"Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века" - читать интересную книгу автораСканирование
и форматирование: Янко Слава (библиотека
Fort/Da) slavaaa@lenta.ru || [email protected] || http://yanko.lib.ru || Icq#
75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html
|| || http://yankos.chat.ru/ya.html Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму
Мошкову за бескорыстно предоставленное место на
своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет. update 18.06.03 РУССКАЯ
ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА ОЛИМП • ACT • МОСКВА
• 1997
ББК 81.2Ря72 В 84 УДК 882 (0753) Общая редакция и составление доктора
филологических наук Вл. И. Новикова Редактор к. ф. н. А. Р. Кондахсазова Художник В. А. Крючков В 84 Все шедевры мировой литературы в кратком
изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века: Энциклопедическое
издание. — М.: Олимп; 000 «Издательство ACT», 1997. — 896 с. ISBN
5-7390-0170-6. В книгу вошли краткие
пересказы наиболее значительных произведений русской литературы XX в. Издание
адресовано самому широкому читательскому кругу: ученикам старших классов,
абитуриентам, студентам, учителям и преподавателям, а также тем, кто просто
любит литературу, кому свод пересказов поможет в поисках увлекательного чтения
и в составлении личных библиотек. В 8820000000
ББК 81.2 Ря72 ® «Олимп», 1997 ISBN 5-7390-0274-Х (общ.) ISBN 5-7390-0170-6 (Олимп) ISBN 5-7841-0186-2 (ACT)
Федор Кузьмин Сологуб 1863-1927 Творимая легенда - Роман-трилогия
(1914) Часть вторая. КОРОЛЕВА ОРТРУДА Дмитрий Сергеевич Мережковский 1866-1941 Христос и Антихрист - Трилогия I. СМЕРТЬ БОГОВ (Юлиан Отступник) (1896) II. ВОСКРЕСШИЕ БОГИ (Леонардо да
Винчи) (1900) III. АНТИХРИСТ (Петр и Алексей)
(1904) Викентий Викентьевич Вересаев 1867-1945 Мещане - Пьеса (1901, опубл. 1902) КАРТИНЫ - Пьеса (1902, опубл. 1903) «Страсти-мордасти» - Рассказ (1913,
опубл. 1917) Голубая жизнь - Рассказ (1924,
опубл. 1925) Васса Железнова - Пьеса (1935,
опубл. 1936) СОРОК ЛЕТ - Повесть (1925—1936,
незаконч., опубл. 1927—1937) Александр Иванович Куприн 1870—1938 Штабс-капитан Рыбников - Рассказ
(1905) Гранатовый браслет - Повесть (1911) Яма - Повесть (ч. I - 1909, ч. II -
1915) Иван Алексеевич Бунин 1870—1953 Антоновские яблоки - Рассказ
(1900) Господин из Сан-Франциско - Рассказ
(1915) Легкое дыхание - Рассказ (1916) ЮНОСТЬ - Роман (1927—1933, опубл. поля. 1952) Леонид Николаевич Андреев 1871-1919 Жизнь Василия Фивейского - Рассказ
(1903) ОТРЫВКИ ИЗ НАЙДЕННОЙ РУКОПИСИ - Рассказ (1904) Рассказ о семи повешенных - (1906) Иуда Искариот - Рассказ (1907) Михаил Михайлович Пришвин 1873-1954 Светлое озеро - Повесть (1909) Иван Сергеевич Шмелев 1873-1950 Человек из ресторана - Повесть
(1911) ПРАЗДНИКИ — РАДОСТИ – СКОРБИ -
Автобиографическая повесть (1934—1944) Ольга Дмитриевна Форш 1873-1961 Сумасшедший корабль - Роман
(1930) Валерий Яковлевич Брюсов 1873-1924 Алексей Михайлович Ремизов 1877-1957 Неуемный бубен - Повесть (1909) Крестовые сестры Повесть (1910) Михаил Петрович Арцыбашев 1878-1927 Александр Степанович Грин 1880-1932 Алые паруса - феерия Повесть
(1920-1921) Бегущая по волнам - Роман (1928) Серебряный голубь - Роман (1911) Котик Летаев - Повесть (1917-1918,
опубл. - 1922) Александр Александрович Блок 1880—1921 Незнакомка Лирическая, драма (1906) Балаганчик - Лирическая драма
(1906) Корней Иванович Чуковский 1882-1969 Крокодил Сказка в стихах (1917) Тараканище - Сказка в стихах (1923) Айболит - Сказка в стихах (1929) Алексей Николаевич Толстой 1882-1945 Гиперболоид инженера Гарина - Роман
(1925—1927) Золотой ключик, или Приключения
Буратино Сказка (1936) Хождение по мукам - Трилогия (Кн.
1-я - 1922; кн. 2-я - 1927-1928; кн. 3-я- 1940-1941) Книга вторая ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД Петр Первый - Роман (Кн. 1-я -
1929-1930, кн. 2-я - 1933-1934, кн. 3-я — 1944—1945) Евгений Иванович Замятин 1884-1937 Мы - Роман (1920—1921, опубл. 1952) Александр Романович Беляев 1884-1942 Голова профессора Доуэля- Роман
(1925, нов. ред. 1937) Самуил Яковлевич Маршак 1887-1964 Двенадцать месяцев - драматическая
сказка (1943) Анна Андреевна Ахматова 1889-1966 Поэма без героя Триптих (1940-1965) Сергей Антонович Клычков 1889-1937 Чертухинский балакирь- Роман (1926) Борис Леонидович Пастернак 1890—1960 Детство Аюверс - Повесть (1918,
опубл. 1922) Доктор Живаго - Роман (1955, опубл.
1957, в СССР - 1988) Осип Эмильевич Мандельштам 1891-1938 Четвертая проза - Эссе (1929-1938) Илья Григорьевич Эренбург 1891-1967 Оттепель - Повесть (1953-1955) Михаил Афанасьевич Булгаков 1891-1940 Белая гвардия - Роман (1923—1924) Собачье сердце - ЧУДОВИЩНАЯ ИСТОРИЯ Повесть
(1925) Зойкина квартира - Пьеса (1926) Театральный роман - ЗАПИСКИ
ПОКОЙНИКА (1936—1937) Бег - восемь снов пьеса (1937) Мастер и Маргарита - Роман
(1929-1940, опубл. 1966-1967) Дмитрий Андреевич Фурманов 1891-1926 Константин Александрович Федин 1892-1977 Города и годы - Роман (1922—1924) Константин Георгиевич Паустовский 1892-1968 Марина Ивановна Цветаева 1892—1941 Повесть о Сонечке - (1937, опубл.
1975, 1980) Приключение - Поэма (1918-1919,
опубл. 1923) Виктор Борисович Шкловский 1893—1984 Zoo, или Письма не о любви, или Третья Элоиза (1923) Владимир Владимирович Маяковский 1893-1930 Владимир Маяковский - Трагедия
(1913) Облако в штанах – Тетраптих Поэма
(1914-1915) Клоп - Феерическая комедия (1929) Баня - Драма в 6 действиях с цирком
и фейерверком (1930) Исаак Эммануилович Бабель 1894-1940 Конармия - Книга рассказов
(1923—1925) МОЙ ПЕРВЫЙ ГУСЬ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПАВЛИЧЕНКИ, МАТВЕЯ
РОДИОНЫЧА Михаил Михайлович Зощенко 1894-1958 Мишель Синягин - Повесть (1930) Голубая книга - Цикл новелл (1934) Перед восходом солнца - Повесть (ч.
1-я — 1943; ч. 2-я по назв. «Повесть о разуме» — 1972) Борис Андреевич Пильняк 1894-1941 Повесть непогашенной луны (1927) Красное дерево - Повесть
(1929) Юрий Николаевич Тынянов 1894—1943 Смерть Вазир-Мухтара - Роман
(1927-1928) Пушкин - Роман (1935—1943,
незаконч.) Всеволод Вячеславович Иванов 1895-1963 Московский роман (1929-1930, опубл.
1988) Кремль - Роман (1924-1963, 1-я ред.
- 1929-1930, опубл. 1981) Сергей Александрович Есенин 1895-1925 Пугачев - Драматическая поэма (1922) Страна негодяев - Драматическая
поэма (1924—1926) Леонид Иванович Добычин 1896-1936 Евгений Львович Шварц 1896—1958 Голый король - Пьеса-сказка (1934) Обыкновенное чудо - Пьеса-сказка
(1956) Валентин Петрович Катаев 1897-1986 Растратчики - Повесть (1925-1926) Белеет парус одинокий - Повесть
(1936) Алмазный мой венец -
Автобиографическая проза (1975—1977) Уже написан Вертер - Повесть (1979) Анатолий Борисович Мариенгоф 1897-1962 Илья Ильф 1897—1937 Евгений Петров 1902—1942 Двенадцать стульев - Роман (1928) Золотой теленок - Роман (1931) Три толстяка - Роман для детей
(1924) Константин Константинович Вагинов 1899-1934 Труды и дни Свистонова - Роман
(1929) Владимир Владимирович Набоков 1899-1977 Защита Лужина - Роман (1929-1930) Камера Обскура - Роман (1932-1933) Приглашение на казнь - Повесть
(1935—1936) Лолита - Роман (изд. на англ. яз. — 1955. Пер. авт.
на рус. яз. — 1965) Леонид Максимович Леонов 1899-1994 Вор - Роман (1927; 2-я нов. ред.
1959) Андрей Платонович Платонов 1899-1951 Епифанские шлюзы - Повесть (1927) Сокровенный человек - Повесть (1928) ПУТЕШЕСТВИЕ С ОТКРЫТЫМ СЕРДЦЕМ - Роман
(1929) Ювенильное море. МОРЕ ЮНОСТИ - Повесть
(1934) Александр Александрович Фадеев 1901-1956 Молодая гвардия - Роман (1945—1946;
2-я ред. — 1951) Вениамин Александрович Каверин 1902-1989 Скандалист, или Вечера на
Васильевском острове - Роман (1928) Два капитана - Роман (1936-1944) Перед зеркалом - Роман в письмах
(1965—1970) Николай Робертович Эрдман 1902—1970 Призрак Александра Вольфа - Роман
(1947-1948) Аркадий Петрович Гайдар 1904-1941 Тимур и его команда - Повесть (1940) Николай Алексеевич Островский 1904-1936 Как закалялась сталь - Роман
(1932-1934) Михаил Александрович Шолохов 1905-1984 Поднятая целина Роман (кн. 1 -
1932; кн. 2 - 1959-1960) Григорий Георгиевич Белых 1907-1938 Л. Пантелеев
1908—1987 Республика Шкид Повесть
(1926) Василий Семенович Гроссман 1905-1964 Лидия Корнеевна Чуковская 1907-1966 Софья Петровна Повесть
(1939-1940, опубл. 1965) Варлам Тихонович Шаламов 1907-1982 Колымские рассказы (1954-1973) Павел Филиппович Нилин 1908-1981 Испытательный срок Повесть (1955) Алексей Николаевич Арбузов 1908-1986 Иркутская история Драма (1959) Юрий Осипович Домбровский 1909-1978 Факультет ненужных вещей Роман
(Кн. 1-я — 1964; кн. 2-я - 1975) Книга первая. ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ
Книга вторая. ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ Александр Трифонович Твардовский 1910-1971 КНИГА ПРО БОЙЦА Поэма (1941-1945) Теркин на том свете Поэма
(1954-1963) Анатолий Наумович Рыбаков р. 1911 Дети Арбата Роман (1966—1983,
опубл. 1987) Виктор Платонович Некрасов 1911-1987 В окопах Сталинграда Повесть
(1946) Маленькая печальная повесть (1984) Эммануил Генрихович Казакевич 1913-1962 Александр Яковлевич Яшин 1913-1968 Вологодская свадьба. Повесть
(1962) Виктор Сергеевич Розов р. 1913 В поисках радости. Комедия (1957) Сергей Павлович Залыгин р. 1913 Константин Михайлович Симонов 1915-1979 Живые и мертвые. Трилогия (Кн.
1-я - 1955-1959; кн. 2-я - 1960-1964; кн. 3-я- 1965-1970) Книга вторая. СОЛДАТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ Владимир Дмитриевич Дудинцев р. 1918 Не хлебом единым. Роман (1956) Александр Исаевич Солженицын р. 1918 Один день Ивана Денисовича. Повесть
(1959, опубл. 1962 в искаженном виде. Полн. изд. 1973) Матренин двор. Рассказ (1959,
опубл. 1963) В круге первом. Роман (1955-1968) Даниил Александрович Гранин р. 1919 Александр Моисеевич Володин р. 1919 Борис Исаакович Балтер 1919-1974 До свидания, мальчики. Повесть
(1962) Константин Дмитриевич Воробьев 1919-1975 Это мы, Господи!.. Повесть (1943) Убиты под Москвой Повесть (1963) Федор Александрович Абрамов 1920-1983 ДВЕ ЗИМЫ И ТРИ ЛЕТА Роман (1968) Юрий Маркович Нагибин 1920-1994 Вячеслав Леонидович Кондратьев 1920-1993 Борис Андреевич Можаев 1923—1996 Григорий Яковлевич Бакланов р. 1923 Владимир Федорович Тендряков 1923-1984 Шестьдесят свечей Повесть (1980) Юрии Васильевич Бондарев р. 1924 Виктор Петрович Астафьев р. 1924 СОВРЕМЕННАЯ ПАСТОРАЛЬ Повесть
(1971) Печальный детектив Роман (1985) Булат Шалвович Окуджава р. 1924 Будь здоров, школяр - Повесть (1961) Глоток свободы, или Бедный Авросимов
- Роман (1965-1968) ИЗ ЗАПИСОК ОТСТАВНОГО ПОРУЧИКА
АМИРАНА АМИЛАХВАРИ - Роман (1976-1978) 334 Борис Львович Васильев р. 1924 А зори здесь тихие - Повесть
(1969) Круглянский мост - Повесть (1968) Леонид Генрихович Зорин р. 1924 Варшавская мелодия - Драма (1967) Юрий Владимирович Давыдов р. 1924 Глухая пора листопада - Роман (1969) Евгений Иванович Носов р. 1925 Шумит дуговая овсяница - Рассказ
(1966) Красное вино победы - Рассказ (1971) Аркадий Натанович Стругацкий 1925-1991 Борис Натанович
Стругацкий р. 1933 Трудно быть богом - Повесть (1964) Пикник на обочине - Повесть (1972) Юрии Валентинович Трифонов 1925-1981 Долгое прощание - Повесть (1971) Дом на набережной - Повесть
(1976) Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский) 1925-1997 Владимир Осипович Богомолов р. 1926 В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО... -
Роман (1973) Виталий Николаевич Семин 1927-1988 Нагрудный знак «ОSТ» - Роман (1976) Юрии Павлович Казаков 1927-1982 Двое в декабре - Рассказ (1962) Во сне ты горько плакал - Рассказ
(1977) РАДОСТЬ НОЖА, ИЛИ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
ГИПЕРБОРЕЕВ Повесть (1971 -1979) Чингиз Торекулович Айтматов р. 1928 Прощай, Гульсары - Повесть (1966) буранный полустанок Роман (1980) Фазиль Абдулович Искандер р. 1929 Созвездие Козлотура - Повесть (1966) Сандро из Чегема - Роман (1973) Кролики и удавы - Философская сказка
(1982) Василий Макарович Шукшин 1929-1974 Материнское сердце - Рассказ (1969) До третьих петухов - Повесть (1974) Николай Николаевич - Повесть (1970) Владимир Емелъянович Максимов 1930-1995 Семь дней творения - Роман (1971) Георгий Николаевич Владимов р. 1932 Три минуты молчания - Роман (1969) Верный Руслан - Повесть (1963-1965) Анатолий Игнатьевич Приставкин р. 1931 Ночевала тучка золотая - Повесть
(1987) Юрий Витальевич Мамлеев р. 1931 Фридрих Наумович Горенштейн р. 1932 Василий Павлович Аксенов р. 1932 Остров Крым - Роман (1977-1979) Владимир Николаевич Войнович р. 1932 Жизнь и необычайные приключения
солдата Ивана Чонкина - Роман (Кн. 1-я - 1963-1970; кн. 2-я - 1979) Книга первая. ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ Книга вторая. ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛ Москва 2042 - Сатирическая повесть
(1987) Василий Иванович Белов р. 1932 Привычное дело - Повесть (1966) Плотницкие рассказы - Повесть (1968) Михаил Михайлович Рощин р. 1933 Валентин и Валентина - СОВРЕМЕННАЯ
ИСТОРИЯ В ДВУХ ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ Пьеса (1971) Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933 Евгений Александрович Евтушенко р. 1933 Виктор Александрович Соснора р. 1936 День Зверя - Роман (1980, опубл.
1994) Эдвард Станиславович Радзинский р. 1936 104 страницы про любовь - Пьеса
(1964) Владимир Семенович Маканин р. 1937 Ключарев и Алимушкин - Рассказ
(1979) Где сходилось небо с холмами -
Повесть (1984) Валентин Григорьевич Распутин р. 1937 Последний срок - Повесть (1970) Прощание с Матёрой - Повесть (1976) Андрей Георгиевич Битов р. 1937 Улетающий Монахов - РОМАН-ПУНКТИР
(1962-1990) Александр Валентинович Вампилов 1937-1972 Прошлым летом в Чулимске - Драма
(1972) Марк Сергеевич Харитонов р. 1937 Линии судьбы, или Сундучок
Милашевича - Роман (1895, опубл. 1992) 399 Виктория Самойловна Токарева р. 1937 День без вранья - Рассказ (1964) Людмила Стефановна Петрушевская р. 1938 Три девушки в голубом - Комедия
(1980) Венедикт Васильевич Ерофеев 1938-1990 Москва — Петушки и пр. - Поэма в
прозе (1969) Холюшино подворье - Рассказ (1979) Анатолий Андреевич Ким р. 1939 Соловьиное эхо - Повесть (1980) Валерий Георгиевич Попов р. 1939 Иосиф Александрович Бродский 1940-1996 Посвящается Ялте - Поэма (1969) Сергей Донатович Довлатов 1941-1990 Руслан Тимофеевич Киреев р. 1941 Победитель - Роман (1973, опубл.
1979) Эдуард Вениаминович Лимонов р. 1943 Александр Абрамович Кабаков р. 1943 Невозвращенец - Повесть (1988) Школа для дураков - Повесть (1976) Между собакой и волком - Повесть
(1980) УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ УКАЗАТЕЛЬ НАЗВАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
К читателю
«Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и
характеры» — первый в России опыт создания свода кратких пересказов наиболее
значительных произведений отечественной и зарубежной словесности. Необходимость
в книжном издании такого рода назрела с давних пор. Современная культура
нуждается в систематическом и вместе с тем доходчивом описании золотого фонда
мировой литературы, сложившегося к концу XX в. и второго тысячелетия. Перед вами не
просто справочное издание, но и книга для чтения. Краткие пересказы,
естественно, не могут заменить первоисточников, но могут дать целостное и живое
представление о них. Именно к этому стремились все участники этого
коллективного труда: литературоведы, переводчики, прозаики. Каждый том
настоящего издания является самостоятельной книгой, а все вместе они
составляют своеобразный атлас мирового литературного пространства от
древнейших времен до наших дней. Основное место здесь занимают пересказы
романов, повестей, драматургических произведений и эпических поэм, менее полно
представлена новеллистика. За пределами данного свода остались такие
бессюжетные и не поддающиеся пересказу жанры, как лирическая поэзия,
исторические и философские трактаты, документальная и мемуарная проза,
публицистика. Вынося в название нашего издания Более подробно принципы
построения настоящего издания изложены в предисловии к тому «Русская литература
XIX века». [5] слово «шедевры»,
мы имели в виду не только высшие достижения словесного искусства, но и более
обширный массив литературных произведений, сохранивших духовно-эстетическую
актуальность до наших дней. Том «Русская литература XX века»
занимает в данном издании особое место. Составление этого тома представляло
наибольшую трудность, поскольку вопрос об истинных классиках уходящего
столетия, о подлинных и ложных художественных ценностях в русской словесности
XX в. продолжает обсуждаться, и единства мнений здесь пока нет. Мы стремились показать читателям
достаточно широкий спектр художественных исканий столетия, включить максимум
авторов и произведений, отдавая себе отчет в том, что многие сегодняшние литературные
репутации могут быть подвергнуты пересмотру. Тем не менее мы убеждены, что
каждое произведение, пересказанное в настоящем томе, представляет необходимую степень
историко-литературной значимости. Объем тома «Русская литература XX
века» максимален с точки зрения полиграфических возможностей. Однако
ограничения были неизбежны. Многие писатели представлены только одним сюжетом,
хотя внимания достойны и другие их произведения. Избегая идеологических и
политических предпочтений, мы не сочли целесообразным широко представлять здесь
те конъюнктурно-схематические сочинения тоталитарной эпохи, эстетическая
слабость которых выявлена сегодня достаточно бесспорно. Не нашли нужным мы
пересказывать и прозу массово-бульварного характера. К сожалению, пришлось отказаться
от отражения русской литературы самого последнего времени, 90-х годов: нельзя
было обойтись без какого-то условно выбранного предела. Поскольку авторы в этом
томе, как и во всех других, располагаются по хронологии рождения, то состав
книги решено было завершить писателями, родившимися в 1943 г., уже успевшими
достаточно полно проявить свою творческую индивидуальность. Пересказ новейшей
литературы, произведений более молодых авторов мы считаем делом будущего. Издание адресовано самому
широкому читательскому кругу: тем, кто изучает и преподает литературу, тем, кто
ее просто любит, кому свод пересказов поможет в поисках увлекательного чтения и
в составлении личных библиотек. Федор Кузьмин Сологуб 1863-1927Мелкий бес - Роман (1902)Ардальон
Борисович Передонов, учитель словесности в местной гимназии, постоянно ощущал себя
предметом особого внимания женщин. Еще бы! Статский советник (пятый класс в
табели о рангах!), мужчина в соку, в сущности, не женат... Ведь Варвара что...
Варвару в случае чего можно и побоку. Вот одно только — без нее, пожалуй, места
инспектора не получишь. (Директор гимназии не жалует его, ученики и их родители
считают грубым и несправедливым.) Княгиня Волчанская обещала Варваре
похлопотать за Ардальона Борисовича, но условием поставила венчание: неудобно
хлопотать за сожителя своей бывшей домашней портнихи. Однако ж сперва место, а
потом уж венчание. А то как раз обманут. Варвару эти
его настроения чрезвычайно обеспокоили, и она упросила вдову Грушину за деньги
изготовить письмо, будто бы от княгини, с обещанием места, если они
обвенчаются. Передонов было
обрадовался, но Вершина, пытавшаяся выдать за него бесприданницу Марту, сразу
же осадила: а где конверт? Деловое письмо — и без конверта! Варвара с Грушиной
тут же поправили дело вторым письмом, пересланным через петербургских знакомых.
И Вершина, и Рутилов, сватавший Передонову своих сестер, и Преполовенская,
рассчитывавшая пристроить за него племянницу, — все [7] поняли, что их
дело проиграно, Ардальон Борисович назначил день венчания. И без того
мнительный, он теперь еще больше боялся зависти и все ожидал доноса либо даже
покушения на свою жизнь. Подлила масла в огонь Преполовенская, намекая на то,
что близкий приятель Ардальона Борисовича Павел Васильевич Володин бывает у
Передонова ради Варвары Дмитриевны. Это, конечно, чушь. Варвара считает
Володина дураком, да и получает преподаватель ремесла в городском училище
вчетверо меньше учителя гимназии Передонова. Ардальон же Борисович
забеспокоился: обвенчается он с Варварой, поедут на инспекторское место, а в
дороге отравят его и похоронят как Володина, а тот будет инспектором. Варвара
все нож из рук не выпускает, да и вилка опасна. (И он спрятал приборы под
кроватью. Едят же китайцы палочками.) Вот и баран, так похожий на Володина,
тупо смотрит, наверное злоумышляет. Главное же, донесут — и погиб. Наташа ведь,
бывшая кухарка Передонова, от них прямо к жандарму поступила. Встретив
жандармского подполковника, Ардальон Борисович попросил не верить тому, что
скажет про него Наташа, она все врет, и у нее любовник поляк. Встреча навела на мысль посетить
отцов города и уверить их в своей благонадежности. Он посетил городского
голову, прокурора, предводителя дворянства, председателя уездной земской управы
и даже исправника. И каждому говорил, что все, что о нем болтают, — вздор.
Захотев как-то закурить на улице, он вдруг увидел городового и осведомился,
можно ли здесь курить. Чтобы почти уже состоявшегося инспектора не подменили
Володиным, он решил пометить себя. На груди, на животе, на локтях поставил
чернилами букву П. Подозрителен сделался ему и кот.
Сильное электричество в шерсти — вот в чем беда. И повел зверя к парикмахеру —
постричь. Уже много раз являлась ему серая
недотыкомка, каталась в ногах, издевалась над ним, дразнила: высунется и
спрячется. А еще того хуже — карты. Дамы, по две вместе, подмигивали; тузы,
короли, валеты шептались, шушукались, дразнились. После свадьбы Передоновых впервые
посетили директор с женой, но было заметно, что они вращаются в разных кругах
здешнего общества. Да и в гимназии не все гладко у Передонова. Он посещал родителей
своих учеников и жаловался на их леность и дерзость. В нескольких случаях чада
были секомы за эти вымышленные вины и жаловались директору. Совсем дикой оказалась история с
пятиклассником Сашей Пыльниковым. Грушина рассказала, будто этот мальчик на
самом деле переодетая девочка: такой смазливенький и все краснеет, тихоня и [8] гимназисты
дразнят его девчонкой. И все это, чтобы Ардальона Борисовича подловить. Передонов доложил директору о
возможном скандале: в гимназии разврат начнется. Директор счел, что Передонов
заходит слишком далеко. Все же осторожный Николай Власьевич в присутствии
гимназического врача убедился, что Саша не девочка, но молва не затихала, и
одна из сестер Рутиловых, Людмила, заглянула в дом Коковкиной, где тетушка
сняла для Саши комнату. Людмила и Саша подружились
нежною, но беспокойною дружбой. Людмила будила в нем преждевременные, еще
неясные стремления. Она приходила нарядная, надушенная, прыскала духами на
своего Дафниса. Невинные возбуждения составляли
для Людмилы главную прелесть их встреч, Сестрам она говорила: «Я вовсе не так
его люблю, как вы думаете... Я его невинно люблю. Мне от него ничего не надо».
Она тормошила Сашу, сажала на колени, целовала и позволяла целовать свои
запястья, плечи, ноги. Однажды полуупросила, полупринудила его обнажиться по
пояс. А ему говорила: «Люблю красоту... Мне бы в древних Афинах родиться... Я
тело люблю, сильное, ловкое, голое... Милый кумир мой, отрок богоравный...» Она стала наряжать его в свои
наряды, а иногда в хитон афинянина или рыбака. Нежные ее поцелуи пробуждали
желание сделать ей что-то милое или больное, нежное или стыдное, чтобы она
смеялась от радости или кричала от боли. Тем временем Передонов уже всем
твердил о развращенности Пыльникова. Горожане поглядывали на мальчика и Людмилу
с поганым любопытством. Сам же будущий инспектор вел себя все более странно.
Он сжег подмигивающие и кривляющиеся ему в лицо карты, писал доносы на
карточные фигуры, на недотыкомку, на барана, выдававшего себя за Володина. Но
самым страшным оказалось происшедшее на маскараде. Вечные шутницы и выдумщицы
сестры Рутиловы нарядили Сашу гейшей и сделали это так искусно, что первый
дамский приз достался именно ему (никто не узнал мальчика). Толпа возбужденных
завистью и алкоголем гостей потребовала снять маску, а в ответ на отказ
попыталась схватить гейшу, но спас актер Бенгальский, на руках вынесший ее из
толпы. Пока травили гейшу, Передонов решил напустить огонь на невесть откуда
взявшуюся недотыкомку. Он поднес спичку к занавесу. Пожар заметили уже с
улицы, так что дом сгорел, но люди спаслись. Последующие события уверили всех,
что толки о Саше и девицах Рутиловых — бред. Передонов
начал понимать, что его обманули. Как-то вечером [9] зашел Володин, сели за стол.
Больше пили, чем ели. Гость блеял, дурачился: «Околпачили тебя, Ардаша».
Передонов выхватил нож и резанул Володина по горлу. Когда вошли, чтобы взять
убийцу, он сидел понуро и бормотал что-то бессмысленное. Творимая легенда - Роман-трилогия (1914)Часть первая. КАПЛИ КРОВИВзоры пламенного Змия падают
на реку Скородень и купающихся там обнаженных дев. Это сестры Елисавета и
Елена, дочери богатого помещика Рамеева. Они с любопытством обсуждают появление
в городе приват-доцента, доктора химии Георгия Сергеевича Триродова: никто не знает, откуда его
состояние, что происходит в поместье, зачем ему школа для детей. Девушки
решаются пройти мимо таинственной усадьбы, перебираются по узкому мостику
через овраг и останавливаются у калитки. Вдруг из кустов выходит бледный
мальчик с ясными, слишком спокойными, как бы неживыми глазами. Открыв калитку,
он исчезает. Вдали на лужайке десятки детей поют и танцуют под руководством
девушки с золотистыми косами — Надежды Вещезеровой. Она поясняет: «Люди строили
города, чтобы уйти от зверя, а сами озверели, одичали. Теперь мы идем из города
в лес. Надо убить зверя...» О доме Триродова идет дурная слава. Говорят, что он
населен привидениями, выходцами из могил, потому и называют его Навьим двором,
а дорожку, идущую до Крутицкого кладбища, Навьей тропой. Сын владельца Кирша
замечает девушек и приводит их к отцу в оранжерею. Осматривая диковинные
растения и закоулки дома, Елисавета и Елена попадают в магическую комнату с
зеркалом, взглянув в которое мгновенно стареют. Триродов успокаивает их, дает
эликсир, возвращающий молодость: «Такое свойство этого места. Ужас и восторг
живут здесь вместе». [10] В доме Рамеевых обитает студент
Петр Матов, безответно влюбленный в Елисавету. Он противник «самодержавия
пролетариата», а девушка говорит ему: «Моя влюбленность — восстание». Елисавета
сочувствует рассуждениям молодого рабочего Щемилова, который зовет ее
выступить на маевке. Приезжего агитатора прячут в доме Триродова. Полковник
Жербенев, организатор черносотенцев, считает приват-доцента неблагонадежным и
расспрашивает о нем актера Острова. Неожиданно появляясь в доме Триродова,
актер требует огромные деньги за молчание. Когда-то он стад очевидцем того,
как Георгий Сергеевич химическими методами расправился с провокатором их
революционного кружка Матовым, отцом Петра. Путем сложных превращений он
получил «тело» в виде небольшого куба на своем столе. За неразглашение тайны
Остров получает 2000 рублей. Близится Иванова ночь. Кирша с
очами тихого ангела идет с отцом по Навьей тропе. Мимо проходят мертвецы,
говорят о навьих делах. Не спят тихие дети. Один из них, Гриша, очерчивает
около Триродовых круг от навьих чар — даже мама Кирши не в силах преодолеть
черты. Елисавета и Щемилов пробираются на поляну, где человек триста слушают
агитатора. Девушка с трудом узнает переодетого Триродова, но ей радостно
выступать перед ним, и голос наполняется силой. Налетают казаки, Триродов
спасает Елисавету, укрывая в овраге. Между ними возникает страстная
любовь. Вечерами Елисавета рассматривает в зеркало свое знойное, обнаженное
тело. О великий огонь расцветающей плоти! Как-то гуляя по лесу, она была
настигнута двумя парнями, которые срывали с нее одежду, клонили к земле. Вдруг
подбежали тихие мальчики, повадили, усыпили молодцов. В забытьи ей почудилась
королева Ортруда... Триродов объясняется в любви, и Елисавета готова быть его
рабой, быть вещью в его руках. Триродов обладает гипнотической
силой, он способен воскрешать из мертвых, как это случилось с мальчиком
Егоркой, который был ненужен матери, сечен розгами и похоронен в летаргическом
сне. Тихие дети его откапывают, и Егорка вместе с ними поселяется у Триродова.
Его школу посещают полицейские чины, директор народных училищ Дулебов,
инспектор Шабалов, вице-губернатор. Они недовольны тем, что дети и учителя
малопочтительны, свободны, ходят босые. «Это порнография, — заключает комиссия.
— Школа будет немедленно закрыта». А Елисавета томится знойными
снами. Ей кажется, что она переживает параллельную жизнь, проходит радостный и
скорбный путь привидевшейся ей в лесу королевы Ортруды... [11] Часть вторая. КОРОЛЕВА ОРТРУДАОртруда
была рождена, чтобы царствовать в счастливом средиземноморском краю. Она
получила превосходное эллинское воспитание, любила красоту природы и
обнаженного тела. В день шестнадцатилетня она была коронована. Накануне
Ортруда влюбилась в принца Танкреда, синеглазого тевтонского юношу. Очарование
было взаимным, и в конце торжеств состоялась помолвка. В этом союзе счастливо
сочетались законы сладостной любви и суровые требования высшей политики
династии и буржуазного правительства королевства Соединенных Островов. Спустя
год они обвенчались. Принц Танкред был зачислен в гвардию, но его реакционные
взгляды, любовные приключения и большие долги сделали его непопулярной
личностью. Его слабостями пользуются аристократы, замышляющие распустить парламент
и объявить королем Танкреда. Мрачные знамения пугают Ортруду: еще в день
коронации начал дымиться вулкан на острове Драгонера, а в одиннадцатый год
правления стал появляться призрак белого короля... Все свои
переживания Ортруда делит только с Афрой, молодой придворной дамой. Их симпатии
постепенно превращаются в темную ревнивую страсть. Афра ненавидит Танкреда, а
Ортруда не отпускает ее к Филиппе Меччио, влюбленному в Афру. Однажды они
остановились в горной деревне и познакомились с бедной учительницей Альдонсой.
Она простодушно рассказала о своем друге, который зовет ее Дульцинеею. Афра
догадывается, что это Танкред, но Ортруда по-прежнему доверчиво внимает лживым
словам Дракона, каким порою кажется принц. Он развивает планы постройки
огромного флота, захвата колоний, объединения под своей державой всех латинских
стран Старого и Нового Света. Втайне от королевы назревают заговоры, политики
требуют перемен. Доктор Меччио агитирует за социалистический строй. Первый
министр Виктор Аорена доказыва-\ет, что современный человек слишком
индивидуалистичен, чтобы реализовать мечты о справедливом обществе. Близятся
волнения. Гофмаршал показывает Ортруде потайной ход из дворца к морю, ключом к
которому служит сокровенное имя королевы «Араминта». В подземелье ее
сопровождает юный сын гофмаршала Астольф, полюбивший королеву. Их отношения
разожгли ревность Афры, одиноко переживает она муки любви и ненависти.
Какая-то темная, злая сила исходит от королевы — напрасно она спускается в
подземелье и молится своему воображаемому Светозарному, она обречена...
Стреляется влюбленный в нее Карл Реймерс, повешена Альдонса, Астольф, по [12] приказанию ее убивший
Маргариту, бросается с отвесных скал... Мысли о смерти стали привычными ей.
Кардинал осуждает Ортруду за оскорбляющее нравственность поведение. «Судить
меня будет народ», — отвечает королева. Все сильнее дымится вулкан и настойчивее
разговоры, что усмирить его сможет лишь королева Ортруда. Доктор Меччио, пытаясь разорвать нежный союз Афры и
Ортруды, погружает свою подругу в гипнотический сон, выдает за умершую и увозит
из замка. Весть о смерти Афры лишает королеву воли к жизни. Она восходит к
вулкану как источнику пламенной смерти, трижды произносит над ним заклинание,
но напрасно. Катастрофа неминуема. Город гибнет. В клубах кровавого тумана
задыхается королева Ортруда. Часть третья. ДЫМ И ПЕПЕЛТрагические события в
королевстве Соединенных Островов заставляют Триродова о многом задуматься. Он
выписывает островные газеты, изучает испанский язык, размышляет о роли
личности в истории, где толпа разрушает, человек творит, общество сохраняет.
Георгий Сергеевич приходит к мысли стать королем Соединенных Островов.
Елисавета удивлена и не верит в успех дела, но Триродов отправляет письмо
первому министру Лорено о выдвижении своей кандидатуры на вакантное место
короля. Лоредо в раздражении велит напечатать сие послание в Правительственном
указателе. Занятый своими делами народ не обращает на него внимания, зато
оппозиция интересуется незнакомцем. Ночью к Триродову является призрак его первой жены —
лунной Лилит — и утешает его. А днем Георгий Сергеевич любуется обнаженной
красотой Елисаветы. Они решают переместиться в блаженную землю Ойле. Молча
поднимаются на башню. Там на столе красного дерева стоят флаконы с
разноцветными жидкостями. Триродов сливает их в чашу, они пьют из нее
поочереди и просыпаются на земле Ойле под ясным Маиром. Земная жизнь тускнеет в
памяти. Свежи и сладки новые впечатления бытия. Неужели придется возвращаться
к злой земной жизни? уничтожить ее?
Или отчаянным усилием воли преобразить? Триродов с учениками посещает святую обитель. В
монастыре актер Остров и его сообщники похищают икону, рубят в щепки и сжигают.
Возникает ссора, и все погибают в глухой лесной избушке. Неподалеку от усадьбы
Триродова совершается покушение на исправ- [13] ника и вице-губернатора.
Подозрение ложится на приват-доцента. В городе готовятся черносотенные погромы,
участились грабежи, поджоги. Георгий Сергеевич удручен закрытием школы и обращается
за помощью к маркизу Телятникову. Его светлость, член Государственного совета,
генерал-адъютант был 160 лет от роду, из них почти 150 лет служил царю и
отечеству. Красивый осанистый старик, весьма сохранившийся для своего
возраста, он употреблял болгарскую простоквашу и спермин. У Триродова он
попросил эликсир молодости. В честь маркиза был дан бал-маскарад, на который
вместе с городской знатью приглашены и мертвые, окутанные запахом тления
гости. В разгар веселья от чрезмерного усердия маркиз Телятников рассыпается.
В этом происшествии обвиняют Триродова. Популярность Триродова в зарубежной печати растет.
Принц Танкред обеспокоен агитацией за русского самозванца. Социал-демократы
королевства начинают переписку с претендентом о возможных реформах. Их
депутация приезжает в Скородож для обмена мнениями. После их отъезда полиция
устраивает обыск, но Триродов с помощью зеленого шарика заставляет полицейских
ощутить себя клопами. Летом Триродов и Елисавета венчаются в церкви села
Просяные Поляны. Внезапная гроза предвещает им бурное будущее. Назначен день
выборов короля. Все готово к полету: в оранжерее собираются дети, учителя,
друзья. Здесь и тихие дети. Снаружи приближаются погромщики, медлить нельзя, и
Триродов дает команду на взлет. Громадное светящееся ядро бесшумно
устремляется ввысь. На Соединенных Островах собирается конвент для избрания
короля. Идет голосование: из 421 депутата 412 проголосовали за русского
кандидата. Королем избран Георгий I! Но судьба его остается неизвестной. Растет
сумятица, принц Танкред безуспешно пытается бежать. Злые солдаты его убивают и
выбрасывают из окна. Утром на побережье Соединенных Островов опускается
огромный, великолепный хрустальный шар, подобный планете. Король Георгий I
вступает на землю своего нового отечества... Дмитрий Сергеевич Мережковский 1866-1941Христос и Антихрист - Трилогия
I. СМЕРТЬ БОГОВ (Юлиан Отступник) (1896)Каппадокия.
Римский трибун Осудило желает выслужиться перед своим начальником. Для этого он
собирается убить двоих детей — двоюродных братьев нынешнего
константинопольского императора Констанция. Констанций — сын Константина
Великого, начавший свое правление с убийства многих своих родственников, в том
числе дяди, отца Юлиана и Галла. Осудило вместе с отрядом легионеров врывается
во дворец, где содержатся опальные юноши, но их воспитатель Мардоний
показывает погромщикам некий эдикт (на самом деле давно просроченный), который
отпугивает убийц. Те уходят. Молодые люди занимаются тем, что под руководством
Евтропия изучают богословие. Юлиан же тайком читает Платона, посещает пещеру
бога Пана. В христианской церкви юноша чувствует себя неуютно. После
богослужения он заходит в соседний храм Афродиты, где встречается со жрецом
Олимпиадором и его двумя дочерьми — Ама- [15] риллис и Психеей.
Сближения с Амариллис не получается, она равнодушно относится к его подарку —
сделанной им самим модели триеры. Раздосадованный, юноша удаляется. Впрочем,
девушка возвращается, ободряет его. Ночь Юлиан проводит в храме Афродиты, где
дает обет вечно любить богиню. Следующая сцена происходит в
Антиохии. Двое незнакомцев сначала подслушивают разговоры людей, затем смотрят
выступление бродячих артистов. Одна гимнастка так возбуждает молодого
человека, что он немедленно покупает ее у хозяина и утаскивает с собой в пустой
храм Приапа. Там он случайно убивает одного из священных гусей, незнакомца
ведут на суд, срывают фальшивую бороду. Выясняется, что это — цесарь Галл. С
начала повествования прошло шесть лет, император Констанций, чтобы обезопасить
себя, сделал Галла соправителем. Юлиан в это время странствует по
Малой Азии, беседуя с различными философами и магами, в том числе с
авторитетным неоплатоником Ямвликом, излагающим ему свои идеи о Боге. Учитель
с учеником наблюдают, как христиане громят языческие церкви. Затем Юлиан
посещает волхва Максима Эфесского, с помощью неких хитрых приспособлений
вызывающего у юноши видения, в которых он отрекается от Христа во имя Великого
Ангела, Зла. Максим учит Юлиана тому, что Бог и Дьявол есть одно. Юлиан и Максим
восходят на высокую башню, откуда философ показывает ученику на мир внизу и
предлагает восстать и самому сделаться кесарем. Затем Юлиан едет к своему брату,
который понимает, что Констанций скоро прикажет убить его. Действительно,
вскоре Галла высылают из Константинополя, причем везет его тот самый Скудило.
С «цесарем» плохо обращаются, наконец, казнят его. Юлиан проводит время в
Афинах. Здесь он встречается со ссыльным поэтом Публием, который показывает ему
«Артемиду» — прекрасную девушку с телом богини. Через месяц Юлиан и Публий
являются на пир к сенатору Гортензию. Та девушка — его воспитанница, ее зовут
Арсиноя. Юлиан знакомится с ней, выясняется, что оба они ненавидят христианство.
Юлиан признается, что должен лицемерить, чтобы выжить. Молодые люди заключают
союз, направленный на возрождение олимпийского язычества. После проведенной
вместе ночи Юлиан уезжает в Константинополь. Констанций милостиво принимает
ненавидящего его Юлиана. Как раз в это время проходит церковный собор, где
сталкиваются православные с арианами. Император поддерживает последних. Собор
заканчивается скандалом. Юлиан со злорадством наблюдает за грызней христиан. [16] Император
Констанций тем временем делает Юлиана соправителем взамен убитого Галла. Арсиноя переезжает
в Рим. Вместе с сестрой Миррой и одним из своих поклонников, центурионом
Анатолием, девушка посещает римские катакомбы, где находится тайная церковь.
Здесь православные проводят свои богослужения. Легионеры императора-арианина
врываются в пещеры и разгоняют собрание. Молодые люди с трудом успевают
скрыться от преследователей. Следующая
сцена происходит в прирейнском лесу. Два отставших солдата из войска Юлиана —
Арагарий и Стромбик — догоняют свой легион. Цесарь Юлиан одерживает блестящую
победу над армией галлов. Юлиан посылает
Арсиное письмо, в котором напоминает ей о заключенном некогда союзе. У девушки
в это время умирает сестра — кроткая христианка Мирра. Молодой цесарь
отдыхает от войны в Париже-Лютеции. Здесь же находится и жена Юлиана — навязанная
ему императором фанатичная христианка Елена. Она считает своего мужа дьяволом,
не допуская его к себе. Юлиан из ненависти к христианству пытается взять ее
насильно. Завистливый
Констанций присылает к Юлиану чиновника, уполномоченного увести лучшие войска
на юг. Солдаты восстают против такого решения; бунтовщики просят Юлиана быть их
императором. После некоторых колебаний Юлиан соглашается. Жена его, Елена, в
это время умирает. Пока Юлиан
приближается к Константинополю, чтобы взять власть силой, Констанций умирает.
Узнав об этом, Юлиан выходит к войскам и, отрекаясь от христианства, клянется в
верности богу Солнца — Митре. Его поддерживает Максим Эфесский. Солдаты недоумевают,
некоторые называют нового императора Антихристом. Став
императором, Юлиан пытается официально восстановить язычество. Церкви
разрушаются, языческим жрецам возвращают отнятые у них при Константине Великом
ценности. Юлиан устраивает вакхическое шествие, однако народ не поддерживает
начинаний императора, вера в Христа слишком укоренилась. Юлиан тщетно призывает
людей поклоняться Дионису. Император чувствует, что его идеи не смогут
воплотиться, но решает бороться до конца. В разговоре с Максимом он заявляет:
«Вот я иду, чтобы дать людям такую свободу, о которой они и мечтать не дерзали.
<...> Я — вестник жизни, я — освободитель, я — Антихрист!» Внешне
христиане вновь становятся язычниками; на самом деле [17] по ночам монахи
вынимают драгоценные камни из глаз статуи Диониса и вставляют обратно в иконы;
Юлиана ненавидят. Император занимается благотворительностью, вводит свободу
вероисповедания — все это, чтобы освободить народ от влияния «галилеян».
Проводится церковный собор, на котором христиане опять грызутся между собой;
Юлиан убеждается в бесперспективности их религии. На обвинения епископов
император не реагирует, отказываясь казнить кого-либо за выражение своего
мнения. Юлиан едет в христианский монастырь, где встречается с Арсиноей,
ставшей монахиней. Та обвиняет его в том, что его мертвые боги — не прежние
олимпийцы, а тот же Христос, но без соблюдения обрядов. Юлиан слишком добродетелен;
народу нужна не любовь и сострадание, а кровь и жертвы. Диалога у бывших
союзников не получается. Юлиан, инспектируя свои
благотворительные заведения, убеждается, что все так же лживо, как раньше.
Максим-волхв объясняет ученику, что время его еще не пришло, пророчит гибель,
но благословляет на борьбу. Чиновники откровенно саботируют
указы императора, считая его безумным; народ ненавидит его, распускаются слухи
о преследованиях христиан. уличный проповедник
старец Памва клеймит Юлиана Антихристом. Юлиан слышит все это, вступает в спор,
но даже силой не может разогнать толпу: против него все. Император приходит в
полузаброшенный храм Аполлона, где встречается со жрецом Горгием и его
глухонемым сыном — едва ли не последними язычниками. Все попытки Юлиана помочь
храму, оттянуть паству к прежним богам оканчиваются неудачно; в ответ на
приказание вынести мощи христианского святого с территории храма «галилеяне»
отвечают поджогом (его устраивают те самые легионеры Юлиана, которые догоняли
его в рейнском лесу); жреца и его сына убивают. Юлиан, чтобы хоть как-то
восстановить свою харизму, выступает в поход против персов. Началу похода предшествуют
дурные предзнаменования, но ничто уже не может остановить императора. Ряд
побед зачеркивается одним неудачным решением Юлиана сжечь корабли, чтобы
сделать войско максимально мобильным. Император выясняет, что поверил
предателю; ему приходится отдать приказ об отступлении. По дороге к нему
является Арсиноя, снова убеждающая Юлиана в том, что он — не враг Христа, а
единственный его верный последователь. Юлиан раздражен ее словами, разговор
вновь заканчивается размолвкой. В финальной битве император
смертельно ранен. [18] Новый
император Иовиан — приверженец христианства; бывшие друзья Юлиана снова меняют
веру; народ в восторге от того, что ему возвращены кровавые зрелища, финальная
сцена — Арсиноя, Анатолий и его друг историк Аммиан плывут на корабле, беседуя
о покойном императоре. Арсиноя ваяет статую с телом Диониса и лицом Христа.
Они разговаривают о правоте Юлиана, о необходимости сохранить искру эллинизма
для грядущих поколений. В их сердцах, замечает автор, «уже было великое
веселие Возрождения». II. ВОСКРЕСШИЕ БОГИ (Леонардо да Винчи) (1900)Действие романа происходит в Италии в конце
XV — начале XVI в. Купец Чиприано Буонаккорзи,
собиратель античных предметов, находит статую Венеры. В качестве эксперта
приглашается Леонардо да Винчи. Несколько молодых людей (один из них — Джованни
Бельтраффио, ученик живописца фра Бенедетто, одновременно мечтающий и боящийся
стать учеником Аеонардо), обсуждают поведение странного художника.
Христианский священник отец Фаустино, всюду видящий Дьявола, врывается в дом и
разбивает прекрасную статую. Джованни поступает к Аеонардо в
ученики. Тот занимается постройкой летательного аппарата, пишет «Тайную
вечерю», строит огромный памятник герцогу Сфорца, учит достойному поведению
своих учеников. Джованни не понимает, как его учитель может совмещать в себе
такие различные проекты, увлекаться как делами божественными, так и сугубо
земными одновременно. Астро, другой ученик Леонардо, беседует с «колдуньей»
моной Кассандрой, рассказывает ей о персиковом дереве, которое его учитель,
ставя опыты, отравляет ядом. Джованни тоже часто посещает мону Кассандру, та
убеждает его в необходимости поверить в старых олимпийских богов. Молодой
человек, испуганный радикальностью предложений «Белой Дьяволицы» (лететь
вместе на шабаш и пр.), оставляет ее. Девушка же, натеревшись волшебной мазью,
летит на ведьмовское сборище, где становится женой Люцифера-Диониса. Шабаш
превращается в вакхическую оргию. Герцог Моро, правитель Флоренции,
женолюб и сладострастник, проводит свои дни вместе с женой Беатриче и
любовницами — Лукрецией и Чечилией Бергамини. Людовику Моро грозит война с Неа- [19] полем, он пробует заручиться
поддержкой французского короля Карла VIII. Кроме того, он посылает своему сопернику
герцогу Джан-Галеаццо «отравленные» персики, украденные из сада Леонардо. Леонардо предлагает герцогу проекты строительства
соборов, каналов, но они кажутся слишком смелыми, поэтому осуществить их якобы
невозможно. По приглашению Джан-Галеаццо он едет к нему, в Павию. В разговоре с
ним Леонардо сообщает, что он неповинен в болезни своего друга, персики вовсе
не были отравленными. Джан-Галеаццо умирает. В народе ходят слухи о
причастности Леонардо к этой смерти, о том, что Леонардо — безбожник и колдун.
Самому мастеру тем временем поручают поднять к куполу храма гвоздь от Креста
Господня; Леонардо блестяще справляется с заданием. Шестая книга романа написана в форме дневника Джованни
Бельтраффио. Ученик размышляет о своем учителе, его поведении. Леонардо
одновременно создает и страшное оружие, и подлое «Дионисиево ухо», и пишет
«Вечерю», и строит летательную машину. Леонардо кажется Джованни то новым св.
Франциском, то Антихристом. Под влиянием горячих проповедей влиятельного
Савонаролы Джованни уходит от Леонардо, чтобы стать послушником у Савонаролы. К самому Савонароле тем временем приходит предложение
от распутного папы Александра VI Борджа стать кардиналом в обмен на отказ от
критики папского двора. Савонарола, не испугавшись отлучения от церкви,
собирает «Священное Воинство» — в крестовый поход против римского
папы-Антихриста. Джованни — участник Воинства. Сомнения, однако, не оставляют
его: увидев «Афродиту» Ботичелли, он вновь вспоминает мону Кассандру. Воинство громит дворцы, жжет книги, разбивает статуи,
врывается в дома «нечестивцев». Устраивается огромный костер, на котором,
помимо всего прочего, сжигают прекрасное творение Леонардо — картину «Леда и
лебедь». Джованни, потрясенный, не в силах наблюдать эту сцену. Леонардо
выводит его из толпы; ученик остается с учителем. Леонардо присутствует на балу, устроенном одновременно
легкомысленным и коварным герцогом Моро в честь нового, 1497 года. Герцог
мечется между женой и любовницами. В числе гостей — русские послы, недовольные
античными пристрастиями итальянцев. В разговоре с Леонардо они утверждают, что
Третий Рим будет в России. Беременная герцогиня Беатриче, жена Моро, с помощью
многих ухищрений добывает доказательства связи мужа с фаворитками. От волнения
у нее случаются преждевременные роды; проклиная мужа, [20] она умирает.
Потрясенный обстоятельствами герцог, которому только что пророчили золотой век
царствования, в течение года ведет набожную жизнь, не забывая, впрочем, своих
любовниц. Савонарола, который проиграл «огненный
поединок», не решившись войти в костер, утрачивает свое влияние; его сажают в
тюрьму, Леонардо же участвует в «ученом поединке» при дворе Моро: в ходе беседы
Леонардо по-научному объясняет слушателям происхождение Земли. Только
вмешательство герцога спасает художника от обвинения в ереси. В Италию вступают французские
войска; герцог Моро бежит. Его возвращение оказывается недолговременным: вскоре
он попадает в плен. Во время военных действий солдатня пытается громить творения
Леонардо; «Тайная вечеря» оказывается в полузатопленном помещении. Леонардо пишет новые картины,
открывает физический закон отражения света, участвует в споре о сравнительных
достоинствах живописи и поэзии. По приглашению Чезаре Борджа он поступает к
нему на службу. По пути в Милан художник посещает свои родные места, вспоминает
детство, годы ученичества, семью. В дорожном трактире Леонардо
знакомится с Никколо Макиавелли; они подолгу разговаривают о политике и этике.
Макиавелли считает, что только такой беспринципный государь, как Чезаре
Борджа, сможет стать объединителем Италии. Леонардо сомневается: по его мнению,
истинная свобода достигается не убийствами и предательствами, а — знаниями.
При дворе Чезаре Борджа Леонардо много работает — строит, рисует, пишет. Джованни
бродит по Риму, рассматривает фреску «Пришествие Антихриста», беседует с
немцем Швейницем о реформации церкви. Папа Александр VI вводит цензуру.
Через некоторое время он умирает. Дела Чезаре Борджа становятся плохи,
обиженные им государи объединяются против него и начинают войну. Леонардо приходится возвратиться
во Флоренцию и поступить на службу к гонфалоньеру Содерини. Перед отъездом
художник вновь встречается с Макиавелли. Бродя по Риму, друзья говорят о своей
похожести, обсуждают, как опасно открытие новых истин; глядя на древние
развалины, беседуют об античности. В 1505 г. Леонардо занят
портретом моны Лизы Джоконды, в которую он, сам того не понимая, влюблен.
Портрет похож одновременно и на модель, и на автора. Во время сеансов художник
разговаривает с девушкой о Венере, припоминая забытые древние мифы. [21] У Леонардо появляются
соперники — ненавидящий его Микеланджело, талантливейший Рафаэль. Леонардо не
желает соперничать с ними, не вступает в споры, у него — своя дорога. Последний раз видя мону Лизу,
художник рассказывает ей таинственную сказку про Пещеру. Художник и модель
тепло прощаются. Через некоторое время Леонардо узнает, что Джоконда умерла. После неудачного
осуществления очередного проекта Леонардо — строительства канала — мастер
переезжает в Милан, где встречает своего старого друга — ученого-анатома
Марко-Антонио. Леонардо поступает на службу к Людовику XII, пишет трактат по
анатомии. К 1511 г. Джованни
Бельтраффио вновь встречается со своей старой знакомой моной Кассандрой.
Внешне она соблюдает христианские обряды, но на самом деле остается язычницей.
Кассандра рассказывает Джованни о том, что олимпийские боги воскреснут, о
скорой смерти христианства. Девушка показывает Джованни изумрудную скрижаль,
обещая объяснить в другой раз начертанные на ней таинственные слова. Но в Милан
приезжает свирепый инквизитор фра Джордже; начинается охота на ведьм; хватают
и мону Кассандру. Вместе с остальными «ведьмами» ее сжигают на костре.
Джованни чувствует, что Дьявол имеет эллинские корни, что он и Прометей — одно.
В бреду он видит Кассандру, предстающую перед ним в виде Афродиты с лицом Девы
Марии. В Италии все время идет
гражданская война, власть постоянно меняется. Леонардо вместе с Джованни и
новым верным учеником франческо переезжает в Рим, ко двору меценатствующего
папы Льва X. Художнику не удается здесь прижиться, в моде Рафаэль и
Микеланджело, считающий Леонардо изменником и настраивающий папу против него. Однажды Джованни Бельтраффио
находят повесившимся. Прочтя дневник своего ученика, Леонардо понимает, что тот
ушел из жизни, так как понял, что Христос и Антихрист есть одно. Леонардо бедствует, болеет.
Некоторые ученики предают его, бегут к Рафаэлю. Сам художник с восхищением
рассматривает фрески Микеланджело, чувствуя, с одной стороны, что тот
превзошел его, а с другой, что в замыслах он, Леонардо, был сильнее. Чтобы избежать насмешек,
инспирируемых самим папой, Леонардо поступает на службу к французскому
императору Франциску I. Здесь он имеет успех. Король дарит ему замок во
Франции. Леонардо много работает (впрочем, его смелые проекты, как правило, так
и не приводятся в исполнение), начинает писать Иоанна Предтечу, похожего на
Андрогина и Вакха. Франциск, посетив мастерскую Леонар- [22] до, очень дорого покупает у
художника «Предтечу» и портрет Джоконды. Леонардо просит оставить «Мону Лизу»
у него, пока он не умрет. Король соглашается. На празднествах по случаю
рождения у короля сына во Францию съезжается много гостей — в том числе и из
России. В посольстве есть несколько иконописцев. Многие «развращены» западным
искусством, идеей перспективы, разными ересями. Русские обсуждают «слишком
человеческую» западную живопись, противопоставляя ей строгую византийскую
иконопись, спорят, писать ли иконы по «Подлиннику» или — как портреты.
Евтихий, один из мастеров, пририсовывает к иконе «Всяко дыхание да славит
Господа» языческие аллегорические изображения. Леонардо рассматривает иконы,
«Подлинник». Не признавая эти картины за настоящую живопись, он чувствует,
что по вере они гораздо сильнее западных икон-портретов. Так и не построив своей
летательной машины, Леонардо умирает. Евтихий, потрясенный «Предтечей»
Леонардо, пишет своего, совершенно другого Иоанна — с крыльями, похожими на
летательную машину Леонардо. Иконописец читает «Повесть о вавилонском
царстве», предвещающую Русской земле царство земное, и «Повесть о Белом
Клобуке» — о будущем небесном величии России. Евтихий размышляет над идеей
Третьего Рима. III. АНТИХРИСТ (Петр и Алексей) (1904)В Петербурге в 1715 г.
царевич Алексей слушает проповедь старика Лариона Докукина, предвещающего
явление Антихриста и проклинающего Петра. Алексей обещает ему, что при нем все
будет иначе. Сам он в этот день должен присутствовать на празднествах в Летнем саду
— по случаю установки там статуи Венеры. Бродя по парку, он сталкивается
сначала с отцом, затем — слушает чиновника Аврамова, утверждающего, что вера
христианская забыта и что сейчас поклоняются богам языческим. Царь Петр сам
распаковывает статую. Это — та самая Венера, которой когда-то молился будущий
император Юлиан и на которую смотрел ученик Леонардо. Все присутствующие
обязаны поклониться Венере. Начинается роскошный фейерверк. На бочках
приплывают петровские собутыльники — члены Всешутейского Собора, выряженные
Бахусами. Произносятся церемониальные речи. В общий разговор вступает Аврамов,
заявляющий, что язычес- [23] кие боги — не просто
аллегории, но живые существа, а именно — бесы. Беседа заходит о ложных чудесах;
Петр приказывает, чтоб принесли якобы чудотворную икону, секрет которой он
раскрыл; царь показывает всем механизм, позволяющий иконе «плакать». Проводится
эксперимент. Гремит гром, начинается гроза. Люди в панике разбегаются; Алексей
с ужасом наблюдает, как брошенная икона валяется на земле, никому не нужная.
Кто-то наступает на нее, она раскалывается. В это же время на другом берегу Невы у костра сидит
компания, состоящая из кликуш, беглых матросов, раскольников и прочих
маргиналов. Разговор идет о Петре, которого считают Антихристом; толкуется
Апокалипсис. Все надежды возлагаются на кроткого наследника — царевича
Алексея. Беседующие расходятся по домам. Старец Корнилий зовет
своего ученика Тихона Запольского (тот — сын казненного Петром стрельца,
прошедший весь обычный путь русского дворянина при царе-плотнике: насильное
обучение, Навигацкая школа, заграница) бежать из Петербурга. Тихон вспоминает
разговоры со своим немецким учителем Глюком, его беседы с генералом Брюсом о
комментариях Ньютона к Апокалипсису. Глюк зовет Тихона в Стокгольм — дальше
идти по пути Петра. Тихон выбирает Восток и уходит со старцем искать град
Китеж. Алексей посещает полубезумную царицу Марфу Матвеевну,
вдову Федора Алексеевича. Здесь ему передают письма от насильно постриженной в
монахини матери. Царевича уговаривают не сдаваться, ждать смерти отца. Книга третья написана в форме дневника дамы Арнгейм —
фрейлины жены царевича Шарлотты. Она — просвещенная немка, знакомая с
Лейбницем. В своем дневнике она пытается понять, как может сочетаться в русском
царе дикое варварство с стремлением к европеизации. Арнгейм рассказывает о
странном нраве Петра, о том, как строился Петербург; пишет об отношениях
царевича с нелюбимой женой. В дневник включено описание смерти и похорон Марфы
Матвеевны — последней русской царицы. Новая Россия хоронит старую, Петербург —
Москву. Приводится и дневник самого Алексея, в котором он
сокрушается о подмене православия лютеранством, комментирует петровские указы,
пишет о положении церкви при Петре-Антихристе. Несмотря на предупреждение о начинающемся наводнении,
Петр устраивает в доме Апраксина ассамблею. В самый разгар бесед с архимандритом
Феодосием, призывающем закрыть монастыри и унич- [24] тожить
иконопочитание с разными ересиархами и прочими ненавистниками православия, в
дом врывается вода. Петр участвует в спасении людей. Проведя много времени в
холодной воде, парь сильно простужается. Ходят слухи, что он при смерти. К царевичу,
наследнику, то и дело являются разные чиновники с уверениями в своей лояльности.
О. Яков Игнатьев настаивает, чтобы Алексей не отступался. Царь выздоравливает; ему известно
все о поведении сына во время болезни. На исповеди духовник Алексея о. Яков
отпускает царевичу грех желания смерти отцу, но сам Алексей чувствует, что
церковь зависит от политики; его совесть нечиста. Петр гневается на сына, грозит
лишением наследства. Алексей просит отправить его в монастырь, но Петр
понимает, что это не решит проблему: он предлагает сыну либо «исправиться»,
либо грозит «отсечь, как уд гангренный». Петр за границей; Алексей тем
временем едет в Москву, бродит по заброшенному Кремлю, вспоминает свое детство,
историю взаимоотношений с отцом, свои чувства к нему — от любви до ненависти и
ужаса. Во сне он видит себя идущего вместе с Христом, и целое полчище
Антихриста с отцом во главе. Алексей понимает, что видит Поклонение мира
Зверю, Блуднице и Хаму Грядущему. Петр вызывает сына к себе в
Копенгаген; тот едет, но по дороге решает бежать и сворачивает в Италию, где
вместе со своей любовницей Евфросиньей живет под покровительством австрийского
цесаря, скрываясь от отца. В Неаполе Алексей пишет сенаторам в Петербург
подметные письма против Петра. В своей любовнице Алексей вдруг признает древнюю
Венеру — Белую Дьяволицу. Напуганный, он тем не менее решается поклониться ей. Петр посылает в Италию
«российского Макиавеля» Петра Толстого и графа Румянцева. Те угрозами и
обещаниями добиваются того, что Алексей вернется домой. В письме отца ему
гарантировано полное прощение. Петр в зените славы. Его мечта — осуществить Лейбницеву
идею: сделать Россию
связующим звеном между Европой и Китаем. Дневник его напоминает своей
смелостью дневник Леонардо да Винчи. Узнав, что сын возвращается, царь
долго колеблется, как с ним поступить: казнить Алексея — значит погубить себя,
простить — погубить Россию. Петр выбирает Россию. Петр лишает сына права
престолонаследия. Он напоминает Алексею о связях с опальной матерью, о
подготовке бунта. Алексей воспринимает отца как явленного Антихриста. Петр
хватает всех причастных к делу Алексея, пытками вынуждает к признаниям; следуют
массовые казни. Новый архиерей Феофан Прокопович произно- [25] сит проповедь «О власти и
чести царской». Алексей с горечью выслушивает голос совершенно подавленной
государством-Петром церкви. Ларион Докукин вновь выступает против Петра, на
этот раз открыто. Петр устало возражает ему, затем велит арестовать. Книга девятая, «Красная Смерть»,
повествует о жизни юноши Тихона в раскольничьем скиту. Скитница Софья
призывает Тихона к самосожжению; сквозь лик Софии Премудрости Божией проглядывает
и соблазнительный лик земной. В одном из разговоров некий старец говорит, что
Антихрист еще не Петр — настоящий возьмет Божий престол любовью и лаской и
тогда будет страшен. Тихон присутствует на
раскольничьем «братском сходе». Отцы ругаются из-за обрядов «точно так же, как
во времена Юлиана Отступника на церковных соборах при дворе византийских императоров».
Спорящих усмиряет только известие о том, что к деревне идет «команда» —
громить раскольников. Скит собирается устроить массовое самосожжение. Тихон
пытается уйти от него, но Софья, отдавшись юноше, уговаривает его принять
Красную Смерть. При пожаре старец Корнилий уходит из пламени через подземный
ход, забрав с собой и Тихона. Тот, разочарованный лицемерием старца, бежит синего. Царевич Алексей предчувствует
скорую смерть, много пьет, боится отца и одновременно надеется на прощение. На
очередном допросе выясняется, что Евфросинья, любовница Алексея, предала его.
Взбешенный этой изменой и тем, что их новорожденный ребенок, очевидно,
умерщвлен по приказанию Петра, Алексей признается в том, что замышлял бунт
против отца. Петр жестоко избивает сына. Церковь не препятствует будущей казни
Алексея; царь понимает, что вся ответственность — на нем. На суде Алексей называет отца
клятвопреступником, Антихристом и проклинает его. Затем, под пытками,
подписывает все обвинения против себя. Его пытают дальше, особенно жесток сам
Петр. Еще до официальной казни Алексей умирает от пыток. Петр плывет по штормовому
морю, ему кажется, что волны — кроваво-красного цвета. Тем не менее он остается
тверд: «Не бойся! — говорит он кормчему. — Крепок наш новый корабль — выдержит
бурю. С нами Бог!» Тихон Запольский, уйдя от
старца, становится членом еретической секты, учение которой похоже на
язычество, а обряды — на дионисические. Но юноша не выдерживает, когда на одном
из радений должен быть убит невинный младенец. Тихон восстает, и лишь вмешательство
солдат спасает его от расправы. Сектантов немилосердно [26] казнят; Тихону даруется
прощение; он живет у Феофана Прокоповича — библиотекарем. Слушая разговоры
образованных гостей Феофана, юноша понимает, что и этот путь — просвещенной
веры — ведет, скорее, к атеизму. Тихон уходит и отсюда и вместе с сектантами-бегунами
попадает на Валаам. В какой-то момент он ощущает, что благочестивые монахи, с
которыми он познакомился здесь, не способны объяснить ему все. Тихон уходит. В
лесу, однако, ему встречается старичок Иванушка, одновременно апостол Иоанн.
Он провозглашает Третий Завет — Царство Духа. Тихон, уверовавший, становится
первым сыном новой церкви Иоанна, Грома Летящего и идет нести людям открывшийся
ему свет. Последние слова в романе — восклицание Тихона: «Осанна! Антихриста
победит Христос». Викентий Викентьевич Вересаев 1867-1945В тупике - Роман (1922)
Черное море. Крым. Белогривые
волны подкатываются под самую террасу уютного домика с черепичной крышей и
зелеными ставнями. Здесь в дачном поселке Арматлук, рядом с Коктебелем, живет
вместе с женой и дочерью старый земский врач Иван Ильич Сарганов. Высокий,
худой, седовласый, он совсем недавно был постоянным участником «пироговских»
съездов, входил в конфликт сначала с царскими властями (то призывал к отмене
смертной казни, то объявлял мировую войну бойней), затем с большевиками,
выступая против массовых расстрелов. Арестованный «чрезвычайкой», был под
конвоем отправлен в Москву, но вспомнил молодость, два побега из сибирской
ссылки, и ночью соскочил с поезда. Друзья помогли ему скрыться в Крыму под
защитой белогвардейской армии в окружении таких же соседей, с тоской
пережидающих революционную бурю. Живут Сартановы весьма бедно
— постный борщ, вареная картошка без масла, чай из шиповника без сахара...
Морозным февральским вечером приходит академик Дмитревский с женой, Натальей
Сергеевной. Она озабочена пропажей любимого кольца с бриллиантом, взять
которое могла только княгиня Андожская. До чего же может довести людей нужда,
если эта красавица, вдова морского офицера, заживо сожженного матросами в топке
пароходного котла, [28] решилась на воровство!
Катя — иной
человек, стремящийся уйти от крайностей. Она занята повседневными заботами о
поросятах, цыплятах, умеет извлечь интерес из приготовления еды, стирки. Ей
становится не по себе от сытой, беззаботной атмосферы дома Агаповых, куда
вместе с Дмитрием она относит вещи их убитого сына Марка. Как странно выглядят
этот праздничный стол и нарядные сестры Ася и Майя с бриллиантовыми сережками в
ушах, музыка, стихи... А в поселке не утихают споры: пустят красных в Крым или
нет? Будет порядок? Станет хуже? Но некоторым
при любой власти хорошо. Бывший солист императорских театров Белозеров
когда-то скупал свечи по 25 копеек за фунт, а в трудное время продавал друзьям
по 2 рубля. Теперь он — председатель правления, член каких-то комиссий,
комитетов, ищет популярности, поддакивает мужикам. И все у него есть: и мука, и
сахар, и керосин. А Катя с огромными трудностями получила в кооперативе мешок
муки. Но не довезти его до дома одной, а деревенские не хотят помочь,
куражатся: «Тащи на своем хребте. Ноне на это чужих хребтов не полагается».
Однако находится и добрый человек, помогает уложить мешок, приговаривая: «Да,
осатанел народ...» Дорогой рассказывает, как к ним в деревню пришли на постой
казаки: «Корми их, пои. Все берут, на что ни взглянут, — полушубок, валенки.
Сколько кабанчиков порезали, гусей, курей, что вина выпили. У зятя моего стали
лошадь отымать, он не дает. Тогда ему из ливарвера в лоб. Бросили в канаву и
уехали». Стоит
страстная неделя. Где-то слышатся глухие разрывы. Одни говорят, что большевики
обстреливают город, другие — белые взрывают артиллерийские склады. Дачники в
смятении. Беднота, по слу- [29] хам, организует революционный
комитет. Всюду разъезжают большевистские агитаторы, красные разведчики. Под
видом обыска какие-то сомнительные личности забирают деньги, ценности. Пришел день, когда белые
бежали из Крыма. Советская власть началась с поголовной мобилизации всех
жителей мужского пола на рытье окопов. Стар ли, болен ли — иди. Один священник
умер по дороге. Ивана Ильича тоже погнали, хотя он и ходил еле-еле. Только
вмешательство племянника Леонида Сартанова-Седого, одного из руководителей
ревкома, избавило старика от непосильных работ. Леонид проводит показательный
суд над молодыми красноармейцами, ограбившими семейство Агаповых, и Катя
радуется многоголосой воле толпы. По-разному складываются
отношения дачников с новой властью. Белозеров предлагает свои услуги по
организации подотдела театра и искусства, занимает роскошные комнаты, уверяя,
что «по душе всегда был коммунистом». Академику Дмитревскому поручают
возглавить отдел народного образования, и он привлекает в качестве секретаря
Катю. Дел оказалось невпроворот. Катя по-доброму относилась к простому люду,
умела выслушать, расспросить, посоветовать. Однако с новым начальством
отношения налаживаются плохо, потому что, будучи натурой прямой и откровенной,
она что думала, то и говорила. Тяжелый конфликт возникает между Катей и
заведующим жилищным отделом Зайдбергом. Выселенной из квартиры фельдшерице Сорокиной
девушка предлагает убежище в своей комнате, но жилотдел не разрешает: кому
выдадим ордер, того и подселим. Целый день проходив по инстанциям, женщины
обращаются к Зайдбергу и натыкаются на глухую стену. Точно что-то ударило
Катю, и в приступе отчаяния она кричит: «Когда же кончится это хамское
царство?» Тотчас ее ведут в особый отдел и сажают в камеру «Б» — подвал с двумя
узкими отдушинами, без света. Но девушка не сдается и заявляет на допросе: «Я сидела
в царских тюрьмах, меня допрашивали царские жандармы. И никогда я не видела
такого зверского отношения к заключенным». Что помогло Кате — родственная
связь с Леонидом Седым или просто отсутствие вины, — неизвестно, но вскоре ее
освобождают... Приближается Первое мая.
Домком объявляет: кто не украсит свой дом красными флагами, будет предан суду
ревтрибунала. Грозят и тем, кто не пойдет на демонстрацию. Поголовное участие! В Крыму появились махновцы.
Все верхом на лошадях или на тачанках, увешаны оружием, пьяные, наглые.
Налетели на телегу, в которой Катя и Леонид возвращались домой, стали
требовать лошадь. [30] Леонид стреляет из револьвера
и устремляется вместе с Катей в горы. Возникает сильная пальба, одна из пуль
ранит девушке руку. Беглецам удается спастись, и Леонид благодарит сестру за
мужество: «Жаль, что ты не с нами. Нам такие нужны», Неожиданно из Москвы приходит распоряжение об аресте
Ивана Ильича. Его знакомые хлопочут об освобождении, но осложняется обстановка,
и Крым вновь переходит в руки белогвардейцев. Перед уходом красные
расстреливают заключенных, но Сартанова вновь спасает Леонид. От случайной пули
погибает его жена, а недавно вернувшаяся домой вторая дочь, Вера, убежденная
коммунистка, расстреляна казаками. Снова появляются комендатуры, контрразведка,
идут аресты... Разоренные дачники просят вернуть отнятое комиссарами. Катя
пытается защитить схваченного за сотрудничество академика Дмитревского, но
безрезультатно. Отчуждение пролегает между нею и Дмитрием. Постепенно слабеет и
умирает от цинги Иван Ильич. Оставшись одна, Катя распродает вещи и, ни с кем
не простившись, уезжает из поселка неизвестно куда. Максим Горький 1868-1936Мещане - Пьеса (1901, опубл. 1902)
В
зажиточном доме проживают Бессеменов Василий Васильевич, 58 лет, старшина
малярного цеха, метящий депутатом в городскую думу от цехового сословия;
Акулина Ивановна, его жена; сын Петр, бывший студент, выгнанный за участие в
недозволенных студенческих собраниях; дочь Татьяна, школьная учительница,
засидевшаяся в невестах; воспитанник Бессеменова Нил, машинист в
железнодорожном депо; церковный певчий Тетерев и студент Шишкин — нахлебники; Елена Николаевна
Кривцова — молодая вдова смотрителя тюрьмы, снимающая в доме комнаты, и Степанида
— кухарка, выполняющая в доме всю черную работу с помощью девушки Поли, швеи,
дочери дальнего родственника Бессеменова Перчихина, торговца певчими птицами и
пьяницы. Кроме них, в доме часто бывает Цветаева, молодая учительница, подруга
Татьяны. Действие пьесы проходит в
атмосфере постоянно разгорающихся и затихающих скандалов между Бессеменовым и
его детьми. Отец недоволен непочтительностью к нему детей, а также тем, что
оба до сих пор не нашли в жизни своего места. По его мнению, оба они стали слишком
«образованными» и потому гордыми. Это мешает им жить. Татьяна просто должна
выйти замуж, а Петр — выгодно жениться и [32] работать на приумножение
богатства отца. По мере развития действия становится понятно, что дети не
столько не хотят жить «по-отцовски», сколько просто не могут из-за своей
ослабленной воли, потере интереса к жизни и т. д. Образование действительно не
пошло им на пользу; оно лишь запутало их, лишило воли к жизни и прочных
мещанских корней. В этом главная трагедия семьи
Бессеменовых. В случае с Петром, по мнению Тетерева, выполняющего в пьесе
своеобразную роль резонера, эта трагедия должна решиться в пользу отца: Петр
оставит Кривцову, в которую пока влюблен против воли родителей, неизбежно
пойдет по пути отца и тоже станет примерным мещанином. В случае с Татьяной,
которая безнадежно влюблена в Нила, уже связанного обоюдной любовью с Полей, —
вопрос открыт: скорее всего, Татьяна так и останется несчастной жертвой
противоречия между своими мещанскими корнями и новыми веяниями времени. Эти веяния отчетливей всех
выражает Нил, наиболее «прогрессивный» герой и, очевидно, будущий
социалист-революционер, на что намекает Бессеменов. Нил отражает близкую
Горькому эстетику борьбы и труда, неразрывно между собой связанных. Например,
он любит ковать, но не потому, что любит труд вообще, а потому, что любит как
бы сражаться с металлом, подавляя его сопротивление. В то же время воля и
целеустремленность Нила имеют обратную сторону: он безжалостен к влюбленной в
него Татьяне и к воспитавшему его Бессеменову. Попутно в пьесе
разворачиваются окраинные сюжеты: любовь Тетерева к Поле, в которой он видит
свое последнее спасение от пьянства и скуки жизни; судьба Перчихина, человека
не от мира сего, живущего только любовью к птицам и лесу; трагедия Кривцовой,
влюбленной в жизнь, но потерявшей в ней свое место. Наиболее интересный из
второстепенных персонажей — Тетерев. Этот человек слишком огромен (и физически,
и духовно) для той убогой жизни, хозяевами которой пока являются Бессеменов и
ему подобные. Но ему вряд ли найдется место и в той жизни, хозяевами которой
будут люди вроде Нила. Его образ — образ вечного изгнанника жизни. Пьеса заканчивается на
трагической ноте. После неудавшейся попытки покончить с собой Татьяна понимает
свою обреченность и ненужность среди людей. В последней сцене она падает на
клавиши рояля, и раздается нестройный громкий звук... [33] На днеКАРТИНЫ - Пьеса (1902, опубл. 1903)
Пьеса содержит в себе как бы
два параллельных действия. Первое — социально-бытовое и второе — философское.
Оба действия развиваются параллельно, не переплетаясь. В пьесе существуют как
бы два плана: внешний и внутренний. Внешний план. В
ночлежном доме, принадлежащем Михаилу Ивановичу Костылеву (51 года) и его жене
Василисе Карловне (26 лет), живут, по определению автора, «бывшие люди», т. е.
люди без твердого социального статуса, а также работающие, но бедняки. Это:
Сатин и Актер (обоим под 40 лет), Васька Пепел, вор (28 лет), Андрей Митрич
Клещ, слесарь (40 лет), его жена Анна (30 лет), Настя, проститутка (24 лет),
Бубнов (45 лет), Барон (33 лет), Алешка (20 лет), Татарин и Кривой Зоб,
крючники (возраст не назван). В доме появляются Квашня, торговка пельменями
(под 40 лет) и Медведев, дядя Василисы, полицейский (50 лет). Между ними очень
сложные отношения, часто завязываются скандалы. Василиса влюблена в Ваську и
подговаривает его убить своего пожилого мужа, чтобы быть единоличной хозяйкой
(во второй половине пьесы Васька бьет Костылева и случайно убивает его; Ваську
арестовывают). Васька влюблен в Наталью, сестру Василисы (20 лет); Василиса из
ревности нещадно бьет сестру. Сатин и Актер (бывший актер провинциальных
театров по фамилии Сверчков-Заволжский) — полностью опустившиеся люди,
пьяницы, картежники, Сатин еще и шулер. Барон — бывший дворянин, промотавший
все состояние и ныне один из наиболее жалких людей ночлежки. Клещ старается
зарабатывать своим слесарным инструментом; его жена Анна заболевает и
нуждается в лекарствах; в конце пьесы Анна умирает, а Клещ окончательно
опускается «на дно». В разгар пьянок и
скандалов в ночлежке появляется странник Лука, жалеющий людей. Он обещает
многим несбыточное светлое будущее. Анне он предрекает загробное счастье.
Актеру рассказывает о бесплатной лечебнице для алкоголиков. Ваське и Наташе
советует уйти из дома и т. д. Но в самый напряженный момент Лука фактически
сбегает, оставив обнадеженных людей. Актера это доводит до самоубийства. В
финале ночлежники поют песню, и когда Сатин слышит о смерти Актера, то
досадливо и с горечью говорит: «Эх... Испортил песню... дурак!» [34] Внутренний
план. В пьесе сталкиваются две философские «правды»: Луки и Сатина. Ночлежка —
своего рода символ оказавшегося в тупике человечества, которое к началу XX в.
потеряло веру в Бога, но еще не обрело веры в самое себя. Отсюда всеобщее
чувство безнадежности, отсутствия перспективы, которое, в частности, выражают
Актер и Бубнов (резонер-пессимист) в словах: «А что же дальше» и «А ниточки-то
гнилые...» Мир обветшал, обессилел, идет к концу. Сатин предпочитает принимать
эту горькую правду и не лгать ни себе, ни людям. Клещу он предлагает бросить
работать. Если все люди бросят работать, то что будет? «С голоду сдохнут...» —
отвечает Клещ, но тем самым он лишь раскрывает бессмысленную сущность труда,
который направлен только на поддержание жизни, а не на привнесение в нее
какого-либо смысла. Сатин — своего рода радикал-экзистенциалист, человек,
принимающий абсурдность мироздания, в котором «Бог умер> (Ницше) и
обнажилась Пустота, Ничто. Иного взгляда на мир придерживается Лука. Он
считает, что именно страшная бессмыслица жизни должна вызывать особую жалость к
человеку. Если для продолжения жизни человеку нужна ложь, надо ему лгать, его
утешать. В противном случае человек не выдержит «правды» и погибнет. Так Лука
рассказывает притчу об искателе праведной земли и ученом, который по карте
показал ему, что никакой праведной земли нет. Обиженный человек ушел и
повесился (параллель с будущей смертью Актера). Лука не просто обычный
странник, утешитель, но и философ. По его мнению, человек обязан жить вопреки
бессмыслице жизни, ибо он не знает своего будущего, он только странник в
мироздании, и даже земля наша в космосе странница. Лука и Сатин спорят. Но
Сатин в чем-то приемлет «правду» Луки. Во всяком случае, именно появление Луки
провоцирует Сатина на его монолог о Человеке, который он произносит, подражая
голосу своего оппонента (принципиальная ремарка в пьесе). Сатин хочет не жалеть
и утешать человека, но, сказав ему всю правду о бессмысленности жизни,
подвигнуть его к самоуважению и бунту против мироздания. Человек, осознав
трагедию своего существования, должен не отчаиваться, а, напротив, почувствовать
свою ценность. Весь смысл мироздания — в нем одном. Другого смысла (например,
христианского) — нет. «Человек — это звучит гордо!» «Все в человеке, все для
человека». [35] Мать - Роман (1906)
Действие романа происходит в
России в начале 1900-х гг. В рабочей слободке живут фабричные рабочие с
семьями, и вся жизнь этих людей неразрывно связана с фабрикой: утром, с
фабричным гудком, рабочие устремляются на фабрику, вечером она выкидывает их из
своих каменных недр; по праздникам, встречаясь друг с другом, говорят они
только о фабрике, много пьют, напившись — дерутся. Однако молодой рабочий
Павел Власов, неожиданно для своей матери Пелагеи Ниловны, вдовы слесаря, вдруг
начинает жить иной жизнью: по праздникам ходит в город,
приносит книги, много читает. На недоуменный вопрос матери Павел отвечает: «Я
хочу знать правду и поэтому читаю запрещенные книги; если у меня их найдут —
меня посадят в тюрьму». Через некоторое время в доме
у Власовых субботними вечерами начинают собираться товарищи Павла: Андрей
Находка — «хохол из Канева», как он представляется матери, недавно приехавший в
слободку и поступивший на фабрику; несколько фабричных — слободских парней,
которых Ниловна знала и раньше; приходят люди из города: молодая девушка
Наташа, учительница, уехавшая из Москвы от богатых родителей; Николай Иванович,
который иногда приходит вместо Наташи заниматься с рабочими; худенькая и
бледная барышня Сашенька, тоже, как и Наташа, ушедшая из семьи: ее отец — помещик,
земский начальник. Павел и Сашенька любят друг друга, однако пожениться они не
могут: они оба считают, что женатые революционеры потеряны для дела — нужно
зарабатывать на жизнь, на квартиру, растить детей. Собираясь в доме у Власовых,
участники кружка читают книги по истории, беседуют о тяжкой доле рабочих всей
земли, о солидарности всех трудящихся, часто поют песни. На этих собраниях мать
впервые слышит слово «социалисты». Матери очень нравится
Находка, и он ее тоже полюбил, ласково зовет ее «ненько», говорит, что она
похожа на его покойную приемную мать, родной же матери он не помнит. Через
некоторое время Павел с матерью предлагают Андрею переселиться к ним в дом, и
хохол с радостью соглашается. На фабрике появляются
листовки, в которых говорится о стачках рабочих в Петербурге, о
несправедливости порядков на фабрике; листовки призывают рабочих к объединению
и борьбе за свои интересы. Мать понимает, что появление этих листков связано с
работой ее сына, она и гордится им, и опасается за его судьбу. Через некоторое [36] время в дом
Власовых приходят жандармы с обыском. Матери страшно, однако она старается
подавить свой страх. Пришедшие ничего не находят: заранее предупрежденные об
обыске, Павел и Андрей унесли из дому запрещенные книги; тем не менее Андрей
арестован. На фабрике появляется объявление
о том, что из каждого заработанного рабочими рубля дирекция будет вычитать
копейку — на осушение окружающих фабрику болот. Рабочие недовольны таким
решением дирекции, несколько пожилых рабочих приходят к Павлу за советом. Павел
просит мать сходить в город отнести его записку в газету, с тем чтобы история с
«болотной копейкой» попала в ближайший номер, а сам отправляется на фабрику,
где, возглавив стихийный митинг, в присутствии директора излагает требования
рабочих об отмене нового налога. Однако директор приказывает рабочим возобновить
работу, и все расходятся по своим местам. Павел огорчен, он считает, что народ
не поверил ему, не пошел за его правдой, потому что он молод и слабосилен — не
сумел эту правду сказать. Ночью опять являются жандармы и на этот раз уводят
Павла. Через несколько дней к Ниловне
приходит Егор Иванович — один из тех, кто ходил на собрания к Павлу до его
ареста. Он рассказывает матери, что, кроме Павла, арестовано еще 48 человек фабричных,
и хорошо было бы продолжать доставлять листовки на фабрику. Мать вызывается
проносить листовки, для чего просит знакомую, торгующую на фабрике обедами для
рабочих, взять ее к себе в помощницы. Всех входящих на фабрику обыскивают,
однако мать успешно проносит листовки и передает их рабочим. Наконец Андрей и Павел выходят из
тюрьмы и начинают готовиться к празднованию Первого мая. Павел собирается
нести знамя впереди колонны демонстрантов, хотя он и знает, что за это его
снова посадят в тюрьму. Утром Первого мая Павел и Андрей не идут на работу, а
отправляются на площадь, где уже собрался народ. Павел, стоя под красным
знаменем, заявляет, что сегодня они, члены социал-демократической рабочей
партии, открыто поднимают знамя разума, правды, свободы. «Да здравствуют
рабочие люди всех стран!» — с этим лозунгом Павла возглавляемая им колонна
двинулась по улицам слободы. Однако навстречу демонстрации выходит цепь
солдат, колонна смята, Павел и Андрей, который шел рядом с ним, арестованы.
Машинально подобрав осколок древка с обрывком знамени, вырванного жандармами из
рук сына, Ниловна идет домой, и в груди ее теснится желание сказать всем о том,
что дети идут за правдой, хотят другой, лучшей жизни, правды для всех. [37] Через
несколько дней мать переезжает в город к Николаю Ивановичу — он обещал Павлу и
Андрею, если их арестуют, немедленно забрать ее к себе. В городе Ниловна, ведя
немудреное хозяйство одинокого Николая Ивановича, начинает активную подпольную
работу: одна или вместе с
сестрой Николая Софьей, переодевшись то монахиней, то богомолкой-странницей,
то торговкой кружевами, разъезжает по городам и деревням губернии, развозя
запрещенные книги, газеты, прокламации. Ей нравится эта работа, она любит
говорить с людьми, слушать их рассказы о жизни. Она видит, что народ полуголодным
живет среди огромных богатств земли. Возвращаясь из поездок в город, мать
ходит на свидания с сыном в тюрьму. В одно из таких свиданий ей удается
передать ему записку с предложением товарищей устроить ему и его друзьям
побег. Однако Павел от побега отказывается; больше всех этим огорчена Сашенька,
которая была инициатором побега. Наконец наступает день суда. В
зал допущены только родственники подсудимых. Мать ждала чего-то страшного,
ждала спора, выяснения истины, однако все идет спокойно: судьи говорят
безучастно, невнятно, неохотно; свидетели — торопливо и бесцветно. Речи прокурора
и адвокатов тоже не трогают сердца матери. Но вот начинает говорить Павел. Он
не защищается — он объясняет, почему они — не бунтовщики, хотя их и судят как
бунтовщиков. Они — социалисты, их лозунги — долой частную собственность, все
средства производства — народу, вся власть — народу, труд — обязателен для
всех. Они — революционеры и останутся ими до тех пор, пока все их идеи не
победят. Все, что говорит сын, матери известно, но только здесь, на суде, она
чувствует странную, увлекающую силу его веры. Но вот судья читает приговор:
всех подсудимых сослать на поселение. Саша тоже ждет приговора и собирается
заявить, что желает быть поселенной в той же местности, что и Павел. Мать
обещает ей приехать к ним, когда у них родятся дети, — нянчить внуков. Когда мать возвращается домой,
Николай сообщает ей, что речь Павла на суде решено напечатать. Мать вызывается
отвезти речь сына для распространения в другой город. На вокзале она вдруг
видит молодого человека, чье лицо и внимательный взгляд кажутся ей странно
знакомыми; она вспоминает, что встречала его раньше и в суде, и около тюрьмы, —
и она понимает: попалась. Молодой человек подзывает сторожа и, указывая на нее
глазами, что-то говорит ему. Сторож приближается к матери и укоризненно
произносит: «Воровка! Старая уже, а туда же!» «Я не воровка!» — задохнувшись от
обиды и возмущения, кричит мать и, выхватив из чемодана пачки прокламаций,
протягивает их окружившим ее людям: «Это речь моего сына, вчера [38] судили политических, он был
среди них». Жандармы расталкивают людей, приближаясь к матери; один из них
хватает ее за горло, не давая говорить; она хрипит. В толпе слышатся рыдания. «Страсти-мордасти» - Рассказ
(1913, опубл. 1917)
В провинциальном городе
молодой торговец баварским квасом вечером встречает гулящую женщину. Она,
пьяная, стоит в луже и топает ногами, разбрызгивая грязь, как дети. Торговец
ведет ее к ней домой; она соглашается идти с ним,
думая, что он ее клиент. «Дом» представляет собой подвальную дыру, в которой,
кроме женщины, живет ее сын с больными ногами. Она родила его в пятнадцать лет
от старика сладострастника, у которого служила горничной. Ленька (так звать
мальчика) целыми днями сидит в своей дыре и очень редко видит белый свет.
Развлекается он тем, что собирает в разные коробочки всяких насекомых, которых
ему удается поймать, дает им смешные прозвища (паук — Барабанщик, муха —
Чиновница, жук — дядя Никодим и т. п.) и наделяет в своей фантазии человеческими
чертами, которые он подсматривает в клиентах своей матери. Эти насекомые
составляют для Леньки особый мир, который заменяет ему настоящий, человеческий.
Впрочем, о человеческом мире он невысокого понятия, ибо судит о нем по тем, кто
приходит в их дыру развлекаться с его матерью. Мать зовут Машка Фролиха.
Она, видимо, серьезно больна (у нее провалился нос, хотя «заразной» она себя не
считает). Она безумно любит сына и живет только ради него. В то же время она
человек конченый, больной и спившийся. Будущее, таким образом, не сулит ее сыну
ничего хорошего. Ленька не по годам мудр и
серьезен. Он относится к матери как к малому дитя, жалеет ее и учит жизни.
Одновременно он совсем ребенок, не имеющий никакого опыта жизни. Торговец (он же рассказчик и alter ego автора) начинает посещать мальчика и пытается как-то
скрасить его жизнь. Но ситуация настолько безнадежна, что в финале рассказа
герой понимает: он оказался в тупике: «Я быстро пошел со двора, скрипя зубами,
чтобы не зареветь». [39] Голубая жизнь - Рассказ (1924, опубл. 1925)
Мещанин Константин Миронов
живет в глухом провинциальном городе. Когда он был ребенком, его родители пили
и часто скандалили. В то же время мать была религиозным человеком и ходила на
богомолье в монастырь. Отец слыл чудаком. Например, он развлекался тем, что
приделывал к дверям деревянные дудки с резиновыми мячами, которые противно
свистели, когда отворялась дверь. Вообще, отец старался «заглушить» скуку жизни
разными звуками: то слушал музыкальный ящик, который мать в сердцах однажды
разбила, то принес домой глобус, который, поворачиваясь вокруг оси, играл
«чижика-пыжика»... До отца мать была замужем за его начальником, который
стрелял в отца из пистолета. «Горе мое, что не убил он тебя!» — часто кричала
мать отцу. Константин Миронов — тоже
чудак и фантазер. Он мечтает поехать в Париж. Он ни разу не был за границей и
потому воображает Париж городом, где все решительно голубое: и небо, и люди, и
дома. Мечта о Париже и его «голубой жизни» скрашивает скуку провинциального
города, но и нарушает связь Миронова с реальностью. Люди начинают замечать в
нем что-то странное и сторонятся его. Первые признаки сумасшествия
дают о себе знать, когда Миронов решается выкрасить свой дом в голубой цвет,
дабы хоть отчасти реализовать мечту. Дом красит странный человек — Столяр,
который немного напоминает скучного провинциального черта. Вместо голубой краски
он использует синюю, и результат выходит чудовищным, тем более что желтой
краской Столяр рисует на фасаде какое-то существо, отдаленно напоминающее
рыбу. Мещане города воспринимают это как вызов им, ибо никто не красит свои
дома в подобный цвет. Одновременно Миронов
влюбляется в Лизу Розанову, дочь уважаемого в городе человека. Но он
опять-таки «выдумывает» предмет своей любви: Лиза обыкновенная мещаночка, она
не понимает романтических грез Миронова. В конце концов Миронов сходит
с ума. Его вылечивает местный доктор, и Миронов становится обычным
переплетчиком книг, в меру деловитым, в меру жадным и т. д. С ним встречается
рассказчик, которому он и передает историю своего сумасшествия. [40] Васса Железнова - Пьеса (1935, опубл. 1936)
Васса Борисовна Железнова, в
девичестве — Храпова, 42 лет (но выглядит моложе), владелица пароходной
компании, очень богатый и влиятельный человек, проживает в собственном доме со
спившимся мужем, Сергеем Петровичем Железновым, 60 лет, бывшим капитаном, и
братом, Прохором Борисовичем Храповым, беспечным, пьющим человеком,
коллекционирующим всевозможные замки (коллекция как бы пародирует
собственнические инстинкты сестры). В доме также живут Из-за границы приезжает Рашель — жена умирающего вдали
от родины сына Вассы Федора. Рашель — социалистка-революционерка, разыскиваемая
полицией. Она хочет забрать своего малолетнего сына Колю, которого Васса прячет
в деревне и не хочет отдавать снохе, так как рассчитывает сделать его
наследником состояния и продолжателем своего дела. Васса грозит выдать Рашель
жандармам, если она будет настаивать на возвращении сына. Шаткое благополучие дома
Вассы держится на преступлении. Она отравляет своего мужа Сергея Петровича,
когда тот оказывается замешанным в совращении малолетней и ему грозит каторга.
Но сначала она предлагает ему покончить с собой, и, лишь когда он отказывается,
Васса, спасая честь незамужних дочерей, подсыпает мужу порошок. Тем самым
семья избегает позора суда. На этом череда преступлений не закончилась.
Горничная Лиза понесла от брата Вассы и, в конце концов, повесилась в бане
(людям сообщили, что она угорела). Васса готова пойти на все, лишь бы сохранить
дом и свое дело Она безумно любит своих неудавшихся детей, которые оказались
жертвой прежней разнузданной жизни их отца и его жестокого об ращения с их
матерью. Федор — не жилец на этом свете. Людмила в детстве насмотревшись на
забавы отца с распутными девками, вы росла слабоумной. [41] Между Рашелью и Вассой есть
какое-то сходство, которое они обе ощущают. Это цельные, фанатичные характеры —
«хозяева жизни»; только Васса — вся в прошлом,
а за Рашелью — будущее. Они непримиримые враги, но уважают друг друга. Тем не
менее Васса приказывает секретарше донести на Рашель жандармам, но делает это
исключительно ради внука, финал пьесы неожидан. Васса скоропостижно умирает. В
этом чувствуется наказание свыше за нелепую, скоропостижную смерть мужа и насмешка
судьбы: часть денег Вассы крадет Оношенкова, а остальным богатством по закону
будет распоряжаться беспутный брат, который несомненно все промотает. Только
слабоумная Людмила оплакивает мать. Остальных ее смерть ничуть не трогает. Жизнь Клима СамгинаСОРОК ЛЕТ - Повесть (1925—1936, незаконч., опубл. 1927—1937)В доме интеллигента-народника
Ивана Акимовича Самгина родился сын, которому отец решил дать «необычное»,
мужицкое имя Клим. Оно сразу выделило мальчика среди других детей его круга:
дочери доктора Сомова Любы; детей квартиранта Варавки Варвары, Лидии и Бориса;
Игоря Туробоева (вместе с Борисом учится в московской военной школе); Ивана
Дронова (сирота, приживальщик в доме Самгиных); Константина Макарова и Алины
Телепневой (товарищи по гимназии). Между ними складываются сложные отношения,
отчасти потому, что Клим старается отличиться, что не всегда удается. Первый
учитель — Томилин. Соперничество с Борисом. Неожиданная гибель Бориса и
Варвары, провалившихся под лед во время катания на коньках. Голос из толпы:
«Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?» — как первый «ключевой»
мотив повести, как бы выражающий ирреальность происходящего. Учеба в гимназии. Эротические томления Самгина. Швейка
Рита тайно подкуплена матерью Клима для «безопасной» сексуальной жизни юноши.
Она влюблена в Дронова; Самгин узнает об этом и о поступке матери и
разочаровывается в женщинах. Любовь Макарова к Лидии; неудачная попытка
самоубийства. Клим спасает его, но потом жалеет об этом, ибо сам втайне
симпатизирует Лидии и чувствует, что бледно выглядит на фоне своего друга. [42] Петербург, студенчество. Новый круг общения Самгина,
где он опять-таки старается занять особое место, подвергая «про себя» все и
всех критическому анализу и получив прозвище «умник». Старший брат Дмитрий
(студент, включившийся в революционную борьбу), Марина Премирова, Серафима
Нехаева (влюбленная во все «декадентское»), Кутузов (активный революционер,
будущий большевик, своими чертами напоминающий Ленина), Елизавета Спивак с больным
мужем-музыкантом, Владимир Лютов (студент из купеческого рода) и другие. Любовь
Лютова к Алине Телепневой, выросшей в красивую и капризную женщину. Ее согласие
быть женой Лютова и последующий отказ, ибо она влюбляется в Туробоева (тема
своеобразного соперничества «бедного аристократа» Туробоева и «богатого
мужика» Лютова). Жизнь на даче. Символическая сцена ловли сома на горшок
с горячей кашей (сом проглотит горшок, он лопнет, сом всплывет) —
надувательство «господ» мужиком, который тем не менее восхищает Лютова как
выразитель загадочной талантливости русского народа. Споры о славянофилах и
западниках, России и Западе. Лютов — русский анархист. Клим старается занять
особую позицию, но в результате не занимает никакой. Его неудачная попытка
объясниться в любви Лидии, Отказ. Подъем колоколов на деревенскую церковь. Гибель
молодого крестьянина (веревка захлестнула за горло). Вторая «ключевая» фраза
повести, произнесенная деревенской девочкой: «Да что вы озорничаете?» — как бы
обращенная к «господам» вообще. Не зная народа, они пытаются решать его судьбу. Москва. Новые люди, которых пытается понять Самгин:
Семион Диомидов, Варвара Антипова, Петр Маракуев, дядя Хрисанф — круг
московской интеллигенции, отличающейся от петербургской подчеркнутой
«русскостью». Пьянка на квартире Лютова. Дьякон-расстрига Егор Ипатьевский
читает собственные стихи о Христе, Ваське и «неразменном рублике». Суть в том,
что русский человек и ненавистью служит Христу. Вопль Лютова: «Гениально!» Самгин
опять-таки не находит места в этой среде. Приезд молодого Николая I и трагедия
на Ходынском поле, где во время праздника коронации были задавлены сотни
людей. Взгляд Самгина на толпу, которая напоминает «икру». Ничтожность личной
воли в эпоху всплеска массового психоза. Окончательный разрыв Самгина с Лидией; ее отъезд
в Париж Клим отправляется на Нижегородскую промышленную выставку и знакомится с
провинциальной журналистской средой. Иноков — яркий газетчик и своеобразный
поэт (вероятный прототип сам Горь- [43] кий). Приезд в Нижний царя, похожего на «Бальзаминова,
одетого офицером...». Сашин и газета. Дронов, Иноков, супруги Спиваки. Встреча с Томилиным,
проповедующим, что «путь к истинной вере лежит через пустыню неверия»
(ницшевская мысль, близкая Самгину). Провинциальный историк Козлов —
охранитель и монархист, отрицающий революцию, в том числе и революцию духа.
Встреча с Кутузовым, «возмутительно самоуверенным» и оттого похожим на своего
антипода — Козлова. Кутузов о «революционерах от скуки», к которым относит
всю интеллигенцию. Падение строящейся казармы как символ «прогнившего» строя.
Параллельная сцена пиршества «отцов города» в ресторане. Обыск в квартире
Самгина. Беседа с жандармским ротмистром Поповым, который впервые дает Самгину
понять, что революционером он никогда не станет. Москва. Прейс
и Тагильский — верхушка либеральной интеллигенции (возможные прототипы —
«веховцы»). Приезд Кутузова (каждое его появление напоминает Самгину, что
подлинная революция готовится где-то в стороне, а он и его окружение не
принимают в ней участия). Рассуждения Макарова о философии Н. Ф. Федорова и о
роли женщины в истории. Смерть отца
Самгина в Выборге. Встреча с братом. Арест Самгина и Сомовой. Допрос в полиции
и предложение стать осведомителем. Отказ Самгина; странная неуверенность, что
поступил правильно. Любовная связь с Варварой Антиповой; аборт. Слова старой
прислуги Анфимьевны (выражающей народное мнение) о молодых: «Чужого бога
дети». Поездка Самгина в Астрахань и Грузию). Москва, студенческие волнения
возле Манежа. Самгин в толпе и его страх перед ней. Выручает Митрофанов — агент
полиции. Поездка в деревню; сцена крестьянских грабежей. Страх Самгина перед
мужиками. Новые волнения в Москве. Аюбовная связь с Никоновой (окажется полицейским
осведомителем). Поездка в Старую Руссу; взгляд на царя через спущенные шторы вагона. 9 января 1905
г. в Петербурге. Сцены Кровавого воскресенья. Гапон и вывод о нем: «ничтожен
поп». Самгин в тюрьме по подозрению в революционной деятельности. Похороны
Баумана и всплески «черносотенной» психологии. Москва,
революция 1905 г. Сомова пытается организовать санитарные пункты для помощи
раненым. Мысли Самгина о революции [44] и Кутузове: «И прав!.. Пускай
вспыхнут страсти, пусть все полетит к черту, все эти домики, квартирки,
начиненные заботниками о народе, начетчиками, критиками, аналитиками...» Тем не
менее он понимает, что такая революция отменит и его, Самгина. Смерть
Туробоева. Мысли Макарова о большевиках: «Так вот, Самгин, мой вопрос: я не
хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее
начинают. Тут у меня что-то... неладно» — признание духовного кризиса
интеллигенции. Похороны Туробоева, Толпа черносотенцев и вор Сашка Судаков,
который выручает Самгина, Алину Телепневу, Макарова и Лютова. Баррикады. Самгин и боевые
отряды. Товарищ Яков — предводитель революционной толпы. Казнь на глазах
Самгина сыщика Митрофанова. Смерть Анфимьевны. Самгин понимает, что события
развиваются помимо его воли, а он их невольный заложник. Поездка в Русьгород по
просьбе Кутузова за деньгами для большевиков. Разговор в поезде с пьяным
поручиком, который рассказывает, как страшно стрелять в народ по приказу.
Знакомство с Мариной Зотовой — богатой женщиной с «народным» образом мысли. Ее
рассуждения о том, что интеллигенция никогда не знала народ, что корни
народной веры уходят в раскол и еретичество и это является скрытой, но истинной
движущей силой революции. Кошмар «двойничества», преследующий Самгина и
выражающий начало распада его личности. Убийство губернатора на глазах Самгина.
Встреча с Лидией, приехавшей из-за границы, окончательное разочарование Самгина
в ней. Философия Валентина Безбедова, знакомого Марины, отрицающего всякий смысл
в истории. Девиз «не хочу» — третий «ключевой» мотив повести, выражающий
неприятие Самгиным всего мироздания, в котором ему как бы нет места. Марина и
старец Захарий — тип «народного» религиозного деятеля. Религиозные «радения» у
Марины, которые подсматривает Самгин и которые окончательно убеждают его в
своей оторванности от народной стихии. Отъезд за границу. Берлин, скука.
Картины Босха в галерее, которые неожиданно совпадают с миропониманием Самгина
(раздробленность мироздания, отсутствие ясного образа человека). Встреча с
матерью в Швейцарии; взаимное непонимание. Самгин
остается в круглом одиночестве. Самоубийство Лютова в Женеве; слова Алины
Телепневой: «Удрал Володя...» Париж. Встреча с Мариной Зотовой. Попов и Бердников, которые [45] пытаются подкупить Самгина,
чтобы он был их тайным агентом при Зотовой и сообщал о ее возможной сделке с
англичанами. Резкий отказ Самгина. Возвращение в Россию. Убийство Марины Зотовой.
Загадочные обстоятельства, с ним связанные. Подозрение падает на Безбедова,
который все отрицает и странным образом погибает в тюрьме до начала суда. Москва. Смерть Варвары. Слова Кутузова о Ленине как
единственном истинном революционере, который видит сквозь будущее. Самгин и
Дронов. Попытка организации новой газеты либерально-независимого толка.
Разговоры вокруг сборника «Вехи»; мысли Самгина: «Конечно, эта смелая книга
вызовет шум. Удар колокола среди ночи. Социалисты будут яростно возражать. И не
одни социалисты. «Свист и звон со всех сторон». На поверхности жизни вздуется
еще десяток пузырей». Смерть Толстого. Слова служанки Агафьи: «Лев-то Николаич
скончался... Слышите, как у всех в доме двери хлопают? Будто испугались
люди-то». Мысли Самгина о Фаусте и Дон Кихоте как продолжение
мыслей Ивана Тургенева в эссе «Гамлет и Дон-Кихот». Самгин выдвигает принцип не
деятельного идеализма, а разумной деятельности. Начало мировой войны как символ краха коллективного
разума. Поездка Самгина на фронт в Боровичи. Знакомство с подпоручиком
Петровым, символизирующим разложение боевого офицерства. Нелепое убийство
Тагильского разозленным офицером. Кошмары войны. Возвращение с фронта. Вечер у Леонида Андреева. Его
слова: «Люди почувствуют себя братьями только тогда, когда поймут трагизм
своего бытия в космосе, почувствуют ужас одиночества своего во вселенной,
соприкоснутся прутьям железной клетки неразрешимых тайн жизни, жизни, из
которой один есть выход — в смерть», — которые словно подводят черту под
духовными поисками Самгина. февральская революция 1917 г. Родзянко и Керенский.
Незавершенный финал. Неясность дальнейшей судьбы Самгина... Александр Иванович Куприн 1870—1938Поединок - Повесть (1905)
Вернувшись с плаца,
подпоручик Ромашов подумал: «Сегодня не пойду: нельзя каждый день надоедать
людям». Ежедневно он просиживал у Николаевых до полуночи, но вечером следующею
дня вновь шел в этот уютный дом. «Тебе от барыни письма
пришла», — доложил Гайнан, черемис, искренне привязанный к Ромашову. Письмо
было от Раисы Александровны Петерсон, с которой они грязно и скучно (и уже
довольно давно) обманывали ее мужа. Приторный запах ее духов и пошло-игривый
тон письма вызвал нестерпимое отвращение. Через полчаса, стесняясь и досадуя на
себя, он постучал к Николаевым. Владимир Ефимыч был занят. Вот уже два года
подряд он проваливал экзамены в академию, и Александра Петровна, Шурочка,
делала все, чтобы последний шанс (поступать дозволялось только до трех раз) не
был упущен. Помогая мужу готовиться, Шурочка усвоила уже всю программу (не
давалась только баллистика), Володя же продвигался очень медленно. С Ромочкой (так она звала
Ромашова) Шурочка принялась обсуждать газетную статью о недавно разрешенных в
армии поединках. Она видит в них суровую для российских условий необходимость.
Иначе не выведутся в офицерской среде шулера вроде Арчаковского [47] или пьяницы вроде Назанского.
Ромашов не был согласен зачислять в эту компанию Назанского, говорившего о том,
что способность любить дается, как и талант, не каждому. Когда-то этого
человека отвергла Шурочка, и муж ее ненавидел поручика. На этот раз Ромашов пробыл
подле Шурочки, пока не заговорили, что пора спать. ...На ближайшем же
полковом балу Ромашов набрался храбрости сказать любовнице, что все кончено.
Петерсониха поклялась отомстить. И вскоре Николаев стал получать анонимки с
намеками на особые отношения подпоручика с его женой. Впрочем, недоброжелателей
хватало и помимо нее. Ромашов не позволял драться унтерам и решительно возражал
«дантистам» из числа офицеров, а капитану Сливе пообещал, что подаст на него
рапорт, если тот позволит бить солдат. Недовольно было Ромашовым и
начальство. Кроме того, становилось все хуже с деньгами, и уже буфетчик не
отпускал в долг даже сигарет. На душе было скверно из-за ощущения скуки,
бессмысленности службы и одиночества. В конце апреля Ромашов
получил записку от Александры Петровны. Она напоминала об их общем дне именин
(царица Александра и ее верный рыцарь Георгий). Заняв денег у подполковника
Рафальского, Ромашов купил духи и в пять часов был уже у Николаевых, Пикник
получился шумный. Ромашов сидел рядом с Шурочкой, почти не слушал
разглагольствования Осадчего, тосты и плоские шутки офицеров, испытывая
странное состояние, похожее на сон. Его рука иногда касалась Шурочкиной руки,
но ни он, ни она не глядели друг на друга. Николаев, похоже, был недоволен.
После застолья Ромашов побрел в рощу. Сзади послышались шаги. Это шла Шурочка.
Они сели на траву. «Я в вас влюблена сегодня», — призналась она. Ромочка
привиделся ей во сне, и ей ужасно захотелось видеть его. Он стал целовать ее
платье: «Саша... Я люблю вас...» Она призналась, что ее волнует его близость,
но зачем он такой жалкий. У них общие мысли, желания, но она должна отказаться
от него. Шурочка встала: пойдемте, нас хватятся. По дороге она вдруг попросила
его не бывать больше у них: мужа осаждают анонимками. В середине мая состоялся
смотр. Корпусный командир объехал выстроенные на плацу роты, посмотрел, как они
маршируют, как выполняют ружейные приемы и перестраиваются для отражения неожиданных
кавалерийских атак, — и остался недоволен. Только пятая рота капитана
Стельковского, где не мучили шагистикой и не крали из общего котла, заслужила
похвалу. [48] Самое ужасное произошло во время церемониального марша.
Еще в начале смотра Ромашова будто подхватила какая-то радостная волна, он
словно бы ощутил себя частицей некой грозной силы. И теперь, идя впереди своей
полуроты, он чувствовал себя предметом общего восхищения. Крики сзади
заставили его обернуться и побледнеть. Строй смешался — и именно из-за того,
что он, подпоручик Ромашов, вознесясь в мечтах к поднебесью, все это время
смещался от центра рядов к правому флангу. Вместо восторга на его долю пришелся
публичный позор. К этому прибавилось объяснение с Николаевым, потребовавшим
сделать все, чтобы прекратить поток анонимок, и еще — не бывать у них в доме. Перебирая в памяти случившееся, Ромашов незаметно
дошагал до железнодорожного полотна и в темноте разглядел солдата Хлебникова,
предмет издевательств и насмешек в роте. «Ты хотел убить себя?» — спросил он
Хлебникова, и солдат, захлебываясь рыданиями, рассказал, что его бьют, смеются,
взводный вымогает деньги, а где их взять. И учение ему не под силу: с детства
мается грыжей. Ромашову вдруг свое горе показалось таким пустячным,
что он обнял Хлебникова и заговорил о необходимости терпеть. С этой поры он
понял: безликие роты и полки состоят из таких вот болеющих своим горем и
имеющих свою судьбу Хлебниковых. Вынужденное отдаление от офицерского общества позволило
сосредоточиться на своих мыслях и найти радость в самом процессе рождения
мысли. Ромашов все яснее видел, что существует только три достойных призвания:
наука, искусство и свободный физический труд. В конце мая в роте Осадчего повесился солдат. После
этого происшествия началось беспробудное пьянство. Сначала пили в собрании,
потом двинулись к Шлейферше. Здесь-то и вспыхнул скандал. Бек-Агамалов бросился
с шашкой на присутствующих («Все вон отсюда!»), а затем гнев его обратился на
одну из барышень, обозвавшую его дураком. Ромашов перехватил кисть его руки:
«Бек, ты не ударишь женщину, тебе всю жизнь будет стыдно». Гульба в полку продолжалась. В собрании Ромашов застал
Осадчего и Николаева. Последний сделал вид, что не заметил его. Вокруг пели.
Когда наконец воцарилась тишина, Осадчий вдруг затянул панихиду по самоубийце,
перемежая ее грязными ругательствами. Ромашова охватило бешенство: «Не позволю!
Молчите!» В ответ почему-то уже Николаев с исковерканным злобой лицом кричал
ему: «Сами позорите полк! Вы и разные Назанские!» «А при чем же здесь
Назанский? [49] Или у вас есть причины быть
им недовольным?» Николаев замахнулся, но Ромашов успел выплеснуть ему в лицо
остатки пива. Накануне заседания
офицерского суда чести Николаев попросил противника не упоминать имени его жены
и анонимных писем. Как и следовало ожидать, суд определил, что ссора не может
быть окончена примирением. Ромашов провел большую часть
дня перед поединком у Назанского, который убеждал его не стреляться. Жизнь —
явление удивительное и неповторимое. Неужели он так привержен военному
сословию, неужели верит в высший будто бы смысл армейского порядка так, что готов
поставить на карту само свое существование? Вечером у себя дома Ромашов
застал Шурочку. Она стала говорить, что потратила годы, чтобы устроить карьеру
мужа. Если Ромочка откажется ради любви к ней от поединка, то все равно в этом
будет что-то сомнительное и Володю почти наверное не допустят до экзамена. Они
непременно должны стреляться, но ни один из них не должен быть ранен. Муж знает
и согласен. Прощаясь, она закинула руки ему за шею: «Мы не увидимся больше. Так
не будем ничего бояться... Один раз... возьмем наше счастье...» — и прильнула
горячими губами к его рту. ...В официальном рапорте
полковому командиру штабс-капитан Диц сообщал подробности дуэли между поручиком
Николаевым и подпоручиком Ромашовым. Когда по команде противники пошли друг
другу навстречу, поручик Николаев произведенным выстрелом ранил подпоручика в
правую верхнюю часть живота, и тот через семь минут скончался от внутреннего
кровоизлияния. К рапорту прилагались показания младшего врача г. Знойко. Штабс-капитан Рыбников - Рассказ (1905)
Щавинский,
сотрудник большой петербургской газеты, познакомился с Рыбниковым в компании
известных петербургских репортеров. Убогий и жалкий штабс-капитан
ораторствовал, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией
— русского солдата. Понаблюдав за ним, Щавинский заметил некоторую двойственность
в его облике. На первый взгляд у него было обыкновенное [50] лицо с курносым носиком, в
профиль оно выглядело насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. В это
время проснулся пьяный поэт Петрухин, уставился мутным взглядом на офицера:
«А, японская морда, ты еще здесь?» «Японец. Вот на кого он
похож», — подумал Щавинский. Эта мысль окрепла, когда Рыбников попытался
продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера
было изготовлено из прекрасного шелка. Щавинский нагнулся к
штабс-капитану и сказал, что он никакой не Рыбников, а японский военный агент в
России. Но тот никак не отреагировал. Журналист даже засомневался: ведь среди
уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной,
лиц. Но нет, раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и потирание рук — все
это не случайно. И уже вслух: «Никто в мире не узнает о нашем разговоре, но вы
— японец. Вы в безопасности, я не донесу, я восхищен вашим самообладанием». И
Щавинский пропел восторженный дифирамб японскому презрению к смерти. Но
комплимент не был принят: русский солдатик ничем не хуже. Журналист тогда попробовал
задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна...
«Верно!» — прокричал на это Рыбников. Под утро решили продолжить
кутеж у «девочек». Клотильда увела Рыбникова на второй этаж. Через час она
присоединилась к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного их
клиента Леньки, связанного, судя по всему, с полицией, и рассказала о странном
своем госте, которого прибывшие с ним называли то генералом Ояма, то майором
Фукушима. Они были пьяны и шутили, но Клотильде показалось, что штабс-капитан
напоминает ей микадо. Кроме того, ее обычные клиенты безобразно грубы. Ласки же
этого немолодого офицера отличались вкрадчивой осторожностью и одновременно
окружали атмосферой напряженной, почти звериной страсти, хотя было видно, что
он безумно устал. Отдыхая, он погрузился в состояние, похожее на бред, и
странные слова побежали с его губ. Среди них она разобрала единственно ей
знакомое: банзай! Через минуту Ленька был на
крыльце и тревожными свистками сзывал городовых. Когда в начале коридора
послышались тяжелые шаги многих ног, Рыбников проснулся и, подбежав к двери,
повернул ключ, а затем мягким движением вскочил на подоконник и распахнул окно.
Женщина с криком ухватила его за руку. Он вырвался и неловко прыгнул вниз. В
то же мгновение дверь рухнула под ударами и Ленька с разбегу прыгнул вслед за
ним. [51] Рыбников лежал неподвижно и
не сопротивлялся, когда преследователь навалился на него. Он только прошептал:
«Не давите, я сломал себе ногу». Гранатовый браслет - Повесть (1911)
Сверток с небольшим ювелирным
футляром на имя княгини Веры Николаевны Шеиной посыльный передал через
горничную. Княгиня выговорила ей, но Даша сказала, что посыльный тут же убежал,
а она не решалась оторвать именинницу от гостей. Внутри футляра оказался золотой,
невысокой пробы дутый браслет, покрытый гранатами, среди которых располагался
маленький зеленый камешек. Вложенное в футляр письмо содержало поздравление с
днем ангела и просьбу принять браслет, принадлежавший еще прабабке. Зеленый
камешек — это весьма редкий зеленый гранат, сообщающий дар провидения и
оберегающий мужчин от насильственной смерти. Заканчивалось письмо словами: «Ваш
до смерти и после смерти покорный слуга Г. С. Ж.». Вера взяла в руки браслет —
внутри камней загорелись тревожные густо-красные живые огни. «Точно кровь!» —
подумала она и вернулась в гостиную. Князь Василий Львович
демонстрировал в этот момент свой юмористический домашний альбом, только что
открытый на «повести» «Княгиня Вера и влюбленный телеграфист». «Лучше не
нужно», — попросила она. Но муж уже начал полный блестящего юмора комментарий
к собственным рисункам. Вот девица, по имени Вера, получает письмо с
целующимися голубками, подписанное телеграфистом П. П. Ж. Вот молодой Вася Шеин
возвращает Вере обручальное кольцо: «Я не смею мешать твоему счастью, и все
же мой долг предупредить тебя: телеграфисты обольстительны, но коварны». А
вот Вера выходит замуж за красивого Васю Шеина, но телеграфист продолжает
преследования. Вот он, переодевшись трубочистом, проникает в будуар княгини
Веры. Вот, переодевшись, поступает на их кухню судомойкой. Вот, наконец, он в
сумасшедшем доме и т. д. «Господа, кто хочет чаю?» —
спросила Вера. После чая гости стали разъезжаться. Старый генерал Аносов,
которого Вера и ее се- [52] стра Анна звали дедушкой,
попросил княгиню пояснить, что же в рассказе князя правда. Г. С. Ж. (а не П. П. Ж.) начал ее преследовать письмами
за два года до замужества. Очевидно, он постоянно следил за ней, знал, где она
бывала на вечерах, как была одета. Когда Вера, тоже письменно, попросила не
беспокоить ее своими преследованиями, он замолчал о любви и ограничился
поздравлениями по праздникам, как и сегодня, в день ее именин. Старик помолчал. «Может быть, это маньяк? А может быть,
Верочка, твой жизненный путь пересекла именно такая любовь, которой грезят
женщины и на которую неспособны больше мужчины». После отъезда гостей муж Веры и брат ее Николай решили
отыскать поклонника и вернуть браслет. На другой день они уже знали адрес Г.
С. Ж. Это оказался человек лет тридцати — тридцати пяти. Он не отрицал ничего и
признавал неприличность своего поведения. Обнаружив некоторое понимание и даже
сочувствие в князе, он объяснил ему, что, увы, любит его жену и ни высылка, ни
тюрьма не убьют это чувство. Разве что смерть. Он должен признаться, что растратил
казенные деньги и вынужден будет бежать из города, так что они о нем больше не
услышат. Назавтра в газете Вера прочитала о самоубийстве
чиновника контрольной палаты Г. С. Желткова, а вечером почтальон принес его
письмо. Желтков писал, что для него вся жизнь заключается
только в ней, в Вере Николаевне. Это любовь, которою Бог за что-то вознаградил
его. уходя, он в восторге
повторяет: «Да святится имя Твое». Если она вспомнит о нем, то пусть сыграет
ре-мажорную часть бетховенской «Аппассионаты», он от глубины души благодарит ее
за то, что она была единственной его радостью в жизни. Вера не могла не поехать проститься с этим человеком.
Муж вполне понял ее порыв. Лицо лежащего в гробу было безмятежно, будто он узнал
глубокую тайну. Вера приподняла его голову, положила под шею большую красную
розу и поцеловала его в лоб. Она понимала, что любовь, о которой мечтает каждая
женщина, прошла мимо нее. Вернувшись домой, она застала только свою институтскую
подругу, знаменитую пианистку Женни Рейтер. «Сыграй для меня что-нибудь», —
попросила она. И Женни (о чудо!) заиграла то место «Аппассионаты»,
которое указал в письме Желтков. Она слушала, и в уме ее слагались слова, как
бы куплеты, заканчивавшиеся молитвой: «Да святится имя Твое». [53] «Что с тобой?» — спросила Женни, увидев ее слезы.
«...Он простил меня теперь. Все хорошо», — ответила Вера. Яма - Повесть (ч. I - 1909, ч. II - 1915)
Заведение Анны Марковны не из
самых шикарных» как, скажем, заведение Треппеля, но и не из низкоразрядных. В
Яме (бывшей Ямской слободе) таких было еще только два. Остальные — рублевые и
полтинничные, для солдат, воришек, золоторотцев. Поздним майским вечером у Анны Марковны в зале для
гостей разместилась компания студентов, с которыми был приват-доцент Ярченко и
репортер местной газеты Платонов. Девицы уже вышли к ним, но мужчины продолжали
начатый еще на улице разговор. Платонов рассказывал, что давно и хорошо знает
это заведение и его обитательниц. Он, можно сказать, здесь свой человек,
однако ни у одной из «девочек» он ни разу не побывал. Ему хотелось войти в этот
мирок и понять его изнутри. Все громкие фразы о торговле женским мясом — ничто
в сравнении с будничными, деловыми мелочами, прозаическим обиходом. Ужас в том,
что это и не воспринимается как ужас. Мещанские будни — и только. Причем самым
невероятным образом сходятся здесь несоединимые, казалось, начала: искренняя,
например, набожность и природное тяготение к преступлению. Вот Симеон, здешний
вышибала. Обирает проституток, бьет их, в прошлом наверняка убийца. А
подружился он с ним на творениях Иоанна Дамаскина. Религиозен необычайно. Или
Анна Марковна. Кровопийца, гиена, но самая нежная мать. Все для Берточки: и
лошади, и англичанка, и бриллиантов на сорок тысяч. В залу в это время вошла Женя, которую Платонов, да и
клиенты, и обитательницы дома уважали за красоту, насмешливую дерзость и
независимость. Она была сегодня взволнованной и быстро-быстро заговорила на
условном жаргоне с Тамарой. Однако Платонов понимал его: из-за наплыва публики
Пашу уже более десяти раз брали в комнату, и это закончилось истерикой и
обмороком. Но как только она пришла в себя, хозяйка вновь отправила ее к
гостям. Девушка пользовалась бешеным спросом из-за своей сексуальности.
Платонов заплатил за нее, чтобы Паша отдохнула в их компании... Студенты [54] вскоре разбрелись по
комнатам, и Платонов, оставшись вдвоем с Лихониным, идейным анархистом,
продолжил свой рассказ о здешних женщинах. Что же касается проституции как
глобального явления, то она — зло непреоборимое. Лихонин сочувственно слушал
Платонова и вдруг заявил, что не хотел бы оставаться лишь соболезнующим
зрителем. Он хочет взять отсюда девушку, спасти. «Спасти? Вернется назад», —
убежденно заявил Платонов. «Вернется», — в тон ему откликнулась Женя. «Люба, —
обратился Лихонин к другой вернувшейся девушке, — хочешь уйти отсюда? Не на
содержание. Я тебе пособлю, откроешь столовую». Девушка согласилась, и
Лихонин, за десятку взяв ее у экономки на квартиру на целый день,
назавтра собрался потребовать ее желтый билет и сменить его на паспорт. Беря
ответственность за судьбу человека, студент плохо представлял себе связанные с
этим тяготы. Жизнь его осложнилась с первых же часов. Впрочем, друзья
согласились помогать ему развивать спасенную. Лихонин стал преподавать ей арифметику,
географию и историю, на него же легла обязанность водить ее на выставки, в театр
и на популярные лекции. Нежерадзе взялся читать ей «Витязя в тигровой шкуре» и
учить играть на гитаре, мандолине и зурне. Симановский предложил изучать
Марксов «Капитал», историю культуры, физику и химию. Все это занимало уйму
времени, требовало немалых средств, но давало очень скромные результаты. Кроме
того, братские отношения с ней не всегда удавались, а она воспринимала их как
пренебрежение к ее женским достоинствам. Чтобы получить у хозяйки
Любин желтый билет, ему пришлось уплатить более пятисот рублей ее долга. В
двадцать пять обошелся паспорт. Проблемой стали и отношения его друзей к Любе,
хорошевшей и хорошевшей вне обстановки публичного дома. Соловьев неожиданно
для себя обнаружил, что подчиняется обаянию ее женственности, а Симановский все
чаще и чаще обращался к теме материалистического объяснения любви между
мужчиной и женщиной и, когда чертил схему этих отношений, так низко наклонялся
над сидящей Любой, что слышал запах ее груди. Но на всю его эротическую
белиберду она отвечала «нет» и «нет», потому что все больше привязывалась к
своему Василь Васильичу. Тот же, заметив, что она нравится Симановскому, уже
подумывал о том, чтобы, застав их ненароком, устроить сцену и освободиться от
действительно непосильной для него ноши. Любка вновь появилась у Анны
Марковны вслед за другим необыкновенным событием. Известная всей России певица
Ровинская, большая, красивая женщина с зелеными глазами египтянки, в компа- [55] нии баронессы Тефтинг,
адвоката Розанова и светского молодого человека Володи Чаплинского от скуки
объезжала заведения Ямы: сначала дорогое, потом среднее, потом и самое
грязное. После Треппеля отправились к Анне Марковне и заняли отдельный кабинет,
куда экономка согнала девиц. Последней вошла Тамара, тихая, хорошенькая
девушка, когда-то бывшая послушницей в монастыре, а до того еще кем-то, во
всяком случае бегло говорила по-французски и по-немецки. Все знали, что был у
нее «кот» Сенечка, вор, на которого она изрядно тратилась. По просьбе Елены
Викторовны барышни спели свои обычные, канонные песни. И все бы обошлось
хорошо, если бы к ним не ворвалась пьяная Манька Маленькая. В трезвом виде это
была самая кроткая девушка во всем заведении, но сейчас она повалилась на пол и
закричала: «Ура! К нам новые девки поступили!» Баронесса, возмутившись,
сказала, что она патронирует монастырь для павших девушек — приют Магдалины. И тут возникла Женька,
предложившая этой старой дуре немедленно убираться. Ее приюты — хуже, чем
тюрьма, а Тамара заявила: ей хорошо известно, что половина
приличных женщин состоит на содержании, а остальные, постарше, содержат
молодых мальчиков. Из проституток едва ли одна на тысячу делала аборт, а они
все по нескольку раз. Во время Тамариной тирады баронесса сказала
по-французски, что она где-то уже видела это лицо, и Ровинская, тоже
по-французски, напомнила ей, что перед ними хористка Маргарита, и достаточно
вспомнить Харьков, гостиницу Конякина, антрепренера Соловейчика. Тогда
баронесса не была еще баронессой. Ровинская встала и сказала, что, конечно, они уедут и
время будет оплачено, а пока она споет им романс Даргомыжского «Расстались
гордо мы...». Как только смолкло пение, неукротимая Женька упала перед
Ровинской на колени и зарыдала. Елена Викторовна нагнулась ее поцеловать, но та
что-то прошептала ей, на что певица ответила, что несколько месяцев лечения — и
все пройдет. После этого визита Тамара поинтересовалась здоровьем
Жени. Та призналась, что заразилась сифилисом, но не объявляет об этом, а
каждый вечер нарочно заражает по десять — пятнадцать двуногих подлецов. Девушки стали вспоминать и
проклинать всех своих самых неприятных или склонных к извращениям клиентов.
Вслед за этим Женя припомнила имя человека, которому ее, десятилетнюю, продала
собственная мать. «Я маленькая», — кричала она ему, но он отвечал: «Ничего, подрастешь», — и
повторял потом этот крик ее души, как ходячий анекдот. [56] Зоя припомнила
учителя ее школы, который сказал, что она должна его во всем слушаться или он
выгонит ее из школы за дурное поведение. В этот момент
и появилась Любка. Эмма Эдуардовна, экономка, на просьбу принять ее обратно
ответила руганью и побоями. Женька, не стерпев, вцепилась ей в волосы. В
соседних комнатах заголосили, и припадок истерии охватил весь дом. Лишь через час
Симеон с двумя собратьями по профессии смог утихомирить их, и в обычный час
младшая экономка Зося прокричала: «Барышни! Одеваться! В залу!» ...Кадет Коля
Гладышев неизменно приходил именно к Жене. И сегодня он сидел у нее в комнате,
но она попросила его не торопиться и не позволяла поцеловать себя. Наконец она
сказала, что больна и пусть благодарит Бога: другая бы не пощадила его. Ведь
те, кому платят за любовь, ненавидят платящих и никогда их не жалеют. Коля сел
на край кровати и закрыл лицо руками. Женька встала и перекрестила его: «Да
хранит тебя Господь, мой мальчик». «Ты простишь
меня, Женя?» — сказал он. «Да, мой мальчик. Прости и ты меня... Больше ведь не
увидимся!» Утром Женька
отправилась в порт, где, оставив газету ради бродяжей жизни, работал на
разгрузке арбузов Платонов. Она рассказала ему о своей болезни, а он о том,
что, наверное, от нее заразились Сабашников и студент по прозвищу Рамзес,
который застрелился, оставив записку, где писал, что виноват в случившемся он
сам, потому что взял женщину за деньги, без любви. Но любящий
Женьку Сергей Павлович не мог разрешить ее сомнений, охвативших ее после того,
как она пожалела Колю: мечта заразить всех не была ли глупостью, фантазией? Ни
в чем нет смысла. Ей остается только одно... Дня через два во время медосмотра
ее нашли повесившейся. Это попахивало для заведения некоторой скандальной
славой. Но волновать теперь это могло только Эмму Эдуардовну, которая наконец
стала хозяйкой, купив дом у Анны Марковны. Она объявила барышням, что отныне требует
настоящего порядка и безусловного послушания. Ее заведение будет лучше, чем у
Треппеля. Тут же она предложила Тамаре стать ее главной помощницей, но чтобы
Сенечка не появлялся в доме. Через
Ровинскую и Резанова Тамара уладила дело с похоронами сомоубийцы Женьки по
православному обряду. Все барышни шли за ее гробом. Вслед за Женькой умерла
Паша. Она окончательно впала в слабоумие, и ее отвезли в сумасшедший дом, где
она и скончалась. Но и этим не кончились неприятности Эммы Эдуардовны. Тамара вместе с
Сенькой вскоре ограбили нотариуса, которому, [57] разыгрывая замужнюю,
влюбленную в него женщину, она внушила полнейшее доверие. Нотариусу она
подмешала сонный порошок, впустила в квартиру Сеньку, и он вскрыл сейф. Спустя
год Сенька попался в Москве и выдал Тамару, бежавшую с ним. Затем ушла из жизни Вера. Ее возлюбленный, чиновник
военного ведомства, растратил казенные деньги и решил застрелиться. Вера захотела
разделить его участь. В номере дорогой гостиницы после шикарного пира он выстрелил
в нее, смалодушничал и только ранил себя. Наконец, во время одной из драк была убита Манька
Маленькая. Завершилось разорение Эммы Эдуардовны, когда на помощь двум
драчунам, которых обсчитали в соседнем заведении, пришла сотня солдат,
разорившая заодно и все близлежащие. Юнкера - Роман (1928-1932)
В самом конце августа
завершилось кадетское отрочество Алеши Александрова. Теперь он будет учиться в
Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище. Еще утром он нанес визит
Синельниковым, но наедине с Юленькой ему удалось остаться не больше минуты, в
течение которой вместо поцелуя ему было предложено забыть летние дачные
глупости: оба они теперь стали большими. Смутно было у него на душе,
когда появился он в здании училища на Знаменке. Правда, льстило, что вот он уже
и «фараон», как называли первокурсников «обер-офицеры» — те, кто был уже на
втором курсе. Александровских юнкеров любили в Москве и гордились ими. Училище
неизменно участвовало во всех торжественных церемониях. Алеша долго еще будет
вспоминать пышную встречу Александра III осенью 1888 г., когда царская семья
проследовала вдоль строя на расстоянии нескольких шагов и «фараон» вполне
вкусил сладкий, острый восторг любви к монарху. Однако лишние дневальства,
отмена отпуска, арест — все это сыпалось на головы юношей. Юнкеров любили, но
в училище «грели» нещадно: грел дядька — однокурсник, взводный, курсовой
офицер и, наконец, командир четвертой роты капитан Фофанов, носивший кличку
Дрозд. Конечно, ежедневные упражнения с тяжелой пехотной берданкой и муштра
могли бы вызвать отвраще- [58] ние к службе, если все
разогреватели «фараона» не были бы столь терпеливы и сурово участливы. Не существовало в училище и
«цуканья» — помыкания младшими, обычного для петербургских училищ.
Господствовала атмосфера рыцарской военной демократии, сурового, но заботливого
товарищества. Все, что касалось службы, не допускало послаблений даже среди
приятелей, зато вне этого предписывалось неизменное «ты» и дружеское, с
оттенком не переходящей известных границ фамильярности, обращение. После
присяги Дрозд напоминал, что теперь они солдаты и за проступок могут быть
отправлены не к маменьке, а рядовыми в пехотный полк. И все же молодой задор, не
изжитое до конца мальчишество проглядывали в склонности дать свое наименование
всему окружающему. Первая рота звалась «жеребцы», вторая — «звери», третья —
«мазочки» и четвертая (Александрова) — «блохи». Каждый командир тоже носил
присвоенное ему имя. Только к Белову, второму курсовому офицеру, не прилипло ни
одно прозвище. С Балканской войны он привез жену-болгарку неописуемой красоты,
перед которой преклонялись все юнкера, отчего и личность ее мужа считалась
неприкосновенной. Зато Дубышкин назывался Пуп, командир первой роты — Хухрик,
а командир батальона — Берди-Паша. Традиционным проявлением молодечества была
и травля офицеров. Однако ж жизнь
восемнадцати-двадцатилетних юношей не могла быть целиком поглощена интересами
службы. Александров живо переживал
крушение своей первой любви, но так же живо, искренне интересовался младшими
сестрами Синельниковыми. На декабрьском балу Ольга Синельникова сообщила о помолвке
Юленьки. Александров был шокирован, но ответил, что ему это безразлично, потому
что давно любит Ольгу и посвятит ей свой первый рассказ, который скоро
опубликуют «Вечерние досуги». Этот его писательский дебют
действительно состоялся. Но на вечерней перекличке Дрозд назначил трое суток
карцера за публикацию без санкции начальства. В камеру Александров взял
толстовских «Казаков» и, когда Дрозд поинтересовался, знает ли юное дарование,
за что наказан, бодро ответил: «За написание глупого и пошлого сочинения».
(После этого он бросил литературу и обратился к живописи.) увы, неприятности этим не закончились.
В посвящении обнаружилась роковая ошибка: вместо «О» стояло «Ю» (такова сила
первой любви!), так что вскоре автор получил от Ольги письмо: «По некоторым причинам
я вряд ли смогу когда-нибудь увидеться с Вами, а потому прощайте». [59] Стыду и отчаянию юнкера не
было, казалось, предела, но время врачует все раны. Александров оказался
«наряженным» на самый, как мы сейчас говорим, престижный бал — в Екатерининском
институте. Это не входило в его рождественские планы, но Дрозд не позволил
рассуждать, и слава Богу. Долгие годы с замиранием сердца будет вспоминать
Александров бешеную гонку среди снегов со знаменитым фотоген Палычем от
Знаменки до института; блестящий подъезд старинного дома; кажущегося таким же
старинным (не старым!) швейцара Порфирия, мраморные лестницы, светлые зады и
воспитанниц в парадных платьях с бальным декольте. Здесь встретил он Зиночку
Белышеву, от одного присутствия которой светлел и блестел смехом сам воздух.
Это была настоящая и взаимная любовь. И как чудно подходили они друг Другу и в
танце, и на Чистопрудном катке, и в обществе. Она была бесспорно красива, но
обладала чем-то более ценным и редким, чем красота. Однажды Александров признался
Зиночке, что любит ее и просит подождать его три года. Через три месяца он
кончает училище и два служит до поступления в Академию генерального штаба.
Экзамен он выдержит, чего бы это ни стоило ему. Вот тогда он придет к Дмитрию Петровичу
и будет просить ее руки. Подпоручик получает сорок три рубля в месяц, и он не
позволит себе предложить ей жалкую судьбу провинциальной полковой дамы. «Я
подожду», — был ответ. С той поры вопрос о среднем
балле стал для Александрова вопросом жизни и смерти. С девятью баллами
появлялась возможность выбрать для прохождения службы подходящий тебе полк.
Ему же не хватает до девятки каких-то трех десятых из-за шестерки по военной
фортификации. Но вот все препятствия
преодолены, и девять баллов обеспечивают Александрову право первого выбора
места службы. Но случилось так, что, когда Берди-Паша выкликнул его фамилию,
юнкер почти наудачу ткнул в лист пальцем и наткнулся на никому не ведомый ундомский пехотный полк. И вот надета новенькая
офицерская форма, и начальник училища генерал Анчутин напутствует своих
питомцев. Обычно в полку не менее семидесяти пяти офицеров, а в таком большом
обществе неизбежна сплетня, разъедающая это общество. Так что когда придет к
вам товарищ с новостью о товарище X., то обязательно спросите, а повторит ли он
эту новость самому X. Прощайте, господа. Иван Алексеевич Бунин 1870—1953Антоновские яблоки - Рассказ
(1900)
Автор-рассказчик
вспоминает недавнее прошлое. Ему вспоминается ранняя погожая осень, весь
золотой подсохший и поредевший сад, тонкий аромат опавшей листвы и запах
антоновских яблок: садовники насыпают яблоки на телеги, чтобы отправить их в
город. Поздно ночью, выбежав в сад и поговорив с охраняющими сад сторожами, он
глядит в темно-синюю глубину неба, переполненного созвездиями, глядит
долго-долго, пока земля не поплывет под ногами, ощущая, как хорошо жить на
свете! Рассказчик
вспоминает свои Выселки, которые еще со времени его дедушки были известны в
округе как богатая деревня. Старики и старухи жили там подолгу — первый
признак благополучия. Дома в Выселках были кирпичные, крепкие. Средняя
дворянская жизнь имела много общего с богатой мужицкой. Вспоминается ему тетка
его Анна Герасимовна, ее усадьба — небольшая, но прочная, старая,
окруженная столетними деревьями. Сад у тетки славился своими яблонями,
соловьями и горлинками, а дом — крышей: соломенная крыша его была необыкновенно
толстой и высокой, почерневшей и затвердевшей от времени. В доме прежде всего
чувствовался запах яблок, а потом уже другие запахи: старой мебели красного
дерева, сушеного липового цвета. [61] Вспоминается рассказчику его
покойный шурин Арсений Семеныч, помещик-охотник, в большом доме которого
собиралось множество народу, все сытно обедали, а затем отправлялись на охоту.
На дворе трубит рог, завывают на разные голоса собаки, любимец хозяина, черный
борзой, влезает на стол и пожирает с блюда остатки зайца под соусом. Автор
вспоминает себя верхом на злом, сильном и приземистом «киргизе»: деревья
мелькают перед глазами, вдали слышны крики охотников, лай собак. Из оврагов
пахнет грибной сыростью и мокрой древесной корой. Темнеет, вся ватага охотников
вваливается в усадьбу какого-нибудь почти незнакомого холостяка охотника и,
случается, живет у него по нескольку дней. После целого дня, проведенного на
охоте, тепло людного дома особенно приятно. Когда же случалось проспать на
следующее утро охоту, можно было весь день провести в хозяйской библиотеке,
листая старинные журналы и книги, разглядывая заметки на их полях. Со стен
смотрят фамильные портреты, перед глазами встает старинная мечтательная жизнь,
с грустью вспоминается бабушка, Но перемерли старики в Выселках,
умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Семеныч. Наступает царство
мелкопоместных дворян, обедневших до нищенства. Но хороша и эта мелкопоместная
жизнь! Рассказчику случалось гостить у соседа. Встает он рано, велит ставить
самовар и, надев сапоги, выходит на крыльцо, где его окружают гончие. Славный
будет денек для охоты! Только по чернотропу с гончими не охотятся, эх, кабы
борзые! Но борзых у него нет... Однако с наступлением зимы опять, как в
прежние времена, съезжаются мелкопоместные друг к Другу, пьют на последние
деньги, по целым дням пропадают в снежных полях. А вечером на каком-нибудь глухом
хуторе далеко светятся в темноте окна флигеля: там горят свечи, плавают клубы
дыма, там играют на гитаре, поют... Деревня - Повесть (1910)
Россия.
Конец XIX — нач. XX в. Братья Красовы, Тихон и Кузьма, родились в небольшой
деревне Дурновка. В молодости они вместе занимались мелкой торговлей, потом
рассорились, и дороги их разошлись. Кузьма пошел работать по найму. Тихон снял
постоялый дворишко, открыл кабак и лавочку, начал скупать у помещиков хлеб на
корню, приобретать за бесценок землю и, став довольно состоятельным хозя- [62] ином, купил даже
барскую усадьбу у обнищавшего потомка прежних владельцев. Но все это не
принесло ему радости: жена рожала только мертвых девочек, и некому было
оставить все, что нажил. Никакого утешения в темной, грязной деревенской
жизни, кроме трактира, Тихон не находил. Стал попивать. К пятидесяти годам он
понял, что из пробежавших лет и вспомнить нечего, что нет ни одного близкого
человека и сам он всем чужой. Тогда решил Тихон помириться с братом. Кузьма по
характеру был совсем другим человеком. С детства он мечтал учиться. Сосед
выучил его грамоте, базарный «вольнодумец», старик гармонист, снабжал книжками
и приобщил к спорам о литературе. Кузьме хотелось описать свою жизнь во всей
ее нищите и страшной обыденности. Он пытался сочинить рассказ, потом принялся
за стихи и даже издал книжку немудреных виршей, но сам понимал все
несовершенство своих творений. Да и доходов это дело не приносило, а кусок
хлеба даром не давался. Много лет прошло в поисках работы, часто бесплодных.
Насмотревшись в своих странствиях на человеческую жестокость и равнодушие, он
запил, стал опускаться все ниже и пришел к мысли, что надо либо уйти в
монастырь, либо покончить с собой. Тут и отыскал
его Тихон, предложивший брату взять на себя управление усадьбой. Вроде бы
нашлось спокойное место, Поселившись в Дурновке, Кузьма повеселел. Ночью он
ходил с колотушкой — караулил усадьбу, днем читал газеты и в старой конторской
книге делал заметки о том, что видел и слышал вокруг. Но постепенно стала одолевать
его тоска: поговорить было не с кем. Тихон появлялся редко, толковал только о
хозяйстве, о подлости и злобе мужиков и о необходимости продать имение.
Кухарка Авдотья, единственное живое существо в доме, всегда молчала, а когда
Кузьма тяжело заболел, предоставив его самому себе, без всякого сочувствия ушла
ночевать в людскую. С трудом
оправился Кузьма от болезни и поехал к брату. Тихон встретил гостя приветливо,
но взаимопонимания между ними так и не было. Кузьме хотелось поделиться
вычитанным из газет, а Тихона это не интересовало. Уже давно он был одержим
мыслью устроить свадьбу Авдотьи с одним из деревенских парней. Когда-то он
согрешил с ней ради своего неукротимого желания обрести ребенка — хотя бы и
незаконного. Мечта не осуществилась, а женщину опозорили на всю деревню.
Теперь Тихон, который и в церковь-то редко ходил, решил оправдаться перед
Богом. Он просил брата взять на себя хлопоты по этому делу. Кузьма
воспротивился затее: ему было жаль несчастную Авдотью, в женихи которой Тихон
определил настоящего «живореза», который избивал собственного отца, к
хозяйству [63] склонности не
имел и соблазнился лишь обещанным приданым. Тихон стоял на своем, Авдотья
безропотно покорилась незавидной участи, и Кузьма был вынужден уступить брату. Свадьбу сыграли заведенным
порядком. Невеста горько рыдала, Кузьма со слезами ее благословил, гости пили
водку и пели песни. Неуемная февральская вьюга сопровождала свадебный поезд под
унылый перезвон бубенцов. Господин из Сан-Франциско - Рассказ (1915)Господин
из Сан-Франциско, который в рассказе ни разу не назван по имени, так как,
замечает автор, имени его не запомнил никто ни в Неаполе, ни на Капри,
направляется с женой и дочерью в Старый Свет на целых два года с тем, чтобы
развлекаться и путешествовать. Он много работал и теперь достаточно богат,
чтобы позволить себе такой отдых. В конце ноября знаменитая
«Атлантида», похожая на огромный отель со всеми удобствами, отправляется в
плавание. Жизнь на пароходе идет размеренно: рано встают, пьют кофе, какао,
шоколад, принимают ванны, делают гимнастику, гуляют по палубам для возбуждения
аппетита; затем — идут к первому завтраку; после завтрака читают газеты и
спокойно ждут второго завтрака; следующие два часа посвящаются отдыху — все
палубы заставлены длинными камышовыми креслами, на которых, укрытые пледами,
лежат путешественники, глядя в облачное небо; затем — чай с печеньем, а вечером
— то, что составляет главнейшую цель всего этого существования, — обед. Прекрасный оркестр изысканно и
неустанно играет в огромной зале, за стенами которой с гулом ходят волны
страшного океана, но о нем не думают декольтированные дамы и мужчины во фраках
и смокингах. После обеда в бальной зале начинаются танцы, мужчины в баре курят
сигары, пьют ликеры, и им прислуживают негры в красных камзолах. Наконец пароход приходит в
Неаполь, семья господина из Сан-Франциско останавливается в дорогом отеле, и
здесь их жизнь тоже течет по заведенному порядку: рано утром — завтрак, после —
посещение музеев и соборов, второй завтрак, чай, потом — приготовление к
обеду и вечером — обильный обед. Однако декабрь в Неаполе [64] выдался в этом
году неудачный: ветер, дождь, на улицах грязь. И семья господина из
Сан-Франциско решает отправиться на остров Капри, где, как все их уверяют,
тепло, солнечно и цветут лимоны. Маленький пароходик, переваливаясь
на волнах с боку на бок, перевозит господина из Сан-Франциско с семьей, тяжко
страдающих от морской болезни, на Капри. фуникулер доставляет их в маленький
каменный городок на вершине горы, они располагаются в отеле, где все их радушно
встречают, и готовятся к обеду, уже вполне оправившись от морской болезни.
Одевшись раньше жены и дочери, господин из Сан-Франциско направляется в
уютную, тихую читальню отеля, раскрывает газету — и вдруг строчки вспыхивают
перед его глазами, пенсне слетает с носа, и тело его, извиваясь, сползает на
пол, Присутствовавший при этом другой постоялец отеля с криком вбегает в
столовую, все вскакивают с мест, хозяин пытается успокоить гостей, но вечер
уже непоправимо испорчен. Господина из Сан-Франциско
переносят в самый маленький и плохой номер; жена, дочь, прислуга стоят и глядят
на него, и вот то, чего они ждали и боялись, совершилось, — он умирает. Жена
господина из Сан-Франциско просит хозяина разрешить перенести тело в их
апартаменты, но хозяин отказывает: он слишком ценит эти номера, а туристы
начали бы их избегать, так как о случившемся тут же стало бы известно всему
Капри. Гроба здесь тоже нельзя достать — хозяин может предложить длинный ящик
из-под бутылок с содовой водой. На рассвете извозчик везет тело господина
из Сан-Франциско на пристань, пароходик перевозит его через Неаполитанский
залив, и та же «Атлантида», на которой он с почетом прибыл в Старый Свет, теперь
везет его, мертвого, в просмоленном гробу, скрытого от живых глубоко внизу, в
черном трюме. Между тем на палубах продолжается та же жизнь, что и прежде, так
же все завтракают и обедают, и все так же страшен волнующийся за стеклами
иллюминаторов океан. Легкое дыхание - Рассказ (1916)Экспозиция
рассказа — описание могилы главной героини. Далее следует изложение ее истории.
Оля Мещерская — благополучная, способная и шаловливая гимназистка, безразличная
к наставлениям [65] классной дамы. В
пятнадцать лет она была признанной красавицей, имела больше всех поклонников, лучше
всех танцевала на балах и бегала на коньках. Ходили слухи, что один из
влюбленных в нее гимназистов покушался на самоубийство из-за ее ветрености. В последнюю зиму своей жизни Оля
Мещерская «совсем сошла с ума от веселья». Ее поведение заставляет начальницу
сделать очередное замечание, упрекнув ее, среди прочего, в том, что она
одевается и ведет себя не как девочка, но как женщина. На этом месте Мещерская
ее перебивает спокойным сообщением, что она — женщина и повинен в этом друг и
сосед ее отца, брат начальницы Алексей Михайлович Малютин. Спустя месяц после этого
разговора некрасивый казачий офицер застрелил Мещерскую на платформе вокзала
среди большой толпы народа. Судебному приставу он объявил, что Мещерская была с
ним близка и поклялась быть его женой. В этот день, провожая его на вокзал, она
сказала, что никогда не любила его, и предложила прочесть страничку из своего
дневника, где описывалось, как ее совратил Малютин. Из дневника следовало, что это
случилось, когда Малютин приехал в гости к Мещерским и застал дома одну Олю.
Описываются ее попытки занять гостя, их прогулка по саду; принадлежащее
Малютину сравнение их с Фаустом и Маргаритой. После чая она сделала вид, что
нездорова, и прилегла на тахту, а Малютин пересел к ней, сначала целовал ей
руку, затем поцеловал в губы. Дальше Мещерская написала, что после того, что
случилось потом, она чувствует к Малютину такое отвращение, что не в силах это
пережить. Действие заканчивается на
кладбище, куда каждое воскресенье на могилу Оли Мещерской приходит ее классная
дама, живущая в иллюзорном мире, заменяющем ей реальность. Предметом
предыдущих ее фантазий был брат, бедный и ничем не примечательный прапорщик,
будущность которого ей представлялась блестящей. После гибели брата его место в
ее сознании занимает Оля Мещерская. Она ходит на ее могилу каждый праздник,
часами не спускает глаз с дубового креста, вспоминает бледное личико в гробу
среди цветов и однажды подслушанные слова, которые Оля говорила своей любимой
подруге. Она прочла в одной книге, какая красота должна быть у женщины, —
черные глаза, черные ресницы, длиннее обычного руки, но главное — легкое
дыхание, и ведь у нее (у Оли) оно есть: «...ты послушай, как я вздыхаю, — ведь
правда есть?» [66] Жизнь АрсеньеваЮНОСТЬ - Роман (1927—1933, опубл. поля. 1952)Алексей
Арсеньев родился в 70-х гг. XIX в. в средней полосе России, в отцовской
усадьбе, на хуторе Каменка. Детские годы его прошли в тишине неброской русской
природы. Бескрайние поля с ароматами трав и цветов летом, необозримые снежные
просторы зимой рождали обостренное чувство красоты, формировавшее его
внутренний мир и сохранившееся на всю жизнь. Часами он мог наблюдать за движением
облаков в высоком небе, за работой жука, запутавшегося в хлебных колосьях, за
игрой солнечных лучей на паркете гостиной. Аюди вошли в круг его внимания
постепенно. Особое место среди них занимала мать: он чувствовал свою
«нераздельность» с нею. Отец привлекал жизнелюбием, веселым нравом, широтой
натуры и еще своим славным прошлым (он участвовал в Крымской войне). Братья
были старше, и в детских забавах подругой мальчика стала младшая сестра Оля.
Вместе они обследовали тайные уголки сада, огород, усадебные постройки — всюду
была своя прелесть. Потом в доме
появился человек по фамилии Баскаков, ставший первым учителем Алеши. Никакого
педагогического опыта у него не было, и, быстро выучив мальчика писать, читать
и даже французскому языку, к наукам по-настоящему он ученика не приобщил. Его
воздействие было в другом — в романтическом отношении к истории и литературе, в
поклонении Пушкину и Лермонтову, завладевшим на- всегда душой Алеши. Все
приобретенное в общении с Баскаковым дало толчок воображению и поэтическому
восприятию жизни. Эти беспечные дни кончились, когда настало время поступать в
гимназию. Родители отвезли сына в город и поселили у мещанина Ростовцева.
Обстановка была убогой, среда совершенно чужой. Уроки в гимназии велись
казенно, среди преподавателей не нашлось людей сколько-нибудь интересных. Все
гимназические годы Алеша жил только мечтой о каникулах, о поездке к родным —
теперь уже в Батурино, имение умершей бабушки, поскольку Каменку отец,
стесненный в средствах, продал. Когда Алеша
перешел в 4-й класс, случилось несчастье: был арестован за причастность к «социалистам»
брат Георгий. Он долго жил под чужим именем, скрывался, а потом приехал в
Батурине, где его по доносу приказчика одного из соседей и взяли жандармы. Это
событие стало большим потрясением для Алеши. Через год он бросил гимназию и
возвратился под родительский кров. Отец сначала бранился, но потом решил, что
призвание сына не служба и не хозяйство (тем [67] более что
хозяйство приходило в полный упадок), а «поэзия души и жизни» и что, может быть,
из него выйдет новый Пушкин или Лермонтов. Сам Алеша мечтал посвятить себя
«словесному творчеству». Развитию его очень способствовали долгие разговоры с
Георгием, которого освободили из тюрьмы и выслали в Батурине под надзор полиции.
Из подростка Алексей превращался в юношу, он возмужал телесно и духовно, ощущал
в себе крепнущие силы и радость бытия, много читал, размышлял о жизни и смерти,
бродил по окрестностям, бывал в соседних усадьбах. Вскоре он пережил первую
влюбленность, встретив в доме одного из родственников гостившую там молоденькую
девушку Анхен, разлуку с которой пережил как истинное горе, из-за чего даже
полученный в день ее отъезда петербургский журнал с публикацией его стихов не
принес настоящей радости. Но потом последовали легкие увлечения барышнями,
приезжавшими в соседние имения, а затем и связь с замужней женщиной, которая
служила горничной в усадьбе брата Николая. Это «помешательство», как называл
свою страсть Алексей, кончилось благодаря тому, что Николай в конце концов рассчитал
виновницу неблаговидной истории. В Алексее все более ощутимо
созревало желание покинуть почти разоренное родное гнездо и начать
самостоятельную жизнь. Георгий к этому времени перебрался в ларьков, и младший
брат решил поехать туда же. С первого дня на него обрушилось множество новых
знакомств и впечатлений. Окружение Георгия резко отличалось от деревенского.
Многие из входивших в него людей прошли через студенческие кружки и движения,
побывали в тюрьмах и ссылках. При встречах кипели разговоры о насущных вопросах
русской жизни, порицался образ правления и сами правители, провозглашалась
необходимость борьбы за конституцию и республику, обсуждались политические
позиции литературных кумиров — Короленко, Чехова, Толстого. Эти застольные
беседы и споры подогревали в Алексее желание писать, но вместе с тем мучила
неспособность к его практическому воплощению. Смутное душевное неустройство
побуждало к каким-нибудь переменам. Он решил повидать новые места, отправился
в Крым, был в Севастополе, на берегах Донца и, решив уже вернуться в Батурино,
по пути заехал в Орел, чтобы взглянуть на «город Лескова и Тургенева». Там он
разыскал редакцию «Голоса», где еще раньше задумывал найти работу, познакомился
с редактором Надеждой Авиловой и получил предложение сотрудничать в издании.
Поговорив о делах, Авилова пригласила его в столовую, принимала по-домашнему и
представила гостю свою кузину Лику. Все было неожиданно и прият- [68] но, однако он
даже предположить не мог, какую важную роль предназначила судьба этому
случайному знакомству. Сначала были
просто веселые разговоры и прогулки, доставлявшие удовольствие, но постепенно
симпатия к Лике превращалась в более сильное чувство. Захваченный им, Алексей
постоянно метался между Батурином и Орлом, забросил занятия и жил только
встречами с девушкой, она то приближала его к себе, то отталкивала, то снова
вызывала на свидание. Отношения их не могли остаться незамеченными. В один
прекрасный день отец Лики пригласил Алексея к себе и довольно дружелюбную
беседу завершил решительным несогласием на брак с дочерью, объяснив, что не
желает видеть их обоих прозябающими в нужде, ибо понял, сколь неопределенно
положение молодого человека. Узнав об этом,
Лика сказала, что никогда не пойдет против отцовской воли. Тем не менее ничего
не изменилось. Напротив, произошло окончательное сближение. Алексей переехал в
Орел под предлогом работы в «Голосе» и жил в гостинице, Лика поселилась у
Авиловой под предлогом занятий музыкой. Но понемногу начало сказываться различие
натур: ему хотелось делиться своими воспоминаниями о поэтическом детстве,
наблюдениями над жизнью, литературными пристрастиями, а ей все это было чуждо.
Он ревновал ее к кавалерам на городских балах, к партнерам в любительских
спектаклях. Возникало непонимание друг друга. Однажды отец
Лики приехал в Орел в сопровождении богатого молодого кожевника Богомолова,
которого представил как претендента на руку и сердце дочери. Лика проводила
все время с ними. Алексей перестал с ней разговаривать. Кончилось тем, что она
отказала Богомолову, но все-таки покинула Орел вместе с отцом. Алексей терзался
разлукой, не зная, как и зачем теперь жить. Он продолжал работать в «Голосе»,
опять стал писать и печатать написанное, но томился убожеством орловской жизни
и вновь решил пуститься в странствия. Сменив несколько городов, нигде не
оставаясь надолго, он наконец не выдержал и послал Лике телеграмму: «Буду
послезавтра». Они снова встретились. Существование порознь для обоих оказалось
невыносимым. Началась
совместная жизнь в небольшом городке, куда переселился Георгий. Оба работали в
управе по земской статистике, постоянно были вместе, посетили Батурине. Родные
отнеслись к Лике с сердечной теплотой. Все как будто наладилось. Но постепенно
сменились роли: теперь Лика жила только своим чувством к Алексею, а он уже не
мог жить только ею. Он уезжал в командировки, встречался с раз- [69] ными людьми,
упивался ощущением свободы, вступал даже в случайные связи с женщинами, хотя
все так же не мыслил себя без Лики. Она видела перемены, изнывала в
одиночестве, ревновала, была оскорблена его равнодушием к ее мечте о венчании
и нормальной семье, а в ответ на уверения Алексея в неизменности его чувств
как-то сказала, что, по-видимому, она для него нечто вроде воздуха, без
которого жизни нет, но которого не замечаешь. Совсем отрешиться от себя и жить
лишь тем, чем живет он, Лика не смогла и, в отчаянии написав прощальную
записку, уехала из Орла. Письма и телеграммы Алексея
оставались без ответа, пока отец Лики не сообщил, что она запретила открывать
кому-либо свое убежище. Алексей едва не застрелился, бросил службу, нигде не
показывался. Попытка увидеться с ее отцом успеха не имела: его просто не
приняли. Он вернулся в Батурине, а через несколько месяцев узнал, что Аика
приехала домой с воспалением легких и очень скоро умерла. Это по ее желанию
Алексею не сообщали о ее смерти. Ему было всего двадцать лет. Еще
многое предстояло пережить, но время не стерло из памяти эту любовь — она так и
осталась для него самым значительным событием жизни. Натали - Рассказ
(1942)
Виталий
Мещерский, молодой человек, недавно поступивший в университет, приезжает на
каникулы домой, воодушевленный желанием найти любовь без романтики. Следуя
своим планам, он ездит по соседским имениям, попадая в один из дней в дом
своего дяди. Попутно упоминается о детской влюбленности героя в кузину Соню,
которую он теперь встречает и с которой немедленно начинает роман. Соня
кокетливо предупреждает Виталия, что завтра он увидит гостящую у нее подругу по
гимназии Натали Станкевич и влюбится в нее «до гроба». На другой день утром он
действительно видит Натали и изумляется ее красоте. С этого времени чувственные
отношения с Соней и невинное восхищение Натали развиваются для Виталия одновременно.
Соня ревниво предполагает, что Виталий влюблен в Натали, но в то же время
просит его уделять последней больше внимания, чтобы тщательней скрыть свою с
ним связь. Однако и Натали [70] не оставляет незамеченными
отношения Сони с Виталием и, когда тот берет ее за руку, сообщает ему об этом.
Виталий отвечает, что любит Соню как сестру. На следующий день после этого
разговора Натали не выходит ни к завтраку, ни к обеду, и Соня иронически
предполагает, что она влюбилась. Натали появляется вечером и удивляет Виталия
приветливостью, живостью, новым платьем и изменившейся прической. В этот же
день Соня говорит, что она заболела и дней пять будет лежать. В отсутствие Сони
роль хозяйки дома естественным образом переходит к Натали, которая тем временем
избегает оставаться с Виталием наедине. Однажды Натали говорит Виталию, что
Соня сердится на нее за то, что она не пытается его развлекать, и предлагает
вечером встретиться в саду. Виталий занимает себя размышлениями, до какой степени
он обязан этим предложением вежливому гостеприимству. За ужином Виталий
объявляет дяде и Натали, что собирается уезжать. Вечером, когда они с Натали
идут гулять, она спрашивает его, правда ли это, и он, ответив утвердительно,
просит у нее разрешения представиться ее родным. Она со словами «да, да, я вас
люблю» идет назад к дому и велит Виталию уезжать завтра же, добавив, что вернется
домой через несколько дней. Виталий возвращается домой и
застает у себя в комнате Соню в ночной рубашке. В ту же минуту на пороге
появляется Натали со свечой в руке и, увидев их, убегает. Через год Натали выходит замуж за
Алексея Мещерского, кузена Виталия. Еще через год Виталий случайно встречает ее
на балу. Несколько лет спустя муж Натали умирает и Виталий, исполняя родственный
долг, приезжает на похороны. Они избегают разговаривать друг с другом. Проходят годы. Мещерский
заканчивает университет и поселяется в деревне. Он сходится с крестьянской
сиротой Гашей, которая рожает ему ребенка. Виталий предлагает Гаше
повенчаться, но в ответ слышит отказ, предложение ехать в Москву и
предупреждение, что если он соберется жениться на ком-нибудь еще, то она
утопится вместе с ребенком. Некоторое время спустя Мещерский уезжает за границу
и на обратном пути посылает Натали телеграмму, спрашивая разрешения посетить
ее. Разрешение дается, происходит встреча, взаимное искреннее объяснение и
любовная сцена. Через полгода Натали умирает от преждевременных родов. Леонид Николаевич Андреев 1871-1919Жизнь Василия Фивейского - Рассказ
(1903)
Как
муравей — песчинка к песчинке — строил отец Василий свою жизнь: женился, стал
священником, произвел на свет сына и дочь. Через семь лет жизнь рассыпалась в
прах. Утонул в реке его сын, жена с горя стала пить. Покоя не находит отец
Василий и в храме — люди его сторонятся, староста открыто презирает. Даже на
именины к нему приходит только причт, почтенные односельчане не удостаивают
батюшку внимания. По ночам пьяная жена требует от него ласк, хрипло моля:
«Отдай сына, поп! Отдай, проклятый!» И страсть ее побеждает целомудренного
мужа. Рождается мальчик, в память
покойного брата нарекают его Василием. Вскоре становится ясно, что ребенок —
идиот; еще нестерпимее делается жизнь. Прежде отцу Василию казалось: земля крохотная,
а на ней он один, огромный. Теперь эта земля вдруг населяется людьми, все они
идут к нему на исповедь, а он, безжалостно и бесстыдно требуя от каждого
правды, со сдержанным гневом повторяет: «Что я могу сделать? Что я — Бог? Его
проси!» Он позвал к себе горе — и горе идет и идет со всей земли, и он бессилен
уменьшить земное горе, а только повторяет: «Его проси!» — уже сомневаясь в
желании Бога облегчить людское страдание. Как-то
Великим постом исповедуется ему нищий калека. Страш- [72] ное признание
делает он: десят лет назад изнасиловал в лесу девочку, задушил ее и закопал.
Многим священникам сообщал злодей свою тайну — и никто ему не верил; он и сам
стал думать, что это — злая сказка, и, рассказывая ее в следующий раз,
придумывал новые подробности, менял облик бедной жертвы. Отец Василий —
первый, кто верит услышанному, словно сам совершил злодеяние. Упав на колени
перед убийцей, священник кричит: «На земле ад, на небе ад! Где же рай? Ты
человек или червь? Где твой Бог, зачем оставил тебя? Не верь в ад, не бойся!
Ада не будет! Ты окажешься в раю, с праведными, со святыми, выше всех — это я
тебе говорю!..» В ту ночь, накануне Страстной
пятницы, отец Василий признается жене, что не может идти в церковь. Он решает
пережить как-то лето, а осенью снять с себя сан и уехать с семьей куда глаза
глядят, далеко-далеко... Это решение вносит в дом покой.
Три месяца отдыхает душа. А в конце июля, когда отец Василий был на сенокосе, в
доме его вспыхивает пожар и заживо сгорает жена. Он долго бродил по саду старого
дьякона, служащего с ним и приютившего с дочерью и сыном после пожара. И чудны
мысли отца Василия: пожар — не был ли таким же огненным столпом, как тот, что
евреям указывал путь в пустыне? Всю его жизнь Бог решил обратить в пустыню — не
для того ли, чтобы он, Василий Фивейский, не блуждал более по старым,
изъезженным путям?.. И впервые за долгие годы, склонив
смиренно голову, он произносит в то утро: «Да будет святая воля Твоя!» — и
люди, увидевшие его в то утро в саду, встречают незнакомого, совсем нового, как
из другого мира, человека, спрашивающего их с улыбкою: «Что вы так на меня
смотрите? Разве я — чудо?» Отец Василий отправляет дочь в
город к сестре, строит новый дом, где живет вдвоем с сыном, читая ему вслух
Евангелие и сам будто впервые слушая об исцелении слепого, о воскрешении
Лазаря. В церкви он теперь служит ежедневно (а прежде — лишь по праздникам);
наложил на себя монашеские обеты, строгий пост. И это новое его житие еще
больше настораживает односельчан. Когда погибает мужик Семен Мосягин,
определенный отцом Василием в работники к церковному старосте, все сходятся на
том, что виноват — поп. Староста входит к
отцу Василию в алтарь и впрямую заявляет: «уходи
отс. От тебя здесь одни несчастья. Курица и та без причин околеть не
смеет, а от тебя гибнут люди». И тогда отец Василий, всю жизнь боявшийся
старосту, первый снимавший шляпу при встрече с [73] ним, изгоняет его
из храма, как библейский пророк, с гневом и пламенем во взоре... Отпевание Семена совершается в
Духов день. По храму — запах тления, за окнами темно, как ночью. Тревога
пробегает по толпе молящихся. И разражается гроза: прервав чтение поминальных
молитв, отец Василий хохочет беззвучно и торжествующе, как Моисей, узревший
Бога, и, подойдя ко гробу, где лежит безобразное, распухшее тело, зычно
возглашает: «Тебе говорю — встань!» Не слушается его мертвец, не
открывает глаз, не восстает из гроба. «Не хочешь?» — отец Василий трясет гроб,
выталкивает из него мертвеца. Народ в страхе выбегает из храма, полагая, что в
тихого и нелепого их пастыря вселились бесы. А он продолжает взывать к
покойнику; но скорее стены рухнут, чем послушается его мертвец... Да он и не с
мертвецом ведет поединок — сражается с Богом, в которого уверовал беспредельно
и потому вправе требовать чуда! Охваченный яростью, отец Василий
выбегает из церкви и мчит через село, в чисто поле, где оплакивал не раз свою
горькую судьбу, свою испепеленную жизнь. Там, среди поля, и найдут его назавтра
мужики — распластанного в такой позе, будто и мертвый он продолжал бег... Красный смехОТРЫВКИ ИЗ НАЙДЕННОЙ РУКОПИСИ - Рассказ (1904)
«...безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда
мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не
подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через
три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами...» Рассказчик — молодой литератор,
призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок
старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса
жены и сына в соседней комнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют
его два слова: «Красный смех». Куда идут люди? Зачем этот зной?
Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный видениями —
теми, что [74] перед его
глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный камень;
рядом с ним садятся на раскаленную землю другие офицеры и солдаты, отставшие от
марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что... Повествование
о войне, которое он ведет, похоже на клочья, обрывки снов и яви,
зафиксированные полубезумным рассудком. Вот — бой.
Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи. И опять
перед глазами — голубые обои, графин с водой... Внезапно он видит молоденького
гонца — вольноопределяющегося, бывшего студента: «Генерал просит продержаться
еще два часа, а там будет подкрепление». «Я думал в эту минуту о том, почему
не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько
угодно...» Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном —
из шеи, на которой только что была голова, хлещет кровь... Вот он:
Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он
разольется по всей земле... Уже нельзя
отличить, где кончается явь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре
психиатрических покоя. Люди сходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от
друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричат как бешеные; в перерыве между боями
— как безумные поют и пляшут. И дико смеются. Красный смех... Он — на
госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том
бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со
страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И
опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля... Хорошо бы и орден за
храбрость!..» Тот, кто через
три дня будет брошен на другие мертвые тела в общую могилу, мечтательно
улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие... В лазарете
праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные,
завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое «дом»? Какой «дом»?
Разве есть где-нибудь какой-то «дом»?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А
где мы?» — «На войне...» ...Еще
видение. Поезд медленно ползет по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди
подбирают тела — тех, кто еще жив. Тяжело раненным уступают места в телячьих
вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого
безумия — пускает себе пулю в лоб. А поезд, медленно везущий калек «домой», [75] подрывается на
мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест... Рассказчик — дома. Кабинет, синие
обои, графин, покрытый слоем пыли. Неужели это наяву? Он просит жену посидеть с
сыном в соседней комнате. Нет, кажется, это все-таки наяву. Сидя в ванне, он разговаривает с
братом: похоже, мы все сходим с ума. Брат кивает: «Ты еще не читаешь газет. Они
полны слов о смерти, об убийствах, о крови. Когда несколько человек
стоят где-нибудь и о чем-то беседуют, мне кажется, что они сейчас бросятся
друг на друга и убьют...» Рассказчик умирает от ран и
безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинете с
зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти
механически водя пером по бумаге. Прерванный монолог подхватывает его брат:
вирус безумия, вселившийся в покойного на фронте, теперь в крови оставшегося
жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным
смехом, обступающим тебя со всех сторон. Хочется выбежать на площадь и крикнуть:
«Сейчас прекратите войну — или...» Но какое «или»? Сотни тысяч,
миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего не дает... Вокзал. Из вагона
солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и
поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без
зрачков. «Сумасшедший, — отвечает конвоир буднично. — Их таких много...» В газете среди сотен имен убитых
— имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо — от него, убитого,
— адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают, обсуждают
фронтовые новости. Это — реальнее той яви, в которой существуют еще не
умершие. «Воронье кричит...» — несколько раз повторяется в письме, еще хранящем
тепло рук того, кто его писал... Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и
жених сестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?.. Театр. Красный
свет льется со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А
что, если сейчас крикнуть: «Пожар!» — какая
будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и
выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг
друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы
убили брата!» «Потише», — шепчет ему кто-то
сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух... [76] Сон, один другого страшнее. В
каждом — смерть, кровь, мертвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев
человека в окне, просится к нему. «Нет. Ты убьешь меня...» Все чаще приходит брат. А с
ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют дом, тесно
толпятся во всех комнатах — и нет здесь уже места живым. Жизнь Человека - Пьеса (1906)
На
протяжении всего действия на сцене находятся Некто в сером и второй безымянный
персонаж, молчаливо стоящий в дальнем углу. В прологе Некто в сером обращается
к публике с объяснением того, что ей будет представлено. Это — жизнь Человека,
вся, от рождения до смертного часа, подобная свече, которую он, свидетель
жизни, будет держать в руке. На глазах у него и у зрителей Человек пройдет все
ступени бытия, от низу до верху — и от верху к низу. Ограниченный зрением,
Человек никогда не будет видеть следующей ступени; ограниченный слухом,
Человек не услышит голоса судьбы; ограниченный знанием, не угадает, что ему
несет следующая минута. Счастливый юноша. Гордый муж и отец. Слабый старик.
Свеча, снедаемая огнем. Вереница картин, где в разном обличье — все тот же
Человек. ...Прислушиваясь к крикам
роженицы, на сцене ведут разговор хихикающие старухи. Как одиноко кричит
человек, замечает одна из старух: все говорят — и их не слышно, а кричит один —
и кажется, будто все другие молча слушают. А как странно кричит человек, усмехается
вторая старуха: когда тебе самой больно, ты не замечаешь, как странен твой
крик. А как смешны дети! Как беспомощны! Как трудно они рождаются — животные
рожают легче... И легче умирают... И легче живут... Старух — много, но они как будто
хором произносят монолог. Речь их прерывает Некто в сером,
возвещая: Человек родился. Отец Человека проходит через сцену с доктором,
признаваясь в том, как он мучился в эти часы явления сына на свет, как жалел
жену, как ненавидит он младенца, принесшего ей страдания, как казнит себя за ее
муки... И как он благодарен Богу, услышавшему его молитву, осуществившему его
мечту о сыне! На сцене — родственники. Их реплики — словно продолжение [77] бормотания
старух. Они с самым серьезным видом обсуждают проблемы выбора имени для
Человека, его кормления и воспитания, его здоровья, а затем как-то незаметно
переходят к вопросам куда более прозаическим: можно ли здесь курить и чем лучше
выводить жирные пятна с платья. ...Человек вырос. У него есть
любимая жена и любимая профессия (он — архитектор), но у него нет денег. Соседи
судачат на сцене о том, как это странно: эти двое — молоды и красивы, здоровы и
счастливы, на них приятно смотреть, но их невыносимо жаль: они всегда голодны.
Отчего так? За что и во имя чего? Человек и его Жена смущенно
рассказывают друг другу о зависти к сытым и богатым людям, которых они
встречают на улице. «Нарядные дамы проходят мимо
меня, — говорит Жена Человека, — я смотрю на их шляпки, слышу шуршанье их
шелковых юбок и не радуюсь этому, а говорю себе: «У меня нет такой шляпки! У
меня нет такой шелковой юбки!» «А когда я прохожу по улице и вижу то, что нам
не принадлежит, — отвечает ей Человек, — то чувствую, как у меня отрастают
клыки. Если меня кто-нибудь ненароком толкнет в толпе, я обнажаю свои клыки». Человек клянется Жене: они
выкарабкаются из нищеты. «Вообрази, что наш дом —
роскошный дворец! Вообрази, что ты — царица бала! Вообрази, что играет
изумительный оркестр — для нас и наших гостей!» И Жена Человека с легкостью все
это воображает. ...И вот сбылось! Он богат, у
него нет отбоя от заказчиков, его Жена купается в роскоши. В их дворце — чудный
бал, играет волшебный оркестр — то ли человекообразные музыкальные
инструменты, то ли похожие на инструменты люди. Кружатся пары молодых людей,
восхищенно беседуя: какая честь для них быть на балу у Человека. Входит Человек — он заметно
постарел. За богатство он заплатил годами своей жизни. Постарела и его Жена. С
ними торжественным шествием через анфиладу блистающих комнат идут
многочисленные друзья с белыми розами в петлицах и, числом не меньшим, враги Человека
— с желтыми розами. Молодые пары, прервав танец, следуют за всеми на сказочный
пир. ...Он снова обнищал. Прошла мода
на его творения. Друзья и враги помогли ему растратить накопленное состояние.
Теперь по дворцу бегают лишь крысы, гостей здесь давно не было. Дом обветшал,
его никто не покупает. Умирает сын Человека. Человек и его Жена встают на
колени и обращаются с молитвой к Тому, кто недвижно замер в дальнем углу: она
— со смиренной материнской мольбой, он — с требованием справедливости. Это не
сыновняя жа- [78] лоба, но разговор
мужчины с мужчиной, отца с Отцом, старика со стариком. «Разве
покорных льстецов надо любить больше, чем смелых и гордых людей?» — спрашивает
Человек. И ни слова не слышит в ответ. Сын Человека умирает — значит, не
услышана его молитва! Человек возглашает проклятья тому, кто наблюдает за ним
из угла сцены. «Проклинаю
все, данное Тобою! Проклинаю день, в который я родился, и день, в который я умру!
Проклинаю себя — глаза, слух, язык, сердце — и все это бросаю в Твое жестокое
лицо! И своим проклятьем — побеждаю Тебя!..» ...Пьяницы и
старухи в кабаке удивляются: вон за столиком сидит Человек, пьет мало, а сидит
много! Что бы это значило? Пьяный бред перемежается репликами, рожденными,
похоже, в угасающем сознании Человека, — отголосками прошлого, эхом всей его
жизни. Являются
музыканты — и те, и не те, что играли когда-то на балах во дворце Человека. Трудно
понять: они это или не они, как трудно вспомнить минувшую жизнь и все, чего
Человек лишился, — сына, жены, друзей, дома, богатства, славы, самой жизни... Старухи
кружатся вокруг столика, за которым сидит, понурив голову, Человек. Их пляска
пародирует чудесный танец юных дам на стародавнем балу у Человека. Перед лицом
смерти он встает во весь рост, запрокинув прекрасную седую голову, и резко,
громко, отчаянно выкрикивает — вопрошая то ли небо, то ли пьяниц, то ли
зрителей, то ли Некоего в сером: «Где мой оруженосец? Где мой меч? Где
мой щит?» Некто в сером
смотрит на огарок свечи — она вот-вот в последний раз мигнет и погаснет. «Я
обезоружен!» — восклицает Человек, и тьма обступает его. Рассказ о семи повешенных - (1906)
Старый,
тучный, измученный болезнями человек сидит в чужом доме, в чужой спальне, в
чужом кресле и с недоумением рассматривает свое тело, прислушивается к своим
чувствам, силится и не может вполне осилить мыслей в своей голове: «Дураки! Они
думают, что, сообщив мне о готовящемся на меня покушении, назвав мне час,
когда меня должно было на куски разорвать бомбой, они избавили меня от [79] страха смерти!
Они, дураки, думают, будто спасли меня, тайком привезя меня и мою семью в этот
чужой дом, где я спасен, где я в безопасности и покое! Не смерть страшна, а
знание ее. Если бы кто наверное знал день и час, когда должен умереть, он не
смог бы с этим знанием жить. А они мне говорят: «В час дня, ваше превосходительство!..» Министр, на
которого революционеры готовили покушение, задумывается в ту ночь, которая
могла стать его последней ночью, о блаженстве неведения конца, словно кто-то
сказал ему, что он не умрет никогда. Злоумышленники,
задержанные в установленное по доносу время с бомбами, адскими машинами и
револьверами у подъезда дома министра, проводят последние ночи и дни перед
повешением, к которому их наскоро приговорят, в размышлениях столь же
мучительных. Как это может
быть, что они, молодые, сильные, здоровые, — умрут? Да и смерть ли это? «Разве я
ее, дьявола, боюсь? — думает о смерти один из пятерых бомбометателей, Сергей
Головин. — Это мне жизни жалко! Великолепная вещь, что бы ни говорили пессимисты.
А что, если пессимиста повесить? И зачем у меня борода выросла? Не росла, не
росла, а то вдруг выросла — зачем?..» Кроме Сергея,
сына отставного полковника (отец при последнем свидании пожелал ему встретить
смерть, как офицер на поле брани), в тюремной камере еще четверо. Сын купца
Вася Каширин, все силы отдающий тому, чтобы не показать сокрушающий его ужас
смерти палачам. Неизвестный по кличке Вернер, которого считали зачинщиком, у
которого свое умственное суждение о смерти: совсем неважно, убил ты или не
убил, но, когда тебя убивают, убивают тысячи — тебя одного, убивают из страха,
значит, ты победил и смерти для тебя больше нет. Неизвестная по кличке Муся,
похожая на мальчика-подростка, тоненькая и бледная, готовая в час казни
вступить в ряды тех светлых, святых, лучших, что извека идут через пытки и
казни к высокому небу. Если бы ей показали после смерти ее тело, она посмотрела
бы на него и сказала: «Это не я», и отступили бы палачи, ученые и философы с
содроганием, говоря: «Не касайтесь этого места. Оно — свято!» Последняя среди
приговоренных к повешению — Таня Ковальчук, казавшаяся матерью своим
единомышленникам, так заботливы и любовны были ее взгляд, улыбка, страхи за
них. На суд и на приговор она не обратила никакого внимания, о себе совсем забыла
и думала только о других. С пятерыми
«политическими» ждут повешения на одной перекладине эстонец Янсон, еле
говорящий по-русски батрак, осужденный за [80] убийство хозяина
и покушение на изнасилование хозяйки (сделал он все это сдуру, услыхав, что
похожее случилось на соседней ферме), и Михаил Голубец по кличке Цыганок,
последним в ряду злодеяний которого было убийство и ограбление трех человек, а
темное прошлое — уходило в загадочную глубину. Сам себя Миша с полной
откровенностью именует разбойником, бравирует и тем, что совершил, и тем, что
теперь его ожидает. Янсон, напротив, парализован и содеянным, и приговором суда
и повторяет всем одно и то же, вкладывая в одну фразу все, чего не может
выразить: «Меня не надо вешать». Текут часы и дни. До момента,
когда их соберут вместе и затем вместе повезут за город, в мартовский лес —
вешать, осужденные по-одиночке осиливают мысль, кажущуюся дикой, нелепой,
невероятной каждому по-своему. Механический человек Вернер, относившийся к
жизни как к сложной шахматной задачке, мигом исцелится от презрения к людям,
отвращения даже к их облику: он как бы на воздушном шаре поднимется над миром
— и умилится, до чего же этот мир прекрасен. Муся мечтает об одном: чтобы люди,
в чью доброту она верит, не жалели ее и не объявляли героиней. Она думает о
товарищах своих, с которыми суждено умереть, как о друзьях, в чей дом войдет с
приветом на смеющихся устах. Сережа изнуряет свое тело гимнастикой немецкого
доктора Мюллера, побеждая страх острым чувством жизни в молодом гибком теле.
Вася Каширин близок к помешательству, все люди кажутся ему куклами, и, как
утопающий за соломинку, хватается он за всплывшие в памяти откуда-то из раннего
детства слова: «Всех скорбящих радость», выговаривает их умильно... но умиление
разом испаряется, едва он вспоминает свечи, попа в рясе, иконы и ненавистного
отца, бьющего в церкви поклоны. И ему становится еще страшнее. Янсон
превращается в слабое и тупое животное. И только Цыганок до самого последнего
шага к виселице куражится и зубоскалит. Он испытал ужас, только когда увидел,
что всех на смерть ведут парами, а его повесят одного. И тогда Танечка
Ковальчук уступает ему место в паре с Мусей, и Цыганок ведет ее под руку,
остерегая и нащупывая дорогу к смерти, как должен вести мужчина женщину. Восходит солнце. Складывают в ящик
трупы. Так же мягок и пахуч весенний снег, в котором чернеет потерянная Сергеем
стоптанная калоша. [81] Иуда Искариот - Рассказ (1907)
Среди
учеников Христа, таких открытых, понятных с первого взгляда, Иуда из Кариота выделяется
не только дурной славой, но и двойственностью облика: лицо его как будто сшито
из двух половинок. Одна сторона лица — беспрерывно подвижная, усеянная
морщинами, с черным острым глазом, другая — мертвенно гладкая и кажущаяся
несоразмерно большой от широко открытого, незрячего, затянутого бельмом ока. Когда он появился, никто из
апостолов не заметил. Что заставило Иисуса приблизить его к себе и что влечет к
Учителю этого Иуду — также вопросы без ответов. Петр, Иоанн, Фома смотрят — и
не в силах постичь эту близость красоты и безобразия, кротости и порока —
близость восседающих рядом за столом Христа и Иуды. Много раз спрашивали апостолы
Иуду о том, что понуждает его совершать худые поступки, тот с усмешкой
ответствует: каждый человек хоть однажды согрешил. Слова Иуды почти похожи на
то, что говорит им Христос: никто никого не вправе осуждать. И верные Учителю
апостолы смиряют свой гнев на Иуду: «Это ничего, что ты столь безобразен. В
наши рыбацкие сети попадаются и не такие уродины!» «Скажи, Иуда, а твой отец был
хорошим человеком?» — «А кто был мой отец? Тот, кто сек меня розгой? Или
дьявол, козел, петух? Разве может Иуда знать всех, с кем делила ложе его мать?» Ответ Иуды потрясает апостолов:
кто ославливает своих родителей, обречен погибели! «Скажи, а мы — хорошие
люди?» — «Ах, искушают бедного Иуду, обижают Иуду!» — кривляется рыжий человек
из Кариота. В одном селении их обвиняют в
краже козленка, зная, что с ними ходит Иуда. В другой деревне после проповеди
Христа хотели побить Его и учеников камнями; Иуда бросился на толпу, крича, что
Учитель вовсе не одержим бесом, что Он — просто обманщик, любящий деньги, такой
же, как и он, Иуда, — и толпа смирилась: «Недостойны эти пришельцы умереть от
руки честного!» Иисус покидает селение в гневе,
удаляясь от него большими шагами; ученики шествуют за Ним на почтительном
расстоянии, кляня Иуду. «Теперь я верю, что твой отец дьявол?», — бросает ему в
лицо Фома. Глупцы! Он им спас жизнь, а они еще раз его не оценили... Как-то на привале апостолы
вздумали развлечься: мерясь силою, они поднимают с земли камни — кто больший? —
и швыряют в [82] пропасть. Иуда
поднимает самый тяжелый обломок скалы. Лицо его сияет торжеством: теперь всем
ясно, что он, Иуда, — самый сильный, самый прекрасный, лучший из двенадцати.
«Господи, — молит Христа Петр, — я не хочу, чтобы сильнейшим был Иуда. Помоги
мне его одолеть!» — «А кто поможет Искариоту?» — с печалью ответствует Иисус. Иуда,
назначенный Христом хранить все их сбережения, утаивает несколько монет — это
открывается. Ученики в негодовании. Иуда приведен к Христу — и Тот вновь
вступается за него: «Никто не должен считать, сколько денег присвоил наш брат.
Такие упреки обижают его». Вечером за ужином Иуда весел, но радует его не
столько примирение с апостолами, сколько то, что Учитель опять выделил его из
общего ряда: «Как же не быть веселым человеку, которого сегодня столько
целовали за кражу? Если б я не украл — разве узнал бы Иоанн, что такое любовь к
ближнему? Разве не весело быть крюком, на котором один развешивает для просушки
отсыревшую добродетель, а другой — ум, потраченный молью?» Приближаются
скорбные последние дни Христа. Петр и Иоанн ведут спор, кто из них более
достоин в Царствии Небесном сидеть одесную Учителя — хитрый Иуда каждому указывает
на его первенство. А потом на вопрос, как он все-таки думает по совести, с
гордостью отвечает: «Конечно, я!» Наутро он идет к первосвященнику Анне,
предлагая предать суду Назорея. Анны прекрасно осведомлен о репутации Иуды и
гонит его прочь несколько дней подряд; но, опасаясь бунта и вмешательства
Римских властей, с презрением предлагает Иуде за жизнь Учителя тридцать
сребреников. Иуда возмущен: «Вы не понимаете, что вам продают! Он добр, он
исцеляет больных, он любим бедняками! Эта цена — выходит, что за каплю крови вы
даете всего пол-обола, за каплю пота — четверть обола... А Его крики? А стоны?
А сердце, уста, глаза? Вы меня хотите ограбить!» — «Тогда ты не получишь
ничего». Услышав столь неожиданный отказ, Иуда преображается: он никому не
должен уступить права на жизнь Христа, а ведь наверняка найдется негодяй,
готовый Его предать за обол или два... Лаской
окружает Иуда Того, Кого предал, в последние часы. Ласков и услужлив он и с
апостолами: ничто не должно помешать замыслу, благодаря которому имя Иуды
навсегда будет в памяти людей называться вместе с именем Иисуса! В Гефсиманском
саду он целует Христа с такой мучительной нежностью и тоской, что, будь Иисус
цветком, ни капли росы не упало б с Его лепестков, не колыхнулся бы он на
тонком стебле от поцелуя Иуды. Шаг за шагом идет Иуда [83] по стопам Христа,
не веря глазам, когда Его бьют, осуждают, ведут на Голгофу. Сгущается ночь...
Что такое ночь? Восходит солнце... Что такое солнце? Никто не кричит: «Осанна!»
Никто не защитил Христа с оружием, хотя он, Иуда, украл у римских солдат два
меча и принес их этим «верным ученикам»! Он один — до конца, до последнего
вздоха — с Иисусом! Осуществляются ужас его и мечта. Искариот поднимается с
колен у подножия Голгофского креста. Кто вырвет победу из его рук? Пусть все
народы, все грядущие поколения притекут в эту минуту сюда — они обнаружат лишь
позорный столб и мертвое тело. Иуда смотрит на землю. Какая она
вдруг маленькая стала под его стопами! Не идет больше время само по себе, ни спереди,
ни сзади, но, послушное, движется всей своей громадой лишь вместе с Иудой, с
его шагами по этой маленькой земле. Он идет в синедрион и бросает им
в лицо, как властелин: «Я обманул вас! Он был невинен и чист! Вы убили
безгрешного! Не Его предал Иуда, а вас, предал вечному позору!» В этот день Иуда вещает как
пророк, чего не смеют трусливые апостолы: «Я видел сегодня солнце — оно
смотрело на землю с ужасом, вопрошая: «Где же здесь люди?» Скорпионы, звери,
камни — все вторили этому вопросу. Если сказать морю и горам, во сколько люди
оценили Иисуса, они сойдут со своих мест и обрушатся на головы ваши!..» «Кто из вас, — обращается
Искариот к апостолам, — пойдет со мною к Иисусу? Вы боитесь! Вы говорите, что
на то была Его воля? Вы объясняете свое малодушие тем, что Он велел вам нести
по земле Свое слово? Но кто поверит Его слову в ваших трусливых и неверных
устах?» Иуда „поднимается на гору и
затягивает петлю на шее своей у всего мира на виду, довершая задуманное. По
всему свету разлетается весть об Иуде-предателе. Не быстрее и не тише, но
вместе со временем продолжает лететь эта весть... Михаил Михайлович Пришвин 1873-1954У стен града невидимогоСветлое озеро - Повесть (1909)
Родина
моя — маленькое имение Орловской губернии. Вот туда, наслушавшись споров на
религиозно-философских собраниях в Петербурге, я и решил отправиться, чтобы
оглянуться по сторонам, узнать, что думают мудрые лесные старцы. Так началось
мое путешествие в невидимый град. Весна. В
черном саду поют соловьи. Крестьяне в поле словно ленивые светлые боги.
Повсюду разговоры о японской войне, о грядущем «кроволитии». В Алексеевку
пришли сектанты — «бродили где-то крещеные и веру потеряли», пугают геенной
огненной. «Да это же не Христос, — думаю я, — Христос милостивый, ясный без
книг...» Вторая моя
родина — Волга, кондовая Русь со скитами, раскольниками, с верой в град
невидимый Китеж. Под Иванову ночь собираются со всех сторон странники на
Ветлугу в город Варнавин, чтобы ползти «ободом друг за дружкой всю ночь» вкруг
деревянной церковки над обрывом. Варнава-чудодей помог царю Ивану взять
Казань. Теплится над его гробницей свеча, а в темном углу пророчествует бородатая
старуха: «...И придет Аввадон в Питенбург, и сядет на царство, и даст печать с
цифрой шестьсот шестьдесят шесть». С годины Варнавы паломники возвращаются в
Уренские леса. Здесь по скитам [85] и деревенькам
живут потомки ссыльных стрельцов, сохраняют старую веру, крестятся двумя
перстами. «Что-то детски наивное и мужественное сочеталось в этих русских
рыцарях, последних, вымирающих лесных стариках». Прятались они по болотам,
седели в ямах, читали праведные книги, творили молитву... Чтобы узнать о них,
недоверчивых, настороженных, дают мне в провожатые молодого книжника Михаила
Эрастовича. С трудом мы добираемся до известного в округе Пётрушки. Подростком
он убежал в заволжские леса Бога искать. Христолюбец Павел Иванович отрыл ему
яму, накрыл досками, дал книги, свечи, по ночам носил хлеб и воду. Двадцать
семь лет провел Пётрушка под землей, а как вышел, настроил избушек, собрал
вокруг себя стариков. Но это уж после закона о свободе совести! Говорят мне
староверы, что опасаются: «не перевернется» ли новый закон на старые гонения?
Жалуются на попа Николу: забрал из монастыря в Краснояре лучшие иконы в
никонианскую церковь, ризы содрал, третьи пальчики приписал, помолодил, сидят
теперь веселые, будто пьяные... В селе Урень «что ни двор, то
новая вера, тут всякие секты раскола». Однако находят себя в старообрядчестве
и люди образованные. Встретил я на Волге доктора и священника в одном лице,
«верующего, как и народ, в то, что был Иона во чреве китовом три дня под
действием желудочного сока». Этот доктор дал мне письмо к архиерею, с которым
я собрался обсудить, возможна ли «видимая церковь». «Церковь не должна идти в
наемники к государству» — вот содержание нашего долгого разговора. При мне
архиерей впервые, не таясь, а средь ясного дня приехал к мирянам, вышел на
площадь и проповедовал. Звонят колокола, радуются полуразрушенные часовни и
большие восьмиконечные кресты. Но есть «церковь невидимая»,
хранимая в душе человеческой. Потому стекаются странники к Светлому озеру, к
«чаше святой воды в зеленой зубчатой раме». От каждого исходит лучик веры в
богоспасаемый невидимый град Китеж. За сотни верст несут тяжелые книги, чтобы
«буквой» победить противников. Чувствую, что и я начинаю верить в Китеж, пусть
отраженной, но искренней верой. Мне советуют послушать праведницу Татьяну
Горнюю — ей дано видеть скрытый в озере град. И всякий надеется на это чудо.
Старушка опускает в трещину у березовых корней копеечку и куриное яйцо для
загробных жителей, другая подсовывает под корягу холстину: обносились
угодники... В каком я веке? На холмах вокруг Светлояра пестро от паломников.
Мой знакомый старовер ульян вступает
в спор с батюшкой. Из толпы выходит большой старик в лаптях и говорит о
Христе: [86] «Он — Слово, он —
Дух». С виду обыкновенный лесной мужик с рыжей клочковатой бородой, а оказалось
— «непоклонник, иконоборец, немоляка». Встречался Дмитрий Иванович с
петербургским писателем Мережским, переписывается с ним, не соглашается: «Он
плотского Христа признает, а, по-нашему, Христа по плоти нельзя разуметь. Коли
Христос плотян, так он мужик, а коли мужик, так на что он нам нужен, мужиков и
так довольно». На обратном
пути от Светлого озера к городу Семенову Дмитрий Иванович знакомит меня с
другими немоляками, ложкарями-философами. Они увлечены «переводом» Библии с
«вещественного неба на духовного человека» и верят, что, когда все прочтешь и
переведешь, настанет вечная жизнь. Они спорят с заезжими баптистами, отказываются
видеть в Христе реального человека. Чувствуя мой искренний интерес, младший из
немоляк, Алексей Ларионович, открывает тайну, как они забросили богов
деревянных, поняв, что «все Писание — притча». Взял Алексей Ларионович тайком
от жены иконы, переколол их топором, сжег, да ничего не произошло: «дрова —
дрова и есть...» А в божницу опустевшую поставил свой ложкарский инструмент
(на него по привычке крестится жена). Какие тайные подземные пути соединяют
этих, лесных, и тех, культурных, искателей истинной веры! Сотни их, виденных
мною, начиная от пустынника Петрушки и кончая воображаемым духовным человеком,
разделенным с плотью этими немоляками, прошли у стен града невидимого. И
кажется, староверский быт говорит моему сердцу о возможном, но упущенном
счастии русского народа. «Обессиленная душа протопопа Аввакума, — думал я, — не
соединяет, а разъединяет земных людей». Жень-шень - Повесть (1932)После
окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправился из
Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил
какой-то хребет и на берету океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня.
Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ,
сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных
реликтовых пород, густо обвитыми лианами. [87] Из укромного места в зарослях маньчжурского
ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги — самку
пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют ее китайцы. Ее тонкие
ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было
схватить животное и связать. Но голос человека, ценящего красоту, понимающего
ее хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно
сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во
мне едва ли не в эти мгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду
за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину с
привезшего переселенцев парохода. Глаза ее были точь-в-точь как у
Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей
сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. увы, проснувшийся во мне охотник чуть
было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я
рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить ее, а олень-цветок
как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом.
Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые
глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как
это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она
встала и, не глядя на меня, вышла. Лувен хорошо знал, кого от меня
увез пароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть
культуры — в творчестве понимания и связи между людьми: «Твой жень-шень еще
растет, я скоро покажу его тебе». Он сдержал слово и отвел в тайгу,
где двадцать лет назад был найден «мой» корень и оставлен еще на десять лет.
Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь
начал расти и лет через пятнадцать будет готов: «Тогда ты и твоя невеста — вы
оба снова станете молодыми». Занявшись с Луваном очень
прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с ее
годовалым олененком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей
с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили ее не бояться нас. Когда начался гон, за Хуа-лу
пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с
такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных.
Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты,
становилось для меня лекарством, моим жень-шенем. [88] В своих мечтах
я хотел, кроме приручения новых животных, «оевропеить» работавших со мной китайцев,
чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами. Однако есть
сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришел срок, не создались
условия — мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень
жень-шень растет и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при
неудачах. Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то
наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из ее кормушки бобами.
Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в
сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинах питомника как
не думать, что Хуа-лу — ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в
прекрасную женщину, которая, как только я ее полюбил, исчезла, повергнув в
тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая
заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это. Но все эти
мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим олененком
Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы. Минуло десять
лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои
сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая
когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел
в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня
жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у
меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых
счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не
влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые
рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из
семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно
плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатер, в
который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному
другу-скале или упреком себе: «Охотник, зачем ты тогда не схватил ее за
копытца!» Иван Сергеевич Шмелев 1873-1950Человек из ресторана - Повесть (1911)
По
прошествии времени Яков Софроныч понял: все началось с самоубийства Кривого,
их жильца. Перед тем он рассорился со Скороходовым и обещал донести, что
Колюшка с Кириллом Северьянычем про политику спорят. Он же, Кривой, в сыскном
отделении служит. А удавился-то он оттого, что выгнали его отовсюду и жить ему
стало не на что. Как раз после этого Колюшкин директор вызвал к себе Якова
Софроныча, и Наташа с офицером встречаться стала, и квартиру сменить пришлось,
и новые жильцы появились, от которых Колина жизнь пошла прахом. В училище требовали, чтобы сын
(он и вправду резок, даже с отцом) извинился перед преподавателем. Только Колюшка
стоял на своем: тот первым унизил его и с первого класса издевался, оборвышем
звал и не Скороходовым, а Скомороховым. Одним словом, исключили за полгода до
окончания. На беду, еще подружился с жильцами. Бедные, молодые, живут как муж с
женой, а не венчаны. Вдруг исчезли. Явилась полиция, сделали обыск и Колю
забрали — до выяснения обстоятельств забрали, — а потом выслали. Не радовала и [90] оскорбления. Дочь
заговорила о самостоятельной жизни. Вот скоро выпускные экзамены, и она будет
жить отдельно. Ее берут в приличный универмаг кассиршей на сорок рублей. Так и
произошло. Только жила она теперь, невенчанная, с человеком, обещавшим
жениться, но лишь когда умрет его бабушка, завещавшая миллион. Конечно, не
женился, требовал избавиться от беременности, совершил растрату и подсылал
Наташу просить денег у отца. А тут как раз директор г-н Штосе оповестил об
увольнении Скороходова. В ресторане им очень довольны, и работает он уже
двадцать лет, все умеет и знает до тонкости, но... арест сына, а у них
правило... Вынуждены уволить. Тем более сын-то к этому времени бежал из ссылки.
Это была правда. Яков Софроныч уже виделся с Колюшкой. Был — не как раньше, а
ласков и добр с ним. Мамаше передал письмо и снова скрылся. Луша, как
прочитала весточку от сына, плакать начала, а потом за сердце схватилась и
умерла. Остался Яков Софроныч один. Тут, правда, Конечно, на
прежнем месте бывали обиды, предостаточно было безобразий и несправедливостей,
было, однако, и своего рода искусство, доведенное до совершенства, и Яков
Софроныч этим искусством владел вполне. Пришлось научиться держать язык за
зубами. Почтенные отцы семейств просаживали здесь с девицами тысячи; уважаемые
старцы приводили в кабинет пятнадцатилетних; тайком подрабатывали мужние жены
из хороших фамилий. Самое страшное воспоминание оставили кабинеты, обитые
плюшем. Можно сколько угодно кричать и звать на помощь — никто не услышит. Прав
все же был Колюшка. Какое в нашем деле благородство жизни?! На что уж Карп,
приставленный к этим комнатам человек, — так и тот раз не вытерпел и постучал в
дверь: так одна кричала и билась. А то вот еще
играл при ресторане дамский оркестр, состоявший из строгих барышень, окончивших
консерваторию. Была там красавица, тоненькая и легкая, как девочка, и глаза —
большие и печальные. И вот стал заглядываться на нее коммерции советник
Карасев, чье состояние невозможно было прожить, потому что каждую минуту оно
прибывало на пять рублей. Посидит он в ресторане три часа — вот и тысяча. Но
барышня даже не глядит, и букет из роз в сотни рублей не приняла, и на шикарный
ужин, заказанный для всего оркестра Карасевым, не осталась. Якову Софронычу на
утро наряжено было отнести букет ей на квартиру. Букет приняла старушка. Потом
вышла сама тоненькая и захлопнула дверь: «Ответа не будет». [91] Много времени прошло, но в
ресторане все-таки сыграли свадьбу господина Карасева. Тоненькая от него с
другим миллионером за границу укатила из-за того, что господин Карасев все от
брака с ней отказывался. Так нагнал он их на экстренном поезде и силой привез.
Колю все-таки нашли и арестовали. В письме писал: «Прощайте, папаша, и
простите за все, что причинил». Но перед самым судом двенадцать арестантов
убежали, и Коля с ними, а спасся чудом. Спасался от погони и оказался в тупике.
Бросился в лавочку: «Спасите и не выдавайте». Старик лавочник отвел его в
подвал. Яков Софроныч ездил к этому человеку. Благодарил, но тот в ответ только
и сказал, что без Господа не проживешь, а верно сказал, будто глаза ему на мир
открыл. Через месяц пришел неизвестный и
передал, что Колюшка в безопасности. После этого стало все понемножку
'налаживаться. Лето Яков Софроныч проработал в летнем саду, управлял кухней и
буфетом у Игнатия Елисеича, из того же ресторана, где он когда-то работал.
Тот очень был доволен и пообещал похлопотать. А тут еще профсоюз (с ним
директору пришлось теперь считаться) потребовал восстановить незаконно
уволенного. И вот Яков Софроныч снова в том
же ресторане за привычным делом. Только детей нет рядом. Лето ГосподнеПРАЗДНИКИ — РАДОСТИ – СКОРБИ - Автобиографическая повесть (1934—1944)Чистый понедельник. Ваня просыпается в
родном замоскворецком доме. Начинается Великий пост, и все уже готово к нему. Мальчик слышит, как отец ругает
старшего приказчика, Василь Василича: вчера его люди провожали Масленицу,
пьяные, катали народ с горок и «чуть не изувечили публику». Отец Вани, Сергей
Иваныч, хорошо известен в Москве: он подрядчик, хозяин добрый и энергичный.
После обеда отец прощает Василь Василича. Вечером Ваня с Горкиным идут в
церковь: начались особенные великопостные службы. Горкин — бывший плотник. Он
уже старенький, потому и не работает, а просто живет «при доме», опекает Ваню. Весеннее
утро. Ваня смотрит в окно, как набивают льдом погреба, едет с Горкиным на
Постный рынок за припасами. [92] Приходит
Благовещение — в этот день «каждый должен обрадовать кого-то». Отец прощает Дениса,
пропившего хозяйскую выручку. Приходит торговец певчими птицами Солодовкин. Все
вместе, по обычаю, выпускают птиц. Вечером узнают, что из-за ледохода «срезало»
отцовские барки. Отцу с помощниками удается их поймать. Пасха. Отец
устраивает иллюминацию в своей приходской церкви и, главное, в Кремле.
Праздничный обед — во дворе, хозяева обедают вместе со своими работниками.
После праздников приходят наниматься новые рабочие. В дом торжественно вносят
Иверскую икону Богородицы — помолиться ей перед началом работы. На Троицу Ваня
с Горкиным едет на Воробьевы горы за березками, потом с отцом — за цветами. В
день праздника церковь, украшенная цветами и зеленью, превращается в
«священный сад». Приближается
Преображение — яблочный Спас. В саду трясут яблоню, а потом Ваня и Горкин
отправляются на Болото к торговцу яблоками Крапивкину. Яблок нужно много: для
себя, для рабочих, для причта, для прихожан. Морозная,
снежная зима. Рождество. В дом приходит сапожник с мальчишками «славить
Христа». Они дают маленькое представление про царя Ирода. Приходят
нищие-убогие, им подают «на Праздник». Кроме того, как всегда, устраивают обед
«для разных», то есть для нищих. Ване всегда любопытно посмотреть на диковинных
«разных» людей. Наступили
Святки. Родители уехали в театр, и Ваня идет на кухню, к людям. Горкин
предлагает погадать «по кругу царя Соломона». Читает каждому изречение — кому
какое выпадет. Правда, эти изречения он выбирает сам, пользуясь тем, что
остальные — неграмотные. Только Ваня замечает лукавство Горкина. А дело в том,
что Горкин хочет для каждого прочесть самое подходящее и поучительное. На Крещение в
Москве-реке освящают воду, и многие, в том числе Горкин, купаются в проруби.
Василь Василич состязается с немцем «Ледовиком», кто дольше просидит в воде.
Они исхитряются: немец натирается свиным салом, Василь Василич — гусиным. С
ними состязается солдат, причем без всяких хитростей. Побеждает Василь Василич.
А солдата отец берет в сторожа. Масленица.
Рабочие пекут блины. Приезжает архиерей, для приготовления праздничного
угощения приглашают повара Гараньку. В субботу лихо катаются с гор. А в
воскресенье все просят друг у друга прощения перед началом Великого поста. Горкин и Ваня
едут на ледокольню «навести порядок»: Василь Ва- [93] силич все пьет, а
нужно успеть свезти лед заказчику. Однако выясняется, что поденные рабочие все
делают быстро и хорошо: Василь Василич «проникся в них» и поит каждый день
пивом. Летний Петровский пост. Горничная
Маша, белошвейка Глаша, Горкин и Ваня едут на Москву-реку полоскать белье. Там
на портомойне живет Денис. Он хочет жениться на Маше, просит Горкина
поговорить с ней. Праздник Донской иконы,
торжественный крестный ход. Несут хоругви из всех московских церквей. Скоро
наступит Покров. Дома солят огурцы, рубят капусту, мочат антоновку. Денис и
Маша перебрасываются колкостями. В самый праздник появляется на свет Ванина
сестренка Катюша. А Денис с Машей, наконец, сосватались. Рабочие спешат подарить Сергею
Ивановичу на именины невиданных размеров крендель с надписью: «Хозяину
благому». Василь Василич, в нарушение правил, устраивает церковный звон, пока
несут крендель. Именины удаются на славу. Больше сотни поздравлений, пирогов со
всей Москвы. Прибывает сам архиерей. Когда он благословляет Василь Василича,
тот плачет тоненьким голоском... Настает Михайлов день, именины
Горкина. Его тоже все любят. Ванин отец жалует ему богатые подарки. Все заговляются перед
Рождественским постом. Приезжает тетка отца, Пелагея Ивановна. Она — «вроде
юродная», и в ее прибаутках таятся предсказания. Приходит Рождество. Отец взялся
выстроить в Зоологическом саду «ледяной дом». Денис и Андрюшка-плотник
подсказывают, как это нужно сделать. Выходит — просто чудо. Отцу — слава на всю
Москву (правда, никакой прибыли). Ваня идет поздравлять с днем
ангела крестного Кашина, «гордеца-богача» . На крестопоклонной неделе Ваня с
Горкиным говеют, причем Ваня впервые. В этом году в доме множество дурных
предзнаменований: отец и Горкин видят зловещие сны, расцветает страшный цветок
«змеиный цвет». Скоро Вербное воскресенье.
Старики угольщики привозят из леса вербу. Пасха. Дворника Гришку, который не
побывал на службе, окатывают холодной водой. На Святой неделе Ваня с Горкиным
едут в Кремль, ходят по соборам. Егорьев день. Ваня слушает
пастушеские песни. Снова дурные предзнаменования: воет собака Бушуй, не
прилетели скворцы, скорняку вместо святой картинки подсунули кощунственную. Радуница —
пасхальное поминовение усопших. Горкин и Ваня [94] ездят по кладбищам.
На обратном пути, заехав в трактир, слышат страшную весть: Ваниного отца
«лошадь убила». Отец остался
жив, но все болеет с тех пор, как разбил голову, упав с норовистой лошади. Ему
становится лучше, он едет в бани — окачиваться холодной водой. После этого
чувствует себя совсем здоровым, отправляется на Воробьевку — любоваться на
Москву. Начинает ездить и на стройки... но тут возвращается болезнь. В дом
приглашают икону целителя Пантелеймона, служат молебен. Больному ненадолго
становится лучше. Доктора говорят, что надежды нет. Сергей Иванович на
прощание благословляет детей; Ваню — иконой
Троицы. Уже всем ясно, что он умирает. Его соборуют. Наступают
отцовские именины. Снова отовсюду присылают поздравления и пироги. Но семье
умирающего все это кажется горькой насмешкой. Приходит
батюшка — читать отходную. Ваня засыпает, ему снится радостный сон, а наутро
он узнает, что отец скончался. У гроба Ване становится дурно. Он заболевает, не
может идти на похороны и только в окно видит вынос гроба. Ольга Дмитриевна Форш 1873-1961Сумасшедший корабль - Роман (1930)В
доме этом елисаветинских времен и чуть ли не Бирона жили писатели, художники,
музыканты. Впрочем, жили здесь и совслужащие, и портные, и рабочие, и бывшая прислуга...
Так было и позже, а не только в пограничные с нэпом и первые нэповские годы. Быт упростился
до первозданности, и жизнь приобрела фантастические очертания. Обитателям уже
казалось, что дом этот вовсе не дом, а куда-то несущийся корабль. Чуть теплые
печки-буржуйки, перегородки, делящие когда-то безвкусно-роскошные залы на
клетушки, — все свидетельствовало, что обычных будней уже нет, что отошли в
прошлое принятые нормы взаимоотношений, изменилась привычная иерархия
ценностей. Однако как на
краю вулкана пышно разрастаются виноградники, так цвели здесь люди своим лучшим
цветом. Все были героями, творцами. Создавались новые формы общественности,
целые школы, писались книги. В быту из ломберного сукна рождались сапоги, из
мебельных чехлов — блузы, сушеная морковь превращалась в чай, а вобла — в обед
из двух блюд. Итак, это было
место, где на каждом шагу элементарное, расхожее соседствовало с элитарным.
Утром, проходя мимо умывальников, человек мог быть остановлен окриком: «Эй,
послушайте... Поговорим [96] о Логосе». Это
кричал чистивший зубы Акович (А. Л. Волынский), удивительный эрудит, готовый
полемизировать и с представителем старой интеллигенции, и с бывшей челядью, рассевшейся
на кухне вокруг еще теплой плиты. Первые любили Аковича за сложность его
внутреннего мира, вторые — за «простоту», доступность: «Хоть он и еврей, но,
как апостолы, русский». фейерверком мысли взрывался
шумный и щедрый в растрате творческих сил Жуканец (В. Б. Шкловский), в чьей
голове — хорошего объема — зародился «китайский метод» в литературоведении
(формальный метод), абсолютизировавший «прием». И автору, и писательнице
Доливе, и «педагогу-бытовику» Сохатому (все трое — разные ипостаси О. Д. Форш)
была близка жизненная установка Жуканца, занятого лепкой нового человека, хотя
каждый видел этот путь по-своему. Автор стремился к посильному «взрыванию
пограничных столбов времени». Долива была убеждена, что, если не обогащать человека
внутренне, он утечет сквозь пальцы, не состоится как организованная личность и
втайне будет зависеть от зверя в себе. Сохатый «преподавал творчество»
начинающим писателям, считавшим, что, прочитав и «разобрав» десяток шедевров,
одиннадцатый они напишут сами. Он предлагал работать, задавал упражнения вроде
задания описать памятник Петра пятью строчками, увидев его, скажем, глазами
друга или подруги, живущей в Китае. Лишь один курсант уложился в этот объем:
«...В Китае ... девочки не имею, а в загс... иду с Саней из Красного
треугольника. Как памятник она отлично видала, то размазывать нечего...» Сохатому, правда, обещано место
где-то и чем-то заведующего. Панна Ванда, одна из сестер-владелиц кафе
«Варшавянка», лишь под этот вексель отпускает «педагогу-бытовику» авансы в виде
улыбок и туманных слов, рождающих смутные надежды. Но сестры в одночасье
пропали, и автор встретил их годы спустя в Италии занятыми чем-то вроде
известнейшей и древнейшей профессии. Жуканец утешал друга: согласно
его «схеме нового человека», индивидуум будет вовсе лишен остатка личных начал
и, свободный, вспыхнет всеми возможностями своего интеллекта. Он водил его на
поэтический вечер Гаэтана, оказавшийся последним. «С ним кончилась любовь...
Эта страница закрыта с ним навсегда». Поникший Сохатый продолжал свои
изыскания в сфере «быта и сказа», в одном из клубов Ленина читал русскую
литературу за полфунта хлеба и одну конфету, летя на Сумасшедшем корабле в
неизвестное будущее, иногда радуясь счастью видеть и слышать его удивительную
команду и пассажиров. [97] Инопланетный
Гастролер (А. Белый) со своим «Романом итогов»; Микула, почти гениальный поэт
из тех же истоков, что и Распутин; Еруслан (М. Горький), защищавший перед
«нами» «их», а перед «ними» «нас» — это из «старых». И поэтесса Элан (Н. П. Павлович),
утверждавшая, что она «последняя снежная маска»; ученица Рериха художница
Котихина; всеобщий любимец, импровизатор-конферансье и организатор разного
рода розыгрышей, капустников Геня Чорн (Евг. Шварц) — из «новых». Юноша фавн,
которого звали просто Вовой (Л. Лунц), чей могучий разбег остановила только
ранняя смерть, не успевшая, правда, помешать ему выбросить стяг, под которым
собралась удивительно даровитая молодежь: «брат алеут» (Вс. Иванов) — творец
пряной и душистой прозы; Копильский (М. Слонимский), в комнате-пенале которого
родился братский союз поэтов и писателей, веривших, что «искусство реально, как
сама жизнь»; поэт, оказавшийся родоначальником новой лиричности (Ник.
Тихонов); женщина поэт (не поэтесса, не сестра, а полноправный брат — 3.
Полонская) — все они своим творчеством связали воедино две эпохи, не предавая
искусство. Еруслан очень внимательно относился к этим молодым, ценил и поддерживал
их. Ведь через него самого осуществлялась связь прошлой культуры с культурой
грядущей. Он пришел как рабочий и интеллигент, и встреча их в его лице
произошла без взаимного истребления. Сумасшедший корабль завершил свое
плавание почти через два года после кронштадтских событий, сделав для русской
литературы, может быть, больше, чем какое-нибудь специально созданное творческое
объединение писателей и поэтов. Валерий Яковлевич Брюсов 1873-1924Огненный ангел - Роман (1907)
Рупрехт
встретил Ренату весной 1534 г., возвращаясь после десяти лет службы
ландскнехтом в Европе и Новом Свете. Он не успел засветло добраться до Кельна,
где когда-то учился в университете и неподалеку от которого была его родная
деревня Лозгейм, и заночевал в одиноко стоявшем среди леса старом доме. Ночью
его разбудили женские крики за стеной, и он, ворвавшись в соседнюю комнату,
обнаружил женщину, бившуюся в страшных корчах. Отогнав молитвой и крестом
дьявола, Рупрехт выслушал пришедшую в себя даму, которая поведала ему о
происшествии, ставшем для нее роковым. Когда ей было
восемь лет, стал ей являться ангел, весь как бы огненный. Он называл себя
Мадиэлем, был весел и добр. Позднее он возвестил ей, что она будет святой, и
заклинал вести строгую жизнь, презирать плотское. В те дни открылся у Ренаты
дар чудотворения и в округе слыла она угодной Господу. Но, достигнув возраста
любви, девушка захотела сочетаться с Мадиэлем телесно, однако ангел превратился
в огненный столп и исчез, а на ее отчаянные мольбы пообещал предстать перед
ней в образе человека. Вскоре Рената
действительно встретила графа Генриха фон Оттергейма, походившего белизной
одежд, голубыми глазами и золотистыми кудрями на ангела. Два года были они несказанно счастливы, но потом граф оставил [99] Ренату один на
один с демонами. Правда, добрые духи-покровители ободрили ее сообщением, что
скоро повстречает она Рупрехта, который и защитит ее. Рассказав все это, женщина повела
себя так, будто Рупрехт принял обет служить ей, и они отправились искать Генриха,
завернув к знаменитой ворожее, которая только и молвила: «Куда едете, туда и
езжайте». Однако тут же в ужасе закричала: «И течет кровь и пахнет!» Это,
впрочем, не отвратило их продолжать путь. Ночью Рената, боясь демонов,
оставляла Рупрехта при себе, но не позволяла никаких вольностей и без конца
говорила с ним о Генрихе. По прибытии в Кельн она
безрезультатно обегала город в поисках графа, и Рупрехт стал свидетелем нового
приступа одержимости, сменившегося глубокой меланхолией. Все же настал день,
когда Рената оживилась и потребовала подтвердить любовь к ней, отправившись на
шабаш, чтобы там узнать что-то о Генрихе. Натершись зеленоватой мазью, которую
она дала ему, Рупрехт перенесся куда-то далеко, где голые ведьмы представили
его «мастеру Леонарду», заставившему его отречься от Господа и поцеловать свой
черный смердящий зад, но лишь повторившему слова ворожеи: куда едете, туда и
поезжайте. По возвращении к Ренате ему
ничего не оставалось, как обратиться к изучению черной магии, чтобы стать повелителем
тех, к кому он являлся просителем. Рената помогала в изучении творений Альберта
Великого, Рогерия Бакона, Шпренгера и Инститориса и произведшего особенно
сильное на него впечатление Агриппы Ноттесгеймского. увы,
попытка вызвать духов, несмотря на тщательные приготовления и
скрупулезность в следовании советам чернокнижников, чуть не закончилась гибелью
начинающих магов. Было что-то, что следовало знать, видимо, непосредственно от
учителей, и Рупрехт отправился в Бонн к доктору Агриппе Ноттесгеймскому. Но
великий открестился от своих писаний и посоветовал от гаданий перейти к
истинному источнику познания. Между тем Рената встретилась с Генрихом и тот
сказал, что не хочет больше видеть ее, что их любовь мерзость и грех. Граф
состоял членом тайного общества, стремившегося скрепить христиан сильнее, чем
церковь, и надеялся возглавить его, но Рената заставила нарушить обет
безбрачия. Рассказав все это Рупрехту, она пообещала стать его женой, если тот
убьет Генриха, выдававшего себя за другого, высшего. В ту же ночь совершилось
первое их соединение с Рупрехтом, а на другой день бывший ландскнехт нашел
повод вызвать графа на поединок. Однако Рената потребовала, чтобы он не смел
проливать кровь Генриха, и рыцарь, принужденный только защищаться, был тяжело ранен
и долго блуждал между жизнью и смертью. Именно в это время женщина вдруг
сказала, что любит его, и [100] любит давно,
только его, и никого больше. Весь декабрь прожили они, как новобрачные, но
вскоре Ренате явился Мадиэль, сказавший, что тяжки ее прегрешения и что надо
каяться. Рената предалась молитве и посту. Настал день, и
Рупрехт нашел комнату Ренаты пустой, пережив то, что пережила когда-то она,
отыскивая на улицах Кельна своего Генриха. Доктор Фауст, испытатель элементов,
и сопровождавший его монах по прозвищу Мефистофелес пригласили к совместному
путешествию. На пути в Трир во время гостевания в замке графа фон Валлена
Рупрехт принял предложение хозяина стать его секретарем и сопровождать в
монастырь святого Улафа, где проявилась новая ересь и куда он отправляется в
составе миссии архиепископа трирского Иоанна. В свите его
преосвященства оказался доминиканец брат Фома, инквизитор его святейшества,
известный упорством в преследовании ведьм. Он был настроен решительно в
отношении источника смуты в монастыре — сестры Марии, которую одни считали
святой, другие — одержимой бесами. Когда в зал заседания суда ввели несчастную
монахиню, Рупрехт, призванный вести протокол, узнал Ренату. Она призналась в
колдовстве, в сожительстве с дьяволом, участии в черной мессе, шабашах и других
преступлениях против веры и сограждан, но отказалась назвать сообщниц. Брат
Фома настоял на применении пыток, а потом и на смертном приговоре. В ночь
перед костром Рупрехт при содействии графа проник в подземелье, где содержали
приговоренную, но та отказалась бежать, твердя, что жаждет мученической
кончины, что Мадиэль, огненный ангел, простит ее, великую грешницу. Когда же
Рупрехт попытался унести ее, Рената закричала, стала отчаянно отбиваться, но
вдруг затихла и прошептала: «Рупрехт! Как хорошо, что ты со мной!» — и умерла. После всех
этих потрясших его событий Рупрехт отправился в родной Аозгейм, но только
издали посмотрел на отца и мать, уже сгорбленных стариков, гревшихся на солнце
перед домом. Завернул он и к доктору Агриппе, но застал его при последнем
издыхании. Эта кончина вновь смутила его душу. Огромный черный пес, с которого
учитель слабеющей рукой снял ошейник с магическими письменами, после слов:
«Поди прочь, проклятый! От тебя все мои несчастья!» — поджав хвост и наклонив
голову выбежал из дому, с разбегу кинулся в воды реки и больше не появлялся на
поверхности. В тот же миг учитель испустил последний вздох и покинул этот мир.
Ничего не осталось уже, что помешало бы Рупрехту ринуться на поиски счастья за
океан, в Новую Испанию. Алексей Михайлович Ремизов 1877-1957Неуемный бубен - Повесть (1909)Диковинный
человек Иван Семенович Стратилатов. Молодым начал свою судейскую службу в
длинной, низкой, закопченной канцелярии уголовного отделения. И вот уже минуло
сорок лет, и много с тех пор сменилось секретарей, а он все сидит за большим
столом у окна — в дымчатых очках, плешь во всю голову — и переписывает бумаги.
Живет Иван Семенович на квартире в доме дьяка Прокопия. Служит ему Агапевна,
безропотно, верою и правдою. Да — старая, за что ни возьмется, все из рук
валится, и храпит как фельдфебель, и по всем углам, у печки, за шкапом,
черствые хлебные корки сложены, — копит зачем-то. Согнал бы Стратилатов Агапевну,
но все-таки и представить себе не может, как бы расстался он со старухою:
прижилась Агапевна в дому, Агапевну все углы знают. Был когда-то и
женат Стратилатов. Глафира Никаноровна — женщина тихая, кроткая. И все бы
ничего. Да назначили об эту пору в суд нового следователя: молодой, игривый, и
фамилия та же: Стратилатов. Раз на именинах у Артемия, старого Покровского
дьякона, среди всяких шуток послышалось Ивану Семеновичу что-то в пьяном углу,
да о Глафире Никаноровне: «Эх, чего зря говоришь, по уши врезалась она в
Стратилатова». Выронил Иван Семенович вилку: представился вертлявый
следователь. Вылез он из-за стола, без шапки — [102] домой. Ворвался
бешеный и с порога: «Вон, вон из моего дому!» В тот же год и следователя куда-то
перевели, да и Глафира Никаноровна у своей матери жить осталась, тихая,
кроткая. Одному оставаться в доме невозможно: и скучно, и за домом присмотр
нужен. Тут-то и определилась к Ивану Семеновичу Агапевна. В суд
Стратилатов приходит первый. С утра лучше не беспокоить его: в двенадцать
секретарь потребует исполнений по предыдущему дню. Как огня боится Иван
Семенович секретаря Лыкова, хоть носом и чует: пускай Лыков — законник,
аккуратен как немец, а все-таки — шушера, революционер. И только секретарь
уедет с докладом, Стратилатов становится неистощим: всякие приключения, всякие
похождения исторические жарит он на память, пересыпая анекдотцами, шутками, и
все горячее, забористее, словно в бубен бьет. В канцелярии — кто хохочет, кто
сопит, кто взвизгивает: «Неуемный бубен!» Впрочем, средь
судейских чиновников один Борис Сергеевич Зимарев — помощник секретаря и
непосредственный начальник Стратилатова — за умение свое точно и верно
определить древности, коих Иван Семенович большой любитель, снискал у него
искреннее уважение и даже дружбу. Были и другие
друзья у Ивана Семеновича, да все люди оказывались сомнительные. Приходили
будто пение его слушать, Стратилатов ведь и на гитаре мастер, — один художник
из Петербурга и жить остался, да и регент Ягодов не за просто так. Чудом Иван
Семенович от них отделался. Теперь же — только для Зимарева Бориса Сергеевича
после чаю поет-играет. Однажды летом
на именинах у Артемия, старого Покровского дьякона, увидел Стратилатов его
племянницу-сиротку Надежду, такую тоненькую, беленькую, — и переполнилось его
естество. И лето, и осень, и всю зиму ухаживал. И спать перестал, все
ворочается. Знакомая вмешалась. Уговорила молоденькую. Тут-то и погнал
Стратилатов Агапевну со двора. Скоро уж все
знали, что есть у Стратилатова Надежда и что живут они как в настоящем браке.
Сходились чиновники из всех отделений суда — поздравить, похихикать да и
просто глазком взглянуть. Стратилатов и отшучивался, и дулся, а потом вышел из
себя: Надежду на место
Агапевны взял, не более того. Подняли его на смех, ведь улики налицо! Да тут
еще случай... За поздней
обедней к Всехсвятской церкви народ стекается дурочку Матрену послушать.
Рассказывает она как дети — радостно, запыхавшись — из житий и Евангелия. А
при Стратилатове — как раз [103] возвращался он от
поздней обедни — нескромный сон рассказала. Захохотал народ, во всю мочь
гоготал дьякон Прокопий, Иван Семенович выругался, плюнул — и прочь. А дьякон
со смехом: «А твоя Надерка шлюха гулящая!» — «А вот я тебя, дьякон, застрелю».
Иван Семенович быстро зашмыгал к дому и тут же — обратно, с большим грузинским
пистолетом, украшенным тонкою резьбою. Все притихло. Иван Семенович целится,
кажется, вот-вот спустит курок. Дьякон вдруг задрожал, высунул язык и словно на
перебитых ногах пошел прочь. А на следующий день съехал Стратилатов, в угоду
Надежде покинул дьяконский дом, перебрался на новую квартиру к соседу
Тарактееву. Тут разговорам и насмешкам конца
бы не было, да умы от него отворотил полицмейстер Жигановский. Решил монашек
женского Зачатьевского на чистую воду вывести. Сел в корзину как кавалер — их
по ночам монашки к себе на окна подымали. Да как глянули они в корзинку — со
страха и выпустили веревку, и убился Жигановский до смерти. А тут еще: чиновник
на спор тридцать девять чашек чаю выпил, взялся за сороковую, глаза выпучил, да
вдруг как хлынет вода из ушей, изо рта, из носа — и помер. И еще среди бела дня
гимназистка Вербова, исполняя приговор местного революционного комитета,
застрелила по ошибке вместо губернатора отставного полковника Аурицкого. В ту
же ночь арестован был и секретарь Лыков. Стратилатов торжествовал: ведь давно
знал, что неподкупный и неуклонный Лыков, державший голову повыше самого
прокурора, — революционер. И в канцелярии Лыков не сходил с
языка. За разговорами и не заметили, что в один прекрасный день Иван Семенович
не явился в канцелярию. Хватились только через три дня. Зимарев отыскал
Агапевну. После изгнания своего приютилась старая неподалеку от Ивана
Семеновича, чувствовала: быть беде! И впрямь, совратил полюбовник, Емельян
Прокудин, Надежду, ушла она с ним, да и полный воз добра нахапали. Ухватил
Прокудин и укладку с серебром. Стратилатов — не отдает, ну тот его и
«дерзнул». В больнице Стратилатов все
жаловался: «Кабы не болен, прямо бы в суд пошел». Сам забинтованный, на койке
лежит — ни повернуться, ни руку поднять. Рассказывали, мучился перед смертью,
томился. А ушел без наследников. Вещи назначили к распродаже. И пока жила при
них Агапевна. Совсем полоумной стала старуха: приляжет ночью на лежанку, а не
лежится, все ей слышится, будто Иван Семенович кличет: «Агапевна?» — «Я,
батюшка». [104] Крестовые сестры Повесть (1910)Петр
Алексеевич Маракулин сослуживцев своих весельем и беззаботностью заражал. Сам
— узкогрудый, усы ниточкою, лет уже тридцати, но чувствовал себя чуть ли не
двенадцатилетним. Славился Маракулин почерком, отчеты выводил букву за буквой:
строчит ровно, точно бисером нижет, и не раз перепишет, зато после — хоть на
выставку неси. И знал Маракулин радость: бежит другой раз поутру на службу, и
вдруг переполнит грудь и станет необыкновенно. Враз все
переменилось. Ждал к Пасхе Маракулин повышения и награду — а вместо того его со
службы выгнали. Пять лет заведовал Петр Алексеевич талонными книжками, и все
было в исправности, а затеяли директора перед праздником проверять — что-то не
сходится. Говорили потом — кассир, приятель Маракулина, «подчислил». Пытался
доказать Петр Алексеевич, что какая-то тут ошибка, — не слушали. И понял тогда
Маракулин: «Человек человеку бревно». Прогулял лето
без дела, позаложил вещи, пораспродал, сам пообдергался. И с квартиры пришлось
съехать. Поселился Петр Алексеевич в Бурковом доме, напротив Обуховской
больницы, где бродят люди в больничных халатах и мелькает красный крест белых
сестер, С парадного конца дома живут богатые: и хозяин Бурков, бывший губернатор,
и присяжный поверенный, и доктор медицины, и генеральша Холмогорова — «вошь»,
процентов одних ей до смерти хватит. С черного — квартиры маленькие. Тут и
сапожники, и портные, пекаря, банщики, парикмахеры и кого еще только нет.
Здесь и квартира хозяйки Маракулина, Адонии Ивойловны. Она — вдова, богатая,
любит блаженных и юродивых. Летом на богомолье уезжает, оставляя квартиру на
Акумовну, кухарку. По двору любят Акумовну: Акумовна на том свете была, ходила
по мукам — божественная! Из дома она — почти никуда, и все хочется ей на
воздух. Соседи у
Маракулина — братья Дамаскины: Василий Александрович, клоун, и Сергей
Александрович, что в театре танцует, ходит — земли не касается. А еще ближе —
две Веры. Вера Николаевна Кликачева, с Надеждинских курсов, бледненькая,
тоненькая, массажем зарабатывает, хочет на аттестат зрелости готовиться, чтобы
поступить в медицинский институт, а учиться трудно до слез, и ночью воет Вера,
словно петлей сдавленная. Верочка, Вера Ивановна Вехорева, — ученица
Театрального училища. Верочка нравилась Маракулину. Танцевала хорошо, читала с
голосом. Но поражала ее заносчивость, говорила, что она великая актриса,
кричала: «Я покажу, кто я, всему [105] миру». И
чувствовал Маракулин, это она заводчику Вакуеву показать хочет: содержал год, а
надоела — отправил в Петербург, учиться на тридцать рублей в месяц. Ночью
билась Верочка головой о стену. И Маракулин слушал в исступлении и всякую
«вошь» проклинал. На лето все разъехались, а осенью
— не вернулась Верочка. После видели ее на бульваре, с разными мужчинами. На ее
месте поселилась Анна Степановна, учительница гимназии, — мужем обобранная, обиженная,
брошенная. Осенью туго всем пришлось. Клоун Василий Александрович упал с
трапеции, ноги повредил, Анне Степановне жалованье оттягивали, у Маракулина —
работа кончилась. И вдруг — вызов ему из Москвы, от Павла Плотникова. Сам-то
Маракулин московский. Ехал — вспоминал. В те далекие годы Петр много
возился с Пашей, и Плотников его слушался как старшего. И позже, когда взрослый
Плотников пил и готов был выкинуть все что угодно, только Петр Алексеевич мог
унять безудержного приятеля. Подумал Маракулин и о матери, Евгении
Александровне: на могилу надо сходить. Вспомнил ее в гробу, — ему было тогда
десять лет, виден был ее крест на восковом лбу из-под белого венчика. Отец Жени служил фабричным
доктором у отца Плотникова, часто брал ее с собою. Насмотрелась Женя на
фабричную жизнь, душа переболела. Взялась помогать молодому технику Цыганову,
что для фабричных чтения устраивал, книжки подбирала. Раз, когда все сделала,
заторопилась домой. Да Цыганов вдруг бросился на нее и повалил на пол. Дома
ничего не сказала, ужас и стыд мучили. Себя во всем винила: Цыганов «просто
ослеп». И всякий раз, когда приходила к нему помочь, — повторялся тот вечер. И
молила его пощадить, не трогать, но он не хотел слышать. Через год исчез
Цыганов с фабрики, вздохнула было Женя, да тут точь-в-точь произошло то же
самое и в другой раз, только с братом ее, юнкером. И его молила, но и он не
хотел слышать. А когда через год брат из Москвы уехал — молодой доктор,
помощник отца, заменил брата. И три года она молчала. И себя винила. Отец,
глядя на нее, тревожился: не переутомилась ли? Уговорил поехать в деревню. И
там в Большой пост на Страстной неделе во вторник ушла она в лес и молилась
три дня и три ночи со всею жгучестью ужаса, стыда и муки. А в Великую пятницу
появилась в церкви, совсем нагая, с бритвою в руке. И когда понесли плащаницу,
стала себя резать, полагая кресты на лбу, на плечах, на руках, на груди. И
кровь ее лилась на плащаницу. С год пролежала в больнице, чуть
заметный шрамик остался на лбу, да и то под волосами не видно. И когда знакомый
отца, бухгал- [106] тер Маракулин
Алексей Иванович, объяснился ей — решилась, рассказала все без утайки. Он
слушал кротко и плакал, — любил ее. А сын помнил лишь: мать была странная. Всю ночь не
заснул Маракулин, лишь раз забылся на минуту, и приснился ему сон, будто
Плотников уговаривает: лучше жить без головы, и режет ему шею бритвой. А
приехал — горячка у Плотникова: «головы нет, рот на спине, и глаза на плечах.
Он — улей». А не то — король заполярного государства, управляет всем земным
шаром, хочет — влево вращает, хочет — вправо, то остановит, то пустит. Вдруг —
после месячного запоя — узнал Плотников Маракулина: «Петруша,
хвост-прохвост...» — и, шатнувшись к дивану, завалился спать на двое суток. А
мать — плачет и благодарит: «Исцелил его, батюшка!» Когда очнулся
Павел, потащил Маракулина в трактир, там за столиком признался: «Я в тебя,
Петруша, как в Бога верую, не заладится в делах — имя твое назову, — смотришь,
опять все по-старому». И таскал за собой, потом — на вокзал проводил. Уже в
вагоне вспомнил Маракулин: так и не успел на могиле матери побывать. И
какая-то тоска хлынула на него... Невесело
квартиранты встретили Пасху. Василий Александрович выписался из больницы, ходил
с трудом, будто без пяток. Вере Николаевне не до аттестата — доктор
посоветовал куда-то в Абастуман отправляться: с легкими неладно. Анна
Степановна с ног валилась, ждала увольнения и все улыбалась своею больной
страшной улыбкой. И когда Сергей Александрович с театром условие заключил о
поездке за границу, других стад звать: «Россия задыхается среди всяких Бурковых.
Всем за границу надо, хоть на неделю». — «А на какие мы деньги поедем?» —
улыбалась Анна Степановна. «Я достану денег, — сказал Маракулин, вспомнив о
Плотникове, — тысячу рублей достану!» И все поверили. И головы закружились.
Там, в Париже, найдут они все себе место на земле, работу, аттестат зрелости,
потерянную радость. «Верочку бы отыскать», — схватился вдруг Маракулин: сделается
она в Париже великою актрисой, и мир сойдет на нее. По вечерам
Акумовна гадала, и выходила всем большая перемена. «А не взять ли нам и
Акумовну?» — подмигивал Сергей Александрович. «Что ж, и поеду, воздухом
подышу!» И пришел
наконец ответ от Плотникова: через банк перевел Маракулину двадцать пять
рублей. И уехал Сергей Александрович с театром за границу, а Веру Николаевну и
Анну Степановну уговорил поселиться с Василием Александровичем в Финляндии, в
Тур-Киля, — за ним уход нужен. [107] С утра до вечера ходил Маракулин
по Петербургу из конца в конец, как мышь в мышеловке. И ночью приснилась ему
курносая, зубатая, голая: «В субботу, — стучит зубами, смеется, — мать будет в
белом!» В тоске смертельной проснулся Маракулин. Была пятница. И поледенел весь
от мысли: срок ему — суббота. И не хотел верить сну, и верил, и, веря, сам себя
приговаривал к смерти. И почувствовал Маракулин, что не вынесет, не дождется
субботы, и в тоске смертельной с утра, бродя по улицам, только и ждал ночи:
увидать Верочку, все рассказать ей и проститься. Беда его водила, метала с
улицы на улицу, путала, — это судьба, от которой не уйти. И ночь мотался —
пытался Верочку отыскать. И суббота наступила и уж подходила к концу, час
близился. И пошел Маракулин к себе: может, сон иное значит, что ж у Акумовны он
не спросил? Долго звонил и вошел уж с черного
хода. Дверь в кухню оказалась незапертой. Акумовна сидела в белом платке. «Мать
будет в белом!» — вспомнил Маракулин и застонал. Вскочила Акумовна и рассказала,
как полезла утром на чердак, белье там висело, да кто-то и запер. Вылезла на
крышу, чуть не соскользнула, кричать пытается — голоса нет. Хотела уж по
желобу спускаться, да дворник увидел: «Не лазь, — кричит, — отопру!» Маракулин свое рассказал. «Что
этот сон означает, Акумовна?» Молчит старуха. Часы на кухне захрипели,
отстукали двенадцать часов. «Акумовна? — спросил Маракулин. — Воскресенье настало?»
— «Воскресенье, спите спокойно». И, выждав, пока Акумовна угомонится, взял
Маракулин подушку и, как делают летние бурковские жильцы, положив ее на
подоконник, перевесился на волю. И вдруг увидел на мусоре и кирпичах вдоль
шкапчиков-ларьков зеленые березки, почувствовал, как медленно подступает,
накатывается прежняя его потерянная радость. И, не удержавшись, с подушкой
полетел с подоконника вниз. «Времена созрели, — услышал он как со дна колодца,
— наказание близко. Лежи, болотная голова». Маракулин лежал в крови с разбитым
черепом на Бурковом дворе. Михаил Петрович Арцыбашев 1878-1927Санин - Роман (1908)Герой
романа Владимир Санин прожил долгое время вне семьи, вероятно, поэтому он
легко овладевает нитями всех коллизий, которые замечает в родном доме и в знакомом
городе. Сестра Санина, красавица Аида, «тонкое и обаятельное сплетение изящной
нежности и ловкой силы», увлекается совсем недостойным ее офицером Зарудиным.
Некоторое время они даже встречаются к взаимному удовольствию с той небольшой
разницей, что после свиданий у Зарудина ровное хорошее настроение, а у Лиды
тоска и негодование на саму себя. Забеременев, она справедливо назовет его
«скотиной». Лида совсем не ждала от него предложения, но он не находит слов,
чтобы успокоить девушку, для которой стал первым мужчиной, и у нее возникает
желание покончить с собой. От необдуманного шага ее спасает брат: «Умирать не
стоит. Посмотри, как хорошо... Вон как солнце светит, как вода течет. Вообрази,
что после твоей смерти узнают, что ты умерла беременной: что тебе до того!..
Значит, ты умираешь не оттого, что беременна, а оттого, что боишься людей,
боишься, что они не дадут тебе жить. Весь ужас твоего несчастья не в том, что
оно несчастье, а в том, что ты ставишь его между собой и жизнью и думаешь, что
за ним уже ничего нет. На самом деле жизнь остается такою, как и была...» [109] Красноречивому Санину удается
убедить влюбленного в Лиду молодого, но робкого Новикова жениться на ней. Он
просит за нее у него прощения (ведь это только был «весенний флирт») и
советует, не думая о самопожертвовании, отдаться до конца своей страсти: «Ты
светел лицом, и всякий скажет, что ты святой, а потерять ровно ничего не
потерял, у Лиды остались те же руки, те же ноги, та же страсть, та же жизнь...
Приятно наслаждаться, зная, что делаешь святое дело!» Ума и деликатности в
Новикове оказывается достаточно, и Лида соглашается выйти за него замуж. Но тут оказывается, что и офицеру
Зарудину знакомы угрызения совести. Он является в дом, где всегда был хорошо
принят, но на этот раз его чуть было не выгоняют за дверь и вдогонку кричат,
чтобы больше не возвращался. Зарудин чувствует себя оскорбленным и решает
вызвать «главного обидчика» Санина на дуэль, но тот категорически отказывается
стреляться («Я не хочу никого убивать и еще больше не хочу быть убитым»).
Встретившись в городе на бульваре, они в очередной раз выясняют отношения, и
Санин укладывает Зарудина одним ударом кулака. Публичное оскорбление и ясное
понимание того, что ему никто не сочувствует, заставляют щеголеватого офицера
выстрелить себе в висок. Параллельно любовной истории Лиды
в тихом патриархальном городе развивается роман молодого революционера Юрия
Сварожича и юной учительницы Зины Карсавиной. К стыду своему, он вдруг осознает,
что любит женщину не до конца, что не способен отдаться могучему порыву
страсти. Овладеть женщиной, потешиться и бросить ее он не может, но жениться он
тоже не может, поскольку боится мещанского счастья с женой, детьми и
хозяйством. Вместо того чтобы порвать с Зиной, он кончает с собой. Перед
смертью он штудирует Екклезиаст, и «ясная смерть вызывает в его душе
беспредельную тяжелую злобу». Санин, поддавшись очарованию
Зининой красоты и летней ночи, объясняется ей в любви. По-женски она счастлива,
но ее мучают угрызения совести по утраченной «чистой любви». Она не
догадывается об истинной причине самоубийства Сварожича, ее не убеждают слова
Санина: «Человек — гармоничное сочетание тела и духа, пока оно не нарушено.
Естественно, его нарушает только приближение смерти, но мы сами разрушаем его
уродливым миросозерцанием... Мы заклеймили тела животностью, стали стыдиться
их, облекли в унизительную форму и создали однобокое существование... Те из
нас, которые слабы по существу, не замечают этого и влачат жизнь в цепях, но те,
которые слабы только вследствие связавшего их ложного взгляда на [110] жизнь и самих
себя, те — мученики: смятая сила рвется вон, тело просит радости и мучает их
самих. Всю жизнь они бродят среди раздвоений, хватаются за каждую соломинку в
сфере новых нравственных идеалов и в конце концов боятся жить, тоскуют, боятся
чувствовать...» Смелые мысли
Санина пугают местную интеллигенцию, учителей, врачей, студентов и офицеров,
особенно когда Владимир говорит, что .Сварожич «жил глупо, мучал себя по
пустякам и умер дурацкой смертью». Его мысли «нового человека» или даже
сверхчеловека разлиты по всей книге, во всех диалогах, в разговорах с сестрой,
матерью, многочисленными персонажами. Его возмущает христианство в той форме,
которая открылась человеку начала XX в. «По-моему, христианство сыграло в жизни
печальную роль... В то время, когда человечеству становилось уже совсем
невмоготу и уже немногого не хватало, чтобы все униженные и обездоленные
взялись за ум и одним ударом опрокинули невозможно тяжелый и несправедливый
порядок вещей, просто уничтожив все, что жило чужою кровью, как раз в это время
явилось тихое, смиренно мудрое, многообещающее христианство. Оно осудило
борьбу, обещало внутреннее блаженство, навеяло сладкий сон, дало религию непротивления
злу насилием и, выражаясь коротко, выпустило пар!.. На человеческую личность,
слишком неукротимую, чтобы стать рабом, надело христианство покаянную хламиду
и скрыло под ней все краски человеческого духа... Оно обмануло сильных, которые
могли бы сейчас, сегодня же, взять в руки свое счастье, и центр тяжести их
жизни перенесло в будущее, в мечту о несуществующем, о том, что никто из них не
увидит...» Санин — революционер ницшеанско-дионисийского толка — нарисован
автором книги как лицо весьма симпатичное и привлекательное. Для современного
слуха он ни циничен, ни груб, однако российская провинция, застоявшееся болото
косности и идеализма, его отторгает. [111] Александр Степанович Грин 1880-1932Алые паруса - феерия Повесть (1920-1921)Лонгрен,
человек замкнутый и нелюдимый, жил изготовлением и продажей моделей парусников
и пароходов. Земляки не очень жаловали бывшего моряка, особенно после одного
случая. Как-то во время жестокого шторма
лавочник и трактирщик Меннерс был унесен в своей лодке далеко в море.
Единственным свидетелем происходящего оказался Лонгрен. Он спокойно курил
трубку, наблюдая, как тщетно взывает к нему Меннерс. Лишь когда стало
очевидным, что тому уже не спастись, Лонгрен прокричал ему, что вот так же и
его Мери просила односельчанина о помощи, но не получила ее. Лавочника на шестой день подобрал
среди волн пароход, и тот перед смертью рассказал о виновнике своей гибели. Не рассказал он лишь о том, как пять
лет назад жена Лонгрена обратилась к нему с просьбой дать немного взаймы. Она
только что родила малютку Ассоль, роды были нелегкими, и почти все ее деньги
ушли на лечение, а муж еще не вернулся из плавания. Меннерс посоветовал не
быть недотрогой, тогда он готов помочь. Несчастная жен- [112] шина в непогоду
отправилась в город заложить кольцо, простудилась и умерла от воспаления
легких. Так Лонгрен остался вдовцом с дочерью на руках и не мог уже больше
ходить в море. Что бы там ни
было, а весть о таком демонстративном бездействии Лонгрена поразила жителей
деревни сильнее, чем если бы он собственными руками утопил человека.
Недоброжелательство перешло чуть ли не в ненависть и обратилось также на ни в
чем не повинную Ассоль, которая росла наедине со своими фантазиями и мечтами и
как будто не нуждалась ни в сверстниках, ни в друзьях. Отец заменил ей и мать,
и подруг, и земляков. Однажды, когда
Ассоль было восемь лет, он отправил ее в город с новыми игрушками, среди
которых была миниатюрная яхта с алыми шелковыми парусами. Девочка спустила
кораблик в ручей. Поток понес его и увлек к устью, где она увидела незнакомца,
державшего в руках ее кораблик. Это был старый Эгль, собиратель легенд и
сказок. Он отдал игрушку Ассоль и поведал о том, что пройдут годы и за ней на
таком же корабле под алыми парусами приплывет принц и увезет ее в далекую
страну. Девочка
рассказала об этом отцу. На беду, нищий, случайно слышавший ее рассказ, разнес
слух о корабле и заморском принце по всей Каперне. Теперь дети кричали ей
вслед: «Эй, висельница! Красные паруса плывут!» Так она прослыла полоумной. Артур Грэй,
единственный отпрыск знатной и богатой фамилии, рос не в хижине, а в родовом
замке, в атмосфере предопределенности каждого нынешнего и будущего шага. Это,
однако, был мальчик с очень живой душой, готовый осуществить свое собственное
жизненное предназначение. Был он решителен и бесстрашен. Хранитель их
винного погреба Польдишок рассказал ему, что в одном месте зарыты две бочки
аликанте времен Кромвеля и цвет его темнее вишни, а густое оно, как хорошие
сливки. Бочки сделаны из черного дерева, и на них двойные медные обручи, на
которых написано: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». Это вино никто не
пробовал и не попробует. «Я выпью его, — сказал Грэй, топнув ногой, и сжал
ладонь в кулак: — Рай? Он здесь!..» При всем том
он был в высшей степени отзывчив на чужую беду, и его сочувствие всегда
выливалось в реальную помощь. В библиотеке
замка его поразила картина какого-то знаменитого мариниста. Она помогла ему
понять себя. Грэй тайно покинул дом и поступил на шхуну «Ансельм». Капитан Гоп
был добрым человеком, но суровым моряком. Оценив ум, упорство и любовь к морю
молодого матроса, Гоп решил «сделать из щенка капитана»: познакомить с [113] навигацией,
морским правом, лоцией и бухгалтерией. В двадцать лет Грэй купил трехмачтовый
галиот «Секрет» и плавал на нем четыре года. Судьба привела его в Лисс, в
полутора часах ходьбы от которого находилась Каперна. С наступлением темноты вместе с
матросом Летикой Грэй, взяв удочки, отплыл на лодке в поисках подходящего для
рыбной ловли места. Под обрывом за Каперной они оставили лодку и развели костер.
Летика отправился ловить рыбу, а Грэй улегся у костра. Утром он пошел
побродить, как вдруг в зарослях увидел спящую Ассоль. Он долго разглядывал
поразившую его девушку, а уходя, снял с пальца старинное кольцо и надел на ее
мизинец. Затем они с Летикой дошли до
трактира Меннерса, где теперь хозяйничал молодой Хин Меннерс. Он рассказал,
что Ассоль — полоумная, мечтающая о принце и корабле с алыми парусами, что ее
отец — виновник гибели старшего Меннерса и ужасный человек. Сомнения в
правдивости этих сведений усилились, когда пьяный угольщик заверил, что
трактирщик врет. Грэй и без посторонней помощи успел кое-что понять в этой
необыкновенной девушке. Она знала жизнь в пределах своего опыта, но сверх того
видела в явлениях смысл иного порядка, делая множество тонких открытий, непонятных
и ненужных жителям Каперны. Капитан во многом был и сам таким
же, немного не от мира сего. Он отправился в Лисс и отыскал в одной из лавок
алый шелк. В городе он встретил старого знакомого — бродячего музыканта Циммера
— и попросил к вечеру прибыть на «Секрет» со своим оркестром. Алые паруса привели в недоумение
команду, как и приказ продвинуться к Каперне. Тем не менее утром «Секрет»
вышел под алыми парусами и к полудню уже был в виду Каперны. Ассоль была потрясена зрелищем
белого корабля с алыми парусами, с палубы которого лилась музыка. Она
бросилась к морю, где уже собрались жители Каперны. Когда появилась Ассоль, все
смолкли и расступились. От корабля отделилась лодка, в которой стоял Грэй, и
направилась к берегу. Через некоторое время Ассоль уже была в каюте. Все
совершилось так, как предсказывал старик. В тот же день открыли бочку
столетнего вина, которое никто и никогда еще не пил, а наутро корабль был уже
далеко от Каперны, унося поверженный необыкновенным вином Грэя экипаж. Не спал
только Циммер. Он тихо играл на своей виолончели и думал о счастье. [114] Бегущая по волнам - Роман (1928)Вечером
у Стерса играли в карты. Среди собравшихся был Томас Гарвей, молодой человек,
застрявший в Лиссе из-за тяжелой болезни. Во время игры Гарвей услышал женский
голос, отчетливо произнесший: «Бегущая по
волнам». Причем остальные игроки ничего не услышали. Днем раньше из
окна харчевни Гарвей наблюдал, как с парохода сошла девушка, державшаяся так,
будто была одарена тайной подчинять себе обстоятельства и людей. Наутро Томас
отправился выяснять, где остановилась поразившая его незнакомка, и узнал, что
зовут ее Биче Сениэль. Ему почему-то
виделась связь между незнакомкой и вчерашним происшествием за картами. Эта
догадка окрепла, когда в порту он увидел судно с легкими обводами и на борту
его надпись: «Бегущая по волнам». Капитан Гез,
неприветливый и резкий человек, отказался взять Гарвея пассажиром без
разрешения владельца — некоего Брауна. С запиской
Брауна капитан принял Гарвея почти что любезно, познакомил со своими
помощниками Синкрайтом и Бутлером, которые произвели неплохое впечатление, в
отличие от остальной команды, похожей больше на сброд, чем на моряков. Во время
плавания Томас узнал, что судно построено Нэдом Сениэлем. Портрет его дочери
Биче Сениэль Гарвей уже видел на столе в каюте капитана. Гез купил корабль,
когда Нэд разорился. В Дагоне на
борт поднялись три женщины. Гарвею не хотелось принимать участие в начавшемся у
капитана веселье, и он остался у себя. Через некоторое время, услышав крики
одной из женщин и угрозы пьяного капитана, Гарвей вмешался и, защищаясь,
свалил капитана ударом в челюсть. В бешенстве
Гез приказал посадить его в шлюпку и пустить ее в открытое море. Когда шлюпку
уже относило от борта, закутанная с ног до головы женщина ловко перескочила к
Гарвею. Под градом насмешек они отчалили от корабля. Когда
незнакомка заговорила, Гарвей понял, что именно этот голос он услышал на
вечеринке у Стерса. Девушка назвалась Фрези Грант и велела Гарвею держать курс
на юг. Там его подберет судно, идущее в Гель-Гью. Взяв с него слово никому о
ней не рассказывать, в том числе и Биче Сениэль, Фрези Грант сошла на воду и
унеслась вдаль по волнам. [115] К полудню Гарвею действительно
встретился «Нырок», идущий в Гель-Гью. Здесь, на судне, Гарвей снова услышал о
Фрези Грант. Однажды при совершенно спокойном море поднявшаяся волна опустила
фрегат ее отца вблизи необычайной красоты острова, причалить к которому не было
возможности. Фрези, однако, настаивала, и тогда молодой лейтенант вскользь
заметил, что девушка так тонка и легка, что смогла бы добежать по воде. В ответ
она спрыгнула на воду и легко побежала по волнам. Тут опустился туман, а когда
он рассеялся, не видно было ни острова, ни девушки. Говорят, она стала являться
потерпевшим кораблекрушение. Гарвей слушал легенду с особым
вниманием, но это заметила только Дэзи, племянница Проктора. Наконец «Нырок»
подошел к Гель-Гью. Город был во власти карнавала. Гарвей пошел вместе с
пестрой толпой и оказался около мраморной фигуры, на постаменте которой была
надпись: «Бегущая по волнам». Город, оказывается, был основан
Вильямсом Гобсом, потерпевшим крушение сто лет назад в окрестных водах. А
спасла его фрези Грант, прибежавшая по волнам и назвавшая курс, выведший Гобса
к пустынному тогда берегу, где он и обосновался. Тут Гарвея окликнула какая-то
женщина и сообщила, что в театре его ждет особа в желтом платье с коричневой
бахромой. Не сомневаясь, что это Биче Сениэль, Гарвей поспешил в театр. Но
женщиной, одетой, как было сказано, оказалась Дэзи. Она была разочарована тем,
что Гарвей назвал ее именем Биче, и быстро ушла. Через минуту Гарвей увидел
Биче Сениэль. Она привезла деньги и теперь искала встречи с Гезом, чтобы
выкупить судно. Гарвею удалось узнать, в какой гостинице остановился Гез.
Наутро он отправился туда вместе с Бутлером. Они поднялись к капитану. Гез
лежал с простреленной головой. Сбежался народ. Вдруг привели
Биче Сениэль. Оказалось, что накануне капитан был сильно пьян. Утром к нему
пришла барышня, а потом прогремел выстрел. Девушку задержали на лестнице. Но
тут заговорил Бутлер и признался, что это он убил Геза. У него был свой счет с
мошенником. Оказывается, «Бегущая по волнам» везла груз опия, и Бутлеру
причиталась значительная часть дохода, но капитан обманул его. Геза он в номере не застал, а
когда тот появился с дамой, Бутлер спрятался в шкаф. Но свидание окончилось
безобразной сценой, и, чтобы избавиться от Геза, девушка выпрыгнула из окна на
лестничную площадку, где ее потом и задержали. Когда Бутлер выбрался из [116] шкафа, капитан
накинулся на него, и Бутлеру не оставалось ничего другого, как убить его. Узнав правду о
корабле, Биче распорядилась продать оскверненное судно с аукциона. Перед
расставанием Гарвей рассказал Биче о своей встрече с Фрези Грант. Биче вдруг
стала настаивать, что рассказ его — легенда. Гарвей же подумал, что Дэзи
отнеслась бы к его рассказу с полным доверием, и с сожалением вспомнил, что
Дэзи помолвлена. Прошло
какое-то время. Однажды в Леге Гарвей повстречал Дэзи. Она рассталась с женихом,
и в рассказе ее об этом не чувствовалось сожаления. Вскоре Гарвей и Дэзи
поженились. Их дом на берегу моря посетил доктор Филатр. Он рассказал о
судьбе судна «Бегущая по волнам», обветшавший корпус которого он обнаружил
возле пустынного острова. Как и при каких обстоятельствах экипаж покинул судно,
так и оставалось загадкой. Видел филатр и
Биче Сениэль. Она была уже замужем и передала для Гарвея коротенькое письмо с
пожеланием счастья. Дэзи, по ее
словам, ожидала, что в письме будет признано право Гарвея видеть то, что он
хочет. Дэзи Гарвей говорит от липа всех: «Томас Гарвей, вы
правы. Все было так, как вы рассказали. Фрези Грант! Ты существуешь! Отзовись!» «Добрый вечер,
друзья! — услышали мы с моря. — Я тороплюсь, я бегу...» Андрей Белый 1880-1934Серебряный голубь - Роман (1911)В
золотое утро жаркого, душного, пыльного Троицына дня идет по дороге к славному
селу Целебееву Дарьяльский, ну тот самый, что уж два года снимал Федорову избу
да часто хаживал к товарищу своему, целебеевскому дачнику Шмидту, который дни и
ночи проводит за чтением философических книг. Теперь в соседнем Гуголеве живет
Дарьяльский, в поместье баронессы Тодрабе-Граабен — внучка ее Катя, невеста
его. Три дня, как обручились, хоть и не нравится старой баронессе простак и
бобыль Дарьяльский. Идет Дарьяльский в Целебеевскую церковь мимо пруда — водица
в нем ясная, голубая, — мимо старой березы на берегу; тонет взором в сияющей —
сквозь склоненные ветви, сквозь сверкающую кудель паука — глубокой небесной
сини. Хорошо! Но и странный страх закрадывается в сердце, и голова кружится от
бездны голубой, и бледный воздух, коли приглядеться, вовсе черен. В храме — запах ладана,
перемешанный с запахом молодых берез, мужицкого пота и смазных сапог. Дарьяльский
приготовился слушать службу — и вдруг увидел: пристально смотрит на него баба в
красном платке, лицо безбровое, белое, все в рябинах. Рябая баба, ястреб
оборотнем проникает в его душу, тихим смехом и сладким покоем входит в
сердце... [118] Из церкви все
уже вышли. Баба в красном платке выходит, за ней столяр Кудеяров. Странно так
взглянул на Дарьяльского, маняще и холодно, и пошел с бабой рябой, работницей
своей. В глубине лога Прячется изба Митрия Мироновича Кудеярова, столяра.
Мебель он делает, и из Лихова, и из Москвы заказывают у него. Днем работает, по
вечерам к попу Вуколу ходит — начитан столяр в писании, — а по ночам странный
свет сквозь ставни избы кудеяровской идет — то ли молится, то ли с работницей своей Матреной милуется
столяр, и гости-странники по тропинкам протоптанным в дом столяра приходят... Не зря, видно,
ночами молились Кудеяр и Матрена, благословил их господь стать во главе новой
веры, голубиной, тоись, духовной, — почему и называлось согласие ихнее согласием
Голубя. И уже объявилась верная братия по окрестным селам и в городе Лихове, в
доме богатейшего мукомола Луки Силыча Еропегина, но до поры не открывал себя
голубям Кудеяр. Вера голубиная должна была явить себя В некоем таинстве,
духовное дитя должно было народиться на свет. Но для того надобен был человек,
который был в силах принять на себя свершение таинств сих. И выбор Кудеяра пал
на Дарьяльского. В Духов день вместе с нищим Абрамом, вестником лиховских
голубей, пришел Кудеяр в Лихов, в дом купца Еропегина, к жене его Фекле
Матвеевне. Сам-то Лука Силыч два дня находился в отъезде и не ведал, что дом
его превратился в приход голубиный, только чувствовал, неладное что-то в доме,
шорохи, шептания поселились в нем, да Пусто ему становилось от вида Феклы
Матвеевны, дебелой бабы, «тетехи-лепехи». Чах он в доме и слаб становился, и
снадобье, которое тайно подсыпала ему в чай жена по научению столяра, видно, не
помогало. К полуночи
собралась голубиная братия в бане, Фекла Матвеевна, Аннушка-голубятня, ее экономка,
старушки лиховские, мещане, медиик Сухоруков. Стены березовыми ветками
украшены, стол покрыт бирюзовым атласом с красным нашитым посредине бархатным
сердцем, терзаемым серебряным бисерным голубем, — ястребиный у голубя вышел в
рукоделии том клюв; над оловянными светильниками сиял водруженный тяжелый
серебряный голубь. Почитает столяр молитвы,
обернется, прострет руки над прибранным столом, закружится в хороводе
братия, оживет на древке голубь, загулькает, слетит на стол, цапает коготками
атлас и клюет изюминки... День провел в
Целебееве Дарьяльский. Ночью через лес возвращается он в Гутолево, плутает,
блуждает, охваченный страхами ночными, и будто видит перед собой глаза волчьи,
зовущие косые глаза Матре- [119] ны, ведьмы рябой.
«Катя, ясная моя Катя», — бормочет он, бежит от наваждения. Целую ночь
ждала Дарьяльского Катя, пепельные локоны спадают на бледное личико, явственно
обозначились синие круги под глазами. И старая баронесса замкнулась в гордом молчании,
рассержена на внучку. В молчании пьют чай, старый лакей Евсеич прислуживает. А
Дарьяльский входит легкий и спокойный, будто и не было вчерашнего и
пригрезились беды. Но обманчива эта легкость, проснется взрытая взглядом бабы
гулящей душевная глубина, утянет в бездну; разыграются страсти... Тройка, будто черный большой,
бубенцами расцвеченный куст, бешено выметнулась из лозин и замерла у крыльца
баронессиного дома. Генерал Чижиков — тот, что комиссионерствует для купцов и о
ком поговаривают, будто не Чижиков он, а агент третьего отделения Матвей
Чижов, — и Лука Силыч Еропегин пожаловали к баронессе. «Зачем это гости
приехали», — думает Дарьяльский, глядит в окно, — еще одна фигурка
приближается, нелепое существо в серой фетровой шляпе на маленькой, словно
приплюснутой головке. Однокашник его Семен Чухолка, всегда появлялся он в
дурные для Дарьяльского дни. Еропегин баронессе векселя предъявляет, говорит,
что не стоят больше ничего ценные ее бумаги, уплаты требует. Разорена
баронесса. Вдруг странное существо с совиным носиком вырастает перед ней —
Чухолка. «Вон!» — кричит баронесса, но в дверях уже Катя, и Дарьяльский в гневе
подступает... Пощечина звонко щелкнула в воздухе, разжалась баронессина рука у
Петра на щеке... Казалось, провалилась земля между этими людьми и все бросились
в зияющую бездну. Прощается Дарьяльский с местом любимым, уже никогда здесь не
ступит его нога. В Целебееве Дарьяльский, шатается, пьет, про Матрену,
работницу столяра, выспрашивает. Наконец, у старого дуба дуплистого повстречался
с ней. Взглянула глазами косыми, заходить пригласила. А к дубу уже другой
человек идет. Нищий Абрам с оловянным голубем на посохе. Рассказывает о голубях
и вере голубиной Дарьяльскому. «Ваш я», — отвечает Дарьяльский. Лука Силыч Еропегин возвращался в
Лихов, домой, о прелестях Аннушки, экономки своей, мечтал. Стоял на перроне,
посматривал все он искоса на пожилого господина, сухого, поджарого, — спина
стройная, прямая, как у юноши. В поезде представился ему господин, Павел
Павлович Тодрабе-Граабен, сенатор, по делу сестры своей, баронессы Граабен,
приехал. Как ни юлит Лука Силыч, понимает, с сенатором ему не сладить и
баронессиных денег не видать. К дому подходит хмурый, а ворота заперты. Видит
Еропегин: неладно в доме. [120] Жену, которая к
целебеевской попадье хотела поехать, отпустил, сам комнаты обошел да в женином
сундуке предметы голубиных радений обнаружил: сосуды, длинные, до полу, рубахи,
кусок атласу с терзающим сердце серебряным голубем. Аннушка-голубятня входит,
обнимает нежно, ночью обещает все рассказать. А ночью зелье подмешала ему в
рюмку, хватил удар Еропегина, речи лишился он. Катя с
Евсеичем письма шлет в Целебеево, — скрывается Дарьяльский; Шмидт, в своей даче
живущий среди книг философических, по астрологии и каббале, по тайной
премудрости, смотрит гороскоп Дарьяльского, говорит, что ему грозит беда; Павел
Павлович от бездны азиатской зовет назад, на запад, в Гуголево, — Дарьяльский
отвечает, что идет на Восток. Все время проводит с бабой рябой Матреной, все
ближе становятся они. Как взглянет на Матрену Дарьяльский — ведьма она, но
глаза ясные, глубокие, синие. Уезжавший из дома столяр вернулся, застал
любовников. Раздосадован он, что сошлись они без него, а пуще злится, что
крепко влюбилась Матрена в Дарьяльского. Положит руку на грудь Матрены, и луч
золотой входит в ее сердце, и плетет столяр золотую кудель. Запутались в
золотой паутине Матрена и Дарьяльский, не вырваться из нее... Помощником
работает Дарьяльский у Кудеяра, в избе кудеяровской любятся они с Матреной и
молятся со столяром ночами. И будто из тех духовных песнопений дитя рождается,
оборачивается голубем, ястребом бросается на Дарьяльского и грудь рвет ему...
Тяжело становится у Дарьяльского на душе, задумывается он, вспоминает слова
Парацельса, что опытный магнетизер может использовать людские любовные силы
для своих целей. А к столяру гость приехал, медник Сухоруков из Лихова. Во
время молений все казалось Дарьяльскому, что трое их, но кто-то четвертый
вместе с ними. Увидел Сухорукова, понял: он четвертый и есть. В чайной
шушукаются Сухоруков со столяром. Это медник зелье Аннушке для Еропегина
принес. Столяр жалуется, что слаб оказался Дарьяльский, а отпускать его нельзя.
А Дарьяльский с Евсеичем разговаривает, косится на медника и столяра,
прислушивается к шепоту их, решает ехать в Москву. На другой день
едет Дарьяльский с Сухоруковым в Лихов. Следит за медником, сжимает Дарьяльский
в руке трость и ощупывает бульдог в кармане. Сзади на дрожках кто-то скачет за
ними, и Дарьяльский гонит телегу. На поезд московский он опаздывает, в
гостинице мест нет. В кромешной тьме ночной сталкивается с медником и идет
ночевать в еропегинский дом. Немощный старик Еропегин, силящийся все что-то
сказать, кажется ему самой смертью, Аннушка-голубят- [121] ня говорит, что
будет спать он во флигеле, проводит его в баню и закрывает дверь на ключ.
Спохватывается Дарьяльский, а пальто с бульдогом в доме оставил. И вот
топчутся у дверей четверо мужиков и ждут чего-то, поскольку были они людьми.
«Входите же!» — кричит Дарьяльский, и они вошли, ослепительный удар сбил
Дарьяльского. Слышались вздохи четырех сутулых сросшихся спин над каким-то
предметом; потом явственный такой будто хруст продавленной груди, и стало
тихо... Одежду сняли, тело во что-то
завернули и понесли. «Женщина с распущенными волосами шла впереди с
изображением голубя в руках». Петербург - Роман (1913)Аполлон
Аполлонович Аблеухов сенатор весьма почтенного рода: он имеет своим предком
Адама. Впрочем, если говорить о временах не столь отдаленных, то во времена
царствования Анны Иоанновны киркиз-кайсацкий мирза Аб-Лай поступил на русскую
службу, был назван в крещении Андрей и получил прозвище ухов. Доводился он прапрадедом Аполлону
Аполлоновичу. Аполлон Аполлонович готовится
ехать в Учреждение, он главой был Учреждения и оттуда циркуляры отправлял по
всей России. Циркулярами он управлял. Аполлон Аполлонович уже встал,
обтерся одеколоном, записал в «Дневнике» — который издан будет после его смерти
— в голову пришедшую мысль. Он откушал кофию, осведомился о сыне и, узнав, что
сын его Николай Аполлонович еще не вставал, — поморщился. Каждое утро сенатор
расспрашивал о сыне и каждое утро морщился. Разобрал корреспонденцию и в
сторону отложил, не распечатав, пришедшее из Испании письмо от жены своей Анны
Петровны. Два с половиною года назад супруги расстались, уехала Анна Петровна с
итальянским певцом. Молодцеватый, в черном цилиндре,
в сером пальто, на ходу натягивая черную перчатку, сбегает Аполлон Аполлонович
с крыльца и садится в карету. Карета полетела на Невский.
Полетела в зеленоватом тумане вдоль в бесконечность устремившегося проспекта,
мимо кубов домов со [122] строгой
нумерацией, мимо циркулирующей публики, от которой надежно огражден был
Аполлон Аполлонович четырьмя перпендикулярными стенками. Сенатор не любил
открытых пространств, не мог выносить зигзагообразных линий. Ему нравилась
геометрическая правильность кубов, параллелепипедов, пирамид, ясность прямых,
распланированность петербургских проспектов. Встающие в тумане острова, в
которые вонзались стрелы проспектов, вызывали у него страх. Житель островов,
разночинный, фабричный люд, обитатели хаоса, считал сенатор, угрожают
Петербургу. Из огромного
серого дома на семнадцатой линии Васильевского острова, спустившись по черной,
усеянной огуречными корками лестнице, выходит незнакомец с черными усиками. В
руках узелок, который он бережно держит. Через Николаевский мост идет в потоке
людей — синих теней в сумраке серого утра — тень незнакомца в Петербург.
Петербург он давно ненавидел. На перекрестке
остановилась карета... Вдруг. Испуганно поднял руки в перчатках Аполлон
Аполлонович, как бы стараясь защитить себя, откинулся в глубину кареты,
ударился о стенку цилиндром, обнажил голый череп с огромными оттопыренными
ушами. Пламенеющий, уставленный на него взгляд вплотную с каретой шедшего
разночинца пронзил его. Пролетела
карета. Незнакомец же дальше был увлечен потоком людским. Протекала по
Невскому пара за парой, слов обрывки складывались в фразы, заплеталась невская
сплетня: «Собираются...», «Бросить...», «В кого же...», «В Абл...». Провокация
загуляла по Невскому, провокацией обернулись слова в незнакомце, провокация
была в нем самом. «Смотрите, какая смелость, Неуловимый», — услышал незнакомец
у себя за спиной. Из осенней
промозглости в ресторанчик входит незнакомец. Аполлон
Аполлонович в этот день был как-то особенно сосредоточен. Разыгрались праздные
мысли, завелась мозговая игра. Вспоминает, что видел он незнакомца у себя в доме.
Из мозговой игры сенатора, из эфемерного бытия вышел незнакомец и утвердился в
реальности. Когда
незнакомец исчез в дверях ресторанчика, два силуэта показались; толстый,
высокий, явно выделявшийся сложением и рядом паршивенькая фигурка низкорослого
господинчика с огромной бородавкой на лице. Долетали отдельные фразы их
разговора: «Сенатору Аблеухову издать циркуляр...», «Неуловимому же
предстоит...», «Николаю Аполлоновичу предстоит...», «Дело поставлено как
часовой механизм...», «Получали бы жалованье». [123] В дверях заведения показалась
фигура неприятного толстяка, незнакомец обернулся, особа дружески помахала ему
котиковой шапкой. «Александр Иванович..», «Липпанченко». Особа присаживается
за стол. «Осторожнее», — предупреждает его незнакомец, заметив, что толстяк
хочет положить свой локоть на газетный лист: лист накрывал узелочек. Губы
Липпанченко задрожали. Опасный узелочек просит он отнести на хранение к Николаю
Аполлоновичу Аблеухову, а заодно и письмецо передать. Два с половиною года уже не
встречается с отцом Николай Аполлонович за утренним кофе, не пробуждается
раньше полудня, ходит в бухарском халате, татарских туфельках и ермолке.
Впрочем, по-прежнему читает он Канта и умозаключает, строит цепи логических
предпосылок. С утра получил он коробку от костюмера: в коробке атласное
красное домино. В петербургский сырой сумрак, накинув на плечи николаевку,
отправляется Николай Аполлонович. Под николаевкой выглядывает кусок красного
атласа. Воспоминания о неудачной любви охватили его, вспомнилась та туманная
ночь, когда чуть он не бросился с моста в темные воды и когда созрел в нем план
дать обещание одной легкомысленной партии. В подъезд дома на Мойке входит
Николай Аполлонович и остается в подъездной темноте. Женская тень, уткнув лицо
в муфточку, пробегает вдоль Мойки, входит в подъезд. Дверь открывает служанка
и вскрикивает. В прорезавшей темноту полосе света — красное домино в черной
маске. Выставив маску вперед, домино протягивает кровавый рукав. И когда дверь
захлопнулась, дама видит лежащую у двери визитную карточку: череп с костями
вместо дворянской короны и модным шрифтом набранные слова — «Жду вас в
маскараде там-то, такого-то числа. Красный шут». В доме на Мойке живет Софья
Петровна Лихутина, замужем она за подпоручиком Сергеем Сергеевичем Лихутиным;
Николай Аполлонович был шафером на ее свадьбе. Николай Аполлонович часто бывал
в этом доме, куда приходил и хохол Липпанченко, и курсистка Варвара
Евграфовна, тайно влюбленная в Аблеухова. Вид благородный Николая Аполлоновича
увлек вначале Софью Петровну, но за античной маской открылось в нем вдруг
что-то лягушачье. Софья Петровна и любила и ненавидела Аблеухова, привлекая,
отталкивала от себя и однажды в гневе назвала Красным шутом. Аблеухов
приходить перестал. Утром незнакомец с усиками
приходит к Николаю Аполлоновичу. Визит не слишком приятен Аблеухову, помнит он
опрометчиво данное обещание, думает отказаться, но все как-то не выходит. А
незна- [124] комец узелок
просит взять на хранение, разоткровенничался, жалуется на бессонницу,
одиночество. Вся Россия знает его как Неуловимого, да сам-то он заперт в своей
квартирке на Васильевском острове, никуда не выходит. После ссылки Якутской с
особой одной повстречался он в Гельсингфорсе и зависит теперь от особы. Приезжает Аполлон Аполлонович,
сын представляет ему студента университета Александра Ивановича Дудкина. В нем
узнает Аполлон Аполлонович вчерашнего разночинца. По Петербургу катится гул. Будет
митинг. С известием о митинге к Софье Петровне приезжает Варвара Евграфовна и
просит передать письмо Николаю Аполлоновичу Аблеухову, с которым, по слухам,
должна встретиться Софья Петровна на балу у Цукатовых. Николай Аполлонович
знал, что Софья Петровна будет на митинге. Всегда всех на митинги водит Варвара
Евграфовна. В николаевке, надетой поверх красного домино, бросается он в
петербургский сумрак. Вырвавшись из душного зала, где
выступали ораторы и раздавались крики «Забастовка!», бежит к себе домой Софья Петровна.
На мосту видит она: ей навстречу устремилось красное домино в черной маске. Но
в двух шагах от Софьи Петровны подскальзывается и падает красное домино,
обнаруживая светло-зеленые панталонные штрипки. «Лягушонок, урод, красный шут»,
— кричит Софья Петровна и в гневе шута награждает пинками. Домой она прибегает
расстроенная и в порыве рассказывает все мужу. Сергей Сергеевич пришел в
страшное волнение и, бледный, сжимая кулаки, расхаживал по комнате. Ехать на
бал к Цукатовым он запретил. Обиделась Софья Петровна. В обиде на мужа и на
Аблеухова распечатала она письмо, принесенное Варварой Евграфовной, прочла и
задумала отомстить. В костюме госпожи Помпадур,
несмотря на запрещение мужа, приехала Софья Петровна на бал. Приехал и Аполлон
Аполлонович. Ждали масок. И вот появляется красное домино, а потом и другие
маски. Приглашает мадам Помпадур красное домино на танец, и в танце она вручает
письмо. Не узнает Софью Петровну Аблеухов. В комнате угловой он срывает
конверт, поднимает маску и обнаруживает себя. Скандал. Красное домино —
Николай Аблеухов. И уже низкорослый господинчик с бородавкой сообщает об этом
Аполлону Аполлоновичу. Выбежав из подъезда, в переулке
при свете фонаря Аблеухов снова читает письмо. Он не верит глазам. Поминают ему
данное обещание, предлагают взорвать собственного отца бомбой с часовым механизмом,
что в виде сардинницы хранится в переданном ему узелочке. А тут низкорослый
господинчик подходит, с собой увлекает, ведет в ка- [125] бачок. Сначала
представляется незаконнорожденным сыном Аполлона Аполлоновича, а затем Павлом
Яковлевичем Морковиным, агентом охранного отделения. Говорит, что, если не
выполнит Николай Аполлонович требования, в письме изложенного, он его арестует. Сергей Сергеевич Лихутин, когда
уехала на бал, несмотря на запрещение, Софья Петровна, решает покончить с
собой. Он сбрил усы и побрил шею, мылом намазал веревку, к люстре ее
прикрепил и взобрался на стул. В дверь позвонили, в этот момент он шагнул со
стула и... упал. Недоповесился. Унижением еще большим обернулось для
подпоручика Лихутина самоубийство. Таким обнаружила его Софья Петровна. Она
склонилась над ним и тихонько заплакала. Аполлон Аполлонович про себя
твердо решил, что сын его отъявленный негодяй; скандал на балу, то есть
появление Николая Аполлоновича в красном домино, заставляет его решиться на
выяснение отношений. Но в последний момент Аполлон Аполлонович узнает о приезде
Анны Петровны и неожиданно для себя только это и сообщает сыну и смотрит не с
ненавистью, а с любовью. Еще мгновение, и Николай Аполлонович в раскаянии
бросился бы в ноги отцу, но, заметив его движение, Аполлон Аполлонович вдруг в
гневе указывает на дверь и кричит, что Николай Аполлонович больше не сын ему. У себя в комнате Николай
Аполлонович достает сардинницу, сардинницу ужасного содержания. Без сомнений,
ее следует выбросить в Неву, но пока... пока хотя бы отсрочить ужасное событие,
двадцать раз повернув ключ часового механизма. Александр Иванович просыпается
разбитым и больным. С трудом он поднимается и выходит на улицу. Здесь налетает
на него взволнованный и возмущенный Николай Аполлонович. Из его сбивчивых
объяснений Дудкину становится понятно, для кого предназначена «сардинница
ужасного содержания», вспоминает и письмо, которое забыл передать Николаю Аполлоновичу
и попросил это сделать Варвару Евграфовну. Александр Иванович уверяет
Аблеухова в том, что произошло недоразумение, обещает все уладить и просит
немедленно выкинуть сардинницу в Неву. Странное слово «енфраншиш» бьется
в голове Александра Ивановича. Он приходит в маленький домик с садиком. Дачка
окнами выходила на море, в окно бился куст. Его встречает хозяйка Зоя
Захаровна Флейш. Она разговаривает с каким-то французом. Из соседней комнаты
раздается пение. Зоя Захаровна объясняет, что это перс Шишнарфиев. Фамилия
показалась Дудкину знакомой. Приходит Липпанченко, на Дудкина смотрит он
пренебрежительно, даже брезгливо. Беседует с французом, ждать заставляет
разговора с собой. [126] Как сановная
особа обращается он с Александром Ивановичем. И власть теперь у особы. Дудкин
отстранен, нет у него влияния, он полностью от особы зависит, а особа не
стесняется ему угрожать. Дудкин возвращается домой. На лестнице его встречает
темнота и странные гени у двери квартиры. В комнате ждет его гость, Шишнарфиев,
уверяет, что Петербург, город на болоте, на самом деле царство мертвых; напоминает о
встрече в Гельсингфорсе, когда Александр Иванович высказывался за разрушение
культуры, говорил, что сатанизм заменит собой христианство. «Енфраншиш!» —
восклицает Дудкин. «Ты звал меня, вот я и пришел», — отвечает голос. Перс
утончается, превращается в силуэт, затем просто исчезает и говорит уже как
будто из самого Александра Ивановича. Вот с кем заключил договор он в Гельсингфорсе,
а Липпанченко был лишь образом этих сил. Но теперь Дудкин знает, как он
поступит с Липпанченко. Тяжелозвонкое
скаканье раздается за окном. В комнату входит Медный всадник. Он кладет руку на
плечо Дудкину, ломая ключицу: «Ничего: умри, потерпи», — и проливается
раскаленным металлом в его жилы. Нужно найти
металлическое место, утром понимает Дудкин, идет в магазинчик и покупает
ножницы... На улице
Николай Аполлонович встречает Лихутина. Тот в штатском, бритый, без усов; за
собой увлекает его, везет домой для объяснений, втаскивает Аблеухова в
квартиру, в заднюю вталкивает комнату. Сергей Сергеевич нервно расхаживаег,
кажется, он прибьет сейчас Аблеухова. Николай Аполлонович жалко
оправдывается... В то утро
Аполлон Аполлонович не поехал в Учреждение. В халате, с тряпкой в руках,
вытирающим пыль с книжных полок застает ею моложавый седовласый аннинский
кавалер, приехавший с известием о всеобщей забастовке. Аполлон Аполлонович
выходит в отставку, стали говорить в Учреждении. Аполлон
Аполлонович обходит пустынный свой дом, входит в комнаты сына. Раскрытый ящик
письменного стола привлекает его внимание. В рассеянности он берет какой-то
странный тяжелый предмет, уходит с ним и забывает в своем кабинетике... Вырваться
пытался Николай Аполлонович от Лихутина, но был отброшен в угол и лежит
униженный, с оторванной фалдою фрака. «Я не буду вас убивать», — произносит
Сергей Сергеевич. Он к себе, затащил Аблеухова, потому что Софья Петровна
рассказала ему про письмо. Он хочет запереть Аблеухова, отправиться к нему
домой, найти бомбу и выкинуть ее в Неву. Гордость проснулась в Николае [127] Аполлоновиче, он
возмущен, что посчитать мог Сергей Сергеевич его способным на убийство
собственного отца. Дачка окнами выходила на море, в окно
бился куст. Лигшанченко с Зоей Захаровной сидели перед самоварчиком. Куст
кипел. В ветвях его пряталась фигурка, томясь и вздрагивая. Ей чудилось,
всадник протянутой рукой указывает на окна дачки. Фигурка приблизилась к дому и
вновь отпрянула... Лилпанченко озирается, шум за окнами привлекает его
внимание, со свечой он обходит дом — никого... Маленькая фигурка подбегает к
дому, влезает в окно спальни и прячется... Свеча отбрасывает фантастические
тени, Липпанченко запирает дверь и ложится спать. В наступившем фосфорическом
сумраке отчетливо проступает тень и приближается к нему. Липпанченко бросается
к двери и чувствует, будто струя кипятка прошлась по его спине, а затем
почувствовал струю кипятка у себя под пупком... Когда утром пришли к нему в
комнату, то Липпанченко не было, а был — труп; и фигурка мужчины со странной
усмешкой на белом лице, усевшись на мертвеца верхом, сжимала в руке ножницы. Аполлон Аполлонович приехал в
гостиницу к Анне Петровне и с ней вернулся домой... Николай Аполлонович в комнате
своей шкафы перерывает в поисках сардинницы. Нигде нет ее. Слуга входит с известием
— приехала Анна Петровна — и просит в гостиную. После двух с половиной лет
Аблеуховы вновь обедают втроем... Николай Аполлонович решает, что Лихутин в
отсутствие его сардинницу уже забрал. До гостиницы он провожает мать, заезжает
к Лихутиным, но в окнах квартирки их — мрак, Лихутиных не было дома... Николай Аполлонович не мог
заснуть в эту ночь. Он вышел в коридор, опустился на корточки, от усталости
вздремнул. Очнулся на полу в коридоре. Раздался тяжелый грохот... Николай Аполлонович подбежал к
тому месту, где только что была дверь в кабинет отца. Двери не было: был
огромный провал. В спальне на постели, охватив руками колени, сидел Аполлон
Аполлонович и ревел. Увидев сына, он пустился от него бежать, пробежал коридор
и заперся в туалете... Аполлон Аполлонович вышел в
отставку и перебрался в деревню. Здесь он жил с Анной Петровной, писал мемуары,
в год его смерти они увидели свет. Николай Аполлонович, все время
следствия пролежавший в горячке, уехал за границу, в Египет. В Россию он
вернулся только после смерти отца. [128] Котик Летаев - Повесть (1917-1918, опубл. - 1922)
Здесь,
на крутосекущей черте, в прошлое бросаю я долгие и немые взоры. Первые миги
сознания на пороге трехлетия моего — встают мне. Мне тридцать пять лет. Я стою
в горах, среди хаоса круторогих скал, громоздящихся глыб, отблесков алмазящихся
вершин. Прошлое ведомо мне и клубится клубами событий. Мне встает моя жизнь от
ущелий первых младенческих лет до крутизн этого самооознающего мига и от
крутизн его до предсмертных ущелий — сбегает Грядущее. Путь нисхождения
страшен. Через тридцать пять лет вырвется у меня мое тело, по стремнинам
сбежав, изольется ледник водопадами чувств. Самосознание мне обнажено; я стою
среди мертвых опавших понятий и смыслов, рассудочных истин. Архитектоника
смыслов осмыслилась ритмом. Смысл жизни — жизнь; моя жизнь, она — в ритме
годин, мимике мимо летящих событий. Ритмом зажглась радуга на водометных
каплях смыслов. К себе, младенцу, обращаю я взор свой и говорю: «Здравствуй,
ты, странное!» Я помню, как
первое «ты — еси» слагалось мне из безобразных бредов. Сознания еще не было, не
было мыслей, мира, и не было Я. Был какой-то растущий, вихревой, огневой поток,
рассыпавшийся огнями красных карбункулов: летящий стремительно. Позже — открылось
подобие, — шар, устремленный вовнутрь; от периферии к центру неслось
ощущениями, стремясь осилить бесконечное, и сгорало, изнемогало, не осиливая. Мне говорили
потом, у меня был жар; долго болел я в то время: скарлатиной, корью... Мир, мысли, —
накипь на ставшем Я, еще не сложилось сознание мне; не было разделения на «Я» и
«не-Я»; и в безобразном мире рождались первые образы — мифы; из дышащего хаоса
— как из вод скалящиеся громады суши — проступала действительность. Головой я
просунулся в мир, но ногами еще был в утробе; и змеились ноги мои: змееногими мифами
обступал меня мир. То не был сон, потому что не было пробуждения, я еще не
проснулся в действительность. То было заглядывание назад, себе за спину
убегающего сознания. Там подсмотрел я в кровавых разливах красных карбункулов
нечто бегущее и влипающее в меня; со старухой связалось мне это, —
огненно-дышащей, с глазами презлыми. Спасался от настигающей старухи я,
мучительно силился оторваться от нее. Представьте
себе храм; храм тела, что восстанет в три дня. В стремительном беге от старухи
я врываюсь в храм — старуха осталась [129] снаружи, — под
сводами ребер вхожу в алтарную часть; под неповторимые извивы купола черепа.
Здесь остаюсь я и вот, слышу крики: «Идет, уже
близко!» Идет Он, иерей, и смотрит. Голос: «Я...» Пришло, пришло — «Я...». Вижу крылья
раскинутых рук: нам знаком этот жест и дан, конечно, в разбросе распахнутом
дуг надбровных... Квартирой
отчетливо просунулся мне внешний мир; в первые миги сознания встают: комнаты,
коридоры, в которые если вступишь, то не вернешься обратно; а будешь охвачен
предметами, еще не ясно какими. Там, среди кресел в серых чехлах, встает мне в табачном
дыму лило бабушки, прикрыт чепцом голый череп ее, и что-то грозное в облике. В
темных лабиринтах коридоров там топотом приближается доктор Дорионов, —
быкоголовым минотавром представляется он мне. Мне роится мир колыханиями
летящих линий на рисунках обой, обступает меня змееногими мифами. Переживаю
катакомбный период; проницаемы стены, и, кажется, рухни они, — в ребрах пирамид
предстанет пустыня, и там: Лев. Помню я отчетливо крик: «Лев идет»; косматую
гриву и пасти оскал, громадное тело среди желтеющих песков. Мне потом говорили,
что Лев — сенбернар, на Собачьей площадке к играющим детям подходил он. Но
позже думалось мне: то не был сон и не действительность. Но Лев был; кричали:
«Лев идет», — и Лев шел. Жизнь — рост;
в наростах становится жизнь, в безобразии первый нарост мне был — образ.
Первые образы-мифы: человек — с бабушкой связался мне он, — старуха, в ней
виделось мне что-то от хищной птицы, — бык и лев.... Квартирой
просунулся мне внешний мир, я стал жить в ставшем, в отвалившейся от меня
действительности. Комнаты — кости древних существ, мне ведомых; и память о
памяти, о дотелесном жива во мне; отсвет ее на всем. Мне папа, летящий в клуб, в университет, с красным лицом в очках,
является огненным Гефестом, грозит он кинуть меня в пучину безобразности. В
зеркалах глядит бледное лицо тети Доги, бесконечно отражаясь; в ней — дурной
бесконечности звук, звук падающих из крана капель, — что-то те-ти-до-ти-но. В
детской живу я с нянюшкой Александрой. Голоса ее не помню, — как немое правило
она; с ей жить мне по закону. Темным коридором пробираюсь на кухню с ей, где
раскрыта печи огненная пасть и кухарка наша кочергой сражается с огненным
змеем. И мне кажется, трубочистом спасен я был от красного хаоса пламенных
языков, через трубу был вытащен в мир. [130] По утрам из
кроватки смотрю я на шкафчик коричневый, с темными разводами сучков. В
рубиновом свете лампадки вижу икону: склонились
волхвы, — один черный совсем — это мавр, говорят мне, — над дитятей. Мне знаком
этот мир; мне продолжилась наша квартира в арбатскую Троицкую церковь, здесь в
голубых клубах ладанного дыма глаголил Золотой Горб, вещала Седая Древность и
голос слышал я: «Благослови, владыко, кадило». Сказкой
продолжился миф, балаганным Петрушкой. Уже нет няни Александры, гувернантка
Раиса Ивановна читает мне о королях и лебедях. В гостиной поют, полусон
мешается со сказкой, а в сказку вливается голос. Понятий еще не
выработало сознание, я метафорами мыслю; мне обморок: то — куда падают,
проваливаются; наверное, к Пфефферу, зубному врачу, что живет под нами. Папины
небылицы, страшное бу-бу-бу за стеной Христофора Христофоровича Помпула, — он
все в Лондоне ищет статистические данные и, уверяет папа, ломает ландо
московских извозчиков: Лондон, наверное, и есть ландо, пугают меня. Голос
довременной древности еще внятен мне, — титанами оборачивается память о ней,
память о памяти. Понятия — щит
от титанов... Ощупями
космоса я смотрю в мир, на московские дома из окон арбатского нашего дома. Этот мир
разрушился в миг и раздвинулся в безбрежность в Касьяново, — мы летом в
деревне. Комнаты канули; встали — пруд с темной водой, купальня, переживание
грозы, — гром — скопление электричества, успокаивает папа, — нежный агатовый
взгляд Раисы Ивановны... Вновь в Москве
— тесной теперь показалась квартирка наша. Наш папа
математик, профессор Михаил Васильевич Летаев, книгами уставлен его кабинет;
он все вычисляет. Математики ходят к нам; не любит их мама, боится — и я стану
математиком. Откинет локоны мне со лба, скажет — не мой лоб, — второй
математик! — страшит ее преждевременное развитие мое, и я боюсь разговаривать с
папой. По утрам, дурачась, ласкаюсь я к маме — Ласковый Котик! В оперу, на
бал, уезжает мама в карете с Поликсеной Борисовной Блещенской, про жизнь свою в
Петербурге рассказывает нам. Это не наш мир, другая вселенная; пустым называет
его папа: «Пустые они, Лизочек...» По вечерам из
гостиной мы с Раисой Ивановной слышим музыку; мама играет. Комнаты наполняются
музыкой, звучанием сфер, открывая таимые смыслы. [131] Мне игрою продолжилась музыка. В гостинной я слышал топоты ног,
устраивался «вертеп», и фигурка Рупрехта из сени зеленой ели перебралась на
шкафчик; долго смотрела на меня со шкафчика, куда-то затерялась потом. Мне
игрою продолжилась музыка, Рупрехтом, клоуном красно-желтым, подаренным мне
Соней Дадарченко, красным червячком, связанным Раисой Ивановной — jakke — змеей Якке. Мне папа принес уже библию,
прочел о рае, Адаме, Еве и змее — красной змее Якке. Я знаю: и я буду изгнан из
рая, отнимется от меня Раиса Ивановна — что за нежности с ребенком! Родили бы
своего! — Раисы Ивановны больше нет со мной. «Вспоминаю утекшие дни — не дни,
а алмазные праздники; дни теперь — только будни». Удивляюсь закатам, — в кровавых
расколах небо красным залило все комнаты. До ужаса узнанным диском огромное
солнце тянет к нам руки... О духах, духовниках, духовном
слышал я от бабушки. Мне ведомо стало дыхание духа; как в перчатку рука, входил
в сознание дух, вырастал из тела голубым цветком, раскрывался чашей, и
кружилась над чашей голубка. Оставленный Котик сидел в креслице, — и порхало
над ним Я в трепете крыльев, озаренное Светом; появлялся Наставник — и ты,
нерожденная королевна моя, — была со мною; мы встретились после и узнали друг
друга... Я духовную ризу носил: облекался
в одежду из света, крыльями хлопали два полукружия мозга. Невыразимо сознание
духа, и я молчал. Мне невнятен стал мир, опустел и
остыл он. «О распятии на кресте уже слышал от папы я. Жду его». Миг, комната, улица, деревня, Россия,
история, мир — цепь расширений моих, до этого самосознающего мига. Я знаю,
распиная себя, буду вторично рождаться, проломится лед слов, понятий и смыслов;
вспыхнет Слово как солнце — во Христе умираем, чтобы в Духе воскреснуть. Александр Александрович Блок 1880—1921Незнакомка Лирическая, драма (1906)уличный кабачок, вульгарный и дешевый,
но с претензией на романтику: по обоям плывут огромные одинаковые корабли...
Легкий налет нереальности: хозяин и половой похожи друг на друга, как
близнецы, один из посетителей — «вылитый Верлен», другой — «вылитый Гауптман».
Пьяные компании, громкоголосый шум. Отдельные реплики, отрывочные диалоги
складываются в разбитную музыку трактирной пошлости, затягивающей, как омут. Когда
легкое allegro
предуказало тональность действия, появляется Поэт: растраченный, истаскавшийся
по трактирам, запойно упивающийся тем, что намерен «рассказать свою душу
подставному лицу» (половому) Смутная поэтическая тоска, мерцающая мечта о
«Незнакомке» в шелестящих шелках, чей сияющий лик едва просвечивает сквозь
темную вуаль, контрастна наступающей со всех сторон, усиливающей свой напор
пьяной пошлости, но в то же время как бы порождена ею. И томительная мелодия
грезы вплетается в грубые кабацкие выкрики, и трепаный Человек в пальто
предлагает Поэту камею с дивным изображением, и все качается в дыму, плывет, и
«стены расступаются. Окончательно наклонившийся потолок открывает небо —
зимнее, синее, холодное». Дворники тащат
по мосту хмельного Поэта. Звездочет следит за ходом светил: «Ах, падает, летит
звезда... Лети сюда! Сюда! Сюда!» — выпевает стих свое adagio. Вызванная им, на мосту
появляется пре- [133] красная женщина —
Незнакомка. Она вся в черном, ее глаза полны удивления, ее лик хранит еще
звездный блеск. Навстречу ей плавно идет Голубой — прекрасный, как она, тоже,
быть может, сорвавшийся с небес. Он говорит с нею мечтательным языком звезд, и
зимний воздух наполняется музыкой сфер — вечной и оттого завораживающе сонной,
холодной, бесплотной. А «падучая дева-звезда» жаждет «земных речей». «Ты
хочешь меня обнять?» — «Я коснуться не смею тебя». — «Ты знаешь ли страсть?» —
«Кровь молчалива моя»... И Голубой исчезает, истаивает, закрученный снежным
столбом. А Незнакомку подхватывает мимоидущий Господин — масленый, похотливый
франт. Плачет на мосту Звездочет —
оплакивает падшую звезду. Плачет Поэт, очнувшийся от пьяного сна и понявший,
что упустил свою мечту. Все гуще падает снег, он валит стеною, снежные стены
уплотняются, складываясь в... ...Стены большой гостиной.
Собираются гости, «общий гул бессмысленных разговоров», как бы светских, выше
тоном, чем разговоры в кабаке, но ровно о том же. Отдельные реплики
повторяются слово в слово... И когда влетает Господин, уведший Незнакомку, и
произносит уже звучавшую фразу: «Костя, друг, да она у дверей», когда все вдруг
начинают ощущать странность происходящего, смутно догадываться, что это было,
было, было, — тогда появляется Поэт. А за ним входит Незнакомка, своим
неожиданным явлением смутив гостей и хозяев, заставив уличного донжуана
конфузливо скрыться. Но непрошибаема лощеная подлость гостиной; снова
закрутился разговор по тому же трактирному кругу. Лишь Поэт задумчив и тих,
смотрит на Незнакомку — не узнавая... Запоздавший Звездочет светски вежливо
спрашивает, удалось ли ему догнать исчезнувшее видение. «Поиски мои были
безрезультатны», — холодно отвечает Поэт. В глазах его «пустота и мрак. Он все
забыл»... Неузнанная дева исчезает. «За окном горит яркая звезда». Балаганчик
- Лирическая драма (1906)
На
сцене — обыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У
стола с сосредоточенным видом сидят Мистики обоего пола в сюртуках и модных
платьях. У окна сидит Пьеро в белом балахоне. Мистики ждут прибытия Смерти,
Пьеро ждет при- [134] хода своей
невесты Коломбины, Неожиданно и непонятно откуда появляется девушка
необыкновенной красоты. Она в белом, за плечами лежит заплетенная коса. Восторженный
Пьеро молитвенно опускается на колени. Мистики в ужасе откидываются на спинки
стульев: «Прибыла! Пустота
в глазах ее! Черты бледны как мрамор! Это — Смерть!» Пьеро пытается разубедить
Мистиков, говоря, что это Коломбина, его невеста, однако Председатель
мистического собрания уверяет Пьеро, что он ошибается, это — Смерть.
Растерянный Пьеро устремляется к выходу, Коломбина следует за ним. Появившийся
Арлекин уводит Коломбину, взяв ее за руку. Мистики безжизненно повисают на
стульях — кажется, висят пустые сюртуки. Занавес закрывается, на подмостки
выскакивает Автор, который пытается объяснить публике сущность написанной им
пьесы: речь идет о взаимной любви двух юных душ; им преграждает путь третье
лицо, но преграды наконец падают, и любящие навеки соединяются. Он, Автор, не
признает никаких аллегорий... Однако договорить ему не дают, высунувшаяся из-за
занавеса рука хватает Автора за шиворот, и он исчезает за кулисой. Занавес
раскрывается. На сцене — бал. Под звуки танца кружатся маски, прогуливаются
рыцари, дамы, паяцы. Грустный Пьеро, сидя на скамье, произносит монолог: «Я
стоял меж двумя фонарями / И слушал их голоса, / Как шептались, закрывшись
плащами, / Целовала их ночь в глаза. / ...Ах, тогда в извозчичьи сани / Он
подругу мою усадил! / Я бродил в морозном тумане, / Издали за ними следил. /
Ах, сетями ее он опутал / И, смеясь, звенел бубенцом! Но когда он ее закутал, —
/ Ах, подруга свалилась ничком! / ...И всю ночь по улицам снежным / Мы брели —
Арлекин и Пьеро... / Он прижался ко мне так нежно, / Щекотало мне нос перо! /
Он шептал мне: «Брат мой, мы
вместе, / Неразлучны на много дней... / Погрустим с тобой о невесте, / О
картонной невесте твоей!» Пьеро грустно удаляется. Перед зрителями
одна за другой проходят влюбленные пары. двое, вообразившие, что они в церкви,
тихо разговаривают, сидя на скамье; двое страстных
влюбленных, их движения стремительны; пара средневековых любовников — она
тихо, как эхо, повторяет последние слова каждой его фразы. Появляется Арлекин:
«По улицам сонным и снежным / Я таскал глупца за собой! / Мир открылся очам
мятежным, / Снежный ветер пел надо мной! /... Здравствуй, мир! Ты вновь со
мною! / Твоя душа близка мне давно! / Иду дышать твоей весною / В твое золотое
окно!» Арлекин выпрыгивает в нарисованное окно — бумага лопается. В бумажном
разрыве на фоне занимающейся зари стоит Смерть — в длинных белых одеждах с
косой на плече. [135] Все в ужасе
разбегаются. Неожиданно появляется Пьеро, он медленно идет через всю сцену,
простирая руки к Смерти, и по мере его приближения ее черты начинают оживать —
и вот на фоне зари стоит у окна Коломбина. Пьеро подходит, хочет коснуться ее
руки — как вдруг между ними просовывается голова Автора, который хочет
соединить руки Коломбины и Пьеро. Внезапно декорации взвиваются и улетают
вверх, маски разбегаются, на пустой сцене беспомощно лежит Пьеро. Жалобно и
мечтательно Пьеро произносит свой монолог: «Ах, как светла та, что ушла /
(Звенящий товарищ ее увел). / У пала она (из картона была). / А я над ней
смеяться пришел. / <...> И вот стою я, бледен лицом, / Но вам надо мной
смеяться грешно. / Что делать! Она упала ничком... / Мне очень грустно. А вам
смешно?» Роза и крест - Пьеса (1912)
Действие
происходит в XIII в. во Франции, в Лангедоке и Бретани, где разгорается
восстание альбигойев, против которых папа организует крестовый поход. Войско,
призванное помочь сюзеренам, движется с севера. Пьеса начинается со сцены во
дворе замка, где сторож Бертран, прозванный Рыцарем-Несчастием, напевает
песенку, услышанную от заезжего жонглера. Рефреном этой песенки, повествующей о
беспросветности жизни, выход из которой лишь один — стать крестоносцем,
служат строчки: «Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно!» Именно
они и станут «сквозными» для всей пьесы. Алиса, придворная дама, просит
Бертрана прекратить пение: ее госпожа, семнадцатилетняя Изора, в чьих жилах
течет испанская кровь, жена владельца замка, нездорова. Капеллан пристает к Алисе с
непристойными предложениями. Та отвергает его с негодованием, но сама не прочь
пофлиртовать с пажом Алисканом. Тот, впрочем, ее отвергает. Доктор ставит Изоре диагноз:
меланхолия. Та напевает песенку о Радости-Страданье, понимая страданье как
«радость с милым». Играет в шахматы с пажом — и подшучивает над ним. Тот
насмехается над безвестным автором песенки. Изора уходит. Алиса соблазняет
Алискана. [136] Граф
Арчимбаут, владелец замка, посылает Бертрана (к коему относится без всякого
уважения) разведать: далеко ли войско, спешащее на помощь? Капеллан тем
временем намекает на дурные наклонности у госпожи: читает любовные романы...
Пришедший доктор объявляет о меланхолии. Изора просит
Бертрана во время его путешествия разыскать автора песени. Тот соглашается.
Граф отправляет жену в заточение — в Башню Неутешной Вдовы. В Бретани
Бертран знакомится с трувером Гаэтаном, сеньором Трауменека: чуть не убивает
его во время поединка, но вскоре они мирятся и даже дружески беседуют в доме
Гаэтана. Именно он и оказывается автором заветной песни. На берегу океана
Гаэтан учит Бертрана слушать Голос природы. Графу Бертран
привозит радостную новость: он видел войска. В награду он просит разрешения
спеть на празднике жонглеру, которого привез с собою, и освободить жену графа из
Башни, где ее, судя по разговорам на кухне, содержат весьма строго. И впрямь:
Изора тоскует в заточении. Лишь мечты о рыцаре поддерживают ее. Надежды
усиливаются после того, как несчастная принимает на свой счет любовную
записку, адресованную Алисканом Алисе, где на восход луны назначается свидание.
Тем временем Бертран в беседе с Гаэтаном пытается понять: «Как радостью
страданье может стать?» Изора, неутешно прождав у окна, вдруг видит Гаэтана —
и, кинув ему черную розу, теряет от переизбытка чувств сознание. Граф, думая,
что заточение тому причиной, объявляет об освобождении. Во дворе замка Бертран
молится за здоровье несчастной. На цветущем
лугу на рассвете Алискан гневается на Алису, не пришедшую на свидание, и вновь
предается мечтам об Изоре. Принеся Гаэтану одежду жонглера, Бертран видит у
того черную розу — и просит ее себе. На майском празднике Алискана посвящают в
рыцари. Менестрели состязаются в пении: песнь о войне отвергнута графом,
песнь о любви к девушкам и родному краю получает награду. Наступает очередь
Гаэтана. После его песни о Радости-Страданье Изора лишается чувств. Гаэтан
пропадает в толпе. Очнувшись, Изора обращает свое внимание на Алискана. Тем
временем к крепости приближаются восставшие. Бертран сражается лучше всех:
своей победой обязаны ему защищавшие крепость. Но граф отказывается признавать
очевидное, хотя и освобождает раненого Бертрана от ночной стражи. Тем временем
неверная Алиса договаривается с капелланом о встрече в полночь на дворе, а
Изора, истомившаяся весною от сердечной пустоты, просит сторожа предупредить о
приходе нежеланных [137] гостей во время
свидания ее с возлюбленным. В роли такового неожиданно выступает Алискан. Но
их свидание открыто Алисой и капелланом. Последний зовет графа. В этот миг
изнеможенный ранами Бертран падает замертво. Звуком выпавшего меча он спугивает
Алискана. Молодой любовник бежит — и врывающийся в покои супруги граф никого не
застает. Соловьиный сад - Поэма (1915)
Герой
поэмы — она написана от первого лица — рабочий; он приходит в часы отлива к
морю, чтобы тяжелым трудом зарабатывать себе на жизнь — киркой и ломом колоть
слоистые скалы. Добытый камень на осле свозится к железной дороге. И
животному, и человеку тяжело. Дорога проходит мимо тенистого, прохладного сада,
скрытого за высокой решеткой. Из-за ограды к работнику тянутся розы, где-то
вдалеке слышен «напев соловьиный, что-то шепчут ручьи и листы», доносится тихий
смех, едва различимое пение. Чудесные звуки томят героя, он
впадает в задумчивость. Сумрак — день заканчивается — усиливает беспокойство.
Герою чудится другая жизнь: в своей жалкой лачуге он мечтает о соловьином саде,
отгороженном от проклятого мира высокой решеткой. Снова и снова он вспоминает
привидевшееся ему в синем сумраке белое платье — оно манит его «и круженьем, и
пеньем зовет». Так продолжается каждый день, герой ощущает, что влюблен в эту
«недоступность ограды». Пока утомленное животное
отдыхает, хозяин, возбужденный близостью своей мечты, бродит по привычной
дороге, сейчас, однако, ставшей таинственной, так как именно она ведет к
синеватому сумраку соловьиного сада. Розы под тяжестью росы свисают из-за
решетки ниже, чем обычно. Герой пытается понять, как его встретят, если он
постучится в желанную дверь. Он не может более вернуться к тупому труду,
сердце говорит ему, что его ждут в соловьином саду. Действительно, предчувствия героя
оправдываются — «не стучал я — сама отворила неприступные двери она».
Оглушенный сладкими мелодиями соловьиного пения, звуками ручьев, герой попадает
в «чуждый край незнакомого счастья». Так «нищая мечта» становится явью — герой
обретает любимую. «Опаленный» счастьем, он забыва- [138] ет свою прошлую
жизнь, тяжкую работу и животное, долго бывшее его единственным товарищем. Так, за
заросшей розами стеной, в объятиях любимой, проводит герой время. Однако и
среди всего этого блаженства ему не дано не слышать шум прилива — «заглушить
рокотание моря соловьиная осень не вольна!» Ночью возлюбленная, замечая тревогу
на его липе, беспрестанно спрашивает любимого о причине тоски. Тот в своих видениях
различает большую дорогу и нагруженного осла, бредущего по ней. Однажды герой
просыпается, смотрит на безмятежно спящую возлюбленную — сон ее прекрасен, она
улыбается: ей грезится он. Герой распахивает окно — вдали слышится шум прилива;
за ним, ему кажется, можно различить «призывающий жалобный крик». Кричит осел —
протяжно и долго; герой воспринимает эти звуки как стон. Он задергивает полог
над возлюбленной, стараясь, чтобы она не проснулась подольше, выходит за
ограду; цветы, «точно руки из сада», цепляются за его одежду. Герой приходит
на берег моря, но не узнает ничего вокруг себя. Дома нет — на его месте
валяется заржавленный лом, затянутый мокрым песком. Непонятно, то
ли это видится ему во сне, то ли происходит наяву — с протоптанной героем
тропинки, «там, где хижина прежде была / Стал спускаться рабочий с киркою, /
Погоняя чужого осла». Двенадцать - Поэма (1918)
Действие
происходит в революционном Петрограде зимой 1917/18 г. Петроград, однако,
выступает и как конкретный город, и как средоточие Вселенной, место
космических катаклизмов. Первая из
двенадцати глав поэмы описывает холодные, заснеженные улицы Петрограда, терзаемого
войнами и революциями. Люди пробираются по скользким дорожкам, рассматривая
лозунги, кляня большевиков. На стихийных митингах кто-то — «должно быть, писатель
— вития» — говорит о проданной России. Среди прохожих — «невеселый товарищ
поп», буржуй, барыня в каракуле, запуганные старухи. Доносятся обрывочные крики
с каких-то соседних собраний. Темнеет, ветер усиливается. Состояние — поэта?
кого-то из прохо- [139] жих? —
описывается как «злоба», «грустная злоба», «черная злоба, святая злоба». Вторая глава: по ночному городу
идет отряд из двенадцати человек. Холод сопровождается ощущением полной
свободы; люди готовы на все, чтобы защитить мир новый от старого — «пальнем-ка
пулей в Святую Русь — в кондовую, в избяную, в толстозадую». По дороге бойцы
обсуждают своего приятеля — Ваньку, сошедшегося с «богатой» девкой Катькой,
ругают его «буржуем»: вместо того чтобы защищать революцию, Ванька проводит
время в кабаках. Глава третья — лихая песня,
исполняемая, очевидно, отрядом из двенадцати. Песня о том, как после войны, в
рваных пальтишках и с австрийскими ружьями, «ребята» служат в Красной гвардии.
Последний куплет песни — обещание мирового пожара, в котором сгинут все
«буржуи». Благословение на пожар испрашивается, однако, у Бога. Четвертая глава описывает того
самого Ваньку: с Катькой на лихаче они несутся по Петрограду. Красивый солдат
обнимает свою подругу, что-то говорит ей; та, довольная, весело смеется. Следующая глава — слова Ваньки,
обращенные к Катьке. Он напоминает ей ее прошлое — проститутки, перешедшей от
офицеров и юнкеров к солдатам. Разгульная жизнь Катьки отразилась на ее красивом
теле — шрамами и царапинами от ножевых ударов покинутых любовников. В довольно
грубых выражениях («Аль, не вспомнила, холера?») солдат напоминает гулящей
барышне об убийстве какого-то офицера, к которому та явно имела отношение.
Теперь солдат требует своего — «попляши!», «поблуди!», «спать с собою
положи!», «согреши!» Шестая глава: лихач, везущий
любовников, сталкивается с отрядом двенадцати. Вооруженные люди нападают на
сани, стреляют по сидящим там, грозя Ваньке расправой за присвоение «чужой
девочки». Лихач извозчик, однако, вывозит Ваньку из-под выстрелов; Катька с
простреленной головой остается лежать на снегу. Отряд из двенадцати человек идет
дальше, столь же бодро, как перед стычкой с извозчиком, «революцьонным шагом».
Лишь убийца — Петруха — грустит по Катьке, бывшей когда-то его любовницей.
Товарищи осуждают его — «не такое нынче время, чтобы нянчиться с тобой».
Петруха, действительно повеселевший, готов идти дальше. Настроение в отряде
самое боевое: «Запирайте етажи, нынче будут грабежи. Отмыкайте погреба — гуляет
нынче голытьба!» Восьмая глава — путаные мысли
Петрухи, сильно печалящегося о застреленной подруге; он молится за упокоение
души ее; тоску свою [140] он собирается
разогнать новыми убийствами — «ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку за
зазнобушку, за чернобровушку...». Глава девятая
— романс, посвященный гибели старого мира. Вместо городового на перекрестке
стоит мерзнущий буржуй, за ним — очень хорошо сочетающийся с этой сгорбленной
фигурой — паршивый пес. Двенадцать
идут дальше — сквозь вьюжную ночь. Петька поминает Господа, удивляясь силе
пурги. Товарищи пеняют ему за бессознательность, напоминают, что Петька уже
замаран Катькиной кровью, — это значит, что от Бога помощи не будет. Так, «без
имени святого», двенадцать человек под красным флагом твердо идут дальше,
готовые в любой момент ответить врагу на удар. Их шествие становится вечным —
«и вьюга пылит им в очи дни и ночи напролет...». Глава
двенадцатая, последняя. За отрядом увязывается шелудивый пес — старый мир.
Бойцы грозят ему штыками, пытаясь отогнать от себя. Впереди, во тьме, они видят
кого-то; пытаясь разобраться, люди начинают стрелять. Фигура тем не менее не
исчезает, она упрямо идет впереди. «Так идут державным шагом — позади —
голодный пес, впереди — с кровавым флагом <...> Исус Христос». Корней Иванович Чуковский 1882-1969Крокодил Сказка в стихах (1917)В
Петрограде по улицам ходит Крокодил. Он курит папиросы и говорит по-турецки. А
народ ходит за ним, насмехается, дразнит и обижает. А тут еще и собачка
выражает свое презрение к нему — кусает его в нос. И Крокодил проглатывает песика.
Народ возмущается, сердится: «Эй, держите его, / Да вяжите его, / Да ведите
скорее в полицию!» На шум прибегает городовой и говорит, что «крокодилам тут
гулять воспрещается». В ответ на это Крокодил проглатывает городового. Тут уже
все приходят в ужас. Люди в панике. Только один не боится страшного зверя — это
доблестный Ваня Васильчиков. Он размахивает игрушечной сабелькой и объявляет
Крокодилу, что тот злодей и за это он, Ваня, отрубит ему, Крокодилу, голову.
Тогда Крокодил возвращает народу живого и здорового городового и кусачего
барбоса. Все восхищаются Ванечкой и за спасение столицы «от яростного гада»
награждают огромным количеством сладостей. А Крокодил улетает в Африку, где
воды Нила омывают его жилище. Жена рассказывает, как в отсутствие строгого
папы шалили дети: один выпил бутылку чернил, другой проглотил самовар и т. д.
В этот момент вваливаются родные и знакомые — жирафы и бегемоты, слоны и гиены,
удавы и страусы. Крокодил, обрадованный встречей, раздает всем подарки, не
забывая и собственных детей, — им папа привез пушистую зеленую елочку, всю
увешанную игрушками, хлопушками и свечками. Все на радостях берутся за руки и
пляшут вокруг елочки. [142] Тут вбегают
обезьяны, несущие радостную новость: к Крокодилу в гости едет сам царь —
Гиппопотам. Тут же поднимается суматоха. И вот на пороге — царь. Крокодил его
радушно принимает и спрашивает, чему он обязан такой честью. Тот говорит, что
слышал о поездке Крокодила в Россию и пришел послушать чудесные истории о далекой
стране. Крокодил рассказывает о том, как мучаются звери в страшной тюрьме —
зоологическом саду. Он рассказывает о смерти своего племянника, который,
умирая, проклинал не палачей, а своих неверных собратьев, своих сильных друзей,
которые не пришли разбить оковы несчастных. И тогда Крокодил поклялся
отомстить людям за мучение животных. Тут и все звери поднимаются грозною толпою
и идут на Петроград, желая сожрать всех мучителей, искоренить их род и
выпустить бедных зверей на волю... Маленькую
Лялечку, гуляющую по Таврической улице, похищает дикая горилла. Но никто не
хочет спасти ребенка. Люди в ужасе залезают под кровати, прячутся в сундуки.
Никто не поможет малышке. Никто, кроме Вани Васильчикова. Он смело идет к
стану страшных озлобленных животных, взяв с собой игрушечный пистолет. Он так
грозен, что звери в ужасе разбегаются. Ваня снова герой, он снова спас свой
город, и город снова дарит ему шоколад. Но где же Лялечка? Ваня кидается за
злыми зверями, чтобы они отдали ему сестру. Но звери отвечают, что их милые
звериные дети, родители, братья и сестры томятся в клетках. Они, звери,
отпустят девочку только тогда, когда всех мучеников зоосада отправят домой. Но
сбежавшиеся Ванины друзья объявляют войну зверям. И грянул бой! И вот уж Ляля
спасена. Но доброму Ванюше жаль зверей, и он договаривается с ними, что дарует
всем питомцам зоосада свободу. Пусть они живут в Петрограде, но пусть сначала
спилят рога и копыта, пусть ни на кого не нападают и никого не едят. Звери
соглашаются. И наступает благодать. Звери и люди дружат и любят друг друга.
Звери балуют Ваню, даровавшего им свободу. И вот — каникулы! Сегодня все едут
на елку к Волку. И всех с собой приглашают. Тараканище - Сказка в стихах (1923)
«Ехали
медведи / На велосипеде. / А за ними кот / Задом наперед. / А за ним комарики /
На воздушном шарике. / А за ними раки / На хромой собаке. / Волки на кобыле, /
Львы в автомобиле. / Зай- [143] чики в
трамвайчике / Жаба на метле...» Едут они и смеются, как вдруг из подворотни
вылезает страшный великан — Тараканище. Он грозит зверям, что съест их. Звери в
панике — волки скушали друг друга, крокодил проглотил жабу, а слониха села на
ежа. Только раки не боятся — они хоть и пятятся, но бесстрашно кричат усатому
чудищу, что и сами могут шевелить усами — не хуже, чем Таракан. И Гиппопотам
обещает тому, кто не побоится чудовища и сразится с ним, подарить двух лягушек
и пожаловать еловую шишку. Звери расхрабрились и кидаются гурьбой к усачу. Но,
увидев его, бедняги так пугаются, что тут же убегают. Гиппопотам призывает
зверей пойти и поднять Таракана на рога, но звери боятся: «Только и слышно, как
зубы стучат, / Только и видно, как уши дрожат». И вот Таракан
стал повелителем полей и лесов, и все звери ему покорились. Он приказывает
зверям принести ему на ужин своих детей. Все звери плачут и прощаются со своими
детишками навсегда, проклиная злого повелителя. Горше всех рыдают бедные
матери: какая же мать
согласится отдать своего милого ребенка на ужин ненасытному чучелу? Но вот
однажды прискакала Кенгуру. Увидев усача, гостья смеется: «Разве это великан?
<...> Это просто таракан! <...> Таракан, таракан, таракашечка.
/Жидконогая козявочка-букашечка». Кенгуру стыдит своих зубастых и клыкастых
знакомых — они покорились козявке, таракашке. Бегемоты пугаются, шикают на
Кенгуру, но тут откуда ни возьмись прилетает Воробей, который Таракана
проглатывает. Вот и нету великана! Вся звериная семья благодарит и славит
своего избавителя. Все так бурно радуются и танцуют так лихо, что луна,
задрожав в небе, падает на слона и скатывается в болото. Но луну вскоре
водворяют на место, и к лесным жителям вновь возвращаются мир и радость. Айболит - Сказка в стихах (1929)Добрый
доктор Айболит сидит под деревом и лечит зверей. Все приходят со своими болезнями
к Айболиту, и никому не отказывает добрый доктор. Он помогает и лисе, которую
укусила злая оса, и барбосу, которого курица клюнула в нос. Зайчику, которому
трамваем перерезало ножки, Айболит пришивает новые, и он, здоровый и [144] веселый, пляшет
со своей мамой-зайчихой. Вдруг откуда ни возьмись появляется шакал верхом на
кобыле — он привез Айболиту телеграмму от Гиппопотама, в которой тот просит
доктора поскорее приехать в Африку и спасти малышей, у которых ангина,
дифтерит, скарлатина, бронхит, малярия и аппендицит! Добрый доктор тут же
соглашается помочь детишкам и, узнав у шакала, что они живут на горе
Фернандо-По у широкой Лимпопо, отправляется в путь. Ветер, снег и град мешают
благородному доктору. Он бежит по полям, по лугам и лесам, но так устает, что
падает на снег и не может дальше идти. И тут же к нему выбегают волки, которые
вызываются его подвезти. Но вот перед ними бушующее море. Айболит в
растерянности. Но тут выплывает кит, который, как большой пароход, везет
доброго доктора. Но вот перед ними горы. Айболит пытается ползти по горам и
думает не о себе, а о том, что станется с бедными больными зверями. Но тут с
высокой горы слетают орлы, и Айболит, сев верхом на орла, быстро мчится в
Африку, к своим больным. А в Африке все
звери ждут своего спасителя — доктора Айболита. Они смотрят на море в
беспокойстве — не плывет ли он? Ведь у 6е-гемотиков болят животики, страусята
визжат от боли. А у акулиных деток, у маленьких акулят, болят зубки уже двенадцать
суток! У кузнечика вывихнуто плечико, он не прыгает, не скачет, а только
плачет и зовет доктора. Но вот на землю спускается орел, везущий Айболита, и
Айболит машет всем шляпой. И рады все дети, и счастливы родители. А Айболит
щупает животы бегемотикам и всем им дает по шоколадке и ставит им градусники. А
тигрят и верблюжат он потчует гоголем-моголем. Десять ночей подряд добрый
доктор не ест, не пьет и не спит. Он лечит больных зверят и ставит им
градусники. И вот он всех вылечил. Все здоровы, все счастливы, все смеются и
танцуют. А бегемотики ухватились за животики и так смеются, что деревья сотрясаются,
А Гиппопотам поет: «Слава, слава Айболиту! / Слава добрым докторам!» Алексей Николаевич Толстой 1882-1945Гиперболоид инженера Гарина - Роман
(1925—1927)
В
начале мая 192... года в Ленинграде на заброшенной даче на реке Крестовке
происходит убийство. Сотрудник уголовного розыска Василий Витальевич Шельга
обнаруживает зарезанного человека со следами пыток. В просторном подвале дачи
проводились какие-то физико-химические опыты. Высказывается предположение, что
убитый — это некий инженер Петр Петрович Гарин. Между тем настоящий инженер
Гарин, тщеславный и аморальный тип, но необычайно талантливый ученый, разработавший
тепловой чудо-луч (подобие нынешнего лазера), спасается от иностранных убийц, а
гибнет его сотрудник, двойник Гарина. Василий Шельга, случайно столкнувшийся с
живым Гариным на почтамте, принимает его именно за двойника. Гарин не спешит
переубеждать Шельгу, представляясь неким Пьянковым-Питкевичем; они заключают
устный пакт о взаимопомощи. Скоро Шельга понимает, что его одурачили, но
поздно: Гарин ускользнул за границу, в Париж. В это время в Париже находится
американский химический король, миллиардер Роллинг, скупающий химическую
промышленность старушки Европы. Он и его любовница русского происхождения
шикарная Зоя Монроз давно проявляли интерес к изобретению инженера Гарина.
Именно их люди совершили убийство в Ленинграде, безуспешно пытаясь завладеть
чудо-аппаратом. В Париже Гарин встречается со своим сотрудником Виктором [146] Ленуаром, который
как раз завершил работу над эффективным топливом (спрессованным в небольшие
пирамидки) для гариновского гиперболоида. Опасающийся за свою жизнь Гарин
уговаривает Ленуара, загримировавшись, стать его двойником. В это время в Ленинграде
появляется бездомный мальчик Ваня, добравшийся сюда из Сибири; на спине у него
чернильным карандашом написано письмо для Гарина от ученого Николая Манцева, который
еще до революции отправился в экспедицию на Камчатку, чтобы найти подтверждение
теоретической догадки Гарина о существовании в глубине Земли так называемого
Оливинового пояса, в котором в расплавленном состоянии находятся металлы, в том
числе и вожделенное золото. Золото нужно Гарину для власти над миром. Чтобы
пробиться к золоту, нужен гиперболоид. Чтобы построить огромный гиперболоид и
шахту, нужны большие деньги, то есть Роллинг. Поэтому, представляясь все тем
же Пьянковым-Питкевичем, Гарин отправляется прямо к миллиардеру, предлагая ему
от имени инженера Гарина сотрудничество, но самодовольный Роллинг не принимает
незнакомца всерьез и в конце концов выгоняет из кабинета. Получив тревожную
телеграмму от Гарина, опасающегося наемных убийц, смелый Шельга выезжает прямо
в Париж, надеясь заинтересовать гениального авантюриста информацией от
Манцева. А в это время в Париже неугомонная Зоя Монроз заказывает очередное
убийство Гарина, на этот раз бандиту Гастону утиный
Нос; но погибает опять двойник — на этот раз Виктор Ленуар. Зоя
становится подругой и союзницей Гарина, который обещает ей в будущем владение
Оливиновым поясом и власть над миром. Роллинг и Гастон утиный Нос, оба ослепленные ревностью и алчностью, пытаются
окончательно убить Гарина; тот обороняется маленьким гиперболоидом. И уже через
некоторое время могущественный Роллинг становится пленником и вынужденным
партнером Гарина и Зои на яхте «Аризона». Сюда же, на яхту, привозит Гарин и
другого пленника и временного союзника — Шельгу. Руководствуясь принципом:
хорошо то, что полезно для установления Советской власти во всем мире,
благородный сотрудник уголовного розыска еще надеется вернуть изобретение Гарина
в СССР. Гарин взрывает гиперболоидом
немецкие химические заводы, открывая путь монополии Роллинга в Европе. На
деньги Роллинга закупается по всему миру необходимое оборудование.
Отправленная Гариным экспедиция обнаруживает стоянку Манцева на Камчатке.
Манцев гибнет, но его документы об Оливиновом поясе переправлены к Гарину.
Гарин, Зоя и Роллинг захватывают остров в южной части Тихого океана. Здесь
строится большая шахта с гиперболоидом [147] для бурения. Со
всех концов света набраны рабочие и служащие. Полиция составлена из бывших
белых офицеров. Американцы посылают эскадру, чтобы уничтожить Гарина. Гарин
уничтожает эскадру большим гиперболоидом. Достигнув Оливинового пояса, то есть
безграничных запасов дешевого золота, Гарин начинает продавать золотые слитки
по смехотворным ценам. Наступает финансовая и экономическая катастрофа
капиталистического мира. Но Гарин не собирается разрушать капитализм. Он
договаривается с наиболее влиятельными капиталистами о власти в обмен за
стабилизацию общества. Американский сенат провозглашает Гарина диктатором. Зоя
Монроз становится королевой Золотого острова. Но против ожидания «романтик
абсолютой власти» сам попадает во власть «буржуазной скуки». К счастью, на
Золотом острове вспыхивает восстание рабочих под предводительством «коммуниста»
Шельги. Временно передав власть своему очередному двойнику, Гарин хочет
овладеть большим гиперболоидом и шахтой. Яхта «Аризона» плывет к Золотому
острову, но попадает в тайфун. Гарин и Зоя выброшены на необитаемый коралловый
островок. Тянутся месяцы. В тени шалаша из пальмовых листьев Зоя перелистывает
уцелевшую книгу с проектами дворцов на Золотом острове. Собрав раковины и
наловив рубашкой рыбу, Гарин, накрывшись истлевшим пиджачком, ложится спать на
песок, должно быть переживая во сне разные занимательные истории. Золотой ключик, или Приключения Буратино Сказка (1936)Давным-давно
в некоем городке на берегу Средиземного моря столяр Джузеппе дарит своему другу
шарманщику Карло говорящее полено, которое, видите ли, не желает, чтобы его
тесали. В бедной каморке под лестницей, где даже очаг и тот был нарисован на
куске старого холста, Карло вырезает из полена мальчишку с длинным носом и дает
ему имя Буратино. Он продает свою куртку и покупает деревянному сыночку азбуку,
чтобы тот мог учиться. Но в первый же день по пути в школу мальчик видит
кукольный театр и продает азбуку, чтобы купить билет. Во время представления в
балаганчике грустный Пьеро, задорный Арлекин и другие куклы неожиданно узнают
Буратино. Представление комедии «Девочка с голубыми волосами, или Тридцать три
подзатыльника» сорвано. Хозяин театра, он же драматург и режиссер Карабас
Барабас, похожий на бородатого крокодила, хочет [148] сжечь деревянного
нарушителя спокойствия. Тут простодушный Буратино к случаю рассказывает про нарисованный
очаг у папы Карло, и внезапно подобревший Карабас дает Буратино пять золотых
монет. Главное, просит он, никуда не переезжать из этой каморки. На обратной
дороге Буратино встречает двух нищих — лису Алису и кота Базилио. Узнав про
монеты, они предлагают Буратино отправиться в прекрасную Страну Дураков. Из
закопанных там на Поле Чудес денежек будто бы вырастает к утру целое денежное
дерево. По пути в Страну Дураков Буратино теряет своих спутников, и на него в
ночном лесу нападают разбойники, подозрительно похожие на лису и кота.
Буратино прячет монеты в рот, и, чтобы вытрясти их, грабители вешают мальчишку
на дереве вниз головой и удаляются. Утром его обнаруживает Мальвина, девочка с
голубыми волосами, вместе с пуделем Артемоном сбежавшая от Карабаса Барабаса,
притеснявшего бедных кукольных актеров С чисто девичьим энтузиазмом она
берется за воспитание неотесанного мальчишки, что кончается его водворением в
темный чулан. Оттуда его выводит летучая мышь, и, встретившись с лисой и
котом, доверчивый Буратино наконец-то добирается до Поля Чудес, почему-то
похожего на свалку, закапывает монеты и садится ждать урожая, но Алиса и
Базилио коварно напускают на него местных полицейских бульдогов, и те
сбрасывают безмозглого деревянного мальчишку в реку. Но человечек, сделанный из
полена, утонуть не может. Пожилая черепаха Тортила открывает Буратино глаза на
алчность его приятелей и дарит ему золотой ключик, который некогда уронил в
реку человек с длинной бородой. Ключик должен открыть какую-то дверцу, и это
принесет счастье. Возвращаясь из Страны Дураков, Буратино спасает перепуганного
Пьеро, также сбежавшего от Карабаса, и приводит его к Мальвине. Пока
влюбленный Пьеро безуспешно пытается утешить Мальвину своими стишками, на
опушке леса начинается страшный бой. Храбрый пудель Артемон вместе с лесными
птицами, зверями и насекомыми лупят ненавистных полицейских собак. Пытаясь
схватить Буратино, Карабас приклеивается бородой к смолистой сосне. Враги
отступают. Буратино подслушивает в трактире разговор Карабаса с торговцем
пиявками Дуремаром и узнает великую тайну: золотой ключик открывает дверцу,
спрятанную за нарисованным очагом в каморке Карло Друзья спешат домой, отпирают
дверцу и только успевают захлопнуть ее за собой, как в каморку врываются полицейские
с Карабаоом Барабасом. Подземный ход приводит наших героев к сокровищу — это
изумительной красоты... театр. Это будет новый театр, без режиссера с
плеткой-семихвосткой, театр, в котором марионетки становятся настоящими
актерами. Все, кто еще не сбежали от Карабаса, перебегают в театр Буратино, где
весело играет музыка, а [149] голодных артистов
ждет за кулисами горячая баранья похлебка с чесноком. Доктор кукольных наук
Карабас Барабас остается сидеть в луже под дождем. Хождение по мукам - Трилогия (Кн. 1-я - 1922; кн. 2-я - 1927-1928; кн. 3-я- 1940-1941)Книга первая СЕСТРЫНачало
1914 г. Петербург, «замученный бессонными ночами, оглушающий тоску свою вином,
золотом, безлюбой любовью, надрывающими и бессильно-чувственными звуками танго
— предсмертного гимна <...> жил словно в ожидании рокового и страшного
дня». Молодая чистая девушка Дарья Дмитриевна Булавина приезжает в Петербург
на юридические курсы из Самары и останавливается у старшей сестры Екатерины
Дмитриевны, которая замужем за известным адвокатом Николаем Ивановичем
Смоковниковым. Дома у Смоковниковых — салон, его посещают разные прогрессивные
личности, толкующие о демократической революции, и модные люди искусства, среди
них — поэт Алексей Алексеевич Бессонов. «Все давным-давно умерло — и люди и
искусство, — глухо вещает Бессонов. — А Россия — падаль... А те, кто пишет
стихи, все будут в аду». Чистую и прямодушную Дарью Дмитриевну так и тянет к
порочному поэту, но она не подозревает, что ее любимая сестра Катя уже изменила
мужу с Бессоновым. Обманутый Смоковников догадывается, говорит об этом Даше,
обвиняет жену, но Катя убеждает обоих, что все неправда. Наконец Даша узнает,
что это все-таки правда, и со всем жаром и непосредственностью молодости уговаривает
сестру повиниться перед мужем. В результате супруги разъезжаются: Екатерина
Дмитриевна — во Францию, Николай Иванович — в Крым. А на Васильевском острове
живет добрый и честный инженер с Балтийского завода Иван Ильич Телегин и сдает
часть квартиры странным молодым людям, которые устраивают на дому
«футуристические» вечера. На один из таких вечеров под названием «Великолепные
кощунства» попадает Дарья Дмитриевна; ей совершенно не нравятся «кощунства»,
но сразу зато ей понравился Иван Ильич. Летом Даша, направляясь в Самару к
отцу, доктору Дмитрию Степановичу Булавину, неожиданно [150] встречает на
волжском пароходе Ивана Ильича, к тому времени уже уволенного после рабочих
волнений на заводе; их взаимная симпатия крепнет. По совету отца Даша едет в
Крым уговаривать Смоковникова помириться с женой; в Крыму бродит Бессонов; там
же неожиданно появляется Телегин, но только для того, чтобы, объяснившись Даше
в любви, проститься с ней перед отъездом на фронт — началась первая мировая
война. «В несколько месяцев война завершила работу целого века». На фронте
нелепо гибнет мобилизованный Бессонов. Дарья Дмитриевна и вернувшаяся из
Франции Екатерина Дмитриевна работают в Москве в лазарете. Смоковников,
воссоединившийся с женой, приводит в дом худощавого капитана с обритым
черепом, Вадима Петровича Рощина, откомандированного в Москву для приема
снаряжения. Вадим Петрович влюблен в Екатерину Дмитриевну, пытается
объясниться, но пока без взаимности. Сестры читают в газете, что прапорщик И.
И. Телегин пропал без вести; Даша в отчаянии, она еще не знает, что Иван Ильич
бежал из концентрационного лагеря, был пойман, переведен в крепость, в одиночку,
потом еще в один лагерь; когда ему угрожает расстрел, Телегин с товарищами
снова решается на побег, на этот раз удачный. Иван Ильич благополучно
добирается до Москвы, но встречи с Дашей длятся недолго, он получает
предписание ехать в Петроград на Балтийский завод. В Питере он становится
свидетелем того, как Заговорщики сбрасывают в воду тело убитого ими Григория
Распутина. На его глазах начинается февральская революция. Телегин едет в
Москву за Дашей, потом молодые супруги снова переезжают в Петроград. Комиссар
Временного правительства Николай Иванович Смоковников с энтузиазмом выезжает
на фронт, где его убивают возмущенные солдаты, не желающие умирать в окопах;
его потрясенную вдову утешает верный Вадим Рощин. Русской армии больше нет.
фронта нет. Народ хочет делить землю, а не воевать с немцами. «Великая Россия
теперь — навоз под пашню, — говорит кадровый офицер Рощин. — Все надо заново:
войско, государство, душу надо другую втиснуть в нас...» Иван Ильич возражает:
«Уезд от нас останется, — и оттуда пойдет русская земля...» Летним вечером
1917 г. Катя и Вадим гуляют по Каменноостровскому проспекту в Петрограде.
«Екатерина Дмитриевна, — проговорил Рощин, беря в руки ее худенькую руку... —
пройдут годы, утихнут войны, отшумят революции, и нетленным останется одно
только — кроткое, нежное, любимое сердце ваше...» Они как раз проходят мимо
бывшего особняка знаменитой балерины, где размещается штаб большевиков, готовящихся
к захвату власти. [151] Книга вторая ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД«Страшен
был Петербург в конце семнадцатого года. Страшно, непонятно, непостигаемо». В
холодном и голодном городе Даша (после ночного нападения грабителей) родила
раньше срока, мальчик умер на третий день. Семейная жизнь разлаживается,
беспартийный Иван Ильич уходит в Красную Армию. А Вадим Петрович Рощин — в
Москве, во время октябрьских боев с большевиками контужен, едет с Екатериной
Дмитриевной сначала на Волгу к доктору Булавину пережидать революцию (уж к
весне-то большевики должны пасть), а потом в Ростов, где формируется белая
Добровольческая армия. Они не успевают — добровольцы вынуждены уйти из города в
свой легендарный «ледовый поход». Неожиданно Екатерина Дмитриевна и Вадим
Петрович ссорятся на идейной почве, она остается в городе, он следует на юг
вслед за добровольцами. Белый Рощин вынужден вступить в красногвардейскую
часть, добраться вместе с нею в район боев с Добровольческой армией и при
первом же случае перебегает к своим. Он храбро воюет, но не доволен собой,
страдает из-за разрыва с Катей. Екатерина Дмитриевна, получив (заведомо ложное)
известие о смерти Вадима, отправляется из Ростова в Екатеринослав, но не доезжает
— на поезд нападают махновцы. У Махно ей пришлось бы худо, но бывший вестовой
Рощина Алексей Красильников узнает ее и берется опекать. Рощин же, получив
отпуск, мчится за Катей в Ростов, но никто не знает, где она. На ростовском вокзале
он видит Ивана Ильича в белогвардейской форме и, зная, что Телегин красный
(значит, разведчик), все-таки не выдает его. «Спасибо, Вадим», — тихо шепчет
Телегин и исчезает. А Дарья Дмитриевна живет одна в красном Петрограде, к ней
является старый знакомый — деникинский офицер Куличек — и привозит письмо от
сестры с ложным известием о смерти Вадима. Куличек, посланный в Питер для
разведки и вербовки, втягивает Дашу в подпольную работу, она переезжает в
Москву и участвует в «Союзе защиты родины и свободы» Бориса Савинкова, а для
прикрытия проводит время в компании анархистов из отряда Мамонта Дальского; по
заданию савинковцев она ходит на рабочие митинги, следит за выступлениями
Ленина (на которого готовится покушение), но речи вождя мировой революции
производят на нее сильное впечатление, Даша- порывает и с анархистами, и с заговорщиками,
едет к отцу в Самару. В Самару же нелегально добирается все в той же
белогвардейской форме Телегин, он рискует обратиться к доктору Булавину за
какой-нибудь весточкой от Даши. Дмитрий Степанович догадывается, что перед ним
«красная гадина», [152] отвлекает его
внимание старым Дашиным письмом и по телефону вызывает контрразведку. Ивана
Ильича пытаются арестовать, он спасается бегством и неожиданно натыкается на
Дату (которая, ничего не подозревая, была все время тут, в доме); супруги
успевают объясниться, и Телегин исчезает. Некоторое время спустя, когда Иван
Ильич, командуя полком, одним из первых врывается в Самару, квартира доктора
Булавина уже пуста, стекла выбиты... Где же Даша?.. Книга третья ХМУРОЕ утроНочной
костер в степи. Дарья Дмитриевна и ее случайный попутчик пекут картошку; они
ехали в поезде, который атаковали белые казаки. Путники идут по степи в
сторону Царицына и попадают в расположение красных, которые подозревают их в
шпионаже (тем более что Дашин отец, доктор Булавин, — бывший министр белого
самарского правительства), но неожиданно выясняется, что командир полка
Мельшин хорошо знает Дашиного мужа Телегина и по германской войне, и по
Красной Армии. Сам же Иван Ильич в это время везет по Волге пушки и боеприпасы
в обороняющийся от белых Царицын. При обороне города Телегин серьезно ранен,
он лежит в лазарете и никого не узнает, а когда приходит в себя, оказывается,
что сидящая у постели медсестра — это его любимая Даша. А в это время честный
Рощин, уже совершенно разочарованный в белом движении, серьезно думает о
дезертирстве и вдруг в Екатеринославе случайно узнает о том, что поезд, в
котором ехала Катя, был захвачен махновцами. Бросив чемодан в гостинице, сорвав
погоны и нашивки, он добирается до Гуляйполя, где находится штаб Махно, и
попадает в руки начальника махновской контрразведки Левки Задова, Рощина
пытают, но сам Махно, которому предстоят переговоры с большевиками, забирает
его в свой штаб, чтобы красные подумали, будто он одновременно заигрывает с
белыми. Рощину удается побывать на хуторе, где жили Алексей Красильников и
Катя, но они уже уехали неизвестно куда. Махно заключает временный союз с
большевиками для совместного взятия Екатеринослава, контролируемого
петлюровцами. Храбрый Рощин участвует в штурме города, но петлюровцы берут
верх, раненого Рощина увозят красные, и он оказывается в харьковском
госпитале. (В это время Екатерина Дмитриевна, освободившись от Алексея
Красильникова, принуждавшего ее к женитьбе, учительствует в сельской школе.)
Выписавшись из госпиталя, Вадим Петрович получает назначение в Киев, в штаб
курсантской бригады к знакомо- [153] му по боям в
Екатеринославе комиссару Чугаю. Он участвует в разгроме банды Зеленого,
убивает Алексея Красильникова и всюду ищет Катю, но безуспешно. Однажды Иван
Ильич, уже комбриг, знакомится со своим новым начальником штаба, узнает в нем
старого знакомца Рощина и, думая, что Вадим Петрович — белый разведчик, хочет
его арестовать, но все разъясняется. А Екатерина Дмитриевна возвращается в
голодную Москву в старую арбатскую (теперь уже коммунальную) квартиру, где она
когда-то хоронила мужа и объяснилась с Вадимом, Она по-прежнему учительствует.
На одном из собраний в выступающем перед народом фронтовике она узнает Рощина,
которого считала мертвым, и падает в обморок. К сестре приезжают Даша и
Телегин. И вот они все вместе — в холодном, набитом народом зале Большого
театра, где Кржижановский делает доклад об электрификации России. С высоты
пятого яруса Рощин указывает Кате на присутствующих здесь Ленина и Сталина
(«...тот, кто разгромил Деникина,..»). Иван Ильич шепчет Даше: «Дельный
доклад... Ужасно хочется, Дашенька, работать...» Вадим Петрович шепчет Кате:
«Ты понимаешь — какой смысл приобретают все наши усилия, пролитая кровь, все
безвестные и молчаливые муки... Мир будет нами перестраиваться для добра... Все
в этом зале готовы отдать за это жизнь... Это не вымысел — они тебе покажут шрамы
и синеватые пятна от пуль... И это — на моей родине, и это — Россия...» Петр Первый - Роман (Кн. 1-я - 1929-1930, кн. 2-я - 1933-1934, кн. 3-я — 1944—1945)К
концу XVII в. после смерти государя Федора Алексеевича в России начинается борьба
за власть. Бунтуют стрельцы, подстрекаемые царевной Софьей и ее любовником,
честолюбивым князем Василием Голицыным. Стало в Москве два царя — малолетние
Иван Алексеевич и Петр Алексеевич, а выше их — правительница Софья. «И все
пошло по-старому. Ничего не случилось. Над Москвой, над городами, над сотнями
уездов, раскинутых по необъятной земле, кисли столетние сумерки — нищета,
холопство, бездолье». В те же годы в
деревне, на землях дворянина Василия Волкова, живет крестьянская семья
Бровкиных. Старший, Ивашка Бровкин, [154] берет с собой в
Москву сына Алешку; в столице, испугавшись наказания за пропавшую упряжь,
Алеша сбегает и, познакомившись с ровесником Алексашкой Меншиковым, начинает
самостоятельную жизнь, пристраивается торговать пирогами. Однажды Алексашка
Меншиков удит рыбу на Яузе возле Лосиного острова и встречает мальчика в
зеленом нерусском кафтане. Алексашка показывает царю Петру (а это именно он)
фокус, без крови прокалывает иглой щеку. Они тут же расстаются, не зная, что
встретятся вновь и уже не расстанутся до смерти... В
Преображенском, где живут подрастающий Петр и его мать Среди иностранцев про Петра ходят разные слухи, на него
возла- [155] гают большие
надежды. «Россия — золотое дно — лежала под вековой тиной... Если не новый
царь поднимет жизнь, то кто же?» Франц Лефорт становится нужен Петру, как умная
мать ребенку. Петр начинает поход на Крым (предыдущий — Василия Голицына —
закончился позорной неудачей); а часть армии идет войной на турецкую крепость
Азов. И этот поход кончился бесславно, но идет время, Петр проводит свои
реформы, трудно рождается новый, XVIII век. От непомерных тягот народ начинает
разбойничать или уходит в леса к раскольникам, но и там их настигают государевы
слуги, и люди сжигают себя в избах или церквях, чтобы не попасть в антихристовы
руки. «Западная зараза неудержимо проникла в дремотное бытие... Боярство и
поместное дворянство, духовенство и стрельцы страшились перемены (новые дела,
новые люди), ненавидели быстроту и жестокость всего нововводимого... Но те,
безродные, расторопные, кто хотел перемен, кто завороженно тянулся к Европе...
— эти говорили, что в молодом царе не ошиблись». Петр начинает строить в Воронеже
корабли, и с помощью флота Азов все-таки взят, но это приводит к столкновению с
могущественной Турецкой империей. Приходится искать союзников в Европе, и царь
(под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова) едет с посольством
в Кенигсберг, в Берлин, а потом в желанную его сердцу Голландию, в Англию. Там
он живет как простой мастеровой, овладевая необходимыми ремеслами, В его
отсутствие в России начинается брожение: царь, дескать,
умер, иностранцы подменили царя. Неукротимая Софья вновь подстрекает стрельцов
к мятежу, но и этот бунт подавлен, а по возвращении Петра в Москву начинаются
пытки и казни. «Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным
углам. Кончалась византийская Русь». Царицу Евдокию Федоровну отправляют в
Суздаль, в монастырь, а ее место занимает беззаконная «кукуйская царица» Анна
Монс; ее дом так на Москве и называют — царицын дворец. Умирает Франц Лефорт,
но дело его живет. В Воронеже закладываются все новые корабли, и вот уже целая
флотилия плывет в Крым, потом на Босфор, и турки ничего не могут поделать с
новой, неизвестно откуда взявшейся морской силой России, Богач Иван Артемьич
Бровкин занимается поставками в армию, у него большой дом, многие именитые купцы
у него в приказчиках, сын Яков — на флоте, сын Гаврила — в Голландии, младший,
получивший отменное образование Артамон — при отце. Александра, Санька, ныне
знатная дама и грезит о Париже. А Алексей Бровкин влюбляется в царевну Наталью
Алексеевну, сестру Петра, да и она к нему неравнодушна. В 1700 г. молодой и храбрый шведский король Карл XII
разбивает [156] под Нарвой
русские войска; у него сильнейшая армия, и уже кружится голова в предчувствии
славы второго Цезаря. Карл занимает Лифляндию и Польшу, хочет броситься за
Петром в глубь Московии, но генералы его отговаривают. А Петр мечется между
Москвой, Новгородом и Воронежем, заново воссоздавая армию; строятся корабли,
отливаются (из монастырских колоколов) новые пушки. Дворянская иррегулярная
армия ненадежна, теперь на ее место набирают всех желающих, а от кабалы и
мужицкой неволи желающих много. Под командованием Бориса Петровича Шереметева
русские войска овладевают крепостью Мариенбург; среди пленных и солдат
генерал-фельдмаршал замечает хорошенькую девушку с соломой в волосах
(«...видимо, в обозе уже пристраивались валять ее под телегами...») и берет ее
экономкой, но влиятельный Александр Меншиков забирает красавицу Катерину себе.
Когда Петр узнает об измене Анны Монс с саксонским посланником Кенгисеком,
Меншиков подсовывает ему Катерину, которая приходится царю по сердцу (это
будущая царица Екатерина I). «Конфузия под Нарвой пошла нам на великую пользу,
— говорит Петр. — От битья железо крепнет, человек мужает». Он начинает осаду
Нарвы, ее защитник генерал Горн не желает сдавать город, что приводит к
бессмысленным страданиям его жителей. Нарва взята яростным штурмом, в гуще боя
виден бесстрашный Меншиков со шпагой. Генерал Горн сдается. Но: «Не будет тебе
чести от меня, — слышит он от Петра. — Отведите его в тюрьму, пешком, через
весь город, дабы увидел печальное дело рук своих...» Евгений Иванович Замятин 1884-1937Уездное - Повесть (1912)Уездного
малого Анфима Барыбу называют «утюгом». У него тяжелые железные челюсти,
широченный четырехугольный рот и узенький лоб. Да и весь Барыба из жестких
прямых и углов. И выходит из всего этого какой-то страшный лад. Ребята-уездники
побаиваются Барыбу: зверюга, под тяжелую руку в землю вобьет. И в то же время
им на потеху он разгрызает камушки, за булку. Отец-сапожник
предупреждает: со двора сгонит, коли сын не выдержит в училище выпускные
экзамены. Анфим проваливается на первом же — по Закону Божьему и, боясь отца,
домой не возвращается. Он поселяется на
дворе заброшенного дома купцов Балкашиных. На огородах Стрелецкой слободы да на
базаре все, что удается, ворует. Как-то Анфим крадет цыпленка со двора богатой
вдовы кожевенного фабриканта Чеботарихи. Тут-то его и выслеживает кучер
Урванка и тащит к хозяйке. Хочет
Чеботариха наказать Барыбу, но, взглянув на его зверино-крепкое тело, уводит в
свою спальню, якобы чтоб заставить раскаяться в грехе. Однако расползшаяся как
тесто Чеботариха сама решает согрешить — для сиротинки. Теперь в доме Чеботарихи Барыба живет в покое, на всем
готовом [158] И бродит в
сладком безделье. Чеботариха в нем день ото дня все больше души не чает. Вот
Барыба уже и на чеботаревском дворе распорядки наводит: мужиками командует,
провинившихся штрафует. В чуриловском
трактире знакомится Анфим с Тимошей-портным, маленьким, востроносым, похожим на
воробья, с улыбкой вроде теплой лампадки. И становится Тимоша его приятелем. Однажды видит
Барыба на кухне, как молоденькая служанка Полька, дура босоногая, поливает деревцо
апельсиновое супом. Деревцо это уже полгода выращивает, бережет-холит.
Выхватывает Анфим с корнем деревцо — да за окно. Полька ревет, и Барыба
выталкивает ее ногой в погреб. Тут-то в его голове и поворачивается какой-то
жернов. Он — за ней, легонько налегает на Польку, она сразу и падает. Послушно
двигается, только еще чаще хнычет. И в этом — особая сладость Барыбе. «Что,
перина старая, съела, ага?» — говорит он вслух Чеботарихе и показывает кукиш.
Выходит из погреба, а под сараем копошится Урванка. Барыба сидит в
трактире за чаем с Тимошей. Тот заводит свое любимое — о Боге: Его нет, а все ж
жить надо по-Божьи. Да еще рассказывает, как, больной чахоткой, он ест со
своими детьми из одной миски, чтобы узнать, прилипнет ли эта болезнь к ним,
поднимется ли у Бога рука на ребят несмышленых. В Ильин день
устраивает Чеботариха Барыбе допрос — о Польке. Анфим молчит. Тогда Чеботариха
брызгает слюной, топает ногами: «Вон, вон из мово
дому! Змей подколодный!» Барыба идет сначала к Тимоше, потом в монастырь к монаху
Евсею, знакомому Анфиму с детства. Батюшки Евсей
и Иннокентий, а также Савка-послушник потчуют гостя вином. Затем Евсей,
одолжив у Анфима денег, отправляется с ним и Савкой гулять дальше, в Стрельцы. На следующий
день Евсей с Барыбой идут в Ильинскую церковь, где хранятся деньги Евсея, и
монах возвращает Анфиму долг. С тех пор вертится Барыба возле церкви и однажды
ночью после праздничной службы — шасть в алтарь за денежками Евсея: на кой ляд
они монаху? Теперь Барыба
снимает комнату в Стрелецкой слободе у Апроси-салдатки. Читает Анфим лубочные
книжонки. Гуляет в поле, там косят. Вот бы так и Барыбе! Да нет, не в мужики же
ему идти. И подает он прошение в казначейство: авось возьмут писцом. Узнает Евсей о
пропаже денег и понимает, что украл их Барыба. Решают монахи напоить
Анфимку-вора чаем на заговоренной воде — авось сознается. Отхлебывает Барыба из
стакана, и хочется сказать: «Я [159] украл», но молчит
он и лишь улыбается зверино. А сосланный в этот монастырь дьяконок подскакивает
к Барыбе: «Нет, братец, тебя никакой разрыв-травой не проймешь. Крепок,
литой». Неможется
Барыбе. На третий день только отлегло. Спасибо Апросе, выходила Анфима и стала
с тех пор его сударушкой. Осень в этот
год какая-то несуразная: падает и тает снег, и с ним тают Барыбины-Евсеевы
денежки. Из казначейства приходит отказ. Тут-то Тимоша и знакомит Анфима с
адвокатом Семеном Семеновичем, прозванным Моргуновым. Он ведет у купцов все их
делишки темные и никогда не говорит о Боге. Начинает Барыба ходить у него в
свидетелях: оговаривает, кого велит Моргунов. В стране все
полыхает, в набат бьют, вот и министра ухлопали. Тимоша и Барыба с приятелями
перед пасхальной вечерей сидят в трактире. Портной все в платок покашливает. Выходят
на улицу, а Тимоша возвращается: платок в трактире обронил. Наверху шум, выстрелы,
выкатывается кубарем Тимоша, вслед кто-то стрелой и — в переулок. А другой, его
сообщник — чернявенький мальчишечка, лежит на земле, и владелец трактира старик
Чурилов пинает его в бок: «Унесли! Убег один, со ста рублями убег!» Вдруг
подскакивает злой Тимоша: «Ты что ж это, нехристь, убить мальца-то за сто целковых
хочешь?» По мнению Тимоши, Чурилову от сотни не убудет, а они, может, два дня
не ели. «Ясли бы до нашего сонного озера дошло, в самый бы омут полез!» —
говорит приятелям Тимоша о революционных событиях. Понаехали из
губернии, суд военный. Чурилов во время допроса жалуется на Тимошку-дерзеца.
Барыба же вдруг говорит прокурору: «Платка никакого не было. Сказал Тимоша: дело наверху
есть». Тимошу
арестовывают. Исправник Иван Арефьич с Моргуновым решают подкупить Барыбу,
чтобы тот показал на суде против приятеля. Шесть четвертных да местишко
урядника — не мало ведь! В ночь перед
судом нудит внутри у Барыбы какой-то мураш надоедный. Отказаться бы, приятель
все-таки, как-то чудно. Но жизни-то всего в Тимоше полвершка. Снятся экзамены,
поп. Опять провалится Анфим, второй раз. А мозговатый он был, Тимоша-то. «Был?»
Почему «был»?.. Барыба
уверенно выступает на суде. А утром в веселый базарный день казнят Тимошу и
чернявенького мальчишечку. Чей-то голос говорит: «Висельники, дьяволы!» А
другой: «Тимошка Бога забыл.. Кончилось в посаде старинное житье,
взбаламутили, да». Белый
новенький китель, погоны. Идет Барыба, радостный и гордый, к отцу: пусть-ка
теперь поглядит. Буркает постаревший отец: [160] «Чего надо?» —
«Слышал? Три дня как произвели». — «Слышал об тебе, как же. И про монаха Евсея.
И про портного тоже». И вдруг затрясся старик, забрызгал слюной: «Во-он из мово
дому, негодяй! Во-он!» Очумелый, идет
Барыба в чуриловский трактир. Там веселятся приказчики. Уже здорово
нагрузившись, двигается Барыба к приказчикам: «У нас теперь смеяться с-строго
не д-дозволяется...» Покачивается огромный, четырехугольный, давящий, будто не
человек, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба. Мы - Роман (1920—1921, опубл. 1952)Далекое
будущее. Д-503, талантливый инженер, строитель космического корабля
«Интеграл», ведет записки для потомков, рассказывает им о «высочайших вершинах
в человеческой истории» — жизни Единого Государства и его главе Благодетеле.
Название рукописи — «Мы». Д-503 восхищается тем, что граждане Единого
Государства, нумера, ведут рассчитанную по системе Тэйлора, строго регламентированную
Часовой Скрижалью жизнь: в одно и то же время встают, начинают и кончают
работу, выходят на прогулку, идут в аудиториум, отходят ко сну. Для нумеров
определяют подходящий табель сексуальных дней и выдают розовую талонную
книжку. Д-503 уверен: «Мы» — от Бога, а «я» — от диавола. Как-то
весенним днем со своей милой, кругло обточенной подругой, записанной на него
0-90, Д-503 вместе с другими одинаково одетыми нумерами гуляет под марш труб
Музыкального Завода. С ним заговаривает незнакомка с очень белыми и острыми
зубами, с каким-то раздражающим иксом в глазах или бровях. 1-330, тонкая,
резкая, упрямо-гибкая, как хлыст, читает мысли Д-503. Через
несколько дней 1-330 приглашает Д-503 в Древний Дом (они прилетают туда на аэро).
В квартире-музее рояль, хаос красок и форм, статуя Пушкина. Д-503 захвачен в
дикий вихрь древней жизни. Но когда 1-330 просит его нарушить принятый
распорядок дня и остаться с ней, Д-503 намеревается отправиться в Бюро Хранителей
и донести на нее. Однако на следующий день он идет в Медицинское Бюро: ему
кажется, что в него врос иррациональный №1 и что он явно болен. Его освобождают
от работы. [161] Д-503 вместе с другими нумерами
присутствует на площади Куба во время казни одного поэта, написавшего о
Благодетеле кощунственные стихи. Поэтизированный приговор читает трясущимися
серыми губами приятель Д-503, Государственный Поэт R-13. Преступника казнит сам
Благодетель, тяжкий, каменный, как судьба. Сверкает острое лезвие луча его
Машины, и вместо нумера — лужа химически чистой воды. Вскоре строитель «Интеграла»
получает извещение, что на него записалась 1-330. Д-503 является к ней в
назначенный час. 1-330 дразнит его: курит древние «папиросы», пьет ликер, заставляет
и Д-503 сделать глоток в поцелуе. Употребление этих ядов в Едином Государстве
запрещено, и Д-503 должен сообщить об этом, но не может. Теперь он другой. В
десятой записи он признается, что гибнет и больше не может выполнять свои
обязанности перед Единым Государством, а в одиннадцатой — что в нем теперь два
«я» — он и прежний, невинный, как Адам, и новый — дикий, любящий и ревнующий,
совсем как в идиотских древних книжках. Если бы знать, какое из этих «я»
настоящее! Д-503 не может без 1-330, а ее
нигде нет. В Медицинском Бюро, куда ему помогает дойти двоякоизогнутый
Хранитель S-4711, приятель
I, выясняется, что строитель «Интеграла» неизлечимо болен: у него, как и у
некоторых других нумеров, образовалась душа. Д-503 приходит в Древний Дом, в «их»
квартиру, открывает дверцу шкафа, и вдруг... пол уходит у него из-под ног, он
опускается в какое-то подземелье, доходит до двери, за которой — гул. Оттуда появляется
его знакомый, доктор. «Я думал, что она, 1-330...» — «Стойте тут!» — доктор
исчезает. Наконец! Наконец она рядом. Д и I уходят — двое-одно... Она идет, как
и он, с закрытыми глазами, закинув вверх голову, закусив губы... Строитель
«Интеграла» теперь в новом мире: кругом что-то корявое, лохматое,
иррациональное. 0-90 понимает: Д-503 любит
другую, поэтому она снимает свою запись на него. Придя к нему проститься, она
просит: «Я хочу — я должна от вас ребенка — и я уйду, я уйду!» — «Что?
Захотелось Машины Благодетеля? Вы ведь ниже сантиметров на десять Материнской
Нормы!» — «Пусть! Но ведь я же почувствую его в себе. И хоть несколько дней...»
Как отказать ей?.. И Д-503 выполняет ее просьбу — словно бросается с
аккумуляторной башни вниз. 1-330 наконец появляется у своего
любимого. «Зачем ты меня мучила, зачем не приходила?» — «А может быть, мне
нужно было испытать тебя, нужно знать, что ты сделаешь все, что я захочу, что
ты совсем уже мой?» — «Да, совсем!» Сладкие, острые зубы; улыбка, [162] она в чашечке
кресла — как пчела: в ней жало и мед. И затем — пчелы — губы, сладкая боль
цветения, боль любви... «Я не могу так, I. Ты все время что-то
недоговариваешь», — «А ты не побоишься пойти за мной всюду?» — «Нет, не
побоюсь!» — «Тогда после Дня Единогласия узнаешь все, если только не...» Наступает
великий День Единогласия, нечто вроде древней Пасхи, как пишет Д-503; ежегодные
выборы Благодетеля, торжество воли единого «Мы». Чугунный, медленный голос:
«Кто «за» — прошу поднять руки». Шелест миллионов рук, с усилием поднимает
свою и Д-503. «Кто «против»?» Тысячи рук взметнулись вверх, и среди них — рука
1-330. И дальше — вихрь взвеянных бегом одеяний, растерянные фигуры
Хранителей, R-13,
уносящий на руках 1-330. Как таран, Д-503 пропарывает толпу, выхватывает I, всю
в крови, у R-13, крепко прижимает к себе и уносит. Только бы вот так нести ее,
нести, нести... А назавтра в
Единой Государственной Газете: «В 48-й раз единогласно избран все тот же
Благодетель». А в городе повсюду расклеены листки с надписью «Мефи». Д-503 с 1-330
по коридорам под Древним Домом выходят из города за Зеленую Стену, в низший
мир. Нестерпимо пестрый гам, свист, свет. У Д-503 голова кругом. Д-503 видит
диких людей, обросших шерстью, веселых, жизнерадостных. 1-330 знакомит их со
строителем «Интеграла» и говорит, что он поможет захватить корабль, и тогда
удастся разрушить Стену между городом и диким миром. А на камне огромные буквы
«Мефи». Д-503 ясно: дикие люди — половина, которую потеряли горожане, одни Н2,
а другие О, а чтобы получилось Н2О, нужно, чтобы половины
соединились. I назначает Д свидание
в Древнем Доме и открывает ему план «Мефи»: захватить «Интеграл» во время
пробного полета и, сделав его оружием против Единого Государства, кончить все
сразу, быстро, без боли. «Какая нелепость, I! Ведь наша революция была последней!»
— «Последней — нет, революции бесконечны, а иначе — энтропия, блаженный покой,
равновесие. Но необходимо его нарушить ради бесконечного движения». Д-503 не
может выдать заговорщиков, ведь среди них... Но вдруг думает: что, если она с
ним только из-за... Наутро в Государственной
Газете появляется декрет о Великой Операции. Цель — уничтожение фантазии.
Операции должны подвергнуться все нумера, чтобы стать совершенными,
машиноравными. Может быть, сделать операцию Д и излечиться от души, от I? Но он
не может без нее. Не хочет спасения... На углу, в аудиториуме, широко разинута дверь, и оттуда —
мед- [163] ленная колонна из
оперированных. Теперь это не люди, а какие-то человекообразные тракторы. Они
неудержимо пропахивают сквозь толпу и вдруг охватывают ее кольцом. Чей-то
пронзительный крик: «Загоняют,
бегите!» И все убегают. Д-503 вбегает передохнуть в какой-то подъезд, и тотчас
же там оказывается и 0-90. Она тоже не хочет операции и просит спасти ее и их
будущего ребенка. Д-503 дает ей записку к 1-330: она поможет. И вот долгожданный полет
«Интеграла». Среди нумеров, находящихся на корабле, члены «Мефи». «Вверх —
45°!» — командует Д-503. Глухой взрыв — толчок, потом мгновенная занавесь туч —
корабль сквозь нее. И солнце, синее небо. В радиотелефонной Д-503 находит 1-330
— в слуховом крылатом шлеме, сверкающую, летучую, как древние валькирии. «Вчера
вечером приходит ко мне с твоей запиской, — говорит она Д. — И я отправила —
она уже там, за Стеною. Она будет жить...» Обеденный час. Все — в столовую. И
вдруг кто-то заявляет: «От имени Хранителей... Мы знаем все. Вам — кому я говорю,
те слышат... Испытание будет доведено до конца, вы не посмеете его сорвать. А
потом...» У I — бешеные, синие искры. На ухо Д: «А, так это вы? Вы — «исполнили
долг»?» И он вдруг с ужасом понимает: это дежурная Ю, не раз бывавшая в его
комнате, это она прочитала его записи. Строитель «Интеграла» — в командной
рубке. Он твердо приказывает: «Вниз! Остановить двигатели. Конец всего». Облака
— и потом далекое зеленое пятно вихрем мчится на корабль. Исковерканное лицо
Второго Строителя. Он толкает Д-503 со всего маху, и тот, уже падая, туманно
слышит: «Кормовые — полный ход!» Резкий скачок вверх. Д-503 вызывает к себе Благодетель
и говорит ему, что ныне сбывается древняя мечта о рае — месте, где блаженные с
оперированной фантазией, и что Д-503 был нужен заговорщикам лишь как строитель
«Интеграла». «Мы еще не знаем их имен, но уверен, от вас узнаем». На следующий день оказывается,
что взорвана Стена и в городе летают стаи птиц. На улицах — восставшие. Глотая
раскрытыми ртами бурю, они двигаются на запад. Сквозь стекло стен видно: женские
и мужские нумера совокупляются, даже не спустивши штор, без всяких талонов... Д-503 прибегает в Бюро Хранителей
и рассказывает S-4711
все, что он знает о «Мефи». Он, как древний Авраам, приносит в жертву Исаака —
самого себя. И вдруг строителю «Интеграла» становится ясно: S — один из тех... Опрометью Д-503 — из Бюро
Хранителей и — в одну из общественных уборных. Там его сосед, занимающий
сиденье слева, делится с [164] ним своим
открытием: «Бесконечности нет! Все конечно, все просто, все — вычислимо; и
тогда мы победим философски...» — «А там, где кончается ваша конечная вселенная?
Что там — дальше?» Ответить сосед не успевает. Д-503 и всех, кто был там,
хватают и в аудиториуме 112 подвергают Великой Операции. В голове у Д-503
теперь пусто, легко... На другой день
он является к Благодетелю и рассказывает все, что ему известно о врагах
счастья. И вот он за одним столом с Благодетелем в знаменитой Газовой комнате.
Приводят ту женщину. Она должна дать свои показания, но лишь молчит и
улыбается. Затем ее вводят под колокол. Когда из-под колокола выкачивают
воздух, она откидывает голову, глаза полузакрыты, губы стиснуты — это напоминает
Д-503 что-то. Она смотрит на него, крепко вцепившись в ручки кресла, смотрит,
пока глаза совсем не закрываются. Тогда ее вытаскивают, с помощью электродов
быстро приводят в себя и снова сажают под колокол. Так повторяется три раза — и
она все-таки не говорит ни слова. Завтра она и другие, приведенные вместе с
нею, взойдут по ступеням Машины Благодетеля. Д-503 так
заканчивает свои записки: «В городе сконструирована временная стена из
высоковольтных волн. Я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить». Александр Романович Беляев 1884-1942Голова профессора Доуэля- Роман (1925, нов.
ред. 1937)
Мари
Лоран, молодой врач, получает предложение поступить на работу в лабораторию
профессора Керна. Кабинет, в котором Керн принимает ее, производит весьма
мрачное впечатление. Но куда более мрачным оказывается посещение лаборатории:
там Мари видит отделенную от туловища человеческую голову. Голова укреплена на
квадратной стеклянной доске, от нее к различным баллонам и цилиндрам идут
трубки. Голова разительно напоминает Мари недавно умершего профессора Доуэля,
известного ученого-хирурга. Это и в самом деле его голова. По словам Керна, ему
удалось «воскресить» только голову Доуэля, страдавшего неизлечимым недугом. («Я
бы предпочла смерть такому воскресению», — реагирует на это Мари Доран.) Мари
поступает работать в лабораторию Керна. В ее обязанности входит следить за
состоянием головы, которая «слышит, понимает и может отвечать мимикой лица».
Кроме того. Мари ежедневно приносит голове ворох медицинских журналов, и они
вместе их «просматривают». Между головой и Мари устанавливается некое подобие
общения, и однажды голова профессора Доуэля взглядом просит девушку отвернуть
кран на трубке, подведенной к его горлу (Керн строго запретил Мари трогать
кран, сказав, что это приведет к немедленной смерти [166] головы). Голове
удается объяснить Мари: этою не случится. Девушка колеблется, но в конце концов
исполняет просьбу и слышит шипение и слабый надтреснутый голос — голова может
говорить! В тайных беседах Мари Лоран и головы профессора выясняются
чудовищные подробности оживления. Керн был ассистентом профессора. Он
талантливый хирург. Во время их совместной работы с профессором Доуэлем
случился припадок астмы, и, очнувшись, он увидел, что лишился тела. Керну было
необходимо сохранить действующим мозг профессора, чтобы продолжать
исследования. Доуэль отказывался сотрудничать с ним, хотя Керн и заставлял его
самыми грубыми методами (пропуская через голову профессора электрический ток,
примешивая к питательным растворам раздражающие вещества). Но когда Керн,
проводя опыты на глазах у головы, сделал несколько ошибок, которые могли
погубить результаты их усилий, профессор Доуэль не выдержал и согласился
продолжать работу. С помощью Доуэля Керн оживляет еще две головы, мужскую и
женскую (Тома Буш, рабочий, попавший под автомобиль, и Брике, певичка из бара,
получившая предназначавшуюся не ей пулю). Операция проходит успешно, но головы
Тома и Брике, в отличие от Доуэля, не привыкшие к интеллектуальной
деятельности, томятся без тела. У Мари Лоран прибавляется работы. Она не
только следит за состоянием всех трех голов, но еще показывает Тома и Брике
фильмы, включает им музыку. Но все напоминает им прежнюю жизнь и только
расстраивает их. Настойчивой Брике удается уговорить Керна попробовать пришить
ей новое тело. Тем временем Керн узнает о беседах Мари и головы профессора
Доуэля. Девушка готова разоблачить его, поведав всему миру его страшную тайну,
и Керн запрещает Мари возвращаться домой. Мари пробует протестовать. Керн на
ее глазах отключает один из кранов, лишая воздуха голову Доуэля. Мари
соглашается на его условия, и лаборатория становится ее тюрьмой. На месте железнодорожной
катастрофы Керн находит подходящее для Брике тело и похищает его. Приживление
проходит удачно. Вскоре Брике разрешают говорить. Она пробует петь, при этом
обнаруживается некая странность: в верхнем регистре голос Брике довольно писклив
и не очень приятен, а в нижнем у нее оказывается превосходное грудное
контральто. Мари просматривает газеты, чтобы понять, кому принадлежало это
молодое, изящное тело, доставшееся теперь Брике. Ей на глаза попадается
заметка, что труп известной итальянской артистки Анжелики Гай, следовавшей в
поезде, потерпевшем крушение, исчез бесследно. Брике разрешают встать, она
начинает ходить, порою в [167] жестах ее заметна
удивительная грация. Брике воюет с Керном: она хочет вернуться домой и предстать
перед своими друзьями в новом обличье, но в намерения хирурга не входит
отпускать ее из лаборатории. Поняв это, Брике бежит, спустившись со второго
этажа по связанным простыням. Она не раскрывает друзьям тайны своего
возвращения. Брике вместе со своей подругой Рыжей Мартой и ее мужем Жаном
(взломщиком сейфов) уезжают вместе, чтобы скрыться от возможного преследования
полиции. Жан заинтересован в этом не меньше, чем Брике. Они оказываются на
одном из пляжей Средиземного моря, где случайно встречаются с Арманом Ларе,
художником, и Артуром Доуэлем, сыном профессора. Арман Лоре не может забыть
Анжелику Гай, он был «не только поклонником таланта певицы, но и ее другом, ее
рыцарем». Ларе острым взглядом художника улавливает сходство незнакомой молодой
женщины с пропавшей певицей: фигура ее «похожа как две капли воды на фигуру
Анжелики Гай». У нее та же родинка на плече, что у Анжелики, те же жесты, Арман
Ларе и Артур Доуэль решают выяснить тайну. Ларе приглашает незнакомку и ее
друзей совершить прогулку на яхте и там, оставшись наедине с Брике, заставляет
ее рассказать свою историю. Она без утайки отвечает на расспросы сначала Ларе,
потом Артура Доуэля. Когда Брике упоминает находившуюся в лаборатории третью голову,
Артур догадывается, о ком идет речь. Он показывает Брике фотографию своего
отца, и она подтверждает его догадку. Друзья увозят Брике в Париж, чтобы с ее
помощью разыскать голову профессора Доуэля. Арман Ларе находится в некотором
смятении: он чувствует симпатию — а может, и нечто большее — к Брике, но не
может понять, что именно его привлекает, тело Анжелики или личность самой
Брике. Брике ощущает, что в ее жизнь певички из бара вошло что-то совсем новое.
Совершается чудо «перевоплощения» — чистое тело Анжелики Гай не только
омолаживает голову Брике, оно изменяет ход ее мыслей. Но маленькая ранка, что
была на ступне у Анжелики, вдруг дает о себе знать: у Брике начинает болеть,
краснеет и опухает нога. Ларе и Доуэль хотят показать Брике врачам, но она
возражает против этого, боясь, что вся ее история будет предана огласке.
Доверяя только Керну, Брике тайком едет к нему в лабораторию. Тем временем
Доуэль, разыскивая Мари Лоран, узнает, что девушку заточили в больницу для
душевнобольных. Пока друзья с
трудом освобождают Мари, Керн безуспешно пытается спасти ногу Брике. В конце
концов он вынужден вновь отделить голову Брике от туловища. Керн, понимая, что
таить впредь его [168] опыты невозможно,
демонстрирует публике живую голову Брике (голова Тома к этому времени погибает).
Во время этой демонстрации Мари Лоран, пылая гневом и ненавистью, обличает
Керна как убийцу и вора, присвоившего чужие труды. Чтобы скрыть следы преступления,
Керн при помощи парафиновых инъекций изменяет вид головы профессора Доуэля.
Артур Доуэль, явившись к начальнику полиции, просит произвести обыск у Керна.
Сам же он, вместе с Мари Лоран и Арманом Ларе, присутствует при этом. Они видят
последние минуты головы профессора Доуэля. Полицейские собираются допросить
Керна. Керн направляется в свой кабинет, и вскоре оттуда доносится выстрел. Самуил Яковлевич Маршак 1887-1964Двенадцать месяцев - драматическая сказка (1943)В
зимнем лесу волк беседует с вороном, белки играют с зайцем в горелки. Их видит
Падчерица, которая пришла в лес за хворостом и дровами (послала ее жестокая
Мачеха). Падчерица встречает в лесу Солдата, рассказывает ему об игре зверей.
Тот объясняет, что под Новый год случаются всякие чудеса, и помогает девочке
собрать вязанку. А сам Солдат пришел в лес за елочкой для Королевы. Когда он
уходит, в лесу собираются двенадцать месяцев, чтобы развести костер. Четырнадцатилетняя Королева,
ровесница Падчерицы, круглая сирота. Седобородый Профессор учит своенравную
девочку чистописанию и математике, но не очень успешно, ибо Королева не любит,
чтобы ей противоречили. Она желает, чтобы завтра же наступил апрель, и издает
приказ: обещает большую награду тому, кто принесет во дворец корзину
подснежников. Глашатаи объявляют о начале весны и королевском приказе. Мачеха и ее Дочка мечтают о
награде. Только возвращается Падчерица с хворостом, как ее тут же посылают
обратно в лес — за подснежниками. Замерзшая Падчерица бродит по
лесу. Выходит на поляну, на которой горит костер, а вокруг него греются
двенадцать братьев-месяцев. Девочка рассказывает им свою историю. Апрель
просит братьев [170] уступить
ему часок, чтобы помочь Падчерице. Те соглашаются. Кругом расцветают
подснежники, девочка их собирает. Апрель дарит ей свое колечко: если случится
беда, нужно бросить колечко, сказать волшебные слова — и все месяцы придут на
помощь. Братья наказывают Падчерице, чтобы она никому не говорила о встрече с
ними. Падчерица
приносит подснежники домой. Мачехина Дочка крадет у спящей Падчерицы колечко,
подаренное Апрелем. Та сразу об этом догадывается, умоляет вернуть ей колечко,
но старуха и ее злая Дочка даже и слушать не хотят. Они идут с подснежниками в
королевский дворец, оставив Падчерицу дома. Торжественный прием в королевском дворце. Королева объявляет, что Новый
год не наступит, пока не принесут полной корзины подснежников. Появляются
садовники с оранжерейными цветами, но подснежников среди них нет. Лишь когда
Мачеха с Дочкой приносят Подснежники, Королева признает, что Новый год наступил.
Она приказывает «двум особам» рассказать, где они нашли цветы. Те плетут
небылицу о чудесном месте, на котором растут зимой и цветы, и грибы, и ягоды.
Королева решает послать их за орехами и ягодами, но потом у нее возникает мысль
поехать туда самой вместе с придворными. Тогда Мачеха с Дочкой говорят, что
чудесное место уже замело снегом. Королева угрожает им за обман казнью, и
лгуньи признаются, что цветы рвала Падчерица. Королева едет в лес, приказав
«двум особам» сопровождать ее вместе с Падчерицей. В лесу солдаты
расчищают дорогу перед Королевой. Им жарко, а придворные мерзнут. Королева
приказывает всем работать и сама берет метлу. Появляются Мачеха, Дочка и
Падчерица. Королева повелевает дать Падчерице шубу. Падчерица жалуется, что у
нее отняли колечко. Королева приказывает мачехиной Дочке вернуть колечко, и та
повинуется. Затем Королева требует, чтобы Падчерица рассказала, где нашла
подснежники. Девочка отказывается, и тогда разгневанная Королева велит снять с
нее шубу, грозит казнью и бросает ее колечко в прорубь. Падчерица, наконец,
произносит волшебные слова и куда-то исчезает. Сразу же наступает весна. Затем
лето. Рядом с Королевой появляется медведь. Все разбегаются, только Профессор и
старый Солдат защищают ее. Медведь уходит. Наступает осень. Ураган, ливень.
Придворные, покинув Королеву, бегут обратно во дворец. Королева остается с
Профессором, старым Солдатом, Мачехой и ее Дочкой. Возвращается зима, сильная
стужа. Сани есть, да ехать нельзя: на лошадях ускакали придворные. Королева
мерзнет. Как выбраться из лесу? [171] Появляется старик в белой шубе и
предлагает каждому загадать по одному желанию. Королева хочет домой, Профессор
— чтобы времена года вернулись на свои места, Солдат — погреться у костра, Мачеха
с Дочкой — шубы, хоть собачьи. Старик дает им шубы, они ругают друг друга, что
не просили собольих. И тут же превращаются в собак. Их запрягают в сани. Двенадцать месяцев и Падчерица
сидят у костра. Месяцы дарят девочке сундук с обновками и чудесные сани,
запряженные двумя конями. Появляются королевские сани в собачьей упряжке.
Месяцы разрешают всем погреться у костра. На собаках, конечно, далеко не
уедешь. Надо бы попросить Падчерицу, чтобы подвезла, но надменная Королева
просить не хочет и не умеет. Солдат объясняет ей, как это делается. Королева
наконец по-доброму просит Падчерицу, та сажает всех в сани и дает каждому
шубу. А собак она через три года приведет к новогоднему костру, и, если они
исправятся, их опять превратят в людей. Все уезжают. Месяцы остаются у
новогоднего костра. Анна Андреевна Ахматова 1889-1966Поэма без героя Триптих (1940-1965)Автору
слышится Траурный марш Шопена и шепот теплого ливня в плюще. Ей снится
молодость, ЕГО миновавшая чаша. Она ждет человека, с которым ей суждено
заслужить такое, что смутится Двадцатый Век. Но вместо
того, кого она ждала, новогодним вечером к автору в фонтанный Дом приходят тени
из тринадцатого года под видом ряженых. Один наряжен Фаустом, другой — Дон
Жуаном. Приходят Дапертутто, Иоканаан, северный Глан, убийца Дориан. Автор не
боится своих неожиданных гостей, но приходит в замешательство, не понимая: как
могло случиться, что лишь она, одна из всех, осталась в живых? Ей вдруг
кажется, что сама она — такая, какою была в тринадцатом году и с какою не
хотела бы встретиться до Страшного Суда, — войдет сейчас в Белый зал. Она
забыла уроки краснобаев и лжепророков, но они ее не забыли: как в прошедшем
грядущее зреет, так в грядущем прошлое тлеет. Единственный,
кто не появился на этом страшном празднике мертвой листвы, — Гость из Будущего.
Зато приходит Поэт, наряженный полосатой верстой, — ровесник Мамврийского
дуба, вековой [173] собеседник луны.
Он не ждет для себя пышных юбилейных кресел, к нему не пристают грехи. Но об
этом лучше всего рассказали его стихи. Среди гостей — и тот самый демон,
который в переполненном зале посылал черную розу в бокале и который встретился
с Командором. В беспечной, пряной, бесстыдной
маскарадной болтовне автору слышатся знакомые голоса. Говорят о Казанове, о
кафе «Бродячая собака». Кто-то притаскивает в Белый зал козлоногую. Она полна
окаянной пляской и парадно обнажена. После крика: «Героя на авансцену!» —
призраки убегают. Оставшись в одиночестве, автор видит своего зазеркального
гостя с бледным лбом и открытыми глазами — и понимает, что могильные плиты
хрупки и гранит мягче воска. Гость шепчет, что оставит ее живою, но она вечно
будет его вдовою. Потом в отдаленье слышится его чистый голос: «Я к смерти
готов». Ветер, не то вспоминая, не то
пророчествуя, бормочет о Петербурге 1913 г. В тот год серебряный месяц ярко
над серебряным веком стыл. Город уходил в туман, в предвоенной морозной духоте
жил какой-то будущий гул. Но тогда он почти не тревожил души и тонул в невских
сугробах. А по набережной легендарной приближался не календарный — настоящий
Двадцатый Век. В тот год и встал над мятежной
юностью автора незабвенный и нежный друг — только раз приснившийся сон. Навек
забыта его могила, словно вовсе и не жил он. Но она верит, что он придет,
чтобы снова сказать ей победившее смерть слово и разгадку ее жизни. Адская арлекинада тринадцатого
года проносится мимо. Автор остается в Фонтанном Доме 5 января 1941 г. В окне
виден призрак оснеженного клена. В вое ветра слышатся очень глубоко и очень
умело спрятанные обрывки Реквиема. Редактор поэмы недоволен автором'. Он
говорит, что невозможно понять, кто в кого влюблен, кто, когда и зачем
встречался, кто погиб, и кто жив остался, и кто автор, и кто герой. Редактор
уверен, что сегодня ни к чему рассуждения о поэте и рой призраков. Автор
возражает: она сама рада была бы не видеть адской арлекинады и не петь среди
ужаса пыток, ссылок и казней. Вместе со своими современницами — каторжанками,
«стопятницами», пленницами — она готова рассказать, как они жили в страхе по
ту сторону ада, растили детей для плахи, застенка и тюрьмы. Но она не может
сойти с той дороги, на которую чудом набрела, и не дописать свою поэму. Белой ночью
24 июня 1942 г. догорают пожары в развалинах Ле- [174] нинграда. В
Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Увечный клен растет под окном
фонтанного Дома. Автор, находящийся за семь тысяч километров, знает, что клен
еще в начале войны предвидел разлуку. Она видит свого двойника, идущего на
допрос за проволокой колючей, в самом сердце тайги дремучей, и слышит свой
голос из уст двойника: за тебя я заплатила чистоганом, ровно десять лет ходила
под наганом... Автор
понимает, что ее невозможно разлучить с крамольным, опальным, милым городом, на
стенах которого — ее тень. Она вспоминает день, когда покидала свой город в
начале войны, в брюхе летучей рыбы спасаясь от злой погони. Внизу ей открылась
та дорога, по которой увезли ее сына и еще многих людей. И, зная срок отмщения,
обуянная смертным страхом, опустивши глаза сухие и ломая руки, Россия шла перед
нею на восток. Сергей Антонович Клычков 1889-1937Сахарный немец- Роман (1925)Первая
мировая война. Солдаты двенадцатой роты — вчерашние мужики из села Чертухино.
Миколай Митрич Зайцев, сын чертухинского лавочника, молодой парень, недавно
произведен в зауряд-прапорщики. Его все зовут Зайчиком. Он мастер сочинять
песни. Зайчик — человек добрый и безответный: все (и даже фельдфебель Иван
Палыч) обращаются с ним бесцеремонно. Как-то раз во время смотра на Зайчика
накричал командир — за то, что взводным у него был Пенкин Прохор Акимыч, рыжий
и рябой. От растерянности Зайчик дал затрещину ефрейтору Пенкину, а вечером
бросился ему в ноги и просил прощения. Роте приходит инструкция. В ней
говорится, что солдат высадят с кораблей, чтобы они прямо «из моря» напали на
немцев. Все в ужасе. Рота причащается перед верной смертью. Но операцию отменяют.
Солдаты верят, что война скоро кончится. Однако роту из резерва вновь посылают
на линию фронта, к реке Двине. В блиндаже ефрейтор Пенкин
рассказывает сказку об уродливом царе Ахламоне, который отказался от богатства,
стал ходить по земле нищим и сделался красавцем. Жизнь роты идет своим чередом.
У [176] окошка в
наблюдательном пункте убит один из чертухинцев, Василий Морковкин. В отхожем
месте застрелен денщик Зайчика, Анучкин. А ротный, Палон Палоныч, шпыняет
Зайчика за стихотворство. Зайчика,
одного из всей роты, отпускают домой на побывку. По дороге его обстреливают
немцы. Он не появляется в штабе, где должен выправить бумаги об отпуске, и его
считают пропавшим без вести. Ротный Палон
Палоныч (как всегда, пьяный) приказывает денщику Сеньке принести с другого
берега Двины кусок немецкой колючей проволоки. Тот всем хвастается, что
обманул командира (принес проволоку, только не немецкую) и получил за это
орден. Двина
разливается и заливает окопы. Чертухинцам (в отличие от многих других) удается
спастись. Зайчик же
просто заплутал и, не зайдя в штаб, отправился домой. Радостно встречают его
староверы-родители, Митрий Семеныч и Фекла Спиридоновна. Но ждет его и плохая
весть. Клаша, дочь отца Никанора, которую Зайчик любил и с которой обвенчался в
старообрядческой молельне «в духе и свете», вышла замуж за другого, богатого.
Еще Зайчик узнает страшную историю Пелагеи, жены Прохора Пенкина, Муж уехал на
войну, а в молодой жене «бушевала кровь». Она пыталась соблазнить старого
свекра. Свекор умирает, а Пелагея, согрешив с пастушком Игнаткой, ждет ребенка.
Потом она кончает с собой. Пьяный дьякон Афанасий ночью в лесу натыкается на ее
тело и рассказывает небылицы о страшной бабе с веревкой. Зайчик, зайдя в лес,
тоже видит тело Пелагеи. Там же он встречает цыганку, которая советует ему остерегаться
воды. Ямщик Петр
Еремеич решает бежать из Чертухина: он не хочет отдавать для фронта своих
лошадей. Петр Еремеич подвозит Зайчика до города Чагодуя. Там они выпивают с
дьяконом Афанасием, который собирается идти к царю и сказать, что он, дьякон,
в Бога не верит. В городе
Зайчик встречает Клашу, Она ведет его к себе, в спальню. Но приходит ее свекор,
и Зайчик вынужден бежать через окно. Миколай Митрич оказывается в вагоне вместе
с дьяконом Афанасием. Тот говорит, что Бога больше нет, а только боженята —
свой у каждого народа. Поезд приходит в Питер. Дьякон куда-то исчезает. А
Зайчик знакомится в Питере с седой женщиной, похожей на Клашу. Женщина ведет
Зайчика домой, но он убегает и прямиком оттуда на вокзал — на фронт. Зайчик никому не говорит, что побывал дома, чтобы не сообщать [177] страшную новость
Пенкину. Миколай Митрич дает писарю Пек Пекычу взятку и узнает, что ротный
теперь под следствием («полроты водой унесло!»), а он, Зайчик, представлен к
повышению. Ротный Палон Палоныч почти ума
лишился: речи стал вести странные про чертей. А Зайчик пришел к нему под
хмельком и стад спорить о вере (словами дьякона Афанасия). Ротного после того
отвозят в больницу, а Зайчик становится вместо него командиром. Солдат переводят на новые позиции.
Напротив них, посредине Двины, — островок, на котором успели укрепиться немцы.
Сенька, бывший денщик Палон Палоныча, придумывает хитроумное устройство,
которым взрывают «островушных» немцев. На праздник Покрова солдатам
привозят подарки. Они пьют чай вместе с командиром. Зайчик идет за водой к
реке, а немцы, как ни странно, по нему не стреляют. На другом берегу немец тоже
выходит за водой. Зайчик хватает винтовку и убивает его. После этого случая Зайчик лежит в
блиндаже сам не свой. Мерещится ему маленький сахарный немчик, который целится
в него. А немцы действительно открывают сильный огонь. Все солдаты считают это
возмездием за поступок командира. Иван Палыч после проведенной под обстрелом
ночи находит разрушенный Зайчиком блиндаж. Он вытаскивает оттуда полуживого
командира, надеясь, что получит за это орден. Чертухинский балакирь- Роман (1926)Было
это в Чертухине давно, «когда еще ямщик Петр Еремеич молодой был». Жили два
брата, Аким и Петр Кирилычи Пенкины. Аким рано женился, детей у него было
много, и работал он день и ночь. А Петр был ленивым, жил у брата, ничего не
делал, но умел рассказывать разные истории, за что и был прозван балакирем.
Эта история тоже с его слов известна — кто знает, была она на самом деле или
нет. Мавра, жена
Акима, стала сердиться на Петра, куском попрекать. Она хотела, чтобы Петр
женился, завел свое хозяйство. Тот и сам был не прочь, но девкам он не
нравился: лентяй и балакирь. Обиженный Маврой, пошел Петр Кирилыч в лес и
встретил там лешего Антюти- [178] ка. Тот пообещал
женить Петра на водяной девке, а вместо нее показал купающуюся феколку, дочку
мельника Спиридона Емельяныча. Мельник был
человек не простой. В молодости он с братом Андреем ушел в монастырь. Жили
братья на Афоне, но одолели их искушения: Спиридону в келье рыжая девка
мерещилась, а Андрею в церкви какой-то монах безликий. Да еще бес сказал
Андрею, что мужики святыми не бывают, и смутил его. Братья убежали с Афона,
прихватив с собой армяк, который, по преданию, принадлежал святому мужику
Ивану Недотяпе. Вернулись они в родное село. Андрея забрили в солдаты, и он
пропал без вести. А Спиридон женился на красавице староверке и три года по
обету к жене не прикасался. Через три года она умерла, и Спиридон женился... на
случайно встреченной нищенке. Она вскоре родила двух девочек и тоже умерла — в
тот год, когда Спиридон поймал медведицу для барина Махал Махалыча Бачурина.
Барин продавал мельницу и хотел иметь живого медведя. Вот они и договорились —
мельницу за медведицу с медвежатами. Да пока спорили, медведица убежала. И в
придачу к медвежатам Спиридон отдал барину чудесную мудрую книгу «Златые
уста», которую Андрей нашел в лесу. А в мельничном подвале Спиридон устроил
церковь, где служил вместо попа. Вера у него была своя — вроде староверской, но
особенная. Одна
Спиридонова дочь, Феколка, была красавицей, вторая, Маша, невзрачной, Феколка
рано вышла замуж, а Спиридон наложил на нее запрет: не жить с мужем три года
после свадьбы. Это кончилось тем, что Феколкин муж, Митрий Семеныч, завел себе
любовницу. Когда прошли эти три года, Феколка приехала навестить отца. Тогда-то
ее и увидел Петр Кирилыч. На следующий день он вновь пришел на это место. Но
Феколка уже уехала, и Петр увидел вместо нее некрасивую Машу. Решил он, что и
Маша не хуже других, посватался и получил согласие. А Спиридон принял Петра
Кирилыча в свою веру. Одна беда —
привязалась к Петру Кирилычу колдунья устинья,
полюбился он ей. Пришла устинья к
Маше в облике старушки и дала волшебный корешок: съешь после свадьбы —
похорошеешь. А корешок был сонный. Сыграли свадьбу, проглотила невеста корешок
и стала как мертвая. Похоронили ее. Горевал Петр Кирилыч — он успел полюбить
Машу. Стал он жить у Спиридона Емельяныча. Мельнику все казалось, что
покойница — первая жена — к нему ночами приходит. И однажды он увидел вместо
нее в постели... колдунью Ульяну. Она тоже с того дня стала жить на мельнице и
рассказала, что Маша не умерла, а спит. Спиридон выкрал спящую Машу с кладбища.
А на Ульяну рассердился и прогнал ее. Во время богослужения [179] мельница
загорелась. Может, это мстила Ульяна, но Петру Кирилычу показалось, что огонь
был от образа Неопалимой Купины. Сгорели и мельник, и Маша... А Петр Кирилыч,
словно обезумев, бросился бежать в лес. О. В.
Буткова Князь мира- Роман (1927)«Премного
лет тому будет назад» жил в Чертухине мужик Михаила Иванович Бачура по прозвищу
Святой. На старости лет умерла у него жена, и стал он кормиться подаянием.
Встретил раз по дороге девку-нищенку, привел домой и женился на ней. Марья
оказалась «бабой дельной» и привела хозяйство в порядок. Да только Михаила уже
старенький был, вот и не было у них детей. Пошел Михаила к колдуну, а тот
говорит: если вокруг земли обойдешь, это тебе поможет. Пустился старик в путь
и встретил по дороге солдата. Солдат напугал Ми-хайлу и заставил поменяться
обликом: отнял бороду, палочку, целковый с проверченной дырочкой и отдал усы.
Пришел солдат в дом к Михаиле и стал жить с его женой (говорят, что еще до
этого Марья изменила мужу с пономарем). Жили лже-Михайла с Марьей богато и
дружно. Соседи говорили, что у Михаилы черт в батраках, потому он так хорошо
живет. Однако Марья, вскоре затяжелевшая, умерла родами. А мнимый Михайла (или
настоящий, кто его знает?) удавился в лесу на осине. Тело же странным образом
исчезло из петли. В доме соседи увидели бездыханную
Марью и новорожденного мальчика. Решили его кормить всем миром по очереди,
пусть потом будет пастушонком. На шее у ребенка нашли цепочку, а на ней —
целковый с дырочкой. Марью не успели похоронить — дом с ее телом сгорел, а на
пороге горящего дома люди видели черта... Когда сирота Мишутка немного
подрос, его отдали в подпаски к пьянице и драчуну пастуху Нилу. Однажды Нил
зверски избил мальчишку и на другой день найден был мертвым. Мишутка в
полудреме видел, что убил Нила человек с бородкой и палочкой. Стал Мишутка пастухом. Все бы
хорошо, но у коров стало пропадать полдневное молоко. Задумали чертухинцы
утопить пастушка. Но однажды увидел Мишутка спящего на берегу огромного сома.
Дьячок [180] Порфирий
Прокопьич помог ему справиться с рыбой. Когда сому распороли брюхо, оттуда
полилось молоко: рыба сосала молоко у коров, забредавших в воду. К удивлению чертухинцев, вернулся в село Михаила (или мнимый Михаила).
Взял он с собой Мишутку, стали они вместе ходить по миру, собирать милостыню. В ту пору жила неподалеку барыня Раиса Васильевна Рысакова, или
Рысачиха. Владела она селом Скудилище и жестоко порола мужиков. Чуть не запорола
до смерти самого смирного — Ивана Недотяпу. Убежал Иван, а через время явился к
старосте Никите Миронычу и принес оброк барыне — с милостыньки, которую собирал.
Показалось старосте, что у Ивана сияние над головой. Принес Никита Мироныч
деньги барыне, та взяла и сказала, что мужик не может быть святым, а разве что
чертом. Решила она, что надо народ отпустить с барщины на оброк — пусть
милостыню собирают, а с тех денег оброк платят. Муж Рысачихи, генерал-майор, давно умер, и не было ей отбою от сватов:
была Рысачиха красавицей. Часто ездил к ней и сватался князь Копыто-Наливайко,
Еще князь не давал проходу Аленушке, горничной барыни. А той, бедной,
казалось, что это генерал-майор приходит с того света, ее «тилискает».
Забеременела Аленка, и барыня велела выдать ее за урода Хомку, служившего
заместо палача. Тогда Аленушка под окном у барыни удавилась, Хомка насмерть
запорол ключницу Савишну, барынину наушницу, а кузнец Буркан, любивший Аленушку,
убил Хомку. Рысачиха дала согласие князю Копыто-Наливайко. Тот объяснил ей, что
пороть крестьян нужно не поодиночке, а всех сразу. Но не успело Скудилище
пожить под его властью: «отпущенные на оброк» крестьяне стали разбойниками, а
Буркан — их атаманом. Они убили князя. Денежные дела Рысачихи были в расстройстве.
Пришел день — описали ее имущество, многое пустили с молотка, сватов тогда не
стало. Рысачиха сошлась с захудалым барином Бодягой, веселым и жуликоватым. Но
тот исчез года через три. Потом, говорили, с пономарем жила (или то был
нечистый в облике пономаря). Стала барыня реже пороть крестьян, Набивалась она
ко всем в крестные матери, а крестники ее оказывались слепыми: дело в том, что
она прикасалась к их глазам волшебным перстнем. А к Никите Миронычу опять пришел Иван Недотяпа и принес оброк. Рассказали
ему всю правду про барыню, тогда он деньги оставил старосте с женой, И раскрыл
секрет: он владеет неразменным рублем, отовсюду возвращающимся к своему
владельцу. Решил Иван [181] от этого рубля
избавиться, попросил запечь его в пирог и подал Ми-хайле, проходившему мимо.
Староста выкупился за Недотяпины деньги на волю. Но... в тот же день царь
даровал волю всем крестьянам. А последнего сына старосты Рысачиха успела
ослепить. Что было
делать бывшим рысачихинским мужикам? Никита Мироныч завел постоялый двор и
организовал «нищее дело», которым и кормились вчерашние крестьяне. Он снабжал
их подходящей для нищенства одеждой и получал часть выручки. У него на дворе
остановились и Михаила с Мишуткой. Там же оказалась Секлетинья, повивальная бабка
из Чертухина. Она прознала про неразменный рубль — тот самый, что был найден на
шее у Мишутки. Изображен на этой монете рогатый «князь мира сего». Захотела
Секлетинья завладеть целковым. Ночью грабитель подкрался к Михаиле и убил его,
а с Мишуткой расправиться не успел: Секлетинья огрела злодея поленом. А у
мертвого Михаилы вдруг выросли огромные усы. Секлетинья пошла дальше с
Мишуткой. Она попыталась отнять у мальчишки рубль, но Мишутка убежал от нее.
Когда Секлетинья возвращалась в Чертухино, ей встретилась тройка, а на ней
Мишутка и страшный «турецкий анарал» с усами, как у мертвого Михаилы. «Анарал»
приказал Секлетинье помалкивать. Однако она все разболтала в Чертухине на
посиделках. Вскоре у болтливой бабы распух язык и она умерла. А Мишутка потом
женился на Рысачихиной дочке и стал барином, но это уже другая история. Борис Леонидович Пастернак 1890—1960Детство Аюверс - Повесть (1918, опубл. 1922)Женя
Люверс родилась и выросла в Перми. Летом живали на берегу Камы на даче.
Однажды, проснувшись среди ночи, Женя испугалась огней и звуков на другом
берегу реки и расплакалась. Отец, войдя в детскую, пристыдил ее и коротко
объяснил: это — Мотовилиха. Наутро девочка узнала, что Мотовилиха — казенный
завод и делают там чугун... Самые существенные, беспокоящие ее вопросы она
умышленно не задала. В это утро она вышла из младенчества, в котором находилась
еще ночью, в первый раз заподозрив явление в чем-то таком, что явление
оставляет про себя либо открывает только взрослым. Шли годы. Для Жени это были годы одиночества. Отец постоянно был в
отъездах, редко обедал и никогда не ужинал. Когда же раздражался и утрачивал
самообладание, то становился совершенно чужим человеком. Мать, появляясь,
осыпала детей ласками, проводила с ними целые часы, когда им менее всего этого
хотелось, но чаще они видели мать отчужденной, без повода вспыльчивой. В Екатеринбурге жизнь пошла по-новому. Сережа и Женя поступили в
гимназию. Появилась подруга — Лиза Дефендова, дочка псаломщика. Сережа подружился
с братьями Ахмедьяновыми. Среди сослуживцев отца был симпатичный бельгиец Негарат, [183] вскоре
вынужденный вернуться на родину. Перед отъездом он сказал, что часть своих книг
оставляет у Цветкова. При желании Люверс могут ими пользоваться. Как-то в августе Женя забралась
на поленницу и увидела чужой сад. Три незнакомки в саду разглядывали что-то.
Через некоторое время они проследовали в калитку, а невысокий хромой человек
нес за ними большой альбом или атлас. Хромающий молодой человек продолжал
занимать ее и в последующие дни. Она увидела его со своим репетитором Диких
выходящим из книжной лавки, куда через минуту они с Сережей зашли за
Тургеневым. Оказывается, хромой и был тем самым Цветковым, о котором говорил
Негарат. Однажды родители собрались в
театр, а Женя засела за взрослое издание «Сказок Кота Мурлыки». В двенадцатом
часу вдруг послышались голоса, топот и громкий, полосующий крик мамы. Детей
заперли в их комнатах, а наутро отправили Женю к Дефендовым, а Сережу к
Ахмедьяновым. Живя у чужих людей, Женя впервые
измерила глубину своей привязанности к маме. Она вдруг почувствовала, что
страшно похожа на нее. Это было ощущение женщины, ощущающей свою внешность и
прелесть. Из отведенной ей комнаты она вышла не своей, изменившейся, новой
походкой. Ночью у
Дефендовых она опять увидела Цветкова, Хромой удалялся от окна с поднятой в
руке лампой. За ним двинулись, перекашиваясь, длинные тени, а за ними и сани,
которые быстро вспыхнули и: мотнулись во мрак. По возвращении домой ей объяснили
причину маминой болезни, По окончании спектакля их жеребец в момент появления
родителей стал биться, вздыбился и насмерть задавил прохожего, а мама заболела
нервным расстройством. «Тогда и родился мертвый братец?» — спросила Женя, слышавшая
об этом у Дефендовых. Вечером пришел удрученный чем-то
репетитор. Погиб его друг — Цветков. Женя вскрикнула и бросилась вон из
комнаты. «Чем объяснить этот всплеск чувствительности? — думал Диких. —
Очевидно, покойный произвел на эту маленькую женщину особо глубокое впечатление,
которому есть свое имя». Тут он ошибся. Впечатление
действительно было жизненно важно и значительно, но смысл его был в том, что в
ее жизнь вошел другой человек, третье лицо, то, которое имеют в виду
евангельские заповеди, когда говорят о любви к ближнему. [184] Доктор Живаго - Роман (1955, опубл. 1957, в СССР - 1988)Когда
Юрин дядюшка Николай Николаевич переехал в Петербург, заботу о нем, в десять
лет оставшемся сиротой, взяли другие родственники — Громеко, в доме которых на
Сивцевом Вражке бывали интересные люди и где атмосфера профессорской семьи
вполне способствовала развитию Юриных талантов. Дочь
Александра Александровича и Анны Ивановны (урожденной Крюгер) Тоня была ему
хорошим товарищем, а одноклассник по гимназии Миша Гордон — близким другом, так
что он не страдал от одиночества. Как-то во
время домашнего концерта Александру Александровичу пришлось сопровождать одного
из приглашенных музыкантов по срочному вызову в номера, где только что
попыталась свести счеты с жизнью его хорошая знакомая Амалия Карловна Гишар.
Профессор уступил просьбе Юры и Миши и взял их с собой. Пока мальчики
стояли в прихожей и слушали жалобы пострадавшей о том, что на такой шаг ее
толкали ужасные подозрения, по счастью оказавшиеся только плодом ее
расстроенного воображения, — из-за перегородки в соседнюю комнату вышел
средних лет мужчина, разбудив спавшую в кресле девушку. На насмешливые
взгляды мужчины она отвечала подмигиванием сообщницы, довольной, что все
обошлось и их тайна не раскрыта. В этом безмолвном общении было что-то пугающе
волшебное, будто он был кукольником, а она марионеткой. У Юры сжалось сердце от
созерцания этого порабощения. На улице Миша сказал товарищу, что он встречал
этого человека. Несколько лет назад они с папа ехали вместе с ним в поезде и он
спаивал в дороге Юриного отца, тогда же бросившегося с площадки на рельсы. Увиденная Юрой
девушка оказалась дочерью мадам Гишар. Лариса — Лара — была гимназисткой. В
шестнадцать лет она выглядела восемнадцатилетней и несколько тяготилась
положением ребенка — такого же, как ее подруги. Это чувство усилилось, когда
она уступила ухаживаниям Виктора Ипполитовича Комаровского, роль которого При
ее маменьке не ограничивалась ролью советника в делах и друга дома. Он стал ее
кошмаром, он закабалил ее. Через
несколько лет, уже студентом-медиком, Юрий Живаго вновь встретился с Ларой при
необычных обстоятельствах. Вместе с Тоней
Громеко накануне Рождества они ехали на елку к Свенцицким по Камергерскому переулку.
Недавно тяжело и долго [185] болевшая Анна
Ивановна соединила их руки, сказав, что они созданы друг для друга. Тоня
действительно была близким и понимающим его человеком. Вот и в эту минуту она уловила
его настроение и не мешала любоваться заиндевелыми, светящимися изнутри
окнами, в одном из которых Юрий заметил черную проталину, сквозь которую виден
был огонь свечи, обращенный на улицу почти с сознательностью взгляда. В этот
момент и родились строки еще не оформившихся стихов: «Свеча горела на столе,
свеча горела...» Он и не подозревал, что за окном
Лара Гишар говорила в этот момент Паше Антипову, не скрывавшему с детских лет
своего обожания, что, если он любит ее и хочет удержать от гибели, они должны
немедленно обвенчаться. После этого Лара отправилась к Свенцицким, где Юра с
Тоней веселились в зале и где за картами сидел Комаровский. Около двух часов
ночи в доме вдруг раздался выстрел. Лара, стреляя в Комаровского, промахнулась,
но пуля задела товарища прокурора московской судебной палаты. Когда Лару
провели через зал, Юра обомлел — та самая! И вновь тот же седоватый, что имел
отношение к гибели его отца! В довершение всего, вернувшись домой, Тоня и Юра
уже не застали Анну Ивановну в живых. Лару стараниями Комаровского
удалось спасти от суда, но она слегла, и Пашу к ней пока не пускали. Приходил,
однако, Кологривов, принес «наградные». Больше трех лет назад Лара, чтобы избавиться
от Комаровского, стала воспитательницей его младшей дочери. Все складывалось
благополучно, но тут проиграл общественные деньги ее пустоватый братец Родя. Он
собирался стреляться, если сестра не поможет ему. Деньгами выручили
Кологривовы, и Лара передала их Роде, отобрав револьвер, из которого тот хотел
застрелиться. Вернуть долг Кологривову никак не удавалось. Лара тайно от Паши
посылала деньги его сосланному отцу и приплачивала хозяевам комнаты в Камергерском.
Девушка считала свое положение у Кологривовых ложным, не видела выхода из
него, кроме как попросить деньги у Комаровского. Жизнь опротивела ей. На балу у
Свенцицких Виктор Ипполитович делал вид, что занят картами и не замечает Лару.
К вошедшей же в зал девушке он обратился с улыбкой, значение которой Лара так
хорошо понимала... Когда Ларе стало лучше, они с
Пашей поженились и уехали в Юрятин, на Урал. После свадьбы молодые проговорили
до утра. Его' догадки чередовались с Лариными признаниями, после которых у,
него падало сердце... На новом месте Лариса преподавала в гимназии и была
счастлива, хотя на ней был дом и трехлетняя Катенька. Паша преподавал латынь и
древнюю историю. [186] Справили
свадьбу и Юра с Тоней. Между тем грянула война. Юрий Андреевич оказался на
фронте, не успев толком повидать родившегося сына. Иным образом попал в пекло
боев Павел Павлович Антипов. С женой
отношения были непростые. Он сомневался в ее любви к нему. Чтобы освободить
всех от этой подделки под семейную жизнь, он закончил офицерские курсы и
оказался на фронте, где в одном из боев попал в плен. Лариса Федоровна поступила
сестрой в санитарный поезд и отправилась искать мужа. Подпоручик Галиуллин,
знавший Пашу с детства, утверждал, что видел, как он погиб. Живаго
оказался свидетелем развала армии, бесчинства анархиствующих дезертиров, а
вернувшись в Москву, застал еще более страшную разруху. Увиденное и пережитое
заставило доктора многое пересмотреть в своем отношении к революции. Чтобы выжить,
семья двинулась на Урал, в бывшее имение Крюгеров Варыкино, неподалеку от
города Юрятина. Путь пролегал через заснеженные пространства, на которых
хозяйничали вооруженные банды, через области недавно усмиренных восстаний, с
ужасом повторявших имя Стрельникова, теснившего белых под командованием
полковника Галиуллина. В Варыкине они
остановились сначала у бывшего управляющего Крюгеров Микулицына, а потом в
пристройке для челяди. Сажали картошку и капусту, приводили в порядок дом,
доктор иногда принимал больных. Нежданно объявившийся сводный брат Евграф,
энергичный, загадочный, очень влиятельный, помог упрочить их положение.
