"Бизнес – класс" - читать интересную книгу автора (Данилов Всеволод)

Москва– Женева. Женевский межсобойчик

В Домодедово прилетел он среди ночи. Коротко поразмыслив, решил домой не ехать, а прикорнуть в одном из кресел среди бесчисленных, задержанных непогодой пассажиров. («Домой», – с сарказмом передразнил он самого себя: как раз дома у него больше не было). Прикорнуть, втиснувшись меж двумя похрапывающими женщинами, он сумел, заснуть – нет.

Так что в восемь пятнадцать утра Коломнин вошел в приемную президента банка, тщательно потирая уши, чтобы снять невольную сонливость. Приехав пораньше, он рассчитывал до приезда Дашевского выяснить причину вызова у всезнающей секретарши. Само собой, несмотря на ранний час, она оказалась на месте. Но при виде Коломнина повела себя самым неожиданным образом. – Господи! Да где вы ходите? – возмутилась она вместо приветствия. – И телефон отключен. Лев Борисович дважды спрашивал.

– Так он уже подъехал?

– С восьми ждет. Я же передавала секретарше Хачатряна. Вот подлинно – если руководитель бестолковый, то и сотрудники такие же! Заходите немедленно.

Из страстного ее монолога Коломнин уловил две вещи: что акции Хачатряна в глазах Дашевского резко упали и что экстренный вызов не связан с «Нафтой».


– А! Пожаловал! Заставляешь ждать, – нависший над документами Дашевский пружинисто подскочил, заботливо заглянул в глаза вошедшему. – Что «Нафта»?

– Вы хотите, чтоб я за несколько дней?…

– Да нет, конечно. Чтоб Хачатряново дерьмо разгрести, и месяца мало. Но это после, – Дашевский быстро потер руки, словно прикидывая, с чего начать. Звонко хлопнул себя по покатому лбу.– Да, я тебе тут поспособствовал – нового зама приискал. Теперь хоть будет, кому подстраховать, когда в командировки уезжаешь.

– Зама?!

– Помнишь, ты мне все парнишку нахваливал?

– Маковей?

– И впрямь толковый малый оказался. Были они у меня вчера с Ознобихиным. Без году неделя в твоей службе, а уже разрулил ситуацию по проблемному кредиту. Не поленился, нашел встречную задолженность перед другим нашим клиентом, а у того земельный участок в Питере. Через него все и разойдемся. Вот что такое нестандартный подход. Это тебе не замшелый Лавренцов. – Да ему едва двадцать пять, Лев Борисович. И опыта – чуть!

– Так оно и к лучшему. Меньше опыта, больше импровизации. Эх, дружище Сереженька! – Дашевский в своей задушевной манере проникновенно подхватил Коломнина под локоток и увлек к креслу, в которое самолично и усадил. – Рано или поздно всех нас молодежь заменит. Так кто ж кроме нас с тобой смену подготовит, а? Что до Лавренцова, переведи начальником информационного центра, – пусть там допердывает до пенсии. Зарплату сохраним. Так что он тебе еще и спасибочки скажет. Как мыслишь?

Что ж, мобильный зам и впрямь был остро нужен. А Лавренцов – и это было очевидно всему банку – совершенно не тянул. Правда, на его место он давно примерял кандидатуру Панкратьева, но после последней истории со взяткой крепко засомневался. Смущала несколько неожиданная напористость юного выдвиженца, но не с президентом же банка обсуждать эти проблемы. Коломнин неопределенно кивнул.

– Вот и славненько, вот и мудренько, – Дашевский облегченно засмеялся. – И еще, к слову. В банке, как ты знаешь, начинаются открытые конкурсы на замещение вакансий по всем должностям. Демократическая процедура. В свете, так сказать, веяний. Хоть и формальность, но – решили всех подчистую. Чтоб без блата. Я сам первым защищаться стану. Не знаю, утвердят ли.

Коломнин непроизвольно хмыкнул,– представил себе безумца, решившегося проголосовать против переаттестации президента.

– Зря резвишься, – как всегда, внезапно рассердился Дашевский. – Это тебе не игрушки. Знаешь же, сколько народу против тебя настроено. Я, конечно, поддержу. Но – приготовь подробную концепцию, предложения по реорганизации служб. Чтоб соответствовать. Недели через две заслушаем.

– Вы что, из-за этого меня из Томильска выдернули?

– Из-за чего надо, из-за того и вызвал. Хамит еще президенту. В Томильск вернуться успеешь. Есть дела посрочнее.

Дашевский подскочил к монитору, склонился:

– Полчаса ни с кем не соединять.

Подсел, чем подчеркнул доверительность предстоящей беседы. По неуютной своей привычке заглянул в глаза, едва не протаранив Коломнина острым, словно карабельный таран, носом:

– Что у нас нового по Островому?

– По Островому?! – от неожиданности Коломнин смешался. Темы этой президент банка старался избегать, а если поминал, то не иначе как затем, чтоб съязвить по поводу паскудной, по его определению, работы Коломнинского управления.

За два года до того внезапно рухнул АМО – небольшой банчок, задолжавший «Авангарду» порядка трех миллионов долларов. Главной причиной краха стало воровство бывшего его президента Василия Острового. Наделав долгов, Островой подписал три платежки на общую сумму девять миллионов долларов, по которым деньги оказались переведены в Швейцарию на его личный счет. И вечером того же дня отбыл следом.

Опростоволосившиеся владельцы банка засуетились и даже подали иск к дезертировавшему президенту в суд Женевского каньона, успев заблокировать на его счету украденные средства. Но вернуть их без длительной судебной тяжбы было невозможно. Меж тем пробоина оказалась слишком велика для малюсенького банчка, и через короткое время АМО принялся стремительно тонуть.

Коломнин, узнавший о происшедшем ранее прочих кредиторов, бросился изучать баланс банка. Увы! Ничего хоть сколь-нибудь ценного он там не обнаружил. К тому же в отношении АМО вот-вот должны были начать дело о банкротстве. И тогда по закону даже то немногое, что можно было продать, растворилось бы в общей конкурсной массе.

Недолго думая, Коломнин сделал единственное, что успевал в таком цейтноте: договорился с владельцами и оформил задним числом договор, по которому банк АМО уступил банку «Авангард» в счет долга свои права требования к господину Островому. И теперь оставался последний способ вернуть безнадежно, казалось, потерянные деньги, – выбить их из пустившегося в бега банкира.

Вслед за тем Коломнин съездил в Генеральную прокуратуру и договорился о возбуждении уголовного дела против Острового по факту крупного мошенничества. Дело было поручено старшему следователю по особо важным делам Геннадию Волевому. С Волевым Коломнину приходилось сталкиваться и раньше при расследовании уголовных дел, когда сам Коломнин работал в Управлении по борьбе с экономическими преступлениями МВД, а Волевой – следователем Московской прокуратуры. Взаимодействовали они с удовольствием: оба злые, дотошные, напористые. Потом жизнь разбросала: Коломнин вышел в отставку и поступил сначала в банк «Светоч», а после внезапного его краха в 1998 году, по рекомендации Ознобихина, – в «Авангард», Волевой – перешел в Генпрокуратуру. За дело Волевой взялся с азартом – как и многие другие, устал смотреть, как внаглую, безнаказанно растаскивают по мышиным углам то, что создавалось десятилетиями, – обескровливая страну. Перспектива затравить и отправить под суд крупного мошенника, укрывающегося за рубежом, его увлекла. Да и Коломнин загорелся. Для него здесь счастливо объединились интересы государства, на которое он проработал свыше пятнадцати лет, и нынешнего хозяина – банка.

