"Луис Ламур. Поездка за наследством (Вестерн) " - читать интересную книгу автора

столик с белым фарфоровым тазиком и кувшином.
Войдя в комнату, я первым делом выглянула из-за занавески, и конечно же
снаружи, делая вид, будто читает газету, стоял человек, который шел за мной
от самого дилижанса.
Если девушка выросла в таких местах, где живут индейцы, и с малых лет
ходит на охоту, то она становится наблюдательной. Вылезая из дилижанса, я
заметила мужчину, который поглядел на меня так, словно только меня и ждал. Я
сделала вид, что не заметила, и пошла по улице, но на перекрестке увидела,
что он свертывает газету и идет следом.
Там у нас в горах говорили, что я девица что надо, но здесь я не
производила никакого впечатления. Любая девушка чувствует, когда парень
обращает на нее внимание потому, что она хорошенькая, но у этого человека не
было на уме ничего такого. Я достаточно охотилась сама, чтобы не угадать,
когда охотятся за мной.
Если он шел следом не потому, что я ему понравилась, тогда зачем?
Всякому видно, что я не из богатых. Одета хорошо, потому что шила сама, но
не по-модному, не по-городскому. Если видно, что я не при деньгах, то зачем
ему следить за мною?
Правда, я приехала в Филадельфию, чтобы встретиться с адвокатом и
получить деньги. Судя по всему, это была кругленькая сумма, но кому это
могло быть известно?
Должно быть, кто-то слишком много болтал. Сам адвокат или его клерк,
если такой имеется. Многие любят прихвастнуть для важности. Коли узнают
что-нибудь особо важное, то им не терпится об всем этом разболтать.
Единственная причина следить за мной, о которой я могла подумать, была
в том, что кто-то знал, зачем я приехала, и собирался этим завладеть.
Там, у нас, меня предупреждали о ловушках, какие поджидают молоденьких
девушек в городах, но меня они не пугали. Я ехала за деньгами и собиралась
сразу же возвращаться, как только их заполучу. За свою недолгую жизнь мне
доводилось иметь дело со всяким сбродом, и, хотя у меня не было с собой
ружья, зато были револьвер и арканзасский нож. Острый как бритва с обеих
сторон, а кончик что игла. Если кто напорется, так по самую рукоятку.
Эми Салки кормила что надо. Меня посадила слева от себя и сказала всем,
что я - ее приятельница из Теннесси. Городские за столом кланялись,
улыбались, здоровались.
Там была высокая, прямая как жердь женщина с волосами на пробор -
такая, будто ее с детства кормили одной кислятиной. Был пухлый джентльмен с
бакенбардами, который, едва кивнув, всерьез принялся за еду. Видно, считал,
что раз за стол уплачено, то надо получить за свои денежки что положено, а
если что - и за денежки соседа добавить. Напротив меня сидел спокойный,
серьезный мужчина с лысиной и острой бородкой. Опрятный, привлекательный и
дружелюбный. Спросил, собираюсь ли я задержаться в городе. Я сказала, что
уеду, как только закончу дела.
Слово за слово, и я рассказала ему о том, как мы увидели ту самую
газетную заметку, где сообщалось об имуществе, завещанном "самому младшему
потомку Кина Сэкетта". Я сказала, что мы нашли это объявление в
"Пенниадвокат". В газету была завернута какая-то вещь, купленная у бродячего
торговца.
- На мой взгляд, все это довольно странно, миссис Салки, - обратился он
к Эми. - Здесь, в Пенсильвании, у "Адвоката" весьма небольшой тираж.