Антонина Александровна, похоже, ожидала ребенка. С течением
времени Юрий Андреевич получил возможность бывать в Юрятине в библиотеке, где
увидел Ларису Федоровну Антипову. Она рассказала ему о себе, о том, что
Стрельников — это ее муж Павел Антипов, вернувшийся из плена, но скрывшийся под
другой фамилией и не поддерживающий отношений с семьей. Когда он брал Юрятин,
забрасывал город снарядами и ни разу не осведомился, живы ли жена и дочь. Через два
месяца Юрий Андреевич в очередной раз возвращался из города в Варыкино, Он
обманывал Тоню, продолжая любить ее, и мучился этим. В тот день он ехал домой с
намерением признаться жене во всем и больше не встречаться с Ларой. Вдруг трое
вооруженных людей преградили ему дорогу и объявили, что доктор с этого момента
мобилизован в отряд Аиверия Микулицына. Работы у доктора было по горло: зимой
— сыпняк, летом — дизентерия и во все времена года — раненые. Перед Ливерием
Юрий Андреевич не скрывал, что идеи Октября его не воспламеняют, [187] что они еще так
далеки от осуществления, а за одни лишь толки об этом заплачено морями крови,
так что цель не оправдывает средства. Да и сама идея переделки жизни рождена
людьми, не почувствовавшими ее духа. Два года неволи, разлуки с семьей,
лишений и опасности завершились все же побегом. В Юрятине доктор появился в
момент, когда из города ушли белые, сдав его красным. Выглядел он одичалым,
немытым, голодным и ослабевшим. Ларисы Федоровны и Катеньки дома не было. В тайнике
для ключей он обнаружил записку. Аариса с дочерью отправилась в Варыкино,
надеясь застать его там. Мысли его путались, усталость клонила ко сну. Он
растопил печь, немного поел и, не раздеваясь, крепко заснул. Очнувшись же,
понял, что раздет, умыт и лежит в чистой постели, что долго болел, но быстро
поправляется благодаря заботам Лары, хотя до полного выздоровления нечего и
думать о возвращении в Москву. Живаго пошел служить в губздрав, а Лариса
Федоровна — в губоно. Однако тучи над ними сгущались. В докторе видели
социально чуждого, под Стрельниковым начинала колебаться почва. В городе
свирепствовала чрезвычайка. В это время пришло письмо от
Тони: семья была в Москве, но профессора Громеко, а с ним ее и детей (теперь у
них, кроме сына, есть дочь Маша) высылают за границу. Горе еще в том, что она
любит его, а он ее — нет. Пусть строит жизнь по своему разумению. Неожиданно объявился Комаровский.
Он приглашен правительством Дальневосточной Республики и готов взять их с
собой: им обоим грозит смертельная опасность. Юрий Андреевич сразу отверг это предложение.
Лара уже давно поведала ему о той роковой роли, что сыграл в ее жизни этот
человек, а он рассказал ей, что Виктор Ипполитович был виновником самоубийства
его отца. Решено было укрыться в Барыкине. Село было давно покинуто жителями,
вокруг по ночам выли волки, но страшнее было бы появление людей, а они не взяли
с собой оружие. Кроме того, недавно Лара сказала, что, кажется, беременна.
Надо было думать уже не о себе. Тут как раз снова прибыл Комаровский. Он привез
весть, что Стрельников приговорен к расстрелу и надо спасать Катеньку, если уж
Лара не думает о себе. Доктор сказал Ларе, чтобы она ехала с Комаровским. В снежном, лесном одиночестве
Юрий Андреевич медленно сходил с ума. Он пил и писал стихи, посвященные Ларе.
Плач по утраченной любимой вырастал в обобщенные мысли об истории и человеке,
о революции как утраченном и оплакиваемом идеале. В один из вечеров доктор услышал
хруст шагов, и в дверях показался человек. Юрий Андреевич не сразу узнал
Стрельникова. Выходило, что Комаровский обманул их! Они проговорили почти всю
ночь. [188] О революции, о
Ларе, о детстве на Тверской-Ямской. Улеглись под утро, но, проснувшись и выйдя
за водой, доктор обнаружил своего собеседника застрелившимся. ...В Москве Живаго
появился уже в начале нэпа исхудавшим, обросшим и одичавшим. Большую часть
пути он проделал пешком. В течение последующих восьми-девяти лет своей жизни он
терял врачебные навыки и утрачивал писательские, но все же брался за перо и
писал тоненькие книжечки. Любители их ценили. По хозяйству
помогала ему дочь бывшего дворника Марина, она служила на телеграфе на линии
зарубежной связи. Со временем она стала женой доктора и у них родились две
дочери. Но в один из летних дней Юрий Андреевич вдруг исчез. Марина получила
от него письмо, что он хочет пожить некоторое время в одиночестве и чтобы его
не искали. Он не сообщил, что вновь неизвестно откуда появившийся брат Евграф
снял ему комнату в Камергерском, снабдил деньгами, начал хлопотать о хорошем
месте работы. Однако душным
августовским днем Юрий Андреевич умер от сердечного приступа. Попрощаться с
ним пришло в Камергерский неожиданно много народу. Среди прощающихся оказалась
и Лариса Федоровна. Она зашла в эту квартиру по старой памяти. Здесь когда-то
жил ее первый муж Павел Антипов. Через несколько дней после похорон она
неожиданно исчезла: ушла из дому и не вернулась. Видимо, ее арестовали. Уже в сорок
третьем году, на фронте, генерал-майор Евграф Андреевич Живаго, расспрашивая
бельевщицу Таньку Безочередову о ее героической подруге разведчице Христине
Орлецовой, поинтересовался и ее, Таниной, судьбой. Он быстро понял, что это
дочь Ларисы и брата Юрия. Убегая с Комаровским в Монголию, когда красные подходили
к Приморью, Лара оставила девочку на железнодорожном разъезде сторожихе Марфе,
кончившей дни в сумасшедшем доме. Потом беспризорщина, скитания... Между прочим,
Евграф Андреевич не только позаботился о Татьяне, но и собрал все написанное
братом. Среди стихов его было и стихотворение «Зимняя ночь»: «Мело, мело по
всей земле / Во все пределы. / Свеча горела на столе, / Свеча горела...» Осип Эмильевич Мандельштам 1891-1938Четвертая проза - Эссе (1929-1938)Одни
люди пытаются спасти других от расстрела. Но действуют они при этом по-разному.
Мудрая расчетливость одесского ньютона-математика, с которой подошел к делу
Веньямин Федорович, отличается от бестолковой хлопотливости Исая Бенедиктовича.
Исай Бенедиктович ведет себя так, словно расстрел — заразная и прилипчивая болезнь,
и поэтому его тоже могут расстрелять. Он все время помнит, что в Петербурге у
него осталась жена. Хлопоча, обращаясь к влиятельным людям, Исай Бенедиктович
словно делает себе прививку от расстрела. Животный страх управляет людьми,
строчит доносы, бьет по лежачим, требует казни для пленников. Люди требуют
убийства за обвес на рынке, случайную подпись, припрятанную рожь. фонтаном
брызжет черная лошадиная кровь эпохи. Автор жил некоторое время в
здании Цекубу (Центральной комиссии улучшения быта ученых). Тамошняя прислуга
ненавидела его за то, что он не профессор. Приезжающие в Цекубу люди принимали
его за своего и советовались, в какую республику лучше сбежать из Харькова и
Воронежа. Когда автор наконец покинул здание Цекубу, его шуба лежала поперек
пролетки, как у человека, покидающего больницу или тюрьму. [190] В словесном
ремесле автор ценит только «дикое мясо, сумасшедший нарост», а произведения
мировой литературы делит на разрешенные и написанные без разрешения. «Первые —
это мразь, вторые — ворованный воздух». Писателям, пишущим разрешенные вещи,
следовало бы запретить иметь детей. Ведь дети должны будут досказать главнейшее
за своих отцов, отцы же запроданы рябому черту на три поколения вперед. У автора нет
ни рукописей, ни записных книжек, ни даже почерка: он единственный в России
работает с голосу, а не пишет как «густопсовая сволочь». Он чувствует себя
китайцем, которого никто не понимает. Умер его покровитель, нарком
Мравьян-Муравьян, «наивный и любопытный, как священник из турецкой деревни». И
никогда уже не ездить в Эривань, взяв с собой мужество в желтой соломенной
корзине и стариковскую палку — еврейский посох. В московские
псиные ночи автор не устает твердить прекрасный русский стих: «...не
расстреливал несчастных по темницам...» «Вот символ веры, вот подлинный канон
настоящего писателя, смертельного врага литературы». Глядя на
разрешенного большевиками литературоведа Митьку Благого, молочного
вегетарианца из Дома Герцена, который сторожит в специальном музее веревку
удавленника Сережи Есенина, автор думает: «Чем была матушка филология и чем
стала... Была вся кровь, вся непримиримость, а стала псякрев, стала
всетерпимость...» Список убийц
русских поэтов пополняется. На лбу у этих людей видна каинова печать
литературных убийц — как, например, у Горнфельда, назвавшего свою книгу «Муки
слова»... С Горнфельдом автор познакомился в те времена, когда еще не было
идеологии и некому было жаловаться, если тебя кто обидит. В двадцать девятом
советском году Горнфельд пошел жаловаться на автора в «Вечернюю Красную
Газету». Автор приходит
жаловаться в приемную Николая Ивановича, где на пороге власти сиделкой сидит
испуганная и жалостливая белочка-секретарша, охраняя носителя власти как
тяжелобольного. Он хочет судиться за свою честь. Но обращаться можно разве что
к Александру Ивановичу Герцену... Писательство в том виде, как оно сложилось в
Европе и особенно в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым
гордится автор. Его кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и
царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени, которому
власть отводит места в желтых кварталах, как проституткам. «Ибо литература
везде и всюду выпол- [191] няет одно
назначение: помогает начальникам держать в повиновении солдат и помогает судьям
чинить расправу над обреченными». Автор готов нести ответственность
за издательство ЗИФ, которое не договорилось с переводчиками Горнфельдом и
Карякиным. Но он не хочет носить солидную литературную шубу. Лучше в одном пиджачке
бегать по бульварным кольцам зимней Москвы, лишь бы не видеть освещенные иудины
окна писательского дома на Тверском бульваре и не слышать звона сребреников и
счета печатных листов. Для автора в бублике ценна дырка,
а в труде — брюссельское кружево, потому что главное в брюссельском кружеве —
воздух, на котором держится узор. Поэтому его поэтический труд всеми
воспринимается как озорство. Но он на это согласен. Библией труда он считает
рассказы Зощенко — единственного человека, который показал трудящегося и
которого за это втоптали в грязь. Вот у кого брюссельское кружево живет! Ночью по Ильинке ходят анекдоты:
Ленин с Троцким, два еврея, немец-шарманщик, армяне из города Эривани... «А в Армавире на городском гербе
написано: собака лает, ветер носит». [192] Илья Григорьевич Эренбург 1891-1967Хулио Хуренито - Роман (1921)Явление
Хулио Хуренито народам Европы и его первому и преданнейшему ученику Эренбургу
происходит 26 марта 1913 г. в кафе «Ротонда» на парижском бульваре Монпарнас,
в тот самый час, когда автор Предается унынию над чашкой давно выпитого кофе,
тщетно ожидая кого-нибудь, кто освободит его, заплатив терпеливому официанту
шесть су. Принятый Эренбургом и прочими завсегдатаями «Ротонды» за черта,
незнакомец оказывается персоной куда более замечательной — героем гражданской
войны в Мексике, удачливым золотоискателем, ученым-энциклопедистом и знатоком
десятков живых и мертвых языков и наречий. Но главное призвание Хулио Хуренито,
именуемого в романе Учителем, — быть Великим Провокатором в роковые для
человечества годы. Вслед за
Эренбургом учениками и спутниками Хуренито в странствиях становятся люди, в
иных обстоятельствах решительно не способные сойтись вместе. Мистер Куль,
американский миссионер, возвращающий долг Европе, некогда принесшей блага
цивилизации в Новый Свет: два могучих рычага истории, по его убеждению, это
Библия и доллар. В числе проектов мистера Куля такие воистину гениальные, как
световые рекламы над булочными: «Не хлебом единым жив человек», оборудование
торговых павильонов по соседству с эша- [193] фотами, дабы
смертные казни из низкопробных зрелищ превратились в народные празднования, и
расширенное производство автоматов для продажи гигиенических средств в
публичных домах (причем на каждом пакетике должна красоваться назидательная
надпись вроде такой: «Милый друг, не забывай о своей невинной невесте!»). Прямая противоположность предприимчивому католику мистеру Кулю —
негр-идолопоклонник Айша, вдохновляющий Учителя на различные рассуждения о
месте религии в мире, погрязшем в ханжестве и фарисействе. «Чаще гляди на
детей, — советует он своему биографу Эренбургу. — Пока человек дик, пуст и
невежествен — он прекрасен. В нем — прообраз грядущего века!» Четвертым
учеником Хулио Хуренито оказывается Алексей Спиридонович Тишин, сын отставного
генерала — пьяницы и развратника, проведший юность в мучительном выборе между
женитьбой на дочери почтмейстера и ответом на вопрос: «Грех или не грех убить
губернатора?»; ныне же поиски истины привели его в Антверпен, где он,
считающий себя политэмигрантом, мучает собутыльников трагическими воплями: «Все — фикция, но
скажи мне, брат мой, человек я или не человек?» — осознавая разрыв
действительности с афоризмами о высоком призвании человека В. Короленко и М.
Горького. Еще один спутник Хуренито — найденный им на пыльной мостовой вечного
города Рима непревзойденный мастер плевания в длину и высоту с точностью до
миллиметра Эрколе Бамбучи; род его занятий — «никакой», но, если бы пришлось
выбирать, он, по собственному признанию, делал бы подтяжки («Это — удивительная
вещь!»). На недоуменные вопросы — зачем ему сей босяк? — Учитель ответствует:
«Что мне и любить, если не динамит? Он все делает наоборот, он предпочитает
плеваться, потому что ненавидит всякую должность и всякую организацию.
Клоунада? Может быть, но не на рыжем ли парике клоуна еще горят сегодня
отсветы свободы?» Последние из семи апостолов
Хуренито — похоронных дел мастер со вселенским замахом мосье Дэле и студент
Карл Шмидт, построивший жизнь по сложнейшим графикам, где учтены каждый час,
шаг и пфенниг. Приближая их к своей персоне, Учитель прозревает и их скорое
будущее, и судьбы человечества: Дэле фантастически разбогатеет на жертвах
мировой войны, а Шмидт займет высокий пост в большевистской России... Битва народов
рассеивает компанию по лицу земли. Одних призывают в армию — как, например,
Айшу, теряющего на фронте руку; другим в
грандиозной мистерии достается вовсе неслыханная роль — как Эрколе Бамбучи,
заведующему в Ватикане хозяйственным департаментом, принося Святому Престолу
доходы от продажи чудотвор- [194] ных образков и ладанок;
третьи оплакивают гибнущую цивилизацию — как Алексей Спиридонович,
перечитывающий в десятый раз «Преступление и наказание» и падающий на тротуар в
Париже у выхода из метро «Площадь Оперы» с воплем: «Вяжите меня! Судите меня!
Я убил человека!» Невозмутимым остается один Хуренито: свершается то,
чему должно свершиться. «Не люди приспособились к войне, а война приспособилась
к людям. Она кончится, только когда разрушит то, во имя чего началась: культуру
и государство». Остановить войну не в силах ни Ватикан, благословляющий новые
образцы пулеметов, ни интеллигенция, морочащая публику, ни члены «Международного
Общества друзей и поклонников мира», изучающие штыки и ядовитые газы воюющих
сторон, дабы установить: нет ли здесь чего-либо противного 1713 общепринятым
правилам «гуманного убоя людей». В невероятных
похождениях Учителя и его семи учеников лишь читателю свойственно обнаруживать
несуразицы и натяжки; лишь постороннему наблюдателю может показаться, что в
этой повести слишком много «вдруг» и «но». То, что в авантюрном романе —
ловкая выдумка, в роковые часы истории — факт биографии обывателя. Избежав
расстрела по обвинению в шпионаже поочередно во Франции и на германском участке
фронта, побывав в Гааге на Конгрессе социал-демократов и в открытом море на
утлой шлюпке, после потопления корабля вражеской миной, отдохнув в Сенегале,
на родине Айши, и приняв участие в революционном митинге в Петрограде, в цирке
Чинизелли (где и проводить подобные митинги, как не в цирке?), наши герои
претерпевают новую череду приключений на широких просторах России, — кажется,
именно здесь воплощаются наконец пророчества Учителя, обретают плоть утопии
каждого из его спутников. увы: и здесь нет защиты от судьбы, и в
революционном горниле куются все те же пошлость, глупость и дичь, от которых
они бежали семь лет, изчезновения которых они так желали, всяк на свой лад.
Эренбург растерян: неужто эти внучата Пугача, эти бородатые мужики,
полагающие, будто для всеобщего счастья надо, во-первых, перерезать жидов,
во-вторых, князей и бар («их мало еще резали»), да и коммунистов тоже вырезать
не мешает, а главное — сжечь города, потому как все зло от них, — неужели это —
истинные апостолы организации человечества? «Миленький
мальчик, — с улыбкой отвечает любимому своему ученику Хулио Хуренито, — разве
ты только сейчас понял, что я — негодяй, предатель, провокатор, ренегат и
прочее, прочее? Никакая революция не революционная, если она жаждет порядка.
Что до му- [195] жиков — они сами
не знают, чего хотят: то ли города жечь, то ли мирно расти дубками у себя на
пригорке. Но, связанные крепкой рукой, они в итоге летят в печь, давая силы
ненавистному им паровозу...» Все снова — после грозной бури —
«связано крепкой рукой». Эрколе Бамбучи как потомок древних римлян взят под
защиту Отдела охраны памятников старины. Мосье Дэле сходит с ума. Айша заведует
в Коминтерне негритянской секцией. Алексей Спиридонович в депрессии
перечитывает Достоевского. Мистер Куль служит в комиссии по борьбе с
проституцией. Эренбург помогает дедушке Дурову дрессировать морских свинок.
Большой начальник в Совнархозе Шмидт выправляет честной компании паспорта для
отъезда в Европу — чтобы каждому вернуться на круги своя. Вернуться — ив неведении и
недоумении всматриваться в грядущее, не зная и не понимая, что сулят каждому
из них новые времена. Прозябать и стенать в отсутствие Учителя, который, во
исполнение последнего из пророчеств, был убит из-за пары сапог 12 марта 1921 г.
в 8 часов 20 минут пополудни в городе Конотопе. Оттепель - Повесть (1953-1955)В
клубе крупного промышленного города — аншлаг. Зал набит битком, люди стоят в
проходах. Событие незаурядное: опубликован роман молодого местного писателя.
Участники читательской конференции хвалят дебютанта: трудовые будни отражены
точно и ярко. Герои книги — воистину герои нашего времени. А вот об их «личной жизни» можно
поспорить, считает один из ведущих инженеров завода Дмитрий Коротеев.
Типического здесь ни на грош: не мог серьезный и честный агроном полюбить
женщину ветреную и кокетливую, с которой у него нет общих духовных интересов,
в придачу — жену своего товарища! Любовь, описанная в романе, похоже,
механически перенесена со страниц буржуазной литературы! Выступление Коротеева вызывает
жаркий спор. Более других обескуражены — хотя и не выражают этого вслух —
ближайшие его друзья: молодой инженер Гриша Савченко и учительница Лена Журавлева
(ее муж — директор завода, сидящий в президиуме конференции и откровенно
довольный резкостью критики Коротеева). Спор о книге продолжается на дне
рождениия Сони Пуховой, [196] куда приходит
прямо из клуба Савченко. «умный человек,
а выступал по трафарету! — горячится Гриша. — Получается, что личному — не
место в литературе. А книга всех задела за живое: слишком часто еще мы говорим
одно, а в личной жизни поступаем иначе. По таким книгам читатель
истосковался!» — «Вы правы, — кивает один из гостей, художник Сабуров. — Пора
вспомнить, что есть искусство!» — «А по-моему, Коротеев прав, — возражает Соня.
— Советский человек научился управлять природой, но он должен научиться
управлять и своими чувствами...» Лене
Журавлевой не с кем обменяться мнением об услышанном на конференции: к мужу она
уже давно охладела, — кажется, с того дня, когда в разгар «дела врачей» услышала
от него: «Чересчур доверять им нельзя, это бесспорно». Пренебрежительное и
беспощадное «им» потрясло Лену.
И когда после пожара на заводе, где Журавлев показал себя молодцом, о нем с
похвалой отозвался Коротеев, ей хотелось крикнуть: «Вы ничего не знаете о нем.
Это бездушный человек!» Вот еще почему
огорчило ее выступление Коротеева а клубе: уж он-то казался ей таким цельным,
предельно честным и на людях, и в беседе с глазу на глаз, и наедине с
собственной совестью... Выбор между
правдой и ложью, умение отличить одно от другого—к этому призывает всех без
исключения героев повести время «оттепели». Оттепели не только в общественном
климате (возвращается после семнадцати лет заключения отчим Коротеева; открыто
обсуждаются в застолье отношения с Западом, возможность встречаться с
иностранцами; на собрании всегда находятся смельчаки, готовые перечить
начальству, мнению большинства). Это и оттепель всего «личного», которое так
долго принято было таить от людей, не выпускать за дверь своего дома. Коротеев
— фронтовик, в жизни его было немало горечи, но и ему этот выбор дается
мучительно. На партбюро он не нашел в себе смелости заступиться за ведущего
инженера Соколовского, к которому Журавлев испытывает неприязнь. И хотя после
злополучного партбюро Коротеев изменил свое решение и напрямую заявил об этом
завотделом горкома КПСС, совесть его не успокоилась: «Я не вправе судить
Журавлева, я — такой же, как он. Говорю одно, а живу по-другому. Наверное,
сегодня нужны другие, новые люди — романтики, как Савченко. Откуда их взять?
Горький когда-то сказал, что нужен наш, советский гуманизм. И Горького давно
нет, и слово «гуманизм» из обращения исчезло — а задача осталась. И решать ее
— сегодня». Причина конфликта
Журавлева с Соколовским — в том, что директор срывает план строительства
жилья. Буря, в первые весенние дни налетевшая на город, разрушившая несколько
ветхих бараков, [197] вызывает ответную
бурю — в Москве. Журавлев едет по срочному вызову в Москву, за новым
назначением (разумеется, с понижением). В крахе карьеры он винит не бурю и тем
более не самого себя — ушедшую от него Лену: уход жены — аморалка! В старые
времена за такое... И еще виноват в случившемся Соколовский (едва ли не он
поспешил сообщить о буре в столицу): «Жалко все-таки, что я его не угробил...» Была буря — и унеслась. Кто о ней
вспомнит? Кто вспомнит о директоре Иване Васильевиче Журавлеве? Кто вспоминает
прошедшую зиму, когда с сосулек падают громкие капли, до весны — рукой
подать?.. Трудным и долгим был — как путь
через снежную зиму к оттепели — путь к счастью Соколовского и
«врача-вредителя» Веры Григорьевны, Савченко и Сони Пуховой, актрисы
драмтеатра Танечки и брата Сони художника Володи. Володя проходит свое
искушение ложью и трусостью: на обсуждении художественной выставки он обрушивается
на друга детства Сабурова — «за формализм». Раскаиваясь в своей низости, прося
прощения у Сабурова, Володя признается себе в главном, чего он не осознавал
слишком долго: у него нет таланта. В искусстве, как и в жизни, главное — это
талант, а не громкие слова об идейности и народных запросах. Быть нужной людям стремится
теперь Лена, нашедшая вновь себя с Коротеевым. Это чувство испытывает и Соня
Пухова — она признается самой себе в любви к Савченко. В любви, побеждающей испытания
и временем, и пространством: едва успели они с Гришей привыкнуть к одной
разлуке (после института Соню распределили на завод в Пензе) — а тут и Грише
предстоит неблизкий путь, в Париж, на стажировку, в группе молодых
специалистов. Весна. Оттепель. Она чувствуется
повсюду, ее ощущают все: и те, кто не верил в нее, и те, кто ее ждал — как
Соколовский, едущий в Москву, навстречу с дочерью Машенькой, Мэри, балериной из
Брюсселя, совсем ему не знакомой и самой родной, с которой он мечтал увидеться
всю жизнь. Михаил Афанасьевич Булгаков 1891-1940Белая гвардия - Роман (1923—1924)Действие
романа происходит зимой 1918/19 г. в некоем Городе, в котором явно угадывается
Киев. Город занят немецкими оккупационными войсками, у власти стоит гетман
«всея Украины». Однако со дня на день в Город может войти армия Петлюры — бои
идут уже в двенадцати километрах от Города. Город живет странной, неестественной
жизнью: он полон приезжих из Москвы и Петербурга — банкиров, дельцов,
журналистов, адвокатов, поэтов, — которые устремились туда с момента избрания
гетмана, с весны 1918 г. В столовой
дома Турбиных за ужином Алексей Турбин, врач, его младший брат Николка,
унтер-офицер, их сестра Елена и друзья семьи — поручик Мышлаевский, подпоручик
Степанов по прозвищу Карась и поручик Шервинский, адъютант в штабе князя
Белорукова, командующего всеми военными силами Украины, — взволнованно обсуждают
судьбу любимого ими Города. Старший Турбин считает, что во всем виноват гетман
со своей украинизацией: вплоть до самого последнего момента он не допускал
формирования русской армии, а если бы это произошло вовремя — была бы
сформирована отборная армия из юнкеров, студентов, гимназистов и офицеров,
которых здесь тысячи, и не только отстояли бы Город, но Петлюры духу бы не было
в Малороссии, мало того — пошли бы на Москву и Россию бы спасли. [199] Муж Елены, капитан генерального
штаба Сергей Иванович Тальберг, объявляет жене о том, что немцы оставляют Город
и его, Тальберга, берут в отправляющийся сегодня ночью штабной поезд. Тальберг
уверен, что не пройдет и трех месяцев, как он вернется в Город с армией
Деникина, формирующейся сейчас на Дону. А пока он не может взять Елену в неизвестность,
и ей придется остаться в Городе. Для защиты от наступающих войск
Петлюры в Городе начинается формирование русских военных соединений. Карась,
Мышлаевский и Алексей Турбин являются к командиру формирующегося мортирного
дивизиона полковнику Малышеву и поступают на службу: Карась и Мышлаевский — в
качестве офицеров, Турбин — в качестве дивизионного врача. Однако на следующую
ночь — с 13 на 14 декабря — гетман и генерал Белоруков бегут из Города в
германском поезде, и полковник Малышев распускает только что сформированный
дивизион: защищать ему некого, законной власти в Городе не существует. Полковник Най-Турс к 10 декабря
заканчивает формирование второго отдела первой дружины. Считая ведение войны
без зимней экипировки солдат невозможным, полковник Най-Турс, угрожая кольтом
начальнику отдела снабжения, получает для своих ста пятидесяти юнкеров валенки
и папахи. Утром 14 декабря Петлюра атакует Город; Най-Турс получает приказ
охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой.
Най-Турс, вступив в бой с передовыми отрядами противника, посылает троих
юнкеров узнать, где гетманские части. Посланные возвращаются с сообщением, что
частей нет нигде, в тылу — пулеметная стрельба, а неприятельская конница
входит в Город. Най понимает, что они оказались в западне. Часом раньше Николай Турбин,
ефрейтор третьего отдела первой пехотной дружины, получает приказ вести команду
по маршруту. Прибыв в назначенное место, Николка с ужасом видит бегущих юнкеров
и слышит команду полковника Най-Турса, приказывающего всем юнкерам — и своим, и
из команды Николки — срывать погоны, кокарды, бросать оружие, рвать документы,
бежать и прятаться. Сам же полковник прикрывает отход юнкеров. На глазах
Николки смертельно раненный полковник умирает. Потрясенный Николка, оставив
Най-Турса, дворами и переулками пробирается к дому. Тем временем Алексей, которому не
сообщили о роспуске дивизиона, явившись, как ему было приказано, к двум часам,
находит пустое здание с брошенными орудиями. Отыскав полковника Малышева, он
получает объяснение происходящему: Город взят войсками Петлю- [200] ры. Алексей,
сорвав погоны, отправляется домой, но наталкивается на петлюровских солдат,
которые, узнав в нем офицера (в спешке он забыл сорвать кокарду с папахи),
преследуют его. Раненного в руку Алексея укрывает у себя в доме незнакомая ему
женщина по имени Юлия Рейсе. На. следующий день, переодев Алексея в
штатское платье, Юлия на извозчике отвозит его домой. Одновременно с Алексеем
к Турбиным приезжает из Житомира двоюродный брат Тальберга Ларион, переживший
личную драму: от него ушла жена. Лариону очень нравится в доме Турбиных, и все
Турбины находят его очень симпатичным. Василий
Иванович Лисович по прозвищу Василиса, хозяин дома, в котором живут Турбины,
занимает в том же доме первый этаж, тогда как Турбины живут во втором. Накануне
того дня, когда Петлюра вошел в Город, Василиса сооружает тайник, в котором
прячет деньги и драгоценности. Однако сквозь щель в неплотно занавешенном окне
за действиями Василисы наблюдает неизвестный. На следующий день к Василисе
приходят трое вооруженных людей с ордером на обыск. Первым делом они вскрывают
тайник, а затем забирают часы, костюм и ботинки Василисы. После ухода «гостей»
Василиса с женой догадываются, что это были бандиты. Василиса бежит к
Турбиным, и для защиты от возможного нового нападения к ним направляется
Карась. Обычно скуповатая Ванда Михайловна, жена Василисы, тут не скупится: на
столе и коньяк, и телятина, и маринованные грибочки. Счастливый Карась дремлет,
слушая жалобные речи Василисы. Спустя три дня
Николка, узнав адрес семьи Най-Турса, отправляется к родным полковника. Он
сообщает матери и сестре Ная подробности его гибели. Вместе с сестрой
полковника Ириной Николка находит в морге тело Най-Турса, и в ту же ночь в
часовне при анатомическом театре Най-Турса отпевают. Через
несколько дней рана Алексея воспаляется, а кроме того, у него сыпной тиф:
высокая температура, бред. По заключению консилиума, больной безнадежен; 22
декабря начинается агония. Елена запирается в спальне и страстно молится
Пресвятой Богородице, умоляя спасти брата от смерти. «Пусть Сергей не
возвращается, — шепчет она, — но этого смертью не карай». К изумлению дежурившего
при нем врача, Алексей приходит в сознание — кризис миновал. Спустя полтора
месяца окончательно выздоровевший Алексей отправляется к Юлии Рейсе, спасшей
его от смерти, и дарит ей браслет своей покойной матери. Алексей просит у Юлии
разрешения бывать [201] у нее. Уйдя от Юлии, он встречает Николку, возвращающегося
от Ирины Най-Турс. Елена
получает письмо от подруги из Варшавы, в котором та сообщает ей о предстоящей
женитьбе Тальберга на их общей знакомой. Елена, рыдая, вспоминает свою молитву. В ночь
со 2 на 3 февраля начинается выход петлюровских войск из Города. Слышен грохот
орудий большевиков, подошедших к Городу. Роковые яйца - Повесть (1924)Действие
происходит в СССР летом 1928 г. Владимир Ипатьевич Персиков, профессор зоологии
IV государственного университета и директор Московского зооинститута,
совершенно неожиданно для себя делает научное открытие огромной важности: в
окуляре микроскопа при случайном движении зеркала и объектива он видит необыкновенный
луч — «луч жизни», как называет его впоследствии ассистент профессора приват-доцент
Петр Степанович Иванов. Под воздействием этого луча обычные амебы ведут себя
страннейшим образом: идет бешеное, опрокидывающее все естественнонаучные законы
размножение; вновь рожденные амебы яростно набрасываются друг на друга, рвут в
клочья и глотают; побеждают лучшие и сильнейшие, и эти лучшие ужасны: в два
раза превышают размерами обычные экземпляры и, кроме того, отличаются какой-то
особенной злобой и резвостью. При помощи системы линз и зеркал
приват-доцент Иванов сооружает несколько камер, в которых в увеличенном виде
вне микроскопа получает такой же, но более мощный луч, и ученые ставят опыты с
икрой лягушек. В течение двух суток из икринок вылупливаются тысячи
головастиков, за сутки вырастающих в таких злых и прожорливых лягушек, что
одна половина тут же пожирает другую, а оставшиеся в живых за два дня безо
всякого луча выводят новое, совершенно бесчисленное потомство. Слухи об опытах
профессора Персикова просачиваются в печать. В это же время в стране
начинается странная, не известная науке куриная болезнь: заразившись этой
болезнью, курица в течение нескольких часов погибает. Профессор Персиков
входит в состав чрез- [202] вычайной комиссии
по борьбе с куриной чумой. Тем не менее через две недели на территории Советского
Союза вымирают все куры до одной. В кабинете профессора Персикова
появляется Александр Семенович Рокк, только что назначенный заведующим
показательным совхозом «Красный луч», с «бумагой из Кремля», в которой
профессору предлагается предоставить сконструированные им камеры в распоряжение
Рокка «для поднятия куроводства в стране». Профессор предостерегает Рокка,
говоря, что свойства луча еще недостаточно хорошо изучены, однако Рокк
совершенно уверен, что все будет в порядке и он быстро выведет прекрасных
цыплят. Люди Рокка увозят три большие камеры, оставив профессору его первую,
маленькую камеру. Профессор Персиков для своих
опытов выписывает из-за границы яйца тропических животных — анаконд, питонов, страусов,
крокодилов. В то же время Рокк для возрождения куроводства также из-за границы
выписывает куриные яйца. И происходит ужасное: заказы оказываются
перепутанными, и в смоленский совхоз приходит посылка со змеиными,
крокодильими и страусиными яйцами. Ни о чем не подозревающий Рокк помещает
необыкновенно крупные и какие-то странные на вид яйца в камеры, и тут же в
окрестностях совхоза умолкают все лягушки, снимаются с места и улетают прочь
все птицы, включая воробьев, а в соседней деревне начинают тоскливо выть
собаки. Через несколько дней из яиц начинают вылупливаться крокодилы и змеи.
Одна из змей, выросшая к вечеру до невероятных размеров, нападает на жену Рокка
Маню, которая становится первой жертвой этого чудовищного недоразумения.
Мгновенно поседевший Рокк, на глазах которого произошло это несчастье, явившись
в управление ГПУ, рассказывает о чудовищном происшествии в совхозе, однако
сотрудники ГПУ считают его рассказ плодом галлюцинации. Однако, приехав в
совхоз, они с ужасом видят огромное количество гигантских змей, а также
крокодилов и страусов. Оба уполномоченных ГПУ погибают. В стране происходят ужасные
события: артиллерия обстреливает можайский лес, громя залежи крокодильих яиц, в
окрестностях Можайска идут бои со страусовыми стаями, огромные полчища пресмыкающихся
с запада, юго-запада и с юга приближаются к Москве. Человеческие жертвы
неисчислимы. Начинается эвакуация населения из Москвы, город полон беженцев из
Смоленской губернии, в столице вводится военное положение. Бедный профессор
Персиков погибает от рук разъяренной толпы, считающей его виновником всех
обрушившихся на страну несчастий. [203] В ночь с 19 на
20 августа неожиданный и неслыханный мороз, достигнув — 18 градусов, держится
двое суток и спасает столицу от ужасного нашествия. Леса, поля, болота завалены
разноцветными яйцами, покрытыми странным рисунком, но уже совершенно безвредными:
мороз убил зародышей. На необозримых пространствах земли гниют бесчисленные
трупы крокодилов, змей, страусов невероятных размеров. Однако к весне 1929 г.
армия приводит все в порядок, леса и поля расчищает, а трупы сжигает. О
необыкновенном луче и катастрофе долго еще говорит и пишет весь мир, тем не
менее волшебный луч получить вновь уже никому не удается, не исключая и приват-доцента
Иванова. Собачье сердце - ЧУДОВИЩНАЯ ИСТОРИЯ Повесть (1925)
Действие
происходит в Москве зимой 1924/25 г. Профессор Филипп Филиппович Преображенский
открыл способ омоложения организма посредством пересадки людям желез внутренней
секреции животных. В своей семикомнатной квартире в большом доме на Пречистенке
он ведет прием пациентов. В доме проходит «уплотнение»: в квартиры прежних
жильцов вселяют новых — «жилтоварищей». К Преображенскому приходит
председатель домкома Швондер с требованием освободить две комнаты в его
квартире. Однако профессор, позвонив по телефону одному из своих
высокопоставленных пациентов, получает на свою квартиру броню, и Швондер
уходит ни с чем. Профессор Преображенский и его
ассистент доктор Иван Арнольдович Борменталь обедают в столовой у профессора.
Откуда-то сверху доносится хоровое пение — это проходит общее собрание «жилтоварищей».
Профессор возмущен происходящим в доме: с парадной лестницы украли ковер,
заколотили парадную дверь и ходят теперь через черный ход, с калошной стойки в
подъезде в апреле 1917 г. пропали разом все калоши. «Разруха», — замечает
Борменталь и получает в ответ: «Если я вместо того, чтобы оперировать, начну у
себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха!» Профессор Преображенский
подбирает на улице беспородного [204] пса, больного и с
ободранной шерстью, приводит его домой, поручает домработнице Зине кормить его
и ухаживать за ним. Через неделю чистый и сытый Шарик становится ласковым,
обаятельным и красивым псом. Профессор
проводит операцию — пересаживает Шарику железы внутренней секреции Клима
Чугункина, 25 лет, трижды судимого за кражи, игравшего на балалайке по
трактирам, погибшего от удара ножом. Эксперимент удался — пес не погибает, а,
напротив, постепенно превращается в человека: прибавляет в росте и весе, у
него выпадает шерсть, он начинает говорить. Через три недели это уже человек
небольшого роста, несимпатичной наружности, который с увлечением играет на
балалайке, курит и сквернословит. Через некоторое время он требует у Филиппа
Филипповича, чтобы тот прописал его, для чего ему необходим документ, а имя и
фамилию он уже себе выбрал: Полиграф Полиграфович Шариков. От прежней
собачьей жизни у Шарикова остается ненависть к котам. Однажды, погнавшись за
котом, забежавшим в ванную, Шариков защелкивает в ванной замок, случайно
выворачивает водопроводный кран, и всю квартиру заливает водой. Профессор
вынужден отменить прием. Дворник Федор, вызванный для починки крана, смущенно
просит Филиппа Филипповича заплатить за разбитое Шариковым окно: тот пытался
обнять кухарку из седьмой квартиры, хозяин стал его гнать. Шариков же в ответ
начал швырять в него камнями. Филипп
Филиппович, Борменталь и Шариков обедают; снова и снова Борменталь безуспешно
учит Шарикова хорошим манерам. На вопрос Филиппа Филипповича о том, что Шариков
сейчас читает, он отвечает: «Переписку Энгельса с Каутским» — и добавляет, что
он не согласен с обоими, а вообще «все надо поделить», а то «один в семи
комнатах расселся, а другой в сорных ящиках пропитание ищет». Возмущенный
профессор объявляет Шарикову, что тот стоит на самой низшей ступени развития и
тем не менее позволяет себе подавать советы космического масштаба. Вредную же
книжку профессор приказывает бросить в печь. Через неделю
Шариков предъявляет профессору документ, из которого следует, что он, Шариков,
является членом жилтоварищества и ему полагается комната в профессорской
квартире. Тем же вечером в кабинете профессора Шариков присваивает два червонца
и возвращается ночью совершенно пьяный в сопровождении двух неизвестных,
которые удалились лишь после звонка в милицию, прихватив, однако, [205] с собой
малахитовую пепельницу, трость и бобровую шапку Филиппа Филипповича. Той же ночью в своем кабинете профессор
Преображенский беседует с Борменталем. Анализируя происходящее, ученый
приходит в отчаяние от того, что он из милейшего пса получил такую мразь. И
весь ужас в том, что у него уже не собачье, а именно человечье сердце, и самое
паршивое из всех, которые существуют в природе. Он уверен, что перед ними —
Клим Чугункин со всеми его кражами и судимостями. Однажды, придя домой, Шариков
предъявляет Филиппу Филипповичу удостоверение, из которого явствует, что он,
Шариков, состоит заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих животных
(котов и прочее). Спустя несколько дней Шариков приводит домой барышню, с
которой, по его словам, он собирается расписаться и жить в квартире
Преображенского. Профессор рассказывает барышне о прошлом Шарикова; она
рыдает, говоря, что он шрам от операции выдавал за боевое ранение. На следующий день один из
высокопоставленных пациентов профессора приносит ему написанный на него
Шариковым донос, в котором упоминается и брошенный в печь Энгельс, и «контрреволюционные
речи» профессора. Филипп Филиппович предлагает Шарикову собрать свои вещи и
немедленно убираться из квартиры. В ответ на это одной рукой Шариков показывает
профессору шиш, а другой вынимает из кармана револьвер... Через несколько минут
бледный Борменталь перерезает провод звонка, запирает парадную дверь и черный
ход и скрывается вместе с профессором в смотровой. Спустя десять дней в квартире
появляется следователь с ордером на обыск и арест профессора Преображенского и
доктора Борменталя по обвинению их в убийстве заведующего подотделом очистки
Шарикова П. П. «Какого Шарикова? — спрашивает профессор. — Ах пса, которого я
оперировал!» И представляет пришедшим пса странного вида: местами лысый,
местами с пятнами отрастающей шерсти, он выходит на задних лапах, потом встает
на все четыре, затем опять поднимается на задние лапы и садится в кресло.
Следователь падает в обморок. Проходит два месяца. По вечерам
пес мирно дремлет на ковре в кабинете профессора, и жизнь в квартире идет своим
чередом. [206] Зойкина квартира - Пьеса (1926)
Действие происходит в 1920-е гг. в Москве. Майский вечер.
Зоя Денисовна Пельц, тридцатипятилетняя вдова, одевается перед зеркалом. К'ней
по делу приходит председатель домкома Аллилуя. Он предупреждает Зою о том, что
ее постановили уплотнить — у нее шесть комнат. После долгих разговоров Зоя
показывает Аллилуе разрешение на открытие пошивочной мастерской и школы.
Дополнительная площадь — шестнадцать саженей. Зоя дает Аллилуе взятку, и тот
говорит, что, быть может, отстоит и остальные комнаты, после чего уходит.
Входит Павел Федорович Обольянинов, любовник Зои. Он плохо себя чувствует, и
Зоя посылает горничную Манюшку за морфием к китайцу, который часто его продает
Обольянинову. Китаец Газолин и его помощник Херувим торгуют наркотиками.
Манюшка велит Газолину, известному жулику, идти с ней и при Зое развести морфий
в нужной пропорции — сам у себя он делает жидко. Газолин посылает с ней своего
помощника, китайца-красавчика Херувима. Зоя делает Обольянинову укол, и тот
оживает. Херувим объявляет цену большую, чем цена Газолина, но Павел дает ему
еще и на чай и договаривается с «честным» китайцем, что он будет ежедневно
приносить морфий. Зоя же, в свою очередь, нанимает его гладить в мастерской.
Обрадованный Херувим уходит. Зоя рассказывает Павлу о своих планах, Манюшка,
уже посвященная во все дела Зои, уходит за пивом и забывает закрыть дверь, в
которую незамедлительно проникает Аметистов, кузен Зои, шулер и жулик. Он
подслушивает разговор Зои и Павла о «мастерской», которой нужен администратор,
и моментально догадывается, в чем дело. Прибегает Манюшка, зовет Зою. Та
каменеет при виде кузена. Павел оставляет их вдвоем, и Зоя удивляется, что она
сама читала, как его расстреляли в Баку, на что Аметистов уверяет ее, что это
ошибка. Зоя явно не хочет его принимать у себя, но кузен, которому негде жить,
шантажирует ее услышанным разговором. Зоя, решив, что это судьба, дает ему
место администратора в своем деле, прописывает у себя и знакомит с Павлом. Тот
сразу понимает, какой перед ним выдающийся человек и как он поставит дело. Осень.
Квартира Зои превращена в мастерскую, портрет Маркса на стене. Швея шьет на
машинке, три дамы примеряют сшитую одежду, хлопочет закройщица. Когда все
расходятся, остаются лишь Аметистов и Зоя. Они говорят о некоей красотке Алле
Вадимовне, которая нужна для ночного предприятия. Алла должна Зое около 500
рублей, ей нужны деньги, и Аметистов убежден, что она согласится. [207] Зоя сомневается.
Аметистов настаивает, но тут входит Манюшка и сообщает о приходе Аллы.
Аметистов исчезает после нескольких сделанных Алле комплиментов. Алла,
оставшись наедине с Зоей, говорит, что ей очень стыдно за неуплату долга и что
у нее очень плохо с деньгами. Зоя сочувствует ей и предлагает работу. Зоя
обещает платить Алле 60 червонцев в месяц, аннулировать долг и достать визу,
если Алла всего четыре месяца будет по вечерам работать у Зои манекенщицей,
причем Зоя гарантирует, что об этом никому не будет известно. Алла соглашается
начать работать через три дня, так как ей нужны деньги для отъезда в Париж —
там у нее жених. В знак дружбы Зоя дарит ей парижское платье, после чего Алла
уходит. Зоя уходит переодеваться, а Аметистов с Манюшкой готовятся к приходу
Гуся, богатого коммерческого директора треста тугоплавких металлов, которому
«ателье» обязано своим существованием. Аметистов убирает портрет Маркса и
вешает картину с изображением обнаженной натуры. Под руками Манюшки и
Аметистова комната преображается. Приходит Павел, который играет по вечерам на
рояле (и тяготится этим), и проходит в комнату к Зое. Затем — Херувим,
принесший кокаин для Аметистова, и, пока тот нюхает, переодевается в китайский
наряд. По очереди появляются дамы ночного «ателье». Наконец появляется Гусь,
которого встречает роскошно одетая Зоя. Гусь просит Зою показать ему парижские
модели, так как ему нужен подарок для любимой женщины. Зоя знакомит его с
Аметистовым, который после приветствий зовет Херувима и заказывает шампанское.
Под музыку демонстрируют модели. Гусь восхищен тем, как поставлено дело. Через три дня приходит Аллилуя,
говорит о том, что по ночам в их квартиру ходит народ и играет музыка, но
Аметистов дает ему взятку, и тот уходит. После звонка Гуся, который извещает о
своем скором приходе, довольный Аметистов зовет Павла в пивную. После их ухода
Херувим с Манюшкой остаются одни. Херувим предлагает Манюшке уехать в Шанхай,
обещая достать много денег, та отказывается, дразнит его (ей нравится Херувим)
и говорит, что, может, выйдет замуж за другого; китаец пытается ее зарезать, а
потом, отпустив, объявляет, что сделал предложение. Он убегает на кухню, и тут
приходит Газолин — делать предложение Манюшке, С кухни прибегает Херувим,
китайцы ссорятся. Спасаясь, Газолин кидается в шкаф. Звонят в дверь. Херувим
убегает. Это пришла комиссия из Наркомпроса. Они все осматривают, находят
картину голой женщины и Газолина в шкафу, который рассказывает, что в этой
квартире по ночам курят опиум и танцуют, и жалуется, что его убивает Херувимка.
Комиссия выпускает Газолина и уходит, заверив Манюшку, что все в порядке. Ночь. Все
гости бурно веселятся, а в соседней комнате в одиноче- [208] стве тоскует и
говорит сам с собой Гусь. Появляется Зоя. Гусь рассказывает ей, что понимает,
какая дрянь его любовница. Зоя успокаивает его. Гусь же находит утешение в том,
что всех сзывает и раздает деньги. Начинается показ моделей. Выходит Алла.
Гусь в ужасе, увидев... свою любовницу! Начинается скандал. Гусь объявляет
всем, что его невеста, с которой он живет, ради которой он оставляет семью,
работает в публичном доме. Зоя увлекает всех гостей в зал, оставляя их одних.
Алла объясняет Гусю, что не любит его и хочет за границу. Гусь обзывает ее
лгуньей и проституткой. Алла убегает. Гусь в отчаянии — он любит Аллу. Появляется
Херувим, который успокаивает Гуся и вдруг ударяет его под лопатку ножом. Гусь
умирает. Китаец усаживает Гуся в кресло, дает трубку, зовет Манюшку и забирает
деньги. Манюшка в ужасе, но Херувим грозит ей, и они вместе убегают. Аметистов
приходит, обнаруживает труп, все понимает и скрывается, взломав Зоину шкатулку
с деньгами. Входит Зоя, видит труп, зовет Павла и идет за деньгами, чтобы
скорее убежать, но шкатулка взломана. Она хватает за руку Павла и бежит к
двери, но им преграждают путь комиссия из Наркомпроса и Газолин. Зоя
объясняет, что Гуся убили китаец с Аметистовым. Пьяные гости вываливаются из
зала. Входит Аллилуя; увидев комиссию, в ужасе говорит, что давно знал все об
этой темной квартире, а Зоя кричит, что у него в кармане десятка, которую она
дала ему взяткой, она знает номер. Всех забирают. Зоя грустно говорит:
«Прощай, прощай, моя квартира!» Театральный роман - ЗАПИСКИ ПОКОЙНИКА (1936—1937)
Действие происходит в Москве в середине
20-х гг. В предисловии автор
сообщает читателю, что записки эти принадлежат перу его друга Максудова,
покончившего с собой и завещавшего ему их выправить, подписать своим именем и
выпустить в свет. Автор предупреждает, что самоубийца не имел никакого
отношения к театру, так что записки эти являются плодом его больной фантазии.
Повествование ведется от лица Максудова. Сергей
Леонтьевич Максудов, сотрудник газеты «Вестник пароходства», увидев во сне
родной город, снег, гражданскую войну, начинает писать об этом роман. Закончив,
читает его своим знакомым, кото- [209] рые утверждают,
что роман этот опубликовать ему не удастся. Отправив в два толстых журнала
отрывки из романа, Максудов получает их назад с резолюцией «не подходит».
Убедившись в том, что роман плох, Максудов решает, что жизни его пришел конец.
Выкрав у приятеля револьвер, Максудов готовится покончить с собой, но вдруг
раздается стук в дверь, и в комнате появляется Рудольфи, редактор-издатель
единственного в Москве частного журнала «Родина». Рудольфи читает роман
Максудова и предлагает его издать. Максудов незаметно возвращает
украденный револьвер, бросает службу в «Пароходстве» и погружается в другой
мир: бывая у Рудольфи, знакомится с писателями и издателями. Наконец роман
напечатан, и Максудов получает несколько авторских экземпляров журнала. В ту
же ночь у Максудова начинается грипп, а когда, проболев десять дней, он
отправляется к Рудольфи, выясняется, что Рудольфи неделю назад уехал в Америку,
а весь тираж журнала исчез. Максудов возвращается в
«Пароходство» и решает сочинять новый роман, но не понимает, о чем же будет
этот роман. И опять однажды ночью он видит во сне тех же людей, тот же дальний
город, снег, бок рояля. Достав из ящика книжку романа, Максудов,
присмотревшись, видит волшебную камеру, выросшую из белой страницы, а в камере
звучит рояль, движутся люди, описанные в романе. Максудов решает писать то, что
видит, и, начав, понимает, что пишет пьесу. Неожиданно Максудов получает
приглашение от Ильчина, режиссера Независимого Театра — одного из выдающихся
московских театров. Ильчин сообщает Максудову, что он прочитал его роман, и
предлагает Максудову написать пьесу. Максудов признается, что пьесу он уже
пишет, и заключает договор на ее постановку Независимым Театром, причем в
договоре каждый пункт начинается со слов «автор не имеет права» или «автор
обязуется». Максудов знакомится с актером Бомбардовым, который показывает ему
портретную галерею театра с висящими в ней портретами Сары Бернар, Мольера,
Шекспира, Нерона, Грибоедова, Гольдони и прочих, перемежающимися портретами
актеров и сотрудников театра. Через несколько дней, направляясь
в театр, Максудов видит у дверей афишу, на которой после имен Эсхила, Софокла,
Лопе де Вега, Шиллера и Островского стоит: Максудов «Черный снег». Бомбардов объясняет Максудову,
что во главе Независимого Театра стоят двое директоров: Иван Васильевич,
живущий на Сивцевом Вражке, и Аристарх Платонович, путешествующий сейчас по
Индии. У каждого из них свой кабинет и своя секретарша. Директора не разговаривают
друг с другом с 1885 года, разграничив сферы деятельности, однако это не
мешает работе театра. [210] Секретарша
Аристарха Платоновича Поликсена Торопецкая под диктовку Максудова
перепечатывает его пьесу. Максудов с изумлением разглядывает развешанные по
стенам кабинета фотографии, на которых Аристарх Платонович запечатлен в
компании то Тургенева, то Писемского, то Толстого, то Гоголя. Во время
перерывов в диктовке Максудов разгуливает по зданию театра, заходя в помещение,
где хранятся декорации, в чайный буфет, в контору, где сидит заведующий
внутренним порядком Филипп Филиппович. Максудов поражен проницательностью
Филиппа Филипповича, обладающего совершенным знанием людей, понимающего, кому и
какой билет дать, а кому и не дать вовсе, улаживающего мгновенно все
недоразумения. Иван
Васильевич приглашает Максудова в Сивцев Вражек для чтения пьесы, Бомбардов
дает Максудову наставления, как себя вести, что говорить, а главное — не
возражать против высказываний Ивана Васильевича в отношении пьесы. Максудов
читает пьесу Ивану Васильевичу, и тот предлагает ее основательно переделать:
сестру героя необходимо превратить в его мать, герою следует не застрелиться,
а заколоться кинжалом и т. п., — при этом называет Максудова то Сергеем Пафнутьевичем,
то Леонтием Сергеевичем. Максудов пытается возражать, вызвав явное
неудовольствие Ивана Васильевича. Бомбардов
объясняет Максудову, как надо было себя вести с Иваном Васильевичем: не
спорить, а на все отвечать «очень вам благодарен», потому что Ивану
Васильевичу никто никогда не возражает, что бы он ни говорил. Максудов
растерян, он считает, что все пропало. Неожиданно его приглашают на совещание
старейшин театра — «основоположников» — для обсуждения его пьесы. Из отзывов
старейшин Максудов понимает, что пьеса им не нравится и играть ее они не
хотят. Убитому горем Максудову Бомбардов объясняет, что, напротив,
основоположникам очень понравилась пьеса и они хотели бы в ней играть, но там
нет для них ролей: самому младшему из них двадцать восемь лет, а самому
старшему герою пьесы — шестьдесят два года. Несколько
месяцев Максудов живет однообразной скучной жизнью: ежедневно ходит в «Вестник
пароходства», вечерами пытается сочинять новую пьесу, однако ничего не
записывает. Наконец он получает сообщение о том, что режиссер Фома Стриж
начинает репетировать его «Черный снег». Максудов возвращается в театр,
чувствуя, что уже не может жить без него, как морфинист без морфия. Начинаются
репетиции пьесы, на которых присутствует Иван Васильевич. Максудов очень
старается ему понравиться: он отдает через день утюжить свой костюм, покупает
шесть новых сорочек и восемь [211] галстуков. Но все
напрасно: Максудов чувствует, что с каждым днем нравится Ивану Васильевичу все
меньше и меньше. И Максудов понимает, что это происходит потому, что ему
самому совершенно не нравится Иван Васильевич. На репетициях Иван Васильевич
предлагает актерам играть различные этюды, по мнению Максудова, совершенно
бессмысленные и не имеющие прямого отношения к постановке его пьесы: например,
вся труппа то достает из карманов невидимые бумажники и пересчитывает
невидимые деньги, то пишет невидимое же письмо, то Иван Васильевич предлагает
герою проехать на велосипеде так, чтобы было видно, что он влюблен. Зловещие подозрения
закрадываются в душу Максудова: дело в том, что Иван Васильевич, 55 лет
занимающийся режиссерской работой, изобрел широко известную и гениальную, по
общему мнению, теорию, как актеру готовить свою роль, однако Максудов с ужасом
понимает, что теория эта неприложима к его пьесе. На этом месте
обрываются записки Сергея Леонтьевича Максудова. Бег - восемь снов пьеса (1937)
Сон 1 — в Северной Таврии в октябре 1920 г. Сон 2, 3, 4 — в начале ноября 1920 г. в Крыму Сон 5 и
6 — в Константинополе летом 1921 г. Сон 7 — в Париже осенью 1921 г. Сон 8 —
осенью 1921 г. в Константинополе 1.
В келье монастырской иеркви идет беседа. Только что пришли буденновцы и
проверили документы. Голубков, молодой питерский интеллигент, удивляется,
откуда взялись красные, когда местность в руках белых. Барабанчикова,
беременная, лежащая тут же, объясняет, что генерал, которому прислали депешу о
том, что красные в тылу, отложил расшифровку. На вопрос, где штаб генерала
Чарноты, Барабанчикова не дает прямого ответа. Серафима Корзухина, молодая пе- [212] тербургская дама,
которая бежит вместе с Голубковым в Крым, чтобы встретиться с мужем, предлагает
вызвать акушерку, но мадам отказывается. Слышны цокот копыт и голос белого
командира де Бризара. Узнав его, Барабанчикова сбрасывает тряпье и предстает в
виде генерала Чарноты. Он объясняет де Бризару и вбежавшей походной жене
Люське, что его друг Барабанчиков в спешке дал ему документы не свои, а
беременной жены. Чарнота предлагает план побега. Тут у Серафимы начинается жар
— это тиф. Голубков уводит Серафиму в двуколку. Все уезжают. 2. Зал станции превращен в штаб
белых. Там, где был буфет, сидит генерал Хлудов. Он чем-то болен, дергается.
Корзухин, товарищ министра торговли, муж Серафимы, просит протолкнуть в Севастополь
вагоны с ценным пушным товаром. Хлудов приказывает сжечь эти составы. Корзухин
спрашивает о положении на фронте. Хлудов шипит, что красные завтра будут тут.
Корзухин благодарит и уходит. Появляется конвой, за ним — белый
главнокомандующий и архиепископ Африкан. Хлудов сообщает главкому, что
большевики в Крыму. Африкан молится, но Хлудов считает, что Бог отступился от
белых. Главком уходит. Вбегает Серафима, за ней — Голубков и вестовой Чарноты
Крапилин. Серафима кричит, что Хлудов ничего не делает, а лишь вешает. Штабные
шепчут, что это — коммунистка. Голубков говорит, что она бредит, у нее тиф.
Хлудов зовет Корзухина, но тот, учуяв ловушку, отрекается от Серафимы. Серафиму
и Голубкова уводят, а Крапилин в забытьи называет Хлудова мировым зверем и
говорит о войне, которой Хлудов не знает. Он возражает, что ходил на Чонгар и
ранен там дважды. Крапилин, очнувшись, молит о пощаде, но Хлудов приказывает
повесить его за то, что «начал хорошо, кончил скверно». 3. Начальник контрразведки Тихий,
угрожая смертоносной иглой, вынуждает Голубкова показать, что Серафима
Корзухина состоит в компартии и приехала с целью пропаганды. Вынудив написать
показание, Тихий отпускает его. Служащий контрразведки Скунский оценивает,
что Корзухин даст 10 000 долларов, чтобы откупиться. Тихий показывает, что доля
Скунского — 2000. Вводят Серафиму, она в жару. Тихий дает ей показание. За
окном с музыкой идет конница Чарноты. Серафима, прочитав бумагу, выбивает
локтем оконное стекло и зовет на помощь Чарноту. Он вбегает и с револьвером
отстаивает Серафиму. 4. Главком говорит, что уже год
Хлудов прикрывает свою ненависть к нему. Хлудов признается, что он ненавидит
главкома за то, что его вовлекли в это, что нельзя работать, зная, что все
напрасно. Главком уходит. Хлудов один говорит с призраком, хочет его разда- [213] вить... Входит
Голубков, он пришел жаловаться на преступление, совершенное Хлудовым. Тот
оборачивается. Голубков в панике. Он пришел рассказать главкому об аресте
Серафимы и хочет узнать ее судьбу. Хлудов просит есаула доставить ее во дворец,
если она не расстреляна. Голубков в ужасе от этих слов. Хлудов оправдывается
перед призраком-вестовым и просит его оставить его душу. На вопрос Хлудова,
кто ему Серафима, Голубков отвечает, что она — случайная встречная, но он любит
ее. Хлудов говорит, что ее расстреляли. Голубков в бешенстве, Хлудов бросает
ему револьвер и говорит кому-то, что душа его двоится. Входит есаул с докладом,
что Серафима жива, но сегодня Чарнота с оружием отбил ее и увез в
Константинополь. Хлудова ждут на корабле. Голубков просит взять его в
Константинополь, Хлудов болен, говорит с вестовым, они уходят. Тьма. 5. Улица
Константинополя. Висит реклама тараканьих бегов. Чарнота, выпивший и мрачный, подходит
к кассе тараканьих бегов и хочет поставить в кредит, но Артур, «тараканий
царь», отказывает ему. Чарнота тоскует, вспоминает Россию. Он продает за 2 лиры
50 пиастров серебряные газыри и ящик своих игрушек, ставит все полученные
деньги на фаворита Янычара. Собирается народ. Тараканы, живущие в ящике «под
наблюдением профессора», бегут с бумажными наездниками. Крик: «Янычар сбоит!»
Оказывается, Артур опоил таракана. Все ставившие на Янычара бросаются на
Артура, тот зовет полицию. Проститутка-красавица подбадривает итальянцев, которые
бьют англичан, ставивших на другого таракана. Тьма. 6. Чарнота
ссорится с Люсей, врет ей, что ящик и газыри украли, она понимает, что Чарнота
деньги проиграл, и признается, что она — проститутка. Она упрекает его, что он,
генерал, разгромил контрразведку и вынужден был из армии бежать, а теперь
нищенствует. Чарнота возражает: он спас Серафиму от гибели. Люся упрекает в
бездействии Серафиму и уходит в дом. Во двор входит Голубков, играет на
шарманке. Чарнота уверяет его, что Серафима жива, и объясняет, что она пошла
на панель. Приходит Серафима с греком, увешанным покупками. Голубков и Чарнота
кидаются на него, он убегает. Голубков говорит Серафиме о любви, но она уходит
со словами, что погибнет одна. Вышедшая Люся хочет открыть сверток грека, но
Чарнота не дает. Люся берет шляпу и сообщает, что уезжает в Париж. Входит
Хлудов в штатском — он разжалован из армии. Голубков объясняет, что нашел ее,
она ушла, а он поедет в Париж к Корзухину — он обязан ей помочь. Ему помогут
перейти границу. Он просит Хлудова беречь ее, не дать уйти на панель, Хлудов
обещает и дает 2 лиры и медальон. Чарнота едет с Голубковым в Париж. Они
уходят. Тьма, [214] 7. Голубков
просит у Корзухина 1000 долларов взаймы для Серафимы. Корзухин не дает,
говорит, что женат он не был и хочет жениться на своей русской секретарше.
Голубков называет его страшным бездушным человеком и хочет уйти, но приходит
Чарнота, который говорит, что записался бы к большевикам, чтобы его расстрелять,
а расстреляв, выписался бы. Увидев карты, он предлагает Корзухину сыграть и
продает ему за 10 долларов хлудовский медальон. В итоге Чарнота выигрывает 20
000 долларов, выкупает за 300 медальон. Корзухин хочет вернуть деньги, на его
крик прибегает Люся. Чарнота поражен, но не выдает ее. Люся презирает
Корзухина. Она уверяет его, что он сам проиграл деньги и их не вернуть. Все
расходятся. Люся в окно тихонько кричит, чтобы Голубков берег Серафиму, а
Чарнота купил себе штаны. Тьма. 8. Хлудов один
разговаривает с призраком вестового. Он мучается. Входит Серафима, говорит ему,
что он болен, казнится, что отпустила Голубкова. Она собирается вернуться в
Питер. Хлудов говорит, что тоже вернется, причем под своим именем. Серафима в
ужасе, ей кажется, что его расстреляют. Хлудов рад этому. Их прерывает стук в
дверь. Это Чарнота и Голубков. Хлудов с Чарнотой уходят, Серафима и Голубков
признаются друг другу в любви. Хлудов и Чарнота возвращаются. Чарнота говорит,
что останется здесь, Хлудов хочет вернуться. Все отговаривают его. Он зовет с
собой Чарноту, но тот отказывается: у него нет ненависти к большевикам. Он
уходит. Голубков хочет вернуть Хлудову медальон, но он дарит его паре, и они
уходят. Хлудов один пишет что-то, радуется, что призрак исчез. Подходит к окну
и стреляет себе в голову. Темно. Мастер и Маргарита - Роман (1929-1940, опубл.
1966-1967)
В
произведении — две сюжетные линии, каждая из которых развивается самостоятельно.
Действие первой разворачивается в Москве в течение нескольких майских дней
(дней весеннего полнолуния) в 30-х гг. нашего века, действие же второй
происходит тоже в мае, но в городе Ершалаиме (Иерусалиме) почти две тысячи лет
тому назад — в самом начале новой эры. Роман построен таким образом, что главы
основной сюжетной линии перемежаются главами, состав- [215] ляющими вторую
сюжетную линию, причем эти вставные главы являются то главами из романа
мастера, то рассказом очевидца событий Воланда. В один из
жарких майских дней в Москве появляется некто Воланд, выдающий себя за
специалиста по черной магии, а на самом деле являющийся сатаной. Его
сопровождает странная свита: хорошенькая ведьма Гелла, развязный тип Коровьев
или фагот, мрачный и зловещий Азазелло и веселый толстяк Бегемот, который по
большей части предстает перед читателем в обличье черного кота невероятных
размеров. Первыми
встречаются с Воландом на Патриарших прудах редактор толстого художественного
журнала Михаил Александрович Берлиоз и поэт Иван Бездомный, написавший
антирелигиозную поэму об Иисусе Христе. Воланд вмешивается в их разговор,
утверждая, что Христос существовал в действительности. В качестве
доказательства того, что есть нечто, неподвластное человеку, Воланд
предсказывает Берлиозу страшную смерть под колесами трамвая. На глазах потрясенного
Ивана Берлиоз тут же попадает под трамвай, Иван безуспешно пытается
преследовать Воланда, а затем, явившись в Массолит (Московская Литературная
Ассоциация), так запутанно излагает последовательность событий, что его
отвозят в загородную психиатрическую клинику профессора Стравинского, где он и
встречает главного героя романа — мастера. Воланд,
явившись в квартиру № 50 дома 302-бис по Садовой улице, которую покойный
Берлиоз занимал вместе с директором театра Варьете Степаном Лиходеевым, и
найдя последнего в состоянии тяжкого похмелья, предъявляет ему подписанный им
же, Лиходеевым, контракт на выступление Воланда в театре, а затем выпроваживает
его прочь из квартиры, и Степа непонятным образом оказывается в Ялте. К Никанору
Ивановичу Босому, председателю жилищного товарищества дома № 302-бис, является
Коровьев и просит сдать Воланду квартиру № 50, так как Берлиоз погиб, а
Лиходеев в Ялте. Никанор Иванович после долгих уговоров соглашается и получает
от Коровьева сверх платы, обусловленной договором, 400 рублей, которые прячет в
вентиляции. В тот же день к Никанору Ивановичу приходят с ордером на арест за
хранение валюты, так как эти рубли превратились в доллары. Ошеломленный Никанор
Иванович попадает в ту же клинику профессора Стравинского. В это время
финдиректор Варьете Римский и администратор Варенуха безуспешно пытаются
разыскать по телефону исчезнувшего Лиходеева и недоумевают, получая от него
одну за другой телеграммы [216] из Ялты с
просьбой выслать денег и подтвердить его личность, так как он заброшен в Ялту
гипнотизером Воландом. Решив, что это — дурацкая шутка Лиходеева, Римский,
собрав телеграммы, посылает Варенуху отнести их «куда надо», однако Варенухе
сделать этого не удается: Азазелло и Коровьев, подхватив его под руки,
доставляют Варенуху в квартиру № 50, а от поцелуя нагой ведьмы Геллы Варенуха
лишается чувств. Вечером на сцене театра Варьете
начинается представление с участием великого мага Воланда и его свиты, фагот
выстрелом из пистолета вызывает в театре денежный дождь, и весь зал ловит
падающие червонцы. Затем на сцене открывается «дамский магазин», где любая
женщина из числа сидящих в зале может бесплатно одеться с ног до головы. Тут же
в магазин выстраивается очередь, однако по окончании представления червонцы
превращаются в бумажки, а все, приобретенное в «дамском магазине», исчезает
без следа, заставив доверчивых женщин метаться по улицам в одном белье. После спектакля Римский
задерживается у себя в кабинете, и к нему является превращенный поцелуем Геллы
в вампира Варенуха. Увидев, что тот не отбрасывает тень, смертельно напуганный,
мгновенно поседевший Римский на такси мчится на вокзал и курьерским поездом
уезжает в Ленинград. Тем временем Иван Бездомный,
познакомившись с мастером, рассказывает ему о том, как он встретился со
странным иностранцем, погубившем Мишу Берлиоза; мастер объясняет Ивану, что
встретился он на Патриарших с сатаной, и рассказывает Ивану о себе. Мастером
его называла его возлюбленная Маргарита. Будучи историком по образованию, он
работал в одном из музеев, как вдруг неожиданно выиграл огромную сумму — сто
тысяч рублей. Он оставил работу в музее, снял две комнаты в маленьком домике в
одном из арбатских переулков и начал писать роман о Понтии Пилате. Роман уже
был почти закончен, когда он случайно встретил на улице Маргариту, и любовь
поразила их обоих мгновенно. Маргарита была замужем за достойным человеком,
жила с ним в особняке на Арбате, но не любила его. Каждый день она приходила к
мастеру, роман близился к концу, и они были счастливы. Наконец роман был
дописан, и мастер отнес его в журнал, но напечатать его там отказались, однако
в газетах появилось несколько разгромных статей о романе, подписанных
критиками Ариманом, Латунским и Лавровичем. И тут мастер почувствовал, что
заболевает. Однажды ночью он бросил роман в печь, но прибежавшая встревоженная
Маргарита выхватила из огня последнюю пачку листов. Она ушла, унося рукопись с
собой, чтобы достой- [217] но проститься с
мужем и утром вернуться к возлюбленному навсегда, однако через четверть часа
после ее ухода к нему в окно постучали — рассказывая Ивану свою историю, в этом
месте он понижает голос до шепота, — и вот через несколько месяцев, зимней
ночью, придя к себе домой, он обнаружил свои комнаты занятыми и отправился в
новую загородную клинику, где и живет уже четвертый месяц, без имени и фамилии,
просто — больной из комнаты № 118. В это утро Маргарита просыпается с
ощущением, что что-то должно произойти. Утирая слезы, она перебирает листы
обгоревшей рукописи, разглядывает фотографию мастера, а после отправляется на
прогулку в Александровский сад. Здесь к ней подсаживается Азазелло и передает
ей приглашение Воланда — ей отводится роль королевы на ежегодном балу у сатаны.
Вечером того же дня Маргарита, раздевшись донага, натирает тело кремом,
который дал ей Азазелло, становится невидимой и вылетает в окно. Пролетая мимо
писательского дома, Маргарита устраивает разгром в квартире критика Латунского,
по ее мнению погубившего мастера. Затем Маргариту встречает Азазелло и
приводит ее в квартиру № 50, где она знакомится с Воландом и остальными членами
его свиты. В полночь начинается весенний бал
полнолуния — великий бал у сатаны, на который приглашены доносчики, палачи,
растлители, убийцы — преступники всех времен и народов; мужчины являются во
фраках, женщины — обнаженными. В течение нескольких часов нагая Маргарита
приветствует гостей, подставляя колено для поцелуя. Наконец бал закончен, и
Воланд спрашивает у Маргариты, что она хочет в награду за то, что была у него
хозяйкой бала. И Маргарита просит немедленно вернуть ей мастера. Тут же
появляется мастер в больничном одеянии, и Маргарита, посовещавшись с ним,
просит Воланда вернуть их в маленький домик на Арбате, где они были счастливы. Тем временем одно московское
учреждение начинает интересоваться странными событиями, происходящими в
городе, и все они выстраиваются в логически ясное целое: и таинственный
иностранец Ивана Бездомного, и сеанс черной магии в Варьете, и доллары
Ника-нора Ивановича, и исчезновение Римского и Лиходеева. Становится ясно, что
все это работа одной и той же шайки, возглавляемой таинственным магом, и все
следы этой шайки ведут в квартиру № 50. Обратимся теперь ко второй
сюжетной линии романа. Во дворце Ирода Великого прокуратор Иудеи Понтий Пилат
допрашивает арестованного Иешуа Га-Ноцри, которому Синедрион вынес смертный
приговор за оскорбление власти кесаря, и приговор этот направлен [218] на утверждение к
Пилату. Допрашивая арестованного, Пилат понимает, что перед ним не разбойник,
подстрекавший народ к неповиновению, а бродячий философ, проповедующий царство
истины и справедливости. Однако римский прокуратор не может отпустить человека,
которого обвиняют в преступлении против кесаря, и утверждает смертный
приговор. Затем он обращается к первосвященнику иудейскому Каифе, который в
честь наступающего праздника Пасхи может отпустить на свободу одного из четырех
осужденных на казнь преступников; Пилат просит, чтобы это был Га-Ноцри. Однако
Каифа ему отказывает и отпускает разбойника Вар-Раввана. На вершине Лысой горы
стоят три креста, на которых распяты осужденные. После того, как толпа зевак,
сопровождавшая процессию к месту казни, вернулась в город, на Лысой горе
остается только ученик Иешуа Левий Матвей, бывший сборщик податей. Палач
закалывает измученных осужденных, и на гору обрушивается внезапный ливень. Прокуратор вызывает Афрания,
начальника своей тайной службы, и поручает ему убить Иуду из Кириафа,
получившего деньги от Синедриона за то, что позволил в своем доме арестовать
Иешуа Га-Ноцри. Вскоре молодая женщина по имени Низа якобы случайно встречает в
городе Иуду и назначает ему свидание за городом в Гефсиманском саду, где на
него нападают неизвестные, закалывают его ножом и отбирают кошель с деньгами.
Через некоторое время Афраний докладывает Пилату о том, что Иуда зарезан, а
мешок с деньгами — тридцать тетрадрахм — подброшен в дом первосвященника. К Пилату приводят Левия Матвея,
который показывает прокуратору пергамент с записанными им проповедями
Га-Ноцри. «Самый тяжкий порок — трусость», — читает прокуратор. Но вернемся в Москву. На закате
солнца на террасе одного из московских зданий прощаются с городом Воланд и его
свита. Внезапно появляется Левий Матвей, который предлагает Воланду взять мастера
к себе и наградить его покоем. «А что же вы не берете его к себе, в свет?» —
спрашивает Воланд. «Он не заслужил света, он заслужил покой», — отвечает Левий
Матвей. Через некоторое время, в домик к Маргарите и мастеру является Азазелло
и приносит бутылку вина — подарок Воланда. Выпив вина, мастер и Маргарита
падают без чувств; в то же мгновение начинается суматоха а доме скорби: скончался пациент
из комнаты № 118; и в ту же минуту в особняке на Арбате молодая женщина
внезапно бледнеет, схватившись за сердце, и падает на пол. Волшебные черные кони уносят Воланда, его свиту, Маргариту и [219] мастера. «Ваш
роман прочитали, — говорит Воланд мастеру, — и я хотел бы показать вам вашего
героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и видит во сне лунную
дорогу и хочет идти по ней и разговаривать с бродячим философом. Вы можете
теперь кончить роман одной фразой». «Свободен! Он ждет тебя!» — кричит мастер,
и над черной бездной загорается необъятный город с садом, к которому
протянулась лунная дорога, и по дороге этой стремительно бежит прокуратор. «Прощайте!» — кричит Воланд;
Маргарита и мастер идут по мосту через ручей, и Маргарита говорит: «Вот твой
вечный дом, вечером к тебе придут те, кого ты любишь, а ночью я буду беречь
твой сон». А в Москве, после того как Воланд
покинул ее, еще долго продолжается следствие по делу о преступной шайке,
однако меры, принятые к ее поимке, результатов не дают. Опытные психиатры
приходят к выводу, что члены шайки являлись невиданной силы гипнотизерами.
Проходит несколько лет, события тех майских дней начинают забываться, и только
профессор Иван Николаевич Понырев, бывший поэт Бездомный, каждый год, лишь
только наступает весеннее праздничное полнолуние, появляется на Патриарших
прудах и садится на ту же скамейку, где впервые встретился с Воландом, а затем,
пройдя по Арбату, возвращается домой и видит один и тот же сон, в котором к
нему приходят и Маргарита, и мастер, и Иешуа Га-Ноцри, и жестокий пятый
прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат. Дмитрий Андреевич Фурманов 1891-1926
Чапаев - Роман (1923)В морозную январскую полночь девятнадцатого года с
вокзала Иваново-Вознесенска отправляется на колчаковский фронт собранный Фрунзе
рабочий отряд. Со всех фабрик и заводов приходят рабочие проводить товарищей.
Перед многолюдной толпой выступают с краткими речами ораторы. От имени отряда
прощается с ткачами Федор Клычков. Он из бывших студентов, «в революции быстро
нащупал в себе хорошего организатора». Рабочие близко знают его и считают
своим. До Самары поезд едет не меньше двух недель. В
реввоенсовете Клычков получает оставленную для него командующим 4-й армией
записку, в которой Фрунзе приказывает комиссарам следовать немедленно к нему в
Уральск, опережая отряд, который из-за разрухи на железной дороге передвигается
медленно. На перекладных, в санях, политработники отправляются в путь. Наконец
они встречаются в Уральске с Фрунзе. Еще в дороге Клычков слушает рассказы
возниц о Чапаеве как о народном герое. В Уральске Федор Клычков, после временной
работы в комитете партии, получает новое назначение — комиссаром в воинскую
группу, начальником которой является Чапаев. Непрерывные бои, которые ведет
Красная Армия, не дают возможности наладить организационную и политическую
работу. Структура 221 воинских частей зачастую настолько запутанна, что
непонятно, насколько простирается власть того или иного командира, Клычков присматривается
к военспецам, перешедшим на сторону красноармейцев, теряясь иногда в догадках
— честно ли эти люди служат новой власти? Федор ожидает приезда Чапаева: этот
приезд должен в определенной мере разъяснить неясность создавшегося положения. Клычков ведет дневник, в котором описывает свои
впечатления от первой встречи с Чапаевым. Тот поразил его своим обыкновенным
видом человека среднего роста, видимо, небольшой физической силы, но
обладающего способностью приковывать к себе внимание окружающих. В Чапаеве
чувствуется внутренняя сила, объединяющая вокруг него людей. На первом
совещании командиров он выслушивает все мнения и делает свое, неожиданное и
точное, заключение. Клычков понимает, как много в Чапаеве стихийного,
неудержимого, и видит свою роль в том, чтобы в дальнейшем оказывать на истинно
народного командира идейное влияние. В первом своем бою за станицу Сломихинскую Клычков
видит, как Чапаев носится на коне по всему переднему краю, отдавая необходимые
приказы, подбадривая бойцов, поспевая в самые жаркие точки в самый нужный
момент. Комиссар восхищается командиром, тем более что сам из-за своей
неопытности отстает от ворвавшихся в станицу красноармейцев. В Сломихинской
начинаются грабежи, которые Чапаев прекращает одним своим выступлением перед
красноармейцами: «Я приказываю вам больше никогда не грабить. Грабят только
подлецы. Поняли?!» И его беспрекословно слушаются — впрочем, возвращая
награбленное только бедным. То, что взяли у богатых, делят для продажи, чтобы
были деньги на жалованье. Фрунзе по прямому проводу вызывает Чапаева и Клычкова
к себе в Самару. Там он назначает Чапаева начальником дивизии, предварительно
приказав Клычкову охлаждать партизанский пыл своего командира. Федор поясняет
Фрунзе, что как раз в этом направлении и ведет свою работу. Чапаев рассказывает Клычкову свою биографию. Он
говорит, что родился у дочери казанского губернатора от артиста-цыгана, в чем
Клычков несколько сомневается, приписывая этот факт чрезмерной фантазии
народного героя. В остальном биография довольно обычная: Чапаев в детстве пас
скотину, работал плотником, торговал в лавке у купца, где и возненавидел
купцов-обманщиков, ходил по Волге с шарманкой. Когда началась война, пошел
служить в армию. Из-за измены жены бросил ее, забрав детей, которые живут сейчас
у одной вдовы. Всю жизнь он хотел учиться, старался по возможности больше 222 читать — и болезненно чувствует недостаток
образования, говоря о себе: «Как есть темный человек!» Дивизия Чапаева воюет против Колчака. Победы
чередуются с временными неудачами, после которых Клычков настоятельно советует
Чапаеву учиться стратегии. В спорах, иногда очень острых, Чапаев все чаще
прислушивается к своему комиссару. Бугуруслан, Белебей, Уфа, Уральск — вот вехи
героического пути дивизии. Клычков, сближаясь с Чапаевым, наблюдает
становление его полководческого таланта. Авторитет легендарного комдива в
войсках огромен. Дивизия идет на Лбищенск, от которого до Уральска
больше сотни верст. Кругом — степи. Население встречает красные полки
враждебно. Все больше засылается к чапаевцам лазутчиков, которые доносят
колчаковцам о плохом снабжении красногвардейцев. Не хватает снарядов,
патронов, хлеба. Белые застигают врасплох измотанные и голодные отряды
красноармейцев. Чапаев вынужден мотаться по степи на автомобиле, на конях, чтобы
более оперативно руководить разрозненными частями. Клычкова отзывают из дивизии
в Самару, как он ни просил оставить его работать рядом с Чапаевым, учитывая
складывающиеся трудности. Во Лбишенске стоит штаб дивизии, отсюда Чапаев
ежедневно продолжает объезжать бригады. Разведка докладывает, что крупных сил
казаков рядом со станицей не обнаружено. Ночью по чьему-то приказу снимают
усиленный караул; Чапаев такого приказа не давал. На рассвете казаки застают
чапаевцев врасплох. В коротком и страшном бою погибают почти все. Чапаев ранен
в руку. Рядом с ним постоянно находится верный вестовой Петька Исаев, который
героически погибает на берегу Урала. Чапаева пытаются переправить через реку.
Когда Чапаев почти достигает противоположного берега, пуля попадает ему в
голову. Оставшиеся части дивизии с боями прорываются из
окружения, вспоминая тех, «что с беззаветным мужеством отдали свои жизни на
берегах и в волнах неспокойного Урала». Константин Александрович Федин 1892-1977
Города и годы - Роман (1922—1924)
Осенью 1919 г. Андрей Старцов приезжает из мордовского
города Семидола в Петроград. Он мобилизован в армию и прибыл по месту службы.
Но вместо ожидаемой отправки на фронт Андрея оставляют писарем при штабе.
Вскоре к нему приезжает Рита — женщина, с которой он был близок в Семидоле и
которая теперь ожидает от него ребенка. В это же время в Москве в Германский совет солдатских
депутатов является человек, называющий себя ефрейтором Конрадом Штейном. Он
хочет вернуться на родину, в Германию. Проверяя документы Штейна, служащий
интересуется, не знает ли тот некоего фон цур Мюлен-Шенау. Почувствовав
неладное, мнимый Конрад Штейн незаметно скрывается. Он пробирается в Петроград
и, найдя там своего старого знакомого Андрея Старцова, просит помочь вернуться
в Германию. Встреча с этим человеком заставляет Андрея подумать: «Если бы
можно было начать жить сначала... Раскатать клубок, дойти по нитке до
проклятого часа и поступить по-другому». 1914 год студент Андрей Старцов встретил в Германии, в
Нюрнберге. Он дружил с художником Куртом Ваном, духовно близким ему человеком.
Творческая судьба Курта была нелегка: он вынужден был отдавать свои картины в
коллекцию маркграфа фон цур Мюлен- 224 Шенау, который щедро платил ему — с условием, что
художник никогда не будет выставлять свои работы. Курт ненавидел
«благодетеля». Узнав о начале первой мировой войны, Курт отшатнулся от своего
закадычного друга Андрея, сказав, что теперь им не о чем говорить. Андрей был
сослан в городок Бишофсберг. С начала войны он ощущал себя «соринкой среди
громадных масс двигавшихся машиноподобно неизбежностей». В бюргерском
Бишофсберге его охватила тоска. Мари Урбах родилась на вилле недалеко от Бишофсберга,
рядом с родовым замком маркграфов фон цур Мюлен-Шенау. Брак ее родителей считался
мезальянсом: мать происходила из старинного рода фон Фрейлебен, отец же был
помещиком и проводил время за черчением непонятных проектов. Мари Урбах росла
странной девочкой. Ее появление на крестьянском дворе или возле сельской
церкви всегда было предвестьем несчастий. Однажды Мари собственноручно зарезала
гуся, в другой раз попыталась повесить кошку, чтобы посмотреть, как она будет
умирать. Кроме того, она была заводилой опасных игр — например, поисков клада в
подземельях соседнего замка. Со старшим братом Генрихом-Адольфом, прирожденным
аристократом, Мари жила розно и враждебно. Мать не любила Мари за ее отвратительные
проделки. После истории с кошкой она настояла на том, чтобы девочка была
отправлена в пансион мисс Рони в Веймаре. Незадолго до своего отъезда Мари
познакомилась с соседом, юнкером фон цур Мюлен-Шенау. Нравы в пансионе были строгие. Мисс Рони подозрительно
прислушивалась даже к разговорам об опылении растений на уроках естествознания.
Ее воспитательная система признавалась обществом и высшим светом
безукоризненной. Попав в пансион, Мари ощутила, что ее словно вправляют в
железный корсет; ей пришлось подчиниться. Через два года Мари встретила на улице Веймара
молодого лейтенанта фон цур Мюлен-Шенау. Лейтенант взял девушку под руку, и,
несмотря на громкое возмущение мисс Рони, Мари ушла с ним. Она отсутствовала
трое суток. После этого лейтенант фон цур Мюлен-Шенау приехал с ней вместе на
виллу Урбах и сделал предложение в присутствии ее родителей. Обручение должно
было состояться через два года, в 1916 г., когда Мари достигнет
совершеннолетия. Во время войны мать Мари Урбах состояла патронессой
питательного пункта на вокзале. Мари помогала матери. После двух лет войны она
почувствовала, что ей стало скучно. Однажды во время прогулки в окрестностях
Бишофсберга она познакомилась со ссыльным Андреем 225 Старцовым. Вскоре Мари стала тайно приходить в его
комнату. Из всего, о чем они говорили ночами, Андрею и Мари запомнилось только
то, что они любят друг друга. Перед отправкой на восточный фронт маркграф фон цур
Мюлен-Шенау заехал домой, чтобы увидеться с невестой. Но Мари встретила его
холодно. В это время она была занята планом побега для Андрея. Пытаясь перейти
границу, Андрей вышел в парк замка Шенау, где был схвачен маркграфом. В замке
Андрей увидел картины своего друга Курта Вана. После разговора о немецком
искусстве и о человеческой судьбе фон цур Мюлен-Шенау выписал Старцову
документ, подтверждающий, что ссыльный в течение нескольких дней находился не
в бегах, а в замке Шенау. Мари узнала о благородном поступке маркграфа, но не
рассказала Андрею о своих отношениях с ним. Вскоре фон цур Мюлен-Шенау попал в
русский плен. В 1918 г. германские власти объявили Старцову, что он может
вернуться в Россию. Уезжая, он пообещал вызвать Мари, как только окажется на
родине. Ожидая известий от Андрея, Мари принимала участие в организации
солдатского совета в Бишофсберге, помогала русским пленным. В Москве Андрей встретил Курта Вана, ставшего
большевиком. Курт собирался в Мордовию, в город Семидол, для эвакуации немецких
пленных и образования среди них солдатского совета. Андрей поехал с ним. В
Семидоле он познакомился с председателем исполкома Семеном Голосовым,
делопроизводителем Ритой Тверецкой, председателем особого отдела Покисеном.
Голосов часто ругал Старцова за интеллигентские попытки примирить идеальное с
действительным. Рита Тверецкая влюбилась в Андрея. Крестьяне деревни Старые Ручьи Семидольского уезда
потребовали отмены продразверстки. Им на помощь выступил отряд бывших пленных
немцев под командованием фон цур Мюлен-Шенау. Солдаты семидольского гарнизона
жестоко подавили крестьянское восстание, повесили инвалида, которого посчитали
зачинщиком. Андрею удалось сагитировать большинство пленных немцев перейти на
сторону большевиков. Среди пленных, назначенных к отправке в Германию, он
узнал переодетого маркграфа фон цур Мюлен-Шенау, которого разыскивали власти.
Маркграф попросил Старцова о помощи. После долгих колебаний Андрей похитил для
него документы на имя Конрада Штейна и попросил по приезде в Бишофсбер передать
письмо своей невесте Мари Урбах. Маркграф пообещал это сделать, скрыв от
Андрея, что Мари была его невестой. Вернувшись в Бишофсберг, фон цур Мюлен-Шенау уничтожает
со- 226 бранные им картины Курта Вана. Встретившись с Мари, он
сообщает ей, что у Старцова есть жена, ожидающая ребенка. Не веря этому, Мари
решает поехать в Россию. Чтобы получить право на въезд, она выходит замуж за
русского солдата. Обо всем этом маркграф пишет Андрею. Придя к своему жениху в
Москве, Мари видит беременную Риту и убегает. Андрей в отчаянии, он понимает, что жизнь так и не
приняла его, несмотря на все его старания быть в центре главных событий. Он не
может больше оставаться в революционной России и хочет уехать в Германию, к
Мари. Андрей обращается за помощью к Курту Вану, честно рассказывает ему всю
историю с маркграфом и поддельными документами. Проникнувшись ненавистью к
бывшему другу, Курт Ван убивает его. Незадолго до смерти Андрей пишет Мари о
том, что всю свою жизнь старался, чтобы все в мире происходило вокруг него, но
его всегда отмывало, относило в сторону. А люди, которые хотели только есть и
пить, всегда находились в центре круга. «Моя вина в том, что я не проволочный»,
— завершает он свое письмо. Революционный комитет признает действия товарища Вана
правильными. Константин Георгиевич Паустовский 1892-1968
Романтики - Роман (1916-1923)Максимова со Сташевским, Алексеем и Винклером в этот
порт загнал жестокий осенний шторм. Молодые люди жили в дрянной гостинице,
набитой моряками и проститутками, проводили время в дешевых тавернах.
Сташевский громил русскую литературу, спорил с Алексеем о судьбах России.
Вспоминали недавно умершего Оскара. Старик преподавал им в гимназии немецкий,
но досуги посвящал музыке и часто говорил: «Скитайтесь, будьте бродягами,
пишите стихи, любите жен-шин...» Однажды в греческой кофейне Максимов, уже основательно
отведав сантуринского и маслянистой «мастики», вдруг сказал светловолосой
красавице за соседним столиком, что она прекрасна, и поставил рядом свой
стакан: «Давайте меняться!» «Вы не узнали меня?» — спросила она. Это была
Хатидже. Максимов познакомился с ней несколько лет назад на каникулах. Она
училась в шестом классе гимназии. Он врал ей о пароходах, моряках и
Александрии — обо всем, о чем пишет теперь. Хатидже родилась в Бахчисарае, но
была русской. Татарским именем звали ее в детстве окружающие. После гимназии
жила в Париже, училась в Сорбонне. Здесь она в гостях у родственников и
надеется, что теперь они будут часто видеться. 228 После нескольких встреч Максимов и Хатидже провели
вечер в компании его друзей. Была музыка, стихи, «гимн четырех», «их» гимн:
«Нам жизнь от таверны до моря, От моря до новых портов»... Сташевский сказал,
что теперь это «гимн пяти». По пути домой девушка призналась, что любит
Максимова. С этого момента его не покидало ощущение силы. Любовь наполнила
смыслом все внутри и вокруг. Совсем другие настроения владели Винклером. Ничтожным
вдруг показалось ему все, чем жили они, презирающие обыденность. Он даже
замазал черной краской свои ждавшие завершения картины. Вернувшись домой, Максимов написал Хатидже о своей
ненасытной жажде жизни, о том, что находит теперь во всем вкус и запах. Через
неделю пришел ответ: «То же теперь и со мной». Переписка продолжалась и когда он уехал в Москву.
Думал, что тоска по Хатидже станет острее и поможет писать: он мало страдал,
чтобы стать писателем. В Москве книга (он назвал ее «Жизнь») подвигалась к
концу, он обживался уже в чужом для южанина городе. Газетный театральный критик
Семенов познакомил его с домашними, с сестрой Наташей — молодой актрисой,
которой безумно понравились рассказы Максимова о его скитаниях, о южных
городах, о море. Девушка была красива, неожиданна в поступках и своевольна. Во
время прогулки на пароходе по Москве-реке она попросила томик Уайльда, что
Максимов взял с собой, пролистнула и выбросила за борт. Через минуту попросила
прощения. Он ответил, что не стоит извинений, хотя в книге лежало не
прочитанное еще письмо Хатидже. Вскоре они поехали вместе в Архангельск. В письме к
Хатидже он писал: «Я в холодном Архангельске с чудесной девушкой... Я люблю вас
и ее...» В разгар лета Максимов собрался в Севастополь, куда
переехала, убегая от тоски, Хатидже. Прощаясь с Наташей, он сказал, что есть
она и есть Хатидже, без которой ему одиноко, а от Наташи кружится голова, но
жить вместе они не должны: она возьмет все его душевные силы. Вместо ответа
Наташа притянула его к себе. В Симферополе Максимова встречал Винклер. Он отвез его
в Бахчисарай, где ждала Хатидже. Максимов рассказал ей о Москве, о Наташе.
Она пообещала не вспоминать обо всем, что узнала. В Севастополе случилось страшное. Покончил с собой
Винклер. В последнее время он много пил, скандалил из-за проститутки Насти, как
две капли похожей на Хатидже. 229 Московский знакомый, Серединский, пригласил Максимова
и Хатидже на дачу. Оттуда всей компанией предполагалось двинуться на Четыр-Даг.
Но пришла телеграмма: Наташа ждет в Ялте. Максимов собрался встретить ее и
пообещал через день присоединиться уже на Четыр-Даге. Поздней ночью они с
Наташей были на месте. Хатидже пожала ей руку, а когда все улеглись на полу,
укрыла ее своей шалью. Утром они долго беседовали наедине. Максимов был в
смятении: оставаться или уехать с Наташей. Но она из тех, чью любовь убивает
быт, размеренность. Все это неразрешимо. Будь что будет. Помогла Хатидже: у
тебя будет много падений и подъемов, но я останусь с тобой, у нас одна цель —
творчество. Однако и жизнь, и любовь, и творчество — все скомкала
начавшаяся той же осенью первая мировая война. Максимов оказался на фронте в
санитарном отряде. Начались новые скитания. Среди грязи, крови, нечистот и
нарастающего ожесточения. Рождалось ощущение гибели европейской культуры.
Максимов писал Хатидже и Наташе, ждал от них писем. Удалось встретиться с
Алексеем. Тот сообщил, что Сташевский на фронте и получил Георгия. От Семенова
пришло известие, что Наташа уехала на фронт, надеясь найти Максимова. Случай
помог им свидеться. Она просила его сберечь себя: писатель должен дать радость
сотням людей. Однако судьба вновь разметала их. Снова вокруг только
смерть, страдания, загаженные окопы и озлобление. Рождались новые мысли о том,
что нет ничего более высокого, чем любовь, сродство людей. Попав в лазарет по ранению, Максимов пробовал писать,
но бросил: кому это нужно? Что-то умерло в нем. Пришла телеграмма от Семенова:
Наташа скончалась — сыпной тиф. Едва оправившись, Максимов поехал в Москву.
Семенова дома не было, но на столе лежал конверт на имя Максимова. Теперь уже
мертвая, Наташа писала ему о своей любви. Спустя неделю Хатидже приехала под Тулу, в лазарет,
где лежал Максимов. Но его уже там не было. Не долечившись, он бросился под
Минск, в местечко, где в грязном доме умерла Наташа. Оттуда он собирался бежать
на юг к Хатидже, чтобы она научила его ничего не помнить. Она же в это время
шла к московскому поезду и думала: «Максимов не умрет, он не смеет умирать —
жизнь только начинается». 230 Дым отечества - Роман (1944)
Получив от известного пушкиниста Швейцера приглашение
приехать в Михайловское, ленинградский художник-реставратор Николай Генрихович
Вермель отложил в Новгороде спешную работу над фресками Троицкой церкви и
вместе со своим напарником и учеником Пахомовым отправился к Швейцеру,
рывшемуся в фондах Михайловского музея в надежде найти неизвестные пушкинские
стихи или документы. В поездку пригласили и дочь квартирной хозяйки,
актрису одесского театра, красавицу, приехавшую навестить дочь и стареющую
мать. Заснеженные аллеи, старый дом, интересное общество в
Михайловском — все понравилось Татьяне Андреевне. Приятно было и обнаружить
почитательниц своего таланта — одесских студенток. Был и совсем неожиданный
сюрприз. Как-то войдя в одну из комнат, Татьяна Андреевна тихо ахнула и
опустилась в кресло напротив портрета молодой красавицы. Все увидели, что их
спутница совершенно схожа с ней. «Каролина Сабанская — моя прабабка», —
пояснила она. Прадед актрисы, некто Чирков, в год пребывания в Одессе Пушкина
служил там в драгунском полку. Каролина блистала в обществе, и в нее был
влюблен наш поэт, но она вышла за драгуна, и они расстались. Между прочим,
сестра этой отчаянной авантюристки, графиня Ганская, во втором браке была
женою Бальзака. Татьяна Андреевна припомнила, что у ее киевского дядюшки
сохранялся портрет Пушкина. Швейцер был поражен. Он знал, что, расставаясь с
Сабанской, поэт подарил ей свой портрет, на котором был изображен держащим лист
с каким-то стихотворением, посвященным обворожительной полячке. Пушкинист
решил ехать в Киев. В украинской столице ему удалось отыскать дядюшку
Татьяны Андреевны, но, увы, тот в один из кризисных моментов сбыл портрет
одесскому антиквару Зильберу. В Одессе Швейцер выяснил, что антиквар подарил
портрет племяннику, работавшему в ялтинском санатории для чахоточных больных:
портрет не имел художественной ценности. Прежде чем покинуть Одессу, Швейцер навестил Татьяну
Андреевну. Она попросила взять его с собой в Ялту. Там, в туберкулезном
санатории, умирал двадцатидвухлетний испанец Рамон Перейро. Он прибыл в Россию
вместе с другими республиканцами, но не вынес 231 климата и тяжело заболел. Они подружились и часто
виделись. Как-то на загородной прогулке Рамон вдруг встал на колени перед ней и
сказал, что любит ее. Ей это показалось напыщенным и вообще неуместным (она
была на десять лет старше него, и Маше шел уже восьмой год), она рассмеялась, а
он вдруг вскочил и убежал. Татьяна Андреевна все время корила себя за этот
смех, ведь для его соотечественников театральность — вторая натура. В санатории ей сказали, что надежды нет, и позволили
остаться. В палате она опустилась перед кроватью на колени. Рамон узнал ее, и
слезы скатились по его худому, почерневшему лицу. Швейцер тем временем отыскал в санатории портрет и
вызвал Вермеля. Реставрировать можно было только на месте. Приехал, однако,
Пахомов, упросивший учителя послать именно его. Старику было очевидно, что у
его Миши на юге есть и особый, помимо профессионального, интерес. Кое-что он
заметил еще в Новгороде. С помощью Пахомова удалось прочитать стихи, что держал
в руках Пушкин. Это была строфа стихотворения: «Редеет облаков летучая
гряда...» Сенсации эта находка не содержала, но для Швейцера было важно
прикоснуться к жизни поэта. Пахомов был рад вновь увидеться с Татьяной
Андреевной. Он ни разу не сказал ей о любви, и она тоже молчала, но весной 1941
г. перебралась в Кронштадт — поближе к Новгороду и Ленинграду. Война застала ее на острове Эзель, в составе выездной
бригады театра Балтфлота. С началом боев актриса стала санитаркой и была эвакуирована
перед самым падением героического острова. Далее путь лежал на Тихвин. Но
самолет вынужден был совершить посадку недалеко от Михайловского, в
расположении партизанского отряда. Пока чинили перебитый бензопровод, Татьяна Андреевна с
провожатым отправилась в Михайловское. Она еще не знала, что Швейцер остался
здесь, чтобы охранять зарытые им музейные ценности и спрятанный отдельно от них
портрет Сабанской. Татьяна Андреевна нашла его случайно, не совсем здоровым
душевно. На рассвете самолет унес их на Большую землю. В Ленинграде они отыскали Вермеля и Машу: Николай
Генрихович с началом войны ринулся в Новгород. Ему удалось упаковать и
переправить музейные ценности в Кострому, но самому пришлось остаться с Машей
и Варварой Гавриловной — матерью Татьяны Андреевны — в Новгороде. Втроем они
пешком попытались выйти из оккупированного города, но пожилая женщина погибла. От Пахомова не было вестей с момента его ухода в армию.
Он отправился на юг, работал во фронтовой газете, был ранен во время от- 232
ражения немецкого десанта. Все время тосковал по
Татьяне Андреевне. Госпиталь его постоянно переезжал — линия фронта катилась к
Волге. В Ленинграде становилось все труднее. Татьяна
Андреевна настояла, чтобы Вермель, Швейцер и Маша уехали в Сибирь. Сама она
должна была остаться в театре. Она оказалась совсем одна, часто ночевала в
костюмерной, где было теплее, чем дома, наедине с портретом Сабанской,
рождавшим мысли, что после смерти от нее самой не останется ни глаз, ни бровей,
ни улыбки. Как хорошо, что в старину писали портреты. Но вот однажды, прижавшись лбом к окну, она увидела на
пустынной улице человека в шинели, с рукой на перевязи. Это был Миша Пахомов.
После прорыва блокады в Ленинград вернулись и уехавшие в эвакуацию. Жизнь
налаживалась. Вермель с Пахомовым рвались восстанавливать разрушенные памятники
Петергофа, Новгорода, Пушкина, Павловска, чтобы уже через несколько лет людям
и в голову не могло прийти, что по этой земле прошли фашистские полчища. Марина Ивановна Цветаева 1892—1941
Крысолов - Поэма (1922)
«Крысолов» — первая поэма Цветаевой, написанная в
эмиграции, в Праге. Это пророчество о судьбах русской революции, романтический
период которой закончился и начался мертвенный, бюрократический, диктаторский.
Это приговор любой утопии о возможности народного торжества, народной власти.
Это же издевка над разговорами о революционности масс, в основе бунта которых
всегда лежат самые низменные мотивы — социальная зависть и жажда обогащения. Поэма Цветаевой чрезвычайно многопланова. «Крысолов»
потому и стал одним из вечных, бродячих сюжетов мировой литературы, что
трактовка каждого персонажа может меняться на прямо противоположную. Крысолов
— и спаситель, и убийца, жестоко мстящий городу за обман. Горожане — и жертвы,
и подлые обманщики, и снова жертвы. Музыка не только губит крыс, но и дарит им
в гибели последнюю возможность обрести достоинство, возвышает их, сманивает
чем-то прекрасным и уж во всяком случае несъедобным. Легенда о крысолове впервые появилась в литературной
обработке в «Хронике времен Карла IX» Мериме. До этого она
существовала в нескольких фольклорных вариантах. Фабула ее проста: в немецком
городе Гаммельне нашествие крыс грозит истребить все запасы еды, а потом и
самих горожан. В Гаммельн приходит загадочный крысолов, 234 который обещает увести всех крыс за огромное
вознаграждение. Ему обещают эти деньги, и он игрой на дудке сманивает крыс в
реку Везер, где крысы и тонут благополучно. Но город отказывается выплатить
ему обещанные деньги, и крысолов в отместку той же игрой на флейте завораживает
всех до одного гаммельнских детей — уводит их из города в гору, которая перед ним
расступается. В отдельных вариантах легенды люди, выходящие из горы,
встречаются много после в окрестностях Гаммельна, они провели в горе десять лет
и обладают тайными знаниями, но это уже варианты неканонические и к легенде
прямого отношения не имеющие. Цветаева сохраняет эту фабулу, но придает персонажам
особое значение, так что конфликт выглядит совсем не так, как в фольклорной
первооснове. Крысолов у Цветаевой — символ музыки вообще, музыки торжествующей
и ни от чего не зависящей. Музыка амбивалентна. Она прекрасна, независимо от
того, каковы убеждения художника и какова его личность. Потому, мстя
горожанам, крысолов обижается не на то, что ему недоплатили, не от жадности
уводит детей, а потому, что в его лице оскорблена музыка как таковая. Музыка равно убедительна для крыс, бюргеров, детей —
для всех, кто не желает ее понимать, но волей-неволей вынужден подчиняться ее
небесной гармонии. Художник с легкостью уводит за собой кого угодно, каждому
посулив то, что ему желательно. А крысам желательна романтика. Победивший пролетариат у Цветаевой довольно
откровенно, с массой точных деталей изображен в виде отряда крыс, который захватил
город и теперь не знает, что делать. Крысам скучно. «Господа, секрет:
отвратителен красный цвет». Им надоедает собственная революционность, они
зажирели и обрюзгли. «У меня заплывает глаз», «У меня оплывает слог», «У меня
отвисает зад...» Они вспоминают себя отважными, зубастыми и мускулистыми,
ненасытно-голодными борцами — и ностальгируют о том, что «в той стране, где
шаги широки, назывались мы...». Слово «большевики» встает в строку само собой,
ибо «большак», большая дорога, символ странствий, — ключевое слово в главе. Их-то и сманивает флейта: Индией, новым обещанием
борьбы и завоеваний, странствием туда, где они стряхнут жир и вспомнят молодость
(пророчица Цветаева не могла знать, что в головах некоторых кавалерийских
вождей вызревал план освобождения Индии, чтобы не пропадал попусту боевой пыл
красноармейцев после победы в гражданской войне). За этой романтической нотой,
за обещанием странствий, борьбы и второй молодости крысы уходят в реку. Но детей крысолов сманивает совсем другим, ибо он знает, чьи 235 это дети. Это дети сонного, благонравного,
обывательского, сплетничающего, жадного, убийственного Гаммельна, в котором
ненавидят все непохожее, все живое, все новое. Таким видится Цветаевой мир
современной Европы, но и — шире — любое человеческое сообщество,
благополучное, долго не знавшее обновления и потрясения. Этот мир не в силах
противостоять нашествию крыс и обречен... если только не вмешается музыка. Дети этого мира могут пойти только за сугубо
материальными, простыми, убогими посулами. И крысолов у Цветаевой сулит им «для
девочек — перлы, для мальчиков — ловля их, с грецкий орех... И — тайна — для
всех». Но и тайна эта простая, детская, глупая: дешевая сказка с сусальным
концом, с благоденствием в финале. Мечты благовоспитанных мальчиков и девочек:
не ходить в школу, не слушаться будильника! Всем — солдатики, всем — сласти!
Почему дети идут за флейтой? «Потому что ВСЕ идут». И эта детская стадность,
тоже по-своему крысиная, демонстрирует всю внутреннюю фальшь «детского» или
«молодежного бунта». А музыка — жестокая, торжествующая и всесильная —
уходит себе дальше, губя и спасая. Повесть о Сонечке - (1937, опубл. 1975, 1980)
«Повесть о Сонечке» рассказывает о самом романтическом
периоде в биографии Марины Цветаевой — о ее московской жизни в 1919 — 1920 гг.
в Борисоглебском переулке. Это время неопределенности (ее муж у белых и давно
не подает о себе вестей), нищеты (ее дочери — одной восемь, другой пять —
голодают и болеют), преследований (Цветаева не скрывает, что она жена белого
офицера, и сознательно провоцирует враждебность победителей). И вместе с тем
это время великого перелома, в котором есть что-то романтическое и великое, и
за торжеством быдла просматривается подлинная трагедия исторического закона.
Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло. Отчетливо
просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомится с такой же,
как она, нищей и романтической молодежью — студийцами Вахтангова, которые
бредят Французской революцией, XVIII в. и средневековьем,
мистикой, — и если тогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть 236 столицей, населен призраками немецких романтиков,
Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной, авантюрной Франции.
Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакивают прошлое,
сколько мечтают о будущем. Главные герои повести — прелестная молодая актриса
Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и Володя
Алексеев, студиец, влюбленный в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой.
Огромную роль играет в повести Аля — ребенок с удивительно ранним развитием,
лучшая подруга матери, сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник
которой часто цитируется в «Повести о Сонечке». Младшая дочь Ирина, умершая от
голода в пятилетнем возрасте, стала для Цветаевой вечным напоминанием о ее невольной
вине: «не уберегла». Но кошмары московского быта, продажа рукописных книг,
отоваривание пайками — все это не играет для Цветаевой существенной роли, хотя
и служит фоном повести, создавая важнейший ее контрапункт: любовь и смерть,
молодость и смерть. Именно таким «обтанцовыванием смерти» кажется
героине-повествовательнице все, что делает Сонечка: ее внезапные танцевальные
импровизации, вспышки веселья и отчаяния, ее капризы и кокетство. Сонечка — воплощение любимого цветаевского женского
типажа, явленного впоследствии в драмах о Казанове. Это дерзкая, гордая, неизменно
самовлюбленная девочка, самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с
вечной влюбленностью в авантюрный, литературный идеал. Инфантильная,
сентиментальная и при этом с самого начала наделенная полным, женским знанием о
жизни, обреченная, рано умирающая, несчастливая в любви, невыносимая в быту,
любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой (кумира
цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы — но и
куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы... Сонечка
беспомощна и беззащитна, но ее красота победительна, а интуиция безошибочна.
Это женщина «пар экселянс», и оттого перед ее обаянием и озорством пасуют любые
недоброжелатели. Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и
задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута
мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном
смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаева жила с дочерьми на
чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и
вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы
и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным,
накануне двадцатых. В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда
щеголь, 237 эгоист, «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший
из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о
карлике инфанты... В ткань «Повести о Сонечке» вплетаются мотивы «Белых ночей»
Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине
есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к
обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века. И когда
Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственные
свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности
сказывается вся неутолимая цветаевская душа с ее жаждой жертвы. А сюжета, собственно, нет. Молодые, талантливые, красивые,
голодные, несвоевременные и сознающие это люди сходятся в гостях у старшей и
одареннейшей из них. Читают стихи, изобретают сюжеты, цитируют любимые сказки,
разыгрывают этюды, смеются, влюбляются... А потом кончилась молодость, век
серебряный стал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает
всегда. Приключение - Поэма (1918-1919, опубл. 1923)Гостиница; ночь; Италия; год 1748-й. Главный герой —
Джакомо Казанова, двадцати трех лет, доподлинный, извлеченнный из IV тома
собственных его мемуаров и дополненный, дорисованный женской грезой о вечном
Казанове, спит, роняя с губ женские имена. Его беспокойный сон прерывает гусар
Анри, по первому впечатлению — юный проказливый ангел в мундире. Казанова в
волнении: «Вы кредитор? Вы вор? Вы хуже: / Вы чей-то муж! Нет, хороши для
мужа. / Зачем вы здесь? Зачем на ложе / Нисходит этот лунный луч?» Диалог, как
лунный свет, сплетает прихотливые ритмические узоры. Знаменитый герой-любовник
со сна слеп, и ночной визитер вынужден сам открыться: «Анри-Генриетта»...
Казанова вспыхивает скоропалительным любовным огнем. Легкомысленный (покамест
кажущийся легкомысленным) ангелок упархивает в окно. Следующим вечером. Казанова настойчив, Генриетта
уклончива,он восторжен, она нежно насмешлива: «Я никогда так страстно не любил,
/ Так никогда любить уже не буду...» С помощью говорливых модисток происходит
преображение гусара в блистательную даму. Тихо вкрадывается вопрос: «Кто ты?» —
«Тайна». 238 ...Кто бы она ни была, она — совершенство. Исполнена
тонкой прелести; учтива той изысканной учтивостью, что царила в очарованном
мире замков и парков; остроумна, умна; музыкальна, как сама музыка, — она
покоряет всех блестящих гостей аристократической пармской виллы, где
хозяин-горбун, случайный знакомец, дает прием в ее честь. Оркестр легко роняет
«жемчужины менуэта», небрежно ткутся шелковые нити тонких речей, как вдруг: «К
вам посланный с письмом. / — А! Семь печатей! / Казанове. / Моя любовь, — расстаться
мы должны». Последнее прощание — на «дорожном развале», в
гостинице «Весы». Казанова в тоске молит остаться с ним еще хоть ненадолго, она
непреклонна — отчего? Атмосфера тайны сгущается... Кольцо, не принятое им
назад, она бросит в заоконную ночь, но прежде того алмазной гранью вычертит на
стекле какие-то быстрые слова — записку в будущее, на которые Казанова,
увлеченный отчаянием, не обратит внимания... Но в самом деле, почему разлука
так неизбежна? Почему ей должно уйти? Кто она, наконец? Может быть, пришла из
другого века? Недаром ей известно грядущее: «Когда-нибудь, в старинных
мемуарах, / Ты будешь их писать совсем седой, / В богом забытом замке на
чужбине...» Может, лунная Генриетта — это лирическая маска Цветаевой, ее мечта
о самой себе: владычице сердец, прельстившей Казанову? «Даю вам клятву, что
тебе приснюсь!» ...Тринадцать лет спустя в ту же комнату той же
гостиницы Джакомо приводит свою тысяча первую подругу. Ей семнадцать лет, она
прелестна, бедна, жадна — до денег, сладостей, плотских утех. Он — еще
Казанова, но уже как бы нарицательный: профессиональный любовник, не
вспыхивающий сердечным огнем, а только пышущий телесным жаром... За окном
восходит луна, высвечивает нацарапанные на стекле слова: «Забудешь и
Генриетту...» Ошеломление: «Или я ослеп?» — взрыв, страсть, мгновенно прежний
Казанова наполняется прежним бурным отчаянием. Девчонка в страхе и слезах,
хочет бежать. Но страстная буря стихла, Казанова уже вернулся из прошлого, уже
снова готов развлекаться с тысяча первой... И утешенная красотка, конечно, не
может удержать любопытства: «А что это за буквы?» — «Так — одно-единственное —
приключение». Виктор Борисович Шкловский 1893—1984
Сентиментальное путешествие
Воспоминания. 1917—1922. Петербург — Галиция — Персия. Саратов
— Киев — Петербург. Днепр — Петербург — Берлин (1923) Перед революцией автор работал инструктором запасного
броневого батальона. В феврале семнадцатого года он со своим батальоном прибыл
к Таврическому дворцу. Революция избавила его, как и других запасных, от
многомесячного утомительного и унизительного сидения в казармах. В этом он
видел (а видел и понимал он все по-своему) основную причину быстрой победы
революции в столице. Воцарившаяся в армии демократия выдвинула Шкловского,
сторонника продолжения войны, которую он теперь уподоблял войнам Французской
революции, на пост помощника комиссара Западного фронта. Не закончивший курса
студент филологического факультета, футурист, кудрявый юноша, на рисунке Репина
напоминающий Дантона, теперь в центре исторических событий. Он заседает вместе
с язвительным и надменным демократом Савинковым, высказывает свое мнение
нервическому, надломленному Керенскому, отправляясь на фронт, посещает генерала
Корнилова (общество как раз тогда терзалось сомнениями, кто из них лучше
подходит на роль Бонапарта русской революции). Впечатление от фронта: у
русской армии и до революции была грыжа, а теперь она уже просто не может
ходить. Несмотря на самоотверженную активность комиссара Шкловского, 240 включающую в себя боевой подвиг, вознагражденный
Георгиевским крестом из рук Корнилова (атака на реке Ломница, под огнем впереди
полка, ранен в живот навылет), становится ясно, что русская армия неизлечима
без хирургического вмешательства. После решительной неудачи корниловской
диктатуры неизбежной становится большевистская вивисекция. Теперь тоска звала куда-нибудь на окраины — сел в
поезд и поехал. В Персию, снова комиссаром Временного правительства в русский
экпедиционный корпус. Бои с турками близ озера Урмия, где в основном
расположены русские войска, давно уже не ведутся. Персы пребывают в нищете и
голоде, а местные курды, армяне и айсоры (потомки ассирийцев) заняты тем, что
режут друг друга. Шкловский на стороне айсоров, простодушных, дружественных и
немногочисленных. В конце концов после октября 1917-го русская армия отводится
из Персии. Автор (сидя на крыше вагона) возвращается на родину через юг России,
пестреющий к тому времени всеми видами национализма. В Петербурге Шкловского допрашивает ЧК. Он,
профессиональный рассказчик, повествует о Персии, и его отпускают. Между тем
необходимость бороться с большевиками за Россию и за свободу представляется
очевидной. Шкловский возглавляет броневой отдел подпольной организации
сторонников Учредительного собрания (эсеров) . Однако выступление
откладывается. Продолжение борьбы предполагается в Поволжье, но и в Саратове
ничего не происходит. Подпольная работа ему не по душе, и он отправляется в
фантастический украинско-немецкий Киев гетмана Скоропадского. Воевать за
гетмана-германофила против Петлюры он не желает и выводит из строя броневики,
которые были ему доверены (опытной рукой засыпает сахар в жиклеры). Приходит
весть об аресте Колчаком членов Учредительного собрания. Обморок, который
случился со Шкловским при этом известии, означал конец его борьбы с
большевиками. Сил больше не было. Ничего нельзя было остановить. Все катилось
по рельсам. Приехал в Москву и капитулировал. В ЧК его опять отпустили как
хорошего знакомого Максима Горького. В Петербурге был голод, сестра умерла,
брата расстреляли большевики. Поехал опять на юг, в Херсоне при наступлении
белых был мобилизован уже в Красную Армию. Был специалистом-подрывником.
Однажды бомба взорвалась у него в руках. Выжил, посетил родственников, обывателей-евреев
в Елисаветграде, вернулся в Петербург. После того как стали судить эсеров за их
прошлую борьбу с большевиками, вдруг заметил за собой слежку. Домой не
вернулся, пешком ушел в Финляндию. Потом приехал в Берлин. 241 С 1917 по 1922 г., кроме вышеизложенного, — женился на
женщине по имени Люся (ей и посвящена эта книга), из-за другой женщины дрался
на дуэли, много голодал, работал вместе с Горьким во «Всемирной литературе»,
жил в Доме искусств (в тогдашней главной писательской казарме, размешавшейся во
дворце купца Елисеева), преподавал литературу, выпускал книги, вместе с
друзьями создал очень влиятельную научную школу. В скитаниях возил за собой
книги. Снова научил русских литераторов читать Стерна, который когда-то (в XVIII
в.) первым написал «Сентиментальное путешествие». Объяснил, как устроен роман
«Дон Кихот» и как устроено множество других литературных и нелитературных
вещей. Со многими людьми успешно поскандалил. Потерял свои каштановые кудри. На
портрете художника Юрия Анненского — шинель, огромный лоб, ироническая улыбка.
Остался оптимистом. Однажды встретил чистильщика обуви, старого знакомого
айсора Лазаря Зервандова, и записал его рассказ об исходе айсоров из Северной
Персии в Месопотамию. Поместил его в своей книге как отрывок героического
эпоса. В Петербурге в это время люди русской культуры трагически переживали
катастрофическую перемену, эпоха выразительно определялась как время смерти
Александра Блока. Это тоже есть в книге, это тоже предстает как трагический
эпос. Жанры преображались. Но судьба русской культуры, судьба русской интеллигенции
представала с неотвратимой ясностью. Ясной представлялась и теория. Ремесло
составляло культуру, ремесло определяло судьбу. 20 мая 1922 г. в Финляндии Шкловский писал: «Когда
падаешь камнем, то не нужно думать, когда думаешь, то не нужно падать. Мною
смешаны два ремесла». В том же году в Берлине он заканчивает книгу именами
тех, кто достоин своего ремесла, тех, кому их ремесло не оставляет возможности
убивать и делать подлости. Zoo, или
Письма не о любви, или Третья Элоиза (1923)
Нелегально эмигрировав из Советской России в 1922 г.,
автор прибыл в Берлин. Здесь он встретил многих русских писателей, которые, как
и большинство русских эмигрантов, жили в районе станции метро 242 Zoo. Zoo — это зоологический сад, и
поэтому, решив представить русскую литературно-художественную эмиграцию,
пребывающую в Берлине среди равнодушных и занятых собой немцев, автор стал описывать
этих русских как представителей некой экзотической фауны, совершенно не приспособленных
к нормальной европейской жизни. И потому им место в зоологическом саду. С
особой уверенностью автор относил это к себе. Как большинство русских,
прошедших через две войны и две революции, он даже есть не умел по-европейски
— слишком наклонялся к тарелке. Брюки тоже были не такие, как надо, — без
необходимой заглаженной складки. И еще у русских более тяжелая походка, чем у
среднего европейца. Начав работать над этой книгой, автор вскоре обнаружил две
важные для себя веши. Первое: оказывается, он влюблен в красивую и умную
женщину по имени Аля. Второе: жить за границей он не может, так как от этой
жизни он портится, приобретая привычки заурядного европейца. Он должен
вернуться в Россию, где остались друзья и где, как он чувствует, нужен он сам,
его книги, его идеи (идеи его все связаны с теорией прозы). Тогда эта книга
устроилась следующим образом: письма от автора к Але и письма от Али к автору,
написанные им самим. Аля запрещает писать о любви. Он пишет о литературе, о
русских писателях в изгнании, о невозможности жить в Берлине, о многом другом.
Получается интересно. Русский писатель Алексей Михайлович Ремизов изобрел
Великий обезьяний орден по типу масонской ложи. Жил он в Берлине примерно так,
как жил бы здесь обезьяний царь Асыка. Русский писатель Андрей Белый, с которым автор не раз
по ошибке менялся кашне, эффектом своих выступлений нисколько не уступал
настоящему шаману. Русский художник Иван Пуни в Берлине много работал. В
России он тоже был очень занят работой и не сразу заметил революцию. Русский художник Марк Шагал не принадлежит культурному
миру, а просто как рисовал лучше всех у себя в Витебске, так и рисует лучше
всех в Европе. Русский писатель Илья Эренбург курит постоянно трубку,
но хороший ли он писатель, так до сих пор и не известно. Русский филолог Роман Якобсон отличается тем, что
носит узкие брюки, имеет рыжие волосы и может жить в Европе. Русский филолог Петр Богатырев, напротив, жить в
Европе не может и, чтобы хоть как-то уцелеть, должен поселиться в концентрационном
лагере для русских казаков, ожидающих возвращения в Россию. 243 Для русских в Берлине издается несколько газет, а для
обезьяны в зоологическом саду ни одной, а ведь она тоже скучает по родине. В
конце концов автор мог бы взять это на себя. Написав двадцать два письма (восемнадцать Але и четыре
от Али), автор понимает, что его положение во всех отношениях безнадежно,
адресует последнее, двадцать третье письмо во ВЦИК РСФСР и просит разрешить ему
вернуться. При этом напоминает, что когда-то при взятии Эрзерума зарубили всех,
кто сдался. И это теперь представляется неправильным. Владимир Владимирович Маяковский 1893-1930
Владимир Маяковский - Трагедия
(1913)
Обращаясь к толпе, В. Маяковский пытается объяснить,
почему он несет свою душу на блюде к обеду идущих лет. Стекая ненужной слезою
с небритой щеки площадей, он чувствует себя последним поэтом. Он готов открыть
людям их новые души — словами простыми, как мычание. В. Маяковский участвует в уличном празднике нищих. Ему
приносят еду: железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки
желтого бархата. Поэт просит заштопать ему душу и собирается танцевать перед
собравшимися. На него смотрят Человек без уха, Человек без головы и другие.
Тысячелетний старик с кошками призывает собравшихся гладить сухих и черных
кошек, чтобы влить электрические вспышки в провода и расшевелить мир. Старик
считает вещи врагами людей и спорит с человеком с растянутым липом, который
считает, что у вещей другая душа и их надо любить. Включившийся в разговор В.
Маяковский говорит, что все люди — лишь бубенцы на колпаке у Бога. Обыкновенный молодой человек пытается предостеречь
собравшихся от необдуманных действий. Он рассказывает о множестве полезных
занятий: сам он придумал машинку для рубки котлет, а его знакомый двадцать пять
лет работает над капканом для ловли блох. 245 Чувствуя нарастающую тревогу, обыкновенный молодой
человек умоляет людей не лить кровь. Но тысячи ног ударяют в натянутое брюхо площади.
Собравшиеся хотят установить памятник красному мясу на черном граните греха и
порока, но вскоре забывают о своем намерении. Человек без глаза и ноги кричит о
том, что старуха-время родила огромный криворотый мятеж и все вещи кинулись
скидывать лохмотья изношенных имен. Толпа объявляет В. Маяковского своим князем. Женщины с
узлами кланяются ему. Они приносят поэту свои слезки, слезы и слезищи,
предлагая использовать их как красивые пряжки для туфель. Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Он
не знал, что с ними делать, — их нельзя было использовать вместо калош, и
человек бросил ненужные поцелуи. И вдруг они ожили, стали расти, беситься.
Человек повесился. И пока он висел, фабрики мясистыми рычагами шлепающих губ
стали миллионами выделывать поцелуи. Поцелуи бегут к поэту, каждый из них
приносит по слезе. В. Маяковский пытается объяснить толпе, как тяжело ему
жить с болью. Но толпа требует, чтобы он отнес гору собранных слез своему Богу.
Наконец поэт обещает бросить эти слезы темному Богу гроз у истока звериных вер.
Он чувствует себя блаженненьким, который дал мыслям нечеловеческий простор.
Иногда ему кажется, что он петух голландский или король псковский. А иногда ему
больше всего нравится собственная фамилия — Владимир Маяковский. Облако в штанах – Тетраптих Поэма (1914-1915)
Поэт — красивый, двадцатидвухлетний — дразнит
обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его
душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку — так,
чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а
— облако в штанах! Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая,
Мария, обещала прийти к нему. Ожидая ее, поэт плавит лбом стекло окошечное,
душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый
час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария — резкая,
как «нате!», — и сообщает, что выходит 246 замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт
чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но
невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно
только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре. Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что
сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело
они пишутся, как долго — прежде чем начнет петься — барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится
безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики
умерших слов. Только два слова живут, жирея, — «сволочь» и «борщ». И другие
поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню,
любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи — студенты, проститутки,
подрядчики, — для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия
у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он
может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце
революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого
будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя. Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана!
Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он
предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши
лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать
красный, как марсельеза, закат. Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее:
зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву
оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери — это
он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь
будут крестить детей. Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ
своей Марии и просит ее тела, как просят христиане — «хлеб наш насущный даждь
нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь ее тело, как
инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он
уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит
Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего
тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на
его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо. 247 Человек - Поэма
(1916—1917)
На голове Маяковского ладонь солнца —
священнослужителя мира, отпустителя всех грехов. Земля говорит ему: «Ныне
отпущаеши!» Пусть глупые историки, науськанные современниками,
пишут, что поэт жил скучной и неинтересной жизнью. Пусть он знает, что так и
будет пить свой утренний кофе в Летнем саду. День его сошествия в мир был
абсолютно как все, никаких знаков не горело в небе его Вифлеема. Но как же он
может не воспевать себя, если чувствует себя сплошной невидалью, а каждое свое
движение — необъяснимым чудом? Его драгоценнейший ум может выдумать новое
двуногое или трехногое животное. Чтобы он мог превращать зиму в лето, а воду в
вино, под шерстью жилета у него бьется необычайнейший комок. С его помощью могут совершать чудеса все люди —
прачки, булочники, сапожники. И чтобы увидеть Маяковского, это небывалое чудо
двадцатого века, паломники оставляют гроб Господень и древнюю Мекку. Банкиры,
вельможи и дожи перестают понимать: зачем они нагребли дорогие деньги, если
сердце — это все? Им ненавистен поэт. В руки, которыми он хвалился, они дают
ружье; язык его оплеван сплетнями. Он вынужден влачить дневное иго, загнанный
в земной загон. На его мозгах «Закон», на сердце цепь — «Религия», к ногам
приковано ядро земного шара. Поэт теперь навек заключен в бессмысленную
повесть. А посредине золотоворота денег живет Повелитель Всего
— неодолимый враг Маяковского. Он одет в франтовские штаны, Его пузо похоже
на глобус. Когда кругом гибнут, Он читает роман Локка со счастливым концом, для
Него Фидий ваяет из мрамора пышных баб, а Бог — Его проворный повар — готовит
мясо фазаново. Его не трогают ни революции, ни смена погонщиков человечьего
табуна. К Нему всегда идут толпы людей, к Его руке склоняется самая прекрасная
женщина, называя Его волосатые пальцы именами стихов Маяковского. Видя это, Маяковский приходит к аптекарю за лекарством
от ревности и тоски. Тот предлагает ему яд, но поэт знает о своем бессмертии.
Происходит вознесение Маяковского в небо. Но хваленое небо кажется ему вблизи
всего лишь зализанной гладью. На небесной тверди звучит музыка Верди, важно
живут ангелы. Постепенно Маяковский вживается в небесный быт, встречает новых
пришельцев, среди которых его приятель Абрам Васильевич. Он показывает вновь
прибывшим величественную бутафорию миров. Все здесь находится в страшном
порядке, в покое, в чине. 248 Но через много веков небесной жизни сердце начинает
шуметь в поэте. Возникает тоска, ему мерещится какой-то земной облик. Маяковский
сверху вглядывается в землю. Рядом с собою он видит старого отца, который
вглядывается в очертания Кавказа. Скука охватывает Маяковского! Показывая мирам
номера невероятной скорости, он несется на землю. На земле Маяковского принимают за красильщика,
упавшего с крыши. За века, проведенные поэтом на небе, здесь ничего не изменилось.
По скату экватора из Чикаг сквозь Тамбовы катятся рубли, утрамбовывая горы,
моря, мостовые. Всем руководит тот же враг поэта — то в виде идеи, то похожий
на черта, то сияющий Богом за облаком. Маяковский готовится отомстить Ему. Он стоит над Невой, глядя на бессмысленный город, и
вдруг видит любимую, которая лучами идет над домом. Только тогда Маяковский
начинает узнавать улицы, дома и все свои земные мучения. Он приветствует
возвращение своего любовного сумасшествия! От случайного прохожего он узнает,
что улица, где живет любимая, теперь называется именем Маяковского, который
тысячи лет назад застрелился под ее окном. Поэт смотрит в окно на спящую любимую — такую же юную,
как тысячи лет назад. Но тут луна становится лысиной его давнего врага;
наступает утро. Та, кого поэт принял за любимую, оказывается чужой женщиной,
супругой инженера Николаева. Швейцар рассказывает поэту, что возлюбленная
Маяковского, согласно старой легенде, выбросилась на тело поэта из окна. Маяковский стоит на несгорающем костре немыслимой
любви и не знает, к какому небу теперь обратиться. Мир под ним затягивает: «Со
святыми упокой!» Т. А. Сотникова Про это - Поэма
(1922-1923)
Тема, о которой хочет говорить поэт, перепета много
раз. Он и сам кружил в ней поэтической белкой и хочет кружиться опять. Эта тема
может даже калеку подтолкнуть к бумаге, и песня его будет строчками рябить в
солнце. В этой теме скрыта истина и красота. Эта тема готовится к прыжку в
тайниках инстинктов. Заявившись к поэту, эта тема грозой раскидывает людей и
дела. Ножом к горлу подступает эта тема, имя которой — любовь! 249 Поэт рассказывает о себе и любимой в балладе, и лад
баллад молодеет, потому что слова поэта болят. «Она» живет в своем доме в
Водопьянном переулке, «он» сидит в своем доме у телефона. Невозможность
встретиться становится для него тюрьмой. Он звонит любимой, и его звонок пулей
летит по проводам, вызывая землетрясение на Мясницкой, у почтамта. Спокойная
секундантша-кухарка поднимает трубку и не торопясь идет звать любимую поэта.
Весь мир куда-то отодвинут, лишь трубкой целит в него неизвестное. Между ним и
любимой, разделенными Мясницкой, лежит вселенная, через которую тонюсенькой
ниточкой тянется кабель. Поэт чувствует себя не почтенным сотрудником «Известий»,
которому летом предстоит ехать в Париж, а медведем на своей подушке-льдине. И
если медведи плачут, то именно так, как он. Поэт вспоминает себя — такого, каким он был семь лет
назад, когда была написана поэма «Человек». С тех пор ему не суждено петушком
пролезть в быт, в семейное счастье: канатами собственных строк он привязан к
мосту над рекой и ждет помощи. Он бежит по ночной Москве — по Петровскому
парку, Ходынке, Тверской, Садовой, Пресне. На Пресне, в семейной норке, его
ждут родные. Они рады его появлению на Рождество, но удивляются, когда поэт
зовет их куда-то за 600 верст, где они должны спасать кого-то, стоящего над
рекой на мосту. Они никого не хотят спасать, и поэт понимает, что родные
заменяют любовь чаем и штопкой носков. Ему не нужна их цыплячья любовь. Сквозь пресненские миражи поэт идет с подарками под
мышками. Он оказывается в мещанском доме Феклы Давидовны. Здесь ангелочки
розовеют от иконного глянца, Иисус любезно кланяется, приподняв тернистый
венок, и даже Маркс, впряженный в алую рамку, тащит обывательства лямку. Поэт
пытается объяснить обывателям, что пишет для них, а не из-за личной блажи. Они,
улыбаясь, слушают именитого скомороха и едят, гремя челюстью о челюсть. Им тоже
безразличен какой-то человек, привязанный к мосту над рекой и ожидающий помощи.
Слова поэта проходят сквозь обывателей. Москва напоминает картину Беклина «Остров мертвых». Оказавшись
в квартире друзей, поэт слушает, как они со смехом болтают о нем, не переставая
танцевать тустеп. Стоя у стенки, он думает об одном: только бы не услышать
здесь голос любимой. Ей он не изменил ни в одном своем стихотворении, ее он
обходит в проклятиях, которыми громит обыденщины жуть. Ему кажется, что только
любимая может спасти его — человека, стоящего на мосту. Но потом поэт
понимает: семь лет он стоит на мосту искупителем земной любви, чтобы за всех
расплатиться и за всех расплакаться, и если надо, должен стоять и двести лет,
не ожидая спасения. 250 Он видит себя, стоящего над горой Машук. Внизу — толпа
обывателей, для которых поэт — не стих и душа, а столетний враг. В него
стреляют со всех винтовок, со всех батарей, с каждого маузера и браунинга. На
Кремле красным флажком сияют поэтовы клочья. Он ненавидит все, что вбито в людей ушедшим рабьим,
что оседало и осело бытом даже в краснофлагом строе. Но он всей сердечной
верою верует в жизнь, в сей мир. Он видит будущую мастерскую человечьих
воскрешений и верит, что именно его, не дожившего и не долюбившего свое,
захотят воскресить люди будущего. Может быть, его любимая тоже будет
воскрешена, и они наверстают недолюбленное звездностью бесчисленных ночей. Он
просит о воскрешении хотя бы за то, что был поэтом и ждал любимую, откинув
будничную чушь. Он хочет дожить свое в той жизни, где любовь — не служанка замужеств,
похоти и хлебов, где любовь идет всей вселенной. Он хочет жить в той жизни, где
отцом его будет по крайней мере мир, а матерью — по крайней мере земля. Т. А. Сотникова Клоп - Феерическая
комедия (1929)
Действие пьесы происходит в Тамбове: первых трех
картин — в 1929 г., остальных шести картин — в 1979 г. Бывший рабочий, бывший партиец Иван Присыпкин,
переименовавший себя для благозвучия в Пьера Скрипкина, собирается жениться
на Эльзевире Давидовне Ренессанс — парикмахерской дочери, кассирше
парикмахерской и маникюрше. С будущей тещей Розалией Павловной, которой «нужен
в доме профессиональный билет», Пьер Скрипкин разгуливает по площади перед
огромным универмагом, закупая у лотошников все, по его мнению, необходимое для
будущей семейной жизни: игрушку «танцующие люди из балетных студий»,
бюстгальтер, принятый им за чепчик для возможной будущей двойни, и т. д. Олег
Баян (бывший Бочкин) за пятнадцать рублей и бутылку водки берется организовать
Присыпкину настоящее красное трудовое бракосочетание — классовое, возвышенное,
изящное и упоительное торжество. Их разговор о будущей свадьбе слышит Зоя
Березкина, работница, бывшая возлюбленная Присыпкина. В ответ на недоуменные
вопросы Зои Присыпкин объясняет, что он любит другую. Зоя плачет. Обитатели молодежного рабочего общежития обсуждают женить- 251 бу Присыпкина на парикмахерской дочке и смену им
фамилии. Многие его осуждают, но некоторые его понимают — сейчас же не 1919 г.,
людям для себя пожить хочется. Баян обучает Присыпкина хорошим манерам: как
танцевать фокстрот («не шевелите нижним бюстом»), как незаметно почесаться во
время танца, — а также дает ему другие полезные советы: не надевайте двух
галстуков одновременно, не носите навыпуск крахмальную рубаху и т. д. Внезапно
раздается звук выстрела — это застрелилась Зоя Березкина. На свадьбе Пьера Скрипкина и Эльзевиры Ренессанс Олег
Баян произносит торжественную речь, затем играет на рояле, все поют и пьют.
Шафер, защищая достоинство новобрачной, затевает ссору за ссорой, завязывается
драка, опрокидывается печь, возникает пожар. Прибывшие пожарные недосчитываются
одного человека, остальные все погибают в огне. Спустя пятьдесят лет на глубине семи метров бригада,
роющая траншею для фундамента, обнаруживает засыпанную землей замороженную
человеческую фигуру. Институт человеческих воскрешений сообщает, что на руках
индивидуума обнаружены мозоли, являвшиеся в прошлом признаком трудящихся.
Проводится голосование среди всех районов федерации земли, большинством голосов
принимается решение: во имя исследования трудовых навыков рабочего человечества
индивидуума воскресить. Этим индивидуумом оказывается Присыпкин. Вся мировая
пресса с восторгом сообщает о его предстоящем воскрешении. Новость передают
корреспонденты «Чукотских известий», «Варшавской комсомольской правды»,
«Известий чикагского совета», «Римской красной газеты», «Шанхайской бедноты» и
других газет. Размораживание проводит профессор, которому ассистирует Зоя
Березкина, чья попытка самоубийства пятьдесят лет назад не удалась. Присыпкин
просыпается, с его воротника на стену переползает размороженный вместе с ним
клоп. Обнаружив, что он попал в 1979 г., Присыпкин падает в обморок. Репортер рассказывает слушателям о том, что в целях
облегчения Присыпкину переходного периода врачами было предписано поить его
пивом («смесью, отравляющей в огромных дозах и отвратительной в малых»), и
теперь пятьсот двадцать рабочих медицинской лаборатории, хлебнувших этого
зелья, лежат в больницах. Среди тех, кто наслушался романсов Присыпкина,
исполняемых им под гитару, распространяется эпидемия «влюбленности»: они
танцуют, бормочут стихи, вздыхают и проч. В это время толпа во главе с
директором зоологического сада ловит убежавшего клопа — редчайший экземпляр
вымершего и популярнейшего в начале столетия насекомого. Под наблюдением врача в чистой комнате на чистейшей
кровати 252 лежит грязнейший Присыпкин. Он просит опохмелиться и
требует «заморозить его обратно». Зоя Березкина приносит по его просьбе
несколько книг, но он не находит себе ничего «для души»: книги теперь только
научные и документальные. Посреди зоологического сада на пьедестале задрапированная
клетка, окруженная музыкантами и толпой зрителей. Прибывают иностранные
корреспонденты, древние старики и старухи, с песней подходит колонна детей.
Директор зоосада в своей речи мягко упрекает профессора, разморозившего
Присыпкина, в том, что он, руководствуясь внешними признаками, ошибочно отнес
его к «гомо сапиенс» и к его высшему виду — к классу рабочих. На самом же деле
размороженное млекопитающее — человекообразный симулянт с почти человеческой
внешностью, откликнувшийся на данное директором зоосада объявление: «Исходя из
принципов зоосада, ищу живое человечье тело для постоянных обкусываний и для
содержания и развития свежеприобретенного насекомого в привычных ему, нормальных
условиях». Теперь они помешены в одну клетку — «клопус нормалис» и «обывателиус
вульгарно. Присыпкин в клетке напевает. Директор, надев перчатки и вооружившись
пистолетами, выводит Присыпкина на трибуну. Тот вдруг видит зрителей, сидящих в
зале, и кричит: «Граждане! Братцы! Свои! Родные! Когда ж вас всех разморозили?
Чего ж я один в клетке? За что ж я страдаю?» Присыпкина уводят, клетку
задергивают. Баня - Драма в 6 действиях с цирком и фейерверком (1930)Действие пьесы происходит в СССР в 1930 г.
Изобретатель Чудаков собирается включить сконструированную им машину времени.
Он объясняет своему приятелю Велосипедкину всю важность этого изобретения:
можно остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, можно «взвихрить
растянутые тягучие годы горя». Велосипедкин предлагает с помощью машины времени
сокращать скучные доклады и выращивать кур в инкубаторах. Чудаков обижен
практицизмом Велосипедкина. Появляется англичанин Понт Кич, интересующийся
изобретением Чудакова, в сопровождении переводчицы Мезальянсовой. Чудаков
простодушно объясняет ему устройство машины, Понт Кич записывает что-то в
блокнот, затем предлагает изобретателю деньги. Велосипедкин заявляет, что
деньги есть, выпроваживает гостя, 253 незаметно вытаскивая у него из кармана блокнот, а
недоумевающему Чудакову объясняет, что денег нет, но он их раздобудет во что бы
то ни стало. Чудаков включает машину, раздается взрыв. Чудаков выхватывает
письмо, написанное «пятьдесят лет тому вперед». В письме сообщается, что
завтра к ним прибудет посланец из будущего. Чудаков и Велосипедкин добиваются приема у
Победоносикова — главного начальника по управлению согласованием
(главначпупса), стремясь получить деньги на продолжение опыта. Однако секретарь
Победоносикова Оптимистенко не пускает их к начальству, предъявляя им готовую
резолюцию — отказать. Сам же Победоносиков в это время диктует машинистке речь
по случаю открытия новой трамвайной линии; прерванный телефонным звонком,
продолжает диктовать фрагмент о «медведице пера» Льве Толстом, прерванный
вторично, диктует фразу об «Александре Семеныче Пушкине, непревзойденном авторе
как оперы Евгений Онегин, так и пьесы того же названия». К Победоносикову
приходит художник Бельведонский, которому он поручил подобрать мебель.
Бельведонский, объяснив Победоносикову, что «стили бывают разных Луев»,
предлагает ему выбрать из трех «Луев». Победоносиков выбирает мебель в стиле
Луи XIV, однако советует Бельведонскому «выпрямить ножки, убрать
золото и разбросать там и сям советский герб». Затем Бельведонский пишет
портрет Победоносикова верхом на лошади. Победоносиков собирается на отдых, под видом
стенографистки прихватив с собой Мезальянсову. Его жена Поля, которую он
считает гораздо ниже себя, поднявшегося по «умственной, социальной и квартирной
лестнице», хочет ехать с ним, но он ей отказывает. На площадку перед квартирой Победоносикова
Велосипедкин с Чудаковым приносят машину, которая взрывается огнем фейерверка.
На ее месте возникает Фосфорическая женщина — делегатка из 2030 г. Она прислана
Институтом истории рождения коммунизма, с тем чтобы отобрать лучших
представителей этого времени для переброски в коммунистический век.
Фосфорическая женщина восхищена увиденным ею при кратком облете страны; она
предлагает всем готовиться к переброске в будущее, объясняя, что будущее примет
всех, у кого найдется хотя бы одна черта, роднящая его с коллективом коммуны, —
радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать,
гордость человечностью. Летящее время сметет и срежет «балласт, отягченный
хламом, балласт опустошенных неверием». Поля рассказывает Фосфорической женщине, что ее муж
предпочитает ей других — более образованных и умных. Победоносиков обеспокоен
тем, чтобы Поля «не вынесла сор из избы». Фосфорическая женщина разговаривает
с машинисткой Ундертон, уволенной 254 Победоносиковым за то, что она красила губы («Кому?» —
удивляется Фосфорическая женщина. — «Да себе же!» — отвечает Ундертон. «Если б
приходящим за справками красили, тогда б могли сказать — посетители обижаются»,
— недоумевает гостья из будущего). Победоносиков заявляет Фосфорической
женщине, что он собирается отправиться в будущее исключительно по просьбе
коллектива, и предлагает ей предоставить ему в будущем должность, соответствующую
его теперешнему положению. Тут же он замечает, что прочие — гораздо менее
достойные люди: Велосипедкин курит, Чудаков пьет, Поля — мещанка. «Зато
работают», — возражает Фосфорическая женщина. Идут последние приготовления к отправке в будущее.
Фосфорическая женщина отдает распоряжения. Чудаков и Велосипедкин с помощниками
их выполняют. Звучит Марш времени с рефреном «Вперед, время! / Время, вперед!»;
под его звуки на сцену выходят пассажиры. Победоносиков требует себе нижнее
место в купе. Фосфорическая женщина объясняет, что всем придется стоять: машина
времени еще не вполне оборудована. Победоносиков возмущен. Появляется рабочий,
толкающий вагонетку с вещами Победоносикова и Мезальянсовой. Победоносиков
объясняет, что в багаже — циркуляры, литеры, копии, тезисы, выписки и прочие
документы, которые ему необходимы в будущем. Победоносиков начинает торжественную речь, посвященную
«изобретению в его аппарате аппарата времени», но Чудаков подкручивает его, и
Победоносиков, продолжая жестикулировать, становится неслышным. То же
происходит и с Оптимистенко. Наконец Фосфорическая женщина командует: «Раз,
два, три!» — раздается бенгальский взрыв, затем — темнота. На сцене —
Победоносиков, Оптимистенко, Бельведонский, Мезальянсова, Понт Кич, «скинутые и
раскиданные чертовым колесом времени». Исаак Эммануилович Бабель 1894-1940
Одесские рассказы (1921-1923)
КОРОЛЬ
Едва кончилось венчание и стали готовиться к
свадебному ужину, как к молдаванскому налетчику Бене Крику по прозвищу Король
подходит незнакомый молодой человек и сообщает, что приехал новый пристав и на
Беню готовится облава. Король отвечает, что ему известно и про пристава, и про
облаву, которая начнется завтра. Она будет сегодня, говорит молодой человек.
Новость эту Беня воспринимает как личное оскорбление. У него праздник, он
выдает замуж свою сорокалетнюю сестру Двойру, а шпики собираются испортить ему
торжество! Молодой человек говорит, что шпики боялись, но новый пристав
сказал, что там, где есть император, не может быть короля и что самолюбие ему
дороже. Молодой человек уходит, и с ним уходят трое из Бениных друзей, которые
через час возвращаются. Свадьба сестры короля налетчиков — большой праздник.
Длинные столы ломятся от яств и нездешних вин, доставленных контрабандистами.
Оркестр играет туш. Лева Кацап разбивает бутылку водки о голову своей
возлюбленной, Моня Артиллерист стреляет в воздух. Но апогей наступает тогда,
когда начинают одаривать молодых. Затянутые в малиновые жилеты, в рыжих
пиджаках, аристокра- 256 ты Молдаванки небрежным движением руки кидают на серебряные
подносы золотые монеты, перстни, коралловые нити. В самый разгар пира тревога охватывает гостей,
неожиданно ощутивших запах гари, края неба начинают розоветь, а где-то
выстреливает в вышину узкий, как шпага, язык пламени. Внезапно появляется тот
неизвестный молодой человек и, хихикая, сообщает, что горит полицейский
участок. Он рассказывает, что из участка вышли сорок полицейских, но стоило им
удалиться на пятнадцать шагов, как участок загорелся. Беня запрещает гостям
идти смотреть пожар, однако сам с двумя товарищами все-таки отправляется туда.
Вокруг участка суетятся городовые, выбрасывая из окон сундучки, под шумок
разбегаются арестованные. Пожарные ничего не могут сделать, потому что в соседнем
кране не оказалось воды. Проходя мимо пристава, Беня отдает ему по-военному
честь и выражает свое сочувствие. КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ В ОДЕССЕ
О налетчике Бене Крике в Одессе ходят легенды. Старик
Арье-Лейб, сидящий на кладбищенской стене, рассказывает одну из таких историй.
Еще в самом начале своей криминальной карьеры Бенчик подошел к одноглазому
биндюжнику и налетчику Фроиму Грачу и попросился к нему. На вопрос, кто он и
откуда, Беня предлагает попробовать его. Налетчики на своем совете решают
попробовать Беню на Тартаковском, который вместил в себя столько дерзости и
денег, сколько ни один еврей. При этом собравшиеся краснеют, потому что на
«полтора жида», как называют Тартаковского на Молдаванке, уже было совершено
девять налетов. Его дважды выкрадывали для выкупа и однажды хоронили с певчими.
Десятый налет считался уже грубым поступком, и потому Беня вышел, хлопнув
дверью. Беня пишет Тартаковскому письмо, в котором просит его
положить деньги под бочку с дождевой водой. В ответном послании Тартаковский
объясняет, что сидит со своей пшеницей без прибыли и потому взять с него
нечего. На следующий день Беня является к нему с четырьмя товарищами в масках и
с револьверами. В присутствии перепуганного приказчика Мугинштейна, холостого
сына тети Песи, налетчики грабят кассу. В это время в контору вламывается
опоздавший на дело пьяный, как водовоз, еврей Савка Буцис. Он бестолково
размахивает руками и случайным выстрелом из револьвера смертельно ранит
приказчика Мугинштейна. По приказу Бени налетчики разбегаются из конторы, а
Савке Буцису он клянется, что тот будет лежать рядом со своей жертвой. Через
час после того как Мугинш- 257 теина доставляют в больницу, Беня является туда,
вызывает старшего врача и сиделку и, представившись, выражает желание, чтобы
больной Иосиф Мугинштейн выздоровел. Тем не менее раненый ночью умирает. Тогда
Тартаковский поднимает шум на всю Одессу. «Где начинается полиция, — вопит он,
— и где кончается Беня?» Беня на красном автомобиле подъезжает к домику
Мугинштейна, где на полу в отчаянии бьется тетя Песя, и требует от сидящего здесь
же «полтора жида» для нее единовременного пособия в десять тысяч и пенсии до
смерти. После перебранки они сходятся на пяти тысячах наличными и пятидесяти
рублях ежемесячно. Похороны Мугинштейна Беня Крик, которого тогда еще не
звали Королем, устраивает по первому разряду. Таких пышных похорон Одесса еще
не видела. Шестьдесят певчих идут перед траурной процессией, на белых лошадях
качаются черные плюмажи. После начала панихиды подъезжает красный автомобиль,
из него вылезают четыре налетчика во главе с Беней и подносят венок из
невиданных роз, потом принимают на плечи гроб и несут его. Над могилой Беня произносит
речь, а в заключение просит всех проводить к могиле покойного Савелия Буциса.
Пораженные присутствующие послушно следуют за ним. Кантора он заставляет
пропеть над Савкой полную панихиду. После ее окончания все в ужасе бросаются
бежать. Тогда же сидящий на кладбищенской стене шепелявый Мойсейка произносит
впервые слово «король». ОТЕЦИстория женитьбы Бени Крика такова. К молдаванскому
биндюжнику и налетчику Фроиму Грачу приезжает его дочь Бася, женщина
исполинского роста, с громадными боками и щеками кирпичного цвета. После смерти
жены, умершей от родов, Фроим отдал новорожденную теще, которая живет в
Тульчине, и с тех пор двадцать лет не видел дочери. Ее неожиданное появление
смущает и озадачивает его. Дочь сразу берется за благоустройство дома папаши.
Крупную и фигуристую Басю не обходят своим вниманием молодые люди с Молдаванки
вроде сына бакалейщика Соломончика Каплуна и сына контрабандиста Мони
Артиллериста. Бася, простая провинциальная девушка, мечтает о любви и
замужестве. Это замечает старый еврей Голубчик, занимающийся сватовством, и
делится своим наблюдением с Фроимом Грачем, который отмахивается от
проницательного Голубчика и оказывается не прав. С того дня как Бася увидела Каплуна, она все вечера
проводит за 258 воротами. Она сидит на лавочке и шьет себе приданое.
Рядом с ней сидят беременные женщины, ожидающие своих мужей, а перед ее глазами
проходит обильная жизнь Молдаванки — «жизнь, набитая сосущими младенцами,
сохнущим тряпьем и брачными ночами, полными пригородного шику и солдатской
неутомимости». Тогда же Басе становится известно, что дочь ломового извозчика
не может рассчитывать на достойную партию, и она перестает называть отца
отцом, а зовет его не иначе как «рыжий вор». Так продолжается до тех пор, пока Бася не сшила себе
шесть ночных рубашек и шесть пар панталон с кружевными оборками. Тогда она
заплакала и сквозь слезы сказала одноглазому Фроиму Грачу: «Каждая девушка
имеет свой интерес в жизни, и только одна я живу как ночной сторож при чужом
складе. Или сделайте со мной что-нибудь, папаша, или я делаю конец своей
жизни...» Это производит впечатление на Грача: одевшись торжественно, он
отправляется к бакалейщику Каплуну. Тот знает, что его сын Соломончик не прочь
соединиться с Баськой, но он знает и другое — что его жена мадам Каплун не
хочет Фроима Грача, как человек не хочет смерти. В их семье уже несколько
поколений были бакалейщиками, и Каплуны не хотят нарушать традиции.
Расстроенный, обиженный Грач уходит домой и, ничего не говоря принарядившейся
дочери, ложится спать. Проснувшись, Фроим идет к хозяйке постоялого двора
Любке Казак и просит у нее совета и помощи. Он говорит, что бакалейщики сильно
зажирели, а он, Фроим Грач, остался один и ему нет помощи. Любка Казак советует
ему обратиться к Бене Крику, который холост и которого Фроим уже пробовал на
Тартаковском. Она ведет старика на второй этаж, где находятся женщины для
приезжающих. Она находит Беню Крика у Катюши и сообщает ему все, что знает о
Басе и делах одноглазого Грача. «Я подумаю», — отвечает Беня. До поздней ночи
Фроим Грач сидит в коридоре возле дверей комнаты, откуда раздаются стоны и смех
Катюши, и терпеливо ждет решения Бени. Наконец Фроим стучится в дверь. Вместе
они выходят и договариваются о приданом. Сходятся они и на том, что Беня
должен взять с Каплуна, повинного в оскорблении семейной гордости, две тысячи.
Так решается судьба высокомерного Каплуна и судьба девушки Баси. ЛЮБКА КАЗАК
Дом Любки Шнейвейс, прозванной Любкой Казак, стоит на
Молдаванке. В нем помещаются винный погреб, постоялый двор, овсяная лавка и
голубятня. В доме, кроме Любки, живут сторож и владелец 259 голубятни Евзель, кухарка и сводница Песя-Миндл и
управляющий Цудечкис, с которым связано множество историй. Вот одна из них — о
том, как Цудечкис поступил управляющим на постоялый двор Любки. Однажды он
смаклеровал некоему помещику молотилку и вечером повел его отпраздновать
покупку к Любке. Наутро обнаружилось, что переночевавший помещик сбежал, не
заплатив. Сторож Евзель требует с Цудечкиса деньги, а когда тот отказывается,
он до приезда хозяйки запирает его в комнате Любки. Из окна комнаты Цудечкис наблюдает, как мучается
Любкин грудной ребенок, не приученный к соске и требующий мамашенькиного
молока, в то время как мамашенька его, по словам присматривающей за ребенком
Песи-Миндл, «скачет по своим каменоломням, пьет чай с евреями в трактире
«Медведь», покупает в гавани контрабанду и думает о своем сыне, как о
прошлогоднем снеге...». Старик берет на руки плачущего младенца, ходит по
комнате и, раскачиваясь как цадик на молитве, поет нескончаемую песню, пока
мальчик не засыпает. Вечером возвращается из города Любка Казак. Цудечкис
ругает ее за то, что она стремится все захватить себе, а собственное дите оставляет
без молока. Когда матросы-контрабандисты с корабля «Плутарх», у которых Любка
торгует товар, уходят пьяные, она поднимается к себе в комнату, где ее
встречает упреками Цудечкис. Он приставляет мелкий гребень к Любкиной груди, к
которой тянется ребенок, и тот, уколовшись, плачет. Старик же подсовывает ему
соску и таким образом отучает дите от материнской груди. Благодарная Любка
отпускает Цудечкиса, а через неделю он становится у нее управляющим. Конармия - Книга рассказов (1923—1925) МОЙ ПЕРВЫЙ ГУСЬКорреспондент газеты «Красный кавалерист» Лютов
(рассказчик и лирический герой) оказывается в рядах Первой Конной армии, возглавляемой
С. Буденным. Первая Конная, воюя с поляками, совершает поход по Западной
Украине и Галиции. Среди конармейцев 260 Лютов — чужак. Очкарик, интеллигент, еврей, он
чувствует к себе снисходительно-насмешливое, а то и неприязненное отношение со
стороны бойцов. «Ты из киндербальзамов... и очки на носу. Какой паршивенький!
Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки», — говорит ему начдив шесть
Савицкий, когда он является к нему с бумагой о прикомандировании к штабу
дивизии. Здесь, на фронте, лошади, страсти, кровь, слезы и смерть. Здесь не привыкли
церемониться и живут одним днем. Потешаясь над прибывшим грамотеем, казаки
вышвыривают его сундучок, и Лютов жалко ползает по земле, собирая
разлетевшиеся рукописи. В конце концов, он, изголодавшись, требует, чтобы
хозяйка ею накормила. Не дождавшись отклика, он толкает ее в грудь, берет чужую
саблю и убивает шатающегося по двору гуся, а затем приказывает хозяйке изжарить
его. Теперь казаки больше не насмехаются над ним, они приглашают его поесть
вместе с ними. Теперь он почти как свой, и только сердце его, обагренное
убийством, во сне «скрипело и текло». СМЕРТЬ ДОЛГУШОВА
Даже повоевав и достаточно насмотревшись на смерть,
Лютов по-прежнему остается «мягкотелым» интеллигентом. Однажды он видит после
боя сидящего возле дороги телефониста Долгушова. Тот смертельно ранен и просит
добить его. «Патрон на меня надо стратить, — говорит он. — Наскочит шляхта —
насмешку сделает». Отвернув рубашку, Долгушов показывает рану. Живот у него
вырван, кишки ползут на колени и видны удары сердца. Однако Лютов не в силах
совершить убийство. Он отъезжает в сторону, показав на Долгушова подскакавшему
взводному Афоньке Биде. Долгушов и Афонька коротко о чем-то говорят, раненый
протягивает казаку свои документы, потом Афонька стреляет Долгушову в рот. Он
кипит гневом на сердобольного Лютова, так что в запале готов пристрелить и его.
«Уйди! — говорит он ему, бледнея. — Убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата,
как кошка мышку...» ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПАВЛИЧЕНКИ, МАТВЕЯ РОДИОНЫЧА
Лютов завидует твердости и решительности бойцов, не испытывающих,
подобно ему, ложной, как ему кажется, сентиментальности. Он хочет быть своим.
Он пытается понять «правду» конармейцев, в 261 том числе и «правду» их жестокости. Вот красный
генерал рассказывает о том, как он рассчитался со своим бывшим барином Никитинским,
у которого до революции пас свиней. Барин приставал к его жене Насте, и вот
Матвей, став красным командиром, явился к нему в имение, чтобы отомстить за
обиду. Он не стреляет в него сразу, хоть тот и просит об этом, а на глазах
сумасшедшей жены Никитинского топчет его час или больше и таким образом, по
его словам, сполна узнает жизнь. Он говорит: «Стрельбой от человека... только
отделаться можно: стрельба — это ему помилование, а себе гнусная легкость,
стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается». СОЛЬ
Конармеец Балмашев в письме в редакцию газеты
описывает случаи, происшедший с ним в поезде, двигавшемся на Бердичев. На
одной из станций бойцы пускают к себе в теплушку женщину с грудным дитем,
якобы едущую на свидание с мужем. Однако в пути Балмашев начинает сомневаться
в честности этой женщины, он подходит к ней, срывает с ребенка пеленки и
обнаруживает под ними «добрый пудовик соли». Балмашев произносит пламенную
обвинительную речь и выбрасывает мешочницу на ходу под откос. Видя же ее
оставшейся невредимой, он снимает со стенки «верный винт» и убивает женщину,
смыв «этот позор с лица трудовой земли и республики». ПИСЬМО
Мальчик Василий Курдюков пишет матери письмо, в
котором просит прислать ему что-нибудь поесть и рассказывает о братьях, воюющих,
как и он, за красных. Одного из них, Федора, попавшего в плен, убил
папаша-белогвардеец, командир роты у Деникина, «стражник при старом режиме».
Он резал сына до темноты, «говоря — шкура, красная собака, сукин сын и разно»,
«пока брат Федор Тимофеич не кончился». А спустя некоторое время сам папаша,
пытавшийся спрятаться, перекрасив бороду, попадается в руки другого сына,
Степана, и тот, услав со двора братишку Васю, в свою очередь кончает папашу. ПРИЩЕПА
У молодого кубанца Прищепы, бежавшего от белых, те в
отместку убили родителей. Имущество расхитили соседи. Когда белых прогна- 262 ли, Прищепа возвращается в родную станицу. Он берет
телегу и идет по домам собирать свои граммофоны, жбаны для кваса и расшитые матерью
полотенца. В тех хатах, где он находит вещи матери или отца, Прищепа оставляет
подколотых старух, собак, повешенных над колодцем, иконы, загаженные пометом.
Расставив собранные вещи по местам, он запирается в отчем доме и двое суток
пьет, плачет, поет и рубит шашкой столы. На третью ночь пламя занимается над
его хатой. Прищепа выводит из стойла корову и убивает ее. Затем он вскакивает
на коня, бросает в огонь прядь своих волос и исчезает. ЭСКАДРОННЫЙ ТРУНОВ
Эскадронный Трунов ищет офицеров среди пленных
поляков. Он вытаскивает из кучи нарочно сброшенной поляками одежды офицерскую
фуражку и надевает ее на голову пленного старика, утверждающего, что он не
офицер. Фуражка ему впору, и Трунов закалывает пленного. Тут же к умирающему
подбирается конармеец-мародер Андрюшка Восьмилетов и стягивает с него штаны.
Прихватив еще два мундира, он направляется к обозу, но возмущенный Трунов приказывает
ему оставить барахло, стреляет в Андрюшку, но промахивается. Чуть позже он
вместе с Восьмилетовым вступает в бой с американскими аэропланами, пытаясь
сбить их из пулемета, и оба погибают в этом бою. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛОШАДИ
Страсть правит в художественном мире Бабеля. Для
конармейца «конь — он друг... Конь — он отец...». Начдив Савицкий отобрал у
командира первого эскадрона белого жеребца, и с тех пор Хлебников жаждет
мести, ждет своего часа. Когда Савицкого смещают, он пишет в штаб армии
прошение о возвращении ему лошади. Получив положительную резолюцию, Хлебников
отправляется к опальному Савицкому и требует отдать ему лошадь, однако бывший
начдив, угрожая револьвером, решительно отказывает. Хлебников снова ищет
справедливости у начштаба, но тот гонит его от себя. В результате Хлебников
пишет заявление, где выражает свою обиду на Коммунистическую партию, которая
не может возвратить «его кровное», и через неделю демобилизуется как инвалид,
имеющий шесть ранений. 263 АФОНЬКА БИДА
Когда у Афоньки Биды убивают любимого коня,
расстроенный конармеец надолго исчезает, и только грозный ропот в деревнях указывает
на злой и хищный след разбоя Афоньки, добывающего себе коня. Только когда
дивизия вступает в Берестечко, появляется наконец Афонька на рослом жеребце.
Вместо левого глаза на его обуглившемся лице чудовищная розовая опухоль. В нем
еще не остыл жар вольницы, и он крушит все вокруг себя. ПАН АПОЛЕК
У икон Новоградского костела своя история — «история
неслыханной войны между могущественным телом католической церкви, с одной
стороны, и беспечным богомазом — с другой», войны, длившейся три десятилетия.
Эти иконы нарисованы юродивым художником паном Аполеком, который своим
искусством произвел в святые простых людей. Ему, представившему диплом об
окончании мюнхенской академии и свои картины на темы Священного писания («горящий
пурпур мантий, блеск смарагдовых полей и цветистые покрывала, накинутые на
равнины Палестины»), новоградским ксендзом была доверена роспись нового
костела. Каково удивление приглашенных ксендзом именитых граждан, когда они
узнают в апостоле Павле на расписанных стенах костела хромого выкреста Янека, а
в Марии Магдалине — еврейскую девушку Эльку, дочь неведомых родителей и мать
многих подзаборных детей. Художник, приглашенный на место Аполека, не решается
замазать Эльку и хромого Янека. Рассказчик знакомится с паном Аполеком на
кухне дома сбежавшего ксендза, и тот предлагает за пятьдесят марок сделать его
портрет под видом блаженного Франциска. Еще он передает ему кощунственную
историю о браке Иисуса и незнатной девицы Деборы, у которой от него родился
первенец. ГЕДАЛИ
Лютов видит старых евреев, торгующих у желтых стен
древней синагоги, и с печалью вспоминает еврейский быт, теперь полуразрушенный
войной, вспоминает свое детство и деда, поглаживающего желтой бородой тома
еврейского мудреца Ибн-Эзры. Проходя по базару, он видит смерть — немые замки
на лотках. Он заходит в лавку древностей старого еврея Гедали, где есть все: от
золоченых туфель и 264 корабельных канатов до сломанной кастрюли и мертвой
бабочки. Гедали расхаживает, потирая белые ручки, среди своих сокровищ и сетует
на жестокость революции, которая грабит, стреляет и убивает. Гедали мечтает «о
сладкой революции», об «Интернационале добрых людей». Рассказчик же убежденно
наставляет его, что Интернационал «кушают с порохом... и приправляют лучшей
кровью». Но когда он спрашивает, где можно достать еврейский коржик и еврейский
стакан чаю, Гедали сокрушенно отвечает ему, что еще недавно это можно было
сделать в соседней харчевне, но теперь «там не кушают, там плачут...». РАББИ
Лютову жаль этого разметанного вихрем революцией быта,
с великим трудом пытающегося сохранить себя, он участвует в субботней вечерней
трапезе во главе с мудрым рабби Моталэ Брацлавским, чей непокорный сын Илья «с
лицом Спинозы, с могущественным лбом Спинозы» тоже здесь. Илья, как и
рассказчик, воюет в Красной Армии, и вскоре ему суждено погибнуть. Рабби
призывает гостя радоваться тому, что он жив, а не мертв, но Лютов с
облегчением уходит на вокзал, где стоит агитпоезд Первой Конной, где его ждет
сияние сотен огней, волшебный блеск радиостанции, упорный бег машин в
типографии и недописанная статья в газету «Красный кавалерист». Михаил Михайлович Зощенко 1894-1958
Мишель Синягин - Повесть (1930)
Михаил Синягин родился в 1887 году. На
империалистическую войну он не попал из-за ущемления грыжи. Он пописывает
стишки в духе символистов, декадентствует и эстетствует, прогуливаясь с цветком
в петлице и стеком в руке. Он живет под Псковом, в имении «Затишье», в
обществе матери и тетки. Имение вскоре отбирают, поскольку начинается
революция, но небольшой дом у Мишеля, его матери и тетки все же остается. Здесь, в Пскове, в 1919 г. он знакомится с Симочкой
М., отец которой за два года до того умер, оставив на руках у матери,
энергичной рябой вдовушки, шестерых дочерей. Симочка вскоре забеременела от
Мишеля (предававшегося с ней, казалось бы, таким невинным занятиям, как чтение
стихов и бегание взапуски по лесу), и мать ее навестила Мишеля вечером, требуя
жениться на ее дочери. Симагин отказался, и вдова вспрыгнула на подоконник,
угрожая поэту самоубийством. Вынужденный согласиться, Мишель в ту же ночь
пережил тяжелый нервный припадок. Его мать и тетка в слезах записывали его
распоряжения относительно «Лепестков и незабудок» и прочего литературного наследия.
Однако уже наутро он был вполне здоров и, получив от Симочки записку с мольбой
о свидании, пошел к ней. Симочка просила у него прощения за поведение матери, и
они поженились без каких-либо возражений со стороны Мишеля и его 266 родни. Но тетка была все же недовольна поспешностью и
вынужденностью брака. Мать Мишеля, тихая, незаметная женщина, умерла, а тетка,
энергичная и надеющаяся на скорое возвращение имения и вообще старых времен,
решает ехать в Петербург. Петербург, поговаривают в народе, скоро должен отойти
к Финляндии или вообще стать вольным городом в составе какого-нибудь
государства Северной Европы. В дороге тетку грабят, о чем она сообщает Мишелю
письмом. Тем временем Мишель становится отцом. Это его на
короткое время занимает, но вскоре он перестает интересоваться семьей и решает
уехать к тетке в Петербург. Та встречает его без особого энтузиазма, ибо в
нахлебниках не нуждается. Не думая возвратиться к беззаветно влюбленной в него
Симочке, пишущей ему письма без всякой надежды на ответ, Синягин устраивается
на скромную канцелярскую должность в Петербурге, забрасывает стихи и знакомится
с молодой и красивой дамочкой, которую пародийно зовут Изабеллой Ефремовной. Изабелла Ефремовна создана «для изящной жизни». Она
мечтает уехать вместе с Синягиным, перейти с ним персидскую границу и
потом бежать в Европу. Она играет на гитаре, поет романсы, тратит деньги
Мишеля, а тот все небрежней исполняет свои служебные обязанности, к которым
питает глубокое отвращение. Но он ни к чему толком не способен, существует на
нищенское жалованье и подачки тетки. Вскоре его выгоняют с работы, тетка
отказывается его содержать, и Изабелла Ефремовна собирается его бросить. Но
тут приходит спасение: тетка теряет рассудок, ее увозят в сумасшедший дом, и
Синягин начинает проживать ее имущество. Так продолжается около года, и тетка все глубже
погружается в безумие, но вдруг ее привозят домой выздоровевшую. Мишель старается
не пустить ее в ее комнату, чтобы она не увидела картины полного разорения,
которое он учинил там. Тетка, однако, проникает к себе в комнату и при виде
опустошения (ибо Мишель успел прожить с Изабеллой Ефремовной почти все)
окончательно подвинулась умом. Изабелла Ефремовна все равно вскоре бросила Мишеля,
поскольку денег у него не осталось, а служить он не умел и не хотел. Так он
начал просить милостыню, не чувствуя всей глубины своего падения, ибо
«миллионер не сознает, что он миллионер, и крыса не сознает, что она крыса». Прося
милостыню (страх такого конца, как и образ нищего, всегда преследовал Зощенко),
Синягин неплохо живет и даже позволяет себе нормально питаться. Для придания
себе «интеллигентного вида» он неизменно носит с собой парусиновый портфель. Но сорока двух лет от роду он вдруг понимает весь ужас
своей жизни и решает вернуться в Псков, к жене, о которой он шесть лет не
вспоминал. 267 Жена его, думая, что он пропал в Петрограде, давно
вышла замуж за другого, начальника треста, пожилого и бледного мужчину. Увидев
опустившегося, грязного, голодного Мишеля, который со слезами открывает родную
калитку, жена принялась рыдать и ломать руки, а ее второй муж решил принять в
Мишеле участие. Его кормят сытным обедом, а впоследствии находят ему место в
управлении кооперативов, где он и работает в последние месяцы своей жизни. А потом он умирает от воспаления легких «на руках у
своих друзей и благодетелей» — первой жены и ее второго мужа. Могила его
убирается живыми цветами. Этой иронической фразой автор заканчивает свою повесть
о падении интеллигента. Голубая книга - Цикл новелл (1934)Однажды Зощенко был у Горького. И вот Горький ему
говорит: а что бы вам, Михал Михалыч и все такое прочее, не написать вот в этой
вашей сказовой, с позволения сказать, манере всю историю человечества? Чтобы,
значит, герой ваш, обыватель, все понял и достало его ваше сочинение, образно
говоря, до самых, извините, печенок. Вот так бы и писали: со всеми вводными
словами, на смеси коммунального жаргона и, как бы это сказать, канцелярита, в
такой, знаете, маловысокохудожественной манере, чтобы которые без образования,
те все поняли. Потому что те, которые с образованием, они вымирающий класс, а
надо, говорит, объясняться с простыми. И вот Михал Михалыч его послушал и примерно так и
пишет. Он пишет с бесконечными повторами одних и тех же фраз, потому что мысль
героя-повествователя, с позволения сказать, убога. Он пишет со смешными
бытовыми подробностями, которые в действительности места не имели. И он, примерно
сказать, уважаемые граждане и гражданочки, конечно, терпит тут крах как
идеолог, потому что его читатель-обыватель только со смеху покатится над такой
книгой, но никакой пользя для себя не приобретет, его перевоспитывать бесполезно.
Но как художник Михал Михалыч одерживает большую победу, поскольку на смешном
мещанском языке излагает пикантные факты из разной там всемирной истории,
показывая, что бывает с этой всемирной историей и вообще с любой деликатной
материей, ежели в нее лапы запустит обывательское, примерно сказать, мурло. 268 Вот он, значит, и пишет. Он на таком вот языке и
пишет. Он пишет «Голубую книгу», деля ее на пять разделов: «Деньги», «Любовь»,
«Коварство», «Неудачи» и «Удивительные события». Он, конечно, хочет быть
полезным победившему классу и вообще. Поэтому он рассказывает истории из жизни
разных попов, царей и других маловысокообразованных кровопийц, которые тиранили
трудовой народ и пущай за это попадут в позорную яму истории. Но фокус весь,
граждане-товарищи, в том, что он в каждый раздел подверстывает еще несколько
историй из советской жизни, новой, социалистической жизни, а из историй этих
прямиком вытекает, что победивший народ есть такое же, простите, мурло и по
части коварства ничуть не уступит кровопийцам вроде Екатерины Великой или Александра
полководца Македонского. И получается у Михал Михалыча, что вся человеческая
история есть не путь восставшего класса к своему, значит, триумфу, а один
грандиозный театр абсурда. Вот он, значит, пишет про жильца, выигравшего деньги,
и как этот жилец ушел к любовнице со своими деньгами, а потом деньги у него
сперли, и та жиличка его выперла, и он очень прекрасно вернулся к своей жене,
у которой морда от слез уже пухлая. И не употребляет при этом даже слов
«человек» или «женщина», а только «жилец» и «жиличка». Или вот он в разделе
«Любовь» пишет про то, как жена одного служащего, пардон, влюбилась в одного
актера, пленившего ее своей великолепной игрой на подмостках сцены. Но он был
семейный, и им негде было встречаться. И они встречались у ее подруги. А к этой
подруге очень великолепно ходил муж этой дамочки, что влюблена в артиста, а к
соседу этой подруги ходила жена нашего артиста, будто бы попить чаю с
пирожными, а на самом деле всякий моментально поймет, какие такие у них водились
пирожные. И тут им надо было бы всем разжениться и пережениться, но поскольку
уже была куча детей у всех у них, то это было невозможно и только
обременительно, и все они, поскандалив и изведя этим в корне свою любовь,
остались, извините за выражение, в статус-кво. Но крови много друг другу
попортили, страдая, как последние извозчики или сапожники, даром что были
артисты и служащие. И так вот они живут, к примеру, поэты, которые
влюблены, но жизни не знают, или артисты, у которых нервы не в порядке. И Михал
Михалыч тем подписывает приговор своему классу и себе самому, что вот они
оторваны от жизни. Но трудящие у него выходят ничуть не лучше, потому что
только и думают, как пива выпить, жене в харю плюнуть или чтобы из партии не
вычистили. При слове «чистка» с ними вроде как бы удар делается, и они
перестают чувствовать в себе вещество жизни (но это уже понесло Платоновым). А 269 исторические события в изложении Михала Михалыча
выглядят того пошлее, потому что он их излагает таким же языком, каким другие
его герои в поезде рассказывают случайному попутчику свою жизнь. И получается у него, что вся история человечества есть
одни только деньги, коварство, любовь и неудачи с отдельными удивительными
происшествиями. И мы со своей стороны против такого подхода ничего
возразить не можем. И мы смиренно склоняем наше перо перед Михалом Михалычем,
потому что так у нас все равно не получится, и слава Богу. Перед восходом солнца - Повесть (ч. 1-я — 1943; ч. 2-я по назв.
«Повесть о разуме» — 1972)
Автобиографическая и научная повесть «Перед восходом
солнца» — исповедальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхолию
и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не
особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе
детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, начитавшись
Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побороть мрачные
воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что
почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжелых, трагических и
уязвляющих. В повести около ста маленьких глав-рассказов, в
которых автор как раз и перебирает свои мрачные воспоминания: вот глупое самоубийство
студента-ровесника, вот первая газовая атака на фронте, вот неудачная любовь, а
вот любовь удачная, но быстро наскучившая... Главная любовь его жизни — Надя
В., но она выходит замуж и эмигрирует после революции. Автор пытался утешиться
романом с некоей Алей, восемнадцатилетней замужней особой весьма необременительных
правил, но ее лживость и глупость наконец надоели ему. Автор видел войну и до
сих пор не может вылечиться от последствий отравления газами. У него бывают
странные нервные и сердечные припадки. Его преследует образ нищего: больше
всего на свете он боится унижения и нищеты, потому что в молодости видел, до
какой подлости и низости дошел изображающий нищего поэт Тиняков. Автор верит в
силу разума, в мораль, в любовь, но все это на его глазах рушится: люди
опускаются, любовь обречена, и какая там мо- 270 раль — после всего, что он видел на фронте в первую
империалистическую и в гражданскую? После голодного Петрограда 1918 г.? После
гогочущего зала на его выступлениях? Автор пытается искать корни своего мрачного
мировоззрения в детстве: он вспоминает, как боялся грозы, воды, как поздно его
отняли от материнской груди, каким чуждым и пугающим казался ему мир, как в
снах его назойливо повторялся мотив грозной, хватающей его руки... Как будто
всем этим детским комплексам автор отыскивает рациональное объяснение. Но со
складом своего характера он ничего поделать не может: именно трагическое
мировосприятие, больное самолюбие, многие разочарования и душевные травмы сделали
его писателем с собственным, неповторимым углом зрения. Вполне по-советски
ведя непримиримую борьбу с собой, Зощенко пытается на чисто рациональном уровне
убедить себя, что он может и должен любить людей. Истоки его душевной болезни
видятся ему в детских страхах и последующем умственном перенапряжении, и если
со страхами еще можно что-то сделать, то с умственным перенапряжением,
привычкой к писательскому труду не поделаешь уже ничего. Это склад души, и
вынужденный отдых, который периодически устраивал себе Зощенко, ничего тут не
меняет. Говоря о необходимости здорового образа жизни и здорового
мировоззрения, Зощенко забывает о том, что здоровое мировоззрение и
беспрерывная радость жизни — удел идиотов. Вернее, он заставляет себя об этом
забыть. В результате «Перед восходом солнца» превращается не в
повесть о торжестве разума, а в мучительный отчет художника о бесполезной
борьбе с собой. Рожденный сострадать и сопереживать, болезненно чуткий ко всему
мрачному и трагическому в жизни (будь то газовая атака, самоубийство приятеля,
нищета, несчастная любовь или хохот солдат, режущих свинью), автор напрасно
пытается себя уверить, что может воспитать в себе жизнерадостное и веселое
мировоззрение. С таким мировоззрением писать не имеет смысла. Вся повесть Зощенко,
весь ее художественный мир доказывает примат художественной интуиции над
разумом: художественная, новеллистическая часть повести написана превосходно,
а комментарии автора — лишь беспощадно честный отчет о вполне безнадежной
попытке. Зощенко пытался совершить литературное самоубийство, следуя велениям
гегемонов, но, по счастью, не преуспел в этом. Его книга остается памятником
художнику, который бессилен перед собственным даром. Борис Андреевич Пильняк 1894-1941
Голый год - Роман (1922)Роману предшествуют два эпиграфа. Первый (ко всему
роману) взят из книги «Бытие разумное, или Нравственное воззрение на достоинство
жизни». «Каждая минута клянется судьбе в сохранении глубокого молчания о
жребии нашем, даже до того времени, когда она с течением жизни соединяется, и
тогда когда будущее молчит о судьбине нашей, всякая проходящая минута
вечностью начинаться может». Второй эпиграф (к «Вступлению») взят из А. Блока:
«Рожденные в года глухие, / Пути не помнят своего. / Мы, дети страшных лет России,
/ Забыть не в силах ничего». Однако память несуразна и бессмысленна. Так композиционно
и предстают воспоминания первых революционных лет («новой цивилизации») в
постоянном сопоставлении с тысячелетней историей, со стариной, плохо
поддающейся перековке. В канонном купеческом городе Ордынине живет, к примеру,
торговец Иван Емельянович Ратчин, «в доме которого (за волкодавами у каменных
глухих ворот) всегда безмолвно. Лишь вечерами из подвала, где обитают
приказчики с мальчиками, доносится подавленное пение псалмов и акафистов. Дома
у приказчиков отбираются пиджаки и штиблеты, а у мальчиков штаны (дабы не
шаманались ночами)». Из такого дома когда-то на первую мировую войну уходит сын
Ивана Емельяновича — Донат. 272 Повидав мир и однажды подчинившись безропотно
коммунистам, он по возвращении конечно же хочет все изменить в сонном царстве и
для начала отдает отцовский дом Красной гвардии. Доната радуют все перемены в
Ордынине, любое разрушение старого. В лесах, раскинувшихся вокруг города,
загораются красные петухи барских усадеб. Без устали, хотя бы в четверть силы,
меняя хозяев, работают Таежные заводы, куда давно проведена железная дорога.
«Первый поезд, который остановился в Ордынине, был революционный поезд». Определяет лицо города и нынешняя жизнь старой
княжеской семьи Ордыниных. «Большой дом, собиравшийся столетиями, ставший
трехсаженным фундаментом, как на трех китах, в один год полысел, посыпался,
повалился. Впрочем, каинова печать была припечатана уже давно». Князь Евграф и
княгиня Елена, их дети Борис, Глеб и Герои, занимающиеся археологическими раскопками, часто
обсуждают русскую историю и культуру. «Величайшие наши мастера, — говорит
тихо Глеб, — которые стоят выше да Винча, Корреджо, Перуджино, — это Андрей
Рублев, Прокопий Чирин и те безымянные, что разбросаны по Новгородам, Псковам,
Суздалям, Коломнам, по нашим монастырям и церквам. Какое у них было искусство,
какое мастерство! Как они разрешали сложнейшие задачи. Искусство должно быть
героическим. Художник, мастер-подвижник. И надо выбирать для своих работ —
величественное и прекрасное. Что величавее Христа и богоматери? — особенно
богоматери. Наши старые мастера истолковали образ богоматери как сладчайшую
тайну, духовнейшую тайну материнства — вообще материнства». Однако современные бунтари, обновители мира, авторы
реформ в 273 ордынинской жизни бескультурны и чужеродны России.
Чего стоит комиссар Лайтис, приехавший в Ордынин издалека со стеганым сшитым
мамой атласным одеяльцем и подушечкой, которые он по наущению объявляющего
себя масоном Семена Матвеича Зилотова расстилает в алтаре монастырской часовни,
чтобы предаться там любви с совслужащей, машинисткой Олечкой Кунс, невольной
доносчицей на своих соседей. После ночи любви в алтаре кто-то поджег
монастырь, и еще одно культовое здание было разрушено. Прочитавший всего
несколько масонских книг Зилотов, как старый чернокнижник, бессмысленно повторяет:
«Пентаграмма, пентаграмма, пентаграмма...» Счастливую любовницу Олечку Кунс
арестуют, как и многих других невиновных... Один из персонажей уверен, что новой жизни надо
противостоять, надо противиться тому, что так властно ворвалось, надо оторваться
от времени, остаться свободным внутренне («отказаться от вещей, ничего не
иметь, не желать, не жалеть, быть нищим, только жить с картошкой ли, с кислой
капустой, все равно»). Другая анархически и романтически настроенная героиня
Ирина утверждает, что в новое время нужно жить телом: «Мыслей нет, — в тело
вселяется томленье, точно все тело немеет, точно кто-то гладит его мягкой
кисточкой, и кажется, что все предметы покрыты мягкой замшей: и кровать, и
простыня, и стены, все обтянуто замшей. Теперешние дни несут только одно:
борьбу за жизнь не на живот, а на смерть, поэтому так много смерти. К черту
сказки про какой-то гуманизм! У меня нету холодка, когда я думаю об этом: пусть
останутся одни сильные и навсегда на пьедестале будет женщина». В этом героиня ошибается. Для коммунистов барышни,
которых они поят чаем с ландрином, всегда были и будут «интерполитичны». Какое
там рыцарство, какой пьедестал! На экране Вера Холодная может умереть от
страсти, но в жизни девушки умирают от голода, от безработицы, от насилия, от
безысходных страданий, от невозможности помочь близким, создать семью,
наконец. В предпоследней главе «Кому — таторы, а кому — ляторы» отчетливо и
категорически вписаны большевики, величаемые автором «кожаными куртками»:
«Каждый в стать кожаный красавец, каждый крепок, и кудри кольцом под фуражкой
на затылок, у каждого крепко обтянуты скулы, складки у губ, движения у каждого
утюжны. Из русской рыхлой и корявой народности — отбор. В кожаных куртках не
подмочишь. Так вот знаем, так вот хотим, так вот поставили — и баста. Петр
Орешин, поэт, правду сказал: «Или воля голытьбе или в поле на стол- 274 бе». Один из героев такого толка на собраниях
старательно выговаривает новые слова: константировать, энегрично,
литефонограмма, фукцировать. Слово «могут» звучит у него как «магуть».
Объясняясь в любви женщине красивой, ученой, из бывших, он утвердительно говорит:
«Оба мы молодые, здоровые. И ребятенок у нас вырастет как надо». В словарике
иностранных слов, вошедших в русский язык, взятом им для изучения перед сном,
напрасно он ищет слово «уют», такого не разместили. Зато впереди в самой
последней главе без названия всего три важных и определяющих будущую жизнь понятия:
«Россия. Революция. Метель». Автор оптимистически изображает три Китай-города: в
Москве, Нижнем Новгороде и Ордынине. Все они аллегорически восходят к
просуществовавшей долгие тысячелетия Небесной империи, которой нет и не будет
конца. И если проходящая минута вечности начинается голым годом, за которым,
вероятнее всего, воспоследует еще такой же (раздрай, мрак и хаос), это еще не
значит, что Россия пропала, лишившись основных своих нравственных ценностей. Повесть непогашенной луны (1927)
В предисловии автор подчеркивает, что поводом для
написания этого произведения была не смерть М. В. Фрунзе, как многие думают, а
просто желание поразмышлять. Читателям не надо искать в повести подлинных
фактов и живых лиц. Ранним утром в салон-вагоне экстренного поезда
командарм Гаврилов, ведавший победами и смертью, «порохом, дымом, ломаными
костями, рваным мясом», принимает рапорты трех штабистов, позволяя им стоять
вольно. На вопрос: «Как ваше здоровье?» — он просто отвечает: «Вот был на
Кавказе, лечился. Теперь поправился. Теперь здоров». Официальные лица временно
его оставляют, и он может поболтать со своим старым другом Поповым, которого с
трудом пускают в роскошный, пришедший с юга вагон. Утренние газеты, которыми,
несмотря на ранний час, уже торгуют на улице, бодро сообщают, что командарм
Гаврилов временно оставил свои войска, чтобы прооперировать язву желудка.
«Здоровье товарища Гаврилова 275 внушает опасения, но профессора ручаются за
благоприятный исход операции». Передовица крупнейшей газеты сообщила также, что
твердая валюта может существовать тогда, когда вся хозяйственная жизнь будет
построена на твердом расчете, на твердой экономической базе. Один из заголовков
гласил: «Борьба Китая против империалистов», в подвале выделялась большая
статья под названием: «Вопрос о революционном насилии», а затем шли две
страницы объявлений и, конечно, репертуар театров, варьете, открытых сцен и
кино. В «доме номер первый» командарм встречается с
«негорбящимся человеком», который разговор об операции со здоровым Гавриловым
начал со слов: «Не нам с тобой говорить о жернове революции, историческое
колесо — к сожалению, я полагаю, в очень большой мере движется смертью и кровью
— особенно колесо революции. Не мне тебе говорить о смерти и крови». И вот по воле «негорбящегося человека» Гаврилов
попадает на консилиум хирургов, почти не задающих вопросов и не осматривающих
его. Однако это не мешает им составить мнение «на листке желтой, плохо
оборванной, без линеек бумаги из древесного теста, которая, по справкам спецов
и инженеров, должна истлеть в семь лет». Консилиум предложил прооперировать больного
профессору Анатолию Кузьмичу Лозовскому, ассистировать согласился Павел Иванович
Кокосов. После операции всем становится ясно, что ни один из
специалистов, в сущности, не находил нужным делать операцию, но на консилиуме
все промолчали. Те, кому непосредственно предстояло взяться за дело, правда,
обменялись репликами вроде: «Операцию, конечно, можно и не делать... Но ведь
операция безопасная...» Вечером после консилиума над городом поднимается
«никому не нужная испуганная луна», «белая луна в синих облаках и черных провалах
неба». Командарм Гаврилов заезжает в гостиницу к своему другу Попову и долго
беседует с ним о жизни. Жена Попова ушла «из-за шелковых чулок, из-за духов»,
бросив его с маленькой дочерью. В ответ на признания друга командарм рассказал
о своей «постаревшей, но единственной на всю жизнь подруге». Перед сном у себя
в салон-вагоне он читает «Детство и отрочество» Толстого, а потом пишет
несколько писем и кладет их в конверт, заклеивает и надписывает: «Вскрыть
после моей смерти». Утром, перед тем как отправиться в больницу, Гаврилов
приказывает подать себе гоночный автомобиль, на котором долго мчит, «разрывая
пространство, минуя тума- 276 ны, время, деревни». С вершины холма он оглядывает
«город в отсветах мутных огней», город кажется ему «несчастным». До сцены «операции» Б. Пильняк вводит читателя в
квартиры профессоров Кокосова и Лозовского. Одна квартира «консервировала в
себе рубеж девяностых и девятисотых российских годов», другая же возникла в
лета от 1907 до 1916-го. «Если профессор Кокосов отказывается от машины,
которую ему вежливо хотят прислать штабисты: «Я знаете, батенька, служу не
частным лицам и езжу в клиники на трамвае», то другой, профессор Лозовский,
наоборот, рад тому, что за ним приедут: «Мне надо перед операцией заехать по
делам». Для анестезии командарма усыпляют хлороформом.
Обнаружив, что язвы у Гаврилова нет, о чем свидетельствует белый рубец на
сжатом рукой хирурга желудке, живот «больного» экстренно зашивают. Но уже
поздно, он отравлен обезболивающей маской: задохнулся. И сколько потом ни колют
ему камфару и физиологический раствор, сердце Гаврилова не бьется. Смерть
происходит под операционным ножом, но для отвода подозрения от «опытных
профессоров» «заживо мертвого человека» кладут на несколько дней в операционную
палату. Здесь труп Гаврилова навещает «негорбящийся человек».
Он долго сидит рядом, затихнув, потом пожимает ледяную руку со словами:
«Прощай, товарищ! Прощай, брат!» Разместившись в своем автомобиле, он
приказывает шоферу мчать вон из города, не зная, что тем же путем совсем
недавно гнал свою машину Гаврилов. «Негорбящийся человек» тоже выходит из
машины, долго бродит по лесу. «Лес замирает в снегу, и над ним спешит луна».
Он тоже окидывает холодным взглядом город. «От луны в небе — в этот час —
осталась мало заметная тающая ледяная глышка...» Попов, вскрывший после похорон Гаврилова адресованное
ему письмо, долго не может оторвать от него взгляда: «Алеша, брат! Я ведь знал,
что умру. Ты прости меня, я ведь уже не очень молод. Качал я твою девчонку и
раздумался. Жена у меня тоже старушка и знаешь ты ее уже двадцать лет. Ей я
написал. И ты напиши ей. И поселяйтесь вы жить вместе, женитесь, что ли.
Детишек растите. Прости, Алеша». «Дочь Попова стояла на подоконнике, смотрела на луну,
дула на нее. «Что ты делаешь, Наташа?» — спросил отец. «Я хочу погасить луну»,
— ответила Наташа. Полная луна купчихой плыла за облаками, уставала
торопиться». 277 Красное дерево - Повесть (1929)
В первой короткой главе две части разделены отточием,
в них даны самые выразительные штрихи русского быта: описаны юродство и
юродивые, но также русские мастеровые и ремесленники. «Нищие, провидоши,
побироши, волочебники, лазари, странницы, убогие, пустосвяты, калики, пророки,
дуры, дураки, юродивые — это однозначные имена кренделей быта святой Руси,
нищие на святой Руси, калики перехожие, убогие Христа ради, юродивые ради
Христа Руси святой — эти крендели украшали быт со дня возникновения Руси, от
первых царей Иванов, быт русского тысячелетия. О блаженных макали свои перья
все русские историки, этнографы и писатели». «И есть в Петербурге, в иных
больших российских городах — иные чудаки. Родословная их имперская, а не
царская. С Елизаветы возникло начатое Петром искусство — русской мебели. У
этого крепостного искусства нет писаной истории, и имена мастеров уничтожены
временем. Это искусство было делом одиночек, подвалов в городах, задних каморок
в людской избе в усадьбах. Это искусство существовало в горькой водке и
жестокости...» Итак, на Руси есть чудаки и... чудаки. И тех и других
можно увидеть в городе Угличе, называемом автором русским Брюгге или российской
Камакурой. Двести верст от Москвы, а железная дорога в пятидесяти верстах.
Именно здесь застряли развалины усадеб и красного дерева. Конечно, создан
музей старинного быта, но наиболее красивые вещи хранятся в домах у бывших
хозяев. В городе немало несчастных, вынужденных существовать продажей за
бесценок русской старины. Этим пользуются наведывающиеся в глушь
дельцы-оценщики из столицы, чувствующие себя благодетелями, спасителями
народного творчества и мировой культуры. По наводке Скудрина Якова Карповича «с
паршивой улыбочкой, раболепной и ехидной одновременно», ходят они по домам,
навещая то старух, то одиноких матерей, то выживших из ума стариков, убеждая их
отдать самое ценное из того, что у них есть. Как правило, это вещи старых мастеров,
за которые они если не сейчас, так потом выручат большие деньги. И изразцы, и
бисер, и фарфор, и красное дерево, и гобелены — все в ходу. С реестром,
созданным услужливым Яковом Карповичем, молчаливо входят в дом некие братья
Бездетовы. Глядя вокруг себя как бы слепыми глазами, они беззастенчиво начинают
все мять и щупать — прицениваться. Из самой бедности и нищеты эти юроды выуживают
для себя сладкие кусочки. Сугубые материалисты, они 278 твердо знают, что почем сегодня при новом режиме и
сколько они будут иметь. Большой местный мыслитель Яков Карпович Скудрин
вообще-то уверен, что очень скоро пролетариат должен исчезнуть: «Вся революция
ни к чему, ошибка, кхэ, истории. В силу того, да, что еще два-три поколения, и
пролетарьят исчезнет, в первую очередь, в Соединенных Штатах, в Англии, в
Германии. Маркс написал свою теорию расцвета мышечного труда. Теперь машинный
труд заменит мышцы. Вот какая моя мысль. Скоро около машин останутся одни
инженеры, а пролетарьят исчезнет, пролетарьят превратится в одних инженеров.
Вот, кхэ, какая моя мысль. А инженер не пролетарий, потому что чем человек
культурней, тем меньше у него фанаберских потребностей, и ему удобно со всеми
материально жить одинаково, уровнять материальные блага, чтобы освободить
мысль, да, — вон, англичане, богатые и бедные, одинаково в пиджаках спят и в
одинаковых домах живут, а у нас — бывало — сравните купца с мужиком — купец,
как поп, выряжается и живет в хоромах. А я могу босиком ходить и от этого хуже
не стану. Вы скажете, кхэ, да, эксплуатация останется? — да как останется? —
мужика, которого можно эксплуатировать, потому — что он, как зверь, — его к
машине не пустишь, он ее сломает, а она стоит миллионы. Машина дороже того
стоит, чтобы при ней пятак с человека экономить, — человек должен машину знать,
к машине знающий человек нужен — и вместо прежней сотни всего один. Человека
такого будут холить. Пропадет пролетарьят!» Если прогноз будущего пролетариата, данный устами
несимпатичного, но весьма разумно мыслящего героя, дан как бы с надеждой на
торжество мудрости, то прогноз будущего современной женщины мало оптимистичен.
С развалом семьи, вызванным крушением социальных устоев, очень много будет
одиноких матерей и просто одиноких женщин. Новое государство поддерживает и
будет поддерживать матерей-одиночек. Встретив свою сестру Клавдию, младший сын Скудрина,
сбежавший из дома коммунист Аким, выслушивает такой ее монолог: «Мне двадцать
четыре. Весной я решила, что пора стать женщиной, и стала ей». Брат возмущен:
«Но у тебя есть любимый человек?» — «Нет, нету! Их было несколько. Мне было
любопытно... Но я забеременела, и я решила не делать аборта». — «И ты не
знаешь, кто муж?» — «Я не могу решить кто. Но мне это неважно. Я — мать. Я
справлюсь, и государство мне поможет, а мораль... Я не знаю, что такое мораль,
меня разучили это понимать. Или у меня есть своя мораль. Я отвечаю 279 только за себя и собою. Почему отдаваться — не
морально? Я делаю, что я хочу, и я ни перед кем не обязываюсь. Муж?.. Мне он не
нужен в ночных туфлях и чтобы родить. Люди мне помогут, — я верю в людей. Люди
любят гордых и тех, кто не отягощает их. И государство поможет...» Аким-коммунист — хотел знать, что идет новый быт — быт
был древен. Но мораль Клавдии для него — и необыкновенна, и нова». Однако есть ли что-нибудь на земле, что остается
неизменным? Без сомнения, это небо, облака, небесные пространства. Но... также
«искусство красного дерева, искусство вещей». «Мастера спиваются и умирают, а
вещи остаются жить, живут, около них любят, умирают, в них хранят тайны
печалей, любовей, дел, радостей. Елизавета, Екатерина — рококо, барокко. Павел
— мальтиец. Павел строг, строгий покой, красное дерево, темно-ампир, классика.
Эллада. Люди умирают, но вещи живут, и от вещей старины идут «флюиды»
старинности, отошедших эпох. В 1928 году — в Москве, Ленинграде, по губернским
городам — возникли лавки старинностей, где старинность покупалась и продавалась
ломбардами, госторгом, госфондом, музеями: в 1928 году было много людей,
которые собирали «флюиды». Люди, покупавшие вещи старины после громов
революций, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали живую жизнь мертвых
вещей. И в почете был Павел-мальтиец — прямой и строгий, без бронзы и
завитушек». Юрий Николаевич Тынянов 1894—1943Кюхля - Роман (1925)Вильгельм кончил с отличием пансион. Родственники
решают определить его в только что основанный Царскосельский лицей. На приеме
у министра Разумовского он встречается с Мишей Яковлевым, Ваней Пущиным,
Антоном Дельвигом. Василий Львович Пушкин привозит туда своего племянника Сашу.
Девятнадцатого октября 1811 г. в присутствии царя и приближенных к нему особ
происходит торжественное открытие лицея. Вильгельм не отрываясь слушает
вдохновенную речь профессора нравственных наук Куницына. В лицее Вильгельм получает кличку Кюхля. Товарищи его
любят, но то и дело над ним подшучивают. После того как «паяс» Яковлев под всеобщий
смех пародийно изображает сцену обручения Кюхли с девочкой Минхен, Вильгельм в
отчаянии бежит топиться в пруду. Его спасают. «Ты же не Бедная Лиза», —
увещевает друга рассудительный Пущин. учится Кюхля хорошо, он одержим
честолюбием и втайне мечтает о том, что великий Державин именно ему,
Вильгельму Кюхельбекеру, передаст свою лиру. Однако на переводном экзамене в
декабре 1814 г. наибольшее впечатление на посетившего лицей Державина
производят стихи Пушкина. Вильгельм искренне радуется за друга: «Александр!
Горжусь тобой. Будь счастлив». Пушкин приводит 281 Кюхлю в компанию гусара Каверина, где ведутся
вольнолюбивые разговоры, но Вильгельм не чувствует себя своим среди этих
«насмешников». По окончании лицея Кюхельбекер преподает русскую
словесность в благородном пансионе при Педагогическом институте. Свои стихи он
теперь посвящает Жуковскому. С Пушкиным же отношения складываются не совсем
гладко: из-за едкой эпиграммы со словами «и кюхельбекерно и тошно» дело однажды
доходит до дуэли, заканчивающейся, к счастью, примирением. Учительство вскоре надоедает Вильгельму, он хочет по
совету Пушкина полностью заняться литературой, посещает «четверги» влиятельного
журнального деятеля Греча, где знакомится с Рылеевым и Грибоедовым. В печати
появляются смелые стихи Кюхельбекера, в которых он поддерживает сосланного на
юг Пушкина. Кюхля бывает у Николая Ивановича Тургенева, где вновь встречается с
Куницыным, с лицейскими друзьями, участвует в политических дебатах. Вскоре он
подает в отставку и отправляется за границу в качестве секретаря знатного
вельможи Нарышкина. Свобода! Свобода! В Германии Вильгельм переполнен
разнообразными впечатлениями, ему довелось побеседовать с Людвигом Тиком и
даже с великим Гете. Тем временем царю доносят о крамольных стихах Кюхельбекера,
и тот приказывает установить секретный надзор за молодым поэтом. В Париже, в
зале Атеней, Вильгельм читает лекции о русской словесности, открыто выступая
против крепостного рабства. Его высылают из Франции по распоряжению префекта
полиции. Побывав в Италии, Кюхельбекер возвращается в Петербург. Здесь ему никак не удается найти службу, пока царь не
решает отправить «беспокойного молодого человека в столь же беспокойную страну»
— на Кавказ, в канцелярию генерала Ермолова. У Вильгельма рождается романтический
проект «двинуть» Ермолова в Грецию, на помощь тамошним повстанцам. Грибоедов
трезво советует другу «немного остыть». Да и сам Кюхельбекер начинает смотреть
на вещи по-иному после того, как Ермолов на его глазах приказывает расстрелять
одного из черкесских главарей. Недолго прослужив на Кавказе, Вильгельм поселяется в
смоленском имении Закуп у своей сестры устиньки
и ее мужа Григория Андреевича Глинки. Он влюбляется в приехавшую к
Глинкам в гости Дуню Пушкину, молодые люди клянутся друг другу в любви, но материальные
обстоятельства не дают возможности даже помышлять о женитьбе. Беспокойный
характер Вильгельма доставляет немало хлопот родственникам: то он вместе со
слугой Семеном облачается в 282 крестьянские одежды, то, увидев, как сосед-помещик
истязает обмазанного дегтем мужика, проучает хлыстом озверевшего крепостника.
Кюхельбекер вновь оказывается в Москве, потом в Петербурге, где занимается
черной журнальной работой у Греча и Булгарина. Его поселяет у себя дома
Александр Одоевский, поддерживающий друга и душевным участием, и деньгами. Рылеев, готовящий восстание, принимает Кюхельбекера в
члены тайного общества. Четырнадцатого декабря с двумя пистолетами за поясом
Вильгельм мечется между московским и финляндским полками, пытается разыскать
скрывшегося Трубецкого. Оказавшись вместе в братом Мишей и Иваном Пущиным среди
офицеров и солдат Гвардейского экипажа, Вильгельм трижды целится в великого
князя Михаила, но всякий раз случается осечка. По восставшим начинают палить
из орудий. Вильгельм хочет поднять людей и повести их в бой, но поздно:
остается бросить пистолет в снег и покинуть площадь. Коллежского асессора Кюхельбекера по высочайшему
повелению разыскивают повсюду. Вильгельму между тем удается добраться до
Закупа, потом попасть в Варшаву, где его узнают по указанным в «афише» приметам
и арестовывают. Дуня пытается хлопотать о женихе, доходит до самого Николая,
просит разрешения обвенчаться с Вильгельмом и последовать за ним в Сибирь, но получает
отказ. Кюхля томится в одиночной камере, ведя воображаемые
разговоры с друзьями, вспоминая прошедшее. Его переводят в Динабургскую
крепость, по дороге происходит случайная встреча с проезжающим мимо Пушкиным.
Из крепости Вильгельм пишет Грибоедову, не зная, что тот уже погиб в Тегеране.
Начинаются последние странствия Кюхли: Баргузин, Акша, Курган, Тобольск. В Баргузине Вильгельм строит себе избу, понемногу
забывает о Дуне, потом получает от нее последнее письмо: «Я решилась не ехать к
вам. Сердце стареет <...> Нам ведь уже сорок стукнуло». Вильгельм
женится на грубой и мужиковатой дочери почтмейстера Дронюшке. Через месяц после
свадьбы он узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина. По дороге в
Курган Вильгельм три дня проводит в Ялуторовске у Пущина, вызывая искреннюю
жалость друга и своим дряхлым обликом, и неудавшейся семейной жизнью. Во время
предсмертной болезни Кюхля видит во сне Грибоедова, в забытьи говорит с
Пушкиным, вспоминает Дуню. «Он лежал прямой, со вздернутой седой бородой,
острым носом, поднятым кверху, и закатившимися глазами». 283 Смерть Вазир-Мухтара - Роман (1927-1928)14 марта 1828 г. пушечным выстрелом с Петропавловской
крепости жители столицы были извещены о заключении мира с Персией. Трактат о
мире привезен из главной квартиры российской армии в Тегеране коллежским
советником Грибоедовым. На приеме у императора Грибоедову вручают орден Анны
второй степени с алмазами и четыре тысячи червонцев, которые он тут же отдает
своей матери Настасье Федоровне, эгоистичной мотовке. Грибоедов безразличен к
происходящему, он сух и «желт, как лимон». Чужой для всех, он поддерживает
дружбу лишь с «самым забавным из всей литературной сволочи» Фаддеем Булгариным,
что не мешает ему, впрочем, завести любовную связь с женой Фаддея — Леночкой. Грибоедов разработал проект преобразования Закавказья
не силой оружия, а экономическим путем, предложил создать там единое общество
производителей-капиталистов. Он ищет поддержки у министра иностранных дел
Нессельроде и директора департамента Родофиникина. К Родофиникину в то же самое
время успевает наведаться доктор Макниль, член английской миссии в Тебризе,
ведущий свои интриги в Персии. Через Макниля Грибоедову передается письмо от
Самсон-хана — в прошлом вахмистра Самсона Макинцева, принявшего в плену
мусульманство и возглавившего русский батальон, участвовавший в войне на
стороне персов. Самсон-хан вместе с другими «добровольными пленными» не желает
возвращаться на «бывшую родину». После аудиенции у Николая I Грибоедов назначается
полномочным министром России в Персии и возводится в чин статского советника.
Проект же его спрятан в долгий ящик. На обеде у Булгарина Грибоедов читает
отрывки из своей новой трагедии, беседует с Пушкиным. Быстрый и удачливый
Пушкин, несмотря на свою доброжелательность, вызывает в Грибоедове
раздражение. С чувством обиды покидает поэт-дипломат Петербург, понимая, что,
поручив ему получить с персов контрибуцию («куруры»), власть отправляет его
«на съедение». Грибоедова повсюду сопровождает слуга Сашка, Александр
Грибов. В Екатеринограде к ним присоединяется назначенный Грибоедову в
секретари Мальцов и доктор Аделунг. В Тифлисе Грибоедов встречается со своей
невестой Ниной Чавчавадзе, получает благословение на брак от ее родителей. В
это время сюда приходит с трофеями из Персии сводный гвардейский полк, в
составе которого немало 284 участников восстания на Сенатской площади в 1825 г.
Двое офицеров говорят о Грибоедове, которого они видели на террасе «в позлащенном
мундире», и один из них осуждает автора «Горя от ума», дошедшего, по его
мнению, «до степеней известных». На Кавказе Грибоедов посещает главнокомандующего графа
Паскевича, который передает грибоедовский проект на отзыв ссыльному декабристу
Бурцеву. Но, увы, этот либерал отнюдь не поддерживает своего былого
единомышленника: «По той причине, что вы новую аристокрацию денежную создать
хотите <...> я буду всемерно проект ваш губить». Грибоедов переносит
тяжелую лихорадку, а затем получает высочайшее повеление покинуть Тифлис. Он
венчается с Ниной и вместе с ней отбывает в Персию, где его отныне будут в соответствии
с высоким чином именовать Вазир-Мухтаром. Приступив к новой должности, Грибоедов сталкивается с
серьезными трудностями. Разоренные войной персы не в состоянии выплачивать куруры.
Терпящий на Кавказе неудачи Паскевич требует вывода из Персии русских
подданных. Оставив Нину в Тебризе, Грибоедов едет в Тегеран, где
представляется персидскому шаху. Живя в прекрасном доме, подобающем его званию,
Вазир-Мухтар все сильнее ощущает одиночество и тревогу. Слугу Сашку жестоко
избивают на базаре. Грибоедов дает приют двум женщинам с Кавказа, некогда похищенным
персами и теперь бежавшим из гарема. В русском посольстве находит убежище и
евнух Ходжа-Мирза-Якуб, армянин по происхождению, бывший российский подданный.
Все это вызывает острую неприязнь к Вазир-Мухтару со стороны ревнителей
шариата. При молчаливом согласии шаха они объявляют священную войну — «джахат»
ненавистному «кяфиру в очках». Грибоедов поручает секретарю Мальцеву составить
ноту о небезопасности для российских подданных дальнейшего пребывания в
Тегеране. В ночь на тридцатое января 1829 г. он ведет разговор «со своей
совестью, как с человеком» — о неудачной службе, о «неуспехе» в словесности,
об ожидающей его беременной жене. Грибоедов готов к смерти и убежден, что
честно исполнял свой долг. Он засыпает спокойным и глубоким сном. К дому Вазир-Мухтара приближается зловещая и шумная
толпа: муллы, кузнецы, торговцы, воры с отрубленными руками. Грибоедов
командует казаками, но оборону удается держать недолго. Озверевшие фанатики
убивают Ходжу-Мирзу-Якуба, Сашку, доктора Аделунга. Только трусливому секретарю
Мальцеву удается уцелеть, подкупив персиянских стражников и спрятавшись в
свернутом ковре. Вазир-Мухтар растерзан людьми, считающими его
виноватым в войнах, голоде, притеснениях, неурожае. Голову его насаживают на 285 шест, тело три дня волочат по улицам Тегерана, а потом
бросают в выгребную яму. У Нины в это время в Тифлисе рождается мертвый
ребенок. В Петербург приезжает для улаживания инцидента принц
Хозрев-Мирза с драгоценным бриллиантом Надир-Шах в подарок императору.
Злополучное тегеранское происшествие предано вечному забвению. Русское
правительство требует лишь выдать тело Вазир-Мухтара. «Грибоеда» ищут в канаве
среди трупов, находят тело однорукого человека, прикладывают руку с перстнем.
«Получился Грибоед». В простом дощатом ящике тело везут на арбе в Тифлис. По
дороге арбу встречает верховой в картузе и черной бурке — это Пушкин. «Что
везете?» — «Грибоеда». Пушкин - Роман (1935—1943,
незаконч.)
У Сергея Львовича Пушкина родился сын, которого он
назвал в память своего деда Александром. После крестин в доме Пушкиных на
Немецкой улице в Москве устроен скромный «куртаг»: помимо родственников приглашены
француз Монфор и Николай Михайлович Карамзин. Приятная беседа с изысканными
поэтическими играми прерывается внезапным появлением Петра Абрамовича Аннибала
— родного дяди Надежды Осиповны Пушкиной, сына знаменитого «арапа Петра
Великого» Ибрагима. Старый арап шокирует всех гостей, грубит Сергею Львовичу,
но младенцем доволен: «львенок, арапчонок!» В раннем детстве Александр неуклюж, молчалив, рассеян.
Но, как и родители, любит гостей, с интересом вслушивается в разговоры, ведущиеся
по-французски. В кабинете отца он погружается в чтение французских книг,
особенно его занимают стихи и сочинения любовного содержания. Много времени
проводит в девичьей, перед сном слушает пение девки Татьяны. Новые привычки
Александра вызывают гнев матери, вымещающей на сыне свое недовольство
беспутным и легкомысленным супругом. Александр начинает сочинять стихи по-французски, но
сжигает их после того, как его опыты в присутствии родителей беспощадно высмеивает
воспитатель Русело. В двенадцать лет Александр кажется 286 чужим в родной семье, он беспощадно судит своих
родителей холодным, отроческим судом. Сергей Львович тем временем раздумывает
о дальнейшем образовании сына и решает отдать его либо к иезуитам, либо во
вновь создаваемый в Царском Селе лицей. В Петербург Александра привозит его дядя Василий
Львович, стихотворец, автор фривольной поэмы «Опасный сосед». Он представляет
племянника поэту и министру Ивану Ивановичу Дмитриеву с целью заручиться
поддержкой влиятельного лица. В пользу лицея решительно высказывается
Александр Иванович Тургенев, от которого юный Пушкин впервые слышит новые стихи
Батюшкова. Экзамен оказывается чистой формальностью, и вскоре Александр Пушкин
принят за № 14 в Императорский лицей. Раньше он рос один, и ему трудно привыкнуть к
товарищам. На первенство среди лицеистов претендуют Горчаков и Вальховский.
«Отчаянные» Броглио и Данзас соревнуются в наказаниях, совершая одну дерзость
за другой. За черный стол иногда попадает и Пушкин. Он угловат, диковат и ни с
кем, кроме Пущина, пока не дружит. У него нет княжества, он не превосходит
других силой, но говорит по-французски, как француз, и умеет читать наизусть
стихи Вольтера. Даже Горчаков признает, что у него есть вкус. На уроках Пушкин
грызет перья и что-то записывает. Впрочем, в лицее сочинительством занимаются и
другие: Илличевский, Дельвиг, Кюхельбекер. Александр вызывает неприязнь инспектора Мартина
Пилецкого, который требует у директора Малиновского исключить Пушкина из лицея
— за безверие, за «насмешливые стихи на всех профессоров». Однако покинуть
лицей приходится самому Пилецкому. Через Царское Село идут русские войска, готовясь к
военной кампании. Среди ополченцев — друг профессора Куницына, гусар Каверин.
Он шутя зовет Пушкина и Пущина с собой. Армия Наполеона вторгается в Россию, направляясь
не то к Петербургу, не то к Москве. Директор Малиновский тревожится за судьбу
своих воспитанников, которые тем временем увлеченно следят за военными событиями,
обсуждают с преподавателями личность Наполеона, находят себе любимых героев
среди русских полководцев. После реляции о бородинской победе в лицее
устраивают праздник с театральным спектаклем, за который директор, однако,
получает выговор от министра Разумовского. В годовщину основания лицея,
девятнадцатого октября, Наполеон со своей армией уходит из Москвы. Об этом
лицеистам сообщает на лекции учитель истории Кайданов, а Куницын убежден, что
теперь рабство в России будет отменено. 287 Умирает директор Малиновский, гордившийся тем, что в
лицее «нет духа раболепствия». Александр заболевает и попадает в лазарет. Его
навещает Горчаков, которому он доверяет две свои рискованные поэмы. «Тень
Баркова» Горчаков в ужасе сжигает, чтобы уберечь товарища от беды, а «Монаха»
прячет. Александр много говорит о поэзии с Кюхлей, посвящает ему стихотворное
послание. Галич, замещающий профессора словесности Кошанского, советует Пушкину
«испытать себя в важном роде» — воспеть в стихах царскосельские места и
связанные с ними воспоминания об истории. Дельвиг и Пушкин решаются послать свои стихи в журнал
«Вестник Европы». Первым публикуют Дельвига, а Пушкин в ожидании ответа
находит развлечение в спектаклях крепостного театра графа Толстого, воспевает в
стихах актрису Наталью. Наконец послание «К другу стихотворцу» появляется в
«Вестнике Европы», подписанное псевдонимом. Сергей Львович горд за сына,
блистательным началом считает это событие и Василий Львович. На торжественном
экзамене в лицее Александр читает «Воспоминания в Царском Селе», и одряхлевший
Державин с неожиданной легкостью выбегает, чтобы обнять автора. Но Александр
скрывается. В лицей наведывается Карамзин, а вместе с ним —
Василий Львович Пушкин и Вяземский, извещающие Александра о том, что он принят
в общество «Арзамас», где ему присвоено имя Сверчок. Приезжает в гости к
Пушкину и Батюшков. Александр азартно включается в литературную войну
арзамасцев с «Беседой любителей русского слова», сочиняет эпиграмму на Шишкова,
Шихматова и Шаховского. Новый директор лицея Егор Антонович Энгельгардт,
устраняющий «все следы старого хозяина», относится к Пушкину настороженно и
стремится «ввести его в границы». Раздражает директора и то чрезмерное
внимание, которое оказывает его родственнице, молодой вдове Марии Смит, этот
юный и дерзкий поэт. Однако Мария, воспетая под именами Лилы и Лиды, недолго
владела чувствами Александра: он забывал о ней тотчас, как они расставались. В
Царское Село переезжает Карамзин с женой Катериной Андреевной, и теперь
Александр каждое утро должен быть уверен, что увидит ее вечером. Она одна его
понимает, хотя ему семнадцать лет, а ей — тридцать шесть. Александр пишет Катерине Андреевне любовную записку.
Узнав об этом, Карамзин отечески отчитывает влюбленного поэта, а Катерина
Андреевна смеется, доводя Александра до слез и до полного отчаяния. Вскоре
Карамзину становятся известны едкие и меткие эпиграммы, сочиненные на его
«Историю» Пушкиным. В спорах о 288 рабстве и самовластии юный поэт взял сторону не
Карамзина, а Каверина и Чаадаева. Пушкин и его товарищи оканчивают лицей на три месяца
раньше положенного: царь уже давно тяготится близостью этого учебного заведения
к дворцу. Лицеисты уговариваются собираться вместе каждый год девятнадцатого
октября. В Петербурге Александр увлечен театром, бывает там каждый вечер.
Занимают его и молодые «изменницы». Между тем крамольные стихи доводят его до
беды. Однажды за ним приходит квартальный и доставляет его в главное
полицейское управление. Там Пушкину показывают целый шкап, заполненный его
эпиграммами и доносами на него. Чаадаев и Карамзин стараются облегчить участь Пушкина.
Император, выслушав просьбу Карамзина, решает отправить Александра не в
крепость, а на юг, в Екатеринослав. Карамзин в присутствии Катерины Андреевны
ждет от Пушкина обещания исправиться. «Обещаю... На два года», — отвечает тот. Пушкин прощается с Петербургом. Он кончает новую книгу
стихов. Поэма «Руслан и Людмила» в печати. До отъезда он успевает проиграться
в карты, оставив у Никиты Всеволожского даже рукопись своих стихотворений. Он узнает родину во всю ширь и мощь на больших
дорогах. Путь далек. В Екатеринославе Пушкин встречается с семьей генерала Раевского,
они вместе едут на Кавказ и в Крым. Глядя на крымский берег, Александр думает о
Катерине Андреевне, пишет элегию — как «последнее, что предстояло сказать». «Выше голову, ровней дыхание. Жизнь идет, как стих». Всеволод Вячеславович Иванов 1895-1963Московский роман (1929-1930, опубл. 1988)Вы, наверное, помните этот год: ломали храм Христа
Спасителя. Для обывателя это было пострашнее, чем октябрьский переворот. Тогда,
перед началом романа, автор задумал написать комментарии, но в ту пору у него
родился большеголовый мальчик, названный Вячеславом... Простите, можно начать по существу? В клинику, где
работает Матвей Иванович Андрейшин, величавый двадцатисемилетний психиатр, и
Егор Егорыч, секретарь большого человека, попадают внезапно заболевшие ювелиры,
братья Юрьевы. В их мастерской случилась кража, а вскоре поползли слухи о
пропаже золотой короны, заказанной якобы неизвестным агентом для американского
императора. Наблюдая за больными, доктор Андрейшин приходит к убеждению, что
причина их помешательства — в безответной любви. Единственный след незнакомки —
пуговица мастерской С. Мурфиной — приводит его к Сусанне, дочери бывшей
владелицы. Доктор влюбляется в эту блондинку с узким, красивым лицом. Он
уверен, что должен «предотвратить развал человека» и сможет исцелить одной
фразой и ювелиров, и Сусанну, и весь дом, где она живет. Так Матвей Иванович и Егор Егорыч, которые собирались
на съезд криминологов в Берлин, оказываются возле дома № 42. Здесь они
сталкиваются с приехавшим с Урала вербовать рабочих на литейное 290 производство Леоном Ионовичем Черпановым. Объявив себя
врачом «ухогорлоносом» с периферии, Андрейшин выражает желание заключить
договор и временно поселиться в этом доме. Черпанову ничего не остается, как
принять первых работников и ввести их внутрь коммунального жилья,
оборудованного в постройке московского ампира. На кухне ревели двадцать хозяек, рыкали полсотни
примусов. Черпанов расположился в ванной. Верхний этаж с колоннами занимало
семейство Жаворонкова, бывшего церковного старосты, а ныне мороженщика с
профсоюзным билетом. Все знали, что он «публично мороженым торговал, а втайне
строительным делом орудовал» и, кроме того, вел ячейку безбожников. На первом
этаже жили Мурфины — мать, отец, дядя Савелий, двадцатилетняя Сусанна и ее старшая
сестра Людмила, которая заслужила на обоих фронтах гражданской войны прозвище
Былинка. О своих впечатлениях она пишет книгу «400 поражений». Как и все
занимаясь спекуляцией, Людмила повторяет: «Мы поклонники реализма <...>
Крупная партия овса дороже умения вдергивать нитку словесности в золотую иглу
фантазии». Однако доктор считает, что только Сусанна «объединяет этот агрегат
людей», что она организовала болезнь ювелиров, но не находит доказательств. Идет вторая декада, а доктор с Егор Егорычем все
откладывают поездку в Берлин, наблюдают за жителями квартиры, за усилиями
Черепанова создать пролетарское ядро для работы в Шадринске. Вот вербовщик
приезжает на гвоздильный завод в качестве поэта, готового написать о лучшей
бригаде. Он собирает деньги на званом вечере, выступает с призывами: «Помните,
что нашему комбинату поручено в виде опыта перерабатывать не только руду, но и
с такой же быстротой людей». Он требует от жителей дома вербовать родственников,
например, 620 человек от Жаворонкова. «Шестьсот — я понимаю, а двадцать
откуда?» — «Госразверстка... Они перерождаются там». — «Чего ж, выхолостят их
или как?» Черпанов обещает, что храм Христа Спасителя будет восстановлен на
Урале. Дядя Савелий рассказывает о небывалом случае перерождения целого
уральского города благодаря игре академических театров. Во главе шествия идет доктор, но он не в силах
удержать толпу, которая быстро рассеивается. Среди них нет Черепанова. Доктор
называет его фиктивной фигурой, а Егор Егорыч вспоминает о трех исповедях
Леона Ионовича. В первый раз тот сообщил, что родился в семье гимназического
учителя, приехал в Россию вместе с братом из парижской эмиграции, а свою
биографию создал посредством штемпелей. Во второй раз он назвался сыном
циркового фокусника Черпа- 291 невского, потомка старинного дворянского рода. Наконец
он признается, что имел в Свердловске граверное заведение, унаследованное от
отца, Константина Пудожгорского, делал печати спекулянтам. Клиенты прибрали
его к рукам и заставили по документам Черпанова отправиться на поиски короны
американского императора. Корона, по его словам, хранится у дяди Савелия и
замаскирована под вагонную плевательницу. Где-то в доме спрятана единственная
улика, которая подтверждает, что корона существует. Это заграничный костюм таинственного
агента, оставленный им при бегстве. Напрасно и Черпанов, и доктор, и дядя Савелий искали
костюм у Жаворонкова, — он оказался в сундуке у Людмилы: «брызнуло
темно-зеленое сукно и золотые пуговицы с двуглавыми орлами». Сюртук! Не успели
выяснить, тот ли это костюм, как приезжают братья Лебедевы, недовольные
вербовочной активностью Черпанова. Схватив сюртук, Черпанов бросается бежать,
его преследуют Лебедевы, но исход погони неизвестен... Вызванные дядей
Савелием, появляются сотрудники милиции и увозят арестованных жителей дома. У
опечатанной двери встречаются доктор Андрейшин, Егор Егорыч и братья Юрьевы.
Ювелиры выздоровели: они не влюблены в Сусанну и не верят в корону
американского императора. Один лишь доктор надеется разбить легенду о короне,
перевоспитать Сусанну и жениться на ней... «У-у-уходит жизнь, у-у-у...» —
вспоминается отзвучавшая песня. Кремль - Роман (1924-1963, 1-я ред. - 1929-1930, опубл. 1981)В том году, когда великий князь Иван III
повелел воздвигнуть Московский Кремль, удельный князь Никита, что владел
городом Подзол в верховьях Волги, задумал выстроить свой Кремль лучше царского.
А в прошлом веке напротив Кремля, на другом берегу ужги, появились корпуса Больших Волжских Мануфактур и пыльные
домики поселка. Гурий Лопта, окончивший в начале 1920-х гг. Духовную
Академию, возвратился домой, чтобы занять древний пост епископов кремлевских.
«Чем живы?» — спрашивает он своего отца Ивана Петровича. Кремль — преданьями.
Мануфактуры — газетами. В доме Лопта воспитывается дочь последних владельцев
производства Агафья, 292 красивая, как рожь, любимица церковной общины. Ее
брат, Афанас-Царевич, блаженный и живет при соборе. Гурий считает, что они
веротерпимствовали достаточно, пора дать отпор сонму баптистов, пленивших души
обывателей, и предлагает собрать средства на ремонт храма, взяться за
печатание Библии. Появление в Кремле первопечатной книги во времена гонения на
несокрушимое православие даст не только духовные, но и материальные выгоды,
необходимые для противодействия влиянию Мануфактуры. Еще один ужгинец, рыжий, болезненный Вавилов,
потерявший жену, ребенка, работу, приезжает, чтобы устроиться в третью смену на
прядильную фабрику. Влажный рев ожалил его уши. Единственным местом, где могли
передохнуть и покурить рабочие, были уборные. Любой вопрос, выносимый на
цеховые собрания, требовалось проработать в уборных. Так, Зинаиде поручено
агитировать за перевыборы Советов и выдвижение Вавилова руководителем
культурно-просветительной работы Мануфактур. За плечами Вавилова было два года
рабфака, но он помнил с детства рассказы учителей Воспитательного дома о
Кремле, поэтому первую экскурсию повел именно туда. Рабочим Кремль не
понравился. Между Вавиловым и Агафьей начинается невидимая борьба: Агафья одна
желает просвещать Мануфактуры. Смеются над рыжим и «четверо думающих»,
знакомые по ремесленной школе разгульные люди, с которыми Вавилов делит каморку
в старой казарме. Ему кажется, что служба в клубе не больше, как проявление
рабочими жалости к нему. Он решает повеситься и оставить прощальное письмишко.
Карандаш оказался сломанным, и пока Вавилов точит его, разглядывает муравьиную
кучу, туман над Ужгой, Мануфактуры,
и, как чудесный цветок, чудится ему Кремль. Весело Кремлю, пока Мануфактуры
спят!.. Бросив веревку на суку, он бежит купаться. Многие рабочие записываются в «Религиозно-православное
общество», одни из любопытства и тяги к Агафье, другие, как плотовщики,
артельщики, в желании объединить мирян. Вавилов выступает с предложением
отобрать Успенский храм и передать его под клуб. Неожиданно его поддерживают
на фабрике, и только Зинаида, избранная уже заместителем председателя
коммунхоза, противится наступлению на Кремль. Ее поглощают заботы о вселении
нуждающихся ткачих в отремонтированные казармы, построенные до революции. Она
презирает демонстративную затею вселять всех в один день: «Дикая боль
предстоит нам, дикое сопротивление Кремля...» Погибает поднятый на вилы молодой
узбек Мустафа, пожелавший креститься из-за любви к Агафье. Его мстительному
отцу Измаилу является дракон Магнат- 293 Хай и осуждает за предательство сына. Не в силах жить,
Афанас-Царевич вешается на осине... Вавилов организует боксерский кружок, и с этой целью
во двор силами исправдома выкинут резной деревянный иконостас. Кружок
безбожников сделал клозет, замазал фрески в стиле Васнецова. Херувимов на
потолках оставили, но изрезали очень дорогую плащаницу. Вавилов устал, работая в этом кружке бестолковых
молодых людей, которые и сами не знают, что делать дальше, после того как они
отреклись от Бога. Поползли слухи о возможном покушении на жизнь Вавилова,
особенно после кулачного боя между кремлевцами и фабричными. Актер бывших императорских театров и офицер
французской армии Старков рассказывает историю удивительных приключений Доната
Черепахина, сына профессора-реставратора. Согласно повествованию, будучи
храбрым и независимым офицером, Донат предупредил французских солдат о начале
немецкой революции, был застрелен генералом П.-Ж. Доном, но оказался
похороненным в могиле Неизвестного солдата у Триумфальной арки в Париже как
спаситель Франции. Вавилов ощущает себя Неизвестным солдатом революции и
готовится к смерти. Однако планам Агафьи уничтожить рыжего не суждено
осуществиться. На пасхальной неделе началось небывалое наводнение, грозившее
затопить электростанцию, дома и храмы. Выступая на пленуме комсомола, Вавилов
произнес откровенную и потрясающую речь, выходившую за рамки клубной работы.
Он заявил, что надо разобрать церкви, чтобы построить дамбы, укрепить рвы,
сделать Мануфактуры цитаделью коммунизма. Ему аплодировали, избрали в комиссию
по защите от наводнения. Отец Гурий призывает верующих забыть все обиды,
которые причинили им безбожники из Мануфактур, показать пример христианского
смирения и поплыть спасать их из затопленного города. Вавилов кричит, что
агитационная ставка на милосердие бита. Рабочие погрузились на пароход.
Приходит известие, что утонула Агафья, исчез Лопта. Медленно, но гордо отчаливает пароход. Ткачи смотрят
на Вавилова влюбленными глазами: «Да, этот парень далеко пойдет!» Из тумана виден Кремль
таким, каким представлялся в детстве. Радость овладевает его сердцем. Впереди
победы и поражения, но тот путь, который он проделал, — им можно гордиться. Сергей Александрович Есенин 1895-1925Пугачев - Драматическая поэма (1922)Мечтающий о воле крестьянин и воин Пугачев после
долгих странствий приходит на Яик и в разговоре с казаком-сторожем узнает о
том, что мужики ждут нового царя — мужицкого. Таким царем представляется
убитый Петр III — он бы дал народу волю. Эта мысль захватывает
Пугачева. Он приходит к калмыкам и призывает их оставить войско,
бежать от российской присяги. Атаман Кирпичников узнает об этом и присоединяется
к бунту. В казачьих войсках вспыхивает мятеж. Вместе с атаманами Оболяевым,
Караваевым и Зарубиным Пугачев решает двинуться на Москву. Вскоре к нему присоединяется уральский беглый
каторжник Хлопуша, мечтающий увидеть мужицкого царя. Он требует пропустить его
к Пугачеву, видя в нем воплощение своего идеала. Хлопуша предлагает захватить
Уфу — это позволит пугачевцам получить собственную артиллерию. Атаман Зарубин переманивает на сторону Пугачева все
новые и новые войска — они сдаются без боя. Но уже после первых поражений в
стане Пугачева начинаются раздоры. Один из восставших — Творогов —
подговаривает выдать Пугачева правительственным вой- 295 скам. Его поддерживает предатель Крямин. В войсках
начинается паника, и вместе с Пугачевым гибнет вся его армия. Не последнее действующее лицо поэмы — русская тоска,
степной пейзаж, плачущие деревья, бесконечные пески, солончаки, версты,
ветлы... С этой Россией никаким одиночкам ничего не поделать. Гибнет Хлопуша,
гибнет Пугачев, — «под душой так же падаешь, как под ношей». Анна Снегина - Поэма (1925)
Действие происходит на рязанской земле в период с
весны 1917 по 1923 г. Повествование ведется от имени автора-поэта Сергея Есенина;
изображение «эпических» событий передается через отношение к ним лирического
героя. В первой главе речь идет о поездке поэта в родные
места после тягот мировой войны, участником которой он был. Возница рассказывает
о житье своих односельчан — зажиточных радовских мужиков. У радовцев идет
постоянная война с бедняцкой деревней Криуши. Соседи воруют лес, устраивают
опасные скандалы, в одном из которых дело доходит до убийства старшины. После
суда и у радовцев «начались неуряды, скатилась со счастья вожжа». Герой размышляет о бедственной судьбе, вспоминая, как
«за чей-то чужой интерес» стрелял и «грудью на брата лез». Поэт отказался
участвовать в кровавой бойне — выправил себе «липу» и «стал первый в стране
дезертир». Гостя радушно встречают в доме мельника, где он не был четыре года.
После самовара герой отправляется на сеновал через заросший сиренью сад — и в
памяти возникают «далекие милые были» — девушка в белой накидке, сказавшая
ласково: «Нет!» Вторая глава повествует о событиях следующего дня.
Разбуженный мельником герой радуется красоте утра, белой дымке яблоневого сада.
И снова, как бы в противовес этому, — мысли о безвинно изуродованных войной
калеках. От старухи мельничихи он вновь слышит о стычках радовцев с криушанами,
о том, что теперь, когда прогнали царя, везде творится «свободы гнусь»:
зачем-то открыли остроги и в деревню вернулись многие «воровские души», среди
которых — убийца старосты Прон Оглоблин. Мельник, вернувшийся от помещицы
Снегиной — старой знакомой героя, — докладывает, какой инте- 296 рес вызвало его сообщение о приехавшем к нему госте.
Но лукавые намеки мельника не смущают пока души героя. Он отправляется в Криушу
— повидать знакомых мужиков. У хаты Прона Оглоблина собрался мужицкий сход. Крестьяне
рады столичному гостю и требуют разъяснить им все животрепещущие вопросы — о
земле, о войне, о том, «кто такое Ленин?». Поэт отвечает: «Он — вы». В третьей главе — события, последовавшие через
несколько дней. К простудившемуся на охоте герою мельник привозит Анну Снегину.
Полушутливый разговор о юных встречах у калитки, о ее замужестве раздражает
героя, ему хочется найти другой, искренний тон, однако приходится послушно
разыгрывать роль модного поэта. Анна укоряет его за беспутную жизнь, пьяные дебоши.
Но сердца собеседников говорят о другом — они полны наплывом «шестнадцати
лет»: «Расстались мы с ней на рассвете / С загадкой движений и глаз...» Лето продолжается. По просьбе Прона Оглоблина герой
отправляется с крестьянами к Снегиным — требовать землю. Из помещичьей горницы
слышны рыдания — это пришла весть о гибели на фронте мужа Анны, боевого
офицера. Анна не хочет видеть поэта: «Вы — жалкий и низкий трусишка, он умер...
А вы вот здесь...» Уязвленный, герой отправляется с Проном в кабак. Основное событие четвертой главы — известие, которое
приносит в избушку мельника Прон. Теперь, по его словам, «мы всех р-раз — и
квас! <...> в России теперь Советы и Ленин — старшой комиссар». Рядом с
Проном в Совете оказывается его брат Лабутя, пьяница и болтун, живущий «не
мозоля рук». Именно он едет первым описывать снегинский дом — «в захвате
всегда есть скорость». Мельник привозит хозяек усадьбы к себе. Происходит
последнее объяснение героя с Анной. Боль утрат, невозвратность прошлых
отношений по-прежнему разъединяют их. И опять остается только поэзия воспоминаний
о юности. Под вечер Снегины уезжают, а поэт мчится в Питер «развеять тоску и
сон». В пятой главе — эскизный набросок событий, происшедших
в стране за шесть послереволюционных лет. «Чумазый сброд», дорвавшись до
господского добра, бренчит на роялях да слушает патефон — но «гаснет удел
хлебороба», «фефела! Кормилец! Касатик!» за пару измызганных «катек» дает себя
выдрать кнутом». Из письма мельника герой поэмы узнает, что Прон
Оглоблин расстрелян казаками Деникина; Лабутя, пересидев налет в соломе, требует
себе за храбрость красный орден. Герой опять навещает родные места. С прежней радостью
встре- 297 чают его старики. Для него приготовлен подарок-письмо
с лондонской печатью — весточка от Анны. И хотя внешне адресат остается
холодным, даже чуть циничным, все же след в его душе остается. Финальные строки
снова возвращают к светлому образу юношеской любви. Страна негодяев - Драматическая поэма (1924—1926)Действие происходит на Урале в 1919 г. Главный герой
поэмы — бандит Номах, романтический персонаж, бунтарь-анархист, ненавидящий
«всех, кто жиреет на Марксе». Он пошел когда-то за революцией, надеясь, что
она принесет освобождение всему роду человеческому, и эта анархическая,
крестьянская мечта близка и понятна Есенину. Номах высказывает в поэме его
заветные мысли: о любви к буре и ненависти к той рутинной, абсолютно нерусской,
искусственной жизни, которую навязали России комиссары. Потому и образ
«положительного» комиссара Рассветова у Есенина выходит бледен. Рассветов противопоставлен Номаху, но в главном един с
ним. Номах, в котором ясно угадывается Махно, Номах, говорящий о том, что по
всей России множатся банды таких же обманутых, как он, — готов и на убийство, и
на захват власти. Никаких нравственных тормозов у него нет. Но совершенно
аморален и Рассветов, который в молодости побывал на Клондайке, провернул там
биржевую авантюру (выдал скалу за золотоносную и сорвал куш после биржевой
паники) и уверен, что любые обманы хороши, если бедные обманывают богатых. Так
что чекисты, которые ловят Номаха, ничем не лучше его. Номах устраивает набеги на поезда, идущие по уральской
линии. Бывший рабочий, а ныне доброволец Замарашкин стоит на карауле. Здесь
происходит его диалог с комиссаром Чекистовым, который хает Россию на чем свет
стоит — за голод, за дикость и зверство народа, за темноту русской души и
русской жизни... Номах появляется, как только Замарашкин остается один на
посту. Сначала он пытается заманить его в банду, потом связывает, похищает
фонарь и с этим фонарем останавливает поезд. В поезде Рассветов с двумя
другими комиссарами — Чариным и Лобком — рассказывает о будущей аме- 298 риканизированной России, о «стальной клизме», которую
надо поставить ее населению... После того как Номах грабит поезд, забирает все
золото и взрывает паровоз, Рассветов лично возглавляет его поиск. В притоне,
где пьют бывшие белогвардейцы и курят опий бандиты, Номаха выслеживает
китаец-сыщик Литза-хун. Автор пытается показать в поэме те главные движущие
силы русской жизни, которые обозначились к началу двадцатых годов: тут и еврей
Чекистов, настоящая фамилия которого — Лейбман, а заветная мечта —
европеизировать Россию; тут и «сочувствующий» доброволец Замарашкин, которому
равно симпатичны и комиссары, и Номах; тут и комиссары приисков, верящие в то,
что Россию можно поставить на дыбы и сделать процветающей державой... Но
стихийной вольницы, стихийной мощи во всех этих персонажах нет. Она осталась
только в Номахе и в повстанце Барсуке. Их триумфом и заканчивается поэма:
Номах и Барсук уходят из чекистской засады в Киеве. Есенин не дает ответа на вопрос, кто нужен теперь
России: абсолютно безнравственный, но волевой и решительный Рассветов или
такой же сильный, но стихийно свободный Номах, не признающий никакой власти и
никакой государственности. Ясно одно: ни Чекистову, ни безликим Чарину и Лобку,
ни китайцу Литза-хуну с Россией не сделать ничего. А моральная победа остается
за Номахом, который в финале не случайно прячется за портретом Петра Великого и
наблюдает за чекистами через его глазницы. Леонид Иванович Добычин 1896-1936Город Эн - Роман (1935)Я иду на престольный праздник в тюремную церковь
вместе с маман и Александрой Львовной Лей. Тут мы встречаем «мадмазель» Горшкову
и ее маленьких учениц. Читаю про город Эн, про Чичикова и Манилова. Идем с
нянькой Цецилией гулять, она ведет меня в костел. На улице встречаем «страшного
мальчика», который корчит нам рожу. Я очень пугаюсь. Мечтаю поехать в город Эн и дружить там с сыновьями
Манилова. Маман встречает Новый год у Белугиных. Там она знакомится с
инженершей Кармановой, у которой сын Серж. Теперь я мечтаю о дружбе с Сержем.
Идем с нянькой смотреть на парад. Карманова и Серж приходят в гости. И Серж оказывается
тем самым «страшным мальчиком» (правда, не признается, что это был он). Я
остаюсь в сомнении. Наша семья переселяется в квартиру Белугиных, которых
перевели в Митаву. Кармановы живут в том же доме. Наступает Пасха, приезжают с
поздравлениями гости, среди них — Кондратьевы. Летом Кондратьевы едут в лагерь. (Глава семьи —
военный врач.) Мы навещаем их. Я общаюсь с их сыном, Андреем. Инженерша Карманова,
ее дочь Софи и Серж уезжают на лето в Самоквасово. Мы 300 провожаем их на вокзал. Лето проводим в деревне на
Курляндском берегу. Возвратившись в город, мы встречаемся с Кармановыми,
Кондратьевыми, Александрой Львовной Лей. Узнаем, что Софи вышла замуж. Осенью умирает отец, заразившись на вскрытии. Теперь
квартира велика для нас, и мы переезжаем на новую. Маман устраивается на телеграф ученицей. А я готовлюсь
в приготовительный класс, учась у «мадмазель» Горшковой. Горшкова часто
пожимает мне руку «под прикрытием стола». Я замечаю, что встречи с гимназистом Васей Стрижкиным
— предзнаменование удачи. И перед вступительным экзаменом как раз его встречаю. Узнаем, что у Софи родился мальчик. В гостях у
Кармановых я знакомлюсь со своей сверстницей, Тусенькой Сиу. Мы с маман едем на выставку, потом смотрим «живую
фотографию». Наутро я получаю записку от Стефании Грикюпель: она хочет со мною
познакомиться. Маман узнает о моем знакомстве с этой девочкой и запрещает
дальнейшие встречи. В училище у меня нелады с арифметикой. Продолжается
дружба с Сержем Кармановым. Тусенька Сиу, оказывается, думала, что моя фамилия
«Ять», как у телеграфиста в книге «Чехов». Софи уезжает в Либаву, куда перевели
ее мужа. Александра Львовна в форме «сестры» отправляется на Дальний Восток,
потому что идет война с Японией. Лето Кармановы проводят в Шавских Дрожках, мы едем к
ним в гости. Осенью я начинаю заниматься немецким языком. Меня на час сажают в
карцер за то, что я не заметил на улице учителя чистописания. Я думаю о мести. Мы переезжаем на новую квартиру. Летом едем в Витебск
к даме, которая гостила у нас во время похорон отца. Возвратясь в город, учусь
у Горшковой французскому языку. Узнаю о мире с Японией. Во время занятий недалеко от училища взрывается бомба.
Занятия отменяются. На улицах происходят столкновения бунтовщиков с полицией.
Мы то учимся, то нет. С Дальнего Востока возвращается Кондратьев и
Александра Львовна Лей, которая посвятила себя уходу за контуженным после
ранения в голову доктором Вагелем. Инженера Карманова кто-то убивает на улице. Серж дает
клятву отомстить за отца. Инженерша с Сержем навсегда уезжают в Мос- 301 кву. Летом мы приезжаем в Шавские Дрожки к Белугиным,
знакомимся с сестрой Белугиной, Ольгой Кусковой. Умирает учитель чистописания.
Я хожу гулять с Андреем Кондратьевым. Он мне не очень нравится и не может
заменить Сержа. Александра Львовна выходит замуж за доктора Вагеля. А я все
думаю о Тусеньке. Хотя лучше называть ее Натали. Я получаю приглашение провести лето с Кармановыми. Мы
с Сержем едем в Шавские Дрожки, откуда через Севастополь — в Евпаторию.
Умирает доктор Вагель, муж Александры Львовны. Открывается электрический театр.
Александра Львовна выигрывает в лотерею двести тысяч — билет принадлежит ее
покойному мужу. На Пасху узнаем, что умерла дама из Витебска. Лето. Едем смотреть дом, который купила Александра
Львовна в местечке Свента Гура. Она строит часовню и хочет организовать православное
братство. Мне назначают свидание на бульваре. Прихожу, но вижу
только некрасивую девочку Агату. Значит, та дама, которая назначила мне
свидание, не пришла. Я продолжаю думать о Натали. Директор предлагает мне поступить в наблюдатели
метеорологической станции. Их освобождают от платы за учение. Шестиклассник
Гвоздев показывает мне, что и как нужно делать. Начинаю с ним дружить, но
дружба как-то обрывается. По настоянию мамы покупаю абонемент на каток. Там
встречаюсь со Стефанией Грикюпель. Она знакомит меня с девицей Луизой
Кугенау-Петрошка. Натали катается с другим. На масленицу еду в Москву к Кармановым. Там встречаю
Ольгу Кускову. Она назначает мне свидание, но я не иду. У Софи уже трое детей. Собираюсь давать уроки Луизе Кугенау-Петрошка, но не
схожусь в цене с ее матерью. Празднуется столетие Гоголя. Я растроганно думаю о
городе Эн, Чичикове и Манилове. Приходит письмо от Кармановой. Оказывается, Серж живет
с Ольгой Кусковой, и инженерша не препятствует этому. Начинается учебный год.
Приезжает Карманова, рассказывает, что Ольга Кускова «плохо понимала свое
положение». И после того, как инженерша поговорила с ней, Ольга покончила с
собой. Полковник Писцов делает предложение маман, но она отказывает. Осенью
становлюсь репетитором у одного пятиклассника. В дружбе разочаровываюсь. В училище новый директор. Мы едем на экскурсию в Ригу,
потом в Полоцк. Я начинаю дружить с Ершовым. Он рассказывает про
своего отца, 302 который состоит в переписке с Толстым. Но Ершову
надоедает дружба со мной, и он не хочет даже поговорить о смерти Толстого. Я
знакомлюсь со сверстницей, Блюмой Кац-Каган. Кто-то убивает камнем попечителя учебного округа.
Оказывается, он был маньяком и нарочно проваливал красивых учеников. Приближаются
выпускные экзамены. Выдержав их, мы получаем выпускные свидетельства. Я
поступаю на место, где принимают не по экзаменам. Случайно я узнаю, что близорук. Надев очки, понимаю,
что все видел неправильно. Хотел бы теперь видеть Натали, но она в Одессе. Евгений Львович Шварц 1896—1958Голый король - Пьеса-сказка (1934)
Влюбившись в королевскую дочь, свинопас Генрих целый
месяц уговаривает ее прийти на лужайку, посмотреть, как пасутся свиньи. На
принцесса Генриетта соглашается прийти, только когда узнает, что у Генриха есть
волшебный котелок, умеющий петь, играть на музыкальных инструментах и
угадывать, что у кого готовится на кухне. Принцессу сопровождают придворные дамы, которые должны
следить, чтобы девушка вела себя соответственно своему высокому положению.
Приятель Генриха Христиан демонстрирует необыкновенные качества котелка,
который сообщает, кто из дам ничего не готовит дома, потому что хозяйка всегда
обедает в гостях, у кого готовят «куриные» котлеты из конины, а кто лишь
разогревает украденное с королевского ужина. Недовольные разоблачениями дамы
просят скорее перейти к танцам. Генрих танцует с Принцессой. Он очень нравится
ей, и свидание завершается долгим поцелуем. Из кустов вдруг выскакивает
король-отец. Дамы в переполохе. Возмущенный увиденным, король объявляет, что
завтра же отдаст дочь за своего кузена, соседнего короля, а Генриха с другом
вышлет из страны. Но Генрих уверен, что все равно женится на Принцессе. В соседнем королевстве готовятся к встрече невесты.
Министр нежных чувств озабочен: ему предстоит выяснить, настоящая ли 304 Принцесса прибывает в их владения. Дело в том, что
Король дважды чуть не погиб от «ужасных» мыслей: за завтраком подавился колбасой,
подумав: вдруг матушка невесты была шалуньей, и Принцесса вовсе не дочь короля,
а девица неизвестного происхождения: второй раз он чуть не утонул, купаясь на
мелком месте, предположив, что и сама Принцесса могла быть шалуньей до сговора!
Министру приходит в голову прекрасная идея: под перины, на которых будет спать
Принцесса, надо подложить горошину. Ведь у лиц королевского происхождения
такая нежная кожа! Если ее высочество утром пожалуется на бессонницу, все в
порядке; если же нет — она не настоящая принцесса. Приезжает Принцесса и сразу же просит приготовить ей
постель: она надеется хотя бы во сне увидеть Генриха. Прибывшие с ней Камергер
и злобная Гувернантка неусыпно сторожат ее. Но Министр, желая выведать все о
прошлом королевской невесты, предлагает им угощение и ставит двенадцать бутылок
крепкого вина, а к опочивальне посылает жандармов. Генриетте не спится: что-то так и впивается в тело
через все двадцать четыре перины! Чтобы отвлечься, она запевает песню, которой
научил ее Генрих, и вдруг слышит, как два мужских голоса подхватывают слова.
Принцесса открывает дверь и видит жандармов, которые неожиданно просят ее
подергать их за бороды. Она в недоумении, но все-таки дергает. Бороды остаются
у нее в руках. Это Генрих и Христиан переоделись жандармами. Они хотят
освободить и увезти Принцессу. На случай, если сразу это не удастся, Генрих
передает девушке бумагу с написанными на ней ругательствами («иди ты к чертовой
бабушке», «заткнись, дырявый мешок») и велит выучить их и как следует ругать
жениха. Зная о горошине, он советует Принцессе сказать, что спала она
прекрасно. Тогда Король откажется от свадьбы. Побег проваливается. Когда все трое крадучись
пробираются мимо опьяневших Министра нежных чувств, Камергера и Гувернантки, их
замечают. Гувернантка уволакивает Принцессу в ее комнату. Генриху и Христиану
удается ускользнуть. Во дворце суматоха: камердинер, портные, чистильщики
сапог заняты подготовкой свадебного наряда Короля. Под видом ткачей являются
Генрих и Христиан. Они предлагают для королевского костюма совершенно необычную
ткань, секрет которой знают они одни. Королю обещают доложить, а пока он спит
и тревожить его нельзя. Первый Министр проверяет, что приготовили на завтрак
Принцессе. Вносят блюдо с пирожками. Генрих ухитряется спрятать в один из них
записку. 305 Просыпается Король, он не в духе, капризничает и
сердится. Шуту удается его развеселить. Теперь Король переходит к делам. После
беседы с придворным ученым и придворным поэтом очередь доходит до ткачей. Они
рассказывают о своей волшебной ткани: увидеть ее может только умный человек, а
дураку либо тому, кто не на своем месте, ткань невидима. Королю нравится
возможность узнать таким образом, кто каков при его дворе. Появившийся Министр
нежных чувств сообщает, что горошина не помешала спать Принцессе, стало быть,
она не благородного происхождения. Король огорчен: придется прогнать невесту, а
он так настроился на свадьбу! А Принцесса, найдя записку Генриха, всюду его ищет и
дергает за бороду каждого бородача, надеясь, что это переодетый возлюбленный. Наконец она встречается с Королем, и он сразу
влюбляется в нее. На его любезности Генриетта отвечает ругательствами, как
велел ей Генрих, но это не останавливает Короля. Он хочет жениться — пусть
быстрее сошьют ему свадебный наряд! Надо взглянуть на волшебную ткань. Но
самому Королю страшновато (вдруг он не увидит ее!), и он посылает Первого
Министра. Тот тоже побаивается и под благовидным предлогом передает
королевское поручение Министру нежных чувств, который отправляет к ткачам
придворного поэта. Войдя в комнату, поэт видит пустые столы и рамы для натяжки
тканей. Он спрашивает: где же ткань? Генрих и Христиан притворяются изумленными
— вот же она, перед глазами гостя. Поэт в затруднении: если признаться, что он
ничего не видит, то, выходит, он дурак. Приходится присоединиться к похвалам,
которые ткачи расточают своему изделию. Так же поступают и посетившие их затем
министры и сам Король. Свадебное шествие назначено на следующее утро. На
площади шумит толпа в ожидании Короля. Здесь же Принцесса в подвенечном платье
и ее отец, прибывший на торжество. Когда Король выходит, все видят нагого
человека. Приветственные крики обрываются. Король-отец пытается объяснить
кузену положение вещей, но тот уверен, что одет как картинка. Но вдруг один
очень умный мальчик (маленький, а знает таблицу умножения!) нарушает тишину
возгласом: «Папа, а ведь он голый!» Толпа взрывается негодующими криками в
адрес Короля. Общее смятение. Король мчится во дворец, придворные за ним.
Появляются Генрих и Христиан. Принцесса и ее возлюбленный счастливы. А Христиан
объявляет, что праздник все равно состоится, потому что сила любви преодолела
все препятствия и влюбленные соединились. 306 Тень - Пьеса-сказка (1940)Странные приключения произошли с молодым ученым по
имени Христиан-Теодор, приехавшим в маленькую южную страну, чтобы изучить
историю. Он поселился в гостинице, в комнате, где до него жил сказочник Ханс
Кристиан Андерсен. (Может быть, в этом все дело?) Хозяйская дочь Аннунциата
рассказывает ему о необыкновенном завещании последнего здешнего короля. В нем
он наказал своей дочери Луизе не выходить замуж за принца, а найти себе доброго
честного мужа среди незнатных людей. Завещание считается великой тайной, но о
нем знает весь город. Принцесса же, чтобы выполнить отцовскую волю, исчезает из
дворца. Многие стараются обнаружить ее убежище в надежде обрести королевский
трон. Слушая рассказ, Христиан-Теодор все время отвлекается,
потому что смотрит на балкон соседнего дома, где то и дело появляется прелестная
девушка. В конце концов он решается с ней заговорить, а потом даже признается в
любви и, кажется, находит ответное чувство. Когда девушка уходит с балкона, Христиан-Теодор
догадывается, что его собеседницей была принцесса. Ему хочется продолжить разговор,
и он полушутя обращается к своей лежащей у ног тени, предлагая ей пойти вместо
него к незнакомке и сказать о его любви, Неожиданно тень отделяется и ныряет в
неплотно притворенную дверь соседнего балкона. Ученому становится плохо.
Вбежавшая Аннунциата замечает, что у постояльца нет больше тени, а это
скверный знак. Она бежит за доктором. Ее отец Пьетро советует никому не говорить
о происшедшем. Но в городе все умеют подслушивать. Вот и вошедший в
комнату журналист Цезарь Борджиа обнаруживает полную осведомленность о
разговоре Христиана-Теодора с девушкой. И он, и Пьетро уверены, что это
принцесса, и не хотят, чтобы она вышла замуж за приезжего По мнению Пьетро,
нужно найти сбежавшую тень, которая, будучи полной противоположностью своему
хозяину, поможет предотвратить свадьбу. Аннунциата полна тревоги за будущее
молодого человека, так как втайне уже любит его. В городском парке происходит совещание двух министров.
Они сплетничают о Принцессе и Ученом. Решают, что он не шантажист, не вор и не
хитрец, а простой наивный человек. Но поступки таких людей непредсказуемы,
поэтому надо его или купить, или убить. Рядом с ними неожиданно возникает
незнакомец (это — Тень), ко- 307 свое место!» Все видят, что Тень с трудом встает,
шатается и падает. Опомнившись, первый министр приказывает лакеям унести короля
и вызывает палача, чтобы казнить Ученого. Христиана уводят. Аннунциата умоляет Юлию сделать что-нибудь для его
спасения. Ей удается пробудить в певице добрые чувства. Юлия просит Доктора
дать ей чудодейственную воду, но Доктор говорит, что вода под семью замками у
министра финансов и добыть ее невозможно. Едва Тень и Луиза возвращаются в
тронный зал, издалека доносится бой барабанов: казнь совершилась. И вдруг
голова Тени слетает с плеч. Первый министр понимает, что произошла ошибка: не
учли, что, отрубив голову Ученому, лишат его головы и его тень. Чтобы спасти
Тень, придется воскресить Ученого. Спешно посылают за живой водой. Голова Тени
снова на месте, но теперь Тень во всем старается угождать своему прежнему хозяину,
потому что хочет жить. Луиза в негодовании прогоняет бывшего жениха. Тень
медленно спускается с трона и, закутавшись в мантию, прижимается к стене.
Принцесса приказывает начальнику стражи: «Взять его!» Стража хватает Тень, но у
них в руках остается пустая мантия — Тень исчезает. «Он скрылся, чтобы еще и
еще раз стать у меня на дороге. Но я узнаю его, я всюду узнаю его», — говорит
Христиан-Теодор. Принцесса умоляет о прощении, но Христиан больше не любит ее.
Он берет за руку Аннунциату, и они покидают дворец. Дракон - Пьеса-сказка (1943)
Просторная уютная кухня. Никого нет, только у
пылающего очага греется Кот. В дом заходит уставший с дороги случайный
прохожий. Это Ланцелот. Он зовет кого-нибудь из хозяев, но ответа нет. Тогда он
обращается к Коту и узнает, что хозяева — архивариус Шарлемань и его дочь Эльза
— ушли со двора, а он, Кот, пока старается отдохнуть душой, потому что в семье
огромное горе. После настойчивых просьб Ланцелота Кот рассказывает: над их
городом четыреста лет назад поселился отвратительный Дракон, который каждый
год выбирает себе девушку, уводит ее в свою пещеру, и больше ее уже никогда
никто не видит (по слухам, все жертвы умирают там от омерзения). А сейчас
настала очередь Эльзы. 309 Вернувшиеся хозяева очень приветливы с неожиданным
гостем. Оба спокойны, Эльза приглашает всех к ужину. Ланцелота поражает их
самообладание, но оказывается, они просто смирились со своей участью. Лет
двести назад кое-кто сражался с Драконом, однако всех смельчаков он убил. Завтра,
как только чудовище уведет Эльзу, отец ее тоже умрет. Попытки Ланцелота
пробудить в Шарлемане и его дочери волю к сопротивлению безрезультатны. Тогда
он объявляет, что готов убить Дракона. Раздается нарастающий шум, свист и вой. «Легок на
помине!» — говорит Кот. Входит пожилой мужчина. Ланцелот смотрит на дверь,
ожидая, когда же войдет чудовище. А это он и есть — Шарлемань поясняет, что
иногда Дракон принимает облик человека. После короткого разговора Ланцелот
вызывает его на бой. Дракон багровеет и сулит дерзкому немедленную гибель. Вмешивается архивариус — он напоминает, что 382 года
назад Дракон подписал документ, по которому день сражения назначает не он, а
его соперник. Дракон отвечает, что тогда был сентиментальным мальчишкой, а
сейчас он не собирается обращать внимание на тот документ. Кот выскакивает в
окно, обещая всем все рассказать. Дракон негодует, но в конце концов
соглашается драться завтра и уходит. Эльза уверяет Ланцелота, что напрасно он все затеял:
умирать ей не страшно. Но Ланцелот непреклонен — надо убить злодея. В это время
вбегает Кот с сообщением, что оповестил знакомых кошек и всех своих котят,
которые тут же разнесли по всему городу весть о предстоящем поединке.
Появляется Бургомистр. Он обрушивается на Ланцелота с упреками и убеждает его
уехать как можно скорее. Вошедший следом сын Бургомистра Генрих (бывший жених
Эльзы, а теперь лакей и личный секретарь Дракона) требует, чтобы его оставили
наедине с девушкой. Он передает ей приказ хозяина убить Ланцелота и вручает
для этого отравленный нож. Эльза берет нож, решив, что убьет им себя. Встретившись на городской площади, Бургомистр с сыном
обсуждают предстоящие события. Генрих сообщает, что его повелитель очень
нервничает. Спрашивает отца, не сомневается ли тот в победе Дракона. Бургомистр
догадывается, что это тайный допрос по поручению хозяина. В свою очередь он
пытается разузнать у Генриха, не приказывал ли Дракон «потихонечку тюкнуть
господина Ланцелота», и, не добившись прямого ответа, прекращает разговор. На площади с фальшивой торжественностью происходит
церемония вручения оружия противнику Дракона. На деле ему предлагают медный
тазик от цирюльника вместо щита, вручают справку, что 310 копье в ремонте, и сообщают, что рыцарских лат на
складе не обнаружили. Но устроившийся на крепостной стене Кот шепотом сообщает
Ланцелоту хорошие новости. Слова его прерваны воем и свистом, после чего
появляется Дракон. Он приказывает Эльзе попрощаться с Ланцелотом, а потом —
убить его. Она повинуется. Но — это уже не прощание, а объяснение двух
влюбленных, и кончается оно поцелуем, а затем Эльза бросает в колодец висевший
у нее на поясе нож и больше не хочет слушать Дракона. Придется драться,
понимает Дракон. И уходит. Кот обращает внимание Ланцелота на нескольких
погонщиков с ослом. Те передают Ланцелоту ковер-самолет и шапку-невидимку, а
также меч и копье. Надев шапку, Ланцелот исчезает. Распахиваются дворцовые двери. В дыму и пламени видны
три гигантские головы, огромные лапы и горящие глаза Дракона. Он ищет
Ланцелота, но того нигде нет. Неожиданно слышится звон меча. Одна за другой
головы Дракона падают на площадь, взывая о помощи, но никто, даже Бургомистр с
Генрихом, не обращает на них внимание. Когда все уходят, появляется, опираясь
на погнутый меч, держа шапку-невидимку, Ланцелот. Он тяжело ранен и мысленно
прощается с Эльзой: смерть уже близко. После гибели Дракона власть захватывает Бургомистр.
Теперь он именуется президентом вольного города, а место бургомистра досталось
его сынку. Все неугодные брошены в тюрьму. Горожане, как и прежде, в подчинении
и покорности. Новый правитель, провозгласив себя победителем Дракона,
собирается жениться на Эльзе. Но его не оставляет страх, что Ланцелот вернется.
Он подсылает сына поговорить с Эльзой и выяснить, нет ли у нее известий о
Ланцелоте. При разговоре с Эльзой Генрих полон притворного сочувствия, и
поверившая в его искренность Эльза рассказывает ему все, что знает. Ланцелот
не вернется. Кот нашел его раненым, уложил на спину знакомого осла и вывел их
из города в горы. В дороге сердце героя перестало биться. Кот велел ослу
повернуть обратно, чтобы Эльза могла проститься с умершим и похоронить его. Но
ослик заупрямился и пошел дальше, а Кот вернулся домой. Бургомистр в восторге: теперь ему некого бояться и
можно сыграть свадьбу. Съезжаются гости, но невеста неожиданно отказывается
стать женою президента вольного города. Она обращается к собравшимся, умоляя
их очнуться: неужели Дракон не умер, а воплотился на этот раз во множество
людей, неужели никто не вступится за нее?! В это время появляется Ланцелот,
которого вылечили друзья в 311 далеких Черных горах. Перепуганный Бургомистр
старается быть с ним любезным, гости прячутся под стол. Эльза не сразу верит
своим глазам. Ланцелот признается, что очень тосковал по ней, она — что любит
его больше прежнего. Генрих и Бургомистр пытаются удрать, но Ланцелот
останавливает их. Целый месяц он в шапке-невидимке бродил по городу и видел,
какой страшной жизнью живут люди, потерявшие способность сопротивляться злу. А
сделали это те, кого он год назад освободил от Дракона! Бургомистра и Генриха
уводят в тюрьму. Ланцелот же готов к тяжелой работе — убить дракона в
изуродованных душах. Но это впереди, а сейчас он берет Эльзу за руку и велит
музыке играть — свадьба сегодня все-таки состоится! Обыкновенное чудо - Пьеса-сказка (1956)Усадьба в Карпатских горах. Здесь, женившись и решив
остепениться и заняться хозяйством, поселился некий волшебник. Он влюблен в
свою жену и обещает ей жить «как все», но душа просит чего-нибудь волшебного, и
хозяин усадьбы не в силах удержаться от «шалостей». Вот и теперь Хозяйка
догадывается, что муж затеял новые чудеса. Выясняется, что в дом вот-вот
прибудут непростые гости. Первым появляется юноша. На вопрос Хозяйки, как его
зовут, он отвечает: Медведь. Волшебник, сообщив жене, что именно из-за юноши и
начнутся удивительные события, признается: семь лет назад он превратил
встреченного в лесу молодого медведя в человека. Хозяйка терпеть не может,
когда «ради собственной забавы мучают животных», и умоляет мужа сделать юношу
снова медведем и отпустить на свободу. Оказывается, это возможно, но только
если какая-нибудь принцесса полюбит юношу и поцелует его, Хозяйке жаль неизвестную
девушку, ее пугает опасная игра, которую затеял муж. Тем временем раздается звук трубы, возвещающей о
прибытии новых гостей. Это проезжавший мимо Король вдруг захотел свернуть в
усадьбу. Хозяин предупреждает, что сейчас они увидят грубияна и безобразника.
Однако вошедший Король поначалу вежлив и любезен. Правда, вскоре у него
вырывается признание, что он деспот, злопамятен и капризен. Но виноваты в этом
двенадцать поколений предков 312 («все изверги, один к одному!»), из-за них он, по
натуре добряк и умница, иногда вытворяет такое, что хоть плачь! После неудачной попытки угостить хозяев отравленным
вином Король, объявив виновником своей проделки покойного дядю, рассказывает,
что Принцесса, его дочь, не унаследовала злодейских фамильных склонностей, она
добра и даже смягчает его собственный жестокий нрав. Хозяин провожает гостя в
предназначенные для него комнаты. В дом входит Принцесса и в дверях сталкивается с
Медведем. Между молодыми людьми сразу возникает симпатия. Принцесса не привыкла
к простому и сердечному обращению, ей нравится разговаривать с Медведем. Раздаются звуки труб — приближается королевская свита.
Юноша и девушка убегают, взявшись за руки. «Ну вот и налетел ураган, любовь
пришла!» — говорит слышавшая их беседу Хозяйка. Появляются придворные. Все они: и Первый Министр, и Первая
Кавалерственная Дама, и фрейлины до дрожи запуганы Министром-Администратором,
который, умея угодить Королю во всем, полностью подчинил его себе, а свиту
держит в черном теле. Вошедший Администратор, заглядывая в записную книжку,
подсчитывает доходы. Подмигнув Хозяйке, он без всяких предисловий назначает ей
любовное свидание, но, узнав, что ее муж волшебник и может превратить его в
крысу, извиняется, а злость срывает на появившихся придворных. Тем временем в комнату входят сначала Король с Хозяином,
затем Принцесса и Медведь. Заметив радость на лице дочери, Король понимает,
что причиной этому новое знакомство. Он готов пожаловать юноше титул и взять
его с собою в путешествие. Принцесса признается, что юноша стал ее лучшим
другом, она готова поцеловать его. Но, поняв, кто она такая, Медведь в ужасе и
отчаянии убегает. Принцесса в растерянности. Она уходит из комнаты. Король
собирается казнить придворных, если никто из них не сумеет дать ему совет, как
помочь Принцессе. Палач уже готов. Вдруг распахивается дверь, на пороге
появляется Принцесса в мужском платье, со шпагой и пистолетами. Она велит
седлать коня, прощается с отцом и исчезает. Слышен топот коня. Король
бросается вдогонку, приказав свите следовать за собой. «Ну, ты доволен?» —
спрашивает мужа Хозяйка. «Очень!» — отвечает он. Непогожим зимним вечером хозяин трактира «Эмилия» с
грустью вспоминает девушку, которую когда-то любил и в честь которой назвал
свое заведение. Он все еще мечтает о встрече с ней. В дверь сту- 313 чат. Трактирщик впускает занесенных снегом путников —
это разыскивающий свою дочь Король и его свита. Между тем Принцесса находится в этом доме. Переодетая
мальчиком, она пошла в ученики к живущему здесь охотнику. Пока Трактирщик устраивает на отдых своих гостей,
является Медведь. Немного погодя он встречается с Принцессой, но не узнает ее в
мужском костюме. Он рассказывает, что убежал от любви к девушке, очень похожей
на нового знакомца и, как ему кажется, тоже влюбленной в него. Принцесса
высмеивает Медведя. Вспыхнувший спор завершается сражением на шпагах. Делая
выпад, юноша сбивает с соперника шляпу — падают косы, маскарад окончен. Девушка
в обиде на Медведя и готова умереть, но доказать ему, что он ей безразличен.
Медведь хочет снова бежать. Но дом занесен снегом по самую крышу, выйти
невозможно. Тем временем Трактирщик обнаруживает, что Первая
Кавалерственная Дама — потерянная им Эмилия. Происходит объяснение и
примирение. Король счастлив, что дочка нашлась, но, увидев ее печальной,
требует, чтобы кто-то из придворных пошел ее утешить. Жребий выпадает
Администратору, который страшно боится, что Принцесса просто застрелит его.
Однако он возвращается живым и вдобавок с неожиданным известием — королевская
дочь решила выйти за него замуж! Взбешенный Медведь тут же делает предложение
двум фрейлинам сразу. Появляется Принцесса в подвенечном платье: свадьба через
час! Юноша добивается разрешения поговорить с ней наедине и открывает ей свою
тайну: по воле волшебника он превратится в медведя, как только поцелует ее, —
вот в чем причина его бегства. Принцесса в отчаянии уходит. Вдруг раздается музыка, распахиваются окна, за ними не
снег, а цветущие поляны. Врывается веселый Хозяин, но радость его быстро
гаснет: ожидаемого чуда не случилось. «Как ты посмел не поцеловать ее?! —
спрашивает он Медведя. — Ты не любил девушку!» Хозяин уходит. За окнами снова снег. Совершенно
подавленный, Медведь обращается к вошедшему охотнику с вопросом, нет ли у него
желания убить сотого медведя (тот хвастал, что на его счету 99 убитых
медведей), ибо он все равно найдет Принцессу, поцелует ее и превратится в
зверя. Поколебавшись, охотник соглашается воспользоваться «любезностью» юноши. Прошел год. Трактирщик обвенчался со своей любимой
Эмилией. Медведь пропал неведомо куда: чары волшебника не пускают его к
Принцессе. А девушка из-за несчастной любви заболела и вот-вот умрет. Все
придворные в глубокой печали. Только Администратор, 314 хотя свадьба его не состоялась, сделался еще богаче и
наглее, а в смерть от любви не верит. Принцесса хочет проститься с друзьями и просит
скрасить ее последние минуты. Среди присутствующих и Хозяин с Хозяйкой. В глубине
сада слышны шаги — Медведь все-таки добрался сюда! Принцесса рада и признается,
что любит и прощает его, пусть он превратится в медведя, лишь бы не уходил. Она
обнимает и целует юношу. («Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная,
что всему этому придет конец», — сказал чуть ранее волшебник.) Раздается удар
грома, на миг воцаряется мрак, потом свет вспыхивает, и все видят, что Медведь
остался человеком. Волшебник в восторге: чудо свершилось! На радостях он
превращает надоевшего всем Администратора в крысу и готов творить новые
чудеса, «чтобы не лопнуть от избытка сил». Валентин Петрович Катаев 1897-1986
Растратчики - Повесть (1925-1926)
Курьер Никита поставил перед главбухом Филиппом
Степановичем Прохоровым стакан чаю, но не ушел. Ему явно хотелось поговорить. Газеты были полны сообщениями о растратах и
растратчиках и повальном в Москве бегстве их от правосудия. Даже в доме на Мясницкой,
где располагается их контора, из шести учреждений пять уже растранжирили
денежки. «Одни мы нерастраченными на весь дом остались», — заключил Никита. Филипп Степанович отмахнулся. Он отличался
умеренностью и усердием в служебных делах, а счетно-финансовой деятельностью занимался
со времен окончания русско-японской войны. При всем том в его характере была,
хотя почти и незаметная, авантюристическая жилка. Было и безобидное
высокомерие, родившееся давным-давно, когда он прочел в великосветском романе
фразу: «Граф Гвидо вскочил на коня...» Часа в три главбух заглянул к кассиру Ванечке: завтра
надо будет выплатить сотрудникам жалованье. Придется сходить в банк и получить
тысяч двенадцать. Никита, услышав это, отправился за сослуживцами. Когда те
получили деньги, он потребовал выдать зарплату ему и, по доверенности, уборщице
Сергеевой. Сделать же это удобно в тихой столовой за углом. Выпили пивка и
закусили. Ванечка сбегал за 316 водкой, так что потом главбух не хотел уже
расставаться с кассиром и пригласил его к себе домой. Яниночка, жена, встретила нагруженных кульками гуляк
отчаянной руганью. Под звон оплеух и визг жены Филипп Степанович и Ванечка
ринулись из квартиры, наняли извозчика и очутились на Страстной, откуда уже с
девицами отправились в ближайшие номера. Наутро, впрочем, друзья проснулись не
в номерах, а в купе поезда, подъезжающего к Ленинграду. Изабелла рассказала,
что билеты купил неожиданно появившийся Никита, что Ванечкина спутница сбежала
в Клину, но в Ленинграде ему найдется новая подруга. Запершись в уборной, мужчины пересчитали наличность:
тысячи трехсот как не бывало. «Что же будет?» — обомлел Ванечка. Главбух,
неожиданно даже для себя, подмигнул: «Ничего не будет. Едем себе и едем». Из
глубин памяти выплыло: «Граф Гвидо вскочил на коня...» В Ленинграде поселились в гостинице «Гигиена».
Изабелла привела обещанную кассиру девицу, костлявую, ленивую и чудовищно высокую.
Вчетвером они кутили, играли в карты и рулетку. Огромные деньги давали ощущение
дешевизны и доступности наслаждений. Однако хотелось «обследовать» город без
спутниц. Им удалось ускользнуть от них и отправиться на
извозчике по Невскому, к Медному всаднику, на набережные, к Зимнему... Филипп
Степанович был потрясен. Ванечку мучило нетерпение скорее «дообследовать» город
и познакомиться с бывшими княгинями. Извозчик отвез их в «Бар», что при
Европейской гостинице, откуда уже в сопровождении элегантного молодого
человека они отбыли на автомобиле в «высшее общество». В голубой гостиной особняка на Каменноостровском были
генералы в эполетах, дамы, сановники, кавалергарды, девушки в бальных платьях.
По голубому ковру расхаживал император Николай Второй. Он поздоровался и
осведомился: «Водки? Пива? Шампанского? Или прямо в девятку?» Филипп Степанович покачнулся и медленно произнес:
«Оч-ч-ень приятно. Я граф Гвидо со своим кассиром Ванечкой». Кассир в это время
уже знакомился с девушкой: «Вы, извиняюсь, княгиня?» — «С вашего позволения —
княжна». ...Графа Гвидо вызволила из особняка Изабелла, через
подруг вызнавшая, куда увезли ее спутников. Ванечки же в особняке не оказалось.
Он отправился с княжной, долго колесил по ресторанам. В конце концов они
остановились возле деревянного домика. Спутница потребовала деньги вперед и
повела его в каморку. Из-за ситцевого полога слышался громкий храп. Это спала
бедная больная мамочка — 317 княгиня. Девушка потребовала еще сто червонцев, но до
себя так и не допустила: «Не прикасайтесь, сначала сходите в баню!» Из-за ситцевой
занавески вышел детина в подштанниках и вышвырнул кассира на улицу. В гостинице «Гигиена» человек, назвавшийся
уполномоченным какого-то Цехомкома, сманил москвичей в провинцию: уж если
обследовать, так обследовать. В поезде затеялась игра в девятку, и главбух
продулся бы в дым, но в городе Калинове Прохоров и Ванечка сбежали с поезда. В
тридцати верстах была родная деревня кассира. Самогон лился рекой в избе вдовы
Клюквиной, очень скоро, однако, догадавшейся, откуда у сына деньги. Столь же
догадливым оказался и председатель сельсовета. Пришлось бежать. Очнулись в
поезде, невесть куда идущем. Соседом был солидного вида, необыкновенно аккуратный
и обходительный гражданин — инженер Шольте. Выслушав сетования друзей на
отсутствие достойных обследования объектов как в Ленинграде, так и в провинции,
он поинтересовался, много ли у них средств. Двенадцать тысяч он назвал суммой,
на которую можно половину земного шара обследовать, в том числе Крым и Кавказ.
Оказалось, что он тоже уже четыре месяца «обследует». Шольте очень удивился,
что они так ничего и не повидали. Вот сейчас будет Харьков, пусть
пересаживаются на поезд до Минвод и... У кассы друзья обнаружили, что денег уже нет даже на
возвращение в Москву. Пришлось продать пальто... В марте из здания губернского суда под конвоем вывели
Филиппа Степановича и Ванечку. Никите, оказавшемуся поблизости, Ванечка показал
растопыренную пятерню — пять лет. Белеет парус одинокий - Повесть (1936)Дачный сезон закончился, и Василий Петрович Бачей с
сыновьями Петей и Павликом возвращался в Одессу. Петя в последний раз окинул взглядом светящееся нежной
голубизной бесконечное морское пространство. На память пришли строки: «Белеет
парус одинокий / В тумане моря голубом...» И все же главное очарование моря составляла для
девятилетнего мальчика не живописность его, а исконная таинственность: фосфори- 318 ческое свечение, скрытая жизнь глубин, вечное движение
волн... Полным тайны было и видение взбунтовавшегося броненосца, несколько раз
появлявшегося на горизонте. Но вот прощание с морем закончилось. Все трое
разместились на скамьях, и дилижанс тронулся. Когда до Аккермана оставалось
верст десять и по обеим сторонам дороги уже тянулись сплошные виноградники,
пассажиры услыхали винтовочный выстрел, а через минуту задняя дверь дилижанса
открылась и коренастый человек застыл было на подножке. Но тут впереди
показался конный разъезд, и он быстро нырнул под скамью. Петя успел заметить
рыжие флотские сапоги и вытатуированный на руке якорек, как и папа, он сделал
вид, что ничего не произошло, и отвернулся. Через полчаса папа нарушил молчание:
«Кажется, подъезжаем... На дороге ни души». Раздался шорох, и сейчас же
хлопнула дверь... На пароходе «Тургенев» Петя, не найдя подходящих для знакомства
сверстников, стал наблюдать за странным усатым пассажиром. Усатый явно кого-то
разыскивал и наконец остановился перед спящим на палубе и прикрывшим
картузиком лицо мужчиной. Петя остолбенел: задравшиеся штанины обнажили рыжину
флотских сапог, которые два часа назад выглядывали из-под скамейки дилижанса. Когда миновали Ланжерон, усатый подошел к спящему,
взял за рукав: «Родион Жуков?» Но тот оттолкнул усатого, вскочил на борт и
прыгнул в воду. ...Вечерело, когда Гаврик с дедушкой выбрали перемет и
налегли на весла. Совсем недавно прошел пароход «Тургенев». Значит, уже около
восьми и надо поторапливаться. Вдруг чьи-то руки схватились за корму шаланды.
Когда дед с внуком втащили пловца в лодку, он был почти в обмороке и едва
проговорил: «Не показывайте меня людям. Я матрос». Наутро Гаврик собрался к Терентию, старшему брату.
Матроса явно искали. Около тира на маленькой прибрежной ярмарке усатый господин
в котелке расспрашивал Иосифа Карловича, не заметил ли он вчера вечером
чего-нибудь подозрительного. Узнав, что Гаврик живет неподалеку, усатый
принялся расспрашивать и его, но немногого сумел добиться. Мальчик в свои
девять лет был рассудителен и осторожен. По дороге на Ближние Мельницы Гаврик повстречал Петю и
пригласил с собой к брату. Пете строжайше было запрещено отлучаться так далеко
и так надолго, но с Гавриком он не виделся все лето, кроме того, так хотелось
рассказать о происшествии на «Тургеневе». Уже в сумерках Терентий привел в хибарку деда щуплого
молодо- 319 го человека в пенсне. Илья Борисович подтвердил, что
Родиона Жукова видел у гроба потемкинца Вакулинчука, и передал матросу сверток
с одеждой. Гаврик отправился посмотреть, все ли спокойно. За углом мальчика
схватил уже знакомый ему усатый. Гаврик закричал. «Молчи, убью!» — шпик рванул
его за ухо. Три тени метнулись от хибарки к обрыву, прогремел выстрел...
Разъяренные неудачей жандармы допросили деда и увезли в участок. Гаврик перебрался к Терентию, носил деду передачи,
очень переживал, узнав, что деда каждый день бьют. Депо, где работал брат,
бастовало, и Гаврик старался зарабатывать чем только мог. Неплохой доход
приносила игра в ушки. Петя тоже увлекся ушками, но был слишком азартен,
нетерпелив и проигрывал даже то, что брал в долг. Гибельное для всякого игрока
желание отыграться затягивало в пучину. Он с мясом вырвал пуговицы отцовского
вицмундира и пал до того, что сначала забрал с буфета оставленную кухаркой
Дуней сдачу, а потом выкрал из копилки Павлика деньги, собираемые им на
велосипед. Но проиграл и это, так что однажды Гаврик объявил, что ждать больше
не желает и что Петя поступает в рабство, пока не расквитается. В городе между тем несколько кварталов было оцеплено
войсками, слышалась стрельба. Как-то Гаврик велел Пете принести ранец да не
забыть взять гимназический билет. Он загрузил ранец тяжелыми мешочками ушек, и
они отправились в районы, оцепленные солдатами. Потом ушки забирали уже на
Малой Арнаутской, у хозяина тира Иосифа Карловича, и дворами пробирались к дому
с гулким двором-колодцем. На свист Гаврика спускался человек и забирал «товар*.
Петя теперь хорошо понимал, что это были за ушки. Последний рейс ему пришлось совершить в одиночку: у
оцепления расхаживал памятный обоим мальчикам усатый. В знакомом дворе-колодце
на его отчаянный крик (свистеть он так и не научился) выглянул человек и
позвал его наверх. Это был беглый потемкинец-матрос, хотя теперь узнать его
мешала бородка и усики. В кухню вошел Терентий: «Все равно не удержимся. Будем
по крышам уходить. Они тама орудие ставят». Дома мальчика ждали новые испытания. В городе шли
погромы. Пришла просить убежища семья Коганов, и Бачеи спрятали их в задних
комнатах. Когда толпа погромщиков вошла в подъезд, папа встретил их: «Кто дал
вам право...» Его схватили, ударили, и, если бы не появление Дуни с иконой в
руках, дело приняло бы скверный оборот. Гаврик объявился под Новый год: «Сховай, и будем в
расчете». Он 320 подал четыре знакомых тяжелых мешочка. Петя едва успел
спрятать их в ранец, как с изуродованным вицмундиром в детскую ворвался папа,
за ним с ревом влетел Павлик: Петька обокрал его! Папа изменился в лице: он знает, в чем дело. Сын
играет в азартные игры, в эти, как их там, чушки, ушки... Перерыв ранец, он достал
мешочки и бросил их в пылающую печку. Петя крикнул: «Тикайте!» — и упал в
обморок. Он проболел всю зиму и только после Пасхи отправился к
Гаврику. Дедушка умер, семья скрывающегося Терентия жила теперь в хибарке.
Пете обрадовались и пригласили на маевку. День был великолепный. Друзья сели на
весла, Терентий расположился на корме. У Малого Фонтана в шаланду прыгнул
господин в синем костюме, кремовых брюках, зеленых носках и белых туфлях.
Соломенная шляпа-канотье, тросточка, перчатки завершали его туалет. Это был
матрос. Он оглянулся на берег и подмигнул гребцам. Далеко в море уже собрались
рыбаки, чтобы выслушать речь потемкинца. После маевки мальчики, покружив часа два, высадили
Родиона Жукова на Ланжероне, где он сразу же смешался с толпой. Через неделю Гаврик снова позвал Петю в море, уже под
парусом. Быстро добрались до Большого Фонтана. Там Гаврик велел Пете подняться
на обрыв и, как покажется пролетка, махнуть платком. Матроса арестовали, но
комитет подготовил взрыв тюремной стены, чтобы Родион мог бежать во время
прогулки. На шаланде под парусом он уйдет в Румынию. ...Долгие минуты ожидания, и вот в конце переулка
появилась пролетка. Петя замахал платком и увидел, как оживился внизу Гаврик. Терентий и матрос сбежали к шаланде. Через минуту
парус наполнился ветром, а немного спустя стал, удаляясь, уменьшаться, но еще
долго белел на голубом просторе моря. Алмазный мой венец - Автобиографическая проза (1975—1977)Эта книга — не роман, не повесть, не лирический
дневник и не мемуары. Хронологические связи заменены здесь ассоциативными, а
поиски красоты — поисками подлинности, какой бы плохой она ни 321 казалась. Это мовизм (от «мове» — плохо). Это
свободный полет фантазии, порожденный истинными происшествиями. Поэтому почти
никто не назван здесь своим именем, а псевдоним будет писаться с маленькой
буквы, кроме Командора. Мое знакомство с ключиком (Ю. Олеша)
состоялось, когда мне было семнадцать, ему пятнадцать, позднее мы стали самыми
близкими друзьями, принадлежали к одной литературной среде. Эскесс,
птицелов, брат, друг, конармеец — все они тоже одесситы, вместе с
киевлянином синеглазым и черниговцем колченогим вошедшие в энциклопедии
и почти все — в хрестоматии. С птицеловом (Эдуард Багрицкий) я познакомился
на собрании молодых поэтов, где критик Петр Пильский выбирал лучших и потом
возил напоказ по летним театрам. Рядом с ним в жюри всегда сидел поэт эскесс
(Семен Кессельман), неизменно ироничный и беспощадный в поэтических
оценках. Птицелов входил в элиту одесских поэтов, его стихи
казались мне недосягаемыми. Они были одновременно безвкусны и непонятно
прекрасны. Он выглядел силачом, обладал гладиаторской внешностью, и лишь
впоследствии я узнал, что он страдает астмой. Вытащить его в Москву удалось только после гражданской
войны. Он был уже женат на вдове военврача, жил литературной поденщиной, целыми
днями сидел в свой хибарке на матраце по-турецки, кашлял, задыхался, жег
противоастматический порошок. Не помню, как удалось когда-то выманить его на
яхте в море, к которому он старался не подходить ближе чем на двадцать шагов. Ему хотелось быть и контрабандистом, и чекистом, и
Виттингтоном, которого нежный голос звал вернуться обратно. В истоках нашей поэзии почти всегда была мало кому
известная любовная драма — крушение первой любви, измена. Юношеская любовь
птицелова когда-то изменила ему с полупьяным офицером... Рана не заживала всю
жизнь. То же было с ключиком и со мной. Взаимная зависть всю
жизнь привязывала нас друг к другу, и я был свидетелем многих эпизодов его
жизни. Ключик как-то сказал мне, что не знает более сильного двигателя, чем
зависть. Я же видел еще более могучую силу — любовь, причем неразделенную. Подругой ключика стала хорошенькая голубоглазая
девушка. В минуты нежности он называл ее дружочек, а она его — слоник. Ради
нее ключик отказался ехать с родителями в Польшу и остался в России. Но в один
прекрасный день дружочек объявила, что вышла замуж. Ключик останется для
нее самым-самым, но ей надоело голо- 322 дать, а Мак (новый муж) служит в губпродкоме. Я
отправился к Маку и объявил, что пришел за дружочком. Она объяснила ему, что любит
ключика и должна вернуться сейчас же, вот только соберет вещи. Да, рассеяла она
мое недоумение, теперь у нее есть вещи. И продукты, добавила она, возвращаясь с
двумя свертками. Впрочем, через некоторое время в моей комнате в Мыльниковом
переулке она появилась в сопровождении того, кого я буду звать колченогим (Вл.
Нарбут). Когда-то он руководил Одесским отделением РОСТА. После
гражданской войны хромал, у него не хватало кисти левой руки, в результате
контузии он заикался. Служащих держал в ежовых рукавицах. При всем том это был
поэт, известный еще до революции, друг Ахматовой и Гумилева. Дружочек почти в
день приезда в Москву ключика снова появилась в моей комнате и со слезами на
глазах целовала своего слоника. Но вскоре раздался стук. Я вышел, и колченогий
попросил передать, что если дружочек немедленно не вернется, он выстрелит
себе в висок. Со слезами же на глазах дружочек простилась с ключиком
(теперь уже навсегда) и вышла к колченогому. Вскоре я отвел ключика в редакцию «Гудка». Что вы
умеете? А что вам надо? — был ответ. И действительно. Зубило (псевдоним ключика
в «Гудке») чуть ли не затмил славу Демьяна Бедного, а наши с синеглазым (М.
Булгаков) фельетоны определенно потонули в сиянии его славы. Скоро в редакции появился тот, кого я назову другом
(И. Ильф). Его взяли правщиком. Из неграмотных и косноязычных писем он создал
своего рода прозаические эпиграммы, простые, насыщенные юмором. Впереди,
впрочем, его ждала всемирная слава. В Москву приехал мой младший братец,
служивший в Одесском угрозыске, и устроился в Бутырку надзирателем. Я
ужаснулся, заставил его писать. Вскоре он стал прилично зарабатывать
фельетонами. Я предложил ему и другу сюжет о поиске бриллиантов,
спрятанных в обивке стульев. Мои соавторы не только отлично разработали сюжет,
но изобрели новый персонаж — Остапа Бендера. Прототипом Остапа был брат одного
молодого одесского поэта, служивший в угрозыске и очень досаждавший бандитам.
Они решили убить его, но убийца перепутал братьев и выстрелил в поэта. Брат
убитого узнал, где скрываются убийцы, пришел туда. Кто убил брата? Один из
присутствовавших сознался в ошибке: он тогда не знал, что перед ним известный
поэт, а теперь он просит простить его. Всю ночь провел Остап среди этих 323 людей. Пили спирт и читали стихи убитого, птицелова,
плакали и целовались. Наутро он ушел и продолжил борьбу с бандитами. Мировая слава пришла и к синеглазому. В отличие
от нас, отчаянной богемы, он был человеком семейным, положительным, с принципами,
был консервативен и терпеть не мог Командора (В. Маяковского),
Мейерхольда, Татлина. Был в нем почти неуловимый налет провинциализма. Когда он
прославился, надел галстук бабочкой, купил ботинки на пуговицах, вставил в глаз
монокль, развелся с женой и затем женился на Белосельской-Белозерской. Потом появилась
третья жена — Елена. Нас с ним роднила любовь к Гоголю. Разумеется, мы, южане, не ограничивались лишь своим
кругом. Я был довольно хорошо знаком с королевичем (С. Есениным), был
свидетелем его поэтических триумфов и безобразных дебошей. Моя жизнь текла
более или менее рядом с жизнью Командора, соратника (Н. Асеева), мулата
(Б. Пастернака). Великий председатель земного шара (В. Хлебников)
несколько дней провел у меня в Мыльниковом. Судьба не раз сводила меня и с кузнечиком
(О. Мандельштамом), штабс-капитаном (М. Зощенко), арлекином (А.
Крученых), конармейцем (И. Бабелем), сыном водопроводчика (В.
Казиным), альпинистом (Н. Тихоновым) и другими, теперь уже ушедшими из
жизни, но не ушедшими из памяти, из литературы, из истории. Уже написан Вертер - Повесть (1979)...Он спит, и ему видится, что он на дачном полустанке
и ему надо перейти полотно, на котором остановился поезд. Нужно подняться,
пройти через тамбур, и окажешься на другой стороне. Однако он обнаруживает,
что другой двери нет, а поезд трогается и набирает ход, прыгать поздно, и поезд
уносит его все дальше. Он в пространстве сновидения и понемногу как будто
начинает припоминать встречающееся на пути: и это высокое здание, и клумбу
петуний, и зловещий, темного кирпича гараж. У ворот его стоит человек,
помахивающий маузером. Это Наум Бесстрашный наблюдает, как бывший предгубчека
Макс Маркин, бывший начоперотдела по прозвищу Ангел Смерти, правый эсер Серафим
Лось и женщина — сексот Инга раздеваются, перед тем как войти во мрак гаража и
раствориться в нем. 324 Это видение сменяется другими. Его мать Лариса
Германовна во главе стола во время воскресного обеда на террасе богатой дачи, а
он, Дима, в центре внимания гостей, перед которыми его папа хвалит работы сына,
прирожденного живописца. ...А вот и он сам, уже в красной Одессе. Врангель еще
в Крыму. Белополяки под Киевом. Бывший юнкер — артиллерист, Дима работает в
Изогите, малюя плакаты и лозунги. Как и другие служащие, он обедает в столовой
по карточкам вместе с Ингой. Несколько дней назад они ненадолго зашли в загс и
вышли мужем и женой. Когда они уже заканчивали обед, двое с наганом и
маузером подошли к нему сзади и велели, не оборачиваясь, выйти без шума на
улицу и повели его прямо по мостовой к семиэтажному зданию, во дворе которого и
стоял гараж из темного кирпича. Мысль Димы лихорадочно билась. Почему взяли
только его? Что они знают? Да, он передал письмо, но ведь мог и не иметь
представления о его содержании. В собраниях на маяке не участвовал, только
присутствовал, и то раз. Почему же все-так не взяли Ингу? ...В семиэтажном здании господствовали неестественная
тишина и безлюдье. Лишь на площадке шестого этажа попался конвойный с девушкой
в гимназическом платье: первая в городе красавица Венгржановская, взятая вместе
с братом, участником польско-английского заговора. ...Следователь сообщил, что все, кто был на маяке, уже
в подвале, и заставил подписать готовый протокол, чтобы не терять времени.
Ночью Дима слышал, как гремели запоры и выкрикивали фамилии: Прокудин! Фон
Дидерихс! Венгржановская! Он вспомнил, что у гаража заставляют раздеваться, не
отделяя мужчин от женщин... Лариса Германовна, узнав об аресте сына, бросилась к
бывшему эсеру по имени Серафим Лось. Когда-то они вместе с нынешним
предгубчека, тоже бывшим эсером, Максом Маркиным бежали из ссылки. Лосю удалось
во имя старой дружбы упросить его «подарить ему жизнь этого мальчика». Маркин
обещал и вызвал Ангела Смерти. «Выстрел пойдет в стену, — сказал тот, — а юнкера
покажем как выведенного в расход». Утром Лариса Германовна нашла в газете в списке
расстрелянных Димино имя. Она вновь побежала к Лосю, а Дима тем временем другой
дорогой пришел на квартиру, где они жили с Ингой. «Кто тебя выпустил?» —
спросила она вернувшегося мужа. Маркин! Она так и думала. Он бывший левый эсер.
Контра пролезла и в органы! Но еще посмотрим, кто кого. Только теперь Дима
понял, кто перед ним и почему так хорошо был осведомлен следователь. 325 Инга тем временем отправилась в самую шикарную в
городе гостиницу, где в номере люкс жил уполномоченный Троцкого Наум Бесстрашный,
когда-то убивший германского посла Мирбаха, чтобы сорвать Брестский мир. Тогда
он был левым эсером, теперь же троцкистом, влюбленным в Льва Давыдовича.
«Гражданка Лазарева! Вы арестованы», — неожиданно изрек тот, и, не успев прийти
в себя от неожиданности и ужаса, Инга оказалась в подвале. Дима тем временем пришел к матери на дачу, но застал
ее мертвой. Вызванный сосед доктор ничем уже не мог помочь, кроме как советом сейчас
же скрыться, хоть в Румынию. И вот он уже старик. Он лежит на соломенном матраце в
лагерном лазарете, задыхаясь от кашля, с розовой пеной на губах. В затухающем
сознании проходят картины и видения. Среди них вновь клумба, гараж, Наум
Бесстрашный, огнем и мечом утверждающий всемирную революцию, и четверо голых:
трое мужчин и женщина с чуть короткими ногами и хорошо развитым тазом... Человеку с маузером трудно пока представить себя в
подвале здания на Лубянской площади ползающим на коленях и целующим начищенные
кремом сапоги окружающих его людей. Тем не менее позднее его взяли с поличным
при переходе границы с письмом от Троцкого к Радеку. Его втолкнули в подвал,
поставили лицом к кирпичной стене. Посыпалась красная пыль, и он исчез из
жизни. «Наверно, вы не дрогнете, сметая человека. Что ж,
мученики догмата, вы тоже — жертвы века», как сказал поэт. Анатолий Борисович Мариенгоф 1897-1962
Циники - Роман (1928)
В 1918 г. Владимир приносит своей возлюбленной Ольге
букет астр. В это время любимым дарят в основном муку и пшено, и мешки, как
трупы, лежат под кроватями из карельской березы. Подкрашивая губы золотым
герленовским карандашиком, Ольга интересуется у своего ухажера, может ли
случиться, что в Москве нельзя будет достать французской краски для губ. Она
недоумевает: как же тогда жить? В Столешниковом переулке разоряют кондитерские, на
Кузнецком мосту обдирают вывески с «буржуйских» магазинов: в них теперь будут
выдавать по карточкам махорку. Ольгины родители эмигрировали, посоветовав
дочери выйти замуж за большевика, для того чтобы сохранить квартиру. Ольга
удивляется странностям революции: вместо того чтобы поставить на Лобном месте
гильотину, большевики запретили продажу мороженого... Деньги на жизнь она
добывает, распродавая свои драгоценности. Брат Ольги, девятнадцатилетний милый юноша Гога,
уезжает на Дон, в белую армию. Он любит свою родину и счастлив отдать за нее
жизнь. Ольга объясняет Гогино поведение тем, что он не кончил гимназию. Владимир когда-то приехал в Москву из Пензы. Теперь, в
револю- 327 цию, он живет тем, что продает редкие книги из своей
бибилиотеки. Его старший брат Сергей — большевик. Он управляет водным транспортом
(будучи археологом) и живет в «Метрополе». Обедает он двумя картофелинами,
поджаренными на воображении повара. Владимир говорит брату, что счастливая
любовь важнее социалистической революции. Придя к Ольге, Владимир застает ее лежащей на диване.
На его встревоженные расспросы о самочувствии и предложение почитать ей вслух
«Сатирикон» Петрония Ольга отвечает,
что у нее случился запор, и просит подать ей клистир. Владимир больше не
спрашивает себя, любит ли он Ольгу: он понимает, что любовь, которую не удушила
резиновая кишка от клизмы, — бессмертна. Ночью он плачет от любви. Революционная жизнь продолжается. В Вологде собрание
коммунистов вынесло постановление о том, что необходимо уничтожить класс
буржуазии и таким образом избавить мир от паразитов. Владимир делает Ольге
предложение, и она принимает его, объясняя, что вдвоем будет теплее спать
зимой. Владимир переезжает к Ольге, оставив мебель на прежней квартире:
домовый комитет запрещает ему взять с собой кровать, потому что по законам
революции муж и жена должны спать в одной кровати. В первую ночь Ольга говорит
ему, что выходила за него по расчету, а оказалось — по любви. Ночами Владимир
бродит по улице, потеряв сон от счастья и от любви к Ольге. Он готов бить в
колокола, чтобы весь город знал о таком величайшем событии, как его любовь. Ольга заявляет, что хочет работать на советскую власть.
Владимир приводит ее к брату Сергею. Поскольку выясняется, что Ольга ничего не
умеет, Сергей устраивает ее на ответственную должность. Ольга формирует
агитационные поезда, у нее появляется личный секретарь товарищ Мамашев. Сергей
часто приходит к Владимиру и Ольге: пьет чай, рассматривает фотографии
белогвардейца Гоги. Брат Сергей, с его синими добрыми глазами, кажется
Владимиру загадочным, как темная бутылка вина. Однажды, придя с работы, Ольга мимоходом сообщает
мужу, что изменила ему. Владимиру кажется, что его горло стало узкой переломившейся
соломинкой. Однако он спокойно просит жену принять ванну. Владимир хочет выброситься с седьмого этажа. Но,
взглянув вниз, замечает, что упадет на кучу отбросов. Ему становится противно,
и он отказывается от своего намерения. Брезгливость он унаследовал от
бабки-староверки. 328 Любовник Ольги — брат Владимира Сергей. Часто она
отправляется к нему со службы, предупредив мужа, что сегодня ночует в
«Метрополе». От горя Владимир пьет, потом сходится со своей прислугой
Марфушей. Сергей дает Владимиру записку к Луначарскому, по
которой его берут обратно в приват-доценты. Сам же Сергей в собственном
салон-вагоне из бывшего царского поезда уезжает на фронт. Ольга с Владимиром
покупают ему теплые носки на Сухаревке. В России свирепствует голод, в
деревнях учащаются случаи каннибализма. В Москве — нэп. Из письма Сергея Ольга
узнает о том, что он расстрелял ее брата Гогу. Вскоре Сергей возвращается с
фронта из-за контузии. Ольга заводит себе нового любовника — богатого нэпмана
Илью Петровича Докучаева, бывшего крестьянина деревни Тырковка. Ей
представляется интересным отдаться ему за пятнадцать тысяч долларов, которые
она, впрочем, относит в комитет помощи голодающим. В 1917 г. Докучаев
спекулировал продуктами, бриллиантами, мануфактурой, наркотиками. Теперь он
арендатор текстильной фабрики, поставщик Красной Армии, биржевик, владелец
нескольких роскошных магазинов в Москве. Илью Петровича «довольно интересует
голод» как необычная коммерческая перспектива. Его постоянно беременная жена
живет в деревне. Когда она приезжает, Докучаев бьет ее. Став любовницей Докучаева, Ольга ведет роскошную
жизнь. Она тратит деньги, которые дает ей Докучаев, не откладывая на «черный
день». Владимир остается ее мужем, а Сергей — любовником. Однажды Докучаев
хвастается Владимиру удачно проведенной торговой махинацией. Владимир
рассказывает об этом Сергею, тот сообщает «куда следует». Докучаев арестован.
Выслушав известие о его аресте, Ольга продолжает лакомиться любимыми конфетами
«пьяная вишня», подаренными Докучаевым. Сергея исключают из партии. Ольга не хочет с ним
видеться. Писем Докучаева из лагеря она не читает. Ночами она молча лежит на
диване и курит. Случайно зашедший в гости друг и коллега Владимира говорит:
«Все своими словами называете... нутро наружу... и прочая всякая размерзятина
наружу... того гляди, голые задницы покажете — а холодина! И грусть...» Ольга
говорит Владимиру, что она тщеславна и что ей хочется хоть во что-нибудь
верить. Глядя в Ольгины пустые и грустные глаза, Владимир вспоминает рассказ об
одном матером бандите. На вопрос, за что он сидит, тот ответил: за то, что
неверно понял революцию. 329 Владимир понимает, что его любовь к Ольге страшнее,
чем безумие. Он начинает думать о смерти Ольги и пугается своих мыслей. Однажды Ольга звонит Владимиру в вуз, где он работает,
и сообщает, что через пять минут стреляется. Обозлившись, он желает ей
счастливого пути, а через минуту мчится на извозчике по Москве, умоляя время
остановиться и обвиняя себя в том, что фиглярством погубил любовь. Вбежав в
квартиру, Владимир застает Ольгу в постели. Она ест конфеты, рядом с
браунингом лежит коробка с «пьяной вишней». Ольга улыбается, Владимир вздыхает
с облегчением, но тут же видит, что постель пропитана кровью. Пуля застряла у
Ольги в позвоночнике. Операцию делают без хлороформа. Последние слова Ольги,
которые слышит Владимир: «Мне просто немножко противно лежать с ненамазанными
губами...» Ольга скончалась, а на земле как будто ничего и не
случилось. Илья Ильф 1897—1937 Евгений Петров 1902—1942Двенадцать стульев - Роман (1928)В страстную пятницу 15 апреля 1927 г. в городе N
умирает теща Ипполита Матвеевича Воробьянинова, бывшего предводителя
дворянства. Перед смертью она сообщает ему, что в один из стульев гостиного
гарнитура, оставшегося в Старгороде, откуда они бежали после революции, ею
зашиты все фамильные драгоценности. Воробьянинов срочно выезжает в родной
город. Туда же отправляется исповедовавший старуху и узнавший о драгоценностях
священник Федор Востриков. Примерно в то же время в Старгород входит молодой
человек лет двадцати восьми в зеленом в талию костюме, с шарфом и с астролябией
в руках, сын турецко-подданного Остап Бендер. Случайно он останавливается
ночевать в дворницкой особняка Воробьянинова, где и встречается с его бывшим
хозяином. Последний решает взять Бендера себе в помощники, и между ними
заключается что-то вроде концессии. Начинается охота за стульями. Первый хранится здесь
же, в особ- 331 няке, который ныне «2-й дом соцобеса». Заведующий
домом Александр Яковлевич (Альхен), застенчивый вор, устроил в дом кучу своих
родственников, один из которых продал этот стул за три рубля неизвестному. Им
оказывается как раз отец Федор, с которым Воробьянинов вступает на улице в схватку
за стул. Стул ломается. Драгоценностей в нем нет, но зато становится ясно, что
у Воробьянинова с Остапом появился конкурент. Компаньоны переезжают в гостиницу «Сорбонна». Бендер
отыскивает на окраине города архивиста Коробейникова, хранящего у себя на дому
все ордера на национализированную новой властью мебель, в том числе и на
бывший воробьяниновский ореховый гарнитур работы мастера Гамбса. Оказалось, что
один стул был отдан инвалиду войны Грицацуеву, а десять переданы в московский
музей мебельного мастерства. Пришедшего вслед за Бендером отца Федора
архивариус обманывает, продавая ему ордера на гарнитур генеральши Поповой,
переданный в свое время инженеру Брунсу. На Первомай в Старгороде пускают первую трамвайную
линию. Случайно узнанного Воробьянинова приглашают на ужин к его давней
любовнице Елене Станиславовне Боур, подрабатывающей ныне гаданием. Бендер
выдает собравшимся на ужин «бывшим» своего напарника за «гиганта мысли, отца
русской демократии и особу, приближенную к императору» и призывает к созданию
подпольного «Союза меча и орала». На будущие нужды тайного общества собирается
пятьсот рублей. На следующий день Бендер женится на вдове Грицацуевой,
«знойной женщине и мечте поэта», и в первую же брачную ночь уходит от нее,
прихватив помимо стула еще и другие вещицы. Стул — пуст, и они с Воробьяниновым
уезжают на поиски в Москву. Концессионеры останавливаются в студенческом общежитии
у знакомых Бендера. Там Воробьянинов влюбляется в молоденькую жену чертежника
Коли — Лизу, ссорящуюся с мужем на предмет вынужденного, из-за нехватки
средств, вегетарианства. Случайно оказавшись в музее мебельного мастерства,
Лиза встречает там наших героев, ищущих свои стулья. Выясняется, что искомый
гарнитур, семь лет провалявшийся на складе, именно завтра будет выставлен на
аукцион в здании Петровского пассажа. Воробьянинов назначает Лизе свидание. На
половину суммы, полученной от старгородских заговорщиков, он везет девушку на
извозчике в кинотеатр «Арс», а затем в «Прагу», ныне «образцовую столовую МСПО»,
где позорно напивается и, потеряв даму, оказывается наутро в отделении милиции
с двенадцатью рублями в кармане. 332 На аукционе Бендер выигрывает торг на цифре двести.
Столько денег у него есть, но нужно еще заплатить тридцать рублей комиссионного
сбора. Выясняется, что денег у Воробьянинова нет. Парочку выводят из зала,
стулья пускают в продажу розницей. Бендер нанимает окрестных беспризорников за
рубль проследить судьбу стульев. Четыре стула попадают в театр Колумба, два
увезла на извозчике «шикарная чмара», один стул покупает на их глазах блеющий и
виляющий бедрами гражданин, живущий на Садово-Спасской, восьмой оказывается в
редакции газеты «Станок», девятый в квартире у Чистых прудов, а десятый
исчезает в товарном дворе Октябрьского вокзала. Начинается новый виток
поисков. «Шикарная чмара» оказывается «людоедкой» Эллочкой,
женой инженера Щукина. Эллочка обходилась тридцатью словами и мечтала заткнуть
за пояс дочь миллиардера Вандербильдшу. Бендер легко меняет один ее стул на
украденное ситечко мадам Грицацуевой, но незадача в том, что инженер Щукин, не
выдержав трат супруги, съехал накануне с квартиры, взяв второй стул. Живущий у
приятеля инженер принимает душ, неосмотрительно выходит, намыленный, на лестничную
площадку, дверь захлопывается, и, когда тут появляется Бендер, вода уже льется
вниз с лестницы. Открывшему дверь великому комбинатору стул был отдан едва ли
не со слезами благодарности. Попытка Воробьянинова овладеть стулом «блеющего
гражданина», оказавшегося профессиональным юмористом Авессаломом Изнуренковым,
заканчивается крахом. Тогда Бендер, выдав себя за судебного исполнителя, уносит
стул сам. В бесконечных коридорах Дома народов, в котором
находится редакция газеты «Станок», Бендер наталкивается на мадам Грицацуеву,
приехавшую в Москву искать мужа, о котором узнала из случайной заметки. В
погоне за Бендером она запутывается в многочисленных коридорах и уезжает в
Старгород ни с чем. Тем временем арестованы все члены «Союза меча и орала»,
распределившие между собой места в будущем правительстве, а затем в страхе
донесшие друг на друга. Вскрыв стул в кабинете редактора «Станка», Остап
Бендер добирается и до стула в квартире стихоплета Никифора Ляписа-Трубецкого.
Остается стул, пропавший в товарном дворе Октябрьского вокзала, и четыре стула
театра Колумба, уезжающего на гастроли по стране. Посетив накануне премьеру
гоголевской «Женитьбы», поставленную в духе конструктивизма, сообщники
убеждаются в наличии стульев и отправляются вслед за театром. Сначала они
выдают себя за художников и проникают на корабль, отправляющийся вместе с
актерами на 333 агитацию населения для покупки облигаций выигрышного
займа. В одном стуле, похищенном из каюты режиссера, концессионеры находят
ящичек, но в нем оказывается только именная пластинка мастера Гамбса. В Васюках
их сгоняют с парохода за дурно изготовленный транспарант. Там, выдав себя за
гроссмейстера, Бендер проводит лекцию на тему «плодотворная дебютная идея» и
сеанс одновременной игры в шахматы. Перед потрясенными васюкинцами он развивает
план преображения города в мировой центр шахматной мысли, в Нью-Москву —
столицу страны, мира, а затем, когда будет изобретен способ межпланетного
сообщения, и вселенной. Играя в шахматы второй раз в жизни, Бендер проигрывает
все партии и бежит из города в заранее подготовленной Воробьяниновым лодке,
переворачивая барку с преследователями. Догоняя театр, сообщники попадают в начале июля в
Сталинград, оттуда в Минеральные Воды и, наконец, в Пятигорск, где монтер Мечников
соглашается за двадцатку похитить необходимое: «утром — деньги, вечером —
стулья или вечером — деньги, утром — стулья». Чтобы добыть деньги, Киса
Воробьянинов просит милостыню как бывший член Государственной думы от кадетов,
а Остап собирает деньги с туристов за вход в Провал — пятигорскую достопримечательность.
Одновременно в Пятигорск съезжаются бывшие владельцы стульев: юморист
Изнуренков, людоедка Эллочка с мужем, воришка Альхен с супругой Сашхен из
собеса. Монтер приносит обещанные стулья, но только два из трех, которые и
вскрываются (безрезультатно!) на вершине горы Машук. Тем временем колесит по стране в поисках стульев
инженера Брунса и обманутый отец Федор. Сперва в Харьков, оттуда в Ростов,
затем в Баку и наконец на дачу под Батумом, где на коленях просит Брунса
продать ему стулья. Жена его распродает все, что можно, и высылает отцу Федору
деньги. Купив стулья и разрубив их на ближайшем пляже, отец Федор, к своему
ужасу, ничего не обнаруживает. Театр Колумба увозит последний стул в Тифлис. Бендер и
Воробьянинов едут во Владикавказ, а оттуда идут пешком в Тифлис по
Военно-Грузинской дороге, где им и встречается несчастный отец Федор. Спасаясь
от погони конкурентов, он залезает на скалу, с которой не может слезть, сходит
там с ума, и через десять дней его снимают оттуда владикавказские пожарные,
чтобы отвезти в психиатрическую больницу. Концессионеры добираются наконец до Тифлиса, где
находят одного из членов «Союза меча и орала» Кислярского, у которого
«одалживают» пятьсот рублей на спасение жизни «отца русской де- 334 мократии». Кислярский спасается бегством в Крым, но
друзья, пропьянствовав неделю, отправляются гуда же вслед за театром. Сентябрь. Пробравшись в Ялте в театр, сообщники уже
готовы вскрыть последний из театральных стульев, как тот вдруг «отпрыгивает» в
сторону: начинается знаменитое крымское землетрясение 1927 г. Все же вскрыв
стул, Бендер и Воробьянинов ничего в нем не обнаруживают. Остается последний
стул, канувший в товарном дворе Октябрьского вокзала в Москве. В конце октября Бендер находит его в новом клубе
железнодорожников. После шуточного торга с Воробьяниновым за проценты с
будущего капитала Остап засыпает, и несколько повредившийся в рассудке за
полгода поисков Ипполит Матвеевич перерезает ему бритвой горло. После чего
пробирается в клуб и вскрывает там последний стул. Бриллиантов нету и в нем.
Сторож рассказывает, что весной случайно нашел в стуле сокровища, спрятанные
буржуазией. Оказывается, на эти деньги и было построено, ко всеобщему счастью,
новое здание клуба. Золотой теленок - Роман (1931)
Конец весны или начало лета 1930 г. В кабинет
арбатовского предисполкома входит гражданин, выдающий себя за сына лейтенанта
Шмидта и нуждающийся по сей причине в денежном вспомоществовании. Это Остап Бендер, спасенный хирургом от смерти после
того, как Киса Воробьянинов, герой романа «Двенадцать стульев», полоснул его по
горлу бритвой. Получив немного денег и талоны на питание, Бендер
видит, что в кабинет входит еще один молодой человек, также представляющийся
сыном лейтенанта Шмидта. Щекотливая ситуация разрешается тем, что «братья»
узнают друг друга. Выйдя на крыльцо, они видят, что к зданию приближается еще
один «сын лейтенанта Шмидта» — Паниковский, немолодой уже гражданин в
соломенной шляпе, коротких брюках и с золотым зубом во рту. Паниковского с
позором выбрасывают в пыль. Как выясняется, за дело, ибо еще за два года до
того все «сыновья лейтенанта Шмидта» разделили на Сухаревке всю страну на 335 эксплуатационные участки, и Паниковский просто вторгся
на чужую территорию. Остап Бендер рассказывает своему «молочному брату»
Шуре Балаганову о мечте: взять разом пятьсот тысяч на блюдечке с голубой каемочкой
и уехать в Рио-де-Жанейро. «Раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то
должны же быть люди, у которых их много». Балаганов называет имя подпольного
советского миллионера, живущего в городе Черноморске, — Корейко. Познакомившись
с Адамом Козлевичем, владельцем единственного в Арбатове автомобиля марки
«лорен-дитрих», переименованного Бендером в «Антилопу-Гну», молодые люди берут
его с собой, а по дороге подбирают Паниковского, который украл гуся и спасается
от преследователей. Путешественники попадают на трассу автопробега, где их
принимают за участников и торжественно встречают как головную машину. В городе
Удоеве, отстоящем от Черноморска на тысячу километров, их ждет обед и митинг. С
застрявших на проселке двух американцев Бендер берет двести рублей за рецепт
самогона, который они ищут по деревням. Только в Лучанске самозванцев
разоблачает пришедшая туда телеграмма, требующая задержать жуликов. Вскоре их
обгоняет колонна участников автопробега. В ближайшем городке зеленая «Антилопа-Гну»,
находящаяся в розыске, перекрашивается в яично-желтый цвет. Там же Остап
Бендер обещает исцелить страдающего от советских снов монархиста Хворобьева,
избавив его, по Фрейду, от первоисточника болезни — советской власти. Тайный миллионер Александр Иванович Корейко был
ничтожнейшим служащим финансово-счетного отдела некоего учреждения под
названием «Геркулес». Никто не подозревал, что у него, получающего сорок шесть
рублей в месяц, есть в камере хранения на вокзале чемоданчик с десятью
миллионами рублей в валюте и советских дензнаках. С некоторых пор он чувствует за собой чье-то
пристальное внимание. То нищий с золотым зубом нахально преследует его,
бормоча: «Дай миллион, дай миллион!» То присылают безумные телеграммы, то
книжку об американских миллионерах. Столуясь у ребусника старика Синицкого,
Корейко безответно влюблен в его внучку Зосю. Однажды, гуляя с ней поздно
вечером, он подвергается нападению Паниковского и Балаганова, похищающего у
него железную коробочку с десятью тысячами рублей. Через день, напялив милицейскую фуражку с гербом
города Киева, Бендер отправляется к Корейко, чтобы отдать ему коробку с 336 деньгами, но тот отказывается ее принять, говоря, что
никто его не грабил да и денег таких ему неоткуда было взять. Бендер переезжает по газетному объявлению в одну из
двух комнат Васисуалия Лоханкина, от которого жена Варвара ушла к инженеру
Птибурдукову. Из-за склок и скандалов жильцов этой коммунальной квартиры ее
звали «Вороньей слободкой». Когда в ней появляется впервые Остап Бендер, на
кухне как раз порют розгами Лоханкина за то, что он не тушит за собой свет в
уборной. Великий комбинатор Бендер открывает на украденные у
Корейко десять тысяч контору по заготовке рогов и копыт. Формальным главой
учреждения становится Фукс, работа которого заключается в том, что при любом
режиме он сидит за чужие банкротства. Выясняя происхождение богатства Корейко,
Бендер допрашивает бухгалтера Берлагу и других руководителей «Геркулеса». Он
ездит по местам деятельности Корейко и в конце концов составляет подробное его
жизнеописание, которое хочет продать ему же за миллион. Не доверяя командору, Паниковский с Балагановым
проникают на квартиру Корейко и крадут у него большие черные гири, думая, что
они из золота. Шофера «Антилопы-Гну» Козлевича охмуряют ксендзы, и требуется
вмешательство Бендера и диспут с ксендзами, чтобы Козлевич вместе с машиной
вернулся в «Рога и копыта». Бендер заканчивает обвинительное заключение в «деле
Корейко». Он раскрыл и похищение им поезда с продовольствием, и создание
липовых артелей, и погубленную электростанцию, и спекуляцию валютой и мехами,
и учреждение дутых акционерных обществ. Незаметный конторщик Корейко был и
фактическим главой «Геркулеса», через который выкачивал огромные суммы. Всю ночь Остап Бендер обвиняет Корейко. Наступает
утро, и они отправляются вдвоем на вокзал, где лежит чемоданчик с миллионами,
чтобы отдать Бендеру один из них. В это время в городе начинается учебная
противохимическая тревога. Корейко, надев вдруг противогаз, становится
неразличим в толпе ему подобных. Бендера, несмотря на сопротивление, относят на
носилках в газоубежище, где он, кстати, знакомится с Зосей Синицкой, любимой
девушкой подпольного миллионера. Итак, Корейко исчез в неизвестном направлении. В «Рога
и копыта» приезжает ревизия и отвозит Фукса в тюрьму. Ночью сгорает «Воронья
слободка», где живут компаньоны: жильцы, кроме Лоханкина и старухи, не верящей
ни в электричество, ни в страховку, застраховали свое имущество и сами
подожгли жилище. От десяти тысяч, украденных у Корейко, практически ничего не
остается. На 337 последние деньги Бендер покупает большой букет роз и
посылает его Зосе. Получив триста рублей за только что написанный и уже потерянный
на кинофабрике сценарий «Шея», Бендер покупает подарки своим товарищам и с
шиком ухаживает за Зосей. Неожиданно она говорит Остапу, что получила письмо от
Корейко со строительства Восточной Магистрали, где он работает в Северном
укладочном городке. Сообщники срочно выезжают по новому адресу Александра
Ивановича Корейко на своей «Антилопе-Гну». На проселочной дороге машина
разваливается. Они идут пешком. В ближайшей деревне Бендер берет пятнадцать
рублей под вечерний спектакль, который они дадут своими силами, но Паниковский
похищает здесь гуся, и приходится всем спасаться бегством. Паниковский не
выдерживает тягот пути и умирает. На маленькой железнодорожной станции Балаганов
и Козлевич отказываются следовать за своим командором. На Восточную Магистраль к месту смычки двух рельсовых
путей идет специальный литерный поезд для членов правительства, ударников,
советских и зарубежных журналистов. В нем оказывается и Остап Бендер. Спутники
принимают его за провинциального корреспондента, догнавшего поезд на
аэроплане, подкармливают домашней провизией. Бендер рассказывает притчу о
Вечном Жиде, гулявшем по Рио-де-Жанейро в белых штанах, а после перехода с
контрабандой румынской границы порубленном петлюровцами. В безденежье он также
продает одному из журналистов пособие для сочинения статей, фельетонов и стихов
к знаменательным случаям. Наконец на праздновании смычки железной дороги в
Гремящем Ключе Бендер находит подпольного миллионера. Корейко вынужден отдать
ему миллион и в обмен сжигает в печке досье на себя. Возвращение в Москву
затруднено отсутствием билета на литерный поезд и спецрейс самолета.
Приходится, купив верблюдов, добираться на них через пустыню. Ближайший среднеазиатский
город в оазисе, куда попадают Бендер с Корейко, уже перестроен на
социалистических началах. За месяц дороги Бендеру не удалось попасть ни в одну
гостиницу, ни в театр, ни купить одежду, кроме как в комиссионном магазине. В
Советской стране все решают не деньги, а броня и распределение. Бендеру, имея
миллион, приходится выдавать себя за инженера, дирижера и даже опять за сына
лейтенанта Шмидта. В Москве на Рязанском вокзале он встречает Балаганова и
дает ему «для полного счастья» пятьдесят тысяч. Но в переполненном трамвае на
Калачевке 338 Балаганов машинально крадет грошовую дамскую сумочку,
и на глазах Бендера его волокут в милицию. Ни дом купить, ни даже поговорить с индийским
философом о смысле жизни отдельный индивид вне советского коллектива не имеет
возможности. Вспомнив о Зосе, Бендер едет на поезде в Черноморск. Вечером его
попутчики в купе говорят о получении миллионных наследств, утром — о миллионах
тонн чугуна. Бендер показывает студентам, с которыми подружился, свой миллион,
после чего дружба кончается и студенты разбегаются. Даже новый автомобиль
Козлевичу Остап Бендер не может купить. Он не знает, что ему делать с деньгами
— потерять? отправить наркому финансов? Зося вышла замуж за молодого человека
по фамилии Фемиди. «Рога и копыта», придуманные Бендером, развернулись в
большое госпредприятие. 33-летнему, находящемуся в возрасте Христа, Бендеру нет
места на Советской земле. Мартовской ночью 1931 г. он переходит румынскую
границу. На нем двойная шуба, множество валюты и драгоценностей, в том числе
редкий орден Золотого Руна, который он называет Золотым Теленком. Но румынские
пограничники грабят Бендера до нитки. Случайно у него остается только орден.
Приходится возвращаться на советский берег. Монте-Кристо из Остапа не получилось.
Остается переквалифицироваться в управдомы. Юрий Карлович Олеша 1899-1960Три толстяка - Роман для детей (1924)В одном городе некогда жил доктор. Звали ею Гаспар
Арнери. Он был ученый, и не было в стране никого мудрей его. Страной же, где
жил Гаспар Арнери, правили Три Толстяка, прожорливые и жестокие. Однажды летом, в июне, ясным погожим днем доктор
отправляется на прогулку. На площади он неожиданно застает столпотворение,
слышит выстрелы и, забравшись на башню, видит, как от Дворца Трех Толстяков
бегут ремесленники, преследуемые гвардейцами. Оказывается, народ под
предводительством оружейника Просперо и гимнаста Тибула восстал против власти
Трех Толстяков, но восстание потерпело поражение, а оружейник Просперо схвачен.
Бомба попадает в башню, из которой Гаспар Арнери наблюдает за происходящим, она
рушится, и доктор теряет сознание. Очнулся он, когда наступил вечер. Вокруг
валяются трупы убитых. Возвращаясь домой через площадь Звезды, доктор видит,
как оставшийся на свободе другой предводитель восстания гимнаст Тибул,
спасаясь от преследующих его гвардейцев, ловко идет по узкой проволоке прямо
над площадью, а затем убегает через люк в куполе. Дома уставший доктор
собирается лечь спать, как неожиданно из камина вылезает человек в зеленом
плаще. Это гимнаст Тибул. 340 На другой день на площади Суда готовят десять плах для
схваченных мятежников. Тогда же случается необычайное происшествие: ветер
уносит продавца воздушных шаров вместе с шарами и тот падает прямо в открытое
окно дворцовой кондитерской и попадает прямо в огромный торт. Чтобы избежать
наказания, кондитеры решают оставить продавца в торте, вымазав его кремом и
облепив цукатами, и подать в зал, где проходит парадный завтрак. Таким образом
продавец шаров, дрожащий от страха, что его съедят, становится свидетелем
происходящего в зале. Дегустация торта временно откладывается. Три Толстяка
хотят лицезреть пленного оружейника Просперо, а затем, когда, насладившись этим
зрелищем, они собираются продолжить пиршество, в залу с криком и плачем
врывается двенадцатилетний мальчик — наследник Тутти. У Толстяков нет детей, и они собираются передать все
свое богатство и управление страной Тутти, который воспитывается во Дворце,
как маленький принц. Толстяки всячески балуют его и потакают его капризам.
Кроме того, они хотят, чтобы у мальчика было железное сердце, они не разрешают
ему играть с другими детьми, а его занятия проходят в зверинце. Вместо друга
для него создана удивительная кукла, которая наделена способностью расти и
развиваться вместе с Тутти. Наследник чрезвычайно привязан к ней. И вот любимая
кукла сломана: мятежные гвардейцы, перешедшие на сторону Просперо и восставшего
народа, искололи ее штыками. Толстяки не хотят, чтобы наследник Тутти огорчался.
Куклу необходимо срочно починить, но никто не способен этого сделать, кроме
ученейшего доктора Гаспара Арнери. Поэтому решено отправить ему куклу, чтобы к
следующему утру она, починенная, снова была у Тутти. В противном случае доктора
ждут серьезные неприятности. Поскольку настроение Толстяков испорчено, торт с
продавцом воздушных шаров уносят обратно на кухню. Поварята в обмен на воздушные
шары помогают продавцу выбраться из Дворца, показывают ему тайный ход, который
начинается из гигантской кастрюли. Между тем на Четырнадцатом рынке Три Толстяка
устраивают празднества для народа: спектакли, развлечения, представления, во
время которых артисты должны агитировать за Трех Толстяков и отвлекать
внимание народа от плах, которые возводятся для казни. На одном таком
представлении присутствуют доктор Арнери и гимнаст Тибул, превращенный доктором
для конспирации в негра. Во время выступления силача Лапитупа Тибул не
выдерживает и прогоняет его со сцены, открыв народу, что он вовсе не негр, а
самый настоящий Тибул. Между ним и подкупленными циркачами завязывается потасовка.
Тибул обороняется капустными кочанами, срывая их прямо с 341 грядки и бросая в противника. Схватив очередной кочан,
он неожиданно обнаруживает, что это человеческая голова, и не кого иного, как
продавца воздушных шаров. Так Тибул узнает о существовании тайного подземного
хода во Дворец Толстяков. Пока Тибул сражается, доктора Гаспара Арнери находят
посланцы Толстяков и вручают ему приказ и сломанную куклу. Доктор Гаспар Арнери
пытается починить куклу, но к утру он явно не поспевает. Нужно еще по меньшей
мере дня два, и доктор вместе с куклой отправляется к Толстякам. По дороге его
останавливают охраняющие Дворец гвардейцы и не пускают дальше. Они не верят,
что он действительно Гаспар Арнери, а когда доктор хочет показать им куклу, то
обнаруживает, что ее нет: задремав, он обронил ее по дороге. Расстроенный
доктор вынужден повернуть назад. Проголодавшись, он заезжает в балаганчик
дядюшки Бризака. Каково же его удивление, когда он обнаруживает здесь куклу
наследника Тутти, которая оказывается вовсе не куклой, а живой девочкой по
имени Суок, похожей как две капли воды на куклу. И тогда у появившегося здесь
вскоре Тибула возникает план освобождения Просперо. Утром доктор Арнери является во Дворец. Кукла не
только исправлена им, но еще больше походит на живую девочку, чем раньше. Суок
хорошая артистка и прекрасно представляется куклой. Наследник в восторге. И
тогда доктор просит в награду отмены казни десятерых мятежников. Возмущенным
Толстякам ничего не остается, как согласиться, иначе кукла может снова
испортиться. Ночью, когда все спят, Суок проникает в зверинец. Она
ищет Просперо, но в одной из клеток обнаруживает чудовище, обросшее шерстью, с
длинными желтыми когтями, которое вручает ей какую-то дощечку и умирает. Это
великий ученый Туб, создатель куклы для Тутти: он был заключен в зверинец за
то, что не согласился сделать наследнику железное сердце. Здесь он провел
восемь лет и почти потерял человеческий облик. Затем Суок находит клетку с
Просперо и освобождает его. С помощью выпущенной из клетки страшной пантеры
Просперо и Суок прорываются к той самой кастрюле, откуда начинается подземный
ход, но Суок не успевает вслед за Просперо и схвачена гвардейцами. На следующий день состоится суд над Суок. Чтобы
наследник Тутти случайно не вмешался и не расстроил их планы, по приказу
Толстяков его временно усыпляют. Суок не отвечает на вопросы и вообще никак не
реагирует на происходящее. Разгневанные Толстяки решают отдать ее на
растерзание тиграм. Выпущенные из клетки тигры, увидев жертву, сначала
бросаются к ней, но затем неожиданно равнодушно отворачиваются. Оказывается,
это вовсе не Суок, а та 342 самая испорченная кукла, которую мятежные гвардейцы
отобрали у нашедшего ее учителя танцев Раздватриса. Настоящую Суок спрятали в
шкаф, подменив куклой. Между тем уже звучат выстрелы и рвутся снаряды,
восставший народ под предводительством оружейника Просперо и гимнаста Тибула
штурмует Дворец. Власти Толстяков приходит конец. А на той дощечке,
которую вручил отважной Суок умирающий создатель куклы, он раскрыл ей важную
тайну: она сестра Тутти, в четыре года похищенная вместе с ним по приказу
Толстяков и затем разлученная с братом. Тутти оставили во -Дворце, а девочку
отдали бродячему цирку в обмен на попугая редкой породы с длинной красной
бородой. Зависть - Роман (1927)
«Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе,
какой это жизнерадостный, здоровый человек». Без этой хрестоматийной, ставшей
летучей фразы, с которой начинается роман Олеши, не обойтись. А речь в ней идет
о бывшем революционере, члене Общества политкаторжан, ныне же крупном
советском хозяйственнике, директоре треста пищевой промышленности Андрее
Бабичеве. Видит же его таким — могучим гигантом, хозяином жизни — главный
герой, человек, потерявшийся в жизни, Николай Кавалеров. Андрей Бабичев подобрал пьяного Кавалерова,
валявшегося возле пивной, из которой его вышвырнули после ссоры. Он пожалел его
и дал на время приют в своей квартире, пока отсутствует его воспитанник и
друг, представитель «нового поколения», восемналцатилетний студент и футболист
Володя Макаров. Две недели живет у Бабичева Кавалеров, но вместо благодарности
испытывает к своему благодетелю мучительную зависть. Он презирает его, считает
ниже себя и называет колбасником. Ведь он, Кавалеров, обладает образным
видением, чуть ли не поэтическим даром, который использует для сочинения
эстрадных монологов и куплетов о фининспекторе, совбарышнях, нэпманах и
алиментах. Он завидует преуспеянию Бабичева, его здоровью и энергии,
знаменитости и размаху. Кавалерову хочется поймать его на чем-то, обнаружить
слабую сторону, найти брешь в этом монолите. Болезненно самолюбивый, он
чувствует себя униженным 343 своим приживальчеством и бабичевской жалостью. Он
ревнует к незнакомому ему Володе Макарову, чья фотография стоит на столе у Бабичева. Кавалерову двадцать семь лет. Он мечтает о собственной
славе. Он хочет большего внимания, тогда как, по его словам, «в нашей стране
дороги славы заграждены шлагбаумами». Он хотел бы родиться в маленьком
французском городке, поставить перед собой какую-нибудь высокую цель, в один
прекрасный день уйти из городка и в столице, фанатически работая, добиться ее.
В стране же, где от человека требуется трезвый реалистический подход, его
подмывает вдруг взять да и сотворить что-нибудь нелепое, совершить какое-нибудь
гениальное озорство и сказать потом: «Да, вот вы так, а я так». Кавалеров чувствует,
что жизнь его переломилась, что он уже не будет ни красивым, ни знаменитым.
Даже необычайной любви, о которой он мечтал всю жизнь, тоже не будет. С тоской
и ужасом вспоминает он о комнате у сорокапятилетней вдовы Анечки Прокопович,
жирной и рыхлой. Он воспринимает вдову как символ своей мужской униженности. Он
слышит ее женский зов, но это будит в нем только ярость («Я не пара тебе,
гадина!»). Кавалеров, такой тонкий и нежный, вынужден быть
«шутом» при Бабичеве. Он носит по указанным адресам изготовленную по технологии
Бабичева колбасу, «которая не прованивается в один день», и все поздравляют ее
создателя. Кавалеров же гордо отказывается от ее торжественного поедания. Его
разбирает злоба, потому что в том новом мире, который строит коммунист Бабичев,
слава «вспыхивает оттого, что из рук колбасника вышла колбаса нового сорта». Он
чувствует, что этот новый, строящийся мир есть главный, торжествующий. И он,
Кавалеров, в отличие Бабичева, чужой на этом празднике жизни. Ему постоянно
напоминают об этом, то не пустив на летное поле аэродрома, где должен
состояться отлет советского аэроплана новой конструкции, то на стройке еще
одного детища Бабичева — «Четвертака», дома-гиганта, будущей величайшей
столовой, величайшей кухни, где обед будет стоить всего четвертак. Измученный завистью, Кавалеров пишет Бабичеву письмо,
где признается в своей ненависти к нему и называет тупым сановником с барскими
наклонностями. Он заявляет, что становится на сторону брата Бабичева — Ивана,
которого однажды видел во дворе дома, когда тот угрожал Андрею погубить его с
помощью своей машины «Офелии». Андрей Бабичев тогда сказал, что его брат Иван —
«лентяй, вредный, заразительный человек», которого «надо расстрелять». Чуть
позже Кавалеров случайно оказывается свидетелем того, как этот толстый человек
в котелке и с подушкой в руках просит девушку по 344 имени Валя вернуться к нему. Валя, дочь Ивана
Бабичева, становится предметом его романтических устремлений. Кавалеров
объявляет Бабичеву войну — «...за нежность, за пафос, за личность, за имена,
волнующие, как имя «Офелия», за все, что подавляете вы, замечательный
человек». Как раз в тот момент, когда Кавалеров, намереваясь
окончательно покинуть дом Бабичева, собирает свои пожитки, возвращается студент
и футболист Володя Макаров. Растерянный и ревнующий Кавалеров пытается
оклеветать перед ним Бабичева, но Макаров не реагирует, а спокойно занимает
свое место на так полюбившемся Кавалерову диване. Письмо Кавалеров не решается
оставить, но потом вдруг обнаруживает, что по ошибке захватил чужое, а его так
и осталось лежать на столе. Он в отчаянии. Снова возвращается он к Бабичеву,
ему хочется пасть в ноги благодетелю и, покаявшись, умолять о прощении. Но
вместо этого он только язвит, а увидев появившуюся из спальни Валю, и вовсе
впадает в транс — снова начинает клеветать и в конце концов оказывается
вышвырнутым за дверь. «Все кончено, — говорит он. — Теперь я убью вас, товарищ
Бабичев». С этого момента Кавалеров в союзе с «современным
чародеем» Иваном Бабичевым, учителем и утешителем. Он слушает его исповедь, из
которой узнает про незаурядные изобретательские способности Ивана, с детства
удивлявшего окружающих и получившего прозвище Механик. После Политехнического
института тот некоторое время работал инженером, но этот этап в прошлом,
теперь же он шатается по пивным, за плату рисует портреты с желающих, сочиняет
экспромты и т. п. Но главное — проповедует. Он предлагает организовать
«заговор чувств» в противовес бездушной эре социализма, отрицающей ценности
века минувшего: жалость, нежность, гордость, ревность, честь, долг, любовь...
Он созывает тех, кто еще не освободился от человеческих чувств, пусть даже и
не самых возвышенных, кто не стал машиной. Он хочет устроить «последний парад
этих чувств». Он пылает ненавистью к Володе Макарову и брату Андрею, отнявших у
него дочь Валю. Иван говорит брату, что тот любит Володю не потому, что Володя
— новый человек, а потому, что сам Андрей, как простой обыватель, нуждается в
семье и сыне, в отеческих чувствах. В лице Кавалерова Иван находит своего
приверженца. «Чародей» намеревается показать Кавалерову свою
гордость — машину под названием «Офелия», универсальный аппарат, в котором
сконцентрированы сотни разных функций. По его словам, она может взрывать горы,
летать, поднимать тяжести, заменять детскую коляску, служить дальнобойным
орудием. Она умеет делать все, но Иван запретил ей. Решив отомстить за свою
эпоху, он развратил машину. 345 Он, по его словам, наделил ее пошлейшими человеческими
чувствами и тем самым опозорил ее. Поэтому он и дал ей имя Офелии — девушки,
сошедшей с ума от любви и отчаяния. Его машина, которая могла бы осчастливить
новый век, — «ослепительный кукиш, который умирающий век покажет
рождающемуся». Кавалерову чудится, что Иван действительно разговаривает с
кем-то сквозь щелку в заборе, и тут же с ужасом слышит пронзительный свист. С
задыхающимся шепотом: «Я боюсь ее!» — Иван устремляется прочь от забора, и они
вместе спасаются бегством. Кавалеров стыдится своего малодушия, он видел лишь
мальчика, свистевшего в два пальца. Он сомневается в существовании машины и
упрекает Ивана. Между ними происходит размолвка, но потом Кавалеров сдается.
Иван рассказывает ему сказку о встрече двух братьев: он, Иван, насылает свою
грозную машину на строящийся «Четвертак», и та разрушает его, а поверженный
брат приползает к нему. Вскоре Кавалеров присутствует на футбольном матче, в
котором принимает участие Володя. Он ревниво следит за Володей, за Валей, за
Андреем Бабичевым, окруженными, как ему кажется, всеобщим вниманием. Он
уязвлен, что самого его не замечают, не узнают, и прелесть Вали терзает его
своей недоступностью. Ночью Кавалеров возвращается домой пьяным и
оказывается в постели своей хозяйки Анечки Прокопович. Счастливая Анечка сравнивает
его со своим покойным мужем, что приводит Кавалерова в ярость. Он бьет Анечку,
но и это только восхищает ее. Он заболевает, вдова ухаживает за ним. Кавалерову
снится сон, в котором он видит «Четвертак», счастливую Валю вместе с Володей и
тут же с ужасом замечает Офелию, которая настигает Ивана Бабичева и прикалывает
к стене иглой, а затем преследует самого Кавалерова. Выздоровев, Кавалеров бежит от вдовы. Прелестное утро
наполняет его надеждой, что вот сейчас он сможет порвать со своей прежней
безобразной жизнью. Он понимает, что жил слишком легко и самонадеянно, слишком
высокого был о себе мнения. Он ночует на бульваре, но затем снова
возвращается, твердо решив поставить вдову «на место». Дома он застает сидящего
на кровати Анечки и по-хозяйски распивающего вино Ивана. В ответ на изумленный
вопрос Кавалерова: «Что это значит?» — тот предлагает ему выпить за равнодушие
как «лучшее из состояний человеческого ума» и сообщает «приятное»:
«...сегодня, Кавалеров, ваша очередь спать с Анечкой. Ура!» Константин Константинович Вагинов 1899-1934
Козлиная песнь - Роман (1928)
Начало 20-х гг. Петербург, окрашенный «в зеленоватый
цвет, мерцающий и мигающий, цвет ужасный, фосфорический». Появляющийся в
предисловии автор заканчивает
свою вступительную речь словами: «Не люблю я Петербурга,
кончилась мечта моя». Герой романа, Тептелкин, «загадочное существо» —
длинный, худой, с седеющими сухими волосами, вечно погружен в мечты и раздумья.
«Прекрасные рощи благоухали для него в самых смрадных мечтах, и жеманные
статуи, наследие восемнадцатою века, казались ему сияющими солнцами из
пентелийского мрамора». Среди его друзей — неизвестный поэт, Костя Ротиков и
Миша Котиков, Марья Петровна Долматова, Наташа Голубец, Страшно и странно
преобразился город. Тептелкин живет на Второй улице Деревенской бедноты.
«Травка росла меж камней, и дети пели непристойные песни». В этом почти
незнакомом городе, в новом неведомом мире друзья пытаются найти себе место. Они
мечтают остаться островком Ренессанса среди людей, живущих по иным законам.
Тептелкин снимает в Петергофе дачу-башню, где друзья беседуют о 347 возвышенном. «Мы, единственно мы сохраняем огоньки
критицизма, уважение к наукам, уважение к человеку... Мы все находимся в высокой
башне, мы слышим, как яростные волны бьются о гранитные бока», — говорит
Тептелкин собравшимся. Высокий седой философ играет на скрипке старинную
мелодию, и друзьям кажется, что они «страшно молодые и страшно прекрасные, что
все они страшно хорошие люди». Но течение жизни подхватывает их всех. И вот уже Миша
Котиков, поклонник недавно утонувшего художника и поэта Заэвфратского, женится
на его вдове, глупенькой и хорошенькой Екатерине Ивановне, и становится зубным
врачом. Костя Ротиков, знаток искусства, читающий в подлиннике Гонгору и тонко
рассуждающий о барокко, «пышном и несколько безумном стиле», коллекционирует
безвкусицу («Весь мир незаметно превращался для Кости Ротикова в безвкусицу,
уже ему больше доставляли эстетических переживаний изображения Кармен на
конфетной бумажке, коробке, нежели картины венецианской школы, и собачки на
часах, время от времени высовывающие язык, чем Фаусты в литературе»). Наташа
выходит замуж за техника Кандалыкина, пошляка и ханжу. Тептелкин забрасывает
труд своей жизни «Иерархия Смыслов» и зарабатывает чтением лекций на потребу
дня. Мария Петровна, ставшая его женой, превращается из поэтической барышни в
весьма практичную домохозяйку. Неизвестный поэт, остро чувствующий
действительность и неспособный идти на компромисс, кончает жизнь самоубийством.
Поэт Сентябрь, излечившись от душевного расстройства, становится глух к
собственным стихам, написанным во время болезни («С моей души ресниц своих не
сводят / Высокие глаза твоей души»). Гибнет Марья Петровна. А после ее смерти Тептелкин
становится «не бедным клубным работником, а видным, но глупым чиновником». Он
покрикивает на подчиненных и страшно горд достигнутым положением. Роман
завершается послесловием, где вновь появляется автор. Он и его друзья «спорят и
горячатся и произносят тосты за высокое искусство, не боящееся позора,
преступления и духовной смерти». В финале романа автор с друзьями «выходит из кабачка в
прелестную петербургскую весеннюю ночь, взметающую души над Невой, над
дворцами, над соборами, ночь шелестящую, как сад, поющую, как молодость, и
летящую, как стрела, для них уже пролетевшую». 348 Труды и дни Свистонова - Роман (1929)
Петроград, середина 20-х гг. Главный герой — Андрей
Николаевич Свистонов — писатель. «Свистонов творил не планомерно, не вдруг
перед ним появлялся образ мира, не вдруг все становилось ясно, и не тогда он
писал. Напротив, все его вещи возникали из безобразных заметок на полях книг,
из украденных сравнений, из умело переписанных страниц, из подслушанных
разговоров, из повернутых сплетен». В сущности, ему не о чем было писать. Он
просто берет человека и «переводит» его в роман. Для Свистонова люди не делятся
на добрых и злых. Они делятся на необходимых для его романа и ненужных. В
поисках персонажей для новой книги Свистонов знакомится с супругами-старичками,
пестующими свою старенькую собачку Травиаточку, становится своим человеком в
доме «борца с мещанством» Дерябкина и его жены Липочки, ходит в гости к
«советскому Калиостро» (он же — «собиратель гадостей») Психачеву. Психачев,
как он сам признается, поступил в университет, «чтобы его охаять», и философию
изучал без всякой веры, и докторский диплом получил, чтобы над ним посмеяться.
Но есть вещи вполне серьезные и для Психачева. В его библиотеке множество книг
по оккультизму, масонству, волшебству. Не особенно веря во все это, Психачев
основывает «орден», тайное общество. Он посвящает Свистонова в рыцари ордена, в
древность которого незыблемо верит. Поэтому насмешки Свистонова над процедурой
посвящения и над самим орденом глубоко задевают Психачева. Тем не менее дружба
двух гениев продолжается, Свистонов — частый посетитель в доме Психачева, и
однажды, когда четырнадцатилетняя Маша, дочь Психачева, просит Свистонова почитать
роман, он, после некоторых колебаний, соглашается (его заинтересовало, какое
впечатление произведет роман на подростка). «С первых строк Машеньке
показалось, что она вступает в незнакомый мир, пустой, уродливый и зловещий,
пустое пространство и беседующие фигуры, и среди этих беседующих фигур вдруг
она узнала своего папашу. На нем была старая просаленная шляпа, у него был
огромный нос полишинеля. Он держал в одной руке магическое зеркало...» Другой
«жертвой» Свистонова становится Иван Иванович Куку. Иван Иванович — «толстый
сорокалетний человек, великолепно сохранившийся». Умное лицо, холеные баки,
вдумчивые глаза. Поначалу всем своим знакомым Иван Иванович кажется человеком
безусловно значительным. Это впечатление он стремится поддерживать. Все он
совершает с величием. Бреется — величаво, курит — пленительно. 349 Он привлекает на улице внимание даже учеников трудовой
школы. Но все дело в том, что у Ивана Ивановича нет ничего своего — «ни ума, ни
сердца, ни выражения». Он одобряет только то, что одобряют другие, читает
только книги, уважаемые всеми. Попеременно увлекается то религиозными
вопросами, то фрейдизмом — вместе с остальными. Ему хочется походить на
какого-нибудь великого человека («Поверите ли, — признается Куку Свистонову, —
в детстве меня чрезвычайно расстраивало, что у меня нос не такой, как у Гоголя,
что я не хромаю, как Байрон, что я не страдаю разлитием желчи, как Ювенал»).
Его чувство к Наденьке (она кажется ему Наташей Ростовой) искренне, хотя и
облечено в пошлые фразы («Будьте воском в моих руках» и т. п.). Иван Иванович
оказывается для Свистонова находкой и тотчас почти целиком перекочевывает в
его роман. Свистонов, не сильно задумываясь, для своего героя слегка
переиначивает фамилию Куку, превращая его в Кукуреку, а любимую девушку героя
называет Верочкой. Неоднократно слыша о замечательном новом романе Свистонова,
Иван Иванович накануне свадьбы с Наденькой приходит к писателю с просьбой
прочитать написанное. Свистонов отнекивается, но Ивану Ивановичу удается
настоять. Он сражен услышанным. Ему кажется, что всем уже ясно видно его
ничтожество, он боится встретиться со знакомыми. Он не идет, как обычно, вечером
к Наденьке, чтобы вместе пойти погулять, а запирается в своей комнате, не зная,
что делать, — другой человек прожил за него жизнь, прожил жалко и презренно, и
ему самому, Куку, уже нечего делать на этом свете. Ивану Ивановичу становятся
не нужны ни Наденька, ни женитьба, он чувствует, что невозможно идти проторенными
романом путями. Наутро Иван Иванович идет к Свистонову и умоляет порвать
написанное, хотя твердо знает, что, даже если тот и порвет рукопись, все равно
самоуважение в нем безвозвратно погибло и жизнь потеряла всю привлекательность.
Но Свистонов не собирается рвать рукопись, утешая Ивана Ивановича тем, что
взял для своего героя лишь «некоторые детали». Иван Иванович меняется: бреет
баки, меняет костюм, не ездит больше по пригородам, переезжает в другую часть
города. Он чувствует, что у него похищено все, что было в нем, а осталась
только грязь, озлобленность, подозрение и недоверие к себе. Наденька
безрезультатно старается встретиться с ним. Наконец Иван Иванович Куку
переезжает в другой город. А Свистонов вдохновенно кончает свой роман.
«Работалось хорошо, дышалось свободно. Свистонову писалось сегодня так, как
никогда еще не писалось. Весь город вставал перед ним, и в воображаемом городе
двигались, пели, разговаривали, женились и выходили замуж 350 его герои и героини. Свистонов чувствовал себя в
пустоте, или, скорее, в театре, в полутемной ложе, сидящим в роли молодого,
элегантного, романтически настроенного зрителя. В этот момент он в высшей
степени любил своих героев». Вокруг Свистонова растут кипы бумаг. Он составляет
из нескольких героев один образ, переносит начало в конец, а конец превращает
в начало. Многие фразы писатель вырезает, другие вставляет... Закончив роман,
утомленный работой, он идет по улице «с пустым мозгом, с выветрившейся душой».
Город кажется ему игрушечным, дома и деревья — расставленными, люди и трамваи —
заводными. Он ощущает одиночество и скуку. Описанные Свистоновым места превращаются для него в
пустыни, люди, с которыми он был знаком, теряют для него всякий интерес. Чем
больше он раздумывает над вышедшим из печати романом, тем большая пустота
образуется вокруг него. Наконец он чувствует, что окончательно заперт в своем
романе. Где ни появляется Свистонов, всюду он видит своих
героев. У них другие фамилии, другие тела, другие манеры, но он тотчас же
узнает их. Таким образом Свистонов целиком переходит в свое
произведение. Владимир Владимирович Набоков 1899-1977Машенька - Роман (1926)Весна 1924 г. Лев Глебович Ганин живет в русском
пансионе в Берлине. Помимо Ганина в пансионе живут математик Алексей Иванович
Алферов, человек «с жидкой бородкой и блестящим пухлым носом», «старый
российский поэт» Антон Сергеевич Подтягин, Клара — «полногрудая, вся в черном
шелку, очень уютная барышня», работающая машинисткой и влюбленная в Ганина, а
также балетные танцовщики Колин и Горноцветов. «Особый оттенок, таинственная
жеманность» отделяет последних от других пансионеров, но, «говоря по совести,
нельзя порицать голубиное счастье этой безобидной четы». В прошлом году по приезде в Берлин Ганин сразу нашел
работу. Был он и рабочим, и официантом, и статистом. Оставшихся у него денег
достаточно, чтобы выехать из Берлина, но для этого нужно порвать с Людмилой,
связь с которой длится уже три месяца и ему порядком надоела. А как порвать,
Ганин не знает. Окно его выходит на полотно железной дорога, и поэтому
«возможность уехать дразнит неотвязно». Он объявляет хозяйке, что уедет в
субботу. От Алферова Ганин узнает, что в субботу приезжает его
жена Ма- 352 шенька. Алферов ведет Ганина к себе, чтобы показать
ему фотографии жены. Ганин узнает свою первую любовь. С этого момента он
полностью погружается в воспоминания об этой любви, ему кажется, что он
помолодел ровно на девять лет. На следующий день, во вторник, Ганин объявляет
Людмиле, что любит другую женщину. Теперь он свободен вспоминать, как девять
лет назад, когда ему было шестнадцать лет, он, выздоравливая после тифа в
летней усадьбе под Воскресенском, создал себе женский образ, который через
месяц встретил наяву. У Машеньки была «каштановая коса в черном банте»,
«татарские горящие глаза», смугловатое лицо, голос «подвижный, картавый, с
неожиданными грудными звуками». Машенька была очень веселая, любила сладкое.
Она жила на даче в Воскресенске. Как-то с двумя подругами она забралась в
беседку в парке. Ганин заговорил с девушками, они договорились на следующий
день поехать кататься на лодке. Но Машенька пришла одна. Они стали каждый день
встречаться по той стороне реки, где стояла на холме пустая белая усадьба. Когда в черную бурную ночь, накануне отъезда в
Петербург к началу учебного года, он в последний раз встретился с ней на этом
месте, Ганин увидел, что ставни одного из окон усадьбы приоткрыты, а к стеклу
изнутри прижалось человеческое лицо. Это был сын сторожа. Ганин разбил стекло
и стал «бить каменным кулаком по мокрому лицу». На следующий день он уехал в Петербург. Машенька
переселилась в Петербург только в ноябре. Началась «снеговая эпоха их любви».
Встречаться было трудно, подолгу блуждать на морозе было мучительно, поэтому
оба вспоминали о лете. По вечерам они часами говорили по телефону. Всякая
любовь требует уединения, а у них приюта не было, их семьи не знали друг друга.
В начале нового года Машеньку увезли в Москву. И странно: эта разлука оказалась
для Ганина облегчением. Летом Машенька вернулась. Она позвонила Ганину на дачу
и сказала, что папа ее ни за что не хотел снова снять дачу в Воскресенске и
она теперь живет в пятидесяти верстах оттуда. Ганин поехал к ней на велосипеде.
Приехал уже затемно. Машенька ждала его у ворот парка. «Я твоя, — сказала она.
— Делай со мной все, что хочешь». Но в парке раздавались странные шорохи, Машенька
лежала слишком покорно и неподвижно. «Мне все кажется, что кто-то идет», —
сказал он и поднялся. Он встретился с Машенькой через год в дачном поезде.
Она сошла 353 на следующей станции. Больше они не видались. В годы
войны Ганин и Машенька несколько раз обменялись нежными письмами. Он был в
Ялте, где «готовилась военная борьба», она где-то в Малороссии. Потом они
потеряли друг друга. В пятницу Колин и Горноцветов по случаю получения
ангажемента, дня рождения Клары, отъезда Ганина и предполагаемого отъезда
Подтягина в Париж к племяннице решают устроить «празднество». Ганин с
Подтягиным отправляется в полицейское управление, чтобы помочь тому с визой.
Когда долгожданная виза получена, Подтягин случайно оставляет паспорт в
трамвае. С ним случается сердечный припадок. Праздничный ужин проходит невесело. Подтягину опять
становится плохо. Ганин поит и так уже пьяного Алферова и отправляет его
спать, а сам представляет, как встретит утром Машеньку на вокзале и увезет ее. Собрав вещи, Ганин прощается с пансионерами, сидящими
у постели умирающего Подтягина, и едет на вокзал. До приезда Машеньки
остается час. Он усаживается на скамейку в сквере около вокзала, где четыре дня
назад вспоминал тиф, усадьбу, предчувствие Машеньки. Постепенно «с беспощадной
ясностью» Ганин осознает, что его роман с Машенькой кончился навсегда. «Он
длился всего четыре дня, — эти четыре дня были, быть может, счастливейшей порой
его жизни». Образ Машеньки остался вместе с умирающим поэтом в «доме теней». А
другой Машеньки нет и не может быть. Он дожидается момента, когда по
железнодорожному мосту проходит экспресс, идущий с севера. Берет таксомотор,
едет на другой вокзал и садится в поезд, идущий на юго-запад Германии. Защита Лужина - Роман (1929-1930)Родители десятилетнего Лужина к концу лета наконец
решаются сообщить сыну, что после возвращения из деревни в Петербург он пойдет
в школу. Боясь предстоящего изменения в своей жизни, маленький Лужин перед
приходом поезда убегает со станции обратно в усадьбу и прячется на чердаке, где
среди прочих незанимательных 354 вещей видит шахматную доску с трещиной. Мальчика
находят, и чернобородый мужик несет его с чердака до коляски. Лужин старший писал книги, в них постоянно мелькал
образ белокурого мальчика, который становился скрипачом или живописцем. Он
часто думал о том, что может выйти из его сына, недюжинность которого была
несомненна, но неразгаданна. И отец надеялся, что способности сына раскроются в
школе, особенно славившейся внимательностью к так называемой «внутренней»
жизни учеников. Но через месяц отец услышал от воспитателя холодноватые слова,
доказывающие, что его сына понимают в школе еще меньше, чем он сам:
«Способности у мальчика несомненно есть, но наблюдается некоторая вялость». На переменах Лужин не участвует в общих ребяческих
играх и сидит всегда в одиночестве. К тому же сверстники находят странную
забаву в том, чтобы смеяться над Лужиным по поводу отцовских книжек, обзывая
его по имени одного из героев Антошей. Когда дома родители пристают к сыну с расспросами
о школе, происходит ужасное: он как бешеный опрокидывает на стол чашку с
блюдцем. Только в апреле наступает для мальчика день, когда у
него появляется увлечение, на котором обречена сосредоточиться вся его жизнь.
На музыкальном вечере скучающая тетя, троюродная сестра матери, дает ему
простейший урок игры в шахматы. Через несколько дней в школе Лужин наблюдает шахматную
партию одноклассников и чувствует, что каким-то образом понимает игру лучше,
чем играющие, хотя не знает еще всех ее правил. Лужин начинает пропускать занятия — вместо школы он
ездит к тете играть в шахматы. Так проходит неделя. Воспитатель звонит домой,
чтобы узнать, что с ним. К телефону подходит отец. Потрясенные родители
требуют у сына объяснения. Ему скучно что-либо говорить, он зевает, слушая
наставительную речь отца. Мальчика отправляют в его комнату. Мать рыдает и
говорит, что ее обманывают и отец, и сын. Отец думает с грустью о том, как
трудно исполнять долг, не ходить туда, куда тянет неудержимо, а тут еще эти
странности с сыном... Лужин выигрывает у старика, часто приходящего к тете с
цветами. Впервые столкнувшись с такими ранними способностями, старик пророчит
мальчику: «Далеко пойдете». Он же объясняет нехитрую систему обозначений, и
Лужин без фигур и доски уже может разыгрывать партии, приведенные в журнале,
подобно музыканту, читающему партитуру. 355 Однажды отец после объяснения с матерью по поводу
своего долгого отсутствия (она подозревает его в неверности) предлагает сыну
посидеть с ним и сыграть, например, в шахматы. Лужин выигрывает у отца четыре
партии и в самом начале последней комментирует один ход недетским голосом:
«Худший ответ. Чигорин советует брать пешку». После его ухода отец сидит
задумавшись — страсть сына к шахматам поражает его. «Напрасно она его
поощряла», — думает он о тете и сразу же с тоской вспоминает свои объяснения с
женой... Назавтра отец приводит доктора, который играет лучше
его, но и доктор проигрывает сыну партию за партией. И с этого времени страсть
к шахматам закрывает для Лужина весь остальной мир. После одного клубного
выступления в столичном журнале появляется фотография Лужина. Он отказывается
посещать школу. Его упрашивают в продолжение недели. Все решается само собой.
Когда Лужин убегает из дому к тете, то встречает ее в трауре: «Твой старый
партнер умер. Поедем со мной». Лужин убегает и не помнит, видел ли он в гробу
мертвого старика, когда-то побивавшего Чигорина, — картины внешней жизни
мелькают в его сознании, превращаясь в бред. После долгой болезни родители
увозят его за границу. Мать возвращается в Россию раньше, одна. Однажды Лужин
видит отца в обществе дамы — и очень удивлен тем, что эта дама — его
петербургская тетя. А через несколько дней они получают телеграмму о смерти
матери. Лужин играет во всех крупных городах России и Европы с
лучшими шахматистами. Его сопровождает отец и господин Валентинов, который
занимается устройством турниров. Проходит война, революция, повлекшая законную
высылку за границу. В двадцать восьмом году, сидя в берлинской кофейне, отец неожиданно
возвращается к замыслу повести о гениальном шахматисте, который должен умереть
молодым. До этого бесконечные поездки за сыном не давали возможности воплотить
этот замысел, и вот сейчас Лужин-старший думает, что он готов к работе. Но
книга, продуманная до мелочей, не пишется, хотя автор представляет ее, уже
готовую, в своих руках. После одной из загородных прогулок, промокнув под
ливнем, отец заболевает и умирает. Лужин продолжает турниры по всему миру. Он играет с
блеском, дает сеансы и близок к тому, чтобы сыграть с чемпионом. На одном из
курортов, где он живет перед берлинским турниром, он знакомится со своей
будущей женой, единственной дочерью русских эмигрантов. Несмотря на
незащищенность Лужина перед обстоятельствами жизни и внешнюю неуклюжесть,
девушка угадывает в нем замкну- 356 тый, тайный артистизм, который она относит к свойствам
гения. Они становятся мужем и женой, странной парой в глазах всех окружающих.
На турнире Лужин, опередив всех, встречается с давним своим соперником
итальянцем Турати. Партия прерывается на ничейной позиции. От перенапряжения
Лужин тяжело заболевает. Жена устраивает жизнь таким образом, чтобы никакое
напоминание о шахматах не беспокоило Лужина, но никто не в силах изменить его
самоощущение, сотканное из шахматных образов и картин внешнего мира. По
телефону звонит давно пропавший Валентинов, и жена старается предотвратить
встречу этого человека с Лужиным, ссылаясь на его болезнь. Несколько раз жена
напоминает Лужину, что пора посетить могилу отца. Они планируют это сделать в
ближайшее время. Воспаленный мозг Лужина занят решением неоконченной
партии с Турати. Лужин измучен своим состоянием, он не может освободиться ни
на мгновение от людей, от себя самого, от своих мыслей, которые повторяются в
нем, как сделанные когда-то ходы. Повторение — в воспоминаниях, шахматных
комбинациях, мелькающих лицах людей — становится для Лужина самым мучительным
явлением. Он «шалеет от ужаса перед неизбежностью следующего повторения» и
придумывает защиту от таинственного противника. Основной прием защиты состоит в
том, чтобы по своей воле, преднамеренно совершить какое-нибудь нелепое,
неожиданное действие, выпадающее из общей планомерности жизни, и таким образом
внести путаницу в сочетание ходов, задуманных противником. Сопровождая жену и тещу по магазинам, Лужин
придумывает повод (посещение дантиста), чтобы оставить их. «Маленький
маневр>, — усмехается он в таксомоторе, останавливает машину и идет пешком.
Лужину кажется, что когда-то он уже проделывал все это. Он заходит в магазин,
вдруг оказавшийся дамской парикмахерской, чтобы этим неожиданным ходом избежать
полного повторения. У дома его дожидается Валентинов, предлагающий Лужину
сняться в фильме о шахматисте, в котором участвуют настоящие гроссмейстеры.
Лужин чувствует, что кинематограф — предлог для ловушки-повторения, в которой
следующий ход ясен... «Но этот ход сделан не будет». Он возвращается домой, с сосредоточенным и
торжественным выражением быстро ходит по комнатам в сопровождении плачущей
жены, останавливается перед ней, выкладывает содержимое своих карманов, целует
ей руки и говорит: «Единственный выход. Нужно выпасть из игры». «Мы будем
играть?» — спрашивает жена. Вот-вот 357 должны прийти гости. Лужин запирается в ванной. Он
разбивает окно и с трудом пролезает в раму. Остается только отпустить
то, за что он держится, — и спасен. В дверь стучат, явственно слышится голос
жены из соседнего окна спальни: «Лужин, Лужин». Бездна под ним распадается на
бледные и темные квадраты, и он отпускает руки. «Дверь выбили. «Александр Иванович, Александр
Иванович?» — заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было». Камера Обскура - Роман (1932-1933)1928 г. Берлин. Бруно Кречмар, преуспевающий знаток
живописи, имеющий жену Аннелизу и дочку Ирму и ни разу не изменявший жене в
течение девяти лет брачной жизни, неожиданно увлекается незнакомкой, которую
встречает в кинематографе. Она работает там капельдинершей. Ее зовут Магда Петере. Ей шестнадцать лет. Она из
бедной семьи. Отец стар и болен. Мать всегда готова ударить ее или ее брата
Отто, который старше Магды на три года. Родители корили Магду дармоедством, и
она сбегает от них к пожилой даме Левандовской и начинает работать натурщицей.
Сама Магда мечтает стать актрисой. Левандовская пытается свести ее с
господином, назвавшимся Мюллером. Поскольку они понравились друг другу, Магда
охотно убегает с ним. Через месяц он уезжает. Магда сначала хотела покончить с
собой, но потом раздумала. После Мюллера были какие-то японцы, толстый старик
«с носом, как гнилая груша». Магда пытается найти себе место актрисы, но
безуспешно. Квартирная хозяйка устраивает ее работать в кинотеатр. Здесь ее и
встречает Кречмар. Кречмар дивится своей двойственности: с одной стороны,
«ненарушимая нежность» к жене, с другой — желание встречи с, Магдой. Магда
узнает его телефонный номер и звонит ему. Кречмар в ужасе: трубку могла взять его жена. Он
запрещает Магде звонить и предлагает ей снять квартиру. Магда, естественно,
предложение принимает, но звонить не перестает. Однажды телефонистка случайно
соединяет Макса — брата Аннелизы — с Кречмаром во время его разговора с Магдой.
Макс ошеломлен и тут же вешает трубку. Он ничего не говорит Аннелизе. 358 Кречмар отправляется посмотреть квартиру, которую
сняла Магда. Магда признается ему, что послала ему письмо с новым адресом. Это
удар для Кречмара: его жена всегда читает его письма, потому что у них не было
тайн друг от друга. Он понимает, что все кончено. Письмо уже нельзя вернуть.
Он остается у Магды. Аннелиза вместе с дочерью переезжает к Максу. Кречмар
не может позволить себе пустить Магду в свою квартиру, поэтому поселяется у
нее. Он пишет жене письмо о том, что по-прежнему ее любит, просит прощения.
Однако о его возвращении речь не идет. Магда привлекает его, несмотря на
вульгарность и грубое бесстыдство. Когда появляется брат Магды и требует у нее
денег за молчание о ее прошлом, Кречмар выгоняет его. Кречмар ревнует Магду.
Магда же так боится утратить все то, что дал ей Кречмар, что не смеет заводить
какие-либо романы. Вскоре Магда начинает требовать их переезда на старую
квартиру Кречмара. Тот поддается на уговоры. Они переезжают. Кречмар обещает
получить развод и жениться на Магде, но на самом деле мысль о разводе приводит
его в ужас. Магда уговаривает его финансировать фильм, где ей обещают вторую
женскую роль. Фильм пошлый, глупый, но Кречмар дает на него деньги: лишь бы
Магда была счастлива. На одном из обедов у Кречмара появляется американец
Горн, в котором Магда узнает человека, из-за которого она хотела расстаться с
жизнью. Горн тоже узнает Магду. Страсть вновь разгорается. Однако все держится
в секрете, поскольку терять деньги Кречмара Магда не собирается, а Горн имеет
лишь неоплаченные долги. Роберт Горн — карикатурист, он считает, что самое
смешное в жизни основано на тонкой жестокости. Дочь Кречмара Ирма неожиданно заболевает гриппом.
Выздороветь она уже не может. Кречмар, за которым съездил Макс, застает
последний день жизни дочери. Она умирает при нем. Пока он прощается с дочерью,
Магда изменяет ему с Горном. Фильм, в котором снималась Магда, наконец закончен. На
просмотре над Магдой смеется весь зал: так отвратительно она играет. Дома
Магда закатывает истерику и в очередной раз требует, чтобы Кречмар женился на
ней. Тот обещает, но развод для него немыслим. Магда и Горн встречаются почти
каждый день, сняв для этих встреч квартиру. Кречмар и Магда едут в путешествие по Европе. Вместо
шофера с ними едет Горн. Во Франции они останавливаются в отеле в соседних
комнатах, соединенных общей ванной. Магда, делая вид, что моется, получает
возможность свиданий с Горном. 359 Так проходят две недели. Возвращаясь с одной из
прогулок дачным поездом, они попадают в разные вагоны. В вагон к Магде и Горну
садится друг Кречмара — писатель Зегелькранц. Собирая материал для нового
романа, он записывает разговор Магды и Горна и помещает почти дословно в свой
роман. Через несколько дней у горного ручья Зегелькранц читает этот роман
Кречмару, поскольку не знает, что эта пара знакома ему. Кречмар кидается в гостиницу: он хочет убить Магду. Но
та клянется ему, что Горна не интересуют женщины. Кречмар ей верит, но требует
немедленно уехать отсюда. Он сам ведет машину по извилистой горной дороге.
Поскольку глаза его застилают слезы, он не может справиться с управлением. Они
попадают в аварию. Магда отделывается легким испугом, а Кречмар слепнет. Магда и Горн собираются жить вместе, пользуясь
слепотой Кречмара, чьи деньги терять они не намерены. Магда снимает двухэтажную
дачу под Берлином. Туда они и въезжают втроем. Магда и Горн встречаются с
большой осторожностью, но затем Горн начинает вести себя открыто, хотя и не
разговаривает. Кречмар постоянно слышит шаги, покашливания и другие звуки.
Магда подсовывает ему на подпись чеки на огромные сумы, которые тот,
естественно, подписывает, не задавая никаких вопросов. Магда же мечтает стать
женой Кречмара, так как тогда к ней в руки попала бы половина его состояния. Тем временем Зегелькранц узнает о трагедии, которая
случилась с Кречмаром. Он едет в Берлин и рассказывает обо всем Максу, до которого
уже начали доходить кое-какие слухи. Зегелькранц выражает опасение, что
Кречмар, ныне совершенно беспомощный, находится полностью в руках Горна и
Магды. Макс решает проведать Кречмара. Он приезжает вовремя: Горн как раз придумал новое
издевательство над Кречмаром. Макс бьет Горна тростью и собирается забрать
Кречмара с собой в Берлин. Кречмар сначала умоляет его сказать, что никакого
Горна не было, а потом хочет видеть Магду. Макс увозит его до ее прихода. Аннелиза с радостью устраивает Кречмара в бывшей
комнате Ирмы. Она все так же любит его. На четвертый день его пребывания в
Берлине он остается дома один. Неожиданно ему звонит сторож из его дома и
говорит, что Магда приехала забрать вещи и он не знает, впускать ли ее.
Кречмару чудом удается добраться до своей квартиры. Он достает браунинг и хочет
убить Магду, двигаясь на ощупь. В короткой борьбе Магда стреляет в Кречмара и
убивает его. 360 Приглашение на казнь - Повесть (1935—1936)«Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный
приговор шепотом». Непростительная вина Цинцинната — в его «непроницаемости»,
«непрозрачности» для остальных, до ужаса похожих (тюремщик Родион то и дело
превращается в директора тюрьмы, Родрига Ивановича, и наоборот; адвокат и
прокурор по закону должны быть единоутробными братьями, если же не удается
подобрать — их гримируют, чтобы были похожи), «прозрачных друг для дружки душ».
Особенность эта присуща Цинциннату с детства (унаследована от отца, как
сообщает ему пришедшая с визитом в тюрьму мать, Цецилия Ц., щупленькая,
любопытная, в клеенчатом ватерпруфе и с акушерским саквояжем), но какое-то
время ему удается скрывать свое отличие от остальных. Цинциннат начинает
работать, а по вечерам упивается старинными книгами, пристрастясь к мифическому
XIX в. Да еще занимается он изготовлением мягких кукол для
школьниц: «тут был и маленький волосатый Пушкин в бекеше, и похожий на крысу
Гоголь в цветистом жилете, и старичок Толстой, толстоносенький, в зипуне, и
множество других». Здесь же, в мастерской, Цинциннат знакомится с Марфинькой,
на которой женится, когда ему исполняется двадцать два года и его переводят в
детский сад учителем. В первый же год брака Марфинька начинает изменять ему. У
нее родятся дети, мальчик и девочка, не от Цинцинната. Мальчик хром и зол,
тучная девочка почти слепа. По иронии судьбы, оба ребенка попадают на
попечение Цинцинната (в саду ему доверены «хроменькие, горбатенькие, косенькие»
дети). Цинциннат перестает следить за собой, и его «непрозрачность» становится
заметна окружающим. Так он оказывается в заключении, в крепости. Услышав приговор, Цинциннат пытается узнать, когда
назначена казнь, но тюремщики не говорят ему. Цинцинната выводят взглянуть на
город с башни крепости. Двенадцатилетняя Эммочка, дочь директора тюрьмы, вдруг
кажется Цинциннату воплощенным обещанием побега... узник коротает время за просмотром журналов. Делает записи,
пытаясь осмыслить собственную жизнь, свою индивидуальность: «Я не простой... я
тот, который жив среди вас... Не только мои глаза другие, и слух, и вкус, — не
только обоняние, как у оленя, а осязание, как у нетопыря, — но главное: дар
сочетать все это в одной точке...» В крепости появляется еще один заключенный, безбородый
толстячок лет тридцати. Аккуратная арестантская пижамка, сафьяновые 361 туфли, светлые, на прямой пробор волосы, между
малиновых губ белеют чудные, ровные зубы. Обещанное Цинциннату свидание с Марфинькой
откладывается (по закону, свидание дозволяется лишь по истечении недели после
суда). Директор тюрьмы торжественным образом (на столе скатерть и ваза со
щекастыми пионами) знакомит Цинцинната с соседом — м-сье Пьером. Навестивший
Цинцинната в камере м-сье Пьер пробует развлечь его любительскими
фотографиями, на большинстве которых изображен он сам, карточными фокусами,
анекдотами. Но Цинциннат, к обиде и недовольству Родрига Ивановича, замкнут и
неприветлив. На следующий день на свидание к нему является не
только Марфинька, но и все ее семейство (отец, братья-близнецы, дед с бабкой —
«такие старые, что уже просвечивали», дети) и, наконец, молодой человек с
безупречным профилем — теперешний кавалер Марфиньки. Прибывает также мебель,
домашняя утварь, отдельные части стен. Цинциннату не удается сказать ни слова
наедине с Марфинькой. Тесть не перестает упрекать его, шурин уговаривает покаяться
(«Подумай, как это неприятно, когда башку рубят»), молодой человек упрашивает
Марфиньку накинуть шаль. Затем, собрав вещи (мебель выносят носильщики), все
уходят. В ожидании казни Цинциннат еще острее чувствует свою
непохожесть на всех остальных. В этом мире, где «вещество устало: сладко
дремало время», в мнимом мире, недоумевая, блуждает лишь незначительная доля
Цинцинната, а главная его часть находится совсем в другом месте. Но и так
настоящая его жизнь «слишком сквозит», вызывая неприятие и протест окружающих.
Цинциннат возвращается к прерванному чтению. Знаменитый роман, который он
читает, носит латинское название «Quercus»» («Дуб») и представляет
собою биографию дерева. Автор повествует о тех исторических событиях (или тени
событий), свидетелем которых мог оказаться дуб: то это диалог воинов, то привал
разбойников, то бегство вельможи от царского гнева... В промежутках между этими
событиями дуб рассматривается с точки зрения дендрологии, орнитологии и прочих
наук, приводится подробный список всех вензелей на коре с их толкованием.
Немало внимания уделяется музыке вод, палитре зорь и поведению погоды. Это,
бесспорно, лучшее из того, что создано временем Цинцинната, тем не менее
кажется ему далеким, ложным, мертвым. Измученный ожиданием приезда палача, ожиданием казни,
Цинциннат засыпает. Вдруг его будит постукивание, какие-то скребущие звуки,
отчетливо слышные в ночной тишине. Судя по звукам, это подкоп. До самого утра
Цинциннат прислушивается к ним. 362 По ночам звуки возобновляются, а день за днем к
Цинциннату является м-сье Пьер с пошлыми разговорами. Желтая стена дает трещину,
разверзается с грохотом, и из черной дыры, давясь смехом, вылезают м-сье Пьер и
Родриг Иванович. М-сье Пьер приглашает Цинцинната посетить его, и тот, не видя
иной возможности, ползет по проходу впереди м-сье Пьера в его камеру. М-сье
Пьер выражает радость по поводу своей завязавшейся дружбы с Цинциннатом — такова
была его первая задача. Затем м-сье Пьер отпирает ключиком стоящий в углу
большой футляр, в котором оказывается широкий топор. Цинциннат лезет по вырытому проходу обратно, но вдруг
оказывается в пещере, а затем через трещину в скале выбирается на волю. Он
видит дымчатый, синий город с окнами, как раскаленные угольки, и торопится
вниз. Из-за выступа стены появляется Эммочка и ведет его за собой. Сквозь
небольшую дверь в стене они попадают в темноватый коридор и оказываются в
директорской квартире, где в столовой за овальным столом пьют чай семейство
Родрига Ивановича и м-сье Пьер. Как принято, накануне казни м-сье Пьер и Цинциннат
являются с визитом ко всем главным чиновникам. В честь них устроен пышный
обед, в саду пылает иллюминация: вензель «П» и «Ц» (не совсем, однако,
вышедший). М-сье Пьер, по обыкновению, в центре внимания, Цинциннат же молчалив
и рассеян. Утром к Цинциннату приходит Марфинька, жалуясь, что
трудно было добиться разрешения («Пришлось, конечно, пойти на маленькую
уступку, — одним словом, обычная история»). Марфинька рассказывает о свидании
с матерью Цинцинната, о том, что к ней самой сватается сосед, бесхитростно
предлагает Цинциннату себя («Оставь. Что за вздор>, — говорит Цинциннат).
Марфиньку манит просунутый в приоткрывшуюся дверь палец, она исчезает на три
четверти часа, а Цинциннат во время ее отсутствия думает, что не только не
приступил к неотложному, важному разговору с ней, но не может теперь даже
выразить это важное. Марфинька, разочарованная свиданием, покидает Цинцинната
(«Я была готова все тебе дать. Стоило стараться» ). Цинциннат садится писать: «Вот тупик тутошней жизни, —
и не в ее тесных пределах искать спасения». Появляется м-сье Пьер и двое его
подручных, в которых почти невозможно узнать адвоката и директора тюрьмы.
Гнедая кляча тащит облупившуюся коляску с ними вниз, в город. Прослышав о
казни, начинает собираться публика. На площади возвышается червленый помост
эшафота. Цинциннату, чтобы до него никто не дотрагивался, приходится почти
бежать к по- 363 мосту. Пока идут приготовления, он глядит по сторонам:
что-то случилось с освещением, — с солнцем неблагополучно, и часть неба трясется.
Один за другим падают тополя, которыми обсажена площадь. Цинциннат сам снимает рубашку и ложится на плаху.
Начинает считать: «один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал
слушать удалявшийся звон ненужного счета, привстал и осмотрелся». Палач еще не
совсем остановился, но сквозь его торс просвечивают перила. Зрители совсем
прозрачны. Цинциннат медленно спускается и идет по зыбкому сору.
За его спиной рушится помост. Во много раз уменьшившийся Родриг безуспешно
пытается остановить Цинцинната. Женщина в черной шали несет на руках маленького
палача. Все расползается и падает, и Цинциннат идет среди пыли и упавших вещей
в ту сторону, где, судя по голосам, стоят люди, подобные ему. Дар - Роман (1937)
Герой романа — Федор Константинович Годунов-Чердынцев,
русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода —
бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и
публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России.
Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские
посиделки, единственный его кумир среди современников — поэт Кончеев. С ним он
и ведет неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев,
сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не
омрачается ни бедностью, ни неопределенностью будущего. Он постоянно ловит в
пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего
счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации. Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в
гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот
псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живет с женой Александрой
Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «ménage
à trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что
вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьей из старой
берлинской газе- 364
ты — статьей совершенно о другом. Следующее собрание у
Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев
обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию
собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского
немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьезов.
Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение
всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный
объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения.
Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, —
завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» — тема
ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от нее в макинтоше,
а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в
другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает
русская молодежь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не
отзывается на первый намек судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной
женщиной откладывается до третьей главы. Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать,
приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для нее
свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя,
пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии.
Мать все еще надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой
серьезной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своем райском
детстве — экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении
старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, — но чувствует, что из этих
разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко,
интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и
написать о нем как об ученом и путешественнике. К тому же в рассказе о его
странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной
строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А
внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую
квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надежную, денежную и благонамеренную
постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали ее. Чердынцев
остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича
Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и
бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными
шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, 365 как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей
раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц,
дочери Марианны Николаевны от первого брака, а ее подруге, которая принесла
свой голубой воздушный туалет на переделку. Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно
влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих
знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента.
Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, ее страшно раздражает жовиальный
отчим (отец ее — еврей, первый муж Марианны Николаевны — был человек
музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы
Щеголев и мать что-нибудь узнали об ее отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается
прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним;
следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешенная страсть,
ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся
талант — все это заставляет Чердынцева начать наконец серьезный труд, и трудом
этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского».
Фигурой Чернышевского Чердынцев увлекся не по созвучию его фамилии со своей и
даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но
в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в
послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он
обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но
обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал
ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в
духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешевого,
плоского прагматизма. «Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков
нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга
была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского
материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьем, не
художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его
идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо
сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в
ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после
освобождения... В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой
он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость,
физическая слабость, а главное — игнорирование внешней прелести мира,
стремление все 366 свести к рацее, пользе, примитиву... Этот на вид
прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все
время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность
общественного переустройства, в то время как никакое общественное
переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах
судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический
смысл, узор намеков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском
набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева:
его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой
которого он покатывался со смеху. Ее расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с
которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: ее мать и отчим
уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц
остаются вдвоем. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом
о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую
жизнь. «Ничего нет, — говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за
занавешенными окнами. — Это так же ясно, как то, что идет дождь». А на улице в
это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе. Тема ключей всплывает в пятой главе: свои ключи от
квартиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Марианна Николаевна, и
влюбленные после почти свадебного ужина оказываются на улице. Впрочем, скорее
всего в Грюневальдском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердынцева к Зине —
любовь, которая вплотную подошла к своему счастливому разрешению, но разрешение
это от нас скрыто, — не нуждается в ключах и кровле. Лолита - Роман (изд. на англ. яз. — 1955. Пер. авт. на рус. яз. — 1965)Эдгар Гумберт Гумберт, тридцатисемилетний
преподаватель французской литературы, испытывает неординарную склонность к
нимфеткам, как он их называет — очаровательным девочкам от девяти до
четырнадцати лет. Давнее детское впечатление наделило его этим подпольным
переживанием, отвращающим от более зрелых женщин. Действие романа-исповеди,
который пишет находящийся в тюрьме 367 Гумберт Гумберт, относится к лету 1947 г. За десять
лет до этого, живя в Париже, он был женат, но жена оставила его ради русского
полковника-эмигранта как раз накануне его переезда в Америку. Там он принимал
участие в разных исследовательских проектах, лечился в санаториях от меланхолии
и вот, выйдя из очередной больницы, снял в Новой Англии дом у госпожи Шарлотты
Гейз. У хозяйки двенадцатилетняя дочь Долорес — Ло, Лолита, напоминание о той
детской влюбленности Гумберта, потеря которой придала его эротической жизни
столь странное направление. Страницам своего дневника Гумберт Гумберт поверяет о
томительном вожделении к Лолите, как вдруг узнает, что мать отправляет ее в
летний лагерь. Шарлотта пишет Гумберту письмо, в котором объясняется в любви к
нему, и требует покинуть ее дом, если он не разделяет ее чувств. После
некоторого колебания Гумберт принимает предложение «перейти из жильцов в
сожители», Он женится на матери, ни на минуту не забывая о своей будущей
падчерице. Отныне ничто не помешает ему общаться с ней. Однако выясняется, что
после свадьбы Шарлотта намерена отправить Лолиту сразу после лагеря в
пансионат, а затем в Бердслей Колледж. Планы Гумберта рушатся. Во время
плавания в лесном озере он хочет утопить жену, но не может, к своему сожалению,
узнав, что за ними с холма следит соседка-художница. Госпожа Гумберт находит и прочитывает дневник мужа и
полностью его разоблачает. Пока он лихорадочно обдумывает, как выйти из этой
ситуации, Шарлотта в слезах и гневе бежит через дорогу отправлять письма и
попадает под машину. После похорон жены герой отправляется за Лолитой.
Разжившись одеждой для нее и снотворными пилюлями, он сообщает девочке, что ее
мама в больнице накануне серьезной операции. Забрав Лолиту из лагеря, Гумберт
собирается возить ее по городкам и гостиницам. В первой из них он дает девочке
снотворное, чтобы насладиться ею спящей. Снотворное не действует. Ночь мучений
и нерешительности Гумберта, не смеющего прикоснуться к Лолите, заканчивается ее
утренним пробуждением и соблазнением отчима. К изумлению последнего, Лолита
не была девственницей, совсем недавно она «попробовала» это с сыном начальницы
лагеря. Близость изменяет отношения Гумберта с Лолитой. Он
открывает, что ее мать мертва. С августа 1947 г. в течение года они путешествуют
по Соединенным Штатам, меняют мотели, коттеджи, гостиницы. Герой старается
подкупить девочку обещанием разных удовольствий и угрожает бедами, если она
выдаст его полиции как совратителя. Перед путешественниками открываются
многочисленные достопри- 368 мечательности страны. Параллельно между ними случаются
скандалы. Райское блаженство никак не сулит стабильного счастья. Вместо того
чтобы затаиться где-нибудь в Мексике, Гумберт поворачивает на восток Америки,
чтобы отдать девочку в частную гимназию в Бердслее. 1 января 1949 г. Лолите исполняется четырнадцать лет. Она
уже отчасти теряет прелесть своей нимфеточности, лексикон ее делается
невыносим. Она требует денег от Гумберта за удовлетворение его особых желаний,
прячет их, чтобы, как он подозревает, накопив, сбежать от него. В гимназии она
начинает увлекаться театром. Репетируя пьесу «Зачарованные охотники», Лолита
влюбляется в ее автора, знаменитого драматурга Куильти, неотразимого героя
рекламы папирос «Дромадер». Чуя неладное, Гумберт Гумберт за неделю до премьеры
увозит Лолиту из Бердслея. Летом 1949 г. начинается их последнее путешествие по
Америке. Гумберта преследуют подозрения о ее измене. Он боится оставлять Лолиту
надолго одну, проверяет пистолет, который хранит в шкатулке. Однажды он
замечает следующий за ними в отдалении вишневый «кадиллак». Кто-то нанял
детектива следить за ними? Что это за лысоватый господин, с которым торопливо
разговаривала Лолита? По дороге в городках они смотрят пьесы неких Куильти и
Дамор-Блок. Их преследователь меняет автомобили, в вишневом «кадиллаке» обнаруживаются
какие-то актеры. Лолита обманывает Гумберта, водит его за нос вместе с
сообщниками своего нового любовника. В Эльфинстоне Лолиту с высокой температурой забирают в
больницу. Впервые за два года Гумберт разлучен со своей любимой. Потом
заболевает и он сам. Когда же он собирается забрать Лолиту из госпиталя,
оказывается, что накануне она уехала со своим «дядюшкой». Три с половиной года проходят без Лолиты. Сначала
Гумберт едет в обратном порядке по следам своего изобретательного соперника.
Осенью он достигает Бердслея. До следующей весны лечится в санатории. Потом
встречает тридцатилетнюю наивную, нежную и безмозглую подружку по имени Рита,
спасшую Гумберта от смирительной рубашки. Год преподает в Кантрипском
университете. И наконец оказывается в Нью-Йорке, где 22 сентября 1952 г.
получает письмо от Лолиты. Она сообщает, что замужем, что ждет ребенка, что ей
нужны деньги расплатиться с долгами, поскольку муж собирается вместе с ней на
Аляску, где ему обещана работа. Гумберт Гумберт определяет по штемпелю адрес и,
прихватив с собой пистолет, отправляется в дорогу. Он находит Лолиту в какой-то
лачуге на окраине маленького городка замужем за почти глухим вете- 369 раном войны. Она наконец открывает имя своего
соблазнителя: это драматург Клэр Куильти, весьма неравнодушный к маленьким
детям развратный гений. Она думала, что Гумберт давно уже вычислил его.
Куильти, украв ее, повез на ранчо, уверяя, что осенью повезет в Голливуд
пробоваться на роль. Но там Лолиту ждали пьянство, наркотики, извращения и
групповые оргии, в которых она отказалась принимать участие, и была вышвырнута
на улицу. Далее тяжелые заработки на жизнь, встреча с будущим мужем... Гумберт предлагает Лолите немедленно уехать с ним от
мужа, она отказывается, она никогда его не любила. Гумберт Гумберт дает ей с
мужем четыре тысячи долларов — доход от дома ее покойной матери — и
отправляется на охоту за драматургом Клэром Куильти. Он испытывает что-то вроде раскаяния перед Лолитой.
Гумберт возвращается в Рамздэль, где жил с Шарлоттой, переводит все имущество
на имя Лолиты, узнает адрес Куильти. Затем он едет в Паркингтон, где проникает в родовой
замок своего врага, и с пистолетом в руках ведет с ним полубезумный разговор,
чередующийся выстрелами, осечками, промахами, попаданиями, борьбой двух
немолодых и полуразрушенных тел, чтением приговора в стихах. Все это делает
сцену мщения фарсовой. Куильти бежит от своего палача, тот стреляет в него... В
доме появляются очередные гости Куильти, пьют его водку, не обращая внимания на
заявление Гумберта, что он убил их хозяина. В это время на верхнюю площадку
выползает окровавленный Куильти, там он «тяжело возился, хлопая плавниками; но
вскоре... застыл — теперь уже навсегда». Гумберт Гумберт уезжает из замка. «Лолиту», свою исповедь, он пишет сначала в лечебнице
для психопатов, где проверяют его рассудок, а потом в тюрьме в ожидании суда,
не дождавшись которого умирает от сердечного приступа. Вскоре после Гумберта
умрет и Лолита, разрешившись на Рождество 1952 г. мертвой девочкой. Леонид Максимович Леонов 1899-1994Русский лес - Роман (1953)Юная девушка со звучным именем Аполлинария Вихрова
(собственно, все зовут ее Поля) приезжает после школы в Москву учиться. Мама
ее осталась там, на Енге, в Пашутинском лесничестве, а вот отец — столичный
профессор, специалист по лесу. Только видеть его Поля не хочет: то и дело
хлещут Ивана Вихрова в лесных журналах за то, что постоянно твердит он о
необходимости правильного лесопользования, о недопустимости сплошных порубок.
Отгораживает лес от его законного хозяина — русского народа. Подобные теорийки
противоречат интересам социалистического строительства. Многочисленные суровые
статьи намекают на политическую подоплеку научных воззрений Вихрова, и Поля,
убежденная комсомолка, заочно ненавидит отца как врага новой жизни. Кстати, у
громогласных статей один автор. Его фамилия Грацианский. Когда-то Грацианский и Вихров вместе учились в Лесном
институте и даже были неразлучными товарищами, несмотря на разность социального
статуса: Вихров — мужицкий сын, Грацианский происходил из обеспеченной семьи
профессора Санкт-Петербургской духовной академии. Блестящая научная карьера
Грацианского качалась с растоптания видного лесного теоретика Туликова,
вихровского учителя, и продолжилась распрей с самим Вихровым. После каждой
крупной работы Вихрова лесная общественность теперь ожидает разносной статьи 371 Грацианского, хотя доверительно кое-кто утверждает,
что ругательные шедевры Грацианского не составляют вклада в большую науку. Итак, Поля приезжает в Москву и останавливается у
подруги и землячки Вари Чернецовой. Гуляет по Москве, заходит к отцу —
высказать ему честное комсомольское суждение о людях подобного сорта, но застает
только отцову сестру, свою тетку Таисию Матвеевну. ...В ту же ночь немецкие самолеты сбрасывают первые
бомбы на спящие советские города. В свете неблагоприятных сводок с фронта обвинения
Грацианского кажутся Поле особенно зловещими. Тем более при личном знакомстве
в бомбоубежище (они соседи по дому) Грацианский добавляет к биографии ее отца
окончательно убийственные подробности: Вихров все годы учебы получал от
неизвестного лица пособие в размере 25 рублей. В годы обнищания пролетариата
этим благодетелем был уж конечно не рабочий — вывод отсюда ясен. Поля в ужасе,
рвется идти в райком, чтобы все рассказать. Варя предлагает ей вместо этого
сходить на вступительную лекцию Вихрова. Прослушав вдохновенный рассказ о судьбе русского леса
(«Судьба русского леса» — так называется и одна из фундаментальных работ
профессора), Поля испытывает усталость победы и торжество чистоты. Теперь ей
не стыдно глядеть в лицо воюющим солдатам, в числе которых сражается и Родион,
ее бывший одноклассник, друг и любимый. Вернувшись домой, она узнает, что Варя
отправляется в тыл врага. «У тебя комсомольский билет под подушкой... думай о
нем почаще — это научит тебя совершать большие дела», — на прощание наставляет
Аполлинарию подруга. Проводив Варю, Поля идет в райком проситься на фронт.
Есть у нее и еще одно заветное желание — побывать на Красной площади в Октябрьский
праздник. Время от времени у Поли происходят встречи с теткой
Таисой, из которых постепенно выясняется история жизни ее родителей. По
окончании Лесного института ее отец работал на родине, в Пашутинском
лесничестве. Хозяйство при нем стало образцовым. Там он начал и свою
плодотворную научную работу. Там возобновилось и его знакомство с Еленой
Ивановной, с которой мельком виделись в детстве. Леночка жила на правах то ли
приживалки, то ли воспитанницы в усадьбе Сапегиных, которым ее подбросили в младенчестве.
Вихрову она поверила свои страхи: боялась, что когда восставший народ будет
казнить своих угнетателей и пойдет жечь Сапегино, то убьет и ее. Чувствовала
себя чужой народу, далекой от него и не могла найти своего места в жизни. От
неопределенности согласилась выйти замуж за Ивана Матвеевича, страстно ее
любившего. Молодые уехали в Мос- 372 кву, поскольку Вихрова как перспективного ученого,
опубликовавшего к тому времени ряд заметных работ, перевели в Лесохозяйственный
институт. Родилась Аполлинария. А когда дочке исполнилось три года, Елена
Ивановна, не в силах больше сносить двойственности своей жизни, вернулась от
нелюбимого мужа в Пашутинское лесничество и стала там работать в больнице.
Вскоре после этого у Ивана Матвеевича появился приемный сын Сережа: подкинул
раскулаченный друг детства Демид Золотухин. Этим была частично заполнена
гнетущая пустота, образовавшаяся при распаде семьи. Для Поли, как и для ее матери, нет цены, какой бы она
не оплатила право глядеть в лицо своему народу. И поскольку военное время требует
от каждого величайшей моральной чистоты, она пытается добыть окончательную
правду о Вихрове и Грацианском. Случай помогает ей узнать о моральной
нечистоплотности последнего: будучи холостяком, Грацианский имел дочь, но
отцовство не признал и не помогал материально. Во время парада на Красной площади Поля знакомится с
военврачом Струнниковым, который берет ее на работу в свой госпиталь санитаркой.
Одновременно ее сводный брат Сергей Вихров, которого она никогда не видела,
отправляется на фронт помощником машиниста бронепоезда. Комиссара бронепоезда Морщихина интересует
революционное движение среди петербургской молодежи перед февральской революцией.
Беседуя со свидетелями тех лет Вихровым и Грацианским, он узнает о
существовавшей тогда провокаторской организации «Молодая Россия». Никто, кроме
Грацианского, не знает, что эта ниточка тянется еще дальше: именно Грацианский
был связан с охранкой и, в частности, выдал своих товарищей Вихрова и Крайнова.
Грацианский не знает степени осведомленности Морщихина и в смертельном страхе
ждет разоблачения. У Морщихина нет фактов. Тем не менее он начинает подозревать
правду, но бронепоезд отправляют на фронт. Поговорить обо всем узнанном он
теперь может только с Сергеем. Бои идут как раз в окрестностях Полиного родного
Пашутинского лесничества, и ее как местную уроженку посылают с разведзаданием в
тыл врага. Но она попадает в лапы фашистов и, не выдержав лжи, произносит речь,
обличающую их как врагов новой жизни. Стечение невероятных обстоятельств
позволяет ей бежать, и в лесу она натыкается на Сережу Вихрова, участвовавшего
здесь на своем бронепоезде в одной боевой операции. Их находит советская
разведка, лечатся они в одном госпитале — таково их знакомство. По возвращении в Москву Поля идет к Грацианскому и в
знак презрения выплескивает ему в лицо чернила. Грацианский воспринимает это
как разоблачение. 373 Советские войска переходят в наступление, и у Вихрова
появляется давно желаемая возможность отправиться в Пашутино. Он навещает
бывшую жену и застает у нее Сережу, Полю и Родиона. В разговоре он сообщает
одну малозначительную новость: Грацианский покончил с собой, утопившись в
проруби. Вор - Роман (1927; 2-я нов. ред. 1959)
Москва тишала тут, в местности, называемой Благуша.
Фирсов оглядел окрестность и испытал прекрасную и щемящую опустошенность,
знакомую по опыту, когда вот так же раньше, для других книг, созревала в нем
горсть человеческих судеб. И тогда Фирсов увидел как наяву, что Николка Заварихин
приехал в Москву из деревни. Забежал к дяде, затем обошел земляков и узнал, что
его капиталов недостаточно для торгового почина в городе. С горя Заварихин загулял в пивной. На эстраду вышла
пышная красавица, но тут внимание всех посетителей привлек некий господин в
енотовой шубе и такой же дорогой шляпе. За его сдержанностью чувствовалась
скрытая сила. То был знаменитый вор-медвежатник (специалист по сейфам) Митя
Векшин. Еще недавно Векшин был, как говорили, чуть ли не
комиссаром небольшой кавалерийской части. Возвышение его прервал один случай:
Векшин покалечил безоружного пленного мальчишку-поручика, вслед за тем впал в
запой, и секретарь полковой ячейки Арташез был вынужден написать на
лучшего друга рапорт в политотдел дивизии. Векшина отстранили от должности и
исключили из партии. Когда гражданская закончилась, Векшин прибыл в столицу. На
приманки нэпа он смотрел с презрением укротителя. Как вдруг пустячная уличная
сценка с нэпманшей — на входе в шикарный гастроном разодетая дамочка хлопнула
его по руке, ошибочно полагая, что Вершин рвется войти перед ней, — уничтожила
его уверенность победителя. К ночи Векшин напился в гадкой трущобе, а вскоре стал
корешем шайки. Он пытался уверить себя, что партизанит против старого мира.
Вдвоем с мастером «поездухи» Василием Васильевичем они украли чемодан у
соседки по купе. В нем оказались женские тряпки, цирковая снасть и фотография.
По ней-то Митя и понял, что обокрал родную сестру Татьянку, в детстве еще
убежавшую из дому и став- 374 шую теперь знаменитой воздушной акробаткой Гелой
Вельтон. Все это установил сочинитель Фирсов. В векшинском прошлом имелся и еще один персонаж —
чернокудрая красавица Маша Доломанова. Вначале у них была детская дружба,
возобновлявшаяся каждое лето в пору Машиных каникул. Но с годами зрело между
ними совсем другое... и оборвалось. Несколько лет они не виделись. Потом встреча все же случилась. Усталый и чумазый, шел
повзрослевший Векшин с работы и встретил неузнаваемо расцветшую, нарядную
Машу под кружевным зонтиком. Девушка сквозь мазут и копоть узнала, окликнула
Митю, а тот отвернулся. Видно, самолюбие оказалось сильней привязанности. Не
хотел, чтобы думали, что он, голодранец, метит зажиточному Доломанову в зятья. Вскоре Митя стал помощником машиниста, познакомился с
политическими партиями. На дне его сундучка неизменно лежало так и не
подаренное Маше дешевое колечко с бирюзой, купленное еще с первого заработка.
Но и Маша не забывала Митю никогда. Роковым вечером ранней весны ее понесло в непролазную
глухомань. Даже Фирсов не мог понять зачем. Внезапно на берег озера вышел Агей
Столяров, знаменитый разбойник и убийца, и взял ее. Когда Агейка предложил Маше
совместную жизнь, она согласилась. Значит, имелось в ее страшном женихе что-то
достойное, сознательно не показанное Фирсовым. Так Маша стала воровкой Манькой Вьюга. И когда
встретилась с Митей, пообещала: за то, что отдал ее мерзкому Агею, которого сторонятся
даже воры, пусть не ждет от нее пощады. Даже колечко с бирюзой ее не смягчило.
Прямо сказала, что сделает из гордого Мити «хуже тех», кого он сейчас
презирает. Обагрит его невинной кровью. И колечко, сказала, ей пригодится. Маша
только Татьянке призналась, что это Митя тогда назначил ей свидание в глуши
(чтоб не попался он полиции), а сам не пришел, задержавшись на партработе. Вскоре Митя пошел с Агеем на дело и, лишь когда вскрыл
сейф, узнал, что ограбил учреждение, где начальником был старый друг Арташез. У
взломанного сейфа осталась улика — то самое колечко. Но Арташез, узнав колечко,
при случае вернул его владельцу. Николка Заварихин тем временем открыл-таки свою
торговлю — и влюбился в Гелу Вельтон, то бишь Таню Векшину. А Таня в него.
Добрая девушка ясно сознавала, как не подходит ей этот грубый, напористый
торгаш. Но она искала опоры. С ней произошло несчастье: на арене ее стал
одолевать страх разбиться. От Николки же к ней шли сила и уверенность. Как-то ночью, возвращаясь от жениха, Таня встретила Фирсова и 375 спросила напрямик: сколько в его повести осталось
страничек на ее долю? Сочинитель заходил и к Маше и произнес бурную речь,
объясняя, что его писательская власть лишь кажется призрачной, а на самом деле
его царство — от мира сего, что он может провести Машу сквозь толпу персонажей,
дать ей власть решать их судьбы.... Разговору их никто не мешал, поскольку Маша при
подозрительных обстоятельствах овдовела и вселила к себе давно и безнадежно
влюбленного в нее вора Доньку, то ли на правах телохранителя, то ли
привратника. Красавец Донька служил ей как раб, но надежд на будущее не скрывал.
Векшина весьма беспокоило такое Машино соседство, но поделать он ничего не
мог: засыпался однажды и вынужден был уехать из Москвы. Векшин поехал на родину. Разыскивая отца (как потом
оказалось, умершего), негаданно попал на свадьбу сводного брата Леонтия. Затем
провел несколько бездомных ночей на природе, обдумывая свою жизнь и земное
предназначение. В нем вызревал «образ электрических вожжей, способных не
только обуздать, но и насытить высшим историческим смыслом... бессмысленно
протекавшую раньше по низинам истории людскую гущу». В сложном своем душевном состоянии Векшин как-то не
слишком бурно отреагировал на гибель сестры. Опасения Тани оправдались: она
разбилась, выполняя свой коронный номер штрабат. Мысли же Мити занимала месть
сопернику, как он стал подозревать, теперь уже и удачливому. Он уже забыл, что
именно убийцей хотела сделать его мстительная Маша, и задумал хитроумный вроде
бы план уничтожения Доньки на правилке, то есть воровском суде чести. В фирсовской повести живописно было рассказано о том,
как после неудавшегося убийства Доньки ехал Векшин куда-то в транссибирскую
даль, как вышел на случайном полустанке, где приютили его лесорубы... А на деле
его падшему герою предстояла совсем иная социальная перековка. То ли сочинитель описывал житейский путь Векшина как
зыбкий мост от преступления к просветлению, то ли использовал биографию
персонажа как болванку для примерки некоторых своих мыслей «о культуре и
начинке человеческой...» Писателя Фирсова посетила немолодая женщина — то была
его муза, отсидевшая срок Манька Вьюга. Кое-что рассказала автору о дальнейшей
судьбе его персонажей. Сочинитель не заметил, когда и как успела она оставить
букетик под черновиком эпилога. Андрей Платонович Платонов 1899-1951Епифанские шлюзы - Повесть (1927)Английский инженер Вильям Перри, щедро награжденный
русским царем Петром за усердие в устроении шлюзов на реке Воронеж, письмом
зовет в Россию своего брата Бертрана для исполнения нового царского замысла —
создания сплошного судового хода меж Доном и Окою. Предстоят большие шлюзовые и
канальные работы, для прожектерства которых и пообещал Вильям царю призвать
брата, потому что «сам устал, и сердце ссохлось, и разум тухнет». Весною 1709 г. приплывает в Санкт-Петербург Бертран
Перри. Ему идет тридцать четвертый год, но угрюмое, скорбное лицо и седые виски
делают его сорокапятилетним. В порту Бертрану встречаются посол русского
государя и консул английского короля. Отдыхая после долгого пути в отведенном
покое близ морского цейхгауза, под тревожное завывание бури за окном Бертран
вспоминает родной Нью-кестль и свою двадцатилетнюю невесту Мери. Перед
расставанием Мери говорила Бертрану, что ей нужен муж «как странник Искандер,
как мчащийся Тамерлан или неукротимый Атилла». Чтобы быть достойным такой жены,
и приехал Бертран в этот суровый край. Но сможет ли Мери ждать его долгие годы?
С такими мыслями засыпает Бертран в закоченевшем покое. Неделю Бертран знакомится с изыскательскими
документами, со- 377 ставленными знающими людьми: французским инженером
Трузсоном и польским техником Цицкевским. На основании этих изысканий он
полгода трудится над прожектом и планами работ, очарованный великим замыслом
Петра. В июле документы доложены царю, который их одобряет и выдает Бертрану
награду в тысячу пятьсот рублей серебром и учреждает жалованье впредь по
тысяче рублей каждый месяц. Кроме того, Бертрану даны права генерала с подчинением
только царю и главнокомандующему, а наместникам и воеводам дан указ оказывать
полное воспособление главному инженеру — всем, чего он ни потребует. Дав
Бертрану все права, царь Петр напоминает и о том, что он умеет не только
благодарить, но и наказывать супротивщиков царской воли. Бертран вместе с пятью немецкими инженерами и десятью
писцами отправляется в город Епифань, в самую середину будущих работ. Отъезд
омрачен письмом из Ньюкестля. Мери упрекает его в жестокости — ради золота он
уплыл в дальнюю землю и погубил ее любовь. И она предпочла другого — Томаса, и
уже ребенок тревожится под ее сердцем. Не помня рассудка, Бертран Перри трижды
кряду читает письмо и сжимает зубами трубку так, что из десен льется кровь.
«Кончено, друзья... Кровь кончилась, а десны зарастут. Давайте ехать в
Епифань!» — овладев собой, говорит он попутчикам. Они долго едут по Посольской дороге — через Москву,
через гулкие пространства с богатой и сдержанной природой, и встречный ветер
выдувает горе из груди Бертрана. Работа начинается сразу, лишь в ней Бертран
исходит энергией своей души — и сподручные прозывают его каторжным командиром.
Осенью приезжает в Епифань Петр и остается недоволен тем, что работы идут
медленно. Действительно, как ни ожесточался Перри, мужики укрывались от
повинности, а местное злое начальство наживалось на поборах и начетах с казны.
Петр проводит дознание, воеводу бьют кнутом и ссылают в Москву для
дополнительного следствия, где тот умирает. По отъезде Петра другая беда находит на епифанские
работы. Не только болеют и умирают балтийские мастера и техники-немцы, но также
и бегут по тайным дорогам на родину, а без них мужики и вовсе целыми слободами
не выезжают на повинность. Под страхом смертной казни приказывает Бертран Перри
не пропускать нигде иноземцев в обратную дорогу, но и этим не получается усечь
чинимое зло. Бертран понимает, что зря начал таким штурмом работы.
Надо было дать народу притерпеться к труду, а сейчас засел в людях страх от
«непосилия»... Новый воевода перехватывает челобитные к царю и 378 объясняет Бертрану, что здешний народ — охальник и
ослушник и норовит только доносы сочинять, а не работать. Бертран чувствует,
что и новый воевода — не лучше прежнего. Он шлет Петру рапорт с описанием всей
истории работ. Царь объявляет епифанское воеводство на военном положении,
присылает нового воеводу, но и угрожает Бертрану Перри расправой за нерадивую
работу: «Что ты британец — отрадой тебе не станется». Получает Бертран письмо и от Мери. Она пишет, что умер
ее первенец, что муж стал совсем чужим и что она помнит Бертрана, понимая
мужество и скромность его натуры. Бертран не отвечает Мери. Весна выдается недружная, и русла рек не заполняются
водой до нужного уровня. Оказывается, тот год, когда проводились изыскания, был
необычайно обильным на воду, а для обычного года расчеты неверны. Для накачки
воды в каналы Бертран отдает приказ расширить обнаруженный подводный колодезь
на Иван-озере. Но при работах разрушается вододержащий глинистый пласт, и вода
еще больше убывает. Ожесточается сердце Бертрана. Он потерял родину, Мери,
надеясь в работе найти успокоение, но и здесь его настигает безжалостный удар
судьбы. Он знает, что не выберется живым из этих просторов и не увидит больше
родного Ньюкестля. Но работы продолжаются. Через год на испытание шлюзов и каналов прибывает
комиссия во главе с тем самым Трузсоном, по изысканиям которого и делался
прожект работ. Пущенная по каналам вода поднимается так незначительно, что в
иных местах и плот не может пройти, не то что корабль. «Что воды мало будет,
про то все бабы в Епифани еще год назад знали, поэтому все жители и на работу
глядели как на царскую игру и иноземную затею...» Комиссия делает вывод:
затраты и труды считать напрасными. Перри не пытается доказать свою невиновность. Он
бродит в степи, а вечерами читает английские романы о любви. Немцы-инженеры
убегают, спасаясь от царского наказания. Через два месяца Петр присылает
курьера с сообщением: Бертрана Перри, как государственного преступника, гнать
пешеходом в Москву со стражниками. Дорога оказывается так далека, что Перри
забывает, куда его ведут, и хочет, чтобы уж поскорее довели и убили. Бертран сидит в башенной тюрьме Кремля и наблюдает в
узкое окно, как на небе горят в своей высоте и беззаконии звезды. Он просыпается
от людей, стоящих над ним. Это дьяк, читающий приговор, и огромный палач-садист
без топора. Больше часа, скрежеща и сопя, палач исходит лютостью над угасающей
жизнью Бертрана Перри. 379 Пахнущее духами письмо из Англии, которое приходит в
Епифань на имя мертвеца, воевода Салтыков кладет от греха за божницу — на
вечное поселение паукам. Сокровенный человек - Повесть (1928)«Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе
жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки».
После погребения жены, намаявшись, Пухов ложится спать. К нему кто-то громко
стучит. Сторож конторы начальника дистанции приносит путевку на работы по
очистке железнодорожных путей от снега. На станции Пухов расписывается в
приказе — в те годы попробуй не распишись! — и вместе с бригадой рабочих,
обслуживающих снегоочиститель, который тянут два паровоза, отправляется
расчищать от снежных заносов путь для красноармейских эшелонов и бронепоездов.
Фронт находится в шестидесяти верстах. На одном из снежных завалов
снегоочиститель резко тормозит, рабочие падают, разбивая головы, помощник
машиниста разбивается насмерть. Конный казачий отряд окружает рабочих,
приказывая доставить паровозы и снегоочистку на занятую белыми станцию.
Подъехавший красный бронепоезд освобождает рабочих и расстреливает завязших в
снегу казаков. На станции Лиски рабочие отдыхают три дня. На стене
барака Пухов читает объявление о наборе механиков в технические части Южного
фронта. Он предлагает своему другу Зворычному поехать на юг, а то «на
снегоочистке делать нечего — весна уж в ширинку дует! Революция-то пройдет, а
нам ничего не останется!». Зворычный не соглашается, жалея покидать жену с
сыном. Через неделю Пухов и еще пятеро слесарей едут в
Новороссийск. Красные снаряжают на трех кораблях десант из пятисот человек в
Крым, в тыл Врангелю. Пухов плывет на пароходе «Шаня», обслуживая паровой
двигатель. Непроглядной ночью десант проходит Керченский пролив, но из-за
шторма корабли теряют друг друга. Бушующая стихия не дает десанту высадиться на
крымский берег. Десантники вынуждены вернуться в Новороссийск. Приходит известие о взятии красными войсками
Симферополя. Четыре месяца Пухов проводит в Новороссийске, работая старшим 380 монтером береговой базы Азово-Черноморского
пароходства. Он скучает от недостатка работы: пароходов мало, и Пухов занят тем,
что составляет отчеты о неисправности их механизмов. Он часто гуляет в
окрестностях города, любуясь природой, находя все уместным и живущим по
существу. Вспоминая свою умершую жену, Пухов чувствует свое отличие от природы
и горюет, уткнувшись липом в нагретую его дыханием землю, смачивая ее редкими
неохотными каплями слез. Он покидает Новороссийск, но едет не к дому, а в
сторону Баку, собираясь дойти до родины вдоль берега Каспия и по Волге. В Баку
Пухов встречается с матросом Шариковым, который налаживает Каспийское
пароходство. Шариков дает Пухову командировку в Царицын — для привлечения
квалифицированного пролетариата в Баку. В Царицыне Пухов показывает мандат
Шарикова какому-то механику, которого встречает у конторы завода. Тот читает
мандат, мажет его языком и приклеивает на забор. Пухов смотрит на бумажку и
надевает ее на шляпку гвоздя, чтобы ее не сорвал ветер. Он идет на вокзал,
садится на поезд и спрашивает людей, куда он едет. «А мы знаем — куда? —
сомнительно произносит кроткий голос невидного человека. — Едет, и мы с ним». Пухов возвращается в свой город, поселяется у
Зворычного, секретаря ячейки мастерских, и начинает работать слесарем на
гидравлическом прессе. Через неделю он переходит жить в свою квартиру, которую
он называет «полосой отчуждения»: ему там скучно. Пухов ходит в гости к
Зворычному и рассказывает что-нибудь о Черном море — чтобы не задаром чай пить.