Коломнин организовал визит Волевого к Дашевскому, во время которого стороны договорились о постоянном сотрудничестве: банк финансирует затраты на международный розыск, без чего нищая прокуратура не смогла бы даже командировать следователя за рубеж; а прокурорская сторона, хоть и негласно, постоянно информирует банк о всяком достигнутом результате. При этом Дашевский и Волевой пожали руки в подтверждение того, что любое серьезное решение будет приниматься только по согласованию с другой стороной и, ни в коем случае, не в ущерб ей.

Поначалу Дашевский горячо интересовался ходом следствия. Но все оказалось чрезвычайно непросто. Объявление в международный розыск через Интерпол, бесконечные согласования и утрясания с полицией других стран, где предположительно скрывался Островой, отнимали время, время и время. И хоть благодаря цепкости Волевого кольцо вокруг Острового сжималось, но и теперь – спустя два года – никто не мог бы сказать, чем все это закончится. Во всяком случае США для принятия решения о депортации затребовали такой пакет документов, что впору было открывать второе уголовное дело. Островой впрочем рисковать не стал и попросту перепорхнул в Венесуэлу, гражданином которой нечаянно оказался. Выругавшись, Волевой принялся за новые запросы. Не многим лучше обстояло дело и с гражданским иском. Банковские юристы, до того любившие помянуть недобрым словом неповоротливость российской юстиции, теперь, впервые столкнувшись с швейцарским правосудием, начисто исчерпали запас ненормативной лексики. Швейцарские адвокаты, представлявшие Острового, с милой непринужденностью раз за разом находили поводы для оттяжки слушаний. Ничтожные – по мнению российской стороны. Но – безусловно важные, по мнению суда. Так что слушания переносились и переносились. И всякий раз – на три-шесть месяцев.

А еще текли банковские деньги. И когда расходы приблизились к цифре сто тысяч долларов, оптимизм Дашевского рассеялся окончательно. И сам этот случай поминал он теперь на планерках в основном как пример бездарной траты банковских средств – ради удовлетворения личных амбиций некоторых горе-руководителей. Коломнин терпел, но – не отступался.

Правда, забрезжил наконец и свет в конце тоннеля. Настырный Волевой слетал в командировку в Венесуэлу и сумел как-то убедить местные власти начать процесс депортации. Но это опять же требовало терпения и времени. И веры в конечный результат. Чего у Дашевского больше не было. Так что прозвучавший неожиданный вопрос неотвратимо влек за собой приказ прекратить всякие действия по этому материалу, а убытки списать. Коломнин изготовился отчаянно защищаться.

– По последним данным Волевого, Островой по-прежнему в Венесуэле.

– Плевать я хотел на Волевого. Островой – в Швейцарии! – объявил Дашевский.

– В Швейцарии?! – Коломнин осекся. – Почему именно в Швейцарии? Да и как пролетел? Он же в розыске по Интерполу!

– Розыски, фигозыски! Ментовская болтовня и – пустой перевод банковских денежек. По поддельному паспорту. Вчера он вышел на Андрея Янко. Знаком с таким? – Конечно. Генеральный управляющий «Авангард финанс групп». Встречались как-то.

– Да. Наша дочерняя компания – форпост в Швейцарии. Островой хочет встретиться с кем-то из руководителей банка.

– Наверняка будет просить о мировой! Загнал, стало быть, его Волевой.

– Банк его загнал. Банк! И наши вбуханные деньги. Как думаешь поступить?

– Так что тут думать? Немедленно сообщу Волевому. Он выйдет на швейцарцев. Завтра же арестуют. Не позже чем через неделю будет сидеть в Бутырке… Что-то не так?

– Все не так, – выпуклые глаза Дашевского были исполнены демонстративного разочарования. В них читалось неприкрытое: « Ничего хорошего я о тебе, по правде, давно не думаю. Но – чтоб настолько?». – Ну, засунете вы его в тюрьму. Дальше что?

– Обработаем.

– Обработаем! – передразнил Дашевский. – Точно говорят: мент, он на всю жизнь мент. Тебе б куда-нибудь в молотобойню. Соображай! Сколько в прокуратуре заявлений набралось от других кредиторов? Не слышу?!

– Еще на пятнадцать миллионов.

– То-то. А у него на все про все девять лимонов арестовано. И кто сказал, что нам наши денежки выдадут, а других с носом оставят?

– У нас есть договор с прокуратурой.

Дашевский расхохотался.

– Да как только Островой окажется под замком, прокуратура и думать о всяких договоренностях забудет. И с удовольствием начнет «разводить» кредиторов.

– Я давно знаю Волевого. Он человек слова.

– О чем ты, Сергей?! – Дашевский с некоторым даже сочувствием заглянул в лицо подчиненному. – Кто такой этот Волевой? Обычный цепной пес!

Последние слова, как показалось Коломнину, он произнес с особым чувством, как бы перебрасывая их и на самого собеседника: «Знай свое место!».

– И не ему решать. А среди кредиторов есть не слабые людишки. Так что кому выйти на генпрокурора, чтоб похлопотать за свои денежки, найдется. И получится, как в беге, когда один «зайцем» тянет на себе всю дистанцию, а на финише первыми становятся другие. За его спиной отсидевшиеся. Так вот: я в бизнесе «зайцем» быть не желаю.

Дашевский в своей манере сделал неожиданную паузу, провоцируя тем ответную реакцию. Но Коломнин, понявший, к чему тот клонит, упрямо молчал.

– Завтра вылетаешь в Швейцарию, – жестко объявил Дашевский. – Визу по моему указанию уже оформили. Доверенность на ведение переговоров и подписание любых соглашений от имени банка – тоже. Янко организует встречу с Островым. Подлинники документов по АМО у тебя?

– Да, в сейфе, – неохотно подтвердил Коломнин. В свое время он категорически отказался передать их следствию. И даже пригрозил уничтожить в случае попытки выемки. Не передал как раз в силу того, на что намекал перед тем Дашевский: слишком велик был риск, что драгоценные доказательства окажутся «выкуплены» у кого-то из прокурорских начальников, имеющих доступ к делу.

– Захватишь с собой. Сколько нам на сегодня должен Островой?

– С учетом набежавших процентов и расходов – свыше девяти миллионов!

– Это он АМО столько должен. А мы в этом деле потеряли три.

– Но у нас права на все девять!

