежкой.

Но вместо этого он наткнулся на дверь. А на стене над дверью был приклеен комок жвачки. Жвачка была еще свежая.