Возвращаясь домой, Пухов вспоминает, что жилище называется очагом: «Очаг,
черт: ни бабы, ни костра!» К городу подступают белые. Рабочие, собравшись в
отряды, обороняются. Бронепоезд белых обстреливает город ураганным огнем.
Пухов предлагает собрать несколько платформ с песком и пустить с уклона на
бронепоезд. Но платформы разлетаются вдребезги, не причинив бронепоезду вреда.
Бросившиеся в атаку рабочие падают под пулеметным огнем. Утром два красных
бронепоезда приходят на помощь рабочим — город спасен. Ячейка разбирается: не предатель ли Пухов, придумавший
глупую затею с платформами, и решает, что он просто придурковатый мужик. Работа
в цехе отягощает Пухова — не тяжестью, а унынием. Он вспоминает о Шарикове и
пишет ему письмо. Через месяц он получает ответ Шарикова с приглашением
работать на нефтяных приисках. Пухов едет в Баку, где работает машинистом на
двигателе, перекачивающем нефть из скважины в нефтехранилище. Идет время, 381 Пухову становится хорошо, и он жалеет только об одном:
что немного постарел, и нет чего-то нечаянного в душе, что было раньше. Однажды он идет из Баку на промысел. Он ночевал у
Шарикова, к которому вернулся из плена брат. Неожиданное сочувствие к людям,
одиноко работающим против вещества всего мира, проясняется в заросшей жизнью
душе Пухова. Он идет с удовольствием, чувствуя родственность всех тел к своему
телу, роскошь жизни и неистовство смелой природы, неимоверной в тишине и в
действии. Постепенно он догадывается о самом важном и мучительном: отчаянная
природа перешла в людей и в смелость революции. Душевная чужбина оставляет
Пухова на том месте, где он стоит, и он узнает теплоту родины, будто вернулся к
матери от ненужной жены. Свет и теплота напрягались над миром и постепенно
превращались в силу человека. «Хорошее утро!» — говорит он встретившемуся ему
машинисту. Тот равнодушно свидетельствует: «Революционное вполне». Чевенгур
ПУТЕШЕСТВИЕ С ОТКРЫТЫМ СЕРДЦЕМ - Роман (1929)
Через четыре года в пятый голод гнал людей в города
или в леса — бывал неурожай. Захар Павлович оставался в деревне один. За долгую
жизнь его рук не миновало ни одно изделие, от сковородки до будильника, но у
самого Захара Павловича ничего не было: ни семьи, ни жилища. Однажды ночью,
когда Захар Павлович слушал шум долгожданного дождя, он различил далекий гудок
паровоза. Утром он собрался и ушел в город. Работа в паровозном депо открыла
для него новый искусный мир — такой давно любимый, будто всегда знакомый, и он
решил навсегда удержаться в нем. У Двановых рождалось шестнадцать детей, уцелело
семеро. Восьмым был приемыш Саша, сын рыбака. Его отец утонул из интереса:
хотел узнать, что бывает после смерти. Саша — ровесник одного из детей
Двановых, Прошки. Когда в голодный год родилась еще двойня, Прохор Абрамович
Дванов сшил Саше мешок для подаяния и вывел его за околицу. «Все мы хамы и
негодяи!» — правильно определил себя Прохор Абрамович, возвращаясь к жене и
собственным детям. Саша зашел на кладбище попрощаться с отцом. Он решил, как
толь- 382 ко наберет полную сумку хлеба, вырыть себе землянку
рядом с могилкой отца и жить там, раз у него нету дома. Захар Павлович просит Прошку Дванова за рублевку
разыскать Сашу и берет его к себе в сыновья. Захар Павлович любит Сашу всей
преданностью старости, всем чувством безотчетных, неясных надежд. Саша работает
учеником в депо, чтобы выучиться на слесаря. Вечерами он много читает, а
почитав, пишет, потому что не хочет в свои семнадцать лет оставлять мир
ненареченным. Однако он чувствует внутри своего тела пустоту, куда, не
задерживаясь, входит и выходит жизнь, как отдаленный гул, в котором невозможно
разобрать слов песни. Захар Павлович, наблюдая за сыном, советует: «Не мучайся,
Саш, — ты и так слабый...» Начинается война, потом революция. В одну октябрьскую
ночь, услышав стрельбу в городе, Захар Павлович говорит Саше: «Там дураки
власть берут, — может, хоть жизнь поумнеет». Утром они отправляются в город и
ищут самую серьезную партию, чтобы сразу записаться в нее. Все партии
помещаются в одном казенном доме, и Захар Павлович ходит по кабинетам, выбирая
партию по своему разуму. В конце коридора за крайней дверью сидит один только
человек — остальные отлучились властвовать. «Скоро конец всему наступит?» —
спрашивает человека Захар Павлович. «Социализм, что ли? Через год. Сегодня
только учреждения занимаем». «Тогда пиши нас», — соглашается обрадованный Захар
Павлович. Дома отец объясняет сыну свое понимание большевизма: «Большевик
должен иметь пустое сердце, чтобы туды все могло поместиться...» Через полгода Александр поступает на открывшиеся
железнодорожные курсы, а затем переходит в политехникум. Но скоро учение
Александра Дванова прекращается, и надолго. Партия командирует его на фронт
гражданской войны — в степной город Новохоперск. Захар Павлович целые сутки
сидит с сыном на вокзале, ожидая попутного эшелона. Они уже обо всем
переговорили, кроме любви. Когда Саша уезжает, Захар Павлович возвращается
домой и по складам читает алгебру, ничего не понимая, но постепенно находя
себе утешение. В Новохоперске Дванов приучается к степной воюющей
революции. Вскоре из губернии приходит письмо с приказом о его возвращении.
По дороге он вместо сбежавшего машиниста ведет паровоз — и на однопутной
дороге состав сталкивается со встречным. Саша чудом остается жив. Проделав большой и трудный путь, Дванов возвращается
домой. Он сразу же заболевает тифом, выключаясь из жизни на восемь меся- 383 цев. Захар Павлович, отчаявшись, делает для сына гроб.
Но летом Саша выздоравливает. К ним по вечерам приходит соседка, сирота Соня.
Захар Павлович раскалывает гроб на топку, с радостью думая, что теперь впору не
гроб, а детскую кроватку мастерить, потому что Соня скоро подрастет и у них с
Сашей могут быть дети. Губком посылает Сашу по губернии — «искать коммунизм
среди самодеятельности населения». Дванов идет от одного селения к другому. Он
попадает в руки к анархистам, у которых его отбивает небольшой отряд под
командованием Степана Копенкина. Копенкин участвует в революции ради своего
чувства любви к Розе Люксембург. В одном селении, куда заезжают Копенкин с
Двановым, они встречают Соню, которая здесь учит в школе детей. Дванов с Копенкиным, блуждая по губернии, встречают
многих людей, каждый из которых по-своему представляет строительство новой, еще
неизвестной жизни. Дванов знакомится с Чепурным, председателем ревкома уездного
города Чевенгур. Дванову нравится слово Чевенгур, которое напоминает ему
влекущий гул неизвестной страны. Чепурный рассказывает о своем городе как о
месте, в котором и благо жизни, и точность истины, и скорбь существования происходят
сами собой по мере надобности. Хотя Дванов и мечтает вернуться домой и
продолжить учебу в политехникуме, но увлекается рассказами Чепурного о
социализме Чевенгура и решает ехать в этот город. «Едем в твой край! — говорит
Чепурному и Копенкин. — Поглядим на факты!» Чевенгур просыпается поздно; его жители отдыхали от веков
угнетения и не могли отдохнуть. Революция завоевала Чевенгурскому уезду сны и
главной профессией сделала душу. Заперев свою лошадь Пролетарскую Силу в сарай,
Копенкин идет по Чевенгуру, встречая людей, бледных по виду и нездешних по
лицу. Он спрашивает Чепурного, чем занимаются эти люди днем. Чепурный
отвечает, что душа человека и есть основная профессия, а продукт ее — дружба и
товарищество. Копенкин предлагает, чтобы не было совсем хорошо в Чевенгуре,
организовать немного горя, потому что коммунизм должен быть едким — для
хорошего вкуса. Они назначают чрезвычайную комиссию, которая составляет списки
уцелевших в революции буржуев. Чекисты их расстреливают. «Теперь наше дело
покойное!» — радуется после расстрела Чепурный. «Плачьте!» — говорят чекисты
женам убитых буржуев и уходят спать от утомления. После расправы с буржуями Копенкин все равно не
чувствует в Чевенгуре коммунизма, и чекисты принимаются выявлять полубуржуев,
чтобы освободить жизнь и от них. Полубуржуев собирают в боль- 384 шую толпу и выгоняют из города в степь. Пролетарии,
оставшиеся в Чевенгуре и прибывшие в город по призыву коммунистов, быстро доедают
пищевые остатки буржуазии, уничтожают всех кур и питаются одной растительной
пищей в степи. Чепурный ожидает, что окончательное счастье жизни выработается
само собой в никем не тревожимом пролетариате, потому что счастье жизни — факт
и необходимость. Один Копенкин ходит по Чевенгуру без счастья, ожидая приезда
Дванова и его оценки новой жизни. В Чевенгур приезжает Дванов, но не видит коммунизма
снаружи: наверное, он скрылся в людях. И Дванов догадывается, почему
большевики-чевенгурцы так желают коммунизма: он есть конец истории, конец
времени, время же идет только в природе, а в человеке стоит тоска. Дванов
изобретает прибор, который должен солнечный свет обращать в электричество, для
чего из всех рам в Чевенгуре вынули зеркала и собрали все стекло. Но прибор не
работает. Построена и башня, на которой зажигают огонь, чтобы блуждающие в
степи могли прийти на него. Но никто не является на свет маяка. Из Москвы
приезжает товарищ Сербинов для проверки трудов чевенгурцев и отмечает их
бесполезность. Чепурный объясняет это: «Так мы же работаем не для пользы, а
друг для друга». В своем отчете Сербинов пишет, что в Чевенгуре много счастливых,
но бесполезных вещей. В Чевенгур доставляют женщин — для продолжения жизни.
Молодые чевенгурцы лишь греются с ними, как с матерями, потому что воздух уже
совсем холодный от наступившей осени. Сербинов рассказывает Дванову о своей встрече в Москве
с Софьей Александровной — той самой Соней, которую Саша помнил до Чевенгура.
Сейчас Софья Александровна живет в Москве и работает на фабрике. Сербинов
говорит, что она помнит Сашу, как идею. Сербинов молчит о своей любви к Софье
Александровне. В Чевенгур прибегает человек и сообщает, что на город
движутся казаки на лошадях. Завязывается бой. Погибает Сербинов с мыслями о
далекой Софье Александровне, хранившей в себе след его тела, погибает
Чепурный, остальные большевики. Город занят казаками. Дванов остается в степи
над смертельно раненным Копенкиным. Когда Копенкин умирает, Дванов садится на
его лошадь Пролетарскую Силу и трогает прочь от города, в открытую степь. Он
едет долго и проезжает деревню, в которой родился. Дорога приводит Дванова к
озеру, в глубине которого когда-то упокоился его отец. Дванов видит удочку,
которую забыл на берегу в детстве. Он заставляет Пролетарскую Силу зайти в
воду по грудь и, прощаясь с ней, сходит с седла в 385 воду — в поисках той дороги, по которой когда-то
прошел отец в любопытстве смерти... Захар Павлович приходит в Чевенгур в поисках Саши.
Никого из людей в городе нет — только сидит у кирпичного дома Прошка и плачет.
«Хочешь, я тебе опять рублевку дам — приведи мне Сашу», — просит Захар
Павлович. «Даром приведу», — обещает Прокофий и идет искать Дванова. Котлован - Повесть (1930)
«В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет
с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования.
В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства
вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда».
Вощев идет в другой город. На пустыре в теплой яме он устраивается на ночлег. В
полночь его будит человек, косящий на пустыре траву. Косарь говорит, что скоро
здесь начнется строительство, и отправляет Вощева в барак: «Ступай туда и спи
до утра, а утром ты выяснишься». Вощев просыпается вместе с артелью мастеровых, которые
кормят его и объясняют, что сегодня начинается постройка единого здания, куда
войдет на поселение весь местный класс пролетариата. Вощеву дают лопату, он
сжимает ее руками, точно желая добыть истину из земного праха. Инженер уже
разметил котлован и говорит рабочим, что биржа должна прислать еще пятьдесят
человек, а пока надо начинать работы ведущей бригадой. Вощев копает вместе со
всеми, он «поглядел на людей и решил кое-как жить, раз они терпят и живут: он
вместе с ними произошел и умрет в свое время неразлучно с людьми». Землекопы постепенно обживаются и привыкают работать.
На котлован часто приезжает товарищ Пашкин, председатель окрпрофсовета, который
следит за темпом работ. «Темп тих, — говорит он рабочим. — Зачем вы жалеете
подымать производительность? Социализм обойдется и без вас, а вы без него
проживете зря и помрете». Вечерами Вощев лежит с открытыми глазами и тоскует о
будущем, когда все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувст- 386 во счастья. Наиболее сознательный рабочий Сафронов
предлагает поставить в бараке радио, чтоб слушать о достижениях и директивах,
инвалид, безногий Жачев, возражает: «Лучше девочку-сиротку привести за ручку,
чем твое радио». Землекоп Чиклин находит в заброшенном здании
кафельного завода, где когда-то его поцеловала хозяйская дочь, умирающую
женщину с маленькой дочкой. Чиклин целует женщину и узнает по остатку нежности
в губах, что это та самая девушка, которая целовала его в юности. Перед смертью
мать говорит девочке, чтобы она никому не признавалась, чья она дочь. Девочка
спрашивает, отчего умирает ее мать: оттого, что буржуйка, или от смерти? Чиклин
забирает ее с собой. Товарищ Пашкин устанавливает в бараке радиорупор, из
которого раздаются ежеминутные требования в виде лозунгов — о необходимости
сбора крапивы, обрезания хвостов и грив у лошадей. Сафронов слушает и жалеет,
что он не может говорить обратно в трубу, чтобы там узнали о его чувстве
активности. Вощеву и Жачеву становится беспричинно стыдно от долгих речей по
радио, и Жачев кричит: «Остановите этот звук! Дайте мне ответить на него!»
Наслушавшись радио, Сафронов без сна смотрит на спящих людей и с горестью высказывается:
«Эх ты, масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе
надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!» Девочка, пришедшая с Чиклиным, спрашивает у него про
черты меридианов на карте, и Чиклин отвечает, что это загородки от буржуев.
Вечером землекопы не включают радио, а, наевшись, садятся смотреть на девочку и
спрашивают ее, кто она такая. Девочка помнит, что ей говорила мать, и
рассказывает о том, что родителей не помнит и при буржуях она не хотела
рождаться, а как стал Ленин — и она стала. Сафронов заключает: «И глубока наша
советская власть, раз даже дети, не помня матери, уже чуют товарища Ленина!» На собрании рабочие решают направить в деревню
Сафронова и Козлова с целью организации колхозной жизни. В деревне их убивают
— и на помощь деревенским активистам приходят другие землекопы во главе с
Вощевым и Чиклиным. Пока на Организационном Дворе проходит собрание
организованных членов и неорганизованных единоличников, Чиклин и Вощев
сколачивают неподалеку плот. Активисты обозначают по списку людей: бедняков для
колхоза, кулаков — для раскулачивания. Чтобы вернее выявить всех кулаков, Чиклин
берет в помощь медведя, работающего в кузнице молотобойцем. Медведь хорошо
помнит дома, где он раньше работал, — по этим домам и определяют кулаков,
которых загоняют на плот и отправля- 387 ют по речному течению в море. Оставшиеся на Оргдворе
бедняки маршируют на месте под звуки радио, потом пляшут, приветствуя приход
колхозной жизни. Утром народ идет к кузне, где слышна работа
медведя-молотобойца. Члены колхоза сжигают весь уголь, чинят весь мертвый
инвентарь и с тоской, что кончился труд, садятся у плетня и смотрят на деревню
в недоумении о своей дальнейшей жизни. Рабочие ведут деревенских жителей в
город. К вечеру путники приходят к котловану и видят, что он занесен снегом, а
в бараке пусто и темно. Чиклин разжигает костер, чтобы согреть заболевшую
девочку Настю. Мимо барака проходят люди, но никто не приходит проведать Настю,
потому что каждый, нагнув голову, беспрерывно думает о сплошной
коллективизации. К утру Настя умирает. Вощев, стоя над утихшим ребенком, думает
о том, зачем ему теперь нужен смысл жизни, если нет этого маленького, верного
человека, в котором истина стала бы радостью и движением. Жачев спрашивает у Вощева: «Зачем колхоз привел?»
«Мужики в пролетариат хотят зачисляться», — отвечает Вощев. Чиклин берет лом и
лопату и идет копать на дальний конец котлована. Оглянувшись, он видит, что
весь колхоз не переставая роет землю. Все бедные и средние мужики работают с
таким усердием, будто хотят спастись навеки в пропасти котлована. Лошади тоже
не стоят: на них колхозники возят камень. Один Жачев не работает, скорбя по
умершей Насте. «Я урод империализма, а коммунизм — это детское дело, за то я и
Настю любил... Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью», — говорит Жачев
и уползает на своей тележке в город, чтобы никогда не возвратиться на котлован. Чиклин выкапывает для Насти глубокую могилу, чтобы
ребенка никогда не побеспокоил шум жизни с поверхности земли. Ювенильное море. МОРЕ ЮНОСТИ - Повесть (1934)
Пять дней человек идет в глубину юго-восточной степи
Советского Союза. По дороге он представляет себя то машинистом паровоза, то
геологом-разведчиком, то «другим организованным профессиональным существом, —
лишь бы занять голову бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца» и
размышляет о переустройстве земного 388 шара с целью открытия новых источников энергии. Это
Николай Вермо, опробовавший много профессий и командированный в качестве
инженера-электрика в мясосовхоз. Директор этого совхоза Умрищев, встретив
командированного, определяет Николая Вермо в дальний гурт. Умрищев дает Вермо
свой совет — «не соваться», потому что вековечные страсти-страдания, по его
мнению, происходят оттого, что люди «неустанно суются, нарушая размеры
спокойствия». Вместе с Николаем из совхоза в дальний гурт идет
молодая женщина, секретарь гуртовой партячейки Надежда Бесталоева.
Николай говорит ей, как часто становится скучно оттого, что не сбываются
чувства, и когда хочешь кого-то поцеловать, то человек отворачивается...
Бесталоева отвечает, что она не отвернется. Когда они целуются, подъезжает
верхом на лошади Умрищев и говорит: «Суешься уже?» Надежда обещает Умрищеву
посчитаться с ним, потому что на гурте удавилась доярка. Гурт «Родительские Дворики» имеет четыре тысячи коров
и большое число подспорной живности, являясь надежным источником мясной пищи
для пролетариата. Когда Вермо и Бесталоева приходят на гурт, там уже находится
Умрищев. Попробовав хлеб, он дает указание «печь более вкусный хлеб».
Показывает на землю: «Сорвать былинку на пешеходной тропинке, а то бьет по
ногам и мешает сосредоточиться». Умрищев проводит собрание работников гурта, на
котором обсуждаются вопросы победы советской власти над капитализмом. Старушка
Кузьминишна, которая стала называть себя Федератовной, говорит о своей жалости
к федеративной республике, ради которой она день и ночь ходит и щупает, где что
есть и где чего нету... Старший гуртоправ Божев боится, что старуха знает о его
тайных обменах хороших коров на худых кулацких, но успокаивается: обвинений
ему не предъявляют. На следующий день хоронят доярку Айну. Айна прознала о
делах Божева с кулаками, которые с ведома гуртовщика меняли своих коров на
откормленных совхозных, а также выдаивали их на пастбищах. Божев избивал
свидетельницу своих преступлений и однажды изнасиловал. Айна, не выдержав
надругательства, удавилась. Бесталоева догадывается об истинных причинах этого
самоубийства. Вермо идет впереди процессии, играя на гармонике по слуху
«Аппассионату» Бетховена. На гурт приезжает для расследования комиссия во главе
с секретарем райкома. Брат Айны все рассказывает. Божева судят и расстреливают
в городской тюрьме. Умрищева посылают в другой колхоз, где он, как оппортунист,
делает все наоборот своим убеждениям, чтобы получалось правильно... Директором
мясосовхоза становится Бесталое- 389 ва, которая берет себе помощницей Федератовну, а
главным инженером назначает Николая Вермо. На гурте не хватает воды, и Вермо придумывает прожечь
землю вольтовой дугой, чтобы добраться до погребенных вод — ювенильного моря.
Бесталоева на совещании актива отдает приказание Николаю делать пока земляные
работы, а сама решает ехать в район за оборудованием и стройматериалами, чтобы
с получением подземных вод в будущем увеличить сдачу мяса в несколько раз. Мясосовхоз подвергается техническому переустройству:
коров убивают электричеством в башне, брикетируют навоз для получения горючею
материала, устанавливают ветряной двигатель для получения электрической
энергии. Вольтовым агрегатом Николай Вермо бурит скважину, добираясь до
светящейся внизу, под землей, воды. Этим агрегатом он режет из земли плиты для
строительства жилищ людям и приюта скоту. Работу инженера Николая Вермо
принимает делегация из Москвы. Глубокой осенью из Ленинграда отплывает корабль, на
борту которого находятся инженер Вермо и Надежда Бесталоева. Они командированы
в Америку, чтобы проверить там идею сверхглубокого бурения вольтовым пламенем и
научиться добывать электричество из пространства, освещенного небом. На берегу
их провожают Федератовна и Умрищев, которого Федератовна уже давно идейно
перевоспитывает, увлекшись терпеливым отрицательным старичком и став его
женой. Вечером, ложась спать в гостинице, Умрищев спрашивает Федератовну, не
настанет ли на земле сумрак, когда Николай Эдвардович и Надежда Михайловна
начнут из дневного света делать свое электричество. «Здесь лежащая Федератовна обернулась к Умрищеву и
обругала его за оппортунизм». Возвращение - Рассказ (1946)Прослужив всю войну, гвардии капитан Алексей
Алексеевич Иванов убывает из армии по демобилизации. На станции, долго
дожидаясь поезда, он знакомится с девушкой Машей, дочерью пространщика, которая
служила в столовой их части. Двое суток они едут вместе, и 390 еще на двое суток Иванов задерживается в городе, где
Маша родилась двадцать лет назад. На прощание Иванов целует Машу, запоминая
навсегда, что ее волосы пахнут, «как осенние павшие листья в лесу». Через день на вокзале родного города Иванова встречает
сын Петрушка. Ему уже пошел двенадцатый год, и отец не сразу узнает своего
ребенка в серьезном подростке. Жена Любовь Васильевна ждет их на крыльце дома.
Иванов обнимает жену, чувствуя забытое и знакомое тепло любимого человека.
Дочь, маленькая Настя, не помнит отца и плачет. Петрушка одергивает ее: «Это
отец наш, он нам родня!» Семья начинает готовить праздничное угощение. Всеми командует
Петрушка — Иванов удивляется, какой взрослый и по-стариковски мудрый у него
сын. Но ему больше нравится маленькая кроткая Настя. Иванов спрашивает жену,
как они здесь жили без него. Любовь Васильевна стесняется мужа, как невеста:
она отвыкла от него. Иванов со стыдом чувствует, что ему что-то мешает всем
сердцем радоваться возвращению, — после долгих лет разлуки он не может сразу
понять даже самых родных людей. Семья сидит за столом. Отец видит, что дети едят мало.
Когда сын равнодушно объясняет: «А я хочу, чтоб вам больше досталось», — родители,
содрогнувшись, переглядываются. Настя прячет кусок пирога — «для дяди Семена».
Иванов расспрашивает жену, кто такой этот дядя Семен. Любовь Васильевна
объясняет, что у Семена Евсеевича немцы убили жену и детей, и он попросился к
ним ходить играть с детьми, и ничего дурного они от него не видели, а только
хорошее... Слушая ее, Иванов улыбается по-недоброму и закуривает. Петрушка
распоряжается по хозяйству, указывает отцу, чтобы он завтра стал на довольствие,
— и Иванов чувствует свою робость перед сыном. Вечером после ужина, когда дети ложатся спать, Иванов
выпытывает у жены подробности жизни, которую она провела без него. Петрушка
подслушивает, ему жалко мать. Этот разговор мучителен для обоих — Иванов боится
подтверждения своих подозрений в неверности жены, но она откровенно
признается, что с Семеном Евсеевичем у нее ничего не было. Она ждала своего
мужа и только его любила. Лишь однажды, «когда совсем умирала ее душа», с ней
стал близким один человек, инструктор райкома, но она пожалела, что позволила
ему быть близким. Она поняла, что только с мужем может быть спокойной и
счастливой. «Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей... Живи с
нами, Алеша, нам хорошо будет!» — говорит Любовь Васильевна. Петрушка слышит,
как отец стонет и с 391 хрустом раздавливает стекло лампы. «В сердце ты ранила
меня, а я тоже человек, а не игрушка...» Утром Иванов собирается. Петрушка
выговаривает ему все про их тяжелую жизнь без него, как мать его ждала, а он
приехал, и мать плачет. Отец сердится на него: «Да ты еще не понимаешь ничего!»
— «Ты сам не понимаешь. У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые
какие...» И Петрушка рассказывает историю про дядю Харитона, которому изменяла
жена, и они тоже ругались, а потом Харитон сказал, что у него тоже много было
всяких на фронте, и они с женой посмеялись и помирились, хотя Харитон все
выдумал про свои измены... Иванов с удивлением слушает эту историю. Он уходит утром на вокзал, выпивает водки и садится на
поезд, чтобы ехать к Маше, у которой волосы пахнут природой. Дома Петрушка,
проснувшись, видит одну только Настю — мать ушла на работу. Расспросив Настю,
как уходил отец, он на минуту задумывается, одевает сестру и ведет ее за
собой. Иванов стоит в тамбуре поезда, который проезжает
недалеко от его дома. У переезда он видит фигурки детей — тот, кто побольше,
тащит быстро за собой меньшего, не успевающего перебирать ножками. Иванов уже
знает, что это — его дети. Они далеко позади, и Петрушка по-прежнему волочит за
собой непоспевающую Настю. Иванов кидает вещевой мешок на землю, спускается на
нижнюю ступень вагона и сходит с поезда «на ту песчаную дорожку, по которой
бежали ему вослед его дети». Александр Александрович Фадеев 1901-1956
Разгром - Роман (1927)Командир партизанского отряда Левинсон приказывает
ординарцу Морозке отвезти пакет в другой отряд. Морозке не хочется ехать, он
предлагает послать кого-нибудь другого; Левинсон спокойно приказывает
ординарцу сдать оружие и отправляться на все четыре стороны. Морозка,
одумавшись, берет письмо и отправляется в путь, заметив, что «уйтить из отряда»
ему никак нельзя. Далее следует предыстория Морозки, который был
шахтером во втором поколении, все в жизни делал бездумно — бездумно женился на
гулящей откатчице Варе, бездумно ушел в восемнадцатом году защищать Советы. На
пути к отряду Шалдыбы, куда ординарец и вез пакет, он видит бой партизан с
японцами; партизаны бегут, бросив раненого парнишку в городском пиджачке.
Морозка подбирает раненого и возвращается в отряд Левинсона. Раненого звали Павлом Мечиком. Очнулся он уже в лесном
лазарете, увидел доктора Сташинского и медсестру Варю (жену Морозки). Мечику
делают перевязку. В предыстории Мечика сообщается, что он, живя в городе, хотел
героических подвигов и поэтому отправился к партизанам, но, когда попал к ним,
разочаровался. В лазарете он пытается разговориться со Сташинским, но тот,
узнав, что Мечик был близок в основном с эсерами-максималистами, не расположен
говорить с раненым. 393 Мечик не понравился Морозке сразу, не понравился и
позже, когда Морозка навещал свою жену в лазарете. На пути в отряд Морозка
пытается украсть дыни у сельского председателя Рябца, но, застигнутый
хозяином, вынужден ретироваться. Рябец жалуется Левинсону, и тот приказывает
забрать у Морозки оружие. На вечер назначен сельский сход, чтобы обсудить
поведение ординарца. Левин-сон, потолкавшись между мужиками, понимает
окончательно, что японцы приближаются и ему с отрядом нужно отступать. К назначенному
часу собираются партизаны, и Левинсон излагает суть дела, предлагая всем
решить, как быть с Морозкой. Партизан Дубов, бывший шахтер, предлагает выгнать
Морозку из отряда; это так подействовало на Морозку, что тот дает слово, что
больше ничем не опозорит звание партизана и бывшего шахтера. В одну из поездок
в лазарет Морозка догадывается, что у его жены и Мечика возникли какие-то
особенные отношения, и, никогда не ревновавший Варю ни к кому, на этот раз
чувствует злобу и к жене, и к «маменькиному сынку», как он называет Мечика. В отряде все считают Левинсона человеком «особой,
правильной породы». Всем кажется, что командир все знает и все понимает, хотя
Левинсон испытывал сомнения и колебания. Собрав со всех сторон сведения,
командир приказывает отряду отступать. Выздоровевший Мечик приходит в отряд.
Левинсон распорядился выдать ему лошадь — ему достается «слезливая, скорбная
кобыла» Зючиха; обиженный Мечик не знает, как обходиться с Зючихой; не умея
сойтись с партизанами, он не видит «главных пружин отрядового механизма».
Вместе с Баклановым его послали в разведку; в деревне они наткнулись на
японский патруль и в перестрелке убили троих. Обнаружив основные силы японцев,
разведчики возвращаются в отряд. Отряду нужно отступать, нужно эвакуировать госпиталь,
но нельзя брать с собой смертельно раненного Фролова. Левинсон и Сташинский
решают дать больному яду; Мечик случайно слышит их разговор и пытается помешать
Сташинскому — тот кричит на него, Фролов понимает, что ему предлагают выпить, и
соглашается. Отряд отступает, Левинсон во время ночевки идет
проверять караулы и разговаривает с Мечиком — одним из часовых. Мечик пытается
объяснить Левинсону, как ему (Мечику) плохо в отряде, но у командира остается
от разговора впечатление, что Мечик «непроходимый путаник». Левинсон посылает
Метелицу в разведку, тот пробирается в деревню, где стоят казаки, забирается
во двор дома, где живет начальник эскадрона. Его обнаруживают казаки, сажают
его в сарай, 394 наутро его допрашивают и ведут на площадь. Там вперед
выходит человек в жилетке, ведя за руку испуганного пастушонка, которому Метелица
накануне в лесу оставил коня. Казачий начальник хочет «по-своему» допросить
мальчика, но Метелица бросается на него, стремясь его задушить; тот стреляет, и
Метелица погибает. Казачий эскадрон отправляется по дороге, его
обнаруживают партизаны, устраивают засаду и обращают казаков в бегство. Во
время боя убивают коня Морозки; заняв село, партизаны по приказу Левинсона
расстреляли человека в жилетке. На рассвете в село направляется вражеская
конница, поредевший отряд Левинсона отступает в лес, но останавливается, так
как впереди трясина. Командир приказывает гатить болото. Перейдя гать, отряд
направляется к мосту, где казаки устроили засаду. Мечик отправлен в дозор, но
он, обнаруженный казаками, боится предупредить партизан и бежит. Ехавший за
ним Морозка успевает выстрелить три раза, как было условлено, и погибает. Отряд
бросается на прорыв, остается девятнадцать человек. Молодая гвардия - Роман (1945—1946; 2-я ред. — 1951)Под палящим солнцем июля 1942 г. шли по донецкой степи
со своими обозами, артиллерией, танками отступающие части Красной Армии, шли
детские дома и сады, стада скота, грузовики, беженцы... Но переправиться через
Донец они уже не успели: к реке вышли части немецкой армии. И вся эта масса
людей хлынула обратно. Среди них были Ваня Земнухов, уля Громова, Олег Кошевой, Жора Арутюнянц. Но не все покидали Краснодон. Сотрудники госпиталя, в
котором осталось более ста неходячих раненых, размещали бойцов по квартирам
местных жителей. Филипп Петрович Лютиков, оставленный секретарем подпольного
райкома, и его товарищ по подполью Матвей Шульга тихо осели на явочных
квартирах. Комсомолец Сережа Тюленин возвратился домой с рытья окопов.
Случилось так, что он принял участие в боях, сам убил двух немцев и был намерен
убивать их впредь. Немцы вошли в город днем, а ночью сгорел немецкий
штаб. Поджег его Сергей Тюленин. 395 Олег Кошевой возвращался от Донца вместе с директором
шахты № 1-бис Валько и по дороге попросил его помочь связаться с подпольщиками.
Валько и сам не знал, кто оставлен в городе, но был уверен, что найдет этих
людей. Большевик и комсомолец договорились держать связь. Кошевой вскоре познакомился с Тюлениным. Ребята быстро
нашли общий язык и выработали план действий: искать пути к подполью и
одновременно самостоятельно создавать молодежную подпольную организацию. Лютиков тем временем для отвода глаз стал работать у
немцев в электромеханических мастерских. Пришел в давно знакомую ему семью
Осьмухиных — звать на работу Володю. Володя рвался на борьбу и порекомендовал
Лютикову для подпольной работы своих товарищей Толю Орлова, Жору Арутюнянца и
Ивана Земнухова. Но когда речь о вооруженном сопротивлении зашла с Иваном
Земнуховым, тот сразу стал просить разрешения привлечь в группу и Олега
Кошевого. Решающее совещание произошло в «бурьяне под сараем» у
Олега. Еще несколько встреч — и наконец все звенья краснодонского подполья
замкнулись. Образовалась молодежная организация, названная «Молодой гвардией». Проценко в это время был уже в партизанском отряде,
который базировался по ту сторону Донца. Вначале отряд действовал, и действовал
неплохо. Затем попал в окружение. В группу, которая должна была прикрывать
отход основной части людей, Проценко в числе других направил комсомольца
Стаховича. Но Стахович струсил, удрал через Донец и ушел в Краснодон.
Встретившись с Осьмухиным, своим товарищем по школе, Стахович сообщил ему, что
сражался в партизанском отряде и официально послан штабом организовать партизанское
движение в Краснодоне. Шульгу моментально выдал хозяин квартиры, бывший кулак
и скрытый враг Советской власти. Явка, где скрывался Валько, провалилась
случайно, но полицай Игнат Фомин, проводивший обыск, сразу опознал Валько.
Кроме того, в городе и в районе были арестованы почти все не успевшие
эвакуироваться члены большевистской партии, советские работники, общественники,
многие учителя, инженеры, знатные шахтеры и кое-кто из военных. Многих из этих
людей, в том числе Валько и Шульгу, немцы казнили, закопав живыми. Любовь Шевцова загодя была выдвинута в распоряжение
партизанского штаба для использования в тылу врага. Она закончила военно-десантные
курсы, а затем курсы радистов. Получив сигнал, что 396 должна ехать в Ворошиловград и связанная дисциплиной
«Молодой гвардии», доложила о своем отъезде Кошевому. Никто, кроме Осьмухина,
не знал, с кем из взрослых подпольщиков связан Олег. Но Лютиков отлично знал,
для какой цели Любка оставлена в Краснодоне, с кем связана в Ворошиловграде.
Так «Молодая гвардия» вышла на штаб партизанского движения. Яркая внешне, веселая и общительная, Любка вовсю
заводила теперь знакомства с немцами, представляясь дочерью шахтовладельца,
репрессированного Советской властью, а через немцев добывала различные
разведданные. Молодогвардейцы принялись за работу. Они расклеивали
подрывные листовки и выпускали сводки Совинформбюро. Повесили полицая Игната
Фомина. Освободили группу советских военнопленных, работавших на рубке леса. Собирали
оружие в районе боев на Донце и крали его. уля
Громова ведала работой против вербовки и угона молодежи в Германию. Была
подожжена биржа труда, и вместе с ней сгорели списки людей, которых немцы
собирались угонять в Германию. На дорогах района и за его пределами
действовали три постоянные боевые группы «Молодой гвардии». Одна нападала
преимущественно на легковые машины с немецкими офицерами. Руководил этой
группой Виктор Петров. Вторая группа занималась машинами-цистернами. Этой
группой руководил освобожденный из плена лейтенант Советской Армии Женя
Мошков. Третья группа — группа Тюленина — действовала повсюду. В это время — ноябрь, декабрь 1942 г. — завершалась
битва под Сталинградом. Вечером 30 декабря ребята обнаружили немецкую машину,
груженную новогодними подарками для солдат рейха. Машину обчистили, а часть
подарков решили сразу пустить в продажу на рынке: организации нужны были
деньги. По этому следу и вышла на подпольщиков давно искавшая их полиция.
Вначале взяли Мошкова, Земнухова и Стаховича. Узнав об аресте, Лютиков
немедленно отдал приказ — уходить из города всем членам штаба и тем, кто близок
к арестованным. Следовало прятаться в деревне или пытаться перейти линию
фронта. Но многие, в том числе Громова, по молодой беспечности остались или не
смогли найти надежного убежища и вынуждены были вернуться домой. Приказ был отдан в то время, как под пытками Стахович
стал давать показания. Начались аресты. уйти
смогли немногие. Стахович не знал, через кого Кошевой осуществлял связь
с райкомом, но случайно вспомнил связную, и в итоге немцы вышли на Лютикова. В
руках палачей оказалась группа взрослых подпольщиков во главе с Лютиковым 397 и члены «Молодой гвардии». Никто не признался в своей
принадлежности к организации и не показал на товарищей. Олег Кошевой был взят
одним из последних — нарвался в степи на жандармский пост. При обыске у него
обнаружили комсомольский билет. На допросе в гестапо Олег сообщил, что являлся
руководителем «Молодой гвардии», один отвечает за все ее акции, а потом молчал
даже под пытками. Врагам не удалось узнать, что Лютиков был главой подпольной
большевистской организации, но они чувствовали, что это самый крупный человек
из захваченных ими. Всех молодогвардейцев страшно били и пытали. У ули Громовой на спине вырезали звезду.
Полулежа на боку, она выстукивала в соседнюю камеру: «Крепитесь... Все равно
наши идут...» Лютикова и Кошевого допрашивали в Ровеньках и тоже
пытали, «но можно сказать, что они уже ничего не чувствовали: дух их парил
беспредельно высоко, как только может парить великий творческий дух человека».
Все арестованные подпольщики были казнены: их сбросили в шахту. Перед смертью
они пели революционные песни. 15 февраля в Краснодон вошли советские танки. В
похоронах молодогвардейцев принимали участие немногие оставшиеся в живых члены
краснодонского подполья. Вениамин Александрович Каверин 1902-1989Скандалист, или Вечера на Васильевском острове - Роман (1928)
Профессора Степана Степановича Ложкина, всю жизнь
благополучно занимавшегося литературными памятниками ересей и сект XV—XVI
столетий, вдруг стала посещать «опасная мысль». Его существование: чтение
лекций, работа над рукописями, отношения с женой — кажется ему однообразным и «машинальным».
Мальвина Эдуардовна, испугавшись проявлений «второй молодости» своего супруга,
чтобы немного изменить образ жизни, приглашает гостей. Собравшиеся
представители «старой», академической науки осуждают непонятных и небезопасных
«формалистов». Речь заходит и о Драгоманове: о нем тут говорить не принято, но
как раз поэтому его странное поведение, темное прошлое и пристрастие к
наркотикам вызывают всеобщий интерес. Тридцатитрехлетний Борис Павлович Драгоманов живет в
университетском общежитии, где его все не любят и боятся. Драгоманов преподает
нескольким студентам курс «Введение в языковедение». На одной из лекций он
неожиданно «отрекается» от традиционной теории общеиндоевропейского праязыка и
утверждает, что развитие, наоборот, происходит от «начального множества языков
к языку единому». В одном из крупных ленинградских издательств работает «загадоч- 399 ный и отрешенный от реального мира» хранитель
рукописей. Этого маленького старичка с рыжей бороденкой прозвали Халдеем
Халдеевичем. Халдей Халдеевич не любит писателей, беспокойных и ненадежных.
Еще ему очень не нравится «пролаза» Кирюшка Кекчеев, который неожиданно из
курьера превратился в начальника. Студент Института восточных языков Ногин после
разговора с Драгомановым приходит в свою разоренную, запущенную квартиру. Ногин
много работает и усиленно занимается изучением арабского языка. В Ленинград из Москвы возвращается «писатель,
скандалист, филолог» Виктор Некрылов. Некрылов сердит на своих «друзей»-литераторов,
«отсиживающихся и богатеющих». Он готовит наступление. Действительно, ему
удается и удачно провести деловые разговоры в издательстве, и на ходу оскорбить
благополучного писателя Роберта Тюфина. Вечером Некрылов в сопровождении
красавицы Верочки Барабановой посещает Драгоманова. Затем все они отправляются
в Капеллу на литературный вечер. Там Некрылова шумно встречают, окружают
лестью, просят выступить. Вера Александровна убегает, обидевшись на Некрылова,
ведь он обещал быть на ее вечере. Ногин приезжает в Лесной, где коммуной живут
«экономисты», его друзья и земляки. Ногин в отчаянии: он влюблен в Верочку
Барабанову. Вернувшись домой, Ногин запил. За студентом трогательно ухаживает
его сосед Халдей Халдеевич, причем выясняется, что он — родной брат профессора
Ложкина, но уже много лет находится с ним в ссоре. Тем временем профессор
Ложкин «бунтует». Он сбривает бороду, а затем поспешно уезжает, пока жена спит. Некрылов как-то бессмысленно «изменяет» своему другу с
его женой. По случаю приезда Некрылова устраивается собрание друзей. Некрылов
продолжает «скандалить». Его никто не понимает, мысль о «давлении времени»
остается без отзыва. Некрылов собирается уехать. Когда он заходит попрощаться
с Верочкой, выясняется, что она выходит замуж за Кирилла Кекчеева. Некрылов
пытается отговорить Верочку, он готов «увезти ее из-под венца». На Ногина большое впечатление произвел Некрылов, с
которым он познакомился у Драгоманова. Некрылов рассказывает о выборе Веры
Александровны Барабановой и грозится убить Кекчеева. После этого известия с
Ногиным «творится что-то неладное». Он все же отправляется к Верочке, чтобы
предупредить об опасности, но застает ее с тем самым «другом». Тогда Ногин
пишет Кекчееву письмо. Некрылов является в издательство, чтобы «устроить»
книгу Драгоманова и разобраться с Кекчеевым, но внезапно узнает, что Кекчеев 400 собирается вернуть ему его собственную рукопись.
Некрылов устраивает настоящий скандал...Толпа служащих одного из крупнейших ленинградских
издательств беспомощно наблюдает за тем, как буйствует Некрылов, как он
бьет Кекчеева, как разоряет его кабинет. Кекчеев от страха полностью теряет
человеческий облик и трусливо отказывается от невесты. Халдею Халдеевичу это
столкновение доставляет истинное удовольствие. «Удрав» от жены, Ложкин отправился к своему старому гимназическому
приятелю доктору Нейгаузу. В маленьком глухом городишке он наслаждается
свободой. Так «бунт» профессора «ушел» в обыкновенный «пикник», в шумную
попойку. Ложкин возвращается в Ленинград. Там он случайно встречает
Драгоманова, который извиняется за не очень учтивое поведение во время их
последнего разговора. Но и теперешняя их беседа кончается тем, что обиженный
Ложкин убегает в бешенстве. Профессор бродит по Васильевскому острову. Мокрого
и несчастного Ложкина извлекает из очередного василеостровского наводнения
Халдей Халдеевич. Они наконец встретились, двадцать шесть лет спустя. Халдей
Халдеевич сначала упрекает поникшего Степана, ведь тот когда-то увел у него
невесту, но затем оба плачут, обнявшись. Их разговор слышит очнувшийся после болезни
Ногин. Раскаявшийся Ложкин спешит домой, но уже не застает в
живых Мальвину Эдуардовну, затосковавшую и заболевшую без мужа. Ложкин
возвращается к своим рукописям в Публичной библиотеке. Не было никакой «второй
молодости». Теперь нужно с достоинством перенести старость. В большой зале института ждут Драгоманова. Вместо него
появляется студент Леман, который зачитывает доклад профессора «О рационализации
речевого пространства». В докладе предлагается «разбить человеческую речь на
группы по профессиональным и социальным признакам» и «между группами провести
строгие границы, нарушение которых следует облагать соответствующим штрафом».
Только прослушав издевательское заключение — просьбу вернуть пропавшую печатную
машинку «Адлер», — собравшиеся окончательно
понимают, в чем дело. Скандал. Верочка Барабанова не знает, кого выбрать: она уже
дала слово Кекчееву, с ним она сможет спокойно заниматься живописью. Но любит
Верочка Некрылова, хотя он и женат. Верочка пытается решить этот вопрос с
помощью гадания. К сожалению, выбор падает на Кекчеева. Но внезапно появляется
Некрылов. Ногин постепенно выздоравливает. Все, что было до болезни, те- 401 перь его не занимает. Однажды ночью он под
воздействием теории Лобачевского пишет рассказ, в финале которого соединяются
две параллельные сюжетные линии. Он понял, к чему шел, к чему стремился. Это
— проза. Вокзал. Здесь Драгоманов провожает Некрылова и Верочку
в Москву. Друзья, как всегда, спорят, чуть ли не ссорятся. Уже в дороге
Некрылов под впечатлением от слов Драгоманова затевает «смутный разговор со
своей честностью», размышляет о своих ошибках, о времени. Этой ночью засыпает
Некрылов, спит Ложкин, спит весь Васильевский остров. И только Драгоманов не
спит, он учит русскому языку китайцев. Два капитана - Роман (1936-1944)Однажды в городе Энске, на берегу реки, был найден
мертвый почтальон и сумка с письмами. Тетя Даша каждый день читала своим соседям
вслух по одному письму. Особенно запомнились Сане Григорьеву строки о дальних
полярных экспедициях... Саня живет в Энске с родителями и сестрой Сашей. По
нелепой случайности Саниного отца обвиняют в убийстве и арестовывают. О
настоящем убийце знает только маленький Саня, но из-за немоты, от которой лишь
позже избавит его чудесный доктор Иван Иванович, он ничего не может сделать.
Отец умирает в тюрьме, через какое-то время мать выходит замуж. Отчим
оказывается жестоким и подлым человеком, который мучает и детей, и жену. После смерти матери тетя Даша и сосед Сковородников
решают отправить Саню с сестрой в приют. Тогда Саня и его друг Петя Сковородников
бегут в Москву, а оттуда — в Туркестан. «Бороться и искать, найти и не
сдаваться» — эта клятва поддерживает их в пути. Мальчики пешком добираются до
Москвы, но Петькин дядя, на которого они рассчитывали, ушел на фронт. После
трех месяцев почти бесплатной работы у спекулянтов им приходится скрываться от
проверки. Петьке удается бежать, а Саня попадает сначала в распределитель для
беспризорников, оттуда — в школу-коммуну. Сане нравится в школе: он читает и лепит из глины, у
него появляются новые друзья — Валька Жуков и Ромашка. Однажды Саня 402 помогает донести сумку незнакомой старушке, которая
живет в квартире заведующего школой Николая Антоновича Татаринова. Здесь же
Саня встречает Катю, хорошенькую, но несколько склонную «задаваться» девочку с
косичками и темными живыми глазами. Через некоторое время Саня вновь
оказывается в знакомом доме Татариновых: его посылает туда за лактометром,
прибором для проверки состава молока, Николай Антонович. Но лактометр
взрывается. Катя собирается взять вину на себя, но гордый Саня не позволяет ей
это сделать. Квартира Татариновых становится для Сани «чем-то вроде
пещеры Али-Бабы с ее сокровищами, загадками и опасностями». Нина Капитоновна,
которой Саня вовсю помогает по хозяйству и которая кормит его обедами, —
«сокровище»; Марья Васильевна, «ни вдова, ни мужняя жена», которая всегда ходит
в черном платье и часто погружается в тоску, — «загадка»; а «опасность» —
Николай Антонович, как выяснилось, двоюродный дядя Кати. Любимая тема рассказов
Николая Антоновича — двоюродный брат, то есть муж Марьи Васильевны, о котором
он «всю жизнь заботился» и который «оказался неблагодарным». Николай Антонович
уже давно влюблен в Марью Васильевну, но пока та «безжалостна» к нему, скорее
ее симпатию вызывает иногда приходящий в гости учитель географии Кораблев.
Хотя, когда Кораблев делает Марье Васильевне предложение, он получает отказ. В
тот же день Николай Антонович собирает дома школьный совет, где Кораблев резко
осуждается. Решено ограничить деятельность учителя географии — тогда он
обидится и уйдет, Саня сообщает Кораблеву обо всем услышанном, но в результате
Николай Антонович выгоняет Саню из дома. Обиженный Саня, заподозрив Кораблева в
предательстве, покидает коммуну. Пробродив по Москве целый день, он совершенно
разболевается и попадает в больницу, где его вновь спасает доктор Иван
Иванович. Прошло четыре года — Сане семнадцать лет. В школе идет
представление инсценированного «суда над Евгением Онегиным», именно здесь Саня
вновь встречает Катю и раскрывает ей свою тайну: уже давно он готовится стать
летчиком. Саня наконец узнает от Кати историю капитана Татаринова. В июне
двенадцатого года он, заехав в Энск попрощаться с семьей, вышел на шхуне «Св.
Мария» из Петербурга во Владивосток. Экспедиция не вернулась. Мария Васильевна
безрезультатно посылала прошение о помощи царю: считалось, что если Татаринов
погиб, то по собственной вине: он «небрежно обращался с казенным имуществом».
Семья капитана переехала к Николаю Антоновичу. 403 Саня часто встречается с Катей: они вместе ходят на
каток, в зоопарк, где Саня вдруг сталкивается со своим отчимом. На школьном
балу Саня и Катя остаются наедине, но их разговору мешает Ромашка, который
затем обо всем докладывает Николаю Антоновичу. Саню больше не принимают у
Татариновых, а Катю отправляют к тетке в Энск. Саня избивает Ромашку,
оказывается, и в истории с Кораблевым именно он сыграл роковую роль. И все же
Саня раскаивается в своем поступке — с тяжелым чувством он уезжает в Энск. В родном городе Саня находит и тетю Дашу, и старика
Сковородникова, и сестру Сашу, он узнает, что Петька тоже живет в Москве и
собирается стать художником. Еще раз Саня перечитывает старые письма — и вдруг
понимает, что они впрямую относятся к экспедиции капитана Татаринова! С
волнением Саня узнает, что не кто иной, как Иван Львович Татаринов, открыл
Северную землю и назвал ее в честь своей жены Марьи Васильевны, что именно по
вине Николая Антоновича, этого «страшного человека», большая часть снаряжения
оказалась негодной. Строки, в которых прямо названо имя Николая, размыты водой
и сохранились лишь в памяти Сани, но Катя верит ему. Саня твердо и решительно обличает Николая Антоновича
перед Марьей Васильевной и даже требует, чтобы именно она «предъявила
обвинение». Только потом Саня понимает, что этот разговор окончательно сразил
Марью Васильевну, убедил ее в решении покончить с собой, ведь Николай Антонович
к тому времени уже был ее мужем... Врачам не удается спасти Марью Васильевну:
она умирает. На похоронах Саня подходит к Кате, но та отворачивается от него.
Николаю Антоновичу удалось убедить всех в том, что речь в письме шла совсем не
о нем, а о каком-то «фон Вышимирском» и что Саня виновен в смерти Марьи
Васильевны. Сане остается только усиленно готовиться к поступлению в летную
школу, чтобы когда-нибудь найти экспедицию капитана Татаринова и доказать свою
правоту. Последний раз увидевшись с Катей, он уезжает учиться в Ленинград. Он
занимается в летной школе и одновременно работает на заводе в Ленинграде, в
Академии художеств, учатся и сестра Саша, и ее муж Петя Сковородников. Наконец
Саня добивается назначения на Север. В городе Заполярье он встречается с
доктором Иваном Ивановичем, тот показывает ему дневники штурмана «Св. Марии»
Ивана Климова, умершего в 1914 году в Архангельске. Терпеливо расшифровывая
записи, Саня узнает о том, что капитан Татаринов, отправив людей на поиски
земли, сам остался на корабле. Штурман описывает тяготы похода, с восхищением
и уважением отзывается о своем капитане. Саня 404 понимает, что следы экспедиции нужно искать именно на
Земле Марии. От Вали Жукова Саня узнает о некоторых московских
новостях: Ромашка стал «самым близким человеком» в доме Татариновых и, кажется,
«собирается жениться на Кате». Саня постоянно думает о Кате — он решает поехать
в Москву. А пока они с доктором получают задание лететь в глухое становище
Ванокан, но попадают в пургу. Благодаря вынужденной посадке Саня находит багор
со шхуны «Св. Мария». Постепенно из «осколков» истории капитана составляется
стройная картина. В Москве Саня планирует выступить с докладом об
экспедиции. Но сначала выясняется, что Николай Антонович уже отчасти опередил
его, напечатав статью об открытии капитана Татаринова, а затем тот же Николай
Антонович со своим помощником Ромашкой публикуют в «Правде» клевету на Саню и
тем самым добиваются отмены доклада. Иван Павлович Кораблев во многом помогает
Сане и Кате. При его содействии в отношениях между молодыми людьми исчезает
недоверие: Саня понимает, что Кате пытаются навязать брак с Ромашкой. Катя
покидает дом Татариновых. Теперь она геолог, начальник экспедиции. Ничтожный, но теперь несколько «остепенившийся»
Ромашка ведет двойную игру: он предлагает Сане доказательства вины Николая
Антоновича, если тот откажется от Кати. Саня ставит об этом в известность
Николая Антоновича, но тот уже не в силах противостоять ловкому «ассистенту». С
помощью Героя Советского Союза летчика Ч. Саня все же получает разрешение на
экспедицию, в «Правде» печатают его статью с выдержками из дневника штурмана.
А пока он возвращается на Север. Экспедицию вновь пытаются отменить, но Катя проявляет
решительность — и вот весной они с Саней должны встретиться в Ленинграде,
чтобы готовиться к поискам. Влюбленные счастливы — белыми ночами они гуляют по
городу, все время занимаются подготовкой к экспедиции. Саша, Санина сестра,
родила сына, но внезапно ее состояние резко ухудшается — и она умирает.
Экспедиция по непонятной причине отменяется — Сане дают совсем другое
назначение. Проходит пять лет. Саня и Катя, теперь
Татаринова-Григорьева, живут то на Дальнем Востоке, то в Крыму, то в Москве. В
конце концов они поселяются в Ленинграде вместе с Петей, его сыном и Катиной
бабушкой. Саня участвует в войне в Испании, а затем отбывает на фронт. Однажды
Катя вновь встречает Ромашку, и тот рассказывает ей о том, как он, спасая
раненого Саню, пытался выбраться из ок- 405 ружения немцев и как Саня пропал. Катя не хочет верить
Ромашке, в это трудное время она не теряет надежды. И действительно Ромашка
врет: на самом деле он не спас, а бросил тяжелораненого Саню, отобрав у него
оружие и документы. Сане удается выбраться: он лечится в госпитале, а оттуда
отправляется в Ленинград на поиски Кати. В Ленинграде Кати нет, зато Саню приглашают лететь на
Север, где уже тоже идут сражения. Саня, так и не найдя Катю ни в Москве, где
он просто разминулся с ней, ни в Ярославле, думает, что она в Новосибирске. Во
время успешного выполнения одного из боевых заданий экипаж Григорьева совершает
вынужденную посадку недалеко от того места, где, по мнению Сани, нужно искать
следы экспедиции капитана Татаринова. Саня находит тело капитана, а также его
прощальные письма и отчеты. А вернувшись в Полярный, у доктора Павлова Саня
находит и Катю. Летом 1944 г. Саня и Катя проводят отпуск в Москве,
где видятся со всеми друзьями. Сане нужно выполнить два дела: он дает показания
по делу осужденного Ромашова, а в Географическом обществе с большим успехом
проходит его доклад об экспедиции, об открытиях капитана Татаринова, о том,
из-за кого эта экспедиция погибла. Николай Антонович с позором изгоняется из
зала. В Энске семья вновь собирается за столом. Старик Сковородников в своей
речи объединяет Татаринова и Саню: «такие капитаны двигают вперед человечество
и науку». Перед зеркалом - Роман в письмах (1965—1970)Лиза Тураева и Костя Карновский познакомились на
гимназическом балу. Они протанцевали вместе весь вечер, а потом решили переписываться.
Судьба подарила им совсем немного встреч, поэтому долгая, с 1910 по 1932 г.,
переписка стала важнейшей частью их жизни. Мать Лизы давно умерла, отец, полковой офицер, женился
на «властной, подозрительной» женщине. Закончив пансион, Лиза учится в
гимназии и одновременно дает уроки в деревне, чтобы иметь возможность поехать в
Петербург и поступить там на математический факультет Бестужевских курсов. У
нее есть способности к рисо- 406 ванию, но математика, по ее мнению, — «самый короткий
путь к самостоятельному мышлению». По дороге в Петербург осенью 1913 г. Лиза
тайком заезжает в Казань, где живет и учится студент-математик Карновский. Они
проводят вместе чудесный день. Константин Павлович Карновский родился в Казани, в
большой мещанской бедной семье. И при отце, и после его смерти дети жили в
постоянном унижении. Но Косте удалось отстоять свою независимость: он усиленно
занимался, поступил в университет и стал обеспечивать всю семью. Еще когда
Костя готовился к поступлению в гимназию, для него начался внутренний «отсчет
времени»: ни минуты нельзя было потерять напрасно. Но установленный порядок его
жизни каждый раз переворачивался при встрече с Лизой. Ее «изящество,
искренность и беспечность» говорили о существовании «какой-то непреложной
истины, которая была сильнее всей его математики и не требовала никаких доказательств». В Петербурге Лиза слушает лекции, ходит в театры и
музеи. В одном из писем она рассказывает о поездке к тете в Москву — здесь, на
диспуте о живописи, ей вдруг очень захотелось быть такой же, как художница
Гончарова. Лиза ждет свидания с Костей: ей кажется, что только с ним она может
поделиться своими сомнениями, надеждами и желаниями. Ведь Карновский «живет
сознательно, не мечется из стороны в сторону», как она. Но короткий визит в
Казань по дороге в Ялту, куда Лиза едет лечить свои легкие, не дает ей
удовлетворения: она сомневается в Карновском, в его любви. Лиза увлекается живописью, но, понимая, что это
слишком дорогое удовольствие, продолжает заниматься математикой. Все же однажды
она решается больше «не притворяться перед собой» и поступает в художественную
мастерскую, много работает у Добужинского, Яковлева. Она уже давно не виделась
с Карновским. Зато рядом с ней — учтивый и влюбленный Дмитрий Горин. После того
как Костя не приехал в Петербург, Лиза отправляет ему горькое письмо с просьбой
больше ей не писать. Переписка все же продолжается, но Лизины письма так
холодны, что это настораживает Карновского, и он едет в Петербург. Костя
восхищен Лизой: она стала еще красивее, к тому же он наконец понимает, что
перед ним прирожденная художница. А потом Лиза отправляется в Казань. Проездом в Москве
она посещает галерею Щукина, с изумлением и растерянностью смотрит на картины
Матисса, Ренуара, Сезанна, Ван Гога. Неловкость, которую Лиза испытывает на
холодном и недобром приеме в семье Карновского, страх потерять независимость,
да еще и случайное упоминание 407 какой-то «Мариши» заставляют Лизу неожиданно уехать,
даже не попрощавшись с Костей. Теперь настала очередь Карновского возвращать
нераспечатанные письма. Он занят только работой: преподает в университете, в
двадцать семь лет его избирают профессором Политехнического института. Но
когда Костя узнает, что Лиза никак не может вернуться из захваченной немцами
Ялты, он решает ехать туда, несмотря на все трудности. Только болезнь матери
заставляет Карновского остаться. В 1920 г. Ялту освобождают, но Лизы там уже нет.
Карновский получает от нее письмо из Константинополя: туда Лиза отправилась со
знакомым греком-коммерсантом, обещавшим затем взять ее в Париж, но оказавшимся
грязным негодяем. Лизе удается от него отделаться, но приходится остаться в
Турции. Чтобы заработать, Лиза дает уроки, играет на пианино в пивной. В
письмах к Карновскому она часто вспоминает об их встречах, но теперь все это —
прошлое, которое надо забыть. Теперь Лиза замужем за «простым, честным»
человеком, потерявшим на войне ногу. Муж моложе ее, и она испытывает к нему
скорее чувство жалости. Какое-то время Лиза увлекается художником Гордеевым,
но все же находит в себе силы остаться с мужем. Наконец Лиза попадает в Париж. Здесь она с помощью
Гордеева устраивается расписывать по чужим эскизам то кабаре, то рестораны. Эта
работа дает возможность худо-бедно жить, но оставляет мало времени для
собственного творчества. И все-таки Лиза делает успехи: четыре ее работы
покупает лондонский музей. В свободные минуты Лиза пишет Карновскому. Ей
хочется узнать и понять новую жизнь России. Она часто размышляет об искусстве
истинном и ложном, о необходимости «духовного творчества». В конце писем Лиза
часто передает привет Наде, молодой актрисе, спутнице Константина Павловича. Летом 1925 г. Карновский приезжает в Париж. Он
встречается с академиком Шевандье, затем приезжает навестить Лизу в Мениль. Но
ревнивый Гордеев, к которому вновь вернулась Лиза, почти не оставляет их
одних. Константин Павлович рассматривает работы Лизы, один из холстов похож на
ее письма к нему: на нем изображено зеркало. Действительно, переписка с
Карновским и была для Лизы Тураевой тем зеркалом, «в которое она смотрелась всю
жизнь». Наедине Карновский и Лиза проводят лишь десять минут. В другой раз, когда Карновский оказывается в Париже,
Лиза отправляется к нему тайком. Но у Константина Павловича начинается приступ
малярии, и Лиза, ценой разрыва с Гордеевым, остается с лю- 408 бимым целый день. Теперь она свободна. В одном из
писем Лиза размышляет о любви, которая постоянно разлучала их, но тем самым защищала
от пошлости, учила нравственности и терпению, очищала душу и вела ее к
самопознанию. В марте тридцать второго года Елизавета Николаевна
получает письмо от московского доктора, который извещает ее о тяжелой болезни
Константина Павловича. Оберегая любимого от огорчений, Лиза в своих посланиях
приукрашивает действительность. На самом деле надежды вернуться на родину почти
нет, жить становится все труднее, но зато она много работает в Париже и на
Корсике, где у нее есть друзья-итальянцы. Карновский выздоравливает, ему
удается получить для Лизы разрешение вернуться в Россию. А Елизавета Николаевна
наконец добивается признания: в Париже с успехом проходит ее выставка. Только
сил у художницы почти не остается. «Я скрывала от тебя, что очень больна, но
теперь, когда я знаю, что скоро увижу тебя...» — эта последняя строка завершает
переписку Елизаветы Тураевой и Константина Карновского. Николай Робертович Эрдман 1902—1970Самоубийца - Пьеса (1928)
Действие пьесы происходит в Москве в 20-х гг. нашего
века. Семен Семенович Подсекальников, безработный, ночью будит жену Марью
Лукьяновну и жалуется ей на то, что он голоден. Марья Лукьяновна, возмущенная
тем, что муж не дает ей спать, хотя она работает целыми днями «как лошадь
какая-нибудь или муравей», тем не менее предлагает Семену Семеновичу ливерной
колбасы, оставшейся от обеда, но Семен Семенович, обиженный словами жены, от
колбасы отказывается и выходит из комнаты. Мария Лукьяновна и ее мама Серафима
Ильинична, опасаясь, как бы выведенный из равновесия Семен Семенович не
покончил с собой, ищут его по всей квартире и находят дверь в туалет запертой.
Постучав к соседу Александру Петровичу Калабушкину, просят его выломать дверь.
Однако выясняется, что в туалете был вовсе не Подсекальников, а
старушка-соседка. Семена Семеновича находят на кухне в тот момент, когда
он засовывает что-то себе в рот, а увидев вошедших, прячет в карман. Марья
Лукьяновна падает в обморок, а Калабушкин предлагает Подсекальникову отдать ему
револьвер, и тут Семен Семенович с изумлением узнает, что он собирается
стреляться. «Да где бы я мог достать револьвер?» — недоумевает Подсекальников и
получает ответ: некий Панфилыч меняет револьвер на бритву. Окончательно
выведенный из 410 себя Подсекальников выгоняет Калабушкина, вынимает из
кармана ливерную колбасу, принятую всеми за револьвер, достает из стола отцовскую
бритву и пишет предсмертную записку: «В смерти моей прошу никого не винить». К Подсекальникову является Аристарх Доминикович
Гранд-Скубик, видит лежащую на столе предсмертную записку и предлагает ему,
если уж он все равно стреляется, оставить другую записку — от имени русской
интеллигенции, которая молчит, потому что ее заставляют молчать, а мертвого
молчать не заставишь. И тогда выстрел Подсекальникова разбудит всю Россию, его
портрет поместят в газетах и устроят ему грандиозные похороны. Следом за Гранд-Скубиком приходит Клеопатра
Максимовна, которая предлагает Подсекальникову застрелиться из-за нее, потому
что тогда Олег Леонидович бросит Раису Филипповну. Клеопатра Максимовна увозит
Подсекальникова к себе писать новую записку, а в комнате появляются Александр
Петрович, мясник Никифор Арсентьевич, писатель Виктор Викторович, священник
отец Елпидий, Аристарх Доминикович и Раиса Филипповна. Они упрекают Александра
Петровича в том, что он взял у каждого из них деньги, чтобы Подсекальников
оставил предсмертную записку определенного содержания. Калабушкин
демонстрирует множество разнообразных записок, которые будут предложены
незабвенному покойнику, а уж какую он из них выберет — неизвестно. Получается,
что одного покойника на всех мало. Виктор Викторович вспоминает Федю Питунина —
«замечательный тип, но с какой-то грустнотцой — надо будет заронить в него
червячка». Появившемуся Подсекальникову объявляют, что стреляться он должен
завтра в двенадцать часов и ему устроят грандиозные проводы — закатят банкет. В ресторане летнего сада — банкет: поют цыгане, пьют
гости, Аристарх Доминикович произносит речь, прославляющую Подсекальникова,
который постоянно спрашивает, который час, — время неуклонно приближается к
двенадцати. Подсекальников пишет предсмертную записку, текст которой
подготовлен Аристархом Доминиковичем. Серафима Ильинична читает адресованное ей письмо от
зятя, в котором он просит ее осторожно предупредить жену о том, что его уже нет
в живых. Марья Лукьяновна рыдает, в это время в комнату входят участники
банкета, которые начинают ее утешать. Пришедшая с ними портниха тут же снимает
с нее мерку для пошива траурного платья, а модистка предлагает выбрать к этому
платью шляпку. Гости уходят, а бедная Марья Лукьяновна восклицает: «Сеня был — 411 шляпы не было, шляпа стала — Сени нет! Господи! Почему
же Ты сразу всего не даешь?» В это время двое неизвестных вносят безжизненное
тело мертвецки пьяного Подсекальникова, который, придя в себя, воображает, что
он на том свете. Через некоторое время с огромными венками является мальчик из
бюро похоронных процессий, а затем приносят гроб. Подсекальников пытается
застрелиться, но не может — смелости не хватает; услышав приближающиеся голоса,
он прыгает в гроб. Входит толпа народу, отец Елпидий совершает отпевание. На кладбище у свежевырытой могилы звучат надгробные
речи. Каждый из присутствующих утверждает, что Подсекальников застрелился за
то дело, которое он отстаивает: из-за того, что закрывают церкви (отец Елпидий)
или магазины (мясник Никифор Арсентьевич), за идеалы интеллигенции
(Гранд-Скубик) или искусства (писатель Виктор Викторович), а каждая из
присутствующих дам — Раиса Филипповна и Клеопатра Максимовна — утверждает, что
покойник стрелялся из-за нее. Растроганный их речами Подсекальников неожиданно
для всех встает из гроба и объявляет, что очень хочет жить. Присутствующие
недовольны таким решением Подсекальникова, однако он, вынув револьвер,
предлагает любому занять его место. Желающих не находится. В эту минуту
вбегает Виктор Викторович и сообщает, что Федя Питунин застрелился, оставив
записку: «Подсекальников прав. Действительно жить не стоит*. Гайто Газданов 1903-1971Вечер у Клэр - Роман (1929)
Франция, конец 20-х гг. нашего века. Герой романа —
молодой русский эмигрант, повествование ведется от его имени. Он влюблен в
Клэр. Клэр — истая француженка, она то дразнит поклонника, то позволяет ему
надеяться на свою благосклонность. Она больна, и герой просиживает у нее целые
вечера. Затем она выздоравливает и требует, чтобы он сопровождал ее в
кинематограф. После кинематографа и позднего сидения в кафе Клэр приглашает
героя выпить чашку чая. У нее опять резкая смена настроения — теперь она
раздражена. Когда герой, оправдываясь, говорит, что ждал этой встречи десять
лет и ничего не просит у нее, глаза Клэр темнеют. Клэр обнимает его, говоря: «Как,
вы не понимали?..» И ночью, лежа рядом с уснувшей Клэр, герой вспоминает свою
жизнь и свою первую встречу с этой женщиной. Детство. Семья часто переезжает. Отец, воспоминания о
котором так дороги герою, лесничий. Он предан семье, поглощен «химическими
опытами, географическими работами и общественными вопросами». На ночь отец
рассказывает сыну бесконечную сказку: всей семьей они плывут на корабле, на
котором капитан — сам мальчик, Коля. Мать, молчаливая, поглощенная чтением,
глубоко чувствующая. Сестры. Мир и лад в семье. Но очень скоро все обрывается:
Коле всего восемь лет, когда отец умирает. Мать от горя почти не разговаривает,
лишь ходит по комнате. Вскоре, одна за другой, умирают и сестры. 413 Мальчик много читает, все без разбора. «Я думаю, что
это время усиленного чтения и развития, бывшее эпохой моего совершенно бессознательного
существования, я мог бы сравнить с глубочайшим душевным обмороком». Коля
поступает в кадетский корпус, затем в гимназию. Он легко учится, сходится с товарищами,
дерзит начальству. Эта жизнь тяжела для него и бесплодна. Мальчик поглощен
собственным внутренним миром: «Мне всю жизнь казалось — даже когда я был
ребенком, — что я знаю какую-то тайну, которой не знают другие <...>
Очень редко, в самые напряженные минуты моей жизни, я испытывал какое-то
мгновенное, почти физическое перерождение и тогда приближался к своему слепому
знанию, неверному постижению чудесного». Четырнадцати лет, летом 1917 г. на площадке
гимнастического общества Николай впервые встречается с шестнадцатилетней Клэр.
Отец Клэр, коммерсант, временно живет со всем своим семейством на Украине. Герой влюбляется в Клэр, часто бывает у нее. Затем,
обидевшись на ее мать, перестает приходить, но образ Клэр продолжает
преследовать его. Однажды поздним зимним вечером он встречает Клэр, и она сообщает
ему, что вышла замуж. Николай провожает ее. Но когда Клэр, сказав, что ни
родителей ее, ни мужа нет в городе, приглашает его к себе, он отказывается. «Я
хотел пойти за ней и не мог. Снег все шел по-прежнему и исчезал на лету, и в
снегу клубилось и пропадало все, что я знал и любил до тех пор. И после этого я
не спал две ночи». Следующая их встреча происходит лишь через десять лет. Николай решает вступить в белую армию, считая, что
правда на их стороне. Разговор с дядей Виталием показывает юноше, что в этой
войне каждая из сторон считает себя правой, но его это не смущает. Он все-таки
идет воевать за белых, «так как они побеждаемые». В то же время дядя Виталий,
кадровый офицер, человек «с почти феодальными представлениями о чести и
праве», полагает, что правда на стороне красных. Николай прощается с матерью
со всей жестокостью своих шестнадцати лет и уходит воевать — «без убеждений,
без энтузиазма, исключительно из желания вдруг увидеть и понять на войне такие
новые вещи», которые, быть может, переродят его. Служба на бронепоезде,
трусость и храбрость окружающих, тяжелый военный быт — все это окружает Николая
до самого разгрома армии. Самого его от грозивших опасностей ограждает
своеобразная глухота, неспособность немедленного душевного отклика на то, что
с ним случается. Оказавшись на борту парохода и глядя на горящую Феодосию, Николай
вспоминает о Клэр. И мысли о ней снова заполняют его воображение, тысячи
воображаемых разговоров и положений роятся у него 414 в голове, сменяясь новыми. В этот вымышленный мир не
доходят отзвуки и образы прежней его жизни, точно натыкаясь на незримую
воздушную стену, «но столь же непреодолимую, как та огненная преграда, за
которой лежали снега и звучали последние ночные сигналы России». Во время
плавания по Черному морю Николаю мерещатся картины далеких японских гаваней,
пляжи Борнео и Суматры — отзвуки рассказов отца. Под звуки корабельного
колокола пароход приближается к Константинополю, а Николай полностью поглощен
предвкушением будущей встречи с Клэр. «Мы плыли в морском тумане к невидимому
городу; воздушные пропасти разверзались за нами; и во влажной тишине этого
путешествия изредка звонил колокол — и звук, неизменно нас сопровождавший,
только звук колокола соединял в медленной своей прозрачности огненные края и
воду, отделявшие меня от России, с лепечущим и сбывающимся, с прекрасным сном
о Клэр...» Призрак Александра Вольфа - Роман
(1947-1948)
Самое яркое и самое тягостное воспоминание героя
романа (в дальнейшем мы так и будем именовать его — герой, потому что у
рассказчика^ молодого журналиста, русского эмигранта в Париже, нет имени, роман
написан от первого лица) — воспоминание о совершенном в годы гражданской войны
убийстве. Как-то раз летом, на юге России, после окончания боя герой едет на
вороной кобыле по пустынной дороге, и больше всего ему хочется спать. На одном
из поворотов дороги лошадь тяжело и мгновенно падает на полном скаку. Поднявшись
на ноги, герой видит приближающегося к нему всадника на огромном белом коне.
Всадник вскидывает к плечу винтовку. У героя винтовки давно нет, зато есть
револьвер, который он с трудом вытаскивает из новой и тугой кобуры, и стреляет.
Всадник падает. Герой с трудом подходит к нему. Этот человек — белокурый, лет
двадцати двух или двадцати трех — явно умирает, кровь пузырится у него на
губах. Он открывает помутневшие глаза, не говорит ни слова и вновь закрывает
их. Порыв ветра доносит до героя топот нескольких лошадей. Чувствуя опасность,
он быстро уезжает на жеребце убитого. За несколько дней до того как покинуть
Россию, герой продает жеребца, револьвер выбрасывает в море, и от всего эпизода
у 415 него остается только тягостное воспоминание. Через несколько
лет, когда он уже давно живет в Париже, ему попадается сборник рассказов
одного английского автора, имя которого — Александр Вольф — было совершенно
незнакомым. Рассказ «Приключение в степи» поражает героя. Начинается он с
похвалы белому жеребцу («Он был настолько хорош, что мне хотелось бы его
сравнить с одним из тех коней, о которых говорится в Апокалипсисе»). Дальше
следует описание сцены, пережитой героем: невыносимо жаркий день, петляющая
дорога, всадник на вороной кобыле, упавший вместе с нею. Белый жеребец
продолжал идти к тому месту, где, как писал автор, с непонятной неподвижностью
стоял человек с револьвером. Потом автор задержал стремительный ход коня и
приложил винтовку к плечу, но вдруг почувствовал смертельную боль в теле и
горячую тьму в глазах. В предсмертном бреду он почувствовал, что над ним кто-то
стоит, он открыл глаза, чтобы увидеть свою смерть. К его удивлению, над ним
склонился мальчик лет пятнадцати, с бледным, усталым лицом и далекими,
возможно сонными, глазами. Затем мальчик отошел, а автор снова лишился чувств и
пришел в себя лишь много дней спустя в госпитале. «То, что он попал в меня, —
писал Александр Вольф, — было, скорее всего, случайно, но, конечно, я был бы
последним человеком, который бы его в этом упрекнул». Герой понимает, что автор книги, Александр Вольф, и
есть человек, в которого он стрелял. Непонятным остается только, как он мог
оказаться английским писателем. Герою хочется повидаться с Вольфом. Оказавшись
в Лондоне, он приходит к директору издательства, выпустившего книгу, но
оказывается, что Вольфа в Англии нет. В Париже герой должен сделать репортаж о финале
чемпионата мира по боксу. Незнакомая молодая женщина просит провести ее на
матч, причем, замечает герой, такое обращение к чужому человеку не характерно
для нее. Женщина оказывается соотечественницей героя. Их знакомство
продолжается. Елена Николаевна — так зовут женщину — недавно овдовела, муж ее
был американцем, сама она некоторое время жила в Лондоне. Они становятся любовниками, чувство к Елене
преображает для героя мир — «все показалось мне изменившимся и иным, как лес
после дождя». Но что-то в Елене остается закрытым для героя, и он убежден, что
на известный период ее жизни «легла какая-то тень». Однажды она рассказывает
ему, как в Лондоне в гостях у друзей познакомилась с человеком, который вскоре
стал ее любовником. Человек этот был умен, образован, он открыл ей целый мир,
которого она не знала, и «на всем этом был налет холодного и спокойного отчаяния»,
которому она не переставала внутренне сопротивляться. 416 «Самые лучшие, самые прекрасные вещи теряли свою
прелесть, как только он касался их». Но его притягательность была непреодолима.
На длительном пути навстречу смерти его поддерживало употребление морфия. Он
пытался приучить к морфию и Елену Николаевну, но это ему не удалось. Влияние
этого человека на нее было огромно: то, что казалось ей важным и существенным,
неудержимо и, как казалось ей, безвозвратно теряло свою ценность. Последним
усилием воли она собрала вещи и уехала в Париж. Но до этого Елена сделала все,
что могла, чтобы вернуть его к нормальной жизни. В последнем разговоре с ней
он сказал, что она никогда уже не станет такой, как прежде, потому что это
маловероятно и потому что он этого не допустит. Уехав от него, Елена убедилась,
что он во многом был прав. Она была отравлена его близостью и только теперь
начинает чувствовать, что, может быть, это не безвозвратно. В русском ресторане герой застает своего знакомого,
Владимира Петровича Вознесенского, который прежде рассказывал ему об Александре
Вольфе (в частности, о том, что именно к Вольфу ушла его любовница, цыганка
Марина). Вознесенский знакомит героя с сидящим рядом человеком; оказывается,
что это — Александр Вольф. Герой, увидевшись с Вольфом на следующий день, рассказывает
свою часть описанной в рассказе истории. Разговор прерывает приход Вознесенского,
и Вольф с героем встречаются еще раз. Вольф упоминает о цели своего приезда в
Париж — это «решение одной сложной психологической проблемы». Анализируя свои
впечатления после встреч с Вольфом, герой понимает, что Вольф несет с собой
смерть или идет навстречу ей, олицетворяя слепое движение. Герой, написав статью о внезапной драматической гибели
парижского грабителя, «курчавого Пьеро», с которым он был знаком, ощущает
тоску и подавленность. Единственный человек, которого ему хочется увидеть, это
Елена. И, не дожидаясь четырех часов, когда она обещала прийти к нему, он сам
едет к ней, открывает дверь своим ключом и слышит из ее комнаты повышенные
голоса. Затем раздается страшный крик Елены: «Никогда, ты слышишь, никогда!» —
и слышится звон разбитого стекла и выстрел. Выхватывая револьвер, герой вбегает
в комнату, видит Елену и человека с направленным на нее оружием и стреляет в
него, не целясь. Видит кровь на белом платье Елены — она ранена в левое плечо.
Затем наклоняется над упавшим человеком и — «время заклубилось и исчезло» —
видит перед собой мертвые глаза Александра Вольфа. Аркадий Петрович Гайдар 1904-1941Тимур и его команда - Повесть (1940)Полковник Александров уже три месяца на фронте. Он
присылает в Москву своим дочерям телеграмму, предлагает им провести остаток
лета на даче. Старшая, восемнадцатилетняя Ольга, едет туда с вещами,
оставив тринадцатилетнюю Женю прибрать квартиру. Ольга учится на инженера,
занимается музыкой, поет, она строгая, серьезная девушка. На даче Ольга
знакомится с молодым инженером Георгием Гараевым. Она допоздна ждет Женю, но
сестры все нет. А Женя в это время, приехав в дачный поселок, в
поисках почты, чтобы отправить телеграмму отцу, случайно заходит на чью-то
пустую дачу, и собака не выпускает ее обратно. Женя засыпает. Проснувшись
наутро, видит, что собаки нет, а рядом — ободряющая записка от неизвестного
Тимура. Обнаружив бутафорский револьвер, Женя играет с ним. Холостой выстрел,
разбивший зеркало, пугает ее, она бежит, забыв в доме ключ от московской
квартиры и телеграмму. Женя приходит к сестре и уже предвидит ее гнев, но вдруг
какая-то девчонка приносит ей ключ и квитанцию от посланной телеграммы с запиской
от того же Тимура. Женя забирается в старый сарай, стоящий в глубине
сада. Там она находит штурвал и принимается крутить его. А от штурвала идут ве- 418 ревочные провода. Женя, сама того не зная, подает
кому-то сигналы! Сарай наполняется множеством мальчишек. Они хотят побить Женю,
бесцеремонно вторгшуюся в их штаб. Но командир останавливает их. Это тот самый
Тимур (он племянник Георгия Гараева). Он приглашает Женю остаться и послушать,
чем занимаются ребята. Оказывается, они помогают людям, особенно же опекают
семьи бойцов Красной Армии. Но все это они делают втайне от взрослых.
Мальчишки решают «заняться особо» Мишкой Квакиным и его шайкой, которая лазает
по чужим садам и ворует яблоки. Ольга думает, что Тимур — хулиган, и запрещает Жене
водиться с ним. Женя не может ничего объяснить: это означало бы разгласить тайну. Ранним утром ребята из команды Тимура наполняют водой
бочку старухи-молочницы. Потом складывают в поленницу дрова для другой старушки
— бабушки бойкой девочки Нюрки, находят ей пропавшую козу. А Женя играет с
маленькой дочкой лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе. Тимуровцы составляют ультиматум Мишке Квакину.
Приказывают ему явиться вместе с помощником, Фигурой, и принести список членов
шайки. Гейка и Коля Колокольчиков относят ультиматум. А когда приходят за
ответом, квакинцы запирают их в старой часовне. Георгий Гараев катает Ольгу на мотоцикле. Он, как и
Ольга, занимается пением: играет в опере старика партизана. Его «суровый и
страшный» грим испугает кого хочешь, и шутник Георгий нередко пользуется этим
(ему и принадлежал бутафорский револьвер). Тимуровцам удается освободить Гейку и Колю и запереть
вместо них Фигуру. Они устраивают засаду квакинской шайке, закрывают всех в
будке на базарной площади и вешают на будку плакат, что «пленники» — яблочные
воры. В парке — шумный праздник. Георгия попросили спеть.
Ольга согласилась аккомпанировать ему на аккордеоне. После выступления Ольга
сталкивается с гуляющими по парку Тимуром и Женей. Разгневанная старшая сестра
обвиняет Тимура в том, что он настраивает Женю против нее, она сердится и на
Георгия: почему он раньше не признался, что Тимур — его племянник? Георгий, в
свою очередь, запрещает Тимуру общаться с Женей. Ольга, чтобы проучить Женю, уезжает в Москву. Там она
получает телеграмму: отец ночью будет в Москве. Он приезжает всего на три часа
повидаться с дочерьми. А к Жене на дачу приходит знакомая — вдова лейтенанта
Павлова. Ей срочно нужно в Москву — встретить мать, и она оставляет ма- 419 ленькую дочку на ночь у Жени. Девочка засыпает, а Женя
уходит играть в волейбол. Тем временем приходят телеграммы от отца и от Ольги.
Женя замечает телеграммы только поздно вечером. Но ей некому оставить девочку,
и последняя электричка уже ушла. Тогда Женя посылает сигнал Тимуру и
рассказывает ему о своей беде. Тимур поручает Коле Колокольчикову стеречь
спящую девочку — для этого приходится все рассказать Колиному дедушке. Тот
одобряет действия мальчиков. Тимур сам отвозит Женю на мотоцикле в город
(спрашивать позволения не у кого, дядя в Москве). Отец огорчается, что ему так и не удалось повидать
Женю. И вот когда время уже близится к трем, неожиданно появляются Женя с
Тимуром. Минуты летят быстро — полковнику Александрову надо ехать на фронт. Георгий не находит на даче ни племянника, ни мотоцикла
и решает отправить Тимура домой к матери, но тут приходит Тимур, а вместе с
ним Женя и Ольга. Они все объясняют. Георгию приходит повестка. В форме капитана танковых войск
он приходит к Ольге проститься. Женя передает «позывной сигнал общий»,
сбегаются все мальчишки из тимуровской команды. Все вместе идут провожать
Георгия. Ольга играет на аккордеоне. Георгий уезжает. Ольга говорит
погрустневшему Тимуру: «Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же». Николай Алексеевич Островский 1904-1936
Как закалялась сталь - Роман (1932-1934)
Автобиографический роман Николая Островского разделен
на две части, каждая из которых содержит по девять глав: детство, отрочество и
юность; затем зрелые годы и болезнь. За недостойный поступок (насыпал священнику махры в
тесто) кухаркина сына Павку Корчагина выгоняют из школы, и он попадает «в
люди». «Заглянул мальчик в самую глубину жизни, на ее дно, в колодезь, и затхлой
плесенью, болотной сыростью пахнуло на него, жадного ко всему новому,
неизведанному». Когда в его маленький городок вихрем ворвалась ошеломляющая
весть «Царя скинули», Павлу вовсе некогда было думать об учебе, он тяжело
работает и по-мальчишески, не раздумывая, прячет оружие вопреки запрету со стороны
шефов внезапно нахлынувшей неметчины. Когда губернию заливает лавина
петлюровских банд, он становится свидетелем множества еврейских погромов,
заканчивавшихся зверскими убийствами. Гнев и возмущение часто охватывают юного смельчака, и
он не может не помочь матросу Жухраю, другу своего брата Артема, работавшего в
депо. Матрос не раз по-доброму беседовал с Павлом: «У 421
тебя, Павлуша, есть все, чтобы быть
хорошим бойцом за рабочее дело, только вот молод ты очень и понятие о классовой
борьбе очень слабое имеешь. Я тебе, братишка, расскажу про настоящую дорогу,
потому что знаю: будет из тебя толк. Тихоньких да примазанных не люблю. Теперь
на всей земле пожар начался. Восстали рабы и старую жизнь должны пустить на
дно. Но для этого нужна братва отважная, не маменькины сынки, а народ крепкой
породы, который перед дракой не лезет в щели, как таракан, а бьет без пощады».
Умеющий драться, крепкий и мускулистый Павка Корчагин спасает из-под конвоя
Жухрая, за что его самого по доносу хватают петлюровцы. Павке не был знаком
страх обывателя, защищающего свой скарб (у него ничего не было), но обычный
человеческий страх захватил его ледяной рукой, особенно когда он услышал от
своего конвоира: «Чего его таскать, пане хорунжий? Пулю в спину, и кончено».
Павке стало страшно. Однако Павке удается спастись, и он прячется у знакомой
девушки Тони, в которую влюблен. К сожалению, она интеллигентка из «класса
богатых»: дочь лесничего. Пройдя первое боевое крещение в боях гражданской
войны, Павел возвращается в город, где создана комсомольская организация, и
становится ее активным членом. Попытка затащить в эту организацию Тоню
проваливается. Девушка готова ему подчиняться, но не до конца. Слишком
расфранченной она приходит на первое комсомольское собрание, и ему тяжело ее
видеть среди выцветших гимнастерок и кофточек. Дешевый индивидуализм Тони
становится непереносимым Павлу. Необходимость разрыва была ясна им обоим...
Непримиримость Павла приводит его в ЧК, тем более в губернии ее возглавляет
Жухрай. Однако чекистская работа действует на нервы Павла весьма разрушающе,
учащаются его контузионные боли, он часто теряет сознание, и после короткой
передышки в родном городе Павел едет в Киев, где тоже попадает в Особый отдел
под руководство товарища Сегала. Вторая часть романа открывается описанием
поездки на губконференцию с Ритой устинович,
Корчагина назначают ей в помощники и телохранители. Одолжив у Риты
«кожаную куртку», он протискивается в вагон, а потом через окно втаскивает
молодую женщину. «Для него Рита была неприкосновенна. Эго был его друг и
товарищ по цели, его политрук, и все же она была женщиной. Он это впервые
ощутил у моста, и вот почему его волнует так ее объятье. Павел чувствовал
глубокое ровное дыхание, где-то совсем близко ее губы. От близости родилось
непреодолимое желание найти эти губы. Напрягая волю, он подавил это желание». 422 Не в силах совладать со своим чувством,
Павел Корчагин отказывается от встреч с Ритой устинович, обучающей его политграмоте. Мысли о личном
отодвигаются в сознании юноши еще дальше, когда он принимает участие в
строительстве узкоколейки. Время года трудное — зима, комсомольцы работают в
четыре смены, не успевая отдыхать. Работу задерживают бандитские налеты.
Кормить комсомольцев нечем, одежды и обуви тоже нет. Работа до полного надрыва
сил заканчивается тяжелой болезнью. Павел падает, сраженный тифом. Самые
близкие друзья его, Жухрай и устинович, не
имея о нем сведений, думают, что он умер. Однако после болезни Павел снова в строю.
В качестве рабочего он возвращается в мастерские, где не только упорно
трудится, но еще и наводит порядок, заставляя комсомольцев вымыть и почистить
цех к вящему недоумению начальства. В городке и по всей Украине продолжается
классовая борьба, чекисты ловят врагов революции, подавляют бандитские налеты.
Молодой комсомолец Корчагин совершает немало добрых дел, защищая на заседаниях
ячейки своих товарищей, а на темных улицах — подруг по партии. «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она
дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за
бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и
чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы были отданы самому прекрасному
в мире — борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь
нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут прервать ее». Став свидетелем множества смертей и убивая
сам, Павка ценил каждый прожитый день, принимая партийные приказы и уставные
распоряжения как ответственные директивы своего бытия. Как пропагандист он
принимает участие и в разгроме «рабочей оппозиции», называя «мелкобуржуазным»
поведение своего родного брата, и тем более в словесных атаках на троцкистов,
осмелившихся выступать против партии. Его не желают слушать, а ведь товарищ
Ленин указывал, что надо делать ставку на молодежь. Когда в Шепетовке стало известно, что умер
Ленин, тысячи рабочих стали большевиками. Уважение партийцев продвинуло Павла
далеко вперед, и однажды он оказался в Большом театре рядом с членом ЦК Ритой устинович, с удивлением узнавшей, что
Павел жив. Павел говорит, что он ее любил, как Овод, человек мужественный и
безгранично выносливый. Но у Риты уже есть друг и трехлетняя дочурка, а Павел болен,
и его отправляют в санаторий ЦК, тщательно 423 обследуют. Однако тяжелая болезнь,
приведшая к полной неподвижности, прогрессирует. Никакие новые лучшие
санатории и больницы не в состоянии его спасти. С мыслью о том, что «надо
остаться в строю», Корчагин начинает писать. Рядом с ним хорошие добрые
женщины: сначала Дора Родкина, потом Тая Кюцам. «Хорошо ли, плохо ли он прожил
свои двадцать четыре года? Перебирая в памяти год за годом, Павел проверял свою
жизнь как беспристрастный судья и с глубоким удовлетворением решил, что жизнь
прожита не так уж плохо... Самое главное, он не проспал горячих дней, нашел
свое место в железной схватке за власть, и на багровом знамени революции есть и
его несколько капель крови». Михаил Александрович Шолохов 1905-1984
Тихий Дон Роман (1928-1940)
По окончании предпоследней турецкой
кампании казак Прокофий Мелехов привел домой, в станицу Вешенская, пленную
турчанку. От их брака родился сын, названный Пантелеем, такой же смуглый и черноглазый,
как и его мать. Впоследствии Пантелей Прокофьевич занялся обустройством
хозяйства и значительно расширил свои угодья. Он женился на казачке по имени
Василиса Ильинична, и с тех пор стала турецкая кровь скрещиваться с казачьей.
Так, старший сын Пантелея Прокофьевича, Петро, пошел в мать: он был невысоким,
курносым и русоголовым; а младший, Григорий, больше напоминал отца: такой же
смуглый, горбоносый, диковато-красивый, такого же бешеного нрава. Кроме них,
мелеховская семья состояла из отцовской любимицы Дуняшки и Петровой жены
Дарьи. ...Ранним утром Пантелей Прокофьевич зовет
Григория на рыбалку, во время которой требует, чтобы сын оставил в покое
Аксинью Астахову, жену мелеховского соседа Степана. Григорий с приятелем
Митькой Коршуновым идет продавать пойманного сазана богатому купцу Мохову и
знакомится с его дочерью Елизаветой. Петро и Степан уезжают в лагеря на сбор,
а Григорий продолжает заигрывания с Аксиньей. ...Когда Аксинье было шестнадцать лет, ее
изнасиловал собствен- 425 ный отец, убитый затем матерью и братом
девушки. Через год ее выдали замуж за Степана Астахова, который, не простив
«обиды», начал избивать Аксинью и ходить по жалмеркам. Поэтому, когда Гришка
Мелехов стал проявлять к ней интерес, у не знавшей любви Аксиньи, к ее ужасу,
зародилось ответное чувство. Вскоре она сходится с Григорием. Влюбленные не
скрывают свою связь, и обо всем становится известно как Пантелею Прокофьевичу,
так и Степану. Тот, возвратившись, принимается зверски избивать Аксинью, а
отец решает поскорее женить Григория на Наталье, сестре Митьки Коршунова.
Степан Астахов, подравшись с братьями Мелеховыми, становится их заклятым
врагом. Аксинья пытается, но не может подавить свое чувство к Григорию.
Сватовство Пантелея Прокофьевича дает положительные результаты, поскольку Митька Коршунов вывозит Елизавету Мохову
на рыбалку и там насилует. По хутору начинают ползти грязные слухи, и Митька
идет свататься к Елизавете. Но девушка отказывает ему, а Сергей Платонович
Мохов спускает на Коршунова собак. Григорий осознает, что его чувство к Аксинье
не умерло. Она же внешне примиряется с мужем, но продолжает любить Григория. Федот Бодовсков знакомится со Штокманом.
Тому удается остановить драку у мельницы, в ходе которой Митька Коршунов
избивает купца Мохова. На допросе у следователя Штокман рассказывает, что в
1907 г. сидел в тюрьме «за беспорядки» и отбывал ссылку. Григорий признается
Наталье, что не любит ее. Во время поездки за хворостом братья Мелеховы
встречают Аксинью. Возобновляется связь Аксиньи с Григорием. К Штокману на
чтения по истории донского казачества приходят Валет, Христоня, Иван Алексеевич
Котляров и Мишка Кошевой. Григорий и Митька Коршунов принимают присягу. Валет и Иван Алексеевич продолжают ходить
к Штокману, который рассказывает им о борьбе капиталистических государств за
рынки и колонии как о главной причине надвигающейся мировой 426 войны. На Пасху
из Вешенской. Полк Григория стоит в имении Радзивиллово.
Наблюдая за офицерами, Григорий чувствует между собой и ними невидимую стену;
это ощущение усиливается из-за инцидента с Прохором Зыковым, избитым
вахмистром во время учений. Перед началом весны озверевшие от скуки казаки всем
взводом насилуют Франю, молоденькую горничную управляющего; бегущего ей на
помощь Григория связывают и бросают на конюшне, обещая убить, если
проговорится. Начинается война, и казаков отвозят к
русско-австрийской границе. В своем первом бою Григорий убивает человека, и
образ зарубленного австрийца тревожит его совесть. Выведенный с линии боев
полк Григория принимает пополнение с Дона. Григорий встречает брата, Мишку
Кошевого, Аникушку и Степана Астахова. В разговоре с Петром он признается, что
тоскует по дому и мучается из-за вынужденного убийства. Петро советует
остерегаться Степана, обещавшего убить Григория в первом же бою. Григорий
находит у убитого казака дневник, где описывается роман последнего с
опустившейся Елизаветой Моховой. Во взвод Григория попадает казак по прозвищу
Чубатый; издеваясь над переживаниями Григория, он говорит, что в бою убить
врага — святое дело. Григорий получает тяжелое ранение в голову. Охваченный
патриотическим порывом Евгений Листницкий уезжает в действующую армию
командовать взводом. Подъесаул 427 Калмыков советует ему свести знакомство с
вольноопределяющимся Ильей Бунчуком. Мелеховы получают известие о гибели
Григория, а через двенадцать дней из письма Петра выясняется, что Григорий жив,
к тому же награжден Георгиевским крестом за спасение раненого офицера и
произведен в младшие урядники. Получив письмо Григория, где тот шлет ей «поклон
и нижайшее почтение», Дослужившийся до офицерского чина Бунчук
ведет в войсках большевистскую пропаганду. Листницкий доносит на него, Бунчук
дезертирует. На фронте Иван Алексеевич встречает Валета; выясняется, что
Штокман — в Сибири. Григорий вспоминает, как спас в бою жизнь Степану Астахову,
что, впрочем, не примирило их. Постепенно
у Григория начинают
налаживаться дружеские отношения со склоняющимся к отрицанию войны Чубатым.
Вместе с ним и Мишкой Кошевым Григорий участвует в «аресте» червивых щей и
относит их своему сотенному командиру. Осенью 428 разнузданных и диких, а сами большевики
«хуже холерных бацилл». Командир бригады, где служит Петро Мелехов призывает
казаков держаться в стороне от начавшейся смуты. Надеясь на скорейшее окончание
войны, казаки присягают Временному правительству. Приказ о возвращении на
фронт они встречают открытым ропотом. На фронт к Петру приезжает Дарья.
Листницкий получает назначение в промонархистски настроенный полк; вскоре в
связи с Июльскими событиями его отправляют в Петроград. Корнилов становится
верховным главнокомандующим; офицеры возлагают на него надежды по спасению
России, казаки «мнутся». Иван Алексеевич совершает в своем полку переворот и
назначается сотником; он отказывается идти на Петроград. На фронт, агитировать
за большевиков, приезжает Бунчук и сталкивается с Калмыковым. Дезертир
арестовывает Калмыкова, чтобы затем расстрелять. В Петрограде Листницкий
становится свидетелем большевистского переворота. Получив известия о смене
власти, казаки возвращаются по домам. Иван Алексеевич, Митька Коршунов, Прохор
Зыков, а вслед за ними бежавший из обольшевиченного полка Петро Мелехов возвращаются
в станицу. Становится известно, что Григорий перешел на сторону большевиков,
будучи уже в чине взводного офицера. После переворота он получает назначение на
должность командира сотни. Григорий подпадает под влияние своего сослуживца
Ефима Изварина, ратующего за полную автономию Области Войска Донского. Изварин
разъясняет Григорию, что общего у большевиков с казаками только то, что
большевики стоят за мир, а казакам давно уже надоело воевать. Но их пути
разойдутся, как только кончится война и большевики протянут руки к казачьим
владениям. В ноябре семнадцатого
Григорий знакомится с Подтелковым. Бунчук уезжает в Ростов, где получает
задание организовать пулеметную команду. В пулеметчики к нему направляют Анну
Погудко. Иван Алексеевич и Христоня едут на съезд фронтовиков и встречают там
Григория. Подтелкова выбирают председателем, а Кривошлыкова — секретарем
казачьего Военно-революционного комитета, объявившего себя правительством на
Дону. Еще одним претендентом на власть над казачеством является атаман
Войскового круга Каледин. Отряд Чернецова разбивает силы красногвардейцев.
Григорий во главе двух сотен, поддерживаемый пулеметчиками Бунчука, идет в бой
и получает очередное ранение (в ногу). Чернецов вместе с четырьмя десятками
молодых офицеров захвачен в плен. Все зверски убиты по приказу Подтелкова,
несмотря на противодействие Григория и Голубова. Пантелей Прокофьевич привозит
раненого Григория домой. Отец и брат неодобрительно относятся к его 429 большевистским взглядам; сам Григорий
после расправы над Чернецовым переживает душевный кризис. Приходит известие о
самоубийстве Каледина. Бунчук выздоравливает после тифа;
начинается его роман с Анной, ухаживавшей за ним во время болезни. Листницкий
вместе с корниловцами покидает Ростов. Голубов и Бунчук арестовывают руководителей
Войскового круга. Бунчука назначают комендантом Революционного трибунала, и он
начинает активно расстреливать «контрреволюционеров». Валет призывает казаков
идти на выручку частям Красной гвардии, но уговаривает только Кошевого;
Григорий, Христоня и Иван Алексеевич отказываются. В связи с налетом
большевиков на станицу Мигулинская на майдане проводится казачье собрание.
Приезжий сотник агитирует казаков сформировать отряд для борьбы с красными и
зашиты Вешек. Мирона Григорьевича Коршунова, отца Натальи и Митьки, избирают
атаманом. Сотник предлагает Григория на должность командира, но тому
припоминают красногвардейское прошлое и назначают Петра. Прохор Зыков, Митька,
Христоня и другие казаки записываются в полк. Впрочем, они убеждены, что никакой
войны не будет. Вместе со всеми Григорий выступает против
Подтелкова. Анна погибает в бою. Подтелков оговаривает условия сдачи, против
которой возражает Бунчук. Пленных приговаривают к расстрелу, Подтелкова с
Кривошлыковым — к повешению. Вызвавшийся в расстрельную команду Митька убивает
Бунчука. Перед казнью Подтелков обвиняет Григория в предательстве, в ответ
Григорий напоминает о расправе над отрядом Чернецова. Мишку Кошевого и Валета
ловят казаки; Валета убивают, а Мишку, в надежде на исправление, приговаривают
к наказанию плетьми. Апрель 1918 г. На Дону идет гражданская
война. Пантелея Прокофьевича и Мирона Коршунова выбирают делегатами на
Войсковой круг; войсковым атаманом становится генерал Краснов. Петро Мелехов
ведет сотню против красных. В разговоре с Григорием он пытается выяснить
настроения брата, узнать, не собирается ли тот вернуться к красным. Вместо
отправки на фронт Кошевого назначают атарщиком. Листницкому ампутируют
раздробленную руку. Вскоре он женится на вдове погибшего друга и возвращается
в Ягодное. Из немецкого плена приходит Степан Астахов; он едет к Аксинье и уговаривает
ее вернуться домой. За гуманное отношение к пленным Григория отстраняют от
командования сотней, он вновь принимает взвод. Пантелей Прокофьевич приезжает к
Григорию в полк и занимается там мародерством. Во время отступления Григорий
самоволь- 430 но покидает фронт и возвращается домой.
Вслед за ним из обольшевиченного полка бежит Петро. Мелеховы решают переждать
наступление красных, не покидая хутора. К ним на постой становятся несколько
красноармейцев, один из которых начинает искать ссоры с Григорием. Пантелей
Прокофьевич калечит коней Петра и Григория, чтобы их не увели. Красным
становится известно, что Григорий офицер; искалечив пытавшегося убить его
красногвардейца, Григорий бежит с хутора. Иван Алексеевич избирается
председателем исполкома. Кошевой — его заместителем. Казаки сдают оружие. По Дону распространяются слухи о
чрезвычайках и трибуналах, вершащих скорый и неправедный суд над казаками,
служившими у белых, и Петро ищет заступничества у возглавляющего окружной ревком
Якова Фомина. Иван Алексеевич ссорится с Григорием, не желающим признавать
достоинств Советской власти; Кошевой предлагает арестовать Григория, но тот
успевает уехать в другую станицу. По составленному Кошевым списку арестовывают
Мирона Коршунова, Авдеича Бреха и еще нескольких стариков. В Вешенской
объявляется Штокман. Приходит известие о расстреле казаков. Поддавшись на уговоры
Лукиничны, Петро ночью выкапывает из общей могилы и привозит Коршуновым труп
Мирона Григорьевича. Штокман является на казачье собрание и объявляет, что
казненные были врагами Советской власти. В списке на расстрел также значатся
Пантелей и Григорий Мелеховы и Федот Бодовсков. Узнав о возвращении Григория,
вешенские коммунисты обсуждают его дальнейшую судьбу; Григорий тем временем
вновь сбегает и прячется у родственников. Перенесшему тиф Пантелею Прокофьевичу
не удается избежать ареста. В Казанской начинаются беспорядки. Антип
Синилин, сын Авдеича Бреха, участвует в избиении Кошевого; тот, отлежавшись у
Степана Астахова, скрывается с хутора. Узнав о начале восстания, Григорий
возвращается домой. Петра выбирают командиром конной сотни. Разбитые красными
Петро, Федот Бодовсков и другие казаки, обманутые обещанием сохранить им
жизнь, сдаются в плен, и Кошевой, при молчаливой поддержке Ивана Алексеевича,
убивает Петра; изо всех бывших с ним казаков спастись удается только Степану
Астахову и Антипу Бреховичу. Григория назначают командиром Вешенского полка, а
вслед за этим — командиром одной из повстанческих дивизий. Мстя за смерть
брата, он перестает брать пленных. В боях под Свиридовом и за Каргинскую его
казаки громят эскадроны красной кавалерии. уходя
от черных мыслей, Григорий начинает пить и ходить по жалмеркам. Во
время очередной попойки Медведев предлагает сместить Кудинова, командующего
всеми силами повстанцев, и 431 назначить на его место Григория, с тем
чтобы продолжать войну против красных и кадетов; Григорий отказывается. В бою
под Климовкой он лично рубит четверых красногвардейцев, после чего переживает
сильнейший нервный припадок. Выехав со своим вестовым Прохором Зыковым в Вешки,
Григорий по дороге освобождает из тюрьмы арестованных Кудиновым родственников
ушедших с красными казаков. Тем временем Сердобский полк, где служат
Кошевой, Штокман и Котляров, в полном составе переходит на сторону повстанцев;
еще до начала беспорядков Штокман успевает отправить Мишку с донесением в
штаб. Во время стихийного митинга Штокмана убивают, а Ивана Алексеевича вместе
с другими коммунистами полка сажают под арест. Пантелей Прокофьевич становится
свидетелем случайной встречи сына с Аксиньей и, задумавшись над тем, в кого
Григорий уродился таким кобелем, приходит к логичному выводу. В Аксинье
просыпается многолетнее чувство к Григорию; в тот же вечер, пользуясь
отсутствием Степана, она просит Дарью вызвать ей любимого человека. Их связь
возобновляется. Узнав о переходе к повстанцам Сердобского полка, Григорий
устремляется в Вешки, чтобы спасти Котлярова и Мишку и выяснить, кто убил
Петра. Избитых до неузнаваемости пленных пригоняют на хутор Татарский, где их
встречают жаждущие мести родственники погибших вместе с Петром Мелеховым
казаков. Дарья обвиняет Ивана Алексеевича в смерти мужа и стреляет в него,
Антип Брехович помогает добить Котлярова. Через час после избиения пленных на
хуторе появляется насмерть загнавший коня Григорий. Согласившись возглавить прорыв к Дону,
Григорий решает взять с собой Аксинью, а Наталью с детьми оставить дома. Мстя
за смерть Ивана Алексеевича и Штокмана, Мишка Кошевой поджигает дома
духовенства и зажиточных казаков. Перед тем как спалить курень Коршуновых,
Кошевой убивает старого деда Гришаку. Вешки начинают подвергаться интенсивному
артиллерийскому обстрелу. Красные готовятся к переправе через Дон в районе
расположения громковской сотни, куда тут же отправляется Григорий. Вскоре
Прохор приводит к нему в Вешки Аксинью. К полной неожиданности казаков громковской
сотни, занятых исключительно самогоном и бабами, через Дон переправляется
красногвардейский полк. Громковцы в панике бегут к Вешенской, куда Григорий успевает
подтянуть конные сотни Каргинского полка. Вскоре он узнает, что татарцы
бросили окопы. Пытаясь остановить хуто- 432 рян, Григорий лупит плетью идущего
разнузданным верблюжьим галопом Христоню; достается и бегущему неутомимо и
резво Пантелею Прокофьевичу, которого не узнающий со спины Григорий называет
сукиным сыном и грозится зарубить. Быстро собрав и образумив хуторян, Григорий
приказывает им идти на соединение к семеновской сотне. Красные идут в
наступление; пулеметными очередями казаки заставляют их вернуться на исходные
позиции. К ужасу Ильиничны, разговорчивый Мишатка
сообщает зашедшему в дом красноармейцу, что его отец командует всеми казаками.
В тот же день красных выбивают из Вешек и домой возвращается Пантелей
Прокофьевич. Уйдя с банкета в честь генерала Секретова, Григорий заходит
навестить Аксинью и застает одного Степана. Вернувшаяся домой Аксинья охотно
пьет за здоровье любовника, а разыскивающий Григория Прохор с изумлением видит
того сидящим за одним столом со Степаном. На рассвете Григорий приезжает домой.
Разговаривая с Дуняшкой, он приказывает ей оставить даже мысли о Кошевом.
Григорий испытывает небывалый прилив нежности к Наталье. На следующий день,
томимый неясными предчувствиями, он покидает хутор. Григория вместе с его
начальником штаба Копыловым вызывают на совещание к генералу Фицхелаурову. Во
время приема между Григорием и генералом происходит ссора и последний грозит
отстранить Григория от командования дивизией, на что Григорий заявляет, что
подчиняется только Кудинову, и обещает, в случае чего, натравить на
Фицхелаурова своих казаков. После этой стычки странное равнодушие овладевает
Григорием; впервые в жизни он решает устраниться от прямого участия в бою. На хутор Татарский приезжает Митька
Коршунов. Свойственная ему с детства жестокость нашла достойное применение в
карательном отряде, и за короткий срок Митька дослужился до подхорунжего.
Первым делом посетив родное пепелище, он едет на постой к Мелеховым, радушно
встречающим гостя. Наведя справки о Кошевых и выяснив, что мать Мишки с детьми
осталась дома, Митька со товарищи убивает их. Узнав об этом, Пантелей
Прокофьевич гонит его со двора, и Митька, вернувшись в свой карательный отряд,
отправляется наводить порядок в украинских слободах Донецкого округа. Дарья едет на фронт подвозить патроны и
возвращается в подавленном состоянии. На хутор приезжает командующий Донской
армией генерал Сидорин. Пантелей Прокофьевич подносит генералу и
представителям союзников хлеб-соль, а Дарью, в числе других казачьих вдов, награждают
Георгиевской медалью и вручают ей пятьсот рублей. Она категорически отражает
все попытки Пантелея Проко- 433 фьевича овладеть полученными «за Петра»
деньгами, хотя и дает Ильиничне сорок рублей на поминки по погибшему. Старики
подозревают, что Дарья собирается вторично выйти замуж, однако на сердце у нее
иная забота. Дарья признается Наталье, что во время своей поездки заразилась
сифилисом и, поскольку эта болезнь неизлечима, собирается наложить на себя
руки. Не желая страдать в одиночестве, она рассказывает Наталье, что Григорий
вновь сошелся с Аксиньей. Вскоре после отступления красных Григория
снимают с должности командующего дивизией и, невзирая на его просьбы об
отправке в тыл по состоянию здоровья, назначают сотником Девятнадцатого полка.
Казачьи дивизии расформировываются: заменяется весь командный состав, а
рядовые пополняют номерные полки Донской армии. Прибыв к новому месту службы,
Григорий получает трагическое известие из дома и, взяв с собой Прохора,
уезжает, потрясенный внезапно обрушившимся на него горем. ...После разговора с Дарьей Григорий приезжает на третий день после
похорон Натальи. По-своему он любил жену, и теперь его страдания усугубляются
чувством вины за эту смерть. Григорий сближается с детьми, однако уже через две
недели, не выдержав тоски, возвращается на фронт. По дороге им с Прохором то и
дело встречаются казаки, везущие подводы с награбленным добром, и дезертиры:
Донская армия разлагается в момент своего наивысшего успеха. Вскоре после отъезда Григория Дарья
кончает жизнь самоубийством, утопившись в Дону. Ильинична запрещает Мишатке
ходить в гости к Аксинье, и между женщинами происходит ссора. В августе 434 Пантелея Прокофьевича призывают на фронт;
он дважды дезертирует и в конце концов обзаводится справкой о неспособности к
хождению пешком. Из-за опасности подхода красных к Вешкам Мелеховы на две
недели покидают Татарский. С фронта привозят убитых Христоню и Аникушку, а
вслед за ними — больного тифом Григория. Выздоровев, он вместе с Аксиньей и
Прохором уезжает с хутора. По дороге Аксинья заболевает тифом, и Григорий
вынужден ее оставить. Приехав в конце января в Белую Глину, он узнает, что накануне
от тифа скончался Пантелей Прокофьевич. Похоронив отца, Григорий сам заболевает
возвратным тифом и остается в живых только благодаря преданности и
самоотверженности Прохора. Перебравшись в Новороссийск, они пытаются
эвакуироваться на пароходе в Турцию, но, видя тщетность своих попыток, решают
остаться дома. Аксинья возвращается домой; тревога за
жизнь Григория сближает ее с Мелеховыми. Становится известно, что Степан уехал
в Крым, а вскоре возвращается лишившийся руки Прохор и сообщает, что они с Григорием
поступили в Конармию, где Григорий принял командование эскадроном. Ильинична с
нетерпением ждет сына, но вместо него к Мелеховым является Мишка Кошевой;
пытающаяся прогнать его Ильинична сталкивается с открытым сопротивлением
Дуняшки. Мишка продолжает ходить к ним, ничуть не смущаясь тем, что его руки
запятнаны кровью Петра, и в конце концов добивается своего: Ильинична дает
согласие на его брак с Дуняшкой и вскоре умирает, так и не дождавшись
возвращения Григория. Кошевой перестает заниматься хозяйством, считая, что
Советская власть все еще в опасности, в основном из-за таких элементов, как
Григорий и Прохор Зыков, о чем Кошевой и сообщает последнему. Мишка считает,
что служба Григория в Красной Армии не смывает с него вины за участие в белом
движении и по возвращении домой придется отвечать за повстанческое восстание.
Вскоре Мишку назначают председателем Вешенского ревкома. Узнав о скорой
демобилизации и возвращении Григория, Дуняшка спрашивает мужа, что ждет брата
за службу у казаков, и Кошевой отвечает, что могут и расстрелять. Григорий едет домой с твердым намерением
заняться хозяйством и пожить возле своих детишек, но разговор с Кошевым
убеждает его в несбыточности подобных планов. Зайдя в гости к Прохору, Григорий
узнает о начавшемся в Воронежской области восстании и понимает, что это может
грозить ему, бывшему офицеру и повстанцу, неприятностями. Между делом Прохор
рассказывает о смерти Евгения Листницкого, застрелившегося из-за измены жены.
Встреченный 435 в Вешках Яков Фомин советует Григорию на
время покинуть дом, так как начались аресты офицеров. Забрав детей, Григорий
уходит жить к Аксинье. Благодаря сестре ему удается избежать ареста и скрыться
с хутора. Волею обстоятельств он попадает в банду Фомина и вынужден в ней
остаться. Фомин собирается уничтожить комиссаров и коммунистов и поставить
свою, казачью власть, однако эти благие намерения не находят поддержки у
населения, уставшего от войны еще больше, чем от Советской власти. Григорий решает при первой же возможности
оставить банду. Встретив знакомого хуторянина, он просит передать поклон
Прохору и Дуняшке, а Аксинье сказать, чтобы ждала его скорого возвращения. Тем
временем банда терпит поражение за поражением и бойцы вовсю занимаются
мародерством. Вскоре красные части завершают разгром и изо всей фоминской банды
в живых остаются только пять человек, в их числе Григорий и сам Фомин. Беглецы
селятся на маленьком островке против хутора Рубежного. В конце апреля они
переправляются через Дон, чтобы идти на слияние с бандой Маслака. Постепенно к
Фомину присоединяются человек сорок из различных мелких банд, и он предлагает
Григорию занять место начальника штаба. Григорий отказывается и вскоре сбегает
от Фомина. Приехав ночью на хутор, он идет к Аксинье и зовет ее уехать на
Кубань, временно оставив детей на попечение Дуняшки. Бросив дом и хозяйство,
Аксинья уезжает вместе с Григорием. Передохнув в степи, они собираются ехать
дальше, когда им на пути попадается застава. Беглецам удается уйти от погони,
но одна из выпушенных им вслед пуль смертельно ранит Аксинью. Незадолго до
рассвета, не приходя в сознание, она умирает на руках у Григория. Похоронив
Аксинью, Григорий поднимает голову и видит над собой черное небо и ослепительно
сияющий черный диск солнца. Бесцельно проскитавшись по степи, он
решает идти в Слащевскую дубраву, где в землянках живут дезертиры. От
встреченного там Чумакова Григорий узнает о разгроме банды и гибели Фомина.
Полгода он живет, стараясь ни о чем не думать и гоня от сердца ядовитую тоску,
а по ночам ему снятся дети, Аксинья и другие умершие близкие люди. В начале
весны, не дождавшись обещанной к Первому мая амнистии, Григорий решает
вернуться домой. Подходя к родному дому, он видит Мишатку, и сын — это все, что
еще роднит Григория с землей и со всем огромным, сияющим под холодным солнцем
миром. 436 Поднятая целина Роман (кн. 1 - 1932; кн. 2 - 1959-1960)
По крайнему к степи проулку январским
вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих узнал дорогу к
куреню Якова Лукича Островного. Хозяин, узнав приезжего, оглянулся и зашептал:
«Ваше благородие! Откель вас?.. Господин есаул...» Это был бывший командир
Островного в первой мировой и гражданской войнах Половцев. Поужинав, стали толковать.
Лукич считался на хуторе первостатейным хозяином, человеком большого ума и
лисьей осторожности. Приезжему стал жаловаться: в двадцатом году вернулся к
голым стенам, все добро оставил у Черного моря. Работал день и ночь. Новая
власть в первый же год вымела по продразверстке все зерно вчистую, а потом и
счет потерял сдачам — сдавал и хлеб, и мясо, и масло, и кожу, и птицу, платил
несчетно налогов... Теперь — новая напасть. Приехал из района какой-то человек
и будет всех сгонять в колхоз. Наживал своим горбом, а теперь отдай в общий
котел? «Бороться надо, братец», — объясняет Половцев. И по его предложению Яков
Лукич вступил в «Союз освобождения родного Дона». А тот человек, о котором они толковали, в
прошлом матрос, а потом слесарь Путиловского завода Семен Давыдов, приехал в
Гремячий проводить коллективизацию. Вначале провел собрание гремяченского
актива и бедноты. Присутствовавшие записались в колхоз дружно и утвердили
список кулаков: попавших в него ждала конфискация имущества и выселение из жилья.
При обсуждении кандидатуры Тита Бородина возникла заминка. Секретарь хуторской
ячейки компартии Макар Нагульнов, в прошлом красный партизан, объяснил
Давыдову: Тит — бывший красногвардеец, из бедноты. Но, вернувшись с войны,
зубами вцепился в хозяйство. Работал по двадцать часов в сутки, оброс дикой
шерстью, приобрел грыжу — и начал богатеть, несмотря на предупреждения и
уговоры дожидаться мировой революции. Уговорщикам отвечал: «Я был ничем и стал
всем, за это и воевал». «Был партизан — честь ему за это, кулаком
сделался — раздавить», — ответил Давыдов. На следующий день, под слезы выселяемых
детей и женщин, прошло раскулачивание. Председатель гремяченского сельсовета
Андрей Разметнов вначале даже отказался принимать в этом участие, но был
переубежден Давыдовым. Гремяченцы позажиточней в колхоз
стремились не все. Недовольные властью тайно собирались обсудить положение.
Среди них были 437 и середняки, и даже кое-кто из бедноты.
Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был
в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном
восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто
это живет у Лукича в мякиннике — не тот ли «ваше благородие», который и
подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом
Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист
Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к
раскрытию убийства. Неделю спустя общее собрание колхозников
утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом — Островного.
Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не
обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно. Партсекретарь Нагульнов развелся с
Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному,
своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила
Давыдова и сказала ему: «Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов... я женщина
красивая, на любовь дюже гожая...» Половцев и Яков Лукич сообщили
единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра.
Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина «Головокружение
от успехов». Думали, что дуриком всех загонять в колхоз — приказ центра. А
Сталин заявил, что «можно сидеть и в своей единоличности». Так что с местным
начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, «а завернуть
противу всей советской власти» негоже. «Дураки, Богом прокляты!.. — кипел
Половцев. — Они не понимают, что эта статья — гнусный обман, маневр!» А в
Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений с
выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, «любушки»
предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина самолично впрягшись в
оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады. Отношения народа и власти снова
обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что за
семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки с
амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов
пообещал ко «временно заблужденным» административных мер не применять. К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план
выполнил. А к Давы- 438 дову стала захаживать Лушка: газетки брала
да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего
флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица. Островнов встретил в лесу сбежавшего из
ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома
Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе
со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство. Давыдов, мучаясь тем, что отношения с
Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело
к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Разметнову, а
сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно
зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова
появилась еще тема для грубоватых шуток — влюбленность в него юной Вари
Харламовой. Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: «Ведь я
вдвое старше тебя, израненный, некрасивый, щербатый... Нет... расти без меня,
милая». Как-то перед восходом солнца к стану
подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом
велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил
качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма
сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на
хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли. В Гремячьем Разметнов изложил подробности
покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем
шутником и балагуром дедом Щукарем, «по нему и урезали из винтовки». Утром по
гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не
промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не
причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный
насморк, слышный на весь хутор. Давыдов отправился на кузню осматривать
отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил
председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не
с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно
он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова. Вечером Давыдов рассказал о разговоре
Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился:
стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар 439 и середняки, и даже кое-кто из бедноты.
Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был
в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном
восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто
это живет у Лукича в мякиннике — не тот ли «ваше благородие», который и
подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом
Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист
Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к
раскрытию убийства. Неделю спустя общее собрание колхозников
утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом — Островного.
Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не
обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно. Партсекретарь Нагульнов развелся с
Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному,
своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила
Давыдова и сказала ему: «Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов... я женщина
красивая, на любовь дюже гожая...» Половцев и Яков Лукич сообщили
единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра.
Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина
«Головокружение от успехов». Думали, что дуриком всех загонять в колхоз —
приказ центра. А Сталин заявил, что «можно сидеть и в своей единоличности». Так
что с местным начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, «а
завернуть противу всей советской власти» не гоже. «Дураки, Богом прокляты!.. —
кипел Половцев. — Они не понимают, что эта статья — гнусный обман, маневр!» А
в Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений о
выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, «любушки»
предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина, самолично впрягшись
в оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады. Отношения народа и власти снова
обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что
за семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки
с амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов
пообещал ко «временно заблужденным» административных мер не применять. К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план
выполнил. А к Давы- 438 дову стала захаживать Лушка: газетки брала
да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего
флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица. Островнов встретил в лесу сбежавшего из
ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома
Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе
со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство. Давыдов, мучаясь тем, что отношения с
Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело
к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Раз-метнову,
а сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно
зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова
появилась еще тема для грубоватых шуток — влюбленность в него юной Вари Харламовой.
Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: «Ведь я вдвое старше
тебя, израненный, некрасивый, щербатый... Нет... расти без меня, милая». Как-то перед восходом солнца к стану
подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом
велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил
качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма
сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на
хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли. В Гремячьем Разметнов изложил подробности
покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем
шутником и балагуром дедом Щукарем, «по нему и урезали из винтовки». Утром по
гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не
промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не
причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный
насморк, слышный на весь хутор. Давыдов отправился на кузню осматривать
отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил
председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не
с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно
он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова. Вечером Давыдов рассказал о разговоре
Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился:
стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар 439 самолично устроил засаду у дома своей
«предбывшей» жены (Лушку на это время посадили под замок) и на третьи сутки
убил появившегося Тимофея с первого выстрела. Лукерье дал возможность попрощаться
с убитым и отпустил. В Гремячьем тем временем появились новые
люди: два ражих заготовителя скота. Но Разметнов задержал их, заметив, что и
ручки у приезжих белые, и лица не деревенские. Тут «заготовители» предъявили
документы сотрудников краевого управления ОГПУ и рассказали, что ищут опасного
врага, есаула белой армии Половцева, и профессиональное чутье подсказывает им,
что он прячется в Гремячьем. После очередного партсобрания Давыдова
подкараулила Варя, чтоб сказать: мать хочет выдать ее замуж, сама же она любит
его, дурака слепого. Давыдов после бессонных раздумий решил осенью на ней
жениться. А пока отправил учиться на агронома. Через два дня на дороге были убиты два
заготовителя. Разметнов, Нагульнов и Давыдов сразу же установили наблюдение за
домами тех, у кого покупали скот. Слежка вывела на дом Островного. План захвата
предложил Макар: они с Давыдовым врываются в дверь, а Андрей заляжет во дворе
под окном. Двери им после недолгих переговоров открыл сам хозяин. Макар ударом
ноги вышиб запертую на задвижку дверь, но выстрелить не успел. Возле порога
полыхнул взрыв ручной гранаты, а следом загремел пулемет. Нагульнов,
изуродованный осколками, погиб мгновенно, а Давыдов, попавший под пулеметную
очередь, умер на следующую ночь. ...Вот и отпели донские соловьи Давыдову и
Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная
речка... В убитом Разметновым человеке сотрудники
ОГПУ опознали Лятьевского. Половцева взяли через три недели недалеко от
Ташкента. После этого по краю широкой волной прокатились аресты. Всего было
обезврежено более шестисот участников заговора. Григорий Георгиевич Белых 1907-1938 Л. Пантелеев
1908—1987
Республика Шкид Повесть
(1926)
Шкид или Шкида — так «детективные»
воспитанники сократили название своего учебного заведения — Школы
социально-трудового воспитания имени Достоевского. Шкида возникла в 1920 г. в
Петрограде. Ее основателями были Виктор Николаевич Сорокин-Викниксор и его жена
Элла Андреевна Люмберг, преподаватель немецкого языка, известная в дальнейшем
как Эланлюм. Воспитанниками были беспризорники,
попадавшие в школу из тюрем или распределительных пунктов. Так, один из первых
шкидцев Колька Громоносцев по прозвищу Цыган пришел из Александро-Невской
лавры, где содержались самые отпетые малолетние воры и преступники. Он сразу
же стал лидером маленького коллектива, с усмешкой воспринимавшего нововведения
завшколой: Викниксор мечтает превратить Шкиду в маленькую республику со своим
гимном и гербом — тянущимся к свету подсолнухом. 441 Вскоре в школу приходит Гришка Черных,
умный и начитанный мальчик, забросивший ради книг учебу и в конце концов
угодивший в детскую трудовую колонию, а оттуда в Шкиду, где Цыган перекрестил
его в Янкеля. Через неделю пребывания в Шкиде Гришка демонстрирует свои
недюжинные способности, вместе с Цыганом стащив у эконома табак, но для первого
раза Викниксор прощает провинившихся. Постепенно приходят новые воспитанники,
среди них одноглазый Мамочка и Японец — знаток немецкого языка, умный и
развитой бузила. Вскоре он приобретает неоспоримый авторитет, написав вместе с
Янкелем и Викниксором шкидский гимн. Викниксор распределяет всех учеников по
четырем классам — отделениям, однако штат учителей — по-шкидски халдеев —
долгое время не удается сформировать: одни претенденты не могут справиться с
буйными учениками, другие, не имея педагогического опыта, пытаются хоть как-то
пристроиться в голодном Петрограде. Борясь за одного такого «педагога», Янкель,
Япошка, Цыган и Воробей поднимают народные массы на борьбу с халдеями, а
вскоре приходят два учителя, которых Шкида полюбит, — Алникпоп и Косталмед. Встревоженный беспорядками, Викниксор
решает ввести самоуправление: избираются дежурные и старосты по классам, по
кухне и по гардеробу сроком от двух недель до месяца. Старостой по кухне
избирается Янкель; для неисправимых вводится изолятор. Вскоре после этих нововведений приходит
Слаенов — «великий ростовщик» Шкиды: он начинает спекулировать хлебом,
подкармливая старших, создает себе мощную охрану, и вскоре вся школа, за исключением
Янкеля, попадает к нему в зависимость. Ежедневно получая чуть ли не весь
хлебный паек, Слаенов заводит рабов, выполняющих все его прихоти. Тем временем
зреет недовольство — на кухне у Янкеля Мамочка и Гога обсуждают план борьбы.
Однако Слаенов упреждает их, — разгром оппозиции начинается с Янкеля, которого
Слаенову удается обыграть в очко на двухтысячный запас хлеба. Мамочка и Янкель
начинают манипулировать с весами и потихоньку, обвешивая Слаенова, возвращать
ему долг, однако Викниксор заменяет Янкеля, проработавшего на кухне полтора
месяца, Савушкой, который под давлением Слаенова вынужден делать приписки в
журнале выдачи хлеба. Узнав об этом, Викниксор сажает Савушку в изолятор,
однако поднявшаяся волна «народного гнева» сметает Слаенова, и он бежит из
Шкиды. Рабство отменяется, а долги ликвидируются. Весной шефствующее над Шкидой губоно
организует поездку на 442 дачу. Четвертое отделение вместе со своим
педагогом графом Косецким ворует на кухне картошку, и это несколько умаляет в
глазах ребят его достоинства как воспитателя. Разозлившийся Косецкий начинает
применять по отношению к воспитанникам репрессивные меры, что приводит к травле
педагога: его осыпают желудями, крадут во время купания белье, посвящают педагогу
специальный выпуск стенгазеты «Бузовик» и, в конце концов, доводят халдея до
истерики. Эланлюм ничего не говорит Викниксору, но тому в руки попадает
«Бузовик», и, вызвав к себе редакторов — Янкеля и Япошку, заведующий
предлагает им заняться выпуском школьной газеты «Зеркало». Янкель, Японец,
Цыган и другие с удовольствием берутся за дело. Вскоре начинаются перебои с
доставкой продовольствия, и голодающая Шкида раз за разом совершает набеги на
местные огороды, выкапывая там картошку. Разгневанный Викниксор обещает попавшихся
на воровстве перевести в лавру, и вскоре эта участь едва не постигает
представителей печати — Янкеля и Япошку, однако ручательство всей школы
спасает их от заслуженной кары. Тем не менее по возвращении в город заведующий
объявляет о создании школьной «Летописи» для фиксации всех прегрешений
воспитанников, начиная с попытки Янкеля стащить краски. Вводятся разряды
поведения с первого по пятый, рассчитанный на воров и хулиганов. Осенью четвертое отделение устраивает
банкет по случаю выхода двадцать пятого номера «Зеркала». Перед уходом из
класса Янкель осматривает чугунку и не придает значения выпавшему из печки крохотному
угольку, а ночью начинается страшный пожар, уничтожающий два классных кабинета
и сжигающий подшивку «Зеркала». Вскоре после пожара в Шкиду приходит Ленька
Пантелеев, встреченный поначалу в штыки, но затем ставший полноправным членом
дружной шкидской семьи. Тем временем в Шкиде начинается газетная лихорадка,
охватившая Янкеля и Цыгана, Япошку и Мамочку, Купца и Воробья и многих других,
включая учеников младших отделений. Через три месяца ажиотаж спадает и из
шестидесяти изданий остаются только четыре. Однако скучать халдеям не
приходится: в Шкиде создается новое государство Улигания со столицей
Улиган-штадтом; главная улица столицы носит гордое имя Клептоманьевский
проспект, на нем находятся резиденции диктатора — Купца и наркомов:
наркомвоенмор и книгоиздатель Янкель, наркомпочтель Пыльников и наркомбуз
Япошка. Младшие отделения объявляются колониями, создается гимн, герб и
конституция, где халдеи объявляются врагами Империи. В конце концов одна из
колоний переходит 443 на сторону халдеев, арестовывает диктатора
и производит переворот, провозглашая в Улигании Советскую власть. И вскоре
шкидцы начинают приставать к Викниксору с вопросами, почему у них нет комсомола. 1 января в Шкиде проходит учет — проверка
знаний, на которую приезжает заведующая губоно Лилина. А по весне Улиганию охватывает любовная
лихорадка, на смену которой приходит увлечение футболом. Томясь от безделья,
Саша Пыльников и Пантелеев выбивают камнями окна прачечной, и Викниксор
изгоняет их из Шкиды, дав, впрочем, возможность вернуться, если они вставят
стекла. Лишившись своего преподавателя
политграмоты, ребята начинают заниматься самообразованием: по ночам Янкель,
Японец и Пантелеев собираются на конспиративные заседания своего кружка.
Викниксор предлагает им легализоваться. Так возникает Юнком и одноименный
печатный орган, в редколлегию которого входит вышеназванная троица. Поначалу в
Шкиде формируется негативное отношение к кружку, и тогда Саша предлагает
устроить юнкомскую читальню. Вскоре Викниксор уезжает в Москву по делам и
начинается буза, которой не в силах противостоять ни Юнком, ни Эланлюм. Тон
задают Цыган и Гужбан, которые вовсю воруют, а на вырученные деньги устраивают
попойки, на одной из которых присутствуют несознательные юнкомцы Янкель и
Пантелеев. Вернувшийся Викниксор, пытаясь спасти положение, прибегает к
остракизму, в результате чего Цыгана, Гужбана и еще нескольких человек
переводят в сельскохозяйственный техникум. Вскоре после проводов происходит
раскол в Цека: Янкель и Пантелеев, поглощенные мечтой стать артистами, начисто
забрасывают свои юнкомские обязанности, что вызывает недовольство Япошки.
Конфликт разгорается из-за вопроса о принятии в организацию новых членов и
запрета курить в помещении Юнкома. Разъяренные Янкель и Пантелеев, с недавних
пор ставшие сламщиками (что на шкидском наречии означает «верные и преданные
друзья»), идут на раскол и начинают выпуск своей собственной газеты. Это
вызывает ответные меры со стороны Япончика: на экстренном пленуме Янкеля и
Пантелеева исключают из Юнкома, однако дела с газетой идут у штрейкбрехеров
хорошо, а в довершение разгрома они забирают из читальни свои книги, и Юнком спасает
только то, что вскоре сламщики охладевают к борьбе с Япошкой и возвращаются к
мыслям о кинематографической карьере, а в конце концов Янкеля и Пантелеева
заново принимают в Юнком. Вскоре оба покидают Шкиду; вслед за ними уходят
Воробей, Купец, Саша Пыльников и Японец. 444 Тем временем в Шкиду приходит письмо от
Цыгана. Он пишет, что счастлив и полюбил сельскую жизнь, нашел, наконец, свое
призвание. ...Через три года после ухода из Шкиды, в
1926-м, Янкель и Пантелеев, ставшие журналистами, случайно встречают Японца,
кончающего Институт сценических искусств. От него сламщики узнают, что некогда
ненавидевший халдеев Саша Пыльников учится в Педагогическом институте. Купца и
Воробья Янкель с Пантелеевым встречают на улице; Купец, после Шкиды поступивший
в военный вуз, стал красным офицером, Воробей вместе с Мамочкой работает в
типографии. Все они стали комсомольцами и активистами, поскольку, как замечает
приехавший из совхоза по делам агроном Цыган, — «Шкида хоть кого изменит». Василий Семенович Гроссман 1905-1964
Жизнь и судьба Роман (1960)
Старый коммунист Михаил Мостовской, взятый
в плен на окраине Сталинграда, привезен в концлагерь в Западной Германии. Он
засыпает под молитву итальянского священника Гарди, спорит с толстовцем
Иконниковым, видит ненависть к себе меньшевика Чернецова и сильную волю
«властителя дум» майора Ершова. Политработник Крымов послан в Сталинград,
в армию Чуйкова. Он должен разобрать спорное дело между командиром и комиссаром
стрелкового полка. Прибыв в полк, Крымов узнает, что и командир, и комиссар
погибли под бомбежкой. Вскоре Крымов и сам принимает участие в ночном бою. Московский ученый-физик Виктор Павлович
Штрум с семьей находится в эвакуации в Казани. Теша Штрума Александра Владимировна
и в горе войны сохранила душевную молодость: она интересуется историей Казани,
улицами и музеями, повседневной жизнью людей. Жена Штрума Людмила считает этот
интерес своей матери старческим эгоизмом. Людмила не имеет известий с фронта
от Толи, сына от первого брака. Ее печалит категоричный, одинокий и тяжелый
характер дочери-старшеклассницы Нади. Сестра Людмилы Женя Шапошникова оказалась
в Куйбышеве. Племянник Сережа Шапошников — на фронте. 446 Мать Штрума Анна Семеновна осталась в
занятом немцами украинском городке, и Штрум понимает, что у нее, еврейки, мало
шансов остаться в живых. Настроение у него тяжелое, он обвиняет жену в том, что
из-за ее сурового характера Анна Семеновна не могла жить с ними в Москве.
Единственный человек, смягчающий тяжелую атмосферу в семье, — подруга Людмилы,
застенчивая, добрая и чуткая Марья Ивановна Соколова, жена коллеги и друга
Штрума. Штрум получает прощальное письмо от
матери. Анна Семеновна рассказывает, какие унижения ей пришлось пережить в
городе, где она прожила двадцать лет, работая врачом-окулистом. Люди, которых
она давно знала, поразили ее. Соседка спокойно потребовала освободить комнату
и выбросила ее вещи. Старый педагог перестал с ней здороваться. Но зато бывший
пациент, которого она считала угрюмым и мрачным человеком, помогает ей,
принося продукты к ограде гетто. Через него она и передала прощальное письмо
сыну накануне акции уничтожения. Людмила получает письмо из Саратовского
госпиталя, где лежит ее тяжело раненный сын. Она срочно выезжает туда, но,
приехав, узнает о смерти Толи. «Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на
войне сына, и тщетно пробуют оправдаться перед ней на протяжении истории
человечества». Секретарь обкома одной из оккупированных
немцами областей Украины Гетманов назначен комиссаром танкового корпуса.
Гетманов всю жизнь работал в атмосфере доносов, лести и фальши и теперь
переносит эти жизненные принципы во фронтовую обстановку. Командир корпуса
генерал Новиков — прямой и честный человек, старающийся предотвратить
бессмысленные человеческие жертвы. Гетманов выражает Новикову свое восхищение и
одновременно пишет донос о том, что комкор задержал атаку на восемь минут,
чтобы сберечь людей. Новиков любит Женю Шапошникову, приезжает
к ней в Куйбышев. Перед войной Женя ушла от своего мужа, политработника
Крымова. Ей чужды взгляды Крымова, который одобрял раскулачивание, зная о
страшном голоде в деревнях, оправдывал аресты 1937 г. Она отвечает Новикову
взаимностью, но предупреждает его, что, если Крымов будет арестован, вернется к
бывшему мужу. Военный хирург Софья Осиповна Левинтон,
арестованная на окраине Сталинграда, попадает в немецкий концлагерь. Евреев
везут куда-то в товарных вагонах, и Софья Осиповна с удивлением видит, как всего
за несколько дней многие люди проходят путь от человека до «грязной и
несчастной, лишенной имени и свободы скотины». Ре- 447 векка Бухман, пытаясь скрыться от облавы,
задушила свою плачущую дочь. В дороге Софья Осиповна знакомится с
шестилетним Давидом, который перед самой войной приехал из Москвы на каникулы к
бабушке. Софья Осиповна становится единственной опорой ранимого,
впечатлительного ребенка. Она испытывает к нему материнское чувство. До последней
минуты Софья Осиповна успокаивает мальчика, обнадеживает его. Они вместе гибнут
в газовой камере. Крымов получает приказ отправиться в
Сталинград, в окруженный дом «шесть дробь один», где держат оборону люди
«управдома» Грекова. До политуправления фронта дошли донесения о том, что
Греков отказывается писать отчеты, ведет антисталинские разговоры с бойцами и
под немецкими пулями проявляет независимость от начальства. Крымов должен
навести в окруженном доме большевистский порядок и, в случае необходимости,
отстранить Грекова от командования. Незадолго до появления Крымова «управдом»
Греков отправил из окруженного дома бойца Сережу Шапошникова и юную радистку
Катю Венгрову, зная об их любви и желая спасти от смерти. Прощаясь с Грековым,
Сережа «увидел, что смотрят на него прекрасные, человечные, умные и грустные
глаза, каких никогда он не видел в жизни». Но комиссар-большевик Крымов заинтересован
только в сборе компромата на «неуправляемого» Грекова. Крымов упивается сознанием
своей значительности, старается уличить Грекова в антисоветских настроениях.
Даже смертельная опасность, которой ежеминутно подвергаются защитники дома, не
охлаждает его пыл. Крымов решает отстранить Грекова и самому принять
командование. Но ночью его ранит шальная пуля. Крымов догадывается, что стрелял
Греков. Вернувшись в политотдел, он пишет донос на Грекова, но вскоре узнает,
что опоздал: все защитники дома «шесть дробь один» погибли. Из-за крымовского
доноса Грекову не присваивают посмертное звание Героя Советского Союза. В немецком концлагере, где сидит
Мостовской, создается подпольная организация. Но среди заключенных нет
единства: бригадный комиссар Осипов не доверяет беспартийному майору Ершову,
происходящему из семьи раскулаченных. Он боится, что смелый, прямой и
порядочный Ершов приобретет слишком большое влияние. Заброшенный из Москвы в
лагерь товарищ Котиков дает установку — действовать сталинскими методами.
Коммунисты принимают решение избавиться от Ершова и подкладывают его карточку
в группу отобранных для Бухенвальда. Несмотря на душевную близость с 448 Ершовым, старый коммунист Мостовской
подчиняется этому решению. Неизвестный провокатор выдает подпольную
организацию, и гестапо уничтожает ее участников. Институт, в котором работает Штрум,
возвращается из эвакуации в Москву. Штрум пишет работу по ядерной физике,
которая вызывает общий интерес. Известный академик говорит на ученом совете,
что в стенах физического института еще не рождалась работа такого значения.
Работа выдвинута на Сталинскую премию, Штрум находится на волне успеха, это
радует и волнует его. Но одновременно Штрум замечает, что из его лаборатории
понемногу выживают евреев. Когда он пытается вступиться за своих сотрудников,
ему дают понять, что и его собственное положение не слишком надежно в связи с
«пятым пунктом» и многочисленными родственниками за границей. Иногда Штрум встречается с Марьей
Ивановной Соколовой и вскоре понимает, что любит ее и любим ею. Но Марья
Ивановна не может скрывать свою любовь от мужа, и тот берет с нее слово не видеться
со Штрумом. Как раз в это время начинаются гонения на Штрума. За несколько дней до сталинградского
наступления Крымов арестован и отправлен в Москву. Оказавшись в тюремной
камере на Лубянке, он не может прийти в себя от неожиданности: допросы и пытки
имеют целью доказать его измену Родине во время Сталинградской битвы. В Сталинградской битве отличается танковый
корпус генерала Новикова. В дни сталинградского наступления
обостряется травля Штрума. Появляется разгромная статья в институтской газете,
его уговаривают написать покаянное письмо, выступить с признанием своих ошибок
на ученом совете. Штрум собирает всю свою волю и отказывается каяться, даже не
приходит на заседание ученого совета. Семья поддерживает его и, в ожидании
ареста, готова разделить его судьбу. В этот день, как всегда в тяжелые минуты
его жизни, Штруму звонит Марья Ивановна и говорит, что гордится им и тоскует о
нем. Штрума не арестовывают, а только увольняют с работы. Он оказывается в
изоляции, друзья перестают с ним видеться. Но в одно мгновение ситуация меняется.
Теоретические работы по ядерной физике привлекают внимание Сталина. Он звонит
Штруму и интересуется, не испытывает ли в чем-нибудь недостатка выдающийся
ученый. Штрума немедленно восстанавливают в институте, создают ему все условия
для работы. Теперь он сам определяет состав 449 своей лаборатории, без оглядки на
национальность сотрудников. Но когда Штруму начинает казаться, что он вышел из
черной полосы своей жизни, он вновь оказывается перед выбором. От него требуют
подписать обращение к английским ученым, которые выступили в защиту
репрессированных советских коллег. Ведущие советские ученые, к которым теперь
причислен Штрум, должны силой своего научного авторитета подтвердить, что в
СССР нет репрессий. Штрум не находит в себе сил отказаться и подписывает
обращение. Самым ужасным наказанием становится для него звонок Марьи Ивановны:
она уверена, что Штрум не подписал письмо, и восхищается его мужеством... В Москву приезжает Женя Шапошникова,
узнавшая об аресте Крымова. Она выстаивает во всех очередях, в которых стоят
жены репрессированных, и чувство долга по отношению к бывшему мужу борется в ее
душе с любовью к Новикову. Новиков узнает о ее решении вернуться к Крымову во
время Сталинградской битвы. Ему кажется, что он упадет мертвым. Но надо жить и
продолжать наступление. После пыток Крымов лежит на полу в
лубянском кабинете и слышит разговор своих палачей о победе под Сталинградом.
Ему кажется, что он видит Грекова, идущего ему навстречу по битому сталинградскому
кирпичу. Допрос продолжается, Крымов отказывается подписывать обвинение.
Вернувшись в камеру, он находит передачу от Жени и плачет. Заканчивается сталинградская зима. В
весенней тишине леса слышится вопль об умерших и яростная радость жизни. И. Грекова р. 1907
Дамский мастер Повесть (1964)
Директор Института информационных машин
профессор Марья Владимировна Ковалева, живущая с двумя взрослыми
сыновьями-оболтусами, чувствует, что устала от каждодневности, и решает как-то
разнообразить свое существование, например остричься — сменить прическу. Ожидая
очереди в парикмахерской, Марья Владимировна размышляет о том, как начнет новую
жизнь (ее папа до самой смерти любил повторять: «Остригусь и начну»), — можно
уехать в Новосибирск и получить там однокомнатную квартиру, а можно выйти
замуж за друга молодости, влюбленного в нее, и уехать к нему в Евпаторию...
Вдруг она слышит «резкий мальчишеский голос», предлагающий дамам из очереди
«обслуживаться». Оказывается, это еще не мастер, а стажер, паренек лет
восемнадцати «с хохолком на макушке». На очередь он поглядывает презрительно,
а сам «весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо,
тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице — горящие темные
глаза. Не то олененок, не то волчонок». Никто из женщин не хочет к нему идти,
но Марья Владимировна решается: «Давайте уродуйте». Паренек в ответ смеется, и
она с удивлением обнаруживает, что есть «что-то диковатое не только в глазах
его, но и в улыбке. Зубы 451 острые, ярко-белые». Однако Виталий (так
его зовут) оказывается первоклассным парикмахером, прямо-таки художником. Он
делает Марье Владимировне потрясающую прическу, однако ее надо регулярно
поддерживать в форме, вот почему Марья Владимировна начинает ходить к Виталию
каждую неделю, и постепенно они становятся друзьями. Марья Владимировна узнает,
что Виталий, чтобы не сидеть на шее у мачехи и пьющего отца, смог окончить лишь
неполные семь классов, но испытывает тягу к образованию и «над своим общим развитием»
работает по плану: читает, к примеру, Полное собрание сочинений Белинского и
мечтает поступить в институт. Виталию, как ни странно, интересен диалектический
материализм, он увлекается политикой и чувствует, что принес бы пользу в этой области
(«Любопытный парень!» — думает Марья Владимировна). У него своеобразный,
довольно официальный стиль речи и при этом — необыкновенная серьезность,
любовь к работе и знаниям. Однажды Виталий рассказывает Марье Владимировне,
что детство провел в детдоме, откуда его хотела забрать одна славная женщина,
Анна Григорьевна, но потом нашлись его отец, сестра и мачеха (его мать, «по
слухам», умная женщина, умерла, когда он был совсем маленьким) и забрали его, а
он долго тосковал по Анне Григорьевне, которая теперь даже не хочет его видеть.
Еще Марья Владимировна неожиданно обнаруживает, что у Виталия поразительные
музыкальные способности, но сам Виталий, зная это, отмечает: «...для того чтобы
приобрести пианино, нужно прежде всего быть обеспеченным площадью». На работе Марья Владимировна довольно
строгая и резкая начальница, заместитель которой, Лебедев, — «вздорный,
болтливый старик», а секретарша — красивая, но бестолковая девушка Галя («не
секретарша, а горе... обуза»); Марья Владимировна не находит общего языка с
Галей, увлеченной не столько работой, сколько молодыми людьми, кино, тряпками и
танцами, однако начальница и секретарша все равно привязаны друг к другу. В
день, когда Марья Владимировна, к изумлению сослуживцев, приходит с новой
стрижкой, Галя в который раз отпрашивается в магазин за дефицитным товаром, с
Лебедевым возникает конфликт, и директор остается на рабочем месте одна, но,
несмотря на это, впервые за долгое время (видимо, под влиянием стрижки)
успевает решить сложную научную задачу. Через некоторое время Галя, смущаясь,
спрашивает Марью Владимировну, кто это ее так великолепно стрижет, и та
направляет ее к Виталию, который к этому времени сдал экзамен на мастера и стал
очень популярным парикмахером с «солидной» клиентурой. На молодежный вечер в
клуб Галя с Виталием приходят вместе, причем у 452 Гали прекрасная прическа, превращающая ее
из хорошенькой девушки в красавицу. После этого вечера Галя и Виталий начинают
встречаться. Каждые три-четыре дня Галя приходит на работу с новой прической и
с счастливым лицом, но только длится это недолго, и однажды Марья Владимировна
застает ее в слезах. Оказывается, Галя полюбила Виталия серьезно, а он к ней
равнодушен. Марья Владимировна предлагает Гале поговорить с Виталием, и та
радостно соглашается. Виталий же объясняет Марье Владимировне, что
«интересовался Галей как подходящим материалом для прически», а теперь он «ее
голову исчерпал». Кроме того, Виталий говорит об отсутствии у него и у Гали
жилплощади, о том, что не готов к браку «ни по возрасту, ни экономически».
Марья Владимировна находит такой подход циничным. По ее мнению, самое главное,
любит ли Виталий Галю. Этот вопрос ставит Виталия в тупик, поскольку он еще
молод и сам не понимает, что значит любить. Марья Владимировна полагает, что
любовь — это постоянное ощущение присутствия человека. Виталий «вполне
уясняет» такое толкование и приходит к выводу, что «в таком понимании» он Галю
не любит. А на работе у Виталия неприятности:
умирает его сотрудник, старейший парикмахер Моисей Борисович, и на его место
приходит вульгарная крашеная блондинка Люба, «крупная, тяжелая, как битюг».
Она сразу невзлюбила Виталия, отбивающего у нее всю клиентуру. Находятся у
профессионального дамского мастера и другие завистники, и как-то раз Марья
Владимировна застает в слезах уже его, а не Галю. Оказывается, многим не
нравится, что у Виталия образовалась своя клиентура и что он обслуживает не
всех подряд, а лишь тех, у кого он может «почерпнуть для своего развития»; в
результате у Виталия выкрадывают записную книжку, где записаны адреса и телефоны
клиенток, и передают ее «в профсоюзную организацию для разбора дела». Марья
Владимировна хочет помочь и звонит заведующему сектором местных парикмахерских
Матюнину, но тщетно (позже выясняется, что Матюнин ждет от всех работников, в
том числе и от Виталия, ежемесячной взятки). Виталий решает уйти из
парикмахеров — помимо всего прочего, надоело «зависеть от доброго желания
клиентов, которых я даже не всегда уважаю». Марья Владимировна советует ему не
торопиться, однако уже вскоре он устраивается на завод учеником слесаря, решая
сдать «за десятилетку, потом за институт», но Марью Владимировну обещает
обслуживать всегда. Марья Владимировна же сама не знает,
радоваться ей или огорчаться этой новости. Есть смутное ощущение, что чего-то
она «тут недосмотрела», хотя в целом она надеется, что произошло нечто 453 хорошее, и мысленно желает своему доброму
другу Виталию счастливого пути... На испытаниях Повесть
(1967)
Однажды летом 1952 г. экипаж из восьми
человек отправляется в небольшой райцентр Лихаревку на военные испытания.
Среди них — генерал-майор Сивере, умница и эрудит; майор Скворцов, офицер,
назначенный ответственным за полет, щеголь, весельчак и любимец женщин;
конструктор Ромнич, единственная женщина, миниатюрная, серьезная и умная
(проницательный генерал Сивере первым заметил, «какие у нее большие серые,
какие печальные глаза»); а также старший научный сотрудник Теткин, дружелюбный
и бесшабашный. Конструктора Лиду Ромнич, в отличие от
офицеров и генералов, селят в недорогой гостинице барачного типа вместе с двумя
женщинами; одна из них, жизнелюбивая Лора Сундукова, неравнодушна к Теткину.
Скворцову же очень симпатична Лида, она кажется ему «самодовлеющей женщиной», и
он начинает за ней ухаживать. Хотя и у Лиды муж и сын, и у Скворцова жена и
сын, они испытывают взаимную симпатию. Лида же стремится «поженить» Лору и
Теткина. Местный художник, майор Тысячный, приглашает всех на свои именины.
Скворцов ухаживет за Лидой Ромнич, тщательно обдумывая каждое слово и глядя на
ее улыбку и глаза, «грустные, как у тушканчика»; сильно выпивший Теткин под
давлением Лиды делает предложение Лоре и обещает усыновить двух ее детей, а
генерал Сивере ведет себя неосторожно: свободно говорит о тюрьме, о том, что
одного профессора посадили. Потом и у Лиды, и у Скворцова появится странное
ощущение, что за этой ернической манерой Сиверс скрывает глубокую тревогу и неуверенность
в себе, что с ним творится что-то неладное, но так и не найдется у них времени
и слов поговорить с ним, задать «простой человеческий вопрос «Что с вами?» Позже выясняется, что майор Тысячный —
доносчик: разыграв перед гостями пьяного, после их ухода он моментально
трезвеет, вынимает из письменного стола папку и записывает: «За сегодняшний
вечер генерал С. четыре раза проявлял объективизм...» Лида Ромнич поражает окружающих своей
серьезностью, умом 454 (именно она сконструировала стальной
цилиндр — мишень для подрывных испытаний) и обостренным чувством
справедливости. Например, ее возмущает такой случай: посреди площади вот уже
несколько дней лежит и источает дурной запах дохлая собака. Лида идет
жаловаться к генералу Гиндину, старому, одинокому, больному человеку. Он
безумно рад ее приходу, тут же выполняет ее просьбу, долго разговаривает с ней.
Лида чувствует, что генерал нездоров, и действительно он вскоре попадает в
больницу с третьим инфарктом, где и умрет, уйдя из жизни раньше своего отца... А между тем жизнь идет своим чередом, и
наступает время испытаний. Стрельба идет по фюзеляжу самолета, однако из-за
сильного ветра, характерного для этих мест, никак не удается попасть в цель.
Наконец Скворцов попадает в баки, но взрыватель не срабатывает. Чтобы
«сохранить ценную мишень», Скворцов решает извлечь и обезвредить снаряд. С ним
идет и легкомысленный Теткин. Но их попытка не удается: происходит взрыв, и в
результате Теткин получает ранение. Лора и Лида ухаживают за ним. Ранение
Теткина еще больше сближает его с Лорой, и они окончательно решают пожениться. Наступает первое августа — последний день
командировки. Майор Скворцов упаковывает вещи и собирается побриться. В этот
момент к нему вдруг заходит Лида Ромнич — попрощаться. От неожиданности
Скворцов режет щеку бритвой. Оказывается, Лида не едет, а остается подольше.
Расстаются они грустно и быстро. Скворцов летит домой и все думает, думает —
больше всего, конечно, о Лиде Ромнич, а также о странном генерале Сиверсе и еще
о том, что если бы Теткин в ходе испытаний погиб, то это была бы «вина — ух,
какая вина!». Вообще Скворцов внезапно начинает сожалеть о чем-то, что не
удалось сказать или сделать. Раньше он «как-то убежден был, что жизнь
бесконечна и каждая ошибка исправима. А сегодня понял, и даже не понял, а кожей
почувствовал, что жизнь конечна, очень даже конечна, и в ней всякое лыко в
строку. Вскоре вернется офицер Скворцов домой, где
ждет его добрая, вечно любящая и вечно ждущая жена. Вот уже и родная
квартира... В прихожую вышла жена — «маленькая, пухлая, с гладко зачесанными
назад волосами. Выпуклые глаза сияли ребячьей радостью. Изумленно глядя ему в
щеку, она вытерла руки фартуком и сказала тонко, на одном дыхании: «Побрился,
поторопился, порезался». Лидия Корнеевна Чуковская 1907-1966
Софья Петровна Повесть
(1939-1940, опубл. 1965)
СССР, 30-е гг. После смерти мужа Софья
Петровна поступает на курсы машинописи, чтобы получить специальность и иметь
возможность содержать себя и сына Колю. Будучи грамотной и аккуратной и
получив высшую квалификацию, она легко устраивается на работу в крупное
ленинградское издательство и уже вскоре становится заведующей машинописным
бюро. Несмотря на ранние вставания, неприветливые лица в транспорте, головную
боль от стука машинок и утомительность производственных собраний, работа Софье
Петровне очень нравится и кажется захватывающей. В молодых машинистках она
ценит прежде всего грамотность и старательность; те же уважают ее и слегка
побаиваются, называя за глаза классной дамой. Директор издательства — приятный,
воспитанный молодой человек. Из всех девушек в бюро Софье Петровне наиболее
симпатична Наташа Фроленко, «скромная, некрасивая девушка с зеленовато-серым
лицом»: она всегда пишет элегантно и без единой ошибки. Тем временем сын Софьи Петровны, Коля,
совсем вырос, стал настоящим красавцем, закончил школу и вскоре вместе со
своим ближайшим другом Аликом Финкельштейном поступил в машиностроительный
институт. Софья Петровна гордится умным, красивым и аккуратным сыном и
переживает, что у взрослого Коли нет отдельной комнаты: 456 их уплотнили еще в самом начале революции,
и теперь бывшая квартира семьи Софьи Петровны стала коммунальной. Хотя Софья
Петровна и сожалеет об этом, но принимает объяснения передового сына о
«революционном смысле уплотнения буржуазных квартир». Софья Петровна начинает
было подумывать об обмене одной комнаты на две с доплатой, но в этот момент
«отличников учебы, Николая Липатова и Александра Финкельштейна, по какой-то там
разверстке направляют в Свердловск, на Уралмаш, мастерами», при этом дают
возможность окончить институт заочно. Софья Петровна тоскует по сыну, начинает
работать гораздо больше, а в свободные вечера приглашает к себе подругу по
работе Наташу Фроленко на чай. Однажды она дарит Наташе по ее просьбе Колину
последнюю фотографию (позже Софья Петровна понимает, что Наташа влюблена в
Колю). Частенько они ходят в кино «на фильмы про летчиков и пограничников». А
Наташа делится с Софьей Петровной своими проблемами: ее никак не принимают в
комсомол, поскольку она из «буржуазно-помещичьей семьи». Софья Петровна очень
сочувствует Наташе: такая искренняя, сердечная девушка; но сын в письме
разъясняет ей, что бдительность необходима. Годы идут, Софью Петровну повышают по
службе, а между тем приближается праздник: наступает новый, 1937 г. Организация
праздника поручена Софье Петровне; ей все удается на славу, однако общее
торжество омрачает странная новость: в городе арестовано множество врачей, и
среди них — доктор Кипарисов, сослуживец покойного мужа Софьи Петровны. Из
газет следует, что врачи связаны с террористами и фашистскими шпионами. С
трудом верится насчет Кипарисова: вроде приличный человек, «почтенный старик»,
но ведь у нас зря не посадят! А если Кипарисов не виноват, то его скоро выпустят
и неприятное недоразумение рассеется. Через некоторое время происходит еще
более странное событие: арестовывают директора издательства. И как раз в тот
момент, когда Софья Петровна и Наташа обсуждают причины ареста замечательного
директора, «выдержанного партийца», при котором издательство «всегда выполняло
план с превышением», внезапно раздается звонок в дверь: приезжает Алик со
страшной вестью об аресте Коли. Первое побуждение Софьи Петровны — «сейчас
же бежать куда-то и разъяснять это чудовищное недоразумение». Алик советует
идти в прокуратуру, но Софья Петровна не знает толком ни где прокуратура, ни
что это такое и идет в тюрьму, потому что случайно знает, где она. На улице,
недалеко от тюрьмы, она неожиданно обнаруживает большую толпу женщин с
усталыми зеленоватыми лицами, оде- 457 тых не по сезону тепло: в пальто,
валенках, шапках. Оказывается, это очередь в тюрьму, состоящая из родственников
арестованных. Выясняется, что для того, чтобы попытаться хоть что-то узнать о
своем сыне, надо записаться и отстоять огромную очередь. Но Софье Петровне
удается узнать лишь, что Коля в тюрьме и что передачу для него не возьмут: «ему
не разрешено». Она не знает ни того, за что арестован ее сын, ни того,
состоится ли суд, ни того, «когда же наконец кончится это глупое недоразумение
и он вернется домой»: справок нигде не дают. Каждый день она продолжает наивно
ждать, что, открыв дверь в дом, увидит там сына, но дом так и остается пуст. Тем временем увольняют секретаршу
арестованного ранее директора как лицо, связанное с ним, и Наташу Фроленко —
за опечатку, истолкованную как злостный антисоветский выпад: вместо «Красная
Армия» она случайно напечатала «Крысная Армия». Софья Петровна решается
вступиться за Наташу на собрании, но это не приводит ни к чему, кроме
анонимного обвинения ее в сообщничестве с Наташей, и Софья Петровна вынуждена
уволиться. А попутно выясняется, что Коля осужден на десять лет лагерей и что
он сам признался в террористической деятельности. В отличие от Софьи Петровны,
уверенной, что юного Колю просто запутали, Наташа начинает недоумевать: почему
большинство арестованных призналось в своих преступлениях, ведь не могли же
запутать всех?! Между тем Алика исключают из комсомола, а
вскоре и арестовывают: один из комсомольцев доносит, что Алик был дружен с
Колей, а Алик отказывается «отмежеваться» от товарища. Наташа кончает с собой,
написав в предсмертном письме Софье Петровне «Я не могу разобраться в настоящем
моменте советской власти». Проходят месяцы, сильно постаревшая Софья
Петровна копит консервы на случай, если понадобится выслать сыну. С горя она
выдумывает и повторяет окружающим, будто Колю выпустили, и сама верит в это,
как вдруг приходит письмо от Коли. Он пишет, что арестован по ложному доносу
одноклассника и что следователь бил его ногами. Коля очень просит мать
что-нибудь предпринять, однако Кипарисова, жена репрессированного врача,
отговаривает ее: тогда и ее могут выслать, как высылают саму Кипарисову вслед
за мужем, а сыну это ничем не поможет, только навредит. Софья Петровна долго
думает, куда ей идти с этим письмом, но, поняв, что идти некуда, и совсем
отчаявшись, решила сжечь письмо — опасную улику, «бросила огонь на пол и
растоптала ногой». Варлам Тихонович Шаламов 1907-1982
Колымские рассказы (1954-1973)
Сюжет рассказов В. Шаламова — тягостное
описание тюремного и лагерного быта заключенных советского ГУЛАГа, их похожих
одна на другую трагических судеб, в которых властвуют случай, беспощадный или
милостивый, помощник или убийца, произвол начальников и блатных. Голод и его
судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти
столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная
деградация — вот что находится постоянно в центре внимания писателя. НАДГРОБНОЕ СЛОВО
Автор вспоминает по именам своих товарищей
по лагерям. Вызывая в памяти скорбный мартиролог, он рассказывает, кто и как
умер, кто и как мучился, кто и на что надеялся, кто и как себя вел в этом
Освенциме без печей, как называл Шаламов колымские лагеря. Мало кому удалось
выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нравственно несломленным. 459 ЖИТИЕ ИНЖЕНЕРА КИПРЕЕВА
Никого не предавший и не продавший, автор
говорит, что выработал для себя формулу активной защиты своего существования:
человек только тогда может считать себя человеком и выстоять, если в любой
момент готов покончить с собой, готов к смерти. Однако позднее он понимает,
что только построил себе удобное убежище, потому что неизвестно, каким ты
будешь в решающую минуту, хватит ли у тебя просто физических сил, а не только
душевных. Арестованный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал
избиение на допросе, но даже кинулся на следователя, после чего был посажен в
карцер. Однако от него все равно добиваются подписи под ложными показаниями,
припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал доказывать себе и
другим, что он человек, а не раб, какими являются все заключенные. Благодаря
своему таланту (он изобрел способ восстановления перегоревших электрических
лампочек, починил рентгеновский аппарат), ему удается избегать самых тяжелых
работ, однако далеко не всегда. Он чудом остается в живых, но нравственное
потрясение остается в нем навсегда. НА ПРЕДСТАВКУЛагерное растление, свидетельствует
Шаламов, в большей или меньшей степени касалось всех и происходило в самых
разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проигрывается в пух и
просит играть на «представку», то есть в долг. В какой-то момент, раззадоренный
игрой, он неожиданно приказывает обычному заключенному из интеллигентов,
случайно оказавшемуся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот
отказывается, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно
достается блатарю. НОЧЬЮДвое заключенных крадутся к могиле, где
утром было захоронено тело их умершего товарища, и снимают с мертвеца белье,
чтобы назавтра продать или поменять на хлеб или табак. Первоначальная брезгливость
к снятой одежде сменяется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут
чуть больше поесть и даже покурить. ОДИНОЧНЫЙ ЗАМЕР
Лагерный труд, однозначно определяемый
Шаламовым как рабский, для писателя — форма того же растления.
Доходяга-заключен- 460 ный не способен дать процентную норму,
поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно
слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит,
сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет
рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра — 25 процентов — кажется Дугаеву
очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже
потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задает
привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят
Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой,
откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его
сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился
последний день. ДОЖДЬРозовский, работающий в шурфе, вдруг,
несмотря на угрожающий жест конвоира, окликает работающего неподалеку
рассказчика, чтобы поделиться душераздирающим откровением: «Слушайте, слушайте!
Я долго думал! И понял, что смысла жизни нет... Нет...» Но прежде чем
Розовский, для которого жизнь отныне потеряла ценность, успевает броситься на
конвоиров, рассказчику удается подбежать к нему и, спасая от
безрассудного и гибельного поступка, сказать приближающимся конвоирам, что тот
заболел. Чуть позже Розовский предпринимает попытку самоубийства, кинувшись
под вагонетку. Его судят и отправляют в другое место. ШЕРРИ БРЕНДИУмирает заключенный-поэт, которого
называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в темной глубине
нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит
какая-нибудь мысль — например, что у него украли хлеб, который он положил под
голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать... Но сил
для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают
в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосет его,
пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его
еще два аня не списывают, и
изобретательным соседям удается при раздаче получать хлеб на мертвеца как на
живого: они делают так, что тот, как кукла-марионетка, поднимает руку. 461 ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ
Заключенный Мерзляков, человек крупного
телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдает.
Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают
сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят — у него сломано ребро и
боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков
продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой
ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в
хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс
быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск,
щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь
ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и
отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом
заключенный, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое.
Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это
тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою
квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков —
симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач
делает ему рауш-наркоз, во время которого тело Мерзлякова удается разогнуть, а
еще через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой
подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После нее
заключенный сам просится на выписку. ТИФОЗНЫЙ КАРАНТИН
Заключенный Андреев, заболев тифом,
попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение
больного дает шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он
решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в
транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод,
побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто
считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно
долго удается скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит
также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь,
что теперь-то тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние,
местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключенных,
которым неожиданно выдали зим- 462 нее обмундирование, минует черту,
отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием
понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним. АНЕВРИЗМА АОРТЫБолезнь (а изможденное состояние заключенных-«доходяг»
вполне равносильно тяжелой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и
больница — в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В
больницу попадает заключенная Екатерина
Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и
хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключенным
Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности,
(«крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою
очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с
прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо
врачебной озабоченностью. Он
находит у Гловацкой
аневризму аорты — болезнь, при которой любое неосторожное движение может
вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать
любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И
теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключенной, начальник больницы
уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося
задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину
случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, — она умирает. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАЙОРА ПУГАЧЕВАСреди героев прозы Шаламова есть и такие,
кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход
обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора,
после войны 1941—1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибывать
заключенные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со
смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты,
летчики и разведчики...». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который
в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели
смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были еще
истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали
в окружении или в плену. И 463 майору Пугачеву, одному из таких, еще не
сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть — сменить вот этих живых
мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает
столь же решительных и сильных, себе под стать, заключенных, готовых либо
умереть, либо стать свободными. В их группе — летчики, разведчик, фельдшер,
танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего.
Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать
могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим,
продвигаются в обслугу: кто-то становится поваром, кто-то культоргом, кто чинит
оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный
день. В пять часов утра на вахту постучали.
Дежурный впускает лагерного повара-заключенного, пришедшего, как обычно, за
ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из
заключенных переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся
чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пугачева. Заговорщики врываются в
помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под
прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и
запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе
грузовик, высаживают шофера и продолжают путь уже на машине, пока не кончается
бензин. После этого они ухолят в тайгу. Ночью — первой ночью на свободе после
долгих месяцев неволи — Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из
немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом
отделе, обвинение в шпионаже и приговор — двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает
и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских
солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен,
изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью
оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе,
он знает, что они «лучше всех, достойнее всех*. А чуть позже завязывается бой,
последний безнадежный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти
все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают,
чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удается уйти, но он знает,
затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о
сделанном. Последний его выстрел — в себя. Павел Филиппович Нилин 1908-1981
Испытательный срок Повесть (1955)Действие происходит в начале 20-х гг. в
большом сибирском губернском городе. Два семнадцатилетних рабочих парня,
Егоров и Зайцев, по комсомольской путевке направленные на работу в уголовный розыск,
проходят в течение месяца стажировку — испытательный срок. Они оба получают
пригласительные билеты на вечер, посвященный годовщине Октябрьской революции.
Сестра Егорова Катя, одна воспитывающая троих маленьких детей, очень довольна
этим обстоятельством: она считает, что теперь Егорова точно примут на работу,
потому что уж очень уважительно в билете написано: «Дорогой товарищ Егоров!»
На деньги, отложенные на покупку валенок детям, Катя покупает для брата френч и
косоворотку, иначе ему не в чем идти на вечер. На празднике Егоров встречает
Зайцева, пришедшего с девушкой, и несколько завидует ему, потому что Зайцеву в
жизни многое легко дается: и девушка у него есть, и он всегда при деньгах
(оказывается, он пишет заметки в газету), и в уголовном розыске он освоился
гораздо быстрее Егорова. Старший уполномоченный уголовного розыска
Жур, который руководит работой стажеров, берет их с собой на дело —
расследование самоубийства аптекаря Коломейца. Зайцев помогает Журу вынуть
самоубийцу из петли, Егоров пишет протокол. В тот момент, когда 465 Жур диктует подробности осмотра трупа,
Егоров падает в обморок. Очнувшись, Егоров приходит к выводу, что больше в
уголовном розыске ему не служить, и уже готов отправиться домой, однако Жур не
отпускает его. На следующий день Жур посылает Егорова в
мертвецкую проверить, заморожено ли тело аптекаря. Сторож мертвецкой
предлагает Егорову самому поискать аптекаря, и Егоров, чувствуя, что его подташнивает,
находит аптекаря и более того — собрав последнее мужество, помогает старику
сторожу положить его на лед. Из мертвецкой он выходит уже совсем без сил. В ту же ночь Жур, взяв с собой стажеров и
еще нескольких сотрудников уголовного розыска, отправляется на серьезную операцию
— на поиск спрятанного бандитами оружия. Когда они проезжают мимо кладбища, Жур
вдруг признается Егорову, что раньше он тоже боялся покойников, и от этого
признания Жур делается Егорову ближе и понятней. Жур, Зайцев и Егоров приходят
с обыском в дом к купцу Ожерельеву, который сдает жильцам комнаты, вскрывают
полы и находят три ящика с оружием. Вдруг появляется заплаканный трехлетний
мальчик, и страшная, как баба-яга, старуха объясняет, что это «Веркин сын,- а
где сейчас Верка — никто не знает». Егоров поднимает ребенка с пола, и он
крепко обнимает его за шею. Одна из девушек, живущих в доме Ожерельева, говорит
ребенку: «Это твой папа», — и мальчик целует Егорова. Закончив обыск, группа
уходит, и Егоров забирает ребенка с собой, с тем чтобы сдать его в детский дом,
а пока приводит домой к сестре. Катя, сначала ужаснувшись тому, что брат привел
мальчика, отмыв и приодев его, решает оставить ребенка у себя: где трое, там и
четверо. В тот же вечер Егоров получает свое первое жалованье за две отработанные
недели, и Катя устраивает праздничный ужин. Сотрудник уголовного розыска Воробейчик
рассказывает Журу о том, как он взял Зайцева на задание — задержание убийцы.
Убийца, зарубивший топором любовника жены, заперся в сарае, однако Зайцев, не
испугавшись вооруженного топором убийцы, обезоружил его и, вдруг озверев,
накинулся на него, так что Воробейчик еле успел вырвать убийцу у него из рук.
Журу не очень нравится рассказ Воробейчика, а когда приводят убийцу,
выясняется, что это старый товарищ Жура Афоня Соловьев. Жур отказывается от
ведения дела Соловьева и выговаривает Зайцеву за то, что он избил
арестованного. Зайцев же не считает, что он поступил неправильно: если убийца
вооружен топором, нужно действовать решительно и смело. «Но не бить же!» —
замечает Жур, однако Зайцев остается при своем мнении. 466 Наконец завершается испытательный срок. На
совещании сотрудников уголовного розыска все высказываются за то, чтобы
Зайцева оставить работать, только Жур делает замечание, что Зайцев слишком
горяч, нужно его немного сдерживать. Что же касается Егорова, то только Жур
высказывается за него, и то очень осторожно: «Почему бы нам не попробовать его
еще?» И тут остальные соглашаются, что парень он ничего, только застенчивый. И
Егорову дают последнее задание — отправиться в казино «Золотой стол». Делать
ему там ничего не нужно, только наблюдать. Егоров, надев новый френч, является в
казино, и вдруг к нему подходит странный человек с глазами сумасшедшего,
предлагает выйти, они выходят на черную лестницу, Егоров видит какие-то
странные, сияющие в темноте глаза и слышит замогильный, но немного знакомый
голос: «Руки вверх!» Егоров выбивает пистолет из рук неизвестного, борется с
сумасшедшим и вдруг слышит голос Воробейчика, решившего, оказывается, над ним
подшутить вместе с другим сотрудником уголовного розыска, Егорову незнакомым:
один прикинулся сумасшедшим, другой надел страшную маску со светящимися
глазами. Рассерженный Егоров не отдает им отобранный у них пистолет и
конвоирует шутников в уголовный розыск. Однако по пути Егоров поддается на их
уговоры, возвращает им пистолет и отпускает их, пообещав никому о происшествии
не рассказывать. Возвратившись в уголовный розыск, Егоров
узнает, что испытательный срок его закончен и с завтрашнего дня они с Зайцевым
зачислены в штат. Жестокость Повесть (1956)
Уездный сибирский городок Дудари. 20-е гг.
Повествование ведется от лица участника описываемых событий, о которых он
вспоминает много лет спустя. Автор повествования, который ни разу в
повести не назван по имени (в дальнейшем — Автор), работает в уголовном розыске
вместе со своим другом Вениамином Малышевым, должность которого — помощник
начальника по секретно-оперативной части. Оба они очень молоды — им нет еще и
двадцати лет. Главная задача уголовного ро- 467 зыска в описываемое время — после
окончания гражданской войны — очистить Дударинский уезд от бандитов,
скрывающихся в тайге. Бандиты убивают сельских активистов, нападают на
кооперативы, стараются завербовать в свои ряды как можно больше соучастников. В Дудари приезжает собственный
корреспондент губернской газеты Яков Узелков, пишущий под псевдонимом Якуз, —
молодой человек лет семнадцати-девятнадцати. На Веньку Малышева и его друга
Якуз производит впечатление человека образованного, так как он очень любит
использовать в речи мудреные слова, например: меценат, экзальтация, пессимизм,
фамильярность и т. п., однако он чем-то сразу не понравился друзьям, а его
корреспонденции, посвященные будням уголовного розыска и написанные излишне
витиеватым слогом, они находят не соответствующими действительности. Сотрудники уголовного розыска проводят
операцию по обезвреживанию банды атамана Клочкова. Во время операции Венька
ранен. Клочков и несколько членов банды убиты, а остальные — арестованы. Венька
допрашивает одного из арестованных — Лазаря Баукина, и приходит к выводу, что
Баукин, охотник и смолокур, попал к бандитам случайно. На допросах Венька
подолгу разговаривает с Баукиным, узнает подробности его жизни и явно
симпатизирует этому арестованному бандиту, который к тому же сознался, что это
именно он ранил Веньку. Вскоре Лазарь и еще двое арестованных совершают побег
из-под стражи. Венька ошеломлен побегом своего подопечного. В продовольственном магазине,
расположенном недалеко от уголовного розыска, появляется хорошенькая молодая
кассирша, которая очень нравится обоим друзьям, но они робеют и не решаются с
ней познакомиться. Вскоре от Узелкова они узнают, что ее зовут Юля Мальцева и
он с ней знаком — ходит к ней в гости, они разговаривают, обсуждают
прочитанные книги. Друзья, завидуя образованности Узелкова, записываются в
библиотеку и, несмотря на недостаток времени, много читают. Вскоре от знакомой
библиотекарши они узнают, что вся образованность Узелкова почерпнута им из
энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Тем временем в отдаленном районе
Дударинского уезда, Воеводском углу, объявляется банда Константина Воронцова —
«императора всея тайги», как он сам себя именует. И поимка неуловимого Кости
Воронцова становится для уголовного розыска самой главной проблемой. Венька
Малышев отправляется в Воеводский угол, а чем он там занимается — не знает
никто, даже его лучший друг. В отсутствие Веньки Автор случайно
знакомится с Юлей Мальце- 468 вой и, когда Венька возвращается из
Воеводского угла, знакомит его с ней. Венька любит Юлю, однако считает, что он
ее не стоит: несколько лет назад он встретил одну женщину и потом хворал. Хотя
он вскоре вылечился, тем не менее он считает, что должен рассказать об этом
Юле. Венька пишет письмо, в котором объясняется Юле в любви и признается в том,
что его гнетет. Письмо Венька той же ночью опускает в почтовый ящик, а наутро в
составе отряда из шести человек отправляется в тайгу для поимки Кости
Воронцова. Отряд подъезжает к заимке, где живет
любимая женщина Кости — Кланька Звягина. После условного знака отряд
приближается к дому, где находит Лазаря Баукина, а также связанных Костю и нескольких
членов его банды. Отряд возвращается в Дудари, по дороге его окружает конная
милиция, которая арестовывает Лазаря. Начальник уголовного розыска сообщает
Веньке, что он представлен к награде за организацию операции по поимке Кости
Воронцова. Венька отказывается от награды, считая, что он ее не заслужил — это
Лазарь, которого Венька убедил в достоинствах советской власти, задержал
Костю, и то, что Лазаря посадили «для проверки» — несправедливо: он сам хотел,
чтоб все было по закону, чтоб его судили за то, в чем он виноват, а проверять
его после того, что он сделал, — нечего. Венька ждет письма от Юли в ответ на
отправленное накануне признание. Приходит Узелков и просит Веньку допустить его
к Воронцову. Венька отказывает ему в этом, и тут Узелков говорит, что Венька —
человек недалекий, о чем ему было известно и раньше: сегодня он случайно
прочел его любовное письмо — оно лежало в книге, которую он давал читать Юле. В тот ,же вечер Венька кончает с собой
выстрелом в висок, так и не узнав, что Юля не давала Узелкову его письма, а он
сам в ее отсутствие забрал свою книгу с вложенным в нее письмом. Алексей Николаевич Арбузов 1908-1986
Иркутская история Драма (1959)
На одной из строек Иркутска в
продовольственном магазине работают две девушки — Валя и Лариса. Валя —
кассирша, ей двадцать пять лет. Эго веселая девушка, мало задумывающаяся о
своем поведении и образе жизни, за что и заслужила прозвище Валька-дешевка. Ее
друг Виктор Бойцов, ровесник Гали, знакомит ее с Сергеем Серегиным. Серегин —
мастер-машинист на шагающем экскаваторе. Виктор — его первый помощник,
электрик. Виктор обещает Вале пойти в кино, а потом
— на танцы, но поскольку начальник, Степан Егорович Сердюк, дает ему задание,
касающееся починки экскаватора, Виктор просит Сергея пойти с Валей вместо
него. После кино Валя и Сергей сидят на скамейке в парке и разговаривают. Валя
рассказывает, что хочет быть похожей на Кармен, — раз про нее написали такую
замечательную оперу, значит, она не может быть отрицательным героем. Сергей
рассказывает Вале о том, что уже был женат. На Валин вопрос о причине развода
отвечает, что, видимо, «в помощи друг друга не нуждались. Не настоящая, значит,
была любовь». Валя говорит, что ей бы очень хотелось, чтобы существовала
настоящая любовь, потому что одной — страшно. Пока они разговаривают, к скамейке
подходят два парня и начинают оскорблять Валю. Сергей бьет одного из них по
лицу. Валя просит у Сергея прощения и убегает. 470 Действие переносится на берег Ангары.
Лариса и Валя пьют пиво и разговаривают. Валя рассказывает подруге, что ей
пришло письмо от неизвестного. Там было написано, что человек живет не зря и не
напрасно. От его дела должно все вокруг становиться лучше. Счастье нельзя
испытывать в одиночку. Приходит Виктор. Лариса оставляет их одних. Валя говорит
ему, что собралась идти замуж — хоть бы и за него. Тот в ответ говорит, что это
было бы смешно, им и так хорошо. Комната девушек в общежитии. День рождения
Вали. Она приглашает Виктора и Сергея. Сергею, однако, она не говорит о том,
по какому поводу у нее собираются гости. Виктор обрадован тем, что будет
Сергей. Ему «не улыбалось» проводить вечер в обществе двух девушек. Сергей
советует Виктору жениться на Вале. Тот отвечает, что ему неохота себя
связывать. За столом Валя читает вслух письма от
неизвестного, в том числе и то, где неизвестный просит ее выйти за него замуж.
Валя же говорит, что лучше выйдет за Виктора, но он от нее отступается. Тогда
Сергей признается, что письма писал он и что он никогда не сказал бы об этом,
не отступись Виктор от Вали. Валя выгоняет Виктора. Тот обещает это запомнить. Виктор начинает пить, прогуливать работу.
Он просит Сергея оставить Валю, но Сергей ее любит и Виктору отказывает. На свадьбе у Вали и Сергея Лариса
знакомится с Сердюковым. Виктор на память о себе дарит Вале колечко и убегает. Проходит время. У Вали и Сергея родились
близнецы — Федор и Леночка. Сергей советует Вале идти учиться, а потом
работать. Он считает, что человеку для счастья нужно, чтобы дело его было хоть
чуточку лучше, чем он сам. Тридцатое июля. Очень жаркий день. Сергей
берет полотенце и идет на Ангару окунуться. По дороге к реке он встречает
мальчика и девочку, которые присоединяются к нему: дети идут ловить рыбу. Тем временем к Вале приходит Виктор. Он до
сих пор не может забыть ее и очень страдает. Валя же любит Сергея. Неожиданно
приходит их друг Родик и рассказывает о том, что Сергей утонул. Мальчик и
девочка, которые ловили рыбу, перевернулись на плоту. Сергей спас их ценой
своей жизни. После гибели Сергея вся его бригада решает
работать за него, а деньги отдавать Валентине. Против один Виктор. Он считает,
что это должно Валю унизить. Валя, однако, принимает деньги. Тогда Виктор
обвиняет ее в иждивенчестве. Он любит Валю и хочет, чтобы она сохранила
человеческое достоинство. Он говорит ей то же, что когда-то 471 сказал Сергей: что она должна идти учиться
и работать. Зовет ее к ним в смену. Валя соглашается. В ней, кажется,
зарождается новое чувство к Виктору, хотя она и не торопится это признавать.
Голос Сергея желает Виктору счастливого пути в жизни. Жестокие игры Драма (1978)
Действие происходит в конце 70-х гг.
нашего столетия. Москва. Дом на Тверском бульваре. В просторной трехкомнатной
квартире живет Кай Леонидов. Его мать с отчимом за границей, они уехали на несколько
лет, поэтому он живет один. Однажды к нему в квартиру заходит девушка Неля. Ей
девятнадцать лет. Она, приехав из Рыбинска, не поступила в медицинский институт.
Ей негде жить, и знакомые направили ее к Каю. Она обещает, если Кай разрешит ей
пожить здесь, убирать и готовить. Каю двадцать лет, но он уже устал от жизни и
ко всему равнодушен. Родители хотели, чтобы он стал юристом, а Кай институт
бросил, он рисует. Кай разрешает Неле остаться. К Каю часто заходят его друзья Терентий
Константинов и Никита Лихачев. Они его ровесники, дружат со школы. Терентий
ушел от отца. Константинов-старший тоже часто приходит к Каю, зовет сына домой,
но тот с ним почти не разговаривает. Терентий живет в общежитии и домой
возвращаться не собирается. Неля придумывает каждому прозвище: Кая зовет
Лодочкой, Никиту — Бубенчиком, Терентия — Опенком. Никита заводит с Нелей
роман. Он ухаживает так за каждой девушкой, которая появляется в поле его
зрения. Неля пугает его, что возьмет и родит ему дочку. Как-то январским вечером к Каю заходит
Михаил Земцов. Это двоюродный брат Кая. Ему тридцать лет, он врач в Тюмени. В
Москве Михаил проездим. Михаил рассказывает о своей работе и вообще о жизни в
тайге. Он женат. Недавно у него родилась дочка. Неля говорит ему, что тоже
хочет стать врачом, что она работала сиделкой в больнице. Михаил говорит, что,
если бы у них в больнице была такая сиделка, то он бы ее озолотил. Уезжая,
Михаил говорит ребятам, что они тускло живут, не видят жизни с ее радостями. Начало марта. Западная Сибирь. Поселок
нефтеразведочной экспедиции. В комнате Земцовых — Миша и его жена Маша. Ей
трид- 472 цать девять лет, она геолог. Всего десять
недель назад у них родилась дочь, а Маше уже скучно. Она не может жить без
своей работы, именно поэтому, как говорит Михаил, от нее ушли три бывших мужа.
Машу тяготит, что Михаила могут вызвать в больницу в любое время дня и ночи, а
она одна должна сидеть с Лесей. Входит Ловейко, сосед Земцовых. Ему тридцать
восемь лет, он работает вместе с Машей. Ловейко рассказывает, что площадь в
Тужке, где они работали, названа неперспективной. Маша хочет доказать всем
обратное, но у нее на руках ребенок. В это время открывается дверь, на пороге
стоит Неля, Она очень удивлена, что Миша женат, она этого не знала. Миша не
сразу ее узнает, зато потом искренне радуется, потому что его больных «некому
сторожить». Неля хочет пожить у них до осени, чтобы опять пытаться поступить в
институт. Москва. Снова квартира Кая. Ребята все
время вспоминают Нелю. Она уехала, не простившись ни с кем, не оставив адреса,
не сказав, куда едет. Кай нарисовал ее портрет и считает его своей единственной
удачей. Никита думает, что Неля уехала потому, что ждет от него ребенка. Неожиданно
всего на два дня приезжает Олег Павлович — отчим Кая. Он привозит ему подарки и
письмо от матери. Поселок нефтеразведочной экспедиции,
вторая половина июля, комната Земцовых. Маша с Ловейко собираются уезжать в
Тужок. Неля приносит Лесю из яслей, чтобы они могли попрощаться, но Маша этого
не хочет: она «вчера в яслях простилась». Мишу вызывают в Байкул. Неля
остается одна с ребенком. Середина августа. Комната Земцовых. Миша и
Неля пьют чай. Неля рассказывает ему свою историю. Она убежала из дома после
того, как родители заставили ее сделать аборт. Она хотела бежать вместе со
своим «парнишкой», а тот ее прогнал. Неля просит Мишу жениться на ней. Миша же
отвечает, что любит Машу. Он «гадает» Неле по ладошке. Говорит ей, что любит
Неля другого: тот обидел ее, вот она и уехала. Неля соглашается. Миша говорит,
что все можно исправить, если человек жив. И вдруг сообщает, что Маша ушла от
них. Неля просит его не верить этому. Конец сентября. Москва. Вечер. В комнате
Кая сидят ребята. В который уж раз приходит Константинов-старший, и Терентий с
ним все так же холоден. Неожиданно приходит женщина. Это мать Нели. Ей немногим
за сорок. Она ищет дочь. Ребята говорят, что Неля уехала и не оставила адреса.
Мать Нели рассказывает, что ее муж умирает и хочет увидеть напоследок дочь и
попросить прощения. Ребята ничем не могут ей помочь. Она уходит. Терентий
считает, что в оть- 473 езде Нели виноват Никита. Кай же говорит,
что виноваты все. Они вспоминают свое детство и гадают, отчего они стали такими
бесчеловечными. Даже Константинов-старший вдруг раскрывается. Он рассказывает,
как пил всю жизнь, а когда опомнился, то оказался один. Двадцатые числа октября. Комната Земцовых.
Маша приехала на один день. Неля рассказывает ей, как погиб Михаил: вылетел
спасать человека, но из-за несчастного случая утонул в болоте. Теперь Неля
ночует у них дома, забирая из яслей Лесю, — «чтобы жизнь тут теплилась», она
говорит, что Миша любил именно ее, Нелю, потом признается, что придумала это,
чтобы забыть другого, и что Маше можно завидовать: такой человек любил ее! Маша
уезжает, оставляя Лесю на Нелю. На прощание Неля включает Маше магнитофон, где
Миша записал ей свою песню. Москва. Начало декабря. Комната Кая.
Приходят Никита и Терентий. Кай говорит, что вернулась Неля с дочкой. Девочка
простыла в дороге. Никита не в себе. Хочет уйти. Из соседней комнаты выходит
Неля с девочкой на руках. Говорит, что уедет, когда Леся поправится, хотя бы к
матери — звала ведь. Никита хочет выяснить, кто отец ребенка, но Неля не
говорит ему. Спрашивает, хотел бы он, чтобы это был его ребенок? Тот ее
отталкивает. Неля плачет. Терентий предлагает ей выйти замуж за него. Последние дни декабря. Комната Кая. Леся
спит в новой колясочке. Неля купила большую елку. Кай перебирает игрушки. Неля
опять напоминает, что скоро уедет. Кай не хочет этому верить. Терентий
нарядился Дедом Морозом. Отец Терентия принес Лесе в подарок механическую
игрушку. Ребята тушат свет, кружатся под музыку. Неожиданно входит Маша. Спрашивает, где ее
дочь. Неля говорит, что унесла девочку, так как Маша оставила ее, бросила.
Маша забирает дочь и говорит, что все игры, в том числе и ее собственные,
закончились. уходит. Кай
замечает, что в комнате стало пусто. Неля просит у всех прощения. Никита в
ярости прогоняет ее. Неля собирает веши, хочет уйти. Константинов-старший
просит не уходить Нелю, не оставлять ребят, Неля молчит. Кай медленно подходит
к ней, забирает ее чемодан. Никита снимает с нее куртку, Терентий — платок. Они
зажгли елку, включили магнитофон. Терентий в первый раз называет Константинова
отцом и идет с ним домой. Кай одевается и выходит: он хочет посмотреть с улицы
на елку в доме. Никита и Неля остаются одни. Юрий Осипович Домбровский 1909-1978
Факультет ненужных вещей Роман (Кн. 1-я —
1964; кн. 2-я - 1975)
Книга первая. ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ Книга вторая. ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙУже предчувствуя свою судьбу, Георгий
Николаевич Зыбин, тридцатилетний историк, сотрудник краеведческого музея в
Алма-Ате, уговаривал себя жить «правильно»: «тихо-тихо, незаметно-незаметно,
никого не толкнуть, не задеть — я хранитель древностей, и только!» Что может
помешать его спокойной работе и жизни? Директор музея, бывший военный,
относится к нему с уважением и почти отеческой заботливостью. Рядом — верный
друг и собутыльник, старый мудрый Дед, работающий в музее плотником. Рядом —
красавица Клара, умница и прелесть, тайно влюбленная в него. Появился в музее
молодой ученый Корнилов, высланный из Москвы, человек для Зыбина из породы
«своих» — и по судьбе, и по образованию. Да и сам характер его работы —
изучение музейных экспонатов, должен вроде оградить Зыбина от того непонятного
и страшного, чем напоен сам воздух лета 1937 г. Нужно только — «тихо-тихо». У
Зыбина — не получается. Сначала приходит старик Родионов, археолог-неофит и 475 бывший партизан, со своими «открытиями» и
требует начать раскопки древней столицы в том месте, которое укажет он. Зыбин
знает, что сопротивляться силе агрессивного невежества «широких масс»,
вторгающихся в науку, по нынешним
временам бессмысленно и опасно. Знает, но сопротивляется, сколько может. В
самом музее постоянно происходят стычки с безграмотной, но идейно подкованной
массовичкой Зоей Михайловной, пытающейся «подправить» работу Зыбина.
Сотрудничество с газетой, куда Зыбин пишет, как ему кажется, абсолютно
нейтральные заметки о культуре, ну, например, о редкостях, хранящихся в
республиканской библиотеке, но так и не удостоившихся внимания научных
работников библиотеки, — сотрудничество это заканчивается выяснением отношений
с ученым-секретарем библиотеки Дюповой. Зыбин не отразил работы библиотекарей
по обслуживанию широких масс трудящихся и учащихся, заявляет она, культура —
это то, что может и должно обслуживать потребности широких масс, а не кучки
высоколобых спецов. Наскоки эти не так уж и безобидны — к услугам жалобщиков
всегда готовые выслушать их «родные органы». Зыбина предупреждает
доброжелательный директор: «Не партизань, будь повежливее», и Дед просит
уняться. Зыбин и рад бы уняться, да не может. Не может он наблюдать со стороны,
как раздутая невежественными, падкими на сенсацию журналистами газетная шумиха
вокруг исполинского удава, якобы обитающего в колхозе «Горный гигант», грозит
поломать жизнь бригадиру Потапову, единственному, кто видел змею. А в колхоз
уже зачастили вежливые и внимательные «юристы на отдыхе» — кружат вокруг Потапова, присматриваются к
музейным работникам, приехавшим на раскопки. «Случайно» встреченная на ночной
дороге машина отвозит Зыбина к «юристам», где ему дружески объясняют, что Потапов —
агент немецкой разведки, а история со змеем — «хитро задуманная диверсия». Но в ту же
ночь, встретившись со скрывающимся
Потаповым, Зыбин не
только не пытается
«обезвредить врага», а делает все, чтобы помочь ему, — отчаявшийся бригадир смог найти и убить
«исполинского удава», оказавшегося на поверку пусть и очень большим, но все же
обыкновенным полозом. Мешок с убитой змеей, последнюю надежду бригадира на
спасение, они вместе доставляют в город, в музей. Тем и кончается история. Но Зыбин чувствует, что это только
отсрочка. Он долго пытался не видеть, не понимать логики происходящего вокруг —
глухих арестов, показательных процессов, нагнетаемой сверху истерии «бдительности»
и «борьбы с благодушием». Зыбину, воспитанному на гуманистической культуре, с
которой европейский мир вошел в XX столетие, 476 непросто поверить в тотальное одичание
людей. В легкость, с которой завоевываются души людей последышами Великого
Инквизитора. В ночных полубредовых снах Зыбин беседует со Сталиным: «А вдруг вы
правы, мир уцелеет и процветет. Тогда, значит, разум, совесть, добро,
гуманность — все,
что выковывалось тысячелетиями
и считалось целью существования
человечества, ровно ничего не стоит. Чтобы спасти мир, нужно железо и огнеметы,
каменные подвалы и в них люди с браунингами... А я, и подобные мне, должны
будем припасть к вашим сапогам, как к иконе». В подобной ситуации проблема выбора
для Зыбина — уже не вопрос личного мужества. Он — часть той культуры, той
цивилизации, которой грозит уничтожение, и отказ от сопротивления означает для
Зыбина согласие с ненужностью этой культуры, с тем, что вся она, и сам он, — «факультет ненужных вещей». ...Незнакомые
рабочие приносят в музей находку — горсть золотых бляшек, часть найденного ими
клада, убедившись, что найденное ими действительно археологическое золото,
рабочие бесследно исчезают. Клад для
музея потерян. О
случившемся сообщают в НКВД. Но Зыбин, не надеясь на помощь
органов, сам отправляется в степь на поиски клада. И здесь, в степи, свершается
то, чего он уже давно ждёт — Зыбина арестовывают. Ему предъявлено обвинение в
антисоветской пропаганде, хищении ценностей и попытке бежать за границу. Дело
ведут начальник отдела Нейман, опытный следователь, интеллектуал, служащий
идеям сталинской законности не на страх, а на совесть, и ражий детина,
специалист по «выбиванию показаний» Хрипушин. Доказательствами вины следователи
не располагают, доказательства они рассчитывают получить от Зыбина. Сосед по
камере, заключенный со стажем Буддо, делится с Зыбиным лагерной мудростью:
поскольку отсюда уже все равно не выйти, разумнее признаться во всем, что
потребуют, — тогда и следствие пройдет легче, и срок окажется меньше. Но как
раз это и невозможно для Зыбина, это значило бы его личное признание права на
законность подобной системы судопроизводства. Зыбин решает бороться. И первым,
кто, как ни странно, помог ему утвердиться в этом, оказывается Хрипушин, —
наливаясь профессиональной злобой, он начинает кричать на Зыбина, рассчитывая
сломить арестанта, и Зыбин ощущает необходимый ему прилив ответной ярости и
силы — порог страха он переступил. К Зыбину применяется метод «конвейера» — его
сутками допрашивают непрерывно сменяющиеся следователи. Зыбин держится твердо,
но он не знает, что его арест — это только часть большого плана, задуманного
Нейманом. Он намерен добыть материал для грандиозного — по образцу московских
— показательного процесса по делу 477 массового вредительства в сфере культуры.
Одного Зыбина для такого процесса, конечно, мало. Приглашение явиться в НКВД
получает Корнилов. Но с ним говорят иначе — сначала расспрашивают о Зыбине, но
потом объясняют, что главная их просьба: помочь органам закрыть дело на другого
сотрудника музея бывшего священника Андрея Эрнестовича Куторгу. В НКВД лежит
донос на него, но старик, кажется, безобидный, жалко его, — доверительно
делятся с Корниловым следователи. «Если вы готовы поручиться за него, сделайте
это. Только сделайте доказательно и официально, в письменных донесениях».
Корнилов, живущий в Алма-Ате на положении ссыльного и последнее время каждый
день ожидавший собственного ареста, очень ценит властную вежливость
следователей. Да и в просьбе их как бы нет ничего зазорного. Корнилов берется
выполнить поручение. Разговоры, которые он проводит с бывшим священником,
посвящены в основном истории суда и казни Христа, а также теме предательства
учениками своего Учителя. И Корнилов с чистой совестью пишет отчеты о
встречах, в которых характеризует отца Андрея вполне лояльным гражданином.
Донесения его принимаются с благодарностью, но в его последнее, как надеется
Корнилов, посещение НКВД он приглашен к полковнику Гуляеву. Тональность
разговора с ним резко меняется — полковник грозно уличает Корнилова в попытках
обмануть следствие. Он показывает письменные отчеты о тех же беседах, написанные
Куторгой, — бывший священник выполнял аналогичное задание. В доносах Корнилов
обвиняется в ведении антисоветских разговоров. Корнилов раздавлен. Его просят
выйти в коридор немного подождать и «забывают» про него чуть ли не на сутки. А
потом его, полуживого от усталости и страха, уводит к себе Хрипушин, отпаивает
чаем, стыдит, сообщает, что на этот раз его прощают, но рассчитывают на его
честность в их дальнейшей совместной работе, подбирает Корнилову агентурную
кличку Овод и еще раз предупреждает: «Будешь финтить, знаешь куда тебя зашлют?»
— «Знаю», — отвечает уже ничему не сопротивляющийся Корнилов. А в застопорившееся следствие по делу
Зыбина вовлекаются новые люди. После того как Зыбин потребовал сменить ему
следователя и объявил голодовку, его содержат в карцере, его навещает прокурор
Мячин и неожиданно легко соглашается со всеми требованиями. Мячин — враг
Неймана. Идея громкого показательного процесса кажется ему бредом. А тут
обнаруживается еще одно обстоятельство, которое прокурор при случае сможет
использовать против Неймана. К полковнику Гуляеву на прием просится давняя и
близкая знакомая Зыбина, Полина Потоцкая. Разговор с нею идет в присутствии
Ней- 478 мана и прокурора. И Полина как бы между прочим
сообщает, что есть еще один человек, с которым Зыбин когда-то вел доверительные
разговоры, — Роман Львович Штерн. Нейман потрясен — введение в это дело такой
крупной фигуры, как начальник следственного отдела Прокуратуры СССР, известный
писатель, а самое главное — брат
Неймана, все осложняет. Более того, в деле Зыбина обнаруживается возможность
личных мотивов — Штерн и Зыбин ухаживали когда-то за Полиной, и она предпочла
Зыбина. Ситуация становится опасной для Неймана. Ибо не все так прочно и
стабильно в жизни, казалось бы, всесильных энкавэдэшников — все чаще их
ведомство сотрясается некими внутренними толчками, — внезапно исчезают самые
надежные и проверенные
люди. Куда исчезают,
для Неймана и коллег — не секрет, каждый из них подсознательно
ждет своей очереди. К тому ж умного Неймана мучает и другой страх, отпечатавший
в его глазах выражение «зажатого ужаса», — страх перед самой сутью его работы.
Он уже не может оправдываться словами о высшей целесообразности, знакомясь,
например, с рационализаторским предложением коллег о рациональном
использовании в их хозяйстве тел заключенных, в частности, использовании крови
умерших или казненных арестантов. И чтобы поправить свое, грозящее пошатнуться
положение в НКВД, и для того, чтобы обрести внутреннее спокойствие, нужны
результаты по делу Зыбина. Нейман решает заменить дуболома Хрипушина своей
племянницей Тамарой Долидзе, только начинающей, но
умной, образованной, рвущейся
к работе следова-тельницей; к тому же она хороша, что
может обезоружить подследственного. Зыбин действительно потрясен явлением
молодой прекрасной женщины. Но результат оказывается противоположным. Зыбин
вдруг чувствует сострадание к этой несчастной дурочке, поменявшей театр на
романтику тайной работы распорядителя человеческих жизней. Без труда разрушив
заготовленную новым следователем схему обвинения, Зыбин обращается к ней, как
к человеку, совершающему трагическую и непоправимую в жизни ошибку. И девушка
растеряна, возразить ей нечем. Разговор их прерывается на полуслове — уже давно
чувствующий себя больным, Зыбин теряет сознание прямо в кабинете следователя.
Его переводят в больницу. Следствие снова останавливается. Пытаясь помочь
племяннице исправить промахи, Нейман решает самостоятельно добыть неопровержимые
улики против Зыбина и повторяет маршрут Зыбина по степи. Во время путешествия
его настигает известие о смене руководства в управлении НКВД, об арестах
следователей и о том, что он срочно вызывается в управле- 479 ние. Это конец, понимает Нейман. Последние
часы на свободе он решает провести у случайно встреченной знакомой буфетчицы и
обнаруживает у нее то самое археологическое золото, в хищении которого
обвиняется Зыбин. Изъяв золото и арестовав кладоискателей, Нейман возвращается
в город. А через несколько дней Зыбину в присутствии полковника и прокурора
показывают найденное золото и объявляют, что дело его закрыто. Зыбин свободен.
И пусть освобождение это происходит, благодаря счастливому стечению
обстоятельств, Зыбин чувствует себя победителем — он смог выстоять. Первым, кого встретил Зыбин, выйдя из
здания управления НКВД, оказывается Нейман. Он специально поджидал Зыбина. «Это
зачем же?» — спрашивает Зыбин. «Да я сам думаю, зачем?.. С освобождением
поздравить. Если нужно, домой свести, в лавочку сбегать». Зыбина поражает лицо Неймана, его глаза —
по-человечески простые и печальные. ушло
из них выражение того скрытого ужаса, который Зыбин приметил месяц
назад. А в парке, куда Зыбин и Нейман отправляются выпить за освобождение, к
ним присоединился Корнилов. Они располагаются на скамейке, прямо напротив художника,
который, заметив выразительный силуэт Зыбина, попросил его посидеть немного и
начал быстро зарисовывать фигуры. Так на квадратном кусочке картона и остались
эти трое: выгнанный следователь, пьяный осведомитель по кличке Овод и тот,
третий, без которого эти двое существовать не могли. Александр Трифонович Твардовский 1910-1971Василий ТеркинКНИГА ПРО БОЙЦА Поэма (1941-1945)В пехотной роте — новый парень, Василий
Теркин. Он воюет уже второй раз на своем веку (первая война — финская). Василий
за словом в карман не лезет, едок хороший. В общем, «парень хоть куда». Теркин вспоминает, как он в отряде из
десяти человек при отступлении пробирался с западной, «немецкой» стороны к
востоку, к фронту. По пути была родная деревня командира, и отряд зашел к нему
домой. Жена накормила бойцов, уложила спать. Наутро солдаты ушли, оставляя
деревню в немецком плену. Теркин хотел бы на обратном пути зайти в эту избу,
чтобы поклониться «доброй женщине простой». Идет переправа через реку. Взводы
погружаются на понтоны. Вражеский огонь срывает переправу, но первый взвод
успел перебраться на правый берег. Те, кто остался на левом, ждут рассвета, не
знают, как быть дальше. С правого берега приплывает Теркин (вода зимняя,
ледяная). Он сообщает, что первый взвод в силах обеспечить переправу, если его
поддержат огнем. Теркин налаживает связь. Рядом разрывается
снаряд. Увидев немецкую «погребушку», Теркин занимает ее. Там, в засаде,
поджидает врага. Убивает немецкого офицера, но тот успевает его ранить. По 481 «погребушке» начинают бить наши. А Теркина
обнаруживают танкисты и везут в медсанбат... Теркин в шутку рассуждает о том, что
хорошо бы получить медаль и прийти с нею после войны на гулянку в сельсовет. Выйдя из госпиталя, Теркин догоняет свою
роту. Его подвозят на грузовике. Впереди — остановившаяся колонна транспорта.
Мороз. А гармонь только одна — у танкистов. Она принадлежала их погибшему
командиру. Танкисты дают гармонь Теркину. Он играет сначала грустную мелодию,
потом веселую, и начинается пляска. Танкисты вспоминают, что это они доставили
раненого Теркина в медсанбат, и дарят ему гармонь. В избе — дед (старый солдат) и бабка. К
ним заходит Теркин. Он чинит старикам пилу, часы. Догадывается, что у бабки
есть спрятанное сало... Бабка угощает Теркина. А дед спрашивает: «Побьем ли
немца?» Теркин отвечает, уже уходя, с порога: «Побьем, отец». Боец-бородач потерял кисет. Теркин
вспоминает, что когда он был ранен, то потерял шапку, а девчонка-медсестра дала
ему свою. Эгу шапку он бережет до сих пор. Теркин дарит бородачу свой кисет,
объясняет: на войне можно потерять что угодно (даже жизнь и семью), но не
Россию. Теркин врукопашную сражается с немцем.
Побеждает. Возвращается из разведки, ведет с собой «языка». На фронте — весна. Жужжание майского жука
сменяется гулом бомбардировщика. Солдаты лежат ничком. Только Теркин встает,
палит в самолет из винтовки и сбивает его. Теркину дают орден. Теркин вспоминает, как в госпитале
встретил мальчишку, который уже успел стать героем. Тот с гордостью подчеркнул,
что он из-под Тамбова. И родная Смоленщина показалась Теркину «сиротинушкой».
Поэтому он и хотел стать героем. Генерал отпускает Теркина на неделю домой.
Но деревня его еще у немцев... И генерал советует с отпуском обождать: «Нам с
тобою по пути». Бой в болоте за маленькую деревню Борки,
от которой ничего и не осталось. Теркин подбадривает товарищей. Теркина на неделю отправляют отдохнуть.
Эго «рай» — хата, где можно есть четыре раза в день и спать сколько угодно, на
кровати, в постели. На исходе первых суток Теркин задумывается... ловит попутный
грузовик и едет в свою родную роту. Под огнем взвод идет брать село. Ведет
всех «щеголеватый» лейтенант. Его убивают. Тогда Теркин понимает, что «вести
его черед». Село взято. А сам Теркин тяжело ранен. 482 Теркин лежит на снегу. Смерть уговаривает
его покориться ей. Но Василий не соглашается. Его находят люди из похоронной
команды, несут в санбат. После госпиталя Теркин возвращается в свою
роту, а там уже все по-другому, народ иной. Там... появился новый Теркин.
Только не Василий, а Иван. Спорят кто же настоящий Теркин? Уже готовы уступить
друг другу эту честь. Но старшина объявляет, что каждой роте «будет придан
Теркин свой». Село, где Теркин чинил пилу и часы, — под
немцами. Часы немец отнял у деда с бабкой. Через село пролегла линия фронта.
Пришлось старикам переселиться в погреб. К ним заходят наши разведчики, среди
них — Теркин. Он уже офицер. Теркин обещает привезти новые часы из Берлина. С наступлением Теркин проходит мимо
родного смоленского села. Его берут другие. Идет переправа через Днепр. Теркин
прощается с родной стороной, которая остается уже не в плену, а в тылу. Василий рассказывает о солдате-сироте,
который пришел в отпуск в родное село, а там уж ничего не осталось, вся семья
погибла. Солдату нужно продолжать воевать. А нам нужно помнить о нем, о его
горе. Не забыть об этом, когда придет победа. Дорога на Берлин. Бабка возвращается из
плена домой. Солдаты дают ей коня, повозку, вещи... «Скажи, мол, что снабдил
Василий Теркин». Баня в глубине Германии, в каком-то
немецком доме. Парятся солдаты. Среди них один — много на нем шрамов от ран,
париться умеет здорово, за словом в карман не лезет, одевается — на гимнастерке
ордена, медали. Солдаты говорят о нем: «Все равно что Теркин». Теркин на том свете Поэма (1954-1963)
Убитый в бою Теркин является на тот свет.
Там чисто, похоже на метро. Комендант приказывает Теркину оформляться. Учетный
стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют аттестат, требуют
фотокарточку, справку от врача. Теркин проходит медсанобработку. Всюду
указатели, надписи, таблицы. Жалоб тут не принимают. 483 Редактор «Гробгазеты» не хочет даже
слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают... Теркин встречает фронтового товарища. Но
тот как будто не рад встрече. Он объясняет Теркину: иных миров два — наш и
буржуазный. И наш тот свет — «лучший и передовой». Товарищ показывает Теркину Военный отдел,
Гражданский. Здесь никто ничего не делает, а только руководят и учитывают.
Режутся в домино. «Некие члены» обсуждают проект романа. Тут же — «пламенный
оратор». Теркин удивляется: зачем все это нужно? «Номенклатура», — объясняет
друг. Друг показывает Особый отдел: здесь погибшие в Магадане, Воркуте, на
Колыме... Управляет этим отделом сам кремлевский вождь. Он еще жив, но в то же
время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памятники ставит». Товарищ
говорит, что Теркин может получить медаль, которой награжден посмертно. Обещает
показать Теркину Стереотрубу: это только «для загробактива». В нее виден
соседний, буржуазный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин —
настоящим, а друг — загробным, бездымным. Теркин все вспоминает о земле. Вдруг
слышен звук сирены. Это значит — ЧП: на тот свет просочился живой. Его нужно
поместить в «зал ожидания», чтобы он стал «полноценным мертвяком». Друг
подозревает Теркина и говорит, что должен доложить начальству. Иначе его могут
сослать в штрафбат. Он уговаривает Теркина отказаться от желания жить. А Теркин
думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объясняет: поезда везут людей
только туда, но не обратно. Теркин догадывается, что обратно идут порожняки.
Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в
номенклатуру. Теркин прыгает на подножку порожняка, его не замечают... Но в
какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога еще далека. Тьма, Теркин
идет на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе. ...И тут он слышит сквозь сон: «Редкий
случай в медицине». Он в госпитале, над ним — врач. За стенами — война... Наука дивится Теркину и заключает: «Жить
ему еще сто лет!» Анатолий Наумович Рыбаков р. 1911Тяжелый песок Роман (1978)
Отец автора родился в Швейцарии, в Базеле.
У его дедушки Ивановского было три сына. Отец был младшим в семье, как говорят
— мизиникл, то есть мизинец. Когда отец окончил колледж и готовился
поступать в университет, возникла идея поехать в Россию, на родину предков, в
маленький южный город. И они поехали — дедушка профессор Ивановский и будущий
отец автора, красивый молодой блондин Якоб. Было это в 1909 г., почти семьдесят
лет тому назад. Тогда Якоба и увидела будущая мать автора
— и эта девушка, эта синеглазая красавица, дочь сапожника Рахленко, стала для
него судьбой. Он прилепился к ней на всю жизнь, как прилепился праотец наш
Иаков к своей Рахили. Мать Якоба была против этого брака. Якоб не уступал...
Словом, прошел год, и в город снова приехал профессор Ивановский с женой
Эльфридой, субтильной такой немочкой, сыном Якобом и экономкой. Надо сказать, что тут мать автора
запрятала подальше свою дерзость и строптивость, и перед бабушкой Эльфридой
предстала тихая, скромная красавица Рахиль. Неожиданно бабушка выдвинула «тяжелую
артиллерию»: оказывается, она не еврейка, а швейцарка немецкого происхождения,
и когда дедушка на ней женился, то перешел в 485 протестантство. Но Рахленки о
протестантстве не желали и думать... В общем, все закончилось соглашением, и
после свадьбы молодые уехали в Швейцарию. Итак, родители автора живут в Базеле.
Через год рождается его брат Лева, а еще через полгода мать с младенцем на
руках приезжает к своим родителям в Россию. Ей было несладко в чопорном профессорском
немецком доме. Не прошло и двух месяцев, как за ней явился и Якоб. У Левы корь, у Левы свинка, потом на свет
появляется автор, и мама остается его выкормить, затем приходится остаться,
чтобы родить и выкормить Ефима. Дотянули до августа 1914 г., и папа застрял в
России. Красивый, воспитанный, вежливый, добрый человек — но человек без
специальности. И дедушка Рахленко решил пустить его по торговой части. Сначала
отец был приказчиком в мясной лавке. Потом моя ревнивая мать нашла ему место,
где женщинами и не пахло, — в лавке железоскобяного товара. Но вот революция, царя скинули, черту
оседлости отменили, и даже дедушка Рахленко стал склоняться к тому, чтобы отец
с мамой уехали в Швейцарию. Но мама ни в какую! За вздорный и сумасбродный
характер отец любил ее еще сильнее, понимал, что нужен ей именно такой муж, как
он, — спокойный, деликатный и любящий. Именно потому, что он был такой
человек, он и стал работать в сапожной мастерской тестя. Старшего сына дедушки звали Иосиф (были
еще Лазарь, Гриша, Миша и моя мать Рахиль). После одного сильного скандала отца
с Иосифом семья автора отделилась от дедушки, купила небольшой домишко на
соседней улице. В 17-м родилась Люба, в 19-м — Генрих, в
25-м — Дина. Семья организовала сапожную артель и к середине 20-х гг. жила
прилично... Старшего брата Леву направили учиться в Москву, в Свердловский
коммунистический университет. В 28-м мама родила младшего братика Сашу, своего
седьмого и последнего ребенка. В 30-е гг. на базе семейной артели
создалась государственная обувная фабрика, и директор Иван Антонович Сидоров
назначил отца завскладом сырья и фурнитуры. В 1934 г. сестра Люба поступила в
Ленинграде в медицинский, вышла замуж, и вот в доме появился Игорек, первый
внук. Женился и Лева у себя в Чернигове, невесту родителям не показал, но от
людей узнали, что его жена, Анна Моисеевна, важная персона — преподает
политэкономию. Старше его на пять лет, у нее девочка от первого брака. Гром грянул среди бела дня: в областной
газете появилась статья 486 «Чужаки и расхитители на обувной фабрике».
Как чужак упоминался отец, «человек сомнительного социального происхождения»,
некоторые работники и, конечно, директор Сидоров. Был обыск, отца арестовали.
Брат Лева по поводу дела отца сказал, что следствие разберется, а он
вмешиваться не имеет права. Состоялся показательный процесс — выездная сессия
областного суда. В общем, результатов приходилось ждать самых скверных. Но
благодаря блестящей защите адвоката Терещенко после пересмотра дела отцу дали год
условно, Сидорова освободили тоже... После этого сосед Иван Карлович устроил
отца в депо на склад. Вскоре пришло страшное известие: погиб брат Лева и его
жена. Ее дочь Олечку и Олину няню Анну Егоровну сначала отправили в деревню к
родным Анны Егоровны — мать об этой девочке и слышать не хотела. Она ей что,
внучка? Словом, все кончилось тем, что отец устроил Анну Егоровну в ФЗУ
уборщицей, она получила комнатенку, а Оля осталась в семье автора. Вот так и жили. Люба, Генрих, Ефим и автор
уже работали, материальное положение родителей улучшилось, но не было
блестящим. И автор решил: пусть Дина поступит в консерваторию, Люба заберет
Игоря, Саша и Оля станут на ноги, и тогда он переберется куда-нибудь в
промышленный центр, работать по специальности. ...Двадцать второго июня началась война,
двадцать третьего автора призвали. После войны автор шаг за шагом выяснил
обстоятельства смерти родных. Почему родные не эвакуировались? Мать не
захотела. Она считала, что все, что говорят о немцах, — выдумки. Но вот в город вошли немцы, и был отдан
приказ всем евреям переселиться в гетто. Мама сказала папе, чтобы он заявил о
своем полунемецком происхождении. Но отец отказался: не хотел спасаться без
семьи. Как раз в это время в гетто появился дядя
Гриша, тайно пришел из партизанского отряда. Он подтвердил, что немцы
истребляют евреев. Показал маленькому Игорю дорогу в лес. Насчет отца сказал,
что он должен уйти из гетто — нужен свой человек на станции. В гетто была проведена первая акция
уничтожения. Ей была подвергнута Прорезная улица. Вскоре в гетто снова пришел дядя Гриша и
сказал, что судьба гетто решена; надо уходить в лес, а для этого нужно оружие.
Отец предъявил властям свой швейцарский паспорт, и его назначили заведующим
деповским складом. Появляться в гетто, видеться с кем-либо ему запретили. 487 Самыми бесстрашными в гетто были дети: они
доставляли продовольствие, проявляя при этом невиданное мужество и отвагу.
Брат Саша и еще один мальчик носили с заброшенной плодоовощной базы начинку, их
обнаружили эсэсовцы... Илью пристрелили внизу, а мертвый Саша так на заборе и
повис. Ему было четырнадцать, Илье — двенадцать лет. Дедушка жил на кладбище в составе
похоронной бригады. Весной 1942 г. в гетто умирало человек пятнадцать —
двадцать в день. Еврейские обычаи предписывают хоронить покойников в саванах,
саванов не хватало, и их стали приносить обратно с кладбища, а в них оружие. В конце концов дежурившие на кладбище
полицаи выследили дедушку, когда он пошел в лес за оружием, и убили его. Дядя Гриша хотел взять в отряд людей из
гетто. И мама послала Дину в юденрат уговорить дядю Иосифа, председателя
юденрата, показать их как умерших. Когда выяснилось, что Иосиф собирается выдать
этих людей немцам, Дина застрелила его из его же пистолета. Сестру распяли, и,
мертвая, она висела на кресте три дня. Отец участвовал в операции по угону со
станции двух автомашин с оружием. Операция прошла блестяще, а отец, чтобы
спасти невинных, сам пришел в комендатуру с повинной. Его пытали шесть суток.
На седьмые вывезли на площадь перед гетто, подтащили к виселице (стоять он не
мог) и повесили. После рейда на станцию режим ужесточился,
и патруль схватил маленького Игоря, когда тот шел от партизан. Казнь была опять
на площади. Игорь звал бабушку. Мама велела внуку не бояться, опустить голову
и закрыть глаза. Палач разрубил его точно пополам. В гетто теперь было оружие, и было решено,
прорвав охрану, уйти в лес. Из многих домов люди просто не вышли: их
обуял страх. Но те, кто сумел перебороть страх — их было человек шестьсот, —
дошли до спасительного леса. И тогда мать велела Оле найти адвоката Терещенко
и сказать ему, что она внучка Рахили Рахленко. И никто никогда больше не видел
мать ни живой, ни мертвой. Она исчезла, растворилась в воздухе, в сосновом
лесу, вблизи места, где родилась, прожила жизнь, воспитала детей и внуков и
видела их страшную гибель. После войны автор нашел место, где, по
слухам, похоронили отца. Перерыли весь пустырь и ничего не нашли: только песок,
песок, чистый сыпучий тяжелый песок... 488 Дети Арбата Роман (1966—1983, опубл. 1987)
Самый большой дом на Арбате — между
Никольским и Денежным переулками. В нем живут четверо бывших одноклассников.
Трое из них: Саша Панкратов, секретарь комсомольской ячейки школы, сын лифтерши
Максим Костин и Нина Иванова — составляли в школе сплоченную группу активистов.
К ним еще примыкала дочь известного дипломата, большевика с дореволюционным
стажем Лена Будягина. Четвертый — Юра Шарок, сын портного. Этот лукавый и
осторожный парень политику ненавидит. В его семье новых хозяев жизни язвительно
называют «товарищами». Школа окончена. Теперь Нина учительница,
Лена — переводчица. Максим кончает пехотное училище, Саша учится в техническом
вузе, а Юра — в юридическом. К их компании примыкает еще Вадим Марасевич, сын
известного врача, он метит в литературные и театральные критики. Школьница
Варя, сестра Нины. Красавица Вика Марасевич, сестра Вадима. Они сидят за
столом, встречая новый, 1934 г. Они молоды, не представляют себе ни смерти, ни
старости, — они рождены для жизни и счастья. Но у Саши неприятности. Собственно говоря,
из института и из комсомола его исключили. Неприятная история, мелочь: к
годовщине революции выпустили стенгазету, и кое-кто из факультетского начальства
расценил помещенные в ней эпиграммы как враждебную вылазку. Саша побывал в ЦКК, и его восстановили и в
институте, и в комсомоле. Но вот — ночной звонок в два часа, красноармейцы,
понятые... Арест и Бутырская тюрьма. «За что вы здесь сидите?» — спросил его
следователь Дьяков на первом допросе. Саша теряется в догадках. Чего от него
хотят? У него нет разногласий с партией, он честен перед ней. Может, дело в
Марке Рязанове, брате матери, — он влиятелен, первый металлург страны... Марк тем временем поговорил о Саше с
высокопоставленными людьми. Будягин ясно понимает: «они» знают, чей Саша
племянник. Когда человека вводят в состав ЦК, не могут не знать, что его племянника
арестовали. Березин, заместитель Ягоды (главы ОПТУ),
лучше Будягина и лучше Рязанова знает, что Панкратов ни в чем не виноват.
Честный, идейный парень. Его дело тянется много дальше и выше, выходя через
замдиректора Сашиного института Криворучко на Ломинадзе, замнаркома тяжелой
промышленности (а нарком Орджоникидзе). 489 Но даже Березин, член коллегии НКВД, не
знает и не может, конечно, знать, что думает об Орджоникидзе, человеке своего
ближайшего окружения, Сталин. А думает Сталин вот что: они давно знакомы,
слишком давно. Начинали в партии вместе. А у вождя нет единомышленников, есть
только соратники. Серго после капитуляции оппозиционеров не захотел уничтожить
их. Хочет сохранить противовес Сталину? И чем, какими политическими целями
объясняется нежная дружба Серго и Кирова? Софье Александровне велели прийти в
Бутырки на свидание с сыном. С собой взять теплые веши, деньги и продукты.
Значит, приговор Саше вынесен. Все это время ей помогала Варя Иванова: ходила
за продуктами, возила передачи. Но в тот вечер не зашла — на следующий день они
провожали Максима и еще одного курсанта на Дальний Восток. На вокзале Варя увидела Сашу: он покорно
шел между двумя красноармейцами с чемоданом в руке и заплечной сумкой, бледный
и с бородой. Итак, Саша выслан. Что осталось от их
компании? Макс на Дальнем Востоке. А Шарок — и это для многих дико — работает
в прокуратуре. Юрка Шарок — вершитель судеб, а чистый, убежденный Саша —
ссыльный! Варя как-то встретила на Арбате красавицу
Вику Марасевич с франтоватым мужчиной. Вика пригласила звонить и заходить, хотя
Варя никогда ей не звонила и к ней не заходила. Но тут пошла. И попала в
совершенно другой мир. Там — стоят в очередях, живут в коммуналках. Здесь —
пьют кофе с ликерами, любуются заграничными модами. Для Вари началась новая жизнь.
«Метрополь», «Савой», «Националь»... Коренная москвичка, она прежде лишь
слышала эти притягательные названия. Только одета она плоховато... Масса новых знакомств. И среди них —
Костя, знаменитый бильярдист. Он родом из Керчи, а Варя никогда не была на
море. Узнав об этом, он сразу предлагает ехать. Костя — независимый, могущественный
человек, он никому не покорится, не потащит под конвоем свой чемодан по
перрону... Вернувшись из Крыма, Варя и Костя
поселяются у Сашиной мамы, Софьи Александровны. Варя не работает. Костя даже не
разрешает ей готовить. Она одевается у лучших портных, причесывается у самых
модных парикмахеров, они постоянно бывают в театрах, ресторанах... Первую телеграмму маме Саша отправил из
села Богучаны Кан- 490 ского округа. Товарищ по ссылке, Борис
Соловейчик, ввел его в курс местной жизни: в здешних местах можно увидеть кого
угодно — меньшевиков, эсеров, анархистов, троцкистов, национал-уклонистов. И
действительно, в пути до места Саша знакомится с самыми разными людьми, и
далеко не всех из них интересует политика или идеология. Местом ссылки Саше определяют деревню
Мозгову, в двенадцати километрах от Кежмы вверх по Ангаре. За квартиру с
питанием он платит деньги, иногда приносит сметаны — чинит общественный сепаратор.
Сепаратор изготовлен в конце прошлого века, резьба сносилась, и несколько раз
Саша передает председателю, что надо нарезать новую. Сепаратор в очередной раз
ломается, председатель обвиняет Сашу в умышленной порче, и они крупно ругаются
на людях. Объяснения приходится давать
уполномоченному НКВД Алферову. Тот растолковывает: аппарат вышел из строя,
председателю насчет, резьбы никто ничего не передавал — да бабы слов «резьба»,
«гайка», «валик» просто не знают... В общем, за вредительство Саше дадут минимум
десять лет. Кроме того, дискредитация колхозного руководства. Сразу после ареста Саша надеялся, что все
скоро разъяснится и его освободят, — он чист, а невиновных партия не
наказывает. Теперь он хорошо понимает, что бесправен, но сдаваться не хочет.
Решил отвечать на оскорбление оскорблением, на плевок — плевком. Конфликт с сепаратором
как-то замят. Надолго ли? Сашей овладевает тоска: он рос в убеждении, что будет
строить новый мир, теперь у него нет ни надежды, ни цели. Идеей, на которой он
вырос, завладели бездушные карьеристы, они попирают эту идею и топчут людей, ей
преданных. Учительница Нурзида, с которой у него роман, предлагает ему вариант
будущей жизни: после ссылки они зарегистрируются, Саша возьмет фамилию жены и
получит чистый паспорт, без отметок о судимости. Тараканья, запечная жизнь?
Нет, на такую Саша не согласится никогда! Он чувствует, что меняется, да и
товарищ по ссылке говорит ему, что не стоит из осколков прежней веры лепить
новую. Можно или вернуться к прежним убеждениям, или оставить их навсегда. Березин предлагает Шароку поступить в
Высшую школу НКВД. Тот отказывается, так как Запорожец берет его в
ленинградский аппарат НКВД. Это подтверждает подозрение Березина: в Ленинграде
готовится какая-то акция. Сталин недоволен положением в городе, требует от
Кирова репрессий против так называемых участников зиновьевской оппозиции, хочет
развязать в Ленинграде террор. Для чего? Как детонатор для террора по всей
стране? 491 Запорожец должен организовать такое, перед
чем Киров должен будет отступить. Но что? Диверсия, взрыв — Кирова на этом не
проведешь. Убийство одного из соратников Кирова? Позвончее, но не то. Березин хорошо помнит, как в 1918 г. в
Царицыне Сталин поучительно сказал ему: «Смерть решает все проблемы. Нет
человека, и нет проблем». Вечером Березин впервые зашел к Будягину и
в разговоре мельком сообщил, что Запорожец под строжайшим секретом подбирает в
Питере своих людей. Будягин оценил сказанное в полной мере и утром передал
Орджоникидзе. Но Орджоникидзе и Будягину в голову не
пришло то, о чем сразу догадался кадровый чекист Березин. У Вари сложности с Костей — ведь, в
сущности, сближаясь с ним она его не знала. Выясняется, что он женат, хотя
якобы женился из-за прописки. Он игрок, сегодня богат, завтра станет беднее
всех. Может проиграть и ее саму. Хватит! Ей пора идти работать. Приятели
устраивают ее в Бюро по проектированию гостиницы «Москва" чертежницей. С Костей все хуже. Они чужие люди, и самое
лучшее — разойтись. С Софьей Александровной и ее соседями по коммуналке Варя
все чаше говорит о Саше, все чаще думает о нем. Да, она ценит свою и чужую
независимость, решает все сама, не осторожна, не умеет отказывать себе в
удовольствиях — на этом и попалась. Ну что ж, с Костей покончено, еще не поздно
изменить свою жизнь. В письме Софьи Александровны, адресованном Саше, она
делает приписку от себя. Прочитав Варины строки, Саша испытывает
острое, щемящее чувство любви и влечения к этой девочке. Все еще впереди! Но
пришедший к нему в гости товарищ-ссыльный хмур и озабочен. Он принес плохие
новости — 1 декабря в Ленинграде убит Киров. И кто бы это ни сделал, можно
сказать с уверенностью: наступают черные времена. Виктор Платонович Некрасов 1911-1987
В окопах Сталинграда Повесть (1946)
Действие начинается в июле 1942 г. с
отступления под Осколом. Немцы подошли к Воронежу, и от только что вырытых
оборонительных укреплений полк отходит без единого выстрела, а первый батальон
во главе с комбатом Ширяевым остается для прикрытия. В помощь комбату остается
и главный герой повествования лейтенант Керженцев. Отлежав положенные два дня,
снимается и первый батальон. По дороге они неожиданно встречают связного штаба
и друга Керженцева химика Игоря Свидерского с известием о том, что полк разбит,
надо менять маршрут и идти на соединение с ним, а немцы всего в десяти
километрах. Они идут еще день, пока не располагаются в полуразрушенных сараях.
Там и застают их немцы. Батальон занимает оборону. Много потерь. Ширяев с
четырнадцатью бойцами уходит, а Керженцев с ординарцем Валерой, Игорь, Седых и
связной штаба Лазаренко остаются прикрывать их. Лазаренко убивают, а остальные
благополучно покидают сарай и догоняют своих. Это нетрудно, так как по дороге
тянутся отступающие в беспорядке части. Они пытаются искать своих: полк,
дивизию, армию, но это невозможно. Отступление. Переправа через Дон. Так они
доходят до Сталинграда. В Сталинграде они останавливаются у Марьи
Кузьминичны, сестры бывшего Игоревого командира роты в запасном полку, и зажи- 493 вают давно забытой мирной жизнью.
Разговоры с хозяйкой и ее мужем Николаем Николаевичем, чай с вареньем, прогулки
с соседской девушкой Люсей, которая напоминает Юрию Керженцеву о его любимой,
тоже Люсе, купание в Волге, библиотека — все это настоящая мирная жизнь. Игорь
выдает себя за сапера и вместе с Керженцевым попадает в резерв, в группу
особого назначения. Их работа — подготовить к взрыву промышленные объекты
города. Но мирная жизнь неожиданно прерывается воздушной тревогой и двухчасовой
бомбежкой — немец начал наступление на Сталинград. Саперов отправляют на тракторный завод под
Сталинград. Там идет долгая, кропотливая подготовка завода к взрыву. По
нескольку раз в день приходится чинить цепь, порванную при очередном обстреле.
В промежутках между дежурствами Игорь ведет споры с Георгием Акимовичем,
инженером-электриком ТЭЦ. Георгий Акимович возмущен неумением русских воевать:
«Немцы от самого Берлина до Сталинграда на автомашинах доехали, а мы вот в
пиджаках и спецовках в окопах лежим с трехлинейкой образца девяносто первого
года». Георгий Акимович считает, что спасти русских может только чудо. Керженцев
вспоминает недавний разговор солдат о своей земле, «жирной, как масло, о
хлебах, с головой закрывающих тебя». Он не знает, как это назвать. Толстой
называл это «скрытой теплотой патриотизма». «Возможно, это и есть то чудо,
которого так ждет Георгий Акимович, чудо более сильное, чем немецкая
организованность и танки с черными крестами». Город бомбят уже десять дней, наверное, от
него уже ничего не осталось, а приказа о взрыве все нет. Так и не дождавшись
приказа о взрыве, саперы резервного отправляются на новое назначение — в штаб
фронта, в инженерный отдел, на ту сторону Волги. В штабе они получают
назначения, и Керженцеву приходится расстаться с Игорем. Его направляют в 184-ю
дивизию. Он встречает свой первый батальон и переправляется с ним на тот берег.
Берег весь охвачен пламенем. Батальон сразу же ввязывается в бой.
Комбат гибнет, и Керженцев принимает командование батальоном. В его распоряжении
четвертая и пятая роты и взвод пеших разведчиков под командованием старшины
Чумака. Его позиции — завод «Метиз». Здесь они задерживаются надолго. День
начинается с утренней канонады. Потом «сабантуй» или атака. Проходит сентябрь,
начинается октябрь. Батальон перебрасывают на более
простреливаемые позиции между «Метизом» и концом оврага на Мамаевом. Командир
полка майор Бородин привлекает Керженцева для саперных работ и строительства
землянки в помощь своему саперу лейтенанту Лисагору. В 494 батальоне всего тридцать шесть человек
вместо положенных четырехсот, и участок, небольшой для нормального батальона,
представляет серьезную проблему. Бойцы начинают рыть окопы, саперы устанавливают
мины. Но тут же оказывается, что позиции надо менять: на КП приходит полковник,
комдив, и приказывает занять сопку, где располагаются пулеметы противника. В
помощь дадут разведчиков, а Чуйков обещал «кукурузники». Время перед атакой
тянется медленно. Керженцев выставляет с КП пришедших с проверкой
политотдельщиков и неожиданно для себя сам отправляется в атаку. Сопку взяли, и это оказалось не очень
сложно: двенадцать из четырнадцати бойцов остались живы. Они сидят в немецком
блиндаже с комроты Карнауховым и командиром разведчиков Чумаком, недавним
противником Керженцева, и обсуждают бой. Но тут оказывается, что они отрезаны
от батальона. Они занимают круговую оборону. Неожиданно в блиндаже появляется
ординарец Керженцева Валера, остававшийся на КП, так как за три дня до атаки он
подвернул ногу. Он приносит тушенку и записку от старшего адъютанта Харламова:
атака должна быть в 4.00. Атака не удается. Все больше людей умирает
— от ран и прямого попадания. Надежды выжить нет, но свои все-таки прорываются
к ним. На Керженцева налетает Ширяев, который получил назначение комбата вместо
Керженцева. Керженцев сдает батальон и перебирается к Лисагору. Первое время
они бездельничают, ходят в гости к Чумаку, Ширяеву, Карнаухову. Впервые за
полтора месяца знакомства Керженцев разговаривает о жизни с комроты его
бывшего батальона Фарбером. Это тип интеллигента на войне, интеллигента,
который не очень хорошо умеет командовать доверенной ему ротой, но чувствует
свою ответственность за все, что он не научился делать вовремя. Девятнадцатого ноября у Керженцева
именины. Намечается праздник, но срывается из-за общего наступления по всему
фронту. Подготовив КП майору Бородину, Керженцев отпускает саперов с Лисагором
на берег, а сам по приказу майора идет в свой бывший батальон. Ширяев придумал,
как взять ходы сообщения, и майор согласен с военной хитростью, которая
сбережет людей. Но начштаба капитан Абросимов настаивает на атаке «в лоб». Он
является на КП Ширяева следом за Керженцевым и отправляет батальон в атаку, не
слушая доводов. Керженцев идет в атаку вместе с солдатами.
Они сразу попадают под пули и залегают в воронках. После девяти часов,
проведенных в воронке, Керженцеву удается добраться до своих. Батальон потерял 495 двадцать шесть человек, почти половину.
Погиб Карнаухов. Раненный, попадает в медсанбат Ширяев. Командование батальоном
принимает Фарбер. Он единственный из командиров не принимал участия в атаке.
Абросимов оставил его при себе. На следующий день состоялся суд над
Абросимовым. Майор Бородин говорит на суде, что доверял своему начальнику
штаба, но тот обманул командира полка, «он превысил власть, а люди погибли».
Потом говорят еще несколько человек. Абросимов считает, что был прав, только
массированной атакой можно было взять баки. «Комбаты берегут людей, поэтому не
любят атак. Баки можно было только атакой взять. И он не виноват, что люди
недобросовестно к этому отнеслись, струсили». И тогда поднимается Фарбер. Он
не умеет говорить, но он знает, что не струсили те, кто погиб в этой атаке.
«Храбрость не в том, чтоб с голой грудью на пулемет идти»... Приказ был «не атаковать,
а овладеть». Придуманный Ширяевым прием сберег бы людей, а сейчас их нет... Абросимова разжаловали в штрафной
батальон, и он уходит, ни с кем не прощаясь. А за Фарбера Керженцев теперь
спокоен. Ночью приходят долгожданные танки. Керженцев пытается наверстать упущенные
именины, но опять наступление. Прибегает вырвавшийся из медсанбата Ширяев,
теперь начштаба, начинается бой. В этом бою Керженцева ранят, и он попадает в
медсанбат. Из медсанбата он возвращается под Сталинград, «домой», встречает Седых,
узнает, что Игорь жив, собирается к нему вечером и опять не успевает: их перебрасывают
для боев с Северной группировкой. Идет наступление. Маленькая печальная повесть (1984)
Начало 80-х гг. В Ленинграде живут трое
неразлучных друзей: Сашка Куницын, Роман Крылов и Ашот Никогосян. Всем троим —
до тридцати. Все трое — «лицедеи». Сашка — «балерун» в Кировском театре,
Роман — актер на «Ленфильме», Ашот — поет, играет, ловко подражает Марселю
Марсо. Они и разные, и одновременно очень похожи. Сашка с
детства покорял девчонок своей «ладностью, изяществом, умением быть обворожительным».
Недруги считают его самонадеянным, но при этом он 496 готов «отдать последнюю рубаху». Ашот не
отличается красотой, но врожденная артистичность и пластика делают его
красивым. Он прекрасно говорит, он — родоначальник всех планов. Роман
язвителен и остер на язык. На экране он смешон, часто и трагичен. В нем есть
нечто чаплинское. В свободное время они всегда вместе. Их
сближает «некий поиск своего пути». Советскую систему они поносят не больше
других, но «проклятый вопрос, как противостоять давящим на тебя со всех сторон
догмам, тупости, однолинейности», требует какого-то ответа. Кроме того, надо
добиться успеха — отсутствием честолюбия ни один из друзей не страдает. Так они
и живут. С утра до вечера — репетиции, спектакли, съемки, а потом они
встречаются и облегчают душу, споря об искусстве, таланте, о литературе,
живописи и многом другом. Сашка и Ашот живут с мамами, Роман — один.
Друзья всегда помогают друг другу, в том числе и деньгами. Их называют «тремя
мушкетерами». Существуют в их жизни и женщины, но их держат несколько в
стороне. У Ашота есть любовь — француженка Анриетт, которая «стажирует в
Ленинградском университете». Ашот собирается на ней жениться. Сашка и Ашот носятся с мыслью поставить
«Шинель» Гоголя, в которой Сашка должен сыграть Акакия Акакиевича. В разгар
этой работы на Сашку «обрушиваются» заграничные гастроли. Он улетает в Канаду.
Там Сашка имеет большой успех и решает попросить убежища. Роман и Ашот в
полной растерянности, они никак не могут примириться с мыслью, что их друг ни
словом не обмолвился о своих планах. Ашот часто навещает Сашкину маму — Веру
Павловну. Та все ждет письма от сына, но Сашка не пишет и только раз передает
ей посылку с яркой вязаной кофтой, какими-то мелочами и большим — «чудо
полиграфии» — альбомом — «Alexandre Kunitsyn». Вскоре Ашот
женится на Анриетт. Через некоторое время им и маме Ашота, Рануш Акоповне, дают
разрешение на выезд: жить в России, несмотря на любовь ко всему русскому,
Анриетт очень трудно. Несмотря на то что Роман остается один, он одобряет
поступок Ашота. Последняя картина Романа легла на полку, и он считает, что жить
в этой стране невозможно. Ашоту же безумно не хочется расставаться с любимым городом. В Париже Ашот устраивается работать
звукооператором на телевидение. Вскоре Сашка выступает в Париже. Ашот приходит
на концерт. Сашка великолепен, зал устраивает ему овацию. Ашоту удается
пробиться за кулисы. Сашка очень рад ему, но кругом куча народу, и 497
друзья
договариваются, что Ашот позвонит Сашке в гостиницу на следующее утро. Но
дозвониться Ашоту не удается: телефон не отвечает. Сам Сашка не звонит. Когда
после работы Ашот приезжает в гостиницу, портье сообщает ему, что месье Куницын
уехал. Ашот не может понять Сашку. Постепенно Ашот привыкает к французской
жизни. Он живет довольно замкнуто — работа, дом, книги, телевизор. С жадностью
читает Ахматову, Цветаеву, Булгакова, Платонова, которых запросто можно купить
в магазине, смотрит классику западного кинематографа. Хотя Ашот и становится
как бы французом, «все их выборы и дискуссии в парламенте» его не трогают. В
один прекрасный день на пороге Ашота появляется Ромка Крылов. Ему удалось
приехать на Каннский фестиваль в качестве консультанта за собственные деньги, и
сделал он это потому, что очень хотел повидаться с Ашотом. Три дня друзья
гуляют по Парижу, вспоминают прошлое. Роман рассказывает, что ему удалось
провести советского министра культуры и «протащить», по существу, «антисоветский»
фильм. Роман уезжает. Вскоре появляется Сашка, который летит на
Цейлон, но в Париже происходит задержка рейса. Перед Ашотом все тот же Сашка,
который «казнится» из-за того, что он сделал. Ашот понимает, что не может на
него сердиться. Но в том, что Сашка говорит теперь об искусстве, так много
рационального. Ашот вспоминает о «Шинели», Сашка же утверждает, что богатым
американским «балетоманам» «Шинель» не нужна. Ашоту обидно, что Сашка ни разу
не спрашивает о его «материальном благосостоянии». Больше друзья не встречаются. Фильм Романа
не без успеха проходит по стране. Роман завидует Ашоту потому, что в его жизни
отсутствует «советская мура». Ашотик завидует Роману потому, что в жизни того
есть «борьба, острота, победы». Анриетт ждет ребенка. Сашка живет в Нью-Йорке в
шестикомнатной квартире, гастролирует, ему постоянно приходится принимать
важные решения. От издательства. Пока в типографии
набирался текст повести, Ашоту была доставлена телеграмма от Сашки с просьбой
немедленно вылететь к нему. «Расходы оплачиваются», — говорилось в телеграмме. Эммануил Генрихович Казакевич 1913-1962
Звезда Повесть (1946)
Взвод советских разведчиков вступил в
селение. Это была обычная западноукраинская деревня. Командир разведчиков
лейтенант Травкин думал о своих людях. Из восемнадцати прежних, проверенных бойцов
у него осталось всего двенадцать. Остальные были только что набраны, и каковы
они будут в деле — неизвестно. А впереди была встреча с противником: дивизия
наступала. Травкину в высшей степени были свойственны
самозабвенное отношение к делу и абсолютное бескорыстие — именно за эти
качества разведчики любили этого юного, замкнутого и непонятного лейтенанта. Легкий разведрейд показал, что немцы
недалеко, и дивизия перешла к обороне. Понемногу подтянулись тылы. Приезжавший в дивизию начальник
разведотдела армии поставил перед комдивом Сербиченко задачу отправить группу
разведчиков в тыл врага: по имевшимся данным, там происходила перегруппировка,
и следовало выяснить наличие резервов и танков. Лучшей кандидатурой для
руководства этой необычно трудной операцией был Травкин. Теперь Травкин еженощно проводил занятия.
Со свойственным ему упорством гонял разведчиков через студеный ручей вброд,
заставлял их резать проволоку, проверять длинными армейскими щупами
невсамделишные минные поля и прыгать через траншею. 499 К разведчикам попросился только что
окончивший военное училище младший лейтенант Мещерский — стройный голубоглазый
двадцатилетний юноша. Глядя на то, как ревностно он занимается, Травкин
одобрительно думал: «Это будет орел...» Устроили последнее тренировочное занятие
по связи. Была окончательно установлена позывная разведгруппы — «Звезда»,
позывная дивизии — «Земля». В последний момент Аниканова было решено послать
вместо Мещерского, чтобы в случае чего разведчики не остались без офицера. Начиналась древняя игра человека со
смертью. Объяснив разведчикам порядок движения, Травкин молча кивнул
остающимся в траншее офицерам, перелез через бруствер и бесшумно двинулся к
берегу реки. То же самое за ним проделали другие разведчики и саперы сопровождения. Разведчики проползли сквозь перерезанную
проволоку, прошли немецкой траншеей... через час они углубились в лес. Мещерский и командир саперной роты
неотрывно вглядывались во тьму. То и дело к ним подходили другие офицеры —
узнать о тех, кто ушел в рейд. Но красная ракета — сигнал «обнаружены, отходим»
— не появлялась. Значит, они прошли. Леса, где шла группа, кишели немцами и
немецкой техникой. Какой-то немец, светя карманным фонарем, вплотную подошел к
Травкину, но спросонья ничего не заметил. Он сел оправляться, кряхтя и
вздыхая. Километра полтора ползли они чуть ли не по
спящим немцам, на рассвете наконец выбрались из леса, и на опушке случилось
нечто страшное. Они буквально напоролись на трех неспавших немцев, лежавших в
грузовике, один из них, случайно глянув на опушку, остолбенел: по тропе
совершенно бесшумно шли семь теней в зеленых балахонах. Травкина спасло хладнокровие. Он понял,
что бежать нельзя. Они прошли мимо немцев ровным, неспешным шагом, вошли в
рощу, быстро перебежали эту рощу и луг и углубились в следующий лесок.
Убедившись, что здесь немцев нет, Травкин передал первую радиограмму. Решили двигаться дальше, придерживаясь
болот и лесов, и на западной опушке рощи сразу увидели отряд эсэсовцев. Вскоре
разведчики вышли к озеру, на противоположном берегу которого стоял большой
дом, из которого временами доносились то ли стоны, то ли крики. Чуть позже
Травкин увидел выходящего из дома немца с белой повязкой на руке и понял: дом
служил госпиталем. Этот немец выписан и идет в свою часть — его никто не будет
искать. 500 Немец дал ценные показания. И, несмотря на
то что он оказался рабочим, его пришлось убить. Теперь они знали, что здесь
сосредоточивается эсэсовская танковая дивизия «Викинг». Травкин решил, чтоб
преждевременно себя не обнаружить, «языков» пока не брать. Нужен только хорошо
осведомленный немец, и его надо будет достать после разведки железнодорожной
станции. Но склонный к лихости черноморец Мамочкин нарушил запрет —
здоровенный эсэсовец выпер в лес прямо на него. Когда гауптшарфюрера сбросили в
озеро, Травкин связался с «Землей» и передал все установленное им. По голосам с
«Земли» он понял, что там его сообщение принято как нечто неожиданное и очень
важное. Хорошо осведомленного немца Аниканов и
Мамочкин взяли, как и собирались, на станции. Голубь к тому времени погиб.
Разведчики отправились обратно. В пути погиб Бражников, были ранены Семенов и
Аниканов. Радиостанция, висевшая на спине у Быкова, была расплющена пулями. Она
спасла ему жизнь, но для работы уже не годилась. Отряд шел, а вокруг него все уже и уже
стягивалась петля огромной облавы. В погоню были подняты разведотряд дивизии
«Викинг», передовые роты 342-й гренадерской дивизии и тыловые части 131-й
пехотной дивизии. Верховное Главнокомандование, получив
сведения, добытые Травкиным, сразу поняло, что за этим кроется нечто более
серьезное: немцы хотят контрударом отвратить прорыв наших войск на Польшу. И
было отдано распоряжение усилить левый фланг фронта и перебросить туда
несколько частей. А влюбленная в Травкина хорошая девушка
Катя, связистка, днем и ночью слала позывные: «Звезда». «Звезда». «Звезда». Никто уже не ждал, а она ждала. И никто не
смел снять рацию с приема, пока не началось наступление. Александр Яковлевич Яшин 1913-1968
Рычаги. Рассказ (1956)
Вечером в правлении колхоза сидело
четверо: бородатый животновод Ципышев, кладовщик Щукин, бригадир полеводческой
бригады Иван Коноплев и председатель колхоза Петр Кузьмич Кудрявцев. Ждали
начала партсобрания, да запаздывала учительница Акулина Семеновна, пятый член
парторганизации. В ожидании беседовали. «Вот сказали — планируйте снизу, пусть
колхоз сам решает, что сеять, — высказал наболевшее председатель. — А в районе
нам наш план не утверждают: районный-то план спускают сверху. Был я на днях в
районе, у самого (так Петр Кузьмич называл первого секретаря райкома). Что ж,
говорю, вы с нами делаете? А он говорит: «Надо план перевыполнять, активно
внедрять новое. Вы, говорит, теперь наши рычаги в деревне». «Он здесь долго не
усидит, — сказал Ципышев. — Людей не слушает, все сам решает. Люди для него —
только рычаги. Без строгости не может. На собрании как оглядит всех, как
буркнет — душа в пятки уходит». «Нас не только учить, нас и слушать надо, —
добавил Коноплев. — А то все сверху да сверху. Планы сверху, урожайность
сверху. Не выполнишь, значит, вожжи распустил. А разве мы не за одно дело
болеем, разве у нас интересы разные?» 502 Взяв обеими руками горшок с окурками,
Коноплев пошел к порогу и вывалил окурки в угол. И вдруг из-за широкой русской
печи раздался повелительный старушечий окрик: «Куда сыплешь, дохлой? Не тебе
подметать. Пол только вымыла, опять запаскудили весь». От неожиданности мужики вздрогнули и
переглянулись. Оказывается, в избе все время присутствовал еще один человек.
Разговор оборвался. Долго молчали, курили... Один Щукин не выдержал и наконец
громко захохотал: «Ох и напугала же нас проклятая баба!» Петр Кузьмич и Коноплев переглянулись и
тоже засмеялись. «Вдруг из-за печки как рявкнет. Ну, думаю, сам приехал,
застукал нас...» Смех разрядил напряженность и вернул людям
их нормальное самочувствие. «И чего мы боимся, мужики? — раздумчиво и
немного грустно произнес вдруг Петр Кузьмич. — Ведь самих себя боимся!» Наконец пришла учительница. Надо было
открывать партсобрание. Но что произошло с Ципышевым? Голос его приобрел
твердость и властность, глаза посуровели. Тем же сухим, строгим голосом, каким
говорил перед началом собраний секретарь райкома, он произнес те же слова:
«Начнем, товарищи! Все в сборе?» А их и было всего-навсего пятеро. Лица у
всех стали сосредоточенными, напряженными и скучными. Собрание началось. И
началось то самое, о чем так откровенно только что говорили они между собой,
понося казенщину и бюрократизм. «Товарищи! — сказал председатель. — Райком
и райисполком не утвердили нашего производственного плана. Это не к лицу нам.
Мы не провели разъяснительной работы с массой и не убедили ее». Суть доклада сводилась к тому, что план
севооборота колхоза следует исправить согласно указаниям райкома и
райисполкома. Расхождений во мнениях не обнаружилось, в резолюции решили
написать так: «В обстановке высокого трудового подъема по всему колхозу развертывается...» Неожиданно заговорил радиоприемник:
передавались материалы о подготовке к XX съезду. Вся
надежда у мужиков была теперь на съезд: на нем определят, как жить. И когда по дороге домой у Кудрявцева и
Коноплева возобновился разговор — тот самый, который шел до собрания, — это
снова были сердечные, прямые люди. Люди, а не рычаги. 503 Вологодская свадьба. Повесть (1962)
Автор приехал в деревню на свадьбу. Невесту Галю почти невозможно разглядеть —
так она носится по дому: много работы. В деревне она считалась одной из лучших
невест. Достоинства ее — недородной, нерослой, несильной — в том, что она из
очень работящего рода. Мать невесты, Мария Герасимовна, заправляет
керосином и развешивает под потолком лампы, поправляет фотоснимки, встряхивает
полотенца, чтоб получше видна была вышивка... В день свадьбы задолго до приезда жениха к
невесте на кухню (здесь ее называют куть) собрались ее сверстницы. Невесте положено
плакать, а она, счастливая, розоволицая, никак не может начать. Наконец
решилась, всхлипнула. Но матери мало. Она привела
причитательницу-плакальшицу, соседку Наталью Семеновну. «А чего это вы
коротышки поете? — с упреком обратилась ко всем Выпила пиво, вытерла губы тыльной стороной
ладони и запела печально: «Солнышко закатается, дивьёй век коротается...» Голос высокий и чистый, поет неторопливо,
старательно и нет-нет да пояснит что-нибудь: так мало верит, что содержание
старинного причета понятно нынешним, трясоголовым... Жених, сваха, тысяцкий, дружка и все гости
со стороны жениха приехали за невестой на самосвале: другой свободной машины на
льнозаводе, где работают невеста с женихом, не оказалось. Перед въездом в
деревню гостей встретила баррикада — по обычаю, за невесту следует брать
выкуп. Но, конечно, парни топтались на холоде (мороз тридцать градусов) не
из-за бутылки водки. В огромной деревне Сушинове до сих пор нет ни
электричества, ни радио, ни библиотеки, ни клуба. А молодости праздники
необходимы! Жених по имени Петр Петрович ввалился на
кухню уже пьяным — наливали, чтоб не заморозить, — и гордым собой не в меру.
Молодых торжественно усадила сваха. Понесли «сладкие пироги», обязательные на
северных сельских свадьбах. Каждая приглашенная семья идет со своим пирогом —
это на Севере такое же народное творчество, как резные наличники на окнах,
петушки и коньки на крынках. Среди мужчин на пиру очень скоро
объявились типично русские правдоискатели, ратующие за справедливость, за
счастье для всех. 504 Объявились и хвастуны: весь первый вечер
ходил от стола к столу пожилой колхозник и хвалился пластмассовыми недавно
вставленными зубами. Сразу напился и пошел кренделя вертеть
дядя жениха. Жена его Груня, нашла себе подругу по несчастью, и целый вечер на
кухне они изливали друг другу душу: то ли жаловались на мужей, то ли их хвалили
за силу да бесстрашие. Все идет «как следно быть», как и хотелось
Марии Герасимовне Ей самой ни поесть, ни выпить некогда. Женщины усадили гармониста на высокую
лежанку и дробили с припевками, с выкриками, пока у гармониста не вывалилась
гармонь из рук. Молодой князь напился и стал куражиться. А
Мария Герасимовна так и стелется перед дорогим зятьком, заискивает, улещивает:
«Петенька, Петенька, Петенька!» А князь чванится, хорохорится, рубаху на
себе рвет. «Ты кто? — подбирается худосочным кулачишком к Галиному заплаканному
розовощекому лицу. — Жена ты мне или нет? Я Чапай! Ясно?» Когда все пиво в доме невесты было выпито,
свадьба отправилась за сорок километров, на родину жениха. Утром невеста в присутствии гостей
подметала пол, а ей бросали разный мусор: проверяли, умеет ли хозяйствовать.
Затем невеста — ее уже стали называть молодицей — обносила гостей блинами а
потом раздавала подарки новой родне. Все, что шилось и вышивалось в течение
многих недель самой невестой, ее подругами и матерью. Виктор Сергеевич Розов р. 1913
В поисках радости. Комедия (1957)
В старой московской квартире живет Клавдия
Васильевна Савина. У нее четверо детей, все живут с нею. Старший Федор — химик,
кандидат наук, недавно женился. Его жену зовут Лена. Дочь Татьяна — ей
девятнадцать лет — учится в институте. Восемнадцатилетний Николай работает в
ремонтных мастерских. Младшему — Олегу — пятнадцать. Утром Лена спешит на распродажу чешских
сервантов. Им скоро должны дать отдельную квартиру, и поэтому Лена целыми днями
простаивает в очередях за красивой, дорогой мебелью. Комната, в которой
происходит действие пьесы, вся заставлена уже купленной мебелью. Мебель
закрыта чехлами и тряпками, и к ней никто не прикасается, так как Лена боится
что-либо «попортить». Она говорит с мужем только о мебели и о деньгах, «точит
его и точит». К Савиным заходят Иван Никитич Лапшин и
его сын Гена. Они вот уже который год приезжают в Москву к брату Ивана
Никитича, который Савиным — сосед. Лапшин пришел попросить «заварочки». Гене
неловко. Он влюблен в Таню и стесняется своего отца, который предпочитает
занять у другого, чем потратить свое. Иван Никитич все пытается женить сына и
для этого купил ему аккордеон, чтобы «девок приманивал», так как с инструментом
«уважение будет». Он 506 считает, что молодежь растет слишком умная, много
стала рассуждать. За завтраком он смеется над сыном, при всех рассказывая о
нем разные смешные и нелепые подробности. Олег сочувствует Гене и, когда Лапшин
пытается поучать и его, взрывается и делает Лапшину замечание. Тот обижается и
уходит. Олег извиняется перед Геной и говорит, что
не терпит, когда людей оскорбляют. Гена же говорит, что со временем Олег к
этому привыкнет. Он бесстрастно рассказывает о том, что отец бьет его и мать.
Олег в ужасе, а Гена говорит, что «дубленой коже износу нет», вытаскивает из
отцовского пиджака сотню, прячет. Олег опять ужасается, но для Гены — все в
порядке вещей. К Федору заходит Леонид Павлович. Ему
тридцать два года, он аспирант, хорошо зарабатывает, родители сейчас в Китае.
Леонид ухаживает за Таней. Гена, увидев его, хочет уйти, но Олег останавливает
его, чтобы тот посмотрел на рыбок, аквариум с которыми стоит на окне. Отходя от
окна, Олег прыгает через новый письменный стол, за которым Федор разрешил Тане
позаниматься, и опрокидывает пузырек с чернилами. Чернила заливают стол. Олег
в ужасе. Они с Геной тщетно пытаются вытереть лужу. Гена собирается брать вину
на себя, но Олег не соглашается: должна же Лена понять, что он сделал это
нечаянно. Лена привозит сервант. Она сияет, любуется
вещью и рассказывает, что она из-за него вынесла. Олег пытается заговорить с
ней, но она отмахивается, заводит разговор с Таней о Леониде, уговаривает ее
выйти за него замуж, так как он — блестящая партия. Олегу наконец удается все
рассказать. Перед этим он берет с Лены слово, что та не будет его ругать. Но
Лена словно с цепи срывается, обзывает Олега «гадиной» и «хулиганом», а узнав,
что это произошло из-за рыб, хватает аквариум и швыряет его в окно. Олег
бросается за ними во двор, но не успевает: рыб съедают кошки. Вернувшись, он,
плача, срывает чехлы с мебели, хватает саблю, висящую над диваном, и начинает
рубить вещи. Потом убегает. Гена и Коля бросаются за ним. Лена, как безумная,
мечется от вещи к вещи. Федор растерянно бегает за ней следом. Часть вещей выносят. Лене плохо. Дядя Вася
— сосед Савиных — обещает починить испорченную мебель. Клавдия Васильевна
беспокоится, что Олег убежал из дома. Леонид и Таня остаются одни. Леонид
использует момент, чтобы еще раз напомнить Тане о своих чувствах. Таня его не
слушает: ей нужно выговориться. Она вспоминает, как дружно и счастливо они жили
когда-то. Теперь все это изменилось, так как изменился Федор, которого все
очень любили. Таня интересу- 507 ется, как к Федору относятся на работе.
Леонид говорит, что их коллектив — вечная склока, борьба. Федор «танцует на
прежней высоте, желая взять от нее все». Ему стали завидовать. По словам
Леонида, Федор вырабатывает свое поведение в жизни. Таня поражена и разочарована. Федор пытается успокоить Лену. Та упрекает
мужа, что он привык жить в «клоповнике целым кагалом», что ему на нее
наплевать, что все ее оскорбляют и ненавидят и что она больше здесь жить не
желает ни одного дня. уходит. Федор
пытается оправдать Лену перед матерью. Но она только сожалеет, что сын
становится другим, мещанином, что он давно уже забросил свое «заветное» дело и
вряд ли у него будут силы его продолжить. Говорит, что хорошая жена должна в
первую очередь заботиться о человеческом достоинстве своего мужа. Федора зовет
Лена. Разговор прерывается. Приходят Олег и Геннадий, который прятал
Олега в своей комнате, пока не улегся скандал. Гену уводит отец — собираться
домой. Входят Федор и Лена. Лена пытается побить Олега. Федор их разнимает.
Когда Лена уходит, Олег говорит, что отдаст все деньги за мебель, когда
вырастет, и замечает, что Федор плачет. Приходит Гена и дарит Олегу новый
аквариум. Олег сначала радуется, но, вспомнив, что рыбы куплены на украденную
сотню, отказывается от подарка. Лена просит Леонида пустить их с Федором
до осени пожить к себе. Леонид согласен. Федор не рад переезду. Гена просит у
Федора взаймы сто рублей. Лена ему отказывает, но под уговорами мужа все же
дает деньги. Гена приносит ей в залог аккордеон. Когда Гена и Таня остаются одни, тот дарит
Тане духи и признается в любви. Таня удивлена красноречием Гены. Она зовет его
с отцом выпить чаю перед отъездом. Неожиданно Гена признается отцу, что украл у
него деньги, и отдает ему сотню. Олег бежит в коридор и приносит аквариум,
подаренный Геной, ставит его на место прежнего. За столом опять спор. Клавдия
Васильевна уверена, что Лена за вещи продает лучшие человеческие качества, что
жизнь слишком коротка, чтобы оставлять все, к чему стремишься, только для
того, чтобы обставить квартиру. Таня называет Лену прорвой. Лена же говорит,
что они ее никогда не поймут и что им лучше жить врозь. Клавдия Васильевна
против Фединого переезда. Федор колеблется, но под давлением Лены и Леонида
уступает им. Он отдает матери свою главную рукопись и просит сохранить ее. Лапшин в гневе, что Гена признался о
деньгах при всех, хочет его побить, но тот в первый раз оказывает ему
сопротивление. Гена сильнее отца и с этого момента запрещает ему бить себя и
мать. Лапшин 508 удивлен и очень горд поведением сына. Таня
зовет Гену на будущий год в Москву, обещает написать. Леонид, Федор и Лена
уезжают. Гнездо глухаря. Драма (1978)
Квартира Судакова в Москве. Ее хозяин —
Степан Алексеевич — служит где-то в сфере работы с иностранцами. Его сын Пров
заканчивает школу. Отец хочет, чтобы тот поступал в МИМО. Дочь Искра работает
в газете в отделе писем. Ей двадцать восемь лет. Она замужем. Муж Искры
Георгий (Егор) Самсонович Есюнин работает вместе с ее отцом. Пров приходит домой с подругой Зоей. Зоина
мать — продавщица в ларьке, а отец — в тюрьме. Пров знакомит Зою со своей матерью
Натальей Гавриловной. Та не возражает против подобного знакомства сына, она
больше обеспокоена состоянием Искры — у нее депрессия после недавней операции,
к тому же какие-то проблемы с Егором, о которых она не рассказывает. Искра
близко к сердцу принимает все письма, которые приходят в редакцию, пытается
всем помочь. Егор считает, что нужно уметь отказывать. Степан Алексеевич возвращается домой
вместе с итальянцем и переводчицей. Иностранец очень хочет посмотреть на быт
«простой советской семьи». Такие гости — обычное дело у Судаковых. После ужина
и обмена сувенирами иностранец уходит. Судаков рассказывает семье историю
своего сослуживца Хабалкина: его сын покончил жизнь самоубийством. Кроме
душевной травмы, это означает для него и конец карьеры. Судаков считает, что теперь
на место Хабалкина назначат его. Грядет повышение. Нужно идти на похороны, но
у него дела, поэтому лучше будет сходить туда жене или сыну. Судаков, чтобы
сделать приятное зятю, говорит ему, что на место Хабалкина можно было бы
назначить и его. Он считает, что Егор далеко пойдет, с годами может заменить
самого Коромыслова. Вспоминает, каким тихим, робким и услужливым был Егор,
когда Искра только привела его в дом. Неожиданно приходит Валентина Дмитриевна.
Судаков с трудом вспоминает, что это его школьная подруга. Она не москвичка,
при- 509 ехала с просьбой о помощи, у нее беда: ее
младший сын, учащийся пятого курса одного из институтов Томска, ездил в Польшу
с группой студентов. Там он влюбился в польскую девушку, не пришел ночевать в
гостиницу. Естественно, все стало известно в институте, и теперь Диму не
допускают к защите диплома. Валентина Дмитриевна, плача, умоляет Судакова
помочь Диме, потому что после этого происшествия он замкнулся в себе, ходит
мрачный, и она за него боится. Судаков обещает помочь. Валентина Дмитриевна
уходит, оставляя на память школьную фотографию. Искра выходит немного погулять. Приходит очень интересная девушка. Эго
Ариадна Коромыслова. Она пришла к Егору под предлогом подготовки курсовой
работы. Наталья Гавриловна оставляет их одних. Это та самая девушка, ради которой
Егор думает оставить жену. Егор рассказывает Ариадне о своем прошлом. С детских
лет он стремился «пролезть наверх», «выбиться в люди». А тут она — Искра. Егор
всегда был полуголодный, почти нищий, и вдруг появляется возможность войти в
такую семью. И конечно, он эту возможность упустить не мог. Он женится на
Искре. Ариадна хочет, чтобы Егор все прямо сказал жене и ушел к ней. Егор
обещает. Пров застает их за поцелуем. Ариадна уходит. Пров дает Егору слово
никому ничего не говорить. Искра возвращается с прогулки. Избегает
мужа. Егор думает, что Пров ей что-то рассказал. Искра идет в кабинет к отцу,
где тот держит коллекцию икон, становится перед иконами на колени, что-то
шепчет. Егор замечает это, идет за ее отцом. Судаков устраивает скандал, кричит
на дочь. Он боится, что кто-нибудь узнает, что его дочь молится, — тогда конец
его карьере. Пытается заставить дочь плюнуть на иконы. И тут не выдерживает Утро Первомая. Валентина Дмитриевна
прислала поздравительную телеграмму. Диму к защите не допускают. Пров укоряет
отца, что тот не помог. Егор говорит, что не надо было нарушать дисциплину.
Звонит телефон. Пров берет трубку. Это Зоя. Пров собирается уходить. Отец
спрашивает, к кому тот идет. Тогда Пров рассказывает, что Зоя за человек, из
какой семьи. Судаков в бешенстве. Он запрещает Прову общаться с ней, но тот
уходит. 510 щищает их: ей девочка нравится. Напоминает
мужу о Коле Хабалкине. Приходит Золотарев. Это молодой человек с работы
Судакова. Золотарев поздравляет Егора с назначением его на место Хабалкина. У
Судакова плохо с сердцем: он не ожидал, что Егор обойдет его по работе, да еще
втихаря. Они с женой переходят в другую комнату. Звонок в дверь. Искра открывает и
возвращается с Ариадной Коромысловой. Ариадна рассказывает Искре, что Егор
больше не хочет жить с ними, а хочет жениться на ней, что он никогда не любил
Искру. Искра же спокойно все это выслушивает и предупреждает Ариадну, чтобы она
остерегалась Егора: он отучит ее любить все то, что та любит сейчас, а если у
начальника ее отца есть дочь, то он спокойно променяет Ариадну на нее, если
так будет лучше для его карьеры. На прощание она предупреждает Ариадну, что у
них не будет детей: Егор недавно уговорил ее на второй аборт. Ариадна убегает,
попросив не говорить Егору, что она была здесь. Входит Судаков. Звонит телефон. Судакову сообщают, что
Прова забрали в милицию, потому что он украл какой-то портфель. Пришедшая Зоя
говорит, что ее мать пошла Прова выручать. Действительно, скоро Вера
Васильевна приводит Прова. В отделении милиции она всех знает, и его отпускают
под ее честное слово. Судаков считает, что Пров попал в милицию специально,
чтобы досадить отцу. уходит. Пров
говорит, что сделал это, чтобы не закончить, как Коля Хабалкин. Они учились вместе.
В тот день Коля хотел что-то сказать Прову, но разговора не получилось. Теперь
Пров винит себя за это. Пров, Зоя и Сергей Павлович Залыгин р. 1913
На Иртыше. Повесть (1963)
Стоял март месяц девятьсот тридцать
первого года. В селе Крутые Луки допоздна горели окна колхозной конторы — то
правление заседало, то просто сходились мужики и без конца судили-рядили о
своих делах. Весна приближалась. Посевная. Как раз нынче сполна засыпали
колхозный амбар — это после того, как пол подняли в амбаре Александра
Ударцева. Разговор теперь шел, как не перепутать семена разных сортов. И вдруг
с улицы кто-то крикнул: «Горим!» Кинулись к окнам — горел амбар с зерном...
Тушили всем селом. Снегом заваливали огонь, вытаскивали наружу зерно. В самом
пекле орудовал Степан Чаузов. Выхватили из огня, сколько смогли. Но, и сгорело
много — почти четверть заготовленного. После уж заговорили: «А ведь неспроста
загорелось. Само не могло» — и про Ударцева вспомнили: где он? А тут жена его
Ольга вышла: «Нет его. Убег». — «Как?» — «Сказал, будто в город его нарядили.
Собрался и конный подался куда-то». — «А может, дома он уже? — спросил Чаузов.
— Пошли посмотрим». В доме встретил их только старый Ударцев: «А ну, цеть
отсюда, проклятущие! — И с ломом двинулся на мужиков. — Пришибу любого!»
Мужики повыскакивали наружу, только Степан с места не сдвинулся. Ольга Ударцева
повисла на свекре: «Батя, опомнитесь!» Старик остановился, задрожал, уронил
ломик... 512 «А ну, вытаскивай отсюда всех живых, —
скомандовал Чаузов и выскочил на улицу. — Вышибай с подполу венец, ребята!
Подкладывай лежни на другую сторону! И... навались». Уперлись мужики в стену,
поднажали, и дом пополз по лежням под уклон. Распахнулась ставня, треснуло
что-то — завис дом над оврагом и рухнул вниз, рассыпаясь. «Дом-то добрый был, —
вздохнул зампредседателя Фофанов. — От она с чего пошла, наша общая-то
жизнь...» Возбужденные мужики не расходились, снова
сошлись в конторе, и пошел разговор о том, какая жизнь ждет их в колхозе.
«Ежели власть и дальше будет делить нас на кулаков и бедняков, то где остановятся,
— рассуждал Хромой Нечай. Ведь мужик, он изначально — хозяин. Иначе он — не
мужик. А власть-то новая хозяев не признает. Как тогда на земле работать? Это
рабочему собственность ни к чему. Он по гудку работает. А крестьянину? И
получается, что любого из нас кулаком можно объявить». Говорил это Нечай и на
Степана посматривал, правильно ли? Степана Чаузова в деревне уважали — и за
хозяйственность, и за смелость, и за умную голову. Но молчал Степан, не просто
все. А вернувшись домой, обнаружил еще Степан, что жена его Клаша поселила в их
избе Ольгу Ударцеву с детьми: «Ты их дом разорил, — сказала жена. — Неужели
детишек помирать пустишь?» И осталась у них Ольга с детьми до весны. А на другой день зашел в избу Егорка
Гилев, мужичок из самых непутевых на селе: «За тобой я, Степан. Следователь
приехал и тебя ждет». Следователь начал строго и напористо: «Как и почему дом
разрушили? Кто руководил? Было ли это актом классовой борьбы?» Нет, решил
Степан, с этим разговаривать нельзя — что он в нашей жизни понимает, кроме
«классовой борьбы» ? И на вопросы следователя отвечал уклончиво, чтоб никому
из односельчан не навредить. Вроде отбился, и в бумаге, что подписал, лишнего
ничего не оказалось. Можно бы и зажить дальше нормально, спокойно, но тут председатель
Павел Печура из района вернулся и сразу — к Степану с серьезным разговором:
«Думал я раньше, что колхозы — дело деревенское. ан нет, ими в городе занимаются. Да еще как! И понял я, что
не гожусь. Тут не только крестьянский ум да опытность нужны. Тут характер нужен
сильный, и главное, уметь с политикой новой обращаться. До весны побуду
председателем, а потом уйду. А в председатели, по моему разумению, тебя нужно,
Степан. Ты подумай». Еще через день снова Егорка Гилев заявился. Огляделся и
тихо так сказал: «Тебя Ляксандра Ударцев к себе вызывает нонче». — «Как это?!»
— «Он хоронится у меня в избе. С тобой поговорить хочет. Может, они, беглые,
такого мужика, как ты, к себе хотят приохотить». — «Это чего ж мне с ними
вместе делать? Против кого? Против Фофанова? 513 Против Печуры? Против Советской власти? Я
детям своим не враг, когда она им жизнь обещает... А тебя бить до смерти надо,
Егорка! Чтоб не науськивал. От таких, как ты, — главный вред!» «И что за жизнь такая, — злился Степан, —
дня одного, чтобы мужику дух перевести и хозяйством заняться, не дается.
Запереться бы в избе, сказать, что захворал, да на печи лежать». Но пошел Степан
на собрание. Он знал уже, про что собрание будет. В районе Печура задание
получил — увеличить посевы. А где семена брать? Последнее, на еду
оставленное, нести в колхоз?.. Народу было в избе-читальне — не продохнуться.
Сам Корякин из района пожаловал. Был он из крутолученских, но теперь уже не
мужик, а — начальник. Докладчик, следователь, о справедливости начал говорить,
об общественном труде, как самом правильном: «Вот теперь машины пошли, а кто
их купить может? Только богатый. Значит, и поэтому — объединяться надо». «Да,
машина — это не лошадь, — задумался Степан, —
она-то действительно другого
хозяйствования требует». Наконец
дошло и до семян: «Люди сознательные, преданные нашему делу, думаю, подадут
пример, из своего личного запаса пополнят семенной фонд колхоза». Но молчали
мужики. «Даю пуд», — сказал Печура. «А сколько Чаузов даст?» — спросил
докладчик. Поднялся Степан. Постоял. Посмотрел. «Ни зернышка!» — и сел снова.
Тут Корякин голос подал: «Чтобы кормить свою семью и жену классового врага с
ребятишками, есть зерно, а для колхоза — нет?» — «Потому и нет, что едоков
прибавилось». — «Значит, ни зерна?» — «Ни единого...» Кончилось собрание. И
той же ночью заседала тройка по выявлению кулачества. Как ни защищали Чаузова
Печура и следователь, а Корякин настоял: объявить кулаком и выселить с семьей.
«Я тут подослал к нему Гилева, сказать, что с ним якобы хочет встретиться
Ударцев, так он хоть на встречу и не пошел, но ведь и не сообщил же нам ничего.
Ясно — враг». ...И вот собирает Клашка барахлишко в
дальнюю дорогу, прощается Степан с избой, в которой вырос. «Куда повезут, что
с тобой делать будут — дело не твое, — рассуждает он. — На месте будешь — вот
тогда уже снова за жизнь хватайся, за невеселую землю, за избу
какую-никакую...» Хромой Нечай пришел в тулупе, с кнутом: «Собрался, Степа? Я
тебя и повезу. Соседи мы. И дружки». Печура прибежал попрощаться, когда сани
уже тронулись. «И почто цена такая за нашу, за мужицкую правду назначена? — спросил
Печура у Нечая. — И кому она впрок? А?» Нечай не ответил. Константин Михайлович Симонов 1915-1979
Живые и мертвые. Трилогия (Кн. 1-я - 1955-1959; кн. 2-я - 1960-1964; кн. 3-я- 1965-1970)Книга первая. ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕДвадцать пятого июня 1941 г. Маша
Артемьева провожает своего мужа Ивана Синцова на войну. Синцов едет в Гродно,
где осталась их годовалая дочь и где сам он в течение полутора лет служил секретарем
редакции армейской газеты. Находящийся недалеко от границы, Гродно с первых же
дней попадает в сводки, и добраться до города не представляется возможным. По
дороге в Могилев, где находится Политуправление фронта, Синцов видит множество
смертей, несколько раз попадает под бомбежку и даже ведет протоколы допросов,
учиняемых временно созданной «тройкой». Добравшись до Могилева, он едет в
типографию, а на следующий день вместе с младшим политруком Люсиным
отправляется распространять фронтовую газету. У въезда на Бобруйское шоссе
журналисты становятся свидетелями воздушного боя тройки «ястребков» со
значительно превосходящими силами немцев и в дальнейшем пытаются оказать
помощь нашим летчикам со сбитого бомбардировщика. В результате Люсин 515 вынужден остаться в танковой бригаде, а
получивший ранение Синцов на две недели попадает в госпиталь. Когда он
выписывается, выясняется, что редакция уже успела покинуть Могилев. Синцов
решает, что сможет вернуться в свою газету, только имея на руках хороший
материал. Случайно он узнает о тридцати девяти немецких танках, подбитых в ходе
боя в расположении полка Федора Федоровича Серпилина, и едет в 176-ю дивизию,
где неожиданно встречает своего старого приятеля, фоторепортера Мишку
Вайнштейна. Познакомившись с комбригом Серпилиным, Синцов решает остаться у
него в полку. Серпилин пытается отговорить Синцова, поскольку знает, что
обречен на бои в окружении, если в ближайшие часы не придет приказ отступать.
Тем не менее Синцов остается, а Мишка уезжает в Москву и по дороге погибает. ...Война сводит Синцова с человеком
трагической судьбы. Серпилин закончил гражданскую войну, командуя полком под
Перекопом, и до своего ареста в 1937 г. читал лекции в Академии им. Фрунзе. Он
был обвинен в пропаганде превосходства фашистской армии и на четыре года
сослан в лагерь на Колыму. Однако это не поколебало веры Серпилина в
советскую власть. Все, что с ним произошло, комбриг считает нелепой ошибкой, а
годы, проведенные на Колыме, бездарно потерянными. Освобожденный благодаря
хлопотам жены и друзей, он возвращается в Москву в первый день войны и уходит
на фронт, не дожидаясь ни переаттестации, ни восстановления в партии. 176-я дивизия прикрывает Могилев и мост
через Днепр, поэтому немцы бросают против нее значительные силы. Перед началом
боя в полк к Серпилину приезжает комдив Зайчиков и вскоре получает тяжелое
ранение. Бой продолжается три дня; немцам удается отрезать друг от друга три
полка дивизии, и они принимаются уничтожать их поодиночке. Ввиду потерь в
командном составе Серпилин назначает Синцова политруком в роту лейтенанта Хорышева.
Прорвавшись к Днепру, немцы завершают окружение; разгромив два других полка,
они бросают против Серпилина авиацию. Неся огромные потери, комбриг решает
начать прорыв. Умирающий Зайчиков передает Серпилину командование дивизией,
впрочем, в распоряжении нового комдива оказывается не более шестисот человек,
из которых он формирует батальон и, назначив Синцова своим адъютантом,
начинает выходить из окружения. После ночного боя в живых остается сто
пятьдесят человек, однако Серпилин получает подкрепление: к нему присоединяется
группа солдат, вынесших знамя дивизии, вышедшие из-под Бреста артиллеристы с
орудием и маленькая докторша Таня 516 Овсянникова, а также боец Золотарев и
идущий без документов полковник Баранов, которого Серпилин, невзирая на былое
знакомство, приказывает разжаловать в солдаты. В первый же день выхода из окружения
умирает Зайчиков. Вечером 1 октября руководимая Серпилиным
группа с боями прорывается в расположение танковой бригады подполковника Климовича,
в котором Синцов, вернувшись из госпиталя, куда отвозил раненого Серпилина,
узнает своего школьного приятеля. Вышедшие из окружения получают приказ сдать
трофейное оружие, после чего их отправляют в тыл. На выезде на Юхновское шоссе
часть колонны сталкивается с немецкими танками и бронетранспортерами, начинающими
расстреливать безоружных людей. Через час после катастрофы Синцов встречает в
лесу Золотарева, а вскоре к ним присоединяется маленькая докторша. У нее
температура и вывих ноги; мужчины по очереди несут Таню. Вскоре они оставляют
ее на попечение порядочных людей, а сами идут дальше и попадают под обстрел.
У Золотарева не хватает сил тащить раненного в голову, потерявшего сознание
Синцова; не зная, жив или мертв политрук, Золотарев снимает с него гимнастерку
и забирает документы, а сам идет за подмогой: уцелевшие бойцы Серпилина во
главе с Хорышевым вернулись к Климовичу и вместе с ним прорываются через немецкие
тылы. Золотарев собирается пойти за Синцовым, но место, где он оставил
раненого, уже занято немцами. Тем временем Синцов приходит в сознание,
но не может вспомнить, где его документы, сам ли в беспамятстве снял
гимнастерку с комиссарскими звездами или же это сделал Золотарев, посчитав его
мертвым. Не пройдя и двух шагов, Синцов сталкивается с немцами и попадает в
плен, однако во время бомбежки ему удается бежать. Перейдя линию фронта, Синцов
выходит в расположение стройбата, где отказываются верить его «басням» об
утерянном партбилете, и Синцов решает идти в Особый отдел. По дороге он
встречает Люсина, и тот соглашается довезти Синцова до Москвы, пока не узнает о
пропавших документах. Высаженный недалеко от КПП, Синцов вынужден
самостоятельно добираться до города. Это облегчается тем, что 16 октября в
связи с тяжелым положением на фронте в Москве царят паника и неразбериха.
Подумав, что Маша может все еще находиться в городе, Синцов идет домой и,
никого не застав, валится на тюфяк и засыпает. ...С середины июля Маша Артемьева учится в
школе связи, где ее готовят к диверсионной работе в тылу у немцев. 16 октября
Машу отпускают в Москву за вещами, так как вскоре ей предстоит присту- 517 пить к выполнению задания. Придя домой,
она застает спящего Синцова. Муж рассказывает ей обо всем, что с ним было за
эти месяцы, о всем том ужасе, который пришлось пережить за семьдесят с лишним
дней выхода из окружения. На следующее утро Маша возвращается в школу, и
вскоре ее забрасывают в немецкий тыл. Синцов идет в райком объясняться по поводу
своих утраченных документов. Там он знакомится с Алексеем Денисовичем
Малининым, кадровиком с двадцатилетним стажем, готовившим в свое время
документы Синцова, когда того принимали в партию, и пользующимся в райкоме
большим авторитетом. Эта встреча оказывается решающей в судьбе Синцова,
поскольку Малинин, поверив его рассказу, принимает в Синцове живейшее участие
и начинает хлопотать о восстановлении того в партии. Он предлагает Синцову
записаться в добровольческий коммунистический батальон, где Малинин старший в
своем взводе. После некоторых проволочек Синцов попадает на фронт. Московское пополнение отправляют в 31-ю
стрелковую дивизию; Малинина назначают политруком роты, куда по его протекции
зачисляют Синцова. Под Москвой идут непрерывные кровопролитные бои. Дивизия
отступает с занимаемых позиций, однако постепенно положение начинает
стабилизироваться. Синцов пишет на имя Малинина записку с изложением своего
«прошлого». Этот документ Малинин собирается представить в политотдел дивизии,
а пока что, пользуясь временным затишьем, он идет к своей роте, отдыхающей на
развалинах недостроенного кирпичного завода; в расположенной неподалеку
заводской трубе Синцов по совету Малинина устанавливает пулемет. Начинается
обстрел, и один из немецких снарядов попадает внутрь недостроенного здания. За
несколько секунд до взрыва Малинина засыпает обвалившимися кирпичами,
благодаря чему он остается жив. Выбравшись из каменной могилы и откопав
единственного живого бойца, Малинин идет к заводской трубе, у которой уже целый
час слышится отрывистый стук пулемета, и вместе с Синцовым отражает одну за
другой атаки немецких танков и пехоты на нашу высоту. Седьмого ноября на Красной площади
Серпилин встречает Климовича; этот последний сообщает генералу о гибели
Синцова. Однако Синцов тоже принимает участие в параде по случаю годовщины Октябрьской
революции — их дивизию пополнили в тылу и после парада перебрасывают за
Подольск. За бой на кирпичном заводе Малинина назначают комиссаром батальона,
он представляет Синцова к ордену Красной Звезды и предлагает написать заявление
о восстановлении в партии; сам Малинин уже успел сделать через политотдел за- 518 прос и получил ответ, где принадлежность
Синцова к партии подтверждалась документально. После пополнения Синцова
зачисляют командиром взвода автоматчиков. Малинин передает ему характеристику,
которую следует приложить к заявлению о восстановлении в партии. Синцов
проходит утверждение на партбюро полка, однако дивизионная комиссия откладывает
решение этого вопроса. У Синцова происходит бурный разговор с Малининым, и тот
пишет резкое письмо о деле Синцова прямо в политотдел армии. Командир дивизии
генерал Орлов приезжает вручать награды Синцову и другим и вскоре погибает от
разрыва случайной мины. На его место назначают Серпилина. Перед отъездом на
фронт к Серпилину приходит вдова Баранова и просит сообщить подробности смерти
мужа. Узнав, что сын Барановой идет добровольцем мстить за отца, Серпилин
говорит, что ее муж пал смертью храбрых, хотя на самом деле покойный
застрелился во время выхода из окружения под Могилевом. Серпилин едет в полк
Баглюка и по дороге проезжает мимо идущих в наступление Синцова и Малинина. В самом начале боя Малинин получает
тяжелое ранение в живот. Он даже не успевает толком проститься с Синцовым и
рассказать о своем письме в политотдел: возобновляется бой, а на рассвете Малинина
вместе с другими ранеными вывозят в тыл. Однако Малинин и Синцов зря обвиняют
дивпарткомиссию в проволочке: партийное дело Синцова запросил инструктор, ранее
ознакомившийся с письмом Золотарева об обстоятельствах гибели политрука
Синцова И. П., и теперь это письмо лежит рядом с заявлением младшего сержанта
Синцова о восстановлении в партии. Взяв станцию Воскресенское, полки
Серпилина продолжают движение вперед. Ввиду потерь в командном составе Синцов
становится командиром взвода. Книга вторая. СОЛДАТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
Новый, 1943 г. Серпилин встречает под
Сталинградом. 111-я стрелковая дивизия, которой он командует, уже шесть недель
как окружила группировку Паулюса и ждет приказа о наступлении. Неожиданно Серпилина
вызывают в Москву. Эта поездка вызвана двумя причинами: во-первых, планируется
назначить Серпилина начальником штаба армии; во-вторых, его жена умирает после
третьего инфаркта. При- 519 ехав домой и расспросив соседку, Серпилин
узнает, что перед тем как Валентина Егоровна заболела, к ней приходил ее сын.
Вадим был неродным для Серпилина: Федор Федорович усыновил пятилетнего ребенка,
женившись на его матери, вдове своего друга, героя гражданской войны
Толстикова. В 1937-м, когда Серпилина арестовали Вадим отрекся от него и принял
фамилию настоящего отца. Отрекся он не потому, что действительно считал
Серпилина «врагом народа», а из чувства самосохранения, чего так и не смогла
простить ему мать. Возвращаясь с похорон, Серпилин сталкивается на улице с
Таней Овсянниковой, находящейся в Москве на лечении. Она рассказывает что
после выхода из окружения партизанила и была в подполье в Смоленске. Серпилин
сообщает Тане о гибели Синцова. Накануне отъезда сын просит его разрешения
перевезти в Москву из Читы жену и дочь. Серпилин соглашается и, в свою очередь,
велит сыну подать рапорт об отправке на фронт. Проводив Серпилина, подполковник Павел
Артемьев возвращается в Генштаб и узнает, что его разыскивает женщина по
фамилии Овсянникова. Надеясь получить сведения о сестре Маше, Артемьев едет по
указанному в записке адресу, в дом, где до войны жила женщина, которую он
любил, однако сумел забыть, когда Надя вышла замуж за другого. ...Война началась для Артемьева под
Москвой, где он командовал полком, а до этого он с 1939 г. служил в Забайкалье.
В Генштаб Артемьев попал после тяжелого ранения в ногу. Последствия этого ранения
все еще дают о себе знать, однако он, тяготясь своей адъютантской службой,
мечтает поскорее вернуться на фронт. Таня сообщает Артемьеву подробности смерти
его сестры, о гибели которой он узнал еще год назад, хотя не переставал
надеяться на ошибочность этих сведений. Таня и Маша воевали в одном партизанском
отряде и были подругами. Они сблизились еще сильнее, когда выяснилось, что
Машин муж Иван Синцов вынес Таню из окружения. Маша пошла на явку, однако в
Смоленске так и не появилась; позже партизаны узнали о ее расстреле. Таня также
сообщает о смерти Синцова, которого Артемьев давно пытается разыскать. Потрясенный
рассказом Тани, Артемьев решает помочь ей: обеспечить продуктами, попытаться
достать билеты до Ташкента, где живут в эвакуации Танины родители. Выходя из
дома, Артемьев встречает успевшую уже овдоветь Надю, а вернувшись в Генштаб, в
очередной раз просит об отправке на фронт. Получив разрешение и надеясь на
должность начальника штаба или командира полка, Артемьев продолжает заботиться
о Тане: отдает ей Машины наряды, которые можно 520 будет обменять на еду, организует
переговоры с Ташкентом, — Таня узнает о смерти отца и гибели брата и о том, что
ее муж Николай Колчин находится в тылу. Артемьев отвозит Таню на вокзал, и, расставаясь
с ним, она вдруг начинает чувствовать к этому одинокому, рвущемуся на фронт
человеку нечто большее, чем просто благодарность. А он, удивившись этой
внезапной перемене, задумывается над тем, что еще раз, бессмысленно и
неудержимо, пронеслось его собственное счастье, которое он опять не узнал и
принял за чужое. И с этими мыслями Артемьев звонит Наде. ...Синцов был ранен через неделю после Малинина. Еще в
госпитале он начал наводить справки о Маше, Малинине и Артемьеве, но так
ничего и не узнал. Выписавшись, он поступил в школу младших лейтенантов, воевал
в нескольких дивизиях, в том числе в Сталинграде, вступил заново в партию и
после очередного ранения получил должность комбата в 111-й дивизии, вскоре
после того, как из нее ушел Серпилин. Синцов приходит в дивизию перед самым
началом наступления. Вскоре его вызывает к себе комиссар полка Левашов и
знакомит с журналистами из Москвы, в одном из которых Синцов узнает Люсина. В
ходе боя Синцов получает ранение, однако комдив Кузьмич заступается за него
перед командиром полка, и Синцов остается на передовой. Продолжая думать об Артемьеве, Таня
приезжает в Ташкент. На вокзале ее встречает муж, с которым Таня фактически
разошлась еще до войны. Считая Таню погибшей, он женился на другой, и этот брак
обеспечил Колчину броню. Прямо с вокзала Таня идет к матери на завод и там
знакомится с парторгом Алексеем Денисовичем Малининым. После своего ранения
Малинин девять месяцев провел в госпиталях и перенес три операции, однако его
здоровье подорвано окончательно и о возвращении на фронт, о чем так мечтает
Малинин, не может быть и речи. Малинин принимает в Тане живейшее участие,
оказывает помощь ее матери и, вызвав к себе Колчина, добивается его отправки
на фронт. Вскоре Тане приходит вызов от Серпилина, и она уезжает. Придя к
Серпилину на прием, Таня встречает там Артемьева и понимает, что ничего, кроме
дружеских чувств, тот к ней не испытывает. Серпилин довершает разгром, сообщив,
что через неделю, после того как Артемьев в должности помощника начальника
оперативного отдела прибыл на фронт, к нему под видом жены прилетела «одна
нахальная бабенка из Москвы», и от гнева начальства Артемьева спасло только
то, что он, по мнению Серпилина, образцовый офицер. Поняв, что это была Надя,
Таня ставит крест на 521 своем увлечении и отправляется на работу в
санчасть. В первый же день она едет принимать лагерь наших военнопленных и
неожиданно сталкивается там с Синцовым, который участвовал в освобождении этого
концлагеря, а теперь разыскивает своего лейтенанта. Рассказ о Машиной гибели не
становится для Синцова новостью: он уже обо всем знает от Артемьева,
прочитавшего в «Красной звезде» заметку о комбате — бывшем журналисте, и
разыскавшего шурина. Вернувшись в батальон, Синцов застает приехавшего
ночевать к нему Артемьева. Признавая, что Таня отличная женщина, на каких надо
жениться, если не быть дураком, Павел рассказывает о неожиданном приезде к
нему на фронт Нади и о том, что эта женщина, которую он когда-то любил, снова
принадлежит ему и буквально домогается стать его женой. Однако Синцов, со
школьной скамьи питающий к Наде антипатию, видит в ее действиях расчет:
тридцатилетний Артемьев уже стал полковником, а если не убьют, может стать и
генералом. Вскоре у Кузьмича открывается старая рана,
и командарм Батюк настаивает на его смещении со 111-й дивизии. В связи с
этим Бережной просит члена военного совета Захарова не отстранять старика хотя
бы до конца операции и дать ему заместителя по строевой. Так в 111-ю приходит
Артемьев. Приехав к Кузьмичу с инспекционной . поездкой, Серпилин просит
передать привет Синцову, о воскрешении которого из мертвых он узнал накануне. А
через несколько дней в связи с соединением с 62-й армией Синцову дают капитана.
Вернувшись из города, Синцов застает у себя Таню. Ее прикомандировали к
захваченному немецкому госпиталю, и она ищет солдат для охраны. Артемьеву удается быстро найти общий язык
с Кузьмичом; несколько дней он интенсивно работает, участвуя в завершении
разгрома VI немецкой армии. Внезапно его вызывают к
комдиву, и там Артемьев становится свидетелем триумфа своего шурина: Синцов захватил
в плен немецкого генерала, командира дивизии. Зная о знакомстве Синцова с Серпилиным,
Кузьмич велит ему лично доставить пленного в штаб армии. Однако радостный для
Синцова день приносит Серпилину большое горе: приходит письмо с извещением о
смерти сына, погибшего в своем первом же бою, и Серпилин осознает, что,
несмотря ни на что, его любовь к Вадиму не умерла. Тем временем из штаба
фронта поступает известие о капитуляции Паулюса. В качестве награды за работу в немецком
госпитале Таня просит своего начальника дать ей возможность повидаться с
Синцовым. Встретившийся по дороге Левашов провожает ее в полк. Пользуясь
деликатностью Ильина и Завалишина, Таня и Синцов проводят вмес- 522 те ночь. Вскоре военный совет принимает
решение развить успех и провести наступление, в ходе которого погибает Левашов,
а Синцову отрывает пальцы на покалеченной когда-то руке. Сдав Ильину батальон,
Синцов уезжает в медсанбат. После победы под Сталинградом Серпилина
вызывают в Москву, и Сталин предлагает ему сменить Батюка на должности
командарма. Серпилин знакомится с вдовой сына и маленькой внучкой; сноха
производит на него самое благоприятное впечатление. Вернувшись да фронт,
Серпилин заезжает в госпиталь к Синцову и говорит, что его рапорт с просьбой
оставить в армии будет рассмотрен новым командиром 111-й дивизии, — на эту
должность недавно утвержден Артемьев. Книга третья. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО
За несколько месяцев до начала Белорусской
наступательной операции, весной 1944 г., командарм Серпилин с сотрясением
мозга и переломом ключицы попадает в госпиталь, а оттуда в военный санаторий.
Его лечащим врачом становится Ольга Ивановна Баранова. Во время их встречи в
декабре 1941 г. Серпилин утаил от Барановой обстоятельства смерти ее мужа,
однако она все-таки узнала правду от комиссара Шмакова. Поступок Серпилина
заставил Баранову много думать о нем, и когда Серпилин попал в Архангельское,
Баранова вызвалась быть его лечащим врачом, чтобы ближе узнать этого человека. Тем временем член военного совета Львов,
вызвав к себе Захарова, ставит вопрос о снятии Серпилина с занимаемой
должности, мотивируя это тем, что готовящаяся к наступлению армия долгое время
находится без командующего. В полк к Ильину приезжает Синцов. После
ранения, с трудом отбившись от белого билета, он попал на работу в оперативный
отдел штаба армии, и теперешний его визит связан с проверкой положения дел в
дивизии. Надеясь на скорую вакансию, Ильин предлагает Синцову должность
начальника штаба, и тот обещает переговорить с Артемьевым. Синцову остается
съездить еще в один полк, когда звонит Артемьев и, сказав, что Синцова вызывают
в штаб армии, зовет его к себе. Синцов рассказывает о предложении Ильина,
однако Артемьев не хочет разводить семейственность и советует Синцову
поговорить о возвращении в строй с Серпилиным. И Артемьев, и Синцов понимают,
что наступление не за горами, в ближайших планах войны — ос- 523 вобождение всей Белоруссии, а значит, и
Гродно. Артемьев надеется, что, когда выяснится судьба матери и племянницы, ему
самому удастся вырваться хоть на сутки в Москву, к Наде. Он не видел жену
более полугода, однако, несмотря на все просьбы, запрещает ей приезжать на
фронт, так как в последний свой приезд, перед Курской дугой, Надя сильно
подпортила мужнюю репутацию; Серпилин тогда едва не снял его с дивизии.
Артемьев рассказывает Синцову, что с начальником штаба Бойко, исполняющим в
отсутствие Серпилина обязанности командарма, ему работается гораздо лучше, чем
с Серпилиным, и что у него как у комдива есть свои трудности, поскольку оба его
предшественника находятся здесь же, в армии, и часто заезжают в свою бывшую
дивизию, что дает многим недоброжелателям молодого Артемьева повод сравнивать
его с Серпилиным и Кузьмичом в пользу последних. И неожиданно, вспомнив о жене,
Артемьев говорит Синцову, как плохо жить на войне, имея ненадежный тыл. Узнав
по телефону, что Синцову предстоит поездка в Москву, Павел передает письмо для
Нади. Приехав к Захарову, Синцов получает от него и начштаба Бойко письма для
Серпилина с просьбой о скорейшем возвращении на фронт. В Москве Синцов сразу же идет на телеграф
давать «молнию» в Ташкент: еще в марте он отправил Таню домой рожать, но уже
долгое время не имеет сведений ни о ней, ни о дочке. Отправив телеграмму,
Синцов едет к Серпилину, и тот обещает, что к началу боев Синцов вновь попадет
в строй. От командарма Синцов отправляется к Наде в гости. Надя начинает
расспрашивать о мельчайших подробностях, касающихся Павла, и жалуется, что муж
не разрешает ей приехать на фронт, а вскоре Синцов становится невольным свидетелем
выяснения отношений между Надей и ее любовником и даже участвует в изгнании последнего
из квартиры. Оправдываясь, Надя говорит, что очень любит Павла, но жить без
мужчины не в состоянии. Распрощавшись с Надей и пообещав ничего не говорить
Павлу, Синцов идет на телеграф и получает телеграмму от Таниной мамы, где
сказано, что его новорожденная дочь скончалась, а Таня вылетела в армию. Узнав
эти безрадостные новости, Синцов едет к Серпилину в санаторий, и тот предлагает
пойти к нему в адъютанты вместо Евстигнеева, женившегося на вдове Вадима.
Вскоре Серпилин проходит медицинскую комиссию; перед отъездом на фронт он
делает Барановой предложение и получает ее согласие выйти за него замуж по
окончании войны. Встречающий Серпилина Захаров сообщает, что новым командующим
их фронта назначен Батюк. В канун наступления Синцов получает отпуск
для свидания с 524 женой. Таня рассказывает об их умершей
дочери, о смерти своего бывшего мужа Николая и «старого парторга» с завода; она
не называет фамилию, и Синцов так и не узнает, что это умер Малинин. Он видит,
что Таню что-то гнетет, но думает, что это связано с их дочкой. Однако у Тани
есть еще одна беда, о которой Синцов пока не знает: бывший командир ее
партизанской бригады сообщил Тане, что Маша — сестра Артемьева и первая жена
Синцова, — возможно, все еще жива, так как выяснилось, что вместо расстрела ее
угнали в Германию. Ничего не сказав Синцову, Таня решает расстаться с ним. Согласно планам Батюка, армия Серпилина
должна стать движущей силой предстоящего наступления. Под командованием
Серпилина оказываются тринадцать дивизий; 111-ю выводят в тыл, к недовольству
комдива Артемьева и его начштаба Туманяна. Серпилин же планирует использовать
их только при взятии Могилева. Размышляя об Артемьеве, в котором он видит
опыт, соединенный с молодостью, Серпилин ставит в заслугу комдиву и то, что он
не любит мельтешить перед начальством, даже перед недавно приезжавшим в армию
Жуковым, у которого, как вспомнил сам маршал, Артемьев служил в 1939 г. на
Халхин-Голе. Двадцать третьего июня начинается операция
«Багратион». Серпилин временно забирает у Артемьева полк Ильина и передает его
наступающей «подвижной группе», перед которой поставлена задача закрыть
противнику выход из Могилева; в случае неудачи в бой вступит 111-я дивизия,
перекрывшая стратегически важные Минское и Бобруйское шоссе. Артемьев рвется в
бой, считая, что вместе с «подвижной группой» сможет взять Могилев, однако
Серпилин находит это нецелесообразным, так как кольцо вокруг города уже
замкнулось и немцы все равно бессильны вырваться. Взяв Могилев, он получает
приказ о наступлении на Минск. ...Таня пишет Синцову, что они должны
расстаться, потому что жива Маша, однако начавшееся наступление лишает Таню
возможности передать это письмо: ее переводят поближе к фронту следить за
доставкой раненых в госпитали. 3 июля Таня встречает «виллис» Серпилина, и
командарм говорит, что с окончанием операции пошлет Синцова на передовую;
пользуясь случаем, Таня рассказывает Синцову о Маше. В этот же день она
получает ранение и просит подругу передать Синцову ставшее бесполезным письмо.
Таню отправляют во фронтовой госпиталь, и по дороге она узнает о гибели
Серпилина — он был смертельно ранен осколком снаряда; Синцов, как и в 1941-м,
привез его в госпиталь, но на операционный стол командарма положили уже
мертвым. По согласованию со Сталиным Серпилина, так
и не узнавшего о 525 присвоении ему звания генерал-полковника,
хоронят на Новодевичьем кладбище, рядом с Валентиной Егоровной. Захаров,
знающий от Серпилина о Барановой, решает вернуть ей ее письма командарму.
Проводив до аэродрома гроб с телом Серпилина, Синцов заезжает в госпиталь, где
узнает о Танином ранении и получает ее письмо. Из госпиталя он является к
новому командарму Бойко, и тот назначает Синцова начальником штаба к Ильину.
Это не единственная перемена в дивизии — ее командиром стал Туманян, а
Артемьева, после взятия Могилева получившего звание генерал-майора, Бойко
забирает к себе начальником штаба армии. Придя в оперативный отдел знакомиться
с новыми подчиненными, Артемьев узнает от Синцова, что Маша, возможно, жива.
Ошеломленный этим известием, Павел говорит, что войска соседа уже подходят к
Гродно, где в начале войны остались его мать и племянница, и если они живы, то
все опять будут вместе. Захаров и Бойко, вернувшись от Батюка,
поминают Серпилина, — его операция завершена и армию перебрасывают на соседний
фронт, в Литву. Владимир Дмитриевич Дудинцев р. 1918
Не хлебом единым. Роман (1956)
Рабочий поселок в Сибири. Первый
послевоенный год. Учительница Надежда Сергеевна Дроздова, Надя, высокая,
молодая, красивая женщина с постоянной грустью в серых глазах, слышит от мужа
о некоем полусумасшедшем Лопаткине.
Этот чудак, видите ли, изобрел
машину для отливки чугунных труб и пытается внедрить ее в производство, не
понимая, что время гениев-одиночек прошло. Мужа Надя слушает с доверием, —
Леонид Иванович Дроздов является директором комбината, он гораздо старше и
опытнее жены. Но вскоре, проведывая свою ученицу, Надя оказывается в
доме-землянке простого рабочего Петра Сьянова и здесь неожиданно встречает
Дмитрия Алексеевича Лопаткина, высокого, худощавого человека с военной выправкой
и серыми глазами страдальца. Он живет в крохотной комнатке без окон, проводя
дни и ночи у чертежной доски. Лопаткин рассказывает ей, как родилась у него,
выпускника физико-математического факультета, бывшего фронтовика, потом —
учителя, идея машины. И машина удалась. Проект одобрили в Москве и пригласили
Лопаткина для разработки. уволившись с
работы, он приехал в столицу, но через два месяца услышал от министерских
чиновников: на разработку денег нет. Но Лопаткин знает, что это неправда, — проект
его зарубил московский профессор Авдиев, который пытается 527 внедрить собственную машину. Лопаткин не
пал духом, он продолжает работу и борьбу — пишет в разные инстанции жалобы...
Надя понимает, что перед ней не сумасшедший, а настоящий герой. Вскоре усилия Лопаткина приносят плоды —
после вторичного рассмотрения вопроса в министерстве принято положительное решение.
И Лопаткин едет в областной город, где в конструкторском бюро будет
дорабатываться его проект. В это же время Дроздов, получив пост в
министерстве, переезжает с женой в Москву. В конструкторском бюро Лопаткин
сотрудничает с инженерами-конструкторами Урюпиным и Максютенко, но вскоре
обнаруживает, что конструкторы пытаются спроектировать собственную машину,
воспользовавшись его идеями. Лопаткин разбивает их планы. Перед отъездом в
Москву он получает письмо от Нади, из которого узнает, что на заводе начали изготавливать
модель Авдиева. Лопаткин понимает, что борьба предстоит нелегкая. И
действительно, на заседании технического совета в центральном институте
«Гипролито» его проект с треском проваливают приспешники Авдиева — Фундатор и
Тепикин. Лопаткин привычной рукой пишет жалобу в министерство. Бесполезно. Жалоба попадает к его врагам: Дроздову и
заместителю министра Шутикову. И снова
Лопаткин начинает свою борьбу — пишет письма и жалобы. Случайно Лопаткин
знакомится с седым изнуренным стариком — гениальным, но таким же непризнанным
и гонимым изобретателем профессором Бусько. Бусько предлагает кров и помощь.
Два изобретателя начинают вести аскетичную жизнь героев-одиночек. Встают
строго по режиму, завтракают чаем с черным хлебом и принимаются за работу, ровно
в двенадцать Лопаткин выходит из дома и проходит свой ежедневный
восьмикилометровый маршрут, размышляя и дыша свежим воздухом; ровно в три он
уже дома, и его ждет их совместный обед — чугунок вареной картошки и соленый
огурец. Иногда в дверь раздается звонок, и соседи по коммунальной квартире
передают пакет из какой-нибудь высокой инстанции с очередным отказом. Небрежно
глянув на бумагу, изобретатели продолжают свой труд. Деньги зарабатывают
разгрузкой вагонов и тратят их предельно экономно. Но однажды почтальон вручил
им пакет с плотной пачкой сторублевок и запиской без подписи: «Деньги ваши,
используйте на свое усмотрение». Теперь, когда таинственный доброжелатель дал
им возможность работать, не отвлекаясь на быт, Лопаткин услышал внутренний голос,
напомнивший ему, что нужно жить. Он начал ходить в театр и консерваторию.
Музыка Шопена, а потом Баха помогла ему сформулировать важные жизненные
установ- 528 ки: человек не рожден для жирной пищи и
благополучия, это радость червей. Человек должен быть кометой и светить. «Вот
моя разгадка!» Однажды в консерватории Лопаткин увидел молодую, красивую, полненькую
девушку с замшевой родинкой и узнал в ней Надю. Взгляды их столкнулись, и
Дмитрий Алексеевич почувствовал приятное удушье. Из разговора с Надей он узнал,
что с мужем у нее нет ничего общего, героизм Лопаткина вызывает у нее
восхищение, дарителем денег была она и готова помогать дальше. Для нее нашлось
постоянное дело — писать на машинке и рассылать сразу в несколько инстанций
заявления и жалобы изобретателей... И вот, наконец, многомесячный труд закончен
— новый вариант машины готов, и Лопаткин решает, что пора снова появиться на
поверхности. Знакомая секретарша устраивает ему встречу с министром. А тот,
выслушав Лопаткина, распорядился направить проект на отзыв научному врагу
Авдиева. На новом заседании технического совета проект Лопаткина прошел на
«ура». Закипела работа по подготовке к внедрению. И именно в этот момент с
завода привезли трубы, отлитые машиной Авдиева. Работа останавливается. Но на
помощь приходит давний доброжелатель Лопаткина кандидат наук и директор завода
Галицкий. Лопаткина приглашают для разговора в некий институт, директор
которого в генеральской форме предлагает работу над секретным заказом.
Лопаткин может использовать свое новое, сделанное в соавторстве с Надей
изобретение. Работать он продолжает в «Гипролите», но в закрытой лаборатории. И
снова, на завершающем этапе работ, появляются зловещие фигуры Авдиева и
Урюпина. Пишется донос, в котором Лопаткин обвиняется в преступной халатности:
допустил к секретной документации постороннего — Дроздову. Лопаткина судят,
приговор: восемь лет заключения. Бумаги лаборатории решено уничтожить. Но
честный инженер Антонович спасает часть документов. Благодаря этим
документам дело пересматривают и Лопаткина досрочно, через полтора года,
освобождают. Лопаткин снова в Москве и узнает, что по просьбе Галицкого
инженеры, работавшие под руководством Лопаткина, воссоздали уничтоженные
чертежи и машина уже построена, она успешно дает продукцию. Авдиев, Шутиков,
Урюпин и прочие, упоенные своей победой, еще ничего не знают. У них другие
заботы: обнаружились серьезные недостатки изготовленной под руководством
Авдиева машины, она перерасходует металл. И перерасход этот принес стране
солидный ущерб. Урюпин предлагает Шутикову ходатайствовать об изменении
стандартов расхода металла, то есть узаконить брак. В тот момент стало
известно о существовании экономичной машины Лопаткина. У обиженного изо- 529 бретателя появилась возможность не только
доказать свою правоту, но и обвинить Шутикова, Дроздова и прочих в сознательном
вредительстве. Дроздов и компания решают перехватить инициативу. Появляется
приказ по министерству, в котором вина за случившееся возложена на Урюпина и
Максютенко, которые даже пытались через изменение стандартов скрыть брак и
преступную убыточность своей машины. К ответственности также привлекаются
Фундатор и Тепикин. Победа Лопаткина полная. Министр предоставляет ему возможность
работать в «Гипролите» и гарантирует поддержку. На торжественном банкете в институте
Лопаткин встречает своих до конца не поверженных врагов, Авдиева, Шутикова,
Фундатора, Тепикина, и слышит от них предложение выпить мировую. «Нет, — с
боевым задором отвечает он. — Мы еще с вами драться будем!» Лопаткин и Надя
вышли на балкон, занесенный снегом. «О чем ты думаешь? — спросила Надя. «О
многом», — ответил Дмитрий Алексеевич, внутренним взором видя в темноте
бесконечную дорогу, которая манила своими таинственными изгибами и суровой
ответственностью. «Если я скажу тебе: «Пойдем дальше...»?» Надя не ответила. Только приблизилась... Александр Исаевич Солженицын р. 1918
Один день Ивана Денисовича. Повесть
(1959, опубл. 1962 в искаженном виде. Полн. изд. 1973)
Крестьянин и фронтовик Иван Денисович
Шухов оказался «государственным преступником», «шпионом» и попал в один из
сталинских лагерей, подобно миллионам советских людей, без вины осужденных во
времена «культа личности» и массовых репрессий. Он ушел из дома 23 июня 1941 г.
(на второй день после начала войны с гитлеровской Германией), «...в феврале
сорок второго года на Северо-Западном (фронте. — П. Б.) окружили их армию всю,
и с самолетов им ничего жрать не бросали, а и самолетов тех не было. Дошли до
того, что строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту роговицу в воде
и ели», то есть командование Красной Армии бросило, своих солдат погибать в
окружении. Вместе с группой бойцов Шухов оказался в немецком плену, бежал от
немцев и чудом добрался до своих. Неосторожный рассказ о том, как он побывал в
плену, привел его уже в советский концлагерь, так как органы государственной
безопасности всех бежавших из плена без разбора считали шпионами и
диверсантами. Вторая часть воспоминаний и размышлений
Шухова во время долгих лагерных работ и короткого отдыха в бараке относится к
его жизни в деревне. Из того, что родные не посылают ему продуктов (он сам в
письме к жене отказался от посылок), мы понимаем, что в деревне голодают не
меньше, чем в лагере. Жена пишет Шухову, что 531 колхозники зарабатывают на жизнь
раскрашиванием фальшивых ковров и продажей их горожанам. Если оставить в стороне ретроспекции и
случайные сведения о жизни за пределами колючей проволоки, действие всей
повести занимает ровно один день. В этом коротком временном отрезке перед нами
развертывается панорама лагерной жизни, своего рода «энциклопедия» жизни в
лагере. Во-первых, целая галерея социальных типов
и вместе с тем ярких человеческих характеров: Цезарь — столичный интеллигент,
бывший кинодеятель, который, впрочем, и в лагере ведет сравнительно с Шуховым
«барскую» жизнь: получает продуктовые посылки, пользуется некоторыми льготами
во время работ; Кавторанг — репрессированный морской офицер; старик каторжанин,
бывавший еще в царских тюрьмах и на каторгах (старая революционная гвардия, не
нашедшая общего языка с политикой большевизма в 30-е гг.); эстонцы и латыши —
так называемые «буржуазные националисты»; сектант-баптист Алеша — выразитель
мыслей и образа жизни очень разнородной религиозной России; Гопчик —
шестнадцатилетний подросток, чья судьба показывает, что репрессии не различали
детей и взрослых. Да и сам Шухов — характерный представитель российского
крестьянства с его особой деловой хваткой и органическим складом мышления. На
фоне этих пострадавших от репрессий людей вырисовывается фигура иного ряда —
начальника режима Волкова (явно «говорящая» фамилия), регламентирующего жизнь
заключенных и как бы символизирующего беспощадный коммунистический режим. Во-вторых, детальнейшая картина лагерного
быта и труда. Жизнь в лагере остается жизнью со своими видимыми и невидимыми
страстями и тончайшими переживаниями. В основном они связаны с проблемой
добывания еды. Кормят мало и плохо жуткой баландой с мерзлой капустой и мелкой
рыбой. Своего рода искусство жизни в лагере состоит в том, чтобы достать себе
лишнюю пайку хлеба и лишнюю миску баланды, а если повезет — немного табаку.
Ради этого приходится идти на величайшие хитрости, выслуживаясь перед
«авторитетами» вроде Цезаря и других. При этом важно сохранить свое человеческое
достоинство, не стать «опустившимся» попрошайкой, как, например, Фетюков
(впрочем, таких в лагере мало). Это важно не из высоких даже соображений, но
по необходимости: «опустившийся» человек теряет волю к жизни и обязательно
погибает. Таким образом, вопрос о сохранении в себе образа человеческого
становится вопросом выживания. Второй жизненно важный вопрос — отношение к
подневольному труду. Заключенные, особенно зимой, работают в охотку, чуть ли
не соревнуясь друг 532 с другом и бригада с бригадой, для того
чтобы не замерзнуть и своеобразно «сократить» время от ночлега до ночлега, от
кормежки до кормежки. На этом стимуле и построена страшная система коллективного
труда. Но она тем не менее не до конца истребляет в людях естественную радость
физического труда: сцена строительства дома бригадой, где работает Шухов, —
одна из самых вдохновенных в повести. Умение «правильно» работать (не
перенапрягаясь, но и не отлынивая), как и умение добывать себе лишние пайки,
тоже высокое искусство. Как и умение спрятать от глаз охранников подвернувшийся
кусок пилы, из которого лагерные умельцы делают миниатюрные ножички для обмена
на еду, табак, теплые вещи... В отношении к охранникам, постоянно проводящим
«шмоны», Шухов и остальные заключенные находятся в положении диких зверей: они
должны быть хитрее и ловчее вооруженных людей, обладающих правом их наказать и
даже застрелить за отступление от лагерного режима. Обмануть охранников и
лагерное начальство — это тоже высокое искусство. Тот день, о котором повествует герой, был,
по его собственному мнению, удачен — «в карцер не посадили, на Соцгородок
(работа зимой в голом поле. — П. Б.) бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу
(получил лишнюю порцию. — П. Б.), бригадир хорошо закрыл процентовку (система
оценки лагерного труда. — П. Б.), стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне
не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел,
перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти
счастливый. Таких дней в его сроке от звонка до звонка
было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов — три дня лишних
набавлялось...». В конце повести дается краткий словарь
блатных выражений и специфических лагерных терминов и аббревиатур, которые
встречаются в тексте. Матренин двор. Рассказ (1959, опубл. 1963)
Летом 1956 г. на сто восемьдесят четвертом
километре от Москвы по железнодорожной ветке на Муром и Казань сходит пассажир.
Это — рассказчик, судьба которого напоминает судьбу самого Солженицына
(воевал, но с фронта «задержался с возвратом годиков на де- 533 сять», то есть отсидел в лагере, о чем
говорит еще и то, что, когда рассказчик устраивался на работу, каждую букву в
его документа «перещупали»). Он мечтает работать учителем в глубине России, подальше
от городской цивилизации. Но жить в деревне с чудесным названием Высокое Поле
не получилось, поскольку там не пекли хлеба и не торговали ничем съестным. И
тогда он переводится в поселок с чудовищным для его слуха названием
Торфопродукт. Впрочем, оказывается, что
«не все вокруг торфоразработки» и есть еще и деревни с названиями Часлицы,
Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово... Это примиряет рассказчика со своей долей, ибо
обещает ему «кондовую Россию». В одной из деревень под названием Тальново он и
поселяется. Хозяйку избы, в которой квартирует рассказчик, зовут Матрена
Игнатьевна Григорьева или просто Матрена. Судьба Матрены, о которой она не сразу, не
считая ее интересной для «культурного» человека, иногда по вечерам рассказывает
постояльцу, завораживает и в то же время ошеломляет его. Он видит в ее судьбе
особый смысл, которого не замечают односельчане и родственники Матрены. Муж
пропал без вести в начале войны. Он любил Матрену и не бил ее, как деревенские
мужья своих жен. Но едва ли сама Матрена любила его. Она должна была выйти
замуж за старшего брата мужа — Фаддея. Однако тот ушел на фронт в первую мировую
войну и пропал. Матрена ждала его, но в конце концов по настоянию семьи Фаддея
вышла замуж за младшего брата — Ефима. И вот внезапно вернулся Фаддей, бывший в
венгерском плену. По его словам, он не зарубил топором Матрену и ее мужа только
потому, что Ефим — брат ему. Фаддей так любил Матрену, что новую невесту себе
подыскал с тем же именем. «Вторая Матрена» родила Фаддею шестерых детей, а вот
у «первой Матрены» все дети от Ефима (тоже шестеро) умирали, не прожив и трех
месяцев. Вся деревня решила, что Матрена — «порченая», и она сама поверила в
это. Тогда она взяла на воспитание дочку «второй Матрены» — Киру, воспитывала
ее десять лет, пока та не вышла замуж и не уехала в поселок Черусти. Матрена всю жизнь жила как бы не для себя.
Она постоянно работает на кого-то: на колхоз, на соседей, выполняя при этом
«мужицкую» работу, и никогда не просит за нее денег. В Матрене есть огромная
внутренняя сила. Например, она способна остановить на бегу несущуюся лошадь,
которую не могут остановить мужчины. Постепенно рассказчик понимает, что именно
на таких, как Матрена, отдающих себя другим без остатка, и держится еще вся
деревня и вся русская земля. Но едва ли его радует это открытие. Если Россия 534 держится только на самоотверженных старухах, что
же будет с ней дальше? Отсюда — нелепо-трагический конец
рассказа. Матрена погибает, помогая Фаддею с сыновьями перетаскивать через
железную дорогу на санях часть собственной избы, завешанной Кире. Фаддей не
пожелал дожидаться смерти Матрены и решил забрать наследство для молодых при
ее жизни. Тем самым он невольно спровоцировал ее гибель. Когда родственники
хоронят Матрену, они плачут, скорее, по обязанности, чем от души, и думают
только об окончательном разделе Матрениного имущества. Фаддей даже не приходит на поминки. В круге первом. Роман (1955-1968)
Двадцать четвертого декабря 1949 г. в
пятом часу вечера государственный советник второго ранга Иннокентий Володин
почти бегом сбежал с лестницы Министерства иностранных дел, выскочил на улицу,
взял такси, промчался по центральным московским улицам, вышел на Арбате, зашел
в телефонную будку у кинотеатра «Художественный» и набрал номер американского
посольства. Выпускник Высшей дипшколы, способный молодой человек, сын
известного отца, погибшего в гражданскую войну (отец был из тех, что разгонял
Учредительное собрание), зять прокурора по спецделам, Володин принадлежал к
высшим слоям советского общества. Однако природная порядочность, помноженная на
знания и интеллект, не позволяла Иннокентию полностью мириться с порядком,
существующим на одной шестой части суши. Окончательно открыла ему глаза поездка в
деревню, к дяде, который рассказал Иннокентию и о том, какие насилия над
здравым смыслом и человечностью позволяло себе государство рабочих и крестьян,
и о том, что, по существу, насилием было и сожительство отца Иннокентия с его
матерью, барышней из хорошей семьи. В разговоре с дядей Иннокентий обсуждал и
проблему атомной бомбы: как страшно, если она появится у СССР. Спустя некоторое время Иннокентий узнал,
что советская разведка украла у американских ученых чертежи атомной бомбы и
что на 535 днях эти чертежи будут переданы агенту
Георгию Ковалю. Именно об этом Володин пытался сообщить по телефону в
американское посольство. Насколько ему поверили и насколько его звонок помог
делу мира, Иннокентий, увы, не узнал. Звонок, разумеется, был записан советскими
спецслужбами и произвел эффект именно что разорвавшейся бомбы. Государственная
измена! Страшно докладывать Сталину (занятому в эти дни важной работой об
основах языкознания) о государственной измене, но еще страшнее докладывать
именно сейчас. Опасно произносить при Сталине само слово «телефон». Дело в
том, что еще в январе прошлого года Сталин поручил разработать особую
телефонную связь: особо качественную, чтобы было слышно, как будто люди
говорят в одной комнате, и особо надежную, чтобы ее нельзя было подслушать.
Работу поручили подмосковному научному спецобъекту, но задание оказалось
сложным, все сроки прошли, а дело двигается еле-еле. И очень некстати возник еще этот коварный
звонок в чужое посольство. Арестовали четырех подозреваемых у метро
«Сокольники», но всем ясно, что они тут совсем ни при чем. Круг подозреваемых в
МИДе невелик — пять-семь человек, но всех арестовать нельзя. Как благоразумно
сказал заместитель Абакумова Рюмин: «Это министерство — не Пищепром». Нужно
опознать голос звонившего. Возникает идея эту задачу поручить тому же
подмосковному спецобъекту. Объект Марфино — так называемая шарашка.
Род тюрьмы, в которой собран со всех островков ГУЛАГа цвет науки и инженерии
для решения важных и секретных технических и научных задач. Шарашки удобны
всем. Государству. На воле нельзя собрать в одной группе двух больших ученых:
начинается борьба за славу и Сталинскую премию. А здесь слава и деньги никому
не грозят, одному полстакана сметаны и другому полстакана сметаны. Все
работают. Выгодно и ученым: избежать лагерей в Стране Советов очень трудно, а
шарашка — лучшая из тюрем, первый и самый мягкий круг ада, почти рай: тепло,
хорошо кормят, не надо работать на страшных каторгах. Кроме того, мужчины,
надежно оторванные от семей, от всего мира, от каких бы то ни было
судьбостроительных проблем, могут предаваться свободным или относительно
свободным диалогам. Дух мужской дружбы и философии парит под парусным сводом
потолка. Может быть, это и есть то блаженство, которое тщетно пытались определить
все философы древности. Филолог-германист Лев Григорьевич Рубин
был на фронте майором «отдела по разложению войск противника». Из лагерей
военнопленных он выбирал тех, кто был согласен вернуться домой, чтобы 536 сотрудничать с русскими. Рубин не только
воевал с Германией, не только знал Германию, но и любил Германию. После
январского наступления 1945-го он позволил себе усомниться в лозунге «кровь за
кровь и смерть за смерть» и оказался за решеткой. Судьба привела его в шарашку.
Личная трагедия не сломила веры Рубина в будущее торжество коммунистической
идеи и в гениальность ленинского проекта. Прекрасно и глубоко образованный
человек, Рубин и в заточении продолжал считать, что красное дело побеждает, а
невинные люди в тюрьме — только неизбежный побочный эффект великого исторического
движения. Именно на эту тему Рубин вел тяжелые споры с товарищами по шарашке. И
оставался верен себе. В частности, продолжал готовить для ЦК «Проект о
создании гражданских храмов», отдаленного аналога церквей. Здесь предполагались
служители в белоснежных одеждах, здесь граждане страны должны были давать
присягу о верности партии, Отчизне, родителям. Рубин подробно писал: из расчета
на какую территориальную единицу строятся храмы, какие именно даты отмечаются
там, продолжительность отдельных обрядов. Он не гнался за славой. Понимая, что
ЦК может оказаться не с руки принимать идею от политзаключенного, он предполагал,
что проект подпишет кто-нибудь из вольных фронтовых друзей. Главное — идея. В шарашке Рубин занимается «звуковидами»,
проблемой поисков индивидуальных особенностей речи, запечатленной графическим
образом. Именно Рубину и предлагают сличать голоса подозреваемых в измене с
голосом человека, совершившего предательский звонок. Рубин берется за задание
с огромным энтузиазмом. Во-первых, он преисполнен ненавистью к человеку,
который хотел помешать Родине завладеть самым совершенным оружием. Во-вторых,
эти исследования могут стать началом новой науки с огромными перспективами:
любой преступный разговор записывается, сличается, и злоумышленник без
колебаний изловлен, как вор, оставивший отпечатки пальцев на дверце сейфа. Для
Рубина сотрудничать с властями в таком деле — долг и высшая нравственность. Проблему такого сотрудничества решают для
себя и многие другие узники шарашки. Илларион Павлович Герасимович сел «за
вредительство» в 30-м г., когда сажали всех инженеров. В 35-м г. вышел, к нему
на Амур приехала невеста Наташа и стала его женой. Долго они не решались
вернуться в Ленинград, но решились — в июне сорок первого. Илларион стал
могильщиком и выжил за счет чужих смертей. Еще до окончания блокады его
посадили за намерение изменить Родине. Теперь, на одном из свиданий, Наташа
взмолилась, чтобы Ге- 537 расимович нашел возможность добиться
зачетов, выполнить какое-нибудь сверхважное задание, чтобы скостили срок.
Ждать еще три года, а ей уже тридцать семь, она уволена с работы как жена
врага, и нет уже у нее сил... Через некоторое время Герасимовичу представляется
счастливая возможность: сделать ночной фотоаппарат для дверных косяков, чтобы
снимал всякого входящего-выходящего. Сделает: досрочное освобождение. Наташа
ждала его второй срок. Беспомощный комочек, она была на пороге угасания, а с
ней угаснет и жизнь Иллариона. Но он ответил все же: «Сажать людей в тюрьму —
не по моей специальности! Довольно, что нас посадили...» Рассчитывает на досрочное освобождение и
друг-враг Рубина по диспутам Сологдин. Он разрабатывает втайне от коллег особую
модель шифратора, проект которой почти уже готов положить на стол начальству.
Он проходит первую экспертизу и получает «добро». Путь к свободе открыт. Но
Сологдин, подобно Герасимовичу, не уверен в том, что надо сотрудничать с
коммунистическими спецслужбами. После очередного разговора с Рубиным,
закончившегося крупной ссорой между друзьями, он понимает, что даже лучшим из
коммунистов нельзя доверять. Сологдин сжигает свой чертеж. Подполковник Яконов,
уже доложивший об успехах Сологдина наверх, приходит в неописуемый ужас. Хотя
Сологдин и объясняет, что осознал ошибочность своих идей, подполковник ему не
верит. Сологдин, сидевший уже дважды, понимает, что его ждет третий срок.
«Отсюда полчаса езды до центра Москвы, — говорит Яконов. — На этот автобус вы
могли бы садиться в июне — в июле этого года. А вы не захотели. Я допускаю, что
в августе вы получили бы уже первый отпуск — и поехали бы к Черному морю.
Купаться! Сколько лет вы не входили в воду, Сологдин?» Подействовали ли эти разговоры или что-то
другое, но Сологдин уступает и берет обязательство сделать все через месяц.
Глеб Нержин, еще один друг и собеседник Рубина и Сологдина, становится жертвой
интриг, которые ведут внутри шарашки две конкурирующие лаборатории. Он
отказывается перейти из одной лаборатории в другую. Гибнет дело многих лет:
тайно записанный историко-философский труд. На этап, куда теперь отправят
Нержина, его взять нельзя. Гибнет любовь: в последнее время Нержин испытывает
нежные чувства к вольной лаборантке (и по совместительству лейтенанту МТБ)
Симочке, которая отвечает взаимностью. Симочка ни разу в жизни не имела
отношения с мужчиной. Она хочет забеременеть от Нержина, родить ребенка и ждать
Глеба оставшиеся пять лет. Но в день, когда это должно произойти, Нержин
неожиданно получает свидание с 538 женой, с которой не виделся очень давно. И
решает отказаться от Симочки. Усилия
Рубина приносят свои плоды: круг подозреваемых в измене сузился до двух
человек. Володин и человек по фамилии Щевронок. Еще немного, и злодей будет
расшифрован (Рубин почти уверен, что это Щевронок). Но два человека — не пять и
не семь. Принято решение арестовать обоих (не может же быть, чтобы второй был
совсем уж ни в чем не виновен). В этот момент, поняв, что его стараниями в ад
ГУЛАГа идет невинный, Рубин почувствовал страшную усталость. Он вспомнил и о
своих болезнях, и о своем сроке, и о тяжелой судьбе революции. И только
приколотая им самим к стене карта Китая с закрашенным красным коммунистической
территорией согревала его. Несмотря ни на что, мы побеждаем. Иннокентия Володина арестовали за
несколько дней до отлета в заграничную командировку — в ту самую Америку. Со
страшным недоумением и с великими муками (но и с некоторым даже изумленным
любопытством) вступает он на на территорию ГУЛАГа. Глеб Нержин и Герасимович уходят на этап.
Сологдин, сколачивающий группу для своих разработок, предлагает Нержину
похлопотать за него, если тот согласится работать в этой группе. Нержин
отказывается. Напоследок он совершает попытку примирить бывших друзей, а ныне
ярых врагов Рубина и Сологдина. Безуспешную попытку. Заключенных, отправленных на этап, грузят
в машину с надписью «Мясо». Корреспондент газеты «Либерасьон», увидев фургон,
делает запись в блокноте: «На улицах Москвы то и дело встречаются автофургоны
с продуктами, очень опрятные, санитарно-безупречные». Раковый корпусю Роман (1968)
Всех собрал этот страшный корпус —
тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и
стяжателей — всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные
из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет
у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с
сомнением — рак или нет, жить 539 или умирать? Впрочем, о смерти не думает
никто, ее нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит «Сикиверное наше
дело», но и он не думает о смерти, несмотря на то что бинты поднимаются все
выше и выше, а врачи все больше отмалчиваются, — не хочет он поверить в смерть
и не верит. Он старожил, в первый раз отпустила его болезнь и сейчас отпустит.
Русанов Николай Павлович — ответственный работник, мечтающий о заслуженной
персональной пенсии. Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в
эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и
ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один
Оглоед чего стоит — ссыльный, грубиян и симулянт. А Костоглотов (Оглоедом его все тот же
проницательный Русанов назвал) и сам уже себя больным не считает. Двенадцать
дней назад приполз он в клинику не больным — умирающим, а сейчас ему даже сны
снятся какие-то «расплывчато-приятные», и в гости горазд сходить — явный
признак выздоровления. Так ведь иначе не могло и быть, столько уже перенес:
воевал, потом сидел, института не кончил (а теперь — тридцать четыре, поздно),
в офицеры не взяли, сослан навечно, да еще вот — рак. Более упрямого,
въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии
проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашел врача
Масленникова, который чудо-лекарством — чагой лечит. И уже готов сам
отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему
в Россию, где растут удивительные деревья — березы... Замечательный способ выздоровления с
помощью чая из чаги (березового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых
больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы
все свои секреты раскрывать этим свободным., но не наученным «мудрости
жизненных жертв», не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться... Веривший во все народные лекарства (тут и
чага, и иссык-кульский корень — аконитум), Олег Костоглотов с большой
настороженностью относится ко всякому «научному» вмешательству в свой
организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и
Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный
разговор, но Людмила Афанасьевна, «уступая в малом» (отменяя один сеанс
лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает «небольшой» укол
синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную
радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет 540 лишений, которую испытывал он всякий раз
при встрече с Вегой (Верой Гангарт). Имеет ли врач право излечить пациента
любой ценой? Должен ли больной и хочет ли выжить любой ценой? Не может Олег
Костоглотов обсудить это с Верой Гангарт при всем своем желании. Слепая вера
Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в
свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег
выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол,
уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость
любить и быть любимым. А Вега принимает эту жертву: самоотречение
настолько в природе Веры Гангарт, что она и представить себе не может иной
жизни. Пройдя через четырнадцать пустынь одиночества во имя своей единственной
любви, начавшейся совсем рано и трагически оборвавшейся, пройдя через
четырнадцать лет безумия ради мальчика, называвшего ее Вегой и погибшего на
войне, она только сейчас полностью уверилась в своей правоте, именно сегодня
новый, законченный смысл приобрела ее многолетняя верность. Теперь, когда
встречен человек, вынесший, как и она, на своих плечах годы лишений и
одиночества, как и она, не согнувшийся под этой тяжестью и потому такой близкий,
родной, понимающий и понятный, — стоит жить ради такой встречи! Многое должен пережить и передумать
человек, прежде чем придет к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот
и Зоенька, пчелка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже
местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от
человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но
нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине,
подушечками и еще многими и многими доступными другим радостями). Одинакового
роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее.
Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит
между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута)
прекрасно понимает «обреченность» больного Костоглотова. Именно она раскрывает
ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация
вен, — да стоит ли жить после такого? Стоит ли?.. А Людмила Афанасьевна и сама уже не
убеждена в безупречности научного подхода. Когда-то, лет пятнадцать — двадцать
назад, спасшая столько жизней лучевая терапия казалась методом универсальным,
просто находкой для врачей-онкологов. И только теперь, 541 последние два года, стали появляться
больные, бывшие пациенты онкологических клиник, с явными изменениями на тех
местах, где были применены особенно сильные дозы облучения. И вот уже Людмиле
Афанасьевне приходится писать доклад на тему «Лучевая болезнь» и перебирать в
памяти случаи возврата «лучевиков». Да и ее собственная боль в области
желудка, симптом, знакомый ей как диагносту-онкологу, вдруг пошатнула прежнюю
уверенность, решительность и властность. Можно ли ставить вопрос о праве врача
лечить? Нет, здесь явно Костоглотов не прав, но и это мало успокаивает Людмилу
Афанасьевну. Угнетенность — вот то состояние, в котором находится врач Донцова,
вот что действительно начинает сближать ее, такую недосягаемую прежде, с ее
пациентами. «Я сделала, что могла. Но я ранена и падаю тоже». Уже спала опухоль у Русанова, но ни
радости, ни облегчения не приносит ему это известие. Слишком о многом заставила
задуматься его болезнь, заставила остановиться и осмотреться. Нет, он не сомневается
в правильности прожитой жизни, но ведь другие-то могут не понять, не простить
(ни анонимок, ни сигналов, посылать которые он просто был обязан по долгу
службы, по долгу честного гражданина, наконец). Да не столько его волновали другие
(например, Костоглотов, да что он вообще в жизни-то смыслит: Оглоед, одно
слово!), сколько собственные дети: как им все объяснить? Одна надежда на дочь
Авиету: та правильная, гордость отца, умница. Тяжелее всего с сыном Юркой:
слишком уж он доверчивый и наивный, бесхребетный. Жаль его, как жить-то такому
бесхарактерному. Очень напоминает это Русанову один из разговоров в палате,
еще в начале лечения. Главным оратором был Ефрем: перестав зудеть, он долго
читал какую-то книжечку, подсунутую ему Костоглотовым, долго думал, молчал, а
потом и выдал: «Чем жив человек?» Довольствием, специальностью, родиной
(родными местами), воздухом, хлебом, водой — много разных предположений
посыпалось. И только Николай Павлович уверенно отчеканил: «Люди живут
идейностью и общественным благом». Мораль же книги, написанной Львом Толстым,
оказалась совсем «не наша». Лю-бо-вью... За километр несет слюнтяйством! Ефрем
задумался, затосковал, так и ушел из палаты, не проронив больше ни слова. Не
так очевидна показалась ему неправота писателя, имя которого он раньше-то и не
слыхивал. Выписали Ефрема, а через день вернули его с вокзала обратно, под
простыню. И совсем тоскливо стало всем, продолжающим жить. Вот уж кто не собирается поддаваться своей
болезни, своему горю, своему страху — так это Демка, впитывающий все, о чем бы
ни го- 542 ворилось в палате. Много пережил он за
свои шестнадцать лет: отец бросил мать (и Демка его не обвиняет, потому как она
«скурвилась»), матери стало совсем не до сына, а он, несмотря ни на что,
пытался выжить, выучиться, встать на ноги. Единственная радость осталась
сироте — футбол. За нее он и пострадал: удар по ноге — и рак. За что? Почему?
Мальчик со слишком уж взрослым лицом, тяжелым взглядом, не талант (по мнению
Вадима, соседа по палате), однако очень старательный, вдумчивый. Он читает
(много и бестолково), занимается (и так слишком много пропущено), мечтает поступить
в институт, чтобы создавать литературу (потому что правду любит, его
«общественная жизнь очень разжигает»). Все для него впервые: и рассуждения о
смысле жизни, и новый необычный взгляд на религию (тети Стефы, которой и
поплакаться не стыдно), и первая горькая любовь (и та — больничная,
безысходная). Но так сильно в нем желание жить, что и отнятая нога кажется
выходом удачным: больше времени на учебу (не надо на танцы бегать), пособие по
инвалидности будешь получать (на хлеб хватит, а без сахара обойдется), а главное
— жив! А любовь Демкина, Асенька, поразила его
безупречным знанием всей жизни. Как будто только с катка, или с танцплощадки,
или из кино заскочила эта девчонка на пять минут в клинику, просто провериться,
да здесь, за стенами ракового, и осталась вся ее убежденность. Кому она теперь
такая, одногрудая, нужна будет, из всего ее жизненного опыта только и
выходило: незачем теперь жить! Демка-то, может быть, и сказал зачем: что-то
надумал он за долгое лечение-учение (жизненное учение, как Костоглотов наставлял,
— единственно верное учение), да не складывается это в слова. И остаются позади все купальники Асенькины
ненадеванные и некупленные, все анкеты Русанова непроверенные и недописанные,
все стройки Ефремовы незавершенные. Опрокинулся весь «порядок мировых вещей».
Первое сживание с болезнью раздавило Донцову, как лягушку. Уже не узнает доктор
Орещенков своей любимой ученицы, смотрит и смотрит на ее растерянность,
понимая, как современный человек беспомощен перед ликом смерти. Сам Дормидонт
Тихонович за годы врачебной практики (и клинической, и консультативной, и
частной практики), за долгие годы потерь, а в особенности после смерти его
жены, как будто понял что-то свое, иное в этой жизни. И проявилось это иное
прежде всего в глазах доктора, главном «инструменте» общения с больными и
учениками. Во взгляде его, и по сей день внимательно-твердом, заметен отблеск
какой-то отреченности. Ничего не хочет старик, только медной дощечки на 543 двери и звонка, доступного любому
прохожему. От Людочки же он ожидал большей стойкости и выдержки. Всегда собранный Вадим Зацырко, всю свою
жизнь боявшийся хотя бы минуту провести в бездействии, месяц лежит в палате
ракового корпуса. Месяц — и он уже не убежден в необходимости совершить
подвиг, достойный его таланта, оставить людям после себя новый метод поиска руд
и умереть героем (двадцать семь лет — лермонтовский возраст!). Всеобщее уныние, царившее в палате, не
нарушается даже пестротой смены пациентов: спускается в хирургическую Демка и
в палате появляются двое новичков. Первый занял Демкину койку — в углу, у
двери. Филин — окрестил его Павел Николаевич, гордый сам своей
проницательностью. И правда, этот больной похож на старую, мудрую птицу. Очень
сутулый, с лицом изношенным, с выпуклыми отечными глазами — «палатный
молчальник»; жизнь, кажется, научила его только одному: сидеть и тихо
выслушивать все, что говорилось в его присутствии. Библиотекарь, закончивший
когда-то сельхозакадемию, большевик с семнадцатого года, участник гражданской
войны, отрекшийся от жизни человек — вот кто такой этот одинокий старик. Без
друзей, жена умерла, дети забыли, еще более одиноким его сделала болезнь —
отверженный, отстаивающий идею нравственного социализма в споре с
Костоглотовым, презирающий себя и жизнь, проведенную в молчании. Все это
узнает любивший слушать и слышать Костоглотов одним солнечным весенним днем...
Что-то неожиданное, радостное теснит грудь Олегу Костоглотову. Началось это
накануне выписки, радовали мысли о Веге, радовало предстоящее «освобождение» из
клиники, радовали новые неожиданные известия из газет, радовала и сама
природа, прорвавшаяся, наконец, яркими солнечными деньками, зазеленевшая первой
несмелой зеленью. Радовало возвращение в вечную ссылку, в милый родной
Уш-Терек. Туда, где живет семья Кадминых, самых счастливых людей из всех,
кого встречал он за свою жизнь. В его кармане две бумажки с адресами Зои и
Веги, но непереносимо велико для него, много пережившего и от многого
отказавшегося, было бы такое простое, такое земное счастье. Ведь есть уже необыкновенно-нежный
цветущий урюк в одном из двориков покидаемого города, есть весеннее розовое
утро, гордый козел, антилопа нильгау и прекрасная далекая звезда Вега... Чем
люди живы. Даниил Александрович Гранин р. 1919Иду на грозу. Роман (1962)
Спокойное течение рабочего утра в
лаборатории № 2 нарушил внезапный приход шефа члена-корреспондента А. Н.
Голицына. Он сделал разносы сотрудникам, а затем ворчливым голосом велел, чтоб
Сергей Крылов подал заявление на должность начлаба. Воцарилась тишина.
Считалось, что вакансию предстоит занять Агатову. У него была репутация
посредственного ученого, но неплохого организатора. К Крылову же в это утро
зашел институтский приятель — блистательный Олег Тулин, веселый, общительный
красавец и талантливый ученый. Он приехал в Москву добиваться разрешения на
исследование с самолета, очень рискованное. Генерал Южин разрешил с большим
скрипом, но все равно у Тулина было ощущение, что иначе случиться все-таки не
могло — удача всегда сопутствовала ему. А вот Крылову — не сопутствовала. Пока
Тулин был у генерала, честолюбивый Агатов провел небольшую интригу, и в
результате Крылов ушел из института. Это крушение у Сергея было далеко не
первым. Оформив расчет, он поехал туда, где проводил зимой исследовательские
работы. Вместе с ним на озере работала Наташа. Тогда Сергею хотелось, чтобы
все, случившееся между ними, осталось просто приятным случаем. Теперь он знал,
что без Наташи не может. Но на месте узнал, что Наташа Романова, забрав сына,
ушла от мужа, довольно известного художника. Адреса ее не имел никто. 545 У Крылова, в противоположность Тулину,
всегда все шло через пень-колоду. На первом курсе он еле тянул по всем
предметам, и к нему прикрепили отличника Тулина. Сергей преклонялся перед способностями
Олега, Олег же с радостью опекал нового друга. У Сергея проснулся интерес к
науке. К концу третьего курса Крылова исключили (он повздорил с одним
доцентом), несмотря на защиту Тулина, который был тогда комсомольским вожаком.
Старшая сестра того же Тулина устроила Крылова к себе на завод контролером ОТК,
Здесь голова его была свободна, и он обдумывал несколько глобальных физических
проблем. Товарищи по работе и общежитию считали его чудиком. Но перестали,
когда главный конструктор завода Гатенян взял его в свое бюро. Крылов стал
печататься в техническом журнале, о нем стали поговаривать на заводе, пророчили
быструю и блестящую карьеру. Гатенян организовал Крылову доклад на семинаре в
институте физики. После этого парень подал заявление об уходе. Там, в институте,
он впервые понял, что такое настоящие ученые. Они казались ему сонмом богов.
Сидя верхом на обычных стульях, куря заурядные сигареты, они перекидывались
фразами, смысл которых он мог бы понять лишь спустя часы напряженных раздумий.
Юпитером среди этих богов был Данкевич. Со временем Крылов стал у Данкевича
старшим лаборантом, потом научным сотрудником, и ему дали самостоятельную тему.
Он сидел, окруженный приборами, включал, выключал, настраивал — беспрерывно
работал. Для счастья ему больше ничего нужно не было. Но постепенно Крылову стало казаться, что
его шеф замахивается на большее, чем то, что в состоянии достичь, что работа
зашла в тупик и они никогда не добьются результатов. Попробовал объясниться.
Сообщил, что хотел бы заняться атмосферным электричеством. «Не знал, что вас
интересует быстрый успех», — сказал Дан и подписал Крылову характеристику для
годовой кругосветной экспедиции на геофизическом корабле. Когда Сергей
вернулся, то узнал, что его девушка Лена выходит замуж и что Данкевич умер, а
гипотезы Дана блестяще оправдались, открывая огромные возможности. В этой новой
ситуации замдиректора института Лагунов стал возить Крылова с одного важного
совещания на другое. Представлять солидным людям в качестве ученика Данкевича...
Впереди вновь забрезжила возможность сделать карьеру... Но когда приехавший из
Москвы Голицын, корифей в области атмосферного электричества, сообщил ему, что
незадолго перед кончиной Дан просил его взять на работу Крылова, сказав, что
тот оставил утвержденную и начатую диссертацию. Они славно работали с Голицыным
— до того момента, когда старик 546 предложил ему должность начлаба и
последовал ход от Агатова. Расставание с Голицыным — и Крылов снова оказался
не у дел. Опять помог Тулин: позвал работать к себе, в новоутвержденном эксперименте
по управлению грозой. Крылов колебался: многое в работе Олега казалось ему
сырым и бездоказательным. Но рискнуть все же стоило. И они полетели на юг с
группой сотрудников. Грозовое облако сравнивают с электрической
машиной, обычным генератором. Но у облака нет проводов, и непонятно, как оно
«включается» и почему останавливается. Работать мешал курировавший работы
Агатов — он категорически запрещал входить в грозовое облако. Формально он был
прав, но вне облака получить решающие результаты представлялось сложным. В
какой-то момент Тулину понадобилось уехать на деловое свидание. Руководить
полетом должен был Крылов. Уехал Тулин с Женей, и влюбленный в девушку член их
группы Ричард сидел безучастный, с остановившимися глазами. Потом Крылов
отчетливо вспомнил, что, вопреки инструкции, парашют у парня валялся на
кресле. Сводка была совершенно благополучная. В
полете Агатов заметил, что у приборов, с которыми он работал, сели батареи, и
переключил их на питание от батарей грозоуказателя. Указатель понадобиться не
мог. Ведь они не имели права заходить в грозу. Гроза внезапно налетела с
запада и замкнулась. Указатель не работал, пилот не мог сориентироваться. Люди
стали выбрасываться с парашютами. Ричард кинулся вытаскивать кассеты с записями
приборов и заметил отвинченный разъем питания указателя... В салоне остались
лишь он да Агатов. Агатов ударил аспиранта ногой и почувствовал, как рука Ричарда,
державшаяся за лямки его парашюта, разжалась. Тогда он подтянулся к люку и
перевалил через край. На следующий день после похорон Ричарда прилетела
комиссия по расследованию. Крылов, по мнению многих, держался глупо —
доказывал, что указатель должен был сработать, добивался продолжения работ.
Тулин же от темы отказался. Всеобщее сочувствие было на его стороне — такой
талантливый, переживает, а этот Крылов... Тулину стали сочувствовать еще
сильнее, когда стало известно, что Крылов пошел против него. Кстати, многие
считали, что и аварии бы никакой не было, полети в тот день Тулин, счастливчик
и везунчик. Лагунов требовал отдать Крылова под суд.
Южину было обидно, что Тулин, в которого он так поверил, раскис. Это Тулин
должен был держаться стойко, а не этот простак Крылов. Тему закрыли. Счастливчика
Тулина взяли на работы по спутникам. А Крылов, как ни странно, продолжал
работать над закрытой темой. На прощание его 547 везучий друг попытался ему втолковать:
начальство не разрешит продолжать эксперимент. Ах, Крылова интересует только
наука? Но в самом лучшем случае все придется начинать с самого нуля. Ладно, он,
Тулин, попозже вытащит его из очередной лужи. Крылов же теперь ясно понимал,
что его бывший друг пошел на компромисс, потому что ему нужен успех, признание,
слава, — как будто для ученого недостаточно научного результата. Каждый день
Крылов садился работать. Временами было безнадежно, но вскоре многое
прояснилось. Тогда он показал результаты Голицыну. Вскоре стало известно, что
академик Лихов, Голицын и кое-кто еще требуют восстановления эксперимента. А
потом было дано, подписано, утверждено и заверено разрешение. Крылов узнал, что
в экспедиции встретится с Наташей. А потом случайно встретил Голицына. Тот
поинтересовался: как ваши дела? «Чудно, — сказал Крылов, — отличная группа
подбирается». — Кто же?» — спросил Голицын. «Я, один я. Зато крепкий, спаянный
коллектив». «И еще Ричард», — подумал он. Александр Моисеевич Володин р. 1919Пять вечеров. Пьеса (1959)
Действие происходит в Ленинграде. Вечер первый. В комнате сидят
Зоя и Ильин. Зоя — продавщица в гастрономе. Ильин в Ленинграде в отпуске, живет
он где-то на Севере. Отпуск заканчивается — скоро уезжать. Он рассказывает
Зое, что в соседнем доме, над аптекой, жила его первая любовь, красавица,
которую подруги звали Звезда. Он переписывался с нею всю войну, а потом
перестал писать. Ильину хочется увидеть, какая она сейчас. Он обещает Зое скоро
вернуться, быстро собирается и идет узнать — может, она еще там живет. Комната Тамары. Она сначала никак не может
вспомнить Ильина, только предъявленный им паспорт все объясняет. Тамара рассказывает
ему, что работает мастером на «Красном треугольнике», что ее работа интересная,
ответственная, что живет с племянником Славой. А сестры Люси нет — в блокаду
умерла. Слава учится в технологическом, где до войны учился Ильин. Ильин рассказывает, что работает главным
инженером на химическом заводе в Подгорске. Это один из крупнейших заводов в
Союзе. А здесь — в командировке. На три-четыре дня. Тамара предлагает ему
пожить эти дни у них с условием, что тот никого сюда не будет водить. Ильин
соглашается и уходит в маленькую комнату. Тамара ложится спать. 549 В квартиру входят Катя и Слава. Тамара
делает им замечание, что уже полночь, что молоденьким девушкам нехорошо так себя
вести, что Катя отвлекает Славу от занятий. Катя в ответ говорит, что двойки
Слава получает не из-за нее, а из-за соседки Лидочки, с которой Слава
поссорился и которая поэтому не дает ему свои конспекты. Катя уходит. Тамара
пытается усовестить Славу, однако тот говорит, что насыщен теорией по горло.
Входит Ильин и слушает. Славе неприятно это, поэтому он сразу же соглашается с
Ильиным, что пора спать, и уходит в маленькую комнату с раскладушкой. Ильин
рассказывает Славе их с Тамарой историю и обещает спустить со Славы семь шкур,
если тот обидит при нем Тамару. Он говорит, что намерен обеспечить этой
женщине счастливую жизнь хотя бы на те дни, что проживет здесь. Вечер второй. Ильин, Слава и
Катя убирают празднично всю квартиру к приходу Тамары. Пришедшей Тамаре сначала
не нравится, что кто-то распоряжается в ее доме без нее, однако потом она с
удовольствием приглашает всех за стол — ужинать. Когда Катя со Славой уходят,
Тамара поет под гитару песню, которую они с Ильиным пели много лет назад:
«Миленький ты мой...» Неожиданно она говорит, что было бы ужасно, если бы она
вышла за кого-нибудь замуж. Ильин просит повторить, но Тамара не отвечает. В
комнате гаснет свет. Вечер третий. Катя, которая
работает на коммутаторе, слышит, как Ильин говорит Зое, что не сможет прийти.
Действие переносится в комнату Тамары. Ильин собирается уезжать и зовет Тамару
ехать с ним, правда, не в Подгорск, а на Север, где думает устроиться шофером,
бросив свое инженерство. Тамара не понимает, для чего ему бросать все и ехать на
Север, и отказывается от приглашения. Ильин отправляет ее в магазин под
предлогом покупки ему еды на дорогу, а сам уезжает, не простившись. Слава
запрещает Тамаре догнать ушедшего Ильина. Он не хочет, чтобы Тамара унижалась. Вечер четвертый. Комната Тимофеева,
друга Ильина. Тамара ищет здесь Ильина. Услышав ее голос, тот просит Тимофеева
не выдавать его и прячется. Тимофеев говорит Тамаре, что давно не видел
Ильина. В это время Тимофееву звонят с химкомбината, из Подгорска. Тамара
узнает, что Ильин сказал ей неправду о своей жизни, присвоив биографию
Тимофеева, что на самом деле он шофер на Севере. Тимофеев считает Ильина
безалаберным, но Тамара горячо его защищает. Она оставляет свой адрес для
Ильина и уходит. Тимофеев советует Ильину догнать Тамару и молить ее о
прощении. Для Ильина это исключено. Он уходит. 550 Вечер пятый. Катя
рассказывает переживающей Тамаре о существовании Зои. Тамара решает поискать
Ильина там. Однако Ильин с Зоей расстался. Тамара не застает его. Зоя
оскорбительно с ней разговаривает, и Тамара уходит, так ничего и не добившись. Катя разыскивает на вокзале Ильина. Ильин
хочет напиться перед отъездом. Катя пытается ему помешать, потом начинает пить
вместе с ним. Катя рассказывает ему о Славе, Ильин ей — о Тамаре, о том, как
она его провожала на фронт, наконец рассказывает всю правду о себе. В это время Тамара рассказывает Славе ту
же историю об их прощании. Приходит Катя. Она пьяна. Отдает Славе тетрадь
конспектов, которую она для него переписала за одну ночь. Тамара укладывает ее
на кровать. Приходит Тимофеев. Он ищет Ильина. Берется починить перегоревший
рефлектор. Тут возвращается Ильин. Он говорит, что он не неудачник, что он
полезен для общества, что он свободный и счастливый человек. Тамара говорит
ему, что она все знает и что она гордится им. Напоминает Ильину, что тот звал
ее с собой на Север. Теперь она согласна ехать. Ильин целует ей руки и обещает,
что она никогда об этом не пожалеет. Тамара, то ли радуясь, то ли страшась за
свое счастье, вслух желает, чтобы не было войны. Старшая сестра. Пьеса (1961)
В Ленинграде живут сестры — Надя и Лида
Рязаевы. Они рано остались без родителей и росли в детском доме. Сейчас Надя
работает на стройке и учится в техникуме. Лида — школьница. Придя однажды домой, Надя застает у Лиды
ее друга по школе Кирилла. Они спорят о счастье. Лида считает, что счастье — в
труде, когда трудишься не для себя, а для других. Однако, когда Кирилл
спрашивает ее, а счастлива ли сама она, Лида отвечает «нет". Приходит
дядя Рязаевых — ухов. Он считает,
что философствования Кирилла о жизни «кустарны». Кирилл спорит с ним и в конце
концов уходит. Неожиданно появляется некто Огородников.
Его вызвали в партийный комитет и обвинили в том, что он преследует Надю
своими ухаживаниями. Надя объясняет, что она просто фантазировала, рас- 551 сказывая о нем подругам. Огородников
требует, чтобы она объяснила это его жене. Он набирает телефонный номер и
передает трубку Наде. Надя выслушивает все и признается, что пошутила. Огородников
уходит, не прощаясь. ухов, рассерженный
выходкой Нади, уходит следом. Оставшись одни, девушки начинают вслух
читать «Войну и мир». Лида заканчивает школу и собирается поступать по Надиному
желанию в театральное училище. Ей страшно, что у нее ничего не получится, но
Надя уверена, что у ее сестры огромный талант. Над их детским домом шефствовал
театр, их часто водили на спектакли, и она навсегда запомнила, как горели тогда
у Лиды глаза. Теперь она помогает сестре готовить монолог и всеми силами души
хочет, чтобы та прошла отбор. Действие переносится в театральное
училище, где идут экзамены. Лида волнуется, что ничего не знает и не помнит.
Надя почти вталкивает ее в кабинет, где принимает комиссия. Когда Лида через
какое-то время выходит, понятно, что она не прошла. Надя ей не верит. Она идет
сама говорить с комиссией, в которой сидит режиссер Владимиров, с которым Надя
была когда-то знакома. Владимиров вспоминает ее и требует, чтобы монолог
читала она. Надя не слушает его и уговаривает принять ее сестру. Владимиров
стоит на своем. Тогда Надя читает единственное, что помнит наизусть, — отрывок
из статьи о театре. Вернувшись домой, где их уже ждет ухов, девушки рассказывают о том, что
Надя прошла отбор, а Лида — нет. Дядя уговаривает Надю не бросать техникум и
работу, говорит, что это — профессия, а театром можно заниматься и на досуге,
что у артистов почти всегда трудные времена, нет ролей, нет пьес, ничего нет,
просит Надю подумать и о сестре — на одну стипендию им не прожить. Надя
соглашается: к сожалению, он прав. Проходит два года. Лида лежит в постели,
она больна: последствия лыжного похода, организованного Кириллом. Кирилл,
пришедший ее проведать, выслушивает многочисленные упреки сестер. Приходит ухов. Он выгоняет Кирилла с тем, чтобы
тот больше не смел подходить к Лиде. Лида пытается его догнать, но ухов насильно укладывает ее обратно в
постель. В дверь звонят. ухов приводит
застенчивого человека лет тридцати. Это Владимир Львович, с которым ухов хотел познакомить Надю, надеясь на
то, что из этого знакомства может вырасти женитьба. Владимир просит Надю
рассказать о себе, но той не хочется. Она прямо говорит Владимиру, что ему
лучше уйти. Негодующий ухов тоже
уходит. Надя извиняется перед Лидой, что позво- 552 лила выгнать Кирилла, однако, она считает,
так будет лучше. Она говорит, что хочет Лиде только счастья, вспоминает их
детство и не верит, что ничего этого уже нельзя вернуть. Проходит еще два года. Кирилл с Лидой
опять встречаются, только Кирилл теперь женат. Он скрывает от жены свои
отношения с Лидой. Для Кирилла это положение отвратительно. Он ненавидит ложь,
но систематически врет жене. Но он не может и потерять все то, что связывает
его с Лидой. Лида сомневается, любовь ли это, но Кирилла ни в чем не винит. ухов просит Надю не
пускать Кирилла в дом, Надя его не слушает. Она ходила в театр и попросила
себе маленькую роль: ей все равно какую — лишь бы хоть что-то дали. Владимиров
говорит ей, что она потеряла индивидуальность. Неожиданно приходит жена Кирилла — Шура.
Она ищет мужа, так как ей предложили билеты на концерт. Она учительница, у нее
веселый характер, она очень хороший человек. Приходят Кирилл и Лида. Надя
обещает уходящей Шуре, что Кирилл сюда больше не придет. Лида говорит сестре, что не будет жить
так, как та хочет, обвиняет сестру в том, что они прогнали Кирилла, говорит,
что здравый смысл не приносит счастья. Надя от злости ударяет Лиду по лицу,
потом говорит, что виновата и не имеет права ничего требовать от них с
Кириллом. Она замечает, что у нее все слова и мысли, как у Ухова. Лида
собирается уходить. Надя пытается ее удержать, но та все-таки уходит. Надя рухнула на кровать, качает головой и
повторяет только одно: «Что делать?» Борис Исаакович Балтер 1919-1974
До свидания, мальчики. Повесть (1962)
В ту весну мы кончали девятый класс. У
каждого из нас были планы на будущее. Я (Володя Белов), например, собирался
стать геологом. Саша Кригер должен был пойти в медицинский институт, потому что
врачом был его отец. Витька Аникин хотел стать учителем. Сашка и Витька дружили с Катей и Женей. Я
— с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. Мы жили в городе на берегу
Черного моря. После выпускного экзамена по математике
нас троих и Павла Баулина, матроса из порта (он был чемпионом Крыма по боксу),
вызвали в горком комсомола и предложили поступить в военное училище. Мы были согласны. Но что скажут наши
родители? Хотя за маму я был спокоен. Я гордился мамой, ее известностью в
городе, гордился тем, что она сидела в царской тюрьме и отбывала ссылку. Сестры мои Лена и Нина работали в
Заполярье. Старшая, Нина, была замужем. Ее муж Сережа в восемнадцать лет уже
командовал эскадроном, потом учился на рабфаке, кончил Промакадемию. Он был
геологом. Утром меня разбудил Витька. Расспрашивать
его о разговоре с отцом не было никакой нужды: под правым его глазом лиловел 554 синяк. Дело в том, что его отец, дядя
Петя, прямо-таки жил мечтой увидеть сына учителем. Когда мы зашли за Сашкой, в его квартире
кричали. «Твой сын нужен государству, — кричал его
отец. — Это же его и наше счастье». — «Пусть себе берет такое счастье этот
бандит и его партийная мама...» — отвечала мать. Под «бандитом» имелся в виду, конечно, я. Сашка придумал выход: поговорить с
комсомольским секретарем Алешей Переверзевым, чтобы о нас была статья в городской
газете «Курортник». И тогда родители не выдержат и согласятся отпустить нас Мы бродили по городу вдвоем с Инкой. Я
вдруг увидел то, чего раньше не замечал: встречные мужчины пристально смотрят
на нее. «Я хочу, чтобы все уже было в прошлом, чтобы ты кончил училище...
Сейчас бы мы шли к себе домой. Понимаешь?» — сказала Инка. Мы вошли в подъезд. В темноте светились ее
глаза. Потом к моим губам прикоснулись Инкины губы. Мне показалось, я падаю. После последнего экзамена мы решили стать
окончательно взрослыми. Твердость этого решения мы подтвердили тем, что вышли
из школы на руках. По дороге в горком мы вдруг решили, что нам пора закурить, и
купили коробку «Северной Пальмиры». Мы считали, что таких морских ребят, как
мы, пошлют только в морское училище. Разумный мир, единственно достойный
человека, был воплощен в нашей стране. Вся остальная планета ждала освобождения
от страданий. Мы считали, что миссия освободителей ляжет на наши плечи. Сашка спросил меня: «Ты уже целуешься с
Инкой?» И я вдруг понял: Сашка и Катя давно целуются, и Витька с Женей тоже. А
я ни о чем не догадывался! Вечером мы пошли в курзал слушать короля
гавайской гитары Джона Денкера. Мне еще днем, когда Инка сказала, что познакомилась
с ним на пляже, это не понравилось. А на концерте я ясно понял: среди множества
голосов он слышал Инкин голос и пел то, что просила она. Улица, которой мы возвращались, упиралась
в пустырь. И наши девочки (они всегда шли впереди) услышали, как на пустыре
кричала женщина. Все в городе знали, что на пустыре орудует банда Степика,
насилует одиноких женщин. Потом мы увидели, как из-за угла вышел Степик. С ним
еще выходили люди. Катю и Женю мы подсадили через забор, и они убежали к
санаторию. Сашку били кастетом, меня, видимо, ударили головой: зуб был сломан,
а подбородок цел. Пришлось бы хуже, но Инка, оказывается, бегала за боксером
Баулиным, и он с приятелями нас выручил. 555 Окончание школы мы отметили в ресторане
«Поплавок». Днем нас ждали на пляже, но мы с Инкой забрались в самую глухую
часть пустыря. «Я не могу тебя так оставить», — твердил я Инке. И у нас все
случилось. В «Курортнике» появилась статья о нас, и
родители не выдержали. На нас пришла разнарядка: мне с Витькой
досталось пехотное училище. А Сашке — Военно-морская медицинская академия. Потом мне суждено будет узнать, что Витьку
убили под Ново-Ржевом в 41-м, а Сашку арестовали в 52-м. Он умер в тюрьме: не
выдержало сердце. Когда наш поезд тронулся, на перроне
появилась мама: она задержалась на мои проводы из-за бюро. Больше я никогда не
видел ее — даже мертвой... За станцией на пустой дороге я углядел маленькую
фигурку, спустился, повис на поручнях. Близко, под ногами, пролетала назад
земля. «Инка, моя Инка!» Ветер заталкивал слова,
а грохот поезда заглушал голос. Константин Дмитриевич Воробьев 1919-1975
Это мы, Господи!.. Повесть (1943)
Лейтенант Сергей Костров осенью 1941 г.
попадает в плен. Продержав пленных несколько дней в подвалах разрушенного Клинского
стекольного завода, их, построенных по пять человек в ряд, конвоируют по
Волоколамскому шоссе. Время от времени раздаются выстрелы — это немцы
пристреливают отставших раненых. Сергей идет рядом с бородатым пожилым пленным
— Никифорычем, с которым он познакомился прошлой ночью. У Никифорыча в
вещмешке есть и сухари, один из которых он предлагает Сергею, и мазь, которая
помогает при побоях, — он намазал ею разбитый висок Сергея. Когда колонна
проходит через деревеньку, старуха бросает пленным капустные листья, которые
голодные пленные жадно хватают. Внезапно раздается автоматная очередь, старушка
падает, падают пленные, и Никифорыч, смертельно раненный, говорит Сергею:
«Возьми мешок... сын мой на тебя похож... беги...» Сергей с колонной пленных доходит до
Ржевского лагеря и лишь на седьмые сутки получает крошечный кусочек хлеба: на
двенадцать человек в день выдается одна буханка хлеба весом в восемьсот граммов.
Иногда пленные получают баланду, состоящую из чуть подогретой воды, забеленной
отходами овсяной муки. Каждое утро из барака выносят умерших за ночь. 557 У Сергея начинается тиф, и его, больного,
с температурой за сорок, обитатели барака сбрасывают с верхних нар, чтобы
занять хорошее место: «все равно умрет». Однако через двое суток Сергей выползает
из-под нижних нар, волоча правую отнявшуюся ногу, и бессильным шепотом просит
освободить его место. В этот момент в барак входит человек в белом халате — это
доктор Владимир Иванович Лукин. Он переводит Сергея в другой барак, где за
загородкой лежит около двадцати командиров, больных тифом; приносит ему бутылку
спирту и велит растирать бесчувственную ногу. Через несколько недель Сергей уже
может на ногу наступать. Доктор, работая в лагерной амбулатории, осторожно
выискивает среди пленных в доску своих людей с тем, чтобы устроить к лету побег
большой вооруженной группой. Но выходит иначе: пленных командиров, в их числе
и Сергея, переводят в другой лагерь — в Смоленск. Сергей с новым своим приятелем Николаевым
и здесь постоянно ищет случая бежать, но случай все не представляется. Пленных
опять куда-то везут, и на этот раз, видимо, далеко: каждому выдают по целой
буханке хлеба из опилок, что составляет четырехдневную норму. Их грузят в
герметически закрывающиеся, без окон, вагоны, и к вечеру четвертого дня состав
прибывает в Каунас. Колонну пленных у входа в лагерь встречают вооруженные
железными лопатками эсэсовцы, которые с гиканьем набрасываются на изможденных
пленных и начинают лопатами их рубить. На глазах у Сергея погибает Николаев. Через несколько дней конвоиры выводят сто
человек пленных на работу за пределы лагеря; Сергей и еще один пленный, совсем
еще мальчик, по имени Ванюшка, пытаются
бежать, но их настигают конвойные и жестоко избивают. После четырнадцати дней
карцера Сергея и Ванюшку отправляют в штрафной лагерь, расположенный недалеко
от Риги — Саласпилсский лагерь «Долина смерти». Сергей и Ванюшка и здесь не
оставляют надежды на побег. Но через несколько дней их отправляют в Германию.
И тут, сбив решетки с вагонного окна, Сергей и Ванюшка на полном ходу
выпрыгивают из вагона. Оба чудом остаются в живых, и начинаются их скитания по
лесам Литвы. Они идут ночами, держа путь на восток. Время от времени беглецы
заходят в дома — попросить еды. На случай, если вдруг окажется, что в доме живут
полицейские, в карманах у них всегда лежат круглые большие камни-голыши. В
одном доме девушка-работница дает им домашнего сыру, в другом — хлеба, сала,
спички. 558 Однажды, в день, когда Ванюшке исполнилось
семнадцать лет, они решают устроить себе «праздник»: попросить картошки в стоящем
на опушке леса домике, сварить ее с грибами и отдохнуть не два часа, как
обычно, а три. Ванюшка отправляется за картошкой, а Сергей собирает грибы.
Спустя некоторое время Сергей, обеспокоенный отсутствием Ванюшки, по-пластунски
подползает к дому, заглядывает в окно, видит, что Ванюшки там нет, и понимает,
что он лежит в доме связанный! Сергей решает поджечь дом, чтобы избавить Ванюшку
от неизбежных пыток в гестапо. Две недели Сергей идет один. Добывая еду,
он пользуется уловкой, которая не раз спасала ему жизнь: входя в дом, он просит
хлеба на восьмерых: «Семь моих товарищей стоят за домом». Но вот наступает
осень, все сильнее болит нога, все меньше и меньше удается пройти за ночь. И
однажды Сергей не успевает спрятаться на дневку, его задерживают полицейские и
доставляют в Субачайскую тюрьму, а затем переводят в тюрьму Паневежисскую.
Здесь в одной камере с Сергеем сидят русские, которые, судя по его внешнему
виду, предполагают, что ему лет сорок, тогда как ему нет еще и двадцати трех.
Несколько раз Сергея водят на допросы в гестапо, его бьют, он теряет сознание,
его опять допрашивают и опять бьют; у него хотят узнать, откуда он шел, с кем,
кто из крестьян давал ему еду. Сергей придумывает себе новое имя — Петр Руссиновский
— и отвечает, что ни в каком лагере он не был, а сбежал сразу же, как попал в
плен. Сергей и его новые друзья Мотякин и устинов, до тюрьмы партизанившие в
литовских лесах, задумывают побег. Пленные работают на территории сахарного
завода на разгрузке вагонов; Сергей забрасывает свеклой спрятавшихся в бурт
Мотякина и Устинова, а сам прячется под вагоном, устроившись там на тормозных
тросах. Обнаружив в конце рабочего дня исчезновение троих пленных, конвойные,
бросившись их искать, находят Сергея: его выдает некстати размотавшаяся и
свесившаяся из-под вагона портянка. На вопрос конвойных о ненайденных товарищах
Сергей отвечает, что они уехали под вагонами. На самом же деле, в соответствии
с разработанным планом, они должны попытаться ночью перелезть через забор и
уйти в лес. После неудавшегося побега Сергея переводят
в Шяуляйскую тюрьму, а затем в Шяуляйский лагерь военнопленных. Идет уже весна
1943 г. Сергей начинает обдумывать план нового побега. 559 Убиты под Москвой Повесть (1963)
Рота кремлевских курсантов идет на фронт.
Действие происходит в ноябре 1941 г.; фронт приближается к Москве. По пути
курсанты встречают спецотряд войск НКВД; когда рота приходит в подчинение
пехотного полка из московских ополченцев, выясняется, что пулеметов нет: у
курсантов остаются только самозарядные винтовки, гранаты и бутылки с бензином.
Нужно рыть окопы, и взвод лейтенанта Алексея Ястребова быстро выполнил задание.
Появляются немецкие самолеты, но пока не бомбят. К позиции взвода подходят
вышедшие из окружения бойцы, среди которых — генерал-майор, командир дивизии.
Выясняется, что прорван фронт и соседняя деревня занята немцами. Начинается обстрел, убиты шестеро
курсантов и политрук. Капитан Рюмин, командир роты, получает приказ отступить,
но пока он посылал связного в штаб полка, рота оказалась окружена немцами.
Капитан решает идти в наступление. Рота окружает занятое немцами село и
внезапным ударом занимает его. Алексей в первом близком бою испытывает страх и
отвращение — ему приходится убивать немца. Бойцы подходят к лесу — но тут начинается
самолетный налет, бомбардировка, а за самолетами в лес входят танки и пехота
немцев. Упав на землю, в воронку, Алексей оказывается рядом с курсантом из
третьего взвода, который, как понимает лейтенант, «трус и изменник», — ведь
идет бой и другие гибнут. Но курсант исступленно шепчет Алексею: «Мы ничего не
сможем... Нам надо остаться живыми... Мы их потом всех, как вчера ночью...» Он
просит лейтенанта застрелить его, чтобы не попасть в плен к немцам. После боя
они вдвоем идут из леса и выходят на то место, где им ранее встретился отряд
НКВД. Там они встречают капитана Рюмина и еще трех бойцов, остаются ночевать в
скирдах сена. Наутро Алексей и капитан видят в небе бой советских истребителей
с немецкими «мессершмиттами»; наши «ястребки» погибают. Капитан Рюмин
стреляется, и Алексей вместе с курсантами роют ему могилу. Тут появляются два
немецких танка — один из них идет на Алексея, тот бросает в танк бутылку с
бензином, падает на дно могилы, — оказывается, ему удается подбить танк.
Курсанты, спрятавшиеся в скирдах, погибли; Алексей выбирается наружу и идет на
восток. 560 Тетка Егориха Повесть (1966)
Действие повести происходит в 1928 г.
Повествование ведется от первого лица; рассказчик вспоминает свое детство много
лет спустя. Десятилетний Санька — сирота: отец погиб на гражданской войне, мать
умерла от тифа. Он живет в деревне Камышинке с теткой Егорихой и дядей Иваном.
Тетка Егориха, Татьяна Егоровна, — не родная ему тетка, но они очень любят
друг друга, и нравится им одно и то же: шептаться по ночам, рассказывая друг
другу дневные новости; хлебать борщ из миски, наполненной до самых краев, —
иначе невесело есть; они любят, чтобы все интересное, что случается в Камышинке,
длилось подольше, и не любят однодневных праздников; любят гулянья, гармошку,
хороводы. Дядя Иван, по-уличному — Царь, Саньке доводится родным дядей, он —
брат его покойной матери, однако он — не работник, он — «шалопутный,
чокнутый», и поэтому они, наверное, самые бедные в селе. Теперь Санька понимает,
что тетка и Царь были мужем и женой, однако тогда это ему не приходило в
голову, и если б он знал об этом тогда, он, наверное, ушел бы из Камышинки,
потому что такая — Царева — тетка стала бы ему чужой. Максим Евграфович Мотякин, по-уличному —
Момич, сосед Саньки, тетки и Царя, помогает им выжить: приносит то муки, то
окорок, то меду; весной вспахивает им огород. Момич вдов, у него взрослая дочь
Настя. Дядя Иван не любит Момича, и Санька замечает, что шалопутничает он
только тогда, когда рядом Момич: тогда он снимает портки и, обратив к тетке
оголенный зад, громко и быстро кричит «Дяк-дяк-дяк!» У Момича сгорела клуня (сарай), которую
тайком поджег Царь, рассердившись в очередной раз на тетку. Момичу потушить
клуню не удается, и новую клуню строят они вдвоем с Санькой. С верху новой
клуни Момич показывает Саньке мир, окружающий Камышинку: поля с кустарниками
подлесков, луга и болота, а дальше, на западе, — нескончаемая зубчатая стена
леса, которую вместе с небом, облаками и дующими оттуда ветрами Момич называет
странным словом — Брянщина. В это лето у Саньки с пятидесятилетним Момичом
завязывается дружба. Тетку Егориху вызывают в сельсовет, и,
вернувшись оттуда, она рассказывает Саньке, что ее выбрали делегаткой от всей
Камышинки и завтра на сельсоветской бричке повезут в Лугань. В Лугани ей предлагают
переехать жить в коммуну: «Все, Сань, под духовые трубы, и 561 ложиться, и вставать, и завтракать, и
обедать»; — рассказывает тетка На другой день за ними приезжает телега, и в
последний момент они решают взять с собой Царя: «Что он тут один будет
сычевать?» Жизнь в коммуне оказывается не такой
замечательной, как она представлялась Саньке с теткой. На первом этаже
двухэтажного барского дома в большом зале, разгороженном двумя рядами
мраморных колонн, стоят койки: справа спят женщины, слева — мужчины, всего
девятнадцать человек. Тетку назначают поваром, и она с утра до вечера варит
горох — единственную пишу коммунаров. Через некоторое время, устав от голодной
коммунарской жизни, Санька предлагает тетке вернуться в Камышинку, но тетка
считает, что возвращаться стыдно. Однако через несколько дней в коммуне
появляется Момич, и Санька с теткой, оставив в бывшем барском доме привезенный
ими сундук со своим немудрящим добром, тайком уезжают из коммуны на Момичевой
телеге. А через несколько дней возвращается домой и Царь. На четвертый день масленицы камышинские
бабы отправляются к церкви, с которой накануне сняли крест и на его место
поставили красный флаг. Бабы кричат и галдят: они хотят, чтобы крест вернули на
место, и вдруг Санька, который тоже прибежал на площадь, видит, что от
сельсовета прямо на баб мчится всадник — это милиционер Голуб, про которого
говорят, что он никогда не бывает трезвым. Бабы бросаются врассыпную, и только
тетка остается стоять посреди площади, подняв руки к морде голубовского коня;
конь встает на дыбы, вдруг раздается выстрел, тетка падает. Санька с криком
«Голуб тетку убил!» вбегает в дом к Момичу, они вдвоем бегут на площадь, и
рыдающий Момич несет на вытянутых руках тело тетки. На другой день Момич с Санькой идут на
кладбище и выбирают место для могилы — под единственным на все кладбище
деревом. Санька с Царем, сидя в санях по обеим сторонам гроба, едут на
кладбище, Момич всю дорогу идет пешком. Возвратившись с похорон, Санька прячет
в сундук все теткины вещи и все вещи, с теткой связанные. Живя вдвоем с Царем,
они не метут пол, не выносят помоев, и хата быстро паршивеет. Под окном Момичевой хаты висит рушник и
стоит блюдо с водой: теткина душа шесть недель будет тут летать, и надо, чтобы
ей было чем умываться и утираться. Момич каждый день куда-то ездит,
возвращается поздно. Потом Санька узнал, что Момич искал в Лугани управы на
Голуба, однако Голуб ему сам повстречался. Однажды, взглянув в окно, Санька
видит во дворе подводу и конных милиционеров. Когда Момича забрали, в
Камышинке было много слухов про 562 его встречу с Голубом, но о чем они
говорили, не знал никто. Только Голуб появился в Лугани поздно ночью связанным,
а наган и саблю его, разломанные на кусочки, милиционеры нашли потом в Кобыльем логу. Наступает лето. Царь болеет. Есть в доме
совсем нечего, огороды стоят непаханые. Санька ходит по ночам на другой конец
деревни воровать лук, и они с Царем едят его, макая в соль. Однажды, вернувшись
с очередной порцией лука, Санька еще на крыльце слышит оцепенелую тишину в
доме. Выложив в чулане из-за пазухи лук, он выходит из дома и, дождавшись на
выгоне восхода солнца, уходит прочь из Камышинки. Федор Александрович Абрамов 1920-1983
Пряслины. Тетралогия
БРАТЬЯ И СЕСТРЫ Роман (1958)
Пекашинский мужик Степан Андреянович
Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы.
Да не дом — хоромину двухэтажную с маленькой боковой избой в придачу. Шла война. В Пекашине остались старики,
дети да бабы. Без догляда на глазах ветшали и разваливались постройки. Но у
Ставрова дом — крепкий, добротный, на все времена. Подкосила крепкого старика
похоронка на сына. Остался он со старухой и внуком Егор-шей. Не обошла беда и семью Анны Пряслиной:
погиб муж Иван, единственный кормилец. А у Анны-то ребята мал мала меньше —
Мишка, Лизка, близнецы Петька с Гришкой, Федюшка да Татьянка. В деревне бабу
звали Анной-куколкой. Была она маленькая да тончавая, с лица хороша, а
работница никакая. Два дня прошло с тех пор, как получили похоронку и на
пустовавшее за столом место отца сел старший, Мишка. Мать смахнула с лица
слезу и молча кивнула головой. Самой ей было ребят не вытянуть. Она и
так, чтобы выполнить 564 норму, до ночи оставалась на пашне. В один
из дней, когда работали с женками, увидели незнакомца. Рука на перевязи.
Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на
прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, —
ответил тот, — Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан». Посевная была ох и трудная. Людей-то мало,
а из райкома приказано посевные площади увеличивать: фронту нужен хлеб.
Неожиданно для всех незаменимым работником оказался Мишка Пряслин. Чего-чего
не делал в свои четырнадцать лет. В колхозе работал за взрослого мужика, да еще
и на семью. У его сестры, двенадцатилетней Лизки, дел да хлопот тоже были
полны руки. Печь истопить, с коровой управиться, ребятишек покормить, в избе
убрать, бельишко постирать... За посевной — покос, потом уборочная...
Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно
вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах —
доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб.
И все равно — счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с
Иваном Дмитриевичем. Осень не за горами. Ребята скоро в школу
пойдут, а Мишка Пряслин — на лесозаготовки. Надо семью тянуть. Дуняшка же
Иняхина надумала учиться в техникуме. Подарила Мише на прощание кружевной
платочек. Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже
вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу
Лукашина — отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не
вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней
Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у нее не было с Лукашиным.
Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На
том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина. ДВЕ ЗИМЫ И ТРИ ЛЕТА Роман (1968)
Мишке Пряслину недолго приходилось жить
дома. С осени до весны — на лесозаготовках, потом сплав, потом страда, потом
снова лес. А как появится в Пекашине — бабы наваливаются: этой поправь крышу,
той подними дверь. Нет мужиков в Пекашине. 565 В этот раз, как всегда, дома его ждали.
Мишка приехал с возом сена, расспросил о ребятах, наорал за упущения, потом
достал гостинцы — Егорша Ставров, лучший друг, уступил ему свои промтоварные
талоны. Но парни к подаркам отнеслись сдержанно. А вот когда он вынул буханку
ржаного хлеба... Много лет не было в их доме такого богатства — ели мох,
толкли в ступе сосновую заболонь. Младшая сестренка выложила новость: завтра
с утра бабы будут корову в силосную яму загонять. Хитрость такая: забивать
колхозную скотину нельзя, а вот если подвести ее под несчастный случай да составить
акт... Пустилась на такой расход председательша потому, что бабы потребовали:
уж лето, а они так и не отпраздновали победу. В застолье поднялась Анфиса и
выпила за Мишку — он за первого мужика всю войну выстоял! Все бабы плеснули
ему из своих стаканов, и в результате парень очутился на повети у Варвары
Иняхиной. Когда Анна Пряслина узнала, что сын ее
ходит к Варваре, сначала кинулась ругаться, потом на жалость стала брать:
«Миша, пожалей нас...» Подговорила председательницу, и, словом, такое началось,
что Варвара уехала жить в райцентр. С новым мужем. Какие муки не приняли за войну пекашинцы,
а лес — всем мукам мука. Подростков снимали с ученья, посылали стариков, а уж
бабам скидки не было никакой. Хоть издохни в лесу, а план дай. «Терпите, бабы,
— твердила Анфиса. — Кончится война». А война кончилась, жахнули задание больше
прежнего. Страну надо отстраивать — так объяснил секретарь райкома товарищ
Подрезов. По осени вдобавок сдай налоги: зерно,
шерсть, кожу, яйца молоко, мясо. На налоги объяснение другое — города нужно
кормить. Ну, ясно, городские без мяса не могут. Вот и думай, мужик, сколько
дадут на трудодни: а вдруг ничего? На юге засуха, откуда-то должно государство
хлеб брать. Членов партии уже вызывали в правление по вопросу о добровольной
сдаче зерна. Чуть погодя правительство объявило закон о
займе. Ганичев, уполномоченный райкома, предупредил: выше контрольной цифры
можно, а ниже нельзя. С тем и пошли по избам. У Яковлевых не дали ни копейки —
плохо началась подписка. Петр Житов предложил отдать три своих месячных
заработка, девяносто трудодней, что в деньгах составляло 13 рублей 50 копеек.
Пришлось припугнуть увольнением жены (она счетоводом работала). Дом Ильи
Нетесова оставили напоследок — свой человек, коммунист. Илья с женой копили на
козу, детишек-то полон дом. Ганичев стал агитировать насчет сознательности, и
Илья не подвел, подписался на тысячу двести, предпочел государственный интерес
личному. 566 С начала навигации в район прибыло два
первых трактора. На один из них сел Егорша Ставров, закончивший курсы
механизации. Мишку Пряслина назначили бригадиром, и на заработки в лес поехала
Лиза. Председателем же в Пекашине стал вернувшийся с фронта Лукашин. У Пряслиных была и радость. В эту страду
на покос выехала целая пряслинская бригада. Мать, Анна, глянула на пожню — вот
он, ее праздник! Равных Михаилу косарей в Пекашине нет давно, и Лизка ведет
покос на зависть. Но ведь и двойнята, Петр с Гришей, оба с косками... Весть о беде привез им Лукашин: Звездоня
заболела. Кормилицу пришлось зарезать. И жизнь перекроилась. Второй коровы им
было не видать. Тут пришел к Лизке Егорша Ставров и сказал, что к вечеру
приведет из района корову. Но чтоб Лизка тогда шла за него замуж. Лизе Егорша
нравился. Она подумала, что ведь и Семеновну-соседку на шестнадцатом году
выдали, и ничего, прожила жизнь. И согласилась. На свадьбе Илья Нетесов сказал Михаилу,
что старшая его дочь, отцова любимица Валя, заболела туберкулезом. Аукнулась
коза-то. ПУТИ-ПЕРЕПУТЬЯ Роман (1973)
Михаил щадил сестру и никогда не говорил
ей, но сам знал, из-за чего женился на ней Егорша, — чтобы взвалить на нее, дуреху,
своего старика-деда, а самому быть вольным казаком. Но она-то как его любит —
стоит заговорить о Егорше, как глаза заблестят, лицо разгорится. А ведь он ее
предал, ушел в армию сразу после свадьбы. У него-де льгота перестала
действовать. Сомнительно это. Очередное письмо от мужа Лиза села читать,
как всегда, намытая, гладко причесанная, с сыном на руке. Супруг дорогой
сообщал, что остается на сверхсрочную службу. Обревелась Лизавета. Если бы не
сынок Вася, не свекор, нарушила бы себя. А Анфисе с Иваном задал работы секретарь
райкома Подрезов. С утра завалился в дом, потом пошли с Лукашиным хозяйство
смотреть. Вернулись, сели обедать (с обедом Анфиса постаралась — хозяин
района ведь), выпили, и тут Анфису как прорвало: после войны шесть годов прошло,
а бабы до сих пор досыта куска не видали. Подрезова этим не проймешь. Он и раньше
Лукашину говорил, что снял его жену с председателей за бабью жалость. За
каждого она заступается, а кто будет план давать? Мы солдаты, а не жалельщики. 567 Мог Подрезов убеждать людей, тем более что
все умел делать сам: пахать, сеять, строить, невод закидывать. Крутой, но
хозяин. У Лизки новая беда — свекра привезли с
покоса при смерти. Тот сразу, как смог заговорить, попросил властей позвать. И
когда пришла Анфиса, велел составить бумагу: весь дом и все постройки — Лизе.
Любил Степан Андреянович ее как родную. На дедовы похороны Егорша приехал
пьянешенек: загодя начал поминать. Но, как протрезвел и наигрался с сыном
Васей, занялся делами. Ступеньки заменил, омолодил крыльцо, баню, воротца.
Однако больше всего ахов и охов было у пекашинцев, когда он поднял на дом
охлупень с конем — дедову затею. А на седьмой день заскучал. Новый коровник в Пекашине заложили быстро,
а дальше как заколодило. Лукашин понимал, что главная загвоздка тут в мужиках.
Когда, с какого времени затупились у них топоры? Лукашин пошел по домам уговаривать
плотников выйти на коровник. Те — ни в какую. Подрядились ОРСу грузы таскать —
и хлебно, и денежно. А в колхозе что? Но ведь поколеет зимой скотина. И решился
Лукашин выписать им по пятнадцать килограммов ржи. Только попросил, чтоб тихо.
Да ведь в деревне все узнают. Бабы кинулись к хлебному складу, подняли ор, а
тут, на беду, принесло уполномоченного Ганичева. Лукашина арестовали за
разбазаривание колхозного хлеба в период хлебозаготовок. Михаил Пряслин затеял писать письмо в
защиту председателя. Но дорогие земляки хоть председателя и хвалили, а
подписался только сам Мишка да еще один человек из всего Пекашина. Да сестра
Лиза, хоть муж ей и запретил. Тут Егорша показал себя: раз тебе брат дороже
мужа, счастливо оставаться. И ушел. Да еще наутро пришла Раечка Клевакина и
тоже поставила свою подпись. Вот и кончилось Мишкино холостяцкое житье. Долго
не прошибала Раиса его сердце — все не мог забыть Варвару. А теперь за пять
месяцев все решилось навсегда. ДОМ Роман (1978)Михаил Пряслин приехал из Москвы, гостевал
там у сестры Татьяны. Как в коммунизме побывал. Дача двухэтажная, квартира пять
комнат, машина... Приехал — и сам стал ждать гостей из города, братьев Петра и
Григория. Показывал им свой новый дом: сервант полиро- 568 ванный, диван, тюлевые занавески, ковер.
Мастерская, погреб, баня. Но те на все это внимания обращали мало, и ясно
почему: в голове дорогая сестрица Лизавета засела. Михаил от сестры отказался
после того, как та родила двойню. Не мог ей простить, что после смерти сына
совсем немного времени прошло. Для Лизы нет гостей желаннее братьев.
Посидели за столом и пошли на кладбище: проведать маму, Васю, Степана
Андреяновича. Там у Григория случился припадок. И хоть Лиза знала, что у него
падучая, но все равно состояние брата ее напугало. А еще насторожило поведение
Петра. Что же у них делается? Федор из тюрьмы не вылезает, ее саму Михаил с
Татьяной не признают, а оказывается, еще у Петра с Григорием нелады. Лиза братьям рассказывала, да и сами они
видели, что народ в Пекашине другой стал. Раньше работали до упаду. А теперь
положенное отработали — к избе. В совхозе полно мужиков, полно всякой техники
— а дела не идут. Для совхозников — вот времена! — разрешили
продажу молока. По утрам и час, и два за ним стоят. А молока нет — и на работу
не спешат. Ведь корова — это каторга. Нынешние не будут с ней возиться. Тот же
Виктор Нетесов жить хочет по-городскому. Михаил вздумал его попрекнуть: отец,
мол, тот, бывало, убивался за общее дело. «Заодно и Валю с матерью убил, —
ответил Виктор. — А я хочу не могилы для своей семьи устраивать, а жизнь». За дни отпуска Петр вдоль и поперек
исходил дом сестры. Если б не знал вживе Степана Андреяновича, сказал бы, что
богатырь его ставил. И Петр решил отстраивать старый пряслинский дом. А Григорий
стал за няньку Лизиным двойнятам, потому что саму Лизу Таборский, управляющий,
поставил на телятник за болотом. Шла к телятнику — навстречу почтовый автобус.
И первым спрыгнул с его подножки... Егорша, от которого двадцать лет не было ни
слуху ни духу. Дружкам Егорша рассказывал: везде побывал,
всю Сибирь вдоль и поперек исколесил и бабья всякого перебрал — не пересчитать.
Богомольный дед Евсей Мошкин ему и скажи: «Не девок ты губил, Егорий, а себя.
Земля держится на таких, как Михаил да Лизавета Пряслина!» «Ах, так! — распалился Егорша. — Ну,
посмотрим, как эти самые, на которых земля держится, у меня в ногах ползать будут".
И продал дом Пахе-рыбнадзору. А в суд на Егоршу, на родного внука Степана
Андреяновича, Лиза подавать не хотела. Что ж законы — а она по законам своей
совести живет. Михаилу поначалу управляю- 569 ший Таборский так нравился, как редко кто
из начальства — деловой. Раскусил он его, когда стали сеять кукурузу. Не росла
«царица полей» в Пекашине, и Михаил сказал: сейте без меня. Таборский пытался
его вразумить: не все равно, за что тебе платят по высшему тарифу? С того
времени пошла у них с Таборским война. Потому что ловчила Таборский, но ловкий,
не ухватить. А тут мужики на работе сообщили новость:
Виктор Нетесов да агрономша написали на Таборского заявление в область. И
приехало начальство — управляющего чесать. Пряслин теперь смотрел на Виктора с
нежностью: он веру в человека в нем воскресил. Ведь он думал, что в Пекашине у
людей теперь только и дум, что зашибить деньгу, набить дом сервантами, детей
пристроить да бутылку раздавить. Неделю ждали, что будет. И наконец, узнали:
Таборского сняли. А новым управляющим назначили... Виктора Нетесова. Ну, у
этого порядок будет, не зря его немцем прозвали. Машина, а не человек. Паха-рыбнадзор тем временем разрубил
ставровский дом и увез половину. Стал Егорша подходить к селу, перекинул глаза
к знакомой лиственнице — а в небе торчит уродина, остаток дедова дома со свежими
белыми торцами. Только коня с крыши не взял Паха. И Лизе загорелось поставить
его на прежнюю пряслинскую, Петром отремонтированную избу. Когда Михаил узнал, что Лизу придавило
бревном и ее увезли в районную больницу, сразу кинулся туда. За все винил себя:
не уберег ни Лизу, ни братьев. Шел и вдруг вспомнил тот день, когда на войну
уходил отец. Юрий Маркович Нагибин 1920-1994
Встань и иди Повесть (1987)
Повесть «Встань и иди» — история
взаимоотношений отца и сына, от имени которого выступает рассказчик-автор.
Разделенная на относительно короткие двадцать две главы, она честно
рассказывает о сыновних чувствах, искренних и спонтанных, переходящих от
обожания к жалости, от глубокой преданности к исполнению долга, от искренней
любви к снисходительности и даже злобе. Благополучно сложившаяся судьба
сына-писателя вступает в постоянное противоречие с судьбой отца-арестанта,
отца-ссыльного, не имеющего приличного и постоянного места жительства. Первые впечатления сына об отце — красивые
отслужившие денежные знаки, связанные со словом «биржа», где работает отец, их
дают играть детям. Потом у мальчика появляется впечатление, что его отец самый
сильный, самый быстрый и самый находчивый. Это мнение поддерживается домашней
легендой. В первую мировую отец заслужил два Георгиевских креста, ходил в
штыковую атаку, заменил в бою убитого командира. Он был дерзок, его боялись
поклонники матери. Он был победителем. Известная в Москве красивая
женщина-писательница написала целую книгу о том, как она любила отца и как
ревновала его к своей сестре, еще более известной и красивой женщине. Но вот
однажды отца арестовывают, осуждают на три года 571 «вольного» поселения в Сибири. Сын с
матерью, оставшиеся почти без денег и без поддержки, как подарок воспринимают
летнюю поездку к отцу в Иркутск. Следующее место ссылки отца — Саратов, где
сын чувствует себя счастливым, он начинает заниматься здесь коллекционированием
бабочек и получает первый урок от ссыльного биолога, погасившего его
неистовство собирательства, ставшее разрушительным началом его характера. Чуть
повзрослев, он начинает коллекционировать карты и атласы. Все стены его
комнаты увешаны картами земного шара и пяти материков, земной флоры и фауны.
Вернувшийся наконец из ссылки отец рад встрече с изменившимся домом и семьей,
но вынужден уехать на жительство в поселок Бакшеево, центр, обслуживающий Шатурскую
электростанцию. Однако и здесь в период майской предпраздничной чистки 1937 г.
отца арестовывают, обвинив в поджоге торфяных разработок. Не помогает и
доказанный факт, что во время пожара он находился в Москве. В
40-м г. в
исправительно-трудовом лагере
происходит новая встрече сына с отцом. Это один из самых счастливых
дней, прожитых ими вместе. Во время пирушки в холодном бараке сын чувствует
себя добрым и героическим, с ним раскланиваются начальники и заключенные,
симпатичные люди и мерзавцы. Все смотрят на него с восторгом и надеждой, как
будто он наделен какой-то властью, и «власть эта несомненно от литературы», от
тиражированного печатного слова. «А ты выглядишь настоящим мужчиной, — говорит отец. — Это самая прекрасная пора, молодость куда
лучше отрочества и юности». После войны отец живет в Рохме, в забытой Богом
глуши. Он худ, кожа да кости, обтянутые желтоватой кожей, лоб, скулы, челюсти,
нос и какие-то костяные бугры около ушей, которые бывают лишь у умерших от
голода. На нем ботинки, скроенные из автомобильных покрышек, штаны из мешковины
с двумя синими заплатами на коленях и застиранная рубаха. Расфранченный сын,
ставший богатым писателем, женатый на дочери советского вельможи, испытывает к
отцу чувство глубокой жалости, смешанное с гадливостью. «Я ощутил прикосновение,
вернее, тень прикосновения на своем колене. Опустил глаза и увидел что-то
желтое, пятнистое, медленно, с робкой лаской ползущее по моей ноге. Какие-то
косточки, стянутые темной, черно-желтой перепонкой, лягушачья лапка, и эта
лягушачья лапка была рукой отца!» Грустно и тяжко видеть сыну отца на
предельной стадии физиологической униженности. Но при всем этом отец, как человек,
обладающий гордостью, рассказывает сыну о прошедших годах горя и унижений очень
скупо, не жалуясь, не возмущаясь, возможно, 572 потому, что хотел пощадить сына, который
молод и которому еще жить и жить. В Рохме отец снова работает в плановом
отделе с арифмометром в руках, но уже без прежнего блеска, часто морща лоб,
видимо забывая какую-то цифру. Он по-прежнему добросовестен, но сотрудники не
понимают его и часто унижают. Сына угнетает бесперспективность судьбы отца. Но
вот наконец отец получает возможность приехать в Москву, войти в старую
знакомую квартиру, принять ванну, сесть вместе с родными за стол. Близкие
прячут отца от друзей и знакомых, для чего часто просят его выйти в коридор,
оставаться в темной комнате или в уборной. Возвращение в Москву было не таким, каким
оно виделось отцу. Его поколение сильно поредело, кто пропал в ссылке, кто
погиб на войне. Уцелевшие могикане — люди старомодно-порядочные, отец
встречается с ними, но с первых же попыток отказывается от возобновления былых
связей. Безнадежно постаревшие, ни в чем не преуспевшие, задавленные страхом
люди ему неинтересны. Незадолго до смерти помолодевший, как
будто обретший свою прежнюю уверенность, отец приезжает в Москву и как бы
заново с ней знакомится: столько изменилось вокруг. Но, уехав в Рохму, он заболевает
и уже больше не встает. Сыну так и не удалось вернуть его в лоно семьи. Вячеслав Леонидович Кондратьев 1920-1993
Сашка Повесть (1979)
Сашка влетел в рощу, крича: «Немцы!
Немцы!» — чтоб упредить своих. Ротный велел отойти за овраг, там залечь и ни
шагу назад. Немцы к тому времени неожиданно замолкли. И рота, занявшая оборону,
тоже притихла в ожидании, что вот-вот пойдет настоящий бой. Вместо этого
молодой и какой-то торжествующий голос стал их морочить: «Товарищи! В районах,
освобожденных немецкими войсками, начинается посевная. Вас ждет свобода и
работа. Бросайте оружие, закурим сигареты...» Ротный через несколько минут разгадал их
игру: это была разведка. И тут же дал приказ «вперед!». Сашка хоть и впервые за два месяца, что
воевал, столкнулся так близко с немцем, но страха почему-то не ощущал, а только
злость и какой-то охотничий раж. И такое везение: в первом же бою, дуриком,
взял «языка». Немец был молодой и курносый. Ротный побалакал с ним по-немецки и
велел Сашке вести его в штаб. Оказывается, фриц ничего важного ротному не
сказал. А главное, перехитрили нас немцы: пока наши бойцы слушали немецкую
болтовню, немцы уходили, взяв у нас пленного. Немец
шел, часто оглядываясь
на Сашку, видно, боялся,
что 574 может стрельнуть ему в спину. Здесь, в
роще, по которой они шли, много советских листовок валялось. Сашка одну поднял,
расправил и дал немцу — пускай поймет, паразит, что русские над пленными не
издеваются. Немец прочел и буркнул: «Пропаганден». Жалко, не знал Сашка немецкого, поговорил
бы... В штабе батальона никого из командиров не
было — всех вызвали в штаб бригады. А к комбату идти Сашке не посоветовали,
сказав: «Убило вчера Катеньку нашу. Когда хоронили, страшно на комбата глядеть
было — почернел весь...» Решил Сашка все же идти к комбату. Тот
Сашке с ординарцем велел выйти. Слышался из блиндажа только комбатов голос, а
немца словно и не было. Молчит, зараза! А потом комбат вызвал к себе и
приказал: немца — в расход. У Сашки потемнело в глазах. Ведь он же листовку
показывал, где написано, что пленным обеспечена жизнь и возвращение на родину
после войны! И еще — не представлял, как будет убивать кого-то. Сашкины возражения еще больше вывели из
себя комбата. Разговаривая с Сашкой, он уж руку недвусмысленно на ручку ТТ
положил. Приказ велел выполнить, о выполнении доложить. А ординарец Толик
должен был за исполнением проследить. Но Сашка не мог убить безоружного. Не
мог, и все! В общем, договорились с Толиком, что
отдаст он ему часы с немца, но сейчас чтоб ушел. А Сашка решил все же немца
вести в штаб бригады. Далеко это и опасно — могут и дезертиром посчитать. Но
пошли... И тут, в поле, догнал Сашку с фрицем
комбат. Остановился, закурил... Только минуты перед атакой были для Сашки
такими же страшными. Взгляд капитана встретил прямо — ну, стреляй, а прав все
равно я... А тот глядел сурово, но без злобы. Докурил и, уже уходя, бросил:
«Немца отвести в штаб бригады. Я отменяю свой приказ». Сашка и еще двое раненых из ходячих не
получили на дорогу продуктов. Только продаттестаты, отоварить которые можно
будет лишь в Бабине, в двадцати верстах отсюда. Ближе к вечеру Сашка и его
попутчик Жора поняли: до Бабина сегодня не добраться. Хозяйка, к которой постучались, ночевать
пустила, но покормить, сказала, нечем. Да и сами, пока шли, видели: деревни в
запустении. Ни скота не видно, ни лошадей, а о технике и говорить нечего. Туго
будет колхозникам весновать. Утром, проснувшись рано, задерживаться не
стали. А в Бабине узнали у лейтенанта, тоже раненного в руку, что продпункт
здесь был 575 зимой. А сейчас — перевели неизвестно
куда. А они сутки нежрамши! Лейтенант Володя тоже с ними пошел. В ближайшей деревне кинулись просить еды.
Дед ни дать, ни продать продукты не согласился, но посоветовал: на поле
накопать картохи, что с осени осталась, и нажарить лепех. Сковороду и соль дед
выделил. И то, что казалось несъедобной гнилью, шло сейчас в горло за милую
душу. Когда мимо картофельных полей проходили,
видели, как копошатся там другие калечные, дымят кострами. Не одни они,
значит, так кормятся. Сашка с Володей присели перекурить, а Жора
вперед ушел. И вскоре грохнул впереди взрыв. Откуда? До фронта далеко...
Бросились бегом по дороге. Жора лежал шагах в десяти, уже мертвый: видно, за
подснежником свернул с дороги... К середине дня доплелись до
эвакогоспиталя. Зарегистрировали их, в баню направили. Там бы и остаться, но
Володька рвался в Москву — с матерью повидаться. Решил и Сашка смотаться
домой, от Москвы недалеко. По пути в селе накормили: не было оно под
немцем. Но шли все равно тяжело: ведь сто верст оттопали, да раненые, да на
таком харче. Ужинали уже в следующем госпитале. Когда
ужин принесли — матерок пошел по нарам. Две ложки каши! За эту надоевшую пшенку
крупно повздорил Володька с начальством, да так, что жалоба на него попала к
особисту. Только Сашка взял вину на себя. Что солдату? Дальше передовой не
пошлют, а туда возвращаться все равно. Только посоветовал особист Сашке
сматываться побыстрее. А Володьку врачи не отпустили. Пошел Сашка опять на поле, лепех
картофельных на дорогу сотворить. Раненых там копошилось порядочно: не хватало
ребятам жратвы. И махнул до Москвы. Постоял там на
перроне, огляделся. Наяву ли? Люди в гражданском, девушки стучат каблучками...
будто из другого мира. Но чем разительней отличалась эта
спокойная, почти мирная Москва от того, что было на передовой, тем яснее
виделось ему его дело там... Борис Андреевич Можаев 1923—1996
Живой Повесть (1964-1965)
Федору Фомичу Кузькину, прозванному на
селе Живым, пришлось уйти из колхоза. И ведь не последним человеком в Прудках
был Фомич — колхозный экспедитор: то мешки добывал для хозяйства, то кадки, то
сбрую, то телеги. И жена Авдотья работала так же неутомимо. А заработали за
год шестьдесят два килограмма гречихи. Как прожить, если у тебя пятеро детей? Трудная для Фомича жизнь в колхозе
началась с приходом нового председателя Михаила Михайловича Гузенкова, до этого
чуть ли не всеми районными конторами успевшего поруководить: и Потребсоюзом, и
Заготскотом, и комбинатом бытового обслуживания, и проч. Невзлюбил Гузенков
Фомича за острый язык и независимый характер и потому на такие работы его
ставил, где дел выше головы, а заработка — никакого. Оставалось — уходить из
колхоза. Вольную жизнь свою Фомич начал косцом по
найму у соседа. А тут доярки, занятые по горло на ферме, повалили к нему с
заказами. Только перевел Фомич дух — проживу без колхоза! — как заявился к нему
Спиряк Воронок, работник никакой, но по причине родства с бригадиром Пашкой
Ворониным имеющий в колхозе силу, и предъявил Фомичу ультиматум: или берешь
меня в напарники, заработанное — пополам, и тогда оформим тебе косьбу в
колхозе как 577 общественную нагрузку, или, если не
согласишься, мы с председателем объявим тебя тунеядцем и под закон подведем. Выставил Живой незваного гостя за дверь, а
на следующий день на покос к Фомичу приехал сам Гузенков и сразу же во все свое
начальственное горло: «Ты кто, колхозник или анархист? Почему на работу не
выходишь?» — «А я из колхоза ушел». — «Нет, голубчик. Так просто из колхоза не
уходят. Мы тебе твердое задание дадим и со всеми потрохами из села выбросим». К угрозе Фомич отнесся серьезно —
советские и колхозные порядки он на своей шкуре испытал. В 35-м послали его на
двухгодичные курсы младших юристов. Однако не прошло и года, как недоучившихся
юристов стали посылать председателями в колхозы. К этому времени Живой уже
понимал механику колхозного руководства: тот председатель хорош, который и
начальство подкрепит сверхплановыми поставками, и своих колхозников накормит.
Но при ненасытности начальства или изворотливость нечеловеческую нужно иметь,
или без совести жить. Фомич наотрез отказался от председательства, за что и
вылетел с курсов как «скрытый элемент и саботажник». А в 37-м другая беда: на
митинге по случаю выборов в Верховный Совет неудачно пошутил, да еще местного
начальника, который силой пытался свести его «куда надо», кинул так, что у
начальника аж калоши с хромовых сапог послетали. Судила Фомича «тройка». Но
Живой и в тюрьме не застрял, в 39-м написал заявление о желании пойти
добровольцем на финскую войну. Дело его пересмотрели и освободили. А пока
комиссии заседали, финская война закончилась. Досыта повоевал Фомич на
Отечественной, оставил на ней три пальца с правой руки, но вернулся с орденом
Славы и двумя медалями. ...Исключали Фомича из колхоза в районе,
куда вызвали повесткой. И председательствовал на заседании сам предисполкома
товарищ Мотяков, признававший только один принцип руководства: «Рога ломать
будем!» — и как ни старался урезонить Мотякова секретарь райкома партии Демин,
— все ж таки осень 53-го, другие нужны методы, — а постановило собрание
исключить Кузькина из колхоза и обложить его как единоличника двойным налогом:
в месячный срок сдать 1700 рублей, 80 кг мяса, 150 яиц и две шкуры. Все, все до
копеечки отдам, клятвенно пообещал Фомич, но вот шкуру сдам только одну — жена
может воспротивиться, чтобы я с нее для вас, дармоедов, шкуру сдирал. Вернувшись домой, Фомич продал козу,
спрятал ружье и стал ждать конфискационную комиссию. Те не замешкались. Под
води- 578 тельством Пашки Воронина обшарили дом и,
не найдя ничего материально ценного, свели со двора старый велосипед. Фомич же
сел писать заявление в обком партии: «Я исключен из колхоза за то, что
выработал 840 трудодней и получил на всю свою ораву из семи человек 62 кг
гречихи. Спрашивается, как жить?» — а в конце добавил: «Подходят выборы.
Советский народ радуется... А моя семья и голосовать не пойдет». Жалоба сработала. Пожаловали важные гости
из области. Нищета Кузькиных произвела впечатление, и снова было заседание в
районе, только разбиралось уже самоуправство Гузенкова и Мотякова. Им — по
выговору, а Живому — паспорт вольного человека, материальную помощь, да еще и
трудоустроили — сторожем при лесе. Весной же, когда кончилось сторожевание,
удалось Фомичу устроиться охранником и кладовщиком при плотах с лесом. Так что
и при доме, и при работе оказался Фомич. Бывшее колхозное начальство зубами
скрипело, случая поджидало.
И дождалось. Однажды
поднялся сильный ветер, волной
стало раскачивать и трепать плоты. Еще немного, и оторвет их от берега,
разметает по всей реке. Нужен трактор, всего на час. И Фомич кинулся в
правление за помощью. Не дали трактора. Пришлось Фомичу за деньги да за бутылку
искать помощника и тракториста — спасли они лес. Когда же Гузенков запретил
колхозному магазину продавать Кузькиным
хлеб, Фомич отбился
с помощью корреспондента. И
наконец, третий удар последовал: правление решило отнять у Кузькиных огород.
Фомич уперся, и тогда объявили Живого тунеядцем, захватившим колхозную землю.
Устроили в селе суд. Грозило ему заключение. Трудно было, но и на суде
вывернулся Живой, сообразительность и острый язык помогли. А тут и судьба
расщедрилась — получил Фомич место шкипера на пристани возле своей деревни. Потекла
спокойная и неторопливая летняя жизнь. Зимой хуже, навигация заканчивается,
приходилось плести корзины на продажу. Но снова пришла весна, а с ней и
навигация, приступил Фомич к своим шкиперским обязанностям и вот тут узнал, что
пристань его упраздняют — так новое речное начальство решило. Фомич кинулся к
этому новому начальству и в качестве оного обнаружил своего заклятого друга
Мотякова, вновь воскресшего для руководящей работы. И снова перед Федором Фомичом Кузькиным
встал все тот же вечный вопрос: как жить? Он еще не знает, куда пойдет, чем
займется, но чувствует, что не пропадет. Не те времена, думает он. Не такой
человек Кузькин, чтобы пропасть, думает читатель, дочитывая финальные строки
повести. Григорий Яковлевич Бакланов р. 1923
Пядь земли Повесть (1959)
Последнее лето второй мировой. Уже
предрешен ее исход. Отчаянное сопротивление оказывают фашисты советским войскам
на стратегически важном направлении — правом берегу Днестра. Плацдарм в
полтора квадратных километра над рекой, удерживаемый окопавшейся пехотой,
денно и нощно обстреливается немецкой минометной батареей с закрытых позиций
на господствующей высоте. Задача номер один для нашей артиллерийской
разведки, укрепившейся буквально в щели откоса на открытом пространстве, —
установить местоположение этой самой батареи. С помощью стереотрубы лейтенант Мотовилов
с двумя рядовыми ведут неусыпный контроль над местностью и докладывают
обстановку на тот берег командиру дивизиона Яценко для корректировки действий
тяжелой артиллерии. Неизвестно, будет ли наступление с этого плацдарма.