– Размечтался! Да он только потому и выходит на переговоры, чтобы оставшиеся деньги из-под ареста освободить. А иначе на хрена козе баян? Так что если с учетом расходов выбьешь три с половиной, считай, свою задачу выполненной… Почему не слышу вопросов?

– Не рискую.

– Банку позарез нужны деньги. Это ты понимаешь? Деньги! А не тешенное твое самолюбие, что человека в тюрьму загнал!

– У нас с прокуратурой договоренность – все делать вместе. Под ваше слово, между прочим. По мне слово президента банка стоит больше сиюминутной выгоды.

– Слово перед кем? И в чем?! – взвился Дашевский. – Это не мы перед прокуратурой в долгу. А она перед нами, – без наших денежек хрен бы у них вообще чего вышло.

– Так если мы Островому уличающие документы вернем, у них и так ни хрена не выйдет! А Островой, между прочим, в международном розыске. Взвесьте последствия: президент банка «Авангард», вступающий в сговор с международным мошенником. Не боитесь на минуточку, что информация просочится?

– Эк куда тебя понесло! Причем тут президент? Я с ним встречаться не собираюсь. Документы ты передашь. Ты же и озаботься, чтоб огласки не произошло. Не нравится мне твое настроение, Сергей. Или запамятовал про девяносто восьмой? Когда ваш хваленый банк «Светоч» рухнул, сколько тогда сотрудников на улице оказалось? И ты бы мог среди них быть, если б я тебя не подобрал. А подобрал потому, что наслышан был о твоей супернадежности. Знал, что в любом деле на тебя опереться смогу. Так вот, не забыл пока, кому служишь?

В голосе Дашевского появилась та испытующая вкрадчивость, которая была хуже открытой холодности.

Коломнин промолчал. Скверно было у него на душе. Будто схватили эту душу за несуществующие ноги, привязали к двум коням и рвут в стороны.

– Так что? Или – другого посылать?.. – острый нос Дашевского вновь едва не ткнулся в его лицо, будто обнюхал. Что-то учуял. С тяжким вздохом возложил он руку на плечо упрямого подчиненного. Взвинченность разом спала, голос сделался тих и доверителен. – Я что, Сережа, о себе хлопочу? Вспомни про то, о чем в девяносто восьмом говорили, – какое дело делаем. Какую махину поднимаем! Сколько людей нам доверилось. Потому говорил и говорю: что выгодно банку, то для всех нас и есть истина. Что касается чинуш из прокуратуры – плюнь и забудь! Это они с виду такие правильные. На деле только и рыщут, кому бы подороже продаться. А дружка твоего Волевого, чтоб не больно переживал, давай подберем. Должностенку подыщем. Хоть приоденется. А то я обратил внимание, у него аж локти на пиджаке протерлись. Так что? По-прежнему в связке или?..

– Ладно. Раз нужно для банка, сделаю, – Коломнин поднялся.

– И – славно! А то я было обеспокоился, – Дашевский положил ладонь на напрягшуюся руку начальника УЭБ и, как прежде, доверительно похлопал. – Ни пуха ни пера. По результатам звони. – На мне еще «Нафта», – напомнил Коломнин.

– Вернешься в Томильск, как в Женеве закончишь, – безразлично отреагировал Дашевский. Мысли его в эту минуту были заняты другим. – И – вот что! Если уж совсем заупрямится, уступай до трех. Три лучше, чем ничего.

Коломнин кивнул несколько вымученно.

У двери, припомнив о чем-то, обернулся внезапно и – наткнулся на обжегший неприязненный взгляд.


В приемной Коломнина поджидала холеная сотрудница из отдела загранкомандировок. – Пожалуйста, ваши документы. Вылет завтра с утра из VIP-зала, – обычно высокомерно-сдержанная, на этот раз она просто-таки излучала приветливость, что объяснялось чрезвычайно просто: указание оформить командировку, полученное непосредственно от президента банка, было знаком особой приближенности командируемого.

Коломнин глянул на часы. Сегодня рано утром он позвонил жене. И та как-то очень споро, без эмоций согласилась встретиться в шестнадцать часов в райсуде – чтобы совместно подать заявление на развод. Следовательно, в его распоряжении оставалось вполне достаточно времени доехать до управления и проверить, как идут без него дела.


Первое, что заметил поднявшийся на этаж Коломнин, была нахохлившаяся возле его кабинета нескладная фигура. При появлении начальника УЭБ фигура подскочила над стулом и обернулась Пашенькой Маковцом.

– Сергей Викторович! А я вот вас поджидаю, – поспешно сообщил он.

– Вижу!

– Хотел бы первым доложить. Думал даже в аэропорту встретить. Тут без вас события произошли.

– Да. И какие же? – Коломнин пропустил его в кабинет.

– Я, пока вас не было, кредитные дела изучал. Как вы велели. И вдруг по одному «висяку» обнаружил просто «шоколадную» развязку. Сначала сам не поверил. Я вам сейчас покажу, – Пашенька, волнуясь, принялся дергать молнию на папке.

– Погоди, – Коломнин набрал телефон Лавренцова, пригласил зайти.

– Лавренцову я докладывал. Но он, понимаете, как обычно, – давай попозже. Ну, я раз позже, два. А там требовалось срочно. День-два потеряешь и – все. И вас нет. Пришлось к Ознобихину обратиться. Клиент-то его. Стал объяснять. Он-то как раз сразу въехал. Возбудился, потащил к Дашевскому, – Пашенька сделал виноватую паузу. – Я и то ему говорю, неудобно через голову Сергей Викторовича-то. А он…

– Понятно. Стало быть, силком затащили, – во всем суетливом облике Пашеньки проглядывала такая растерянность, что раздражение Коломнина как-то схлынуло. – Ладно, иногда для дела бывает необходимо и через головы вопрос порешать. Все сообщил, что хотел?

– Не-кка, – Пашенька быстро, как-то по-детски замотал головой. Массивные очки поползли по потной переносице вниз и застряли на «башмачке», венчающем кончик узкого, в прожилках носа. – Меня Дашевский в ваши замы назначил.

Он безысходно вздохнул.

– Я как бы возражал. Но с президентом разве поспоришь? Вы ж его знаете. Или, говорит, соглашайся, или выгоню. Вообще-то как скажете. Я, собственно, вас ждал. В приказе еще не расписывался. Так что если вашего одобрения не будет, откажусь. Вы не думайте, я ведь помню, кто меня сюда взял и кому чем обязан.

Коломнин склонился над ящиком стола, чтобы не выдать невольное облегчение, – худшие опасения не оправдались. Просто толковый мальчишка блестяще справился с первым же поручением. А то, что его втемную решили использовать в очередной, затеянной против Коломнина интриге, – так это вопрос не к нему.

– Лавренцов знает?

– Да, – капелька пота на носу перевалила через «башмачок» и нависла над полом.


– С приездом, Сережа, – в кабинет бодро ввалился Лавренцов. Поймав вопросительный взгляд Коломнина, усмехнулся, – Да в курсе, в курсе. И, знаешь, может оно и к лучшему. Пусть теперь пацанье побегает. Он снисходительно шлепнул по затылку поднявшегося при его появлении Маковея. – Начальник, мать твою! А мне в информационном центре даже спокойней. И работа попривычней – считай, тот же штаб.

