"Оноре де Бальзак. З. Маркас" - читать интересную книгу автора

этаже.
По эту сторону лестницы находились только две комнаты: наша и другая,
маленькая, - ее занимал З. Маркас. С полгода ни я, ни Жюст ничего не знали о
нашем соседе. Правда, старуха, ведавшая гостиницей, сказала нам, что
маленькая комната занята, но добавила, что сосед беспокоить нас не будет,
так как он на редкость тихого нрава. И действительно, в течение шести
месяцев мы ни разу не встретились с нашим соседом и не слышали в его комнате
никакого шума, хотя нас разделяла только переборка - дощатая оштукатуренная
переборка, столь обычная для парижских квартир.
Наша комната имела семь футов в вышину, ее стены были оклеены грошовыми
бумажными обоями с букетами по голубому полю. Пол был крашеный, без того
лоска, который умеют наводить полотеры. Перед нашими кроватями лежало по
тощему коврику. Труба камина выходила почти тут же на крышу и дымила так
сильно, что нам пришлось оборудовать над нею колпак за свой счет. Узкие,
крашеные деревянные кровати напоминали кровати школьных дортуаров. На камине
виднелись только два медных подсвечника, то со свечами, то без свечей, две
наши трубки, табак, рассыпанный или в кисете, да кучки пепла, оставленные
посетителями или нами самими, когда нам случалось курить сигары. На окне
висели миткалевые занавески, скользившие по железному пруту. Справа и слева
от окна были прибиты к стене две небольшие книжные полки из дерева дикой
вишни, знакомые всем, кто бывал в Латинском квартале; мы держали на них те
немногие книги, которые были необходимы нам для занятий. Чернила в
чернильнице неизменно напоминали лаву, застывшую в кратере вулкана (разве
любая чернильница не может в наше время стать Везувием?). Затупившимися
перьями мы прочищали свои трубки. Вопреки законам денежного обращения,
бумага была у нас еще более редким гостем, чем звонкая монета.
Можно ли удержать молодых людей в подобных комнатах? Понятно, что
студенты работают в кафе, в театре, в аллеях Люксембургского сада, у
гризеток, даже в университете - всюду, только не в ужасной своей комнате:
ужасной - если дело идет о работе, прелестной - когда в ней болтают и курят.
Накройте стол скатертью, вообразите, что перед вашими глазами обед,
доставленный лучшим ресторатором квартала, четыре прибора, две девушки,
закажите литографский снимок с этой картинки домашней жизни, - завзятая
святоша и та улыбнется, взглянув на нее.
Мы думали только о развлечениях. Доводы в пользу такой беспорядочной
жизни мы почерпнули из наблюдений над одной весьма серьезной стороной
современной общественной жизни. Ни Жюст, ни я не видели ни малейшей
возможности завоевать себе положение на тех двух поприщах, которые мы
избрали по настоянию наших родителей. Вместо одного адвоката, одного врача -
их сотня. Толпа осаждает эти два поприща. Ей кажется, что это - два пути к
успеху, а в действительности это две арены: на них соперники убивают друг
друга, борются друг с другом - не огнестрельным или холодным оружием, но
интригами и клеветой, напряженнейшим сверхчеловеческим трудом,
интеллектуальными походами, такими же кровопролитными, какими были
итальянские походы республиканских солдат. Теперь, когда всюду идет
состязание умов, нужно научиться проводить по сорок восемь часов подряд в
кресле за письменным столом, как полководец некогда оставался по двое суток
в седле. Избыток состязающихся заставил медиков разбиться на категории: есть
врач пишущий, врач лечащий, врач политиканствующий и врач воинствующий;
четыре разных способа быть врачом, четыре раздела, уже заполненных до