Оно начинается там, где легче прорвать оборону и где для танков есть
оперативный простор. Но бесспорно, что от их разведданных зависит многое.
Недаром немцы за лето дважды пытались форсировать плацдарм. Ночью Мотовилова неожиданно сменяют.
Переправившись в расположение Яценко, он узнает о повышении — был взводным,
стал командиром батареи. В послужном списке лейтенанта это третий 580 военный год. Сразу со школьной скамьи — на
фронт, потом — Ленинградское артиллерийское училище, по окончании — фронт,
ранение под Запорожьем, госпиталь и снова фронт. Короткий отпуск полон сюрпризов. Приказано
построение для вручения наград нескольким подчиненным. Знакомство с санинструктором
Ритой Тимашовой вселяет в неискушенного командира уверенность в дальнейшее
развитие неуставных отношений с ней. С плацдарма доносится слитный грохот.
Впечатление такое, будто немцы пошли в наступление. Связь с другим берегом
прервана, артиллерия бьет «в белый свет». Мотовилов, предчувствуя беду, сам вызывается
наладить связь, хотя Яценко предлагает послать другого. Связистом он берет
рядового Мезенцева. Лейтенант отдает себе отчет в том, что питает к
подчиненному непреодолимую ненависть и хочет заставить его пройти весь «курс
наук» на передовой. Дело в том, что Мезенцев, несмотря на призывной возраст и
возможность эвакуироваться, остался при немцах в Днепропетровске, играл в
оркестре на валторне. Оккупация не помешала ему жениться и завести двоих детей.
А освободили его уже в Одессе. Он из той породы людей, считает Мотовилов, за
которых все трудное и опасное в жизни делают другие. И воевали за него до сих
пор другие, и умирали за него другие, и он даже уверен в этом своем праве. На плацдарме все признаки отступления.
Несколько спасшихся раненых пехотинцев рассказывают о мощном вражеском напоре.
У Мезенцева возникает трусливое желание вернуться, пока цела переправа...
Военный опыт подсказывает Мотовилову, что это всего лишь паника после взаимных
перестрелок. НП тоже брошен. Сменщик Мотовилова убит, а
двое солдат убежали. Мотовилов восстанавливает связь. У него начинается
приступ малярии, которой здесь страдает большинство из-за сырости и комаров.
Неожиданно появившаяся Рита лечит его в окопе. Следующие трое суток на плацдарме тишина.
Выясняется, что пехотный комбат Бабин с передовой, «спокойный, упорный мужик»,
связан с Ритой давними прочными узами. Мотовилову приходится подавлять в себе
чувство ревности: «Ведь есть же в нем что-то, чего нет во мне». Далекий артиллерийский гул выше по течению
предвещает возможный бой. Ближайший стокилометровый плацдарм уже занят немецкими
танками. Идет передислокация соединений. Мотовилов посылает Мезенцева проложить
связь по болоту в целях большей безопасности. Перед танковой и пехотной атакой немцы
проводят массирован- 581 ную артподготовку. При проверке связи
погибает Шумилин, вдовец с тремя детьми, успевая лишь сообщить, что Мезенцев
связь не проложил. Обстановка значительно осложняется. Наша оборона устояла против первой
танковой атаки. Мотовилову удалось устроить НП в подбитом немецком танке.
Отсюда же лейтенант с напарником стреляют по танкам противника. Горит весь
плацдарм. Уже в сумерках наши предпринимают контратаку. Завязывается
рукопашная. От удара сзади Мотовилов теряет сознание.
Придя в себя, видит отступающих однополчан. Следующую ночь он проводит в поле,
где немцы достреливают раненых. К счастью, Мотовилова отыскивает ординарец и
они переходят к своим. Ситуация критическая. От двух наших полков
осталось так мало людей, что все помещаются под обрывом на берегу, в норах в
откосе. Переправы нет. Командование последним боем принимает на себя Бабин.
Выход один — вырваться из-под огня, смешаться с немцами, гнать не отрываясь и
взять высоты! Мотовилову поручено командование ротой.
Ценой невероятных потерь наши одерживают победу. Поступает информация, что наступление
велось на нескольких фронтах, война двинулась на запад и перекинулась в
Румынию. Среди всеобщего ликования на отвоеванных
высотах шальной снаряд убивает Бабина на глазах у Риты. Мотовилов остро переживает
и гибель Бабина, и горе Риты. А дорога снова ведет к фронту. Получено
новое боевое задание. Между прочим, в пути встречается полковой трубач
Мезенцев, гордо восседающий на коне. Если Мотовилов доживет до победы, ему
будет что рассказать сыну, о котором он уже мечтает. Владимир Федорович Тендряков 1923-1984Кончина Повесть (1968)
Действие разворачивается в селе Пожары
колхоза «Власть труда». Народ собирается у дома умирающего председателя.
Евлампий Никитич Лыков был знаменит не только в области, но и в стране. Все понимают,
что грядут перемены, и вспоминают те тридцать лет, что Лыков возглавлял колхоз. Появляется и уже пять лет не выходивший из
избы старик Матвей Студенкин, первый председатель. Это он проводил в селе
коллективизацию, организовал коммуну. Сторонников у коммуны сначала было
немного, но собралась вокруг него «голосистая бедняцкая вольница», неожиданно
поддержал молодой, быстро разбогатевший Иван Слегов. Целью Студенкина было
«бить контру», а не налаживать новое хозяйство. Он сидел в правлении, а мужики
не хотели работать в поле. Кулаки пытались убить его, но по ошибке вместо него
в бане заживо сожгли жену. Он же насильно сгонял всех в колхоз. Но когда пришло
время выбирать председателя новообразовавшегося колхоза, выбрали не его, а его
помощника Пийко Лыкова. С тех пор тот и возглавлял колхоз, а Матвей Студенкин
работал потом конюхом. Теперь его вряд ли кто и помнил. Приходит к умирающему и второй после него
человек в колхозе, бухгалтер Иван Иванович Слегов. Когда-то он сам мечтал
принести 583 счастье родному селу. Вернувшись домой
после гимназии, когда в селе царила послереволюционная разруха, он сумел
разбогатеть, совершив невероятный для деревни обмен лошади на поросенка, и стал
разводить свиней. Но ему хотелось счастья и богатства для всех. Потому он и
вступил в колхоз. Однако мужики ему не верили. Его породистый скот погиб в
колхозе, да и сам Иван уже не имел того вида, что прежде. Тогда он решил
отомстить — поджечь колхозную конюшню. Но на месте преступления его застал
председатель и огрел оглоблей, а потом сам же отвез в больницу. Рассказывать
никому не стал, а взял Ивана, у которого был перебит позвоночник, к себе в
счетоводы. Так всю жизнь и просидел калека в правлении колхоза. С мудрым хозяйствованием Ивана и лыковским
подходом к людям они в первый же год добились урожая. У колхоза был хлеб, когда
вокруг свирепствовал голод. Излишки сразу же пошли в обмен на кирпичи для
коровника, постепенно закладывались основы колхозного благосостояния. Пийко умел с нужными людьми общий язык
находить. Но нашелся и у него враг — секретарь райкома Чистых. Он собрался
было снять Лыкова с должности. Но тут состоялось крупное областное совещание
колхозников, где Лыкову удалось отличиться. Потом — съезд колхозников-ударников
в Москве, даже на фотографию с самим товарищем Сталиным пролез. Но оказалось,
что все могущественные друзья Лыкова — враги народа. Чистых и под него клин
подбивал, да сам угодил в лагеря. Лыков вышел победителем, его стали бояться. Неожиданно у смертного одра председателя
разгорается скандал. Вечно тихая и молчаливая жена Лыкова Ольга обрушивается на
пришедшую прощаться секретаршу Альку Студенкину, бывшую любовницу
председателя, а ныне его «сводню». Пока происходит скандал, Лыков умирает. Иван
Слегов спорит о замене с заместителем Лыкова, сыном того самого Чистых,
Валеркой, когда-то пойманным на воровстве, но прощенным и служившим Лыкову
верой и правдой. Слегов называет человека, чье имя нельзя произносить в этом
доме, племянника председателя, Сергея Лыкова. Этого человека все считали удачливым.
Счастливое детство в богатом дядином колхозе. Потом война, и тоже повезло — за
всю войну ни одной царапины. Когда вернулся, колхоз отправил его в Тимирязевскую
академию учиться на агронома: дядя хотел иметь в колхозе своего кандидата наук,
а то и профессора. Но, отлично отучившись два курса, Сергей вернулся домой,
спасать соседнюю деревню, в которой царил голод. В это время как раз укрупняли
колхозы, и соседняя Петраковская вошла во «Власть труда». Сергей попросился
туда бри- 584 гадиром. Бригада была переведена на
хозрасчет — за помощь в технике и семенном зерне они должны были
расплачиваться из урожая. Но Сергею удалось заронить надежду в души баб,
которые уже много лет ничего не видели в жизни. И произошло чудо — хлеб в
Петраковскои уродился лучше, чем в Пожарах. Тут и заметил его Иван Слегов,
увидел в нем себя молодого. Но Сергей не боялся, что его не поймут, потому что
не на свои силы рассчитывал, не себя народным героем считал, а в баб
петраковских верил. «Фитиль без лампы гореть не будет». Но на следующий год дядя Евлампий во время
сева снял с Петраковской технику. Сев был завален. Сергей с бригадиров был
переведен в помощники бригадира, а надежды петраковцев угасли, и кажется,
навсегда. Сергей заливал горе водкой. В это время вспыхнула его любовь к бывшей
помощнице Ксюше Щегловой. Он хотел уехать, но она не могла оставить мать и
просила Сергея повиниться перед дядей. Выхода не было. Причиной неожиданной
счастливой развязки становится дядино увлечение Ксюшей. Поединок дяди и
племянника перерастает в рукопашную Сергея с шофером и холуем председателя
Лехой Шабловым: обычно именно так решались проблемы в Пожарах. Силы были
неравные, и Сергей оказался в канаве без сознания. Пришлось вытерпеть и дядино
презрение: пьяным в канаве валяешься. Но узел развязался — Ксюша переехала в
Петраковскую. Умирает Евлампий Лыков. В ту же ночь
умирает и Матвей Студенкин. Одна остается Алька Студенкина. Сыновья
председателя, по обыкновению напившись пьяными, в ту же ночь топорами забивают
верного холуя Леху Шаблова, когда-то высекшего старшего сына посреди улицы за
непочтение к отцу. Рекомендуя Сергея, заканчивает свою карьеру Слегов. Колхоз
хоронит председателя. Но бой не кончен, с умершими тоже приходится спорить. И
Сергею вести этот бой. Шестьдесят свечей Повесть (1980)
Николай Степанович Ечевин отмечает свое
шестидесятилетие. Он сорок лет работал учителем, и его юбилей стал событием для
всего города Карасина: его портрет был напечатан в местной газете, потоком
обрушились поздравительные телеграммы, а в местном ресторане для 585 него играли музыканты и торжественно
внесли торт с шестьюдесятью свечами. Спустя месяц с небольшим Николай
Степанович, как всегда, приходит из школы, проверяет тетради, потом читает
запоздавшие поздравительные телеграммы. Одна из них из прошлого — от друга
давно погибшего ученика Героя Советского Союза Григория Бухалова. Но следующая
телеграмма неожиданно оказывается не поздравительной. Это анонимная угроза
убить. Ее автор, «алкоголик», «подозрительный философ забегаловок», называет
Николая Степановича «источником общественной заразы», от которой уже пострадал
сам автор, и во имя спасения других он готов с ним покончить, так как ему
терять нечего. Ечевин сначала воспринимает телеграмму как шутку одного из своих
учеников, но по стилю письма заключает, что это не мог написать подросток, и
тогда начинаются долгие поиски анонима. Николай Степанович вдруг понимает, как он
незащищен в своей квартире. Он хочет позвонить в милицию, но что-то его
останавливает. На следующий день он боится идти в школу и все же идет. И все
это время он перебирает свою жизнь, пытаясь вычислить неведомого врага. Не Таня Граубе ли это? Он слышал, что она
недавно вернулась в город. Отец Тани, Иван Семенович Граубе, брат
железнодорожного магната, был первым учителем Ечевина. Дома мальчик не знал
любви. Отец, сапожник, был вечно пьян, мать тоже не баловала сына лаской. А
Иван Семенович поверил в мальчика и заставил поверить в него родителей. Зимой
его стараниями мальчик получил валенки и полушубок, а когда им было по
четырнадцать лет, Колей увлеклась дочь Ивана Семеновича, Таня. Но тут Граубе
был смещен с должности директора, а на его место пришел человек из народа Иван
Суков. Он-то и заговорил с Колей о Тане, дочери прихвостня миллионера, неподобающей
паре для сына сапожника. Коля сначала не мог понять, чем она-то виновата. Ну
так пусть докажет, что своя, откажется от отца. С этим он и пошел на свидание к
Тане. Но она не захотела... А потом было собрание, где против учителя
выступил лучший ученик Коля Ечевин. В заключительном слове Иван Семенович
сказал, что и так достаточно наказан: он не научил своего ученика отличать ложь
от правды. А на следующий день Граубе не стало: предсмертная записка и ключ от
шкафа с химическими реактивами. Хоронило Граубе все село... Могла ли это быть
Таня? В это Николай Степанович не мог поверить. Он вспоминает и ученика Антона Елькина.
Говорят, он вернулся в 586 город, остепенился — жена, дети, сам
токарь высокого разряда. Все это не подходит под определение «алкоголик». Но
этот человек стал врагом с их первой встречи, когда еще учеником четвертого
класса налил клей на учительский стул. Тогда и была объявлена война. Николай
Степанович был к Елькину придирчив, но справедлив. Елькин сначала вызов
принял, готовился к урокам, но потом сдался. И однажды, подходя к школе,
Николай Степанович был встречен падающим с крыши кирпичом. Следствие не заняло
много времени: Елькина тут же поймали на крыше. Потом исключили из школы... Мог
ли это быть он? Накануне, проверяя тетради, Николай
Степанович обнаружил одну работу, отличавшуюся от стопки одинаковых. Темой был
Иван Грозный, «жестокий, но справедливый», по мнению большинства... Даже всегда
что-то выкидывавший Лева Бочаров на сей раз написал «как все». Но ничем не
выдающаяся ученица Зоя Зыбковец привела цитату из Костомарова об убийстве
Иваном двух дьячковых жен и вынесла иной приговор: «Если и был в его время
какой-то прогресс, то это не Ивана заслуга». Николай Степанович долго
колебался, что делать с этим сочинением. Поставить два — отобьешь охоту
смотреть куда-то помимо учебника. Не поставить — решит, что Костомаров и есть
правда, привыкнет думать старомодно. Он все же поставил эту двойку, а теперь
решил совершить «непедагогический» поступок — вынести свои сомнения на
обсуждение в классе. Он спрашивает свою любимую ученицу Лену
Шорохову — она всегда знает, что хочет услышать учитель. Вот и сейчас бойко
затараторила о прогрессивной роли Ивана Грозного и с победным видом
отправилась на место. И тут Николай Степанович понимает, что, научив Лену
прогрессивным взглядам, он не воспитал негодования к убийству. И эта ученица, о
которой он всегда думал как о своей удаче, оказалась его проколом. Он боялся идти по улицам, но не мог себе
позволить прятаться и именно поэтому пошел не сразу домой, а завернул в
скверик, сел и задумался. Там его и нашел Антон Елькин. Но вместо ожидаемой
пули Ечевин услышал от бывшего ученика слова благодарности за науку, за
справедливость, за то, что он был против его исключения из школы. Эти
неожиданно теплые слова поддерживают Николая Степановича, и он отправляется
домой. А там уже ждет его новая встреча с прошлым и своими ошибками, родная
дочь Вера. Вера была любимицей Ечевина, и до ее
шестнадцати лет он только радовался, глядя на нее. Но в шестнадцать Вера
забеременела. С нравственностью тогда было строго. Он сам был за исключение
доче- 587 ри из школы. На его карьере это не
отразилось, хотя могло. Вера пошла работать на автобазу, вышла замуж за шофера,
который пил и бил ее. А год назад Вера стала баптисткой. Николай Степанович не
мог допустить, что его внук будет воспитываться в такой атмосфере, хотел отнять
его, но колебался. И вот Вера пришла поговорить о сыне. Ее жесткость возмутила
отца, и он твердо решил забрать внука, но вдруг увидел в ее глазах что-то
такое, что понял: она могла быть автором записки, — и отказался от своего
намерения. Возможность того, что родная дочь может хотеть его смерти, ужасала
его. Он чувствовал потребность кому-то рассказать о своих страхах и своей
боли. Но кому? Друзья начнут охать и жалеть, а ему нужно было не это. И тогда
он отправляется к молодому учителю литературы Леденеву, противнику его
педагогических методов. Этот не научил бы Лену Шорохову не ценить человеческую
жизнь. Но слушать Леденев не стал: он ждал гостью и выпроводил неуместного
посетителя. Но Николаю Степановичу необходимо с кем-нибудь поговорить. Он
решает все-таки пойти к дочери. Однако этого не потребовалось: его слушателем
становится его обвинитель, который настигает после неудачной попытки бегства.
«Суд» происходит в кафе «Березка». Николай Степанович так и не вспомнил бы
своего обвинителя, если бы тот не представился. Это был Сергей Кропотов. Во
время войны его отец попал в плен, стал полицаем, но был связан с партизанами.
После войны он был в лагере, а когда вернулся, товарищи стали требовать от
Сережи отречься от отца. Он отказался. Тогда стали требовать уже его исключения
из школы. Николай Степанович хотел помочь мальчику и, оставив его после
уроков, посоветовал ему выступить против отца. В этот момент жизнь Сергея
закончилась. Он не мог простить себе неправды, не мог смотреть в глаза отцу...
Они уехали из города, но мир в их семье так и не наступил. Николаю Степановичу была дана возможность
оправдаться, но даже оправдываясь, он был сам себе противен. И тогда Сергей не
стал стрелять, а просто отдал ему пистолет, с которым тот и отправился домой. И все-таки он не мог застрелиться, потому
что жить труднее, чем умереть. Он должен увидеть шестьдесят первую свечу на
праздничном торте. Юрии Васильевич Бондарев р. 1924
Тишина Роман (1962)
Эйфория московского предновогодья в
декабре 45-го г. как нельзя лучше совпала с настроением недавно
демобилизовавшегося из Германии капитана Сергея Вохминцева, «когда казалось,
что все прекрасное в себе и в жизни он только что понял и оно не должно
исчезнуть». Четыре года войны, командование артиллерийской батареей, ордена и
ранения — такова плата двадцатидвухлетнего парня за то «светлое будущее»,
которое он ждет от судьбы. И она посылает ему одновременно две
случайные встречи в ресторанной сутолоке «Астории», предопределившие его
судьбу на много лет вперед. Уже первое приглашение дамы на танец становится для
Сергея «судьбоносным». Геолог Нина, отмечавшая с друзьями свое возвращение из
экспедиции с Севера, властно и решительно, по праву старшинства, овладевает его
чувствами и желаниями. В ее компании Вохминцев сталкивается с
Аркадием Уваровым, главным виновником страшной трагедии, разыгравшейся на
фронте. Двадцать семь человек и четыре орудия были окружены и расстреляны
фашистами прямой наводкой в карпатской деревне исключительно из-за бездарной
тактики комбата Уварова. Отсидевшись в блиндаже, он к тому же ухитрился свалить
всю ответственность на ни в чем не повинного комвзвода Василенко. Решением
трибунала тот был отправлен в штрафбат, где и погиб. 589 Вохминцев, единственный свидетель этого
преступления, не желает делать вид, будто все забыл, он публично обвиняет
Уварова. Конфликт в общественном месте расценивается окружающими как всего
лишь нарушение приличий. Развязка — вызов в милицию и штраф за хулиганство. Бремя человека без определенных занятий
недолго тяготит Сергея. По совету и протекции Нины он поступает на
подготовительное отделение горно-металлургического института. На новогодней вечеринке у Нины Вохминцев
снова встречает Уварова. Тот горит желанием завязать с ним дружеские
отношения. Под бой курантов Уваров произносит тост
«за великого Сталина». Сергей демонстративно отказывается пить с тем, кто
недостоин «говорить от имени солдат». Страсти накаляются, и Вохминцев вынуждает
дипломатичную подругу оставить гостей ради него... Минуло три с половиной года. Лекции,
семинары, экзамены — жизнь Сергея наполнилась новым содержанием. Нельзя
сказать, что фигура Уварова исчезла с горизонта. Тот не просто на виду, но в
центре студенческой жизни. У него репутация «первостатейного малого»:
пятерочник, общественник, член партбюро, не разлей вода со Свиридовым,
освобожденным секретарем парторганизации института. Сергей замечает, что со
временем ненависть к Уварову сменяется усталостью и «злым ощущением
недовольства собой». Неожиданно в жизнь Вохминцева врываются
события иного общественного масштаба. Впрочем, скрытое предупреждение о
надвигающейся опасности можно усмотреть в злоключениях его соседа по
коммуналке художника Мукомолова. С высокой трибуны пейзажиста причисляют к
космополитам и отщепенцам, провозглашают его полотна идеологической диверсией.
В лучшем случае несчастному грозит лишение членства в Союзе художников и
поденщина декоратора. И вот теперь карающая рука тоталитарного
беспредела дотягивается до семьи Вохминцевых. Органами МГБ ордер на обыск и
арест предъявлен Николаю Вохминцеву — отцу Сергея, старому коммунисту. До
войны он был на руководящем посту, на фронте — комиссар полка. Осенью 45-го г.
в высоких инстанциях разбирали дело о потере сейфа с партийными документами
его полка во время прорыва из окружения. В результате отец довольствовался
тихой работой заводского бухгалтера. Есть основания подозревать в доносе
другого соседа по коммуналке — алчного и беспринципного Быкова. Естественно,
Сергея тревожит судьба отца, а еще его мучают угрызения совести: после смерти
матери (а причину ее смерти сын видел в измене отца с медсестрой полевого
госпиталя) их отношения перестали быть род- 590 ственными... И все это на глазах у младшей
сестры Аси, стоящей на пороге взрослой жизни и переживающей теперь нервную
депрессию. Попытки Сергея доказать невиновность отца в соответствующих кабинетах
ни к чему не приводят. Между тем Сергей должен ехать с
однокурсниками на практику. Освобождают от практики в деканате. В кабинете у
декана присутствуют члены партбюро Уваров и Свиридов. С помощью психологического
прессинга партийные боссы докапываются до позорящих честь коммуниста фактов.
«Партию не обманешь», — предостерегают «провинившегося». Следующее предостережение — от Нины.
Уваров сообщает ей, что ближайшее партбюро будет рассматривать дело Вохминцева.
Для Уварова это реальный шанс взять реванш, подсказывает женская интуиция. Но
даже самые смелые гипотезы бледнеют перед коварством противника. Хладнокровно и
цинично Уваров обвиняет Вохминцева в преступлении, которое совершил сам. После
хорошо срежиссированного спектакля оргвыводы последовали незамедлительно — исключить
из рядов ВКП(б). Здесь же Вохминцев подает заявление об уходе из института. Моральную поддержку своих решительных
шагов Сергей черпает из письма отца, переданного на волю. Старший Вохминцев
убежден, что он и другие — «жертвы какой-то странной ошибки, какого-то
нечеловеческого подозрения и какой-то бесчеловечной клеветы». Далеко от Москвы, в Казахстане, Сергей
пробует себя в избранной профессии горняка. Устроиться на работу с плохой анкетой
ему помогает местный секретарь райкома партии. Не исключено, что сюда приедет
Нина. Виктор Петрович Астафьев р. 1924
Пастух и пастушка
СОВРЕМЕННАЯ ПАСТОРАЛЬ Повесть (1971)
По пустынной степи вдоль железнодорожной линии,
под небом, в котором тяжелым облачным бредом проступает хребет Урала, идет
женщина. В глазах ее стоят слезы, дышать становится все труднее. У карликового
километрового столба она останавливается, шевеля губами, повторяет цифру,
значащуюся на столбике, сходит с насыпи и на сигнальном кургане отыскивает
могилу с пирамидкой. Женщина опускается на колени перед могилой и шепчет «Как
долго я искала тебя!» Наши войска добивали почти уже задушенную
группировку немецких войск, командование которой, как и под Сталинградом, отказалось
принять ультиматум о безоговорочной капитуляции. Взвод лейтенанта Бориса
Костяева вместе с другими частями встретил прорывающегося противника. Ночной
бой с участием танков и артиллерии, «катюш» был страшным — по натиску
обезумевших от мороза и отчаяния немцев, по потерям с обеих сторон. Отбив
атаку, собрав убитых и раненых, взвод Костяева прибыл в ближайший хутор на
отдых. За баней, на снегу, Борис увидел убитых залпом
артподготовки старика и старуху. Они лежали, прикрывая друг друга. Местный
житель, Хведор Хвомич рассказал, что убитые приехали на этот украинский хутор 592 с Поволжья в голодный год. Они пасли колхозный
скот. Пастух и пастушка. Руки пастуха и пастушки, когда их хоронили, расцепить
не смогли. Боец Ланцов негромко прочитал над стариками молитву. Хведор Хвомич
удивился тому, что красноармеец знал молитвы. Сам он их забыл, в молодости
ходил в безбожниках и стариков этих агитировал ликвидировать иконы. Но они его
не послушались... Солдаты взвода остановились в доме, где
хозяйкой была девушка Люся. Они отогревались и пили самогонку. Все были
утомлены, пьянели и ели картошку, не пьянел лишь старшина Мохнаков. Люся выпила
вместе со всеми, сказав при этом: «С возвращением вас... Мы так вас долго
ждали. Так долго...» Солдаты по одному укладывались спать на
полу. Те, кто еще хранил в себе силы, продолжали пить, есть, шутить, вспоминая
мирную жизнь. Борис Костяев, выйдя в сени, услышал в темноте возню и
срывающийся голос Люси: «Не нужно. Товарищ старшина...» Лейтенант решительно
прекратил домогательства старшины, вывел его на улицу. Между этими людьми,
которые вместе прошли многие бои и невзгоды, вспыхнула вражда. Лейтенант
грозился пристрелить старшину, если тот еще раз попытается обидеть девушку.
Разозленный Мохнаков ушел в другую избу. Люся позвала лейтенанта в дом, где все
солдаты уже спали. Она провела Бориса на чистую половину, дала свой халат,
чтобы он переоделся, и приготовила за печкой корыто с водой. Когда Борис помылся
и лег в постель, веки его сами собой налились тяжестью, и сон навалился на
него. Еще до рассвета командир роты вызвал
лейтенанта Костяева. Люся даже не успела выстирать его форму, чем была очень
расстроена. Взвод получил приказ выбить фашистов из соседнего села, последнего
опорного пункта. После короткого боя взвод вместе с другими частями занял село.
Вскоре туда прибыл командующий фронтом со своей свитой. Никогда раньше Борис не
видел близко командующего, о котором ходили легенды. В одном из сараев нашли
застрелившегося немецкого генерала. Командующий приказал похоронить
вражеского генерала со всеми воинскими почестями. Борис Костяев вернулся с солдатами в тот
самый дом, где они ночевали. Лейтенанта опять сморил крепкий сон. Ночью к нему
пришла Люся, его первая женщина. Борис рассказывал о себе, читал письма своей
матери. Он вспоминал, как в детстве мать возила его в Москву и они смотрели в
театре балет. На сцене танцевали пастух и пастушка. «Они любили друг друга, не
стыдились любви и не боялись за нее. В доверчивости они были беззащитны». Тогда
Борису казалось, что беззащитные недоступны злу... 593 Люся слушала затаив дыхание, зная, что
такая ночь уже не повторится. В эту ночь любви они забыли о войне —
двадцатилетний лейтенант и девушка, которая была старше его на один военный
год. Люся узнала откуда-то, что взвод пробудет
на хуторе еще двое суток. Но утром передали приказ ротного: на машинах догонять
основные силы, ушедшие далеко за отступившим противником. Люся, сраженная
внезапным расставанием, сначала осталась в избе, потом не выдержала, догнала
машину, на которой ехали солдаты. Не стесняясь никого, она целовала Бориса и с
трудом от него оторвалась. После тяжелых боев Борис Костяев просился
у замполита в отпуск. И замполит уже было решился отправить лейтенанта на краткосрочные
курсы, чтобы тот мог на сутки заехать к любимой. Борис уже представлял свою
встречу с Люсей... Но ничего этого не произошло. Взвод даже не отвели на
переформировку: мешали тяжелые бои. В одном из них геройски погиб Мохнаков, с
противотанковой миной в вещмешке бросившись под немецкий танк. В тот же день
Бориса ранило осколком в плечо. В медсанбате народу было много. Борис
подолгу ждал перевязок, лекарств. Врач, оглядывая рану Бориса, не понимал,
почему этот лейтенант не идет на поправку. Тоска съедала Бориса. Однажды ночью
врач зашел к нему и сказал: «Я назначил вас на эвакуацию. В походных условиях
души не лечат...» Санитарный поезд увозил Бориса на восток.
На одном из полустанков он увидел женщину, похожую на Люсю... Санитарка вагона
Арина, присматриваясь к молодому лейтенанту, удивлялась, почему ему с каждым
днем становится все хуже и хуже. Борис смотрел в окно, жалел себя и раненых
соседей, жалел Люсю, оставшуюся на пустынной площади украинского местечка,
старика и старуху, закопанных в огороде. Лиц пастуха и пастушки он уже не
помнил, и выходило: похожи они на мать, на отца, на всех людей, которых он знал
когда-то... Однажды утром Арина пришла умывать Бориса
и увидела, что он умер. Его похоронили в степи, сделав пирамидку из сигнального
столбика. Арина горестно покачала головой: «Такое легкое ранение, а он
умер...» Послушав землю, женщина сказала: «Спи. Я
пойду. Но я вернусь к тебе. Там уж никто не в силах разлучить нас...» «А он, или то, что было им когда-то, остался
в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны. Остался
один — посреди России». 594 Печальный детектив Роман (1985)
Сорокадвухлетний Леонид Сошнин, бывший
оперативник уголовного розыска, возвращается из местного издательства домой, в
пустую квартиру, в самом дурном расположении духа. Рукопись его первой книги
«Жизнь всего дороже» после пяти лет ожидания наконец-то принята к производству,
но это известие не радует Сошнина. Разговор с редакторшей, Октябриной Перфильевной
Сыроквасовой, которая пыталась высокомерными замечаниями унизить
автора-милиционера, осмелившегося называться писателем, разбередил и без того
мрачные мысли и переживания Сошнина. «Как на свете жить? Одинокому?» — думает
он по дороге домой, и мысли его тяжелы. В милиции он свое отслужил: после двух
ранений Сошнин отправлен на пенсию по инвалидности. После очередной ссоры от
него уходит жена Лерка, забрав с собой маленькую дочурку Светку. Сошнин вспоминает всю свою жизнь. Он не
может ответить на собственный вопрос: почему в жизни так много места горю и
страданию, но всегда тесно любви и счастью? Сошнин понимает, что среди прочих
непостижимых вещей и явлений ему предстоит постигать так называемую русскую
душу и начинать ему надо с самых близких людей, с эпизодов, свидетелем которых
он был, с судеб людей, с которыми сталкивала его жизнь... Почему русские люди
готовы пожалеть костолома и кровопускателя и не заметить, как рядом, в соседней
квартире, умирает беспомощный инвалид войны?.. Почему так вольно и куражливо живется
преступнику средь такого добросердечного народа?.. Чтобы хоть на минуту отвлечься от мрачных
дум, Леонид представляет, как придет домой, сварит себе холостяцкий обед,
почитает, поспит маленько, чтобы хватило сил на всю ночь — сидеть за столом,
над чистым листом бумаги. Сошнин особенно любит это ночное время, когда он
живет в каком-то обособленном, своим воображением созданном мире. Квартира Леонида Сошнина находится на
окраине Вейска, в старом двухэтажном доме, где он и вырос. Из этого дома отец
уходил на войну, с которой не вернулся, здесь умерла к исходу войны и мать от
тяжелой простуды. Леонид остался с сестрой матери, теткой Липой, которую с
детства привык звать Линой. Тетка Лина после смерти своей сестры перешла на
работу в коммерческий отдел Вейской железной дороги. Этот отдел «пересудили и
пересажали разом». Тетка пыталась отравиться, но ее спасли и после суда
отправили в колонию. К этому времени Леня уже учился в областной спецшколе УВД,
откуда его чуть и не выгнали из-за осужденной тетки. Но соседи, и главным
образом 595 однополчанин отца Лавря-казак, походатайствовали
за Леонида перед областным милицейским начальством, и все обошлось. Освободилась тетка Лина по амнистии. Сошнин уже
поработал участковым в отдаленном Хайловском районе, откуда привез и жену. Тетя
Лина успела перед смертью понянчить дочку Леонида, Свету, которую считала
внучкой. После смерти Лины перешли Сошнины под покровительство другой, не менее
надежной тетки по имени Граня, стрелочницы на маневровой горке. Тетя Граня всю
жизнь занималась чужими детьми, и еще маленький Леня Сошнин постигал в
своеобразном детском саду первые навыки братства и трудолюбия. Однажды, уже после возвращения из Хайловска,
Сошнин дежурил с нарядом милиции на массовом гулянье по случаю Дня железнодорожника.
Четверо упившихся до потери памяти парней изнасиловали тетю Граню, и если бы не
напарник по патрулю, перестрелял бы Сошнин этих пьяных, спавших на лужайке
молодцов. Их осудили, и после этого случая тетя Граня стала избегать людей.
Однажды она высказала Сошнину страшную мысль о том, что, осудив преступников,
тем самым погубили молодые жизни. Сошнин накричал на старуху за то, что она
жалеет нелюдей, и стали они сторониться друг друга... В грязном и заплеванном подъезде дома к Сошнину
пристают трое выпивох, требуя поздороваться, а потом и извиниться за свое
непочтительное поведение. Он соглашается, пытаясь охладить их пыл миролюбивыми
репликами, но главный из них, молодой бугай, не успокаивается. Разгоряченные
спиртным, парни набрасываются на Сошнина. Он, собравшись с силами — сказались
раны, больничный «отдых», — побеждает хулиганов. Один из них при падении
ударяется головой об отопительную батарею. Сошнин подбирает на полу нож,
шатаясь, идет в квартиру. И сразу звонит в милицию, сообщает о драке: «Одному
герою башку об батарею расколол. Если че, не искали чтоб. Злодей — я». Приходя в себя после случившегося, Сошнин опять
вспоминает свою жизнь. Они с напарником преследовали на мотоцикле пьяного,
угнавшего грузовик. Смертельным тараном грузовик мчался по улицам городка, уже
оборвав не одну жизнь. Сошнин, старший по патрулю, принял решение пристрелить
преступника. Его напарник выстрелил, но перед смертью водитель грузовика успел
столкнуть мотоцикл преследовавших милиционеров. На операционном столе Сошнину
чудом спасли от ампутации ногу. Но он остался хромым, долго и тяжело учился
ходить. Во время выздоровления следователь долго и упорно мучил его разбирательством:
правомерно ли было применение оружия? Вспоминает Леонид и о том, как повстречал свою
будущую жену, 596 спасая ее от хулиганов, которые пытались прямо за
киоском «Союзпечать» снять с девушки джинсы. Вначале жизнь у них с Леркой шла
в покое и согласии, но постепенно начались взаимные упреки. Особенно не
нравились жене его занятия литературой. «Экий Лев Толстой с семизарядным
пистолетом, со ржавыми наручниками за поясом!..» — говорила она. Вспоминает Сошнин о том, как один «взял» в
гостинице городка залетного гастролера, рецидивиста Демона. И наконец, вспоминает, как спившийся,
вернувшийся из мест заключения Венька Фомин поставил окончательный крест на
его карьере оперативника... Сошнин привез дочку к родителям жены в дальнюю деревеньку
и уже собирался возвращаться в город, когда тесть сообщил ему, что в соседней
деревушке пьяный мужик запер в сарае старух и грозит поджечь их, если те не
выдадут ему десять рублей на опохмелье. Во время задержания, когда Сошнин
поскользнулся на навозе и упал, испуганный Венька Фомин и всадил в него вилы...
Сошнина едва довезли до больницы — и едва миновал он верной смерти. Но второй
группы инвалидности и выхода на пенсию миновать не удалось. Ночью Леонида будит ото сна страшный вопль
соседской девчонки Юльки. Он спешит в квартиру на первом этаже, где Юлька
живет со своей бабкой Тутышихой. Выпив бутылку рижского бальзама из гостинцев,
привезенных Юлькиным отцом и мачехой из прибалтийского санатория, бабка
Тутышиха уже спит мертвым сном. На похоронах бабки Тутышихи Сошнин
встречает свою жену с дочкой. На поминках они сидят рядом. Лерка со Светой остаются у Сошнина, ночью
он слышит, как за перегородкой сопит носом дочь, и чувствует, как рядом,
несмело к нему прижавшись, спит жена. Он поднимается, подходит к дочери,
поправляет у нее подушку, прижимается щекой к ее голове и забывается в
каком-то сладком горе, в воскрешающей, животворящей печали. Леонид идет на
кухню, читает «Пословицы русского народа», собранные Далем, — раздел «Муж и
жена» — и удивляется мудрости, заключенной в простых словах. «Рассвет сырым, снежным комом вкатывался
уже в кухонное окно, когда насладившийся покоем среди тихо спящей семьи, с
чувством давно ему неведомой уверенности в свои возможности и силы, без
раздражения и тоски в сердце Сошнин прилепился к столу, поместил в пятно света
чистый лист бумаги и надолго замер над ним». Булат Шалвович Окуджава р. 1924
Будь здоров, школяр - Повесть (1961)
Моздокская степь. Идет война с фашистской
Германией. Я — боец, минометчик. Я москвич, мне восемнадцать лет, второй день
на передовой, месяц в армии, и я несу командиру полка «очень ответственный
пакет». Где этот командир — неизвестно. А за невыполнение задания — расстрел.
Кто-то силой втягивает меня в окоп. Объясняют, что еще сто метров, и я нарвался
бы на немцев. Меня ведут к командиру полка. Тот читает донесение и просит
передать моему командиру, чтобы таких донесений больше не посылал. Я мечтаю о
том, как приду обратно, доложу, напьюсь горячего чая, посплю — теперь я имею
право. В нашей батарее Сашка Золотарев, Коля Гринченко, Шонгин, Гургенидзе,
командир взвода — младший лейтенант Карпов. Коля Гринченко, что бы он ни
говорил, всегда «очаровательно улыбается». Шонгин — «старый солдат». Он служил
во всех армиях во время всех войн, но ни разу не выстрелил, ни разу не был
ранен. Гургенидзе — маленький грузин, на носу у него всегда висит капелька. Вчера приходила Нина, «красивая
связистка», она замужем. «А ты совсем еще малявка, да?» — спросила она. Придет
Нина сегодня или нет? Вот она идет, рядом с ней незнакомая связистка.
Вдруг вдалеке разрыв. Кто-то кричит: «Ложись!» Я вижу, как Нина медленно под- 598 нимается с грязного снега, а та, другая,
лежит неподвижно. Это первая наша мина. Я потерял ложку. Есть нечем. Ем кашу
щепочкой. Мы идем в наступление. «Что у тебя с ладонями?» — спрашивает
старшина. Ладони мои в крови. «Это от минных ящиков», — говорит Шонгин. Сашка Золотарев делает на палочке зарубки
в память о погибших. На палочке уже не осталось места. Я прихожу в штаб полка. «А у тебя глаза
хорошие», — говорит Нина. От этих слов у меня за спиной вырастают крылья. «Я
завтра приду к тебе, ты мне нравишься», — говорю я. «Я многим нравлюсь, здесь
ведь кроме меня никого и нет», — отвечает она. Мы меняем позиции. Едем на
машине. Идет снег пополам с дождем. Ночь. Мы останавливаемся и стучимся в
какую-то хату. Хозяйка впускает нас. Все укладываются спать. «Лезь ко мне», —
говорит с печки тихий голос. «А ты кто?» — спрашиваю я. «Мария Андреевна». Ей
шестнадцать лет. «Иди поближе», — говорит она. «Пусти», — говорю я. «Ну и
вались на свою лавку, раз тебе с людьми тесно». На следующий день ранит
Гургенизде. «Попадалься», — грустно улыбается он. Его отправляют в госпиталь. Сашка Золотарев узнает, что неподалеку
стоят машины с крупой, а водители спят. «Неплохо бы нам по котелку отсыпать», —
говорит Сашка и уходит к машинам. На другой день комбат ругает Сашку за
воровство. Я говорю, что Сашка всем раздал, а сам думаю, где он был, этот
комбат, когда мы под совхозом № 3 первый бой принимали. В училище по режиму
питался. Я вспоминаю, как на последнем комсомольском собрании, когда мальчики
один за другим клялись погибнуть за Родину, Женя, которую я любил тогда,
сказала: «Мне жаль вас, мальчики. Войне нужны молчаливые, хмурые солдаты. Не
надо шуметь». — «А ты?» — крикнул кто-то. «Я тоже пойду. Только не буду кричать
и распинаться». Мы — Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я
— отправляемся на базу армии за минометами. Мы едем в полуторке. По дороге нам
встречается девушка в погонах старшины. Ее зовут Маша. Она просит подвезти ее в
тыл. Мы останавливаемся на ночлег в деревне. Хозяйка нашего дома очень похожа
на мою маму. Она кормит нас пирогом из наших сухарей, наливает спирту, чтоб мы
согрелись. Мы ложимся спать. С утра садимся в машину. Мы возвращаемся в штаб дивизии. Я встречаю
Нину. «В гости приехал?» — спрашивает она. «Тебя искал», — отвечаю я. «Ах ты
мой дорогой... Вот дружок настоящий. Не забыл, значит?» — говорит она. Мы
обедаем с Ниной в штабной столовой. Говорим о том, что было до войны, что вот
посреди войны у нас свидание, что я буду 599 ждать ее писем. Мы выходим из столовой. Я
касаюсь ее плеча. Она ласково отводит мою руку. «Не надо, — говорит она, — так
лучше». Она целует меня в лоб и бежит в начавшуюся метель. Мы получаем американский бронетранспортер.
Мы едем на нем и везем бочку вина — на всю батарею. Мы решаем попробовать вина.
Оно льется в котелки по шлангу для бензина и пахнет бензином. Выпив, Сашка
Золотарев начинает плакать и вспоминать свою Клаву. Машина идет вперед.
Навстречу нам бежит фигура. Это солдат. Он говорит, что «ребят пулями побило»,
семерых. В живых осталось двое. Мы помогаем им хоронить убитых. Идет бой. Внезапно меня ударяет в бок, но
я жив, только во рту земля. Это не меня убили, убили Шонгина. Сашка приносит
связку немецких алюминиевых ложек, но я почему-то не могу ими есть. «Рама» балуется», — говорит Коля. Я
чувствую боль в ноге, левое бедро в крови. Меня ранило! Как же так — не боя,
ничего. Меня увозят в медсанбат. Сестра просит у меня документы. Я достаю их из
кармана. Вслед за ними выпадает ложка. На ней выцарапано «Шонгин». И когда я
успел ее подобрать? Вот и память о Шонгине. В барак вносят новых раненых. Один
из них злой, из минометной. Он говорит, что все наши убиты: и Коля, и Сашка, и
комбат. Он остался один. «Врешь ты все», — кричу я. «Врет он», — говорит
кто-то. «Ты не слушай, — говорит сестра. — Он ведь не в себе». — «Наши вперед
идут», — говорю я. Мне хочется плакать и не от горя. Плачь. У тебя неопасная
рана, школяр. Ты еще поживешь. Глоток свободы, или Бедный Авросимов - Роман (1965-1968)
Петербург, январь 1826 г. Иван Евдокимович
Авросимов работает писарем в высочайше утвержденной комиссии, записывая
показания участников мятежа на Сенатской площади. В комиссии этот застенчивый
провинциал оказался благодаря протекции своего дядюшки, отставного
штабс-капитана Артамона Михайловича Авросимова, оказавшего незабываемую услугу
императору Николаю Павловичу в день принесения ему присяги, 14 декабря. Мужество не покидало писаря, пока комиссия
не приступила к допросам полковника Пестеля. С этой минуты с ним стали происходить
таинственные веши. Какая-то таинственная незнакомка добива- 600 ется встречи с ним. Член комитета, граф
Татищев, преследует Авросимова в своей коляске, задавая крайне неудобные тому
вопросы: можно ли попасть под обаяние государственного преступника — такого,
как Пестель? (Бедный герой не находит ничего лучшего, как перезадать те же
вопросы своему крепостному Егорушке. Тот в ужасе отмалчивается.) Единственное
отдохновение — неожиданное ночное приключение с офицерами (в том числе Павлом
Бутурлиным, секретарем Татищева) и их легкомысленными подружками, коих писарь
принимает за порядочных женщин и одной, Дельфиний, в пылу ночной страсти даже
предлагает выйти за него замуж. Вскоре происходит встреча и с таинственной
незнакомкой. Она оказывается женой брата Пестеля, Владимира Ивановича Пестеля,
выступившего 14 декабря на стороне Николая — против брата. Во время свидания
Авросимов клянется ей исполнить любую ее просьбу. Во время визита к дядюшке он знакомится с
неким Аркадием Ивановичем Майбородой, капитаном, служившим у Пестеля (перед
коим сам писарь уже неосознанно благоговеет), предавшим своего начальника.
Авросимов ведет капитана к знакомым офицерам, где тот повторяет историю своих
отношений с Пестелем, и получает в конце беседы неожиданную пощечину от
Бутурлина. Наутро Майборода вновь предстает перед очами Авросимова: он дает
показания в комитете. После чего герой наш уже более конкретно обсуждает с
Амалией Петровной пути к спасению Пестеля, а затем опять хочет жениться — на
этот раз на подружке Дельфиний, сенной девке Милороде. Очнувшись, он
устремляется к месту службы, где получает приказ сопровождать в Малороссию
арестованного подпоручика Заикина, готового указать властям место сокрытия
«Русской правды» (сестрица, Настенька Заикина, регулярно поджидающая брата во
дворе Петропавловской крепости, уже не раз вызывала у Авросимова искреннее
желание хоть чем-нибудь ей помочь). Вручив Пестелю в его камере опросные листы,
он вновь встречает на пути домой экипаж военного министра, и Татищев, как и
раньше, задает герою крайне неприятные тому вопросы о секрете пестелевского
обаяния. Быстрей бы уж в дорогу! Преступника сопровождает также ротмистр
Слепцов, который предлагает переночевать по дороге в его имении, Колупановке. В
полудреме Авросимову постоянно является полковник, который ведет свои
опасно-умные беседы о судьбах России — а сам все так же чертовски обаятелен! Вечер в поместье — с пением девичьего
хора, роскошной трапезой — удался на славу. Ночью Авросимов и арестант
признаются друг другу в симпатиях к Пестелю. Так что ничего удивительного не
оказывается в том, что Заикин так и не может указать место, где за- 601 рыты рукописи, — он просто этого не знает.
Но, поддавшись напору Слепцова, указывает на человека, это место знающего в
точности: своего брата Федю. Тот указывает настоящее место хранения бумаг
Пестеля, но слишком разоткровенничался с ротмистром, и тот арестовывает и
брата (Авросимов дает ему пощечину; дуэль отложена до Петербурга). На обратном
пути троица вновь заезжает в Колупановку. Из какого-то не вполне ясного чувства
превосходства Слепцов (и без того склонный почти одновременно демонстрировать
как самые нежные, казалось бы, проявления заботы и предупредительности, так и
самые гнусные качества) инсценирует нападение разбойников, и Авросимов ранит
одного из нападающих — к ужасу всех остальных, уверенных, что оружия ни у кого
больше нет. Заикин, назвавший шутку ротмистра «граничащей с подлостью», просит
Авросимова передать записку сестре Настеньке. Тот выполняет просьбу. После чего
отправляется к Амалии Петровне (та как раз разговаривает со своим мужем, братом
Пестеля, — Авросимов, случайно подслушав разговор, понимает, кого та любит) и
предлагает устроить побег из крепости. Появившиеся откуда-то из небытия
личности (некто Филимонов, Стародубцев и Гордон) предлагают свои услуги —
сперва бескорыстно, затем, «для скорости», требуют денег. Авросимов
отказывается: но машина побега, казалось, уже завертелась помимо его воли,
однако Амалия Петровна сама выдает все планы Татищеву. Министр посылает записку
Бутурлину с требованием арестовать Авросимова, — те как раз обсуждают условия
предстоящей писарю дуэли со Слепцовым. Во время ареста Авросимов все отрицает,
и его отправляют в деревню, где он, женившись, судя по всему, на Настеньке, и
дожидается Мятлева с Лавинией (см. «Путешествие дилетантов»). Путешествие дилетантов
ИЗ ЗАПИСОК ОТСТАВНОГО ПОРУЧИКА АМИРАНА АМИЛАХВАРИ - Роман
(1976-1978)
Роман, действие в котором происходит в
1845—1855 гг., начинается с возвращения князя Сергея Мятлева и рассказчика
Амирана Амилахвари после дуэли (окончившейся ничем) в просторный петербургский
• дом князя, наполненный копиями с античных шедевров. Гостиная превращена здесь
в фехтовальный зал, карточные столы сне- 602 сены в одну комнату, а жилые покои
заколочены, кроме третьего этажа, где и расположился князь. Сын
генерал-адъютанта, он принадлежит к элите своего времени, но, несмотря на это,
нелюбим государем. Поступив после пажеского корпуса в кавалергардский полк, он
был отправлен вскоре за невинную шалость в лейб-гвардии Гродненский гусарский
полк, а затем, после отличия на Кавказе и смерти старого князя, вернулся в
Петербург, где, выйдя в отставку, держит дома портрет государственного
преступника Муравьева, ведет жизнь праздную, в беседах с Амилахвари и
«хромоножкой» — описателем родословных древ Андреем Владимировичем Приимковым,
высланным из столицы за свои антипатриотические работы, разоблачающие безнравственность
русской истории. Мятлеву кажется, что он
влюблен в хладнокровную Анету, жену барона Фредерикса, но роман их недолог: та
оставляет князя ради императора. Зато барон станет вскоре мятлевским
начальником. В это же время Мятлев знакомится в своем парке с восьмилетним
ребенком, назвавшимся господином ван Шонховеном. Он будет постоянно появляться
в мятлевском парке, а затем и в самом доме, где станет распивать чаи и
беседовать с его хозяином. В действительности это переодетая Лавиния Тучкова
(Бравура — так звали ее отца, но удочеривший девочку генерал дал ей свою
фамилию), которая влюбляется в князя на всю жизнь. Но роману их суждено
осуществиться не скоро. Князь еще молод, и на Невском, во время дождя, он
знакомится с двадцатидвухлетней Александриной Жильцовой, дочерью декабриста
(ставшего таковым «по неосторожности»), приехавшей в Петербург молить за
томящегося в рудниках отца. На прошение ее отвечено отказом, и, несмотря на
привольную жизнь в доме Мятлева, чахотка окончательно подкашивает ее силы, и
Александрина бросается (вроде бы) в Неву (позднее, во время своего путешествия,
Мятлев остановится в гарнизоне, куда, кажется, сбежала на самом деле
Александрина, — но понять это точно ему так и не удастся). Мятлев остается в
доме с верным слугою Афанасием. Князь, впрочем, довольно быстро заводит роман с
графиней Натали Румянцевой. Та соблазняет князя, беременеет от него, а затем
поднимает по всему Петербургу волну слухов — князя даже вызывает к себе шеф
корпуса жандармов граф Орлов. Тем временем мать выдает живущую в Москве
Лавинию (ей идет шестнадцатый год) за квартирохозяина, г-на Ладимировского. Мятлев бросается в первопрестольную, но
встреча с Лавинией и знакомство с ее матерью кончаются ничем. Зато по
возращении в северную столицу князь принужден назначить венчание с забеременевшей
(вроде бы от него) Натали на конец октября. Невеста приступает к решительной
переделке любимого княжьего дома. 603 Князь даже вынужден поступить на службу в
ведомство графа Нессельроде. Возвращаясь от последнего, Мятлев заходит в
лавочку г. Свербеева, где знакомится с неким г. Колесниковым, проповедующим ни
с того ни с сего довольно крамольные идеи — революцию в Европе и пр. После чего
жизнь его приобретает почти мистический характер: в дом является некто г.
Тимофей Катакази, вытягивающий из князя сведения о гг. Приимкове и Колесникове.
Император лично соединяет руки Натали и князя — деваться некуда, Мятлев
женится, но инфлюэнца уносит жизнь молодой жены и младенца. Оправившись от
потрясения, Мятлев садится за мемуары о погибшем своем товарище-поэте, г.
Лермонтове. «Перечитав написанное, он вдруг понял, что писал не столько об
убитом товарище, сколько сводил с царем личные счеты». Однако, встретив
случайно г. Колесникова, князь отчего-то решается показать тому свою рукопись.
Литератор в ужасе. А князь, мучимый хандрой и неясным стремлением к Лавинии,
решает навестить ее мать — якобы для покупки портрета князя Сапеги, на деле — с
целью разведать план дома и попытаться однажды выкрасть Лавинию. Г-жа Тучкова
оказывается тем не менее проницательнее князя и в полном иносказаний разговоре
указывает ему на неосуществимость подобных намерений. Тот, однако, начинает испытывать
жгучую тоску по Лавинии. Наконец та и сама прибывает в Петербург (шел 1850 г.)
и лично навещает князя в его доме! Происходит решительное объяснение, во
время которого Лавиния просит князя просто сохранять терпение, и тогда счастье
настигнет их само по себе. Здесь же бывший г-н ван Шонховен признается, что две
стихотворные строчки (давно уже ставшие лейтмотивом всего романа): «Помнишь ли
труб заунывные звуки, / Брызги дождя, полусвет, полутьму?..» — взяты из
Некрасова. Но попытка влюбленных поговорить на
октябрьском балу в Аничковом дворце оканчивается неудачей: муж не отстает от
Лавинии, повышенный (но безуспешный) интерес к юной красавице проявляет сам
император, какой-то конногвардеец нелестно о ней отзывается (вот и повод для
дуэли, с которой начинается роман)... Лишь встреча с Анетой приносит радость:
та берется за устройство их свиданий у себя дома. Но Лавиния признается
зачем-то в своей связи мужу, и тот увозит ее в деревню. Вернувшись весною в
Петербург, г. Ладимировский тем не менее теряет свою супругу: 5 мая она сбегает
с князем, после чего фамильный дом Мятлева рушится сам по себе. Николай
распоряжается схватить беглецов, для чего за ними снаряжена погоня во всех
возможных направлениях. Влюбленные же бегут в Москву. По дороге они знакомятся
с милым помещиком Иваном Евдокимовичем, у которого надолго задерживаются и
который тоже 604 каким-то образом был связан с событиями 14
декабря. Лишь в день отъезда выясняется, что это — Авросимов (см. роман «Бедный
Авросимов»). Через Москву и Тулу беглецы отправляются в
сторону Пятигорска, но неожиданная встреча с дружелюбно настроенным полковником
фон Мюфлингом (которому на самом деле поручено задержать влюбленных, но
которому влюбленные искренне нравятся) заставляет их повернуть в Тифлис, к
родственникам Амирана. Следом, влекомый интуицией, едет и полковник, но
гостеприимные грузины убеждают его не предпринимать ничего против счастливой
пары. Фон Мюфлинг дает обещание — но тут, на беду, появляется Тимофей Катакази,
который и задерживает Лавинию с князем. Их препровождают в Петербург: князя —
в крепость, Лавинию — к законному супругу. Последний надеется на восстановление
семейных отношений, но бесполезно. Хотя князя лишают титула, состояния и
отправляют в бессрочную рядовым на Кавказ, Лавиния по-прежнему любит его. Муки
солдатчины усиливаются оттого, что терпеть их приходится в том самом гарнизоне,
где влюбленные восстанавливали силы во время своего путешествия и где, судя по
всему, и кончила свои дни Александрина. После ранения князя Лавиния вновь
бросает мужа и под чужим именем поступает в сестры милосердия — чтобы быть
рядом с любимым, но ее вновь под конвоем возвращают в столицу. Через некоторое
время Амиран (женившийся уже на Марго, подруге Лавинии) получает от нее
письмо, где та сообщает о своем желании примириться с мужем и уехать с ним в
Италию. Вскоре умирает Николай, и отчаявшийся уже было князь получает полное
помилование. Он поселяется в своем имении в Костромской губернии, куда под
видом ключницы приезжает изнеможенная этой жизнью Лавиния. Счастье их недолго:
попытавшись открыть для крестьян больницу, а затем школу, князь умирает. Публикуемые
в эпилоге письма проливают свет на некоторые подробности сей истории. Так,
внезапный отъезд Лавинии в Италию был вызван письмом Елизаветы, сестры
Мятлева, где та объявляла несчастную причиной всех бед князя. Борис Львович Васильев р. 1924
А зори здесь тихие - Повесть (1969)
Май 1942 г. Сельская местность в России.
Идет война с фашистской Германией. 171-м железнодорожным разъездом командует
старшина Федот Евграфыч Васков. Ему тридцать два года. Образования у него всего
четыре класса. Васков был женат, но жена его сбежала с полковым ветеринаром, а
сын вскоре умер. На разъезде спокойно. Солдаты прибывают
сюда, осматриваются а потом начинают «пить да гулять». Васков упорно пишет
рапорты, и, в конце концов, ему присылают взвод «непьющих» бойцов — девчат-зенитчиц.
Поначалу девушки посмеиваются над Васковым, а он не знает, как ему с ними
обходиться. Командует первым отделением взвода Рита Осянина. Муж Риты погиб на
второй день войны. Сына Альберта она отправила к родителям. Вскоре Рита попала
в полковую зенитную школу. Со смертью мужа она научилась ненавидеть немцев
«тихо и беспощадно» и была сурова с девушками из своего отделения. Немцы убивают подносчицу, вместо нее
присылают Женю Комелькову, стройную рыжую красавицу. На глазах Жени год назад
немцы расстреляли ее близких. После их гибели Женя перешла фронт. Ее подобрал,
защитил «и не то чтобы воспользовался беззащитностью — прилепил к себе
полковник Лужин». Был он семей- 606 ный, и военное начальство, прознав про
это, полковника «в оборот взяло», а Женю направило «в хороший коллектив».
Несмотря ни на что, Женя «общительная и озорная». Ее судьба сразу
«перечеркивает Ритину исключительность». Женя и Рита сходятся, и последняя «оттаивает». Когда речь заходит о переводе с передовой
на разъезд, Рита воодушевляется и просит послать ее отделение. Разъезд
располагается неподалеку от города, где живут ее мать и сын. По ночам тайком
Рита бегает в город, носит своим продукты. Однажды, возвращаясь на рассвете,
Рита видит в лесу двоих немцев. Она будит Васкова. Тот получает распоряжение
от начальства «поймать» немцев. Васков вычисляет, что маршрут немцев лежит на
Кировскую железную дорогу. Старшина решает идти коротким путем через болота к
Синюхиной гряде, тянущейся между двумя озерами, по которой только и можно
добраться до железной дороги, и ждать там немцев — они наверняка пойдут
окружным путем. С собой Васков берет Риту, Женю, Лизу Бричкину, Соню Гурвич и
Галю Четвертак. Лиза с Брянщины, она — дочь лесника. Пять
лет ухаживала за смертельно больной матерью, не смогла из-за этого закончить
школу. Заезжий охотник, разбудивший в Лизе первую любовь, обещал помочь ей
поступить в техникум. Но началась война, Лиза попала в зенитную часть. Лизе
нравится старшина Васков. Соня Гурвич из Минска. Ее отец был
участковым врачом, у них была большая и дружная семья. Сама она проучилась год
в Московском университете, знает немецкий. Сосед по лекциям, первая любовь
Сони, с которым они провели всего один незабываемый вечер в парке культуры,
ушел добровольцем на фронт. Галя Четвертак выросла в детском доме. Там
ее «настигла» первая любовь. После детского дома Галя попала в библиотечный
техникум. Война застала ее на третьем курсе. Путь к озеру Вопь лежит через болота.
Васков ведет девушек по хорошо известной ему тропке, по обе стороны которой —
трясина. Бойцы благополучно добираются до озера и, затаившись на Синюхиной
гряде, ждут немцев. Те появляются на берегу озера только на следующее утро. Их
оказывается не двое, а шестнадцать. Пока немцам остается около трех часов ходу
до Васкова и девушек, старшина посылает Лизу Бричкину обратно к разъезду —
доложить об изменении обстановки. Но Лиза, переходя через болото, оступается и
тонет. Об этом никто не знает, и все ждут подмоги. А до тех пор девушки решают
ввести немцев в заблуждение. Они изображают лесорубов, громко кричат, Васков
валит деревья. 607 Немцы отходят к Легонтову озеру, не
решаясь идти по Синюхиной гряде, на которой, как они думают, кто-то валит лес.
Васков с девушками перебирается на новое место. На прежнем месте он оставил
свой кисет, и Соня Гурвич вызывается принести его. Торопясь, она натыкается на
двоих немцев, которые убивают ее. Васков с Женей убивают этих немцев. Соню
хоронят. Вскоре бойцы видят остальных немцев,
приближающихся к ним. Спрятавшись за кустами и валунами, они стреляют первыми,
немцы отходят, боясь невидимого противника. Женя и Рита обвиняют Галю в
трусости, но Васков защищает ее и берет с собой в разведку в «воспитательных
целях». Но Васков не подозревает, какой след в душе Гали оставила Сонина
смерть. Она напугана до ужаса и в самый ответственный момент выдает себя, и
немцы убивают ее. Федот Евграфыч берет немцев на себя, чтоб
увести их от Жени и Риты. Его ранят в руку. Но ему удается уйти и добраться до
острова на болоте. В воде он замечает юбку Лизы и понимает, что помощь не
придет. Васков находит место, где остановились на отдых немцы, убивает одного
из них и идет искать девушек. Они готовятся принять последний бой. Появляются
немцы. В неравном бою Васков и девушки убивают нескольких немцев. Риту
смертельно ранят, и пока Васков оттаскивает ее в безопасное место, немцы
убивают Женю. Рита просит Васкова позаботиться о ее сыне и стреляет себе в
висок. Васков хоронит Женю и Риту. После этого он идет к лесной избушке, где
спят оставшиеся в живых пятеро немцев. Одного из них Васков убивает на месте, а
четверых берет в плен. Они сами связывают друг друга ремнями, так как не верят,
что Васков «на много верст один-одинешенек». Он теряет сознание от боли только
тогда, когда навстречу уже идут свои, русские. Через много лет седой коренастый старик
без руки и капитан-ракетчик, которого зовут Альберт Федотыч, привезут на
могилу Риты мраморную плиту. Василь Быков р. 1924
Круглянский мост - Повесть (1968)
Сидящий в яме по причине отсутствия в партизанском
отряде специального помещения для арестованных, Степка Толкач перебирал в памяти
обстоятельства последних дней. Не везло Степке в этом отряде, не очень ему
здесь доверяли и служить поставили в хозяйственный взвод. И вдруг подрывник
Маслаков предложил ему сходить на задание. Степка обрадовался, несмотря на
молодость, он все же был опытным подрывником. Пошли вчетвером — Маслаков,
Степка, Бритвин, бывший комбат, за что-то разжалованный и теперь старающийся
заслужить прощение, и хорошо знающий эти места Данила Шпак. Задание: сжечь
деревянный мост у села Кругляны. Когда оказались в нужном месте, надвигались
сумерки и собирался дождь. «Идти нужно сейчас, — решил Маслаков. — Возле моста
еще не поставили ночную охрану. К тому ж, если дождь разойдется, мост не
загорится. Кто со мной?» Бритвин и Шпак под разными предлогами отказались.
«Пойдешь ты», — приказал Маслаков Степке. Когда они выходили из леса, дорога и
мост казались абсолютно безлюдными. Но уже на подходе к мосту в дождливом
тумане вдруг прорезалась какая-то фигура. Прятаться было поздно, и они
продолжали движение. От моста грохнул выстрел. Маслаков и Степка метнулись с
дороги, Степка по одну, а Маслаков по другую сторону насыпи. Держа в одной руке
винтовку, 609 в другой — канистру, Степка бежал вдоль
насыпи, которая становилась ниже, и наконец увидел фигуру стрелявшего. Степка
бросил канистру и почти не целясь выстрелил. Перемахнул через дорогу и
наткнулся на лежавшего Маслакова. Похоже, тот был мертв. Стояла тишина, никто
не стрелял. Степка взвалил на себя тело командира и потащился назад. Он все
ожидал, что навстречу выйдут помочь Бритвин и Шпак, но встретил их только в
лесу. Степка чуть не плакал от горя и отчаяния: Маслаков ранен, канистра
осталась возле моста, да и толку бы от нее уже не было — немцы теперь усилят
охрану и к мосту не подобраться. «Иди ищи подводу», — приказал Степке Бритвин,
принявший командование группой. Коня, пасшегося в лесу, Степка нашел быстро. Но
хозяин его, пятнадцатилетний подросток Митя, уперся: «Не могу дать. Мне утром
везти молоко в Кругляны». — «Ладно, — предложил Степка, — пойдем вместе. К утру
вернешься с конем домой». Степку встретили мрачно: «Зря старался». Маслаков
умер. Мальчика решили оставить до утра, Бритвину не понравилось, что Митя — сын
полицая. Но Степка почувствовал, что у Бритвина появилась какая-то мысль, когда
он услышал, что завтра утром Митя должен везти молоко через тот самый мост.
Бритвин тут же послал Шпака за взрывчаткой, а Митю отправил домой, договорившись,
что тот утром заедет к ним с молоком. Привезенный Шпаком аммонит оказался
сильно отсыревшим, и Бритвин приказал сушить его прямо на огне. Сушили Степка и
Шпак, Бритвин наблюдал за ними с отдаления. «Ну вот, — когда взрывчатка
просохла, сказал он, — это вам не какая-то канистра с бензином. Тоже мне
взрывники, чем хотели мост уничтожить. Да еще без помощи местных жителей». —
«А может, Маслаков никем не хотел рисковать», — возразил Степка. «Рисковать?
Знаешь, что такое война? Это риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает.
Терпеть не могу умников, которые рассуждают, что правильно, а что неправильно.
И как бы невиновные не пострадали. При чем тут невиновный — война!» И Степка
подумал, что, может быть, Бритвин лучше Маслакова понимает войну. Под утро появился Митя с телегой и
молочными бидонами. Из одного бидона они вылили молоко и набили его
взрывчаткой, вставили взрыватель и вывели наружу бикфордов шнур. «Шнур горит
пятьдесят секунд. Значит, нужно будет поджечь шнур метров за тридцать от
моста, а на мосту скинуть этот бидон и хлестнуть лошадей. Пока полицаи
опомнятся, моста уже не будет», — объяснял Бритвин мальчику. «А кто поедет?» —
спросил Степка. «А ты беги быстро к мосту. Твое место там!» — вместо ответа
прикрикнул Бритвин на 610 Степку. И Степка отправился к мосту.
Подобрался к нему Степка совсем близко. Дорога долго была пустой. И наконец на
ней появилась подвода. В подводе сидел Митя и неумело курил папиросу. Бритвина
и Шпака там не было. «Где же они?» — забеспокоился Митя. Один из охранников
что-то крикнул, и мальчик остановил подводу и соскочил на землю в каких-нибудь
десяти метрах от моста. «Все, — решил Степка. — Сейчас полицай подойдет и
увидит бикфордов шнур. Пропал Митя». Степка вскинул автомат и дал очередь.
Конь рванулся вперед, вылетел на мост и вдруг, как бы споткнувшись, упал на
колени. Митя кинулся на мост к коню. С другой стороны бежали трое полицаев.
Степка прицелился в бегущих, но спустить курок не успел — мощная взрывная
волна отбросила его назад. Полуоглушенный Степка уже бежал к лесу. Сзади
горело, и на середине моста зиял огромный пролом. В лесу его поджидали Бритвин
и Шпак. «Здорово грохнуло, а!» — радовался Бритвин. А Степка все никак не мог
задать вопрос: где же они были, почему выставили одного Митю? «Ты что,
недоволен? — спросил его наконец Бритвин. — Мы же взорвали мост! И получилось
все, как распланировали. Когда подвода оказалась на мосту, мы подстрелили
коня». «Вот почему Митя кинулся на мост, — понял все Степка. — Он бросился к
раненому коню». «Сволочь! — закричал он Бритвину. — Ты — сволочь!» — «Сдать
оружие», — жестко приказал Бритвин и пошел на Степку, ожидая привычного
послушания. Но Степка вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Бритвин
согнулся, схватившись за живот... И вот теперь Степка сидит в яме и ожидает
суда. Его навестил Шпак, сообщил, что Бритвину делают операцию, что он выживет
и что зла на него Бритвин не держит, только просит, чтоб Степка ничего не
рассказывал про Митю и вообще про всю эту историю. Степка послал Шпака подальше.
Нет уж, он не боится. Он, конечно, виноват, и его накажут. Но прежде он
расскажет, как все случилось, и назовет Митю... Сотников - Повесть (1970)
Зимней ночью, хоронясь от немцев, кружили
по полям и перелескам Рыбак и Сотников, получившие задание добыть
продовольствие для партизан. Рыбак шел легко и быстро, Сотников отставал, ему
вообще 611 не следовало отправляться на задание — он
заболевал: бил кашель кружилась голова, мучила слабость. Он с трудом поспевал
за Рыбаком. Хутор, к которому они направлялись, оказался сожженным. Дошли до
деревни, выбрали избу старосты. «Здравствуйте, — стараясь быть вежливым,
поздоровался Рыбак. — Догадываетесь, кто мы?» — «Здравствуйте», — без тени
подобострастности или страха отозвался пожилой человек, сидевший за столом над
Библией. «Немцам прислуживаешь? — продолжал Рыбак. — Не стыдно быть врагом?» —
«Своим людям я не враг», — так же спокойно отозвался старик. «Скотина есть?
Пошли в хлев». У старосты взяли овцу и не задерживаясь двинулись дальше. Они шли через поле к дороге и внезапно
уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом», — скомандовал Рыбак.
Уже видны были две подводы с людьми. Оставалась еще надежда, что это крестьяне,
тогда все обошлось бы. «А ну, стой! — донесло злой окрик. — Стой, стрелять
будем!» И Рыбак прибавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне —
закружилась голова. Сотников испугался, что не сможет подняться. Нашарил в
снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десятке безнадежных
ситуаций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог
сделать еще несколько шагов и почувствовал, как ожгло бедро и по ноге потекла
кровь. Подстрелили. Сотников снова залег и начал отстреливаться по уже
различимым в темноте преследователям. После нескольких его выстрелов все
стихло. Сотников смог разглядеть фигуры, возвращавшиеся к дороге. «Сотников! —
услышал он вдруг шепот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки
вернулся за ним. Вдвоем под утро они добрались до следующей деревни. В доме,
куда они вошли, партизан встретила девятилетняя девочка. «Как мамку зовут?» —
спросил Рыбак. «Демичиха, — ответила девочка. — Она на работе. А мы вчетвером
тут сидим. Я самая старшая». И девочка гостеприимно выставила на стол миску с
вареной картошкой. «Я тебя здесь хочу оставить, — сказал Рыбак Сотникову. —
Отлежись». «Мамка идет!» — закричали дети. Вошедшая женщина не удивилась и не
испугалась, только в лице ее что-то дрогнуло, когда она увидела пустую миску на
столе. «Что вам еще надо? — спросила она. — Хлеба? Сала? Яиц?» — «Мы не немцы».
— «А кто же вы? Красные армейцы? Так те на фронте воюют, а вы по углам
шастаете», — зло выговаривала женщина, но тут же занялась раной Сотникова.
Рыбак глянул в окно и отпрянул: «Немцы!» — «Быстро на чердак», — распорядилась
Демичиха. Полицаи искали водку. «Нет у меня ничего, — зло отругивалась
Демичиха. — Чтоб вам околеть». 612 И тут сверху, с чердака, грохнул кашель.
«Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх! Попались, голубчики». Связанных Сотникова, Рыбака и Демичиху
повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что они пропали, Сотников не
сомневался. Мучила его мысль о том, что они оказались причиной гибели вот для
этой женщины и ее детей... Первым на допрос повели Сотникова. «Вы думаете, я
скажу вам правду?» — спросил Сотников у следователя Портнова. «Скажешь, —
негромко сказал полицай. — Все скажешь. Мы из тебя фарш сделаем. Повытянем все
жилы, кости переломаем. А потом объявим, что всех выдал ты... Будилу ко мне!» —
приказал следователь, и в комнате появился буйволоподобный детина, огромные его
ручищи оторвали Сотникова от стульчика... Рыбак же пока томился в подвале, в котором
неожиданно встретил старосту. «А вас-то за что посадили?» — «За то, что не
донес на вас. Пощады мне не будет», — как-то очень спокойно ответил старик.
«Какая покорность! — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь еще повоюю».
И когда его привели на допрос, Рыбак старался быть покладистым, не раздражать
зря следователя — отвечал обстоятельно и, как ему казалось, очень хитро. «Ты
парень вроде с головой, — одобрил следователь. — Мы проверим твои показания.
Возможно, сохраним тебе жизнь. Еще послужишь великой Германии в полиции.
Подумай». Вернувшись в подвал и увидев сломанные пальцы Сотникова — с
вырванными ногтями, запекшиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную
радость, что избежал такого. Нет, он будет изворачиваться до последнего. В
подвале их было уже пятеро. Привели еврейскую девочку Басю, от которой
требовали имена тех, кто ее скрывал, и Демичиху. Наступило утро. Снаружи послышались
голоса. Говорили про лопаты. «Какие лопаты? Зачем лопаты?» — тягостно заныло в
Рыбаке. Дверь подвала отворилась: «Выходи: ликвидация!» Во дворе уже стояли
полицаи с оружием на изготовку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и полицейское
начальство. «Я хочу сделать сообщение, — выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это
я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака, — оказался здесь случайно».
Но старший только махнул рукой: «Ведите». «Господин следователь, — рванулся
Рыбак. — Вы вчера мне предлагали. Я согласен». — «Подойдите поближе, —
предложили с крыльца. — Вы согласны служить в полиции?» — «Согласен», — со
всей искренностью, на которую был способен, ответил Рыбак. «Сволочь», — как
удар, стукнул его по затылку окрик Сотникова. Сотникову сейчас было мучительно
стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попав- 613 ших в беду людей. Полицаи вели их на место
казни, куда уже согнали жителей местечка и где сверху уже свешивались пять
пеньковых петель. Приговоренных подвели к скамейке. Рыбаку пришлось помогать
Сотникову подняться на нее. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут
же укорил себя: откуда у тебя право судить... Опору из-под ног Сотникова выбил
Рыбак. Когда все кончилось и народ расходился, а
полицаи начали строиться, Рыбак стоял в стороне, ожидая, что будет с ним. «А
ну! — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это было
Рыбаку обыкновенно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что
дальше? Рыбак провел взглядом по улице: надо бежать. Вот сейчас, скажем,
бухнуться в проезжающие мимо сани, врезать по лошади! Но, встретившись с
глазами мужика, сидевшего в санях, и почувствовав, сколько в этих глазах
ненависти, Рыбак понял: с этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет? И тут его,
словно обухом по голове, оглушила мысль: удирать некуда. После ликвидации — некуда.
Из этого строя дороги к побегу не было. Знак беды - Повесть (1983)
Степанида и Петрок Богатька живут на
хуторе Яхимовщина, в трех километрах от местечка Выселки. Их сын Федя служит в
танковых войсках, дочь Феня учится «на докторшу» в Минске. Начинается война.
Быстро прокатывается на восток фронт, приходят немцы. Наступает страшная в
непредсказуемости новых бед жизнь. Поначалу немцы хозяйничают лишь в местечке
и на хутор не наведываются. Первыми являются «свои» — полицаи Гуж и
Колонденок. Колонденок когда-то, в пору коллективизации, был при сельсовете
мальчиком на побегушках. Хотя Гуж приходится Петроку дальним родственником, он
грубо унижает хозяев, требуя беспрекословного подчинения. Петрок терпит
оскорбления и угрозы, Степанида держит себя гордо и вызывающе. Гуж
припоминает, что она была колхозной активисткой, и угрожает расправой. Наконец
полицаи уходят, выпив принесенную с собой самогонку. Степанида ругает мужа за
его заискивающее поведение. Приход полицаев был не случайным — Гуж присмотрел
хутор для постоя немецкого офицера с ко- 614 мандой. Через несколько дней приезжают на
тяжелом грузовике и немцы. Они приказывают хозяевам вымыть хату для офицера,
самих же Степаниду и Петрока выгоняют жить в истопку. Немцы учиняют полный
разгром в хозяйстве. Хозяева со страхом наблюдают все это и ждут еще больших
бед. Когда Степанида пытается показать, что корова дает мало молока, немцы
сами доят корову и за «сопротивление» избивают хозяйку. В следующий раз
Степанида тайком выдаивает все молоко в траву. Не получив молока, фельдфебель
пристреливает корову. Пока немцы возятся с коровьей тушей, Степанида успевает
спрятать за хутором, в барсучьей норе, уцелевшего поросенка. Помогает ей в
этом глухонемой пастушок Янка. Ночью Степанида выкрадывает винтовку повара и
бросает ее в колодец. Наутро немцы перетряхивают в поисках винтовки всю
истопку, забрав при этом скрипку Петрока. Днем его заставляют копать клозет для
офицера. Ободренный тем, что офицер похвалил его за работу, Петрок решается
вечером идти просить скрипку. Он долго играет немцам. Скрипку возвращают. Ночью
слышатся близкие выстрелы и крики: «Бандитен!» Немцы притаскивают во двор
застреленного Янку, неизвестно по какой причине подошедшего к хутору. Назавтра,
после приезда посыльного на мотоцикле, немцы собираются и покидают хутор.
Степаниде кажется, что она перестает ощущать себя в этом мире, и думает
только: за что? За что такая кара обрушилась на нее, на людей? И память
переносит ее на десять лет назад... Тогда в Выселках организовывали колхоз. На
очередном собрании выступал уполномоченный из района, ругал всех за несознательность
— кроме членов комбеда, никто в колхоз не записывался. Восьмое собрание
закончилось так же. Через день представитель окружкома Новик применил новый
метод организации колхоза: на комбеде ставился вопрос о раскулачивании тех, кто
не хотел записываться. Запугивая членов комбеда часто повторяющимися словами
«саботаж», «уклонизм», Новик добивался, чтобы перевес в голосовании был за
раскулачивание. На этих заседаниях присутствовал мальчик на побегушках при
сельсовете — переросток Потапка Колонденок, который все услышанное использовал
в своих заметках в районную газету. С ужасом читали потом члены комбеда эти
заметки, подписанные псевдонимом Грамотей. В них упоминались многие
местечковцы, совсем не кулаки. Но так как они использовали наемную силу, их
раскулачивали. Степанида вспоминает горе семей, выброшенных из домов на снег,
увозимых вместе с малыми детьми в неизвестность. Милиционер Вася Гончарик, из
местных, после того как раскулачил семью своей любимой девушки, застрелился. Он
был старшим братом Янки, кото- 615 рому тогда было три года и которого,
ставшего на всю жизнь глухонемым, застрелят немцы на хуторе Яхимовщина. Вспоминает Степанида и то, как достался им
с Петроком этот хутор. Он принадлежал пану Яхимовскому, обедневшему шляхтичу,
одинокому старику. Степанида с Петроком, поженившись, работали у старика и жили
у него на хуторе. После революции начали отбирать у панов имущество и землю и
делить среди бедняков. Хутор достался Богатькам; из обширных земельных
владений, которые Яхимовский сдавал в аренду, Степаниде с Петроком нарезали две
десятины на горе. Чтобы отвести от земли беды, Петрок поставил на горе крест,
и народ прозвал эту гору Голгофой. Когда Степанида пришла к Яхимовскому
просить прощения — ее мучила совесть, что она владеет чужим имуществом, —
старик ответил: «Пан Езус простит». Степанида оправдывалась, — мол, не им, так
все равно другим бы отдали, а старик произнес выстраданно: «Но вы же не
отказались... Грех зариться на чужое». Они кормили старика, ухаживали за ним,
но он ничего не ел и в один страшный день повесился в амбаре. В этот день,
перед тем как обнаружить в амбаре старика, Степанида с Петроком нашли на поле
замерзшего жаворонка, который обманулся первым теплом. И Степанида решила, что
это предзнаменование беды, ее знак. Так оно и случилось. Пала лошадь, глинистая
земля не родила, и вся трудная жизнь не приносила Богатькам ни счастья, ни
радости. Потом — коллективизация с ее людским горем, беспросветный колхозный
труд, и вот — война... За убитым Янкой приезжают Гуж с
Колонденком на подводе. Гуж приказывает Петроку идти на работу достраивать
разбомбленный мост. С работы Петрок приходит еле живой. Он решает выгнать
самогона, чтобы откупиться от полицаев. За змеевик для аппарата он обменивает
свою скрипку. Но самогон не помогает — полицаи требуют его все больше и
больше, вваливаются однажды и полицаи из дальней деревни. Не найдя самогона,
который уже забрал Гуж, «чужие» полицаи до полусмерти избивают хозяев. Петрок
решает покончить с самогоном — разбивает аппарат, откапывает спрятанную в лесу
бутылку первача, несет ее домой, чтобы полечить избитую Степаниду. Его уже
поджидает Гуж. Отчаяние заставляет Петрока выкрикивать в адрес полицаев и
немцев все проклятия, что накопились у него на душе. Полицаи избивают его,
тащат, полуживого, в местечко — и навсегда пропадает Петрок... Пропадает
человек, за всю жизнь не сделавший никому зла, безвольный, но все-таки однажды
прикоснувшийся к безжалостным жерновам истории. Когда-то снежной зимой
застряли какие-то машины на большаке возле хутора. 616 Люди из машин зашли в хату погреться.
Главный из них, приглядевшись к тяжелой жизни хозяев, дал им червонец — на
лекарство для болеющей дочери. Этот человек был председатель ЦИКа Белоруссии
Червяков. И когда арестовали председателя колхоза Левона, Степанида собрала
подписи с колхозников под письмом о невиновности председателя и послала
Петрока в Минск — отдать письмо Червякову и заодно вернуть долг — червонец.
Петрок опоздал на день — Червякова уже похоронили... Степанида, придя в себя после побоев, после
того как слышала расправу Гужа над Петроком, решает мстить полицаям, немцам —
всем, кто разрушил и без того горемычную жизнь. Она знает, что у моста кто-то
из местных забрал неразорвавшуюся бомбу. Степанида уверена, что это мог сделать
только Корнила. Она идет в местечко, чтобы попытаться передать что-нибудь
поесть Петроку в тюрьму и попросить у Корнилы бомбу. От тюрьмы ее гонят, забрав
передачу. Хитрый Корнила соглашается привезти к ней бомбу на подводе — в обмен
на уцелевшего поросенка. Степанида решает бомбой взорвать мост, который уже
построен заново. Степанида до поры закапывает бомбу в землю. В местечке она
встречает конвой, ведущий куда-то Корнилу, и в страхе возвращается домой, чтобы
спрятать бомбу получше. Обессиленная,
Степанида ложится отдохнуть в истопке. В
дверь ломятся полицаи, они требуют, чтобы она показала, где бомба. Степанида не
открывает. Дверь начинают ломать, стреляют сквозь нее. Степанида обливает
истопку изнутри керосином и поджигает. Думая, что бомба внутри, полицаи
разбегаются. Никто не тушит полыхающее пламя, опасаясь мощного взрыва бомбы.
«Но бомба дожидалась своего часа». Леонид Генрихович Зорин р. 1924
Варшавская мелодия - Драма (1967)
Москва. Декабрь 1946 г. Вечер. Большой зал
консерватории. Виктор садится на свободное место рядом с девушкой. Девушка
говорит ему, что место занято, так как она пришла с подругой. Однако Виктор показывает
ей свой билет и описывает девушку, которая ему этот билет продала. В ней Геля —
а именно так зовут девушку — узнает свою подругу. В антракте выясняется, что
Виктор здесь впервые. Он пытается узнать, откуда приехала Геля, — она говорит
по-русски с ошибками и с акцентом, выдающим в ней иностранку. Виктор думает,
что она из Прибалтики, а оказывается — из Польши. Они с подругой учатся в
консерватории. Она певица. Геля сердится, что ее подруга предпочла концерту
прогулку с молодым человеком. После концерта Виктор провожает Гелю в ее
общежитие. По дороге Геля рассказывает Виктору о себе. Русскому языку ее учил
отец. Виктор рассказывает о своей жизни. Он учится на технолога: будет
создавать вина. Читает ей стихи Омара Хайяма. Виктор хочет встретиться с ней
еще и назначает свидание. На остановке Виктор смотрит на часы.
Появляется Геля. Виктор говорит ей, что боялся, что она не придет. Он не знает,
куда им идти. Геле нравится, что он откровенен, что у него есть характер.
Советует ему понимать: каждая женщина — королева. 618 Переговорный пункт. Пустой зал, Геля
собирается говорить с Варшавой. Пока они ждут ее очереди, она рассказывает
Виктору, как болела два дня, как ее лечили чаем с малиной. Наконец, Геле дают
кабину. Когда она возвращается, Виктор хочет узнать, с кем она говорила, но
Геля смеется, перебирая вслух имена разных молодых людей. Скоро полночь. Геля
хочет, чтобы Виктор проводил ее в общежитие. Но Виктор и не думает
расставаться с ней и напрашивается на чай. Музей. Виктор приводит сюда Гелю, так как
больше им некуда деться: сам он не москвич. Геля рассказывает ему о польском
городе Вавеле. Там похоронена польская королева Ядвига. Она была покровительницей
университета в Кракове, и все ученики до сих пор пишут ей записки с просьбами
помочь выдержать экзамен или облегчить учебу. Сама Геля тоже ей писала. Так,
за разговорами, Геля и Виктор гуляют по музею, иногда заходят за статуи и
целуются. Комната в общежитии. Геля в домашнем
халатике укладывает перед зеркалом волосы. Входит Виктор. Геля журит его, что
он поздно пришел: так они могут не успеть к друзьям на встречу Нового гола.
Виктор принес ей подарок — новые туфельки. Геля в ответ дарит ему новый
галстук, уходит на несколько минут, чтобы надеть платье. Когда Геля
возвращается, то видит, что Виктор спит. Геля отходит в сторону, гасит большой
свет. Потом садится напротив Виктора и внимательно на него смотрит. Тишина.
Медленно начинают бить часы. Двенадцать. Потом, через некоторое время, час.
Геля продолжает сидеть в той же позе. Виктор открывает глаза. Геля поздравляет
его с Новым годом. Виктор просит у нее прощения за то, что все проспал.
Оказывается, он разгружал вагоны, чтобы заработать Геле на подарок. Геля не
сердится на него. Они пьют вино, слушают музыку, танцуют. Потом Геля поет
Виктору старинную веселую песенку на польском языке. Виктор говорит ей, что
мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Он хочет сделать ее счастливой, чтобы
она никогда ничего не боялась... Та же комната. Геля стоит у окна спиной к
двери. Входит Виктор. Они уже десять дней живут на турбазе, потому что Геля
решила, что им нужно привыкнуть друг к другу. Виктор вернулся с дегустации. Он
весел и опять говорит с Гелей о женитьбе. Геля холодна с ним. Она рассказывает
ему новости: издан новый закон, воспрещающий браки с иностранцами. Виктор
обещает плачущей Геле придумать что-нибудь, чтобы они могли быть вместе. Однако
придумать ему так ничего и не удается. Вскоре его переводят в Краснодар, где он
не имеет о Геле никаких вестей. Проходит десять лет. Виктор приезжает в
Варшаву. Он звонит Геле и договаривается о встрече. Виктор рассказывает, что
приехал к коллегам, что стал ученым, защитил диссертацию. Геля поздравляет 619 его и зовет в маленький ресторанчик, где
поет ее друг Юлек Штадтлер. Оттуда видна вся Варшава. В ресторане за разговором
Виктор говорит, что женат. Геля тоже замужем. Ее муж — музыкальный критик.
Штадтлер замечает Гелену и просит ее спеть. Та выходит на сцену и поет песню,
которую пела Виктору десять лет назад, — в новогоднюю ночь. Когда она
возвращается, то рассказывает Виктору, что, приезжая в Вавель, всегда пишет
записки королеве Ядвиге, чтобы она вернула ей Виктора. Виктор говорит ей, что
он помнит все. Улица. Фонарь. Геля провожает Виктора до
отеля. Ему нужно уже уходить, но Геля не пускает его, говоря, что он должен
понять: если он уйдет сейчас, то они никогда больше не увидятся. Она зовет Виктора
в Сохачев — это недалеко. Завтра Виктор вернется. Но тот не соглашается, просит
ее понять, что он здесь не один и не может уехать вот так, на всю ночь. Гелена
напоминает: когда-то он смеялся, что она постоянно всего боится. Виктор
отвечает: так сложилась жизнь. Гелена говорит, что все поняла, и уходит. Проходит еще десять лет. В начале мая
Виктор приезжает в Москву и идет на концерт, в котором участвует Геля. В
антракте он заходит к ней в артистическую. Она встречает его спокойно, даже
радуется его приходу. Виктор рассказывает, что у него все идет хорошо, теперь
он доктор наук. В Москве он в командировке. А с женой расстался. Гелена
говорит, что он — герой. Сама она тоже рассталась с мужем и даже со вторым. Ее
друг Юлек Штадтлер умер. Она говорит, что жизнь идет вперед, что во всем есть свой
смысл: в конце концов, она стала хорошей певицей. Замечает, что сейчас молодые
люди даже женятся на иностранках. Потом спохватывается, что совсем не
отдыхала, а антракт скоро заканчивается. Просит Виктора не забывать и звонить
ей. Виктор извиняется, что побеспокоил ее, и обещает позвонить. Они прощаются. Голос Виктора. Виктор сетует, что времени
всегда не хватает. И это как раз хорошо. Царская охота - Драма (1977)
Москва. Ранняя весна 1775 г. Дом графа
Алексея Григорьевича Орлова. Граф Григорий Григорьевич Орлов благодаря тому,
что находится в свите императрицы Екатерины, которая приезжает в Москву, получает
возможность увидеться с братом. Он застает брата в пьянстве и 620 всевозможных увеселениях. Алексей флиртует
с женщинами, на днях дрался с кем-то. Григорий стыдит брата, а тот говорит, что
его тоска берет, скука в Москве, нет дела для героя Чесмы. Григорий же считает,
что Алексей рано разнежился — время тревожное, даже воздух наполнен злобою: чем
больше заслуг, тем больше врагов. Григорий рассказывает брату, что Екатерина
переменилась к нему: раньше минуты считала до их встречи, а теперь спокойна и
снисходительна, даже жалеет его. И это хуже всего. Алексей говорит ему, что он
слишком ревнив. Григорий же хочет уехать, чтобы Екатерина вспоминала о нем.
Докладывают о поручике Мартынове. Войдя, тот сообщает, что Алексея Орлова
просит к себе императрица, и незамедлительно.
Алексей уходит. Кабинет Екатерины. У нее Екатерина
Романовна Дашкова. Ее сын окончил курс в Эдинбурге, и она просит дозволения
провести с ним в Европе то время, которое нужно для завершения его образования.
Екатерина не рада этому, но обещает подумать. Когда докладывают об Алексее
Орлове, Дашкова стремительно уходит: она не выносит этого человека, так как на
нем кровь супруга Екатерины. Екатерина заговаривает с Орловым о некой
женщине, которая называет себя дочерью Елизаветы Петровны от Алексея
Разумовского. Живет она в Риме, пишет письма султану, папе, русскому флоту, подписываясь
при этом Елизаветой всея Руси. Екатерина очень обеспокоена этим. Восстание
Пугачева только что подавлено, но «огнь под золой еще тлеет», Пугачев имел
сподвижников и сочувствующих во всех слоях общества. Она боится, что появление
этой женщины может повлечь за собой большие неприятности, поэтому Екатерина
приказывает Алексею Орлову схватить ее и доставить сюда. Если не удастся
обойтись без шума, то она разрешает задействовать флот. Алексей обещает все
исполнить. На прощание Екатерина предостерегает его, что девица, как говорят,
очень хороша собой и многих уже погубила. Пиза. Дом Ломбарди, богатого негоцианта,
множество гостей. Все обсуждают Елизавету. Она входит с Пьетро Бониперти, своим
секретарем, который безумно влюблен в нее и искренне ей предан. Каждый
считает своим долгом сказать ей что-либо приятное, лестное, как-то ее
поддержать. Елизавета всех благодарит и говорит, что безмерно нуждается в
друзьях, так как очень многое утратила в жизни. Падре Паоло, иезуит,
предупреждает ее, что в Пизе граф Орлов. Елизавете представляют Карло Гоцци,
который рассказывает ей о своих пьесах. Появляются Алексей Орлов и поэт Кустов,
пьяница, которого Орлов приютил у себя. Елизавета поражена: она другим
представляла себе Орлова. Она чувствует долгожданную перемену в своей судьбе. 621 Бониперти просит ее не искушать судьбу.
Алексей представляется ей. Поскольку она хочет поговорить без свидетелей,
Елизавета приглашает его в свой дом на виа Кондоти, говорит, что безмерно
счастлива. Алексей вторит ей. Дом Елизаветы на виа Кондоти. Вечер. Она ждет
Алексея. Бониперти в который раз говорит ей о своих чувствах и предупреждает,
что Орлов не поставит ради нее на карту все, что имеет, как он сделал однажды,
потому что тогда ему нечего было терять. Елизавета говорит ему, что уже поздно
что-либо менять. Появляется Алексей. Он зовет Елизавету с собой, домой, обещая
помочь ей добиться престола. Елизавета, которая уверена, что Алексей ее любит,
соглашается ехать. На корабле Алексей разыгрывает свадьбу с помощью переодетых
матросов. Кустов пытается пристыдить его. Алексей приходит в бешенство, и тот
умолкает. Матросы разыгрывают венчание. Елизавета уверена, что теперь они
женаты. Петропавловская крепость. Князь Голицын
уговаривает Елизавету одуматься и во всем признаться. Елизавета упорствует и
просит аудиенции императрицы. Тогда Голицын передает ее в руки Шешковского,
который собирается ее пытать. Он рассказывает ей, что Орлов ездил за ней по
приказу Екатерины, что никакой свадьбы не было, что венчал их ряженый матрос.
Елизавета отказывается ему верить. Зал рядом с покоями Екатерины. Екатерина
разрешает Дашковой уехать к сыну. Обе вспоминают прошлое и надеются, что
следующая их встреча будет счастливее. Когда Дашкова уходит, появляется Григорий
Орлов. Он сетует и сердится, что не ему поручила Екатерина столь важное для нее
дело. Императрица отвечает ему, что он слишком добр, а здесь требовалось
твердое сердце. Григорий намекает на непостоянство Екатерины. Та же объясняет
ему, что «храбрость и красота... из юноши не делают мужа». Ей нужен человек,
способный на великие дела, так как «великой державе застой опаснее поражения».
Она советует Григорию последовать примеру Дашковой и отправиться в Европу.
Григорий уходит. Вместо него появляется Алексей. Екатерина
пеняет ему, что, «разлучившись с распутной девкой», «слег с тоски». Алексей же
говорит, что уже здоров. Екатерина приказывает ему допросить Елизавету. Алексей
отказывается. Тогда Екатерина бьет его по лицу. Как она говорит, это награда
Орлову от нее, как от женщины. Чтобы наградить, как императрица, она зовет
Алексея во внутренние покои. Петропавловская крепость. Голицын говорит
Елизавете, что Екатерина прислала письмо, в котором отказывает ей в аудиенции
и напоминает, что если та будет во лжи упорствовать, то будет предана самому
строгому и суровому суду. 622 Входит Алексей. Их оставляют наедине.
Елизавета просит его сказать, что все, что она слышала о нем, — клевета.
Алексей же не отрицает, что все это — правда. Он говорит, что стал бы
изменником, если бы нарушил присягу и слово, данное императрице. Елизавета в
ужасе. Она не верит, что можно держать слово, данное мужеубийце. Елизавета
проклинает Алексея и прогоняет его, прося передать «своей государыне», что суд
человеческий ей не страшен, а Божьего суда она не боится, так как чиста перед
Ним. Алексей уходит. Елизавета зовет его по имени, кричит ему вслед, что в ней
уже дышит его ребенок. Москва. Дом Алексея Орлова. Оба брата пьют
и слушают пение цыган. Григорий пришел проститься: он едет в Европу. Алексей
сначала тоже хотел ехать с ним, но теперь раздумал. Григорий уходит. Алексей
все пьет и говорит о том, что самозванство царства рушит. Кустов же вспоминает
Елизавету и говорит, что люди глупы. Он собирается уходить от Орлова. Цыгане
поют. Алексей приказывает им петь громче. Ему слышится голос Елизаветы, которая
зовет его. Он сидит, глядя в одну точку, закрыв уши кулаками. Юрий Владимирович Давыдов р. 1924
Глухая пора листопада - Роман (1969)
Яблонский (тайный агент секретной полиции)
приезжает в Петербург; он встречается с Судейкиным, инспектором секретной
полиции. Недавно в Харькове Яблонский выдал полиции Веру Фигнер (ее арестовали,
привезли в Петербург и «показывали» директору департамента полиции Плеве,
командиру корпуса жандармов Оржевскому и министру внутренних дел Д. А. Толстому).
Яблонский требует аудиенции у министра (Толстого) и государя; Судейкин ожидает
для себя разных наград. Сергей Дегаев, революционер, приезжает в
Петербург; он вспоминает свое московское детство, младшего брата Володю
(сейчас он живет в Саратове), сестру Лизу (она учится в консерватории), жену
Любу. Когда Дегаев приходит к сестре, он знакомится с ее другом Николаем
Блиновым, студентом горного института. Блинов тоже занят революционной работой
— он показывает Дегаеву «голубя» — унтер-офицера, который переносит записки
осужденных из Петропавловской крепости на волю. Дегаев бывает на
конспиративных сходках у братьев Карауловых, где встречается с поэтом
Якубовичем и другими революционерами — Флеровым, Куницким, Ювачевым. Прапорщик
Ювачев вспомнил свои встречи с Дегаевым в Одессе — тот призывал к террору, что
вызывало протест у Ювачева; кроме того, 624 прапорщика настораживали аресты «по следам
Дегаева». Дегаев отправляет сестру в Москву, а Блинова в путешествие по России
с конспиративными поручениями. Директор департамента полиции Плеве
принимает агента Яблонского; тайно, за шторами, присутствует обер-прокурор
Победоносцев, которого заинтересовал агент Яблонский. Агент уверяет директора
Плеве, что руководствуется не карьерными и не меркантильными соображениями; он
считает, что следует пресечь действия террористической фракции. Плеве
напоминает о практических заботах — скоро коронация, следует предупредить
возможность покушения на государя. Яблонский «не может дать гарантий», Плеве
прощается с ним. Судейкин в Москве — проверяет готовность к
коронации; Лиза Дегаева в Москве ищет рабочего Нила Сизова (к нему у нее
записка от брата Сергея), но, не застав его, отдает письмо его матери; коронация
проходит без эксцессов. Нил Сизов живет под Москвой у отца своей
невесты Саши. Он был умелым слесарем и токарем, раньше вместе со своим старшим
братом Дмитрием работал в железнодорожных мастерских. Сизовы начали вступаться
за обиженных рабочих, их арестовали — Нилу удалось бежать, а Дмитрия начальник
московского розыска Скандраков начал склонять к сотрудничеству. Доведенный до
отчаяния, Дмитрий бросается на Скандракова с ножом, а сам выпрыгивает в окно;
Скандраков через некоторое время оправился от ранения, а Дмитрий, сломавший
позвоночник, умирает в тюремной больнице. После долгих скитаний по московским
ночлежкам Нил поселяется у путевого обходчика Федора, отца Саши. Володя Дегаев служит в Саратове, находится
под секретным надзором полиции; в Саратов приезжает Блинов, знакомится с
Володей. В разговоре Судейкина и Плеве возникает
идея покушения на министра Толстого. Этим планом Судейкин делится с Яблонским.
Готовится покушение на Толстого; Нил Сизов делает снаряды: ему помогает Володя
Дегаев, которого перевели в Петербург. Дегаев приезжает за границу, встречается с
Тихомировым и Ошаниной — революционерами старой гвардии. Перед этим Тихомирову
одна из революционерок, приехавших в Париж, сказала о своих подозрениях по
поводу Дегаева. На очной ставке с Дегаевым она подтвердила свои обвинения, и
Тихомиров убедился в ее правоте. В Петербург нелегально, под видом англичанина
Норриса, приезжает революционер Герман Лопатин. Он узнает, что везде, где
побывал Блинов, эмиссар Дегаева, прошли аресты. Только один дерптский приятель
Блинова, о котором тот не сказал Дегаеву, остался на свобо- 625 де. В разговоре с Дегаевым Лопатин выяснил всю
правду: Дегаев и секретный агент Яблонский — одно лицо. Чтобы отчасти оправдать себя в глазах
революционеров, Дегаев-Яблонский устраивает убийство Судейкина. После этого он
уезжает за границу — революционеры обещали ему сохранить жизнь. Там же, в
Лондоне, оказывается Володя Дегаев, братья плывут в Америку. Блинов, не
выдержав подозрений в предательстве (он не знает о разоблачении Дегаева),
бросается с моста в Неву и гибнет. На место Судейкина приглашен из Москвы майор
Скандраков — ему предстоит расследовать убийство инспектора полиции. Постепенно
арестовывают нескольких подозреваемых — Степана Росси, Конашевича,
Стародворского. В Москве арестовывают Флерова и Сизова. Провокатор в камере
подговаривает Сизова убить московского прокурора Муравьева и даже вручает ему
пистолет; покушение подстроил сам Муравьев, в собственных целях. Скандраков
убеждает Степана Росси назвать имена тех двоих, кто участвовал в убийстве Судейкина.
Вернувшийся в Россию Лопатин выслежен и арестован. Арестован Петр Якубович. Плеве поручает Скандракову разузнать о связях
бывшего министра внутренних дел Лорис-Меликова и морганатической супруги
Александра II княгини Юрьевской с революционной эмиграцией, в
частности с Тихомировым. Второе поручение состоит в том, чтобы выкрасть или
выманить Тихомирова к германской границе, где он будет выдан русскому
правительству. Скандраков приезжает в Париж, где встречается с агентами
русской полиции Ландезеном и Рачковским. Тихомиров устал и разочарован — революционное
движение разгромлено, все кончено. Тяжело заболел его сын Саша, у него менингит;
врач предупреждает, что восемь из десяти больных этой болезнью умирают. Но Саша
постепенно поправляется, и прежде не веровавший Тихомиров отправляется в
православную церковь, где с умилением молится. После выздоровления сына семья
Тихомировых поселяется в предместье Парижа Ла-Рэнси. Скандраков перлюстрирует письма Тихомирова и
обнаруживает, что Тихомиров разочаровался в революционной деятельности. После
письменного доклада Скандракова в департамент полиции и письма Тихомирова на
имя В. К. Плеве с просьбой разрешить вернуться в Россию бывшему революционеру
даровано высочайшее прошение и разрешение вернуться, впрочем, под пятилетний
надзор полиции. Тихомиров публикует брошюру «Почему я перестал быть
революционером»; умный Скандраков понимает, как важны мысли Тихомирова и 626 его отказ от прежних убеждений, но у русского
правительства искренность бывшего революционера вызывает подозрения. На заседании военного суда Лопатин произносит
последнее слово; приговор предрешен — смертная казнь через повешение. К повешению
приговорены и его товарищи — Якубович, Стародворский и др. Но император
Александр III проявляет милость — смертная казнь заменена
пожизненным заключением в Шлиссельбурге. Нил Сизов осужден на десять лет каторги. Чтобы
«уберечь от тлетворного воздействия государственных преступников», его
поместили среди уголовных преступников, с партией которых он в поезде доставлен
в Одессу, а оттуда морем — на Сахалин. Пароход едва не потонул у берегов
Сахалина — спас его «Камень Опасности», на котором пароход застрял. Людей
погрузили на шлюпки и перевезли на берег. Нилу скоро открылось, что порядки на
каторге — сколок с «мира вольного» — то же всесилие взятки, та же иерархия, тот
же обман, та же национальная рознь... Лопатина поначалу оглушило известие об отмене
смертной казни для него и его подельников; в Шлиссельбурге он чувствовал себя
как в безмолвной могиле. Смотритель Соколов по кличке Ирод не по службе, а из
садистского удовольствия мучает арестантов. Кроме того, у него инструкции.
Кажется, что выхода нет и не будет, власть иродов и инструкций над всей Россией
бесконечна. «Но прислушайся... Ты слышишь, как гудят и плещут Ладога с Невою?
Слушай! услышишь такое, чего не
дано подслушать иродам. И такое, пред чем не властны инструкции». Евгений Иванович Носов р. 1925
Шумит дуговая овсяница - Рассказ (1966)
В середине лета по Десне закипали
сенокосы. Тут же на берегу выкашивали поляну под бригадное становище, плели из
лозняка низкие балаганы, каждый на свою семью, поодаль врывали казан под общий
кулеш, и так на много верст возникали временные сенные селища. Был шалаш и у
Анфиски с матерью. Росла Анфиска в Доброводье, никто не примечал в ней ничего
особенного: тонконогая, лупоглазая. В один год саперная рота доставала со дна
всякий военный утиль. В Анфискиной избе остановился на постой саперный
лейтенантик. Месяца через три рота снялась. А у Анфиски под Новый год
народился мальчонка. Шли дни. Колхозная страда закончилась, и
косари тем же вечером переправились на другой берег Десны разбирать деляны:
покосы, неудобные для бригадной уборки, председатель Чепурин раздавал для
подворной косьбы. Уже в сумерках Анфиса с сыном запалили костерок, ели
поджаренное на прутиках сало, крутые яйца. За темными кустами разгоралась луна.
Витька прилег на охапку травы и затих. Анфиса взяла косу, подошла к краю
поляны. Луна наконец выпуталась из зарослей — большая, чистая и ясная. На
зонтах цветов тончайшим хрусталем заблестела роса. Скоро уже Анфиска косила широко и жадно.
Прислушиваясь, уловила ворчливый гул мотоцикла. Он протарахтел мимо, потом за- 628 глох, долго молчал, снова застрекотал,
возвращаясь. Вынырнул на поляну. Из тени кустов вышел рослый человек. По белой
фуражке она узнала Чепурина — и замерла. «Помочь, что ли? — «Я сама», — тихо
воспротивилась Анфиска. Долго и напряженно молчали. Вдруг Чепурин
порывисто отбросил окурок и пошел к мотоциклу. Но не уехал, а вытащил косу и
молча принялся косить прямо от колес мотоцикла, Анфиска растерялась. Кинулась
будить Витьку, потом тихо, будто крадучись, прошла к незаконченному прокосу и
стала косить, все время сбиваясь. Вспомнилось, как весной он подвозил ее со
станции, как цепенела от его редких вопросов о самом обыденном. «Тьфу!
Заморила», — сплюнул, наконец, Чепурин, постоял, глядя вслед продолжавшей
косить Анфиске, и вдруг нагнал, обнял, прижал к груди. Луна, поднявшись в свой зенит, накалилась
до слепящей голубизны, небо раздвинулось, нежно просветлело и проливалось
теперь на лес, на поляну трепетно-дымным голубым светопадом. Казалось, уже сам
воздух начинал тихо и напряженно вызванивать от ее неистового сияния. ...Они лежали на ворохе скошенной травы,
влажной и теплой. «Не хочется, чтоб ты уходил...» — Анфиска
задержала его руку на своем плече и сама придвинулась теснее. Вспоминала, как
все эти годы думала об этом человеке. Однажды увидела на дороге мотоцикл. Ехали
незнакомые мужчина и женщина. Он за рулем, а она сзади: обхватила его,
прижалась щекой к спине. Она бы тоже вот так поехала. И хоть знала, что
никогда тому не бывать, а все примеряла его к себе. Чепурин рассказывал, как в Берлине в него
уже напоследок швырнули гранату, как лежал в госпитале. Как вернулся с войны,
учился, женился, стал председателем. Потом перекусили. На востоке робко,
бескровно просветлело. «Да... — что-то подытожил Чепурин и рывком
встал на ноги. — Бери Витюшку, поедем». — «Нет, Паша, — потупилась Анфиска. —
Поезжай один». Препирались, но ехать вместе Анфиска
отказалась наотрез. Чепурин надел на Витюшку свой пиджак, подпоясал ремнем и
отнес в коляску. Завел мотоцикл и уже за рулем поймал ее взгляд, закрыл глаза
и так посидел... Потом резко крутанул ручку газа. Десна клубилась туманом. Анфиска плыла,
стараясь не плескаться, прислушалась. Откуда-то пробился еле уловимый гул
мотоцикла. Красное вино победы - Рассказ (1971)
Весна 45-го застала нас в Серпухове. После
всего, что было на фронте, госпитальная белизна и тишина показались нам чем-то
неправдоподобным. Пал Будапешт, была взята Вена. Палатное радио не выключалось
даже ночью. «На войне как в шахматах, — сказал
лежавший в дальнем углу Саша Селиванов, смуглый волгарь с татарской раскосиной.
— Е-два — е-четыре, бац! И нету пешки!» Сашина толсто забинтованная нога торчала
над щитком кровати наподобие пушки, за что его прозвали Самоходкой. «Нешто не навоевался?» — басил мой правый
сосед Бородухов. Он был из мезенских мужиков-лесовиков, уже в летах. Слева от меня лежал солдат Копёшкин. У
Копёшкина перебиты обе руки, повреждены шейные позвонки, имелись и еще какие-то
увечья. Его замуровали в сплошной нагрудный гипс, а голову прибинтовали к
лубку, подведенному под затылок. Копёшкин лежал только навзничь, и обе его
руки, согнутые в локтях, тоже были забинтованы до самых пальцев. В последние дни Копёшкину стало худо.
Говорил он все реже, да и то безголосо, одними только губами. Что-то ломало
его, жгло под гипсовым скафандром, он вовсе усох лицом. Как-то раз на его имя пришло письмо из
дома. Листочек развернули и вставили ему в руки. Весь остаток дня листок
проторчал в неподвижных руках Копёшкина. Лишь на следующее утро попросил
перевернуть его другой стороной и долго рассматривал обратный адрес. Рухнул, капитулировал наконец и сам
Берлин! Но война все еще продолжалась и третьего мая, и пятого, и седьмого...
Сколько же еще?! Ночью восьмого мая я проснулся от звука
хрумкавших по коридору сапог. Начальник госпиталя полковник Туранцев разговаривал
со своим замом по хозчасти Звонарчуком: «Выдать всем чистое — постель, белье.
Заколите кабана. Потом, хорошо бы к обеду вина...» Шаги и голоса отдалились. Внезапно Саенко
вскинул руки: «Все! Конец!» — завопил он. И, не находя больше слов, круто, счастливо
выматерился на всю палату». За окном сочно расцвела малиновая ракета,
рассыпалась гроздьями. С ней скрестилась зеленая. Потом слаженно забасили
гудки. Едва дождавшись рассвета, все, кто мог,
повалили на улицу. Кори- 630 дор гудел от скрипа и стука костылей.
Госпитальный садик наполнялся гомоном людей. И вдруг грянул неизвестно откуда взявшийся
оркестр: «Вставай, страна огромная...» Перед обедом нам сменили белье, побрили,
потом зареванная тетя Зина разносила суп из кабана, а Звонарчук внес поднос с
несколькими темно-красными стаканами: «С победою вас, товарищи». После обеда, захмелев, все стали мечтать о
возвращении на родину, хвалили свои места. Зашевелил пальцами и Копёшкин.
Саенко припрыгал, наклонился над ним: «Ага, ясно. Говорит, у них тоже хорошо.
Это где ж такое? А-а, ясно... Пензяк ты». Я пытался представить себе родину
Копёшкина. Нарисовал бревенчатую избу с тремя оконцами, косматое дерево,
похожее на перевернутый веник. И вложил эту неказистую картинку ему в руку. Он
еле заметно одобрительно закивал заострившимся носом. До сумерек он держал мою картинку в руках.
А самого его, оказывается, уже не было. Он ушел незаметно, никто не заметил
когда. Санитары унесли носилки. А вино, к
которому он не притронулся, мы выпили в его память. В вечернем небе снова вспыхивали
праздничные ракеты. Аркадий Натанович Стругацкий 1925-1991 Борис
Натанович Стругацкий р. 1933
Трудно быть богом - Повесть (1964)
Действие происходит в отдаленном будущем
на одной из обитаемых планет, уровень развития цивилизации которой
соответствует земному средневековью. За этой цивилизацией наблюдают посланцы с
Земли — сотрудники Института экспериментальной истории. Их деятельность на
планете ограничена рамками поставленной проблемы — Проблемы Бескровного
Воздействия. А тем временем в городе Арканаре и Арканарском королевстве
происходят страшные вещи: серые штурмовики ловят и забивают насмерть любого,
кто так или иначе выделяется из серой массы; человек умный, образованный, наконец,
просто грамотный может в любой момент погибнуть от рук вечно пьяных, тупых и
злобных солдат в серых одеждах. Двор короля Арканарского, еще недавно бывший
одним из самых просвещенных в Империи, теперь опустел. Новый министр охраны
короля дон Рэба (недавно вынырнувший из канцелярий министерства неприметный 632 чиновник, ныне — влиятельнейший человек в
королевстве) произвел в мире арканарской культуры чудовищные опустошения: кто
по обвинению в шпионаже был заточен в тюрьму, называемую Веселой башней, а
затем, признавшись во всех злодеяниях, повешен на площади; кто, сломленный
морально, продолжает жить при дворе, пописывая стишки, прославляющие короля.
Некоторые были спасены от верной смерти и переправлены за пределы Арканара
разведчиком с Земли Антоном, живущим в Арканаре под именем благородного дона
Руматы Эсторского, находящегося на службе в королевской охране. В маленькой лесной избушке, прозванной в
народе Пьяной берлогой, встречаются Румата и дон Кондор, Генеральный судья и
Хранитель больших печатей
торговой республики Соан
и землянин Александр Васильевич,
который гораздо старше Антона, кроме того, он живет на планете уже много лет и
лучше ориентируется в здешней обстановке. Антон взволнованно объясняет
Александру Васильевичу, что положение
в Арканаре выходит
за пределы базисной теории, разработанной сотрудниками
Института, — возник какой-то новый, систематически действующий фактор; у Антона
нет никаких конструктивных предложений, но ему просто страшно: здесь речь уже
идет не о теории, в Арканаре типично фашистская практика, когда звери
ежеминутно убивают людей. Кроме того, Румата обеспокоен исчезновением после
перехода ируканской границы доктора Будаха, которого Румата собирался
переправить за пределы Империи; Румата опасается, что его схватили серые
солдаты. Дону Кондору о судьбе доктора Будаха тоже ничего неизвестно. Что же
касается общего положения дел в Арканаре, то дон Кондор советует Румате быть
терпеливым и выжидать, ничего не предпринимая, помнить, что они просто наблюдатели. Вернувшись домой, Румата находит
дожидающуюся его Киру — девушку, которую он любит. Отец Киры — помощник писца в
суде, брат — сержант у штурмовиков. Кира боится возвращаться домой: отец
приносит из Веселой башни для переписки бумаги, забрызганные кровью, а брат
приходит домой пьяный, грозится вырезать всех книгочеев до двенадцатого колена.
Румата объявляет слугам, что Кира будет жить в его доме в качестве
домоправительницы. Румата является в опочивальню короля и,
воспользовавшись древнейшей привилегией рода Румат — собственноручно обувать
правую ногу коронованных особ Империи, объявляет королю, что высокоученый
доктор Будах, которого он, Румата, выписал из Ирукана специально для лечения
больного подагрой короля, схвачен, очевидно, 633 серыми солдатами дона Рэбы. К изумлению
Руматы, дон Рэба явно доволен его словами и обещает представить Будаха королю
сегодня же. За обедом сгорбленный пожилой человек, которого озадаченный Румата
никогда бы не принял за известного ему только по его сочинениям доктора
Будаха, предлагает королю выпить лекарство, тут же им приготовленное. Король
лекарство выпивает, приказав Будаху предварительно самому отпить из кубка. В эту ночь в городе неспокойно, все как
будто чего-то ждут. Оставив Киру на попечение вооруженных слуг, дон Румата
отправляется на ночное дежурство в опочивальню принца. Среди ночи в караульное
помещение врывается полуодетый, сизый от ужаса человек, в котором дон Румата
узнает министра двора, с криком: «Будах отравил короля! В городе бунт! Спасайте
принца!» Но поздно — человек пятнадцать штурмовиков вваливаются в комнату,
Румата пытается выпрыгнуть в окно, однако, сраженный ударом копья, не
пробившего тем не менее металлопластовую рубашку, падает, штурмовикам удается
накинуть на него сеть, его бьют сапогами, волокут мимо двери принца, Румата
видит ворох окровавленных простыней на кровати и теряет сознание. Через некоторое время Румата приходит в
себя, его отводят в покои дона Рэбы, и тут Румата узнает, что человек,
отравивший короля, вовсе не Будах: настоящий Будах находится в Веселой башне,
а лже-Будах, попробовавший королевского лекарства, на глазах у Руматы умирает
с криком: «Обманули! Это же был яд! За что?» Тут Румата понимает, почему утром
Рэба так обрадовался его словам: лучшего повода подсунуть королю лже-Будаха и
придумать было невозможно, а из рук своего первого министра король никогда бы
не принял никакой пищи. Дон Рэба, совершивший государственный переворот, сообщает
Румате, что он является епископом и магистром Святого ордена, пришедшего к
власти этой ночью. Рэба пытается выяснить у Руматы, за которым он неустанно
наблюдает уже несколько лет, кто же он такой — сын дьявола или Бога или человек
из могущественной заморской страны. Но Румата настаивает на том, что он —
«простой благородный дон». Дон Рэба ему не верит и сам признается, что он его
боится. Вернувшись домой, Румата успокаивает
перепуганную ночными событиями Киру и обещает увезти ее отсюда далеко-далеко.
Вдруг раздается стук в дверь — это явились штурмовики. Румата хватается за меч,
однако подошедшая к окну Кира падает, смертельно раненная стрелами, выпущенными
из арбалета. Обезумевший Румата, понимая, что
штурмовики явились по при- 634 казу Рэбы, мечом прокладывает себе дорогу
во дворец, пренебрегая теорией «бескровного воздействия». Патрульный дирижабль
сбрасывает на город шашки с усыпляющим газом, коллеги-разведчики подбирают
Румату-Антона и отправляют на Землю. Пикник на обочине - Повесть (1972)
Действие происходит в конце XX в. в городе Хармонте, который находится около
одной из Зон Посещения. Зона Посещения — их на Земле насчитывается всего шесть
— это место, где за несколько лет до описываемых событий приземлились на
несколько часов космические пришельцы, оставившие многочисленные материальные
следы своего пребывания. Зона огорожена и тщательно охраняется, вход в Зону
разрешен только по пропускам и только сотрудникам Международного института
внеземных культур. Однако отчаянные парни — их называют сталкерами — проникают
в Зону, выносят оттуда все, что им удается найти, и продают скупщикам эти
неземные диковинки, каждая из которых имеет у сталкеров свое название — по
аналогии с земными предметами: «булавка», «пустышка», «зуда», «газированная
глина», «черные брызги» и т. д. У ученых существует несколько гипотез
происхождения Зон Посещения: возможно, некий внеземной разум забросил на Землю
контейнеры с образцами своей материальной
культуры; возможно, пришельцы и сейчас живут в Зонах и пристально
изучают землян; а возможно, пришельцы останавливались на Земле по пути к какой-то
неведомой космической цели, и Зона — как бы пикник на обочине космической
дороги, а все эти загадочные предметы в ней — просто разбросанные в беспорядке
брошенные или потерянные вещи, как после обычного, земного пикника на полянке
остаются следы костра, огрызки яблок, конфетные обертки, консервные банки,
монетки, пятна бензина и тому подобные предметы. Рэдрик Шухарт, бывший сталкер, а теперь
сотрудник Института внеземных культур, работает лаборантом у молодого русского
ученого Кирилла Панова, который занимается исследованием одного из загадочных
предметов, найденных в Зоне, — «пустышки». «Пустышка» — это два медных диска
размером с чайное блюдце, между 635 которыми расстояние сантиметров в сорок,
но ни прижать их друг к другу, ни развести невозможно. Рэд, которому очень
нравится Кирилл, хочет сделать ему приятное и предлагает сходить в Зону за полной
«пустышкой», у которой внутри «что-то синенькое», — он видел такую во время
своих сталкерских вылазок в Зону. Надев специальные костюмы, они отправляются
в Зону, и там случайно Кирилл задевает спиной какую-то странную серебристую
паутину. Рэд обеспокоен, но ничего не происходит. Они благополучно
возвращаются из Зоны, однако спустя несколько часов Кирилл умирает от сердечного
приступа. Рэд считает, что в этой смерти виноват он — недосмотрел с паутиной: в
Зоне нет мелочей, любой пустяк может представлять собой смертельную опасность,
и он, бывший сталкер, это прекрасно знает. Несколько лет спустя Рэдрик Шухарт,
уволившийся из Института после смерти Кирилла, опять становится сталкером. Он
женат, и у него растет дочь Мария — Мартышка, как он и его жена Гута ее называют.
Дети сталкеров отличаются от других детей, и Мартышка — не исключение; ее
личико и тело покрыты густой длинной шерсткой, но в остальном она — обычный
ребенок: шалит, болтает, любит играть с детьми, и они ее тоже любят. Рэдрик отправляется в Зону с напарником по
прозвищу Стервятник Барбридж, прозванным так за жестокость по отношению к
товарищам-сталкерам. Обратно Барбридж не может идти, потому что ему повредило
ноги: он ступил в «ведьмин студень», и ниже колен ноги стали как резиновые —
можно завязать узлом. Стервятник просит Рэда не бросать его, обещая
рассказать, где в Зоне лежит Золотой шар, исполняющий все желания. Шухарт не
верит ему, считая Золотой шар выдумкой суеверных сталкеров, однако Барбридж
уверяет, что Золотой шар существует и он уже получил от него многое, например,
у него, в отличие от других сталкеров, двое нормальных и, более того, замечательно
красивых детей — Дина и Артур. Рэд, так и не поверивший в существование
Золотого шара, тем не менее выносит Барбриджа из Зоны и отвозит к врачу —
специалисту по болезням, вызванным влиянием Зоны. Однако ноги Барбриджу спасти
не удается. Отправившись в тот же день с добычей к скупщикам, Рэд попадает в
засаду, его арестовывают и приговаривают к нескольким годам тюрьмы. Отсидев положенный срок и выйдя на
свободу, он находит дочь настолько изменившейся, что врачи говорят, будто она
уже и не человек. Мало того что она изменилась внешне — она уже почти ничего
не понимает. Чтобы спасти дочь, Рэд отправляется к Золотому шару: 636 Барбридж, помня о том, что Рэд не бросил
его в Зоне, дает ему карту, объясняет, как найти шар, и хочет, чтобы Рэд
попросил вернуть ему ноги: «Зона взяла, может, Зона и вернет». По пути к шару
нужно преодолеть множество препятствий, которыми полна Зона, но самое страшное
— «мясорубка»: один человек должен быть принесен ей в жертву для того, чтобы
другой мог подойти к Золотому шару и попросить его исполнить желание.
Стервятник объяснил все это Рэду и даже предложил на роль «живой отмычки»
кого-нибудь из своих людей — «кого не жалко». Однако Рэдрик берет Артура, сына
Барбриджа, красавца, вымоленного у Зоны, который отчаянно просил Рэда взять
его с собой, — Артур догадался, что Рэдрик отправляется на поиски Золотого
шара. Рэдрику жаль Артура, однако он убеждает себя в том, что выбора у него
нет: или этот мальчик, или его Мартышка. Артур и Рэдрик, пройдя сквозь все
ловушки, расставленные Зоной, подходят, наконец, к шару, и Артур бросается к
нему, крича: «Счастье для всех! Даром! Сколько угодно счастья! Все собирайтесь
сюда! Хватит всем! Никто не уйдет обиженный!» И в ту же секунду чудовищная
«мясорубка», подхватив его, скручивает, как хозяйки выкручивают белье. Рэд сидит, глядя на Золотой шар, и думает:
попросить о дочери, а еще о чем? И с ужасом понимает, что нет у него ни слов,
ни мыслей — все он растерял в своих сталкерских вылазках, стычках с охранниками,
погоне за деньгами — семью кормить надо, а умеет он только ходить в Зону да
сбывать диковинные штучки всяким темным людям, которые неизвестно как ими
распоряжаются. И Рэд понимает, что других слов, кроме тех, что выкрикнул перед
смертью этот мальчик, так не похожий на своего Стервятника-отца, ему не придумать:
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» Юрии Валентинович Трифонов 1925-1981Обмен - Повесть (1969)Действие происходит в Москве. Мать
главного героя, тридцатисемилетнего инженера Виктора Дмитриева, Ксения
Федоровна тяжело заболела, у нее рак, однако сама она считает, что у нее
язвенная болезнь. После операции ее отправляют домой. Исход ясен, однако она
одна полагает, что дело идет на поправку. Сразу после ее выписки из больницы
жена Дмитриева Лена, переводчица с английского, решает срочно съезжаться со
свекровью, чтобы не лишиться хорошей комнаты на Профсоюзной улице. Нужен обмен,
у нее даже есть на примете один вариант. Было время, когда мать Дмитриева
действительно хотела жить с ним и с внучкой Наташей, но с тех пор их отношения
с Леной стали очень напряженными и об этом не могло быть речи. Теперь же Лена
сама говорит мужу о необходимости обмена. Дмитриев возмущен — в такой момент
предлагать это матери, которая может догадаться, в чем дело. Тем не менее он
постепенно уступает жене: она ведь хлопочет о семье, о будущем дочери Наташи.
К тому же, поразмыслив, Дмитриев начинает успокаивать себя: может быть, с
болезнью матери не все так бесповоротно, а значит, то, что они съедутся, будет
только благом для нее, для ее самочувствия — ведь свершится ее мечта. Так 638 что Лена, делает вывод Дмитриев, по-женски
мудра, и зря он на нее сразу набросился. Теперь он тоже нацелен на обмен, хотя и
утверждает, что ему лично ничего не надо. На службе он из-за болезни матери
отказывается от командировки. Ему нужны деньги, так как много ушло на врача,
Дмитриев ломает голову, у кого одолжить. Но, похоже, день для него складывается
удачный: деньги предлагает со свойственной ей чуткостью сотрудница Таня, его
бывшая любовница. Несколько лет назад они были близки, в результате у Тани
распался брак, она осталась одна с сыном и продолжает любить Дмитриева, хотя
понимает, что эта любовь безнадежна. В свою очередь Дмитриев думает, что Таня
была бы ему лучшей женой, чем Лена. Таня по его просьбе сводит Дмитриева с
сослуживцем, имеющим опыт в обменных делах, который ничего конкретного не
сообщает, но дает телефон маклера. После работы Дмитриев с Таней берут такси и
едут к ней домой за деньгами. Таня счастлива возможности побыть с Дмитриевым
наедине, чем-то помочь ему. Дмитриеву искренне жаль ее, может быть, он бы и
задержался у нее дольше, но ему нужно торопиться на дачу к матери, в Павлиново. С этой дачей, принадлежащей кооперативу
«Красный партизан», связаны у Дмитриева теплые детские воспоминания. Дом строил
его отец, инженер-путеец, всю жизнь мечтавший оставить эту работу, чтобы
заняться сочинением юмористических рассказов. Человек неплохой, он не был удачливым
и рано умер. Дмитриев помнит его отрывочно.
Лучше он помнит
своего деда, юриста,
старого революционера,
вернувшегося в Москву после долгого отсутствия (видимо, после лагерей) и
жившего некоторое время на даче, пока ему не дали комнату. Он ничего не понимал
в современной жизни. С любопытством взирал и на Лукьяновых, родителей жены
Дмитриева, которые тогда тоже гостили в Павлинове летом. Однажды на прогулке
дед, имея в виду именно Лукьяновых, сказал, что не надо никого презирать. Эти
слова, явно обращенные к матери Дмитриева, часто проявлявшей нетерпимость, да
и к нему самому, хорошо запомнились внуку. Лукьяновы отличались от Дмитриевых
приспособленностью к жизни, умением ловко устроить любые дела, будь то ремонт
дачи или устройство внучки в элитарную английскую школу. Они — из породы
«умеющих жить». То, что Дмитриевым казалось неодолимым, Лукьяновыми решалось
быстро и просто, только им одним ведомыми путями. Это было завидное свойство,
однако такая практичность вызывала 639 у Дмитриевых, особенно у его матери Ксении
Федоровны, привыкшей бескорыстно помогать другим, женщины с твердыми нравственными
принципами, и сестры Лоры, высокомерную усмешку. Для них Лукьяновы — мещане,
пекущиеся только о личном благополучии и лишенные высоких интересов. В их семье
даже появилось словцо «олукьяниться». Им свойственен своего рода душевный
изъян, проявляющийся в бестактности по отношению к другим. Так, например, Лена
перевесила портрет отца Дмитриева из средней комнаты в проходную — только
потому, что ей понадобился гвоздь для настенных часов. Или забрала все лучшие
чашки Лоры и Ксении Федоровны. Дмитриев любит Лену и всегда защищал ее от
нападок сестры и матери, но он и ругался с ней из-за них. Он хорошо знает силу
Лены, «которая вгрызалась в свои желания, как бульдог. Такая миловидная
женщина-бульдог с короткой стрижкой соломенного цвета и всегда приятно
загорелым, слегка смуглым лицом. Она не отпускала до тех пор, пока желания —
прямо у нее в зубах — не превращались в плоть». Одно время она толкала
Дмитриева к защите диссертации, но он не осилил, не смог, отказался, и Лена в
конце концов оставила его в покое. Дмитриев чувствует, что родные осуждают
его, что считают его «олукьянившимся», а потому отрезанным ломтем. Особенно это
стало заметно после истории с родственником и бывшим товарищем Левкой
Бубриком. Бубрик вернулся в Москву из Башкирии, куда распределился после
института, и долгое время оставался без работы. Он присмотрел себе место в
Институте нефтяной и газовой аппаратуры и очень хотел туда устроиться. По
просьбе Лены, жалевшей Левку и его жену, хлопотал по этому делу ее отец Иван
Васильевич. Однако вместо Бубрика на этом месте оказался Дмитриев, потому что
оно было лучше его прежней работы. Все сделалось опять же под мудрым руководством
Лены, но, разумеется, с согласия самого Дмитриева. Был скандал. Однако Лена,
защищая мужа от его принципиальных и высоконравственных родственников, взяла
всю вину на себя. Разговор об обмене, который начинает с
сестрой Лорой приехавший на дачу Дмитриев, вызывает у той изумление и резкое
неприятие, несмотря на все разумные доводы Дмитриева. Лора уверена, что матери
не может быть хорошо рядом с Леной, даже если та будет на первых порах очень
стараться. Слишком разные они люди. Ксении Федоровне как раз накануне приезда
сына было нехорошо, потом ей становится лучше, и Дмитриев, не откладывая,
приступает к решающему разговору. Да, говорит мать, раньше хотела жить вместе 640 с ним, но теперь — нет. Обмен произошел, и
давно, говорит она, имея в виду нравственную капитуляцию Дмитриева. Ночуя на даче, Дмитриев видит свой давний
акварельный рисунок на стене. Когда-то он увлекался живописью, не расставался с
альбомом. Но, провалившись на экзамене, с горя бросился в другой, первый
попавшийся институт. После окончания он не стал искать романтики, как другие,
никуда не поехал, остался в Москве. Тогда уже были Лена с дочерью, и жена
сказала: куда ему от них? Он опоздал. Его поезд ушел. Утром Дмитриев уезжает, оставив Лоре
деньги. Через два дня звонит мать и говорит, что согласна съезжаться. Когда
наконец слаживается с обменом, Ксении Федоровне становится даже лучше. Однако
вскоре болезнь вновь обостряется. После смерти матери у Дмитриева происходит
гипертонический криз. Он сразу сдал, посерел, постарел. А дмитриевскую дачу в
Павлинове позже снесли, как и другие, и построили там стадион «Буревестник* и
гостиницу для спортсменов. Долгое прощание - Повесть (1971)
Все началось с Саратова, куда труппа
приехала на гастроли и где актеров поселили в плохой гостинице. Стоит жара,
режиссер Сергей Леонидович укатил в Москву, оставив вместо себя помощника
Смурного. Этот Смурный давно положил глаз на Лялю (Людмилу Петровну Телепневу),
одну из актрис театра, но, мстя ей за то, что она его отвергла, он устраивает
ей «затир», то есть либо вообще не дает ей роли, либо держит на
третьестепенных. В Саратове Смурный вызывает Лялю к себе и показывает ей
письмо, сочиненное ее матерью, где та жалуется, что дочери, талантливой
актрисе, не дают работать. Между актерами сразу распространяются слухи, Ляле
безумно стыдно, она много раз просила мать, давно грешившую такого рода
петициями, не делать этого. Так что на вечеринке у автора пьесы, Николая
Демьяновича Смолянова, уроженца Саратова, Ляля не находит себе места. У нее
скверное настроение, она чувствует отчужденность от коллектива, жаль ей и
провинциального, малоодаренного драматурга, который расстарался, чтобы хорошо
принять актеров, а те насмеха- 641 ются над ним. Ляля помогает матери
Смолянова накрывать на стол, а после мыть посуду, задерживается у них и в конце
концов вынуждена заночевать. Смолянов кажется ей жалким, слабым, она
выслушивает рассказы о жизни этого несчастливого в семейной жизни человека,
который к тому же вполне отдает себе отчет в своей одаренности. Пожалев
Смолянова, Ляля становится его любовницей. Вернувшись в Москву, Ляля на месяц уезжает
в Крым, возвращается загорелая, отдохнувшая, привлекательная и встречает в
театре Смолянова, новую пьесу которого «Игнат Тимофеевич» собирается ставить
Сергей Леонидович. В этой пьесе Ляля, не без содействия Смолянова, получает
главную роль. В Москве Смолянов заводит разнообразные полезные знакомства.
Роман Ляли с ним продолжается, она не испытывает страсти к этому человеку, но
чувствует, что нужна ему, и потому связи не обрывает, хотя иногда ее мучают
угрызения совести перед ее неофициальным мужем Григорием Ребровым, с которым
они живут уже много лет. Ребров — тоже начинающий драматург, автор
двух пьес, которые нигде не может пристроить. Болезненно самолюбивый Ребров
страдает от своих неудач, утешая себя тем, что сочинение пьес — не главное в
его жизни. Он увлечен также историей, сидит в библиотеке, роется в архивах.
Сначала его интересует такая личность, как Иван Гаврилович Прыжов, автор
«Истории кабаков», бытописатель народного житья, пьянчужка, благороднейший
человек, один из участников убийства студента Иванова, организованного С.
Нечаевым, потом Николай Васильевич Клеточников, агент народовольцев в Третьем
отделении. Ребров задумывает пьесу о народовольцах. Из-за своей неустроенности
он не женится на Ляле, несмотря на глубокую и давнюю любовь к ней. С этим
связаны и Лялины аборты, на которые ее подталкивает мать Ирина Игнатьевна, в
прошлом неудавшаяся балерина. Реброва мать считает неудачником, живущим за счет
ее дочери. Премьера пьесы Смолянова проходит с
большим успехом, Лялю несколько раз вызывают аплодисментами, вокруг слышатся
завистливые шепотки. После спектакля она вынуждена познакомить поджидающего
ее Реброва с провожающим ее Смоляновым. Сам Ребров на премьере не был, так как
считает автора графоманом. Смолянов предлагает отпраздновать успех пьесы в
ресторане. После ужина они втроем, хмельные, приезжают в гости к Ляле и Реброву
в дом ее родителей, где остаются ночевать. Ребров подозревает, что между Лялей и
Смоляновым что-то есть, но гонит от себя эту мысль. Задевает его и Лялин успех,
который рас- 642 тет с каждым спектаклем. Она становится
популярна, ее приглашают сниматься в кино, устраивают концерты с ее участием,
на которых она исполняет песни из спектакля. Ей повышают оклад, оказывают
особенные знаки внимания. Она ощущает себя богатой женщиной. Единственное, что
мешает ей чувствовать себя вполне счастливой, — это страдания родных:
неустроенность Гриши, нервозность матери из-за болезни отца Ляли Петра
Александровича, у которого третий инфаркт. Их старый деревянный дом собираются
ломать, как и все окружающие, потому что город наступает, но Петр Александрович
хочет сохранить сад, свою гордость, где он разводит цветы. Он готов передать
сад в государственную собственность, пытается бороться, ходит по инстанциям,
шлет письма, но ему мало что удается, и это сказывается на его резко
ухудшившемся состоянии. Беспокоясь о Грише, Ляля, никогда ни о чем
не просившая Смолянова, просит помочь пристроить куда-нибудь ребровские пьесы.
Смолянов неохотно откликается на это. Он не понимает, что связывает Лялю с
таким жалким, по его словам, «человечком». Он считает, что у Реброва нет почвы,
тогда как Ребров, споря с ним, говорит, что его почва — опыт истории. На
вечеринке у некоего «солидного работника» Агабекова, куда ее привозит
Смолянов, Ляля оказывается в центре всеобщего внимания, искренне веселится,
потом Смолянов куда-то отлучается, а Ляля в ожидании его остается наедине с
Агабековым. После звонка Смолянова, сообщившего, что застрял с машиной и
заедет за ней утром, Ляля вдруг догадывается, что все подстроено и Смолянов
уступил ее начальнику, от которого многое зависело в его карьере. С этого
мгновения с ним все кончено, о чем Ляля и сообщает ему при встрече. Разрыв
Смолянов воспринимает тяжело, тем более что в семье у него неблагополучно:
душевно неуравновешенная жена пытается выброситься из окна, мать с инсультом
в больнице, да и театральные дела его ухудшаются. Сергей Леонидович и завлит
Маревин отказываются брать его новую пьесу, и Ляля неожиданно поддерживает их. Между тем у Реброва назревают серьезные
проблемы. От него требуют справку для домоуправления с места работы, в
противном случае он будет считаться тунеядцем, вплоть до выписки и выселения из
Москвы. Он идет в театр, куда отдал свои пьесы для рассмотрения, и у него
завязывается серьезный разговор с режиссером Сергеем Леонидовичем, который с
горечью удивляется, почему драматурги не пишут о том, что им действительно
близко, а выбирают конъюнктурные темы. С жадным интересом выслушав рассказ
Реброва о Клеточ- 643 никове, он с энтузиазмом говорит, что было
бы замечательно, если б удалось изобразить на сцене течение времени, несущее
всех, многожильный провод истории, где все слитно. Смоляное ищет себе талантливого
литературного «раба». Некто Шахов, их общий с Ребровым знакомый, приводит к
нему Гришу. Смолянов пока еще в силе: если его имя окажется рядом с ребровским
на пьесе, то это может дать ей зеленый свет. Однако приглашение Смолянова таит
под собой еще и иное: он устраивает Реброву испытание, нарочно надевая рубашку,
которую ему подарила в свое время Ляля. Рубашку Ребров случайно обнаружил в шкафу,
и Ляля на его вопрос соврала, что это коллективный подарок музыканту из
оркестра. Теперь он с изумлением взирает на рубашку, потом не выдерживает и
спрашивает, где Николай Демьянович ее купил. Смолянов отвечает, что подарила
Людмила Петровна. Между Ребровым и Лялей происходит
объяснение. Ляля откровенно признается, что в подоплеке ее связи со Смоляновым,
почти неосознанной, было желание «как-то себя устроить». Тот разговор
становится фактическим концом их отношений. Вскоре дома у Реброва появляется
Смолянов, который сообщает, что договорился в театре о месте завлита для него,
и Ребров не может понять, то ли бить Смолянова, то ли ехать устраиваться на
работу. И все это как во сне — и стыд, и удивление. Ко всему прочему, Ляля под
нажимом матери делает очередной аборт, но Ребров уже чувствует, что в нем
что-то бесповоротно переломилось, что прежняя жизнь кончилась. На другой день
он уезжает, никого не предупредив, в геологическую экспедицию. Проходит много лет. Дома Телепневых давно
нет, как и родителей Ляли. Сама она была уволена из театра, вышла замуж за
военного, родила сына, и теперь круг ее знакомых совсем другой. Случайно
встретив в ГУМе старую подругу по театру Машу, она узнает про Смолянова, что он
пьес не пишет и живет тем, что сдает дачу на лето. Узнает она и о Реброве: он
преуспевающий сценарист, у него машина, дважды был женат, у него роман с
дочерью Машиной подруги. Не знает она только одного: те давние годы, когда он
бедствовал и страдал, Ребров считает лучшими, потому что для счастья нужно
столько же несчастья... Старик - Роман (1972)
Действие происходит в подмосковном дачном
поселке необыкновенно жарким, удушливым летом 1972 г. Пенсионер Павел
Евграфович Летунов, человек преклонного возраста (ему 72 года), получает письмо
от своей давней знакомой Аси Игумновой, в которую был долгое время влюблен еще
со школьной скамьи. Вместе они воевали на Южном фронте во время гражданской
войны, пока судьба окончательно не развела их в разные стороны. Такая же
старая, как и Летунов, она живет недалеко от Москвы и приглашает его в гости. Оказывается, Ася нашла его, прочитав в
журнале заметку Летунова о Сергее Кирилловиче Мигулине, казачьем командире,
крупном красном военачальнике времен гражданской. Мигулин был неофициально ее
мужем. Работая машинисткой в штабе, она сопровождала его в боевых походах. Был
у нее и сын от него. В письме она выражает радость, что с Мигулина, человека
яркого и сложного, снято позорное клеймо изменника, но ее удивляет, что
заметку написал именно Летунов, — ведь он тоже верил в виновность Мигулина. Письмо пробуждает в Летунове множество
воспоминаний. Он дружил с Асей и ее двоюродным братом Володей, женой которого,
Ася стала сразу после революции. Павел часто бывал у них дома, знал отца Аси,
известного адвоката, ее мать, старшего брата Алексея, воевавшего на стороне
белых и вскоре погибшего при отступлении деникинцев. Однажды, когда они
катались на лыжах вместе с дядей Павла революционером Шурой Даниловым, недавно
вернувшимся с сибирской каторги, к ним вышел бандит Грибов, державший в страхе
всю округу, и Володя, испугавшись, стремглав бросился прочь. Он потом не мог
простить себе этой слабости, так что даже собрал вещи и уехал к матери в
Камышин. Тогда у Игумновых возник разговор о страхе, и Шура сказал, что у
каждого человека бывают секунды прожигающего насквозь, помрачающего разум
страха. Он, Шура, в будущем комиссар, даже в самых сложных ситуациях думает о
судьбе каждого человека, пытается сопротивляться застилающей глаза многих
кровавой пене — бессмысленной жестокости революционного террора. Он
прислушивается к доводам станичного учителя Слабосердова, убеждающего
командиров Стального отряда, что с казаками нельзя действовать только насилием,
призывающего их оглянуться на историю казачества. Память Летунова воскрешает яркими
сполохами отдельные эпизоды из вихря событий тех лет, которые остались для
него самыми важ- 645 ными, и не только потому, что это была его
молодость, но и потому, что решались судьбы мира. Он был опьянен могучим
временем. Текла раскаленная лава истории, и он — внутри нее. Был выбор или нет?
Могло произойти по-другому или нет? «Ничего сделать нельзя. Можно убить миллион
человек, свергнуть царя, устроить великую революцию, взорвать динамитом
полсвета, но нельзя спасти одного человека». Володю в станице Михайлинской зарубили
вместе с другими ревкомовцами белые из банды Филиппова. Асю Летунов тогда же
нашел в бессознательном состоянии, изнасилованную. Вскоре здесь же появился
Мигулин, специально прискакавший из-за нее. Спустя год Павел посещает квартиру
Игумновых в Ростове. Он хочет сообщить выздоравливающей после тифа Асе, что
прошлой ночью в Богаевке вместе со всем своим штабом арестован Мигулин. Сам же
Летунов назначен секретарем суда. Он спорит с матерью Аси о революции, а в это
время в город прорываются части деникинцев, и один офицер с солдатами
появляется у Игумновых. Это их знакомый. Он подозрительно смотрит на Летунова,
на котором комиссарская кожанка, но мать Аси, с которой они только что почти
ругались, выручает его, сказав офицеру, что Павел их старый друг. Почему Летунов написал о Мигулине? Да
потому, что то время для него неизжито. Он первый начал хлопотать о
реабилитации Мигулина, давно занимается изучением архивов, потому что Мигулин
кажется ему выдающейся исторической фигурой, интуитивно постигавшей многие
вещи, которые вскоре находили свое подтверждение. Летунов верит, что его
разыскания имеют большое значение не только как постижение истории, но и как
прикосновение к тому истинному, что «неминуемо дотянулось до дня сегодняшнего,
отразилось, преломилось, стало светом и воздухом...». Однако Ася в своем удивлении
попала действительно в больную точку: Летунов испытывает еще и тайное чувство
вины перед Мигулиным — за то, что во время суда над ним на вопрос, допускает ли
он участие Мигулина в контрреволюционном восстании, искренне ответил, что
допускает. Что, подчиняясь общему мнению, и раньше верил в его виновность. Сорокасемилетнего Мигулина Летунов, тогда
девянадцатилетний, считал стариком. Драма комкора, в прошлом войскового
старшины, подполковника, в том и заключалась, что многие не только завидовали
его растущей славе и популярности, но главное — не доверяли ему. Мигулин
пользовался огромным уважением казаков и ненавистью атаманов, успешно воевал
против белых, но, как считали многие, не был настоящим революционером. В
сочиненных им самим пылких 646 воззваниях, распространяемых среди
казаков, он выражал свое личное понимание социальной революции, свои взгляды
на справедливость. Опасались мятежа, а может, и нарочно делали так, чтобы
досадить, спровоцировать Мигулина на контрреволюционное выступление, посылали
ему таких комиссаров, как Леонтий Шигонцев, которые готовы были залить Дон
кровью и не желали слушать никаких доводов. С Шигонцевым Мигулин уже
сталкивался, когда тот был членом окружного ревкома. Этот странный тип,
считавший, что человечество должно отказаться «от чувств, от эмоций», был
зарублен неподалеку от станицы, где стоял штаб корпуса. Подозрение могло пасть
на Мигулина, так как он часто выступал против комиссаров-«лжекоммунистов». Недоверие преследовало Мигулина, и сам
Летунов, как он объясняет себе свое тогдашнее поведение, был частью этого
общего недоверия. Между тем Мигулину мешали воевать, а в той ситуации, когда
белые то и дело переходили в наступление и обстановка на фронте была далеко не
благополучной, он рвался в бой, чтобы защитить революцию, и бесился оттого,
что ему вставляют палки в колеса. Мигулин нервничает, мечется и в конце концов
не выдерживает: вместо того чтобы ехать в Пензу, куда его вызывают с непонятным
намерением (он подозревает, что его хотят арестовать), с горсткой подчиненных
ему войск Мигулин начинает пробиваться к фронту. По пути его арестовывают,
предают суду и приговаривают к расстрелу. В своей пламенной речи на процессе он
говорит, что никогда не был мятежником и умрет со словами «Да здравствует
социальная революция!». Мигулина амнистируют, разжалывают, он
становится заведующим земельным отделом Донисполкома, а через два месяца ему
снова дают полк. В феврале 1921 г. его награждают орденом и назначают главным
инспектором кавалерии Красной Армии. По пути в Москву, куда его вызвали для
получения этой почетной должности, он заезжает в родную станицу. На Дону в то
время неспокойно. Казаки в результате продразверстки волнуются, кое-где
вспыхивают восстания. Мигулин же из тех, кто не может не влезть в драку, не
встать на чью-нибудь защиту. Распространяется слух, что он вернулся на Дон,
чтобы пристать к восставшим. Мигулин же, выслушав рассказы казаков о зверствах
продотрядчиков, клянет местных деятелей, обещая обязательно пойти в Москве к
Ленину и рассказать о злодействах. К нему приставлен шпик, записывающий все его
высказывания, и в конце концов его арестовывают. Тем не менее, даже много лет спустя,
фигура Мигулина по-прежнему не до конца понятна Летунову. Он и теперь не
уверен, что 647 целью комкора, когда тот своевольно
выступил на фронт, не был мятеж. Павел Евграфович хочет выяснить, куда же тот
двигался в августе девятнадцатого. Он надеется, что живая свидетельница
событий, самый близкий Мигулину человек Ася Игумнова сумеет сказать ему что-то
новое, пролить свет, и потому, несмотря на слабость и недомогания, Летунов
едет к ней. Ему нужна истина, а вместо этого старушка говорит после долгого
молчания: «Отвечу тебе — никого я так не любила в своей долгой, утомительной
жизни...» И сам Летунов, казалось бы, взыскующий правды, забывает о
собственных ошибках и собственной вине. Оправдывая себя, он называет это
«помрачением ума и надломом души», на смену которым спасительно для совести
приходит забвение. Летунов думает о Мигулине, вспоминает
прошлое, а между тем вокруг него кипят страсти. В кооперативном дачном поселке,
где он живет, освободился после смерти владелицы домик, и взрослые дети Павла
Евграфовича просят его поговорить с председателем правления Приходько, потому
что в их доме разросшейся семье места уже давно не хватает, Летунов же —
заслуженный человек, проживший здесь много лет. Однако Павел Евграфович
уклоняется от разговора с Приходько, бывшим юнкером, доносчиком и вообще подлым
человеком, к тому же отлично помнящим, как в свое время Летунов вычищал его
из партии. Летунов живет минувшим, памятью о не так давно похороненной любимой
жене, которой ему остро не хватает. Дети же, с головой погруженные в бытовые
заботы, его не понимают и совершенно не интересуются его историческими
разысканиями, даже считают, что он выжил из ума, и приводят к нему врача-психиатра. На освободившийся домик претендует также
его нынешний съемщик Олег Васильевич Кандауров, преуспевающий, энергичный и
ухватистый человек, который во всем хочет дойти «до упора». Ему предстоит
командировка в Мексику, у него масса срочных дел, в частности получение
медицинской справки для поездки, и две главные заботы — прощание с любовницей
и этот самый домик, который он должен получить во что бы то ни стало. Кандауров
ничего не хочет упустить. Он знает, что соседи по дачам его не очень жалуют и
вряд ли поддержат, однако не собирается уступать: ему удается откупиться от еще
одного претендента на домик — племянника бывшей его владелицы, с Приходько у
него тоже существует договоренность. Однако, когда все уже кажется утрясено,
ему звонят из поликлиники, предлагая сдать повторный анализ мочи. Неожиданно
обнаруживается, что у Кандаурова серьезная и, возможно, неизлечимая болезнь,
отменяю- 648 щая и командировку в Мексику, и все
прочее. Стихия жизни течет вовсе не по тому руслу, в которое стремятся
направить ее люди. Так и с дачным поселком — приезжают на черной «Волге»
незнакомые люди с красной папкой в руках, и сыну Летунова Руслану удается узнать
от шофера, что здесь вместо старых дач собираются строить пансионат. Другая жизнь - Повесть (1975)Действие происходит в Москве. Прошло
несколько месяцев с тех пор, как Сергея Афанасьевича Троицкого не стало. Его
жена Ольга Васильевна, биолог, все еще не может прийти в себя после потери
мужа, умершего в возрасте сорока двух лет от сердечного приступа. Она
по-прежнему живет в одной квартире с его матерью Александрой Прокофьевной,
женщиной старой закалки. Александра Прокофьевна — юрист по профессии,
пенсионерка, но дает консультации в газете. В смерти Сергея она винит Ольгу
Васильевну, укоряя ее тем, что Ольга Васильевна купила новый телевизор, а это
свидетельствует, на ее взгляд, что невестка не очень-то опечалена смертью мужа
и не собирается отказывать себе в развлечениях. Она не признает ее права на
страдание. Однако у Александры Прокофьевны были
непростые отношения с сыном. Ольга Васильевна мстительно вспоминает, что ему
была не по душе излишняя прямолинейность матери, которой та гордилась, ее
категоричность, граничащая с нетерпимостью. Эта нетерпимость проявляется и в
отношениях с шестнадцатилетней внучкой Ириной. Бабушка обещала ей деньги на
зимние сапоги, но не дает только потому, что Ирина собирается купить их у
спекулянтов. Дочь возмущена, Ольга Васильевна жалеет Ирину, так рано
оставшуюся без отца, но она также хорошо знает ее характер, такой же странный,
как у Сергея: что-то неустоявшееся, жесткое... Все, что окружает Ольгу Васильевну,
связано для нее с воспоминаниями о Сергее, которого она действительно глубоко
любила. Боль утраты никак не проходит и даже не делается менее острой. Она
вспоминает всю их совместную жизнь, начиная с самого первого дня знакомства. С
Троицким ее познакомил влюбленный в нее приятель 649 Влад, тогда студент мединститута. Сергей,
студент-историк, виртуозно читал слова наоборот и в первый же вечер побежал за
водкой, что сразу не понравилось матери Ольги Васильевны, которая к тому же
хотела, чтобы ее мужем стал надежный и благоразумный Влад. Однако все произошло
иначе. Решающим событием в отношениях Ольги Васильевны и Сергея стала поездка в
Гагры вместе с подругой Ритой и тем же Владом. Постепенно у Ольги Васильевны и
Сергея завязался серьезный роман. Уже тогда Ольга Васильевна начала
улавливать в его характере нечто шаткое, что впоследствии стало для нее
предметом особых тревог и причинило немало страданий — прежде всего из-за
страха потерять Сергея. Ей казалось, что благодаря именно этому свойству его
может увести другая женщина. Ольга Васильевна ревновала не только к новым
женщинам, которые появлялись на горизонте Сергея, но и к тем, что были до нее.
Одна из них по имени Светланка появилась сразу после их возвращения с юга и
шантажировала Сергея мнимой беременностью. Однако Ольге Васильевне удалось
перебороть это испытание, как она сама определила натиск соперницы. А через
месяц была свадьба. Первое время они жили у матери Ольги
Васильевны и ее отчима, художника Георгия Максимовича. Когда-то Георгий
Максимович учился в Париже, его называли «русский Ван Гог». Старые работы он
уничтожил и теперь вполне сносно существует, рисуя прудики и рощицы, состоя
членом закупочной комиссии, и т. п. Человек мягкий и добрый, Георгий Максимович
однажды проявил твердость. Ольга Васильевна тогда забеременела и хотела делать
аборт, потому что обстоятельства складывались неважно: Сергей поссорился с
директором музея и хотел уходить, она работала в школе, ездить на работу было
далеко, с деньгами было худо. Георгий Максимович, случайно узнав, запретил
категорически, благодаря чему на свет появилась Иринка. В том доме у Ольги
Васильевны тоже были проблемы, в частности из-за жены художника Васина Зики.
Сергей часто убегал к Васину, особенно в минуты тоски, потому что он ушел из
музея и не знал, куда себя деть. Ольга Васильевна ревновала Сергея к Зике, они
часто ссорились из-за нее. С самой Зикой, после недолгого приятельства, у Ольги
Васильевны установились враждебные отношения. Вскоре умерла сестра Сергея, и
они переехали к свекрови на Шаболовку. Вспоминая, Ольга Васильевна спрашивает
себя, какой же на самом деле была их с Сергеем жизнь — хорошей, плохой? И есть
ли действительно ее вина в его смерти? Когда он был жив, она чувствовала себя
богачкой, особенно рядом с лучшей подругой Фаиной, лич- 650 ная жизнь которой не складывалась. Фаине
она говорила, что да, хорошая. А какая она была на самом деле? Одно ей ясно:
это была их жизнь и вместе они составляли единый организм. После сорока Сергеем, как считает Ольга
Васильевна, подобно многим мужчинам в этом возрасте, овладела душевная смута. В
институте же, куда его перетащил приятель Федя Праскухин, началось: обещания,
надежды, проекты, страсти, группировки, опасности на каждом шагу. Ей кажется,
его сгубили метания. Он увлекался, потом остывал и рвался к чему-то новому.
Неудачи лишали его сил, он гнулся, слабел, но какой-то стержень внутри его
оставался нетронутым. Долго Сергей возился с книгой «Москва в
восемнадцатом году», хотел издать, но ничего не вышло. Потом появилась новая
тема: февральская революция, царская охранка. Уже после смерти Сергея к Ольге
Васильевне пришли из института и попросили найти папку с материалами — якобы
для того, чтобы подготовить работу Сергея к изданию. Эти материалы, в числе
которых списки секретных агентов московской охранки, уникальны. Чтобы подтвердить
их подлинность, Сергей разыскивал людей, связанных с теми, кто значился в
списках, и даже обнаружил одного из бывших агентов — Кошелькова, 1891 года
рождения — живым и здравствующим. Ольга Васильевна ездила вместе с Сергеем в
подмосковный поселок, где обитал этот Кошельков. Сергей искал нити, соединявшие прошлое с
еще более далеким прошлым и с будущим. Человек для него был нитью,
протянувшейся сквозь время, тончайшим нервом истории, который можно отщепить,
выделить и — по нему определить многое. Свой метод он называл «разрыванием
могил», на самом же деле это было прикосновением к нити, и начинал он с
собственной жизни, со своего отца, после гражданской деятеля просвещения,
студентом Московского университета участвовавшего в комиссии, которая разбирала
архивы жандармского управления. Здесь был исток увлечения Сергея. В своих
предках и в себе он обнаруживал нечто общее — несогласие. Сергей с жаром занимался новым
исследованием, но все стало резко меняться после смерти его приятеля Феди
Праскухина, ученого-секретаря института, погибшего в автомобильной катастрофе.
Ольга Васильевна тогда не пустила Сергея с ним и еще одним их старым приятелем
Геной Климуком на юг. Климук, тоже находившийся в машине, остался жив, он занял
место ученого-секретаря вместо Феди, но их отношения с Сергеем из приятельских
быстро стали враждебными. Климук оказался интриганом, он и Сергея призывал
создать вместе с ним свою «маленькую, уютную бандочку». 651 Однажды появилась возможность поехать в
туристическую поездку во Францию. Для Сергея это была не только возможность
посмотреть Париж и Марсель, но и порыскать за материалами, нужными для работы.
Многое зависело от Климука. Они пригласили его с женой на дачу в Васильково.
Климук приехал, привезя с собой еще и замдиректора института Кисловского с
какой-то девицей. Климук просил позволить тем переночевать. Ольга Васильевна
воспротивилась. Тогда же между подвыпившими Климуком и Сергеем возник яростный
спор об исторической целесообразности, которую Сергей отрицал, язвительно
шутя: «Интересно, кто будет, определять, что целесообразно и что нет? Ученый
совет большинством голосов?» Но и после этой стычки Сергей продолжал
надеяться на поездку во Францию. Часть денег обещал дать Георгий Максимович,
решивший торжественно обставить вручение суммы, так как с Парижем у него были
связаны ностальгические воспоминания. Ольга Васильевна с Сергеем ходили к нему,
но все кончилось чуть ли не скандалом. Раздраженный высказываниями тестя,
Сергей неожиданно от денег отказался. Вскоре вопрос о поездке отпал: группа
сократилась, да и Сергей, похоже, остыл. Незадолго до обсуждения диссертации
Климук уговаривал Сергея отдать некоторые материалы Кисловскому, которому они
были нужны для докторской. Сергей отказался. Первое обсуждение диссертации
провалилось. Это означало, что зашита откладывается на неопределенный срок. Потом возникла Дарья Мамедовна, интересная
женщина, философ, психолог, специалист по парапсихологии, о которой говорили,
что она умна необыкновенно. Сергей увлекся парапсихологией, надеясь извлечь
что-то полезное для своего исследования. Однажды они вместе с Ольгой
Васильевной участвовали в спиритическом сеансе, после которого у Ольги
Васильевны был с Дарьей Мамедовной разговор. Ее волновал Сергей, его отношения
с этой женщиной, а Дарью Мамедовну интересовали проблемы биологической
несовместимости, которыми занималась как биохимик Ольга Васильевна. Главное же
было, что Сергей отдалялся, жил своей жизнью, и это больно задевало Ольгу
Васильевну. После смерти Сергея Ольге Васильевне
кажется, что жизнь кончена, остались только пустота и холод. Однако неожиданно
для нее наступает другая жизнь: появляется человек, с которым у нее возникают
близкие отношения. У него есть семья, однако они встречаются, ездят гулять в
Спасское-Лыково, разговаривают обо всем. Этот человек дорог Ольге Васильевне. И
она думает, что вины ее нет, потому что другая жизнь вокруг. 652 Дом на набережной - Повесть (1976)
Действие происходит в Москве и
развертывается в нескольких временных планах: середина 1930-х, вторая половина
1940-х, начало 1970-х гг. Научный работник, литературовед Вадим Александрович
Глебов, договорившийся в мебельном магазине о покупке антикварного стола,
приезжает туда и в поисках нужного ему человека случайно наталкивается на
своего школьного приятеля Левку Шулепникова, здешнего рабочего, опустившегося
и, судя по всему, спивающегося. Глебов окликает его по имени, но Шулепников
отворачивается, не узнавая или делая вид, что не узнает. Это сильно уязвляет Глебова,
он не считает, что в чем-то виноват перед Шулепниковым, и вообще, если кого
винить, то — времена. Глебов возвращается домой, где его ждет неожиданное
известие о том, что дочь собирается замуж за некоего Толмачева, продавца
книжного магазина. Раздраженный встречей
и неудачей в мебельном,
он в некоторой растерянности. А посреди ночи его поднимает телефонный
звонок — звонит тот самый Шулепников, который, оказывается, все-таки узнал его
и даже разыскал его телефон. В его речи та же бравада, то же хвастовство, хотя
ясно, что это очередной шулепниковский блеф. Глебов вспоминает, что когда-то, в пору
появления Шулепникова в их классе, мучительно завидовал ему. Жил Левка в сером
громадном доме на набережной в самом центре Москвы. Там обитали многие
приятели-однокашники Вадима и, казалось, шла совсем иная жизнь, чем в
окружающих обычных домах. Это тоже было предметом жгучей зависти Глебова. Сам
он жил в общей квартире в Дерюгинском переулке неподалеку от «большого дома».
Ребята называли его Вадька Батон, потому что в первый день поступления в школу
он принес батон хлеба и оделял кусками тех, кто ему приглянулся. Ему, «совершенно
никакому», тоже хотелось чем-то выделиться. Мать Глебова одно время работала
билетершей в кинотеатре, так что Вадим мог пройти на любой фильм без билета и
даже иногда провести приятелей. Эта привилегия была основой его могущества в
классе, которой он пользовался очень расчетливо, приглашая лишь тех, в ком был
заинтересован. И авторитет Глебова оставался незыблемым, пока не возник
Шулепников. Он сразу произвел впечатление — на нем были кожаные штаны. Держался
Левка высокомерно, и его решили проучить, устроив нечто вроде темной, —
набросились скопом и попытались стащить штаны. Однако случилось неожиданное —
пистолетные выстрелы вмиг рассеяли нападавших, уже было скрутивших Левку. 653 Потом оказалось, что стрелял он из очень
похожего на настоящий немецкого пугача. Сразу после того нападения директор
устроил розыск преступников, Левка выдавать никого не хотел, и дело вроде бы
замяли. Так он стал, к Глебовой зависти, еще и героем. И в том, что касается
кино, Шулепников Глебова тоже перещеголял: зазвал однажды ребят к себе домой и
прокрутил им на собственном киноаппарате тот самый боевик «Голубой экспресс»,
которым так увлекался Глебов. Позже Вадим подружился с Шулепой, как называли
того в классе, стал бывать у него дома, в огромной квартире, тоже произведшей
на него сильное впечатление. Выходило так, что у Шулепникова было все, а одному
человеку, по размышлению Глебова, не должно быть все. Отец Глебова, работавший мастером-химиком
на кондитерской фабрике, советовал сыну не обольщаться дружбой с Шулепниковым и
пореже бывать в том доме. Однако когда арестовали дядю Володю, мать Вадима
попросила через Левку его отца — важную шишку в органах госбезопасности —
узнать про него. Шулепников-старший, уединившись с Глебовым, сказал, что
узнает, но в свою очередь попросил его сообщить имена зачинщиков в той истории
с пугачом, которая, как думал Глебов, давно забылась. И Вадим, который сам был
среди зачинщиков и потому боялся, что это, в конце концов, всплывет, назвал
два имени. В скором времени эти ребята вместе с родителями исчезли, подобно
его соседям по квартире Бычковым, которые терроризировали всю округу и однажды
избили появившихся в их переулке Шулепникова и Антона Овчинникова, еще одного
их однокашника. Потом Шулепников появляется в 1947 г., в
том же самом институте, в котором учился и Глебов. Прошло семь лет с тех пор,
как они виделись в последний раз. Глебов побывал в эвакуации, голодал, а в
последний год войны успел послужить в армии, в частях аэродромного
обслуживания. Шулепа же, по его словам, летал в Стамбул с дипломатическим
поручением, был женат на итальянке, потом разошелся и т. п. Его рассказы полны
таинственности. Он по-прежнему именинник жизни, приезжает в институт на
трофейном «БМВ», подаренном ему отчимом, теперь уже другим и тоже из органов. И
живет он опять в элитарном доме, только теперь на Тверской. Лишь мать его Алина
Федоровна, потомственная дворянка, совершенно не изменилась. Из прочих их
одноклассников кое-кого уже не было в живых, а прочих размело в разные концы.
Осталась только Соня Ганчук, дочь профессора и заведующего кафедрой в их
институте Николая Васильевича Ганчука. Как приятель Сони и секретарь семинара,
Глебов 654 часто бывает у Ганчуков все в том же самом
доме на набережной, к которому он вожделеет в мечтах со школьных лет.
Постепенно он становится здесь своим. И по-прежнему чувствует себя бедным родственником. Однажды на вечеринке у Сони он вдруг
понимает, что мог бы оказаться в этом доме совсем на иных основаниях. С этого
самого дня, словно по заказу, в нем начинается развиваться к Соне совсем иное,
нежели просто приятельское, чувство. После празднования Нового года на
ганчуковской даче в Брусках Глебов и Соня становятся близки. Родители Сони пока
ничего не знают об их романе, однако Глебов чувствует некоторую неприязнь со
стороны матери Сони Юлии Михайловны, преподавательницы немецкого языка в их
институте. В это самое время в институте начинаются
всякие неприятные события, непосредственным образом коснувшиеся и Глебова.
Сначала был уволен преподаватель языкознания Аструг, затем дошла очередь и до
матери Сони Юлии Михайловны, которой предложили сдавать экзамены, чтобы
получить диплом советского вуза и иметь право преподавать, поскольку у нее
диплом Венского университета. Глебов учился на пятом курсе, писал
диплом, когда его неожиданно попросили зайти в учебную часть. Некто Друзяев,
бывший военный прокурор, недавно появившийся в институте, вместе с аспирантом
Ширейко намекнули, что им известны все глебовские обстоятельства, в том числе
и его близость с дочерью Ганчука, а потому было бы лучше, если бы руководителем
глебовского диплома стал кто-нибудь другой. Глебов соглашается поговорить с
Ганчуком, однако позже, особенно после откровенного разговора с Соней, которая
была ошеломлена, понял, что все обстоит гораздо сложнее. Поначалу он надеется,
что как-нибудь рассосется само собой, с течением времени, но ему постоянно
напоминают, давая понять, что от его поведения зависит и аспирантура, и
стипендия Грибоедова, положенная Глебову после зимней сессии. Еще позже он
догадывается, что дело вовсе не в нем, а в том, что на Ганчука «катили бочку».
И еще был страх — «совершенно ничтожный, слепой, бесформенный, как существо,
рожденное в темном подполье». Как-то сразу Глебов вдруг обнаруживает,
что его любовь к Соне вовсе не такая серьезная, как казалось. Между тем Глебова
вынуждают выступить на собрании, где должны обсуждать Ганчука. Появляется осуждающая
Ганчука статья Ширейко, в которой упоминается, что некоторые дипломники
(имеется в виду именно Глебов) отказываются от его научного руководства.
Доходит это и до самого Николая Ва- 655 сильевича. Лишь признание Сони, открывшей
отцу их отношения с Глебовым, как-то разряжает ситуацию. Необходимость
выступления на собрании гнетет Вадима, не знающего, как выкрутиться. Он мечется,
идет к Шулепникову, надеясь на его тайное могущество и связи. Они напиваются,
едут к каким-то женщинам, а на следующий день Глебов с тяжелым похмельем не
может пойти в институт. Однако его и дома не оставляют в покое. На
него возлагает надежды антидрузяевская группа. Эти студенты хотят, чтобы Вадим
выступил от их имени в защиту Ганчука. К нему приходит Куно Иванович, секретарь
Ганчука, с просьбой не отмалчиваться. Глебов раскладывает все варианты — «за» и
«против», и ни один его не устраивает. В конце концов все устраивается
неожиданным образом: в ночь перед роковым собранием умирает бабушка Глебова, и
он с полным основанием не идет на собрание. Но с Соней все уже кончено, вопрос
для Вадима решен, он перестает бывать в их доме, да и с Ганчуком тоже все
определено — тот направлен в областной педвуз на укрепление периферийных
кадров. Все это, как и многое другое, Глебов стремится
забыть, не помнить, и это ему удается. Он получил и аспирантуру, и карьеру, и
Париж, куда уехал как член правления секции эссеистики на конгресс МАЛЭ
(Международной ассоциации литературоведов и эссеистов). Жизнь складывается
вполне благополучно, однако все, о чем он мечтал и что потом пришло к нему, не
принесло радости, «потому что отняло так много сил и того невосполнимого, что
называется жизнью». Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский) 1925-1997
Любимов - Повесть
(1963)
В сказовой повести повествуется о странной
истории, происшедшей с заурядным любимовским обывателем Леней Тихомировым. До
той поры в Любимове, стоящем под Мокрой Горой, никаких чудесных событий не
наблюдалось, а, напротив того, имелась большая комсомольская и интеллигентская
прослойка и жизнь была вполне социалистическая под водительством секретаря
горкома Тищенко Семена Гавриловича. Но Леня Тихомиров, потомок дворянина
Проферансова, обрел над людьми чудную власть и одною только силушкой своей воли
заставил Тищенко отречься от должности. Он воцарился в городе и объявил
Любимов вольным городом, а до того — вполне в сказовой традиции, —
оборачиваясь то лисицею, то мотоциклом, одержал над Тищенко убедительную
победу. Дело в том, что Проферансов Самсон Самсоныч
был не простой помещик, но любомудр и теософ, и оставил манускрипт, с помощью
которого можно было приобрести себе гигантскую юлю подчинять чужие поступки и
направлять судьбы. Вот Леня Тихомиров и нашел манускрипт своего давнего предка.
И принялся устанавливать в городе Любимове коммунистическую утопию, как он это
дело понимал. 657 Перво-наперво он всех накормил. То есть
внушил им, что они едят колбасу. И впрямь была колбаса, и было вино — но
странное дело! — голова с похмелья не болела, и вообще: пьешь-пьешь, а будто бы
и ничего. Потом Леня всех преступников амнистировал. А после стал строить
диктаторский коммунизм, при котором все сыты, но он думает за всех, потому что
ему виднее, как лучше. Но тем временем город Любимов осаждается
со всех сторон советской властью, чтобы, значит, отрешить диктатора Леню и
восстановить порядок. Не выходит! Потому как Леня своей волей сделал город
невидимым. Только и попал туда неукротимый сыщик Виталий Кочетов, списанный с
главного редактора журнала «Октябрь», отъявленного мракобеса. Этот самый
Виталий Кочетов попал к Лене в Любимов и вдруг увидел, что в городе-то все
правильно! Все как надо! И даже еще коммунистичнее, чем в Советском Союзе!
Полная диктатура, и один думает за всех! И Виталий проникся любовью к Лене, попросился
к нему на службу и отписал о том своему ближайшему приятелю Анатолию Софронову,
списанному с главного редактора «Огонька». А надо вам сказать, что Леня всю эту
эскападу предпринял исключительно из любви к красавице по имени Серафима
Петровна, и, добившись власти над всеми, Леня сей же час добился и ее любви.
Всю эту эпопею рассказывает нам другой Преферансов, совсем даже не родственник
Самсону Самсонычу, и зовут его Савелий Кузьмич, — но в рукопись Савелия
Кузьмича все время кто-то вторгается, делает сноски, дописывает комментарии...
Это дух Самсона Самсоныча Проферансова. Он читает рукопись, следит за событиями
и видит, что ему пора вмешаться. А вмешаться ему пора потому, что Бог с
ним, с Леней, и с порабощенной им Серафимой, и даже с порабощенным городом, —
но Леня уже и на перевоспитание родной матери замахнулся. Стал ей внушать, что
Бога нет. Она его, болезного, иссохшего от государственных забот, кормит-поит,
а он ей внушает: «Бога нет! Бога нет!» «Матерей не смейте трогать!» —
восклицает дух Проферансова — и лишает Леню его чудодейственной силы. И выяснилось, что Серафима Петровна
еврейка, и с этим ничего не поделать, то есть существуют на свете вещи, Лене
неподвластные. А поскольку евреи — это вроде перца в супе или дрожжей в пироге,
то Серафиме Петровне первой надоело Ленино благоденствие. Она его и оставила. А потом другие потянулись из города —
словно всем сразу надоело, что Леня за них думает. Остался только верный
Виталий Кочетов, 658 но его переехало танком-амфибией, потому
что Ленин город, опустевший, как бы вымерший, стал теперь всем виден. По
кочетовской рации его запеленговали. А любимовцы рассеялись в окрестных полях.
Так закончился великий коммунистический эксперимент по введению изобилия и
единомыслия. А Леня удрал в товарняке в Челябинск и,
засыпая в вагоне под свист паровоза, чувствовал себя лучше, чем в роли
диктатора. Одна беда — в окрестностях Любимова идут
аресты, следствие, горожан вылавливают и опрашивают, так что и рукопись эту
надо спрятать поскорей под половицу... Не то найдут. Абрам Терц — он же Андрей Синявский — был
арестован через два года после окончания работы над этой повестью. Владимир Осипович Богомолов р. 1926
Иван - Повесть
(1957)
Молодого старшего лейтенанта Гальцева,
временно исполняющего обязанности командира батальона, разбудили среди ночи.
Возле берега задержан мальчишка лет двенадцати, весь мокрый и дрожащий от
холода. На строгие вопросы Гальцева мальчик отвечает только, что его фамилия
Бондарев, и требует немедленно сообщить о своем прибытии в штаб. Но Гальцев,
не сразу поверив, докладывает о мальчике, лишь когда тот верно называет фамилии
штабных офицеров. Подполковник Грязнов действительно подтверждает: «Это наш
парень», ему нужно «создать все условия» и «обращаться поделикатнее». Как и
было приказано, Гальцев дает мальчику бумагу и чернила. Тот высыпает на стол и
сосредоточенно подсчитывает зернышки и хвойные иглы. Полученные данные срочно
отправляются в штаб. Гальцев чувствует себя виноватым за то, что кричал на
мальчика, теперь он готов ухаживать за ним. Приезжает Холин, рослый красавец и шутник
лет двадцати семи. Иван (так зовут мальчика) рассказывает другу о том, как не
мог из-за немцев подойти к ожидавшей его лодке и как с трудом переплывал
холодный Днепр на бревне. На форме, привезенной Ивану Холиным, орден
Отечественной войны и медаль «За отвагу». После совместной трапезы Холин и
мальчик уезжают. 660 Спустя некоторое время Гальцев вновь
встречается с Иваном. Сначала в батальоне появляется тихий и скромный старшина
Катасоныч. С наблюдательных пунктов он «смотрит немца», целые сутки проводя у
стереотрубы. Затем Холин вместе с Гальцевым осматривает местность и траншеи.
Немцы на другой стороне Днепра постоянно держат наш берег под прицелом. Гальцев
должен «оказывать всяческое содействие» Холину, но ему не хочется «бегать» за
ним. Гальцев занимается своими делами, проверяет работу нового фельдшера, стараясь
не обращать внимания на то, что перед ним красивая молодая женщина. Приехавший Иван неожиданно дружелюбен и
разговорчив. Сегодня ночью ему предстоит переправа в немецкий тыл, но он и не
думает спать, а читает журналы, ест леденцы. Мальчик восхищен финкой Гальцева,
но тот не может подарить Ивану нож — ведь это память о его погибшем лучшем
друге. Наконец Гальцев подробнее узнает о судьбе Ивана Буслова (это настоящая
фамилия мальчика). Родом он из Гомеля. В войну погибли его отец и сестренка.
Ивану пришлось пережить многое: он был и в партизанах, и в Тростянце — в лагере
смерти. Подполковник Грязнов уговаривал Ивана поехать в суворовское училище,
но тот хочет только воевать и мстить. Холин «даже не думал, что ребенок может
так ненавидеть...». А когда Ивана решили не посылать на задание, он ушел сам.
То, что может сделать этот мальчик, и взрослым разведчикам редко удается.
Решено, что, если после войны не отыщется мать Ивана, его усыновят Катасоныч
или подполковник. Холин говорит, что Катасоныча неожиданно
вызвали в дивизию. Иван по-детски обижен: почему тот не зашел попрощаться? На
самом деле Катасоныч только что был убит. Теперь третьим будет Гальцев.
Конечно, это нарушение, но Гальцев, и до того просивший взять его в разведку,
решается. Тщательно подготовившись, Холин, Иван и Гальцев отправляются на
операцию. Переплыв реку, они прячут лодку. Теперь мальчику предстоит нелегкая
и очень рискованная задача: незаметно пройти в тылу немцев пятьдесят
километров. На всякий случай он одет как «бездомный отрепыш». Страхуя Ивана,
Холин и Гальцев около часа проводят в засаде, а затем возвращаются назад. Гальцев заказывает для Ивана точно такую
же финку, как та, что ему понравилась. Через некоторое время встретившись с
Грязновым, Гальцев, уже утвержденный в должности командира батальона, просит
передать нож мальчику. Но оказывается, что, когда Ивана окончательно решили
отправить в училище, он самовольно ушел. Грязнов 661 неохотно говорит о мальчике: чем меньше людей
знает о «закордонниках», тем дольше они живут. Но Гальцев не может забыть о маленьком
разведчике. После тяжелого ранения он попадает в Берлин для захвата немецких
архивов. В найденных документах тайной полевой полиции Гальцев вдруг обнаруживает
фото со знакомым скуластым лицом и широко расставленными глазами. В донесении
сказано, что в декабре 1943 г. после яростного сопротивления был задержан
«Иван», наблюдавший за движением немецких эшелонов в запретной зоне. После
допросов, на которых мальчик «держался вызывающе», он был расстрелян. Момент истины
В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО... - Роман
(1973)
Летом 1944 г. нашими войсками была освобождена
вся Белоруссия и значительная часть Литвы. Но на этих территориях осталось
множество вражеских агентов, разрозненных групп немецких солдат, банд,
подпольных организаций. Все эти нелегальные силы действовали внезапно и
жестоко: на их счету уже было много убийств и других преступлений, кроме того,
в задачи подпольных организаций входил сбор и передача немцам сведений о
Красной Армии. 13 августа неизвестная рация, разыскиваемая по
делу «Неман», вновь вышла в эфир в районе Шиловичей. Обнаружить точное место ее
выхода поручено «оперативно-розыскной группе» капитана Алехина. Сам Павел
Васильевич Алехин пытается что-нибудь выведать в деревнях, два других члена
группы, опытный чистильщик, двадцатипятилетний старший лейтенант Константин
Таманцев и совсем молодой чистильщик-стажер гвардии лейтенант Андрей Блинов,
тщательно осматривают лес. Даже незначительные улики, например надкусанные и
брошенные огурцы или обертки от немецкого сала, могут помочь разведчикам. Алехин
узнает о том, что недалеко от Шиловичского леса в тот день видели, во-первых,
двух военных, а во-вторых, Казимира Павловского, возможно служившего у немцев.
На второй день поисков Таманцев находит место выхода рации в эфир. Группа выслеживает двух подозрительных военных,
обнаруженных Блиновым. Погоня, поиски по всей Лиде ни к чему не приводят: в 662 конце концов Блинов теряет из виду человека, с
которым встречались подозреваемые, да и запрос подтверждает их лояльность. И
все же Алехин не может отбросить эту версию, пока нет неопровержимых
доказательств. Лишь позже выясняется, что проверяемые — не агенты, а значит,
выражаясь словами Таманцева, почти трое суток они «тянули пустышку». Тем временем Таманцев с прикомандированными
офицерами отрабатывает вторую версию: из засады они наблюдают за домом Юлии
Антонюк, которую может навестить подозреваемый Павловский. Таманцев
«поднатаскивает» своих не особенно опытных подопечных: объясняет им, что такое
контрразведка, и дает конкретные указания к действию в случае появления
Павловского. И все же, когда Таманцев пытается взять живым особо опасного
агента Павловского, тот, из-за нерасторопных действий прикомандированных,
успевает покончить с собой. Начальник розыскного отдела подполковник «Эн Фэ»
Поляков «если и не Бог, то, несомненно, его заместитель по розыску», человек,
мнение которого очень важно для всей группы Алехина. Недавнее убийство водителя
и угон машины, по мнению Полякова, дело рук разыскиваемой группы. Но все это
предположения, а не результаты, которых ждет от Полякова и Алехина начальник
управления генерал Егоров и не только он: дело взято на контроль Ставкой. Блинову поручают ответственное задание: взяв
роту, найти в роще малую саперную лопатку, пропавшую из угнанной машины. Андрей
уверен, что не подведет начальство, но целый день поисков ни к чему не
приводит. Расстроенный Блинов и не подозревает, что как раз отсутствие лопатки
в роще подтверждает версию Полякова. Поляков докладывает Егорову и прибывшему из
Москвы начальству свои соображения по поводу «сильной квалифицированной
развед-группы противника». По его мнению, тайник с рацией находится именно в
Шиловичском лесном массиве. Есть реальный шанс завтра или послезавтра взять
разыскиваемых с поличным и получить «момент истины», то есть «момент получения
от захваченного агента сведений, способствующих поимке всей разыскиваемой
группы и полной реализации дела». Московское начальство предлагает провести
войсковую операцию. Егоров резко возражает: масштабной войсковой операцией
можно скорее добиться создания перед Ставкой видимости активности, а получить
лишь трупы. Против и Поляков. Но им даются только сутки, и параллельно все же
начинается подготовка войсковой операции. Конечно, суток недостаточно, но этот
срок назначен самим Сталиным. 663 Верховный Главнокомандующий крайне
обеспокоен и возбужден. Ознакомившись со справкой по делу «Неман», он вызывает
начальника Главного управления конрразведки, наркомов госбезопасности и
внутренних дел, связывается по «ВЧ» с фронтами. Речь идет о важнейшей стратегической
операции в Прибалтике. Если в течение суток группа «Неман» не будет поймана и
утечка секретных сведений не прекратится, «все виновные понесут заслуженное
наказание»! Таманцев ждет от Алехина упреков за
«упущенного» Павловского. Для Алехина это очень тяжелый день: он узнал о
болезни дочери и о том, что уникальную пшеницу, выведенную им до войны, по
ошибке вывезли в хлебопоставку. Алехин с трудом отвлекается от тяжелых мыслей и
сосредоточивает внимание на найденной Таманцевым саперной лопатке. А вокруг разворачивается поистине
грандиозная деятельность, маховик огромного механизма чрезвычайного розыска
раскручен вовсю. Для участия в мероприятиях по делу «Неман» отовсюду
доставляются военнослужащие, офицеры Смерша, опознаватели, служебные собаки,
техника... На железнодорожных станциях, где для сбора информации часто
устраиваются работать вражеские агенты, проводятся проверки подозрительных
людей. Многих из них задерживают, а затем отпускают. Андрей вместе с прикомандированным
помощником коменданта Аникушиным выезжает в Шиловичский лес. Для Игоря
Аникушина этот день сложился неудачно. Вечером он в новой, отлично сшитой
парадной форме должен был пойти на день рождения к любимой девушке. А теперь
капитан, до ранения воевавший на передовой, из-за «нелепого» задания вынужден
терять время с этими «бездельниками» «особистами». Помощник коменданта особенно
возмущен тем, что желторотый заикающийся лейтенант и несимпатичный капитан «секретят»
от него суть дела. В штабе, размещенном в старом бесхозном
строении — «стодоле», собралось человек пятнадцать генералов и полсотни
офицеров. Всем неудобно и жарко. Наконец радист сообщает группе Полякова,
что в их направлении движутся трое в военной форме. Но приходит приказ всем
немедленно покинуть лес: в 17.00 должна начаться войсковая операция. Таманцев
возмущен, Алехин решает остаться: ведь Егоров, отдавший приказ, скорее всего,
не знает о тех троих, уже приближающихся к засаде. Как и договорено, Алехин и помощник
коменданта подходят к подозреваемым и проверяют документы, в засаде их страхуют
Таман- 664 цев и Блинов. Алехин великолепно
справляется со своей ролью простоватого бдительного службиста, так что
Таманцев «мысленно ему аплодирует». При этом Алехин должен одновременно
«прокачать» данные всех троих по тысячам розыскных ориентировок (возможно,
бритоголовый капитан — это особо опасный террорист, резидент-вербовщик германской
разведки Мищенко), оценить
документы, фиксировать детали поведения проверяемых, «обострить»
ситуацию и сделать еще множество вещей, заставляющих быть в напряжении даже
опытных «волкодавов». Документы в полном порядке, все трое держатся
естественно, пока Алехин не просит их показать содержимое вещмешков. В
решающий момент Аникушин, так и не пожелавший
понять всю важность
и опасность
происходящего, вдруг заслоняет
Алехина от засады. Но Таманцев действует быстро и четко даже в этой ситуации.
Когда проверяемые нападают на Алехина и ранят его в голову, Таманцев и Блинов
выпрыгивают из засады. Выстрел Блинова валит с ног бритоголового. «Качая
маятник», то есть безошибочно реагируя на действия противника, уклоняясь от
выстрелов, Таманцев обезвреживает сильного и крепкого «старшего лейтенанта». Блинов и старшина-радист задерживают
третьего, «лейтенанта». Хотя Таманцев и успел крикнуть помощнику коменданта:
«Ложись!» — тот не смог вовремя сориентироваться и был убит в перестрелке.
Теперь, как это ни жестоко, Аникушин, сначала помешавший засаде, «помогал»
группе в «экстренном потрошении»: Таманцев,
угрожая агенту-радисту отомстить
за смерть «Васьки», добывает у него все нужные
сведения. Получен «момент истины»: это действительно агенты, проходящие по делу «Неман»: старший из них — Мищенко. Подтверждается, что
их сообщником был и Павловский, что «Нотариус», как и предполагал Поляков, —
это уже задержанный Комарницкий, «Матильда» находится под Шяуляем, куда и
планирует вылететь Таманцев. А пока, без восьми минут пять, Алехин срочно
передает через радиста: «Бабушка приехала», — это означает, что ядро группы и рация
захвачены, войсковая операция не нужна. Блинов переживает, что не взял агента
живым. Но Таманцев горд «стажером-несмышленышем», свалившим легендарного Мищенко,
которого не могли поймать уже много лет. Только теперь, когда все позади,
Алехин разрешает перевязать себя. Таманцев, представляя, как обрадуется «Эн
Фэ», не в силах сдержаться, неистово кричит: «Ба-бушка!.. Бабулька
приехала!!!» Виталий Николаевич Семин 1927-1988
Нагрудный знак «ОSТ» - Роман
(1976)
Действие происходит в Германии, во время
второй мировой войны. Главный герой — подросток Сергей, угнанный в Германию, в
арбайтла-герь. Повествование охватывает около трех лет жизни героя. Описываются
нечеловеческие условия существования. Арбайтлагерь лучше, чем концентрационный
— лагерь уничтожения, но лишь тем, что здесь людей убивают постепенно, мучая
непосильной работой, голодом, избиениями и издевательствами. Заключенные
арбайтлагерей носят на одежде нагрудный знак «ОSТ». Центральное событие первых глав романа —
побег Сергея и его друга Вальки. Сначала описывается тюрьма, в которую попадают
пойманные после побега подростки. При обыске у главного героя находят кинжал,
но немцы как-то забывают про него. Ребят избивают и после нескольких дней
тюрьмы, в которой они знакомятся с некоторыми русскими военнопленными, снова
отправляют в тот же лагерь. С одной стороны, Сергея теперь больше уважают
лагерники, с другой — возвращение в лагерь хуже смерти. Автор (повествование
ведется от первого лица) размышляет о том, как необходимы были подростку
любовь, как он искал именно ее и как немецкая фашистская машина не позволяла
ему быть хоть кем-то любимым. Каждый день по пятнадцать часов дети, голодные,
мерзнущие, вынуждены ра- 666 ботать — ворочать тяжелую вагонетку с
рудой. За ними следит немец-фоарбайтер Пауль. Группа, в которой работает
главный герой, состоит из двух белорусов — заторможенного Андрия и наглого Володи
— и двух поляков — сильного Стефана и придурковатого Бронислава. Подростки
ненавидят своего мастера, стараются по возможности досадить ему. Самое главное
— соблюдать осторожность, так как по малейшему поводу можно получить обвинение,
и тогда их ждут не только жестокие побои, но и концлагерь. Однажды в лагерь приходит гестаповская
комиссия. Дети видят своих фоарбайтеров в форме штурмовиков. Автор рассуждает о
природе немцев, об их ответственности за фашизм. У героя в шкафчике спрятан
украденный мешок с картошкой, который ему дали солагерники на хранение, и в
мешке — все тот же кинжал. Сергей понимает, что если все это найдут, то его,
скорее всего, ждет расстрел. Обезумевший от ужаса, он пытается спрятаться.
Однако немцы при обыске пропускают шкафчик с картошкой. Так ему в очередной раз
удается избежать смерти. В это же время, кстати, в лагере прячется и некто
Эсман — странный человек непонятной национальности, полиглот, скрывающийся от
немцев в русском арбайтлагере. Заключенные прячут его, стараются помогать едой.
Сергей часто разговаривает с ним. Уже после обыска Эсмана замечает на лестнице
лагерный переводчик. Он тотчас же доносит на него, Эсмана уводят. Устраивается
очная ставка. Эсман никого не выдает. Весь лагерь наказывается лишением еды на
день. Для годами голодающего лагеря, где хлеб — главная ценность, это —
настоящая трагедия. После побега Сергея переводят на работу в
литейный цех, на военный завод. С каждым днем непосильной работы растет
ненависть героя к немцам. Он так слаб, что физически не может ничего противопоставить
им, но его сила в том, что «я видел. Это не должно было погибнуть. Мое знание
было в десятки, в сотни раз важнее меня самого... Я должен был как можно скорее
рассказать, передать мое знание всем». В лагере идет обычная жизнь: люди меняют
одежду на хлеб, пытаются найти сигареты, играют в карты. Автор наблюдает за
лагерными персонажами — описываются: Лева-кранк (один из лагерных заводил,
слишком заносчивый), Николай Соколик (озлобившийся карточный игрок), Москвич
(добрый парень, не умеющий и не желающий «поставить» себя в лагерном обществе),
Павка-парикмахер, Папаша Зелинский (подслеповатый интеллигент, пытающийся
писать воспоминания), Иван Игнатьевич (основательный рабочий человек, в финале
убивающий немца молотком) и др. У каждого своя история. 667 После побега герой, будучи не в состоянии
больше выносить такую жизнь, пытается «закранковать» — нанести себе
какую-нибудь сильную травму, чтобы его признали негодным к работе. Сергей
прикладывает руку к раскаленной печи, получает сильнейший ожог, но его даже не
допускают к врачу. Впрочем, на следующий день его до полусмерти избивает
мастер в цеху, и лишь тогда его оставляют в бараке. В лагере начинается
эпидемия тифа. Сергей попадает в тифозный барак. Здесь за подростками ухаживает
неприступная и всеми любимая врач Софья Алексеевна. В лагере появляются новые
полицаи — Фриц, Бородавка, Перебиты-Поломаны Крылья. Софья Алексеевна пытается
подольше задержать детей в больнице, чтобы им не нужно было идти на работу.
Однажды в барак врываются полицаи, обвиняют врача в саботаже, зверски избивают
подростков и отправляют их всех обратно в лагерь. Сергей, однако, доходит к
тому времени до той крайней степени истощения, когда человек совершенно не в состоянии
выполнять тяжелую работу. Его вместе с партией таких же «кранков»-доходяг
отправляют в другой лагерь. В новом лагере, в Лангенберге, Сергей
попадает в другое лагерное общество. Его неласково встречает староста из
русских: «Не жилец». Здесь работают на вальцепрокатной фабрике; голод еще
сильнее — близится конец войны (лагерники то и дело по всяким признакам
начинают понимать это), и немцам не по силам кормить русских рабов. Однажды,
впрочем, один немец, решивший поразвлечься, кладет на забор конфету. Автор
говорит, что, когда она, поделенная на пятерых, была съедена, у детей был
просто «шок, вкусовая трагедия». Как крайне истощенного, Сергея переводят
на фабрику «Фолькен-Борн». Здесь условия получше; он работает помощником
кровельщика. Время от времени у него появляется возможность потрясти грушу и
наесться полугнилых плодов. Однажды Сергею, вот уже более года сильно
кашляющему, директор фабрики передает пачку противоастматических сигарет. В новом лагере — новые знакомства. Здесь
много французов, из которых особое внимание героя привлекают Жан и Марсель;
есть и русские военнопленные — Ванюша, Петрович и Аркадий, с которыми особенно
хочется подружиться Сергею. Действительно, ему это удается, и он
помогает Ванюше красть немецкие пистолеты и проносить их в лагерь. Однажды
они, выбравшись из лагеря, убивают одного немца, который мог на них донести. Явно чувствуется, что война подходит к
концу. В лагере готовится восстание, пленные на тайных собраниях размышляют,
как поступить, какое «политически верное решение» они обязаны принять. 668 По воскресеньям Сергей с Ванюшей ходят на
добровольные работы - чтобы посмотреть город и добыть хлеба. Во время одной из
таких вылазок они уходят довольно далеко, чем привлекают к себе внимание
немцев. Вдогонку за ними посылают патруль. Лишь благодаря уверенному поведению
Ванюши при обыске у них не замечают пистолеты. Для Сергея Ванюша — образец для
подражания, он ищет его уважения, но полной доверительности так и не
появляется. За несколько недель до конца войны в лагере появляются власовцы,
от которых немцы стараются избавиться. К ним неприязненно относятся и русские,
и немцы. Герой с интересом наблюдает за ними, затравленными, предавшими и
преданными. Самое главное в течение последних недель
перед победой — ожидание расстрела: ходят слухи, что немцы никого в живых не
оставят. Именно на этот случай в лагере и накапливается оружие. Весной 1945-го
уже мало работают, очень много времени заключенные проводят в бомбоубежище —
союзники бомбят Германию. Однажды ночью лагерники пытаются казнить старшего
мастера. Пленные и Сергей выбираются из лагеря, доходят до его дома, но
предприятие оканчивается неудачно. Через несколько дней в лагерь приходят
американцы. Описываются «сумасшедшие воскресные дни освобождения. Невидимый
под солнцем огонь трещал на лагерном плацу. Горело сухое, травленное нашим
дыханием дерево — .бессонные лагерники жгли вытащенные из бараков нары.
Рушилась с танковым лязгом империя, а здесь была такая тишина, что слышно было,
как солнце светит». Сергей с приятелями пробираются из
американской зоны оккупации на восток — к своим. Они проходят через толпы
обезоруженных немцев, чувствуя их ненависть к себе. В одну из ночей их чуть не
убивают. Странствия по американской территории длятся до августа 1945-го, пока
под Магдебургом их не передают русским. «К новому, 1946 г. я был дома. Вернулся
с ощущением, что знаю о жизни все. Однако мне потребовалось тридцать лет
жизненного опыта, чтобы я сумел кое-что рассказать о своих главных жизненных
переживаниях». Юрии Павлович Казаков 1927-1982
Двое в декабре - Рассказ (1962)
Он долго ждал ее на вокзале. Был морозный
солнечный день, и ему нравилось обилие лыжников, скрип свежего снега и
предстоящие им два дня: сначала — электричка, а потом — двадцать километров по
лесам и полям на лыжах к поселку, в котором у него маленькая дачка, а после
ночевки они еще покатаются и домой возвращаться будут уже вечером. Она немного
опаздывала, но это была чуть ли не единственная ее слабость. Когда он наконец
увидел ее, запыхавшуюся, в красной шапочке, с выбившимися прядками волос, то
подумал, как она красива, и как хорошо одета, и что опаздывает она, наверное,
потому, что хочет быть всегда красивой. В вагоне электрички было шумно, тесно
от рюкзаков и лыж. Он вышел покурить в тамбур. Думал о том, как странно устроен
человек. Вот он — юрист, и ему уже тридцать лет, а ничего особенного он не
совершил, как мечтал в юности, и у него много причин грустить, а он не грустит
— ему хорошо. Они сошли чуть не последними на далекой
станции. Снег звонко скрипел под их шагами. «Какая зима! — сказала она,
щурясь. — 670 Давно такой не было». Лес был пронизан
дымными косыми лучами. Снег пеленой то и дело повисал между стволами, и ели,
освобожденные от груза, раскачивали лапами. Они шли с увала на увал и видели
иногда сверху деревни с крышами. Они шли, взбираясь на заснеженные холмы и
скатываясь, отдыхая на поваленных деревьях, улыбаясь друг другу. Иногда он брал
ее сзади за шею, притягивал и целовал холодные обветренные губы. Говорить
почти не хотелось, только — «Посмотри!» или «Послушай!». Но временами он
замечал, что она грустна и рассеянна. И когда, наконец, пришли они в его дощатый
домик, и начал он таскать дрова и затапливать чугунную немецкую печку, она, не
раздеваясь, легла на кровать и закрыла глаза. «Устала?» — спросил он. «Страшно
устала. Давай спать. — Она встала, потянулась, не глядя на него. — Я сегодня
одна лягу. Можно вот здесь, у печки? Ты не сердись», — торопливо сказала она и
опустила глаза. «Что это ты?» — удивился он и сразу вспомнил весь ее сегодняшний
грустно-отчужденный вид. Сердце у него больно застучало. Он вдруг понял, что
совсем ее не знает — как она там учится в своем университете, с кем знакома, о
чем говорит. Он перешел на другую кровать, сел, закурил, потом потушил лампу и
лег. Ему стало горько, потому что он понял: она от него уходит. Через минуту он
услышал, что она плачет. Отчего вдруг ей стало сегодня так тяжело и
несчастливо? Она не знала. Она чувствовала только, что пора первой любви
прошла, а теперь наступает что-то новое и прежняя жизнь ей не интересна. Ей
недоело быть никем перед его родителями, его друзьями и своими подругами, она
хотела стать женой и матерью, а он не видит этого и вполне счастлив так. Но и
смертельно жалко было первого, тревожного и горячего, полного новизны, времени
их любви. Потом она стала засыпать, а когда ночью проснулась, то увидела его,
сидевшего на корточках возле печки. Лицо у него было грустное, и ей стало жалко
его. Утром они молча завтракали, пили чай. Но
потом повеселели, взяли лыжи и пошли кататься. А когда стало темнеть,
собрались, заперли дачу и пошли на станцию на лыжах. К Москве они подъезжали
вечером. В темноте показались горящие ряды окон, и он подумал, что им пора
расставаться, и вдруг вообразил ее своей женой. Что ж, первая молодость
прошла, уже тридцать, и когда знаешь, что вот она рядом с тобой, и она хороша,
и все такое, а ты можешь ее всегда оставить, чтобы быть с другой, потому что
ты свободен, — в этом чувстве, собственно, нет никакой отрады. 671 Когда они вышли на вокзальную площадь, им
стало как-то буднично, покойно, легко, и простились они, как всегда прощались,
с торопливой улыбкой. Он не провожал ее. Адам и Ева - Рассказ (1962)
Художник Агеев жил в гостинице, в северном
городе, приехал сюда писать рыбаков. Стояла осень. Над городом, над
сизо-бурыми, заволоченными изморосью лесами неслись с запада низкие, свисающие
облака, по десять раз на день начинало моросить, и озеро поднималось над
городом свинцовой стеной. Утром Агеев подолгу лежал, курил натощак, смотрел на
небо. Дождавшись двенадцати, когда открывался буфет, он спускался вниз, брал
коньяку и медленно выпивал, постепенно чувствуя, как хорошо ему становится,
как любит он всех и все — жизнь, людей, город и даже дождь. Потом выходил на
улицу и бродил по городу часа два. Возвращался в гостиницу и ложился спать. А к
вечеру снова спускался вниз в ресторан — огромный чадный зал, который он уже
почти ненавидел. Так провел Агеев и этот день, а на другой
к двум часам пошел на вокзал встречать Вику. Он пришел раньше времени, от
нечего делать зашел в буфет, выпил и вдруг испугался мысли, что Вика приезжает.
Он почти не знал ее — два раза только встречались, и когда он предложил ей
приехать к нему на Север, она вдруг согласилась. Он вышел на перрон. Поезд
подходил. Вика первая увидела его и окликнула. Она была очень хороша, а в
одежде ее, в спутанных волосах, в манере говорить было что-то неуловимо
московское, от чего Агеев уже отвык на Севере. «Везет мне на баб!» — подумал
Агеев. «Я тебе газеты привезла. Тебя ругают, знаешь». — «А-а! — сказал он,
испытывая глубокое удовольствие. — «Колхозницу» не сняли?» — «Нет, висит... —
Вика засмеялась. — Никто ничего не понимает, кричат, спорят, ребята с бородами
кругами ходят...» — «Тебе-то понравилось?» Вика неопределенно пожала плечами,
и Агеев вдруг разозлился. И весь день уже как чужой ходил рядом с Викой, зевал,
на ее вопросы мычал что-то непонятное, ждал на пристани, пока она справлялась о
расписании, а вечером снова напился и заперся у себя в номере. 672 На другой день Вика разбудила Агеева рано,
заставила умыться и одеться, сама укладывала его рюкзак. «Прямо как жена!» — с
изумлением думал Агеев. Но и на пароходе Агееву не стало легче. Побродив по
железному настилу нижней палубы, он примостился возле машинного отделения,
недалеко от буфета. Буфет наконец открылся, и тотчас к Агееву подошла Вика:
«Хочешь выпить, бедный? Ну, иди, выпей». Агеев принес четвертинку, хлеба и
огурцов. Выпив, он почувствовал, как отмякает у него на душе. «Объясни, что с
тобой?» — спросила Вика. «Просто грустно, старуха, — сказал он тихо. —
Наверно, я бездарь и дурак». — «Глупый!» — нежно сказала Вика, засмеялась и
положила ему голову на плечо. И стала она вдруг близка и дорога ему. «Знаешь,
как паршиво было без тебя — дождь льет, идти некуда, сидишь в ресторане пьяный,
думаешь... Устал я. Студентом был, думал — все переверну, всех убью своими
картинами, путешествовать стану, в скалах жить. Этакий, знаешь, бродяга
Гоген... Три года, как кончил институт, и всякие подонки завидуют: ах, слава,
ах, Европа знает... Идиоты! Чему завидовать? Что я над каждой картиной... На
выставку не попадешь, комиссии заедают, а прорвался чем-то не главным — еще
хуже. Критики! Кричат о современности, а современность понимают гнусно. И как
врут, какая демагогия за верными словами! Когда они говорят «человек», то
непременно с большой буквы. А мы, которые что-то делаем, мы для них пижоны...
Духовные стиляги — вот мы кто!» — «Не надо бы тебе пить...» — тихо сказала
Вика, жалостливо глядя на него сверху вниз. Агеев посмотрел на Вику, поморщился
и сказал: «Пойду-ка спать». Он начал раздеваться в каюте, и ему стало до слез
жалко себя и одиноко. Спасение его было сейчас в Вике, он знал это. Но что-то
в ней приводило его в бешенство. К острову пароход подходил вечером. Уже
видна была темная многошатровая церковь. Глухо и отдаленно сгорела короткая
заря, стало смеркаться. У Вики было упрямое и обиженное лицо. Когда совсем
близко подошли, стали видны ветряная мельница, прекрасная старинная изба,
амбарные постройки — все неподвижное, пустое, музейное. Агеев усмехнулся: «Как
раз для меня. Так сказать — на переднем крае». Гостиница на острове оказалась
уютной — печка на кухне, три комнаты — все пустые. Хозяйка принесла простыни, и
хорошо запахло чистым бельем. Вика со счастливым лицом повалилась на кровать:
«Это гениально! Милый мой Адам, ты любишь жареную картошку?» Агеев вышел на
улицу, потихоньку обошел церковь и присел на берегу озера. Ему было одиноко. Он
сидел долго и слышал, как выходила и искала его Вика. Ему жалко было ее, но
горькая от- 673 чужденность, отрешенность от всех сошла на
нею. Он вспомнил, что больные звери так скрываются — забиваются в недоступную
глушь и лечатся там какой-то таинственной травой или умирают. «Где ты был?» —
спросила Вика, когда он вернулся. Агеев не ответил. Они молча поужинали и
легли, каждый на свою кровать. Погасили свет, но сон не шел. «А знаешь что? Я
уеду, — сказала Вика, и Агеев почувствовал, как она ненавидит его. — С первым
же пароходом уеду. Ты просто эгоист. Я эти два дня думала: кто же ты? Кто? И
что это у тебя? А теперь знаю: эгоист. Говоришь о народе, об искусстве, а думаешь
о себе — ни о ком, ни о ком, о себе... Зачем ты звал меня, зачем? Знаю теперь:
поддакивать тебе, гладить тебя, да? Ну нет, милый, поищи другую дуру. Мне и
сейчас стыдно, как я бегала в деканат, как врала: папа болен...» — «Замолчи,
дура! — сказал Агеев с тоской, понимая, что все кончилось. — И катись отсюда!»
Ему хотелось заплакать, как в детстве, но плакать он давно не мог. На следующее утро Агеев взял лодку и уплыл
на соседний остров в магазин. Купил бутылку водки, папирос, закуску. «Здорово,
браток! — окликнул его местный рыбак. — Художник? С острова? А то приезжай к
нам в бригаду. Мы художников любим. И ребята у нас ничего. Мы тебя ухой кормить
будем. У нас весело, девки как загогочут, так на всю ночь. Весело живем!» —
«Обязательно приеду!» — радостно сказал Агеев. Возвращался Агеев в полной
тишине и безветрии. С востока почти черной стеной вставала дождевая туча, с
запада солнце лило свой последний свет, и все освещенное им — остров, церковь,
мельница — казалось на фоне тучи зловеще-красным. Далеко на горизонте повисла
радуга, И Агеев вдруг почувствовал, что ему хочется рисовать. В гостинице он увидел вещи Вики уже
собранными. У Агеева дрогнуло в душе, но он промолчал и начал раскладывать по
подоконникам и кроватям картонки, тюбики с краской, перебирать кисти. Вика
смотрела с удивлением. Потом он достал водку: «Выпьем на прощание?» Вика
отставила свою стопку. Лицо ее дрожало. Агеев встал и отошел к окну... На
пристань они вышли уже в темноте. Агеев потоптался возле Вики, потом отошел,
поднялся выше на берег. Внезапно по небу промчался как бы вздох — звезды
дрогнули, затрепетали. Из-за немой черноты церкви, расходясь лучами,
колыхалось, сжималось и распухало слабое голубовато-золотистое северное сияние.
И когда оно разгоралось, все начинало светиться: вода, берег, камни, мокрая
трава. Агеев вдруг ногами и сердцем почувствовал, как поворачивалась земля, и
на этой земле, на островке под бесконечным небом, был он, и от него уезжала
она. От Адама уходила Ева. 674 «Ты видел северное сияние? Это оно, да?» —
спросила Вика, когда он вернулся на пристань. «Видел», — ответил Агеев и покашлял.
Пароход причаливал. «Ну, валяй! — сказал Агеев и потрепал ее по плечу. —
Счастливо!» Губы у Вики дрожали. «Прощай!» — сказала она и, не оглядываясь,
поднялась на палубу... Покурив и постояв, пошел в теплую
гостиницу и Агеев. Северное сияние еще вспыхивало, но уже слабо, и было одного
цвета — белого. Во сне ты горько плакал - Рассказ (1977)
Был один из летних теплых дней... Мы с товарищем стояли и разговаривали
возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые
были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую
я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда
спаниель Чиф. Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал
назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и
произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: «Папа!» И я испытывал
какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук.
Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он
замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя... Друг застрелился поздней осенью, когда
выпал первый снег... Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль?
Давно, наверно... Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает
ранней весной или поздней осенью. И были у него страшные ночи, когда
мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то рядом. «Ради Бога, дай
мне патронов», — просил он меня. И я отсчитал ему шесть патронов: «Этого
хватит, чтобы отстреляться». И каким работником он был — всегда бодрым,
деятельным. А мне говорил: «Что ты распускаешься! Бери пример с меня. Я до
глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь! Встань, займись
гимнастикой». Последний раз я видел его в середине октября. Мы говорили о
буддизме почему-то, о том, что пора браться за 675 большие романы, что только в ежедневной
работе и есть единственная радость. А когда прощались, он вдруг заплакал:
«Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим.
Почему оно поблекло?.. И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда,
в Абрамцево. Ведь это грешно — так предаваться одному месту?» А три недели
спустя в Гагре — будто гром с неба грянул! И пропало для меня море, пропали
ночные юры... Когда же все это случилось? Вечером? Ночью? Я знаю, что на дачу
он добрался поздним вечером. Что он делал? Прежде всего переоделся и по привычке
повесил в шкаф свой городской костюм. Потом принес дров для печки. Ел яблоки.
Потом он вдруг раздумал топить печь и лег. Вот тут-то, скорее всего, и
пришло э т о! О чем вспоминал он на
прощание? Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее... Ружье висело
на стене. Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных
стволов. В один из стволов легко вошел патрон. М о й патрон. Сел на стул, снял с ноги башмак,
вложил в рот стволы... Нет, не слабость — великая жизненная сила и твердость
нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал! Но почему, почему? — ищу я и не нахожу
ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход
нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках... А тогда все мы еще были живы, и был один
из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам
бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой
пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход. О,
какой долгий путь нам предстоял — почти километр! — и сколько разнообразнейшей
жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка;
на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты
хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох;
потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: «Какая ба-ашня!»; у речки ты лег грудью
на корень и принялся смотреть в воду: «П'авают 'ыбки», — сообщил ты мне через
минуту; на плечо к тебе сел комар: «Комаик кусил...» — сказал ты, морщась. Я
вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе.
Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему...
Нет, благословен, прекрасен был наш мир. Наступало время твоего дневного сна, и мы
пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо
всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зев- 676 нул.
По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты. Я же сел у
окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше
путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет?
И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе
что-то нужно. Но ты спал, подобрав коленки. Слезы твои текли так обильно, что
подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью.
Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее. Что же ты успел узнать в жизни, чтобы
так горько плакать во сне? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа,
страшась предстоящих страданий?
«Сынок, проснись, милый», -
теребил я тебя за руку. Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки.
Постепенно ты стал успокаиваться. умыв тебя
и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, - ты смотрел на
меня серьезно, пристально и молчал! И я почувствовал, как уходишь ты от меня.
Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все
дальше. Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки. А было
тебе в то лето полтора года. Алесь Адамович 1927—1994
Каратели
РАДОСТЬ НОЖА, ИЛИ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ГИПЕРБОРЕЕВ Повесть
(1971 -1979)
Действие происходит во время Великой
Отечественной войны, в 1942 г., на территории оккупированной Белоруссии.
«Каратели» — кровавая хроника уничтожения батальоном гитлеровского карателя
Дирлевангера семи мирных деревень. Главы носят соответствующие названия:
«Поселок первый», «Поселок второй», «Между третьим и четвертым поселком» и т.
д. В каждой главе помещены выдержки из документов о деятельности карательных
отрядов и их участников. Каратели-полицаи готовятся к уничтожению
первого поселка на пути к основной цели — большой и многолюдной деревне Борки.
Точно указаны дата, время, место события, фамилии. В составе «особой команды»
— «штурмбригады» — немец Оскар Дирлевангер объединил уголовников, предателей,
дезертиров разных национальностей и вероисповедания. Полицай Тупига поджидает своего напарника
Доброскока, чтобы закончить расправу над жителями первого поселка до приезда
начальства. Все население сгоняют за сарай к большой яме, у края которой
производится расстрел. Полицай Доброскок в одном из домов, подлежащих
уничтожению, узнает среди хозяев свою городскую родственницу, перебравшуюся в
деревню накануне родов. В душе женщины 678 загорается надежда на спасение. Доброскок,
подавив возникшее было чувство сострадания, стреляет в женщину, которая
опрокидывается навзничь в яму — и... засыпает (По свидетельству чудом уцелевших
после казни, люди в момент выстрела не слышат, как стреляют. Они как бы
засыпают.) В главе «Поселок второй» описывается
уничтожение деревни Козуличи. Каратель-француз просит полицая Тупигу за шмат
сала проделать за него «неприятную работенку» — расстрелять семью, обосновавшуюся
в хорошей добротной избе. Ведь Тупига — «мастер, специалист, ну что ему стоит?»
У Тупиги — своя манера: сперва он говорит с женщинами, просит хлеба перекусить
— те и расслабятся, а как хозяйка к печи нагнется, так и... «Тело пулемета
рванулось — как бы и он испугался...» Действие возвращается к поселку первому, к
той яме, где осталась в состоянии странного смертного сна беременная женщина.
Сейчас, в 11 часов 51 минуту по берлинскому времени, она открывает глаза. Перед
ней — довоенная детская комната на бобруйской окраине; мать с отцом собираются
в гости, а она прячет от них стыдно накрашенные маминой помадой губы;
следующее видение — почему-то чердак, и они с Гришей лежат, как муж и жена, а
внизу мычит корова... «Кислый запах любви, стыдный. Или это из-за ширмы? Нет,
снизу, где корова. Из ямы... Из какой ямы? О чем я? Где я?» Поселок третий мало чем отличается от
предыдущих. Полицаи Тупига, Доброскок и Сиротка идут через редкий соснячок,
вдыхая жирный сладковатый трупный дым. Тупига старается подавить мысли о
возможном отмщении. Внезапно в гуще малинника полицаи натыкаются на женщину с
детьми. Сиротка выказывает немедленную готовность покончить
с ними, но Тупига,
вдруг повинуясь какому-то неосознанному порыву, отправляет
напарников вперед, а сам дает очередь из пулемета мимо цели. Внезапное
возвращение Сиротки повергает его в ужас. Тупига представляет себе, как бы
отреагировали на его поступок немцы или бандиты из роты Мельниченко —
«галицийцы», бандеровцы. Вот и сейчас «самостийники» зашевелились, —
оказывается, какая-то баба, увидев дым-пожар, бежит с поля, домой. Из-за куста
ударяет пулемет — баба с мешком падает. Дойдя до деревни, Тупига встречает
Сиротку и Доброскока с набитыми карманами. Он входит в еще не разграбленный
дом. Среди прочего добра — один крошечный ботиночек. Держа его на пальце,
Тупига находит в темной боковушке спящего в люльке младенца. Один глаз его
приоткрыт и, кажется Тупиге, смотрит на него... Тупига слышит во дворе голоса
мародерствующих бандеровцев. Ему не хочется, чтобы его за- 679 метили в доме. Ребенок кричит — и Тупига
выхватывает наган... Далеко и незнакомо звучит его голос: «Жалко было, пацана
пожалел! Живым сгорит». Командир новой «русской» роты Белый замышляет
способ избавления от ближайшего соратника Сурова, с которым его связывают
курсы красных командиров, плен, бобруйский лагерь и добровольное согласие
служить в карательном батальоне. Белый сначала тешил себя несбыточной затеей —
уйти когда-нибудь к партизанам, а в качестве свидетеля своих «честных»
намерений предъявить Сурова, а потому специально оберегал его от явно кровавых
заданий. Однако чем дальше, тем отчетливее понимает Белый, что никогда не
сможет порвать с карателями, особенно после случая с партизанским разведчиком,
в доверие к которому он вошел, но тут же и выдал его. А чтоб развеять суровский
ореол непорочности, приказывает тому самолично облить бензином и подпалить
сарай, куда согнали все население поселка. В центре следующей главы — фигура лютого карателя
из так называемой «украинской роты» Ивана Мельниченко, которому всецело
доверяет командир роты немец Поль, вечно пьяный уголовник-извращенец.
Мельниченко вспоминает о своем пребывании в фатерлянде, куда его пригласили
родители Поля, — Мельниченко спас тому жизнь. Он ненавидит и презирает всех: и
тупых, ограниченных немцев, и партизан, и даже своих родителей, которые
ошеломлены появлением сына-карателя в бедной киевской хате и молят Бога о его
смерти. В разгар очередной «операции» к мельниченковцам прибывает подмога —
«москали». Мельниченко в ярости бьет по щеке плетью их командира — своего
недавнего подчиненного Белого — и получает в ответ полную обойму свинца. Сам
Белый тут же погибает от руки одного из бандеровцев (из документов известно,
что Мельниченко долго лечился в госпиталях, после войны был судим, бежал,
скрывался и погиб в Белоруссии). Борковская операция продолжается. Осуществляет
ее по «методе» Дирлевангера штурмфюрер Слава Муравьев. Карателей-новичков
строят попарно с уже бывшими в деле фашистами — остаться в стороне, не
замазаться в крови невозможно. Сам Муравьев тоже прошел этот путь: бывший
лейтенант Красной Армии, он в первом же бою был раздавлен фашистскими танками,
затем с остатками своего полка пытался противостоять неумолимой военной машине
немцев, но в конце концов попал в плен. Полностью подавленный, он пытается
оправдаться перед матерью, отцом, женой, самим собой тем, что будет «своим»
среди чужих. Военную выправку, интеллигентность бывшего учителя заметили немцы,
сразу дали взвод. Муравьев тешит себя мыслями, что заставил уважать себя; его
подчиненные — это не мельниченковские «самостийники», у него 680 дисциплина. Муравьев вхож в дом самого
Дирлевангера, знакомится с наложницей шефа — Стасей, четырнадцатилетней
польской еврейкой, которая мучительно напоминает ему давнюю любовь — учительницу
Берту. Муравьев не чужд книг, немец Циммерман обсуждает с ним теорию Ницше и
библейские притчи. Дирлевангер ценит неразговорчивого азиата, однако
сейчас собирается сделать его пешкой в своей игре: он замышляет свадьбу Муравьева
со Стасей, чтобы заткнуть рот злопыхателям, доносящим на него в Берлин о якобы
имевшей место пропаже золотых вещиц, прикарманенных им после расстрела
специально отобранных пятидесяти евреев в Майданеке. Дирлевангеру нужно
реабилитировать себя перед Гиммлером и фюрером за прошлую связь с заговорщиком
Ремом и небезобидные пристрастия к девочкам младше четырнадцати лет. По дороге
в Борки Дирлевангер сочиняет мысленно письмо в Берлин, из которого руководство
узнает и по достоинству оценит его «новаторский», «революционный» способ
тотального уничтожения непокорных белорусских деревень и заодно успешно
применяемую практику «перевоспитания» отбросов человечества вроде ублюдка Поля,
которого он вытащил из концлагеря и взял в карательный взвод: лучшая стерилизация — это
«омоложение детской кровью». Борки, по
Дирлевангеру, — это демонстративный акт тотального устрашения. Женщины и дети
загнаны в амбар, местные полицаи, наивно рассчитывавшие на милость немцев, — в
школу, их семьи — в дом напротив. Дирлевангер со свитой входит в ворота амбара
«полюбоваться» на добросовестно подготовленный «материал». Когда затихает
пулеметная пальба, сами собой распахиваются не выдержавшие огня ворота. У
стоящих в оцеплении карателей не выдерживают нервы: Тупига дает очередь из
автомата в клубы дыма, у многих выворачивает желудки. Затем начинается
расправа с полицаями, которых на виду у семей выводят по одному из школы и
швыряют в огонь. И каждый из карателей думает, что такое может произойти с
другими, но не с ним. В 11 часов 56 минут немец Лянге водит стволом
автомата по трупам страшной ямы первого поселка. В последний раз видит своих
убийц женщина, и в жуткой тишине беззвучно кричит от ужаса и одиночества
неродившаяся шестимесячная жизнь. В конце повести — документальные
свидетельства о сожжении трупов Гитлера и Евы Браун, перечисление преступлений
против человечества в современную эпоху. Чингиз Торекулович Айтматов р. 1928
Джамиля - Повесть
(1958)
Шел третий год войны. Взрослых здоровых
мужчин в аиле не было, и потому жену моего старшего брата Садыка (он также был
на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу — возить зерно на
станцию. А чтоб старшие не тревожились за невесту, направил вместе с ней меня,
подростка. Да еще сказал: пошлю с ними Данияра. Джамиля была хороша собой — стройная,
статная, с иссиня-черными миндалевидными глазами, неутомимая, сноровистая. С
соседками ладить умела, но если ее задевали, никому не уступала в ругани. Я
горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мне кажется, что и моя мать втайне
мечтала когда-нибудь сделать ее властной хозяйкой нашего семейства, жившего в
согласии и достатке. На току я встретил Данияра. Рассказывали,
что в детстве он остался сиротой, года три мыкался по дворам, а потом подался
к казахам в Чакмакскую степь. Раненая нога Данияра (он только вернулся с
фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Он был замкнутым,
и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости
таилось что-то такое, что мы не решались обходиться с ним запанибрата. А Джамиля, так уж повелось, или смеялась
над ним, или вовсе не 682 обращала на него внимания. Не каждый бы
стал терпеть ее выходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмым
восхищением. Однако наши проделки с Джамилей окончились
однажды печально. Среди мешков был один огромный, на семь пудов, и мы управлялись
с ним вдвоем. И как-то на току мы свалили этот мешок в бричку напарника. На
станции Данияр озабоченно разглядывал чудовищный груз, но, заметив, как
усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел. Джамиля догнала его:
«Брось мешок, я же пошутила!» — «Уйди!» — твердо сказал он и пошел по трапу,
все сильнее припадая на раненую ногу... Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!»
— закричали люди. «Нет, он не бросит!» — убежденно прошептал кто-то. Весь следующий день Данияр держался ровно
и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно он запел. Меня поразило,
какой страстью, каким горением была насыщена мелодия. И мне вдруг стали понятны
его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость. Песни
Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля! Каждый раз, когда ночью мы возвращались в
аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная этим пением, все ближе
подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку... а потом опускала ее. Я
видел, как что-то копилось и созревало в ее душе, требуя выхода. И она
страшилась этого. Однажды мы, как обычно, ехали со станции.
И когда голос Данияра начал снова набирать высоту, Джамиля села рядом и
легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая... Песня неожиданно
оборвалась. Это Джамиля порывисто обняла его, но тут же спрыгнула с брички и,
едва сдерживая слезы, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай!» И был вечер на току, когда я сквозь сон
увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему.
«Джамилям, Джамалтай!» — шептал Данияр, называя ее самыми нежными казахскими и
киргизскими именами. Вскоре задул степняк, помутилось небо,
пошли холодные дожди — предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком,
а рядом шла Джамиля, одной рукой держась за лямку его мешка. Сколько разговоров и пересудов было в
аиле! Женщины наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем!
Может быть, только я один не осуждал ее. 683 Прощай, Гульсары - Повесть (1966)
Минувшей осенью приехал Танабай в
колхозную контору, а бригадир ему и говорит: «Подобрали мы вам, аксакал, коня.
Староват, правда, но для вашей работы сойдет». Увидел Танабай иноходца, а
сердце у него больно сжалось. «Вот и свиделись, выходит, снова», — сказал он
старому, заезженному вконец коню. Первый раз он встретился с иноходцем
Гульсары после войны. Демобилизовавшись, Танабай работал на кузне, а потом
Чоро, давнишний друг, уговорил ехать в горы табунщиком. Там-то впервые и
увидел буланого, круглого, как мяч, малыша полуторалетку. Прежний табунщик
Торгой сказал: «За такого в прежние времена в драках на скачке головы клали». Прошла осень и зима. Луга стояли
зеленые-зеленые, а над ними сияли белые-белые снега на вершинах хребтов.
Буланый превратился в стройного крепкого жеребчика. Одна лишь страсть владела
им — страсть к бегу. Потом настало время, когда он научился ходить под седлом
так стремительно и ровно, что люди ахали: «Поставь на него ведро с водой — и ни
капли не выплеснется». В ту весну высоко поднялась звезда иноходца и его
хозяина. Знали о них и стар и млад. Но не было случая, чтобы Танабай позволил
кому-нибудь сесть на своего коня. Даже той женщине. В те майские ночи у
иноходца начался какой-то ночной образ жизни. Днем он пасся, обхаживая кобылиц,
а ночью, отогнав колхозный табун в лощину, хозяин скакал на нем к дому Бюбюжан.
На рассвете снова мчались они по неприметным степным тропам к лошадям,
оставшимся в лощине. Однажды случился страшный ночной ураган, и
Гульсары с хозяином не успели к стаду. А жена Танабая еще ночью кинулась с соседями
на помощь. Табун нашли, удержали в яру. А Танабая не было. «Что ж ты, — тихо
сказала жена вернувшемуся блудному мужу. — Дети вон скоро взрослые, а ты...» Жена и соседи уехали. А Танабай грохнулся
на землю. Лежал лицом вниз, и плечи его тряслись от рыданий. Он плакал от стыда
и горя, он знал, что утратил счастье, которое выпало последний раз в жизни. А
жаворонок в небе щебетал... Зимой того года в колхозе появился новый
председатель: Чоро сдал дела и лежал в больнице. Новый начальник захотел сам ездить
на Гульсары. Когда увели коня, Танабай уехал в степь, к
табуну. Не мог успокоиться. Осиротел табун. Осиротела душа. 684 Но однажды утром Танабай снова увидел в
табуне своего иноходца. Со свисающим обрывком недоуздка, под седлом. Сбежал,
стало быть. Гульсары тянуло к стаду, к кобылам. Он хотел отгонять соперников,
заботиться о жеребятах. Вскоре подоспели из аила двое конюхов, увели Гульсары
обратно. А когда иноходец убежал третий раз, Танабай уже рассердился: не было
бы беды. Ему стали сниться беспокойные, тяжелые сны. И когда перед новым
кочевьем заехали в аил, он не выдержал, кинулся на конюшню. И увидел то, чего
так боялся: конь стоял неподвижно, между задними раскоряченными ногами тяжелела
огромная, величиной с кувшин, тугая воспаленная опухоль. Одинокий,
выхолощенный. Осенью того года судьба Танабая Бекасова
неожиданно повернулась. Чоро, ставший теперь парторгом, дал ему партийное
поручение: переходить в чабаны. В ноябре грянула ранняя зима. Суягные
матки сильно сдали с тела, хребты выпирали. А в амбарах колхозных — все под
метелку. Близилось время окота. Отары стали
перебираться в предгорье, на окотные базы. То, что Танабай увидел там, потрясло
его как гром среди ясного дня. Ни на что особенное он не рассчитывал, но чтобы
кошара стояла с прогнившей и провалившейся крышей, с дырами в стенах, без окон,
без дверей — этого не ожидал. Всюду бесхозяйственность, какой свет не видывал,
ни кормов, ни подстилок практически нет. Да как же так можно? Работали не покладая рук. Труднее всего
пришлось с очисткой кошары и рубкой шиповника. Разве что на фронте так
доводилось вкалывать. И однажды ночью, выходя с носилками из кошары, услышал
Танабай, как замекал в загоне ягненок. Значит, началось. Танабай чувствовал, что надвигается
катастрофа. Окотилась первая сотня маток. И уже слышны были голодные крики
ягнят — у истощенных маток не было молока. Весна заявилась с дождем, туманом и
снегом. И стал чабан по нескольку штук выносить синие трупики ягнят за кошару.
В душе его поднималась темная, страшная злоба: зачем разводить овец, если не
можем уберечь? И Танабай, и его помощницы еле держались на ногах. А голодные
овцы уже шерсть ели друг у друга, не подпуская к себе сосунков. И тут к кошаре подъехали начальники. Один
был Чоро, другой — районный прокурор Сегизбаев. Этот-то и стал корить Танабая:
коммунист, мол, а ягнята дохнут. Вредитель, планы срываешь! Танабай в ярости схватил вилы... Еле
унесли пришельцы ноги. А на третий день состоялось бюро райкома партии, и
Танабая исключили из ее рядов. Вышел из райкома — на коновязи Гульсары. Обнял 685 Танабай шею коня — лишь ему пожаловался на
свою беду... Все это Танабай вспоминал теперь, много лет спустя, сидя у костра.
Рядом неподвижно лежал Гульсары — жизнь покидала его. Прощался Танабай с
иноходцем, говорил ему: «Ты был великим конем, Гульсары. Ты был моим другом,
Гульсары. Ты уносишь с собой лучшие годы мои, Гульсары». Наступало утро. На краю оврага чуть тлели
угольки костра. Рядом стоял седой старик. А Гульсары отошел в небесные табуны. Шел Танабай по степи. Слезы стекали по
лицу, мочили бороду. Но он не утирал их. То были слезы по иноходцу Гульсары. Белый пароход
ПОСЛЕ СКАЗКИ Повесть (1970)
Мальчик с дедом жили на лесном кордоне.
Женщин на кордоне было три: бабка, тетка Бекей — дедова дочь и жена главного
человека на кордоне, объездчика Орозкула, а еще жена подсобного рабочего
Сейдахмата. Тетка Бекей — самая несчастная на свете, потому что у нее нет
детей, за это и бьет ее спьяну Орозкул. Деда Момуна прозвали расторопным
Момуном. Прозвище такое он заслужил неизменной приветливостью, готовностью
всегда услужить. Он умел работать. А зять его, Орозкул, хоть и числился
начальником, большей частью по гостям разъезжал. За скотом Момун ходил, пасеку
держал. Всю жизнь с утра до вечера в работе, а заставить уважать себя не
научился. Мальчик не помнил ни отца, ни матери. Ни
разу не видел их. Но знал: отец его был матросом на Иссык-Куле, а мать после
развода уехала в далекий город. Мальчик любил взбираться на соседнюю гору
и в дедов бинокль смотреть на Иссык-Куль. Ближе к вечеру на озере появлялся
белый пароход. С трубами в ряд, длинный, мощный, красивый. Мальчик мечтал
превратиться в рыбу, чтобы только голова у него осталась своя, на тонкой шее,
большая, с оттопыренными ушами. Поплывет он и скажет отцу своему, матросу:
«Здравствуй, папа, я твой сын». Расскажет, конечно, как ему живется у Момуна.
Самый лучший дедушка, но совсем не хитрый, и потому все смеются над ним. А
Орозкул так и покрикивает! По вечерам дед рассказывал внуку сказку. 686 «...Случилось это давно. Жило киргизское
племя на берегу реки Энесай. На племя напали враги и убили. Остались только
мальчик и девочка. Но потом и дети попали в руки врагов. Хан отдал их Рябой
Хромой Старухе и велел покончить с киргизами. Но когда Рябая Хромая Старуха уже
подвела их к берегу Знесая, из леса вышла матка маралья и стала просить отдать
детей. «Люди убили у меня моих оленят, — говорила она. — А вымя мое
переполнилось, просит детей!» Рябая Хромая Старуха предупредила: «Это дети
человеческие. Они вырастут и убьют твоих оленят. Ведь люди не то что зверей,
они и друг друга не жалеют». Но мать-олениха упросила Рябую Хромую Старуху, а
детей, теперь уже своих, привела на Иссык-Куль. Дети выросли и поженились. Начались роды у
женщины, мучилась она. Мужчина перепугался, стал звать мать-олениху. И послышался
тогда издали переливчатый звон. Рогатая мать-олениха принесла на своих рогах
детскую колыбель — бешик. А на дужке бешика серебряный колокольчик звенел. И
тотчас разродилась женщина. Первенца своего назвали в честь матери-оленихи —
Бугубаем. От него и пошел род Бугу. Потом умер один богатей, и его дети
задумали установить на гробнице рога марала. С тех пор не было маралам пощады в
иссык-кульских лесах. И не стало маралов. Опустели горы. А когда Рогатая
мать-олениха уходила, сказала, что никогда не вернется». Снова настала осень в горах. Вместе с
летом для Орозкула отходила пора гостеваний у чабанов и табунщиков — приходило
время рассчитываться за подношения. Вдвоем с Момуном они тащили по горам два
сосновых бревна, и оттого Орозкул был зол на весь свет. Ему бы в городе
пристроиться, там умеют уважать человека. Культурные люди... И за то, что
подарок получил, бревна потом таскать не приходится. А ведь в совхоз
наведывается милиция, инспекция — ну как спросят, откуда лес и куда. При этой
мысли в Орозкуле вскипела злоба ко всему и всем. Хотелось избить жену, да дом
был далеко. Тут еще этот дед увидел маралов и чуть не до слез дошел, точно
встретил братьев родных. И когда совсем близко было до кордона,
окончательно повздорили со стариком: тот все отпрашивался внука, пригулка
этого, забрать из школы. До того дошло, что бросил в реке застрявшие бревна и
ускакал за мальчишкой. Не помогло даже, что Орозкул съездил его по голове
пару раз — вырвался, сплюнул кровь и ушел. Когда дед с мальчиком вернулись, узнали,
что Орозкул избил жену и выгнал из дома, а деда, сказал, увольняет с работы.
Бекей выла, проклинала отца, а бабка зудела, что надо покориться Орозкулу, про- 687 сить у него прощения, а иначе куда идти на
старости лет? Дед ведь в руках у него... Мальчик хотел рассказать деду, что видел в
лесу маралов, — вернулись все-таки! — да деду было не до того. И тогда мальчик
снова ушел в свой воображаемый мир и стал умолять мать-олениху, чтоб принесла
Орозкулу и Бекей люльку на рогах. На кордон тем временем приехали люди за
лесом. И пока вытаскивали бревно и делали прочие дела, дед Момун семенил за
Орозкулом, точно преданная собака. Приезжие тоже увидели маралов — видно, звери
были непуганые, из заповедника. Вечером мальчик увидел во дворе кипевший
на огне казан, от которого исходил мясной дух. Дед стоял у костра и был пьян —
мальчик никогда его таким не видел. Пьяный Орозкул и один из приезжих, сидя на
корточках у сарая, делили огромную груду свежего мяса. А под стеной сарая
мальчик увидел рогатую маралью голову. Он хотел бежать, но ноги не слушались —
стоял и смотрел на обезображенную голову той, что еще вчера была Рогатой
матерью-оленихой. Скоро все расселись за столом. Мальчика
все время мутило. Он слышал, как опьяневшие люди чавкали, грызли, сопели,
пожирая мясо матери-оленихи. А потом Сайдахмат рассказал, как заставил деда
застрелить олениху: запугал, что иначе Орозкул его выгонит. И мальчик решил, что станет рыбой и
никогда не вернется в горы. Он спустился к реке. И ступил прямо в воду... И дольше века длится день
буранный полустанок Роман (1980)
Поезда в этих краях шли с востока на запад и с
запада на восток... А по сторонам от железной дороги в этих краях
лежали великие пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли желтых
степей. Едигей работал здесь стрелочником на разъезде Боранлы-Буранный. В
полночь к нему в будку пробралась жена, Укубала, чтобы сообщить о смерти
Казангапа. Тридцать лет назад, в конце сорок четвертого,
демобилизовали Едигея после контузии. Врач сказал: через год будешь здоров. Но
пока работать физически он не мог. И тогда они с женой решили податься 688 на железную дорогу: может, найдется для
фронтовика место охранника или сторожа. Случайно познакомились с Казангапом,
разговорились, и он пригласил молодых на Буранный. Конечно, место тяжелое —
безлюдье да безводье, кругом пески. Но все лучше, чем мытариться без
пристанища. Когда Едигей увидел разъезд, сердце его упало: на
пустынной плоскости стояло несколько домиков, а дальше со всех сторон —
степь... Не знал тогда, что на месте этом проведет всю остальную жизнь. Из них
тридцать лет — рядом с Казангапом. Казангап много помогал им на первых порах,
дал верблюдицу на подои, подарил верблюжонка от нее, которого назвали
Каранаром. Дети их росли вместе. Стали как родные. И хоронить Казангапа придется им. Едигей шел
домой после смены, думал о предстоящих похоронах и вдруг почувствовал, что
земля под его ногами содрогнулась И он увидел, как далеко в степи, там, где
располагался Сарозекский космодром, огненным смерчем поднялась ракета. То был
экстренный вылет в связи с чрезвычайным происшествием на совместной
советско-американской космической станции «Паритет». «Паритет» не реагировал на сигналы
объединенного центра управления — Обценупра — уже свыше двенадцати часов. И
тогда срочно стартовали корабли с Сары-Озека и из Невады, посланные на
выяснение ситуации. ...Едигей настоял на том, чтобы хоронили
покойного на далеком родовом кладбище Ана-Бейит. У кладбища была своя история.
Предание гласило, что жуаньжуаны, захватившие Сары-Озеки в прошлые века,
уничтожали память пленных страшной пыткой: надеванием на голову шири — куска
сыромятной верблюжьей кожи. Высыхая под солнцем, шири стискивал голову раба
подобно стальному обручу, и несчастный лишался рассудка, становился магасуртом.
Манкурт не знал, кто он, откуда, не помнил отца и матери, — словом, не осознавал
себя человеком. Он не помышлял о бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжелую
работу и, как собака, признавал лишь хозяина. Одна женщина по имени Найман-Ана нашла своего
сына, превращенного в манкурта. Он пас хозяйский скот. Не узнал ее, не помнил
своего имени, имени своего отца... «Вспомни, как тебя зовут, — умоляла мать. —
Твое имя Жоламан». Пока они разговаривали, женщину заметили
жуаньжуаны. Она успела скрыться, но пастуху они сказали, что эта женщина
приехала, чтобы отпарить ему голову (при этих словах раб побледнел — для
манкурта не бывает угрозы страшнее). Парню оставили лук и стрелы. 689 Найман-Ана возвращалась к сыну с мыслью
убедить его бежать. Озираясь, искала... Удар стрелы был смертельным. Но когда мать
стала падать с верблюдицы, прежде упал ее белый платок, превратился в птицу и
полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Твой отец Доненбай!» То место, где была
похоронена Найман-Ана, стало называться кладбищем Ана-Бейит — Материнским
упокоем... Рано утром все было готово. Наглухо
запеленутое в плотную кошму тело Казангапа уложили в прицепную тракторную
тележку. Предстояло тридцать километров в один конец, столько же обратно, да
захоронение... Впереди на Каранаре ехал Едигей, указывая путь, за ним катился
трактор с прицепом, а замыкал процессию экскаватор. Разные мысли навещали Едигея по пути.
Вспоминал те дни, когда они с Казангапом были в силе. Делали на разъезде всю
работу, в которой возникала необходимость. Теперь молодые смеются: старые дураки,
жизнь свою гробили, ради чего? Значит, было ради чего. ...За это время прошло обследование
«Паритета» прилетевшими космонавтами. Они обнаружили, что паритет-космонавты,
обслуживавшие станцию, исчезли. Затем обнаружили оставленную хозяевами запись
в вахтенном журнале. Суть ее сводилась к тому, что у работавших на станции
возник контакт с представителями внеземной цивилизации — жителями планеты
Лесная Грудь. Лесногрудцы пригласили землян посетить их планету, и те
согласились, не ставя в известность никого, в том числе руководителей полета,
так как боялись, что по политическим соображениям им запретят посещение. И вот теперь они сообщали, что находятся
на Лесной Груди, рассказывали об увиденном (особенно потрясло землян, что в
истории хозяев не было войн), а главное, передавали просьбу лесногрудцев посетить
Землю. Для этого инопланетяне, представители технически гораздо более развитой
цивилизации, чем земная, предлагали создать межзвездную станцию. Мир еще не
знал обо всем этом. Даже правительства сторон, поставленные в известность об
исчезновении космонавтов, не имели сведений о дальнейшем развитии событий.
Ждали решения комиссии. ...А Едигей тем временем вспоминал об
одной давней истории, которую мудро и честно рассудил Казангап. В 1951 г.
прибыла на разъезд семья — муж, жена и двое мальчиков. Абуталип Куттыбаев был
ровесник Едигею. В сарозекскую глухомань они попали не от хорошей жизни:
Абуталип, совершив побег из немецкого лагеря, оказался в сорок третьем среди
югославских партизан. Домой он вернулся без поражения в правах, но затем
отношения с Югославией испортились, 690 и, узнав о его партизанском прошлом, его
попросили подать заявление об увольнении по собственному желанию. Попросили в
одном месте, в другом... Много раз переезжая с места на место, семья Абуталипа
оказалась на разъезде Боранлы-Буранный. Насильно вроде никто не заточал, а
похоже, что на всю жизнь застряли в сарозеках. И эта жизнь была им не под силу:
климат тяжелый, глухомань, оторванность. Едигею почему-то больше всего было
жаль Зарипу. Но все-таки семья Куттыбаевых была на редкость дружной. Абуталип
был прекрасным мужем и отцом, а дети были страстно привязаны к родителям. На
новом месте им помогали, и постепенно они стали приживаться. Абуталип теперь
не только работал и занимался домом, не только возился с детьми, своими и
Едигея, но стал и читать — он ведь был образованным человеком. А еще стал писать
для детей воспоминания о Югославии. Это было известно всем на разъезде. К концу года приехал, как обычно, ревизор.
Между делом расспрашивал и об Абуталипе. А спустя время после его отъезда, 5
января 1953 г., на Буранном остановился пассажирский поезд, у которого здесь
не было остановки, из него вышли трое — и арестовали Абуталипа. В последних
числах февраля стало известно, что подследственный Куттыбаев умер. Сыновья ждали возвращения отца изо дня в
день. А Едигей неотступно думал о Зарипе с внутренней готовностью помочь ей во
всем. Мучительно было делать вид, что ничего особенного он к ней не испытывает!
Однажды он все же сказал ей: «Зачем ты так изводишься?.. Ведь с тобой все мы
(он хотел сказать — я)». Тут с началом холодов снова взъярился Каранар
— у него начался гон. Едигею с утра предстояло выходить на работу, и потому он
выпустил атана. На другой день стали поступать новости: в одном месте Каранар
забил двух верблюдов-самцов и отбил от стада четырех маток, в другом — согнал с
верблюдицы ехавшего верхом хозяина. Затем с разъезда Ак-Мойнак письмом
попросили забрать атана, иначе застрелят. А когда Едигей вернулся домой верхом
на Каранаре, то узнал, что Зарипа с детьми уехали насовсем. Он жестоко избил
Каранара, поругался с Казангапом, и тут Казангап ему посоветовал поклониться в
ноги Укубале и Зарипе, которые уберегли его от беды, сохранили его и свое
достоинство. Вот каким человеком был Казангап, которого
они сейчас ехали хоронить. Ехали — и вдруг наткнулись на неожиданное
препятствие — на изгородь из колючей проволоки. Постовой солдат сообщил им, что
пропустить без пропуска не имеет права. То же подтвердил и начальник караула и
добавил, что вообще кладбище Ана-Бейит подлежит 691 ликвидации, а на его месте будет новый
микрорайон. Уговоры не привели ни к чему. Кандагапа похоронили неподалеку от
кладбища, на том месте, где имела великий плач Найман-Ана. ...Комиссия, обсуждавшая предложение
Лесной Груди, тем временем решила: не допускать возвращения бывших
паритет-космонавтов; отказаться от установления контактов с Лесной Грудью и
изолировать околоземное пространство от возможного инопланетного вторжения
обручем из ракет. Едигей велел участникам похорон ехать на
разъезд, а сам решил вернуться к караульной будке и добиться, чтобы его
выслушало большое начальство. Он хотел, чтобы эти люди поняли: нельзя
уничтожать кладбище, на котором лежат твои предки. Когда до шлагбаума оставалось
совсем немного, рядом взметнулась в небо яркая вспышка грозного пламени. То
взлетала первая боевая ракета-робот, рассчитанная на уничтожение любых
предметов, приблизившихся к земному шару. За ней рванулась ввысь вторая, и еще,
и еще... Ракеты уходили в дальний космос, чтобы создать вокруг Земли обруч. Небо обваливалось на голову, разверзаясь в
клубах кипящего пламени и дыма... Едигей и сопровождавшие его верблюд и
собака, обезумев, бежали прочь. На следующий день Буранный Едигей вновь поехал
на космодром. Фазиль Абдулович Искандер р. 1929
Созвездие Козлотура - Повесть (1966)
Герой повести, от имени которого ведется
повествование, молодой поэт, работавший после института в редакции одной
среднерусской молодежной газеты, был уволен за проявления излишней критичности
и независимости. Не слишком опечалившись по этому поводу и проведя прощальную
ночь с друзьями, он отправился в Москву, чтобы оттуда двинуться на юг, на
родину, в благословенный абхазский город Мухус. В Москве ему удалось напечатать
стихотворение в центральной газете, и оно пошло на родину в качестве визитной
карточки героя, надеявшегося устроиться в республиканскую газету «Красные
субтропики». «Да, да, уже читали», — сказал при встрече редактор газеты
Автандил Автандилович. Редактор привык улавливать веяния из центра. «Кстати, —
продолжил он, — не думаешь ли возвращаться домой?» Так герой стал сотрудником
сельскохозяйственного отдела газеты. Как и мечтал. В те реформистские годы
реформы особенно активно проводились в сельском хозяйстве, и герою хотелось
разобраться в них. Он попал вовремя — как раз проходила компания «по
козлотуризации» сельского хозяйства республики. И главным пропагандистом ее
был заведующий сельхозотделом газеты Платон Самсо- 693 нович, человек в быту тихий и мирный, но в
те недели и месяцы ходивший по редакции лихорадочно возбужденный, с сумрачным
блеском в глазах. Года два назад он напечатал заметку о селекционере,
скрестившем горного тура с домашней козой. В результате появился первый
козлотур. Неожиданно на заметку обратило внимание ответственное лицо из
центра, отдыхавшее у моря. Интересное начинание, между прочим, — таковы были
исторические слова, оброненные им по прочтении заметки. Слова эти стали
заголовком полуполосного очерка в газете, посвященного козлотуру, которому,
возможно, суждено занять достойное место в народном хозяйстве. Ведь он, как говорилось
в статье, в два раза тяжелее обычной козы (решение мясной проблемы),
отличается высокой шерстистостью (подспорье легкой промышленности) и высокой
прыгучестью, что облегчает его выпас на горных склонах. Так началось. Колхозам
было настоятельно рекомендовано поддержать начинание делом. В газете появились
рубрики, регулярно освещавшие проблемы козлотуризации. Кампания набирала ход.
Наконец и нашего героя подключают к работе, — газета командирует его в село
Ореховый Ключ, откуда поступил анонимный сигнал о преследованиях, которым
подвергается несчастное животное со стороны новой колхозной администрации. По
дороге в село из окна автобуса герой смотрит на горы, в которых прошло его
детство. Он вдруг чувствует тоску по тем временам, когда козы еще были козами,
а не козлотурами, а тепло человеческих отношений, их разумность прочно
удерживались самим укладом деревенской жизни. Прием, оказанный ему в колхозном
правлении, слегка озадачил героя. Не отрываясь от телефона, председатель
колхоза приказал сотруднице по-абхазски: «Узнай у этого лоботряса, что ему
нужно». Чтобы не ставить председателя в неудобное положение, герой был вынужден
скрыть свое знание абхазского. В результате он познакомился с двумя версиями
взаимоотношений колхозников с козлотуром. Версия по-русски выглядела вполне
благостно: подхватили инициативу, создаем условия, разрабатываем собственный
рацион кормления, и вообще это, конечно, интересное начинание, но только не для
нашего климата. Но то, что герой увидал сам и что услышал по-абхазски, выглядело
иначе. Козлотур, к которому запустили коз, решительно отказывался от своего на
данный момент основного дела — воспроизведения собственного рода, — он с дикой
яростью кидался на несчастных коз и рогами разбрасывал их по загону.
«Нэнавидит!» — восторженно восклицал председатель по-русски. А по-абхазски
распорядился: «Хватит! А то эта сволочь перекалечит наших коз». Шофер 694 же председателя, тоже по-абхазски,
добавил: «Чтоб я его съел на поминках того, кто это придумал!» Единственным
человеком, который благожелательно отнесся к козлотуру, оказался Вахтанг Бочуа,
приятель героя, безвредный плут и краснобай, а также дипломированный археолог,
объезжавший колхозы с лекциями о козлотуре. «Лично меня привлекает его
шерстистость, — доверительно сказал Вахтанг. — Козлотура надо стричь. Что я и
делаю». Герой оказался в трудной ситуации — он попытался написать статью,
которая содержала бы правду и при этом подходила бы для его газеты. «Вы написали
вредную для нас статью, — заявил Автандил Автандилович, познакомившись с тем,
что получилось у нашего героя. — Она содержит ревизию нашей линии. Я перевожу
вас в отдел культуры». Так закончилось участие героя в реформировании сельского
хозяйства. Платон Самсонович же продолжал развивать и углублять свои идеи, он
решил скрестить козлотура с таджикской шерстяной козой. И вот тут грянула весть
о статье в центральной газете, где высмеивались необоснованные нововведения в
сельском хозяйстве, в том числе и козлотуризация. Редактор собрал коллектив
редакции у себя в кабинете. Предполагалось, что речь пойдет о признании
редакцией своей ошибочной линии, но по мере чтения доставленного редактору
текста установочной статьи голос редактора креп и наливался почти прокурорским
пафосом, и уже казалось, что именно он, Автандил Автандилович, первым заметил
и смело вскрыл порочную линию газеты. Платону Самсоновичу был объявлен строгий
выговор и понижение в должности. Правда, когда стало известно, что после случившегося
Платон Самсонович слегка занемог, редактор устроил его на лечение в один из
лучших санаториев. А газета начала такую же энергичную и вдохновенную борьбу с
последствиями козлотуризации. ...На состоявшемся в те дни в Мухусе
сельскохозяйственном совещании герой снова встретил председателя из Орехового
Ключа. «Рады?» — спросил герой председателя. «Очень хорошее начинание, —
осторожно начал председатель. — Одного боюсь, раз козлотура отменили, значит,
что-то новое будет». — «Напрасно боитесь», — успокоил его герой. Однако прав
оказался лишь отчасти. Оправившийся и набравшийся сил после лечения в
санатории Платон Самсонович поделился с героем своим новым открытием — он
обнаружил в горах какую-то совершенно невероятную пещеру с оригинальнейшей
расцветкой сталактитов и сталагмитов, и если построить туда канатную дорогу,
туристы со всего мира тысячами будут валить в этот подземный дворец, в эту
сказку Шехерезады. Платона Самсоновича 695 не отрезвило резонное замечание героя, что
таких пещер в горах тысячи. «Ничего подобного», — твердо ответил Платон
Самсонович, и герой заметил уже знакомый по «временам козлотура» лихорадочный
блеск в его глазах. Сандро из Чегема - Роман (1973)
«Сандро из Чегема» — цикл из 32 повестей,
объединенных местом (село Чегем и его окрестности, как ближние, скажем,
райцентр Кунгурск или столичный город Мухус (Сухуми), так и дальние — Москва,
Россия и т. д.), временем (XX в. — от начала
до конца семидесятых) и героями: жителями села Чегем, в центре которых род
Хабуга и сам дядя Сандро, а также некоторыми историческими персонажами времен
дяди Сандро (Сталин, Берия, Ворошилов, Нестор Лакоба и др.). Сандро Чегемба, или, как обычно он зовется
в романе, дядя Сандро, прожил почти восемьдесят лет. И был не только красив —
на редкость благообразный старик с короткой серебряной шевелюрой, белыми усами
и белой бородкой; высокий, стройный, одетый с некоторой как бы оперной
торжественностью. Дядя Сандро был еще и знаменит как один из самых
увлекательных и остроумных рассказчиков, мастер ведения стола, как великий
тамада. Рассказать ему было о чем — жизнь дяди Сандро представляла цепь
невероятных приключений, из которых он, как правило, выходил с честью. В
полной мере Сандро начал проявлять свое мужество, ум, могучий темперамент и
склонность к авантюрным приключениям еще в молодости, когда, став любовником
княгини и раненный соперником, пользовался заботливой вначале, а потом и
просто пылкой опекой княгини. В тот же период жизни (времена гражданской войны
в Абхазии) пришлось ему как-то заночевать у армянина-табачника. И той же ночью
нагрянули в дом вооруженные меньшевики с грабежом, который они, как люди
идейные, называли экспроприацией. Обремененный семьей, труженик-табачник очень
рассчитывал на помощь молодого удальца дяди Сандро. И Сандро не уронил себя:
сочетая угрозы и дипломатию, свел набег почти что к гостеванию с выпивкой и
закуской. Но вот чего он не смог, так это предотвратить грабеж: слишком уж
силы были неравные. И когда меньшевики увели четырех из пяти 696 быков табачника, Сандро очень жалел
табачника, понимая, что с одним быком ему уже не поддержать своего хозяйства.
Бессмысленно иметь одного быка, к тому ж Сандро как раз был должен одному человеку
быка. И для того чтобы поддержать свою честь (а возврат долга — дело чести), а
также сообразуясь с жесткой исторической реальностью, последнего быка Сандро
увел с собой. Пообещав, правда, несчастному табачнику всемерную помощь во всем
остальном и впоследствии сдержав свое слово («Сандро из Чегема»). Дядя Сандро вообще всегда старался жить в
ладу с духом и законами своего времени, хотя бы внешне. В отличие от своего
отца, старого Хабуга, позволявшего себе открыто презирать новые власти и
порядки. Когда-то совсем молодым человеком выбрал Хабуг в горах место, ставшее
впоследствии селом Чегем, поставил дом, наплодил детей, развел хозяйство и был
в старости самым уважаемым и авторитетным человеком в селе. Появление колхозов
старый Хабуг воспринял как разрушение самих основ крестьянской жизни, —
перестав быть хозяином на своей земле, крестьянин терял причастность к тайне
плодородия земли, то есть к великому таинству творчества жизни. И тем не менее
мудрый Хабуг вступил в колхоз — высшим своим долгом он считал сохранение рода.
В любых условиях. Даже если власть захватили городские недоумки («Рассказ мула
старого Хабуга», «История молельного дерева»). Или откровенные разбойники
вроде Большеусова (Сталина). А именно в качестве грабителя предстал однажды
перед дядей Сандро в его детстве молодой экспроприатор Сталин. Ограбив
пароход, а затем уходя с награбленным от погони, убив всех свидетелей, а
заодно и своих соратников, Сталин вдруг наткнулся на мальчика, пасшего скот. Оставлять
в живых свидетеля, даже такого маленького, было опасно, но у Сталина не было
времени. Торопился очень. «Скажешь обо мне — убью», — пригрозил он мальчику.
Дядя Сандро помнил этот эпизод всю жизнь. Но оказалось, что и у Сталина была
хорошая память. Когда Сандро, уже известный танцовщик в ансамбле Платона
Панцулая, танцевал с ансамблем во время ночного пиршества вождей и оказался
перед самым великим и любимым вождем, тот, вдруг помрачнев, спросил: «А где я
мог тебя видеть, джигит?» И пауза, потом последовавшая, была, может быть, самым
страшным моментом в жизни дяди Сандро. Но он нашелся: «Нас в кино снимали,
товарищ Сталин» («Пиры Валтасара»). И во второй раз, когда вождь выехал на
рыбалку, то есть сидел на бережку и смотрел, как специально обученный для
этого дядя Сандро взрывчаткой глушил для него в ручье форель, он снова озаботился
вопросом: «Где я мог тебя видеть?» — 697 «Мы танцевали перед Вами». — «А раньше?» —
«В кино». И снова Сталин успокоился. Даже подарил дяде Сандро теплые
кремлевские кальсоны. И вообще, по мнению дяди Сандро, та рыбалка, возможно,
сыграла решающую роль в судьбе его народа: почувствовав симпатию к этому
абхазцу, Сталин решил отменить депортацию этой нации, хотя уже стояли наготове
составы на станциях Эшеры и Келасури («Дядя Сандро и его любимец»). Но не только со Сталиным пересекались пути
дяди. Помогал дядя Сандро в охоте и Троцкому. Был в любимцах Нестора Лакобы, а
еще до революции встречался однажды с принцем Ольденбургским. Принц,
вдохновленный примером Петра Первого, решил создать в Гагре живую модель
идеального монархического государства, заводя мастерские, культивируя особый
стиль человеческих взаимоотношений, украшая здешние места парками, прудами,
лебедями и прочим. Как раз пропавшего лебедя и доставил Сандро принцу, и по
этому поводу была у них беседа, и принц подарил дяде Сандро цейсовский бинокль
(«Принц Ольденбургский»). Бинокль этот сыграл большую роль в жизни дяди Сандро.
Помог разглядеть сущность новой власти и как бы заранее выработать необходимые
в условиях грядущей жизни модели поведения. С помощью этого бинокля дядя
разведал тайну строившегося в селе на реке Кодор деревянного броневика,
грозного оружия меньшевиков в предстоящих боях с большевиками. И когда Сандро
ночью добрался до большевиков, чтобы рассказать комиссару о тайне меньшевиков и
дать совет, как противостоять грозному оружию, комиссар, вместо того чтобы с
вниманием и благодарностью выслушать и учесть сказанное дядей Сандро, вдруг
выхватил пистолет. И ведь из-за полной ерунды — плетка, которой дядя Сандро
похлопывал себя по голенищу, не понравилась. Сандро вынужден был спасать свою
жизнь бегством. Из чего он сделал верное заключение: что власть будет,
во-первых, крутая (чуть что, сразу за пистолет), а во-вторых, дурная, то есть
умными советами пренебрегающая («Битва на Кодоре»), И еще дядя Сандро понял, что инициатива в
новой жизни наказуема, и потому, став колхозником, на общественных работах
особенно себя не измождал. Он предпочитал проявлять другие свои таланты —
балагура, рассказчика, отчасти — авантюриста. Когда обнаружилось, что старый
грецкий орех, молельное дерево в их селе, издает при ударе странный звук,
отчасти напоминающий слово «кумхоз» и тем самым как бы намекающий на
неизбежность вступления в колхозы, то в качестве хранителя и отчасти гида при
этом историко-природном феномене оказался не кто иной, как Сандро. И именно это
дерево сыграло и печальную и полезную роль в его судьбе: когда мест- 698 ные комсомольцы в антирелигиозном порыве
сожгли дерево, из него выпал скелет неизвестного человека. Тут же возникло
предположение, что это обгоревший труп недавно исчезнувшего с деньгами
бухгалтера и что убил его Сандро. Сандро отвезли в город и посадили в тюрьму. В
тюрьме он держался достойно, а бухгалтера вскоре нашли живым и невредимым. Но
во время заключения дядя встретился с навешавшим райцентр Нестором Лакобой,
тогдашним руководителем Абхазии. Во время застолья, сопровождавшего эту
встречу, Сандро блеснул своими талантами танцора. И восхищенный Лакоба взялся
устроить его в знаменитый ансамбль песни и пляски Платона Панцулая. Дядя Сандро
переехал в Мухус («История молельного дерева»). Однажды он вызвал отца на
совет, покупать ему, теснившемуся с дочкой и женой в коммунальной квартире, или
не покупать предложенный властями прекрасный дом с садом. Дело в том, что это
был дом репрессированных. Старый Хабуг был возмущен этической глухотой сына.
«В старые времена, когда убивали кровника, тело привозили к родственникам, не
тронув на его одежде и вещах ни пуговицы; а теперь убивают невинных, а вещи
бессовестно делят между собой. Если пойдешь на это, в дом свой больше не пущу.
Лучше тебе вообще уехать из города, раз уж такая здесь пошла жизнь. Притворись
больным, и тебя отпустят из ансамбля», — сказал тогда старый Хабуг сыну
(«Рассказ мула старого Хабуга»). Так дядя Сандро вернулся в село и
продолжил свою деревенскую жизнь и, воспитание красавицы дочки Тали, любимицы
семьи и всего Чегема. Единственное, что могло не понравиться родственникам и
односельчанам, — это ухаживания полукровки Баграта из соседнего села. Не о
таком женихе для Тали мечтал дед. И вот в день, который должен был стать
триумфальным и для самой Тали, и для всего ее семейства, — в день, когда она
победила на соревнованиях сборщиц табака, как раз за несколько минут перед
торжественной церемонией награждения ее патефоном, девушка отлучилась на
минутку (переодеться) и исчезла. И всем стало ясно — бежала с Багратом. Односельчане
ринулись в погоню. Целую ночь длились поиски, и к утру, когда следы беглецов
были обнаружены, старый охотник Тендел обследовал поляну, на которой
останавливались влюбленные, и провозгласил: «Мы собирались пролить кровь
похитителя нашей девочки, но не ее мужа». — «Успел?» — спросили у него. «Еще
как». И преследователи со спокойной совестью вернулись в село. Хабуг вычеркнул
из сердца стою любимицу. Но через год к их двору подскакал всадник из села, где
жили теперь Баграт и Тали, дважды выстрелил в воздух и выкрикнул: «Наша Тали
двух мальчиков родила». 699 И Хабуг начал думать, чем помочь любимой
внучке... («Тали — чудо Чегема»), Впрочем, надо признать, что в девочке
сказалась кровь ее родителей, ибо история женитьбы дяди Сандро была не менее
причудлива. Друг дяди Сандро и князь Аслан попросил помочь ему в похищении
невесты. Сандро, естественно, согласился. Но когда он познакомился с
избранницей Аслана Катей и провел с ней некоторое время, он почувствовал себя
влюбленным. И девушка — тоже. О том, чтобы во всем признаться Аслану, Сандро
даже мысли не допускал. Законы дружбы святы. Но и девушку отпускать было
нельзя. Тем более что она верила Сандро, сказавшему, что он что-нибудь придумает.
И вот решающая минута приблизилась, а Сандро так ничего и не придумал. Помог
случай и вдохновение. Нанятый для умыкания девушки Кати головорез Теймыр
притащил к спрятавшимся похитителям не Катю, а ее подругу. Перепутал девушек.
Но тут же кинулся исправлять ошибку. Таким образом, перед похитителями стояли
две молоденькие девушки. Тут Сандро и осенило, он отвел друга в сторону и
спросил, не смущает ли его то, что в жилах Кати течет эндурская кровь. Князь
пришел в ужас — женитьба на бедной еще сошла бы ему с рук, и ситуация с
мнимым похищением второй девушки могла бы как-то разрядиться, но предстать
перед родителями с невестой-эндуркой?! Такого позора они не переживут. «Что
делать?» — в отчаянии спросил князь. «Я спасу тебя, — заявил дядя Сандро. — Я
женюсь на Кате, а ты бери в жены вторую». Так и поступили. Правда, вскоре дядя
Сандро узнал, что в его невесте действительно есть эндурская кровь, но было
поздно. Дядя Сандро мужественно перенес этот удар. А это действительно было
ударом. Абхазцы мирно жили с самыми разными нациями — с греками, турками,
грузинами, армянами, евреями, русскими и даже с эстонцами, но вот эндурцев они
боялись и не любили. И пересилить этого не могли. Эндурцы это такая очень-очень
похожая на абхазцев нация — с одним языком, образом жизни, обычаями, но при
этом — очень плохая нация. Эндурцы хотят взять власть над всеми настоящими
абхазцами. Однажды сам повествователь, попытавшийся оспорить дядю Сандро,
утверждавшего, что всю власть в Абхазии захватили эндурцы, решил пройтись по
кабинетам одного очень высокого учреждения и посмотреть, кто в этих кабинетах
сидит. И в тот момент все увиденные им в кабинетах люди показались его
разгоряченному взгляду эндурцами. Очень заразная болезнь, оказывается
(«Умыкание, или Загадка эндурцев»). ...Еще в молодости осознав, что власть эта
— всерьез и надолго, дядя Сандро интуитивно выбирал тот стиль жизни, который
позволил бы ему прожить свою жизнь в свое удовольствие (жизнь — она важ- 700 нее политических страстей) и при этом не
изменять себе, заветам своих предков. И проделал это с блеском. В какие только
ситуации, порой очень и очень двусмысленные, не ставила его жизнь, ни разу дядя
Сандро не уронил своего достоинства. Ни когда по заданию Лакобы ночью с
пистолетом и закрытым лицом проникал в комнату почтенного старца Логидзе,
чтобы выведать у него для новых властей тайну изготовления знаменитых
прохладительных напитков Логидзе; ни когда возил в Москву гору «неофициальных
посылок-подарков» от ответственных лиц Абхазии более ответственным лицам в Москве.
Ни когда добывал для своего непутевого племянника-писателя (как раз и
описавшего жизнь дяди Сандро) нужный документ, который бы уберег племянника от
козней Идеологических Надсмотрщиков и от КГБ. А сделать это было трудно:
человек, имевший доступ к нужному документу, наотрез отказался предоставить
его, и пришлось дяде Сандро помочь этому человеку в свалившемся вдруг на него
горе — разыскивать бесследно исчезнувшего любимого пса. Разумеется, дядя Сандро
нашел пса и получил нужные бумаги. «Где ты нашел собаку?» — спросил у дяди
Сандро племянник, и тот ответил с великолепной небрежностью. «Где спрятал, там
и нашел», — был ответ («Дядя Сандро и конец козлотура»). Не только делом, но и
мудрым советом помогал он племяннику: «Можешь писать все, что угодно, но против
линии не иди; линию не трогай, они этого очень не любят». Тайно (и не слишком тайно) презирая
умственные способности новой власти — в этом, кстати, он мог и находил
единомышленников даже среди представителей правящих в Абхазии слоев, — дядя Сандро
всегда пользовался уважением и расположением этих самых властей. Вообще дядя
Сандро умел ладить со всеми — от мудрых чегемских старожилов до откровенных
авантюристов и полумафиози. Было нечто в характере дяди Сандро, что роднило его
с самыми разными персонажами: и с неукротимым забиякой и острословом, старым
чегемцем Колчеруким, и с беспечным гулякой-горожанином, табачником Колей
Зархиди, и с абхазским жизнелюбцем-казановой Маратом, и с представляющим в
романе высшие эшелоны нынешней власти, сибаритом и лукавым умницей Абесаломоном
Нартовичем. И даже с полумафиозным барменом Адгуром, порождением уже нашей
позднейшей действительности, который сумел сохранить горские представления о
товариществе, гостеприимстве и законах чести. И еще с несколькими десятками
персонажей, соседствующих с дядей Сандро на страницах эпопеи Фазиля Искандера.
Иными словами, на страницах этой книги — Абхазия и абхазский характер XX века. 701 Защита Чика - Рассказ (1983)
У Чика случилась ужасная неприятность.
Учитель русского языка Акакий Македонович сказал, чтобы он привел в школу
кого-нибудь из родителей. У учителя была привычка в стихотворной форме писать
правила грамматики, а ученики должны были заучивать это стихотворение, а
заодно и правило. Акакий Македонович гордился своим стихотворным даром,
ученики же посмеивались. На этот раз стихотворение было такое, что Чик просто
трясся от смеха. И учитель не выдержал: «Что там смешного, Чик?» Поскольку Чик
еще не имел представления об авторском самолюбии, он взялся объяснить, чем
смешны эти стихи. И возможно, Акакий Македонович смог бы дать отповедь
критикану, но прозвенел звонок. «Придется поговорить с твоими родителями», —
сказал он. Но это было невозможно. Для тетушки, воспитывавшей Чика и
гордившейся его хорошей учебой и поведением, вызов в школу был бы немыслимым
потрясением. «Что же делать?» — с отчаянием думал Чик, уединившись на верхушке
груши, где виноградные лозы образовывали удобное пружинистое ложе. Тягостные раздумья не мешали Чику
наблюдать за жизнью их двора. За тем, как вернулся с работы торговец сластями
Алихан и сидит сейчас, опустив ноги в тазик с горячей водой и играет в нарды с
Богатым Портным. Или за своим сумасшедшим дядей Колей, у которого случайный
прохожий пытается выяснить какой-то адрес, а Богатый Портной посмеивается,
наблюдая эту сцену. «Отстань!» — наконец громко сказал дядя Коля по-турецки,
отмахиваясь от прохожего. Небольшой словарь дяди Коли, по подсчетам Чика,
составляли около восьмидесяти слов из абхазского, турецкого и русского языков.
С прохожим заговорил Богатый Портной, и вот тут Чика осенила гениальная идея:
в школу он поведет дядю Колю. Надо только выманить его со двора. Самый лучший
способ — пообещать лимонад. Больше всего на свете дядя Коля любит лимонад. Но
где взять деньги? Дома не попросишь. Деньги нужно выпросить у приятеля Оника.
Но что предложить взамен? И Чик вспомнил про теннисный мяч, застрявший на
крыше у водосточной трубы, — должен же его когда-то смыть дождь. Чик подошел к Онику: «Мне позарез нужны
сорок копеек. Я тебе продаю теннисный мяч». — «А что, он уже выкатился?» —
«Нет, — честно сказал Чик, — но скоро начнутся ливни, и он обязательно вы- 702 скочит». — «Все-таки неясно, выкатится или
нет». — «Выкатится, — убежденно сказал Чик. — Если тебе жалко денег, так я у
тебя потом выкуплю мяч». — «А когда выкупишь?» — оживился Оник, «Не знаю. Но
ведь чем дольше я не буду выкупать, тем дольше ты будешь пользоваться
бесплатным мячом». Оник побежал за деньгами. На следующее утро, выбрав момент, Чик
подошел к дяде Коле, показал деньги и громко сказал: «Лимонад». «Лимонад? —
обрадованно переспросил дядя. — Пошли». И добавил по-турецки: «Мальчик
хороший». На улице Чик вынул из портфеля заранее
упакованный отцовский пиджак. «Можно?» — спросил дядя и радостно посмотрел на Чика.
Дядюшку распирала радость. В магазине продавец Месроп открыл две бутылки
лимонада. Дядя быстро налил в стакан желтый бурлящий лимонад и так же быстро
выпил. После первой бутылки он сделал передышку и, слегка опьянев от выпитого,
попытался объяснить продавцу, что Чик довольно добрый мальчик. После второй
бутылки дядя был в восторге, и когда они вышли из магазина, Чик показал в сторону
школы: «Пойдем в школу». Перед учительской на открытой веранде
прогуливались учителя. «Здравствуйте, Акакий Македонович, — сказал Чик. — Это
мой дядя. Он плохо слышит». Учитель, взяв под руку дядю, начал прогуливаться
по веранде. До Чика доносились слова: «Что он нашел смешного в этих стихах?..
Сказывается влияние улицы». По лицу дяди было заметно, что он доволен разговором,
который ведет с ним серьезный взрослый человек. «Улица, улица», — повторил
дядя по-русски знакомое слово. «Надеюсь, Чик, ты осознал свое поведение», —
остановился наконец против него учитель. «Да», — ответил Чик. «Не скрою, —
продолжил учитель, — твой дядя показался мне странным». — «Он малограмотный».
— «Да это заметно». И Чик начал уводить дядю со двора школы. Внезапно дядя
остановился у колонки и начал мыть руки. Чик украдкой оглянулся и, встретив
недоумевающий взгляд Акакия Македоновича, слегка пожал плечами, как бы давая
знать, что необразованные люди всегда моют руки, как только попадается им под
руки какая-нибудь колонка. Наконец Чик вывел дядю на улицу и направил его в
сторону дома. Быстрой походкой дядя удалялся.
Прозвенел звонок, и счастливый Чик побежал в свой класс. 703 Кролики и удавы - Философская сказка (1982)
События происходят много лет назад в одной
далекой африканской стране. Удавы без устали охотятся за кроликами, а обезьяны
и слоны соблюдают нейтралитет. Несмотря на то что кролики обычно очень быстро
бегают, при виде удавов они словно впадают в оцепенение. Удавы не душат
кроликов, а как бы гипнотизируют их. Однажды юный удав задается вопросом,
почему кролики поддаются гипнозу и не было ли попыток бунта. Тогда другой удав,
по прозвищу Косой, хотя на самом деле он одноглазый, решается поведать своему
юному другу «удивительный рассказ» о том, как проглоченный им кролик внезапно
взбунтовался прямо у него в животе, не желал там «утрамбовываться» и «не
переставая вопил» из его живота всякие дерзости. Тогда глава удавов, Великий
Питон, приказал выволочь Косого на Слоновую Тропу, чтобы слоны «утрамбовали»
дерзкого кролика, пусть ценой здоровья и даже жизни «жалкого» удава Косого, ибо
«удав, из которого говорит кролик, это не тот удав, который нам нужен». Очнулся
несчастный удав лишь через две недели и уже одноглазым, не помня, в какой
момент из него выпрыгнул дерзкий кролик. Рассказ Косого подслушивает кролик,
которого зовут Задумавшийся, так как он много думает; в результате длительных
размышлений этот кролик приходит к смелому выводу и сообщает о нем потрясенным
удавам: «Ваш гипноз — это наш страх. Наш страх — это ваш гипноз». С этой
сенсационной новостью Задумавшийся спешит к другим кроликам. Рядовые кролики в
восторге от идеи Задумавшегося, однако Королю кроликов такое свободомыслие не
по вкусу, и он напоминает кроликам, что хотя «то, что удавы глотают кроликов,
— это ужасная несправедливость», но за эту несправедливость кролики пользуются
«маленькой, но очаровательной несправедливостью, присваивая нежнейшие продукты
питания, выращенные туземцами»: горох, капусту, фасоль, и если отменить одну
несправедливость, то необходимо отменить и вторую. Опасаясь разрушительной силы
всего нового, а также утраты собственного авторитета в глазах рядовых кроликов,
Король призывает кроликов довольствоваться тем, что есть, а также вечной мечтой
о выращивании в ближайшем будущем вкуснейшей Цветной Капусты. Кролики
чувствуют, что «в словах Задумавшегося есть какая-то соблазнительная, но
чересчур тревожащая истина, а в словах Короля какая-то скучная, но зато
успокаивающая правда». Хотя для рядовых кроликов Задумавшийся все
же герой, Король 704 решает тайком устранить его и
подговаривает бывшего друга Задумавшегося, а ныне — приближенного ко двору и
фаворита Королевы по имени Находчивый предать опального кролика, для чего
необходимо громко прочитать в джунглях сочиненный придворным Поэтом стих с
«намеками» на местонахождение Задумавшегося. Находчивый соглашается, и однажды,
когда Задумавшийся и его ученик по имени Возжаждавший размышляют, как устранить
несправедливость из жизни кроликов, к ним подползает юный удав. Задумавшийся
решает поставить эксперимент, чтобы доказать свою теорию об отсутствии гипноза,
и действительно не поддается гипнозу удава. Раздосадованный удав рассказывает
кроликам о предательстве Находчивого, и Задумавшийся, искренне любящий родных
кроликов и глубоко потрясенный подлостью Короля и самим фактом предательства,
решает принести себя в жертву удаву, чей инстинкт оказывается сильнее доводов
рассудка, и юный удав, к ужасу Возжаждавшего, помимо собственной воли съедает
«Великого кролика». Задумавшийся перед смертью завещает верному ученику свое
дело, как бы передавая ему «весь свой опыт изучения удавов». Тем временем юный удав, осмелев после
поедания Задумавшегося, приходит к выводу, что удавами должен править удав, а
не какой-то там инородный Питон. За такую дерзкую мысль удава ссылают в пустыню.
Туда же за предательство ссылают и Находчивого (Король открестился от него).
Изголодавшийся удав вскоре придумывает новый метод поедания кроликов — через
удушение — и глотает изумленного Находчивого. Удав логично решает, что с
«таким гениальным открытием» Великий Питон его «примет с распростертыми объятиями»,
и возвращается из пустыни. А между тем в джунглях Возжаждавший ведет
огромную воспитательную работу среди кроликов — он даже готов в качестве
эксперимента пробежать по телу удава в обе стороны. В эпоху умирания гипноза
царит полный хаос: «открытие Задумавшегося относительно гипноза да еще обещания
Возжаждавшего пробежать по удаву туда и обратно во многом расшатали сложившиеся
веками отношения между кроликами и удавами». В результате появляется «огромное
количество анархически настроенных кроликов, слабо или совсем не поддающихся
гипнозу». Но королевство кроликов не разваливается именно благодаря возвращению
Удава-Пустынника. Он предлагает метод удушения кроликов и демонстрирует его на
Косом, так что тот испускает дух. После этого Великий Питон прощает Пустынника
и назначает его своим заместителем. Вскоре Пустынник сообщает удавам о смерти
Великого Питона и о том, что, согласно воле покойного, 705 он, Великий Пустынник, будет управлять
ими. Пока удавы совершенствуются в технике удушения, прославляя нового
правителя, Король кроликов догадывается и оповещает кроликов о надвигающейся
опасности, предлагая старый, но единственный метод борьбы с удавами —
«размножаться с опережением». Интересно, что и кролики, и удавы сожалеют
о старых добрых временах. Деятельность Возжаждавшего теперь, когда удавы душат
всех подряд, имеет «все меньше и меньше успеха». Кролики идеализируют эпоху
гипноза, потому что тогда умирающий не чувствовал боли и не сопротивлялся,
удавы — потому что было легче ловить кроликов, но и те и другие сходятся на
том, что раньше был порядок. Р. S. Позднее автору суждено было убедиться в научной правоте
наблюдений Задумавшегося: один знакомый змеевед «с презрительной уверенностью»
сообщил ему, «что никакого гипноза нет, что все это легенды, дошедшие до нас от
первобытных дикарей». Василий Макарович Шукшин 1929-1974
Обида - Рассказ
(1971)
Сашку Ермолаева обидели. В субботу утром
он собрал пустые бутылки из-под молока и сказал маленькой дочери: «Маша,
пойдешь со мной?» — «Куда? Гагазинчик?» — обрадовалась девочка. «И рыбы
купите», — заказала жена. Саша с дочкой пошли в магазин. Купили молока, масла,
пошли смотреть рыбу, а там за прилавком — хмурая тетя. И почему-то продавщице
показалось, что это стоит перед ней тот самый парень, что вчера дебош пьяный в
магазине устроил. «Ну как — ничего? — ядовито спросила она. — Помнишь про
вчерашнее?» Сашка удивился, а та продолжала: «Чего глядишь?.. Глядит, как
Исусик...» Почему-то Сашка особенно оскорбился за этого «Исусика». «Слушайте,
вы, наверно, сами с похмелья?.. Что вчера было?» Продавщица засмеялась:
«Забыл». — «Что забыл? Я вчера на работе был!» — «Да? И сколько плотют за такую
работу?.. Да еще стоит, рот разевает с похмелья!» Сашку затрясло. Может, оттого
он так остро почувствовал обиду, что последнее время наладился жить хорошо,
забыл даже, когда выпивал... И оттого, что держал в руке маленькую руку
дочери. «Где у вас директор?» И Саша ринулся в служебное помещение. Там сидела
другая женщина, завотделом: «В чем 707 дело?» — «Понимаете, — начал Сашка, —
стоит... и начинает ни с того ни с сего... За что?» — «Вы спокойнее, спокойнее.
Пойдемте выясним». Сашка и завотделом прошли в рыбный отдел. «Что тут такое?» —
спросила завотделом у продавца. «Напился вчера, наскандалил, а сегодня я
напомнила, так еще вид возмущенный делает». Сашку затрясло: «Да не был я вчера
в магазине! Не был! Вы понимаете?» А между тем сзади уже очередь образовалась.
И стали раздаваться голоса: «Да хватит вам: был, не был!» «Но как же так, —
обратился Сашка к очереди. — Я вчера и в магазине не был, а мне скандал
какой-то приписывают». — «Раз говорят, что был, — ответил пожилой человек в
плаще, — значит, был». — «Да вы что?» — попытался что-то еще сказать Сашка, но
понял, что бесполезно. Эту стенку из людей не прошибешь. «Какие дяди плохие», —
сказала Маша. «Да, дяди... тети...» — бормотал Сашка. Он решил дождаться этого в плаще и
спросить, зачем он угодничает перед продавцом, ведь так мы и плодим хамов. И
тут вышел этот пожилой, в плаще. «Слушайте, — обратился к нему Сашка, — хочу
поговорить с вами. Почему вы заступились за продавца? Я ведь действительно не
был вчера в магазине». — «Иди проспись сначала! Он еще будет останавливать...
Поговоришь у меня в другом месте», — заговорил мужчина в плаще и тут же кинулся
в магазин. Милицию пошел вызывать, понял Сашка и, даже немного успокоившись,
пошел с Машей домой. Он задумался о том человеке в плаще: ведь мужик. Жил
долго. И что осталось: трусливый подхалим. А может, он и не догадывается, что
угодничать нехорошо. Сашка и раньше видел этого человека, он из дома напротив.
Узнав во дворе у мальчишек фамилию этого человека — Чукалов — и номер квартиры,
Сашка решил сходить объясниться. Чукалов, открыв дверь, сразу же позвал
сына: «Игорь, вот этот человек обхамил меня в магазине». — «Да это меня
обхамили в магазине, — попытался объясниться Сашка. — Я хотел спросить, почему
вы... подхалимничаете?» Игорь сгреб его за грудки — раза два стукнул головой о
дверь, протащил к лестнице и спустил вниз. Сашка чудом удержался на ногах —
схватился за перила. Все случилось очень скоро, ясно заработала голова:
«Довозмущался. Теперь унимай душу!» Сашка решил сбегать домой за молотком и
разобраться с Игорем. Но едва выскочил он из подъезда, как увидел летящую по
двору жену. У Сашки подкосились ноги: с детьми что-то случилось. «Ты что? —
спросила она заполошно. — Опять драку затеял? Не притворяйся, я
тебя знаю. На тебе лица нет». Сашка молчал. Теперь, пожалуй, ниче- 708 го не выйдет, «Плюнь, не заводись, —
взмолилась жена. — О нас подумай. Неужели не жалко?» У Сашки навернулись
слезы. Он нахмурился, сердито кашлянул. Дрожащими пальцами вытащил сигарету,
закурил. И покорно пошел домой. Материнское сердце - Рассказ (1969)
Витька Борзёнков поехал на базар в
районный город, продал сала на сто пятьдесят рублей (он собирался жениться,
позарез нужны были деньги) и пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой
красного. Подошла молодая девушка, попросила: «Разреши прикурить». «С похмелья?»
— прямо спросил Витька. «Ну», — тоже просто ответила девушка. «И похмелиться не
на что, да?» — «А у тебя есть?» Витька купил еще. Выпили. Обоим стало хорошо.
«Может, еще?» — спросил Витька. «Только не здесь. Можно ко мне пойти». В груди
у Витьки нечто такое — сладостно-скользкое — вильнуло хвостом. Домик девушки
оказался чистеньким — занавесочки, скатерочки на столах. Подружка появилась.
Разлили вино. Витька прямо за столом целовал девушку, а та вроде отталкивала, а
сама льнула, обнимала за шею. Что было потом, Витька не помнит — как отрезало.
Очнулся поздно вечером под каким-то забором. Голова гудела, во рту пересохло.
Обшарил карманы — денег не было. И пока дошел он до автобусной станции, столько
злобы накопил на городских прохиндеев, так их возненавидел, что даже боль в
голове поунялась. На автобусной станции Витька купил еще бутылку, выпил ее всю
прямо из горлышка и отшвырнул в скверик. «Там же люди могут сидеть», — сказали
ему. Витька достал свой флотский ремень, намотал на руку, оставив свободной
тяжелую бляху. «Разве в этом вшивом городишке есть люди?» И началась драка. Прибежала милиция, Витька
сдуру ударил бляхой одного по голове. Милиционер упал... И его отвезли в КПЗ. Мать Витькина узнала о несчастье на другой
день от участкового. Витька был ее пятым сыном, выходила его из последних сил,
получив с войны похоронку на мужа, и он крепкий вырос, ладный собой, добрый.
Одна беда: как выпьет — дурак дураком становится. «Что же ему теперь за это?» —
«Тюрьма. Лет пять могут дать». Мать кинулась 709 в район. Переступив порог милиции, упала
мать на колени, запричитала: «Ангелы вы мои милые, да разумные ваши
головушки!.. Простите его, окаянного!» «Ты встань, встань, здесь не церква, —
сказали ей. — Ты погляди на ремень твоего сына — таким ведь и убить можно. Сын
твой троих человек в больницу отправил. Не имеем мы права таких отпускать». —
«А к кому же мне теперь идти?» — «Иди к прокурору». Прокурор разговор начал с
нею ласково: «Много вас, детей, в семье у отца росло?» «Шестнадцать, батюшка».
— «Вот! И слушались отца. А почему? Никому не спускал, и все видели, что
шкодить нельзя. Так и в обществе — одному спустим с рук, другие начнут». Мать
поняла только, что и этот невзлюбил ее сына. «Батюшка, а выше тебя есть кто?»
— «Есть. И много. Только обращаться к ним бесполезно. Никто суд не отменит». —
«Разреши хоть свиданку с сыном». — «Это можно». С бумагой, выписанной прокурором, мать
снова отправилась в милицию. В глазах ее все туманилось и плыло, она молча
плакала, вытирая слезы концами платка, но шла привычно скоро. «Ну что прокурор?»
— спросили ее в милиции. «Велел в краевые организации ехать, — слукавила мать.
— А вот — на свиданку». Она подала бумагу. Начальник милиции немного удивился,
и мать, заметив это, подумала: «А-а». Ей стало полегче. За ночь Витька
осунулся, оброс — больно смотреть. И мать вдруг перестала понимать, что есть на
свете милиция, суд, прокурор, тюрьма... Рядом сидел ее ребенок, виноватый,
беспомощный. Мудрым сердцем своим поняла она, какое отчаяние гнетет душу сына.
«Все прахом! Вся жизнь пошла кувырком!» — «Тебя как вроде уже осудили! —
сказала мать с укором. — Сразу уж — жизнь кувырком. Какие-то слабые вы... Ты
хоть сперва спросил бы: где я была, чего достигла?» — «Где была?» — «У
прокурора... Пусть, говорит, пока не переживает, пусть всякие мысли выкинет из
головы... Мы, дескать, сами тут сделать ничего не можем, потому что не имеем
права. А ты, мол, не теряй времени, а садись и езжай в краевые организации...
Счас я, значит, доеду до дому, характеристику на тебя возьму. А ты возьми да в
уме помолись. Ничего, ты — крещеный. Со всех сторон будем заходить. Ты,
главное, не задумывайся, что все теперь кувырком». Мать встала с нар, мелко перекрестила сына
и одними губами прошептала: «Спаси тебя Христос», Шла она по коридору и опять
ничего не видела от слез. Жутко становилось. Но мать — действовала. Мыслями она
была уже в деревне, прикидывала, что ей нужно сде- 710 лать до отъезда, какие бумаги взять. Знала
она, что останавливаться, впадать в отчаяние — это гибель. Поздним вечером она
села в поезд и поехала. «Ничего, добрые люди помогут». Она верила, что помогут. Срезал - Рассказ
(1970)
К старухе Агафье Журавлевой приехал сын
Константин Иванович. С женой и дочкой. Попроведать, отдохнуть. Подкатил на
такси, и они всей семьей долго вытаскивали чемоданы из багажника. К вечеру в
деревне узнали подробности: сам он — кандидат, жена тоже кандидат, дочь —
школьница. Вечером же у Глеба Капустина на крыльце
собрались мужики. Как-то так получилось, что из их деревни много вышло знатных
людей — полковник, два летчика, врач, корреспондент. И так повелось, что,
когда знатные приезжали в деревню и в избе набивался вечером народ, приходил
Глеб Капустин и с р е з а л знатного гостя. И вот теперь приехал кандидат
Журавлев... Глеб вышел к мужикам на крыльцо, спросил:
«Гости к бабке Агафье приехали?» «Кандидаты!» — «Кандидаты? — удивился Глеб. —
Ну пошли проведаем кандидатов». Получалось, что мужики ведут Глеба, как
опытного кулачного бойца. Кандидат Константин Иванович встретил
гостей радостно, захлопотал вокруг стола. Расселись. Разговор пошел дружнее,
стали уж забывать про Глеба Капустина... И тут он попер на кандидата. «В какой
области выявляете себя? Философия?» — «Можно и так сказать». — «И как сейчас
философия определяет понятие невесомости?» — «Почему — сейчас?» — «Но ведь
явление открыто недавно. Натурфилософия определит это так, стратегическая
философия — совершенно иначе...» — «Да нет такой философии — стратегической, —
заволновался кандидат. — Вы о чем вообще-то?» — «Да, но есть диалектика
природы, — спокойно, при общем внимании продолжал Глеб. — А природу определяет
философия. Поэтому я и спрашиваю, нет ли растерянности среди философов?»
Кандидат искренне засмеялся. Но засмеялся один и почувствовал неловкость.
Позвал жену: «Валя, тут у нас какой-то странный разговор!» «Хорошо, — продолжал
Глеб, — а 711 как вы относитесь к проблеме шаманизма?» —
«Да нет такой проблемы!» — опять сплеча рубанул кандидат. Теперь засмеялся
Глеб: «Ну на нет и суда нет. Проблемы нет, а эти... танцуют, звенят бубенчиками.
Да? Но при же-ла-нии их как бы и нет. Верно... Еще один вопрос: как вы
относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума. Что на ней есть разумные
существа». — «Ну и что?» — спросил кандидат. «А где ваши расчеты естественных
траекторий? Как вообще ваша космическая наука сюда может быть приложена?» — «Вы
кого спрашиваете?» — «Вас, мыслителей. Мы-то ведь не мыслители, у нас зарплата
не та. Но если вам интересно, могу поделиться. Я предложил бы начертить на
песке схему нашей Солнечной системы, показать, где мы. А потом показать, по
каким законам, скажем, я развивался». — «Интересно, по каким же?» — с иронией
спросил кандидат и значительно посмотрел на жену. Вот это он сделал зря, потому
что значительный взгляд был перехвачен. Глеб взмыл ввысь и оттуда ударил по
кандидату: «Приглашаете жену посмеяться. Только, может быть, мы сперва научимся
хотя бы газеты читать. Кандидатам это тоже бывает полезно...» — «Послушайте!» —
«Да нет уж, послушали. Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам
заметить, господин кандидат, что кандидатство — это не костюм, который купил —
и раз и навсегда. И даже костюм время от времени надо чистить. А уж
кандидатство-то тем более... поддерживать надо». На кандидата было неловко смотреть, он
явно растерялся. Мужики отводили глаза. «Нас, конечно, можно удивить,
подкатить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов... Но... если
приезжаете в этот народ, то подготовленней надо быть. Собранней. Скромнее». —
«Да в чем же наша нескромность?» — не выдержала жена кандидата. «А вот когда
одни останетесь, подумайте хорошенько. До свидания. Приятно провести отпуск...
среди народа!» Глеб усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он не слышал, как потом мужики, расходясь
от кандидата, говорили: «Оттянул он его!.. Дошлый, собака. Откуда он про
Луну-то знает?.. Срезал». В голосе мужиков даже как бы жалость к кандидатам,
сочувствие. Глеб же Капустин по-прежнему удивлял. Изумлял. Восхищал даже. Хоть
любви тут не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил
еще. 712 До третьих петухов - Повесть (1974)
Как-то в одной библиотеке вечером
заговорили-заспорили персонажи русской литературы об Иване-дураке. «Мне стыдно,
— сказала Бедная Лиза, — что он находится вместе с нами». — «Мне тоже неловко
рядом с ним стоять, — сказал Обломов. — От него портянками воняет». — «Пускай
справку достанет, что он умный», — предложила Бедная Лиза. «Где же он
достанет?» — возразил Илья Муромец. «У Мудреца. И пусть успеет это сделать до
третьих петухов». Долго спорили, и
наконец Илья Муромец сказал: «Иди, Ванька.
Надо. Вишь, какие они все... ученые. Иди и помни, в огне тебе не гореть,
в воде не тонуть... За остальное не ручаюсь». Иван поклонился всем поясным
поклоном: «Не поминайте лихом, если пропаду». И пошел. Шел-шел, видит — огонек
светится. Стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер,
пиломатериалы всякие. Вышла на крыльцо Баба Яга: «Кто такой?» «Иван-дурак. Иду
за справкой к Мудрецу». — «А ты правда дурак или только простодушный?» — «К
чему ты, Баба Яга, клонишь?» — «Да я как тебя увидела, сразу подумала: ох и
талантливый парень! Ты строить умеешь?» — «С отцом терема рубил. А тебе зачем?»
— «Коттеджик построить хочу. Возьмешься?» — «Некогда мне. За справкой иду». —
«А-а, — зловеще протянула Баба Яга, — теперь я поняла, с кем имею дело.
Симулянт! Проходимец! Последний раз
спрашиваю: будешь строить?»
— «Нет». — «В печь его!» — закричала Баба Яга. Четыре стражника сгребли
Ивана и в печь затолкали. А тут на дворе зазвенели бубенцы. «Дочка едет, —
обрадовалась Баба Яга. — С женихом, Змеем Горынычем». Вошла в избушку дочь,
тоже страшная и тоже с усами. «Фу-фу-фу, — сказала она. — Русским духом пахнет».
— «А это я Ивана жарю». Дочка заглянула в печь, а оттуда — то ли плач, то ли
смех. «Ой, не могу, — стонет Иван. — Не от огня помру — от смеха». — «Чего это
ты?» — «Да над усами твоими смеюсь. Как же с мужем жить будешь? Он в темноте и
не сообразит, с кем это он — с бабой или мужиком. Разлюбит. А может, осерчав, и
голову откусить. Я этих Горынычей знаю». — «А можешь усы вывести?» — «Могу». —
«Вылезай». И тут как раз в окна просунулись три головы Горыныча и на Ивана
уставились. «Это племянник мой, — объяснила Баба Яга. — Гостит». Горыныч так
внимательно и так долго рассматривал Ивана, что тот не выдержал, занервничал:
«Ну что? Племянник я, племянник. Тебе же сказали. Или что — гостей жрать
будешь? А?!» Головы Горыныча удивились. «По-моему, он хамит», — сказала одна.
Вторая, 713 подумав, добавила: «Дурак, а нервный».
Третья высказалась вовсе кратко: «Лангет». — «Я счас тебе такой лангет покажу!
— взорвался Иван со страха. — Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!» —
«Нет, ну он же вовсю хамит», — чуть не плача сказала первая голова. «Хватит
тянуть», — сказала вторая голова. «Да, хватит тянуть», — дурашливо поддакнул
Иван и запел: «Эх брил я тебя / На завалинке / Подарила ты мене /
Чулки-валенки...» Тихо стало. «А романсы умеешь? — спросил Горыныч. — Ну-ка
спой. А то руку откушу. И вы пойте», — приказал он Бабе Яге с дочкой. И запел Иван про «Хасбулата удалого», а
потом, хоть и упирался, пришлось еще и станцевать перед Змеем. «Ну вот теперь
ты поумнел», — сказал Горыныч и выбросил Ивана из избы в темный лес Идет Иван,
а навстречу ему — медведь. «Ухожу, — пожаловался он Ивану, — от стыда и срама.
Монастырь, возле которого я всегда жил, черти обложили. Музыку заводят, пьют,
безобразничают, монахов донимают. Убегать отсюда надо, а то и пить научат, или
в цирк запрошусь. Тебе, Иван, не надо туда. Эти пострашнее Змея Горыныча». —
«А про Мудреца они знают?» — спросил Иван. «Они про все знают». — «Тогда
придется», — вздохнул Иван и пошел к монастырю. А там вокруг стен монастырских
черти гуляют — кто чечетку копытцем выбивает, кто журнал с картинками листает,
кто коньяк распивает. А возле неуступчивого монастырского стражника у ворот три
музыканта и девица «Очи черные» исполняют. Иван чертей сразу же на горло стал
брать: «Я князь такой, что от вас клочья полетят. По кочкам разнесу!» Черти
изумились. Один полез было на Ивана, но свои оттащили его в сторону. И возник
перед Иваном некто изящный в очках: «В чем дело, дружок? Что надо?» — «Справку
надо», — ответил Иван. «Поможем, но и ты нам помоги». Отвели Ивана в сторону и стали с ним
совещаться, как выкурить из монастыря монахов. Иван и дал совет — запеть родную
для стражника песню. Грянули черти хором «По диким степям Забайкалья». Грозный
стражник загрустил, подошел к чертям, рядом сел, чарку предложенную выпил, а в
пустые ворота монастыря двинули черти. Тут черт приказал Ивану: «Пляши
камаринскую!» — «Пошел к дьяволу, — обозлился Иван. — Ведь договаривались же: я
помогу вам, вы — мне». — «А ну пляши, или к Мудрецу не поведем». Пришлось
Ивану пойти в пляс, и тут же очутился он вместе с чертом у маленького,
беленького старичка — Мудреца. Но и тот просто так справку не дает: «Рассмешишь
Несмеяну — дам справку». Пошел Иван с Мудрецом к Несмеяне. А та от скуки
звереет. Друзья ее лежат среди фикусов под кварцевыми лампами для загара и тоже 714 скучают. «Пой для них», — приказал Мудрец.
Запел Иван частушку. «О-о... — застонали молодые. — Не
надо, Ваня. Ну, пожалуйста...» — «Ваня, пляши!» — распорядился снова Мудрец.
«Пошел к черту!» — рассердился Иван. «А справка? — зловеще спросил старичок. —
Вот ответь мне на несколько вопросов, докажи, что умный. Тогда и выдам
справку». — «А можно, я спрошу?» — сказал Иван. «Пусть, пусть Иван спросит», —
закапризничала Несмеяна. «Почему у тебя лишнее ребро?» — спросил Иван у
Мудреца. «Это любопытно, — заинтересовались молодые люди, окружили старика. —
Ну-ка, покажи ребро». И с гоготом начали раздевать и щупать Мудреца. А Иван вытащил из кармана Мудреца печать и
отправился домой. Проходил мимо монастыря — там с песнями и плясками хозяйничали
черти. Встретил медведя, а тот уже условиями работы в цирке интересуется и
выпить вместе предлагает. А когда мимо избы Бабы Яги проходил, то голос
услышал: «Иванушка, освободи. Змей Горыныч меня в сортир под замок посадил в
наказание». Освободил Иван дочь Бабы Яги, а она спрашивает: «Хочешь стать моим
любовником?» — «Пошли», — решился Иван. «А ребеночка сделаешь мне?» — спросила
дочь Бабы Яги. «С детьми умеешь обращаться?» — «Пеленать умею», — похвасталась
та и туго запеленала Ивана в простыни. А тут как раз Змей Горыныч нагрянул:
«Что? Страсти разыгрались? Игры затеяли? Хавать вас буду!» И только изготовился
проглотить Ивана, как вихрем влетел в избушку донской атаман, посланный из
библиотеки на выручку Ивана. «Пошли на полянку, — сказал он Горынычу. — Враз
все головы тебе отхвачу». Долго длился бой. Одолел атаман Змея. «Боевитее тебя,
казак, я мужчин не встречала», — заговорила ласково дочь Бабы Яги, атаман
заулыбался, ус начал крутить, да Иван одернул его: пора нам возвращаться. В библиотеке Ивана и атамана встретили
радостно: «Слава богу, живы-здоровы. Иван, добыл справку?» «Целую печать
добыл», — ответил Иван. Но что с ней делать, никто не знал. «Зачем же человека
в такую даль посылали?» — сердито спросил Илья. «А ты, Ванька, садись на свое
место — скоро петухи пропоют». — «Нам бы не сидеть, Илья, не рассиживаться!» —
«Экий ты вернулся...» — «Какой? — не унимался Иван. — Такой и пришел — кругом
виноватый. Посиди тут!..» — «Вот и посиди и подумай», — спокойно сказал Илья
Муромец. И запели третьи петухи, тут и сказке конец. Будет, может, и другая
ночь... Но это будет другая сказка. Юз Алешковский р. 1929
Николай Николаевич - Повесть (1970)
Бывший вор-карманник Николай Николаевич за
бутылкой рассказывает историю своей жизни молчаливому собеседнику. Он освободился девятнадцати лет, сразу
после войны. Тетка его прописала в Москве. Николай Николаевич нигде не работал
— куропчил (воровал) по карманам в трамвайной толчее и был при деньгах. Но тут
вышел указ об увеличении срока за воровство, и Николай Николаевич, по совету
тетки, устраивается работать в лабораторию к своему соседу по коммунальной
квартире, ученому-биологу по фамилии Кимза. Неделю Николай Николаевич моет склянки и
однажды в очереди у буфета, повинуясь привычке, вытаскивает у начальника кадров
бумажник. В туалете он обнаруживает в бумажнике не деньги, а доносы на
сотрудников института. Николай Николаевич спускает все это «богатство» в
унитаз, оставив лишь донос на Кимзу, которому его показывает. Тот бледнеет и
растворяет донос в кислоте. Назавтра Николай Николаевич говорит Кимзе, что
бросает работу. Кимза предлагает ему работать в новом качестве — стать донором
спермы для своих новых опытов, равных которым не было в истории биологии. Они
обговаривают условия: оргазм ежедневно по утрам, рабочий день не нормирован,
оклад — восемьсот двадцать рублей. Николай Николаевич соглашается. 716 На всякий случай вечером он идет посоветоваться
насчет своей будущей работы с приятелем — международным «уркой». Тот говорит,
что Николай Николаевич продешевил — «я бы этим биологам поштучно свои живчики
продавал. На то им и микроскопы дадены — мелочь подсчитывать. Жалко вот, нельзя
разбавить малофейку. Ну, вроде как сметану в магазине. Тоже навар был бы».
Николай Николаевич рассчитывает в будущем постепенно поднять цену. В первый раз он заполняет пробирку
наполовину — «целый млечный путь», как говорил когда-то его сосед по нарам,
астроном по специальности. Кимза доволен: «Ну, Николай, ты супермен». Николай Николаевич «выбивает» повышение
оклада до двух тысяч четырехсот, специально бросает в пробирку грязь с каблука
— в результате этой хитрости, якобы для стерильности рабочего процесса,
получает в месяц два литра спирта. На радостях Николай Николаевич напивается с
международным уркой и назавтра на рабочем месте никак не может довести себя до
оргазма. Он весь взмок, рука дрожит, но ничего не получается. В дверь
просовывает голову какой-то академик: «Что же вы, батенька, извергнуть не
можете семечко?» Вдруг одна младшая научная сотрудница, Влада Юрьевна, входит в
комнату, выключает свет — и своей рукой берет Николая Николаевича «за грубый,
хамский, упрямую сволочь, за член...». Николай Николаевич во время оргазма
орет секунд двадцать так, что звенят пробирки и перегорают лампочки, и падает в
обморок. В следующий раз у него опять не получается
справиться самостоятельно, но уже по другой причине. Оказывается, Николай
Николаевич влюбился и думает только о Владе Юрьевне. Она снова приходит на
помощь. После работы Николай Николаевич выслеживает Владу Юрьевну, чтобы
узнать, где она живет. Ему хочется «просто так смотреть на лицо ее белое... на
волосы рыжие и глаза зеленые». Назавтра Николаю Николаевичу сообщают, что
его живчика поместили Владе Юрьевне и она забеременела. Николай Николаевич
расстроен до слез, что таким способом соединен со своей возлюбленной, но она
говорит: «Я вас понимаю... все это немного грустно. Но наука есть наука». Комиссия, состоящая из руководства
института и людей «не из биологии», закрывает лабораторию, так как генетика
объявлена лженаукой. Николаю Николаевичу устраивают допрос, в чем заключалась
его работа, но он, пользуясь своим лагерным опытом, швыряет в рыло замдиректора
чернильницу и симулирует припадок эпилепсии. Корчась на полу, он слышит, как
замдиректора отказывается от своей жены — Влады Юрьевны. Николай Николаевич
вырывается из ин- 717 ститута, едет к Владе Юрьевне домой и
перевозит ее к себе, а сам идет ночевать к международному урке. Утром он дома
застает бледную Владу Юрьевну, лежащую на диване, и Кимзу, который щупает ее
пульс. На нервной почве у Влады Юрьевны случился выкидыш. Николай Николаевич
выхаживает Владу Юрьевну, спит рядом с ней на полу. Выдерживать такое близкое
соседство он не в силах, но она признается в своей фригидности. Когда же между
ними происходит то, о чем так мечтал Николай Николаевич, и когда он «рубает,
как дрова в кино «Коммунист», Влада Юрьевна, прислушиваясь к себе, кричит:
«Этого не может быть!» В ней просыпается страсть. Каждую ночь они любят друг
друга до обморока, приводя друг друга по очереди в сознание нашатырем. Кимза
приносит домой микроскоп — продолжать опыты, и Николай Николаевич раз в неделю
сдает сперму «для науки» — уже бесплатно. Жизнь продолжается: уже морганистов и
космополитов разоблачили, Влада Юрьевна идет работать старшей медсестрой,
Николай Николаевич устраивается санитаром. Они переживают тяжелые времена. Но
тут умирает Сталин. Кимзе возвращают лабораторию, он берет к себе Владу Юрьевну
и Николая Николаевича — опыты продолжаются.
Николая Николаевича обвешивают
датчиками, изучая энергию, которая
выделяется при оргазме. Однажды его сперму вводят одной шведской даме, и у нее
рождается сын, который, правда, ворует — пошел в папу. Во время опытов Николай
Николаевич читает книги и делает открытие: степень возбуждения зависит от
читаемого текста. От соцреализма, например, хоть плачь, а не встает, а от
чтения, например, Пушкина, «Отелло» или «Мухи-цокотухи» (особенно когда паучок муху уволок) эффект
наибольший. Один академик, проанализировав данные, сообщает Николаю
Николаевичу свой вывод: вся советская наука, особенно марксизм-ленинизм, —
сплошная «суходрочка». «Партия дрочит. Правительство онанирует. Наука
мастурбирует», — и всем кажется, что после этого, как при оргазме, вдруг
настанет светлое будущее. Академик радуется, что от этой суходрочки не погиб в
Николае Николаевиче человек, и спрашивает, каким настоящим делом хочет он
заняться после опытов. Николай Николаевич вспоминает одну полезную книгу,
выпущенную еще при царе, — «Как самому
починить свою обувь», от которой у него «стоял, как штык», и решает пойти
работать сапожником. «А как же вы тут без меня?» — спрашивает он у академика.
«Управимся. Пусть молодежь сама дрочит. Нечего делать науку в белых перчатках»,
— отвечает академик и обещает прийти к Николаю Николаевичу чинить туфли. 718 И Николай Николаевич решает оставить на
работе записку: «Я завязал. Пусть дрочит Фидель Кастро. Ему делать нечего» - и
слинять. Он представляет, как Кимза бросится к Владе Юрьевне в отчаянии:
«Остановится сейчас из-за твоего Коленьки наука». А Влада Юрьевна ответит: «Не
остановится. У нас накопилось много необработанных фактов. Давайте их
обрабатывать». Кенгуру - Повесть
(1975)
Герой повести обращается к своему собутыльнику:
«Давай, Коля, начнем по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей
этой нелепой истории может быть порядок». Однажды, в 1949 г., у героя раздается
телефонный звонок. Подполковник госбезопасности Кидалла грозно вызывает к себе
гражданина Тэдэ (такова последняя блатная кличка героя). Не ожидая ничего хорошего, гражданин Тэдэ
сервирует стол на две персоны, думая, сколько же звездочек добавится на
бутылке коньяку к его возвращению, смотрит в окно на школьницу, с которой
надеется выпить в будущем этот коньяк, снимает клопа со стенки, подбрасывает
его под дверь соседки Зойки и идет на Лубянку. «Привет холодному уму и горячему
сердцу!» — приветствует Тэдэ Кидаллу, который когда-то отпустил Тэдэ, пообещав
приберечь его для особо важного дела. К годовщине Самого Первого Дела органы
решают провести показательный процесс. Кидалла предлагает Тэдэ, как обвиняемому
по этому процессу, на выбор одно из десяти дел. Все дела — фантастические по
своему замыслу и содержанию, что для Тэдэ неудивительно. Он останавливается на
«Деле о зверском изнасиловании и убийстве старейшей кенгуру в Московском
зоопарке в ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года». Тэдэ помещают в комфортабельную камеру,
чтобы он по системе Станиславского сочинял сценарий процесса. В камере —
цветочки, прелестный воздух, на стенах фотографии с картинками, отображающие
всю историю партийной борьбы и советской власти. «Радищев едет из Ленинграда в
Сталинград», «Детство Плеханова и Стаханова», «Мама Миши Ботвинника на
торжественном приеме у гинеколога» — лишь некоторые из множества подписей и
фотографий. Тэдэ звонит по телефону той самой школьнице, которую видел из окна 719 своего дома, но попадает к Кидалле. «Этот
телефон для признаний и рацпредложений. Подъем, мерзавец! Прекрати яйца чесать,
когда с тобой разговаривает офицер контрразведки!» — кричит Кидалла.
Оказывается, подполковник видит у себя на экране «омерзительную харю» Тэдэ.
После туалета и завтрака приходит профессор биологии — для консультации по
вопросам о сумчатых. Кидалла следит за занятиями в камере по монитору, время от
времени грубо вмешиваясь. Целый месяц занимается Тэдэ с профессором и узнает о
кенгуру все. Кидалла присылает в камеру множество подсадных стукачек,
представительниц всех профессий, которым особенно «ценную информацию»
поставляет профессор — половой маньяк, С профессором Тэдэ расстается как с
другом.. Для лучшего понимания предстоящих задач
Тэдэ добивается, чтобы камеру посетил и Валерий Чкалович Карцер, изобретатель
чекистской ЭВМ, которая способна моделировать фантастические преступления
против советского строя. Беседы, которые ведет Тэдэ с посетителями
своей камеры, переговоры с Кидаллой, слышанное и виденное при этом — все
состоит из гротескно подобранных обрывков фраз и лозунгов советской действительности.
Фантасмагорией становится и сам процесс, в котором фигурируют представители
братских компартий и дочерних МГБ, писатели, генералы, скрипачи. Политбюро во
главе со Сталиным, колхозницы с серпами и пионеры. Несмотря на фантастичность
происходящего, жизнь государственной машины, у которой главная часть — органы
внутренних дел, поразительно узнаваема. На процессе Тэдэ проходит под очередной
кличкой — Харитон устиныч Йорк.
Сам себя герой называет другой кличкой: Фан Фаныч. Подсудимый X. у. Йорк
по приговору получает высшую меру, но на самом деле — двадцать пять лет. Фан
Фаныч описывает лагерь, словно кошмарный сон с мгновенными изменениями времени
и места действия, множеством персонажей от надзирателя до Сталина. Через шесть
лет, реабилитированный, он возвращается в Москву. В квартире соседка Зойка в противогазе
травит полчища клопов. В комнате Фан Фаныча ждет коньяк, постаревший на шесть
лет. Воробьи, залетевшие в открытую когда-то форточку, развели в гнездах
многочисленное потомство. Фан Фаныч видит в окно девушку — ту самую школьницу,
которой любовался шесть лет назад. Он зовет девушку Иру в комнату и
раскупоривает с ней дождавшуюся-таки бутылочку. После недолгого разговора Ира
уходит. Фан Фаныч едет на Лубянку, но там ему сообщают, что гражданин Кидалла в
органах не работает и никогда не работал и что Фан Фаныч не насиловал кенгу- 720 ру, а был арестован по ложному обвинению в
попытке покушения на Кагановича и Берию. Фан Фаныч, уважая «глухую несознанку»,
передает привет Кидалле и покидает здание на Лубянке. Через два дня к нему
опять приходит Ира, и несколько недель они занимаются любовью. Фан Фаныч посещает зоопарк и в вольере
видит кенгуру Джемму, 1950 года рождения, дочь той, убитой по сценарию
показательного процесса. Фан Фаныча вызывает инюрколлегия, — оказывается, австралийский
миллионер завещал наследство тому, кто изнасилует и зверски убьет кенгуру, так
как кенгуру совершали дикие набеги на поля миллионера. Фан Фаныч отказывается,
объясняя, что он был осужден совсем по другому обвинению, но ему объясняют, что
стране нужна валюта и он обязан принять наследство. После вычитания всех
процентов и налогов Фан Фаныч получает две тысячи семьсот один рубль в
сертификатах для магазина «Березка». Он спрашивает своего собеседника: «Ну
стоило ли угрохивать шестьдесят миллионов человеков ради открытия этого
магазина, в котором продается дрянь, которую в нормальных странах продают на
каждом углу за нормальные деньги?» Фан Фаныч обещает Коле купить для его жены
Влады Юрьевны джинсы и шубку. Он сообщает, что скоро должна вернуться из Крыма
Ира, к приезду которой необходимо вынести во двор все опустошенные бутылки, и
предлагает последний тост — за Свободу. Владимир Емелъянович Максимов 1930-1995
Семь дней творения - Роман (1971)
Роман посвящен истории рабочей
семьи Лашковых. Книга состоит из семи частей, каждая из которых называется по
дням недели и рассказывает об одном из Лашковых. Действие происходит, судя по всему, в 60-е
гг., но воспоминания охватывают эпизоды из предыдущих десятилетий. В романе
очень много героев, десятки судеб — как правило, искалеченных и нескладных.
Несчастливы и все Лашковы — хотя, казалось бы, эта большая, трудовая и честная
семья могла жить радостно и безбедно. Но время словно прошлось по Лашковым
неумолимым катком. Понедельник. (Путь к самому себе.) Старший из
Лашковых — Петр Васильевич — смолоду приехал в Узловое, небольшой пристанционный
город, устроился на железной дороге, дослужился до обер-кондуктора, затем вышел
на пенсию. Женился он на Марии по любви. Вырастили они шестерых детей. А что в
итоге? Пустота. Дело в том, что был Петр Васильевич
человеком идейным, партийным и непримиримым. В жизнь близких он внес
«поездную» прямоту и чаще всего употреблял слово «нельзя». Трое сыновей и две
дочери уехали от него, а Петр Васильевич упрямо ждал, когда они вернутся с
повинной. Но дети не возвращались. Вместо этого приходили известия об их
смерти. Умерли обе дочери. Одного сына аресто- 722 вали. Двое других погибли на войне.
Истлела бессловесная Мария. И последняя из детей, Антонина, оставшаяся с отцом,
не слышала от него доброго слова. Годами он даже не заглядывал к ней за дощатую
перегородку. В работе его путейской были случаи,
памятные на всю жизнь, когда его прямота оборачивалась то добром, то злом. Не
смог он простить своего помощника Фому Лескова, который как-то в войну попользовался
в рейсе безответной девчонкой-инвалидом. Лесков помер через много лет от
тяжелой болезни. Лашков встретил на улице похоронную процессию" и лишь
тогда задумался о судьбе Фомы и его семьи. Оказалось, что сын Лескова Николай
только вышел из тюрьмы и на всех озлоблен... Еще был случай — пришлось Лашкову
расследовать одну аварию. Если бы не он, молодому машинисту грозил бы арест и
расстрел. Однако Петр Васильевич докопался до истины и доказал, что машинист
был ни при чем. Прошло много лет, теперь тот спасенный им парнишка стал важным
начальником, и иногда Лашков беспокоил его какими-то просьбами — всегда о
ком-то или о городе в целом, но никогда о себе самом. Теперь вот именно к этому
человеку зашел он похлопотать о Николае Лескове. В Узловске жил и тот, кому Лашков в свое
время приготовил «девять грамм», — бывший начальник станции Миронов. Обвинили
его в саботаже, а Лашков опять был включен в опергруппу по расследованию.
Начальник районного ЧК надавил, а он поддался и принял решение о расстреле
Миронова. Исполнитель приказа, однако, тайно отпустил арестованного. Миронов
спасся, потом сменил фамилию и устроился смазчиком на той же дороге. Старость стала тревожить Петра Васильевича
то думами о прошлом, то странными пестрыми снами. Среди воспоминаний было
одно, самое глубинное и дальнее: как-то раз в юности во время волнений в депо,
когда на площади была перестрелка, Лашков ползком добрался до разбитой витрины
в лавке купца Туркова. Ему не давал покоя янтарный окорок, красовавшийся за
стеклом. И когда парень, рискуя жизнью, достиг заветного окна, оказалось, что в
его руках картонный муляж... Вот это ощущение чего-то обманного стало
одолевать Петра Васильевича. Поколебалось укорененное сознание собственной
правильной жизни. Выстроенный им прочный мир будто зашатался. Он вдруг почувствовал
горькую тоску оставшейся до сорока лет в девках Антонины. Узнал, что дочь
втайне ходит в молельный дом, где проповедует бывший смазчик Гупак — тот самый
Миронов. И еще он осознал от- 723 чуждение, которое пролегло между ним и его
земляками. Все они были людьми хоть и грешными, но живыми. От него же исходила
какая-то мертвящая сушь, проистекавшая из черно-белого восприятия окружающего.
Он начал медленно постигать, что жизнь прожита «хоть и яростно, но вслепую».
Что он отгородился зыбкой чертой даже от родных детей и не смог передать им
свою правду. Антонина стала женой Николая Лескова и
завербовалась с ним на Север. Свадьба была совсем скромной. А в загсе они
встретились с шикарной компанией на трех лимузинах. Это выходила замуж дочь
местного шабашника Гусева. В свое время тот остался при немцах, объяснив
Лашкову: «По мне, какая ни есть власть, все одно... Не пропаду». И не пропал. Вторник. (Перегон.) Эта часть
посвящена младшему брату Петра Васильевича Лашкова — Андрею, точнее, главному
эпизоду его жизни. Во время войны Андрею поручили эвакуировать весь районный
скот — перегнать его от Узловска в Дербент. Андрей был комсомольцем, искренним
и убежденным. Он боготворил брата Петра — тот заряжал его «ожесточенной
решительностью и верой в их назначение в общем деле». Немного стесняясь своего
тылового задания в момент, когда сверстники воюют на фронте, Андрей с жаром
взялся исполнять поручение. Этот тяжелый зимний перегон стал для юноши
первым опытом самостоятельного руководства людьми. Он столкнулся с беспредельной
народной бедой, видел эшелоны с заключенными за колючей проволокой, видел, как
толпа растерзала конокрада, был свидетелем того, как опер без суда расстрелял
какого-то строптивого колхозного начальника. Постепенно Андрей словно
пробуждался от наивной юношеской уверенности в совершенстве советской
действительности. Жизнь без брата оказалась сложной и путаной. «Что же это
получается? Друг друга гоним, как скотину, только в разные стороны...» Рядом с
ним был бывший корниловец, отсидевший уже за это срок, ветеринар Бобошко.
Мягкий, никогда не жалующийся, он старался во всем помочь Андрею и часто
волновал юношу непривычными суждениями. Самые мучительные переживания Андрея
касались Александры Агуреевой. Вместе с другими колхозниками она сопровождала
обоз. Андрей давно любил Александру. Однако она уже три года была замужем, а
муж воевал. И все-таки на каком-то привале Александра сама нашла Андрея,
призналась в своей любви. Но близость их была недолгой. Ни он, ни она не могли
переступить через чувство вины перед третьим. В конце пути Александра просто
исчезла — села в 724 поезд и уехала. Андрей же, благополучно
сдав скот, отправился прямиком в военкомат и оттуда добровольцем на фронт. В
последнем разговоре ветеринар Бобошко рассказал ему притчу о Христе, который
уже после распятия так отзывается о людской жизни: «Она невыносима, но
прекрасна...» На фронте Андрей получил тяжелую контузию,
надолго потерял память. Вызванный в госпиталь Петр с трудом выходил его. Потом
Андрей вернулся в Узловое и устроился в лесничестве неподалеку. Александра с
мужем продолжала жить в деревне. У них родились трое детей. Андрей так и не
женился. Только лес приносил ему облегчение. Тем тяжелее переживал он, когда
бессмысленно вырубали лес в угоду плану или капризам начальства. Среда.. (Двор посреди неба.) Третий брат
Василий Лашков сразу после гражданской осел в Москве. Устроился дворником. И с
двором этим в Сокольниках, и с домом оказалась связана, вся его одинокая жизнь.
Когда-то хозяйкой дома была старуха Шоколинист. Теперь здесь жило множество
семей. На глазах Василия Лашкова сначала уплотняли, потом выселяли, потом
арестовывали. Кто обрастал добром, кто беднел, кто наживался на чужом
несчастье, кто сходил с ума от происходящего. Василию приходилось быть и
свидетелем, и понятым, и утешать, и приходить на помощь. Подлостей он старался
не делать. Надежда на личное счастье рухнула из-за
проклятой политики. Он полюбил Грушу Гореву, красавицу и умницу. Но однажды
ночью пришли за ее братом — рабочим Алексеем Горевым. И больше тот домой не
вернулся. А потом участковый намекнул Василию, что не надо бы ему встречаться с
родственницей врага народа. Василий струсил. И Груша ему этого не простила.
Сама она вскоре вышла за австрийца Отто Штабеля, который жил тут же. Началась
война. Штабеля арестовали, хоть не был он немцем. Вернулся он уже после Победы.
В ссылке Отто завел новую семью. Василий, наблюдая судьбы жильцов, с
которыми сроднился, потихоньку спивался, ничего уже не ожидая от будущего. Однажды его навестил брат Петр — через
сорок лет после разлуки. Встреча вышла напряженной. Петр смотрел на запущенное
жилье брата с мрачным укором. А Василий зло говорил ему, что от таких
«погонял», как Петр, вся жизнь будто задом наперед. Потом он пошел за бутылкой
— отметить встречу. Петр потоптался и ушел, решив, что так будет лучше. Поздней осенью похоронили Грушу. Ее
оплакивал весь двор. Василий глядел из окна, и сердце его горько сжималось.
«Что мы нашли, придя сюда, — думал он о своем дворе. — Радость? Надежду? 725 Веру?.. Что принесли сюда? Добро? Теплоту?
Свет?.. Нет, мы ничего не принесли, но все потеряли...» В глубине двора беззвучно шевелила губами
черная и древняя старуха Шоколинист, пережившая многих жильцов. Это было
последнее, что увидел Василий, когда рухнул на подоконник... Четверг, (Поздний свет.) Племянник Петра
Васильевича Лашкова — Вадим — вырос в детдоме. Отца его арестовали и
расстреляли, мать умерла. Из Башкирии Вадим перебрался в Москву, работал маляром,
жил в общежитии. Потом пробился аж в актеры. С эстрадными бригадами колесил по
стране, привык к случайным заработкам и случайным людям. Друзья были тоже случайные.
И даже жена оказалась посторонней ему. Изменяла, врала. Однажды, вернувшись с
очередных гастролей, Вадим почувствовал в душе такую головокружительную,
нестерпимую пустоту, что не выдержал и открыл газ... Он выжил, но родственники
жены упекли его в психиатрическую клинику за городом. Здесь мы и встречаемся с
ним. Соседями Вадима по больнице оказываются
самые разные люди — бродяга, рабочий, священник, режиссер. У каждого своя правда.
Некоторые заточены здесь за инакомыслие и неприятие системы — как отец
Георгий. Вадим приходит в этих стенах к твердому решению: закончить со своим
актерством, начать новую, осмысленную жизнь. Дочь священника Наташа помогает
ему убежать из больницы. Вадим понимает, что встретил свою любовь. Но на
первой же станции его задерживают, чтобы снова вернуть в лечебницу... Лишь дед Петр, с его упорством, поможет
позже племяннику. Он достучится до высоких кабинетов, оформит опеку и вызволит
Вадима. А потом устроит его в лесничество к брату Андрею. Пятница. (Лабиринт.) На этот раз
действие происходит на стройке в Средней Азии, куда занесло по очередной
вербовке Антонину Лашкову с мужем Николаем. Антонина уже ждет ребенка, поэтому
ей хочется покоя и своего угла. Пока же приходится мыкаться по обшежитиям. Мы вновь погружаемся в гущу народной
жизни, с пьяными спорами о самом главном, распрями с начальством из-за нарядов
и солеными шуточками в столовой. Один человек из нового окружения Антонины
резко выделяется, словно отмеченный каким-то внутренним светом. Это бригадир
Осип Меклер — москвич, добровольно решивший после школы испытать себя на краю
света и на самой тяжелой работе. Он убежден, что евреев не любят «за
благополучие, неучастие во всеобщей нищете». Осип необыкновенно трудолюбив и
честен, все делает на совесть. Случилось чудо — Антонина вдруг по- 726 чувствовала, что по-настоящему полюбила
этого человека. Несмотря на мужа, на беременность... Конечно, это осталось ее
тайной. А дальше события развернулись трагически.
Деляга-прораб за спиной Меклера уговорил бригаду схалтурить на одной операции.
Но представители заказчика обнаружили брак и отказались принять работу.
Бригада осталась без зарплаты. Меклер был подавлен, когда все это открылось.
Но еще больше его добило, когда он узнал, на каком объекте так выкладывался: оказалось,
что их бригада строила тюрьму... Его нашли повесившимся прямо на стройке.
Николай, муж Антонины, после случившегося до полусмерти избил прораба и снова
сел в тюрьму. Антонина осталась одна с новорожденным сыном. Суббота. (Вечер и ночь шестого дня.) Снова Узловск.
Петр Васильевич по-прежнему погружен в мысли о прошлом и беспощадную
самооценку прожитой жизни. Ему все яснее, что смолоду он гнался за призраком.
Он сблизился с Гупаком — беседы с ним скрашивают нынешнее лашковское
одиночество. Однажды пришло приглашение на свадьбу в лесхоз: Андрей и
Александра, наконец, поженились после смерти мужа Александры. Счастье их, хоть
и в немолодом возрасте, обожгло Петра Васильевича острой радостью. Потом
пришло еще одно известие — о смерти брата Василия. Лашков отправился в Москву,
поспел только на поминки. Отто Штабель рассказал ему о нехитрых дворовых
новостях и о том, что Василия здесь любили за честность и умение работать. Однажды зашедший в гости Гупак признался,
что получил письмо от Антонины. Та написала обо всем, что случилось на стройке.
Петр Васильевич не мог найти себе места. Он написал дочери, что ждет ее с
внуком, а сам стал хлопотать с ремонтом. Помогли ему обновить пятистенок Гусевы
— те самые шабашники. Так уж получилось, что в конце жизни Лашкову пришлось
по-новому увидеть людей, в каждом открыть какую-то загадку. И, как все главные
персонажи романа, он неуклонно, медленно и самостоятельно проделал трудный путь
от веры в иллюзию к подлинной вере. Он встретил дочь на вокзале и взволнованно
принял из ее рук внука — тоже Петра. В этот день он обрел чувство внутреннего
покоя и равновесия и осознал свое «я» частью «огромного и осмысленного
целого». Роман заканчивается последней, седьмой
частью, состоящей из одной фразы: «И наступил седьмой день — день надежды и
воскресения...» Георгий Николаевич Владимов р. 1932
Большая руда - Повесть (1962)
Виктор Пронякин стоял над гигантской
овальной чашей карьера. Тени облаков шли по земле косяком, но ни одна не могла
накрыть сразу весь карьер, все пестрое, движущееся скопище машин и людей внизу.
«Не может быть, чтобы я здесь не зацепился», — думал Пронякин. А надо было.
Пора уже где-то осесть. За восемь лет шоферской жизни он помотался достаточно
— и в саперной автороте служил, и кирпич на Урале возил, и взрывчатку на
строительстве Иркутской ГЭС, и таксистом был в Орле, и санаторским шофером в
Ялте. А ни кола ни двора. Жена по-прежнему у родителей живет. А как хочется
иметь свой домик, чтоб и холодильник был, и телевизор, а самое главное - дети.
Ему под тридцать, а жене и того больше. Пора. Здесь он и осядет. Начальник карьера Хомяков, посмотрев
документы, спросил: «На дизелях работал?» — «Нет». - «Взять не можем». — «Без
работы я отсюда не уйду», - уперся Пронякин. «Ну смотри, есть в бригаде
Мацуева «МАЗ», но это адская работа». «МАЗ», который показал Виктору Мацуев,
напоминал скорее металлолом, чем машину. «Ремонтировать ее надо только сможешь
ли? Подумай и приходи завтра». - «Зачем завтра? Сейчас и начну» , -сказал
Пронякин. Неделю с утра до вечера возился он с машиной, в поисках запчастей
даже свалки обшарил. Но сделал. 728 Наконец-то, он смог приступить к работе на
карьере. Его «МАЗ» хоть и обладал хорошей проходимостью, но для того чтобы
выполнить норму, Виктору нужно было сделать на семь ездок больше, чем всем
остальным в бригаде, работающим на мощных «ЯАЗах». Это было непросто, но первый
же день работы показал, что как профессионал Пронякин не имеет соперников в
бригаде, а может, и на всем карьере. «А ты, как я погляжу, лихой, — сказал ему
бригадир Мацуев. — Ездишь, как Бог, всех обдираешь». И непонятно было
Пронякину, с восхищением это сказано или с осуждением. А через некоторое время
разговор имел продолжение: «Торопишься, — сказал бригадир. — Ты сначала здесь
пуд соли съешь с нами, а потом и претендуй». Претендуй на что? На хорошие
заработки, на лидерство — так понял Пронякин. И еще понял, что его приняли за
рвача и крохобора. «Нет уж, — решил Виктор, — подстраиваться я не буду. Пусть
думают, что хотят. Я не нанялся ходить в учениках. Мне заработать нужно, жизнь
обстроить, обставить, как у людей». Отношения с бригадой не заладились. А тут
еще дожди зарядили. По глинистым дорогам карьера машины не ходили. Работа
остановилась. «Совсем в гиблое место попал ты, Пронякин», — тяжело размышлял
Виктор. Ждать становилось невыносимо. И пришел день, когда Пронякин не выдержал.
С утра было сухо и солнце обещало полноценный рабочий день. Пронякин сделал
четыре ездки и стал делать пятую, как вдруг увидел крупные капли дождя, упавшие
на ветровое стекло. У него опять упало сердце — пропал день! И, свалив породу,
Пронякин погнал свой «МАЗ» в быстро пустеющий под дождем карьер. В отличие от
мощных «ЯАЗов» «МАЗ» Пронякина мог подняться по карнизику карьерной дороги.
Опасно, конечно. Но при умении — можно. Выезжая из карьера в первый раз, он
увидел угрюмо стоявших у обочины шоферов и услышал чей-то свист. Но ему было
уже все равно. Он будет работать. Во время обеда в столовой к нему подошел
Федька из их бригады: «Смелый ты, конечно, но зачем же нам в морду-то плюешь?
Если ты можешь, а мы нет, зачем выставляешься? Если из-за денег, так мы тебе
дадим». И отошел. У Пронякина появилось желание прямо сейчас собраться и уехать
домой. Но — некуда. Он уже вызвал к себе жену, она как раз сейчас в дороге.
Пронякин снова спустился в пустой карьер. Экскаваторщик Антон вертел в руках
кусок синеватого камня: «Что это? Неужели руда?!» Вся стройка давно уже с
волнением и нетерпением ждала момента, когда наконец пойдет большая руда. Ждал
и волновался, что бы ни думала о нем бригада, и Пронякин. И вот она — руда.
Куски руды Виктор повез начальнику карьера. «Рано обрадовал- 729 ся, — остудил его Хомяков. — Такие
случайные вкрапления в породе уже находили. А потом снова шла пустая порода».
Пронякин ушел. «Слушай, — сказал ему экскаваторщик Антон внизу, — я все гребу и
гребу, а руда не кончается. Кажется, действительно дошли». Пока только двое они
и знали о случившемся. Вся стройка по случаю дождя стояла. И Пронякин,
чувствуя, что наконец-то судьба расщедрилась — именно его выбрала везти первый
самосвал с рудой из одного из величайших карьеров, — никак не мог успокоиться
от радости. Он гнал перегруженную машину наверх: «Я им всем докажу» , — думал
он, имея в виду и свою бригаду, и начальника карьера, и весь мир. Когда были
пройдены все четыре горизонта карьера и оставалось чуть-чуть, Пронякин чуть
резче, чем надо, повернул руль — колеса заскользили и грузовик поволокло в
сторону. Виктор сжал руль, но остановить машину уже не мог — переваливаясь с
боку на бок, самосвал сползал с одного горизонта на другой, переворачиваясь и
ускоряя падение. Последним осознанным движением Пронякин смог выключить
двигатель вконец разбитой машины. В тот же день его проведывала в больнице
бригада. «Ты на нас зуба не имей, — виновато сказали ему. — Поправляйся. С кем
не случается. А ты человек с широкой костью, из таких, как ты, энергия прямо
прет. Такие не умирают». Но по лицам товарищей Виктор понял: плохо дело.
Оставшись один на один со своей болью, Пронякин попытался вспомнить, когда он
был в этой жизни счастлив, и получилось у него, что только в первые дни со
своей женой да вот сегодня, когда он вез большую руду наверх. ...В день, когда серый почтовый вездеход
увозил тело Пронякина в морг белгородской больницы, пошла наконец руда. В
четыре часа пополудни паровоз, украшенный цветами и кленовыми ветками, дал
торжествующе-долгий гудок и потащил первые двенадцать вагонов большой руды. Три минуты молчания - Роман (1969)
Сенька Шалый (Семен Алексеевич) решил
поменять свою жизнь. Хватит. Ему уже скоро двадцать шесть — вся молодость в
море осталась. В армии на флоте служил, демобилизовавшись, решил перед возвращением
домой подзаработать в море, да так и остался на 730 Атлантике «сельдяным» матросом. Морская
жизнь его мало походила на то, о чем мечталось в отрочестве, — три месяца
тяжелейшей работы на промысле, тесный кубрик, набитый такими же, как и он,
работягами-бичами, в каждом рейсе новыми. И почти всегда сложные — из-за
Сенькиного независимого характера — отношения с боцманом или капитаном. Между
рейсами неделя-две на берегу, и снова — в море. Зарабатывал, правда, прилично,
но деньги не задерживались — вылетали в компаниях со случайными собутыльниками.
Бессмысленность такой жизни томила Сеньку. Пора жить всерьез. Уехать отсюда и увезти с собой Лилю.
Знакомством с этой девушкой Сенька дорожил — это первая женщина, с которой он
мог говорить всерьез о том, что его мучило. Но повернуть судьбу не получилось. Во
время прощального обхода порта прилипли к нему два береговых бича-попрошайки,
куртку помогли купить, пошли вместе обмывать. И захмелевшему Сеньке стало
вдруг жалко двух попрошаек. С этой Сенькиной жалости, над которой посмеивались
многие, все и пошло. Сенька пригласил их на вечер в ресторан, отметить его уход
с моря. И только что встреченную в столовой буфетчицу Клавку, красивую,
языкастую, — из породы хищниц, как показалось сразу Сеньке, — тоже позвал. И в
институт забежал, где работала Лиля, сообщить о своем решении и пригласить на
вечер. Но праздника не получилось. Сенька оглядывался на дверь, ожидая Лилю, а
она все не шла. Сеньке совсем стало тошно сидеть с этими чужими для него
людьми, слушать насмешливые реплики Клавки. Бросив компанию, он ринулся в
дальний пригород к безответной и верной Нинке. У Нинки же сидел молоденький
солдатик, и видно было, что им хорошо вдвоем. Даже морду бить солдатику не
захотелось — не за что. Да и Нинку жалко. И снова Сенька оказался на ночной
промерзшей улице. Идти было некуда. Здесь-то и нашли его недавние собутыльники,
повезли догуливать к Клавке. Что было потом, Сенька вспоминал уже в милиции:
помнит, что пили, что он объяснялся Клавке в любви, что били его там, выбросили
на улицу, он скандалил, приехала милиция. И еще обнаружил Сенька, что от тех
тысячи двухсот рублей, полученных за последний рейс, на которые он собирался
новую жизнь начать, остались у него сорок копеек. Ограбили его бичи с
Клавкой... На следующее утро Сенька метался по кабинетам пароходства,
оформляясь в рейс на траулере «Скакун». Снова — в море. На «Скакуне» никого, кроме деда, старшего
механика Бабилова, знакомых не оказалось. Но не страшно — вроде все свои люди.
С радистом Сенька даже пытался выяснить, плавали они вместе или нет, очень уж
знакомыми друг другу показались — и судьба одна, и та же 731 душевная маета, и мысли мучают одни: что
нужно человеку, чтобы жизнь была настоящая? Работа, друзья, женщина. Но к своей
непомерно тяжелой и опасной работе Сенька любви не испытывал. Отношения с
Лилей крайне неопределенные. А настоящий друг один — дед, Бабилов, да и тот
Сеньке вроде отца. Но долго сосредоточиваться на душевной маете не позволяла
работа. Сенька быстро втянулся в тяжелую и по-своему увлекательную промысловую
жизнь. Монотонность ее была разбита заходом на плавбазу, где удалось увидеть
Лилю. Встреча не прояснила их отношения. «Я так и думала, что твои слова о
перемене жизни останутся словами. Ты такой, как и все, — обыкновенный», — чуть
свысока сказала Лиля. Случилась на плавбазе еще более удивительная встреча — с
Клавкой. Но та не только не смутилась, увидев перед собой Сеньку, но как бы
даже обрадовалась: «Что ж ты, миленький, волком на меня смотришь?» — «За что вы
меня били? За что ограбили?» — «Ты что, меня считаешь виноватой? Но то были
твои друзья, не мои. А денег твоих, сколько смогла, отобрала у них, для тебя
спрятала». И Сенька вдруг засомневался: а вдруг она говорит правду? Во время стоянки у плавбазы «Скакун»
крепко «приложился» кормой к носу соседнего траулера и получил пробоину. На
траулер прибыл начальник из пароходства Граков, давний враг деда. Граков
предложил команде после незначительного ремонта продолжить плавание: «Что за
паника?! Мы в наше время и не в таких условиях работали». Насчет пробоины дед
не спорил с Граковым. Заварить — и все дела. Гораздо серьезнее другое: от удара
могла ослабеть обшивка судна, и потому нужно срочно возвращаться в порт для
ремонта. Но деда не послушали, капитан и команда согласились с предложением
Гракова. Пробоину заварили, и судно, получив штормовое предупреждение, отошло
от базы, прихватив — это уж Сенька устроил — и Гракова. Отдавая концы, Сенька
сделал вид, будто не знает, что Граков все еще на судне: ничего, пусть
попробует нашей жизни. Граков не смутился, и когда эхолот показал близость
большого косяка рыбы, по его инициативе капитан принял решение выметывать сети.
Делать этого в шторм не следовало бы, но капитану хотелось показать себя перед
начальством. Сети выметали, а когда пришло время поднимать их на палубу, шторм
усилился, работать стало невозможно. Более того, выметанные сети представляли
серьезную опасность, лишая судно маневренности в шторм. По-хорошему их
следовало бы отрубить. Но брать на себя такую ответственность капитан не
решался... И вот тут случилось то, о чем предупреждал дед, — отошла обшивка. В
трюм стала поступать вода. Попробовали вычерпать ее. Но обнару- жилось, что вода уже в машинном отделении.
И нужно останавливать машину, холодная вода повредила ее, нужен срочный ремонт.
Капитан воспротивился, и дед своей волей остановил машину. Потерявшее
управление судно тащило к скалам. Радист дал в эфир сигнал 5О5. Смерть,
казалось, была совсем близко. И Сенька решается на единственное, что он еще
может сделать, — самовольно перерубает трос, удерживающий выметанные сети.
Заработала на малых оборотах машина, но судно по-прежнему не справлялось с
ветром. Надежда на то, что плавбаза подойдет к ним раньше, чем их выбросит на
скалы, таяла. И в этой ситуации дед вдруг предложил капитану идти на помощь
тонувшему рядом норвежскому траулеру. Люди, уже опустившие руки в борьбе за
собственную жизнь, начали делать все, чтобы спасти тонущих норвежцев. Удалось
подойти к гибнущему траулеру и по переброшенному с судна на судно тросу
переправить на «Скакуна» норвежских рыбаков. И настал самый страшный момент —
их судно потащило к скалам. Сенька, как и все, приготовился к гибели. Но смерть прошла мимо — «Скакуну» удалось
проскочить в узкий проход, и он оказался в заливчике со спокойной водой. На следующий
день к ним подошел спасательный катер, а затем — плавбаза. По случаю банкета в
честь спасенных норвежцев рыбаки со «Скакуна» поднялись на плавбазу.
Проходившая по коридору мимо смертельно уставших людей Лиля даже не узнала
Сеньку. Зато его разыскала всерьез напуганная известиями о бедах «Скакуна»
Клавка. На банкет Сенька не попал, они заперлись с Клавкой в ее каюте. Наконец-то
он увидел рядом с собой по-настоящему умную и любящую его женщину. Только
расставание получилось тяжелым — надорванная прежними неудачами Клавка
отказалась говорить о том, что может их ждать дальше. Судно вернулось в порт, так и не закончив
рейса. Сенька бродил по городу в привычном одиночестве, пытаясь осознать то,
что открылось ему в этом рейсе. Оказывается, работа, которую он почти ненавидел,
люди, бичи и рыбаки, которых он никогда особенно всерьез не принимал, а только
терпел рядом, и есть настоящая работа и настоящие люди. Ясно, что он потерял
Лилю. А может, ее и не было вовсе. Грустно, что счастье, которое подарила ему
судьба, сведя с Клавкой, оказалось коротким. Но в его жизни есть все, по чему
он тосковал, нужно только уметь увидеть и правильно оценить реальность. И кажется,
Сенька обрел способность это видеть и понимать. Случайно на вокзале, где он сидел в
буфете, Сенька снова увидел Клавку. Она собралась к родственникам, и, провожая
ее, Сенька нашел простые и точные слова о том, что значила для него их встре- 733 ча. Слова эти решили все. Они вместе
вернулись в Клавкину квартиру. Все-таки удалось ему поменять свою жизнь, пусть
не так, как хотелось, но удалось. Верный Руслан - Повесть (1963-1965)
Сторожевой пес Руслан слышал, как всю ночь
снаружи что-то выло, со скрежетом раскачивало фонари. успокоилось только к утру. Пришел хозяин и повел его
наконец-то на службу. Но когда дверь открылась, в глаза неожиданно хлынул
белый яркий свет. Снег — вот что выло ночью. И было что-то еще, заставившее
Руслана насторожиться. Необычайная, неслыханная тишина висела над миром.
Лагерные ворота открыты настежь. Вышка стояла совсем разоренной — один
прожектор валялся внизу, заметанный снегом, другой повис на проводе. Исчезли с
нее куда-то и белый тулуп, и ушанка, и черный ребристый ствол, всегда
повернутый вниз. А в бараках, Руслан это почувствовал сразу, никого не было.
Утраты и разрушения ошеломили Руслана. Сбежали, понял пес, и ярость
захлестнула его. Натянув поводок, он поволок хозяина за ворота — догонять!
Хозяин зло прикрикнул, потом отпустил с поводка и махнул рукой. «Ищи» — так
понял его Руслан, но только никакого следа он не почувствовал и растерялся.
Хозяин смотрел на него, недобро кривя губы, потом медленно потянул автомат с
плеча. И Руслан понял: все! Только не ясно, за что? Но хозяин лучше знает, что
делать. Руслан покорно ждал. Что-то мешало хозяину выстрелить, тарахтение
какое-то и лязг. Руслан оглянулся и увидел приближающийся трактор. А далее
последовало что-то совсем невероятное — из трактора вылез водитель, мало
похожий на лагерника, и заговорил с хозяином без страха, напористо и весело:
«Эй, вологодский, жалко, что служба кончилась? А собаку бы не трогал. Оставил
бы нам. Пес-то дорогой». — «Проезжай, — сказал хозяин. — Много
разговариваешь». Хозяин не остановил водителя даже тогда, когда трактор начал
крушить столбы лагерной ограды. Вместо этого хозяин махнул Руслану рукой:
«Уходи. И чтоб я тебя больше не видел». Руслан подчинился. Он побежал по дороге
в поселок, вначале в тяжком недоумении, а потом, вдруг догадавшись, куда и
зачем его послали, во весь мах. ...Утром следующего дня путейцы на станции
наблюдали картину, 734 которая, вероятно, поразила бы их, не знай
они ее настоящего смысла. Десятка два собак собрались на платформе возле
тупика, расхаживали по ней или сидели, дружно облаивая проходившие поезда.
Звери были красивы, достойны, чтобы любоваться ими издали, взойти на платформу
никто не решался, здешние люди знали — сойти с нее будет много сложнее. Собаки
ждали заключенных, но их не привезли ни в этот день, ни на следующий, ни через
неделю, ни через две. И количество их, приходящих на платформу, начало
уменьшаться. Руслан тоже каждое утро прибегал сюда, но не оставался, а,
проверив караул, бежал в лагерь, — здесь, он чувствовал это, еще оставался его
хозяин. В лагерь бегал он один. Другие собаки постепенно начали обживаться в
поселке, насилуя свою природу, соглашались служить у новых хозяев или воровали
кур, гонялись за кошками. Руслан терпел голод, но еду из чужих рук не брал.
Единственным кормом его были полевые мыши и снег. От постоянного голода и болей
в животе слабела память, он начинал превращаться в шелудивого бродячего пса,
но службу не оставлял — каждый день являлся на платформу, а потом бежал в
лагерь. Однажды он почувствовал запах хозяина
здесь, в поселке. Запах привел его в вокзальный буфет. Хозяин сидел за столиком
с каким-то потертым мужичком. «Подзадержался ты, сержант, — говорил ему
Потертый. — Все ваши давно уже подметки смазали». — «Я задание выполнял, архив
стерег. Вот вы все сейчас на свободе и думаете, что до вас не добраться, а в
архиве все значитесь. Чуть что, и сразу всех вас — назад. Наше время еще
наступит». Хозяин обрадовался Руслану: «Вот на чем наша держава стоит». Он
протянул хлеб. Но Руслан не взял. Хозяин озлился, намазал хлеб горчицей и
приказал: «Взять!» Вокруг раздались голоса: «Не мучь собаку, конвойный!» —
«Отучать его надо. А то все вы жалостливые, а убить ни у кого жалости нет», —
огрызался хозяин. Нехотя разжав клыки, Руслан взял хлеб и оглянулся, куда бы
его положить. Но хозяин с силой захлопнул его челюсти. Отрава жгла изнутри,
пламя разгоралось в брюхе. Но еще страшнее было предательство хозяина. Отныне
хозяин стал его врагом. И потому на следующий же день Руслан откликнулся на
зов Потертого и пошел за ним. Оба оказались довольны, Потертый, считающий, что
приобрел верного друга и защитника, и Руслан, который все-таки вернулся к
своей прежней службе — конвоирование лагерника, пусть и бывшего. Корма от своих новых хозяев Руслан не брал
— пробавлялся охотой в лесу. По-прежнему ежедневно Руслан появлялся на
станции. Но в лагерь больше не бегал, от лагеря остались только воспомина- 735 ния. Счастливые — о службе. И неприятные.
Скажем, об их собачьем бунте. Это когда в страшные морозы, в которые обычно не
работали, к начальнику прибежал лагерный стукач и сообщил что-то такое, после
чего Главный и все начальство кинулись к одному из бараков. «Выходи на
работу», — приказал Главный. Барак не подчинился. И тогда по приказу Главного
охранники подтащили к бараку длинную кишку от пожарного насоса, из кишки этой
хлынула вода, напором своим смывая с нар заключенных, выбивая стекла в окнах.
Люди падали, покрываясь ледяной корочкой. Руслан чувствовал, как вскипает его
ярость при виде толстой живой шевелящейся кишки, из которой хлестала вода. Его
опередил Ингус, самый умный их пес, — намертво вцепился зубами в рукав и не
реагировал на окрики охранников. Ингуса расстрелял из автомата Главный. Но все
остальные лагерные псы уже рвали зубами шланг, и начальство было бессильно... Однажды Руслан решил навестить лагерь, но
то, что он увидел там, ошеломило его: от бараков и следа не осталось —
огромные, наполовину уже застекленные корпуса стояли там. И никакой колючей
проволоки, никаких вышек. И все так заляпано цементом, кострами, что и запахов
лагеря не осталось... И вот наконец Руслан дождался своей
службы. К платформе подошел поезд, и из него начали выходить толпы людей с
рюкзаками, и люди эти, как в старые времена, строились в колонны, а перед ними
начальники говорили речь, только слова какие-то незнакомые услышал Руслан:
стройка, комбинат. Наконец колонны двинулись, и Руслан начал свою службу.
Непривычным было только отсутствие конвойных с автоматами и чересчур уж веселое
поведение шедших в колонне. Ну ничего, подумал Руслан, поначалу все шумят,
потом утихнут. И действительно, начали утихать. Это когда из переулков и улиц к
колонне стали сбегаться лагерные собаки и выстраиваться по краям, сопровождая
идущих. А взгляды местных из окон стали угрюмыми. Идущие еще до конца не
понимали, что происходит, но насторожились. И произошло неизбежное — кто-то
попробовал выйти из колонны, и одна из собак кинулась на нарушителя. Раздался
крик, началась свалка. Соблюдая порядок, Руслан наблюдал за строем и увидел
неожиданное: из колонны начали выскакивать лагерные псы и трусливо уходить в
соседние улицы. Руслан кинулся в бой. Схватка оказалась неожиданно тяжелой.
Люди отказывались подчиняться собакам. Они били Руслана мешками, палками,
жердинами, выломанными из забора. Руслан разъярился. Он прыгнул, нацелившись
на горло молодого паренька, но промахнулся и тут же получил сокрушительный
удар. С переломленным хребтом он затих на земле. Появил- 736 ся человек, может быть, единственный, от
кого он принял бы помощь. «Зачем хребет переломали, — сказал Потертый. —
Теперь все. Надо добивать. Жалко собаку». Руслан еще нашел силы прыгнуть и
зубами перехватить занесенную для удара лопату. Люди отступили, оставив Руслана
умирать. Он, может быть, еще мог выжить, если б знал, для чего. Он, честно
выполнявший службу, которой научили его люди, был жестоко наказан ими. И жить
Руслану было незачем. Анатолий Игнатьевич Приставкин р. 1931
Ночевала тучка золотая - Повесть (1987)
Из детдома намечалось отправить на Кавказ
двоих ребят постарше, но те тут же растворились в пространстве. А двойнята
Кузьмины, по-детдомовскому Кузьменыши, наоборот, сказали, что поедут. Дело в
том, что за неделю до этого рухнул сделанный ими подкоп под хлеборезку.
Мечтали они раз в жизни досыта поесть, но не вышло. Осмотреть подкоп вызывали
военных саперов, те сказали, что без техники и подготовки невозможно такое
метро прорыть, тем более детям... Но лучше было на всякий случай исчезнуть.
Пропади пропадом это Подмосковье, разоренное войной! Название станции — Кавказские Воды — было
написано углем на фанерке, прибитой к телеграфному столбу. Здание вокзала
сгорело во время недавних боев. За весь многочасовой путь от станции до станицы,
где разместили беспризорников, не попалась ни подвода, ни машина, ни случайный
путник. Пусто кругом... Поля дозревают. Кто-то их вспахивал,
засевал, кто-то пропалывал. Кто?.. Отчего так пустынно и глухо на этой красивой
земле? Кузьменыши сходили в гости к
воспитательнице Регине Петровне — в дороге еще познакомились, и она им очень
понравилась. Потом двинулись в станицу. Люди-то, оказалось, в ней живут, но
как-то скрытно: на улицу не выходят, на завалинке не сидят. Ночью огней в хатах
не зажигают. 738 А в интернате новость: директор, Петр
Анисимович, договорился насчет работы на консервном заводе. Регина Петровна и
Кузьменышей туда записала, хотя вообще-то посылали только старших,
пятые-седьмые классы. Еще Регина Петровна показала им найденные
в подсобке папаху и старинный чеченский ремешок. Ремешок отдала и отправила
Кузьменышей спать, а сама села шить им из папахи зимние шапки. И не заметила,
как тихо откинулась створка окна и в нем показалось черное дуло. Ночью был пожар. Утром Регину Петровну
куда-то увезли. А Сашка показал Кольке многочисленные следы конских копыт и
гильзу. На консервный завод их стала возить
веселая шоферица Вера. На заводе хорошо. Работают переселенцы. Никто ничего не
охраняет. Сразу набрали яблок, и груш, и слив, и помидоров. Тетя Зина дает
«блаженную» икру (баклажанную, но Сашка забыл название). А однажды призналась:
«Мы так боимси... Чеченцы проклятые! Нас-то на Кавказ, а их — в сибирский рай
повезли... Некоторые-то не схотели... Дык они в горах запрятались!» Отношения с переселенцами стали очень
натянутыми: вечно голодные колонисты крали с огородов картошку, потом
колхозники поймали одного колониста на бахче... Петр Анисимович предложил
провести для колхоза концерт самодеятельности. Последним номером Митек показал
фокусы. Вдруг совсем рядом зацокали копыта, раздались ржание лошади и
гортанные выкрики. Потом грохнуло. Тишина. И крик с улицы: «Они машину
взорвали! Там Вера наша! Дом горит!» Наутро стало известно, что вернулась
Регина Петровна. И предложила Кузьменышам вместе ехать на подсобное хозяйство. Кузьменыши занялись делом. По очереди
ходили к родничку. Гоняли стадо на луг. Мололи кукурузу. Потом приехал
одноногий Демьян, и Регина Петровна упросила его подбросить Кузьменышей до
колонии, продукты получить. На телеге они уснули, а в сумерках проснулись и не
сразу поняли, где находятся. Демьян отчего-то сидел на земле, и лицо у него
было бледное. «Ти-хо! — цыкнул. — Там ваша колония! Только там... это...
пусто». Братья прошли на территорию. Странный вид:
двор завален барахлом. Людей нет. Окна выбиты. Двери сорваны с петель. И — тихо. Страшно. Рванули к Демьяну. Шли через кукурузу, обходя
просветы. Демьян шел впереди, вдруг прыгнул куда-то в сторону и пропал. Сашка
бро- 739 сился за ним, только поясок сверкнул
дареный. Колька же присел, мучимый поносом. И тут сбоку, прямо над кукурузой,
появилась лошадиная морда. Колька шмякнулся на землю. Приоткрыв глаз, увидел
прямо у липа копыто. Вдруг лошадь отпрянула в сторону. Он бежал, потом упал в
какую-то яму. И провалился в беспамятство. Утро настало голубое и мирное. Колька
отправился в деревню искать Сашку с Демьяном. Увидел: брат стоит в конце
улицы, прислонясь к забору. Побежал прямо к нему. Но на ходу шаг Кольки сам
собой стал замедляться: что-то странно стоял Сашка. Подошел вплотную и замер. Сашка не стоял, он висел, нацепленный под
мышками на острия забора, а из живота у него выпирал пучок желтой кукурузы. Еще
один початок был засунут в рот. Ниже живота по штанишкам свисала черная, в
сгустках крови Сашкина требуха. Позже обнаружилось, что ремешка серебряного на
нем нет. Через несколько часов Колька притащил
тележку, отвез тело брата на станцию и отправил с составом: Сашка очень хотел к
горам поехать. Много позже на Кольку набрел солдатик,
свернувший с дороги. Колька спал в обнимку с другим мальчишкой, по виду
чеченцем. Только Колька и Алхузур знали, как скитались они между горами, где
чеченцы могли убить русского парнишку, и долиной, где опасность угрожала уже
чеченцу. Как спасали друг друга от смерти. Дети не позволяли себя разлучать и
назывались братьями. Сашей и Колей Кузьмиными. Из детской клиники города Грозного ребят
перевели в детприемник. Там держали беспризорных перед тем, как отправить в
разные колонии и детдома. Юрий Витальевич Мамлеев р. 1931
Шатуны - Роман (1988)
Шестидесятые годы. Один из главных героев
— Федор Соннов, доехав на электричке до какой-то подмосковной станции,
шатается по улицам городка. Встретив
незнакомого молодого человека, Федор
ножом убивает его. После преступления — абсолютно бессмысленного — убийца
«беседует» со своей жертвой, рассказывает о своих «радетелях», о своем
детстве, других убийствах. Переночевав в лесу, Федор уезжает «в гнездо»,
подмосковное местечко Лебединое. Там живет его сестра Клавуша Соннова,
сладострастница, возбуждающая себя с помощью запихивания в матку головы живого
гуся; в этом же доме живет и семья Фомичевых — дед Коля, его дочь Лидочка, ее
муж Паша Красноруков (оба — чрезвычайно похотливые существа, все время
совокупляющиеся; в случаях беременности Паша убивает плод толчками члена),
младшая сестра четырнадцатилетняя Мила и семнадцатилетний брат Петя, питающийся
собственными струпьями. Однажды Федор, и так уже надоевший обитателям дома
своим присутствием, съедает Петенькин суп, сваренный из прыщей. Чтобы уберечь
брата от мести Фомичевых-Красноруковых, Клавуша прячет его в подпол. Здесь
Федор, уставший от безделья, от невозможности убивать, рубит табуретки,
представляя, что это фигуры людей. В голове его только одна идея — смерть.
Наверху тем временем Лидинька, 741 вновь забеременевшая, отказывается
совокупляться с мужем, желая сохранить ребенка. Тот насилует ее, плод выходит,
но Лида заявляет Паше, что ребенок жив. Красноруков зверски избивает жену. Она,
больная, лежит у себя в комнате. Федор тем временем делает подкоп на
фомичевскую сторону, выходит наверх, чтобы осуществить странную идею:
«овладеть женщиной в момент ее гибели». Лидинька отдается ему и в момент
оргазма умирает. Федор, довольный своим опытом, сообщает обо всем сестре; из
заточения он выходит. Павла сажают в тюрьму — за убийство жены. К Клавуше приезжает «жиличка» — Анна
Барская. Женщина совсем другого круга, московская интеллектуалка, она с
интересом разглядывает Федора; они беседуют о смерти и потустороннем. «Дикий»
Федор очень занимает Анну; она решает познакомить его с «великими людьми» —
для этого они едут куда-то в лес, где происходит сборище людей, одержимых
смертью, — «метафизических», как их называет Федор. Среди присутствующих — трое
«шутов», изуверы-садисты Пырь, Иоганн и Игорек, и серьезный молодой человек Анатолий
Падов. «Шуты» вместе с Федором и Анной приезжают
в Лебединое. Здесь они бурно проводят время: убивают животных, Пырь пытается
задушить Клавушу, но все заканчивается мирно — та даже обещает переспать с ним. До Клавы доходят слухи, что Федору грозит
какая-то опасность. Тот уезжает — «побродить по Расеи». У Клавы появляется еще один жилец — старик
Андрей Никитич Христофоров, истый христианин, со своим сыном Алексеем. Старик
чувствует скорую смерть, закатывает истерики, перемежающиеся моментами
христианского умиления; размышляет о загробном мире. Через какое-то время он
сходит с ума: «соскочив с постели в одном нижнем белье, Андрей Никитич
заявил/что он умер и превратился в курицу». Алексей, подавленный безумием отца,
пытается утешить себя разговорами с Анной, в которую влюблен. Та издевается
над его религиозностью, проповедует философию зла, «великого падения», метафизическую
свободу. Раздосадованный, Алексей уезжает. По просьбе Анны в Лебединое, к «русскому,
кондовому, народно-дремучему мракобесию», приезжает Анатолий Падов, постоянно
мучимый вопросом о смерти и Абсолюте. Очень тепло встреченный Анной (она его
любовница), Падов наблюдает за происходящим в Лебедином. Молодые люди проводят 742 время в беседах с наглой сладострастницей
Клавушей, с «куротрупом» Андреем Никитичем, друг с другом. Однажды Клавуша
выкапывает три ямки в человеческий рост; любимым занятием обитателей дома
становится лежание в этих «травяных могилках». В Лебединое возвращается Алеша
— навестить отца. Падов дразнит Алексея, глумится над его христианскими
идеями. Тот уезжает. Сам Анатолий, впрочем, тоже не может долго
сидеть на одном месте: он тоже уезжает. Анна, измученная общением с Падовым, в
кошмарном сне видит еще одного своего «метафизического» приятеля — Извицкого.
Она перестает ощущать самое себя, ей кажется, что она превратилась в
извивающуюся пустоту. Федор тем временем едет в глубь России, к
Архангельску. Соннов наблюдает за происходящим вокруг него; мир раздражает его
своей загадочностью и иллюзорностью. Инстинкт тянет его убивать. Федор
приезжает в «малое гнездо» — местечко Фырино, к родственнице старушке
Ипатьевне, питающейся кровью живых кошек. Она благословляет Федора на убийства
— «радость великую ты несешь людям, Федя!». Федор, бродя в поисках новой
жертвы, сталкивается с кастрировавшим себя Михеем. Пораженный его «пустым
местом», Федор отказывается от убийства; они становятся приятелями. Михей ведет
Федора к скопцам, на радения. Друзья наблюдают за странными обрядами; Федор,
удивленный, остается, впрочем, недоволен увиденным, его не устраивает идея
нового Христа Кондратия Селиванова — «свое, свое надо иметь». В Фырино приезжает полубезумный Падов —
познакомиться с Федором. Тот интересует Анатолия своим народным, неосознанным
восприятием неправильности мира. В разговоре Падов пытается выяснить, убивает
ли Соннов людей «метафизически» или на самом деле, в реальности. От Федора Анатолий возвращается в Москву,
где встречается со своим другом Геннадием Реминым, подпольным поэтом, автором
«трупной лирики», приверженцем идей некоего Глубева, провозгласившего религию
«высшего Я». Встреча приятелей происходит в грязной пивнушке. Ремин проводит
здесь время вместе с четырьмя бродячими философами; за водкой они разговаривают
об Абсолюте. Увлеченный рассказами Анатолия о компании, поселившейся в Лебедином,
Геннадий с другом едет туда. В Лебедином «творилось черт знает что» —
здесь сходятся все: шуты-садисты, Анна, Падов, Ремин, Клава, остатки семьи
Фомичевых. Анна спит с Падовым; ему кажется, что он совокупляется «с Высши- 743 ми Иерархиями», ей — что она уже умерла.
Падова начинают преследовать видения, он пытается убежать от них. В Лебединое является Извицкий — человек,
про которого ходят слухи, что он идет к Богу путем дьявола. Он — большой друг Падова
и Ремина. Выпивая, товарищи ведут философский разговор о Боге, Абсолюте и
Высших Иерархиях — «русский эзотеризм за водочкой» как шутит кто-то из них. В дом приезжают и Федор с Михеем. Алеша
Христофоров, навещающий отца, с ужасом наблюдает за собравшимися здесь
«нечеловеками». Мальчик Петя, питающийся собственной
кожей, доводит себя до полного изнеможения и умирает. На похоронах выясняется,
что гроб — пустой. Оказывается, Клавуша вынула труп и ночью, усевшись поперек
него, пожирала шоколадный торт. Кудахчущий куро-труп Андрей Никитич мечется по
двору; дед Коля собирается уехать. Девочка Мила влюбляется в Михея — она
вылизывает его «пустое место». Все трое уходят из дома. Оставшиеся проводят время в
нелепо-безумных разговорах, диких плясках, надрывном хохоте. Падова очень
привлекает Клавуша. Напряжение нарастает, в Клавуше что-то происходит — «точно
взбесились, встали на дыбы и со страшной силой завертелись ее
клавенько-сонновские силы». Она выгоняет всю компанию из дома, запирает его и
уезжает. В доме остается только куротруп, становящийся похожим на куб. «Метафизические» возвращаются в Москву,
проводят время в грязных пивнушках за разговорами. Анна спит с Извицким, но, наблюдая
за ним, чувствует что-то неладное. Она догадывается, что тот ревнует себя к
ней. Извицкий сладострастно обожает собственное тело, ощущает себя, свое
отражение в зеркале как источник полового удовлетворения. Анна обсуждает с
Извицким «эго-секс». Расставшись со своей любовницей, Извицкий бьется в экстазе
любви к себе, испытывая оргазм от чувства единения с «родным «я». В это время к Москве приближается Федор;
его идея — убить «метафизических», чтобы таким образом прорваться в
потустороннее. Соннов идет к Извицкому, там наблюдает за его «бредом самовосторга».
Пораженный увиденным, Федор оказывается не в состоянии прервать «этот
чудовищный акт»; он в бешенстве от того, что столкнулся с иной, не уступающей
его собственной, «потусторонностью», идет к Падову. Алеша Христофоров тем временем, убежденный
в безумии отца, тоже едет к Падову, где обвиняет его и его друзей в том, что
они до- 744 вели Андрея Никитича до сумасшествия.
«Метафизические» упрекают его в излишнем рационализме; сами они единодушно
пришли к религии «высшего Я». Это - тема их надрывных, истерических
разговоров. Федор с топором в руке подслушивает
разговоры Падова и его приятелей, ожидая удобного момента для убийства. В это
время Федора арестовывают. В эпилоге двое молодых поклонников Падова
и его идеи, Сашенька и Вадимушка, обсуждая бесконечные метафизические проблемы,
вспоминают о самом Падове, говорят о его состоянии, близком к безумию, о его
«путешествиях в запредельности». Выясняется, что Федор приговорен к расстрелу. Друзья едут навестить Извицкого, но,
испуганные его выражением лица, убегают. Анатолий Падов валяется в канаве,
истерически крича в пустоту от неразрешимости «главных вопросов». Вдруг
почувствовав, что «все скоро рухнет», он подымается и идет — «навстречу скрытому
миру, о котором нельзя даже задавать вопросов...». Фридрих Наумович Горенштейн р. 1932
Псалом - Роман (1975)
Роман состоит из пяти частей — каждая
рассказывает об одной из казней Господних, обрушившихся на землю, как
предсказывал пророк Иезикииль. Часть первая — «Притча о потерянном брате»
— повествует о второй казни — голоде. Место действия — голодная Украина во времена
коллективизации; 1933 г. В сельской чайной Мария, девочка-нищенка, пытается
выпросить что-нибудь Христа ради, но никто не подает ей — кроме еврейского
мальчика, который делится с ней нечистым хлебом изгнания. Деревенские
возмущены поступком чужака; хлеб у девочки отбирается. Мальчик, отдавший свой
хлеб, — Дан, Аспид, Антихрист, брат Христа-Мессии. Через откровения пророков он
общается с Господом, пославшим его на землю, в Россию, так как этот народ солгал
на Господа, отказался от него — и тем самым заменил ярмо деревянное на ярмо
железное. Девочка Мария вместе с младшим братом
Васей возвращаются в свою голодающую деревню. Мать решает разделить семью —
кого-то из детей подкинуть чужим, кого-то просто оставить; сама уезжает на
заработки в другой город. Перед отъездом она ведет Марию и Васю в город;
голодным детям чужак снова подает хлеб, но мать выбрасывает «не наш,
неправославный» кусок. Позже, в городе, дети еще раз по- 746 просят у Антихриста милостыню, но на этот
раз их остановит милиционер — попрошайничать запрещено. Брошенные матерью дети попадают в
приемник. Им дают проводника, чтобы с его помощью они могли вернуться домой.
По дороге проводник насилует Марию и сбегает. Дети опять попадают в приют;
ночью сторож рассказывает им сказочку про «Божью деточку» «Иисуса Христа»,
замученного жидами. Марию увозят куда-то из города. Девочка сбегает; оказавшись
одна в заснеженном поле, она бредет по нему, плача Божьим плачем, от которого
просветляется сердце. Мария разыскивает свою старшую сестру Ксению, около года
живет у нее в доме. Однажды она становится ненужной свидетельницей семейных
сцен (сестра изменяет мужу с любовником), и ее отсылают обратно, в деревню.
Там ей тоже никто не рад; плача от несправедливости, Мария снова бродит по
полю; там она встречает Дана, Антихриста. На вопрос о причине слез девочка
отвечает: «оттого, что евреи-жиды убили Сына Божьего и он теперь на небе, а
Вася, брат мой, на земле, в городе Изюме». Так сбылось пророчество Исайи:
«Открылся Я не вопрошавшим обо Мне, нашли Меня не искавшие Меня». Мария отправляется в Керчь, к матери.
Через некоторое время мать умирает, Мария становится портовой проституткой.
Однажды, голодная, она опять встречает Дана, тот подает ей нечистый хлеб. Мария
платит ему своей любовью. Антихрист идет далее; земле и народу за ложь на
Господа суждена вторая кара — меч. Мария, осужденная за проституцию и
бродяжничество, рождает в тюрьме от Дана сына — Васю. В 1936 г. она умирает. Вторая часть начинается с рассуждения о
подражании Господу — инстинктивно либо через разум. Автор отстаивает мысль о
том, что евреи — народ не лучше и не хуже других; но народ этот замечателен
своими пророками, которые умели слушать Господа. В «Притче о муках нечестивцев»
рассказывается о девочке Аннушке. Она живет во Ржеве вместе с матерью и двумя
братьями; один из них погибает по вине сестры. Однажды к Аннушке приходят воры;
во время следствия девочка указывает на невиновного человека — того сажают в
тюрьму. Матери дают новую квартиру. Однажды к Аннушке приходит Дан,
Антихрист. Рассматривая росписи на
стенах (Аннушка живет в бывшей церкви —
из-за обоев на стене проступает лик Христа), он размышляет о том, что Христа
церковники подменили идолом, изможденным
александрийским монахом; сейчас, весной 1941 г., этот монах, в свою очередь,
подменен «ассирийским банщиком» — Сталиным. 747 Над ржевскими бараками Антихристу является
видение меча — сбываются слова Господа: «Горе городу кровей, и я разложу
большой костер». Начинается война. Мать Аннушки умирает; девочка попадает в
детдом. Аннушка, за время оккупации успевшая пообщаться с немцами, научилась
ненавидеть евреев. Детдомовская девочка Суламифь раздражает ее. Завидуя, что
при эвакуации еврейка попала к хорошей приемной матери, Аннушка доносит немцам,
что Суламифь — нерусская. Еврейку убивают, Аннушку — отсылают в Германию, на
работы. Перед ее отъездом к поезду приходит Дан и просит девушку, чтобы в
Германии та вслух прочла лист бумаги, который он ей вручает. Антихрист должен
проклясть немцев, как Господь когда-то через Иеремию проклял Вавилон. Сам
пророк не может вступить в нечестивую землю. Одна из женщин, угоняемых вместе с
Аннушкой в рабство, просит Дана взять ее ребенка, девочку Пелагею. Немцы,
заметившие еврея, пытаются убить его, но Антихриста убить невозможно. Аннушка выполняет поручение Дана —
нечестивая Германия, ненавидящая Бога и любимый им народ, проклята. Сама
Аннушка вскоре умирает от лихорадки. Действие «Притчи о прелюбодеянии»,
повествующей о третьей казни — похотью, происходит в 1948 г. В приволжском
городе Бор живет семья Колосовых — фронтовик Андрей, его жена Вера и две дочери
— Тася и устя. Недалеко живет
странная еврейская семья — Дан Яковлевич и его дочь Руфина, на еврейку
совершенно непохожая. Вера Копосова, отношения которой с мужем очень сложны
(тот считает, что во время войны жена изменяла ему), познакомившись с Даном,
влюбляется в него. Понимая, что напрямую она не сможет соблазнить еврея, она
сводит с ним свою дочь Тасю. Та тоже влюбляется в Дана, они встречаются. Об
этих свиданиях узнает отец. Вместе с доносчиком Павловым они пытаются убить
Антихриста, но это оказывается невозможным. Вера является к Дану и предлагает
свое заступничество в обмен на то, что он переспит с ней. Антихрист, любящий
дочь, вынужден совершить прелюбодеяние с матерью. Руфина случайно оказалась
свидетельницей их встречи, и Тася все видит и рассказывает о грехе матери отцу.
Тот сначала пытается убить жену, затем в тот же день умирает от горя. Руфина
тем временем убегает в лес; там ее едва не насилует похотливый антисемит
Павлов; девушку спасает лишь появление двух медведиц. После пережитого Руфь
осознает, что она — пророчица, и мирится с отцом, проклятием очистившимся от
греха своего. Часть четвертая, основа которой — «Притча
о болезни духа», по- 748 вествует о травле евреев в начале 50-х гг.
Притче предпослано вступление — авторское размышление о русском антисемитизме.
За эту духовную болезнь Бог посылает четвертую казнь — болезнь, моровую язву. В Москву, в семью Иволгиных, состоящую из
еврея-искусствоведа, его русской жены Клавдии и их сына Савелия, приезжают двое
детей — Нина и Миша, из Витебска. Они — племянники Клавдии; родителей их
арестовали по обвинению в белорусском национализме. Иволгины, люди всего
боящиеся, всячески скрывающие свое еврейство, отказываются от детей. За
семейством Иволгиных молчаливо наблюдают двое их соседей по квартире —
дворник-еврей Дан Яковлевич и его дочь. В стране в это время идут массовые
разоблачения евреев-космополитов. Трусливый Иволгин, пытающийся уберечься от
ареста участием в травле своего народа, вскоре тоже арестован. На первом же
допросе его убивает следователь. После 1953 г. у овдовевшей Клавдии
появляется новый поклонник — старик Иловайский, разумный антисемит. Он ведет с
Даном долгие споры о русском христианстве. В качестве примера старик разбивает
чашку: целая, она проста; разбитая, становится сложной. Дан, Антихрист,
чувствует, что переспорить Иловайского невозможно — христианство слишком
искажено в греческой и средневековой интерпретации. Слово, о котором говорит
Евангелие от Иоанна и Иловайский, на самом деле лишь унижает смысл. Предисловием к пятой части — «Притче о
разбитой чаше» — служит авторское рассуждение о соотношении иудейства и
христианства. Герои пятой части — дети Антихриста от разных матерей: Андрей
Копосов, сын Веры, Василий Коробков, сын Марии, и Пелагея-Руфь, пророчица,
приемная дочь Дана. Василий, Андрей и Савелий Иволгин учатся в Литературном
институте. Андрей сам приходит к Библии, постигая ее смысл — противоположный
христианскому. Однажды молодые люди сходятся на модной выставке в Третьяковке;
Пелагея узнает в воинствующем антисемите Василии сына своего отца. Тот,
проклиная «жидов», устраивает скандал. Убедившись в сходстве с отцом — «жидом»,
Василий вешается. К Андрею приезжает его мать, Вера
Копосова. Она сообщает ему, что он — сын Дана. Андрей, «доброе семя»,
знакомится со своим отцом; собравшаяся семья тихо справляет еврейский
религиозный праздник. Находясь в полубезумии от неутоленной
похоти, Савелий создает в алхимической колбе двух «философских человечков». В
разговорах с ними он узнает ответы на самые главные вопросы — о путях к Богу, 749 об истине, добре и зле, о разумном
обосновании веры в Бога. Он окончательно впадает в безумие, и его увозят в
психбольницу. Пелагея, живущая девственницей, чувствует,
что пришла пора стать женщиной. По примеру дочерей Лота она соблазняет отца
своего, Антихриста. Тот, чувствуя, что свершается замысел Господень, в
опьянении насилует ее. Пророчица Пелагея зачинает сына от Антихриста. Тот,
совершивший все, предназначенное ему на земле, умирает. Перед смертью он
наставляет сына Андрея, который идет к Богу самым сложным путем — через разум,
через сомнение. Сын Пелагеи и Антихриста, тоже Дан,
слушает, как мать читает ему речения пророка Второисайи, задолго до Христа
высказавшего те же идеи. Андрей, Пелагея с сыном и излечившийся
Савелий едут за город, в лес. Глядя на суровую зимнюю природу, они постигают
сущность антагонизма Христа и Антихриста: первый — заступник грешников и
гонителей, второй — покровительствует жертвам гонимым. Близится расплата за
гонения, самая страшная казнь пятая — жажда по слову Господнему, от которой не
спасет и Христос. Василий Павлович Аксенов р. 1932
Коллеги - Повесть
(1960)
Три друга — Алексей Максимов, Владислав
Карпов и Александр Зеленин — заканчивают Ленинградский медицинский институт.
Ребята дружат с первого курса, несмотря на разницу характеров и темпераментов:
Максимов — резкий, ироничный, внутренне ранимый и поэтому «закрытый», Карпов —
веселый, любимец девочек, Зеленин — немного смешной, порывистый, честный и
вежливый. В ожидании распределения и неизбежного отъезда из Ленинграда они
спорят о будущем, о предназначении врача. Саша Зеленин считает, что каждый из
них должен продолжать дело предков во имя потомков. Он сам просит назначение в
поселок Круглогорье, находящийся в двух сутках езды от Ленинграда. Алексей и
Владик принимают неожиданное предложение начальника медуправления Балтийского
морского пароходства, который набирает судовых врачей. Владик Карпов давно влюблен в однокурсницу
Веру. Но Вера недавно вышла замуж за доцента Веселина, и Владик старается
забыть ее. В последний день перед отъездом в Круглогорье Саша Зеленин
знакомится с московской студенткой Инной и влюбляется в нее. Вопреки своим ожиданиям, Максимов и Карпов
не отправляются в дальнее плавание. Они поступают в распоряжение
санитарно-карантинного отдела морского порта. Им предстоит проводить карантин- 751 ные мероприятия на прибывающих судах.
Ребята немного разочарованы рутинностью будущей работы, но добросовестно
принимаются за дело. Их поселяют в общежитие карантинной службы. Максимов хочет жить интересно, все
выжимать из своей молодости. Он порядочен, готов на решительные поступки, но
хочет отвечать за них только перед своей совестью, а не перед фетишами. Едва прибыв в Круглогорье, Саша Зеленин
оперирует раненого рабочего с лесозавода. Ему помогает молоденькая медсестра
Даша Гурьянова. Даше нравится молодой доктор, да и Саша относится к ней
неравнодушно, хотя его сердце принадлежит почти незнакомой Инне. Влюбленный в
Дашу бывший уголовник Федор Бугров таит злобу на нового врача, который к тому
же разоблачил его как симулянта, отлынивающего от работы. Саша работает с увлечением и скоро
завоевывает общее уважение. Он много оперирует, ездит по окрестным деревням,
организует в больнице лабораторию и рентгенокабинет, даже лечит от алкоголизма
больничного кучера. Участвует он и в общественной жизни поселка, читает лекции
в клубе. Однажды ему приходится на вертолете лететь на лесную заимку, где
медведь задрал лесника. Инна часто звонит Саше из Москвы. Вскоре она приезжает
в Круглогорье, и они празднуют свадьбу. Саша дружит с председателем местного
совета, инвалидом войны Егоровым. Они спорят о жизненных ценностях разных
поколений. О своих ровесниках и друзьях Саша говорит: «А мы, городские парни,
настроенные чуть иронически ко всему на свете, любители джаза, спорта, модного
тряпья, мы, которые временами корчим из себя черт знает что, но не ловчим, не
влезаем в доверие, не подличаем, не паразитируем и, пугаясь высоких слов,
стараемся сохранить в чистоте свои души...» У Максимова и Карпова много работы в
порту. Максимову удается разоблачить махинации складских работников. Но оба
друга мечтают наконец получить назначения на корабли. В свободное время они
ходят в театры, на выставки и охотно [Выпивают в дружеских компаниях. Максимов
часто бывает в публичной библиотеке. Здесь он однажды встречает Веру Веселину
и наконец признается, что всегда любил ее. Вера отвечает ему взаимностью, но не
может оставить мужа и работу на кафедре мединститута. Максимов скрывает свое
чувство от Владика Карпова, пока тот не признается, что его любовь к Вере
прошла. Любовная неопределенность разрешается, когда Максимов наконец получает
назначение на судно. Перед уходом в плавание друзья решают навестить Сашу
Зеленина. 752 Саша обрадован приездом друзей. Ребята не
только отдыхают в Круглогорье, но и консультируют больных. Радость дружеской
встречи обрывается трагически: уголовник Федор Бугров из мести тяжело ранит
Сашу ножом. Жизнь друга висит на волоске, но Максимову и Карпову удается
провести успешную операцию. У постели спасенного друга они осознают свое
жизненное назначение. Они — врачи, им предстоит отбивать от людей атаки смерти.
Наконец Максимов понимает Сашину правоту: чтобы не бояться смерти, надо
чувствовать свою связь с прошедшим и будущим. Поиски жанра (1972)Артист оригинального жанра Павел Дуров
проводит ночь на штрафной площадке ГАИ провинциального городка. Бампер его
«Жигулей» разбит «ЗИЛом»-поливалкой, приютиться на ночь ему негде. Размышляя о
том, почему колесит он по всей стране без видимой цели, Дуров чувствует, что
«потерял свои пазы», утратил свое место в жизни и ощущение необходимости жанра.
Он не понимает, держится ли за право быть создателем чудес или стыдится своего
жанра. Он не знает, нужны ли кому-нибудь чудеса. Дуров прислушивается к разговору мертвецов
— жертв дорожно-транспортных происшествий, собравшихся ночью на штрафной площадке,
и пытается узнать у них: что там, откуда они приходят? Но один из мертвецов
грустно отвечает ему: не вашего пока что это ума дело. Уснувшему Дурову снится
чудесная пора, когда он был полноправной частью, а может быть, и центром
жизни. Проснувшись и починив машину, Дуров
продолжает свой путь. Неподалеку от Феодосии он берет попутчиц, одна из
которых, продавщица пива Алла Филипук, разыскивает своего возлюбленного Николая
Соловейкина. Как ни пытается Алла уверить себя, что для любви необходимо жить
одними интересами с любимым и испытывать к нему уважение, в конце пути она
признается, что именно Колька-паразит сделал ее настоящей женщиной и только в
этом причина ее стремления к нему. Изменив свой маршрут, Дуров довозит Аллу до
парома и плывет с нею через Керченский пролив в Новороссийск, где Алла и
находит непутевого Николая. Тот сидит на палубе 753 земснарядами точит зубило, «чтобы выявить
у себя сильные стороны натуры». После ночи любви со «сладкой» Аллой Николай
выходит на палубу и вплавь покидает земснаряд. Еще одной попутчицей Дурова становится
Маманя. Она садится в его машину близ Великих Лук и рассказывает, что едет к
дочери Зинаиде в поселок Сольцы Новгородской области. Зять Константин загулял
с библиотекаршей Лариской, Маманя едет улаживать семейные проблемы. По дороге
Дуров подвозит бухгалтера областной тюрьмы Жукова, и Маманя быстренько
договаривается, что тот заедет в Сольцы, чтобы пригрозить зятю. Попав в гости
к Маманиным родственникам, Дуров не сразу выбирается от них. Он опорожняет бесчисленные
поллитровки, ест Маманины пельмени, спит с красавицей Зинаидой и мечтает о
чуде. В это время приехавший в Сольцы Жуков влюбляется в Лариску-разлучницу. Проснувшись после бурной пьяной и любовной
ночи, Дуров чувствует, как «что-то было близко, но не свершилось, разгорелось
почти вовсю, но погасло». И все-таки он счастлив оттого, что был готов распечатать
мешки с реквизитом, был в двух шагах от жанра. По дороге на юг Дуров знакомится с Лешей
Харитоновым. На «Москвиче» собственной сборки тот уже третью неделю везет свою
большую семью из Тюмени в Крым. Вся семья, даже теша, верит, что несмотря ни на
что достигнет цели. Вскоре у «Москвича» отказывают тормоза и он сваливается в
кювет. Дуров проезжает было мимо на своих новых «Жигулях», но скоро сам едва не
становится жертвой аварии. Тогда он возвращается, берет семью Леши Харитонова в
свою машину и отвозит в Коктебель, к морю. Самого же Дурова ждут в дешевом
отеле на Золотых Песках коллеги, артисты вымирающего жанра. Они договорились
отдохнуть вместе, не говоря ни слова о работе. Но Дуров не торопится К ним,
понимая: им не избежать разговоров о том, что жанр убегает из-под колес... В небольшом прибалтийском городке Дурова
принимают за фальшивомонетчика, потому что он расплачивается новенькими купюрами,
как раз такими, какие изготовил настоящий фальшивомонетчик. Дуров же получил
эти деньги за постановку спортивного праздника «День, звени!». Ему удается
оправдаться только тем, что он дарит все купюры незнакомым молодоженам с
местного комбината. Кое-как выбравшись со свадьбы, в дороге он встречает своего
коллегу, бывшего неразлучного друга Сашку, и выясняет, что Сашка и есть тот
самый фальшивомонетчик, за которого приняли Дурова. Бывший иллюзионист
изготовил фальшивые деньги от отчаяния. Услышав рассказ Дурова о путешествии в
поисках жанра, Сашка сжигает 754 фальшивые купюры и, слегка колдуя, изымает
из обращения те, которые уже успел пустить в оборот. Следующий пассажир Дурова — юный хиппи
Аркадиус. Школу он бросил, в армию не пошел из-за плоскостопия. Теперь Аркадиус
едет в Москву, чтобы посмотреть «Мону Лизу», находящуюся там проездом из Японии
в Париж. В качестве платы за проезд Аркадиус отдает Дурову стихи собственного
сочинения — о театре без стен и крыши, который разбили на деревенской улице
четырнадцать бездельников и капитан Иван. Неожиданно Дуров понимает, что те
пятнадцать, о которых написано это стихотворение, — он и его коллеги по жанру.
Поддаваясь мгновенному порыву, он едет в Долину, где и должно произойти чудо. Иллюзионисты Александр, Брюс, Вацлав,
Гийом, Дитер, Евсей, Жан-Клод, Збигнев, Кэндзабуро, Луиджи, Махмуд, Норман и
Оскар собираются в горах неподалеку от лагеря гляциологов. Каждый из них
пережил за эти годы счастье в любви, тонул, погибал, выплывал, выкарабкивался,
унывал и бесился от отчаяния, но никто не предал молодость за большие или
малые деньги, никто не приобрел в путешествиях наглость, жестокость и свинство. Лагерь покинут гляциологами, потому что
ожидается сход лавин. Но иллюзионисты решают превратить эту Долину в долину
чудес и разворачивают свой реквизит: Генератор Как Будто, Тарелки Эхо, Бочку
Олицетворения, Шланги Прошлого, Пороховые Нити Будущего и т. п. Тут три
огромных лавины сметают и фокусников, и их чудеса. Юный Аркадиус злится, попав в Москву:
оказывается, долгожданное свидание с «Моной Лизой» будет происходить не
наедине, а в толпе людей; современный мир преподносит ему очередную «лажу». Но
вдруг, когда он вглядывается в картину, Мона Лиза приподнимает руку, закрывая
свою улыбку, и Аркадиус видит ее ладонь — то чудо и счастье, которого хватит
ему на всю жизнь. Неизвестно, какие явления произошли в
лавинной массе, но ночью Дуров и его товарищи оказываются на ее поверхности. Их
реквизит уничтожен, у них не осталось ни чувств, ни воспоминаний. Как вдруг они
видят вдалеке другую долину и понимают, что она-то и есть истинная Долина, к
которой все они стремились. Их окружает воздух любви, на их глазах совершается
чудо озер, чудо дерев, чудо ночных светил, чудо травы и цветов. Друзья идут за
чудом льва в глубь Долины и готовятся к встрече с новыми чудесами. 755 Остров Крым - Роман (1977-1979)
Случайный выстрел из корабельного орудия,
сделанный английским лейтенантом Бейли-Лендом, предотвратил захват Крыма
частями Красной Армии в 1920 г. И теперь, в годы правления Брежнева, Крым
превратился в процветающее демократическое государство. Русский капитализм
доказал свое превосходство над советским социализмом. Поражают воображение
ультрасовременный Симферополь, стильная Феодосия, небоскребы международных
компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа, минареты и
бани Бахчисарая, американизированные Джанкой и Керчь. Но среди жителей острова Крым
распространяется идея партии СОС (Союза Общей Судьбы) — слияния с Советским
Союзом. Лидер партии — влиятельный политик, редактор газеты «Русский Курьер
Андрей Арсениевич Лучников. Его отец во время гражданской воевал в рядах
русской армии, стал предводителем дворянства феодосийской губернии и живет
теперь в своем имении в Коктебеле. В Союз Общей Судьбы входят одноклассники
Лучникова по Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя — Новосильцев,
Деникин, Чернок, Беклемишев, Нулин, Каретников, Сабашников и др. Андрей Лучников часто бывает в Москве, где
у него много друзей и есть любовница — спортивный комментатор программы «Время»
Татьяна Лунина. Его московские связи вызывают ненависть у членов «Волчьей
Сотни», которая пытается организовать покушение на Лучникова. Но за его
безопасностью следит одноклассник, полковник Александр Чернок, командир
крымского спецподразделения «Эр-Форсиз». Лучников приезжает в Москву. В Шереметьеве
его встречает Марлей Михайлович Кузенков — работник ЦК КПСС, «курирующий»
остров Крым. От него Лучников узнает, что советские власти довольны курсом на
воссоединение с СССР, который проводит его газета и организованная им партия. Оказавшись в Москве, Лучников скрывается
от «ведущих» его сотрудников госбезопасности. Ему удается незаметно выехать из
Москвы с рок-группой своего друга Димы Шебеко и осуществить давнюю мечту:
самостоятельное путешествие по России. Он восхищен людьми, с которыми
знакомится в провинции. Известный нарушитель границ Бен-Иван, доморощенный
эзотерик, помогает ему выбраться в Европу. Вернувшись на остров Крым, Лучников
решает во что бы 756 то ни стало осуществить свою идею слияния острова
с исторической родиной. КГБ вербует Татьяну Лунину и поручает ей
слежку за Лучниковым. Татьяна приезжает в Ялту и, неожиданно для себя,
становится случайной любовницей старого американского миллионера Фреда
Бакстера. После ночи, проведенной на его яхте, Татьяну похищают «волчесотенцы».
Но ребята полковника Чернока освобождают ее и доставляют к Лучникову. Татьяна живет с Лучниковым в его роскошной
квартире в симферопольском небоскребе. Но она чувствует, что ее любовь к
Андрею прошла. Татьяну раздражает его одержимость абстрактной идеей Общей
Судьбы, в жертву которой он готов принести цветущий остров. Она порывает с
Лучниковым и уезжает с влюбленным в нее миллионером Бакстером. Сын Андрея Лучникова, Антон, женится на
американке Памеле; со дня на день молодые ждут ребенка. В это время Советское
правительство «идет навстречу» обращению Союза Общей Судьбы и начинает
военную операцию по присоединению Крыма к СССР. Гибнут люди, разрушается
налаженная жизнь. Гибнет новая возлюбленная Лучникова Кристина Парслей. До
Андрея доходят слухи, что погиб и его отец. Лучников знает, что стал дедом, но
ему неизвестна судьба Антона и его семьи. Он видит, к чему привела его безумная
идея. Антон Лучников с женой и новорожденным
сыном Арсением спасаются на катере с захваченного острова. Катер ведет
эзотерик Бен-Иван. Советские летчики получают приказ уничтожить катер, но, видя
молодых людей и младенца, «шмаляют» ракету в сторону. Андрей Лучников приезжает во Владимирский
собор в Херсонесе. Хороня Кристину Парслей, он видит на кладбище у собора могилу
Татьяны Луниной. Настоятель собора читает Евангелие, и Лучников спрашивает в
отчаянии: «Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого
пройдет соблазн? Как бежать нам этих тупиков?..» За собором святого Владимира над
захваченным островом Крым взлетает праздничный фейерверк. Владимир Николаевич Войнович р. 1932
Два товарища - Повесть (1966)
Шестидесятые годы. Небольшой
провинциальный городок в России. Девятнадцатилетний Валера Важенин живет с
мамой и бабушкой. Мама Валеры работает старшим нормировщиком на заводе. Отец оставил
семью, когда сыну было шесть или семь лет, и живет со своей новой женой Шурой.
Он писатель, пишет репризы для цирка, говорят, что даже пишет роман. Отец
навещает старую семью, дает матери деньги. Сам Валера работает на заводе, где
делаются очень «серьезные вещи», «не то ракеты, не то скафандры — в общем,
что-то космическое». Валера и его друг Толик Божко делают ящики для этих важных
вещей. Каждый день после работы под надзором мамы
и бабушки Валера готовится к поступлению в педагогический институт. Мама
считает дружбу сына с Толиком «странной». По ее понятиям, людей должны
связывать «общие интересы» или «идейные убеждения». Валера и Толик же дружат
потому, что они всегда вместе, живут в одном доме, работают на одном заводе.
Толик мечтает вставить золотые зубы, купить машину, копит деньги на,
мотороллер. Он очень удивляется, что 758 Валере удается запоминать стихи. Как-то
перед работой Толик просит Валеру что-нибудь почитать, и тот читает «Анчар» Пушкина.
Стихотворение производит на Толика большое впечатление. Однажды вечером Толик заходит за Валерой,
и они отправляются гулять. На спортплощадке возле школы они видят толпу молодых
людей, которые тренируются, чтобы прыгать с парашютом. Толик притворяется
парашютистом, как все, делает упражнения на турнике, инструктор записывает его
фамилию. Валере, который постеснялся поступить так же, Толик говорит, что они
обязательно прыгнут, что инструктору «чем больше народу, тем лучше». Сбор
парашютистов назначен на три часа ночи на бульваре. Валера и Толик приходят в парк. Там они
знакомятся с двумя девушками и приглашают их на танцы. Но денег на билеты у
ребят нет, Толику удается достать два билета — он «толкнул частнику» за рубль
подшипник. Девушки проходят на танцплощадку по билетам, а ребятам ничего не
остается, как попробовать пролезть туда через дырку в заборе. Но как только
Валера пролезает в дырку, его хватают дружинники. Они ведут его в милицию.
Толик же с ним идти отказывается. В милиции Валера знакомится с девушкой
Таней, которая работает парикмахером и, по ее словам, попала в милицию «за
легкое поведение» — «с мальчишечкой одним на лавочке целовалась». В конце
концов Валеру и Таню отпускают. Валера провожает ее домой. До утра в подъезде
она учит Валеру целоваться. На обратном пути Валера встречает Толика.
Они идут на бульвар, где собираются парашютисты, и едут вместе с ними на
аэродром. Но инструктор прыгать им не разрешает, так как их «в списках нет». На
аэродроме Валера встречает своего старого школьного товарища Славку Перкова,
который учится в аэроклубе и собирается поступать в летное училище. Славка
берет Валеру с собой в учебный полет. Толик лететь с ними отказывается. После полета Валера полон впечатлений и
хочет рассказать о них Толику, но тот его не слушает. После полета со Славкой Валера все время
грезит полетами. Он относит документы в летное училище, но его мама забирает их
оттуда, говоря, что «никогда не будет спокойна», если Валера будет летать. Толик советует Валере «завалить» экзамены
в институт, пойти в армию, а оттуда в летное училище. С этой мыслью Валера и
приходит на вступительное сочинение. Вместо того чтобы писать по теме, Вале- 759 ра описывает свой полет со Славкой. Но
преподавательнице, которая проверяет сочинение, оно нравится, и она ставит
Валере «пять». На экзамене по литературе она также ставит Валере «пять»,
сказав, что «верит, что он все знает». Но экзамен по иностранному языку Валере
все же удается «завалить», так как вместо английского, который он учил в школе,
Валера идет сдавать немецкий. Вскоре Валера и Толик получают повестки в
армию. Валера идет навестить отца. Тот, узнав,
что сын уходит в армию, дарит ему свои золотые часы. Шура считает, что этого
делать не надо, устраивает скандал, издевается над писательскими способностями
мужа и собирается уходить из дома. Валера незаметно оставляет часы и прощается
с отцом, идет в парикмахерскую постричься «под ноль». Там он встречается с
Таней, она стрижет его, а после работы они договариваются пойти погулять. По
дороге Таня изрядно надоедает Валере своей болтовней. В парке Валера с Таней
встречают Толика, там же происходит стычка между Валерой и Витькой Козубом,
старым знакомым Валеры и Толика. Ребята всегда недолюбливали Козуба, и теперь,
когда он начинает приставать к Татьяне, Валера встает на ее защиту. Толик и Таня быстро находят общий язык, и
Валера шепотом говорит Толику, что тот может «брать ее себе». Поздно вечером,
проводив Таню домой, ребята возвращаются к себе. По пути им встречается Козуб
с его дружками. Они бьют Валеру и заставляют Толика тоже ударить его
«по-дружески». Поначалу Толик отказывается, но потом, испугавшись за себя, бьет
Валеру с большим усердием. После Толик просит у Валеры прощения, но Валера не
может простить ему предательства. Мама и бабушка провожают Валеру в армию.
Через год Валере удается добиться направления в летное училище. Перед отъездом
туда Валера неожиданно встречает Толика. Тот рассказывает, что служит
ординарцем у генерала и пишет стихи с тех самых пор, как Валера прочел ему
«Анчар». Толик вспоминает случай с избиением Валеры
и говорит, что для него даже лучше, что так получилось, в противном случае его
«били бы сильней». Валера и Толик расстаются, и Толик просит товарища не
забывать его. 760 Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана
Чонкина - Роман (Кн. 1-я - 1963-1970; кн. 2-я - 1979)
Книга первая.
ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ
Книга вторая. ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛПроизошло это перед началом войны, не то в
конце мая, не то в начале июня 1941 г. Почтальонша Нюрка Беляшева из деревни
Красное, окучивая на огороде картошку, глянула на небо — скоро ли обед? — и
увидела огромную черную птицу, падающую прямо на нее. От ужаса Нюрка замертво
свалилась на землю. А когда открыла глаза, то прямо перед ее огородом стоял
аэроплан. Из самолета вылез летчик. Сбежались деревенские. Сам председатель
Голубев, человек, отягощенный ответственностью и постоянно борющийся с этой
отягощенностью домашними средствами, уже вылезал из своей двуколки, старательно
передвигая ноги. Летчик отрапортовал: «Заклинило маслопровод. Произвел
вынужденную посадку». ...А в это время красноармеец последнего
года Иван Чонкин, еще ничего не знающий об аварии и о том, как удивительно
повернет та авария его судьбу, маршировал взад-вперед мимо телеграфного столба,
отдавая ему честь, — проходил строевую подготовку под наблюдением своего
воинского начальства. Иван Васильевич Чонкин, низкорослый и кривоногий, был
человеком сугубо деревенским, и с лошадьми, при которых состоял в армии,
отношения у него складывались не в пример лучше, чем с людьми. Воинская наука
— строевая и политзанятия — давалась ему с большим трудом. И так сложились
обстоятельства, что именно ему, Чонкину, начальство было вынуждено поручить
ответственнейшее задание — отправиться в деревню Красное для охраны
неисправного самолета, вплоть до прибытия туда авиаремонтников. Поначалу Иван немного соскучился стоять
возле неподвижной железяки на окраине пустой, будто вымершей деревни. Но,
заметив неподалеку в огороде Нюрку и по достоинству оценив ее крупные формы,
Чонкин повеселел. Разговор он начал с выяснения семейного положения. Узнав, что
Нюрка одинокая, для начала Чонкин предложил помощь на огороде. Нюрке он тоже
глянулся — пусть не красавец и ростом не вышел, но парень сноровистый и для
хозяйства 761 полезный. Пекле работы она пригласила
Чонкина в дом поужинать. И уже на следующее утро бабы, выгонявшие скотину в
поле, видели, как из дома Нюрки босой и без гимнастерки вышел Чонкин, разобрал
часть забора, вкатил самолет в огород, а забор снова заложил жердями. Началась у Чонкина размеренная деревенская
жизнь. Нюрка уходила на работу, он хлопотал по хозяйству, готовил еду и ждал
Нюрку. А дождавшись, без устали радовался с нею жизни. От недосыпу Нюрка даже с
лица спала. В деревне Иван стал своим человеком. Председатель Голубев,
постоянно ожидающий тайной инспекции из города, заподозрил, что Чонкин и есть
замаскированный инспектор, и потому немного даже заискивал перед ним. Армейское
командование забыло про Ивана напрочь. А письмо Чонкина в часть с напоминанием
о себе Нюрка, пользуясь служебным положением, потихоньку уничтожила. Но покойная жизнь Чонкина продлилась
недолго. Началась война. И именно в тот момент, когда по радио транслировалась
речь товарища Сталина, Нюркина корова забралась в огород к соседу Гладышеву,
мичуринцу-селекционеру, годы положившему на выведение гибрида картофеля и
помидора — пукса (Пути к Социализму). Потрясенный мичуринец пытался оттащить
животное за рога от последнего кустика пукса, но силы оказались неравными.
Плоды подвижнического труда сгинули в ненасытной утробе невежественной скотины.
Ярость селекционера обратилась против хозяев коровы. Он даже сделал попытку
(безуспешную) застрелить Чонкина из охотничьего ружья. А затем Гладышев
обратился Куда Надо и к Кому Надо с анонимным донесением о скрывающемся в
деревне дезертире, развратнике и хулигане Чонкине. С заявлением ознакомился
капитан НКВД Миляга и, не медля, направил в деревню всех своих семерых
сотрудников районного отдела для ареста дезертира. На подъезде к деревне
Красное машина чекистов застряла на раскисшей от дождей дороге, и чекисты
разговорились с проходившей мимо Нюркой о своих заботах. Нюрка успела к Чонкину
раньше. «Ну что ж, — сказал Чонкин, — буду выполнять свой долг. А ежели
понадобится, и бой приму». К моменту появления чекистов, идущих развернутым
строем, Чонкин уже занимал стратегически выгодную позицию у самолета. «Стой,
кто идет?» — встретил он гостей по уставу. Но чекисты не остановились. Повторив
дважды положенную фразу, Чонкин выстрелил. От неожиданности нападающие
попадали на землю. Бой оказался неожиданно коротким. Чонкин прострелил ягодицу
одному из нападавших, и де- 762 морализованные криками несчастного чекисты
сдались. Капитан Миляга, не дождавшийся своей команды, для выяснения ситуации
отправился в деревню лично. Уже в темноте найдя дом Нюрки, он вошел внутрь и
обнаружил штык, приставленный к его животу. Капитану Миляге пришлось
присоединиться к арестованным. В райцентре же Долгово исчезновение
ведомства капитана Миляги заметили не сразу; первым забеспокоился секретарь
райкома Ревкин. Услышанные на базаре слухи о пленении Чонкиным всего ведомства
капитана Миляги Ревкин решил проверить по телефону, позвонив в Красное
председателю Голубеву. Председатель подтвердил, что всех арестовал Чонкин со
своей бабой. Ревкину послышалось вместо слова «бабой» слово «бандой». На
нейтрализацию действующей в тылу советских войск могучей банды Чонкина был
направлен полк под командованием генерала Дрынова. Темной ночью полк взял в
кольцо деревню, и солдаты приблизились к самому забору Нюркиного огорода.
Первым в их руки попал капитан Миляга, как раз в эту ночь совершивший побег из
плена. Оглушенного Милягу притащили в штаб и стали допрашивать. Допрос шел с
помощью тех немногих немецких слов, которые знал штабной офицер. Потрясенный
случившимся, Миляга уверился, что захвачен немцами, и начал рассказывать о
своем опыте борьбы с коммунистами, накопленном в работе советского гестапо —
НКВД. Он даже выкрикнул: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Генерал приказал
расстрелять диверсанта. Полк приступил к штурму бандитского
логова. Чонкин, устроившись в кабинке стрелка самолета, отстреливался из
пулемета. Нападавшие применили артиллерию. Один из снарядов накрыл самолет, и
пулемет Чонкина замолчал. Ворвавшиеся в огород передовые части наступающих
обнаружили лежащего на земле маленького красноармейца, над которым выла
женщина. «Где же банда? — спросил генерал, увидев вместо диверсантов связанных
чекистов. — Это же наши товарищи». Председатель Голубев объяснил, что речь шла
не о банде, а о бабе. «Это что же, вот этот один солдат с бабой вели бой с
целым полком?» — «Так точно», — подтвердил очнувшийся Иван. «Ты, Чонкин, прямо
скажу, — герой, хоть на вид и обыкновенный лопух. От имени командования
награждаю тебя орденом». Затем вперед выступил лейтенант НКВД Филиппов: «У
меня приказ арестовать изменника Родины Чонкина». — «Ну что ж, — потупился
генерал, — выполняйте свой приказ». И Чонкина арестовали. Большая часть последующих событий, в центре
которых по-прежнему был Чонкин, развивалась уже без его прямого участия,
посколь- 763 ку сам он безотлучно находился в тюрьме.
Следствие установило, что на родине в деревне Чонкино Иван имел кличку Князь, —
слухи приписывали отцовство Ивана прапорщику Голицыну, в гражданскую войну
стоявшему на постое в доме Чонкиных. Так у следствия появился
«белоэмигрантский след». Районный НКВД получил тайное сообщение о наличии в
районе немецкого шпиона Курта, и вот уже арестованный по подозрению в шпионаже
лейтенант Филиппов признался в том, что он и есть агент Курт и что работал он
в контакте со ставленником белой эмиграции Чонкиным-Голицыным. Сменивший
попеременно занимавших место начальника районного отдела НКВД капитана Милягу и
лейтенанта Филиппова, капитан Фигурнов развернул пропагандистскую кампанию по
возвеличиванию подвига героя-чекиста капитана Миляги, павшего от рук банды
Чонкина. В город были доставлены останки капитана, в качестве которых чекисты,
не имевшие достаточно времени, привезли останки лошадиного скелета. Однако в
момент выноса гроба один из участников церемонии споткнулся, гроб сорвался на
землю, и выкатившийся из него лошадиный череп вызвал в городе панику. И наконец, еще один стремительно
развивавшийся сюжет: тайное соперничество второго секретаря райкома Борисова с
Ревкиным вошло в завершающую фазу — с помощью капитана Фигурнова секретарь
Ревкин был изобличен как враг и начал давать показания о своей вражеской
деятельности. Деятельность эта также была поставлена органами в прямую связь с
Чонкиным. И к моменту начала процесса у прокурора Евлампиева были все
основания заявить, что на скамье подсудимых сидит князь Голицын, ярый враг
советской власти, намеревавшийся сесть на российский престол. Суд приговорил
Чонкина к высшей мере пролетарского гуманизма — расстрелу. Тем временем слухи о
деле Чонкина ширились и проникали в самые высшие сферы. Адольф Гитлер, услыхав
о геройском сопротивлении большевикам организации Голицына-Чонкина,
распорядился повернуть наступающие на Москву войска и идти на выручку героя.
Этот приказ войска получили как раз в тот момент, когда немецкие танки шли на
малочисленных и почти безоружных защитников столицы под командованием генерала
Дрынова. В отчаянии генерал поднял солдат в атаку, и немецкие танки вдруг разом
повернули и начали отходить. О невероятной победе генерала Дрынова сообщили
газеты. Генерала-героя принял сам Сталин. В состоявшейся у них беседе Дрынов
рассказал о доблести простого солдата Чонкина. Растроганный Сталин произнес
тост за русского солдата, проявившего пример беззаветного служения Родине. Тем временем немецкие танки подходили к
райцентру Долгово, и 764 капитан Фигурнов получил от руководства
приказ срочно расстрелять осужденного Голицына ввиду осложнения обстановки, а
также откомандировать в Москву по приказу главнокомандующего солдата Ивана
Чонкина для получения правительственной награды. Обоим распоряжениям —
расстрелять и наградить — не было суждено быть исполненными. Немцы входили в
город, и Фигурнов передал Чонкина сержанту Свинцову с официальным приказом —
доставить в Москву и неофициальным — застрелить при попытке к бегству. Но в
блужданиях по территории, занятой немцами, Чонкин не выказывал желания
бежать, а сержант Свинцов, в свою очередь, не проявлял признаков излишнего
служебного рвения. Напротив, поразмыслив, он принял для себя решение «убечь от
всех» и вести естественную жизнь «хичника». «А ты, Чонкин, иди в свою деревню,
— сказал он Ивану. — Может, Нюрку найдешь». Пробравшись в деревню, Чонкин
увидел скопление народа возле правления и немца, стоящего на крыльце и
зачитывающего приказы новой немецкой администрации о сдаче излишков
продовольствия. Рядом с немцем стоял новый уполномоченный от немецких властей,
мичуринец Гладышев. Чонкин попятился и, никем не замеченный, покинул деревню. Москва 2042 - Сатирическая повесть (1987)
Живущий в Мюнхене русский
писатель-эмигрант Виталий Карцев в июне 1982 г. получил возможность оказаться в
Москве 2042 г. Готовясь к поездке, Карцев встретил своего
однокашника Лешку Букашева. Букашев сделал в СССР карьеру по линии КГБ. Было
похоже на то, что встреча их не случайна и что Букашев знает о необычной
поездке Карцева. В разгар сборов Карцеву позвонил еще один
старый московский приятель Леопольд (или Лео) Зильберович и велел немедленно
ехать в Канаду. Звонил Зильберович по поручению Сим Симыча
Карнавалова. В свое время именно Лео открыл Карнавалова как писателя. Сим
Симыч, в прошлом зек, работал тогда истопником в детсаду, вел аскетический
образ жизни и писал с утра до ночи. Им было задумано фундаментальное сочинение
«Большая зона» в шестьдесят томов, которые сам автор называл «глыбами». 765 Вскоре после того как Карнавалова
«открыли» в Москве, он стал печататься за границей и мгновенно приобрел известность.
Вся советская власть — милиция, КГБ, Союз писателей — вступила с ним в борьбу.
Но арестовать его не могли, не могли и выслать: помня историю с Солженицыным,
Карнавалов обратился ко всему миру с просьбой не принимать его, если
«заглотчики» (так он называл коммунистов) выпихнут его насильно. Тогда власти
не оставалось ничего иного, как просто вытолкнуть его из самолета, который
пролетал над Голландией. В конце концов Сим Симыч поселился в Канаде в собственном
имении, названном Отрадное, где все было заведено на русский лад: ели щи,
кашу, женщины носили сарафаны и платки. Сам хозяин на ночь заучивал словарь
Даля, а с утра репетировал торжественный въезд в Москву на белом коне. Карцеву Карнавалов поручил взять в Москву
тридцать шесть уже готовых «глыб» «Большой зоны» и письмо «Будущим правителям
России». И Карцев отправился в Москву будущего. На
фронтоне аэровокзала он первым делом увидел пять портретов: Христа, Маркса,
Энгельса, Ленина... Пятый был почему-то похож на Лешку Букашева. Пассажиров, прилетевших вместе с Карцевым,
быстро загрузили в бронетранспортер люди с автоматами. Карцева вояки не
тронули. Его встречала другая группа военных: трое мужчин и две женщины, которые
представились как члены юбилейного Пятиугольника. Выяснилось, что Пятиугольнику
поручено подготовить и провести столетний юбилей писателя Карцева, поскольку он
является классиком предварительной литературы, произведения которого изучают в
предкомобах (предприятиях коммунистического обучения). Карцев абсолютно ничего
не понимал. Тогда встречавшие дамы дали Карцеву кое-какие дальнейшие пояснения.
Оказалось, что у них в результате Великой Августовской коммунистической
революции, осуществленной под руководством Гениалиссимуса (сокращенное звание,
так как их Генеральный секретарь имеет воинское звание Генералиссимуса и отличается
от других людей всесторонней гениальностью), стало возможным построение
коммунизма в одном отдельно взятом городе. Им стал МОСКОРЕП (бывшая Москва). И
теперь Советский Союз, являясь в целом социалистическим, имеет
коммунистическую сердцевину. Для выполнения программы построения
коммунизма Москва была обнесена шестиметровой оградой с колючей проволокой
сверху и охранялась автоматическими стреляющими установками. Зайдя в кабесот (кабинет естественных отправлений,
где пришлось заполнить бланк о «сдаче продукта вторичного»), Карцев ознакомился
там с газетой, напечатанной в виде рулона. Прочитал, в 766 частности, указ Гениалиссимуса о переименовании
реки Клязьмы в реку имени Карла Маркса, статью о пользе бережливости и многое
другое в том же роде. Наутро сочинитель проснулся в гостинице
«Коммунистическая» (бывшая «Метрополь») и по лестнице (на лифте висела табличка
«Спускоподъемные потребности временно не удовлетворяются») спустился во двор.
Там пахло, как в нужнике. Во дворе вилась очередь к киоску, и стоявшие в ней
люди держали в руках бидончики, кастрюли и ночные горшки. «Что дают?» —
поинтересовался Карцев, «Не дают, а сдают, — ответила коротконогая тетенька. —
Как это чего? Говно сдают, что же еще?» На киоске висел плакат: «Кто сдает
продукт вторичный, тот снабжается отлично». Писатель гулял по Москве и беспрерывно
удивлялся. На Красной площади отсутствовали собор Василия Блаженного, памятник
Минину с Пожарским и Мавзолей. Звезда на Спасской башне была не рубиновая, а
жестяная, а Мавзолей, как выяснилось, вместе с тем, кто в нем лежал, продали
какому-то нефтяному магнату. По тротуарам шли люди в военных одеждах.
Автомобили были в основном паровые и газогенераторные, а больше —
бронетранспортеры. Словом, картина нищеты и упадка. Перекусить пришлось в
прекомбинате (предприятие коммунистического питания), на фасаде которого висел
плакат:. «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично». В меню значились
щи «Лебедушка» (из лебеды), свинина вегетарианская, кисель и вода натуральная.