– Ну, раз штаб, то и приступай, – Коломнин кинул через стол несколько чистых листов. – До моего возвращения необходимо подготовить концепцию новой организации работы по возврату банковской задолженности. Записывай!

Он поднялся, оглаживая руки, прошелся по кабинету:

– Главная на сегодня проблема этого участка – в разобщенности служб. Каждая сама по себе. И никто ни перед кем не отвечает. Поэтому необходимо создать единый кулак. Назовем его проблемный департамент. В центре – мы. Здесь же – отдел залогов. Сюда же – изымаем из юруправления группу из трех-четырех юристов, – оформление договоров, судебные иски. Отдельно – кредитное подразделение из пяти-шести человек. И все – под одним началом. Далее: как только кредит становится проблемным… Признаки проблемности распишешь, мы их сто раз проговаривали.

Лавренцов, не отрываясь, кивнул.

– Тут же через кредитный комитет материалы забираем себе и начинаем по ним работать. Так, как считаем нужным. Главное, мы становимся самодостаточными. Никого ни о чем в банке не надо просить. Не с кем воевать. Не отвлекаясь на склоки, делаем свое дело. Как?

Последнее было обращено к Маковею, слушающему с откровенным восхищением.

– Здорово! – выдавил Пашенька. – Я тоже в этом направлении подумывал. Но пока не так детально…

– Раз в этом же, значит, сработаемся, – Коломнин ткнул пальцем в исписанный Лавренцовым лист. – Одновременно подготовишь положение, распишешь структуру. Штатную положенность. Этому штабиста учить не надо?

– Сделаю, – воодушевленно подтвердил Лавренцов. – Это дело по мне. Когда должно быть готово?

– Я опять улетаю – на полторы-две недели. Но подготовить необходимо не позже, чем через пять дней. Гляди – не заволокить. В банке начинаются конкурсы на замещение должностей. Так чтоб не опозориться.

– Считаю, последнее дополнение излишним и даже отчасти оскорбительным, – Лавренцов поднялся, подняв тем и Маковея. – Когда я тебя подводил?

« А когда ты не подводил?» – подумалось Коломнину. И от этой мысли сделалось как-то тревожно. Он ткнул пальцем в Маковея.

– Если что, поможешь. Считай, первое поручение как моему заму.

– Ноу проблем, – вид у Пашеньки был возбужденно-приподнятым. Похоже, от этой встречи ждал он куда больших неприятностей.


К нарсуду Коломнин подскочил «на флажке». Паркуясь, заметил, как со стороны метро торопливо подошла жена. Стояла очередная оттепель, и тем не менее Галина была в короткой шубке, подчеркивавшей нерасплывшуюся фигуру. А вот голова оказалась прикрыта лишь тонким шарфиком, небрежно накинутом на свежую завивку. И все-таки бесчисленные ранние морщины на помятом лице проступали сквозь густой слой косметики. В этих потугах стареющей женщины выглядеть привлекательно в день развода было что-то смешное и трогательное одновременно.

При виде выходящего из машины мужа Галина демонстративно глянула на часики.

– Может, в банке и принято заставлять женщин ждать по пятнадцать минут. Но вообще-то это не по-мужски.

– Извини, постараюсь, чтоб больше не повторилось.

– Да уж постарайся. Не так много осталось.

– Так что, пойдем? – знакомая желчь разом смела вознишее чувство жалости.

– Не терпится! Отдышись сначала. Да и вообще, – Галина с демонстративным состраданием оглядела мужа. – Какой-то у тебя вид зачуханный. Побрит плохо. Брюки жеванные. Что ж не смотрят за тобой?

– Некому смотреть, – напоминать, что прежде жена и вовсе не обращала на его вид никакого внимания, было бы не к месту.

– Правда?! – невольно вырвалось у нее. – Впрочем это теперь не моя головная боль. О дочери не хочешь спросить?

– Конечно. Как она?

– Во-во. Не напомнила бы, так и не спохватился. Вот она и есть, вся твоя любовь. Только сюсюкать силен. Так вот плохо ей, безотцовщине! Вчера тройку по алгебре притащила.

– Тройки и раньше случались.

Взгляд, которым смерила его жена, недвусмысленно говорил: те тройки ничего общего с этой, безотцовской, не имеют. Она заметила, как напряглись скулы на его лице, и, понимая, что порог терпения пройден, поспешно, на одном дыхании выпалила:

– А я на работу устроилась. Старшим юрисконсультом в строительную фирму. Хорошие деньги предложили. Хоть среди людей. А то, кроме кухни да стирки, ничего не видела…Спрашивает она у меня, когда папа приедет. Папу ребенок хочет. Не знаю, что и ответить. Может, и впрямь попробуем еще раз?…Все-таки двадцать лет позади. Да и людей смешить…

Она сбилась и, не замечая, принялась слизывать тщательно наложенную помаду.

Коломнин смешался, как бывало всегда, когда жена на короткое время избавлялась от привычного язвительного тона.

Мелодия телефонного звонка оказалась более чем кстати.

– Слушаю, – произнес он, глазами извинившись перед Галиной.

– Сережа! Сереженька! – послышался всполошный голос, от которого у него разом защемило внутри. – Я только сейчас узнала. Но как же так – уехать, даже не простившись?!

– На самом деле меня срочно вызвали в банк. И потом – ты же, насколько помню, сама меня выпроводила.

– А ты уж и воспользовался поводом. Дурашка! Разве можно так сразу слушать женщину? Только если хочешь оскорбить ее повиновением. Приехал, взбудоражил и смылся. А что теперь я? Ты подумал?

– Через два-три дня вернусь, – коротко бросил Коломнин. Только теперь он заметил недобро прищурившиеся глаза жены.

– Это ваше авторское право, – отреагировали на том конце трубки. Коломнин невольно улыбнулся: даже на расстоянии он угадывал поджатые обидчиво губки. Но голос впрочем стал много спокойней.

– Там мой Богаченков остался. Пожалуйста, помоги ему получить информацию. Это очень важно. Я перезвоню, – поспешно произнес он, отключаясь. Глянул виновато на жену. Очевидно, что-то новое появилось в нем, потому что Галина лишь безнадежно повела головой:

– Ишь как забрало-то! И не припомню, когда у тебя такие глазищи были. Ладно, пошли! Есть у судьи время ждать, пока ты со своими бабами наговоришься.

И первой шагнула к подъезду.


Тридцатидвухлетний Генеральный директор компании «Авангард финанс» Андрей Янко поджидал Коломнина, как и было оговорено, у зоны прилета Женевского аэропорта. При виде появившегося начальника службы экономической безопасности на одутловатом, оплетенном золотистой оправой лице его появилось выражение нескрываемого облегчения.