Свинину Карцев есть не смог: будучи первичным продуктом, пахла она, примерно
как вторичный. На месте ресторана «Арагви» помещался
государственный экспериментальный публичный дом. Но там писателя ждало
разочарование. Выяснилось, что для клиентов с общими потребностями предусмотрено
самообслуживание. Постепенно выяснилось, что верховный
Пятиугольник установил для Карцева повышенные потребности, а места, куда он
случайно попадал, предназначались для коммунян потребностей общих. Режим
отчасти благоволил к нему потому, что Гениалиссимус действительно оказался
Лешкой Букашевым. Везде, где бывал Карцев, ему встречалось
написанное на стенах слово «СИМ». Делали эти надписи так называемые симиты, то
есть противники режима, ждущие возвращения Карнавалова в качестве царя. Карнавалов не умер (хотя машина времени и
забросила Карцева на шестьдесят лет вперед), он был заморожен и хранился в
Швейцарии. Коммунистические правители стали втолковывать Карцеву, что 767 искусство не отражает жизнь, а преображает
ее, точнее, жизнь отражает искусство, и поэтому он, Карцев, должен вычеркнуть
Карнавалова из своей книги. Заодно дали почитать автору саму эту его книгу,
написанную им в будущем и потому им еще не читанную (и даже неписаную). Но сочинитель был стоек — он не согласился
вычеркнуть своего героя. Тем временем ученые разморозили Карнавалова, он
торжественно въехал в Москву на белом коне (население и войска, озверевшие от
нищеты, беспрепятственно переходили на его сторону, попутно самосудом казня
заглотчиков) и установил монархию на территории бывшего Советского Союза,
включая Польшу, Болгарию и Румынию в качестве губерний. Вместо механических
средств передвижения новый монарх ввел живую тягловую силу, науки заменил изучением
Закона Божьего, словаря Даля и «Большой зоны». Ввел телесные наказания,
предписал мужчинам ношение бород, а женщинам — богобоязненность и скромность. Сочинитель же Карцев улетел в Мюнхен 1982
года и уселся там сочинять эту самую книгу. Василий Иванович Белов р. 1932
Такая война - Рассказ (1960)
Ваню — сына Дарьи Румянцевой — убило на
фронте в 42-м г., а бумага с печатью и непонятной, но уж больно подозрительной
подписью (один крючок с петелькой) приходит больше чем через год. И решает
Дарья, что бумага фальшивая, подделанная каким-то недобрым человеком. Когда через деревню проезжают цыгане,
Дарья каждый раз ходит гадать на Ваню. И каждый раз карты раскидываются как
нельзя лучше. Получается — жив он. И Дарья терпеливо ждет конца войны. К ночи, зимой и осенью, она уходит на
конюшню стеречь лошадей и там все думает про сына Ивана С рассветом
возвращается, волоча по пути какую-нибудь ломину, брошенный колышек либо
гнилую тесину — без дров зимой не проживешь. Избу она топит через день, а
картошку выдумывает варить в самоваре: и проще и выгоднее, да и кипяток для
питья выходит вроде бы чем-то позанятнее. Дарья еще не вышла из возраста, и с нее
берут полный налог: яйца, мясо, шерсть, картошку. И все она уже сдала, кое-что
прикупив, иногда заменив одно другим, и только по мясу числится за ней
недоимка да денежный налог весь целехонький, не говоря уж о страховке, займе и
самообложении. По этим статьям у нее и за прошлый сорок второй год не
выплачено. А тут Пашка Неуступов, по прозви- 769 щу Куверик, по здоровью не взятый в армию
Ванин одногодок, приносит Дарье новые обязательства. И требует «с государством
рассчитываться». Голод в народе начинается как-то
незаметно, понемногу, и никто не всплескивает руками, когда в колхозе от
истощения умирает первая старуха. А двери теперь почти не закрываются от
великого изобилия нищих. Вскоре становится совсем нечего есть. Бабы ходят в
дальний, еще хлебный колхоз — менять одежду на зерно и картошку. У Дарьи есть
хороший полушерстяной Иванов костюм. Иван купил его за три недели до войны, не
успел и поносить вдоволь. Когда Дарье становится невмоготу и начинает больно
болеть сердце, она выносит костюм из сенника и ловит далекий, уже забиваемый
затхлостью сундука Ванюшин запах. Раз, вывернув карманы, видит копеечку и
махорочную пыльцу и потом долго сидит, разволнованная, с облегчающими слезами.
А копеечку прячет в сахарницу. На Первое мая сельский дедко, сивый
бухтинник Миша, покупает ее единственную оставшуюся живность — козу. Половину
цены Дарья берет деньгами (и тут же отдает их финагенту), половину — картошкой.
И делит картошку тоже пополам: корзину на питание, корзину на семена. Но чтобы
не умереть, приходится варить в самоваре и эту семенную картошку. Наконец
Дарья решается: идет с бабами, выменивает Иванов костюм на полмешка картошки и
обрезками сажает полторы гряды. А корзиной оставшихся обрезанных картофелин
питается до самой Казанской. Наступает лето. Дарья каждый день ходит с
бабами косить, а на привалах греет на солнышке опухшие ноги. Ее все время тянет
в сон, кружится голова и тонко, по-угарному звенит в ушах. Дома Дарья
разговаривает с самоваром, как раньше разговаривала с козой или с подпольной
мышкой (мышка в ее избе теперь не живет). И вдруг к Дарье снова приходит Пашка
Куверик и требует заплатить деньги. Одна ты, говорит, во всей деревне
злоупорничаешь. Больше Пашка ждать не намерен: придется, видно, принимать
меры. Деловито оглядев избу, он начинает описывать имущество, потом уносит то,
что находит ценным, — два фунта шерсти и самовар. Дарья, плача, умоляет
оставить ей самовар: «Век буду Бога за тебя молить, Пашенька», но Кувери и
слушать не хочет. Без самовара в избе становится совсем
неприютно и пусто. Дарья плачет, но и слезы в глазах кончаются. Она грызет
мягкую, изросшую в земле картофелину, еще одну. Лежа на печи, Дарья пытается
отделить явь от сна и никак не может. Далекие громы кажутся ей шумом широкой,
идущей двумя полосами войны. Война представляется 770 Дарье в виде двух бесконечных рядов солдат
с ружьями, и эти солдаты поочередно стреляют друг в друга. А Иван — на
горушке, и у него почему-то нет ружья. Дарья мучительно хочет окрикнуть его,
чтобы он поскорее взял ружье, но крика не получается. Она бежит к сыну, да ноги
не слушаются и что-то тяжелое, всесильное мешает ей. А ряды солдат все дальше и
дальше... На третий или четвертый день Сурганиха
видит в магазине выставленный на прилавке Дарьин самовар. «Бес этот Куверик, —
думает Сурганиха, — самовар отнял у старухи». На покосе она рассказывает о
самоваре бабам, выясняется, что Дарья уже третий день не выходит в поле. Бабы
со всей деревни собирают кто сколько может и, выкупив самовар, довольные, идут
к Дарьиной избе, да только хозяйки в ней нет. «Видно, сердешная, по миру ушла»,
— говорит Сурганиха. За лето через деревню идут сотни нищих:
стариков, детей, старушек. Но Дарью никто не видел, и домой она не
возвращается. И только зимой до деревни доходит слух, что километрах в десяти
отсюда, в сеновале на лесной пустоши, нашли какую-то мертвую старуху. Кусочки
в ее корзине уже высохли, и одежда на ней была летняя. Бабы единогласно решают,
что это обязательно и есть ихняя Дарья. Но старик Миша только подсмеивается над
бабами: «Да разве мало таких старух по матушке-Расее? Ежели считать этих
старух, дак, поди, и цифров не хватит». А может, и правы они, эти бабы, кто знает?
Они, бабы, почти всегда бывают правы, особенно когда на земле такая война... Привычное дело - Повесть (1966)
Едет на дровнях мужик Иван Африканович
Дрынов. Напился с трактористом Мишкой Петровым и теперь с мерином Пармёном
беседует. Везет из сельпо товар для магазина, а заехал спьяну не в ту деревню,
значит, домой только — к утру... Дело привычное. А ночью по дороге нагоняет
Ивана Африкановича все тот же Мишка. Еще выпили. И тут решает Иван Африканович
сосватать Мишке свою троюродную сестру, сорокалетнюю Нюшку-зоотехницу. Она,
правда, с бельмом, зато если с левого боку глядеть, так и не видно... Нюшка
прогоняет друзей ухватом, и ночевать им приходится в бане. 771 И как раз в это время у жены Ивана
Африкановича Катерины родится девятый, Иван. А Катерина, хоть и запретила ей
фельдшерица строго-настрого, после родов — сразу на работу, тяжело больная. И
вспоминает Катерина, как в Петров день наблудил Иван с бойкой бабенкой из их
села Дашкой Путанкой и потом, когда Катерина простила его, на радостях обменял
доставшуюся от деда Библию на «гармонью» — жену веселить. А сейчас Дашка не
хочет ухаживать за телятами, так Катерине приходится работать и за нее (а иначе
семью и не прокормишь). Измученная работой и болезнью, Катерина внезапно
падает в обморок. Ее увозят в больницу. Гипертония, удар. И только больше чем
через две недели она возвращается домой. А Иван Африканович тоже вспоминает про
гармонь: не успел он научиться даже и на басах играть, как ее отобрали за
недоимки. Приходит время сенокоса. Иван Африканович
в лесу, тайком, за семь верст от деревни косит по ночам. Если трех стогов не
накосишь, корову кормить нечем: десяти процентов накошенного в колхозе сена
хватает самое большее на месяц. В одну из ночей Иван Африканович берет с собой
малолетнего сына Гришку, а тот потом по глупости рассказывает районному
уполномоченному, что ходил с отцом ночью в лес косить. Ивану Африкановичу
грозят судом: ведь он депутат сельсовета, а потом тот же уполномоченный
требует «подсказать», кто еще в лесу по ночам косит, написать список... За это
он обещает «не обобществлять» личные стога Дрынова. Иван Африканович договаривается
с соседским председателем и вместе с Катериной ходит в лес на чужую территорию
косить по ночам. В это время в их деревню приезжает из
Мурманска без копейки денег Митька Поляков, брат Катерины. Недели не прошло,
как он напоил всю деревню, начальство облаял, Мишке сосватал Дашку Путанку, да
и корову сеном обеспечил. И все будто походя. Дашка Путанка поит Мишку
приворотным зельем, и его потом долго рвет, а через день по Митькиному наущению
они едут в сельсовет и расписываются. Вскоре Дашка срывает с Мишкиного трактора
репродукцию картины Рубенса «Союз земли и воды» (там изображена голая баба, по
общему мнению, вылитая Нюшка) и сжигает «картинку» в печи из ревности. Мишка в
ответ чуть не сбрасывает трактором Дашку, моющуюся в бане, вместе с баней прямо
в речку. В результате — трактор поврежден, а на чердаке бани обнаружено
незаконно скошенное сено. Сено заодно начинают искать у всех в деревне, доходит
очередь и до Ивана Африкановича. Дело привычное. Митьку вызывают в милицию, в район (за
соучастие в порче трактора и за сено), но по ошибке пятнадцать суток дают не
ему, а дру- 772 гому Полякову, тоже из Сосновки (там
полдеревни Поляковы). Мишка же свои пятнадцать суток отбывает прямо в своей
деревне, без отрыва от производства, по вечерам напиваясь с приставленным к
нему сержантом. После того как у Ивана Африкановича
отбирают все накошенное тайком сено, Митька убеждает его бросить деревню и
уехать в Заполярье на заработки. Не хочет Дрынов покидать родные места, да
ведь если Митьку послушать, то другого выхода-то и нет... И Иван Африканович
решается. Председатель не хочет давать ему справку, по которой можно получить
паспорт, но Дрынов в отчаянии угрожает ему кочергой, и председатель вдруг
сникает: «Хоть все разбегитесь...» Теперь Иван Африканович — вольный казак. Он
прощается с Катериной и вдруг весь сжимается от боли, жалости и любви к ней.
И, ничего не говоря, отталкивает ее, словно с берега в омут. А Катерине после его отъезда приходится
косить одной. Там-то, во время косьбы, и настигает ее второй удар. Еле живую,
ее привозят домой. И в больницу в таком состоянии нельзя — умрет, не довезут. А Иван Африканович возвращается в родную
деревню. Наездился. И рассказывает он чуть знакомому парню из дальней заозерной
деревни, как поехали было с Митькой, да он лук продавал и вовремя в поезд
вскочить не успел, а билеты-то все у него и остались. Высадили Ивана
Африкановича и потребовали, чтобы он в течение трех часов уехал назад, в
деревню, а штраф, мол, в колхоз пришлют, да только как ехать, если не на что, —
не сказали. И вдруг — поезд подошел и с него слез Митька. Так тут Иван
Африканович и взмолился: «Не надо мне ничего, отпусти ты меня только домой».
Продали они лук, купили обратный билет, и поехал, наконец, Дрынов домой. А парень в ответ на рассказ сообщает
новость: в деревне Ивана Африкановича баба померла, ребятишек много осталось.
Парень уходит, а Дрынов вдруг падает на дорогу, зажимает руками голову и
перекатывается в придорожную канаву. Бухает кулаком в луговину, грызет землю... Рогуля, корова Ивана Африкановича,
вспоминает свою жизнь, будто удивляясь ей, косматому солнцу, теплу. Она всегда
была равнодушна к себе, и очень редко нарушалась ее вневременная необъятная
созерцательность. Приходит мать Катерины Евстолья, плачет над своей ведерницей
и велит всем детям обнять Рогулю, проститься. Дрынов просит Мишку зарезать
корову, сам не может. Мясо обещают принять в столовую. Иван Африканович
перебирает Рогулины потроха, и на его окровавленные пальцы капают слезы. Детей Ивана Африкановича, Митьку и Ваську,
отдают в приют, 773 Антошку — в училище. Митька пишет, чтобы
посылали Катюшку нему в Мурманск, только больно мала-то. Остаются Гришка с
Марусей да два младенца. И то трудно: Евстолья стара, руки стали худые. Она
вспоминает, как Катерина перед смертью, уже без памяти, звала мужа: «Иван,
ветрено, ой, Иван, ветрено как!» После смерти жены Иван Африканович не
хочет жить. Ходит обросший, страшный да курит горький сельповский табак. А
Нюшка берет на себя заботу о его детях. Иван Африканович идет в лес (ищет осину
для новой лодки) и вдруг видит на ветке платок Катерины. Глотая слезы, вдыхает
горький, родимый запах ее волос... Надо идти. Идти. Постепенно он понимает,
что заблудился. А без хлеба в лесу каюк. Он много думает о смерти, все больше
слабеет и лишь на третий день, когда уже на карачках ползет, вдруг слышит
тракторный гул. А спасший своего друга Мишка поначалу думает, что Иван
Африканович пьян, да так ничего и не понимает. Дело привычное. ...Через два дня, на сороковой день после
Катерининой смерти, Иван Африканович, сидя на могиле жены, рассказывает ей о
детях, говорит, что худо ему без нее, что будет ходить к ней. И просит ждать...
«Милая, светлая моя... вон рябины тебе принес...» Он весь дрожит. Горе пластает его на
похолодевшей, не обросшей травой земле. И никто этого не видит. Плотницкие рассказы - Повесть (1968)
Март 1966 г; Тридцатичетырехлетний инженер
Константин Платонович Зорин вспоминает, как его, выходца из деревни, унижали
городские бюрократы и как когда-то возненавидел он все деревенское. А теперь
тянет назад, в родную деревню, вот и приехал он сюда в отпуск, на двадцать
четыре дня, и хочется баню топить каждый день, но его баня слишком стара, а
восстановить ее в одиночку, несмотря на плотницкую закваску, приобретенную в
школе ФЗО, Зорин не может и поэтому обращается за помощью к соседу-старику
Олеше Смолину, да только тот не спешит приниматься за дело, а вместо этого
рассказывает Зорину о своем детстве. Родился Олеша, как Христос, в телячьем
хлеву и как раз на самое 774 Рождество. А грешить его заставил поп: не
верил, что у Олеши нет грехов, и больно драл за уши, вот и решил тот согрешить
— украл отцовский табак и стал курить. И тут же покаялся. А как начал Олеша
грешить, жить стало легче, стегать враз перестали, но только пошла в его жизни
с тех пор всякая путанка... На следующий день Зорин и Смолин, взяв
инструменты, идут ремонтировать баню. Мимо них проходит сосед, Авинер Павлович
Козонков, сухожильный старик с бойкими глазами. Олеша разыгрывает Авинера,
говоря, что у того корова якобы нестельная и что он останется без молока.
Козонков, не понимая юмора, злится и угрожает Олеше, что напишет куда следует
про сено, накошенное Смолиным без разрешения, и что сено у него отберут. В
ответ Олеша говорит, что Авинер с разрешения сельсовета косит на кладбище —
покойников грабит. Смолин и Козонков окончательно ссорятся, но когда Авинер
уходит, Олеша замечает: всю жизнь у них с Авинером споры. С малолетства так. А
жить друг без дружки не могут. И начинает Смолин рассказывать. Олеша и
Авинер — одногодки. Как-то ребята делали птичек из глины и фуркали — кто
дальше. А Авинер (тогда еще Виня) набрал глины больше всех, насадил на ивовый
прут да прямехонько в Федуленково окно, стекло так и брызнуло. Все, конечно,
бежать. Федуленок — из избы, а Виня один на месте остался и только
приговаривал: «Вон оне в поле побежали!» Ну, Федуленок и ринулся за ними, и
Олешу настиг. Да и прикончил бы, если б не Олешин отец. В двенадцать лет Винька и Олеша приходскую
школу кончили, так Винька на своем гумне все ворота матюгами исписал — почерк у
него был, как у земского начальника, а от работы Винька старался увильнуть,
даже плуг отцовский портил, лишь бы навоз в борозду не кидать. И когда его отца
пороли за неуплату податей, Виня бегал глядеть, да еще и хвастался: видел,
дескать, как тятьку пороли и он на бревнах привязанный дергался... А потом
отправился Олеша в Питер. Там мастера-плотники били его сильно, но работать
научили. После стычки с Олешей Авинер в бане не показывается.
Зорин, услышав, что к Козонкову приехала дочь Анфея, отправляется в гости.
Авинер поит своего шести- или семилетнего внука водкой, а сам, пьяный,
рассказывает Зорину о том, как ловок он был в молодости — обманывал всех вокруг
и даже из-под углов только что заложенной церкви деньги вытащил. На следующее утро Олеша на баню не
является. Зорин идет к нему сам и узнает, что от Олеши требуют идти в лес —
рубить ветошный корм (это результат козней Козонкова: он ведь и про работу 775 магазина каждую неделю жалобу строчит).
Только после обеда Зорин приходит ремонтировать баню и снова начинает
рассказывать. На этот раз про то, как Козонков захотел жениться, да невестин
отец отказал ему: на Авинеровых розвальнях завертки веревочные, так на первой
же горушке, глядишь, завертка-то и лопнет... Потом Олеша рассказывает про свою любовь.
У Таньки, Федуленковой дочки, коса густая была, ниже пояса. уши белые. А глаза — даже и не глаза, а
два омутка, то синие, то черные. Ну, а Олеша робок был. И как-то в Успеньев
день после праздника мужики напились, а парни спали на повети неподалеку от
девок. Винька тогда пьяным прикинулся, а Олеша стал проситься под полог, где
собирались спать Олешина двоюродная да Танька. Тут двоюродная-то и шмыгнула в
избу: самовар, дескать, забыла закрыть. И назад не вышла — догадливая она
была. А Олеша, весь от страха дрожа, — к Таньке, да та стала уговаривать его
уйти... Олеша сдуру и пошел на улицу. Проплясался, а когда уже под утро зашел
на поветь, услышал, как Винька под пологом его Таньку жамкает. И как целуются.
А двоюродная, обсмеяв Олешу, сказала, что Танька велела его найти, да только
где сыскать-то? Будто век не плясывал. Олеша заканчивает свой рассказ. Мимо
проезжает грузовик, водитель оскорбляет Смолина, однако Олеша лишь восхищается
им: молодец, сразу видно — нездешний. Зорин, злясь и на водителя и на
беззлобие Смолина, уходит не попрощавшись. Козонков, придя к Смолину, рассказывает,
как с восемнадцатого года стал он правой рукой Табакова, уполномоченного финотдела
РИКа. И сам с колокольни колокол спехивал, да еще и маленькую нужду оттуда
справил, с колокольни-то. И в группке бедноты, созданной, чтоб вывести кулаков
на чистую воду и открыть в деревне классовую войну, Авинер тоже участвовал.
Так теперь товарищ Табаков, говорят, на персональной живет, и Козонков
интересуется, нельзя ли и ему тоже персональную? Вот и документы все собраны...
Зорин смотрит документы, но их явно недостаточно. Авинер жалуется, что посылал,
дескать, заявление на персональную в район, да затеряли там: кругом одна плутня
да бюрократство. А ведь Козонков, считай, с восемнадцатого года на руководящих
работах — и секретарем в сельсовете, и бригадиром, два года «зав. мэтээф
работал, а потом в сельпе» всю войну займы распространял. И наган у него был.
Как-то повздорил Козонков с Федуленком — наганом грозил, а потом добился, чтоб
того в колхоз не приняли: две коровы, два самовара, дом двоежилой. И тут
Федуленка, как единоличника, таким налогом обложили... Авинер уходит. Дом
Федуленка, где была контора колхоза, 776 глядит пустыми, без рам, окошками. А на
князьке сидит и мерзнет нахохленная ворона. Ей ничего не хочется делать. Отпуск Зорина подходит к концу. Олеша
работает на совесть и потому медленно. И рассказывает он Зорину, как направляли
их, бывало, на трудгужповинность — дороги строить, как гнали то на лесозаготовку,
то на сплав, а потом еще надо было в колхозе хлеб посеять, да только получалось
на четыре недели позже нужного. Вспоминает Олеша, как пришли описывать
имущество Федуленка. Дом — с молотка. Всю семью — в ссылку. Когда прощались,
Танька к Олеше при всем народе подошла. Да как заплачет... Увезли их в Печору,
было от них в первое время два или три письма, а потом — ни слуху ни духу.
Олеше тогда Винька Козонков кулацкую агитацию приписал, и мучили Смолина
сильно. Да и теперь Олеша не решается рассказать Зорину все до конца — тот
ведь «партейный». Баня оказывается готовой. Зорин хочет
рассчитаться с Олешей, но тот будто не слышит. Потом они вместе парятся. Зорин
специально для Олеши включает транзистор, оба слушают «Прекрасную мельничиху»
Шуберта, а затем Зорин дарит транзистор Олеше. Перед отъездом к Зорину приходят Олеша и
Авинер. Выпив, они начинают спорить о коллективизации. Олеша говорит, что в
деревне было не три слоя — кулак, бедняк и середняк, — а тридцать три,
вспоминает, как в кулаки записали Кузю Перьева (у него и коровы-то не было, да
только Табакова обматерил в праздник). А по словам Авинера, Смолина самого
следовало бы вместе с Федуленком — под корень: «Ты контра была, контра и есть».
Доходит до драки. Авинер стучит о стену Олешиной головой. Появляется Настасья,
жена Олеши, и уводит его домой. уходит и
Авинер, приговаривая: «Я за дисциплинку родному брату... головы не пожалею...
Отлетит в сторону!» У Зорина начинается грипп. Он засыпает,
потом встает и, пошатываясь, идет к Смолину. А там сидят и мирно беседуют...
Авинер и Олеша. Смолин говорит, что оба они в одну землю уйдут, и просит
Авинера, если Олеша умрет раньше, сделать ему гроб честь по чести — на шипах. И
Козонков просит Смолина о том же, если Олеша его переживет. А потом оба, клоня
сивые головы, тихо, стройно запевают старинную протяжную песню. Зорин не может им подтянуть — он не знает
ни слова из этой песни... Михаил Михайлович Рощин р. 1933
Валентин и Валентина - СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ В ДВУХ
ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ Пьеса (1971)
Действие происходит в наши дни в большом
городе. Комната в стиле пятидесятых годов.
Вечерний чай. В кресле бабка Валентины, рядом Валина мать, у зеркала — Женя,
старшая сестра. Ждут Валю. Мать возмущается. Ей кажется, что Валя слишком распущена:
в метро та шла в обнимку с молодым человеком. Мать думает, что Валя бросит
институт, искалечит себе жизнь, будет голодать, плодить нищих. Женя пытается
ей объяснить, что еще ничего страшного не происходит, что так все сейчас ходят,
но мать не хочет ничего слушать. Валентина приходит домой. Мать сразу же
начинает ее отчитывать. Говорит, что она катится по наклонной плоскости, что у
нее никакого стыда не осталось, что из-за глупой ошибки она может сломать себе
жизнь, что она принимает за любовь совсем другое, что в восемнадцать лет
«мальчик» не имеет права жениться. Валя говорит, что мать так к нему
относится, потому что его мать — проводница, а выбирать — выгодно-невыгодно —
она не будет. У них целых три комнаты, неужели не найдется места для него? Но
мать кричит, чтобы они и не надеялись, что нечего зариться на их жилплощадь,
просит Валю запомнить, что у той ничего нет, и пока она 778 живет с ними, она должна делать так, как хотят
они. Она запрещает Вале даже видеться с мальчиком. Валя убегает. Квартира Валентина. Его мать — Лиза тоже
не в восторге от его намерения жениться. Она ничего не имеет против самой Вали
и против их встреч, но она считает, что жениться сыну рано. Слишком трудно они
живут, а начинать в его возрасте с нуля — еще труднее. Им негде будет жить,
нечего есть. Лиза боится, что Валентина не станет жить с ними в трудностях, а
ее семья никогда не примет ее сына. Впрочем, свободу выбора она сыну оставляет.
Валентин провожает мать в рейс, обещая заботиться о сестренках. К нему заходит
Катя, соседка. Катя влюблена в него. Лиза считает, что она лучшая пара для
Валентина, чем Валя, потому что Катя из их среды. Но сын иного мнения. Катя
уезжает в деревню, и Валентин просит ее оставить ему ключи. Приходит Валентина. Сначала они только и
говорят, что о своих чувствах. Потом Валя спрашивает, как же они будут жить.
Валентин говорит, что переведется на заочное, пойдет на работу. Люди ведь даже
умирали ради любви! Валя страдает из-за того, что ей приходится постоянно всех
обманывать, что ее не понимают. Валентин боится, что она не выдержит,
сломается. Валентин у друзей. Они узнают обо всей
ситуации и решают собрать им в помощь деньги, чтобы было с чего начинать.
Хотят также снять для молодых комнату. В это время сестра Вали — Женя берет ее
с собой на вечеринку. Там Валя знакомится с молодым морским офицером
Александром Гусевым. Он холост и ищет себе подругу жизни, благо в материальном
отношении у него все идет как по маслу. Предлагает Вале выйти за него замуж, но
та говорит, что любит другого. Проходит неделя. Комната Кати. Всю неделю
Валя потихоньку уносила из дома вещи и прятала их здесь. Вчера она на все
решилась, не пошла домой, послала туда подругу, чтобы сказать, что не придет
ночевать. Валентин рассказал все своей матери, та взяла ключ и все устроила,
сказала, что не оставит их. Валя неожиданно говорит Валентину, что никуда
подругу не посылала, ничего родителям не говорила: соврала, что готовится к
зачету у другой подруги. Ей стыдно, что она просыпается в чужом доме, что она
стала другой, что родители, наверное, уже ищут ее. Лиза рассказывает своей подруге и
приятелю, которые пьют у нее на кухне, про своего сына. Рита и Володя
поддерживают ее. Володя даже хочет помочь молодым деньгами. Неожиданно приходят
Женя и мать Валентины. Лиза извиняется за друзей, а мать Валентины в 779 ужасе, что ее дочь ходит в такое место,
Женя извиняется за мать. Мать Валентины считает, что их детям рано жениться,
что их надо развести, не пускать друг к другу. Лиза с ней не согласна. По ее
мнению, лучше поддержать детей, чтобы не покалечить им души. Лизе жаль
Валентину даже больше сына. Входят Валентин и Валентина. Мать дает Валентине
пощечину и говорит, что из-за нее умирает бабушка. Валя не может не пойти с
ними. Лиза хочет, чтобы Валентин их догнал, но тот отказывается. Валентин приходит к друзьям, которые уже
собрали для них деньги, сняли комнату. Валентин сообщает, что все их хлопоты
напрасны. Валентина дома, лежит в постели, у нее
температура, озноб, дрожь. Она не хочет никого видеть. Мать обманула ее:
бабушка и не думала умирать. Это был лишь предлог, чтобы Валя вернулась домой.
Вале говорят, что все делают только ради ее счастья. Валя вскакивает с постели
и хочет идти к Валентину. Мать запрещает ей уходить из дома. Женя вступается за
Валю. Говорит, что ее жизнь уже сломали, Валину она сломать не даст. Мать
сдается, распахивает дверь, говорит, что устала и что больше не может. Валя не уходит:
она не может «добить» мать. Валентин возвращается домой. Володя
говорит ему, что он должен бороться за свою любовь, что он должен пойти к Вале,
жениться на ней, а с работой и жильем Володя поможет. Валентин и его друг пытаются
позвонить Вале с улицы, но у нее не отвечает телефон. Прохожий рассказывает
ребятам о любви. Он говорит, что любовь — это когда ничего не стыдно, ничего не
страшно. Когда ждут и верят, что человек все равно придет. Ребята ошеломлены.
Валентин хочет побыть один. Появляется Валентина... Первую победу они
одержали. Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933
Авось!
ОПИСАНИЕ В СЕНТИМЕНТАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ, СТИХАХ И МОЛИТВАХ СЛАВНЫХ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО КАМЕР-ГЕРРА НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА, ДОБЛЕСТНЫХ ОФИЦЕРОВ ФЛОТА ХВАСТОВА И ДОВЫДОВА, ИХ БЫСТРЫХ ПАРУСНИКОВ «ЮНОНА» И «АВОСЬ»,
САН-ФРАНЦИССКОГО КОМЕНДАНТА ДОН ХОСЕ ДАРИО АРГУЭЛЬО, ЛЮБЕЗНОЙ ДОЧЕРИ ЕГО КОНЧИ С ПРИЛОЖЕНИЕМ
КАРТЫ СТРАНСТВИЙ НЕОБЫЧАЙНЫХ Поэма (1971) «Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать
исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня
ко мне вежливости... которые кончились тем, что она дала мне руку свою...» Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17 июня 1806 г. (ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687) «Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи
Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь...» Н. Резанов — директорам Русско-амер. компании 6 ноября 1805 г. 781 ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось».
«Авось» — это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов против
тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна,
атеистическую Россию выручает сверхъестественное «Авось». «Авось» вывезет и
выручит. А когда мы откинем копыта, про нас напишет стишки стихотворец с
фамилией, начинающейся на «Авось». I. ПРОЛОГ. В
Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губернатора спит у русского на плече.
Позавчера ей исполнилось шестнадцать. У портьер, вздев крыла, стоят
Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым. II. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в
ы д о в. О происхождении видов? Х в а с т о в. Да нет... III. (Молитва
Кончи Аргуэльо — Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня.
С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна! «Матерь Заступница, укрепи меня. Я
полюбила пришельца. Полюбила за славу риска, за то, что учил словам ненашей
страны... Я — государственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А
впрочем, как можешь понять меня ты — ты, которая не любила?! Как ниша наша
вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!» И ответила Непорочная: «Доченька...» И они
продолжали шептаться дальше... IV. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в
ы д о в. Как вздернуть немцев и пиитов? Х в а с т о в. Да нет... V. (Молитва Резанова
— Богоматери.) «Ну, что тебе надо еще от меня? Я был из простой семьи, но
выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твое всю жизнь. Зачем же лишаешь
меня последней услады? Она ж несмышленыш...» И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю
тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?» VI. Хвастов
спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в
небе на облачке деву. VII. (Описание свадьбы,
имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги
апельсинами в вине обносили не. Ли- 782 ловый поп тесные обручальные кольца им
примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их
выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат,
перепутавшись. Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют
архивные крысы — игреки и иксы) № 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что
имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым
народам... № 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что
ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир — без
денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на
американке. № 3. Выписка из истории гг. Довыдова и
Хвастова. Из нее следует, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после
этого подружились и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток. Резанов во Втором секретном письме
описывает г-на X... который,
вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось
три месяца, и за это время выпил 91/2 ведер французской водки и 2 1/2 ведра
крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с
якоря, но, к счастью, матросы постоянно были пьяны... Далее идет рапорт Довыдова и Хвастова о
присоединении ими к территории империи пяти восточных островов, затем выписка
из «Донесения мичмана Давыдова на квартире уже под политическим караулом». № 6. «Николай Резанов был прозорливым
политиком. Живи Резанов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас
Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией». Адмирал Ван Дерс (США). № 7. Из письма Резанова — Державину. Резанов
сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник»,
сделанное «одним гишпанцем». Далее идет сам текст переложения: «Я — последний поэт цивилизации. Не какой-то
определенной, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса
куль- 783 тура становится наипозорнейшим явлением.
За эти слова современники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты
будут доказывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напишут
новые книги... Вот это будет памятник!» № 10. Описание того, как Резанов делал
предложение Консепсии, как противились их браку ее родители и как дали,
наконец, свое согласие. № 11. Резанов — Конче. Резанов
рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит
храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со
вкусом чуда и чабреца. Через год они вернутся в Россию — Резанов
добьется согласия царя, Папы и отца Кончи! IX. (Молитва
Богоматери — Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не
радовали рождественские звоны. Напротив, они казались ей погребальными,
звучавшими по ее незарожденной любви. Дух — это именно то, что возникает между
двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все церкви в
обмен на возможность поцеловать губы в табаке. ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в
Красноярске. Она скинет мертвый плод и станет первой сан-францисской монахиней. Евгений Александрович Евтушенко р. 1933
Братская ГЭС - Поэма (1965)
МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ
«Поэт в России — больше, чем поэт*. Автор
подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит
помощи у великих российских поэтов... Дай, Пушкин, свою певучесть и свою
способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд.
Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай,
Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во
мне. Есенин, дай на счастье нежность мне. Дай, Маяковский, грозную
непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам. ПРОЛОГМне за тридцать. По ночам я плачу о том,
что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезнь души —
поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают... Вместе с Галей мы осенью ехали по России к
морю и за Тулой по- 785 вернули на Ясную Поляну. Там мы поняли,
что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново
родили Россию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин. Мы снова ехали, ночевали в машине, и я
думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь
звена. Ну, что же — наш черед. МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ
Я умоляю: люди, украдите мою память! Я
вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же
подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши... А что за лик у нового сфинкса под
названием Россия? Вижу крестьян, рабочих, есть и писцы — их очень
много. А это, никак, пирамида? Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я
видала рабов: они работали, потом восставали, потом их смиряли... Какой из
этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабство
предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и
не изменится никогда. МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭСТерпенье России — это мужество пророка.
Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Москву.
Смотри — там что-то случилось. КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА
Все жители города — и вор, и царь, и
боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казнь Стеньки Разина.
Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его
подвело, может, малограмотность? Палач поднимает голубой, как Волга, топор,
и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова
катится, прохрипев «Не зазря...», и смеется над царем. БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что
еще. 786 ДЕКАБРИСТЫ Они были еще мальчишками, но звон шпор не
заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность патриота
— восстать во имя вольности. ПЕТРАШЕВЦЫ На Семеновском плацу пахнет Сенатской
площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых
сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин,
бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Когда Чернышевский встал у позорного
столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то
хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же
рука бросит бомбу. ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ В руках приказчиков мелькают товары,
пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою
картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее
пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел. Россия — не пьяная баба, она родилась не
для рабства, и ее не втопчут в грязь. БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ Первоосновой революций является доброта. В
Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора»,
вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин! Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не
обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно. Но Братская ГЭС отвечает, что покажет
другую азбуку — азбуку революции. 787 Вот учительница Элькина на фронте в
девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака
Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный
ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладут БЕТОН
СОЦИАЛИЗМА. Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда
коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает. ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь,
как летели по тебе вагоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об
этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со
Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она
выстоит, как все. Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет
в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней. ЖАРКИ Идет бабушка по тайге, а в руках у нее
цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь — строители плотины.
Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет,
плачет, крестит экскаваторы и строителей... НЮШКА Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и
воспитывала деревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой,
потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но,
работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию... Наконец я попала на
строительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес.
Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот
москвич не признал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная
плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной
дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки,
что свет им достался от Ильича и немножко от меня. 788 БОЛЬШЕВИК Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я
был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на рабфак.
Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. У страны как
будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты. Меня
арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь
«врагом народа», я строил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик,
поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет
для подлецов. ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ В Элладе был обычай: начиная строить дом,
первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен
первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени
ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей
любимой, словно в тень совести. МАЯКОВСКИЙ Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу
подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек
неправды и учит нас стоять за дело революции. НОЧЬ ПОЭЗИИ На Братском море мы читали стихи, пели
песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в
осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне
раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь
борется, а не созерцает, то ненависть бессильна. Нет судьбы чище и возвышенней
— отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы». Виктор Александрович Соснора р. 1936
День Зверя - Роман (1980, опубл. 1994)
«Яуреи уехали в Израиль. / Олени убежали в
Финляндию. / Рыба ушла в Японию. / В Столице остались инстанты и диссиденты.
Они — боролись». Так рассказывает о своем времени поэт,
живущий в Ленинграде, который он называет Столицей. Впрочем, он все называет
по-своему, переиначивая привычные слова, не ведая границ ни географических, ни
хронологических. Утром он выходит из своей мансарды в Доме Балета по улице
Зайчика Розы (т. е. Зодчего Росси) на Невский, нет — на Несский проспект. В
одиннадцать часов там всплывает семиглавое чудовище Несси: «инстанты и
диссиденты стоят на коленках и, кланяясь Несси, пьют: инстанты из чаши чести,
запивая соусом совести, а у диссидента — стакан сатанинства, пьет, закусывая,
жуя манжет. Пьют бормотуху... Там и сям раздаются Идеи!» Себя самого поэт представляет так: «Я не
ел 666 дней: я — пил. Я: Иван Павлович Басманов, мне 437 лет». Басманов —
первый советник и клеврет Лжедмитрия, сохранивший ему верность до последней
минуты, убитый с мечом в руке. Еще поэт называет себя Геометром, а молодых
поэтесс, которые у него учатся, — геометристками. Они часто посещают его
мансарду, по утрам он провожает очередную девицу и выпивает яйцо, которое
лежит у него в холодильнике, всегда одно. 790 Поэту доступны чудеса. Вот он, «шагая
шагами» по городу, доходит до моря им. св. Бельта (т. е. Балтийского моря) и,
подобно Христу, идет по волнам. Но его окружают патрульными катерами и
вынуждают выйти на берег. «Инстантам» не нужно чуда, они желают, чтобы поэт,
как другие, рисовал их портреты, ведь на это они не жалеют «брюалей» (т. е.
рублей). Они также лицемерно призывают поэта «исцелять» сограждан. Едва
сдерживается поэт, чтобы не ахнуть «инстантов» «млатом-булатом — по башке». Но
все же он исцеляет жуткого глухонемого пьяницу Зубикомлязгика, тот обретает
слух и речь. Чем исцеляет? Своим собственным страшным видом, поскольку, как и
многие вокруг, поэт пребывает в состоянии похмелья и выглядит еще ужаснее
других. «Сложен слог мой», — признается поэт и
рассказывает читателям собственную «классическую новеллу» «Остров Патмос». На
берегу моря, в палатках, обитает научная экспедиция из трех человек: Юля —
специалист по дельфинам, Юлий — «отрок с теодолитом и альпенштоком, диссертант
песчинок» и сам автор, он чертит «прутиком на песке, архимедствуя». Юля и Юлий
любят друг друга. Юля занимается экспериментами для вооруженных сил, цель —
сделать из дельфинов камикадзе. Дельфины умирают один за другим, и автору
кажется, что все они совершают самоубийство. У Юлия есть собака Кристя, по
требованию Юли он ее убивает, вызывая негодование автора. Ссора приводит к
странной и жестокой дуэли: автор и Юлий по очереди прыгают с катера на железный
кол. Один из них неизбежно погибнет, «второго полюбит Юля». Погибает Юлий. Юля
дарит благосклонность победителю и отправляется в Столицу защищать диссертацию
о дельфинах. Басманов одинок: «К человеческой касте
существ я не имею чести себя причислить. Я не человек, а кто я — не знаю».
Поэта душат слезы, но плач его слышен лишь секретным службам, от имени которых
его навещает начальник жандармов майор Милюта Скорлупко. На следующий день
Басманова приглашает в гости высокопоставленная дама Титана Себастьяновна
Суздальцева, как выясняется — полковник тайной канцелярии. Из дома «инстантов»
Иван Павлович выходит через окно, к которому подают персональный «боинг». По утрам поэт выходит из дома и посещает
«Мороженицу», где «красномясая» Катя торгует алкогольными напитками, где пьют
даже одеколон «Красная Москва». «Царюют в Столице лавочники-красномясы. Вся
власть у них». Поэт воздвигает Кате памятник «на Несском проспекте, между
Эллипсеевским Гастрономом, Публичной Белибердекой, Дворцом Юниоров им. св.
Джоуля-Ленца и Театром 791 им. св. Йюшкина». Да, это тот самый
памятник Екатерине II. Здесь поэт
ежедневно наблюдает жизнь и нравы не меняющихся на протяжении столетий
«кровинцев»: такое имя дал он своим соотечественникам, поскольку они «быстры
на пролитие крови» и поклоняются Зверю. Поэту вспоминаются разные истории. Вот
«сентиментальная новелла» об «инстанте-идологе», достигшем высоких чинов и
жившем со своей молодой женой «от съезда к съезду». Жена изменяет ему с
породистым псом, которого ревнивый супруг вероломно убивает. Вот история поэта X., «самородка», задушенного его женой Аленой
Кулыбиной, тоже поэтессой. А вот история отважного героя М. Н. Водопьянова,
пилота-космонавта. После вынужденной посадки в апельсиновой роще он десять дней
питался только апельсинами и теперь страдает странным нервным заболеванием: он
мстит апельсинам, покупает, сдирает с них «шкуру живьем» и складывает в шкаф. Постепенно мы узнаем и о судьбе самого
поэта. О его жене Майе — капризной, непредсказуемой, таинственно-женственной. О
неверном друге химике Федоре, пытавшемся соблазнить Майю. О похотливом
«эстете» Жене Жасьминском. О Льве Толстом — так назван отец Майи: этот «солдат
Всех Войн, инстант Тайной Канцелярии» на старости лет сделался исключительным
моралистом. Вконец запутавшись в жизни, Майя кончает с собой. «Мы убили Майю...
Все мы убийцы», — говорит себе поэт, переживая гибель любимой женщины как
собственную смерть. «Три дня я был мертв и вот воскрес». Воскрес, ибо в жизни
поэта есть еще одно, особое измерение. В нем он абсолютно свободен и
независим, ведет непрерывный диалог с Хлебниковым, Цветаевой, индийским
математиком Раманужаном, танцовщиком Вацлавом Нижинским, жившим прежде в том же
Доме Балета, где живет теперь поэт. «Завтра Вацлаву Нижинскому исполнится 30
лет и он сойдет с ума». Но за миг до безумия он (а вместе с ним и поэт)
успевает сказать: «Я хочу любить, любить. / Я любовь, а не зверство. / Я не
кровожадное животное. / Я есть человек. / Я есть человек». Эдвард Станиславович Радзинский р. 1936
104 страницы про любовь - Пьеса (1964)
В молодежном кафе «Комета» поэт читает
стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение.
Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это
становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. Парень представляется
как Евдокимов. Он понимает, что нравится Наташе. На следующий день они опять идут в
«Комету». Ночью, выйдя из кафе, пытаются поймать такси для Наташи. Она
стюардесса, и утром ей надо на самолет. Евдокимов уговаривает девушку зайти к
нему, вызвать такси по телефону. Он наконец-то называет свое имя: Электрон. Наташа уходит от Евдокимова только утром.
Они договариваются о встрече. Лишь после ее ухода Евдокимов замечает записку.
Наташа пишет, что встречаться больше не надо. Евдокимов работает в НИИ. Его сослуживцы и
сверстники — Владик и Галя Острецовы. Они влюблены друг в друга. Галя звонит
Владику под видом «незнакомки». Руководитель группы Семенов дает разрешение на
опыт, разработанный Евдокимовым. Штурман Лева Карцев неравнодушен к Наташе,
но она не дает ему надежды на взаимность. Наташа знает, что другая стюардесса,
Ира, любит Леву. 793 Наташа встречается с Евдокимовым. Они идут
в зоопарк. И снова Наташа остается у него ночевать. А наутро, когда она
возвращается домой, мать выгоняет ее. Наташина подруга, парикмахерша Лилька,
зовет ее жить к себе, но Наташа не соглашается. Лилька беременна и хочет
назвать ребенка Электроном. Опыт Евдокимова будет проводиться на днях.
Там же, в НИИ, работает Феликс — Наташина «первая любовь». Он сообщает Электрону,
что мать выгнала Наташу из дома. Евдокимову нельзя отлучаться от работы, но у
него «горит» свидание с Наташей. И он уходит, несмотря на недовольство
Семенова. А Наташа в это время в Ташкенте. Им не
дают вылета. Она звонит Евдокимову из гостиничного номера. Рядом спит Ира.
Карцев заходит поговорить с Наташей, но она твердо дает ему понять, что не
любит его. Ира, конечно же, все слышала. Узнав о чувствах Карцева к Наташе, она
не может скрыть обиды на подругу, ревности. Наташа не сердится. Она
рассказывает Ире историю своей жизни. Наташа подозревает, что она всего лишь
«развлечение» для Евдокимова. В гостях у Евдокимова Наташа говорит, что
изменила ему в Ташкенте. Они решают расстаться. Евдокимов провожает девушку «в
последний раз», но в метро она намекает ему, что соврала, говоря об измене.
Евдокимов раскаивается, что поспешил поверить ей. Наташа оскорблена, но
все-таки прощает его. Вместе они идут в ресторан. Евдокимов провожает Наташу к
самолету. Семенов освободил Галю Острецову от опыта.
Но она ездила на «Альфу» за режимами и обнаружила, что предстоящий опыт очень
опасный. Галя уговаривает Евдокимова не брать на опыт Владика. Евдокимов
вспоминает, что Галя раньше любила его, но испугалась, что «дело может зайти
далеко». Он упрекает Галю в излишней рассудочности. Накануне проведения опыта Владик
устраивает вечеринку. Приходит Евдокимов и Наташа, потом еще один знакомый,
Петя Гальперин, и Феликс. Феликс просит Евдокимова, чтобы он принял его к себе
в отдел, но тот отказывает. Феликс рассказывает о своих жизненных неудачах.
Евдокимову его не жалко: он считает, что все произошло по собственной вине
Феликса. Когда Феликс уходит, Наташа обвиняет Евдокимова в неумении жалеть
людей. Они ссорятся, и Наташа уходит. Евдокимов дома. Он собирается на опыт. С
юга возвращается его мать и отчим. Когда Евдокимов спускается вниз, то
обнаруживает, что Наташа ждала его в парадном. Он уезжает на «Альфу», а ей надо
лететь в Брюссель. Они договариваются о встрече. 794 Опыт прошел удачно. Евдокимов счастлив. Он
и Владик стоят у метро «Динамо», ожидая Наташу. Впервые Евдокимов купил для нее
цветы. Приходит Ира. Она объясняет, что на самолете, где летела Наташа,
«что-то загорелось». Наташа «выпускала пассажиров и не успела...». После
этого, рассказывает Ира, Наташа жила еще два часа. Она просила передать
Евдокимову, что «главное — это выдержка». Ира уходит. Евдокимов и Владик до самого
утра неподвижно сидят на скамейке. Расклейщица заклеивает старые афиши,
оставляя только одну: стюардесса с поднятой рукой. Владимир Семенович Маканин р. 1937
Ключарев и Алимушкин - Рассказ (1979)
«Человек заметил вдруг, что чем более
везет в жизни ему, тем менее везет некоему другому человеку, — заметил он это
случайно и даже неожиданно. Человеку это не понравилось. А получалось именно
так или почти так...» Обычный научный сотрудник Ключарев однажды
по дороге с работы находит в снегу кошелек. На следующий день начальник
отдела, явный недоброжелатель, предлагает Ключареву поместить статью в крупный
научный журнал. После этих событий Ключарев говорит жене: «У меня началась
полоса везения». Жена стесняется и даже пугается везения. Вечером она
рассказывает Ключареву о звонке своей подруги: оказывается, что у
блистательного и остроумного Алимушкина, которого Ключарев с трудом вспоминает,
на работе неприятности, и вообще он — погибает... Жена просит Ключарева
навестить Алимушкина. Не понимая, с какой стати он должен навещать малознакомого
человека, Ключарев отказывается. Он выходит перед сном прогуляться, вспоминает
о своем везении, смотрит на звезды и думает, что им, звездам, наплевать. Не
станут они вмешиваться и посылать кому-то удачу, а кому-то неудачу. На следующий день Ключарев идет в гости к
Коле Крымову. Гости ожидают прихода красивой женщины, которую все называют
«новая 796 любовь Коли Крымова». Фамилия ее
Алимушкина. Ключарев заговаривает с ней о муже. Алимушкина говорит, что муж
твердит одно и то же — погибаю, погибаю. Она разлюбила его и живет у подруги.
«А может быть, сначала вы стали жить у подруги и развлекаться, а уже потом он
стал погибать?» — спрашивает Ключарев. «Как раз наоборот», — отвечает женщина.
И видно, что она говорит правду. С вечеринки Ключарев едет к Алимушкину. Разговор
не получается. Ключарев уезжает и дома говорит жене, что был у Алимушкина —
«малый оказался жив и здоров. В пол-лица румянец. И спит, как сурок». Ключарев узнает на работе, что его статья
в журнале принята. Начальство предлагает ему возглавить отдел. Ключарев пока
отказывается. Он словно пробует на прочность свою удачу. По телефону приходит
новость: Алимушкина бросила жена, они разменяли квартиру. Вдобавок его выгнали
с работы. Жена просит Ключарева зайти к Алимушкину еще раз. Ключарев приходит по новому адресу к
Алимушкину и поражается его плохому виду и жуткой комнатушке. Алимушкин никуда
не ходит, проедает последние деньги. Видно, что он нездоров. Они играют в
шахматы. Настроение у Ключарева паршивое. Ему было бы легче, если б Алимушкин
играл хотя бы средне. На работе Ключареву повышают оклад. Ему
звонит Алимушкина и приглашает к себе, в уютную квартирку. Ключарев приходит,
но выговаривает Алимушкиной, что и Коля Крымов, и брошенный муж — вовсе не
никчемные люди, и советует ей не дурить. Ключарев застает Алимушкина во время
инсульта. У постели стоит врач, который просит вызвать к больному телеграммой
мать. У Алимушкина отнимается речь, он почти неподвижен. После ухода врача он
все же хочет играть в шахматы. Ключарев передвигает фигурки и глядит на пол,
где бегают тараканы. Ключарев заходит к подруге жены и
приказывает ей больше не звонить, не нервировать жену. Но предлагает ей
позвонить последний раз и сказать, что у Алимушкина все хорошо и он уезжает,
например, на Мадагаскар, в длительную командировку. В следующий раз Ключарев приходит к
Алимушкину, когда тот уже лежит пластом после очередного сильного удара. Рядом
мать — тихая старушка, не понимающая, как это ее сын, сильный и веселый, лежит
и не может сказать ни слова. Дома жена после звонка подруги радостно
сообщает Ключареву, что у Алимушкина все в порядке и он готовится к
командировке. На работе Ключарев дает согласие стать
начальником отдела. Дома 797 готовятся отметить это событие. Жена и
приехавшая теща суетятся на кухне. Звонит Алимушкина, благодарит Ключарева за
советы и просит быть ее другом, которому можно хотя бы позвонить. «Звоните», —
отвечает Ключарев. Съезжаются гости. Ключарев предлагает тост: «За то, чтобы
удачи были у всех!» Ночью, лежа в постели, Ключарев говорит
жене, что завтра заглянет к Алимушкину. Жена отвечает, что идти не надо, —
звонила подруга и сказала, что Алимушкин улетел на Мадагаскар. В десять часов
утра. И его провожала мать. «Ключарев промолчал. Потом он вдруг
захотел покурить и пошел на кухню, а жена уже спала». Где сходилось небо с холмами - Повесть (1984)Композитор Георгий Башилов, слушая в
гостях обычную, примитивно-грубую застольную песню, морщится. Жена композитора
объясняет окружающим, что он не оскорбляется пением, а, напротив, чувствует
себя виноватым за то, что в поселке, откуда он родом, его земляки совсем не
поют. Башилову кажется, что вина его огромна. Обхватывая руками седую голову
(ему сильно за пятьдесят), он ждет некой кары, может быть, с неба. И загадывает
себе, что ночью услышит в тишине и темноте высокий, чистый голос ребенка. Аварийный поселок невелик, всего три дома,
расположенных буквой «П», открытой частью, как чутким ухом, обращенной к
старому заводу, на котором часто случались пожары. В одном из таких пожаров у
восьмилетнего Башилова сгорели отец с матерью. Он жил у дядьки, где кормили и
одевали, платили за него в музыкальную школу в городишке, куда возили за
тридцать километров. В поселке пели на поминках, на праздниках и пели просто так,
от скуки, долгими вечерами. И маленький Башилов пел, набирая голосом силу, и
голос мальчика звучал чисто, как будто он просто дышал. Потом он стал играть
на гармонике, и люди объясняли ему, что никто и никогда так не играл. Голоса в
поселке были замечательные. Единственный, кого Бог заметно обошел, был дурачок
Васик — антипод маленького Георгия. Когда Васик пытался мычать, подпевать, его
отгоняли от стола — петь безголосому было нельзя. 798 Когда пришло время продолжать учебу,
поселковские собрали деньги и отправили Башилова в Москву, в музыкальное
училище. Дядька к тому времени тоже сгорел. Повез мальчика в столицу Ахтынский,
первый поселковый силач с прекрасным низким голосом. В Москве Ахтынского
потрясло пиво. Пока Георгий сдавал экзамены, сопровождающий восхищался его
баллами и мягким пивным хмелем. Узнав, что Георгий поступил и будет жить в
общежитии, Ахтынский на остатки денег загулял и потерял голос — как оказалось,
навсегда. Старенький преподаватель сольфеджио объяснил Георгию, что весь
поселок заплатил замечательным голосом Ахтынского за образование Башилова. В первый раз Башилов поехал в поселок,
когда ему исполнилось двадцать два года. В междомье, за столами, старухи пили
чай. Георгия узнали, с радостными возгласами останавливались возле него люди.
Но бабка Василиса, проходя мимо, медленно и раздельно проговорила: «У,
пьявка... высосал из нас соки! Души наши высосал!» После шумного застолья
Башилову постелили у Чукреевых, в спальне его детства. Башилов, засыпая,
ответил кому-то: «Не вытягивал я соки...» Но мысль о вине уже поселилась в его
душе. Песенный запас поселка казался велик, но
только двое стали музыкантами — Башилов и его ровесник Генка Кошелев. Генка
был певец слабый, он-то и сосал из поселка соки в том смысле, что тянул со
своих родителей деньги, даже после окончания учебы. Он пил, пел по ресторанам.
Вспомнив о Генке, Георгий решил, что старая Василиса просто спутала их.
Вечером аварийщики пели. Когда Башилов стал играть на гармонике, две женщины
беззвучно плакали. Шло постепенное признание
Башилова-композитора, отчасти ради этого признания Башилов-пианист много
концертировал. Когда ему было лет тридцать пять, в Пскове, в перерыве после
первого отделения, к нему пришел Генка Кошелев. Он просил земляка, известного
композитора, помочь ему перебраться в Подмосковье. Башилов помог. Через год
Генка в знак благодарности пригласил Башилова в загородный ресторан, где он пел
для гостя. К тому времени Башилов написал несколько удачных эстрадных песен,
две из них он подарил Геннадию для первого исполнения, чем Кошелев был
потрясен. Башилов видел, как люди в ресторане пытались подпевать оркестру,
мычали, чем остро напомнили безголосого дурачка Васика. Генкины приглашения
стали Башилову в тягость, он и слышать больше не хотел про ресторан «Петушок». Несколько лет спустя Башилов поехал в
поселок с женой. В междомье стояли трухлявые столы, за которыми пили чай две
старухи. 799 Все рассказывали: так же вдвоем и песню
иногда запоют, молодые слушают, но никто уже не подтягивает. Башилов смотрел
туда, где сходилось небо с холмами. Эта волнистая линия рождала мелодию только
в воспоминаниях. Здесь, наяву, эта местность была выпита, как вода. Вечером они
с женой наблюдали пожар, остро напомнивший Башилову детство, и ранним утром
уехали. После своего авторского концерта в Вене
Башилов в доме у своего австрийского коллеги «обкатал» свой новый квартет.
Чужеземцам особенно понравилась третья часть, включающая старинные, перекликающиеся
темы Аварийного поселка. Башилов не удержался и объяснил, что с поселком существует
трагическая связь: там этой замечательной темы, увы, больше нет, так как она
есть в его музыке. Он как бы признался. Он — куст, который вольно или невольно
иссушает скудеющую почву. «Какая поэтическая легенда!» — воскликнули венцы.
Кто-то из них тихо произнес: «Метафизика...» Все чаще мерещился стареющему Башилову
удар сверху, как расплата, в виде падающей доски из далекого детского пожара,
все чаще донимало чувство вины. Башилов решает ехать в поселок, чтобы
учить там детей музыке. Столов уже нет, на их месте торчат остатки столбиков.
Старухи, помнившие его, уже умерли, Башилов долго объясняет незнакомым
женщинам, что он здесь вырос. Вместе с вахтой приходит старик Чукреев, он
узнает Георгия, но предлагает постой — полтинник за ночь. Башилов идет к
племяннику Чукреева и долго объясняет, что хочет учить поселковских детей
музыке. «Детей?.. В хор?» — восклицает мужик и смеется. И уверенной рукой
включает транзистор — а вот, мол, тебе и музыка. Потом, подойдя вплотную к
композитору, говорит грубо: «Чего тебе надо? Вали отсюда!» И Башилов уезжает. Но разворачивает машину
— проститься с родными местами. Башилов сидит на полуупавшей скамье, ощущая
мягкий душевный покой, — это прощание и прощение. Он негромко напевает песню —
одну из запомнившихся в детстве. И слышит, как ему подпевают. Это слабоумный
Васик, совсем уже старичок. Васик жалуется, что его бьют и песен не поют. Они
негромко поют — тихо-тихо мычит Васик, стараясь не сфальшивить. «Минута, когда
прозвучал высокий чистый голос ребенка, приближалась в тишине и темноте
неслышно, сама собой». Валентин Григорьевич Распутин р. 1937
Последний срок - Повесть (1970)
Старуха Анна лежит без движения, не
открывая глаз; она почти застыла, но жизнь еще теплится. Дочери понимают это,
поднеся к губам кусок разбитого зеркала. Оно запотевает, значит, мама еще жива.
Однако Варвара, одна из дочерей Анны, полагает возможным уже оплакать,
«отголосить ее», что она самозабвенно делает сначала у постели, потом за
столом, «где удобнее». Дочка Люся в это время шьет скроенное еще в городе
траурное платье. Швейная машина стрекочет в такт Варвариным всхлипам. Анна — мать пятерых детей, двое сыновей ее
погибли, первенькие, рожденные один для Бога, другой для паря. Варвара приехала
проститься с мамой из районного центра, Люся и Илья из близлежащих
провинциальных городков. Ждет не дождется Анна Таню из далекого
Киева. А рядом с ней в деревне всегда был сын Михаил вместе с женой и дочкой.
Собравшись вокруг старухи утром следующего после прибытия дня, дети, видя
воспрянувшую мать, не знают, как им реагировать на ее странное возрождение. «Михаил и Илья, притащив водку, теперь не
знали, чем им заняться: все остальное по сравнению с этим казалось им
пустяками, 801 они маялись, словно через себя пропуская
каждую минуту». Забившись в амбар, они напиваются почти без закуски, если не
считать тех продуктов, что таскает для них маленькая дочь Михаила Нинка. Это
вызывает законный женский гаев, но первые стопки водки дарят мужикам ощущение
неподдельного праздника. В конце концов мать жива. Не обращая внимания на
девочку, собирающую пустые и недопитые бутылки, они уже не понимают, какую
мысль на этот раз они хотят заглушить, может быть, это страх. «Страх от
сознания, что мать вот-вот умрет, не похож на все прежние страхи, которые
выпадают им в жизни, потому что этот страх всего страшнее, он идет от смерти...
Казалось, смерть уже заметила их всех в лицо и уже больше не забудет». Напившись основательно и чувствуя себя на
следующий день так, «будто их через мясорубку пропустили», Михаил и Илья
основательно опохмеляются и на следующий день. «А как не пить? — говорит Михаил.
— Лень, второй, пускай даже неделю — оно еще можно. А если совсем до самой
смерти не выпить? Подумай только, ничего впереди нету. Сплошь одно и то же. Сколько
веревок нас держит и на работе, и дома, что не охнуть, столько ты должен был
сделать и не сделал, все должен, должен, должен, должен, и чем дальше, тем больше
должен — пропади оно все пропадом. А выпил, как на волю попал, все сделал, что
надо. А что не сделал, не надо было делать, и правильно сделал, что не делал».
Это не значит, что Михаил и Илья не умеют работать и никогда не знали другой
радости, кроме как от пьянства. В деревне, где они когда-то все вместе жили,
случалась общая работа — «дружная, заядлая, звонкая, с разноголосицей пил и
топоров, с отчаянным уханьем поваленных лесин, отзывающимся в душе восторженной
тревогой с обязательным подшучиванием друг с другом. Такая работа случается
один раз в сезон заготовки дров — весной, чтобы за лето успели высохнуть,
приятные для глаза желтые сосновые поленья с тонкой шелковистой шкуркой ложатся
в аккуратные поленницы». Эти воскресники устраиваются для себя, одна семья
помогает другой, что и сейчас возможно. Но колхоз в селе разваливается, люди
уезжают в город, некому кормить и выращивать скот. Вспоминая о прежней жизни, горожанка Люся
с большой теплотой и радостью воображает любимого коня Игреньку, на котором
«хлопни комара, он и повалится», что в конце концов и случилось: конь сдох.
Игрень много таскал, да не сдюжил. Бродя вокруг деревни по полям и пашне, Люся
понимает, что не сама выбирает, куда ей идти, что ее направляет какая-то
посторонняя, живущая в этих мес- 802 тах и исповедующая ее сила. ...Казалось,
жизнь вернулась назад, потому что она, Люся, здесь что-то забыла, потеряла
что-то очень ценное и необходимое для нее, без чего нельзя... Пока дети пьют и предаются воспоминаниям,
старуха Анна, съев специально сваренной для нее детской манной каши, еще больше
взбадривается и выходит на крыльцо. Ее навешает долгожданная приятельница
Мирониха. «Оти-моти! Ты, старуня, никак, живая? — говорит Мирониха. — Тебя
пошто смерть-то не берет?.. Я к ей на поминки иду, думаю, она как добрая
укостыляла, а она все тутака». Горюет Анна, что среди собравшихся у ее
постели детей нет Татьяны, Танчоры, как она ее называет. Танчора не была
похожа ни на кого из сестер. Она стояла как бы между ними со своим особым характером,
мягким и радостным, людским. Так и не дождавшись дочери, старуха решает
умереть. «Делать на этом свете больше ей было нечего и отодвигать смерть стало
ни к чему. Пока ребята здесь, пускай похоронят, проводят, как заведено у
людей, чтобы другой раз не возвращаться им к этой заботе. Тогда, глядишь,
приедет и Танчора... Старуха много раз думала о смерти и знала ее как себя. За
последние годы они стали подружками, старуха часто разговаривала с ней, а
смерть, пристроившись где-нибудь в сторонке, слушала ее рассудительный шепот и
понимающе вздыхала. Они договорились, что старуха отойдет ночью, сначала
уснет, как все люди, чтобы не пугать смерть открытыми глазами, потом та
тихонько прижмется, снимет с нее короткий мирской сон и даст ей вечный покой».
Так все оно и выходит. Живи и помни - Повесть (1974)
Случилось так, что в последний военный год
в далекое село на Ангаре тайком с войны возвращается местный житель Андрей
Гуськов. Дезертир не думает, что в отчем доме его встретят с распростертыми
объятиями, но в понимание жены верит и не обманывается. Его супруга Настена
хотя и боится себе в этом признаться, но чутьем понимает, что муж вернулся,
есть тому несколько примет. Любит ли она его? Вышла замуж Настена не по любви,
четыре года ее замужества не были такими уж счастливыми, но она очень предана
своему мужику, поскольку, рано оставшись без родителей, она впервые в жизни 803 обрела в его доме защиту и надежность.
«Сговорились они быстро: Настену подстегнуло и то, что надоело ей жить у тетки
в работницах гнуть спину на чужую семью...» Настена кинулась в замужество как в воду —
без лишних раздумий: все равно придется выходить, без этого мало кто обходится
— чего же тянуть? И что ждет ее в новой семье и чужой деревне, представляла
плохо. А получилось так, что из работниц она попала в работницы, только двор
другой, хозяйство покрупней да спрос построже. «Может, отношение к ней в новой
семье было бы получше, если бы она родила ребенка, но детей нет». Бездетность и заставляла Настену терпеть
все. С детства слышала она, что полая без ребятишек баба — уже и не баба, а
только полбабы. Так к началу войны ничего из усилий Настены и Андрея не выходит.
Виноватой Настена считает себя. «Лишь однажды, когда Андрей, попрекая ее,
сказал что-то уж совсем невыносимое, она с обиды ответила, что неизвестно еще,
кто из них причина — она или он, других мужиков она не пробовала. Он избил ее
до полусмерти». А когда Андрея забирают на войну, Настена даже немножко рада,
что она остается одна без ребятишек, не так, как в других семьях. Письма с
фронта от Андрея приходят регулярно, потом из госпиталя, куда он попадает по
ранению тоже, может, и в отпуск скоро приедет; и вдруг долго вестей нет, только
однажды заходят в избу председатель сельсовета и милиционер и просят показать
переписку. «Больше ничего он о себе не сообщал?» — «Нет... А че такое с им? Где
он?» — «Вот и мы хотим выяснить, где он». Когда в семейной бане Гуськовых исчезает
топор, одна лишь Настена думает, а не вернулся ли муж: «Кому чужому придет в
голову заглядывать под половицу?» И на всякий случай она оставляет в бане хлеб,
а однажды даже топит баню и встречает в ней того, кого ожидает увидеть.
Возвращение супруга становится ее тайной и воспринимается ею как крест.
«Верила Настена, что в судьбе Андрея с тех пор, как он ушел из дома, каким-то
краем есть и ее участие, верила и боялась, что жила она, наверно, для одной
себя, вот и дождалась: на, Настена, бери, да никому не показывай». С готовностью она приходит мужу на помощь,
готова лгать и красть для него, готова принять на себя вину за преступление, в
котором не виновата. В замужестве приходится принимать и плохое, и хорошее:
«Мы с тобой сходились на совместную жизнь. Когда все хорошо, легко быть
вместе, когда плохо — вот для чего люди сходятся». В душе Настены поселяется задор и кураж —
до конца выполнить свой женский долг, она самоотверженно помогает мужу,
особенно 804 когда понимает, что носит под сердцем его
ребенка. Встречи с мужем в зимовье за рекой, долгие скорбные разговоры о
безвыходности их положения, тяжелая работа дома, поселившаяся неискренность в
отношениях с сельчанами — Настена на все готова, понимая неотвратимость своей
судьбы. И хотя любовь к мужу для для нее больше долг, она тянет свою жизненную
лямку с недюжинной мужской силой. Андрей не убийца, не предатель, а
всего-навсего дезертир, сбежавший из госпиталя, откуда его, толком не
подлечив, собирались отправить на фронт.
Настроившись на отпуск
после четырехлетнего отсутствия
дома, он не может отказаться от мысли о возвращении. Как человек деревенский,
не городской и не военный, он уже в госпитале оказывается в ситуации, из
которой одно спасение — побег. Так у него все сложилось, могло сложиться иначе,
будь он потверже на ногах, но реальность такова, что в миру, в селе его, в стране
его ему прощения не будет. Осознав это, он хочет тянуть до последнего, не думая
о родителях, жене и тем более о будущем ребенке. Глубоко личное, что связывает
Настену с Андреем, вступает в противоречие с их жизненным укладом. Настена не
может поднять глаза на тех женщин, что получают похоронки, не может
радоваться, как радовалась бы прежде при возвращении с войны соседских мужиков.
На деревенском празднике по поводу победы она вспоминает об Андрее с
неожиданной злостью: «Из-за него, из-за него не имеет она права, как все,
порадоваться победе». Беглый муж поставил перед Настеной трудный и неразрешимый
вопрос: с кем ей быть? Она осуждает Андрея, особенно сейчас, когда кончается
война и когда кажется, что и он бы остался жив и невредим, как все, кто выжил,
но, осуждая его временами до злости, до ненависти и отчаяния, она в отчаянии же
и отступает: да ведь она жена ему. А раз так, надо или полностью отказаться от
него, петухом вскочив на забор: я не я и вина не моя, или идти вместе с ним до
конца. Хоть на плаху. Недаром сказано: кому на ком жениться, тот в того и
родится. Заметив беременность Настены, бывшие ее
подруги начинают над ней посмеиваться, а свекровь и вовсе выгоняет из дома.
«Непросто было без конца выдерживать на себе хваткие и судные взгляды людей —
любопытные, подозрительные, злые». Вынужденная скрывать свои чувства,
сдерживать их, Настена все больше выматывается, бесстрашие ее превращается в
риск, в чувства, растрачиваемые понапрасну. Они-то и подталкивают ее к
самоубийству, влекут в воды Ангары, мерцающей, как из жуткой и красивой сказки
реки: «Устала она. Знал бы кто, как она устала и как хочется отдохнуть». 805 Прощание с Матёрой - Повесть (1976)
Простоявшая триста с лишним лет на берегу
Ангары, Матёра повидала на своем веку всякое. «Мимо нее поднимались в
древности вверх по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог;
подворачивали к ней на ночевку торговые люди, снующие в ту и в другую стороны;
везли по воде арестантов и, завидев прямо на носу обжитой берег, тоже подгребали
к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных
дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами,
которые шли в лодках на приступ с обоих берегов». Есть в Матёре своя церквушка
на высоком берегу, но ее давно приспособили под склад, есть мельница и
«аэропорт» на старом пастбище: дважды на неделе народ летает в город. Но вот однажды ниже по Ангаре начинают
строить плотину для электростанции, и становится ясно, что многие окрестные
деревни, и в первую очередь островная Матёра, будут затоплены. «Если даже поставить
друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой и места потом
не показать, где там селились люди. Придется переезжать». Немногочисленное
население Матёры и те, кто связан с городом, имеет там родню, и те, кто никак с
ним не связан, думают о «конце света». Никакие уговоры, объяснения и призывы к
здравому смыслу не могут заставить людей с легкостью покинуть обжитое место.
Тут и память о предках (кладбище), и привычные и удобные стены, и привычный
образ жизни, который, как варежку с руки, не снимешь. Все, что позарез
было нужно здесь, в городе не понадобится. «Ухваты, сковородники, квашня,
мутовки, чугуны, туеса, кринки, ушаты, кадки, лагуны, щипцы, кросна... А еще:
вилы, лопаты, грабли, пилы, топоры (из четырех топоров брали только один),
точило, железна печка, тележка, санки... А еще: капканы, петли, плетеные
морды, лыжи, другие охотничьи и рыбачьи снасти, всякий мастеровой инструмент.
Что перебирать все это? Что сердце казнить?» Конечно, в городе есть холодная,
горячая вода, но неудобств столько, что не пересчитать, а главное, с
непривычки, должно быть, станет очень тоскливо. Легкий воздух, просторы, шум
Ангары, чаепития из самоваров, неторопливые беседы за длинным столом — замены
этому нет. А похоронить в памяти — это не то, что похоронить в земле. Те, кто
меньше других торопился покинуть Матёру, слабые, одинокие старухи, становятся
свидетелями того, как деревню с одного конца поджи- 806 гают. «Как никогда неподвижные лица старух
при свете огня казались слепленными, восковыми; длинные уродливые тени
подпрыгивали и извивались». В данной ситуации «люди забыли, что каждый из них
не один, потеряли друг друга, и не было сейчас друг в друге надобности. Всегда
так: при неприятном, постыдном событии, сколько бы ни было вместе народу,
каждый старается, никого не замечая, оставаться один — легче потом
освободиться от стыда. В душе им было нехорошо, неловко, что стоят они без
движения, что они и не пытались совсем, когда еще можно было, спасти избу — не
к чему и пытаться. То же самое будет и с другими избами». Когда после после
пожара бабы судят да рядят, нарочно ли случился такой огонь или невзначай, то
мнение складывается: невзначай. Никому не хочется поверить в такое сумасбродство,
что хороший («христовенький») дом сам хозяин и поджег. Расставаясь со своей
избой, Дарья не только подметает и прибирает ее, но и белит, как на будущую
счастливую жизнь. Страшно огорчается она, что где-то забыла подмазать. Настасья
беспокоится о сбежавшей кошке, с которой в транспорт не пустят, и просит Дарью
ее подкормить, не думая о том, что скоро и соседка отсюда отправится совсем. И
кошки, и собаки, и каждый предмет, и избы, и вся деревня как живые для тех, кто
в них всю жизнь от рождения прожил. А раз. приходится уезжать, то нужно все
прибрать, как убирают для проводов на тот свет покойника. И хотя ритуалы и
церковь для поколения Дарьи и Настасьи существуют раздельно, обряды не забыты
и существуют в душах святых и непорочных. Страшно бабам, что перед затоплением
приедет санитарная бригада и сровняет с землей деревенское кладбище. Дарья,
старуха с характером, под защиту которого собираются все слабые и страдальные,
организует обиженных и пытается выступить против. Она не ограничивается только
проклятием на головы обидчиков, призывая Бога, но и впрямую вступает в бой,
вооружившись палкой. Дарья решительна, боевита, напориста. Многие люди на ее
месте смирились бы с создавшимся положением, но только не она. Это отнюдь не
кроткая и пассивная старуха, она судит других людей, и в первую очередь сына
Павла и свою невестку. Строга Дарья и к местной молодежи, она не просто бранит
ее за то, что они покидают знакомый мир, но и грозится: «Вы еще пожалеете».
Именно Дарья чаще других обращается к Богу: «Прости нам, Господи, что слабы мы,
непамятливы и разорены душой». Очень ей не хочется расставаться с могилами
предков, и, обращаясь к отцовской могиле, она называет себя «бестолковой». Она 807 верит, что, когда умрет, все родственники
соберутся, чтоб судить ее. «Ей казалось, что она хорошо их видит, стоящих
огромным клином, расходящихся строем, которому нет конца, все с угрюмыми,
строгими и вопрошающими лицами». Недовольство происходящим ощущают не
только Дарья и другие старухи. «Понимаю, — говорит Павел, — что без техники,
без самой большой техники ничего нынче не сделать и никуда не уехать. Каждый
это понимает, но как понять, как признать то, что сотворили с поселком? Зачем
потребовали от людей, кому жить тут, напрасных трудов? Можно, конечно, и не
задаваться этими вопросами, а жить, как живется, и плыть, как плывется, да ведь
я на том замешен: знать, что почем и что для чего, самому докапываться до
истины. На то ты и человек». Андрей Георгиевич Битов р. 1937Пушкинский дом - Роман (1971)
Жизнь Левы Одоевцева, потомка князей
Одоевцевых, протекает без особенных потрясений. Нить его жизни мерно струится
из чьих-то божественных рук. Он ощущает себя скорее однофамильцем, чем потомком
своих славных предков. Дед Левы был арестован и провел свою жизнь в лагерях и
ссылках. В младенчестве Лева, зачатый в роковом 1937 г., тоже переместился
вместе с родителями в сторону «глубины сибирских руд»; впрочем, все обошлось
благополучно, и после войны семья вернулась в Ленинград. Левин папа возглавляет в университете
кафедру, на которой когда-то блистал дед. Лева растет в академической среде и с
детства мечтает стать ученым — «как отец, но покрупнее». Окончив школу, Лева поступает
на филологический факультет. В квартиру Одоевцевых после десяти лет
отсутствия возвращается из заключения прежний сосед Дмитрий Иванович Ювашов,
которого все называют дядя Диккенс, человек «ясный, ядовитый, ничего не ждущий
и свободный». Все в нем кажется Леве привлекательным: его брезгливость,
суховатость, резкость, блатной аристократизм, трезвость отношения к миру. Лева
часто заходит к дяде Диккенсу, и даже книги, которые он берет у соседа,
становятся восполнением детства. 809 Вскоре после появления дяди Диккенса семье
Одоевцевых позволяют вспомнить о деде. Лева впервые узнает, что дед жив,
рассматривает на фотографиях его красивое молодое лицо — из тех, что «уязвляют
безусловным отличием от нас и неоспоримой принадлежностью человеку». Наконец
приходит известие, что дед возвращается из ссылки, и отец едет встречать его в
Москву. На следующий день отец возвращается один, бледный и потерянный. От
малознакомых людей Лева постепенно узнает, что в юности отец отказался от
своего отца, а потом и вовсе критиковал его работы, чтобы получить «тепленькую»
кафедру. Вернувшись из ссылки, дед не захотел видеть своего сына. Лева отрабатывает для себя «гипотезу
деда». Он начинает читать дедовы работы по лингвистике и даже надеется отчасти
использовать дедову систему для курсовой работы. Таким образом, он извлекает
некоторую пользу из семейной драмы и лелеет в своем воображении красивое
словосочетание: дед и внук... Деду дают квартиру в новом доме на
окраине, и Лева идет к нему «с новеньким бьющимся сердцем». Но вместо того
человека, которого он создал в своем воображении, Леву встречает инвалид с
красным, задубевшим лицом, которое поражает своей неодухотворенностью. Дед
пьет с друзьями, растерянный Лева присоединяется к компании. Старший Одоевцев
не считает, что его посадили незаслуженно. Он всегда был серьезен и не
принадлежит к тем ничтожным людям, которых сначала незаслуженно посадили, а
теперь заслуженно выпустили. Его оскорбляет реабилитация, он считает, что «все
это» началось тогда, когда интеллигент впервые вступил в дверях в разговор с
хамом, вместо того чтобы гнать его в шею. Дед сразу замечает главную черту своего
внука: Лева видит из мира лишь то, что подходит его преждевременному
объяснению; необъясненный мир приводит его в панику, которую Лева принимает за
душевное страдание, свойственное только чувствующему человеку. Когда опьяневший
Лева пытается обвинить в чем-то своего отца, дед в ярости выгоняет внука — за
«предательство в семени». Лева Одоевцев с детства перестал отмечать
про себя внешний мир, то есть усвоил единственный способ, позволивший многим
русским аристократам выжить в двадцатом веке. Окончив филфак, Лева поступает в
аспирантуру, а потом начинает работать в знаменитом Пушкинском доме Академии
наук. Еще в аспирантуре он пишет талантливую статью «Три пророка», которая
поражает всех внутренней свободой и летящим, взмывающим слогом. У Левы
появляется опре- 810 деленная репутация, ровный огонь которой
он незаметно поддерживает. Он занимается только незапятнанной стариной и таким
образом приобретает доверие
в либеральной среде,
не становясь диссидентом.
Только однажды он оказывается в тяжелой ситуации. Левин близкий друг «что-то не
то» написал, подписал или сказал, и теперь предстоит разбирательство, во время
которого Лева не сможет отмолчаться. Но тут вмешивается стечение всех мыслимых
обстоятельств: Лева заболевает гриппом, уходит в отпуск, срочно отзывается в
Москву, выигрывает в лотерею заграничную поездку, у него умирает дед, к нему
возвращается старинная любовь... К Левиному возвращению друга уже нет в
институте, и это несколько портит Левину репутацию. Впрочем, вскоре Лева
обнаруживает, что репутация в незавышенном виде даже более удобна, спокойна и
безопасна. У Левы есть три подруги. Одна из них,
Альбина, умная и тонкая женщина Левиного круга и воспитания, любит его, бросает
ради него мужа — но остается нелюбимой и нежеланной, несмотря на повторяющиеся
встречи. Другая, Любаша, проста и незамысловата, и отношениям с ней Лева не
придает значения. Он любит только Фаину, с которой его в день окончания школы
познакомил одноклассник Митишатьев. На следующий день после знакомства Лева
приглашает Фаину в ресторан, с трепетом решается взять за руку и неудержимо
целует в парадном. Фаина старше и опытнее Левы. Они
продолжают встречаться. Леве постоянно приходится выгадывать деньги на
рестораны и многочисленные дамские мелочи, часто занимать у дяди Диккенса,
тайно продавать книги. Он ревнует Фаину, уличает в неверности, но не в силах с
ней расстаться. Во время одной вечеринки Лева обнаруживает, что Фаина и
Митишатьев незаметно исчезли из комнаты и дверь в ванную заперта. Остолбенев,
он ожидает Фаину, машинально щелкая замком ее сумочки. Заглянув наконец в
сумочку, Лева обнаруживает там кольцо, которое, по словам Фаины, дорого стоит.
Думая о том, что у него нет денег, Лева кладет кольцо в карман. Когда Фаина обнаруживает пропажу, Лева не
признается в содеянном и обещает купить другое кольцо, надеясь выручить деньги
за украденное. Но оказывается, что Фаинино кольцо слишком дешевое. Тогда Лева
просто возвращает кольцо, уверяя, что купил его с рук за бесценок. Фаина не
может возразить и вынуждена принять подарок. Лева леденеет от неизвестного ему
удовлетворения. После этой истории наступает самый продолжительный и мирный
период в их отношениях, после которого они все-таки расстаются. В ноябрьские праздники 196... года Лева
оставлен дежурить в зда- 811 нии института. К нему приходит давний
друг-враг и коллега Митишатьев. Лева понимает, что воздействие на нею
Митишатьева сродни воздействию Фаины: оба они питаются Левой, получают
удовольствие, унижая его. Митишатьев рассуждает о евреях, которые «портят наших
женщин». Лева легко опровергает заявление Митишатьева о неталантливости евреев,
приводя довод о том, что Пушкин был семитом. Митишатьев говорит, что
собирается духовно задавить Леву, а потом перевернуть весь мир: «Я ощущаю в
себе силы. Были «Христос — Магомет — Наполеон», — а теперь я. Все созрело, и
мир созрел, нужен только человек, который ощущает в себе силы». Митишатьев приводит своего дипломника
Готтиха, предупреждая Леву, что тот — стукач. Барон фон Готтих пишет в
патриотические газеты стихи о мартенах или матренах, что дает Митишатьеву повод
поиздеваться над осколками-аристократами. Чтобы скрасить Леве предполагаемое
одиночество, не зная о его гостях, приходит Исайя Борисович Бланк. Это
сотрудник института на пенсии, один из благороднейших людей, которых Леве
приходилось встречать в жизни. Бланк не только чрезвычайно опрятен внешне — он
не может говорить о людях плохо. Бланк, Митишатьев, Готтих и Лева пьют
вместе. Они говорят о погоде, о свободе, о поэзии, о прогрессе, об евреях, о
народе, о пьянстве, о способах очистки водки, о кооперативных квартирах, о
Боге, о бабах, о неграх, о валюте, об общественной природе человека и о том,
что деться некуда... Спорят о том, любила ли Митишатьев говорит о том, что не может
жить на земле, пока есть Лева. Он оскорбляет и Фаину, и этого
Лева уже не выдерживает. Они с Митишатьевым дерутся, и Митишатьев
разбивает посмертную маску Пушкина. Это оказывается последней
каплей — Лева вызывает его на дуэль на музейных пистолетах.
Звучит выстрел — Лева падает. Митишатьев уходит, прихватив с собой
чернильницу Григоровича. Придя в себя, Лева с ужасом обнаруживает,
какой разгром учинен в музейном помещении. Но оказывается, что с помощью Альбины,
работающей в этом же институте, и дяди Диккенса все очень
быстро приводится в порядок. Чернильницу Григоровича находят под окном,
еще одну копию маски 812 Пушкина приносят из подвала. На следующий
день Лева обнаруживает, что ни один человек в институте не обращает внимания
на свежие следы уборки и ремонта. Заместитель директора вызывает его только
для того, чтобы поручить сопровождать по Ленинграду американского писателя. Лева водит американца по Ленинграду,
показывает ему памятники и рассказывает о русской литературе. И все это —
русская литература, Петербург (Ленинград), Россия — Пушкинский дом без его курчавого
постояльца. Оставшись в одиночестве, Лева стоит над
Невой на фоне Медного всадника, и ему кажется, что, описав мертвую петлю опыта,
захватив длинным и тяжелым неводом много пустой воды, он вернулся в исходную
точку. Вот он и стоит в этой точке и чувствует, что устал. Улетающий Монахов - РОМАН-ПУНКТИР (1962-1990)
ДВЕРЬ
Поздним вечером мальчик ждет любимую
женщину — то в арке двора, то в парадном дома, куда она должна прийти к своей
подруге. Он боится разминуться с нею. Мама не знает, куда он пошел: сказал, что
идет за циркулем к приятелю. Наконец он поднимается в квартиру подруги, но та
говорит, что его любимая так и не приходила. Мальчик уверен, что его
обманывают. Он представляет, как будет умирать — бледный, худой — и как любимая
женщина станет плакать над ним. Или как он придет к ней много лет спустя —
седые кудри будут падать на лоб, не скрывая глубокого шрама, — и скажет: «Поздно, все поздно». Мальчик слышит за закрытой дверью голос
любимой и какого-то мужчины и видит ее саму, когда дверь на мгновение
приоткрывается. Мужчина уходит. Мальчик ждет, когда выйдет она. Она выходит,
спокойная и красивая, объясняет мальчику, что они просто разминулись, и
обещает встретиться с ним завтра. Мальчик идет домой, чувствуя невесомость
своего тела и мыслей, и думает о том, что все так и было, как сказала она. 813 САД
В последние предновогодние дни Алексей
ожидает звонка от Аси. Ася разошлась с мужем и снимает угол в квартире Нины,
своей подруги, которая живет у отца. Чаще всего Алексей и Ася встречаются в
саду на скамейке. Алексей хочет встречать Новый год вместе. Ася говорит, что ей
надо выкупить платье из ломбарда, что она любит Алексея, хочет поехать с ним
летом на юг, но денег ему достать будет негде, и поэтому она поедет не с ним.
Возвращаясь домой по Фонтанке, Алексей вдруг понимает, что чувствует жизнь
неостро и лениво — совсем не так, как полгода назад, когда все у них с Асей
только начиналось и он ревновал ее, часами ожидая в подъездах и на лестницах.
Тогда он думал, что любовь требует правды и ясности, а теперь любовь стала для
него выше ясности, он готов к неведению. Алексей должен дописать последнюю
контрольную, чтобы его допустили к институтским экзаменам. Мама следит за тем,
чтобы он занимался делом; она не любит Асю. Оставшись один в коммунальной
квартире, Алексей ворует из комнаты соседа облигации и, продав их, выкупает
Асино платье из ломбарда. Он идет к Асе встречать Новый год и думает, заходила
ли она в «Асторию», в которой встречает Новый год ее бывший муж. Встреча Нового года наедине не удается:
неожиданно приходит Нина с подругами. Алексей и Ася уходят из дома и сидят на
лестнице, а потом расходятся по домам. На следующий день они пытаются найти
пристанище за городом, у друзей, но тех не оказывается дома. Раскрывается кража
облигаций, и Алексею приходится пережить стыд их возвращения. Закрывшись в
своей комнате, он читает старую книгу о любви. Его поражает мысль о том, что
любовь появляется не из любимой, случайной и крохотной, и не из самого
человека, тоже чрезвычайно небольшого. Тогда откуда же? ОБРАЗ
Жена Монахова ожидает ребенка, ее положили
в больницу на сохранение. Стоя под окном больницы, Монахов каждый раз испытывает
неловкость из-за трогательности этой сценки. Однажды по дороге в больницу в
автобусе он встречает Асю. Они не виделись много лет, и теперь Монахов сличает
с оригиналом образ Аси, сохраненный им в мучении разрыва. Ничего не совпадает,
происходит распадение образа, и Монахов чувствует облегчение и любопытство.
Ася расходится с очередным мужем, снова собирается замуж. На улице она
показывает Монахову своего жениха. Монахов заходит в детский сад, где она
работает заведующей. Потом они ездят по Асиным по- 814 другам в поисках свободной квартиры. Им
опять, как и десять лет назад, негде уединиться. Из Асиного детского сада, где
они пытаются найти пристанище ночью, Монахову приходится спасаться бегством. Он
чувствует вялость своих желаний, растерянность перед мутностью и неясностью
собственных ощущений, мучительную нечистоту жизненного опыта. Возвращаясь
домой, он радуется тому, что ничего не произошло. Дома мать сообщает ему о
рождении сына и целует в бесчувственную, устраняющуюся щеку. ЛЕСМонахов приезжает в командировку в
Ташкент, где живут теперь его родители. Отца он не видел три года. Он
рассказывает родителям про свою чуждую жизнь: про столицу, про карьеру, про
молодую жену и новую квартиру. Идя по улице, он встречает Наташу, которую
любил три года назад и с которой расстался. Наташа по-прежнему любит его, и
неожиданно Монахов понимает, что, будь он самим собою, именно она была бы его
единственной женщиной. Он решает уехать от родителей пораньше и провести
последние ташкентские дни с Наташей. У нее он знакомится с ее ухажерами. Один
из них, восемнадцатилетний Ленечка, пишет стихи, которые восхищают Монахова.
Глядя на Ленечку, Монахов вспоминает себя в годы любви к Асе и ужасается тому,
что совсем не понимал тогда, какой страшной и нищей жизнью жила его любимая.
Сидя в аэропорту, Монахов мучается тем, что раньше времени уехал от родителей,
и пытается понять, что же он представляет собою сам по себе — без своих
званий, успехов, работы и семьи. На его глазах случайно погибает на летном поле
молодой солдат. Дома его ждет ссора с женой. Монахов
чувствует, что за неделю в Ташкенте прожил целую жизнь, и понимает, к чему
ревнует жена. И вдруг ему кажется, что отец его мог умереть за то время, что он
провел у Наташи. Его душа обмывается живым током последних сил немощного отца
и впускает в себя всю окружающую боль. Смерть солдата, которую он видел
недавно, отдает Монахову последнюю каплю жизни, которой ему так недоставало. Вкус
Монахов едет в поезде и думает о смерти.
Потом эта мысль уходит, уходит и пейзаж за окном, и остается только длинный
вкус пирожка во рту. В поезде Монахов знакомится с хорошей, простой и умной
девушкой, которую не хотел бы обмануть. Девушка похожа на 815 женщину, которую он любил когда-то, только
имя другое — Света. Монахов вдруг пугается, потрясенный этим сходством, хотя
прежде его не занимала похожесть людей и обстоятельств. Монахов решает начать новую жизнь. Он
берет отпуск и снимает комнату в поселке, напротив могилы Пастернака. Ему
кажется, что окрестный пейзаж дотла высмотрен умершим поэтом, и он пытается
понять, стоили ли стихи Пастернака того, чтобы ликвидировать небольшую
местность. На могилу он не ходит, опасаясь повторения «рифмы» времени — то есть
напоминаний жизни о том, что она существует независимо от существования его,
Монахова. Монахов боится этих намеков бытия, он не пытается ухватиться за
мелькнувший тайный смысл жизни, чтобы не повредить ветхую жизненную ткань. Но
ему все-таки приходится пойти на могилу, чтобы показать ее приехавшей Свете.
На кладбище его поражает, как похожи памятники на тех, кому они поставлены. Ему
кажется, что именитые покойнички вцепились в жизнь, что их положение, вкусы,
тщеславие не ушли со смертью. Вернувшись домой, он встречает там однокашника,
который рассказывает, что Ася, которую Монахов когда-то любил, умерла от рака
груди. Монахову приходится уехать из поселка,
чтобы хоронить умершую бабушку жены. Отпевание происходит в церкви, стоящей в
пустом и тихом московском переулке. Монахову кажется, что все вокруг уцелело
благодаря этой церкви. После отпевания он целует безразличную ему покойницу в
лоб, и вдруг ему кажется, будто вкус — последнее живое чувство, еще доступное
его ороговевшему сознанию. На кладбище он сознает, что Ася действительно
умерла. Он вспоминает вчерашнюю идиллию мертвецов, похожих на свои памятники,
и чувствует, что в душе его кипит спокойная, здоровая, живая ненависть. «Он
видел зло. Он не ведал сомнения. Он понимал, что за свои грехи он вполне готов
ответить». ЛЕСТНИЦА«Видно, все же подкосила меня жизненная
сила, видно, духу не хватило — меня ждут... Видно, впрямь дорога к Богу —
слишком длинная дорога, слишком дорого и много... Господи, прости!» Александр Валентинович Вампилов 1937-1972
Старший сын - Комедия (1968)
Двое молодых людей — студент-медик Бусыгин
и торговый агент Семен, по прозвищу Сильва, — приударили за незнакомыми девушками.
Проводив тех до дома, но не встретив дальнейшего гостеприимства, на которое
рассчитывали, они обнаруживают, что опоздали на электричку. Время позднее, на
улице холодно, и они вынуждены искать крова в чужом районе. Молодые люди сами
едва знакомы, но несчастье сближает. Оба они — парни с юмором, в них много
задора и игры, они не падают духом и готовы воспользоваться любой возможностью,
чтобы согреться. Они стучатся в дом одинокой тридцатилетней
женщины Макарской, только что прогнавшей влюбленного в нее десятиклассника Васеньку,
но она отшивает и их. Вскоре не знающие куда деться парни видят, как ее
окликает пожилой мужчина из соседнего дома, назвавшийся Андреем Григорьевичем
Сарафановым. Они думают, что это свидание, и решают воспользоваться удобным
случаем, чтобы в отсутствие Сарафанова побывать у него и немного согреться.
Дома они застают расстроенного Васеньку, сына Сарафанова, который переживает
свою любовную неудачу. Бусыгин делает вид, что давно знает его отца. Васенька держится
очень настороженно, а Бусыгин пытается его усовестить, говоря, что все люди
братья и надо доверять друг другу. Это наводит хитроумного Сильву на мысль, что
Бусыгин хочет 817 разыграть парнишку, представившись сыном
Сарафанова, сводным братом Васеньки. Вдохновленный этой идеей, он тут же
подыгрывает приятелю, и ошарашенный Бусыгин, который вовсе не имел этого в
виду, является Васеньке как его неведомый старший брат, решивший наконец
разыскать отца. Сильва не прочь развить успех и склоняет Васеньку отметить
событие — найти в домашних закромах что-нибудь из спиртного и выпить по случаю
обретения брата. Пока они празднуют на кухне, неожиданно
появляется Сарафанов, ходивший к Макарской просить за сына, сохнущего от
любви. Захмелевший Васенька огорошивает его сногсшибательной новостью.
Растерявшийся Сарафанов поначалу не верит, но, вспомнив прошлое, все-таки
допускает такую возможность — тогда только закончилась война, он же «был
солдат, а не вегетарианец». Так что его сыну мог бы быть двадцать один год, а
его мать звали... ее звали Галиной. Эти подробности слышит выглядывающий из
кухни Бусыгин. Теперь он более уверен в себе при встрече с мнимым отцом.
Сарафанов же, расспрашивая новоявленного сына, все больше и больше уверяется в
том, что перед ним действительно его отпрыск, искренне любящий отца. А
Сарафанову сейчас как раз очень нужна такая любовь: младший сын влюбился и
норовит отбиться от рук, дочь выходит замуж и собирается на Сахалин. Сам же он
ушел из симфонического оркестра и играет на танцах и на похоронах, что
самолюбиво скрывает от детей, которые тем не менее в курсе и только делают вид,
что ничего не знают. Бусыгин хорошо играет свою роль, так что даже взрослая
дочь Сарафанова Нина, поначалу встретившая братца очень недоверчиво, готова
поверить. Ночь Сарафанов и Бусыгин проводят в
доверительной беседе. Сарафанов рассказывает ему всю свою жизнь, открывает
душу: жена оставила его, потому что ей казалось, что он слишком долго вечерами
играет на кларнете. Но Сарафанов горд собой: он не позволил себе раствориться в
суете, он сочиняет музыку. Утром Бусыгин и Сильва делают попытку
незаметно ускользнуть, но сталкиваются с Сарафановым. Узнав об их отъезде, он
обескуражен и расстроен, он дарит Бусыгину на память серебряную табакерку,
так как, по его словам, в их семье она всегда принадлежала старшему сыну.
Растроганный самозванец объявляет о своем решении задержаться на день. Он
помогает Нине прибрать в квартире. Между ним и Ниной устанавливаются странные
отношения. Вроде бы они брат и сестра, но их взаимный интерес и симпатия друг к
другу явно не укладываются в родственные рамки. Бусыгин расспрашивает Нину о
женихе, невольно отпуская ревнивые колкости в его адрес, так что между ними
происходит нечто вроде размолвки. Чуть позже Нина 818 также ревниво будет реагировать на интерес
Бусыгина к Макарской. Помимо этого, они постоянно обращаются к разговору о
Сарафанове. Бусыгин упрекает Нину за то, что она собирается оставить отца одного.
Беспокоит их также и брат Васенька, который то и дело предпринимает попытки
сбежать из дома, считая, что никому здесь не нужен. Между тем Васенька, ободренный неожиданным
вниманием Макарской, согласившейся пойти с ним в кино (после разговора с
Сара-фановым), оживает и теперь уже не собирается никуда уезжать. Однако
радость его длится недолго. У Макарской на десять часов назначено свидание с
приглянувшимся ей Сильвой. Узнав, что Васенька купил билет на то же время, она
отказывается идти, а на Васенькино наивное упорство возмущенно признается, что
ее неожиданной добротой парнишка обязан своему папе. В отчаянии Васенька собирает
рюкзак, а чуткий Бусыгин, только что намеревавшийся отбыть, снова вынужден
остаться. Вечером появляется с двумя бутылками
шампанского жених Нины летчик Кудимов. Он простой и открытый парень, беззлобный
и все воспринимающий чересчур прямолинейно, чем даже гордится. Бусыгин и Сильва
то и дело подшучивают над ним, на что он только добродушно улыбается и
предлагает выпить, чтобы не терять время. У него его в обрез, он, курсант, не
хочет опаздывать, потому что дал себе слово никогда не опаздывать, а
собственное слово для него закон. Вскоре появляются Сарафанов и Нина. Вся
компания пьет за знакомство. Кудимов неожиданно начинает вспоминать, где же он
видел Сарафанова, хотя Бусыгин и Нина пытаются помешать ему, убеждая, что
нигде он не мог его видеть или видел в филармонии. Тем не менее летчик с
присущей ему принципиальностью упорствует и в конце концов вспоминает: он видел
Сарафанова на похоронах. Сарафанов с горечью вынужден в этом признаться. Бусыгин успокаивает его: людям нужна
музыка и когда они веселятся, и когда тоскуют. В это время Васенька с
рюкзаком, несмотря на попытки остановить его, покидает родной дом. Жених Нины,
несмотря на ее уговоры, тоже рвется прочь, боясь опоздать в казарму. Когда он
уходит, Нина упрекает ехидного братца, что тот дурно обошелся с ее женихом. В
конце концов Бусыгин не выдерживает и признается, что вовсе не брат он Нине.
Больше того — он, кажется, влюблен в нее. А между тем обиженный Сарафанов
собирает чемодан, чтобы ехать вместе со старшим сыном. Неожиданно вбегает с
испуганно-торжественным видом Васенька, а вслед за ним Сильва в полусгоревшей
одежде, с испачканным сажей лицом в сопровождении Макарской. Оказывается,
Васенька подпалил ее квартиру. Возму- 819 щенный Сильва требует брюки и, прежде чем
уйти, в дверях мстительно сообщает, что Бусыгин вовсе не сарафановский сын. На
всех это производит большое впечатление, однако Сарафанов твердо заявляет, что
не верит. Он не хочет ничего знать: Бусыгин его сын, и притом любимый. Он
предлагает Бусыгину переехать из общежития к ним, хотя это встречает возражение
Нины. Бусыгин успокаивает его: он будет их навещать. И тут же обнаруживает, что
снова опоздал на электричку. Утиная охота - Пьеса (1970)
Действие происходит в провинциальном
городе. Виктора Александровича Зилова будит телефонный звонок. С трудом
просыпаясь, он берет трубку, но там молчание. Он медленно встает, трогая себя
за челюсть, открывает окно, на улице идет дождь. Зилов пьет пиво и с бутылкой в
руках начинает физзарядку. Снова телефонный звонок и снова молчание. Теперь
Зилов звонит сам. Он разговаривает с официантом Димой, с которым они вместе
собирались на охоту, и чрезвычайно удивлен, что Дима его спрашивает, поедет ли
он. Зилова интересуют подробности вчерашнего скандала, который он учинил в
кафе, но о котором сам помнит весьма смутно. Особенно его волнует, кто же вчера
съездил ему по физиономии. Едва он кладет трубку, как в дверь
раздается стук. Входит мальчик с большим траурным венком, на котором написано:
«Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от
безутешных друзей». Зилов раздосадован столь мрачной шуткой. Он садится на
тахту и начинает представлять себе, как бы все могло быть, если бы он действительно
умер. Потом перед его глазами проходит жизнь последних дней. Воспоминание первое. В кафе
«Незабудка», излюбленном месте времяпрепровождения Зилова, он с приятелем
Саяпиным встречается во время обеденного перерыва с начальником по работе
Кушаком, чтобы отметить большое событие — он получил новую квартиру. Неожиданно
появляется его любовница Вера, Зилов просит Веру не афишировать их отношения,
усаживает всех за стол, и официант Дима приносит заказанное вино и шашлыки.
Зилов напоминает Кушаку, что на вечер назначено празднование новоселья, и тот,
несколько кокетничая, соглашается. Вынужден Зилов пригласить и Веру, которой
этого 820 очень хочется. Начальнику, только что
проводившему законную супругу на юг, он представляет ее как одноклассницу, и
Вера своим весьма раскованным поведением внушает Кушаку определенные надежды. Вечером друзья Зилова собираются к нему на
новоселье. В ожидании гостей Галина, жена Зилова, мечтает, чтобы между ней и
мужем все стало как в самом начале, когда они любили друг друга. Среди
принесенных подарков — предметы охотничьего снаряжения: нож, патронташ и
несколько деревянных птиц, используемых на утиной охоте для подсадки. Утиная
охота — самая большая страсть Зилова (кроме женщин), хотя пока ему не удалось
до сих пор убить ни одной утки. Как говорит Галина, главное для него — сборы да
разговоры. Но Зилов не обращает внимания на насмешки. Воспоминание второе. На работе Зилов
с Саяпиным должны срочно подготовить информацию о модернизации производства, поточном
методе и т. п. Зилов предлагает представить как уже осуществленный проект
модернизации на фарфоровом заводе. Они долго бросают монету, делать — не
делать. И хотя Саяпин опасается разоблачения, тем не менее они готовят эту
«липу». Здесь же Зилов читает письмо от старика отца, живущего в другом
городе, с которым он не виделся четыре года. Тот пишет, что болен, и зовет
повидаться, но Зилов относится к этому равнодушно. Он не верит отцу, да и времени
у него все равно нет, так как в отпуск он собирается на утиную охоту.
Пропустить ее он не может и не хочет. Неожиданно в их комнате появляется
незнакомая девушка Ирина, спутавшая их контору с редакцией газеты. Зилов
разыгрывает ее, представляясь сотрудником газеты, пока его шутку не разоблачает
вошедший начальник. У Зилова завязывается с Ириной роман. Воспоминание третье. Зилов
возвращается под утро домой. Галина не спит. Он сетует на обилие работы, на
то, что его так неожиданно послали в командировку. Но жена прямо говорит, что
не верит ему, потому что вчера вечером соседка видела его в городе. Зилов пытается
протестовать, обвиняя жену в чрезмерной подозрительности, однако на нее это не
действует. Она долго терпела и больше не хочет выносить зиловского вранья. Она
сообщает ему, что была у врача и сделала аборт. Зилов изображает возмущение:
почему она не посоветовалась с ним?! Он пытается как-то смягчить ее, вспоминая
один из вечеров шесть лет назад, когда они впервые стали близки. Галина сначала
протестует, но затем постепенно поддается очарованию воспоминания — до
момента, когда Зилов не может припомнить каких-то очень важных для нее слов. В
конце концов она опускается на стул и плачет. 821 Воспоминание следующее. Под конец
рабочего дня в комнате Зилова и Саяпина появляется разгневанный Кушак и требует
от них объяснения по поводу брошюры с информацией о реконструкции на фарфоровом
заводе. Выгораживая Саяпина, который должен вот-вот получить квартиру, Зилов
берет на себя всю ответственность. Только внезапно появившейся жене Саяпина
удается погасить бурю, уведя простодушного Кушака на футбол. В этот момент
Зилову приходит телеграмма о смерти отца. Он решает срочно лететь, чтобы успеть
на похороны. Галина хочет ехать вместе с ним, но он отказывается. Перед
отъездом он заходит в «Незабудку», чтобы выпить. Кроме того, здесь у него
назначено свидание с Ириной. Свидетельницей их встречи случайно становится
Галина, которая принесла Зилову плащ и портфель для поездки. Зилов вынужден
признаться Ирине, что он женат. Он заказывает ужин, откладывая отлет на завтра. Воспоминание следующее. Галина
собирается к родственникам в другой город. Как только она уходит, он звонит
Ирине и зовет ее к себе. Неожиданно возвращается Галина и сообщает, что уезжает
навсегда. Зилов обескуражен, он пытается задержать ее, но Галина запирает его
на ключ. Оказавшись в западне, Зилов пускает в ход все свое красноречие,
пытаясь убедить жену, что она по-прежнему дорога ему, и даже обещая взять на
охоту. Но слышит его объяснение вовсе не Галина, а появившаяся Ирина, которая
воспринимает все сказанное Зиловым как относящееся именно к ней. Воспоминание последнее. В ожидании
друзей, приглашенных по случаю предстоящего отпуска и утиной охоты, Зилов
выпивает в «Незабудке». К моменту, когда друзья собираются, он уже довольно
сильно пьян и начинает говорить им гадости. С каждой минутой он расходится все
больше, его несет, и в конце концов все, включая Ирину, которую он также
незаслуженно оскорбляет, уходят. Оставшись в одиночестве, Зилов называет
официанта Диму лакеем, и тот бьет его по лицу. Зилов падает под стол и
«отключается». Через некоторое время возвращаются Кузаков и Саяпин, поднимают
Зилова и отводят его домой. Припомнив все, Зилов и в самом деле вдруг
загорается мыслью покончить жизнь самоубийством. Он уже не играет. Он пишет
записку, заряжает ружье, разувается и большим пальцем ноги нащупывает курок. В
этот момент раздается телефонный звонок. Затем незаметно появляются Саяпин и
Кузаков, которые видят приготовления Зилова, набрасываются на него и отнимают
ружье. Зилов гонит их. Он кричит, что никому не верит, но они отказываются
оставить его одного. В конце концов Зилову удается их выдворить, он ходит с
ружьем по 822 комнате, потом бросается на постель и то
ли смеется, то ли рыдает. Через две минуты он встает и набирает номер телефона
Димы. Он готов ехать на охоту. Прошлым летом в Чулимске - Драма (1972)
Действие происходит в таежном райцентре
ранним летним утром. Валентина, стройная миловидная девушка лет восемнадцати,
направляется в чайную, где она работает, а по дороге осматривает палисадник
перед домом: опять доски из ограды вынуты, калитка сорвана. Она вставляет
доски, расправляет примятую траву и принимается чинить калитку. На протяжении
всего действия она делает это несколько раз, потому что прохожие почему-то
предпочитают ходить напрямик, по газону, минуя калитку. Валентина влюблена в местного следователя
Шаманова, который не замечает ее чувства. Шаманов ходит к аптекарше Кашкиной,
которая живет рядом с чайной, и потому Валентине, как и всему поселку,
известно об их связи. Она молча страдает. Шаманову около тридцати, но он
чувствует себя много пожившим и уставшим человеком. Любимое его присловье:
«Хочу на пенсию». Его любовница Кашкина обижается, что он ничего ей про себя
не рассказывает, хотя она и без того знает о нем много от городских знакомых.
Раньше он работал следователем в городе, ему прочили большое будущее, у него
была красивая жена, машина и всякие прочие блага. Однако он был из тех, для
кого правда важнее положения, и потому, расследуя дело сына какого-то сановника,
сбившего человека, Шаманов, вопреки давлению сверху, не захотел замять дело. В
результате, однако, нашлись люди сильней его. Суд перенесли, следствие дали
вести другому. Шаманов обиделся, уволился с работы, расстался с женой, стал
одеваться кое-как, а затем уехал сюда, в таежный райцентр, где нехотя, почти
формально выполняет свои обязанности. Свою жизнь Шаманов считает конченой.
Через два дня должен состояться суд по тому самому делу, которое начинал вести
он и из-за которого ушел, его приглашают принять участие как свидетеля, но он
отказывается. Ему не интересно. Он разочаровался и не верит больше в
возможность установления справедливости. Он больше не хочет бороться. Однако в 823 райцентре Шаманов все равно резко
выделяется, — и Кашкина, и Валентина чувствуют его неординарность и тянутся к
нему. В Валентину влюблен Пашка, сын буфетчицы
Хороших, и пасынок местного рабочего Дергачева. Приехав из города, Пашка
постоянно крутится возле Валентины, зовет ее на танцы. Но Валентина твердо
отказывает ему. Пашка намекает, что знает своего соперника и, изображая из
себя крутого, даже угрожает расправиться с ним. Пашка постоянно в центре
семейных раздоров. Его мать и Дергачев привязаны друг к другу, можно сказать,
любят друг друга. Однако Пашка — незаживающая даже со временем рана Дергачева,
потому что родился от другого человека, когда Дергачев был на фронте. Мать
просит сына уехать, но Пашка не очень-то расположен ее слушаться. Ему тоже
обидно: почему это он должен бросать собственный дом, когда в его планах
жениться на Валентине, осесть здесь. Дергачев ремонтирует чайную, видно, что он
в раздражении, и это раздражение он вымещает на жене, от которой прямо с утра
требует выпивки по случаю встречи с давним приятелем, пришедшим из тайги старым
промысловиком-эвенком Еремеевым. Оставшийся после смерти жены в одиночестве,
Еремеев пришел хлопотать о пенсии. Однако здесь ему предстоят трудности: у него
нет ни трудовой книжки, ни справок о работе, — всю жизнь он охотился, работал
в геологических партиях и не думал о старости. Еще один участник действия — бухгалтер
Мечеткин, зануда и бюрократ. Он хочет жениться и поначалу имеет виды на
Кашкину, намекая той, что ее связь с Шамановым вызывает в поселке пересуды и
оскорбляет общественную нравственность. Однако тут же, едва только Кашкина
приглашает его зайти к ней и даже предлагает выпить, разомлевший Мечеткин
признается в своих серьезных намерениях. Кашкина знает о том, что Валентина
влюблена в Шаманова, и потому, опасаясь возможного соперничества, советует
Мечеткину обратить свое внимание именно на Валентину. Она уверяет Мечеткина,
что он, уважаемый в поселке человек, легко может добиться успеха, если солидно
обратится к отцу Валентины. Не откладывая в долгий ящик, Мечеткин сватает Валентину.
Ее отец не возражает, но говорит, что ничего без Валентины решить не может. Между тем между Шамановым, ожидающим в
чайной служебную машину, и Валентиной, чинящей ограду палисадника, завязывается
разговор. Шаманов говорит, что Валентина напрасно занимается этим, потому что
люди никогда не перестанут обходить его. Валентина упрямо возражает:
когда-нибудь они обязательно поймут и будут ходить по тротуару. Неожиданно
Шаманов делает Валентине комплимент: она — красивая девушка, она похожа на
девушку, которую Шаманов любил 824 когда-то. Он расспрашивает ее, почему она
не уехала в город, как многие ее сверстницы. И неожиданно слышит признание, что
она влюблена, и не в кого-нибудь, а именно в него, Шаманова. Шаманов растерян,
ему трудно в это поверить, он советует Валентине выбросить это из головы. Но
тут же вдруг начинает испытывать к девушке нечто особенное: она вдруг
становится для него «лучом света из-за туч», как он говорит случайно
подслушавшей их беседу Кашкиной. Явившемуся с угрозами Пашке Шаманов
советует пойти остудить голову, между ними завязывается ссора. Шаманов явно
хочет скандала, он протягивает Пашке свой пистолет и нарочно дразнит его,
сообщая, что у них с Валентиной на десять часов назначено свидание и что любит
она его, Шаманова, а Пашка ей не нужен. Пашка в ярости нажимает курок
пистолета. Осечка. Пашка испуганно роняет оружие. Но и Шаманову тоже не по
себе. Он пишет записку Валентине, действительно назначая ей свидание на десять
часов, и просит Еремеева передать. Однако записку хитростью перехватывает
ревнующая Кашкина. Тем же вечером Валентина, став
свидетельницей очередного раздора между отчимом и Пашкой, которого оскорбляет и
гонит его собственная мать, из жалости соглашается пойти с ним на танцы.
Чувствуется, что Валентина решилась на что-то серьезное, потому что тоже идет
напрямик через палисадник, как бы потеряв веру, что сможет преодолеть общее
сопротивление. Они уходят. Вскоре появляется Шаманов и, встретив Кашкину, воодушевленно
признается ей, что с ним сегодня вдруг что-то произошло: он как бы заново
обретает мир. Это связано с Валентиной, про которую он спрашивает Кашкину. Та
честно сообщает ему, что записка Шаманова у нее и что Валентина, не зная о
назначенном свидании, ушла с Пашкой. Шаманов бросается на ее поиски. Поздно ночью Валентина и Пашка возвращаются. Ясно, что они были близки, хотя это нисколько
не изменило их отношений: Пашка как был, так и остался для нее чужим. Испытывая
угрызения совести, Кашкина сообщает Валентине, что Шаманов искал ее, что он ее
любит. Вскоре появляется и сам Шаманов, он признается Валентине, что благодаря
ей с ним произошло чудо. Валентина рыдает. Появившемуся отцу, готовому
вступиться за ее честь, она говорит, что была на танцах не с Пашкой и не с
Шамановым, а с Мечеткиным. На следующее утро Шаманов уезжает в город
для выступления на суде. Пьеса кончается тем, что взгляды находящихся в чайной
оборачиваются к вышедшей из дома Валентине. Она гордо подходит, как обычно, к
калитке и начинает налаживать ее, а затем вместе с Еремеевым поправляет
палисадник. Марк Сергеевич Харитонов р. 1937
Линии судьбы, или Сундучок Милашевича - Роман
(1895, опубл. 1992)
Антон Андреевич Лизавин, филолог,
кандидатскую диссертацию писал о своих земляках — литераторах 20-х гг. В ходе
этих занятий он и увлекся творчеством безвестного, но весьма самобытного
писателя Симеона Милашевича. Один из самых странных рассказов
последнего назывался «Откровение». Смысл его таков: в доме у рассказчика
проездом появляется бывший университетский однокашник (тонкое лицо с нервным вырезом
ноздрей, возбужденный блеск глаз)... При госте имеется сундучок величиной с
футляр от швейной машинки «Зингер». Исподволь открывается, что всех троих —
Милашевич женат — связывает давняя история. Когда-то заезжий студент подбил
юную девушку бежать из родительского дома в Москву, а сам исчез (скорее всего,
по нелегальным делам), поручив беглянку заботам приятеля. И вот теперь он
вновь встретился с новоиспеченными супругами в городке Столбенец. Здесь, как и всегда, у Милашевича
существен не сюжет, а «укол смешенного чувства» — сухой полумрак, свет
керосиновой лампы, — зыбкий воздух повествования. Апология убогого, косного и
все же милого прозябания в противовес стремлению изменить и улучшить жизнь,
пусть даже что-то разрушив. Глаза у гостя блестят, он болен, а
сундучок где-то ждут, и хозяин 826 сам вызывается его доставить. Похоже,
возвращение его сильно затянулось. Оказывается, что в жизни и самого автора,
Милашевича (рассказ явно автобиографичен), был арест, причиной которого фигурировал
не то чемоданчик, не то сундучок, набитый разной нелегальщиной, а за арестом —
высылка. Впрочем, сведений о Милашевиче почти не
осталось. О его жене вообще известно лишь имя. В рассказах мужа присутствие
Александры Флегонтовны ощущается через упоминаемые им вышитые салфеточки,
наспинные подушечки, масленичные блины и прочие радости провинциального быта.
Видимо, примерно тогда стала оформляться «провинциальная философия» Милашевича,
основная идея которой — осуществление счастья и гармонии независимо от
внешнего устройства жизни. Куда более отчетливо возникает в его прозе
(под разными именами) отяжелевший атлет с курчавой бородой: помещик-социалист
Ганшин. Милашевич долгое время жил в его усадьбе: возился в оранжерее,
придумывал для ганшинской карамельной фабрики конфетные обертки, фантики. Когда диссертация была почти готова,
Лизавина угораздило найти в архиве сундучок с бумагами Милашевича, вернее,
бумажками. Для записей использовалась обратная сторона тех самых фантиков
(ввиду дефицита бумаги в революционное время). И вот возня с фантиками стала
вытеснять другие научные занятия Лизавина, и стало ему казаться, что ход этой
работы и обстоятельства собственной жизни связаны не случайно. Поначалу
непонятные и обрывистые, записи однажды составились под его руками в нечаянную
связь, как будто в силовом поле времени выстроились линии судьбы. Оказалось в сундучке и письмо от
неизвестного, из содержания которого вычитывалось, что пишет он женщине, с
которой двадцать лет назад их связывали сложные любовные отношения. Затем, уже
с другой женщиной, этот человек оказался в эмиграции, где был у них мальчик,
сын, отосланный на время в Россию, к родителям жены. В поисках новых материалов Лизавин с
Максимом Сиверсом, нечаянным московским гостем, зашел к бывшему однокашнику и
увидел там его жену, нервную, ранимую красавицу Зою. Потом случайно подобрал
ее на вокзале (чем-то, видимо, смутил ее покой Сивере), ушедшую от мужа в
неизвестность, поселил за стеной у старухи-соседки. Потом все случилось с ними
без их участия, время растекалось лунным соком, благодарностью и восторгом...
Ну вот, теперь мама дождется внуков, думал Лизавин. Но ничего не успел сказать
Зое: старуха умерла, и любимая исчезла, пока он хлопотал о похоронах. Приехал в Москву, а там жена Сиверса дала
читать дневник Мак- 827 сима (муж отбывал срок как узник совести).
В дневнике было об отце (эсеровское-прошлое, эмиграция, тонкое лицо с нервным
вырезом ноздрей, сын от первой жены, не Максим, отправленный в Россию), о Зое
и о нем, Лизавине, — что именно он мог бы Зою уберечь. Попутно выяснялось новое о Милашевиче.
Вернувшись после высылки в Столбенец, жену он увидел спустя годы, приехавшую
из эмиграции через Петроград в качестве уполномоченного новой власти. К нему
ли ехала? Потому что у ее родителей жил ее мальчик, сын. Но осталась с ним,
лишившись и голоса и способности двигаться, — хозяйственные подвиги были
фантазией мужа. Нарастало чувство, что ворох фантиков — это неявная
саморастущая книга, мир, который творил Милашевич, чтобы через удерживание
изъятых из времени мгновений сделать мимолетное непреходящим. Точно так же, как
удержал он рядом с собой любимую, такую ранимую женщину. С Зоей Лизавин встретился неожиданно:
попал в больницу, а она там санитаркой. И снова не успел сказать главного, как
она исчезла. Защемило чувство ошибки, неточности или вины. Вот тот нашел,
сумел удержать. А у него, у Лизавина, появилась Люся. Нет любви, но есть
жалость, и нежность, и мудрость слепого тела, и ухищренность бедного ума. И
внутри ее уже безглазая рыбка тянется во мрак маленькими ищущими губами. По радио передали: Максим Сивере.
Покончил. Теперь не на кого больше надеяться и, может, еще не поздно найти.
Может, лишь это чувство связи зовется судьбой. Ты волен ее принять или не
принять, но кто-то все равно тебя ждет. Только тебя. Виктория Самойловна Токарева р. 1937
День без вранья - Рассказ (1964)
Двадцатипятилетний Валентин, учитель
средней школы, однажды утром просыпается с ощущением счастья, потому что ему
приснилась радуга. Валентин опаздывает на работу — он преподает французский
язык в средней школе. Он думает о том, что в последнее время стал слишком часто
врать, и понимает: вранье по мелочам значит, что он несвободен и кого-то
боится. Валентин решает прожить день без вранья. Когда-то он хотел учиться в Литературном
институте на отделении художественного перевода, потом — стать переводчиком и
ездить за границу. Ни то ни другое ему не удалось. Как не удалось по окончании
иняза уехать в степь, о которой он мечтал, — не удалось из-за матери и любимой
девушки Нины. Теперь он переводит рассказы с одного языка на другой, хотя денег
ему никто не обещает. В троллейбусе Валентин опускает в кассу
три копейки и отрывает билет — потому что ему жаль переплатить копейку, опустив
пятачок. Заметившей это контролерше он честно говорит о причине недоплаты, и,
удивленная, она не берет с него штраф. В школе он начинает привычный урок в пятом
«Б» классе. Ученик Собакин, как всегда, забрался на шведскую стенку, но
Валентин не требует, чтобы он сел за парту. Вместо того чтобы объяснять ребятам 829 скучную грамматику, Валентин рассказывает
им о художественном переводе, читает наизусть «Кола Брюньона» в переводе
Лозинского и Рабле в переводе Любимова. Дети в первый раз в жизни слушают
Рабле, и Валентин видит, что впервые они глядят не сквозь него. Он не пытается
оправдаться перед завучем Верой Петровной за опоздание, и та говорит, что с
ним сегодня невозможно разговаривать. Выйдя из школы, Валентин без очереди
покупает виноград, потому что торопится к Нине, с которой вчера поссорился;
очередь безмолвно позволяет ему это сделать. Валентин не знает, любит ли Нину,
с которой знаком пять лет, но у него такое чувство, будто сам Господь Бог
поручил ему заботу о ней. Но и обманывать Нину, признаваясь в любви, в этот
день он не хочет. За обедом Нинина мать, считающая Валентина странным
человеком, спрашивает, вкусен ли суп, — и он не может ответить дипломатично.
Отец пересказывает историю, прочитанную в «Правде», — о том, как орлы напали на
самолет. Один орел пробил себе грудь, а двое улетели. Валентин задумывается:
бросился бы он грудью на самолет или улетел бы? Нинина мама считает, что
броситься грудью на самолет может только последний дурак. Наконец Валентин
признается Нининым родителям, что ждет, когда они уйдут... Услышав это, мать
заявляет, что он «выдрючивается». Валентин удивляется про себя: весь день он
старался быть таким, какой есть, но его никто не принял всерьез. Контролерша подумала,
что он ее разыгрывает, завуч — что кокетничает, Нина — что он острит, а ее мать
— что «выдрючивается». Только дети поняли его верно. Он прожил день так, как
хотел, никого не боялся и не врал в мелочах, потому что если врать в мелочах,
то по инерции соврешь и в главном. Но Валентин понимает, что повторить такой
день завтра невозможно, потому что говорить правду можно, только если живешь
по правде. «А иначе — или ври, или клади трубку». Он и кладет трубку, чтобы не
обидеть Нину, когда позвонивший ему по Нининому номеру приятель Ленька
сообщает, что Валентина ждет женщина. Когда-то Ленька уехал после института в
степь, а Валентин не уехал — только хотел. В день, проведенный без вранья,
Валентин понимает, что через несколько лет превратится в неудачника, человека,
«который хотел». На вопрос Нины, что он собирается делать завтра, он отвечает:
«Ломать всю свою жизнь». Нина думает, что завтра он собирается сделать ей
предложение... Людмила Стефановна Петрушевская р. 1938
Уроки музыки - Драма (1973)
В небогато обставленную квартиру
Гавриловых возвращается из тюрьмы Иванов, сожитель тридцативосьмилетней Грани.
Он говорит, что хочет увидеть свою недавно родившуюся дочь Галю и зажить спокойной
семейной жизнью. Гавриловы не верят ему. Особенно непримиримо настроена против
пьяницы Иванова старшая дочь Грани, восемнадцатилетняя Нина. Она вынуждена была
уйти из школы, теперь работает в гастрономе и нянчит маленькую Галю. Несмотря
на недовольство Нины и увещевания любопытной соседки Анны Степановны, Граня
решается пустить Иванова. В квартиру зажиточных соседей Козловых
возвращается из армии единственный сын Николай. Родители рады возвращению сына.
Отец требует, чтобы сын сыграл что-нибудь на пианино, и сетует, что тот так и
не закончил музыкальную школу, несмотря на все старания родителей, которые
ничего для него не жалели. Радость омрачается тем, что Николай привел с собой
Надю, которая вызывает открытую неприязнь у отца Федора Ивановича и у бабки.
Мать, Таисия Петровна, держится с подчеркнутой любезностью. Надя работает
маляром, живет в общежитии. Она курит, пьет вино, остается ночевать в комнате
Николая, держится независимо и не пытается понравиться родителям жениха.
Козловы уверены, что Надя претендует на их 831 жилплощадь. На следующий день Надя уходит,
не простившись. Николай бросается за нею в общежитие, но она заявляет, что он
ей не подходит. Нина не хочет жить в одной квартире с
пьяницей Ивановым. Весь день она стоит на улице у подъезда. Здесь ее видит
Николай, которого когда-то дразнили ее женихом. Николай равнодушен к Нине. Надеясь
отвадить сына от Нади, Таисия Петровна приглашает Нину в гости и предлагает
остаться. Нина рада возможности не возвращаться домой. Зашедшей за дочерью
Гране Козлова объясняет, что у них девушке будет лучше, и просит больше не
приходить. Три месяца спустя Граня снова появляется в
квартире Козловых: ей надо лечь в больницу на аборт, но не с кем оставить
маленькую Галю. Иванов пьет. Граня оставляет ребенка Нине. К этому времени
Козловы уже поняли, что Николай живет с Ниной от скуки. Они хотят избавиться от
Нины, попрекают ее своими благодеяниями. Увидев Галю, Козловы окончательно
решают отправить Нину домой. Но в этот момент появляется Надя. Ее с трудом
можно узнать: она беременна и выглядит очень плохо. Мгновенно
сориентировавшись, Таисия Петровна объявляет Наде, что Николай уже женился, и
предъявляет Галю в качестве его ребенка. Надя уходит. Нина слышит этот
разговор. Испугавшись неожиданного появления Нади,
Козловы требуют, чтобы Николай срочно женился на Нине. Оказывается, он знает о
беременности Нади и о том, что она пыталась отравиться. Николай отказывается
жениться на Нине, но родители не отстают. Они уговаривают и Нину, объясняют ей:
важно взять мужика на привязь, родить ему ребенка, а потом он привыкнет к месту
и никуда не денется — футбол будет смотреть по телевизору, изредка выпьет пива
или сыграет в домино. Выслушав все это, Нина уходит домой, оставив подаренные
ей Козловыми вещи. Родители боятся, что теперь Николай женится на Наде. Но сын
вносит ясность: раньше, может быть, он и женился бы на Наде, но теперь
отношения с ней оказались слишком серьезными и он не хочет «вязаться с этим
делом». успокоившись, Козловы
садятся смотреть хоккей. Бабка уходит жить к другой дочери. Над потемневшей сценой раскачиваются
качели, на которых сидят Нина и Надя. «Если на них не обращать внимания, они
отстанут», — оживленно советует Таисия Петровна. Николай ногами отталкивает
налетающие качели. Три девушки в голубом - Комедия (1980)
Три женщины «за тридцать» живут летом с
маленькими сыновьями на даче. Светлана, Татьяна и Ира — троюродные сестры,
детей они воспитывают в одиночку (хотя у Татьяны, единственной из них, есть
муж). Женщины ссорятся, выясняя, кому принадлежит половина дачи, чей сын
обидчик, а чей — обиженный... Светлана и Татьяна живут на даче бесплатно, зато
на их половине течет потолок. Ира снимает комнату у Федоровны, хозяйки второй
половины дачи. Зато ей запрещено пользоваться принадлежащим сестрам туалетом. Ира знакомится с соседом Николаем
Ивановичем. Тот ухаживает за ней, восхищается ею, называя королевой красоты. В
знак серьезности своих чувств он организует строительство туалета для Иры. Ира живет в Москве с матерью, которая
постоянно прислушивается к собственным болезням и попрекает дочь тем, что та
ведет неправильный образ жизни. Когда Ире было пятнадцать лет, она убегала
ночевать на вокзалы, да и сейчас, приехав с больным пятилетним Павликом домой,
оставляет ребенка с матерью и незаметно уходит к Николаю Ивановичу. Николай
Иванович тронут рассказом Иры о ее юности: у него тоже есть пятнадцатилетняя
дочь, которую он обожает. Поверив в любовь Николая Ивановича, о
которой он так красиво говорит, Ира едет за ним в Коктебель, где ее
возлюбленный отдыхает с семьей. В Коктебеле отношение Николая Ивановича к Ире
меняется: она раздражает его своей преданностью, время от времени он требует
ключи от ее комнаты, чтобы уединиться с женой. Вскоре дочь Николая Ивановича
узнает об Ире. Не в силах выдержать дочкину истерику, Николай Иванович
прогоняет надоевшую любовницу. Он предлагает ей деньги, но Ира отказывается. По телефону Ира говорит матери, что живет
на даче, но не может приехать за Павликом, потому что размыло дорогу. Во время
одного из звонков мать сообщает, что срочно ложится в больницу и оставляет
Павлика дома одного. Перезвонив через несколько минут, Ира понимает, что мать
не обманула ее: ребенок один дома, у него нет еды. В симферопольском аэропорту
Ира продает свой плащ и на коленях умоляет дежурного по аэропорту помочь ей
улететь в Москву. Светлана и Татьяна в отсутствие Иры
занимают ее дачную комнату. Они настроены решительно, потому что во время
дождя их половину совершенно залило и жить там стало невозможно. Сестры снова
ссорятся из-за воспитания сыновей. Светлана не хочет, чтобы ее Максим вырос
хлюпиком и умер так же рано, как его отец. 833 Неожиданно появляется Ира с Павликом. Она
рассказывает, что мать положили в больницу с ущемлением грыжи, что Павлик оставался
один дома, а ей чудом удалось вылететь из Симферополя. Светлана и Татьяна
объявляют Ире, что теперь будут жить в ее комнате. К их удивлению, Ира не
возражает. Она надеется на помощь сестер: ей больше не на кого рассчитывать.
Татьяна заявляет, что теперь они по очереди будут закупать продукты и готовить,
а Максиму придется прекратить драться. «Нас теперь двое!» — говорит она
Светлане. Свой круг - Рассказ (1988)
Дружеская компания много лет собиралась по
пятницам у Мариши и Сержа. Хозяин дома, Серж, талант и общая гордость, вычислил
принцип полета летающих тарелок, его приглашали в особый институт завотделом,
но он предпочел свободу рядового младшего научного сотрудника института
Мирового океана. К компании принадлежал и Андрей-стукач, работавший вместе с Сержем.
Его стукачество не пугало собравшихся: Андрей обязан был стучать только во
время океанских экспедиций, на суше же он не нанимался. Андрей появлялся
сначала с женой Анютой, потом с разными женщинами и наконец с новой женой
Надей, восемнадцатилетней дочерью обеспеченного полковника, по виду
напоминающей испорченную школьницу, у которой от волнения выпадал на щеку глаз.
Еще одним участником пятничных сборищ был талантливый Жора, будущий доктор
наук, еврей наполовину, о чем никто никогда не заикался, как о каком-то его
пороке. Всегда бывала Таня, валькирия метр восемьдесят росту, которая маниакально
чистила белоснежные зубы по двадцать минут три раза в день. Двадцатилетняя
Ленка Марчукайте, красавица в «экспортном варианте», почему-то так и не была принята
в компанию, хотя и втерлась было в доверие к Марише. И наконец, к компании
принадлежала героиня со своим мужем Колей, закадычным другом Сержа. Десять ли лет прошло в этих пьяных
пятницах, пятнадцать ли, прокатились чешские, польские, китайские, румынские
события, прошли политические судебные процессы, — все это пролетело мимо
«своего круга». «Иногда залетали залетные пташки из других, смежных областей
человеческой деятельности» — например, повадился хо- 834 дить участковый Валера, неизвестно кого
выслеживавший на вечеринках и мечтавший о скором приходе «хозяина», подобного
Сталину. Когда-то все они любили походы, костры, вместе жили в палатках у моря
в Крыму. Все мальчики, включая Колю, с институтских пор были влюблены в Маришу,
недоступную жрицу любви. На закате общей жизни Коля ушел к ней, бросив жену.
Серж к тому времени оставил Маришу, продолжая, впрочем, поддерживать видимость
семейной жизни ради горячо любимой дочери Сонечки, вундеркинда с выдающимися
способностями к рисованию, музыке и стихам. Семилетний сын героини и Коли,
Алеша, никаких способностей не имел, чем ужасно раздражал отца, видевшего в
сыне свою копию. Героиня — человек жесткий и ко всем
относится с насмешкой. Она знает, что очень умна, и уверена: то, чего она не
понимает, не существует вообще. Она не питает никаких иллюзий будущего и участи
своего сына, так как знает, что больна неизлечимой болезнью почек с
прогрессирующей слепотой, от которой недавно в страшных муках умерла ее мать.
Убитый горем отец умер от инфаркта вскоре после матери. Сразу после похорон
матери Коля как раз и предложил жене развестись. Зная о своей скорой смерти,
героиня не рассчитывает на то, что ее бывший муж позаботится о сыне: в свои
редкие посещения он только кричит на мальчика, раздраженный его неталантливостью,
а однажды ударил его по лицу, когда после смерти дедушки и бабушки ребенок
начал мочиться в постель. На Пасху героиня приглашает «свой круг» в
гости. Пасхальные сборища у нее и Коли всегда были такой же традицией, как
пятничные — у Мариши и Сержа, и никто из компании не решается отказаться.
Прежде в этот день она готовила вместе с мамой и папой много еды, потом
родители брали Алешку и уезжали на садовый участок в полутора часах езды от
города, чтобы гостям было удобно всю ночь есть, пить и гулять. В первую после
смерти родителей Пасху героиня везет сына на кладбище к бабушке и дедушке, без
объяснений показывая мальчику, что ему надо будет делать после ее смерти. До
прихода гостей она отправляет Алешку одного на дачный участок. Во время
привычной общей пьянки героиня вслух говорит о пороках «своего круга»: бывший
муж Коля удаляется в спальню, чтобы унести оттуда простыни; Мариша
приглядывается к квартире, размышляя, как ее получше разменять; преуспевающий
Жора снисходительно разговаривает с неудачником Сержем; дочка Сержа и Мариши
Сонечка отправлена на время вечеринки к сыну Тани-валькирии, причем все знают,
чем занимаются эти дети наедине. А лет через восемь Сонечке предстоит стать
любовницей собственного отца, которого сумасшед- 835 шая любовь к дочери «ведет по жизни
углами, закоулками и темными подвалами». Героиня мимоходом сообщает, что собирается
отдать сына в детдом, чем вызывает общее возмущение. Собравшись наконец
уходить, гости обнаруживают на лестнице под дверью Алешу. На глазах всей
компании героиня бросается к сыну и с диким криком до крови бьет его по лицу.
Ее расчет оказывается верным: люди «своего круга», которые могли бы спокойно
разрезать друг друга на части, не выносили вида детской крови. Возмущенный Коля
забирает сына, все хлопочут над мальчиком. Глядя им вслед из окна, героиня
думает о том, что после ее смерти всей этой «сентиментальной» компании неловко
будет не позаботиться об ее осиротевшем ребенке и он не пойдет по интернатам.
Ей удалось устроить его судьбу, отправив без ключа на дачный участок. Мальчику
пришлось вернуться, а роль матери-изверга она разыграла точно. Навсегда
расставаясь с сыном, героиня надеется, что он придет к ней на кладбище на Пасху
и простит за то, что она ударила его по лицу вместо благословения. Венедикт Васильевич Ерофеев 1938-1990
Москва — Петушки и пр. - Поэма в прозе (1969)Веничка Ерофеев едет из Москвы в
подмосковный районный центр под названием Петушки. Там живет зазноба героя,
восхитительная и неповторимая, к которой он ездит по пятницам, купив кулек
конфет «Васильки» в качестве гостинца. Веничка Ерофеев уже начал свое странствие.
Накануне он принял стакан зубровки, а потом — на Каляевской — другой стакан,
только уже не зубровки, а кориандровой, за этим последовали еще две кружки
жигулевского пива и из горлышка — альб-де-десерт. «Вы, конечно, спросите: а
дальше, Веничка, а дальше, что ты пил?» Герой не замедлит с ответом, правда, с
некоторым трудом восстанавливая последовательность своих действий: на улице
Чехова два стакана охотничьей. А потом он пошел в Центр, чтобы хоть раз на
Кремль посмотреть, хотя знал, что все равно попадет на Курский вокзал. Но он и
на Курский не попал, а попал в некий неведомый подъезд, из которого вышел — с
мутной тяжестью в сердце, — когда рассвело. С патетическим надрывом он
вопрошает: чего же больше в этой ноше — паралича или тошноты? «О, эфемерность!
О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета
до открытия магазинов!» Веничка, как он сам говорит, не идет, а влечется,
преодолевая по- 837 хмельную тошноту, на Курский вокзал,
откуда отправляется электричка в желанные Петушки. На вокзале он заходит в
ресторан, и душа его содрогается в отчаянии, когда вышибала сообщает, что
спиртного нет. Ею душа жаждет самую малость — всего-то восемьсот граммов
хереса. А его за эту самую жажду — при всем его похмельном малодушии и
кротости — под белы руки подхватывают и выталкивают на воздух, а следом и
чемоданчик с гостинцами («О звериный оскал бытия!»). Пройдут еще два «смертных»
часа до отправления, которые Веничка предпочитает обойти молчанием, и вот он
уже на некотором подъеме: чемоданчик его приобрел некоторую увесистость. В нем
— две бутылки кубанской, две четвертинки российской и розовое крепкое. И еще
два бутерброда, потому что первую дозу Веничка без закуски не может. Это потом
вплоть до девятой он уже спокойно без нее обходится, а вот после девятой опять
нужен бутерброд. Веничка откровенно делится с читателем тончайшими нюансами
своего способа жизни, то бишь пития, плевал он на иронию воображаемых собеседников,
в число которых попадают то Бог, то ангелы, то люди. Больше всего в его душе,
по его признанию, «скорби» и «страха» и еще немоты, каждый день с утра его
сердце источает этот настой и купается в нем до вечера. И как же, зная, что
«мировая скорбь» вовсе не фикция, не пить кубанскую? Так вот, осмотрев свои сокровища, Веничка
затомился. Разве это ему нужно? Разве по этому тоскует его душа? Нет, не это
ему нужно, но — желанно. Он берет четвертинку и бутерброд, выходит в тамбур и
выпускает наконец погулять свой истомившийся в заключении дух. Он выпивает,
пока электричка проходит отрезки пути между станциями Серп и Молот —
Карачарово, затем Карачарово — Чухлинка и т. д. Он уже способен воспринимать
впечатления бытия, он способен вспоминать разные истории своей жизни, раскрывая
перед читателем свою тонкую и трепетную душу. Одна из этих, полных черного юмора историй
— как Веничку скинули с бригадирства. Производственный процесс работяг состоял
из игры в сику, питья вермута и разматывания кабеля. Веничка процесс упростил:
кабель вообще перестали трогать, день играли в сику, день пили вермут или
одеколон «Свежесть». Но сгубило его другое. Романтик в душе, Веничка, заботясь
о подчиненных, ввел индивидуальные графики и ежемесячную отчетность: кто
сколько выпил, что и отражал в диаграммах. Они-то и попали случайно вместе с
очередными соцобязательствами бригады в управление. С тех пор Веничка, скатившись с
общественной лестницы, на которую теперь плюет, загулял. Он ждет не дождется
Петушков, где на 838 перроне рыжие ресницы, опущенные ниц, и
колыхание форм, и коса от затылка до попы, а за Петушками — младенец, самый
пухлый и самый кроткий из всех младенцев, знающий букву «ю» и ждущий за это от
Венички орехов. Царица небесная, как далеко еще до Петушков! Разве ж можно так
просто это вытерпеть? Веничка выходит в тамбур и там пьет кубанскую прямо из
горлышка, без бутерброда, запрокинув голову, как пианист. Выпив же, он
продолжает мысленную беседу то с небесами, на которых волнуются, что он опять
не доедет, то с младенцем, без которого чувствует себя одиноким. Нет, Веничка не жалуется. Прожив на свете
тридцать лет, он считает, что жизнь прекрасна, и, проезжая разные станции,
делится обретенной за не столь уж долгий срок мудростью: то занимается
исследованием пьяной икоты в ее математическом аспекте, то развертывает перед
читателем рецепты восхитительных коктейлей, состоящих из спиртного, разных
видов парфюмерии и политуры. Постепенно, все более и более набираясь, он
разговаривается с попутчиками, блещет философским складом ума и эрудицией.
Затем Веничка рассказывает очередную байку контролеру Семенычу, берущему штрафы
за безбилетный проезд граммами спиртного и большому охотнику до разного рода
альковных историй, «Шахразада» Веничка — единственный безбилетник, кому
удалось ни разу не поднести Семенычу, каждый раз заслушивающемуся его
рассказами. Так продолжается до тех пор, пока Веничке
вдруг не начинают грезиться революция в отдельно взятом «Петушинском» районе,
пленумы, избрание его, Венички, в президенты, потом отречение от власти и
обиженное возвращение в Петушки, которых он никак не может найти. Веничка вроде
приходит в себя, но и пассажиры чему-то грязно ухмыляются, на него глядя, то
обращаются к нему: «товарищ лейтенант», то вообще непотребно: «сестрица». А за
окном тьма, хотя вроде бы должно быть утро и светло. И поезд идет скорее всего
не в Петушки, а почему-то в Москву. Выходит Веничка, к своему искреннему
изумлению, и впрямь в Москве, где на перроне сразу подвергается нападению
четверых молодчиков. Они бьют его, он пытается убежать. Начинается преследование.
И вот он — Кремль, который он так мечтал увидеть, вот она — брусчатка Красной
площади, вот памятник Минину и Пожарскому, мимо которого пробегает спасающийся
от преследователей герой. И все трагически кончается в неведомом подъезде, где
бедного Веничку настигают те четверо и вонзают ему шило в самое горло... Борис Петрович Екимов р. 1938
Холюшино подворье - Рассказ (1979)
Славу самого крепкого хозяина на донском
хуторе Вихляевском прочно удерживает одноногий бобыль Холюша, по паспорту
Варфоломей Вихлянцев, семидесяти лет от роду. Вот и дожил он до того момента,
когда дозволили-таки крестьянам, «чтоб всего поболее держали». А то ведь и на
хитрости приходилось инвалиду пускаться, лишь бы утаить поголовье скота в
подсобном хозяйстве. Мало кто на хуторе помнил, что прежде жила
в этом поместье работящая семья: отец, мать, трое сыновей и дочь. Две большие
войны да годы лихолетья разметали их по жизни. Просторный двор некогда
обступали базы, сараи, кухни и другие постройки. Жила и плодилась здесь
скотина, на зимнем довольстве покоились корова-ведерница с телкой-двухлеткой и
полугодовалым бычком, десяток коз да козел Ерема, а с ними шесть овечек. Мирно
похрюкивали подсвинки да два десятка гусынь бродили по двору и табунок сытых
индюшек с двумя индюками. В один из крещенских морозов обнаружил Холюша
у себя на подворье след одноконных саней. Надежды на участкового-пьяницу никакой.
На всякий случай сходил в колхозную контору — дежурная обещала позвонить в
районную милицию. И уж после Холюша спохватился: а все ли
добро цело? Оглядел 840 животину, порадовался. Овечки и козы с
густой, чистой шерстью. Ощупал Белобокую — должна была котиться; проверил
Белоухую — мечтал старик весь козий завод сделать с таким редкостных пухом, как
у нее, — с голубым отливом. Но самой родной из всей животины была
Зорька. Шел ей десятый год, и вела она свой род от далекой, легендарной Звезды
— праматери удоистых, «едовых» коровок. Годы Зорькины вышли, пора было менять
ее, и вот скоро она снова должна была отелиться... Осмотр места происшествия районная милиция
произвела на следующее утро. Растроганный Холюша стал приглашать обоих блюстителей
порядка к столу. Один из них будто только и ждал этого. Оказалось, Егор — свояк
потерпевшего, муж внучки родной Холюшиной сестры Фетиньи, живущей в городе. Егора не смутила мерзость запустения
Холюшиного жилища, в котором орудуют мышиные орды, не погнушался он отведать
под водочку хозяйской яичницы с салом и выслушал немудреный рассказ про
житье-бытье: «Кажеденно в работе... Делав да делов. Руки обрываются...»
Поразили Егора масштабы Холюшиного хозяйства. Он и жалел старика, и уважение к
нему почувствовал. И вдруг его осенило. В городе неподалеку от них домик с
огородом продается за пять тысяч, вот бы Холюше туда перебраться да зажить
вместе с Фетиньей и ее старшей дочерью, которые бедствуют от притеснений
другого зятя. Милицейский «газик» с гостем укатил, а на
Холюшу навалилась еще одна забота — опросталась Белобокая. Уже поздней ночью
вспомнил Холюша про Егорове предложение и решил настоять на своем: «Немыслимо
глупо бросать такое поместье и идти на чужую сторону. Будем жить вместе
здесь!..» Вечером следующего дня воры снова
заявились к Холюше. Когда на его крик подоспели соседи, то обнаружили, что дома
у него все перевернуто вверх дном, а сам хозяин распростерт на забазье. Холюшу лишь оглушило. В доме он очнулся и
первым делом оглядел замки на сундуках в горнице. А когда обнаружил пропажу
гармошки из красного угла, вновь потерял сознание. Злые языки утверждали, что
именно в ней хранил он свою немалую наличность. Но никакая беда не могла избавить от
привычных забот. К утру Холюша еле-еле поднялся. В полдень Егор с напарником
были у пострадавшего. Тот отвечал на расспросы, плакался, а вот сколько в гармошке
было денег, вспомнить не мог! Егор переделал все Холюшины дела, а на
приглашение переселиться в Вихряевское ответил отказом — у него служба и
семья, а здесь ни школы, ни больницы. И Фетинье назад хода нет. Впрочем, если
Холюше не хватит на переезд денег, Егор обещал помочь. 841 Оставшись один, Холюша впервые за многие
годы не мог заснуть. Мысли его были о том, что уезжать надо. Воры остались не пойманы, а визиты Егора
участились, домик в райцентре Холюша одобрил и тут же по-хозяйски решил, что на
подворье поставит для скотины новые крепкие базы. Егор категорически отверг
эти планы: где корову пасти и где сено косить? Старый сад конечно же отберут.
Так что вывод один — хозяйство ликвидировать! Пора отдыхать — в домино играть,
в карты. После очередной бессонной Холюшиной ночи
переезд стал делом решенным. За дом Холюша заплатил разом. Скотина и птица
распродавались «на ура». Перевезли мебель. Приближалась весна и окончательный
переезд. Осталось найти покупателя на Зорьку. Новый колхозный агроном приехал
торговаться вместе с Егором в тот момент, когда Холюша был явно не в себе. Вчера в ночь Зорька отелилась. Родилась
новая Звезда — «все чисточко при ней, без поднесу!». Предание о прародительнице
Зорькиного рода-племени воплотилось в этой телочке. Какой может быть торг, коли послал Холюше
Господь напоследок такое счастье? И разве можно перевозить телочку от такой
травы и воды? К тому же еще и Белоухая принесла двух козочек... Егор глядел на него и не знал, плакать или
смеяться. ...Холюша умер в начале апреля. Ткнулся с
черного крыльца в землю почернелым лицом. Нашли его вечером. После похорон
подворье в одночасье опустело. На хуторе о Холюше иногда вспоминали, редко
по-доброму. А в середине мая колхозный электрик Митька
в одной из глубоких песчаных пещерок обнаружил Холюшину гармошку. Она была до
отказа набита бумажками. Эго были квитанции-обязательства на поставку
государству молока, мяса, масла, яиц, шерсти, картофеля, жив-сырья и пушнины.
«Народный коммисариат... Министерство финансов... Государственный банк... на
основании постановления... Вы обязаны... Квитанция № 328857 принято от
Вихлянцева... в Фонд обороны страны на сумму руб. две тысячи пятьсот... 16
августа 1941 года... 1937... 1939... 1952... 1960... 1975... Вы обязаны сдать
молока базисной жирности (3,9 %) 115 литров или масла топленого 4600...» Митька сжег всю эту «канцелярию», а
гармошку закопал — от греха подальше. На хуторе купил он четвертинку и
отправился на Холюшино подворье... Анатолий Андреевич Ким р. 1939
Соловьиное эхо - Повесть (1980)
В дождливую летнюю ночь 1912 г. на одной
из пристаней Амура пароход оставляет в одиночестве молодого человека. Это
немец Отто Мейснер, магистр философии, питомец Кенигсбергского университета.
Невнятное чувство, будто он когда-то бывал здесь, хранится в его душе. Ему
кажется, что он является двойником другого Отто Мейснера, который уже
существовал давным-давно или будет существовать в грядущие времена. Отто
Мейснер трогает в кармане рекомендательное письмо к здешнему скупщику опиума
корейцу Тяну от хабаровского купца Опоелова. С купцом имел давние и большие
дела дед Отто, Фридрих Мейснер. В предписании, которое дед составил перед
путешествием для внука, много пунктов. Цель посещения Дальнего Востока —
изучение производства опиума и возможностей монопольного охвата торговли этой
продукцией, а также получение еще одного полезного знания для молодого ищущего
ума. Словно Харон, у пристани появляется старик
в лодке. У него и спрашивает Отто Мейснер, как найти купца Тяна. Провожатые
ведут магистра в село над высоким берегом. В доме купца Отто слышит женский
плач и причитания. Прочитав письмо, купец оставляет гостя в отведенной ему
комнате. Укладываясь спать, Отто мысленно желает своему деду доброй ночи. 843 После утреннего туалета Отто готовит на
спиртовке кофе, запах которого распространяется по всему дому. Приходит хозяин,
рассказывает о своей беде: тяжело больна и находится при смерти его младшая
дочь. Но Тян уверяет гостя, что сделает для него все так, как пишет в письме
Опоелов. Кореец уходит, но спустя некоторое время возвращается и просит чашку
кофе. Оказывается, умирающая восемнадцатилетняя девушка хочет попробовать то,
что так удивительно пахнет. Отто заваривает новый кофейник и несет его девушке.
И за время, пока тоненькая струйка кофе льется в фарфоровую чашку, рассказывающий
эту историю через много лет внук Отто Мейснера видит все, что осуществится
между его дедом и распростертой перед ним на одре болезни корейской девушкой
Ольгой. Больная поправляется. И купец Тян теперь в
полной мере уделяет внимание гостю, обучая его хитрым секретам выращивания
мака. Однажды ночью Отто долго слушает
соловьиное пение и во сне видит свое объяснение с Ольгой. Над водами Стикса, на
высоком мосту, под которым слышится глухое покашливание оставшегося без работы
Харона, они встречаются, и Ольга говорит о том, что она отныне и навеки
принадлежит только ему, Отто, и предлагает бежать вместе из родительского дома.
И уже не во сне, а наяву вскоре они обсуждают план бегства. Ольга уезжает из
дома — якобы погостить к родне, в другом селе садится на пароход. К прибытию
этого парохода Отто прощается с хозяином и отплывает — уже вместе с Ольгой.
После первого поцелуя Ольга подходит к окну каюты, чтобы в последний раз
посмотреть на родной берег. И видит приникшую к стеклу старшую сестру. Сестра
бросается в воду и кричит: «Ты еще вернешься ко мне, Ольга! Вот увидишь!» На второй день беглецы сходят с парохода и
венчаются в церкви большого села. На высоком берегу, под яблоней, на походной
кровати Отто укладывает свою жену спать. А сам смотрит в небо, разговаривая с
одной из звезд — со своим будущим внуком. В Чите, куда привозит Отто свою жену, он
живет у доверенного лица своего деда, владельца пушных факторий Ридера. Это
время — лучшее в жизни молодых супругов. К Рождеству выясняется, что Ольга
носит в себе еще одну жизнь. Отто ничего не таит в своих письмах к деду и
получает в ответ сдержанные поздравления. Дед напоминает: кроме личного
счастья, человек не должен забывать о своем высшем предназначении, о своих
обязанностях и рекомендует внуку продолжить путешествие, чтобы изучить
асбестовые месторождения Тувы и байкальские промыслы омуля. В Иркутске у Ольги
рождается первенец. Это событие заставляет Отто отложить на долгое время все
дела, и лишь к концу августа они выезжают в Туву. 844 Ничто так не обнаруживает могучей связи
людей через любовь, как минута смертельной опасности. Зимой, когда Мейснеры
едут в степи на санях с возницей-хакасом, на них нападают волки. Ольга
склоняется под огромным тулупом над ребенком, хакас дико рвет вожжи, Отто
отстреливается от наседающих волков. Теряя одного хищника за другим, стая
медленно отстает. И вот уже новый возница сидит в повозке, и
запряжена она тремя большими волками, которых убил в схватке магистр философии,
и набирают они высоту над землей, изумленно глядя на проплывающий мимо
небесный мир. Так представляет своих деда с бабкой рассказчик этой истории,
один из многочисленных огненно-рыжих внуков — рыжими волосами и корейскими
чертами лица наградили своих потомков Отто с Ольгой. Война застает Мейснеров в приволжском
городке. Путешествующий в глуби России немец вызывает подозрения, и Отто сам
решает идти в полицию, чтобы объясниться с властями и сдать револьвер. Провожая
его, Ольга чувствует, как шевельнулся под сердцем второй ребенок. По дороге
Мейснер встречает огромную толпу манифестантов, и лишь чудом «тевтон», как
угрожающе кричат ему из толпы, избегает слепой расправы. Отто уходит из
города, к восточной стороне горизонта, и стреляется на краю далекого ржаного
поля, не испытав в этот момент ничего, кроме чувства вины перед женой и
несильной физической боли. Хозяин дома, где жили Мейснеры, уходит на фронт,
дома остается его бездетная жена Надя, с которой Ольга и переживает войну,
революцию и поволжский голод. В двадцать пятом году Ольга с детьми возвращается
на Дальний Восток к сестре, подтвердив ее предсказание. Рассказчик этой истории, внук Отто
Мейснера и Ольги, после измены своей жены уезжает из Москвы, поселяется в
приволжском татарском селе и работает в местной школе. По ночам он слушает соловьиные
концерты, словно доносящиеся эхом из прошлого, мысленно беседует со своим
дедом Отто Мейснером о том, что все в этом мире имеет причину и свое особенное
значение. И это знание, открывшееся в их беседах, можно передать даже
неродившимся своим златоголовым внукам — «для того и живут, гремят, бегут
сквозь прозрачное земное время благозвучные человеческие письмена». В. М. Сотников Валерий Георгиевич Попов р. 1939
Жизнь удалась
Повесть (1977)
Это трагифарсовая, гротескная повесть,
состоящая из десятка устных новелл. Сам автор рассказывает ее так: «Живут трое
друзей, познакомившихся еще в институте. Постепенно жизнь их разводит. Вдруг
двое узнают, что третий провалился под лед недалеко от Ленинграда, в январе.
Друзья приезжают его помянуть и вспоминают всю свою жизнь. А утром он выходит
из-подо льда живой, здоровый и с рыбой под мышкой: оказывается, воду из-подо
льда скачали и он спокойно просидел на сухом дне всю ночь. Автор хотел сказать,
что умирать необязательно». Автор хотел сказать также, что жизнь
человеку дается единожды и глупо не полюбить ее, свою единственную. Еще глупее
расходовать ее на такие мелкие, скучные вещи, как борьба, зависть: делать надо
только то, что приносит наслаждение. Нет ничего, что нельзя было бы сделать за
час. Можно локализовать несчастье, а не считать, что из-за него обрушилась вся
твоя жизнь. Можно не натыкаться на прутья решетки, а спокойно проходить между
прутьями. Такими афоризмами изъясняется автор, так думают и его герои. Фрагментарная, со свободными перемещениями
во времени и «сожженными мостиками» между главами (тоже авторское определение),
повесть начинается как чистая фантастика, веселая, увлека- 846 тельная, ничем не омраченная. Герои —
Леха, Дзыня и повествователь, излюбленная троица Попова, — острят и
каламбурят, дружат и влюбляются, кое-как учатся в архитектурном (хотя трудятся
исключительно по вдохновению), а недостающие деньги (которых вечно не хватает)
получают у слона в зоопарке — он им просто протягивает хоботом по сотне в
случае необходимости. К сожалению, один из друзей автора — Леха выступает
подлинным кузнецом своего несчастья: всегда принципиально выбирает в жизни
самый трудный путь. Прежде за ним всюду ходили муравьи, которых он привел за
собой в город из родной деревни. Потом колонна муравьев, изогнувшись вопросительным
знаком, уходит от Лехи, который их стыдится: первый раз так наглядно видел,
изумляется автор, как от человека его счастье уходит! С уходом муравьев
заканчиваются и гротески: веселый еж уже не предлагает главному герою
освежиться лягушкой с похмелья, слон не дает денег, жизнерадостные хомячки не
знакомят с прекрасными девушками... С хомячком связана история женитьбы
главного героя. Пока Леха поглощен борьбой, а Дзыня — карьерой (вследствие
чего первый озлобляется, а второй обюрокрачивается), герой-повествователь
пытается сохранить молодое легкомыслие. На улице он видит хомячка, стремительно
бегущего куда-то от хозяйки. Эта хозяйка и становится женой поповского
протагониста — после увлекательного, веселого и необычного романа, когда для
свиданий используется комнатка безногого инвалида, страшно гордого своим
участием в чужом счастье. Молодость, однако, проходит, и «Жизнь
удалась» превращается во вполне реалистическое повествование. Герой, больше
всего озабоченный тем, чтобы никого не уязвить, никому не создать неловкости
своей тоской или недовольством, отнюдь не получает от окружающих воздаяния за
свою легкость и необременительность. Все переваливают на него свои проблемы.
Жизнь с родителями жены — не праздник, работа все более рутинна, а любимый
афоризм «Хата богата, супруга упруга» все меньше соответствует
действительности. Наконец, герой заболевает: это рецидив давней болезни
желудка, которую когда-то, в молодости, удалось вылечить с прямо-таки волшебной
легкостью. Теперь ничего волшебного нет: болеют все — жена, дочь, песик; для
героя дело и вовсе пахнет смертью; молодого врача, который когда-то делал ему
операцию, теперь можно заполучить исключительно за большую взятку... Правда, и
тут все разрешается почти чудесным образом: врач, несмотря на всю занятость и
маститость, по старой памяти оперирует героя и тем спасает. Но жизнь его
блекнет на глазах: быт, усталость, скука, отсутствие жизнерадостных и
симпатичных то- 847 варищей превращают единственную и такую было
удавшуюся жизнь в унылое и тоскливое выживание. Вся вторая часть повести — тоска по легкости и
веселью, по той «философии счастья», которой пронизана ранняя проза Попова и
его главная книга. Восторженное удивление перед миром, любовь к вещам и
помещениям, назначение которых таинственно и непонятно, — все это девается
неизвестно куда. Даже паучок в квартире героя, который умеет писать, окунаясь в
чернила, — и тот пишет унылую фразу: «Хоть бы пальто жене купил, подлец!» И
герой, все глубже погружаясь в так называемую Настоящую Жизнь, в которой есть
место подвигу, но нет места радости, — все чаще думает про себя: «Эх, жи-зень!»
К тому же и друзья подставляют его на каждом шагу, вечно выезжая на его горбу и
за его счет. Некое возвращение иллюзий,
дружественности, надежды наблюдается лишь во вполне катартическом финале
повести, когда три друга, постаревшие и с трудом находящие темы для разговора,
встречаются на даче у главного героя (той самой даче, которую когда-то во время
своей свадьбы спалил Леха). Дом с тех пор отстроился, да и дружба, как
выясняется, никуда не делась. После долгих и безуспешных попыток растопить
печку друзья мрачно собираются спать, но тут печка разгорается сама собою, безо
всяких усилий со стороны наших дачников. И среди этой идиллии, вспоминая
молодость и чувствуя прилив взаимной нежности, Леха, Дзыня и автор смотрят, как
розовые волны бегут по потолку. Иосиф Александрович Бродский 1940-1996
Посвящается Ялте - Поэма (1969)
Несколько человек, подозреваемых в убийстве, дают
показания следователю, которые приводятся в том порядке, в котором они снимались.
Вопросов следователя мы не слышим, но реконструируем их по содержанию ответов
допрашиваемых. Человек, привлеченный в качестве свидетеля или
подозреваемого к расследованию дела об убийстве, отвечает на вопросы
следователя. Из его ответов следует, что субботним вечером его знакомый должен
был прийти к нему, чтобы разобрать шахматный этюд Чигорина, о чем они
условились во вторник по телефону. Однако в субботу днем его приятель позвонил
и сообщил, что не сможет прийти вечером. Дающий показания говорит, что не
заметил по телефону в голосе собеседника следов волнения, а некоторую
странность произношения объясняет только следствием контузии. Разговор
протекал спокойно, его знакомый извинился, и они условились встретиться в
среду, предварительно созвонившись. Разговор состоялся около восьми часов,
после чего он попытался разобрать этюд в одиночку и сделал ход, который ему
посоветовал приятель, но ход этот смутил его своей нелепостью, странностью и
каким-то несоответствием манере игры Чигорина, ход, сводивший на нет самый
смысл этюда. Следователь называет какое-то имя и спрашивает, говорит ли оно
что-нибудь допрашиваемому. Вы- 849 ясняется, что он был с этой женщиной в
связи, но они расстались пять лет назад. Он знал, что она сошлась с его
приятелем и партнером по шахматам, но предполагал, что тот не догадывается об
их прежних взаимоотношениях, так как сама женщина едва ли стала бы ему об этом
рассказывать, а ее фотографию он предусмотрительно убирал перед его приходом.
Об убийстве он узнал в ту же ночь. Эта женщина сама позвонила и сообщила. «Вот
у кого взволнованный был голос!» Следующей дает показания женщина, которая
сообщает, что на протяжении последнего года она виделась с убитым редко, не
чаще двух раз в месяц, и каждый раз он заранее предупреждал ее звонком о своем
приходе, чтобы не возникло накладок: ведь она работает в театре, а там
возможны всякие неожиданности. Убитый знал, что у нее появился мужчина,
отношения с которым серьезны, но, несмотря на это, иногда встречалась с ним.
Он, по ее словам, был странным и непохожим на других, во время встреч с ним
весь мир, все вокруг для нее как будто переставало существовать, «на поверхности
вещей — как движущихся, так и неподвижных
— вдруг возникало что-то вроде
пленки, вернее — пыли, придававшей им какое-то бессмысленное сходство». Именно
это привлекало ее в нем и заставляло не порывать окончательно, даже во имя
капитана, с которым она намерена была связать свою судьбу. Она не помнит, когда
и где познакомилась с убитым, кажется, это произошло на пляже в Ливадии, но
очень хорошо помнит его слова, с которых началось их знакомство. Он сказал:
«Понимаю, как я вам противен...» Ей ничего не известно о его семье, он не
знакомил ее и со своими друзьями, и она не знает, кто убил его, но это явно не
его партнер по шахматам, этот безвольный человек, тряпка, который «сошел с ума
от ферзевых гамбитов». Она вообще никогда не могла понять их дружбы. А капитан
в тот вечер был в театре, они возвращались вместе и нашли в ее парадном лежащее
тело. Сначала из-за темноты они вообразили, что это пьяный, но тут она узнала
его по белому плащу, который был в тот момент весь в грязи. Видимо, он долго
полз. Потом они внесли его в ее квартиру и позвонили в милицию. Следом за женщиной показания дает капитан.
Но он боится разочаровать следователя, так как ему ничего не известно об
убитом, хотя он, по понятным причинам, «ненавидел этого субъекта». Они не были
знакомы, он просто знал, что у его подруги бывает кто-то, но кто именно — не
знал, а она не говорила, не потому, «чтоб что-то скрыть», а просто ей не
хотелось расстраивать капитана, хотя расстраивать там было особенно нечем,
потому что почти год, «как ниче- 850 го уже меж ними не было», в чем она сама
призналась ему. Капитан поверил ей, но легче ему не стало. Он просто не мог не
поверить, и если следователя удивляет, что с таким отношением к людям он имеет
четыре звезды на погонах, то пусть не забывает, что это маленькие звезды, а
многие из тех, с кем он начинал, уже имеют по две больших. Следовательно, он
неудачник и вряд ли по складу характера мог быть убийцей. Капитан уже четыре года вдовец, у него
есть сын, а вечером в день убийства он был в театре, после спектакля провожал
домой свою знакомую, и в ее подъезде они обнаружили труп. Он сразу узнал его,
так как однажды видел их вместе в магазине, а иногда встречал его на пляже.
Как-то раз он даже заговорил с ним, но тот ответил так пренебрежительно, что
капитан почувствовал прилив ненависти и даже ощутил, что может убить его, но
тогда, по счастью, он еще не знал, с кем разговаривает, так как даже не был
знаком с женщиной. Больше они не встречались, а потом капитан познакомился с
этой женщиной на вечере в Доме офицеров. Капитан признается, что даже рад
такому повороту событий, иначе все это могло тянуться вечно, а всякий раз после
встреч с этим человеком его подруга была как бы не в себе. Теперь, он надеется,
все наладится, так как, скорее всего, они уедут. У него «есть вызов в
Академию», в Киев, где ее возьмут в любой театр. Он даже считает, что они еще
могут завести ребенка. Да, у него есть личное оружие, еще с войны остался
трофейный «парабеллум». Да, он знает, что ранение было огнестрельным. Рассказывает сын капитана. «В тот вечер
батя отвалил в театр, а я остался дома вместе с бабкой». Они смотрели
телевизор, была суббота, и уроков не нужно было делать. Передача была про
Зорге, но он недосмотрел ее. В окно он увидел, что гастроном напротив еще открыт,
значит, не было десяти, и ему захотелось мороженого. уходя, он положил в карман куртки пистолет отца, так как
знал, куда отец прячет ключ от ящика. Он взял его просто так и не думал ни о
чем. Он не помнит, как очутился в парке над портом, было тихо, светила луна,
«ну, в общем было здорово красиво». Он не знал, который час, но еще не было
двенадцати, так как «Пушкин», который в субботу отправляется в двенадцать, еще
не отошел, и освещенные цветные окна в танцевальном салоне у него на корме были
похожи на изумруд. Он встретил того человека у выхода из парка и попросил у
него папиросу, но мужчина не дал, обозвав его негодяем. «Не знаю, что произошло
со мной! Ага, как будто кто меня ударил. Мне словно чем-то залило глаза, и я не
помню, как я обернулся и выстрелил в него». Мужчина продолжал стоять на прежнем
месте и курить, а по- 851 тому мальчик решил, что он не попал. Он
закричал и бросился бежать. Он не хочет, чтобы об этом рассказали отцу, потому
что боится. Пистолет он, вернувшись домой, положил на место. Бабка уже уснула,
даже не выключив телевизор. «Не говорите бате! Не то убьет! Ведь я же не попал!
Я промахнулся! Правда? Правда? Правда?!» В салоне теплохода «Колхида» следователь
беседует с кем-то. Они говорят о том, что оказалось трое подозреваемых, что
само по себе уже красноречиво, так как положение предполагает, что каждый из
них был способен совершить убийство. Но это лишает следствие всякого смысла,
«поскольку в результате» узнаешь только, кто именно, «но вовсе не о том, что
другие не могли...». Да и вообще оказывается, что «убийца тот, кто не имеет
повода к убийству...» Но «это — апология абсурда! Апофеоз бессмысленности!
Бред!» Теплоход отошел от причала. Крым «таял в
полночной тьме. Вернее, возвращался к тем очертаньям, о которых нам твердит
географическая карта». Мрамор - Драма (1982)
Во втором веке после нашей эры в камере
тюрьмы сидят два человека — Туллий Варрон и Публий Марцелл. Тюрьма
располагается в огромной стальной башне, около километра высотой, и камера
Публия и Туллия располагается примерно на высоте семьсот метров. Туллий и
Публий не совершали никаких преступлений, но по законам Империи, установленным
императором Тиберием, они отбывают пожизненное заключение. Законы эти
основываются на статистике, согласно которой во все времена в местах
заключения находится около 6,7 процента от числа населения любой страны.
Император Тиберий сократил это число до 3 процентов, отменил смертную казнь и
издал указ, по которому 3 процента должны сидеть пожизненно, независимо от
того, совершил ли конкретный человек преступление или нет, а определяет, кому
сидеть, — компьютер. Камера Туллия и Публия представляет собой
«нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля».
Посреди камеры — стальная опора Башни, проходящая по всей высоте, в помещении
камеры она декорирована под дорическую колон- 852 ну. Внутри ее располагается лифт и шахта
мусоропровода. Тела умерших узников спускают в мусоропровод, внизу которого
расположены стальные ножи сечки, а еще ниже — живые крокодилы. Все это служит
мерами предотвращения побегов из тюрьмы. С помощью лифта, расположенного внутри
трубы, в камеры подается все необходимое, а также то, что заказывают
заключенные, отходы удаляются через мусоропровод. Внутри камеры на стеллажах и
в нишах стоят мраморные бюсты классических писателей и поэтов. Туллий по происхождению римлянин, а Публий
— уроженец провинции, варвар, как называет его сокамерник. Это не только характеристика
их происхождения, но и характеристика мироощущения. Римлянин Туллий не
протестует против своего положения, но это означает не смирение с участью, а
отношение к ней как форме бытия, наиболее адекватной его сущности, ибо
отсутствие пространства компенсировано избытком Времени. Туллий стоически
спокоен и не ощущает утраты того, что осталось за стенами тюрьмы, так как не
привязан ни к чему и ни к кому. Такое отношение к миру он считает достойным
настоящего римлянина, и его раздражает привязанность Публия к житейским
наслаждениям. Это называет он варварством, мешающим постичь истинный смысл
жизни, который заключается в том, чтобы слиться со Временем; избавиться от
сантиментов, любви, ненависти, от самой мысли о свободе. Это и должно привести
к слиянию со Временем, растворению в нем. Туллия не раздражает однообразие
тюремного распорядка, так как истинный римлянин, по его мнению, не ищет
разнообразия, но, напротив, жаждет единообразия, потому что смотрит на все sup sреcie aeternitatis. Идея Рима в
его понимании — все доводить до логического конца — и дальше. Все иное называет
он варварством. Время в камере проходит в постоянных
пикировках Туллия и Публия, во время которых Туллий упрекает Публия за его
стремление на свободу, которое он также считает проявлением варварства. Побег —
это выход их Истории в Антропологию, «или лучше: из Времени — в историю». Идея
Башни — это борьба с пространством, «ибо отсутствие пространства есть
присутствие Времени». Потому, считает он, Башня так ненавистна Публию, что
страсть к пространству — суть варварства, в то время как истинно римской
прерогативой является стремление познать чистое Время. Туллий не стремится на
свободу, хотя считает, что выбраться из тюрьмы возможно. Но именно стремление
к возможному и отвратительно для римлянина. Публию же, по мысли Туллия, проще,
как варвару, стать христианином, чем римлянином, потому что из жалости к себе
он мечтает либо о 853 побеге, либо о самоубийстве, но и то и
другое, на его взгляд, отдает идеей вечной жизни. Туллий предлагает Публию пари на
снотворное, которое положено узникам, что он осуществит побег. Пока Публий
спит, Туллий, оставив в камере только бюсты Овидия и Горация, сбрасывает в
мусоропровод остальные мраморные изваяния, в расчете, что они своей тяжестью,
увеличенной ускорением свободного падения с высоты семьсот метров, разрушат
ножи сечки и убьют крокодилов. Потом он запихивает в мусоропровод матрас и
подушки и забирается туда сам. Проснувшись, Публий замечает в камере
что-то неладное и обнаруживает отсутствие бюстов. Он замечает, что Туллий
исчез, но не может этому поверить, осознав случившееся. Публий начинает думать
о новом сокамернике и по внутреннему телефону сообщает претору, то есть
тюремщику, об исчезновении Туллия Варрона. Но выясняется, что претору это уже
известно, так как Туллий сам позвонил ему из города и сообщил, что возвращается
домой, то есть в Башню. Публий в смятении, и в этот момент в камере появляется
Туллий, к изумлению Публия, который не может понять, почему Туллий, удачно осуществив
побег, вернулся, но тот отвечает, что только затем, чтобы доказать, что выиграл
пари, и получить выигранное снотворное, которое, в сущности, и есть свобода, а
свобода тем самым — снотворное. Но Публию чужды эти парадоксы. Он уверен, что
если бы сам сбежал, то уж ни за что не вернулся бы, а теперь одним способом
побега стало меньше. Но Туллий уверяет, что побег всегда возможен, но это
доказывает только то, что система несовершенна. Такая мысль может устроить
варвара, но не его, римлянина, стремящегося к абсолюту. Он требует отдать ему
выигранное снотворное. Публий просит рассказать, как ему удалось бежать из
Башни, и Туллий открывает ему механизм побега и говорит, что идею подсказал как
раз ему флакон со снотворными таблетками, имеющий, как и мусоропровод, цилиндрическую
форму. Но Публий хочет бежать из тюрьмы не как места жизни, а как места смерти.
Свобода ему нужна, потому что она «есть вариации на тему смерти». Но, по мысли
Туллия, главный недостаток любого пространства, и в том числе этой камеры,
заключается в том, что в нем существует место, в котором нас не станет, время
же лишено недостатков, потому у него есть все, кроме места. И поэтому его не
интересует ни где он умрет, ни когда это произойдет. Его интересует только,
«сколько часов бодрствования представляет собой минимум, необходимый
компьютеру для определения» состояния человека как бытия. То есть для
определения, жив ли он. И сколько таблеток снотворного он «должен единовременно
принять, 854 дабы обеспечить этот минимум». Это
максимальное бытие вне жизни, считает он, действительно поможет ему уподобиться
Времени, «то есть его ритму». Публий недоумевает, зачем Туллию столько времени
спать, если заключение их — пожизненное. Но Туллий отвечает, что «пожизненно
переходит в посмертно. И если это так, то и посмертно переходит в пожизненно...
То есть при жизни существует возможность узнать, как будет там... И римлянин
такой шанс упускать не должен». Туллий засыпает, а Публий пугается
предстоящих семнадцати часов одиночества, но Туллий утешает его тем, что,
проснувшись, расскажет, что видел... про Время... Он просит придвинуть к нему
поближе бюсты Горация и Овидия и в ответ на упреки Публия, что мраморные
классики ему дороже человека, замечает, что человек одинок, как «мысль,
которая забывается». Сергей Донатович Довлатов 1941-1990
Компромисс - Повесть (1981)
Главный герой, журналист, оставшись без
работы, перелистывает свои газетные вырезки, собранные за «десять лет вранья и
притворства». Это — 70-е гг., когда он жил в Таллине. За каждым газетным текстом-компромиссом
следуют воспоминания автора — реальные разговоры, чувства, события. Перечислив в заметке те страны, из которых
прибыли специалисты на научную конференцию, автор выслушивает от редактора
обвинения в политической близорукости. Оказывается, в начале списка должны
идти страны победившего социализма, потом — все остальные. Автору заплатили за
информацию два рубля. Он думал — три заплатят... Тон заметки «Соперники ветра» о Таллинском
ипподроме — праздничный и возвышенный. На самом деле автор без труда договорился
с героем заметки, жокеем Ивановым, «расписать» программу скачек, и они вдвоем
выигрывали деньги, ставя на заранее известного лидера. Жалко, что с ипподромом
покончено: «соперник ветра» выпал пьяный из такси и уже несколько лет работает
барменом. В газету «Вечерний Таллин», в рубрику
«Эстонский букварь», герой пишет милые детские стишки, в которых зверь отвечает
на русское приветствие по-эстонски. Автору звонит инструктор ЦК: «Выходит,
эстонец — зверь? Я, инструктор ЦК партии, — зверь?» 856 «Человек родился. ...Человек, обреченный
на счастье!..» — слова из заказного репортажа о рождении четырехсоттысячного
жителя Таллина. Герой едет в роддом. Первый новорожденный, о котором он сообщает
по телефону редактору, сын эстонки и эфиопа, — «бракуется». Второй, сын еврея,
— тоже. Редактор соглашается принять репортаж о рождении третьего — сына
эстонки и русского, члена КПСС. Привозят деньги для отца за то, чтобы он назвал
сына Лембитом. Автор предстояшего репортажа вместе с отцом новорожденного
отмечают событие. Счастливый отец делится радостями семейной жизни: «Лежит,
бывало, как треска. Я говорю: «Ты, часом, не уснула?» — «Нет, говорит, я все
слышу». — «Не много же, говорю, в тебе пыла». А она: «Вроде бы свет на кухне
горит...» — «С чего это ты взяла?» — «А счетчик-то вон как работает...» — «Тебе
бы, говорю, у него поучиться...» Проснувшись среди ночи у своей знакомой,
журналист не может вспомнить остальных событий вечера... В газете «Советская Эстония» опубликована
телеграмма эстонской доярки Брежневу с радостным сообщением о высоких надоях
молока, о приеме ее в партию и ответная телеграмма Брежнева. Герой вспоминает,
как для написания рапорта доярки его послали вместе с фотокором Жбанковым в
один из райкомов партии. Журналистов принимал первый секретарь, к ним были
приставлены две молодые девушки, готовые исполнять любые их желания, спиртное
лилось рекой. Конечно, журналисты полностью «воспользовались ситуацией». Они
лишь мельком встретились с дояркой — и телеграмма была написана в коротком
перерыве «культурной программы». Прощаясь в райкоме, Жбанков попросил «для
лечения» хотя бы пива. Секретарь испугался — «в райкоме могут увидеть». «Ну и
работенку ты себе выбрал», — посочувствовал ему Жбанков. «Самая трудная дистанция» — статья на
моральную тему о спортсменке, комсомолке, потом коммунистке, молодом ученом
Тийне Кару. Героиня статьи обращается к автору с просьбой помочь ей
«раскрепоститься» в половом отношении. Выступить в роли учителя. Автор
отказывается. Тийна просит: «Есть же у тебя друзья-подонки?» «Преобладают», —
соглашается журналист. Перебрав несколько кандидатур, он останавливается на
Осе Чернове. После нескольких неудачных попыток Тийна наконец становится
счастливой ученицей. В знак благодарности она вручает автору бутылку виски, с
которой он и отправляется писать статью на моральную тему. «Они мешают нам жить» — заметка о попавшем
в медвытрезвитель работнике республиканской прессы Э. Л. Буше. Автор вспомина- 857 ет трогательную историю своего знакомства
с героем заметки. Буш — талантливый человек, пьющий, не выдерживающий
компромиссов с начальством, пользующийся любовью у красивых стареющих женщин.
Он берет интервью у капитана западногерманского корабля Пауля Руди, который
оказывается бывшим изменником Родины, беглым эстонцем. Офицеры КГБ предлагают
Бушу дать показания, что капитан — половой извращенец. Буш, негодуя,
отказывается, чем вызывает у полковника КГБ неожиданную фразу: «Вы лучше, чем
я думал». Буша увольняют, он нигде не работает, живет с очередной любимой
женщиной; у них поселяется и герой. На одну из редакционных вечеринок
приглашают и Буша — как внештатного автора. В конце вечера, когда все изрядно
напились, Буш устраивает скандал, ударив ногой по подносу с кофе, который
вносит жена главного редактора. Герою он объясняет свой поступок так: после
лжи, которая была во всех речах и в поведении всех присутствующих, по-другому
он не мог поступить. Шестой год живя в Америке, герой с грустью вспоминает о
диссиденте и красавце, возмутителе спокойствия, поэте и герое Буше, и не знает,
какова его судьба. «Таллин прощается с Хубертом Ильвесом».
Читая некролог о директоре телестудии, Герое Социалистического Труда, автор
некролога вспоминает лицемерие всех, кто присутствовал на похоронах такого же
лицемерного карьериста. Печальный юмор этих воспоминаний состоит в том, что
из-за путаницы, произошедшей в морге, на привилегированном кладбище хоронили
«обычного» покойника. Но торжественную церемонию довели до конца, рассчитывая
ночью поменять гробы... «Память — грозное оружие!» — репортаж с
республиканского слета бывших узников фашистских концлагерей. Герой
командирован на слет вместе с тем же фотокором Жбанковым. На банкете, после
нескольких принятых рюмок, ветераны разговариваются, и оказывается, что не все
сидели только в Дахау. Мелькают «родные» названия: Мордовия, Казахстан...
Выясняются острые национальные вопросы — кто еврей, кто чухонец, которым
«Адольф — их лучший друг». Разряжает обстановку пьяный Жбанков, водружающий на
подоконник корзину с цветами. «Шикарный букет», — говорит герой. «Это не букет,
— скорбно ответил Жбанков, — это венок!..» «На этом трагическом слове я прощаюсь с
журналистикой. Хватит!» — заключает автор. 858 Иностранка - Повесть (1986)
Маруся Татарович — девушка из хорошей
советской семьи. Ее родители не были карьеристами: исторические обстоятельства
советской системы, уничтожающей лучших людей, заставляли отца с матерью
занимать вакантные места, и к концу трудовой биографии они прочно утвердились
в номенклатуре среднего звена. У Маруси было все для счастья: рояль, цветной
телевизор, дежурный милиционер у дома. Окончив школу, она легко поступила в
Институт культуры, была окружена соответствующими рангу поклонниками. Расплата
за семейное счастье обрушилась на Татаровичей в лице еврея с безнадежной
фамилией Цехновицер, которого Маруся полюбила на девятнадцатом году. Родители
не считали себя антисемитами, но представить внуков евреями для них было
катастрофой. Неимоверными усилиями они «переключили» Марусю на сына генерала
Федорова, которого она тоже полюбила. Молодые люди поженились. Дима Федоров был
педантом и быстро надоел Марусе. От скуки она стала ему изменять неразборчиво
и беспрерывно. Вскоре молодые супруги развелись. Маруся опять стала невестой,
девушкой из хорошей семьи. Она полюбила знаменитого дирижера Каждана, затем —
известного художника Шарафутдинова, затем — прославленного иллюзиониста Мабиса.
Все они покинули Марусю. При этом лишь один Каждая ушел из ее жизни деликатно:
отравившись миногами, он умер. Поведение остальных чем-то напоминало бегство. К этому времени Марусе было под тридцать.
Она забеспокоилась, понимая, что еще два-три года, и родить будет поздно. И тут
на ее горизонте возник знаменитый эстрадный певец Бронислав Разудалов. У Маруси
с ним получилось что-то вроде гражданского брака. Они вместе ездили на
гастроли, Маруся вела концерты. Вскоре она не без оснований стала подозревать
Разудалова в супружеских изменах. Друзья шутили: «Разудалов хочет трахнуть
все, что движется...» Маруся впервые задумалась: как жить дальше? Удовольствия
порождали чувство вины. Бескорыстные поступки вознаграждались унижениями.
Получался замкнутый круг... Через год у нее родился мальчик. Разудалов ездил
на гастроли. Уличенный в очередных изменах, он оправдывался: «Пойми, мне как
артисту нужен импульс...» Маруся испытывала полное отчаяние. Тут как в сказке появился Цехновицер. Он
дал Марусе почитать «Архипелаг ГУЛАГ» и настоятельно советовал ей эмигрировать.
В это время уезжали многие. Пережив драматическое объяснение с родите- 859 лями, Маруся фиктивно зарегистрировалась с
Цехновицером. Через три месяца они были в Австрии. «Супруг» уехал в Израиль.
Дождавшись американской визы, уже через шестнадцать дней Маруся приземлилась
в аэропорту имени Кеннеди. Сын Левушка, увидев двух негров, громко расплакался.
Марусю встречали двоюродная сестра по матери Лора с мужем Фимой. У них и
поселилась Маруся с сыном. Левушку определили в детский сад. Сначала он плакал.
Через неделю заговорил по-английски. Маруся стала искать работу. Ее внимание
привлекла реклама ювелирных курсов — знание английского языка при этом не было
необходимым условием. А в драгоценностях Маруся разбиралась. Нью-Йорк внушал Марусе чувство раздражения
и страха. Ей хотелось быть уверенной в себе, как все окружающие, но она лишь
завидовала детям, нищим, полисменам — всем, кто ощущал себя частью этого
города. Занятия на курсах прекратились скоро. Маруся уронила в сапог
раскаленную латунную пластинку, после чего уехала домой и решила не
возвращаться. Так она стала домохозяйкой. К ней потянулась, как мухи на мед, мужская
часть русской колонии. Диссидент Караваев предложил ей сообща вести борьбу за
новую Россию. Маруся отказалась. Издатель Друкер тоже призывал к борьбе — за
единство эмиграции. Таксисты действовали более решительно: Перцович призывал
закатиться куда-нибудь во Флориду. Еселевский предлагал более дешевый вариант —
мотель. Будучи отвергнутыми, они, кажется, вздыхали с облегчением... Лучше всех
повел себя Баранов. Зарабатывая семьсот долларов в неделю, сто из них он
предложил отдавать Марусе просто так. Ему это было даже выгодно: пил бы меньше.
Религиозный деятель Лемкус подарил Библию на английском языке, пообещав
хорошие условия в загробной жизни. Хозяин магазина «Днепр» Зяма Пивоваров
шептал: «Получены свежие булочки. Точная копия — вы...» Дни тянулись одинаковые,
как мешки из супермаркета... К этому времени автор повествования уже
знаком с Марусей Татарович. Она живет в снимаемой пустой квартире, почти всегда
без денег. Однажды Маруся звонит автору и просит приехать, жалуясь на то, что
ее избил новый поклонник, латиноамериканец Рафаэль, Рафа. Они стали жить
странной и бурной жизнью: Рафа то исчезал, то появлялся, откуда он брал
деньги, было непонятно, потому что все его проекты обогащения были чистым
бредом. Маруся считала его полным дураком, у которого на уме только койка.
Правда, он обожал ее сына Левушку, с которым чувствовал себя на равных. Когда
автор приезжает к Марусе, то застает ее с синяком под глазом и разбитой 860 губой. Маруся жалуется на своего ухажера,
вскоре приходит и он сам — весь перебинтованный, пропахший йодом.
Обстоятельства ссоры вырисовываются наглядно: Рафа защищался от разгневанной
Маруси. Вызывая если не жалость, то сочувствие, он смотрит на Марусю
преданными и блестящими глазами. За бутылкой рома, в присутствии автора и по
его совету, Маруся и Рафа мирятся. Женщины русской колонии считали, что в
Марусином положении необходимо быть жалкой и зависимой. Тогда они сочувствовали
бы ей. Но Маруся не производила впечатления забитой и униженной: она водила
джип, тратила деньги в дорогих магазинах. На день рождения Рафа подарил ей
попугая Лоло, который питался сардинами. «Сто раз я убеждался — бедность
качество врожденное. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше
нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность. Рафаэль и Муся
предпочли богатство». Маруся вдруг решает вернуться на Родину.
Но общение с чиновниками советского консульства охлаждает ее пыл.
Окончательную точку в ее сомнениях ставит приезд в Америку на гастроли
Разудалова: этот посланник прошлого боится встретиться с собственным сыном. На свадьбу Маруси и Рафы собирается вся
русская колония. Многочисленные родственники Рафы прикатывают на лимузине,
предназначенном жениху в подарок. Невесте приготовлена серенада. В числе
подарков — белая двуспальная кровать и сварная чугунная клетка для Лоло. Все
ждут живого автора, при виде которого Маруся плачет... И тут автор умолкает. Потому что о хорошем
он говорить не в состоянии. Ему бы только обнаруживать везде смешное, унизительное,
глупое и жалкое. Злословить и ругаться. А это — грех. Руслан Тимофеевич Киреев р. 1941
Победитель - Роман (1973, опубл. 1979)
В это воскресенье Рябов возвращается домой
необычно поздно, во втором часу ночи. Жена безмятежно спит ведь он не из тех
мужей, о чьей нравственности пекутся. Впрочем, он и сын примерный, и работник
прекрасный. Экономист, с блеском защитивший в двадцать семь кандидатскую, —
весьма нечастый случай, товарищи! Но мама, вышедшая на кухню, сегодня не
узнает своего образцового, всегда такого сдержанно-ироничного сына. Он даже не
пьет свой традиционный кефир. Вообще он как-то изменился после своей
двухдневной поездки на экскурсию в Аджарию. До субботы пять дней. А в субботу с утра
Рябов будет в Жаброве — именно там работает после распределения та девушка, с
которой он познакомился на экскурсии и только что расстался. Жаброво.
Восемьдесят километров от Светополя, областного центра, где живет и работает
наш герой. С утра зарядка с гантелями, затем мирный
завтрак с женой Ларисой. «Яйца в мешочек». — «Звонил Минаев». — «Это нужный
человек, может сделать кооперативную квартиру». — «Квартиру?» Пока они живут с родителями Станислава,
благоразумная Лариса не хочет и слышать о ребенке. Лариса такая красивая
женщина! Мужчины пялят глаза на улице! 862 Перед лекциями есть еще время зайти к тете
Тамаре, сестре матери. Это к ней Рябов устроил вчера на ночлег девушку из
Жаброва (опоздала на последний автобус). Но тетка ни слова не говорит о своей
ночной гостье. Демонстрирует племяннику, что не любопытна. Зато охотно
обсуждает грядущий день рождения Андрея, родного брата Станислава. Братец — разрушитель. Выродок в семье,
девиз которой — созидание. Именно это слово начертано на семейном знамени,
которое вот уже три десятилетия держит в неслабеющих руках их мама, директор
кондитерской фабрики. Но брату плевать на фарисейское чувство долга, его девиз
— «Хочется». К тридцати Андрей собирался стать художником. Постоянно
разглагольствует о том, что есть талант. Неужели талант — это индульгенция от
всех грехов, грамота на существование пустое и разболтанное? В таком случае
Станислав не претендует на него, как и его мама, впрочем. Завтра Андрею как раз тридцать. Младший
брат не станет злорадно напоминать ему о не достигнутой известности (а уж
Андрей бы не преминул — постоянно обличает Станислава за сухость, рассудочность,
эмоциональную неразвитость). Андрей — неудачник, делает какие-то халтуры, рекламные
плакаты, но удачливость младшего брата презирает, подозревая за ней чуть ли не
ложь и тайные подлости. Празднование будет происходить у тети Тамары,
поскольку своего жилья после развода Андрей лишился. Ни отец, ни мать на день
рождения к сыну не придут. Они не общаются с ним из-за того, что, по мнению
матери, Андрей поступил безответственно, уйдя из семьи и оставив ребенка. В отделе у Рябова новость — вышла после
болезни начальница, Маргарита Горациевна Штакаян. Ни для кого, в том числе и
для Штакаян, не секрет, что ее преемником станет Рябов. Собственно, об этом
говорит ему и директор института Панюшкин. Делает комплимент работоспособности
подчиненного. Ведь Маргарита Горациевна, по сути, все время болеет и отделом
фактически руководит Рябов. Руководство ценит скромность Станислава
Максимовича и его благородное отношение к своему учителю. Руководство
понимает, что профессору Штакаян нелегко расстаться с коллективом. Но дело не
должно страдать. Если плановая работа отдела не будет сдана в срок («Если вы,
Станислав Максимович, придержите ее до мая — ведь вы хотите заведовать
отделом?»), разговор с Маргаритой Горациевной будет самый принципиальный. «Первого апреля работа будет сдана», —
ровно отвечает сдержанный Рябов. Скорее всего, Рябову теперь не видать
заведования отделом как своих ушей. 863 Через четыре дня — поездка в Жаброво. А
пока обед с Минаевым, который может помочь с квартирой. Рябову очень хочется
завязывать банты. Урод в мужском братстве, он предпочел бы иметь дочку. Жирные губы Минаева со смаком обсасывают
куриную косточку. Он рассуждает, что фундамент нужно закладывать смолоду, потом
поздно будет, сомнут. Лично у него, Минаева, с фундаментом все в порядке. Он
немаленький начальник, у него высокопоставленный тесть. «Кстати, — доедая осетрину, спрашивает
Минаев, — может, у тебя дело ко мне?» «Никакого дела. Просто захотелось о былом
поговорить». Глаза Рябова чисты и невинны. На дне рождения Андрея тетка Тамара
сокрушительно элегантна, стол сервирован без всяких мещанских штучек. Приятель
брата, художник Тарыгин, пламенно рассуждает о Ренуаре. Среди творческой
интеллигенции, безраздельно царящей тут (скажем, тетка — всего лишь театральный
кассир, но театру предана безраздельно), пожалуй, лишь Рябов, грубый
утилитарист, представляет земную профессию. Шумный успех имеет подарок тетки,
альбом Тулуз-Лотрека. Веселиться предстоит еще не менее двух часов... Рядом именинник пытает очередную любимую
женщину Веру: «Почему у меня все всегда сложно?» Дух у него захватывает от противоречий и
бескрайности собственной души. А вот у Станислава все просто. Исполнять все их
обряды — вздыхать, страдать, преклоняться перед Тулуз-Лотреком — зачем?
Переться в неведомое Жаброво, в дыру за восемьдесят километров, лишь бы
доказать себе, что и его сердце склонно к экстазам... Нет, он не поедет. Пусть
Андрею остаются эти радости. Станиславу же сентиментальность чужда, он пришел в
этот мир работать, а не вздыхать. Он — как мама, хотя и не дотягивает до нее.
Но, Боже, до чего же малы ее руки, как опасно, как нездорово проступили на них
синие жилы... Эдуард Вениаминович Лимонов р. 1943
Это я, Эдичка - Роман (1976)
Молодой русский поэт Эдуард Лимонов
эмигрирует со своей женой Еленой в Америку. Елена — красавица и романтическая
натура, полюбила Эдичку за его, как ему кажется, бессмертную душу и за его
сексуальные способности. Эдичке и Елене безумно нравится заниматься сексом,
они делают это в любых обстоятельствах, допустим, во время телевизионного
выступления Солженицына. Однако очень быстро Елене надоедает нищая
эмигрантская жизнь, она начинает заводить себе богатых любовников разных полов
и не берет на свои развлечения бедного Эдичку. Эдичка продолжает любить Елену,
он даже не против ее любовников, лишь бы она продолжала спать с ним. Елена делает
это все реже и реже, и Эдичка в полной безысходности пытается резать себе вены,
пытается задушить Елену, и скоро супруги начинают жить раздельно. Эдичка получает «вэлфер» — пособие в сумме
двести семьдесят восемь долларов, живет в крошечной комнате в грязном отеле,
который, правда, находится на одной из центральных улиц. Круг его вынужденного
общения состоит из эмигрантов — слабых, потерянных, раздавленных жизнью людей,
поверивших американской пропаганде и оказавшихся в Америке в униженном
положении. Эдичка выделяется из этих людей своей любовью к дорогой и вычурной
одежде 865 (туфли на высоком каблуке, кружевные
рубахи, белые жилеты), на которую он и тратит почти все свои деньги. Он пробует работать в ресторане басбоем,
помощником официанта, — среди людей этой профессии принято допивать после
клиентов из рюмок и доедать с тарелок мясные объедки. Эдичка тоже делает это,
но скоро оставляет недостойную русскою поэта работу. В дальнейшем он иногда
подрабатывает грузчиком. Все его мысли продолжает занимать Елена.
«Хоть суками, хоть авантюристами, хоть бандитами, но всю жизнь вместе. Почему
же она меня бросила?» Тут и там он встречает в огромном Нью-Йорке следы своей
любви: например, буквы «Е» и «Э», выцарапанные ключом на дверце лифта в
каком-то отеле. Эдичка предпринимает несколько попыток
изменить свою жизнь, и вполне традиционные для русского писателя: устроиться
преподавать в какое-нибудь из бесчисленных учебных заведений Америки (и даже
получает приглашение на работу в местечко Беннингтон, но понимает, насколько
это скучно, и не едет), и попытки скорее фантастические: предлагает себя в
спутники богатой даме, опубликовавшей в газете объявление о поисках партнера
для путешествия. Эдичка — левак, сочувствует всем
анархическим, коммунистическим и террористическим движениям, считает, что мир
устроен несправедливо, что это ненормально, когда одни люди рождаются бедными,
а другие богатыми, и надеется со временем вступить в одну из боевых организаций
и принять участие в какой-нибудь революции. На стене его комнаты висит портрет
Мао. Пока же он ходит на заседания скромной Рабочей партии, но они
представляются ему слишком скучными. В поисках новых сексуальных партнеров
Эдичка понимает, что, поскольку «бабы вызывают отвращение», пора осваивать
мужскую любовь. Он знакомится с богатым пожилым гомосексуалистом Рай-моном, они
испытывают взаимное влечение, но и у Раймона недавно появился новый любовник, и
Эдичка не уверен, что сможет дать Раймону то, что тот хочет, нежное большое
чувство. Однако желание Эдички потерять этого рода невинность сбывается
достаточно скоро. Шатаясь ночью в каких-то подозрительных районах, он встречает
ночующего в развалинах черного парня, почти наверняка преступника, бросается в
его объятия. И на следующее утро, лежа в своей гостинице, Эдичка думает о том,
что он «единственный русский поэт, умудрившийся по...ться с черным парнем на
нью-йоркском пустыре». У Эдички появляются и другие любовники:
еще один черный Джонни, еврейка Соня и американка Розанна (связь с которой слу- 866 чилась 4 июля 1976 г., в День
независимости), но он по-прежнему не может забыть Елену. Он иногда встречается
с ней (однажды, например, она зовет его на показ мод, где выступает
манекенщицей, — Елена безо всякого успеха пытается освоить подиум), и каждая встреча
отзывается в его душе адской болью. В день пятилетия знакомства с Еленой он
оказывается в доме, где она ему изменяла, и это горькое совпадение заставляет
его до беспамятства глушить себя пивом и марихуаной. Лучший друг Эдички — Нью-Йорк. На своих высоких
каблуках он может обойти за день триста нью-йоркских улиц. Он купается в
фонтанах, лежит на скамейках, ходит в жару по солнечной стороне, болтает с
нищими и уличными музыкантами, наблюдает за детьми, посещает галереи: он
наслаждается ритмом великого города. Но ни на секунду Эдичка не забывает, что
где-то в этом городе живет его Елена. В нем периодически вспыхивают агрессивные
желания: выкрасть Елену, попросить друга-медика извлечь из ее чрева
предохраняющую от беременности спираль, изнасиловать ее и продержать взаперти
девять месяцев, пока она не родит ему ребенка. И воспитывать потом ребенка,
которого родила любимая женщина. В своих беспристанных раздумьях о Елене
Эдичка приходит к выводу, что она сама еще ребенок, не ведает, что творит, не
понимает, какую боль она способна причинять людям. И что когда-нибудь она —
никогда по-настоящему не любившая — поймет, что это такое, и будет счастлив
тот, на кого она изольет всю эту накопившуюся любовь. Но случайно в руки Эдичке попадает дневник
Елены, из которого он узнает, что многое она понимает, что она жалеет его и
ругает себя за такое безжалостное поведение, и получается, что понимать-то она
понимает, но дело не в этом, а черт его знает в чем. Александр Абрамович Кабаков р. 1943
Невозвращенец - Повесть (1988)
Юрий Ильич, научный сотрудник
академического НИИ, в годы перестройки становится объектом вербовки некой
организации, именующей себя «редакцией». Явившиеся к нему прямо на работу «редакторы»
Игорь Васильевич и Сергей Иванович требуют, чтобы он использовал по их заданию
свои необычные способности: Юрий Ильич — экстраполятор, умеющий переноситься в
будущее. Перемещаясь во времени, Юрий Ильич
оказывается в 1993 г. — в эпохе, именуемой Великой Реконструкцией. По темной,
пронизанной ледяным ветром Москве опасно передвигаться без оружия; пальто у
героя, как и у других прохожих, оттопыривает «Калашников». По середине
Тверской то и дело проносятся танки, у Страстной площади грохочут взрывы, а по
улицам проходят облавы истребительных отрядов угловцев — борцов за трезвость.
Изредка герой включает транзистор, экономя драгоценные батарейки. По радио
звучат новости о съезде в Кремле бесчисленных партий, названия которых звучат
фантасмагорически — вроде Конституционной Партии Объединенных Бухарских и
Самаркандских Эмиратов, сообщаются также сведения из газеты американских
коммунистов «Вашингтон пост»... Спасаясь от очередной облавы, Юрий Ильич
оказывается в темном подъезде дома, где прошло его детство. Здесь он
встречается с 868 женщиной из Екатеринославля (бывшего
Днепропетровска), которая приехала в Москву за сапогами. Через черный ход им
удается скрыться и от отряда «афганцев», убивающих пассажиров старенького «мерседеса»,
и от облавы Комиссии Народной Безопасности, очищающей московские дома от
бюрократов. Они проходят мимо черных руин гостиницы «Пекин», обжитых
московскими анархистами. Недавно в одном из окон висел на цепи труп
парня-«металлиста», казненного палачами из Люберец. Возле дома с «нехорошей
квартирой», описанного Булгаковым, дежурят пикеты «свиты сатаны» в кошачьих
масках. Узнав, что Юрий Ильич обладает бесценными
талонами, по которым выдаются предметы первой необходимости, женщина не
отстает от него ни на шаг. Она рассказывает неожиданному спутнику о том, какая
богатая жизнь была у нее раньше — пока мужа, работавшего на автосервисе, не
убили собственные соседи. Женщина сначала заискивает перед обладателем
талонов, потом отдается ему прямо на покрытой инеем скамейке, а потом,
матерясь от классовой ненависти к «журналисту московскому», пытается застрелить
из его же автомата — все ради тех же талонов. Только очередная облава Комиссии
Народной Безопасности, от которой оба вынуждены спасаться, позволяет герою
избежать смерти. Все эти происшествия он описывает своим
«редакторам», вернувшись в настоящее. Наконец они объясняют Юрию Ильичу, что
является главной целью вербовки: в будущем находится экстраполятор «с другой
стороны», которого они пытаются выявить. Герой снова погружается в 1993 г. Избежав
облавы Комиссии (пойманных «жильцов дома социальной несправедливости» отправляют
в здание МХАТа на Тверском бульваре, где происходит их уничтожение), Юрий
Ильич и его спутница тут же становятся заложниками Революционного Комитета
фундаменталистов Северной Персии. Те определяют своих врагов по наличию креста
на груди — в отличие, например, от «витязей»-антисемитов в черных поддевках,
для которых признаком крещености является знание наизусть «Слова о полку
Игореве». Чудом уйдя от фундаменталистов, невольные
спутники приходят в шикарный ночной кабак к приятелю Юрия Ильича, моложавому
еврею Валентину. В кабаке играет музыка, посетителям подают деликатесы:
настоящий хлеб, американскую пастеризованную ветчину, французские прессованные
огурцы, самогон из венгерского зеленого горошка... Здесь Юрий Ильич наконец
узнает, что его спутницу зовут Юля. Снова оказавшись на Страстной площади, они
наблюдают, как 869 идет восстановление памятника Пушкину,
взорванного террористами-сталинцами за неславянское происхождение поэта. В метро Юрию Ильичу удается купить
пистолет Макарова взамен потерянного в облавах автомата. В вагонах ночных
поездов танцуют голые девицы, люди в цепях, во фраках, в пятнистой боевой форме
отвоевавших в Трансильвании десантников; подростки нюхают бензин; спят
оборванцы из голодающих Владимира и Ярославля. Выбравшись из метро, Юрий Ильич наконец
прогоняет готовую на все ради сапог Юлю. Тут же к нему подходит странный,
роскошно одетый человек, угощает сигаретами «галуаз» и заводит разговор о
происходящем в стране. По его свободным жестам, по старомодной привычке строить
фразу Юрий Ильич понимает, из какого времени прибыл его неожиданный
собеседник... Тот считает, что кровавый кошмар и диктатура — результат
необоснованной социальной хирургии, с помощью которой была уничтожена аномалия
советской власти. Юрий Ильич возражает: другого способа излечиться не было, а
теперь страна находится в реанимации и еще рано делать окончательный прогноз.
Собеседник дает Юрию Ильичу свой телефон и адрес, предлагая помощь, если тот
захочет изменить свою жизнь. Вернувшись в настоящее, Юрий Ильич опять
попадает в лапы вездесущих «редакторов». Они уверены, что ночной
собеседник героя и есть разыскиваемый экстраполятор, и требуют выдать его адрес
и телефон. В следующее путешествие в 1993 г. герой отправляется уже вместе с
женой. У Спасских ворот они видят, как мчится в Кремль белый танк диктатора
генерала Панаева в сопровождении всадников на белых конях. На Красной площади
выдают по талонам продукты: мясо яка, крупу саго, хлеб производства Общего
Рынка и т. п. Юрий Ильич с женой идут домой. Их обгоняют
беглецы из Замоскворечья, Вешняков и Измайлова, из рабочих районов, где боевики
Партии Социального Распределения отбирают у людей все до рубашки и выдают
защитную форму. Юрий Ильич выбрасывает карточку с телефоном своего ночного
собеседника, предлагавшего ему изменить жизнь, несмотря на то что понимает:
его жена была бы на месте только там, куда звал «ночной барин» — где «пьют чай
с молоком, читают семейные романы и не признают открытых страстей». В этот
момент Юрий Ильич видит своих «редакторов», грозящих ему пистолетом из
проезжающих «Жигулей». Но в кошмарном будущем времени, в котором он решил
остаться по собственной воле, герой не боится этих людей. Саша Соколов р. 1943
Школа для дураков - Повесть (1976)
Герой учится в специальной школе для
слабоумных детей. Но его болезнь отличается от того состояния, в котором
пребывает большинство его одноклассников. В отличие от них, он не вешает кошек
на пожарной лестнице, не ведет себя глупо и дико, не плюет никому в лицо на
больших переменках и не мочится в карман. Герой обладает, по словам учительницы
литературы по прозвищу Водокачка, избирательной памятью: он запоминает только
то, что поражает его воображение, и поэтому живет так, как хочет сам, а не
так, как хотят от него другие. Его представления о реальности и реальность как
таковая постоянно смешиваются, переливаются друг в друга. Герой считает, что его болезнь —
наследственная, доставшаяся ему от покойной бабушки. Та часто теряла память,
когда смотрела на что-нибудь красивое. Герой подолгу живет на даче вместе с
родителями, и красота природы окружает его постоянно. Лечащий врач, доктор
Заузе, даже советует ему не ездить за город, чтобы не обострять болезнь, но
герой не может жить без красоты. Самое тяжелое проявление его болезни —
раздвоение личности, постоянный диалог с «другим собой». Он чувствует
относительность времени, не может разложить жизнь на «вчера», «сегодня», «завтра»
— как и вообще не может разлагать жизнь на элементы, уничтожать ее,
анализируя. Иногда он чувствует свое полное растворение 871 в окружающем, и доктор Заузе объясняет,
что это тоже проявление его болезни. Директор спецшколы Перилло вводит
унизительную «тапочную систему»: каждый ученик должен приносить тапочки в
мешке, на котором крупными буквами должно быть указано, что он учится в школе
для слабоумных. А любимый учитель героя, географ Павел Петрович Норвегов, чаще
всего ходит вовсе без обуви — во всяком случае, на даче, где он живет неподалеку
от героя. Норвегова сковывает солидная, привычная для нормальных людей одежда.
Когда он стоит босиком на платформе электрички, кажется, что он парит над
щербатыми досками и плевками разных достоинств. Герой хочет стать таким же честным, как
Норвегов — «Павел, он же Савл». Норвегов называет его молодым другом, учеником
и товарищем, рассказывает о Насылающем ветер и смеется над книгой какого-то
советского классика, которую дал герою его отец-прокурор. Вместо этой Норвегов
дает ему другую книгу, и герой сразу запоминает слова из нее: «И нам то любо —
Христа ради, нашего света, пострадать». Норвегов говорит, что во всем: в
горьких ли кладезях народной мудрости, в сладких ли речениях и речах, в прахе
отверженных и в страхе приближенных, в скитальческих сумах и в иудиных суммах,
в войне и мире, в мареве и в мураве, в стыде и страданиях, во тьме и свете, в
ненависти и жалости, в жизни и вне ее — во всем этом что-то есть, может быть,
немного, но есть. Отец-прокурор приходит в бешенство от этой дурацкой галиматьи. Герой влюблен в тридцатилетнюю учительницу
ботаники Вету Акатову. Ее отец, академик Акатов, когда-то был арестован за
чуждые идеи в биологии, потом отпущен после долгих издевательств и теперь тоже
живет в дачной местности. Герой мечтает о том, как закончит школу, быстро
выучится на инженера и женится на Вете, и в то же время осознает
неосуществимость этих мечтаний. Вета, как и вообще женщина, остается для него
загадкой. От Норвегова он знает, что отношения с женщиной — что-то совсем
другое, чем говорят о них циничные надписи в школьном туалете. Директор, подстрекаемый завучем Шейной
Трахтенберг-Тинберген, увольняет Норвегова с работы за крамолу. Герой пытается
протестовать, но Перилло грозит отправить его в лечебницу. Во время последнего
своего урока, прощаясь с учениками, Норвегов говорит о том, что не боится
увольнения, но ему мучительно больно расстаться с ними, девочками и мальчиками
грандиозной эпохи инженерно-литературных потуг, с Теми Кто Пришли и уйдут,
унеся с собою великое право судить, не будучи судимыми. Вместо завещания он
рассказывает им историю о Плотнике в пустыне. Этот плотник очень 872 хотел работать — строить дом, лодку,
карусели или качели. Но в пустыне не было ни гвоздей, ни досок. Однажды в
пустыню пришли люди, которые пообещали плотнику и гвозди, и доски, если он поможет
им вбить гвозди в руки распинаемого на кресте. Плотник долго колебался, но
все-таки согласился, потому что он очень хотел получить все необходимое для
любимой работы, чтобы не умереть от безделья. Получив обещанное, плотник много
и с удовольствием работал. Распятый, умирающий человек однажды позвал его и
рассказал, что и сам был плотником, и тоже согласился вбить несколько гвоздей в
руки распинаемого... «Неужели ты до сих пор не понял, что между нами нет никакой
разницы, что ты и я — это один и тот же человек, разве ты не понял, что на
кресте, который ты сотворил во имя своего высокого плотницкого мастерства,
распяли тебя самого и, когда тебя распинали, ты сам забивал гвозди». Вскоре Норвегов умирает. В гроб его кладут
в купленной в складчину неудобной, солидной одежде. , Герой заканчивает школу и вынужден
окунуться в жизнь, где толпы умников рвутся к власти, женщинам, машинам,
инженерным дипломам. Он рассказывает о том, что точил карандаши в прокуратуре
у отца, потом был дворником в Министерстве Тревог, потом — учеником в
мастерской Леонардо во рву Миланской крепости. Однажды Леонардо спросил, каким
должно быть лицо на женском портрете, и герой ответил: это должно быть лицо
Веты Акатовой. Потом он работал контролером, кондуктором, сцепщиком, перевозчиком
на реке... И всюду он чувствовал себя смелым правдолюбцем, наследником Савла. Автору приходится прервать героя: у него
кончилась бумага. «Весело болтая и пересчитывая карманную мелочь, хлопая друг
друга по плечу и насвистывая дурацкие песенки, мы выходим на тысяченогую улицу
и чудесным образом превращаемся в прохожих». Между собакой и волком - Повесть (1980)
В Лето от изобретения булавки пятьсот
сорок первое, когда месяц ясен, а за числами не уследишь, Илья Петрикеич
Дзынзырэла пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых о своей
жизни. Он жалуется на мелкоплесовских егерей, которые украли у него костыли и
оставили без опор. 873 Илья Петрикеич работает точильщиком в
артели инвалидов имени Д. Заточника. Живет он, как и другие артельщики, в
Заволчье — в местности за Волчьей-рекой. Другое название реки — Итиль, и, значит,
местность можно называть так же, как и рассказ Ильи Петрикеича, — Заитильщиной. Живет Илья с бобылкой, к которой прибился
по своему калечеству: у него нет ноги. Но любит он совсем другую женщину —
Орину Неклину. Любовь к Орине не принесла ему счастья. Работая на железнодорожной
станции, Орина гуляла со всем «ремонтным хамьем». Она и давно была такою — еще
когда молоденькой девчонкой в Анапе миловалась со всеми мариупольскими
матросами. И все, кому принадлежала эта женщина, не могут ее забыть так же, как
Илья Петрикеич. Где теперь Орина, он не знает: то ли погибла под колесами
поезда, то ли уехала вместе с их сыном в неизвестном направлении. Образ Орины
мерцает, двоится в его сознании (иногда он зовет ее Марией) — так же, как
мерцают и множатся образы родного За-волчья и его жителей. Но постоянно
возникают среди них, превращаясь друг в друга, Волк и Собака. С таким странным
«серединным» существом — чекалкой — Иван Петрикеич однажды вступает в бой на
льду, по дороге через Волчью-реку. В Заволчье есть деревни Городнище,
Быдогоща, Вышелбауши, Мыломукомолово. После работы жители Заволчья —
точильщики, утильщики, рыбаки, егеря — заходят в «тошниловку», прозванную
каким-то приезжим «кубарэ», чтобы выпить «сиволдая». Они помнят простую
жизненную истину: «Со товарищи не гулять — зачем тогда лямку тянуть?» Историю Заволчья пишет не только Иван
Петрикеич, но и Запойный Охотник. Как и Дзынзырэла, он любит час меж волка и
собаки — сумерки, когда «ласка перемешана с тоской». Но в отличие от
Дзынзырэлы, который выражается замысловато, Охотник пишет свои «Ловчие повести»
в классически простых стихах. Он описывает судьбы обитателей Заволчья. В его летописи — история «калики из
калик», слепоглухонемого утильщика Николая Угодникова. Жена Николая поладила с
волкобоем и сжила Угодникова со двора. Ни в приютах, ни в богадельне Николая
не приняли, пригрела его только артель по сбору утиля. Однажды артель
направилась к портному на постой. утильщики
взяли вина и «насосались в лоскуты». Проснувшись утром, они увидели
летящего Николая Угодникова. Над головой его, как два крыла, были подняты
костыли. Больше его никто не видел. Другой герой летописи Запойного Охотника —
татарин Аладдин 874 Батрутдинов. Аладдин как-то ехал на
коньках в кино через замерзшую реку и провалился в промоину. Выплыл он только
через год — «в карманах чекушка и домино, и трачен рыбами рот». Дед Петр и дед
Павел, выловившие Аладдина, распили чекушку, сыграли в домино и вызвали кого
следовало. Многие из тех, кого описывает Запойный
Охотник, лежат на Быдогощенском погосте. Там лежит Петр по прозвищу Багор,
которого все звали Федором, а сам он звал себя Егором. На спор он повесился на
краденой слеге. Лежит на кладбище горбатый перевозчик Павел. Он думал, что
могила избавит его от горба, и поэтому утопился. А Гурий-Охотник пропил
берданку и умер от горя. Запойный Охотник любит своих земляков и
свое Заволчье. Глядя в окошко своего дома, он видит ту же картину, которую
видел Питер Брейгель, и восклицает: «Вот она, моя отчизна, / Нипочем ей нищета,
/ И прекрасна нашей жизни / Пресловутая тщета!» В пору между собакой и волком трудно
различить образы людей и людские судьбы. Кажется, что Илья Петрикеич уходит в
небытие, но рассказ его продолжается. Впрочем, может быть, он и не умирает.
Ведь и имя его меняется: то он Дзынзырэла, то Зынзырелла... Да он и сам не знает,
где, зачерпнув «сивухи страстей человеческих», подхватил такое цыганское имя!
Так же, как по-разному объясняет обстоятельства, при которых стал калекой. «Или сокровенны тебе слова мои?» —
спрашивает Илья Петрикеич в последних строках своей «Заитильщины». УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ
ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Абрамов Ф. А. 564 Грекова И. 451 876 Набоков В. В. 352 Нагибин Ю. М. 571 Некрасов В. П.
493 Нилин П. Ф. 465 Носов Е. И. 628 Окуджава Б. Ш. 598 Олеша Ю. К. 340 Островский Н. А. 421 Пантелеев Л. 441 Пастернак Б. Л. 183 Паустовский К. Г.
228 Петров Е. 331 Петрушевская Л. С.
831 Пильняк Б. А. 272 Платонов А. П. 377 Попов В. Г. 846 Приставкин А. И.
738 Пришвин М. М. 85 Радзинский Э. С.
793 Распутин В. Г. 801 Ремизов А. М. 102 Розов В. С. 506 Рощин М. М. 778 Рыбаков А. Н. 485 Семин В. Н. 666 Симонов К. М. 515 Синявский А. Д. (см. Терц А.) 657 Соколов С. 871 Солженицын А. И.
531 Сологуб Ф. К. 7 Соснора В. А. 790 Стругацкий А. Н.
632 Стругацкий Б. Н. 632 Твардовский А. Т.
481 Тендряков В. Ф.
583 Терц А. (Синявский А. Д.)
657 Токарева В. С. 829 Толстой А. Н. 146 Трифонов Ю. В. 638 Тынянов Ю. Н. 281 Фадеев А. А. 393 Федин К. А. 224 Форш О. Д. 96 Фурманов Д. А. 221 Харитонов М. С.
826 Цветаева М. И. 234 Чуковская Л. К.
456 Чуковский К. И.
142 Шаламов В. Т. 459 Шварц Е. Л. 304 Шкловский В. Б.
240 Шмелев И. С. 90 Шолохов М. А. 425 Шукшин В. М. 707 Эрдман Н. Р. 410 Эренбург И. Г. 193 Яшин А. Я. 502 УКАЗАТЕЛЬ
НАЗВАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
А зори здесь тихие (Б. Л.
Васильев) 606 Авось! (А. А.
Вознесенский) 781 Адам и Ева (Ю. П.
Казаков) 672 Айболит (К. И.
Чуковский) 144 Алмазный мой венец (В. П.
Катаев) 321 Алые паруса (А. С.
Грин) 112 Анна Онегина (С. А.
Есенин) 296 Антоновские яблоки (И. А.
Бунин) 61 Балаганчик (А. А.
Блок) 134 Баня (В. В.
Маяковский) 253 Бег (М. А. Булгаков) 212 Бегущая по волнам (А. С.
Грин) 115 Белая гвардия (М. А.
Булгаков) 199 Белеет парус одинокий (В.
П. Катаев) 318 Белый пароход (Ч. Т.
Айтматов) 686 Большая руда (Г. Н.
Владимов) 728 Братская ГЭС (Е. А.
Евтушенко) 785 Будь здоров, школяр (Б.
Ш. Окуджава) 598 В круге первом (А. И.
Солженицын) 535 В окопах Сталинграда (В.
П. Некрасов) 493 В поисках радости (В. С.
Розов) 506 В тупике (В. В.
Вересаев) 28 Валентин и Валентина (М.
М. Рощин) 778 Варшавская мелодия (Л. Г.
Зорин) 618 Василий Теркин (А. Т.
Твардовский) 481 Васса Железнова (М.
Горький) 41 Верный Руслан (Г. Н.
Владимов) 734 Вечер у Клэр (Г.
Газданов) 413 Владимир Маяковский (В.
В. Маяковский) 245 Во сне ты горько плакал
(Ю. П. Казаков) 675 Возвращение (А. П.
Платонов) 390 Вологодская свадьба (А.
Я. Яшин) 504 Вор (Л. М. Леонов) 374 Встань и иди (Ю. М.
Нагибин) 571 Где сходилось небо с
холмами (В. С. Маканин) 798 Гиперболоид инженера
Гарина (А. Н. Толстой) 146 Глоток свободы, или
Бедный Авросимов (Б. Ш. Окуджава) 600 Глухая пора листопада (Ю.
В. Давыдов) 624 Гнездо глухаря (В. С.
Розов) 509 Голова профессора Доуэля
(А. Р. Беляев) 166 Голубая жизнь (М.
Горький) 40 878 Голубая книга (М. М.
Зощенко) 268 Голый год (Б. А.
Пильняк) 272 Голый король (Е. Л.
Шварц) 304 Город Эн (Л. И.
Добычин) 300 Города и годы (К. А.
Федин) 224 Господин из Сан-Франциско
(И. А. Бунин) 64 Гранатовый браслет (А. И.
Куприн) 52 Дамский мастер (И.
Грекова) 451 Дар (В. В. Набоков) 364 Два капитана (В. А.
Каверин) 402 Два товарища (В. Н.
Войнович) 758 Двенадцать (А. А.
Блок) 139 Двенадцать месяцев (С. Я.
Маршак) 170 Двенадцать стульев (И.
Ильф, Е. Петров) 331 Двое в декабре (Ю. П.
Казаков) 670 День без вранья (В. С.
Токарева) 829 День Зверя (В. А.
Соснора) 790 Деревня (И. А.
Бунин) 62 Дети Арбата (А. Н.
Рыбаков) 489 Детство Люверс (Б. Л.
Пастернак) 183 Джамиля (Ч. Т.
Айтматов) 682 До свидания, мальчики (Б.
И. Балтер) 554 До третьих петухов (В. М.
Шукшин) 713 Доктор Живаго (Б. Л.
Пастернак) 185 Долгое прощание (Ю. В.
Трифонов) 641 Дом на набережной (Ю. В.
Трифонов) 653 Дракон (Е. Л. Шварц) 309 Другая жизнь (Ю. В.
Трифонов) 649 Дым отечества (К. Г.
Паустовский) 231 Епифанские шлюзы (А. П.
Платонов) 377 Жень-шень (М. М.
Пришвин) 87 Жестокие игры (А. Н.
Арбузов) 472 Жестокость СП. Ф.
Нилин) 467 Живи и помни (В. Г.
Распутин) 803 Живой (Б. А. Можаев) 577 Живые и мертвые (К. М.
Симонов) 515 Жизнь Арсеньева (И. А.
Бунин) 67 Жизнь Василия Фивейского
(Л. Н. Андреев) 72 Жизнь и необычайные
приключения солдата Ивана Чонкина (В. Н. Войнович) 761 Жизнь и судьба (В. С.
Гроссман) 446 Жизнь Клима Самгина (М.
Горький) 42 Жизнь удалась (В. Г.
Попов) 846 Жизнь Человека (Л. Н.
Андреев) 77 Зависть (Ю. К.
Олеша) 343 Защита Лужина (В. В.
Набоков) 354 Защита Чика (Ф. А.
Искандер) 702 Звезда (Э. Г.
Казакевич) 499 Знак беды (В. Быков) 614 879 Зойкина квартира (М. А.
Булгаков) 207 Золотой ключик, или
Приключения Буратино (А. Н. Толстой)
148 Золотой теленок (И. Ильф,
Е. Петров) 335 И дольше века длится день
(Ч. Т. Айтматов) 688 Иван (В. О.
Богомолов) 660 Иду на грозу (Д. А.
Гранин) 545 Иностранка (С. Д.
Довлатов) 859 Иркутская
история (А. Н. Арбузов) 470 Испытательный
срок (П. Ф. Нилин) 465 Иуда Искариот
(Л. Н. Андреев) 82 Как закалялась
сталь (Н. А. Островский) 421 Камера Обскура (В. В.
Набоков) 358 Каратели (А.
Адамович) 678 Кенгуру (Ю.
Алешковский) 719 Клоп (В. В.
Маяковский) 251 Ключарев и Алимушкин (В.
С. Маканин) 796 Князь мира (С. А.
Клычков) 180 Козлиная песнь (К. К.
Вагинов) 347 Коллеги (В. П.
Аксенов) 751 Колымские рассказы (В. Т.
Шаламов) 459 Компромисс (С. Д.
Довлатов) 856 Конармия (И. Э.
Бабель) 260 Кончина (В. Ф.
Тендряков) 583 Котик Летаев (А.
Белый) 129 Котлован (А. П.
Платонов) 386 Красное вино победы (Е.
И. Носов) 630 Красное дерево
(Б. А. Пильняк) 278 Красный смех (Л.
Н. Андреев) 74 Кремль (В. В.
Иванов) 292 Крестовые сестры
(А. М. Ремизов) 105 Крокодил (К. И.
Чуковский) 142 Кролики и удавы
(Ф. А. Искандер) 704 Круглянский мост
(В. Быков) 609 Крысолов (М. И.
Цветаева) 234 Кюхля (Ю. Н.
Тынянов) 281 Легкое дыхание
(И. А. Бунин) 65 Лето Господне
(И. С. Шмелев) 92 Линии судьбы,
или Сундучок Милашевича (М. С. Харитонов)
826 Лолита (В. В.
Набоков) 367 Любимов (А. Терц
(А. Д. Синявский) 657 Маленькая
печальная повесть (В. П. Некрасов) 496 Мастер и
Маргарита (М. А. Булгаков) 215 Материнское
сердце (В. М. Шукшин) 709 Матренин двор
(А. И. Солженицын) 533 Мать (М.
Горький) 36 Машенька (В. В.
Набоков) 352 Между собакой и
волком ( С. Соколов) 873 Мелкий бес (Ф.
К. Сологуб) 7 Мещане(М.
Горький) 32 880 Мишель Синягин (М. М.
Зощенко) 266 Молодая гвардия (А. А.
Фадеев) 395 Момент истины (В. О.
Богомолов) 662 Москва — Петушки и пр.
(В. В. Ерофеев) 837 Москва 2042 (В. Н.
Войнович) 765 Московский роман (В, В.
Иванов) 290 Мрамор (И. А.
Бродский) 852 Мы (Е. И. Замятин) 161 На дне (М. Горький) 34 На Иртыше (С. П.
Залыгин) 512 На испытаниях (И.
Грекова) 454 Нагрудный знак «OST»
(В. Н. Семин) 666 Натали (И. А. Бунин) 70 Не хлебом единым (В. Д.
Дудинцев) 527 Невозвращенец (А. А.
Кабаков) 868 Незнакомка (А. А.
Блок) 133 Неуемный бубен (А. М.
Ремизов) 102 Николай Николаевич (Ю.
Алешковский) 716 Ночевала тучка золотая
(А. И. Приставкин) 738 Обида (В. М. Шукшин) 707 Облако в штанах (В. В.
Маяковский) 246 Обмен (Ю. В.
Трифонов) 638 Обыкновенное чудо (Е. Л.
Шварц) 312 Огненный ангел (В. Я.
Брюсов) 99 Одесские рассказы (И. А.
Бабель) 256 Один день Ивана
Денисовича (А. И. Солженицын) 531 Остров Крым (В. П.
Аксенов) 756 Оттепель (И. Г.
Эренбург) 196 Пастух и пастушка (В. П.
Астафьев) 592 Перед восходом солнца (М.
М. Зощенко) 270 Перед зеркалом (В. А.
Каверин) 406 Петербург (А. Белый) 122 Петр Первый (А. Н.
Толстой) 154 Печальный детектив (В. П.
Астафьев) 595 Пикник на обочине (А. Н.
Стругацкий, Б. Н. Стругацкий) 635 Плотницкие рассказы (В.
И. Белов) 774 Победитель (Р. Т.
Киреев) 862 Повесть непогашенной Луны
(Б. А. Пильняк) 275 Повесть о Сонечке (М. И.
Цветаева) 236 Поднятая целина (М. А.
Шолохов) 437 Поединок (А. И.
Куприн) 47 Поиски жанра (В. П.
Аксенов) 753 Посвящается Ялте (И. А.
Бродский) 849 Последний срок (В. Г.
Распутин) 801 Поэма без героя (А. А.
Ахматова) 173 Привычное дело (В. И.
Белов) 771 Приглашение на казнь (В.
В. Набоков) 361 Призрак Александра Вольфа
(Г. Газданов) 415 Приключение (М. И. Цветаева) 238 881 Про
это (В. В. Маяковский) 249 Прошлым летом в Чулимске
(А. В. Вампилов) 823 Прощай, Гульсары (Ч. Т.
Айтматов) 684 Прощание с Матёрой (В. Г.
Распутин) 806 Пряслины (Ф. А.
Абрамов) 564 Псалом (Ф. Н.
Горенштейн) 746 Пугачев (С. А.
Есенин) 295 Путешествие дилетантов
(Б. Ш. Окуджава) 602 Пушкин (Ю. Н.
Тынянов) 286 Пушкинский дом (А. Г.
Битов) 809 Пядь земли (Г. Я.
Бакланов) 580 Пять вечеров (А. М.
Володин) 549 Разгром (А. А.
Фадеев) 393 Раковый корпус (А. И. Солженицын)
539 Рассказ о семи повешенных
(Л. Н. Андреев) 79 Растратчики (В. П.
Катаев) 316 Республика Шкид (Г. Г.
Белых, Л. Пантелеев) 441 Роза и крест (А. А.
Блок) 136 Роковые яйца (М. А.
Булгаков) 202 Романтики (К. Г.
Паустовский) 228 Русский лес (Л. М.
Леонов) 371 Рычаги (А. Я. Яшин) 502 Самоубийца (Н. Р.
Эрдман) 410 Сандро из Чегема (Ф. А.
Искандер) 696 Санин (М. П.
Арцыбашев) 109 Сахарный немец (С. А.
Клычков) 176 Сашка (В. Л.
Кондратьев) 574 Свой круг (Л. С.
Петрушевская) 834 Семь дней творения (В. Е.
Максимов) 722 Сентиментальное
путешествие (В. Б. Шкловский) 240 Серебряный голубь (А.
Белый) 118 Скандалист, или Вечера на
Васильевском острове (В. А. Каверин) 399 Смерть Вазир-Мухтара (Ю.
Н. Тынянов) 284 Собачье сердце (М. А.
Булгаков) 204 Созвездие Козлотура (Ф.
А. Искандер) 693 Сокровенный человек (А.
П. Платонов) 380 Соловьиное эхо (А. А.
Ким) 843 Соловьиный сад (А. А.
Блок) 138 Сотников (В. Быков) 611 Софья Петровна (Л. К.
Чуковская) 456 Срезал (В. М. Шукшин) 711 Старик (Ю. В.
Трифонов) 645 Старшая сестра (А. М.
Володин) 551 Старший сын (А. В.
Вампилов) 817 104 страницы про любовь
(Э. С. Радзинский) 793 Страна негодяев (С. А.
Есенин) 298 Страсти-мордасти (М.
Горький) 39 Сумасшедший корабль (О.
Д. Форш) 96 Такая война (В. И.
Белов) 769 882 Тараканище (К. И. Чуковский) 143 Трудно быть богом (А. Н.
Стругацкий, Б. Н. Стругацкий) 632 ZOO, или Письма не о любви, или Третья Элоиза (В. Б.
Шкловский) 242
Содержание
Вл. И. Новиков. К
читателю.........................................................................
5 Федор Кузьмин Сологуб Мелкий
бес..............................................................................................
7 Творимая
легенда..................................................................................
10 Дмитрий Сергеевич Мережковский Христос и
Антихрист...........................................................................
15 Викентий Викентъевич Вересаев В
тупике.................................................................................................
28 Максим Горький Мещане...................................................................................................
32 На
дне.....................................................................................................
34 Мать........................................................................................................
36 «Страсти-мордасти».............................................................................
39 Голубая
жизнь.......................................................................................
40 Васса
Железнова....................................................................................
41 Жизнь Клима
Самгина........................................................................
42 Александр Иванович Куприн Поединок...............................................................................................
47 Штабс-капитан
Рыбников................................................................... 50 Гранатовый
браслет..............................................................................
52 Яма..........................................................................................................
54 Юнкера...................................................................................................
58 Иван Алексеевич Бунин Антоновские
яблоки.............................................................................
61 Деревня..................................................................................................
62 Господин из
Сан-Франциско.............................................................. 64 884 Легкое
дыхание.....................................................................................
65 Жизнь Арсеньева..................................................................................
67 Натали....................................................................................................
70 Леонид Николаевич Андреев Жизнь Василия Фивейского................................................................
72 Красный
смех........................................................................................
74 Жизнь
Человека....................................................................................
77 Рассказ о семи
повешенных...............:............................................... 79 Иуда
Искариот.....................................................................................
82 Михаил Михайлович Пришвин У стен града
невидимого.....................................................................
85 Жень-шень.............................................................................................
87 Иван Сергеевич Шмелев Человек из ресторана...........................................................................
90 Лето
Господне.......................................................................................
92 Ольга Дмитриевна Форш Сумасшедший
корабль........................................................................
96 Валерий Яковлевич Брюсов Огненный
ангел.....................................................................................
99 Алексей Михайлович Ремизов Неуемный
бубен................................................................................
102 Крестовые
сестры..............................................................................
105 Михаил Петрович Арцыбашев Санин...................................................................................................
109 Александр Степанович Грин Алые
паруса........................................................................................
112 Бегущая по
волнам............................................................................
115 Андрей Белый Серебряный
голубь............................................................................
118 Петербург............................................................................................
122 Котик
Летаев......................................................................................
129 Александр Александрович Блок Незнакомка........................................................................................
133 Балаганчик...........................................................................................
134 Роза и
крест........................................................................................
136 Соловьиный сад..................................................................................
138 Двенадцать.....................................................................................
139 Корней Иванович Чуковский Крокодил.............................................................................................
142 Тараканище........................................................................................
143 Айболит...............................................................................................
144 885 Алексей Николаевич Толстой Гиперболоид инженера
Гарина....................................................... 146 Золотой ключик, или Приключения
Буратино............................ 148 Хождение по
мукам..........................................................................
150 Петр
Первый......................................................................................
154 Евгений Иванович Замятин Уездное................................................................................................
158 Мы........................................................................................................
161 Александр Романович Беляев Голова профессора Доуэля...............................................................
166 Самуил Яковлевич Маршак Двенадцать
месяцев...........................................................................
170 Анна Андреевна Ахматова Поэма без
героя.................................................................................
173 Сергей Антонович Клычков Сахарный
немец................................................................................
176 Чертухинский
балакирь....................................................................
178 Князь
мира.........................................................................................
180 Борис Леонидович Пастернак Детство
Люверс..................................................................................
183 Доктор Живаго..................................................................................
185 Осип Эмильевич Мандельштам Четвертая
проза.................................................................................
190 Илья Григорьевич Эренбург Хулио Хуренито..................................................................................
193 Оттепель..............................................................................................
196 Михаил Афанасьевич Булгаков Белая гвардия......................................................................................
199 Роковые
яйца......................................................................................
202 Собачье
сердце...................................................................................
204 Зойкина
квартира..............................................................................
207 Театральный
роман...........................................................................
209 Бег........................................................................................................
212 Мастер и
Маргарита.........................................................................
215 Дмитрий Андреевич Фурманов Чапаев................................................................................................
221 Константин Александрович Федин Города и
годы.....................................................................................
224 Константин Георгиевич Паустовский Романтики...........................................................................................
228 Дым
Отечества...................................................................................
231 886 Марина Ивановна Цветаева Крысолов.............................................................................
234 Повесть о
Сонечке............................................................................
236 Приключение.....................................................................................
238 Виктор Борисович Шкловский Сентиментальное
путешествие........................................................ 240 Zoo, или Письма не о любви,
или Третья Элоиза....................... 242 Владимир Владимирович Маяковский Владимир
Маяковский...................................................................
245 Облако в
штанах................................................................................
246 Человек................................................................................................
248 Про
это................................................................................................
249 Клоп.....................................................................................................
251 Баня......................................................................................................
253 Исаак Эммануилович Бабель Одесские
рассказы.............................................................................
256 Конармия............................................................................................
260 Михаил Михайлович Зощенко Мишель
Синягин...............................................................................
266 Голубая книга.....................................................................................
268 Перед восходом
солнца.................................................................... 270 Борис Андреевич Пильняк Голый
год.............................................................................................
272 Повесть непогашенной
луны........................................................... 275 Красное
дерево...................................................................................
278 Юрий Николаевич Тынянов Кюхля...................................................................................................
281 Смерть
Вазир-Мухтара.....................................................................
284 Пушкин...............................................................................................
286 Всеволод Вячеславович Иванов Московский
роман............................................................................
290 Кремль.................................................................................................
292 Сергей Александрович Есенин Пугачев................................................................................................
295 Анна Снегина.....................................................................................
296 Страна
негодяев.................................................................................
298 Леонид Иванович Добычин Город Эн..............................................................................................
300 Евгений Львович Шварц Голый
король......................................................................................
304 Тень......................................................................................................
307 Дракон.................................................................................................
309 Обыкновенное
чудо...........................................................................
312 887 Валентин Петрович Катаев Растратчики........................................................................................
316 Белеет парус
одинокий.....................................................................
318 Алмазный мой
венец........................................................................
321 Уже написан
Вертер.........................................................................
324 Анатолий Борисович Мариенгоф Циники................................................................................................
327 Илья Ильф, Евгений Петров Двенадцать
стульев............................................................................
331 Золотой
теленок.................................................................................
335 Юрий Карлович Олеша Три
толстяка.......................................................................................
340 Зависть.................................................................................................
343 Константин Константинович Вагинов Козлиная
песнь..................................................................................
347 Труды и дни
Свистонова..................................................................
349 Владимир Владимирович Набоков Машенька............................................................................................
352 Защита
Лужина..................................................................................
354 Камера Обскура.................................................................................
358 Приглашение на
казнь..................................................................... 361 Дар.......................................................................................................
364 Лолита..................................................................................................
367 Леонид Максимович Леонов Русский лес.........................................................................................
371 Вор........................................................................................................
374 Андрей Платонович Платонов Епифанские шлюзы...........................................................................
377 Сокровенный
человек.......................................................................
380 Чевенгур...............................................................................................
382 Котлован..............................................................................................
386 Ювенильное
море..............................................................................
388 Возвращение.......................................................................................
390 Александр Александрович Фадеев Разгром................................................................................................
393 Молодая гвардия................................................................................
395 Вениамин Александрович Каверин Скандалист, или Вечера на Васильевском
острове....................... 399 Два
капитана......................................................................................
402 Перед
зеркалом..................................................................................
406 Николай Робертович Эрдман Самоубийца....................................................................................
410 888 Гайто Газданов Вечер у
Клэр.......................................................................................
413 Призрак Александра
Вольфа............................................................ 415 Аркадий Петрович Гайдар Тимур и его команда........................................................................
418 Николай Алексеевич Островский Как закалялась
сталь..........................................................................
421 Михаил Александрович Шолохов Тихий
Дон..........................................................................................
425 Поднятая
целина...............................................................................
437 Григорий Георгиевич Белых, Л. Пантелеев Республика Шкид..............................................................................
441 Василий Семенович Гроссман Жизнь и
судьба..................................................................................
446 И. Грекова Дамский мастер.................................................................................
451 На
испытаниях...................................................................................
454 Лидия Корнеевна Чуковская Софья
Петровна.................................................................................
456 Варлам Тихонович Шаламов Колымские
рассказы.........................................................................
459 Павел Филиппович Нилин Испытательный срок.........................................................................
465 Жестокость.........................................................................................
467 Алексей Николаевич Арбузов Иркутская история...........................................................................
470 Жестокие
игры...................................................................................
472 Юрий Осипович Домбровский Факультет ненужных
вещей............................................................ 475 Александр Трифонович Твардовский Василий
Теркин.................................................................................
481 Теркин на том
свете.........................................................................
483 Анатолий Наумович Рыбаков Тяжелый
песок...................................................................................
485 Дети
Арбата.....................................................................................
489 Виктор Платонович Некрасов В окопах Сталинграда.......................................................................
493 Маленькая печальная
повесть.......................................................... 496 Эммануил Генрихович Казакевич Звезда...................................................................................................
499 889 Александр Яковлевич Яшин Рычаги..................................................................................................
502 Вологодская
свадьба...........................................................................
504 Виктор Сергеевич Розов В поисках
радости.............................................................................
506 Гнездо
глухаря....................................................................................
509 Сергей Павлович Залыгин На
Иртыше........................................................................................
512 Константин Михайлович Симонов Живые и
мертвые..............................................................................
515 Владимир Дмитриевич Дудинцев Не хлебом
единым............................................................................
527 Александр Исаевич Солженицын Один день Ивана
Денисовича......................................................... 531 Матренин
двор...................................................................................
533 В круге
первом...................................................................................
535 Раковый
корпус..................................................................................
539 Даниил Александрович Гранин Иду на
грозу.......................................................................................
545 Александр Моисеевич Володин Пять вечеров.......................................................................................
549 Старшая
сестра..................................................................................
551 Борис Исаакович Балтер До свидания, мальчики.....................................................................
554 Константин Дмитриевич Воробьев Эго мы,
Господи!...............................................................................
557 Убиты под Москвой..........................................................................
560 Тетка
Егориха.....................................................................................
561 Федор Александрович Абрамов Пряслины............................................................................................
564 Юрий Маркович Нагибин Встань и
иди.......................................................................................
571 Вячеслав Леонидович Кондратьев Сашка..................................................................................................
574 Борис Андреевич Можаев Живой..................................................................................................
577 Григорий Яковлевич Бакланов Пядь
земли....................................................................................
580 Владимир Федорович Тендряков Кончина...............................................................................................
583 Шестьдесят
свечей.............................................................................
585 890 Юрий Васильевич Бондарев Тишина..............................................................................................
589 Виктор Петрович Астафьев Пастух и
пастушка............................................................................
592 Печальный
детектив......................................................................
595 Булат Шалвович Окуджава Будь здоров,
школяр..........................................................................
598 Глоток свободы, или Бедный
Авросимов....................................... 600 Путешествие
дилетантов..................................................................
602 Борис Львович Васильев А зори здесь
тихие............................................................................
606 Василъ Быков Круглянский мост
........................................................... 609 Сотников.............................................................................................
611 Знак беды ........................................................................................
614 Леонид Генрихович Зорин Варшавская
мелодия.........................................................................
618 Царская
охота....................................................................................
620 Юрий Владимирович Давыдов Глухая пора
листопада......................................................................
624 Евгений Иванович Носов Шумит луговая
овсяница................................................................. 628 Красное вино победы
..................................................................... 630 Аркадий и Борис Стругацкие Трудно быть богом
......................................................................... 632 Пикник на
обочине.................................................................. 635 Юрий Валентинович Трифонов Обмен................................................................................................
638 Долгое прощание...............................................................................
641 Старик
........................................................................... 645 Другая жизнь
............................................................... 649 Дом на набережной .......................................................................
653 Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский') Любимов.............................................................................................
657 Владимир Осипович Богомолов Иван.....................................................................
660 Момент истины
............................................................... 662 Виталий Николаевич Семин Нагрудный знак «OST».....................................................................
666 Юрий Павлович Казаков Двое в
декабре...................................................................................
670 891 Адам и
Ева..........................................................................................
672 Во сне ты горько
плакал................................................................... 675 Алесъ Адамович Каратели..............................................................................................
678 Чингиз Торекулович Айтматов Джамиля.............................................................................................
682 Прощай,
Гулъсары.............................................................................
684 Белый
пароход....................................................................................
686 И дольше века длится
день.............................................................. 688 Фазиль Абдулович Искандер Созвездие
Козлотура.........................................................................
693 Сандро из
Чегема..............................................................................
696 Защита
Чика.......................................................................................
702 Кролики и
удавы................................................................................
704 Василий Макарович Шукшин Обида...................................................................................................
707 Материнское
сердце..........................................................................
709 Срезал..................................................................................................
711 До третьих петухов
........................................................................... 713 Юз Алешковский Николай Николаевич........................................................................
716 Кенгуру................................................................................................
719 Владимир Емельянович Максимов Семь дней творения..........................................................................
722 Георгий Николаевич Владимов Большая
руда......................................................................................
728 Три минуты
молчания......................................................................
730 Верный
Руслан....................................................................................
734 Анатолий Игнатьевич Приставкин Ночевала тучка
золотая.....................................................................
738 Юрий Витальевич Мамлеев Шатуны...............................................................................................
741 Фридрих Наумович Горенштейн Псалом.................................................................................................
746 Василий Павлович Аксенов Коллеги................................................................................................
751 Поиски
жанра....................................................................................
753 Остров
Крым................................................................................
756 Владимир Николаевич Войнович Два товарища
.............................................................................
758 Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана
Чонкина. 761 Москва 2042......... 765 892 Василий Иванович Белов Такая
война........................................................................................
769 Привычное
дело.................................................................................
771 Плотницкие
рассказы.......................................................................
774 Михаил Михайлович Рощин Валентин и
Валентина.......................................................................
778 Андрей Андреевич Вознесенский Авось!...................................................................................................
781 Евгений Александрович Евтушенко Братская
ГЭС......................................................................................
785 Виктор Александрович Соснора День
Зверя..........................................................................................
790 Эдвард Станиславович Радзинский 104 страницы про
любовь................................................................ 793 Владимир Семенович Маканин Ключарев и
Алимушкин...................................................................
796 Где сходилось небо с
холмами........................................................ 798 Валентин Григорьевич Распутин Последний
срок.................................................................................
801 Живи и
помни...................................................................................
803 Прощание с
Матёрой.......................................................................
806 Андрей Георгиевич Битов Пушкинский
дом...............................................................................
809 Улетающий
Монахов........................................................................
813 Александр Валентинович Вампилов Старший
сын......................................................................................
817 Утиная
охота......................................................................................
820 Прошлым летом в Чулимске...........................................................
823 Марк Сергеевич Харитонов Линии судьбы, или Сундучок
Милашевича................................... 826 Виктория Самойловна Токарева День без
вранья..................................................................................
829 Людмила Стефановна Петрушевская Уроки
музыки....................................................................................
831 Три девушки в
голубом.................................................................... 833 Свой
круг............................................................................................
834 Венедикт Васильевич Ерофеев Москва — Петушки и пр. ...............................................................
837 Борис Петрович Екимов Холюшино
подворье..........................................................................
840 893 Анатолий Андреевич Ким Соловьиное эхо..................................................................................
843 Валерий Георгиевич Попов Жизнь
удалась....................................................................................
846 Иосиф Александрович Бродский Посвящается Ялте.............................................................................
849 Мрамор................................................................................................
852 Сергей Донатович Довлатов Компромисс........................................................................................
856 Иностранка.........................................................................................
859 Руслан Тимофеевич Киреев Победитель..........................................................................................
862 Эдуард Вениаминович Лимонов Эго я,
Эдичка.....................................................................................
865 Александр Абрамович Кабаков Невозвращенец..................................................................................
868 Саша Соколов Школа для
дураков............................................................................
871 Между собакой и
волком................................................................. 873 Указатель авторов произведений...........................................................
876 Указатель названий
произведений........................................................ 878 Энциклопедическое издание ВСЕ ШЕДЕВРЫ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КРАТКОМ
ИЗЛОЖЕНИИ СЮЖЕТЫ И ХАРАКТЕРЫ
Русская литература XX века Редактор А. Кондахсазова Художественный редактор Я. Антонов Технический редактор Я. Сидорова Корректор Г. Иванова Подписано к печати 23.04.97. Формат 70xl08
1/16 Гарнитура Лазурского. Печать офсетная. Усл. печ.
л. 72,24. Тираж 11 000 экз. Заказ 762. «Олимп». Изд. лиц. ЛР № 07190 от 25.10.96. 123007, Москва,
а/я 92. ООО «Издательство ACT». Лиц. ПИМ № 01372 от 16.04.96. 366720, РИ, г. Назрань, ул. Фабричная, 3. При участии ТОО «Харвест». Лицензия ЛВ № 729.
220013, Минск, ул. Я. Коласа, 35—305. Отпечатано с готовых диапозитивов заказчика в типографии издательства «Белорусский Дом
печати». 220013, Минск, пр. Ф. Скорины, 79. В серию «Все шедевры мировой
литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры» входят: Русская литература XX века Русский фольклор. Русская
литература XI—XVIII веков Русская литература XIX
века Зарубежная литература XVII—XVIII веков Зарубежная литература
древних эпох, средневековья и Возрождения Зарубежная литература XIX века
Зарубежная литература XX века (в 2 кн.)
Сканирование
и форматирование: Янко Слава (библиотека
Fort/Da) slavaaa@lenta.ru || [email protected] || http://yanko.lib.ru || Icq#
75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html
|| || http://yankos.chat.ru/ya.html Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму
Мошкову за бескорыстно предоставленное место на
своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет. update 18.06.03
Сканирование
и форматирование: Янко Слава (библиотека
Fort/Da) slavaaa@lenta.ru || [email protected] || http://yanko.lib.ru || Icq#
75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html
|| || http://yankos.chat.ru/ya.html Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму
Мошкову за бескорыстно предоставленное место на
своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет. update 18.06.03 РУССКАЯ
ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА ОЛИМП • ACT • МОСКВА
• 1997
ББК 81.2Ря72 В 84 УДК 882 (0753) Общая редакция и составление доктора
филологических наук Вл. И. Новикова Редактор к. ф. н. А. Р. Кондахсазова Художник В. А. Крючков В 84 Все шедевры мировой литературы в кратком
изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XX века: Энциклопедическое
издание. — М.: Олимп; 000 «Издательство ACT», 1997. — 896 с. ISBN
5-7390-0170-6. В книгу вошли краткие
пересказы наиболее значительных произведений русской литературы XX в. Издание
адресовано самому широкому читательскому кругу: ученикам старших классов,
абитуриентам, студентам, учителям и преподавателям, а также тем, кто просто
любит литературу, кому свод пересказов поможет в поисках увлекательного чтения
и в составлении личных библиотек. В 8820000000
ББК 81.2 Ря72 ® «Олимп», 1997 ISBN 5-7390-0274-Х (общ.) ISBN 5-7390-0170-6 (Олимп) ISBN 5-7841-0186-2 (ACT)
Федор Кузьмин Сологуб 1863-1927 Творимая легенда - Роман-трилогия
(1914) Часть вторая. КОРОЛЕВА ОРТРУДА Дмитрий Сергеевич Мережковский 1866-1941 Христос и Антихрист - Трилогия I. СМЕРТЬ БОГОВ (Юлиан Отступник) (1896) II. ВОСКРЕСШИЕ БОГИ (Леонардо да
Винчи) (1900) III. АНТИХРИСТ (Петр и Алексей)
(1904) Викентий Викентьевич Вересаев 1867-1945 Мещане - Пьеса (1901, опубл. 1902) КАРТИНЫ - Пьеса (1902, опубл. 1903) «Страсти-мордасти» - Рассказ (1913,
опубл. 1917) Голубая жизнь - Рассказ (1924,
опубл. 1925) Васса Железнова - Пьеса (1935,
опубл. 1936) СОРОК ЛЕТ - Повесть (1925—1936,
незаконч., опубл. 1927—1937) Александр Иванович Куприн 1870—1938 Штабс-капитан Рыбников - Рассказ
(1905) Гранатовый браслет - Повесть (1911) Яма - Повесть (ч. I - 1909, ч. II -
1915) Иван Алексеевич Бунин 1870—1953 Антоновские яблоки - Рассказ
(1900) Господин из Сан-Франциско - Рассказ
(1915) Легкое дыхание - Рассказ (1916) ЮНОСТЬ - Роман (1927—1933, опубл. поля. 1952) Леонид Николаевич Андреев 1871-1919 Жизнь Василия Фивейского - Рассказ
(1903) ОТРЫВКИ ИЗ НАЙДЕННОЙ РУКОПИСИ - Рассказ (1904) Рассказ о семи повешенных - (1906) Иуда Искариот - Рассказ (1907) Михаил Михайлович Пришвин 1873-1954 Светлое озеро - Повесть (1909) Иван Сергеевич Шмелев 1873-1950 Человек из ресторана - Повесть
(1911) ПРАЗДНИКИ — РАДОСТИ – СКОРБИ -
Автобиографическая повесть (1934—1944) Ольга Дмитриевна Форш 1873-1961 Сумасшедший корабль - Роман
(1930) Валерий Яковлевич Брюсов 1873-1924 Алексей Михайлович Ремизов 1877-1957 Неуемный бубен - Повесть (1909) Крестовые сестры Повесть (1910) Михаил Петрович Арцыбашев 1878-1927 Александр Степанович Грин 1880-1932 Алые паруса - феерия Повесть
(1920-1921) Бегущая по волнам - Роман (1928) Серебряный голубь - Роман (1911) Котик Летаев - Повесть (1917-1918,
опубл. - 1922) Александр Александрович Блок 1880—1921 Незнакомка Лирическая, драма (1906) Балаганчик - Лирическая драма
(1906) Корней Иванович Чуковский 1882-1969 Крокодил Сказка в стихах (1917) Тараканище - Сказка в стихах (1923) Айболит - Сказка в стихах (1929) Алексей Николаевич Толстой 1882-1945 Гиперболоид инженера Гарина - Роман
(1925—1927) Золотой ключик, или Приключения
Буратино Сказка (1936) Хождение по мукам - Трилогия (Кн.
1-я - 1922; кн. 2-я - 1927-1928; кн. 3-я- 1940-1941) Книга вторая ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД Петр Первый - Роман (Кн. 1-я -
1929-1930, кн. 2-я - 1933-1934, кн. 3-я — 1944—1945) Евгений Иванович Замятин 1884-1937 Мы - Роман (1920—1921, опубл. 1952) Александр Романович Беляев 1884-1942 Голова профессора Доуэля- Роман
(1925, нов. ред. 1937) Самуил Яковлевич Маршак 1887-1964 Двенадцать месяцев - драматическая
сказка (1943) Анна Андреевна Ахматова 1889-1966 Поэма без героя Триптих (1940-1965) Сергей Антонович Клычков 1889-1937 Чертухинский балакирь- Роман (1926) Борис Леонидович Пастернак 1890—1960 Детство Аюверс - Повесть (1918,
опубл. 1922) Доктор Живаго - Роман (1955, опубл.
1957, в СССР - 1988) Осип Эмильевич Мандельштам 1891-1938 Четвертая проза - Эссе (1929-1938) Илья Григорьевич Эренбург 1891-1967 Оттепель - Повесть (1953-1955) Михаил Афанасьевич Булгаков 1891-1940 Белая гвардия - Роман (1923—1924) Собачье сердце - ЧУДОВИЩНАЯ ИСТОРИЯ Повесть
(1925) Зойкина квартира - Пьеса (1926) Театральный роман - ЗАПИСКИ
ПОКОЙНИКА (1936—1937) Бег - восемь снов пьеса (1937) Мастер и Маргарита - Роман
(1929-1940, опубл. 1966-1967) Дмитрий Андреевич Фурманов 1891-1926 Константин Александрович Федин 1892-1977 Города и годы - Роман (1922—1924) Константин Георгиевич Паустовский 1892-1968 Марина Ивановна Цветаева 1892—1941 Повесть о Сонечке - (1937, опубл.
1975, 1980) Приключение - Поэма (1918-1919,
опубл. 1923) Виктор Борисович Шкловский 1893—1984 Zoo, или Письма не о любви, или Третья Элоиза (1923) Владимир Владимирович Маяковский 1893-1930 Владимир Маяковский - Трагедия
(1913) Облако в штанах – Тетраптих Поэма
(1914-1915) Клоп - Феерическая комедия (1929) Баня - Драма в 6 действиях с цирком
и фейерверком (1930) Исаак Эммануилович Бабель 1894-1940 Конармия - Книга рассказов
(1923—1925) МОЙ ПЕРВЫЙ ГУСЬ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПАВЛИЧЕНКИ, МАТВЕЯ
РОДИОНЫЧА Михаил Михайлович Зощенко 1894-1958 Мишель Синягин - Повесть (1930) Голубая книга - Цикл новелл (1934) Перед восходом солнца - Повесть (ч.
1-я — 1943; ч. 2-я по назв. «Повесть о разуме» — 1972) Борис Андреевич Пильняк 1894-1941 Повесть непогашенной луны (1927) Красное дерево - Повесть
(1929) Юрий Николаевич Тынянов 1894—1943 Смерть Вазир-Мухтара - Роман
(1927-1928) Пушкин - Роман (1935—1943,
незаконч.) Всеволод Вячеславович Иванов 1895-1963 Московский роман (1929-1930, опубл.
1988) Кремль - Роман (1924-1963, 1-я ред.
- 1929-1930, опубл. 1981) Сергей Александрович Есенин 1895-1925 Пугачев - Драматическая поэма (1922) Страна негодяев - Драматическая
поэма (1924—1926) Леонид Иванович Добычин 1896-1936 Евгений Львович Шварц 1896—1958 Голый король - Пьеса-сказка (1934) Обыкновенное чудо - Пьеса-сказка
(1956) Валентин Петрович Катаев 1897-1986 Растратчики - Повесть (1925-1926) Белеет парус одинокий - Повесть
(1936) Алмазный мой венец -
Автобиографическая проза (1975—1977) Уже написан Вертер - Повесть (1979) Анатолий Борисович Мариенгоф 1897-1962 Илья Ильф 1897—1937 Евгений Петров 1902—1942 Двенадцать стульев - Роман (1928) Золотой теленок - Роман (1931) Три толстяка - Роман для детей
(1924) Константин Константинович Вагинов 1899-1934 Труды и дни Свистонова - Роман
(1929) Владимир Владимирович Набоков 1899-1977 Защита Лужина - Роман (1929-1930) Камера Обскура - Роман (1932-1933) Приглашение на казнь - Повесть
(1935—1936) Лолита - Роман (изд. на англ. яз. — 1955. Пер. авт.
на рус. яз. — 1965) Леонид Максимович Леонов 1899-1994 Вор - Роман (1927; 2-я нов. ред.
1959) Андрей Платонович Платонов 1899-1951 Епифанские шлюзы - Повесть (1927) Сокровенный человек - Повесть (1928) ПУТЕШЕСТВИЕ С ОТКРЫТЫМ СЕРДЦЕМ - Роман
(1929) Ювенильное море. МОРЕ ЮНОСТИ - Повесть
(1934) Александр Александрович Фадеев 1901-1956 Молодая гвардия - Роман (1945—1946;
2-я ред. — 1951) Вениамин Александрович Каверин 1902-1989 Скандалист, или Вечера на
Васильевском острове - Роман (1928) Два капитана - Роман (1936-1944) Перед зеркалом - Роман в письмах
(1965—1970) Николай Робертович Эрдман 1902—1970 Призрак Александра Вольфа - Роман
(1947-1948) Аркадий Петрович Гайдар 1904-1941 Тимур и его команда - Повесть (1940) Николай Алексеевич Островский 1904-1936 Как закалялась сталь - Роман
(1932-1934) Михаил Александрович Шолохов 1905-1984 Поднятая целина Роман (кн. 1 -
1932; кн. 2 - 1959-1960) Григорий Георгиевич Белых 1907-1938 Л. Пантелеев
1908—1987 Республика Шкид Повесть
(1926) Василий Семенович Гроссман 1905-1964 Лидия Корнеевна Чуковская 1907-1966 Софья Петровна Повесть
(1939-1940, опубл. 1965) Варлам Тихонович Шаламов 1907-1982 Колымские рассказы (1954-1973) Павел Филиппович Нилин 1908-1981 Испытательный срок Повесть (1955) Алексей Николаевич Арбузов 1908-1986 Иркутская история Драма (1959) Юрий Осипович Домбровский 1909-1978 Факультет ненужных вещей Роман
(Кн. 1-я — 1964; кн. 2-я - 1975) Книга первая. ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ
Книга вторая. ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙ Александр Трифонович Твардовский 1910-1971 КНИГА ПРО БОЙЦА Поэма (1941-1945) Теркин на том свете Поэма
(1954-1963) Анатолий Наумович Рыбаков р. 1911 Дети Арбата Роман (1966—1983,
опубл. 1987) Виктор Платонович Некрасов 1911-1987 В окопах Сталинграда Повесть
(1946) Маленькая печальная повесть (1984) Эммануил Генрихович Казакевич 1913-1962 Александр Яковлевич Яшин 1913-1968 Вологодская свадьба. Повесть
(1962) Виктор Сергеевич Розов р. 1913 В поисках радости. Комедия (1957) Сергей Павлович Залыгин р. 1913 Константин Михайлович Симонов 1915-1979 Живые и мертвые. Трилогия (Кн.
1-я - 1955-1959; кн. 2-я - 1960-1964; кн. 3-я- 1965-1970) Книга вторая. СОЛДАТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ Владимир Дмитриевич Дудинцев р. 1918 Не хлебом единым. Роман (1956) Александр Исаевич Солженицын р. 1918 Один день Ивана Денисовича. Повесть
(1959, опубл. 1962 в искаженном виде. Полн. изд. 1973) Матренин двор. Рассказ (1959,
опубл. 1963) В круге первом. Роман (1955-1968) Даниил Александрович Гранин р. 1919 Александр Моисеевич Володин р. 1919 Борис Исаакович Балтер 1919-1974 До свидания, мальчики. Повесть
(1962) Константин Дмитриевич Воробьев 1919-1975 Это мы, Господи!.. Повесть (1943) Убиты под Москвой Повесть (1963) Федор Александрович Абрамов 1920-1983 ДВЕ ЗИМЫ И ТРИ ЛЕТА Роман (1968) Юрий Маркович Нагибин 1920-1994 Вячеслав Леонидович Кондратьев 1920-1993 Борис Андреевич Можаев 1923—1996 Григорий Яковлевич Бакланов р. 1923 Владимир Федорович Тендряков 1923-1984 Шестьдесят свечей Повесть (1980) Юрии Васильевич Бондарев р. 1924 Виктор Петрович Астафьев р. 1924 СОВРЕМЕННАЯ ПАСТОРАЛЬ Повесть
(1971) Печальный детектив Роман (1985) Булат Шалвович Окуджава р. 1924 Будь здоров, школяр - Повесть (1961) Глоток свободы, или Бедный Авросимов
- Роман (1965-1968) ИЗ ЗАПИСОК ОТСТАВНОГО ПОРУЧИКА
АМИРАНА АМИЛАХВАРИ - Роман (1976-1978) 334 Борис Львович Васильев р. 1924 А зори здесь тихие - Повесть
(1969) Круглянский мост - Повесть (1968) Леонид Генрихович Зорин р. 1924 Варшавская мелодия - Драма (1967) Юрий Владимирович Давыдов р. 1924 Глухая пора листопада - Роман (1969) Евгений Иванович Носов р. 1925 Шумит дуговая овсяница - Рассказ
(1966) Красное вино победы - Рассказ (1971) Аркадий Натанович Стругацкий 1925-1991 Борис Натанович
Стругацкий р. 1933 Трудно быть богом - Повесть (1964) Пикник на обочине - Повесть (1972) Юрии Валентинович Трифонов 1925-1981 Долгое прощание - Повесть (1971) Дом на набережной - Повесть
(1976) Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский) 1925-1997 Владимир Осипович Богомолов р. 1926 В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО... -
Роман (1973) Виталий Николаевич Семин 1927-1988 Нагрудный знак «ОSТ» - Роман (1976) Юрии Павлович Казаков 1927-1982 Двое в декабре - Рассказ (1962) Во сне ты горько плакал - Рассказ
(1977) РАДОСТЬ НОЖА, ИЛИ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
ГИПЕРБОРЕЕВ Повесть (1971 -1979) Чингиз Торекулович Айтматов р. 1928 Прощай, Гульсары - Повесть (1966) буранный полустанок Роман (1980) Фазиль Абдулович Искандер р. 1929 Созвездие Козлотура - Повесть (1966) Сандро из Чегема - Роман (1973) Кролики и удавы - Философская сказка
(1982) Василий Макарович Шукшин 1929-1974 Материнское сердце - Рассказ (1969) До третьих петухов - Повесть (1974) Николай Николаевич - Повесть (1970) Владимир Емелъянович Максимов 1930-1995 Семь дней творения - Роман (1971) Георгий Николаевич Владимов р. 1932 Три минуты молчания - Роман (1969) Верный Руслан - Повесть (1963-1965) Анатолий Игнатьевич Приставкин р. 1931 Ночевала тучка золотая - Повесть
(1987) Юрий Витальевич Мамлеев р. 1931 Фридрих Наумович Горенштейн р. 1932 Василий Павлович Аксенов р. 1932 Остров Крым - Роман (1977-1979) Владимир Николаевич Войнович р. 1932 Жизнь и необычайные приключения
солдата Ивана Чонкина - Роман (Кн. 1-я - 1963-1970; кн. 2-я - 1979) Книга первая. ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ Книга вторая. ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛ Москва 2042 - Сатирическая повесть
(1987) Василий Иванович Белов р. 1932 Привычное дело - Повесть (1966) Плотницкие рассказы - Повесть (1968) Михаил Михайлович Рощин р. 1933 Валентин и Валентина - СОВРЕМЕННАЯ
ИСТОРИЯ В ДВУХ ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ Пьеса (1971) Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933 Евгений Александрович Евтушенко р. 1933 Виктор Александрович Соснора р. 1936 День Зверя - Роман (1980, опубл.
1994) Эдвард Станиславович Радзинский р. 1936 104 страницы про любовь - Пьеса
(1964) Владимир Семенович Маканин р. 1937 Ключарев и Алимушкин - Рассказ
(1979) Где сходилось небо с холмами -
Повесть (1984) Валентин Григорьевич Распутин р. 1937 Последний срок - Повесть (1970) Прощание с Матёрой - Повесть (1976) Андрей Георгиевич Битов р. 1937 Улетающий Монахов - РОМАН-ПУНКТИР
(1962-1990) Александр Валентинович Вампилов 1937-1972 Прошлым летом в Чулимске - Драма
(1972) Марк Сергеевич Харитонов р. 1937 Линии судьбы, или Сундучок
Милашевича - Роман (1895, опубл. 1992) 399 Виктория Самойловна Токарева р. 1937 День без вранья - Рассказ (1964) Людмила Стефановна Петрушевская р. 1938 Три девушки в голубом - Комедия
(1980) Венедикт Васильевич Ерофеев 1938-1990 Москва — Петушки и пр. - Поэма в
прозе (1969) Холюшино подворье - Рассказ (1979) Анатолий Андреевич Ким р. 1939 Соловьиное эхо - Повесть (1980) Валерий Георгиевич Попов р. 1939 Иосиф Александрович Бродский 1940-1996 Посвящается Ялте - Поэма (1969) Сергей Донатович Довлатов 1941-1990 Руслан Тимофеевич Киреев р. 1941 Победитель - Роман (1973, опубл.
1979) Эдуард Вениаминович Лимонов р. 1943 Александр Абрамович Кабаков р. 1943 Невозвращенец - Повесть (1988) Школа для дураков - Повесть (1976) Между собакой и волком - Повесть
(1980) УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ УКАЗАТЕЛЬ НАЗВАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
К читателю
«Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и
характеры» — первый в России опыт создания свода кратких пересказов наиболее
значительных произведений отечественной и зарубежной словесности. Необходимость
в книжном издании такого рода назрела с давних пор. Современная культура
нуждается в систематическом и вместе с тем доходчивом описании золотого фонда
мировой литературы, сложившегося к концу XX в. и второго тысячелетия. Перед вами не
просто справочное издание, но и книга для чтения. Краткие пересказы,
естественно, не могут заменить первоисточников, но могут дать целостное и живое
представление о них. Именно к этому стремились все участники этого
коллективного труда: литературоведы, переводчики, прозаики. Каждый том
настоящего издания является самостоятельной книгой, а все вместе они
составляют своеобразный атлас мирового литературного пространства от
древнейших времен до наших дней. Основное место здесь занимают пересказы
романов, повестей, драматургических произведений и эпических поэм, менее полно
представлена новеллистика. За пределами данного свода остались такие
бессюжетные и не поддающиеся пересказу жанры, как лирическая поэзия,
исторические и философские трактаты, документальная и мемуарная проза,
публицистика. Вынося в название нашего издания Более подробно принципы
построения настоящего издания изложены в предисловии к тому «Русская литература
XIX века». [5] слово «шедевры»,
мы имели в виду не только высшие достижения словесного искусства, но и более
обширный массив литературных произведений, сохранивших духовно-эстетическую
актуальность до наших дней. Том «Русская литература XX века»
занимает в данном издании особое место. Составление этого тома представляло
наибольшую трудность, поскольку вопрос об истинных классиках уходящего
столетия, о подлинных и ложных художественных ценностях в русской словесности
XX в. продолжает обсуждаться, и единства мнений здесь пока нет. Мы стремились показать читателям
достаточно широкий спектр художественных исканий столетия, включить максимум
авторов и произведений, отдавая себе отчет в том, что многие сегодняшние литературные
репутации могут быть подвергнуты пересмотру. Тем не менее мы убеждены, что
каждое произведение, пересказанное в настоящем томе, представляет необходимую степень
историко-литературной значимости. Объем тома «Русская литература XX
века» максимален с точки зрения полиграфических возможностей. Однако
ограничения были неизбежны. Многие писатели представлены только одним сюжетом,
хотя внимания достойны и другие их произведения. Избегая идеологических и
политических предпочтений, мы не сочли целесообразным широко представлять здесь
те конъюнктурно-схематические сочинения тоталитарной эпохи, эстетическая
слабость которых выявлена сегодня достаточно бесспорно. Не нашли нужным мы
пересказывать и прозу массово-бульварного характера. К сожалению, пришлось отказаться
от отражения русской литературы самого последнего времени, 90-х годов: нельзя
было обойтись без какого-то условно выбранного предела. Поскольку авторы в этом
томе, как и во всех других, располагаются по хронологии рождения, то состав
книги решено было завершить писателями, родившимися в 1943 г., уже успевшими
достаточно полно проявить свою творческую индивидуальность. Пересказ новейшей
литературы, произведений более молодых авторов мы считаем делом будущего. Издание адресовано самому
широкому читательскому кругу: тем, кто изучает и преподает литературу, тем, кто
ее просто любит, кому свод пересказов поможет в поисках увлекательного чтения и
в составлении личных библиотек. Федор Кузьмин Сологуб 1863-1927Мелкий бес - Роман (1902)Ардальон
Борисович Передонов, учитель словесности в местной гимназии, постоянно ощущал себя
предметом особого внимания женщин. Еще бы! Статский советник (пятый класс в
табели о рангах!), мужчина в соку, в сущности, не женат... Ведь Варвара что...
Варвару в случае чего можно и побоку. Вот одно только — без нее, пожалуй, места
инспектора не получишь. (Директор гимназии не жалует его, ученики и их родители
считают грубым и несправедливым.) Княгиня Волчанская обещала Варваре
похлопотать за Ардальона Борисовича, но условием поставила венчание: неудобно
хлопотать за сожителя своей бывшей домашней портнихи. Однако ж сперва место, а
потом уж венчание. А то как раз обманут. Варвару эти
его настроения чрезвычайно обеспокоили, и она упросила вдову Грушину за деньги
изготовить письмо, будто бы от княгини, с обещанием места, если они
обвенчаются. Передонов было
обрадовался, но Вершина, пытавшаяся выдать за него бесприданницу Марту, сразу
же осадила: а где конверт? Деловое письмо — и без конверта! Варвара с Грушиной
тут же поправили дело вторым письмом, пересланным через петербургских знакомых.
И Вершина, и Рутилов, сватавший Передонову своих сестер, и Преполовенская,
рассчитывавшая пристроить за него племянницу, — все [7] поняли, что их
дело проиграно, Ардальон Борисович назначил день венчания. И без того
мнительный, он теперь еще больше боялся зависти и все ожидал доноса либо даже
покушения на свою жизнь. Подлила масла в огонь Преполовенская, намекая на то,
что близкий приятель Ардальона Борисовича Павел Васильевич Володин бывает у
Передонова ради Варвары Дмитриевны. Это, конечно, чушь. Варвара считает
Володина дураком, да и получает преподаватель ремесла в городском училище
вчетверо меньше учителя гимназии Передонова. Ардальон же Борисович
забеспокоился: обвенчается он с Варварой, поедут на инспекторское место, а в
дороге отравят его и похоронят как Володина, а тот будет инспектором. Варвара
все нож из рук не выпускает, да и вилка опасна. (И он спрятал приборы под
кроватью. Едят же китайцы палочками.) Вот и баран, так похожий на Володина,
тупо смотрит, наверное злоумышляет. Главное же, донесут — и погиб. Наташа ведь,
бывшая кухарка Передонова, от них прямо к жандарму поступила. Встретив
жандармского подполковника, Ардальон Борисович попросил не верить тому, что
скажет про него Наташа, она все врет, и у нее любовник поляк. Встреча навела на мысль посетить
отцов города и уверить их в своей благонадежности. Он посетил городского
голову, прокурора, предводителя дворянства, председателя уездной земской управы
и даже исправника. И каждому говорил, что все, что о нем болтают, — вздор.
Захотев как-то закурить на улице, он вдруг увидел городового и осведомился,
можно ли здесь курить. Чтобы почти уже состоявшегося инспектора не подменили
Володиным, он решил пометить себя. На груди, на животе, на локтях поставил
чернилами букву П. Подозрителен сделался ему и кот.
Сильное электричество в шерсти — вот в чем беда. И повел зверя к парикмахеру —
постричь. Уже много раз являлась ему серая
недотыкомка, каталась в ногах, издевалась над ним, дразнила: высунется и
спрячется. А еще того хуже — карты. Дамы, по две вместе, подмигивали; тузы,
короли, валеты шептались, шушукались, дразнились. После свадьбы Передоновых впервые
посетили директор с женой, но было заметно, что они вращаются в разных кругах
здешнего общества. Да и в гимназии не все гладко у Передонова. Он посещал родителей
своих учеников и жаловался на их леность и дерзость. В нескольких случаях чада
были секомы за эти вымышленные вины и жаловались директору. Совсем дикой оказалась история с
пятиклассником Сашей Пыльниковым. Грушина рассказала, будто этот мальчик на
самом деле переодетая девочка: такой смазливенький и все краснеет, тихоня и [8] гимназисты
дразнят его девчонкой. И все это, чтобы Ардальона Борисовича подловить. Передонов доложил директору о
возможном скандале: в гимназии разврат начнется. Директор счел, что Передонов
заходит слишком далеко. Все же осторожный Николай Власьевич в присутствии
гимназического врача убедился, что Саша не девочка, но молва не затихала, и
одна из сестер Рутиловых, Людмила, заглянула в дом Коковкиной, где тетушка
сняла для Саши комнату. Людмила и Саша подружились
нежною, но беспокойною дружбой. Людмила будила в нем преждевременные, еще
неясные стремления. Она приходила нарядная, надушенная, прыскала духами на
своего Дафниса. Невинные возбуждения составляли
для Людмилы главную прелесть их встреч, Сестрам она говорила: «Я вовсе не так
его люблю, как вы думаете... Я его невинно люблю. Мне от него ничего не надо».
Она тормошила Сашу, сажала на колени, целовала и позволяла целовать свои
запястья, плечи, ноги. Однажды полуупросила, полупринудила его обнажиться по
пояс. А ему говорила: «Люблю красоту... Мне бы в древних Афинах родиться... Я
тело люблю, сильное, ловкое, голое... Милый кумир мой, отрок богоравный...» Она стала наряжать его в свои
наряды, а иногда в хитон афинянина или рыбака. Нежные ее поцелуи пробуждали
желание сделать ей что-то милое или больное, нежное или стыдное, чтобы она
смеялась от радости или кричала от боли. Тем временем Передонов уже всем
твердил о развращенности Пыльникова. Горожане поглядывали на мальчика и Людмилу
с поганым любопытством. Сам же будущий инспектор вел себя все более странно.
Он сжег подмигивающие и кривляющиеся ему в лицо карты, писал доносы на
карточные фигуры, на недотыкомку, на барана, выдававшего себя за Володина. Но
самым страшным оказалось происшедшее на маскараде. Вечные шутницы и выдумщицы
сестры Рутиловы нарядили Сашу гейшей и сделали это так искусно, что первый
дамский приз достался именно ему (никто не узнал мальчика). Толпа возбужденных
завистью и алкоголем гостей потребовала снять маску, а в ответ на отказ
попыталась схватить гейшу, но спас актер Бенгальский, на руках вынесший ее из
толпы. Пока травили гейшу, Передонов решил напустить огонь на невесть откуда
взявшуюся недотыкомку. Он поднес спичку к занавесу. Пожар заметили уже с
улицы, так что дом сгорел, но люди спаслись. Последующие события уверили всех,
что толки о Саше и девицах Рутиловых — бред. Передонов
начал понимать, что его обманули. Как-то вечером [9] зашел Володин, сели за стол.
Больше пили, чем ели. Гость блеял, дурачился: «Околпачили тебя, Ардаша».
Передонов выхватил нож и резанул Володина по горлу. Когда вошли, чтобы взять
убийцу, он сидел понуро и бормотал что-то бессмысленное. Творимая легенда - Роман-трилогия (1914)Часть первая. КАПЛИ КРОВИВзоры пламенного Змия падают
на реку Скородень и купающихся там обнаженных дев. Это сестры Елисавета и
Елена, дочери богатого помещика Рамеева. Они с любопытством обсуждают появление
в городе приват-доцента, доктора химии Георгия Сергеевича Триродова: никто не знает, откуда его
состояние, что происходит в поместье, зачем ему школа для детей. Девушки
решаются пройти мимо таинственной усадьбы, перебираются по узкому мостику
через овраг и останавливаются у калитки. Вдруг из кустов выходит бледный
мальчик с ясными, слишком спокойными, как бы неживыми глазами. Открыв калитку,
он исчезает. Вдали на лужайке десятки детей поют и танцуют под руководством
девушки с золотистыми косами — Надежды Вещезеровой. Она поясняет: «Люди строили
города, чтобы уйти от зверя, а сами озверели, одичали. Теперь мы идем из города
в лес. Надо убить зверя...» О доме Триродова идет дурная слава. Говорят, что он
населен привидениями, выходцами из могил, потому и называют его Навьим двором,
а дорожку, идущую до Крутицкого кладбища, Навьей тропой. Сын владельца Кирша
замечает девушек и приводит их к отцу в оранжерею. Осматривая диковинные
растения и закоулки дома, Елисавета и Елена попадают в магическую комнату с
зеркалом, взглянув в которое мгновенно стареют. Триродов успокаивает их, дает
эликсир, возвращающий молодость: «Такое свойство этого места. Ужас и восторг
живут здесь вместе». [10] В доме Рамеевых обитает студент
Петр Матов, безответно влюбленный в Елисавету. Он противник «самодержавия
пролетариата», а девушка говорит ему: «Моя влюбленность — восстание». Елисавета
сочувствует рассуждениям молодого рабочего Щемилова, который зовет ее
выступить на маевке. Приезжего агитатора прячут в доме Триродова. Полковник
Жербенев, организатор черносотенцев, считает приват-доцента неблагонадежным и
расспрашивает о нем актера Острова. Неожиданно появляясь в доме Триродова,
актер требует огромные деньги за молчание. Когда-то он стад очевидцем того,
как Георгий Сергеевич химическими методами расправился с провокатором их
революционного кружка Матовым, отцом Петра. Путем сложных превращений он
получил «тело» в виде небольшого куба на своем столе. За неразглашение тайны
Остров получает 2000 рублей. Близится Иванова ночь. Кирша с
очами тихого ангела идет с отцом по Навьей тропе. Мимо проходят мертвецы,
говорят о навьих делах. Не спят тихие дети. Один из них, Гриша, очерчивает
около Триродовых круг от навьих чар — даже мама Кирши не в силах преодолеть
черты. Елисавета и Щемилов пробираются на поляну, где человек триста слушают
агитатора. Девушка с трудом узнает переодетого Триродова, но ей радостно
выступать перед ним, и голос наполняется силой. Налетают казаки, Триродов
спасает Елисавету, укрывая в овраге. Между ними возникает страстная
любовь. Вечерами Елисавета рассматривает в зеркало свое знойное, обнаженное
тело. О великий огонь расцветающей плоти! Как-то гуляя по лесу, она была
настигнута двумя парнями, которые срывали с нее одежду, клонили к земле. Вдруг
подбежали тихие мальчики, повадили, усыпили молодцов. В забытьи ей почудилась
королева Ортруда... Триродов объясняется в любви, и Елисавета готова быть его
рабой, быть вещью в его руках. Триродов обладает гипнотической
силой, он способен воскрешать из мертвых, как это случилось с мальчиком
Егоркой, который был ненужен матери, сечен розгами и похоронен в летаргическом
сне. Тихие дети его откапывают, и Егорка вместе с ними поселяется у Триродова.
Его школу посещают полицейские чины, директор народных училищ Дулебов,
инспектор Шабалов, вице-губернатор. Они недовольны тем, что дети и учителя
малопочтительны, свободны, ходят босые. «Это порнография, — заключает комиссия.
— Школа будет немедленно закрыта». А Елисавета томится знойными
снами. Ей кажется, что она переживает параллельную жизнь, проходит радостный и
скорбный путь привидевшейся ей в лесу королевы Ортруды... [11] Часть вторая. КОРОЛЕВА ОРТРУДАОртруда
была рождена, чтобы царствовать в счастливом средиземноморском краю. Она
получила превосходное эллинское воспитание, любила красоту природы и
обнаженного тела. В день шестнадцатилетня она была коронована. Накануне
Ортруда влюбилась в принца Танкреда, синеглазого тевтонского юношу. Очарование
было взаимным, и в конце торжеств состоялась помолвка. В этом союзе счастливо
сочетались законы сладостной любви и суровые требования высшей политики
династии и буржуазного правительства королевства Соединенных Островов. Спустя
год они обвенчались. Принц Танкред был зачислен в гвардию, но его реакционные
взгляды, любовные приключения и большие долги сделали его непопулярной
личностью. Его слабостями пользуются аристократы, замышляющие распустить парламент
и объявить королем Танкреда. Мрачные знамения пугают Ортруду: еще в день
коронации начал дымиться вулкан на острове Драгонера, а в одиннадцатый год
правления стал появляться призрак белого короля... Все свои
переживания Ортруда делит только с Афрой, молодой придворной дамой. Их симпатии
постепенно превращаются в темную ревнивую страсть. Афра ненавидит Танкреда, а
Ортруда не отпускает ее к Филиппе Меччио, влюбленному в Афру. Однажды они
остановились в горной деревне и познакомились с бедной учительницей Альдонсой.
Она простодушно рассказала о своем друге, который зовет ее Дульцинеею. Афра
догадывается, что это Танкред, но Ортруда по-прежнему доверчиво внимает лживым
словам Дракона, каким порою кажется принц. Он развивает планы постройки
огромного флота, захвата колоний, объединения под своей державой всех латинских
стран Старого и Нового Света. Втайне от королевы назревают заговоры, политики
требуют перемен. Доктор Меччио агитирует за социалистический строй. Первый
министр Виктор Аорена доказыва-\ет, что современный человек слишком
индивидуалистичен, чтобы реализовать мечты о справедливом обществе. Близятся
волнения. Гофмаршал показывает Ортруде потайной ход из дворца к морю, ключом к
которому служит сокровенное имя королевы «Араминта». В подземелье ее
сопровождает юный сын гофмаршала Астольф, полюбивший королеву. Их отношения
разожгли ревность Афры, одиноко переживает она муки любви и ненависти.
Какая-то темная, злая сила исходит от королевы — напрасно она спускается в
подземелье и молится своему воображаемому Светозарному, она обречена...
Стреляется влюбленный в нее Карл Реймерс, повешена Альдонса, Астольф, по [12] приказанию ее убивший
Маргариту, бросается с отвесных скал... Мысли о смерти стали привычными ей.
Кардинал осуждает Ортруду за оскорбляющее нравственность поведение. «Судить
меня будет народ», — отвечает королева. Все сильнее дымится вулкан и настойчивее
разговоры, что усмирить его сможет лишь королева Ортруда. Доктор Меччио, пытаясь разорвать нежный союз Афры и
Ортруды, погружает свою подругу в гипнотический сон, выдает за умершую и увозит
из замка. Весть о смерти Афры лишает королеву воли к жизни. Она восходит к
вулкану как источнику пламенной смерти, трижды произносит над ним заклинание,
но напрасно. Катастрофа неминуема. Город гибнет. В клубах кровавого тумана
задыхается королева Ортруда. Часть третья. ДЫМ И ПЕПЕЛТрагические события в
королевстве Соединенных Островов заставляют Триродова о многом задуматься. Он
выписывает островные газеты, изучает испанский язык, размышляет о роли
личности в истории, где толпа разрушает, человек творит, общество сохраняет.
Георгий Сергеевич приходит к мысли стать королем Соединенных Островов.
Елисавета удивлена и не верит в успех дела, но Триродов отправляет письмо
первому министру Лорено о выдвижении своей кандидатуры на вакантное место
короля. Лоредо в раздражении велит напечатать сие послание в Правительственном
указателе. Занятый своими делами народ не обращает на него внимания, зато
оппозиция интересуется незнакомцем. Ночью к Триродову является призрак его первой жены —
лунной Лилит — и утешает его. А днем Георгий Сергеевич любуется обнаженной
красотой Елисаветы. Они решают переместиться в блаженную землю Ойле. Молча
поднимаются на башню. Там на столе красного дерева стоят флаконы с
разноцветными жидкостями. Триродов сливает их в чашу, они пьют из нее
поочереди и просыпаются на земле Ойле под ясным Маиром. Земная жизнь тускнеет в
памяти. Свежи и сладки новые впечатления бытия. Неужели придется возвращаться
к злой земной жизни? уничтожить ее?
Или отчаянным усилием воли преобразить? Триродов с учениками посещает святую обитель. В
монастыре актер Остров и его сообщники похищают икону, рубят в щепки и сжигают.
Возникает ссора, и все погибают в глухой лесной избушке. Неподалеку от усадьбы
Триродова совершается покушение на исправ- [13] ника и вице-губернатора.
Подозрение ложится на приват-доцента. В городе готовятся черносотенные погромы,
участились грабежи, поджоги. Георгий Сергеевич удручен закрытием школы и обращается
за помощью к маркизу Телятникову. Его светлость, член Государственного совета,
генерал-адъютант был 160 лет от роду, из них почти 150 лет служил царю и
отечеству. Красивый осанистый старик, весьма сохранившийся для своего
возраста, он употреблял болгарскую простоквашу и спермин. У Триродова он
попросил эликсир молодости. В честь маркиза был дан бал-маскарад, на который
вместе с городской знатью приглашены и мертвые, окутанные запахом тления
гости. В разгар веселья от чрезмерного усердия маркиз Телятников рассыпается.
В этом происшествии обвиняют Триродова. Популярность Триродова в зарубежной печати растет.
Принц Танкред обеспокоен агитацией за русского самозванца. Социал-демократы
королевства начинают переписку с претендентом о возможных реформах. Их
депутация приезжает в Скородож для обмена мнениями. После их отъезда полиция
устраивает обыск, но Триродов с помощью зеленого шарика заставляет полицейских
ощутить себя клопами. Летом Триродов и Елисавета венчаются в церкви села
Просяные Поляны. Внезапная гроза предвещает им бурное будущее. Назначен день
выборов короля. Все готово к полету: в оранжерее собираются дети, учителя,
друзья. Здесь и тихие дети. Снаружи приближаются погромщики, медлить нельзя, и
Триродов дает команду на взлет. Громадное светящееся ядро бесшумно
устремляется ввысь. На Соединенных Островах собирается конвент для избрания
короля. Идет голосование: из 421 депутата 412 проголосовали за русского
кандидата. Королем избран Георгий I! Но судьба его остается неизвестной. Растет
сумятица, принц Танкред безуспешно пытается бежать. Злые солдаты его убивают и
выбрасывают из окна. Утром на побережье Соединенных Островов опускается
огромный, великолепный хрустальный шар, подобный планете. Король Георгий I
вступает на землю своего нового отечества... Дмитрий Сергеевич Мережковский 1866-1941Христос и Антихрист - Трилогия
I. СМЕРТЬ БОГОВ (Юлиан Отступник) (1896)Каппадокия.
Римский трибун Осудило желает выслужиться перед своим начальником. Для этого он
собирается убить двоих детей — двоюродных братьев нынешнего
константинопольского императора Констанция. Констанций — сын Константина
Великого, начавший свое правление с убийства многих своих родственников, в том
числе дяди, отца Юлиана и Галла. Осудило вместе с отрядом легионеров врывается
во дворец, где содержатся опальные юноши, но их воспитатель Мардоний
показывает погромщикам некий эдикт (на самом деле давно просроченный), который
отпугивает убийц. Те уходят. Молодые люди занимаются тем, что под руководством
Евтропия изучают богословие. Юлиан же тайком читает Платона, посещает пещеру
бога Пана. В христианской церкви юноша чувствует себя неуютно. После
богослужения он заходит в соседний храм Афродиты, где встречается со жрецом
Олимпиадором и его двумя дочерьми — Ама- [15] риллис и Психеей.
Сближения с Амариллис не получается, она равнодушно относится к его подарку —
сделанной им самим модели триеры. Раздосадованный, юноша удаляется. Впрочем,
девушка возвращается, ободряет его. Ночь Юлиан проводит в храме Афродиты, где
дает обет вечно любить богиню. Следующая сцена происходит в
Антиохии. Двое незнакомцев сначала подслушивают разговоры людей, затем смотрят
выступление бродячих артистов. Одна гимнастка так возбуждает молодого
человека, что он немедленно покупает ее у хозяина и утаскивает с собой в пустой
храм Приапа. Там он случайно убивает одного из священных гусей, незнакомца
ведут на суд, срывают фальшивую бороду. Выясняется, что это — цесарь Галл. С
начала повествования прошло шесть лет, император Констанций, чтобы обезопасить
себя, сделал Галла соправителем. Юлиан в это время странствует по
Малой Азии, беседуя с различными философами и магами, в том числе с
авторитетным неоплатоником Ямвликом, излагающим ему свои идеи о Боге. Учитель
с учеником наблюдают, как христиане громят языческие церкви. Затем Юлиан
посещает волхва Максима Эфесского, с помощью неких хитрых приспособлений
вызывающего у юноши видения, в которых он отрекается от Христа во имя Великого
Ангела, Зла. Максим учит Юлиана тому, что Бог и Дьявол есть одно. Юлиан и Максим
восходят на высокую башню, откуда философ показывает ученику на мир внизу и
предлагает восстать и самому сделаться кесарем. Затем Юлиан едет к своему брату,
который понимает, что Констанций скоро прикажет убить его. Действительно,
вскоре Галла высылают из Константинополя, причем везет его тот самый Скудило.
С «цесарем» плохо обращаются, наконец, казнят его. Юлиан проводит время в
Афинах. Здесь он встречается со ссыльным поэтом Публием, который показывает ему
«Артемиду» — прекрасную девушку с телом богини. Через месяц Юлиан и Публий
являются на пир к сенатору Гортензию. Та девушка — его воспитанница, ее зовут
Арсиноя. Юлиан знакомится с ней, выясняется, что оба они ненавидят христианство.
Юлиан признается, что должен лицемерить, чтобы выжить. Молодые люди заключают
союз, направленный на возрождение олимпийского язычества. После проведенной
вместе ночи Юлиан уезжает в Константинополь. Констанций милостиво принимает
ненавидящего его Юлиана. Как раз в это время проходит церковный собор, где
сталкиваются православные с арианами. Император поддерживает последних. Собор
заканчивается скандалом. Юлиан со злорадством наблюдает за грызней христиан. [16] Император
Констанций тем временем делает Юлиана соправителем взамен убитого Галла. Арсиноя переезжает
в Рим. Вместе с сестрой Миррой и одним из своих поклонников, центурионом
Анатолием, девушка посещает римские катакомбы, где находится тайная церковь.
Здесь православные проводят свои богослужения. Легионеры императора-арианина
врываются в пещеры и разгоняют собрание. Молодые люди с трудом успевают
скрыться от преследователей. Следующая
сцена происходит в прирейнском лесу. Два отставших солдата из войска Юлиана —
Арагарий и Стромбик — догоняют свой легион. Цесарь Юлиан одерживает блестящую
победу над армией галлов. Юлиан посылает
Арсиное письмо, в котором напоминает ей о заключенном некогда союзе. У девушки
в это время умирает сестра — кроткая христианка Мирра. Молодой цесарь
отдыхает от войны в Париже-Лютеции. Здесь же находится и жена Юлиана — навязанная
ему императором фанатичная христианка Елена. Она считает своего мужа дьяволом,
не допуская его к себе. Юлиан из ненависти к христианству пытается взять ее
насильно. Завистливый
Констанций присылает к Юлиану чиновника, уполномоченного увести лучшие войска
на юг. Солдаты восстают против такого решения; бунтовщики просят Юлиана быть их
императором. После некоторых колебаний Юлиан соглашается. Жена его, Елена, в
это время умирает. Пока Юлиан
приближается к Константинополю, чтобы взять власть силой, Констанций умирает.
Узнав об этом, Юлиан выходит к войскам и, отрекаясь от христианства, клянется в
верности богу Солнца — Митре. Его поддерживает Максим Эфесский. Солдаты недоумевают,
некоторые называют нового императора Антихристом. Став
императором, Юлиан пытается официально восстановить язычество. Церкви
разрушаются, языческим жрецам возвращают отнятые у них при Константине Великом
ценности. Юлиан устраивает вакхическое шествие, однако народ не поддерживает
начинаний императора, вера в Христа слишком укоренилась. Юлиан тщетно призывает
людей поклоняться Дионису. Император чувствует, что его идеи не смогут
воплотиться, но решает бороться до конца. В разговоре с Максимом он заявляет:
«Вот я иду, чтобы дать людям такую свободу, о которой они и мечтать не дерзали.
<...> Я — вестник жизни, я — освободитель, я — Антихрист!» Внешне
христиане вновь становятся язычниками; на самом деле [17] по ночам монахи
вынимают драгоценные камни из глаз статуи Диониса и вставляют обратно в иконы;
Юлиана ненавидят. Император занимается благотворительностью, вводит свободу
вероисповедания — все это, чтобы освободить народ от влияния «галилеян».
Проводится церковный собор, на котором христиане опять грызутся между собой;
Юлиан убеждается в бесперспективности их религии. На обвинения епископов
император не реагирует, отказываясь казнить кого-либо за выражение своего
мнения. Юлиан едет в христианский монастырь, где встречается с Арсиноей,
ставшей монахиней. Та обвиняет его в том, что его мертвые боги — не прежние
олимпийцы, а тот же Христос, но без соблюдения обрядов. Юлиан слишком добродетелен;
народу нужна не любовь и сострадание, а кровь и жертвы. Диалога у бывших
союзников не получается. Юлиан, инспектируя свои
благотворительные заведения, убеждается, что все так же лживо, как раньше.
Максим-волхв объясняет ученику, что время его еще не пришло, пророчит гибель,
но благословляет на борьбу. Чиновники откровенно саботируют
указы императора, считая его безумным; народ ненавидит его, распускаются слухи
о преследованиях христиан. уличный проповедник
старец Памва клеймит Юлиана Антихристом. Юлиан слышит все это, вступает в спор,
но даже силой не может разогнать толпу: против него все. Император приходит в
полузаброшенный храм Аполлона, где встречается со жрецом Горгием и его
глухонемым сыном — едва ли не последними язычниками. Все попытки Юлиана помочь
храму, оттянуть паству к прежним богам оканчиваются неудачно; в ответ на
приказание вынести мощи христианского святого с территории храма «галилеяне»
отвечают поджогом (его устраивают те самые легионеры Юлиана, которые догоняли
его в рейнском лесу); жреца и его сына убивают. Юлиан, чтобы хоть как-то
восстановить свою харизму, выступает в поход против персов. Началу похода предшествуют
дурные предзнаменования, но ничто уже не может остановить императора. Ряд
побед зачеркивается одним неудачным решением Юлиана сжечь корабли, чтобы
сделать войско максимально мобильным. Император выясняет, что поверил
предателю; ему приходится отдать приказ об отступлении. По дороге к нему
является Арсиноя, снова убеждающая Юлиана в том, что он — не враг Христа, а
единственный его верный последователь. Юлиан раздражен ее словами, разговор
вновь заканчивается размолвкой. В финальной битве император
смертельно ранен. [18] Новый
император Иовиан — приверженец христианства; бывшие друзья Юлиана снова меняют
веру; народ в восторге от того, что ему возвращены кровавые зрелища, финальная
сцена — Арсиноя, Анатолий и его друг историк Аммиан плывут на корабле, беседуя
о покойном императоре. Арсиноя ваяет статую с телом Диониса и лицом Христа.
Они разговаривают о правоте Юлиана, о необходимости сохранить искру эллинизма
для грядущих поколений. В их сердцах, замечает автор, «уже было великое
веселие Возрождения». II. ВОСКРЕСШИЕ БОГИ (Леонардо да Винчи) (1900)Действие романа происходит в Италии в конце
XV — начале XVI в. Купец Чиприано Буонаккорзи,
собиратель античных предметов, находит статую Венеры. В качестве эксперта
приглашается Леонардо да Винчи. Несколько молодых людей (один из них — Джованни
Бельтраффио, ученик живописца фра Бенедетто, одновременно мечтающий и боящийся
стать учеником Аеонардо), обсуждают поведение странного художника.
Христианский священник отец Фаустино, всюду видящий Дьявола, врывается в дом и
разбивает прекрасную статую. Джованни поступает к Аеонардо в
ученики. Тот занимается постройкой летательного аппарата, пишет «Тайную
вечерю», строит огромный памятник герцогу Сфорца, учит достойному поведению
своих учеников. Джованни не понимает, как его учитель может совмещать в себе
такие различные проекты, увлекаться как делами божественными, так и сугубо
земными одновременно. Астро, другой ученик Леонардо, беседует с «колдуньей»
моной Кассандрой, рассказывает ей о персиковом дереве, которое его учитель,
ставя опыты, отравляет ядом. Джованни тоже часто посещает мону Кассандру, та
убеждает его в необходимости поверить в старых олимпийских богов. Молодой
человек, испуганный радикальностью предложений «Белой Дьяволицы» (лететь
вместе на шабаш и пр.), оставляет ее. Девушка же, натеревшись волшебной мазью,
летит на ведьмовское сборище, где становится женой Люцифера-Диониса. Шабаш
превращается в вакхическую оргию. Герцог Моро, правитель Флоренции,
женолюб и сладострастник, проводит свои дни вместе с женой Беатриче и
любовницами — Лукрецией и Чечилией Бергамини. Людовику Моро грозит война с Неа- [19] полем, он пробует заручиться
поддержкой французского короля Карла VIII. Кроме того, он посылает своему сопернику
герцогу Джан-Галеаццо «отравленные» персики, украденные из сада Леонардо. Леонардо предлагает герцогу проекты строительства
соборов, каналов, но они кажутся слишком смелыми, поэтому осуществить их якобы
невозможно. По приглашению Джан-Галеаццо он едет к нему, в Павию. В разговоре с
ним Леонардо сообщает, что он неповинен в болезни своего друга, персики вовсе
не были отравленными. Джан-Галеаццо умирает. В народе ходят слухи о
причастности Леонардо к этой смерти, о том, что Леонардо — безбожник и колдун.
Самому мастеру тем временем поручают поднять к куполу храма гвоздь от Креста
Господня; Леонардо блестяще справляется с заданием. Шестая книга романа написана в форме дневника Джованни
Бельтраффио. Ученик размышляет о своем учителе, его поведении. Леонардо
одновременно создает и страшное оружие, и подлое «Дионисиево ухо», и пишет
«Вечерю», и строит летательную машину. Леонардо кажется Джованни то новым св.
Франциском, то Антихристом. Под влиянием горячих проповедей влиятельного
Савонаролы Джованни уходит от Леонардо, чтобы стать послушником у Савонаролы. К самому Савонароле тем временем приходит предложение
от распутного папы Александра VI Борджа стать кардиналом в обмен на отказ от
критики папского двора. Савонарола, не испугавшись отлучения от церкви,
собирает «Священное Воинство» — в крестовый поход против римского
папы-Антихриста. Джованни — участник Воинства. Сомнения, однако, не оставляют
его: увидев «Афродиту» Ботичелли, он вновь вспоминает мону Кассандру. Воинство громит дворцы, жжет книги, разбивает статуи,
врывается в дома «нечестивцев». Устраивается огромный костер, на котором,
помимо всего прочего, сжигают прекрасное творение Леонардо — картину «Леда и
лебедь». Джованни, потрясенный, не в силах наблюдать эту сцену. Леонардо
выводит его из толпы; ученик остается с учителем. Леонардо присутствует на балу, устроенном одновременно
легкомысленным и коварным герцогом Моро в честь нового, 1497 года. Герцог
мечется между женой и любовницами. В числе гостей — русские послы, недовольные
античными пристрастиями итальянцев. В разговоре с Леонардо они утверждают, что
Третий Рим будет в России. Беременная герцогиня Беатриче, жена Моро, с помощью
многих ухищрений добывает доказательства связи мужа с фаворитками. От волнения
у нее случаются преждевременные роды; проклиная мужа, [20] она умирает.
Потрясенный обстоятельствами герцог, которому только что пророчили золотой век
царствования, в течение года ведет набожную жизнь, не забывая, впрочем, своих
любовниц. Савонарола, который проиграл «огненный
поединок», не решившись войти в костер, утрачивает свое влияние; его сажают в
тюрьму, Леонардо же участвует в «ученом поединке» при дворе Моро: в ходе беседы
Леонардо по-научному объясняет слушателям происхождение Земли. Только
вмешательство герцога спасает художника от обвинения в ереси. В Италию вступают французские
войска; герцог Моро бежит. Его возвращение оказывается недолговременным: вскоре
он попадает в плен. Во время военных действий солдатня пытается громить творения
Леонардо; «Тайная вечеря» оказывается в полузатопленном помещении. Леонардо пишет новые картины,
открывает физический закон отражения света, участвует в споре о сравнительных
достоинствах живописи и поэзии. По приглашению Чезаре Борджа он поступает к
нему на службу. По пути в Милан художник посещает свои родные места, вспоминает
детство, годы ученичества, семью. В дорожном трактире Леонардо
знакомится с Никколо Макиавелли; они подолгу разговаривают о политике и этике.
Макиавелли считает, что только такой беспринципный государь, как Чезаре
Борджа, сможет стать объединителем Италии. Леонардо сомневается: по его мнению,
истинная свобода достигается не убийствами и предательствами, а — знаниями.
При дворе Чезаре Борджа Леонардо много работает — строит, рисует, пишет. Джованни
бродит по Риму, рассматривает фреску «Пришествие Антихриста», беседует с
немцем Швейницем о реформации церкви. Папа Александр VI вводит цензуру.
Через некоторое время он умирает. Дела Чезаре Борджа становятся плохи,
обиженные им государи объединяются против него и начинают войну. Леонардо приходится возвратиться
во Флоренцию и поступить на службу к гонфалоньеру Содерини. Перед отъездом
художник вновь встречается с Макиавелли. Бродя по Риму, друзья говорят о своей
похожести, обсуждают, как опасно открытие новых истин; глядя на древние
развалины, беседуют об античности. В 1505 г. Леонардо занят
портретом моны Лизы Джоконды, в которую он, сам того не понимая, влюблен.
Портрет похож одновременно и на модель, и на автора. Во время сеансов художник
разговаривает с девушкой о Венере, припоминая забытые древние мифы. [21] У Леонардо появляются
соперники — ненавидящий его Микеланджело, талантливейший Рафаэль. Леонардо не
желает соперничать с ними, не вступает в споры, у него — своя дорога. Последний раз видя мону Лизу,
художник рассказывает ей таинственную сказку про Пещеру. Художник и модель
тепло прощаются. Через некоторое время Леонардо узнает, что Джоконда умерла. После неудачного
осуществления очередного проекта Леонардо — строительства канала — мастер
переезжает в Милан, где встречает своего старого друга — ученого-анатома
Марко-Антонио. Леонардо поступает на службу к Людовику XII, пишет трактат по
анатомии. К 1511 г. Джованни
Бельтраффио вновь встречается со своей старой знакомой моной Кассандрой.
Внешне она соблюдает христианские обряды, но на самом деле остается язычницей.
Кассандра рассказывает Джованни о том, что олимпийские боги воскреснут, о
скорой смерти христианства. Девушка показывает Джованни изумрудную скрижаль,
обещая объяснить в другой раз начертанные на ней таинственные слова. Но в Милан
приезжает свирепый инквизитор фра Джордже; начинается охота на ведьм; хватают
и мону Кассандру. Вместе с остальными «ведьмами» ее сжигают на костре.
Джованни чувствует, что Дьявол имеет эллинские корни, что он и Прометей — одно.
В бреду он видит Кассандру, предстающую перед ним в виде Афродиты с лицом Девы
Марии. В Италии все время идет
гражданская война, власть постоянно меняется. Леонардо вместе с Джованни и
новым верным учеником франческо переезжает в Рим, ко двору меценатствующего
папы Льва X. Художнику не удается здесь прижиться, в моде Рафаэль и
Микеланджело, считающий Леонардо изменником и настраивающий папу против него. Однажды Джованни Бельтраффио
находят повесившимся. Прочтя дневник своего ученика, Леонардо понимает, что тот
ушел из жизни, так как понял, что Христос и Антихрист есть одно. Леонардо бедствует, болеет.
Некоторые ученики предают его, бегут к Рафаэлю. Сам художник с восхищением
рассматривает фрески Микеланджело, чувствуя, с одной стороны, что тот
превзошел его, а с другой, что в замыслах он, Леонардо, был сильнее. Чтобы избежать насмешек,
инспирируемых самим папой, Леонардо поступает на службу к французскому
императору Франциску I. Здесь он имеет успех. Король дарит ему замок во
Франции. Леонардо много работает (впрочем, его смелые проекты, как правило, так
и не приводятся в исполнение), начинает писать Иоанна Предтечу, похожего на
Андрогина и Вакха. Франциск, посетив мастерскую Леонар- [22] до, очень дорого покупает у
художника «Предтечу» и портрет Джоконды. Леонардо просит оставить «Мону Лизу»
у него, пока он не умрет. Король соглашается. На празднествах по случаю
рождения у короля сына во Францию съезжается много гостей — в том числе и из
России. В посольстве есть несколько иконописцев. Многие «развращены» западным
искусством, идеей перспективы, разными ересями. Русские обсуждают «слишком
человеческую» западную живопись, противопоставляя ей строгую византийскую
иконопись, спорят, писать ли иконы по «Подлиннику» или — как портреты.
Евтихий, один из мастеров, пририсовывает к иконе «Всяко дыхание да славит
Господа» языческие аллегорические изображения. Леонардо рассматривает иконы,
«Подлинник». Не признавая эти картины за настоящую живопись, он чувствует,
что по вере они гораздо сильнее западных икон-портретов. Так и не построив своей
летательной машины, Леонардо умирает. Евтихий, потрясенный «Предтечей»
Леонардо, пишет своего, совершенно другого Иоанна — с крыльями, похожими на
летательную машину Леонардо. Иконописец читает «Повесть о вавилонском
царстве», предвещающую Русской земле царство земное, и «Повесть о Белом
Клобуке» — о будущем небесном величии России. Евтихий размышляет над идеей
Третьего Рима. III. АНТИХРИСТ (Петр и Алексей) (1904)В Петербурге в 1715 г.
царевич Алексей слушает проповедь старика Лариона Докукина, предвещающего
явление Антихриста и проклинающего Петра. Алексей обещает ему, что при нем все
будет иначе. Сам он в этот день должен присутствовать на празднествах в Летнем саду
— по случаю установки там статуи Венеры. Бродя по парку, он сталкивается
сначала с отцом, затем — слушает чиновника Аврамова, утверждающего, что вера
христианская забыта и что сейчас поклоняются богам языческим. Царь Петр сам
распаковывает статую. Это — та самая Венера, которой когда-то молился будущий
император Юлиан и на которую смотрел ученик Леонардо. Все присутствующие
обязаны поклониться Венере. Начинается роскошный фейерверк. На бочках
приплывают петровские собутыльники — члены Всешутейского Собора, выряженные
Бахусами. Произносятся церемониальные речи. В общий разговор вступает Аврамов,
заявляющий, что язычес- [23] кие боги — не просто
аллегории, но живые существа, а именно — бесы. Беседа заходит о ложных чудесах;
Петр приказывает, чтоб принесли якобы чудотворную икону, секрет которой он
раскрыл; царь показывает всем механизм, позволяющий иконе «плакать». Проводится
эксперимент. Гремит гром, начинается гроза. Люди в панике разбегаются; Алексей
с ужасом наблюдает, как брошенная икона валяется на земле, никому не нужная.
Кто-то наступает на нее, она раскалывается. В это же время на другом берегу Невы у костра сидит
компания, состоящая из кликуш, беглых матросов, раскольников и прочих
маргиналов. Разговор идет о Петре, которого считают Антихристом; толкуется
Апокалипсис. Все надежды возлагаются на кроткого наследника — царевича
Алексея. Беседующие расходятся по домам. Старец Корнилий зовет
своего ученика Тихона Запольского (тот — сын казненного Петром стрельца,
прошедший весь обычный путь русского дворянина при царе-плотнике: насильное
обучение, Навигацкая школа, заграница) бежать из Петербурга. Тихон вспоминает
разговоры со своим немецким учителем Глюком, его беседы с генералом Брюсом о
комментариях Ньютона к Апокалипсису. Глюк зовет Тихона в Стокгольм — дальше
идти по пути Петра. Тихон выбирает Восток и уходит со старцем искать град
Китеж. Алексей посещает полубезумную царицу Марфу Матвеевну,
вдову Федора Алексеевича. Здесь ему передают письма от насильно постриженной в
монахини матери. Царевича уговаривают не сдаваться, ждать смерти отца. Книга третья написана в форме дневника дамы Арнгейм —
фрейлины жены царевича Шарлотты. Она — просвещенная немка, знакомая с
Лейбницем. В своем дневнике она пытается понять, как может сочетаться в русском
царе дикое варварство с стремлением к европеизации. Арнгейм рассказывает о
странном нраве Петра, о том, как строился Петербург; пишет об отношениях
царевича с нелюбимой женой. В дневник включено описание смерти и похорон Марфы
Матвеевны — последней русской царицы. Новая Россия хоронит старую, Петербург —
Москву. Приводится и дневник самого Алексея, в котором он
сокрушается о подмене православия лютеранством, комментирует петровские указы,
пишет о положении церкви при Петре-Антихристе. Несмотря на предупреждение о начинающемся наводнении,
Петр устраивает в доме Апраксина ассамблею. В самый разгар бесед с архимандритом
Феодосием, призывающем закрыть монастыри и унич- [24] тожить
иконопочитание с разными ересиархами и прочими ненавистниками православия, в
дом врывается вода. Петр участвует в спасении людей. Проведя много времени в
холодной воде, парь сильно простужается. Ходят слухи, что он при смерти. К царевичу,
наследнику, то и дело являются разные чиновники с уверениями в своей лояльности.
О. Яков Игнатьев настаивает, чтобы Алексей не отступался. Царь выздоравливает; ему известно
все о поведении сына во время болезни. На исповеди духовник Алексея о. Яков
отпускает царевичу грех желания смерти отцу, но сам Алексей чувствует, что
церковь зависит от политики; его совесть нечиста. Петр гневается на сына, грозит
лишением наследства. Алексей просит отправить его в монастырь, но Петр
понимает, что это не решит проблему: он предлагает сыну либо «исправиться»,
либо грозит «отсечь, как уд гангренный». Петр за границей; Алексей тем
временем едет в Москву, бродит по заброшенному Кремлю, вспоминает свое детство,
историю взаимоотношений с отцом, свои чувства к нему — от любви до ненависти и
ужаса. Во сне он видит себя идущего вместе с Христом, и целое полчище
Антихриста с отцом во главе. Алексей понимает, что видит Поклонение мира
Зверю, Блуднице и Хаму Грядущему. Петр вызывает сына к себе в
Копенгаген; тот едет, но по дороге решает бежать и сворачивает в Италию, где
вместе со своей любовницей Евфросиньей живет под покровительством австрийского
цесаря, скрываясь от отца. В Неаполе Алексей пишет сенаторам в Петербург
подметные письма против Петра. В своей любовнице Алексей вдруг признает древнюю
Венеру — Белую Дьяволицу. Напуганный, он тем не менее решается поклониться ей. Петр посылает в Италию
«российского Макиавеля» Петра Толстого и графа Румянцева. Те угрозами и
обещаниями добиваются того, что Алексей вернется домой. В письме отца ему
гарантировано полное прощение. Петр в зените славы. Его мечта — осуществить Лейбницеву
идею: сделать Россию
связующим звеном между Европой и Китаем. Дневник его напоминает своей
смелостью дневник Леонардо да Винчи. Узнав, что сын возвращается, царь
долго колеблется, как с ним поступить: казнить Алексея — значит погубить себя,
простить — погубить Россию. Петр выбирает Россию. Петр лишает сына права
престолонаследия. Он напоминает Алексею о связях с опальной матерью, о
подготовке бунта. Алексей воспринимает отца как явленного Антихриста. Петр
хватает всех причастных к делу Алексея, пытками вынуждает к признаниям; следуют
массовые казни. Новый архиерей Феофан Прокопович произно- [25] сит проповедь «О власти и
чести царской». Алексей с горечью выслушивает голос совершенно подавленной
государством-Петром церкви. Ларион Докукин вновь выступает против Петра, на
этот раз открыто. Петр устало возражает ему, затем велит арестовать. Книга девятая, «Красная Смерть»,
повествует о жизни юноши Тихона в раскольничьем скиту. Скитница Софья
призывает Тихона к самосожжению; сквозь лик Софии Премудрости Божией проглядывает
и соблазнительный лик земной. В одном из разговоров некий старец говорит, что
Антихрист еще не Петр — настоящий возьмет Божий престол любовью и лаской и
тогда будет страшен. Тихон присутствует на
раскольничьем «братском сходе». Отцы ругаются из-за обрядов «точно так же, как
во времена Юлиана Отступника на церковных соборах при дворе византийских императоров».
Спорящих усмиряет только известие о том, что к деревне идет «команда» —
громить раскольников. Скит собирается устроить массовое самосожжение. Тихон
пытается уйти от него, но Софья, отдавшись юноше, уговаривает его принять
Красную Смерть. При пожаре старец Корнилий уходит из пламени через подземный
ход, забрав с собой и Тихона. Тот, разочарованный лицемерием старца, бежит синего. Царевич Алексей предчувствует
скорую смерть, много пьет, боится отца и одновременно надеется на прощение. На
очередном допросе выясняется, что Евфросинья, любовница Алексея, предала его.
Взбешенный этой изменой и тем, что их новорожденный ребенок, очевидно,
умерщвлен по приказанию Петра, Алексей признается в том, что замышлял бунт
против отца. Петр жестоко избивает сына. Церковь не препятствует будущей казни
Алексея; царь понимает, что вся ответственность — на нем. На суде Алексей называет отца
клятвопреступником, Антихристом и проклинает его. Затем, под пытками,
подписывает все обвинения против себя. Его пытают дальше, особенно жесток сам
Петр. Еще до официальной казни Алексей умирает от пыток. Петр плывет по штормовому
морю, ему кажется, что волны — кроваво-красного цвета. Тем не менее он остается
тверд: «Не бойся! — говорит он кормчему. — Крепок наш новый корабль — выдержит
бурю. С нами Бог!» Тихон Запольский, уйдя от
старца, становится членом еретической секты, учение которой похоже на
язычество, а обряды — на дионисические. Но юноша не выдерживает, когда на одном
из радений должен быть убит невинный младенец. Тихон восстает, и лишь вмешательство
солдат спасает его от расправы. Сектантов немилосердно [26] казнят; Тихону даруется
прощение; он живет у Феофана Прокоповича — библиотекарем. Слушая разговоры
образованных гостей Феофана, юноша понимает, что и этот путь — просвещенной
веры — ведет, скорее, к атеизму. Тихон уходит и отсюда и вместе с сектантами-бегунами
попадает на Валаам. В какой-то момент он ощущает, что благочестивые монахи, с
которыми он познакомился здесь, не способны объяснить ему все. Тихон уходит. В
лесу, однако, ему встречается старичок Иванушка, одновременно апостол Иоанн.
Он провозглашает Третий Завет — Царство Духа. Тихон, уверовавший, становится
первым сыном новой церкви Иоанна, Грома Летящего и идет нести людям открывшийся
ему свет. Последние слова в романе — восклицание Тихона: «Осанна! Антихриста
победит Христос». Викентий Викентьевич Вересаев 1867-1945В тупике - Роман (1922)
Черное море. Крым. Белогривые
волны подкатываются под самую террасу уютного домика с черепичной крышей и
зелеными ставнями. Здесь в дачном поселке Арматлук, рядом с Коктебелем, живет
вместе с женой и дочерью старый земский врач Иван Ильич Сарганов. Высокий,
худой, седовласый, он совсем недавно был постоянным участником «пироговских»
съездов, входил в конфликт сначала с царскими властями (то призывал к отмене
смертной казни, то объявлял мировую войну бойней), затем с большевиками,
выступая против массовых расстрелов. Арестованный «чрезвычайкой», был под
конвоем отправлен в Москву, но вспомнил молодость, два побега из сибирской
ссылки, и ночью соскочил с поезда. Друзья помогли ему скрыться в Крыму под
защитой белогвардейской армии в окружении таких же соседей, с тоской
пережидающих революционную бурю. Живут Сартановы весьма бедно
— постный борщ, вареная картошка без масла, чай из шиповника без сахара...
Морозным февральским вечером приходит академик Дмитревский с женой, Натальей
Сергеевной. Она озабочена пропажей любимого кольца с бриллиантом, взять
которое могла только княгиня Андожская. До чего же может довести людей нужда,
если эта красавица, вдова морского офицера, заживо сожженного матросами в топке
пароходного котла, [28] решилась на воровство!
Катя — иной
человек, стремящийся уйти от крайностей. Она занята повседневными заботами о
поросятах, цыплятах, умеет извлечь интерес из приготовления еды, стирки. Ей
становится не по себе от сытой, беззаботной атмосферы дома Агаповых, куда
вместе с Дмитрием она относит вещи их убитого сына Марка. Как странно выглядят
этот праздничный стол и нарядные сестры Ася и Майя с бриллиантовыми сережками в
ушах, музыка, стихи... А в поселке не утихают споры: пустят красных в Крым или
нет? Будет порядок? Станет хуже? Но некоторым
при любой власти хорошо. Бывший солист императорских театров Белозеров
когда-то скупал свечи по 25 копеек за фунт, а в трудное время продавал друзьям
по 2 рубля. Теперь он — председатель правления, член каких-то комиссий,
комитетов, ищет популярности, поддакивает мужикам. И все у него есть: и мука, и
сахар, и керосин. А Катя с огромными трудностями получила в кооперативе мешок
муки. Но не довезти его до дома одной, а деревенские не хотят помочь,
куражатся: «Тащи на своем хребте. Ноне на это чужих хребтов не полагается».
Однако находится и добрый человек, помогает уложить мешок, приговаривая: «Да,
осатанел народ...» Дорогой рассказывает, как к ним в деревню пришли на постой
казаки: «Корми их, пои. Все берут, на что ни взглянут, — полушубок, валенки.
Сколько кабанчиков порезали, гусей, курей, что вина выпили. У зятя моего стали
лошадь отымать, он не дает. Тогда ему из ливарвера в лоб. Бросили в канаву и
уехали». Стоит
страстная неделя. Где-то слышатся глухие разрывы. Одни говорят, что большевики
обстреливают город, другие — белые взрывают артиллерийские склады. Дачники в
смятении. Беднота, по слу- [29] хам, организует революционный
комитет. Всюду разъезжают большевистские агитаторы, красные разведчики. Под
видом обыска какие-то сомнительные личности забирают деньги, ценности. Пришел день, когда белые
бежали из Крыма. Советская власть началась с поголовной мобилизации всех
жителей мужского пола на рытье окопов. Стар ли, болен ли — иди. Один священник
умер по дороге. Ивана Ильича тоже погнали, хотя он и ходил еле-еле. Только
вмешательство племянника Леонида Сартанова-Седого, одного из руководителей
ревкома, избавило старика от непосильных работ. Леонид проводит показательный
суд над молодыми красноармейцами, ограбившими семейство Агаповых, и Катя
радуется многоголосой воле толпы. По-разному складываются
отношения дачников с новой властью. Белозеров предлагает свои услуги по
организации подотдела театра и искусства, занимает роскошные комнаты, уверяя,
что «по душе всегда был коммунистом». Академику Дмитревскому поручают
возглавить отдел народного образования, и он привлекает в качестве секретаря
Катю. Дел оказалось невпроворот. Катя по-доброму относилась к простому люду,
умела выслушать, расспросить, посоветовать. Однако с новым начальством
отношения налаживаются плохо, потому что, будучи натурой прямой и откровенной,
она что думала, то и говорила. Тяжелый конфликт возникает между Катей и
заведующим жилищным отделом Зайдбергом. Выселенной из квартиры фельдшерице Сорокиной
девушка предлагает убежище в своей комнате, но жилотдел не разрешает: кому
выдадим ордер, того и подселим. Целый день проходив по инстанциям, женщины
обращаются к Зайдбергу и натыкаются на глухую стену. Точно что-то ударило
Катю, и в приступе отчаяния она кричит: «Когда же кончится это хамское
царство?» Тотчас ее ведут в особый отдел и сажают в камеру «Б» — подвал с двумя
узкими отдушинами, без света. Но девушка не сдается и заявляет на допросе: «Я сидела
в царских тюрьмах, меня допрашивали царские жандармы. И никогда я не видела
такого зверского отношения к заключенным». Что помогло Кате — родственная
связь с Леонидом Седым или просто отсутствие вины, — неизвестно, но вскоре ее
освобождают... Приближается Первое мая.
Домком объявляет: кто не украсит свой дом красными флагами, будет предан суду
ревтрибунала. Грозят и тем, кто не пойдет на демонстрацию. Поголовное участие! В Крыму появились махновцы.
Все верхом на лошадях или на тачанках, увешаны оружием, пьяные, наглые.
Налетели на телегу, в которой Катя и Леонид возвращались домой, стали
требовать лошадь. [30] Леонид стреляет из револьвера
и устремляется вместе с Катей в горы. Возникает сильная пальба, одна из пуль
ранит девушке руку. Беглецам удается спастись, и Леонид благодарит сестру за
мужество: «Жаль, что ты не с нами. Нам такие нужны», Неожиданно из Москвы приходит распоряжение об аресте
Ивана Ильича. Его знакомые хлопочут об освобождении, но осложняется обстановка,
и Крым вновь переходит в руки белогвардейцев. Перед уходом красные
расстреливают заключенных, но Сартанова вновь спасает Леонид. От случайной пули
погибает его жена, а недавно вернувшаяся домой вторая дочь, Вера, убежденная
коммунистка, расстреляна казаками. Снова появляются комендатуры, контрразведка,
идут аресты... Разоренные дачники просят вернуть отнятое комиссарами. Катя
пытается защитить схваченного за сотрудничество академика Дмитревского, но
безрезультатно. Отчуждение пролегает между нею и Дмитрием. Постепенно слабеет и
умирает от цинги Иван Ильич. Оставшись одна, Катя распродает вещи и, ни с кем
не простившись, уезжает из поселка неизвестно куда. Максим Горький 1868-1936Мещане - Пьеса (1901, опубл. 1902)
В
зажиточном доме проживают Бессеменов Василий Васильевич, 58 лет, старшина
малярного цеха, метящий депутатом в городскую думу от цехового сословия;
Акулина Ивановна, его жена; сын Петр, бывший студент, выгнанный за участие в
недозволенных студенческих собраниях; дочь Татьяна, школьная учительница,
засидевшаяся в невестах; воспитанник Бессеменова Нил, машинист в
железнодорожном депо; церковный певчий Тетерев и студент Шишкин — нахлебники; Елена Николаевна
Кривцова — молодая вдова смотрителя тюрьмы, снимающая в доме комнаты, и Степанида
— кухарка, выполняющая в доме всю черную работу с помощью девушки Поли, швеи,
дочери дальнего родственника Бессеменова Перчихина, торговца певчими птицами и
пьяницы. Кроме них, в доме часто бывает Цветаева, молодая учительница, подруга
Татьяны. Действие пьесы проходит в
атмосфере постоянно разгорающихся и затихающих скандалов между Бессеменовым и
его детьми. Отец недоволен непочтительностью к нему детей, а также тем, что
оба до сих пор не нашли в жизни своего места. По его мнению, оба они стали слишком
«образованными» и потому гордыми. Это мешает им жить. Татьяна просто должна
выйти замуж, а Петр — выгодно жениться и [32] работать на приумножение
богатства отца. По мере развития действия становится понятно, что дети не
столько не хотят жить «по-отцовски», сколько просто не могут из-за своей
ослабленной воли, потере интереса к жизни и т. д. Образование действительно не
пошло им на пользу; оно лишь запутало их, лишило воли к жизни и прочных
мещанских корней. В этом главная трагедия семьи
Бессеменовых. В случае с Петром, по мнению Тетерева, выполняющего в пьесе
своеобразную роль резонера, эта трагедия должна решиться в пользу отца: Петр
оставит Кривцову, в которую пока влюблен против воли родителей, неизбежно
пойдет по пути отца и тоже станет примерным мещанином. В случае с Татьяной,
которая безнадежно влюблена в Нила, уже связанного обоюдной любовью с Полей, —
вопрос открыт: скорее всего, Татьяна так и останется несчастной жертвой
противоречия между своими мещанскими корнями и новыми веяниями времени. Эти веяния отчетливей всех
выражает Нил, наиболее «прогрессивный» герой и, очевидно, будущий
социалист-революционер, на что намекает Бессеменов. Нил отражает близкую
Горькому эстетику борьбы и труда, неразрывно между собой связанных. Например,
он любит ковать, но не потому, что любит труд вообще, а потому, что любит как
бы сражаться с металлом, подавляя его сопротивление. В то же время воля и
целеустремленность Нила имеют обратную сторону: он безжалостен к влюбленной в
него Татьяне и к воспитавшему его Бессеменову. Попутно в пьесе
разворачиваются окраинные сюжеты: любовь Тетерева к Поле, в которой он видит
свое последнее спасение от пьянства и скуки жизни; судьба Перчихина, человека
не от мира сего, живущего только любовью к птицам и лесу; трагедия Кривцовой,
влюбленной в жизнь, но потерявшей в ней свое место. Наиболее интересный из
второстепенных персонажей — Тетерев. Этот человек слишком огромен (и физически,
и духовно) для той убогой жизни, хозяевами которой пока являются Бессеменов и
ему подобные. Но ему вряд ли найдется место и в той жизни, хозяевами которой
будут люди вроде Нила. Его образ — образ вечного изгнанника жизни. Пьеса заканчивается на
трагической ноте. После неудавшейся попытки покончить с собой Татьяна понимает
свою обреченность и ненужность среди людей. В последней сцене она падает на
клавиши рояля, и раздается нестройный громкий звук... [33] На днеКАРТИНЫ - Пьеса (1902, опубл. 1903)
Пьеса содержит в себе как бы
два параллельных действия. Первое — социально-бытовое и второе — философское.
Оба действия развиваются параллельно, не переплетаясь. В пьесе существуют как
бы два плана: внешний и внутренний. Внешний план. В
ночлежном доме, принадлежащем Михаилу Ивановичу Костылеву (51 года) и его жене
Василисе Карловне (26 лет), живут, по определению автора, «бывшие люди», т. е.
люди без твердого социального статуса, а также работающие, но бедняки. Это:
Сатин и Актер (обоим под 40 лет), Васька Пепел, вор (28 лет), Андрей Митрич
Клещ, слесарь (40 лет), его жена Анна (30 лет), Настя, проститутка (24 лет),
Бубнов (45 лет), Барон (33 лет), Алешка (20 лет), Татарин и Кривой Зоб,
крючники (возраст не назван). В доме появляются Квашня, торговка пельменями
(под 40 лет) и Медведев, дядя Василисы, полицейский (50 лет). Между ними очень
сложные отношения, часто завязываются скандалы. Василиса влюблена в Ваську и
подговаривает его убить своего пожилого мужа, чтобы быть единоличной хозяйкой
(во второй половине пьесы Васька бьет Костылева и случайно убивает его; Ваську
арестовывают). Васька влюблен в Наталью, сестру Василисы (20 лет); Василиса из
ревности нещадно бьет сестру. Сатин и Актер (бывший актер провинциальных
театров по фамилии Сверчков-Заволжский) — полностью опустившиеся люди,
пьяницы, картежники, Сатин еще и шулер. Барон — бывший дворянин, промотавший
все состояние и ныне один из наиболее жалких людей ночлежки. Клещ старается
зарабатывать своим слесарным инструментом; его жена Анна заболевает и
нуждается в лекарствах; в конце пьесы Анна умирает, а Клещ окончательно
опускается «на дно». В разгар пьянок и
скандалов в ночлежке появляется странник Лука, жалеющий людей. Он обещает
многим несбыточное светлое будущее. Анне он предрекает загробное счастье.
Актеру рассказывает о бесплатной лечебнице для алкоголиков. Ваське и Наташе
советует уйти из дома и т. д. Но в самый напряженный момент Лука фактически
сбегает, оставив обнадеженных людей. Актера это доводит до самоубийства. В
финале ночлежники поют песню, и когда Сатин слышит о смерти Актера, то
досадливо и с горечью говорит: «Эх... Испортил песню... дурак!» [34] Внутренний
план. В пьесе сталкиваются две философские «правды»: Луки и Сатина. Ночлежка —
своего рода символ оказавшегося в тупике человечества, которое к началу XX в.
потеряло веру в Бога, но еще не обрело веры в самое себя. Отсюда всеобщее
чувство безнадежности, отсутствия перспективы, которое, в частности, выражают
Актер и Бубнов (резонер-пессимист) в словах: «А что же дальше» и «А ниточки-то
гнилые...» Мир обветшал, обессилел, идет к концу. Сатин предпочитает принимать
эту горькую правду и не лгать ни себе, ни людям. Клещу он предлагает бросить
работать. Если все люди бросят работать, то что будет? «С голоду сдохнут...» —
отвечает Клещ, но тем самым он лишь раскрывает бессмысленную сущность труда,
который направлен только на поддержание жизни, а не на привнесение в нее
какого-либо смысла. Сатин — своего рода радикал-экзистенциалист, человек,
принимающий абсурдность мироздания, в котором «Бог умер> (Ницше) и
обнажилась Пустота, Ничто. Иного взгляда на мир придерживается Лука. Он
считает, что именно страшная бессмыслица жизни должна вызывать особую жалость к
человеку. Если для продолжения жизни человеку нужна ложь, надо ему лгать, его
утешать. В противном случае человек не выдержит «правды» и погибнет. Так Лука
рассказывает притчу об искателе праведной земли и ученом, который по карте
показал ему, что никакой праведной земли нет. Обиженный человек ушел и
повесился (параллель с будущей смертью Актера). Лука не просто обычный
странник, утешитель, но и философ. По его мнению, человек обязан жить вопреки
бессмыслице жизни, ибо он не знает своего будущего, он только странник в
мироздании, и даже земля наша в космосе странница. Лука и Сатин спорят. Но
Сатин в чем-то приемлет «правду» Луки. Во всяком случае, именно появление Луки
провоцирует Сатина на его монолог о Человеке, который он произносит, подражая
голосу своего оппонента (принципиальная ремарка в пьесе). Сатин хочет не жалеть
и утешать человека, но, сказав ему всю правду о бессмысленности жизни,
подвигнуть его к самоуважению и бунту против мироздания. Человек, осознав
трагедию своего существования, должен не отчаиваться, а, напротив, почувствовать
свою ценность. Весь смысл мироздания — в нем одном. Другого смысла (например,
христианского) — нет. «Человек — это звучит гордо!» «Все в человеке, все для
человека». [35] Мать - Роман (1906)
Действие романа происходит в
России в начале 1900-х гг. В рабочей слободке живут фабричные рабочие с
семьями, и вся жизнь этих людей неразрывно связана с фабрикой: утром, с
фабричным гудком, рабочие устремляются на фабрику, вечером она выкидывает их из
своих каменных недр; по праздникам, встречаясь друг с другом, говорят они
только о фабрике, много пьют, напившись — дерутся. Однако молодой рабочий
Павел Власов, неожиданно для своей матери Пелагеи Ниловны, вдовы слесаря, вдруг
начинает жить иной жизнью: по праздникам ходит в город,
приносит книги, много читает. На недоуменный вопрос матери Павел отвечает: «Я
хочу знать правду и поэтому читаю запрещенные книги; если у меня их найдут —
меня посадят в тюрьму». Через некоторое время в доме
у Власовых субботними вечерами начинают собираться товарищи Павла: Андрей
Находка — «хохол из Канева», как он представляется матери, недавно приехавший в
слободку и поступивший на фабрику; несколько фабричных — слободских парней,
которых Ниловна знала и раньше; приходят люди из города: молодая девушка
Наташа, учительница, уехавшая из Москвы от богатых родителей; Николай Иванович,
который иногда приходит вместо Наташи заниматься с рабочими; худенькая и
бледная барышня Сашенька, тоже, как и Наташа, ушедшая из семьи: ее отец — помещик,
земский начальник. Павел и Сашенька любят друг друга, однако пожениться они не
могут: они оба считают, что женатые революционеры потеряны для дела — нужно
зарабатывать на жизнь, на квартиру, растить детей. Собираясь в доме у Власовых,
участники кружка читают книги по истории, беседуют о тяжкой доле рабочих всей
земли, о солидарности всех трудящихся, часто поют песни. На этих собраниях мать
впервые слышит слово «социалисты». Матери очень нравится
Находка, и он ее тоже полюбил, ласково зовет ее «ненько», говорит, что она
похожа на его покойную приемную мать, родной же матери он не помнит. Через
некоторое время Павел с матерью предлагают Андрею переселиться к ним в дом, и
хохол с радостью соглашается. На фабрике появляются
листовки, в которых говорится о стачках рабочих в Петербурге, о
несправедливости порядков на фабрике; листовки призывают рабочих к объединению
и борьбе за свои интересы. Мать понимает, что появление этих листков связано с
работой ее сына, она и гордится им, и опасается за его судьбу. Через некоторое [36] время в дом
Власовых приходят жандармы с обыском. Матери страшно, однако она старается
подавить свой страх. Пришедшие ничего не находят: заранее предупрежденные об
обыске, Павел и Андрей унесли из дому запрещенные книги; тем не менее Андрей
арестован. На фабрике появляется объявление
о том, что из каждого заработанного рабочими рубля дирекция будет вычитать
копейку — на осушение окружающих фабрику болот. Рабочие недовольны таким
решением дирекции, несколько пожилых рабочих приходят к Павлу за советом. Павел
просит мать сходить в город отнести его записку в газету, с тем чтобы история с
«болотной копейкой» попала в ближайший номер, а сам отправляется на фабрику,
где, возглавив стихийный митинг, в присутствии директора излагает требования
рабочих об отмене нового налога. Однако директор приказывает рабочим возобновить
работу, и все расходятся по своим местам. Павел огорчен, он считает, что народ
не поверил ему, не пошел за его правдой, потому что он молод и слабосилен — не
сумел эту правду сказать. Ночью опять являются жандармы и на этот раз уводят
Павла. Через несколько дней к Ниловне
приходит Егор Иванович — один из тех, кто ходил на собрания к Павлу до его
ареста. Он рассказывает матери, что, кроме Павла, арестовано еще 48 человек фабричных,
и хорошо было бы продолжать доставлять листовки на фабрику. Мать вызывается
проносить листовки, для чего просит знакомую, торгующую на фабрике обедами для
рабочих, взять ее к себе в помощницы. Всех входящих на фабрику обыскивают,
однако мать успешно проносит листовки и передает их рабочим. Наконец Андрей и Павел выходят из
тюрьмы и начинают готовиться к празднованию Первого мая. Павел собирается
нести знамя впереди колонны демонстрантов, хотя он и знает, что за это его
снова посадят в тюрьму. Утром Первого мая Павел и Андрей не идут на работу, а
отправляются на площадь, где уже собрался народ. Павел, стоя под красным
знаменем, заявляет, что сегодня они, члены социал-демократической рабочей
партии, открыто поднимают знамя разума, правды, свободы. «Да здравствуют
рабочие люди всех стран!» — с этим лозунгом Павла возглавляемая им колонна
двинулась по улицам слободы. Однако навстречу демонстрации выходит цепь
солдат, колонна смята, Павел и Андрей, который шел рядом с ним, арестованы.
Машинально подобрав осколок древка с обрывком знамени, вырванного жандармами из
рук сына, Ниловна идет домой, и в груди ее теснится желание сказать всем о том,
что дети идут за правдой, хотят другой, лучшей жизни, правды для всех. [37] Через
несколько дней мать переезжает в город к Николаю Ивановичу — он обещал Павлу и
Андрею, если их арестуют, немедленно забрать ее к себе. В городе Ниловна, ведя
немудреное хозяйство одинокого Николая Ивановича, начинает активную подпольную
работу: одна или вместе с
сестрой Николая Софьей, переодевшись то монахиней, то богомолкой-странницей,
то торговкой кружевами, разъезжает по городам и деревням губернии, развозя
запрещенные книги, газеты, прокламации. Ей нравится эта работа, она любит
говорить с людьми, слушать их рассказы о жизни. Она видит, что народ полуголодным
живет среди огромных богатств земли. Возвращаясь из поездок в город, мать
ходит на свидания с сыном в тюрьму. В одно из таких свиданий ей удается
передать ему записку с предложением товарищей устроить ему и его друзьям
побег. Однако Павел от побега отказывается; больше всех этим огорчена Сашенька,
которая была инициатором побега. Наконец наступает день суда. В
зал допущены только родственники подсудимых. Мать ждала чего-то страшного,
ждала спора, выяснения истины, однако все идет спокойно: судьи говорят
безучастно, невнятно, неохотно; свидетели — торопливо и бесцветно. Речи прокурора
и адвокатов тоже не трогают сердца матери. Но вот начинает говорить Павел. Он
не защищается — он объясняет, почему они — не бунтовщики, хотя их и судят как
бунтовщиков. Они — социалисты, их лозунги — долой частную собственность, все
средства производства — народу, вся власть — народу, труд — обязателен для
всех. Они — революционеры и останутся ими до тех пор, пока все их идеи не
победят. Все, что говорит сын, матери известно, но только здесь, на суде, она
чувствует странную, увлекающую силу его веры. Но вот судья читает приговор:
всех подсудимых сослать на поселение. Саша тоже ждет приговора и собирается
заявить, что желает быть поселенной в той же местности, что и Павел. Мать
обещает ей приехать к ним, когда у них родятся дети, — нянчить внуков. Когда мать возвращается домой,
Николай сообщает ей, что речь Павла на суде решено напечатать. Мать вызывается
отвезти речь сына для распространения в другой город. На вокзале она вдруг
видит молодого человека, чье лицо и внимательный взгляд кажутся ей странно
знакомыми; она вспоминает, что встречала его раньше и в суде, и около тюрьмы, —
и она понимает: попалась. Молодой человек подзывает сторожа и, указывая на нее
глазами, что-то говорит ему. Сторож приближается к матери и укоризненно
произносит: «Воровка! Старая уже, а туда же!» «Я не воровка!» — задохнувшись от
обиды и возмущения, кричит мать и, выхватив из чемодана пачки прокламаций,
протягивает их окружившим ее людям: «Это речь моего сына, вчера [38] судили политических, он был
среди них». Жандармы расталкивают людей, приближаясь к матери; один из них
хватает ее за горло, не давая говорить; она хрипит. В толпе слышатся рыдания. «Страсти-мордасти» - Рассказ
(1913, опубл. 1917)
В провинциальном городе
молодой торговец баварским квасом вечером встречает гулящую женщину. Она,
пьяная, стоит в луже и топает ногами, разбрызгивая грязь, как дети. Торговец
ведет ее к ней домой; она соглашается идти с ним,
думая, что он ее клиент. «Дом» представляет собой подвальную дыру, в которой,
кроме женщины, живет ее сын с больными ногами. Она родила его в пятнадцать лет
от старика сладострастника, у которого служила горничной. Ленька (так звать
мальчика) целыми днями сидит в своей дыре и очень редко видит белый свет.
Развлекается он тем, что собирает в разные коробочки всяких насекомых, которых
ему удается поймать, дает им смешные прозвища (паук — Барабанщик, муха —
Чиновница, жук — дядя Никодим и т. п.) и наделяет в своей фантазии человеческими
чертами, которые он подсматривает в клиентах своей матери. Эти насекомые
составляют для Леньки особый мир, который заменяет ему настоящий, человеческий.
Впрочем, о человеческом мире он невысокого понятия, ибо судит о нем по тем, кто
приходит в их дыру развлекаться с его матерью. Мать зовут Машка Фролиха.
Она, видимо, серьезно больна (у нее провалился нос, хотя «заразной» она себя не
считает). Она безумно любит сына и живет только ради него. В то же время она
человек конченый, больной и спившийся. Будущее, таким образом, не сулит ее сыну
ничего хорошего. Ленька не по годам мудр и
серьезен. Он относится к матери как к малому дитя, жалеет ее и учит жизни.
Одновременно он совсем ребенок, не имеющий никакого опыта жизни. Торговец (он же рассказчик и alter ego автора) начинает посещать мальчика и пытается как-то
скрасить его жизнь. Но ситуация настолько безнадежна, что в финале рассказа
герой понимает: он оказался в тупике: «Я быстро пошел со двора, скрипя зубами,
чтобы не зареветь». [39] Голубая жизнь - Рассказ (1924, опубл. 1925)
Мещанин Константин Миронов
живет в глухом провинциальном городе. Когда он был ребенком, его родители пили
и часто скандалили. В то же время мать была религиозным человеком и ходила на
богомолье в монастырь. Отец слыл чудаком. Например, он развлекался тем, что
приделывал к дверям деревянные дудки с резиновыми мячами, которые противно
свистели, когда отворялась дверь. Вообще, отец старался «заглушить» скуку жизни
разными звуками: то слушал музыкальный ящик, который мать в сердцах однажды
разбила, то принес домой глобус, который, поворачиваясь вокруг оси, играл
«чижика-пыжика»... До отца мать была замужем за его начальником, который
стрелял в отца из пистолета. «Горе мое, что не убил он тебя!» — часто кричала
мать отцу. Константин Миронов — тоже
чудак и фантазер. Он мечтает поехать в Париж. Он ни разу не был за границей и
потому воображает Париж городом, где все решительно голубое: и небо, и люди, и
дома. Мечта о Париже и его «голубой жизни» скрашивает скуку провинциального
города, но и нарушает связь Миронова с реальностью. Люди начинают замечать в
нем что-то странное и сторонятся его. Первые признаки сумасшествия
дают о себе знать, когда Миронов решается выкрасить свой дом в голубой цвет,
дабы хоть отчасти реализовать мечту. Дом красит странный человек — Столяр,
который немного напоминает скучного провинциального черта. Вместо голубой краски
он использует синюю, и результат выходит чудовищным, тем более что желтой
краской Столяр рисует на фасаде какое-то существо, отдаленно напоминающее
рыбу. Мещане города воспринимают это как вызов им, ибо никто не красит свои
дома в подобный цвет. Одновременно Миронов
влюбляется в Лизу Розанову, дочь уважаемого в городе человека. Но он
опять-таки «выдумывает» предмет своей любви: Лиза обыкновенная мещаночка, она
не понимает романтических грез Миронова. В конце концов Миронов сходит
с ума. Его вылечивает местный доктор, и Миронов становится обычным
переплетчиком книг, в меру деловитым, в меру жадным и т. д. С ним встречается
рассказчик, которому он и передает историю своего сумасшествия. [40] Васса Железнова - Пьеса (1935, опубл. 1936)
Васса Борисовна Железнова, в
девичестве — Храпова, 42 лет (но выглядит моложе), владелица пароходной
компании, очень богатый и влиятельный человек, проживает в собственном доме со
спившимся мужем, Сергеем Петровичем Железновым, 60 лет, бывшим капитаном, и
братом, Прохором Борисовичем Храповым, беспечным, пьющим человеком,
коллекционирующим всевозможные замки (коллекция как бы пародирует
собственнические инстинкты сестры). В доме также живут Из-за границы приезжает Рашель — жена умирающего вдали
от родины сына Вассы Федора. Рашель — социалистка-революционерка, разыскиваемая
полицией. Она хочет забрать своего малолетнего сына Колю, которого Васса прячет
в деревне и не хочет отдавать снохе, так как рассчитывает сделать его
наследником состояния и продолжателем своего дела. Васса грозит выдать Рашель
жандармам, если она будет настаивать на возвращении сына. Шаткое благополучие дома
Вассы держится на преступлении. Она отравляет своего мужа Сергея Петровича,
когда тот оказывается замешанным в совращении малолетней и ему грозит каторга.
Но сначала она предлагает ему покончить с собой, и, лишь когда он отказывается,
Васса, спасая честь незамужних дочерей, подсыпает мужу порошок. Тем самым
семья избегает позора суда. На этом череда преступлений не закончилась.
Горничная Лиза понесла от брата Вассы и, в конце концов, повесилась в бане
(людям сообщили, что она угорела). Васса готова пойти на все, лишь бы сохранить
дом и свое дело Она безумно любит своих неудавшихся детей, которые оказались
жертвой прежней разнузданной жизни их отца и его жестокого об ращения с их
матерью. Федор — не жилец на этом свете. Людмила в детстве насмотревшись на
забавы отца с распутными девками, вы росла слабоумной. [41] Между Рашелью и Вассой есть
какое-то сходство, которое они обе ощущают. Это цельные, фанатичные характеры —
«хозяева жизни»; только Васса — вся в прошлом,
а за Рашелью — будущее. Они непримиримые враги, но уважают друг друга. Тем не
менее Васса приказывает секретарше донести на Рашель жандармам, но делает это
исключительно ради внука, финал пьесы неожидан. Васса скоропостижно умирает. В
этом чувствуется наказание свыше за нелепую, скоропостижную смерть мужа и насмешка
судьбы: часть денег Вассы крадет Оношенкова, а остальным богатством по закону
будет распоряжаться беспутный брат, который несомненно все промотает. Только
слабоумная Людмила оплакивает мать. Остальных ее смерть ничуть не трогает. Жизнь Клима СамгинаСОРОК ЛЕТ - Повесть (1925—1936, незаконч., опубл. 1927—1937)В доме интеллигента-народника
Ивана Акимовича Самгина родился сын, которому отец решил дать «необычное»,
мужицкое имя Клим. Оно сразу выделило мальчика среди других детей его круга:
дочери доктора Сомова Любы; детей квартиранта Варавки Варвары, Лидии и Бориса;
Игоря Туробоева (вместе с Борисом учится в московской военной школе); Ивана
Дронова (сирота, приживальщик в доме Самгиных); Константина Макарова и Алины
Телепневой (товарищи по гимназии). Между ними складываются сложные отношения,
отчасти потому, что Клим старается отличиться, что не всегда удается. Первый
учитель — Томилин. Соперничество с Борисом. Неожиданная гибель Бориса и
Варвары, провалившихся под лед во время катания на коньках. Голос из толпы:
«Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?» — как первый «ключевой»
мотив повести, как бы выражающий ирреальность происходящего. Учеба в гимназии. Эротические томления Самгина. Швейка
Рита тайно подкуплена матерью Клима для «безопасной» сексуальной жизни юноши.
Она влюблена в Дронова; Самгин узнает об этом и о поступке матери и
разочаровывается в женщинах. Любовь Макарова к Лидии; неудачная попытка
самоубийства. Клим спасает его, но потом жалеет об этом, ибо сам втайне
симпатизирует Лидии и чувствует, что бледно выглядит на фоне своего друга. [42] Петербург, студенчество. Новый круг общения Самгина,
где он опять-таки старается занять особое место, подвергая «про себя» все и
всех критическому анализу и получив прозвище «умник». Старший брат Дмитрий
(студент, включившийся в революционную борьбу), Марина Премирова, Серафима
Нехаева (влюбленная во все «декадентское»), Кутузов (активный революционер,
будущий большевик, своими чертами напоминающий Ленина), Елизавета Спивак с больным
мужем-музыкантом, Владимир Лютов (студент из купеческого рода) и другие. Любовь
Лютова к Алине Телепневой, выросшей в красивую и капризную женщину. Ее согласие
быть женой Лютова и последующий отказ, ибо она влюбляется в Туробоева (тема
своеобразного соперничества «бедного аристократа» Туробоева и «богатого
мужика» Лютова). Жизнь на даче. Символическая сцена ловли сома на горшок
с горячей кашей (сом проглотит горшок, он лопнет, сом всплывет) —
надувательство «господ» мужиком, который тем не менее восхищает Лютова как
выразитель загадочной талантливости русского народа. Споры о славянофилах и
западниках, России и Западе. Лютов — русский анархист. Клим старается занять
особую позицию, но в результате не занимает никакой. Его неудачная попытка
объясниться в любви Лидии, Отказ. Подъем колоколов на деревенскую церковь. Гибель
молодого крестьянина (веревка захлестнула за горло). Вторая «ключевая» фраза
повести, произнесенная деревенской девочкой: «Да что вы озорничаете?» — как бы
обращенная к «господам» вообще. Не зная народа, они пытаются решать его судьбу. Москва. Новые люди, которых пытается понять Самгин:
Семион Диомидов, Варвара Антипова, Петр Маракуев, дядя Хрисанф — круг
московской интеллигенции, отличающейся от петербургской подчеркнутой
«русскостью». Пьянка на квартире Лютова. Дьякон-расстрига Егор Ипатьевский
читает собственные стихи о Христе, Ваське и «неразменном рублике». Суть в том,
что русский человек и ненавистью служит Христу. Вопль Лютова: «Гениально!» Самгин
опять-таки не находит места в этой среде. Приезд молодого Николая I и трагедия
на Ходынском поле, где во время праздника коронации были задавлены сотни
людей. Взгляд Самгина на толпу, которая напоминает «икру». Ничтожность личной
воли в эпоху всплеска массового психоза. Окончательный разрыв Самгина с Лидией; ее отъезд
в Париж Клим отправляется на Нижегородскую промышленную выставку и знакомится с
провинциальной журналистской средой. Иноков — яркий газетчик и своеобразный
поэт (вероятный прототип сам Горь- [43] кий). Приезд в Нижний царя, похожего на «Бальзаминова,
одетого офицером...». Сашин и газета. Дронов, Иноков, супруги Спиваки. Встреча с Томилиным,
проповедующим, что «путь к истинной вере лежит через пустыню неверия»
(ницшевская мысль, близкая Самгину). Провинциальный историк Козлов —
охранитель и монархист, отрицающий революцию, в том числе и революцию духа.
Встреча с Кутузовым, «возмутительно самоуверенным» и оттого похожим на своего
антипода — Козлова. Кутузов о «революционерах от скуки», к которым относит
всю интеллигенцию. Падение строящейся казармы как символ «прогнившего» строя.
Параллельная сцена пиршества «отцов города» в ресторане. Обыск в квартире
Самгина. Беседа с жандармским ротмистром Поповым, который впервые дает Самгину
понять, что революционером он никогда не станет. Москва. Прейс
и Тагильский — верхушка либеральной интеллигенции (возможные прототипы —
«веховцы»). Приезд Кутузова (каждое его появление напоминает Самгину, что
подлинная революция готовится где-то в стороне, а он и его окружение не
принимают в ней участия). Рассуждения Макарова о философии Н. Ф. Федорова и о
роли женщины в истории. Смерть отца
Самгина в Выборге. Встреча с братом. Арест Самгина и Сомовой. Допрос в полиции
и предложение стать осведомителем. Отказ Самгина; странная неуверенность, что
поступил правильно. Любовная связь с Варварой Антиповой; аборт. Слова старой
прислуги Анфимьевны (выражающей народное мнение) о молодых: «Чужого бога
дети». Поездка Самгина в Астрахань и Грузию). Москва, студенческие волнения
возле Манежа. Самгин в толпе и его страх перед ней. Выручает Митрофанов — агент
полиции. Поездка в деревню; сцена крестьянских грабежей. Страх Самгина перед
мужиками. Новые волнения в Москве. Аюбовная связь с Никоновой (окажется полицейским
осведомителем). Поездка в Старую Руссу; взгляд на царя через спущенные шторы вагона. 9 января 1905
г. в Петербурге. Сцены Кровавого воскресенья. Гапон и вывод о нем: «ничтожен
поп». Самгин в тюрьме по подозрению в революционной деятельности. Похороны
Баумана и всплески «черносотенной» психологии. Москва,
революция 1905 г. Сомова пытается организовать санитарные пункты для помощи
раненым. Мысли Самгина о революции [44] и Кутузове: «И прав!.. Пускай
вспыхнут страсти, пусть все полетит к черту, все эти домики, квартирки,
начиненные заботниками о народе, начетчиками, критиками, аналитиками...» Тем не
менее он понимает, что такая революция отменит и его, Самгина. Смерть
Туробоева. Мысли Макарова о большевиках: «Так вот, Самгин, мой вопрос: я не
хочу гражданской войны, но помогал и, кажется, буду помогать людям, которые ее
начинают. Тут у меня что-то... неладно» — признание духовного кризиса
интеллигенции. Похороны Туробоева, Толпа черносотенцев и вор Сашка Судаков,
который выручает Самгина, Алину Телепневу, Макарова и Лютова. Баррикады. Самгин и боевые
отряды. Товарищ Яков — предводитель революционной толпы. Казнь на глазах
Самгина сыщика Митрофанова. Смерть Анфимьевны. Самгин понимает, что события
развиваются помимо его воли, а он их невольный заложник. Поездка в Русьгород по
просьбе Кутузова за деньгами для большевиков. Разговор в поезде с пьяным
поручиком, который рассказывает, как страшно стрелять в народ по приказу.
Знакомство с Мариной Зотовой — богатой женщиной с «народным» образом мысли. Ее
рассуждения о том, что интеллигенция никогда не знала народ, что корни
народной веры уходят в раскол и еретичество и это является скрытой, но истинной
движущей силой революции. Кошмар «двойничества», преследующий Самгина и
выражающий начало распада его личности. Убийство губернатора на глазах Самгина.
Встреча с Лидией, приехавшей из-за границы, окончательное разочарование Самгина
в ней. Философия Валентина Безбедова, знакомого Марины, отрицающего всякий смысл
в истории. Девиз «не хочу» — третий «ключевой» мотив повести, выражающий
неприятие Самгиным всего мироздания, в котором ему как бы нет места. Марина и
старец Захарий — тип «народного» религиозного деятеля. Религиозные «радения» у
Марины, которые подсматривает Самгин и которые окончательно убеждают его в
своей оторванности от народной стихии. Отъезд за границу. Берлин, скука.
Картины Босха в галерее, которые неожиданно совпадают с миропониманием Самгина
(раздробленность мироздания, отсутствие ясного образа человека). Встреча с
матерью в Швейцарии; взаимное непонимание. Самгин
остается в круглом одиночестве. Самоубийство Лютова в Женеве; слова Алины
Телепневой: «Удрал Володя...» Париж. Встреча с Мариной Зотовой. Попов и Бердников, которые [45] пытаются подкупить Самгина,
чтобы он был их тайным агентом при Зотовой и сообщал о ее возможной сделке с
англичанами. Резкий отказ Самгина. Возвращение в Россию. Убийство Марины Зотовой.
Загадочные обстоятельства, с ним связанные. Подозрение падает на Безбедова,
который все отрицает и странным образом погибает в тюрьме до начала суда. Москва. Смерть Варвары. Слова Кутузова о Ленине как
единственном истинном революционере, который видит сквозь будущее. Самгин и
Дронов. Попытка организации новой газеты либерально-независимого толка.
Разговоры вокруг сборника «Вехи»; мысли Самгина: «Конечно, эта смелая книга
вызовет шум. Удар колокола среди ночи. Социалисты будут яростно возражать. И не
одни социалисты. «Свист и звон со всех сторон». На поверхности жизни вздуется
еще десяток пузырей». Смерть Толстого. Слова служанки Агафьи: «Лев-то Николаич
скончался... Слышите, как у всех в доме двери хлопают? Будто испугались
люди-то». Мысли Самгина о Фаусте и Дон Кихоте как продолжение
мыслей Ивана Тургенева в эссе «Гамлет и Дон-Кихот». Самгин выдвигает принцип не
деятельного идеализма, а разумной деятельности. Начало мировой войны как символ краха коллективного
разума. Поездка Самгина на фронт в Боровичи. Знакомство с подпоручиком
Петровым, символизирующим разложение боевого офицерства. Нелепое убийство
Тагильского разозленным офицером. Кошмары войны. Возвращение с фронта. Вечер у Леонида Андреева. Его
слова: «Люди почувствуют себя братьями только тогда, когда поймут трагизм
своего бытия в космосе, почувствуют ужас одиночества своего во вселенной,
соприкоснутся прутьям железной клетки неразрешимых тайн жизни, жизни, из
которой один есть выход — в смерть», — которые словно подводят черту под
духовными поисками Самгина. февральская революция 1917 г. Родзянко и Керенский.
Незавершенный финал. Неясность дальнейшей судьбы Самгина... Александр Иванович Куприн 1870—1938Поединок - Повесть (1905)
Вернувшись с плаца,
подпоручик Ромашов подумал: «Сегодня не пойду: нельзя каждый день надоедать
людям». Ежедневно он просиживал у Николаевых до полуночи, но вечером следующею
дня вновь шел в этот уютный дом. «Тебе от барыни письма
пришла», — доложил Гайнан, черемис, искренне привязанный к Ромашову. Письмо
было от Раисы Александровны Петерсон, с которой они грязно и скучно (и уже
довольно давно) обманывали ее мужа. Приторный запах ее духов и пошло-игривый
тон письма вызвал нестерпимое отвращение. Через полчаса, стесняясь и досадуя на
себя, он постучал к Николаевым. Владимир Ефимыч был занят. Вот уже два года
подряд он проваливал экзамены в академию, и Александра Петровна, Шурочка,
делала все, чтобы последний шанс (поступать дозволялось только до трех раз) не
был упущен. Помогая мужу готовиться, Шурочка усвоила уже всю программу (не
давалась только баллистика), Володя же продвигался очень медленно. С Ромочкой (так она звала
Ромашова) Шурочка принялась обсуждать газетную статью о недавно разрешенных в
армии поединках. Она видит в них суровую для российских условий необходимость.
Иначе не выведутся в офицерской среде шулера вроде Арчаковского [47] или пьяницы вроде Назанского.
Ромашов не был согласен зачислять в эту компанию Назанского, говорившего о том,
что способность любить дается, как и талант, не каждому. Когда-то этого
человека отвергла Шурочка, и муж ее ненавидел поручика. На этот раз Ромашов пробыл
подле Шурочки, пока не заговорили, что пора спать. ...На ближайшем же
полковом балу Ромашов набрался храбрости сказать любовнице, что все кончено.
Петерсониха поклялась отомстить. И вскоре Николаев стал получать анонимки с
намеками на особые отношения подпоручика с его женой. Впрочем, недоброжелателей
хватало и помимо нее. Ромашов не позволял драться унтерам и решительно возражал
«дантистам» из числа офицеров, а капитану Сливе пообещал, что подаст на него
рапорт, если тот позволит бить солдат. Недовольно было Ромашовым и
начальство. Кроме того, становилось все хуже с деньгами, и уже буфетчик не
отпускал в долг даже сигарет. На душе было скверно из-за ощущения скуки,
бессмысленности службы и одиночества. В конце апреля Ромашов
получил записку от Александры Петровны. Она напоминала об их общем дне именин
(царица Александра и ее верный рыцарь Георгий). Заняв денег у подполковника
Рафальского, Ромашов купил духи и в пять часов был уже у Николаевых, Пикник
получился шумный. Ромашов сидел рядом с Шурочкой, почти не слушал
разглагольствования Осадчего, тосты и плоские шутки офицеров, испытывая
странное состояние, похожее на сон. Его рука иногда касалась Шурочкиной руки,
но ни он, ни она не глядели друг на друга. Николаев, похоже, был недоволен.
После застолья Ромашов побрел в рощу. Сзади послышались шаги. Это шла Шурочка.
Они сели на траву. «Я в вас влюблена сегодня», — призналась она. Ромочка
привиделся ей во сне, и ей ужасно захотелось видеть его. Он стал целовать ее
платье: «Саша... Я люблю вас...» Она призналась, что ее волнует его близость,
но зачем он такой жалкий. У них общие мысли, желания, но она должна отказаться
от него. Шурочка встала: пойдемте, нас хватятся. По дороге она вдруг попросила
его не бывать больше у них: мужа осаждают анонимками. В середине мая состоялся
смотр. Корпусный командир объехал выстроенные на плацу роты, посмотрел, как они
маршируют, как выполняют ружейные приемы и перестраиваются для отражения неожиданных
кавалерийских атак, — и остался недоволен. Только пятая рота капитана
Стельковского, где не мучили шагистикой и не крали из общего котла, заслужила
похвалу. [48] Самое ужасное произошло во время церемониального марша.
Еще в начале смотра Ромашова будто подхватила какая-то радостная волна, он
словно бы ощутил себя частицей некой грозной силы. И теперь, идя впереди своей
полуроты, он чувствовал себя предметом общего восхищения. Крики сзади
заставили его обернуться и побледнеть. Строй смешался — и именно из-за того,
что он, подпоручик Ромашов, вознесясь в мечтах к поднебесью, все это время
смещался от центра рядов к правому флангу. Вместо восторга на его долю пришелся
публичный позор. К этому прибавилось объяснение с Николаевым, потребовавшим
сделать все, чтобы прекратить поток анонимок, и еще — не бывать у них в доме. Перебирая в памяти случившееся, Ромашов незаметно
дошагал до железнодорожного полотна и в темноте разглядел солдата Хлебникова,
предмет издевательств и насмешек в роте. «Ты хотел убить себя?» — спросил он
Хлебникова, и солдат, захлебываясь рыданиями, рассказал, что его бьют, смеются,
взводный вымогает деньги, а где их взять. И учение ему не под силу: с детства
мается грыжей. Ромашову вдруг свое горе показалось таким пустячным,
что он обнял Хлебникова и заговорил о необходимости терпеть. С этой поры он
понял: безликие роты и полки состоят из таких вот болеющих своим горем и
имеющих свою судьбу Хлебниковых. Вынужденное отдаление от офицерского общества позволило
сосредоточиться на своих мыслях и найти радость в самом процессе рождения
мысли. Ромашов все яснее видел, что существует только три достойных призвания:
наука, искусство и свободный физический труд. В конце мая в роте Осадчего повесился солдат. После
этого происшествия началось беспробудное пьянство. Сначала пили в собрании,
потом двинулись к Шлейферше. Здесь-то и вспыхнул скандал. Бек-Агамалов бросился
с шашкой на присутствующих («Все вон отсюда!»), а затем гнев его обратился на
одну из барышень, обозвавшую его дураком. Ромашов перехватил кисть его руки:
«Бек, ты не ударишь женщину, тебе всю жизнь будет стыдно». Гульба в полку продолжалась. В собрании Ромашов застал
Осадчего и Николаева. Последний сделал вид, что не заметил его. Вокруг пели.
Когда наконец воцарилась тишина, Осадчий вдруг затянул панихиду по самоубийце,
перемежая ее грязными ругательствами. Ромашова охватило бешенство: «Не позволю!
Молчите!» В ответ почему-то уже Николаев с исковерканным злобой лицом кричал
ему: «Сами позорите полк! Вы и разные Назанские!» «А при чем же здесь
Назанский? [49] Или у вас есть причины быть
им недовольным?» Николаев замахнулся, но Ромашов успел выплеснуть ему в лицо
остатки пива. Накануне заседания
офицерского суда чести Николаев попросил противника не упоминать имени его жены
и анонимных писем. Как и следовало ожидать, суд определил, что ссора не может
быть окончена примирением. Ромашов провел большую часть
дня перед поединком у Назанского, который убеждал его не стреляться. Жизнь —
явление удивительное и неповторимое. Неужели он так привержен военному
сословию, неужели верит в высший будто бы смысл армейского порядка так, что готов
поставить на карту само свое существование? Вечером у себя дома Ромашов
застал Шурочку. Она стала говорить, что потратила годы, чтобы устроить карьеру
мужа. Если Ромочка откажется ради любви к ней от поединка, то все равно в этом
будет что-то сомнительное и Володю почти наверное не допустят до экзамена. Они
непременно должны стреляться, но ни один из них не должен быть ранен. Муж знает
и согласен. Прощаясь, она закинула руки ему за шею: «Мы не увидимся больше. Так
не будем ничего бояться... Один раз... возьмем наше счастье...» — и прильнула
горячими губами к его рту. ...В официальном рапорте
полковому командиру штабс-капитан Диц сообщал подробности дуэли между поручиком
Николаевым и подпоручиком Ромашовым. Когда по команде противники пошли друг
другу навстречу, поручик Николаев произведенным выстрелом ранил подпоручика в
правую верхнюю часть живота, и тот через семь минут скончался от внутреннего
кровоизлияния. К рапорту прилагались показания младшего врача г. Знойко. Штабс-капитан Рыбников - Рассказ (1905)
Щавинский,
сотрудник большой петербургской газеты, познакомился с Рыбниковым в компании
известных петербургских репортеров. Убогий и жалкий штабс-капитан
ораторствовал, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией
— русского солдата. Понаблюдав за ним, Щавинский заметил некоторую двойственность
в его облике. На первый взгляд у него было обыкновенное [50] лицо с курносым носиком, в
профиль оно выглядело насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. В это
время проснулся пьяный поэт Петрухин, уставился мутным взглядом на офицера:
«А, японская морда, ты еще здесь?» «Японец. Вот на кого он
похож», — подумал Щавинский. Эта мысль окрепла, когда Рыбников попытался
продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера
было изготовлено из прекрасного шелка. Щавинский нагнулся к
штабс-капитану и сказал, что он никакой не Рыбников, а японский военный агент в
России. Но тот никак не отреагировал. Журналист даже засомневался: ведь среди
уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной,
лиц. Но нет, раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и потирание рук — все
это не случайно. И уже вслух: «Никто в мире не узнает о нашем разговоре, но вы
— японец. Вы в безопасности, я не донесу, я восхищен вашим самообладанием». И
Щавинский пропел восторженный дифирамб японскому презрению к смерти. Но
комплимент не был принят: русский солдатик ничем не хуже. Журналист тогда попробовал
задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна...
«Верно!» — прокричал на это Рыбников. Под утро решили продолжить
кутеж у «девочек». Клотильда увела Рыбникова на второй этаж. Через час она
присоединилась к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного их
клиента Леньки, связанного, судя по всему, с полицией, и рассказала о странном
своем госте, которого прибывшие с ним называли то генералом Ояма, то майором
Фукушима. Они были пьяны и шутили, но Клотильде показалось, что штабс-капитан
напоминает ей микадо. Кроме того, ее обычные клиенты безобразно грубы. Ласки же
этого немолодого офицера отличались вкрадчивой осторожностью и одновременно
окружали атмосферой напряженной, почти звериной страсти, хотя было видно, что
он безумно устал. Отдыхая, он погрузился в состояние, похожее на бред, и
странные слова побежали с его губ. Среди них она разобрала единственно ей
знакомое: банзай! Через минуту Ленька был на
крыльце и тревожными свистками сзывал городовых. Когда в начале коридора
послышались тяжелые шаги многих ног, Рыбников проснулся и, подбежав к двери,
повернул ключ, а затем мягким движением вскочил на подоконник и распахнул окно.
Женщина с криком ухватила его за руку. Он вырвался и неловко прыгнул вниз. В
то же мгновение дверь рухнула под ударами и Ленька с разбегу прыгнул вслед за
ним. [51] Рыбников лежал неподвижно и
не сопротивлялся, когда преследователь навалился на него. Он только прошептал:
«Не давите, я сломал себе ногу». Гранатовый браслет - Повесть (1911)
Сверток с небольшим ювелирным
футляром на имя княгини Веры Николаевны Шеиной посыльный передал через
горничную. Княгиня выговорила ей, но Даша сказала, что посыльный тут же убежал,
а она не решалась оторвать именинницу от гостей. Внутри футляра оказался золотой,
невысокой пробы дутый браслет, покрытый гранатами, среди которых располагался
маленький зеленый камешек. Вложенное в футляр письмо содержало поздравление с
днем ангела и просьбу принять браслет, принадлежавший еще прабабке. Зеленый
камешек — это весьма редкий зеленый гранат, сообщающий дар провидения и
оберегающий мужчин от насильственной смерти. Заканчивалось письмо словами: «Ваш
до смерти и после смерти покорный слуга Г. С. Ж.». Вера взяла в руки браслет —
внутри камней загорелись тревожные густо-красные живые огни. «Точно кровь!» —
подумала она и вернулась в гостиную. Князь Василий Львович
демонстрировал в этот момент свой юмористический домашний альбом, только что
открытый на «повести» «Княгиня Вера и влюбленный телеграфист». «Лучше не
нужно», — попросила она. Но муж уже начал полный блестящего юмора комментарий
к собственным рисункам. Вот девица, по имени Вера, получает письмо с
целующимися голубками, подписанное телеграфистом П. П. Ж. Вот молодой Вася Шеин
возвращает Вере обручальное кольцо: «Я не смею мешать твоему счастью, и все
же мой долг предупредить тебя: телеграфисты обольстительны, но коварны». А
вот Вера выходит замуж за красивого Васю Шеина, но телеграфист продолжает
преследования. Вот он, переодевшись трубочистом, проникает в будуар княгини
Веры. Вот, переодевшись, поступает на их кухню судомойкой. Вот, наконец, он в
сумасшедшем доме и т. д. «Господа, кто хочет чаю?» —
спросила Вера. После чая гости стали разъезжаться. Старый генерал Аносов,
которого Вера и ее се- [52] стра Анна звали дедушкой,
попросил княгиню пояснить, что же в рассказе князя правда. Г. С. Ж. (а не П. П. Ж.) начал ее преследовать письмами
за два года до замужества. Очевидно, он постоянно следил за ней, знал, где она
бывала на вечерах, как была одета. Когда Вера, тоже письменно, попросила не
беспокоить ее своими преследованиями, он замолчал о любви и ограничился
поздравлениями по праздникам, как и сегодня, в день ее именин. Старик помолчал. «Может быть, это маньяк? А может быть,
Верочка, твой жизненный путь пересекла именно такая любовь, которой грезят
женщины и на которую неспособны больше мужчины». После отъезда гостей муж Веры и брат ее Николай решили
отыскать поклонника и вернуть браслет. На другой день они уже знали адрес Г.
С. Ж. Это оказался человек лет тридцати — тридцати пяти. Он не отрицал ничего и
признавал неприличность своего поведения. Обнаружив некоторое понимание и даже
сочувствие в князе, он объяснил ему, что, увы, любит его жену и ни высылка, ни
тюрьма не убьют это чувство. Разве что смерть. Он должен признаться, что растратил
казенные деньги и вынужден будет бежать из города, так что они о нем больше не
услышат. Назавтра в газете Вера прочитала о самоубийстве
чиновника контрольной палаты Г. С. Желткова, а вечером почтальон принес его
письмо. Желтков писал, что для него вся жизнь заключается
только в ней, в Вере Николаевне. Это любовь, которою Бог за что-то вознаградил
его. уходя, он в восторге
повторяет: «Да святится имя Твое». Если она вспомнит о нем, то пусть сыграет
ре-мажорную часть бетховенской «Аппассионаты», он от глубины души благодарит ее
за то, что она была единственной его радостью в жизни. Вера не могла не поехать проститься с этим человеком.
Муж вполне понял ее порыв. Лицо лежащего в гробу было безмятежно, будто он узнал
глубокую тайну. Вера приподняла его голову, положила под шею большую красную
розу и поцеловала его в лоб. Она понимала, что любовь, о которой мечтает каждая
женщина, прошла мимо нее. Вернувшись домой, она застала только свою институтскую
подругу, знаменитую пианистку Женни Рейтер. «Сыграй для меня что-нибудь», —
попросила она. И Женни (о чудо!) заиграла то место «Аппассионаты»,
которое указал в письме Желтков. Она слушала, и в уме ее слагались слова, как
бы куплеты, заканчивавшиеся молитвой: «Да святится имя Твое». [53] «Что с тобой?» — спросила Женни, увидев ее слезы.
«...Он простил меня теперь. Все хорошо», — ответила Вера. Яма - Повесть (ч. I - 1909, ч. II - 1915)
Заведение Анны Марковны не из
самых шикарных» как, скажем, заведение Треппеля, но и не из низкоразрядных. В
Яме (бывшей Ямской слободе) таких было еще только два. Остальные — рублевые и
полтинничные, для солдат, воришек, золоторотцев. Поздним майским вечером у Анны Марковны в зале для
гостей разместилась компания студентов, с которыми был приват-доцент Ярченко и
репортер местной газеты Платонов. Девицы уже вышли к ним, но мужчины продолжали
начатый еще на улице разговор. Платонов рассказывал, что давно и хорошо знает
это заведение и его обитательниц. Он, можно сказать, здесь свой человек,
однако ни у одной из «девочек» он ни разу не побывал. Ему хотелось войти в этот
мирок и понять его изнутри. Все громкие фразы о торговле женским мясом — ничто
в сравнении с будничными, деловыми мелочами, прозаическим обиходом. Ужас в том,
что это и не воспринимается как ужас. Мещанские будни — и только. Причем самым
невероятным образом сходятся здесь несоединимые, казалось, начала: искренняя,
например, набожность и природное тяготение к преступлению. Вот Симеон, здешний
вышибала. Обирает проституток, бьет их, в прошлом наверняка убийца. А
подружился он с ним на творениях Иоанна Дамаскина. Религиозен необычайно. Или
Анна Марковна. Кровопийца, гиена, но самая нежная мать. Все для Берточки: и
лошади, и англичанка, и бриллиантов на сорок тысяч. В залу в это время вошла Женя, которую Платонов, да и
клиенты, и обитательницы дома уважали за красоту, насмешливую дерзость и
независимость. Она была сегодня взволнованной и быстро-быстро заговорила на
условном жаргоне с Тамарой. Однако Платонов понимал его: из-за наплыва публики
Пашу уже более десяти раз брали в комнату, и это закончилось истерикой и
обмороком. Но как только она пришла в себя, хозяйка вновь отправила ее к
гостям. Девушка пользовалась бешеным спросом из-за своей сексуальности.
Платонов заплатил за нее, чтобы Паша отдохнула в их компании... Студенты [54] вскоре разбрелись по
комнатам, и Платонов, оставшись вдвоем с Лихониным, идейным анархистом,
продолжил свой рассказ о здешних женщинах. Что же касается проституции как
глобального явления, то она — зло непреоборимое. Лихонин сочувственно слушал
Платонова и вдруг заявил, что не хотел бы оставаться лишь соболезнующим
зрителем. Он хочет взять отсюда девушку, спасти. «Спасти? Вернется назад», —
убежденно заявил Платонов. «Вернется», — в тон ему откликнулась Женя. «Люба, —
обратился Лихонин к другой вернувшейся девушке, — хочешь уйти отсюда? Не на
содержание. Я тебе пособлю, откроешь столовую». Девушка согласилась, и
Лихонин, за десятку взяв ее у экономки на квартиру на целый день,
назавтра собрался потребовать ее желтый билет и сменить его на паспорт. Беря
ответственность за судьбу человека, студент плохо представлял себе связанные с
этим тяготы. Жизнь его осложнилась с первых же часов. Впрочем, друзья
согласились помогать ему развивать спасенную. Лихонин стал преподавать ей арифметику,
географию и историю, на него же легла обязанность водить ее на выставки, в театр
и на популярные лекции. Нежерадзе взялся читать ей «Витязя в тигровой шкуре» и
учить играть на гитаре, мандолине и зурне. Симановский предложил изучать
Марксов «Капитал», историю культуры, физику и химию. Все это занимало уйму
времени, требовало немалых средств, но давало очень скромные результаты. Кроме
того, братские отношения с ней не всегда удавались, а она воспринимала их как
пренебрежение к ее женским достоинствам. Чтобы получить у хозяйки
Любин желтый билет, ему пришлось уплатить более пятисот рублей ее долга. В
двадцать пять обошелся паспорт. Проблемой стали и отношения его друзей к Любе,
хорошевшей и хорошевшей вне обстановки публичного дома. Соловьев неожиданно
для себя обнаружил, что подчиняется обаянию ее женственности, а Симановский все
чаще и чаще обращался к теме материалистического объяснения любви между
мужчиной и женщиной и, когда чертил схему этих отношений, так низко наклонялся
над сидящей Любой, что слышал запах ее груди. Но на всю его эротическую
белиберду она отвечала «нет» и «нет», потому что все больше привязывалась к
своему Василь Васильичу. Тот же, заметив, что она нравится Симановскому, уже
подумывал о том, чтобы, застав их ненароком, устроить сцену и освободиться от
действительно непосильной для него ноши. Любка вновь появилась у Анны
Марковны вслед за другим необыкновенным событием. Известная всей России певица
Ровинская, большая, красивая женщина с зелеными глазами египтянки, в компа- [55] нии баронессы Тефтинг,
адвоката Розанова и светского молодого человека Володи Чаплинского от скуки
объезжала заведения Ямы: сначала дорогое, потом среднее, потом и самое
грязное. После Треппеля отправились к Анне Марковне и заняли отдельный кабинет,
куда экономка согнала девиц. Последней вошла Тамара, тихая, хорошенькая
девушка, когда-то бывшая послушницей в монастыре, а до того еще кем-то, во
всяком случае бегло говорила по-французски и по-немецки. Все знали, что был у
нее «кот» Сенечка, вор, на которого она изрядно тратилась. По просьбе Елены
Викторовны барышни спели свои обычные, канонные песни. И все бы обошлось
хорошо, если бы к ним не ворвалась пьяная Манька Маленькая. В трезвом виде это
была самая кроткая девушка во всем заведении, но сейчас она повалилась на пол и
закричала: «Ура! К нам новые девки поступили!» Баронесса, возмутившись,
сказала, что она патронирует монастырь для павших девушек — приют Магдалины. И тут возникла Женька,
предложившая этой старой дуре немедленно убираться. Ее приюты — хуже, чем
тюрьма, а Тамара заявила: ей хорошо известно, что половина
приличных женщин состоит на содержании, а остальные, постарше, содержат
молодых мальчиков. Из проституток едва ли одна на тысячу делала аборт, а они
все по нескольку раз. Во время Тамариной тирады баронесса сказала
по-французски, что она где-то уже видела это лицо, и Ровинская, тоже
по-французски, напомнила ей, что перед ними хористка Маргарита, и достаточно
вспомнить Харьков, гостиницу Конякина, антрепренера Соловейчика. Тогда
баронесса не была еще баронессой. Ровинская встала и сказала, что, конечно, они уедут и
время будет оплачено, а пока она споет им романс Даргомыжского «Расстались
гордо мы...». Как только смолкло пение, неукротимая Женька упала перед
Ровинской на колени и зарыдала. Елена Викторовна нагнулась ее поцеловать, но та
что-то прошептала ей, на что певица ответила, что несколько месяцев лечения — и
все пройдет. После этого визита Тамара поинтересовалась здоровьем
Жени. Та призналась, что заразилась сифилисом, но не объявляет об этом, а
каждый вечер нарочно заражает по десять — пятнадцать двуногих подлецов. Девушки стали вспоминать и
проклинать всех своих самых неприятных или склонных к извращениям клиентов.
Вслед за этим Женя припомнила имя человека, которому ее, десятилетнюю, продала
собственная мать. «Я маленькая», — кричала она ему, но он отвечал: «Ничего, подрастешь», — и
повторял потом этот крик ее души, как ходячий анекдот. [56] Зоя припомнила
учителя ее школы, который сказал, что она должна его во всем слушаться или он
выгонит ее из школы за дурное поведение. В этот момент
и появилась Любка. Эмма Эдуардовна, экономка, на просьбу принять ее обратно
ответила руганью и побоями. Женька, не стерпев, вцепилась ей в волосы. В
соседних комнатах заголосили, и припадок истерии охватил весь дом. Лишь через час
Симеон с двумя собратьями по профессии смог утихомирить их, и в обычный час
младшая экономка Зося прокричала: «Барышни! Одеваться! В залу!» ...Кадет Коля
Гладышев неизменно приходил именно к Жене. И сегодня он сидел у нее в комнате,
но она попросила его не торопиться и не позволяла поцеловать себя. Наконец она
сказала, что больна и пусть благодарит Бога: другая бы не пощадила его. Ведь
те, кому платят за любовь, ненавидят платящих и никогда их не жалеют. Коля сел
на край кровати и закрыл лицо руками. Женька встала и перекрестила его: «Да
хранит тебя Господь, мой мальчик». «Ты простишь
меня, Женя?» — сказал он. «Да, мой мальчик. Прости и ты меня... Больше ведь не
увидимся!» Утром Женька
отправилась в порт, где, оставив газету ради бродяжей жизни, работал на
разгрузке арбузов Платонов. Она рассказала ему о своей болезни, а он о том,
что, наверное, от нее заразились Сабашников и студент по прозвищу Рамзес,
который застрелился, оставив записку, где писал, что виноват в случившемся он
сам, потому что взял женщину за деньги, без любви. Но любящий
Женьку Сергей Павлович не мог разрешить ее сомнений, охвативших ее после того,
как она пожалела Колю: мечта заразить всех не была ли глупостью, фантазией? Ни
в чем нет смысла. Ей остается только одно... Дня через два во время медосмотра
ее нашли повесившейся. Это попахивало для заведения некоторой скандальной
славой. Но волновать теперь это могло только Эмму Эдуардовну, которая наконец
стала хозяйкой, купив дом у Анны Марковны. Она объявила барышням, что отныне требует
настоящего порядка и безусловного послушания. Ее заведение будет лучше, чем у
Треппеля. Тут же она предложила Тамаре стать ее главной помощницей, но чтобы
Сенечка не появлялся в доме. Через
Ровинскую и Резанова Тамара уладила дело с похоронами сомоубийцы Женьки по
православному обряду. Все барышни шли за ее гробом. Вслед за Женькой умерла
Паша. Она окончательно впала в слабоумие, и ее отвезли в сумасшедший дом, где
она и скончалась. Но и этим не кончились неприятности Эммы Эдуардовны. Тамара вместе с
Сенькой вскоре ограбили нотариуса, которому, [57] разыгрывая замужнюю,
влюбленную в него женщину, она внушила полнейшее доверие. Нотариусу она
подмешала сонный порошок, впустила в квартиру Сеньку, и он вскрыл сейф. Спустя
год Сенька попался в Москве и выдал Тамару, бежавшую с ним. Затем ушла из жизни Вера. Ее возлюбленный, чиновник
военного ведомства, растратил казенные деньги и решил застрелиться. Вера захотела
разделить его участь. В номере дорогой гостиницы после шикарного пира он выстрелил
в нее, смалодушничал и только ранил себя. Наконец, во время одной из драк была убита Манька
Маленькая. Завершилось разорение Эммы Эдуардовны, когда на помощь двум
драчунам, которых обсчитали в соседнем заведении, пришла сотня солдат,
разорившая заодно и все близлежащие. Юнкера - Роман (1928-1932)
В самом конце августа
завершилось кадетское отрочество Алеши Александрова. Теперь он будет учиться в
Третьем юнкерском имени императора Александра II пехотном училище. Еще утром он нанес визит
Синельниковым, но наедине с Юленькой ему удалось остаться не больше минуты, в
течение которой вместо поцелуя ему было предложено забыть летние дачные
глупости: оба они теперь стали большими. Смутно было у него на душе,
когда появился он в здании училища на Знаменке. Правда, льстило, что вот он уже
и «фараон», как называли первокурсников «обер-офицеры» — те, кто был уже на
втором курсе. Александровских юнкеров любили в Москве и гордились ими. Училище
неизменно участвовало во всех торжественных церемониях. Алеша долго еще будет
вспоминать пышную встречу Александра III осенью 1888 г., когда царская семья
проследовала вдоль строя на расстоянии нескольких шагов и «фараон» вполне
вкусил сладкий, острый восторг любви к монарху. Однако лишние дневальства,
отмена отпуска, арест — все это сыпалось на головы юношей. Юнкеров любили, но
в училище «грели» нещадно: грел дядька — однокурсник, взводный, курсовой
офицер и, наконец, командир четвертой роты капитан Фофанов, носивший кличку
Дрозд. Конечно, ежедневные упражнения с тяжелой пехотной берданкой и муштра
могли бы вызвать отвраще- [58] ние к службе, если все
разогреватели «фараона» не были бы столь терпеливы и сурово участливы. Не существовало в училище и
«цуканья» — помыкания младшими, обычного для петербургских училищ.
Господствовала атмосфера рыцарской военной демократии, сурового, но заботливого
товарищества. Все, что касалось службы, не допускало послаблений даже среди
приятелей, зато вне этого предписывалось неизменное «ты» и дружеское, с
оттенком не переходящей известных границ фамильярности, обращение. После
присяги Дрозд напоминал, что теперь они солдаты и за проступок могут быть
отправлены не к маменьке, а рядовыми в пехотный полк. И все же молодой задор, не
изжитое до конца мальчишество проглядывали в склонности дать свое наименование
всему окружающему. Первая рота звалась «жеребцы», вторая — «звери», третья —
«мазочки» и четвертая (Александрова) — «блохи». Каждый командир тоже носил
присвоенное ему имя. Только к Белову, второму курсовому офицеру, не прилипло ни
одно прозвище. С Балканской войны он привез жену-болгарку неописуемой красоты,
перед которой преклонялись все юнкера, отчего и личность ее мужа считалась
неприкосновенной. Зато Дубышкин назывался Пуп, командир первой роты — Хухрик,
а командир батальона — Берди-Паша. Традиционным проявлением молодечества была
и травля офицеров. Однако ж жизнь
восемнадцати-двадцатилетних юношей не могла быть целиком поглощена интересами
службы. Александров живо переживал
крушение своей первой любви, но так же живо, искренне интересовался младшими
сестрами Синельниковыми. На декабрьском балу Ольга Синельникова сообщила о помолвке
Юленьки. Александров был шокирован, но ответил, что ему это безразлично, потому
что давно любит Ольгу и посвятит ей свой первый рассказ, который скоро
опубликуют «Вечерние досуги». Этот его писательский дебют
действительно состоялся. Но на вечерней перекличке Дрозд назначил трое суток
карцера за публикацию без санкции начальства. В камеру Александров взял
толстовских «Казаков» и, когда Дрозд поинтересовался, знает ли юное дарование,
за что наказан, бодро ответил: «За написание глупого и пошлого сочинения».
(После этого он бросил литературу и обратился к живописи.) увы, неприятности этим не закончились.
В посвящении обнаружилась роковая ошибка: вместо «О» стояло «Ю» (такова сила
первой любви!), так что вскоре автор получил от Ольги письмо: «По некоторым причинам
я вряд ли смогу когда-нибудь увидеться с Вами, а потому прощайте». [59] Стыду и отчаянию юнкера не
было, казалось, предела, но время врачует все раны. Александров оказался
«наряженным» на самый, как мы сейчас говорим, престижный бал — в Екатерининском
институте. Это не входило в его рождественские планы, но Дрозд не позволил
рассуждать, и слава Богу. Долгие годы с замиранием сердца будет вспоминать
Александров бешеную гонку среди снегов со знаменитым фотоген Палычем от
Знаменки до института; блестящий подъезд старинного дома; кажущегося таким же
старинным (не старым!) швейцара Порфирия, мраморные лестницы, светлые зады и
воспитанниц в парадных платьях с бальным декольте. Здесь встретил он Зиночку
Белышеву, от одного присутствия которой светлел и блестел смехом сам воздух.
Это была настоящая и взаимная любовь. И как чудно подходили они друг Другу и в
танце, и на Чистопрудном катке, и в обществе. Она была бесспорно красива, но
обладала чем-то более ценным и редким, чем красота. Однажды Александров признался
Зиночке, что любит ее и просит подождать его три года. Через три месяца он
кончает училище и два служит до поступления в Академию генерального штаба.
Экзамен он выдержит, чего бы это ни стоило ему. Вот тогда он придет к Дмитрию Петровичу
и будет просить ее руки. Подпоручик получает сорок три рубля в месяц, и он не
позволит себе предложить ей жалкую судьбу провинциальной полковой дамы. «Я
подожду», — был ответ. С той поры вопрос о среднем
балле стал для Александрова вопросом жизни и смерти. С девятью баллами
появлялась возможность выбрать для прохождения службы подходящий тебе полк.
Ему же не хватает до девятки каких-то трех десятых из-за шестерки по военной
фортификации. Но вот все препятствия
преодолены, и девять баллов обеспечивают Александрову право первого выбора
места службы. Но случилось так, что, когда Берди-Паша выкликнул его фамилию,
юнкер почти наудачу ткнул в лист пальцем и наткнулся на никому не ведомый ундомский пехотный полк. И вот надета новенькая
офицерская форма, и начальник училища генерал Анчутин напутствует своих
питомцев. Обычно в полку не менее семидесяти пяти офицеров, а в таком большом
обществе неизбежна сплетня, разъедающая это общество. Так что когда придет к
вам товарищ с новостью о товарище X., то обязательно спросите, а повторит ли он
эту новость самому X. Прощайте, господа. Иван Алексеевич Бунин 1870—1953Антоновские яблоки - Рассказ
(1900)
Автор-рассказчик
вспоминает недавнее прошлое. Ему вспоминается ранняя погожая осень, весь
золотой подсохший и поредевший сад, тонкий аромат опавшей листвы и запах
антоновских яблок: садовники насыпают яблоки на телеги, чтобы отправить их в
город. Поздно ночью, выбежав в сад и поговорив с охраняющими сад сторожами, он
глядит в темно-синюю глубину неба, переполненного созвездиями, глядит
долго-долго, пока земля не поплывет под ногами, ощущая, как хорошо жить на
свете! Рассказчик
вспоминает свои Выселки, которые еще со времени его дедушки были известны в
округе как богатая деревня. Старики и старухи жили там подолгу — первый
признак благополучия. Дома в Выселках были кирпичные, крепкие. Средняя
дворянская жизнь имела много общего с богатой мужицкой. Вспоминается ему тетка
его Анна Герасимовна, ее усадьба — небольшая, но прочная, старая,
окруженная столетними деревьями. Сад у тетки славился своими яблонями,
соловьями и горлинками, а дом — крышей: соломенная крыша его была необыкновенно
толстой и высокой, почерневшей и затвердевшей от времени. В доме прежде всего
чувствовался запах яблок, а потом уже другие запахи: старой мебели красного
дерева, сушеного липового цвета. [61] Вспоминается рассказчику его
покойный шурин Арсений Семеныч, помещик-охотник, в большом доме которого
собиралось множество народу, все сытно обедали, а затем отправлялись на охоту.
На дворе трубит рог, завывают на разные голоса собаки, любимец хозяина, черный
борзой, влезает на стол и пожирает с блюда остатки зайца под соусом. Автор
вспоминает себя верхом на злом, сильном и приземистом «киргизе»: деревья
мелькают перед глазами, вдали слышны крики охотников, лай собак. Из оврагов
пахнет грибной сыростью и мокрой древесной корой. Темнеет, вся ватага охотников
вваливается в усадьбу какого-нибудь почти незнакомого холостяка охотника и,
случается, живет у него по нескольку дней. После целого дня, проведенного на
охоте, тепло людного дома особенно приятно. Когда же случалось проспать на
следующее утро охоту, можно было весь день провести в хозяйской библиотеке,
листая старинные журналы и книги, разглядывая заметки на их полях. Со стен
смотрят фамильные портреты, перед глазами встает старинная мечтательная жизнь,
с грустью вспоминается бабушка, Но перемерли старики в Выселках,
умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Семеныч. Наступает царство
мелкопоместных дворян, обедневших до нищенства. Но хороша и эта мелкопоместная
жизнь! Рассказчику случалось гостить у соседа. Встает он рано, велит ставить
самовар и, надев сапоги, выходит на крыльцо, где его окружают гончие. Славный
будет денек для охоты! Только по чернотропу с гончими не охотятся, эх, кабы
борзые! Но борзых у него нет... Однако с наступлением зимы опять, как в
прежние времена, съезжаются мелкопоместные друг к Другу, пьют на последние
деньги, по целым дням пропадают в снежных полях. А вечером на каком-нибудь глухом
хуторе далеко светятся в темноте окна флигеля: там горят свечи, плавают клубы
дыма, там играют на гитаре, поют... Деревня - Повесть (1910)
Россия.
Конец XIX — нач. XX в. Братья Красовы, Тихон и Кузьма, родились в небольшой
деревне Дурновка. В молодости они вместе занимались мелкой торговлей, потом
рассорились, и дороги их разошлись. Кузьма пошел работать по найму. Тихон снял
постоялый дворишко, открыл кабак и лавочку, начал скупать у помещиков хлеб на
корню, приобретать за бесценок землю и, став довольно состоятельным хозя- [62] ином, купил даже
барскую усадьбу у обнищавшего потомка прежних владельцев. Но все это не
принесло ему радости: жена рожала только мертвых девочек, и некому было
оставить все, что нажил. Никакого утешения в темной, грязной деревенской
жизни, кроме трактира, Тихон не находил. Стал попивать. К пятидесяти годам он
понял, что из пробежавших лет и вспомнить нечего, что нет ни одного близкого
человека и сам он всем чужой. Тогда решил Тихон помириться с братом. Кузьма по
характеру был совсем другим человеком. С детства он мечтал учиться. Сосед
выучил его грамоте, базарный «вольнодумец», старик гармонист, снабжал книжками
и приобщил к спорам о литературе. Кузьме хотелось описать свою жизнь во всей
ее нищите и страшной обыденности. Он пытался сочинить рассказ, потом принялся
за стихи и даже издал книжку немудреных виршей, но сам понимал все
несовершенство своих творений. Да и доходов это дело не приносило, а кусок
хлеба даром не давался. Много лет прошло в поисках работы, часто бесплодных.
Насмотревшись в своих странствиях на человеческую жестокость и равнодушие, он
запил, стал опускаться все ниже и пришел к мысли, что надо либо уйти в
монастырь, либо покончить с собой. Тут и отыскал
его Тихон, предложивший брату взять на себя управление усадьбой. Вроде бы
нашлось спокойное место, Поселившись в Дурновке, Кузьма повеселел. Ночью он
ходил с колотушкой — караулил усадьбу, днем читал газеты и в старой конторской
книге делал заметки о том, что видел и слышал вокруг. Но постепенно стала одолевать
его тоска: поговорить было не с кем. Тихон появлялся редко, толковал только о
хозяйстве, о подлости и злобе мужиков и о необходимости продать имение.
Кухарка Авдотья, единственное живое существо в доме, всегда молчала, а когда
Кузьма тяжело заболел, предоставив его самому себе, без всякого сочувствия ушла
ночевать в людскую. С трудом
оправился Кузьма от болезни и поехал к брату. Тихон встретил гостя приветливо,
но взаимопонимания между ними так и не было. Кузьме хотелось поделиться
вычитанным из газет, а Тихона это не интересовало. Уже давно он был одержим
мыслью устроить свадьбу Авдотьи с одним из деревенских парней. Когда-то он
согрешил с ней ради своего неукротимого желания обрести ребенка — хотя бы и
незаконного. Мечта не осуществилась, а женщину опозорили на всю деревню.
Теперь Тихон, который и в церковь-то редко ходил, решил оправдаться перед
Богом. Он просил брата взять на себя хлопоты по этому делу. Кузьма
воспротивился затее: ему было жаль несчастную Авдотью, в женихи которой Тихон
определил настоящего «живореза», который избивал собственного отца, к
хозяйству [63] склонности не
имел и соблазнился лишь обещанным приданым. Тихон стоял на своем, Авдотья
безропотно покорилась незавидной участи, и Кузьма был вынужден уступить брату. Свадьбу сыграли заведенным
порядком. Невеста горько рыдала, Кузьма со слезами ее благословил, гости пили
водку и пели песни. Неуемная февральская вьюга сопровождала свадебный поезд под
унылый перезвон бубенцов. Господин из Сан-Франциско - Рассказ (1915)Господин
из Сан-Франциско, который в рассказе ни разу не назван по имени, так как,
замечает автор, имени его не запомнил никто ни в Неаполе, ни на Капри,
направляется с женой и дочерью в Старый Свет на целых два года с тем, чтобы
развлекаться и путешествовать. Он много работал и теперь достаточно богат,
чтобы позволить себе такой отдых. В конце ноября знаменитая
«Атлантида», похожая на огромный отель со всеми удобствами, отправляется в
плавание. Жизнь на пароходе идет размеренно: рано встают, пьют кофе, какао,
шоколад, принимают ванны, делают гимнастику, гуляют по палубам для возбуждения
аппетита; затем — идут к первому завтраку; после завтрака читают газеты и
спокойно ждут второго завтрака; следующие два часа посвящаются отдыху — все
палубы заставлены длинными камышовыми креслами, на которых, укрытые пледами,
лежат путешественники, глядя в облачное небо; затем — чай с печеньем, а вечером
— то, что составляет главнейшую цель всего этого существования, — обед. Прекрасный оркестр изысканно и
неустанно играет в огромной зале, за стенами которой с гулом ходят волны
страшного океана, но о нем не думают декольтированные дамы и мужчины во фраках
и смокингах. После обеда в бальной зале начинаются танцы, мужчины в баре курят
сигары, пьют ликеры, и им прислуживают негры в красных камзолах. Наконец пароход приходит в
Неаполь, семья господина из Сан-Франциско останавливается в дорогом отеле, и
здесь их жизнь тоже течет по заведенному порядку: рано утром — завтрак, после —
посещение музеев и соборов, второй завтрак, чай, потом — приготовление к
обеду и вечером — обильный обед. Однако декабрь в Неаполе [64] выдался в этом
году неудачный: ветер, дождь, на улицах грязь. И семья господина из
Сан-Франциско решает отправиться на остров Капри, где, как все их уверяют,
тепло, солнечно и цветут лимоны. Маленький пароходик, переваливаясь
на волнах с боку на бок, перевозит господина из Сан-Франциско с семьей, тяжко
страдающих от морской болезни, на Капри. фуникулер доставляет их в маленький
каменный городок на вершине горы, они располагаются в отеле, где все их радушно
встречают, и готовятся к обеду, уже вполне оправившись от морской болезни.
Одевшись раньше жены и дочери, господин из Сан-Франциско направляется в
уютную, тихую читальню отеля, раскрывает газету — и вдруг строчки вспыхивают
перед его глазами, пенсне слетает с носа, и тело его, извиваясь, сползает на
пол, Присутствовавший при этом другой постоялец отеля с криком вбегает в
столовую, все вскакивают с мест, хозяин пытается успокоить гостей, но вечер
уже непоправимо испорчен. Господина из Сан-Франциско
переносят в самый маленький и плохой номер; жена, дочь, прислуга стоят и глядят
на него, и вот то, чего они ждали и боялись, совершилось, — он умирает. Жена
господина из Сан-Франциско просит хозяина разрешить перенести тело в их
апартаменты, но хозяин отказывает: он слишком ценит эти номера, а туристы
начали бы их избегать, так как о случившемся тут же стало бы известно всему
Капри. Гроба здесь тоже нельзя достать — хозяин может предложить длинный ящик
из-под бутылок с содовой водой. На рассвете извозчик везет тело господина
из Сан-Франциско на пристань, пароходик перевозит его через Неаполитанский
залив, и та же «Атлантида», на которой он с почетом прибыл в Старый Свет, теперь
везет его, мертвого, в просмоленном гробу, скрытого от живых глубоко внизу, в
черном трюме. Между тем на палубах продолжается та же жизнь, что и прежде, так
же все завтракают и обедают, и все так же страшен волнующийся за стеклами
иллюминаторов океан. Легкое дыхание - Рассказ (1916)Экспозиция
рассказа — описание могилы главной героини. Далее следует изложение ее истории.
Оля Мещерская — благополучная, способная и шаловливая гимназистка, безразличная
к наставлениям [65] классной дамы. В
пятнадцать лет она была признанной красавицей, имела больше всех поклонников, лучше
всех танцевала на балах и бегала на коньках. Ходили слухи, что один из
влюбленных в нее гимназистов покушался на самоубийство из-за ее ветрености. В последнюю зиму своей жизни Оля
Мещерская «совсем сошла с ума от веселья». Ее поведение заставляет начальницу
сделать очередное замечание, упрекнув ее, среди прочего, в том, что она
одевается и ведет себя не как девочка, но как женщина. На этом месте Мещерская
ее перебивает спокойным сообщением, что она — женщина и повинен в этом друг и
сосед ее отца, брат начальницы Алексей Михайлович Малютин. Спустя месяц после этого
разговора некрасивый казачий офицер застрелил Мещерскую на платформе вокзала
среди большой толпы народа. Судебному приставу он объявил, что Мещерская была с
ним близка и поклялась быть его женой. В этот день, провожая его на вокзал, она
сказала, что никогда не любила его, и предложила прочесть страничку из своего
дневника, где описывалось, как ее совратил Малютин. Из дневника следовало, что это
случилось, когда Малютин приехал в гости к Мещерским и застал дома одну Олю.
Описываются ее попытки занять гостя, их прогулка по саду; принадлежащее
Малютину сравнение их с Фаустом и Маргаритой. После чая она сделала вид, что
нездорова, и прилегла на тахту, а Малютин пересел к ней, сначала целовал ей
руку, затем поцеловал в губы. Дальше Мещерская написала, что после того, что
случилось потом, она чувствует к Малютину такое отвращение, что не в силах это
пережить. Действие заканчивается на
кладбище, куда каждое воскресенье на могилу Оли Мещерской приходит ее классная
дама, живущая в иллюзорном мире, заменяющем ей реальность. Предметом
предыдущих ее фантазий был брат, бедный и ничем не примечательный прапорщик,
будущность которого ей представлялась блестящей. После гибели брата его место в
ее сознании занимает Оля Мещерская. Она ходит на ее могилу каждый праздник,
часами не спускает глаз с дубового креста, вспоминает бледное личико в гробу
среди цветов и однажды подслушанные слова, которые Оля говорила своей любимой
подруге. Она прочла в одной книге, какая красота должна быть у женщины, —
черные глаза, черные ресницы, длиннее обычного руки, но главное — легкое
дыхание, и ведь у нее (у Оли) оно есть: «...ты послушай, как я вздыхаю, — ведь
правда есть?» [66] Жизнь АрсеньеваЮНОСТЬ - Роман (1927—1933, опубл. поля. 1952)Алексей
Арсеньев родился в 70-х гг. XIX в. в средней полосе России, в отцовской
усадьбе, на хуторе Каменка. Детские годы его прошли в тишине неброской русской
природы. Бескрайние поля с ароматами трав и цветов летом, необозримые снежные
просторы зимой рождали обостренное чувство красоты, формировавшее его
внутренний мир и сохранившееся на всю жизнь. Часами он мог наблюдать за движением
облаков в высоком небе, за работой жука, запутавшегося в хлебных колосьях, за
игрой солнечных лучей на паркете гостиной. Аюди вошли в круг его внимания
постепенно. Особое место среди них занимала мать: он чувствовал свою
«нераздельность» с нею. Отец привлекал жизнелюбием, веселым нравом, широтой
натуры и еще своим славным прошлым (он участвовал в Крымской войне). Братья
были старше, и в детских забавах подругой мальчика стала младшая сестра Оля.
Вместе они обследовали тайные уголки сада, огород, усадебные постройки — всюду
была своя прелесть. Потом в доме
появился человек по фамилии Баскаков, ставший первым учителем Алеши. Никакого
педагогического опыта у него не было, и, быстро выучив мальчика писать, читать
и даже французскому языку, к наукам по-настоящему он ученика не приобщил. Его
воздействие было в другом — в романтическом отношении к истории и литературе, в
поклонении Пушкину и Лермонтову, завладевшим на- всегда душой Алеши. Все
приобретенное в общении с Баскаковым дало толчок воображению и поэтическому
восприятию жизни. Эти беспечные дни кончились, когда настало время поступать в
гимназию. Родители отвезли сына в город и поселили у мещанина Ростовцева.
Обстановка была убогой, среда совершенно чужой. Уроки в гимназии велись
казенно, среди преподавателей не нашлось людей сколько-нибудь интересных. Все
гимназические годы Алеша жил только мечтой о каникулах, о поездке к родным —
теперь уже в Батурино, имение умершей бабушки, поскольку Каменку отец,
стесненный в средствах, продал. Когда Алеша
перешел в 4-й класс, случилось несчастье: был арестован за причастность к «социалистам»
брат Георгий. Он долго жил под чужим именем, скрывался, а потом приехал в
Батурине, где его по доносу приказчика одного из соседей и взяли жандармы. Это
событие стало большим потрясением для Алеши. Через год он бросил гимназию и
возвратился под родительский кров. Отец сначала бранился, но потом решил, что
призвание сына не служба и не хозяйство (тем [67] более что
хозяйство приходило в полный упадок), а «поэзия души и жизни» и что, может быть,
из него выйдет новый Пушкин или Лермонтов. Сам Алеша мечтал посвятить себя
«словесному творчеству». Развитию его очень способствовали долгие разговоры с
Георгием, которого освободили из тюрьмы и выслали в Батурине под надзор полиции.
Из подростка Алексей превращался в юношу, он возмужал телесно и духовно, ощущал
в себе крепнущие силы и радость бытия, много читал, размышлял о жизни и смерти,
бродил по окрестностям, бывал в соседних усадьбах. Вскоре он пережил первую
влюбленность, встретив в доме одного из родственников гостившую там молоденькую
девушку Анхен, разлуку с которой пережил как истинное горе, из-за чего даже
полученный в день ее отъезда петербургский журнал с публикацией его стихов не
принес настоящей радости. Но потом последовали легкие увлечения барышнями,
приезжавшими в соседние имения, а затем и связь с замужней женщиной, которая
служила горничной в усадьбе брата Николая. Это «помешательство», как называл
свою страсть Алексей, кончилось благодаря тому, что Николай в конце концов рассчитал
виновницу неблаговидной истории. В Алексее все более ощутимо
созревало желание покинуть почти разоренное родное гнездо и начать
самостоятельную жизнь. Георгий к этому времени перебрался в ларьков, и младший
брат решил поехать туда же. С первого дня на него обрушилось множество новых
знакомств и впечатлений. Окружение Георгия резко отличалось от деревенского.
Многие из входивших в него людей прошли через студенческие кружки и движения,
побывали в тюрьмах и ссылках. При встречах кипели разговоры о насущных вопросах
русской жизни, порицался образ правления и сами правители, провозглашалась
необходимость борьбы за конституцию и республику, обсуждались политические
позиции литературных кумиров — Короленко, Чехова, Толстого. Эти застольные
беседы и споры подогревали в Алексее желание писать, но вместе с тем мучила
неспособность к его практическому воплощению. Смутное душевное неустройство
побуждало к каким-нибудь переменам. Он решил повидать новые места, отправился
в Крым, был в Севастополе, на берегах Донца и, решив уже вернуться в Батурино,
по пути заехал в Орел, чтобы взглянуть на «город Лескова и Тургенева». Там он
разыскал редакцию «Голоса», где еще раньше задумывал найти работу, познакомился
с редактором Надеждой Авиловой и получил предложение сотрудничать в издании.
Поговорив о делах, Авилова пригласила его в столовую, принимала по-домашнему и
представила гостю свою кузину Лику. Все было неожиданно и прият- [68] но, однако он
даже предположить не мог, какую важную роль предназначила судьба этому
случайному знакомству. Сначала были
просто веселые разговоры и прогулки, доставлявшие удовольствие, но постепенно
симпатия к Лике превращалась в более сильное чувство. Захваченный им, Алексей
постоянно метался между Батурином и Орлом, забросил занятия и жил только
встречами с девушкой, она то приближала его к себе, то отталкивала, то снова
вызывала на свидание. Отношения их не могли остаться незамеченными. В один
прекрасный день отец Лики пригласил Алексея к себе и довольно дружелюбную
беседу завершил решительным несогласием на брак с дочерью, объяснив, что не
желает видеть их обоих прозябающими в нужде, ибо понял, сколь неопределенно
положение молодого человека. Узнав об этом,
Лика сказала, что никогда не пойдет против отцовской воли. Тем не менее ничего
не изменилось. Напротив, произошло окончательное сближение. Алексей переехал в
Орел под предлогом работы в «Голосе» и жил в гостинице, Лика поселилась у
Авиловой под предлогом занятий музыкой. Но понемногу начало сказываться различие
натур: ему хотелось делиться своими воспоминаниями о поэтическом детстве,
наблюдениями над жизнью, литературными пристрастиями, а ей все это было чуждо.
Он ревновал ее к кавалерам на городских балах, к партнерам в любительских
спектаклях. Возникало непонимание друг друга. Однажды отец
Лики приехал в Орел в сопровождении богатого молодого кожевника Богомолова,
которого представил как претендента на руку и сердце дочери. Лика проводила
все время с ними. Алексей перестал с ней разговаривать. Кончилось тем, что она
отказала Богомолову, но все-таки покинула Орел вместе с отцом. Алексей терзался
разлукой, не зная, как и зачем теперь жить. Он продолжал работать в «Голосе»,
опять стал писать и печатать написанное, но томился убожеством орловской жизни
и вновь решил пуститься в странствия. Сменив несколько городов, нигде не
оставаясь надолго, он наконец не выдержал и послал Лике телеграмму: «Буду
послезавтра». Они снова встретились. Существование порознь для обоих оказалось
невыносимым. Началась
совместная жизнь в небольшом городке, куда переселился Георгий. Оба работали в
управе по земской статистике, постоянно были вместе, посетили Батурине. Родные
отнеслись к Лике с сердечной теплотой. Все как будто наладилось. Но постепенно
сменились роли: теперь Лика жила только своим чувством к Алексею, а он уже не
мог жить только ею. Он уезжал в командировки, встречался с раз- [69] ными людьми,
упивался ощущением свободы, вступал даже в случайные связи с женщинами, хотя
все так же не мыслил себя без Лики. Она видела перемены, изнывала в
одиночестве, ревновала, была оскорблена его равнодушием к ее мечте о венчании
и нормальной семье, а в ответ на уверения Алексея в неизменности его чувств
как-то сказала, что, по-видимому, она для него нечто вроде воздуха, без
которого жизни нет, но которого не замечаешь. Совсем отрешиться от себя и жить
лишь тем, чем живет он, Лика не смогла и, в отчаянии написав прощальную
записку, уехала из Орла. Письма и телеграммы Алексея
оставались без ответа, пока отец Лики не сообщил, что она запретила открывать
кому-либо свое убежище. Алексей едва не застрелился, бросил службу, нигде не
показывался. Попытка увидеться с ее отцом успеха не имела: его просто не
приняли. Он вернулся в Батурине, а через несколько месяцев узнал, что Аика
приехала домой с воспалением легких и очень скоро умерла. Это по ее желанию
Алексею не сообщали о ее смерти. Ему было всего двадцать лет. Еще
многое предстояло пережить, но время не стерло из памяти эту любовь — она так и
осталась для него самым значительным событием жизни. Натали - Рассказ
(1942)
Виталий
Мещерский, молодой человек, недавно поступивший в университет, приезжает на
каникулы домой, воодушевленный желанием найти любовь без романтики. Следуя
своим планам, он ездит по соседским имениям, попадая в один из дней в дом
своего дяди. Попутно упоминается о детской влюбленности героя в кузину Соню,
которую он теперь встречает и с которой немедленно начинает роман. Соня
кокетливо предупреждает Виталия, что завтра он увидит гостящую у нее подругу по
гимназии Натали Станкевич и влюбится в нее «до гроба». На другой день утром он
действительно видит Натали и изумляется ее красоте. С этого времени чувственные
отношения с Соней и невинное восхищение Натали развиваются для Виталия одновременно.
Соня ревниво предполагает, что Виталий влюблен в Натали, но в то же время
просит его уделять последней больше внимания, чтобы тщательней скрыть свою с
ним связь. Однако и Натали [70] не оставляет незамеченными
отношения Сони с Виталием и, когда тот берет ее за руку, сообщает ему об этом.
Виталий отвечает, что любит Соню как сестру. На следующий день после этого
разговора Натали не выходит ни к завтраку, ни к обеду, и Соня иронически
предполагает, что она влюбилась. Натали появляется вечером и удивляет Виталия
приветливостью, живостью, новым платьем и изменившейся прической. В этот же
день Соня говорит, что она заболела и дней пять будет лежать. В отсутствие Сони
роль хозяйки дома естественным образом переходит к Натали, которая тем временем
избегает оставаться с Виталием наедине. Однажды Натали говорит Виталию, что
Соня сердится на нее за то, что она не пытается его развлекать, и предлагает
вечером встретиться в саду. Виталий занимает себя размышлениями, до какой степени
он обязан этим предложением вежливому гостеприимству. За ужином Виталий
объявляет дяде и Натали, что собирается уезжать. Вечером, когда они с Натали
идут гулять, она спрашивает его, правда ли это, и он, ответив утвердительно,
просит у нее разрешения представиться ее родным. Она со словами «да, да, я вас
люблю» идет назад к дому и велит Виталию уезжать завтра же, добавив, что вернется
домой через несколько дней. Виталий возвращается домой и
застает у себя в комнате Соню в ночной рубашке. В ту же минуту на пороге
появляется Натали со свечой в руке и, увидев их, убегает. Через год Натали выходит замуж за
Алексея Мещерского, кузена Виталия. Еще через год Виталий случайно встречает ее
на балу. Несколько лет спустя муж Натали умирает и Виталий, исполняя родственный
долг, приезжает на похороны. Они избегают разговаривать друг с другом. Проходят годы. Мещерский
заканчивает университет и поселяется в деревне. Он сходится с крестьянской
сиротой Гашей, которая рожает ему ребенка. Виталий предлагает Гаше
повенчаться, но в ответ слышит отказ, предложение ехать в Москву и
предупреждение, что если он соберется жениться на ком-нибудь еще, то она
утопится вместе с ребенком. Некоторое время спустя Мещерский уезжает за границу
и на обратном пути посылает Натали телеграмму, спрашивая разрешения посетить
ее. Разрешение дается, происходит встреча, взаимное искреннее объяснение и
любовная сцена. Через полгода Натали умирает от преждевременных родов. Леонид Николаевич Андреев 1871-1919Жизнь Василия Фивейского - Рассказ
(1903)
Как
муравей — песчинка к песчинке — строил отец Василий свою жизнь: женился, стал
священником, произвел на свет сына и дочь. Через семь лет жизнь рассыпалась в
прах. Утонул в реке его сын, жена с горя стала пить. Покоя не находит отец
Василий и в храме — люди его сторонятся, староста открыто презирает. Даже на
именины к нему приходит только причт, почтенные односельчане не удостаивают
батюшку внимания. По ночам пьяная жена требует от него ласк, хрипло моля:
«Отдай сына, поп! Отдай, проклятый!» И страсть ее побеждает целомудренного
мужа. Рождается мальчик, в память
покойного брата нарекают его Василием. Вскоре становится ясно, что ребенок —
идиот; еще нестерпимее делается жизнь. Прежде отцу Василию казалось: земля крохотная,
а на ней он один, огромный. Теперь эта земля вдруг населяется людьми, все они
идут к нему на исповедь, а он, безжалостно и бесстыдно требуя от каждого
правды, со сдержанным гневом повторяет: «Что я могу сделать? Что я — Бог? Его
проси!» Он позвал к себе горе — и горе идет и идет со всей земли, и он бессилен
уменьшить земное горе, а только повторяет: «Его проси!» — уже сомневаясь в
желании Бога облегчить людское страдание. Как-то
Великим постом исповедуется ему нищий калека. Страш- [72] ное признание
делает он: десят лет назад изнасиловал в лесу девочку, задушил ее и закопал.