– Слава Богу, что прислали тебя! Как гора с плеч, – с фамильярностью, принятой среди банковских служащих одного уровня, даже мало знакомых, поприветствовал он, увлекая прилетевшего к подземной автостоянке. – А я, признаться, опасался, что пришлют какого-нибудь шустрого обормота из молодых да ранних, который и переговоры-то вести не способен. Даже специально Дашевского просил, чтоб непременно именно тебя. Ты у нас гость редкий и оттого особо дорогой. А учитывая повод, так даже представить не можешь, как я тебя ждал. – Что? Сложные предстоят переговоры?

– Да не то слово! Такой волчара попался, – за каждый цент зубами цепляется. Портфельчик позволь!..Нет уж, нет уж. Это не по-нашему, чтоб гость вещи таскал. Спросит меня завтра Дашевский, как моего порученца встретил, и что я скажу? Заставил таскать по Женеве собственные шмотки? И кто я после этого буду за человек? Сейчас до отеля, отдохнуть с дороги. А на завтра после переговоров… Я тут небольшую культурную программу сообразил. На озеро рванем. Как ты форель на удочку? Или больше привычно где-нибудь на Волге динамитом побаловаться?

Он хохотнул, с аппетитом распахивая длинную дверцу свеженького спортивного BMW. Скосился на реакцию гостя. Не обнаружив в ней должного пиетета, со скрытой обидой объяснился:

– Специально взял двухместную, чтоб без шофера. Я, так полагаю, разговор до отеля будет деловым. Знаю, ты у нас времени терять не любишь.

Коломнин с любопытством присматривался. С Янко он познакомился три года назад, когда тот работал в Москве управляющим одного из «спальных» филиалов. Теперь Андрюша сильно изменился. В голосе, во всей манере держаться проступала помимо его воли некая вальяжная снисходительность недавно разбогатевшего человека.

– Времени терять действительно не стоит. С Островым связь есть?

– Обижаешь, начальник.

– Тогда дай по мобильному команду, чтоб прямо сейчас пригласили в офис. И сами туда погнали. Отель подождет до вечера. Как, кстати, этот Островой на тебя вышел?

– Просто позвонил.

– Почему именно тебе?

– Не мне, а в компанию. Почувствуйте разницу. Телефоны наши в любом справочнике.

– Звонил из Швейцарии?

– Понятия не имею. Это у вас там, в зачуханной России, даже звонок по межгороду сразу вычленишь. А здесь! Из любого телефона-автомата по всему миру трезвонь, а слышимость, будто из-за угла. Европа!

– Дальше?

– Назвался, потребовал организовать встречу с кем-то из руководства.

– Потребовал?

– Именно что. До чего, я тебе скажу, наглый малый, – Янко даже поцокал от возмущения. – Но мы тоже не пальцем деланные. Я тут, пока тебя ждал, обработал его, поджал малек. В общем – уронил в цене. Считай, половину твоей работы сделал. Так что с тебя коньячишко.

– И сколько стоит коньячишко?

– Знаю, что Дашевский рассчитывает на четыре миллиона, – Янко склонился интимно, будто невзятый шофер мог их подслушивать, одновременно пытаясь определить, к чему отнести внезапную иронию собеседника. – Но это-то заведомо нереально. Островой будет стоять на трех. И даже пригрозит разрывом. Жесткий, паскуда, переговорщик. Но ты не поддавайся. Я прокачал через свои каналы – на три с половиной он морально готов. – Что за каналы?

– Иван Гаврилович Бурлюк, – отчеканил Янко – в ожидании реакции собеседника. Но реакции не последовало, и он с заметным разочарованием закончил. -Один из крупнейших российских трейдеров. Президент известной германской компании. Очень нам помог. Сейчас как раз в Женеве. Так что сегодня и познакомитесь.

– Познакомиться, если для дела, – это я завсегда. А в истории с Островым он каким боком оказался?

– Они раньше знакомы были. Здесь, в цивилизованном мире, все со всеми знакомы. Прямо или через рекомендации, – Андрей ненароком, даже не заметив, отсек собственную родину от цивилизации. – Бурлюк Острового на меня и вывел. И он же подтвердил три с половиной миллиона. Так что стой на этой цифре. Зуб ставлю – уступит!

Он вгляделся в реакцию собеседника. Но расслабившийся от скорости Коломнин весь ушел в созерцание автобана. На лице его блуждала тихая, не подходящая к месту улыбка. Улыбка эта Андрею Янко решительно не понравилась.

И правильно не понравилась. Коломнин как раз прикидывал количество посредников и сумму, которую они намеревались «накрутить сверху».


Офис компании оказался недалеко от центра, в одном из высотных домов, стены у подъезда в котором были буквально утыканы золотистыми табличками с названиями расположенных здесь фирм.

– Островой подъехал? – напористо поинтересовался вошедший первым Янко у поднявшейся навстречу секретарши.

– В переговорной.

– Нам кофе и – не мешать, – потребовал Янко. Теперь Коломнину демонстрировался другой человек: жесткий, требовательный босс, – очевидно, в соответствии с западными стандартами.

– Там еще Бурлюк ждет, – припомнила секретарша.

– Не просто ждет. А заждался, – из боковой комнаты вышел грузный шестидесятилетний мужчина с рубленым, ширококостым лицом – гражданин Германии и президент германской компании с чисто русацкой внешностью. Правая, неестественно перевернутая рука его дымилась, из чего стало ясно, что в ней покоится чашка кофе. – Этого, что ли, Дашевский прислал? Ну, будем знакомы.

– Начальник управления безопасности господин Коломнин. А это Иван Гаврилович Бурлюк, – поспешно представил Янко. – Как я уже говорил, очень нам в этом деле помог.

– А чего не помочь? – вальяжно подтвердил Бурлюк. – Васька Островой, конечно, охламон. Это без вопросов. К тому же изрядный сукин сын. Но кто в вашем банковском мире, положа руку на сердце, другой? Да хоть тот же Дашевский. Уважаю, слов нет. Но представится возможность спереть – тут же и сопрет. А у Васьки, к слову, башка как раз на месте. Спер-то ловко. Потом опять же сколь лет от вас бегает! Это ж тоже надо уметь. Так что у меня в этом деле свой интерес: как только ситуацию разрулим и из розыска его вычеркнут, я его, пожалуй, к себе подгребу. А чо? Сгодится.

Бурлюк через плечо протянул чашку, уверенный, что секретарша тут же подхватит:

– Так что, пошли в закрома? Попрессингуем быстренько мерзавца. А там – честным пирком, как говорят, и за свадебку. Мне сегодня еще в Гамбург надо успеть вернуться. Вообще-то по уму прямо теперь бы лететь, но поменял на вечерний рейс. Дашевский лично попросил: помоги, мол, Иван Гаврилыч. Что ж не помочь? Не чужие.

– Так и летите, – произнес Коломнин, вызвав равное изумление у обоих собеседников. – Вы свое дело сделали – спасибо. А дальше моя работа.

– Это как понимать? – Бурлюк нахмурился. – Сделал дело, гуляй смело? Так, что ли?

– Ну, зачем так обострять? Просто разговор, сами понимаете, предстоит особо доверительный. И у меня как раз указание от Дашевского: никого посторонних. Так что прошу понять.