Многим священникам сообщал злодей свою тайну — и никто ему не верил; он и сам
стал думать, что это — злая сказка, и, рассказывая ее в следующий раз,
придумывал новые подробности, менял облик бедной жертвы. Отец Василий —
первый, кто верит услышанному, словно сам совершил злодеяние. Упав на колени
перед убийцей, священник кричит: «На земле ад, на небе ад! Где же рай? Ты
человек или червь? Где твой Бог, зачем оставил тебя? Не верь в ад, не бойся!
Ада не будет! Ты окажешься в раю, с праведными, со святыми, выше всех — это я
тебе говорю!..» В ту ночь, накануне Страстной
пятницы, отец Василий признается жене, что не может идти в церковь. Он решает
пережить как-то лето, а осенью снять с себя сан и уехать с семьей куда глаза
глядят, далеко-далеко... Это решение вносит в дом покой.
Три месяца отдыхает душа. А в конце июля, когда отец Василий был на сенокосе, в
доме его вспыхивает пожар и заживо сгорает жена. Он долго бродил по саду старого
дьякона, служащего с ним и приютившего с дочерью и сыном после пожара. И чудны
мысли отца Василия: пожар — не был ли таким же огненным столпом, как тот, что
евреям указывал путь в пустыне? Всю его жизнь Бог решил обратить в пустыню — не
для того ли, чтобы он, Василий Фивейский, не блуждал более по старым,
изъезженным путям?.. И впервые за долгие годы, склонив
смиренно голову, он произносит в то утро: «Да будет святая воля Твоя!» — и
люди, увидевшие его в то утро в саду, встречают незнакомого, совсем нового, как
из другого мира, человека, спрашивающего их с улыбкою: «Что вы так на меня
смотрите? Разве я — чудо?» Отец Василий отправляет дочь в
город к сестре, строит новый дом, где живет вдвоем с сыном, читая ему вслух
Евангелие и сам будто впервые слушая об исцелении слепого, о воскрешении
Лазаря. В церкви он теперь служит ежедневно (а прежде — лишь по праздникам);
наложил на себя монашеские обеты, строгий пост. И это новое его житие еще
больше настораживает односельчан. Когда погибает мужик Семен Мосягин,
определенный отцом Василием в работники к церковному старосте, все сходятся на
том, что виноват — поп. Староста входит к
отцу Василию в алтарь и впрямую заявляет: «уходи
отс. От тебя здесь одни несчастья. Курица и та без причин околеть не
смеет, а от тебя гибнут люди». И тогда отец Василий, всю жизнь боявшийся
старосту, первый снимавший шляпу при встрече с [73] ним, изгоняет его
из храма, как библейский пророк, с гневом и пламенем во взоре... Отпевание Семена совершается в
Духов день. По храму — запах тления, за окнами темно, как ночью. Тревога
пробегает по толпе молящихся. И разражается гроза: прервав чтение поминальных
молитв, отец Василий хохочет беззвучно и торжествующе, как Моисей, узревший
Бога, и, подойдя ко гробу, где лежит безобразное, распухшее тело, зычно
возглашает: «Тебе говорю — встань!» Не слушается его мертвец, не
открывает глаз, не восстает из гроба. «Не хочешь?» — отец Василий трясет гроб,
выталкивает из него мертвеца. Народ в страхе выбегает из храма, полагая, что в
тихого и нелепого их пастыря вселились бесы. А он продолжает взывать к
покойнику; но скорее стены рухнут, чем послушается его мертвец... Да он и не с
мертвецом ведет поединок — сражается с Богом, в которого уверовал беспредельно
и потому вправе требовать чуда! Охваченный яростью, отец Василий
выбегает из церкви и мчит через село, в чисто поле, где оплакивал не раз свою
горькую судьбу, свою испепеленную жизнь. Там, среди поля, и найдут его назавтра
мужики — распластанного в такой позе, будто и мертвый он продолжал бег... Красный смехОТРЫВКИ ИЗ НАЙДЕННОЙ РУКОПИСИ - Рассказ (1904)
«...безумие и ужас. Впервые я почувствовал это, когда
мы шли по энской дороге — шли десять часов непрерывно, не замедляя хода, не
подбирая упавших и оставляя их неприятелю, который двигался сзади нас и через
три-четыре часа стирал следы наших ног своими ногами...» Рассказчик — молодой литератор,
призванный в действующую армию. В знойной степи его преследует видение: клочок
старых голубых обоев в его кабинете, дома, и запыленный графин с водой, и голоса
жены и сына в соседней комнате. И еще — как звуковая галлюцинация — преследуют
его два слова: «Красный смех». Куда идут люди? Зачем этот зной?
Кто они все? Что такое дом, клочок обоев, графин? Он, измотанный видениями —
теми, что [74] перед его
глазами, и теми, что в его сознании, — присаживается на придорожный камень;
рядом с ним садятся на раскаленную землю другие офицеры и солдаты, отставшие от
марша. Невидящие взгляды, неслышащие уши, губы, шепчущие Бог весть что... Повествование
о войне, которое он ведет, похоже на клочья, обрывки снов и яви,
зафиксированные полубезумным рассудком. Вот — бой.
Трое суток сатанинского грохота и визга, почти сутки без сна и пищи. И опять
перед глазами — голубые обои, графин с водой... Внезапно он видит молоденького
гонца — вольноопределяющегося, бывшего студента: «Генерал просит продержаться
еще два часа, а там будет подкрепление». «Я думал в эту минуту о том, почему
не спит мой сын в соседней комнате, и ответил, что могу продержаться сколько
угодно...» Белое лицо гонца, белое, как свет, вдруг взрывается красным пятном —
из шеи, на которой только что была голова, хлещет кровь... Вот он:
Красный смех! Он повсюду: в наших телах, в небе, в солнце, и скоро он
разольется по всей земле... Уже нельзя
отличить, где кончается явь и начинается бред. В армии, в лазаретах — четыре
психиатрических покоя. Люди сходят с ума, как заболевают, заражаясь друг от
друга, при эпидемии. В атаке солдаты кричат как бешеные; в перерыве между боями
— как безумные поют и пляшут. И дико смеются. Красный смех... Он — на
госпитальной койке. Напротив — похожий на мертвеца офицер, вспоминающий о том
бое, в котором получил смертельное ранение. Он вспоминает эту атаку отчасти со
страхом, отчасти с восторгом, как будто мечтая пережить то же самое вновь. «И
опять пулю в грудь?» — «Ну, не каждый же раз — пуля... Хорошо бы и орден за
храбрость!..» Тот, кто через
три дня будет брошен на другие мертвые тела в общую могилу, мечтательно
улыбаясь, чуть ли не посмеиваясь, говорит об ордене за храбрость. Безумие... В лазарете
праздник: где-то раздобыли самовар, чай, лимон. Оборванные, тощие, грязные,
завшивевшие — поют, смеются, вспоминают о доме. «Что такое «дом»? Какой «дом»?
Разве есть где-нибудь какой-то «дом»?» — «Есть — там, где теперь нас нет». — «А
где мы?» — «На войне...» ...Еще
видение. Поезд медленно ползет по рельсам через поле боя, усеянное мертвецами. Люди
подбирают тела — тех, кто еще жив. Тяжело раненным уступают места в телячьих
вагонах те, кто в состоянии идти пешком. Юный санитар не выдерживает этого
безумия — пускает себе пулю в лоб. А поезд, медленно везущий калек «домой», [75] подрывается на
мине: противника не останавливает даже видный издалека Красный Крест... Рассказчик — дома. Кабинет, синие
обои, графин, покрытый слоем пыли. Неужели это наяву? Он просит жену посидеть с
сыном в соседней комнате. Нет, кажется, это все-таки наяву. Сидя в ванне, он разговаривает с
братом: похоже, мы все сходим с ума. Брат кивает: «Ты еще не читаешь газет. Они
полны слов о смерти, об убийствах, о крови. Когда несколько человек
стоят где-нибудь и о чем-то беседуют, мне кажется, что они сейчас бросятся
друг на друга и убьют...» Рассказчик умирает от ран и
безумного, самоубийственного труда: два месяца без сна, в кабинете с
зашторенными окнами, при электрическом свете, за письменным столом, почти
механически водя пером по бумаге. Прерванный монолог подхватывает его брат:
вирус безумия, вселившийся в покойного на фронте, теперь в крови оставшегося
жить. Все симптомы тяжкой хвори: горячка, бред, нет уже сил бороться с Красным
смехом, обступающим тебя со всех сторон. Хочется выбежать на площадь и крикнуть:
«Сейчас прекратите войну — или...» Но какое «или»? Сотни тысяч,
миллионы слезами омывают мир, оглашают его воплями — и это ничего не дает... Вокзал. Из вагона
солдаты-конвоиры выводят пленных; встреча взглядами с офицером, идущим позади и
поодаль шеренги. «Кто этот — с глазами?» — а глаза у него, как бездна, без
зрачков. «Сумасшедший, — отвечает конвоир буднично. — Их таких много...» В газете среди сотен имен убитых
— имя жениха сестры. В одночасье с газетой приходит письмо — от него, убитого,
— адресованное покойному брату. Мертвые — переписываются, разговаривают, обсуждают
фронтовые новости. Это — реальнее той яви, в которой существуют еще не
умершие. «Воронье кричит...» — несколько раз повторяется в письме, еще хранящем
тепло рук того, кто его писал... Все это ложь! Войны нет! Брат жив — как и
жених сестры! Мертвые — живы! Но что тогда сказать о живых?.. Театр. Красный
свет льется со сцены в партер. Ужас, как много здесь людей — и все живые. А
что, если сейчас крикнуть: «Пожар!» — какая
будет давка, сколько зрителей погибнет в этой давке? Он готов крикнуть — и
выскочить на сцену, и наблюдать, как они станут давить, душить, убивать друг
друга. А когда наступит тишина, он бросит в зал со смехом: «Это потому, что вы
убили брата!» «Потише», — шепчет ему кто-то
сбоку: он, видимо, начал произносить свои мысли вслух... [76] Сон, один другого страшнее. В
каждом — смерть, кровь, мертвые. Дети на улице играют в войну. Один, увидев
человека в окне, просится к нему. «Нет. Ты убьешь меня...» Все чаще приходит брат. А с
ним — другие мертвецы, узнаваемые и незнакомые. Они заполняют дом, тесно
толпятся во всех комнатах — и нет здесь уже места живым. Жизнь Человека - Пьеса (1906)
На
протяжении всего действия на сцене находятся Некто в сером и второй безымянный
персонаж, молчаливо стоящий в дальнем углу. В прологе Некто в сером обращается
к публике с объяснением того, что ей будет представлено. Это — жизнь Человека,
вся, от рождения до смертного часа, подобная свече, которую он, свидетель
жизни, будет держать в руке. На глазах у него и у зрителей Человек пройдет все
ступени бытия, от низу до верху — и от верху к низу. Ограниченный зрением,
Человек никогда не будет видеть следующей ступени; ограниченный слухом,
Человек не услышит голоса судьбы; ограниченный знанием, не угадает, что ему
несет следующая минута. Счастливый юноша. Гордый муж и отец. Слабый старик.
Свеча, снедаемая огнем. Вереница картин, где в разном обличье — все тот же
Человек. ...Прислушиваясь к крикам
роженицы, на сцене ведут разговор хихикающие старухи. Как одиноко кричит
человек, замечает одна из старух: все говорят — и их не слышно, а кричит один —
и кажется, будто все другие молча слушают. А как странно кричит человек, усмехается
вторая старуха: когда тебе самой больно, ты не замечаешь, как странен твой
крик. А как смешны дети! Как беспомощны! Как трудно они рождаются — животные
рожают легче... И легче умирают... И легче живут... Старух — много, но они как будто
хором произносят монолог. Речь их прерывает Некто в сером,
возвещая: Человек родился. Отец Человека проходит через сцену с доктором,
признаваясь в том, как он мучился в эти часы явления сына на свет, как жалел
жену, как ненавидит он младенца, принесшего ей страдания, как казнит себя за ее
муки... И как он благодарен Богу, услышавшему его молитву, осуществившему его
мечту о сыне! На сцене — родственники. Их реплики — словно продолжение [77] бормотания
старух. Они с самым серьезным видом обсуждают проблемы выбора имени для
Человека, его кормления и воспитания, его здоровья, а затем как-то незаметно
переходят к вопросам куда более прозаическим: можно ли здесь курить и чем лучше
выводить жирные пятна с платья. ...Человек вырос. У него есть
любимая жена и любимая профессия (он — архитектор), но у него нет денег. Соседи
судачат на сцене о том, как это странно: эти двое — молоды и красивы, здоровы и
счастливы, на них приятно смотреть, но их невыносимо жаль: они всегда голодны.
Отчего так? За что и во имя чего? Человек и его Жена смущенно
рассказывают друг другу о зависти к сытым и богатым людям, которых они
встречают на улице. «Нарядные дамы проходят мимо
меня, — говорит Жена Человека, — я смотрю на их шляпки, слышу шуршанье их
шелковых юбок и не радуюсь этому, а говорю себе: «У меня нет такой шляпки! У
меня нет такой шелковой юбки!» «А когда я прохожу по улице и вижу то, что нам
не принадлежит, — отвечает ей Человек, — то чувствую, как у меня отрастают
клыки. Если меня кто-нибудь ненароком толкнет в толпе, я обнажаю свои клыки». Человек клянется Жене: они
выкарабкаются из нищеты. «Вообрази, что наш дом —
роскошный дворец! Вообрази, что ты — царица бала! Вообрази, что играет
изумительный оркестр — для нас и наших гостей!» И Жена Человека с легкостью все
это воображает. ...И вот сбылось! Он богат, у
него нет отбоя от заказчиков, его Жена купается в роскоши. В их дворце — чудный
бал, играет волшебный оркестр — то ли человекообразные музыкальные
инструменты, то ли похожие на инструменты люди. Кружатся пары молодых людей,
восхищенно беседуя: какая честь для них быть на балу у Человека. Входит Человек — он заметно
постарел. За богатство он заплатил годами своей жизни. Постарела и его Жена. С
ними торжественным шествием через анфиладу блистающих комнат идут
многочисленные друзья с белыми розами в петлицах и, числом не меньшим, враги Человека
— с желтыми розами. Молодые пары, прервав танец, следуют за всеми на сказочный
пир. ...Он снова обнищал. Прошла мода
на его творения. Друзья и враги помогли ему растратить накопленное состояние.
Теперь по дворцу бегают лишь крысы, гостей здесь давно не было. Дом обветшал,
его никто не покупает. Умирает сын Человека. Человек и его Жена встают на
колени и обращаются с молитвой к Тому, кто недвижно замер в дальнем углу: она
— со смиренной материнской мольбой, он — с требованием справедливости. Это не
сыновняя жа- [78] лоба, но разговор
мужчины с мужчиной, отца с Отцом, старика со стариком. «Разве
покорных льстецов надо любить больше, чем смелых и гордых людей?» — спрашивает
Человек. И ни слова не слышит в ответ. Сын Человека умирает — значит, не
услышана его молитва! Человек возглашает проклятья тому, кто наблюдает за ним
из угла сцены. «Проклинаю
все, данное Тобою! Проклинаю день, в который я родился, и день, в который я умру!
Проклинаю себя — глаза, слух, язык, сердце — и все это бросаю в Твое жестокое
лицо! И своим проклятьем — побеждаю Тебя!..» ...Пьяницы и
старухи в кабаке удивляются: вон за столиком сидит Человек, пьет мало, а сидит
много! Что бы это значило? Пьяный бред перемежается репликами, рожденными,
похоже, в угасающем сознании Человека, — отголосками прошлого, эхом всей его
жизни. Являются
музыканты — и те, и не те, что играли когда-то на балах во дворце Человека. Трудно
понять: они это или не они, как трудно вспомнить минувшую жизнь и все, чего
Человек лишился, — сына, жены, друзей, дома, богатства, славы, самой жизни... Старухи
кружатся вокруг столика, за которым сидит, понурив голову, Человек. Их пляска
пародирует чудесный танец юных дам на стародавнем балу у Человека. Перед лицом
смерти он встает во весь рост, запрокинув прекрасную седую голову, и резко,
громко, отчаянно выкрикивает — вопрошая то ли небо, то ли пьяниц, то ли
зрителей, то ли Некоего в сером: «Где мой оруженосец? Где мой меч? Где
мой щит?» Некто в сером
смотрит на огарок свечи — она вот-вот в последний раз мигнет и погаснет. «Я
обезоружен!» — восклицает Человек, и тьма обступает его. Рассказ о семи повешенных - (1906)
Старый,
тучный, измученный болезнями человек сидит в чужом доме, в чужой спальне, в
чужом кресле и с недоумением рассматривает свое тело, прислушивается к своим
чувствам, силится и не может вполне осилить мыслей в своей голове: «Дураки! Они
думают, что, сообщив мне о готовящемся на меня покушении, назвав мне час,
когда меня должно было на куски разорвать бомбой, они избавили меня от [79] страха смерти!
Они, дураки, думают, будто спасли меня, тайком привезя меня и мою семью в этот
чужой дом, где я спасен, где я в безопасности и покое! Не смерть страшна, а
знание ее. Если бы кто наверное знал день и час, когда должен умереть, он не
смог бы с этим знанием жить. А они мне говорят: «В час дня, ваше превосходительство!..» Министр, на
которого революционеры готовили покушение, задумывается в ту ночь, которая
могла стать его последней ночью, о блаженстве неведения конца, словно кто-то
сказал ему, что он не умрет никогда. Злоумышленники,
задержанные в установленное по доносу время с бомбами, адскими машинами и
револьверами у подъезда дома министра, проводят последние ночи и дни перед
повешением, к которому их наскоро приговорят, в размышлениях столь же
мучительных. Как это может
быть, что они, молодые, сильные, здоровые, — умрут? Да и смерть ли это? «Разве я
ее, дьявола, боюсь? — думает о смерти один из пятерых бомбометателей, Сергей
Головин. — Это мне жизни жалко! Великолепная вещь, что бы ни говорили пессимисты.
А что, если пессимиста повесить? И зачем у меня борода выросла? Не росла, не
росла, а то вдруг выросла — зачем?..» Кроме Сергея,
сына отставного полковника (отец при последнем свидании пожелал ему встретить
смерть, как офицер на поле брани), в тюремной камере еще четверо. Сын купца
Вася Каширин, все силы отдающий тому, чтобы не показать сокрушающий его ужас
смерти палачам. Неизвестный по кличке Вернер, которого считали зачинщиком, у
которого свое умственное суждение о смерти: совсем неважно, убил ты или не
убил, но, когда тебя убивают, убивают тысячи — тебя одного, убивают из страха,
значит, ты победил и смерти для тебя больше нет. Неизвестная по кличке Муся,
похожая на мальчика-подростка, тоненькая и бледная, готовая в час казни
вступить в ряды тех светлых, святых, лучших, что извека идут через пытки и
казни к высокому небу. Если бы ей показали после смерти ее тело, она посмотрела
бы на него и сказала: «Это не я», и отступили бы палачи, ученые и философы с
содроганием, говоря: «Не касайтесь этого места. Оно — свято!» Последняя среди
приговоренных к повешению — Таня Ковальчук, казавшаяся матерью своим
единомышленникам, так заботливы и любовны были ее взгляд, улыбка, страхи за
них. На суд и на приговор она не обратила никакого внимания, о себе совсем забыла
и думала только о других. С пятерыми
«политическими» ждут повешения на одной перекладине эстонец Янсон, еле
говорящий по-русски батрак, осужденный за [80] убийство хозяина
и покушение на изнасилование хозяйки (сделал он все это сдуру, услыхав, что
похожее случилось на соседней ферме), и Михаил Голубец по кличке Цыганок,
последним в ряду злодеяний которого было убийство и ограбление трех человек, а
темное прошлое — уходило в загадочную глубину. Сам себя Миша с полной
откровенностью именует разбойником, бравирует и тем, что совершил, и тем, что
теперь его ожидает. Янсон, напротив, парализован и содеянным, и приговором суда
и повторяет всем одно и то же, вкладывая в одну фразу все, чего не может
выразить: «Меня не надо вешать». Текут часы и дни. До момента,
когда их соберут вместе и затем вместе повезут за город, в мартовский лес —
вешать, осужденные по-одиночке осиливают мысль, кажущуюся дикой, нелепой,
невероятной каждому по-своему. Механический человек Вернер, относившийся к
жизни как к сложной шахматной задачке, мигом исцелится от презрения к людям,
отвращения даже к их облику: он как бы на воздушном шаре поднимется над миром
— и умилится, до чего же этот мир прекрасен. Муся мечтает об одном: чтобы люди,
в чью доброту она верит, не жалели ее и не объявляли героиней. Она думает о
товарищах своих, с которыми суждено умереть, как о друзьях, в чей дом войдет с
приветом на смеющихся устах. Сережа изнуряет свое тело гимнастикой немецкого
доктора Мюллера, побеждая страх острым чувством жизни в молодом гибком теле.
Вася Каширин близок к помешательству, все люди кажутся ему куклами, и, как
утопающий за соломинку, хватается он за всплывшие в памяти откуда-то из раннего
детства слова: «Всех скорбящих радость», выговаривает их умильно... но умиление
разом испаряется, едва он вспоминает свечи, попа в рясе, иконы и ненавистного
отца, бьющего в церкви поклоны. И ему становится еще страшнее. Янсон
превращается в слабое и тупое животное. И только Цыганок до самого последнего
шага к виселице куражится и зубоскалит. Он испытал ужас, только когда увидел,
что всех на смерть ведут парами, а его повесят одного. И тогда Танечка
Ковальчук уступает ему место в паре с Мусей, и Цыганок ведет ее под руку,
остерегая и нащупывая дорогу к смерти, как должен вести мужчина женщину. Восходит солнце. Складывают в ящик
трупы. Так же мягок и пахуч весенний снег, в котором чернеет потерянная Сергеем
стоптанная калоша. [81] Иуда Искариот - Рассказ (1907)
Среди
учеников Христа, таких открытых, понятных с первого взгляда, Иуда из Кариота выделяется
не только дурной славой, но и двойственностью облика: лицо его как будто сшито
из двух половинок. Одна сторона лица — беспрерывно подвижная, усеянная
морщинами, с черным острым глазом, другая — мертвенно гладкая и кажущаяся
несоразмерно большой от широко открытого, незрячего, затянутого бельмом ока. Когда он появился, никто из
апостолов не заметил. Что заставило Иисуса приблизить его к себе и что влечет к
Учителю этого Иуду — также вопросы без ответов. Петр, Иоанн, Фома смотрят — и
не в силах постичь эту близость красоты и безобразия, кротости и порока —
близость восседающих рядом за столом Христа и Иуды. Много раз спрашивали апостолы
Иуду о том, что понуждает его совершать худые поступки, тот с усмешкой
ответствует: каждый человек хоть однажды согрешил. Слова Иуды почти похожи на
то, что говорит им Христос: никто никого не вправе осуждать. И верные Учителю
апостолы смиряют свой гнев на Иуду: «Это ничего, что ты столь безобразен. В
наши рыбацкие сети попадаются и не такие уродины!» «Скажи, Иуда, а твой отец был
хорошим человеком?» — «А кто был мой отец? Тот, кто сек меня розгой? Или
дьявол, козел, петух? Разве может Иуда знать всех, с кем делила ложе его мать?» Ответ Иуды потрясает апостолов:
кто ославливает своих родителей, обречен погибели! «Скажи, а мы — хорошие
люди?» — «Ах, искушают бедного Иуду, обижают Иуду!» — кривляется рыжий человек
из Кариота. В одном селении их обвиняют в
краже козленка, зная, что с ними ходит Иуда. В другой деревне после проповеди
Христа хотели побить Его и учеников камнями; Иуда бросился на толпу, крича, что
Учитель вовсе не одержим бесом, что Он — просто обманщик, любящий деньги, такой
же, как и он, Иуда, — и толпа смирилась: «Недостойны эти пришельцы умереть от
руки честного!» Иисус покидает селение в гневе,
удаляясь от него большими шагами; ученики шествуют за Ним на почтительном
расстоянии, кляня Иуду. «Теперь я верю, что твой отец дьявол?», — бросает ему в
лицо Фома. Глупцы! Он им спас жизнь, а они еще раз его не оценили... Как-то на привале апостолы
вздумали развлечься: мерясь силою, они поднимают с земли камни — кто больший? —
и швыряют в [82] пропасть. Иуда
поднимает самый тяжелый обломок скалы. Лицо его сияет торжеством: теперь всем
ясно, что он, Иуда, — самый сильный, самый прекрасный, лучший из двенадцати.
«Господи, — молит Христа Петр, — я не хочу, чтобы сильнейшим был Иуда. Помоги
мне его одолеть!» — «А кто поможет Искариоту?» — с печалью ответствует Иисус. Иуда,
назначенный Христом хранить все их сбережения, утаивает несколько монет — это
открывается. Ученики в негодовании. Иуда приведен к Христу — и Тот вновь
вступается за него: «Никто не должен считать, сколько денег присвоил наш брат.
Такие упреки обижают его». Вечером за ужином Иуда весел, но радует его не
столько примирение с апостолами, сколько то, что Учитель опять выделил его из
общего ряда: «Как же не быть веселым человеку, которого сегодня столько
целовали за кражу? Если б я не украл — разве узнал бы Иоанн, что такое любовь к
ближнему? Разве не весело быть крюком, на котором один развешивает для просушки
отсыревшую добродетель, а другой — ум, потраченный молью?» Приближаются
скорбные последние дни Христа. Петр и Иоанн ведут спор, кто из них более
достоин в Царствии Небесном сидеть одесную Учителя — хитрый Иуда каждому указывает
на его первенство. А потом на вопрос, как он все-таки думает по совести, с
гордостью отвечает: «Конечно, я!» Наутро он идет к первосвященнику Анне,
предлагая предать суду Назорея. Анны прекрасно осведомлен о репутации Иуды и
гонит его прочь несколько дней подряд; но, опасаясь бунта и вмешательства
Римских властей, с презрением предлагает Иуде за жизнь Учителя тридцать
сребреников. Иуда возмущен: «Вы не понимаете, что вам продают! Он добр, он
исцеляет больных, он любим бедняками! Эта цена — выходит, что за каплю крови вы
даете всего пол-обола, за каплю пота — четверть обола... А Его крики? А стоны?
А сердце, уста, глаза? Вы меня хотите ограбить!» — «Тогда ты не получишь
ничего». Услышав столь неожиданный отказ, Иуда преображается: он никому не
должен уступить права на жизнь Христа, а ведь наверняка найдется негодяй,
готовый Его предать за обол или два... Лаской
окружает Иуда Того, Кого предал, в последние часы. Ласков и услужлив он и с
апостолами: ничто не должно помешать замыслу, благодаря которому имя Иуды
навсегда будет в памяти людей называться вместе с именем Иисуса! В Гефсиманском
саду он целует Христа с такой мучительной нежностью и тоской, что, будь Иисус
цветком, ни капли росы не упало б с Его лепестков, не колыхнулся бы он на
тонком стебле от поцелуя Иуды. Шаг за шагом идет Иуда [83] по стопам Христа,
не веря глазам, когда Его бьют, осуждают, ведут на Голгофу. Сгущается ночь...
Что такое ночь? Восходит солнце... Что такое солнце? Никто не кричит: «Осанна!»
Никто не защитил Христа с оружием, хотя он, Иуда, украл у римских солдат два
меча и принес их этим «верным ученикам»! Он один — до конца, до последнего
вздоха — с Иисусом! Осуществляются ужас его и мечта. Искариот поднимается с
колен у подножия Голгофского креста. Кто вырвет победу из его рук? Пусть все
народы, все грядущие поколения притекут в эту минуту сюда — они обнаружат лишь
позорный столб и мертвое тело. Иуда смотрит на землю. Какая она
вдруг маленькая стала под его стопами! Не идет больше время само по себе, ни спереди,
ни сзади, но, послушное, движется всей своей громадой лишь вместе с Иудой, с
его шагами по этой маленькой земле. Он идет в синедрион и бросает им
в лицо, как властелин: «Я обманул вас! Он был невинен и чист! Вы убили
безгрешного! Не Его предал Иуда, а вас, предал вечному позору!» В этот день Иуда вещает как
пророк, чего не смеют трусливые апостолы: «Я видел сегодня солнце — оно
смотрело на землю с ужасом, вопрошая: «Где же здесь люди?» Скорпионы, звери,
камни — все вторили этому вопросу. Если сказать морю и горам, во сколько люди
оценили Иисуса, они сойдут со своих мест и обрушатся на головы ваши!..» «Кто из вас, — обращается
Искариот к апостолам, — пойдет со мною к Иисусу? Вы боитесь! Вы говорите, что
на то была Его воля? Вы объясняете свое малодушие тем, что Он велел вам нести
по земле Свое слово? Но кто поверит Его слову в ваших трусливых и неверных
устах?» Иуда „поднимается на гору и
затягивает петлю на шее своей у всего мира на виду, довершая задуманное. По
всему свету разлетается весть об Иуде-предателе. Не быстрее и не тише, но
вместе со временем продолжает лететь эта весть... Михаил Михайлович Пришвин 1873-1954У стен града невидимогоСветлое озеро - Повесть (1909)
Родина
моя — маленькое имение Орловской губернии. Вот туда, наслушавшись споров на
религиозно-философских собраниях в Петербурге, я и решил отправиться, чтобы
оглянуться по сторонам, узнать, что думают мудрые лесные старцы. Так началось
мое путешествие в невидимый град. Весна. В
черном саду поют соловьи. Крестьяне в поле словно ленивые светлые боги.
Повсюду разговоры о японской войне, о грядущем «кроволитии». В Алексеевку
пришли сектанты — «бродили где-то крещеные и веру потеряли», пугают геенной
огненной. «Да это же не Христос, — думаю я, — Христос милостивый, ясный без
книг...» Вторая моя
родина — Волга, кондовая Русь со скитами, раскольниками, с верой в град
невидимый Китеж. Под Иванову ночь собираются со всех сторон странники на
Ветлугу в город Варнавин, чтобы ползти «ободом друг за дружкой всю ночь» вкруг
деревянной церковки над обрывом. Варнава-чудодей помог царю Ивану взять
Казань. Теплится над его гробницей свеча, а в темном углу пророчествует бородатая
старуха: «...И придет Аввадон в Питенбург, и сядет на царство, и даст печать с
цифрой шестьсот шестьдесят шесть». С годины Варнавы паломники возвращаются в
Уренские леса. Здесь по скитам [85] и деревенькам
живут потомки ссыльных стрельцов, сохраняют старую веру, крестятся двумя
перстами. «Что-то детски наивное и мужественное сочеталось в этих русских
рыцарях, последних, вымирающих лесных стариках». Прятались они по болотам,
седели в ямах, читали праведные книги, творили молитву... Чтобы узнать о них,
недоверчивых, настороженных, дают мне в провожатые молодого книжника Михаила
Эрастовича. С трудом мы добираемся до известного в округе Пётрушки. Подростком
он убежал в заволжские леса Бога искать. Христолюбец Павел Иванович отрыл ему
яму, накрыл досками, дал книги, свечи, по ночам носил хлеб и воду. Двадцать
семь лет провел Пётрушка под землей, а как вышел, настроил избушек, собрал
вокруг себя стариков. Но это уж после закона о свободе совести! Говорят мне
староверы, что опасаются: «не перевернется» ли новый закон на старые гонения?
Жалуются на попа Николу: забрал из монастыря в Краснояре лучшие иконы в
никонианскую церковь, ризы содрал, третьи пальчики приписал, помолодил, сидят
теперь веселые, будто пьяные... В селе Урень «что ни двор, то
новая вера, тут всякие секты раскола». Однако находят себя в старообрядчестве
и люди образованные. Встретил я на Волге доктора и священника в одном лице,
«верующего, как и народ, в то, что был Иона во чреве китовом три дня под
действием желудочного сока». Этот доктор дал мне письмо к архиерею, с которым
я собрался обсудить, возможна ли «видимая церковь». «Церковь не должна идти в
наемники к государству» — вот содержание нашего долгого разговора. При мне
архиерей впервые, не таясь, а средь ясного дня приехал к мирянам, вышел на
площадь и проповедовал. Звонят колокола, радуются полуразрушенные часовни и
большие восьмиконечные кресты. Но есть «церковь невидимая»,
хранимая в душе человеческой. Потому стекаются странники к Светлому озеру, к
«чаше святой воды в зеленой зубчатой раме». От каждого исходит лучик веры в
богоспасаемый невидимый град Китеж. За сотни верст несут тяжелые книги, чтобы
«буквой» победить противников. Чувствую, что и я начинаю верить в Китеж, пусть
отраженной, но искренней верой. Мне советуют послушать праведницу Татьяну
Горнюю — ей дано видеть скрытый в озере град. И всякий надеется на это чудо.
Старушка опускает в трещину у березовых корней копеечку и куриное яйцо для
загробных жителей, другая подсовывает под корягу холстину: обносились
угодники... В каком я веке? На холмах вокруг Светлояра пестро от паломников.
Мой знакомый старовер ульян вступает
в спор с батюшкой. Из толпы выходит большой старик в лаптях и говорит о
Христе: [86] «Он — Слово, он —
Дух». С виду обыкновенный лесной мужик с рыжей клочковатой бородой, а оказалось
— «непоклонник, иконоборец, немоляка». Встречался Дмитрий Иванович с
петербургским писателем Мережским, переписывается с ним, не соглашается: «Он
плотского Христа признает, а, по-нашему, Христа по плоти нельзя разуметь. Коли
Христос плотян, так он мужик, а коли мужик, так на что он нам нужен, мужиков и
так довольно». На обратном
пути от Светлого озера к городу Семенову Дмитрий Иванович знакомит меня с
другими немоляками, ложкарями-философами. Они увлечены «переводом» Библии с
«вещественного неба на духовного человека» и верят, что, когда все прочтешь и
переведешь, настанет вечная жизнь. Они спорят с заезжими баптистами, отказываются
видеть в Христе реального человека. Чувствуя мой искренний интерес, младший из
немоляк, Алексей Ларионович, открывает тайну, как они забросили богов
деревянных, поняв, что «все Писание — притча». Взял Алексей Ларионович тайком
от жены иконы, переколол их топором, сжег, да ничего не произошло: «дрова —
дрова и есть...» А в божницу опустевшую поставил свой ложкарский инструмент
(на него по привычке крестится жена). Какие тайные подземные пути соединяют
этих, лесных, и тех, культурных, искателей истинной веры! Сотни их, виденных
мною, начиная от пустынника Петрушки и кончая воображаемым духовным человеком,
разделенным с плотью этими немоляками, прошли у стен града невидимого. И
кажется, староверский быт говорит моему сердцу о возможном, но упущенном
счастии русского народа. «Обессиленная душа протопопа Аввакума, — думал я, — не
соединяет, а разъединяет земных людей». Жень-шень - Повесть (1932)После
окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправился из
Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил
какой-то хребет и на берету океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня.
Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ,
сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных
реликтовых пород, густо обвитыми лианами. [87] Из укромного места в зарослях маньчжурского
ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги — самку
пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют ее китайцы. Ее тонкие
ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было
схватить животное и связать. Но голос человека, ценящего красоту, понимающего
ее хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно
сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во
мне едва ли не в эти мгновения новый человек. Почти сразу же, будто в награду
за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину с
привезшего переселенцев парохода. Глаза ее были точь-в-точь как у
Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей
сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. увы, проснувшийся во мне охотник чуть
было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я
рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить ее, а олень-цветок
как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом.
Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые
глаза. Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как
это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она
встала и, не глядя на меня, вышла. Лувен хорошо знал, кого от меня
увез пароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть
культуры — в творчестве понимания и связи между людьми: «Твой жень-шень еще
растет, я скоро покажу его тебе». Он сдержал слово и отвел в тайгу,
где двадцать лет назад был найден «мой» корень и оставлен еще на десять лет.
Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь
начал расти и лет через пятнадцать будет готов: «Тогда ты и твоя невеста — вы
оба снова станете молодыми». Занявшись с Луваном очень
прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с ее
годовалым олененком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей
с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили ее не бояться нас. Когда начался гон, за Хуа-лу
пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с
такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных.
Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты,
становилось для меня лекарством, моим жень-шенем. [88] В своих мечтах
я хотел, кроме приручения новых животных, «оевропеить» работавших со мной китайцев,
чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами. Однако есть
сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришел срок, не создались
условия — мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень
жень-шень растет и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при
неудачах. Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то
наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из ее кормушки бобами.
Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в
сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения. На развалинах питомника как
не думать, что Хуа-лу — ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в
прекрасную женщину, которая, как только я ее полюбил, исчезла, повергнув в
тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая
заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это. Но все эти
мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим олененком
Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы. Минуло десять
лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои
сроки: в моей жизни вновь появилась женщина. Это была не та женщина, которая
когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел
в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня
жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом. Теперь у
меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых
счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не
влияющая, но о которой надо сказать. Каждый год, когда олени сбрасывают старые
рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из
семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно
плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатер, в
который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному
другу-скале или упреком себе: «Охотник, зачем ты тогда не схватил ее за
копытца!» Иван Сергеевич Шмелев 1873-1950Человек из ресторана - Повесть (1911)
По
прошествии времени Яков Софроныч понял: все началось с самоубийства Кривого,
их жильца. Перед тем он рассорился со Скороходовым и обещал донести, что
Колюшка с Кириллом Северьянычем про политику спорят. Он же, Кривой, в сыскном
отделении служит. А удавился-то он оттого, что выгнали его отовсюду и жить ему
стало не на что. Как раз после этого Колюшкин директор вызвал к себе Якова
Софроныча, и Наташа с офицером встречаться стала, и квартиру сменить пришлось,
и новые жильцы появились, от которых Колина жизнь пошла прахом. В училище требовали, чтобы сын
(он и вправду резок, даже с отцом) извинился перед преподавателем. Только Колюшка
стоял на своем: тот первым унизил его и с первого класса издевался, оборвышем
звал и не Скороходовым, а Скомороховым. Одним словом, исключили за полгода до
окончания. На беду, еще подружился с жильцами. Бедные, молодые, живут как муж с
женой, а не венчаны. Вдруг исчезли. Явилась полиция, сделали обыск и Колю
забрали — до выяснения обстоятельств забрали, — а потом выслали. Не радовала и [90] оскорбления. Дочь
заговорила о самостоятельной жизни. Вот скоро выпускные экзамены, и она будет
жить отдельно. Ее берут в приличный универмаг кассиршей на сорок рублей. Так и
произошло. Только жила она теперь, невенчанная, с человеком, обещавшим
жениться, но лишь когда умрет его бабушка, завещавшая миллион. Конечно, не
женился, требовал избавиться от беременности, совершил растрату и подсылал
Наташу просить денег у отца. А тут как раз директор г-н Штосе оповестил об
увольнении Скороходова. В ресторане им очень довольны, и работает он уже
двадцать лет, все умеет и знает до тонкости, но... арест сына, а у них
правило... Вынуждены уволить. Тем более сын-то к этому времени бежал из ссылки.
Это была правда. Яков Софроныч уже виделся с Колюшкой. Был — не как раньше, а
ласков и добр с ним. Мамаше передал письмо и снова скрылся. Луша, как
прочитала весточку от сына, плакать начала, а потом за сердце схватилась и
умерла. Остался Яков Софроныч один. Тут, правда, Конечно, на
прежнем месте бывали обиды, предостаточно было безобразий и несправедливостей,
было, однако, и своего рода искусство, доведенное до совершенства, и Яков
Софроныч этим искусством владел вполне. Пришлось научиться держать язык за
зубами. Почтенные отцы семейств просаживали здесь с девицами тысячи; уважаемые
старцы приводили в кабинет пятнадцатилетних; тайком подрабатывали мужние жены
из хороших фамилий. Самое страшное воспоминание оставили кабинеты, обитые
плюшем. Можно сколько угодно кричать и звать на помощь — никто не услышит. Прав
все же был Колюшка. Какое в нашем деле благородство жизни?! На что уж Карп,
приставленный к этим комнатам человек, — так и тот раз не вытерпел и постучал в
дверь: так одна кричала и билась. А то вот еще
играл при ресторане дамский оркестр, состоявший из строгих барышень, окончивших
консерваторию. Была там красавица, тоненькая и легкая, как девочка, и глаза —
большие и печальные. И вот стал заглядываться на нее коммерции советник
Карасев, чье состояние невозможно было прожить, потому что каждую минуту оно
прибывало на пять рублей. Посидит он в ресторане три часа — вот и тысяча. Но
барышня даже не глядит, и букет из роз в сотни рублей не приняла, и на шикарный
ужин, заказанный для всего оркестра Карасевым, не осталась. Якову Софронычу на
утро наряжено было отнести букет ей на квартиру. Букет приняла старушка. Потом
вышла сама тоненькая и захлопнула дверь: «Ответа не будет». [91] Много времени прошло, но в
ресторане все-таки сыграли свадьбу господина Карасева. Тоненькая от него с
другим миллионером за границу укатила из-за того, что господин Карасев все от
брака с ней отказывался. Так нагнал он их на экстренном поезде и силой привез.
Колю все-таки нашли и арестовали. В письме писал: «Прощайте, папаша, и
простите за все, что причинил». Но перед самым судом двенадцать арестантов
убежали, и Коля с ними, а спасся чудом. Спасался от погони и оказался в тупике.
Бросился в лавочку: «Спасите и не выдавайте». Старик лавочник отвел его в
подвал. Яков Софроныч ездил к этому человеку. Благодарил, но тот в ответ только
и сказал, что без Господа не проживешь, а верно сказал, будто глаза ему на мир
открыл. Через месяц пришел неизвестный и
передал, что Колюшка в безопасности. После этого стало все понемножку
'налаживаться. Лето Яков Софроныч проработал в летнем саду, управлял кухней и
буфетом у Игнатия Елисеича, из того же ресторана, где он когда-то работал.
Тот очень был доволен и пообещал похлопотать. А тут еще профсоюз (с ним
директору пришлось теперь считаться) потребовал восстановить незаконно
уволенного. И вот Яков Софроныч снова в том
же ресторане за привычным делом. Только детей нет рядом. Лето ГосподнеПРАЗДНИКИ — РАДОСТИ – СКОРБИ - Автобиографическая повесть (1934—1944)Чистый понедельник. Ваня просыпается в
родном замоскворецком доме. Начинается Великий пост, и все уже готово к нему. Мальчик слышит, как отец ругает
старшего приказчика, Василь Василича: вчера его люди провожали Масленицу,
пьяные, катали народ с горок и «чуть не изувечили публику». Отец Вани, Сергей
Иваныч, хорошо известен в Москве: он подрядчик, хозяин добрый и энергичный.
После обеда отец прощает Василь Василича. Вечером Ваня с Горкиным идут в
церковь: начались особенные великопостные службы. Горкин — бывший плотник. Он
уже старенький, потому и не работает, а просто живет «при доме», опекает Ваню. Весеннее
утро. Ваня смотрит в окно, как набивают льдом погреба, едет с Горкиным на
Постный рынок за припасами. [92] Приходит
Благовещение — в этот день «каждый должен обрадовать кого-то». Отец прощает Дениса,
пропившего хозяйскую выручку. Приходит торговец певчими птицами Солодовкин. Все
вместе, по обычаю, выпускают птиц. Вечером узнают, что из-за ледохода «срезало»
отцовские барки. Отцу с помощниками удается их поймать. Пасха. Отец
устраивает иллюминацию в своей приходской церкви и, главное, в Кремле.
Праздничный обед — во дворе, хозяева обедают вместе со своими работниками.
После праздников приходят наниматься новые рабочие. В дом торжественно вносят
Иверскую икону Богородицы — помолиться ей перед началом работы. На Троицу Ваня
с Горкиным едет на Воробьевы горы за березками, потом с отцом — за цветами. В
день праздника церковь, украшенная цветами и зеленью, превращается в
«священный сад». Приближается
Преображение — яблочный Спас. В саду трясут яблоню, а потом Ваня и Горкин
отправляются на Болото к торговцу яблоками Крапивкину. Яблок нужно много: для
себя, для рабочих, для причта, для прихожан. Морозная,
снежная зима. Рождество. В дом приходит сапожник с мальчишками «славить
Христа». Они дают маленькое представление про царя Ирода. Приходят
нищие-убогие, им подают «на Праздник». Кроме того, как всегда, устраивают обед
«для разных», то есть для нищих. Ване всегда любопытно посмотреть на диковинных
«разных» людей. Наступили
Святки. Родители уехали в театр, и Ваня идет на кухню, к людям. Горкин
предлагает погадать «по кругу царя Соломона». Читает каждому изречение — кому
какое выпадет. Правда, эти изречения он выбирает сам, пользуясь тем, что
остальные — неграмотные. Только Ваня замечает лукавство Горкина. А дело в том,
что Горкин хочет для каждого прочесть самое подходящее и поучительное. На Крещение в
Москве-реке освящают воду, и многие, в том числе Горкин, купаются в проруби.
Василь Василич состязается с немцем «Ледовиком», кто дольше просидит в воде.
Они исхитряются: немец натирается свиным салом, Василь Василич — гусиным. С
ними состязается солдат, причем без всяких хитростей. Побеждает Василь Василич.
А солдата отец берет в сторожа. Масленица.
Рабочие пекут блины. Приезжает архиерей, для приготовления праздничного
угощения приглашают повара Гараньку. В субботу лихо катаются с гор. А в
воскресенье все просят друг у друга прощения перед началом Великого поста. Горкин и Ваня
едут на ледокольню «навести порядок»: Василь Ва- [93] силич все пьет, а
нужно успеть свезти лед заказчику. Однако выясняется, что поденные рабочие все
делают быстро и хорошо: Василь Василич «проникся в них» и поит каждый день
пивом. Летний Петровский пост. Горничная
Маша, белошвейка Глаша, Горкин и Ваня едут на Москву-реку полоскать белье. Там
на портомойне живет Денис. Он хочет жениться на Маше, просит Горкина
поговорить с ней. Праздник Донской иконы,
торжественный крестный ход. Несут хоругви из всех московских церквей. Скоро
наступит Покров. Дома солят огурцы, рубят капусту, мочат антоновку. Денис и
Маша перебрасываются колкостями. В самый праздник появляется на свет Ванина
сестренка Катюша. А Денис с Машей, наконец, сосватались. Рабочие спешат подарить Сергею
Ивановичу на именины невиданных размеров крендель с надписью: «Хозяину
благому». Василь Василич, в нарушение правил, устраивает церковный звон, пока
несут крендель. Именины удаются на славу. Больше сотни поздравлений, пирогов со
всей Москвы. Прибывает сам архиерей. Когда он благословляет Василь Василича,
тот плачет тоненьким голоском... Настает Михайлов день, именины
Горкина. Его тоже все любят. Ванин отец жалует ему богатые подарки. Все заговляются перед
Рождественским постом. Приезжает тетка отца, Пелагея Ивановна. Она — «вроде
юродная», и в ее прибаутках таятся предсказания. Приходит Рождество. Отец взялся
выстроить в Зоологическом саду «ледяной дом». Денис и Андрюшка-плотник
подсказывают, как это нужно сделать. Выходит — просто чудо. Отцу — слава на всю
Москву (правда, никакой прибыли). Ваня идет поздравлять с днем
ангела крестного Кашина, «гордеца-богача» . На крестопоклонной неделе Ваня с
Горкиным говеют, причем Ваня впервые. В этом году в доме множество дурных
предзнаменований: отец и Горкин видят зловещие сны, расцветает страшный цветок
«змеиный цвет». Скоро Вербное воскресенье.
Старики угольщики привозят из леса вербу. Пасха. Дворника Гришку, который не
побывал на службе, окатывают холодной водой. На Святой неделе Ваня с Горкиным
едут в Кремль, ходят по соборам. Егорьев день. Ваня слушает
пастушеские песни. Снова дурные предзнаменования: воет собака Бушуй, не
прилетели скворцы, скорняку вместо святой картинки подсунули кощунственную. Радуница —
пасхальное поминовение усопших. Горкин и Ваня [94] ездят по кладбищам.
На обратном пути, заехав в трактир, слышат страшную весть: Ваниного отца
«лошадь убила». Отец остался
жив, но все болеет с тех пор, как разбил голову, упав с норовистой лошади. Ему
становится лучше, он едет в бани — окачиваться холодной водой. После этого
чувствует себя совсем здоровым, отправляется на Воробьевку — любоваться на
Москву. Начинает ездить и на стройки... но тут возвращается болезнь. В дом
приглашают икону целителя Пантелеймона, служат молебен. Больному ненадолго
становится лучше. Доктора говорят, что надежды нет. Сергей Иванович на
прощание благословляет детей; Ваню — иконой
Троицы. Уже всем ясно, что он умирает. Его соборуют. Наступают
отцовские именины. Снова отовсюду присылают поздравления и пироги. Но семье
умирающего все это кажется горькой насмешкой. Приходит
батюшка — читать отходную. Ваня засыпает, ему снится радостный сон, а наутро
он узнает, что отец скончался. У гроба Ване становится дурно. Он заболевает, не
может идти на похороны и только в окно видит вынос гроба. Ольга Дмитриевна Форш 1873-1961Сумасшедший корабль - Роман (1930)В
доме этом елисаветинских времен и чуть ли не Бирона жили писатели, художники,
музыканты. Впрочем, жили здесь и совслужащие, и портные, и рабочие, и бывшая прислуга...
Так было и позже, а не только в пограничные с нэпом и первые нэповские годы. Быт упростился
до первозданности, и жизнь приобрела фантастические очертания. Обитателям уже
казалось, что дом этот вовсе не дом, а куда-то несущийся корабль. Чуть теплые
печки-буржуйки, перегородки, делящие когда-то безвкусно-роскошные залы на
клетушки, — все свидетельствовало, что обычных будней уже нет, что отошли в
прошлое принятые нормы взаимоотношений, изменилась привычная иерархия
ценностей. Однако как на
краю вулкана пышно разрастаются виноградники, так цвели здесь люди своим лучшим
цветом. Все были героями, творцами. Создавались новые формы общественности,
целые школы, писались книги. В быту из ломберного сукна рождались сапоги, из
мебельных чехлов — блузы, сушеная морковь превращалась в чай, а вобла — в обед
из двух блюд. Итак, это было
место, где на каждом шагу элементарное, расхожее соседствовало с элитарным.
Утром, проходя мимо умывальников, человек мог быть остановлен окриком: «Эй,
послушайте... Поговорим [96] о Логосе». Это
кричал чистивший зубы Акович (А. Л. Волынский), удивительный эрудит, готовый
полемизировать и с представителем старой интеллигенции, и с бывшей челядью, рассевшейся
на кухне вокруг еще теплой плиты. Первые любили Аковича за сложность его
внутреннего мира, вторые — за «простоту», доступность: «Хоть он и еврей, но,
как апостолы, русский». фейерверком мысли взрывался
шумный и щедрый в растрате творческих сил Жуканец (В. Б. Шкловский), в чьей
голове — хорошего объема — зародился «китайский метод» в литературоведении
(формальный метод), абсолютизировавший «прием». И автору, и писательнице
Доливе, и «педагогу-бытовику» Сохатому (все трое — разные ипостаси О. Д. Форш)
была близка жизненная установка Жуканца, занятого лепкой нового человека, хотя
каждый видел этот путь по-своему. Автор стремился к посильному «взрыванию
пограничных столбов времени». Долива была убеждена, что, если не обогащать человека
внутренне, он утечет сквозь пальцы, не состоится как организованная личность и
втайне будет зависеть от зверя в себе. Сохатый «преподавал творчество»
начинающим писателям, считавшим, что, прочитав и «разобрав» десяток шедевров,
одиннадцатый они напишут сами. Он предлагал работать, задавал упражнения вроде
задания описать памятник Петра пятью строчками, увидев его, скажем, глазами
друга или подруги, живущей в Китае. Лишь один курсант уложился в этот объем:
«...В Китае ... девочки не имею, а в загс... иду с Саней из Красного
треугольника. Как памятник она отлично видала, то размазывать нечего...» Сохатому, правда, обещано место
где-то и чем-то заведующего. Панна Ванда, одна из сестер-владелиц кафе
«Варшавянка», лишь под этот вексель отпускает «педагогу-бытовику» авансы в виде
улыбок и туманных слов, рождающих смутные надежды. Но сестры в одночасье
пропали, и автор встретил их годы спустя в Италии занятыми чем-то вроде
известнейшей и древнейшей профессии. Жуканец утешал друга: согласно
его «схеме нового человека», индивидуум будет вовсе лишен остатка личных начал
и, свободный, вспыхнет всеми возможностями своего интеллекта. Он водил его на
поэтический вечер Гаэтана, оказавшийся последним. «С ним кончилась любовь...
Эта страница закрыта с ним навсегда». Поникший Сохатый продолжал свои
изыскания в сфере «быта и сказа», в одном из клубов Ленина читал русскую
литературу за полфунта хлеба и одну конфету, летя на Сумасшедшем корабле в
неизвестное будущее, иногда радуясь счастью видеть и слышать его удивительную
команду и пассажиров. [97] Инопланетный
Гастролер (А. Белый) со своим «Романом итогов»; Микула, почти гениальный поэт
из тех же истоков, что и Распутин; Еруслан (М. Горький), защищавший перед
«нами» «их», а перед «ними» «нас» — это из «старых». И поэтесса Элан (Н. П. Павлович),
утверждавшая, что она «последняя снежная маска»; ученица Рериха художница
Котихина; всеобщий любимец, импровизатор-конферансье и организатор разного
рода розыгрышей, капустников Геня Чорн (Евг. Шварц) — из «новых». Юноша фавн,
которого звали просто Вовой (Л. Лунц), чей могучий разбег остановила только
ранняя смерть, не успевшая, правда, помешать ему выбросить стяг, под которым
собралась удивительно даровитая молодежь: «брат алеут» (Вс. Иванов) — творец
пряной и душистой прозы; Копильский (М. Слонимский), в комнате-пенале которого
родился братский союз поэтов и писателей, веривших, что «искусство реально, как
сама жизнь»; поэт, оказавшийся родоначальником новой лиричности (Ник.
Тихонов); женщина поэт (не поэтесса, не сестра, а полноправный брат — 3.
Полонская) — все они своим творчеством связали воедино две эпохи, не предавая
искусство. Еруслан очень внимательно относился к этим молодым, ценил и поддерживал
их. Ведь через него самого осуществлялась связь прошлой культуры с культурой
грядущей. Он пришел как рабочий и интеллигент, и встреча их в его лице
произошла без взаимного истребления. Сумасшедший корабль завершил свое
плавание почти через два года после кронштадтских событий, сделав для русской
литературы, может быть, больше, чем какое-нибудь специально созданное творческое
объединение писателей и поэтов. Валерий Яковлевич Брюсов 1873-1924Огненный ангел - Роман (1907)
Рупрехт
встретил Ренату весной 1534 г., возвращаясь после десяти лет службы
ландскнехтом в Европе и Новом Свете. Он не успел засветло добраться до Кельна,
где когда-то учился в университете и неподалеку от которого была его родная
деревня Лозгейм, и заночевал в одиноко стоявшем среди леса старом доме. Ночью
его разбудили женские крики за стеной, и он, ворвавшись в соседнюю комнату,
обнаружил женщину, бившуюся в страшных корчах. Отогнав молитвой и крестом
дьявола, Рупрехт выслушал пришедшую в себя даму, которая поведала ему о
происшествии, ставшем для нее роковым. Когда ей было
восемь лет, стал ей являться ангел, весь как бы огненный. Он называл себя
Мадиэлем, был весел и добр. Позднее он возвестил ей, что она будет святой, и
заклинал вести строгую жизнь, презирать плотское. В те дни открылся у Ренаты
дар чудотворения и в округе слыла она угодной Господу. Но, достигнув возраста
любви, девушка захотела сочетаться с Мадиэлем телесно, однако ангел превратился
в огненный столп и исчез, а на ее отчаянные мольбы пообещал предстать перед
ней в образе человека. Вскоре Рената
действительно встретила графа Генриха фон Оттергейма, походившего белизной
одежд, голубыми глазами и золотистыми кудрями на ангела. Два года были они несказанно счастливы, но потом граф оставил [99] Ренату один на
один с демонами. Правда, добрые духи-покровители ободрили ее сообщением, что
скоро повстречает она Рупрехта, который и защитит ее. Рассказав все это, женщина повела
себя так, будто Рупрехт принял обет служить ей, и они отправились искать Генриха,
завернув к знаменитой ворожее, которая только и молвила: «Куда едете, туда и
езжайте». Однако тут же в ужасе закричала: «И течет кровь и пахнет!» Это,
впрочем, не отвратило их продолжать путь. Ночью Рената, боясь демонов,
оставляла Рупрехта при себе, но не позволяла никаких вольностей и без конца
говорила с ним о Генрихе. По прибытии в Кельн она
безрезультатно обегала город в поисках графа, и Рупрехт стал свидетелем нового
приступа одержимости, сменившегося глубокой меланхолией. Все же настал день,
когда Рената оживилась и потребовала подтвердить любовь к ней, отправившись на
шабаш, чтобы там узнать что-то о Генрихе. Натершись зеленоватой мазью, которую
она дала ему, Рупрехт перенесся куда-то далеко, где голые ведьмы представили
его «мастеру Леонарду», заставившему его отречься от Господа и поцеловать свой
черный смердящий зад, но лишь повторившему слова ворожеи: куда едете, туда и
поезжайте. По возвращении к Ренате ему
ничего не оставалось, как обратиться к изучению черной магии, чтобы стать повелителем
тех, к кому он являлся просителем. Рената помогала в изучении творений Альберта
Великого, Рогерия Бакона, Шпренгера и Инститориса и произведшего особенно
сильное на него впечатление Агриппы Ноттесгеймского. увы,
попытка вызвать духов, несмотря на тщательные приготовления и
скрупулезность в следовании советам чернокнижников, чуть не закончилась гибелью
начинающих магов. Было что-то, что следовало знать, видимо, непосредственно от
учителей, и Рупрехт отправился в Бонн к доктору Агриппе Ноттесгеймскому. Но
великий открестился от своих писаний и посоветовал от гаданий перейти к
истинному источнику познания. Между тем Рената встретилась с Генрихом и тот
сказал, что не хочет больше видеть ее, что их любовь мерзость и грех. Граф
состоял членом тайного общества, стремившегося скрепить христиан сильнее, чем
церковь, и надеялся возглавить его, но Рената заставила нарушить обет
безбрачия. Рассказав все это Рупрехту, она пообещала стать его женой, если тот
убьет Генриха, выдававшего себя за другого, высшего. В ту же ночь совершилось
первое их соединение с Рупрехтом, а на другой день бывший ландскнехт нашел
повод вызвать графа на поединок. Однако Рената потребовала, чтобы он не смел
проливать кровь Генриха, и рыцарь, принужденный только защищаться, был тяжело ранен
и долго блуждал между жизнью и смертью. Именно в это время женщина вдруг
сказала, что любит его, и [100] любит давно,
только его, и никого больше. Весь декабрь прожили они, как новобрачные, но
вскоре Ренате явился Мадиэль, сказавший, что тяжки ее прегрешения и что надо
каяться. Рената предалась молитве и посту. Настал день, и
Рупрехт нашел комнату Ренаты пустой, пережив то, что пережила когда-то она,
отыскивая на улицах Кельна своего Генриха. Доктор Фауст, испытатель элементов,
и сопровождавший его монах по прозвищу Мефистофелес пригласили к совместному
путешествию. На пути в Трир во время гостевания в замке графа фон Валлена
Рупрехт принял предложение хозяина стать его секретарем и сопровождать в
монастырь святого Улафа, где проявилась новая ересь и куда он отправляется в
составе миссии архиепископа трирского Иоанна. В свите его
преосвященства оказался доминиканец брат Фома, инквизитор его святейшества,
известный упорством в преследовании ведьм. Он был настроен решительно в
отношении источника смуты в монастыре — сестры Марии, которую одни считали
святой, другие — одержимой бесами. Когда в зал заседания суда ввели несчастную
монахиню, Рупрехт, призванный вести протокол, узнал Ренату. Она призналась в
колдовстве, в сожительстве с дьяволом, участии в черной мессе, шабашах и других
преступлениях против веры и сограждан, но отказалась назвать сообщниц. Брат
Фома настоял на применении пыток, а потом и на смертном приговоре. В ночь
перед костром Рупрехт при содействии графа проник в подземелье, где содержали
приговоренную, но та отказалась бежать, твердя, что жаждет мученической
кончины, что Мадиэль, огненный ангел, простит ее, великую грешницу. Когда же
Рупрехт попытался унести ее, Рената закричала, стала отчаянно отбиваться, но
вдруг затихла и прошептала: «Рупрехт! Как хорошо, что ты со мной!» — и умерла. После всех
этих потрясших его событий Рупрехт отправился в родной Аозгейм, но только
издали посмотрел на отца и мать, уже сгорбленных стариков, гревшихся на солнце
перед домом. Завернул он и к доктору Агриппе, но застал его при последнем
издыхании. Эта кончина вновь смутила его душу. Огромный черный пес, с которого
учитель слабеющей рукой снял ошейник с магическими письменами, после слов:
«Поди прочь, проклятый! От тебя все мои несчастья!» — поджав хвост и наклонив
голову выбежал из дому, с разбегу кинулся в воды реки и больше не появлялся на
поверхности. В тот же миг учитель испустил последний вздох и покинул этот мир.
Ничего не осталось уже, что помешало бы Рупрехту ринуться на поиски счастья за
океан, в Новую Испанию. Алексей Михайлович Ремизов 1877-1957Неуемный бубен - Повесть (1909)Диковинный
человек Иван Семенович Стратилатов. Молодым начал свою судейскую службу в
длинной, низкой, закопченной канцелярии уголовного отделения. И вот уже минуло
сорок лет, и много с тех пор сменилось секретарей, а он все сидит за большим
столом у окна — в дымчатых очках, плешь во всю голову — и переписывает бумаги.
Живет Иван Семенович на квартире в доме дьяка Прокопия. Служит ему Агапевна,
безропотно, верою и правдою. Да — старая, за что ни возьмется, все из рук
валится, и храпит как фельдфебель, и по всем углам, у печки, за шкапом,
черствые хлебные корки сложены, — копит зачем-то. Согнал бы Стратилатов Агапевну,
но все-таки и представить себе не может, как бы расстался он со старухою:
прижилась Агапевна в дому, Агапевну все углы знают. Был когда-то и
женат Стратилатов. Глафира Никаноровна — женщина тихая, кроткая. И все бы
ничего. Да назначили об эту пору в суд нового следователя: молодой, игривый, и
фамилия та же: Стратилатов. Раз на именинах у Артемия, старого Покровского
дьякона, среди всяких шуток послышалось Ивану Семеновичу что-то в пьяном углу,
да о Глафире Никаноровне: «Эх, чего зря говоришь, по уши врезалась она в
Стратилатова». Выронил Иван Семенович вилку: представился вертлявый
следователь. Вылез он из-за стола, без шапки — [102] домой. Ворвался
бешеный и с порога: «Вон, вон из моего дому!» В тот же год и следователя куда-то
перевели, да и Глафира Никаноровна у своей матери жить осталась, тихая,
кроткая. Одному оставаться в доме невозможно: и скучно, и за домом присмотр
нужен. Тут-то и определилась к Ивану Семеновичу Агапевна. В суд
Стратилатов приходит первый. С утра лучше не беспокоить его: в двенадцать
секретарь потребует исполнений по предыдущему дню. Как огня боится Иван
Семенович секретаря Лыкова, хоть носом и чует: пускай Лыков — законник,
аккуратен как немец, а все-таки — шушера, революционер. И только секретарь
уедет с докладом, Стратилатов становится неистощим: всякие приключения, всякие
похождения исторические жарит он на память, пересыпая анекдотцами, шутками, и
все горячее, забористее, словно в бубен бьет. В канцелярии — кто хохочет, кто
сопит, кто взвизгивает: «Неуемный бубен!» Впрочем, средь
судейских чиновников один Борис Сергеевич Зимарев — помощник секретаря и
непосредственный начальник Стратилатова — за умение свое точно и верно
определить древности, коих Иван Семенович большой любитель, снискал у него
искреннее уважение и даже дружбу. Были и другие
друзья у Ивана Семеновича, да все люди оказывались сомнительные. Приходили
будто пение его слушать, Стратилатов ведь и на гитаре мастер, — один художник
из Петербурга и жить остался, да и регент Ягодов не за просто так. Чудом Иван
Семенович от них отделался. Теперь же — только для Зимарева Бориса Сергеевича
после чаю поет-играет. Однажды летом
на именинах у Артемия, старого Покровского дьякона, увидел Стратилатов его
племянницу-сиротку Надежду, такую тоненькую, беленькую, — и переполнилось его
естество. И лето, и осень, и всю зиму ухаживал. И спать перестал, все
ворочается. Знакомая вмешалась. Уговорила молоденькую. Тут-то и погнал
Стратилатов Агапевну со двора. Скоро уж все
знали, что есть у Стратилатова Надежда и что живут они как в настоящем браке.
Сходились чиновники из всех отделений суда — поздравить, похихикать да и
просто глазком взглянуть. Стратилатов и отшучивался, и дулся, а потом вышел из
себя: Надежду на место
Агапевны взял, не более того. Подняли его на смех, ведь улики налицо! Да тут
еще случай... За поздней
обедней к Всехсвятской церкви народ стекается дурочку Матрену послушать.
Рассказывает она как дети — радостно, запыхавшись — из житий и Евангелия. А
при Стратилатове — как раз [103] возвращался он от
поздней обедни — нескромный сон рассказала. Захохотал народ, во всю мочь
гоготал дьякон Прокопий, Иван Семенович выругался, плюнул — и прочь. А дьякон
со смехом: «А твоя Надерка шлюха гулящая!» — «А вот я тебя, дьякон, застрелю».
Иван Семенович быстро зашмыгал к дому и тут же — обратно, с большим грузинским
пистолетом, украшенным тонкою резьбою. Все притихло. Иван Семенович целится,
кажется, вот-вот спустит курок. Дьякон вдруг задрожал, высунул язык и словно на
перебитых ногах пошел прочь. А на следующий день съехал Стратилатов, в угоду
Надежде покинул дьяконский дом, перебрался на новую квартиру к соседу
Тарактееву. Тут разговорам и насмешкам конца
бы не было, да умы от него отворотил полицмейстер Жигановский. Решил монашек
женского Зачатьевского на чистую воду вывести. Сел в корзину как кавалер — их
по ночам монашки к себе на окна подымали. Да как глянули они в корзинку — со
страха и выпустили веревку, и убился Жигановский до смерти. А тут еще: чиновник
на спор тридцать девять чашек чаю выпил, взялся за сороковую, глаза выпучил, да
вдруг как хлынет вода из ушей, изо рта, из носа — и помер. И еще среди бела дня
гимназистка Вербова, исполняя приговор местного революционного комитета,
застрелила по ошибке вместо губернатора отставного полковника Аурицкого. В ту
же ночь арестован был и секретарь Лыков. Стратилатов торжествовал: ведь давно
знал, что неподкупный и неуклонный Лыков, державший голову повыше самого
прокурора, — революционер. И в канцелярии Лыков не сходил с
языка. За разговорами и не заметили, что в один прекрасный день Иван Семенович
не явился в канцелярию. Хватились только через три дня. Зимарев отыскал
Агапевну. После изгнания своего приютилась старая неподалеку от Ивана
Семеновича, чувствовала: быть беде! И впрямь, совратил полюбовник, Емельян
Прокудин, Надежду, ушла она с ним, да и полный воз добра нахапали. Ухватил
Прокудин и укладку с серебром. Стратилатов — не отдает, ну тот его и
«дерзнул». В больнице Стратилатов все
жаловался: «Кабы не болен, прямо бы в суд пошел». Сам забинтованный, на койке
лежит — ни повернуться, ни руку поднять. Рассказывали, мучился перед смертью,
томился. А ушел без наследников. Вещи назначили к распродаже. И пока жила при
них Агапевна. Совсем полоумной стала старуха: приляжет ночью на лежанку, а не
лежится, все ей слышится, будто Иван Семенович кличет: «Агапевна?» — «Я,
батюшка». [104] Крестовые сестры Повесть (1910)Петр
Алексеевич Маракулин сослуживцев своих весельем и беззаботностью заражал. Сам
— узкогрудый, усы ниточкою, лет уже тридцати, но чувствовал себя чуть ли не
двенадцатилетним. Славился Маракулин почерком, отчеты выводил букву за буквой:
строчит ровно, точно бисером нижет, и не раз перепишет, зато после — хоть на
выставку неси. И знал Маракулин радость: бежит другой раз поутру на службу, и
вдруг переполнит грудь и станет необыкновенно. Враз все
переменилось. Ждал к Пасхе Маракулин повышения и награду — а вместо того его со
службы выгнали. Пять лет заведовал Петр Алексеевич талонными книжками, и все
было в исправности, а затеяли директора перед праздником проверять — что-то не
сходится. Говорили потом — кассир, приятель Маракулина, «подчислил». Пытался
доказать Петр Алексеевич, что какая-то тут ошибка, — не слушали. И понял тогда
Маракулин: «Человек человеку бревно». Прогулял лето
без дела, позаложил вещи, пораспродал, сам пообдергался. И с квартиры пришлось
съехать. Поселился Петр Алексеевич в Бурковом доме, напротив Обуховской
больницы, где бродят люди в больничных халатах и мелькает красный крест белых
сестер, С парадного конца дома живут богатые: и хозяин Бурков, бывший губернатор,
и присяжный поверенный, и доктор медицины, и генеральша Холмогорова — «вошь»,
процентов одних ей до смерти хватит. С черного — квартиры маленькие. Тут и
сапожники, и портные, пекаря, банщики, парикмахеры и кого еще только нет.
Здесь и квартира хозяйки Маракулина, Адонии Ивойловны. Она — вдова, богатая,
любит блаженных и юродивых. Летом на богомолье уезжает, оставляя квартиру на
Акумовну, кухарку. По двору любят Акумовну: Акумовна на том свете была, ходила
по мукам — божественная! Из дома она — почти никуда, и все хочется ей на
воздух. Соседи у
Маракулина — братья Дамаскины: Василий Александрович, клоун, и Сергей
Александрович, что в театре танцует, ходит — земли не касается. А еще ближе —
две Веры. Вера Николаевна Кликачева, с Надеждинских курсов, бледненькая,
тоненькая, массажем зарабатывает, хочет на аттестат зрелости готовиться, чтобы
поступить в медицинский институт, а учиться трудно до слез, и ночью воет Вера,
словно петлей сдавленная. Верочка, Вера Ивановна Вехорева, — ученица
Театрального училища. Верочка нравилась Маракулину. Танцевала хорошо, читала с
голосом. Но поражала ее заносчивость, говорила, что она великая актриса,
кричала: «Я покажу, кто я, всему [105] миру». И
чувствовал Маракулин, это она заводчику Вакуеву показать хочет: содержал год, а
надоела — отправил в Петербург, учиться на тридцать рублей в месяц. Ночью
билась Верочка головой о стену. И Маракулин слушал в исступлении и всякую
«вошь» проклинал. На лето все разъехались, а осенью
— не вернулась Верочка. После видели ее на бульваре, с разными мужчинами. На ее
месте поселилась Анна Степановна, учительница гимназии, — мужем обобранная, обиженная,
брошенная. Осенью туго всем пришлось. Клоун Василий Александрович упал с
трапеции, ноги повредил, Анне Степановне жалованье оттягивали, у Маракулина —
работа кончилась. И вдруг — вызов ему из Москвы, от Павла Плотникова. Сам-то
Маракулин московский. Ехал — вспоминал. В те далекие годы Петр много
возился с Пашей, и Плотников его слушался как старшего. И позже, когда взрослый
Плотников пил и готов был выкинуть все что угодно, только Петр Алексеевич мог
унять безудержного приятеля. Подумал Маракулин и о матери, Евгении
Александровне: на могилу надо сходить. Вспомнил ее в гробу, — ему было тогда
десять лет, виден был ее крест на восковом лбу из-под белого венчика. Отец Жени служил фабричным
доктором у отца Плотникова, часто брал ее с собою. Насмотрелась Женя на
фабричную жизнь, душа переболела. Взялась помогать молодому технику Цыганову,
что для фабричных чтения устраивал, книжки подбирала. Раз, когда все сделала,
заторопилась домой. Да Цыганов вдруг бросился на нее и повалил на пол. Дома
ничего не сказала, ужас и стыд мучили. Себя во всем винила: Цыганов «просто
ослеп». И всякий раз, когда приходила к нему помочь, — повторялся тот вечер. И
молила его пощадить, не трогать, но он не хотел слышать. Через год исчез
Цыганов с фабрики, вздохнула было Женя, да тут точь-в-точь произошло то же
самое и в другой раз, только с братом ее, юнкером. И его молила, но и он не
хотел слышать. А когда через год брат из Москвы уехал — молодой доктор,
помощник отца, заменил брата. И три года она молчала. И себя винила. Отец,
глядя на нее, тревожился: не переутомилась ли? Уговорил поехать в деревню. И
там в Большой пост на Страстной неделе во вторник ушла она в лес и молилась
три дня и три ночи со всею жгучестью ужаса, стыда и муки. А в Великую пятницу
появилась в церкви, совсем нагая, с бритвою в руке. И когда понесли плащаницу,
стала себя резать, полагая кресты на лбу, на плечах, на руках, на груди. И
кровь ее лилась на плащаницу. С год пролежала в больнице, чуть
заметный шрамик остался на лбу, да и то под волосами не видно. И когда знакомый
отца, бухгал- [106] тер Маракулин
Алексей Иванович, объяснился ей — решилась, рассказала все без утайки. Он
слушал кротко и плакал, — любил ее. А сын помнил лишь: мать была странная. Всю ночь не
заснул Маракулин, лишь раз забылся на минуту, и приснился ему сон, будто
Плотников уговаривает: лучше жить без головы, и режет ему шею бритвой. А
приехал — горячка у Плотникова: «головы нет, рот на спине, и глаза на плечах.
Он — улей». А не то — король заполярного государства, управляет всем земным
шаром, хочет — влево вращает, хочет — вправо, то остановит, то пустит. Вдруг —
после месячного запоя — узнал Плотников Маракулина: «Петруша,
хвост-прохвост...» — и, шатнувшись к дивану, завалился спать на двое суток. А
мать — плачет и благодарит: «Исцелил его, батюшка!» Когда очнулся
Павел, потащил Маракулина в трактир, там за столиком признался: «Я в тебя,
Петруша, как в Бога верую, не заладится в делах — имя твое назову, — смотришь,
опять все по-старому». И таскал за собой, потом — на вокзал проводил. Уже в
вагоне вспомнил Маракулин: так и не успел на могиле матери побывать. И
какая-то тоска хлынула на него... Невесело
квартиранты встретили Пасху. Василий Александрович выписался из больницы, ходил
с трудом, будто без пяток. Вере Николаевне не до аттестата — доктор
посоветовал куда-то в Абастуман отправляться: с легкими неладно. Анна
Степановна с ног валилась, ждала увольнения и все улыбалась своею больной
страшной улыбкой. И когда Сергей Александрович с театром условие заключил о
поездке за границу, других стад звать: «Россия задыхается среди всяких Бурковых.
Всем за границу надо, хоть на неделю». — «А на какие мы деньги поедем?» —
улыбалась Анна Степановна. «Я достану денег, — сказал Маракулин, вспомнив о
Плотникове, — тысячу рублей достану!» И все поверили. И головы закружились.
Там, в Париже, найдут они все себе место на земле, работу, аттестат зрелости,
потерянную радость. «Верочку бы отыскать», — схватился вдруг Маракулин: сделается
она в Париже великою актрисой, и мир сойдет на нее. По вечерам
Акумовна гадала, и выходила всем большая перемена. «А не взять ли нам и
Акумовну?» — подмигивал Сергей Александрович. «Что ж, и поеду, воздухом
подышу!» И пришел
наконец ответ от Плотникова: через банк перевел Маракулину двадцать пять
рублей. И уехал Сергей Александрович с театром за границу, а Веру Николаевну и
Анну Степановну уговорил поселиться с Василием Александровичем в Финляндии, в
Тур-Киля, — за ним уход нужен. [107] С утра до вечера ходил Маракулин
по Петербургу из конца в конец, как мышь в мышеловке. И ночью приснилась ему
курносая, зубатая, голая: «В субботу, — стучит зубами, смеется, — мать будет в
белом!» В тоске смертельной проснулся Маракулин. Была пятница. И поледенел весь
от мысли: срок ему — суббота. И не хотел верить сну, и верил, и, веря, сам себя
приговаривал к смерти. И почувствовал Маракулин, что не вынесет, не дождется
субботы, и в тоске смертельной с утра, бродя по улицам, только и ждал ночи:
увидать Верочку, все рассказать ей и проститься. Беда его водила, метала с
улицы на улицу, путала, — это судьба, от которой не уйти. И ночь мотался —
пытался Верочку отыскать. И суббота наступила и уж подходила к концу, час
близился. И пошел Маракулин к себе: может, сон иное значит, что ж у Акумовны он
не спросил? Долго звонил и вошел уж с черного
хода. Дверь в кухню оказалась незапертой. Акумовна сидела в белом платке. «Мать
будет в белом!» — вспомнил Маракулин и застонал. Вскочила Акумовна и рассказала,
как полезла утром на чердак, белье там висело, да кто-то и запер. Вылезла на
крышу, чуть не соскользнула, кричать пытается — голоса нет. Хотела уж по
желобу спускаться, да дворник увидел: «Не лазь, — кричит, — отопру!» Маракулин свое рассказал. «Что
этот сон означает, Акумовна?» Молчит старуха. Часы на кухне захрипели,
отстукали двенадцать часов. «Акумовна? — спросил Маракулин. — Воскресенье настало?»
— «Воскресенье, спите спокойно». И, выждав, пока Акумовна угомонится, взял
Маракулин подушку и, как делают летние бурковские жильцы, положив ее на
подоконник, перевесился на волю. И вдруг увидел на мусоре и кирпичах вдоль
шкапчиков-ларьков зеленые березки, почувствовал, как медленно подступает,
накатывается прежняя его потерянная радость. И, не удержавшись, с подушкой
полетел с подоконника вниз. «Времена созрели, — услышал он как со дна колодца,
— наказание близко. Лежи, болотная голова». Маракулин лежал в крови с разбитым
черепом на Бурковом дворе. Михаил Петрович Арцыбашев 1878-1927Санин - Роман (1908)Герой
романа Владимир Санин прожил долгое время вне семьи, вероятно, поэтому он
легко овладевает нитями всех коллизий, которые замечает в родном доме и в знакомом
городе. Сестра Санина, красавица Аида, «тонкое и обаятельное сплетение изящной
нежности и ловкой силы», увлекается совсем недостойным ее офицером Зарудиным.
Некоторое время они даже встречаются к взаимному удовольствию с той небольшой
разницей, что после свиданий у Зарудина ровное хорошее настроение, а у Лиды
тоска и негодование на саму себя. Забеременев, она справедливо назовет его
«скотиной». Лида совсем не ждала от него предложения, но он не находит слов,
чтобы успокоить девушку, для которой стал первым мужчиной, и у нее возникает
желание покончить с собой. От необдуманного шага ее спасает брат: «Умирать не
стоит. Посмотри, как хорошо... Вон как солнце светит, как вода течет. Вообрази,
что после твоей смерти узнают, что ты умерла беременной: что тебе до того!..
Значит, ты умираешь не оттого, что беременна, а оттого, что боишься людей,
боишься, что они не дадут тебе жить. Весь ужас твоего несчастья не в том, что
оно несчастье, а в том, что ты ставишь его между собой и жизнью и думаешь, что
за ним уже ничего нет. На самом деле жизнь остается такою, как и была...» [109] Красноречивому Санину удается
убедить влюбленного в Лиду молодого, но робкого Новикова жениться на ней. Он
просит за нее у него прощения (ведь это только был «весенний флирт») и
советует, не думая о самопожертвовании, отдаться до конца своей страсти: «Ты
светел лицом, и всякий скажет, что ты святой, а потерять ровно ничего не
потерял, у Лиды остались те же руки, те же ноги, та же страсть, та же жизнь...
Приятно наслаждаться, зная, что делаешь святое дело!» Ума и деликатности в
Новикове оказывается достаточно, и Лида соглашается выйти за него замуж. Но тут оказывается, что и офицеру
Зарудину знакомы угрызения совести. Он является в дом, где всегда был хорошо
принят, но на этот раз его чуть было не выгоняют за дверь и вдогонку кричат,
чтобы больше не возвращался. Зарудин чувствует себя оскорбленным и решает
вызвать «главного обидчика» Санина на дуэль, но тот категорически отказывается
стреляться («Я не хочу никого убивать и еще больше не хочу быть убитым»).
Встретившись в городе на бульваре, они в очередной раз выясняют отношения, и
Санин укладывает Зарудина одним ударом кулака. Публичное оскорбление и ясное
понимание того, что ему никто не сочувствует, заставляют щеголеватого офицера
выстрелить себе в висок. Параллельно любовной истории Лиды
в тихом патриархальном городе развивается роман молодого революционера Юрия
Сварожича и юной учительницы Зины Карсавиной. К стыду своему, он вдруг осознает,
что любит женщину не до конца, что не способен отдаться могучему порыву
страсти. Овладеть женщиной, потешиться и бросить ее он не может, но жениться он
тоже не может, поскольку боится мещанского счастья с женой, детьми и
хозяйством. Вместо того чтобы порвать с Зиной, он кончает с собой. Перед
смертью он штудирует Екклезиаст, и «ясная смерть вызывает в его душе
беспредельную тяжелую злобу». Санин, поддавшись очарованию
Зининой красоты и летней ночи, объясняется ей в любви. По-женски она счастлива,
но ее мучают угрызения совести по утраченной «чистой любви». Она не
догадывается об истинной причине самоубийства Сварожича, ее не убеждают слова
Санина: «Человек — гармоничное сочетание тела и духа, пока оно не нарушено.
Естественно, его нарушает только приближение смерти, но мы сами разрушаем его
уродливым миросозерцанием... Мы заклеймили тела животностью, стали стыдиться
их, облекли в унизительную форму и создали однобокое существование... Те из
нас, которые слабы по существу, не замечают этого и влачат жизнь в цепях, но те,
которые слабы только вследствие связавшего их ложного взгляда на [110] жизнь и самих
себя, те — мученики: смятая сила рвется вон, тело просит радости и мучает их
самих. Всю жизнь они бродят среди раздвоений, хватаются за каждую соломинку в
сфере новых нравственных идеалов и в конце концов боятся жить, тоскуют, боятся
чувствовать...» Смелые мысли
Санина пугают местную интеллигенцию, учителей, врачей, студентов и офицеров,
особенно когда Владимир говорит, что .Сварожич «жил глупо, мучал себя по
пустякам и умер дурацкой смертью». Его мысли «нового человека» или даже
сверхчеловека разлиты по всей книге, во всех диалогах, в разговорах с сестрой,
матерью, многочисленными персонажами. Его возмущает христианство в той форме,
которая открылась человеку начала XX в. «По-моему, христианство сыграло в жизни
печальную роль... В то время, когда человечеству становилось уже совсем
невмоготу и уже немногого не хватало, чтобы все униженные и обездоленные
взялись за ум и одним ударом опрокинули невозможно тяжелый и несправедливый
порядок вещей, просто уничтожив все, что жило чужою кровью, как раз в это время
явилось тихое, смиренно мудрое, многообещающее христианство. Оно осудило
борьбу, обещало внутреннее блаженство, навеяло сладкий сон, дало религию непротивления
злу насилием и, выражаясь коротко, выпустило пар!.. На человеческую личность,
слишком неукротимую, чтобы стать рабом, надело христианство покаянную хламиду
и скрыло под ней все краски человеческого духа... Оно обмануло сильных, которые
могли бы сейчас, сегодня же, взять в руки свое счастье, и центр тяжести их
жизни перенесло в будущее, в мечту о несуществующем, о том, что никто из них не
увидит...» Санин — революционер ницшеанско-дионисийского толка — нарисован
автором книги как лицо весьма симпатичное и привлекательное. Для современного
слуха он ни циничен, ни груб, однако российская провинция, застоявшееся болото
косности и идеализма, его отторгает. [111] Александр Степанович Грин 1880-1932Алые паруса - феерия Повесть (1920-1921)Лонгрен,
человек замкнутый и нелюдимый, жил изготовлением и продажей моделей парусников
и пароходов. Земляки не очень жаловали бывшего моряка, особенно после одного
случая. Как-то во время жестокого шторма
лавочник и трактирщик Меннерс был унесен в своей лодке далеко в море.
Единственным свидетелем происходящего оказался Лонгрен. Он спокойно курил
трубку, наблюдая, как тщетно взывает к нему Меннерс. Лишь когда стало
очевидным, что тому уже не спастись, Лонгрен прокричал ему, что вот так же и
его Мери просила односельчанина о помощи, но не получила ее. Лавочника на шестой день подобрал
среди волн пароход, и тот перед смертью рассказал о виновнике своей гибели. Не рассказал он лишь о том, как пять
лет назад жена Лонгрена обратилась к нему с просьбой дать немного взаймы. Она
только что родила малютку Ассоль, роды были нелегкими, и почти все ее деньги
ушли на лечение, а муж еще не вернулся из плавания. Меннерс посоветовал не
быть недотрогой, тогда он готов помочь. Несчастная жен- [112] шина в непогоду
отправилась в город заложить кольцо, простудилась и умерла от воспаления
легких. Так Лонгрен остался вдовцом с дочерью на руках и не мог уже больше
ходить в море. Что бы там ни
было, а весть о таком демонстративном бездействии Лонгрена поразила жителей
деревни сильнее, чем если бы он собственными руками утопил человека.
Недоброжелательство перешло чуть ли не в ненависть и обратилось также на ни в
чем не повинную Ассоль, которая росла наедине со своими фантазиями и мечтами и
как будто не нуждалась ни в сверстниках, ни в друзьях. Отец заменил ей и мать,
и подруг, и земляков. Однажды, когда
Ассоль было восемь лет, он отправил ее в город с новыми игрушками, среди
которых была миниатюрная яхта с алыми шелковыми парусами. Девочка спустила
кораблик в ручей. Поток понес его и увлек к устью, где она увидела незнакомца,
державшего в руках ее кораблик. Это был старый Эгль, собиратель легенд и
сказок. Он отдал игрушку Ассоль и поведал о том, что пройдут годы и за ней на
таком же корабле под алыми парусами приплывет принц и увезет ее в далекую
страну. Девочка
рассказала об этом отцу. На беду, нищий, случайно слышавший ее рассказ, разнес
слух о корабле и заморском принце по всей Каперне. Теперь дети кричали ей
вслед: «Эй, висельница! Красные паруса плывут!» Так она прослыла полоумной. Артур Грэй,
единственный отпрыск знатной и богатой фамилии, рос не в хижине, а в родовом
замке, в атмосфере предопределенности каждого нынешнего и будущего шага. Это,
однако, был мальчик с очень живой душой, готовый осуществить свое собственное
жизненное предназначение. Был он решителен и бесстрашен. Хранитель их
винного погреба Польдишок рассказал ему, что в одном месте зарыты две бочки
аликанте времен Кромвеля и цвет его темнее вишни, а густое оно, как хорошие
сливки. Бочки сделаны из черного дерева, и на них двойные медные обручи, на
которых написано: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». Это вино никто не
пробовал и не попробует. «Я выпью его, — сказал Грэй, топнув ногой, и сжал
ладонь в кулак: — Рай? Он здесь!..» При всем том
он был в высшей степени отзывчив на чужую беду, и его сочувствие всегда
выливалось в реальную помощь. В библиотеке
замка его поразила картина какого-то знаменитого мариниста. Она помогла ему
понять себя. Грэй тайно покинул дом и поступил на шхуну «Ансельм». Капитан Гоп
был добрым человеком, но суровым моряком. Оценив ум, упорство и любовь к морю
молодого матроса, Гоп решил «сделать из щенка капитана»: познакомить с [113] навигацией,
морским правом, лоцией и бухгалтерией. В двадцать лет Грэй купил трехмачтовый
галиот «Секрет» и плавал на нем четыре года. Судьба привела его в Лисс, в
полутора часах ходьбы от которого находилась Каперна. С наступлением темноты вместе с
матросом Летикой Грэй, взяв удочки, отплыл на лодке в поисках подходящего для
рыбной ловли места. Под обрывом за Каперной они оставили лодку и развели костер.
Летика отправился ловить рыбу, а Грэй улегся у костра. Утром он пошел
побродить, как вдруг в зарослях увидел спящую Ассоль. Он долго разглядывал
поразившую его девушку, а уходя, снял с пальца старинное кольцо и надел на ее
мизинец. Затем они с Летикой дошли до
трактира Меннерса, где теперь хозяйничал молодой Хин Меннерс. Он рассказал,
что Ассоль — полоумная, мечтающая о принце и корабле с алыми парусами, что ее
отец — виновник гибели старшего Меннерса и ужасный человек. Сомнения в
правдивости этих сведений усилились, когда пьяный угольщик заверил, что
трактирщик врет. Грэй и без посторонней помощи успел кое-что понять в этой
необыкновенной девушке. Она знала жизнь в пределах своего опыта, но сверх того
видела в явлениях смысл иного порядка, делая множество тонких открытий, непонятных
и ненужных жителям Каперны. Капитан во многом был и сам таким
же, немного не от мира сего. Он отправился в Лисс и отыскал в одной из лавок
алый шелк. В городе он встретил старого знакомого — бродячего музыканта Циммера
— и попросил к вечеру прибыть на «Секрет» со своим оркестром. Алые паруса привели в недоумение
команду, как и приказ продвинуться к Каперне. Тем не менее утром «Секрет»
вышел под алыми парусами и к полудню уже был в виду Каперны. Ассоль была потрясена зрелищем
белого корабля с алыми парусами, с палубы которого лилась музыка. Она
бросилась к морю, где уже собрались жители Каперны. Когда появилась Ассоль, все
смолкли и расступились. От корабля отделилась лодка, в которой стоял Грэй, и
направилась к берегу. Через некоторое время Ассоль уже была в каюте. Все
совершилось так, как предсказывал старик. В тот же день открыли бочку
столетнего вина, которое никто и никогда еще не пил, а наутро корабль был уже
далеко от Каперны, унося поверженный необыкновенным вином Грэя экипаж. Не спал
только Циммер. Он тихо играл на своей виолончели и думал о счастье. [114] Бегущая по волнам - Роман (1928)Вечером
у Стерса играли в карты. Среди собравшихся был Томас Гарвей, молодой человек,
застрявший в Лиссе из-за тяжелой болезни. Во время игры Гарвей услышал женский
голос, отчетливо произнесший: «Бегущая по
волнам». Причем остальные игроки ничего не услышали. Днем раньше из
окна харчевни Гарвей наблюдал, как с парохода сошла девушка, державшаяся так,
будто была одарена тайной подчинять себе обстоятельства и людей. Наутро Томас
отправился выяснять, где остановилась поразившая его незнакомка, и узнал, что
зовут ее Биче Сениэль. Ему почему-то
виделась связь между незнакомкой и вчерашним происшествием за картами. Эта
догадка окрепла, когда в порту он увидел судно с легкими обводами и на борту
его надпись: «Бегущая по волнам». Капитан Гез,
неприветливый и резкий человек, отказался взять Гарвея пассажиром без
разрешения владельца — некоего Брауна. С запиской
Брауна капитан принял Гарвея почти что любезно, познакомил со своими
помощниками Синкрайтом и Бутлером, которые произвели неплохое впечатление, в
отличие от остальной команды, похожей больше на сброд, чем на моряков. Во время
плавания Томас узнал, что судно построено Нэдом Сениэлем. Портрет его дочери
Биче Сениэль Гарвей уже видел на столе в каюте капитана. Гез купил корабль,
когда Нэд разорился. В Дагоне на
борт поднялись три женщины. Гарвею не хотелось принимать участие в начавшемся у
капитана веселье, и он остался у себя. Через некоторое время, услышав крики
одной из женщин и угрозы пьяного капитана, Гарвей вмешался и, защищаясь,
свалил капитана ударом в челюсть. В бешенстве
Гез приказал посадить его в шлюпку и пустить ее в открытое море. Когда шлюпку
уже относило от борта, закутанная с ног до головы женщина ловко перескочила к
Гарвею. Под градом насмешек они отчалили от корабля. Когда
незнакомка заговорила, Гарвей понял, что именно этот голос он услышал на
вечеринке у Стерса. Девушка назвалась Фрези Грант и велела Гарвею держать курс
на юг. Там его подберет судно, идущее в Гель-Гью. Взяв с него слово никому о
ней не рассказывать, в том числе и Биче Сениэль, Фрези Грант сошла на воду и
унеслась вдаль по волнам. [115] К полудню Гарвею действительно
встретился «Нырок», идущий в Гель-Гью. Здесь, на судне, Гарвей снова услышал о
Фрези Грант. Однажды при совершенно спокойном море поднявшаяся волна опустила
фрегат ее отца вблизи необычайной красоты острова, причалить к которому не было
возможности. Фрези, однако, настаивала, и тогда молодой лейтенант вскользь
заметил, что девушка так тонка и легка, что смогла бы добежать по воде. В ответ
она спрыгнула на воду и легко побежала по волнам. Тут опустился туман, а когда
он рассеялся, не видно было ни острова, ни девушки. Говорят, она стала являться
потерпевшим кораблекрушение. Гарвей слушал легенду с особым
вниманием, но это заметила только Дэзи, племянница Проктора. Наконец «Нырок»
подошел к Гель-Гью. Город был во власти карнавала. Гарвей пошел вместе с
пестрой толпой и оказался около мраморной фигуры, на постаменте которой была
надпись: «Бегущая по волнам». Город, оказывается, был основан
Вильямсом Гобсом, потерпевшим крушение сто лет назад в окрестных водах. А
спасла его фрези Грант, прибежавшая по волнам и назвавшая курс, выведший Гобса
к пустынному тогда берегу, где он и обосновался. Тут Гарвея окликнула какая-то
женщина и сообщила, что в театре его ждет особа в желтом платье с коричневой
бахромой. Не сомневаясь, что это Биче Сениэль, Гарвей поспешил в театр. Но
женщиной, одетой, как было сказано, оказалась Дэзи. Она была разочарована тем,
что Гарвей назвал ее именем Биче, и быстро ушла. Через минуту Гарвей увидел
Биче Сениэль. Она привезла деньги и теперь искала встречи с Гезом, чтобы
выкупить судно. Гарвею удалось узнать, в какой гостинице остановился Гез.
Наутро он отправился туда вместе с Бутлером. Они поднялись к капитану. Гез
лежал с простреленной головой. Сбежался народ. Вдруг привели
Биче Сениэль. Оказалось, что накануне капитан был сильно пьян. Утром к нему
пришла барышня, а потом прогремел выстрел. Девушку задержали на лестнице. Но
тут заговорил Бутлер и признался, что это он убил Геза. У него был свой счет с
мошенником. Оказывается, «Бегущая по волнам» везла груз опия, и Бутлеру
причиталась значительная часть дохода, но капитан обманул его. Геза он в номере не застал, а
когда тот появился с дамой, Бутлер спрятался в шкаф. Но свидание окончилось
безобразной сценой, и, чтобы избавиться от Геза, девушка выпрыгнула из окна на
лестничную площадку, где ее потом и задержали. Когда Бутлер выбрался из [116] шкафа, капитан
накинулся на него, и Бутлеру не оставалось ничего другого, как убить его. Узнав правду о
корабле, Биче распорядилась продать оскверненное судно с аукциона. Перед
расставанием Гарвей рассказал Биче о своей встрече с Фрези Грант. Биче вдруг
стала настаивать, что рассказ его — легенда. Гарвей же подумал, что Дэзи
отнеслась бы к его рассказу с полным доверием, и с сожалением вспомнил, что
Дэзи помолвлена. Прошло
какое-то время. Однажды в Леге Гарвей повстречал Дэзи. Она рассталась с женихом,
и в рассказе ее об этом не чувствовалось сожаления. Вскоре Гарвей и Дэзи
поженились. Их дом на берегу моря посетил доктор Филатр. Он рассказал о
судьбе судна «Бегущая по волнам», обветшавший корпус которого он обнаружил
возле пустынного острова. Как и при каких обстоятельствах экипаж покинул судно,
так и оставалось загадкой. Видел филатр и
Биче Сениэль. Она была уже замужем и передала для Гарвея коротенькое письмо с
пожеланием счастья. Дэзи, по ее
словам, ожидала, что в письме будет признано право Гарвея видеть то, что он
хочет. Дэзи Гарвей говорит от липа всех: «Томас Гарвей, вы
правы. Все было так, как вы рассказали. Фрези Грант! Ты существуешь! Отзовись!» «Добрый вечер,
друзья! — услышали мы с моря. — Я тороплюсь, я бегу...» Андрей Белый 1880-1934Серебряный голубь - Роман (1911)В
золотое утро жаркого, душного, пыльного Троицына дня идет по дороге к славному
селу Целебееву Дарьяльский, ну тот самый, что уж два года снимал Федорову избу
да часто хаживал к товарищу своему, целебеевскому дачнику Шмидту, который дни и
ночи проводит за чтением философических книг. Теперь в соседнем Гуголеве живет
Дарьяльский, в поместье баронессы Тодрабе-Граабен — внучка ее Катя, невеста
его. Три дня, как обручились, хоть и не нравится старой баронессе простак и
бобыль Дарьяльский. Идет Дарьяльский в Целебеевскую церковь мимо пруда — водица
в нем ясная, голубая, — мимо старой березы на берегу; тонет взором в сияющей —
сквозь склоненные ветви, сквозь сверкающую кудель паука — глубокой небесной
сини. Хорошо! Но и странный страх закрадывается в сердце, и голова кружится от
бездны голубой, и бледный воздух, коли приглядеться, вовсе черен. В храме — запах ладана,
перемешанный с запахом молодых берез, мужицкого пота и смазных сапог. Дарьяльский
приготовился слушать службу — и вдруг увидел: пристально смотрит на него баба в
красном платке, лицо безбровое, белое, все в рябинах. Рябая баба, ястреб
оборотнем проникает в его душу, тихим смехом и сладким покоем входит в
сердце... [118] Из церкви все
уже вышли. Баба в красном платке выходит, за ней столяр Кудеяров. Странно так
взглянул на Дарьяльского, маняще и холодно, и пошел с бабой рябой, работницей
своей. В глубине лога Прячется изба Митрия Мироновича Кудеярова, столяра.
Мебель он делает, и из Лихова, и из Москвы заказывают у него. Днем работает, по
вечерам к попу Вуколу ходит — начитан столяр в писании, — а по ночам странный
свет сквозь ставни избы кудеяровской идет — то ли молится, то ли с работницей своей Матреной милуется
столяр, и гости-странники по тропинкам протоптанным в дом столяра приходят... Не зря, видно,
ночами молились Кудеяр и Матрена, благословил их господь стать во главе новой
веры, голубиной, тоись, духовной, — почему и называлось согласие ихнее согласием
Голубя. И уже объявилась верная братия по окрестным селам и в городе Лихове, в
доме богатейшего мукомола Луки Силыча Еропегина, но до поры не открывал себя
голубям Кудеяр. Вера голубиная должна была явить себя В некоем таинстве,
духовное дитя должно было народиться на свет. Но для того надобен был человек,
который был в силах принять на себя свершение таинств сих. И выбор Кудеяра пал
на Дарьяльского. В Духов день вместе с нищим Абрамом, вестником лиховских
голубей, пришел Кудеяр в Лихов, в дом купца Еропегина, к жене его Фекле
Матвеевне. Сам-то Лука Силыч два дня находился в отъезде и не ведал, что дом
его превратился в приход голубиный, только чувствовал, неладное что-то в доме,
шорохи, шептания поселились в нем, да Пусто ему становилось от вида Феклы
Матвеевны, дебелой бабы, «тетехи-лепехи». Чах он в доме и слаб становился, и
снадобье, которое тайно подсыпала ему в чай жена по научению столяра, видно, не
помогало. К полуночи
собралась голубиная братия в бане, Фекла Матвеевна, Аннушка-голубятня, ее экономка,
старушки лиховские, мещане, медиик Сухоруков. Стены березовыми ветками
украшены, стол покрыт бирюзовым атласом с красным нашитым посредине бархатным
сердцем, терзаемым серебряным бисерным голубем, — ястребиный у голубя вышел в
рукоделии том клюв; над оловянными светильниками сиял водруженный тяжелый
серебряный голубь. Почитает столяр молитвы,
обернется, прострет руки над прибранным столом, закружится в хороводе
братия, оживет на древке голубь, загулькает, слетит на стол, цапает коготками
атлас и клюет изюминки... День провел в
Целебееве Дарьяльский. Ночью через лес возвращается он в Гутолево, плутает,
блуждает, охваченный страхами ночными, и будто видит перед собой глаза волчьи,
зовущие косые глаза Матре- [119] ны, ведьмы рябой.
«Катя, ясная моя Катя», — бормочет он, бежит от наваждения. Целую ночь
ждала Дарьяльского Катя, пепельные локоны спадают на бледное личико, явственно
обозначились синие круги под глазами. И старая баронесса замкнулась в гордом молчании,
рассержена на внучку. В молчании пьют чай, старый лакей Евсеич прислуживает. А
Дарьяльский входит легкий и спокойный, будто и не было вчерашнего и
пригрезились беды. Но обманчива эта легкость, проснется взрытая взглядом бабы
гулящей душевная глубина, утянет в бездну; разыграются страсти... Тройка, будто черный большой,
бубенцами расцвеченный куст, бешено выметнулась из лозин и замерла у крыльца
баронессиного дома. Генерал Чижиков — тот, что комиссионерствует для купцов и о
ком поговаривают, будто не Чижиков он, а агент третьего отделения Матвей
Чижов, — и Лука Силыч Еропегин пожаловали к баронессе. «Зачем это гости
приехали», — думает Дарьяльский, глядит в окно, — еще одна фигурка
приближается, нелепое существо в серой фетровой шляпе на маленькой, словно
приплюснутой головке. Однокашник его Семен Чухолка, всегда появлялся он в
дурные для Дарьяльского дни. Еропегин баронессе векселя предъявляет, говорит,
что не стоят больше ничего ценные ее бумаги, уплаты требует. Разорена
баронесса. Вдруг странное существо с совиным носиком вырастает перед ней —
Чухолка. «Вон!» — кричит баронесса, но в дверях уже Катя, и Дарьяльский в гневе
подступает... Пощечина звонко щелкнула в воздухе, разжалась баронессина рука у
Петра на щеке... Казалось, провалилась земля между этими людьми и все бросились
в зияющую бездну. Прощается Дарьяльский с местом любимым, уже никогда здесь не
ступит его нога. В Целебееве Дарьяльский, шатается, пьет, про Матрену,
работницу столяра, выспрашивает. Наконец, у старого дуба дуплистого повстречался
с ней. Взглянула глазами косыми, заходить пригласила. А к дубу уже другой
человек идет. Нищий Абрам с оловянным голубем на посохе. Рассказывает о голубях
и вере голубиной Дарьяльскому. «Ваш я», — отвечает Дарьяльский. Лука Силыч Еропегин возвращался в
Лихов, домой, о прелестях Аннушки, экономки своей, мечтал. Стоял на перроне,
посматривал все он искоса на пожилого господина, сухого, поджарого, — спина
стройная, прямая, как у юноши. В поезде представился ему господин, Павел
Павлович Тодрабе-Граабен, сенатор, по делу сестры своей, баронессы Граабен,
приехал. Как ни юлит Лука Силыч, понимает, с сенатором ему не сладить и
баронессиных денег не видать. К дому подходит хмурый, а ворота заперты. Видит
Еропегин: неладно в доме. [120] Жену, которая к
целебеевской попадье хотела поехать, отпустил, сам комнаты обошел да в женином
сундуке предметы голубиных радений обнаружил: сосуды, длинные, до полу, рубахи,
кусок атласу с терзающим сердце серебряным голубем. Аннушка-голубятня входит,
обнимает нежно, ночью обещает все рассказать. А ночью зелье подмешала ему в
рюмку, хватил удар Еропегина, речи лишился он. Катя с
Евсеичем письма шлет в Целебеево, — скрывается Дарьяльский; Шмидт, в своей даче
живущий среди книг философических, по астрологии и каббале, по тайной
премудрости, смотрит гороскоп Дарьяльского, говорит, что ему грозит беда; Павел
Павлович от бездны азиатской зовет назад, на запад, в Гуголево, — Дарьяльский
отвечает, что идет на Восток. Все время проводит с бабой рябой Матреной, все
ближе становятся они. Как взглянет на Матрену Дарьяльский — ведьма она, но
глаза ясные, глубокие, синие. Уезжавший из дома столяр вернулся, застал
любовников. Раздосадован он, что сошлись они без него, а пуще злится, что
крепко влюбилась Матрена в Дарьяльского. Положит руку на грудь Матрены, и луч
золотой входит в ее сердце, и плетет столяр золотую кудель. Запутались в
золотой паутине Матрена и Дарьяльский, не вырваться из нее... Помощником
работает Дарьяльский у Кудеяра, в избе кудеяровской любятся они с Матреной и
молятся со столяром ночами. И будто из тех духовных песнопений дитя рождается,
оборачивается голубем, ястребом бросается на Дарьяльского и грудь рвет ему...
Тяжело становится у Дарьяльского на душе, задумывается он, вспоминает слова
Парацельса, что опытный магнетизер может использовать людские любовные силы
для своих целей. А к столяру гость приехал, медник Сухоруков из Лихова. Во
время молений все казалось Дарьяльскому, что трое их, но кто-то четвертый
вместе с ними. Увидел Сухорукова, понял: он четвертый и есть. В чайной
шушукаются Сухоруков со столяром. Это медник зелье Аннушке для Еропегина
принес. Столяр жалуется, что слаб оказался Дарьяльский, а отпускать его нельзя.
А Дарьяльский с Евсеичем разговаривает, косится на медника и столяра,
прислушивается к шепоту их, решает ехать в Москву. На другой день
едет Дарьяльский с Сухоруковым в Лихов. Следит за медником, сжимает Дарьяльский
в руке трость и ощупывает бульдог в кармане. Сзади на дрожках кто-то скачет за
ними, и Дарьяльский гонит телегу. На поезд московский он опаздывает, в
гостинице мест нет. В кромешной тьме ночной сталкивается с медником и идет
ночевать в еропегинский дом. Немощный старик Еропегин, силящийся все что-то
сказать, кажется ему самой смертью, Аннушка-голубят- [121] ня говорит, что
будет спать он во флигеле, проводит его в баню и закрывает дверь на ключ.
Спохватывается Дарьяльский, а пальто с бульдогом в доме оставил. И вот
топчутся у дверей четверо мужиков и ждут чего-то, поскольку были они людьми.
«Входите же!» — кричит Дарьяльский, и они вошли, ослепительный удар сбил
Дарьяльского. Слышались вздохи четырех сутулых сросшихся спин над каким-то
предметом; потом явственный такой будто хруст продавленной груди, и стало
тихо... Одежду сняли, тело во что-то
завернули и понесли. «Женщина с распущенными волосами шла впереди с
изображением голубя в руках». Петербург - Роман (1913)Аполлон
Аполлонович Аблеухов сенатор весьма почтенного рода: он имеет своим предком
Адама. Впрочем, если говорить о временах не столь отдаленных, то во времена
царствования Анны Иоанновны киркиз-кайсацкий мирза Аб-Лай поступил на русскую
службу, был назван в крещении Андрей и получил прозвище ухов. Доводился он прапрадедом Аполлону
Аполлоновичу. Аполлон Аполлонович готовится
ехать в Учреждение, он главой был Учреждения и оттуда циркуляры отправлял по
всей России. Циркулярами он управлял. Аполлон Аполлонович уже встал,
обтерся одеколоном, записал в «Дневнике» — который издан будет после его смерти
— в голову пришедшую мысль. Он откушал кофию, осведомился о сыне и, узнав, что
сын его Николай Аполлонович еще не вставал, — поморщился. Каждое утро сенатор
расспрашивал о сыне и каждое утро морщился. Разобрал корреспонденцию и в
сторону отложил, не распечатав, пришедшее из Испании письмо от жены своей Анны
Петровны. Два с половиною года назад супруги расстались, уехала Анна Петровна с
итальянским певцом. Молодцеватый, в черном цилиндре,
в сером пальто, на ходу натягивая черную перчатку, сбегает Аполлон Аполлонович
с крыльца и садится в карету. Карета полетела на Невский.
Полетела в зеленоватом тумане вдоль в бесконечность устремившегося проспекта,
мимо кубов домов со [122] строгой
нумерацией, мимо циркулирующей публики, от которой надежно огражден был
Аполлон Аполлонович четырьмя перпендикулярными стенками. Сенатор не любил
открытых пространств, не мог выносить зигзагообразных линий. Ему нравилась
геометрическая правильность кубов, параллелепипедов, пирамид, ясность прямых,
распланированность петербургских проспектов. Встающие в тумане острова, в
которые вонзались стрелы проспектов, вызывали у него страх. Житель островов,
разночинный, фабричный люд, обитатели хаоса, считал сенатор, угрожают
Петербургу. Из огромного
серого дома на семнадцатой линии Васильевского острова, спустившись по черной,
усеянной огуречными корками лестнице, выходит незнакомец с черными усиками. В
руках узелок, который он бережно держит. Через Николаевский мост идет в потоке
людей — синих теней в сумраке серого утра — тень незнакомца в Петербург.
Петербург он давно ненавидел. На перекрестке
остановилась карета... Вдруг. Испуганно поднял руки в перчатках Аполлон
Аполлонович, как бы стараясь защитить себя, откинулся в глубину кареты,
ударился о стенку цилиндром, обнажил голый череп с огромными оттопыренными
ушами. Пламенеющий, уставленный на него взгляд вплотную с каретой шедшего
разночинца пронзил его. Пролетела
карета. Незнакомец же дальше был увлечен потоком людским. Протекала по
Невскому пара за парой, слов обрывки складывались в фразы, заплеталась невская
сплетня: «Собираются...», «Бросить...», «В кого же...», «В Абл...». Провокация
загуляла по Невскому, провокацией обернулись слова в незнакомце, провокация
была в нем самом. «Смотрите, какая смелость, Неуловимый», — услышал незнакомец
у себя за спиной. Из осенней
промозглости в ресторанчик входит незнакомец. Аполлон
Аполлонович в этот день был как-то особенно сосредоточен. Разыгрались праздные
мысли, завелась мозговая игра. Вспоминает, что видел он незнакомца у себя в доме.
Из мозговой игры сенатора, из эфемерного бытия вышел незнакомец и утвердился в
реальности. Когда
незнакомец исчез в дверях ресторанчика, два силуэта показались; толстый,
высокий, явно выделявшийся сложением и рядом паршивенькая фигурка низкорослого
господинчика с огромной бородавкой на лице. Долетали отдельные фразы их
разговора: «Сенатору Аблеухову издать циркуляр...», «Неуловимому же
предстоит...», «Николаю Аполлоновичу предстоит...», «Дело поставлено как
часовой механизм...», «Получали бы жалованье». [123] В дверях заведения показалась
фигура неприятного толстяка, незнакомец обернулся, особа дружески помахала ему
котиковой шапкой. «Александр Иванович..», «Липпанченко». Особа присаживается
за стол. «Осторожнее», — предупреждает его незнакомец, заметив, что толстяк
хочет положить свой локоть на газетный лист: лист накрывал узелочек. Губы
Липпанченко задрожали. Опасный узелочек просит он отнести на хранение к Николаю
Аполлоновичу Аблеухову, а заодно и письмецо передать. Два с половиною года уже не
встречается с отцом Николай Аполлонович за утренним кофе, не пробуждается
раньше полудня, ходит в бухарском халате, татарских туфельках и ермолке.
Впрочем, по-прежнему читает он Канта и умозаключает, строит цепи логических
предпосылок. С утра получил он коробку от костюмера: в коробке атласное
красное домино. В петербургский сырой сумрак, накинув на плечи николаевку,
отправляется Николай Аполлонович. Под николаевкой выглядывает кусок красного
атласа. Воспоминания о неудачной любви охватили его, вспомнилась та туманная
ночь, когда чуть он не бросился с моста в темные воды и когда созрел в нем план
дать обещание одной легкомысленной партии. В подъезд дома на Мойке входит
Николай Аполлонович и остается в подъездной темноте. Женская тень, уткнув лицо
в муфточку, пробегает вдоль Мойки, входит в подъезд. Дверь открывает служанка
и вскрикивает. В прорезавшей темноту полосе света — красное домино в черной
маске. Выставив маску вперед, домино протягивает кровавый рукав. И когда дверь
захлопнулась, дама видит лежащую у двери визитную карточку: череп с костями
вместо дворянской короны и модным шрифтом набранные слова — «Жду вас в
маскараде там-то, такого-то числа. Красный шут». В доме на Мойке живет Софья
Петровна Лихутина, замужем она за подпоручиком Сергеем Сергеевичем Лихутиным;
Николай Аполлонович был шафером на ее свадьбе. Николай Аполлонович часто бывал
в этом доме, куда приходил и хохол Липпанченко, и курсистка Варвара
Евграфовна, тайно влюбленная в Аблеухова. Вид благородный Николая Аполлоновича
увлек вначале Софью Петровну, но за античной маской открылось в нем вдруг
что-то лягушачье. Софья Петровна и любила и ненавидела Аблеухова, привлекая,
отталкивала от себя и однажды в гневе назвала Красным шутом. Аблеухов
приходить перестал. Утром незнакомец с усиками
приходит к Николаю Аполлоновичу. Визит не слишком приятен Аблеухову, помнит он
опрометчиво данное обещание, думает отказаться, но все как-то не выходит. А
незна- [124] комец узелок
просит взять на хранение, разоткровенничался, жалуется на бессонницу,
одиночество. Вся Россия знает его как Неуловимого, да сам-то он заперт в своей
квартирке на Васильевском острове, никуда не выходит. После ссылки Якутской с
особой одной повстречался он в Гельсингфорсе и зависит теперь от особы. Приезжает Аполлон Аполлонович,
сын представляет ему студента университета Александра Ивановича Дудкина. В нем
узнает Аполлон Аполлонович вчерашнего разночинца. По Петербургу катится гул. Будет
митинг. С известием о митинге к Софье Петровне приезжает Варвара Евграфовна и
просит передать письмо Николаю Аполлоновичу Аблеухову, с которым, по слухам,
должна встретиться Софья Петровна на балу у Цукатовых. Николай Аполлонович
знал, что Софья Петровна будет на митинге. Всегда всех на митинги водит Варвара
Евграфовна. В николаевке, надетой поверх красного домино, бросается он в
петербургский сумрак. Вырвавшись из душного зала, где
выступали ораторы и раздавались крики «Забастовка!», бежит к себе домой Софья Петровна.
На мосту видит она: ей навстречу устремилось красное домино в черной маске. Но
в двух шагах от Софьи Петровны подскальзывается и падает красное домино,
обнаруживая светло-зеленые панталонные штрипки. «Лягушонок, урод, красный шут»,
— кричит Софья Петровна и в гневе шута награждает пинками. Домой она прибегает
расстроенная и в порыве рассказывает все мужу. Сергей Сергеевич пришел в
страшное волнение и, бледный, сжимая кулаки, расхаживал по комнате. Ехать на
бал к Цукатовым он запретил. Обиделась Софья Петровна. В обиде на мужа и на
Аблеухова распечатала она письмо, принесенное Варварой Евграфовной, прочла и
задумала отомстить. В костюме госпожи Помпадур,
несмотря на запрещение мужа, приехала Софья Петровна на бал. Приехал и Аполлон
Аполлонович. Ждали масок. И вот появляется красное домино, а потом и другие
маски. Приглашает мадам Помпадур красное домино на танец, и в танце она вручает
письмо. Не узнает Софью Петровну Аблеухов. В комнате угловой он срывает
конверт, поднимает маску и обнаруживает себя. Скандал. Красное домино —
Николай Аблеухов. И уже низкорослый господинчик с бородавкой сообщает об этом
Аполлону Аполлоновичу. Выбежав из подъезда, в переулке
при свете фонаря Аблеухов снова читает письмо. Он не верит глазам. Поминают ему
данное обещание, предлагают взорвать собственного отца бомбой с часовым механизмом,
что в виде сардинницы хранится в переданном ему узелочке. А тут низкорослый
господинчик подходит, с собой увлекает, ведет в ка- [125] бачок. Сначала
представляется незаконнорожденным сыном Аполлона Аполлоновича, а затем Павлом
Яковлевичем Морковиным, агентом охранного отделения. Говорит, что, если не
выполнит Николай Аполлонович требования, в письме изложенного, он его арестует. Сергей Сергеевич Лихутин, когда
уехала на бал, несмотря на запрещение, Софья Петровна, решает покончить с
собой. Он сбрил усы и побрил шею, мылом намазал веревку, к люстре ее
прикрепил и взобрался на стул. В дверь позвонили, в этот момент он шагнул со
стула и... упал. Недоповесился. Унижением еще большим обернулось для
подпоручика Лихутина самоубийство. Таким обнаружила его Софья Петровна. Она
склонилась над ним и тихонько заплакала. Аполлон Аполлонович про себя
твердо решил, что сын его отъявленный негодяй; скандал на балу, то есть
появление Николая Аполлоновича в красном домино, заставляет его решиться на
выяснение отношений. Но в последний момент Аполлон Аполлонович узнает о приезде
Анны Петровны и неожиданно для себя только это и сообщает сыну и смотрит не с
ненавистью, а с любовью. Еще мгновение, и Николай Аполлонович в раскаянии
бросился бы в ноги отцу, но, заметив его движение, Аполлон Аполлонович вдруг в
гневе указывает на дверь и кричит, что Николай Аполлонович больше не сын ему. У себя в комнате Николай
Аполлонович достает сардинницу, сардинницу ужасного содержания. Без сомнений,
ее следует выбросить в Неву, но пока... пока хотя бы отсрочить ужасное событие,
двадцать раз повернув ключ часового механизма. Александр Иванович просыпается
разбитым и больным. С трудом он поднимается и выходит на улицу. Здесь налетает
на него взволнованный и возмущенный Николай Аполлонович. Из его сбивчивых
объяснений Дудкину становится понятно, для кого предназначена «сардинница
ужасного содержания», вспоминает и письмо, которое забыл передать Николаю Аполлоновичу
и попросил это сделать Варвару Евграфовну. Александр Иванович уверяет
Аблеухова в том, что произошло недоразумение, обещает все уладить и просит
немедленно выкинуть сардинницу в Неву. Странное слово «енфраншиш» бьется
в голове Александра Ивановича. Он приходит в маленький домик с садиком. Дачка
окнами выходила на море, в окно бился куст. Его встречает хозяйка Зоя
Захаровна Флейш. Она разговаривает с каким-то французом. Из соседней комнаты
раздается пение. Зоя Захаровна объясняет, что это перс Шишнарфиев. Фамилия
показалась Дудкину знакомой. Приходит Липпанченко, на Дудкина смотрит он
пренебрежительно, даже брезгливо. Беседует с французом, ждать заставляет
разговора с собой. [126] Как сановная
особа обращается он с Александром Ивановичем. И власть теперь у особы. Дудкин
отстранен, нет у него влияния, он полностью от особы зависит, а особа не
стесняется ему угрожать. Дудкин возвращается домой. На лестнице его встречает
темнота и странные гени у двери квартиры. В комнате ждет его гость, Шишнарфиев,
уверяет, что Петербург, город на болоте, на самом деле царство мертвых; напоминает о
встрече в Гельсингфорсе, когда Александр Иванович высказывался за разрушение
культуры, говорил, что сатанизм заменит собой христианство. «Енфраншиш!» —
восклицает Дудкин. «Ты звал меня, вот я и пришел», — отвечает голос. Перс
утончается, превращается в силуэт, затем просто исчезает и говорит уже как
будто из самого Александра Ивановича. Вот с кем заключил договор он в Гельсингфорсе,
а Липпанченко был лишь образом этих сил. Но теперь Дудкин знает, как он
поступит с Липпанченко. Тяжелозвонкое
скаканье раздается за окном. В комнату входит Медный всадник. Он кладет руку на
плечо Дудкину, ломая ключицу: «Ничего: умри, потерпи», — и проливается
раскаленным металлом в его жилы. Нужно найти
металлическое место, утром понимает Дудкин, идет в магазинчик и покупает
ножницы... На улице
Николай Аполлонович встречает Лихутина. Тот в штатском, бритый, без усов; за
собой увлекает его, везет домой для объяснений, втаскивает Аблеухова в
квартиру, в заднюю вталкивает комнату. Сергей Сергеевич нервно расхаживаег,
кажется, он прибьет сейчас Аблеухова. Николай Аполлонович жалко
оправдывается... В то утро
Аполлон Аполлонович не поехал в Учреждение. В халате, с тряпкой в руках,
вытирающим пыль с книжных полок застает ею моложавый седовласый аннинский
кавалер, приехавший с известием о всеобщей забастовке. Аполлон Аполлонович
выходит в отставку, стали говорить в Учреждении. Аполлон
Аполлонович обходит пустынный свой дом, входит в комнаты сына. Раскрытый ящик
письменного стола привлекает его внимание. В рассеянности он берет какой-то
странный тяжелый предмет, уходит с ним и забывает в своем кабинетике... Вырваться
пытался Николай Аполлонович от Лихутина, но был отброшен в угол и лежит
униженный, с оторванной фалдою фрака. «Я не буду вас убивать», — произносит
Сергей Сергеевич. Он к себе, затащил Аблеухова, потому что Софья Петровна
рассказала ему про письмо. Он хочет запереть Аблеухова, отправиться к нему
домой, найти бомбу и выкинуть ее в Неву. Гордость проснулась в Николае [127] Аполлоновиче, он
возмущен, что посчитать мог Сергей Сергеевич его способным на убийство
собственного отца. Дачка окнами выходила на море, в окно
бился куст. Лигшанченко с Зоей Захаровной сидели перед самоварчиком. Куст
кипел. В ветвях его пряталась фигурка, томясь и вздрагивая. Ей чудилось,
всадник протянутой рукой указывает на окна дачки. Фигурка приблизилась к дому и
вновь отпрянула... Лилпанченко озирается, шум за окнами привлекает его
внимание, со свечой он обходит дом — никого... Маленькая фигурка подбегает к
дому, влезает в окно спальни и прячется... Свеча отбрасывает фантастические
тени, Липпанченко запирает дверь и ложится спать. В наступившем фосфорическом
сумраке отчетливо проступает тень и приближается к нему. Липпанченко бросается
к двери и чувствует, будто струя кипятка прошлась по его спине, а затем
почувствовал струю кипятка у себя под пупком... Когда утром пришли к нему в
комнату, то Липпанченко не было, а был — труп; и фигурка мужчины со странной
усмешкой на белом лице, усевшись на мертвеца верхом, сжимала в руке ножницы. Аполлон Аполлонович приехал в
гостиницу к Анне Петровне и с ней вернулся домой... Николай Аполлонович в комнате
своей шкафы перерывает в поисках сардинницы. Нигде нет ее. Слуга входит с известием
— приехала Анна Петровна — и просит в гостиную. После двух с половиной лет
Аблеуховы вновь обедают втроем... Николай Аполлонович решает, что Лихутин в
отсутствие его сардинницу уже забрал. До гостиницы он провожает мать, заезжает
к Лихутиным, но в окнах квартирки их — мрак, Лихутиных не было дома... Николай Аполлонович не мог
заснуть в эту ночь. Он вышел в коридор, опустился на корточки, от усталости
вздремнул. Очнулся на полу в коридоре. Раздался тяжелый грохот... Николай Аполлонович подбежал к
тому месту, где только что была дверь в кабинет отца. Двери не было: был
огромный провал. В спальне на постели, охватив руками колени, сидел Аполлон
Аполлонович и ревел. Увидев сына, он пустился от него бежать, пробежал коридор
и заперся в туалете... Аполлон Аполлонович вышел в
отставку и перебрался в деревню. Здесь он жил с Анной Петровной, писал мемуары,
в год его смерти они увидели свет. Николай Аполлонович, все время
следствия пролежавший в горячке, уехал за границу, в Египет. В Россию он
вернулся только после смерти отца. [128] Котик Летаев - Повесть (1917-1918, опубл. - 1922)
Здесь,
на крутосекущей черте, в прошлое бросаю я долгие и немые взоры. Первые миги
сознания на пороге трехлетия моего — встают мне. Мне тридцать пять лет. Я стою
в горах, среди хаоса круторогих скал, громоздящихся глыб, отблесков алмазящихся
вершин. Прошлое ведомо мне и клубится клубами событий. Мне встает моя жизнь от
ущелий первых младенческих лет до крутизн этого самооознающего мига и от
крутизн его до предсмертных ущелий — сбегает Грядущее. Путь нисхождения
страшен. Через тридцать пять лет вырвется у меня мое тело, по стремнинам
сбежав, изольется ледник водопадами чувств. Самосознание мне обнажено; я стою
среди мертвых опавших понятий и смыслов, рассудочных истин. Архитектоника
смыслов осмыслилась ритмом. Смысл жизни — жизнь; моя жизнь, она — в ритме
годин, мимике мимо летящих событий. Ритмом зажглась радуга на водометных
каплях смыслов. К себе, младенцу, обращаю я взор свой и говорю: «Здравствуй,
ты, странное!» Я помню, как
первое «ты — еси» слагалось мне из безобразных бредов. Сознания еще не было, не
было мыслей, мира, и не было Я. Был какой-то растущий, вихревой, огневой поток,
рассыпавшийся огнями красных карбункулов: летящий стремительно. Позже — открылось
подобие, — шар, устремленный вовнутрь; от периферии к центру неслось
ощущениями, стремясь осилить бесконечное, и сгорало, изнемогало, не осиливая. Мне говорили
потом, у меня был жар; долго болел я в то время: скарлатиной, корью... Мир, мысли, —
накипь на ставшем Я, еще не сложилось сознание мне; не было разделения на «Я» и
«не-Я»; и в безобразном мире рождались первые образы — мифы; из дышащего хаоса
— как из вод скалящиеся громады суши — проступала действительность. Головой я
просунулся в мир, но ногами еще был в утробе; и змеились ноги мои: змееногими мифами
обступал меня мир. То не был сон, потому что не было пробуждения, я еще не
проснулся в действительность. То было заглядывание назад, себе за спину
убегающего сознания. Там подсмотрел я в кровавых разливах красных карбункулов
нечто бегущее и влипающее в меня; со старухой связалось мне это, —
огненно-дышащей, с глазами презлыми. Спасался от настигающей старухи я,
мучительно силился оторваться от нее. Представьте
себе храм; храм тела, что восстанет в три дня. В стремительном беге от старухи
я врываюсь в храм — старуха осталась [129] снаружи, — под
сводами ребер вхожу в алтарную часть; под неповторимые извивы купола черепа.
Здесь остаюсь я и вот, слышу крики: «Идет, уже
близко!» Идет Он, иерей, и смотрит. Голос: «Я...» Пришло, пришло — «Я...». Вижу крылья
раскинутых рук: нам знаком этот жест и дан, конечно, в разбросе распахнутом
дуг надбровных... Квартирой
отчетливо просунулся мне внешний мир; в первые миги сознания встают: комнаты,
коридоры, в которые если вступишь, то не вернешься обратно; а будешь охвачен
предметами, еще не ясно какими. Там, среди кресел в серых чехлах, встает мне в табачном
дыму лило бабушки, прикрыт чепцом голый череп ее, и что-то грозное в облике. В
темных лабиринтах коридоров там топотом приближается доктор Дорионов, —
быкоголовым минотавром представляется он мне. Мне роится мир колыханиями
летящих линий на рисунках обой, обступает меня змееногими мифами. Переживаю
катакомбный период; проницаемы стены, и, кажется, рухни они, — в ребрах пирамид
предстанет пустыня, и там: Лев. Помню я отчетливо крик: «Лев идет»; косматую
гриву и пасти оскал, громадное тело среди желтеющих песков. Мне потом говорили,
что Лев — сенбернар, на Собачьей площадке к играющим детям подходил он. Но
позже думалось мне: то не был сон и не действительность. Но Лев был; кричали:
«Лев идет», — и Лев шел. Жизнь — рост;
в наростах становится жизнь, в безобразии первый нарост мне был — образ.
Первые образы-мифы: человек — с бабушкой связался мне он, — старуха, в ней
виделось мне что-то от хищной птицы, — бык и лев.... Квартирой
просунулся мне внешний мир, я стал жить в ставшем, в отвалившейся от меня
действительности. Комнаты — кости древних существ, мне ведомых; и память о
памяти, о дотелесном жива во мне; отсвет ее на всем. Мне папа, летящий в клуб, в университет, с красным лицом в очках,
является огненным Гефестом, грозит он кинуть меня в пучину безобразности. В
зеркалах глядит бледное лицо тети Доги, бесконечно отражаясь; в ней — дурной
бесконечности звук, звук падающих из крана капель, — что-то те-ти-до-ти-но. В
детской живу я с нянюшкой Александрой. Голоса ее не помню, — как немое правило
она; с ей жить мне по закону. Темным коридором пробираюсь на кухню с ей, где
раскрыта печи огненная пасть и кухарка наша кочергой сражается с огненным
змеем. И мне кажется, трубочистом спасен я был от красного хаоса пламенных
языков, через трубу был вытащен в мир. [130] По утрам из
кроватки смотрю я на шкафчик коричневый, с темными разводами сучков. В
рубиновом свете лампадки вижу икону: склонились
волхвы, — один черный совсем — это мавр, говорят мне, — над дитятей. Мне знаком
этот мир; мне продолжилась наша квартира в арбатскую Троицкую церковь, здесь в
голубых клубах ладанного дыма глаголил Золотой Горб, вещала Седая Древность и
голос слышал я: «Благослови, владыко, кадило». Сказкой
продолжился миф, балаганным Петрушкой. Уже нет няни Александры, гувернантка
Раиса Ивановна читает мне о королях и лебедях. В гостиной поют, полусон
мешается со сказкой, а в сказку вливается голос. Понятий еще не
выработало сознание, я метафорами мыслю; мне обморок: то — куда падают,
проваливаются; наверное, к Пфефферу, зубному врачу, что живет под нами. Папины
небылицы, страшное бу-бу-бу за стеной Христофора Христофоровича Помпула, — он
все в Лондоне ищет статистические данные и, уверяет папа, ломает ландо
московских извозчиков: Лондон, наверное, и есть ландо, пугают меня. Голос
довременной древности еще внятен мне, — титанами оборачивается память о ней,
память о памяти. Понятия — щит
от титанов... Ощупями
космоса я смотрю в мир, на московские дома из окон арбатского нашего дома. Этот мир
разрушился в миг и раздвинулся в безбрежность в Касьяново, — мы летом в
деревне. Комнаты канули; встали — пруд с темной водой, купальня, переживание
грозы, — гром — скопление электричества, успокаивает папа, — нежный агатовый
взгляд Раисы Ивановны... Вновь в Москве
— тесной теперь показалась квартирка наша. Наш папа
математик, профессор Михаил Васильевич Летаев, книгами уставлен его кабинет;
он все вычисляет. Математики ходят к нам; не любит их мама, боится — и я стану
математиком. Откинет локоны мне со лба, скажет — не мой лоб, — второй
математик! — страшит ее преждевременное развитие мое, и я боюсь разговаривать с
папой. По утрам, дурачась, ласкаюсь я к маме — Ласковый Котик! В оперу, на
бал, уезжает мама в карете с Поликсеной Борисовной Блещенской, про жизнь свою в
Петербурге рассказывает нам. Это не наш мир, другая вселенная; пустым называет
его папа: «Пустые они, Лизочек...» По вечерам из
гостиной мы с Раисой Ивановной слышим музыку; мама играет. Комнаты наполняются
музыкой, звучанием сфер, открывая таимые смыслы. [131] Мне игрою продолжилась музыка. В гостинной я слышал топоты ног,
устраивался «вертеп», и фигурка Рупрехта из сени зеленой ели перебралась на
шкафчик; долго смотрела на меня со шкафчика, куда-то затерялась потом. Мне
игрою продолжилась музыка, Рупрехтом, клоуном красно-желтым, подаренным мне
Соней Дадарченко, красным червячком, связанным Раисой Ивановной — jakke — змеей Якке. Мне папа принес уже библию,
прочел о рае, Адаме, Еве и змее — красной змее Якке. Я знаю: и я буду изгнан из
рая, отнимется от меня Раиса Ивановна — что за нежности с ребенком! Родили бы
своего! — Раисы Ивановны больше нет со мной. «Вспоминаю утекшие дни — не дни,
а алмазные праздники; дни теперь — только будни». Удивляюсь закатам, — в кровавых
расколах небо красным залило все комнаты. До ужаса узнанным диском огромное
солнце тянет к нам руки... О духах, духовниках, духовном
слышал я от бабушки. Мне ведомо стало дыхание духа; как в перчатку рука, входил
в сознание дух, вырастал из тела голубым цветком, раскрывался чашей, и
кружилась над чашей голубка. Оставленный Котик сидел в креслице, — и порхало
над ним Я в трепете крыльев, озаренное Светом; появлялся Наставник — и ты,
нерожденная королевна моя, — была со мною; мы встретились после и узнали друг
друга... Я духовную ризу носил: облекался
в одежду из света, крыльями хлопали два полукружия мозга. Невыразимо сознание
духа, и я молчал. Мне невнятен стал мир, опустел и
остыл он. «О распятии на кресте уже слышал от папы я. Жду его». Миг, комната, улица, деревня, Россия,
история, мир — цепь расширений моих, до этого самосознающего мига. Я знаю,
распиная себя, буду вторично рождаться, проломится лед слов, понятий и смыслов;
вспыхнет Слово как солнце — во Христе умираем, чтобы в Духе воскреснуть. Александр Александрович Блок 1880—1921Незнакомка Лирическая, драма (1906)уличный кабачок, вульгарный и дешевый,
но с претензией на романтику: по обоям плывут огромные одинаковые корабли...
Легкий налет нереальности: хозяин и половой похожи друг на друга, как
близнецы, один из посетителей — «вылитый Верлен», другой — «вылитый Гауптман».
Пьяные компании, громкоголосый шум. Отдельные реплики, отрывочные диалоги
складываются в разбитную музыку трактирной пошлости, затягивающей, как омут. Когда
легкое allegro
предуказало тональность действия, появляется Поэт: растраченный, истаскавшийся
по трактирам, запойно упивающийся тем, что намерен «рассказать свою душу
подставному лицу» (половому) Смутная поэтическая тоска, мерцающая мечта о
«Незнакомке» в шелестящих шелках, чей сияющий лик едва просвечивает сквозь
темную вуаль, контрастна наступающей со всех сторон, усиливающей свой напор
пьяной пошлости, но в то же время как бы порождена ею. И томительная мелодия
грезы вплетается в грубые кабацкие выкрики, и трепаный Человек в пальто
предлагает Поэту камею с дивным изображением, и все качается в дыму, плывет, и
«стены расступаются. Окончательно наклонившийся потолок открывает небо —
зимнее, синее, холодное». Дворники тащат
по мосту хмельного Поэта. Звездочет следит за ходом светил: «Ах, падает, летит
звезда... Лети сюда! Сюда! Сюда!» — выпевает стих свое adagio. Вызванная им, на мосту
появляется пре- [133] красная женщина —
Незнакомка. Она вся в черном, ее глаза полны удивления, ее лик хранит еще
звездный блеск. Навстречу ей плавно идет Голубой — прекрасный, как она, тоже,
быть может, сорвавшийся с небес. Он говорит с нею мечтательным языком звезд, и
зимний воздух наполняется музыкой сфер — вечной и оттого завораживающе сонной,
холодной, бесплотной. А «падучая дева-звезда» жаждет «земных речей». «Ты
хочешь меня обнять?» — «Я коснуться не смею тебя». — «Ты знаешь ли страсть?» —
«Кровь молчалива моя»... И Голубой исчезает, истаивает, закрученный снежным
столбом. А Незнакомку подхватывает мимоидущий Господин — масленый, похотливый
франт. Плачет на мосту Звездочет —
оплакивает падшую звезду. Плачет Поэт, очнувшийся от пьяного сна и понявший,
что упустил свою мечту. Все гуще падает снег, он валит стеною, снежные стены
уплотняются, складываясь в... ...Стены большой гостиной.
Собираются гости, «общий гул бессмысленных разговоров», как бы светских, выше
тоном, чем разговоры в кабаке, но ровно о том же. Отдельные реплики
повторяются слово в слово... И когда влетает Господин, уведший Незнакомку, и
произносит уже звучавшую фразу: «Костя, друг, да она у дверей», когда все вдруг
начинают ощущать странность происходящего, смутно догадываться, что это было,
было, было, — тогда появляется Поэт. А за ним входит Незнакомка, своим
неожиданным явлением смутив гостей и хозяев, заставив уличного донжуана
конфузливо скрыться. Но непрошибаема лощеная подлость гостиной; снова
закрутился разговор по тому же трактирному кругу. Лишь Поэт задумчив и тих,
смотрит на Незнакомку — не узнавая... Запоздавший Звездочет светски вежливо
спрашивает, удалось ли ему догнать исчезнувшее видение. «Поиски мои были
безрезультатны», — холодно отвечает Поэт. В глазах его «пустота и мрак. Он все
забыл»... Неузнанная дева исчезает. «За окном горит яркая звезда». Балаганчик
- Лирическая драма (1906)
На
сцене — обыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У
стола с сосредоточенным видом сидят Мистики обоего пола в сюртуках и модных
платьях. У окна сидит Пьеро в белом балахоне. Мистики ждут прибытия Смерти,
Пьеро ждет при- [134] хода своей
невесты Коломбины, Неожиданно и непонятно откуда появляется девушка
необыкновенной красоты. Она в белом, за плечами лежит заплетенная коса. Восторженный
Пьеро молитвенно опускается на колени. Мистики в ужасе откидываются на спинки
стульев: «Прибыла! Пустота
в глазах ее! Черты бледны как мрамор! Это — Смерть!» Пьеро пытается разубедить
Мистиков, говоря, что это Коломбина, его невеста, однако Председатель
мистического собрания уверяет Пьеро, что он ошибается, это — Смерть.
Растерянный Пьеро устремляется к выходу, Коломбина следует за ним. Появившийся
Арлекин уводит Коломбину, взяв ее за руку. Мистики безжизненно повисают на
стульях — кажется, висят пустые сюртуки. Занавес закрывается, на подмостки
выскакивает Автор, который пытается объяснить публике сущность написанной им
пьесы: речь идет о взаимной любви двух юных душ; им преграждает путь третье
лицо, но преграды наконец падают, и любящие навеки соединяются. Он, Автор, не
признает никаких аллегорий... Однако договорить ему не дают, высунувшаяся из-за
занавеса рука хватает Автора за шиворот, и он исчезает за кулисой. Занавес
раскрывается. На сцене — бал. Под звуки танца кружатся маски, прогуливаются
рыцари, дамы, паяцы. Грустный Пьеро, сидя на скамье, произносит монолог: «Я
стоял меж двумя фонарями / И слушал их голоса, / Как шептались, закрывшись
плащами, / Целовала их ночь в глаза. / ...Ах, тогда в извозчичьи сани / Он
подругу мою усадил! / Я бродил в морозном тумане, / Издали за ними следил. /
Ах, сетями ее он опутал / И, смеясь, звенел бубенцом! Но когда он ее закутал, —
/ Ах, подруга свалилась ничком! / ...И всю ночь по улицам снежным / Мы брели —
Арлекин и Пьеро... / Он прижался ко мне так нежно, / Щекотало мне нос перо! /
Он шептал мне: «Брат мой, мы
вместе, / Неразлучны на много дней... / Погрустим с тобой о невесте, / О
картонной невесте твоей!» Пьеро грустно удаляется. Перед зрителями
одна за другой проходят влюбленные пары. двое, вообразившие, что они в церкви,
тихо разговаривают, сидя на скамье; двое страстных
влюбленных, их движения стремительны; пара средневековых любовников — она
тихо, как эхо, повторяет последние слова каждой его фразы. Появляется Арлекин:
«По улицам сонным и снежным / Я таскал глупца за собой! / Мир открылся очам
мятежным, / Снежный ветер пел надо мной! /... Здравствуй, мир! Ты вновь со
мною! / Твоя душа близка мне давно! / Иду дышать твоей весною / В твое золотое
окно!» Арлекин выпрыгивает в нарисованное окно — бумага лопается. В бумажном
разрыве на фоне занимающейся зари стоит Смерть — в длинных белых одеждах с
косой на плече. [135] Все в ужасе
разбегаются. Неожиданно появляется Пьеро, он медленно идет через всю сцену,
простирая руки к Смерти, и по мере его приближения ее черты начинают оживать —
и вот на фоне зари стоит у окна Коломбина. Пьеро подходит, хочет коснуться ее
руки — как вдруг между ними просовывается голова Автора, который хочет
соединить руки Коломбины и Пьеро. Внезапно декорации взвиваются и улетают
вверх, маски разбегаются, на пустой сцене беспомощно лежит Пьеро. Жалобно и
мечтательно Пьеро произносит свой монолог: «Ах, как светла та, что ушла /
(Звенящий товарищ ее увел). / У пала она (из картона была). / А я над ней
смеяться пришел. / <...> И вот стою я, бледен лицом, / Но вам надо мной
смеяться грешно. / Что делать! Она упала ничком... / Мне очень грустно. А вам
смешно?» Роза и крест - Пьеса (1912)
Действие
происходит в XIII в. во Франции, в Лангедоке и Бретани, где разгорается
восстание альбигойев, против которых папа организует крестовый поход. Войско,
призванное помочь сюзеренам, движется с севера. Пьеса начинается со сцены во
дворе замка, где сторож Бертран, прозванный Рыцарем-Несчастием, напевает
песенку, услышанную от заезжего жонглера. Рефреном этой песенки, повествующей о
беспросветности жизни, выход из которой лишь один — стать крестоносцем,
служат строчки: «Сердцу закон непреложный — Радость — Страданье одно!» Именно
они и станут «сквозными» для всей пьесы. Алиса, придворная дама, просит
Бертрана прекратить пение: ее госпожа, семнадцатилетняя Изора, в чьих жилах
течет испанская кровь, жена владельца замка, нездорова. Капеллан пристает к Алисе с
непристойными предложениями. Та отвергает его с негодованием, но сама не прочь
пофлиртовать с пажом Алисканом. Тот, впрочем, ее отвергает. Доктор ставит Изоре диагноз:
меланхолия. Та напевает песенку о Радости-Страданье, понимая страданье как
«радость с милым». Играет в шахматы с пажом — и подшучивает над ним. Тот
насмехается над безвестным автором песенки. Изора уходит. Алиса соблазняет
Алискана. [136] Граф
Арчимбаут, владелец замка, посылает Бертрана (к коему относится без всякого
уважения) разведать: далеко ли войско, спешащее на помощь? Капеллан тем
временем намекает на дурные наклонности у госпожи: читает любовные романы...
Пришедший доктор объявляет о меланхолии. Изора просит
Бертрана во время его путешествия разыскать автора песени. Тот соглашается.
Граф отправляет жену в заточение — в Башню Неутешной Вдовы. В Бретани
Бертран знакомится с трувером Гаэтаном, сеньором Трауменека: чуть не убивает
его во время поединка, но вскоре они мирятся и даже дружески беседуют в доме
Гаэтана. Именно он и оказывается автором заветной песни. На берегу океана
Гаэтан учит Бертрана слушать Голос природы. Графу Бертран
привозит радостную новость: он видел войска. В награду он просит разрешения
спеть на празднике жонглеру, которого привез с собою, и освободить жену графа из
Башни, где ее, судя по разговорам на кухне, содержат весьма строго. И впрямь:
Изора тоскует в заточении. Лишь мечты о рыцаре поддерживают ее. Надежды
усиливаются после того, как несчастная принимает на свой счет любовную
записку, адресованную Алисканом Алисе, где на восход луны назначается свидание.
Тем временем Бертран в беседе с Гаэтаном пытается понять: «Как радостью
страданье может стать?» Изора, неутешно прождав у окна, вдруг видит Гаэтана —
и, кинув ему черную розу, теряет от переизбытка чувств сознание. Граф, думая,
что заточение тому причиной, объявляет об освобождении. Во дворе замка Бертран
молится за здоровье несчастной. На цветущем
лугу на рассвете Алискан гневается на Алису, не пришедшую на свидание, и вновь
предается мечтам об Изоре. Принеся Гаэтану одежду жонглера, Бертран видит у
того черную розу — и просит ее себе. На майском празднике Алискана посвящают в
рыцари. Менестрели состязаются в пении: песнь о войне отвергнута графом,
песнь о любви к девушкам и родному краю получает награду. Наступает очередь
Гаэтана. После его песни о Радости-Страданье Изора лишается чувств. Гаэтан
пропадает в толпе. Очнувшись, Изора обращает свое внимание на Алискана. Тем
временем к крепости приближаются восставшие. Бертран сражается лучше всех:
своей победой обязаны ему защищавшие крепость. Но граф отказывается признавать
очевидное, хотя и освобождает раненого Бертрана от ночной стражи. Тем временем
неверная Алиса договаривается с капелланом о встрече в полночь на дворе, а
Изора, истомившаяся весною от сердечной пустоты, просит сторожа предупредить о
приходе нежеланных [137] гостей во время
свидания ее с возлюбленным. В роли такового неожиданно выступает Алискан. Но
их свидание открыто Алисой и капелланом. Последний зовет графа. В этот миг
изнеможенный ранами Бертран падает замертво. Звуком выпавшего меча он спугивает
Алискана. Молодой любовник бежит — и врывающийся в покои супруги граф никого не
застает. Соловьиный сад - Поэма (1915)
Герой
поэмы — она написана от первого лица — рабочий; он приходит в часы отлива к
морю, чтобы тяжелым трудом зарабатывать себе на жизнь — киркой и ломом колоть
слоистые скалы. Добытый камень на осле свозится к железной дороге. И
животному, и человеку тяжело. Дорога проходит мимо тенистого, прохладного сада,
скрытого за высокой решеткой. Из-за ограды к работнику тянутся розы, где-то
вдалеке слышен «напев соловьиный, что-то шепчут ручьи и листы», доносится тихий
смех, едва различимое пение. Чудесные звуки томят героя, он
впадает в задумчивость. Сумрак — день заканчивается — усиливает беспокойство.
Герою чудится другая жизнь: в своей жалкой лачуге он мечтает о соловьином саде,
отгороженном от проклятого мира высокой решеткой. Снова и снова он вспоминает
привидевшееся ему в синем сумраке белое платье — оно манит его «и круженьем, и
пеньем зовет». Так продолжается каждый день, герой ощущает, что влюблен в эту
«недоступность ограды». Пока утомленное животное
отдыхает, хозяин, возбужденный близостью своей мечты, бродит по привычной
дороге, сейчас, однако, ставшей таинственной, так как именно она ведет к
синеватому сумраку соловьиного сада. Розы под тяжестью росы свисают из-за
решетки ниже, чем обычно. Герой пытается понять, как его встретят, если он
постучится в желанную дверь. Он не может более вернуться к тупому труду,
сердце говорит ему, что его ждут в соловьином саду. Действительно, предчувствия героя
оправдываются — «не стучал я — сама отворила неприступные двери она».
Оглушенный сладкими мелодиями соловьиного пения, звуками ручьев, герой попадает
в «чуждый край незнакомого счастья». Так «нищая мечта» становится явью — герой
обретает любимую. «Опаленный» счастьем, он забыва- [138] ет свою прошлую
жизнь, тяжкую работу и животное, долго бывшее его единственным товарищем. Так, за
заросшей розами стеной, в объятиях любимой, проводит герой время. Однако и
среди всего этого блаженства ему не дано не слышать шум прилива — «заглушить
рокотание моря соловьиная осень не вольна!» Ночью возлюбленная, замечая тревогу
на его липе, беспрестанно спрашивает любимого о причине тоски. Тот в своих видениях
различает большую дорогу и нагруженного осла, бредущего по ней. Однажды герой
просыпается, смотрит на безмятежно спящую возлюбленную — сон ее прекрасен, она
улыбается: ей грезится он. Герой распахивает окно — вдали слышится шум прилива;
за ним, ему кажется, можно различить «призывающий жалобный крик». Кричит осел —
протяжно и долго; герой воспринимает эти звуки как стон. Он задергивает полог
над возлюбленной, стараясь, чтобы она не проснулась подольше, выходит за
ограду; цветы, «точно руки из сада», цепляются за его одежду. Герой приходит
на берег моря, но не узнает ничего вокруг себя. Дома нет — на его месте
валяется заржавленный лом, затянутый мокрым песком. Непонятно, то
ли это видится ему во сне, то ли происходит наяву — с протоптанной героем
тропинки, «там, где хижина прежде была / Стал спускаться рабочий с киркою, /
Погоняя чужого осла». Двенадцать - Поэма (1918)
Действие
происходит в революционном Петрограде зимой 1917/18 г. Петроград, однако,
выступает и как конкретный город, и как средоточие Вселенной, место
космических катаклизмов. Первая из
двенадцати глав поэмы описывает холодные, заснеженные улицы Петрограда, терзаемого
войнами и революциями. Люди пробираются по скользким дорожкам, рассматривая
лозунги, кляня большевиков. На стихийных митингах кто-то — «должно быть, писатель
— вития» — говорит о проданной России. Среди прохожих — «невеселый товарищ
поп», буржуй, барыня в каракуле, запуганные старухи. Доносятся обрывочные крики
с каких-то соседних собраний. Темнеет, ветер усиливается. Состояние — поэта?
кого-то из прохо- [139] жих? —
описывается как «злоба», «грустная злоба», «черная злоба, святая злоба». Вторая глава: по ночному городу
идет отряд из двенадцати человек. Холод сопровождается ощущением полной
свободы; люди готовы на все, чтобы защитить мир новый от старого — «пальнем-ка
пулей в Святую Русь — в кондовую, в избяную, в толстозадую». По дороге бойцы
обсуждают своего приятеля — Ваньку, сошедшегося с «богатой» девкой Катькой,
ругают его «буржуем»: вместо того чтобы защищать революцию, Ванька проводит
время в кабаках. Глава третья — лихая песня,
исполняемая, очевидно, отрядом из двенадцати. Песня о том, как после войны, в
рваных пальтишках и с австрийскими ружьями, «ребята» служат в Красной гвардии.
Последний куплет песни — обещание мирового пожара, в котором сгинут все
«буржуи». Благословение на пожар испрашивается, однако, у Бога. Четвертая глава описывает того
самого Ваньку: с Катькой на лихаче они несутся по Петрограду. Красивый солдат
обнимает свою подругу, что-то говорит ей; та, довольная, весело смеется. Следующая глава — слова Ваньки,
обращенные к Катьке. Он напоминает ей ее прошлое — проститутки, перешедшей от
офицеров и юнкеров к солдатам. Разгульная жизнь Катьки отразилась на ее красивом
теле — шрамами и царапинами от ножевых ударов покинутых любовников. В довольно
грубых выражениях («Аль, не вспомнила, холера?») солдат напоминает гулящей
барышне об убийстве какого-то офицера, к которому та явно имела отношение.
Теперь солдат требует своего — «попляши!», «поблуди!», «спать с собою
положи!», «согреши!» Шестая глава: лихач, везущий
любовников, сталкивается с отрядом двенадцати. Вооруженные люди нападают на
сани, стреляют по сидящим там, грозя Ваньке расправой за присвоение «чужой
девочки». Лихач извозчик, однако, вывозит Ваньку из-под выстрелов; Катька с
простреленной головой остается лежать на снегу. Отряд из двенадцати человек идет
дальше, столь же бодро, как перед стычкой с извозчиком, «революцьонным шагом».
Лишь убийца — Петруха — грустит по Катьке, бывшей когда-то его любовницей.
Товарищи осуждают его — «не такое нынче время, чтобы нянчиться с тобой».
Петруха, действительно повеселевший, готов идти дальше. Настроение в отряде
самое боевое: «Запирайте етажи, нынче будут грабежи. Отмыкайте погреба — гуляет
нынче голытьба!» Восьмая глава — путаные мысли
Петрухи, сильно печалящегося о застреленной подруге; он молится за упокоение
души ее; тоску свою [140] он собирается
разогнать новыми убийствами — «ты лети, буржуй, воробышком! Выпью кровушку за
зазнобушку, за чернобровушку...». Глава девятая
— романс, посвященный гибели старого мира. Вместо городового на перекрестке
стоит мерзнущий буржуй, за ним — очень хорошо сочетающийся с этой сгорбленной
фигурой — паршивый пес. Двенадцать
идут дальше — сквозь вьюжную ночь. Петька поминает Господа, удивляясь силе
пурги. Товарищи пеняют ему за бессознательность, напоминают, что Петька уже
замаран Катькиной кровью, — это значит, что от Бога помощи не будет. Так, «без
имени святого», двенадцать человек под красным флагом твердо идут дальше,
готовые в любой момент ответить врагу на удар. Их шествие становится вечным —
«и вьюга пылит им в очи дни и ночи напролет...». Глава
двенадцатая, последняя. За отрядом увязывается шелудивый пес — старый мир.
Бойцы грозят ему штыками, пытаясь отогнать от себя. Впереди, во тьме, они видят
кого-то; пытаясь разобраться, люди начинают стрелять. Фигура тем не менее не
исчезает, она упрямо идет впереди. «Так идут державным шагом — позади —
голодный пес, впереди — с кровавым флагом <...> Исус Христос». Корней Иванович Чуковский 1882-1969Крокодил Сказка в стихах (1917)В
Петрограде по улицам ходит Крокодил. Он курит папиросы и говорит по-турецки. А
народ ходит за ним, насмехается, дразнит и обижает. А тут еще и собачка
выражает свое презрение к нему — кусает его в нос. И Крокодил проглатывает песика.
Народ возмущается, сердится: «Эй, держите его, / Да вяжите его, / Да ведите
скорее в полицию!» На шум прибегает городовой и говорит, что «крокодилам тут
гулять воспрещается». В ответ на это Крокодил проглатывает городового. Тут уже
все приходят в ужас. Люди в панике. Только один не боится страшного зверя — это
доблестный Ваня Васильчиков. Он размахивает игрушечной сабелькой и объявляет
Крокодилу, что тот злодей и за это он, Ваня, отрубит ему, Крокодилу, голову.
Тогда Крокодил возвращает народу живого и здорового городового и кусачего
барбоса. Все восхищаются Ванечкой и за спасение столицы «от яростного гада»
награждают огромным количеством сладостей. А Крокодил улетает в Африку, где
воды Нила омывают его жилище. Жена рассказывает, как в отсутствие строгого
папы шалили дети: один выпил бутылку чернил, другой проглотил самовар и т. д.
В этот момент вваливаются родные и знакомые — жирафы и бегемоты, слоны и гиены,
удавы и страусы. Крокодил, обрадованный встречей, раздает всем подарки, не
забывая и собственных детей, — им папа привез пушистую зеленую елочку, всю
увешанную игрушками, хлопушками и свечками. Все на радостях берутся за руки и
пляшут вокруг елочки. [142] Тут вбегают
обезьяны, несущие радостную новость: к Крокодилу в гости едет сам царь —
Гиппопотам. Тут же поднимается суматоха. И вот на пороге — царь. Крокодил его
радушно принимает и спрашивает, чему он обязан такой честью. Тот говорит, что
слышал о поездке Крокодила в Россию и пришел послушать чудесные истории о далекой
стране. Крокодил рассказывает о том, как мучаются звери в страшной тюрьме —
зоологическом саду. Он рассказывает о смерти своего племянника, который,
умирая, проклинал не палачей, а своих неверных собратьев, своих сильных друзей,
которые не пришли разбить оковы несчастных. И тогда Крокодил поклялся
отомстить людям за мучение животных. Тут и все звери поднимаются грозною толпою
и идут на Петроград, желая сожрать всех мучителей, искоренить их род и
выпустить бедных зверей на волю... Маленькую
Лялечку, гуляющую по Таврической улице, похищает дикая горилла. Но никто не
хочет спасти ребенка. Люди в ужасе залезают под кровати, прячутся в сундуки.
Никто не поможет малышке. Никто, кроме Вани Васильчикова. Он смело идет к
стану страшных озлобленных животных, взяв с собой игрушечный пистолет. Он так
грозен, что звери в ужасе разбегаются. Ваня снова герой, он снова спас свой
город, и город снова дарит ему шоколад. Но где же Лялечка? Ваня кидается за
злыми зверями, чтобы они отдали ему сестру. Но звери отвечают, что их милые
звериные дети, родители, братья и сестры томятся в клетках. Они, звери,
отпустят девочку только тогда, когда всех мучеников зоосада отправят домой. Но
сбежавшиеся Ванины друзья объявляют войну зверям. И грянул бой! И вот уж Ляля
спасена. Но доброму Ванюше жаль зверей, и он договаривается с ними, что дарует
всем питомцам зоосада свободу. Пусть они живут в Петрограде, но пусть сначала
спилят рога и копыта, пусть ни на кого не нападают и никого не едят. Звери
соглашаются. И наступает благодать. Звери и люди дружат и любят друг друга.
Звери балуют Ваню, даровавшего им свободу. И вот — каникулы! Сегодня все едут
на елку к Волку. И всех с собой приглашают. Тараканище - Сказка в стихах (1923)
«Ехали
медведи / На велосипеде. / А за ними кот / Задом наперед. / А за ним комарики /
На воздушном шарике. / А за ними раки / На хромой собаке. / Волки на кобыле, /
Львы в автомобиле. / Зай- [143] чики в
трамвайчике / Жаба на метле...» Едут они и смеются, как вдруг из подворотни
вылезает страшный великан — Тараканище. Он грозит зверям, что съест их. Звери в
панике — волки скушали друг друга, крокодил проглотил жабу, а слониха села на
ежа. Только раки не боятся — они хоть и пятятся, но бесстрашно кричат усатому
чудищу, что и сами могут шевелить усами — не хуже, чем Таракан. И Гиппопотам
обещает тому, кто не побоится чудовища и сразится с ним, подарить двух лягушек
и пожаловать еловую шишку. Звери расхрабрились и кидаются гурьбой к усачу. Но,
увидев его, бедняги так пугаются, что тут же убегают. Гиппопотам призывает
зверей пойти и поднять Таракана на рога, но звери боятся: «Только и слышно, как
зубы стучат, / Только и видно, как уши дрожат». И вот Таракан
стал повелителем полей и лесов, и все звери ему покорились. Он приказывает
зверям принести ему на ужин своих детей. Все звери плачут и прощаются со своими
детишками навсегда, проклиная злого повелителя. Горше всех рыдают бедные
матери: какая же мать
согласится отдать своего милого ребенка на ужин ненасытному чучелу? Но вот
однажды прискакала Кенгуру. Увидев усача, гостья смеется: «Разве это великан?
<...> Это просто таракан! <...> Таракан, таракан, таракашечка.
/Жидконогая козявочка-букашечка». Кенгуру стыдит своих зубастых и клыкастых
знакомых — они покорились козявке, таракашке. Бегемоты пугаются, шикают на
Кенгуру, но тут откуда ни возьмись прилетает Воробей, который Таракана
проглатывает. Вот и нету великана! Вся звериная семья благодарит и славит
своего избавителя. Все так бурно радуются и танцуют так лихо, что луна,
задрожав в небе, падает на слона и скатывается в болото. Но луну вскоре
водворяют на место, и к лесным жителям вновь возвращаются мир и радость. Айболит - Сказка в стихах (1929)Добрый
доктор Айболит сидит под деревом и лечит зверей. Все приходят со своими болезнями
к Айболиту, и никому не отказывает добрый доктор. Он помогает и лисе, которую
укусила злая оса, и барбосу, которого курица клюнула в нос. Зайчику, которому
трамваем перерезало ножки, Айболит пришивает новые, и он, здоровый и [144] веселый, пляшет
со своей мамой-зайчихой. Вдруг откуда ни возьмись появляется шакал верхом на
кобыле — он привез Айболиту телеграмму от Гиппопотама, в которой тот просит
доктора поскорее приехать в Африку и спасти малышей, у которых ангина,
дифтерит, скарлатина, бронхит, малярия и аппендицит! Добрый доктор тут же
соглашается помочь детишкам и, узнав у шакала, что они живут на горе
Фернандо-По у широкой Лимпопо, отправляется в путь. Ветер, снег и град мешают
благородному доктору. Он бежит по полям, по лугам и лесам, но так устает, что
падает на снег и не может дальше идти. И тут же к нему выбегают волки, которые
вызываются его подвезти. Но вот перед ними бушующее море. Айболит в
растерянности. Но тут выплывает кит, который, как большой пароход, везет
доброго доктора. Но вот перед ними горы. Айболит пытается ползти по горам и
думает не о себе, а о том, что станется с бедными больными зверями. Но тут с
высокой горы слетают орлы, и Айболит, сев верхом на орла, быстро мчится в
Африку, к своим больным. А в Африке все
звери ждут своего спасителя — доктора Айболита. Они смотрят на море в
беспокойстве — не плывет ли он? Ведь у 6е-гемотиков болят животики, страусята
визжат от боли. А у акулиных деток, у маленьких акулят, болят зубки уже двенадцать
суток! У кузнечика вывихнуто плечико, он не прыгает, не скачет, а только
плачет и зовет доктора. Но вот на землю спускается орел, везущий Айболита, и
Айболит машет всем шляпой. И рады все дети, и счастливы родители. А Айболит
щупает животы бегемотикам и всем им дает по шоколадке и ставит им градусники. А
тигрят и верблюжат он потчует гоголем-моголем. Десять ночей подряд добрый
доктор не ест, не пьет и не спит. Он лечит больных зверят и ставит им
градусники. И вот он всех вылечил. Все здоровы, все счастливы, все смеются и
танцуют. А бегемотики ухватились за животики и так смеются, что деревья сотрясаются,
А Гиппопотам поет: «Слава, слава Айболиту! / Слава добрым докторам!» Алексей Николаевич Толстой 1882-1945Гиперболоид инженера Гарина - Роман
(1925—1927)
В
начале мая 192... года в Ленинграде на заброшенной даче на реке Крестовке
происходит убийство. Сотрудник уголовного розыска Василий Витальевич Шельга
обнаруживает зарезанного человека со следами пыток. В просторном подвале дачи
проводились какие-то физико-химические опыты. Высказывается предположение, что
убитый — это некий инженер Петр Петрович Гарин. Между тем настоящий инженер
Гарин, тщеславный и аморальный тип, но необычайно талантливый ученый, разработавший
тепловой чудо-луч (подобие нынешнего лазера), спасается от иностранных убийц, а
гибнет его сотрудник, двойник Гарина. Василий Шельга, случайно столкнувшийся с
живым Гариным на почтамте, принимает его именно за двойника. Гарин не спешит
переубеждать Шельгу, представляясь неким Пьянковым-Питкевичем; они заключают
устный пакт о взаимопомощи. Скоро Шельга понимает, что его одурачили, но
поздно: Гарин ускользнул за границу, в Париж. В это время в Париже находится
американский химический король, миллиардер Роллинг, скупающий химическую
промышленность старушки Европы. Он и его любовница русского происхождения
шикарная Зоя Монроз давно проявляли интерес к изобретению инженера Гарина.
Именно их люди совершили убийство в Ленинграде, безуспешно пытаясь завладеть
чудо-аппаратом. В Париже Гарин встречается со своим сотрудником Виктором [146] Ленуаром, который
как раз завершил работу над эффективным топливом (спрессованным в небольшие
пирамидки) для гариновского гиперболоида. Опасающийся за свою жизнь Гарин
уговаривает Ленуара, загримировавшись, стать его двойником. В это время в Ленинграде
появляется бездомный мальчик Ваня, добравшийся сюда из Сибири; на спине у него
чернильным карандашом написано письмо для Гарина от ученого Николая Манцева, который
еще до революции отправился в экспедицию на Камчатку, чтобы найти подтверждение
теоретической догадки Гарина о существовании в глубине Земли так называемого
Оливинового пояса, в котором в расплавленном состоянии находятся металлы, в том
числе и вожделенное золото. Золото нужно Гарину для власти над миром. Чтобы
пробиться к золоту, нужен гиперболоид. Чтобы построить огромный гиперболоид и
шахту, нужны большие деньги, то есть Роллинг. Поэтому, представляясь все тем
же Пьянковым-Питкевичем, Гарин отправляется прямо к миллиардеру, предлагая ему
от имени инженера Гарина сотрудничество, но самодовольный Роллинг не принимает
незнакомца всерьез и в конце концов выгоняет из кабинета. Получив тревожную
телеграмму от Гарина, опасающегося наемных убийц, смелый Шельга выезжает прямо
в Париж, надеясь заинтересовать гениального авантюриста информацией от
Манцева. А в это время в Париже неугомонная Зоя Монроз заказывает очередное
убийство Гарина, на этот раз бандиту Гастону утиный
Нос; но погибает опять двойник — на этот раз Виктор Ленуар. Зоя
становится подругой и союзницей Гарина, который обещает ей в будущем владение
Оливиновым поясом и власть над миром. Роллинг и Гастон утиный Нос, оба ослепленные ревностью и алчностью, пытаются
окончательно убить Гарина; тот обороняется маленьким гиперболоидом. И уже через
некоторое время могущественный Роллинг становится пленником и вынужденным
партнером Гарина и Зои на яхте «Аризона». Сюда же, на яхту, привозит Гарин и
другого пленника и временного союзника — Шельгу. Руководствуясь принципом:
хорошо то, что полезно для установления Советской власти во всем мире,
благородный сотрудник уголовного розыска еще надеется вернуть изобретение Гарина
в СССР. Гарин взрывает гиперболоидом
немецкие химические заводы, открывая путь монополии Роллинга в Европе. На
деньги Роллинга закупается по всему миру необходимое оборудование.
Отправленная Гариным экспедиция обнаруживает стоянку Манцева на Камчатке.
Манцев гибнет, но его документы об Оливиновом поясе переправлены к Гарину.
Гарин, Зоя и Роллинг захватывают остров в южной части Тихого океана. Здесь
строится большая шахта с гиперболоидом [147] для бурения. Со
всех концов света набраны рабочие и служащие. Полиция составлена из бывших
белых офицеров. Американцы посылают эскадру, чтобы уничтожить Гарина. Гарин
уничтожает эскадру большим гиперболоидом. Достигнув Оливинового пояса, то есть
безграничных запасов дешевого золота, Гарин начинает продавать золотые слитки
по смехотворным ценам. Наступает финансовая и экономическая катастрофа
капиталистического мира. Но Гарин не собирается разрушать капитализм. Он
договаривается с наиболее влиятельными капиталистами о власти в обмен за
стабилизацию общества. Американский сенат провозглашает Гарина диктатором. Зоя
Монроз становится королевой Золотого острова. Но против ожидания «романтик
абсолютой власти» сам попадает во власть «буржуазной скуки». К счастью, на
Золотом острове вспыхивает восстание рабочих под предводительством «коммуниста»
Шельги. Временно передав власть своему очередному двойнику, Гарин хочет
овладеть большим гиперболоидом и шахтой. Яхта «Аризона» плывет к Золотому
острову, но попадает в тайфун. Гарин и Зоя выброшены на необитаемый коралловый
островок. Тянутся месяцы. В тени шалаша из пальмовых листьев Зоя перелистывает
уцелевшую книгу с проектами дворцов на Золотом острове. Собрав раковины и
наловив рубашкой рыбу, Гарин, накрывшись истлевшим пиджачком, ложится спать на
песок, должно быть переживая во сне разные занимательные истории. Золотой ключик, или Приключения Буратино Сказка (1936)Давным-давно
в некоем городке на берегу Средиземного моря столяр Джузеппе дарит своему другу
шарманщику Карло говорящее полено, которое, видите ли, не желает, чтобы его
тесали. В бедной каморке под лестницей, где даже очаг и тот был нарисован на
куске старого холста, Карло вырезает из полена мальчишку с длинным носом и дает
ему имя Буратино. Он продает свою куртку и покупает деревянному сыночку азбуку,
чтобы тот мог учиться. Но в первый же день по пути в школу мальчик видит
кукольный театр и продает азбуку, чтобы купить билет. Во время представления в
балаганчике грустный Пьеро, задорный Арлекин и другие куклы неожиданно узнают
Буратино. Представление комедии «Девочка с голубыми волосами, или Тридцать три
подзатыльника» сорвано. Хозяин театра, он же драматург и режиссер Карабас
Барабас, похожий на бородатого крокодила, хочет [148] сжечь деревянного
нарушителя спокойствия. Тут простодушный Буратино к случаю рассказывает про нарисованный
очаг у папы Карло, и внезапно подобревший Карабас дает Буратино пять золотых
монет. Главное, просит он, никуда не переезжать из этой каморки. На обратной
дороге Буратино встречает двух нищих — лису Алису и кота Базилио. Узнав про
монеты, они предлагают Буратино отправиться в прекрасную Страну Дураков. Из
закопанных там на Поле Чудес денежек будто бы вырастает к утру целое денежное
дерево. По пути в Страну Дураков Буратино теряет своих спутников, и на него в
ночном лесу нападают разбойники, подозрительно похожие на лису и кота.
Буратино прячет монеты в рот, и, чтобы вытрясти их, грабители вешают мальчишку
на дереве вниз головой и удаляются. Утром его обнаруживает Мальвина, девочка с
голубыми волосами, вместе с пуделем Артемоном сбежавшая от Карабаса Барабаса,
притеснявшего бедных кукольных актеров С чисто девичьим энтузиазмом она
берется за воспитание неотесанного мальчишки, что кончается его водворением в
темный чулан. Оттуда его выводит летучая мышь, и, встретившись с лисой и
котом, доверчивый Буратино наконец-то добирается до Поля Чудес, почему-то
похожего на свалку, закапывает монеты и садится ждать урожая, но Алиса и
Базилио коварно напускают на него местных полицейских бульдогов, и те
сбрасывают безмозглого деревянного мальчишку в реку. Но человечек, сделанный из
полена, утонуть не может. Пожилая черепаха Тортила открывает Буратино глаза на
алчность его приятелей и дарит ему золотой ключик, который некогда уронил в
реку человек с длинной бородой. Ключик должен открыть какую-то дверцу, и это
принесет счастье. Возвращаясь из Страны Дураков, Буратино спасает перепуганного
Пьеро, также сбежавшего от Карабаса, и приводит его к Мальвине. Пока
влюбленный Пьеро безуспешно пытается утешить Мальвину своими стишками, на
опушке леса начинается страшный бой. Храбрый пудель Артемон вместе с лесными
птицами, зверями и насекомыми лупят ненавистных полицейских собак. Пытаясь
схватить Буратино, Карабас приклеивается бородой к смолистой сосне. Враги
отступают. Буратино подслушивает в трактире разговор Карабаса с торговцем
пиявками Дуремаром и узнает великую тайну: золотой ключик открывает дверцу,
спрятанную за нарисованным очагом в каморке Карло Друзья спешат домой, отпирают
дверцу и только успевают захлопнуть ее за собой, как в каморку врываются полицейские
с Карабаоом Барабасом. Подземный ход приводит наших героев к сокровищу — это
изумительной красоты... театр. Это будет новый театр, без режиссера с
плеткой-семихвосткой, театр, в котором марионетки становятся настоящими
актерами. Все, кто еще не сбежали от Карабаса, перебегают в театр Буратино, где
весело играет музыка, а [149] голодных артистов
ждет за кулисами горячая баранья похлебка с чесноком. Доктор кукольных наук
Карабас Барабас остается сидеть в луже под дождем. Хождение по мукам - Трилогия (Кн. 1-я - 1922; кн. 2-я - 1927-1928; кн. 3-я- 1940-1941)Книга первая СЕСТРЫНачало
1914 г. Петербург, «замученный бессонными ночами, оглушающий тоску свою вином,
золотом, безлюбой любовью, надрывающими и бессильно-чувственными звуками танго
— предсмертного гимна <...> жил словно в ожидании рокового и страшного
дня». Молодая чистая девушка Дарья Дмитриевна Булавина приезжает в Петербург
на юридические курсы из Самары и останавливается у старшей сестры Екатерины
Дмитриевны, которая замужем за известным адвокатом Николаем Ивановичем
Смоковниковым. Дома у Смоковниковых — салон, его посещают разные прогрессивные
личности, толкующие о демократической революции, и модные люди искусства, среди
них — поэт Алексей Алексеевич Бессонов. «Все давным-давно умерло — и люди и
искусство, — глухо вещает Бессонов. — А Россия — падаль... А те, кто пишет
стихи, все будут в аду». Чистую и прямодушную Дарью Дмитриевну так и тянет к
порочному поэту, но она не подозревает, что ее любимая сестра Катя уже изменила
мужу с Бессоновым. Обманутый Смоковников догадывается, говорит об этом Даше,
обвиняет жену, но Катя убеждает обоих, что все неправда. Наконец Даша узнает,
что это все-таки правда, и со всем жаром и непосредственностью молодости уговаривает
сестру повиниться перед мужем. В результате супруги разъезжаются: Екатерина
Дмитриевна — во Францию, Николай Иванович — в Крым. А на Васильевском острове
живет добрый и честный инженер с Балтийского завода Иван Ильич Телегин и сдает
часть квартиры странным молодым людям, которые устраивают на дому
«футуристические» вечера. На один из таких вечеров под названием «Великолепные
кощунства» попадает Дарья Дмитриевна; ей совершенно не нравятся «кощунства»,
но сразу зато ей понравился Иван Ильич. Летом Даша, направляясь в Самару к
отцу, доктору Дмитрию Степановичу Булавину, неожиданно [150] встречает на
волжском пароходе Ивана Ильича, к тому времени уже уволенного после рабочих
волнений на заводе; их взаимная симпатия крепнет. По совету отца Даша едет в
Крым уговаривать Смоковникова помириться с женой; в Крыму бродит Бессонов; там
же неожиданно появляется Телегин, но только для того, чтобы, объяснившись Даше
в любви, проститься с ней перед отъездом на фронт — началась первая мировая
война. «В несколько месяцев война завершила работу целого века». На фронте
нелепо гибнет мобилизованный Бессонов. Дарья Дмитриевна и вернувшаяся из
Франции Екатерина Дмитриевна работают в Москве в лазарете. Смоковников,
воссоединившийся с женой, приводит в дом худощавого капитана с обритым
черепом, Вадима Петровича Рощина, откомандированного в Москву для приема
снаряжения. Вадим Петрович влюблен в Екатерину Дмитриевну, пытается
объясниться, но пока без взаимности. Сестры читают в газете, что прапорщик И.
И. Телегин пропал без вести; Даша в отчаянии, она еще не знает, что Иван Ильич
бежал из концентрационного лагеря, был пойман, переведен в крепость, в одиночку,
потом еще в один лагерь; когда ему угрожает расстрел, Телегин с товарищами
снова решается на побег, на этот раз удачный. Иван Ильич благополучно
добирается до Москвы, но встречи с Дашей длятся недолго, он получает
предписание ехать в Петроград на Балтийский завод. В Питере он становится
свидетелем того, как Заговорщики сбрасывают в воду тело убитого ими Григория
Распутина. На его глазах начинается февральская революция. Телегин едет в
Москву за Дашей, потом молодые супруги снова переезжают в Петроград. Комиссар
Временного правительства Николай Иванович Смоковников с энтузиазмом выезжает
на фронт, где его убивают возмущенные солдаты, не желающие умирать в окопах;
его потрясенную вдову утешает верный Вадим Рощин. Русской армии больше нет.
фронта нет. Народ хочет делить землю, а не воевать с немцами. «Великая Россия
теперь — навоз под пашню, — говорит кадровый офицер Рощин. — Все надо заново:
войско, государство, душу надо другую втиснуть в нас...» Иван Ильич возражает:
«Уезд от нас останется, — и оттуда пойдет русская земля...» Летним вечером
1917 г. Катя и Вадим гуляют по Каменноостровскому проспекту в Петрограде.
«Екатерина Дмитриевна, — проговорил Рощин, беря в руки ее худенькую руку... —
пройдут годы, утихнут войны, отшумят революции, и нетленным останется одно
только — кроткое, нежное, любимое сердце ваше...» Они как раз проходят мимо
бывшего особняка знаменитой балерины, где размещается штаб большевиков, готовящихся
к захвату власти. [151] Книга вторая ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД«Страшен
был Петербург в конце семнадцатого года. Страшно, непонятно, непостигаемо». В
холодном и голодном городе Даша (после ночного нападения грабителей) родила
раньше срока, мальчик умер на третий день. Семейная жизнь разлаживается,
беспартийный Иван Ильич уходит в Красную Армию. А Вадим Петрович Рощин — в
Москве, во время октябрьских боев с большевиками контужен, едет с Екатериной
Дмитриевной сначала на Волгу к доктору Булавину пережидать революцию (уж к
весне-то большевики должны пасть), а потом в Ростов, где формируется белая
Добровольческая армия. Они не успевают — добровольцы вынуждены уйти из города в
свой легендарный «ледовый поход». Неожиданно Екатерина Дмитриевна и Вадим
Петрович ссорятся на идейной почве, она остается в городе, он следует на юг
вслед за добровольцами. Белый Рощин вынужден вступить в красногвардейскую
часть, добраться вместе с нею в район боев с Добровольческой армией и при
первом же случае перебегает к своим. Он храбро воюет, но не доволен собой,
страдает из-за разрыва с Катей. Екатерина Дмитриевна, получив (заведомо ложное)
известие о смерти Вадима, отправляется из Ростова в Екатеринослав, но не доезжает
— на поезд нападают махновцы. У Махно ей пришлось бы худо, но бывший вестовой
Рощина Алексей Красильников узнает ее и берется опекать. Рощин же, получив
отпуск, мчится за Катей в Ростов, но никто не знает, где она. На ростовском вокзале
он видит Ивана Ильича в белогвардейской форме и, зная, что Телегин красный
(значит, разведчик), все-таки не выдает его. «Спасибо, Вадим», — тихо шепчет
Телегин и исчезает. А Дарья Дмитриевна живет одна в красном Петрограде, к ней
является старый знакомый — деникинский офицер Куличек — и привозит письмо от
сестры с ложным известием о смерти Вадима. Куличек, посланный в Питер для
разведки и вербовки, втягивает Дашу в подпольную работу, она переезжает в
Москву и участвует в «Союзе защиты родины и свободы» Бориса Савинкова, а для
прикрытия проводит время в компании анархистов из отряда Мамонта Дальского; по
заданию савинковцев она ходит на рабочие митинги, следит за выступлениями
Ленина (на которого готовится покушение), но речи вождя мировой революции
производят на нее сильное впечатление, Даша- порывает и с анархистами, и с заговорщиками,
едет к отцу в Самару. В Самару же нелегально добирается все в той же
белогвардейской форме Телегин, он рискует обратиться к доктору Булавину за
какой-нибудь весточкой от Даши. Дмитрий Степанович догадывается, что перед ним
«красная гадина», [152] отвлекает его
внимание старым Дашиным письмом и по телефону вызывает контрразведку. Ивана
Ильича пытаются арестовать, он спасается бегством и неожиданно натыкается на
Дату (которая, ничего не подозревая, была все время тут, в доме); супруги
успевают объясниться, и Телегин исчезает. Некоторое время спустя, когда Иван
Ильич, командуя полком, одним из первых врывается в Самару, квартира доктора
Булавина уже пуста, стекла выбиты... Где же Даша?.. Книга третья ХМУРОЕ утроНочной
костер в степи. Дарья Дмитриевна и ее случайный попутчик пекут картошку; они
ехали в поезде, который атаковали белые казаки. Путники идут по степи в
сторону Царицына и попадают в расположение красных, которые подозревают их в
шпионаже (тем более что Дашин отец, доктор Булавин, — бывший министр белого
самарского правительства), но неожиданно выясняется, что командир полка
Мельшин хорошо знает Дашиного мужа Телегина и по германской войне, и по
Красной Армии. Сам же Иван Ильич в это время везет по Волге пушки и боеприпасы
в обороняющийся от белых Царицын. При обороне города Телегин серьезно ранен,
он лежит в лазарете и никого не узнает, а когда приходит в себя, оказывается,
что сидящая у постели медсестра — это его любимая Даша. А в это время честный
Рощин, уже совершенно разочарованный в белом движении, серьезно думает о
дезертирстве и вдруг в Екатеринославе случайно узнает о том, что поезд, в
котором ехала Катя, был захвачен махновцами. Бросив чемодан в гостинице, сорвав
погоны и нашивки, он добирается до Гуляйполя, где находится штаб Махно, и
попадает в руки начальника махновской контрразведки Левки Задова, Рощина
пытают, но сам Махно, которому предстоят переговоры с большевиками, забирает
его в свой штаб, чтобы красные подумали, будто он одновременно заигрывает с
белыми. Рощину удается побывать на хуторе, где жили Алексей Красильников и
Катя, но они уже уехали неизвестно куда. Махно заключает временный союз с
большевиками для совместного взятия Екатеринослава, контролируемого
петлюровцами. Храбрый Рощин участвует в штурме города, но петлюровцы берут
верх, раненого Рощина увозят красные, и он оказывается в харьковском
госпитале. (В это время Екатерина Дмитриевна, освободившись от Алексея
Красильникова, принуждавшего ее к женитьбе, учительствует в сельской школе.)
Выписавшись из госпиталя, Вадим Петрович получает назначение в Киев, в штаб
курсантской бригады к знакомо- [153] му по боям в
Екатеринославе комиссару Чугаю. Он участвует в разгроме банды Зеленого,
убивает Алексея Красильникова и всюду ищет Катю, но безуспешно. Однажды Иван
Ильич, уже комбриг, знакомится со своим новым начальником штаба, узнает в нем
старого знакомца Рощина и, думая, что Вадим Петрович — белый разведчик, хочет
его арестовать, но все разъясняется. А Екатерина Дмитриевна возвращается в
голодную Москву в старую арбатскую (теперь уже коммунальную) квартиру, где она
когда-то хоронила мужа и объяснилась с Вадимом, Она по-прежнему учительствует.
На одном из собраний в выступающем перед народом фронтовике она узнает Рощина,
которого считала мертвым, и падает в обморок. К сестре приезжают Даша и
Телегин. И вот они все вместе — в холодном, набитом народом зале Большого
театра, где Кржижановский делает доклад об электрификации России. С высоты
пятого яруса Рощин указывает Кате на присутствующих здесь Ленина и Сталина
(«...тот, кто разгромил Деникина,..»). Иван Ильич шепчет Даше: «Дельный
доклад... Ужасно хочется, Дашенька, работать...» Вадим Петрович шепчет Кате:
«Ты понимаешь — какой смысл приобретают все наши усилия, пролитая кровь, все
безвестные и молчаливые муки... Мир будет нами перестраиваться для добра... Все
в этом зале готовы отдать за это жизнь... Это не вымысел — они тебе покажут шрамы
и синеватые пятна от пуль... И это — на моей родине, и это — Россия...» Петр Первый - Роман (Кн. 1-я - 1929-1930, кн. 2-я - 1933-1934, кн. 3-я — 1944—1945)К
концу XVII в. после смерти государя Федора Алексеевича в России начинается борьба
за власть. Бунтуют стрельцы, подстрекаемые царевной Софьей и ее любовником,
честолюбивым князем Василием Голицыным. Стало в Москве два царя — малолетние
Иван Алексеевич и Петр Алексеевич, а выше их — правительница Софья. «И все
пошло по-старому. Ничего не случилось. Над Москвой, над городами, над сотнями
уездов, раскинутых по необъятной земле, кисли столетние сумерки — нищета,
холопство, бездолье». В те же годы в
деревне, на землях дворянина Василия Волкова, живет крестьянская семья
Бровкиных. Старший, Ивашка Бровкин, [154] берет с собой в
Москву сына Алешку; в столице, испугавшись наказания за пропавшую упряжь,
Алеша сбегает и, познакомившись с ровесником Алексашкой Меншиковым, начинает
самостоятельную жизнь, пристраивается торговать пирогами. Однажды Алексашка
Меншиков удит рыбу на Яузе возле Лосиного острова и встречает мальчика в
зеленом нерусском кафтане. Алексашка показывает царю Петру (а это именно он)
фокус, без крови прокалывает иглой щеку. Они тут же расстаются, не зная, что
встретятся вновь и уже не расстанутся до смерти... В
Преображенском, где живут подрастающий Петр и его мать Среди иностранцев про Петра ходят разные слухи, на него
возла- [155] гают большие
надежды. «Россия — золотое дно — лежала под вековой тиной... Если не новый
царь поднимет жизнь, то кто же?» Франц Лефорт становится нужен Петру, как умная
мать ребенку. Петр начинает поход на Крым (предыдущий — Василия Голицына —
закончился позорной неудачей); а часть армии идет войной на турецкую крепость
Азов. И этот поход кончился бесславно, но идет время, Петр проводит свои
реформы, трудно рождается новый, XVIII век. От непомерных тягот народ начинает
разбойничать или уходит в леса к раскольникам, но и там их настигают государевы
слуги, и люди сжигают себя в избах или церквях, чтобы не попасть в антихристовы
руки. «Западная зараза неудержимо проникла в дремотное бытие... Боярство и
поместное дворянство, духовенство и стрельцы страшились перемены (новые дела,
новые люди), ненавидели быстроту и жестокость всего нововводимого... Но те,
безродные, расторопные, кто хотел перемен, кто завороженно тянулся к Европе...
— эти говорили, что в молодом царе не ошиблись». Петр начинает строить в Воронеже
корабли, и с помощью флота Азов все-таки взят, но это приводит к столкновению с
могущественной Турецкой империей. Приходится искать союзников в Европе, и царь
(под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова) едет с посольством
в Кенигсберг, в Берлин, а потом в желанную его сердцу Голландию, в Англию. Там
он живет как простой мастеровой, овладевая необходимыми ремеслами, В его
отсутствие в России начинается брожение: царь, дескать,
умер, иностранцы подменили царя. Неукротимая Софья вновь подстрекает стрельцов
к мятежу, но и этот бунт подавлен, а по возвращении Петра в Москву начинаются
пытки и казни. «Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным
углам. Кончалась византийская Русь». Царицу Евдокию Федоровну отправляют в
Суздаль, в монастырь, а ее место занимает беззаконная «кукуйская царица» Анна
Монс; ее дом так на Москве и называют — царицын дворец. Умирает Франц Лефорт,
но дело его живет. В Воронеже закладываются все новые корабли, и вот уже целая
флотилия плывет в Крым, потом на Босфор, и турки ничего не могут поделать с
новой, неизвестно откуда взявшейся морской силой России, Богач Иван Артемьич
Бровкин занимается поставками в армию, у него большой дом, многие именитые купцы
у него в приказчиках, сын Яков — на флоте, сын Гаврила — в Голландии, младший,
получивший отменное образование Артамон — при отце. Александра, Санька, ныне
знатная дама и грезит о Париже. А Алексей Бровкин влюбляется в царевну Наталью
Алексеевну, сестру Петра, да и она к нему неравнодушна. В 1700 г. молодой и храбрый шведский король Карл XII
разбивает [156] под Нарвой
русские войска; у него сильнейшая армия, и уже кружится голова в предчувствии
славы второго Цезаря. Карл занимает Лифляндию и Польшу, хочет броситься за
Петром в глубь Московии, но генералы его отговаривают. А Петр мечется между
Москвой, Новгородом и Воронежем, заново воссоздавая армию; строятся корабли,
отливаются (из монастырских колоколов) новые пушки. Дворянская иррегулярная
армия ненадежна, теперь на ее место набирают всех желающих, а от кабалы и
мужицкой неволи желающих много. Под командованием Бориса Петровича Шереметева
русские войска овладевают крепостью Мариенбург; среди пленных и солдат
генерал-фельдмаршал замечает хорошенькую девушку с соломой в волосах
(«...видимо, в обозе уже пристраивались валять ее под телегами...») и берет ее
экономкой, но влиятельный Александр Меншиков забирает красавицу Катерину себе.
Когда Петр узнает об измене Анны Монс с саксонским посланником Кенгисеком,
Меншиков подсовывает ему Катерину, которая приходится царю по сердцу (это
будущая царица Екатерина I). «Конфузия под Нарвой пошла нам на великую пользу,
— говорит Петр. — От битья железо крепнет, человек мужает». Он начинает осаду
Нарвы, ее защитник генерал Горн не желает сдавать город, что приводит к
бессмысленным страданиям его жителей. Нарва взята яростным штурмом, в гуще боя
виден бесстрашный Меншиков со шпагой. Генерал Горн сдается. Но: «Не будет тебе
чести от меня, — слышит он от Петра. — Отведите его в тюрьму, пешком, через
весь город, дабы увидел печальное дело рук своих...» Евгений Иванович Замятин 1884-1937Уездное - Повесть (1912)Уездного
малого Анфима Барыбу называют «утюгом». У него тяжелые железные челюсти,
широченный четырехугольный рот и узенький лоб. Да и весь Барыба из жестких
прямых и углов. И выходит из всего этого какой-то страшный лад. Ребята-уездники
побаиваются Барыбу: зверюга, под тяжелую руку в землю вобьет. И в то же время
им на потеху он разгрызает камушки, за булку. Отец-сапожник
предупреждает: со двора сгонит, коли сын не выдержит в училище выпускные
экзамены. Анфим проваливается на первом же — по Закону Божьему и, боясь отца,
домой не возвращается. Он поселяется на
дворе заброшенного дома купцов Балкашиных. На огородах Стрелецкой слободы да на
базаре все, что удается, ворует. Как-то Анфим крадет цыпленка со двора богатой
вдовы кожевенного фабриканта Чеботарихи. Тут-то его и выслеживает кучер
Урванка и тащит к хозяйке. Хочет
Чеботариха наказать Барыбу, но, взглянув на его зверино-крепкое тело, уводит в
свою спальню, якобы чтоб заставить раскаяться в грехе. Однако расползшаяся как
тесто Чеботариха сама решает согрешить — для сиротинки. Теперь в доме Чеботарихи Барыба живет в покое, на всем
готовом [158] И бродит в
сладком безделье. Чеботариха в нем день ото дня все больше души не чает. Вот
Барыба уже и на чеботаревском дворе распорядки наводит: мужиками командует,
провинившихся штрафует. В чуриловском
трактире знакомится Анфим с Тимошей-портным, маленьким, востроносым, похожим на
воробья, с улыбкой вроде теплой лампадки. И становится Тимоша его приятелем. Однажды видит
Барыба на кухне, как молоденькая служанка Полька, дура босоногая, поливает деревцо
апельсиновое супом. Деревцо это уже полгода выращивает, бережет-холит.
Выхватывает Анфим с корнем деревцо — да за окно. Полька ревет, и Барыба
выталкивает ее ногой в погреб. Тут-то в его голове и поворачивается какой-то
жернов. Он — за ней, легонько налегает на Польку, она сразу и падает. Послушно
двигается, только еще чаще хнычет. И в этом — особая сладость Барыбе. «Что,
перина старая, съела, ага?» — говорит он вслух Чеботарихе и показывает кукиш.
Выходит из погреба, а под сараем копошится Урванка. Барыба сидит в
трактире за чаем с Тимошей. Тот заводит свое любимое — о Боге: Его нет, а все ж
жить надо по-Божьи. Да еще рассказывает, как, больной чахоткой, он ест со
своими детьми из одной миски, чтобы узнать, прилипнет ли эта болезнь к ним,
поднимется ли у Бога рука на ребят несмышленых. В Ильин день
устраивает Чеботариха Барыбе допрос — о Польке. Анфим молчит. Тогда Чеботариха
брызгает слюной, топает ногами: «Вон, вон из мово
дому! Змей подколодный!» Барыба идет сначала к Тимоше, потом в монастырь к монаху
Евсею, знакомому Анфиму с детства. Батюшки Евсей
и Иннокентий, а также Савка-послушник потчуют гостя вином. Затем Евсей,
одолжив у Анфима денег, отправляется с ним и Савкой гулять дальше, в Стрельцы. На следующий
день Евсей с Барыбой идут в Ильинскую церковь, где хранятся деньги Евсея, и
монах возвращает Анфиму долг. С тех пор вертится Барыба возле церкви и однажды
ночью после праздничной службы — шасть в алтарь за денежками Евсея: на кой ляд
они монаху? Теперь Барыба
снимает комнату в Стрелецкой слободе у Апроси-салдатки. Читает Анфим лубочные
книжонки. Гуляет в поле, там косят. Вот бы так и Барыбе! Да нет, не в мужики же
ему идти. И подает он прошение в казначейство: авось возьмут писцом. Узнает Евсей о
пропаже денег и понимает, что украл их Барыба. Решают монахи напоить
Анфимку-вора чаем на заговоренной воде — авось сознается. Отхлебывает Барыба из
стакана, и хочется сказать: «Я [159] украл», но молчит
он и лишь улыбается зверино. А сосланный в этот монастырь дьяконок подскакивает
к Барыбе: «Нет, братец, тебя никакой разрыв-травой не проймешь. Крепок,
литой». Неможется
Барыбе. На третий день только отлегло. Спасибо Апросе, выходила Анфима и стала
с тех пор его сударушкой. Осень в этот
год какая-то несуразная: падает и тает снег, и с ним тают Барыбины-Евсеевы
денежки. Из казначейства приходит отказ. Тут-то Тимоша и знакомит Анфима с
адвокатом Семеном Семеновичем, прозванным Моргуновым. Он ведет у купцов все их
делишки темные и никогда не говорит о Боге. Начинает Барыба ходить у него в
свидетелях: оговаривает, кого велит Моргунов. В стране все
полыхает, в набат бьют, вот и министра ухлопали. Тимоша и Барыба с приятелями
перед пасхальной вечерей сидят в трактире. Портной все в платок покашливает. Выходят
на улицу, а Тимоша возвращается: платок в трактире обронил. Наверху шум, выстрелы,
выкатывается кубарем Тимоша, вслед кто-то стрелой и — в переулок. А другой, его
сообщник — чернявенький мальчишечка, лежит на земле, и владелец трактира старик
Чурилов пинает его в бок: «Унесли! Убег один, со ста рублями убег!» Вдруг
подскакивает злой Тимоша: «Ты что ж это, нехристь, убить мальца-то за сто целковых
хочешь?» По мнению Тимоши, Чурилову от сотни не убудет, а они, может, два дня
не ели. «Ясли бы до нашего сонного озера дошло, в самый бы омут полез!» —
говорит приятелям Тимоша о революционных событиях. Понаехали из
губернии, суд военный. Чурилов во время допроса жалуется на Тимошку-дерзеца.
Барыба же вдруг говорит прокурору: «Платка никакого не было. Сказал Тимоша: дело наверху
есть». Тимошу
арестовывают. Исправник Иван Арефьич с Моргуновым решают подкупить Барыбу,
чтобы тот показал на суде против приятеля. Шесть четвертных да местишко
урядника — не мало ведь! В ночь перед
судом нудит внутри у Барыбы какой-то мураш надоедный. Отказаться бы, приятель
все-таки, как-то чудно. Но жизни-то всего в Тимоше полвершка. Снятся экзамены,
поп. Опять провалится Анфим, второй раз. А мозговатый он был, Тимоша-то. «Был?»
Почему «был»?.. Барыба
уверенно выступает на суде. А утром в веселый базарный день казнят Тимошу и
чернявенького мальчишечку. Чей-то голос говорит: «Висельники, дьяволы!» А
другой: «Тимошка Бога забыл.. Кончилось в посаде старинное житье,
взбаламутили, да». Белый
новенький китель, погоны. Идет Барыба, радостный и гордый, к отцу: пусть-ка
теперь поглядит. Буркает постаревший отец: [160] «Чего надо?» —
«Слышал? Три дня как произвели». — «Слышал об тебе, как же. И про монаха Евсея.
И про портного тоже». И вдруг затрясся старик, забрызгал слюной: «Во-он из мово
дому, негодяй! Во-он!» Очумелый, идет
Барыба в чуриловский трактир. Там веселятся приказчики. Уже здорово
нагрузившись, двигается Барыба к приказчикам: «У нас теперь смеяться с-строго
не д-дозволяется...» Покачивается огромный, четырехугольный, давящий, будто не
человек, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба. Мы - Роман (1920—1921, опубл. 1952)Далекое
будущее. Д-503, талантливый инженер, строитель космического корабля
«Интеграл», ведет записки для потомков, рассказывает им о «высочайших вершинах
в человеческой истории» — жизни Единого Государства и его главе Благодетеле.
Название рукописи — «Мы». Д-503 восхищается тем, что граждане Единого
Государства, нумера, ведут рассчитанную по системе Тэйлора, строго регламентированную
Часовой Скрижалью жизнь: в одно и то же время встают, начинают и кончают
работу, выходят на прогулку, идут в аудиториум, отходят ко сну. Для нумеров
определяют подходящий табель сексуальных дней и выдают розовую талонную
книжку. Д-503 уверен: «Мы» — от Бога, а «я» — от диавола. Как-то
весенним днем со своей милой, кругло обточенной подругой, записанной на него
0-90, Д-503 вместе с другими одинаково одетыми нумерами гуляет под марш труб
Музыкального Завода. С ним заговаривает незнакомка с очень белыми и острыми
зубами, с каким-то раздражающим иксом в глазах или бровях. 1-330, тонкая,
резкая, упрямо-гибкая, как хлыст, читает мысли Д-503. Через
несколько дней 1-330 приглашает Д-503 в Древний Дом (они прилетают туда на аэро).
В квартире-музее рояль, хаос красок и форм, статуя Пушкина. Д-503 захвачен в
дикий вихрь древней жизни. Но когда 1-330 просит его нарушить принятый
распорядок дня и остаться с ней, Д-503 намеревается отправиться в Бюро Хранителей
и донести на нее. Однако на следующий день он идет в Медицинское Бюро: ему
кажется, что в него врос иррациональный №1 и что он явно болен. Его освобождают
от работы. [161] Д-503 вместе с другими нумерами
присутствует на площади Куба во время казни одного поэта, написавшего о
Благодетеле кощунственные стихи. Поэтизированный приговор читает трясущимися
серыми губами приятель Д-503, Государственный Поэт R-13. Преступника казнит сам
Благодетель, тяжкий, каменный, как судьба. Сверкает острое лезвие луча его
Машины, и вместо нумера — лужа химически чистой воды. Вскоре строитель «Интеграла»
получает извещение, что на него записалась 1-330. Д-503 является к ней в
назначенный час. 1-330 дразнит его: курит древние «папиросы», пьет ликер, заставляет
и Д-503 сделать глоток в поцелуе. Употребление этих ядов в Едином Государстве
запрещено, и Д-503 должен сообщить об этом, но не может. Теперь он другой. В
десятой записи он признается, что гибнет и больше не может выполнять свои
обязанности перед Единым Государством, а в одиннадцатой — что в нем теперь два
«я» — он и прежний, невинный, как Адам, и новый — дикий, любящий и ревнующий,
совсем как в идиотских древних книжках. Если бы знать, какое из этих «я»
настоящее! Д-503 не может без 1-330, а ее
нигде нет. В Медицинском Бюро, куда ему помогает дойти двоякоизогнутый
Хранитель S-4711, приятель
I, выясняется, что строитель «Интеграла» неизлечимо болен: у него, как и у
некоторых других нумеров, образовалась душа. Д-503 приходит в Древний Дом, в «их»
квартиру, открывает дверцу шкафа, и вдруг... пол уходит у него из-под ног, он
опускается в какое-то подземелье, доходит до двери, за которой — гул. Оттуда появляется
его знакомый, доктор. «Я думал, что она, 1-330...» — «Стойте тут!» — доктор
исчезает. Наконец! Наконец она рядом. Д и I уходят — двое-одно... Она идет, как
и он, с закрытыми глазами, закинув вверх голову, закусив губы... Строитель
«Интеграла» теперь в новом мире: кругом что-то корявое, лохматое,
иррациональное. 0-90 понимает: Д-503 любит
другую, поэтому она снимает свою запись на него. Придя к нему проститься, она
просит: «Я хочу — я должна от вас ребенка — и я уйду, я уйду!» — «Что?
Захотелось Машины Благодетеля? Вы ведь ниже сантиметров на десять Материнской
Нормы!» — «Пусть! Но ведь я же почувствую его в себе. И хоть несколько дней...»
Как отказать ей?.. И Д-503 выполняет ее просьбу — словно бросается с
аккумуляторной башни вниз. 1-330 наконец появляется у своего
любимого. «Зачем ты меня мучила, зачем не приходила?» — «А может быть, мне
нужно было испытать тебя, нужно знать, что ты сделаешь все, что я захочу, что
ты совсем уже мой?» — «Да, совсем!» Сладкие, острые зубы; улыбка, [162] она в чашечке
кресла — как пчела: в ней жало и мед. И затем — пчелы — губы, сладкая боль
цветения, боль любви... «Я не могу так, I. Ты все время что-то
недоговариваешь», — «А ты не побоишься пойти за мной всюду?» — «Нет, не
побоюсь!» — «Тогда после Дня Единогласия узнаешь все, если только не...» Наступает
великий День Единогласия, нечто вроде древней Пасхи, как пишет Д-503; ежегодные
выборы Благодетеля, торжество воли единого «Мы». Чугунный, медленный голос:
«Кто «за» — прошу поднять руки». Шелест миллионов рук, с усилием поднимает
свою и Д-503. «Кто «против»?» Тысячи рук взметнулись вверх, и среди них — рука
1-330. И дальше — вихрь взвеянных бегом одеяний, растерянные фигуры
Хранителей, R-13,
уносящий на руках 1-330. Как таран, Д-503 пропарывает толпу, выхватывает I, всю
в крови, у R-13, крепко прижимает к себе и уносит. Только бы вот так нести ее,
нести, нести... А назавтра в
Единой Государственной Газете: «В 48-й раз единогласно избран все тот же
Благодетель». А в городе повсюду расклеены листки с надписью «Мефи». Д-503 с 1-330
по коридорам под Древним Домом выходят из города за Зеленую Стену, в низший
мир. Нестерпимо пестрый гам, свист, свет. У Д-503 голова кругом. Д-503 видит
диких людей, обросших шерстью, веселых, жизнерадостных. 1-330 знакомит их со
строителем «Интеграла» и говорит, что он поможет захватить корабль, и тогда
удастся разрушить Стену между городом и диким миром. А на камне огромные буквы
«Мефи». Д-503 ясно: дикие люди — половина, которую потеряли горожане, одни Н2,
а другие О, а чтобы получилось Н2О, нужно, чтобы половины
соединились. I назначает Д свидание
в Древнем Доме и открывает ему план «Мефи»: захватить «Интеграл» во время
пробного полета и, сделав его оружием против Единого Государства, кончить все
сразу, быстро, без боли. «Какая нелепость, I! Ведь наша революция была последней!»
— «Последней — нет, революции бесконечны, а иначе — энтропия, блаженный покой,
равновесие. Но необходимо его нарушить ради бесконечного движения». Д-503 не
может выдать заговорщиков, ведь среди них... Но вдруг думает: что, если она с
ним только из-за... Наутро в Государственной
Газете появляется декрет о Великой Операции. Цель — уничтожение фантазии.
Операции должны подвергнуться все нумера, чтобы стать совершенными,
машиноравными. Может быть, сделать операцию Д и излечиться от души, от I? Но он
не может без нее. Не хочет спасения... На углу, в аудиториуме, широко разинута дверь, и оттуда —
мед- [163] ленная колонна из
оперированных. Теперь это не люди, а какие-то человекообразные тракторы. Они
неудержимо пропахивают сквозь толпу и вдруг охватывают ее кольцом. Чей-то
пронзительный крик: «Загоняют,
бегите!» И все убегают. Д-503 вбегает передохнуть в какой-то подъезд, и тотчас
же там оказывается и 0-90. Она тоже не хочет операции и просит спасти ее и их
будущего ребенка. Д-503 дает ей записку к 1-330: она поможет. И вот долгожданный полет
«Интеграла». Среди нумеров, находящихся на корабле, члены «Мефи». «Вверх —
45°!» — командует Д-503. Глухой взрыв — толчок, потом мгновенная занавесь туч —
корабль сквозь нее. И солнце, синее небо. В радиотелефонной Д-503 находит 1-330
— в слуховом крылатом шлеме, сверкающую, летучую, как древние валькирии. «Вчера
вечером приходит ко мне с твоей запиской, — говорит она Д. — И я отправила —
она уже там, за Стеною. Она будет жить...» Обеденный час. Все — в столовую. И
вдруг кто-то заявляет: «От имени Хранителей... Мы знаем все. Вам — кому я говорю,
те слышат... Испытание будет доведено до конца, вы не посмеете его сорвать. А
потом...» У I — бешеные, синие искры. На ухо Д: «А, так это вы? Вы — «исполнили
долг»?» И он вдруг с ужасом понимает: это дежурная Ю, не раз бывавшая в его
комнате, это она прочитала его записи. Строитель «Интеграла» — в командной
рубке. Он твердо приказывает: «Вниз! Остановить двигатели. Конец всего». Облака
— и потом далекое зеленое пятно вихрем мчится на корабль. Исковерканное лицо
Второго Строителя. Он толкает Д-503 со всего маху, и тот, уже падая, туманно
слышит: «Кормовые — полный ход!» Резкий скачок вверх. Д-503 вызывает к себе Благодетель
и говорит ему, что ныне сбывается древняя мечта о рае — месте, где блаженные с
оперированной фантазией, и что Д-503 был нужен заговорщикам лишь как строитель
«Интеграла». «Мы еще не знаем их имен, но уверен, от вас узнаем». На следующий день оказывается,
что взорвана Стена и в городе летают стаи птиц. На улицах — восставшие. Глотая
раскрытыми ртами бурю, они двигаются на запад. Сквозь стекло стен видно: женские
и мужские нумера совокупляются, даже не спустивши штор, без всяких талонов... Д-503 прибегает в Бюро Хранителей
и рассказывает S-4711
все, что он знает о «Мефи». Он, как древний Авраам, приносит в жертву Исаака —
самого себя. И вдруг строителю «Интеграла» становится ясно: S — один из тех... Опрометью Д-503 — из Бюро
Хранителей и — в одну из общественных уборных. Там его сосед, занимающий
сиденье слева, делится с [164] ним своим
открытием: «Бесконечности нет! Все конечно, все просто, все — вычислимо; и
тогда мы победим философски...» — «А там, где кончается ваша конечная вселенная?
Что там — дальше?» Ответить сосед не успевает. Д-503 и всех, кто был там,
хватают и в аудиториуме 112 подвергают Великой Операции. В голове у Д-503
теперь пусто, легко... На другой день
он является к Благодетелю и рассказывает все, что ему известно о врагах
счастья. И вот он за одним столом с Благодетелем в знаменитой Газовой комнате.
Приводят ту женщину. Она должна дать свои показания, но лишь молчит и
улыбается. Затем ее вводят под колокол. Когда из-под колокола выкачивают
воздух, она откидывает голову, глаза полузакрыты, губы стиснуты — это напоминает
Д-503 что-то. Она смотрит на него, крепко вцепившись в ручки кресла, смотрит,
пока глаза совсем не закрываются. Тогда ее вытаскивают, с помощью электродов
быстро приводят в себя и снова сажают под колокол. Так повторяется три раза — и
она все-таки не говорит ни слова. Завтра она и другие, приведенные вместе с
нею, взойдут по ступеням Машины Благодетеля. Д-503 так
заканчивает свои записки: «В городе сконструирована временная стена из
высоковольтных волн. Я уверен — мы победим. Потому что разум должен победить». Александр Романович Беляев 1884-1942Голова профессора Доуэля- Роман (1925, нов.
ред. 1937)
Мари
Лоран, молодой врач, получает предложение поступить на работу в лабораторию
профессора Керна. Кабинет, в котором Керн принимает ее, производит весьма
мрачное впечатление. Но куда более мрачным оказывается посещение лаборатории:
там Мари видит отделенную от туловища человеческую голову. Голова укреплена на
квадратной стеклянной доске, от нее к различным баллонам и цилиндрам идут
трубки. Голова разительно напоминает Мари недавно умершего профессора Доуэля,
известного ученого-хирурга. Это и в самом деле его голова. По словам Керна, ему
удалось «воскресить» только голову Доуэля, страдавшего неизлечимым недугом. («Я
бы предпочла смерть такому воскресению», — реагирует на это Мари Доран.) Мари
поступает работать в лабораторию Керна. В ее обязанности входит следить за
состоянием головы, которая «слышит, понимает и может отвечать мимикой лица».
Кроме того. Мари ежедневно приносит голове ворох медицинских журналов, и они
вместе их «просматривают». Между головой и Мари устанавливается некое подобие
общения, и однажды голова профессора Доуэля взглядом просит девушку отвернуть
кран на трубке, подведенной к его горлу (Керн строго запретил Мари трогать
кран, сказав, что это приведет к немедленной смерти [166] головы). Голове
удается объяснить Мари: этою не случится. Девушка колеблется, но в конце концов
исполняет просьбу и слышит шипение и слабый надтреснутый голос — голова может
говорить! В тайных беседах Мари Лоран и головы профессора выясняются
чудовищные подробности оживления. Керн был ассистентом профессора. Он
талантливый хирург. Во время их совместной работы с профессором Доуэлем
случился припадок астмы, и, очнувшись, он увидел, что лишился тела. Керну было
необходимо сохранить действующим мозг профессора, чтобы продолжать
исследования. Доуэль отказывался сотрудничать с ним, хотя Керн и заставлял его
самыми грубыми методами (пропуская через голову профессора электрический ток,
примешивая к питательным растворам раздражающие вещества). Но когда Керн,
проводя опыты на глазах у головы, сделал несколько ошибок, которые могли
погубить результаты их усилий, профессор Доуэль не выдержал и согласился
продолжать работу. С помощью Доуэля Керн оживляет еще две головы, мужскую и
женскую (Тома Буш, рабочий, попавший под автомобиль, и Брике, певичка из бара,
получившая предназначавшуюся не ей пулю). Операция проходит успешно, но головы
Тома и Брике, в отличие от Доуэля, не привыкшие к интеллектуальной
деятельности, томятся без тела. У Мари Лоран прибавляется работы. Она не
только следит за состоянием всех трех голов, но еще показывает Тома и Брике
фильмы, включает им музыку. Но все напоминает им прежнюю жизнь и только
расстраивает их. Настойчивой Брике удается уговорить Керна попробовать пришить
ей новое тело. Тем временем Керн узнает о беседах Мари и головы профессора
Доуэля. Девушка готова разоблачить его, поведав всему миру его страшную тайну,
и Керн запрещает Мари возвращаться домой. Мари пробует протестовать. Керн на
ее глазах отключает один из кранов, лишая воздуха голову Доуэля. Мари
соглашается на его условия, и лаборатория становится ее тюрьмой. На месте железнодорожной
катастрофы Керн находит подходящее для Брике тело и похищает его. Приживление
проходит удачно. Вскоре Брике разрешают говорить. Она пробует петь, при этом
обнаруживается некая странность: в верхнем регистре голос Брике довольно писклив
и не очень приятен, а в нижнем у нее оказывается превосходное грудное
контральто. Мари просматривает газеты, чтобы понять, кому принадлежало это
молодое, изящное тело, доставшееся теперь Брике. Ей на глаза попадается
заметка, что труп известной итальянской артистки Анжелики Гай, следовавшей в
поезде, потерпевшем крушение, исчез бесследно. Брике разрешают встать, она
начинает ходить, порою в [167] жестах ее заметна
удивительная грация. Брике воюет с Керном: она хочет вернуться домой и предстать
перед своими друзьями в новом обличье, но в намерения хирурга не входит
отпускать ее из лаборатории. Поняв это, Брике бежит, спустившись со второго
этажа по связанным простыням. Она не раскрывает друзьям тайны своего
возвращения. Брике вместе со своей подругой Рыжей Мартой и ее мужем Жаном
(взломщиком сейфов) уезжают вместе, чтобы скрыться от возможного преследования
полиции. Жан заинтересован в этом не меньше, чем Брике. Они оказываются на
одном из пляжей Средиземного моря, где случайно встречаются с Арманом Ларе,
художником, и Артуром Доуэлем, сыном профессора. Арман Лоре не может забыть
Анжелику Гай, он был «не только поклонником таланта певицы, но и ее другом, ее
рыцарем». Ларе острым взглядом художника улавливает сходство незнакомой молодой
женщины с пропавшей певицей: фигура ее «похожа как две капли воды на фигуру
Анжелики Гай». У нее та же родинка на плече, что у Анжелики, те же жесты, Арман
Ларе и Артур Доуэль решают выяснить тайну. Ларе приглашает незнакомку и ее
друзей совершить прогулку на яхте и там, оставшись наедине с Брике, заставляет
ее рассказать свою историю. Она без утайки отвечает на расспросы сначала Ларе,
потом Артура Доуэля. Когда Брике упоминает находившуюся в лаборатории третью голову,
Артур догадывается, о ком идет речь. Он показывает Брике фотографию своего
отца, и она подтверждает его догадку. Друзья увозят Брике в Париж, чтобы с ее
помощью разыскать голову профессора Доуэля. Арман Ларе находится в некотором
смятении: он чувствует симпатию — а может, и нечто большее — к Брике, но не
может понять, что именно его привлекает, тело Анжелики или личность самой
Брике. Брике ощущает, что в ее жизнь певички из бара вошло что-то совсем новое.
Совершается чудо «перевоплощения» — чистое тело Анжелики Гай не только
омолаживает голову Брике, оно изменяет ход ее мыслей. Но маленькая ранка, что
была на ступне у Анжелики, вдруг дает о себе знать: у Брике начинает болеть,
краснеет и опухает нога. Ларе и Доуэль хотят показать Брике врачам, но она
возражает против этого, боясь, что вся ее история будет предана огласке.
Доверяя только Керну, Брике тайком едет к нему в лабораторию. Тем временем
Доуэль, разыскивая Мари Лоран, узнает, что девушку заточили в больницу для
душевнобольных. Пока друзья с
трудом освобождают Мари, Керн безуспешно пытается спасти ногу Брике. В конце
концов он вынужден вновь отделить голову Брике от туловища. Керн, понимая, что
таить впредь его [168] опыты невозможно,
демонстрирует публике живую голову Брике (голова Тома к этому времени погибает).
Во время этой демонстрации Мари Лоран, пылая гневом и ненавистью, обличает
Керна как убийцу и вора, присвоившего чужие труды. Чтобы скрыть следы преступления,
Керн при помощи парафиновых инъекций изменяет вид головы профессора Доуэля.
Артур Доуэль, явившись к начальнику полиции, просит произвести обыск у Керна.
Сам же он, вместе с Мари Лоран и Арманом Ларе, присутствует при этом. Они видят
последние минуты головы профессора Доуэля. Полицейские собираются допросить
Керна. Керн направляется в свой кабинет, и вскоре оттуда доносится выстрел. Самуил Яковлевич Маршак 1887-1964Двенадцать месяцев - драматическая сказка (1943)В
зимнем лесу волк беседует с вороном, белки играют с зайцем в горелки. Их видит
Падчерица, которая пришла в лес за хворостом и дровами (послала ее жестокая
Мачеха). Падчерица встречает в лесу Солдата, рассказывает ему об игре зверей.
Тот объясняет, что под Новый год случаются всякие чудеса, и помогает девочке
собрать вязанку. А сам Солдат пришел в лес за елочкой для Королевы. Когда он
уходит, в лесу собираются двенадцать месяцев, чтобы развести костер. Четырнадцатилетняя Королева,
ровесница Падчерицы, круглая сирота. Седобородый Профессор учит своенравную
девочку чистописанию и математике, но не очень успешно, ибо Королева не любит,
чтобы ей противоречили. Она желает, чтобы завтра же наступил апрель, и издает
приказ: обещает большую награду тому, кто принесет во дворец корзину
подснежников. Глашатаи объявляют о начале весны и королевском приказе. Мачеха и ее Дочка мечтают о
награде. Только возвращается Падчерица с хворостом, как ее тут же посылают
обратно в лес — за подснежниками. Замерзшая Падчерица бродит по
лесу. Выходит на поляну, на которой горит костер, а вокруг него греются
двенадцать братьев-месяцев. Девочка рассказывает им свою историю. Апрель
просит братьев [170] уступить
ему часок, чтобы помочь Падчерице. Те соглашаются. Кругом расцветают
подснежники, девочка их собирает. Апрель дарит ей свое колечко: если случится
беда, нужно бросить колечко, сказать волшебные слова — и все месяцы придут на
помощь. Братья наказывают Падчерице, чтобы она никому не говорила о встрече с
ними. Падчерица
приносит подснежники домой. Мачехина Дочка крадет у спящей Падчерицы колечко,
подаренное Апрелем. Та сразу об этом догадывается, умоляет вернуть ей колечко,
но старуха и ее злая Дочка даже и слушать не хотят. Они идут с подснежниками в
королевский дворец, оставив Падчерицу дома. Торжественный прием в королевском дворце. Королева объявляет, что Новый
год не наступит, пока не принесут полной корзины подснежников. Появляются
садовники с оранжерейными цветами, но подснежников среди них нет. Лишь когда
Мачеха с Дочкой приносят Подснежники, Королева признает, что Новый год наступил.
Она приказывает «двум особам» рассказать, где они нашли цветы. Те плетут
небылицу о чудесном месте, на котором растут зимой и цветы, и грибы, и ягоды.
Королева решает послать их за орехами и ягодами, но потом у нее возникает мысль
поехать туда самой вместе с придворными. Тогда Мачеха с Дочкой говорят, что
чудесное место уже замело снегом. Королева угрожает им за обман казнью, и
лгуньи признаются, что цветы рвала Падчерица. Королева едет в лес, приказав
«двум особам» сопровождать ее вместе с Падчерицей. В лесу солдаты
расчищают дорогу перед Королевой. Им жарко, а придворные мерзнут. Королева
приказывает всем работать и сама берет метлу. Появляются Мачеха, Дочка и
Падчерица. Королева повелевает дать Падчерице шубу. Падчерица жалуется, что у
нее отняли колечко. Королева приказывает мачехиной Дочке вернуть колечко, и та
повинуется. Затем Королева требует, чтобы Падчерица рассказала, где нашла
подснежники. Девочка отказывается, и тогда разгневанная Королева велит снять с
нее шубу, грозит казнью и бросает ее колечко в прорубь. Падчерица, наконец,
произносит волшебные слова и куда-то исчезает. Сразу же наступает весна. Затем
лето. Рядом с Королевой появляется медведь. Все разбегаются, только Профессор и
старый Солдат защищают ее. Медведь уходит. Наступает осень. Ураган, ливень.
Придворные, покинув Королеву, бегут обратно во дворец. Королева остается с
Профессором, старым Солдатом, Мачехой и ее Дочкой. Возвращается зима, сильная
стужа. Сани есть, да ехать нельзя: на лошадях ускакали придворные. Королева
мерзнет. Как выбраться из лесу? [171] Появляется старик в белой шубе и
предлагает каждому загадать по одному желанию. Королева хочет домой, Профессор
— чтобы времена года вернулись на свои места, Солдат — погреться у костра, Мачеха
с Дочкой — шубы, хоть собачьи. Старик дает им шубы, они ругают друг друга, что
не просили собольих. И тут же превращаются в собак. Их запрягают в сани. Двенадцать месяцев и Падчерица
сидят у костра. Месяцы дарят девочке сундук с обновками и чудесные сани,
запряженные двумя конями. Появляются королевские сани в собачьей упряжке.
Месяцы разрешают всем погреться у костра. На собаках, конечно, далеко не
уедешь. Надо бы попросить Падчерицу, чтобы подвезла, но надменная Королева
просить не хочет и не умеет. Солдат объясняет ей, как это делается. Королева
наконец по-доброму просит Падчерицу, та сажает всех в сани и дает каждому
шубу. А собак она через три года приведет к новогоднему костру, и, если они
исправятся, их опять превратят в людей. Все уезжают. Месяцы остаются у
новогоднего костра. Анна Андреевна Ахматова 1889-1966Поэма без героя Триптих (1940-1965)Автору
слышится Траурный марш Шопена и шепот теплого ливня в плюще. Ей снится
молодость, ЕГО миновавшая чаша. Она ждет человека, с которым ей суждено
заслужить такое, что смутится Двадцатый Век. Но вместо
того, кого она ждала, новогодним вечером к автору в фонтанный Дом приходят тени
из тринадцатого года под видом ряженых. Один наряжен Фаустом, другой — Дон
Жуаном. Приходят Дапертутто, Иоканаан, северный Глан, убийца Дориан. Автор не
боится своих неожиданных гостей, но приходит в замешательство, не понимая: как
могло случиться, что лишь она, одна из всех, осталась в живых? Ей вдруг
кажется, что сама она — такая, какою была в тринадцатом году и с какою не
хотела бы встретиться до Страшного Суда, — войдет сейчас в Белый зал. Она
забыла уроки краснобаев и лжепророков, но они ее не забыли: как в прошедшем
грядущее зреет, так в грядущем прошлое тлеет. Единственный,
кто не появился на этом страшном празднике мертвой листвы, — Гость из Будущего.
Зато приходит Поэт, наряженный полосатой верстой, — ровесник Мамврийского
дуба, вековой [173] собеседник луны.
Он не ждет для себя пышных юбилейных кресел, к нему не пристают грехи. Но об
этом лучше всего рассказали его стихи. Среди гостей — и тот самый демон,
который в переполненном зале посылал черную розу в бокале и который встретился
с Командором. В беспечной, пряной, бесстыдной
маскарадной болтовне автору слышатся знакомые голоса. Говорят о Казанове, о
кафе «Бродячая собака». Кто-то притаскивает в Белый зал козлоногую. Она полна
окаянной пляской и парадно обнажена. После крика: «Героя на авансцену!» —
призраки убегают. Оставшись в одиночестве, автор видит своего зазеркального
гостя с бледным лбом и открытыми глазами — и понимает, что могильные плиты
хрупки и гранит мягче воска. Гость шепчет, что оставит ее живою, но она вечно
будет его вдовою. Потом в отдаленье слышится его чистый голос: «Я к смерти
готов». Ветер, не то вспоминая, не то
пророчествуя, бормочет о Петербурге 1913 г. В тот год серебряный месяц ярко
над серебряным веком стыл. Город уходил в туман, в предвоенной морозной духоте
жил какой-то будущий гул. Но тогда он почти не тревожил души и тонул в невских
сугробах. А по набережной легендарной приближался не календарный — настоящий
Двадцатый Век. В тот год и встал над мятежной
юностью автора незабвенный и нежный друг — только раз приснившийся сон. Навек
забыта его могила, словно вовсе и не жил он. Но она верит, что он придет,
чтобы снова сказать ей победившее смерть слово и разгадку ее жизни. Адская арлекинада тринадцатого
года проносится мимо. Автор остается в Фонтанном Доме 5 января 1941 г. В окне
виден призрак оснеженного клена. В вое ветра слышатся очень глубоко и очень
умело спрятанные обрывки Реквиема. Редактор поэмы недоволен автором'. Он
говорит, что невозможно понять, кто в кого влюблен, кто, когда и зачем
встречался, кто погиб, и кто жив остался, и кто автор, и кто герой. Редактор
уверен, что сегодня ни к чему рассуждения о поэте и рой призраков. Автор
возражает: она сама рада была бы не видеть адской арлекинады и не петь среди
ужаса пыток, ссылок и казней. Вместе со своими современницами — каторжанками,
«стопятницами», пленницами — она готова рассказать, как они жили в страхе по
ту сторону ада, растили детей для плахи, застенка и тюрьмы. Но она не может
сойти с той дороги, на которую чудом набрела, и не дописать свою поэму. Белой ночью
24 июня 1942 г. догорают пожары в развалинах Ле- [174] нинграда. В
Шереметевском саду цветут липы и поет соловей. Увечный клен растет под окном
фонтанного Дома. Автор, находящийся за семь тысяч километров, знает, что клен
еще в начале войны предвидел разлуку. Она видит свого двойника, идущего на
допрос за проволокой колючей, в самом сердце тайги дремучей, и слышит свой
голос из уст двойника: за тебя я заплатила чистоганом, ровно десять лет ходила
под наганом... Автор
понимает, что ее невозможно разлучить с крамольным, опальным, милым городом, на
стенах которого — ее тень. Она вспоминает день, когда покидала свой город в
начале войны, в брюхе летучей рыбы спасаясь от злой погони. Внизу ей открылась
та дорога, по которой увезли ее сына и еще многих людей. И, зная срок отмщения,
обуянная смертным страхом, опустивши глаза сухие и ломая руки, Россия шла перед
нею на восток. Сергей Антонович Клычков 1889-1937Сахарный немец- Роман (1925)Первая
мировая война. Солдаты двенадцатой роты — вчерашние мужики из села Чертухино.
Миколай Митрич Зайцев, сын чертухинского лавочника, молодой парень, недавно
произведен в зауряд-прапорщики. Его все зовут Зайчиком. Он мастер сочинять
песни. Зайчик — человек добрый и безответный: все (и даже фельдфебель Иван
Палыч) обращаются с ним бесцеремонно. Как-то раз во время смотра на Зайчика
накричал командир — за то, что взводным у него был Пенкин Прохор Акимыч, рыжий
и рябой. От растерянности Зайчик дал затрещину ефрейтору Пенкину, а вечером
бросился ему в ноги и просил прощения. Роте приходит инструкция. В ней
говорится, что солдат высадят с кораблей, чтобы они прямо «из моря» напали на
немцев. Все в ужасе. Рота причащается перед верной смертью. Но операцию отменяют.
Солдаты верят, что война скоро кончится. Однако роту из резерва вновь посылают
на линию фронта, к реке Двине. В блиндаже ефрейтор Пенкин
рассказывает сказку об уродливом царе Ахламоне, который отказался от богатства,
стал ходить по земле нищим и сделался красавцем. Жизнь роты идет своим чередом.
У [176] окошка в
наблюдательном пункте убит один из чертухинцев, Василий Морковкин. В отхожем
месте застрелен денщик Зайчика, Анучкин. А ротный, Палон Палоныч, шпыняет
Зайчика за стихотворство. Зайчика,
одного из всей роты, отпускают домой на побывку. По дороге его обстреливают
немцы. Он не появляется в штабе, где должен выправить бумаги об отпуске, и его
считают пропавшим без вести. Ротный Палон
Палоныч (как всегда, пьяный) приказывает денщику Сеньке принести с другого
берега Двины кусок немецкой колючей проволоки. Тот всем хвастается, что
обманул командира (принес проволоку, только не немецкую) и получил за это
орден. Двина
разливается и заливает окопы. Чертухинцам (в отличие от многих других) удается
спастись. Зайчик же
просто заплутал и, не зайдя в штаб, отправился домой. Радостно встречают его
староверы-родители, Митрий Семеныч и Фекла Спиридоновна. Но ждет его и плохая
весть. Клаша, дочь отца Никанора, которую Зайчик любил и с которой обвенчался в
старообрядческой молельне «в духе и свете», вышла замуж за другого, богатого.
Еще Зайчик узнает страшную историю Пелагеи, жены Прохора Пенкина, Муж уехал на
войну, а в молодой жене «бушевала кровь». Она пыталась соблазнить старого
свекра. Свекор умирает, а Пелагея, согрешив с пастушком Игнаткой, ждет ребенка.
Потом она кончает с собой. Пьяный дьякон Афанасий ночью в лесу натыкается на ее
тело и рассказывает небылицы о страшной бабе с веревкой. Зайчик, зайдя в лес,
тоже видит тело Пелагеи. Там же он встречает цыганку, которая советует ему остерегаться
воды. Ямщик Петр
Еремеич решает бежать из Чертухина: он не хочет отдавать для фронта своих
лошадей. Петр Еремеич подвозит Зайчика до города Чагодуя. Там они выпивают с
дьяконом Афанасием, который собирается идти к царю и сказать, что он, дьякон,
в Бога не верит. В городе
Зайчик встречает Клашу, Она ведет его к себе, в спальню. Но приходит ее свекор,
и Зайчик вынужден бежать через окно. Миколай Митрич оказывается в вагоне вместе
с дьяконом Афанасием. Тот говорит, что Бога больше нет, а только боженята —
свой у каждого народа. Поезд приходит в Питер. Дьякон куда-то исчезает. А
Зайчик знакомится в Питере с седой женщиной, похожей на Клашу. Женщина ведет
Зайчика домой, но он убегает и прямиком оттуда на вокзал — на фронт. Зайчик никому не говорит, что побывал дома, чтобы не сообщать [177] страшную новость
Пенкину. Миколай Митрич дает писарю Пек Пекычу взятку и узнает, что ротный
теперь под следствием («полроты водой унесло!»), а он, Зайчик, представлен к
повышению. Ротный Палон Палоныч почти ума
лишился: речи стал вести странные про чертей. А Зайчик пришел к нему под
хмельком и стад спорить о вере (словами дьякона Афанасия). Ротного после того
отвозят в больницу, а Зайчик становится вместо него командиром. Солдат переводят на новые позиции.
Напротив них, посредине Двины, — островок, на котором успели укрепиться немцы.
Сенька, бывший денщик Палон Палоныча, придумывает хитроумное устройство,
которым взрывают «островушных» немцев. На праздник Покрова солдатам
привозят подарки. Они пьют чай вместе с командиром. Зайчик идет за водой к
реке, а немцы, как ни странно, по нему не стреляют. На другом берегу немец тоже
выходит за водой. Зайчик хватает винтовку и убивает его. После этого случая Зайчик лежит в
блиндаже сам не свой. Мерещится ему маленький сахарный немчик, который целится
в него. А немцы действительно открывают сильный огонь. Все солдаты считают это
возмездием за поступок командира. Иван Палыч после проведенной под обстрелом
ночи находит разрушенный Зайчиком блиндаж. Он вытаскивает оттуда полуживого
командира, надеясь, что получит за это орден. Чертухинский балакирь- Роман (1926)Было
это в Чертухине давно, «когда еще ямщик Петр Еремеич молодой был». Жили два
брата, Аким и Петр Кирилычи Пенкины. Аким рано женился, детей у него было
много, и работал он день и ночь. А Петр был ленивым, жил у брата, ничего не
делал, но умел рассказывать разные истории, за что и был прозван балакирем.
Эта история тоже с его слов известна — кто знает, была она на самом деле или
нет. Мавра, жена
Акима, стала сердиться на Петра, куском попрекать. Она хотела, чтобы Петр
женился, завел свое хозяйство. Тот и сам был не прочь, но девкам он не
нравился: лентяй и балакирь. Обиженный Маврой, пошел Петр Кирилыч в лес и
встретил там лешего Антюти- [178] ка. Тот пообещал
женить Петра на водяной девке, а вместо нее показал купающуюся феколку, дочку
мельника Спиридона Емельяныча. Мельник был
человек не простой. В молодости он с братом Андреем ушел в монастырь. Жили
братья на Афоне, но одолели их искушения: Спиридону в келье рыжая девка
мерещилась, а Андрею в церкви какой-то монах безликий. Да еще бес сказал
Андрею, что мужики святыми не бывают, и смутил его. Братья убежали с Афона,
прихватив с собой армяк, который, по преданию, принадлежал святому мужику
Ивану Недотяпе. Вернулись они в родное село. Андрея забрили в солдаты, и он
пропал без вести. А Спиридон женился на красавице староверке и три года по
обету к жене не прикасался. Через три года она умерла, и Спиридон женился... на
случайно встреченной нищенке. Она вскоре родила двух девочек и тоже умерла — в
тот год, когда Спиридон поймал медведицу для барина Махал Махалыча Бачурина.
Барин продавал мельницу и хотел иметь живого медведя. Вот они и договорились —
мельницу за медведицу с медвежатами. Да пока спорили, медведица убежала. И в
придачу к медвежатам Спиридон отдал барину чудесную мудрую книгу «Златые
уста», которую Андрей нашел в лесу. А в мельничном подвале Спиридон устроил
церковь, где служил вместо попа. Вера у него была своя — вроде староверской, но
особенная. Одна
Спиридонова дочь, Феколка, была красавицей, вторая, Маша, невзрачной, Феколка
рано вышла замуж, а Спиридон наложил на нее запрет: не жить с мужем три года
после свадьбы. Это кончилось тем, что Феколкин муж, Митрий Семеныч, завел себе
любовницу. Когда прошли эти три года, Феколка приехала навестить отца. Тогда-то
ее и увидел Петр Кирилыч. На следующий день он вновь пришел на это место. Но
Феколка уже уехала, и Петр увидел вместо нее некрасивую Машу. Решил он, что и
Маша не хуже других, посватался и получил согласие. А Спиридон принял Петра
Кирилыча в свою веру. Одна беда —
привязалась к Петру Кирилычу колдунья устинья,
полюбился он ей. Пришла устинья к
Маше в облике старушки и дала волшебный корешок: съешь после свадьбы —
похорошеешь. А корешок был сонный. Сыграли свадьбу, проглотила невеста корешок
и стала как мертвая. Похоронили ее. Горевал Петр Кирилыч — он успел полюбить
Машу. Стал он жить у Спиридона Емельяныча. Мельнику все казалось, что
покойница — первая жена — к нему ночами приходит. И однажды он увидел вместо
нее в постели... колдунью Ульяну. Она тоже с того дня стала жить на мельнице и
рассказала, что Маша не умерла, а спит. Спиридон выкрал спящую Машу с кладбища.
А на Ульяну рассердился и прогнал ее. Во время богослужения [179] мельница
загорелась. Может, это мстила Ульяна, но Петру Кирилычу показалось, что огонь
был от образа Неопалимой Купины. Сгорели и мельник, и Маша... А Петр Кирилыч,
словно обезумев, бросился бежать в лес. О. В.
Буткова Князь мира- Роман (1927)«Премного
лет тому будет назад» жил в Чертухине мужик Михаила Иванович Бачура по прозвищу
Святой. На старости лет умерла у него жена, и стал он кормиться подаянием.
Встретил раз по дороге девку-нищенку, привел домой и женился на ней. Марья
оказалась «бабой дельной» и привела хозяйство в порядок. Да только Михаила уже
старенький был, вот и не было у них детей. Пошел Михаила к колдуну, а тот
говорит: если вокруг земли обойдешь, это тебе поможет. Пустился старик в путь
и встретил по дороге солдата. Солдат напугал Ми-хайлу и заставил поменяться
обликом: отнял бороду, палочку, целковый с проверченной дырочкой и отдал усы.
Пришел солдат в дом к Михаиле и стал жить с его женой (говорят, что еще до
этого Марья изменила мужу с пономарем). Жили лже-Михайла с Марьей богато и
дружно. Соседи говорили, что у Михаилы черт в батраках, потому он так хорошо
живет. Однако Марья, вскоре затяжелевшая, умерла родами. А мнимый Михайла (или
настоящий, кто его знает?) удавился в лесу на осине. Тело же странным образом
исчезло из петли. В доме соседи увидели бездыханную
Марью и новорожденного мальчика. Решили его кормить всем миром по очереди,
пусть потом будет пастушонком. На шее у ребенка нашли цепочку, а на ней —
целковый с дырочкой. Марью не успели похоронить — дом с ее телом сгорел, а на
пороге горящего дома люди видели черта... Когда сирота Мишутка немного
подрос, его отдали в подпаски к пьянице и драчуну пастуху Нилу. Однажды Нил
зверски избил мальчишку и на другой день найден был мертвым. Мишутка в
полудреме видел, что убил Нила человек с бородкой и палочкой. Стал Мишутка пастухом. Все бы
хорошо, но у коров стало пропадать полдневное молоко. Задумали чертухинцы
утопить пастушка. Но однажды увидел Мишутка спящего на берегу огромного сома.
Дьячок [180] Порфирий
Прокопьич помог ему справиться с рыбой. Когда сому распороли брюхо, оттуда
полилось молоко: рыба сосала молоко у коров, забредавших в воду. К удивлению чертухинцев, вернулся в село Михаила (или мнимый Михаила).
Взял он с собой Мишутку, стали они вместе ходить по миру, собирать милостыню. В ту пору жила неподалеку барыня Раиса Васильевна Рысакова, или
Рысачиха. Владела она селом Скудилище и жестоко порола мужиков. Чуть не запорола
до смерти самого смирного — Ивана Недотяпу. Убежал Иван, а через время явился к
старосте Никите Миронычу и принес оброк барыне — с милостыньки, которую собирал.
Показалось старосте, что у Ивана сияние над головой. Принес Никита Мироныч
деньги барыне, та взяла и сказала, что мужик не может быть святым, а разве что
чертом. Решила она, что надо народ отпустить с барщины на оброк — пусть
милостыню собирают, а с тех денег оброк платят. Муж Рысачихи, генерал-майор, давно умер, и не было ей отбою от сватов:
была Рысачиха красавицей. Часто ездил к ней и сватался князь Копыто-Наливайко,
Еще князь не давал проходу Аленушке, горничной барыни. А той, бедной,
казалось, что это генерал-майор приходит с того света, ее «тилискает».
Забеременела Аленка, и барыня велела выдать ее за урода Хомку, служившего
заместо палача. Тогда Аленушка под окном у барыни удавилась, Хомка насмерть
запорол ключницу Савишну, барынину наушницу, а кузнец Буркан, любивший Аленушку,
убил Хомку. Рысачиха дала согласие князю Копыто-Наливайко. Тот объяснил ей, что
пороть крестьян нужно не поодиночке, а всех сразу. Но не успело Скудилище
пожить под его властью: «отпущенные на оброк» крестьяне стали разбойниками, а
Буркан — их атаманом. Они убили князя. Денежные дела Рысачихи были в расстройстве.
Пришел день — описали ее имущество, многое пустили с молотка, сватов тогда не
стало. Рысачиха сошлась с захудалым барином Бодягой, веселым и жуликоватым. Но
тот исчез года через три. Потом, говорили, с пономарем жила (или то был
нечистый в облике пономаря). Стала барыня реже пороть крестьян, Набивалась она
ко всем в крестные матери, а крестники ее оказывались слепыми: дело в том, что
она прикасалась к их глазам волшебным перстнем. А к Никите Миронычу опять пришел Иван Недотяпа и принес оброк. Рассказали
ему всю правду про барыню, тогда он деньги оставил старосте с женой, И раскрыл
секрет: он владеет неразменным рублем, отовсюду возвращающимся к своему
владельцу. Решил Иван [181] от этого рубля
избавиться, попросил запечь его в пирог и подал Ми-хайле, проходившему мимо.
Староста выкупился за Недотяпины деньги на волю. Но... в тот же день царь
даровал волю всем крестьянам. А последнего сына старосты Рысачиха успела
ослепить. Что было
делать бывшим рысачихинским мужикам? Никита Мироныч завел постоялый двор и
организовал «нищее дело», которым и кормились вчерашние крестьяне. Он снабжал
их подходящей для нищенства одеждой и получал часть выручки. У него на дворе
остановились и Михаила с Мишуткой. Там же оказалась Секлетинья, повивальная бабка
из Чертухина. Она прознала про неразменный рубль — тот самый, что был найден на
шее у Мишутки. Изображен на этой монете рогатый «князь мира сего». Захотела
Секлетинья завладеть целковым. Ночью грабитель подкрался к Михаиле и убил его,
а с Мишуткой расправиться не успел: Секлетинья огрела злодея поленом. А у
мертвого Михаилы вдруг выросли огромные усы. Секлетинья пошла дальше с
Мишуткой. Она попыталась отнять у мальчишки рубль, но Мишутка убежал от нее.
Когда Секлетинья возвращалась в Чертухино, ей встретилась тройка, а на ней
Мишутка и страшный «турецкий анарал» с усами, как у мертвого Михаилы. «Анарал»
приказал Секлетинье помалкивать. Однако она все разболтала в Чертухине на
посиделках. Вскоре у болтливой бабы распух язык и она умерла. А Мишутка потом
женился на Рысачихиной дочке и стал барином, но это уже другая история. Борис Леонидович Пастернак 1890—1960Детство Аюверс - Повесть (1918, опубл. 1922)Женя
Люверс родилась и выросла в Перми. Летом живали на берегу Камы на даче.
Однажды, проснувшись среди ночи, Женя испугалась огней и звуков на другом
берегу реки и расплакалась. Отец, войдя в детскую, пристыдил ее и коротко
объяснил: это — Мотовилиха. Наутро девочка узнала, что Мотовилиха — казенный
завод и делают там чугун... Самые существенные, беспокоящие ее вопросы она
умышленно не задала. В это утро она вышла из младенчества, в котором находилась
еще ночью, в первый раз заподозрив явление в чем-то таком, что явление
оставляет про себя либо открывает только взрослым. Шли годы. Для Жени это были годы одиночества. Отец постоянно был в
отъездах, редко обедал и никогда не ужинал. Когда же раздражался и утрачивал
самообладание, то становился совершенно чужим человеком. Мать, появляясь,
осыпала детей ласками, проводила с ними целые часы, когда им менее всего этого
хотелось, но чаще они видели мать отчужденной, без повода вспыльчивой. В Екатеринбурге жизнь пошла по-новому. Сережа и Женя поступили в
гимназию. Появилась подруга — Лиза Дефендова, дочка псаломщика. Сережа подружился
с братьями Ахмедьяновыми. Среди сослуживцев отца был симпатичный бельгиец Негарат, [183] вскоре
вынужденный вернуться на родину. Перед отъездом он сказал, что часть своих книг
оставляет у Цветкова. При желании Люверс могут ими пользоваться. Как-то в августе Женя забралась
на поленницу и увидела чужой сад. Три незнакомки в саду разглядывали что-то.
Через некоторое время они проследовали в калитку, а невысокий хромой человек
нес за ними большой альбом или атлас. Хромающий молодой человек продолжал
занимать ее и в последующие дни. Она увидела его со своим репетитором Диких
выходящим из книжной лавки, куда через минуту они с Сережей зашли за
Тургеневым. Оказывается, хромой и был тем самым Цветковым, о котором говорил
Негарат. Однажды родители собрались в
театр, а Женя засела за взрослое издание «Сказок Кота Мурлыки». В двенадцатом
часу вдруг послышались голоса, топот и громкий, полосующий крик мамы. Детей
заперли в их комнатах, а наутро отправили Женю к Дефендовым, а Сережу к
Ахмедьяновым. Живя у чужих людей, Женя впервые
измерила глубину своей привязанности к маме. Она вдруг почувствовала, что
страшно похожа на нее. Это было ощущение женщины, ощущающей свою внешность и
прелесть. Из отведенной ей комнаты она вышла не своей, изменившейся, новой
походкой. Ночью у
Дефендовых она опять увидела Цветкова, Хромой удалялся от окна с поднятой в
руке лампой. За ним двинулись, перекашиваясь, длинные тени, а за ними и сани,
которые быстро вспыхнули и: мотнулись во мрак. По возвращении домой ей объяснили
причину маминой болезни, По окончании спектакля их жеребец в момент появления
родителей стал биться, вздыбился и насмерть задавил прохожего, а мама заболела
нервным расстройством. «Тогда и родился мертвый братец?» — спросила Женя, слышавшая
об этом у Дефендовых. Вечером пришел удрученный чем-то
репетитор. Погиб его друг — Цветков. Женя вскрикнула и бросилась вон из
комнаты. «Чем объяснить этот всплеск чувствительности? — думал Диких. —
Очевидно, покойный произвел на эту маленькую женщину особо глубокое впечатление,
которому есть свое имя». Тут он ошибся. Впечатление
действительно было жизненно важно и значительно, но смысл его был в том, что в
ее жизнь вошел другой человек, третье лицо, то, которое имеют в виду
евангельские заповеди, когда говорят о любви к ближнему. [184] Доктор Живаго - Роман (1955, опубл. 1957, в СССР - 1988)Когда
Юрин дядюшка Николай Николаевич переехал в Петербург, заботу о нем, в десять
лет оставшемся сиротой, взяли другие родственники — Громеко, в доме которых на
Сивцевом Вражке бывали интересные люди и где атмосфера профессорской семьи
вполне способствовала развитию Юриных талантов. Дочь
Александра Александровича и Анны Ивановны (урожденной Крюгер) Тоня была ему
хорошим товарищем, а одноклассник по гимназии Миша Гордон — близким другом, так
что он не страдал от одиночества. Как-то во
время домашнего концерта Александру Александровичу пришлось сопровождать одного
из приглашенных музыкантов по срочному вызову в номера, где только что
попыталась свести счеты с жизнью его хорошая знакомая Амалия Карловна Гишар.
Профессор уступил просьбе Юры и Миши и взял их с собой. Пока мальчики
стояли в прихожей и слушали жалобы пострадавшей о том, что на такой шаг ее
толкали ужасные подозрения, по счастью оказавшиеся только плодом ее
расстроенного воображения, — из-за перегородки в соседнюю комнату вышел
средних лет мужчина, разбудив спавшую в кресле девушку. На насмешливые
взгляды мужчины она отвечала подмигиванием сообщницы, довольной, что все
обошлось и их тайна не раскрыта. В этом безмолвном общении было что-то пугающе
волшебное, будто он был кукольником, а она марионеткой. У Юры сжалось сердце от
созерцания этого порабощения. На улице Миша сказал товарищу, что он встречал
этого человека. Несколько лет назад они с папа ехали вместе с ним в поезде и он
спаивал в дороге Юриного отца, тогда же бросившегося с площадки на рельсы. Увиденная Юрой
девушка оказалась дочерью мадам Гишар. Лариса — Лара — была гимназисткой. В
шестнадцать лет она выглядела восемнадцатилетней и несколько тяготилась
положением ребенка — такого же, как ее подруги. Это чувство усилилось, когда
она уступила ухаживаниям Виктора Ипполитовича Комаровского, роль которого При
ее маменьке не ограничивалась ролью советника в делах и друга дома. Он стал ее
кошмаром, он закабалил ее. Через
несколько лет, уже студентом-медиком, Юрий Живаго вновь встретился с Ларой при
необычных обстоятельствах. Вместе с Тоней
Громеко накануне Рождества они ехали на елку к Свенцицким по Камергерскому переулку.
Недавно тяжело и долго [185] болевшая Анна
Ивановна соединила их руки, сказав, что они созданы друг для друга. Тоня
действительно была близким и понимающим его человеком. Вот и в эту минуту она уловила
его настроение и не мешала любоваться заиндевелыми, светящимися изнутри
окнами, в одном из которых Юрий заметил черную проталину, сквозь которую виден
был огонь свечи, обращенный на улицу почти с сознательностью взгляда. В этот
момент и родились строки еще не оформившихся стихов: «Свеча горела на столе,
свеча горела...» Он и не подозревал, что за окном
Лара Гишар говорила в этот момент Паше Антипову, не скрывавшему с детских лет
своего обожания, что, если он любит ее и хочет удержать от гибели, они должны
немедленно обвенчаться. После этого Лара отправилась к Свенцицким, где Юра с
Тоней веселились в зале и где за картами сидел Комаровский. Около двух часов
ночи в доме вдруг раздался выстрел. Лара, стреляя в Комаровского, промахнулась,
но пуля задела товарища прокурора московской судебной палаты. Когда Лару
провели через зал, Юра обомлел — та самая! И вновь тот же седоватый, что имел
отношение к гибели его отца! В довершение всего, вернувшись домой, Тоня и Юра
уже не застали Анну Ивановну в живых. Лару стараниями Комаровского
удалось спасти от суда, но она слегла, и Пашу к ней пока не пускали. Приходил,
однако, Кологривов, принес «наградные». Больше трех лет назад Лара, чтобы избавиться
от Комаровского, стала воспитательницей его младшей дочери. Все складывалось
благополучно, но тут проиграл общественные деньги ее пустоватый братец Родя. Он
собирался стреляться, если сестра не поможет ему. Деньгами выручили
Кологривовы, и Лара передала их Роде, отобрав револьвер, из которого тот хотел
застрелиться. Вернуть долг Кологривову никак не удавалось. Лара тайно от Паши
посылала деньги его сосланному отцу и приплачивала хозяевам комнаты в Камергерском.
Девушка считала свое положение у Кологривовых ложным, не видела выхода из
него, кроме как попросить деньги у Комаровского. Жизнь опротивела ей. На балу у
Свенцицких Виктор Ипполитович делал вид, что занят картами и не замечает Лару.
К вошедшей же в зал девушке он обратился с улыбкой, значение которой Лара так
хорошо понимала... Когда Ларе стало лучше, они с
Пашей поженились и уехали в Юрятин, на Урал. После свадьбы молодые проговорили
до утра. Его' догадки чередовались с Лариными признаниями, после которых у,
него падало сердце... На новом месте Лариса преподавала в гимназии и была
счастлива, хотя на ней был дом и трехлетняя Катенька. Паша преподавал латынь и
древнюю историю. [186] Справили
свадьбу и Юра с Тоней. Между тем грянула война. Юрий Андреевич оказался на
фронте, не успев толком повидать родившегося сына. Иным образом попал в пекло
боев Павел Павлович Антипов. С женой
отношения были непростые. Он сомневался в ее любви к нему. Чтобы освободить
всех от этой подделки под семейную жизнь, он закончил офицерские курсы и
оказался на фронте, где в одном из боев попал в плен. Лариса Федоровна поступила
сестрой в санитарный поезд и отправилась искать мужа. Подпоручик Галиуллин,
знавший Пашу с детства, утверждал, что видел, как он погиб. Живаго
оказался свидетелем развала армии, бесчинства анархиствующих дезертиров, а
вернувшись в Москву, застал еще более страшную разруху. Увиденное и пережитое
заставило доктора многое пересмотреть в своем отношении к революции. Чтобы выжить,
семья двинулась на Урал, в бывшее имение Крюгеров Варыкино, неподалеку от
города Юрятина. Путь пролегал через заснеженные пространства, на которых
хозяйничали вооруженные банды, через области недавно усмиренных восстаний, с
ужасом повторявших имя Стрельникова, теснившего белых под командованием
полковника Галиуллина. В Варыкине они
остановились сначала у бывшего управляющего Крюгеров Микулицына, а потом в
пристройке для челяди. Сажали картошку и капусту, приводили в порядок дом,
доктор иногда принимал больных. Нежданно объявившийся сводный брат Евграф,
энергичный, загадочный, очень влиятельный, помог упрочить их положение.
Антонина Александровна, похоже, ожидала ребенка. С течением
времени Юрий Андреевич получил возможность бывать в Юрятине в библиотеке, где
увидел Ларису Федоровну Антипову. Она рассказала ему о себе, о том, что
Стрельников — это ее муж Павел Антипов, вернувшийся из плена, но скрывшийся под
другой фамилией и не поддерживающий отношений с семьей. Когда он брал Юрятин,
забрасывал город снарядами и ни разу не осведомился, живы ли жена и дочь. Через два
месяца Юрий Андреевич в очередной раз возвращался из города в Варыкино, Он
обманывал Тоню, продолжая любить ее, и мучился этим. В тот день он ехал домой с
намерением признаться жене во всем и больше не встречаться с Ларой. Вдруг трое
вооруженных людей преградили ему дорогу и объявили, что доктор с этого момента
мобилизован в отряд Аиверия Микулицына. Работы у доктора было по горло: зимой
— сыпняк, летом — дизентерия и во все времена года — раненые. Перед Ливерием
Юрий Андреевич не скрывал, что идеи Октября его не воспламеняют, [187] что они еще так
далеки от осуществления, а за одни лишь толки об этом заплачено морями крови,
так что цель не оправдывает средства. Да и сама идея переделки жизни рождена
людьми, не почувствовавшими ее духа. Два года неволи, разлуки с семьей,
лишений и опасности завершились все же побегом. В Юрятине доктор появился в
момент, когда из города ушли белые, сдав его красным. Выглядел он одичалым,
немытым, голодным и ослабевшим. Ларисы Федоровны и Катеньки дома не было. В тайнике
для ключей он обнаружил записку. Аариса с дочерью отправилась в Варыкино,
надеясь застать его там. Мысли его путались, усталость клонила ко сну. Он
растопил печь, немного поел и, не раздеваясь, крепко заснул. Очнувшись же,
понял, что раздет, умыт и лежит в чистой постели, что долго болел, но быстро
поправляется благодаря заботам Лары, хотя до полного выздоровления нечего и
думать о возвращении в Москву. Живаго пошел служить в губздрав, а Лариса
Федоровна — в губоно. Однако тучи над ними сгущались. В докторе видели
социально чуждого, под Стрельниковым начинала колебаться почва. В городе
свирепствовала чрезвычайка. В это время пришло письмо от
Тони: семья была в Москве, но профессора Громеко, а с ним ее и детей (теперь у
них, кроме сына, есть дочь Маша) высылают за границу. Горе еще в том, что она
любит его, а он ее — нет. Пусть строит жизнь по своему разумению. Неожиданно объявился Комаровский.
Он приглашен правительством Дальневосточной Республики и готов взять их с
собой: им обоим грозит смертельная опасность. Юрий Андреевич сразу отверг это предложение.
Лара уже давно поведала ему о той роковой роли, что сыграл в ее жизни этот
человек, а он рассказал ей, что Виктор Ипполитович был виновником самоубийства
его отца. Решено было укрыться в Барыкине. Село было давно покинуто жителями,
вокруг по ночам выли волки, но страшнее было бы появление людей, а они не взяли
с собой оружие. Кроме того, недавно Лара сказала, что, кажется, беременна.
Надо было думать уже не о себе. Тут как раз снова прибыл Комаровский. Он привез
весть, что Стрельников приговорен к расстрелу и надо спасать Катеньку, если уж
Лара не думает о себе. Доктор сказал Ларе, чтобы она ехала с Комаровским. В снежном, лесном одиночестве
Юрий Андреевич медленно сходил с ума. Он пил и писал стихи, посвященные Ларе.
Плач по утраченной любимой вырастал в обобщенные мысли об истории и человеке,
о революции как утраченном и оплакиваемом идеале. В один из вечеров доктор услышал
хруст шагов, и в дверях показался человек. Юрий Андреевич не сразу узнал
Стрельникова. Выходило, что Комаровский обманул их! Они проговорили почти всю
ночь. [188] О революции, о
Ларе, о детстве на Тверской-Ямской. Улеглись под утро, но, проснувшись и выйдя
за водой, доктор обнаружил своего собеседника застрелившимся. ...В Москве Живаго
появился уже в начале нэпа исхудавшим, обросшим и одичавшим. Большую часть
пути он проделал пешком. В течение последующих восьми-девяти лет своей жизни он
терял врачебные навыки и утрачивал писательские, но все же брался за перо и
писал тоненькие книжечки. Любители их ценили. По хозяйству
помогала ему дочь бывшего дворника Марина, она служила на телеграфе на линии
зарубежной связи. Со временем она стала женой доктора и у них родились две
дочери. Но в один из летних дней Юрий Андреевич вдруг исчез. Марина получила
от него письмо, что он хочет пожить некоторое время в одиночестве и чтобы его
не искали. Он не сообщил, что вновь неизвестно откуда появившийся брат Евграф
снял ему комнату в Камергерском, снабдил деньгами, начал хлопотать о хорошем
месте работы. Однако душным
августовским днем Юрий Андреевич умер от сердечного приступа. Попрощаться с
ним пришло в Камергерский неожиданно много народу. Среди прощающихся оказалась
и Лариса Федоровна. Она зашла в эту квартиру по старой памяти. Здесь когда-то
жил ее первый муж Павел Антипов. Через несколько дней после похорон она
неожиданно исчезла: ушла из дому и не вернулась. Видимо, ее арестовали. Уже в сорок
третьем году, на фронте, генерал-майор Евграф Андреевич Живаго, расспрашивая
бельевщицу Таньку Безочередову о ее героической подруге разведчице Христине
Орлецовой, поинтересовался и ее, Таниной, судьбой. Он быстро понял, что это
дочь Ларисы и брата Юрия. Убегая с Комаровским в Монголию, когда красные подходили
к Приморью, Лара оставила девочку на железнодорожном разъезде сторожихе Марфе,
кончившей дни в сумасшедшем доме. Потом беспризорщина, скитания... Между прочим,
Евграф Андреевич не только позаботился о Татьяне, но и собрал все написанное
братом. Среди стихов его было и стихотворение «Зимняя ночь»: «Мело, мело по
всей земле / Во все пределы. / Свеча горела на столе, / Свеча горела...» Осип Эмильевич Мандельштам 1891-1938Четвертая проза - Эссе (1929-1938)Одни
люди пытаются спасти других от расстрела. Но действуют они при этом по-разному.
Мудрая расчетливость одесского ньютона-математика, с которой подошел к делу
Веньямин Федорович, отличается от бестолковой хлопотливости Исая Бенедиктовича.
Исай Бенедиктович ведет себя так, словно расстрел — заразная и прилипчивая болезнь,
и поэтому его тоже могут расстрелять. Он все время помнит, что в Петербурге у
него осталась жена. Хлопоча, обращаясь к влиятельным людям, Исай Бенедиктович
словно делает себе прививку от расстрела. Животный страх управляет людьми,
строчит доносы, бьет по лежачим, требует казни для пленников. Люди требуют
убийства за обвес на рынке, случайную подпись, припрятанную рожь. фонтаном
брызжет черная лошадиная кровь эпохи. Автор жил некоторое время в
здании Цекубу (Центральной комиссии улучшения быта ученых). Тамошняя прислуга
ненавидела его за то, что он не профессор. Приезжающие в Цекубу люди принимали
его за своего и советовались, в какую республику лучше сбежать из Харькова и
Воронежа. Когда автор наконец покинул здание Цекубу, его шуба лежала поперек
пролетки, как у человека, покидающего больницу или тюрьму. [190] В словесном
ремесле автор ценит только «дикое мясо, сумасшедший нарост», а произведения
мировой литературы делит на разрешенные и написанные без разрешения. «Первые —
это мразь, вторые — ворованный воздух». Писателям, пишущим разрешенные вещи,
следовало бы запретить иметь детей. Ведь дети должны будут досказать главнейшее
за своих отцов, отцы же запроданы рябому черту на три поколения вперед. У автора нет
ни рукописей, ни записных книжек, ни даже почерка: он единственный в России
работает с голосу, а не пишет как «густопсовая сволочь». Он чувствует себя
китайцем, которого никто не понимает. Умер его покровитель, нарком
Мравьян-Муравьян, «наивный и любопытный, как священник из турецкой деревни». И
никогда уже не ездить в Эривань, взяв с собой мужество в желтой соломенной
корзине и стариковскую палку — еврейский посох. В московские
псиные ночи автор не устает твердить прекрасный русский стих: «...не
расстреливал несчастных по темницам...» «Вот символ веры, вот подлинный канон
настоящего писателя, смертельного врага литературы». Глядя на
разрешенного большевиками литературоведа Митьку Благого, молочного
вегетарианца из Дома Герцена, который сторожит в специальном музее веревку
удавленника Сережи Есенина, автор думает: «Чем была матушка филология и чем
стала... Была вся кровь, вся непримиримость, а стала псякрев, стала
всетерпимость...» Список убийц
русских поэтов пополняется. На лбу у этих людей видна каинова печать
литературных убийц — как, например, у Горнфельда, назвавшего свою книгу «Муки
слова»... С Горнфельдом автор познакомился в те времена, когда еще не было
идеологии и некому было жаловаться, если тебя кто обидит. В двадцать девятом
советском году Горнфельд пошел жаловаться на автора в «Вечернюю Красную
Газету». Автор приходит
жаловаться в приемную Николая Ивановича, где на пороге власти сиделкой сидит
испуганная и жалостливая белочка-секретарша, охраняя носителя власти как
тяжелобольного. Он хочет судиться за свою честь. Но обращаться можно разве что
к Александру Ивановичу Герцену... Писательство в том виде, как оно сложилось в
Европе и особенно в России, несовместимо с почетным званием иудея, которым
гордится автор. Его кровь, отягощенная наследством овцеводов, патриархов и
царей, бунтует против вороватой цыганщины писательского племени, которому
власть отводит места в желтых кварталах, как проституткам. «Ибо литература
везде и всюду выпол- [191] няет одно
назначение: помогает начальникам держать в повиновении солдат и помогает судьям
чинить расправу над обреченными». Автор готов нести ответственность
за издательство ЗИФ, которое не договорилось с переводчиками Горнфельдом и
Карякиным. Но он не хочет носить солидную литературную шубу. Лучше в одном пиджачке
бегать по бульварным кольцам зимней Москвы, лишь бы не видеть освещенные иудины
окна писательского дома на Тверском бульваре и не слышать звона сребреников и
счета печатных листов. Для автора в бублике ценна дырка,
а в труде — брюссельское кружево, потому что главное в брюссельском кружеве —
воздух, на котором держится узор. Поэтому его поэтический труд всеми
воспринимается как озорство. Но он на это согласен. Библией труда он считает
рассказы Зощенко — единственного человека, который показал трудящегося и
которого за это втоптали в грязь. Вот у кого брюссельское кружево живет! Ночью по Ильинке ходят анекдоты:
Ленин с Троцким, два еврея, немец-шарманщик, армяне из города Эривани... «А в Армавире на городском гербе
написано: собака лает, ветер носит». [192] Илья Григорьевич Эренбург 1891-1967Хулио Хуренито - Роман (1921)Явление
Хулио Хуренито народам Европы и его первому и преданнейшему ученику Эренбургу
происходит 26 марта 1913 г. в кафе «Ротонда» на парижском бульваре Монпарнас,
в тот самый час, когда автор Предается унынию над чашкой давно выпитого кофе,
тщетно ожидая кого-нибудь, кто освободит его, заплатив терпеливому официанту
шесть су. Принятый Эренбургом и прочими завсегдатаями «Ротонды» за черта,
незнакомец оказывается персоной куда более замечательной — героем гражданской
войны в Мексике, удачливым золотоискателем, ученым-энциклопедистом и знатоком
десятков живых и мертвых языков и наречий. Но главное призвание Хулио Хуренито,
именуемого в романе Учителем, — быть Великим Провокатором в роковые для
человечества годы. Вслед за
Эренбургом учениками и спутниками Хуренито в странствиях становятся люди, в
иных обстоятельствах решительно не способные сойтись вместе. Мистер Куль,
американский миссионер, возвращающий долг Европе, некогда принесшей блага
цивилизации в Новый Свет: два могучих рычага истории, по его убеждению, это
Библия и доллар. В числе проектов мистера Куля такие воистину гениальные, как
световые рекламы над булочными: «Не хлебом единым жив человек», оборудование
торговых павильонов по соседству с эша- [193] фотами, дабы
смертные казни из низкопробных зрелищ превратились в народные празднования, и
расширенное производство автоматов для продажи гигиенических средств в
публичных домах (причем на каждом пакетике должна красоваться назидательная
надпись вроде такой: «Милый друг, не забывай о своей невинной невесте!»). Прямая противоположность предприимчивому католику мистеру Кулю —
негр-идолопоклонник Айша, вдохновляющий Учителя на различные рассуждения о
месте религии в мире, погрязшем в ханжестве и фарисействе. «Чаще гляди на
детей, — советует он своему биографу Эренбургу. — Пока человек дик, пуст и
невежествен — он прекрасен. В нем — прообраз грядущего века!» Четвертым
учеником Хулио Хуренито оказывается Алексей Спиридонович Тишин, сын отставного
генерала — пьяницы и развратника, проведший юность в мучительном выборе между
женитьбой на дочери почтмейстера и ответом на вопрос: «Грех или не грех убить
губернатора?»; ныне же поиски истины привели его в Антверпен, где он,
считающий себя политэмигрантом, мучает собутыльников трагическими воплями: «Все — фикция, но
скажи мне, брат мой, человек я или не человек?» — осознавая разрыв
действительности с афоризмами о высоком призвании человека В. Короленко и М.
Горького. Еще один спутник Хуренито — найденный им на пыльной мостовой вечного
города Рима непревзойденный мастер плевания в длину и высоту с точностью до
миллиметра Эрколе Бамбучи; род его занятий — «никакой», но, если бы пришлось
выбирать, он, по собственному признанию, делал бы подтяжки («Это — удивительная
вещь!»). На недоуменные вопросы — зачем ему сей босяк? — Учитель ответствует:
«Что мне и любить, если не динамит? Он все делает наоборот, он предпочитает
плеваться, потому что ненавидит всякую должность и всякую организацию.
Клоунада? Может быть, но не на рыжем ли парике клоуна еще горят сегодня
отсветы свободы?» Последние из семи апостолов
Хуренито — похоронных дел мастер со вселенским замахом мосье Дэле и студент
Карл Шмидт, построивший жизнь по сложнейшим графикам, где учтены каждый час,
шаг и пфенниг. Приближая их к своей персоне, Учитель прозревает и их скорое
будущее, и судьбы человечества: Дэле фантастически разбогатеет на жертвах
мировой войны, а Шмидт займет высокий пост в большевистской России... Битва народов
рассеивает компанию по лицу земли. Одних призывают в армию — как, например,
Айшу, теряющего на фронте руку; другим в
грандиозной мистерии достается вовсе неслыханная роль — как Эрколе Бамбучи,
заведующему в Ватикане хозяйственным департаментом, принося Святому Престолу
доходы от продажи чудотвор- [194] ных образков и ладанок;
третьи оплакивают гибнущую цивилизацию — как Алексей Спиридонович,
перечитывающий в десятый раз «Преступление и наказание» и падающий на тротуар в
Париже у выхода из метро «Площадь Оперы» с воплем: «Вяжите меня! Судите меня!
Я убил человека!» Невозмутимым остается один Хуренито: свершается то,
чему должно свершиться. «Не люди приспособились к войне, а война приспособилась
к людям. Она кончится, только когда разрушит то, во имя чего началась: культуру
и государство». Остановить войну не в силах ни Ватикан, благословляющий новые
образцы пулеметов, ни интеллигенция, морочащая публику, ни члены «Международного
Общества друзей и поклонников мира», изучающие штыки и ядовитые газы воюющих
сторон, дабы установить: нет ли здесь чего-либо противного 1713 общепринятым
правилам «гуманного убоя людей». В невероятных
похождениях Учителя и его семи учеников лишь читателю свойственно обнаруживать
несуразицы и натяжки; лишь постороннему наблюдателю может показаться, что в
этой повести слишком много «вдруг» и «но». То, что в авантюрном романе —
ловкая выдумка, в роковые часы истории — факт биографии обывателя. Избежав
расстрела по обвинению в шпионаже поочередно во Франции и на германском участке
фронта, побывав в Гааге на Конгрессе социал-демократов и в открытом море на
утлой шлюпке, после потопления корабля вражеской миной, отдохнув в Сенегале,
на родине Айши, и приняв участие в революционном митинге в Петрограде, в цирке
Чинизелли (где и проводить подобные митинги, как не в цирке?), наши герои
претерпевают новую череду приключений на широких просторах России, — кажется,
именно здесь воплощаются наконец пророчества Учителя, обретают плоть утопии
каждого из его спутников. увы: и здесь нет защиты от судьбы, и в
революционном горниле куются все те же пошлость, глупость и дичь, от которых
они бежали семь лет, изчезновения которых они так желали, всяк на свой лад.
Эренбург растерян: неужто эти внучата Пугача, эти бородатые мужики,
полагающие, будто для всеобщего счастья надо, во-первых, перерезать жидов,
во-вторых, князей и бар («их мало еще резали»), да и коммунистов тоже вырезать
не мешает, а главное — сжечь города, потому как все зло от них, — неужели это —
истинные апостолы организации человечества? «Миленький
мальчик, — с улыбкой отвечает любимому своему ученику Хулио Хуренито, — разве
ты только сейчас понял, что я — негодяй, предатель, провокатор, ренегат и
прочее, прочее? Никакая революция не революционная, если она жаждет порядка.
Что до му- [195] жиков — они сами
не знают, чего хотят: то ли города жечь, то ли мирно расти дубками у себя на
пригорке. Но, связанные крепкой рукой, они в итоге летят в печь, давая силы
ненавистному им паровозу...» Все снова — после грозной бури —
«связано крепкой рукой». Эрколе Бамбучи как потомок древних римлян взят под
защиту Отдела охраны памятников старины. Мосье Дэле сходит с ума. Айша заведует
в Коминтерне негритянской секцией. Алексей Спиридонович в депрессии
перечитывает Достоевского. Мистер Куль служит в комиссии по борьбе с
проституцией. Эренбург помогает дедушке Дурову дрессировать морских свинок.
Большой начальник в Совнархозе Шмидт выправляет честной компании паспорта для
отъезда в Европу — чтобы каждому вернуться на круги своя. Вернуться — ив неведении и
недоумении всматриваться в грядущее, не зная и не понимая, что сулят каждому
из них новые времена. Прозябать и стенать в отсутствие Учителя, который, во
исполнение последнего из пророчеств, был убит из-за пары сапог 12 марта 1921 г.
в 8 часов 20 минут пополудни в городе Конотопе. Оттепель - Повесть (1953-1955)В
клубе крупного промышленного города — аншлаг. Зал набит битком, люди стоят в
проходах. Событие незаурядное: опубликован роман молодого местного писателя.
Участники читательской конференции хвалят дебютанта: трудовые будни отражены
точно и ярко. Герои книги — воистину герои нашего времени. А вот об их «личной жизни» можно
поспорить, считает один из ведущих инженеров завода Дмитрий Коротеев.
Типического здесь ни на грош: не мог серьезный и честный агроном полюбить
женщину ветреную и кокетливую, с которой у него нет общих духовных интересов,
в придачу — жену своего товарища! Любовь, описанная в романе, похоже,
механически перенесена со страниц буржуазной литературы! Выступление Коротеева вызывает
жаркий спор. Более других обескуражены — хотя и не выражают этого вслух —
ближайшие его друзья: молодой инженер Гриша Савченко и учительница Лена Журавлева
(ее муж — директор завода, сидящий в президиуме конференции и откровенно
довольный резкостью критики Коротеева). Спор о книге продолжается на дне
рождениия Сони Пуховой, [196] куда приходит
прямо из клуба Савченко. «умный человек,
а выступал по трафарету! — горячится Гриша. — Получается, что личному — не
место в литературе. А книга всех задела за живое: слишком часто еще мы говорим
одно, а в личной жизни поступаем иначе. По таким книгам читатель
истосковался!» — «Вы правы, — кивает один из гостей, художник Сабуров. — Пора
вспомнить, что есть искусство!» — «А по-моему, Коротеев прав, — возражает Соня.
— Советский человек научился управлять природой, но он должен научиться
управлять и своими чувствами...» Лене
Журавлевой не с кем обменяться мнением об услышанном на конференции: к мужу она
уже давно охладела, — кажется, с того дня, когда в разгар «дела врачей» услышала
от него: «Чересчур доверять им нельзя, это бесспорно». Пренебрежительное и
беспощадное «им» потрясло Лену.
И когда после пожара на заводе, где Журавлев показал себя молодцом, о нем с
похвалой отозвался Коротеев, ей хотелось крикнуть: «Вы ничего не знаете о нем.
Это бездушный человек!» Вот еще почему
огорчило ее выступление Коротеева а клубе: уж он-то казался ей таким цельным,
предельно честным и на людях, и в беседе с глазу на глаз, и наедине с
собственной совестью... Выбор между
правдой и ложью, умение отличить одно от другого—к этому призывает всех без
исключения героев повести время «оттепели». Оттепели не только в общественном
климате (возвращается после семнадцати лет заключения отчим Коротеева; открыто
обсуждаются в застолье отношения с Западом, возможность встречаться с
иностранцами; на собрании всегда находятся смельчаки, готовые перечить
начальству, мнению большинства). Это и оттепель всего «личного», которое так
долго принято было таить от людей, не выпускать за дверь своего дома. Коротеев
— фронтовик, в жизни его было немало горечи, но и ему этот выбор дается
мучительно. На партбюро он не нашел в себе смелости заступиться за ведущего
инженера Соколовского, к которому Журавлев испытывает неприязнь. И хотя после
злополучного партбюро Коротеев изменил свое решение и напрямую заявил об этом
завотделом горкома КПСС, совесть его не успокоилась: «Я не вправе судить
Журавлева, я — такой же, как он. Говорю одно, а живу по-другому. Наверное,
сегодня нужны другие, новые люди — романтики, как Савченко. Откуда их взять?
Горький когда-то сказал, что нужен наш, советский гуманизм. И Горького давно
нет, и слово «гуманизм» из обращения исчезло — а задача осталась. И решать ее
— сегодня». Причина конфликта
Журавлева с Соколовским — в том, что директор срывает план строительства
жилья. Буря, в первые весенние дни налетевшая на город, разрушившая несколько
ветхих бараков, [197] вызывает ответную
бурю — в Москве. Журавлев едет по срочному вызову в Москву, за новым
назначением (разумеется, с понижением). В крахе карьеры он винит не бурю и тем
более не самого себя — ушедшую от него Лену: уход жены — аморалка! В старые
времена за такое... И еще виноват в случившемся Соколовский (едва ли не он
поспешил сообщить о буре в столицу): «Жалко все-таки, что я его не угробил...» Была буря — и унеслась. Кто о ней
вспомнит? Кто вспомнит о директоре Иване Васильевиче Журавлеве? Кто вспоминает
прошедшую зиму, когда с сосулек падают громкие капли, до весны — рукой
подать?.. Трудным и долгим был — как путь
через снежную зиму к оттепели — путь к счастью Соколовского и
«врача-вредителя» Веры Григорьевны, Савченко и Сони Пуховой, актрисы
драмтеатра Танечки и брата Сони художника Володи. Володя проходит свое
искушение ложью и трусостью: на обсуждении художественной выставки он обрушивается
на друга детства Сабурова — «за формализм». Раскаиваясь в своей низости, прося
прощения у Сабурова, Володя признается себе в главном, чего он не осознавал
слишком долго: у него нет таланта. В искусстве, как и в жизни, главное — это
талант, а не громкие слова об идейности и народных запросах. Быть нужной людям стремится
теперь Лена, нашедшая вновь себя с Коротеевым. Это чувство испытывает и Соня
Пухова — она признается самой себе в любви к Савченко. В любви, побеждающей испытания
и временем, и пространством: едва успели они с Гришей привыкнуть к одной
разлуке (после института Соню распределили на завод в Пензе) — а тут и Грише
предстоит неблизкий путь, в Париж, на стажировку, в группе молодых
специалистов. Весна. Оттепель. Она чувствуется
повсюду, ее ощущают все: и те, кто не верил в нее, и те, кто ее ждал — как
Соколовский, едущий в Москву, навстречу с дочерью Машенькой, Мэри, балериной из
Брюсселя, совсем ему не знакомой и самой родной, с которой он мечтал увидеться
всю жизнь. Михаил Афанасьевич Булгаков 1891-1940Белая гвардия - Роман (1923—1924)Действие
романа происходит зимой 1918/19 г. в некоем Городе, в котором явно угадывается
Киев. Город занят немецкими оккупационными войсками, у власти стоит гетман
«всея Украины». Однако со дня на день в Город может войти армия Петлюры — бои
идут уже в двенадцати километрах от Города. Город живет странной, неестественной
жизнью: он полон приезжих из Москвы и Петербурга — банкиров, дельцов,
журналистов, адвокатов, поэтов, — которые устремились туда с момента избрания
гетмана, с весны 1918 г. В столовой
дома Турбиных за ужином Алексей Турбин, врач, его младший брат Николка,
унтер-офицер, их сестра Елена и друзья семьи — поручик Мышлаевский, подпоручик
Степанов по прозвищу Карась и поручик Шервинский, адъютант в штабе князя
Белорукова, командующего всеми военными силами Украины, — взволнованно обсуждают
судьбу любимого ими Города. Старший Турбин считает, что во всем виноват гетман
со своей украинизацией: вплоть до самого последнего момента он не допускал
формирования русской армии, а если бы это произошло вовремя — была бы
сформирована отборная армия из юнкеров, студентов, гимназистов и офицеров,
которых здесь тысячи, и не только отстояли бы Город, но Петлюры духу бы не было
в Малороссии, мало того — пошли бы на Москву и Россию бы спасли. [199] Муж Елены, капитан генерального
штаба Сергей Иванович Тальберг, объявляет жене о том, что немцы оставляют Город
и его, Тальберга, берут в отправляющийся сегодня ночью штабной поезд. Тальберг
уверен, что не пройдет и трех месяцев, как он вернется в Город с армией
Деникина, формирующейся сейчас на Дону. А пока он не может взять Елену в неизвестность,
и ей придется остаться в Городе. Для защиты от наступающих войск
Петлюры в Городе начинается формирование русских военных соединений. Карась,
Мышлаевский и Алексей Турбин являются к командиру формирующегося мортирного
дивизиона полковнику Малышеву и поступают на службу: Карась и Мышлаевский — в
качестве офицеров, Турбин — в качестве дивизионного врача. Однако на следующую
ночь — с 13 на 14 декабря — гетман и генерал Белоруков бегут из Города в
германском поезде, и полковник Малышев распускает только что сформированный
дивизион: защищать ему некого, законной власти в Городе не существует. Полковник Най-Турс к 10 декабря
заканчивает формирование второго отдела первой дружины. Считая ведение войны
без зимней экипировки солдат невозможным, полковник Най-Турс, угрожая кольтом
начальнику отдела снабжения, получает для своих ста пятидесяти юнкеров валенки
и папахи. Утром 14 декабря Петлюра атакует Город; Най-Турс получает приказ
охранять Политехническое шоссе и, в случае появления неприятеля, принять бой.
Най-Турс, вступив в бой с передовыми отрядами противника, посылает троих
юнкеров узнать, где гетманские части. Посланные возвращаются с сообщением, что
частей нет нигде, в тылу — пулеметная стрельба, а неприятельская конница
входит в Город. Най понимает, что они оказались в западне. Часом раньше Николай Турбин,
ефрейтор третьего отдела первой пехотной дружины, получает приказ вести команду
по маршруту. Прибыв в назначенное место, Николка с ужасом видит бегущих юнкеров
и слышит команду полковника Най-Турса, приказывающего всем юнкерам — и своим, и
из команды Николки — срывать погоны, кокарды, бросать оружие, рвать документы,
бежать и прятаться. Сам же полковник прикрывает отход юнкеров. На глазах
Николки смертельно раненный полковник умирает. Потрясенный Николка, оставив
Най-Турса, дворами и переулками пробирается к дому. Тем временем Алексей, которому не
сообщили о роспуске дивизиона, явившись, как ему было приказано, к двум часам,
находит пустое здание с брошенными орудиями. Отыскав полковника Малышева, он
получает объяснение происходящему: Город взят войсками Петлю- [200] ры. Алексей,
сорвав погоны, отправляется домой, но наталкивается на петлюровских солдат,
которые, узнав в нем офицера (в спешке он забыл сорвать кокарду с папахи),
преследуют его. Раненного в руку Алексея укрывает у себя в доме незнакомая ему
женщина по имени Юлия Рейсе. На. следующий день, переодев Алексея в
штатское платье, Юлия на извозчике отвозит его домой. Одновременно с Алексеем
к Турбиным приезжает из Житомира двоюродный брат Тальберга Ларион, переживший
личную драму: от него ушла жена. Лариону очень нравится в доме Турбиных, и все
Турбины находят его очень симпатичным. Василий
Иванович Лисович по прозвищу Василиса, хозяин дома, в котором живут Турбины,
занимает в том же доме первый этаж, тогда как Турбины живут во втором. Накануне
того дня, когда Петлюра вошел в Город, Василиса сооружает тайник, в котором
прячет деньги и драгоценности. Однако сквозь щель в неплотно занавешенном окне
за действиями Василисы наблюдает неизвестный. На следующий день к Василисе
приходят трое вооруженных людей с ордером на обыск. Первым делом они вскрывают
тайник, а затем забирают часы, костюм и ботинки Василисы. После ухода «гостей»
Василиса с женой догадываются, что это были бандиты. Василиса бежит к
Турбиным, и для защиты от возможного нового нападения к ним направляется
Карась. Обычно скуповатая Ванда Михайловна, жена Василисы, тут не скупится: на
столе и коньяк, и телятина, и маринованные грибочки. Счастливый Карась дремлет,
слушая жалобные речи Василисы. Спустя три дня
Николка, узнав адрес семьи Най-Турса, отправляется к родным полковника. Он
сообщает матери и сестре Ная подробности его гибели. Вместе с сестрой
полковника Ириной Николка находит в морге тело Най-Турса, и в ту же ночь в
часовне при анатомическом театре Най-Турса отпевают. Через
несколько дней рана Алексея воспаляется, а кроме того, у него сыпной тиф:
высокая температура, бред. По заключению консилиума, больной безнадежен; 22
декабря начинается агония. Елена запирается в спальне и страстно молится
Пресвятой Богородице, умоляя спасти брата от смерти. «Пусть Сергей не
возвращается, — шепчет она, — но этого смертью не карай». К изумлению дежурившего
при нем врача, Алексей приходит в сознание — кризис миновал. Спустя полтора
месяца окончательно выздоровевший Алексей отправляется к Юлии Рейсе, спасшей
его от смерти, и дарит ей браслет своей покойной матери. Алексей просит у Юлии
разрешения бывать [201] у нее. Уйдя от Юлии, он встречает Николку, возвращающегося
от Ирины Най-Турс. Елена
получает письмо от подруги из Варшавы, в котором та сообщает ей о предстоящей
женитьбе Тальберга на их общей знакомой. Елена, рыдая, вспоминает свою молитву. В ночь
со 2 на 3 февраля начинается выход петлюровских войск из Города. Слышен грохот
орудий большевиков, подошедших к Городу. Роковые яйца - Повесть (1924)Действие
происходит в СССР летом 1928 г. Владимир Ипатьевич Персиков, профессор зоологии
IV государственного университета и директор Московского зооинститута,
совершенно неожиданно для себя делает научное открытие огромной важности: в
окуляре микроскопа при случайном движении зеркала и объектива он видит необыкновенный
луч — «луч жизни», как называет его впоследствии ассистент профессора приват-доцент
Петр Степанович Иванов. Под воздействием этого луча обычные амебы ведут себя
страннейшим образом: идет бешеное, опрокидывающее все естественнонаучные законы
размножение; вновь рожденные амебы яростно набрасываются друг на друга, рвут в
клочья и глотают; побеждают лучшие и сильнейшие, и эти лучшие ужасны: в два
раза превышают размерами обычные экземпляры и, кроме того, отличаются какой-то
особенной злобой и резвостью. При помощи системы линз и зеркал
приват-доцент Иванов сооружает несколько камер, в которых в увеличенном виде
вне микроскопа получает такой же, но более мощный луч, и ученые ставят опыты с
икрой лягушек. В течение двух суток из икринок вылупливаются тысячи
головастиков, за сутки вырастающих в таких злых и прожорливых лягушек, что
одна половина тут же пожирает другую, а оставшиеся в живых за два дня безо
всякого луча выводят новое, совершенно бесчисленное потомство. Слухи об опытах
профессора Персикова просачиваются в печать. В это же время в стране
начинается странная, не известная науке куриная болезнь: заразившись этой
болезнью, курица в течение нескольких часов погибает. Профессор Персиков
входит в состав чрез- [202] вычайной комиссии
по борьбе с куриной чумой. Тем не менее через две недели на территории Советского
Союза вымирают все куры до одной. В кабинете профессора Персикова
появляется Александр Семенович Рокк, только что назначенный заведующим
показательным совхозом «Красный луч», с «бумагой из Кремля», в которой
профессору предлагается предоставить сконструированные им камеры в распоряжение
Рокка «для поднятия куроводства в стране». Профессор предостерегает Рокка,
говоря, что свойства луча еще недостаточно хорошо изучены, однако Рокк
совершенно уверен, что все будет в порядке и он быстро выведет прекрасных
цыплят. Люди Рокка увозят три большие камеры, оставив профессору его первую,
маленькую камеру. Профессор Персиков для своих
опытов выписывает из-за границы яйца тропических животных — анаконд, питонов, страусов,
крокодилов. В то же время Рокк для возрождения куроводства также из-за границы
выписывает куриные яйца. И происходит ужасное: заказы оказываются
перепутанными, и в смоленский совхоз приходит посылка со змеиными,
крокодильими и страусиными яйцами. Ни о чем не подозревающий Рокк помещает
необыкновенно крупные и какие-то странные на вид яйца в камеры, и тут же в
окрестностях совхоза умолкают все лягушки, снимаются с места и улетают прочь
все птицы, включая воробьев, а в соседней деревне начинают тоскливо выть
собаки. Через несколько дней из яиц начинают вылупливаться крокодилы и змеи.
Одна из змей, выросшая к вечеру до невероятных размеров, нападает на жену Рокка
Маню, которая становится первой жертвой этого чудовищного недоразумения.
Мгновенно поседевший Рокк, на глазах которого произошло это несчастье, явившись
в управление ГПУ, рассказывает о чудовищном происшествии в совхозе, однако
сотрудники ГПУ считают его рассказ плодом галлюцинации. Однако, приехав в
совхоз, они с ужасом видят огромное количество гигантских змей, а также
крокодилов и страусов. Оба уполномоченных ГПУ погибают. В стране происходят ужасные
события: артиллерия обстреливает можайский лес, громя залежи крокодильих яиц, в
окрестностях Можайска идут бои со страусовыми стаями, огромные полчища пресмыкающихся
с запада, юго-запада и с юга приближаются к Москве. Человеческие жертвы
неисчислимы. Начинается эвакуация населения из Москвы, город полон беженцев из
Смоленской губернии, в столице вводится военное положение. Бедный профессор
Персиков погибает от рук разъяренной толпы, считающей его виновником всех
обрушившихся на страну несчастий. [203] В ночь с 19 на
20 августа неожиданный и неслыханный мороз, достигнув — 18 градусов, держится
двое суток и спасает столицу от ужасного нашествия. Леса, поля, болота завалены
разноцветными яйцами, покрытыми странным рисунком, но уже совершенно безвредными:
мороз убил зародышей. На необозримых пространствах земли гниют бесчисленные
трупы крокодилов, змей, страусов невероятных размеров. Однако к весне 1929 г.
армия приводит все в порядок, леса и поля расчищает, а трупы сжигает. О
необыкновенном луче и катастрофе долго еще говорит и пишет весь мир, тем не
менее волшебный луч получить вновь уже никому не удается, не исключая и приват-доцента
Иванова. Собачье сердце - ЧУДОВИЩНАЯ ИСТОРИЯ Повесть (1925)
Действие
происходит в Москве зимой 1924/25 г. Профессор Филипп Филиппович Преображенский
открыл способ омоложения организма посредством пересадки людям желез внутренней
секреции животных. В своей семикомнатной квартире в большом доме на Пречистенке
он ведет прием пациентов. В доме проходит «уплотнение»: в квартиры прежних
жильцов вселяют новых — «жилтоварищей». К Преображенскому приходит
председатель домкома Швондер с требованием освободить две комнаты в его
квартире. Однако профессор, позвонив по телефону одному из своих
высокопоставленных пациентов, получает на свою квартиру броню, и Швондер
уходит ни с чем. Профессор Преображенский и его
ассистент доктор Иван Арнольдович Борменталь обедают в столовой у профессора.
Откуда-то сверху доносится хоровое пение — это проходит общее собрание «жилтоварищей».
Профессор возмущен происходящим в доме: с парадной лестницы украли ковер,
заколотили парадную дверь и ходят теперь через черный ход, с калошной стойки в
подъезде в апреле 1917 г. пропали разом все калоши. «Разруха», — замечает
Борменталь и получает в ответ: «Если я вместо того, чтобы оперировать, начну у
себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха!» Профессор Преображенский
подбирает на улице беспородного [204] пса, больного и с
ободранной шерстью, приводит его домой, поручает домработнице Зине кормить его
и ухаживать за ним. Через неделю чистый и сытый Шарик становится ласковым,
обаятельным и красивым псом. Профессор
проводит операцию — пересаживает Шарику железы внутренней секреции Клима
Чугункина, 25 лет, трижды судимого за кражи, игравшего на балалайке по
трактирам, погибшего от удара ножом. Эксперимент удался — пес не погибает, а,
напротив, постепенно превращается в человека: прибавляет в росте и весе, у
него выпадает шерсть, он начинает говорить. Через три недели это уже человек
небольшого роста, несимпатичной наружности, который с увлечением играет на
балалайке, курит и сквернословит. Через некоторое время он требует у Филиппа
Филипповича, чтобы тот прописал его, для чего ему необходим документ, а имя и
фамилию он уже себе выбрал: Полиграф Полиграфович Шариков. От прежней
собачьей жизни у Шарикова остается ненависть к котам. Однажды, погнавшись за
котом, забежавшим в ванную, Шариков защелкивает в ванной замок, случайно
выворачивает водопроводный кран, и всю квартиру заливает водой. Профессор
вынужден отменить прием. Дворник Федор, вызванный для починки крана, смущенно
просит Филиппа Филипповича заплатить за разбитое Шариковым окно: тот пытался
обнять кухарку из седьмой квартиры, хозяин стал его гнать. Шариков же в ответ
начал швырять в него камнями. Филипп
Филиппович, Борменталь и Шариков обедают; снова и снова Борменталь безуспешно
учит Шарикова хорошим манерам. На вопрос Филиппа Филипповича о том, что Шариков
сейчас читает, он отвечает: «Переписку Энгельса с Каутским» — и добавляет, что
он не согласен с обоими, а вообще «все надо поделить», а то «один в семи
комнатах расселся, а другой в сорных ящиках пропитание ищет». Возмущенный
профессор объявляет Шарикову, что тот стоит на самой низшей ступени развития и
тем не менее позволяет себе подавать советы космического масштаба. Вредную же
книжку профессор приказывает бросить в печь. Через неделю
Шариков предъявляет профессору документ, из которого следует, что он, Шариков,
является членом жилтоварищества и ему полагается комната в профессорской
квартире. Тем же вечером в кабинете профессора Шариков присваивает два червонца
и возвращается ночью совершенно пьяный в сопровождении двух неизвестных,
которые удалились лишь после звонка в милицию, прихватив, однако, [205] с собой
малахитовую пепельницу, трость и бобровую шапку Филиппа Филипповича. Той же ночью в своем кабинете профессор
Преображенский беседует с Борменталем. Анализируя происходящее, ученый
приходит в отчаяние от того, что он из милейшего пса получил такую мразь. И
весь ужас в том, что у него уже не собачье, а именно человечье сердце, и самое
паршивое из всех, которые существуют в природе. Он уверен, что перед ними —
Клим Чугункин со всеми его кражами и судимостями. Однажды, придя домой, Шариков
предъявляет Филиппу Филипповичу удостоверение, из которого явствует, что он,
Шариков, состоит заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих животных
(котов и прочее). Спустя несколько дней Шариков приводит домой барышню, с
которой, по его словам, он собирается расписаться и жить в квартире
Преображенского. Профессор рассказывает барышне о прошлом Шарикова; она
рыдает, говоря, что он шрам от операции выдавал за боевое ранение. На следующий день один из
высокопоставленных пациентов профессора приносит ему написанный на него
Шариковым донос, в котором упоминается и брошенный в печь Энгельс, и «контрреволюционные
речи» профессора. Филипп Филиппович предлагает Шарикову собрать свои вещи и
немедленно убираться из квартиры. В ответ на это одной рукой Шариков показывает
профессору шиш, а другой вынимает из кармана револьвер... Через несколько минут
бледный Борменталь перерезает провод звонка, запирает парадную дверь и черный
ход и скрывается вместе с профессором в смотровой. Спустя десять дней в квартире
появляется следователь с ордером на обыск и арест профессора Преображенского и
доктора Борменталя по обвинению их в убийстве заведующего подотделом очистки
Шарикова П. П. «Какого Шарикова? — спрашивает профессор. — Ах пса, которого я
оперировал!» И представляет пришедшим пса странного вида: местами лысый,
местами с пятнами отрастающей шерсти, он выходит на задних лапах, потом встает
на все четыре, затем опять поднимается на задние лапы и садится в кресло.
Следователь падает в обморок. Проходит два месяца. По вечерам
пес мирно дремлет на ковре в кабинете профессора, и жизнь в квартире идет своим
чередом. [206] Зойкина квартира - Пьеса (1926)
Действие происходит в 1920-е гг. в Москве. Майский вечер.
Зоя Денисовна Пельц, тридцатипятилетняя вдова, одевается перед зеркалом. К'ней
по делу приходит председатель домкома Аллилуя. Он предупреждает Зою о том, что
ее постановили уплотнить — у нее шесть комнат. После долгих разговоров Зоя
показывает Аллилуе разрешение на открытие пошивочной мастерской и школы.
Дополнительная площадь — шестнадцать саженей. Зоя дает Аллилуе взятку, и тот
говорит, что, быть может, отстоит и остальные комнаты, после чего уходит.
Входит Павел Федорович Обольянинов, любовник Зои. Он плохо себя чувствует, и
Зоя посылает горничную Манюшку за морфием к китайцу, который часто его продает
Обольянинову. Китаец Газолин и его помощник Херувим торгуют наркотиками.
Манюшка велит Газолину, известному жулику, идти с ней и при Зое развести морфий
в нужной пропорции — сам у себя он делает жидко. Газолин посылает с ней своего
помощника, китайца-красавчика Херувима. Зоя делает Обольянинову укол, и тот
оживает. Херувим объявляет цену большую, чем цена Газолина, но Павел дает ему
еще и на чай и договаривается с «честным» китайцем, что он будет ежедневно
приносить морфий. Зоя же, в свою очередь, нанимает его гладить в мастерской.
Обрадованный Херувим уходит. Зоя рассказывает Павлу о своих планах, Манюшка,
уже посвященная во все дела Зои, уходит за пивом и забывает закрыть дверь, в
которую незамедлительно проникает Аметистов, кузен Зои, шулер и жулик. Он
подслушивает разговор Зои и Павла о «мастерской», которой нужен администратор,
и моментально догадывается, в чем дело. Прибегает Манюшка, зовет Зою. Та
каменеет при виде кузена. Павел оставляет их вдвоем, и Зоя удивляется, что она
сама читала, как его расстреляли в Баку, на что Аметистов уверяет ее, что это
ошибка. Зоя явно не хочет его принимать у себя, но кузен, которому негде жить,
шантажирует ее услышанным разговором. Зоя, решив, что это судьба, дает ему
место администратора в своем деле, прописывает у себя и знакомит с Павлом. Тот
сразу понимает, какой перед ним выдающийся человек и как он поставит дело. Осень.
Квартира Зои превращена в мастерскую, портрет Маркса на стене. Швея шьет на
машинке, три дамы примеряют сшитую одежду, хлопочет закройщица. Когда все
расходятся, остаются лишь Аметистов и Зоя. Они говорят о некоей красотке Алле
Вадимовне, которая нужна для ночного предприятия. Алла должна Зое около 500
рублей, ей нужны деньги, и Аметистов убежден, что она согласится. [207] Зоя сомневается.
Аметистов настаивает, но тут входит Манюшка и сообщает о приходе Аллы.
Аметистов исчезает после нескольких сделанных Алле комплиментов. Алла,
оставшись наедине с Зоей, говорит, что ей очень стыдно за неуплату долга и что
у нее очень плохо с деньгами. Зоя сочувствует ей и предлагает работу. Зоя
обещает платить Алле 60 червонцев в месяц, аннулировать долг и достать визу,
если Алла всего четыре месяца будет по вечерам работать у Зои манекенщицей,
причем Зоя гарантирует, что об этом никому не будет известно. Алла соглашается
начать работать через три дня, так как ей нужны деньги для отъезда в Париж —
там у нее жених. В знак дружбы Зоя дарит ей парижское платье, после чего Алла
уходит. Зоя уходит переодеваться, а Аметистов с Манюшкой готовятся к приходу
Гуся, богатого коммерческого директора треста тугоплавких металлов, которому
«ателье» обязано своим существованием. Аметистов убирает портрет Маркса и
вешает картину с изображением обнаженной натуры. Под руками Манюшки и
Аметистова комната преображается. Приходит Павел, который играет по вечерам на
рояле (и тяготится этим), и проходит в комнату к Зое. Затем — Херувим,
принесший кокаин для Аметистова, и, пока тот нюхает, переодевается в китайский
наряд. По очереди появляются дамы ночного «ателье». Наконец появляется Гусь,
которого встречает роскошно одетая Зоя. Гусь просит Зою показать ему парижские
модели, так как ему нужен подарок для любимой женщины. Зоя знакомит его с
Аметистовым, который после приветствий зовет Херувима и заказывает шампанское.
Под музыку демонстрируют модели. Гусь восхищен тем, как поставлено дело. Через три дня приходит Аллилуя,
говорит о том, что по ночам в их квартиру ходит народ и играет музыка, но
Аметистов дает ему взятку, и тот уходит. После звонка Гуся, который извещает о
своем скором приходе, довольный Аметистов зовет Павла в пивную. После их ухода
Херувим с Манюшкой остаются одни. Херувим предлагает Манюшке уехать в Шанхай,
обещая достать много денег, та отказывается, дразнит его (ей нравится Херувим)
и говорит, что, может, выйдет замуж за другого; китаец пытается ее зарезать, а
потом, отпустив, объявляет, что сделал предложение. Он убегает на кухню, и тут
приходит Газолин — делать предложение Манюшке, С кухни прибегает Херувим,
китайцы ссорятся. Спасаясь, Газолин кидается в шкаф. Звонят в дверь. Херувим
убегает. Это пришла комиссия из Наркомпроса. Они все осматривают, находят
картину голой женщины и Газолина в шкафу, который рассказывает, что в этой
квартире по ночам курят опиум и танцуют, и жалуется, что его убивает Херувимка.
Комиссия выпускает Газолина и уходит, заверив Манюшку, что все в порядке. Ночь. Все
гости бурно веселятся, а в соседней комнате в одиноче- [208] стве тоскует и
говорит сам с собой Гусь. Появляется Зоя. Гусь рассказывает ей, что понимает,
какая дрянь его любовница. Зоя успокаивает его. Гусь же находит утешение в том,
что всех сзывает и раздает деньги. Начинается показ моделей. Выходит Алла.
Гусь в ужасе, увидев... свою любовницу! Начинается скандал. Гусь объявляет
всем, что его невеста, с которой он живет, ради которой он оставляет семью,
работает в публичном доме. Зоя увлекает всех гостей в зал, оставляя их одних.
Алла объясняет Гусю, что не любит его и хочет за границу. Гусь обзывает ее
лгуньей и проституткой. Алла убегает. Гусь в отчаянии — он любит Аллу. Появляется
Херувим, который успокаивает Гуся и вдруг ударяет его под лопатку ножом. Гусь
умирает. Китаец усаживает Гуся в кресло, дает трубку, зовет Манюшку и забирает
деньги. Манюшка в ужасе, но Херувим грозит ей, и они вместе убегают. Аметистов
приходит, обнаруживает труп, все понимает и скрывается, взломав Зоину шкатулку
с деньгами. Входит Зоя, видит труп, зовет Павла и идет за деньгами, чтобы
скорее убежать, но шкатулка взломана. Она хватает за руку Павла и бежит к
двери, но им преграждают путь комиссия из Наркомпроса и Газолин. Зоя
объясняет, что Гуся убили китаец с Аметистовым. Пьяные гости вываливаются из
зала. Входит Аллилуя; увидев комиссию, в ужасе говорит, что давно знал все об
этой темной квартире, а Зоя кричит, что у него в кармане десятка, которую она
дала ему взяткой, она знает номер. Всех забирают. Зоя грустно говорит:
«Прощай, прощай, моя квартира!» Театральный роман - ЗАПИСКИ ПОКОЙНИКА (1936—1937)
Действие происходит в Москве в середине
20-х гг. В предисловии автор
сообщает читателю, что записки эти принадлежат перу его друга Максудова,
покончившего с собой и завещавшего ему их выправить, подписать своим именем и
выпустить в свет. Автор предупреждает, что самоубийца не имел никакого
отношения к театру, так что записки эти являются плодом его больной фантазии.
Повествование ведется от лица Максудова. Сергей
Леонтьевич Максудов, сотрудник газеты «Вестник пароходства», увидев во сне
родной город, снег, гражданскую войну, начинает писать об этом роман. Закончив,
читает его своим знакомым, кото- [209] рые утверждают,
что роман этот опубликовать ему не удастся. Отправив в два толстых журнала
отрывки из романа, Максудов получает их назад с резолюцией «не подходит».
Убедившись в том, что роман плох, Максудов решает, что жизни его пришел конец.
Выкрав у приятеля револьвер, Максудов готовится покончить с собой, но вдруг
раздается стук в дверь, и в комнате появляется Рудольфи, редактор-издатель
единственного в Москве частного журнала «Родина». Рудольфи читает роман
Максудова и предлагает его издать. Максудов незаметно возвращает
украденный револьвер, бросает службу в «Пароходстве» и погружается в другой
мир: бывая у Рудольфи, знакомится с писателями и издателями. Наконец роман
напечатан, и Максудов получает несколько авторских экземпляров журнала. В ту
же ночь у Максудова начинается грипп, а когда, проболев десять дней, он
отправляется к Рудольфи, выясняется, что Рудольфи неделю назад уехал в Америку,
а весь тираж журнала исчез. Максудов возвращается в
«Пароходство» и решает сочинять новый роман, но не понимает, о чем же будет
этот роман. И опять однажды ночью он видит во сне тех же людей, тот же дальний
город, снег, бок рояля. Достав из ящика книжку романа, Максудов,
присмотревшись, видит волшебную камеру, выросшую из белой страницы, а в камере
звучит рояль, движутся люди, описанные в романе. Максудов решает писать то, что
видит, и, начав, понимает, что пишет пьесу. Неожиданно Максудов получает
приглашение от Ильчина, режиссера Независимого Театра — одного из выдающихся
московских театров. Ильчин сообщает Максудову, что он прочитал его роман, и
предлагает Максудову написать пьесу. Максудов признается, что пьесу он уже
пишет, и заключает договор на ее постановку Независимым Театром, причем в
договоре каждый пункт начинается со слов «автор не имеет права» или «автор
обязуется». Максудов знакомится с актером Бомбардовым, который показывает ему
портретную галерею театра с висящими в ней портретами Сары Бернар, Мольера,
Шекспира, Нерона, Грибоедова, Гольдони и прочих, перемежающимися портретами
актеров и сотрудников театра. Через несколько дней, направляясь
в театр, Максудов видит у дверей афишу, на которой после имен Эсхила, Софокла,
Лопе де Вега, Шиллера и Островского стоит: Максудов «Черный снег». Бомбардов объясняет Максудову,
что во главе Независимого Театра стоят двое директоров: Иван Васильевич,
живущий на Сивцевом Вражке, и Аристарх Платонович, путешествующий сейчас по
Индии. У каждого из них свой кабинет и своя секретарша. Директора не разговаривают
друг с другом с 1885 года, разграничив сферы деятельности, однако это не
мешает работе театра. [210] Секретарша
Аристарха Платоновича Поликсена Торопецкая под диктовку Максудова
перепечатывает его пьесу. Максудов с изумлением разглядывает развешанные по
стенам кабинета фотографии, на которых Аристарх Платонович запечатлен в
компании то Тургенева, то Писемского, то Толстого, то Гоголя. Во время
перерывов в диктовке Максудов разгуливает по зданию театра, заходя в помещение,
где хранятся декорации, в чайный буфет, в контору, где сидит заведующий
внутренним порядком Филипп Филиппович. Максудов поражен проницательностью
Филиппа Филипповича, обладающего совершенным знанием людей, понимающего, кому и
какой билет дать, а кому и не дать вовсе, улаживающего мгновенно все
недоразумения. Иван
Васильевич приглашает Максудова в Сивцев Вражек для чтения пьесы, Бомбардов
дает Максудову наставления, как себя вести, что говорить, а главное — не
возражать против высказываний Ивана Васильевича в отношении пьесы. Максудов
читает пьесу Ивану Васильевичу, и тот предлагает ее основательно переделать:
сестру героя необходимо превратить в его мать, герою следует не застрелиться,
а заколоться кинжалом и т. п., — при этом называет Максудова то Сергеем Пафнутьевичем,
то Леонтием Сергеевичем. Максудов пытается возражать, вызвав явное
неудовольствие Ивана Васильевича. Бомбардов
объясняет Максудову, как надо было себя вести с Иваном Васильевичем: не
спорить, а на все отвечать «очень вам благодарен», потому что Ивану
Васильевичу никто никогда не возражает, что бы он ни говорил. Максудов
растерян, он считает, что все пропало. Неожиданно его приглашают на совещание
старейшин театра — «основоположников» — для обсуждения его пьесы. Из отзывов
старейшин Максудов понимает, что пьеса им не нравится и играть ее они не
хотят. Убитому горем Максудову Бомбардов объясняет, что, напротив,
основоположникам очень понравилась пьеса и они хотели бы в ней играть, но там
нет для них ролей: самому младшему из них двадцать восемь лет, а самому
старшему герою пьесы — шестьдесят два года. Несколько
месяцев Максудов живет однообразной скучной жизнью: ежедневно ходит в «Вестник
пароходства», вечерами пытается сочинять новую пьесу, однако ничего не
записывает. Наконец он получает сообщение о том, что режиссер Фома Стриж
начинает репетировать его «Черный снег». Максудов возвращается в театр,
чувствуя, что уже не может жить без него, как морфинист без морфия. Начинаются
репетиции пьесы, на которых присутствует Иван Васильевич. Максудов очень
старается ему понравиться: он отдает через день утюжить свой костюм, покупает
шесть новых сорочек и восемь [211] галстуков. Но все
напрасно: Максудов чувствует, что с каждым днем нравится Ивану Васильевичу все
меньше и меньше. И Максудов понимает, что это происходит потому, что ему
самому совершенно не нравится Иван Васильевич. На репетициях Иван Васильевич
предлагает актерам играть различные этюды, по мнению Максудова, совершенно
бессмысленные и не имеющие прямого отношения к постановке его пьесы: например,
вся труппа то достает из карманов невидимые бумажники и пересчитывает
невидимые деньги, то пишет невидимое же письмо, то Иван Васильевич предлагает
герою проехать на велосипеде так, чтобы было видно, что он влюблен. Зловещие подозрения
закрадываются в душу Максудова: дело в том, что Иван Васильевич, 55 лет
занимающийся режиссерской работой, изобрел широко известную и гениальную, по
общему мнению, теорию, как актеру готовить свою роль, однако Максудов с ужасом
понимает, что теория эта неприложима к его пьесе. На этом месте
обрываются записки Сергея Леонтьевича Максудова. Бег - восемь снов пьеса (1937)
Сон 1 — в Северной Таврии в октябре 1920 г. Сон 2, 3, 4 — в начале ноября 1920 г. в Крыму Сон 5 и
6 — в Константинополе летом 1921 г. Сон 7 — в Париже осенью 1921 г. Сон 8 —
осенью 1921 г. в Константинополе 1.
В келье монастырской иеркви идет беседа. Только что пришли буденновцы и
проверили документы. Голубков, молодой питерский интеллигент, удивляется,
откуда взялись красные, когда местность в руках белых. Барабанчикова,
беременная, лежащая тут же, объясняет, что генерал, которому прислали депешу о
том, что красные в тылу, отложил расшифровку. На вопрос, где штаб генерала
Чарноты, Барабанчикова не дает прямого ответа. Серафима Корзухина, молодая пе- [212] тербургская дама,
которая бежит вместе с Голубковым в Крым, чтобы встретиться с мужем, предлагает
вызвать акушерку, но мадам отказывается. Слышны цокот копыт и голос белого
командира де Бризара. Узнав его, Барабанчикова сбрасывает тряпье и предстает в
виде генерала Чарноты. Он объясняет де Бризару и вбежавшей походной жене
Люське, что его друг Барабанчиков в спешке дал ему документы не свои, а
беременной жены. Чарнота предлагает план побега. Тут у Серафимы начинается жар
— это тиф. Голубков уводит Серафиму в двуколку. Все уезжают. 2. Зал станции превращен в штаб
белых. Там, где был буфет, сидит генерал Хлудов. Он чем-то болен, дергается.
Корзухин, товарищ министра торговли, муж Серафимы, просит протолкнуть в Севастополь
вагоны с ценным пушным товаром. Хлудов приказывает сжечь эти составы. Корзухин
спрашивает о положении на фронте. Хлудов шипит, что красные завтра будут тут.
Корзухин благодарит и уходит. Появляется конвой, за ним — белый
главнокомандующий и архиепископ Африкан. Хлудов сообщает главкому, что
большевики в Крыму. Африкан молится, но Хлудов считает, что Бог отступился от
белых. Главком уходит. Вбегает Серафима, за ней — Голубков и вестовой Чарноты
Крапилин. Серафима кричит, что Хлудов ничего не делает, а лишь вешает. Штабные
шепчут, что это — коммунистка. Голубков говорит, что она бредит, у нее тиф.
Хлудов зовет Корзухина, но тот, учуяв ловушку, отрекается от Серафимы. Серафиму
и Голубкова уводят, а Крапилин в забытьи называет Хлудова мировым зверем и
говорит о войне, которой Хлудов не знает. Он возражает, что ходил на Чонгар и
ранен там дважды. Крапилин, очнувшись, молит о пощаде, но Хлудов приказывает
повесить его за то, что «начал хорошо, кончил скверно». 3. Начальник контрразведки Тихий,
угрожая смертоносной иглой, вынуждает Голубкова показать, что Серафима
Корзухина состоит в компартии и приехала с целью пропаганды. Вынудив написать
показание, Тихий отпускает его. Служащий контрразведки Скунский оценивает,
что Корзухин даст 10 000 долларов, чтобы откупиться. Тихий показывает, что доля
Скунского — 2000. Вводят Серафиму, она в жару. Тихий дает ей показание. За
окном с музыкой идет конница Чарноты. Серафима, прочитав бумагу, выбивает
локтем оконное стекло и зовет на помощь Чарноту. Он вбегает и с револьвером
отстаивает Серафиму. 4. Главком говорит, что уже год
Хлудов прикрывает свою ненависть к нему. Хлудов признается, что он ненавидит
главкома за то, что его вовлекли в это, что нельзя работать, зная, что все
напрасно. Главком уходит. Хлудов один говорит с призраком, хочет его разда- [213] вить... Входит
Голубков, он пришел жаловаться на преступление, совершенное Хлудовым. Тот
оборачивается. Голубков в панике. Он пришел рассказать главкому об аресте
Серафимы и хочет узнать ее судьбу. Хлудов просит есаула доставить ее во дворец,
если она не расстреляна. Голубков в ужасе от этих слов. Хлудов оправдывается
перед призраком-вестовым и просит его оставить его душу. На вопрос Хлудова,
кто ему Серафима, Голубков отвечает, что она — случайная встречная, но он любит
ее. Хлудов говорит, что ее расстреляли. Голубков в бешенстве, Хлудов бросает
ему револьвер и говорит кому-то, что душа его двоится. Входит есаул с докладом,
что Серафима жива, но сегодня Чарнота с оружием отбил ее и увез в
Константинополь. Хлудова ждут на корабле. Голубков просит взять его в
Константинополь, Хлудов болен, говорит с вестовым, они уходят. Тьма. 5. Улица
Константинополя. Висит реклама тараканьих бегов. Чарнота, выпивший и мрачный, подходит
к кассе тараканьих бегов и хочет поставить в кредит, но Артур, «тараканий
царь», отказывает ему. Чарнота тоскует, вспоминает Россию. Он продает за 2 лиры
50 пиастров серебряные газыри и ящик своих игрушек, ставит все полученные
деньги на фаворита Янычара. Собирается народ. Тараканы, живущие в ящике «под
наблюдением профессора», бегут с бумажными наездниками. Крик: «Янычар сбоит!»
Оказывается, Артур опоил таракана. Все ставившие на Янычара бросаются на
Артура, тот зовет полицию. Проститутка-красавица подбадривает итальянцев, которые
бьют англичан, ставивших на другого таракана. Тьма. 6. Чарнота
ссорится с Люсей, врет ей, что ящик и газыри украли, она понимает, что Чарнота
деньги проиграл, и признается, что она — проститутка. Она упрекает его, что он,
генерал, разгромил контрразведку и вынужден был из армии бежать, а теперь
нищенствует. Чарнота возражает: он спас Серафиму от гибели. Люся упрекает в
бездействии Серафиму и уходит в дом. Во двор входит Голубков, играет на
шарманке. Чарнота уверяет его, что Серафима жива, и объясняет, что она пошла
на панель. Приходит Серафима с греком, увешанным покупками. Голубков и Чарнота
кидаются на него, он убегает. Голубков говорит Серафиме о любви, но она уходит
со словами, что погибнет одна. Вышедшая Люся хочет открыть сверток грека, но
Чарнота не дает. Люся берет шляпу и сообщает, что уезжает в Париж. Входит
Хлудов в штатском — он разжалован из армии. Голубков объясняет, что нашел ее,
она ушла, а он поедет в Париж к Корзухину — он обязан ей помочь. Ему помогут
перейти границу. Он просит Хлудова беречь ее, не дать уйти на панель, Хлудов
обещает и дает 2 лиры и медальон. Чарнота едет с Голубковым в Париж. Они
уходят. Тьма, [214] 7. Голубков
просит у Корзухина 1000 долларов взаймы для Серафимы. Корзухин не дает,
говорит, что женат он не был и хочет жениться на своей русской секретарше.
Голубков называет его страшным бездушным человеком и хочет уйти, но приходит
Чарнота, который говорит, что записался бы к большевикам, чтобы его расстрелять,
а расстреляв, выписался бы. Увидев карты, он предлагает Корзухину сыграть и
продает ему за 10 долларов хлудовский медальон. В итоге Чарнота выигрывает 20
000 долларов, выкупает за 300 медальон. Корзухин хочет вернуть деньги, на его
крик прибегает Люся. Чарнота поражен, но не выдает ее. Люся презирает
Корзухина. Она уверяет его, что он сам проиграл деньги и их не вернуть. Все
расходятся. Люся в окно тихонько кричит, чтобы Голубков берег Серафиму, а
Чарнота купил себе штаны. Тьма. 8. Хлудов один
разговаривает с призраком вестового. Он мучается. Входит Серафима, говорит ему,
что он болен, казнится, что отпустила Голубкова. Она собирается вернуться в
Питер. Хлудов говорит, что тоже вернется, причем под своим именем. Серафима в
ужасе, ей кажется, что его расстреляют. Хлудов рад этому. Их прерывает стук в
дверь. Это Чарнота и Голубков. Хлудов с Чарнотой уходят, Серафима и Голубков
признаются друг другу в любви. Хлудов и Чарнота возвращаются. Чарнота говорит,
что останется здесь, Хлудов хочет вернуться. Все отговаривают его. Он зовет с
собой Чарноту, но тот отказывается: у него нет ненависти к большевикам. Он
уходит. Голубков хочет вернуть Хлудову медальон, но он дарит его паре, и они
уходят. Хлудов один пишет что-то, радуется, что призрак исчез. Подходит к окну
и стреляет себе в голову. Темно. Мастер и Маргарита - Роман (1929-1940, опубл.
1966-1967)
В
произведении — две сюжетные линии, каждая из которых развивается самостоятельно.
Действие первой разворачивается в Москве в течение нескольких майских дней
(дней весеннего полнолуния) в 30-х гг. нашего века, действие же второй
происходит тоже в мае, но в городе Ершалаиме (Иерусалиме) почти две тысячи лет
тому назад — в самом начале новой эры. Роман построен таким образом, что главы
основной сюжетной линии перемежаются главами, состав- [215] ляющими вторую
сюжетную линию, причем эти вставные главы являются то главами из романа
мастера, то рассказом очевидца событий Воланда. В один из
жарких майских дней в Москве появляется некто Воланд, выдающий себя за
специалиста по черной магии, а на самом деле являющийся сатаной. Его
сопровождает странная свита: хорошенькая ведьма Гелла, развязный тип Коровьев
или фагот, мрачный и зловещий Азазелло и веселый толстяк Бегемот, который по
большей части предстает перед читателем в обличье черного кота невероятных
размеров. Первыми
встречаются с Воландом на Патриарших прудах редактор толстого художественного
журнала Михаил Александрович Берлиоз и поэт Иван Бездомный, написавший
антирелигиозную поэму об Иисусе Христе. Воланд вмешивается в их разговор,
утверждая, что Христос существовал в действительности. В качестве
доказательства того, что есть нечто, неподвластное человеку, Воланд
предсказывает Берлиозу страшную смерть под колесами трамвая. На глазах потрясенного
Ивана Берлиоз тут же попадает под трамвай, Иван безуспешно пытается
преследовать Воланда, а затем, явившись в Массолит (Московская Литературная
Ассоциация), так запутанно излагает последовательность событий, что его
отвозят в загородную психиатрическую клинику профессора Стравинского, где он и
встречает главного героя романа — мастера. Воланд,
явившись в квартиру № 50 дома 302-бис по Садовой улице, которую покойный
Берлиоз занимал вместе с директором театра Варьете Степаном Лиходеевым, и
найдя последнего в состоянии тяжкого похмелья, предъявляет ему подписанный им
же, Лиходеевым, контракт на выступление Воланда в театре, а затем выпроваживает
его прочь из квартиры, и Степа непонятным образом оказывается в Ялте. К Никанору
Ивановичу Босому, председателю жилищного товарищества дома № 302-бис, является
Коровьев и просит сдать Воланду квартиру № 50, так как Берлиоз погиб, а
Лиходеев в Ялте. Никанор Иванович после долгих уговоров соглашается и получает
от Коровьева сверх платы, обусловленной договором, 400 рублей, которые прячет в
вентиляции. В тот же день к Никанору Ивановичу приходят с ордером на арест за
хранение валюты, так как эти рубли превратились в доллары. Ошеломленный Никанор
Иванович попадает в ту же клинику профессора Стравинского. В это время
финдиректор Варьете Римский и администратор Варенуха безуспешно пытаются
разыскать по телефону исчезнувшего Лиходеева и недоумевают, получая от него
одну за другой телеграммы [216] из Ялты с
просьбой выслать денег и подтвердить его личность, так как он заброшен в Ялту
гипнотизером Воландом. Решив, что это — дурацкая шутка Лиходеева, Римский,
собрав телеграммы, посылает Варенуху отнести их «куда надо», однако Варенухе
сделать этого не удается: Азазелло и Коровьев, подхватив его под руки,
доставляют Варенуху в квартиру № 50, а от поцелуя нагой ведьмы Геллы Варенуха
лишается чувств. Вечером на сцене театра Варьете
начинается представление с участием великого мага Воланда и его свиты, фагот
выстрелом из пистолета вызывает в театре денежный дождь, и весь зал ловит
падающие червонцы. Затем на сцене открывается «дамский магазин», где любая
женщина из числа сидящих в зале может бесплатно одеться с ног до головы. Тут же
в магазин выстраивается очередь, однако по окончании представления червонцы
превращаются в бумажки, а все, приобретенное в «дамском магазине», исчезает
без следа, заставив доверчивых женщин метаться по улицам в одном белье. После спектакля Римский
задерживается у себя в кабинете, и к нему является превращенный поцелуем Геллы
в вампира Варенуха. Увидев, что тот не отбрасывает тень, смертельно напуганный,
мгновенно поседевший Римский на такси мчится на вокзал и курьерским поездом
уезжает в Ленинград. Тем временем Иван Бездомный,
познакомившись с мастером, рассказывает ему о том, как он встретился со
странным иностранцем, погубившем Мишу Берлиоза; мастер объясняет Ивану, что
встретился он на Патриарших с сатаной, и рассказывает Ивану о себе. Мастером
его называла его возлюбленная Маргарита. Будучи историком по образованию, он
работал в одном из музеев, как вдруг неожиданно выиграл огромную сумму — сто
тысяч рублей. Он оставил работу в музее, снял две комнаты в маленьком домике в
одном из арбатских переулков и начал писать роман о Понтии Пилате. Роман уже
был почти закончен, когда он случайно встретил на улице Маргариту, и любовь
поразила их обоих мгновенно. Маргарита была замужем за достойным человеком,
жила с ним в особняке на Арбате, но не любила его. Каждый день она приходила к
мастеру, роман близился к концу, и они были счастливы. Наконец роман был
дописан, и мастер отнес его в журнал, но напечатать его там отказались, однако
в газетах появилось несколько разгромных статей о романе, подписанных
критиками Ариманом, Латунским и Лавровичем. И тут мастер почувствовал, что
заболевает. Однажды ночью он бросил роман в печь, но прибежавшая встревоженная
Маргарита выхватила из огня последнюю пачку листов. Она ушла, унося рукопись с
собой, чтобы достой- [217] но проститься с
мужем и утром вернуться к возлюбленному навсегда, однако через четверть часа
после ее ухода к нему в окно постучали — рассказывая Ивану свою историю, в этом
месте он понижает голос до шепота, — и вот через несколько месяцев, зимней
ночью, придя к себе домой, он обнаружил свои комнаты занятыми и отправился в
новую загородную клинику, где и живет уже четвертый месяц, без имени и фамилии,
просто — больной из комнаты № 118. В это утро Маргарита просыпается с
ощущением, что что-то должно произойти. Утирая слезы, она перебирает листы
обгоревшей рукописи, разглядывает фотографию мастера, а после отправляется на
прогулку в Александровский сад. Здесь к ней подсаживается Азазелло и передает
ей приглашение Воланда — ей отводится роль королевы на ежегодном балу у сатаны.
Вечером того же дня Маргарита, раздевшись донага, натирает тело кремом,
который дал ей Азазелло, становится невидимой и вылетает в окно. Пролетая мимо
писательского дома, Маргарита устраивает разгром в квартире критика Латунского,
по ее мнению погубившего мастера. Затем Маргариту встречает Азазелло и
приводит ее в квартиру № 50, где она знакомится с Воландом и остальными членами
его свиты. В полночь начинается весенний бал
полнолуния — великий бал у сатаны, на который приглашены доносчики, палачи,
растлители, убийцы — преступники всех времен и народов; мужчины являются во
фраках, женщины — обнаженными. В течение нескольких часов нагая Маргарита
приветствует гостей, подставляя колено для поцелуя. Наконец бал закончен, и
Воланд спрашивает у Маргариты, что она хочет в награду за то, что была у него
хозяйкой бала. И Маргарита просит немедленно вернуть ей мастера. Тут же
появляется мастер в больничном одеянии, и Маргарита, посовещавшись с ним,
просит Воланда вернуть их в маленький домик на Арбате, где они были счастливы. Тем временем одно московское
учреждение начинает интересоваться странными событиями, происходящими в
городе, и все они выстраиваются в логически ясное целое: и таинственный
иностранец Ивана Бездомного, и сеанс черной магии в Варьете, и доллары
Ника-нора Ивановича, и исчезновение Римского и Лиходеева. Становится ясно, что
все это работа одной и той же шайки, возглавляемой таинственным магом, и все
следы этой шайки ведут в квартиру № 50. Обратимся теперь ко второй
сюжетной линии романа. Во дворце Ирода Великого прокуратор Иудеи Понтий Пилат
допрашивает арестованного Иешуа Га-Ноцри, которому Синедрион вынес смертный
приговор за оскорбление власти кесаря, и приговор этот направлен [218] на утверждение к
Пилату. Допрашивая арестованного, Пилат понимает, что перед ним не разбойник,
подстрекавший народ к неповиновению, а бродячий философ, проповедующий царство
истины и справедливости. Однако римский прокуратор не может отпустить человека,
которого обвиняют в преступлении против кесаря, и утверждает смертный
приговор. Затем он обращается к первосвященнику иудейскому Каифе, который в
честь наступающего праздника Пасхи может отпустить на свободу одного из четырех
осужденных на казнь преступников; Пилат просит, чтобы это был Га-Ноцри. Однако
Каифа ему отказывает и отпускает разбойника Вар-Раввана. На вершине Лысой горы
стоят три креста, на которых распяты осужденные. После того, как толпа зевак,
сопровождавшая процессию к месту казни, вернулась в город, на Лысой горе
остается только ученик Иешуа Левий Матвей, бывший сборщик податей. Палач
закалывает измученных осужденных, и на гору обрушивается внезапный ливень. Прокуратор вызывает Афрания,
начальника своей тайной службы, и поручает ему убить Иуду из Кириафа,
получившего деньги от Синедриона за то, что позволил в своем доме арестовать
Иешуа Га-Ноцри. Вскоре молодая женщина по имени Низа якобы случайно встречает в
городе Иуду и назначает ему свидание за городом в Гефсиманском саду, где на
него нападают неизвестные, закалывают его ножом и отбирают кошель с деньгами.
Через некоторое время Афраний докладывает Пилату о том, что Иуда зарезан, а
мешок с деньгами — тридцать тетрадрахм — подброшен в дом первосвященника. К Пилату приводят Левия Матвея,
который показывает прокуратору пергамент с записанными им проповедями
Га-Ноцри. «Самый тяжкий порок — трусость», — читает прокуратор. Но вернемся в Москву. На закате
солнца на террасе одного из московских зданий прощаются с городом Воланд и его
свита. Внезапно появляется Левий Матвей, который предлагает Воланду взять мастера
к себе и наградить его покоем. «А что же вы не берете его к себе, в свет?» —
спрашивает Воланд. «Он не заслужил света, он заслужил покой», — отвечает Левий
Матвей. Через некоторое время, в домик к Маргарите и мастеру является Азазелло
и приносит бутылку вина — подарок Воланда. Выпив вина, мастер и Маргарита
падают без чувств; в то же мгновение начинается суматоха а доме скорби: скончался пациент
из комнаты № 118; и в ту же минуту в особняке на Арбате молодая женщина
внезапно бледнеет, схватившись за сердце, и падает на пол. Волшебные черные кони уносят Воланда, его свиту, Маргариту и [219] мастера. «Ваш
роман прочитали, — говорит Воланд мастеру, — и я хотел бы показать вам вашего
героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и видит во сне лунную
дорогу и хочет идти по ней и разговаривать с бродячим философом. Вы можете
теперь кончить роман одной фразой». «Свободен! Он ждет тебя!» — кричит мастер,
и над черной бездной загорается необъятный город с садом, к которому
протянулась лунная дорога, и по дороге этой стремительно бежит прокуратор. «Прощайте!» — кричит Воланд;
Маргарита и мастер идут по мосту через ручей, и Маргарита говорит: «Вот твой
вечный дом, вечером к тебе придут те, кого ты любишь, а ночью я буду беречь
твой сон». А в Москве, после того как Воланд
покинул ее, еще долго продолжается следствие по делу о преступной шайке,
однако меры, принятые к ее поимке, результатов не дают. Опытные психиатры
приходят к выводу, что члены шайки являлись невиданной силы гипнотизерами.
Проходит несколько лет, события тех майских дней начинают забываться, и только
профессор Иван Николаевич Понырев, бывший поэт Бездомный, каждый год, лишь
только наступает весеннее праздничное полнолуние, появляется на Патриарших
прудах и садится на ту же скамейку, где впервые встретился с Воландом, а затем,
пройдя по Арбату, возвращается домой и видит один и тот же сон, в котором к
нему приходят и Маргарита, и мастер, и Иешуа Га-Ноцри, и жестокий пятый
прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат. Дмитрий Андреевич Фурманов 1891-1926
Чапаев - Роман (1923)В морозную январскую полночь девятнадцатого года с
вокзала Иваново-Вознесенска отправляется на колчаковский фронт собранный Фрунзе
рабочий отряд. Со всех фабрик и заводов приходят рабочие проводить товарищей.
Перед многолюдной толпой выступают с краткими речами ораторы. От имени отряда
прощается с ткачами Федор Клычков. Он из бывших студентов, «в революции быстро
нащупал в себе хорошего организатора». Рабочие близко знают его и считают
своим. До Самары поезд едет не меньше двух недель. В
реввоенсовете Клычков получает оставленную для него командующим 4-й армией
записку, в которой Фрунзе приказывает комиссарам следовать немедленно к нему в
Уральск, опережая отряд, который из-за разрухи на железной дороге передвигается
медленно. На перекладных, в санях, политработники отправляются в путь. Наконец
они встречаются в Уральске с Фрунзе. Еще в дороге Клычков слушает рассказы
возниц о Чапаеве как о народном герое. В Уральске Федор Клычков, после временной
работы в комитете партии, получает новое назначение — комиссаром в воинскую
группу, начальником которой является Чапаев. Непрерывные бои, которые ведет
Красная Армия, не дают возможности наладить организационную и политическую
работу. Структура 221 воинских частей зачастую настолько запутанна, что
непонятно, насколько простирается власть того или иного командира, Клычков присматривается
к военспецам, перешедшим на сторону красноармейцев, теряясь иногда в догадках
— честно ли эти люди служат новой власти? Федор ожидает приезда Чапаева: этот
приезд должен в определенной мере разъяснить неясность создавшегося положения. Клычков ведет дневник, в котором описывает свои
впечатления от первой встречи с Чапаевым. Тот поразил его своим обыкновенным
видом человека среднего роста, видимо, небольшой физической силы, но
обладающего способностью приковывать к себе внимание окружающих. В Чапаеве
чувствуется внутренняя сила, объединяющая вокруг него людей. На первом
совещании командиров он выслушивает все мнения и делает свое, неожиданное и
точное, заключение. Клычков понимает, как много в Чапаеве стихийного,
неудержимого, и видит свою роль в том, чтобы в дальнейшем оказывать на истинно
народного командира идейное влияние. В первом своем бою за станицу Сломихинскую Клычков
видит, как Чапаев носится на коне по всему переднему краю, отдавая необходимые
приказы, подбадривая бойцов, поспевая в самые жаркие точки в самый нужный
момент. Комиссар восхищается командиром, тем более что сам из-за своей
неопытности отстает от ворвавшихся в станицу красноармейцев. В Сломихинской
начинаются грабежи, которые Чапаев прекращает одним своим выступлением перед
красноармейцами: «Я приказываю вам больше никогда не грабить. Грабят только
подлецы. Поняли?!» И его беспрекословно слушаются — впрочем, возвращая
награбленное только бедным. То, что взяли у богатых, делят для продажи, чтобы
были деньги на жалованье. Фрунзе по прямому проводу вызывает Чапаева и Клычкова
к себе в Самару. Там он назначает Чапаева начальником дивизии, предварительно
приказав Клычкову охлаждать партизанский пыл своего командира. Федор поясняет
Фрунзе, что как раз в этом направлении и ведет свою работу. Чапаев рассказывает Клычкову свою биографию. Он
говорит, что родился у дочери казанского губернатора от артиста-цыгана, в чем
Клычков несколько сомневается, приписывая этот факт чрезмерной фантазии
народного героя. В остальном биография довольно обычная: Чапаев в детстве пас
скотину, работал плотником, торговал в лавке у купца, где и возненавидел
купцов-обманщиков, ходил по Волге с шарманкой. Когда началась война, пошел
служить в армию. Из-за измены жены бросил ее, забрав детей, которые живут сейчас
у одной вдовы. Всю жизнь он хотел учиться, старался по возможности больше 222 читать — и болезненно чувствует недостаток
образования, говоря о себе: «Как есть темный человек!» Дивизия Чапаева воюет против Колчака. Победы
чередуются с временными неудачами, после которых Клычков настоятельно советует
Чапаеву учиться стратегии. В спорах, иногда очень острых, Чапаев все чаще
прислушивается к своему комиссару. Бугуруслан, Белебей, Уфа, Уральск — вот вехи
героического пути дивизии. Клычков, сближаясь с Чапаевым, наблюдает
становление его полководческого таланта. Авторитет легендарного комдива в
войсках огромен. Дивизия идет на Лбищенск, от которого до Уральска
больше сотни верст. Кругом — степи. Население встречает красные полки
враждебно. Все больше засылается к чапаевцам лазутчиков, которые доносят
колчаковцам о плохом снабжении красногвардейцев. Не хватает снарядов,
патронов, хлеба. Белые застигают врасплох измотанные и голодные отряды
красноармейцев. Чапаев вынужден мотаться по степи на автомобиле, на конях, чтобы
более оперативно руководить разрозненными частями. Клычкова отзывают из дивизии
в Самару, как он ни просил оставить его работать рядом с Чапаевым, учитывая
складывающиеся трудности. Во Лбишенске стоит штаб дивизии, отсюда Чапаев
ежедневно продолжает объезжать бригады. Разведка докладывает, что крупных сил
казаков рядом со станицей не обнаружено. Ночью по чьему-то приказу снимают
усиленный караул; Чапаев такого приказа не давал. На рассвете казаки застают
чапаевцев врасплох. В коротком и страшном бою погибают почти все. Чапаев ранен
в руку. Рядом с ним постоянно находится верный вестовой Петька Исаев, который
героически погибает на берегу Урала. Чапаева пытаются переправить через реку.
Когда Чапаев почти достигает противоположного берега, пуля попадает ему в
голову. Оставшиеся части дивизии с боями прорываются из
окружения, вспоминая тех, «что с беззаветным мужеством отдали свои жизни на
берегах и в волнах неспокойного Урала». Константин Александрович Федин 1892-1977
Города и годы - Роман (1922—1924)
Осенью 1919 г. Андрей Старцов приезжает из мордовского
города Семидола в Петроград. Он мобилизован в армию и прибыл по месту службы.
Но вместо ожидаемой отправки на фронт Андрея оставляют писарем при штабе.
Вскоре к нему приезжает Рита — женщина, с которой он был близок в Семидоле и
которая теперь ожидает от него ребенка. В это же время в Москве в Германский совет солдатских
депутатов является человек, называющий себя ефрейтором Конрадом Штейном. Он
хочет вернуться на родину, в Германию. Проверяя документы Штейна, служащий
интересуется, не знает ли тот некоего фон цур Мюлен-Шенау. Почувствовав
неладное, мнимый Конрад Штейн незаметно скрывается. Он пробирается в Петроград
и, найдя там своего старого знакомого Андрея Старцова, просит помочь вернуться
в Германию. Встреча с этим человеком заставляет Андрея подумать: «Если бы
можно было начать жить сначала... Раскатать клубок, дойти по нитке до
проклятого часа и поступить по-другому». 1914 год студент Андрей Старцов встретил в Германии, в
Нюрнберге. Он дружил с художником Куртом Ваном, духовно близким ему человеком.
Творческая судьба Курта была нелегка: он вынужден был отдавать свои картины в
коллекцию маркграфа фон цур Мюлен- 224 Шенау, который щедро платил ему — с условием, что
художник никогда не будет выставлять свои работы. Курт ненавидел
«благодетеля». Узнав о начале первой мировой войны, Курт отшатнулся от своего
закадычного друга Андрея, сказав, что теперь им не о чем говорить. Андрей был
сослан в городок Бишофсберг. С начала войны он ощущал себя «соринкой среди
громадных масс двигавшихся машиноподобно неизбежностей». В бюргерском
Бишофсберге его охватила тоска. Мари Урбах родилась на вилле недалеко от Бишофсберга,
рядом с родовым замком маркграфов фон цур Мюлен-Шенау. Брак ее родителей считался
мезальянсом: мать происходила из старинного рода фон Фрейлебен, отец же был
помещиком и проводил время за черчением непонятных проектов. Мари Урбах росла
странной девочкой. Ее появление на крестьянском дворе или возле сельской
церкви всегда было предвестьем несчастий. Однажды Мари собственноручно зарезала
гуся, в другой раз попыталась повесить кошку, чтобы посмотреть, как она будет
умирать. Кроме того, она была заводилой опасных игр — например, поисков клада в
подземельях соседнего замка. Со старшим братом Генрихом-Адольфом, прирожденным
аристократом, Мари жила розно и враждебно. Мать не любила Мари за ее отвратительные
проделки. После истории с кошкой она настояла на том, чтобы девочка была
отправлена в пансион мисс Рони в Веймаре. Незадолго до своего отъезда Мари
познакомилась с соседом, юнкером фон цур Мюлен-Шенау. Нравы в пансионе были строгие. Мисс Рони подозрительно
прислушивалась даже к разговорам об опылении растений на уроках естествознания.
Ее воспитательная система признавалась обществом и высшим светом
безукоризненной. Попав в пансион, Мари ощутила, что ее словно вправляют в
железный корсет; ей пришлось подчиниться. Через два года Мари встретила на улице Веймара
молодого лейтенанта фон цур Мюлен-Шенау. Лейтенант взял девушку под руку, и,
несмотря на громкое возмущение мисс Рони, Мари ушла с ним. Она отсутствовала
трое суток. После этого лейтенант фон цур Мюлен-Шенау приехал с ней вместе на
виллу Урбах и сделал предложение в присутствии ее родителей. Обручение должно
было состояться через два года, в 1916 г., когда Мари достигнет
совершеннолетия. Во время войны мать Мари Урбах состояла патронессой
питательного пункта на вокзале. Мари помогала матери. После двух лет войны она
почувствовала, что ей стало скучно. Однажды во время прогулки в окрестностях
Бишофсберга она познакомилась со ссыльным Андреем 225 Старцовым. Вскоре Мари стала тайно приходить в его
комнату. Из всего, о чем они говорили ночами, Андрею и Мари запомнилось только
то, что они любят друг друга. Перед отправкой на восточный фронт маркграф фон цур
Мюлен-Шенау заехал домой, чтобы увидеться с невестой. Но Мари встретила его
холодно. В это время она была занята планом побега для Андрея. Пытаясь перейти
границу, Андрей вышел в парк замка Шенау, где был схвачен маркграфом. В замке
Андрей увидел картины своего друга Курта Вана. После разговора о немецком
искусстве и о человеческой судьбе фон цур Мюлен-Шенау выписал Старцову
документ, подтверждающий, что ссыльный в течение нескольких дней находился не
в бегах, а в замке Шенау. Мари узнала о благородном поступке маркграфа, но не
рассказала Андрею о своих отношениях с ним. Вскоре фон цур Мюлен-Шенау попал в
русский плен. В 1918 г. германские власти объявили Старцову, что он может
вернуться в Россию. Уезжая, он пообещал вызвать Мари, как только окажется на
родине. Ожидая известий от Андрея, Мари принимала участие в организации
солдатского совета в Бишофсберге, помогала русским пленным. В Москве Андрей встретил Курта Вана, ставшего
большевиком. Курт собирался в Мордовию, в город Семидол, для эвакуации немецких
пленных и образования среди них солдатского совета. Андрей поехал с ним. В
Семидоле он познакомился с председателем исполкома Семеном Голосовым,
делопроизводителем Ритой Тверецкой, председателем особого отдела Покисеном.
Голосов часто ругал Старцова за интеллигентские попытки примирить идеальное с
действительным. Рита Тверецкая влюбилась в Андрея. Крестьяне деревни Старые Ручьи Семидольского уезда
потребовали отмены продразверстки. Им на помощь выступил отряд бывших пленных
немцев под командованием фон цур Мюлен-Шенау. Солдаты семидольского гарнизона
жестоко подавили крестьянское восстание, повесили инвалида, которого посчитали
зачинщиком. Андрею удалось сагитировать большинство пленных немцев перейти на
сторону большевиков. Среди пленных, назначенных к отправке в Германию, он
узнал переодетого маркграфа фон цур Мюлен-Шенау, которого разыскивали власти.
Маркграф попросил Старцова о помощи. После долгих колебаний Андрей похитил для
него документы на имя Конрада Штейна и попросил по приезде в Бишофсбер передать
письмо своей невесте Мари Урбах. Маркграф пообещал это сделать, скрыв от
Андрея, что Мари была его невестой. Вернувшись в Бишофсберг, фон цур Мюлен-Шенау уничтожает
со- 226 бранные им картины Курта Вана. Встретившись с Мари, он
сообщает ей, что у Старцова есть жена, ожидающая ребенка. Не веря этому, Мари
решает поехать в Россию. Чтобы получить право на въезд, она выходит замуж за
русского солдата. Обо всем этом маркграф пишет Андрею. Придя к своему жениху в
Москве, Мари видит беременную Риту и убегает. Андрей в отчаянии, он понимает, что жизнь так и не
приняла его, несмотря на все его старания быть в центре главных событий. Он не
может больше оставаться в революционной России и хочет уехать в Германию, к
Мари. Андрей обращается за помощью к Курту Вану, честно рассказывает ему всю
историю с маркграфом и поддельными документами. Проникнувшись ненавистью к
бывшему другу, Курт Ван убивает его. Незадолго до смерти Андрей пишет Мари о
том, что всю свою жизнь старался, чтобы все в мире происходило вокруг него, но
его всегда отмывало, относило в сторону. А люди, которые хотели только есть и
пить, всегда находились в центре круга. «Моя вина в том, что я не проволочный»,
— завершает он свое письмо. Революционный комитет признает действия товарища Вана
правильными. Константин Георгиевич Паустовский 1892-1968
Романтики - Роман (1916-1923)Максимова со Сташевским, Алексеем и Винклером в этот
порт загнал жестокий осенний шторм. Молодые люди жили в дрянной гостинице,
набитой моряками и проститутками, проводили время в дешевых тавернах.
Сташевский громил русскую литературу, спорил с Алексеем о судьбах России.
Вспоминали недавно умершего Оскара. Старик преподавал им в гимназии немецкий,
но досуги посвящал музыке и часто говорил: «Скитайтесь, будьте бродягами,
пишите стихи, любите жен-шин...» Однажды в греческой кофейне Максимов, уже основательно
отведав сантуринского и маслянистой «мастики», вдруг сказал светловолосой
красавице за соседним столиком, что она прекрасна, и поставил рядом свой
стакан: «Давайте меняться!» «Вы не узнали меня?» — спросила она. Это была
Хатидже. Максимов познакомился с ней несколько лет назад на каникулах. Она
училась в шестом классе гимназии. Он врал ей о пароходах, моряках и
Александрии — обо всем, о чем пишет теперь. Хатидже родилась в Бахчисарае, но
была русской. Татарским именем звали ее в детстве окружающие. После гимназии
жила в Париже, училась в Сорбонне. Здесь она в гостях у родственников и
надеется, что теперь они будут часто видеться. 228 После нескольких встреч Максимов и Хатидже провели
вечер в компании его друзей. Была музыка, стихи, «гимн четырех», «их» гимн:
«Нам жизнь от таверны до моря, От моря до новых портов»... Сташевский сказал,
что теперь это «гимн пяти». По пути домой девушка призналась, что любит
Максимова. С этого момента его не покидало ощущение силы. Любовь наполнила
смыслом все внутри и вокруг. Совсем другие настроения владели Винклером. Ничтожным
вдруг показалось ему все, чем жили они, презирающие обыденность. Он даже
замазал черной краской свои ждавшие завершения картины. Вернувшись домой, Максимов написал Хатидже о своей
ненасытной жажде жизни, о том, что находит теперь во всем вкус и запах. Через
неделю пришел ответ: «То же теперь и со мной». Переписка продолжалась и когда он уехал в Москву.
Думал, что тоска по Хатидже станет острее и поможет писать: он мало страдал,
чтобы стать писателем. В Москве книга (он назвал ее «Жизнь») подвигалась к
концу, он обживался уже в чужом для южанина городе. Газетный театральный критик
Семенов познакомил его с домашними, с сестрой Наташей — молодой актрисой,
которой безумно понравились рассказы Максимова о его скитаниях, о южных
городах, о море. Девушка была красива, неожиданна в поступках и своевольна. Во
время прогулки на пароходе по Москве-реке она попросила томик Уайльда, что
Максимов взял с собой, пролистнула и выбросила за борт. Через минуту попросила
прощения. Он ответил, что не стоит извинений, хотя в книге лежало не
прочитанное еще письмо Хатидже. Вскоре они поехали вместе в Архангельск. В письме к
Хатидже он писал: «Я в холодном Архангельске с чудесной девушкой... Я люблю вас
и ее...» В разгар лета Максимов собрался в Севастополь, куда
переехала, убегая от тоски, Хатидже. Прощаясь с Наташей, он сказал, что есть
она и есть Хатидже, без которой ему одиноко, а от Наташи кружится голова, но
жить вместе они не должны: она возьмет все его душевные силы. Вместо ответа
Наташа притянула его к себе. В Симферополе Максимова встречал Винклер. Он отвез его
в Бахчисарай, где ждала Хатидже. Максимов рассказал ей о Москве, о Наташе.
Она пообещала не вспоминать обо всем, что узнала. В Севастополе случилось страшное. Покончил с собой
Винклер. В последнее время он много пил, скандалил из-за проститутки Насти, как
две капли похожей на Хатидже. 229 Московский знакомый, Серединский, пригласил Максимова
и Хатидже на дачу. Оттуда всей компанией предполагалось двинуться на Четыр-Даг.
Но пришла телеграмма: Наташа ждет в Ялте. Максимов собрался встретить ее и
пообещал через день присоединиться уже на Четыр-Даге. Поздней ночью они с
Наташей были на месте. Хатидже пожала ей руку, а когда все улеглись на полу,
укрыла ее своей шалью. Утром они долго беседовали наедине. Максимов был в
смятении: оставаться или уехать с Наташей. Но она из тех, чью любовь убивает
быт, размеренность. Все это неразрешимо. Будь что будет. Помогла Хатидже: у
тебя будет много падений и подъемов, но я останусь с тобой, у нас одна цель —
творчество. Однако и жизнь, и любовь, и творчество — все скомкала
начавшаяся той же осенью первая мировая война. Максимов оказался на фронте в
санитарном отряде. Начались новые скитания. Среди грязи, крови, нечистот и
нарастающего ожесточения. Рождалось ощущение гибели европейской культуры.
Максимов писал Хатидже и Наташе, ждал от них писем. Удалось встретиться с
Алексеем. Тот сообщил, что Сташевский на фронте и получил Георгия. От Семенова
пришло известие, что Наташа уехала на фронт, надеясь найти Максимова. Случай
помог им свидеться. Она просила его сберечь себя: писатель должен дать радость
сотням людей. Однако судьба вновь разметала их. Снова вокруг только
смерть, страдания, загаженные окопы и озлобление. Рождались новые мысли о том,
что нет ничего более высокого, чем любовь, сродство людей. Попав в лазарет по ранению, Максимов пробовал писать,
но бросил: кому это нужно? Что-то умерло в нем. Пришла телеграмма от Семенова:
Наташа скончалась — сыпной тиф. Едва оправившись, Максимов поехал в Москву.
Семенова дома не было, но на столе лежал конверт на имя Максимова. Теперь уже
мертвая, Наташа писала ему о своей любви. Спустя неделю Хатидже приехала под Тулу, в лазарет,
где лежал Максимов. Но его уже там не было. Не долечившись, он бросился под
Минск, в местечко, где в грязном доме умерла Наташа. Оттуда он собирался бежать
на юг к Хатидже, чтобы она научила его ничего не помнить. Она же в это время
шла к московскому поезду и думала: «Максимов не умрет, он не смеет умирать —
жизнь только начинается». 230 Дым отечества - Роман (1944)
Получив от известного пушкиниста Швейцера приглашение
приехать в Михайловское, ленинградский художник-реставратор Николай Генрихович
Вермель отложил в Новгороде спешную работу над фресками Троицкой церкви и
вместе со своим напарником и учеником Пахомовым отправился к Швейцеру,
рывшемуся в фондах Михайловского музея в надежде найти неизвестные пушкинские
стихи или документы. В поездку пригласили и дочь квартирной хозяйки,
актрису одесского театра, красавицу, приехавшую навестить дочь и стареющую
мать. Заснеженные аллеи, старый дом, интересное общество в
Михайловском — все понравилось Татьяне Андреевне. Приятно было и обнаружить
почитательниц своего таланта — одесских студенток. Был и совсем неожиданный
сюрприз. Как-то войдя в одну из комнат, Татьяна Андреевна тихо ахнула и
опустилась в кресло напротив портрета молодой красавицы. Все увидели, что их
спутница совершенно схожа с ней. «Каролина Сабанская — моя прабабка», —
пояснила она. Прадед актрисы, некто Чирков, в год пребывания в Одессе Пушкина
служил там в драгунском полку. Каролина блистала в обществе, и в нее был
влюблен наш поэт, но она вышла за драгуна, и они расстались. Между прочим,
сестра этой отчаянной авантюристки, графиня Ганская, во втором браке была
женою Бальзака. Татьяна Андреевна припомнила, что у ее киевского дядюшки
сохранялся портрет Пушкина. Швейцер был поражен. Он знал, что, расставаясь с
Сабанской, поэт подарил ей свой портрет, на котором был изображен держащим лист
с каким-то стихотворением, посвященным обворожительной полячке. Пушкинист
решил ехать в Киев. В украинской столице ему удалось отыскать дядюшку
Татьяны Андреевны, но, увы, тот в один из кризисных моментов сбыл портрет
одесскому антиквару Зильберу. В Одессе Швейцер выяснил, что антиквар подарил
портрет племяннику, работавшему в ялтинском санатории для чахоточных больных:
портрет не имел художественной ценности. Прежде чем покинуть Одессу, Швейцер навестил Татьяну
Андреевну. Она попросила взять его с собой в Ялту. Там, в туберкулезном
санатории, умирал двадцатидвухлетний испанец Рамон Перейро. Он прибыл в Россию
вместе с другими республиканцами, но не вынес 231 климата и тяжело заболел. Они подружились и часто
виделись. Как-то на загородной прогулке Рамон вдруг встал на колени перед ней и
сказал, что любит ее. Ей это показалось напыщенным и вообще неуместным (она
была на десять лет старше него, и Маше шел уже восьмой год), она рассмеялась, а
он вдруг вскочил и убежал. Татьяна Андреевна все время корила себя за этот
смех, ведь для его соотечественников театральность — вторая натура. В санатории ей сказали, что надежды нет, и позволили
остаться. В палате она опустилась перед кроватью на колени. Рамон узнал ее, и
слезы скатились по его худому, почерневшему лицу. Швейцер тем временем отыскал в санатории портрет и
вызвал Вермеля. Реставрировать можно было только на месте. Приехал, однако,
Пахомов, упросивший учителя послать именно его. Старику было очевидно, что у
его Миши на юге есть и особый, помимо профессионального, интерес. Кое-что он
заметил еще в Новгороде. С помощью Пахомова удалось прочитать стихи, что держал
в руках Пушкин. Это была строфа стихотворения: «Редеет облаков летучая
гряда...» Сенсации эта находка не содержала, но для Швейцера было важно
прикоснуться к жизни поэта. Пахомов был рад вновь увидеться с Татьяной
Андреевной. Он ни разу не сказал ей о любви, и она тоже молчала, но весной 1941
г. перебралась в Кронштадт — поближе к Новгороду и Ленинграду. Война застала ее на острове Эзель, в составе выездной
бригады театра Балтфлота. С началом боев актриса стала санитаркой и была эвакуирована
перед самым падением героического острова. Далее путь лежал на Тихвин. Но
самолет вынужден был совершить посадку недалеко от Михайловского, в
расположении партизанского отряда. Пока чинили перебитый бензопровод, Татьяна Андреевна с
провожатым отправилась в Михайловское. Она еще не знала, что Швейцер остался
здесь, чтобы охранять зарытые им музейные ценности и спрятанный отдельно от них
портрет Сабанской. Татьяна Андреевна нашла его случайно, не совсем здоровым
душевно. На рассвете самолет унес их на Большую землю. В Ленинграде они отыскали Вермеля и Машу: Николай
Генрихович с началом войны ринулся в Новгород. Ему удалось упаковать и
переправить музейные ценности в Кострому, но самому пришлось остаться с Машей
и Варварой Гавриловной — матерью Татьяны Андреевны — в Новгороде. Втроем они
пешком попытались выйти из оккупированного города, но пожилая женщина погибла. От Пахомова не было вестей с момента его ухода в армию.
Он отправился на юг, работал во фронтовой газете, был ранен во время от- 232
ражения немецкого десанта. Все время тосковал по
Татьяне Андреевне. Госпиталь его постоянно переезжал — линия фронта катилась к
Волге. В Ленинграде становилось все труднее. Татьяна
Андреевна настояла, чтобы Вермель, Швейцер и Маша уехали в Сибирь. Сама она
должна была остаться в театре. Она оказалась совсем одна, часто ночевала в
костюмерной, где было теплее, чем дома, наедине с портретом Сабанской,
рождавшим мысли, что после смерти от нее самой не останется ни глаз, ни бровей,
ни улыбки. Как хорошо, что в старину писали портреты. Но вот однажды, прижавшись лбом к окну, она увидела на
пустынной улице человека в шинели, с рукой на перевязи. Это был Миша Пахомов.
После прорыва блокады в Ленинград вернулись и уехавшие в эвакуацию. Жизнь
налаживалась. Вермель с Пахомовым рвались восстанавливать разрушенные памятники
Петергофа, Новгорода, Пушкина, Павловска, чтобы уже через несколько лет людям
и в голову не могло прийти, что по этой земле прошли фашистские полчища. Марина Ивановна Цветаева 1892—1941
Крысолов - Поэма (1922)
«Крысолов» — первая поэма Цветаевой, написанная в
эмиграции, в Праге. Это пророчество о судьбах русской революции, романтический
период которой закончился и начался мертвенный, бюрократический, диктаторский.
Это приговор любой утопии о возможности народного торжества, народной власти.
Это же издевка над разговорами о революционности масс, в основе бунта которых
всегда лежат самые низменные мотивы — социальная зависть и жажда обогащения. Поэма Цветаевой чрезвычайно многопланова. «Крысолов»
потому и стал одним из вечных, бродячих сюжетов мировой литературы, что
трактовка каждого персонажа может меняться на прямо противоположную. Крысолов
— и спаситель, и убийца, жестоко мстящий городу за обман. Горожане — и жертвы,
и подлые обманщики, и снова жертвы. Музыка не только губит крыс, но и дарит им
в гибели последнюю возможность обрести достоинство, возвышает их, сманивает
чем-то прекрасным и уж во всяком случае несъедобным. Легенда о крысолове впервые появилась в литературной
обработке в «Хронике времен Карла IX» Мериме. До этого она
существовала в нескольких фольклорных вариантах. Фабула ее проста: в немецком
городе Гаммельне нашествие крыс грозит истребить все запасы еды, а потом и
самих горожан. В Гаммельн приходит загадочный крысолов, 234 который обещает увести всех крыс за огромное
вознаграждение. Ему обещают эти деньги, и он игрой на дудке сманивает крыс в
реку Везер, где крысы и тонут благополучно. Но город отказывается выплатить
ему обещанные деньги, и крысолов в отместку той же игрой на флейте завораживает
всех до одного гаммельнских детей — уводит их из города в гору, которая перед ним
расступается. В отдельных вариантах легенды люди, выходящие из горы,
встречаются много после в окрестностях Гаммельна, они провели в горе десять лет
и обладают тайными знаниями, но это уже варианты неканонические и к легенде
прямого отношения не имеющие. Цветаева сохраняет эту фабулу, но придает персонажам
особое значение, так что конфликт выглядит совсем не так, как в фольклорной
первооснове. Крысолов у Цветаевой — символ музыки вообще, музыки торжествующей
и ни от чего не зависящей. Музыка амбивалентна. Она прекрасна, независимо от
того, каковы убеждения художника и какова его личность. Потому, мстя
горожанам, крысолов обижается не на то, что ему недоплатили, не от жадности
уводит детей, а потому, что в его лице оскорблена музыка как таковая. Музыка равно убедительна для крыс, бюргеров, детей —
для всех, кто не желает ее понимать, но волей-неволей вынужден подчиняться ее
небесной гармонии. Художник с легкостью уводит за собой кого угодно, каждому
посулив то, что ему желательно. А крысам желательна романтика. Победивший пролетариат у Цветаевой довольно
откровенно, с массой точных деталей изображен в виде отряда крыс, который захватил
город и теперь не знает, что делать. Крысам скучно. «Господа, секрет:
отвратителен красный цвет». Им надоедает собственная революционность, они
зажирели и обрюзгли. «У меня заплывает глаз», «У меня оплывает слог», «У меня
отвисает зад...» Они вспоминают себя отважными, зубастыми и мускулистыми,
ненасытно-голодными борцами — и ностальгируют о том, что «в той стране, где
шаги широки, назывались мы...». Слово «большевики» встает в строку само собой,
ибо «большак», большая дорога, символ странствий, — ключевое слово в главе. Их-то и сманивает флейта: Индией, новым обещанием
борьбы и завоеваний, странствием туда, где они стряхнут жир и вспомнят молодость
(пророчица Цветаева не могла знать, что в головах некоторых кавалерийских
вождей вызревал план освобождения Индии, чтобы не пропадал попусту боевой пыл
красноармейцев после победы в гражданской войне). За этой романтической нотой,
за обещанием странствий, борьбы и второй молодости крысы уходят в реку. Но детей крысолов сманивает совсем другим, ибо он знает, чьи 235 это дети. Это дети сонного, благонравного,
обывательского, сплетничающего, жадного, убийственного Гаммельна, в котором
ненавидят все непохожее, все живое, все новое. Таким видится Цветаевой мир
современной Европы, но и — шире — любое человеческое сообщество,
благополучное, долго не знавшее обновления и потрясения. Этот мир не в силах
противостоять нашествию крыс и обречен... если только не вмешается музыка. Дети этого мира могут пойти только за сугубо
материальными, простыми, убогими посулами. И крысолов у Цветаевой сулит им «для
девочек — перлы, для мальчиков — ловля их, с грецкий орех... И — тайна — для
всех». Но и тайна эта простая, детская, глупая: дешевая сказка с сусальным
концом, с благоденствием в финале. Мечты благовоспитанных мальчиков и девочек:
не ходить в школу, не слушаться будильника! Всем — солдатики, всем — сласти!
Почему дети идут за флейтой? «Потому что ВСЕ идут». И эта детская стадность,
тоже по-своему крысиная, демонстрирует всю внутреннюю фальшь «детского» или
«молодежного бунта». А музыка — жестокая, торжествующая и всесильная —
уходит себе дальше, губя и спасая. Повесть о Сонечке - (1937, опубл. 1975, 1980)
«Повесть о Сонечке» рассказывает о самом романтическом
периоде в биографии Марины Цветаевой — о ее московской жизни в 1919 — 1920 гг.
в Борисоглебском переулке. Это время неопределенности (ее муж у белых и давно
не подает о себе вестей), нищеты (ее дочери — одной восемь, другой пять —
голодают и болеют), преследований (Цветаева не скрывает, что она жена белого
офицера, и сознательно провоцирует враждебность победителей). И вместе с тем
это время великого перелома, в котором есть что-то романтическое и великое, и
за торжеством быдла просматривается подлинная трагедия исторического закона.
Настоящее скудно, бедно, прозрачно, потому что вещественное исчезло. Отчетливо
просматриваются прошлое и будущее. В это время Цветаева знакомится с такой же,
как она, нищей и романтической молодежью — студийцами Вахтангова, которые
бредят Французской революцией, XVIII в. и средневековьем,
мистикой, — и если тогдашний Петербург, холодный и строгий, переставший быть 236 столицей, населен призраками немецких романтиков,
Москва грезит о якобинских временах, о прекрасной, галантной, авантюрной Франции.
Здесь кипит жизнь, здесь новая столица, здесь не столько оплакивают прошлое,
сколько мечтают о будущем. Главные герои повести — прелестная молодая актриса
Сонечка Голлидэй, девочка-женщина, подруга и наперсница Цветаевой, и Володя
Алексеев, студиец, влюбленный в Сонечку и преклоняющийся перед Цветаевой.
Огромную роль играет в повести Аля — ребенок с удивительно ранним развитием,
лучшая подруга матери, сочинительница стихов и сказок, вполне взрослый дневник
которой часто цитируется в «Повести о Сонечке». Младшая дочь Ирина, умершая от
голода в пятилетнем возрасте, стала для Цветаевой вечным напоминанием о ее невольной
вине: «не уберегла». Но кошмары московского быта, продажа рукописных книг,
отоваривание пайками — все это не играет для Цветаевой существенной роли, хотя
и служит фоном повести, создавая важнейший ее контрапункт: любовь и смерть,
молодость и смерть. Именно таким «обтанцовыванием смерти» кажется
героине-повествовательнице все, что делает Сонечка: ее внезапные танцевальные
импровизации, вспышки веселья и отчаяния, ее капризы и кокетство. Сонечка — воплощение любимого цветаевского женского
типажа, явленного впоследствии в драмах о Казанове. Это дерзкая, гордая, неизменно
самовлюбленная девочка, самовлюбленность которой все же ничто по сравнению с
вечной влюбленностью в авантюрный, литературный идеал. Инфантильная,
сентиментальная и при этом с самого начала наделенная полным, женским знанием о
жизни, обреченная, рано умирающая, несчастливая в любви, невыносимая в быту,
любимая героиня Цветаевой соединяет в себе черты Марии Башкирцевой (кумира
цветаевской юности), самой Марины Цветаевой, пушкинской Мариулы — но и
куртизанки галантных времен, и Генриетты из записок Казановы... Сонечка
беспомощна и беззащитна, но ее красота победительна, а интуиция безошибочна.
Это женщина «пар экселянс», и оттого перед ее обаянием и озорством пасуют любые
недоброжелатели. Книга Цветаевой, писавшаяся в трудные и страшные годы и
задуманная как прощание с эмиграцией, с творчеством, с жизнью, проникнута
мучительной тоской по тому времени, когда небо было так близко, в буквальном
смысле близко, ибо «недолго ведь с крыши на небо» (Цветаева жила с дочерьми на
чердаке). Тогда сквозь повседневность просвечивало великое, всемирное и
вневременное, сквозь истончившуюся ткань бытия сквозили его тайные механизмы
и законы, и любая эпоха легко аукалась с тем временем, московским, переломным,
накануне двадцатых. В этой повести появляются и Юрий Завадский, уже тогда
щеголь, 237 эгоист, «человек успеха», и Павел Антокольский, лучший
из молодых поэтов тогдашней Москвы, романтический юноша, сочиняющий пьесу о
карлике инфанты... В ткань «Повести о Сонечке» вплетаются мотивы «Белых ночей»
Достоевского, ибо самозабвенная любовь героя к идеальной, недосягаемой героине
есть прежде всего самоотдача. Такой же самоотдачей была нежность Цветаевой к
обреченной, всезнающей и наивной молодежи конца серебряного века. И когда
Цветаева дарит Сонечке свое самое-самое и последнее, драгоценные и единственные
свои кораллы, в этом символическом жесте дарения, отдачи, благодарности
сказывается вся неутолимая цветаевская душа с ее жаждой жертвы. А сюжета, собственно, нет. Молодые, талантливые, красивые,
голодные, несвоевременные и сознающие это люди сходятся в гостях у старшей и
одареннейшей из них. Читают стихи, изобретают сюжеты, цитируют любимые сказки,
разыгрывают этюды, смеются, влюбляются... А потом кончилась молодость, век
серебряный стал железным, и все разъехались или умерли, потому что так бывает
всегда. Приключение - Поэма (1918-1919, опубл. 1923)Гостиница; ночь; Италия; год 1748-й. Главный герой —
Джакомо Казанова, двадцати трех лет, доподлинный, извлеченнный из IV тома
собственных его мемуаров и дополненный, дорисованный женской грезой о вечном
Казанове, спит, роняя с губ женские имена. Его беспокойный сон прерывает гусар
Анри, по первому впечатлению — юный проказливый ангел в мундире. Казанова в
волнении: «Вы кредитор? Вы вор? Вы хуже: / Вы чей-то муж! Нет, хороши для
мужа. / Зачем вы здесь? Зачем на ложе / Нисходит этот лунный луч?» Диалог, как
лунный свет, сплетает прихотливые ритмические узоры. Знаменитый герой-любовник
со сна слеп, и ночной визитер вынужден сам открыться: «Анри-Генриетта»...
Казанова вспыхивает скоропалительным любовным огнем. Легкомысленный (покамест
кажущийся легкомысленным) ангелок упархивает в окно. Следующим вечером. Казанова настойчив, Генриетта
уклончива,он восторжен, она нежно насмешлива: «Я никогда так страстно не любил,
/ Так никогда любить уже не буду...» С помощью говорливых модисток происходит
преображение гусара в блистательную даму. Тихо вкрадывается вопрос: «Кто ты?» —
«Тайна». 238 ...Кто бы она ни была, она — совершенство. Исполнена
тонкой прелести; учтива той изысканной учтивостью, что царила в очарованном
мире замков и парков; остроумна, умна; музыкальна, как сама музыка, — она
покоряет всех блестящих гостей аристократической пармской виллы, где
хозяин-горбун, случайный знакомец, дает прием в ее честь. Оркестр легко роняет
«жемчужины менуэта», небрежно ткутся шелковые нити тонких речей, как вдруг: «К
вам посланный с письмом. / — А! Семь печатей! / Казанове. / Моя любовь, — расстаться
мы должны». Последнее прощание — на «дорожном развале», в
гостинице «Весы». Казанова в тоске молит остаться с ним еще хоть ненадолго, она
непреклонна — отчего? Атмосфера тайны сгущается... Кольцо, не принятое им
назад, она бросит в заоконную ночь, но прежде того алмазной гранью вычертит на
стекле какие-то быстрые слова — записку в будущее, на которые Казанова,
увлеченный отчаянием, не обратит внимания... Но в самом деле, почему разлука
так неизбежна? Почему ей должно уйти? Кто она, наконец? Может быть, пришла из
другого века? Недаром ей известно грядущее: «Когда-нибудь, в старинных
мемуарах, / Ты будешь их писать совсем седой, / В богом забытом замке на
чужбине...» Может, лунная Генриетта — это лирическая маска Цветаевой, ее мечта
о самой себе: владычице сердец, прельстившей Казанову? «Даю вам клятву, что
тебе приснюсь!» ...Тринадцать лет спустя в ту же комнату той же
гостиницы Джакомо приводит свою тысяча первую подругу. Ей семнадцать лет, она
прелестна, бедна, жадна — до денег, сладостей, плотских утех. Он — еще
Казанова, но уже как бы нарицательный: профессиональный любовник, не
вспыхивающий сердечным огнем, а только пышущий телесным жаром... За окном
восходит луна, высвечивает нацарапанные на стекле слова: «Забудешь и
Генриетту...» Ошеломление: «Или я ослеп?» — взрыв, страсть, мгновенно прежний
Казанова наполняется прежним бурным отчаянием. Девчонка в страхе и слезах,
хочет бежать. Но страстная буря стихла, Казанова уже вернулся из прошлого, уже
снова готов развлекаться с тысяча первой... И утешенная красотка, конечно, не
может удержать любопытства: «А что это за буквы?» — «Так — одно-единственное —
приключение». Виктор Борисович Шкловский 1893—1984
Сентиментальное путешествие
Воспоминания. 1917—1922. Петербург — Галиция — Персия. Саратов
— Киев — Петербург. Днепр — Петербург — Берлин (1923) Перед революцией автор работал инструктором запасного
броневого батальона. В феврале семнадцатого года он со своим батальоном прибыл
к Таврическому дворцу. Революция избавила его, как и других запасных, от
многомесячного утомительного и унизительного сидения в казармах. В этом он
видел (а видел и понимал он все по-своему) основную причину быстрой победы
революции в столице. Воцарившаяся в армии демократия выдвинула Шкловского,
сторонника продолжения войны, которую он теперь уподоблял войнам Французской
революции, на пост помощника комиссара Западного фронта. Не закончивший курса
студент филологического факультета, футурист, кудрявый юноша, на рисунке Репина
напоминающий Дантона, теперь в центре исторических событий. Он заседает вместе
с язвительным и надменным демократом Савинковым, высказывает свое мнение
нервическому, надломленному Керенскому, отправляясь на фронт, посещает генерала
Корнилова (общество как раз тогда терзалось сомнениями, кто из них лучше
подходит на роль Бонапарта русской революции). Впечатление от фронта: у
русской армии и до революции была грыжа, а теперь она уже просто не может
ходить. Несмотря на самоотверженную активность комиссара Шкловского, 240 включающую в себя боевой подвиг, вознагражденный
Георгиевским крестом из рук Корнилова (атака на реке Ломница, под огнем впереди
полка, ранен в живот навылет), становится ясно, что русская армия неизлечима
без хирургического вмешательства. После решительной неудачи корниловской
диктатуры неизбежной становится большевистская вивисекция. Теперь тоска звала куда-нибудь на окраины — сел в
поезд и поехал. В Персию, снова комиссаром Временного правительства в русский
экпедиционный корпус. Бои с турками близ озера Урмия, где в основном
расположены русские войска, давно уже не ведутся. Персы пребывают в нищете и
голоде, а местные курды, армяне и айсоры (потомки ассирийцев) заняты тем, что
режут друг друга. Шкловский на стороне айсоров, простодушных, дружественных и
немногочисленных. В конце концов после октября 1917-го русская армия отводится
из Персии. Автор (сидя на крыше вагона) возвращается на родину через юг России,
пестреющий к тому времени всеми видами национализма. В Петербурге Шкловского допрашивает ЧК. Он,
профессиональный рассказчик, повествует о Персии, и его отпускают. Между тем
необходимость бороться с большевиками за Россию и за свободу представляется
очевидной. Шкловский возглавляет броневой отдел подпольной организации
сторонников Учредительного собрания (эсеров) . Однако выступление
откладывается. Продолжение борьбы предполагается в Поволжье, но и в Саратове
ничего не происходит. Подпольная работа ему не по душе, и он отправляется в
фантастический украинско-немецкий Киев гетмана Скоропадского. Воевать за
гетмана-германофила против Петлюры он не желает и выводит из строя броневики,
которые были ему доверены (опытной рукой засыпает сахар в жиклеры). Приходит
весть об аресте Колчаком членов Учредительного собрания. Обморок, который
случился со Шкловским при этом известии, означал конец его борьбы с
большевиками. Сил больше не было. Ничего нельзя было остановить. Все катилось
по рельсам. Приехал в Москву и капитулировал. В ЧК его опять отпустили как
хорошего знакомого Максима Горького. В Петербурге был голод, сестра умерла,
брата расстреляли большевики. Поехал опять на юг, в Херсоне при наступлении
белых был мобилизован уже в Красную Армию. Был специалистом-подрывником.
Однажды бомба взорвалась у него в руках. Выжил, посетил родственников, обывателей-евреев
в Елисаветграде, вернулся в Петербург. После того как стали судить эсеров за их
прошлую борьбу с большевиками, вдруг заметил за собой слежку. Домой не
вернулся, пешком ушел в Финляндию. Потом приехал в Берлин. 241 С 1917 по 1922 г., кроме вышеизложенного, — женился на
женщине по имени Люся (ей и посвящена эта книга), из-за другой женщины дрался
на дуэли, много голодал, работал вместе с Горьким во «Всемирной литературе»,
жил в Доме искусств (в тогдашней главной писательской казарме, размешавшейся во
дворце купца Елисеева), преподавал литературу, выпускал книги, вместе с
друзьями создал очень влиятельную научную школу. В скитаниях возил за собой
книги. Снова научил русских литераторов читать Стерна, который когда-то (в XVIII
в.) первым написал «Сентиментальное путешествие». Объяснил, как устроен роман
«Дон Кихот» и как устроено множество других литературных и нелитературных
вещей. Со многими людьми успешно поскандалил. Потерял свои каштановые кудри. На
портрете художника Юрия Анненского — шинель, огромный лоб, ироническая улыбка.
Остался оптимистом. Однажды встретил чистильщика обуви, старого знакомого
айсора Лазаря Зервандова, и записал его рассказ об исходе айсоров из Северной
Персии в Месопотамию. Поместил его в своей книге как отрывок героического
эпоса. В Петербурге в это время люди русской культуры трагически переживали
катастрофическую перемену, эпоха выразительно определялась как время смерти
Александра Блока. Это тоже есть в книге, это тоже предстает как трагический
эпос. Жанры преображались. Но судьба русской культуры, судьба русской интеллигенции
представала с неотвратимой ясностью. Ясной представлялась и теория. Ремесло
составляло культуру, ремесло определяло судьбу. 20 мая 1922 г. в Финляндии Шкловский писал: «Когда
падаешь камнем, то не нужно думать, когда думаешь, то не нужно падать. Мною
смешаны два ремесла». В том же году в Берлине он заканчивает книгу именами
тех, кто достоин своего ремесла, тех, кому их ремесло не оставляет возможности
убивать и делать подлости. Zoo, или
Письма не о любви, или Третья Элоиза (1923)
Нелегально эмигрировав из Советской России в 1922 г.,
автор прибыл в Берлин. Здесь он встретил многих русских писателей, которые, как
и большинство русских эмигрантов, жили в районе станции метро 242 Zoo. Zoo — это зоологический сад, и
поэтому, решив представить русскую литературно-художественную эмиграцию,
пребывающую в Берлине среди равнодушных и занятых собой немцев, автор стал описывать
этих русских как представителей некой экзотической фауны, совершенно не приспособленных
к нормальной европейской жизни. И потому им место в зоологическом саду. С
особой уверенностью автор относил это к себе. Как большинство русских,
прошедших через две войны и две революции, он даже есть не умел по-европейски
— слишком наклонялся к тарелке. Брюки тоже были не такие, как надо, — без
необходимой заглаженной складки. И еще у русских более тяжелая походка, чем у
среднего европейца. Начав работать над этой книгой, автор вскоре обнаружил две
важные для себя веши. Первое: оказывается, он влюблен в красивую и умную
женщину по имени Аля. Второе: жить за границей он не может, так как от этой
жизни он портится, приобретая привычки заурядного европейца. Он должен
вернуться в Россию, где остались друзья и где, как он чувствует, нужен он сам,
его книги, его идеи (идеи его все связаны с теорией прозы). Тогда эта книга
устроилась следующим образом: письма от автора к Але и письма от Али к автору,
написанные им самим. Аля запрещает писать о любви. Он пишет о литературе, о
русских писателях в изгнании, о невозможности жить в Берлине, о многом другом.
Получается интересно. Русский писатель Алексей Михайлович Ремизов изобрел
Великий обезьяний орден по типу масонской ложи. Жил он в Берлине примерно так,
как жил бы здесь обезьяний царь Асыка. Русский писатель Андрей Белый, с которым автор не раз
по ошибке менялся кашне, эффектом своих выступлений нисколько не уступал
настоящему шаману. Русский художник Иван Пуни в Берлине много работал. В
России он тоже был очень занят работой и не сразу заметил революцию. Русский художник Марк Шагал не принадлежит культурному
миру, а просто как рисовал лучше всех у себя в Витебске, так и рисует лучше
всех в Европе. Русский писатель Илья Эренбург курит постоянно трубку,
но хороший ли он писатель, так до сих пор и не известно. Русский филолог Роман Якобсон отличается тем, что
носит узкие брюки, имеет рыжие волосы и может жить в Европе. Русский филолог Петр Богатырев, напротив, жить в
Европе не может и, чтобы хоть как-то уцелеть, должен поселиться в концентрационном
лагере для русских казаков, ожидающих возвращения в Россию. 243 Для русских в Берлине издается несколько газет, а для
обезьяны в зоологическом саду ни одной, а ведь она тоже скучает по родине. В
конце концов автор мог бы взять это на себя. Написав двадцать два письма (восемнадцать Але и четыре
от Али), автор понимает, что его положение во всех отношениях безнадежно,
адресует последнее, двадцать третье письмо во ВЦИК РСФСР и просит разрешить ему
вернуться. При этом напоминает, что когда-то при взятии Эрзерума зарубили всех,
кто сдался. И это теперь представляется неправильным. Владимир Владимирович Маяковский 1893-1930
Владимир Маяковский - Трагедия
(1913)
Обращаясь к толпе, В. Маяковский пытается объяснить,
почему он несет свою душу на блюде к обеду идущих лет. Стекая ненужной слезою
с небритой щеки площадей, он чувствует себя последним поэтом. Он готов открыть
людям их новые души — словами простыми, как мычание. В. Маяковский участвует в уличном празднике нищих. Ему
приносят еду: железного сельдя с вывески, золотой огромный калач, складки
желтого бархата. Поэт просит заштопать ему душу и собирается танцевать перед
собравшимися. На него смотрят Человек без уха, Человек без головы и другие.
Тысячелетний старик с кошками призывает собравшихся гладить сухих и черных
кошек, чтобы влить электрические вспышки в провода и расшевелить мир. Старик
считает вещи врагами людей и спорит с человеком с растянутым липом, который
считает, что у вещей другая душа и их надо любить. Включившийся в разговор В.
Маяковский говорит, что все люди — лишь бубенцы на колпаке у Бога. Обыкновенный молодой человек пытается предостеречь
собравшихся от необдуманных действий. Он рассказывает о множестве полезных
занятий: сам он придумал машинку для рубки котлет, а его знакомый двадцать пять
лет работает над капканом для ловли блох. 245 Чувствуя нарастающую тревогу, обыкновенный молодой
человек умоляет людей не лить кровь. Но тысячи ног ударяют в натянутое брюхо площади.
Собравшиеся хотят установить памятник красному мясу на черном граните греха и
порока, но вскоре забывают о своем намерении. Человек без глаза и ноги кричит о
том, что старуха-время родила огромный криворотый мятеж и все вещи кинулись
скидывать лохмотья изношенных имен. Толпа объявляет В. Маяковского своим князем. Женщины с
узлами кланяются ему. Они приносят поэту свои слезки, слезы и слезищи,
предлагая использовать их как красивые пряжки для туфель. Большому и грязному человеку подарили два поцелуя. Он
не знал, что с ними делать, — их нельзя было использовать вместо калош, и
человек бросил ненужные поцелуи. И вдруг они ожили, стали расти, беситься.
Человек повесился. И пока он висел, фабрики мясистыми рычагами шлепающих губ
стали миллионами выделывать поцелуи. Поцелуи бегут к поэту, каждый из них
приносит по слезе. В. Маяковский пытается объяснить толпе, как тяжело ему
жить с болью. Но толпа требует, чтобы он отнес гору собранных слез своему Богу.
Наконец поэт обещает бросить эти слезы темному Богу гроз у истока звериных вер.
Он чувствует себя блаженненьким, который дал мыслям нечеловеческий простор.
Иногда ему кажется, что он петух голландский или король псковский. А иногда ему
больше всего нравится собственная фамилия — Владимир Маяковский. Облако в штанах – Тетраптих Поэма (1914-1915)
Поэт — красивый, двадцатидвухлетний — дразнит
обывательскую, размягченную мысль окровавленным лоскутом своего сердца. В его
душе нет старческой нежности, но он может вывернуть себя наизнанку — так,
чтобы были одни сплошные губы. И будет он безукоризненно нежный, не мужчина, а
— облако в штанах! Он вспоминает, как однажды в Одессе его любимая,
Мария, обещала прийти к нему. Ожидая ее, поэт плавит лбом стекло окошечное,
душа его стонет и корчится, нервы мечутся отчаянной чечеткой. Уже двенадцатый
час падает, как с плахи голова казненного. Наконец появляется Мария — резкая,
как «нате!», — и сообщает, что выходит 246 замуж. Пытаясь выглядеть абсолютно спокойным, поэт
чувствует, что его «я» для него мало и кто-то из него вырывается упрямо. Но
невозможно выскочить из собственного сердца, в котором полыхает пожар. Можно
только выстонатъ в столетия последний крик об этом пожаре. Поэт хочет поставить «nihil» («ничто») над всем, что
сделано до него. Он больше не хочет читать книг, потому что понимает, как тяжело
они пишутся, как долго — прежде чем начнет петься — барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения. И пока поэт не найдет нужных слов, улица корчится
безъязыкая — ей нечем кричать и разговаривать. Во рту улицы разлагаются трупики
умерших слов. Только два слова живут, жирея, — «сволочь» и «борщ». И другие
поэты бросаются прочь от улицы, потому что этими словами не выпеть барышню,
любовь и цветочек под росами. Их догоняют уличные тыщи — студенты, проститутки,
подрядчики, — для которых гвоздь в собственном сапоге кошмарней, чем фантазия
у Гете. Поэт согласен с ними: мельчайшая песчинка живого ценнее всего, что он
может сделать. Он, обсмеянный у сегодняшнего племени, видит в терновом венце
революций шестнадцатый год и чувствует себя его предтечей. Во имя этого
будущего он готов растоптать свою душу и, окровавленную, дать, как знамя. Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана!
Поэту противен Северянин, потому что поэт сегодня не должен чирикать. Он
предвидит, что скоро фонарные столбы будут вздымать окровавленные туши
лабазников, каждый возьмет камень, нож или бомбу, а на небе будет околевать
красный, как марсельеза, закат. Увидев глаза богоматери на иконе, поэт спрашивает ее:
зачем одаривать сиянием трактирную ораву, которая опять предпочитает Варавву
оплеванному голгофнику? Может быть, самый красивый из сыновей богоматери — это
он, поэт и тринадцатый апостол Евангелия, а именами его стихов когда-нибудь
будут крестить детей. Он снова и снова вспоминает неисцветшую прелесть губ
своей Марии и просит ее тела, как просят христиане — «хлеб наш насущный даждь
нам днесь». Ее имя величием равно для него Богу, он будет беречь ее тело, как
инвалид бережет свою единственную ногу. Но если Мария отвергнет поэта, он
уйдет, поливая дорогу кровью сердца, к дому своего отца. И тогда он предложит
Богу устроить карусель на дереве изучения добра и зла и спросит у него, отчего
тот не выдумал поцелуи без мук, и назовет его недоучкой, крохотным божиком. Поэт ждет, что небо снимет перед ним шляпу в ответ на
его вызов! Но вселенная спит, положив на лапу с клешами звезд огромное ухо. 247 Человек - Поэма
(1916—1917)
На голове Маяковского ладонь солнца —
священнослужителя мира, отпустителя всех грехов. Земля говорит ему: «Ныне
отпущаеши!» Пусть глупые историки, науськанные современниками,
пишут, что поэт жил скучной и неинтересной жизнью. Пусть он знает, что так и
будет пить свой утренний кофе в Летнем саду. День его сошествия в мир был
абсолютно как все, никаких знаков не горело в небе его Вифлеема. Но как же он
может не воспевать себя, если чувствует себя сплошной невидалью, а каждое свое
движение — необъяснимым чудом? Его драгоценнейший ум может выдумать новое
двуногое или трехногое животное. Чтобы он мог превращать зиму в лето, а воду в
вино, под шерстью жилета у него бьется необычайнейший комок. С его помощью могут совершать чудеса все люди —
прачки, булочники, сапожники. И чтобы увидеть Маяковского, это небывалое чудо
двадцатого века, паломники оставляют гроб Господень и древнюю Мекку. Банкиры,
вельможи и дожи перестают понимать: зачем они нагребли дорогие деньги, если
сердце — это все? Им ненавистен поэт. В руки, которыми он хвалился, они дают
ружье; язык его оплеван сплетнями. Он вынужден влачить дневное иго, загнанный
в земной загон. На его мозгах «Закон», на сердце цепь — «Религия», к ногам
приковано ядро земного шара. Поэт теперь навек заключен в бессмысленную
повесть. А посредине золотоворота денег живет Повелитель Всего
— неодолимый враг Маяковского. Он одет в франтовские штаны, Его пузо похоже
на глобус. Когда кругом гибнут, Он читает роман Локка со счастливым концом, для
Него Фидий ваяет из мрамора пышных баб, а Бог — Его проворный повар — готовит
мясо фазаново. Его не трогают ни революции, ни смена погонщиков человечьего
табуна. К Нему всегда идут толпы людей, к Его руке склоняется самая прекрасная
женщина, называя Его волосатые пальцы именами стихов Маяковского. Видя это, Маяковский приходит к аптекарю за лекарством
от ревности и тоски. Тот предлагает ему яд, но поэт знает о своем бессмертии.
Происходит вознесение Маяковского в небо. Но хваленое небо кажется ему вблизи
всего лишь зализанной гладью. На небесной тверди звучит музыка Верди, важно
живут ангелы. Постепенно Маяковский вживается в небесный быт, встречает новых
пришельцев, среди которых его приятель Абрам Васильевич. Он показывает вновь
прибывшим величественную бутафорию миров. Все здесь находится в страшном
порядке, в покое, в чине. 248 Но через много веков небесной жизни сердце начинает
шуметь в поэте. Возникает тоска, ему мерещится какой-то земной облик. Маяковский
сверху вглядывается в землю. Рядом с собою он видит старого отца, который
вглядывается в очертания Кавказа. Скука охватывает Маяковского! Показывая мирам
номера невероятной скорости, он несется на землю. На земле Маяковского принимают за красильщика,
упавшего с крыши. За века, проведенные поэтом на небе, здесь ничего не изменилось.
По скату экватора из Чикаг сквозь Тамбовы катятся рубли, утрамбовывая горы,
моря, мостовые. Всем руководит тот же враг поэта — то в виде идеи, то похожий
на черта, то сияющий Богом за облаком. Маяковский готовится отомстить Ему. Он стоит над Невой, глядя на бессмысленный город, и
вдруг видит любимую, которая лучами идет над домом. Только тогда Маяковский
начинает узнавать улицы, дома и все свои земные мучения. Он приветствует
возвращение своего любовного сумасшествия! От случайного прохожего он узнает,
что улица, где живет любимая, теперь называется именем Маяковского, который
тысячи лет назад застрелился под ее окном. Поэт смотрит в окно на спящую любимую — такую же юную,
как тысячи лет назад. Но тут луна становится лысиной его давнего врага;
наступает утро. Та, кого поэт принял за любимую, оказывается чужой женщиной,
супругой инженера Николаева. Швейцар рассказывает поэту, что возлюбленная
Маяковского, согласно старой легенде, выбросилась на тело поэта из окна. Маяковский стоит на несгорающем костре немыслимой
любви и не знает, к какому небу теперь обратиться. Мир под ним затягивает: «Со
святыми упокой!» Т. А. Сотникова Про это - Поэма
(1922-1923)
Тема, о которой хочет говорить поэт, перепета много
раз. Он и сам кружил в ней поэтической белкой и хочет кружиться опять. Эта тема
может даже калеку подтолкнуть к бумаге, и песня его будет строчками рябить в
солнце. В этой теме скрыта истина и красота. Эта тема готовится к прыжку в
тайниках инстинктов. Заявившись к поэту, эта тема грозой раскидывает людей и
дела. Ножом к горлу подступает эта тема, имя которой — любовь! 249 Поэт рассказывает о себе и любимой в балладе, и лад
баллад молодеет, потому что слова поэта болят. «Она» живет в своем доме в
Водопьянном переулке, «он» сидит в своем доме у телефона. Невозможность
встретиться становится для него тюрьмой. Он звонит любимой, и его звонок пулей
летит по проводам, вызывая землетрясение на Мясницкой, у почтамта. Спокойная
секундантша-кухарка поднимает трубку и не торопясь идет звать любимую поэта.
Весь мир куда-то отодвинут, лишь трубкой целит в него неизвестное. Между ним и
любимой, разделенными Мясницкой, лежит вселенная, через которую тонюсенькой
ниточкой тянется кабель. Поэт чувствует себя не почтенным сотрудником «Известий»,
которому летом предстоит ехать в Париж, а медведем на своей подушке-льдине. И
если медведи плачут, то именно так, как он. Поэт вспоминает себя — такого, каким он был семь лет
назад, когда была написана поэма «Человек». С тех пор ему не суждено петушком
пролезть в быт, в семейное счастье: канатами собственных строк он привязан к
мосту над рекой и ждет помощи. Он бежит по ночной Москве — по Петровскому
парку, Ходынке, Тверской, Садовой, Пресне. На Пресне, в семейной норке, его
ждут родные. Они рады его появлению на Рождество, но удивляются, когда поэт
зовет их куда-то за 600 верст, где они должны спасать кого-то, стоящего над
рекой на мосту. Они никого не хотят спасать, и поэт понимает, что родные
заменяют любовь чаем и штопкой носков. Ему не нужна их цыплячья любовь. Сквозь пресненские миражи поэт идет с подарками под
мышками. Он оказывается в мещанском доме Феклы Давидовны. Здесь ангелочки
розовеют от иконного глянца, Иисус любезно кланяется, приподняв тернистый
венок, и даже Маркс, впряженный в алую рамку, тащит обывательства лямку. Поэт
пытается объяснить обывателям, что пишет для них, а не из-за личной блажи. Они,
улыбаясь, слушают именитого скомороха и едят, гремя челюстью о челюсть. Им тоже
безразличен какой-то человек, привязанный к мосту над рекой и ожидающий помощи.
Слова поэта проходят сквозь обывателей. Москва напоминает картину Беклина «Остров мертвых». Оказавшись
в квартире друзей, поэт слушает, как они со смехом болтают о нем, не переставая
танцевать тустеп. Стоя у стенки, он думает об одном: только бы не услышать
здесь голос любимой. Ей он не изменил ни в одном своем стихотворении, ее он
обходит в проклятиях, которыми громит обыденщины жуть. Ему кажется, что только
любимая может спасти его — человека, стоящего на мосту. Но потом поэт
понимает: семь лет он стоит на мосту искупителем земной любви, чтобы за всех
расплатиться и за всех расплакаться, и если надо, должен стоять и двести лет,
не ожидая спасения. 250 Он видит себя, стоящего над горой Машук. Внизу — толпа
обывателей, для которых поэт — не стих и душа, а столетний враг. В него
стреляют со всех винтовок, со всех батарей, с каждого маузера и браунинга. На
Кремле красным флажком сияют поэтовы клочья. Он ненавидит все, что вбито в людей ушедшим рабьим,
что оседало и осело бытом даже в краснофлагом строе. Но он всей сердечной
верою верует в жизнь, в сей мир. Он видит будущую мастерскую человечьих
воскрешений и верит, что именно его, не дожившего и не долюбившего свое,
захотят воскресить люди будущего. Может быть, его любимая тоже будет
воскрешена, и они наверстают недолюбленное звездностью бесчисленных ночей. Он
просит о воскрешении хотя бы за то, что был поэтом и ждал любимую, откинув
будничную чушь. Он хочет дожить свое в той жизни, где любовь — не служанка замужеств,
похоти и хлебов, где любовь идет всей вселенной. Он хочет жить в той жизни, где
отцом его будет по крайней мере мир, а матерью — по крайней мере земля. Т. А. Сотникова Клоп - Феерическая
комедия (1929)
Действие пьесы происходит в Тамбове: первых трех
картин — в 1929 г., остальных шести картин — в 1979 г. Бывший рабочий, бывший партиец Иван Присыпкин,
переименовавший себя для благозвучия в Пьера Скрипкина, собирается жениться
на Эльзевире Давидовне Ренессанс — парикмахерской дочери, кассирше
парикмахерской и маникюрше. С будущей тещей Розалией Павловной, которой «нужен
в доме профессиональный билет», Пьер Скрипкин разгуливает по площади перед
огромным универмагом, закупая у лотошников все, по его мнению, необходимое для
будущей семейной жизни: игрушку «танцующие люди из балетных студий»,
бюстгальтер, принятый им за чепчик для возможной будущей двойни, и т. д. Олег
Баян (бывший Бочкин) за пятнадцать рублей и бутылку водки берется организовать
Присыпкину настоящее красное трудовое бракосочетание — классовое, возвышенное,
изящное и упоительное торжество. Их разговор о будущей свадьбе слышит Зоя
Березкина, работница, бывшая возлюбленная Присыпкина. В ответ на недоуменные
вопросы Зои Присыпкин объясняет, что он любит другую. Зоя плачет. Обитатели молодежного рабочего общежития обсуждают женить- 251 бу Присыпкина на парикмахерской дочке и смену им
фамилии. Многие его осуждают, но некоторые его понимают — сейчас же не 1919 г.,
людям для себя пожить хочется. Баян обучает Присыпкина хорошим манерам: как
танцевать фокстрот («не шевелите нижним бюстом»), как незаметно почесаться во
время танца, — а также дает ему другие полезные советы: не надевайте двух
галстуков одновременно, не носите навыпуск крахмальную рубаху и т. д. Внезапно
раздается звук выстрела — это застрелилась Зоя Березкина. На свадьбе Пьера Скрипкина и Эльзевиры Ренессанс Олег
Баян произносит торжественную речь, затем играет на рояле, все поют и пьют.
Шафер, защищая достоинство новобрачной, затевает ссору за ссорой, завязывается
драка, опрокидывается печь, возникает пожар. Прибывшие пожарные недосчитываются
одного человека, остальные все погибают в огне. Спустя пятьдесят лет на глубине семи метров бригада,
роющая траншею для фундамента, обнаруживает засыпанную землей замороженную
человеческую фигуру. Институт человеческих воскрешений сообщает, что на руках
индивидуума обнаружены мозоли, являвшиеся в прошлом признаком трудящихся.
Проводится голосование среди всех районов федерации земли, большинством голосов
принимается решение: во имя исследования трудовых навыков рабочего человечества
индивидуума воскресить. Этим индивидуумом оказывается Присыпкин. Вся мировая
пресса с восторгом сообщает о его предстоящем воскрешении. Новость передают
корреспонденты «Чукотских известий», «Варшавской комсомольской правды»,
«Известий чикагского совета», «Римской красной газеты», «Шанхайской бедноты» и
других газет. Размораживание проводит профессор, которому ассистирует Зоя
Березкина, чья попытка самоубийства пятьдесят лет назад не удалась. Присыпкин
просыпается, с его воротника на стену переползает размороженный вместе с ним
клоп. Обнаружив, что он попал в 1979 г., Присыпкин падает в обморок. Репортер рассказывает слушателям о том, что в целях
облегчения Присыпкину переходного периода врачами было предписано поить его
пивом («смесью, отравляющей в огромных дозах и отвратительной в малых»), и
теперь пятьсот двадцать рабочих медицинской лаборатории, хлебнувших этого
зелья, лежат в больницах. Среди тех, кто наслушался романсов Присыпкина,
исполняемых им под гитару, распространяется эпидемия «влюбленности»: они
танцуют, бормочут стихи, вздыхают и проч. В это время толпа во главе с
директором зоологического сада ловит убежавшего клопа — редчайший экземпляр
вымершего и популярнейшего в начале столетия насекомого. Под наблюдением врача в чистой комнате на чистейшей
кровати 252 лежит грязнейший Присыпкин. Он просит опохмелиться и
требует «заморозить его обратно». Зоя Березкина приносит по его просьбе
несколько книг, но он не находит себе ничего «для души»: книги теперь только
научные и документальные. Посреди зоологического сада на пьедестале задрапированная
клетка, окруженная музыкантами и толпой зрителей. Прибывают иностранные
корреспонденты, древние старики и старухи, с песней подходит колонна детей.
Директор зоосада в своей речи мягко упрекает профессора, разморозившего
Присыпкина, в том, что он, руководствуясь внешними признаками, ошибочно отнес
его к «гомо сапиенс» и к его высшему виду — к классу рабочих. На самом же деле
размороженное млекопитающее — человекообразный симулянт с почти человеческой
внешностью, откликнувшийся на данное директором зоосада объявление: «Исходя из
принципов зоосада, ищу живое человечье тело для постоянных обкусываний и для
содержания и развития свежеприобретенного насекомого в привычных ему, нормальных
условиях». Теперь они помешены в одну клетку — «клопус нормалис» и «обывателиус
вульгарно. Присыпкин в клетке напевает. Директор, надев перчатки и вооружившись
пистолетами, выводит Присыпкина на трибуну. Тот вдруг видит зрителей, сидящих в
зале, и кричит: «Граждане! Братцы! Свои! Родные! Когда ж вас всех разморозили?
Чего ж я один в клетке? За что ж я страдаю?» Присыпкина уводят, клетку
задергивают. Баня - Драма в 6 действиях с цирком и фейерверком (1930)Действие пьесы происходит в СССР в 1930 г.
Изобретатель Чудаков собирается включить сконструированную им машину времени.
Он объясняет своему приятелю Велосипедкину всю важность этого изобретения:
можно остановить секунду счастья и наслаждаться месяц, можно «взвихрить
растянутые тягучие годы горя». Велосипедкин предлагает с помощью машины времени
сокращать скучные доклады и выращивать кур в инкубаторах. Чудаков обижен
практицизмом Велосипедкина. Появляется англичанин Понт Кич, интересующийся
изобретением Чудакова, в сопровождении переводчицы Мезальянсовой. Чудаков
простодушно объясняет ему устройство машины, Понт Кич записывает что-то в
блокнот, затем предлагает изобретателю деньги. Велосипедкин заявляет, что
деньги есть, выпроваживает гостя, 253 незаметно вытаскивая у него из кармана блокнот, а
недоумевающему Чудакову объясняет, что денег нет, но он их раздобудет во что бы
то ни стало. Чудаков включает машину, раздается взрыв. Чудаков выхватывает
письмо, написанное «пятьдесят лет тому вперед». В письме сообщается, что
завтра к ним прибудет посланец из будущего. Чудаков и Велосипедкин добиваются приема у
Победоносикова — главного начальника по управлению согласованием
(главначпупса), стремясь получить деньги на продолжение опыта. Однако секретарь
Победоносикова Оптимистенко не пускает их к начальству, предъявляя им готовую
резолюцию — отказать. Сам же Победоносиков в это время диктует машинистке речь
по случаю открытия новой трамвайной линии; прерванный телефонным звонком,
продолжает диктовать фрагмент о «медведице пера» Льве Толстом, прерванный
вторично, диктует фразу об «Александре Семеныче Пушкине, непревзойденном авторе
как оперы Евгений Онегин, так и пьесы того же названия». К Победоносикову
приходит художник Бельведонский, которому он поручил подобрать мебель.
Бельведонский, объяснив Победоносикову, что «стили бывают разных Луев»,
предлагает ему выбрать из трех «Луев». Победоносиков выбирает мебель в стиле
Луи XIV, однако советует Бельведонскому «выпрямить ножки, убрать
золото и разбросать там и сям советский герб». Затем Бельведонский пишет
портрет Победоносикова верхом на лошади. Победоносиков собирается на отдых, под видом
стенографистки прихватив с собой Мезальянсову. Его жена Поля, которую он
считает гораздо ниже себя, поднявшегося по «умственной, социальной и квартирной
лестнице», хочет ехать с ним, но он ей отказывает. На площадку перед квартирой Победоносикова
Велосипедкин с Чудаковым приносят машину, которая взрывается огнем фейерверка.
На ее месте возникает Фосфорическая женщина — делегатка из 2030 г. Она прислана
Институтом истории рождения коммунизма, с тем чтобы отобрать лучших
представителей этого времени для переброски в коммунистический век.
Фосфорическая женщина восхищена увиденным ею при кратком облете страны; она
предлагает всем готовиться к переброске в будущее, объясняя, что будущее примет
всех, у кого найдется хотя бы одна черта, роднящая его с коллективом коммуны, —
радость работать, жажда жертвовать, неутомимость изобретать, выгода отдавать,
гордость человечностью. Летящее время сметет и срежет «балласт, отягченный
хламом, балласт опустошенных неверием». Поля рассказывает Фосфорической женщине, что ее муж
предпочитает ей других — более образованных и умных. Победоносиков обеспокоен
тем, чтобы Поля «не вынесла сор из избы». Фосфорическая женщина разговаривает
с машинисткой Ундертон, уволенной 254 Победоносиковым за то, что она красила губы («Кому?» —
удивляется Фосфорическая женщина. — «Да себе же!» — отвечает Ундертон. «Если б
приходящим за справками красили, тогда б могли сказать — посетители обижаются»,
— недоумевает гостья из будущего). Победоносиков заявляет Фосфорической
женщине, что он собирается отправиться в будущее исключительно по просьбе
коллектива, и предлагает ей предоставить ему в будущем должность, соответствующую
его теперешнему положению. Тут же он замечает, что прочие — гораздо менее
достойные люди: Велосипедкин курит, Чудаков пьет, Поля — мещанка. «Зато
работают», — возражает Фосфорическая женщина. Идут последние приготовления к отправке в будущее.
Фосфорическая женщина отдает распоряжения. Чудаков и Велосипедкин с помощниками
их выполняют. Звучит Марш времени с рефреном «Вперед, время! / Время, вперед!»;
под его звуки на сцену выходят пассажиры. Победоносиков требует себе нижнее
место в купе. Фосфорическая женщина объясняет, что всем придется стоять: машина
времени еще не вполне оборудована. Победоносиков возмущен. Появляется рабочий,
толкающий вагонетку с вещами Победоносикова и Мезальянсовой. Победоносиков
объясняет, что в багаже — циркуляры, литеры, копии, тезисы, выписки и прочие
документы, которые ему необходимы в будущем. Победоносиков начинает торжественную речь, посвященную
«изобретению в его аппарате аппарата времени», но Чудаков подкручивает его, и
Победоносиков, продолжая жестикулировать, становится неслышным. То же
происходит и с Оптимистенко. Наконец Фосфорическая женщина командует: «Раз,
два, три!» — раздается бенгальский взрыв, затем — темнота. На сцене —
Победоносиков, Оптимистенко, Бельведонский, Мезальянсова, Понт Кич, «скинутые и
раскиданные чертовым колесом времени». Исаак Эммануилович Бабель 1894-1940
Одесские рассказы (1921-1923)
КОРОЛЬ
Едва кончилось венчание и стали готовиться к
свадебному ужину, как к молдаванскому налетчику Бене Крику по прозвищу Король
подходит незнакомый молодой человек и сообщает, что приехал новый пристав и на
Беню готовится облава. Король отвечает, что ему известно и про пристава, и про
облаву, которая начнется завтра. Она будет сегодня, говорит молодой человек.
Новость эту Беня воспринимает как личное оскорбление. У него праздник, он
выдает замуж свою сорокалетнюю сестру Двойру, а шпики собираются испортить ему
торжество! Молодой человек говорит, что шпики боялись, но новый пристав
сказал, что там, где есть император, не может быть короля и что самолюбие ему
дороже. Молодой человек уходит, и с ним уходят трое из Бениных друзей, которые
через час возвращаются. Свадьба сестры короля налетчиков — большой праздник.
Длинные столы ломятся от яств и нездешних вин, доставленных контрабандистами.
Оркестр играет туш. Лева Кацап разбивает бутылку водки о голову своей
возлюбленной, Моня Артиллерист стреляет в воздух. Но апогей наступает тогда,
когда начинают одаривать молодых. Затянутые в малиновые жилеты, в рыжих
пиджаках, аристокра- 256 ты Молдаванки небрежным движением руки кидают на серебряные
подносы золотые монеты, перстни, коралловые нити. В самый разгар пира тревога охватывает гостей,
неожиданно ощутивших запах гари, края неба начинают розоветь, а где-то
выстреливает в вышину узкий, как шпага, язык пламени. Внезапно появляется тот
неизвестный молодой человек и, хихикая, сообщает, что горит полицейский
участок. Он рассказывает, что из участка вышли сорок полицейских, но стоило им
удалиться на пятнадцать шагов, как участок загорелся. Беня запрещает гостям
идти смотреть пожар, однако сам с двумя товарищами все-таки отправляется туда.
Вокруг участка суетятся городовые, выбрасывая из окон сундучки, под шумок
разбегаются арестованные. Пожарные ничего не могут сделать, потому что в соседнем
кране не оказалось воды. Проходя мимо пристава, Беня отдает ему по-военному
честь и выражает свое сочувствие. КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ В ОДЕССЕ
О налетчике Бене Крике в Одессе ходят легенды. Старик
Арье-Лейб, сидящий на кладбищенской стене, рассказывает одну из таких историй.
Еще в самом начале своей криминальной карьеры Бенчик подошел к одноглазому
биндюжнику и налетчику Фроиму Грачу и попросился к нему. На вопрос, кто он и
откуда, Беня предлагает попробовать его. Налетчики на своем совете решают
попробовать Беню на Тартаковском, который вместил в себя столько дерзости и
денег, сколько ни один еврей. При этом собравшиеся краснеют, потому что на
«полтора жида», как называют Тартаковского на Молдаванке, уже было совершено
девять налетов. Его дважды выкрадывали для выкупа и однажды хоронили с певчими.
Десятый налет считался уже грубым поступком, и потому Беня вышел, хлопнув
дверью. Беня пишет Тартаковскому письмо, в котором просит его
положить деньги под бочку с дождевой водой. В ответном послании Тартаковский
объясняет, что сидит со своей пшеницей без прибыли и потому взять с него
нечего. На следующий день Беня является к нему с четырьмя товарищами в масках и
с револьверами. В присутствии перепуганного приказчика Мугинштейна, холостого
сына тети Песи, налетчики грабят кассу. В это время в контору вламывается
опоздавший на дело пьяный, как водовоз, еврей Савка Буцис. Он бестолково
размахивает руками и случайным выстрелом из револьвера смертельно ранит
приказчика Мугинштейна. По приказу Бени налетчики разбегаются из конторы, а
Савке Буцису он клянется, что тот будет лежать рядом со своей жертвой. Через
час после того как Мугинш- 257 теина доставляют в больницу, Беня является туда,
вызывает старшего врача и сиделку и, представившись, выражает желание, чтобы
больной Иосиф Мугинштейн выздоровел. Тем не менее раненый ночью умирает. Тогда
Тартаковский поднимает шум на всю Одессу. «Где начинается полиция, — вопит он,
— и где кончается Беня?» Беня на красном автомобиле подъезжает к домику
Мугинштейна, где на полу в отчаянии бьется тетя Песя, и требует от сидящего здесь
же «полтора жида» для нее единовременного пособия в десять тысяч и пенсии до
смерти. После перебранки они сходятся на пяти тысячах наличными и пятидесяти
рублях ежемесячно. Похороны Мугинштейна Беня Крик, которого тогда еще не
звали Королем, устраивает по первому разряду. Таких пышных похорон Одесса еще
не видела. Шестьдесят певчих идут перед траурной процессией, на белых лошадях
качаются черные плюмажи. После начала панихиды подъезжает красный автомобиль,
из него вылезают четыре налетчика во главе с Беней и подносят венок из
невиданных роз, потом принимают на плечи гроб и несут его. Над могилой Беня произносит
речь, а в заключение просит всех проводить к могиле покойного Савелия Буциса.
Пораженные присутствующие послушно следуют за ним. Кантора он заставляет
пропеть над Савкой полную панихиду. После ее окончания все в ужасе бросаются
бежать. Тогда же сидящий на кладбищенской стене шепелявый Мойсейка произносит
впервые слово «король». ОТЕЦИстория женитьбы Бени Крика такова. К молдаванскому
биндюжнику и налетчику Фроиму Грачу приезжает его дочь Бася, женщина
исполинского роста, с громадными боками и щеками кирпичного цвета. После смерти
жены, умершей от родов, Фроим отдал новорожденную теще, которая живет в
Тульчине, и с тех пор двадцать лет не видел дочери. Ее неожиданное появление
смущает и озадачивает его. Дочь сразу берется за благоустройство дома папаши.
Крупную и фигуристую Басю не обходят своим вниманием молодые люди с Молдаванки
вроде сына бакалейщика Соломончика Каплуна и сына контрабандиста Мони
Артиллериста. Бася, простая провинциальная девушка, мечтает о любви и
замужестве. Это замечает старый еврей Голубчик, занимающийся сватовством, и
делится своим наблюдением с Фроимом Грачем, который отмахивается от
проницательного Голубчика и оказывается не прав. С того дня как Бася увидела Каплуна, она все вечера
проводит за 258 воротами. Она сидит на лавочке и шьет себе приданое.
Рядом с ней сидят беременные женщины, ожидающие своих мужей, а перед ее глазами
проходит обильная жизнь Молдаванки — «жизнь, набитая сосущими младенцами,
сохнущим тряпьем и брачными ночами, полными пригородного шику и солдатской
неутомимости». Тогда же Басе становится известно, что дочь ломового извозчика
не может рассчитывать на достойную партию, и она перестает называть отца
отцом, а зовет его не иначе как «рыжий вор». Так продолжается до тех пор, пока Бася не сшила себе
шесть ночных рубашек и шесть пар панталон с кружевными оборками. Тогда она
заплакала и сквозь слезы сказала одноглазому Фроиму Грачу: «Каждая девушка
имеет свой интерес в жизни, и только одна я живу как ночной сторож при чужом
складе. Или сделайте со мной что-нибудь, папаша, или я делаю конец своей
жизни...» Это производит впечатление на Грача: одевшись торжественно, он
отправляется к бакалейщику Каплуну. Тот знает, что его сын Соломончик не прочь
соединиться с Баськой, но он знает и другое — что его жена мадам Каплун не
хочет Фроима Грача, как человек не хочет смерти. В их семье уже несколько
поколений были бакалейщиками, и Каплуны не хотят нарушать традиции.
Расстроенный, обиженный Грач уходит домой и, ничего не говоря принарядившейся
дочери, ложится спать. Проснувшись, Фроим идет к хозяйке постоялого двора
Любке Казак и просит у нее совета и помощи. Он говорит, что бакалейщики сильно
зажирели, а он, Фроим Грач, остался один и ему нет помощи. Любка Казак советует
ему обратиться к Бене Крику, который холост и которого Фроим уже пробовал на
Тартаковском. Она ведет старика на второй этаж, где находятся женщины для
приезжающих. Она находит Беню Крика у Катюши и сообщает ему все, что знает о
Басе и делах одноглазого Грача. «Я подумаю», — отвечает Беня. До поздней ночи
Фроим Грач сидит в коридоре возле дверей комнаты, откуда раздаются стоны и смех
Катюши, и терпеливо ждет решения Бени. Наконец Фроим стучится в дверь. Вместе
они выходят и договариваются о приданом. Сходятся они и на том, что Беня
должен взять с Каплуна, повинного в оскорблении семейной гордости, две тысячи.
Так решается судьба высокомерного Каплуна и судьба девушки Баси. ЛЮБКА КАЗАК
Дом Любки Шнейвейс, прозванной Любкой Казак, стоит на
Молдаванке. В нем помещаются винный погреб, постоялый двор, овсяная лавка и
голубятня. В доме, кроме Любки, живут сторож и владелец 259 голубятни Евзель, кухарка и сводница Песя-Миндл и
управляющий Цудечкис, с которым связано множество историй. Вот одна из них — о
том, как Цудечкис поступил управляющим на постоялый двор Любки. Однажды он
смаклеровал некоему помещику молотилку и вечером повел его отпраздновать
покупку к Любке. Наутро обнаружилось, что переночевавший помещик сбежал, не
заплатив. Сторож Евзель требует с Цудечкиса деньги, а когда тот отказывается,
он до приезда хозяйки запирает его в комнате Любки. Из окна комнаты Цудечкис наблюдает, как мучается
Любкин грудной ребенок, не приученный к соске и требующий мамашенькиного
молока, в то время как мамашенька его, по словам присматривающей за ребенком
Песи-Миндл, «скачет по своим каменоломням, пьет чай с евреями в трактире
«Медведь», покупает в гавани контрабанду и думает о своем сыне, как о
прошлогоднем снеге...». Старик берет на руки плачущего младенца, ходит по
комнате и, раскачиваясь как цадик на молитве, поет нескончаемую песню, пока
мальчик не засыпает. Вечером возвращается из города Любка Казак. Цудечкис
ругает ее за то, что она стремится все захватить себе, а собственное дите оставляет
без молока. Когда матросы-контрабандисты с корабля «Плутарх», у которых Любка
торгует товар, уходят пьяные, она поднимается к себе в комнату, где ее
встречает упреками Цудечкис. Он приставляет мелкий гребень к Любкиной груди, к
которой тянется ребенок, и тот, уколовшись, плачет. Старик же подсовывает ему
соску и таким образом отучает дите от материнской груди. Благодарная Любка
отпускает Цудечкиса, а через неделю он становится у нее управляющим. Конармия - Книга рассказов (1923—1925) МОЙ ПЕРВЫЙ ГУСЬКорреспондент газеты «Красный кавалерист» Лютов
(рассказчик и лирический герой) оказывается в рядах Первой Конной армии, возглавляемой
С. Буденным. Первая Конная, воюя с поляками, совершает поход по Западной
Украине и Галиции. Среди конармейцев 260 Лютов — чужак. Очкарик, интеллигент, еврей, он
чувствует к себе снисходительно-насмешливое, а то и неприязненное отношение со
стороны бойцов. «Ты из киндербальзамов... и очки на носу. Какой паршивенький!
Шлют вас, не спросясь, а тут режут за очки», — говорит ему начдив шесть
Савицкий, когда он является к нему с бумагой о прикомандировании к штабу
дивизии. Здесь, на фронте, лошади, страсти, кровь, слезы и смерть. Здесь не привыкли
церемониться и живут одним днем. Потешаясь над прибывшим грамотеем, казаки
вышвыривают его сундучок, и Лютов жалко ползает по земле, собирая
разлетевшиеся рукописи. В конце концов, он, изголодавшись, требует, чтобы
хозяйка ею накормила. Не дождавшись отклика, он толкает ее в грудь, берет чужую
саблю и убивает шатающегося по двору гуся, а затем приказывает хозяйке изжарить
его. Теперь казаки больше не насмехаются над ним, они приглашают его поесть
вместе с ними. Теперь он почти как свой, и только сердце его, обагренное
убийством, во сне «скрипело и текло». СМЕРТЬ ДОЛГУШОВА
Даже повоевав и достаточно насмотревшись на смерть,
Лютов по-прежнему остается «мягкотелым» интеллигентом. Однажды он видит после
боя сидящего возле дороги телефониста Долгушова. Тот смертельно ранен и просит
добить его. «Патрон на меня надо стратить, — говорит он. — Наскочит шляхта —
насмешку сделает». Отвернув рубашку, Долгушов показывает рану. Живот у него
вырван, кишки ползут на колени и видны удары сердца. Однако Лютов не в силах
совершить убийство. Он отъезжает в сторону, показав на Долгушова подскакавшему
взводному Афоньке Биде. Долгушов и Афонька коротко о чем-то говорят, раненый
протягивает казаку свои документы, потом Афонька стреляет Долгушову в рот. Он
кипит гневом на сердобольного Лютова, так что в запале готов пристрелить и его.