Но Бурлюка незатейливой этой хитростью не обманул. Лицо его побагровело. Морщины вкруг глаз подобрались: – Посторонний, говоришь! Как сводить, так – помоги за ради Христа! А как срослось, так, стало быть, гуляй на сторону!..

– Ничего, Иван Гаврилович! Все в порядке, – быстро, с особой интонацией произнес Янко. – Вы и впрямь главное сделали. Основные параметры согласованы. Так что теперь в этом русле и доведем. Даже не беспокойтесь.

Вмешательство Янко несколько охладило изготовившегося поскандалить Бурлюка. Он что-то прикинул и слегка успокоился. Не прощаясь, развернулся и, тяжело вдавливая паркет, отправился к выходу. Следом с плащом и шляпой в руках заспешила секретарша. У выхода Бурлюк обернулся.

– Да, Андрюшка, ты не забыл, что у меня скоро годовое собрание?

– Как можно, Иван Гаврилович? Как обычно, выпишу на вас доверенность. Сами и проголосуете, как считаете нужным.

– Ну-ну, – одобрил Бурлюк. Не удержавшись, измерил взглядом Коломнина. – А ты, погляжу, гусь, – недобро определил он. – Но недалек. Потому как жизнь круглая. Еще повидаемся.

– И охотно, – беззаботно подтвердил тот.

– Нельзя так, – Янко едва дождался, пока Бурлюк скроется из виду. – Иван Гаврилыч, хоть и редкая зануда, считай, стратегический банковский партнер в Европе. Если хочешь знать, мы сами у него акционеры – держим блокирующий пакет. Это тебе что-то говорит? Здесь не Россия. Здесь с нужными людьми особая деликатность требуется.

– Вот ее сейчас и проявим, – пообещал Коломнин и, не дожидаясь приглашения, шагнул к двери переговорной.


Огромный овальный стол в комнате для переговоров был пуст. Но из глубины мягкого, топкого кресла торчали длинные ноги с коленями, острыми, будто заточенные штыри. Раздался скрип, и навстречу вошедшим не без труда выбрался обладатель уникальных ног – худощавый мужчина с неожиданным чахоточным румянцем на впалых щеках.

– Что? Несладка жизнь в бегах? – определил Коломнин и тем сбил заготовленную приветливую улыбку.

– Нам всем эта история не в радость, – Островой протянул руку для приветствия: ладонь его оказалась удручающе вялой, но в длиннющих, будто у пианиста пальцах, Коломнин угадал прячущуюся силу. – Кто-то должен был найти в себе волю сделать первый шаг. Потому я здесь. А вы, как полагаю…

– Начальник службы экономической безопасности, – представился Коломнин, усаживаясь напротив и протягивая визитку. – Имею доверенность на ведение переговоров и на подписание любых документов.

При этих словах во взгляде Острового что-то вспыхнуло. Он в свою очередь поспешно вытянул из наружного кармашка золоченую визитку с начертанной на ней фамилией.

– Островой Василий Юрьевич, – смакуя, прочитал Коломнин. Перед ним сидел вор. Вор, за которым они безуспешно гонялись более двух лет. Сидел холеный, победительно раскинувшийся. Непреодолимое желание позадираться овладело Коломниным. – Красивая картонка. Чего ж на визитке главное не проставлено?

– То есть?

– Находится в международном розыске. Очень бы эффектно сюда подпустить – эдак золотым тиснением.

– Я собственно не совсем понимаю, – тонкие бесцветные губы Острового подобрались, в лице проступила осторожная колючесть. – Откуда этот тон? По-моему, мы прежде знакомы не были.

– Да, Бог миловал, – охотно подтвердил Коломнин. – Но заочно наслышан. И премного. Потрудились мы с прокуратурой, чтоб вас из небытия выколупнуть. И, как видите, – случилось.

– Я думаю, Василий Юрьевич, вы не должны обижаться за несколько взвинченный тон Сергея Викторовича, – включился в беседу обеспокоенный Янко. – Ему в вашем деле и впрямь досталось. Дашевский не всегда объективно оценивал затраченные усилия. О чем я, кстати, Льву Борисовичу счел нужным заметить. Но мы, господа, прежде всего бизнесмены и сейчас важно помнить главное – для чего мы здесь собрались. А собрались мы, чтоб оговорить условия, на которых Василий Юрьевич готов рассчитаться с банком. Вы согласны с такой постановкой вопроса, Сергей Викторович?

Коломнин кивнул: возразить тут было нечего.

– Тогда, может быть, попросим Василия Юрьевича изложить свое видение ситуации? – предложил Янко, делая приглашающий жест в сторону хмурящегося Острового.

– Ситуация мне видится очевидной, – Островой неспешно закурил длиннющую сигарету, которая в его руке казалась шестым, жеманно оттопыренным пальцем. – Ваш банк понес убытки. И я как человек чести безусловно готов их возместить.

– Как кто? – невольно поразился Коломнин. Недружественную реплику Островой проигнорировал, хотя в лице добавилось настороженности.

– Мой прежний банк не сумел вернуть «Авангарду» занятые три миллиона долларов. И хоть рухнул АМО уже после моего отъезда за границу, я согласен, чтобы снять возникшее недоразумение, передать эту сумму «Авангарду» – из собственных средств. Разумеется, в обмен на отзыв иска и разблокирование счета.

– Наш банк, можете не сомневаться, по достоинству оценил этот жест доброй воли с вашей стороны, – поспешно заверил Янко, поскольку на физиономии Коломнина проступило такое чрезвычайное восхищение, что это выглядело опасным. – Но при этом нельзя не учитывать, что за истекшие два года «Авангард» понес дополнительные потери. Кроме того, на три миллиона набежали недополученные проценты. Поэтому уместно включить их в общую сумму.

– И как же, по вашему мнению, должна эта сумма выглядеть? – неприязненно уточнил Островой.

– Мы полагаем, – Янко сделал паузу, предлагая Коломнину перехватить инициативу. Но тот продолжал отмалчиваться с безмятежностью, становившейся попросту неприличной. – Три с половиной миллиона – это минимум, на что рассчитывает «Авангард».

– Три с половиной?! – возмутился Островой. – А почему собственно не четыре? То, что я беру на себя задолжность, к которой в сущности не имею никакого отношения, не значит, что я буду оплачивать все что ни попадя. Три миллиона – это, по– моему, вполне приемлемая цифра. В крайнем случае, согласен покрыть ваши прямые расходы. Но – и все. Не забывайте, я вовсе не обязан оплачивать чужие долги.

– И это правильно, – неожиданно согласился Коломнин. – Никто не должен платить за других. Тем более из соображений чести.

Он посмоковал озадаченное молчание.