«Уйди! — говорит он ему, бледнея. — Убью! Жалеете вы, очкастые, нашего брата,
как кошка мышку...» ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПАВЛИЧЕНКИ, МАТВЕЯ РОДИОНЫЧА
Лютов завидует твердости и решительности бойцов, не испытывающих,
подобно ему, ложной, как ему кажется, сентиментальности. Он хочет быть своим.
Он пытается понять «правду» конармейцев, в 261 том числе и «правду» их жестокости. Вот красный
генерал рассказывает о том, как он рассчитался со своим бывшим барином Никитинским,
у которого до революции пас свиней. Барин приставал к его жене Насте, и вот
Матвей, став красным командиром, явился к нему в имение, чтобы отомстить за
обиду. Он не стреляет в него сразу, хоть тот и просит об этом, а на глазах
сумасшедшей жены Никитинского топчет его час или больше и таким образом, по
его словам, сполна узнает жизнь. Он говорит: «Стрельбой от человека... только
отделаться можно: стрельба — это ему помилование, а себе гнусная легкость,
стрельбой до души не дойдешь, где она у человека есть и как она показывается». СОЛЬ
Конармеец Балмашев в письме в редакцию газеты
описывает случаи, происшедший с ним в поезде, двигавшемся на Бердичев. На
одной из станций бойцы пускают к себе в теплушку женщину с грудным дитем,
якобы едущую на свидание с мужем. Однако в пути Балмашев начинает сомневаться
в честности этой женщины, он подходит к ней, срывает с ребенка пеленки и
обнаруживает под ними «добрый пудовик соли». Балмашев произносит пламенную
обвинительную речь и выбрасывает мешочницу на ходу под откос. Видя же ее
оставшейся невредимой, он снимает со стенки «верный винт» и убивает женщину,
смыв «этот позор с лица трудовой земли и республики». ПИСЬМО
Мальчик Василий Курдюков пишет матери письмо, в
котором просит прислать ему что-нибудь поесть и рассказывает о братьях, воюющих,
как и он, за красных. Одного из них, Федора, попавшего в плен, убил
папаша-белогвардеец, командир роты у Деникина, «стражник при старом режиме».
Он резал сына до темноты, «говоря — шкура, красная собака, сукин сын и разно»,
«пока брат Федор Тимофеич не кончился». А спустя некоторое время сам папаша,
пытавшийся спрятаться, перекрасив бороду, попадается в руки другого сына,
Степана, и тот, услав со двора братишку Васю, в свою очередь кончает папашу. ПРИЩЕПА
У молодого кубанца Прищепы, бежавшего от белых, те в
отместку убили родителей. Имущество расхитили соседи. Когда белых прогна- 262 ли, Прищепа возвращается в родную станицу. Он берет
телегу и идет по домам собирать свои граммофоны, жбаны для кваса и расшитые матерью
полотенца. В тех хатах, где он находит вещи матери или отца, Прищепа оставляет
подколотых старух, собак, повешенных над колодцем, иконы, загаженные пометом.
Расставив собранные вещи по местам, он запирается в отчем доме и двое суток
пьет, плачет, поет и рубит шашкой столы. На третью ночь пламя занимается над
его хатой. Прищепа выводит из стойла корову и убивает ее. Затем он вскакивает
на коня, бросает в огонь прядь своих волос и исчезает. ЭСКАДРОННЫЙ ТРУНОВ
Эскадронный Трунов ищет офицеров среди пленных
поляков. Он вытаскивает из кучи нарочно сброшенной поляками одежды офицерскую
фуражку и надевает ее на голову пленного старика, утверждающего, что он не
офицер. Фуражка ему впору, и Трунов закалывает пленного. Тут же к умирающему
подбирается конармеец-мародер Андрюшка Восьмилетов и стягивает с него штаны.
Прихватив еще два мундира, он направляется к обозу, но возмущенный Трунов приказывает
ему оставить барахло, стреляет в Андрюшку, но промахивается. Чуть позже он
вместе с Восьмилетовым вступает в бой с американскими аэропланами, пытаясь
сбить их из пулемета, и оба погибают в этом бою. ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛОШАДИ
Страсть правит в художественном мире Бабеля. Для
конармейца «конь — он друг... Конь — он отец...». Начдив Савицкий отобрал у
командира первого эскадрона белого жеребца, и с тех пор Хлебников жаждет
мести, ждет своего часа. Когда Савицкого смещают, он пишет в штаб армии
прошение о возвращении ему лошади. Получив положительную резолюцию, Хлебников
отправляется к опальному Савицкому и требует отдать ему лошадь, однако бывший
начдив, угрожая револьвером, решительно отказывает. Хлебников снова ищет
справедливости у начштаба, но тот гонит его от себя. В результате Хлебников
пишет заявление, где выражает свою обиду на Коммунистическую партию, которая
не может возвратить «его кровное», и через неделю демобилизуется как инвалид,
имеющий шесть ранений. 263 АФОНЬКА БИДА
Когда у Афоньки Биды убивают любимого коня,
расстроенный конармеец надолго исчезает, и только грозный ропот в деревнях указывает
на злой и хищный след разбоя Афоньки, добывающего себе коня. Только когда
дивизия вступает в Берестечко, появляется наконец Афонька на рослом жеребце.
Вместо левого глаза на его обуглившемся лице чудовищная розовая опухоль. В нем
еще не остыл жар вольницы, и он крушит все вокруг себя. ПАН АПОЛЕК
У икон Новоградского костела своя история — «история
неслыханной войны между могущественным телом католической церкви, с одной
стороны, и беспечным богомазом — с другой», войны, длившейся три десятилетия.
Эти иконы нарисованы юродивым художником паном Аполеком, который своим
искусством произвел в святые простых людей. Ему, представившему диплом об
окончании мюнхенской академии и свои картины на темы Священного писания («горящий
пурпур мантий, блеск смарагдовых полей и цветистые покрывала, накинутые на
равнины Палестины»), новоградским ксендзом была доверена роспись нового
костела. Каково удивление приглашенных ксендзом именитых граждан, когда они
узнают в апостоле Павле на расписанных стенах костела хромого выкреста Янека, а
в Марии Магдалине — еврейскую девушку Эльку, дочь неведомых родителей и мать
многих подзаборных детей. Художник, приглашенный на место Аполека, не решается
замазать Эльку и хромого Янека. Рассказчик знакомится с паном Аполеком на
кухне дома сбежавшего ксендза, и тот предлагает за пятьдесят марок сделать его
портрет под видом блаженного Франциска. Еще он передает ему кощунственную
историю о браке Иисуса и незнатной девицы Деборы, у которой от него родился
первенец. ГЕДАЛИ
Лютов видит старых евреев, торгующих у желтых стен
древней синагоги, и с печалью вспоминает еврейский быт, теперь полуразрушенный
войной, вспоминает свое детство и деда, поглаживающего желтой бородой тома
еврейского мудреца Ибн-Эзры. Проходя по базару, он видит смерть — немые замки
на лотках. Он заходит в лавку древностей старого еврея Гедали, где есть все: от
золоченых туфель и 264 корабельных канатов до сломанной кастрюли и мертвой
бабочки. Гедали расхаживает, потирая белые ручки, среди своих сокровищ и сетует
на жестокость революции, которая грабит, стреляет и убивает. Гедали мечтает «о
сладкой революции», об «Интернационале добрых людей». Рассказчик же убежденно
наставляет его, что Интернационал «кушают с порохом... и приправляют лучшей
кровью». Но когда он спрашивает, где можно достать еврейский коржик и еврейский
стакан чаю, Гедали сокрушенно отвечает ему, что еще недавно это можно было
сделать в соседней харчевне, но теперь «там не кушают, там плачут...». РАББИ
Лютову жаль этого разметанного вихрем революцией быта,
с великим трудом пытающегося сохранить себя, он участвует в субботней вечерней
трапезе во главе с мудрым рабби Моталэ Брацлавским, чей непокорный сын Илья «с
лицом Спинозы, с могущественным лбом Спинозы» тоже здесь. Илья, как и
рассказчик, воюет в Красной Армии, и вскоре ему суждено погибнуть. Рабби
призывает гостя радоваться тому, что он жив, а не мертв, но Лютов с
облегчением уходит на вокзал, где стоит агитпоезд Первой Конной, где его ждет
сияние сотен огней, волшебный блеск радиостанции, упорный бег машин в
типографии и недописанная статья в газету «Красный кавалерист». Михаил Михайлович Зощенко 1894-1958
Мишель Синягин - Повесть (1930)
Михаил Синягин родился в 1887 году. На
империалистическую войну он не попал из-за ущемления грыжи. Он пописывает
стишки в духе символистов, декадентствует и эстетствует, прогуливаясь с цветком
в петлице и стеком в руке. Он живет под Псковом, в имении «Затишье», в
обществе матери и тетки. Имение вскоре отбирают, поскольку начинается
революция, но небольшой дом у Мишеля, его матери и тетки все же остается. Здесь, в Пскове, в 1919 г. он знакомится с Симочкой
М., отец которой за два года до того умер, оставив на руках у матери,
энергичной рябой вдовушки, шестерых дочерей. Симочка вскоре забеременела от
Мишеля (предававшегося с ней, казалось бы, таким невинным занятиям, как чтение
стихов и бегание взапуски по лесу), и мать ее навестила Мишеля вечером, требуя
жениться на ее дочери. Симагин отказался, и вдова вспрыгнула на подоконник,
угрожая поэту самоубийством. Вынужденный согласиться, Мишель в ту же ночь
пережил тяжелый нервный припадок. Его мать и тетка в слезах записывали его
распоряжения относительно «Лепестков и незабудок» и прочего литературного наследия.
Однако уже наутро он был вполне здоров и, получив от Симочки записку с мольбой
о свидании, пошел к ней. Симочка просила у него прощения за поведение матери, и
они поженились без каких-либо возражений со стороны Мишеля и его 266 родни. Но тетка была все же недовольна поспешностью и
вынужденностью брака. Мать Мишеля, тихая, незаметная женщина, умерла, а тетка,
энергичная и надеющаяся на скорое возвращение имения и вообще старых времен,
решает ехать в Петербург. Петербург, поговаривают в народе, скоро должен отойти
к Финляндии или вообще стать вольным городом в составе какого-нибудь
государства Северной Европы. В дороге тетку грабят, о чем она сообщает Мишелю
письмом. Тем временем Мишель становится отцом. Это его на
короткое время занимает, но вскоре он перестает интересоваться семьей и решает
уехать к тетке в Петербург. Та встречает его без особого энтузиазма, ибо в
нахлебниках не нуждается. Не думая возвратиться к беззаветно влюбленной в него
Симочке, пишущей ему письма без всякой надежды на ответ, Синягин устраивается
на скромную канцелярскую должность в Петербурге, забрасывает стихи и знакомится
с молодой и красивой дамочкой, которую пародийно зовут Изабеллой Ефремовной. Изабелла Ефремовна создана «для изящной жизни». Она
мечтает уехать вместе с Синягиным, перейти с ним персидскую границу и
потом бежать в Европу. Она играет на гитаре, поет романсы, тратит деньги
Мишеля, а тот все небрежней исполняет свои служебные обязанности, к которым
питает глубокое отвращение. Но он ни к чему толком не способен, существует на
нищенское жалованье и подачки тетки. Вскоре его выгоняют с работы, тетка
отказывается его содержать, и Изабелла Ефремовна собирается его бросить. Но
тут приходит спасение: тетка теряет рассудок, ее увозят в сумасшедший дом, и
Синягин начинает проживать ее имущество. Так продолжается около года, и тетка все глубже
погружается в безумие, но вдруг ее привозят домой выздоровевшую. Мишель старается
не пустить ее в ее комнату, чтобы она не увидела картины полного разорения,
которое он учинил там. Тетка, однако, проникает к себе в комнату и при виде
опустошения (ибо Мишель успел прожить с Изабеллой Ефремовной почти все)
окончательно подвинулась умом. Изабелла Ефремовна все равно вскоре бросила Мишеля,
поскольку денег у него не осталось, а служить он не умел и не хотел. Так он
начал просить милостыню, не чувствуя всей глубины своего падения, ибо
«миллионер не сознает, что он миллионер, и крыса не сознает, что она крыса». Прося
милостыню (страх такого конца, как и образ нищего, всегда преследовал Зощенко),
Синягин неплохо живет и даже позволяет себе нормально питаться. Для придания
себе «интеллигентного вида» он неизменно носит с собой парусиновый портфель. Но сорока двух лет от роду он вдруг понимает весь ужас
своей жизни и решает вернуться в Псков, к жене, о которой он шесть лет не
вспоминал. 267 Жена его, думая, что он пропал в Петрограде, давно
вышла замуж за другого, начальника треста, пожилого и бледного мужчину. Увидев
опустившегося, грязного, голодного Мишеля, который со слезами открывает родную
калитку, жена принялась рыдать и ломать руки, а ее второй муж решил принять в
Мишеле участие. Его кормят сытным обедом, а впоследствии находят ему место в
управлении кооперативов, где он и работает в последние месяцы своей жизни. А потом он умирает от воспаления легких «на руках у
своих друзей и благодетелей» — первой жены и ее второго мужа. Могила его
убирается живыми цветами. Этой иронической фразой автор заканчивает свою повесть
о падении интеллигента. Голубая книга - Цикл новелл (1934)Однажды Зощенко был у Горького. И вот Горький ему
говорит: а что бы вам, Михал Михалыч и все такое прочее, не написать вот в этой
вашей сказовой, с позволения сказать, манере всю историю человечества? Чтобы,
значит, герой ваш, обыватель, все понял и достало его ваше сочинение, образно
говоря, до самых, извините, печенок. Вот так бы и писали: со всеми вводными
словами, на смеси коммунального жаргона и, как бы это сказать, канцелярита, в
такой, знаете, маловысокохудожественной манере, чтобы которые без образования,
те все поняли. Потому что те, которые с образованием, они вымирающий класс, а
надо, говорит, объясняться с простыми. И вот Михал Михалыч его послушал и примерно так и
пишет. Он пишет с бесконечными повторами одних и тех же фраз, потому что мысль
героя-повествователя, с позволения сказать, убога. Он пишет со смешными
бытовыми подробностями, которые в действительности места не имели. И он, примерно
сказать, уважаемые граждане и гражданочки, конечно, терпит тут крах как
идеолог, потому что его читатель-обыватель только со смеху покатится над такой
книгой, но никакой пользя для себя не приобретет, его перевоспитывать бесполезно.
Но как художник Михал Михалыч одерживает большую победу, поскольку на смешном
мещанском языке излагает пикантные факты из разной там всемирной истории,
показывая, что бывает с этой всемирной историей и вообще с любой деликатной
материей, ежели в нее лапы запустит обывательское, примерно сказать, мурло. 268 Вот он, значит, и пишет. Он на таком вот языке и
пишет. Он пишет «Голубую книгу», деля ее на пять разделов: «Деньги», «Любовь»,
«Коварство», «Неудачи» и «Удивительные события». Он, конечно, хочет быть
полезным победившему классу и вообще. Поэтому он рассказывает истории из жизни
разных попов, царей и других маловысокообразованных кровопийц, которые тиранили
трудовой народ и пущай за это попадут в позорную яму истории. Но фокус весь,
граждане-товарищи, в том, что он в каждый раздел подверстывает еще несколько
историй из советской жизни, новой, социалистической жизни, а из историй этих
прямиком вытекает, что победивший народ есть такое же, простите, мурло и по
части коварства ничуть не уступит кровопийцам вроде Екатерины Великой или Александра
полководца Македонского. И получается у Михал Михалыча, что вся человеческая
история есть не путь восставшего класса к своему, значит, триумфу, а один
грандиозный театр абсурда. Вот он, значит, пишет про жильца, выигравшего деньги,
и как этот жилец ушел к любовнице со своими деньгами, а потом деньги у него
сперли, и та жиличка его выперла, и он очень прекрасно вернулся к своей жене,
у которой морда от слез уже пухлая. И не употребляет при этом даже слов
«человек» или «женщина», а только «жилец» и «жиличка». Или вот он в разделе
«Любовь» пишет про то, как жена одного служащего, пардон, влюбилась в одного
актера, пленившего ее своей великолепной игрой на подмостках сцены. Но он был
семейный, и им негде было встречаться. И они встречались у ее подруги. А к этой
подруге очень великолепно ходил муж этой дамочки, что влюблена в артиста, а к
соседу этой подруги ходила жена нашего артиста, будто бы попить чаю с
пирожными, а на самом деле всякий моментально поймет, какие такие у них водились
пирожные. И тут им надо было бы всем разжениться и пережениться, но поскольку
уже была куча детей у всех у них, то это было невозможно и только
обременительно, и все они, поскандалив и изведя этим в корне свою любовь,
остались, извините за выражение, в статус-кво. Но крови много друг другу
попортили, страдая, как последние извозчики или сапожники, даром что были
артисты и служащие. И так вот они живут, к примеру, поэты, которые
влюблены, но жизни не знают, или артисты, у которых нервы не в порядке. И Михал
Михалыч тем подписывает приговор своему классу и себе самому, что вот они
оторваны от жизни. Но трудящие у него выходят ничуть не лучше, потому что
только и думают, как пива выпить, жене в харю плюнуть или чтобы из партии не
вычистили. При слове «чистка» с ними вроде как бы удар делается, и они
перестают чувствовать в себе вещество жизни (но это уже понесло Платоновым). А 269 исторические события в изложении Михала Михалыча
выглядят того пошлее, потому что он их излагает таким же языком, каким другие
его герои в поезде рассказывают случайному попутчику свою жизнь. И получается у него, что вся история человечества есть
одни только деньги, коварство, любовь и неудачи с отдельными удивительными
происшествиями. И мы со своей стороны против такого подхода ничего
возразить не можем. И мы смиренно склоняем наше перо перед Михалом Михалычем,
потому что так у нас все равно не получится, и слава Богу. Перед восходом солнца - Повесть (ч. 1-я — 1943; ч. 2-я по назв.
«Повесть о разуме» — 1972)
Автобиографическая и научная повесть «Перед восходом
солнца» — исповедальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхолию
и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не
особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе
детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, начитавшись
Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побороть мрачные
воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что
почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжелых, трагических и
уязвляющих. В повести около ста маленьких глав-рассказов, в
которых автор как раз и перебирает свои мрачные воспоминания: вот глупое самоубийство
студента-ровесника, вот первая газовая атака на фронте, вот неудачная любовь, а
вот любовь удачная, но быстро наскучившая... Главная любовь его жизни — Надя
В., но она выходит замуж и эмигрирует после революции. Автор пытался утешиться
романом с некоей Алей, восемнадцатилетней замужней особой весьма необременительных
правил, но ее лживость и глупость наконец надоели ему. Автор видел войну и до
сих пор не может вылечиться от последствий отравления газами. У него бывают
странные нервные и сердечные припадки. Его преследует образ нищего: больше
всего на свете он боится унижения и нищеты, потому что в молодости видел, до
какой подлости и низости дошел изображающий нищего поэт Тиняков. Автор верит в
силу разума, в мораль, в любовь, но все это на его глазах рушится: люди
опускаются, любовь обречена, и какая там мо- 270 раль — после всего, что он видел на фронте в первую
империалистическую и в гражданскую? После голодного Петрограда 1918 г.? После
гогочущего зала на его выступлениях? Автор пытается искать корни своего мрачного
мировоззрения в детстве: он вспоминает, как боялся грозы, воды, как поздно его
отняли от материнской груди, каким чуждым и пугающим казался ему мир, как в
снах его назойливо повторялся мотив грозной, хватающей его руки... Как будто
всем этим детским комплексам автор отыскивает рациональное объяснение. Но со
складом своего характера он ничего поделать не может: именно трагическое
мировосприятие, больное самолюбие, многие разочарования и душевные травмы сделали
его писателем с собственным, неповторимым углом зрения. Вполне по-советски
ведя непримиримую борьбу с собой, Зощенко пытается на чисто рациональном уровне
убедить себя, что он может и должен любить людей. Истоки его душевной болезни
видятся ему в детских страхах и последующем умственном перенапряжении, и если
со страхами еще можно что-то сделать, то с умственным перенапряжением,
привычкой к писательскому труду не поделаешь уже ничего. Это склад души, и
вынужденный отдых, который периодически устраивал себе Зощенко, ничего тут не
меняет. Говоря о необходимости здорового образа жизни и здорового
мировоззрения, Зощенко забывает о том, что здоровое мировоззрение и
беспрерывная радость жизни — удел идиотов. Вернее, он заставляет себя об этом
забыть. В результате «Перед восходом солнца» превращается не в
повесть о торжестве разума, а в мучительный отчет художника о бесполезной
борьбе с собой. Рожденный сострадать и сопереживать, болезненно чуткий ко всему
мрачному и трагическому в жизни (будь то газовая атака, самоубийство приятеля,
нищета, несчастная любовь или хохот солдат, режущих свинью), автор напрасно
пытается себя уверить, что может воспитать в себе жизнерадостное и веселое
мировоззрение. С таким мировоззрением писать не имеет смысла. Вся повесть Зощенко,
весь ее художественный мир доказывает примат художественной интуиции над
разумом: художественная, новеллистическая часть повести написана превосходно,
а комментарии автора — лишь беспощадно честный отчет о вполне безнадежной
попытке. Зощенко пытался совершить литературное самоубийство, следуя велениям
гегемонов, но, по счастью, не преуспел в этом. Его книга остается памятником
художнику, который бессилен перед собственным даром. Борис Андреевич Пильняк 1894-1941
Голый год - Роман (1922)Роману предшествуют два эпиграфа. Первый (ко всему
роману) взят из книги «Бытие разумное, или Нравственное воззрение на достоинство
жизни». «Каждая минута клянется судьбе в сохранении глубокого молчания о
жребии нашем, даже до того времени, когда она с течением жизни соединяется, и
тогда когда будущее молчит о судьбине нашей, всякая проходящая минута
вечностью начинаться может». Второй эпиграф (к «Вступлению») взят из А. Блока:
«Рожденные в года глухие, / Пути не помнят своего. / Мы, дети страшных лет России,
/ Забыть не в силах ничего». Однако память несуразна и бессмысленна. Так композиционно
и предстают воспоминания первых революционных лет («новой цивилизации») в
постоянном сопоставлении с тысячелетней историей, со стариной, плохо
поддающейся перековке. В канонном купеческом городе Ордынине живет, к примеру,
торговец Иван Емельянович Ратчин, «в доме которого (за волкодавами у каменных
глухих ворот) всегда безмолвно. Лишь вечерами из подвала, где обитают
приказчики с мальчиками, доносится подавленное пение псалмов и акафистов. Дома
у приказчиков отбираются пиджаки и штиблеты, а у мальчиков штаны (дабы не
шаманались ночами)». Из такого дома когда-то на первую мировую войну уходит сын
Ивана Емельяновича — Донат. 272 Повидав мир и однажды подчинившись безропотно
коммунистам, он по возвращении конечно же хочет все изменить в сонном царстве и
для начала отдает отцовский дом Красной гвардии. Доната радуют все перемены в
Ордынине, любое разрушение старого. В лесах, раскинувшихся вокруг города,
загораются красные петухи барских усадеб. Без устали, хотя бы в четверть силы,
меняя хозяев, работают Таежные заводы, куда давно проведена железная дорога.
«Первый поезд, который остановился в Ордынине, был революционный поезд». Определяет лицо города и нынешняя жизнь старой
княжеской семьи Ордыниных. «Большой дом, собиравшийся столетиями, ставший
трехсаженным фундаментом, как на трех китах, в один год полысел, посыпался,
повалился. Впрочем, каинова печать была припечатана уже давно». Князь Евграф и
княгиня Елена, их дети Борис, Глеб и Герои, занимающиеся археологическими раскопками, часто
обсуждают русскую историю и культуру. «Величайшие наши мастера, — говорит
тихо Глеб, — которые стоят выше да Винча, Корреджо, Перуджино, — это Андрей
Рублев, Прокопий Чирин и те безымянные, что разбросаны по Новгородам, Псковам,
Суздалям, Коломнам, по нашим монастырям и церквам. Какое у них было искусство,
какое мастерство! Как они разрешали сложнейшие задачи. Искусство должно быть
героическим. Художник, мастер-подвижник. И надо выбирать для своих работ —
величественное и прекрасное. Что величавее Христа и богоматери? — особенно
богоматери. Наши старые мастера истолковали образ богоматери как сладчайшую
тайну, духовнейшую тайну материнства — вообще материнства». Однако современные бунтари, обновители мира, авторы
реформ в 273 ордынинской жизни бескультурны и чужеродны России.
Чего стоит комиссар Лайтис, приехавший в Ордынин издалека со стеганым сшитым
мамой атласным одеяльцем и подушечкой, которые он по наущению объявляющего
себя масоном Семена Матвеича Зилотова расстилает в алтаре монастырской часовни,
чтобы предаться там любви с совслужащей, машинисткой Олечкой Кунс, невольной
доносчицей на своих соседей. После ночи любви в алтаре кто-то поджег
монастырь, и еще одно культовое здание было разрушено. Прочитавший всего
несколько масонских книг Зилотов, как старый чернокнижник, бессмысленно повторяет:
«Пентаграмма, пентаграмма, пентаграмма...» Счастливую любовницу Олечку Кунс
арестуют, как и многих других невиновных... Один из персонажей уверен, что новой жизни надо
противостоять, надо противиться тому, что так властно ворвалось, надо оторваться
от времени, остаться свободным внутренне («отказаться от вещей, ничего не
иметь, не желать, не жалеть, быть нищим, только жить с картошкой ли, с кислой
капустой, все равно»). Другая анархически и романтически настроенная героиня
Ирина утверждает, что в новое время нужно жить телом: «Мыслей нет, — в тело
вселяется томленье, точно все тело немеет, точно кто-то гладит его мягкой
кисточкой, и кажется, что все предметы покрыты мягкой замшей: и кровать, и
простыня, и стены, все обтянуто замшей. Теперешние дни несут только одно:
борьбу за жизнь не на живот, а на смерть, поэтому так много смерти. К черту
сказки про какой-то гуманизм! У меня нету холодка, когда я думаю об этом: пусть
останутся одни сильные и навсегда на пьедестале будет женщина». В этом героиня ошибается. Для коммунистов барышни,
которых они поят чаем с ландрином, всегда были и будут «интерполитичны». Какое
там рыцарство, какой пьедестал! На экране Вера Холодная может умереть от
страсти, но в жизни девушки умирают от голода, от безработицы, от насилия, от
безысходных страданий, от невозможности помочь близким, создать семью,
наконец. В предпоследней главе «Кому — таторы, а кому — ляторы» отчетливо и
категорически вписаны большевики, величаемые автором «кожаными куртками»:
«Каждый в стать кожаный красавец, каждый крепок, и кудри кольцом под фуражкой
на затылок, у каждого крепко обтянуты скулы, складки у губ, движения у каждого
утюжны. Из русской рыхлой и корявой народности — отбор. В кожаных куртках не
подмочишь. Так вот знаем, так вот хотим, так вот поставили — и баста. Петр
Орешин, поэт, правду сказал: «Или воля голытьбе или в поле на стол- 274 бе». Один из героев такого толка на собраниях
старательно выговаривает новые слова: константировать, энегрично,
литефонограмма, фукцировать. Слово «могут» звучит у него как «магуть».
Объясняясь в любви женщине красивой, ученой, из бывших, он утвердительно говорит:
«Оба мы молодые, здоровые. И ребятенок у нас вырастет как надо». В словарике
иностранных слов, вошедших в русский язык, взятом им для изучения перед сном,
напрасно он ищет слово «уют», такого не разместили. Зато впереди в самой
последней главе без названия всего три важных и определяющих будущую жизнь понятия:
«Россия. Революция. Метель». Автор оптимистически изображает три Китай-города: в
Москве, Нижнем Новгороде и Ордынине. Все они аллегорически восходят к
просуществовавшей долгие тысячелетия Небесной империи, которой нет и не будет
конца. И если проходящая минута вечности начинается голым годом, за которым,
вероятнее всего, воспоследует еще такой же (раздрай, мрак и хаос), это еще не
значит, что Россия пропала, лишившись основных своих нравственных ценностей. Повесть непогашенной луны (1927)
В предисловии автор подчеркивает, что поводом для
написания этого произведения была не смерть М. В. Фрунзе, как многие думают, а
просто желание поразмышлять. Читателям не надо искать в повести подлинных
фактов и живых лиц. Ранним утром в салон-вагоне экстренного поезда
командарм Гаврилов, ведавший победами и смертью, «порохом, дымом, ломаными
костями, рваным мясом», принимает рапорты трех штабистов, позволяя им стоять
вольно. На вопрос: «Как ваше здоровье?» — он просто отвечает: «Вот был на
Кавказе, лечился. Теперь поправился. Теперь здоров». Официальные лица временно
его оставляют, и он может поболтать со своим старым другом Поповым, которого с
трудом пускают в роскошный, пришедший с юга вагон. Утренние газеты, которыми,
несмотря на ранний час, уже торгуют на улице, бодро сообщают, что командарм
Гаврилов временно оставил свои войска, чтобы прооперировать язву желудка.
«Здоровье товарища Гаврилова 275 внушает опасения, но профессора ручаются за
благоприятный исход операции». Передовица крупнейшей газеты сообщила также, что
твердая валюта может существовать тогда, когда вся хозяйственная жизнь будет
построена на твердом расчете, на твердой экономической базе. Один из заголовков
гласил: «Борьба Китая против империалистов», в подвале выделялась большая
статья под названием: «Вопрос о революционном насилии», а затем шли две
страницы объявлений и, конечно, репертуар театров, варьете, открытых сцен и
кино. В «доме номер первый» командарм встречается с
«негорбящимся человеком», который разговор об операции со здоровым Гавриловым
начал со слов: «Не нам с тобой говорить о жернове революции, историческое
колесо — к сожалению, я полагаю, в очень большой мере движется смертью и кровью
— особенно колесо революции. Не мне тебе говорить о смерти и крови». И вот по воле «негорбящегося человека» Гаврилов
попадает на консилиум хирургов, почти не задающих вопросов и не осматривающих
его. Однако это не мешает им составить мнение «на листке желтой, плохо
оборванной, без линеек бумаги из древесного теста, которая, по справкам спецов
и инженеров, должна истлеть в семь лет». Консилиум предложил прооперировать больного
профессору Анатолию Кузьмичу Лозовскому, ассистировать согласился Павел Иванович
Кокосов. После операции всем становится ясно, что ни один из
специалистов, в сущности, не находил нужным делать операцию, но на консилиуме
все промолчали. Те, кому непосредственно предстояло взяться за дело, правда,
обменялись репликами вроде: «Операцию, конечно, можно и не делать... Но ведь
операция безопасная...» Вечером после консилиума над городом поднимается
«никому не нужная испуганная луна», «белая луна в синих облаках и черных провалах
неба». Командарм Гаврилов заезжает в гостиницу к своему другу Попову и долго
беседует с ним о жизни. Жена Попова ушла «из-за шелковых чулок, из-за духов»,
бросив его с маленькой дочерью. В ответ на признания друга командарм рассказал
о своей «постаревшей, но единственной на всю жизнь подруге». Перед сном у себя
в салон-вагоне он читает «Детство и отрочество» Толстого, а потом пишет
несколько писем и кладет их в конверт, заклеивает и надписывает: «Вскрыть
после моей смерти». Утром, перед тем как отправиться в больницу, Гаврилов
приказывает подать себе гоночный автомобиль, на котором долго мчит, «разрывая
пространство, минуя тума- 276 ны, время, деревни». С вершины холма он оглядывает
«город в отсветах мутных огней», город кажется ему «несчастным». До сцены «операции» Б. Пильняк вводит читателя в
квартиры профессоров Кокосова и Лозовского. Одна квартира «консервировала в
себе рубеж девяностых и девятисотых российских годов», другая же возникла в
лета от 1907 до 1916-го. «Если профессор Кокосов отказывается от машины,
которую ему вежливо хотят прислать штабисты: «Я знаете, батенька, служу не
частным лицам и езжу в клиники на трамвае», то другой, профессор Лозовский,
наоборот, рад тому, что за ним приедут: «Мне надо перед операцией заехать по
делам». Для анестезии командарма усыпляют хлороформом.
Обнаружив, что язвы у Гаврилова нет, о чем свидетельствует белый рубец на
сжатом рукой хирурга желудке, живот «больного» экстренно зашивают. Но уже
поздно, он отравлен обезболивающей маской: задохнулся. И сколько потом ни колют
ему камфару и физиологический раствор, сердце Гаврилова не бьется. Смерть
происходит под операционным ножом, но для отвода подозрения от «опытных
профессоров» «заживо мертвого человека» кладут на несколько дней в операционную
палату. Здесь труп Гаврилова навещает «негорбящийся человек».
Он долго сидит рядом, затихнув, потом пожимает ледяную руку со словами:
«Прощай, товарищ! Прощай, брат!» Разместившись в своем автомобиле, он
приказывает шоферу мчать вон из города, не зная, что тем же путем совсем
недавно гнал свою машину Гаврилов. «Негорбящийся человек» тоже выходит из
машины, долго бродит по лесу. «Лес замирает в снегу, и над ним спешит луна».
Он тоже окидывает холодным взглядом город. «От луны в небе — в этот час —
осталась мало заметная тающая ледяная глышка...» Попов, вскрывший после похорон Гаврилова адресованное
ему письмо, долго не может оторвать от него взгляда: «Алеша, брат! Я ведь знал,
что умру. Ты прости меня, я ведь уже не очень молод. Качал я твою девчонку и
раздумался. Жена у меня тоже старушка и знаешь ты ее уже двадцать лет. Ей я
написал. И ты напиши ей. И поселяйтесь вы жить вместе, женитесь, что ли.
Детишек растите. Прости, Алеша». «Дочь Попова стояла на подоконнике, смотрела на луну,
дула на нее. «Что ты делаешь, Наташа?» — спросил отец. «Я хочу погасить луну»,
— ответила Наташа. Полная луна купчихой плыла за облаками, уставала
торопиться». 277 Красное дерево - Повесть (1929)
В первой короткой главе две части разделены отточием,
в них даны самые выразительные штрихи русского быта: описаны юродство и
юродивые, но также русские мастеровые и ремесленники. «Нищие, провидоши,
побироши, волочебники, лазари, странницы, убогие, пустосвяты, калики, пророки,
дуры, дураки, юродивые — это однозначные имена кренделей быта святой Руси,
нищие на святой Руси, калики перехожие, убогие Христа ради, юродивые ради
Христа Руси святой — эти крендели украшали быт со дня возникновения Руси, от
первых царей Иванов, быт русского тысячелетия. О блаженных макали свои перья
все русские историки, этнографы и писатели». «И есть в Петербурге, в иных
больших российских городах — иные чудаки. Родословная их имперская, а не
царская. С Елизаветы возникло начатое Петром искусство — русской мебели. У
этого крепостного искусства нет писаной истории, и имена мастеров уничтожены
временем. Это искусство было делом одиночек, подвалов в городах, задних каморок
в людской избе в усадьбах. Это искусство существовало в горькой водке и
жестокости...» Итак, на Руси есть чудаки и... чудаки. И тех и других
можно увидеть в городе Угличе, называемом автором русским Брюгге или российской
Камакурой. Двести верст от Москвы, а железная дорога в пятидесяти верстах.
Именно здесь застряли развалины усадеб и красного дерева. Конечно, создан
музей старинного быта, но наиболее красивые вещи хранятся в домах у бывших
хозяев. В городе немало несчастных, вынужденных существовать продажей за
бесценок русской старины. Этим пользуются наведывающиеся в глушь
дельцы-оценщики из столицы, чувствующие себя благодетелями, спасителями
народного творчества и мировой культуры. По наводке Скудрина Якова Карповича «с
паршивой улыбочкой, раболепной и ехидной одновременно», ходят они по домам,
навещая то старух, то одиноких матерей, то выживших из ума стариков, убеждая их
отдать самое ценное из того, что у них есть. Как правило, это вещи старых мастеров,
за которые они если не сейчас, так потом выручат большие деньги. И изразцы, и
бисер, и фарфор, и красное дерево, и гобелены — все в ходу. С реестром,
созданным услужливым Яковом Карповичем, молчаливо входят в дом некие братья
Бездетовы. Глядя вокруг себя как бы слепыми глазами, они беззастенчиво начинают
все мять и щупать — прицениваться. Из самой бедности и нищеты эти юроды выуживают
для себя сладкие кусочки. Сугубые материалисты, они 278 твердо знают, что почем сегодня при новом режиме и
сколько они будут иметь. Большой местный мыслитель Яков Карпович Скудрин
вообще-то уверен, что очень скоро пролетариат должен исчезнуть: «Вся революция
ни к чему, ошибка, кхэ, истории. В силу того, да, что еще два-три поколения, и
пролетарьят исчезнет, в первую очередь, в Соединенных Штатах, в Англии, в
Германии. Маркс написал свою теорию расцвета мышечного труда. Теперь машинный
труд заменит мышцы. Вот какая моя мысль. Скоро около машин останутся одни
инженеры, а пролетарьят исчезнет, пролетарьят превратится в одних инженеров.
Вот, кхэ, какая моя мысль. А инженер не пролетарий, потому что чем человек
культурней, тем меньше у него фанаберских потребностей, и ему удобно со всеми
материально жить одинаково, уровнять материальные блага, чтобы освободить
мысль, да, — вон, англичане, богатые и бедные, одинаково в пиджаках спят и в
одинаковых домах живут, а у нас — бывало — сравните купца с мужиком — купец,
как поп, выряжается и живет в хоромах. А я могу босиком ходить и от этого хуже
не стану. Вы скажете, кхэ, да, эксплуатация останется? — да как останется? —
мужика, которого можно эксплуатировать, потому — что он, как зверь, — его к
машине не пустишь, он ее сломает, а она стоит миллионы. Машина дороже того
стоит, чтобы при ней пятак с человека экономить, — человек должен машину знать,
к машине знающий человек нужен — и вместо прежней сотни всего один. Человека
такого будут холить. Пропадет пролетарьят!» Если прогноз будущего пролетариата, данный устами
несимпатичного, но весьма разумно мыслящего героя, дан как бы с надеждой на
торжество мудрости, то прогноз будущего современной женщины мало оптимистичен.
С развалом семьи, вызванным крушением социальных устоев, очень много будет
одиноких матерей и просто одиноких женщин. Новое государство поддерживает и
будет поддерживать матерей-одиночек. Встретив свою сестру Клавдию, младший сын Скудрина,
сбежавший из дома коммунист Аким, выслушивает такой ее монолог: «Мне двадцать
четыре. Весной я решила, что пора стать женщиной, и стала ей». Брат возмущен:
«Но у тебя есть любимый человек?» — «Нет, нету! Их было несколько. Мне было
любопытно... Но я забеременела, и я решила не делать аборта». — «И ты не
знаешь, кто муж?» — «Я не могу решить кто. Но мне это неважно. Я — мать. Я
справлюсь, и государство мне поможет, а мораль... Я не знаю, что такое мораль,
меня разучили это понимать. Или у меня есть своя мораль. Я отвечаю 279 только за себя и собою. Почему отдаваться — не
морально? Я делаю, что я хочу, и я ни перед кем не обязываюсь. Муж?.. Мне он не
нужен в ночных туфлях и чтобы родить. Люди мне помогут, — я верю в людей. Люди
любят гордых и тех, кто не отягощает их. И государство поможет...» Аким-коммунист — хотел знать, что идет новый быт — быт
был древен. Но мораль Клавдии для него — и необыкновенна, и нова». Однако есть ли что-нибудь на земле, что остается
неизменным? Без сомнения, это небо, облака, небесные пространства. Но... также
«искусство красного дерева, искусство вещей». «Мастера спиваются и умирают, а
вещи остаются жить, живут, около них любят, умирают, в них хранят тайны
печалей, любовей, дел, радостей. Елизавета, Екатерина — рококо, барокко. Павел
— мальтиец. Павел строг, строгий покой, красное дерево, темно-ампир, классика.
Эллада. Люди умирают, но вещи живут, и от вещей старины идут «флюиды»
старинности, отошедших эпох. В 1928 году — в Москве, Ленинграде, по губернским
городам — возникли лавки старинностей, где старинность покупалась и продавалась
ломбардами, госторгом, госфондом, музеями: в 1928 году было много людей,
которые собирали «флюиды». Люди, покупавшие вещи старины после громов
революций, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали живую жизнь мертвых
вещей. И в почете был Павел-мальтиец — прямой и строгий, без бронзы и
завитушек». Юрий Николаевич Тынянов 1894—1943Кюхля - Роман (1925)Вильгельм кончил с отличием пансион. Родственники
решают определить его в только что основанный Царскосельский лицей. На приеме
у министра Разумовского он встречается с Мишей Яковлевым, Ваней Пущиным,
Антоном Дельвигом. Василий Львович Пушкин привозит туда своего племянника Сашу.
Девятнадцатого октября 1811 г. в присутствии царя и приближенных к нему особ
происходит торжественное открытие лицея. Вильгельм не отрываясь слушает
вдохновенную речь профессора нравственных наук Куницына. В лицее Вильгельм получает кличку Кюхля. Товарищи его
любят, но то и дело над ним подшучивают. После того как «паяс» Яковлев под всеобщий
смех пародийно изображает сцену обручения Кюхли с девочкой Минхен, Вильгельм в
отчаянии бежит топиться в пруду. Его спасают. «Ты же не Бедная Лиза», —
увещевает друга рассудительный Пущин. учится Кюхля хорошо, он одержим
честолюбием и втайне мечтает о том, что великий Державин именно ему,
Вильгельму Кюхельбекеру, передаст свою лиру. Однако на переводном экзамене в
декабре 1814 г. наибольшее впечатление на посетившего лицей Державина
производят стихи Пушкина. Вильгельм искренне радуется за друга: «Александр!
Горжусь тобой. Будь счастлив». Пушкин приводит 281 Кюхлю в компанию гусара Каверина, где ведутся
вольнолюбивые разговоры, но Вильгельм не чувствует себя своим среди этих
«насмешников». По окончании лицея Кюхельбекер преподает русскую
словесность в благородном пансионе при Педагогическом институте. Свои стихи он
теперь посвящает Жуковскому. С Пушкиным же отношения складываются не совсем
гладко: из-за едкой эпиграммы со словами «и кюхельбекерно и тошно» дело однажды
доходит до дуэли, заканчивающейся, к счастью, примирением. Учительство вскоре надоедает Вильгельму, он хочет по
совету Пушкина полностью заняться литературой, посещает «четверги» влиятельного
журнального деятеля Греча, где знакомится с Рылеевым и Грибоедовым. В печати
появляются смелые стихи Кюхельбекера, в которых он поддерживает сосланного на
юг Пушкина. Кюхля бывает у Николая Ивановича Тургенева, где вновь встречается с
Куницыным, с лицейскими друзьями, участвует в политических дебатах. Вскоре он
подает в отставку и отправляется за границу в качестве секретаря знатного
вельможи Нарышкина. Свобода! Свобода! В Германии Вильгельм переполнен
разнообразными впечатлениями, ему довелось побеседовать с Людвигом Тиком и
даже с великим Гете. Тем временем царю доносят о крамольных стихах Кюхельбекера,
и тот приказывает установить секретный надзор за молодым поэтом. В Париже, в
зале Атеней, Вильгельм читает лекции о русской словесности, открыто выступая
против крепостного рабства. Его высылают из Франции по распоряжению префекта
полиции. Побывав в Италии, Кюхельбекер возвращается в Петербург. Здесь ему никак не удается найти службу, пока царь не
решает отправить «беспокойного молодого человека в столь же беспокойную страну»
— на Кавказ, в канцелярию генерала Ермолова. У Вильгельма рождается романтический
проект «двинуть» Ермолова в Грецию, на помощь тамошним повстанцам. Грибоедов
трезво советует другу «немного остыть». Да и сам Кюхельбекер начинает смотреть
на вещи по-иному после того, как Ермолов на его глазах приказывает расстрелять
одного из черкесских главарей. Недолго прослужив на Кавказе, Вильгельм поселяется в
смоленском имении Закуп у своей сестры устиньки
и ее мужа Григория Андреевича Глинки. Он влюбляется в приехавшую к
Глинкам в гости Дуню Пушкину, молодые люди клянутся друг другу в любви, но материальные
обстоятельства не дают возможности даже помышлять о женитьбе. Беспокойный
характер Вильгельма доставляет немало хлопот родственникам: то он вместе со
слугой Семеном облачается в 282 крестьянские одежды, то, увидев, как сосед-помещик
истязает обмазанного дегтем мужика, проучает хлыстом озверевшего крепостника.
Кюхельбекер вновь оказывается в Москве, потом в Петербурге, где занимается
черной журнальной работой у Греча и Булгарина. Его поселяет у себя дома
Александр Одоевский, поддерживающий друга и душевным участием, и деньгами. Рылеев, готовящий восстание, принимает Кюхельбекера в
члены тайного общества. Четырнадцатого декабря с двумя пистолетами за поясом
Вильгельм мечется между московским и финляндским полками, пытается разыскать
скрывшегося Трубецкого. Оказавшись вместе в братом Мишей и Иваном Пущиным среди
офицеров и солдат Гвардейского экипажа, Вильгельм трижды целится в великого
князя Михаила, но всякий раз случается осечка. По восставшим начинают палить
из орудий. Вильгельм хочет поднять людей и повести их в бой, но поздно:
остается бросить пистолет в снег и покинуть площадь. Коллежского асессора Кюхельбекера по высочайшему
повелению разыскивают повсюду. Вильгельму между тем удается добраться до
Закупа, потом попасть в Варшаву, где его узнают по указанным в «афише» приметам
и арестовывают. Дуня пытается хлопотать о женихе, доходит до самого Николая,
просит разрешения обвенчаться с Вильгельмом и последовать за ним в Сибирь, но получает
отказ. Кюхля томится в одиночной камере, ведя воображаемые
разговоры с друзьями, вспоминая прошедшее. Его переводят в Динабургскую
крепость, по дороге происходит случайная встреча с проезжающим мимо Пушкиным.
Из крепости Вильгельм пишет Грибоедову, не зная, что тот уже погиб в Тегеране.
Начинаются последние странствия Кюхли: Баргузин, Акша, Курган, Тобольск. В Баргузине Вильгельм строит себе избу, понемногу
забывает о Дуне, потом получает от нее последнее письмо: «Я решилась не ехать к
вам. Сердце стареет <...> Нам ведь уже сорок стукнуло». Вильгельм
женится на грубой и мужиковатой дочери почтмейстера Дронюшке. Через месяц после
свадьбы он узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина. По дороге в
Курган Вильгельм три дня проводит в Ялуторовске у Пущина, вызывая искреннюю
жалость друга и своим дряхлым обликом, и неудавшейся семейной жизнью. Во время
предсмертной болезни Кюхля видит во сне Грибоедова, в забытьи говорит с
Пушкиным, вспоминает Дуню. «Он лежал прямой, со вздернутой седой бородой,
острым носом, поднятым кверху, и закатившимися глазами». 283 Смерть Вазир-Мухтара - Роман (1927-1928)14 марта 1828 г. пушечным выстрелом с Петропавловской
крепости жители столицы были извещены о заключении мира с Персией. Трактат о
мире привезен из главной квартиры российской армии в Тегеране коллежским
советником Грибоедовым. На приеме у императора Грибоедову вручают орден Анны
второй степени с алмазами и четыре тысячи червонцев, которые он тут же отдает
своей матери Настасье Федоровне, эгоистичной мотовке. Грибоедов безразличен к
происходящему, он сух и «желт, как лимон». Чужой для всех, он поддерживает
дружбу лишь с «самым забавным из всей литературной сволочи» Фаддеем Булгариным,
что не мешает ему, впрочем, завести любовную связь с женой Фаддея — Леночкой. Грибоедов разработал проект преобразования Закавказья
не силой оружия, а экономическим путем, предложил создать там единое общество
производителей-капиталистов. Он ищет поддержки у министра иностранных дел
Нессельроде и директора департамента Родофиникина. К Родофиникину в то же самое
время успевает наведаться доктор Макниль, член английской миссии в Тебризе,
ведущий свои интриги в Персии. Через Макниля Грибоедову передается письмо от
Самсон-хана — в прошлом вахмистра Самсона Макинцева, принявшего в плену
мусульманство и возглавившего русский батальон, участвовавший в войне на
стороне персов. Самсон-хан вместе с другими «добровольными пленными» не желает
возвращаться на «бывшую родину». После аудиенции у Николая I Грибоедов назначается
полномочным министром России в Персии и возводится в чин статского советника.
Проект же его спрятан в долгий ящик. На обеде у Булгарина Грибоедов читает
отрывки из своей новой трагедии, беседует с Пушкиным. Быстрый и удачливый
Пушкин, несмотря на свою доброжелательность, вызывает в Грибоедове
раздражение. С чувством обиды покидает поэт-дипломат Петербург, понимая, что,
поручив ему получить с персов контрибуцию («куруры»), власть отправляет его
«на съедение». Грибоедова повсюду сопровождает слуга Сашка, Александр
Грибов. В Екатеринограде к ним присоединяется назначенный Грибоедову в
секретари Мальцов и доктор Аделунг. В Тифлисе Грибоедов встречается со своей
невестой Ниной Чавчавадзе, получает благословение на брак от ее родителей. В
это время сюда приходит с трофеями из Персии сводный гвардейский полк, в
составе которого немало 284 участников восстания на Сенатской площади в 1825 г.
Двое офицеров говорят о Грибоедове, которого они видели на террасе «в позлащенном
мундире», и один из них осуждает автора «Горя от ума», дошедшего, по его
мнению, «до степеней известных». На Кавказе Грибоедов посещает главнокомандующего графа
Паскевича, который передает грибоедовский проект на отзыв ссыльному декабристу
Бурцеву. Но, увы, этот либерал отнюдь не поддерживает своего былого
единомышленника: «По той причине, что вы новую аристокрацию денежную создать
хотите <...> я буду всемерно проект ваш губить». Грибоедов переносит
тяжелую лихорадку, а затем получает высочайшее повеление покинуть Тифлис. Он
венчается с Ниной и вместе с ней отбывает в Персию, где его отныне будут в соответствии
с высоким чином именовать Вазир-Мухтаром. Приступив к новой должности, Грибоедов сталкивается с
серьезными трудностями. Разоренные войной персы не в состоянии выплачивать куруры.
Терпящий на Кавказе неудачи Паскевич требует вывода из Персии русских
подданных. Оставив Нину в Тебризе, Грибоедов едет в Тегеран, где
представляется персидскому шаху. Живя в прекрасном доме, подобающем его званию,
Вазир-Мухтар все сильнее ощущает одиночество и тревогу. Слугу Сашку жестоко
избивают на базаре. Грибоедов дает приют двум женщинам с Кавказа, некогда похищенным
персами и теперь бежавшим из гарема. В русском посольстве находит убежище и
евнух Ходжа-Мирза-Якуб, армянин по происхождению, бывший российский подданный.
Все это вызывает острую неприязнь к Вазир-Мухтару со стороны ревнителей
шариата. При молчаливом согласии шаха они объявляют священную войну — «джахат»
ненавистному «кяфиру в очках». Грибоедов поручает секретарю Мальцеву составить
ноту о небезопасности для российских подданных дальнейшего пребывания в
Тегеране. В ночь на тридцатое января 1829 г. он ведет разговор «со своей
совестью, как с человеком» — о неудачной службе, о «неуспехе» в словесности,
об ожидающей его беременной жене. Грибоедов готов к смерти и убежден, что
честно исполнял свой долг. Он засыпает спокойным и глубоким сном. К дому Вазир-Мухтара приближается зловещая и шумная
толпа: муллы, кузнецы, торговцы, воры с отрубленными руками. Грибоедов
командует казаками, но оборону удается держать недолго. Озверевшие фанатики
убивают Ходжу-Мирзу-Якуба, Сашку, доктора Аделунга. Только трусливому секретарю
Мальцеву удается уцелеть, подкупив персиянских стражников и спрятавшись в
свернутом ковре. Вазир-Мухтар растерзан людьми, считающими его
виноватым в войнах, голоде, притеснениях, неурожае. Голову его насаживают на 285 шест, тело три дня волочат по улицам Тегерана, а потом
бросают в выгребную яму. У Нины в это время в Тифлисе рождается мертвый
ребенок. В Петербург приезжает для улаживания инцидента принц
Хозрев-Мирза с драгоценным бриллиантом Надир-Шах в подарок императору.
Злополучное тегеранское происшествие предано вечному забвению. Русское
правительство требует лишь выдать тело Вазир-Мухтара. «Грибоеда» ищут в канаве
среди трупов, находят тело однорукого человека, прикладывают руку с перстнем.
«Получился Грибоед». В простом дощатом ящике тело везут на арбе в Тифлис. По
дороге арбу встречает верховой в картузе и черной бурке — это Пушкин. «Что
везете?» — «Грибоеда». Пушкин - Роман (1935—1943,
незаконч.)
У Сергея Львовича Пушкина родился сын, которого он
назвал в память своего деда Александром. После крестин в доме Пушкиных на
Немецкой улице в Москве устроен скромный «куртаг»: помимо родственников приглашены
француз Монфор и Николай Михайлович Карамзин. Приятная беседа с изысканными
поэтическими играми прерывается внезапным появлением Петра Абрамовича Аннибала
— родного дяди Надежды Осиповны Пушкиной, сына знаменитого «арапа Петра
Великого» Ибрагима. Старый арап шокирует всех гостей, грубит Сергею Львовичу,
но младенцем доволен: «львенок, арапчонок!» В раннем детстве Александр неуклюж, молчалив, рассеян.
Но, как и родители, любит гостей, с интересом вслушивается в разговоры, ведущиеся
по-французски. В кабинете отца он погружается в чтение французских книг,
особенно его занимают стихи и сочинения любовного содержания. Много времени
проводит в девичьей, перед сном слушает пение девки Татьяны. Новые привычки
Александра вызывают гнев матери, вымещающей на сыне свое недовольство
беспутным и легкомысленным супругом. Александр начинает сочинять стихи по-французски, но
сжигает их после того, как его опыты в присутствии родителей беспощадно высмеивает
воспитатель Русело. В двенадцать лет Александр кажется 286 чужим в родной семье, он беспощадно судит своих
родителей холодным, отроческим судом. Сергей Львович тем временем раздумывает
о дальнейшем образовании сына и решает отдать его либо к иезуитам, либо во
вновь создаваемый в Царском Селе лицей. В Петербург Александра привозит его дядя Василий
Львович, стихотворец, автор фривольной поэмы «Опасный сосед». Он представляет
племянника поэту и министру Ивану Ивановичу Дмитриеву с целью заручиться
поддержкой влиятельного лица. В пользу лицея решительно высказывается
Александр Иванович Тургенев, от которого юный Пушкин впервые слышит новые стихи
Батюшкова. Экзамен оказывается чистой формальностью, и вскоре Александр Пушкин
принят за № 14 в Императорский лицей. Раньше он рос один, и ему трудно привыкнуть к
товарищам. На первенство среди лицеистов претендуют Горчаков и Вальховский.
«Отчаянные» Броглио и Данзас соревнуются в наказаниях, совершая одну дерзость
за другой. За черный стол иногда попадает и Пушкин. Он угловат, диковат и ни с
кем, кроме Пущина, пока не дружит. У него нет княжества, он не превосходит
других силой, но говорит по-французски, как француз, и умеет читать наизусть
стихи Вольтера. Даже Горчаков признает, что у него есть вкус. На уроках Пушкин
грызет перья и что-то записывает. Впрочем, в лицее сочинительством занимаются и
другие: Илличевский, Дельвиг, Кюхельбекер. Александр вызывает неприязнь инспектора Мартина
Пилецкого, который требует у директора Малиновского исключить Пушкина из лицея
— за безверие, за «насмешливые стихи на всех профессоров». Однако покинуть
лицей приходится самому Пилецкому. Через Царское Село идут русские войска, готовясь к
военной кампании. Среди ополченцев — друг профессора Куницына, гусар Каверин.
Он шутя зовет Пушкина и Пущина с собой. Армия Наполеона вторгается в Россию, направляясь
не то к Петербургу, не то к Москве. Директор Малиновский тревожится за судьбу
своих воспитанников, которые тем временем увлеченно следят за военными событиями,
обсуждают с преподавателями личность Наполеона, находят себе любимых героев
среди русских полководцев. После реляции о бородинской победе в лицее
устраивают праздник с театральным спектаклем, за который директор, однако,
получает выговор от министра Разумовского. В годовщину основания лицея,
девятнадцатого октября, Наполеон со своей армией уходит из Москвы. Об этом
лицеистам сообщает на лекции учитель истории Кайданов, а Куницын убежден, что
теперь рабство в России будет отменено. 287 Умирает директор Малиновский, гордившийся тем, что в
лицее «нет духа раболепствия». Александр заболевает и попадает в лазарет. Его
навещает Горчаков, которому он доверяет две свои рискованные поэмы. «Тень
Баркова» Горчаков в ужасе сжигает, чтобы уберечь товарища от беды, а «Монаха»
прячет. Александр много говорит о поэзии с Кюхлей, посвящает ему стихотворное
послание. Галич, замещающий профессора словесности Кошанского, советует Пушкину
«испытать себя в важном роде» — воспеть в стихах царскосельские места и
связанные с ними воспоминания об истории. Дельвиг и Пушкин решаются послать свои стихи в журнал
«Вестник Европы». Первым публикуют Дельвига, а Пушкин в ожидании ответа
находит развлечение в спектаклях крепостного театра графа Толстого, воспевает в
стихах актрису Наталью. Наконец послание «К другу стихотворцу» появляется в
«Вестнике Европы», подписанное псевдонимом. Сергей Львович горд за сына,
блистательным началом считает это событие и Василий Львович. На торжественном
экзамене в лицее Александр читает «Воспоминания в Царском Селе», и одряхлевший
Державин с неожиданной легкостью выбегает, чтобы обнять автора. Но Александр
скрывается. В лицей наведывается Карамзин, а вместе с ним —
Василий Львович Пушкин и Вяземский, извещающие Александра о том, что он принят
в общество «Арзамас», где ему присвоено имя Сверчок. Приезжает в гости к
Пушкину и Батюшков. Александр азартно включается в литературную войну
арзамасцев с «Беседой любителей русского слова», сочиняет эпиграмму на Шишкова,
Шихматова и Шаховского. Новый директор лицея Егор Антонович Энгельгардт,
устраняющий «все следы старого хозяина», относится к Пушкину настороженно и
стремится «ввести его в границы». Раздражает директора и то чрезмерное
внимание, которое оказывает его родственнице, молодой вдове Марии Смит, этот
юный и дерзкий поэт. Однако Мария, воспетая под именами Лилы и Лиды, недолго
владела чувствами Александра: он забывал о ней тотчас, как они расставались. В
Царское Село переезжает Карамзин с женой Катериной Андреевной, и теперь
Александр каждое утро должен быть уверен, что увидит ее вечером. Она одна его
понимает, хотя ему семнадцать лет, а ей — тридцать шесть. Александр пишет Катерине Андреевне любовную записку.
Узнав об этом, Карамзин отечески отчитывает влюбленного поэта, а Катерина
Андреевна смеется, доводя Александра до слез и до полного отчаяния. Вскоре
Карамзину становятся известны едкие и меткие эпиграммы, сочиненные на его
«Историю» Пушкиным. В спорах о 288 рабстве и самовластии юный поэт взял сторону не
Карамзина, а Каверина и Чаадаева. Пушкин и его товарищи оканчивают лицей на три месяца
раньше положенного: царь уже давно тяготится близостью этого учебного заведения
к дворцу. Лицеисты уговариваются собираться вместе каждый год девятнадцатого
октября. В Петербурге Александр увлечен театром, бывает там каждый вечер.
Занимают его и молодые «изменницы». Между тем крамольные стихи доводят его до
беды. Однажды за ним приходит квартальный и доставляет его в главное
полицейское управление. Там Пушкину показывают целый шкап, заполненный его
эпиграммами и доносами на него. Чаадаев и Карамзин стараются облегчить участь Пушкина.
Император, выслушав просьбу Карамзина, решает отправить Александра не в
крепость, а на юг, в Екатеринослав. Карамзин в присутствии Катерины Андреевны
ждет от Пушкина обещания исправиться. «Обещаю... На два года», — отвечает тот. Пушкин прощается с Петербургом. Он кончает новую книгу
стихов. Поэма «Руслан и Людмила» в печати. До отъезда он успевает проиграться
в карты, оставив у Никиты Всеволожского даже рукопись своих стихотворений. Он узнает родину во всю ширь и мощь на больших
дорогах. Путь далек. В Екатеринославе Пушкин встречается с семьей генерала Раевского,
они вместе едут на Кавказ и в Крым. Глядя на крымский берег, Александр думает о
Катерине Андреевне, пишет элегию — как «последнее, что предстояло сказать». «Выше голову, ровней дыхание. Жизнь идет, как стих». Всеволод Вячеславович Иванов 1895-1963Московский роман (1929-1930, опубл. 1988)Вы, наверное, помните этот год: ломали храм Христа
Спасителя. Для обывателя это было пострашнее, чем октябрьский переворот. Тогда,
перед началом романа, автор задумал написать комментарии, но в ту пору у него
родился большеголовый мальчик, названный Вячеславом... Простите, можно начать по существу? В клинику, где
работает Матвей Иванович Андрейшин, величавый двадцатисемилетний психиатр, и
Егор Егорыч, секретарь большого человека, попадают внезапно заболевшие ювелиры,
братья Юрьевы. В их мастерской случилась кража, а вскоре поползли слухи о
пропаже золотой короны, заказанной якобы неизвестным агентом для американского
императора. Наблюдая за больными, доктор Андрейшин приходит к убеждению, что
причина их помешательства — в безответной любви. Единственный след незнакомки —
пуговица мастерской С. Мурфиной — приводит его к Сусанне, дочери бывшей
владелицы. Доктор влюбляется в эту блондинку с узким, красивым лицом. Он
уверен, что должен «предотвратить развал человека» и сможет исцелить одной
фразой и ювелиров, и Сусанну, и весь дом, где она живет. Так Матвей Иванович и Егор Егорыч, которые собирались
на съезд криминологов в Берлин, оказываются возле дома № 42. Здесь они
сталкиваются с приехавшим с Урала вербовать рабочих на литейное 290 производство Леоном Ионовичем Черпановым. Объявив себя
врачом «ухогорлоносом» с периферии, Андрейшин выражает желание заключить
договор и временно поселиться в этом доме. Черпанову ничего не остается, как
принять первых работников и ввести их внутрь коммунального жилья,
оборудованного в постройке московского ампира. На кухне ревели двадцать хозяек, рыкали полсотни
примусов. Черпанов расположился в ванной. Верхний этаж с колоннами занимало
семейство Жаворонкова, бывшего церковного старосты, а ныне мороженщика с
профсоюзным билетом. Все знали, что он «публично мороженым торговал, а втайне
строительным делом орудовал» и, кроме того, вел ячейку безбожников. На первом
этаже жили Мурфины — мать, отец, дядя Савелий, двадцатилетняя Сусанна и ее старшая
сестра Людмила, которая заслужила на обоих фронтах гражданской войны прозвище
Былинка. О своих впечатлениях она пишет книгу «400 поражений». Как и все
занимаясь спекуляцией, Людмила повторяет: «Мы поклонники реализма <...>
Крупная партия овса дороже умения вдергивать нитку словесности в золотую иглу
фантазии». Однако доктор считает, что только Сусанна «объединяет этот агрегат
людей», что она организовала болезнь ювелиров, но не находит доказательств. Идет вторая декада, а доктор с Егор Егорычем все
откладывают поездку в Берлин, наблюдают за жителями квартиры, за усилиями
Черепанова создать пролетарское ядро для работы в Шадринске. Вот вербовщик
приезжает на гвоздильный завод в качестве поэта, готового написать о лучшей
бригаде. Он собирает деньги на званом вечере, выступает с призывами: «Помните,
что нашему комбинату поручено в виде опыта перерабатывать не только руду, но и
с такой же быстротой людей». Он требует от жителей дома вербовать родственников,
например, 620 человек от Жаворонкова. «Шестьсот — я понимаю, а двадцать
откуда?» — «Госразверстка... Они перерождаются там». — «Чего ж, выхолостят их
или как?» Черпанов обещает, что храм Христа Спасителя будет восстановлен на
Урале. Дядя Савелий рассказывает о небывалом случае перерождения целого
уральского города благодаря игре академических театров. Во главе шествия идет доктор, но он не в силах
удержать толпу, которая быстро рассеивается. Среди них нет Черепанова. Доктор
называет его фиктивной фигурой, а Егор Егорыч вспоминает о трех исповедях
Леона Ионовича. В первый раз тот сообщил, что родился в семье гимназического
учителя, приехал в Россию вместе с братом из парижской эмиграции, а свою
биографию создал посредством штемпелей. Во второй раз он назвался сыном
циркового фокусника Черпа- 291 невского, потомка старинного дворянского рода. Наконец
он признается, что имел в Свердловске граверное заведение, унаследованное от
отца, Константина Пудожгорского, делал печати спекулянтам. Клиенты прибрали
его к рукам и заставили по документам Черпанова отправиться на поиски короны
американского императора. Корона, по его словам, хранится у дяди Савелия и
замаскирована под вагонную плевательницу. Где-то в доме спрятана единственная
улика, которая подтверждает, что корона существует. Это заграничный костюм таинственного
агента, оставленный им при бегстве. Напрасно и Черпанов, и доктор, и дядя Савелий искали
костюм у Жаворонкова, — он оказался в сундуке у Людмилы: «брызнуло
темно-зеленое сукно и золотые пуговицы с двуглавыми орлами». Сюртук! Не успели
выяснить, тот ли это костюм, как приезжают братья Лебедевы, недовольные
вербовочной активностью Черпанова. Схватив сюртук, Черпанов бросается бежать,
его преследуют Лебедевы, но исход погони неизвестен... Вызванные дядей
Савелием, появляются сотрудники милиции и увозят арестованных жителей дома. У
опечатанной двери встречаются доктор Андрейшин, Егор Егорыч и братья Юрьевы.
Ювелиры выздоровели: они не влюблены в Сусанну и не верят в корону
американского императора. Один лишь доктор надеется разбить легенду о короне,
перевоспитать Сусанну и жениться на ней... «У-у-уходит жизнь, у-у-у...» —
вспоминается отзвучавшая песня. Кремль - Роман (1924-1963, 1-я ред. - 1929-1930, опубл. 1981)В том году, когда великий князь Иван III
повелел воздвигнуть Московский Кремль, удельный князь Никита, что владел
городом Подзол в верховьях Волги, задумал выстроить свой Кремль лучше царского.
А в прошлом веке напротив Кремля, на другом берегу ужги, появились корпуса Больших Волжских Мануфактур и пыльные
домики поселка. Гурий Лопта, окончивший в начале 1920-х гг. Духовную
Академию, возвратился домой, чтобы занять древний пост епископов кремлевских.
«Чем живы?» — спрашивает он своего отца Ивана Петровича. Кремль — преданьями.
Мануфактуры — газетами. В доме Лопта воспитывается дочь последних владельцев
производства Агафья, 292 красивая, как рожь, любимица церковной общины. Ее
брат, Афанас-Царевич, блаженный и живет при соборе. Гурий считает, что они
веротерпимствовали достаточно, пора дать отпор сонму баптистов, пленивших души
обывателей, и предлагает собрать средства на ремонт храма, взяться за
печатание Библии. Появление в Кремле первопечатной книги во времена гонения на
несокрушимое православие даст не только духовные, но и материальные выгоды,
необходимые для противодействия влиянию Мануфактуры. Еще один ужгинец, рыжий, болезненный Вавилов,
потерявший жену, ребенка, работу, приезжает, чтобы устроиться в третью смену на
прядильную фабрику. Влажный рев ожалил его уши. Единственным местом, где могли
передохнуть и покурить рабочие, были уборные. Любой вопрос, выносимый на
цеховые собрания, требовалось проработать в уборных. Так, Зинаиде поручено
агитировать за перевыборы Советов и выдвижение Вавилова руководителем
культурно-просветительной работы Мануфактур. За плечами Вавилова было два года
рабфака, но он помнил с детства рассказы учителей Воспитательного дома о
Кремле, поэтому первую экскурсию повел именно туда. Рабочим Кремль не
понравился. Между Вавиловым и Агафьей начинается невидимая борьба: Агафья одна
желает просвещать Мануфактуры. Смеются над рыжим и «четверо думающих»,
знакомые по ремесленной школе разгульные люди, с которыми Вавилов делит каморку
в старой казарме. Ему кажется, что служба в клубе не больше, как проявление
рабочими жалости к нему. Он решает повеситься и оставить прощальное письмишко.
Карандаш оказался сломанным, и пока Вавилов точит его, разглядывает муравьиную
кучу, туман над Ужгой, Мануфактуры,
и, как чудесный цветок, чудится ему Кремль. Весело Кремлю, пока Мануфактуры
спят!.. Бросив веревку на суку, он бежит купаться. Многие рабочие записываются в «Религиозно-православное
общество», одни из любопытства и тяги к Агафье, другие, как плотовщики,
артельщики, в желании объединить мирян. Вавилов выступает с предложением
отобрать Успенский храм и передать его под клуб. Неожиданно его поддерживают
на фабрике, и только Зинаида, избранная уже заместителем председателя
коммунхоза, противится наступлению на Кремль. Ее поглощают заботы о вселении
нуждающихся ткачих в отремонтированные казармы, построенные до революции. Она
презирает демонстративную затею вселять всех в один день: «Дикая боль
предстоит нам, дикое сопротивление Кремля...» Погибает поднятый на вилы молодой
узбек Мустафа, пожелавший креститься из-за любви к Агафье. Его мстительному
отцу Измаилу является дракон Магнат- 293 Хай и осуждает за предательство сына. Не в силах жить,
Афанас-Царевич вешается на осине... Вавилов организует боксерский кружок, и с этой целью
во двор силами исправдома выкинут резной деревянный иконостас. Кружок
безбожников сделал клозет, замазал фрески в стиле Васнецова. Херувимов на
потолках оставили, но изрезали очень дорогую плащаницу. Вавилов устал, работая в этом кружке бестолковых
молодых людей, которые и сами не знают, что делать дальше, после того как они
отреклись от Бога. Поползли слухи о возможном покушении на жизнь Вавилова,
особенно после кулачного боя между кремлевцами и фабричными. Актер бывших императорских театров и офицер
французской армии Старков рассказывает историю удивительных приключений Доната
Черепахина, сына профессора-реставратора. Согласно повествованию, будучи
храбрым и независимым офицером, Донат предупредил французских солдат о начале
немецкой революции, был застрелен генералом П.-Ж. Доном, но оказался
похороненным в могиле Неизвестного солдата у Триумфальной арки в Париже как
спаситель Франции. Вавилов ощущает себя Неизвестным солдатом революции и
готовится к смерти. Однако планам Агафьи уничтожить рыжего не суждено
осуществиться. На пасхальной неделе началось небывалое наводнение, грозившее
затопить электростанцию, дома и храмы. Выступая на пленуме комсомола, Вавилов
произнес откровенную и потрясающую речь, выходившую за рамки клубной работы.
Он заявил, что надо разобрать церкви, чтобы построить дамбы, укрепить рвы,
сделать Мануфактуры цитаделью коммунизма. Ему аплодировали, избрали в комиссию
по защите от наводнения. Отец Гурий призывает верующих забыть все обиды,
которые причинили им безбожники из Мануфактур, показать пример христианского
смирения и поплыть спасать их из затопленного города. Вавилов кричит, что
агитационная ставка на милосердие бита. Рабочие погрузились на пароход.
Приходит известие, что утонула Агафья, исчез Лопта. Медленно, но гордо отчаливает пароход. Ткачи смотрят
на Вавилова влюбленными глазами: «Да, этот парень далеко пойдет!» Из тумана виден Кремль
таким, каким представлялся в детстве. Радость овладевает его сердцем. Впереди
победы и поражения, но тот путь, который он проделал, — им можно гордиться. Сергей Александрович Есенин 1895-1925Пугачев - Драматическая поэма (1922)Мечтающий о воле крестьянин и воин Пугачев после
долгих странствий приходит на Яик и в разговоре с казаком-сторожем узнает о
том, что мужики ждут нового царя — мужицкого. Таким царем представляется
убитый Петр III — он бы дал народу волю. Эта мысль захватывает
Пугачева. Он приходит к калмыкам и призывает их оставить войско,
бежать от российской присяги. Атаман Кирпичников узнает об этом и присоединяется
к бунту. В казачьих войсках вспыхивает мятеж. Вместе с атаманами Оболяевым,
Караваевым и Зарубиным Пугачев решает двинуться на Москву. Вскоре к нему присоединяется уральский беглый
каторжник Хлопуша, мечтающий увидеть мужицкого царя. Он требует пропустить его
к Пугачеву, видя в нем воплощение своего идеала. Хлопуша предлагает захватить
Уфу — это позволит пугачевцам получить собственную артиллерию. Атаман Зарубин переманивает на сторону Пугачева все
новые и новые войска — они сдаются без боя. Но уже после первых поражений в
стане Пугачева начинаются раздоры. Один из восставших — Творогов —
подговаривает выдать Пугачева правительственным вой- 295 скам. Его поддерживает предатель Крямин. В войсках
начинается паника, и вместе с Пугачевым гибнет вся его армия. Не последнее действующее лицо поэмы — русская тоска,
степной пейзаж, плачущие деревья, бесконечные пески, солончаки, версты,
ветлы... С этой Россией никаким одиночкам ничего не поделать. Гибнет Хлопуша,
гибнет Пугачев, — «под душой так же падаешь, как под ношей». Анна Снегина - Поэма (1925)
Действие происходит на рязанской земле в период с
весны 1917 по 1923 г. Повествование ведется от имени автора-поэта Сергея Есенина;
изображение «эпических» событий передается через отношение к ним лирического
героя. В первой главе речь идет о поездке поэта в родные
места после тягот мировой войны, участником которой он был. Возница рассказывает
о житье своих односельчан — зажиточных радовских мужиков. У радовцев идет
постоянная война с бедняцкой деревней Криуши. Соседи воруют лес, устраивают
опасные скандалы, в одном из которых дело доходит до убийства старшины. После
суда и у радовцев «начались неуряды, скатилась со счастья вожжа». Герой размышляет о бедственной судьбе, вспоминая, как
«за чей-то чужой интерес» стрелял и «грудью на брата лез». Поэт отказался
участвовать в кровавой бойне — выправил себе «липу» и «стал первый в стране
дезертир». Гостя радушно встречают в доме мельника, где он не был четыре года.
После самовара герой отправляется на сеновал через заросший сиренью сад — и в
памяти возникают «далекие милые были» — девушка в белой накидке, сказавшая
ласково: «Нет!» Вторая глава повествует о событиях следующего дня.
Разбуженный мельником герой радуется красоте утра, белой дымке яблоневого сада.
И снова, как бы в противовес этому, — мысли о безвинно изуродованных войной
калеках. От старухи мельничихи он вновь слышит о стычках радовцев с криушанами,
о том, что теперь, когда прогнали царя, везде творится «свободы гнусь»:
зачем-то открыли остроги и в деревню вернулись многие «воровские души», среди
которых — убийца старосты Прон Оглоблин. Мельник, вернувшийся от помещицы
Снегиной — старой знакомой героя, — докладывает, какой инте- 296 рес вызвало его сообщение о приехавшем к нему госте.
Но лукавые намеки мельника не смущают пока души героя. Он отправляется в Криушу
— повидать знакомых мужиков. У хаты Прона Оглоблина собрался мужицкий сход. Крестьяне
рады столичному гостю и требуют разъяснить им все животрепещущие вопросы — о
земле, о войне, о том, «кто такое Ленин?». Поэт отвечает: «Он — вы». В третьей главе — события, последовавшие через
несколько дней. К простудившемуся на охоте герою мельник привозит Анну Снегину.
Полушутливый разговор о юных встречах у калитки, о ее замужестве раздражает
героя, ему хочется найти другой, искренний тон, однако приходится послушно
разыгрывать роль модного поэта. Анна укоряет его за беспутную жизнь, пьяные дебоши.
Но сердца собеседников говорят о другом — они полны наплывом «шестнадцати
лет»: «Расстались мы с ней на рассвете / С загадкой движений и глаз...» Лето продолжается. По просьбе Прона Оглоблина герой
отправляется с крестьянами к Снегиным — требовать землю. Из помещичьей горницы
слышны рыдания — это пришла весть о гибели на фронте мужа Анны, боевого
офицера. Анна не хочет видеть поэта: «Вы — жалкий и низкий трусишка, он умер...
А вы вот здесь...» Уязвленный, герой отправляется с Проном в кабак. Основное событие четвертой главы — известие, которое
приносит в избушку мельника Прон. Теперь, по его словам, «мы всех р-раз — и
квас! <...> в России теперь Советы и Ленин — старшой комиссар». Рядом с
Проном в Совете оказывается его брат Лабутя, пьяница и болтун, живущий «не
мозоля рук». Именно он едет первым описывать снегинский дом — «в захвате
всегда есть скорость». Мельник привозит хозяек усадьбы к себе. Происходит
последнее объяснение героя с Анной. Боль утрат, невозвратность прошлых
отношений по-прежнему разъединяют их. И опять остается только поэзия воспоминаний
о юности. Под вечер Снегины уезжают, а поэт мчится в Питер «развеять тоску и
сон». В пятой главе — эскизный набросок событий, происшедших
в стране за шесть послереволюционных лет. «Чумазый сброд», дорвавшись до
господского добра, бренчит на роялях да слушает патефон — но «гаснет удел
хлебороба», «фефела! Кормилец! Касатик!» за пару измызганных «катек» дает себя
выдрать кнутом». Из письма мельника герой поэмы узнает, что Прон
Оглоблин расстрелян казаками Деникина; Лабутя, пересидев налет в соломе, требует
себе за храбрость красный орден. Герой опять навещает родные места. С прежней радостью
встре- 297 чают его старики. Для него приготовлен подарок-письмо
с лондонской печатью — весточка от Анны. И хотя внешне адресат остается
холодным, даже чуть циничным, все же след в его душе остается. Финальные строки
снова возвращают к светлому образу юношеской любви. Страна негодяев - Драматическая поэма (1924—1926)Действие происходит на Урале в 1919 г. Главный герой
поэмы — бандит Номах, романтический персонаж, бунтарь-анархист, ненавидящий
«всех, кто жиреет на Марксе». Он пошел когда-то за революцией, надеясь, что
она принесет освобождение всему роду человеческому, и эта анархическая,
крестьянская мечта близка и понятна Есенину. Номах высказывает в поэме его
заветные мысли: о любви к буре и ненависти к той рутинной, абсолютно нерусской,
искусственной жизни, которую навязали России комиссары. Потому и образ
«положительного» комиссара Рассветова у Есенина выходит бледен. Рассветов противопоставлен Номаху, но в главном един с
ним. Номах, в котором ясно угадывается Махно, Номах, говорящий о том, что по
всей России множатся банды таких же обманутых, как он, — готов и на убийство, и
на захват власти. Никаких нравственных тормозов у него нет. Но совершенно
аморален и Рассветов, который в молодости побывал на Клондайке, провернул там
биржевую авантюру (выдал скалу за золотоносную и сорвал куш после биржевой
паники) и уверен, что любые обманы хороши, если бедные обманывают богатых. Так
что чекисты, которые ловят Номаха, ничем не лучше его. Номах устраивает набеги на поезда, идущие по уральской
линии. Бывший рабочий, а ныне доброволец Замарашкин стоит на карауле. Здесь
происходит его диалог с комиссаром Чекистовым, который хает Россию на чем свет
стоит — за голод, за дикость и зверство народа, за темноту русской души и
русской жизни... Номах появляется, как только Замарашкин остается один на
посту. Сначала он пытается заманить его в банду, потом связывает, похищает
фонарь и с этим фонарем останавливает поезд. В поезде Рассветов с двумя
другими комиссарами — Чариным и Лобком — рассказывает о будущей аме- 298 риканизированной России, о «стальной клизме», которую
надо поставить ее населению... После того как Номах грабит поезд, забирает все
золото и взрывает паровоз, Рассветов лично возглавляет его поиск. В притоне,
где пьют бывшие белогвардейцы и курят опий бандиты, Номаха выслеживает
китаец-сыщик Литза-хун. Автор пытается показать в поэме те главные движущие
силы русской жизни, которые обозначились к началу двадцатых годов: тут и еврей
Чекистов, настоящая фамилия которого — Лейбман, а заветная мечта —
европеизировать Россию; тут и «сочувствующий» доброволец Замарашкин, которому
равно симпатичны и комиссары, и Номах; тут и комиссары приисков, верящие в то,
что Россию можно поставить на дыбы и сделать процветающей державой... Но
стихийной вольницы, стихийной мощи во всех этих персонажах нет. Она осталась
только в Номахе и в повстанце Барсуке. Их триумфом и заканчивается поэма:
Номах и Барсук уходят из чекистской засады в Киеве. Есенин не дает ответа на вопрос, кто нужен теперь
России: абсолютно безнравственный, но волевой и решительный Рассветов или
такой же сильный, но стихийно свободный Номах, не признающий никакой власти и
никакой государственности. Ясно одно: ни Чекистову, ни безликим Чарину и Лобку,
ни китайцу Литза-хуну с Россией не сделать ничего. А моральная победа остается
за Номахом, который в финале не случайно прячется за портретом Петра Великого и
наблюдает за чекистами через его глазницы. Леонид Иванович Добычин 1896-1936Город Эн - Роман (1935)Я иду на престольный праздник в тюремную церковь
вместе с маман и Александрой Львовной Лей. Тут мы встречаем «мадмазель» Горшкову
и ее маленьких учениц. Читаю про город Эн, про Чичикова и Манилова. Идем с
нянькой Цецилией гулять, она ведет меня в костел. На улице встречаем «страшного
мальчика», который корчит нам рожу. Я очень пугаюсь. Мечтаю поехать в город Эн и дружить там с сыновьями
Манилова. Маман встречает Новый год у Белугиных. Там она знакомится с
инженершей Кармановой, у которой сын Серж. Теперь я мечтаю о дружбе с Сержем.
Идем с нянькой смотреть на парад. Карманова и Серж приходят в гости. И Серж оказывается
тем самым «страшным мальчиком» (правда, не признается, что это был он). Я
остаюсь в сомнении. Наша семья переселяется в квартиру Белугиных, которых
перевели в Митаву. Кармановы живут в том же доме. Наступает Пасха, приезжают с
поздравлениями гости, среди них — Кондратьевы. Летом Кондратьевы едут в лагерь. (Глава семьи —
военный врач.) Мы навещаем их. Я общаюсь с их сыном, Андреем. Инженерша Карманова,
ее дочь Софи и Серж уезжают на лето в Самоквасово. Мы 300 провожаем их на вокзал. Лето проводим в деревне на
Курляндском берегу. Возвратившись в город, мы встречаемся с Кармановыми,
Кондратьевыми, Александрой Львовной Лей. Узнаем, что Софи вышла замуж. Осенью умирает отец, заразившись на вскрытии. Теперь
квартира велика для нас, и мы переезжаем на новую. Маман устраивается на телеграф ученицей. А я готовлюсь
в приготовительный класс, учась у «мадмазель» Горшковой. Горшкова часто
пожимает мне руку «под прикрытием стола». Я замечаю, что встречи с гимназистом Васей Стрижкиным
— предзнаменование удачи. И перед вступительным экзаменом как раз его встречаю. Узнаем, что у Софи родился мальчик. В гостях у
Кармановых я знакомлюсь со своей сверстницей, Тусенькой Сиу. Мы с маман едем на выставку, потом смотрим «живую
фотографию». Наутро я получаю записку от Стефании Грикюпель: она хочет со мною
познакомиться. Маман узнает о моем знакомстве с этой девочкой и запрещает
дальнейшие встречи. В училище у меня нелады с арифметикой. Продолжается
дружба с Сержем Кармановым. Тусенька Сиу, оказывается, думала, что моя фамилия
«Ять», как у телеграфиста в книге «Чехов». Софи уезжает в Либаву, куда перевели
ее мужа. Александра Львовна в форме «сестры» отправляется на Дальний Восток,
потому что идет война с Японией. Лето Кармановы проводят в Шавских Дрожках, мы едем к
ним в гости. Осенью я начинаю заниматься немецким языком. Меня на час сажают в
карцер за то, что я не заметил на улице учителя чистописания. Я думаю о мести. Мы переезжаем на новую квартиру. Летом едем в Витебск
к даме, которая гостила у нас во время похорон отца. Возвратясь в город, учусь
у Горшковой французскому языку. Узнаю о мире с Японией. Во время занятий недалеко от училища взрывается бомба.
Занятия отменяются. На улицах происходят столкновения бунтовщиков с полицией.
Мы то учимся, то нет. С Дальнего Востока возвращается Кондратьев и
Александра Львовна Лей, которая посвятила себя уходу за контуженным после
ранения в голову доктором Вагелем. Инженера Карманова кто-то убивает на улице. Серж дает
клятву отомстить за отца. Инженерша с Сержем навсегда уезжают в Мос- 301 кву. Летом мы приезжаем в Шавские Дрожки к Белугиным,
знакомимся с сестрой Белугиной, Ольгой Кусковой. Умирает учитель чистописания.
Я хожу гулять с Андреем Кондратьевым. Он мне не очень нравится и не может
заменить Сержа. Александра Львовна выходит замуж за доктора Вагеля. А я все
думаю о Тусеньке. Хотя лучше называть ее Натали. Я получаю приглашение провести лето с Кармановыми. Мы
с Сержем едем в Шавские Дрожки, откуда через Севастополь — в Евпаторию.
Умирает доктор Вагель, муж Александры Львовны. Открывается электрический театр.
Александра Львовна выигрывает в лотерею двести тысяч — билет принадлежит ее
покойному мужу. На Пасху узнаем, что умерла дама из Витебска. Лето. Едем смотреть дом, который купила Александра
Львовна в местечке Свента Гура. Она строит часовню и хочет организовать православное
братство. Мне назначают свидание на бульваре. Прихожу, но вижу
только некрасивую девочку Агату. Значит, та дама, которая назначила мне
свидание, не пришла. Я продолжаю думать о Натали. Директор предлагает мне поступить в наблюдатели
метеорологической станции. Их освобождают от платы за учение. Шестиклассник
Гвоздев показывает мне, что и как нужно делать. Начинаю с ним дружить, но
дружба как-то обрывается. По настоянию мамы покупаю абонемент на каток. Там
встречаюсь со Стефанией Грикюпель. Она знакомит меня с девицей Луизой
Кугенау-Петрошка. Натали катается с другим. На масленицу еду в Москву к Кармановым. Там встречаю
Ольгу Кускову. Она назначает мне свидание, но я не иду. У Софи уже трое детей. Собираюсь давать уроки Луизе Кугенау-Петрошка, но не
схожусь в цене с ее матерью. Празднуется столетие Гоголя. Я растроганно думаю о
городе Эн, Чичикове и Манилове. Приходит письмо от Кармановой. Оказывается, Серж живет
с Ольгой Кусковой, и инженерша не препятствует этому. Начинается учебный год.
Приезжает Карманова, рассказывает, что Ольга Кускова «плохо понимала свое
положение». И после того, как инженерша поговорила с ней, Ольга покончила с
собой. Полковник Писцов делает предложение маман, но она отказывает. Осенью
становлюсь репетитором у одного пятиклассника. В дружбе разочаровываюсь. В училище новый директор. Мы едем на экскурсию в Ригу,
потом в Полоцк. Я начинаю дружить с Ершовым. Он рассказывает про
своего отца, 302 который состоит в переписке с Толстым. Но Ершову
надоедает дружба со мной, и он не хочет даже поговорить о смерти Толстого. Я
знакомлюсь со сверстницей, Блюмой Кац-Каган. Кто-то убивает камнем попечителя учебного округа.
Оказывается, он был маньяком и нарочно проваливал красивых учеников. Приближаются
выпускные экзамены. Выдержав их, мы получаем выпускные свидетельства. Я
поступаю на место, где принимают не по экзаменам. Случайно я узнаю, что близорук. Надев очки, понимаю,
что все видел неправильно. Хотел бы теперь видеть Натали, но она в Одессе. Евгений Львович Шварц 1896—1958Голый король - Пьеса-сказка (1934)
Влюбившись в королевскую дочь, свинопас Генрих целый
месяц уговаривает ее прийти на лужайку, посмотреть, как пасутся свиньи. На
принцесса Генриетта соглашается прийти, только когда узнает, что у Генриха есть
волшебный котелок, умеющий петь, играть на музыкальных инструментах и
угадывать, что у кого готовится на кухне. Принцессу сопровождают придворные дамы, которые должны
следить, чтобы девушка вела себя соответственно своему высокому положению.
Приятель Генриха Христиан демонстрирует необыкновенные качества котелка,
который сообщает, кто из дам ничего не готовит дома, потому что хозяйка всегда
обедает в гостях, у кого готовят «куриные» котлеты из конины, а кто лишь
разогревает украденное с королевского ужина. Недовольные разоблачениями дамы
просят скорее перейти к танцам. Генрих танцует с Принцессой. Он очень нравится
ей, и свидание завершается долгим поцелуем. Из кустов вдруг выскакивает
король-отец. Дамы в переполохе. Возмущенный увиденным, король объявляет, что
завтра же отдаст дочь за своего кузена, соседнего короля, а Генриха с другом
вышлет из страны. Но Генрих уверен, что все равно женится на Принцессе. В соседнем королевстве готовятся к встрече невесты.
Министр нежных чувств озабочен: ему предстоит выяснить, настоящая ли 304 Принцесса прибывает в их владения. Дело в том, что
Король дважды чуть не погиб от «ужасных» мыслей: за завтраком подавился колбасой,
подумав: вдруг матушка невесты была шалуньей, и Принцесса вовсе не дочь короля,
а девица неизвестного происхождения: второй раз он чуть не утонул, купаясь на
мелком месте, предположив, что и сама Принцесса могла быть шалуньей до сговора!
Министру приходит в голову прекрасная идея: под перины, на которых будет спать
Принцесса, надо подложить горошину. Ведь у лиц королевского происхождения
такая нежная кожа! Если ее высочество утром пожалуется на бессонницу, все в
порядке; если же нет — она не настоящая принцесса. Приезжает Принцесса и сразу же просит приготовить ей
постель: она надеется хотя бы во сне увидеть Генриха. Прибывшие с ней Камергер
и злобная Гувернантка неусыпно сторожат ее. Но Министр, желая выведать все о
прошлом королевской невесты, предлагает им угощение и ставит двенадцать бутылок
крепкого вина, а к опочивальне посылает жандармов. Генриетте не спится: что-то так и впивается в тело
через все двадцать четыре перины! Чтобы отвлечься, она запевает песню, которой
научил ее Генрих, и вдруг слышит, как два мужских голоса подхватывают слова.
Принцесса открывает дверь и видит жандармов, которые неожиданно просят ее
подергать их за бороды. Она в недоумении, но все-таки дергает. Бороды остаются
у нее в руках. Это Генрих и Христиан переоделись жандармами. Они хотят
освободить и увезти Принцессу. На случай, если сразу это не удастся, Генрих
передает девушке бумагу с написанными на ней ругательствами («иди ты к чертовой
бабушке», «заткнись, дырявый мешок») и велит выучить их и как следует ругать
жениха. Зная о горошине, он советует Принцессе сказать, что спала она
прекрасно. Тогда Король откажется от свадьбы. Побег проваливается. Когда все трое крадучись
пробираются мимо опьяневших Министра нежных чувств, Камергера и Гувернантки, их
замечают. Гувернантка уволакивает Принцессу в ее комнату. Генриху и Христиану
удается ускользнуть. Во дворце суматоха: камердинер, портные, чистильщики
сапог заняты подготовкой свадебного наряда Короля. Под видом ткачей являются
Генрих и Христиан. Они предлагают для королевского костюма совершенно необычную
ткань, секрет которой знают они одни. Королю обещают доложить, а пока он спит
и тревожить его нельзя. Первый Министр проверяет, что приготовили на завтрак
Принцессе. Вносят блюдо с пирожками. Генрих ухитряется спрятать в один из них
записку. 305 Просыпается Король, он не в духе, капризничает и
сердится. Шуту удается его развеселить. Теперь Король переходит к делам. После
беседы с придворным ученым и придворным поэтом очередь доходит до ткачей. Они
рассказывают о своей волшебной ткани: увидеть ее может только умный человек, а
дураку либо тому, кто не на своем месте, ткань невидима. Королю нравится
возможность узнать таким образом, кто каков при его дворе. Появившийся Министр
нежных чувств сообщает, что горошина не помешала спать Принцессе, стало быть,
она не благородного происхождения. Король огорчен: придется прогнать невесту, а
он так настроился на свадьбу! А Принцесса, найдя записку Генриха, всюду его ищет и
дергает за бороду каждого бородача, надеясь, что это переодетый возлюбленный. Наконец она встречается с Королем, и он сразу
влюбляется в нее. На его любезности Генриетта отвечает ругательствами, как
велел ей Генрих, но это не останавливает Короля. Он хочет жениться — пусть
быстрее сошьют ему свадебный наряд! Надо взглянуть на волшебную ткань. Но
самому Королю страшновато (вдруг он не увидит ее!), и он посылает Первого
Министра. Тот тоже побаивается и под благовидным предлогом передает
королевское поручение Министру нежных чувств, который отправляет к ткачам
придворного поэта. Войдя в комнату, поэт видит пустые столы и рамы для натяжки
тканей. Он спрашивает: где же ткань? Генрих и Христиан притворяются изумленными
— вот же она, перед глазами гостя. Поэт в затруднении: если признаться, что он
ничего не видит, то, выходит, он дурак. Приходится присоединиться к похвалам,
которые ткачи расточают своему изделию. Так же поступают и посетившие их затем
министры и сам Король. Свадебное шествие назначено на следующее утро. На
площади шумит толпа в ожидании Короля. Здесь же Принцесса в подвенечном платье
и ее отец, прибывший на торжество. Когда Король выходит, все видят нагого
человека. Приветственные крики обрываются. Король-отец пытается объяснить
кузену положение вещей, но тот уверен, что одет как картинка. Но вдруг один
очень умный мальчик (маленький, а знает таблицу умножения!) нарушает тишину
возгласом: «Папа, а ведь он голый!» Толпа взрывается негодующими криками в
адрес Короля. Общее смятение. Король мчится во дворец, придворные за ним.
Появляются Генрих и Христиан. Принцесса и ее возлюбленный счастливы. А Христиан
объявляет, что праздник все равно состоится, потому что сила любви преодолела
все препятствия и влюбленные соединились. 306 Тень - Пьеса-сказка (1940)Странные приключения произошли с молодым ученым по
имени Христиан-Теодор, приехавшим в маленькую южную страну, чтобы изучить
историю. Он поселился в гостинице, в комнате, где до него жил сказочник Ханс
Кристиан Андерсен. (Может быть, в этом все дело?) Хозяйская дочь Аннунциата
рассказывает ему о необыкновенном завещании последнего здешнего короля. В нем
он наказал своей дочери Луизе не выходить замуж за принца, а найти себе доброго
честного мужа среди незнатных людей. Завещание считается великой тайной, но о
нем знает весь город. Принцесса же, чтобы выполнить отцовскую волю, исчезает из
дворца. Многие стараются обнаружить ее убежище в надежде обрести королевский
трон. Слушая рассказ, Христиан-Теодор все время отвлекается,
потому что смотрит на балкон соседнего дома, где то и дело появляется прелестная
девушка. В конце концов он решается с ней заговорить, а потом даже признается в
любви и, кажется, находит ответное чувство. Когда девушка уходит с балкона, Христиан-Теодор
догадывается, что его собеседницей была принцесса. Ему хочется продолжить разговор,
и он полушутя обращается к своей лежащей у ног тени, предлагая ей пойти вместо
него к незнакомке и сказать о его любви, Неожиданно тень отделяется и ныряет в
неплотно притворенную дверь соседнего балкона. Ученому становится плохо.
Вбежавшая Аннунциата замечает, что у постояльца нет больше тени, а это
скверный знак. Она бежит за доктором. Ее отец Пьетро советует никому не говорить
о происшедшем. Но в городе все умеют подслушивать. Вот и вошедший в
комнату журналист Цезарь Борджиа обнаруживает полную осведомленность о
разговоре Христиана-Теодора с девушкой. И он, и Пьетро уверены, что это
принцесса, и не хотят, чтобы она вышла замуж за приезжего По мнению Пьетро,
нужно найти сбежавшую тень, которая, будучи полной противоположностью своему
хозяину, поможет предотвратить свадьбу. Аннунциата полна тревоги за будущее
молодого человека, так как втайне уже любит его. В городском парке происходит совещание двух министров.
Они сплетничают о Принцессе и Ученом. Решают, что он не шантажист, не вор и не
хитрец, а простой наивный человек. Но поступки таких людей непредсказуемы,
поэтому надо его или купить, или убить. Рядом с ними неожиданно возникает
незнакомец (это — Тень), ко- 307 свое место!» Все видят, что Тень с трудом встает,
шатается и падает. Опомнившись, первый министр приказывает лакеям унести короля
и вызывает палача, чтобы казнить Ученого. Христиана уводят. Аннунциата умоляет Юлию сделать что-нибудь для его
спасения. Ей удается пробудить в певице добрые чувства. Юлия просит Доктора
дать ей чудодейственную воду, но Доктор говорит, что вода под семью замками у
министра финансов и добыть ее невозможно. Едва Тень и Луиза возвращаются в
тронный зал, издалека доносится бой барабанов: казнь совершилась. И вдруг
голова Тени слетает с плеч. Первый министр понимает, что произошла ошибка: не
учли, что, отрубив голову Ученому, лишат его головы и его тень. Чтобы спасти
Тень, придется воскресить Ученого. Спешно посылают за живой водой. Голова Тени
снова на месте, но теперь Тень во всем старается угождать своему прежнему хозяину,
потому что хочет жить. Луиза в негодовании прогоняет бывшего жениха. Тень
медленно спускается с трона и, закутавшись в мантию, прижимается к стене.
Принцесса приказывает начальнику стражи: «Взять его!» Стража хватает Тень, но у
них в руках остается пустая мантия — Тень исчезает. «Он скрылся, чтобы еще и
еще раз стать у меня на дороге. Но я узнаю его, я всюду узнаю его», — говорит
Христиан-Теодор. Принцесса умоляет о прощении, но Христиан больше не любит ее.
Он берет за руку Аннунциату, и они покидают дворец. Дракон - Пьеса-сказка (1943)
Просторная уютная кухня. Никого нет, только у
пылающего очага греется Кот. В дом заходит уставший с дороги случайный
прохожий. Это Ланцелот. Он зовет кого-нибудь из хозяев, но ответа нет. Тогда он
обращается к Коту и узнает, что хозяева — архивариус Шарлемань и его дочь Эльза
— ушли со двора, а он, Кот, пока старается отдохнуть душой, потому что в семье
огромное горе. После настойчивых просьб Ланцелота Кот рассказывает: над их
городом четыреста лет назад поселился отвратительный Дракон, который каждый
год выбирает себе девушку, уводит ее в свою пещеру, и больше ее уже никогда
никто не видит (по слухам, все жертвы умирают там от омерзения). А сейчас
настала очередь Эльзы. 309 Вернувшиеся хозяева очень приветливы с неожиданным
гостем. Оба спокойны, Эльза приглашает всех к ужину. Ланцелота поражает их
самообладание, но оказывается, они просто смирились со своей участью. Лет
двести назад кое-кто сражался с Драконом, однако всех смельчаков он убил. Завтра,
как только чудовище уведет Эльзу, отец ее тоже умрет. Попытки Ланцелота
пробудить в Шарлемане и его дочери волю к сопротивлению безрезультатны. Тогда
он объявляет, что готов убить Дракона. Раздается нарастающий шум, свист и вой. «Легок на
помине!» — говорит Кот. Входит пожилой мужчина. Ланцелот смотрит на дверь,
ожидая, когда же войдет чудовище. А это он и есть — Шарлемань поясняет, что
иногда Дракон принимает облик человека. После короткого разговора Ланцелот
вызывает его на бой. Дракон багровеет и сулит дерзкому немедленную гибель. Вмешивается архивариус — он напоминает, что 382 года
назад Дракон подписал документ, по которому день сражения назначает не он, а
его соперник. Дракон отвечает, что тогда был сентиментальным мальчишкой, а
сейчас он не собирается обращать внимание на тот документ. Кот выскакивает в
окно, обещая всем все рассказать. Дракон негодует, но в конце концов
соглашается драться завтра и уходит. Эльза уверяет Ланцелота, что напрасно он все затеял:
умирать ей не страшно. Но Ланцелот непреклонен — надо убить злодея. В это время
вбегает Кот с сообщением, что оповестил знакомых кошек и всех своих котят,
которые тут же разнесли по всему городу весть о предстоящем поединке.
Появляется Бургомистр. Он обрушивается на Ланцелота с упреками и убеждает его
уехать как можно скорее. Вошедший следом сын Бургомистра Генрих (бывший жених
Эльзы, а теперь лакей и личный секретарь Дракона) требует, чтобы его оставили
наедине с девушкой. Он передает ей приказ хозяина убить Ланцелота и вручает
для этого отравленный нож. Эльза берет нож, решив, что убьет им себя. Встретившись на городской площади, Бургомистр с сыном
обсуждают предстоящие события. Генрих сообщает, что его повелитель очень
нервничает. Спрашивает отца, не сомневается ли тот в победе Дракона. Бургомистр
догадывается, что это тайный допрос по поручению хозяина. В свою очередь он
пытается разузнать у Генриха, не приказывал ли Дракон «потихонечку тюкнуть
господина Ланцелота», и, не добившись прямого ответа, прекращает разговор. На площади с фальшивой торжественностью происходит
церемония вручения оружия противнику Дракона. На деле ему предлагают медный
тазик от цирюльника вместо щита, вручают справку, что 310 копье в ремонте, и сообщают, что рыцарских лат на
складе не обнаружили. Но устроившийся на крепостной стене Кот шепотом сообщает
Ланцелоту хорошие новости. Слова его прерваны воем и свистом, после чего
появляется Дракон. Он приказывает Эльзе попрощаться с Ланцелотом, а потом —
убить его. Она повинуется. Но — это уже не прощание, а объяснение двух
влюбленных, и кончается оно поцелуем, а затем Эльза бросает в колодец висевший
у нее на поясе нож и больше не хочет слушать Дракона. Придется драться,
понимает Дракон. И уходит. Кот обращает внимание Ланцелота на нескольких
погонщиков с ослом. Те передают Ланцелоту ковер-самолет и шапку-невидимку, а
также меч и копье. Надев шапку, Ланцелот исчезает. Распахиваются дворцовые двери. В дыму и пламени видны
три гигантские головы, огромные лапы и горящие глаза Дракона. Он ищет
Ланцелота, но того нигде нет. Неожиданно слышится звон меча. Одна за другой
головы Дракона падают на площадь, взывая о помощи, но никто, даже Бургомистр с
Генрихом, не обращает на них внимание. Когда все уходят, появляется, опираясь
на погнутый меч, держа шапку-невидимку, Ланцелот. Он тяжело ранен и мысленно
прощается с Эльзой: смерть уже близко. После гибели Дракона власть захватывает Бургомистр.
Теперь он именуется президентом вольного города, а место бургомистра досталось
его сынку. Все неугодные брошены в тюрьму. Горожане, как и прежде, в подчинении
и покорности. Новый правитель, провозгласив себя победителем Дракона,
собирается жениться на Эльзе. Но его не оставляет страх, что Ланцелот вернется.
Он подсылает сына поговорить с Эльзой и выяснить, нет ли у нее известий о
Ланцелоте. При разговоре с Эльзой Генрих полон притворного сочувствия, и
поверившая в его искренность Эльза рассказывает ему все, что знает. Ланцелот
не вернется. Кот нашел его раненым, уложил на спину знакомого осла и вывел их
из города в горы. В дороге сердце героя перестало биться. Кот велел ослу
повернуть обратно, чтобы Эльза могла проститься с умершим и похоронить его. Но
ослик заупрямился и пошел дальше, а Кот вернулся домой. Бургомистр в восторге: теперь ему некого бояться и
можно сыграть свадьбу. Съезжаются гости, но невеста неожиданно отказывается
стать женою президента вольного города. Она обращается к собравшимся, умоляя
их очнуться: неужели Дракон не умер, а воплотился на этот раз во множество
людей, неужели никто не вступится за нее?! В это время появляется Ланцелот,
которого вылечили друзья в 311 далеких Черных горах. Перепуганный Бургомистр
старается быть с ним любезным, гости прячутся под стол. Эльза не сразу верит
своим глазам. Ланцелот признается, что очень тосковал по ней, она — что любит
его больше прежнего. Генрих и Бургомистр пытаются удрать, но Ланцелот
останавливает их. Целый месяц он в шапке-невидимке бродил по городу и видел,
какой страшной жизнью живут люди, потерявшие способность сопротивляться злу. А
сделали это те, кого он год назад освободил от Дракона! Бургомистра и Генриха
уводят в тюрьму. Ланцелот же готов к тяжелой работе — убить дракона в
изуродованных душах. Но это впереди, а сейчас он берет Эльзу за руку и велит
музыке играть — свадьба сегодня все-таки состоится! Обыкновенное чудо - Пьеса-сказка (1956)Усадьба в Карпатских горах. Здесь, женившись и решив
остепениться и заняться хозяйством, поселился некий волшебник. Он влюблен в
свою жену и обещает ей жить «как все», но душа просит чего-нибудь волшебного, и
хозяин усадьбы не в силах удержаться от «шалостей». Вот и теперь Хозяйка
догадывается, что муж затеял новые чудеса. Выясняется, что в дом вот-вот
прибудут непростые гости. Первым появляется юноша. На вопрос Хозяйки, как его
зовут, он отвечает: Медведь. Волшебник, сообщив жене, что именно из-за юноши и
начнутся удивительные события, признается: семь лет назад он превратил
встреченного в лесу молодого медведя в человека. Хозяйка терпеть не может,
когда «ради собственной забавы мучают животных», и умоляет мужа сделать юношу
снова медведем и отпустить на свободу. Оказывается, это возможно, но только
если какая-нибудь принцесса полюбит юношу и поцелует его, Хозяйке жаль неизвестную
девушку, ее пугает опасная игра, которую затеял муж. Тем временем раздается звук трубы, возвещающей о
прибытии новых гостей. Это проезжавший мимо Король вдруг захотел свернуть в
усадьбу. Хозяин предупреждает, что сейчас они увидят грубияна и безобразника.
Однако вошедший Король поначалу вежлив и любезен. Правда, вскоре у него
вырывается признание, что он деспот, злопамятен и капризен. Но виноваты в этом
двенадцать поколений предков 312 («все изверги, один к одному!»), из-за них он, по
натуре добряк и умница, иногда вытворяет такое, что хоть плачь! После неудачной попытки угостить хозяев отравленным
вином Король, объявив виновником своей проделки покойного дядю, рассказывает,
что Принцесса, его дочь, не унаследовала злодейских фамильных склонностей, она
добра и даже смягчает его собственный жестокий нрав. Хозяин провожает гостя в
предназначенные для него комнаты. В дом входит Принцесса и в дверях сталкивается с
Медведем. Между молодыми людьми сразу возникает симпатия. Принцесса не привыкла
к простому и сердечному обращению, ей нравится разговаривать с Медведем. Раздаются звуки труб — приближается королевская свита.
Юноша и девушка убегают, взявшись за руки. «Ну вот и налетел ураган, любовь
пришла!» — говорит слышавшая их беседу Хозяйка. Появляются придворные. Все они: и Первый Министр, и Первая
Кавалерственная Дама, и фрейлины до дрожи запуганы Министром-Администратором,
который, умея угодить Королю во всем, полностью подчинил его себе, а свиту
держит в черном теле. Вошедший Администратор, заглядывая в записную книжку,
подсчитывает доходы. Подмигнув Хозяйке, он без всяких предисловий назначает ей
любовное свидание, но, узнав, что ее муж волшебник и может превратить его в
крысу, извиняется, а злость срывает на появившихся придворных. Тем временем в комнату входят сначала Король с Хозяином,
затем Принцесса и Медведь. Заметив радость на лице дочери, Король понимает,
что причиной этому новое знакомство. Он готов пожаловать юноше титул и взять
его с собою в путешествие. Принцесса признается, что юноша стал ее лучшим
другом, она готова поцеловать его. Но, поняв, кто она такая, Медведь в ужасе и
отчаянии убегает. Принцесса в растерянности. Она уходит из комнаты. Король
собирается казнить придворных, если никто из них не сумеет дать ему совет, как
помочь Принцессе. Палач уже готов. Вдруг распахивается дверь, на пороге
появляется Принцесса в мужском платье, со шпагой и пистолетами. Она велит
седлать коня, прощается с отцом и исчезает. Слышен топот коня. Король
бросается вдогонку, приказав свите следовать за собой. «Ну, ты доволен?» —
спрашивает мужа Хозяйка. «Очень!» — отвечает он. Непогожим зимним вечером хозяин трактира «Эмилия» с
грустью вспоминает девушку, которую когда-то любил и в честь которой назвал
свое заведение. Он все еще мечтает о встрече с ней. В дверь сту- 313 чат. Трактирщик впускает занесенных снегом путников —
это разыскивающий свою дочь Король и его свита. Между тем Принцесса находится в этом доме. Переодетая
мальчиком, она пошла в ученики к живущему здесь охотнику. Пока Трактирщик устраивает на отдых своих гостей,
является Медведь. Немного погодя он встречается с Принцессой, но не узнает ее в
мужском костюме. Он рассказывает, что убежал от любви к девушке, очень похожей
на нового знакомца и, как ему кажется, тоже влюбленной в него. Принцесса
высмеивает Медведя. Вспыхнувший спор завершается сражением на шпагах. Делая
выпад, юноша сбивает с соперника шляпу — падают косы, маскарад окончен. Девушка
в обиде на Медведя и готова умереть, но доказать ему, что он ей безразличен.
Медведь хочет снова бежать. Но дом занесен снегом по самую крышу, выйти
невозможно. Тем временем Трактирщик обнаруживает, что Первая
Кавалерственная Дама — потерянная им Эмилия. Происходит объяснение и
примирение. Король счастлив, что дочка нашлась, но, увидев ее печальной,
требует, чтобы кто-то из придворных пошел ее утешить. Жребий выпадает
Администратору, который страшно боится, что Принцесса просто застрелит его.
Однако он возвращается живым и вдобавок с неожиданным известием — королевская
дочь решила выйти за него замуж! Взбешенный Медведь тут же делает предложение
двум фрейлинам сразу. Появляется Принцесса в подвенечном платье: свадьба через
час! Юноша добивается разрешения поговорить с ней наедине и открывает ей свою
тайну: по воле волшебника он превратится в медведя, как только поцелует ее, —
вот в чем причина его бегства. Принцесса в отчаянии уходит. Вдруг раздается музыка, распахиваются окна, за ними не
снег, а цветущие поляны. Врывается веселый Хозяин, но радость его быстро
гаснет: ожидаемого чуда не случилось. «Как ты посмел не поцеловать ее?! —
спрашивает он Медведя. — Ты не любил девушку!» Хозяин уходит. За окнами снова снег. Совершенно
подавленный, Медведь обращается к вошедшему охотнику с вопросом, нет ли у него
желания убить сотого медведя (тот хвастал, что на его счету 99 убитых
медведей), ибо он все равно найдет Принцессу, поцелует ее и превратится в
зверя. Поколебавшись, охотник соглашается воспользоваться «любезностью» юноши. Прошел год. Трактирщик обвенчался со своей любимой
Эмилией. Медведь пропал неведомо куда: чары волшебника не пускают его к
Принцессе. А девушка из-за несчастной любви заболела и вот-вот умрет. Все
придворные в глубокой печали. Только Администратор, 314 хотя свадьба его не состоялась, сделался еще богаче и
наглее, а в смерть от любви не верит. Принцесса хочет проститься с друзьями и просит
скрасить ее последние минуты. Среди присутствующих и Хозяин с Хозяйкой. В глубине
сада слышны шаги — Медведь все-таки добрался сюда! Принцесса рада и признается,
что любит и прощает его, пусть он превратится в медведя, лишь бы не уходил. Она
обнимает и целует юношу. («Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная,
что всему этому придет конец», — сказал чуть ранее волшебник.) Раздается удар
грома, на миг воцаряется мрак, потом свет вспыхивает, и все видят, что Медведь
остался человеком. Волшебник в восторге: чудо свершилось! На радостях он
превращает надоевшего всем Администратора в крысу и готов творить новые
чудеса, «чтобы не лопнуть от избытка сил». Валентин Петрович Катаев 1897-1986
Растратчики - Повесть (1925-1926)
Курьер Никита поставил перед главбухом Филиппом
Степановичем Прохоровым стакан чаю, но не ушел. Ему явно хотелось поговорить. Газеты были полны сообщениями о растратах и
растратчиках и повальном в Москве бегстве их от правосудия. Даже в доме на Мясницкой,
где располагается их контора, из шести учреждений пять уже растранжирили
денежки. «Одни мы нерастраченными на весь дом остались», — заключил Никита. Филипп Степанович отмахнулся. Он отличался
умеренностью и усердием в служебных делах, а счетно-финансовой деятельностью занимался
со времен окончания русско-японской войны. При всем том в его характере была,
хотя почти и незаметная, авантюристическая жилка. Было и безобидное
высокомерие, родившееся давным-давно, когда он прочел в великосветском романе
фразу: «Граф Гвидо вскочил на коня...» Часа в три главбух заглянул к кассиру Ванечке: завтра
надо будет выплатить сотрудникам жалованье. Придется сходить в банк и получить
тысяч двенадцать. Никита, услышав это, отправился за сослуживцами. Когда те
получили деньги, он потребовал выдать зарплату ему и, по доверенности, уборщице
Сергеевой. Сделать же это удобно в тихой столовой за углом. Выпили пивка и
закусили. Ванечка сбегал за 316 водкой, так что потом главбух не хотел уже
расставаться с кассиром и пригласил его к себе домой. Яниночка, жена, встретила нагруженных кульками гуляк
отчаянной руганью. Под звон оплеух и визг жены Филипп Степанович и Ванечка
ринулись из квартиры, наняли извозчика и очутились на Страстной, откуда уже с
девицами отправились в ближайшие номера. Наутро, впрочем, друзья проснулись не
в номерах, а в купе поезда, подъезжающего к Ленинграду. Изабелла рассказала,
что билеты купил неожиданно появившийся Никита, что Ванечкина спутница сбежала
в Клину, но в Ленинграде ему найдется новая подруга. Запершись в уборной, мужчины пересчитали наличность:
тысячи трехсот как не бывало. «Что же будет?» — обомлел Ванечка. Главбух,
неожиданно даже для себя, подмигнул: «Ничего не будет. Едем себе и едем». Из
глубин памяти выплыло: «Граф Гвидо вскочил на коня...» В Ленинграде поселились в гостинице «Гигиена».
Изабелла привела обещанную кассиру девицу, костлявую, ленивую и чудовищно высокую.
Вчетвером они кутили, играли в карты и рулетку. Огромные деньги давали ощущение
дешевизны и доступности наслаждений. Однако хотелось «обследовать» город без
спутниц. Им удалось ускользнуть от них и отправиться на
извозчике по Невскому, к Медному всаднику, на набережные, к Зимнему... Филипп
Степанович был потрясен. Ванечку мучило нетерпение скорее «дообследовать» город
и познакомиться с бывшими княгинями. Извозчик отвез их в «Бар», что при
Европейской гостинице, откуда уже в сопровождении элегантного молодого
человека они отбыли на автомобиле в «высшее общество». В голубой гостиной особняка на Каменноостровском были
генералы в эполетах, дамы, сановники, кавалергарды, девушки в бальных платьях.
По голубому ковру расхаживал император Николай Второй. Он поздоровался и
осведомился: «Водки? Пива? Шампанского? Или прямо в девятку?» Филипп Степанович покачнулся и медленно произнес:
«Оч-ч-ень приятно. Я граф Гвидо со своим кассиром Ванечкой». Кассир в это время
уже знакомился с девушкой: «Вы, извиняюсь, княгиня?» — «С вашего позволения —
княжна». ...Графа Гвидо вызволила из особняка Изабелла, через
подруг вызнавшая, куда увезли ее спутников. Ванечки же в особняке не оказалось.
Он отправился с княжной, долго колесил по ресторанам. В конце концов они
остановились возле деревянного домика. Спутница потребовала деньги вперед и
повела его в каморку. Из-за ситцевого полога слышался громкий храп. Это спала
бедная больная мамочка — 317 княгиня. Девушка потребовала еще сто червонцев, но до
себя так и не допустила: «Не прикасайтесь, сначала сходите в баню!» Из-за ситцевой
занавески вышел детина в подштанниках и вышвырнул кассира на улицу. В гостинице «Гигиена» человек, назвавшийся
уполномоченным какого-то Цехомкома, сманил москвичей в провинцию: уж если
обследовать, так обследовать. В поезде затеялась игра в девятку, и главбух
продулся бы в дым, но в городе Калинове Прохоров и Ванечка сбежали с поезда. В
тридцати верстах была родная деревня кассира. Самогон лился рекой в избе вдовы
Клюквиной, очень скоро, однако, догадавшейся, откуда у сына деньги. Столь же
догадливым оказался и председатель сельсовета. Пришлось бежать. Очнулись в
поезде, невесть куда идущем. Соседом был солидного вида, необыкновенно аккуратный
и обходительный гражданин — инженер Шольте. Выслушав сетования друзей на
отсутствие достойных обследования объектов как в Ленинграде, так и в провинции,
он поинтересовался, много ли у них средств. Двенадцать тысяч он назвал суммой,
на которую можно половину земного шара обследовать, в том числе Крым и Кавказ.
Оказалось, что он тоже уже четыре месяца «обследует». Шольте очень удивился,
что они так ничего и не повидали. Вот сейчас будет Харьков, пусть
пересаживаются на поезд до Минвод и... У кассы друзья обнаружили, что денег уже нет даже на
возвращение в Москву. Пришлось продать пальто... В марте из здания губернского суда под конвоем вывели
Филиппа Степановича и Ванечку. Никите, оказавшемуся поблизости, Ванечка показал
растопыренную пятерню — пять лет. Белеет парус одинокий - Повесть (1936)Дачный сезон закончился, и Василий Петрович Бачей с
сыновьями Петей и Павликом возвращался в Одессу. Петя в последний раз окинул взглядом светящееся нежной
голубизной бесконечное морское пространство. На память пришли строки: «Белеет
парус одинокий / В тумане моря голубом...» И все же главное очарование моря составляла для
девятилетнего мальчика не живописность его, а исконная таинственность: фосфори- 318 ческое свечение, скрытая жизнь глубин, вечное движение
волн... Полным тайны было и видение взбунтовавшегося броненосца, несколько раз
появлявшегося на горизонте. Но вот прощание с морем закончилось. Все трое
разместились на скамьях, и дилижанс тронулся. Когда до Аккермана оставалось
верст десять и по обеим сторонам дороги уже тянулись сплошные виноградники,
пассажиры услыхали винтовочный выстрел, а через минуту задняя дверь дилижанса
открылась и коренастый человек застыл было на подножке. Но тут впереди
показался конный разъезд, и он быстро нырнул под скамью. Петя успел заметить
рыжие флотские сапоги и вытатуированный на руке якорек, как и папа, он сделал
вид, что ничего не произошло, и отвернулся. Через полчаса папа нарушил молчание:
«Кажется, подъезжаем... На дороге ни души». Раздался шорох, и сейчас же
хлопнула дверь... На пароходе «Тургенев» Петя, не найдя подходящих для знакомства
сверстников, стал наблюдать за странным усатым пассажиром. Усатый явно кого-то
разыскивал и наконец остановился перед спящим на палубе и прикрывшим
картузиком лицо мужчиной. Петя остолбенел: задравшиеся штанины обнажили рыжину
флотских сапог, которые два часа назад выглядывали из-под скамейки дилижанса. Когда миновали Ланжерон, усатый подошел к спящему,
взял за рукав: «Родион Жуков?» Но тот оттолкнул усатого, вскочил на борт и
прыгнул в воду. ...Вечерело, когда Гаврик с дедушкой выбрали перемет и
налегли на весла. Совсем недавно прошел пароход «Тургенев». Значит, уже около
восьми и надо поторапливаться. Вдруг чьи-то руки схватились за корму шаланды.
Когда дед с внуком втащили пловца в лодку, он был почти в обмороке и едва
проговорил: «Не показывайте меня людям. Я матрос». Наутро Гаврик собрался к Терентию, старшему брату.
Матроса явно искали. Около тира на маленькой прибрежной ярмарке усатый господин
в котелке расспрашивал Иосифа Карловича, не заметил ли он вчера вечером
чего-нибудь подозрительного. Узнав, что Гаврик живет неподалеку, усатый
принялся расспрашивать и его, но немногого сумел добиться. Мальчик в свои
девять лет был рассудителен и осторожен. По дороге на Ближние Мельницы Гаврик повстречал Петю и
пригласил с собой к брату. Пете строжайше было запрещено отлучаться так далеко
и так надолго, но с Гавриком он не виделся все лето, кроме того, так хотелось
рассказать о происшествии на «Тургеневе». Уже в сумерках Терентий привел в хибарку деда щуплого
молодо- 319 го человека в пенсне. Илья Борисович подтвердил, что
Родиона Жукова видел у гроба потемкинца Вакулинчука, и передал матросу сверток
с одеждой. Гаврик отправился посмотреть, все ли спокойно. За углом мальчика
схватил уже знакомый ему усатый. Гаврик закричал. «Молчи, убью!» — шпик рванул
его за ухо. Три тени метнулись от хибарки к обрыву, прогремел выстрел...
Разъяренные неудачей жандармы допросили деда и увезли в участок. Гаврик перебрался к Терентию, носил деду передачи,
очень переживал, узнав, что деда каждый день бьют. Депо, где работал брат,
бастовало, и Гаврик старался зарабатывать чем только мог. Неплохой доход
приносила игра в ушки. Петя тоже увлекся ушками, но был слишком азартен,
нетерпелив и проигрывал даже то, что брал в долг. Гибельное для всякого игрока
желание отыграться затягивало в пучину. Он с мясом вырвал пуговицы отцовского
вицмундира и пал до того, что сначала забрал с буфета оставленную кухаркой
Дуней сдачу, а потом выкрал из копилки Павлика деньги, собираемые им на
велосипед. Но проиграл и это, так что однажды Гаврик объявил, что ждать больше
не желает и что Петя поступает в рабство, пока не расквитается. В городе между тем несколько кварталов было оцеплено
войсками, слышалась стрельба. Как-то Гаврик велел Пете принести ранец да не
забыть взять гимназический билет. Он загрузил ранец тяжелыми мешочками ушек, и
они отправились в районы, оцепленные солдатами. Потом ушки забирали уже на
Малой Арнаутской, у хозяина тира Иосифа Карловича, и дворами пробирались к дому
с гулким двором-колодцем. На свист Гаврика спускался человек и забирал «товар*.
Петя теперь хорошо понимал, что это были за ушки. Последний рейс ему пришлось совершить в одиночку: у
оцепления расхаживал памятный обоим мальчикам усатый. В знакомом дворе-колодце
на его отчаянный крик (свистеть он так и не научился) выглянул человек и
позвал его наверх. Это был беглый потемкинец-матрос, хотя теперь узнать его
мешала бородка и усики. В кухню вошел Терентий: «Все равно не удержимся. Будем
по крышам уходить. Они тама орудие ставят». Дома мальчика ждали новые испытания. В городе шли
погромы. Пришла просить убежища семья Коганов, и Бачеи спрятали их в задних
комнатах. Когда толпа погромщиков вошла в подъезд, папа встретил их: «Кто дал
вам право...» Его схватили, ударили, и, если бы не появление Дуни с иконой в
руках, дело приняло бы скверный оборот. Гаврик объявился под Новый год: «Сховай, и будем в
расчете». Он 320 подал четыре знакомых тяжелых мешочка. Петя едва успел
спрятать их в ранец, как с изуродованным вицмундиром в детскую ворвался папа,
за ним с ревом влетел Павлик: Петька обокрал его! Папа изменился в лице: он знает, в чем дело. Сын
играет в азартные игры, в эти, как их там, чушки, ушки... Перерыв ранец, он достал
мешочки и бросил их в пылающую печку. Петя крикнул: «Тикайте!» — и упал в
обморок. Он проболел всю зиму и только после Пасхи отправился к
Гаврику. Дедушка умер, семья скрывающегося Терентия жила теперь в хибарке.
Пете обрадовались и пригласили на маевку. День был великолепный. Друзья сели на
весла, Терентий расположился на корме. У Малого Фонтана в шаланду прыгнул
господин в синем костюме, кремовых брюках, зеленых носках и белых туфлях.
Соломенная шляпа-канотье, тросточка, перчатки завершали его туалет. Это был
матрос. Он оглянулся на берег и подмигнул гребцам. Далеко в море уже собрались
рыбаки, чтобы выслушать речь потемкинца. После маевки мальчики, покружив часа два, высадили
Родиона Жукова на Ланжероне, где он сразу же смешался с толпой. Через неделю Гаврик снова позвал Петю в море, уже под
парусом. Быстро добрались до Большого Фонтана. Там Гаврик велел Пете подняться
на обрыв и, как покажется пролетка, махнуть платком. Матроса арестовали, но
комитет подготовил взрыв тюремной стены, чтобы Родион мог бежать во время
прогулки. На шаланде под парусом он уйдет в Румынию. ...Долгие минуты ожидания, и вот в конце переулка
появилась пролетка. Петя замахал платком и увидел, как оживился внизу Гаврик. Терентий и матрос сбежали к шаланде. Через минуту
парус наполнился ветром, а немного спустя стал, удаляясь, уменьшаться, но еще
долго белел на голубом просторе моря. Алмазный мой венец - Автобиографическая проза (1975—1977)Эта книга — не роман, не повесть, не лирический
дневник и не мемуары. Хронологические связи заменены здесь ассоциативными, а
поиски красоты — поисками подлинности, какой бы плохой она ни 321 казалась. Это мовизм (от «мове» — плохо). Это
свободный полет фантазии, порожденный истинными происшествиями. Поэтому почти
никто не назван здесь своим именем, а псевдоним будет писаться с маленькой
буквы, кроме Командора. Мое знакомство с ключиком (Ю. Олеша)
состоялось, когда мне было семнадцать, ему пятнадцать, позднее мы стали самыми
близкими друзьями, принадлежали к одной литературной среде. Эскесс,
птицелов, брат, друг, конармеец — все они тоже одесситы, вместе с
киевлянином синеглазым и черниговцем колченогим вошедшие в энциклопедии
и почти все — в хрестоматии. С птицеловом (Эдуард Багрицкий) я познакомился
на собрании молодых поэтов, где критик Петр Пильский выбирал лучших и потом
возил напоказ по летним театрам. Рядом с ним в жюри всегда сидел поэт эскесс
(Семен Кессельман), неизменно ироничный и беспощадный в поэтических
оценках. Птицелов входил в элиту одесских поэтов, его стихи
казались мне недосягаемыми. Они были одновременно безвкусны и непонятно
прекрасны. Он выглядел силачом, обладал гладиаторской внешностью, и лишь
впоследствии я узнал, что он страдает астмой. Вытащить его в Москву удалось только после гражданской
войны. Он был уже женат на вдове военврача, жил литературной поденщиной, целыми
днями сидел в свой хибарке на матраце по-турецки, кашлял, задыхался, жег
противоастматический порошок. Не помню, как удалось когда-то выманить его на
яхте в море, к которому он старался не подходить ближе чем на двадцать шагов. Ему хотелось быть и контрабандистом, и чекистом, и
Виттингтоном, которого нежный голос звал вернуться обратно. В истоках нашей поэзии почти всегда была мало кому
известная любовная драма — крушение первой любви, измена. Юношеская любовь
птицелова когда-то изменила ему с полупьяным офицером... Рана не заживала всю
жизнь. То же было с ключиком и со мной. Взаимная зависть всю
жизнь привязывала нас друг к другу, и я был свидетелем многих эпизодов его
жизни. Ключик как-то сказал мне, что не знает более сильного двигателя, чем
зависть. Я же видел еще более могучую силу — любовь, причем неразделенную. Подругой ключика стала хорошенькая голубоглазая
девушка. В минуты нежности он называл ее дружочек, а она его — слоник. Ради
нее ключик отказался ехать с родителями в Польшу и остался в России. Но в один
прекрасный день дружочек объявила, что вышла замуж. Ключик останется для
нее самым-самым, но ей надоело голо- 322 дать, а Мак (новый муж) служит в губпродкоме. Я
отправился к Маку и объявил, что пришел за дружочком. Она объяснила ему, что любит
ключика и должна вернуться сейчас же, вот только соберет вещи. Да, рассеяла она
мое недоумение, теперь у нее есть вещи. И продукты, добавила она, возвращаясь с
двумя свертками. Впрочем, через некоторое время в моей комнате в Мыльниковом
переулке она появилась в сопровождении того, кого я буду звать колченогим (Вл.
Нарбут). Когда-то он руководил Одесским отделением РОСТА. После
гражданской войны хромал, у него не хватало кисти левой руки, в результате
контузии он заикался. Служащих держал в ежовых рукавицах. При всем том это был
поэт, известный еще до революции, друг Ахматовой и Гумилева. Дружочек почти в
день приезда в Москву ключика снова появилась в моей комнате и со слезами на
глазах целовала своего слоника. Но вскоре раздался стук. Я вышел, и колченогий
попросил передать, что если дружочек немедленно не вернется, он выстрелит
себе в висок. Со слезами же на глазах дружочек простилась с ключиком
(теперь уже навсегда) и вышла к колченогому. Вскоре я отвел ключика в редакцию «Гудка». Что вы
умеете? А что вам надо? — был ответ. И действительно. Зубило (псевдоним ключика
в «Гудке») чуть ли не затмил славу Демьяна Бедного, а наши с синеглазым (М.
Булгаков) фельетоны определенно потонули в сиянии его славы. Скоро в редакции появился тот, кого я назову другом
(И. Ильф). Его взяли правщиком. Из неграмотных и косноязычных писем он создал
своего рода прозаические эпиграммы, простые, насыщенные юмором. Впереди,
впрочем, его ждала всемирная слава. В Москву приехал мой младший братец,
служивший в Одесском угрозыске, и устроился в Бутырку надзирателем. Я
ужаснулся, заставил его писать. Вскоре он стал прилично зарабатывать
фельетонами. Я предложил ему и другу сюжет о поиске бриллиантов,
спрятанных в обивке стульев. Мои соавторы не только отлично разработали сюжет,
но изобрели новый персонаж — Остапа Бендера. Прототипом Остапа был брат одного
молодого одесского поэта, служивший в угрозыске и очень досаждавший бандитам.
Они решили убить его, но убийца перепутал братьев и выстрелил в поэта. Брат
убитого узнал, где скрываются убийцы, пришел туда. Кто убил брата? Один из
присутствовавших сознался в ошибке: он тогда не знал, что перед ним известный
поэт, а теперь он просит простить его. Всю ночь провел Остап среди этих 323 людей. Пили спирт и читали стихи убитого, птицелова,
плакали и целовались. Наутро он ушел и продолжил борьбу с бандитами. Мировая слава пришла и к синеглазому. В отличие
от нас, отчаянной богемы, он был человеком семейным, положительным, с принципами,
был консервативен и терпеть не мог Командора (В. Маяковского),
Мейерхольда, Татлина. Был в нем почти неуловимый налет провинциализма. Когда он
прославился, надел галстук бабочкой, купил ботинки на пуговицах, вставил в глаз
монокль, развелся с женой и затем женился на Белосельской-Белозерской. Потом появилась
третья жена — Елена. Нас с ним роднила любовь к Гоголю. Разумеется, мы, южане, не ограничивались лишь своим
кругом. Я был довольно хорошо знаком с королевичем (С. Есениным), был
свидетелем его поэтических триумфов и безобразных дебошей. Моя жизнь текла
более или менее рядом с жизнью Командора, соратника (Н. Асеева), мулата
(Б. Пастернака). Великий председатель земного шара (В. Хлебников)
несколько дней провел у меня в Мыльниковом. Судьба не раз сводила меня и с кузнечиком
(О. Мандельштамом), штабс-капитаном (М. Зощенко), арлекином (А.
Крученых), конармейцем (И. Бабелем), сыном водопроводчика (В.
Казиным), альпинистом (Н. Тихоновым) и другими, теперь уже ушедшими из
жизни, но не ушедшими из памяти, из литературы, из истории. Уже написан Вертер - Повесть (1979)...Он спит, и ему видится, что он на дачном полустанке
и ему надо перейти полотно, на котором остановился поезд. Нужно подняться,
пройти через тамбур, и окажешься на другой стороне. Однако он обнаруживает,
что другой двери нет, а поезд трогается и набирает ход, прыгать поздно, и поезд
уносит его все дальше. Он в пространстве сновидения и понемногу как будто
начинает припоминать встречающееся на пути: и это высокое здание, и клумбу
петуний, и зловещий, темного кирпича гараж. У ворот его стоит человек,
помахивающий маузером. Это Наум Бесстрашный наблюдает, как бывший предгубчека
Макс Маркин, бывший начоперотдела по прозвищу Ангел Смерти, правый эсер Серафим
Лось и женщина — сексот Инга раздеваются, перед тем как войти во мрак гаража и
раствориться в нем. 324 Это видение сменяется другими. Его мать Лариса
Германовна во главе стола во время воскресного обеда на террасе богатой дачи, а
он, Дима, в центре внимания гостей, перед которыми его папа хвалит работы сына,
прирожденного живописца. ...А вот и он сам, уже в красной Одессе. Врангель еще
в Крыму. Белополяки под Киевом. Бывший юнкер — артиллерист, Дима работает в
Изогите, малюя плакаты и лозунги. Как и другие служащие, он обедает в столовой
по карточкам вместе с Ингой. Несколько дней назад они ненадолго зашли в загс и
вышли мужем и женой. Когда они уже заканчивали обед, двое с наганом и
маузером подошли к нему сзади и велели, не оборачиваясь, выйти без шума на
улицу и повели его прямо по мостовой к семиэтажному зданию, во дворе которого и
стоял гараж из темного кирпича. Мысль Димы лихорадочно билась. Почему взяли
только его? Что они знают? Да, он передал письмо, но ведь мог и не иметь
представления о его содержании. В собраниях на маяке не участвовал, только
присутствовал, и то раз. Почему же все-так не взяли Ингу? ...В семиэтажном здании господствовали неестественная
тишина и безлюдье. Лишь на площадке шестого этажа попался конвойный с девушкой
в гимназическом платье: первая в городе красавица Венгржановская, взятая вместе
с братом, участником польско-английского заговора. ...Следователь сообщил, что все, кто был на маяке, уже
в подвале, и заставил подписать готовый протокол, чтобы не терять времени.
Ночью Дима слышал, как гремели запоры и выкрикивали фамилии: Прокудин! Фон
Дидерихс! Венгржановская! Он вспомнил, что у гаража заставляют раздеваться, не
отделяя мужчин от женщин... Лариса Германовна, узнав об аресте сына, бросилась к
бывшему эсеру по имени Серафим Лось. Когда-то они вместе с нынешним
предгубчека, тоже бывшим эсером, Максом Маркиным бежали из ссылки. Лосю удалось
во имя старой дружбы упросить его «подарить ему жизнь этого мальчика». Маркин
обещал и вызвал Ангела Смерти. «Выстрел пойдет в стену, — сказал тот, — а юнкера
покажем как выведенного в расход». Утром Лариса Германовна нашла в газете в списке
расстрелянных Димино имя. Она вновь побежала к Лосю, а Дима тем временем другой
дорогой пришел на квартиру, где они жили с Ингой. «Кто тебя выпустил?» —
спросила она вернувшегося мужа. Маркин! Она так и думала. Он бывший левый эсер.
Контра пролезла и в органы! Но еще посмотрим, кто кого. Только теперь Дима
понял, кто перед ним и почему так хорошо был осведомлен следователь. 325 Инга тем временем отправилась в самую шикарную в
городе гостиницу, где в номере люкс жил уполномоченный Троцкого Наум Бесстрашный,
когда-то убивший германского посла Мирбаха, чтобы сорвать Брестский мир. Тогда
он был левым эсером, теперь же троцкистом, влюбленным в Льва Давыдовича.
«Гражданка Лазарева! Вы арестованы», — неожиданно изрек тот, и, не успев прийти
в себя от неожиданности и ужаса, Инга оказалась в подвале. Дима тем временем пришел к матери на дачу, но застал
ее мертвой. Вызванный сосед доктор ничем уже не мог помочь, кроме как советом сейчас
же скрыться, хоть в Румынию. И вот он уже старик. Он лежит на соломенном матраце в
лагерном лазарете, задыхаясь от кашля, с розовой пеной на губах. В затухающем
сознании проходят картины и видения. Среди них вновь клумба, гараж, Наум
Бесстрашный, огнем и мечом утверждающий всемирную революцию, и четверо голых:
трое мужчин и женщина с чуть короткими ногами и хорошо развитым тазом... Человеку с маузером трудно пока представить себя в
подвале здания на Лубянской площади ползающим на коленях и целующим начищенные
кремом сапоги окружающих его людей. Тем не менее позднее его взяли с поличным
при переходе границы с письмом от Троцкого к Радеку. Его втолкнули в подвал,
поставили лицом к кирпичной стене. Посыпалась красная пыль, и он исчез из
жизни. «Наверно, вы не дрогнете, сметая человека. Что ж,
мученики догмата, вы тоже — жертвы века», как сказал поэт. Анатолий Борисович Мариенгоф 1897-1962
Циники - Роман (1928)
В 1918 г. Владимир приносит своей возлюбленной Ольге
букет астр. В это время любимым дарят в основном муку и пшено, и мешки, как
трупы, лежат под кроватями из карельской березы. Подкрашивая губы золотым
герленовским карандашиком, Ольга интересуется у своего ухажера, может ли
случиться, что в Москве нельзя будет достать французской краски для губ. Она
недоумевает: как же тогда жить? В Столешниковом переулке разоряют кондитерские, на
Кузнецком мосту обдирают вывески с «буржуйских» магазинов: в них теперь будут
выдавать по карточкам махорку. Ольгины родители эмигрировали, посоветовав
дочери выйти замуж за большевика, для того чтобы сохранить квартиру. Ольга
удивляется странностям революции: вместо того чтобы поставить на Лобном месте
гильотину, большевики запретили продажу мороженого... Деньги на жизнь она
добывает, распродавая свои драгоценности. Брат Ольги, девятнадцатилетний милый юноша Гога,
уезжает на Дон, в белую армию. Он любит свою родину и счастлив отдать за нее
жизнь. Ольга объясняет Гогино поведение тем, что он не кончил гимназию. Владимир когда-то приехал в Москву из Пензы. Теперь, в
револю- 327 цию, он живет тем, что продает редкие книги из своей
бибилиотеки. Его старший брат Сергей — большевик. Он управляет водным транспортом
(будучи археологом) и живет в «Метрополе». Обедает он двумя картофелинами,
поджаренными на воображении повара. Владимир говорит брату, что счастливая
любовь важнее социалистической революции. Придя к Ольге, Владимир застает ее лежащей на диване.
На его встревоженные расспросы о самочувствии и предложение почитать ей вслух
«Сатирикон» Петрония Ольга отвечает,
что у нее случился запор, и просит подать ей клистир. Владимир больше не
спрашивает себя, любит ли он Ольгу: он понимает, что любовь, которую не удушила
резиновая кишка от клизмы, — бессмертна. Ночью он плачет от любви. Революционная жизнь продолжается. В Вологде собрание
коммунистов вынесло постановление о том, что необходимо уничтожить класс
буржуазии и таким образом избавить мир от паразитов. Владимир делает Ольге
предложение, и она принимает его, объясняя, что вдвоем будет теплее спать
зимой. Владимир переезжает к Ольге, оставив мебель на прежней квартире:
домовый комитет запрещает ему взять с собой кровать, потому что по законам
революции муж и жена должны спать в одной кровати. В первую ночь Ольга говорит
ему, что выходила за него по расчету, а оказалось — по любви. Ночами Владимир
бродит по улице, потеряв сон от счастья и от любви к Ольге. Он готов бить в
колокола, чтобы весь город знал о таком величайшем событии, как его любовь. Ольга заявляет, что хочет работать на советскую власть.
Владимир приводит ее к брату Сергею. Поскольку выясняется, что Ольга ничего не
умеет, Сергей устраивает ее на ответственную должность. Ольга формирует
агитационные поезда, у нее появляется личный секретарь товарищ Мамашев. Сергей
часто приходит к Владимиру и Ольге: пьет чай, рассматривает фотографии
белогвардейца Гоги. Брат Сергей, с его синими добрыми глазами, кажется
Владимиру загадочным, как темная бутылка вина. Однажды, придя с работы, Ольга мимоходом сообщает
мужу, что изменила ему. Владимиру кажется, что его горло стало узкой переломившейся
соломинкой. Однако он спокойно просит жену принять ванну. Владимир хочет выброситься с седьмого этажа. Но,
взглянув вниз, замечает, что упадет на кучу отбросов. Ему становится противно,
и он отказывается от своего намерения. Брезгливость он унаследовал от
бабки-староверки. 328 Любовник Ольги — брат Владимира Сергей. Часто она
отправляется к нему со службы, предупредив мужа, что сегодня ночует в
«Метрополе». От горя Владимир пьет, потом сходится со своей прислугой
Марфушей. Сергей дает Владимиру записку к Луначарскому, по
которой его берут обратно в приват-доценты. Сам же Сергей в собственном
салон-вагоне из бывшего царского поезда уезжает на фронт. Ольга с Владимиром
покупают ему теплые носки на Сухаревке. В России свирепствует голод, в
деревнях учащаются случаи каннибализма. В Москве — нэп. Из письма Сергея Ольга
узнает о том, что он расстрелял ее брата Гогу. Вскоре Сергей возвращается с
фронта из-за контузии. Ольга заводит себе нового любовника — богатого нэпмана
Илью Петровича Докучаева, бывшего крестьянина деревни Тырковка. Ей
представляется интересным отдаться ему за пятнадцать тысяч долларов, которые
она, впрочем, относит в комитет помощи голодающим. В 1917 г. Докучаев
спекулировал продуктами, бриллиантами, мануфактурой, наркотиками. Теперь он
арендатор текстильной фабрики, поставщик Красной Армии, биржевик, владелец
нескольких роскошных магазинов в Москве. Илью Петровича «довольно интересует
голод» как необычная коммерческая перспектива. Его постоянно беременная жена
живет в деревне. Когда она приезжает, Докучаев бьет ее. Став любовницей Докучаева, Ольга ведет роскошную
жизнь. Она тратит деньги, которые дает ей Докучаев, не откладывая на «черный
день». Владимир остается ее мужем, а Сергей — любовником. Однажды Докучаев
хвастается Владимиру удачно проведенной торговой махинацией. Владимир
рассказывает об этом Сергею, тот сообщает «куда следует». Докучаев арестован.
Выслушав известие о его аресте, Ольга продолжает лакомиться любимыми конфетами
«пьяная вишня», подаренными Докучаевым. Сергея исключают из партии. Ольга не хочет с ним
видеться. Писем Докучаева из лагеря она не читает. Ночами она молча лежит на
диване и курит. Случайно зашедший в гости друг и коллега Владимира говорит:
«Все своими словами называете... нутро наружу... и прочая всякая размерзятина
наружу... того гляди, голые задницы покажете — а холодина! И грусть...» Ольга
говорит Владимиру, что она тщеславна и что ей хочется хоть во что-нибудь
верить. Глядя в Ольгины пустые и грустные глаза, Владимир вспоминает рассказ об
одном матером бандите. На вопрос, за что он сидит, тот ответил: за то, что
неверно понял революцию. 329 Владимир понимает, что его любовь к Ольге страшнее,
чем безумие. Он начинает думать о смерти Ольги и пугается своих мыслей. Однажды Ольга звонит Владимиру в вуз, где он работает,
и сообщает, что через пять минут стреляется. Обозлившись, он желает ей
счастливого пути, а через минуту мчится на извозчике по Москве, умоляя время
остановиться и обвиняя себя в том, что фиглярством погубил любовь. Вбежав в
квартиру, Владимир застает Ольгу в постели. Она ест конфеты, рядом с
браунингом лежит коробка с «пьяной вишней». Ольга улыбается, Владимир вздыхает
с облегчением, но тут же видит, что постель пропитана кровью. Пуля застряла у
Ольги в позвоночнике. Операцию делают без хлороформа. Последние слова Ольги,
которые слышит Владимир: «Мне просто немножко противно лежать с ненамазанными
губами...» Ольга скончалась, а на земле как будто ничего и не
случилось. Илья Ильф 1897—1937 Евгений Петров 1902—1942Двенадцать стульев - Роман (1928)В страстную пятницу 15 апреля 1927 г. в городе N
умирает теща Ипполита Матвеевича Воробьянинова, бывшего предводителя
дворянства. Перед смертью она сообщает ему, что в один из стульев гостиного
гарнитура, оставшегося в Старгороде, откуда они бежали после революции, ею
зашиты все фамильные драгоценности. Воробьянинов срочно выезжает в родной
город. Туда же отправляется исповедовавший старуху и узнавший о драгоценностях
священник Федор Востриков. Примерно в то же время в Старгород входит молодой
человек лет двадцати восьми в зеленом в талию костюме, с шарфом и с астролябией
в руках, сын турецко-подданного Остап Бендер. Случайно он останавливается
ночевать в дворницкой особняка Воробьянинова, где и встречается с его бывшим
хозяином. Последний решает взять Бендера себе в помощники, и между ними
заключается что-то вроде концессии. Начинается охота за стульями. Первый хранится здесь
же, в особ- 331 няке, который ныне «2-й дом соцобеса». Заведующий
домом Александр Яковлевич (Альхен), застенчивый вор, устроил в дом кучу своих
родственников, один из которых продал этот стул за три рубля неизвестному. Им
оказывается как раз отец Федор, с которым Воробьянинов вступает на улице в схватку
за стул. Стул ломается. Драгоценностей в нем нет, но зато становится ясно, что
у Воробьянинова с Остапом появился конкурент. Компаньоны переезжают в гостиницу «Сорбонна». Бендер
отыскивает на окраине города архивиста Коробейникова, хранящего у себя на дому
все ордера на национализированную новой властью мебель, в том числе и на
бывший воробьяниновский ореховый гарнитур работы мастера Гамбса. Оказалось, что
один стул был отдан инвалиду войны Грицацуеву, а десять переданы в московский
музей мебельного мастерства. Пришедшего вслед за Бендером отца Федора
архивариус обманывает, продавая ему ордера на гарнитур генеральши Поповой,
переданный в свое время инженеру Брунсу. На Первомай в Старгороде пускают первую трамвайную
линию. Случайно узнанного Воробьянинова приглашают на ужин к его давней
любовнице Елене Станиславовне Боур, подрабатывающей ныне гаданием. Бендер
выдает собравшимся на ужин «бывшим» своего напарника за «гиганта мысли, отца
русской демократии и особу, приближенную к императору» и призывает к созданию
подпольного «Союза меча и орала». На будущие нужды тайного общества собирается
пятьсот рублей. На следующий день Бендер женится на вдове Грицацуевой,
«знойной женщине и мечте поэта», и в первую же брачную ночь уходит от нее,
прихватив помимо стула еще и другие вещицы. Стул — пуст, и они с Воробьяниновым
уезжают на поиски в Москву. Концессионеры останавливаются в студенческом общежитии
у знакомых Бендера. Там Воробьянинов влюбляется в молоденькую жену чертежника
Коли — Лизу, ссорящуюся с мужем на предмет вынужденного, из-за нехватки
средств, вегетарианства. Случайно оказавшись в музее мебельного мастерства,
Лиза встречает там наших героев, ищущих свои стулья. Выясняется, что искомый
гарнитур, семь лет провалявшийся на складе, именно завтра будет выставлен на
аукцион в здании Петровского пассажа. Воробьянинов назначает Лизе свидание. На
половину суммы, полученной от старгородских заговорщиков, он везет девушку на
извозчике в кинотеатр «Арс», а затем в «Прагу», ныне «образцовую столовую МСПО»,
где позорно напивается и, потеряв даму, оказывается наутро в отделении милиции
с двенадцатью рублями в кармане. 332 На аукционе Бендер выигрывает торг на цифре двести.
Столько денег у него есть, но нужно еще заплатить тридцать рублей комиссионного
сбора. Выясняется, что денег у Воробьянинова нет. Парочку выводят из зала,
стулья пускают в продажу розницей. Бендер нанимает окрестных беспризорников за
рубль проследить судьбу стульев. Четыре стула попадают в театр Колумба, два
увезла на извозчике «шикарная чмара», один стул покупает на их глазах блеющий и
виляющий бедрами гражданин, живущий на Садово-Спасской, восьмой оказывается в
редакции газеты «Станок», девятый в квартире у Чистых прудов, а десятый
исчезает в товарном дворе Октябрьского вокзала. Начинается новый виток
поисков. «Шикарная чмара» оказывается «людоедкой» Эллочкой,
женой инженера Щукина. Эллочка обходилась тридцатью словами и мечтала заткнуть
за пояс дочь миллиардера Вандербильдшу. Бендер легко меняет один ее стул на
украденное ситечко мадам Грицацуевой, но незадача в том, что инженер Щукин, не
выдержав трат супруги, съехал накануне с квартиры, взяв второй стул. Живущий у
приятеля инженер принимает душ, неосмотрительно выходит, намыленный, на лестничную
площадку, дверь захлопывается, и, когда тут появляется Бендер, вода уже льется
вниз с лестницы. Открывшему дверь великому комбинатору стул был отдан едва ли
не со слезами благодарности. Попытка Воробьянинова овладеть стулом «блеющего
гражданина», оказавшегося профессиональным юмористом Авессаломом Изнуренковым,
заканчивается крахом. Тогда Бендер, выдав себя за судебного исполнителя, уносит
стул сам. В бесконечных коридорах Дома народов, в котором
находится редакция газеты «Станок», Бендер наталкивается на мадам Грицацуеву,
приехавшую в Москву искать мужа, о котором узнала из случайной заметки. В
погоне за Бендером она запутывается в многочисленных коридорах и уезжает в
Старгород ни с чем. Тем временем арестованы все члены «Союза меча и орала»,
распределившие между собой места в будущем правительстве, а затем в страхе
донесшие друг на друга. Вскрыв стул в кабинете редактора «Станка», Остап
Бендер добирается и до стула в квартире стихоплета Никифора Ляписа-Трубецкого.
Остается стул, пропавший в товарном дворе Октябрьского вокзала, и четыре стула
театра Колумба, уезжающего на гастроли по стране. Посетив накануне премьеру
гоголевской «Женитьбы», поставленную в духе конструктивизма, сообщники
убеждаются в наличии стульев и отправляются вслед за театром. Сначала они
выдают себя за художников и проникают на корабль, отправляющийся вместе с
актерами на 333 агитацию населения для покупки облигаций выигрышного
займа. В одном стуле, похищенном из каюты режиссера, концессионеры находят
ящичек, но в нем оказывается только именная пластинка мастера Гамбса. В Васюках
их сгоняют с парохода за дурно изготовленный транспарант. Там, выдав себя за
гроссмейстера, Бендер проводит лекцию на тему «плодотворная дебютная идея» и
сеанс одновременной игры в шахматы. Перед потрясенными васюкинцами он развивает
план преображения города в мировой центр шахматной мысли, в Нью-Москву —
столицу страны, мира, а затем, когда будет изобретен способ межпланетного
сообщения, и вселенной. Играя в шахматы второй раз в жизни, Бендер проигрывает
все партии и бежит из города в заранее подготовленной Воробьяниновым лодке,
переворачивая барку с преследователями. Догоняя театр, сообщники попадают в начале июля в
Сталинград, оттуда в Минеральные Воды и, наконец, в Пятигорск, где монтер Мечников
соглашается за двадцатку похитить необходимое: «утром — деньги, вечером —
стулья или вечером — деньги, утром — стулья». Чтобы добыть деньги, Киса
Воробьянинов просит милостыню как бывший член Государственной думы от кадетов,
а Остап собирает деньги с туристов за вход в Провал — пятигорскую достопримечательность.
Одновременно в Пятигорск съезжаются бывшие владельцы стульев: юморист
Изнуренков, людоедка Эллочка с мужем, воришка Альхен с супругой Сашхен из
собеса. Монтер приносит обещанные стулья, но только два из трех, которые и
вскрываются (безрезультатно!) на вершине горы Машук. Тем временем колесит по стране в поисках стульев
инженера Брунса и обманутый отец Федор. Сперва в Харьков, оттуда в Ростов,
затем в Баку и наконец на дачу под Батумом, где на коленях просит Брунса
продать ему стулья. Жена его распродает все, что можно, и высылает отцу Федору
деньги. Купив стулья и разрубив их на ближайшем пляже, отец Федор, к своему
ужасу, ничего не обнаруживает. Театр Колумба увозит последний стул в Тифлис. Бендер и
Воробьянинов едут во Владикавказ, а оттуда идут пешком в Тифлис по
Военно-Грузинской дороге, где им и встречается несчастный отец Федор. Спасаясь
от погони конкурентов, он залезает на скалу, с которой не может слезть, сходит
там с ума, и через десять дней его снимают оттуда владикавказские пожарные,
чтобы отвезти в психиатрическую больницу. Концессионеры добираются наконец до Тифлиса, где
находят одного из членов «Союза меча и орала» Кислярского, у которого
«одалживают» пятьсот рублей на спасение жизни «отца русской де- 334 мократии». Кислярский спасается бегством в Крым, но
друзья, пропьянствовав неделю, отправляются гуда же вслед за театром. Сентябрь. Пробравшись в Ялте в театр, сообщники уже
готовы вскрыть последний из театральных стульев, как тот вдруг «отпрыгивает» в
сторону: начинается знаменитое крымское землетрясение 1927 г. Все же вскрыв
стул, Бендер и Воробьянинов ничего в нем не обнаруживают. Остается последний
стул, канувший в товарном дворе Октябрьского вокзала в Москве. В конце октября Бендер находит его в новом клубе
железнодорожников. После шуточного торга с Воробьяниновым за проценты с
будущего капитала Остап засыпает, и несколько повредившийся в рассудке за
полгода поисков Ипполит Матвеевич перерезает ему бритвой горло. После чего
пробирается в клуб и вскрывает там последний стул. Бриллиантов нету и в нем.
Сторож рассказывает, что весной случайно нашел в стуле сокровища, спрятанные
буржуазией. Оказывается, на эти деньги и было построено, ко всеобщему счастью,
новое здание клуба. Золотой теленок - Роман (1931)
Конец весны или начало лета 1930 г. В кабинет
арбатовского предисполкома входит гражданин, выдающий себя за сына лейтенанта
Шмидта и нуждающийся по сей причине в денежном вспомоществовании. Это Остап Бендер, спасенный хирургом от смерти после
того, как Киса Воробьянинов, герой романа «Двенадцать стульев», полоснул его по
горлу бритвой. Получив немного денег и талоны на питание, Бендер
видит, что в кабинет входит еще один молодой человек, также представляющийся
сыном лейтенанта Шмидта. Щекотливая ситуация разрешается тем, что «братья»
узнают друг друга. Выйдя на крыльцо, они видят, что к зданию приближается еще
один «сын лейтенанта Шмидта» — Паниковский, немолодой уже гражданин в
соломенной шляпе, коротких брюках и с золотым зубом во рту. Паниковского с
позором выбрасывают в пыль. Как выясняется, за дело, ибо еще за два года до
того все «сыновья лейтенанта Шмидта» разделили на Сухаревке всю страну на 335 эксплуатационные участки, и Паниковский просто вторгся
на чужую территорию. Остап Бендер рассказывает своему «молочному брату»
Шуре Балаганову о мечте: взять разом пятьсот тысяч на блюдечке с голубой каемочкой
и уехать в Рио-де-Жанейро. «Раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то
должны же быть люди, у которых их много». Балаганов называет имя подпольного
советского миллионера, живущего в городе Черноморске, — Корейко. Познакомившись
с Адамом Козлевичем, владельцем единственного в Арбатове автомобиля марки
«лорен-дитрих», переименованного Бендером в «Антилопу-Гну», молодые люди берут
его с собой, а по дороге подбирают Паниковского, который украл гуся и спасается
от преследователей. Путешественники попадают на трассу автопробега, где их
принимают за участников и торжественно встречают как головную машину. В городе
Удоеве, отстоящем от Черноморска на тысячу километров, их ждет обед и митинг. С
застрявших на проселке двух американцев Бендер берет двести рублей за рецепт
самогона, который они ищут по деревням. Только в Лучанске самозванцев
разоблачает пришедшая туда телеграмма, требующая задержать жуликов. Вскоре их
обгоняет колонна участников автопробега. В ближайшем городке зеленая «Антилопа-Гну»,
находящаяся в розыске, перекрашивается в яично-желтый цвет. Там же Остап
Бендер обещает исцелить страдающего от советских снов монархиста Хворобьева,
избавив его, по Фрейду, от первоисточника болезни — советской власти. Тайный миллионер Александр Иванович Корейко был
ничтожнейшим служащим финансово-счетного отдела некоего учреждения под
названием «Геркулес». Никто не подозревал, что у него, получающего сорок шесть
рублей в месяц, есть в камере хранения на вокзале чемоданчик с десятью
миллионами рублей в валюте и советских дензнаках. С некоторых пор он чувствует за собой чье-то
пристальное внимание. То нищий с золотым зубом нахально преследует его,
бормоча: «Дай миллион, дай миллион!» То присылают безумные телеграммы, то
книжку об американских миллионерах. Столуясь у ребусника старика Синицкого,
Корейко безответно влюблен в его внучку Зосю. Однажды, гуляя с ней поздно
вечером, он подвергается нападению Паниковского и Балаганова, похищающего у
него железную коробочку с десятью тысячами рублей. Через день, напялив милицейскую фуражку с гербом
города Киева, Бендер отправляется к Корейко, чтобы отдать ему коробку с 336 деньгами, но тот отказывается ее принять, говоря, что
никто его не грабил да и денег таких ему неоткуда было взять. Бендер переезжает по газетному объявлению в одну из
двух комнат Васисуалия Лоханкина, от которого жена Варвара ушла к инженеру
Птибурдукову. Из-за склок и скандалов жильцов этой коммунальной квартиры ее
звали «Вороньей слободкой». Когда в ней появляется впервые Остап Бендер, на
кухне как раз порют розгами Лоханкина за то, что он не тушит за собой свет в
уборной. Великий комбинатор Бендер открывает на украденные у
Корейко десять тысяч контору по заготовке рогов и копыт. Формальным главой
учреждения становится Фукс, работа которого заключается в том, что при любом
режиме он сидит за чужие банкротства. Выясняя происхождение богатства Корейко,
Бендер допрашивает бухгалтера Берлагу и других руководителей «Геркулеса». Он
ездит по местам деятельности Корейко и в конце концов составляет подробное его
жизнеописание, которое хочет продать ему же за миллион. Не доверяя командору, Паниковский с Балагановым
проникают на квартиру Корейко и крадут у него большие черные гири, думая, что
они из золота. Шофера «Антилопы-Гну» Козлевича охмуряют ксендзы, и требуется
вмешательство Бендера и диспут с ксендзами, чтобы Козлевич вместе с машиной
вернулся в «Рога и копыта». Бендер заканчивает обвинительное заключение в «деле
Корейко». Он раскрыл и похищение им поезда с продовольствием, и создание
липовых артелей, и погубленную электростанцию, и спекуляцию валютой и мехами,
и учреждение дутых акционерных обществ. Незаметный конторщик Корейко был и
фактическим главой «Геркулеса», через который выкачивал огромные суммы. Всю ночь Остап Бендер обвиняет Корейко. Наступает
утро, и они отправляются вдвоем на вокзал, где лежит чемоданчик с миллионами,
чтобы отдать Бендеру один из них. В это время в городе начинается учебная
противохимическая тревога. Корейко, надев вдруг противогаз, становится
неразличим в толпе ему подобных. Бендера, несмотря на сопротивление, относят на
носилках в газоубежище, где он, кстати, знакомится с Зосей Синицкой, любимой
девушкой подпольного миллионера. Итак, Корейко исчез в неизвестном направлении. В «Рога
и копыта» приезжает ревизия и отвозит Фукса в тюрьму. Ночью сгорает «Воронья
слободка», где живут компаньоны: жильцы, кроме Лоханкина и старухи, не верящей
ни в электричество, ни в страховку, застраховали свое имущество и сами
подожгли жилище. От десяти тысяч, украденных у Корейко, практически ничего не
остается. На 337 последние деньги Бендер покупает большой букет роз и
посылает его Зосе. Получив триста рублей за только что написанный и уже потерянный
на кинофабрике сценарий «Шея», Бендер покупает подарки своим товарищам и с
шиком ухаживает за Зосей. Неожиданно она говорит Остапу, что получила письмо от
Корейко со строительства Восточной Магистрали, где он работает в Северном
укладочном городке. Сообщники срочно выезжают по новому адресу Александра
Ивановича Корейко на своей «Антилопе-Гну». На проселочной дороге машина
разваливается. Они идут пешком. В ближайшей деревне Бендер берет пятнадцать
рублей под вечерний спектакль, который они дадут своими силами, но Паниковский
похищает здесь гуся, и приходится всем спасаться бегством. Паниковский не
выдерживает тягот пути и умирает. На маленькой железнодорожной станции Балаганов
и Козлевич отказываются следовать за своим командором. На Восточную Магистраль к месту смычки двух рельсовых
путей идет специальный литерный поезд для членов правительства, ударников,
советских и зарубежных журналистов. В нем оказывается и Остап Бендер. Спутники
принимают его за провинциального корреспондента, догнавшего поезд на
аэроплане, подкармливают домашней провизией. Бендер рассказывает притчу о
Вечном Жиде, гулявшем по Рио-де-Жанейро в белых штанах, а после перехода с
контрабандой румынской границы порубленном петлюровцами. В безденежье он также
продает одному из журналистов пособие для сочинения статей, фельетонов и стихов
к знаменательным случаям. Наконец на праздновании смычки железной дороги в
Гремящем Ключе Бендер находит подпольного миллионера. Корейко вынужден отдать
ему миллион и в обмен сжигает в печке досье на себя. Возвращение в Москву
затруднено отсутствием билета на литерный поезд и спецрейс самолета.
Приходится, купив верблюдов, добираться на них через пустыню. Ближайший среднеазиатский
город в оазисе, куда попадают Бендер с Корейко, уже перестроен на
социалистических началах. За месяц дороги Бендеру не удалось попасть ни в одну
гостиницу, ни в театр, ни купить одежду, кроме как в комиссионном магазине. В
Советской стране все решают не деньги, а броня и распределение. Бендеру, имея
миллион, приходится выдавать себя за инженера, дирижера и даже опять за сына
лейтенанта Шмидта. В Москве на Рязанском вокзале он встречает Балаганова и
дает ему «для полного счастья» пятьдесят тысяч. Но в переполненном трамвае на
Калачевке 338 Балаганов машинально крадет грошовую дамскую сумочку,
и на глазах Бендера его волокут в милицию. Ни дом купить, ни даже поговорить с индийским
философом о смысле жизни отдельный индивид вне советского коллектива не имеет
возможности. Вспомнив о Зосе, Бендер едет на поезде в Черноморск. Вечером его
попутчики в купе говорят о получении миллионных наследств, утром — о миллионах
тонн чугуна. Бендер показывает студентам, с которыми подружился, свой миллион,
после чего дружба кончается и студенты разбегаются. Даже новый автомобиль
Козлевичу Остап Бендер не может купить. Он не знает, что ему делать с деньгами
— потерять? отправить наркому финансов? Зося вышла замуж за молодого человека
по фамилии Фемиди. «Рога и копыта», придуманные Бендером, развернулись в
большое госпредприятие. 33-летнему, находящемуся в возрасте Христа, Бендеру нет
места на Советской земле. Мартовской ночью 1931 г. он переходит румынскую
границу. На нем двойная шуба, множество валюты и драгоценностей, в том числе
редкий орден Золотого Руна, который он называет Золотым Теленком. Но румынские
пограничники грабят Бендера до нитки. Случайно у него остается только орден.
Приходится возвращаться на советский берег. Монте-Кристо из Остапа не получилось.
Остается переквалифицироваться в управдомы. Юрий Карлович Олеша 1899-1960Три толстяка - Роман для детей (1924)В одном городе некогда жил доктор. Звали ею Гаспар
Арнери. Он был ученый, и не было в стране никого мудрей его. Страной же, где
жил Гаспар Арнери, правили Три Толстяка, прожорливые и жестокие. Однажды летом, в июне, ясным погожим днем доктор
отправляется на прогулку. На площади он неожиданно застает столпотворение,
слышит выстрелы и, забравшись на башню, видит, как от Дворца Трех Толстяков
бегут ремесленники, преследуемые гвардейцами. Оказывается, народ под
предводительством оружейника Просперо и гимнаста Тибула восстал против власти
Трех Толстяков, но восстание потерпело поражение, а оружейник Просперо схвачен.
Бомба попадает в башню, из которой Гаспар Арнери наблюдает за происходящим, она
рушится, и доктор теряет сознание. Очнулся он, когда наступил вечер. Вокруг
валяются трупы убитых. Возвращаясь домой через площадь Звезды, доктор видит,
как оставшийся на свободе другой предводитель восстания гимнаст Тибул,
спасаясь от преследующих его гвардейцев, ловко идет по узкой проволоке прямо
над площадью, а затем убегает через люк в куполе. Дома уставший доктор
собирается лечь спать, как неожиданно из камина вылезает человек в зеленом
плаще. Это гимнаст Тибул. 340 На другой день на площади Суда готовят десять плах для
схваченных мятежников. Тогда же случается необычайное происшествие: ветер
уносит продавца воздушных шаров вместе с шарами и тот падает прямо в открытое
окно дворцовой кондитерской и попадает прямо в огромный торт. Чтобы избежать
наказания, кондитеры решают оставить продавца в торте, вымазав его кремом и
облепив цукатами, и подать в зал, где проходит парадный завтрак. Таким образом
продавец шаров, дрожащий от страха, что его съедят, становится свидетелем
происходящего в зале. Дегустация торта временно откладывается. Три Толстяка
хотят лицезреть пленного оружейника Просперо, а затем, когда, насладившись этим
зрелищем, они собираются продолжить пиршество, в залу с криком и плачем
врывается двенадцатилетний мальчик — наследник Тутти. У Толстяков нет детей, и они собираются передать все
свое богатство и управление страной Тутти, который воспитывается во Дворце,
как маленький принц. Толстяки всячески балуют его и потакают его капризам.
Кроме того, они хотят, чтобы у мальчика было железное сердце, они не разрешают
ему играть с другими детьми, а его занятия проходят в зверинце. Вместо друга
для него создана удивительная кукла, которая наделена способностью расти и
развиваться вместе с Тутти. Наследник чрезвычайно привязан к ней. И вот любимая
кукла сломана: мятежные гвардейцы, перешедшие на сторону Просперо и восставшего
народа, искололи ее штыками. Толстяки не хотят, чтобы наследник Тутти огорчался.
Куклу необходимо срочно починить, но никто не способен этого сделать, кроме
ученейшего доктора Гаспара Арнери. Поэтому решено отправить ему куклу, чтобы к
следующему утру она, починенная, снова была у Тутти. В противном случае доктора
ждут серьезные неприятности. Поскольку настроение Толстяков испорчено, торт с
продавцом воздушных шаров уносят обратно на кухню. Поварята в обмен на воздушные
шары помогают продавцу выбраться из Дворца, показывают ему тайный ход, который
начинается из гигантской кастрюли. Между тем на Четырнадцатом рынке Три Толстяка
устраивают празднества для народа: спектакли, развлечения, представления, во
время которых артисты должны агитировать за Трех Толстяков и отвлекать
внимание народа от плах, которые возводятся для казни. На одном таком
представлении присутствуют доктор Арнери и гимнаст Тибул, превращенный доктором
для конспирации в негра. Во время выступления силача Лапитупа Тибул не
выдерживает и прогоняет его со сцены, открыв народу, что он вовсе не негр, а
самый настоящий Тибул. Между ним и подкупленными циркачами завязывается потасовка.
Тибул обороняется капустными кочанами, срывая их прямо с 341 грядки и бросая в противника. Схватив очередной кочан,
он неожиданно обнаруживает, что это человеческая голова, и не кого иного, как
продавца воздушных шаров. Так Тибул узнает о существовании тайного подземного
хода во Дворец Толстяков. Пока Тибул сражается, доктора Гаспара Арнери находят
посланцы Толстяков и вручают ему приказ и сломанную куклу. Доктор Гаспар Арнери
пытается починить куклу, но к утру он явно не поспевает. Нужно еще по меньшей
мере дня два, и доктор вместе с куклой отправляется к Толстякам. По дороге его
останавливают охраняющие Дворец гвардейцы и не пускают дальше. Они не верят,
что он действительно Гаспар Арнери, а когда доктор хочет показать им куклу, то
обнаруживает, что ее нет: задремав, он обронил ее по дороге. Расстроенный
доктор вынужден повернуть назад. Проголодавшись, он заезжает в балаганчик
дядюшки Бризака. Каково же его удивление, когда он обнаруживает здесь куклу
наследника Тутти, которая оказывается вовсе не куклой, а живой девочкой по
имени Суок, похожей как две капли воды на куклу. И тогда у появившегося здесь
вскоре Тибула возникает план освобождения Просперо. Утром доктор Арнери является во Дворец. Кукла не
только исправлена им, но еще больше походит на живую девочку, чем раньше. Суок
хорошая артистка и прекрасно представляется куклой. Наследник в восторге. И
тогда доктор просит в награду отмены казни десятерых мятежников. Возмущенным
Толстякам ничего не остается, как согласиться, иначе кукла может снова
испортиться. Ночью, когда все спят, Суок проникает в зверинец. Она
ищет Просперо, но в одной из клеток обнаруживает чудовище, обросшее шерстью, с
длинными желтыми когтями, которое вручает ей какую-то дощечку и умирает. Это
великий ученый Туб, создатель куклы для Тутти: он был заключен в зверинец за
то, что не согласился сделать наследнику железное сердце. Здесь он провел
восемь лет и почти потерял человеческий облик. Затем Суок находит клетку с
Просперо и освобождает его. С помощью выпущенной из клетки страшной пантеры
Просперо и Суок прорываются к той самой кастрюле, откуда начинается подземный
ход, но Суок не успевает вслед за Просперо и схвачена гвардейцами. На следующий день состоится суд над Суок. Чтобы
наследник Тутти случайно не вмешался и не расстроил их планы, по приказу
Толстяков его временно усыпляют. Суок не отвечает на вопросы и вообще никак не
реагирует на происходящее. Разгневанные Толстяки решают отдать ее на
растерзание тиграм. Выпущенные из клетки тигры, увидев жертву, сначала
бросаются к ней, но затем неожиданно равнодушно отворачиваются. Оказывается,
это вовсе не Суок, а та 342 самая испорченная кукла, которую мятежные гвардейцы
отобрали у нашедшего ее учителя танцев Раздватриса. Настоящую Суок спрятали в
шкаф, подменив куклой. Между тем уже звучат выстрелы и рвутся снаряды,
восставший народ под предводительством оружейника Просперо и гимнаста Тибула
штурмует Дворец. Власти Толстяков приходит конец. А на той дощечке,
которую вручил отважной Суок умирающий создатель куклы, он раскрыл ей важную
тайну: она сестра Тутти, в четыре года похищенная вместе с ним по приказу
Толстяков и затем разлученная с братом. Тутти оставили во -Дворце, а девочку
отдали бродячему цирку в обмен на попугая редкой породы с длинной красной
бородой. Зависть - Роман (1927)
«Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе,
какой это жизнерадостный, здоровый человек». Без этой хрестоматийной, ставшей
летучей фразы, с которой начинается роман Олеши, не обойтись. А речь в ней идет
о бывшем революционере, члене Общества политкаторжан, ныне же крупном
советском хозяйственнике, директоре треста пищевой промышленности Андрее
Бабичеве. Видит же его таким — могучим гигантом, хозяином жизни — главный
герой, человек, потерявшийся в жизни, Николай Кавалеров. Андрей Бабичев подобрал пьяного Кавалерова,
валявшегося возле пивной, из которой его вышвырнули после ссоры. Он пожалел его
и дал на время приют в своей квартире, пока отсутствует его воспитанник и
друг, представитель «нового поколения», восемналцатилетний студент и футболист
Володя Макаров. Две недели живет у Бабичева Кавалеров, но вместо благодарности
испытывает к своему благодетелю мучительную зависть. Он презирает его, считает
ниже себя и называет колбасником. Ведь он, Кавалеров, обладает образным
видением, чуть ли не поэтическим даром, который использует для сочинения
эстрадных монологов и куплетов о фининспекторе, совбарышнях, нэпманах и
алиментах. Он завидует преуспеянию Бабичева, его здоровью и энергии,
знаменитости и размаху. Кавалерову хочется поймать его на чем-то, обнаружить
слабую сторону, найти брешь в этом монолите. Болезненно самолюбивый, он
чувствует себя униженным 343 своим приживальчеством и бабичевской жалостью. Он
ревнует к незнакомому ему Володе Макарову, чья фотография стоит на столе у Бабичева. Кавалерову двадцать семь лет. Он мечтает о собственной
славе. Он хочет большего внимания, тогда как, по его словам, «в нашей стране
дороги славы заграждены шлагбаумами». Он хотел бы родиться в маленьком
французском городке, поставить перед собой какую-нибудь высокую цель, в один
прекрасный день уйти из городка и в столице, фанатически работая, добиться ее.
В стране же, где от человека требуется трезвый реалистический подход, его
подмывает вдруг взять да и сотворить что-нибудь нелепое, совершить какое-нибудь
гениальное озорство и сказать потом: «Да, вот вы так, а я так». Кавалеров чувствует,
что жизнь его переломилась, что он уже не будет ни красивым, ни знаменитым.
Даже необычайной любви, о которой он мечтал всю жизнь, тоже не будет. С тоской
и ужасом вспоминает он о комнате у сорокапятилетней вдовы Анечки Прокопович,
жирной и рыхлой. Он воспринимает вдову как символ своей мужской униженности. Он
слышит ее женский зов, но это будит в нем только ярость («Я не пара тебе,
гадина!»). Кавалеров, такой тонкий и нежный, вынужден быть
«шутом» при Бабичеве. Он носит по указанным адресам изготовленную по технологии
Бабичева колбасу, «которая не прованивается в один день», и все поздравляют ее
создателя. Кавалеров же гордо отказывается от ее торжественного поедания. Его
разбирает злоба, потому что в том новом мире, который строит коммунист Бабичев,
слава «вспыхивает оттого, что из рук колбасника вышла колбаса нового сорта». Он
чувствует, что этот новый, строящийся мир есть главный, торжествующий. И он,
Кавалеров, в отличие Бабичева, чужой на этом празднике жизни. Ему постоянно
напоминают об этом, то не пустив на летное поле аэродрома, где должен
состояться отлет советского аэроплана новой конструкции, то на стройке еще
одного детища Бабичева — «Четвертака», дома-гиганта, будущей величайшей
столовой, величайшей кухни, где обед будет стоить всего четвертак. Измученный завистью, Кавалеров пишет Бабичеву письмо,
где признается в своей ненависти к нему и называет тупым сановником с барскими
наклонностями. Он заявляет, что становится на сторону брата Бабичева — Ивана,
которого однажды видел во дворе дома, когда тот угрожал Андрею погубить его с
помощью своей машины «Офелии». Андрей Бабичев тогда сказал, что его брат Иван —
«лентяй, вредный, заразительный человек», которого «надо расстрелять». Чуть
позже Кавалеров случайно оказывается свидетелем того, как этот толстый человек
в котелке и с подушкой в руках просит девушку по 344 имени Валя вернуться к нему. Валя, дочь Ивана
Бабичева, становится предметом его романтических устремлений. Кавалеров
объявляет Бабичеву войну — «...за нежность, за пафос, за личность, за имена,
волнующие, как имя «Офелия», за все, что подавляете вы, замечательный
человек». Как раз в тот момент, когда Кавалеров, намереваясь
окончательно покинуть дом Бабичева, собирает свои пожитки, возвращается студент
и футболист Володя Макаров. Растерянный и ревнующий Кавалеров пытается
оклеветать перед ним Бабичева, но Макаров не реагирует, а спокойно занимает
свое место на так полюбившемся Кавалерову диване. Письмо Кавалеров не решается
оставить, но потом вдруг обнаруживает, что по ошибке захватил чужое, а его так
и осталось лежать на столе. Он в отчаянии. Снова возвращается он к Бабичеву,
ему хочется пасть в ноги благодетелю и, покаявшись, умолять о прощении. Но
вместо этого он только язвит, а увидев появившуюся из спальни Валю, и вовсе
впадает в транс — снова начинает клеветать и в конце концов оказывается
вышвырнутым за дверь. «Все кончено, — говорит он. — Теперь я убью вас, товарищ
Бабичев». С этого момента Кавалеров в союзе с «современным
чародеем» Иваном Бабичевым, учителем и утешителем. Он слушает его исповедь, из
которой узнает про незаурядные изобретательские способности Ивана, с детства
удивлявшего окружающих и получившего прозвище Механик. После Политехнического
института тот некоторое время работал инженером, но этот этап в прошлом,
теперь же он шатается по пивным, за плату рисует портреты с желающих, сочиняет
экспромты и т. п. Но главное — проповедует. Он предлагает организовать
«заговор чувств» в противовес бездушной эре социализма, отрицающей ценности
века минувшего: жалость, нежность, гордость, ревность, честь, долг, любовь...
Он созывает тех, кто еще не освободился от человеческих чувств, пусть даже и
не самых возвышенных, кто не стал машиной. Он хочет устроить «последний парад
этих чувств». Он пылает ненавистью к Володе Макарову и брату Андрею, отнявших у
него дочь Валю. Иван говорит брату, что тот любит Володю не потому, что Володя
— новый человек, а потому, что сам Андрей, как простой обыватель, нуждается в
семье и сыне, в отеческих чувствах. В лице Кавалерова Иван находит своего
приверженца. «Чародей» намеревается показать Кавалерову свою
гордость — машину под названием «Офелия», универсальный аппарат, в котором
сконцентрированы сотни разных функций. По его словам, она может взрывать горы,
летать, поднимать тяжести, заменять детскую коляску, служить дальнобойным
орудием. Она умеет делать все, но Иван запретил ей. Решив отомстить за свою
эпоху, он развратил машину. 345 Он, по его словам, наделил ее пошлейшими человеческими
чувствами и тем самым опозорил ее. Поэтому он и дал ей имя Офелии — девушки,
сошедшей с ума от любви и отчаяния. Его машина, которая могла бы осчастливить
новый век, — «ослепительный кукиш, который умирающий век покажет
рождающемуся». Кавалерову чудится, что Иван действительно разговаривает с
кем-то сквозь щелку в заборе, и тут же с ужасом слышит пронзительный свист. С
задыхающимся шепотом: «Я боюсь ее!» — Иван устремляется прочь от забора, и они
вместе спасаются бегством. Кавалеров стыдится своего малодушия, он видел лишь
мальчика, свистевшего в два пальца. Он сомневается в существовании машины и
упрекает Ивана. Между ними происходит размолвка, но потом Кавалеров сдается.
Иван рассказывает ему сказку о встрече двух братьев: он, Иван, насылает свою
грозную машину на строящийся «Четвертак», и та разрушает его, а поверженный
брат приползает к нему. Вскоре Кавалеров присутствует на футбольном матче, в
котором принимает участие Володя. Он ревниво следит за Володей, за Валей, за
Андреем Бабичевым, окруженными, как ему кажется, всеобщим вниманием. Он
уязвлен, что самого его не замечают, не узнают, и прелесть Вали терзает его
своей недоступностью. Ночью Кавалеров возвращается домой пьяным и
оказывается в постели своей хозяйки Анечки Прокопович. Счастливая Анечка сравнивает
его со своим покойным мужем, что приводит Кавалерова в ярость. Он бьет Анечку,
но и это только восхищает ее. Он заболевает, вдова ухаживает за ним. Кавалерову
снится сон, в котором он видит «Четвертак», счастливую Валю вместе с Володей и
тут же с ужасом замечает Офелию, которая настигает Ивана Бабичева и прикалывает
к стене иглой, а затем преследует самого Кавалерова. Выздоровев, Кавалеров бежит от вдовы. Прелестное утро
наполняет его надеждой, что вот сейчас он сможет порвать со своей прежней
безобразной жизнью. Он понимает, что жил слишком легко и самонадеянно, слишком
высокого был о себе мнения. Он ночует на бульваре, но затем снова
возвращается, твердо решив поставить вдову «на место». Дома он застает сидящего
на кровати Анечки и по-хозяйски распивающего вино Ивана. В ответ на изумленный
вопрос Кавалерова: «Что это значит?» — тот предлагает ему выпить за равнодушие
как «лучшее из состояний человеческого ума» и сообщает «приятное»:
«...сегодня, Кавалеров, ваша очередь спать с Анечкой. Ура!» Константин Константинович Вагинов 1899-1934
Козлиная песнь - Роман (1928)
Начало 20-х гг. Петербург, окрашенный «в зеленоватый
цвет, мерцающий и мигающий, цвет ужасный, фосфорический». Появляющийся в
предисловии автор заканчивает
свою вступительную речь словами: «Не люблю я Петербурга,
кончилась мечта моя». Герой романа, Тептелкин, «загадочное существо» —
длинный, худой, с седеющими сухими волосами, вечно погружен в мечты и раздумья.
«Прекрасные рощи благоухали для него в самых смрадных мечтах, и жеманные
статуи, наследие восемнадцатою века, казались ему сияющими солнцами из
пентелийского мрамора». Среди его друзей — неизвестный поэт, Костя Ротиков и
Миша Котиков, Марья Петровна Долматова, Наташа Голубец, Страшно и странно
преобразился город. Тептелкин живет на Второй улице Деревенской бедноты.
«Травка росла меж камней, и дети пели непристойные песни». В этом почти
незнакомом городе, в новом неведомом мире друзья пытаются найти себе место. Они
мечтают остаться островком Ренессанса среди людей, живущих по иным законам.
Тептелкин снимает в Петергофе дачу-башню, где друзья беседуют о 347 возвышенном. «Мы, единственно мы сохраняем огоньки
критицизма, уважение к наукам, уважение к человеку... Мы все находимся в высокой
башне, мы слышим, как яростные волны бьются о гранитные бока», — говорит
Тептелкин собравшимся. Высокий седой философ играет на скрипке старинную
мелодию, и друзьям кажется, что они «страшно молодые и страшно прекрасные, что
все они страшно хорошие люди». Но течение жизни подхватывает их всех. И вот уже Миша
Котиков, поклонник недавно утонувшего художника и поэта Заэвфратского, женится
на его вдове, глупенькой и хорошенькой Екатерине Ивановне, и становится зубным
врачом. Костя Ротиков, знаток искусства, читающий в подлиннике Гонгору и тонко
рассуждающий о барокко, «пышном и несколько безумном стиле», коллекционирует
безвкусицу («Весь мир незаметно превращался для Кости Ротикова в безвкусицу,
уже ему больше доставляли эстетических переживаний изображения Кармен на
конфетной бумажке, коробке, нежели картины венецианской школы, и собачки на
часах, время от времени высовывающие язык, чем Фаусты в литературе»). Наташа
выходит замуж за техника Кандалыкина, пошляка и ханжу. Тептелкин забрасывает
труд своей жизни «Иерархия Смыслов» и зарабатывает чтением лекций на потребу
дня. Мария Петровна, ставшая его женой, превращается из поэтической барышни в
весьма практичную домохозяйку. Неизвестный поэт, остро чувствующий
действительность и неспособный идти на компромисс, кончает жизнь самоубийством.
Поэт Сентябрь, излечившись от душевного расстройства, становится глух к
собственным стихам, написанным во время болезни («С моей души ресниц своих не
сводят / Высокие глаза твоей души»). Гибнет Марья Петровна. А после ее смерти Тептелкин
становится «не бедным клубным работником, а видным, но глупым чиновником». Он
покрикивает на подчиненных и страшно горд достигнутым положением. Роман
завершается послесловием, где вновь появляется автор. Он и его друзья «спорят и
горячатся и произносят тосты за высокое искусство, не боящееся позора,
преступления и духовной смерти». В финале романа автор с друзьями «выходит из кабачка в
прелестную петербургскую весеннюю ночь, взметающую души над Невой, над
дворцами, над соборами, ночь шелестящую, как сад, поющую, как молодость, и
летящую, как стрела, для них уже пролетевшую». 348 Труды и дни Свистонова - Роман (1929)
Петроград, середина 20-х гг. Главный герой — Андрей
Николаевич Свистонов — писатель. «Свистонов творил не планомерно, не вдруг
перед ним появлялся образ мира, не вдруг все становилось ясно, и не тогда он
писал. Напротив, все его вещи возникали из безобразных заметок на полях книг,
из украденных сравнений, из умело переписанных страниц, из подслушанных
разговоров, из повернутых сплетен». В сущности, ему не о чем было писать. Он
просто берет человека и «переводит» его в роман. Для Свистонова люди не делятся
на добрых и злых. Они делятся на необходимых для его романа и ненужных. В
поисках персонажей для новой книги Свистонов знакомится с супругами-старичками,
пестующими свою старенькую собачку Травиаточку, становится своим человеком в
доме «борца с мещанством» Дерябкина и его жены Липочки, ходит в гости к
«советскому Калиостро» (он же — «собиратель гадостей») Психачеву. Психачев,
как он сам признается, поступил в университет, «чтобы его охаять», и философию
изучал без всякой веры, и докторский диплом получил, чтобы над ним посмеяться.
Но есть вещи вполне серьезные и для Психачева. В его библиотеке множество книг
по оккультизму, масонству, волшебству. Не особенно веря во все это, Психачев
основывает «орден», тайное общество. Он посвящает Свистонова в рыцари ордена, в
древность которого незыблемо верит. Поэтому насмешки Свистонова над процедурой
посвящения и над самим орденом глубоко задевают Психачева. Тем не менее дружба
двух гениев продолжается, Свистонов — частый посетитель в доме Психачева, и
однажды, когда четырнадцатилетняя Маша, дочь Психачева, просит Свистонова почитать
роман, он, после некоторых колебаний, соглашается (его заинтересовало, какое
впечатление произведет роман на подростка). «С первых строк Машеньке
показалось, что она вступает в незнакомый мир, пустой, уродливый и зловещий,
пустое пространство и беседующие фигуры, и среди этих беседующих фигур вдруг
она узнала своего папашу. На нем была старая просаленная шляпа, у него был
огромный нос полишинеля. Он держал в одной руке магическое зеркало...» Другой
«жертвой» Свистонова становится Иван Иванович Куку. Иван Иванович — «толстый
сорокалетний человек, великолепно сохранившийся». Умное лицо, холеные баки,
вдумчивые глаза. Поначалу всем своим знакомым Иван Иванович кажется человеком
безусловно значительным. Это впечатление он стремится поддерживать. Все он
совершает с величием. Бреется — величаво, курит — пленительно. 349 Он привлекает на улице внимание даже учеников трудовой
школы. Но все дело в том, что у Ивана Ивановича нет ничего своего — «ни ума, ни
сердца, ни выражения». Он одобряет только то, что одобряют другие, читает
только книги, уважаемые всеми. Попеременно увлекается то религиозными
вопросами, то фрейдизмом — вместе с остальными. Ему хочется походить на
какого-нибудь великого человека («Поверите ли, — признается Куку Свистонову, —
в детстве меня чрезвычайно расстраивало, что у меня нос не такой, как у Гоголя,
что я не хромаю, как Байрон, что я не страдаю разлитием желчи, как Ювенал»).
Его чувство к Наденьке (она кажется ему Наташей Ростовой) искренне, хотя и
облечено в пошлые фразы («Будьте воском в моих руках» и т. п.). Иван Иванович
оказывается для Свистонова находкой и тотчас почти целиком перекочевывает в
его роман. Свистонов, не сильно задумываясь, для своего героя слегка
переиначивает фамилию Куку, превращая его в Кукуреку, а любимую девушку героя
называет Верочкой. Неоднократно слыша о замечательном новом романе Свистонова,
Иван Иванович накануне свадьбы с Наденькой приходит к писателю с просьбой
прочитать написанное. Свистонов отнекивается, но Ивану Ивановичу удается
настоять. Он сражен услышанным. Ему кажется, что всем уже ясно видно его
ничтожество, он боится встретиться со знакомыми. Он не идет, как обычно, вечером
к Наденьке, чтобы вместе пойти погулять, а запирается в своей комнате, не зная,
что делать, — другой человек прожил за него жизнь, прожил жалко и презренно, и
ему самому, Куку, уже нечего делать на этом свете. Ивану Ивановичу становятся
не нужны ни Наденька, ни женитьба, он чувствует, что невозможно идти проторенными
романом путями. Наутро Иван Иванович идет к Свистонову и умоляет порвать
написанное, хотя твердо знает, что, даже если тот и порвет рукопись, все равно
самоуважение в нем безвозвратно погибло и жизнь потеряла всю привлекательность.
Но Свистонов не собирается рвать рукопись, утешая Ивана Ивановича тем, что
взял для своего героя лишь «некоторые детали». Иван Иванович меняется: бреет
баки, меняет костюм, не ездит больше по пригородам, переезжает в другую часть
города. Он чувствует, что у него похищено все, что было в нем, а осталась
только грязь, озлобленность, подозрение и недоверие к себе. Наденька
безрезультатно старается встретиться с ним. Наконец Иван Иванович Куку
переезжает в другой город. А Свистонов вдохновенно кончает свой роман.
«Работалось хорошо, дышалось свободно. Свистонову писалось сегодня так, как
никогда еще не писалось. Весь город вставал перед ним, и в воображаемом городе
двигались, пели, разговаривали, женились и выходили замуж 350 его герои и героини. Свистонов чувствовал себя в
пустоте, или, скорее, в театре, в полутемной ложе, сидящим в роли молодого,
элегантного, романтически настроенного зрителя. В этот момент он в высшей
степени любил своих героев». Вокруг Свистонова растут кипы бумаг. Он составляет
из нескольких героев один образ, переносит начало в конец, а конец превращает
в начало. Многие фразы писатель вырезает, другие вставляет... Закончив роман,
утомленный работой, он идет по улице «с пустым мозгом, с выветрившейся душой».
Город кажется ему игрушечным, дома и деревья — расставленными, люди и трамваи —
заводными. Он ощущает одиночество и скуку. Описанные Свистоновым места превращаются для него в
пустыни, люди, с которыми он был знаком, теряют для него всякий интерес. Чем
больше он раздумывает над вышедшим из печати романом, тем большая пустота
образуется вокруг него. Наконец он чувствует, что окончательно заперт в своем
романе. Где ни появляется Свистонов, всюду он видит своих
героев. У них другие фамилии, другие тела, другие манеры, но он тотчас же
узнает их. Таким образом Свистонов целиком переходит в свое
произведение. Владимир Владимирович Набоков 1899-1977Машенька - Роман (1926)Весна 1924 г. Лев Глебович Ганин живет в русском
пансионе в Берлине. Помимо Ганина в пансионе живут математик Алексей Иванович
Алферов, человек «с жидкой бородкой и блестящим пухлым носом», «старый
российский поэт» Антон Сергеевич Подтягин, Клара — «полногрудая, вся в черном
шелку, очень уютная барышня», работающая машинисткой и влюбленная в Ганина, а
также балетные танцовщики Колин и Горноцветов. «Особый оттенок, таинственная
жеманность» отделяет последних от других пансионеров, но, «говоря по совести,
нельзя порицать голубиное счастье этой безобидной четы». В прошлом году по приезде в Берлин Ганин сразу нашел
работу. Был он и рабочим, и официантом, и статистом. Оставшихся у него денег
достаточно, чтобы выехать из Берлина, но для этого нужно порвать с Людмилой,
связь с которой длится уже три месяца и ему порядком надоела. А как порвать,
Ганин не знает. Окно его выходит на полотно железной дорога, и поэтому
«возможность уехать дразнит неотвязно». Он объявляет хозяйке, что уедет в
субботу. От Алферова Ганин узнает, что в субботу приезжает его
жена Ма- 352 шенька. Алферов ведет Ганина к себе, чтобы показать
ему фотографии жены. Ганин узнает свою первую любовь. С этого момента он
полностью погружается в воспоминания об этой любви, ему кажется, что он
помолодел ровно на девять лет. На следующий день, во вторник, Ганин объявляет
Людмиле, что любит другую женщину. Теперь он свободен вспоминать, как девять
лет назад, когда ему было шестнадцать лет, он, выздоравливая после тифа в
летней усадьбе под Воскресенском, создал себе женский образ, который через
месяц встретил наяву. У Машеньки была «каштановая коса в черном банте»,
«татарские горящие глаза», смугловатое лицо, голос «подвижный, картавый, с
неожиданными грудными звуками». Машенька была очень веселая, любила сладкое.
Она жила на даче в Воскресенске. Как-то с двумя подругами она забралась в
беседку в парке. Ганин заговорил с девушками, они договорились на следующий
день поехать кататься на лодке. Но Машенька пришла одна. Они стали каждый день
встречаться по той стороне реки, где стояла на холме пустая белая усадьба. Когда в черную бурную ночь, накануне отъезда в
Петербург к началу учебного года, он в последний раз встретился с ней на этом
месте, Ганин увидел, что ставни одного из окон усадьбы приоткрыты, а к стеклу
изнутри прижалось человеческое лицо. Это был сын сторожа. Ганин разбил стекло
и стал «бить каменным кулаком по мокрому лицу». На следующий день он уехал в Петербург. Машенька
переселилась в Петербург только в ноябре. Началась «снеговая эпоха их любви».
Встречаться было трудно, подолгу блуждать на морозе было мучительно, поэтому
оба вспоминали о лете. По вечерам они часами говорили по телефону. Всякая
любовь требует уединения, а у них приюта не было, их семьи не знали друг друга.
В начале нового года Машеньку увезли в Москву. И странно: эта разлука оказалась
для Ганина облегчением. Летом Машенька вернулась. Она позвонила Ганину на дачу
и сказала, что папа ее ни за что не хотел снова снять дачу в Воскресенске и
она теперь живет в пятидесяти верстах оттуда. Ганин поехал к ней на велосипеде.
Приехал уже затемно. Машенька ждала его у ворот парка. «Я твоя, — сказала она.
— Делай со мной все, что хочешь». Но в парке раздавались странные шорохи, Машенька
лежала слишком покорно и неподвижно. «Мне все кажется, что кто-то идет», —
сказал он и поднялся. Он встретился с Машенькой через год в дачном поезде.
Она сошла 353 на следующей станции. Больше они не видались. В годы
войны Ганин и Машенька несколько раз обменялись нежными письмами. Он был в
Ялте, где «готовилась военная борьба», она где-то в Малороссии. Потом они
потеряли друг друга. В пятницу Колин и Горноцветов по случаю получения
ангажемента, дня рождения Клары, отъезда Ганина и предполагаемого отъезда
Подтягина в Париж к племяннице решают устроить «празднество». Ганин с
Подтягиным отправляется в полицейское управление, чтобы помочь тому с визой.
Когда долгожданная виза получена, Подтягин случайно оставляет паспорт в
трамвае. С ним случается сердечный припадок. Праздничный ужин проходит невесело. Подтягину опять
становится плохо. Ганин поит и так уже пьяного Алферова и отправляет его
спать, а сам представляет, как встретит утром Машеньку на вокзале и увезет ее. Собрав вещи, Ганин прощается с пансионерами, сидящими
у постели умирающего Подтягина, и едет на вокзал. До приезда Машеньки
остается час. Он усаживается на скамейку в сквере около вокзала, где четыре дня
назад вспоминал тиф, усадьбу, предчувствие Машеньки. Постепенно «с беспощадной
ясностью» Ганин осознает, что его роман с Машенькой кончился навсегда. «Он
длился всего четыре дня, — эти четыре дня были, быть может, счастливейшей порой
его жизни». Образ Машеньки остался вместе с умирающим поэтом в «доме теней». А
другой Машеньки нет и не может быть. Он дожидается момента, когда по
железнодорожному мосту проходит экспресс, идущий с севера. Берет таксомотор,
едет на другой вокзал и садится в поезд, идущий на юго-запад Германии. Защита Лужина - Роман (1929-1930)Родители десятилетнего Лужина к концу лета наконец
решаются сообщить сыну, что после возвращения из деревни в Петербург он пойдет
в школу. Боясь предстоящего изменения в своей жизни, маленький Лужин перед
приходом поезда убегает со станции обратно в усадьбу и прячется на чердаке, где
среди прочих незанимательных 354 вещей видит шахматную доску с трещиной. Мальчика
находят, и чернобородый мужик несет его с чердака до коляски. Лужин старший писал книги, в них постоянно мелькал
образ белокурого мальчика, который становился скрипачом или живописцем. Он
часто думал о том, что может выйти из его сына, недюжинность которого была
несомненна, но неразгаданна. И отец надеялся, что способности сына раскроются в
школе, особенно славившейся внимательностью к так называемой «внутренней»
жизни учеников. Но через месяц отец услышал от воспитателя холодноватые слова,
доказывающие, что его сына понимают в школе еще меньше, чем он сам:
«Способности у мальчика несомненно есть, но наблюдается некоторая вялость». На переменах Лужин не участвует в общих ребяческих
играх и сидит всегда в одиночестве. К тому же сверстники находят странную
забаву в том, чтобы смеяться над Лужиным по поводу отцовских книжек, обзывая
его по имени одного из героев Антошей. Когда дома родители пристают к сыну с расспросами
о школе, происходит ужасное: он как бешеный опрокидывает на стол чашку с
блюдцем. Только в апреле наступает для мальчика день, когда у
него появляется увлечение, на котором обречена сосредоточиться вся его жизнь.
На музыкальном вечере скучающая тетя, троюродная сестра матери, дает ему
простейший урок игры в шахматы. Через несколько дней в школе Лужин наблюдает шахматную
партию одноклассников и чувствует, что каким-то образом понимает игру лучше,
чем играющие, хотя не знает еще всех ее правил. Лужин начинает пропускать занятия — вместо школы он
ездит к тете играть в шахматы. Так проходит неделя. Воспитатель звонит домой,
чтобы узнать, что с ним. К телефону подходит отец. Потрясенные родители
требуют у сына объяснения. Ему скучно что-либо говорить, он зевает, слушая
наставительную речь отца. Мальчика отправляют в его комнату. Мать рыдает и
говорит, что ее обманывают и отец, и сын. Отец думает с грустью о том, как
трудно исполнять долг, не ходить туда, куда тянет неудержимо, а тут еще эти
странности с сыном... Лужин выигрывает у старика, часто приходящего к тете с
цветами. Впервые столкнувшись с такими ранними способностями, старик пророчит
мальчику: «Далеко пойдете». Он же объясняет нехитрую систему обозначений, и
Лужин без фигур и доски уже может разыгрывать партии, приведенные в журнале,
подобно музыканту, читающему партитуру. 355 Однажды отец после объяснения с матерью по поводу
своего долгого отсутствия (она подозревает его в неверности) предлагает сыну
посидеть с ним и сыграть, например, в шахматы. Лужин выигрывает у отца четыре
партии и в самом начале последней комментирует один ход недетским голосом:
«Худший ответ. Чигорин советует брать пешку». После его ухода отец сидит
задумавшись — страсть сына к шахматам поражает его. «Напрасно она его
поощряла», — думает он о тете и сразу же с тоской вспоминает свои объяснения с
женой... Назавтра отец приводит доктора, который играет лучше
его, но и доктор проигрывает сыну партию за партией. И с этого времени страсть
к шахматам закрывает для Лужина весь остальной мир. После одного клубного
выступления в столичном журнале появляется фотография Лужина. Он отказывается
посещать школу. Его упрашивают в продолжение недели. Все решается само собой.
Когда Лужин убегает из дому к тете, то встречает ее в трауре: «Твой старый
партнер умер. Поедем со мной». Лужин убегает и не помнит, видел ли он в гробу
мертвого старика, когда-то побивавшего Чигорина, — картины внешней жизни
мелькают в его сознании, превращаясь в бред. После долгой болезни родители
увозят его за границу. Мать возвращается в Россию раньше, одна. Однажды Лужин
видит отца в обществе дамы — и очень удивлен тем, что эта дама — его
петербургская тетя. А через несколько дней они получают телеграмму о смерти
матери. Лужин играет во всех крупных городах России и Европы с
лучшими шахматистами. Его сопровождает отец и господин Валентинов, который
занимается устройством турниров. Проходит война, революция, повлекшая законную
высылку за границу. В двадцать восьмом году, сидя в берлинской кофейне, отец неожиданно
возвращается к замыслу повести о гениальном шахматисте, который должен умереть
молодым. До этого бесконечные поездки за сыном не давали возможности воплотить
этот замысел, и вот сейчас Лужин-старший думает, что он готов к работе. Но
книга, продуманная до мелочей, не пишется, хотя автор представляет ее, уже
готовую, в своих руках. После одной из загородных прогулок, промокнув под
ливнем, отец заболевает и умирает. Лужин продолжает турниры по всему миру. Он играет с
блеском, дает сеансы и близок к тому, чтобы сыграть с чемпионом. На одном из
курортов, где он живет перед берлинским турниром, он знакомится со своей
будущей женой, единственной дочерью русских эмигрантов. Несмотря на
незащищенность Лужина перед обстоятельствами жизни и внешнюю неуклюжесть,
девушка угадывает в нем замкну- 356 тый, тайный артистизм, который она относит к свойствам
гения. Они становятся мужем и женой, странной парой в глазах всех окружающих.
На турнире Лужин, опередив всех, встречается с давним своим соперником
итальянцем Турати. Партия прерывается на ничейной позиции. От перенапряжения
Лужин тяжело заболевает. Жена устраивает жизнь таким образом, чтобы никакое
напоминание о шахматах не беспокоило Лужина, но никто не в силах изменить его
самоощущение, сотканное из шахматных образов и картин внешнего мира. По
телефону звонит давно пропавший Валентинов, и жена старается предотвратить
встречу этого человека с Лужиным, ссылаясь на его болезнь. Несколько раз жена
напоминает Лужину, что пора посетить могилу отца. Они планируют это сделать в
ближайшее время. Воспаленный мозг Лужина занят решением неоконченной
партии с Турати. Лужин измучен своим состоянием, он не может освободиться ни
на мгновение от людей, от себя самого, от своих мыслей, которые повторяются в
нем, как сделанные когда-то ходы. Повторение — в воспоминаниях, шахматных
комбинациях, мелькающих лицах людей — становится для Лужина самым мучительным
явлением. Он «шалеет от ужаса перед неизбежностью следующего повторения» и
придумывает защиту от таинственного противника. Основной прием защиты состоит в
том, чтобы по своей воле, преднамеренно совершить какое-нибудь нелепое,
неожиданное действие, выпадающее из общей планомерности жизни, и таким образом
внести путаницу в сочетание ходов, задуманных противником. Сопровождая жену и тещу по магазинам, Лужин
придумывает повод (посещение дантиста), чтобы оставить их. «Маленький
маневр>, — усмехается он в таксомоторе, останавливает машину и идет пешком.
Лужину кажется, что когда-то он уже проделывал все это. Он заходит в магазин,
вдруг оказавшийся дамской парикмахерской, чтобы этим неожиданным ходом избежать
полного повторения. У дома его дожидается Валентинов, предлагающий Лужину
сняться в фильме о шахматисте, в котором участвуют настоящие гроссмейстеры.
Лужин чувствует, что кинематограф — предлог для ловушки-повторения, в которой
следующий ход ясен... «Но этот ход сделан не будет». Он возвращается домой, с сосредоточенным и
торжественным выражением быстро ходит по комнатам в сопровождении плачущей
жены, останавливается перед ней, выкладывает содержимое своих карманов, целует
ей руки и говорит: «Единственный выход. Нужно выпасть из игры». «Мы будем
играть?» — спрашивает жена. Вот-вот 357 должны прийти гости. Лужин запирается в ванной. Он
разбивает окно и с трудом пролезает в раму. Остается только отпустить
то, за что он держится, — и спасен. В дверь стучат, явственно слышится голос
жены из соседнего окна спальни: «Лужин, Лужин». Бездна под ним распадается на
бледные и темные квадраты, и он отпускает руки. «Дверь выбили. «Александр Иванович, Александр
Иванович?» — заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было». Камера Обскура - Роман (1932-1933)1928 г. Берлин. Бруно Кречмар, преуспевающий знаток
живописи, имеющий жену Аннелизу и дочку Ирму и ни разу не изменявший жене в
течение девяти лет брачной жизни, неожиданно увлекается незнакомкой, которую
встречает в кинематографе. Она работает там капельдинершей. Ее зовут Магда Петере. Ей шестнадцать лет. Она из
бедной семьи. Отец стар и болен. Мать всегда готова ударить ее или ее брата
Отто, который старше Магды на три года. Родители корили Магду дармоедством, и
она сбегает от них к пожилой даме Левандовской и начинает работать натурщицей.
Сама Магда мечтает стать актрисой. Левандовская пытается свести ее с
господином, назвавшимся Мюллером. Поскольку они понравились друг другу, Магда
охотно убегает с ним. Через месяц он уезжает. Магда сначала хотела покончить с
собой, но потом раздумала. После Мюллера были какие-то японцы, толстый старик
«с носом, как гнилая груша». Магда пытается найти себе место актрисы, но
безуспешно. Квартирная хозяйка устраивает ее работать в кинотеатр. Здесь ее и
встречает Кречмар. Кречмар дивится своей двойственности: с одной стороны,
«ненарушимая нежность» к жене, с другой — желание встречи с, Магдой. Магда
узнает его телефонный номер и звонит ему. Кречмар в ужасе: трубку могла взять его жена. Он
запрещает Магде звонить и предлагает ей снять квартиру. Магда, естественно,
предложение принимает, но звонить не перестает. Однажды телефонистка случайно
соединяет Макса — брата Аннелизы — с Кречмаром во время его разговора с Магдой.
Макс ошеломлен и тут же вешает трубку. Он ничего не говорит Аннелизе. 358 Кречмар отправляется посмотреть квартиру, которую
сняла Магда. Магда признается ему, что послала ему письмо с новым адресом. Это
удар для Кречмара: его жена всегда читает его письма, потому что у них не было
тайн друг от друга. Он понимает, что все кончено. Письмо уже нельзя вернуть.
Он остается у Магды. Аннелиза вместе с дочерью переезжает к Максу. Кречмар
не может позволить себе пустить Магду в свою квартиру, поэтому поселяется у
нее. Он пишет жене письмо о том, что по-прежнему ее любит, просит прощения.
Однако о его возвращении речь не идет. Магда привлекает его, несмотря на
вульгарность и грубое бесстыдство. Когда появляется брат Магды и требует у нее
денег за молчание о ее прошлом, Кречмар выгоняет его. Кречмар ревнует Магду.
Магда же так боится утратить все то, что дал ей Кречмар, что не смеет заводить
какие-либо романы. Вскоре Магда начинает требовать их переезда на старую
квартиру Кречмара. Тот поддается на уговоры. Они переезжают. Кречмар обещает
получить развод и жениться на Магде, но на самом деле мысль о разводе приводит
его в ужас. Магда уговаривает его финансировать фильм, где ей обещают вторую
женскую роль. Фильм пошлый, глупый, но Кречмар дает на него деньги: лишь бы
Магда была счастлива. На одном из обедов у Кречмара появляется американец
Горн, в котором Магда узнает человека, из-за которого она хотела расстаться с
жизнью. Горн тоже узнает Магду. Страсть вновь разгорается. Однако все держится
в секрете, поскольку терять деньги Кречмара Магда не собирается, а Горн имеет
лишь неоплаченные долги. Роберт Горн — карикатурист, он считает, что самое
смешное в жизни основано на тонкой жестокости. Дочь Кречмара Ирма неожиданно заболевает гриппом.
Выздороветь она уже не может. Кречмар, за которым съездил Макс, застает
последний день жизни дочери. Она умирает при нем. Пока он прощается с дочерью,
Магда изменяет ему с Горном. Фильм, в котором снималась Магда, наконец закончен. На
просмотре над Магдой смеется весь зал: так отвратительно она играет. Дома
Магда закатывает истерику и в очередной раз требует, чтобы Кречмар женился на
ней. Тот обещает, но развод для него немыслим. Магда и Горн встречаются почти
каждый день, сняв для этих встреч квартиру. Кречмар и Магда едут в путешествие по Европе. Вместо
шофера с ними едет Горн. Во Франции они останавливаются в отеле в соседних
комнатах, соединенных общей ванной. Магда, делая вид, что моется, получает
возможность свиданий с Горном. 359 Так проходят две недели. Возвращаясь с одной из
прогулок дачным поездом, они попадают в разные вагоны. В вагон к Магде и Горну
садится друг Кречмара — писатель Зегелькранц. Собирая материал для нового
романа, он записывает разговор Магды и Горна и помещает почти дословно в свой
роман. Через несколько дней у горного ручья Зегелькранц читает этот роман
Кречмару, поскольку не знает, что эта пара знакома ему. Кречмар кидается в гостиницу: он хочет убить Магду. Но
та клянется ему, что Горна не интересуют женщины. Кречмар ей верит, но требует
немедленно уехать отсюда. Он сам ведет машину по извилистой горной дороге.
Поскольку глаза его застилают слезы, он не может справиться с управлением. Они
попадают в аварию. Магда отделывается легким испугом, а Кречмар слепнет. Магда и Горн собираются жить вместе, пользуясь
слепотой Кречмара, чьи деньги терять они не намерены. Магда снимает двухэтажную
дачу под Берлином. Туда они и въезжают втроем. Магда и Горн встречаются с
большой осторожностью, но затем Горн начинает вести себя открыто, хотя и не
разговаривает. Кречмар постоянно слышит шаги, покашливания и другие звуки.
Магда подсовывает ему на подпись чеки на огромные сумы, которые тот,
естественно, подписывает, не задавая никаких вопросов. Магда же мечтает стать
женой Кречмара, так как тогда к ней в руки попала бы половина его состояния. Тем временем Зегелькранц узнает о трагедии, которая
случилась с Кречмаром. Он едет в Берлин и рассказывает обо всем Максу, до которого
уже начали доходить кое-какие слухи. Зегелькранц выражает опасение, что
Кречмар, ныне совершенно беспомощный, находится полностью в руках Горна и
Магды. Макс решает проведать Кречмара. Он приезжает вовремя: Горн как раз придумал новое
издевательство над Кречмаром. Макс бьет Горна тростью и собирается забрать
Кречмара с собой в Берлин. Кречмар сначала умоляет его сказать, что никакого
Горна не было, а потом хочет видеть Магду. Макс увозит его до ее прихода. Аннелиза с радостью устраивает Кречмара в бывшей
комнате Ирмы. Она все так же любит его. На четвертый день его пребывания в
Берлине он остается дома один. Неожиданно ему звонит сторож из его дома и
говорит, что Магда приехала забрать вещи и он не знает, впускать ли ее.
Кречмару чудом удается добраться до своей квартиры. Он достает браунинг и хочет
убить Магду, двигаясь на ощупь. В короткой борьбе Магда стреляет в Кречмара и
убивает его. 360 Приглашение на казнь - Повесть (1935—1936)«Сообразно с законом, Цинциннату Ц. объявили смертный
приговор шепотом». Непростительная вина Цинцинната — в его «непроницаемости»,
«непрозрачности» для остальных, до ужаса похожих (тюремщик Родион то и дело
превращается в директора тюрьмы, Родрига Ивановича, и наоборот; адвокат и
прокурор по закону должны быть единоутробными братьями, если же не удается
подобрать — их гримируют, чтобы были похожи), «прозрачных друг для дружки душ».
Особенность эта присуща Цинциннату с детства (унаследована от отца, как
сообщает ему пришедшая с визитом в тюрьму мать, Цецилия Ц., щупленькая,
любопытная, в клеенчатом ватерпруфе и с акушерским саквояжем), но какое-то
время ему удается скрывать свое отличие от остальных. Цинциннат начинает
работать, а по вечерам упивается старинными книгами, пристрастясь к мифическому
XIX в. Да еще занимается он изготовлением мягких кукол для
школьниц: «тут был и маленький волосатый Пушкин в бекеше, и похожий на крысу
Гоголь в цветистом жилете, и старичок Толстой, толстоносенький, в зипуне, и
множество других». Здесь же, в мастерской, Цинциннат знакомится с Марфинькой,
на которой женится, когда ему исполняется двадцать два года и его переводят в
детский сад учителем. В первый же год брака Марфинька начинает изменять ему. У
нее родятся дети, мальчик и девочка, не от Цинцинната. Мальчик хром и зол,
тучная девочка почти слепа. По иронии судьбы, оба ребенка попадают на
попечение Цинцинната (в саду ему доверены «хроменькие, горбатенькие, косенькие»
дети). Цинциннат перестает следить за собой, и его «непрозрачность» становится
заметна окружающим. Так он оказывается в заключении, в крепости. Услышав приговор, Цинциннат пытается узнать, когда
назначена казнь, но тюремщики не говорят ему. Цинцинната выводят взглянуть на
город с башни крепости. Двенадцатилетняя Эммочка, дочь директора тюрьмы, вдруг
кажется Цинциннату воплощенным обещанием побега... узник коротает время за просмотром журналов. Делает записи,
пытаясь осмыслить собственную жизнь, свою индивидуальность: «Я не простой... я
тот, который жив среди вас... Не только мои глаза другие, и слух, и вкус, — не
только обоняние, как у оленя, а осязание, как у нетопыря, — но главное: дар
сочетать все это в одной точке...» В крепости появляется еще один заключенный, безбородый
толстячок лет тридцати. Аккуратная арестантская пижамка, сафьяновые 361 туфли, светлые, на прямой пробор волосы, между
малиновых губ белеют чудные, ровные зубы. Обещанное Цинциннату свидание с Марфинькой
откладывается (по закону, свидание дозволяется лишь по истечении недели после
суда). Директор тюрьмы торжественным образом (на столе скатерть и ваза со
щекастыми пионами) знакомит Цинцинната с соседом — м-сье Пьером. Навестивший
Цинцинната в камере м-сье Пьер пробует развлечь его любительскими
фотографиями, на большинстве которых изображен он сам, карточными фокусами,
анекдотами. Но Цинциннат, к обиде и недовольству Родрига Ивановича, замкнут и
неприветлив. На следующий день на свидание к нему является не
только Марфинька, но и все ее семейство (отец, братья-близнецы, дед с бабкой —
«такие старые, что уже просвечивали», дети) и, наконец, молодой человек с
безупречным профилем — теперешний кавалер Марфиньки. Прибывает также мебель,
домашняя утварь, отдельные части стен. Цинциннату не удается сказать ни слова
наедине с Марфинькой. Тесть не перестает упрекать его, шурин уговаривает покаяться
(«Подумай, как это неприятно, когда башку рубят»), молодой человек упрашивает
Марфиньку накинуть шаль. Затем, собрав вещи (мебель выносят носильщики), все
уходят. В ожидании казни Цинциннат еще острее чувствует свою
непохожесть на всех остальных. В этом мире, где «вещество устало: сладко
дремало время», в мнимом мире, недоумевая, блуждает лишь незначительная доля
Цинцинната, а главная его часть находится совсем в другом месте. Но и так
настоящая его жизнь «слишком сквозит», вызывая неприятие и протест окружающих.
Цинциннат возвращается к прерванному чтению. Знаменитый роман, который он
читает, носит латинское название «Quercus»» («Дуб») и представляет
собою биографию дерева. Автор повествует о тех исторических событиях (или тени
событий), свидетелем которых мог оказаться дуб: то это диалог воинов, то привал
разбойников, то бегство вельможи от царского гнева... В промежутках между этими
событиями дуб рассматривается с точки зрения дендрологии, орнитологии и прочих
наук, приводится подробный список всех вензелей на коре с их толкованием.
Немало внимания уделяется музыке вод, палитре зорь и поведению погоды. Это,
бесспорно, лучшее из того, что создано временем Цинцинната, тем не менее
кажется ему далеким, ложным, мертвым. Измученный ожиданием приезда палача, ожиданием казни,
Цинциннат засыпает. Вдруг его будит постукивание, какие-то скребущие звуки,
отчетливо слышные в ночной тишине. Судя по звукам, это подкоп. До самого утра
Цинциннат прислушивается к ним. 362 По ночам звуки возобновляются, а день за днем к
Цинциннату является м-сье Пьер с пошлыми разговорами. Желтая стена дает трещину,
разверзается с грохотом, и из черной дыры, давясь смехом, вылезают м-сье Пьер и
Родриг Иванович. М-сье Пьер приглашает Цинцинната посетить его, и тот, не видя
иной возможности, ползет по проходу впереди м-сье Пьера в его камеру. М-сье
Пьер выражает радость по поводу своей завязавшейся дружбы с Цинциннатом — такова
была его первая задача. Затем м-сье Пьер отпирает ключиком стоящий в углу
большой футляр, в котором оказывается широкий топор. Цинциннат лезет по вырытому проходу обратно, но вдруг
оказывается в пещере, а затем через трещину в скале выбирается на волю. Он
видит дымчатый, синий город с окнами, как раскаленные угольки, и торопится
вниз. Из-за выступа стены появляется Эммочка и ведет его за собой. Сквозь
небольшую дверь в стене они попадают в темноватый коридор и оказываются в
директорской квартире, где в столовой за овальным столом пьют чай семейство
Родрига Ивановича и м-сье Пьер. Как принято, накануне казни м-сье Пьер и Цинциннат
являются с визитом ко всем главным чиновникам. В честь них устроен пышный
обед, в саду пылает иллюминация: вензель «П» и «Ц» (не совсем, однако,
вышедший). М-сье Пьер, по обыкновению, в центре внимания, Цинциннат же молчалив
и рассеян. Утром к Цинциннату приходит Марфинька, жалуясь, что
трудно было добиться разрешения («Пришлось, конечно, пойти на маленькую
уступку, — одним словом, обычная история»). Марфинька рассказывает о свидании
с матерью Цинцинната, о том, что к ней самой сватается сосед, бесхитростно
предлагает Цинциннату себя («Оставь. Что за вздор>, — говорит Цинциннат).
Марфиньку манит просунутый в приоткрывшуюся дверь палец, она исчезает на три
четверти часа, а Цинциннат во время ее отсутствия думает, что не только не
приступил к неотложному, важному разговору с ней, но не может теперь даже
выразить это важное. Марфинька, разочарованная свиданием, покидает Цинцинната
(«Я была готова все тебе дать. Стоило стараться» ). Цинциннат садится писать: «Вот тупик тутошней жизни, —
и не в ее тесных пределах искать спасения». Появляется м-сье Пьер и двое его
подручных, в которых почти невозможно узнать адвоката и директора тюрьмы.
Гнедая кляча тащит облупившуюся коляску с ними вниз, в город. Прослышав о
казни, начинает собираться публика. На площади возвышается червленый помост
эшафота. Цинциннату, чтобы до него никто не дотрагивался, приходится почти
бежать к по- 363 мосту. Пока идут приготовления, он глядит по сторонам:
что-то случилось с освещением, — с солнцем неблагополучно, и часть неба трясется.
Один за другим падают тополя, которыми обсажена площадь. Цинциннат сам снимает рубашку и ложится на плаху.
Начинает считать: «один Цинциннат считал, а другой Цинциннат уже перестал
слушать удалявшийся звон ненужного счета, привстал и осмотрелся». Палач еще не
совсем остановился, но сквозь его торс просвечивают перила. Зрители совсем
прозрачны. Цинциннат медленно спускается и идет по зыбкому сору.
За его спиной рушится помост. Во много раз уменьшившийся Родриг безуспешно
пытается остановить Цинцинната. Женщина в черной шали несет на руках маленького
палача. Все расползается и падает, и Цинциннат идет среди пыли и упавших вещей
в ту сторону, где, судя по голосам, стоят люди, подобные ему. Дар - Роман (1937)
Герой романа — Федор Константинович Годунов-Чердынцев,
русский эмигрант, сын знаменитого энтомолога, отпрыск аристократического рода —
бедствует в Берлине второй половины 20-х гг., зарабатывая частными уроками и
публикуя в русских газетах ностальгические двенадцатистишия о детстве в России.
Он чувствует в себе огромный литературный потенциал, ему скучны эмигрантские
посиделки, единственный его кумир среди современников — поэт Кончеев. С ним он
и ведет неустанный внутренний диалог «на языке воображения». Годунов-Чердынцев,
сильный, здоровый, молодой, полон счастливых предчувствий, и жизнь его не
омрачается ни бедностью, ни неопределенностью будущего. Он постоянно ловит в
пейзаже, в обрывке трамвайного разговора, в своих снах приметы будущего
счастья, которое для него состоит из любви и творческой самореализации. Роман начинается с розыгрыша: приглашая Чердынцева в
гости, эмигрант Александр Яковлевич Чернышевский (еврей-выкрест, он взял этот
псевдоним из уважения к кумиру интеллигенции, живет с женой Александрой
Яковлевной, его сын недавно застрелился после странного, надрывного «ménage
à trois») обещает ему показать восторженную рецензию на только что
вышедшую чердынцевскую книжку. Рецензия оказывается статьей из старой
берлинской газе- 364
ты — статьей совершенно о другом. Следующее собрание у
Чернышевских, на котором редактор эмигрантской газеты публицист Васильев
обещает всем знакомство с новым дарованием, оборачивается фарсом: вниманию
собравшихся, в том числе Кончеева, предложена философическая пьеса русского
немца по фамилии Бах, и пьеса эта оказывается набором тяжеловесных курьезов.
Добряк Бах не замечает, что все присутствующие давятся смехом. В довершение
всего Чердынцев опять не решился заговорить с Кончеевым, и их разговор, полный
объяснений во взаимном уважении и литературном сходстве, оказывается игрой воображения.
Но в этой первой главе, повествующей о цепочке смешных неудач и ошибок, —
завязки будущего счастья героя. Здесь же возникает сквозная тема «Дара» — тема
ключей: переезжая на новую квартиру, Чердынцев забыл ключи от нее в макинтоше,
а вышел в плаще. В этой же главе беллетрист Романов приглашает Чердынцева в
другой эмигрантский салон, к некоей Маргарите Львовне, у которой бывает
русская молодежь; мелькает имя Зины Мерц (будущей возлюбленной героя), но он не
отзывается на первый намек судьбы, и встреча его с идеальной, ему одному предназначенной
женщиной откладывается до третьей главы. Во второй же Чердынцев принимает в Берлине мать,
приехавшую к нему из Парижа. Его квартирная хозяйка, фрау Стобой, нашла для нее
свободную комнату. Мать и сын вспоминают Чердынцева-старшего, отца героя,
пропавшего без вести в своей последней экспедиции, где-то в Центральной Азии.
Мать все еще надеется, что он жив. Сын, долго искавший героя для своей первой
серьезной книги, задумывает писать биографию отца и вспоминает о своем райском
детстве — экскурсиях с отцом по окрестностям усадьбы, ловле бабочек, чтении
старых журналов, решении этюдов, сладости уроков, — но чувствует, что из этих
разрозненных заметок и мечтаний книга не вырисовывается: он слишком близко,
интимно помнит отца, а потому не в состоянии объективировать его образ и
написать о нем как об ученом и путешественнике. К тому же в рассказе о его
странствиях сын слишком поэтичен и мечтателен, а ему хочется научной
строгости. Материал ему одновременно и слишком близок, и временами чужд. А
внешним толчком к прекращению работы становится переезд Чердынцева на новую
квартиру. Фрау Стобой нашла себе более надежную, денежную и благонамеренную
постоялицу: праздность Чердынцева, его сочинительство смущали ее. Чердынцев
остановил свой выбор на квартире Марианны Николаевны и Бориса Ивановича
Щеголевых не потому, что ему нравилась эта пара (престарелая мещанка и
бодрячок-антисемит с московским выговором и московскими же застольными
шуточками): его привлекло прелестное девичье платье, 365 как бы ненароком брошенное в одной из комнат. На сей
раз он угадал зов судьбы, даром что платье принадлежало совсем не Зине Мерц,
дочери Марианны Николаевны от первого брака, а ее подруге, которая принесла
свой голубой воздушный туалет на переделку. Знакомство Чердынцева с Зиной, которая давно заочно
влюблена в него по стихам, составляет тему третьей главы. У них множество общих
знакомых, но судьба откладывала сближение героев до благоприятного момента.
Зина язвительна, остроумна, начитанна, тонка, ее страшно раздражает жовиальный
отчим (отец ее — еврей, первый муж Марианны Николаевны — был человек
музыкальный, задумчивый, одинокий). Она категорически противится тому, чтобы
Щеголев и мать что-нибудь узнали об ее отношениях с Чердынцевым. Она ограничивается
прогулками с ним по Берлину, где все отвечает их счастью, резонирует с ним;
следуют долгие томительные поцелуи, но ничего более. Неразрешенная страсть,
ощущение близящегося, но медлящего счастья, радость здоровья и силы, освобождающийся
талант — все это заставляет Чердынцева начать наконец серьезный труд, и трудом
этим по случайному стечению обстоятельств становится «Жизнь Чернышевского».
Фигурой Чернышевского Чердынцев увлекся не по созвучию его фамилии со своей и
даже не по полной противоположности биографии Чернышевского его собственной, но
в результате долгих поисков ответа на мучающий его вопрос: отчего в
послереволюционной России все стало так серо, скучно и однообразно? Он
обращается к знаменитой эпохе 60-х гг., именно отыскивая виновника, но
обнаруживает в жизни Чернышевского тот самый надлом, трещину, который не дал
ему выстроить свою жизнь гармонически, ясно и стройно. Этот надлом сказался в
духовном развитии всех последующих поколений, отравленных обманной простотой дешевого,
плоского прагматизма. «Жизнь Чернышевского», которой и Чердынцев, и Набоков
нажили себе множество врагов и наделали скандал в эмиграции (сначала книга
была опубликована без этой главы), посвящена развенчанию именно русского
материализма, «разумного эгоизма», попытки жить разумом, а не чутьем, не
художнической интуицией. Издеваясь над эстетикой Чернышевского, его
идиллическими утопиями, его наивным экономическим учением, Чердынцев горячо
сочувствует ему как человеку, когда описывает его любовь к жене, страдания в
ссылке, героические попытки вернуться в литературу и общественную жизнь после
освобождения... В крови Чернышевского есть та самая «частичка гноя», о которой
он говорил в предсмертном бреду: неумение органично вписаться в мир, неловкость,
физическая слабость, а главное — игнорирование внешней прелести мира,
стремление все 366 свести к рацее, пользе, примитиву... Этот на вид
прагматический, а на самом деле глубоко умозрительный, абстрактный подход все
время мешал Чернышевскому жить, дразнил его надеждой на возможность
общественного переустройства, в то время как никакое общественное
переустройство не может и не должно занимать художника, отыскивающего в ходах
судьбы, в развитии истории, в своей и чужой жизни прежде всего высший эстетический
смысл, узор намеков и совпадений. Эта глава написана со всем блеском
набоковской иронии и эрудиции. В пятой главе сбываются все мечты Чердынцева:
его книга увидела свет при содействии того самого добряка Баха, над пьесой
которого он покатывался со смеху. Ее расхвалил тот самый Кончеев, о дружбе с
которым мечтал наш герой. Наконец возможна близость с Зиной: ее мать и отчим
уезжают из Берлина (отчим получил место), и Годунов-Чердынцев с Зиной Мерц
остаются вдвоем. Полная ликующего счастья, эта глава омрачается лишь рассказом
о смерти Александра Яковлевича Чернышевского, который умер, не веря в будущую
жизнь. «Ничего нет, — говорит он перед смертью, прислушиваясь к плеску воды за
занавешенными окнами. — Это так же ясно, как то, что идет дождь». А на улице в
это время сияет солнце, и соседка Чернышевских поливает цветы на балконе. Тема ключей всплывает в пятой главе: свои ключи от
квартиры Чердынцев оставил в комнате, ключи Зины увезла Марианна Николаевна, и
влюбленные после почти свадебного ужина оказываются на улице. Впрочем, скорее
всего в Грюневальдском лесу им будет не хуже. Да и любовь Чердынцева к Зине —
любовь, которая вплотную подошла к своему счастливому разрешению, но разрешение
это от нас скрыто, — не нуждается в ключах и кровле. Лолита - Роман (изд. на англ. яз. — 1955. Пер. авт. на рус. яз. — 1965)Эдгар Гумберт Гумберт, тридцатисемилетний
преподаватель французской литературы, испытывает неординарную склонность к
нимфеткам, как он их называет — очаровательным девочкам от девяти до
четырнадцати лет. Давнее детское впечатление наделило его этим подпольным
переживанием, отвращающим от более зрелых женщин. Действие романа-исповеди,
который пишет находящийся в тюрьме 367 Гумберт Гумберт, относится к лету 1947 г. За десять
лет до этого, живя в Париже, он был женат, но жена оставила его ради русского
полковника-эмигранта как раз накануне его переезда в Америку. Там он принимал
участие в разных исследовательских проектах, лечился в санаториях от меланхолии
и вот, выйдя из очередной больницы, снял в Новой Англии дом у госпожи Шарлотты
Гейз. У хозяйки двенадцатилетняя дочь Долорес — Ло, Лолита, напоминание о той
детской влюбленности Гумберта, потеря которой придала его эротической жизни
столь странное направление. Страницам своего дневника Гумберт Гумберт поверяет о
томительном вожделении к Лолите, как вдруг узнает, что мать отправляет ее в
летний лагерь. Шарлотта пишет Гумберту письмо, в котором объясняется в любви к
нему, и требует покинуть ее дом, если он не разделяет ее чувств. После
некоторого колебания Гумберт принимает предложение «перейти из жильцов в
сожители», Он женится на матери, ни на минуту не забывая о своей будущей
падчерице. Отныне ничто не помешает ему общаться с ней. Однако выясняется, что
после свадьбы Шарлотта намерена отправить Лолиту сразу после лагеря в
пансионат, а затем в Бердслей Колледж. Планы Гумберта рушатся. Во время
плавания в лесном озере он хочет утопить жену, но не может, к своему сожалению,
узнав, что за ними с холма следит соседка-художница. Госпожа Гумберт находит и прочитывает дневник мужа и
полностью его разоблачает. Пока он лихорадочно обдумывает, как выйти из этой
ситуации, Шарлотта в слезах и гневе бежит через дорогу отправлять письма и
попадает под машину. После похорон жены герой отправляется за Лолитой.
Разжившись одеждой для нее и снотворными пилюлями, он сообщает девочке, что ее
мама в больнице накануне серьезной операции. Забрав Лолиту из лагеря, Гумберт
собирается возить ее по городкам и гостиницам. В первой из них он дает девочке
снотворное, чтобы насладиться ею спящей. Снотворное не действует. Ночь мучений
и нерешительности Гумберта, не смеющего прикоснуться к Лолите, заканчивается ее
утренним пробуждением и соблазнением отчима. К изумлению последнего, Лолита
не была девственницей, совсем недавно она «попробовала» это с сыном начальницы
лагеря. Близость изменяет отношения Гумберта с Лолитой. Он
открывает, что ее мать мертва. С августа 1947 г. в течение года они путешествуют
по Соединенным Штатам, меняют мотели, коттеджи, гостиницы. Герой старается
подкупить девочку обещанием разных удовольствий и угрожает бедами, если она
выдаст его полиции как совратителя. Перед путешественниками открываются
многочисленные достопри- 368 мечательности страны. Параллельно между ними случаются
скандалы. Райское блаженство никак не сулит стабильного счастья. Вместо того
чтобы затаиться где-нибудь в Мексике, Гумберт поворачивает на восток Америки,
чтобы отдать девочку в частную гимназию в Бердслее. 1 января 1949 г. Лолите исполняется четырнадцать лет. Она
уже отчасти теряет прелесть своей нимфеточности, лексикон ее делается
невыносим. Она требует денег от Гумберта за удовлетворение его особых желаний,
прячет их, чтобы, как он подозревает, накопив, сбежать от него. В гимназии она
начинает увлекаться театром. Репетируя пьесу «Зачарованные охотники», Лолита
влюбляется в ее автора, знаменитого драматурга Куильти, неотразимого героя
рекламы папирос «Дромадер». Чуя неладное, Гумберт Гумберт за неделю до премьеры
увозит Лолиту из Бердслея. Летом 1949 г. начинается их последнее путешествие по
Америке. Гумберта преследуют подозрения о ее измене. Он боится оставлять Лолиту
надолго одну, проверяет пистолет, который хранит в шкатулке. Однажды он
замечает следующий за ними в отдалении вишневый «кадиллак». Кто-то нанял
детектива следить за ними? Что это за лысоватый господин, с которым торопливо
разговаривала Лолита? По дороге в городках они смотрят пьесы неких Куильти и
Дамор-Блок. Их преследователь меняет автомобили, в вишневом «кадиллаке» обнаруживаются
какие-то актеры. Лолита обманывает Гумберта, водит его за нос вместе с
сообщниками своего нового любовника. В Эльфинстоне Лолиту с высокой температурой забирают в
больницу. Впервые за два года Гумберт разлучен со своей любимой. Потом
заболевает и он сам. Когда же он собирается забрать Лолиту из госпиталя,
оказывается, что накануне она уехала со своим «дядюшкой». Три с половиной года проходят без Лолиты. Сначала
Гумберт едет в обратном порядке по следам своего изобретательного соперника.
Осенью он достигает Бердслея. До следующей весны лечится в санатории. Потом
встречает тридцатилетнюю наивную, нежную и безмозглую подружку по имени Рита,
спасшую Гумберта от смирительной рубашки. Год преподает в Кантрипском
университете. И наконец оказывается в Нью-Йорке, где 22 сентября 1952 г.
получает письмо от Лолиты. Она сообщает, что замужем, что ждет ребенка, что ей
нужны деньги расплатиться с долгами, поскольку муж собирается вместе с ней на
Аляску, где ему обещана работа. Гумберт Гумберт определяет по штемпелю адрес и,
прихватив с собой пистолет, отправляется в дорогу. Он находит Лолиту в какой-то
лачуге на окраине маленького городка замужем за почти глухим вете- 369 раном войны. Она наконец открывает имя своего
соблазнителя: это драматург Клэр Куильти, весьма неравнодушный к маленьким
детям развратный гений. Она думала, что Гумберт давно уже вычислил его.
Куильти, украв ее, повез на ранчо, уверяя, что осенью повезет в Голливуд
пробоваться на роль. Но там Лолиту ждали пьянство, наркотики, извращения и
групповые оргии, в которых она отказалась принимать участие, и была вышвырнута
на улицу. Далее тяжелые заработки на жизнь, встреча с будущим мужем... Гумберт предлагает Лолите немедленно уехать с ним от
мужа, она отказывается, она никогда его не любила. Гумберт Гумберт дает ей с
мужем четыре тысячи долларов — доход от дома ее покойной матери — и
отправляется на охоту за драматургом Клэром Куильти. Он испытывает что-то вроде раскаяния перед Лолитой.
Гумберт возвращается в Рамздэль, где жил с Шарлоттой, переводит все имущество
на имя Лолиты, узнает адрес Куильти. Затем он едет в Паркингтон, где проникает в родовой
замок своего врага, и с пистолетом в руках ведет с ним полубезумный разговор,
чередующийся выстрелами, осечками, промахами, попаданиями, борьбой двух
немолодых и полуразрушенных тел, чтением приговора в стихах. Все это делает
сцену мщения фарсовой. Куильти бежит от своего палача, тот стреляет в него... В
доме появляются очередные гости Куильти, пьют его водку, не обращая внимания на
заявление Гумберта, что он убил их хозяина. В это время на верхнюю площадку
выползает окровавленный Куильти, там он «тяжело возился, хлопая плавниками; но
вскоре... застыл — теперь уже навсегда». Гумберт Гумберт уезжает из замка. «Лолиту», свою исповедь, он пишет сначала в лечебнице
для психопатов, где проверяют его рассудок, а потом в тюрьме в ожидании суда,
не дождавшись которого умирает от сердечного приступа. Вскоре после Гумберта
умрет и Лолита, разрешившись на Рождество 1952 г. мертвой девочкой. Леонид Максимович Леонов 1899-1994Русский лес - Роман (1953)Юная девушка со звучным именем Аполлинария Вихрова
(собственно, все зовут ее Поля) приезжает после школы в Москву учиться. Мама
ее осталась там, на Енге, в Пашутинском лесничестве, а вот отец — столичный
профессор, специалист по лесу. Только видеть его Поля не хочет: то и дело
хлещут Ивана Вихрова в лесных журналах за то, что постоянно твердит он о
необходимости правильного лесопользования, о недопустимости сплошных порубок.
Отгораживает лес от его законного хозяина — русского народа. Подобные теорийки
противоречат интересам социалистического строительства. Многочисленные суровые
статьи намекают на политическую подоплеку научных воззрений Вихрова, и Поля,
убежденная комсомолка, заочно ненавидит отца как врага новой жизни. Кстати, у
громогласных статей один автор. Его фамилия Грацианский. Когда-то Грацианский и Вихров вместе учились в Лесном
институте и даже были неразлучными товарищами, несмотря на разность социального
статуса: Вихров — мужицкий сын, Грацианский происходил из обеспеченной семьи
профессора Санкт-Петербургской духовной академии. Блестящая научная карьера
Грацианского качалась с растоптания видного лесного теоретика Туликова,
вихровского учителя, и продолжилась распрей с самим Вихровым. После каждой
крупной работы Вихрова лесная общественность теперь ожидает разносной статьи 371 Грацианского, хотя доверительно кое-кто утверждает,
что ругательные шедевры Грацианского не составляют вклада в большую науку. Итак, Поля приезжает в Москву и останавливается у
подруги и землячки Вари Чернецовой. Гуляет по Москве, заходит к отцу —
высказать ему честное комсомольское суждение о людях подобного сорта, но застает
только отцову сестру, свою тетку Таисию Матвеевну. ...В ту же ночь немецкие самолеты сбрасывают первые
бомбы на спящие советские города. В свете неблагоприятных сводок с фронта обвинения
Грацианского кажутся Поле особенно зловещими. Тем более при личном знакомстве
в бомбоубежище (они соседи по дому) Грацианский добавляет к биографии ее отца
окончательно убийственные подробности: Вихров все годы учебы получал от
неизвестного лица пособие в размере 25 рублей. В годы обнищания пролетариата
этим благодетелем был уж конечно не рабочий — вывод отсюда ясен. Поля в ужасе,
рвется идти в райком, чтобы все рассказать. Варя предлагает ей вместо этого
сходить на вступительную лекцию Вихрова. Прослушав вдохновенный рассказ о судьбе русского леса
(«Судьба русского леса» — так называется и одна из фундаментальных работ
профессора), Поля испытывает усталость победы и торжество чистоты. Теперь ей
не стыдно глядеть в лицо воюющим солдатам, в числе которых сражается и Родион,
ее бывший одноклассник, друг и любимый. Вернувшись домой, она узнает, что Варя
отправляется в тыл врага. «У тебя комсомольский билет под подушкой... думай о
нем почаще — это научит тебя совершать большие дела», — на прощание наставляет
Аполлинарию подруга. Проводив Варю, Поля идет в райком проситься на фронт.
Есть у нее и еще одно заветное желание — побывать на Красной площади в Октябрьский
праздник. Время от времени у Поли происходят встречи с теткой
Таисой, из которых постепенно выясняется история жизни ее родителей. По
окончании Лесного института ее отец работал на родине, в Пашутинском
лесничестве. Хозяйство при нем стало образцовым. Там он начал и свою
плодотворную научную работу. Там возобновилось и его знакомство с Еленой
Ивановной, с которой мельком виделись в детстве. Леночка жила на правах то ли
приживалки, то ли воспитанницы в усадьбе Сапегиных, которым ее подбросили в младенчестве.
Вихрову она поверила свои страхи: боялась, что когда восставший народ будет
казнить своих угнетателей и пойдет жечь Сапегино, то убьет и ее. Чувствовала
себя чужой народу, далекой от него и не могла найти своего места в жизни. От
неопределенности согласилась выйти замуж за Ивана Матвеевича, страстно ее
любившего. Молодые уехали в Мос- 372 кву, поскольку Вихрова как перспективного ученого,
опубликовавшего к тому времени ряд заметных работ, перевели в Лесохозяйственный
институт. Родилась Аполлинария. А когда дочке исполнилось три года, Елена
Ивановна, не в силах больше сносить двойственности своей жизни, вернулась от
нелюбимого мужа в Пашутинское лесничество и стала там работать в больнице.
Вскоре после этого у Ивана Матвеевича появился приемный сын Сережа: подкинул
раскулаченный друг детства Демид Золотухин. Этим была частично заполнена
гнетущая пустота, образовавшаяся при распаде семьи. Для Поли, как и для ее матери, нет цены, какой бы она
не оплатила право глядеть в лицо своему народу. И поскольку военное время требует
от каждого величайшей моральной чистоты, она пытается добыть окончательную
правду о Вихрове и Грацианском. Случай помогает ей узнать о моральной
нечистоплотности последнего: будучи холостяком, Грацианский имел дочь, но
отцовство не признал и не помогал материально. Во время парада на Красной площади Поля знакомится с
военврачом Струнниковым, который берет ее на работу в свой госпиталь санитаркой.
Одновременно ее сводный брат Сергей Вихров, которого она никогда не видела,
отправляется на фронт помощником машиниста бронепоезда. Комиссара бронепоезда Морщихина интересует
революционное движение среди петербургской молодежи перед февральской революцией.
Беседуя со свидетелями тех лет Вихровым и Грацианским, он узнает о
существовавшей тогда провокаторской организации «Молодая Россия». Никто, кроме
Грацианского, не знает, что эта ниточка тянется еще дальше: именно Грацианский
был связан с охранкой и, в частности, выдал своих товарищей Вихрова и Крайнова.
Грацианский не знает степени осведомленности Морщихина и в смертельном страхе
ждет разоблачения. У Морщихина нет фактов. Тем не менее он начинает подозревать
правду, но бронепоезд отправляют на фронт. Поговорить обо всем узнанном он
теперь может только с Сергеем. Бои идут как раз в окрестностях Полиного родного
Пашутинского лесничества, и ее как местную уроженку посылают с разведзаданием в
тыл врага. Но она попадает в лапы фашистов и, не выдержав лжи, произносит речь,
обличающую их как врагов новой жизни. Стечение невероятных обстоятельств
позволяет ей бежать, и в лесу она натыкается на Сережу Вихрова, участвовавшего
здесь на своем бронепоезде в одной боевой операции. Их находит советская
разведка, лечатся они в одном госпитале — таково их знакомство. По возвращении в Москву Поля идет к Грацианскому и в
знак презрения выплескивает ему в лицо чернила. Грацианский воспринимает это
как разоблачение. 373 Советские войска переходят в наступление, и у Вихрова
появляется давно желаемая возможность отправиться в Пашутино. Он навещает
бывшую жену и застает у нее Сережу, Полю и Родиона. В разговоре он сообщает
одну малозначительную новость: Грацианский покончил с собой, утопившись в
проруби. Вор - Роман (1927; 2-я нов. ред. 1959)
Москва тишала тут, в местности, называемой Благуша.
Фирсов оглядел окрестность и испытал прекрасную и щемящую опустошенность,
знакомую по опыту, когда вот так же раньше, для других книг, созревала в нем
горсть человеческих судеб. И тогда Фирсов увидел как наяву, что Николка Заварихин
приехал в Москву из деревни. Забежал к дяде, затем обошел земляков и узнал, что
его капиталов недостаточно для торгового почина в городе. С горя Заварихин загулял в пивной. На эстраду вышла
пышная красавица, но тут внимание всех посетителей привлек некий господин в
енотовой шубе и такой же дорогой шляпе. За его сдержанностью чувствовалась
скрытая сила. То был знаменитый вор-медвежатник (специалист по сейфам) Митя
Векшин. Еще недавно Векшин был, как говорили, чуть ли не
комиссаром небольшой кавалерийской части. Возвышение его прервал один случай:
Векшин покалечил безоружного пленного мальчишку-поручика, вслед за тем впал в
запой, и секретарь полковой ячейки Арташез был вынужден написать на
лучшего друга рапорт в политотдел дивизии. Векшина отстранили от должности и
исключили из партии. Когда гражданская закончилась, Векшин прибыл в столицу. На
приманки нэпа он смотрел с презрением укротителя. Как вдруг пустячная уличная
сценка с нэпманшей — на входе в шикарный гастроном разодетая дамочка хлопнула
его по руке, ошибочно полагая, что Вершин рвется войти перед ней, — уничтожила
его уверенность победителя. К ночи Векшин напился в гадкой трущобе, а вскоре стал
корешем шайки. Он пытался уверить себя, что партизанит против старого мира.
Вдвоем с мастером «поездухи» Василием Васильевичем они украли чемодан у
соседки по купе. В нем оказались женские тряпки, цирковая снасть и фотография.
По ней-то Митя и понял, что обокрал родную сестру Татьянку, в детстве еще
убежавшую из дому и став- 374 шую теперь знаменитой воздушной акробаткой Гелой
Вельтон. Все это установил сочинитель Фирсов. В векшинском прошлом имелся и еще один персонаж —
чернокудрая красавица Маша Доломанова. Вначале у них была детская дружба,
возобновлявшаяся каждое лето в пору Машиных каникул. Но с годами зрело между
ними совсем другое... и оборвалось. Несколько лет они не виделись. Потом встреча все же случилась. Усталый и чумазый, шел
повзрослевший Векшин с работы и встретил неузнаваемо расцветшую, нарядную
Машу под кружевным зонтиком. Девушка сквозь мазут и копоть узнала, окликнула
Митю, а тот отвернулся. Видно, самолюбие оказалось сильней привязанности. Не
хотел, чтобы думали, что он, голодранец, метит зажиточному Доломанову в зятья. Вскоре Митя стал помощником машиниста, познакомился с
политическими партиями. На дне его сундучка неизменно лежало так и не
подаренное Маше дешевое колечко с бирюзой, купленное еще с первого заработка.
Но и Маша не забывала Митю никогда. Роковым вечером ранней весны ее понесло в непролазную
глухомань. Даже Фирсов не мог понять зачем. Внезапно на берег озера вышел Агей
Столяров, знаменитый разбойник и убийца, и взял ее. Когда Агейка предложил Маше
совместную жизнь, она согласилась. Значит, имелось в ее страшном женихе что-то
достойное, сознательно не показанное Фирсовым. Так Маша стала воровкой Манькой Вьюга. И когда
встретилась с Митей, пообещала: за то, что отдал ее мерзкому Агею, которого сторонятся
даже воры, пусть не ждет от нее пощады. Даже колечко с бирюзой ее не смягчило.
Прямо сказала, что сделает из гордого Мити «хуже тех», кого он сейчас
презирает. Обагрит его невинной кровью. И колечко, сказала, ей пригодится. Маша
только Татьянке призналась, что это Митя тогда назначил ей свидание в глуши
(чтоб не попался он полиции), а сам не пришел, задержавшись на партработе. Вскоре Митя пошел с Агеем на дело и, лишь когда вскрыл
сейф, узнал, что ограбил учреждение, где начальником был старый друг Арташез. У
взломанного сейфа осталась улика — то самое колечко. Но Арташез, узнав колечко,
при случае вернул его владельцу. Николка Заварихин тем временем открыл-таки свою
торговлю — и влюбился в Гелу Вельтон, то бишь Таню Векшину. А Таня в него.
Добрая девушка ясно сознавала, как не подходит ей этот грубый, напористый
торгаш. Но она искала опоры. С ней произошло несчастье: на арене ее стал
одолевать страх разбиться. От Николки же к ней шли сила и уверенность. Как-то ночью, возвращаясь от жениха, Таня встретила Фирсова и 375 спросила напрямик: сколько в его повести осталось
страничек на ее долю? Сочинитель заходил и к Маше и произнес бурную речь,
объясняя, что его писательская власть лишь кажется призрачной, а на самом деле
его царство — от мира сего, что он может провести Машу сквозь толпу персонажей,
дать ей власть решать их судьбы.... Разговору их никто не мешал, поскольку Маша при
подозрительных обстоятельствах овдовела и вселила к себе давно и безнадежно
влюбленного в нее вора Доньку, то ли на правах телохранителя, то ли
привратника. Красавец Донька служил ей как раб, но надежд на будущее не скрывал.
Векшина весьма беспокоило такое Машино соседство, но поделать он ничего не
мог: засыпался однажды и вынужден был уехать из Москвы. Векшин поехал на родину. Разыскивая отца (как потом
оказалось, умершего), негаданно попал на свадьбу сводного брата Леонтия. Затем
провел несколько бездомных ночей на природе, обдумывая свою жизнь и земное
предназначение. В нем вызревал «образ электрических вожжей, способных не
только обуздать, но и насытить высшим историческим смыслом... бессмысленно
протекавшую раньше по низинам истории людскую гущу». В сложном своем душевном состоянии Векшин как-то не
слишком бурно отреагировал на гибель сестры. Опасения Тани оправдались: она
разбилась, выполняя свой коронный номер штрабат. Мысли же Мити занимала месть
сопернику, как он стал подозревать, теперь уже и удачливому. Он уже забыл, что
именно убийцей хотела сделать его мстительная Маша, и задумал хитроумный вроде
бы план уничтожения Доньки на правилке, то есть воровском суде чести. В фирсовской повести живописно было рассказано о том,
как после неудавшегося убийства Доньки ехал Векшин куда-то в транссибирскую
даль, как вышел на случайном полустанке, где приютили его лесорубы... А на деле
его падшему герою предстояла совсем иная социальная перековка. То ли сочинитель описывал житейский путь Векшина как
зыбкий мост от преступления к просветлению, то ли использовал биографию
персонажа как болванку для примерки некоторых своих мыслей «о культуре и
начинке человеческой...» Писателя Фирсова посетила немолодая женщина — то была
его муза, отсидевшая срок Манька Вьюга. Кое-что рассказала автору о дальнейшей
судьбе его персонажей. Сочинитель не заметил, когда и как успела она оставить
букетик под черновиком эпилога. Андрей Платонович Платонов 1899-1951Епифанские шлюзы - Повесть (1927)Английский инженер Вильям Перри, щедро награжденный
русским царем Петром за усердие в устроении шлюзов на реке Воронеж, письмом
зовет в Россию своего брата Бертрана для исполнения нового царского замысла —
создания сплошного судового хода меж Доном и Окою. Предстоят большие шлюзовые и
канальные работы, для прожектерства которых и пообещал Вильям царю призвать
брата, потому что «сам устал, и сердце ссохлось, и разум тухнет». Весною 1709 г. приплывает в Санкт-Петербург Бертран
Перри. Ему идет тридцать четвертый год, но угрюмое, скорбное лицо и седые виски
делают его сорокапятилетним. В порту Бертрану встречаются посол русского
государя и консул английского короля. Отдыхая после долгого пути в отведенном
покое близ морского цейхгауза, под тревожное завывание бури за окном Бертран
вспоминает родной Нью-кестль и свою двадцатилетнюю невесту Мери. Перед
расставанием Мери говорила Бертрану, что ей нужен муж «как странник Искандер,
как мчащийся Тамерлан или неукротимый Атилла». Чтобы быть достойным такой жены,
и приехал Бертран в этот суровый край. Но сможет ли Мери ждать его долгие годы?
С такими мыслями засыпает Бертран в закоченевшем покое. Неделю Бертран знакомится с изыскательскими
документами, со- 377 ставленными знающими людьми: французским инженером
Трузсоном и польским техником Цицкевским. На основании этих изысканий он
полгода трудится над прожектом и планами работ, очарованный великим замыслом
Петра. В июле документы доложены царю, который их одобряет и выдает Бертрану
награду в тысячу пятьсот рублей серебром и учреждает жалованье впредь по
тысяче рублей каждый месяц. Кроме того, Бертрану даны права генерала с подчинением
только царю и главнокомандующему, а наместникам и воеводам дан указ оказывать
полное воспособление главному инженеру — всем, чего он ни потребует. Дав
Бертрану все права, царь Петр напоминает и о том, что он умеет не только
благодарить, но и наказывать супротивщиков царской воли. Бертран вместе с пятью немецкими инженерами и десятью
писцами отправляется в город Епифань, в самую середину будущих работ. Отъезд
омрачен письмом из Ньюкестля. Мери упрекает его в жестокости — ради золота он
уплыл в дальнюю землю и погубил ее любовь. И она предпочла другого — Томаса, и
уже ребенок тревожится под ее сердцем. Не помня рассудка, Бертран Перри трижды
кряду читает письмо и сжимает зубами трубку так, что из десен льется кровь.
«Кончено, друзья... Кровь кончилась, а десны зарастут. Давайте ехать в
Епифань!» — овладев собой, говорит он попутчикам. Они долго едут по Посольской дороге — через Москву,
через гулкие пространства с богатой и сдержанной природой, и встречный ветер
выдувает горе из груди Бертрана. Работа начинается сразу, лишь в ней Бертран
исходит энергией своей души — и сподручные прозывают его каторжным командиром.
Осенью приезжает в Епифань Петр и остается недоволен тем, что работы идут
медленно. Действительно, как ни ожесточался Перри, мужики укрывались от
повинности, а местное злое начальство наживалось на поборах и начетах с казны.
Петр проводит дознание, воеводу бьют кнутом и ссылают в Москву для
дополнительного следствия, где тот умирает. По отъезде Петра другая беда находит на епифанские
работы. Не только болеют и умирают балтийские мастера и техники-немцы, но также
и бегут по тайным дорогам на родину, а без них мужики и вовсе целыми слободами
не выезжают на повинность. Под страхом смертной казни приказывает Бертран Перри
не пропускать нигде иноземцев в обратную дорогу, но и этим не получается усечь
чинимое зло. Бертран понимает, что зря начал таким штурмом работы.
Надо было дать народу притерпеться к труду, а сейчас засел в людях страх от
«непосилия»... Новый воевода перехватывает челобитные к царю и 378 объясняет Бертрану, что здешний народ — охальник и
ослушник и норовит только доносы сочинять, а не работать. Бертран чувствует,
что и новый воевода — не лучше прежнего. Он шлет Петру рапорт с описанием всей
истории работ. Царь объявляет епифанское воеводство на военном положении,
присылает нового воеводу, но и угрожает Бертрану Перри расправой за нерадивую
работу: «Что ты британец — отрадой тебе не станется». Получает Бертран письмо и от Мери. Она пишет, что умер
ее первенец, что муж стал совсем чужим и что она помнит Бертрана, понимая
мужество и скромность его натуры. Бертран не отвечает Мери. Весна выдается недружная, и русла рек не заполняются
водой до нужного уровня. Оказывается, тот год, когда проводились изыскания, был
необычайно обильным на воду, а для обычного года расчеты неверны. Для накачки
воды в каналы Бертран отдает приказ расширить обнаруженный подводный колодезь
на Иван-озере. Но при работах разрушается вододержащий глинистый пласт, и вода
еще больше убывает. Ожесточается сердце Бертрана. Он потерял родину, Мери,
надеясь в работе найти успокоение, но и здесь его настигает безжалостный удар
судьбы. Он знает, что не выберется живым из этих просторов и не увидит больше
родного Ньюкестля. Но работы продолжаются. Через год на испытание шлюзов и каналов прибывает
комиссия во главе с тем самым Трузсоном, по изысканиям которого и делался
прожект работ. Пущенная по каналам вода поднимается так незначительно, что в
иных местах и плот не может пройти, не то что корабль. «Что воды мало будет,
про то все бабы в Епифани еще год назад знали, поэтому все жители и на работу
глядели как на царскую игру и иноземную затею...» Комиссия делает вывод:
затраты и труды считать напрасными. Перри не пытается доказать свою невиновность. Он
бродит в степи, а вечерами читает английские романы о любви. Немцы-инженеры
убегают, спасаясь от царского наказания. Через два месяца Петр присылает
курьера с сообщением: Бертрана Перри, как государственного преступника, гнать
пешеходом в Москву со стражниками. Дорога оказывается так далека, что Перри
забывает, куда его ведут, и хочет, чтобы уж поскорее довели и убили. Бертран сидит в башенной тюрьме Кремля и наблюдает в
узкое окно, как на небе горят в своей высоте и беззаконии звезды. Он просыпается
от людей, стоящих над ним. Это дьяк, читающий приговор, и огромный палач-садист
без топора. Больше часа, скрежеща и сопя, палач исходит лютостью над угасающей
жизнью Бертрана Перри. 379 Пахнущее духами письмо из Англии, которое приходит в
Епифань на имя мертвеца, воевода Салтыков кладет от греха за божницу — на
вечное поселение паукам. Сокровенный человек - Повесть (1928)«Фома Пухов не одарен чувствительностью: он на гробе
жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяйки».
После погребения жены, намаявшись, Пухов ложится спать. К нему кто-то громко
стучит. Сторож конторы начальника дистанции приносит путевку на работы по
очистке железнодорожных путей от снега. На станции Пухов расписывается в
приказе — в те годы попробуй не распишись! — и вместе с бригадой рабочих,
обслуживающих снегоочиститель, который тянут два паровоза, отправляется
расчищать от снежных заносов путь для красноармейских эшелонов и бронепоездов.
Фронт находится в шестидесяти верстах. На одном из снежных завалов
снегоочиститель резко тормозит, рабочие падают, разбивая головы, помощник
машиниста разбивается насмерть. Конный казачий отряд окружает рабочих,
приказывая доставить паровозы и снегоочистку на занятую белыми станцию.
Подъехавший красный бронепоезд освобождает рабочих и расстреливает завязших в
снегу казаков. На станции Лиски рабочие отдыхают три дня. На стене
барака Пухов читает объявление о наборе механиков в технические части Южного
фронта. Он предлагает своему другу Зворычному поехать на юг, а то «на
снегоочистке делать нечего — весна уж в ширинку дует! Революция-то пройдет, а
нам ничего не останется!». Зворычный не соглашается, жалея покидать жену с
сыном. Через неделю Пухов и еще пятеро слесарей едут в
Новороссийск. Красные снаряжают на трех кораблях десант из пятисот человек в
Крым, в тыл Врангелю. Пухов плывет на пароходе «Шаня», обслуживая паровой
двигатель. Непроглядной ночью десант проходит Керченский пролив, но из-за
шторма корабли теряют друг друга. Бушующая стихия не дает десанту высадиться на
крымский берег. Десантники вынуждены вернуться в Новороссийск. Приходит известие о взятии красными войсками
Симферополя. Четыре месяца Пухов проводит в Новороссийске, работая старшим 380 монтером береговой базы Азово-Черноморского
пароходства. Он скучает от недостатка работы: пароходов мало, и Пухов занят тем,
что составляет отчеты о неисправности их механизмов. Он часто гуляет в
окрестностях города, любуясь природой, находя все уместным и живущим по
существу. Вспоминая свою умершую жену, Пухов чувствует свое отличие от природы
и горюет, уткнувшись липом в нагретую его дыханием землю, смачивая ее редкими
неохотными каплями слез. Он покидает Новороссийск, но едет не к дому, а в
сторону Баку, собираясь дойти до родины вдоль берега Каспия и по Волге. В Баку
Пухов встречается с матросом Шариковым, который налаживает Каспийское
пароходство. Шариков дает Пухову командировку в Царицын — для привлечения
квалифицированного пролетариата в Баку. В Царицыне Пухов показывает мандат
Шарикова какому-то механику, которого встречает у конторы завода. Тот читает
мандат, мажет его языком и приклеивает на забор. Пухов смотрит на бумажку и
надевает ее на шляпку гвоздя, чтобы ее не сорвал ветер. Он идет на вокзал,
садится на поезд и спрашивает людей, куда он едет. «А мы знаем — куда? —
сомнительно произносит кроткий голос невидного человека. — Едет, и мы с ним». Пухов возвращается в свой город, поселяется у
Зворычного, секретаря ячейки мастерских, и начинает работать слесарем на
гидравлическом прессе. Через неделю он переходит жить в свою квартиру, которую
он называет «полосой отчуждения»: ему там скучно. Пухов ходит в гости к
Зворычному и рассказывает что-нибудь о Черном море — чтобы не задаром чай пить.
Возвращаясь домой, Пухов вспоминает, что жилище называется очагом: «Очаг,
черт: ни бабы, ни костра!» К городу подступают белые. Рабочие, собравшись в
отряды, обороняются. Бронепоезд белых обстреливает город ураганным огнем.
Пухов предлагает собрать несколько платформ с песком и пустить с уклона на
бронепоезд. Но платформы разлетаются вдребезги, не причинив бронепоезду вреда.
Бросившиеся в атаку рабочие падают под пулеметным огнем. Утром два красных
бронепоезда приходят на помощь рабочим — город спасен. Ячейка разбирается: не предатель ли Пухов, придумавший
глупую затею с платформами, и решает, что он просто придурковатый мужик. Работа
в цехе отягощает Пухова — не тяжестью, а унынием. Он вспоминает о Шарикове и
пишет ему письмо. Через месяц он получает ответ Шарикова с приглашением
работать на нефтяных приисках. Пухов едет в Баку, где работает машинистом на
двигателе, перекачивающем нефть из скважины в нефтехранилище. Идет время, 381 Пухову становится хорошо, и он жалеет только об одном:
что немного постарел, и нет чего-то нечаянного в душе, что было раньше. Однажды он идет из Баку на промысел. Он ночевал у
Шарикова, к которому вернулся из плена брат. Неожиданное сочувствие к людям,
одиноко работающим против вещества всего мира, проясняется в заросшей жизнью
душе Пухова. Он идет с удовольствием, чувствуя родственность всех тел к своему
телу, роскошь жизни и неистовство смелой природы, неимоверной в тишине и в
действии. Постепенно он догадывается о самом важном и мучительном: отчаянная
природа перешла в людей и в смелость революции. Душевная чужбина оставляет
Пухова на том месте, где он стоит, и он узнает теплоту родины, будто вернулся к
матери от ненужной жены. Свет и теплота напрягались над миром и постепенно
превращались в силу человека. «Хорошее утро!» — говорит он встретившемуся ему
машинисту. Тот равнодушно свидетельствует: «Революционное вполне». Чевенгур
ПУТЕШЕСТВИЕ С ОТКРЫТЫМ СЕРДЦЕМ - Роман (1929)
Через четыре года в пятый голод гнал людей в города
или в леса — бывал неурожай. Захар Павлович оставался в деревне один. За долгую
жизнь его рук не миновало ни одно изделие, от сковородки до будильника, но у
самого Захара Павловича ничего не было: ни семьи, ни жилища. Однажды ночью,
когда Захар Павлович слушал шум долгожданного дождя, он различил далекий гудок
паровоза. Утром он собрался и ушел в город. Работа в паровозном депо открыла
для него новый искусный мир — такой давно любимый, будто всегда знакомый, и он
решил навсегда удержаться в нем. У Двановых рождалось шестнадцать детей, уцелело
семеро. Восьмым был приемыш Саша, сын рыбака. Его отец утонул из интереса:
хотел узнать, что бывает после смерти. Саша — ровесник одного из детей
Двановых, Прошки. Когда в голодный год родилась еще двойня, Прохор Абрамович
Дванов сшил Саше мешок для подаяния и вывел его за околицу. «Все мы хамы и
негодяи!» — правильно определил себя Прохор Абрамович, возвращаясь к жене и
собственным детям. Саша зашел на кладбище попрощаться с отцом. Он решил, как
толь- 382 ко наберет полную сумку хлеба, вырыть себе землянку
рядом с могилкой отца и жить там, раз у него нету дома. Захар Павлович просит Прошку Дванова за рублевку
разыскать Сашу и берет его к себе в сыновья. Захар Павлович любит Сашу всей
преданностью старости, всем чувством безотчетных, неясных надежд. Саша работает
учеником в депо, чтобы выучиться на слесаря. Вечерами он много читает, а
почитав, пишет, потому что не хочет в свои семнадцать лет оставлять мир
ненареченным. Однако он чувствует внутри своего тела пустоту, куда, не
задерживаясь, входит и выходит жизнь, как отдаленный гул, в котором невозможно
разобрать слов песни. Захар Павлович, наблюдая за сыном, советует: «Не мучайся,
Саш, — ты и так слабый...» Начинается война, потом революция. В одну октябрьскую
ночь, услышав стрельбу в городе, Захар Павлович говорит Саше: «Там дураки
власть берут, — может, хоть жизнь поумнеет». Утром они отправляются в город и
ищут самую серьезную партию, чтобы сразу записаться в нее. Все партии
помещаются в одном казенном доме, и Захар Павлович ходит по кабинетам, выбирая
партию по своему разуму. В конце коридора за крайней дверью сидит один только
человек — остальные отлучились властвовать. «Скоро конец всему наступит?» —
спрашивает человека Захар Павлович. «Социализм, что ли? Через год. Сегодня
только учреждения занимаем». «Тогда пиши нас», — соглашается обрадованный Захар
Павлович. Дома отец объясняет сыну свое понимание большевизма: «Большевик
должен иметь пустое сердце, чтобы туды все могло поместиться...» Через полгода Александр поступает на открывшиеся
железнодорожные курсы, а затем переходит в политехникум. Но скоро учение
Александра Дванова прекращается, и надолго. Партия командирует его на фронт
гражданской войны — в степной город Новохоперск. Захар Павлович целые сутки
сидит с сыном на вокзале, ожидая попутного эшелона. Они уже обо всем
переговорили, кроме любви. Когда Саша уезжает, Захар Павлович возвращается
домой и по складам читает алгебру, ничего не понимая, но постепенно находя
себе утешение. В Новохоперске Дванов приучается к степной воюющей
революции. Вскоре из губернии приходит письмо с приказом о его возвращении.
По дороге он вместо сбежавшего машиниста ведет паровоз — и на однопутной
дороге состав сталкивается со встречным. Саша чудом остается жив. Проделав большой и трудный путь, Дванов возвращается
домой. Он сразу же заболевает тифом, выключаясь из жизни на восемь меся- 383 цев. Захар Павлович, отчаявшись, делает для сына гроб.
Но летом Саша выздоравливает. К ним по вечерам приходит соседка, сирота Соня.
Захар Павлович раскалывает гроб на топку, с радостью думая, что теперь впору не
гроб, а детскую кроватку мастерить, потому что Соня скоро подрастет и у них с
Сашей могут быть дети. Губком посылает Сашу по губернии — «искать коммунизм
среди самодеятельности населения». Дванов идет от одного селения к другому. Он
попадает в руки к анархистам, у которых его отбивает небольшой отряд под
командованием Степана Копенкина. Копенкин участвует в революции ради своего
чувства любви к Розе Люксембург. В одном селении, куда заезжают Копенкин с
Двановым, они встречают Соню, которая здесь учит в школе детей. Дванов с Копенкиным, блуждая по губернии, встречают
многих людей, каждый из которых по-своему представляет строительство новой, еще
неизвестной жизни. Дванов знакомится с Чепурным, председателем ревкома уездного
города Чевенгур. Дванову нравится слово Чевенгур, которое напоминает ему
влекущий гул неизвестной страны. Чепурный рассказывает о своем городе как о
месте, в котором и благо жизни, и точность истины, и скорбь существования происходят
сами собой по мере надобности. Хотя Дванов и мечтает вернуться домой и
продолжить учебу в политехникуме, но увлекается рассказами Чепурного о
социализме Чевенгура и решает ехать в этот город. «Едем в твой край! — говорит
Чепурному и Копенкин. — Поглядим на факты!» Чевенгур просыпается поздно; его жители отдыхали от веков
угнетения и не могли отдохнуть. Революция завоевала Чевенгурскому уезду сны и
главной профессией сделала душу. Заперев свою лошадь Пролетарскую Силу в сарай,
Копенкин идет по Чевенгуру, встречая людей, бледных по виду и нездешних по
лицу. Он спрашивает Чепурного, чем занимаются эти люди днем. Чепурный
отвечает, что душа человека и есть основная профессия, а продукт ее — дружба и
товарищество. Копенкин предлагает, чтобы не было совсем хорошо в Чевенгуре,
организовать немного горя, потому что коммунизм должен быть едким — для
хорошего вкуса. Они назначают чрезвычайную комиссию, которая составляет списки
уцелевших в революции буржуев. Чекисты их расстреливают. «Теперь наше дело
покойное!» — радуется после расстрела Чепурный. «Плачьте!» — говорят чекисты
женам убитых буржуев и уходят спать от утомления. После расправы с буржуями Копенкин все равно не
чувствует в Чевенгуре коммунизма, и чекисты принимаются выявлять полубуржуев,
чтобы освободить жизнь и от них. Полубуржуев собирают в боль- 384 шую толпу и выгоняют из города в степь. Пролетарии,
оставшиеся в Чевенгуре и прибывшие в город по призыву коммунистов, быстро доедают
пищевые остатки буржуазии, уничтожают всех кур и питаются одной растительной
пищей в степи. Чепурный ожидает, что окончательное счастье жизни выработается
само собой в никем не тревожимом пролетариате, потому что счастье жизни — факт
и необходимость. Один Копенкин ходит по Чевенгуру без счастья, ожидая приезда
Дванова и его оценки новой жизни. В Чевенгур приезжает Дванов, но не видит коммунизма
снаружи: наверное, он скрылся в людях. И Дванов догадывается, почему
большевики-чевенгурцы так желают коммунизма: он есть конец истории, конец
времени, время же идет только в природе, а в человеке стоит тоска. Дванов
изобретает прибор, который должен солнечный свет обращать в электричество, для
чего из всех рам в Чевенгуре вынули зеркала и собрали все стекло. Но прибор не
работает. Построена и башня, на которой зажигают огонь, чтобы блуждающие в
степи могли прийти на него. Но никто не является на свет маяка. Из Москвы
приезжает товарищ Сербинов для проверки трудов чевенгурцев и отмечает их
бесполезность. Чепурный объясняет это: «Так мы же работаем не для пользы, а
друг для друга». В своем отчете Сербинов пишет, что в Чевенгуре много счастливых,
но бесполезных вещей. В Чевенгур доставляют женщин — для продолжения жизни.
Молодые чевенгурцы лишь греются с ними, как с матерями, потому что воздух уже
совсем холодный от наступившей осени. Сербинов рассказывает Дванову о своей встрече в Москве
с Софьей Александровной — той самой Соней, которую Саша помнил до Чевенгура.
Сейчас Софья Александровна живет в Москве и работает на фабрике. Сербинов
говорит, что она помнит Сашу, как идею. Сербинов молчит о своей любви к Софье
Александровне. В Чевенгур прибегает человек и сообщает, что на город
движутся казаки на лошадях. Завязывается бой. Погибает Сербинов с мыслями о
далекой Софье Александровне, хранившей в себе след его тела, погибает
Чепурный, остальные большевики. Город занят казаками. Дванов остается в степи
над смертельно раненным Копенкиным. Когда Копенкин умирает, Дванов садится на
его лошадь Пролетарскую Силу и трогает прочь от города, в открытую степь. Он
едет долго и проезжает деревню, в которой родился. Дорога приводит Дванова к
озеру, в глубине которого когда-то упокоился его отец. Дванов видит удочку,
которую забыл на берегу в детстве. Он заставляет Пролетарскую Силу зайти в
воду по грудь и, прощаясь с ней, сходит с седла в 385 воду — в поисках той дороги, по которой когда-то
прошел отец в любопытстве смерти... Захар Павлович приходит в Чевенгур в поисках Саши.
Никого из людей в городе нет — только сидит у кирпичного дома Прошка и плачет.
«Хочешь, я тебе опять рублевку дам — приведи мне Сашу», — просит Захар
Павлович. «Даром приведу», — обещает Прокофий и идет искать Дванова. Котлован - Повесть (1930)
«В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет
с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования.
В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства
вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда».
Вощев идет в другой город. На пустыре в теплой яме он устраивается на ночлег. В
полночь его будит человек, косящий на пустыре траву. Косарь говорит, что скоро
здесь начнется строительство, и отправляет Вощева в барак: «Ступай туда и спи
до утра, а утром ты выяснишься». Вощев просыпается вместе с артелью мастеровых, которые
кормят его и объясняют, что сегодня начинается постройка единого здания, куда
войдет на поселение весь местный класс пролетариата. Вощеву дают лопату, он
сжимает ее руками, точно желая добыть истину из земного праха. Инженер уже
разметил котлован и говорит рабочим, что биржа должна прислать еще пятьдесят
человек, а пока надо начинать работы ведущей бригадой. Вощев копает вместе со
всеми, он «поглядел на людей и решил кое-как жить, раз они терпят и живут: он
вместе с ними произошел и умрет в свое время неразлучно с людьми». Землекопы постепенно обживаются и привыкают работать.
На котлован часто приезжает товарищ Пашкин, председатель окрпрофсовета, который
следит за темпом работ. «Темп тих, — говорит он рабочим. — Зачем вы жалеете
подымать производительность? Социализм обойдется и без вас, а вы без него
проживете зря и помрете». Вечерами Вощев лежит с открытыми глазами и тоскует о
будущем, когда все станет общеизвестным и помещенным в скупое чувст- 386 во счастья. Наиболее сознательный рабочий Сафронов
предлагает поставить в бараке радио, чтоб слушать о достижениях и директивах,
инвалид, безногий Жачев, возражает: «Лучше девочку-сиротку привести за ручку,
чем твое радио». Землекоп Чиклин находит в заброшенном здании
кафельного завода, где когда-то его поцеловала хозяйская дочь, умирающую
женщину с маленькой дочкой. Чиклин целует женщину и узнает по остатку нежности
в губах, что это та самая девушка, которая целовала его в юности. Перед смертью
мать говорит девочке, чтобы она никому не признавалась, чья она дочь. Девочка
спрашивает, отчего умирает ее мать: оттого, что буржуйка, или от смерти? Чиклин
забирает ее с собой. Товарищ Пашкин устанавливает в бараке радиорупор, из
которого раздаются ежеминутные требования в виде лозунгов — о необходимости
сбора крапивы, обрезания хвостов и грив у лошадей. Сафронов слушает и жалеет,
что он не может говорить обратно в трубу, чтобы там узнали о его чувстве
активности. Вощеву и Жачеву становится беспричинно стыдно от долгих речей по
радио, и Жачев кричит: «Остановите этот звук! Дайте мне ответить на него!»
Наслушавшись радио, Сафронов без сна смотрит на спящих людей и с горестью высказывается:
«Эх ты, масса, масса. Трудно организовать из тебя скелет коммунизма! И что тебе
надо? Стерве такой? Ты весь авангард, гадина, замучила!» Девочка, пришедшая с Чиклиным, спрашивает у него про
черты меридианов на карте, и Чиклин отвечает, что это загородки от буржуев.
Вечером землекопы не включают радио, а, наевшись, садятся смотреть на девочку и
спрашивают ее, кто она такая. Девочка помнит, что ей говорила мать, и
рассказывает о том, что родителей не помнит и при буржуях она не хотела
рождаться, а как стал Ленин — и она стала. Сафронов заключает: «И глубока наша
советская власть, раз даже дети, не помня матери, уже чуют товарища Ленина!» На собрании рабочие решают направить в деревню
Сафронова и Козлова с целью организации колхозной жизни. В деревне их убивают
— и на помощь деревенским активистам приходят другие землекопы во главе с
Вощевым и Чиклиным. Пока на Организационном Дворе проходит собрание
организованных членов и неорганизованных единоличников, Чиклин и Вощев
сколачивают неподалеку плот. Активисты обозначают по списку людей: бедняков для
колхоза, кулаков — для раскулачивания. Чтобы вернее выявить всех кулаков, Чиклин
берет в помощь медведя, работающего в кузнице молотобойцем. Медведь хорошо
помнит дома, где он раньше работал, — по этим домам и определяют кулаков,
которых загоняют на плот и отправля- 387 ют по речному течению в море. Оставшиеся на Оргдворе
бедняки маршируют на месте под звуки радио, потом пляшут, приветствуя приход
колхозной жизни. Утром народ идет к кузне, где слышна работа
медведя-молотобойца. Члены колхоза сжигают весь уголь, чинят весь мертвый
инвентарь и с тоской, что кончился труд, садятся у плетня и смотрят на деревню
в недоумении о своей дальнейшей жизни. Рабочие ведут деревенских жителей в
город. К вечеру путники приходят к котловану и видят, что он занесен снегом, а
в бараке пусто и темно. Чиклин разжигает костер, чтобы согреть заболевшую
девочку Настю. Мимо барака проходят люди, но никто не приходит проведать Настю,
потому что каждый, нагнув голову, беспрерывно думает о сплошной
коллективизации. К утру Настя умирает. Вощев, стоя над утихшим ребенком, думает
о том, зачем ему теперь нужен смысл жизни, если нет этого маленького, верного
человека, в котором истина стала бы радостью и движением. Жачев спрашивает у Вощева: «Зачем колхоз привел?»
«Мужики в пролетариат хотят зачисляться», — отвечает Вощев. Чиклин берет лом и
лопату и идет копать на дальний конец котлована. Оглянувшись, он видит, что
весь колхоз не переставая роет землю. Все бедные и средние мужики работают с
таким усердием, будто хотят спастись навеки в пропасти котлована. Лошади тоже
не стоят: на них колхозники возят камень. Один Жачев не работает, скорбя по
умершей Насте. «Я урод империализма, а коммунизм — это детское дело, за то я и
Настю любил... Пойду сейчас на прощанье товарища Пашкина убью», — говорит Жачев
и уползает на своей тележке в город, чтобы никогда не возвратиться на котлован. Чиклин выкапывает для Насти глубокую могилу, чтобы
ребенка никогда не побеспокоил шум жизни с поверхности земли. Ювенильное море. МОРЕ ЮНОСТИ - Повесть (1934)
Пять дней человек идет в глубину юго-восточной степи
Советского Союза. По дороге он представляет себя то машинистом паровоза, то
геологом-разведчиком, то «другим организованным профессиональным существом, —
лишь бы занять голову бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца» и
размышляет о переустройстве земного 388 шара с целью открытия новых источников энергии. Это
Николай Вермо, опробовавший много профессий и командированный в качестве
инженера-электрика в мясосовхоз. Директор этого совхоза Умрищев, встретив
командированного, определяет Николая Вермо в дальний гурт. Умрищев дает Вермо
свой совет — «не соваться», потому что вековечные страсти-страдания, по его
мнению, происходят оттого, что люди «неустанно суются, нарушая размеры
спокойствия». Вместе с Николаем из совхоза в дальний гурт идет
молодая женщина, секретарь гуртовой партячейки Надежда Бесталоева.
Николай говорит ей, как часто становится скучно оттого, что не сбываются
чувства, и когда хочешь кого-то поцеловать, то человек отворачивается...
Бесталоева отвечает, что она не отвернется. Когда они целуются, подъезжает
верхом на лошади Умрищев и говорит: «Суешься уже?» Надежда обещает Умрищеву
посчитаться с ним, потому что на гурте удавилась доярка. Гурт «Родительские Дворики» имеет четыре тысячи коров
и большое число подспорной живности, являясь надежным источником мясной пищи
для пролетариата. Когда Вермо и Бесталоева приходят на гурт, там уже находится
Умрищев. Попробовав хлеб, он дает указание «печь более вкусный хлеб».
Показывает на землю: «Сорвать былинку на пешеходной тропинке, а то бьет по
ногам и мешает сосредоточиться». Умрищев проводит собрание работников гурта, на
котором обсуждаются вопросы победы советской власти над капитализмом. Старушка
Кузьминишна, которая стала называть себя Федератовной, говорит о своей жалости
к федеративной республике, ради которой она день и ночь ходит и щупает, где что
есть и где чего нету... Старший гуртоправ Божев боится, что старуха знает о его
тайных обменах хороших коров на худых кулацких, но успокаивается: обвинений
ему не предъявляют. На следующий день хоронят доярку Айну. Айна прознала о
делах Божева с кулаками, которые с ведома гуртовщика меняли своих коров на
откормленных совхозных, а также выдаивали их на пастбищах. Божев избивал
свидетельницу своих преступлений и однажды изнасиловал. Айна, не выдержав
надругательства, удавилась. Бесталоева догадывается об истинных причинах этого
самоубийства. Вермо идет впереди процессии, играя на гармонике по слуху
«Аппассионату» Бетховена. На гурт приезжает для расследования комиссия во главе
с секретарем райкома. Брат Айны все рассказывает. Божева судят и расстреливают
в городской тюрьме. Умрищева посылают в другой колхоз, где он, как оппортунист,
делает все наоборот своим убеждениям, чтобы получалось правильно... Директором
мясосовхоза становится Бесталое- 389 ва, которая берет себе помощницей Федератовну, а
главным инженером назначает Николая Вермо. На гурте не хватает воды, и Вермо придумывает прожечь
землю вольтовой дугой, чтобы добраться до погребенных вод — ювенильного моря.
Бесталоева на совещании актива отдает приказание Николаю делать пока земляные
работы, а сама решает ехать в район за оборудованием и стройматериалами, чтобы
с получением подземных вод в будущем увеличить сдачу мяса в несколько раз. Мясосовхоз подвергается техническому переустройству:
коров убивают электричеством в башне, брикетируют навоз для получения горючею
материала, устанавливают ветряной двигатель для получения электрической
энергии. Вольтовым агрегатом Николай Вермо бурит скважину, добираясь до
светящейся внизу, под землей, воды. Этим агрегатом он режет из земли плиты для
строительства жилищ людям и приюта скоту. Работу инженера Николая Вермо
принимает делегация из Москвы. Глубокой осенью из Ленинграда отплывает корабль, на
борту которого находятся инженер Вермо и Надежда Бесталоева. Они командированы
в Америку, чтобы проверить там идею сверхглубокого бурения вольтовым пламенем и
научиться добывать электричество из пространства, освещенного небом. На берегу
их провожают Федератовна и Умрищев, которого Федератовна уже давно идейно
перевоспитывает, увлекшись терпеливым отрицательным старичком и став его
женой. Вечером, ложась спать в гостинице, Умрищев спрашивает Федератовну, не
настанет ли на земле сумрак, когда Николай Эдвардович и Надежда Михайловна
начнут из дневного света делать свое электричество. «Здесь лежащая Федератовна обернулась к Умрищеву и
обругала его за оппортунизм». Возвращение - Рассказ (1946)Прослужив всю войну, гвардии капитан Алексей
Алексеевич Иванов убывает из армии по демобилизации. На станции, долго
дожидаясь поезда, он знакомится с девушкой Машей, дочерью пространщика, которая
служила в столовой их части. Двое суток они едут вместе, и 390 еще на двое суток Иванов задерживается в городе, где
Маша родилась двадцать лет назад. На прощание Иванов целует Машу, запоминая
навсегда, что ее волосы пахнут, «как осенние павшие листья в лесу». Через день на вокзале родного города Иванова встречает
сын Петрушка. Ему уже пошел двенадцатый год, и отец не сразу узнает своего
ребенка в серьезном подростке. Жена Любовь Васильевна ждет их на крыльце дома.
Иванов обнимает жену, чувствуя забытое и знакомое тепло любимого человека.
Дочь, маленькая Настя, не помнит отца и плачет. Петрушка одергивает ее: «Это
отец наш, он нам родня!» Семья начинает готовить праздничное угощение. Всеми командует
Петрушка — Иванов удивляется, какой взрослый и по-стариковски мудрый у него
сын. Но ему больше нравится маленькая кроткая Настя. Иванов спрашивает жену,
как они здесь жили без него. Любовь Васильевна стесняется мужа, как невеста:
она отвыкла от него. Иванов со стыдом чувствует, что ему что-то мешает всем
сердцем радоваться возвращению, — после долгих лет разлуки он не может сразу
понять даже самых родных людей. Семья сидит за столом. Отец видит, что дети едят мало.
Когда сын равнодушно объясняет: «А я хочу, чтоб вам больше досталось», — родители,
содрогнувшись, переглядываются. Настя прячет кусок пирога — «для дяди Семена».
Иванов расспрашивает жену, кто такой этот дядя Семен. Любовь Васильевна
объясняет, что у Семена Евсеевича немцы убили жену и детей, и он попросился к
ним ходить играть с детьми, и ничего дурного они от него не видели, а только
хорошее... Слушая ее, Иванов улыбается по-недоброму и закуривает. Петрушка
распоряжается по хозяйству, указывает отцу, чтобы он завтра стал на довольствие,
— и Иванов чувствует свою робость перед сыном. Вечером после ужина, когда дети ложатся спать, Иванов
выпытывает у жены подробности жизни, которую она провела без него. Петрушка
подслушивает, ему жалко мать. Этот разговор мучителен для обоих — Иванов боится
подтверждения своих подозрений в неверности жены, но она откровенно
признается, что с Семеном Евсеевичем у нее ничего не было. Она ждала своего
мужа и только его любила. Лишь однажды, «когда совсем умирала ее душа», с ней
стал близким один человек, инструктор райкома, но она пожалела, что позволила
ему быть близким. Она поняла, что только с мужем может быть спокойной и
счастливой. «Без тебя мне некуда деться, нельзя спасти себя для детей... Живи с
нами, Алеша, нам хорошо будет!» — говорит Любовь Васильевна. Петрушка слышит,
как отец стонет и с 391 хрустом раздавливает стекло лампы. «В сердце ты ранила
меня, а я тоже человек, а не игрушка...» Утром Иванов собирается. Петрушка
выговаривает ему все про их тяжелую жизнь без него, как мать его ждала, а он
приехал, и мать плачет. Отец сердится на него: «Да ты еще не понимаешь ничего!»
— «Ты сам не понимаешь. У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые
какие...» И Петрушка рассказывает историю про дядю Харитона, которому изменяла
жена, и они тоже ругались, а потом Харитон сказал, что у него тоже много было
всяких на фронте, и они с женой посмеялись и помирились, хотя Харитон все
выдумал про свои измены... Иванов с удивлением слушает эту историю. Он уходит утром на вокзал, выпивает водки и садится на
поезд, чтобы ехать к Маше, у которой волосы пахнут природой. Дома Петрушка,
проснувшись, видит одну только Настю — мать ушла на работу. Расспросив Настю,
как уходил отец, он на минуту задумывается, одевает сестру и ведет ее за
собой. Иванов стоит в тамбуре поезда, который проезжает
недалеко от его дома. У переезда он видит фигурки детей — тот, кто побольше,
тащит быстро за собой меньшего, не успевающего перебирать ножками. Иванов уже
знает, что это — его дети. Они далеко позади, и Петрушка по-прежнему волочит за
собой непоспевающую Настю. Иванов кидает вещевой мешок на землю, спускается на
нижнюю ступень вагона и сходит с поезда «на ту песчаную дорожку, по которой
бежали ему вослед его дети». Александр Александрович Фадеев 1901-1956
Разгром - Роман (1927)Командир партизанского отряда Левинсон приказывает
ординарцу Морозке отвезти пакет в другой отряд. Морозке не хочется ехать, он
предлагает послать кого-нибудь другого; Левинсон спокойно приказывает
ординарцу сдать оружие и отправляться на все четыре стороны. Морозка,
одумавшись, берет письмо и отправляется в путь, заметив, что «уйтить из отряда»
ему никак нельзя. Далее следует предыстория Морозки, который был
шахтером во втором поколении, все в жизни делал бездумно — бездумно женился на
гулящей откатчице Варе, бездумно ушел в восемнадцатом году защищать Советы. На
пути к отряду Шалдыбы, куда ординарец и вез пакет, он видит бой партизан с
японцами; партизаны бегут, бросив раненого парнишку в городском пиджачке.
Морозка подбирает раненого и возвращается в отряд Левинсона. Раненого звали Павлом Мечиком. Очнулся он уже в лесном
лазарете, увидел доктора Сташинского и медсестру Варю (жену Морозки). Мечику
делают перевязку. В предыстории Мечика сообщается, что он, живя в городе, хотел
героических подвигов и поэтому отправился к партизанам, но, когда попал к ним,
разочаровался. В лазарете он пытается разговориться со Сташинским, но тот,
узнав, что Мечик был близок в основном с эсерами-максималистами, не расположен
говорить с раненым. 393 Мечик не понравился Морозке сразу, не понравился и
позже, когда Морозка навещал свою жену в лазарете. На пути в отряд Морозка
пытается украсть дыни у сельского председателя Рябца, но, застигнутый
хозяином, вынужден ретироваться. Рябец жалуется Левинсону, и тот приказывает
забрать у Морозки оружие. На вечер назначен сельский сход, чтобы обсудить
поведение ординарца. Левин-сон, потолкавшись между мужиками, понимает
окончательно, что японцы приближаются и ему с отрядом нужно отступать. К назначенному
часу собираются партизаны, и Левинсон излагает суть дела, предлагая всем
решить, как быть с Морозкой. Партизан Дубов, бывший шахтер, предлагает выгнать
Морозку из отряда; это так подействовало на Морозку, что тот дает слово, что
больше ничем не опозорит звание партизана и бывшего шахтера. В одну из поездок
в лазарет Морозка догадывается, что у его жены и Мечика возникли какие-то
особенные отношения, и, никогда не ревновавший Варю ни к кому, на этот раз
чувствует злобу и к жене, и к «маменькиному сынку», как он называет Мечика. В отряде все считают Левинсона человеком «особой,
правильной породы». Всем кажется, что командир все знает и все понимает, хотя
Левинсон испытывал сомнения и колебания. Собрав со всех сторон сведения,
командир приказывает отряду отступать. Выздоровевший Мечик приходит в отряд.
Левинсон распорядился выдать ему лошадь — ему достается «слезливая, скорбная
кобыла» Зючиха; обиженный Мечик не знает, как обходиться с Зючихой; не умея
сойтись с партизанами, он не видит «главных пружин отрядового механизма».
Вместе с Баклановым его послали в разведку; в деревне они наткнулись на
японский патруль и в перестрелке убили троих. Обнаружив основные силы японцев,
разведчики возвращаются в отряд. Отряду нужно отступать, нужно эвакуировать госпиталь,
но нельзя брать с собой смертельно раненного Фролова. Левинсон и Сташинский
решают дать больному яду; Мечик случайно слышит их разговор и пытается помешать
Сташинскому — тот кричит на него, Фролов понимает, что ему предлагают выпить, и
соглашается. Отряд отступает, Левинсон во время ночевки идет
проверять караулы и разговаривает с Мечиком — одним из часовых. Мечик пытается
объяснить Левинсону, как ему (Мечику) плохо в отряде, но у командира остается
от разговора впечатление, что Мечик «непроходимый путаник». Левинсон посылает
Метелицу в разведку, тот пробирается в деревню, где стоят казаки, забирается
во двор дома, где живет начальник эскадрона. Его обнаруживают казаки, сажают
его в сарай, 394 наутро его допрашивают и ведут на площадь. Там вперед
выходит человек в жилетке, ведя за руку испуганного пастушонка, которому Метелица
накануне в лесу оставил коня. Казачий начальник хочет «по-своему» допросить
мальчика, но Метелица бросается на него, стремясь его задушить; тот стреляет, и
Метелица погибает. Казачий эскадрон отправляется по дороге, его
обнаруживают партизаны, устраивают засаду и обращают казаков в бегство. Во
время боя убивают коня Морозки; заняв село, партизаны по приказу Левинсона
расстреляли человека в жилетке. На рассвете в село направляется вражеская
конница, поредевший отряд Левинсона отступает в лес, но останавливается, так
как впереди трясина. Командир приказывает гатить болото. Перейдя гать, отряд
направляется к мосту, где казаки устроили засаду. Мечик отправлен в дозор, но
он, обнаруженный казаками, боится предупредить партизан и бежит. Ехавший за
ним Морозка успевает выстрелить три раза, как было условлено, и погибает. Отряд
бросается на прорыв, остается девятнадцать человек. Молодая гвардия - Роман (1945—1946; 2-я ред. — 1951)Под палящим солнцем июля 1942 г. шли по донецкой степи
со своими обозами, артиллерией, танками отступающие части Красной Армии, шли
детские дома и сады, стада скота, грузовики, беженцы... Но переправиться через
Донец они уже не успели: к реке вышли части немецкой армии. И вся эта масса
людей хлынула обратно. Среди них были Ваня Земнухов, уля Громова, Олег Кошевой, Жора Арутюнянц. Но не все покидали Краснодон. Сотрудники госпиталя, в
котором осталось более ста неходячих раненых, размещали бойцов по квартирам
местных жителей. Филипп Петрович Лютиков, оставленный секретарем подпольного
райкома, и его товарищ по подполью Матвей Шульга тихо осели на явочных
квартирах. Комсомолец Сережа Тюленин возвратился домой с рытья окопов.
Случилось так, что он принял участие в боях, сам убил двух немцев и был намерен
убивать их впредь. Немцы вошли в город днем, а ночью сгорел немецкий
штаб. Поджег его Сергей Тюленин. 395 Олег Кошевой возвращался от Донца вместе с директором
шахты № 1-бис Валько и по дороге попросил его помочь связаться с подпольщиками.
Валько и сам не знал, кто оставлен в городе, но был уверен, что найдет этих
людей. Большевик и комсомолец договорились держать связь. Кошевой вскоре познакомился с Тюлениным. Ребята быстро
нашли общий язык и выработали план действий: искать пути к подполью и
одновременно самостоятельно создавать молодежную подпольную организацию. Лютиков тем временем для отвода глаз стал работать у
немцев в электромеханических мастерских. Пришел в давно знакомую ему семью
Осьмухиных — звать на работу Володю. Володя рвался на борьбу и порекомендовал
Лютикову для подпольной работы своих товарищей Толю Орлова, Жору Арутюнянца и
Ивана Земнухова. Но когда речь о вооруженном сопротивлении зашла с Иваном
Земнуховым, тот сразу стал просить разрешения привлечь в группу и Олега
Кошевого. Решающее совещание произошло в «бурьяне под сараем» у
Олега. Еще несколько встреч — и наконец все звенья краснодонского подполья
замкнулись. Образовалась молодежная организация, названная «Молодой гвардией». Проценко в это время был уже в партизанском отряде,
который базировался по ту сторону Донца. Вначале отряд действовал, и действовал
неплохо. Затем попал в окружение. В группу, которая должна была прикрывать
отход основной части людей, Проценко в числе других направил комсомольца
Стаховича. Но Стахович струсил, удрал через Донец и ушел в Краснодон.
Встретившись с Осьмухиным, своим товарищем по школе, Стахович сообщил ему, что
сражался в партизанском отряде и официально послан штабом организовать партизанское
движение в Краснодоне. Шульгу моментально выдал хозяин квартиры, бывший кулак
и скрытый враг Советской власти. Явка, где скрывался Валько, провалилась
случайно, но полицай Игнат Фомин, проводивший обыск, сразу опознал Валько.
Кроме того, в городе и в районе были арестованы почти все не успевшие
эвакуироваться члены большевистской партии, советские работники, общественники,
многие учителя, инженеры, знатные шахтеры и кое-кто из военных. Многих из этих
людей, в том числе Валько и Шульгу, немцы казнили, закопав живыми. Любовь Шевцова загодя была выдвинута в распоряжение
партизанского штаба для использования в тылу врага. Она закончила военно-десантные
курсы, а затем курсы радистов. Получив сигнал, что 396 должна ехать в Ворошиловград и связанная дисциплиной
«Молодой гвардии», доложила о своем отъезде Кошевому. Никто, кроме Осьмухина,
не знал, с кем из взрослых подпольщиков связан Олег. Но Лютиков отлично знал,
для какой цели Любка оставлена в Краснодоне, с кем связана в Ворошиловграде.
Так «Молодая гвардия» вышла на штаб партизанского движения. Яркая внешне, веселая и общительная, Любка вовсю
заводила теперь знакомства с немцами, представляясь дочерью шахтовладельца,
репрессированного Советской властью, а через немцев добывала различные
разведданные. Молодогвардейцы принялись за работу. Они расклеивали
подрывные листовки и выпускали сводки Совинформбюро. Повесили полицая Игната
Фомина. Освободили группу советских военнопленных, работавших на рубке леса. Собирали
оружие в районе боев на Донце и крали его. уля
Громова ведала работой против вербовки и угона молодежи в Германию. Была
подожжена биржа труда, и вместе с ней сгорели списки людей, которых немцы
собирались угонять в Германию. На дорогах района и за его пределами
действовали три постоянные боевые группы «Молодой гвардии». Одна нападала
преимущественно на легковые машины с немецкими офицерами. Руководил этой
группой Виктор Петров. Вторая группа занималась машинами-цистернами. Этой
группой руководил освобожденный из плена лейтенант Советской Армии Женя
Мошков. Третья группа — группа Тюленина — действовала повсюду. В это время — ноябрь, декабрь 1942 г. — завершалась
битва под Сталинградом. Вечером 30 декабря ребята обнаружили немецкую машину,
груженную новогодними подарками для солдат рейха. Машину обчистили, а часть
подарков решили сразу пустить в продажу на рынке: организации нужны были
деньги. По этому следу и вышла на подпольщиков давно искавшая их полиция.
Вначале взяли Мошкова, Земнухова и Стаховича. Узнав об аресте, Лютиков
немедленно отдал приказ — уходить из города всем членам штаба и тем, кто близок
к арестованным. Следовало прятаться в деревне или пытаться перейти линию
фронта. Но многие, в том числе Громова, по молодой беспечности остались или не
смогли найти надежного убежища и вынуждены были вернуться домой. Приказ был отдан в то время, как под пытками Стахович
стал давать показания. Начались аресты. уйти
смогли немногие. Стахович не знал, через кого Кошевой осуществлял связь
с райкомом, но случайно вспомнил связную, и в итоге немцы вышли на Лютикова. В
руках палачей оказалась группа взрослых подпольщиков во главе с Лютиковым 397 и члены «Молодой гвардии». Никто не признался в своей
принадлежности к организации и не показал на товарищей. Олег Кошевой был взят
одним из последних — нарвался в степи на жандармский пост. При обыске у него
обнаружили комсомольский билет. На допросе в гестапо Олег сообщил, что являлся
руководителем «Молодой гвардии», один отвечает за все ее акции, а потом молчал
даже под пытками. Врагам не удалось узнать, что Лютиков был главой подпольной
большевистской организации, но они чувствовали, что это самый крупный человек
из захваченных ими. Всех молодогвардейцев страшно били и пытали. У ули Громовой на спине вырезали звезду.
Полулежа на боку, она выстукивала в соседнюю камеру: «Крепитесь... Все равно
наши идут...» Лютикова и Кошевого допрашивали в Ровеньках и тоже
пытали, «но можно сказать, что они уже ничего не чувствовали: дух их парил
беспредельно высоко, как только может парить великий творческий дух человека».
Все арестованные подпольщики были казнены: их сбросили в шахту. Перед смертью
они пели революционные песни. 15 февраля в Краснодон вошли советские танки. В
похоронах молодогвардейцев принимали участие немногие оставшиеся в живых члены
краснодонского подполья. Вениамин Александрович Каверин 1902-1989Скандалист, или Вечера на Васильевском острове - Роман (1928)
Профессора Степана Степановича Ложкина, всю жизнь
благополучно занимавшегося литературными памятниками ересей и сект XV—XVI
столетий, вдруг стала посещать «опасная мысль». Его существование: чтение
лекций, работа над рукописями, отношения с женой — кажется ему однообразным и «машинальным».
Мальвина Эдуардовна, испугавшись проявлений «второй молодости» своего супруга,
чтобы немного изменить образ жизни, приглашает гостей. Собравшиеся
представители «старой», академической науки осуждают непонятных и небезопасных
«формалистов». Речь заходит и о Драгоманове: о нем тут говорить не принято, но
как раз поэтому его странное поведение, темное прошлое и пристрастие к
наркотикам вызывают всеобщий интерес. Тридцатитрехлетний Борис Павлович Драгоманов живет в
университетском общежитии, где его все не любят и боятся. Драгоманов преподает
нескольким студентам курс «Введение в языковедение». На одной из лекций он
неожиданно «отрекается» от традиционной теории общеиндоевропейского праязыка и
утверждает, что развитие, наоборот, происходит от «начального множества языков
к языку единому». В одном из крупных ленинградских издательств работает «загадоч- 399 ный и отрешенный от реального мира» хранитель
рукописей. Этого маленького старичка с рыжей бороденкой прозвали Халдеем
Халдеевичем. Халдей Халдеевич не любит писателей, беспокойных и ненадежных.
Еще ему очень не нравится «пролаза» Кирюшка Кекчеев, который неожиданно из
курьера превратился в начальника. Студент Института восточных языков Ногин после
разговора с Драгомановым приходит в свою разоренную, запущенную квартиру. Ногин
много работает и усиленно занимается изучением арабского языка. В Ленинград из Москвы возвращается «писатель,
скандалист, филолог» Виктор Некрылов. Некрылов сердит на своих «друзей»-литераторов,
«отсиживающихся и богатеющих». Он готовит наступление. Действительно, ему
удается и удачно провести деловые разговоры в издательстве, и на ходу оскорбить
благополучного писателя Роберта Тюфина. Вечером Некрылов в сопровождении
красавицы Верочки Барабановой посещает Драгоманова. Затем все они отправляются
в Капеллу на литературный вечер. Там Некрылова шумно встречают, окружают
лестью, просят выступить. Вера Александровна убегает, обидевшись на Некрылова,
ведь он обещал быть на ее вечере. Ногин приезжает в Лесной, где коммуной живут
«экономисты», его друзья и земляки. Ногин в отчаянии: он влюблен в Верочку
Барабанову. Вернувшись домой, Ногин запил. За студентом трогательно ухаживает
его сосед Халдей Халдеевич, причем выясняется, что он — родной брат профессора
Ложкина, но уже много лет находится с ним в ссоре. Тем временем профессор
Ложкин «бунтует». Он сбривает бороду, а затем поспешно уезжает, пока жена спит. Некрылов как-то бессмысленно «изменяет» своему другу с
его женой. По случаю приезда Некрылова устраивается собрание друзей. Некрылов
продолжает «скандалить». Его никто не понимает, мысль о «давлении времени»
остается без отзыва. Некрылов собирается уехать. Когда он заходит попрощаться
с Верочкой, выясняется, что она выходит замуж за Кирилла Кекчеева. Некрылов
пытается отговорить Верочку, он готов «увезти ее из-под венца». На Ногина большое впечатление произвел Некрылов, с
которым он познакомился у Драгоманова. Некрылов рассказывает о выборе Веры
Александровны Барабановой и грозится убить Кекчеева. После этого известия с
Ногиным «творится что-то неладное». Он все же отправляется к Верочке, чтобы
предупредить об опасности, но застает ее с тем самым «другом». Тогда Ногин
пишет Кекчееву письмо. Некрылов является в издательство, чтобы «устроить»
книгу Драгоманова и разобраться с Кекчеевым, но внезапно узнает, что Кекчеев 400 собирается вернуть ему его собственную рукопись.
Некрылов устраивает настоящий скандал...Толпа служащих одного из крупнейших ленинградских
издательств беспомощно наблюдает за тем, как буйствует Некрылов, как он
бьет Кекчеева, как разоряет его кабинет. Кекчеев от страха полностью теряет
человеческий облик и трусливо отказывается от невесты. Халдею Халдеевичу это
столкновение доставляет истинное удовольствие. «Удрав» от жены, Ложкин отправился к своему старому гимназическому
приятелю доктору Нейгаузу. В маленьком глухом городишке он наслаждается
свободой. Так «бунт» профессора «ушел» в обыкновенный «пикник», в шумную
попойку. Ложкин возвращается в Ленинград. Там он случайно встречает
Драгоманова, который извиняется за не очень учтивое поведение во время их
последнего разговора. Но и теперешняя их беседа кончается тем, что обиженный
Ложкин убегает в бешенстве. Профессор бродит по Васильевскому острову. Мокрого
и несчастного Ложкина извлекает из очередного василеостровского наводнения
Халдей Халдеевич. Они наконец встретились, двадцать шесть лет спустя. Халдей
Халдеевич сначала упрекает поникшего Степана, ведь тот когда-то увел у него
невесту, но затем оба плачут, обнявшись. Их разговор слышит очнувшийся после болезни
Ногин. Раскаявшийся Ложкин спешит домой, но уже не застает в
живых Мальвину Эдуардовну, затосковавшую и заболевшую без мужа. Ложкин
возвращается к своим рукописям в Публичной библиотеке. Не было никакой «второй
молодости». Теперь нужно с достоинством перенести старость. В большой зале института ждут Драгоманова. Вместо него
появляется студент Леман, который зачитывает доклад профессора «О рационализации
речевого пространства». В докладе предлагается «разбить человеческую речь на
группы по профессиональным и социальным признакам» и «между группами провести
строгие границы, нарушение которых следует облагать соответствующим штрафом».
Только прослушав издевательское заключение — просьбу вернуть пропавшую печатную
машинку «Адлер», — собравшиеся окончательно
понимают, в чем дело. Скандал. Верочка Барабанова не знает, кого выбрать: она уже
дала слово Кекчееву, с ним она сможет спокойно заниматься живописью. Но любит
Верочка Некрылова, хотя он и женат. Верочка пытается решить этот вопрос с
помощью гадания. К сожалению, выбор падает на Кекчеева. Но внезапно появляется
Некрылов. Ногин постепенно выздоравливает. Все, что было до болезни, те- 401 перь его не занимает. Однажды ночью он под
воздействием теории Лобачевского пишет рассказ, в финале которого соединяются
две параллельные сюжетные линии. Он понял, к чему шел, к чему стремился. Это
— проза. Вокзал. Здесь Драгоманов провожает Некрылова и Верочку
в Москву. Друзья, как всегда, спорят, чуть ли не ссорятся. Уже в дороге
Некрылов под впечатлением от слов Драгоманова затевает «смутный разговор со
своей честностью», размышляет о своих ошибках, о времени. Этой ночью засыпает
Некрылов, спит Ложкин, спит весь Васильевский остров. И только Драгоманов не
спит, он учит русскому языку китайцев. Два капитана - Роман (1936-1944)Однажды в городе Энске, на берегу реки, был найден
мертвый почтальон и сумка с письмами. Тетя Даша каждый день читала своим соседям
вслух по одному письму. Особенно запомнились Сане Григорьеву строки о дальних
полярных экспедициях... Саня живет в Энске с родителями и сестрой Сашей. По
нелепой случайности Саниного отца обвиняют в убийстве и арестовывают. О
настоящем убийце знает только маленький Саня, но из-за немоты, от которой лишь
позже избавит его чудесный доктор Иван Иванович, он ничего не может сделать.
Отец умирает в тюрьме, через какое-то время мать выходит замуж. Отчим
оказывается жестоким и подлым человеком, который мучает и детей, и жену. После смерти матери тетя Даша и сосед Сковородников
решают отправить Саню с сестрой в приют. Тогда Саня и его друг Петя Сковородников
бегут в Москву, а оттуда — в Туркестан. «Бороться и искать, найти и не
сдаваться» — эта клятва поддерживает их в пути. Мальчики пешком добираются до
Москвы, но Петькин дядя, на которого они рассчитывали, ушел на фронт. После
трех месяцев почти бесплатной работы у спекулянтов им приходится скрываться от
проверки. Петьке удается бежать, а Саня попадает сначала в распределитель для
беспризорников, оттуда — в школу-коммуну. Сане нравится в школе: он читает и лепит из глины, у
него появляются новые друзья — Валька Жуков и Ромашка. Однажды Саня 402 помогает донести сумку незнакомой старушке, которая
живет в квартире заведующего школой Николая Антоновича Татаринова. Здесь же
Саня встречает Катю, хорошенькую, но несколько склонную «задаваться» девочку с
косичками и темными живыми глазами. Через некоторое время Саня вновь
оказывается в знакомом доме Татариновых: его посылает туда за лактометром,
прибором для проверки состава молока, Николай Антонович. Но лактометр
взрывается. Катя собирается взять вину на себя, но гордый Саня не позволяет ей
это сделать. Квартира Татариновых становится для Сани «чем-то вроде
пещеры Али-Бабы с ее сокровищами, загадками и опасностями». Нина Капитоновна,
которой Саня вовсю помогает по хозяйству и которая кормит его обедами, —
«сокровище»; Марья Васильевна, «ни вдова, ни мужняя жена», которая всегда ходит
в черном платье и часто погружается в тоску, — «загадка»; а «опасность» —
Николай Антонович, как выяснилось, двоюродный дядя Кати. Любимая тема рассказов
Николая Антоновича — двоюродный брат, то есть муж Марьи Васильевны, о котором
он «всю жизнь заботился» и который «оказался неблагодарным». Николай Антонович
уже давно влюблен в Марью Васильевну, но пока та «безжалостна» к нему, скорее
ее симпатию вызывает иногда приходящий в гости учитель географии Кораблев.
Хотя, когда Кораблев делает Марье Васильевне предложение, он получает отказ. В
тот же день Николай Антонович собирает дома школьный совет, где Кораблев резко
осуждается. Решено ограничить деятельность учителя географии — тогда он
обидится и уйдет, Саня сообщает Кораблеву обо всем услышанном, но в результате
Николай Антонович выгоняет Саню из дома. Обиженный Саня, заподозрив Кораблева в
предательстве, покидает коммуну. Пробродив по Москве целый день, он совершенно
разболевается и попадает в больницу, где его вновь спасает доктор Иван
Иванович. Прошло четыре года — Сане семнадцать лет. В школе идет
представление инсценированного «суда над Евгением Онегиным», именно здесь Саня
вновь встречает Катю и раскрывает ей свою тайну: уже давно он готовится стать
летчиком. Саня наконец узнает от Кати историю капитана Татаринова. В июне
двенадцатого года он, заехав в Энск попрощаться с семьей, вышел на шхуне «Св.
Мария» из Петербурга во Владивосток. Экспедиция не вернулась. Мария Васильевна
безрезультатно посылала прошение о помощи царю: считалось, что если Татаринов
погиб, то по собственной вине: он «небрежно обращался с казенным имуществом».
Семья капитана переехала к Николаю Антоновичу. 403 Саня часто встречается с Катей: они вместе ходят на
каток, в зоопарк, где Саня вдруг сталкивается со своим отчимом. На школьном
балу Саня и Катя остаются наедине, но их разговору мешает Ромашка, который
затем обо всем докладывает Николаю Антоновичу. Саню больше не принимают у
Татариновых, а Катю отправляют к тетке в Энск. Саня избивает Ромашку,
оказывается, и в истории с Кораблевым именно он сыграл роковую роль. И все же
Саня раскаивается в своем поступке — с тяжелым чувством он уезжает в Энск. В родном городе Саня находит и тетю Дашу, и старика
Сковородникова, и сестру Сашу, он узнает, что Петька тоже живет в Москве и
собирается стать художником. Еще раз Саня перечитывает старые письма — и вдруг
понимает, что они впрямую относятся к экспедиции капитана Татаринова! С
волнением Саня узнает, что не кто иной, как Иван Львович Татаринов, открыл
Северную землю и назвал ее в честь своей жены Марьи Васильевны, что именно по
вине Николая Антоновича, этого «страшного человека», большая часть снаряжения
оказалась негодной. Строки, в которых прямо названо имя Николая, размыты водой
и сохранились лишь в памяти Сани, но Катя верит ему. Саня твердо и решительно обличает Николая Антоновича
перед Марьей Васильевной и даже требует, чтобы именно она «предъявила
обвинение». Только потом Саня понимает, что этот разговор окончательно сразил
Марью Васильевну, убедил ее в решении покончить с собой, ведь Николай Антонович
к тому времени уже был ее мужем... Врачам не удается спасти Марью Васильевну:
она умирает. На похоронах Саня подходит к Кате, но та отворачивается от него.
Николаю Антоновичу удалось убедить всех в том, что речь в письме шла совсем не
о нем, а о каком-то «фон Вышимирском» и что Саня виновен в смерти Марьи
Васильевны. Сане остается только усиленно готовиться к поступлению в летную
школу, чтобы когда-нибудь найти экспедицию капитана Татаринова и доказать свою
правоту. Последний раз увидевшись с Катей, он уезжает учиться в Ленинград. Он
занимается в летной школе и одновременно работает на заводе в Ленинграде, в
Академии художеств, учатся и сестра Саша, и ее муж Петя Сковородников. Наконец
Саня добивается назначения на Север. В городе Заполярье он встречается с
доктором Иваном Ивановичем, тот показывает ему дневники штурмана «Св. Марии»
Ивана Климова, умершего в 1914 году в Архангельске. Терпеливо расшифровывая
записи, Саня узнает о том, что капитан Татаринов, отправив людей на поиски
земли, сам остался на корабле. Штурман описывает тяготы похода, с восхищением
и уважением отзывается о своем капитане. Саня 404 понимает, что следы экспедиции нужно искать именно на
Земле Марии. От Вали Жукова Саня узнает о некоторых московских
новостях: Ромашка стал «самым близким человеком» в доме Татариновых и, кажется,
«собирается жениться на Кате». Саня постоянно думает о Кате — он решает поехать
в Москву. А пока они с доктором получают задание лететь в глухое становище
Ванокан, но попадают в пургу. Благодаря вынужденной посадке Саня находит багор
со шхуны «Св. Мария». Постепенно из «осколков» истории капитана составляется
стройная картина. В Москве Саня планирует выступить с докладом об
экспедиции. Но сначала выясняется, что Николай Антонович уже отчасти опередил
его, напечатав статью об открытии капитана Татаринова, а затем тот же Николай
Антонович со своим помощником Ромашкой публикуют в «Правде» клевету на Саню и
тем самым добиваются отмены доклада. Иван Павлович Кораблев во многом помогает
Сане и Кате. При его содействии в отношениях между молодыми людьми исчезает
недоверие: Саня понимает, что Кате пытаются навязать брак с Ромашкой. Катя
покидает дом Татариновых. Теперь она геолог, начальник экспедиции. Ничтожный, но теперь несколько «остепенившийся»
Ромашка ведет двойную игру: он предлагает Сане доказательства вины Николая
Антоновича, если тот откажется от Кати. Саня ставит об этом в известность
Николая Антоновича, но тот уже не в силах противостоять ловкому «ассистенту». С
помощью Героя Советского Союза летчика Ч. Саня все же получает разрешение на
экспедицию, в «Правде» печатают его статью с выдержками из дневника штурмана.
А пока он возвращается на Север. Экспедицию вновь пытаются отменить, но Катя проявляет
решительность — и вот весной они с Саней должны встретиться в Ленинграде,
чтобы готовиться к поискам. Влюбленные счастливы — белыми ночами они гуляют по
городу, все время занимаются подготовкой к экспедиции. Саша, Санина сестра,
родила сына, но внезапно ее состояние резко ухудшается — и она умирает.
Экспедиция по непонятной причине отменяется — Сане дают совсем другое
назначение. Проходит пять лет. Саня и Катя, теперь
Татаринова-Григорьева, живут то на Дальнем Востоке, то в Крыму, то в Москве. В
конце концов они поселяются в Ленинграде вместе с Петей, его сыном и Катиной
бабушкой. Саня участвует в войне в Испании, а затем отбывает на фронт. Однажды
Катя вновь встречает Ромашку, и тот рассказывает ей о том, как он, спасая
раненого Саню, пытался выбраться из ок- 405 ружения немцев и как Саня пропал. Катя не хочет верить
Ромашке, в это трудное время она не теряет надежды. И действительно Ромашка
врет: на самом деле он не спас, а бросил тяжелораненого Саню, отобрав у него
оружие и документы. Сане удается выбраться: он лечится в госпитале, а оттуда
отправляется в Ленинград на поиски Кати. В Ленинграде Кати нет, зато Саню приглашают лететь на
Север, где уже тоже идут сражения. Саня, так и не найдя Катю ни в Москве, где
он просто разминулся с ней, ни в Ярославле, думает, что она в Новосибирске. Во
время успешного выполнения одного из боевых заданий экипаж Григорьева совершает
вынужденную посадку недалеко от того места, где, по мнению Сани, нужно искать
следы экспедиции капитана Татаринова. Саня находит тело капитана, а также его
прощальные письма и отчеты. А вернувшись в Полярный, у доктора Павлова Саня
находит и Катю. Летом 1944 г. Саня и Катя проводят отпуск в Москве,
где видятся со всеми друзьями. Сане нужно выполнить два дела: он дает показания
по делу осужденного Ромашова, а в Географическом обществе с большим успехом
проходит его доклад об экспедиции, об открытиях капитана Татаринова, о том,
из-за кого эта экспедиция погибла. Николай Антонович с позором изгоняется из
зала. В Энске семья вновь собирается за столом. Старик Сковородников в своей
речи объединяет Татаринова и Саню: «такие капитаны двигают вперед человечество
и науку». Перед зеркалом - Роман в письмах (1965—1970)Лиза Тураева и Костя Карновский познакомились на
гимназическом балу. Они протанцевали вместе весь вечер, а потом решили переписываться.
Судьба подарила им совсем немного встреч, поэтому долгая, с 1910 по 1932 г.,
переписка стала важнейшей частью их жизни. Мать Лизы давно умерла, отец, полковой офицер, женился
на «властной, подозрительной» женщине. Закончив пансион, Лиза учится в
гимназии и одновременно дает уроки в деревне, чтобы иметь возможность поехать в
Петербург и поступить там на математический факультет Бестужевских курсов. У
нее есть способности к рисо- 406 ванию, но математика, по ее мнению, — «самый короткий
путь к самостоятельному мышлению». По дороге в Петербург осенью 1913 г. Лиза
тайком заезжает в Казань, где живет и учится студент-математик Карновский. Они
проводят вместе чудесный день. Константин Павлович Карновский родился в Казани, в
большой мещанской бедной семье. И при отце, и после его смерти дети жили в
постоянном унижении. Но Косте удалось отстоять свою независимость: он усиленно
занимался, поступил в университет и стал обеспечивать всю семью. Еще когда
Костя готовился к поступлению в гимназию, для него начался внутренний «отсчет
времени»: ни минуты нельзя было потерять напрасно. Но установленный порядок его
жизни каждый раз переворачивался при встрече с Лизой. Ее «изящество,
искренность и беспечность» говорили о существовании «какой-то непреложной
истины, которая была сильнее всей его математики и не требовала никаких доказательств». В Петербурге Лиза слушает лекции, ходит в театры и
музеи. В одном из писем она рассказывает о поездке к тете в Москву — здесь, на
диспуте о живописи, ей вдруг очень захотелось быть такой же, как художница
Гончарова. Лиза ждет свидания с Костей: ей кажется, что только с ним она может
поделиться своими сомнениями, надеждами и желаниями. Ведь Карновский «живет
сознательно, не мечется из стороны в сторону», как она. Но короткий визит в
Казань по дороге в Ялту, куда Лиза едет лечить свои легкие, не дает ей
удовлетворения: она сомневается в Карновском, в его любви. Лиза увлекается живописью, но, понимая, что это
слишком дорогое удовольствие, продолжает заниматься математикой. Все же однажды
она решается больше «не притворяться перед собой» и поступает в художественную
мастерскую, много работает у Добужинского, Яковлева. Она уже давно не виделась
с Карновским. Зато рядом с ней — учтивый и влюбленный Дмитрий Горин. После того
как Костя не приехал в Петербург, Лиза отправляет ему горькое письмо с просьбой
больше ей не писать. Переписка все же продолжается, но Лизины письма так
холодны, что это настораживает Карновского, и он едет в Петербург. Костя
восхищен Лизой: она стала еще красивее, к тому же он наконец понимает, что
перед ним прирожденная художница. А потом Лиза отправляется в Казань. Проездом в Москве
она посещает галерею Щукина, с изумлением и растерянностью смотрит на картины
Матисса, Ренуара, Сезанна, Ван Гога. Неловкость, которую Лиза испытывает на
холодном и недобром приеме в семье Карновского, страх потерять независимость,
да еще и случайное упоминание 407 какой-то «Мариши» заставляют Лизу неожиданно уехать,
даже не попрощавшись с Костей. Теперь настала очередь Карновского возвращать
нераспечатанные письма. Он занят только работой: преподает в университете, в
двадцать семь лет его избирают профессором Политехнического института. Но
когда Костя узнает, что Лиза никак не может вернуться из захваченной немцами
Ялты, он решает ехать туда, несмотря на все трудности. Только болезнь матери
заставляет Карновского остаться. В 1920 г. Ялту освобождают, но Лизы там уже нет.
Карновский получает от нее письмо из Константинополя: туда Лиза отправилась со
знакомым греком-коммерсантом, обещавшим затем взять ее в Париж, но оказавшимся
грязным негодяем. Лизе удается от него отделаться, но приходится остаться в
Турции. Чтобы заработать, Лиза дает уроки, играет на пианино в пивной. В
письмах к Карновскому она часто вспоминает об их встречах, но теперь все это —
прошлое, которое надо забыть. Теперь Лиза замужем за «простым, честным»
человеком, потерявшим на войне ногу. Муж моложе ее, и она испытывает к нему
скорее чувство жалости. Какое-то время Лиза увлекается художником Гордеевым,
но все же находит в себе силы остаться с мужем. Наконец Лиза попадает в Париж. Здесь она с помощью
Гордеева устраивается расписывать по чужим эскизам то кабаре, то рестораны. Эта
работа дает возможность худо-бедно жить, но оставляет мало времени для
собственного творчества. И все-таки Лиза делает успехи: четыре ее работы
покупает лондонский музей. В свободные минуты Лиза пишет Карновскому. Ей
хочется узнать и понять новую жизнь России. Она часто размышляет об искусстве
истинном и ложном, о необходимости «духовного творчества». В конце писем Лиза
часто передает привет Наде, молодой актрисе, спутнице Константина Павловича. Летом 1925 г. Карновский приезжает в Париж. Он
встречается с академиком Шевандье, затем приезжает навестить Лизу в Мениль. Но
ревнивый Гордеев, к которому вновь вернулась Лиза, почти не оставляет их
одних. Константин Павлович рассматривает работы Лизы, один из холстов похож на
ее письма к нему: на нем изображено зеркало. Действительно, переписка с
Карновским и была для Лизы Тураевой тем зеркалом, «в которое она смотрелась всю
жизнь». Наедине Карновский и Лиза проводят лишь десять минут. В другой раз, когда Карновский оказывается в Париже,
Лиза отправляется к нему тайком. Но у Константина Павловича начинается приступ
малярии, и Лиза, ценой разрыва с Гордеевым, остается с лю- 408 бимым целый день. Теперь она свободна. В одном из
писем Лиза размышляет о любви, которая постоянно разлучала их, но тем самым защищала
от пошлости, учила нравственности и терпению, очищала душу и вела ее к
самопознанию. В марте тридцать второго года Елизавета Николаевна
получает письмо от московского доктора, который извещает ее о тяжелой болезни
Константина Павловича. Оберегая любимого от огорчений, Лиза в своих посланиях
приукрашивает действительность. На самом деле надежды вернуться на родину почти
нет, жить становится все труднее, но зато она много работает в Париже и на
Корсике, где у нее есть друзья-итальянцы. Карновский выздоравливает, ему
удается получить для Лизы разрешение вернуться в Россию. А Елизавета Николаевна
наконец добивается признания: в Париже с успехом проходит ее выставка. Только
сил у художницы почти не остается. «Я скрывала от тебя, что очень больна, но
теперь, когда я знаю, что скоро увижу тебя...» — эта последняя строка завершает
переписку Елизаветы Тураевой и Константина Карновского. Николай Робертович Эрдман 1902—1970Самоубийца - Пьеса (1928)
Действие пьесы происходит в Москве в 20-х гг. нашего
века. Семен Семенович Подсекальников, безработный, ночью будит жену Марью
Лукьяновну и жалуется ей на то, что он голоден. Марья Лукьяновна, возмущенная
тем, что муж не дает ей спать, хотя она работает целыми днями «как лошадь
какая-нибудь или муравей», тем не менее предлагает Семену Семеновичу ливерной
колбасы, оставшейся от обеда, но Семен Семенович, обиженный словами жены, от
колбасы отказывается и выходит из комнаты. Мария Лукьяновна и ее мама Серафима
Ильинична, опасаясь, как бы выведенный из равновесия Семен Семенович не
покончил с собой, ищут его по всей квартире и находят дверь в туалет запертой.
Постучав к соседу Александру Петровичу Калабушкину, просят его выломать дверь.
Однако выясняется, что в туалете был вовсе не Подсекальников, а
старушка-соседка. Семена Семеновича находят на кухне в тот момент, когда
он засовывает что-то себе в рот, а увидев вошедших, прячет в карман. Марья
Лукьяновна падает в обморок, а Калабушкин предлагает Подсекальникову отдать ему
револьвер, и тут Семен Семенович с изумлением узнает, что он собирается
стреляться. «Да где бы я мог достать револьвер?» — недоумевает Подсекальников и
получает ответ: некий Панфилыч меняет револьвер на бритву. Окончательно
выведенный из 410 себя Подсекальников выгоняет Калабушкина, вынимает из
кармана ливерную колбасу, принятую всеми за револьвер, достает из стола отцовскую
бритву и пишет предсмертную записку: «В смерти моей прошу никого не винить». К Подсекальникову является Аристарх Доминикович
Гранд-Скубик, видит лежащую на столе предсмертную записку и предлагает ему,
если уж он все равно стреляется, оставить другую записку — от имени русской
интеллигенции, которая молчит, потому что ее заставляют молчать, а мертвого
молчать не заставишь. И тогда выстрел Подсекальникова разбудит всю Россию, его
портрет поместят в газетах и устроят ему грандиозные похороны. Следом за Гранд-Скубиком приходит Клеопатра
Максимовна, которая предлагает Подсекальникову застрелиться из-за нее, потому
что тогда Олег Леонидович бросит Раису Филипповну. Клеопатра Максимовна увозит
Подсекальникова к себе писать новую записку, а в комнате появляются Александр
Петрович, мясник Никифор Арсентьевич, писатель Виктор Викторович, священник
отец Елпидий, Аристарх Доминикович и Раиса Филипповна. Они упрекают Александра
Петровича в том, что он взял у каждого из них деньги, чтобы Подсекальников
оставил предсмертную записку определенного содержания. Калабушкин
демонстрирует множество разнообразных записок, которые будут предложены
незабвенному покойнику, а уж какую он из них выберет — неизвестно. Получается,
что одного покойника на всех мало. Виктор Викторович вспоминает Федю Питунина —
«замечательный тип, но с какой-то грустнотцой — надо будет заронить в него
червячка». Появившемуся Подсекальникову объявляют, что стреляться он должен
завтра в двенадцать часов и ему устроят грандиозные проводы — закатят банкет. В ресторане летнего сада — банкет: поют цыгане, пьют
гости, Аристарх Доминикович произносит речь, прославляющую Подсекальникова,
который постоянно спрашивает, который час, — время неуклонно приближается к
двенадцати. Подсекальников пишет предсмертную записку, текст которой
подготовлен Аристархом Доминиковичем. Серафима Ильинична читает адресованное ей письмо от
зятя, в котором он просит ее осторожно предупредить жену о том, что его уже нет
в живых. Марья Лукьяновна рыдает, в это время в комнату входят участники
банкета, которые начинают ее утешать. Пришедшая с ними портниха тут же снимает
с нее мерку для пошива траурного платья, а модистка предлагает выбрать к этому
платью шляпку. Гости уходят, а бедная Марья Лукьяновна восклицает: «Сеня был — 411 шляпы не было, шляпа стала — Сени нет! Господи! Почему
же Ты сразу всего не даешь?» В это время двое неизвестных вносят безжизненное
тело мертвецки пьяного Подсекальникова, который, придя в себя, воображает, что
он на том свете. Через некоторое время с огромными венками является мальчик из
бюро похоронных процессий, а затем приносят гроб. Подсекальников пытается
застрелиться, но не может — смелости не хватает; услышав приближающиеся голоса,
он прыгает в гроб. Входит толпа народу, отец Елпидий совершает отпевание. На кладбище у свежевырытой могилы звучат надгробные
речи. Каждый из присутствующих утверждает, что Подсекальников застрелился за
то дело, которое он отстаивает: из-за того, что закрывают церкви (отец Елпидий)
или магазины (мясник Никифор Арсентьевич), за идеалы интеллигенции
(Гранд-Скубик) или искусства (писатель Виктор Викторович), а каждая из
присутствующих дам — Раиса Филипповна и Клеопатра Максимовна — утверждает, что
покойник стрелялся из-за нее. Растроганный их речами Подсекальников неожиданно
для всех встает из гроба и объявляет, что очень хочет жить. Присутствующие
недовольны таким решением Подсекальникова, однако он, вынув револьвер,
предлагает любому занять его место. Желающих не находится. В эту минуту
вбегает Виктор Викторович и сообщает, что Федя Питунин застрелился, оставив
записку: «Подсекальников прав. Действительно жить не стоит*. Гайто Газданов 1903-1971Вечер у Клэр - Роман (1929)
Франция, конец 20-х гг. нашего века. Герой романа —
молодой русский эмигрант, повествование ведется от его имени. Он влюблен в
Клэр. Клэр — истая француженка, она то дразнит поклонника, то позволяет ему
надеяться на свою благосклонность. Она больна, и герой просиживает у нее целые
вечера. Затем она выздоравливает и требует, чтобы он сопровождал ее в
кинематограф. После кинематографа и позднего сидения в кафе Клэр приглашает
героя выпить чашку чая. У нее опять резкая смена настроения — теперь она
раздражена. Когда герой, оправдываясь, говорит, что ждал этой встречи десять
лет и ничего не просит у нее, глаза Клэр темнеют. Клэр обнимает его, говоря: «Как,
вы не понимали?..» И ночью, лежа рядом с уснувшей Клэр, герой вспоминает свою
жизнь и свою первую встречу с этой женщиной. Детство. Семья часто переезжает. Отец, воспоминания о
котором так дороги герою, лесничий. Он предан семье, поглощен «химическими
опытами, географическими работами и общественными вопросами». На ночь отец
рассказывает сыну бесконечную сказку: всей семьей они плывут на корабле, на
котором капитан — сам мальчик, Коля. Мать, молчаливая, поглощенная чтением,
глубоко чувствующая. Сестры. Мир и лад в семье. Но очень скоро все обрывается:
Коле всего восемь лет, когда отец умирает. Мать от горя почти не разговаривает,
лишь ходит по комнате. Вскоре, одна за другой, умирают и сестры. 413 Мальчик много читает, все без разбора. «Я думаю, что
это время усиленного чтения и развития, бывшее эпохой моего совершенно бессознательного
существования, я мог бы сравнить с глубочайшим душевным обмороком». Коля
поступает в кадетский корпус, затем в гимназию. Он легко учится, сходится с товарищами,
дерзит начальству. Эта жизнь тяжела для него и бесплодна. Мальчик поглощен
собственным внутренним миром: «Мне всю жизнь казалось — даже когда я был
ребенком, — что я знаю какую-то тайну, которой не знают другие <...>
Очень редко, в самые напряженные минуты моей жизни, я испытывал какое-то
мгновенное, почти физическое перерождение и тогда приближался к своему слепому
знанию, неверному постижению чудесного». Четырнадцати лет, летом 1917 г. на площадке
гимнастического общества Николай впервые встречается с шестнадцатилетней Клэр.
Отец Клэр, коммерсант, временно живет со всем своим семейством на Украине. Герой влюбляется в Клэр, часто бывает у нее. Затем,
обидевшись на ее мать, перестает приходить, но образ Клэр продолжает
преследовать его. Однажды поздним зимним вечером он встречает Клэр, и она сообщает
ему, что вышла замуж. Николай провожает ее. Но когда Клэр, сказав, что ни
родителей ее, ни мужа нет в городе, приглашает его к себе, он отказывается. «Я
хотел пойти за ней и не мог. Снег все шел по-прежнему и исчезал на лету, и в
снегу клубилось и пропадало все, что я знал и любил до тех пор. И после этого я
не спал две ночи». Следующая их встреча происходит лишь через десять лет. Николай решает вступить в белую армию, считая, что
правда на их стороне. Разговор с дядей Виталием показывает юноше, что в этой
войне каждая из сторон считает себя правой, но его это не смущает. Он все-таки
идет воевать за белых, «так как они побеждаемые». В то же время дядя Виталий,
кадровый офицер, человек «с почти феодальными представлениями о чести и
праве», полагает, что правда на стороне красных. Николай прощается с матерью
со всей жестокостью своих шестнадцати лет и уходит воевать — «без убеждений,
без энтузиазма, исключительно из желания вдруг увидеть и понять на войне такие
новые вещи», которые, быть может, переродят его. Служба на бронепоезде,
трусость и храбрость окружающих, тяжелый военный быт — все это окружает Николая
до самого разгрома армии. Самого его от грозивших опасностей ограждает
своеобразная глухота, неспособность немедленного душевного отклика на то, что
с ним случается. Оказавшись на борту парохода и глядя на горящую Феодосию, Николай
вспоминает о Клэр. И мысли о ней снова заполняют его воображение, тысячи
воображаемых разговоров и положений роятся у него 414 в голове, сменяясь новыми. В этот вымышленный мир не
доходят отзвуки и образы прежней его жизни, точно натыкаясь на незримую
воздушную стену, «но столь же непреодолимую, как та огненная преграда, за
которой лежали снега и звучали последние ночные сигналы России». Во время
плавания по Черному морю Николаю мерещатся картины далеких японских гаваней,
пляжи Борнео и Суматры — отзвуки рассказов отца. Под звуки корабельного
колокола пароход приближается к Константинополю, а Николай полностью поглощен
предвкушением будущей встречи с Клэр. «Мы плыли в морском тумане к невидимому
городу; воздушные пропасти разверзались за нами; и во влажной тишине этого
путешествия изредка звонил колокол — и звук, неизменно нас сопровождавший,
только звук колокола соединял в медленной своей прозрачности огненные края и
воду, отделявшие меня от России, с лепечущим и сбывающимся, с прекрасным сном
о Клэр...» Призрак Александра Вольфа - Роман
(1947-1948)
Самое яркое и самое тягостное воспоминание героя
романа (в дальнейшем мы так и будем именовать его — герой, потому что у
рассказчика^ молодого журналиста, русского эмигранта в Париже, нет имени, роман
написан от первого лица) — воспоминание о совершенном в годы гражданской войны
убийстве. Как-то раз летом, на юге России, после окончания боя герой едет на
вороной кобыле по пустынной дороге, и больше всего ему хочется спать. На одном
из поворотов дороги лошадь тяжело и мгновенно падает на полном скаку. Поднявшись
на ноги, герой видит приближающегося к нему всадника на огромном белом коне.
Всадник вскидывает к плечу винтовку. У героя винтовки давно нет, зато есть
револьвер, который он с трудом вытаскивает из новой и тугой кобуры, и стреляет.
Всадник падает. Герой с трудом подходит к нему. Этот человек — белокурый, лет
двадцати двух или двадцати трех — явно умирает, кровь пузырится у него на
губах. Он открывает помутневшие глаза, не говорит ни слова и вновь закрывает
их. Порыв ветра доносит до героя топот нескольких лошадей. Чувствуя опасность,
он быстро уезжает на жеребце убитого. За несколько дней до того как покинуть
Россию, герой продает жеребца, револьвер выбрасывает в море, и от всего эпизода
у 415 него остается только тягостное воспоминание. Через несколько
лет, когда он уже давно живет в Париже, ему попадается сборник рассказов
одного английского автора, имя которого — Александр Вольф — было совершенно
незнакомым. Рассказ «Приключение в степи» поражает героя. Начинается он с
похвалы белому жеребцу («Он был настолько хорош, что мне хотелось бы его
сравнить с одним из тех коней, о которых говорится в Апокалипсисе»). Дальше
следует описание сцены, пережитой героем: невыносимо жаркий день, петляющая
дорога, всадник на вороной кобыле, упавший вместе с нею. Белый жеребец
продолжал идти к тому месту, где, как писал автор, с непонятной неподвижностью
стоял человек с револьвером. Потом автор задержал стремительный ход коня и
приложил винтовку к плечу, но вдруг почувствовал смертельную боль в теле и
горячую тьму в глазах. В предсмертном бреду он почувствовал, что над ним кто-то
стоит, он открыл глаза, чтобы увидеть свою смерть. К его удивлению, над ним
склонился мальчик лет пятнадцати, с бледным, усталым лицом и далекими,
возможно сонными, глазами. Затем мальчик отошел, а автор снова лишился чувств и
пришел в себя лишь много дней спустя в госпитале. «То, что он попал в меня, —
писал Александр Вольф, — было, скорее всего, случайно, но, конечно, я был бы
последним человеком, который бы его в этом упрекнул». Герой понимает, что автор книги, Александр Вольф, и
есть человек, в которого он стрелял. Непонятным остается только, как он мог
оказаться английским писателем. Герою хочется повидаться с Вольфом. Оказавшись
в Лондоне, он приходит к директору издательства, выпустившего книгу, но
оказывается, что Вольфа в Англии нет. В Париже герой должен сделать репортаж о финале
чемпионата мира по боксу. Незнакомая молодая женщина просит провести ее на
матч, причем, замечает герой, такое обращение к чужому человеку не характерно
для нее. Женщина оказывается соотечественницей героя. Их знакомство
продолжается. Елена Николаевна — так зовут женщину — недавно овдовела, муж ее
был американцем, сама она некоторое время жила в Лондоне. Они становятся любовниками, чувство к Елене
преображает для героя мир — «все показалось мне изменившимся и иным, как лес
после дождя». Но что-то в Елене остается закрытым для героя, и он убежден, что
на известный период ее жизни «легла какая-то тень». Однажды она рассказывает
ему, как в Лондоне в гостях у друзей познакомилась с человеком, который вскоре
стал ее любовником. Человек этот был умен, образован, он открыл ей целый мир,
которого она не знала, и «на всем этом был налет холодного и спокойного отчаяния»,
которому она не переставала внутренне сопротивляться. 416 «Самые лучшие, самые прекрасные вещи теряли свою
прелесть, как только он касался их». Но его притягательность была непреодолима.
На длительном пути навстречу смерти его поддерживало употребление морфия. Он
пытался приучить к морфию и Елену Николаевну, но это ему не удалось. Влияние
этого человека на нее было огромно: то, что казалось ей важным и существенным,
неудержимо и, как казалось ей, безвозвратно теряло свою ценность. Последним
усилием воли она собрала вещи и уехала в Париж. Но до этого Елена сделала все,
что могла, чтобы вернуть его к нормальной жизни. В последнем разговоре с ней
он сказал, что она никогда уже не станет такой, как прежде, потому что это
маловероятно и потому что он этого не допустит. Уехав от него, Елена убедилась,
что он во многом был прав. Она была отравлена его близостью и только теперь
начинает чувствовать, что, может быть, это не безвозвратно. В русском ресторане герой застает своего знакомого,
Владимира Петровича Вознесенского, который прежде рассказывал ему об Александре
Вольфе (в частности, о том, что именно к Вольфу ушла его любовница, цыганка
Марина). Вознесенский знакомит героя с сидящим рядом человеком; оказывается,
что это — Александр Вольф. Герой, увидевшись с Вольфом на следующий день, рассказывает
свою часть описанной в рассказе истории. Разговор прерывает приход Вознесенского,
и Вольф с героем встречаются еще раз. Вольф упоминает о цели своего приезда в
Париж — это «решение одной сложной психологической проблемы». Анализируя свои
впечатления после встреч с Вольфом, герой понимает, что Вольф несет с собой
смерть или идет навстречу ей, олицетворяя слепое движение. Герой, написав статью о внезапной драматической гибели
парижского грабителя, «курчавого Пьеро», с которым он был знаком, ощущает
тоску и подавленность. Единственный человек, которого ему хочется увидеть, это
Елена. И, не дожидаясь четырех часов, когда она обещала прийти к нему, он сам
едет к ней, открывает дверь своим ключом и слышит из ее комнаты повышенные
голоса. Затем раздается страшный крик Елены: «Никогда, ты слышишь, никогда!» —
и слышится звон разбитого стекла и выстрел. Выхватывая револьвер, герой вбегает
в комнату, видит Елену и человека с направленным на нее оружием и стреляет в
него, не целясь. Видит кровь на белом платье Елены — она ранена в левое плечо.
Затем наклоняется над упавшим человеком и — «время заклубилось и исчезло» —
видит перед собой мертвые глаза Александра Вольфа. Аркадий Петрович Гайдар 1904-1941Тимур и его команда - Повесть (1940)Полковник Александров уже три месяца на фронте. Он
присылает в Москву своим дочерям телеграмму, предлагает им провести остаток
лета на даче. Старшая, восемнадцатилетняя Ольга, едет туда с вещами,
оставив тринадцатилетнюю Женю прибрать квартиру. Ольга учится на инженера,
занимается музыкой, поет, она строгая, серьезная девушка. На даче Ольга
знакомится с молодым инженером Георгием Гараевым. Она допоздна ждет Женю, но
сестры все нет. А Женя в это время, приехав в дачный поселок, в
поисках почты, чтобы отправить телеграмму отцу, случайно заходит на чью-то
пустую дачу, и собака не выпускает ее обратно. Женя засыпает. Проснувшись
наутро, видит, что собаки нет, а рядом — ободряющая записка от неизвестного
Тимура. Обнаружив бутафорский револьвер, Женя играет с ним. Холостой выстрел,
разбивший зеркало, пугает ее, она бежит, забыв в доме ключ от московской
квартиры и телеграмму. Женя приходит к сестре и уже предвидит ее гнев, но вдруг
какая-то девчонка приносит ей ключ и квитанцию от посланной телеграммы с запиской
от того же Тимура. Женя забирается в старый сарай, стоящий в глубине
сада. Там она находит штурвал и принимается крутить его. А от штурвала идут ве- 418 ревочные провода. Женя, сама того не зная, подает
кому-то сигналы! Сарай наполняется множеством мальчишек. Они хотят побить Женю,
бесцеремонно вторгшуюся в их штаб. Но командир останавливает их. Это тот самый
Тимур (он племянник Георгия Гараева). Он приглашает Женю остаться и послушать,
чем занимаются ребята. Оказывается, они помогают людям, особенно же опекают
семьи бойцов Красной Армии. Но все это они делают втайне от взрослых.
Мальчишки решают «заняться особо» Мишкой Квакиным и его шайкой, которая лазает
по чужим садам и ворует яблоки. Ольга думает, что Тимур — хулиган, и запрещает Жене
водиться с ним. Женя не может ничего объяснить: это означало бы разгласить тайну. Ранним утром ребята из команды Тимура наполняют водой
бочку старухи-молочницы. Потом складывают в поленницу дрова для другой старушки
— бабушки бойкой девочки Нюрки, находят ей пропавшую козу. А Женя играет с
маленькой дочкой лейтенанта Павлова, которого недавно убили на границе. Тимуровцы составляют ультиматум Мишке Квакину.
Приказывают ему явиться вместе с помощником, Фигурой, и принести список членов
шайки. Гейка и Коля Колокольчиков относят ультиматум. А когда приходят за
ответом, квакинцы запирают их в старой часовне. Георгий Гараев катает Ольгу на мотоцикле. Он, как и
Ольга, занимается пением: играет в опере старика партизана. Его «суровый и
страшный» грим испугает кого хочешь, и шутник Георгий нередко пользуется этим
(ему и принадлежал бутафорский револьвер). Тимуровцам удается освободить Гейку и Колю и запереть
вместо них Фигуру. Они устраивают засаду квакинской шайке, закрывают всех в
будке на базарной площади и вешают на будку плакат, что «пленники» — яблочные
воры. В парке — шумный праздник. Георгия попросили спеть.
Ольга согласилась аккомпанировать ему на аккордеоне. После выступления Ольга
сталкивается с гуляющими по парку Тимуром и Женей. Разгневанная старшая сестра
обвиняет Тимура в том, что он настраивает Женю против нее, она сердится и на
Георгия: почему он раньше не признался, что Тимур — его племянник? Георгий, в
свою очередь, запрещает Тимуру общаться с Женей. Ольга, чтобы проучить Женю, уезжает в Москву. Там она
получает телеграмму: отец ночью будет в Москве. Он приезжает всего на три часа
повидаться с дочерьми. А к Жене на дачу приходит знакомая — вдова лейтенанта
Павлова. Ей срочно нужно в Москву — встретить мать, и она оставляет ма- 419 ленькую дочку на ночь у Жени. Девочка засыпает, а Женя
уходит играть в волейбол. Тем временем приходят телеграммы от отца и от Ольги.
Женя замечает телеграммы только поздно вечером. Но ей некому оставить девочку,
и последняя электричка уже ушла. Тогда Женя посылает сигнал Тимуру и
рассказывает ему о своей беде. Тимур поручает Коле Колокольчикову стеречь
спящую девочку — для этого приходится все рассказать Колиному дедушке. Тот
одобряет действия мальчиков. Тимур сам отвозит Женю на мотоцикле в город
(спрашивать позволения не у кого, дядя в Москве). Отец огорчается, что ему так и не удалось повидать
Женю. И вот когда время уже близится к трем, неожиданно появляются Женя с
Тимуром. Минуты летят быстро — полковнику Александрову надо ехать на фронт. Георгий не находит на даче ни племянника, ни мотоцикла
и решает отправить Тимура домой к матери, но тут приходит Тимур, а вместе с
ним Женя и Ольга. Они все объясняют. Георгию приходит повестка. В форме капитана танковых войск
он приходит к Ольге проститься. Женя передает «позывной сигнал общий»,
сбегаются все мальчишки из тимуровской команды. Все вместе идут провожать
Георгия. Ольга играет на аккордеоне. Георгий уезжает. Ольга говорит
погрустневшему Тимуру: «Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же». Николай Алексеевич Островский 1904-1936
Как закалялась сталь - Роман (1932-1934)
Автобиографический роман Николая Островского разделен
на две части, каждая из которых содержит по девять глав: детство, отрочество и
юность; затем зрелые годы и болезнь. За недостойный поступок (насыпал священнику махры в
тесто) кухаркина сына Павку Корчагина выгоняют из школы, и он попадает «в
люди». «Заглянул мальчик в самую глубину жизни, на ее дно, в колодезь, и затхлой
плесенью, болотной сыростью пахнуло на него, жадного ко всему новому,
неизведанному». Когда в его маленький городок вихрем ворвалась ошеломляющая
весть «Царя скинули», Павлу вовсе некогда было думать об учебе, он тяжело
работает и по-мальчишески, не раздумывая, прячет оружие вопреки запрету со стороны
шефов внезапно нахлынувшей неметчины. Когда губернию заливает лавина
петлюровских банд, он становится свидетелем множества еврейских погромов,
заканчивавшихся зверскими убийствами. Гнев и возмущение часто охватывают юного смельчака, и
он не может не помочь матросу Жухраю, другу своего брата Артема, работавшего в
депо. Матрос не раз по-доброму беседовал с Павлом: «У 421
тебя, Павлуша, есть все, чтобы быть
хорошим бойцом за рабочее дело, только вот молод ты очень и понятие о классовой
борьбе очень слабое имеешь. Я тебе, братишка, расскажу про настоящую дорогу,
потому что знаю: будет из тебя толк. Тихоньких да примазанных не люблю. Теперь
на всей земле пожар начался. Восстали рабы и старую жизнь должны пустить на
дно. Но для этого нужна братва отважная, не маменькины сынки, а народ крепкой
породы, который перед дракой не лезет в щели, как таракан, а бьет без пощады».
Умеющий драться, крепкий и мускулистый Павка Корчагин спасает из-под конвоя
Жухрая, за что его самого по доносу хватают петлюровцы. Павке не был знаком
страх обывателя, защищающего свой скарб (у него ничего не было), но обычный
человеческий страх захватил его ледяной рукой, особенно когда он услышал от
своего конвоира: «Чего его таскать, пане хорунжий? Пулю в спину, и кончено».
Павке стало страшно. Однако Павке удается спастись, и он прячется у знакомой
девушки Тони, в которую влюблен. К сожалению, она интеллигентка из «класса
богатых»: дочь лесничего. Пройдя первое боевое крещение в боях гражданской
войны, Павел возвращается в город, где создана комсомольская организация, и
становится ее активным членом. Попытка затащить в эту организацию Тоню
проваливается. Девушка готова ему подчиняться, но не до конца. Слишком
расфранченной она приходит на первое комсомольское собрание, и ему тяжело ее
видеть среди выцветших гимнастерок и кофточек. Дешевый индивидуализм Тони
становится непереносимым Павлу. Необходимость разрыва была ясна им обоим...
Непримиримость Павла приводит его в ЧК, тем более в губернии ее возглавляет
Жухрай. Однако чекистская работа действует на нервы Павла весьма разрушающе,
учащаются его контузионные боли, он часто теряет сознание, и после короткой
передышки в родном городе Павел едет в Киев, где тоже попадает в Особый отдел
под руководство товарища Сегала. Вторая часть романа открывается описанием
поездки на губконференцию с Ритой устинович,
Корчагина назначают ей в помощники и телохранители. Одолжив у Риты
«кожаную куртку», он протискивается в вагон, а потом через окно втаскивает
молодую женщину. «Для него Рита была неприкосновенна. Эго был его друг и
товарищ по цели, его политрук, и все же она была женщиной. Он это впервые
ощутил у моста, и вот почему его волнует так ее объятье. Павел чувствовал
глубокое ровное дыхание, где-то совсем близко ее губы. От близости родилось
непреодолимое желание найти эти губы. Напрягая волю, он подавил это желание». 422 Не в силах совладать со своим чувством,
Павел Корчагин отказывается от встреч с Ритой устинович, обучающей его политграмоте. Мысли о личном
отодвигаются в сознании юноши еще дальше, когда он принимает участие в
строительстве узкоколейки. Время года трудное — зима, комсомольцы работают в
четыре смены, не успевая отдыхать. Работу задерживают бандитские налеты.
Кормить комсомольцев нечем, одежды и обуви тоже нет. Работа до полного надрыва
сил заканчивается тяжелой болезнью. Павел падает, сраженный тифом. Самые
близкие друзья его, Жухрай и устинович, не
имея о нем сведений, думают, что он умер. Однако после болезни Павел снова в строю.
В качестве рабочего он возвращается в мастерские, где не только упорно
трудится, но еще и наводит порядок, заставляя комсомольцев вымыть и почистить
цех к вящему недоумению начальства. В городке и по всей Украине продолжается
классовая борьба, чекисты ловят врагов революции, подавляют бандитские налеты.
Молодой комсомолец Корчагин совершает немало добрых дел, защищая на заседаниях
ячейки своих товарищей, а на темных улицах — подруг по партии. «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она
дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за
бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и
чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь, все силы были отданы самому прекрасному
в мире — борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь
нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут прервать ее». Став свидетелем множества смертей и убивая
сам, Павка ценил каждый прожитый день, принимая партийные приказы и уставные
распоряжения как ответственные директивы своего бытия. Как пропагандист он
принимает участие и в разгроме «рабочей оппозиции», называя «мелкобуржуазным»
поведение своего родного брата, и тем более в словесных атаках на троцкистов,
осмелившихся выступать против партии. Его не желают слушать, а ведь товарищ
Ленин указывал, что надо делать ставку на молодежь. Когда в Шепетовке стало известно, что умер
Ленин, тысячи рабочих стали большевиками. Уважение партийцев продвинуло Павла
далеко вперед, и однажды он оказался в Большом театре рядом с членом ЦК Ритой устинович, с удивлением узнавшей, что
Павел жив. Павел говорит, что он ее любил, как Овод, человек мужественный и
безгранично выносливый. Но у Риты уже есть друг и трехлетняя дочурка, а Павел болен,
и его отправляют в санаторий ЦК, тщательно 423 обследуют. Однако тяжелая болезнь,
приведшая к полной неподвижности, прогрессирует. Никакие новые лучшие
санатории и больницы не в состоянии его спасти. С мыслью о том, что «надо
остаться в строю», Корчагин начинает писать. Рядом с ним хорошие добрые
женщины: сначала Дора Родкина, потом Тая Кюцам. «Хорошо ли, плохо ли он прожил
свои двадцать четыре года? Перебирая в памяти год за годом, Павел проверял свою
жизнь как беспристрастный судья и с глубоким удовлетворением решил, что жизнь
прожита не так уж плохо... Самое главное, он не проспал горячих дней, нашел
свое место в железной схватке за власть, и на багровом знамени революции есть и
его несколько капель крови». Михаил Александрович Шолохов 1905-1984
Тихий Дон Роман (1928-1940)
По окончании предпоследней турецкой
кампании казак Прокофий Мелехов привел домой, в станицу Вешенская, пленную
турчанку. От их брака родился сын, названный Пантелеем, такой же смуглый и черноглазый,
как и его мать. Впоследствии Пантелей Прокофьевич занялся обустройством
хозяйства и значительно расширил свои угодья. Он женился на казачке по имени
Василиса Ильинична, и с тех пор стала турецкая кровь скрещиваться с казачьей.
Так, старший сын Пантелея Прокофьевича, Петро, пошел в мать: он был невысоким,
курносым и русоголовым; а младший, Григорий, больше напоминал отца: такой же
смуглый, горбоносый, диковато-красивый, такого же бешеного нрава. Кроме них,
мелеховская семья состояла из отцовской любимицы Дуняшки и Петровой жены
Дарьи. ...Ранним утром Пантелей Прокофьевич зовет
Григория на рыбалку, во время которой требует, чтобы сын оставил в покое
Аксинью Астахову, жену мелеховского соседа Степана. Григорий с приятелем
Митькой Коршуновым идет продавать пойманного сазана богатому купцу Мохову и
знакомится с его дочерью Елизаветой. Петро и Степан уезжают в лагеря на сбор,
а Григорий продолжает заигрывания с Аксиньей. ...Когда Аксинье было шестнадцать лет, ее
изнасиловал собствен- 425 ный отец, убитый затем матерью и братом
девушки. Через год ее выдали замуж за Степана Астахова, который, не простив
«обиды», начал избивать Аксинью и ходить по жалмеркам. Поэтому, когда Гришка
Мелехов стал проявлять к ней интерес, у не знавшей любви Аксиньи, к ее ужасу,
зародилось ответное чувство. Вскоре она сходится с Григорием. Влюбленные не
скрывают свою связь, и обо всем становится известно как Пантелею Прокофьевичу,
так и Степану. Тот, возвратившись, принимается зверски избивать Аксинью, а
отец решает поскорее женить Григория на Наталье, сестре Митьки Коршунова.
Степан Астахов, подравшись с братьями Мелеховыми, становится их заклятым
врагом. Аксинья пытается, но не может подавить свое чувство к Григорию.
Сватовство Пантелея Прокофьевича дает положительные результаты, поскольку Митька Коршунов вывозит Елизавету Мохову
на рыбалку и там насилует. По хутору начинают ползти грязные слухи, и Митька
идет свататься к Елизавете. Но девушка отказывает ему, а Сергей Платонович
Мохов спускает на Коршунова собак. Григорий осознает, что его чувство к Аксинье
не умерло. Она же внешне примиряется с мужем, но продолжает любить Григория. Федот Бодовсков знакомится со Штокманом.
Тому удается остановить драку у мельницы, в ходе которой Митька Коршунов
избивает купца Мохова. На допросе у следователя Штокман рассказывает, что в
1907 г. сидел в тюрьме «за беспорядки» и отбывал ссылку. Григорий признается
Наталье, что не любит ее. Во время поездки за хворостом братья Мелеховы
встречают Аксинью. Возобновляется связь Аксиньи с Григорием. К Штокману на
чтения по истории донского казачества приходят Валет, Христоня, Иван Алексеевич
Котляров и Мишка Кошевой. Григорий и Митька Коршунов принимают присягу. Валет и Иван Алексеевич продолжают ходить
к Штокману, который рассказывает им о борьбе капиталистических государств за
рынки и колонии как о главной причине надвигающейся мировой 426 войны. На Пасху
из Вешенской. Полк Григория стоит в имении Радзивиллово.
Наблюдая за офицерами, Григорий чувствует между собой и ними невидимую стену;
это ощущение усиливается из-за инцидента с Прохором Зыковым, избитым
вахмистром во время учений. Перед началом весны озверевшие от скуки казаки всем
взводом насилуют Франю, молоденькую горничную управляющего; бегущего ей на
помощь Григория связывают и бросают на конюшне, обещая убить, если
проговорится. Начинается война, и казаков отвозят к
русско-австрийской границе. В своем первом бою Григорий убивает человека, и
образ зарубленного австрийца тревожит его совесть. Выведенный с линии боев
полк Григория принимает пополнение с Дона. Григорий встречает брата, Мишку
Кошевого, Аникушку и Степана Астахова. В разговоре с Петром он признается, что
тоскует по дому и мучается из-за вынужденного убийства. Петро советует
остерегаться Степана, обещавшего убить Григория в первом же бою. Григорий
находит у убитого казака дневник, где описывается роман последнего с
опустившейся Елизаветой Моховой. Во взвод Григория попадает казак по прозвищу
Чубатый; издеваясь над переживаниями Григория, он говорит, что в бою убить
врага — святое дело. Григорий получает тяжелое ранение в голову. Охваченный
патриотическим порывом Евгений Листницкий уезжает в действующую армию
командовать взводом. Подъесаул 427 Калмыков советует ему свести знакомство с
вольноопределяющимся Ильей Бунчуком. Мелеховы получают известие о гибели
Григория, а через двенадцать дней из письма Петра выясняется, что Григорий жив,
к тому же награжден Георгиевским крестом за спасение раненого офицера и
произведен в младшие урядники. Получив письмо Григория, где тот шлет ей «поклон
и нижайшее почтение», Дослужившийся до офицерского чина Бунчук
ведет в войсках большевистскую пропаганду. Листницкий доносит на него, Бунчук
дезертирует. На фронте Иван Алексеевич встречает Валета; выясняется, что
Штокман — в Сибири. Григорий вспоминает, как спас в бою жизнь Степану Астахову,
что, впрочем, не примирило их. Постепенно
у Григория начинают
налаживаться дружеские отношения со склоняющимся к отрицанию войны Чубатым.
Вместе с ним и Мишкой Кошевым Григорий участвует в «аресте» червивых щей и
относит их своему сотенному командиру. Осенью 428 разнузданных и диких, а сами большевики
«хуже холерных бацилл». Командир бригады, где служит Петро Мелехов призывает
казаков держаться в стороне от начавшейся смуты. Надеясь на скорейшее окончание
войны, казаки присягают Временному правительству. Приказ о возвращении на
фронт они встречают открытым ропотом. На фронт к Петру приезжает Дарья.
Листницкий получает назначение в промонархистски настроенный полк; вскоре в
связи с Июльскими событиями его отправляют в Петроград. Корнилов становится
верховным главнокомандующим; офицеры возлагают на него надежды по спасению
России, казаки «мнутся». Иван Алексеевич совершает в своем полку переворот и
назначается сотником; он отказывается идти на Петроград. На фронт, агитировать
за большевиков, приезжает Бунчук и сталкивается с Калмыковым. Дезертир
арестовывает Калмыкова, чтобы затем расстрелять. В Петрограде Листницкий
становится свидетелем большевистского переворота. Получив известия о смене
власти, казаки возвращаются по домам. Иван Алексеевич, Митька Коршунов, Прохор
Зыков, а вслед за ними бежавший из обольшевиченного полка Петро Мелехов возвращаются
в станицу. Становится известно, что Григорий перешел на сторону большевиков,
будучи уже в чине взводного офицера. После переворота он получает назначение на
должность командира сотни. Григорий подпадает под влияние своего сослуживца
Ефима Изварина, ратующего за полную автономию Области Войска Донского. Изварин
разъясняет Григорию, что общего у большевиков с казаками только то, что
большевики стоят за мир, а казакам давно уже надоело воевать. Но их пути
разойдутся, как только кончится война и большевики протянут руки к казачьим
владениям. В ноябре семнадцатого
Григорий знакомится с Подтелковым. Бунчук уезжает в Ростов, где получает
задание организовать пулеметную команду. В пулеметчики к нему направляют Анну
Погудко. Иван Алексеевич и Христоня едут на съезд фронтовиков и встречают там
Григория. Подтелкова выбирают председателем, а Кривошлыкова — секретарем
казачьего Военно-революционного комитета, объявившего себя правительством на
Дону. Еще одним претендентом на власть над казачеством является атаман
Войскового круга Каледин. Отряд Чернецова разбивает силы красногвардейцев.
Григорий во главе двух сотен, поддерживаемый пулеметчиками Бунчука, идет в бой
и получает очередное ранение (в ногу). Чернецов вместе с четырьмя десятками
молодых офицеров захвачен в плен. Все зверски убиты по приказу Подтелкова,
несмотря на противодействие Григория и Голубова. Пантелей Прокофьевич привозит
раненого Григория домой. Отец и брат неодобрительно относятся к его 429 большевистским взглядам; сам Григорий
после расправы над Чернецовым переживает душевный кризис. Приходит известие о
самоубийстве Каледина. Бунчук выздоравливает после тифа;
начинается его роман с Анной, ухаживавшей за ним во время болезни. Листницкий
вместе с корниловцами покидает Ростов. Голубов и Бунчук арестовывают руководителей
Войскового круга. Бунчука назначают комендантом Революционного трибунала, и он
начинает активно расстреливать «контрреволюционеров». Валет призывает казаков
идти на выручку частям Красной гвардии, но уговаривает только Кошевого;
Григорий, Христоня и Иван Алексеевич отказываются. В связи с налетом
большевиков на станицу Мигулинская на майдане проводится казачье собрание.
Приезжий сотник агитирует казаков сформировать отряд для борьбы с красными и
зашиты Вешек. Мирона Григорьевича Коршунова, отца Натальи и Митьки, избирают
атаманом. Сотник предлагает Григория на должность командира, но тому
припоминают красногвардейское прошлое и назначают Петра. Прохор Зыков, Митька,
Христоня и другие казаки записываются в полк. Впрочем, они убеждены, что никакой
войны не будет. Вместе со всеми Григорий выступает против
Подтелкова. Анна погибает в бою. Подтелков оговаривает условия сдачи, против
которой возражает Бунчук. Пленных приговаривают к расстрелу, Подтелкова с
Кривошлыковым — к повешению. Вызвавшийся в расстрельную команду Митька убивает
Бунчука. Перед казнью Подтелков обвиняет Григория в предательстве, в ответ
Григорий напоминает о расправе над отрядом Чернецова. Мишку Кошевого и Валета
ловят казаки; Валета убивают, а Мишку, в надежде на исправление, приговаривают
к наказанию плетьми. Апрель 1918 г. На Дону идет гражданская
война. Пантелея Прокофьевича и Мирона Коршунова выбирают делегатами на
Войсковой круг; войсковым атаманом становится генерал Краснов. Петро Мелехов
ведет сотню против красных. В разговоре с Григорием он пытается выяснить
настроения брата, узнать, не собирается ли тот вернуться к красным. Вместо
отправки на фронт Кошевого назначают атарщиком. Листницкому ампутируют
раздробленную руку. Вскоре он женится на вдове погибшего друга и возвращается
в Ягодное. Из немецкого плена приходит Степан Астахов; он едет к Аксинье и уговаривает
ее вернуться домой. За гуманное отношение к пленным Григория отстраняют от
командования сотней, он вновь принимает взвод. Пантелей Прокофьевич приезжает к
Григорию в полк и занимается там мародерством. Во время отступления Григорий
самоволь- 430 но покидает фронт и возвращается домой.
Вслед за ним из обольшевиченного полка бежит Петро. Мелеховы решают переждать
наступление красных, не покидая хутора. К ним на постой становятся несколько
красноармейцев, один из которых начинает искать ссоры с Григорием. Пантелей
Прокофьевич калечит коней Петра и Григория, чтобы их не увели. Красным
становится известно, что Григорий офицер; искалечив пытавшегося убить его
красногвардейца, Григорий бежит с хутора. Иван Алексеевич избирается
председателем исполкома. Кошевой — его заместителем. Казаки сдают оружие. По Дону распространяются слухи о
чрезвычайках и трибуналах, вершащих скорый и неправедный суд над казаками,
служившими у белых, и Петро ищет заступничества у возглавляющего окружной ревком
Якова Фомина. Иван Алексеевич ссорится с Григорием, не желающим признавать
достоинств Советской власти; Кошевой предлагает арестовать Григория, но тот
успевает уехать в другую станицу. По составленному Кошевым списку арестовывают
Мирона Коршунова, Авдеича Бреха и еще нескольких стариков. В Вешенской
объявляется Штокман. Приходит известие о расстреле казаков. Поддавшись на уговоры
Лукиничны, Петро ночью выкапывает из общей могилы и привозит Коршуновым труп
Мирона Григорьевича. Штокман является на казачье собрание и объявляет, что
казненные были врагами Советской власти. В списке на расстрел также значатся
Пантелей и Григорий Мелеховы и Федот Бодовсков. Узнав о возвращении Григория,
вешенские коммунисты обсуждают его дальнейшую судьбу; Григорий тем временем
вновь сбегает и прячется у родственников. Перенесшему тиф Пантелею Прокофьевичу
не удается избежать ареста. В Казанской начинаются беспорядки. Антип
Синилин, сын Авдеича Бреха, участвует в избиении Кошевого; тот, отлежавшись у
Степана Астахова, скрывается с хутора. Узнав о начале восстания, Григорий
возвращается домой. Петра выбирают командиром конной сотни. Разбитые красными
Петро, Федот Бодовсков и другие казаки, обманутые обещанием сохранить им
жизнь, сдаются в плен, и Кошевой, при молчаливой поддержке Ивана Алексеевича,
убивает Петра; изо всех бывших с ним казаков спастись удается только Степану
Астахову и Антипу Бреховичу. Григория назначают командиром Вешенского полка, а
вслед за этим — командиром одной из повстанческих дивизий. Мстя за смерть
брата, он перестает брать пленных. В боях под Свиридовом и за Каргинскую его
казаки громят эскадроны красной кавалерии. уходя
от черных мыслей, Григорий начинает пить и ходить по жалмеркам. Во
время очередной попойки Медведев предлагает сместить Кудинова, командующего
всеми силами повстанцев, и 431 назначить на его место Григория, с тем
чтобы продолжать войну против красных и кадетов; Григорий отказывается. В бою
под Климовкой он лично рубит четверых красногвардейцев, после чего переживает
сильнейший нервный припадок. Выехав со своим вестовым Прохором Зыковым в Вешки,
Григорий по дороге освобождает из тюрьмы арестованных Кудиновым родственников
ушедших с красными казаков. Тем временем Сердобский полк, где служат
Кошевой, Штокман и Котляров, в полном составе переходит на сторону повстанцев;
еще до начала беспорядков Штокман успевает отправить Мишку с донесением в
штаб. Во время стихийного митинга Штокмана убивают, а Ивана Алексеевича вместе
с другими коммунистами полка сажают под арест. Пантелей Прокофьевич становится
свидетелем случайной встречи сына с Аксиньей и, задумавшись над тем, в кого
Григорий уродился таким кобелем, приходит к логичному выводу. В Аксинье
просыпается многолетнее чувство к Григорию; в тот же вечер, пользуясь
отсутствием Степана, она просит Дарью вызвать ей любимого человека. Их связь
возобновляется. Узнав о переходе к повстанцам Сердобского полка, Григорий
устремляется в Вешки, чтобы спасти Котлярова и Мишку и выяснить, кто убил
Петра. Избитых до неузнаваемости пленных пригоняют на хутор Татарский, где их
встречают жаждущие мести родственники погибших вместе с Петром Мелеховым
казаков. Дарья обвиняет Ивана Алексеевича в смерти мужа и стреляет в него,
Антип Брехович помогает добить Котлярова. Через час после избиения пленных на
хуторе появляется насмерть загнавший коня Григорий. Согласившись возглавить прорыв к Дону,
Григорий решает взять с собой Аксинью, а Наталью с детьми оставить дома. Мстя
за смерть Ивана Алексеевича и Штокмана, Мишка Кошевой поджигает дома
духовенства и зажиточных казаков. Перед тем как спалить курень Коршуновых,
Кошевой убивает старого деда Гришаку. Вешки начинают подвергаться интенсивному
артиллерийскому обстрелу. Красные готовятся к переправе через Дон в районе
расположения громковской сотни, куда тут же отправляется Григорий. Вскоре
Прохор приводит к нему в Вешки Аксинью. К полной неожиданности казаков громковской
сотни, занятых исключительно самогоном и бабами, через Дон переправляется
красногвардейский полк. Громковцы в панике бегут к Вешенской, куда Григорий успевает
подтянуть конные сотни Каргинского полка. Вскоре он узнает, что татарцы
бросили окопы. Пытаясь остановить хуто- 432 рян, Григорий лупит плетью идущего
разнузданным верблюжьим галопом Христоню; достается и бегущему неутомимо и
резво Пантелею Прокофьевичу, которого не узнающий со спины Григорий называет
сукиным сыном и грозится зарубить. Быстро собрав и образумив хуторян, Григорий
приказывает им идти на соединение к семеновской сотне. Красные идут в
наступление; пулеметными очередями казаки заставляют их вернуться на исходные
позиции. К ужасу Ильиничны, разговорчивый Мишатка
сообщает зашедшему в дом красноармейцу, что его отец командует всеми казаками.
В тот же день красных выбивают из Вешек и домой возвращается Пантелей
Прокофьевич. Уйдя с банкета в честь генерала Секретова, Григорий заходит
навестить Аксинью и застает одного Степана. Вернувшаяся домой Аксинья охотно
пьет за здоровье любовника, а разыскивающий Григория Прохор с изумлением видит
того сидящим за одним столом со Степаном. На рассвете Григорий приезжает домой.
Разговаривая с Дуняшкой, он приказывает ей оставить даже мысли о Кошевом.
Григорий испытывает небывалый прилив нежности к Наталье. На следующий день,
томимый неясными предчувствиями, он покидает хутор. Григория вместе с его
начальником штаба Копыловым вызывают на совещание к генералу Фицхелаурову. Во
время приема между Григорием и генералом происходит ссора и последний грозит
отстранить Григория от командования дивизией, на что Григорий заявляет, что
подчиняется только Кудинову, и обещает, в случае чего, натравить на
Фицхелаурова своих казаков. После этой стычки странное равнодушие овладевает
Григорием; впервые в жизни он решает устраниться от прямого участия в бою. На хутор Татарский приезжает Митька
Коршунов. Свойственная ему с детства жестокость нашла достойное применение в
карательном отряде, и за короткий срок Митька дослужился до подхорунжего.
Первым делом посетив родное пепелище, он едет на постой к Мелеховым, радушно
встречающим гостя. Наведя справки о Кошевых и выяснив, что мать Мишки с детьми
осталась дома, Митька со товарищи убивает их. Узнав об этом, Пантелей
Прокофьевич гонит его со двора, и Митька, вернувшись в свой карательный отряд,
отправляется наводить порядок в украинских слободах Донецкого округа. Дарья едет на фронт подвозить патроны и
возвращается в подавленном состоянии. На хутор приезжает командующий Донской
армией генерал Сидорин. Пантелей Прокофьевич подносит генералу и
представителям союзников хлеб-соль, а Дарью, в числе других казачьих вдов, награждают
Георгиевской медалью и вручают ей пятьсот рублей. Она категорически отражает
все попытки Пантелея Проко- 433 фьевича овладеть полученными «за Петра»
деньгами, хотя и дает Ильиничне сорок рублей на поминки по погибшему. Старики
подозревают, что Дарья собирается вторично выйти замуж, однако на сердце у нее
иная забота. Дарья признается Наталье, что во время своей поездки заразилась
сифилисом и, поскольку эта болезнь неизлечима, собирается наложить на себя
руки. Не желая страдать в одиночестве, она рассказывает Наталье, что Григорий
вновь сошелся с Аксиньей. Вскоре после отступления красных Григория
снимают с должности командующего дивизией и, невзирая на его просьбы об
отправке в тыл по состоянию здоровья, назначают сотником Девятнадцатого полка.
Казачьи дивизии расформировываются: заменяется весь командный состав, а
рядовые пополняют номерные полки Донской армии. Прибыв к новому месту службы,
Григорий получает трагическое известие из дома и, взяв с собой Прохора,
уезжает, потрясенный внезапно обрушившимся на него горем. ...После разговора с Дарьей Григорий приезжает на третий день после
похорон Натальи. По-своему он любил жену, и теперь его страдания усугубляются
чувством вины за эту смерть. Григорий сближается с детьми, однако уже через две
недели, не выдержав тоски, возвращается на фронт. По дороге им с Прохором то и
дело встречаются казаки, везущие подводы с награбленным добром, и дезертиры:
Донская армия разлагается в момент своего наивысшего успеха. Вскоре после отъезда Григория Дарья
кончает жизнь самоубийством, утопившись в Дону. Ильинична запрещает Мишатке
ходить в гости к Аксинье, и между женщинами происходит ссора. В августе 434 Пантелея Прокофьевича призывают на фронт;
он дважды дезертирует и в конце концов обзаводится справкой о неспособности к
хождению пешком. Из-за опасности подхода красных к Вешкам Мелеховы на две
недели покидают Татарский. С фронта привозят убитых Христоню и Аникушку, а
вслед за ними — больного тифом Григория. Выздоровев, он вместе с Аксиньей и
Прохором уезжает с хутора. По дороге Аксинья заболевает тифом, и Григорий
вынужден ее оставить. Приехав в конце января в Белую Глину, он узнает, что накануне
от тифа скончался Пантелей Прокофьевич. Похоронив отца, Григорий сам заболевает
возвратным тифом и остается в живых только благодаря преданности и
самоотверженности Прохора. Перебравшись в Новороссийск, они пытаются
эвакуироваться на пароходе в Турцию, но, видя тщетность своих попыток, решают
остаться дома. Аксинья возвращается домой; тревога за
жизнь Григория сближает ее с Мелеховыми. Становится известно, что Степан уехал
в Крым, а вскоре возвращается лишившийся руки Прохор и сообщает, что они с Григорием
поступили в Конармию, где Григорий принял командование эскадроном. Ильинична с
нетерпением ждет сына, но вместо него к Мелеховым является Мишка Кошевой;
пытающаяся прогнать его Ильинична сталкивается с открытым сопротивлением
Дуняшки. Мишка продолжает ходить к ним, ничуть не смущаясь тем, что его руки
запятнаны кровью Петра, и в конце концов добивается своего: Ильинична дает
согласие на его брак с Дуняшкой и вскоре умирает, так и не дождавшись
возвращения Григория. Кошевой перестает заниматься хозяйством, считая, что
Советская власть все еще в опасности, в основном из-за таких элементов, как
Григорий и Прохор Зыков, о чем Кошевой и сообщает последнему. Мишка считает,
что служба Григория в Красной Армии не смывает с него вины за участие в белом
движении и по возвращении домой придется отвечать за повстанческое восстание.
Вскоре Мишку назначают председателем Вешенского ревкома. Узнав о скорой
демобилизации и возвращении Григория, Дуняшка спрашивает мужа, что ждет брата
за службу у казаков, и Кошевой отвечает, что могут и расстрелять. Григорий едет домой с твердым намерением
заняться хозяйством и пожить возле своих детишек, но разговор с Кошевым
убеждает его в несбыточности подобных планов. Зайдя в гости к Прохору, Григорий
узнает о начавшемся в Воронежской области восстании и понимает, что это может
грозить ему, бывшему офицеру и повстанцу, неприятностями. Между делом Прохор
рассказывает о смерти Евгения Листницкого, застрелившегося из-за измены жены.
Встреченный 435 в Вешках Яков Фомин советует Григорию на
время покинуть дом, так как начались аресты офицеров. Забрав детей, Григорий
уходит жить к Аксинье. Благодаря сестре ему удается избежать ареста и скрыться
с хутора. Волею обстоятельств он попадает в банду Фомина и вынужден в ней
остаться. Фомин собирается уничтожить комиссаров и коммунистов и поставить
свою, казачью власть, однако эти благие намерения не находят поддержки у
населения, уставшего от войны еще больше, чем от Советской власти. Григорий решает при первой же возможности
оставить банду. Встретив знакомого хуторянина, он просит передать поклон
Прохору и Дуняшке, а Аксинье сказать, чтобы ждала его скорого возвращения. Тем
временем банда терпит поражение за поражением и бойцы вовсю занимаются
мародерством. Вскоре красные части завершают разгром и изо всей фоминской банды
в живых остаются только пять человек, в их числе Григорий и сам Фомин. Беглецы
селятся на маленьком островке против хутора Рубежного. В конце апреля они
переправляются через Дон, чтобы идти на слияние с бандой Маслака. Постепенно к
Фомину присоединяются человек сорок из различных мелких банд, и он предлагает
Григорию занять место начальника штаба. Григорий отказывается и вскоре сбегает
от Фомина. Приехав ночью на хутор, он идет к Аксинье и зовет ее уехать на
Кубань, временно оставив детей на попечение Дуняшки. Бросив дом и хозяйство,
Аксинья уезжает вместе с Григорием. Передохнув в степи, они собираются ехать
дальше, когда им на пути попадается застава. Беглецам удается уйти от погони,
но одна из выпушенных им вслед пуль смертельно ранит Аксинью. Незадолго до
рассвета, не приходя в сознание, она умирает на руках у Григория. Похоронив
Аксинью, Григорий поднимает голову и видит над собой черное небо и ослепительно
сияющий черный диск солнца. Бесцельно проскитавшись по степи, он
решает идти в Слащевскую дубраву, где в землянках живут дезертиры. От
встреченного там Чумакова Григорий узнает о разгроме банды и гибели Фомина.
Полгода он живет, стараясь ни о чем не думать и гоня от сердца ядовитую тоску,
а по ночам ему снятся дети, Аксинья и другие умершие близкие люди. В начале
весны, не дождавшись обещанной к Первому мая амнистии, Григорий решает
вернуться домой. Подходя к родному дому, он видит Мишатку, и сын — это все, что
еще роднит Григория с землей и со всем огромным, сияющим под холодным солнцем
миром. 436 Поднятая целина Роман (кн. 1 - 1932; кн. 2 - 1959-1960)
По крайнему к степи проулку январским
вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих узнал дорогу к
куреню Якова Лукича Островного. Хозяин, узнав приезжего, оглянулся и зашептал:
«Ваше благородие! Откель вас?.. Господин есаул...» Это был бывший командир
Островного в первой мировой и гражданской войнах Половцев. Поужинав, стали толковать.
Лукич считался на хуторе первостатейным хозяином, человеком большого ума и
лисьей осторожности. Приезжему стал жаловаться: в двадцатом году вернулся к
голым стенам, все добро оставил у Черного моря. Работал день и ночь. Новая
власть в первый же год вымела по продразверстке все зерно вчистую, а потом и
счет потерял сдачам — сдавал и хлеб, и мясо, и масло, и кожу, и птицу, платил
несчетно налогов... Теперь — новая напасть. Приехал из района какой-то человек
и будет всех сгонять в колхоз. Наживал своим горбом, а теперь отдай в общий
котел? «Бороться надо, братец», — объясняет Половцев. И по его предложению Яков
Лукич вступил в «Союз освобождения родного Дона». А тот человек, о котором они толковали, в
прошлом матрос, а потом слесарь Путиловского завода Семен Давыдов, приехал в
Гремячий проводить коллективизацию. Вначале провел собрание гремяченского
актива и бедноты. Присутствовавшие записались в колхоз дружно и утвердили
список кулаков: попавших в него ждала конфискация имущества и выселение из жилья.
При обсуждении кандидатуры Тита Бородина возникла заминка. Секретарь хуторской
ячейки компартии Макар Нагульнов, в прошлом красный партизан, объяснил
Давыдову: Тит — бывший красногвардеец, из бедноты. Но, вернувшись с войны,
зубами вцепился в хозяйство. Работал по двадцать часов в сутки, оброс дикой
шерстью, приобрел грыжу — и начал богатеть, несмотря на предупреждения и
уговоры дожидаться мировой революции. Уговорщикам отвечал: «Я был ничем и стал
всем, за это и воевал». «Был партизан — честь ему за это, кулаком
сделался — раздавить», — ответил Давыдов. На следующий день, под слезы выселяемых
детей и женщин, прошло раскулачивание. Председатель гремяченского сельсовета
Андрей Разметнов вначале даже отказался принимать в этом участие, но был
переубежден Давыдовым. Гремяченцы позажиточней в колхоз
стремились не все. Недовольные властью тайно собирались обсудить положение.
Среди них были 437 и середняки, и даже кое-кто из бедноты.
Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был
в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном
восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто
это живет у Лукича в мякиннике — не тот ли «ваше благородие», который и
подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом
Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист
Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к
раскрытию убийства. Неделю спустя общее собрание колхозников
утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом — Островного.
Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не
обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно. Партсекретарь Нагульнов развелся с
Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному,
своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила
Давыдова и сказала ему: «Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов... я женщина
красивая, на любовь дюже гожая...» Половцев и Яков Лукич сообщили
единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра.
Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина «Головокружение
от успехов». Думали, что дуриком всех загонять в колхоз — приказ центра. А
Сталин заявил, что «можно сидеть и в своей единоличности». Так что с местным
начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, «а завернуть
противу всей советской власти» негоже. «Дураки, Богом прокляты!.. — кипел
Половцев. — Они не понимают, что эта статья — гнусный обман, маневр!» А в
Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений с
выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, «любушки»
предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина самолично впрягшись в
оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады. Отношения народа и власти снова
обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что за
семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки с
амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов
пообещал ко «временно заблужденным» административных мер не применять. К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план
выполнил. А к Давы- 438 дову стала захаживать Лушка: газетки брала
да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего
флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица. Островнов встретил в лесу сбежавшего из
ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома
Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе
со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство. Давыдов, мучаясь тем, что отношения с
Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело
к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Разметнову, а
сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно
зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова
появилась еще тема для грубоватых шуток — влюбленность в него юной Вари
Харламовой. Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: «Ведь я
вдвое старше тебя, израненный, некрасивый, щербатый... Нет... расти без меня,
милая». Как-то перед восходом солнца к стану
подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом
велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил
качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма
сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на
хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли. В Гремячьем Разметнов изложил подробности
покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем
шутником и балагуром дедом Щукарем, «по нему и урезали из винтовки». Утром по
гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не
промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не
причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный
насморк, слышный на весь хутор. Давыдов отправился на кузню осматривать
отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил
председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не
с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно
он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова. Вечером Давыдов рассказал о разговоре
Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился:
стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар 439 и середняки, и даже кое-кто из бедноты.
Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был
в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном
восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто
это живет у Лукича в мякиннике — не тот ли «ваше благородие», который и
подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом
Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист
Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к
раскрытию убийства. Неделю спустя общее собрание колхозников
утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом — Островного.
Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не
обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно. Партсекретарь Нагульнов развелся с
Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному,
своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила
Давыдова и сказала ему: «Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов... я женщина
красивая, на любовь дюже гожая...» Половцев и Яков Лукич сообщили
единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра.
Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина
«Головокружение от успехов». Думали, что дуриком всех загонять в колхоз —
приказ центра. А Сталин заявил, что «можно сидеть и в своей единоличности». Так
что с местным начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, «а
завернуть противу всей советской власти» не гоже. «Дураки, Богом прокляты!.. —
кипел Половцев. — Они не понимают, что эта статья — гнусный обман, маневр!» А
в Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений о
выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, «любушки»
предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина, самолично впрягшись
в оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады. Отношения народа и власти снова
обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что
за семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки
с амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов
пообещал ко «временно заблужденным» административных мер не применять. К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план
выполнил. А к Давы- 438 дову стала захаживать Лушка: газетки брала
да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего
флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица. Островнов встретил в лесу сбежавшего из
ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома
Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе
со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство. Давыдов, мучаясь тем, что отношения с
Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело
к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Раз-метнову,
а сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно
зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова
появилась еще тема для грубоватых шуток — влюбленность в него юной Вари Харламовой.
Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: «Ведь я вдвое старше
тебя, израненный, некрасивый, щербатый... Нет... расти без меня, милая». Как-то перед восходом солнца к стану
подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом
велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил
качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма
сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на
хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли. В Гремячьем Разметнов изложил подробности
покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем
шутником и балагуром дедом Щукарем, «по нему и урезали из винтовки». Утром по
гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не
промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не
причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный
насморк, слышный на весь хутор. Давыдов отправился на кузню осматривать
отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил
председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не
с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно
он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова. Вечером Давыдов рассказал о разговоре
Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился:
стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар 439 самолично устроил засаду у дома своей
«предбывшей» жены (Лушку на это время посадили под замок) и на третьи сутки
убил появившегося Тимофея с первого выстрела. Лукерье дал возможность попрощаться
с убитым и отпустил. В Гремячьем тем временем появились новые
люди: два ражих заготовителя скота. Но Разметнов задержал их, заметив, что и
ручки у приезжих белые, и лица не деревенские. Тут «заготовители» предъявили
документы сотрудников краевого управления ОГПУ и рассказали, что ищут опасного
врага, есаула белой армии Половцева, и профессиональное чутье подсказывает им,
что он прячется в Гремячьем. После очередного партсобрания Давыдова
подкараулила Варя, чтоб сказать: мать хочет выдать ее замуж, сама же она любит
его, дурака слепого. Давыдов после бессонных раздумий решил осенью на ней
жениться. А пока отправил учиться на агронома. Через два дня на дороге были убиты два
заготовителя. Разметнов, Нагульнов и Давыдов сразу же установили наблюдение за
домами тех, у кого покупали скот. Слежка вывела на дом Островного. План захвата
предложил Макар: они с Давыдовым врываются в дверь, а Андрей заляжет во дворе
под окном. Двери им после недолгих переговоров открыл сам хозяин. Макар ударом
ноги вышиб запертую на задвижку дверь, но выстрелить не успел. Возле порога
полыхнул взрыв ручной гранаты, а следом загремел пулемет. Нагульнов,
изуродованный осколками, погиб мгновенно, а Давыдов, попавший под пулеметную
очередь, умер на следующую ночь. ...Вот и отпели донские соловьи Давыдову и
Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная
речка... В убитом Разметновым человеке сотрудники
ОГПУ опознали Лятьевского. Половцева взяли через три недели недалеко от
Ташкента. После этого по краю широкой волной прокатились аресты. Всего было
обезврежено более шестисот участников заговора. Григорий Георгиевич Белых 1907-1938 Л. Пантелеев
1908—1987
Республика Шкид Повесть
(1926)
Шкид или Шкида — так «детективные»
воспитанники сократили название своего учебного заведения — Школы
социально-трудового воспитания имени Достоевского. Шкида возникла в 1920 г. в
Петрограде. Ее основателями были Виктор Николаевич Сорокин-Викниксор и его жена
Элла Андреевна Люмберг, преподаватель немецкого языка, известная в дальнейшем
как Эланлюм. Воспитанниками были беспризорники,
попадавшие в школу из тюрем или распределительных пунктов. Так, один из первых
шкидцев Колька Громоносцев по прозвищу Цыган пришел из Александро-Невской
лавры, где содержались самые отпетые малолетние воры и преступники. Он сразу
же стал лидером маленького коллектива, с усмешкой воспринимавшего нововведения
завшколой: Викниксор мечтает превратить Шкиду в маленькую республику со своим
гимном и гербом — тянущимся к свету подсолнухом. 441 Вскоре в школу приходит Гришка Черных,
умный и начитанный мальчик, забросивший ради книг учебу и в конце концов
угодивший в детскую трудовую колонию, а оттуда в Шкиду, где Цыган перекрестил
его в Янкеля. Через неделю пребывания в Шкиде Гришка демонстрирует свои
недюжинные способности, вместе с Цыганом стащив у эконома табак, но для первого
раза Викниксор прощает провинившихся. Постепенно приходят новые воспитанники,
среди них одноглазый Мамочка и Японец — знаток немецкого языка, умный и
развитой бузила. Вскоре он приобретает неоспоримый авторитет, написав вместе с
Янкелем и Викниксором шкидский гимн. Викниксор распределяет всех учеников по
четырем классам — отделениям, однако штат учителей — по-шкидски халдеев —
долгое время не удается сформировать: одни претенденты не могут справиться с
буйными учениками, другие, не имея педагогического опыта, пытаются хоть как-то
пристроиться в голодном Петрограде. Борясь за одного такого «педагога», Янкель,
Япошка, Цыган и Воробей поднимают народные массы на борьбу с халдеями, а
вскоре приходят два учителя, которых Шкида полюбит, — Алникпоп и Косталмед. Встревоженный беспорядками, Викниксор
решает ввести самоуправление: избираются дежурные и старосты по классам, по
кухне и по гардеробу сроком от двух недель до месяца. Старостой по кухне
избирается Янкель; для неисправимых вводится изолятор. Вскоре после этих нововведений приходит
Слаенов — «великий ростовщик» Шкиды: он начинает спекулировать хлебом,
подкармливая старших, создает себе мощную охрану, и вскоре вся школа, за исключением
Янкеля, попадает к нему в зависимость. Ежедневно получая чуть ли не весь
хлебный паек, Слаенов заводит рабов, выполняющих все его прихоти. Тем временем
зреет недовольство — на кухне у Янкеля Мамочка и Гога обсуждают план борьбы.
Однако Слаенов упреждает их, — разгром оппозиции начинается с Янкеля, которого
Слаенову удается обыграть в очко на двухтысячный запас хлеба. Мамочка и Янкель
начинают манипулировать с весами и потихоньку, обвешивая Слаенова, возвращать
ему долг, однако Викниксор заменяет Янкеля, проработавшего на кухне полтора
месяца, Савушкой, который под давлением Слаенова вынужден делать приписки в
журнале выдачи хлеба. Узнав об этом, Викниксор сажает Савушку в изолятор,
однако поднявшаяся волна «народного гнева» сметает Слаенова, и он бежит из
Шкиды. Рабство отменяется, а долги ликвидируются. Весной шефствующее над Шкидой губоно
организует поездку на 442 дачу. Четвертое отделение вместе со своим
педагогом графом Косецким ворует на кухне картошку, и это несколько умаляет в
глазах ребят его достоинства как воспитателя. Разозлившийся Косецкий начинает
применять по отношению к воспитанникам репрессивные меры, что приводит к травле
педагога: его осыпают желудями, крадут во время купания белье, посвящают педагогу
специальный выпуск стенгазеты «Бузовик» и, в конце концов, доводят халдея до
истерики. Эланлюм ничего не говорит Викниксору, но тому в руки попадает
«Бузовик», и, вызвав к себе редакторов — Янкеля и Япошку, заведующий
предлагает им заняться выпуском школьной газеты «Зеркало». Янкель, Японец,
Цыган и другие с удовольствием берутся за дело. Вскоре начинаются перебои с
доставкой продовольствия, и голодающая Шкида раз за разом совершает набеги на
местные огороды, выкапывая там картошку. Разгневанный Викниксор обещает попавшихся
на воровстве перевести в лавру, и вскоре эта участь едва не постигает
представителей печати — Янкеля и Япошку, однако ручательство всей школы
спасает их от заслуженной кары. Тем не менее по возвращении в город заведующий
объявляет о создании школьной «Летописи» для фиксации всех прегрешений
воспитанников, начиная с попытки Янкеля стащить краски. Вводятся разряды
поведения с первого по пятый, рассчитанный на воров и хулиганов. Осенью четвертое отделение устраивает
банкет по случаю выхода двадцать пятого номера «Зеркала». Перед уходом из
класса Янкель осматривает чугунку и не придает значения выпавшему из печки крохотному
угольку, а ночью начинается страшный пожар, уничтожающий два классных кабинета
и сжигающий подшивку «Зеркала». Вскоре после пожара в Шкиду приходит Ленька
Пантелеев, встреченный поначалу в штыки, но затем ставший полноправным членом
дружной шкидской семьи. Тем временем в Шкиде начинается газетная лихорадка,
охватившая Янкеля и Цыгана, Япошку и Мамочку, Купца и Воробья и многих других,
включая учеников младших отделений. Через три месяца ажиотаж спадает и из
шестидесяти изданий остаются только четыре. Однако скучать халдеям не
приходится: в Шкиде создается новое государство Улигания со столицей
Улиган-штадтом; главная улица столицы носит гордое имя Клептоманьевский
проспект, на нем находятся резиденции диктатора — Купца и наркомов:
наркомвоенмор и книгоиздатель Янкель, наркомпочтель Пыльников и наркомбуз
Япошка. Младшие отделения объявляются колониями, создается гимн, герб и
конституция, где халдеи объявляются врагами Империи. В конце концов одна из
колоний переходит 443 на сторону халдеев, арестовывает диктатора
и производит переворот, провозглашая в Улигании Советскую власть. И вскоре
шкидцы начинают приставать к Викниксору с вопросами, почему у них нет комсомола. 1 января в Шкиде проходит учет — проверка
знаний, на которую приезжает заведующая губоно Лилина. А по весне Улиганию охватывает любовная
лихорадка, на смену которой приходит увлечение футболом. Томясь от безделья,
Саша Пыльников и Пантелеев выбивают камнями окна прачечной, и Викниксор
изгоняет их из Шкиды, дав, впрочем, возможность вернуться, если они вставят
стекла. Лишившись своего преподавателя
политграмоты, ребята начинают заниматься самообразованием: по ночам Янкель,
Японец и Пантелеев собираются на конспиративные заседания своего кружка.
Викниксор предлагает им легализоваться. Так возникает Юнком и одноименный
печатный орган, в редколлегию которого входит вышеназванная троица. Поначалу в
Шкиде формируется негативное отношение к кружку, и тогда Саша предлагает
устроить юнкомскую читальню. Вскоре Викниксор уезжает в Москву по делам и
начинается буза, которой не в силах противостоять ни Юнком, ни Эланлюм. Тон
задают Цыган и Гужбан, которые вовсю воруют, а на вырученные деньги устраивают
попойки, на одной из которых присутствуют несознательные юнкомцы Янкель и
Пантелеев. Вернувшийся Викниксор, пытаясь спасти положение, прибегает к
остракизму, в результате чего Цыгана, Гужбана и еще нескольких человек
переводят в сельскохозяйственный техникум. Вскоре после проводов происходит
раскол в Цека: Янкель и Пантелеев, поглощенные мечтой стать артистами, начисто
забрасывают свои юнкомские обязанности, что вызывает недовольство Япошки.
Конфликт разгорается из-за вопроса о принятии в организацию новых членов и
запрета курить в помещении Юнкома. Разъяренные Янкель и Пантелеев, с недавних
пор ставшие сламщиками (что на шкидском наречии означает «верные и преданные
друзья»), идут на раскол и начинают выпуск своей собственной газеты. Это
вызывает ответные меры со стороны Япончика: на экстренном пленуме Янкеля и
Пантелеева исключают из Юнкома, однако дела с газетой идут у штрейкбрехеров
хорошо, а в довершение разгрома они забирают из читальни свои книги, и Юнком спасает
только то, что вскоре сламщики охладевают к борьбе с Япошкой и возвращаются к
мыслям о кинематографической карьере, а в конце концов Янкеля и Пантелеева
заново принимают в Юнком. Вскоре оба покидают Шкиду; вслед за ними уходят
Воробей, Купец, Саша Пыльников и Японец. 444 Тем временем в Шкиду приходит письмо от
Цыгана. Он пишет, что счастлив и полюбил сельскую жизнь, нашел, наконец, свое
призвание. ...Через три года после ухода из Шкиды, в
1926-м, Янкель и Пантелеев, ставшие журналистами, случайно встречают Японца,
кончающего Институт сценических искусств. От него сламщики узнают, что некогда
ненавидевший халдеев Саша Пыльников учится в Педагогическом институте. Купца и
Воробья Янкель с Пантелеевым встречают на улице; Купец, после Шкиды поступивший
в военный вуз, стал красным офицером, Воробей вместе с Мамочкой работает в
типографии. Все они стали комсомольцами и активистами, поскольку, как замечает
приехавший из совхоза по делам агроном Цыган, — «Шкида хоть кого изменит». Василий Семенович Гроссман 1905-1964
Жизнь и судьба Роман (1960)
Старый коммунист Михаил Мостовской, взятый
в плен на окраине Сталинграда, привезен в концлагерь в Западной Германии. Он
засыпает под молитву итальянского священника Гарди, спорит с толстовцем
Иконниковым, видит ненависть к себе меньшевика Чернецова и сильную волю
«властителя дум» майора Ершова. Политработник Крымов послан в Сталинград,
в армию Чуйкова. Он должен разобрать спорное дело между командиром и комиссаром
стрелкового полка. Прибыв в полк, Крымов узнает, что и командир, и комиссар
погибли под бомбежкой. Вскоре Крымов и сам принимает участие в ночном бою. Московский ученый-физик Виктор Павлович
Штрум с семьей находится в эвакуации в Казани. Теша Штрума Александра Владимировна
и в горе войны сохранила душевную молодость: она интересуется историей Казани,
улицами и музеями, повседневной жизнью людей. Жена Штрума Людмила считает этот
интерес своей матери старческим эгоизмом. Людмила не имеет известий с фронта
от Толи, сына от первого брака. Ее печалит категоричный, одинокий и тяжелый
характер дочери-старшеклассницы Нади. Сестра Людмилы Женя Шапошникова оказалась
в Куйбышеве. Племянник Сережа Шапошников — на фронте. 446 Мать Штрума Анна Семеновна осталась в
занятом немцами украинском городке, и Штрум понимает, что у нее, еврейки, мало
шансов остаться в живых. Настроение у него тяжелое, он обвиняет жену в том, что
из-за ее сурового характера Анна Семеновна не могла жить с ними в Москве.
Единственный человек, смягчающий тяжелую атмосферу в семье, — подруга Людмилы,
застенчивая, добрая и чуткая Марья Ивановна Соколова, жена коллеги и друга
Штрума. Штрум получает прощальное письмо от
матери. Анна Семеновна рассказывает, какие унижения ей пришлось пережить в
городе, где она прожила двадцать лет, работая врачом-окулистом. Люди, которых
она давно знала, поразили ее. Соседка спокойно потребовала освободить комнату
и выбросила ее вещи. Старый педагог перестал с ней здороваться. Но зато бывший
пациент, которого она считала угрюмым и мрачным человеком, помогает ей,
принося продукты к ограде гетто. Через него она и передала прощальное письмо
сыну накануне акции уничтожения. Людмила получает письмо из Саратовского
госпиталя, где лежит ее тяжело раненный сын. Она срочно выезжает туда, но,
приехав, узнает о смерти Толи. «Все люди виноваты перед матерью, потерявшей на
войне сына, и тщетно пробуют оправдаться перед ней на протяжении истории
человечества». Секретарь обкома одной из оккупированных
немцами областей Украины Гетманов назначен комиссаром танкового корпуса.
Гетманов всю жизнь работал в атмосфере доносов, лести и фальши и теперь
переносит эти жизненные принципы во фронтовую обстановку. Командир корпуса
генерал Новиков — прямой и честный человек, старающийся предотвратить
бессмысленные человеческие жертвы. Гетманов выражает Новикову свое восхищение и
одновременно пишет донос о том, что комкор задержал атаку на восемь минут,
чтобы сберечь людей. Новиков любит Женю Шапошникову, приезжает
к ней в Куйбышев. Перед войной Женя ушла от своего мужа, политработника
Крымова. Ей чужды взгляды Крымова, который одобрял раскулачивание, зная о
страшном голоде в деревнях, оправдывал аресты 1937 г. Она отвечает Новикову
взаимностью, но предупреждает его, что, если Крымов будет арестован, вернется к
бывшему мужу. Военный хирург Софья Осиповна Левинтон,
арестованная на окраине Сталинграда, попадает в немецкий концлагерь. Евреев
везут куда-то в товарных вагонах, и Софья Осиповна с удивлением видит, как всего
за несколько дней многие люди проходят путь от человека до «грязной и
несчастной, лишенной имени и свободы скотины». Ре- 447 векка Бухман, пытаясь скрыться от облавы,
задушила свою плачущую дочь. В дороге Софья Осиповна знакомится с
шестилетним Давидом, который перед самой войной приехал из Москвы на каникулы к
бабушке. Софья Осиповна становится единственной опорой ранимого,
впечатлительного ребенка. Она испытывает к нему материнское чувство. До последней
минуты Софья Осиповна успокаивает мальчика, обнадеживает его. Они вместе гибнут
в газовой камере. Крымов получает приказ отправиться в
Сталинград, в окруженный дом «шесть дробь один», где держат оборону люди
«управдома» Грекова. До политуправления фронта дошли донесения о том, что
Греков отказывается писать отчеты, ведет антисталинские разговоры с бойцами и
под немецкими пулями проявляет независимость от начальства. Крымов должен
навести в окруженном доме большевистский порядок и, в случае необходимости,
отстранить Грекова от командования. Незадолго до появления Крымова «управдом»
Греков отправил из окруженного дома бойца Сережу Шапошникова и юную радистку
Катю Венгрову, зная об их любви и желая спасти от смерти. Прощаясь с Грековым,
Сережа «увидел, что смотрят на него прекрасные, человечные, умные и грустные
глаза, каких никогда он не видел в жизни». Но комиссар-большевик Крымов заинтересован
только в сборе компромата на «неуправляемого» Грекова. Крымов упивается сознанием
своей значительности, старается уличить Грекова в антисоветских настроениях.
Даже смертельная опасность, которой ежеминутно подвергаются защитники дома, не
охлаждает его пыл. Крымов решает отстранить Грекова и самому принять
командование. Но ночью его ранит шальная пуля. Крымов догадывается, что стрелял
Греков. Вернувшись в политотдел, он пишет донос на Грекова, но вскоре узнает,
что опоздал: все защитники дома «шесть дробь один» погибли. Из-за крымовского
доноса Грекову не присваивают посмертное звание Героя Советского Союза. В немецком концлагере, где сидит
Мостовской, создается подпольная организация. Но среди заключенных нет
единства: бригадный комиссар Осипов не доверяет беспартийному майору Ершову,
происходящему из семьи раскулаченных. Он боится, что смелый, прямой и
порядочный Ершов приобретет слишком большое влияние. Заброшенный из Москвы в
лагерь товарищ Котиков дает установку — действовать сталинскими методами.
Коммунисты принимают решение избавиться от Ершова и подкладывают его карточку
в группу отобранных для Бухенвальда. Несмотря на душевную близость с 448 Ершовым, старый коммунист Мостовской
подчиняется этому решению. Неизвестный провокатор выдает подпольную
организацию, и гестапо уничтожает ее участников. Институт, в котором работает Штрум,
возвращается из эвакуации в Москву. Штрум пишет работу по ядерной физике,
которая вызывает общий интерес. Известный академик говорит на ученом совете,
что в стенах физического института еще не рождалась работа такого значения.
Работа выдвинута на Сталинскую премию, Штрум находится на волне успеха, это
радует и волнует его. Но одновременно Штрум замечает, что из его лаборатории
понемногу выживают евреев. Когда он пытается вступиться за своих сотрудников,
ему дают понять, что и его собственное положение не слишком надежно в связи с
«пятым пунктом» и многочисленными родственниками за границей. Иногда Штрум встречается с Марьей
Ивановной Соколовой и вскоре понимает, что любит ее и любим ею. Но Марья
Ивановна не может скрывать свою любовь от мужа, и тот берет с нее слово не видеться
со Штрумом. Как раз в это время начинаются гонения на Штрума. За несколько дней до сталинградского
наступления Крымов арестован и отправлен в Москву. Оказавшись в тюремной
камере на Лубянке, он не может прийти в себя от неожиданности: допросы и пытки
имеют целью доказать его измену Родине во время Сталинградской битвы. В Сталинградской битве отличается танковый
корпус генерала Новикова. В дни сталинградского наступления
обостряется травля Штрума. Появляется разгромная статья в институтской газете,
его уговаривают написать покаянное письмо, выступить с признанием своих ошибок
на ученом совете. Штрум собирает всю свою волю и отказывается каяться, даже не
приходит на заседание ученого совета. Семья поддерживает его и, в ожидании
ареста, готова разделить его судьбу. В этот день, как всегда в тяжелые минуты
его жизни, Штруму звонит Марья Ивановна и говорит, что гордится им и тоскует о
нем. Штрума не арестовывают, а только увольняют с работы. Он оказывается в
изоляции, друзья перестают с ним видеться. Но в одно мгновение ситуация меняется.
Теоретические работы по ядерной физике привлекают внимание Сталина. Он звонит
Штруму и интересуется, не испытывает ли в чем-нибудь недостатка выдающийся
ученый. Штрума немедленно восстанавливают в институте, создают ему все условия
для работы. Теперь он сам определяет состав 449 своей лаборатории, без оглядки на
национальность сотрудников. Но когда Штруму начинает казаться, что он вышел из
черной полосы своей жизни, он вновь оказывается перед выбором. От него требуют
подписать обращение к английским ученым, которые выступили в защиту
репрессированных советских коллег. Ведущие советские ученые, к которым теперь
причислен Штрум, должны силой своего научного авторитета подтвердить, что в
СССР нет репрессий. Штрум не находит в себе сил отказаться и подписывает
обращение. Самым ужасным наказанием становится для него звонок Марьи Ивановны:
она уверена, что Штрум не подписал письмо, и восхищается его мужеством... В Москву приезжает Женя Шапошникова,
узнавшая об аресте Крымова. Она выстаивает во всех очередях, в которых стоят
жены репрессированных, и чувство долга по отношению к бывшему мужу борется в ее
душе с любовью к Новикову. Новиков узнает о ее решении вернуться к Крымову во
время Сталинградской битвы. Ему кажется, что он упадет мертвым. Но надо жить и
продолжать наступление. После пыток Крымов лежит на полу в
лубянском кабинете и слышит разговор своих палачей о победе под Сталинградом.
Ему кажется, что он видит Грекова, идущего ему навстречу по битому сталинградскому
кирпичу. Допрос продолжается, Крымов отказывается подписывать обвинение.
Вернувшись в камеру, он находит передачу от Жени и плачет. Заканчивается сталинградская зима. В
весенней тишине леса слышится вопль об умерших и яростная радость жизни. И. Грекова р. 1907
Дамский мастер Повесть (1964)
Директор Института информационных машин
профессор Марья Владимировна Ковалева, живущая с двумя взрослыми
сыновьями-оболтусами, чувствует, что устала от каждодневности, и решает как-то
разнообразить свое существование, например остричься — сменить прическу. Ожидая
очереди в парикмахерской, Марья Владимировна размышляет о том, как начнет новую
жизнь (ее папа до самой смерти любил повторять: «Остригусь и начну»), — можно
уехать в Новосибирск и получить там однокомнатную квартиру, а можно выйти
замуж за друга молодости, влюбленного в нее, и уехать к нему в Евпаторию...
Вдруг она слышит «резкий мальчишеский голос», предлагающий дамам из очереди
«обслуживаться». Оказывается, это еще не мастер, а стажер, паренек лет
восемнадцати «с хохолком на макушке». На очередь он поглядывает презрительно,
а сам «весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо,
тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице — горящие темные
глаза. Не то олененок, не то волчонок». Никто из женщин не хочет к нему идти,
но Марья Владимировна решается: «Давайте уродуйте». Паренек в ответ смеется, и
она с удивлением обнаруживает, что есть «что-то диковатое не только в глазах
его, но и в улыбке. Зубы 451 острые, ярко-белые». Однако Виталий (так
его зовут) оказывается первоклассным парикмахером, прямо-таки художником. Он
делает Марье Владимировне потрясающую прическу, однако ее надо регулярно
поддерживать в форме, вот почему Марья Владимировна начинает ходить к Виталию
каждую неделю, и постепенно они становятся друзьями. Марья Владимировна узнает,
что Виталий, чтобы не сидеть на шее у мачехи и пьющего отца, смог окончить лишь
неполные семь классов, но испытывает тягу к образованию и «над своим общим развитием»
работает по плану: читает, к примеру, Полное собрание сочинений Белинского и
мечтает поступить в институт. Виталию, как ни странно, интересен диалектический
материализм, он увлекается политикой и чувствует, что принес бы пользу в этой области
(«Любопытный парень!» — думает Марья Владимировна). У него своеобразный,
довольно официальный стиль речи и при этом — необыкновенная серьезность,
любовь к работе и знаниям. Однажды Виталий рассказывает Марье Владимировне,
что детство провел в детдоме, откуда его хотела забрать одна славная женщина,
Анна Григорьевна, но потом нашлись его отец, сестра и мачеха (его мать, «по
слухам», умная женщина, умерла, когда он был совсем маленьким) и забрали его, а
он долго тосковал по Анне Григорьевне, которая теперь даже не хочет его видеть.
Еще Марья Владимировна неожиданно обнаруживает, что у Виталия поразительные
музыкальные способности, но сам Виталий, зная это, отмечает: «...для того чтобы
приобрести пианино, нужно прежде всего быть обеспеченным площадью». На работе Марья Владимировна довольно
строгая и резкая начальница, заместитель которой, Лебедев, — «вздорный,
болтливый старик», а секретарша — красивая, но бестолковая девушка Галя («не
секретарша, а горе... обуза»); Марья Владимировна не находит общего языка с
Галей, увлеченной не столько работой, сколько молодыми людьми, кино, тряпками и
танцами, однако начальница и секретарша все равно привязаны друг к другу. В
день, когда Марья Владимировна, к изумлению сослуживцев, приходит с новой
стрижкой, Галя в который раз отпрашивается в магазин за дефицитным товаром, с
Лебедевым возникает конфликт, и директор остается на рабочем месте одна, но,
несмотря на это, впервые за долгое время (видимо, под влиянием стрижки)
успевает решить сложную научную задачу. Через некоторое время Галя, смущаясь,
спрашивает Марью Владимировну, кто это ее так великолепно стрижет, и та
направляет ее к Виталию, который к этому времени сдал экзамен на мастера и стал
очень популярным парикмахером с «солидной» клиентурой. На молодежный вечер в
клуб Галя с Виталием приходят вместе, причем у 452 Гали прекрасная прическа, превращающая ее
из хорошенькой девушки в красавицу. После этого вечера Галя и Виталий начинают
встречаться. Каждые три-четыре дня Галя приходит на работу с новой прической и
с счастливым лицом, но только длится это недолго, и однажды Марья Владимировна
застает ее в слезах. Оказывается, Галя полюбила Виталия серьезно, а он к ней
равнодушен. Марья Владимировна предлагает Гале поговорить с Виталием, и та
радостно соглашается. Виталий же объясняет Марье Владимировне, что
«интересовался Галей как подходящим материалом для прически», а теперь он «ее
голову исчерпал». Кроме того, Виталий говорит об отсутствии у него и у Гали
жилплощади, о том, что не готов к браку «ни по возрасту, ни экономически».
Марья Владимировна находит такой подход циничным. По ее мнению, самое главное,
любит ли Виталий Галю. Этот вопрос ставит Виталия в тупик, поскольку он еще
молод и сам не понимает, что значит любить. Марья Владимировна полагает, что
любовь — это постоянное ощущение присутствия человека. Виталий «вполне
уясняет» такое толкование и приходит к выводу, что «в таком понимании» он Галю
не любит. А на работе у Виталия неприятности:
умирает его сотрудник, старейший парикмахер Моисей Борисович, и на его место
приходит вульгарная крашеная блондинка Люба, «крупная, тяжелая, как битюг».
Она сразу невзлюбила Виталия, отбивающего у нее всю клиентуру. Находятся у
профессионального дамского мастера и другие завистники, и как-то раз Марья
Владимировна застает в слезах уже его, а не Галю. Оказывается, многим не
нравится, что у Виталия образовалась своя клиентура и что он обслуживает не
всех подряд, а лишь тех, у кого он может «почерпнуть для своего развития»; в
результате у Виталия выкрадывают записную книжку, где записаны адреса и телефоны
клиенток, и передают ее «в профсоюзную организацию для разбора дела». Марья
Владимировна хочет помочь и звонит заведующему сектором местных парикмахерских
Матюнину, но тщетно (позже выясняется, что Матюнин ждет от всех работников, в
том числе и от Виталия, ежемесячной взятки). Виталий решает уйти из
парикмахеров — помимо всего прочего, надоело «зависеть от доброго желания
клиентов, которых я даже не всегда уважаю». Марья Владимировна советует ему не
торопиться, однако уже вскоре он устраивается на завод учеником слесаря, решая
сдать «за десятилетку, потом за институт», но Марью Владимировну обещает
обслуживать всегда. Марья Владимировна же сама не знает,
радоваться ей или огорчаться этой новости. Есть смутное ощущение, что чего-то
она «тут недосмотрела», хотя в целом она надеется, что произошло нечто 453 хорошее, и мысленно желает своему доброму
другу Виталию счастливого пути... На испытаниях Повесть
(1967)
Однажды летом 1952 г. экипаж из восьми
человек отправляется в небольшой райцентр Лихаревку на военные испытания.
Среди них — генерал-майор Сивере, умница и эрудит; майор Скворцов, офицер,
назначенный ответственным за полет, щеголь, весельчак и любимец женщин;
конструктор Ромнич, единственная женщина, миниатюрная, серьезная и умная
(проницательный генерал Сивере первым заметил, «какие у нее большие серые,
какие печальные глаза»); а также старший научный сотрудник Теткин, дружелюбный
и бесшабашный. Конструктора Лиду Ромнич, в отличие от
офицеров и генералов, селят в недорогой гостинице барачного типа вместе с двумя
женщинами; одна из них, жизнелюбивая Лора Сундукова, неравнодушна к Теткину.