– Забудем о несчастных трех миллионах, – беззаботно предложил он, заметив впрочем, как живо переглянулись недоумевающие собеседники. – То древняя, покрытая мхом история. За эти деньги мы купили у АМО право требования к их проворовавшемуся президенту, то бишь к человеку чести господину Островому, который в свое время украл из банка…

– Я бы попросил выбирать выражения, – огрызнулся Островой. – Суда надо мной не было, так что…

– Опять ваша правда, – суда не было. Пока, – Коломнин учтиво поклонился. – Потому будем говорить высоким штилем. Деньги эти в сумме девять миллионов долларов господин Островой попросту стибрил, свистнул, увел, – выбирайте любой глагол по вкусу, – у своих акционеров, ему доверившихся. А поскольку истцом отныне выступает банк «Авангард», вот они-то, эти девять миллионов, и есть предмет нашего разговора. Так-то-с!

Да вы, часом, не сбрендили? – поразился Островой. Совершенно очумелым выглядел и Янко. – Чтоб я вам за здорово живешь отдал целое состояние.

– Не ваше, между прочим, состояние, – напомнил Коломнин.

– А вот это как раз не ваша забота. Ишь губы раскатали на чужие «бабки». Да я лучше в тюрьму сяду, чем на такое «кидалово» соглашусь.

– Это-то как раз запросто, – Коломнин вытащил и положил подле себя мобильный телефон, а рядышком – небольшой листочек, привлекший общее внимание. – Это телефон местного бюро интерпола. Вы, гражданин Островой, как будто значитесь в международном розыске. Гарантирую массу удовольствий. Через час вас возьмут, да еще с фальшивым паспортом на кармане. Так что полагаю не позже, чем через пару дней у вас появится классный шанс переместиться в Москву, в отель «Бутырка». Так сказать, осуществляются мечты!

– Это же!.. – Островой вскочил. Губы его конвульсивно подрагивали. – Это не по-джентльменски. Мне были обещаны гарантии.

– И кем же?

– Президентом вашего банка.

– Так чего ж молчали? Это совсем другой разговор, – Коломнин превратился в саму любезность. – Давайте сюда.

– Что давайте?

– Гарантию, конечно. Я должен убедиться.

– Но это были устные договоренности – от имени президента, – Островой требовательно поглядел на смешавшегося Янко.

– Извините, Василий Юрьевич, – пришел в себя тот, – но нам с Сергей Викторовичем необходимо переговорить.

Он подошел к Коломнину и требовательно потянул его к окну.

– Что еще? – Коломнин неохотно подчинился.

– Вы просто губите процесс! – горячий шепот Янко наверняка доносился до противоположного угла комнаты. – Отобрать все! Вы не даете ему поля для маневра. Кто ж на это согласится? Рупь за два, он действительно лучше предпочтет в тюрьму! Я бы на его месте – точно предпочел.

– Вот как? – заинтересовался Коломнин.

– Да вы понимаете, чем это кончится? Банк по вашей, извините, милости попросту не получит денег. Как, полагаете, на это посмотрит президент?

– У меня был с ним разговор перед отъездом. Президенту нужен результат, то есть деньги. А методы – это мое дело.

– Но, учитывая чрезвычайность ситуации, я… вынужден немедленно связаться с Дашевским.

– В самом деле? – Коломнин с любопытством приостановился. – Вы что же, намерены втянуть президента крупного российского банка в переговоры с международным преступником? Окститесь, Янко! Да и что собираетесь сказать? Вы уверили его, что три миллиона – предел желаний. А я собираюсь доказать, что предел этот – все девять. И полагаете, Дашевский будет возражать?…

Коломнин нетерпеливо освободился от цепкой руки, помимо воли владельца сжавшей его локоть. Вернулся к подрагивающему должнику.

– Так что надумал, Островой?

– Здесь и думать нечего. Я полагал, что доверяюсь порядочным людям. И оказался заложником…

– Брось пылить! Порядочные люди! Джентльмены! Ты-то тут причем? Ты обычный кидала. И им по гроб жизни останешься. Только сегодня ты вляпался. И потому выбор простой…

– Тогда сдавайте! – Островой прихлопнул изящной ладонью журнальный столик, так что по застекленной поверхности поползла паутина. – Ничего! Выживают и в русской тюрьме. Только вы у меня во чего теперь получите! Я вас с этим иском два года мурыжил. И, будьте покойны, еще лет на пять хватит. Не хотите по-доброму. Так вот вам мой максимум – четыре миллиона. И ни гроша сверху!

Он гордо откинулся, сцепив на груди побелевшие пальцы.

– Я же предупреждал! – подбежал Янко. – Отойдемте еще!.. Сергей Викторович! Нельзя так зажимать в угол. Дай ему вздохнуть. Ты и так невозможное сделал. Да за четыре лимона Дашевский тебя всего обсосет. Аж по гланды. О девяти никто и не думает. Ну, предположим даже фантастический вариант, – выбьешь их. Но дальше-то? Получишь жалкую премию тысяч в пятьдесят. Твоего ли масштаба деньги? А этот, я уверен, выложит тебе лично с поллимона. Улавливаешь? И все будут довольны. Давай я сам все порешаю. А ты как бы в стороне. У тебя что, в самом деле личных проблем не существует?

Под прищуренным взглядом несколько сбился:

– Не о себе. О тебе хлопочу. Это ведь бизнес.

– Очень уж русский бизнес.

– Гляди. Будет ли еще когда такая возможность деньжат влегкую срубить?

– Надеюсь, нет. А теперь отойди в сторону и – чтоб больше не дергался! – потребовал Коломнин. – А тебе, Островой, отвечу так. Выживают и в российских тюрьмах – то правда. Только для этого большие деньги нужны и приличные связи. Связи ты все профукал. Потому что всех, кого мог, кинул. Знаешь, сколько в уголовном деле потерпевших? И все люди небедные. Уж они найдут способы тебя покарать. Да и с нашим иском не так все сумрачно. Ты ведь затягивал, потому что услуги адвокатов с «левых» счетов щедро оплачивал. Я думаю, там тоже немало наворованного. Но из Бутырки управлять зарубежным счетом тебе будет проблемно, я так рассуждаю. А, стало быть, адвокаты твои разбегутся. И процесс быстренько пойдет к завершению. Улавливаешь логику?

Островой все улавливал: в пронизывающе злом взгляде его углядел Коломнин надломленность.

– Так что, звонить?

– Совсем за глотку схватили! – прохрипел, вскакивая, Островой. – Давайте хоть на пяти, на шести даже сойдемся. Жить-то я на что-то должен!

– Но-но-но! Только без плача Ярославны на Путивле. На жизнь ты как раз нажировал.

– Хоть семь! Для чего-то я сюда приехал.

– Вот за этим ты приехал! – Коломнин достал из портфеля и помахал пачкой документов. – За собственной свободой. И это ее цена. Девять! Или – звоню.

– Тогда звони! – отчаянно выкрикнул Островой. Но рука Коломнина столь стремительно метнулась к телефону, что он понял – это не блеф. Странный банковский безопасник на самом деле только и ждет повода, чтобы сдать его Интерполу.

– Ладно, ладно! – быстро произнес он. – Согласен! Он развернулся к Янко, все это время пытавшегося привлечь его внимание, с чувством рубанул ладонью по сгибу другой руки:

– А тебе во!

Янко стремительно побледнел.

– Стало быть, все девять? – с плохо скрытым сожалением уточнил Коломнин.

– Сказал же! – Островой поднялся, схватил со стола мобильник, барсетку, смяв ее пальцами. – Банкуйте, суки! Завтра оформим.

– Немедленно! – остановил его голос Коломнина. – Вызывайте своих адвокатов. Мы – своих. И прямо сегодня составим мировое соглашение.

– Но прямо сейчас стремно, – Янко под испепеляющим взглядом Острового замялся. – Адвокаты могут быть заняты. Мы не предполагали, что так скоро… Это – Европа. Здесь не привыкли решать столь стремительно.

– Раз я здесь – будут привыкать. Янко! – Коломнину все это изрядно начало надоедать. – Ты с швейцарскими адвокатами банковскими денежками рассчитываешься. Вот и изволь заставить отработать.

– Но даже если соберем немедленно, – Островой угрюмо покачал головой. – Пока утрясут, отредактируют, – тут работы даже не на часы. Может, на сутки.

– А ничего, не соскучимся, – успокоил его Коломнин. – Вы в преф играете?

– В преферанс? Играл студентом.

– Во! Стало быть, будет, чем ночь занять. Люблю я, знаете ли, ловленного мизера половить. Ну, что застыли, добры молодцы? Работаем, работаем!

Островой и Янко изумленно переглянулись, – в человеке, только что добившемся своей, казавшейся недостижимой цели, явственно проступало необъяснимое раздражение. Островой еще раз внимательно присмотрелся, пытаясь отгадать причину непонятной ему личной озлобленности. Но напрасно Василий Островой судорожно перебирал в памяти «кинутых» им людей. Озлобленность Коломнина была обращена против другого – против самого себя. Озлобленность, в которой перемешались гадливость и отвращение. Потому что в эту минуту разошлись интересы банка и государства: исполнив волю Дашевского, он предал Волевого. Следователя и бывшего коллегу, который два года неустанно, отказываясь от отпуска, жертвуя выходными, преследовал преступника, охваченный единственным желанием: посадить его на скамью подсудимых и тем доказать, что в России пришло время возмездия ворам. Этой же страстью был прежде охвачен и сам Коломнин. И вот теперь он возвращает преступнику улики и – избавляет от тюрьмы. Он предал не только Волевого, но и свое прошлое. Себя в себе. Что-то надорвалось внутри Коломнина.


Еще в Женевском аэропорту Коломнину дозвонились из секретариата Дашевского и предупредили, чтобы по прилете в Шереметьево он прошел в vip-зал и там дождался Льва Борисовича. Президент вместе с Ознобихиным улетает на банковский симпозиум в Лондон, но перед отъездом хочет обязательно переговорить.

И теперь утомленный Коломнин попивал шереметьевскую минералку перед огромным телевизором, прикидывая рейс, на котором сегодня же успеет вылететь в Томильск.

– Гигант! Просто гигант! – послышалось от двери. Коломнин едва успел подняться, как его обхватил и принялся охлопывать стремительно, по своему обыкновению, вошедший Дашевский. Сзади груженный дорожным портфелем поспевал один из помощников. – Всех поразил! Это, я тебе скажу, – vip-результат. Хоть, знаю, прошел по краю. Не боялся, что все вообще обломится? Или… на принцип пошел?

Проницательный Дашевский испытующе вгляделся, определил что-то, отчего зрачки несколько потемнели.

– Ну, и черт с тобой! Победителя не судят. Немедленно дам команду, пусть готовят на тебя премию… в пятнадцать тысяч долларов. Заслужил!

– Не надо мне премии, – Коломнин с трудом сдержал усмешку: Андрюша Янко, предсказывая ему «жалких» пятьдесят тысяч с барского плеча, явно погорячился.

– Что значит «не надо»? Намекаешь, что мало?!

Впрочем он и сам прекрасно понимал, что мало. Слишком мало, чтоб по банку не пошли новые пересуды о его скупости.

– Ладно! Черт с тобой, вымогатель. Пользуйся моей добротой. Получишь… сорок тысяч. Этого, надеюсь, тебе довольно или прикажешь весь банк к ногам положить?

Этого бы хватило. Во всяком случае, чтобы купить небольшую квартирку: после ухода из дома Коломнин до сих пор не имел жилья в Москве.

– Вообще не надо за это никаких денег. Вы попросили – я сделал.

– Брезгуешь, стало быть? – чутко догадался Дашевский. И недобро прищурился. Отказ от премии оскорбил его куда сильнее попытки поторговаться. – Что ж, вольному воля. Куда теперь?

– Прямо сейчас возвращаюсь в Томильск. За мной ведь «Нафта».

– Да, да. Конечно. Назад особенно не торопись.

– А как же аттестация?

– Это даже в голову не принимай. Защитишься по возвращении. Да и то формальность. Ты у нас теперь герой. Ну! – он вымучил дружескую улыбку и, давая понять, что аудиенция закончена, негодующе развернулся к топчущемуся помощнику. – Где наконец Ознобихин? На посадку пора.

– Вот-вот будет, – тот поспешно оторвал от уха мобильник. – Въехал в зону Шереметьево.

– Я пошел в самолет. Пусть догоняет. Бардак! Президент их ждать должен, – и, забыв на прощание кивнуть Коломнину, шагнул к вышколенно улыбающейся у стойки регистраторше.


У выхода из vip-зала Коломнин едва не столкнулся с катящим чемодан Ознобихиным. – Какие люди!– обрадовался встрече Коля. – Поздравляю. Весь банк гудит, как ты этого Острового уделал. На полную!

В поздравлении и особенно в словечке «на полную» ощущался некий второй план – будто он и поздравлял и недоумевал одновременно.

– Да, кстати, я тут тебе порадел чуток, – припомнил Ознобихин. – Мне, пока тебя не было, супружница твоя звонила, – все-таки настырная она, извини, бабенка, – просила помочь сына куда получше пристроить.

– Что?!

– А чего? Не чужие. Как раз у Янко в «Авангардфинанс» местечко освободилось. Ну, я и – порекомендовал на стажировку. И то дело! Пусть парень чуток в загранке освоится. Правда, на тебя Янко жутко, знаю, разобиделся.

– С чего бы?

– Если ты такой недогадливый, так откуда мне знать? – хмыкнул Ознобихин. – Поначалу, как твою фамилию услышал, даже уперся. Но я настоял. Должок у него передо мной неотработанный. А теперь и у тебя! Шутю! Ну, давай, выкладывай слова жуткой благодарности.

– Пожалуйста. Там Дашевский нервничает.

– Подождет! А, кстати, насчет Маковея прав ты был. Признаю. Очень непростой оказался. Такой стремный кредит мы с ним закрыли, пальчики оближешь. Вот так бы всегда, в одной упряжке! А то только ругаешься, нехороший ты человек, – и, приветливо кивнув, Ознобихин подхватил ручку чемодана, тем более, что выскочивший из vip-зала помощник принялся строить страшные глаза.