Скворцову же очень симпатична Лида, она кажется ему «самодовлеющей женщиной», и
он начинает за ней ухаживать. Хотя и у Лиды муж и сын, и у Скворцова жена и
сын, они испытывают взаимную симпатию. Лида же стремится «поженить» Лору и
Теткина. Местный художник, майор Тысячный, приглашает всех на свои именины.
Скворцов ухаживет за Лидой Ромнич, тщательно обдумывая каждое слово и глядя на
ее улыбку и глаза, «грустные, как у тушканчика»; сильно выпивший Теткин под
давлением Лиды делает предложение Лоре и обещает усыновить двух ее детей, а
генерал Сивере ведет себя неосторожно: свободно говорит о тюрьме, о том, что
одного профессора посадили. Потом и у Лиды, и у Скворцова появится странное
ощущение, что за этой ернической манерой Сиверс скрывает глубокую тревогу и неуверенность
в себе, что с ним творится что-то неладное, но так и не найдется у них времени
и слов поговорить с ним, задать «простой человеческий вопрос «Что с вами?» Позже выясняется, что майор Тысячный —
доносчик: разыграв перед гостями пьяного, после их ухода он моментально
трезвеет, вынимает из письменного стола папку и записывает: «За сегодняшний
вечер генерал С. четыре раза проявлял объективизм...» Лида Ромнич поражает окружающих своей
серьезностью, умом 454 (именно она сконструировала стальной
цилиндр — мишень для подрывных испытаний) и обостренным чувством
справедливости. Например, ее возмущает такой случай: посреди площади вот уже
несколько дней лежит и источает дурной запах дохлая собака. Лида идет
жаловаться к генералу Гиндину, старому, одинокому, больному человеку. Он
безумно рад ее приходу, тут же выполняет ее просьбу, долго разговаривает с ней.
Лида чувствует, что генерал нездоров, и действительно он вскоре попадает в
больницу с третьим инфарктом, где и умрет, уйдя из жизни раньше своего отца... А между тем жизнь идет своим чередом, и
наступает время испытаний. Стрельба идет по фюзеляжу самолета, однако из-за
сильного ветра, характерного для этих мест, никак не удается попасть в цель.
Наконец Скворцов попадает в баки, но взрыватель не срабатывает. Чтобы
«сохранить ценную мишень», Скворцов решает извлечь и обезвредить снаряд. С ним
идет и легкомысленный Теткин. Но их попытка не удается: происходит взрыв, и в
результате Теткин получает ранение. Лора и Лида ухаживают за ним. Ранение
Теткина еще больше сближает его с Лорой, и они окончательно решают пожениться. Наступает первое августа — последний день
командировки. Майор Скворцов упаковывает вещи и собирается побриться. В этот
момент к нему вдруг заходит Лида Ромнич — попрощаться. От неожиданности
Скворцов режет щеку бритвой. Оказывается, Лида не едет, а остается подольше.
Расстаются они грустно и быстро. Скворцов летит домой и все думает, думает —
больше всего, конечно, о Лиде Ромнич, а также о странном генерале Сиверсе и еще
о том, что если бы Теткин в ходе испытаний погиб, то это была бы «вина — ух,
какая вина!». Вообще Скворцов внезапно начинает сожалеть о чем-то, что не
удалось сказать или сделать. Раньше он «как-то убежден был, что жизнь
бесконечна и каждая ошибка исправима. А сегодня понял, и даже не понял, а кожей
почувствовал, что жизнь конечна, очень даже конечна, и в ней всякое лыко в
строку. Вскоре вернется офицер Скворцов домой, где
ждет его добрая, вечно любящая и вечно ждущая жена. Вот уже и родная
квартира... В прихожую вышла жена — «маленькая, пухлая, с гладко зачесанными
назад волосами. Выпуклые глаза сияли ребячьей радостью. Изумленно глядя ему в
щеку, она вытерла руки фартуком и сказала тонко, на одном дыхании: «Побрился,
поторопился, порезался». Лидия Корнеевна Чуковская 1907-1966
Софья Петровна Повесть
(1939-1940, опубл. 1965)
СССР, 30-е гг. После смерти мужа Софья
Петровна поступает на курсы машинописи, чтобы получить специальность и иметь
возможность содержать себя и сына Колю. Будучи грамотной и аккуратной и
получив высшую квалификацию, она легко устраивается на работу в крупное
ленинградское издательство и уже вскоре становится заведующей машинописным
бюро. Несмотря на ранние вставания, неприветливые лица в транспорте, головную
боль от стука машинок и утомительность производственных собраний, работа Софье
Петровне очень нравится и кажется захватывающей. В молодых машинистках она
ценит прежде всего грамотность и старательность; те же уважают ее и слегка
побаиваются, называя за глаза классной дамой. Директор издательства — приятный,
воспитанный молодой человек. Из всех девушек в бюро Софье Петровне наиболее
симпатична Наташа Фроленко, «скромная, некрасивая девушка с зеленовато-серым
лицом»: она всегда пишет элегантно и без единой ошибки. Тем временем сын Софьи Петровны, Коля,
совсем вырос, стал настоящим красавцем, закончил школу и вскоре вместе со
своим ближайшим другом Аликом Финкельштейном поступил в машиностроительный
институт. Софья Петровна гордится умным, красивым и аккуратным сыном и
переживает, что у взрослого Коли нет отдельной комнаты: 456 их уплотнили еще в самом начале революции,
и теперь бывшая квартира семьи Софьи Петровны стала коммунальной. Хотя Софья
Петровна и сожалеет об этом, но принимает объяснения передового сына о
«революционном смысле уплотнения буржуазных квартир». Софья Петровна начинает
было подумывать об обмене одной комнаты на две с доплатой, но в этот момент
«отличников учебы, Николая Липатова и Александра Финкельштейна, по какой-то там
разверстке направляют в Свердловск, на Уралмаш, мастерами», при этом дают
возможность окончить институт заочно. Софья Петровна тоскует по сыну, начинает
работать гораздо больше, а в свободные вечера приглашает к себе подругу по
работе Наташу Фроленко на чай. Однажды она дарит Наташе по ее просьбе Колину
последнюю фотографию (позже Софья Петровна понимает, что Наташа влюблена в
Колю). Частенько они ходят в кино «на фильмы про летчиков и пограничников». А
Наташа делится с Софьей Петровной своими проблемами: ее никак не принимают в
комсомол, поскольку она из «буржуазно-помещичьей семьи». Софья Петровна очень
сочувствует Наташе: такая искренняя, сердечная девушка; но сын в письме
разъясняет ей, что бдительность необходима. Годы идут, Софью Петровну повышают по
службе, а между тем приближается праздник: наступает новый, 1937 г. Организация
праздника поручена Софье Петровне; ей все удается на славу, однако общее
торжество омрачает странная новость: в городе арестовано множество врачей, и
среди них — доктор Кипарисов, сослуживец покойного мужа Софьи Петровны. Из
газет следует, что врачи связаны с террористами и фашистскими шпионами. С
трудом верится насчет Кипарисова: вроде приличный человек, «почтенный старик»,
но ведь у нас зря не посадят! А если Кипарисов не виноват, то его скоро выпустят
и неприятное недоразумение рассеется. Через некоторое время происходит еще
более странное событие: арестовывают директора издательства. И как раз в тот
момент, когда Софья Петровна и Наташа обсуждают причины ареста замечательного
директора, «выдержанного партийца», при котором издательство «всегда выполняло
план с превышением», внезапно раздается звонок в дверь: приезжает Алик со
страшной вестью об аресте Коли. Первое побуждение Софьи Петровны — «сейчас
же бежать куда-то и разъяснять это чудовищное недоразумение». Алик советует
идти в прокуратуру, но Софья Петровна не знает толком ни где прокуратура, ни
что это такое и идет в тюрьму, потому что случайно знает, где она. На улице,
недалеко от тюрьмы, она неожиданно обнаруживает большую толпу женщин с
усталыми зеленоватыми лицами, оде- 457 тых не по сезону тепло: в пальто,
валенках, шапках. Оказывается, это очередь в тюрьму, состоящая из родственников
арестованных. Выясняется, что для того, чтобы попытаться хоть что-то узнать о
своем сыне, надо записаться и отстоять огромную очередь. Но Софье Петровне
удается узнать лишь, что Коля в тюрьме и что передачу для него не возьмут: «ему
не разрешено». Она не знает ни того, за что арестован ее сын, ни того,
состоится ли суд, ни того, «когда же наконец кончится это глупое недоразумение
и он вернется домой»: справок нигде не дают. Каждый день она продолжает наивно
ждать, что, открыв дверь в дом, увидит там сына, но дом так и остается пуст. Тем временем увольняют секретаршу
арестованного ранее директора как лицо, связанное с ним, и Наташу Фроленко —
за опечатку, истолкованную как злостный антисоветский выпад: вместо «Красная
Армия» она случайно напечатала «Крысная Армия». Софья Петровна решается
вступиться за Наташу на собрании, но это не приводит ни к чему, кроме
анонимного обвинения ее в сообщничестве с Наташей, и Софья Петровна вынуждена
уволиться. А попутно выясняется, что Коля осужден на десять лет лагерей и что
он сам признался в террористической деятельности. В отличие от Софьи Петровны,
уверенной, что юного Колю просто запутали, Наташа начинает недоумевать: почему
большинство арестованных призналось в своих преступлениях, ведь не могли же
запутать всех?! Между тем Алика исключают из комсомола, а
вскоре и арестовывают: один из комсомольцев доносит, что Алик был дружен с
Колей, а Алик отказывается «отмежеваться» от товарища. Наташа кончает с собой,
написав в предсмертном письме Софье Петровне «Я не могу разобраться в настоящем
моменте советской власти». Проходят месяцы, сильно постаревшая Софья
Петровна копит консервы на случай, если понадобится выслать сыну. С горя она
выдумывает и повторяет окружающим, будто Колю выпустили, и сама верит в это,
как вдруг приходит письмо от Коли. Он пишет, что арестован по ложному доносу
одноклассника и что следователь бил его ногами. Коля очень просит мать
что-нибудь предпринять, однако Кипарисова, жена репрессированного врача,
отговаривает ее: тогда и ее могут выслать, как высылают саму Кипарисову вслед
за мужем, а сыну это ничем не поможет, только навредит. Софья Петровна долго
думает, куда ей идти с этим письмом, но, поняв, что идти некуда, и совсем
отчаявшись, решила сжечь письмо — опасную улику, «бросила огонь на пол и
растоптала ногой». Варлам Тихонович Шаламов 1907-1982
Колымские рассказы (1954-1973)
Сюжет рассказов В. Шаламова — тягостное
описание тюремного и лагерного быта заключенных советского ГУЛАГа, их похожих
одна на другую трагических судеб, в которых властвуют случай, беспощадный или
милостивый, помощник или убийца, произвол начальников и блатных. Голод и его
судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти
столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная
деградация — вот что находится постоянно в центре внимания писателя. НАДГРОБНОЕ СЛОВО
Автор вспоминает по именам своих товарищей
по лагерям. Вызывая в памяти скорбный мартиролог, он рассказывает, кто и как
умер, кто и как мучился, кто и на что надеялся, кто и как себя вел в этом
Освенциме без печей, как называл Шаламов колымские лагеря. Мало кому удалось
выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нравственно несломленным. 459 ЖИТИЕ ИНЖЕНЕРА КИПРЕЕВА
Никого не предавший и не продавший, автор
говорит, что выработал для себя формулу активной защиты своего существования:
человек только тогда может считать себя человеком и выстоять, если в любой
момент готов покончить с собой, готов к смерти. Однако позднее он понимает,
что только построил себе удобное убежище, потому что неизвестно, каким ты
будешь в решающую минуту, хватит ли у тебя просто физических сил, а не только
душевных. Арестованный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал
избиение на допросе, но даже кинулся на следователя, после чего был посажен в
карцер. Однако от него все равно добиваются подписи под ложными показаниями,
припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал доказывать себе и
другим, что он человек, а не раб, какими являются все заключенные. Благодаря
своему таланту (он изобрел способ восстановления перегоревших электрических
лампочек, починил рентгеновский аппарат), ему удается избегать самых тяжелых
работ, однако далеко не всегда. Он чудом остается в живых, но нравственное
потрясение остается в нем навсегда. НА ПРЕДСТАВКУЛагерное растление, свидетельствует
Шаламов, в большей или меньшей степени касалось всех и происходило в самых
разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проигрывается в пух и
просит играть на «представку», то есть в долг. В какой-то момент, раззадоренный
игрой, он неожиданно приказывает обычному заключенному из интеллигентов,
случайно оказавшемуся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот
отказывается, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно
достается блатарю. НОЧЬЮДвое заключенных крадутся к могиле, где
утром было захоронено тело их умершего товарища, и снимают с мертвеца белье,
чтобы назавтра продать или поменять на хлеб или табак. Первоначальная брезгливость
к снятой одежде сменяется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут
чуть больше поесть и даже покурить. ОДИНОЧНЫЙ ЗАМЕР
Лагерный труд, однозначно определяемый
Шаламовым как рабский, для писателя — форма того же растления.
Доходяга-заключен- 460 ный не способен дать процентную норму,
поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно
слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит,
сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет
рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра — 25 процентов — кажется Дугаеву
очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже
потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задает
привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят
Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой,
откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его
сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился
последний день. ДОЖДЬРозовский, работающий в шурфе, вдруг,
несмотря на угрожающий жест конвоира, окликает работающего неподалеку
рассказчика, чтобы поделиться душераздирающим откровением: «Слушайте, слушайте!
Я долго думал! И понял, что смысла жизни нет... Нет...» Но прежде чем
Розовский, для которого жизнь отныне потеряла ценность, успевает броситься на
конвоиров, рассказчику удается подбежать к нему и, спасая от
безрассудного и гибельного поступка, сказать приближающимся конвоирам, что тот
заболел. Чуть позже Розовский предпринимает попытку самоубийства, кинувшись
под вагонетку. Его судят и отправляют в другое место. ШЕРРИ БРЕНДИУмирает заключенный-поэт, которого
называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в темной глубине
нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит
какая-нибудь мысль — например, что у него украли хлеб, который он положил под
голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать... Но сил
для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают
в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосет его,
пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его
еще два аня не списывают, и
изобретательным соседям удается при раздаче получать хлеб на мертвеца как на
живого: они делают так, что тот, как кукла-марионетка, поднимает руку. 461 ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ
Заключенный Мерзляков, человек крупного
телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдает.
Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают
сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят — у него сломано ребро и
боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков
продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой
ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в
хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс
быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск,
щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь
ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличенным в обмане и
отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом
заключенный, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое.
Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это
тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою
квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков —
симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач
делает ему рауш-наркоз, во время которого тело Мерзлякова удается разогнуть, а
еще через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой
подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После нее
заключенный сам просится на выписку. ТИФОЗНЫЙ КАРАНТИН
Заключенный Андреев, заболев тифом,
попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение
больного дает шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он
решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в
транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод,
побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто
считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно
долго удается скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит
также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь,
что теперь-то тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние,
местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключенных,
которым неожиданно выдали зим- 462 нее обмундирование, минует черту,
отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием
понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним. АНЕВРИЗМА АОРТЫБолезнь (а изможденное состояние заключенных-«доходяг»
вполне равносильно тяжелой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и
больница — в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В
больницу попадает заключенная Екатерина
Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и
хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключенным
Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности,
(«крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою
очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с
прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо
врачебной озабоченностью. Он
находит у Гловацкой
аневризму аорты — болезнь, при которой любое неосторожное движение может
вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать
любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И
теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключенной, начальник больницы
уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося
задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину
случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, — она умирает. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАЙОРА ПУГАЧЕВАСреди героев прозы Шаламова есть и такие,
кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход
обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора,
после войны 1941—1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибывать
заключенные, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со
смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты,
летчики и разведчики...». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который
в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели
смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были еще
истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали
в окружении или в плену. И 463 майору Пугачеву, одному из таких, еще не
сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть — сменить вот этих живых
мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает
столь же решительных и сильных, себе под стать, заключенных, готовых либо
умереть, либо стать свободными. В их группе — летчики, разведчик, фельдшер,
танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего.
Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать
могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим,
продвигаются в обслугу: кто-то становится поваром, кто-то культоргом, кто чинит
оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный
день. В пять часов утра на вахту постучали.
Дежурный впускает лагерного повара-заключенного, пришедшего, как обычно, за
ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из
заключенных переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся
чуть позже дежурным. Дальше все идет по плану Пугачева. Заговорщики врываются в
помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под
прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и
запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе
грузовик, высаживают шофера и продолжают путь уже на машине, пока не кончается
бензин. После этого они ухолят в тайгу. Ночью — первой ночью на свободе после
долгих месяцев неволи — Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из
немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом
отделе, обвинение в шпионаже и приговор — двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает
и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских
солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен,
изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью
оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе,
он знает, что они «лучше всех, достойнее всех*. А чуть позже завязывается бой,
последний безнадежный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти
все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают,
чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удается уйти, но он знает,
затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о
сделанном. Последний его выстрел — в себя. Павел Филиппович Нилин 1908-1981
Испытательный срок Повесть (1955)Действие происходит в начале 20-х гг. в
большом сибирском губернском городе. Два семнадцатилетних рабочих парня,
Егоров и Зайцев, по комсомольской путевке направленные на работу в уголовный розыск,
проходят в течение месяца стажировку — испытательный срок. Они оба получают
пригласительные билеты на вечер, посвященный годовщине Октябрьской революции.
Сестра Егорова Катя, одна воспитывающая троих маленьких детей, очень довольна
этим обстоятельством: она считает, что теперь Егорова точно примут на работу,
потому что уж очень уважительно в билете написано: «Дорогой товарищ Егоров!»
На деньги, отложенные на покупку валенок детям, Катя покупает для брата френч и
косоворотку, иначе ему не в чем идти на вечер. На празднике Егоров встречает
Зайцева, пришедшего с девушкой, и несколько завидует ему, потому что Зайцеву в
жизни многое легко дается: и девушка у него есть, и он всегда при деньгах
(оказывается, он пишет заметки в газету), и в уголовном розыске он освоился
гораздо быстрее Егорова. Старший уполномоченный уголовного розыска
Жур, который руководит работой стажеров, берет их с собой на дело —
расследование самоубийства аптекаря Коломейца. Зайцев помогает Журу вынуть
самоубийцу из петли, Егоров пишет протокол. В тот момент, когда 465 Жур диктует подробности осмотра трупа,
Егоров падает в обморок. Очнувшись, Егоров приходит к выводу, что больше в
уголовном розыске ему не служить, и уже готов отправиться домой, однако Жур не
отпускает его. На следующий день Жур посылает Егорова в
мертвецкую проверить, заморожено ли тело аптекаря. Сторож мертвецкой
предлагает Егорову самому поискать аптекаря, и Егоров, чувствуя, что его подташнивает,
находит аптекаря и более того — собрав последнее мужество, помогает старику
сторожу положить его на лед. Из мертвецкой он выходит уже совсем без сил. В ту же ночь Жур, взяв с собой стажеров и
еще нескольких сотрудников уголовного розыска, отправляется на серьезную операцию
— на поиск спрятанного бандитами оружия. Когда они проезжают мимо кладбища, Жур
вдруг признается Егорову, что раньше он тоже боялся покойников, и от этого
признания Жур делается Егорову ближе и понятней. Жур, Зайцев и Егоров приходят
с обыском в дом к купцу Ожерельеву, который сдает жильцам комнаты, вскрывают
полы и находят три ящика с оружием. Вдруг появляется заплаканный трехлетний
мальчик, и страшная, как баба-яга, старуха объясняет, что это «Веркин сын,- а
где сейчас Верка — никто не знает». Егоров поднимает ребенка с пола, и он
крепко обнимает его за шею. Одна из девушек, живущих в доме Ожерельева, говорит
ребенку: «Это твой папа», — и мальчик целует Егорова. Закончив обыск, группа
уходит, и Егоров забирает ребенка с собой, с тем чтобы сдать его в детский дом,
а пока приводит домой к сестре. Катя, сначала ужаснувшись тому, что брат привел
мальчика, отмыв и приодев его, решает оставить ребенка у себя: где трое, там и
четверо. В тот же вечер Егоров получает свое первое жалованье за две отработанные
недели, и Катя устраивает праздничный ужин. Сотрудник уголовного розыска Воробейчик
рассказывает Журу о том, как он взял Зайцева на задание — задержание убийцы.
Убийца, зарубивший топором любовника жены, заперся в сарае, однако Зайцев, не
испугавшись вооруженного топором убийцы, обезоружил его и, вдруг озверев,
накинулся на него, так что Воробейчик еле успел вырвать убийцу у него из рук.
Журу не очень нравится рассказ Воробейчика, а когда приводят убийцу,
выясняется, что это старый товарищ Жура Афоня Соловьев. Жур отказывается от
ведения дела Соловьева и выговаривает Зайцеву за то, что он избил
арестованного. Зайцев же не считает, что он поступил неправильно: если убийца
вооружен топором, нужно действовать решительно и смело. «Но не бить же!» —
замечает Жур, однако Зайцев остается при своем мнении. 466 Наконец завершается испытательный срок. На
совещании сотрудников уголовного розыска все высказываются за то, чтобы
Зайцева оставить работать, только Жур делает замечание, что Зайцев слишком
горяч, нужно его немного сдерживать. Что же касается Егорова, то только Жур
высказывается за него, и то очень осторожно: «Почему бы нам не попробовать его
еще?» И тут остальные соглашаются, что парень он ничего, только застенчивый. И
Егорову дают последнее задание — отправиться в казино «Золотой стол». Делать
ему там ничего не нужно, только наблюдать. Егоров, надев новый френч, является в
казино, и вдруг к нему подходит странный человек с глазами сумасшедшего,
предлагает выйти, они выходят на черную лестницу, Егоров видит какие-то
странные, сияющие в темноте глаза и слышит замогильный, но немного знакомый
голос: «Руки вверх!» Егоров выбивает пистолет из рук неизвестного, борется с
сумасшедшим и вдруг слышит голос Воробейчика, решившего, оказывается, над ним
подшутить вместе с другим сотрудником уголовного розыска, Егорову незнакомым:
один прикинулся сумасшедшим, другой надел страшную маску со светящимися
глазами. Рассерженный Егоров не отдает им отобранный у них пистолет и
конвоирует шутников в уголовный розыск. Однако по пути Егоров поддается на их
уговоры, возвращает им пистолет и отпускает их, пообещав никому о происшествии
не рассказывать. Возвратившись в уголовный розыск, Егоров
узнает, что испытательный срок его закончен и с завтрашнего дня они с Зайцевым
зачислены в штат. Жестокость Повесть (1956)
Уездный сибирский городок Дудари. 20-е гг.
Повествование ведется от лица участника описываемых событий, о которых он
вспоминает много лет спустя. Автор повествования, который ни разу в
повести не назван по имени (в дальнейшем — Автор), работает в уголовном розыске
вместе со своим другом Вениамином Малышевым, должность которого — помощник
начальника по секретно-оперативной части. Оба они очень молоды — им нет еще и
двадцати лет. Главная задача уголовного ро- 467 зыска в описываемое время — после
окончания гражданской войны — очистить Дударинский уезд от бандитов,
скрывающихся в тайге. Бандиты убивают сельских активистов, нападают на
кооперативы, стараются завербовать в свои ряды как можно больше соучастников. В Дудари приезжает собственный
корреспондент губернской газеты Яков Узелков, пишущий под псевдонимом Якуз, —
молодой человек лет семнадцати-девятнадцати. На Веньку Малышева и его друга
Якуз производит впечатление человека образованного, так как он очень любит
использовать в речи мудреные слова, например: меценат, экзальтация, пессимизм,
фамильярность и т. п., однако он чем-то сразу не понравился друзьям, а его
корреспонденции, посвященные будням уголовного розыска и написанные излишне
витиеватым слогом, они находят не соответствующими действительности. Сотрудники уголовного розыска проводят
операцию по обезвреживанию банды атамана Клочкова. Во время операции Венька
ранен. Клочков и несколько членов банды убиты, а остальные — арестованы. Венька
допрашивает одного из арестованных — Лазаря Баукина, и приходит к выводу, что
Баукин, охотник и смолокур, попал к бандитам случайно. На допросах Венька
подолгу разговаривает с Баукиным, узнает подробности его жизни и явно
симпатизирует этому арестованному бандиту, который к тому же сознался, что это
именно он ранил Веньку. Вскоре Лазарь и еще двое арестованных совершают побег
из-под стражи. Венька ошеломлен побегом своего подопечного. В продовольственном магазине,
расположенном недалеко от уголовного розыска, появляется хорошенькая молодая
кассирша, которая очень нравится обоим друзьям, но они робеют и не решаются с
ней познакомиться. Вскоре от Узелкова они узнают, что ее зовут Юля Мальцева и
он с ней знаком — ходит к ней в гости, они разговаривают, обсуждают
прочитанные книги. Друзья, завидуя образованности Узелкова, записываются в
библиотеку и, несмотря на недостаток времени, много читают. Вскоре от знакомой
библиотекарши они узнают, что вся образованность Узелкова почерпнута им из
энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Тем временем в отдаленном районе
Дударинского уезда, Воеводском углу, объявляется банда Константина Воронцова —
«императора всея тайги», как он сам себя именует. И поимка неуловимого Кости
Воронцова становится для уголовного розыска самой главной проблемой. Венька
Малышев отправляется в Воеводский угол, а чем он там занимается — не знает
никто, даже его лучший друг. В отсутствие Веньки Автор случайно
знакомится с Юлей Мальце- 468 вой и, когда Венька возвращается из
Воеводского угла, знакомит его с ней. Венька любит Юлю, однако считает, что он
ее не стоит: несколько лет назад он встретил одну женщину и потом хворал. Хотя
он вскоре вылечился, тем не менее он считает, что должен рассказать об этом
Юле. Венька пишет письмо, в котором объясняется Юле в любви и признается в том,
что его гнетет. Письмо Венька той же ночью опускает в почтовый ящик, а наутро в
составе отряда из шести человек отправляется в тайгу для поимки Кости
Воронцова. Отряд подъезжает к заимке, где живет
любимая женщина Кости — Кланька Звягина. После условного знака отряд
приближается к дому, где находит Лазаря Баукина, а также связанных Костю и нескольких
членов его банды. Отряд возвращается в Дудари, по дороге его окружает конная
милиция, которая арестовывает Лазаря. Начальник уголовного розыска сообщает
Веньке, что он представлен к награде за организацию операции по поимке Кости
Воронцова. Венька отказывается от награды, считая, что он ее не заслужил — это
Лазарь, которого Венька убедил в достоинствах советской власти, задержал
Костю, и то, что Лазаря посадили «для проверки» — несправедливо: он сам хотел,
чтоб все было по закону, чтоб его судили за то, в чем он виноват, а проверять
его после того, что он сделал, — нечего. Венька ждет письма от Юли в ответ на
отправленное накануне признание. Приходит Узелков и просит Веньку допустить его
к Воронцову. Венька отказывает ему в этом, и тут Узелков говорит, что Венька —
человек недалекий, о чем ему было известно и раньше: сегодня он случайно
прочел его любовное письмо — оно лежало в книге, которую он давал читать Юле. В тот ,же вечер Венька кончает с собой
выстрелом в висок, так и не узнав, что Юля не давала Узелкову его письма, а он
сам в ее отсутствие забрал свою книгу с вложенным в нее письмом. Алексей Николаевич Арбузов 1908-1986
Иркутская история Драма (1959)
На одной из строек Иркутска в
продовольственном магазине работают две девушки — Валя и Лариса. Валя —
кассирша, ей двадцать пять лет. Эго веселая девушка, мало задумывающаяся о
своем поведении и образе жизни, за что и заслужила прозвище Валька-дешевка. Ее
друг Виктор Бойцов, ровесник Гали, знакомит ее с Сергеем Серегиным. Серегин —
мастер-машинист на шагающем экскаваторе. Виктор — его первый помощник,
электрик. Виктор обещает Вале пойти в кино, а потом
— на танцы, но поскольку начальник, Степан Егорович Сердюк, дает ему задание,
касающееся починки экскаватора, Виктор просит Сергея пойти с Валей вместо
него. После кино Валя и Сергей сидят на скамейке в парке и разговаривают. Валя
рассказывает, что хочет быть похожей на Кармен, — раз про нее написали такую
замечательную оперу, значит, она не может быть отрицательным героем. Сергей
рассказывает Вале о том, что уже был женат. На Валин вопрос о причине развода
отвечает, что, видимо, «в помощи друг друга не нуждались. Не настоящая, значит,
была любовь». Валя говорит, что ей бы очень хотелось, чтобы существовала
настоящая любовь, потому что одной — страшно. Пока они разговаривают, к скамейке
подходят два парня и начинают оскорблять Валю. Сергей бьет одного из них по
лицу. Валя просит у Сергея прощения и убегает. 470 Действие переносится на берег Ангары.
Лариса и Валя пьют пиво и разговаривают. Валя рассказывает подруге, что ей
пришло письмо от неизвестного. Там было написано, что человек живет не зря и не
напрасно. От его дела должно все вокруг становиться лучше. Счастье нельзя
испытывать в одиночку. Приходит Виктор. Лариса оставляет их одних. Валя говорит
ему, что собралась идти замуж — хоть бы и за него. Тот в ответ говорит, что это
было бы смешно, им и так хорошо. Комната девушек в общежитии. День рождения
Вали. Она приглашает Виктора и Сергея. Сергею, однако, она не говорит о том,
по какому поводу у нее собираются гости. Виктор обрадован тем, что будет
Сергей. Ему «не улыбалось» проводить вечер в обществе двух девушек. Сергей
советует Виктору жениться на Вале. Тот отвечает, что ему неохота себя
связывать. За столом Валя читает вслух письма от
неизвестного, в том числе и то, где неизвестный просит ее выйти за него замуж.
Валя же говорит, что лучше выйдет за Виктора, но он от нее отступается. Тогда
Сергей признается, что письма писал он и что он никогда не сказал бы об этом,
не отступись Виктор от Вали. Валя выгоняет Виктора. Тот обещает это запомнить. Виктор начинает пить, прогуливать работу.
Он просит Сергея оставить Валю, но Сергей ее любит и Виктору отказывает. На свадьбе у Вали и Сергея Лариса
знакомится с Сердюковым. Виктор на память о себе дарит Вале колечко и убегает. Проходит время. У Вали и Сергея родились
близнецы — Федор и Леночка. Сергей советует Вале идти учиться, а потом
работать. Он считает, что человеку для счастья нужно, чтобы дело его было хоть
чуточку лучше, чем он сам. Тридцатое июля. Очень жаркий день. Сергей
берет полотенце и идет на Ангару окунуться. По дороге к реке он встречает
мальчика и девочку, которые присоединяются к нему: дети идут ловить рыбу. Тем временем к Вале приходит Виктор. Он до
сих пор не может забыть ее и очень страдает. Валя же любит Сергея. Неожиданно
приходит их друг Родик и рассказывает о том, что Сергей утонул. Мальчик и
девочка, которые ловили рыбу, перевернулись на плоту. Сергей спас их ценой
своей жизни. После гибели Сергея вся его бригада решает
работать за него, а деньги отдавать Валентине. Против один Виктор. Он считает,
что это должно Валю унизить. Валя, однако, принимает деньги. Тогда Виктор
обвиняет ее в иждивенчестве. Он любит Валю и хочет, чтобы она сохранила
человеческое достоинство. Он говорит ей то же, что когда-то 471 сказал Сергей: что она должна идти учиться
и работать. Зовет ее к ним в смену. Валя соглашается. В ней, кажется,
зарождается новое чувство к Виктору, хотя она и не торопится это признавать.
Голос Сергея желает Виктору счастливого пути в жизни. Жестокие игры Драма (1978)
Действие происходит в конце 70-х гг.
нашего столетия. Москва. Дом на Тверском бульваре. В просторной трехкомнатной
квартире живет Кай Леонидов. Его мать с отчимом за границей, они уехали на несколько
лет, поэтому он живет один. Однажды к нему в квартиру заходит девушка Неля. Ей
девятнадцать лет. Она, приехав из Рыбинска, не поступила в медицинский институт.
Ей негде жить, и знакомые направили ее к Каю. Она обещает, если Кай разрешит ей
пожить здесь, убирать и готовить. Каю двадцать лет, но он уже устал от жизни и
ко всему равнодушен. Родители хотели, чтобы он стал юристом, а Кай институт
бросил, он рисует. Кай разрешает Неле остаться. К Каю часто заходят его друзья Терентий
Константинов и Никита Лихачев. Они его ровесники, дружат со школы. Терентий
ушел от отца. Константинов-старший тоже часто приходит к Каю, зовет сына домой,
но тот с ним почти не разговаривает. Терентий живет в общежитии и домой
возвращаться не собирается. Неля придумывает каждому прозвище: Кая зовет
Лодочкой, Никиту — Бубенчиком, Терентия — Опенком. Никита заводит с Нелей
роман. Он ухаживает так за каждой девушкой, которая появляется в поле его
зрения. Неля пугает его, что возьмет и родит ему дочку. Как-то январским вечером к Каю заходит
Михаил Земцов. Это двоюродный брат Кая. Ему тридцать лет, он врач в Тюмени. В
Москве Михаил проездим. Михаил рассказывает о своей работе и вообще о жизни в
тайге. Он женат. Недавно у него родилась дочка. Неля говорит ему, что тоже
хочет стать врачом, что она работала сиделкой в больнице. Михаил говорит, что,
если бы у них в больнице была такая сиделка, то он бы ее озолотил. Уезжая,
Михаил говорит ребятам, что они тускло живут, не видят жизни с ее радостями. Начало марта. Западная Сибирь. Поселок
нефтеразведочной экспедиции. В комнате Земцовых — Миша и его жена Маша. Ей
трид- 472 цать девять лет, она геолог. Всего десять
недель назад у них родилась дочь, а Маше уже скучно. Она не может жить без
своей работы, именно поэтому, как говорит Михаил, от нее ушли три бывших мужа.
Машу тяготит, что Михаила могут вызвать в больницу в любое время дня и ночи, а
она одна должна сидеть с Лесей. Входит Ловейко, сосед Земцовых. Ему тридцать
восемь лет, он работает вместе с Машей. Ловейко рассказывает, что площадь в
Тужке, где они работали, названа неперспективной. Маша хочет доказать всем
обратное, но у нее на руках ребенок. В это время открывается дверь, на пороге
стоит Неля, Она очень удивлена, что Миша женат, она этого не знала. Миша не
сразу ее узнает, зато потом искренне радуется, потому что его больных «некому
сторожить». Неля хочет пожить у них до осени, чтобы опять пытаться поступить в
институт. Москва. Снова квартира Кая. Ребята все
время вспоминают Нелю. Она уехала, не простившись ни с кем, не оставив адреса,
не сказав, куда едет. Кай нарисовал ее портрет и считает его своей единственной
удачей. Никита думает, что Неля уехала потому, что ждет от него ребенка. Неожиданно
всего на два дня приезжает Олег Павлович — отчим Кая. Он привозит ему подарки и
письмо от матери. Поселок нефтеразведочной экспедиции,
вторая половина июля, комната Земцовых. Маша с Ловейко собираются уезжать в
Тужок. Неля приносит Лесю из яслей, чтобы они могли попрощаться, но Маша этого
не хочет: она «вчера в яслях простилась». Мишу вызывают в Байкул. Неля
остается одна с ребенком. Середина августа. Комната Земцовых. Миша и
Неля пьют чай. Неля рассказывает ему свою историю. Она убежала из дома после
того, как родители заставили ее сделать аборт. Она хотела бежать вместе со
своим «парнишкой», а тот ее прогнал. Неля просит Мишу жениться на ней. Миша же
отвечает, что любит Машу. Он «гадает» Неле по ладошке. Говорит ей, что любит
Неля другого: тот обидел ее, вот она и уехала. Неля соглашается. Миша говорит,
что все можно исправить, если человек жив. И вдруг сообщает, что Маша ушла от
них. Неля просит его не верить этому. Конец сентября. Москва. Вечер. В комнате
Кая сидят ребята. В который уж раз приходит Константинов-старший, и Терентий с
ним все так же холоден. Неожиданно приходит женщина. Это мать Нели. Ей немногим
за сорок. Она ищет дочь. Ребята говорят, что Неля уехала и не оставила адреса.
Мать Нели рассказывает, что ее муж умирает и хочет увидеть напоследок дочь и
попросить прощения. Ребята ничем не могут ей помочь. Она уходит. Терентий
считает, что в оть- 473 езде Нели виноват Никита. Кай же говорит,
что виноваты все. Они вспоминают свое детство и гадают, отчего они стали такими
бесчеловечными. Даже Константинов-старший вдруг раскрывается. Он рассказывает,
как пил всю жизнь, а когда опомнился, то оказался один. Двадцатые числа октября. Комната Земцовых.
Маша приехала на один день. Неля рассказывает ей, как погиб Михаил: вылетел
спасать человека, но из-за несчастного случая утонул в болоте. Теперь Неля
ночует у них дома, забирая из яслей Лесю, — «чтобы жизнь тут теплилась», она
говорит, что Миша любил именно ее, Нелю, потом признается, что придумала это,
чтобы забыть другого, и что Маше можно завидовать: такой человек любил ее! Маша
уезжает, оставляя Лесю на Нелю. На прощание Неля включает Маше магнитофон, где
Миша записал ей свою песню. Москва. Начало декабря. Комната Кая.
Приходят Никита и Терентий. Кай говорит, что вернулась Неля с дочкой. Девочка
простыла в дороге. Никита не в себе. Хочет уйти. Из соседней комнаты выходит
Неля с девочкой на руках. Говорит, что уедет, когда Леся поправится, хотя бы к
матери — звала ведь. Никита хочет выяснить, кто отец ребенка, но Неля не
говорит ему. Спрашивает, хотел бы он, чтобы это был его ребенок? Тот ее
отталкивает. Неля плачет. Терентий предлагает ей выйти замуж за него. Последние дни декабря. Комната Кая. Леся
спит в новой колясочке. Неля купила большую елку. Кай перебирает игрушки. Неля
опять напоминает, что скоро уедет. Кай не хочет этому верить. Терентий
нарядился Дедом Морозом. Отец Терентия принес Лесе в подарок механическую
игрушку. Ребята тушат свет, кружатся под музыку. Неожиданно входит Маша. Спрашивает, где ее
дочь. Неля говорит, что унесла девочку, так как Маша оставила ее, бросила.
Маша забирает дочь и говорит, что все игры, в том числе и ее собственные,
закончились. уходит. Кай
замечает, что в комнате стало пусто. Неля просит у всех прощения. Никита в
ярости прогоняет ее. Неля собирает веши, хочет уйти. Константинов-старший
просит не уходить Нелю, не оставлять ребят, Неля молчит. Кай медленно подходит
к ней, забирает ее чемодан. Никита снимает с нее куртку, Терентий — платок. Они
зажгли елку, включили магнитофон. Терентий в первый раз называет Константинова
отцом и идет с ним домой. Кай одевается и выходит: он хочет посмотреть с улицы
на елку в доме. Никита и Неля остаются одни. Юрий Осипович Домбровский 1909-1978
Факультет ненужных вещей Роман (Кн. 1-я —
1964; кн. 2-я - 1975)
Книга первая. ХРАНИТЕЛЬ ДРЕВНОСТЕЙ Книга вторая. ФАКУЛЬТЕТ НЕНУЖНЫХ ВЕЩЕЙУже предчувствуя свою судьбу, Георгий
Николаевич Зыбин, тридцатилетний историк, сотрудник краеведческого музея в
Алма-Ате, уговаривал себя жить «правильно»: «тихо-тихо, незаметно-незаметно,
никого не толкнуть, не задеть — я хранитель древностей, и только!» Что может
помешать его спокойной работе и жизни? Директор музея, бывший военный,
относится к нему с уважением и почти отеческой заботливостью. Рядом — верный
друг и собутыльник, старый мудрый Дед, работающий в музее плотником. Рядом —
красавица Клара, умница и прелесть, тайно влюбленная в него. Появился в музее
молодой ученый Корнилов, высланный из Москвы, человек для Зыбина из породы
«своих» — и по судьбе, и по образованию. Да и сам характер его работы —
изучение музейных экспонатов, должен вроде оградить Зыбина от того непонятного
и страшного, чем напоен сам воздух лета 1937 г. Нужно только — «тихо-тихо». У
Зыбина — не получается. Сначала приходит старик Родионов, археолог-неофит и 475 бывший партизан, со своими «открытиями» и
требует начать раскопки древней столицы в том месте, которое укажет он. Зыбин
знает, что сопротивляться силе агрессивного невежества «широких масс»,
вторгающихся в науку, по нынешним
временам бессмысленно и опасно. Знает, но сопротивляется, сколько может. В
самом музее постоянно происходят стычки с безграмотной, но идейно подкованной
массовичкой Зоей Михайловной, пытающейся «подправить» работу Зыбина.
Сотрудничество с газетой, куда Зыбин пишет, как ему кажется, абсолютно
нейтральные заметки о культуре, ну, например, о редкостях, хранящихся в
республиканской библиотеке, но так и не удостоившихся внимания научных
работников библиотеки, — сотрудничество это заканчивается выяснением отношений
с ученым-секретарем библиотеки Дюповой. Зыбин не отразил работы библиотекарей
по обслуживанию широких масс трудящихся и учащихся, заявляет она, культура —
это то, что может и должно обслуживать потребности широких масс, а не кучки
высоколобых спецов. Наскоки эти не так уж и безобидны — к услугам жалобщиков
всегда готовые выслушать их «родные органы». Зыбина предупреждает
доброжелательный директор: «Не партизань, будь повежливее», и Дед просит
уняться. Зыбин и рад бы уняться, да не может. Не может он наблюдать со стороны,
как раздутая невежественными, падкими на сенсацию журналистами газетная шумиха
вокруг исполинского удава, якобы обитающего в колхозе «Горный гигант», грозит
поломать жизнь бригадиру Потапову, единственному, кто видел змею. А в колхоз
уже зачастили вежливые и внимательные «юристы на отдыхе» — кружат вокруг Потапова, присматриваются к
музейным работникам, приехавшим на раскопки. «Случайно» встреченная на ночной
дороге машина отвозит Зыбина к «юристам», где ему дружески объясняют, что Потапов —
агент немецкой разведки, а история со змеем — «хитро задуманная диверсия». Но в ту же
ночь, встретившись со скрывающимся
Потаповым, Зыбин не
только не пытается
«обезвредить врага», а делает все, чтобы помочь ему, — отчаявшийся бригадир смог найти и убить
«исполинского удава», оказавшегося на поверку пусть и очень большим, но все же
обыкновенным полозом. Мешок с убитой змеей, последнюю надежду бригадира на
спасение, они вместе доставляют в город, в музей. Тем и кончается история. Но Зыбин чувствует, что это только
отсрочка. Он долго пытался не видеть, не понимать логики происходящего вокруг —
глухих арестов, показательных процессов, нагнетаемой сверху истерии «бдительности»
и «борьбы с благодушием». Зыбину, воспитанному на гуманистической культуре, с
которой европейский мир вошел в XX столетие, 476 непросто поверить в тотальное одичание
людей. В легкость, с которой завоевываются души людей последышами Великого
Инквизитора. В ночных полубредовых снах Зыбин беседует со Сталиным: «А вдруг вы
правы, мир уцелеет и процветет. Тогда, значит, разум, совесть, добро,
гуманность — все,
что выковывалось тысячелетиями
и считалось целью существования
человечества, ровно ничего не стоит. Чтобы спасти мир, нужно железо и огнеметы,
каменные подвалы и в них люди с браунингами... А я, и подобные мне, должны
будем припасть к вашим сапогам, как к иконе». В подобной ситуации проблема выбора
для Зыбина — уже не вопрос личного мужества. Он — часть той культуры, той
цивилизации, которой грозит уничтожение, и отказ от сопротивления означает для
Зыбина согласие с ненужностью этой культуры, с тем, что вся она, и сам он, — «факультет ненужных вещей». ...Незнакомые
рабочие приносят в музей находку — горсть золотых бляшек, часть найденного ими
клада, убедившись, что найденное ими действительно археологическое золото,
рабочие бесследно исчезают. Клад для
музея потерян. О
случившемся сообщают в НКВД. Но Зыбин, не надеясь на помощь
органов, сам отправляется в степь на поиски клада. И здесь, в степи, свершается
то, чего он уже давно ждёт — Зыбина арестовывают. Ему предъявлено обвинение в
антисоветской пропаганде, хищении ценностей и попытке бежать за границу. Дело
ведут начальник отдела Нейман, опытный следователь, интеллектуал, служащий
идеям сталинской законности не на страх, а на совесть, и ражий детина,
специалист по «выбиванию показаний» Хрипушин. Доказательствами вины следователи
не располагают, доказательства они рассчитывают получить от Зыбина. Сосед по
камере, заключенный со стажем Буддо, делится с Зыбиным лагерной мудростью:
поскольку отсюда уже все равно не выйти, разумнее признаться во всем, что
потребуют, — тогда и следствие пройдет легче, и срок окажется меньше. Но как
раз это и невозможно для Зыбина, это значило бы его личное признание права на
законность подобной системы судопроизводства. Зыбин решает бороться. И первым,
кто, как ни странно, помог ему утвердиться в этом, оказывается Хрипушин, —
наливаясь профессиональной злобой, он начинает кричать на Зыбина, рассчитывая
сломить арестанта, и Зыбин ощущает необходимый ему прилив ответной ярости и
силы — порог страха он переступил. К Зыбину применяется метод «конвейера» — его
сутками допрашивают непрерывно сменяющиеся следователи. Зыбин держится твердо,
но он не знает, что его арест — это только часть большого плана, задуманного
Нейманом. Он намерен добыть материал для грандиозного — по образцу московских
— показательного процесса по делу 477 массового вредительства в сфере культуры.
Одного Зыбина для такого процесса, конечно, мало. Приглашение явиться в НКВД
получает Корнилов. Но с ним говорят иначе — сначала расспрашивают о Зыбине, но
потом объясняют, что главная их просьба: помочь органам закрыть дело на другого
сотрудника музея бывшего священника Андрея Эрнестовича Куторгу. В НКВД лежит
донос на него, но старик, кажется, безобидный, жалко его, — доверительно
делятся с Корниловым следователи. «Если вы готовы поручиться за него, сделайте
это. Только сделайте доказательно и официально, в письменных донесениях».
Корнилов, живущий в Алма-Ате на положении ссыльного и последнее время каждый
день ожидавший собственного ареста, очень ценит властную вежливость
следователей. Да и в просьбе их как бы нет ничего зазорного. Корнилов берется
выполнить поручение. Разговоры, которые он проводит с бывшим священником,
посвящены в основном истории суда и казни Христа, а также теме предательства
учениками своего Учителя. И Корнилов с чистой совестью пишет отчеты о
встречах, в которых характеризует отца Андрея вполне лояльным гражданином.
Донесения его принимаются с благодарностью, но в его последнее, как надеется
Корнилов, посещение НКВД он приглашен к полковнику Гуляеву. Тональность
разговора с ним резко меняется — полковник грозно уличает Корнилова в попытках
обмануть следствие. Он показывает письменные отчеты о тех же беседах, написанные
Куторгой, — бывший священник выполнял аналогичное задание. В доносах Корнилов
обвиняется в ведении антисоветских разговоров. Корнилов раздавлен. Его просят
выйти в коридор немного подождать и «забывают» про него чуть ли не на сутки. А
потом его, полуживого от усталости и страха, уводит к себе Хрипушин, отпаивает
чаем, стыдит, сообщает, что на этот раз его прощают, но рассчитывают на его
честность в их дальнейшей совместной работе, подбирает Корнилову агентурную
кличку Овод и еще раз предупреждает: «Будешь финтить, знаешь куда тебя зашлют?»
— «Знаю», — отвечает уже ничему не сопротивляющийся Корнилов. А в застопорившееся следствие по делу
Зыбина вовлекаются новые люди. После того как Зыбин потребовал сменить ему
следователя и объявил голодовку, его содержат в карцере, его навещает прокурор
Мячин и неожиданно легко соглашается со всеми требованиями. Мячин — враг
Неймана. Идея громкого показательного процесса кажется ему бредом. А тут
обнаруживается еще одно обстоятельство, которое прокурор при случае сможет
использовать против Неймана. К полковнику Гуляеву на прием просится давняя и
близкая знакомая Зыбина, Полина Потоцкая. Разговор с нею идет в присутствии
Ней- 478 мана и прокурора. И Полина как бы между прочим
сообщает, что есть еще один человек, с которым Зыбин когда-то вел доверительные
разговоры, — Роман Львович Штерн. Нейман потрясен — введение в это дело такой
крупной фигуры, как начальник следственного отдела Прокуратуры СССР, известный
писатель, а самое главное — брат
Неймана, все осложняет. Более того, в деле Зыбина обнаруживается возможность
личных мотивов — Штерн и Зыбин ухаживали когда-то за Полиной, и она предпочла
Зыбина. Ситуация становится опасной для Неймана. Ибо не все так прочно и
стабильно в жизни, казалось бы, всесильных энкавэдэшников — все чаще их
ведомство сотрясается некими внутренними толчками, — внезапно исчезают самые
надежные и проверенные
люди. Куда исчезают,
для Неймана и коллег — не секрет, каждый из них подсознательно
ждет своей очереди. К тому ж умного Неймана мучает и другой страх, отпечатавший
в его глазах выражение «зажатого ужаса», — страх перед самой сутью его работы.
Он уже не может оправдываться словами о высшей целесообразности, знакомясь,
например, с рационализаторским предложением коллег о рациональном
использовании в их хозяйстве тел заключенных, в частности, использовании крови
умерших или казненных арестантов. И чтобы поправить свое, грозящее пошатнуться
положение в НКВД, и для того, чтобы обрести внутреннее спокойствие, нужны
результаты по делу Зыбина. Нейман решает заменить дуболома Хрипушина своей
племянницей Тамарой Долидзе, только начинающей, но
умной, образованной, рвущейся
к работе следова-тельницей; к тому же она хороша, что
может обезоружить подследственного. Зыбин действительно потрясен явлением
молодой прекрасной женщины. Но результат оказывается противоположным. Зыбин
вдруг чувствует сострадание к этой несчастной дурочке, поменявшей театр на
романтику тайной работы распорядителя человеческих жизней. Без труда разрушив
заготовленную новым следователем схему обвинения, Зыбин обращается к ней, как
к человеку, совершающему трагическую и непоправимую в жизни ошибку. И девушка
растеряна, возразить ей нечем. Разговор их прерывается на полуслове — уже давно
чувствующий себя больным, Зыбин теряет сознание прямо в кабинете следователя.
Его переводят в больницу. Следствие снова останавливается. Пытаясь помочь
племяннице исправить промахи, Нейман решает самостоятельно добыть неопровержимые
улики против Зыбина и повторяет маршрут Зыбина по степи. Во время путешествия
его настигает известие о смене руководства в управлении НКВД, об арестах
следователей и о том, что он срочно вызывается в управле- 479 ние. Это конец, понимает Нейман. Последние
часы на свободе он решает провести у случайно встреченной знакомой буфетчицы и
обнаруживает у нее то самое археологическое золото, в хищении которого
обвиняется Зыбин. Изъяв золото и арестовав кладоискателей, Нейман возвращается
в город. А через несколько дней Зыбину в присутствии полковника и прокурора
показывают найденное золото и объявляют, что дело его закрыто. Зыбин свободен.
И пусть освобождение это происходит, благодаря счастливому стечению
обстоятельств, Зыбин чувствует себя победителем — он смог выстоять. Первым, кого встретил Зыбин, выйдя из
здания управления НКВД, оказывается Нейман. Он специально поджидал Зыбина. «Это
зачем же?» — спрашивает Зыбин. «Да я сам думаю, зачем?.. С освобождением
поздравить. Если нужно, домой свести, в лавочку сбегать». Зыбина поражает лицо Неймана, его глаза —
по-человечески простые и печальные. ушло
из них выражение того скрытого ужаса, который Зыбин приметил месяц
назад. А в парке, куда Зыбин и Нейман отправляются выпить за освобождение, к
ним присоединился Корнилов. Они располагаются на скамейке, прямо напротив художника,
который, заметив выразительный силуэт Зыбина, попросил его посидеть немного и
начал быстро зарисовывать фигуры. Так на квадратном кусочке картона и остались
эти трое: выгнанный следователь, пьяный осведомитель по кличке Овод и тот,
третий, без которого эти двое существовать не могли. Александр Трифонович Твардовский 1910-1971Василий ТеркинКНИГА ПРО БОЙЦА Поэма (1941-1945)В пехотной роте — новый парень, Василий
Теркин. Он воюет уже второй раз на своем веку (первая война — финская). Василий
за словом в карман не лезет, едок хороший. В общем, «парень хоть куда». Теркин вспоминает, как он в отряде из
десяти человек при отступлении пробирался с западной, «немецкой» стороны к
востоку, к фронту. По пути была родная деревня командира, и отряд зашел к нему
домой. Жена накормила бойцов, уложила спать. Наутро солдаты ушли, оставляя
деревню в немецком плену. Теркин хотел бы на обратном пути зайти в эту избу,
чтобы поклониться «доброй женщине простой». Идет переправа через реку. Взводы
погружаются на понтоны. Вражеский огонь срывает переправу, но первый взвод
успел перебраться на правый берег. Те, кто остался на левом, ждут рассвета, не
знают, как быть дальше. С правого берега приплывает Теркин (вода зимняя,
ледяная). Он сообщает, что первый взвод в силах обеспечить переправу, если его
поддержат огнем. Теркин налаживает связь. Рядом разрывается
снаряд. Увидев немецкую «погребушку», Теркин занимает ее. Там, в засаде,
поджидает врага. Убивает немецкого офицера, но тот успевает его ранить. По 481 «погребушке» начинают бить наши. А Теркина
обнаруживают танкисты и везут в медсанбат... Теркин в шутку рассуждает о том, что
хорошо бы получить медаль и прийти с нею после войны на гулянку в сельсовет. Выйдя из госпиталя, Теркин догоняет свою
роту. Его подвозят на грузовике. Впереди — остановившаяся колонна транспорта.
Мороз. А гармонь только одна — у танкистов. Она принадлежала их погибшему
командиру. Танкисты дают гармонь Теркину. Он играет сначала грустную мелодию,
потом веселую, и начинается пляска. Танкисты вспоминают, что это они доставили
раненого Теркина в медсанбат, и дарят ему гармонь. В избе — дед (старый солдат) и бабка. К
ним заходит Теркин. Он чинит старикам пилу, часы. Догадывается, что у бабки
есть спрятанное сало... Бабка угощает Теркина. А дед спрашивает: «Побьем ли
немца?» Теркин отвечает, уже уходя, с порога: «Побьем, отец». Боец-бородач потерял кисет. Теркин
вспоминает, что когда он был ранен, то потерял шапку, а девчонка-медсестра дала
ему свою. Эгу шапку он бережет до сих пор. Теркин дарит бородачу свой кисет,
объясняет: на войне можно потерять что угодно (даже жизнь и семью), но не
Россию. Теркин врукопашную сражается с немцем.
Побеждает. Возвращается из разведки, ведет с собой «языка». На фронте — весна. Жужжание майского жука
сменяется гулом бомбардировщика. Солдаты лежат ничком. Только Теркин встает,
палит в самолет из винтовки и сбивает его. Теркину дают орден. Теркин вспоминает, как в госпитале
встретил мальчишку, который уже успел стать героем. Тот с гордостью подчеркнул,
что он из-под Тамбова. И родная Смоленщина показалась Теркину «сиротинушкой».
Поэтому он и хотел стать героем. Генерал отпускает Теркина на неделю домой.
Но деревня его еще у немцев... И генерал советует с отпуском обождать: «Нам с
тобою по пути». Бой в болоте за маленькую деревню Борки,
от которой ничего и не осталось. Теркин подбадривает товарищей. Теркина на неделю отправляют отдохнуть.
Эго «рай» — хата, где можно есть четыре раза в день и спать сколько угодно, на
кровати, в постели. На исходе первых суток Теркин задумывается... ловит попутный
грузовик и едет в свою родную роту. Под огнем взвод идет брать село. Ведет
всех «щеголеватый» лейтенант. Его убивают. Тогда Теркин понимает, что «вести
его черед». Село взято. А сам Теркин тяжело ранен. 482 Теркин лежит на снегу. Смерть уговаривает
его покориться ей. Но Василий не соглашается. Его находят люди из похоронной
команды, несут в санбат. После госпиталя Теркин возвращается в свою
роту, а там уже все по-другому, народ иной. Там... появился новый Теркин.
Только не Василий, а Иван. Спорят кто же настоящий Теркин? Уже готовы уступить
друг другу эту честь. Но старшина объявляет, что каждой роте «будет придан
Теркин свой». Село, где Теркин чинил пилу и часы, — под
немцами. Часы немец отнял у деда с бабкой. Через село пролегла линия фронта.
Пришлось старикам переселиться в погреб. К ним заходят наши разведчики, среди
них — Теркин. Он уже офицер. Теркин обещает привезти новые часы из Берлина. С наступлением Теркин проходит мимо
родного смоленского села. Его берут другие. Идет переправа через Днепр. Теркин
прощается с родной стороной, которая остается уже не в плену, а в тылу. Василий рассказывает о солдате-сироте,
который пришел в отпуск в родное село, а там уж ничего не осталось, вся семья
погибла. Солдату нужно продолжать воевать. А нам нужно помнить о нем, о его
горе. Не забыть об этом, когда придет победа. Дорога на Берлин. Бабка возвращается из
плена домой. Солдаты дают ей коня, повозку, вещи... «Скажи, мол, что снабдил
Василий Теркин». Баня в глубине Германии, в каком-то
немецком доме. Парятся солдаты. Среди них один — много на нем шрамов от ран,
париться умеет здорово, за словом в карман не лезет, одевается — на гимнастерке
ордена, медали. Солдаты говорят о нем: «Все равно что Теркин». Теркин на том свете Поэма (1954-1963)
Убитый в бою Теркин является на тот свет.
Там чисто, похоже на метро. Комендант приказывает Теркину оформляться. Учетный
стол, стол проверки, кромешный стол. У Теркина требуют аттестат, требуют
фотокарточку, справку от врача. Теркин проходит медсанобработку. Всюду
указатели, надписи, таблицы. Жалоб тут не принимают. 483 Редактор «Гробгазеты» не хочет даже
слушать Теркина. Коек не хватает, пить не дают... Теркин встречает фронтового товарища. Но
тот как будто не рад встрече. Он объясняет Теркину: иных миров два — наш и
буржуазный. И наш тот свет — «лучший и передовой». Товарищ показывает Теркину Военный отдел,
Гражданский. Здесь никто ничего не делает, а только руководят и учитывают.
Режутся в домино. «Некие члены» обсуждают проект романа. Тут же — «пламенный
оратор». Теркин удивляется: зачем все это нужно? «Номенклатура», — объясняет
друг. Друг показывает Особый отдел: здесь погибшие в Магадане, Воркуте, на
Колыме... Управляет этим отделом сам кремлевский вождь. Он еще жив, но в то же
время «с ними и с нами», потому что «при жизни сам себе памятники ставит». Товарищ
говорит, что Теркин может получить медаль, которой награжден посмертно. Обещает
показать Теркину Стереотрубу: это только «для загробактива». В нее виден
соседний, буржуазный тот свет. Друзья угощают друг друга табаком. Теркин —
настоящим, а друг — загробным, бездымным. Теркин все вспоминает о земле. Вдруг
слышен звук сирены. Это значит — ЧП: на тот свет просочился живой. Его нужно
поместить в «зал ожидания», чтобы он стал «полноценным мертвяком». Друг
подозревает Теркина и говорит, что должен доложить начальству. Иначе его могут
сослать в штрафбат. Он уговаривает Теркина отказаться от желания жить. А Теркин
думает, как бы вернуться в мир живых. Товарищ объясняет: поезда везут людей
только туда, но не обратно. Теркин догадывается, что обратно идут порожняки.
Друг не хочет бежать с ним: дескать, на земле он мог бы и не попасть в
номенклатуру. Теркин прыгает на подножку порожняка, его не замечают... Но в
какой-то миг исчезли и подножка, и состав. А дорога еще далека. Тьма, Теркин
идет на ощупь. Перед ним проходят все ужасы войны. Вот он уже на самой границе. ...И тут он слышит сквозь сон: «Редкий
случай в медицине». Он в госпитале, над ним — врач. За стенами — война... Наука дивится Теркину и заключает: «Жить
ему еще сто лет!» Анатолий Наумович Рыбаков р. 1911Тяжелый песок Роман (1978)
Отец автора родился в Швейцарии, в Базеле.
У его дедушки Ивановского было три сына. Отец был младшим в семье, как говорят
— мизиникл, то есть мизинец. Когда отец окончил колледж и готовился
поступать в университет, возникла идея поехать в Россию, на родину предков, в
маленький южный город. И они поехали — дедушка профессор Ивановский и будущий
отец автора, красивый молодой блондин Якоб. Было это в 1909 г., почти семьдесят
лет тому назад. Тогда Якоба и увидела будущая мать автора
— и эта девушка, эта синеглазая красавица, дочь сапожника Рахленко, стала для
него судьбой. Он прилепился к ней на всю жизнь, как прилепился праотец наш
Иаков к своей Рахили. Мать Якоба была против этого брака. Якоб не уступал...
Словом, прошел год, и в город снова приехал профессор Ивановский с женой
Эльфридой, субтильной такой немочкой, сыном Якобом и экономкой. Надо сказать, что тут мать автора
запрятала подальше свою дерзость и строптивость, и перед бабушкой Эльфридой
предстала тихая, скромная красавица Рахиль. Неожиданно бабушка выдвинула «тяжелую
артиллерию»: оказывается, она не еврейка, а швейцарка немецкого происхождения,
и когда дедушка на ней женился, то перешел в 485 протестантство. Но Рахленки о
протестантстве не желали и думать... В общем, все закончилось соглашением, и
после свадьбы молодые уехали в Швейцарию. Итак, родители автора живут в Базеле.
Через год рождается его брат Лева, а еще через полгода мать с младенцем на
руках приезжает к своим родителям в Россию. Ей было несладко в чопорном профессорском
немецком доме. Не прошло и двух месяцев, как за ней явился и Якоб. У Левы корь, у Левы свинка, потом на свет
появляется автор, и мама остается его выкормить, затем приходится остаться,
чтобы родить и выкормить Ефима. Дотянули до августа 1914 г., и папа застрял в
России. Красивый, воспитанный, вежливый, добрый человек — но человек без
специальности. И дедушка Рахленко решил пустить его по торговой части. Сначала
отец был приказчиком в мясной лавке. Потом моя ревнивая мать нашла ему место,
где женщинами и не пахло, — в лавке железоскобяного товара. Но вот революция, царя скинули, черту
оседлости отменили, и даже дедушка Рахленко стал склоняться к тому, чтобы отец
с мамой уехали в Швейцарию. Но мама ни в какую! За вздорный и сумасбродный
характер отец любил ее еще сильнее, понимал, что нужен ей именно такой муж, как
он, — спокойный, деликатный и любящий. Именно потому, что он был такой
человек, он и стал работать в сапожной мастерской тестя. Старшего сына дедушки звали Иосиф (были
еще Лазарь, Гриша, Миша и моя мать Рахиль). После одного сильного скандала отца
с Иосифом семья автора отделилась от дедушки, купила небольшой домишко на
соседней улице. В 17-м родилась Люба, в 19-м — Генрих, в
25-м — Дина. Семья организовала сапожную артель и к середине 20-х гг. жила
прилично... Старшего брата Леву направили учиться в Москву, в Свердловский
коммунистический университет. В 28-м мама родила младшего братика Сашу, своего
седьмого и последнего ребенка. В 30-е гг. на базе семейной артели
создалась государственная обувная фабрика, и директор Иван Антонович Сидоров
назначил отца завскладом сырья и фурнитуры. В 1934 г. сестра Люба поступила в
Ленинграде в медицинский, вышла замуж, и вот в доме появился Игорек, первый
внук. Женился и Лева у себя в Чернигове, невесту родителям не показал, но от
людей узнали, что его жена, Анна Моисеевна, важная персона — преподает
политэкономию. Старше его на пять лет, у нее девочка от первого брака. Гром грянул среди бела дня: в областной
газете появилась статья 486 «Чужаки и расхитители на обувной фабрике».
Как чужак упоминался отец, «человек сомнительного социального происхождения»,
некоторые работники и, конечно, директор Сидоров. Был обыск, отца арестовали.
Брат Лева по поводу дела отца сказал, что следствие разберется, а он
вмешиваться не имеет права. Состоялся показательный процесс — выездная сессия
областного суда. В общем, результатов приходилось ждать самых скверных. Но
благодаря блестящей защите адвоката Терещенко после пересмотра дела отцу дали год
условно, Сидорова освободили тоже... После этого сосед Иван Карлович устроил
отца в депо на склад. Вскоре пришло страшное известие: погиб брат Лева и его
жена. Ее дочь Олечку и Олину няню Анну Егоровну сначала отправили в деревню к
родным Анны Егоровны — мать об этой девочке и слышать не хотела. Она ей что,
внучка? Словом, все кончилось тем, что отец устроил Анну Егоровну в ФЗУ
уборщицей, она получила комнатенку, а Оля осталась в семье автора. Вот так и жили. Люба, Генрих, Ефим и автор
уже работали, материальное положение родителей улучшилось, но не было
блестящим. И автор решил: пусть Дина поступит в консерваторию, Люба заберет
Игоря, Саша и Оля станут на ноги, и тогда он переберется куда-нибудь в
промышленный центр, работать по специальности. ...Двадцать второго июня началась война,
двадцать третьего автора призвали. После войны автор шаг за шагом выяснил
обстоятельства смерти родных. Почему родные не эвакуировались? Мать не
захотела. Она считала, что все, что говорят о немцах, — выдумки. Но вот в город вошли немцы, и был отдан
приказ всем евреям переселиться в гетто. Мама сказала папе, чтобы он заявил о
своем полунемецком происхождении. Но отец отказался: не хотел спасаться без
семьи. Как раз в это время в гетто появился дядя
Гриша, тайно пришел из партизанского отряда. Он подтвердил, что немцы
истребляют евреев. Показал маленькому Игорю дорогу в лес. Насчет отца сказал,
что он должен уйти из гетто — нужен свой человек на станции. В гетто была проведена первая акция
уничтожения. Ей была подвергнута Прорезная улица. Вскоре в гетто снова пришел дядя Гриша и
сказал, что судьба гетто решена; надо уходить в лес, а для этого нужно оружие.
Отец предъявил властям свой швейцарский паспорт, и его назначили заведующим
деповским складом. Появляться в гетто, видеться с кем-либо ему запретили. 487 Самыми бесстрашными в гетто были дети: они
доставляли продовольствие, проявляя при этом невиданное мужество и отвагу.
Брат Саша и еще один мальчик носили с заброшенной плодоовощной базы начинку, их
обнаружили эсэсовцы... Илью пристрелили внизу, а мертвый Саша так на заборе и
повис. Ему было четырнадцать, Илье — двенадцать лет. Дедушка жил на кладбище в составе
похоронной бригады. Весной 1942 г. в гетто умирало человек пятнадцать —
двадцать в день. Еврейские обычаи предписывают хоронить покойников в саванах,
саванов не хватало, и их стали приносить обратно с кладбища, а в них оружие. В конце концов дежурившие на кладбище
полицаи выследили дедушку, когда он пошел в лес за оружием, и убили его. Дядя Гриша хотел взять в отряд людей из
гетто. И мама послала Дину в юденрат уговорить дядю Иосифа, председателя
юденрата, показать их как умерших. Когда выяснилось, что Иосиф собирается выдать
этих людей немцам, Дина застрелила его из его же пистолета. Сестру распяли, и,
мертвая, она висела на кресте три дня. Отец участвовал в операции по угону со
станции двух автомашин с оружием. Операция прошла блестяще, а отец, чтобы
спасти невинных, сам пришел в комендатуру с повинной. Его пытали шесть суток.
На седьмые вывезли на площадь перед гетто, подтащили к виселице (стоять он не
мог) и повесили. После рейда на станцию режим ужесточился,
и патруль схватил маленького Игоря, когда тот шел от партизан. Казнь была опять
на площади. Игорь звал бабушку. Мама велела внуку не бояться, опустить голову
и закрыть глаза. Палач разрубил его точно пополам. В гетто теперь было оружие, и было решено,
прорвав охрану, уйти в лес. Из многих домов люди просто не вышли: их
обуял страх. Но те, кто сумел перебороть страх — их было человек шестьсот, —
дошли до спасительного леса. И тогда мать велела Оле найти адвоката Терещенко
и сказать ему, что она внучка Рахили Рахленко. И никто никогда больше не видел
мать ни живой, ни мертвой. Она исчезла, растворилась в воздухе, в сосновом
лесу, вблизи места, где родилась, прожила жизнь, воспитала детей и внуков и
видела их страшную гибель. После войны автор нашел место, где, по
слухам, похоронили отца. Перерыли весь пустырь и ничего не нашли: только песок,
песок, чистый сыпучий тяжелый песок... 488 Дети Арбата Роман (1966—1983, опубл. 1987)
Самый большой дом на Арбате — между
Никольским и Денежным переулками. В нем живут четверо бывших одноклассников.
Трое из них: Саша Панкратов, секретарь комсомольской ячейки школы, сын лифтерши
Максим Костин и Нина Иванова — составляли в школе сплоченную группу активистов.
К ним еще примыкала дочь известного дипломата, большевика с дореволюционным
стажем Лена Будягина. Четвертый — Юра Шарок, сын портного. Этот лукавый и
осторожный парень политику ненавидит. В его семье новых хозяев жизни язвительно
называют «товарищами». Школа окончена. Теперь Нина учительница,
Лена — переводчица. Максим кончает пехотное училище, Саша учится в техническом
вузе, а Юра — в юридическом. К их компании примыкает еще Вадим Марасевич, сын
известного врача, он метит в литературные и театральные критики. Школьница
Варя, сестра Нины. Красавица Вика Марасевич, сестра Вадима. Они сидят за
столом, встречая новый, 1934 г. Они молоды, не представляют себе ни смерти, ни
старости, — они рождены для жизни и счастья. Но у Саши неприятности. Собственно говоря,
из института и из комсомола его исключили. Неприятная история, мелочь: к
годовщине революции выпустили стенгазету, и кое-кто из факультетского начальства
расценил помещенные в ней эпиграммы как враждебную вылазку. Саша побывал в ЦКК, и его восстановили и в
институте, и в комсомоле. Но вот — ночной звонок в два часа, красноармейцы,
понятые... Арест и Бутырская тюрьма. «За что вы здесь сидите?» — спросил его
следователь Дьяков на первом допросе. Саша теряется в догадках. Чего от него
хотят? У него нет разногласий с партией, он честен перед ней. Может, дело в
Марке Рязанове, брате матери, — он влиятелен, первый металлург страны... Марк тем временем поговорил о Саше с
высокопоставленными людьми. Будягин ясно понимает: «они» знают, чей Саша
племянник. Когда человека вводят в состав ЦК, не могут не знать, что его племянника
арестовали. Березин, заместитель Ягоды (главы ОПТУ),
лучше Будягина и лучше Рязанова знает, что Панкратов ни в чем не виноват.
Честный, идейный парень. Его дело тянется много дальше и выше, выходя через
замдиректора Сашиного института Криворучко на Ломинадзе, замнаркома тяжелой
промышленности (а нарком Орджоникидзе). 489 Но даже Березин, член коллегии НКВД, не
знает и не может, конечно, знать, что думает об Орджоникидзе, человеке своего
ближайшего окружения, Сталин. А думает Сталин вот что: они давно знакомы,
слишком давно. Начинали в партии вместе. А у вождя нет единомышленников, есть
только соратники. Серго после капитуляции оппозиционеров не захотел уничтожить
их. Хочет сохранить противовес Сталину? И чем, какими политическими целями
объясняется нежная дружба Серго и Кирова? Софье Александровне велели прийти в
Бутырки на свидание с сыном. С собой взять теплые веши, деньги и продукты.
Значит, приговор Саше вынесен. Все это время ей помогала Варя Иванова: ходила
за продуктами, возила передачи. Но в тот вечер не зашла — на следующий день они
провожали Максима и еще одного курсанта на Дальний Восток. На вокзале Варя увидела Сашу: он покорно
шел между двумя красноармейцами с чемоданом в руке и заплечной сумкой, бледный
и с бородой. Итак, Саша выслан. Что осталось от их
компании? Макс на Дальнем Востоке. А Шарок — и это для многих дико — работает
в прокуратуре. Юрка Шарок — вершитель судеб, а чистый, убежденный Саша —
ссыльный! Варя как-то встретила на Арбате красавицу
Вику Марасевич с франтоватым мужчиной. Вика пригласила звонить и заходить, хотя
Варя никогда ей не звонила и к ней не заходила. Но тут пошла. И попала в
совершенно другой мир. Там — стоят в очередях, живут в коммуналках. Здесь —
пьют кофе с ликерами, любуются заграничными модами. Для Вари началась новая жизнь.
«Метрополь», «Савой», «Националь»... Коренная москвичка, она прежде лишь
слышала эти притягательные названия. Только одета она плоховато... Масса новых знакомств. И среди них —
Костя, знаменитый бильярдист. Он родом из Керчи, а Варя никогда не была на
море. Узнав об этом, он сразу предлагает ехать. Костя — независимый, могущественный
человек, он никому не покорится, не потащит под конвоем свой чемодан по
перрону... Вернувшись из Крыма, Варя и Костя
поселяются у Сашиной мамы, Софьи Александровны. Варя не работает. Костя даже не
разрешает ей готовить. Она одевается у лучших портных, причесывается у самых
модных парикмахеров, они постоянно бывают в театрах, ресторанах... Первую телеграмму маме Саша отправил из
села Богучаны Кан- 490 ского округа. Товарищ по ссылке, Борис
Соловейчик, ввел его в курс местной жизни: в здешних местах можно увидеть кого
угодно — меньшевиков, эсеров, анархистов, троцкистов, национал-уклонистов. И
действительно, в пути до места Саша знакомится с самыми разными людьми, и
далеко не всех из них интересует политика или идеология. Местом ссылки Саше определяют деревню
Мозгову, в двенадцати километрах от Кежмы вверх по Ангаре. За квартиру с
питанием он платит деньги, иногда приносит сметаны — чинит общественный сепаратор.
Сепаратор изготовлен в конце прошлого века, резьба сносилась, и несколько раз
Саша передает председателю, что надо нарезать новую. Сепаратор в очередной раз
ломается, председатель обвиняет Сашу в умышленной порче, и они крупно ругаются
на людях. Объяснения приходится давать
уполномоченному НКВД Алферову. Тот растолковывает: аппарат вышел из строя,
председателю насчет, резьбы никто ничего не передавал — да бабы слов «резьба»,
«гайка», «валик» просто не знают... В общем, за вредительство Саше дадут минимум
десять лет. Кроме того, дискредитация колхозного руководства. Сразу после ареста Саша надеялся, что все
скоро разъяснится и его освободят, — он чист, а невиновных партия не
наказывает. Теперь он хорошо понимает, что бесправен, но сдаваться не хочет.
Решил отвечать на оскорбление оскорблением, на плевок — плевком. Конфликт с сепаратором
как-то замят. Надолго ли? Сашей овладевает тоска: он рос в убеждении, что будет
строить новый мир, теперь у него нет ни надежды, ни цели. Идеей, на которой он
вырос, завладели бездушные карьеристы, они попирают эту идею и топчут людей, ей
преданных. Учительница Нурзида, с которой у него роман, предлагает ему вариант
будущей жизни: после ссылки они зарегистрируются, Саша возьмет фамилию жены и
получит чистый паспорт, без отметок о судимости. Тараканья, запечная жизнь?
Нет, на такую Саша не согласится никогда! Он чувствует, что меняется, да и
товарищ по ссылке говорит ему, что не стоит из осколков прежней веры лепить
новую. Можно или вернуться к прежним убеждениям, или оставить их навсегда. Березин предлагает Шароку поступить в
Высшую школу НКВД. Тот отказывается, так как Запорожец берет его в
ленинградский аппарат НКВД. Это подтверждает подозрение Березина: в Ленинграде
готовится какая-то акция. Сталин недоволен положением в городе, требует от
Кирова репрессий против так называемых участников зиновьевской оппозиции, хочет
развязать в Ленинграде террор. Для чего? Как детонатор для террора по всей
стране? 491 Запорожец должен организовать такое, перед
чем Киров должен будет отступить. Но что? Диверсия, взрыв — Кирова на этом не
проведешь. Убийство одного из соратников Кирова? Позвончее, но не то. Березин хорошо помнит, как в 1918 г. в
Царицыне Сталин поучительно сказал ему: «Смерть решает все проблемы. Нет
человека, и нет проблем». Вечером Березин впервые зашел к Будягину и
в разговоре мельком сообщил, что Запорожец под строжайшим секретом подбирает в
Питере своих людей. Будягин оценил сказанное в полной мере и утром передал
Орджоникидзе. Но Орджоникидзе и Будягину в голову не
пришло то, о чем сразу догадался кадровый чекист Березин. У Вари сложности с Костей — ведь, в
сущности, сближаясь с ним она его не знала. Выясняется, что он женат, хотя
якобы женился из-за прописки. Он игрок, сегодня богат, завтра станет беднее
всех. Может проиграть и ее саму. Хватит! Ей пора идти работать. Приятели
устраивают ее в Бюро по проектированию гостиницы «Москва" чертежницей. С Костей все хуже. Они чужие люди, и самое
лучшее — разойтись. С Софьей Александровной и ее соседями по коммуналке Варя
все чаше говорит о Саше, все чаще думает о нем. Да, она ценит свою и чужую
независимость, решает все сама, не осторожна, не умеет отказывать себе в
удовольствиях — на этом и попалась. Ну что ж, с Костей покончено, еще не поздно
изменить свою жизнь. В письме Софьи Александровны, адресованном Саше, она
делает приписку от себя. Прочитав Варины строки, Саша испытывает
острое, щемящее чувство любви и влечения к этой девочке. Все еще впереди! Но
пришедший к нему в гости товарищ-ссыльный хмур и озабочен. Он принес плохие
новости — 1 декабря в Ленинграде убит Киров. И кто бы это ни сделал, можно
сказать с уверенностью: наступают черные времена. Виктор Платонович Некрасов 1911-1987
В окопах Сталинграда Повесть (1946)
Действие начинается в июле 1942 г. с
отступления под Осколом. Немцы подошли к Воронежу, и от только что вырытых
оборонительных укреплений полк отходит без единого выстрела, а первый батальон
во главе с комбатом Ширяевым остается для прикрытия. В помощь комбату остается
и главный герой повествования лейтенант Керженцев. Отлежав положенные два дня,
снимается и первый батальон. По дороге они неожиданно встречают связного штаба
и друга Керженцева химика Игоря Свидерского с известием о том, что полк разбит,
надо менять маршрут и идти на соединение с ним, а немцы всего в десяти
километрах. Они идут еще день, пока не располагаются в полуразрушенных сараях.
Там и застают их немцы. Батальон занимает оборону. Много потерь. Ширяев с
четырнадцатью бойцами уходит, а Керженцев с ординарцем Валерой, Игорь, Седых и
связной штаба Лазаренко остаются прикрывать их. Лазаренко убивают, а остальные
благополучно покидают сарай и догоняют своих. Это нетрудно, так как по дороге
тянутся отступающие в беспорядке части. Они пытаются искать своих: полк,
дивизию, армию, но это невозможно. Отступление. Переправа через Дон. Так они
доходят до Сталинграда. В Сталинграде они останавливаются у Марьи
Кузьминичны, сестры бывшего Игоревого командира роты в запасном полку, и зажи- 493 вают давно забытой мирной жизнью.
Разговоры с хозяйкой и ее мужем Николаем Николаевичем, чай с вареньем, прогулки
с соседской девушкой Люсей, которая напоминает Юрию Керженцеву о его любимой,
тоже Люсе, купание в Волге, библиотека — все это настоящая мирная жизнь. Игорь
выдает себя за сапера и вместе с Керженцевым попадает в резерв, в группу
особого назначения. Их работа — подготовить к взрыву промышленные объекты
города. Но мирная жизнь неожиданно прерывается воздушной тревогой и двухчасовой
бомбежкой — немец начал наступление на Сталинград. Саперов отправляют на тракторный завод под
Сталинград. Там идет долгая, кропотливая подготовка завода к взрыву. По
нескольку раз в день приходится чинить цепь, порванную при очередном обстреле.
В промежутках между дежурствами Игорь ведет споры с Георгием Акимовичем,
инженером-электриком ТЭЦ. Георгий Акимович возмущен неумением русских воевать:
«Немцы от самого Берлина до Сталинграда на автомашинах доехали, а мы вот в
пиджаках и спецовках в окопах лежим с трехлинейкой образца девяносто первого
года». Георгий Акимович считает, что спасти русских может только чудо. Керженцев
вспоминает недавний разговор солдат о своей земле, «жирной, как масло, о
хлебах, с головой закрывающих тебя». Он не знает, как это назвать. Толстой
называл это «скрытой теплотой патриотизма». «Возможно, это и есть то чудо,
которого так ждет Георгий Акимович, чудо более сильное, чем немецкая
организованность и танки с черными крестами». Город бомбят уже десять дней, наверное, от
него уже ничего не осталось, а приказа о взрыве все нет. Так и не дождавшись
приказа о взрыве, саперы резервного отправляются на новое назначение — в штаб
фронта, в инженерный отдел, на ту сторону Волги. В штабе они получают
назначения, и Керженцеву приходится расстаться с Игорем. Его направляют в 184-ю
дивизию. Он встречает свой первый батальон и переправляется с ним на тот берег.
Берег весь охвачен пламенем. Батальон сразу же ввязывается в бой.
Комбат гибнет, и Керженцев принимает командование батальоном. В его распоряжении
четвертая и пятая роты и взвод пеших разведчиков под командованием старшины
Чумака. Его позиции — завод «Метиз». Здесь они задерживаются надолго. День
начинается с утренней канонады. Потом «сабантуй» или атака. Проходит сентябрь,
начинается октябрь. Батальон перебрасывают на более
простреливаемые позиции между «Метизом» и концом оврага на Мамаевом. Командир
полка майор Бородин привлекает Керженцева для саперных работ и строительства
землянки в помощь своему саперу лейтенанту Лисагору. В 494 батальоне всего тридцать шесть человек
вместо положенных четырехсот, и участок, небольшой для нормального батальона,
представляет серьезную проблему. Бойцы начинают рыть окопы, саперы устанавливают
мины. Но тут же оказывается, что позиции надо менять: на КП приходит полковник,
комдив, и приказывает занять сопку, где располагаются пулеметы противника. В
помощь дадут разведчиков, а Чуйков обещал «кукурузники». Время перед атакой
тянется медленно. Керженцев выставляет с КП пришедших с проверкой
политотдельщиков и неожиданно для себя сам отправляется в атаку. Сопку взяли, и это оказалось не очень
сложно: двенадцать из четырнадцати бойцов остались живы. Они сидят в немецком
блиндаже с комроты Карнауховым и командиром разведчиков Чумаком, недавним
противником Керженцева, и обсуждают бой. Но тут оказывается, что они отрезаны
от батальона. Они занимают круговую оборону. Неожиданно в блиндаже появляется
ординарец Керженцева Валера, остававшийся на КП, так как за три дня до атаки он
подвернул ногу. Он приносит тушенку и записку от старшего адъютанта Харламова:
атака должна быть в 4.00. Атака не удается. Все больше людей умирает
— от ран и прямого попадания. Надежды выжить нет, но свои все-таки прорываются
к ним. На Керженцева налетает Ширяев, который получил назначение комбата вместо
Керженцева. Керженцев сдает батальон и перебирается к Лисагору. Первое время
они бездельничают, ходят в гости к Чумаку, Ширяеву, Карнаухову. Впервые за
полтора месяца знакомства Керженцев разговаривает о жизни с комроты его
бывшего батальона Фарбером. Это тип интеллигента на войне, интеллигента,
который не очень хорошо умеет командовать доверенной ему ротой, но чувствует
свою ответственность за все, что он не научился делать вовремя. Девятнадцатого ноября у Керженцева
именины. Намечается праздник, но срывается из-за общего наступления по всему
фронту. Подготовив КП майору Бородину, Керженцев отпускает саперов с Лисагором
на берег, а сам по приказу майора идет в свой бывший батальон. Ширяев придумал,
как взять ходы сообщения, и майор согласен с военной хитростью, которая
сбережет людей. Но начштаба капитан Абросимов настаивает на атаке «в лоб». Он
является на КП Ширяева следом за Керженцевым и отправляет батальон в атаку, не
слушая доводов. Керженцев идет в атаку вместе с солдатами.
Они сразу попадают под пули и залегают в воронках. После девяти часов,
проведенных в воронке, Керженцеву удается добраться до своих. Батальон потерял 495 двадцать шесть человек, почти половину.
Погиб Карнаухов. Раненный, попадает в медсанбат Ширяев. Командование батальоном
принимает Фарбер. Он единственный из командиров не принимал участия в атаке.
Абросимов оставил его при себе. На следующий день состоялся суд над
Абросимовым. Майор Бородин говорит на суде, что доверял своему начальнику
штаба, но тот обманул командира полка, «он превысил власть, а люди погибли».
Потом говорят еще несколько человек. Абросимов считает, что был прав, только
массированной атакой можно было взять баки. «Комбаты берегут людей, поэтому не
любят атак. Баки можно было только атакой взять. И он не виноват, что люди
недобросовестно к этому отнеслись, струсили». И тогда поднимается Фарбер. Он
не умеет говорить, но он знает, что не струсили те, кто погиб в этой атаке.
«Храбрость не в том, чтоб с голой грудью на пулемет идти»... Приказ был «не атаковать,
а овладеть». Придуманный Ширяевым прием сберег бы людей, а сейчас их нет... Абросимова разжаловали в штрафной
батальон, и он уходит, ни с кем не прощаясь. А за Фарбера Керженцев теперь
спокоен. Ночью приходят долгожданные танки. Керженцев пытается наверстать упущенные
именины, но опять наступление. Прибегает вырвавшийся из медсанбата Ширяев,
теперь начштаба, начинается бой. В этом бою Керженцева ранят, и он попадает в
медсанбат. Из медсанбата он возвращается под Сталинград, «домой», встречает Седых,
узнает, что Игорь жив, собирается к нему вечером и опять не успевает: их перебрасывают
для боев с Северной группировкой. Идет наступление. Маленькая печальная повесть (1984)
Начало 80-х гг. В Ленинграде живут трое
неразлучных друзей: Сашка Куницын, Роман Крылов и Ашот Никогосян. Всем троим —
до тридцати. Все трое — «лицедеи». Сашка — «балерун» в Кировском театре,
Роман — актер на «Ленфильме», Ашот — поет, играет, ловко подражает Марселю
Марсо. Они и разные, и одновременно очень похожи. Сашка с
детства покорял девчонок своей «ладностью, изяществом, умением быть обворожительным».
Недруги считают его самонадеянным, но при этом он 496 готов «отдать последнюю рубаху». Ашот не
отличается красотой, но врожденная артистичность и пластика делают его
красивым. Он прекрасно говорит, он — родоначальник всех планов. Роман
язвителен и остер на язык. На экране он смешон, часто и трагичен. В нем есть
нечто чаплинское. В свободное время они всегда вместе. Их
сближает «некий поиск своего пути». Советскую систему они поносят не больше
других, но «проклятый вопрос, как противостоять давящим на тебя со всех сторон
догмам, тупости, однолинейности», требует какого-то ответа. Кроме того, надо
добиться успеха — отсутствием честолюбия ни один из друзей не страдает. Так они
и живут. С утра до вечера — репетиции, спектакли, съемки, а потом они
встречаются и облегчают душу, споря об искусстве, таланте, о литературе,
живописи и многом другом. Сашка и Ашот живут с мамами, Роман — один.
Друзья всегда помогают друг другу, в том числе и деньгами. Их называют «тремя
мушкетерами». Существуют в их жизни и женщины, но их держат несколько в
стороне. У Ашота есть любовь — француженка Анриетт, которая «стажирует в
Ленинградском университете». Ашот собирается на ней жениться. Сашка и Ашот носятся с мыслью поставить
«Шинель» Гоголя, в которой Сашка должен сыграть Акакия Акакиевича. В разгар
этой работы на Сашку «обрушиваются» заграничные гастроли. Он улетает в Канаду.
Там Сашка имеет большой успех и решает попросить убежища. Роман и Ашот в
полной растерянности, они никак не могут примириться с мыслью, что их друг ни
словом не обмолвился о своих планах. Ашот часто навещает Сашкину маму — Веру
Павловну. Та все ждет письма от сына, но Сашка не пишет и только раз передает
ей посылку с яркой вязаной кофтой, какими-то мелочами и большим — «чудо
полиграфии» — альбомом — «Alexandre Kunitsyn». Вскоре Ашот
женится на Анриетт. Через некоторое время им и маме Ашота, Рануш Акоповне, дают
разрешение на выезд: жить в России, несмотря на любовь ко всему русскому,
Анриетт очень трудно. Несмотря на то что Роман остается один, он одобряет
поступок Ашота. Последняя картина Романа легла на полку, и он считает, что жить
в этой стране невозможно. Ашоту же безумно не хочется расставаться с любимым городом. В Париже Ашот устраивается работать
звукооператором на телевидение. Вскоре Сашка выступает в Париже. Ашот приходит
на концерт. Сашка великолепен, зал устраивает ему овацию. Ашоту удается
пробиться за кулисы. Сашка очень рад ему, но кругом куча народу, и 497
друзья
договариваются, что Ашот позвонит Сашке в гостиницу на следующее утро. Но
дозвониться Ашоту не удается: телефон не отвечает. Сам Сашка не звонит. Когда
после работы Ашот приезжает в гостиницу, портье сообщает ему, что месье Куницын
уехал. Ашот не может понять Сашку. Постепенно Ашот привыкает к французской
жизни. Он живет довольно замкнуто — работа, дом, книги, телевизор. С жадностью
читает Ахматову, Цветаеву, Булгакова, Платонова, которых запросто можно купить
в магазине, смотрит классику западного кинематографа. Хотя Ашот и становится
как бы французом, «все их выборы и дискуссии в парламенте» его не трогают. В
один прекрасный день на пороге Ашота появляется Ромка Крылов. Ему удалось
приехать на Каннский фестиваль в качестве консультанта за собственные деньги, и
сделал он это потому, что очень хотел повидаться с Ашотом. Три дня друзья
гуляют по Парижу, вспоминают прошлое. Роман рассказывает, что ему удалось
провести советского министра культуры и «протащить», по существу, «антисоветский»
фильм. Роман уезжает. Вскоре появляется Сашка, который летит на
Цейлон, но в Париже происходит задержка рейса. Перед Ашотом все тот же Сашка,
который «казнится» из-за того, что он сделал. Ашот понимает, что не может на
него сердиться. Но в том, что Сашка говорит теперь об искусстве, так много
рационального. Ашот вспоминает о «Шинели», Сашка же утверждает, что богатым
американским «балетоманам» «Шинель» не нужна. Ашоту обидно, что Сашка ни разу
не спрашивает о его «материальном благосостоянии». Больше друзья не встречаются. Фильм Романа
не без успеха проходит по стране. Роман завидует Ашоту потому, что в его жизни
отсутствует «советская мура». Ашотик завидует Роману потому, что в жизни того
есть «борьба, острота, победы». Анриетт ждет ребенка. Сашка живет в Нью-Йорке в
шестикомнатной квартире, гастролирует, ему постоянно приходится принимать
важные решения. От издательства. Пока в типографии
набирался текст повести, Ашоту была доставлена телеграмма от Сашки с просьбой
немедленно вылететь к нему. «Расходы оплачиваются», — говорилось в телеграмме. Эммануил Генрихович Казакевич 1913-1962
Звезда Повесть (1946)
Взвод советских разведчиков вступил в
селение. Это была обычная западноукраинская деревня. Командир разведчиков
лейтенант Травкин думал о своих людях. Из восемнадцати прежних, проверенных бойцов
у него осталось всего двенадцать. Остальные были только что набраны, и каковы
они будут в деле — неизвестно. А впереди была встреча с противником: дивизия
наступала. Травкину в высшей степени были свойственны
самозабвенное отношение к делу и абсолютное бескорыстие — именно за эти
качества разведчики любили этого юного, замкнутого и непонятного лейтенанта. Легкий разведрейд показал, что немцы
недалеко, и дивизия перешла к обороне. Понемногу подтянулись тылы. Приезжавший в дивизию начальник
разведотдела армии поставил перед комдивом Сербиченко задачу отправить группу
разведчиков в тыл врага: по имевшимся данным, там происходила перегруппировка,
и следовало выяснить наличие резервов и танков. Лучшей кандидатурой для
руководства этой необычно трудной операцией был Травкин. Теперь Травкин еженощно проводил занятия.
Со свойственным ему упорством гонял разведчиков через студеный ручей вброд,
заставлял их резать проволоку, проверять длинными армейскими щупами
невсамделишные минные поля и прыгать через траншею. 499 К разведчикам попросился только что
окончивший военное училище младший лейтенант Мещерский — стройный голубоглазый
двадцатилетний юноша. Глядя на то, как ревностно он занимается, Травкин
одобрительно думал: «Это будет орел...» Устроили последнее тренировочное занятие
по связи. Была окончательно установлена позывная разведгруппы — «Звезда»,
позывная дивизии — «Земля». В последний момент Аниканова было решено послать
вместо Мещерского, чтобы в случае чего разведчики не остались без офицера. Начиналась древняя игра человека со
смертью. Объяснив разведчикам порядок движения, Травкин молча кивнул
остающимся в траншее офицерам, перелез через бруствер и бесшумно двинулся к
берегу реки. То же самое за ним проделали другие разведчики и саперы сопровождения. Разведчики проползли сквозь перерезанную
проволоку, прошли немецкой траншеей... через час они углубились в лес. Мещерский и командир саперной роты
неотрывно вглядывались во тьму. То и дело к ним подходили другие офицеры —
узнать о тех, кто ушел в рейд. Но красная ракета — сигнал «обнаружены, отходим»
— не появлялась. Значит, они прошли. Леса, где шла группа, кишели немцами и
немецкой техникой. Какой-то немец, светя карманным фонарем, вплотную подошел к
Травкину, но спросонья ничего не заметил. Он сел оправляться, кряхтя и
вздыхая. Километра полтора ползли они чуть ли не по
спящим немцам, на рассвете наконец выбрались из леса, и на опушке случилось
нечто страшное. Они буквально напоролись на трех неспавших немцев, лежавших в
грузовике, один из них, случайно глянув на опушку, остолбенел: по тропе
совершенно бесшумно шли семь теней в зеленых балахонах. Травкина спасло хладнокровие. Он понял,
что бежать нельзя. Они прошли мимо немцев ровным, неспешным шагом, вошли в
рощу, быстро перебежали эту рощу и луг и углубились в следующий лесок.
Убедившись, что здесь немцев нет, Травкин передал первую радиограмму. Решили двигаться дальше, придерживаясь
болот и лесов, и на западной опушке рощи сразу увидели отряд эсэсовцев. Вскоре
разведчики вышли к озеру, на противоположном берегу которого стоял большой
дом, из которого временами доносились то ли стоны, то ли крики. Чуть позже
Травкин увидел выходящего из дома немца с белой повязкой на руке и понял: дом
служил госпиталем. Этот немец выписан и идет в свою часть — его никто не будет
искать. 500 Немец дал ценные показания. И, несмотря на
то что он оказался рабочим, его пришлось убить. Теперь они знали, что здесь
сосредоточивается эсэсовская танковая дивизия «Викинг». Травкин решил, чтоб
преждевременно себя не обнаружить, «языков» пока не брать. Нужен только хорошо
осведомленный немец, и его надо будет достать после разведки железнодорожной
станции. Но склонный к лихости черноморец Мамочкин нарушил запрет —
здоровенный эсэсовец выпер в лес прямо на него. Когда гауптшарфюрера сбросили в
озеро, Травкин связался с «Землей» и передал все установленное им. По голосам с
«Земли» он понял, что там его сообщение принято как нечто неожиданное и очень
важное. Хорошо осведомленного немца Аниканов и
Мамочкин взяли, как и собирались, на станции. Голубь к тому времени погиб.
Разведчики отправились обратно. В пути погиб Бражников, были ранены Семенов и
Аниканов. Радиостанция, висевшая на спине у Быкова, была расплющена пулями. Она
спасла ему жизнь, но для работы уже не годилась. Отряд шел, а вокруг него все уже и уже
стягивалась петля огромной облавы. В погоню были подняты разведотряд дивизии
«Викинг», передовые роты 342-й гренадерской дивизии и тыловые части 131-й
пехотной дивизии. Верховное Главнокомандование, получив
сведения, добытые Травкиным, сразу поняло, что за этим кроется нечто более
серьезное: немцы хотят контрударом отвратить прорыв наших войск на Польшу. И
было отдано распоряжение усилить левый фланг фронта и перебросить туда
несколько частей. А влюбленная в Травкина хорошая девушка
Катя, связистка, днем и ночью слала позывные: «Звезда». «Звезда». «Звезда». Никто уже не ждал, а она ждала. И никто не
смел снять рацию с приема, пока не началось наступление. Александр Яковлевич Яшин 1913-1968
Рычаги. Рассказ (1956)
Вечером в правлении колхоза сидело
четверо: бородатый животновод Ципышев, кладовщик Щукин, бригадир полеводческой
бригады Иван Коноплев и председатель колхоза Петр Кузьмич Кудрявцев. Ждали
начала партсобрания, да запаздывала учительница Акулина Семеновна, пятый член
парторганизации. В ожидании беседовали. «Вот сказали — планируйте снизу, пусть
колхоз сам решает, что сеять, — высказал наболевшее председатель. — А в районе
нам наш план не утверждают: районный-то план спускают сверху. Был я на днях в
районе, у самого (так Петр Кузьмич называл первого секретаря райкома). Что ж,
говорю, вы с нами делаете? А он говорит: «Надо план перевыполнять, активно
внедрять новое. Вы, говорит, теперь наши рычаги в деревне». «Он здесь долго не
усидит, — сказал Ципышев. — Людей не слушает, все сам решает. Люди для него —
только рычаги. Без строгости не может. На собрании как оглядит всех, как
буркнет — душа в пятки уходит». «Нас не только учить, нас и слушать надо, —
добавил Коноплев. — А то все сверху да сверху. Планы сверху, урожайность
сверху. Не выполнишь, значит, вожжи распустил. А разве мы не за одно дело
болеем, разве у нас интересы разные?» 502 Взяв обеими руками горшок с окурками,
Коноплев пошел к порогу и вывалил окурки в угол. И вдруг из-за широкой русской
печи раздался повелительный старушечий окрик: «Куда сыплешь, дохлой? Не тебе
подметать. Пол только вымыла, опять запаскудили весь». От неожиданности мужики вздрогнули и
переглянулись. Оказывается, в избе все время присутствовал еще один человек.
Разговор оборвался. Долго молчали, курили... Один Щукин не выдержал и наконец
громко захохотал: «Ох и напугала же нас проклятая баба!» Петр Кузьмич и Коноплев переглянулись и
тоже засмеялись. «Вдруг из-за печки как рявкнет. Ну, думаю, сам приехал,
застукал нас...» Смех разрядил напряженность и вернул людям
их нормальное самочувствие. «И чего мы боимся, мужики? — раздумчиво и
немного грустно произнес вдруг Петр Кузьмич. — Ведь самих себя боимся!» Наконец пришла учительница. Надо было
открывать партсобрание. Но что произошло с Ципышевым? Голос его приобрел
твердость и властность, глаза посуровели. Тем же сухим, строгим голосом, каким
говорил перед началом собраний секретарь райкома, он произнес те же слова:
«Начнем, товарищи! Все в сборе?» А их и было всего-навсего пятеро. Лица у
всех стали сосредоточенными, напряженными и скучными. Собрание началось. И
началось то самое, о чем так откровенно только что говорили они между собой,
понося казенщину и бюрократизм. «Товарищи! — сказал председатель. — Райком
и райисполком не утвердили нашего производственного плана. Это не к лицу нам.
Мы не провели разъяснительной работы с массой и не убедили ее». Суть доклада сводилась к тому, что план
севооборота колхоза следует исправить согласно указаниям райкома и
райисполкома. Расхождений во мнениях не обнаружилось, в резолюции решили
написать так: «В обстановке высокого трудового подъема по всему колхозу развертывается...» Неожиданно заговорил радиоприемник:
передавались материалы о подготовке к XX съезду. Вся
надежда у мужиков была теперь на съезд: на нем определят, как жить. И когда по дороге домой у Кудрявцева и
Коноплева возобновился разговор — тот самый, который шел до собрания, — это
снова были сердечные, прямые люди. Люди, а не рычаги. 503 Вологодская свадьба. Повесть (1962)
Автор приехал в деревню на свадьбу. Невесту Галю почти невозможно разглядеть —
так она носится по дому: много работы. В деревне она считалась одной из лучших
невест. Достоинства ее — недородной, нерослой, несильной — в том, что она из
очень работящего рода. Мать невесты, Мария Герасимовна, заправляет
керосином и развешивает под потолком лампы, поправляет фотоснимки, встряхивает
полотенца, чтоб получше видна была вышивка... В день свадьбы задолго до приезда жениха к
невесте на кухню (здесь ее называют куть) собрались ее сверстницы. Невесте положено
плакать, а она, счастливая, розоволицая, никак не может начать. Наконец
решилась, всхлипнула. Но матери мало. Она привела
причитательницу-плакальшицу, соседку Наталью Семеновну. «А чего это вы
коротышки поете? — с упреком обратилась ко всем Выпила пиво, вытерла губы тыльной стороной
ладони и запела печально: «Солнышко закатается, дивьёй век коротается...» Голос высокий и чистый, поет неторопливо,
старательно и нет-нет да пояснит что-нибудь: так мало верит, что содержание
старинного причета понятно нынешним, трясоголовым... Жених, сваха, тысяцкий, дружка и все гости
со стороны жениха приехали за невестой на самосвале: другой свободной машины на
льнозаводе, где работают невеста с женихом, не оказалось. Перед въездом в
деревню гостей встретила баррикада — по обычаю, за невесту следует брать
выкуп. Но, конечно, парни топтались на холоде (мороз тридцать градусов) не
из-за бутылки водки. В огромной деревне Сушинове до сих пор нет ни
электричества, ни радио, ни библиотеки, ни клуба. А молодости праздники
необходимы! Жених по имени Петр Петрович ввалился на
кухню уже пьяным — наливали, чтоб не заморозить, — и гордым собой не в меру.
Молодых торжественно усадила сваха. Понесли «сладкие пироги», обязательные на
северных сельских свадьбах. Каждая приглашенная семья идет со своим пирогом —
это на Севере такое же народное творчество, как резные наличники на окнах,
петушки и коньки на крынках. Среди мужчин на пиру очень скоро
объявились типично русские правдоискатели, ратующие за справедливость, за
счастье для всех. 504 Объявились и хвастуны: весь первый вечер
ходил от стола к столу пожилой колхозник и хвалился пластмассовыми недавно
вставленными зубами. Сразу напился и пошел кренделя вертеть
дядя жениха. Жена его Груня, нашла себе подругу по несчастью, и целый вечер на
кухне они изливали друг другу душу: то ли жаловались на мужей, то ли их хвалили
за силу да бесстрашие. Все идет «как следно быть», как и хотелось
Марии Герасимовне Ей самой ни поесть, ни выпить некогда. Женщины усадили гармониста на высокую
лежанку и дробили с припевками, с выкриками, пока у гармониста не вывалилась
гармонь из рук. Молодой князь напился и стал куражиться. А
Мария Герасимовна так и стелется перед дорогим зятьком, заискивает, улещивает:
«Петенька, Петенька, Петенька!» А князь чванится, хорохорится, рубаху на
себе рвет. «Ты кто? — подбирается худосочным кулачишком к Галиному заплаканному
розовощекому лицу. — Жена ты мне или нет? Я Чапай! Ясно?» Когда все пиво в доме невесты было выпито,
свадьба отправилась за сорок километров, на родину жениха. Утром невеста в присутствии гостей
подметала пол, а ей бросали разный мусор: проверяли, умеет ли хозяйствовать.
Затем невеста — ее уже стали называть молодицей — обносила гостей блинами а
потом раздавала подарки новой родне. Все, что шилось и вышивалось в течение
многих недель самой невестой, ее подругами и матерью. Виктор Сергеевич Розов р. 1913
В поисках радости. Комедия (1957)
В старой московской квартире живет Клавдия
Васильевна Савина. У нее четверо детей, все живут с нею. Старший Федор — химик,
кандидат наук, недавно женился. Его жену зовут Лена. Дочь Татьяна — ей
девятнадцать лет — учится в институте. Восемнадцатилетний Николай работает в
ремонтных мастерских. Младшему — Олегу — пятнадцать. Утром Лена спешит на распродажу чешских
сервантов. Им скоро должны дать отдельную квартиру, и поэтому Лена целыми днями
простаивает в очередях за красивой, дорогой мебелью. Комната, в которой
происходит действие пьесы, вся заставлена уже купленной мебелью. Мебель
закрыта чехлами и тряпками, и к ней никто не прикасается, так как Лена боится
что-либо «попортить». Она говорит с мужем только о мебели и о деньгах, «точит
его и точит». К Савиным заходят Иван Никитич Лапшин и
его сын Гена. Они вот уже который год приезжают в Москву к брату Ивана
Никитича, который Савиным — сосед. Лапшин пришел попросить «заварочки». Гене
неловко. Он влюблен в Таню и стесняется своего отца, который предпочитает
занять у другого, чем потратить свое. Иван Никитич все пытается женить сына и
для этого купил ему аккордеон, чтобы «девок приманивал», так как с инструментом
«уважение будет». Он 506 считает, что молодежь растет слишком умная, много
стала рассуждать. За завтраком он смеется над сыном, при всех рассказывая о
нем разные смешные и нелепые подробности. Олег сочувствует Гене и, когда Лапшин
пытается поучать и его, взрывается и делает Лапшину замечание. Тот обижается и
уходит. Олег извиняется перед Геной и говорит, что
не терпит, когда людей оскорбляют. Гена же говорит, что со временем Олег к
этому привыкнет. Он бесстрастно рассказывает о том, что отец бьет его и мать.
Олег в ужасе, а Гена говорит, что «дубленой коже износу нет», вытаскивает из
отцовского пиджака сотню, прячет. Олег опять ужасается, но для Гены — все в
порядке вещей. К Федору заходит Леонид Павлович. Ему
тридцать два года, он аспирант, хорошо зарабатывает, родители сейчас в Китае.
Леонид ухаживает за Таней. Гена, увидев его, хочет уйти, но Олег останавливает
его, чтобы тот посмотрел на рыбок, аквариум с которыми стоит на окне. Отходя от
окна, Олег прыгает через новый письменный стол, за которым Федор разрешил Тане
позаниматься, и опрокидывает пузырек с чернилами. Чернила заливают стол. Олег
в ужасе. Они с Геной тщетно пытаются вытереть лужу. Гена собирается брать вину
на себя, но Олег не соглашается: должна же Лена понять, что он сделал это
нечаянно. Лена привозит сервант. Она сияет, любуется
вещью и рассказывает, что она из-за него вынесла. Олег пытается заговорить с
ней, но она отмахивается, заводит разговор с Таней о Леониде, уговаривает ее
выйти за него замуж, так как он — блестящая партия. Олегу наконец удается все
рассказать. Перед этим он берет с Лены слово, что та не будет его ругать. Но
Лена словно с цепи срывается, обзывает Олега «гадиной» и «хулиганом», а узнав,
что это произошло из-за рыб, хватает аквариум и швыряет его в окно. Олег
бросается за ними во двор, но не успевает: рыб съедают кошки. Вернувшись, он,
плача, срывает чехлы с мебели, хватает саблю, висящую над диваном, и начинает
рубить вещи. Потом убегает. Гена и Коля бросаются за ним. Лена, как безумная,
мечется от вещи к вещи. Федор растерянно бегает за ней следом. Часть вещей выносят. Лене плохо. Дядя Вася
— сосед Савиных — обещает починить испорченную мебель. Клавдия Васильевна
беспокоится, что Олег убежал из дома. Леонид и Таня остаются одни. Леонид
использует момент, чтобы еще раз напомнить Тане о своих чувствах. Таня его не
слушает: ей нужно выговориться. Она вспоминает, как дружно и счастливо они жили
когда-то. Теперь все это изменилось, так как изменился Федор, которого все
очень любили. Таня интересу- 507 ется, как к Федору относятся на работе.
Леонид говорит, что их коллектив — вечная склока, борьба. Федор «танцует на
прежней высоте, желая взять от нее все». Ему стали завидовать. По словам
Леонида, Федор вырабатывает свое поведение в жизни. Таня поражена и разочарована. Федор пытается успокоить Лену. Та упрекает
мужа, что он привык жить в «клоповнике целым кагалом», что ему на нее
наплевать, что все ее оскорбляют и ненавидят и что она больше здесь жить не
желает ни одного дня. уходит. Федор
пытается оправдать Лену перед матерью. Но она только сожалеет, что сын
становится другим, мещанином, что он давно уже забросил свое «заветное» дело и
вряд ли у него будут силы его продолжить. Говорит, что хорошая жена должна в
первую очередь заботиться о человеческом достоинстве своего мужа. Федора зовет
Лена. Разговор прерывается. Приходят Олег и Геннадий, который прятал
Олега в своей комнате, пока не улегся скандал. Гену уводит отец — собираться
домой. Входят Федор и Лена. Лена пытается побить Олега. Федор их разнимает.
Когда Лена уходит, Олег говорит, что отдаст все деньги за мебель, когда
вырастет, и замечает, что Федор плачет. Приходит Гена и дарит Олегу новый
аквариум. Олег сначала радуется, но, вспомнив, что рыбы куплены на украденную
сотню, отказывается от подарка. Лена просит Леонида пустить их с Федором
до осени пожить к себе. Леонид согласен. Федор не рад переезду. Гена просит у
Федора взаймы сто рублей. Лена ему отказывает, но под уговорами мужа все же
дает деньги. Гена приносит ей в залог аккордеон. Когда Гена и Таня остаются одни, тот дарит
Тане духи и признается в любви. Таня удивлена красноречием Гены. Она зовет его
с отцом выпить чаю перед отъездом. Неожиданно Гена признается отцу, что украл у
него деньги, и отдает ему сотню. Олег бежит в коридор и приносит аквариум,
подаренный Геной, ставит его на место прежнего. За столом опять спор. Клавдия
Васильевна уверена, что Лена за вещи продает лучшие человеческие качества, что
жизнь слишком коротка, чтобы оставлять все, к чему стремишься, только для
того, чтобы обставить квартиру. Таня называет Лену прорвой. Лена же говорит,
что они ее никогда не поймут и что им лучше жить врозь. Клавдия Васильевна
против Фединого переезда. Федор колеблется, но под давлением Лены и Леонида
уступает им. Он отдает матери свою главную рукопись и просит сохранить ее. Лапшин в гневе, что Гена признался о
деньгах при всех, хочет его побить, но тот в первый раз оказывает ему
сопротивление. Гена сильнее отца и с этого момента запрещает ему бить себя и
мать. Лапшин 508 удивлен и очень горд поведением сына. Таня
зовет Гену на будущий год в Москву, обещает написать. Леонид, Федор и Лена
уезжают. Гнездо глухаря. Драма (1978)
Квартира Судакова в Москве. Ее хозяин —
Степан Алексеевич — служит где-то в сфере работы с иностранцами. Его сын Пров
заканчивает школу. Отец хочет, чтобы тот поступал в МИМО. Дочь Искра работает
в газете в отделе писем. Ей двадцать восемь лет. Она замужем. Муж Искры
Георгий (Егор) Самсонович Есюнин работает вместе с ее отцом. Пров приходит домой с подругой Зоей. Зоина
мать — продавщица в ларьке, а отец — в тюрьме. Пров знакомит Зою со своей матерью
Натальей Гавриловной. Та не возражает против подобного знакомства сына, она
больше обеспокоена состоянием Искры — у нее депрессия после недавней операции,
к тому же какие-то проблемы с Егором, о которых она не рассказывает. Искра
близко к сердцу принимает все письма, которые приходят в редакцию, пытается
всем помочь. Егор считает, что нужно уметь отказывать. Степан Алексеевич возвращается домой
вместе с итальянцем и переводчицей. Иностранец очень хочет посмотреть на быт
«простой советской семьи». Такие гости — обычное дело у Судаковых. После ужина
и обмена сувенирами иностранец уходит. Судаков рассказывает семье историю
своего сослуживца Хабалкина: его сын покончил жизнь самоубийством. Кроме
душевной травмы, это означает для него и конец карьеры. Судаков считает, что теперь
на место Хабалкина назначат его. Грядет повышение. Нужно идти на похороны, но
у него дела, поэтому лучше будет сходить туда жене или сыну. Судаков, чтобы
сделать приятное зятю, говорит ему, что на место Хабалкина можно было бы
назначить и его. Он считает, что Егор далеко пойдет, с годами может заменить
самого Коромыслова. Вспоминает, каким тихим, робким и услужливым был Егор,
когда Искра только привела его в дом. Неожиданно приходит Валентина Дмитриевна.
Судаков с трудом вспоминает, что это его школьная подруга. Она не москвичка,
при- 509 ехала с просьбой о помощи, у нее беда: ее
младший сын, учащийся пятого курса одного из институтов Томска, ездил в Польшу
с группой студентов. Там он влюбился в польскую девушку, не пришел ночевать в
гостиницу. Естественно, все стало известно в институте, и теперь Диму не
допускают к защите диплома. Валентина Дмитриевна, плача, умоляет Судакова
помочь Диме, потому что после этого происшествия он замкнулся в себе, ходит
мрачный, и она за него боится. Судаков обещает помочь. Валентина Дмитриевна
уходит, оставляя на память школьную фотографию. Искра выходит немного погулять. Приходит очень интересная девушка. Эго
Ариадна Коромыслова. Она пришла к Егору под предлогом подготовки курсовой
работы. Наталья Гавриловна оставляет их одних. Это та самая девушка, ради которой
Егор думает оставить жену. Егор рассказывает Ариадне о своем прошлом. С детских
лет он стремился «пролезть наверх», «выбиться в люди». А тут она — Искра. Егор
всегда был полуголодный, почти нищий, и вдруг появляется возможность войти в
такую семью. И конечно, он эту возможность упустить не мог. Он женится на
Искре. Ариадна хочет, чтобы Егор все прямо сказал жене и ушел к ней. Егор
обещает. Пров застает их за поцелуем. Ариадна уходит. Пров дает Егору слово
никому ничего не говорить. Искра возвращается с прогулки. Избегает
мужа. Егор думает, что Пров ей что-то рассказал. Искра идет в кабинет к отцу,
где тот держит коллекцию икон, становится перед иконами на колени, что-то
шепчет. Егор замечает это, идет за ее отцом. Судаков устраивает скандал, кричит
на дочь. Он боится, что кто-нибудь узнает, что его дочь молится, — тогда конец
его карьере. Пытается заставить дочь плюнуть на иконы. И тут не выдерживает Утро Первомая. Валентина Дмитриевна
прислала поздравительную телеграмму. Диму к защите не допускают. Пров укоряет
отца, что тот не помог. Егор говорит, что не надо было нарушать дисциплину.
Звонит телефон. Пров берет трубку. Это Зоя. Пров собирается уходить. Отец
спрашивает, к кому тот идет. Тогда Пров рассказывает, что Зоя за человек, из
какой семьи. Судаков в бешенстве. Он запрещает Прову общаться с ней, но тот
уходит. 510 щищает их: ей девочка нравится. Напоминает
мужу о Коле Хабалкине. Приходит Золотарев. Это молодой человек с работы
Судакова. Золотарев поздравляет Егора с назначением его на место Хабалкина. У
Судакова плохо с сердцем: он не ожидал, что Егор обойдет его по работе, да еще
втихаря. Они с женой переходят в другую комнату. Звонок в дверь. Искра открывает и
возвращается с Ариадной Коромысловой. Ариадна рассказывает Искре, что Егор
больше не хочет жить с ними, а хочет жениться на ней, что он никогда не любил
Искру. Искра же спокойно все это выслушивает и предупреждает Ариадну, чтобы она
остерегалась Егора: он отучит ее любить все то, что та любит сейчас, а если у
начальника ее отца есть дочь, то он спокойно променяет Ариадну на нее, если
так будет лучше для его карьеры. На прощание она предупреждает Ариадну, что у
них не будет детей: Егор недавно уговорил ее на второй аборт. Ариадна убегает,
попросив не говорить Егору, что она была здесь. Входит Судаков. Звонит телефон. Судакову сообщают, что
Прова забрали в милицию, потому что он украл какой-то портфель. Пришедшая Зоя
говорит, что ее мать пошла Прова выручать. Действительно, скоро Вера
Васильевна приводит Прова. В отделении милиции она всех знает, и его отпускают
под ее честное слово. Судаков считает, что Пров попал в милицию специально,
чтобы досадить отцу. уходит. Пров
говорит, что сделал это, чтобы не закончить, как Коля Хабалкин. Они учились вместе.
В тот день Коля хотел что-то сказать Прову, но разговора не получилось. Теперь
Пров винит себя за это. Пров, Зоя и Сергей Павлович Залыгин р. 1913
На Иртыше. Повесть (1963)
Стоял март месяц девятьсот тридцать
первого года. В селе Крутые Луки допоздна горели окна колхозной конторы — то
правление заседало, то просто сходились мужики и без конца судили-рядили о
своих делах. Весна приближалась. Посевная. Как раз нынче сполна засыпали
колхозный амбар — это после того, как пол подняли в амбаре Александра
Ударцева. Разговор теперь шел, как не перепутать семена разных сортов. И вдруг
с улицы кто-то крикнул: «Горим!» Кинулись к окнам — горел амбар с зерном...
Тушили всем селом. Снегом заваливали огонь, вытаскивали наружу зерно. В самом
пекле орудовал Степан Чаузов. Выхватили из огня, сколько смогли. Но, и сгорело
много — почти четверть заготовленного. После уж заговорили: «А ведь неспроста
загорелось. Само не могло» — и про Ударцева вспомнили: где он? А тут жена его
Ольга вышла: «Нет его. Убег». — «Как?» — «Сказал, будто в город его нарядили.
Собрался и конный подался куда-то». — «А может, дома он уже? — спросил Чаузов.
— Пошли посмотрим». В доме встретил их только старый Ударцев: «А ну, цеть
отсюда, проклятущие! — И с ломом двинулся на мужиков. — Пришибу любого!»
Мужики повыскакивали наружу, только Степан с места не сдвинулся. Ольга Ударцева
повисла на свекре: «Батя, опомнитесь!» Старик остановился, задрожал, уронил
ломик... 512 «А ну, вытаскивай отсюда всех живых, —
скомандовал Чаузов и выскочил на улицу. — Вышибай с подполу венец, ребята!
Подкладывай лежни на другую сторону! И... навались». Уперлись мужики в стену,
поднажали, и дом пополз по лежням под уклон. Распахнулась ставня, треснуло
что-то — завис дом над оврагом и рухнул вниз, рассыпаясь. «Дом-то добрый был, —
вздохнул зампредседателя Фофанов. — От она с чего пошла, наша общая-то
жизнь...» Возбужденные мужики не расходились, снова
сошлись в конторе, и пошел разговор о том, какая жизнь ждет их в колхозе.
«Ежели власть и дальше будет делить нас на кулаков и бедняков, то где остановятся,
— рассуждал Хромой Нечай. Ведь мужик, он изначально — хозяин. Иначе он — не
мужик. А власть-то новая хозяев не признает. Как тогда на земле работать? Это
рабочему собственность ни к чему. Он по гудку работает. А крестьянину? И
получается, что любого из нас кулаком можно объявить». Говорил это Нечай и на
Степана посматривал, правильно ли? Степана Чаузова в деревне уважали — и за
хозяйственность, и за смелость, и за умную голову. Но молчал Степан, не просто
все. А вернувшись домой, обнаружил еще Степан, что жена его Клаша поселила в их
избе Ольгу Ударцеву с детьми: «Ты их дом разорил, — сказала жена. — Неужели
детишек помирать пустишь?» И осталась у них Ольга с детьми до весны. А на другой день зашел в избу Егорка
Гилев, мужичок из самых непутевых на селе: «За тобой я, Степан. Следователь
приехал и тебя ждет». Следователь начал строго и напористо: «Как и почему дом
разрушили? Кто руководил? Было ли это актом классовой борьбы?» Нет, решил
Степан, с этим разговаривать нельзя — что он в нашей жизни понимает, кроме
«классовой борьбы» ? И на вопросы следователя отвечал уклончиво, чтоб никому
из односельчан не навредить. Вроде отбился, и в бумаге, что подписал, лишнего
ничего не оказалось. Можно бы и зажить дальше нормально, спокойно, но тут председатель
Павел Печура из района вернулся и сразу — к Степану с серьезным разговором:
«Думал я раньше, что колхозы — дело деревенское. ан нет, ими в городе занимаются. Да еще как! И понял я, что
не гожусь. Тут не только крестьянский ум да опытность нужны. Тут характер нужен
сильный, и главное, уметь с политикой новой обращаться. До весны побуду
председателем, а потом уйду. А в председатели, по моему разумению, тебя нужно,
Степан. Ты подумай». Еще через день снова Егорка Гилев заявился. Огляделся и
тихо так сказал: «Тебя Ляксандра Ударцев к себе вызывает нонче». — «Как это?!»
— «Он хоронится у меня в избе. С тобой поговорить хочет. Может, они, беглые,
такого мужика, как ты, к себе хотят приохотить». — «Это чего ж мне с ними
вместе делать? Против кого? Против Фофанова? 513 Против Печуры? Против Советской власти? Я
детям своим не враг, когда она им жизнь обещает... А тебя бить до смерти надо,
Егорка! Чтоб не науськивал. От таких, как ты, — главный вред!» «И что за жизнь такая, — злился Степан, —
дня одного, чтобы мужику дух перевести и хозяйством заняться, не дается.
Запереться бы в избе, сказать, что захворал, да на печи лежать». Но пошел Степан
на собрание. Он знал уже, про что собрание будет. В районе Печура задание
получил — увеличить посевы. А где семена брать? Последнее, на еду
оставленное, нести в колхоз?.. Народу было в избе-читальне — не продохнуться.
Сам Корякин из района пожаловал. Был он из крутолученских, но теперь уже не
мужик, а — начальник. Докладчик, следователь, о справедливости начал говорить,
об общественном труде, как самом правильном: «Вот теперь машины пошли, а кто
их купить может? Только богатый. Значит, и поэтому — объединяться надо». «Да,
машина — это не лошадь, — задумался Степан, —
она-то действительно другого
хозяйствования требует». Наконец
дошло и до семян: «Люди сознательные, преданные нашему делу, думаю, подадут
пример, из своего личного запаса пополнят семенной фонд колхоза». Но молчали
мужики. «Даю пуд», — сказал Печура. «А сколько Чаузов даст?» — спросил
докладчик. Поднялся Степан. Постоял. Посмотрел. «Ни зернышка!» — и сел снова.
Тут Корякин голос подал: «Чтобы кормить свою семью и жену классового врага с
ребятишками, есть зерно, а для колхоза — нет?» — «Потому и нет, что едоков
прибавилось». — «Значит, ни зерна?» — «Ни единого...» Кончилось собрание. И
той же ночью заседала тройка по выявлению кулачества. Как ни защищали Чаузова
Печура и следователь, а Корякин настоял: объявить кулаком и выселить с семьей.
«Я тут подослал к нему Гилева, сказать, что с ним якобы хочет встретиться
Ударцев, так он хоть на встречу и не пошел, но ведь и не сообщил же нам ничего.
Ясно — враг». ...И вот собирает Клашка барахлишко в
дальнюю дорогу, прощается Степан с избой, в которой вырос. «Куда повезут, что
с тобой делать будут — дело не твое, — рассуждает он. — На месте будешь — вот
тогда уже снова за жизнь хватайся, за невеселую землю, за избу
какую-никакую...» Хромой Нечай пришел в тулупе, с кнутом: «Собрался, Степа? Я
тебя и повезу. Соседи мы. И дружки». Печура прибежал попрощаться, когда сани
уже тронулись. «И почто цена такая за нашу, за мужицкую правду назначена? — спросил
Печура у Нечая. — И кому она впрок? А?» Нечай не ответил. Константин Михайлович Симонов 1915-1979
Живые и мертвые. Трилогия (Кн. 1-я - 1955-1959; кн. 2-я - 1960-1964; кн. 3-я- 1965-1970)Книга первая. ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕДвадцать пятого июня 1941 г. Маша
Артемьева провожает своего мужа Ивана Синцова на войну. Синцов едет в Гродно,
где осталась их годовалая дочь и где сам он в течение полутора лет служил секретарем
редакции армейской газеты. Находящийся недалеко от границы, Гродно с первых же
дней попадает в сводки, и добраться до города не представляется возможным. По
дороге в Могилев, где находится Политуправление фронта, Синцов видит множество
смертей, несколько раз попадает под бомбежку и даже ведет протоколы допросов,
учиняемых временно созданной «тройкой». Добравшись до Могилева, он едет в
типографию, а на следующий день вместе с младшим политруком Люсиным
отправляется распространять фронтовую газету. У въезда на Бобруйское шоссе
журналисты становятся свидетелями воздушного боя тройки «ястребков» со
значительно превосходящими силами немцев и в дальнейшем пытаются оказать
помощь нашим летчикам со сбитого бомбардировщика. В результате Люсин 515 вынужден остаться в танковой бригаде, а
получивший ранение Синцов на две недели попадает в госпиталь. Когда он
выписывается, выясняется, что редакция уже успела покинуть Могилев. Синцов
решает, что сможет вернуться в свою газету, только имея на руках хороший
материал. Случайно он узнает о тридцати девяти немецких танках, подбитых в ходе
боя в расположении полка Федора Федоровича Серпилина, и едет в 176-ю дивизию,
где неожиданно встречает своего старого приятеля, фоторепортера Мишку
Вайнштейна. Познакомившись с комбригом Серпилиным, Синцов решает остаться у
него в полку. Серпилин пытается отговорить Синцова, поскольку знает, что
обречен на бои в окружении, если в ближайшие часы не придет приказ отступать.
Тем не менее Синцов остается, а Мишка уезжает в Москву и по дороге погибает. ...Война сводит Синцова с человеком
трагической судьбы. Серпилин закончил гражданскую войну, командуя полком под
Перекопом, и до своего ареста в 1937 г. читал лекции в Академии им. Фрунзе. Он
был обвинен в пропаганде превосходства фашистской армии и на четыре года
сослан в лагерь на Колыму. Однако это не поколебало веры Серпилина в
советскую власть. Все, что с ним произошло, комбриг считает нелепой ошибкой, а
годы, проведенные на Колыме, бездарно потерянными. Освобожденный благодаря
хлопотам жены и друзей, он возвращается в Москву в первый день войны и уходит
на фронт, не дожидаясь ни переаттестации, ни восстановления в партии. 176-я дивизия прикрывает Могилев и мост
через Днепр, поэтому немцы бросают против нее значительные силы. Перед началом
боя в полк к Серпилину приезжает комдив Зайчиков и вскоре получает тяжелое
ранение. Бой продолжается три дня; немцам удается отрезать друг от друга три
полка дивизии, и они принимаются уничтожать их поодиночке. Ввиду потерь в
командном составе Серпилин назначает Синцова политруком в роту лейтенанта Хорышева.
Прорвавшись к Днепру, немцы завершают окружение; разгромив два других полка,
они бросают против Серпилина авиацию. Неся огромные потери, комбриг решает
начать прорыв. Умирающий Зайчиков передает Серпилину командование дивизией,
впрочем, в распоряжении нового комдива оказывается не более шестисот человек,
из которых он формирует батальон и, назначив Синцова своим адъютантом,
начинает выходить из окружения. После ночного боя в живых остается сто
пятьдесят человек, однако Серпилин получает подкрепление: к нему присоединяется
группа солдат, вынесших знамя дивизии, вышедшие из-под Бреста артиллеристы с
орудием и маленькая докторша Таня 516 Овсянникова, а также боец Золотарев и
идущий без документов полковник Баранов, которого Серпилин, невзирая на былое
знакомство, приказывает разжаловать в солдаты. В первый же день выхода из окружения
умирает Зайчиков. Вечером 1 октября руководимая Серпилиным
группа с боями прорывается в расположение танковой бригады подполковника Климовича,
в котором Синцов, вернувшись из госпиталя, куда отвозил раненого Серпилина,
узнает своего школьного приятеля. Вышедшие из окружения получают приказ сдать
трофейное оружие, после чего их отправляют в тыл. На выезде на Юхновское шоссе
часть колонны сталкивается с немецкими танками и бронетранспортерами, начинающими
расстреливать безоружных людей. Через час после катастрофы Синцов встречает в
лесу Золотарева, а вскоре к ним присоединяется маленькая докторша. У нее
температура и вывих ноги; мужчины по очереди несут Таню. Вскоре они оставляют
ее на попечение порядочных людей, а сами идут дальше и попадают под обстрел.
У Золотарева не хватает сил тащить раненного в голову, потерявшего сознание
Синцова; не зная, жив или мертв политрук, Золотарев снимает с него гимнастерку
и забирает документы, а сам идет за подмогой: уцелевшие бойцы Серпилина во
главе с Хорышевым вернулись к Климовичу и вместе с ним прорываются через немецкие
тылы. Золотарев собирается пойти за Синцовым, но место, где он оставил
раненого, уже занято немцами. Тем временем Синцов приходит в сознание,
но не может вспомнить, где его документы, сам ли в беспамятстве снял
гимнастерку с комиссарскими звездами или же это сделал Золотарев, посчитав его
мертвым. Не пройдя и двух шагов, Синцов сталкивается с немцами и попадает в
плен, однако во время бомбежки ему удается бежать. Перейдя линию фронта, Синцов
выходит в расположение стройбата, где отказываются верить его «басням» об
утерянном партбилете, и Синцов решает идти в Особый отдел. По дороге он
встречает Люсина, и тот соглашается довезти Синцова до Москвы, пока не узнает о
пропавших документах. Высаженный недалеко от КПП, Синцов вынужден
самостоятельно добираться до города. Это облегчается тем, что 16 октября в
связи с тяжелым положением на фронте в Москве царят паника и неразбериха.
Подумав, что Маша может все еще находиться в городе, Синцов идет домой и,
никого не застав, валится на тюфяк и засыпает. ...С середины июля Маша Артемьева учится в
школе связи, где ее готовят к диверсионной работе в тылу у немцев. 16 октября
Машу отпускают в Москву за вещами, так как вскоре ей предстоит присту- 517 пить к выполнению задания. Придя домой,
она застает спящего Синцова. Муж рассказывает ей обо всем, что с ним было за
эти месяцы, о всем том ужасе, который пришлось пережить за семьдесят с лишним
дней выхода из окружения. На следующее утро Маша возвращается в школу, и
вскоре ее забрасывают в немецкий тыл. Синцов идет в райком объясняться по поводу
своих утраченных документов. Там он знакомится с Алексеем Денисовичем
Малининым, кадровиком с двадцатилетним стажем, готовившим в свое время
документы Синцова, когда того принимали в партию, и пользующимся в райкоме
большим авторитетом. Эта встреча оказывается решающей в судьбе Синцова,
поскольку Малинин, поверив его рассказу, принимает в Синцове живейшее участие
и начинает хлопотать о восстановлении того в партии. Он предлагает Синцову
записаться в добровольческий коммунистический батальон, где Малинин старший в
своем взводе. После некоторых проволочек Синцов попадает на фронт. Московское пополнение отправляют в 31-ю
стрелковую дивизию; Малинина назначают политруком роты, куда по его протекции
зачисляют Синцова. Под Москвой идут непрерывные кровопролитные бои. Дивизия
отступает с занимаемых позиций, однако постепенно положение начинает
стабилизироваться. Синцов пишет на имя Малинина записку с изложением своего
«прошлого». Этот документ Малинин собирается представить в политотдел дивизии,
а пока что, пользуясь временным затишьем, он идет к своей роте, отдыхающей на
развалинах недостроенного кирпичного завода; в расположенной неподалеку
заводской трубе Синцов по совету Малинина устанавливает пулемет. Начинается
обстрел, и один из немецких снарядов попадает внутрь недостроенного здания. За
несколько секунд до взрыва Малинина засыпает обвалившимися кирпичами,
благодаря чему он остается жив. Выбравшись из каменной могилы и откопав
единственного живого бойца, Малинин идет к заводской трубе, у которой уже целый
час слышится отрывистый стук пулемета, и вместе с Синцовым отражает одну за
другой атаки немецких танков и пехоты на нашу высоту. Седьмого ноября на Красной площади
Серпилин встречает Климовича; этот последний сообщает генералу о гибели
Синцова. Однако Синцов тоже принимает участие в параде по случаю годовщины Октябрьской
революции — их дивизию пополнили в тылу и после парада перебрасывают за
Подольск. За бой на кирпичном заводе Малинина назначают комиссаром батальона,
он представляет Синцова к ордену Красной Звезды и предлагает написать заявление
о восстановлении в партии; сам Малинин уже успел сделать через политотдел за- 518 прос и получил ответ, где принадлежность
Синцова к партии подтверждалась документально. После пополнения Синцова
зачисляют командиром взвода автоматчиков. Малинин передает ему характеристику,
которую следует приложить к заявлению о восстановлении в партии. Синцов
проходит утверждение на партбюро полка, однако дивизионная комиссия откладывает
решение этого вопроса. У Синцова происходит бурный разговор с Малининым, и тот
пишет резкое письмо о деле Синцова прямо в политотдел армии. Командир дивизии
генерал Орлов приезжает вручать награды Синцову и другим и вскоре погибает от
разрыва случайной мины. На его место назначают Серпилина. Перед отъездом на
фронт к Серпилину приходит вдова Баранова и просит сообщить подробности смерти
мужа. Узнав, что сын Барановой идет добровольцем мстить за отца, Серпилин
говорит, что ее муж пал смертью храбрых, хотя на самом деле покойный
застрелился во время выхода из окружения под Могилевом. Серпилин едет в полк
Баглюка и по дороге проезжает мимо идущих в наступление Синцова и Малинина. В самом начале боя Малинин получает
тяжелое ранение в живот. Он даже не успевает толком проститься с Синцовым и
рассказать о своем письме в политотдел: возобновляется бой, а на рассвете Малинина
вместе с другими ранеными вывозят в тыл. Однако Малинин и Синцов зря обвиняют
дивпарткомиссию в проволочке: партийное дело Синцова запросил инструктор, ранее
ознакомившийся с письмом Золотарева об обстоятельствах гибели политрука
Синцова И. П., и теперь это письмо лежит рядом с заявлением младшего сержанта
Синцова о восстановлении в партии. Взяв станцию Воскресенское, полки
Серпилина продолжают движение вперед. Ввиду потерь в командном составе Синцов
становится командиром взвода. Книга вторая. СОЛДАТАМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
Новый, 1943 г. Серпилин встречает под
Сталинградом. 111-я стрелковая дивизия, которой он командует, уже шесть недель
как окружила группировку Паулюса и ждет приказа о наступлении. Неожиданно Серпилина
вызывают в Москву. Эта поездка вызвана двумя причинами: во-первых, планируется
назначить Серпилина начальником штаба армии; во-вторых, его жена умирает после
третьего инфаркта. При- 519 ехав домой и расспросив соседку, Серпилин
узнает, что перед тем как Валентина Егоровна заболела, к ней приходил ее сын.
Вадим был неродным для Серпилина: Федор Федорович усыновил пятилетнего ребенка,
женившись на его матери, вдове своего друга, героя гражданской войны
Толстикова. В 1937-м, когда Серпилина арестовали Вадим отрекся от него и принял
фамилию настоящего отца. Отрекся он не потому, что действительно считал
Серпилина «врагом народа», а из чувства самосохранения, чего так и не смогла
простить ему мать. Возвращаясь с похорон, Серпилин сталкивается на улице с
Таней Овсянниковой, находящейся в Москве на лечении. Она рассказывает что
после выхода из окружения партизанила и была в подполье в Смоленске. Серпилин
сообщает Тане о гибели Синцова. Накануне отъезда сын просит его разрешения
перевезти в Москву из Читы жену и дочь. Серпилин соглашается и, в свою очередь,
велит сыну подать рапорт об отправке на фронт. Проводив Серпилина, подполковник Павел
Артемьев возвращается в Генштаб и узнает, что его разыскивает женщина по
фамилии Овсянникова. Надеясь получить сведения о сестре Маше, Артемьев едет по
указанному в записке адресу, в дом, где до войны жила женщина, которую он
любил, однако сумел забыть, когда Надя вышла замуж за другого. ...Война началась для Артемьева под
Москвой, где он командовал полком, а до этого он с 1939 г. служил в Забайкалье.
В Генштаб Артемьев попал после тяжелого ранения в ногу. Последствия этого ранения
все еще дают о себе знать, однако он, тяготясь своей адъютантской службой,
мечтает поскорее вернуться на фронт. Таня сообщает Артемьеву подробности смерти
его сестры, о гибели которой он узнал еще год назад, хотя не переставал
надеяться на ошибочность этих сведений. Таня и Маша воевали в одном партизанском
отряде и были подругами. Они сблизились еще сильнее, когда выяснилось, что
Машин муж Иван Синцов вынес Таню из окружения. Маша пошла на явку, однако в
Смоленске так и не появилась; позже партизаны узнали о ее расстреле. Таня также
сообщает о смерти Синцова, которого Артемьев давно пытается разыскать. Потрясенный
рассказом Тани, Артемьев решает помочь ей: обеспечить продуктами, попытаться
достать билеты до Ташкента, где живут в эвакуации Танины родители. Выходя из
дома, Артемьев встречает успевшую уже овдоветь Надю, а вернувшись в Генштаб, в
очередной раз просит об отправке на фронт. Получив разрешение и надеясь на
должность начальника штаба или командира полка, Артемьев продолжает заботиться
о Тане: отдает ей Машины наряды, которые можно 520 будет обменять на еду, организует
переговоры с Ташкентом, — Таня узнает о смерти отца и гибели брата и о том, что
ее муж Николай Колчин находится в тылу. Артемьев отвозит Таню на вокзал, и, расставаясь
с ним, она вдруг начинает чувствовать к этому одинокому, рвущемуся на фронт
человеку нечто большее, чем просто благодарность. А он, удивившись этой
внезапной перемене, задумывается над тем, что еще раз, бессмысленно и
неудержимо, пронеслось его собственное счастье, которое он опять не узнал и
принял за чужое. И с этими мыслями Артемьев звонит Наде. ...Синцов был ранен через неделю после Малинина. Еще в
госпитале он начал наводить справки о Маше, Малинине и Артемьеве, но так
ничего и не узнал. Выписавшись, он поступил в школу младших лейтенантов, воевал
в нескольких дивизиях, в том числе в Сталинграде, вступил заново в партию и
после очередного ранения получил должность комбата в 111-й дивизии, вскоре
после того, как из нее ушел Серпилин. Синцов приходит в дивизию перед самым
началом наступления. Вскоре его вызывает к себе комиссар полка Левашов и
знакомит с журналистами из Москвы, в одном из которых Синцов узнает Люсина. В
ходе боя Синцов получает ранение, однако комдив Кузьмич заступается за него
перед командиром полка, и Синцов остается на передовой. Продолжая думать об Артемьеве, Таня
приезжает в Ташкент. На вокзале ее встречает муж, с которым Таня фактически
разошлась еще до войны. Считая Таню погибшей, он женился на другой, и этот брак
обеспечил Колчину броню. Прямо с вокзала Таня идет к матери на завод и там
знакомится с парторгом Алексеем Денисовичем Малининым. После своего ранения
Малинин девять месяцев провел в госпиталях и перенес три операции, однако его
здоровье подорвано окончательно и о возвращении на фронт, о чем так мечтает
Малинин, не может быть и речи. Малинин принимает в Тане живейшее участие,
оказывает помощь ее матери и, вызвав к себе Колчина, добивается его отправки
на фронт. Вскоре Тане приходит вызов от Серпилина, и она уезжает. Придя к
Серпилину на прием, Таня встречает там Артемьева и понимает, что ничего, кроме
дружеских чувств, тот к ней не испытывает. Серпилин довершает разгром, сообщив,
что через неделю, после того как Артемьев в должности помощника начальника
оперативного отдела прибыл на фронт, к нему под видом жены прилетела «одна
нахальная бабенка из Москвы», и от гнева начальства Артемьева спасло только
то, что он, по мнению Серпилина, образцовый офицер. Поняв, что это была Надя,
Таня ставит крест на 521 своем увлечении и отправляется на работу в
санчасть. В первый же день она едет принимать лагерь наших военнопленных и
неожиданно сталкивается там с Синцовым, который участвовал в освобождении этого
концлагеря, а теперь разыскивает своего лейтенанта. Рассказ о Машиной гибели не
становится для Синцова новостью: он уже обо всем знает от Артемьева,
прочитавшего в «Красной звезде» заметку о комбате — бывшем журналисте, и
разыскавшего шурина. Вернувшись в батальон, Синцов застает приехавшего
ночевать к нему Артемьева. Признавая, что Таня отличная женщина, на каких надо
жениться, если не быть дураком, Павел рассказывает о неожиданном приезде к
нему на фронт Нади и о том, что эта женщина, которую он когда-то любил, снова
принадлежит ему и буквально домогается стать его женой. Однако Синцов, со
школьной скамьи питающий к Наде антипатию, видит в ее действиях расчет:
тридцатилетний Артемьев уже стал полковником, а если не убьют, может стать и
генералом. Вскоре у Кузьмича открывается старая рана,
и командарм Батюк настаивает на его смещении со 111-й дивизии. В связи с
этим Бережной просит члена военного совета Захарова не отстранять старика хотя
бы до конца операции и дать ему заместителя по строевой. Так в 111-ю приходит
Артемьев. Приехав к Кузьмичу с инспекционной . поездкой, Серпилин просит
передать привет Синцову, о воскрешении которого из мертвых он узнал накануне. А
через несколько дней в связи с соединением с 62-й армией Синцову дают капитана.
Вернувшись из города, Синцов застает у себя Таню. Ее прикомандировали к
захваченному немецкому госпиталю, и она ищет солдат для охраны. Артемьеву удается быстро найти общий язык
с Кузьмичом; несколько дней он интенсивно работает, участвуя в завершении
разгрома VI немецкой армии. Внезапно его вызывают к
комдиву, и там Артемьев становится свидетелем триумфа своего шурина: Синцов захватил
в плен немецкого генерала, командира дивизии. Зная о знакомстве Синцова с Серпилиным,
Кузьмич велит ему лично доставить пленного в штаб армии. Однако радостный для
Синцова день приносит Серпилину большое горе: приходит письмо с извещением о
смерти сына, погибшего в своем первом же бою, и Серпилин осознает, что,
несмотря ни на что, его любовь к Вадиму не умерла. Тем временем из штаба
фронта поступает известие о капитуляции Паулюса. В качестве награды за работу в немецком
госпитале Таня просит своего начальника дать ей возможность повидаться с
Синцовым. Встретившийся по дороге Левашов провожает ее в полк. Пользуясь
деликатностью Ильина и Завалишина, Таня и Синцов проводят вмес- 522 те ночь. Вскоре военный совет принимает
решение развить успех и провести наступление, в ходе которого погибает Левашов,
а Синцову отрывает пальцы на покалеченной когда-то руке. Сдав Ильину батальон,
Синцов уезжает в медсанбат. После победы под Сталинградом Серпилина
вызывают в Москву, и Сталин предлагает ему сменить Батюка на должности
командарма. Серпилин знакомится с вдовой сына и маленькой внучкой; сноха
производит на него самое благоприятное впечатление. Вернувшись да фронт,
Серпилин заезжает в госпиталь к Синцову и говорит, что его рапорт с просьбой
оставить в армии будет рассмотрен новым командиром 111-й дивизии, — на эту
должность недавно утвержден Артемьев. Книга третья. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО
За несколько месяцев до начала Белорусской
наступательной операции, весной 1944 г., командарм Серпилин с сотрясением
мозга и переломом ключицы попадает в госпиталь, а оттуда в военный санаторий.
Его лечащим врачом становится Ольга Ивановна Баранова. Во время их встречи в
декабре 1941 г. Серпилин утаил от Барановой обстоятельства смерти ее мужа,
однако она все-таки узнала правду от комиссара Шмакова. Поступок Серпилина
заставил Баранову много думать о нем, и когда Серпилин попал в Архангельское,
Баранова вызвалась быть его лечащим врачом, чтобы ближе узнать этого человека. Тем временем член военного совета Львов,
вызвав к себе Захарова, ставит вопрос о снятии Серпилина с занимаемой
должности, мотивируя это тем, что готовящаяся к наступлению армия долгое время
находится без командующего. В полк к Ильину приезжает Синцов. После
ранения, с трудом отбившись от белого билета, он попал на работу в оперативный
отдел штаба армии, и теперешний его визит связан с проверкой положения дел в
дивизии. Надеясь на скорую вакансию, Ильин предлагает Синцову должность
начальника штаба, и тот обещает переговорить с Артемьевым. Синцову остается
съездить еще в один полк, когда звонит Артемьев и, сказав, что Синцова вызывают
в штаб армии, зовет его к себе. Синцов рассказывает о предложении Ильина,
однако Артемьев не хочет разводить семейственность и советует Синцову
поговорить о возвращении в строй с Серпилиным. И Артемьев, и Синцов понимают,
что наступление не за горами, в ближайших планах войны — ос- 523 вобождение всей Белоруссии, а значит, и
Гродно. Артемьев надеется, что, когда выяснится судьба матери и племянницы, ему
самому удастся вырваться хоть на сутки в Москву, к Наде. Он не видел жену
более полугода, однако, несмотря на все просьбы, запрещает ей приезжать на
фронт, так как в последний свой приезд, перед Курской дугой, Надя сильно
подпортила мужнюю репутацию; Серпилин тогда едва не снял его с дивизии.
Артемьев рассказывает Синцову, что с начальником штаба Бойко, исполняющим в
отсутствие Серпилина обязанности командарма, ему работается гораздо лучше, чем
с Серпилиным, и что у него как у комдива есть свои трудности, поскольку оба его
предшественника находятся здесь же, в армии, и часто заезжают в свою бывшую
дивизию, что дает многим недоброжелателям молодого Артемьева повод сравнивать
его с Серпилиным и Кузьмичом в пользу последних. И неожиданно, вспомнив о жене,
Артемьев говорит Синцову, как плохо жить на войне, имея ненадежный тыл. Узнав
по телефону, что Синцову предстоит поездка в Москву, Павел передает письмо для
Нади. Приехав к Захарову, Синцов получает от него и начштаба Бойко письма для
Серпилина с просьбой о скорейшем возвращении на фронт. В Москве Синцов сразу же идет на телеграф
давать «молнию» в Ташкент: еще в марте он отправил Таню домой рожать, но уже
долгое время не имеет сведений ни о ней, ни о дочке. Отправив телеграмму,
Синцов едет к Серпилину, и тот обещает, что к началу боев Синцов вновь попадет
в строй. От командарма Синцов отправляется к Наде в гости. Надя начинает
расспрашивать о мельчайших подробностях, касающихся Павла, и жалуется, что муж
не разрешает ей приехать на фронт, а вскоре Синцов становится невольным свидетелем
выяснения отношений между Надей и ее любовником и даже участвует в изгнании последнего
из квартиры. Оправдываясь, Надя говорит, что очень любит Павла, но жить без
мужчины не в состоянии. Распрощавшись с Надей и пообещав ничего не говорить
Павлу, Синцов идет на телеграф и получает телеграмму от Таниной мамы, где
сказано, что его новорожденная дочь скончалась, а Таня вылетела в армию. Узнав
эти безрадостные новости, Синцов едет к Серпилину в санаторий, и тот предлагает
пойти к нему в адъютанты вместо Евстигнеева, женившегося на вдове Вадима.
Вскоре Серпилин проходит медицинскую комиссию; перед отъездом на фронт он
делает Барановой предложение и получает ее согласие выйти за него замуж по
окончании войны. Встречающий Серпилина Захаров сообщает, что новым командующим
их фронта назначен Батюк. В канун наступления Синцов получает отпуск
для свидания с 524 женой. Таня рассказывает об их умершей
дочери, о смерти своего бывшего мужа Николая и «старого парторга» с завода; она
не называет фамилию, и Синцов так и не узнает, что это умер Малинин. Он видит,
что Таню что-то гнетет, но думает, что это связано с их дочкой. Однако у Тани
есть еще одна беда, о которой Синцов пока не знает: бывший командир ее
партизанской бригады сообщил Тане, что Маша — сестра Артемьева и первая жена
Синцова, — возможно, все еще жива, так как выяснилось, что вместо расстрела ее
угнали в Германию. Ничего не сказав Синцову, Таня решает расстаться с ним. Согласно планам Батюка, армия Серпилина
должна стать движущей силой предстоящего наступления. Под командованием
Серпилина оказываются тринадцать дивизий; 111-ю выводят в тыл, к недовольству
комдива Артемьева и его начштаба Туманяна. Серпилин же планирует использовать
их только при взятии Могилева. Размышляя об Артемьеве, в котором он видит
опыт, соединенный с молодостью, Серпилин ставит в заслугу комдиву и то, что он
не любит мельтешить перед начальством, даже перед недавно приезжавшим в армию
Жуковым, у которого, как вспомнил сам маршал, Артемьев служил в 1939 г. на
Халхин-Голе. Двадцать третьего июня начинается операция
«Багратион». Серпилин временно забирает у Артемьева полк Ильина и передает его
наступающей «подвижной группе», перед которой поставлена задача закрыть
противнику выход из Могилева; в случае неудачи в бой вступит 111-я дивизия,
перекрывшая стратегически важные Минское и Бобруйское шоссе. Артемьев рвется в
бой, считая, что вместе с «подвижной группой» сможет взять Могилев, однако
Серпилин находит это нецелесообразным, так как кольцо вокруг города уже
замкнулось и немцы все равно бессильны вырваться. Взяв Могилев, он получает
приказ о наступлении на Минск. ...Таня пишет Синцову, что они должны
расстаться, потому что жива Маша, однако начавшееся наступление лишает Таню
возможности передать это письмо: ее переводят поближе к фронту следить за
доставкой раненых в госпитали. 3 июля Таня встречает «виллис» Серпилина, и
командарм говорит, что с окончанием операции пошлет Синцова на передовую;
пользуясь случаем, Таня рассказывает Синцову о Маше. В этот же день она
получает ранение и просит подругу передать Синцову ставшее бесполезным письмо.
Таню отправляют во фронтовой госпиталь, и по дороге она узнает о гибели
Серпилина — он был смертельно ранен осколком снаряда; Синцов, как и в 1941-м,
привез его в госпиталь, но на операционный стол командарма положили уже
мертвым. По согласованию со Сталиным Серпилина, так
и не узнавшего о 525 присвоении ему звания генерал-полковника,
хоронят на Новодевичьем кладбище, рядом с Валентиной Егоровной. Захаров,
знающий от Серпилина о Барановой, решает вернуть ей ее письма командарму.
Проводив до аэродрома гроб с телом Серпилина, Синцов заезжает в госпиталь, где
узнает о Танином ранении и получает ее письмо. Из госпиталя он является к
новому командарму Бойко, и тот назначает Синцова начальником штаба к Ильину.
Это не единственная перемена в дивизии — ее командиром стал Туманян, а
Артемьева, после взятия Могилева получившего звание генерал-майора, Бойко
забирает к себе начальником штаба армии. Придя в оперативный отдел знакомиться
с новыми подчиненными, Артемьев узнает от Синцова, что Маша, возможно, жива.
Ошеломленный этим известием, Павел говорит, что войска соседа уже подходят к
Гродно, где в начале войны остались его мать и племянница, и если они живы, то
все опять будут вместе. Захаров и Бойко, вернувшись от Батюка,
поминают Серпилина, — его операция завершена и армию перебрасывают на соседний
фронт, в Литву. Владимир Дмитриевич Дудинцев р. 1918
Не хлебом единым. Роман (1956)
Рабочий поселок в Сибири. Первый
послевоенный год. Учительница Надежда Сергеевна Дроздова, Надя, высокая,
молодая, красивая женщина с постоянной грустью в серых глазах, слышит от мужа
о некоем полусумасшедшем Лопаткине.
Этот чудак, видите ли, изобрел
машину для отливки чугунных труб и пытается внедрить ее в производство, не
понимая, что время гениев-одиночек прошло. Мужа Надя слушает с доверием, —
Леонид Иванович Дроздов является директором комбината, он гораздо старше и
опытнее жены. Но вскоре, проведывая свою ученицу, Надя оказывается в
доме-землянке простого рабочего Петра Сьянова и здесь неожиданно встречает
Дмитрия Алексеевича Лопаткина, высокого, худощавого человека с военной выправкой
и серыми глазами страдальца. Он живет в крохотной комнатке без окон, проводя
дни и ночи у чертежной доски. Лопаткин рассказывает ей, как родилась у него,
выпускника физико-математического факультета, бывшего фронтовика, потом —
учителя, идея машины. И машина удалась. Проект одобрили в Москве и пригласили
Лопаткина для разработки. уволившись с
работы, он приехал в столицу, но через два месяца услышал от министерских
чиновников: на разработку денег нет. Но Лопаткин знает, что это неправда, — проект
его зарубил московский профессор Авдиев, который пытается 527 внедрить собственную машину. Лопаткин не
пал духом, он продолжает работу и борьбу — пишет в разные инстанции жалобы...
Надя понимает, что перед ней не сумасшедший, а настоящий герой. Вскоре усилия Лопаткина приносят плоды —
после вторичного рассмотрения вопроса в министерстве принято положительное решение.
И Лопаткин едет в областной город, где в конструкторском бюро будет
дорабатываться его проект. В это же время Дроздов, получив пост в
министерстве, переезжает с женой в Москву. В конструкторском бюро Лопаткин
сотрудничает с инженерами-конструкторами Урюпиным и Максютенко, но вскоре
обнаруживает, что конструкторы пытаются спроектировать собственную машину,
воспользовавшись его идеями. Лопаткин разбивает их планы. Перед отъездом в
Москву он получает письмо от Нади, из которого узнает, что на заводе начали изготавливать
модель Авдиева. Лопаткин понимает, что борьба предстоит нелегкая. И
действительно, на заседании технического совета в центральном институте
«Гипролито» его проект с треском проваливают приспешники Авдиева — Фундатор и
Тепикин. Лопаткин привычной рукой пишет жалобу в министерство. Бесполезно. Жалоба попадает к его врагам: Дроздову и
заместителю министра Шутикову. И снова
Лопаткин начинает свою борьбу — пишет письма и жалобы. Случайно Лопаткин
знакомится с седым изнуренным стариком — гениальным, но таким же непризнанным
и гонимым изобретателем профессором Бусько. Бусько предлагает кров и помощь.
Два изобретателя начинают вести аскетичную жизнь героев-одиночек. Встают
строго по режиму, завтракают чаем с черным хлебом и принимаются за работу, ровно
в двенадцать Лопаткин выходит из дома и проходит свой ежедневный
восьмикилометровый маршрут, размышляя и дыша свежим воздухом; ровно в три он
уже дома, и его ждет их совместный обед — чугунок вареной картошки и соленый
огурец. Иногда в дверь раздается звонок, и соседи по коммунальной квартире
передают пакет из какой-нибудь высокой инстанции с очередным отказом. Небрежно
глянув на бумагу, изобретатели продолжают свой труд. Деньги зарабатывают
разгрузкой вагонов и тратят их предельно экономно. Но однажды почтальон вручил
им пакет с плотной пачкой сторублевок и запиской без подписи: «Деньги ваши,
используйте на свое усмотрение». Теперь, когда таинственный доброжелатель дал
им возможность работать, не отвлекаясь на быт, Лопаткин услышал внутренний голос,
напомнивший ему, что нужно жить. Он начал ходить в театр и консерваторию.
Музыка Шопена, а потом Баха помогла ему сформулировать важные жизненные
установ- 528 ки: человек не рожден для жирной пищи и
благополучия, это радость червей. Человек должен быть кометой и светить. «Вот
моя разгадка!» Однажды в консерватории Лопаткин увидел молодую, красивую, полненькую
девушку с замшевой родинкой и узнал в ней Надю. Взгляды их столкнулись, и
Дмитрий Алексеевич почувствовал приятное удушье. Из разговора с Надей он узнал,
что с мужем у нее нет ничего общего, героизм Лопаткина вызывает у нее
восхищение, дарителем денег была она и готова помогать дальше. Для нее нашлось
постоянное дело — писать на машинке и рассылать сразу в несколько инстанций
заявления и жалобы изобретателей... И вот, наконец, многомесячный труд закончен
— новый вариант машины готов, и Лопаткин решает, что пора снова появиться на
поверхности. Знакомая секретарша устраивает ему встречу с министром. А тот,
выслушав Лопаткина, распорядился направить проект на отзыв научному врагу
Авдиева. На новом заседании технического совета проект Лопаткина прошел на
«ура». Закипела работа по подготовке к внедрению. И именно в этот момент с
завода привезли трубы, отлитые машиной Авдиева. Работа останавливается. Но на
помощь приходит давний доброжелатель Лопаткина кандидат наук и директор завода
Галицкий. Лопаткина приглашают для разговора в некий институт, директор
которого в генеральской форме предлагает работу над секретным заказом.
Лопаткин может использовать свое новое, сделанное в соавторстве с Надей
изобретение. Работать он продолжает в «Гипролите», но в закрытой лаборатории. И
снова, на завершающем этапе работ, появляются зловещие фигуры Авдиева и
Урюпина. Пишется донос, в котором Лопаткин обвиняется в преступной халатности:
допустил к секретной документации постороннего — Дроздову. Лопаткина судят,
приговор: восемь лет заключения. Бумаги лаборатории решено уничтожить. Но
честный инженер Антонович спасает часть документов. Благодаря этим
документам дело пересматривают и Лопаткина досрочно, через полтора года,
освобождают. Лопаткин снова в Москве и узнает, что по просьбе Галицкого
инженеры, работавшие под руководством Лопаткина, воссоздали уничтоженные
чертежи и машина уже построена, она успешно дает продукцию. Авдиев, Шутиков,
Урюпин и прочие, упоенные своей победой, еще ничего не знают. У них другие
заботы: обнаружились серьезные недостатки изготовленной под руководством
Авдиева машины, она перерасходует металл. И перерасход этот принес стране
солидный ущерб. Урюпин предлагает Шутикову ходатайствовать об изменении
стандартов расхода металла, то есть узаконить брак. В тот момент стало
известно о существовании экономичной машины Лопаткина. У обиженного изо- 529 бретателя появилась возможность не только
доказать свою правоту, но и обвинить Шутикова, Дроздова и прочих в сознательном
вредительстве. Дроздов и компания решают перехватить инициативу. Появляется
приказ по министерству, в котором вина за случившееся возложена на Урюпина и
Максютенко, которые даже пытались через изменение стандартов скрыть брак и
преступную убыточность своей машины. К ответственности также привлекаются
Фундатор и Тепикин. Победа Лопаткина полная. Министр предоставляет ему возможность
работать в «Гипролите» и гарантирует поддержку. На торжественном банкете в институте
Лопаткин встречает своих до конца не поверженных врагов, Авдиева, Шутикова,
Фундатора, Тепикина, и слышит от них предложение выпить мировую. «Нет, — с
боевым задором отвечает он. — Мы еще с вами драться будем!» Лопаткин и Надя
вышли на балкон, занесенный снегом. «О чем ты думаешь? — спросила Надя. «О
многом», — ответил Дмитрий Алексеевич, внутренним взором видя в темноте
бесконечную дорогу, которая манила своими таинственными изгибами и суровой
ответственностью. «Если я скажу тебе: «Пойдем дальше...»?» Надя не ответила. Только приблизилась... Александр Исаевич Солженицын р. 1918
Один день Ивана Денисовича. Повесть
(1959, опубл. 1962 в искаженном виде. Полн. изд. 1973)
Крестьянин и фронтовик Иван Денисович
Шухов оказался «государственным преступником», «шпионом» и попал в один из
сталинских лагерей, подобно миллионам советских людей, без вины осужденных во
времена «культа личности» и массовых репрессий. Он ушел из дома 23 июня 1941 г.
(на второй день после начала войны с гитлеровской Германией), «...в феврале
сорок второго года на Северо-Западном (фронте. — П. Б.) окружили их армию всю,
и с самолетов им ничего жрать не бросали, а и самолетов тех не было. Дошли до
того, что строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту роговицу в воде
и ели», то есть командование Красной Армии бросило, своих солдат погибать в
окружении. Вместе с группой бойцов Шухов оказался в немецком плену, бежал от
немцев и чудом добрался до своих. Неосторожный рассказ о том, как он побывал в
плену, привел его уже в советский концлагерь, так как органы государственной
безопасности всех бежавших из плена без разбора считали шпионами и
диверсантами. Вторая часть воспоминаний и размышлений
Шухова во время долгих лагерных работ и короткого отдыха в бараке относится к
его жизни в деревне. Из того, что родные не посылают ему продуктов (он сам в
письме к жене отказался от посылок), мы понимаем, что в деревне голодают не
меньше, чем в лагере. Жена пишет Шухову, что 531 колхозники зарабатывают на жизнь
раскрашиванием фальшивых ковров и продажей их горожанам. Если оставить в стороне ретроспекции и
случайные сведения о жизни за пределами колючей проволоки, действие всей
повести занимает ровно один день. В этом коротком временном отрезке перед нами
развертывается панорама лагерной жизни, своего рода «энциклопедия» жизни в
лагере. Во-первых, целая галерея социальных типов
и вместе с тем ярких человеческих характеров: Цезарь — столичный интеллигент,
бывший кинодеятель, который, впрочем, и в лагере ведет сравнительно с Шуховым
«барскую» жизнь: получает продуктовые посылки, пользуется некоторыми льготами
во время работ; Кавторанг — репрессированный морской офицер; старик каторжанин,
бывавший еще в царских тюрьмах и на каторгах (старая революционная гвардия, не
нашедшая общего языка с политикой большевизма в 30-е гг.); эстонцы и латыши —
так называемые «буржуазные националисты»; сектант-баптист Алеша — выразитель
мыслей и образа жизни очень разнородной религиозной России; Гопчик —
шестнадцатилетний подросток, чья судьба показывает, что репрессии не различали
детей и взрослых. Да и сам Шухов — характерный представитель российского
крестьянства с его особой деловой хваткой и органическим складом мышления. На
фоне этих пострадавших от репрессий людей вырисовывается фигура иного ряда —
начальника режима Волкова (явно «говорящая» фамилия), регламентирующего жизнь
заключенных и как бы символизирующего беспощадный коммунистический режим. Во-вторых, детальнейшая картина лагерного
быта и труда. Жизнь в лагере остается жизнью со своими видимыми и невидимыми
страстями и тончайшими переживаниями. В основном они связаны с проблемой
добывания еды. Кормят мало и плохо жуткой баландой с мерзлой капустой и мелкой
рыбой. Своего рода искусство жизни в лагере состоит в том, чтобы достать себе
лишнюю пайку хлеба и лишнюю миску баланды, а если повезет — немного табаку.
Ради этого приходится идти на величайшие хитрости, выслуживаясь перед
«авторитетами» вроде Цезаря и других. При этом важно сохранить свое человеческое
достоинство, не стать «опустившимся» попрошайкой, как, например, Фетюков
(впрочем, таких в лагере мало). Это важно не из высоких даже соображений, но
по необходимости: «опустившийся» человек теряет волю к жизни и обязательно
погибает. Таким образом, вопрос о сохранении в себе образа человеческого
становится вопросом выживания. Второй жизненно важный вопрос — отношение к
подневольному труду. Заключенные, особенно зимой, работают в охотку, чуть ли
не соревнуясь друг 532 с другом и бригада с бригадой, для того
чтобы не замерзнуть и своеобразно «сократить» время от ночлега до ночлега, от
кормежки до кормежки. На этом стимуле и построена страшная система коллективного
труда. Но она тем не менее не до конца истребляет в людях естественную радость
физического труда: сцена строительства дома бригадой, где работает Шухов, —
одна из самых вдохновенных в повести. Умение «правильно» работать (не
перенапрягаясь, но и не отлынивая), как и умение добывать себе лишние пайки,
тоже высокое искусство. Как и умение спрятать от глаз охранников подвернувшийся
кусок пилы, из которого лагерные умельцы делают миниатюрные ножички для обмена
на еду, табак, теплые вещи... В отношении к охранникам, постоянно проводящим
«шмоны», Шухов и остальные заключенные находятся в положении диких зверей: они
должны быть хитрее и ловчее вооруженных людей, обладающих правом их наказать и
даже застрелить за отступление от лагерного режима. Обмануть охранников и
лагерное начальство — это тоже высокое искусство. Тот день, о котором повествует герой, был,
по его собственному мнению, удачен — «в карцер не посадили, на Соцгородок
(работа зимой в голом поле. — П. Б.) бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу
(получил лишнюю порцию. — П. Б.), бригадир хорошо закрыл процентовку (система
оценки лагерного труда. — П. Б.), стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне
не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел,
перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти
счастливый. Таких дней в его сроке от звонка до звонка
было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов — три дня лишних
набавлялось...». В конце повести дается краткий словарь
блатных выражений и специфических лагерных терминов и аббревиатур, которые
встречаются в тексте. Матренин двор. Рассказ (1959, опубл. 1963)
Летом 1956 г. на сто восемьдесят четвертом
километре от Москвы по железнодорожной ветке на Муром и Казань сходит пассажир.
Это — рассказчик, судьба которого напоминает судьбу самого Солженицына
(воевал, но с фронта «задержался с возвратом годиков на де- 533 сять», то есть отсидел в лагере, о чем
говорит еще и то, что, когда рассказчик устраивался на работу, каждую букву в
его документа «перещупали»). Он мечтает работать учителем в глубине России, подальше
от городской цивилизации. Но жить в деревне с чудесным названием Высокое Поле
не получилось, поскольку там не пекли хлеба и не торговали ничем съестным. И
тогда он переводится в поселок с чудовищным для его слуха названием
Торфопродукт. Впрочем, оказывается, что
«не все вокруг торфоразработки» и есть еще и деревни с названиями Часлицы,
Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово... Это примиряет рассказчика со своей долей, ибо
обещает ему «кондовую Россию». В одной из деревень под названием Тальново он и
поселяется. Хозяйку избы, в которой квартирует рассказчик, зовут Матрена
Игнатьевна Григорьева или просто Матрена. Судьба Матрены, о которой она не сразу, не
считая ее интересной для «культурного» человека, иногда по вечерам рассказывает
постояльцу, завораживает и в то же время ошеломляет его. Он видит в ее судьбе
особый смысл, которого не замечают односельчане и родственники Матрены. Муж
пропал без вести в начале войны. Он любил Матрену и не бил ее, как деревенские
мужья своих жен. Но едва ли сама Матрена любила его. Она должна была выйти
замуж за старшего брата мужа — Фаддея. Однако тот ушел на фронт в первую мировую
войну и пропал. Матрена ждала его, но в конце концов по настоянию семьи Фаддея
вышла замуж за младшего брата — Ефима. И вот внезапно вернулся Фаддей, бывший в
венгерском плену. По его словам, он не зарубил топором Матрену и ее мужа только
потому, что Ефим — брат ему. Фаддей так любил Матрену, что новую невесту себе
подыскал с тем же именем. «Вторая Матрена» родила Фаддею шестерых детей, а вот
у «первой Матрены» все дети от Ефима (тоже шестеро) умирали, не прожив и трех
месяцев. Вся деревня решила, что Матрена — «порченая», и она сама поверила в
это. Тогда она взяла на воспитание дочку «второй Матрены» — Киру, воспитывала
ее десять лет, пока та не вышла замуж и не уехала в поселок Черусти. Матрена всю жизнь жила как бы не для себя.
Она постоянно работает на кого-то: на колхоз, на соседей, выполняя при этом
«мужицкую» работу, и никогда не просит за нее денег. В Матрене есть огромная
внутренняя сила. Например, она способна остановить на бегу несущуюся лошадь,
которую не могут остановить мужчины. Постепенно рассказчик понимает, что именно
на таких, как Матрена, отдающих себя другим без остатка, и держится еще вся
деревня и вся русская земля. Но едва ли его радует это открытие. Если Россия 534 держится только на самоотверженных старухах, что
же будет с ней дальше? Отсюда — нелепо-трагический конец
рассказа. Матрена погибает, помогая Фаддею с сыновьями перетаскивать через
железную дорогу на санях часть собственной избы, завешанной Кире. Фаддей не
пожелал дожидаться смерти Матрены и решил забрать наследство для молодых при
ее жизни. Тем самым он невольно спровоцировал ее гибель. Когда родственники
хоронят Матрену, они плачут, скорее, по обязанности, чем от души, и думают
только об окончательном разделе Матрениного имущества. Фаддей даже не приходит на поминки. В круге первом. Роман (1955-1968)
Двадцать четвертого декабря 1949 г. в
пятом часу вечера государственный советник второго ранга Иннокентий Володин
почти бегом сбежал с лестницы Министерства иностранных дел, выскочил на улицу,
взял такси, промчался по центральным московским улицам, вышел на Арбате, зашел
в телефонную будку у кинотеатра «Художественный» и набрал номер американского
посольства. Выпускник Высшей дипшколы, способный молодой человек, сын
известного отца, погибшего в гражданскую войну (отец был из тех, что разгонял
Учредительное собрание), зять прокурора по спецделам, Володин принадлежал к
высшим слоям советского общества. Однако природная порядочность, помноженная на
знания и интеллект, не позволяла Иннокентию полностью мириться с порядком,
существующим на одной шестой части суши. Окончательно открыла ему глаза поездка в
деревню, к дяде, который рассказал Иннокентию и о том, какие насилия над
здравым смыслом и человечностью позволяло себе государство рабочих и крестьян,
и о том, что, по существу, насилием было и сожительство отца Иннокентия с его
матерью, барышней из хорошей семьи. В разговоре с дядей Иннокентий обсуждал и
проблему атомной бомбы: как страшно, если она появится у СССР. Спустя некоторое время Иннокентий узнал,
что советская разведка украла у американских ученых чертежи атомной бомбы и
что на 535 днях эти чертежи будут переданы агенту
Георгию Ковалю. Именно об этом Володин пытался сообщить по телефону в
американское посольство. Насколько ему поверили и насколько его звонок помог
делу мира, Иннокентий, увы, не узнал. Звонок, разумеется, был записан советскими
спецслужбами и произвел эффект именно что разорвавшейся бомбы. Государственная
измена! Страшно докладывать Сталину (занятому в эти дни важной работой об
основах языкознания) о государственной измене, но еще страшнее докладывать
именно сейчас. Опасно произносить при Сталине само слово «телефон». Дело в
том, что еще в январе прошлого года Сталин поручил разработать особую
телефонную связь: особо качественную, чтобы было слышно, как будто люди
говорят в одной комнате, и особо надежную, чтобы ее нельзя было подслушать.
Работу поручили подмосковному научному спецобъекту, но задание оказалось
сложным, все сроки прошли, а дело двигается еле-еле. И очень некстати возник еще этот коварный
звонок в чужое посольство. Арестовали четырех подозреваемых у метро
«Сокольники», но всем ясно, что они тут совсем ни при чем. Круг подозреваемых в
МИДе невелик — пять-семь человек, но всех арестовать нельзя. Как благоразумно
сказал заместитель Абакумова Рюмин: «Это министерство — не Пищепром». Нужно
опознать голос звонившего. Возникает идея эту задачу поручить тому же
подмосковному спецобъекту. Объект Марфино — так называемая шарашка.
Род тюрьмы, в которой собран со всех островков ГУЛАГа цвет науки и инженерии
для решения важных и секретных технических и научных задач. Шарашки удобны
всем. Государству. На воле нельзя собрать в одной группе двух больших ученых:
начинается борьба за славу и Сталинскую премию. А здесь слава и деньги никому
не грозят, одному полстакана сметаны и другому полстакана сметаны. Все
работают. Выгодно и ученым: избежать лагерей в Стране Советов очень трудно, а
шарашка — лучшая из тюрем, первый и самый мягкий круг ада, почти рай: тепло,
хорошо кормят, не надо работать на страшных каторгах. Кроме того, мужчины,
надежно оторванные от семей, от всего мира, от каких бы то ни было
судьбостроительных проблем, могут предаваться свободным или относительно
свободным диалогам. Дух мужской дружбы и философии парит под парусным сводом
потолка. Может быть, это и есть то блаженство, которое тщетно пытались определить
все философы древности. Филолог-германист Лев Григорьевич Рубин
был на фронте майором «отдела по разложению войск противника». Из лагерей
военнопленных он выбирал тех, кто был согласен вернуться домой, чтобы 536 сотрудничать с русскими. Рубин не только
воевал с Германией, не только знал Германию, но и любил Германию. После
январского наступления 1945-го он позволил себе усомниться в лозунге «кровь за
кровь и смерть за смерть» и оказался за решеткой. Судьба привела его в шарашку.
Личная трагедия не сломила веры Рубина в будущее торжество коммунистической
идеи и в гениальность ленинского проекта. Прекрасно и глубоко образованный
человек, Рубин и в заточении продолжал считать, что красное дело побеждает, а
невинные люди в тюрьме — только неизбежный побочный эффект великого исторического
движения. Именно на эту тему Рубин вел тяжелые споры с товарищами по шарашке. И
оставался верен себе. В частности, продолжал готовить для ЦК «Проект о
создании гражданских храмов», отдаленного аналога церквей. Здесь предполагались
служители в белоснежных одеждах, здесь граждане страны должны были давать
присягу о верности партии, Отчизне, родителям. Рубин подробно писал: из расчета
на какую территориальную единицу строятся храмы, какие именно даты отмечаются
там, продолжительность отдельных обрядов. Он не гнался за славой. Понимая, что
ЦК может оказаться не с руки принимать идею от политзаключенного, он предполагал,
что проект подпишет кто-нибудь из вольных фронтовых друзей. Главное — идея. В шарашке Рубин занимается «звуковидами»,
проблемой поисков индивидуальных особенностей речи, запечатленной графическим
образом. Именно Рубину и предлагают сличать голоса подозреваемых в измене с
голосом человека, совершившего предательский звонок. Рубин берется за задание
с огромным энтузиазмом. Во-первых, он преисполнен ненавистью к человеку,
который хотел помешать Родине завладеть самым совершенным оружием. Во-вторых,
эти исследования могут стать началом новой науки с огромными перспективами:
любой преступный разговор записывается, сличается, и злоумышленник без
колебаний изловлен, как вор, оставивший отпечатки пальцев на дверце сейфа. Для
Рубина сотрудничать с властями в таком деле — долг и высшая нравственность. Проблему такого сотрудничества решают для
себя и многие другие узники шарашки. Илларион Павлович Герасимович сел «за
вредительство» в 30-м г., когда сажали всех инженеров. В 35-м г. вышел, к нему
на Амур приехала невеста Наташа и стала его женой. Долго они не решались
вернуться в Ленинград, но решились — в июне сорок первого. Илларион стал
могильщиком и выжил за счет чужих смертей. Еще до окончания блокады его
посадили за намерение изменить Родине. Теперь, на одном из свиданий, Наташа
взмолилась, чтобы Ге- 537 расимович нашел возможность добиться
зачетов, выполнить какое-нибудь сверхважное задание, чтобы скостили срок.
Ждать еще три года, а ей уже тридцать семь, она уволена с работы как жена
врага, и нет уже у нее сил... Через некоторое время Герасимовичу представляется
счастливая возможность: сделать ночной фотоаппарат для дверных косяков, чтобы
снимал всякого входящего-выходящего. Сделает: досрочное освобождение. Наташа
ждала его второй срок. Беспомощный комочек, она была на пороге угасания, а с
ней угаснет и жизнь Иллариона. Но он ответил все же: «Сажать людей в тюрьму —
не по моей специальности! Довольно, что нас посадили...» Рассчитывает на досрочное освобождение и
друг-враг Рубина по диспутам Сологдин. Он разрабатывает втайне от коллег особую
модель шифратора, проект которой почти уже готов положить на стол начальству.
Он проходит первую экспертизу и получает «добро». Путь к свободе открыт. Но
Сологдин, подобно Герасимовичу, не уверен в том, что надо сотрудничать с
коммунистическими спецслужбами. После очередного разговора с Рубиным,
закончившегося крупной ссорой между друзьями, он понимает, что даже лучшим из
коммунистов нельзя доверять. Сологдин сжигает свой чертеж. Подполковник Яконов,
уже доложивший об успехах Сологдина наверх, приходит в неописуемый ужас. Хотя
Сологдин и объясняет, что осознал ошибочность своих идей, подполковник ему не
верит. Сологдин, сидевший уже дважды, понимает, что его ждет третий срок.
«Отсюда полчаса езды до центра Москвы, — говорит Яконов. — На этот автобус вы
могли бы садиться в июне — в июле этого года. А вы не захотели. Я допускаю, что
в августе вы получили бы уже первый отпуск — и поехали бы к Черному морю.
Купаться! Сколько лет вы не входили в воду, Сологдин?» Подействовали ли эти разговоры или что-то
другое, но Сологдин уступает и берет обязательство сделать все через месяц.
Глеб Нержин, еще один друг и собеседник Рубина и Сологдина, становится жертвой
интриг, которые ведут внутри шарашки две конкурирующие лаборатории. Он
отказывается перейти из одной лаборатории в другую. Гибнет дело многих лет:
тайно записанный историко-философский труд. На этап, куда теперь отправят
Нержина, его взять нельзя. Гибнет любовь: в последнее время Нержин испытывает
нежные чувства к вольной лаборантке (и по совместительству лейтенанту МТБ)
Симочке, которая отвечает взаимностью. Симочка ни разу в жизни не имела
отношения с мужчиной. Она хочет забеременеть от Нержина, родить ребенка и ждать
Глеба оставшиеся пять лет. Но в день, когда это должно произойти, Нержин
неожиданно получает свидание с 538 женой, с которой не виделся очень давно. И
решает отказаться от Симочки. Усилия
Рубина приносят свои плоды: круг подозреваемых в измене сузился до двух
человек. Володин и человек по фамилии Щевронок. Еще немного, и злодей будет
расшифрован (Рубин почти уверен, что это Щевронок). Но два человека — не пять и
не семь. Принято решение арестовать обоих (не может же быть, чтобы второй был
совсем уж ни в чем не виновен). В этот момент, поняв, что его стараниями в ад
ГУЛАГа идет невинный, Рубин почувствовал страшную усталость. Он вспомнил и о
своих болезнях, и о своем сроке, и о тяжелой судьбе революции. И только
приколотая им самим к стене карта Китая с закрашенным красным коммунистической
территорией согревала его. Несмотря ни на что, мы побеждаем. Иннокентия Володина арестовали за
несколько дней до отлета в заграничную командировку — в ту самую Америку. Со
страшным недоумением и с великими муками (но и с некоторым даже изумленным
любопытством) вступает он на на территорию ГУЛАГа. Глеб Нержин и Герасимович уходят на этап.
Сологдин, сколачивающий группу для своих разработок, предлагает Нержину
похлопотать за него, если тот согласится работать в этой группе. Нержин
отказывается. Напоследок он совершает попытку примирить бывших друзей, а ныне
ярых врагов Рубина и Сологдина. Безуспешную попытку. Заключенных, отправленных на этап, грузят
в машину с надписью «Мясо». Корреспондент газеты «Либерасьон», увидев фургон,
делает запись в блокноте: «На улицах Москвы то и дело встречаются автофургоны
с продуктами, очень опрятные, санитарно-безупречные». Раковый корпусю Роман (1968)
Всех собрал этот страшный корпус —
тринадцатый, раковый. Гонимых и гонителей, молчаливых и бодрых, работяг и
стяжателей — всех собрал и обезличил, все они теперь только тяжелобольные, вырванные
из привычной обстановки, отвергнутые и отвергнувшие все привычное и родное. Нет
у них теперь ни дома другого, ни жизни другой. Они приходят сюда с болью, с
сомнением — рак или нет, жить 539 или умирать? Впрочем, о смерти не думает
никто, ее нет. Ефрем, с забинтованной шеей, ходит и нудит «Сикиверное наше
дело», но и он не думает о смерти, несмотря на то что бинты поднимаются все
выше и выше, а врачи все больше отмалчиваются, — не хочет он поверить в смерть
и не верит. Он старожил, в первый раз отпустила его болезнь и сейчас отпустит.
Русанов Николай Павлович — ответственный работник, мечтающий о заслуженной
персональной пенсии. Сюда попал случайно, если уж и надо в больницу, то не в
эту, где такие варварские условия (ни тебе отдельной палаты, ни специалистов и
ухода, подобающего его положению). Да и народец подобрался в палате, один
Оглоед чего стоит — ссыльный, грубиян и симулянт. А Костоглотов (Оглоедом его все тот же
проницательный Русанов назвал) и сам уже себя больным не считает. Двенадцать
дней назад приполз он в клинику не больным — умирающим, а сейчас ему даже сны
снятся какие-то «расплывчато-приятные», и в гости горазд сходить — явный
признак выздоровления. Так ведь иначе не могло и быть, столько уже перенес:
воевал, потом сидел, института не кончил (а теперь — тридцать четыре, поздно),
в офицеры не взяли, сослан навечно, да еще вот — рак. Более упрямого,
въедливого пациента не найти: болеет профессионально (книгу патанатомии
проштудировал), на всякий вопрос добивается ответа от специалистов, нашел врача
Масленникова, который чудо-лекарством — чагой лечит. И уже готов сам
отправиться на поиски, лечиться, как всякая живая тварь лечится, да нельзя ему
в Россию, где растут удивительные деревья — березы... Замечательный способ выздоровления с
помощью чая из чаги (березового гриба) оживил и заинтересовал всех раковых
больных, уставших, разуверившихся. Но не такой человек Костоглотов Олег, чтобы
все свои секреты раскрывать этим свободным., но не наученным «мудрости
жизненных жертв», не умеющим скинуть все ненужное, лишнее и лечиться... Веривший во все народные лекарства (тут и
чага, и иссык-кульский корень — аконитум), Олег Костоглотов с большой
настороженностью относится ко всякому «научному» вмешательству в свой
организм, чем немало досаждает лечащим врачам Вере Корнильевне Гангарт и
Людмиле Афанасьевне Донцовой. С последней Оглоед все порывается на откровенный
разговор, но Людмила Афанасьевна, «уступая в малом» (отменяя один сеанс
лучевой терапии), с врачебной хитростью тут же прописывает «небольшой» укол
синэстрола, лекарства, убивающего, как выяснил позднее Олег, ту единственную
радость в жизни, что осталась ему, прошедшему через четырнадцать лет 540 лишений, которую испытывал он всякий раз
при встрече с Вегой (Верой Гангарт). Имеет ли врач право излечить пациента
любой ценой? Должен ли больной и хочет ли выжить любой ценой? Не может Олег
Костоглотов обсудить это с Верой Гангарт при всем своем желании. Слепая вера
Веги в науку наталкивается на уверенность Олега в силы природы, человека, в
свои силы. И оба они идут на уступки: Вера Корнильевна просит, и Олег
выливает настой корня, соглашается на переливание крови, на укол,
уничтожающий, казалось бы, последнюю радость, доступную Олегу на земле. Радость
любить и быть любимым. А Вега принимает эту жертву: самоотречение
настолько в природе Веры Гангарт, что она и представить себе не может иной
жизни. Пройдя через четырнадцать пустынь одиночества во имя своей единственной
любви, начавшейся совсем рано и трагически оборвавшейся, пройдя через
четырнадцать лет безумия ради мальчика, называвшего ее Вегой и погибшего на
войне, она только сейчас полностью уверилась в своей правоте, именно сегодня
новый, законченный смысл приобрела ее многолетняя верность. Теперь, когда
встречен человек, вынесший, как и она, на своих плечах годы лишений и
одиночества, как и она, не согнувшийся под этой тяжестью и потому такой близкий,
родной, понимающий и понятный, — стоит жить ради такой встречи! Многое должен пережить и передумать
человек, прежде чем придет к такому пониманию жизни, не каждому это дано. Вот
и Зоенька, пчелка-Зоенька, как ни нравится ей Костоглотов, не будет даже
местом своим медсестры жертвовать, а уж себя и подавно постарается уберечь от
человека, с которым можно тайком от всех целоваться в коридорном тупике, но
нельзя создать настоящее семейное счастье (с детьми, вышиванием мулине,
подушечками и еще многими и многими доступными другим радостями). Одинакового
роста с Верой Корнильевной, Зоя гораздо плотней, потому и кажется крупнее, осанистее.
Да и в отношениях их с Олегом нет той хрупкости-недосказанности, которая царит
между Костоглотовым и Гангарт. Как будущий врач Зоя (студентка мединститута)
прекрасно понимает «обреченность» больного Костоглотова. Именно она раскрывает
ему глаза на тайну нового укола, прописанного Донцовой. И снова, как пульсация
вен, — да стоит ли жить после такого? Стоит ли?.. А Людмила Афанасьевна и сама уже не
убеждена в безупречности научного подхода. Когда-то, лет пятнадцать — двадцать
назад, спасшая столько жизней лучевая терапия казалась методом универсальным,
просто находкой для врачей-онкологов. И только теперь, 541 последние два года, стали появляться
больные, бывшие пациенты онкологических клиник, с явными изменениями на тех
местах, где были применены особенно сильные дозы облучения. И вот уже Людмиле
Афанасьевне приходится писать доклад на тему «Лучевая болезнь» и перебирать в
памяти случаи возврата «лучевиков». Да и ее собственная боль в области
желудка, симптом, знакомый ей как диагносту-онкологу, вдруг пошатнула прежнюю
уверенность, решительность и властность. Можно ли ставить вопрос о праве врача
лечить? Нет, здесь явно Костоглотов не прав, но и это мало успокаивает Людмилу
Афанасьевну. Угнетенность — вот то состояние, в котором находится врач Донцова,
вот что действительно начинает сближать ее, такую недосягаемую прежде, с ее
пациентами. «Я сделала, что могла. Но я ранена и падаю тоже». Уже спала опухоль у Русанова, но ни
радости, ни облегчения не приносит ему это известие. Слишком о многом заставила
задуматься его болезнь, заставила остановиться и осмотреться. Нет, он не сомневается
в правильности прожитой жизни, но ведь другие-то могут не понять, не простить
(ни анонимок, ни сигналов, посылать которые он просто был обязан по долгу
службы, по долгу честного гражданина, наконец). Да не столько его волновали другие
(например, Костоглотов, да что он вообще в жизни-то смыслит: Оглоед, одно
слово!), сколько собственные дети: как им все объяснить? Одна надежда на дочь
Авиету: та правильная, гордость отца, умница. Тяжелее всего с сыном Юркой:
слишком уж он доверчивый и наивный, бесхребетный. Жаль его, как жить-то такому
бесхарактерному. Очень напоминает это Русанову один из разговоров в палате,
еще в начале лечения. Главным оратором был Ефрем: перестав зудеть, он долго
читал какую-то книжечку, подсунутую ему Костоглотовым, долго думал, молчал, а
потом и выдал: «Чем жив человек?» Довольствием, специальностью, родиной
(родными местами), воздухом, хлебом, водой — много разных предположений
посыпалось. И только Николай Павлович уверенно отчеканил: «Люди живут
идейностью и общественным благом». Мораль же книги, написанной Львом Толстым,
оказалась совсем «не наша». Лю-бо-вью... За километр несет слюнтяйством! Ефрем
задумался, затосковал, так и ушел из палаты, не проронив больше ни слова. Не
так очевидна показалась ему неправота писателя, имя которого он раньше-то и не
слыхивал. Выписали Ефрема, а через день вернули его с вокзала обратно, под
простыню. И совсем тоскливо стало всем, продолжающим жить. Вот уж кто не собирается поддаваться своей
болезни, своему горю, своему страху — так это Демка, впитывающий все, о чем бы
ни го- 542 ворилось в палате. Много пережил он за
свои шестнадцать лет: отец бросил мать (и Демка его не обвиняет, потому как она
«скурвилась»), матери стало совсем не до сына, а он, несмотря ни на что,
пытался выжить, выучиться, встать на ноги. Единственная радость осталась
сироте — футбол. За нее он и пострадал: удар по ноге — и рак. За что? Почему?
Мальчик со слишком уж взрослым лицом, тяжелым взглядом, не талант (по мнению
Вадима, соседа по палате), однако очень старательный, вдумчивый. Он читает
(много и бестолково), занимается (и так слишком много пропущено), мечтает поступить
в институт, чтобы создавать литературу (потому что правду любит, его
«общественная жизнь очень разжигает»). Все для него впервые: и рассуждения о
смысле жизни, и новый необычный взгляд на религию (тети Стефы, которой и
поплакаться не стыдно), и первая горькая любовь (и та — больничная,
безысходная). Но так сильно в нем желание жить, что и отнятая нога кажется
выходом удачным: больше времени на учебу (не надо на танцы бегать), пособие по
инвалидности будешь получать (на хлеб хватит, а без сахара обойдется), а главное
— жив! А любовь Демкина, Асенька, поразила его
безупречным знанием всей жизни. Как будто только с катка, или с танцплощадки,
или из кино заскочила эта девчонка на пять минут в клинику, просто провериться,
да здесь, за стенами ракового, и осталась вся ее убежденность. Кому она теперь
такая, одногрудая, нужна будет, из всего ее жизненного опыта только и
выходило: незачем теперь жить! Демка-то, может быть, и сказал зачем: что-то
надумал он за долгое лечение-учение (жизненное учение, как Костоглотов наставлял,
— единственно верное учение), да не складывается это в слова. И остаются позади все купальники Асенькины
ненадеванные и некупленные, все анкеты Русанова непроверенные и недописанные,
все стройки Ефремовы незавершенные. Опрокинулся весь «порядок мировых вещей».
Первое сживание с болезнью раздавило Донцову, как лягушку. Уже не узнает доктор
Орещенков своей любимой ученицы, смотрит и смотрит на ее растерянность,
понимая, как современный человек беспомощен перед ликом смерти. Сам Дормидонт
Тихонович за годы врачебной практики (и клинической, и консультативной, и
частной практики), за долгие годы потерь, а в особенности после смерти его
жены, как будто понял что-то свое, иное в этой жизни. И проявилось это иное
прежде всего в глазах доктора, главном «инструменте» общения с больными и
учениками. Во взгляде его, и по сей день внимательно-твердом, заметен отблеск
какой-то отреченности. Ничего не хочет старик, только медной дощечки на 543 двери и звонка, доступного любому
прохожему. От Людочки же он ожидал большей стойкости и выдержки. Всегда собранный Вадим Зацырко, всю свою
жизнь боявшийся хотя бы минуту провести в бездействии, месяц лежит в палате
ракового корпуса. Месяц — и он уже не убежден в необходимости совершить
подвиг, достойный его таланта, оставить людям после себя новый метод поиска руд
и умереть героем (двадцать семь лет — лермонтовский возраст!). Всеобщее уныние, царившее в палате, не
нарушается даже пестротой смены пациентов: спускается в хирургическую Демка и
в палате появляются двое новичков. Первый занял Демкину койку — в углу, у
двери. Филин — окрестил его Павел Николаевич, гордый сам своей
проницательностью. И правда, этот больной похож на старую, мудрую птицу. Очень
сутулый, с лицом изношенным, с выпуклыми отечными глазами — «палатный
молчальник»; жизнь, кажется, научила его только одному: сидеть и тихо
выслушивать все, что говорилось в его присутствии. Библиотекарь, закончивший
когда-то сельхозакадемию, большевик с семнадцатого года, участник гражданской
войны, отрекшийся от жизни человек — вот кто такой этот одинокий старик. Без
друзей, жена умерла, дети забыли, еще более одиноким его сделала болезнь —
отверженный, отстаивающий идею нравственного социализма в споре с
Костоглотовым, презирающий себя и жизнь, проведенную в молчании. Все это
узнает любивший слушать и слышать Костоглотов одним солнечным весенним днем...
Что-то неожиданное, радостное теснит грудь Олегу Костоглотову. Началось это
накануне выписки, радовали мысли о Веге, радовало предстоящее «освобождение» из
клиники, радовали новые неожиданные известия из газет, радовала и сама
природа, прорвавшаяся, наконец, яркими солнечными деньками, зазеленевшая первой
несмелой зеленью. Радовало возвращение в вечную ссылку, в милый родной
Уш-Терек. Туда, где живет семья Кадминых, самых счастливых людей из всех,
кого встречал он за свою жизнь. В его кармане две бумажки с адресами Зои и
Веги, но непереносимо велико для него, много пережившего и от многого
отказавшегося, было бы такое простое, такое земное счастье. Ведь есть уже необыкновенно-нежный
цветущий урюк в одном из двориков покидаемого города, есть весеннее розовое
утро, гордый козел, антилопа нильгау и прекрасная далекая звезда Вега... Чем
люди живы. Даниил Александрович Гранин р. 1919Иду на грозу. Роман (1962)
Спокойное течение рабочего утра в
лаборатории № 2 нарушил внезапный приход шефа члена-корреспондента А. Н.
Голицына. Он сделал разносы сотрудникам, а затем ворчливым голосом велел, чтоб
Сергей Крылов подал заявление на должность начлаба. Воцарилась тишина.
Считалось, что вакансию предстоит занять Агатову. У него была репутация
посредственного ученого, но неплохого организатора. К Крылову же в это утро
зашел институтский приятель — блистательный Олег Тулин, веселый, общительный
красавец и талантливый ученый. Он приехал в Москву добиваться разрешения на
исследование с самолета, очень рискованное. Генерал Южин разрешил с большим
скрипом, но все равно у Тулина было ощущение, что иначе случиться все-таки не
могло — удача всегда сопутствовала ему. А вот Крылову — не сопутствовала. Пока
Тулин был у генерала, честолюбивый Агатов провел небольшую интригу, и в
результате Крылов ушел из института. Это крушение у Сергея было далеко не
первым. Оформив расчет, он поехал туда, где проводил зимой исследовательские
работы. Вместе с ним на озере работала Наташа. Тогда Сергею хотелось, чтобы
все, случившееся между ними, осталось просто приятным случаем. Теперь он знал,
что без Наташи не может. Но на месте узнал, что Наташа Романова, забрав сына,
ушла от мужа, довольно известного художника. Адреса ее не имел никто. 545 У Крылова, в противоположность Тулину,
всегда все шло через пень-колоду. На первом курсе он еле тянул по всем
предметам, и к нему прикрепили отличника Тулина. Сергей преклонялся перед способностями
Олега, Олег же с радостью опекал нового друга. У Сергея проснулся интерес к
науке. К концу третьего курса Крылова исключили (он повздорил с одним
доцентом), несмотря на защиту Тулина, который был тогда комсомольским вожаком.
Старшая сестра того же Тулина устроила Крылова к себе на завод контролером ОТК,
Здесь голова его была свободна, и он обдумывал несколько глобальных физических
проблем. Товарищи по работе и общежитию считали его чудиком. Но перестали,
когда главный конструктор завода Гатенян взял его в свое бюро. Крылов стал
печататься в техническом журнале, о нем стали поговаривать на заводе, пророчили
быструю и блестящую карьеру. Гатенян организовал Крылову доклад на семинаре в
институте физики. После этого парень подал заявление об уходе. Там, в институте,
он впервые понял, что такое настоящие ученые. Они казались ему сонмом богов.
Сидя верхом на обычных стульях, куря заурядные сигареты, они перекидывались
фразами, смысл которых он мог бы понять лишь спустя часы напряженных раздумий.
Юпитером среди этих богов был Данкевич. Со временем Крылов стал у Данкевича
старшим лаборантом, потом научным сотрудником, и ему дали самостоятельную тему.
Он сидел, окруженный приборами, включал, выключал, настраивал — беспрерывно
работал. Для счастья ему больше ничего нужно не было. Но постепенно Крылову стало казаться, что
его шеф замахивается на большее, чем то, что в состоянии достичь, что работа
зашла в тупик и они никогда не добьются результатов. Попробовал объясниться.
Сообщил, что хотел бы заняться атмосферным электричеством. «Не знал, что вас
интересует быстрый успех», — сказал Дан и подписал Крылову характеристику для
годовой кругосветной экспедиции на геофизическом корабле. Когда Сергей
вернулся, то узнал, что его девушка Лена выходит замуж и что Данкевич умер, а
гипотезы Дана блестяще оправдались, открывая огромные возможности. В этой новой
ситуации замдиректора института Лагунов стал возить Крылова с одного важного
совещания на другое. Представлять солидным людям в качестве ученика Данкевича...
Впереди вновь забрезжила возможность сделать карьеру... Но когда приехавший из
Москвы Голицын, корифей в области атмосферного электричества, сообщил ему, что
незадолго перед кончиной Дан просил его взять на работу Крылова, сказав, что
тот оставил утвержденную и начатую диссертацию. Они славно работали с Голицыным
— до того момента, когда старик 546 предложил ему должность начлаба и
последовал ход от Агатова. Расставание с Голицыным — и Крылов снова оказался
не у дел. Опять помог Тулин: позвал работать к себе, в новоутвержденном эксперименте
по управлению грозой. Крылов колебался: многое в работе Олега казалось ему
сырым и бездоказательным. Но рискнуть все же стоило. И они полетели на юг с
группой сотрудников. Грозовое облако сравнивают с электрической
машиной, обычным генератором. Но у облака нет проводов, и непонятно, как оно
«включается» и почему останавливается. Работать мешал курировавший работы
Агатов — он категорически запрещал входить в грозовое облако. Формально он был
прав, но вне облака получить решающие результаты представлялось сложным. В
какой-то момент Тулину понадобилось уехать на деловое свидание. Руководить
полетом должен был Крылов. Уехал Тулин с Женей, и влюбленный в девушку член их
группы Ричард сидел безучастный, с остановившимися глазами. Потом Крылов
отчетливо вспомнил, что, вопреки инструкции, парашют у парня валялся на
кресле. Сводка была совершенно благополучная. В
полете Агатов заметил, что у приборов, с которыми он работал, сели батареи, и
переключил их на питание от батарей грозоуказателя. Указатель понадобиться не
мог. Ведь они не имели права заходить в грозу. Гроза внезапно налетела с
запада и замкнулась. Указатель не работал, пилот не мог сориентироваться. Люди
стали выбрасываться с парашютами. Ричард кинулся вытаскивать кассеты с записями
приборов и заметил отвинченный разъем питания указателя... В салоне остались
лишь он да Агатов. Агатов ударил аспиранта ногой и почувствовал, как рука Ричарда,
державшаяся за лямки его парашюта, разжалась. Тогда он подтянулся к люку и
перевалил через край. На следующий день после похорон Ричарда прилетела
комиссия по расследованию. Крылов, по мнению многих, держался глупо —
доказывал, что указатель должен был сработать, добивался продолжения работ.
Тулин же от темы отказался. Всеобщее сочувствие было на его стороне — такой
талантливый, переживает, а этот Крылов... Тулину стали сочувствовать еще
сильнее, когда стало известно, что Крылов пошел против него. Кстати, многие
считали, что и аварии бы никакой не было, полети в тот день Тулин, счастливчик
и везунчик. Лагунов требовал отдать Крылова под суд.
Южину было обидно, что Тулин, в которого он так поверил, раскис. Это Тулин
должен был держаться стойко, а не этот простак Крылов. Тему закрыли. Счастливчика
Тулина взяли на работы по спутникам. А Крылов, как ни странно, продолжал
работать над закрытой темой. На прощание его 547 везучий друг попытался ему втолковать:
начальство не разрешит продолжать эксперимент. Ах, Крылова интересует только
наука? Но в самом лучшем случае все придется начинать с самого нуля. Ладно, он,
Тулин, попозже вытащит его из очередной лужи. Крылов же теперь ясно понимал,
что его бывший друг пошел на компромисс, потому что ему нужен успех, признание,
слава, — как будто для ученого недостаточно научного результата. Каждый день
Крылов садился работать. Временами было безнадежно, но вскоре многое
прояснилось. Тогда он показал результаты Голицыну. Вскоре стало известно, что
академик Лихов, Голицын и кое-кто еще требуют восстановления эксперимента. А
потом было дано, подписано, утверждено и заверено разрешение. Крылов узнал, что
в экспедиции встретится с Наташей. А потом случайно встретил Голицына. Тот
поинтересовался: как ваши дела? «Чудно, — сказал Крылов, — отличная группа
подбирается». — Кто же?» — спросил Голицын. «Я, один я. Зато крепкий, спаянный
коллектив». «И еще Ричард», — подумал он. Александр Моисеевич Володин р. 1919Пять вечеров. Пьеса (1959)
Действие происходит в Ленинграде. Вечер первый. В комнате сидят
Зоя и Ильин. Зоя — продавщица в гастрономе. Ильин в Ленинграде в отпуске, живет
он где-то на Севере. Отпуск заканчивается — скоро уезжать. Он рассказывает
Зое, что в соседнем доме, над аптекой, жила его первая любовь, красавица,
которую подруги звали Звезда. Он переписывался с нею всю войну, а потом
перестал писать. Ильину хочется увидеть, какая она сейчас. Он обещает Зое скоро
вернуться, быстро собирается и идет узнать — может, она еще там живет. Комната Тамары. Она сначала никак не может
вспомнить Ильина, только предъявленный им паспорт все объясняет. Тамара рассказывает
ему, что работает мастером на «Красном треугольнике», что ее работа интересная,
ответственная, что живет с племянником Славой. А сестры Люси нет — в блокаду
умерла. Слава учится в технологическом, где до войны учился Ильин. Ильин рассказывает, что работает главным
инженером на химическом заводе в Подгорске. Это один из крупнейших заводов в
Союзе. А здесь — в командировке. На три-четыре дня. Тамара предлагает ему
пожить эти дни у них с условием, что тот никого сюда не будет водить. Ильин
соглашается и уходит в маленькую комнату. Тамара ложится спать. 549 В квартиру входят Катя и Слава. Тамара
делает им замечание, что уже полночь, что молоденьким девушкам нехорошо так себя
вести, что Катя отвлекает Славу от занятий. Катя в ответ говорит, что двойки
Слава получает не из-за нее, а из-за соседки Лидочки, с которой Слава
поссорился и которая поэтому не дает ему свои конспекты. Катя уходит. Тамара
пытается усовестить Славу, однако тот говорит, что насыщен теорией по горло.
Входит Ильин и слушает. Славе неприятно это, поэтому он сразу же соглашается с
Ильиным, что пора спать, и уходит в маленькую комнату с раскладушкой. Ильин
рассказывает Славе их с Тамарой историю и обещает спустить со Славы семь шкур,
если тот обидит при нем Тамару. Он говорит, что намерен обеспечить этой
женщине счастливую жизнь хотя бы на те дни, что проживет здесь. Вечер второй. Ильин, Слава и
Катя убирают празднично всю квартиру к приходу Тамары. Пришедшей Тамаре сначала
не нравится, что кто-то распоряжается в ее доме без нее, однако потом она с
удовольствием приглашает всех за стол — ужинать. Когда Катя со Славой уходят,
Тамара поет под гитару песню, которую они с Ильиным пели много лет назад:
«Миленький ты мой...» Неожиданно она говорит, что было бы ужасно, если бы она
вышла за кого-нибудь замуж. Ильин просит повторить, но Тамара не отвечает. В
комнате гаснет свет. Вечер третий. Катя, которая
работает на коммутаторе, слышит, как Ильин говорит Зое, что не сможет прийти.
Действие переносится в комнату Тамары. Ильин собирается уезжать и зовет Тамару
ехать с ним, правда, не в Подгорск, а на Север, где думает устроиться шофером,
бросив свое инженерство. Тамара не понимает, для чего ему бросать все и ехать на
Север, и отказывается от приглашения. Ильин отправляет ее в магазин под
предлогом покупки ему еды на дорогу, а сам уезжает, не простившись. Слава
запрещает Тамаре догнать ушедшего Ильина. Он не хочет, чтобы Тамара унижалась. Вечер четвертый. Комната Тимофеева,
друга Ильина. Тамара ищет здесь Ильина. Услышав ее голос, тот просит Тимофеева
не выдавать его и прячется. Тимофеев говорит Тамаре, что давно не видел
Ильина. В это время Тимофееву звонят с химкомбината, из Подгорска. Тамара
узнает, что Ильин сказал ей неправду о своей жизни, присвоив биографию
Тимофеева, что на самом деле он шофер на Севере. Тимофеев считает Ильина
безалаберным, но Тамара горячо его защищает. Она оставляет свой адрес для
Ильина и уходит. Тимофеев советует Ильину догнать Тамару и молить ее о
прощении. Для Ильина это исключено. Он уходит. 550 Вечер пятый. Катя
рассказывает переживающей Тамаре о существовании Зои. Тамара решает поискать
Ильина там. Однако Ильин с Зоей расстался. Тамара не застает его. Зоя
оскорбительно с ней разговаривает, и Тамара уходит, так ничего и не добившись. Катя разыскивает на вокзале Ильина. Ильин
хочет напиться перед отъездом. Катя пытается ему помешать, потом начинает пить
вместе с ним. Катя рассказывает ему о Славе, Ильин ей — о Тамаре, о том, как
она его провожала на фронт, наконец рассказывает всю правду о себе. В это время Тамара рассказывает Славе ту
же историю об их прощании. Приходит Катя. Она пьяна. Отдает Славе тетрадь
конспектов, которую она для него переписала за одну ночь. Тамара укладывает ее
на кровать. Приходит Тимофеев. Он ищет Ильина. Берется починить перегоревший
рефлектор. Тут возвращается Ильин. Он говорит, что он не неудачник, что он
полезен для общества, что он свободный и счастливый человек. Тамара говорит
ему, что она все знает и что она гордится им. Напоминает Ильину, что тот звал
ее с собой на Север. Теперь она согласна ехать. Ильин целует ей руки и обещает,
что она никогда об этом не пожалеет. Тамара, то ли радуясь, то ли страшась за
свое счастье, вслух желает, чтобы не было войны. Старшая сестра. Пьеса (1961)
В Ленинграде живут сестры — Надя и Лида
Рязаевы. Они рано остались без родителей и росли в детском доме. Сейчас Надя
работает на стройке и учится в техникуме. Лида — школьница. Придя однажды домой, Надя застает у Лиды
ее друга по школе Кирилла. Они спорят о счастье. Лида считает, что счастье — в
труде, когда трудишься не для себя, а для других. Однако, когда Кирилл
спрашивает ее, а счастлива ли сама она, Лида отвечает «нет". Приходит
дядя Рязаевых — ухов. Он считает,
что философствования Кирилла о жизни «кустарны». Кирилл спорит с ним и в конце
концов уходит. Неожиданно появляется некто Огородников.
Его вызвали в партийный комитет и обвинили в том, что он преследует Надю
своими ухаживаниями. Надя объясняет, что она просто фантазировала, рас- 551 сказывая о нем подругам. Огородников
требует, чтобы она объяснила это его жене. Он набирает телефонный номер и
передает трубку Наде. Надя выслушивает все и признается, что пошутила. Огородников
уходит, не прощаясь. ухов, рассерженный
выходкой Нади, уходит следом. Оставшись одни, девушки начинают вслух
читать «Войну и мир». Лида заканчивает школу и собирается поступать по Надиному
желанию в театральное училище. Ей страшно, что у нее ничего не получится, но
Надя уверена, что у ее сестры огромный талант. Над их детским домом шефствовал
театр, их часто водили на спектакли, и она навсегда запомнила, как горели тогда
у Лиды глаза. Теперь она помогает сестре готовить монолог и всеми силами души
хочет, чтобы та прошла отбор. Действие переносится в театральное
училище, где идут экзамены. Лида волнуется, что ничего не знает и не помнит.
Надя почти вталкивает ее в кабинет, где принимает комиссия. Когда Лида через
какое-то время выходит, понятно, что она не прошла. Надя ей не верит. Она идет
сама говорить с комиссией, в которой сидит режиссер Владимиров, с которым Надя
была когда-то знакома. Владимиров вспоминает ее и требует, чтобы монолог
читала она. Надя не слушает его и уговаривает принять ее сестру. Владимиров
стоит на своем. Тогда Надя читает единственное, что помнит наизусть, — отрывок
из статьи о театре. Вернувшись домой, где их уже ждет ухов, девушки рассказывают о том, что
Надя прошла отбор, а Лида — нет. Дядя уговаривает Надю не бросать техникум и
работу, говорит, что это — профессия, а театром можно заниматься и на досуге,
что у артистов почти всегда трудные времена, нет ролей, нет пьес, ничего нет,
просит Надю подумать и о сестре — на одну стипендию им не прожить. Надя
соглашается: к сожалению, он прав. Проходит два года. Лида лежит в постели,
она больна: последствия лыжного похода, организованного Кириллом. Кирилл,
пришедший ее проведать, выслушивает многочисленные упреки сестер. Приходит ухов. Он выгоняет Кирилла с тем, чтобы
тот больше не смел подходить к Лиде. Лида пытается его догнать, но ухов насильно укладывает ее обратно в
постель. В дверь звонят. ухов приводит
застенчивого человека лет тридцати. Это Владимир Львович, с которым ухов хотел познакомить Надю, надеясь на
то, что из этого знакомства может вырасти женитьба. Владимир просит Надю
рассказать о себе, но той не хочется. Она прямо говорит Владимиру, что ему
лучше уйти. Негодующий ухов тоже
уходит. Надя извиняется перед Лидой, что позво- 552 лила выгнать Кирилла, однако, она считает,
так будет лучше. Она говорит, что хочет Лиде только счастья, вспоминает их
детство и не верит, что ничего этого уже нельзя вернуть. Проходит еще два года. Кирилл с Лидой
опять встречаются, только Кирилл теперь женат. Он скрывает от жены свои
отношения с Лидой. Для Кирилла это положение отвратительно. Он ненавидит ложь,
но систематически врет жене. Но он не может и потерять все то, что связывает
его с Лидой. Лида сомневается, любовь ли это, но Кирилла ни в чем не винит. ухов просит Надю не
пускать Кирилла в дом, Надя его не слушает. Она ходила в театр и попросила
себе маленькую роль: ей все равно какую — лишь бы хоть что-то дали. Владимиров
говорит ей, что она потеряла индивидуальность. Неожиданно приходит жена Кирилла — Шура.
Она ищет мужа, так как ей предложили билеты на концерт. Она учительница, у нее
веселый характер, она очень хороший человек. Приходят Кирилл и Лида. Надя
обещает уходящей Шуре, что Кирилл сюда больше не придет. Лида говорит сестре, что не будет жить
так, как та хочет, обвиняет сестру в том, что они прогнали Кирилла, говорит,
что здравый смысл не приносит счастья. Надя от злости ударяет Лиду по лицу,
потом говорит, что виновата и не имеет права ничего требовать от них с
Кириллом. Она замечает, что у нее все слова и мысли, как у Ухова. Лида
собирается уходить. Надя пытается ее удержать, но та все-таки уходит. Надя рухнула на кровать, качает головой и
повторяет только одно: «Что делать?» Борис Исаакович Балтер 1919-1974
До свидания, мальчики. Повесть (1962)
В ту весну мы кончали девятый класс. У
каждого из нас были планы на будущее. Я (Володя Белов), например, собирался
стать геологом. Саша Кригер должен был пойти в медицинский институт, потому что
врачом был его отец. Витька Аникин хотел стать учителем. Сашка и Витька дружили с Катей и Женей. Я
— с Инкой Ильиной; она была младше нас на два года. Мы жили в городе на берегу
Черного моря. После выпускного экзамена по математике
нас троих и Павла Баулина, матроса из порта (он был чемпионом Крыма по боксу),
вызвали в горком комсомола и предложили поступить в военное училище. Мы были согласны. Но что скажут наши
родители? Хотя за маму я был спокоен. Я гордился мамой, ее известностью в
городе, гордился тем, что она сидела в царской тюрьме и отбывала ссылку. Сестры мои Лена и Нина работали в
Заполярье. Старшая, Нина, была замужем. Ее муж Сережа в восемнадцать лет уже
командовал эскадроном, потом учился на рабфаке, кончил Промакадемию. Он был
геологом. Утром меня разбудил Витька. Расспрашивать
его о разговоре с отцом не было никакой нужды: под правым его глазом лиловел 554 синяк. Дело в том, что его отец, дядя
Петя, прямо-таки жил мечтой увидеть сына учителем. Когда мы зашли за Сашкой, в его квартире
кричали. «Твой сын нужен государству, — кричал его
отец. — Это же его и наше счастье». — «Пусть себе берет такое счастье этот
бандит и его партийная мама...» — отвечала мать. Под «бандитом» имелся в виду, конечно, я. Сашка придумал выход: поговорить с
комсомольским секретарем Алешей Переверзевым, чтобы о нас была статья в городской
газете «Курортник». И тогда родители не выдержат и согласятся отпустить нас Мы бродили по городу вдвоем с Инкой. Я
вдруг увидел то, чего раньше не замечал: встречные мужчины пристально смотрят
на нее. «Я хочу, чтобы все уже было в прошлом, чтобы ты кончил училище...
Сейчас бы мы шли к себе домой. Понимаешь?» — сказала Инка. Мы вошли в подъезд. В темноте светились ее
глаза. Потом к моим губам прикоснулись Инкины губы. Мне показалось, я падаю. После последнего экзамена мы решили стать
окончательно взрослыми. Твердость этого решения мы подтвердили тем, что вышли
из школы на руках. По дороге в горком мы вдруг решили, что нам пора закурить, и
купили коробку «Северной Пальмиры». Мы считали, что таких морских ребят, как
мы, пошлют только в морское училище. Разумный мир, единственно достойный
человека, был воплощен в нашей стране. Вся остальная планета ждала освобождения
от страданий. Мы считали, что миссия освободителей ляжет на наши плечи. Сашка спросил меня: «Ты уже целуешься с
Инкой?» И я вдруг понял: Сашка и Катя давно целуются, и Витька с Женей тоже. А
я ни о чем не догадывался! Вечером мы пошли в курзал слушать короля
гавайской гитары Джона Денкера. Мне еще днем, когда Инка сказала, что познакомилась
с ним на пляже, это не понравилось. А на концерте я ясно понял: среди множества
голосов он слышал Инкин голос и пел то, что просила она. Улица, которой мы возвращались, упиралась
в пустырь. И наши девочки (они всегда шли впереди) услышали, как на пустыре
кричала женщина. Все в городе знали, что на пустыре орудует банда Степика,
насилует одиноких женщин. Потом мы увидели, как из-за угла вышел Степик. С ним
еще выходили люди. Катю и Женю мы подсадили через забор, и они убежали к
санаторию. Сашку били кастетом, меня, видимо, ударили головой: зуб был сломан,
а подбородок цел. Пришлось бы хуже, но Инка, оказывается, бегала за боксером
Баулиным, и он с приятелями нас выручил. 555 Окончание школы мы отметили в ресторане
«Поплавок». Днем нас ждали на пляже, но мы с Инкой забрались в самую глухую
часть пустыря. «Я не могу тебя так оставить», — твердил я Инке. И у нас все
случилось. В «Курортнике» появилась статья о нас, и
родители не выдержали. На нас пришла разнарядка: мне с Витькой
досталось пехотное училище. А Сашке — Военно-морская медицинская академия. Потом мне суждено будет узнать, что Витьку
убили под Ново-Ржевом в 41-м, а Сашку арестовали в 52-м. Он умер в тюрьме: не
выдержало сердце. Когда наш поезд тронулся, на перроне
появилась мама: она задержалась на мои проводы из-за бюро. Больше я никогда не
видел ее — даже мертвой... За станцией на пустой дороге я углядел маленькую
фигурку, спустился, повис на поручнях. Близко, под ногами, пролетала назад
земля. «Инка, моя Инка!» Ветер заталкивал слова,
а грохот поезда заглушал голос. Константин Дмитриевич Воробьев 1919-1975
Это мы, Господи!.. Повесть (1943)
Лейтенант Сергей Костров осенью 1941 г.
попадает в плен. Продержав пленных несколько дней в подвалах разрушенного Клинского
стекольного завода, их, построенных по пять человек в ряд, конвоируют по
Волоколамскому шоссе. Время от времени раздаются выстрелы — это немцы
пристреливают отставших раненых. Сергей идет рядом с бородатым пожилым пленным
— Никифорычем, с которым он познакомился прошлой ночью. У Никифорыча в
вещмешке есть и сухари, один из которых он предлагает Сергею, и мазь, которая
помогает при побоях, — он намазал ею разбитый висок Сергея. Когда колонна
проходит через деревеньку, старуха бросает пленным капустные листья, которые
голодные пленные жадно хватают. Внезапно раздается автоматная очередь, старушка
падает, падают пленные, и Никифорыч, смертельно раненный, говорит Сергею:
«Возьми мешок... сын мой на тебя похож... беги...» Сергей с колонной пленных доходит до
Ржевского лагеря и лишь на седьмые сутки получает крошечный кусочек хлеба: на
двенадцать человек в день выдается одна буханка хлеба весом в восемьсот граммов.
Иногда пленные получают баланду, состоящую из чуть подогретой воды, забеленной
отходами овсяной муки. Каждое утро из барака выносят умерших за ночь. 557 У Сергея начинается тиф, и его, больного,
с температурой за сорок, обитатели барака сбрасывают с верхних нар, чтобы
занять хорошее место: «все равно умрет». Однако через двое суток Сергей выползает
из-под нижних нар, волоча правую отнявшуюся ногу, и бессильным шепотом просит
освободить его место. В этот момент в барак входит человек в белом халате — это
доктор Владимир Иванович Лукин. Он переводит Сергея в другой барак, где за
загородкой лежит около двадцати командиров, больных тифом; приносит ему бутылку
спирту и велит растирать бесчувственную ногу. Через несколько недель Сергей уже
может на ногу наступать. Доктор, работая в лагерной амбулатории, осторожно
выискивает среди пленных в доску своих людей с тем, чтобы устроить к лету побег
большой вооруженной группой. Но выходит иначе: пленных командиров, в их числе
и Сергея, переводят в другой лагерь — в Смоленск. Сергей с новым своим приятелем Николаевым
и здесь постоянно ищет случая бежать, но случай все не представляется. Пленных
опять куда-то везут, и на этот раз, видимо, далеко: каждому выдают по целой
буханке хлеба из опилок, что составляет четырехдневную норму. Их грузят в
герметически закрывающиеся, без окон, вагоны, и к вечеру четвертого дня состав
прибывает в Каунас. Колонну пленных у входа в лагерь встречают вооруженные
железными лопатками эсэсовцы, которые с гиканьем набрасываются на изможденных
пленных и начинают лопатами их рубить. На глазах у Сергея погибает Николаев. Через несколько дней конвоиры выводят сто
человек пленных на работу за пределы лагеря; Сергей и еще один пленный, совсем
еще мальчик, по имени Ванюшка, пытаются
бежать, но их настигают конвойные и жестоко избивают. После четырнадцати дней
карцера Сергея и Ванюшку отправляют в штрафной лагерь, расположенный недалеко
от Риги — Саласпилсский лагерь «Долина смерти». Сергей и Ванюшка и здесь не
оставляют надежды на побег. Но через несколько дней их отправляют в Германию.
И тут, сбив решетки с вагонного окна, Сергей и Ванюшка на полном ходу
выпрыгивают из вагона. Оба чудом остаются в живых, и начинаются их скитания по
лесам Литвы. Они идут ночами, держа путь на восток. Время от времени беглецы
заходят в дома — попросить еды. На случай, если вдруг окажется, что в доме живут
полицейские, в карманах у них всегда лежат круглые большие камни-голыши. В
одном доме девушка-работница дает им домашнего сыру, в другом — хлеба, сала,
спички. 558 Однажды, в день, когда Ванюшке исполнилось
семнадцать лет, они решают устроить себе «праздник»: попросить картошки в стоящем
на опушке леса домике, сварить ее с грибами и отдохнуть не два часа, как
обычно, а три. Ванюшка отправляется за картошкой, а Сергей собирает грибы.
Спустя некоторое время Сергей, обеспокоенный отсутствием Ванюшки, по-пластунски
подползает к дому, заглядывает в окно, видит, что Ванюшки там нет, и понимает,
что он лежит в доме связанный! Сергей решает поджечь дом, чтобы избавить Ванюшку
от неизбежных пыток в гестапо. Две недели Сергей идет один. Добывая еду,
он пользуется уловкой, которая не раз спасала ему жизнь: входя в дом, он просит
хлеба на восьмерых: «Семь моих товарищей стоят за домом». Но вот наступает
осень, все сильнее болит нога, все меньше и меньше удается пройти за ночь. И
однажды Сергей не успевает спрятаться на дневку, его задерживают полицейские и
доставляют в Субачайскую тюрьму, а затем переводят в тюрьму Паневежисскую.
Здесь в одной камере с Сергеем сидят русские, которые, судя по его внешнему
виду, предполагают, что ему лет сорок, тогда как ему нет еще и двадцати трех.
Несколько раз Сергея водят на допросы в гестапо, его бьют, он теряет сознание,
его опять допрашивают и опять бьют; у него хотят узнать, откуда он шел, с кем,
кто из крестьян давал ему еду. Сергей придумывает себе новое имя — Петр Руссиновский
— и отвечает, что ни в каком лагере он не был, а сбежал сразу же, как попал в
плен. Сергей и его новые друзья Мотякин и устинов, до тюрьмы партизанившие в
литовских лесах, задумывают побег. Пленные работают на территории сахарного
завода на разгрузке вагонов; Сергей забрасывает свеклой спрятавшихся в бурт
Мотякина и Устинова, а сам прячется под вагоном, устроившись там на тормозных
тросах. Обнаружив в конце рабочего дня исчезновение троих пленных, конвойные,
бросившись их искать, находят Сергея: его выдает некстати размотавшаяся и
свесившаяся из-под вагона портянка. На вопрос конвойных о ненайденных товарищах
Сергей отвечает, что они уехали под вагонами. На самом же деле, в соответствии
с разработанным планом, они должны попытаться ночью перелезть через забор и
уйти в лес. После неудавшегося побега Сергея переводят
в Шяуляйскую тюрьму, а затем в Шяуляйский лагерь военнопленных. Идет уже весна
1943 г. Сергей начинает обдумывать план нового побега. 559 Убиты под Москвой Повесть (1963)
Рота кремлевских курсантов идет на фронт.
Действие происходит в ноябре 1941 г.; фронт приближается к Москве. По пути
курсанты встречают спецотряд войск НКВД; когда рота приходит в подчинение
пехотного полка из московских ополченцев, выясняется, что пулеметов нет: у
курсантов остаются только самозарядные винтовки, гранаты и бутылки с бензином.
Нужно рыть окопы, и взвод лейтенанта Алексея Ястребова быстро выполнил задание.
Появляются немецкие самолеты, но пока не бомбят. К позиции взвода подходят
вышедшие из окружения бойцы, среди которых — генерал-майор, командир дивизии.
Выясняется, что прорван фронт и соседняя деревня занята немцами. Начинается обстрел, убиты шестеро
курсантов и политрук. Капитан Рюмин, командир роты, получает приказ отступить,
но пока он посылал связного в штаб полка, рота оказалась окружена немцами.
Капитан решает идти в наступление. Рота окружает занятое немцами село и
внезапным ударом занимает его. Алексей в первом близком бою испытывает страх и
отвращение — ему приходится убивать немца. Бойцы подходят к лесу — но тут начинается
самолетный налет, бомбардировка, а за самолетами в лес входят танки и пехота
немцев. Упав на землю, в воронку, Алексей оказывается рядом с курсантом из
третьего взвода, который, как понимает лейтенант, «трус и изменник», — ведь
идет бой и другие гибнут. Но курсант исступленно шепчет Алексею: «Мы ничего не
сможем... Нам надо остаться живыми... Мы их потом всех, как вчера ночью...» Он
просит лейтенанта застрелить его, чтобы не попасть в плен к немцам. После боя
они вдвоем идут из леса и выходят на то место, где им ранее встретился отряд
НКВД. Там они встречают капитана Рюмина и еще трех бойцов, остаются ночевать в
скирдах сена. Наутро Алексей и капитан видят в небе бой советских истребителей
с немецкими «мессершмиттами»; наши «ястребки» погибают. Капитан Рюмин
стреляется, и Алексей вместе с курсантами роют ему могилу. Тут появляются два
немецких танка — один из них идет на Алексея, тот бросает в танк бутылку с
бензином, падает на дно могилы, — оказывается, ему удается подбить танк.
Курсанты, спрятавшиеся в скирдах, погибли; Алексей выбирается наружу и идет на
восток. 560 Тетка Егориха Повесть (1966)
Действие повести происходит в 1928 г.
Повествование ведется от первого лица; рассказчик вспоминает свое детство много
лет спустя. Десятилетний Санька — сирота: отец погиб на гражданской войне, мать
умерла от тифа. Он живет в деревне Камышинке с теткой Егорихой и дядей Иваном.
Тетка Егориха, Татьяна Егоровна, — не родная ему тетка, но они очень любят
друг друга, и нравится им одно и то же: шептаться по ночам, рассказывая друг
другу дневные новости; хлебать борщ из миски, наполненной до самых краев, —
иначе невесело есть; они любят, чтобы все интересное, что случается в Камышинке,
длилось подольше, и не любят однодневных праздников; любят гулянья, гармошку,
хороводы. Дядя Иван, по-уличному — Царь, Саньке доводится родным дядей, он —
брат его покойной матери, однако он — не работник, он — «шалопутный,
чокнутый», и поэтому они, наверное, самые бедные в селе. Теперь Санька понимает,
что тетка и Царь были мужем и женой, однако тогда это ему не приходило в
голову, и если б он знал об этом тогда, он, наверное, ушел бы из Камышинки,
потому что такая — Царева — тетка стала бы ему чужой. Максим Евграфович Мотякин, по-уличному —
Момич, сосед Саньки, тетки и Царя, помогает им выжить: приносит то муки, то
окорок, то меду; весной вспахивает им огород. Момич вдов, у него взрослая дочь
Настя. Дядя Иван не любит Момича, и Санька замечает, что шалопутничает он
только тогда, когда рядом Момич: тогда он снимает портки и, обратив к тетке
оголенный зад, громко и быстро кричит «Дяк-дяк-дяк!» У Момича сгорела клуня (сарай), которую
тайком поджег Царь, рассердившись в очередной раз на тетку. Момичу потушить
клуню не удается, и новую клуню строят они вдвоем с Санькой. С верху новой
клуни Момич показывает Саньке мир, окружающий Камышинку: поля с кустарниками
подлесков, луга и болота, а дальше, на западе, — нескончаемая зубчатая стена
леса, которую вместе с небом, облаками и дующими оттуда ветрами Момич называет
странным словом — Брянщина. В это лето у Саньки с пятидесятилетним Момичом
завязывается дружба. Тетку Егориху вызывают в сельсовет, и,
вернувшись оттуда, она рассказывает Саньке, что ее выбрали делегаткой от всей
Камышинки и завтра на сельсоветской бричке повезут в Лугань. В Лугани ей предлагают
переехать жить в коммуну: «Все, Сань, под духовые трубы, и 561 ложиться, и вставать, и завтракать, и
обедать»; — рассказывает тетка На другой день за ними приезжает телега, и в
последний момент они решают взять с собой Царя: «Что он тут один будет
сычевать?» Жизнь в коммуне оказывается не такой
замечательной, как она представлялась Саньке с теткой. На первом этаже
двухэтажного барского дома в большом зале, разгороженном двумя рядами
мраморных колонн, стоят койки: справа спят женщины, слева — мужчины, всего
девятнадцать человек. Тетку назначают поваром, и она с утра до вечера варит
горох — единственную пишу коммунаров. Через некоторое время, устав от голодной
коммунарской жизни, Санька предлагает тетке вернуться в Камышинку, но тетка
считает, что возвращаться стыдно. Однако через несколько дней в коммуне
появляется Момич, и Санька с теткой, оставив в бывшем барском доме привезенный
ими сундук со своим немудрящим добром, тайком уезжают из коммуны на Момичевой
телеге. А через несколько дней возвращается домой и Царь. На четвертый день масленицы камышинские
бабы отправляются к церкви, с которой накануне сняли крест и на его место
поставили красный флаг. Бабы кричат и галдят: они хотят, чтобы крест вернули на
место, и вдруг Санька, который тоже прибежал на площадь, видит, что от
сельсовета прямо на баб мчится всадник — это милиционер Голуб, про которого
говорят, что он никогда не бывает трезвым. Бабы бросаются врассыпную, и только
тетка остается стоять посреди площади, подняв руки к морде голубовского коня;
конь встает на дыбы, вдруг раздается выстрел, тетка падает. Санька с криком
«Голуб тетку убил!» вбегает в дом к Момичу, они вдвоем бегут на площадь, и
рыдающий Момич несет на вытянутых руках тело тетки. На другой день Момич с Санькой идут на
кладбище и выбирают место для могилы — под единственным на все кладбище
деревом. Санька с Царем, сидя в санях по обеим сторонам гроба, едут на
кладбище, Момич всю дорогу идет пешком. Возвратившись с похорон, Санька прячет
в сундук все теткины вещи и все вещи, с теткой связанные. Живя вдвоем с Царем,
они не метут пол, не выносят помоев, и хата быстро паршивеет. Под окном Момичевой хаты висит рушник и
стоит блюдо с водой: теткина душа шесть недель будет тут летать, и надо, чтобы
ей было чем умываться и утираться. Момич каждый день куда-то ездит,
возвращается поздно. Потом Санька узнал, что Момич искал в Лугани управы на
Голуба, однако Голуб ему сам повстречался. Однажды, взглянув в окно, Санька
видит во дворе подводу и конных милиционеров. Когда Момича забрали, в
Камышинке было много слухов про 562 его встречу с Голубом, но о чем они
говорили, не знал никто. Только Голуб появился в Лугани поздно ночью связанным,
а наган и саблю его, разломанные на кусочки, милиционеры нашли потом в Кобыльем логу. Наступает лето. Царь болеет. Есть в доме
совсем нечего, огороды стоят непаханые. Санька ходит по ночам на другой конец
деревни воровать лук, и они с Царем едят его, макая в соль. Однажды, вернувшись
с очередной порцией лука, Санька еще на крыльце слышит оцепенелую тишину в
доме. Выложив в чулане из-за пазухи лук, он выходит из дома и, дождавшись на
выгоне восхода солнца, уходит прочь из Камышинки. Федор Александрович Абрамов 1920-1983
Пряслины. Тетралогия
БРАТЬЯ И СЕСТРЫ Роман (1958)
Пекашинский мужик Степан Андреянович
Ставров срубил дом на склоне горы, в прохладном сумраке огромной лиственницы.
Да не дом — хоромину двухэтажную с маленькой боковой избой в придачу. Шла война. В Пекашине остались старики,
дети да бабы. Без догляда на глазах ветшали и разваливались постройки. Но у
Ставрова дом — крепкий, добротный, на все времена. Подкосила крепкого старика
похоронка на сына. Остался он со старухой и внуком Егор-шей. Не обошла беда и семью Анны Пряслиной:
погиб муж Иван, единственный кормилец. А у Анны-то ребята мал мала меньше —
Мишка, Лизка, близнецы Петька с Гришкой, Федюшка да Татьянка. В деревне бабу
звали Анной-куколкой. Была она маленькая да тончавая, с лица хороша, а
работница никакая. Два дня прошло с тех пор, как получили похоронку и на
пустовавшее за столом место отца сел старший, Мишка. Мать смахнула с лица
слезу и молча кивнула головой. Самой ей было ребят не вытянуть. Она и
так, чтобы выполнить 564 норму, до ночи оставалась на пашне. В один
из дней, когда работали с женками, увидели незнакомца. Рука на перевязи.
Оказалось, он с фронта. Посидел, потолковал с бабами о колхозной жизни, и уж на
прощание спросили, как его звать-величать да из какой он деревни. «Лукашин, —
ответил тот, — Иван Дмитриевич. Из райкома к вам на посевную послан». Посевная была ох и трудная. Людей-то мало,
а из райкома приказано посевные площади увеличивать: фронту нужен хлеб.
Неожиданно для всех незаменимым работником оказался Мишка Пряслин. Чего-чего
не делал в свои четырнадцать лет. В колхозе работал за взрослого мужика, да еще
и на семью. У его сестры, двенадцатилетней Лизки, дел да хлопот тоже были
полны руки. Печь истопить, с коровой управиться, ребятишек покормить, в избе
убрать, бельишко постирать... За посевной — покос, потом уборочная...
Председатель колхоза Анфиса Минина возвращалась в свою пустую избу поздно
вечером и, не раздеваясь, падала на постель. А чуть свет, она уже на ногах —
доит корову, а сама со страхом думает, что в колхозной кладовой кончается хлеб.
И все равно — счастливая. Потому что вспомнила, как в правлении говорила с
Иваном Дмитриевичем. Осень не за горами. Ребята скоро в школу
пойдут, а Мишка Пряслин — на лесозаготовки. Надо семью тянуть. Дуняшка же
Иняхина надумала учиться в техникуме. Подарила Мише на прощание кружевной
платочек. Сводки с фронта все тревожней. Немцы уже
вышли к Волге. И в райкоме, наконец, откликнулись на неотступную просьбу
Лукашина — отпустили воевать. Хотел он напоследок объясниться с Анфисой, да не
вышло. Наутро она сама нарочно уехала на сенопункт, и туда примчалась к ней
Варвара Иняхина. Клялась всем на свете, что ничего у нее не было с Лукашиным.
Рванулась Анфиса к переводу, у самой воды спрыгнула с коня на мокрый песок. На
том берегу мелькнула и растаяла фигура Лукашина. ДВЕ ЗИМЫ И ТРИ ЛЕТА Роман (1968)
Мишке Пряслину недолго приходилось жить
дома. С осени до весны — на лесозаготовках, потом сплав, потом страда, потом
снова лес. А как появится в Пекашине — бабы наваливаются: этой поправь крышу,
той подними дверь. Нет мужиков в Пекашине. 565 В этот раз, как всегда, дома его ждали.
Мишка приехал с возом сена, расспросил о ребятах, наорал за упущения, потом
достал гостинцы — Егорша Ставров, лучший друг, уступил ему свои промтоварные
талоны. Но парни к подаркам отнеслись сдержанно. А вот когда он вынул буханку
ржаного хлеба... Много лет не было в их доме такого богатства — ели мох,
толкли в ступе сосновую заболонь. Младшая сестренка выложила новость: завтра
с утра бабы будут корову в силосную яму загонять. Хитрость такая: забивать
колхозную скотину нельзя, а вот если подвести ее под несчастный случай да составить
акт... Пустилась на такой расход председательша потому, что бабы потребовали:
уж лето, а они так и не отпраздновали победу. В застолье поднялась Анфиса и
выпила за Мишку — он за первого мужика всю войну выстоял! Все бабы плеснули
ему из своих стаканов, и в результате парень очутился на повети у Варвары
Иняхиной. Когда Анна Пряслина узнала, что сын ее
ходит к Варваре, сначала кинулась ругаться, потом на жалость стала брать:
«Миша, пожалей нас...» Подговорила председательницу, и, словом, такое началось,
что Варвара уехала жить в райцентр. С новым мужем. Какие муки не приняли за войну пекашинцы,
а лес — всем мукам мука. Подростков снимали с ученья, посылали стариков, а уж
бабам скидки не было никакой. Хоть издохни в лесу, а план дай. «Терпите, бабы,
— твердила Анфиса. — Кончится война». А война кончилась, жахнули задание больше
прежнего. Страну надо отстраивать — так объяснил секретарь райкома товарищ
Подрезов. По осени вдобавок сдай налоги: зерно,
шерсть, кожу, яйца молоко, мясо. На налоги объяснение другое — города нужно
кормить. Ну, ясно, городские без мяса не могут. Вот и думай, мужик, сколько
дадут на трудодни: а вдруг ничего? На юге засуха, откуда-то должно государство
хлеб брать. Членов партии уже вызывали в правление по вопросу о добровольной
сдаче зерна. Чуть погодя правительство объявило закон о
займе. Ганичев, уполномоченный райкома, предупредил: выше контрольной цифры
можно, а ниже нельзя. С тем и пошли по избам. У Яковлевых не дали ни копейки —
плохо началась подписка. Петр Житов предложил отдать три своих месячных
заработка, девяносто трудодней, что в деньгах составляло 13 рублей 50 копеек.
Пришлось припугнуть увольнением жены (она счетоводом работала). Дом Ильи
Нетесова оставили напоследок — свой человек, коммунист. Илья с женой копили на
козу, детишек-то полон дом. Ганичев стал агитировать насчет сознательности, и
Илья не подвел, подписался на тысячу двести, предпочел государственный интерес
личному. 566 С начала навигации в район прибыло два
первых трактора. На один из них сел Егорша Ставров, закончивший курсы
механизации. Мишку Пряслина назначили бригадиром, и на заработки в лес поехала
Лиза. Председателем же в Пекашине стал вернувшийся с фронта Лукашин. У Пряслиных была и радость. В эту страду
на покос выехала целая пряслинская бригада. Мать, Анна, глянула на пожню — вот
он, ее праздник! Равных Михаилу косарей в Пекашине нет давно, и Лизка ведет
покос на зависть. Но ведь и двойнята, Петр с Гришей, оба с косками... Весть о беде привез им Лукашин: Звездоня
заболела. Кормилицу пришлось зарезать. И жизнь перекроилась. Второй коровы им
было не видать. Тут пришел к Лизке Егорша Ставров и сказал, что к вечеру
приведет из района корову. Но чтоб Лизка тогда шла за него замуж. Лизе Егорша
нравился. Она подумала, что ведь и Семеновну-соседку на шестнадцатом году
выдали, и ничего, прожила жизнь. И согласилась. На свадьбе Илья Нетесов сказал Михаилу,
что старшая его дочь, отцова любимица Валя, заболела туберкулезом. Аукнулась
коза-то. ПУТИ-ПЕРЕПУТЬЯ Роман (1973)
Михаил щадил сестру и никогда не говорил
ей, но сам знал, из-за чего женился на ней Егорша, — чтобы взвалить на нее, дуреху,
своего старика-деда, а самому быть вольным казаком. Но она-то как его любит —
стоит заговорить о Егорше, как глаза заблестят, лицо разгорится. А ведь он ее
предал, ушел в армию сразу после свадьбы. У него-де льгота перестала
действовать. Сомнительно это. Очередное письмо от мужа Лиза села читать,
как всегда, намытая, гладко причесанная, с сыном на руке. Супруг дорогой
сообщал, что остается на сверхсрочную службу. Обревелась Лизавета. Если бы не
сынок Вася, не свекор, нарушила бы себя. А Анфисе с Иваном задал работы секретарь
райкома Подрезов. С утра завалился в дом, потом пошли с Лукашиным хозяйство
смотреть. Вернулись, сели обедать (с обедом Анфиса постаралась — хозяин
района ведь), выпили, и тут Анфису как прорвало: после войны шесть годов прошло,
а бабы до сих пор досыта куска не видали. Подрезова этим не проймешь. Он и раньше
Лукашину говорил, что снял его жену с председателей за бабью жалость. За
каждого она заступается, а кто будет план давать? Мы солдаты, а не жалельщики. 567 Мог Подрезов убеждать людей, тем более что
все умел делать сам: пахать, сеять, строить, невод закидывать. Крутой, но
хозяин. У Лизки новая беда — свекра привезли с
покоса при смерти. Тот сразу, как смог заговорить, попросил властей позвать. И
когда пришла Анфиса, велел составить бумагу: весь дом и все постройки — Лизе.
Любил Степан Андреянович ее как родную. На дедовы похороны Егорша приехал
пьянешенек: загодя начал поминать. Но, как протрезвел и наигрался с сыном
Васей, занялся делами. Ступеньки заменил, омолодил крыльцо, баню, воротца.
Однако больше всего ахов и охов было у пекашинцев, когда он поднял на дом
охлупень с конем — дедову затею. А на седьмой день заскучал. Новый коровник в Пекашине заложили быстро,
а дальше как заколодило. Лукашин понимал, что главная загвоздка тут в мужиках.
Когда, с какого времени затупились у них топоры? Лукашин пошел по домам уговаривать
плотников выйти на коровник. Те — ни в какую. Подрядились ОРСу грузы таскать —
и хлебно, и денежно. А в колхозе что? Но ведь поколеет зимой скотина. И решился
Лукашин выписать им по пятнадцать килограммов ржи. Только попросил, чтоб тихо.
Да ведь в деревне все узнают. Бабы кинулись к хлебному складу, подняли ор, а
тут, на беду, принесло уполномоченного Ганичева. Лукашина арестовали за
разбазаривание колхозного хлеба в период хлебозаготовок. Михаил Пряслин затеял писать письмо в
защиту председателя. Но дорогие земляки хоть председателя и хвалили, а
подписался только сам Мишка да еще один человек из всего Пекашина. Да сестра
Лиза, хоть муж ей и запретил. Тут Егорша показал себя: раз тебе брат дороже
мужа, счастливо оставаться. И ушел. Да еще наутро пришла Раечка Клевакина и
тоже поставила свою подпись. Вот и кончилось Мишкино холостяцкое житье. Долго
не прошибала Раиса его сердце — все не мог забыть Варвару. А теперь за пять
месяцев все решилось навсегда. ДОМ Роман (1978)Михаил Пряслин приехал из Москвы, гостевал
там у сестры Татьяны. Как в коммунизме побывал. Дача двухэтажная, квартира пять
комнат, машина... Приехал — и сам стал ждать гостей из города, братьев Петра и
Григория. Показывал им свой новый дом: сервант полиро- 568 ванный, диван, тюлевые занавески, ковер.
Мастерская, погреб, баня. Но те на все это внимания обращали мало, и ясно
почему: в голове дорогая сестрица Лизавета засела. Михаил от сестры отказался
после того, как та родила двойню. Не мог ей простить, что после смерти сына
совсем немного времени прошло. Для Лизы нет гостей желаннее братьев.
Посидели за столом и пошли на кладбище: проведать маму, Васю, Степана
Андреяновича. Там у Григория случился припадок. И хоть Лиза знала, что у него
падучая, но все равно состояние брата ее напугало. А еще насторожило поведение
Петра. Что же у них делается? Федор из тюрьмы не вылезает, ее саму Михаил с
Татьяной не признают, а оказывается, еще у Петра с Григорием нелады. Лиза братьям рассказывала, да и сами они
видели, что народ в Пекашине другой стал. Раньше работали до упаду. А теперь
положенное отработали — к избе. В совхозе полно мужиков, полно всякой техники
— а дела не идут. Для совхозников — вот времена! — разрешили
продажу молока. По утрам и час, и два за ним стоят. А молока нет — и на работу
не спешат. Ведь корова — это каторга. Нынешние не будут с ней возиться. Тот же
Виктор Нетесов жить хочет по-городскому. Михаил вздумал его попрекнуть: отец,
мол, тот, бывало, убивался за общее дело. «Заодно и Валю с матерью убил, —
ответил Виктор. — А я хочу не могилы для своей семьи устраивать, а жизнь». За дни отпуска Петр вдоль и поперек
исходил дом сестры. Если б не знал вживе Степана Андреяновича, сказал бы, что
богатырь его ставил. И Петр решил отстраивать старый пряслинский дом. А Григорий
стал за няньку Лизиным двойнятам, потому что саму Лизу Таборский, управляющий,
поставил на телятник за болотом. Шла к телятнику — навстречу почтовый автобус.
И первым спрыгнул с его подножки... Егорша, от которого двадцать лет не было ни
слуху ни духу. Дружкам Егорша рассказывал: везде побывал,
всю Сибирь вдоль и поперек исколесил и бабья всякого перебрал — не пересчитать.
Богомольный дед Евсей Мошкин ему и скажи: «Не девок ты губил, Егорий, а себя.
Земля держится на таких, как Михаил да Лизавета Пряслина!» «Ах, так! — распалился Егорша. — Ну,
посмотрим, как эти самые, на которых земля держится, у меня в ногах ползать будут".
И продал дом Пахе-рыбнадзору. А в суд на Егоршу, на родного внука Степана
Андреяновича, Лиза подавать не хотела. Что ж законы — а она по законам своей
совести живет. Михаилу поначалу управляю- 569 ший Таборский так нравился, как редко кто
из начальства — деловой. Раскусил он его, когда стали сеять кукурузу. Не росла
«царица полей» в Пекашине, и Михаил сказал: сейте без меня. Таборский пытался
его вразумить: не все равно, за что тебе платят по высшему тарифу? С того
времени пошла у них с Таборским война. Потому что ловчила Таборский, но ловкий,
не ухватить. А тут мужики на работе сообщили новость:
Виктор Нетесов да агрономша написали на Таборского заявление в область. И
приехало начальство — управляющего чесать. Пряслин теперь смотрел на Виктора с
нежностью: он веру в человека в нем воскресил. Ведь он думал, что в Пекашине у
людей теперь только и дум, что зашибить деньгу, набить дом сервантами, детей
пристроить да бутылку раздавить. Неделю ждали, что будет. И наконец, узнали:
Таборского сняли. А новым управляющим назначили... Виктора Нетесова. Ну, у
этого порядок будет, не зря его немцем прозвали. Машина, а не человек. Паха-рыбнадзор тем временем разрубил
ставровский дом и увез половину. Стал Егорша подходить к селу, перекинул глаза
к знакомой лиственнице — а в небе торчит уродина, остаток дедова дома со свежими
белыми торцами. Только коня с крыши не взял Паха. И Лизе загорелось поставить
его на прежнюю пряслинскую, Петром отремонтированную избу. Когда Михаил узнал, что Лизу придавило
бревном и ее увезли в районную больницу, сразу кинулся туда. За все винил себя:
не уберег ни Лизу, ни братьев. Шел и вдруг вспомнил тот день, когда на войну
уходил отец. Юрий Маркович Нагибин 1920-1994
Встань и иди Повесть (1987)
Повесть «Встань и иди» — история
взаимоотношений отца и сына, от имени которого выступает рассказчик-автор.
Разделенная на относительно короткие двадцать две главы, она честно
рассказывает о сыновних чувствах, искренних и спонтанных, переходящих от
обожания к жалости, от глубокой преданности к исполнению долга, от искренней
любви к снисходительности и даже злобе. Благополучно сложившаяся судьба
сына-писателя вступает в постоянное противоречие с судьбой отца-арестанта,
отца-ссыльного, не имеющего приличного и постоянного места жительства. Первые впечатления сына об отце — красивые
отслужившие денежные знаки, связанные со словом «биржа», где работает отец, их
дают играть детям. Потом у мальчика появляется впечатление, что его отец самый
сильный, самый быстрый и самый находчивый. Это мнение поддерживается домашней
легендой. В первую мировую отец заслужил два Георгиевских креста, ходил в
штыковую атаку, заменил в бою убитого командира. Он был дерзок, его боялись
поклонники матери. Он был победителем. Известная в Москве красивая
женщина-писательница написала целую книгу о том, как она любила отца и как
ревновала его к своей сестре, еще более известной и красивой женщине. Но вот
однажды отца арестовывают, осуждают на три года 571 «вольного» поселения в Сибири. Сын с
матерью, оставшиеся почти без денег и без поддержки, как подарок воспринимают
летнюю поездку к отцу в Иркутск. Следующее место ссылки отца — Саратов, где
сын чувствует себя счастливым, он начинает заниматься здесь коллекционированием
бабочек и получает первый урок от ссыльного биолога, погасившего его
неистовство собирательства, ставшее разрушительным началом его характера. Чуть
повзрослев, он начинает коллекционировать карты и атласы. Все стены его
комнаты увешаны картами земного шара и пяти материков, земной флоры и фауны.
Вернувшийся наконец из ссылки отец рад встрече с изменившимся домом и семьей,
но вынужден уехать на жительство в поселок Бакшеево, центр, обслуживающий Шатурскую
электростанцию. Однако и здесь в период майской предпраздничной чистки 1937 г.
отца арестовывают, обвинив в поджоге торфяных разработок. Не помогает и
доказанный факт, что во время пожара он находился в Москве. В
40-м г. в
исправительно-трудовом лагере
происходит новая встрече сына с отцом. Это один из самых счастливых
дней, прожитых ими вместе. Во время пирушки в холодном бараке сын чувствует
себя добрым и героическим, с ним раскланиваются начальники и заключенные,
симпатичные люди и мерзавцы. Все смотрят на него с восторгом и надеждой, как
будто он наделен какой-то властью, и «власть эта несомненно от литературы», от
тиражированного печатного слова. «А ты выглядишь настоящим мужчиной, — говорит отец. — Это самая прекрасная пора, молодость куда
лучше отрочества и юности». После войны отец живет в Рохме, в забытой Богом
глуши. Он худ, кожа да кости, обтянутые желтоватой кожей, лоб, скулы, челюсти,
нос и какие-то костяные бугры около ушей, которые бывают лишь у умерших от
голода. На нем ботинки, скроенные из автомобильных покрышек, штаны из мешковины
с двумя синими заплатами на коленях и застиранная рубаха. Расфранченный сын,
ставший богатым писателем, женатый на дочери советского вельможи, испытывает к
отцу чувство глубокой жалости, смешанное с гадливостью. «Я ощутил прикосновение,
вернее, тень прикосновения на своем колене. Опустил глаза и увидел что-то
желтое, пятнистое, медленно, с робкой лаской ползущее по моей ноге. Какие-то
косточки, стянутые темной, черно-желтой перепонкой, лягушачья лапка, и эта
лягушачья лапка была рукой отца!» Грустно и тяжко видеть сыну отца на
предельной стадии физиологической униженности. Но при всем этом отец, как человек,
обладающий гордостью, рассказывает сыну о прошедших годах горя и унижений очень
скупо, не жалуясь, не возмущаясь, возможно, 572 потому, что хотел пощадить сына, который
молод и которому еще жить и жить. В Рохме отец снова работает в плановом
отделе с арифмометром в руках, но уже без прежнего блеска, часто морща лоб,
видимо забывая какую-то цифру. Он по-прежнему добросовестен, но сотрудники не
понимают его и часто унижают. Сына угнетает бесперспективность судьбы отца. Но
вот наконец отец получает возможность приехать в Москву, войти в старую
знакомую квартиру, принять ванну, сесть вместе с родными за стол. Близкие
прячут отца от друзей и знакомых, для чего часто просят его выйти в коридор,
оставаться в темной комнате или в уборной. Возвращение в Москву было не таким, каким
оно виделось отцу. Его поколение сильно поредело, кто пропал в ссылке, кто
погиб на войне. Уцелевшие могикане — люди старомодно-порядочные, отец
встречается с ними, но с первых же попыток отказывается от возобновления былых
связей. Безнадежно постаревшие, ни в чем не преуспевшие, задавленные страхом
люди ему неинтересны. Незадолго до смерти помолодевший, как
будто обретший свою прежнюю уверенность, отец приезжает в Москву и как бы
заново с ней знакомится: столько изменилось вокруг. Но, уехав в Рохму, он заболевает
и уже больше не встает. Сыну так и не удалось вернуть его в лоно семьи. Вячеслав Леонидович Кондратьев 1920-1993
Сашка Повесть (1979)
Сашка влетел в рощу, крича: «Немцы!
Немцы!» — чтоб упредить своих. Ротный велел отойти за овраг, там залечь и ни
шагу назад. Немцы к тому времени неожиданно замолкли. И рота, занявшая оборону,
тоже притихла в ожидании, что вот-вот пойдет настоящий бой. Вместо этого
молодой и какой-то торжествующий голос стал их морочить: «Товарищи! В районах,
освобожденных немецкими войсками, начинается посевная. Вас ждет свобода и
работа. Бросайте оружие, закурим сигареты...» Ротный через несколько минут разгадал их
игру: это была разведка. И тут же дал приказ «вперед!». Сашка хоть и впервые за два месяца, что
воевал, столкнулся так близко с немцем, но страха почему-то не ощущал, а только
злость и какой-то охотничий раж. И такое везение: в первом же бою, дуриком,
взял «языка». Немец был молодой и курносый. Ротный побалакал с ним по-немецки и
велел Сашке вести его в штаб. Оказывается, фриц ничего важного ротному не
сказал. А главное, перехитрили нас немцы: пока наши бойцы слушали немецкую
болтовню, немцы уходили, взяв у нас пленного. Немец
шел, часто оглядываясь
на Сашку, видно, боялся,
что 574 может стрельнуть ему в спину. Здесь, в
роще, по которой они шли, много советских листовок валялось. Сашка одну поднял,
расправил и дал немцу — пускай поймет, паразит, что русские над пленными не
издеваются. Немец прочел и буркнул: «Пропаганден». Жалко, не знал Сашка немецкого, поговорил
бы... В штабе батальона никого из командиров не
было — всех вызвали в штаб бригады. А к комбату идти Сашке не посоветовали,
сказав: «Убило вчера Катеньку нашу. Когда хоронили, страшно на комбата глядеть
было — почернел весь...» Решил Сашка все же идти к комбату. Тот
Сашке с ординарцем велел выйти. Слышался из блиндажа только комбатов голос, а
немца словно и не было. Молчит, зараза! А потом комбат вызвал к себе и
приказал: немца — в расход. У Сашки потемнело в глазах. Ведь он же листовку
показывал, где написано, что пленным обеспечена жизнь и возвращение на родину
после войны! И еще — не представлял, как будет убивать кого-то. Сашкины возражения еще больше вывели из
себя комбата. Разговаривая с Сашкой, он уж руку недвусмысленно на ручку ТТ
положил. Приказ велел выполнить, о выполнении доложить. А ординарец Толик
должен был за исполнением проследить. Но Сашка не мог убить безоружного. Не
мог, и все! В общем, договорились с Толиком, что
отдаст он ему часы с немца, но сейчас чтоб ушел. А Сашка решил все же немца
вести в штаб бригады. Далеко это и опасно — могут и дезертиром посчитать. Но
пошли... И тут, в поле, догнал Сашку с фрицем
комбат. Остановился, закурил... Только минуты перед атакой были для Сашки
такими же страшными. Взгляд капитана встретил прямо — ну, стреляй, а прав все
равно я... А тот глядел сурово, но без злобы. Докурил и, уже уходя, бросил:
«Немца отвести в штаб бригады. Я отменяю свой приказ». Сашка и еще двое раненых из ходячих не
получили на дорогу продуктов. Только продаттестаты, отоварить которые можно
будет лишь в Бабине, в двадцати верстах отсюда. Ближе к вечеру Сашка и его
попутчик Жора поняли: до Бабина сегодня не добраться. Хозяйка, к которой постучались, ночевать
пустила, но покормить, сказала, нечем. Да и сами, пока шли, видели: деревни в
запустении. Ни скота не видно, ни лошадей, а о технике и говорить нечего. Туго
будет колхозникам весновать. Утром, проснувшись рано, задерживаться не
стали. А в Бабине узнали у лейтенанта, тоже раненного в руку, что продпункт
здесь был 575 зимой. А сейчас — перевели неизвестно
куда. А они сутки нежрамши! Лейтенант Володя тоже с ними пошел. В ближайшей деревне кинулись просить еды.
Дед ни дать, ни продать продукты не согласился, но посоветовал: на поле
накопать картохи, что с осени осталась, и нажарить лепех. Сковороду и соль дед
выделил. И то, что казалось несъедобной гнилью, шло сейчас в горло за милую
душу. Когда мимо картофельных полей проходили,
видели, как копошатся там другие калечные, дымят кострами. Не одни они,
значит, так кормятся. Сашка с Володей присели перекурить, а Жора
вперед ушел. И вскоре грохнул впереди взрыв. Откуда? До фронта далеко...
Бросились бегом по дороге. Жора лежал шагах в десяти, уже мертвый: видно, за
подснежником свернул с дороги... К середине дня доплелись до
эвакогоспиталя. Зарегистрировали их, в баню направили. Там бы и остаться, но
Володька рвался в Москву — с матерью повидаться. Решил и Сашка смотаться
домой, от Москвы недалеко. По пути в селе накормили: не было оно под
немцем. Но шли все равно тяжело: ведь сто верст оттопали, да раненые, да на
таком харче. Ужинали уже в следующем госпитале. Когда
ужин принесли — матерок пошел по нарам. Две ложки каши! За эту надоевшую пшенку
крупно повздорил Володька с начальством, да так, что жалоба на него попала к
особисту. Только Сашка взял вину на себя. Что солдату? Дальше передовой не
пошлют, а туда возвращаться все равно. Только посоветовал особист Сашке
сматываться побыстрее. А Володьку врачи не отпустили. Пошел Сашка опять на поле, лепех
картофельных на дорогу сотворить. Раненых там копошилось порядочно: не хватало
ребятам жратвы. И махнул до Москвы. Постоял там на
перроне, огляделся. Наяву ли? Люди в гражданском, девушки стучат каблучками...
будто из другого мира. Но чем разительней отличалась эта
спокойная, почти мирная Москва от того, что было на передовой, тем яснее
виделось ему его дело там... Борис Андреевич Можаев 1923—1996
Живой Повесть (1964-1965)
Федору Фомичу Кузькину, прозванному на
селе Живым, пришлось уйти из колхоза. И ведь не последним человеком в Прудках
был Фомич — колхозный экспедитор: то мешки добывал для хозяйства, то кадки, то
сбрую, то телеги. И жена Авдотья работала так же неутомимо. А заработали за
год шестьдесят два килограмма гречихи. Как прожить, если у тебя пятеро детей? Трудная для Фомича жизнь в колхозе
началась с приходом нового председателя Михаила Михайловича Гузенкова, до этого
чуть ли не всеми районными конторами успевшего поруководить: и Потребсоюзом, и
Заготскотом, и комбинатом бытового обслуживания, и проч. Невзлюбил Гузенков
Фомича за острый язык и независимый характер и потому на такие работы его
ставил, где дел выше головы, а заработка — никакого. Оставалось — уходить из
колхоза. Вольную жизнь свою Фомич начал косцом по
найму у соседа. А тут доярки, занятые по горло на ферме, повалили к нему с
заказами. Только перевел Фомич дух — проживу без колхоза! — как заявился к нему
Спиряк Воронок, работник никакой, но по причине родства с бригадиром Пашкой
Ворониным имеющий в колхозе силу, и предъявил Фомичу ультиматум: или берешь
меня в напарники, заработанное — пополам, и тогда оформим тебе косьбу в
колхозе как 577 общественную нагрузку, или, если не
согласишься, мы с председателем объявим тебя тунеядцем и под закон подведем. Выставил Живой незваного гостя за дверь, а
на следующий день на покос к Фомичу приехал сам Гузенков и сразу же во все свое
начальственное горло: «Ты кто, колхозник или анархист? Почему на работу не
выходишь?» — «А я из колхоза ушел». — «Нет, голубчик. Так просто из колхоза не
уходят. Мы тебе твердое задание дадим и со всеми потрохами из села выбросим». К угрозе Фомич отнесся серьезно —
советские и колхозные порядки он на своей шкуре испытал. В 35-м послали его на
двухгодичные курсы младших юристов. Однако не прошло и года, как недоучившихся
юристов стали посылать председателями в колхозы. К этому времени Живой уже
понимал механику колхозного руководства: тот председатель хорош, который и
начальство подкрепит сверхплановыми поставками, и своих колхозников накормит.
Но при ненасытности начальства или изворотливость нечеловеческую нужно иметь,
или без совести жить. Фомич наотрез отказался от председательства, за что и
вылетел с курсов как «скрытый элемент и саботажник». А в 37-м другая беда: на
митинге по случаю выборов в Верховный Совет неудачно пошутил, да еще местного
начальника, который силой пытался свести его «куда надо», кинул так, что у
начальника аж калоши с хромовых сапог послетали. Судила Фомича «тройка». Но
Живой и в тюрьме не застрял, в 39-м написал заявление о желании пойти
добровольцем на финскую войну. Дело его пересмотрели и освободили. А пока
комиссии заседали, финская война закончилась. Досыта повоевал Фомич на
Отечественной, оставил на ней три пальца с правой руки, но вернулся с орденом
Славы и двумя медалями. ...Исключали Фомича из колхоза в районе,
куда вызвали повесткой. И председательствовал на заседании сам предисполкома
товарищ Мотяков, признававший только один принцип руководства: «Рога ломать
будем!» — и как ни старался урезонить Мотякова секретарь райкома партии Демин,
— все ж таки осень 53-го, другие нужны методы, — а постановило собрание
исключить Кузькина из колхоза и обложить его как единоличника двойным налогом:
в месячный срок сдать 1700 рублей, 80 кг мяса, 150 яиц и две шкуры. Все, все до
копеечки отдам, клятвенно пообещал Фомич, но вот шкуру сдам только одну — жена
может воспротивиться, чтобы я с нее для вас, дармоедов, шкуру сдирал. Вернувшись домой, Фомич продал козу,
спрятал ружье и стал ждать конфискационную комиссию. Те не замешкались. Под
води- 578 тельством Пашки Воронина обшарили дом и,
не найдя ничего материально ценного, свели со двора старый велосипед. Фомич же
сел писать заявление в обком партии: «Я исключен из колхоза за то, что
выработал 840 трудодней и получил на всю свою ораву из семи человек 62 кг
гречихи. Спрашивается, как жить?» — а в конце добавил: «Подходят выборы.
Советский народ радуется... А моя семья и голосовать не пойдет». Жалоба сработала. Пожаловали важные гости
из области. Нищета Кузькиных произвела впечатление, и снова было заседание в
районе, только разбиралось уже самоуправство Гузенкова и Мотякова. Им — по
выговору, а Живому — паспорт вольного человека, материальную помощь, да еще и
трудоустроили — сторожем при лесе. Весной же, когда кончилось сторожевание,
удалось Фомичу устроиться охранником и кладовщиком при плотах с лесом. Так что
и при доме, и при работе оказался Фомич. Бывшее колхозное начальство зубами
скрипело, случая поджидало.
И дождалось. Однажды
поднялся сильный ветер, волной
стало раскачивать и трепать плоты. Еще немного, и оторвет их от берега,
разметает по всей реке. Нужен трактор, всего на час. И Фомич кинулся в
правление за помощью. Не дали трактора. Пришлось Фомичу за деньги да за бутылку
искать помощника и тракториста — спасли они лес. Когда же Гузенков запретил
колхозному магазину продавать Кузькиным
хлеб, Фомич отбился
с помощью корреспондента. И
наконец, третий удар последовал: правление решило отнять у Кузькиных огород.
Фомич уперся, и тогда объявили Живого тунеядцем, захватившим колхозную землю.
Устроили в селе суд. Грозило ему заключение. Трудно было, но и на суде
вывернулся Живой, сообразительность и острый язык помогли. А тут и судьба
расщедрилась — получил Фомич место шкипера на пристани возле своей деревни. Потекла
спокойная и неторопливая летняя жизнь. Зимой хуже, навигация заканчивается,
приходилось плести корзины на продажу. Но снова пришла весна, а с ней и
навигация, приступил Фомич к своим шкиперским обязанностям и вот тут узнал, что
пристань его упраздняют — так новое речное начальство решило. Фомич кинулся к
этому новому начальству и в качестве оного обнаружил своего заклятого друга
Мотякова, вновь воскресшего для руководящей работы. И снова перед Федором Фомичом Кузькиным
встал все тот же вечный вопрос: как жить? Он еще не знает, куда пойдет, чем
займется, но чувствует, что не пропадет. Не те времена, думает он. Не такой
человек Кузькин, чтобы пропасть, думает читатель, дочитывая финальные строки
повести. Григорий Яковлевич Бакланов р. 1923
Пядь земли Повесть (1959)
Последнее лето второй мировой. Уже
предрешен ее исход. Отчаянное сопротивление оказывают фашисты советским войскам
на стратегически важном направлении — правом берегу Днестра. Плацдарм в
полтора квадратных километра над рекой, удерживаемый окопавшейся пехотой,
денно и нощно обстреливается немецкой минометной батареей с закрытых позиций
на господствующей высоте. Задача номер один для нашей артиллерийской
разведки, укрепившейся буквально в щели откоса на открытом пространстве, —
установить местоположение этой самой батареи. С помощью стереотрубы лейтенант Мотовилов
с двумя рядовыми ведут неусыпный контроль над местностью и докладывают
обстановку на тот берег командиру дивизиона Яценко для корректировки действий
тяжелой артиллерии. Неизвестно, будет ли наступление с этого плацдарма.
Оно начинается там, где легче прорвать оборону и где для танков есть
оперативный простор. Но бесспорно, что от их разведданных зависит многое.
Недаром немцы за лето дважды пытались форсировать плацдарм. Ночью Мотовилова неожиданно сменяют.
Переправившись в расположение Яценко, он узнает о повышении — был взводным,
стал командиром батареи. В послужном списке лейтенанта это третий 580 военный год. Сразу со школьной скамьи — на
фронт, потом — Ленинградское артиллерийское училище, по окончании — фронт,
ранение под Запорожьем, госпиталь и снова фронт. Короткий отпуск полон сюрпризов. Приказано
построение для вручения наград нескольким подчиненным. Знакомство с санинструктором
Ритой Тимашовой вселяет в неискушенного командира уверенность в дальнейшее
развитие неуставных отношений с ней. С плацдарма доносится слитный грохот.
Впечатление такое, будто немцы пошли в наступление. Связь с другим берегом
прервана, артиллерия бьет «в белый свет». Мотовилов, предчувствуя беду, сам вызывается
наладить связь, хотя Яценко предлагает послать другого. Связистом он берет
рядового Мезенцева. Лейтенант отдает себе отчет в том, что питает к
подчиненному непреодолимую ненависть и хочет заставить его пройти весь «курс
наук» на передовой. Дело в том, что Мезенцев, несмотря на призывной возраст и
возможность эвакуироваться, остался при немцах в Днепропетровске, играл в
оркестре на валторне. Оккупация не помешала ему жениться и завести двоих детей.
А освободили его уже в Одессе. Он из той породы людей, считает Мотовилов, за
которых все трудное и опасное в жизни делают другие. И воевали за него до сих
пор другие, и умирали за него другие, и он даже уверен в этом своем праве. На плацдарме все признаки отступления.
Несколько спасшихся раненых пехотинцев рассказывают о мощном вражеском напоре.
У Мезенцева возникает трусливое желание вернуться, пока цела переправа...
Военный опыт подсказывает Мотовилову, что это всего лишь паника после взаимных
перестрелок. НП тоже брошен. Сменщик Мотовилова убит, а
двое солдат убежали. Мотовилов восстанавливает связь. У него начинается
приступ малярии, которой здесь страдает большинство из-за сырости и комаров.
Неожиданно появившаяся Рита лечит его в окопе. Следующие трое суток на плацдарме тишина.
Выясняется, что пехотный комбат Бабин с передовой, «спокойный, упорный мужик»,
связан с Ритой давними прочными узами. Мотовилову приходится подавлять в себе
чувство ревности: «Ведь есть же в нем что-то, чего нет во мне». Далекий артиллерийский гул выше по течению
предвещает возможный бой. Ближайший стокилометровый плацдарм уже занят немецкими
танками. Идет передислокация соединений. Мотовилов посылает Мезенцева проложить
связь по болоту в целях большей безопасности. Перед танковой и пехотной атакой немцы
проводят массирован- 581 ную артподготовку. При проверке связи
погибает Шумилин, вдовец с тремя детьми, успевая лишь сообщить, что Мезенцев
связь не проложил. Обстановка значительно осложняется. Наша оборона устояла против первой
танковой атаки. Мотовилову удалось устроить НП в подбитом немецком танке.
Отсюда же лейтенант с напарником стреляют по танкам противника. Горит весь
плацдарм. Уже в сумерках наши предпринимают контратаку. Завязывается
рукопашная. От удара сзади Мотовилов теряет сознание.
Придя в себя, видит отступающих однополчан. Следующую ночь он проводит в поле,
где немцы достреливают раненых. К счастью, Мотовилова отыскивает ординарец и
они переходят к своим. Ситуация критическая. От двух наших полков
осталось так мало людей, что все помещаются под обрывом на берегу, в норах в
откосе. Переправы нет. Командование последним боем принимает на себя Бабин.
Выход один — вырваться из-под огня, смешаться с немцами, гнать не отрываясь и
взять высоты! Мотовилову поручено командование ротой.
Ценой невероятных потерь наши одерживают победу. Поступает информация, что наступление
велось на нескольких фронтах, война двинулась на запад и перекинулась в
Румынию. Среди всеобщего ликования на отвоеванных
высотах шальной снаряд убивает Бабина на глазах у Риты. Мотовилов остро переживает
и гибель Бабина, и горе Риты. А дорога снова ведет к фронту. Получено
новое боевое задание. Между прочим, в пути встречается полковой трубач
Мезенцев, гордо восседающий на коне. Если Мотовилов доживет до победы, ему
будет что рассказать сыну, о котором он уже мечтает. Владимир Федорович Тендряков 1923-1984Кончина Повесть (1968)
Действие разворачивается в селе Пожары
колхоза «Власть труда». Народ собирается у дома умирающего председателя.
Евлампий Никитич Лыков был знаменит не только в области, но и в стране. Все понимают,
что грядут перемены, и вспоминают те тридцать лет, что Лыков возглавлял колхоз. Появляется и уже пять лет не выходивший из
избы старик Матвей Студенкин, первый председатель. Это он проводил в селе
коллективизацию, организовал коммуну. Сторонников у коммуны сначала было
немного, но собралась вокруг него «голосистая бедняцкая вольница», неожиданно
поддержал молодой, быстро разбогатевший Иван Слегов. Целью Студенкина было
«бить контру», а не налаживать новое хозяйство. Он сидел в правлении, а мужики
не хотели работать в поле. Кулаки пытались убить его, но по ошибке вместо него
в бане заживо сожгли жену. Он же насильно сгонял всех в колхоз. Но когда пришло
время выбирать председателя новообразовавшегося колхоза, выбрали не его, а его
помощника Пийко Лыкова. С тех пор тот и возглавлял колхоз, а Матвей Студенкин
работал потом конюхом. Теперь его вряд ли кто и помнил. Приходит к умирающему и второй после него
человек в колхозе, бухгалтер Иван Иванович Слегов. Когда-то он сам мечтал
принести 583 счастье родному селу. Вернувшись домой
после гимназии, когда в селе царила послереволюционная разруха, он сумел
разбогатеть, совершив невероятный для деревни обмен лошади на поросенка, и стал
разводить свиней. Но ему хотелось счастья и богатства для всех. Потому он и
вступил в колхоз. Однако мужики ему не верили. Его породистый скот погиб в
колхозе, да и сам Иван уже не имел того вида, что прежде. Тогда он решил
отомстить — поджечь колхозную конюшню. Но на месте преступления его застал
председатель и огрел оглоблей, а потом сам же отвез в больницу. Рассказывать
никому не стал, а взял Ивана, у которого был перебит позвоночник, к себе в
счетоводы. Так всю жизнь и просидел калека в правлении колхоза. С мудрым хозяйствованием Ивана и лыковским
подходом к людям они в первый же год добились урожая. У колхоза был хлеб, когда
вокруг свирепствовал голод. Излишки сразу же пошли в обмен на кирпичи для
коровника, постепенно закладывались основы колхозного благосостояния. Пийко умел с нужными людьми общий язык
находить. Но нашелся и у него враг — секретарь райкома Чистых. Он собрался
было снять Лыкова с должности. Но тут состоялось крупное областное совещание
колхозников, где Лыкову удалось отличиться. Потом — съезд колхозников-ударников
в Москве, даже на фотографию с самим товарищем Сталиным пролез. Но оказалось,
что все могущественные друзья Лыкова — враги народа. Чистых и под него клин
подбивал, да сам угодил в лагеря. Лыков вышел победителем, его стали бояться. Неожиданно у смертного одра председателя
разгорается скандал. Вечно тихая и молчаливая жена Лыкова Ольга обрушивается на
пришедшую прощаться секретаршу Альку Студенкину, бывшую любовницу
председателя, а ныне его «сводню». Пока происходит скандал, Лыков умирает. Иван
Слегов спорит о замене с заместителем Лыкова, сыном того самого Чистых,
Валеркой, когда-то пойманным на воровстве, но прощенным и служившим Лыкову
верой и правдой. Слегов называет человека, чье имя нельзя произносить в этом
доме, племянника председателя, Сергея Лыкова. Этого человека все считали удачливым.
Счастливое детство в богатом дядином колхозе. Потом война, и тоже повезло — за
всю войну ни одной царапины. Когда вернулся, колхоз отправил его в Тимирязевскую
академию учиться на агронома: дядя хотел иметь в колхозе своего кандидата наук,
а то и профессора. Но, отлично отучившись два курса, Сергей вернулся домой,
спасать соседнюю деревню, в которой царил голод. В это время как раз укрупняли
колхозы, и соседняя Петраковская вошла во «Власть труда». Сергей попросился
туда бри- 584 гадиром. Бригада была переведена на
хозрасчет — за помощь в технике и семенном зерне они должны были
расплачиваться из урожая. Но Сергею удалось заронить надежду в души баб,
которые уже много лет ничего не видели в жизни. И произошло чудо — хлеб в
Петраковскои уродился лучше, чем в Пожарах. Тут и заметил его Иван Слегов,
увидел в нем себя молодого. Но Сергей не боялся, что его не поймут, потому что
не на свои силы рассчитывал, не себя народным героем считал, а в баб
петраковских верил. «Фитиль без лампы гореть не будет». Но на следующий год дядя Евлампий во время
сева снял с Петраковской технику. Сев был завален. Сергей с бригадиров был
переведен в помощники бригадира, а надежды петраковцев угасли, и кажется,
навсегда. Сергей заливал горе водкой. В это время вспыхнула его любовь к бывшей
помощнице Ксюше Щегловой. Он хотел уехать, но она не могла оставить мать и
просила Сергея повиниться перед дядей. Выхода не было. Причиной неожиданной
счастливой развязки становится дядино увлечение Ксюшей. Поединок дяди и
племянника перерастает в рукопашную Сергея с шофером и холуем председателя
Лехой Шабловым: обычно именно так решались проблемы в Пожарах. Силы были
неравные, и Сергей оказался в канаве без сознания. Пришлось вытерпеть и дядино
презрение: пьяным в канаве валяешься. Но узел развязался — Ксюша переехала в
Петраковскую. Умирает Евлампий Лыков. В ту же ночь
умирает и Матвей Студенкин. Одна остается Алька Студенкина. Сыновья
председателя, по обыкновению напившись пьяными, в ту же ночь топорами забивают
верного холуя Леху Шаблова, когда-то высекшего старшего сына посреди улицы за
непочтение к отцу. Рекомендуя Сергея, заканчивает свою карьеру Слегов. Колхоз
хоронит председателя. Но бой не кончен, с умершими тоже приходится спорить. И
Сергею вести этот бой. Шестьдесят свечей Повесть (1980)
Николай Степанович Ечевин отмечает свое
шестидесятилетие. Он сорок лет работал учителем, и его юбилей стал событием для
всего города Карасина: его портрет был напечатан в местной газете, потоком
обрушились поздравительные телеграммы, а в местном ресторане для 585 него играли музыканты и торжественно
внесли торт с шестьюдесятью свечами. Спустя месяц с небольшим Николай
Степанович, как всегда, приходит из школы, проверяет тетради, потом читает
запоздавшие поздравительные телеграммы. Одна из них из прошлого — от друга
давно погибшего ученика Героя Советского Союза Григория Бухалова. Но следующая
телеграмма неожиданно оказывается не поздравительной. Это анонимная угроза
убить. Ее автор, «алкоголик», «подозрительный философ забегаловок», называет
Николая Степановича «источником общественной заразы», от которой уже пострадал
сам автор, и во имя спасения других он готов с ним покончить, так как ему
терять нечего. Ечевин сначала воспринимает телеграмму как шутку одного из своих
учеников, но по стилю письма заключает, что это не мог написать подросток, и
тогда начинаются долгие поиски анонима. Николай Степанович вдруг понимает, как он
незащищен в своей квартире. Он хочет позвонить в милицию, но что-то его
останавливает. На следующий день он боится идти в школу и все же идет. И все
это время он перебирает свою жизнь, пытаясь вычислить неведомого врага. Не Таня Граубе ли это? Он слышал, что она
недавно вернулась в город. Отец Тани, Иван Семенович Граубе, брат
железнодорожного магната, был первым учителем Ечевина. Дома мальчик не знал
любви. Отец, сапожник, был вечно пьян, мать тоже не баловала сына лаской. А
Иван Семенович поверил в мальчика и заставил поверить в него родителей. Зимой
его стараниями мальчик получил валенки и полушубок, а когда им было по
четырнадцать лет, Колей увлеклась дочь Ивана Семеновича, Таня. Но тут Граубе
был смещен с должности директора, а на его место пришел человек из народа Иван
Суков. Он-то и заговорил с Колей о Тане, дочери прихвостня миллионера, неподобающей
паре для сына сапожника. Коля сначала не мог понять, чем она-то виновата. Ну
так пусть докажет, что своя, откажется от отца. С этим он и пошел на свидание к
Тане. Но она не захотела... А потом было собрание, где против учителя
выступил лучший ученик Коля Ечевин. В заключительном слове Иван Семенович
сказал, что и так достаточно наказан: он не научил своего ученика отличать ложь
от правды. А на следующий день Граубе не стало: предсмертная записка и ключ от
шкафа с химическими реактивами. Хоронило Граубе все село... Могла ли это быть
Таня? В это Николай Степанович не мог поверить. Он вспоминает и ученика Антона Елькина.
Говорят, он вернулся в 586 город, остепенился — жена, дети, сам
токарь высокого разряда. Все это не подходит под определение «алкоголик». Но
этот человек стал врагом с их первой встречи, когда еще учеником четвертого
класса налил клей на учительский стул. Тогда и была объявлена война. Николай
Степанович был к Елькину придирчив, но справедлив. Елькин сначала вызов
принял, готовился к урокам, но потом сдался. И однажды, подходя к школе,
Николай Степанович был встречен падающим с крыши кирпичом. Следствие не заняло
много времени: Елькина тут же поймали на крыше. Потом исключили из школы... Мог
ли это быть он? Накануне, проверяя тетради, Николай
Степанович обнаружил одну работу, отличавшуюся от стопки одинаковых. Темой был
Иван Грозный, «жестокий, но справедливый», по мнению большинства... Даже всегда
что-то выкидывавший Лева Бочаров на сей раз написал «как все». Но ничем не
выдающаяся ученица Зоя Зыбковец привела цитату из Костомарова об убийстве
Иваном двух дьячковых жен и вынесла иной приговор: «Если и был в его время
какой-то прогресс, то это не Ивана заслуга». Николай Степанович долго
колебался, что делать с этим сочинением. Поставить два — отобьешь охоту
смотреть куда-то помимо учебника. Не поставить — решит, что Костомаров и есть
правда, привыкнет думать старомодно. Он все же поставил эту двойку, а теперь
решил совершить «непедагогический» поступок — вынести свои сомнения на
обсуждение в классе. Он спрашивает свою любимую ученицу Лену
Шорохову — она всегда знает, что хочет услышать учитель. Вот и сейчас бойко
затараторила о прогрессивной роли Ивана Грозного и с победным видом
отправилась на место. И тут Николай Степанович понимает, что, научив Лену
прогрессивным взглядам, он не воспитал негодования к убийству. И эта ученица, о
которой он всегда думал как о своей удаче, оказалась его проколом. Он боялся идти по улицам, но не мог себе
позволить прятаться и именно поэтому пошел не сразу домой, а завернул в
скверик, сел и задумался. Там его и нашел Антон Елькин. Но вместо ожидаемой
пули Ечевин услышал от бывшего ученика слова благодарности за науку, за
справедливость, за то, что он был против его исключения из школы. Эти
неожиданно теплые слова поддерживают Николая Степановича, и он отправляется
домой. А там уже ждет его новая встреча с прошлым и своими ошибками, родная
дочь Вера. Вера была любимицей Ечевина, и до ее
шестнадцати лет он только радовался, глядя на нее. Но в шестнадцать Вера
забеременела. С нравственностью тогда было строго. Он сам был за исключение
доче- 587 ри из школы. На его карьере это не
отразилось, хотя могло. Вера пошла работать на автобазу, вышла замуж за шофера,
который пил и бил ее. А год назад Вера стала баптисткой. Николай Степанович не
мог допустить, что его внук будет воспитываться в такой атмосфере, хотел отнять
его, но колебался. И вот Вера пришла поговорить о сыне. Ее жесткость возмутила
отца, и он твердо решил забрать внука, но вдруг увидел в ее глазах что-то
такое, что понял: она могла быть автором записки, — и отказался от своего
намерения. Возможность того, что родная дочь может хотеть его смерти, ужасала
его. Он чувствовал потребность кому-то рассказать о своих страхах и своей
боли. Но кому? Друзья начнут охать и жалеть, а ему нужно было не это. И тогда
он отправляется к молодому учителю литературы Леденеву, противнику его
педагогических методов. Этот не научил бы Лену Шорохову не ценить человеческую
жизнь. Но слушать Леденев не стал: он ждал гостью и выпроводил неуместного
посетителя. Но Николаю Степановичу необходимо с кем-нибудь поговорить. Он
решает все-таки пойти к дочери. Однако этого не потребовалось: его слушателем
становится его обвинитель, который настигает после неудачной попытки бегства.
«Суд» происходит в кафе «Березка». Николай Степанович так и не вспомнил бы
своего обвинителя, если бы тот не представился. Это был Сергей Кропотов. Во
время войны его отец попал в плен, стал полицаем, но был связан с партизанами.
После войны он был в лагере, а когда вернулся, товарищи стали требовать от
Сережи отречься от отца. Он отказался. Тогда стали требовать уже его исключения
из школы. Николай Степанович хотел помочь мальчику и, оставив его после
уроков, посоветовал ему выступить против отца. В этот момент жизнь Сергея
закончилась. Он не мог простить себе неправды, не мог смотреть в глаза отцу...
Они уехали из города, но мир в их семье так и не наступил. Николаю Степановичу была дана возможность
оправдаться, но даже оправдываясь, он был сам себе противен. И тогда Сергей не
стал стрелять, а просто отдал ему пистолет, с которым тот и отправился домой. И все-таки он не мог застрелиться, потому
что жить труднее, чем умереть. Он должен увидеть шестьдесят первую свечу на
праздничном торте. Юрии Васильевич Бондарев р. 1924
Тишина Роман (1962)
Эйфория московского предновогодья в
декабре 45-го г. как нельзя лучше совпала с настроением недавно
демобилизовавшегося из Германии капитана Сергея Вохминцева, «когда казалось,
что все прекрасное в себе и в жизни он только что понял и оно не должно
исчезнуть». Четыре года войны, командование артиллерийской батареей, ордена и
ранения — такова плата двадцатидвухлетнего парня за то «светлое будущее»,
которое он ждет от судьбы. И она посылает ему одновременно две
случайные встречи в ресторанной сутолоке «Астории», предопределившие его
судьбу на много лет вперед. Уже первое приглашение дамы на танец становится для
Сергея «судьбоносным». Геолог Нина, отмечавшая с друзьями свое возвращение из
экспедиции с Севера, властно и решительно, по праву старшинства, овладевает его
чувствами и желаниями. В ее компании Вохминцев сталкивается с
Аркадием Уваровым, главным виновником страшной трагедии, разыгравшейся на
фронте. Двадцать семь человек и четыре орудия были окружены и расстреляны
фашистами прямой наводкой в карпатской деревне исключительно из-за бездарной
тактики комбата Уварова. Отсидевшись в блиндаже, он к тому же ухитрился свалить
всю ответственность на ни в чем не повинного комвзвода Василенко. Решением
трибунала тот был отправлен в штрафбат, где и погиб. 589 Вохминцев, единственный свидетель этого
преступления, не желает делать вид, будто все забыл, он публично обвиняет
Уварова. Конфликт в общественном месте расценивается окружающими как всего
лишь нарушение приличий. Развязка — вызов в милицию и штраф за хулиганство. Бремя человека без определенных занятий
недолго тяготит Сергея. По совету и протекции Нины он поступает на
подготовительное отделение горно-металлургического института. На новогодней вечеринке у Нины Вохминцев
снова встречает Уварова. Тот горит желанием завязать с ним дружеские
отношения. Под бой курантов Уваров произносит тост
«за великого Сталина». Сергей демонстративно отказывается пить с тем, кто
недостоин «говорить от имени солдат». Страсти накаляются, и Вохминцев вынуждает
дипломатичную подругу оставить гостей ради него... Минуло три с половиной года. Лекции,
семинары, экзамены — жизнь Сергея наполнилась новым содержанием. Нельзя
сказать, что фигура Уварова исчезла с горизонта. Тот не просто на виду, но в
центре студенческой жизни. У него репутация «первостатейного малого»:
пятерочник, общественник, член партбюро, не разлей вода со Свиридовым,
освобожденным секретарем парторганизации института. Сергей замечает, что со
временем ненависть к Уварову сменяется усталостью и «злым ощущением
недовольства собой». Неожиданно в жизнь Вохминцева врываются
события иного общественного масштаба. Впрочем, скрытое предупреждение о
надвигающейся опасности можно усмотреть в злоключениях его соседа по
коммуналке художника Мукомолова. С высокой трибуны пейзажиста причисляют к
космополитам и отщепенцам, провозглашают его полотна идеологической диверсией.
В лучшем случае несчастному грозит лишение членства в Союзе художников и
поденщина декоратора. И вот теперь карающая рука тоталитарного
беспредела дотягивается до семьи Вохминцевых. Органами МГБ ордер на обыск и
арест предъявлен Николаю Вохминцеву — отцу Сергея, старому коммунисту. До
войны он был на руководящем посту, на фронте — комиссар полка. Осенью 45-го г.
в высоких инстанциях разбирали дело о потере сейфа с партийными документами
его полка во время прорыва из окружения. В результате отец довольствовался
тихой работой заводского бухгалтера. Есть основания подозревать в доносе
другого соседа по коммуналке — алчного и беспринципного Быкова. Естественно,
Сергея тревожит судьба отца, а еще его мучают угрызения совести: после смерти
матери (а причину ее смерти сын видел в измене отца с медсестрой полевого
госпиталя) их отношения перестали быть род- 590 ственными... И все это на глазах у младшей
сестры Аси, стоящей на пороге взрослой жизни и переживающей теперь нервную
депрессию. Попытки Сергея доказать невиновность отца в соответствующих кабинетах
ни к чему не приводят. Между тем Сергей должен ехать с
однокурсниками на практику. Освобождают от практики в деканате. В кабинете у
декана присутствуют члены партбюро Уваров и Свиридов. С помощью психологического
прессинга партийные боссы докапываются до позорящих честь коммуниста фактов.
«Партию не обманешь», — предостерегают «провинившегося». Следующее предостережение — от Нины.
Уваров сообщает ей, что ближайшее партбюро будет рассматривать дело Вохминцева.
Для Уварова это реальный шанс взять реванш, подсказывает женская интуиция. Но
даже самые смелые гипотезы бледнеют перед коварством противника. Хладнокровно и
цинично Уваров обвиняет Вохминцева в преступлении, которое совершил сам. После
хорошо срежиссированного спектакля оргвыводы последовали незамедлительно — исключить
из рядов ВКП(б). Здесь же Вохминцев подает заявление об уходе из института. Моральную поддержку своих решительных
шагов Сергей черпает из письма отца, переданного на волю. Старший Вохминцев
убежден, что он и другие — «жертвы какой-то странной ошибки, какого-то
нечеловеческого подозрения и какой-то бесчеловечной клеветы». Далеко от Москвы, в Казахстане, Сергей
пробует себя в избранной профессии горняка. Устроиться на работу с плохой анкетой
ему помогает местный секретарь райкома партии. Не исключено, что сюда приедет
Нина. Виктор Петрович Астафьев р. 1924
Пастух и пастушка
СОВРЕМЕННАЯ ПАСТОРАЛЬ Повесть (1971)
По пустынной степи вдоль железнодорожной линии,
под небом, в котором тяжелым облачным бредом проступает хребет Урала, идет
женщина. В глазах ее стоят слезы, дышать становится все труднее. У карликового
километрового столба она останавливается, шевеля губами, повторяет цифру,
значащуюся на столбике, сходит с насыпи и на сигнальном кургане отыскивает
могилу с пирамидкой. Женщина опускается на колени перед могилой и шепчет «Как
долго я искала тебя!» Наши войска добивали почти уже задушенную
группировку немецких войск, командование которой, как и под Сталинградом, отказалось
принять ультиматум о безоговорочной капитуляции. Взвод лейтенанта Бориса
Костяева вместе с другими частями встретил прорывающегося противника. Ночной
бой с участием танков и артиллерии, «катюш» был страшным — по натиску
обезумевших от мороза и отчаяния немцев, по потерям с обеих сторон. Отбив
атаку, собрав убитых и раненых, взвод Костяева прибыл в ближайший хутор на
отдых. За баней, на снегу, Борис увидел убитых залпом
артподготовки старика и старуху. Они лежали, прикрывая друг друга. Местный
житель, Хведор Хвомич рассказал, что убитые приехали на этот украинский хутор 592 с Поволжья в голодный год. Они пасли колхозный
скот. Пастух и пастушка. Руки пастуха и пастушки, когда их хоронили, расцепить
не смогли. Боец Ланцов негромко прочитал над стариками молитву. Хведор Хвомич
удивился тому, что красноармеец знал молитвы. Сам он их забыл, в молодости
ходил в безбожниках и стариков этих агитировал ликвидировать иконы. Но они его
не послушались... Солдаты взвода остановились в доме, где
хозяйкой была девушка Люся. Они отогревались и пили самогонку. Все были
утомлены, пьянели и ели картошку, не пьянел лишь старшина Мохнаков. Люся выпила
вместе со всеми, сказав при этом: «С возвращением вас... Мы так вас долго
ждали. Так долго...» Солдаты по одному укладывались спать на
полу. Те, кто еще хранил в себе силы, продолжали пить, есть, шутить, вспоминая
мирную жизнь. Борис Костяев, выйдя в сени, услышал в темноте возню и
срывающийся голос Люси: «Не нужно. Товарищ старшина...» Лейтенант решительно
прекратил домогательства старшины, вывел его на улицу. Между этими людьми,
которые вместе прошли многие бои и невзгоды, вспыхнула вражда. Лейтенант
грозился пристрелить старшину, если тот еще раз попытается обидеть девушку.
Разозленный Мохнаков ушел в другую избу. Люся позвала лейтенанта в дом, где все
солдаты уже спали. Она провела Бориса на чистую половину, дала свой халат,
чтобы он переоделся, и приготовила за печкой корыто с водой. Когда Борис помылся
и лег в постель, веки его сами собой налились тяжестью, и сон навалился на
него. Еще до рассвета командир роты вызвал
лейтенанта Костяева. Люся даже не успела выстирать его форму, чем была очень
расстроена. Взвод получил приказ выбить фашистов из соседнего села, последнего
опорного пункта. После короткого боя взвод вместе с другими частями занял село.
Вскоре туда прибыл командующий фронтом со своей свитой. Никогда раньше Борис не
видел близко командующего, о котором ходили легенды. В одном из сараев нашли
застрелившегося немецкого генерала. Командующий приказал похоронить
вражеского генерала со всеми воинскими почестями. Борис Костяев вернулся с солдатами в тот
самый дом, где они ночевали. Лейтенанта опять сморил крепкий сон. Ночью к нему
пришла Люся, его первая женщина. Борис рассказывал о себе, читал письма своей
матери. Он вспоминал, как в детстве мать возила его в Москву и они смотрели в
театре балет. На сцене танцевали пастух и пастушка. «Они любили друг друга, не
стыдились любви и не боялись за нее. В доверчивости они были беззащитны». Тогда
Борису казалось, что беззащитные недоступны злу... 593 Люся слушала затаив дыхание, зная, что
такая ночь уже не повторится. В эту ночь любви они забыли о войне —
двадцатилетний лейтенант и девушка, которая была старше его на один военный
год. Люся узнала откуда-то, что взвод пробудет
на хуторе еще двое суток. Но утром передали приказ ротного: на машинах догонять
основные силы, ушедшие далеко за отступившим противником. Люся, сраженная
внезапным расставанием, сначала осталась в избе, потом не выдержала, догнала
машину, на которой ехали солдаты. Не стесняясь никого, она целовала Бориса и с
трудом от него оторвалась. После тяжелых боев Борис Костяев просился
у замполита в отпуск. И замполит уже было решился отправить лейтенанта на краткосрочные
курсы, чтобы тот мог на сутки заехать к любимой. Борис уже представлял свою
встречу с Люсей... Но ничего этого не произошло. Взвод даже не отвели на
переформировку: мешали тяжелые бои. В одном из них геройски погиб Мохнаков, с
противотанковой миной в вещмешке бросившись под немецкий танк. В тот же день
Бориса ранило осколком в плечо. В медсанбате народу было много. Борис
подолгу ждал перевязок, лекарств. Врач, оглядывая рану Бориса, не понимал,
почему этот лейтенант не идет на поправку. Тоска съедала Бориса. Однажды ночью
врач зашел к нему и сказал: «Я назначил вас на эвакуацию. В походных условиях
души не лечат...» Санитарный поезд увозил Бориса на восток.
На одном из полустанков он увидел женщину, похожую на Люсю... Санитарка вагона
Арина, присматриваясь к молодому лейтенанту, удивлялась, почему ему с каждым
днем становится все хуже и хуже. Борис смотрел в окно, жалел себя и раненых
соседей, жалел Люсю, оставшуюся на пустынной площади украинского местечка,
старика и старуху, закопанных в огороде. Лиц пастуха и пастушки он уже не
помнил, и выходило: похожи они на мать, на отца, на всех людей, которых он знал
когда-то... Однажды утром Арина пришла умывать Бориса
и увидела, что он умер. Его похоронили в степи, сделав пирамидку из сигнального
столбика. Арина горестно покачала головой: «Такое легкое ранение, а он
умер...» Послушав землю, женщина сказала: «Спи. Я
пойду. Но я вернусь к тебе. Там уж никто не в силах разлучить нас...» «А он, или то, что было им когда-то, остался
в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны. Остался
один — посреди России». 594 Печальный детектив Роман (1985)
Сорокадвухлетний Леонид Сошнин, бывший
оперативник уголовного розыска, возвращается из местного издательства домой, в
пустую квартиру, в самом дурном расположении духа. Рукопись его первой книги
«Жизнь всего дороже» после пяти лет ожидания наконец-то принята к производству,
но это известие не радует Сошнина. Разговор с редакторшей, Октябриной Перфильевной
Сыроквасовой, которая пыталась высокомерными замечаниями унизить
автора-милиционера, осмелившегося называться писателем, разбередил и без того
мрачные мысли и переживания Сошнина. «Как на свете жить? Одинокому?» — думает
он по дороге домой, и мысли его тяжелы. В милиции он свое отслужил: после двух
ранений Сошнин отправлен на пенсию по инвалидности. После очередной ссоры от
него уходит жена Лерка, забрав с собой маленькую дочурку Светку. Сошнин вспоминает всю свою жизнь. Он не
может ответить на собственный вопрос: почему в жизни так много места горю и
страданию, но всегда тесно любви и счастью? Сошнин понимает, что среди прочих
непостижимых вещей и явлений ему предстоит постигать так называемую русскую
душу и начинать ему надо с самых близких людей, с эпизодов, свидетелем которых
он был, с судеб людей, с которыми сталкивала его жизнь... Почему русские люди
готовы пожалеть костолома и кровопускателя и не заметить, как рядом, в соседней
квартире, умирает беспомощный инвалид войны?.. Почему так вольно и куражливо живется
преступнику средь такого добросердечного народа?.. Чтобы хоть на минуту отвлечься от мрачных
дум, Леонид представляет, как придет домой, сварит себе холостяцкий обед,
почитает, поспит маленько, чтобы хватило сил на всю ночь — сидеть за столом,
над чистым листом бумаги. Сошнин особенно любит это ночное время, когда он
живет в каком-то обособленном, своим воображением созданном мире. Квартира Леонида Сошнина находится на
окраине Вейска, в старом двухэтажном доме, где он и вырос. Из этого дома отец
уходил на войну, с которой не вернулся, здесь умерла к исходу войны и мать от
тяжелой простуды. Леонид остался с сестрой матери, теткой Липой, которую с
детства привык звать Линой. Тетка Лина после смерти своей сестры перешла на
работу в коммерческий отдел Вейской железной дороги. Этот отдел «пересудили и
пересажали разом». Тетка пыталась отравиться, но ее спасли и после суда
отправили в колонию. К этому времени Леня уже учился в областной спецшколе УВД,
откуда его чуть и не выгнали из-за осужденной тетки. Но соседи, и главным
образом 595 однополчанин отца Лавря-казак, походатайствовали
за Леонида перед областным милицейским начальством, и все обошлось. Освободилась тетка Лина по амнистии. Сошнин уже
поработал участковым в отдаленном Хайловском районе, откуда привез и жену. Тетя
Лина успела перед смертью понянчить дочку Леонида, Свету, которую считала
внучкой. После смерти Лины перешли Сошнины под покровительство другой, не менее
надежной тетки по имени Граня, стрелочницы на маневровой горке. Тетя Граня всю
жизнь занималась чужими детьми, и еще маленький Леня Сошнин постигал в
своеобразном детском саду первые навыки братства и трудолюбия. Однажды, уже после возвращения из Хайловска,
Сошнин дежурил с нарядом милиции на массовом гулянье по случаю Дня железнодорожника.
Четверо упившихся до потери памяти парней изнасиловали тетю Граню, и если бы не
напарник по патрулю, перестрелял бы Сошнин этих пьяных, спавших на лужайке
молодцов. Их осудили, и после этого случая тетя Граня стала избегать людей.
Однажды она высказала Сошнину страшную мысль о том, что, осудив преступников,
тем самым погубили молодые жизни. Сошнин накричал на старуху за то, что она
жалеет нелюдей, и стали они сторониться друг друга... В грязном и заплеванном подъезде дома к Сошнину
пристают трое выпивох, требуя поздороваться, а потом и извиниться за свое
непочтительное поведение. Он соглашается, пытаясь охладить их пыл миролюбивыми
репликами, но главный из них, молодой бугай, не успокаивается. Разгоряченные
спиртным, парни набрасываются на Сошнина. Он, собравшись с силами — сказались
раны, больничный «отдых», — побеждает хулиганов. Один из них при падении
ударяется головой об отопительную батарею. Сошнин подбирает на полу нож,
шатаясь, идет в квартиру. И сразу звонит в милицию, сообщает о драке: «Одному
герою башку об батарею расколол. Если че, не искали чтоб. Злодей — я». Приходя в себя после случившегося, Сошнин опять
вспоминает свою жизнь. Они с напарником преследовали на мотоцикле пьяного,
угнавшего грузовик. Смертельным тараном грузовик мчался по улицам городка, уже
оборвав не одну жизнь. Сошнин, старший по патрулю, принял решение пристрелить
преступника. Его напарник выстрелил, но перед смертью водитель грузовика успел
столкнуть мотоцикл преследовавших милиционеров. На операционном столе Сошнину
чудом спасли от ампутации ногу. Но он остался хромым, долго и тяжело учился
ходить. Во время выздоровления следователь долго и упорно мучил его разбирательством:
правомерно ли было применение оружия? Вспоминает Леонид и о том, как повстречал свою
будущую жену, 596 спасая ее от хулиганов, которые пытались прямо за
киоском «Союзпечать» снять с девушки джинсы. Вначале жизнь у них с Леркой шла
в покое и согласии, но постепенно начались взаимные упреки. Особенно не
нравились жене его занятия литературой. «Экий Лев Толстой с семизарядным
пистолетом, со ржавыми наручниками за поясом!..» — говорила она. Вспоминает Сошнин о том, как один «взял» в
гостинице городка залетного гастролера, рецидивиста Демона. И наконец, вспоминает, как спившийся,
вернувшийся из мест заключения Венька Фомин поставил окончательный крест на
его карьере оперативника... Сошнин привез дочку к родителям жены в дальнюю деревеньку
и уже собирался возвращаться в город, когда тесть сообщил ему, что в соседней
деревушке пьяный мужик запер в сарае старух и грозит поджечь их, если те не
выдадут ему десять рублей на опохмелье. Во время задержания, когда Сошнин
поскользнулся на навозе и упал, испуганный Венька Фомин и всадил в него вилы...
Сошнина едва довезли до больницы — и едва миновал он верной смерти. Но второй
группы инвалидности и выхода на пенсию миновать не удалось. Ночью Леонида будит ото сна страшный вопль
соседской девчонки Юльки. Он спешит в квартиру на первом этаже, где Юлька
живет со своей бабкой Тутышихой. Выпив бутылку рижского бальзама из гостинцев,
привезенных Юлькиным отцом и мачехой из прибалтийского санатория, бабка
Тутышиха уже спит мертвым сном. На похоронах бабки Тутышихи Сошнин
встречает свою жену с дочкой. На поминках они сидят рядом. Лерка со Светой остаются у Сошнина, ночью
он слышит, как за перегородкой сопит носом дочь, и чувствует, как рядом,
несмело к нему прижавшись, спит жена. Он поднимается, подходит к дочери,
поправляет у нее подушку, прижимается щекой к ее голове и забывается в
каком-то сладком горе, в воскрешающей, животворящей печали. Леонид идет на
кухню, читает «Пословицы русского народа», собранные Далем, — раздел «Муж и
жена» — и удивляется мудрости, заключенной в простых словах. «Рассвет сырым, снежным комом вкатывался
уже в кухонное окно, когда насладившийся покоем среди тихо спящей семьи, с
чувством давно ему неведомой уверенности в свои возможности и силы, без
раздражения и тоски в сердце Сошнин прилепился к столу, поместил в пятно света
чистый лист бумаги и надолго замер над ним». Булат Шалвович Окуджава р. 1924
Будь здоров, школяр - Повесть (1961)
Моздокская степь. Идет война с фашистской
Германией. Я — боец, минометчик. Я москвич, мне восемнадцать лет, второй день
на передовой, месяц в армии, и я несу командиру полка «очень ответственный
пакет». Где этот командир — неизвестно. А за невыполнение задания — расстрел.
Кто-то силой втягивает меня в окоп. Объясняют, что еще сто метров, и я нарвался
бы на немцев. Меня ведут к командиру полка. Тот читает донесение и просит
передать моему командиру, чтобы таких донесений больше не посылал. Я мечтаю о
том, как приду обратно, доложу, напьюсь горячего чая, посплю — теперь я имею
право. В нашей батарее Сашка Золотарев, Коля Гринченко, Шонгин, Гургенидзе,
командир взвода — младший лейтенант Карпов. Коля Гринченко, что бы он ни
говорил, всегда «очаровательно улыбается». Шонгин — «старый солдат». Он служил
во всех армиях во время всех войн, но ни разу не выстрелил, ни разу не был
ранен. Гургенидзе — маленький грузин, на носу у него всегда висит капелька. Вчера приходила Нина, «красивая
связистка», она замужем. «А ты совсем еще малявка, да?» — спросила она. Придет
Нина сегодня или нет? Вот она идет, рядом с ней незнакомая связистка.
Вдруг вдалеке разрыв. Кто-то кричит: «Ложись!» Я вижу, как Нина медленно под- 598 нимается с грязного снега, а та, другая,
лежит неподвижно. Это первая наша мина. Я потерял ложку. Есть нечем. Ем кашу
щепочкой. Мы идем в наступление. «Что у тебя с ладонями?» — спрашивает
старшина. Ладони мои в крови. «Это от минных ящиков», — говорит Шонгин. Сашка Золотарев делает на палочке зарубки
в память о погибших. На палочке уже не осталось места. Я прихожу в штаб полка. «А у тебя глаза
хорошие», — говорит Нина. От этих слов у меня за спиной вырастают крылья. «Я
завтра приду к тебе, ты мне нравишься», — говорю я. «Я многим нравлюсь, здесь
ведь кроме меня никого и нет», — отвечает она. Мы меняем позиции. Едем на
машине. Идет снег пополам с дождем. Ночь. Мы останавливаемся и стучимся в
какую-то хату. Хозяйка впускает нас. Все укладываются спать. «Лезь ко мне», —
говорит с печки тихий голос. «А ты кто?» — спрашиваю я. «Мария Андреевна». Ей
шестнадцать лет. «Иди поближе», — говорит она. «Пусти», — говорю я. «Ну и
вались на свою лавку, раз тебе с людьми тесно». На следующий день ранит
Гургенизде. «Попадалься», — грустно улыбается он. Его отправляют в госпиталь. Сашка Золотарев узнает, что неподалеку
стоят машины с крупой, а водители спят. «Неплохо бы нам по котелку отсыпать», —
говорит Сашка и уходит к машинам. На другой день комбат ругает Сашку за
воровство. Я говорю, что Сашка всем раздал, а сам думаю, где он был, этот
комбат, когда мы под совхозом № 3 первый бой принимали. В училище по режиму
питался. Я вспоминаю, как на последнем комсомольском собрании, когда мальчики
один за другим клялись погибнуть за Родину, Женя, которую я любил тогда,
сказала: «Мне жаль вас, мальчики. Войне нужны молчаливые, хмурые солдаты. Не
надо шуметь». — «А ты?» — крикнул кто-то. «Я тоже пойду. Только не буду кричать
и распинаться». Мы — Карпов, старшина, Сашка Золотарев и я
— отправляемся на базу армии за минометами. Мы едем в полуторке. По дороге нам
встречается девушка в погонах старшины. Ее зовут Маша. Она просит подвезти ее в
тыл. Мы останавливаемся на ночлег в деревне. Хозяйка нашего дома очень похожа
на мою маму. Она кормит нас пирогом из наших сухарей, наливает спирту, чтоб мы
согрелись. Мы ложимся спать. С утра садимся в машину. Мы возвращаемся в штаб дивизии. Я встречаю
Нину. «В гости приехал?» — спрашивает она. «Тебя искал», — отвечаю я. «Ах ты
мой дорогой... Вот дружок настоящий. Не забыл, значит?» — говорит она. Мы
обедаем с Ниной в штабной столовой. Говорим о том, что было до войны, что вот
посреди войны у нас свидание, что я буду 599 ждать ее писем. Мы выходим из столовой. Я
касаюсь ее плеча. Она ласково отводит мою руку. «Не надо, — говорит она, — так
лучше». Она целует меня в лоб и бежит в начавшуюся метель. Мы получаем американский бронетранспортер.
Мы едем на нем и везем бочку вина — на всю батарею. Мы решаем попробовать вина.
Оно льется в котелки по шлангу для бензина и пахнет бензином. Выпив, Сашка
Золотарев начинает плакать и вспоминать свою Клаву. Машина идет вперед.
Навстречу нам бежит фигура. Это солдат. Он говорит, что «ребят пулями побило»,
семерых. В живых осталось двое. Мы помогаем им хоронить убитых. Идет бой. Внезапно меня ударяет в бок, но
я жив, только во рту земля. Это не меня убили, убили Шонгина. Сашка приносит
связку немецких алюминиевых ложек, но я почему-то не могу ими есть. «Рама» балуется», — говорит Коля. Я
чувствую боль в ноге, левое бедро в крови. Меня ранило! Как же так — не боя,
ничего. Меня увозят в медсанбат. Сестра просит у меня документы. Я достаю их из
кармана. Вслед за ними выпадает ложка. На ней выцарапано «Шонгин». И когда я
успел ее подобрать? Вот и память о Шонгине. В барак вносят новых раненых. Один
из них злой, из минометной. Он говорит, что все наши убиты: и Коля, и Сашка, и
комбат. Он остался один. «Врешь ты все», — кричу я. «Врет он», — говорит
кто-то. «Ты не слушай, — говорит сестра. — Он ведь не в себе». — «Наши вперед
идут», — говорю я. Мне хочется плакать и не от горя. Плачь. У тебя неопасная
рана, школяр. Ты еще поживешь. Глоток свободы, или Бедный Авросимов - Роман (1965-1968)
Петербург, январь 1826 г. Иван Евдокимович
Авросимов работает писарем в высочайше утвержденной комиссии, записывая
показания участников мятежа на Сенатской площади. В комиссии этот застенчивый
провинциал оказался благодаря протекции своего дядюшки, отставного
штабс-капитана Артамона Михайловича Авросимова, оказавшего незабываемую услугу
императору Николаю Павловичу в день принесения ему присяги, 14 декабря. Мужество не покидало писаря, пока комиссия
не приступила к допросам полковника Пестеля. С этой минуты с ним стали происходить
таинственные веши. Какая-то таинственная незнакомка добива- 600 ется встречи с ним. Член комитета, граф
Татищев, преследует Авросимова в своей коляске, задавая крайне неудобные тому
вопросы: можно ли попасть под обаяние государственного преступника — такого,
как Пестель? (Бедный герой не находит ничего лучшего, как перезадать те же
вопросы своему крепостному Егорушке. Тот в ужасе отмалчивается.) Единственное
отдохновение — неожиданное ночное приключение с офицерами (в том числе Павлом
Бутурлиным, секретарем Татищева) и их легкомысленными подружками, коих писарь
принимает за порядочных женщин и одной, Дельфиний, в пылу ночной страсти даже
предлагает выйти за него замуж. Вскоре происходит встреча и с таинственной
незнакомкой. Она оказывается женой брата Пестеля, Владимира Ивановича Пестеля,
выступившего 14 декабря на стороне Николая — против брата. Во время свидания
Авросимов клянется ей исполнить любую ее просьбу. Во время визита к дядюшке он знакомится с
неким Аркадием Ивановичем Майбородой, капитаном, служившим у Пестеля (перед
коим сам писарь уже неосознанно благоговеет), предавшим своего начальника.
Авросимов ведет капитана к знакомым офицерам, где тот повторяет историю своих
отношений с Пестелем, и получает в конце беседы неожиданную пощечину от
Бутурлина. Наутро Майборода вновь предстает перед очами Авросимова: он дает
показания в комитете. После чего герой наш уже более конкретно обсуждает с
Амалией Петровной пути к спасению Пестеля, а затем опять хочет жениться — на
этот раз на подружке Дельфиний, сенной девке Милороде. Очнувшись, он
устремляется к месту службы, где получает приказ сопровождать в Малороссию
арестованного подпоручика Заикина, готового указать властям место сокрытия
«Русской правды» (сестрица, Настенька Заикина, регулярно поджидающая брата во
дворе Петропавловской крепости, уже не раз вызывала у Авросимова искреннее
желание хоть чем-нибудь ей помочь). Вручив Пестелю в его камере опросные листы,
он вновь встречает на пути домой экипаж военного министра, и Татищев, как и
раньше, задает герою крайне неприятные тому вопросы о секрете пестелевского
обаяния. Быстрей бы уж в дорогу! Преступника сопровождает также ротмистр
Слепцов, который предлагает переночевать по дороге в его имении, Колупановке. В
полудреме Авросимову постоянно является полковник, который ведет свои
опасно-умные беседы о судьбах России — а сам все так же чертовски обаятелен! Вечер в поместье — с пением девичьего
хора, роскошной трапезой — удался на славу. Ночью Авросимов и арестант
признаются друг другу в симпатиях к Пестелю. Так что ничего удивительного не
оказывается в том, что Заикин так и не может указать место, где за- 601 рыты рукописи, — он просто этого не знает.
Но, поддавшись напору Слепцова, указывает на человека, это место знающего в
точности: своего брата Федю. Тот указывает настоящее место хранения бумаг
Пестеля, но слишком разоткровенничался с ротмистром, и тот арестовывает и
брата (Авросимов дает ему пощечину; дуэль отложена до Петербурга). На обратном
пути троица вновь заезжает в Колупановку. Из какого-то не вполне ясного чувства
превосходства Слепцов (и без того склонный почти одновременно демонстрировать
как самые нежные, казалось бы, проявления заботы и предупредительности, так и
самые гнусные качества) инсценирует нападение разбойников, и Авросимов ранит
одного из нападающих — к ужасу всех остальных, уверенных, что оружия ни у кого
больше нет. Заикин, назвавший шутку ротмистра «граничащей с подлостью», просит
Авросимова передать записку сестре Настеньке. Тот выполняет просьбу. После чего
отправляется к Амалии Петровне (та как раз разговаривает со своим мужем, братом
Пестеля, — Авросимов, случайно подслушав разговор, понимает, кого та любит) и
предлагает устроить побег из крепости. Появившиеся откуда-то из небытия
личности (некто Филимонов, Стародубцев и Гордон) предлагают свои услуги —
сперва бескорыстно, затем, «для скорости», требуют денег. Авросимов
отказывается: но машина побега, казалось, уже завертелась помимо его воли,
однако Амалия Петровна сама выдает все планы Татищеву. Министр посылает записку
Бутурлину с требованием арестовать Авросимова, — те как раз обсуждают условия
предстоящей писарю дуэли со Слепцовым. Во время ареста Авросимов все отрицает,
и его отправляют в деревню, где он, женившись, судя по всему, на Настеньке, и
дожидается Мятлева с Лавинией (см. «Путешествие дилетантов»). Путешествие дилетантов
ИЗ ЗАПИСОК ОТСТАВНОГО ПОРУЧИКА АМИРАНА АМИЛАХВАРИ - Роман
(1976-1978)
Роман, действие в котором происходит в
1845—1855 гг., начинается с возвращения князя Сергея Мятлева и рассказчика
Амирана Амилахвари после дуэли (окончившейся ничем) в просторный петербургский
• дом князя, наполненный копиями с античных шедевров. Гостиная превращена здесь
в фехтовальный зал, карточные столы сне- 602 сены в одну комнату, а жилые покои
заколочены, кроме третьего этажа, где и расположился князь. Сын
генерал-адъютанта, он принадлежит к элите своего времени, но, несмотря на это,
нелюбим государем. Поступив после пажеского корпуса в кавалергардский полк, он
был отправлен вскоре за невинную шалость в лейб-гвардии Гродненский гусарский
полк, а затем, после отличия на Кавказе и смерти старого князя, вернулся в
Петербург, где, выйдя в отставку, держит дома портрет государственного
преступника Муравьева, ведет жизнь праздную, в беседах с Амилахвари и
«хромоножкой» — описателем родословных древ Андреем Владимировичем Приимковым,
высланным из столицы за свои антипатриотические работы, разоблачающие безнравственность
русской истории. Мятлеву кажется, что он
влюблен в хладнокровную Анету, жену барона Фредерикса, но роман их недолог: та
оставляет князя ради императора. Зато барон станет вскоре мятлевским
начальником. В это же время Мятлев знакомится в своем парке с восьмилетним
ребенком, назвавшимся господином ван Шонховеном. Он будет постоянно появляться
в мятлевском парке, а затем и в самом доме, где станет распивать чаи и
беседовать с его хозяином. В действительности это переодетая Лавиния Тучкова
(Бравура — так звали ее отца, но удочеривший девочку генерал дал ей свою
фамилию), которая влюбляется в князя на всю жизнь. Но роману их суждено
осуществиться не скоро. Князь еще молод, и на Невском, во время дождя, он
знакомится с двадцатидвухлетней Александриной Жильцовой, дочерью декабриста
(ставшего таковым «по неосторожности»), приехавшей в Петербург молить за
томящегося в рудниках отца. На прошение ее отвечено отказом, и, несмотря на
привольную жизнь в доме Мятлева, чахотка окончательно подкашивает ее силы, и
Александрина бросается (вроде бы) в Неву (позднее, во время своего путешествия,
Мятлев остановится в гарнизоне, куда, кажется, сбежала на самом деле
Александрина, — но понять это точно ему так и не удастся). Мятлев остается в
доме с верным слугою Афанасием. Князь, впрочем, довольно быстро заводит роман с
графиней Натали Румянцевой. Та соблазняет князя, беременеет от него, а затем
поднимает по всему Петербургу волну слухов — князя даже вызывает к себе шеф
корпуса жандармов граф Орлов. Тем временем мать выдает живущую в Москве
Лавинию (ей идет шестнадцатый год) за квартирохозяина, г-на Ладимировского. Мятлев бросается в первопрестольную, но
встреча с Лавинией и знакомство с ее матерью кончаются ничем. Зато по
возращении в северную столицу князь принужден назначить венчание с забеременевшей
(вроде бы от него) Натали на конец октября. Невеста приступает к решительной
переделке любимого княжьего дома. 603 Князь даже вынужден поступить на службу в
ведомство графа Нессельроде. Возвращаясь от последнего, Мятлев заходит в
лавочку г. Свербеева, где знакомится с неким г. Колесниковым, проповедующим ни
с того ни с сего довольно крамольные идеи — революцию в Европе и пр. После чего
жизнь его приобретает почти мистический характер: в дом является некто г.
Тимофей Катакази, вытягивающий из князя сведения о гг. Приимкове и Колесникове.
Император лично соединяет руки Натали и князя — деваться некуда, Мятлев
женится, но инфлюэнца уносит жизнь молодой жены и младенца. Оправившись от
потрясения, Мятлев садится за мемуары о погибшем своем товарище-поэте, г.
Лермонтове. «Перечитав написанное, он вдруг понял, что писал не столько об
убитом товарище, сколько сводил с царем личные счеты». Однако, встретив
случайно г. Колесникова, князь отчего-то решается показать тому свою рукопись.
Литератор в ужасе. А князь, мучимый хандрой и неясным стремлением к Лавинии,
решает навестить ее мать — якобы для покупки портрета князя Сапеги, на деле — с
целью разведать план дома и попытаться однажды выкрасть Лавинию. Г-жа Тучкова
оказывается тем не менее проницательнее князя и в полном иносказаний разговоре
указывает ему на неосуществимость подобных намерений. Тот, однако, начинает испытывать
жгучую тоску по Лавинии. Наконец та и сама прибывает в Петербург (шел 1850 г.)
и лично навещает князя в его доме! Происходит решительное объяснение, во
время которого Лавиния просит князя просто сохранять терпение, и тогда счастье
настигнет их само по себе. Здесь же бывший г-н ван Шонховен признается, что две
стихотворные строчки (давно уже ставшие лейтмотивом всего романа): «Помнишь ли
труб заунывные звуки, / Брызги дождя, полусвет, полутьму?..» — взяты из
Некрасова. Но попытка влюбленных поговорить на
октябрьском балу в Аничковом дворце оканчивается неудачей: муж не отстает от
Лавинии, повышенный (но безуспешный) интерес к юной красавице проявляет сам
император, какой-то конногвардеец нелестно о ней отзывается (вот и повод для
дуэли, с которой начинается роман)... Лишь встреча с Анетой приносит радость:
та берется за устройство их свиданий у себя дома. Но Лавиния признается
зачем-то в своей связи мужу, и тот увозит ее в деревню. Вернувшись весною в
Петербург, г. Ладимировский тем не менее теряет свою супругу: 5 мая она сбегает
с князем, после чего фамильный дом Мятлева рушится сам по себе. Николай
распоряжается схватить беглецов, для чего за ними снаряжена погоня во всех
возможных направлениях. Влюбленные же бегут в Москву. По дороге они знакомятся
с милым помещиком Иваном Евдокимовичем, у которого надолго задерживаются и
который тоже 604 каким-то образом был связан с событиями 14
декабря. Лишь в день отъезда выясняется, что это — Авросимов (см. роман «Бедный
Авросимов»). Через Москву и Тулу беглецы отправляются в
сторону Пятигорска, но неожиданная встреча с дружелюбно настроенным полковником
фон Мюфлингом (которому на самом деле поручено задержать влюбленных, но
которому влюбленные искренне нравятся) заставляет их повернуть в Тифлис, к
родственникам Амирана. Следом, влекомый интуицией, едет и полковник, но
гостеприимные грузины убеждают его не предпринимать ничего против счастливой
пары. Фон Мюфлинг дает обещание — но тут, на беду, появляется Тимофей Катакази,
который и задерживает Лавинию с князем. Их препровождают в Петербург: князя —
в крепость, Лавинию — к законному супругу. Последний надеется на восстановление
семейных отношений, но бесполезно. Хотя князя лишают титула, состояния и
отправляют в бессрочную рядовым на Кавказ, Лавиния по-прежнему любит его. Муки
солдатчины усиливаются оттого, что терпеть их приходится в том самом гарнизоне,
где влюбленные восстанавливали силы во время своего путешествия и где, судя по
всему, и кончила свои дни Александрина. После ранения князя Лавиния вновь
бросает мужа и под чужим именем поступает в сестры милосердия — чтобы быть
рядом с любимым, но ее вновь под конвоем возвращают в столицу. Через некоторое
время Амиран (женившийся уже на Марго, подруге Лавинии) получает от нее
письмо, где та сообщает о своем желании примириться с мужем и уехать с ним в
Италию. Вскоре умирает Николай, и отчаявшийся уже было князь получает полное
помилование. Он поселяется в своем имении в Костромской губернии, куда под
видом ключницы приезжает изнеможенная этой жизнью Лавиния. Счастье их недолго:
попытавшись открыть для крестьян больницу, а затем школу, князь умирает. Публикуемые
в эпилоге письма проливают свет на некоторые подробности сей истории. Так,
внезапный отъезд Лавинии в Италию был вызван письмом Елизаветы, сестры
Мятлева, где та объявляла несчастную причиной всех бед князя. Борис Львович Васильев р. 1924
А зори здесь тихие - Повесть (1969)
Май 1942 г. Сельская местность в России.
Идет война с фашистской Германией. 171-м железнодорожным разъездом командует
старшина Федот Евграфыч Васков. Ему тридцать два года. Образования у него всего
четыре класса. Васков был женат, но жена его сбежала с полковым ветеринаром, а
сын вскоре умер. На разъезде спокойно. Солдаты прибывают
сюда, осматриваются а потом начинают «пить да гулять». Васков упорно пишет
рапорты, и, в конце концов, ему присылают взвод «непьющих» бойцов — девчат-зенитчиц.
Поначалу девушки посмеиваются над Васковым, а он не знает, как ему с ними
обходиться. Командует первым отделением взвода Рита Осянина. Муж Риты погиб на
второй день войны. Сына Альберта она отправила к родителям. Вскоре Рита попала
в полковую зенитную школу. Со смертью мужа она научилась ненавидеть немцев
«тихо и беспощадно» и была сурова с девушками из своего отделения. Немцы убивают подносчицу, вместо нее
присылают Женю Комелькову, стройную рыжую красавицу. На глазах Жени год назад
немцы расстреляли ее близких. После их гибели Женя перешла фронт. Ее подобрал,
защитил «и не то чтобы воспользовался беззащитностью — прилепил к себе
полковник Лужин». Был он семей- 606 ный, и военное начальство, прознав про
это, полковника «в оборот взяло», а Женю направило «в хороший коллектив».
Несмотря ни на что, Женя «общительная и озорная». Ее судьба сразу
«перечеркивает Ритину исключительность». Женя и Рита сходятся, и последняя «оттаивает». Когда речь заходит о переводе с передовой
на разъезд, Рита воодушевляется и просит послать ее отделение. Разъезд
располагается неподалеку от города, где живут ее мать и сын. По ночам тайком
Рита бегает в город, носит своим продукты. Однажды, возвращаясь на рассвете,
Рита видит в лесу двоих немцев. Она будит Васкова. Тот получает распоряжение
от начальства «поймать» немцев. Васков вычисляет, что маршрут немцев лежит на
Кировскую железную дорогу. Старшина решает идти коротким путем через болота к
Синюхиной гряде, тянущейся между двумя озерами, по которой только и можно
добраться до железной дороги, и ждать там немцев — они наверняка пойдут
окружным путем. С собой Васков берет Риту, Женю, Лизу Бричкину, Соню Гурвич и
Галю Четвертак. Лиза с Брянщины, она — дочь лесника. Пять
лет ухаживала за смертельно больной матерью, не смогла из-за этого закончить
школу. Заезжий охотник, разбудивший в Лизе первую любовь, обещал помочь ей
поступить в техникум. Но началась война, Лиза попала в зенитную часть. Лизе
нравится старшина Васков. Соня Гурвич из Минска. Ее отец был
участковым врачом, у них была большая и дружная семья. Сама она проучилась год
в Московском университете, знает немецкий. Сосед по лекциям, первая любовь
Сони, с которым они провели всего один незабываемый вечер в парке культуры,
ушел добровольцем на фронт. Галя Четвертак выросла в детском доме. Там
ее «настигла» первая любовь. После детского дома Галя попала в библиотечный
техникум. Война застала ее на третьем курсе. Путь к озеру Вопь лежит через болота.
Васков ведет девушек по хорошо известной ему тропке, по обе стороны которой —
трясина. Бойцы благополучно добираются до озера и, затаившись на Синюхиной
гряде, ждут немцев. Те появляются на берегу озера только на следующее утро. Их
оказывается не двое, а шестнадцать. Пока немцам остается около трех часов ходу
до Васкова и девушек, старшина посылает Лизу Бричкину обратно к разъезду —
доложить об изменении обстановки. Но Лиза, переходя через болото, оступается и
тонет. Об этом никто не знает, и все ждут подмоги. А до тех пор девушки решают
ввести немцев в заблуждение. Они изображают лесорубов, громко кричат, Васков
валит деревья. 607 Немцы отходят к Легонтову озеру, не
решаясь идти по Синюхиной гряде, на которой, как они думают, кто-то валит лес.
Васков с девушками перебирается на новое место. На прежнем месте он оставил
свой кисет, и Соня Гурвич вызывается принести его. Торопясь, она натыкается на
двоих немцев, которые убивают ее. Васков с Женей убивают этих немцев. Соню
хоронят. Вскоре бойцы видят остальных немцев,
приближающихся к ним. Спрятавшись за кустами и валунами, они стреляют первыми,
немцы отходят, боясь невидимого противника. Женя и Рита обвиняют Галю в
трусости, но Васков защищает ее и берет с собой в разведку в «воспитательных
целях». Но Васков не подозревает, какой след в душе Гали оставила Сонина
смерть. Она напугана до ужаса и в самый ответственный момент выдает себя, и
немцы убивают ее. Федот Евграфыч берет немцев на себя, чтоб
увести их от Жени и Риты. Его ранят в руку. Но ему удается уйти и добраться до
острова на болоте. В воде он замечает юбку Лизы и понимает, что помощь не
придет. Васков находит место, где остановились на отдых немцы, убивает одного
из них и идет искать девушек. Они готовятся принять последний бой. Появляются
немцы. В неравном бою Васков и девушки убивают нескольких немцев. Риту
смертельно ранят, и пока Васков оттаскивает ее в безопасное место, немцы
убивают Женю. Рита просит Васкова позаботиться о ее сыне и стреляет себе в
висок. Васков хоронит Женю и Риту. После этого он идет к лесной избушке, где
спят оставшиеся в живых пятеро немцев. Одного из них Васков убивает на месте, а
четверых берет в плен. Они сами связывают друг друга ремнями, так как не верят,
что Васков «на много верст один-одинешенек». Он теряет сознание от боли только
тогда, когда навстречу уже идут свои, русские. Через много лет седой коренастый старик
без руки и капитан-ракетчик, которого зовут Альберт Федотыч, привезут на
могилу Риты мраморную плиту. Василь Быков р. 1924
Круглянский мост - Повесть (1968)
Сидящий в яме по причине отсутствия в партизанском
отряде специального помещения для арестованных, Степка Толкач перебирал в памяти
обстоятельства последних дней. Не везло Степке в этом отряде, не очень ему
здесь доверяли и служить поставили в хозяйственный взвод. И вдруг подрывник
Маслаков предложил ему сходить на задание. Степка обрадовался, несмотря на
молодость, он все же был опытным подрывником. Пошли вчетвером — Маслаков,
Степка, Бритвин, бывший комбат, за что-то разжалованный и теперь старающийся
заслужить прощение, и хорошо знающий эти места Данила Шпак. Задание: сжечь
деревянный мост у села Кругляны. Когда оказались в нужном месте, надвигались
сумерки и собирался дождь. «Идти нужно сейчас, — решил Маслаков. — Возле моста
еще не поставили ночную охрану. К тому ж, если дождь разойдется, мост не
загорится. Кто со мной?» Бритвин и Шпак под разными предлогами отказались.
«Пойдешь ты», — приказал Маслаков Степке. Когда они выходили из леса, дорога и
мост казались абсолютно безлюдными. Но уже на подходе к мосту в дождливом
тумане вдруг прорезалась какая-то фигура. Прятаться было поздно, и они
продолжали движение. От моста грохнул выстрел. Маслаков и Степка метнулись с
дороги, Степка по одну, а Маслаков по другую сторону насыпи. Держа в одной руке
винтовку, 609 в другой — канистру, Степка бежал вдоль
насыпи, которая становилась ниже, и наконец увидел фигуру стрелявшего. Степка
бросил канистру и почти не целясь выстрелил. Перемахнул через дорогу и
наткнулся на лежавшего Маслакова. Похоже, тот был мертв. Стояла тишина, никто
не стрелял. Степка взвалил на себя тело командира и потащился назад. Он все
ожидал, что навстречу выйдут помочь Бритвин и Шпак, но встретил их только в
лесу. Степка чуть не плакал от горя и отчаяния: Маслаков ранен, канистра
осталась возле моста, да и толку бы от нее уже не было — немцы теперь усилят
охрану и к мосту не подобраться. «Иди ищи подводу», — приказал Степке Бритвин,
принявший командование группой. Коня, пасшегося в лесу, Степка нашел быстро. Но
хозяин его, пятнадцатилетний подросток Митя, уперся: «Не могу дать. Мне утром
везти молоко в Кругляны». — «Ладно, — предложил Степка, — пойдем вместе. К утру
вернешься с конем домой». Степку встретили мрачно: «Зря старался». Маслаков
умер. Мальчика решили оставить до утра, Бритвину не понравилось, что Митя — сын
полицая. Но Степка почувствовал, что у Бритвина появилась какая-то мысль, когда
он услышал, что завтра утром Митя должен везти молоко через тот самый мост.
Бритвин тут же послал Шпака за взрывчаткой, а Митю отправил домой, договорившись,
что тот утром заедет к ним с молоком. Привезенный Шпаком аммонит оказался
сильно отсыревшим, и Бритвин приказал сушить его прямо на огне. Сушили Степка и
Шпак, Бритвин наблюдал за ними с отдаления. «Ну вот, — когда взрывчатка
просохла, сказал он, — это вам не какая-то канистра с бензином. Тоже мне
взрывники, чем хотели мост уничтожить. Да еще без помощи местных жителей». —
«А может, Маслаков никем не хотел рисковать», — возразил Степка. «Рисковать?
Знаешь, что такое война? Это риск людьми. Кто больше рискует, тот и побеждает.
Терпеть не могу умников, которые рассуждают, что правильно, а что неправильно.
И как бы невиновные не пострадали. При чем тут невиновный — война!» И Степка
подумал, что, может быть, Бритвин лучше Маслакова понимает войну. Под утро появился Митя с телегой и
молочными бидонами. Из одного бидона они вылили молоко и набили его
взрывчаткой, вставили взрыватель и вывели наружу бикфордов шнур. «Шнур горит
пятьдесят секунд. Значит, нужно будет поджечь шнур метров за тридцать от
моста, а на мосту скинуть этот бидон и хлестнуть лошадей. Пока полицаи
опомнятся, моста уже не будет», — объяснял Бритвин мальчику. «А кто поедет?» —
спросил Степка. «А ты беги быстро к мосту. Твое место там!» — вместо ответа
прикрикнул Бритвин на 610 Степку. И Степка отправился к мосту.
Подобрался к нему Степка совсем близко. Дорога долго была пустой. И наконец на
ней появилась подвода. В подводе сидел Митя и неумело курил папиросу. Бритвина
и Шпака там не было. «Где же они?» — забеспокоился Митя. Один из охранников
что-то крикнул, и мальчик остановил подводу и соскочил на землю в каких-нибудь
десяти метрах от моста. «Все, — решил Степка. — Сейчас полицай подойдет и
увидит бикфордов шнур. Пропал Митя». Степка вскинул автомат и дал очередь.
Конь рванулся вперед, вылетел на мост и вдруг, как бы споткнувшись, упал на
колени. Митя кинулся на мост к коню. С другой стороны бежали трое полицаев.
Степка прицелился в бегущих, но спустить курок не успел — мощная взрывная
волна отбросила его назад. Полуоглушенный Степка уже бежал к лесу. Сзади
горело, и на середине моста зиял огромный пролом. В лесу его поджидали Бритвин
и Шпак. «Здорово грохнуло, а!» — радовался Бритвин. А Степка все никак не мог
задать вопрос: где же они были, почему выставили одного Митю? «Ты что,
недоволен? — спросил его наконец Бритвин. — Мы же взорвали мост! И получилось
все, как распланировали. Когда подвода оказалась на мосту, мы подстрелили
коня». «Вот почему Митя кинулся на мост, — понял все Степка. — Он бросился к
раненому коню». «Сволочь! — закричал он Бритвину. — Ты — сволочь!» — «Сдать
оружие», — жестко приказал Бритвин и пошел на Степку, ожидая привычного
послушания. Но Степка вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Бритвин
согнулся, схватившись за живот... И вот теперь Степка сидит в яме и ожидает
суда. Его навестил Шпак, сообщил, что Бритвину делают операцию, что он выживет
и что зла на него Бритвин не держит, только просит, чтоб Степка ничего не
рассказывал про Митю и вообще про всю эту историю. Степка послал Шпака подальше.
Нет уж, он не боится. Он, конечно, виноват, и его накажут. Но прежде он
расскажет, как все случилось, и назовет Митю... Сотников - Повесть (1970)
Зимней ночью, хоронясь от немцев, кружили
по полям и перелескам Рыбак и Сотников, получившие задание добыть
продовольствие для партизан. Рыбак шел легко и быстро, Сотников отставал, ему
вообще 611 не следовало отправляться на задание — он
заболевал: бил кашель кружилась голова, мучила слабость. Он с трудом поспевал
за Рыбаком. Хутор, к которому они направлялись, оказался сожженным. Дошли до
деревни, выбрали избу старосты. «Здравствуйте, — стараясь быть вежливым,
поздоровался Рыбак. — Догадываетесь, кто мы?» — «Здравствуйте», — без тени
подобострастности или страха отозвался пожилой человек, сидевший за столом над
Библией. «Немцам прислуживаешь? — продолжал Рыбак. — Не стыдно быть врагом?» —
«Своим людям я не враг», — так же спокойно отозвался старик. «Скотина есть?
Пошли в хлев». У старосты взяли овцу и не задерживаясь двинулись дальше. Они шли через поле к дороге и внезапно
уловили впереди шум. Кто-то ехал по дороге. «Давай бегом», — скомандовал Рыбак.
Уже видны были две подводы с людьми. Оставалась еще надежда, что это крестьяне,
тогда все обошлось бы. «А ну, стой! — донесло злой окрик. — Стой, стрелять
будем!» И Рыбак прибавил в беге. Сотников отстал. Он упал на склоне —
закружилась голова. Сотников испугался, что не сможет подняться. Нашарил в
снегу винтовку и выстрелил наугад. Побывав в добром десятке безнадежных
ситуаций, Сотников не боялся смерти в бою. Боялся только стать обузой. Он смог
сделать еще несколько шагов и почувствовал, как ожгло бедро и по ноге потекла
кровь. Подстрелили. Сотников снова залег и начал отстреливаться по уже
различимым в темноте преследователям. После нескольких его выстрелов все
стихло. Сотников смог разглядеть фигуры, возвращавшиеся к дороге. «Сотников! —
услышал он вдруг шепот. — Сотников!» Это Рыбак, ушедший уже далеко, все-таки
вернулся за ним. Вдвоем под утро они добрались до следующей деревни. В доме,
куда они вошли, партизан встретила девятилетняя девочка. «Как мамку зовут?» —
спросил Рыбак. «Демичиха, — ответила девочка. — Она на работе. А мы вчетвером
тут сидим. Я самая старшая». И девочка гостеприимно выставила на стол миску с
вареной картошкой. «Я тебя здесь хочу оставить, — сказал Рыбак Сотникову. —
Отлежись». «Мамка идет!» — закричали дети. Вошедшая женщина не удивилась и не
испугалась, только в лице ее что-то дрогнуло, когда она увидела пустую миску на
столе. «Что вам еще надо? — спросила она. — Хлеба? Сала? Яиц?» — «Мы не немцы».
— «А кто же вы? Красные армейцы? Так те на фронте воюют, а вы по углам
шастаете», — зло выговаривала женщина, но тут же занялась раной Сотникова.
Рыбак глянул в окно и отпрянул: «Немцы!» — «Быстро на чердак», — распорядилась
Демичиха. Полицаи искали водку. «Нет у меня ничего, — зло отругивалась
Демичиха. — Чтоб вам околеть». 612 И тут сверху, с чердака, грохнул кашель.
«Кто у тебя там?» Полицаи уже лезли наверх. «Руки вверх! Попались, голубчики». Связанных Сотникова, Рыбака и Демичиху
повезли в соседнее местечко в полицию. В том, что они пропали, Сотников не
сомневался. Мучила его мысль о том, что они оказались причиной гибели вот для
этой женщины и ее детей... Первым на допрос повели Сотникова. «Вы думаете, я
скажу вам правду?» — спросил Сотников у следователя Портнова. «Скажешь, —
негромко сказал полицай. — Все скажешь. Мы из тебя фарш сделаем. Повытянем все
жилы, кости переломаем. А потом объявим, что всех выдал ты... Будилу ко мне!» —
приказал следователь, и в комнате появился буйволоподобный детина, огромные его
ручищи оторвали Сотникова от стульчика... Рыбак же пока томился в подвале, в котором
неожиданно встретил старосту. «А вас-то за что посадили?» — «За то, что не
донес на вас. Пощады мне не будет», — как-то очень спокойно ответил старик.
«Какая покорность! — думал Рыбак. — Нет, я все-таки за свою жизнь еще повоюю».
И когда его привели на допрос, Рыбак старался быть покладистым, не раздражать
зря следователя — отвечал обстоятельно и, как ему казалось, очень хитро. «Ты
парень вроде с головой, — одобрил следователь. — Мы проверим твои показания.
Возможно, сохраним тебе жизнь. Еще послужишь великой Германии в полиции.
Подумай». Вернувшись в подвал и увидев сломанные пальцы Сотникова — с
вырванными ногтями, запекшиеся в сгустках крови, — Рыбак испытал тайную
радость, что избежал такого. Нет, он будет изворачиваться до последнего. В
подвале их было уже пятеро. Привели еврейскую девочку Басю, от которой
требовали имена тех, кто ее скрывал, и Демичиху. Наступило утро. Снаружи послышались
голоса. Говорили про лопаты. «Какие лопаты? Зачем лопаты?» — тягостно заныло в
Рыбаке. Дверь подвала отворилась: «Выходи: ликвидация!» Во дворе уже стояли
полицаи с оружием на изготовку. На крыльцо вышли немецкие офицеры и полицейское
начальство. «Я хочу сделать сообщение, — выкрикнул Сотников. — Я партизан. Это
я ранил вашего полицая. Тот, — он кивнул на Рыбака, — оказался здесь случайно».
Но старший только махнул рукой: «Ведите». «Господин следователь, — рванулся
Рыбак. — Вы вчера мне предлагали. Я согласен». — «Подойдите поближе, —
предложили с крыльца. — Вы согласны служить в полиции?» — «Согласен», — со
всей искренностью, на которую был способен, ответил Рыбак. «Сволочь», — как
удар, стукнул его по затылку окрик Сотникова. Сотникову сейчас было мучительно
стыдно за свои наивные надежды спасти ценой своей жизни попав- 613 ших в беду людей. Полицаи вели их на место
казни, куда уже согнали жителей местечка и где сверху уже свешивались пять
пеньковых петель. Приговоренных подвели к скамейке. Рыбаку пришлось помогать
Сотникову подняться на нее. «Сволочь», — снова подумал про него Сотников и тут
же укорил себя: откуда у тебя право судить... Опору из-под ног Сотникова выбил
Рыбак. Когда все кончилось и народ расходился, а
полицаи начали строиться, Рыбак стоял в стороне, ожидая, что будет с ним. «А
ну! — прикрикнул на него старший. — Стать в строй. Шагом марш!» И это было
Рыбаку обыкновенно и привычно, он бездумно шагнул в такт с другими. А что
дальше? Рыбак провел взглядом по улице: надо бежать. Вот сейчас, скажем,
бухнуться в проезжающие мимо сани, врезать по лошади! Но, встретившись с
глазами мужика, сидевшего в санях, и почувствовав, сколько в этих глазах
ненависти, Рыбак понял: с этим не выйдет. Но с кем тогда выйдет? И тут его,
словно обухом по голове, оглушила мысль: удирать некуда. После ликвидации — некуда.
Из этого строя дороги к побегу не было. Знак беды - Повесть (1983)
Степанида и Петрок Богатька живут на
хуторе Яхимовщина, в трех километрах от местечка Выселки. Их сын Федя служит в
танковых войсках, дочь Феня учится «на докторшу» в Минске. Начинается война.
Быстро прокатывается на восток фронт, приходят немцы. Наступает страшная в
непредсказуемости новых бед жизнь. Поначалу немцы хозяйничают лишь в местечке
и на хутор не наведываются. Первыми являются «свои» — полицаи Гуж и
Колонденок. Колонденок когда-то, в пору коллективизации, был при сельсовете
мальчиком на побегушках. Хотя Гуж приходится Петроку дальним родственником, он
грубо унижает хозяев, требуя беспрекословного подчинения. Петрок терпит
оскорбления и угрозы, Степанида держит себя гордо и вызывающе. Гуж
припоминает, что она была колхозной активисткой, и угрожает расправой. Наконец
полицаи уходят, выпив принесенную с собой самогонку. Степанида ругает мужа за
его заискивающее поведение. Приход полицаев был не случайным — Гуж присмотрел
хутор для постоя немецкого офицера с ко- 614 мандой. Через несколько дней приезжают на
тяжелом грузовике и немцы. Они приказывают хозяевам вымыть хату для офицера,
самих же Степаниду и Петрока выгоняют жить в истопку. Немцы учиняют полный
разгром в хозяйстве. Хозяева со страхом наблюдают все это и ждут еще больших
бед. Когда Степанида пытается показать, что корова дает мало молока, немцы
сами доят корову и за «сопротивление» избивают хозяйку. В следующий раз
Степанида тайком выдаивает все молоко в траву. Не получив молока, фельдфебель
пристреливает корову. Пока немцы возятся с коровьей тушей, Степанида успевает
спрятать за хутором, в барсучьей норе, уцелевшего поросенка. Помогает ей в
этом глухонемой пастушок Янка. Ночью Степанида выкрадывает винтовку повара и
бросает ее в колодец. Наутро немцы перетряхивают в поисках винтовки всю
истопку, забрав при этом скрипку Петрока. Днем его заставляют копать клозет для
офицера. Ободренный тем, что офицер похвалил его за работу, Петрок решается
вечером идти просить скрипку. Он долго играет немцам. Скрипку возвращают. Ночью
слышатся близкие выстрелы и крики: «Бандитен!» Немцы притаскивают во двор
застреленного Янку, неизвестно по какой причине подошедшего к хутору. Назавтра,
после приезда посыльного на мотоцикле, немцы собираются и покидают хутор.
Степаниде кажется, что она перестает ощущать себя в этом мире, и думает
только: за что? За что такая кара обрушилась на нее, на людей? И память
переносит ее на десять лет назад... Тогда в Выселках организовывали колхоз. На
очередном собрании выступал уполномоченный из района, ругал всех за несознательность
— кроме членов комбеда, никто в колхоз не записывался. Восьмое собрание
закончилось так же. Через день представитель окружкома Новик применил новый
метод организации колхоза: на комбеде ставился вопрос о раскулачивании тех, кто
не хотел записываться. Запугивая членов комбеда часто повторяющимися словами
«саботаж», «уклонизм», Новик добивался, чтобы перевес в голосовании был за
раскулачивание. На этих заседаниях присутствовал мальчик на побегушках при
сельсовете — переросток Потапка Колонденок, который все услышанное использовал
в своих заметках в районную газету. С ужасом читали потом члены комбеда эти
заметки, подписанные псевдонимом Грамотей. В них упоминались многие
местечковцы, совсем не кулаки. Но так как они использовали наемную силу, их
раскулачивали. Степанида вспоминает горе семей, выброшенных из домов на снег,
увозимых вместе с малыми детьми в неизвестность. Милиционер Вася Гончарик, из
местных, после того как раскулачил семью своей любимой девушки, застрелился. Он
был старшим братом Янки, кото- 615 рому тогда было три года и которого,
ставшего на всю жизнь глухонемым, застрелят немцы на хуторе Яхимовщина. Вспоминает Степанида и то, как достался им
с Петроком этот хутор. Он принадлежал пану Яхимовскому, обедневшему шляхтичу,
одинокому старику. Степанида с Петроком, поженившись, работали у старика и жили
у него на хуторе. После революции начали отбирать у панов имущество и землю и
делить среди бедняков. Хутор достался Богатькам; из обширных земельных
владений, которые Яхимовский сдавал в аренду, Степаниде с Петроком нарезали две
десятины на горе. Чтобы отвести от земли беды, Петрок поставил на горе крест,
и народ прозвал эту гору Голгофой. Когда Степанида пришла к Яхимовскому
просить прощения — ее мучила совесть, что она владеет чужим имуществом, —
старик ответил: «Пан Езус простит». Степанида оправдывалась, — мол, не им, так
все равно другим бы отдали, а старик произнес выстраданно: «Но вы же не
отказались... Грех зариться на чужое». Они кормили старика, ухаживали за ним,
но он ничего не ел и в один страшный день повесился в амбаре. В этот день,
перед тем как обнаружить в амбаре старика, Степанида с Петроком нашли на поле
замерзшего жаворонка, который обманулся первым теплом. И Степанида решила, что
это предзнаменование беды, ее знак. Так оно и случилось. Пала лошадь, глинистая
земля не родила, и вся трудная жизнь не приносила Богатькам ни счастья, ни
радости. Потом — коллективизация с ее людским горем, беспросветный колхозный
труд, и вот — война... За убитым Янкой приезжают Гуж с
Колонденком на подводе. Гуж приказывает Петроку идти на работу достраивать
разбомбленный мост. С работы Петрок приходит еле живой. Он решает выгнать
самогона, чтобы откупиться от полицаев. За змеевик для аппарата он обменивает
свою скрипку. Но самогон не помогает — полицаи требуют его все больше и
больше, вваливаются однажды и полицаи из дальней деревни. Не найдя самогона,
который уже забрал Гуж, «чужие» полицаи до полусмерти избивают хозяев. Петрок
решает покончить с самогоном — разбивает аппарат, откапывает спрятанную в лесу
бутылку первача, несет ее домой, чтобы полечить избитую Степаниду. Его уже
поджидает Гуж. Отчаяние заставляет Петрока выкрикивать в адрес полицаев и
немцев все проклятия, что накопились у него на душе. Полицаи избивают его,
тащат, полуживого, в местечко — и навсегда пропадает Петрок... Пропадает
человек, за всю жизнь не сделавший никому зла, безвольный, но все-таки однажды
прикоснувшийся к безжалостным жерновам истории. Когда-то снежной зимой
застряли какие-то машины на большаке возле хутора. 616 Люди из машин зашли в хату погреться.
Главный из них, приглядевшись к тяжелой жизни хозяев, дал им червонец — на
лекарство для болеющей дочери. Этот человек был председатель ЦИКа Белоруссии
Червяков. И когда арестовали председателя колхоза Левона, Степанида собрала
подписи с колхозников под письмом о невиновности председателя и послала
Петрока в Минск — отдать письмо Червякову и заодно вернуть долг — червонец.
Петрок опоздал на день — Червякова уже похоронили... Степанида, придя в себя после побоев, после
того как слышала расправу Гужа над Петроком, решает мстить полицаям, немцам —
всем, кто разрушил и без того горемычную жизнь. Она знает, что у моста кто-то
из местных забрал неразорвавшуюся бомбу. Степанида уверена, что это мог сделать
только Корнила. Она идет в местечко, чтобы попытаться передать что-нибудь
поесть Петроку в тюрьму и попросить у Корнилы бомбу. От тюрьмы ее гонят, забрав
передачу. Хитрый Корнила соглашается привезти к ней бомбу на подводе — в обмен
на уцелевшего поросенка. Степанида решает бомбой взорвать мост, который уже
построен заново. Степанида до поры закапывает бомбу в землю. В местечке она
встречает конвой, ведущий куда-то Корнилу, и в страхе возвращается домой, чтобы
спрятать бомбу получше. Обессиленная,
Степанида ложится отдохнуть в истопке. В
дверь ломятся полицаи, они требуют, чтобы она показала, где бомба. Степанида не
открывает. Дверь начинают ломать, стреляют сквозь нее. Степанида обливает
истопку изнутри керосином и поджигает. Думая, что бомба внутри, полицаи
разбегаются. Никто не тушит полыхающее пламя, опасаясь мощного взрыва бомбы.
«Но бомба дожидалась своего часа». Леонид Генрихович Зорин р. 1924
Варшавская мелодия - Драма (1967)
Москва. Декабрь 1946 г. Вечер. Большой зал
консерватории. Виктор садится на свободное место рядом с девушкой. Девушка
говорит ему, что место занято, так как она пришла с подругой. Однако Виктор показывает
ей свой билет и описывает девушку, которая ему этот билет продала. В ней Геля —
а именно так зовут девушку — узнает свою подругу. В антракте выясняется, что
Виктор здесь впервые. Он пытается узнать, откуда приехала Геля, — она говорит
по-русски с ошибками и с акцентом, выдающим в ней иностранку. Виктор думает,
что она из Прибалтики, а оказывается — из Польши. Они с подругой учатся в
консерватории. Она певица. Геля сердится, что ее подруга предпочла концерту
прогулку с молодым человеком. После концерта Виктор провожает Гелю в ее
общежитие. По дороге Геля рассказывает Виктору о себе. Русскому языку ее учил
отец. Виктор рассказывает о своей жизни. Он учится на технолога: будет
создавать вина. Читает ей стихи Омара Хайяма. Виктор хочет встретиться с ней
еще и назначает свидание. На остановке Виктор смотрит на часы.
Появляется Геля. Виктор говорит ей, что боялся, что она не придет. Он не знает,
куда им идти. Геле нравится, что он откровенен, что у него есть характер.
Советует ему понимать: каждая женщина — королева. 618 Переговорный пункт. Пустой зал, Геля
собирается говорить с Варшавой. Пока они ждут ее очереди, она рассказывает
Виктору, как болела два дня, как ее лечили чаем с малиной. Наконец, Геле дают
кабину. Когда она возвращается, Виктор хочет узнать, с кем она говорила, но
Геля смеется, перебирая вслух имена разных молодых людей. Скоро полночь. Геля
хочет, чтобы Виктор проводил ее в общежитие. Но Виктор и не думает
расставаться с ней и напрашивается на чай. Музей. Виктор приводит сюда Гелю, так как
больше им некуда деться: сам он не москвич. Геля рассказывает ему о польском
городе Вавеле. Там похоронена польская королева Ядвига. Она была покровительницей
университета в Кракове, и все ученики до сих пор пишут ей записки с просьбами
помочь выдержать экзамен или облегчить учебу. Сама Геля тоже ей писала. Так,
за разговорами, Геля и Виктор гуляют по музею, иногда заходят за статуи и
целуются. Комната в общежитии. Геля в домашнем
халатике укладывает перед зеркалом волосы. Входит Виктор. Геля журит его, что
он поздно пришел: так они могут не успеть к друзьям на встречу Нового гола.
Виктор принес ей подарок — новые туфельки. Геля в ответ дарит ему новый
галстук, уходит на несколько минут, чтобы надеть платье. Когда Геля
возвращается, то видит, что Виктор спит. Геля отходит в сторону, гасит большой
свет. Потом садится напротив Виктора и внимательно на него смотрит. Тишина.
Медленно начинают бить часы. Двенадцать. Потом, через некоторое время, час.
Геля продолжает сидеть в той же позе. Виктор открывает глаза. Геля поздравляет
его с Новым годом. Виктор просит у нее прощения за то, что все проспал.
Оказывается, он разгружал вагоны, чтобы заработать Геле на подарок. Геля не
сердится на него. Они пьют вино, слушают музыку, танцуют. Потом Геля поет
Виктору старинную веселую песенку на польском языке. Виктор говорит ей, что
мечтает, чтобы она вышла за него замуж. Он хочет сделать ее счастливой, чтобы
она никогда ничего не боялась... Та же комната. Геля стоит у окна спиной к
двери. Входит Виктор. Они уже десять дней живут на турбазе, потому что Геля
решила, что им нужно привыкнуть друг к другу. Виктор вернулся с дегустации. Он
весел и опять говорит с Гелей о женитьбе. Геля холодна с ним. Она рассказывает
ему новости: издан новый закон, воспрещающий браки с иностранцами. Виктор
обещает плачущей Геле придумать что-нибудь, чтобы они могли быть вместе. Однако
придумать ему так ничего и не удается. Вскоре его переводят в Краснодар, где он
не имеет о Геле никаких вестей. Проходит десять лет. Виктор приезжает в
Варшаву. Он звонит Геле и договаривается о встрече. Виктор рассказывает, что
приехал к коллегам, что стал ученым, защитил диссертацию. Геля поздравляет 619 его и зовет в маленький ресторанчик, где
поет ее друг Юлек Штадтлер. Оттуда видна вся Варшава. В ресторане за разговором
Виктор говорит, что женат. Геля тоже замужем. Ее муж — музыкальный критик.
Штадтлер замечает Гелену и просит ее спеть. Та выходит на сцену и поет песню,
которую пела Виктору десять лет назад, — в новогоднюю ночь. Когда она
возвращается, то рассказывает Виктору, что, приезжая в Вавель, всегда пишет
записки королеве Ядвиге, чтобы она вернула ей Виктора. Виктор говорит ей, что
он помнит все. Улица. Фонарь. Геля провожает Виктора до
отеля. Ему нужно уже уходить, но Геля не пускает его, говоря, что он должен
понять: если он уйдет сейчас, то они никогда больше не увидятся. Она зовет Виктора
в Сохачев — это недалеко. Завтра Виктор вернется. Но тот не соглашается, просит
ее понять, что он здесь не один и не может уехать вот так, на всю ночь. Гелена
напоминает: когда-то он смеялся, что она постоянно всего боится. Виктор
отвечает: так сложилась жизнь. Гелена говорит, что все поняла, и уходит. Проходит еще десять лет. В начале мая
Виктор приезжает в Москву и идет на концерт, в котором участвует Геля. В
антракте он заходит к ней в артистическую. Она встречает его спокойно, даже
радуется его приходу. Виктор рассказывает, что у него все идет хорошо, теперь
он доктор наук. В Москве он в командировке. А с женой расстался. Гелена
говорит, что он — герой. Сама она тоже рассталась с мужем и даже со вторым. Ее
друг Юлек Штадтлер умер. Она говорит, что жизнь идет вперед, что во всем есть свой
смысл: в конце концов, она стала хорошей певицей. Замечает, что сейчас молодые
люди даже женятся на иностранках. Потом спохватывается, что совсем не
отдыхала, а антракт скоро заканчивается. Просит Виктора не забывать и звонить
ей. Виктор извиняется, что побеспокоил ее, и обещает позвонить. Они прощаются. Голос Виктора. Виктор сетует, что времени
всегда не хватает. И это как раз хорошо. Царская охота - Драма (1977)
Москва. Ранняя весна 1775 г. Дом графа
Алексея Григорьевича Орлова. Граф Григорий Григорьевич Орлов благодаря тому,
что находится в свите императрицы Екатерины, которая приезжает в Москву, получает
возможность увидеться с братом. Он застает брата в пьянстве и 620 всевозможных увеселениях. Алексей флиртует
с женщинами, на днях дрался с кем-то. Григорий стыдит брата, а тот говорит, что
его тоска берет, скука в Москве, нет дела для героя Чесмы. Григорий же считает,
что Алексей рано разнежился — время тревожное, даже воздух наполнен злобою: чем
больше заслуг, тем больше врагов. Григорий рассказывает брату, что Екатерина
переменилась к нему: раньше минуты считала до их встречи, а теперь спокойна и
снисходительна, даже жалеет его. И это хуже всего. Алексей говорит ему, что он
слишком ревнив. Григорий же хочет уехать, чтобы Екатерина вспоминала о нем.
Докладывают о поручике Мартынове. Войдя, тот сообщает, что Алексея Орлова
просит к себе императрица, и незамедлительно.
Алексей уходит. Кабинет Екатерины. У нее Екатерина
Романовна Дашкова. Ее сын окончил курс в Эдинбурге, и она просит дозволения
провести с ним в Европе то время, которое нужно для завершения его образования.
Екатерина не рада этому, но обещает подумать. Когда докладывают об Алексее
Орлове, Дашкова стремительно уходит: она не выносит этого человека, так как на
нем кровь супруга Екатерины. Екатерина заговаривает с Орловым о некой
женщине, которая называет себя дочерью Елизаветы Петровны от Алексея
Разумовского. Живет она в Риме, пишет письма султану, папе, русскому флоту, подписываясь
при этом Елизаветой всея Руси. Екатерина очень обеспокоена этим. Восстание
Пугачева только что подавлено, но «огнь под золой еще тлеет», Пугачев имел
сподвижников и сочувствующих во всех слоях общества. Она боится, что появление
этой женщины может повлечь за собой большие неприятности, поэтому Екатерина
приказывает Алексею Орлову схватить ее и доставить сюда. Если не удастся
обойтись без шума, то она разрешает задействовать флот. Алексей обещает все
исполнить. На прощание Екатерина предостерегает его, что девица, как говорят,
очень хороша собой и многих уже погубила. Пиза. Дом Ломбарди, богатого негоцианта,
множество гостей. Все обсуждают Елизавету. Она входит с Пьетро Бониперти, своим
секретарем, который безумно влюблен в нее и искренне ей предан. Каждый
считает своим долгом сказать ей что-либо приятное, лестное, как-то ее
поддержать. Елизавета всех благодарит и говорит, что безмерно нуждается в
друзьях, так как очень многое утратила в жизни. Падре Паоло, иезуит,
предупреждает ее, что в Пизе граф Орлов. Елизавете представляют Карло Гоцци,
который рассказывает ей о своих пьесах. Появляются Алексей Орлов и поэт Кустов,
пьяница, которого Орлов приютил у себя. Елизавета поражена: она другим
представляла себе Орлова. Она чувствует долгожданную перемену в своей судьбе. 621 Бониперти просит ее не искушать судьбу.
Алексей представляется ей. Поскольку она хочет поговорить без свидетелей,
Елизавета приглашает его в свой дом на виа Кондоти, говорит, что безмерно
счастлива. Алексей вторит ей. Дом Елизаветы на виа Кондоти. Вечер. Она ждет
Алексея. Бониперти в который раз говорит ей о своих чувствах и предупреждает,
что Орлов не поставит ради нее на карту все, что имеет, как он сделал однажды,
потому что тогда ему нечего было терять. Елизавета говорит ему, что уже поздно
что-либо менять. Появляется Алексей. Он зовет Елизавету с собой, домой, обещая
помочь ей добиться престола. Елизавета, которая уверена, что Алексей ее любит,
соглашается ехать. На корабле Алексей разыгрывает свадьбу с помощью переодетых
матросов. Кустов пытается пристыдить его. Алексей приходит в бешенство, и тот
умолкает. Матросы разыгрывают венчание. Елизавета уверена, что теперь они
женаты. Петропавловская крепость. Князь Голицын
уговаривает Елизавету одуматься и во всем признаться. Елизавета упорствует и
просит аудиенции императрицы. Тогда Голицын передает ее в руки Шешковского,
который собирается ее пытать. Он рассказывает ей, что Орлов ездил за ней по
приказу Екатерины, что никакой свадьбы не было, что венчал их ряженый матрос.
Елизавета отказывается ему верить. Зал рядом с покоями Екатерины. Екатерина
разрешает Дашковой уехать к сыну. Обе вспоминают прошлое и надеются, что
следующая их встреча будет счастливее. Когда Дашкова уходит, появляется Григорий
Орлов. Он сетует и сердится, что не ему поручила Екатерина столь важное для нее
дело. Императрица отвечает ему, что он слишком добр, а здесь требовалось
твердое сердце. Григорий намекает на непостоянство Екатерины. Та же объясняет
ему, что «храбрость и красота... из юноши не делают мужа». Ей нужен человек,
способный на великие дела, так как «великой державе застой опаснее поражения».
Она советует Григорию последовать примеру Дашковой и отправиться в Европу.
Григорий уходит. Вместо него появляется Алексей. Екатерина
пеняет ему, что, «разлучившись с распутной девкой», «слег с тоски». Алексей же
говорит, что уже здоров. Екатерина приказывает ему допросить Елизавету. Алексей
отказывается. Тогда Екатерина бьет его по лицу. Как она говорит, это награда
Орлову от нее, как от женщины. Чтобы наградить, как императрица, она зовет
Алексея во внутренние покои. Петропавловская крепость. Голицын говорит
Елизавете, что Екатерина прислала письмо, в котором отказывает ей в аудиенции
и напоминает, что если та будет во лжи упорствовать, то будет предана самому
строгому и суровому суду. 622 Входит Алексей. Их оставляют наедине.
Елизавета просит его сказать, что все, что она слышала о нем, — клевета.
Алексей же не отрицает, что все это — правда. Он говорит, что стал бы
изменником, если бы нарушил присягу и слово, данное императрице. Елизавета в
ужасе. Она не верит, что можно держать слово, данное мужеубийце. Елизавета
проклинает Алексея и прогоняет его, прося передать «своей государыне», что суд
человеческий ей не страшен, а Божьего суда она не боится, так как чиста перед
Ним. Алексей уходит. Елизавета зовет его по имени, кричит ему вслед, что в ней
уже дышит его ребенок. Москва. Дом Алексея Орлова. Оба брата пьют
и слушают пение цыган. Григорий пришел проститься: он едет в Европу. Алексей
сначала тоже хотел ехать с ним, но теперь раздумал. Григорий уходит. Алексей
все пьет и говорит о том, что самозванство царства рушит. Кустов же вспоминает
Елизавету и говорит, что люди глупы. Он собирается уходить от Орлова. Цыгане
поют. Алексей приказывает им петь громче. Ему слышится голос Елизаветы, которая
зовет его. Он сидит, глядя в одну точку, закрыв уши кулаками. Юрий Владимирович Давыдов р. 1924
Глухая пора листопада - Роман (1969)
Яблонский (тайный агент секретной полиции)
приезжает в Петербург; он встречается с Судейкиным, инспектором секретной
полиции. Недавно в Харькове Яблонский выдал полиции Веру Фигнер (ее арестовали,
привезли в Петербург и «показывали» директору департамента полиции Плеве,
командиру корпуса жандармов Оржевскому и министру внутренних дел Д. А. Толстому).
Яблонский требует аудиенции у министра (Толстого) и государя; Судейкин ожидает
для себя разных наград. Сергей Дегаев, революционер, приезжает в
Петербург; он вспоминает свое московское детство, младшего брата Володю
(сейчас он живет в Саратове), сестру Лизу (она учится в консерватории), жену
Любу. Когда Дегаев приходит к сестре, он знакомится с ее другом Николаем
Блиновым, студентом горного института. Блинов тоже занят революционной работой
— он показывает Дегаеву «голубя» — унтер-офицера, который переносит записки
осужденных из Петропавловской крепости на волю. Дегаев бывает на
конспиративных сходках у братьев Карауловых, где встречается с поэтом
Якубовичем и другими революционерами — Флеровым, Куницким, Ювачевым. Прапорщик
Ювачев вспомнил свои встречи с Дегаевым в Одессе — тот призывал к террору, что
вызывало протест у Ювачева; кроме того, 624 прапорщика настораживали аресты «по следам
Дегаева». Дегаев отправляет сестру в Москву, а Блинова в путешествие по России
с конспиративными поручениями. Директор департамента полиции Плеве
принимает агента Яблонского; тайно, за шторами, присутствует обер-прокурор
Победоносцев, которого заинтересовал агент Яблонский. Агент уверяет директора
Плеве, что руководствуется не карьерными и не меркантильными соображениями; он
считает, что следует пресечь действия террористической фракции. Плеве
напоминает о практических заботах — скоро коронация, следует предупредить
возможность покушения на государя. Яблонский «не может дать гарантий», Плеве
прощается с ним. Судейкин в Москве — проверяет готовность к
коронации; Лиза Дегаева в Москве ищет рабочего Нила Сизова (к нему у нее
записка от брата Сергея), но, не застав его, отдает письмо его матери; коронация
проходит без эксцессов. Нил Сизов живет под Москвой у отца своей
невесты Саши. Он был умелым слесарем и токарем, раньше вместе со своим старшим
братом Дмитрием работал в железнодорожных мастерских. Сизовы начали вступаться
за обиженных рабочих, их арестовали — Нилу удалось бежать, а Дмитрия начальник
московского розыска Скандраков начал склонять к сотрудничеству. Доведенный до
отчаяния, Дмитрий бросается на Скандракова с ножом, а сам выпрыгивает в окно;
Скандраков через некоторое время оправился от ранения, а Дмитрий, сломавший
позвоночник, умирает в тюремной больнице. После долгих скитаний по московским
ночлежкам Нил поселяется у путевого обходчика Федора, отца Саши. Володя Дегаев служит в Саратове, находится
под секретным надзором полиции; в Саратов приезжает Блинов, знакомится с
Володей. В разговоре Судейкина и Плеве возникает
идея покушения на министра Толстого. Этим планом Судейкин делится с Яблонским.
Готовится покушение на Толстого; Нил Сизов делает снаряды: ему помогает Володя
Дегаев, которого перевели в Петербург. Дегаев приезжает за границу, встречается с
Тихомировым и Ошаниной — революционерами старой гвардии. Перед этим Тихомирову
одна из революционерок, приехавших в Париж, сказала о своих подозрениях по
поводу Дегаева. На очной ставке с Дегаевым она подтвердила свои обвинения, и
Тихомиров убедился в ее правоте. В Петербург нелегально, под видом англичанина
Норриса, приезжает революционер Герман Лопатин. Он узнает, что везде, где
побывал Блинов, эмиссар Дегаева, прошли аресты. Только один дерптский приятель
Блинова, о котором тот не сказал Дегаеву, остался на свобо- 625 де. В разговоре с Дегаевым Лопатин выяснил всю
правду: Дегаев и секретный агент Яблонский — одно лицо. Чтобы отчасти оправдать себя в глазах
революционеров, Дегаев-Яблонский устраивает убийство Судейкина. После этого он
уезжает за границу — революционеры обещали ему сохранить жизнь. Там же, в
Лондоне, оказывается Володя Дегаев, братья плывут в Америку. Блинов, не
выдержав подозрений в предательстве (он не знает о разоблачении Дегаева),
бросается с моста в Неву и гибнет. На место Судейкина приглашен из Москвы майор
Скандраков — ему предстоит расследовать убийство инспектора полиции. Постепенно
арестовывают нескольких подозреваемых — Степана Росси, Конашевича,
Стародворского. В Москве арестовывают Флерова и Сизова. Провокатор в камере
подговаривает Сизова убить московского прокурора Муравьева и даже вручает ему
пистолет; покушение подстроил сам Муравьев, в собственных целях. Скандраков
убеждает Степана Росси назвать имена тех двоих, кто участвовал в убийстве Судейкина.
Вернувшийся в Россию Лопатин выслежен и арестован. Арестован Петр Якубович. Плеве поручает Скандракову разузнать о связях
бывшего министра внутренних дел Лорис-Меликова и морганатической супруги
Александра II княгини Юрьевской с революционной эмиграцией, в
частности с Тихомировым. Второе поручение состоит в том, чтобы выкрасть или
выманить Тихомирова к германской границе, где он будет выдан русскому
правительству. Скандраков приезжает в Париж, где встречается с агентами
русской полиции Ландезеном и Рачковским. Тихомиров устал и разочарован — революционное
движение разгромлено, все кончено. Тяжело заболел его сын Саша, у него менингит;
врач предупреждает, что восемь из десяти больных этой болезнью умирают. Но Саша
постепенно поправляется, и прежде не веровавший Тихомиров отправляется в
православную церковь, где с умилением молится. После выздоровления сына семья
Тихомировых поселяется в предместье Парижа Ла-Рэнси. Скандраков перлюстрирует письма Тихомирова и
обнаруживает, что Тихомиров разочаровался в революционной деятельности. После
письменного доклада Скандракова в департамент полиции и письма Тихомирова на
имя В. К. Плеве с просьбой разрешить вернуться в Россию бывшему революционеру
даровано высочайшее прошение и разрешение вернуться, впрочем, под пятилетний
надзор полиции. Тихомиров публикует брошюру «Почему я перестал быть
революционером»; умный Скандраков понимает, как важны мысли Тихомирова и 626 его отказ от прежних убеждений, но у русского
правительства искренность бывшего революционера вызывает подозрения. На заседании военного суда Лопатин произносит
последнее слово; приговор предрешен — смертная казнь через повешение. К повешению
приговорены и его товарищи — Якубович, Стародворский и др. Но император
Александр III проявляет милость — смертная казнь заменена
пожизненным заключением в Шлиссельбурге. Нил Сизов осужден на десять лет каторги. Чтобы
«уберечь от тлетворного воздействия государственных преступников», его
поместили среди уголовных преступников, с партией которых он в поезде доставлен
в Одессу, а оттуда морем — на Сахалин. Пароход едва не потонул у берегов
Сахалина — спас его «Камень Опасности», на котором пароход застрял. Людей
погрузили на шлюпки и перевезли на берег. Нилу скоро открылось, что порядки на
каторге — сколок с «мира вольного» — то же всесилие взятки, та же иерархия, тот
же обман, та же национальная рознь... Лопатина поначалу оглушило известие об отмене
смертной казни для него и его подельников; в Шлиссельбурге он чувствовал себя
как в безмолвной могиле. Смотритель Соколов по кличке Ирод не по службе, а из
садистского удовольствия мучает арестантов. Кроме того, у него инструкции.
Кажется, что выхода нет и не будет, власть иродов и инструкций над всей Россией
бесконечна. «Но прислушайся... Ты слышишь, как гудят и плещут Ладога с Невою?
Слушай! услышишь такое, чего не
дано подслушать иродам. И такое, пред чем не властны инструкции». Евгений Иванович Носов р. 1925
Шумит дуговая овсяница - Рассказ (1966)
В середине лета по Десне закипали
сенокосы. Тут же на берегу выкашивали поляну под бригадное становище, плели из
лозняка низкие балаганы, каждый на свою семью, поодаль врывали казан под общий
кулеш, и так на много верст возникали временные сенные селища. Был шалаш и у
Анфиски с матерью. Росла Анфиска в Доброводье, никто не примечал в ней ничего
особенного: тонконогая, лупоглазая. В один год саперная рота доставала со дна
всякий военный утиль. В Анфискиной избе остановился на постой саперный
лейтенантик. Месяца через три рота снялась. А у Анфиски под Новый год
народился мальчонка. Шли дни. Колхозная страда закончилась, и
косари тем же вечером переправились на другой берег Десны разбирать деляны:
покосы, неудобные для бригадной уборки, председатель Чепурин раздавал для
подворной косьбы. Уже в сумерках Анфиса с сыном запалили костерок, ели
поджаренное на прутиках сало, крутые яйца. За темными кустами разгоралась луна.
Витька прилег на охапку травы и затих. Анфиса взяла косу, подошла к краю
поляны. Луна наконец выпуталась из зарослей — большая, чистая и ясная. На
зонтах цветов тончайшим хрусталем заблестела роса. Скоро уже Анфиска косила широко и жадно.
Прислушиваясь, уловила ворчливый гул мотоцикла. Он протарахтел мимо, потом за- 628 глох, долго молчал, снова застрекотал,
возвращаясь. Вынырнул на поляну. Из тени кустов вышел рослый человек. По белой
фуражке она узнала Чепурина — и замерла. «Помочь, что ли? — «Я сама», — тихо
воспротивилась Анфиска. Долго и напряженно молчали. Вдруг Чепурин
порывисто отбросил окурок и пошел к мотоциклу. Но не уехал, а вытащил косу и
молча принялся косить прямо от колес мотоцикла, Анфиска растерялась. Кинулась
будить Витьку, потом тихо, будто крадучись, прошла к незаконченному прокосу и
стала косить, все время сбиваясь. Вспомнилось, как весной он подвозил ее со
станции, как цепенела от его редких вопросов о самом обыденном. «Тьфу!
Заморила», — сплюнул, наконец, Чепурин, постоял, глядя вслед продолжавшей
косить Анфиске, и вдруг нагнал, обнял, прижал к груди. Луна, поднявшись в свой зенит, накалилась
до слепящей голубизны, небо раздвинулось, нежно просветлело и проливалось
теперь на лес, на поляну трепетно-дымным голубым светопадом. Казалось, уже сам
воздух начинал тихо и напряженно вызванивать от ее неистового сияния. ...Они лежали на ворохе скошенной травы,
влажной и теплой. «Не хочется, чтоб ты уходил...» — Анфиска
задержала его руку на своем плече и сама придвинулась теснее. Вспоминала, как
все эти годы думала об этом человеке. Однажды увидела на дороге мотоцикл. Ехали
незнакомые мужчина и женщина. Он за рулем, а она сзади: обхватила его,
прижалась щекой к спине. Она бы тоже вот так поехала. И хоть знала, что
никогда тому не бывать, а все примеряла его к себе. Чепурин рассказывал, как в Берлине в него
уже напоследок швырнули гранату, как лежал в госпитале. Как вернулся с войны,
учился, женился, стал председателем. Потом перекусили. На востоке робко,
бескровно просветлело. «Да... — что-то подытожил Чепурин и рывком
встал на ноги. — Бери Витюшку, поедем». — «Нет, Паша, — потупилась Анфиска. —
Поезжай один». Препирались, но ехать вместе Анфиска
отказалась наотрез. Чепурин надел на Витюшку свой пиджак, подпоясал ремнем и
отнес в коляску. Завел мотоцикл и уже за рулем поймал ее взгляд, закрыл глаза
и так посидел... Потом резко крутанул ручку газа. Десна клубилась туманом. Анфиска плыла,
стараясь не плескаться, прислушалась. Откуда-то пробился еле уловимый гул
мотоцикла. Красное вино победы - Рассказ (1971)
Весна 45-го застала нас в Серпухове. После
всего, что было на фронте, госпитальная белизна и тишина показались нам чем-то
неправдоподобным. Пал Будапешт, была взята Вена. Палатное радио не выключалось
даже ночью. «На войне как в шахматах, — сказал
лежавший в дальнем углу Саша Селиванов, смуглый волгарь с татарской раскосиной.
— Е-два — е-четыре, бац! И нету пешки!» Сашина толсто забинтованная нога торчала
над щитком кровати наподобие пушки, за что его прозвали Самоходкой. «Нешто не навоевался?» — басил мой правый
сосед Бородухов. Он был из мезенских мужиков-лесовиков, уже в летах. Слева от меня лежал солдат Копёшкин. У
Копёшкина перебиты обе руки, повреждены шейные позвонки, имелись и еще какие-то
увечья. Его замуровали в сплошной нагрудный гипс, а голову прибинтовали к
лубку, подведенному под затылок. Копёшкин лежал только навзничь, и обе его
руки, согнутые в локтях, тоже были забинтованы до самых пальцев. В последние дни Копёшкину стало худо.
Говорил он все реже, да и то безголосо, одними только губами. Что-то ломало
его, жгло под гипсовым скафандром, он вовсе усох лицом. Как-то раз на его имя пришло письмо из
дома. Листочек развернули и вставили ему в руки. Весь остаток дня листок
проторчал в неподвижных руках Копёшкина. Лишь на следующее утро попросил
перевернуть его другой стороной и долго рассматривал обратный адрес. Рухнул, капитулировал наконец и сам
Берлин! Но война все еще продолжалась и третьего мая, и пятого, и седьмого...
Сколько же еще?! Ночью восьмого мая я проснулся от звука
хрумкавших по коридору сапог. Начальник госпиталя полковник Туранцев разговаривал
со своим замом по хозчасти Звонарчуком: «Выдать всем чистое — постель, белье.
Заколите кабана. Потом, хорошо бы к обеду вина...» Шаги и голоса отдалились. Внезапно Саенко
вскинул руки: «Все! Конец!» — завопил он. И, не находя больше слов, круто, счастливо
выматерился на всю палату». За окном сочно расцвела малиновая ракета,
рассыпалась гроздьями. С ней скрестилась зеленая. Потом слаженно забасили
гудки. Едва дождавшись рассвета, все, кто мог,
повалили на улицу. Кори- 630 дор гудел от скрипа и стука костылей.
Госпитальный садик наполнялся гомоном людей. И вдруг грянул неизвестно откуда взявшийся
оркестр: «Вставай, страна огромная...» Перед обедом нам сменили белье, побрили,
потом зареванная тетя Зина разносила суп из кабана, а Звонарчук внес поднос с
несколькими темно-красными стаканами: «С победою вас, товарищи». После обеда, захмелев, все стали мечтать о
возвращении на родину, хвалили свои места. Зашевелил пальцами и Копёшкин.
Саенко припрыгал, наклонился над ним: «Ага, ясно. Говорит, у них тоже хорошо.
Это где ж такое? А-а, ясно... Пензяк ты». Я пытался представить себе родину
Копёшкина. Нарисовал бревенчатую избу с тремя оконцами, косматое дерево,
похожее на перевернутый веник. И вложил эту неказистую картинку ему в руку. Он
еле заметно одобрительно закивал заострившимся носом. До сумерек он держал мою картинку в руках.
А самого его, оказывается, уже не было. Он ушел незаметно, никто не заметил
когда. Санитары унесли носилки. А вино, к
которому он не притронулся, мы выпили в его память. В вечернем небе снова вспыхивали
праздничные ракеты. Аркадий Натанович Стругацкий 1925-1991 Борис
Натанович Стругацкий р. 1933
Трудно быть богом - Повесть (1964)
Действие происходит в отдаленном будущем
на одной из обитаемых планет, уровень развития цивилизации которой
соответствует земному средневековью. За этой цивилизацией наблюдают посланцы с
Земли — сотрудники Института экспериментальной истории. Их деятельность на
планете ограничена рамками поставленной проблемы — Проблемы Бескровного
Воздействия. А тем временем в городе Арканаре и Арканарском королевстве
происходят страшные вещи: серые штурмовики ловят и забивают насмерть любого,
кто так или иначе выделяется из серой массы; человек умный, образованный, наконец,
просто грамотный может в любой момент погибнуть от рук вечно пьяных, тупых и
злобных солдат в серых одеждах. Двор короля Арканарского, еще недавно бывший
одним из самых просвещенных в Империи, теперь опустел. Новый министр охраны
короля дон Рэба (недавно вынырнувший из канцелярий министерства неприметный 632 чиновник, ныне — влиятельнейший человек в
королевстве) произвел в мире арканарской культуры чудовищные опустошения: кто
по обвинению в шпионаже был заточен в тюрьму, называемую Веселой башней, а
затем, признавшись во всех злодеяниях, повешен на площади; кто, сломленный
морально, продолжает жить при дворе, пописывая стишки, прославляющие короля.
Некоторые были спасены от верной смерти и переправлены за пределы Арканара
разведчиком с Земли Антоном, живущим в Арканаре под именем благородного дона
Руматы Эсторского, находящегося на службе в королевской охране. В маленькой лесной избушке, прозванной в
народе Пьяной берлогой, встречаются Румата и дон Кондор, Генеральный судья и
Хранитель больших печатей
торговой республики Соан
и землянин Александр Васильевич,
который гораздо старше Антона, кроме того, он живет на планете уже много лет и
лучше ориентируется в здешней обстановке. Антон взволнованно объясняет
Александру Васильевичу, что положение
в Арканаре выходит
за пределы базисной теории, разработанной сотрудниками
Института, — возник какой-то новый, систематически действующий фактор; у Антона
нет никаких конструктивных предложений, но ему просто страшно: здесь речь уже
идет не о теории, в Арканаре типично фашистская практика, когда звери
ежеминутно убивают людей. Кроме того, Румата обеспокоен исчезновением после
перехода ируканской границы доктора Будаха, которого Румата собирался
переправить за пределы Империи; Румата опасается, что его схватили серые
солдаты. Дону Кондору о судьбе доктора Будаха тоже ничего неизвестно. Что же
касается общего положения дел в Арканаре, то дон Кондор советует Румате быть
терпеливым и выжидать, ничего не предпринимая, помнить, что они просто наблюдатели. Вернувшись домой, Румата находит
дожидающуюся его Киру — девушку, которую он любит. Отец Киры — помощник писца в
суде, брат — сержант у штурмовиков. Кира боится возвращаться домой: отец
приносит из Веселой башни для переписки бумаги, забрызганные кровью, а брат
приходит домой пьяный, грозится вырезать всех книгочеев до двенадцатого колена.
Румата объявляет слугам, что Кира будет жить в его доме в качестве
домоправительницы. Румата является в опочивальню короля и,
воспользовавшись древнейшей привилегией рода Румат — собственноручно обувать
правую ногу коронованных особ Империи, объявляет королю, что высокоученый
доктор Будах, которого он, Румата, выписал из Ирукана специально для лечения
больного подагрой короля, схвачен, очевидно, 633 серыми солдатами дона Рэбы. К изумлению
Руматы, дон Рэба явно доволен его словами и обещает представить Будаха королю
сегодня же. За обедом сгорбленный пожилой человек, которого озадаченный Румата
никогда бы не принял за известного ему только по его сочинениям доктора
Будаха, предлагает королю выпить лекарство, тут же им приготовленное. Король
лекарство выпивает, приказав Будаху предварительно самому отпить из кубка. В эту ночь в городе неспокойно, все как
будто чего-то ждут. Оставив Киру на попечение вооруженных слуг, дон Румата
отправляется на ночное дежурство в опочивальню принца. Среди ночи в караульное
помещение врывается полуодетый, сизый от ужаса человек, в котором дон Румата
узнает министра двора, с криком: «Будах отравил короля! В городе бунт! Спасайте
принца!» Но поздно — человек пятнадцать штурмовиков вваливаются в комнату,
Румата пытается выпрыгнуть в окно, однако, сраженный ударом копья, не
пробившего тем не менее металлопластовую рубашку, падает, штурмовикам удается
накинуть на него сеть, его бьют сапогами, волокут мимо двери принца, Румата
видит ворох окровавленных простыней на кровати и теряет сознание. Через некоторое время Румата приходит в
себя, его отводят в покои дона Рэбы, и тут Румата узнает, что человек,
отравивший короля, вовсе не Будах: настоящий Будах находится в Веселой башне,
а лже-Будах, попробовавший королевского лекарства, на глазах у Руматы умирает
с криком: «Обманули! Это же был яд! За что?» Тут Румата понимает, почему утром
Рэба так обрадовался его словам: лучшего повода подсунуть королю лже-Будаха и
придумать было невозможно, а из рук своего первого министра король никогда бы
не принял никакой пищи. Дон Рэба, совершивший государственный переворот, сообщает
Румате, что он является епископом и магистром Святого ордена, пришедшего к
власти этой ночью. Рэба пытается выяснить у Руматы, за которым он неустанно
наблюдает уже несколько лет, кто же он такой — сын дьявола или Бога или человек
из могущественной заморской страны. Но Румата настаивает на том, что он —
«простой благородный дон». Дон Рэба ему не верит и сам признается, что он его
боится. Вернувшись домой, Румата успокаивает
перепуганную ночными событиями Киру и обещает увезти ее отсюда далеко-далеко.
Вдруг раздается стук в дверь — это явились штурмовики. Румата хватается за меч,
однако подошедшая к окну Кира падает, смертельно раненная стрелами, выпущенными
из арбалета. Обезумевший Румата, понимая, что
штурмовики явились по при- 634 казу Рэбы, мечом прокладывает себе дорогу
во дворец, пренебрегая теорией «бескровного воздействия». Патрульный дирижабль
сбрасывает на город шашки с усыпляющим газом, коллеги-разведчики подбирают
Румату-Антона и отправляют на Землю. Пикник на обочине - Повесть (1972)
Действие происходит в конце XX в. в городе Хармонте, который находится около
одной из Зон Посещения. Зона Посещения — их на Земле насчитывается всего шесть
— это место, где за несколько лет до описываемых событий приземлились на
несколько часов космические пришельцы, оставившие многочисленные материальные
следы своего пребывания. Зона огорожена и тщательно охраняется, вход в Зону
разрешен только по пропускам и только сотрудникам Международного института
внеземных культур. Однако отчаянные парни — их называют сталкерами — проникают
в Зону, выносят оттуда все, что им удается найти, и продают скупщикам эти
неземные диковинки, каждая из которых имеет у сталкеров свое название — по
аналогии с земными предметами: «булавка», «пустышка», «зуда», «газированная
глина», «черные брызги» и т. д. У ученых существует несколько гипотез
происхождения Зон Посещения: возможно, некий внеземной разум забросил на Землю
контейнеры с образцами своей материальной
культуры; возможно, пришельцы и сейчас живут в Зонах и пристально
изучают землян; а возможно, пришельцы останавливались на Земле по пути к какой-то
неведомой космической цели, и Зона — как бы пикник на обочине космической
дороги, а все эти загадочные предметы в ней — просто разбросанные в беспорядке
брошенные или потерянные вещи, как после обычного, земного пикника на полянке
остаются следы костра, огрызки яблок, конфетные обертки, консервные банки,
монетки, пятна бензина и тому подобные предметы. Рэдрик Шухарт, бывший сталкер, а теперь
сотрудник Института внеземных культур, работает лаборантом у молодого русского
ученого Кирилла Панова, который занимается исследованием одного из загадочных
предметов, найденных в Зоне, — «пустышки». «Пустышка» — это два медных диска
размером с чайное блюдце, между 635 которыми расстояние сантиметров в сорок,
но ни прижать их друг к другу, ни развести невозможно. Рэд, которому очень
нравится Кирилл, хочет сделать ему приятное и предлагает сходить в Зону за полной
«пустышкой», у которой внутри «что-то синенькое», — он видел такую во время
своих сталкерских вылазок в Зону. Надев специальные костюмы, они отправляются
в Зону, и там случайно Кирилл задевает спиной какую-то странную серебристую
паутину. Рэд обеспокоен, но ничего не происходит. Они благополучно
возвращаются из Зоны, однако спустя несколько часов Кирилл умирает от сердечного
приступа. Рэд считает, что в этой смерти виноват он — недосмотрел с паутиной: в
Зоне нет мелочей, любой пустяк может представлять собой смертельную опасность,
и он, бывший сталкер, это прекрасно знает. Несколько лет спустя Рэдрик Шухарт,
уволившийся из Института после смерти Кирилла, опять становится сталкером. Он
женат, и у него растет дочь Мария — Мартышка, как он и его жена Гута ее называют.
Дети сталкеров отличаются от других детей, и Мартышка — не исключение; ее
личико и тело покрыты густой длинной шерсткой, но в остальном она — обычный
ребенок: шалит, болтает, любит играть с детьми, и они ее тоже любят. Рэдрик отправляется в Зону с напарником по
прозвищу Стервятник Барбридж, прозванным так за жестокость по отношению к
товарищам-сталкерам. Обратно Барбридж не может идти, потому что ему повредило
ноги: он ступил в «ведьмин студень», и ниже колен ноги стали как резиновые —
можно завязать узлом. Стервятник просит Рэда не бросать его, обещая
рассказать, где в Зоне лежит Золотой шар, исполняющий все желания. Шухарт не
верит ему, считая Золотой шар выдумкой суеверных сталкеров, однако Барбридж
уверяет, что Золотой шар существует и он уже получил от него многое, например,
у него, в отличие от других сталкеров, двое нормальных и, более того, замечательно
красивых детей — Дина и Артур. Рэд, так и не поверивший в существование
Золотого шара, тем не менее выносит Барбриджа из Зоны и отвозит к врачу —
специалисту по болезням, вызванным влиянием Зоны. Однако ноги Барбриджу спасти
не удается. Отправившись в тот же день с добычей к скупщикам, Рэд попадает в
засаду, его арестовывают и приговаривают к нескольким годам тюрьмы. Отсидев положенный срок и выйдя на
свободу, он находит дочь настолько изменившейся, что врачи говорят, будто она
уже и не человек. Мало того что она изменилась внешне — она уже почти ничего
не понимает. Чтобы спасти дочь, Рэд отправляется к Золотому шару: 636 Барбридж, помня о том, что Рэд не бросил
его в Зоне, дает ему карту, объясняет, как найти шар, и хочет, чтобы Рэд
попросил вернуть ему ноги: «Зона взяла, может, Зона и вернет». По пути к шару
нужно преодолеть множество препятствий, которыми полна Зона, но самое страшное
— «мясорубка»: один человек должен быть принесен ей в жертву для того, чтобы
другой мог подойти к Золотому шару и попросить его исполнить желание.
Стервятник объяснил все это Рэду и даже предложил на роль «живой отмычки»
кого-нибудь из своих людей — «кого не жалко». Однако Рэдрик берет Артура, сына
Барбриджа, красавца, вымоленного у Зоны, который отчаянно просил Рэда взять
его с собой, — Артур догадался, что Рэдрик отправляется на поиски Золотого
шара. Рэдрику жаль Артура, однако он убеждает себя в том, что выбора у него
нет: или этот мальчик, или его Мартышка. Артур и Рэдрик, пройдя сквозь все
ловушки, расставленные Зоной, подходят, наконец, к шару, и Артур бросается к
нему, крича: «Счастье для всех! Даром! Сколько угодно счастья! Все собирайтесь
сюда! Хватит всем! Никто не уйдет обиженный!» И в ту же секунду чудовищная
«мясорубка», подхватив его, скручивает, как хозяйки выкручивают белье. Рэд сидит, глядя на Золотой шар, и думает:
попросить о дочери, а еще о чем? И с ужасом понимает, что нет у него ни слов,
ни мыслей — все он растерял в своих сталкерских вылазках, стычках с охранниками,
погоне за деньгами — семью кормить надо, а умеет он только ходить в Зону да
сбывать диковинные штучки всяким темным людям, которые неизвестно как ими
распоряжаются. И Рэд понимает, что других слов, кроме тех, что выкрикнул перед
смертью этот мальчик, так не похожий на своего Стервятника-отца, ему не придумать:
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный!» Юрии Валентинович Трифонов 1925-1981Обмен - Повесть (1969)Действие происходит в Москве. Мать
главного героя, тридцатисемилетнего инженера Виктора Дмитриева, Ксения
Федоровна тяжело заболела, у нее рак, однако сама она считает, что у нее
язвенная болезнь. После операции ее отправляют домой. Исход ясен, однако она
одна полагает, что дело идет на поправку. Сразу после ее выписки из больницы
жена Дмитриева Лена, переводчица с английского, решает срочно съезжаться со
свекровью, чтобы не лишиться хорошей комнаты на Профсоюзной улице. Нужен обмен,
у нее даже есть на примете один вариант. Было время, когда мать Дмитриева
действительно хотела жить с ним и с внучкой Наташей, но с тех пор их отношения
с Леной стали очень напряженными и об этом не могло быть речи. Теперь же Лена
сама говорит мужу о необходимости обмена. Дмитриев возмущен — в такой момент
предлагать это матери, которая может догадаться, в чем дело. Тем не менее он
постепенно уступает жене: она ведь хлопочет о семье, о будущем дочери Наташи.
К тому же, поразмыслив, Дмитриев начинает успокаивать себя: может быть, с
болезнью матери не все так бесповоротно, а значит, то, что они съедутся, будет
только благом для нее, для ее самочувствия — ведь свершится ее мечта. Так 638 что Лена, делает вывод Дмитриев, по-женски
мудра, и зря он на нее сразу набросился. Теперь он тоже нацелен на обмен, хотя и
утверждает, что ему лично ничего не надо. На службе он из-за болезни матери
отказывается от командировки. Ему нужны деньги, так как много ушло на врача,
Дмитриев ломает голову, у кого одолжить. Но, похоже, день для него складывается
удачный: деньги предлагает со свойственной ей чуткостью сотрудница Таня, его
бывшая любовница. Несколько лет назад они были близки, в результате у Тани
распался брак, она осталась одна с сыном и продолжает любить Дмитриева, хотя
понимает, что эта любовь безнадежна. В свою очередь Дмитриев думает, что Таня
была бы ему лучшей женой, чем Лена. Таня по его просьбе сводит Дмитриева с
сослуживцем, имеющим опыт в обменных делах, который ничего конкретного не
сообщает, но дает телефон маклера. После работы Дмитриев с Таней берут такси и
едут к ней домой за деньгами. Таня счастлива возможности побыть с Дмитриевым
наедине, чем-то помочь ему. Дмитриеву искренне жаль ее, может быть, он бы и
задержался у нее дольше, но ему нужно торопиться на дачу к матери, в Павлиново. С этой дачей, принадлежащей кооперативу
«Красный партизан», связаны у Дмитриева теплые детские воспоминания. Дом строил
его отец, инженер-путеец, всю жизнь мечтавший оставить эту работу, чтобы
заняться сочинением юмористических рассказов. Человек неплохой, он не был удачливым
и рано умер. Дмитриев помнит его отрывочно.
Лучше он помнит
своего деда, юриста,
старого революционера,
вернувшегося в Москву после долгого отсутствия (видимо, после лагерей) и
жившего некоторое время на даче, пока ему не дали комнату. Он ничего не понимал
в современной жизни. С любопытством взирал и на Лукьяновых, родителей жены
Дмитриева, которые тогда тоже гостили в Павлинове летом. Однажды на прогулке
дед, имея в виду именно Лукьяновых, сказал, что не надо никого презирать. Эти
слова, явно обращенные к матери Дмитриева, часто проявлявшей нетерпимость, да
и к нему самому, хорошо запомнились внуку. Лукьяновы отличались от Дмитриевых
приспособленностью к жизни, умением ловко устроить любые дела, будь то ремонт
дачи или устройство внучки в элитарную английскую школу. Они — из породы
«умеющих жить». То, что Дмитриевым казалось неодолимым, Лукьяновыми решалось
быстро и просто, только им одним ведомыми путями. Это было завидное свойство,
однако такая практичность вызывала 639 у Дмитриевых, особенно у его матери Ксении
Федоровны, привыкшей бескорыстно помогать другим, женщины с твердыми нравственными
принципами, и сестры Лоры, высокомерную усмешку. Для них Лукьяновы — мещане,
пекущиеся только о личном благополучии и лишенные высоких интересов. В их семье
даже появилось словцо «олукьяниться». Им свойственен своего рода душевный
изъян, проявляющийся в бестактности по отношению к другим. Так, например, Лена
перевесила портрет отца Дмитриева из средней комнаты в проходную — только
потому, что ей понадобился гвоздь для настенных часов. Или забрала все лучшие
чашки Лоры и Ксении Федоровны. Дмитриев любит Лену и всегда защищал ее от
нападок сестры и матери, но он и ругался с ней из-за них. Он хорошо знает силу
Лены, «которая вгрызалась в свои желания, как бульдог. Такая миловидная
женщина-бульдог с короткой стрижкой соломенного цвета и всегда приятно
загорелым, слегка смуглым лицом. Она не отпускала до тех пор, пока желания —
прямо у нее в зубах — не превращались в плоть». Одно время она толкала
Дмитриева к защите диссертации, но он не осилил, не смог, отказался, и Лена в
конце концов оставила его в покое. Дмитриев чувствует, что родные осуждают
его, что считают его «олукьянившимся», а потому отрезанным ломтем. Особенно это
стало заметно после истории с родственником и бывшим товарищем Левкой
Бубриком. Бубрик вернулся в Москву из Башкирии, куда распределился после
института, и долгое время оставался без работы. Он присмотрел себе место в
Институте нефтяной и газовой аппаратуры и очень хотел туда устроиться. По
просьбе Лены, жалевшей Левку и его жену, хлопотал по этому делу ее отец Иван
Васильевич. Однако вместо Бубрика на этом месте оказался Дмитриев, потому что
оно было лучше его прежней работы. Все сделалось опять же под мудрым руководством
Лены, но, разумеется, с согласия самого Дмитриева. Был скандал. Однако Лена,
защищая мужа от его принципиальных и высоконравственных родственников, взяла
всю вину на себя. Разговор об обмене, который начинает с
сестрой Лорой приехавший на дачу Дмитриев, вызывает у той изумление и резкое
неприятие, несмотря на все разумные доводы Дмитриева. Лора уверена, что матери
не может быть хорошо рядом с Леной, даже если та будет на первых порах очень
стараться. Слишком разные они люди. Ксении Федоровне как раз накануне приезда
сына было нехорошо, потом ей становится лучше, и Дмитриев, не откладывая,
приступает к решающему разговору. Да, говорит мать, раньше хотела жить вместе 640 с ним, но теперь — нет. Обмен произошел, и
давно, говорит она, имея в виду нравственную капитуляцию Дмитриева. Ночуя на даче, Дмитриев видит свой давний
акварельный рисунок на стене. Когда-то он увлекался живописью, не расставался с
альбомом. Но, провалившись на экзамене, с горя бросился в другой, первый
попавшийся институт. После окончания он не стал искать романтики, как другие,
никуда не поехал, остался в Москве. Тогда уже были Лена с дочерью, и жена
сказала: куда ему от них? Он опоздал. Его поезд ушел. Утром Дмитриев уезжает, оставив Лоре
деньги. Через два дня звонит мать и говорит, что согласна съезжаться. Когда
наконец слаживается с обменом, Ксении Федоровне становится даже лучше. Однако
вскоре болезнь вновь обостряется. После смерти матери у Дмитриева происходит
гипертонический криз. Он сразу сдал, посерел, постарел. А дмитриевскую дачу в
Павлинове позже снесли, как и другие, и построили там стадион «Буревестник* и
гостиницу для спортсменов. Долгое прощание - Повесть (1971)
Все началось с Саратова, куда труппа
приехала на гастроли и где актеров поселили в плохой гостинице. Стоит жара,
режиссер Сергей Леонидович укатил в Москву, оставив вместо себя помощника
Смурного. Этот Смурный давно положил глаз на Лялю (Людмилу Петровну Телепневу),
одну из актрис театра, но, мстя ей за то, что она его отвергла, он устраивает
ей «затир», то есть либо вообще не дает ей роли, либо держит на
третьестепенных. В Саратове Смурный вызывает Лялю к себе и показывает ей
письмо, сочиненное ее матерью, где та жалуется, что дочери, талантливой
актрисе, не дают работать. Между актерами сразу распространяются слухи, Ляле
безумно стыдно, она много раз просила мать, давно грешившую такого рода
петициями, не делать этого. Так что на вечеринке у автора пьесы, Николая
Демьяновича Смолянова, уроженца Саратова, Ляля не находит себе места. У нее
скверное настроение, она чувствует отчужденность от коллектива, жаль ей и
провинциального, малоодаренного драматурга, который расстарался, чтобы хорошо
принять актеров, а те насмеха- 641 ются над ним. Ляля помогает матери
Смолянова накрывать на стол, а после мыть посуду, задерживается у них и в конце
концов вынуждена заночевать. Смолянов кажется ей жалким, слабым, она
выслушивает рассказы о жизни этого несчастливого в семейной жизни человека,
который к тому же вполне отдает себе отчет в своей одаренности. Пожалев
Смолянова, Ляля становится его любовницей. Вернувшись в Москву, Ляля на месяц уезжает
в Крым, возвращается загорелая, отдохнувшая, привлекательная и встречает в
театре Смолянова, новую пьесу которого «Игнат Тимофеевич» собирается ставить
Сергей Леонидович. В этой пьесе Ляля, не без содействия Смолянова, получает
главную роль. В Москве Смолянов заводит разнообразные полезные знакомства.
Роман Ляли с ним продолжается, она не испытывает страсти к этому человеку, но
чувствует, что нужна ему, и потому связи не обрывает, хотя иногда ее мучают
угрызения совести перед ее неофициальным мужем Григорием Ребровым, с которым
они живут уже много лет. Ребров — тоже начинающий драматург, автор
двух пьес, которые нигде не может пристроить. Болезненно самолюбивый Ребров
страдает от своих неудач, утешая себя тем, что сочинение пьес — не главное в
его жизни. Он увлечен также историей, сидит в библиотеке, роется в архивах.
Сначала его интересует такая личность, как Иван Гаврилович Прыжов, автор
«Истории кабаков», бытописатель народного житья, пьянчужка, благороднейший
человек, один из участников убийства студента Иванова, организованного С.
Нечаевым, потом Николай Васильевич Клеточников, агент народовольцев в Третьем
отделении. Ребров задумывает пьесу о народовольцах. Из-за своей неустроенности
он не женится на Ляле, несмотря на глубокую и давнюю любовь к ней. С этим
связаны и Лялины аборты, на которые ее подталкивает мать Ирина Игнатьевна, в
прошлом неудавшаяся балерина. Реброва мать считает неудачником, живущим за счет
ее дочери. Премьера пьесы Смолянова проходит с
большим успехом, Лялю несколько раз вызывают аплодисментами, вокруг слышатся
завистливые шепотки. После спектакля она вынуждена познакомить поджидающего
ее Реброва с провожающим ее Смоляновым. Сам Ребров на премьере не был, так как
считает автора графоманом. Смолянов предлагает отпраздновать успех пьесы в
ресторане. После ужина они втроем, хмельные, приезжают в гости к Ляле и Реброву
в дом ее родителей, где остаются ночевать. Ребров подозревает, что между Лялей и
Смоляновым что-то есть, но гонит от себя эту мысль. Задевает его и Лялин успех,
который рас- 642 тет с каждым спектаклем. Она становится
популярна, ее приглашают сниматься в кино, устраивают концерты с ее участием,
на которых она исполняет песни из спектакля. Ей повышают оклад, оказывают
особенные знаки внимания. Она ощущает себя богатой женщиной. Единственное, что
мешает ей чувствовать себя вполне счастливой, — это страдания родных:
неустроенность Гриши, нервозность матери из-за болезни отца Ляли Петра
Александровича, у которого третий инфаркт. Их старый деревянный дом собираются
ломать, как и все окружающие, потому что город наступает, но Петр Александрович
хочет сохранить сад, свою гордость, где он разводит цветы. Он готов передать
сад в государственную собственность, пытается бороться, ходит по инстанциям,
шлет письма, но ему мало что удается, и это сказывается на его резко
ухудшившемся состоянии. Беспокоясь о Грише, Ляля, никогда ни о чем
не просившая Смолянова, просит помочь пристроить куда-нибудь ребровские пьесы.
Смолянов неохотно откликается на это. Он не понимает, что связывает Лялю с
таким жалким, по его словам, «человечком». Он считает, что у Реброва нет почвы,
тогда как Ребров, споря с ним, говорит, что его почва — опыт истории. На
вечеринке у некоего «солидного работника» Агабекова, куда ее привозит
Смолянов, Ляля оказывается в центре всеобщего внимания, искренне веселится,
потом Смолянов куда-то отлучается, а Ляля в ожидании его остается наедине с
Агабековым. После звонка Смолянова, сообщившего, что застрял с машиной и
заедет за ней утром, Ляля вдруг догадывается, что все подстроено и Смолянов
уступил ее начальнику, от которого многое зависело в его карьере. С этого
мгновения с ним все кончено, о чем Ляля и сообщает ему при встрече. Разрыв
Смолянов воспринимает тяжело, тем более что в семье у него неблагополучно:
душевно неуравновешенная жена пытается выброситься из окна, мать с инсультом
в больнице, да и театральные дела его ухудшаются. Сергей Леонидович и завлит
Маревин отказываются брать его новую пьесу, и Ляля неожиданно поддерживает их. Между тем у Реброва назревают серьезные
проблемы. От него требуют справку для домоуправления с места работы, в
противном случае он будет считаться тунеядцем, вплоть до выписки и выселения из
Москвы. Он идет в театр, куда отдал свои пьесы для рассмотрения, и у него
завязывается серьезный разговор с режиссером Сергеем Леонидовичем, который с
горечью удивляется, почему драматурги не пишут о том, что им действительно
близко, а выбирают конъюнктурные темы. С жадным интересом выслушав рассказ
Реброва о Клеточ- 643 никове, он с энтузиазмом говорит, что было
бы замечательно, если б удалось изобразить на сцене течение времени, несущее
всех, многожильный провод истории, где все слитно. Смоляное ищет себе талантливого
литературного «раба». Некто Шахов, их общий с Ребровым знакомый, приводит к
нему Гришу. Смолянов пока еще в силе: если его имя окажется рядом с ребровским
на пьесе, то это может дать ей зеленый свет. Однако приглашение Смолянова таит
под собой еще и иное: он устраивает Реброву испытание, нарочно надевая рубашку,
которую ему подарила в свое время Ляля. Рубашку Ребров случайно обнаружил в шкафу,
и Ляля на его вопрос соврала, что это коллективный подарок музыканту из
оркестра. Теперь он с изумлением взирает на рубашку, потом не выдерживает и
спрашивает, где Николай Демьянович ее купил. Смолянов отвечает, что подарила
Людмила Петровна. Между Ребровым и Лялей происходит
объяснение. Ляля откровенно признается, что в подоплеке ее связи со Смоляновым,
почти неосознанной, было желание «как-то себя устроить». Тот разговор
становится фактическим концом их отношений. Вскоре дома у Реброва появляется
Смолянов, который сообщает, что договорился в театре о месте завлита для него,
и Ребров не может понять, то ли бить Смолянова, то ли ехать устраиваться на
работу. И все это как во сне — и стыд, и удивление. Ко всему прочему, Ляля под
нажимом матери делает очередной аборт, но Ребров уже чувствует, что в нем
что-то бесповоротно переломилось, что прежняя жизнь кончилась. На другой день
он уезжает, никого не предупредив, в геологическую экспедицию. Проходит много лет. Дома Телепневых давно
нет, как и родителей Ляли. Сама она была уволена из театра, вышла замуж за
военного, родила сына, и теперь круг ее знакомых совсем другой. Случайно
встретив в ГУМе старую подругу по театру Машу, она узнает про Смолянова, что он
пьес не пишет и живет тем, что сдает дачу на лето. Узнает она и о Реброве: он
преуспевающий сценарист, у него машина, дважды был женат, у него роман с
дочерью Машиной подруги. Не знает она только одного: те давние годы, когда он
бедствовал и страдал, Ребров считает лучшими, потому что для счастья нужно
столько же несчастья... Старик - Роман (1972)
Действие происходит в подмосковном дачном
поселке необыкновенно жарким, удушливым летом 1972 г. Пенсионер Павел
Евграфович Летунов, человек преклонного возраста (ему 72 года), получает письмо
от своей давней знакомой Аси Игумновой, в которую был долгое время влюблен еще
со школьной скамьи. Вместе они воевали на Южном фронте во время гражданской
войны, пока судьба окончательно не развела их в разные стороны. Такая же
старая, как и Летунов, она живет недалеко от Москвы и приглашает его в гости. Оказывается, Ася нашла его, прочитав в
журнале заметку Летунова о Сергее Кирилловиче Мигулине, казачьем командире,
крупном красном военачальнике времен гражданской. Мигулин был неофициально ее
мужем. Работая машинисткой в штабе, она сопровождала его в боевых походах. Был
у нее и сын от него. В письме она выражает радость, что с Мигулина, человека
яркого и сложного, снято позорное клеймо изменника, но ее удивляет, что
заметку написал именно Летунов, — ведь он тоже верил в виновность Мигулина. Письмо пробуждает в Летунове множество
воспоминаний. Он дружил с Асей и ее двоюродным братом Володей, женой которого,
Ася стала сразу после революции. Павел часто бывал у них дома, знал отца Аси,
известного адвоката, ее мать, старшего брата Алексея, воевавшего на стороне
белых и вскоре погибшего при отступлении деникинцев. Однажды, когда они
катались на лыжах вместе с дядей Павла революционером Шурой Даниловым, недавно
вернувшимся с сибирской каторги, к ним вышел бандит Грибов, державший в страхе
всю округу, и Володя, испугавшись, стремглав бросился прочь. Он потом не мог
простить себе этой слабости, так что даже собрал вещи и уехал к матери в
Камышин. Тогда у Игумновых возник разговор о страхе, и Шура сказал, что у
каждого человека бывают секунды прожигающего насквозь, помрачающего разум
страха. Он, Шура, в будущем комиссар, даже в самых сложных ситуациях думает о
судьбе каждого человека, пытается сопротивляться застилающей глаза многих
кровавой пене — бессмысленной жестокости революционного террора. Он
прислушивается к доводам станичного учителя Слабосердова, убеждающего
командиров Стального отряда, что с казаками нельзя действовать только насилием,
призывающего их оглянуться на историю казачества. Память Летунова воскрешает яркими
сполохами отдельные эпизоды из вихря событий тех лет, которые остались для
него самыми важ- 645 ными, и не только потому, что это была его
молодость, но и потому, что решались судьбы мира. Он был опьянен могучим
временем. Текла раскаленная лава истории, и он — внутри нее. Был выбор или нет?
Могло произойти по-другому или нет? «Ничего сделать нельзя. Можно убить миллион
человек, свергнуть царя, устроить великую революцию, взорвать динамитом
полсвета, но нельзя спасти одного человека». Володю в станице Михайлинской зарубили
вместе с другими ревкомовцами белые из банды Филиппова. Асю Летунов тогда же
нашел в бессознательном состоянии, изнасилованную. Вскоре здесь же появился
Мигулин, специально прискакавший из-за нее. Спустя год Павел посещает квартиру
Игумновых в Ростове. Он хочет сообщить выздоравливающей после тифа Асе, что
прошлой ночью в Богаевке вместе со всем своим штабом арестован Мигулин. Сам же
Летунов назначен секретарем суда. Он спорит с матерью Аси о революции, а в это
время в город прорываются части деникинцев, и один офицер с солдатами
появляется у Игумновых. Это их знакомый. Он подозрительно смотрит на Летунова,
на котором комиссарская кожанка, но мать Аси, с которой они только что почти
ругались, выручает его, сказав офицеру, что Павел их старый друг. Почему Летунов написал о Мигулине? Да
потому, что то время для него неизжито. Он первый начал хлопотать о
реабилитации Мигулина, давно занимается изучением архивов, потому что Мигулин
кажется ему выдающейся исторической фигурой, интуитивно постигавшей многие
вещи, которые вскоре находили свое подтверждение. Летунов верит, что его
разыскания имеют большое значение не только как постижение истории, но и как
прикосновение к тому истинному, что «неминуемо дотянулось до дня сегодняшнего,
отразилось, преломилось, стало светом и воздухом...». Однако Ася в своем удивлении
попала действительно в больную точку: Летунов испытывает еще и тайное чувство
вины перед Мигулиным — за то, что во время суда над ним на вопрос, допускает ли
он участие Мигулина в контрреволюционном восстании, искренне ответил, что
допускает. Что, подчиняясь общему мнению, и раньше верил в его виновность. Сорокасемилетнего Мигулина Летунов, тогда
девянадцатилетний, считал стариком. Драма комкора, в прошлом войскового
старшины, подполковника, в том и заключалась, что многие не только завидовали
его растущей славе и популярности, но главное — не доверяли ему. Мигулин
пользовался огромным уважением казаков и ненавистью атаманов, успешно воевал
против белых, но, как считали многие, не был настоящим революционером. В
сочиненных им самим пылких 646 воззваниях, распространяемых среди
казаков, он выражал свое личное понимание социальной революции, свои взгляды
на справедливость. Опасались мятежа, а может, и нарочно делали так, чтобы
досадить, спровоцировать Мигулина на контрреволюционное выступление, посылали
ему таких комиссаров, как Леонтий Шигонцев, которые готовы были залить Дон
кровью и не желали слушать никаких доводов. С Шигонцевым Мигулин уже
сталкивался, когда тот был членом окружного ревкома. Этот странный тип,
считавший, что человечество должно отказаться «от чувств, от эмоций», был
зарублен неподалеку от станицы, где стоял штаб корпуса. Подозрение могло пасть
на Мигулина, так как он часто выступал против комиссаров-«лжекоммунистов». Недоверие преследовало Мигулина, и сам
Летунов, как он объясняет себе свое тогдашнее поведение, был частью этого
общего недоверия. Между тем Мигулину мешали воевать, а в той ситуации, когда
белые то и дело переходили в наступление и обстановка на фронте была далеко не
благополучной, он рвался в бой, чтобы защитить революцию, и бесился оттого,
что ему вставляют палки в колеса. Мигулин нервничает, мечется и в конце концов
не выдерживает: вместо того чтобы ехать в Пензу, куда его вызывают с непонятным
намерением (он подозревает, что его хотят арестовать), с горсткой подчиненных
ему войск Мигулин начинает пробиваться к фронту. По пути его арестовывают,
предают суду и приговаривают к расстрелу. В своей пламенной речи на процессе он
говорит, что никогда не был мятежником и умрет со словами «Да здравствует
социальная революция!». Мигулина амнистируют, разжалывают, он
становится заведующим земельным отделом Донисполкома, а через два месяца ему
снова дают полк. В феврале 1921 г. его награждают орденом и назначают главным
инспектором кавалерии Красной Армии. По пути в Москву, куда его вызвали для
получения этой почетной должности, он заезжает в родную станицу. На Дону в то
время неспокойно. Казаки в результате продразверстки волнуются, кое-где
вспыхивают восстания. Мигулин же из тех, кто не может не влезть в драку, не
встать на чью-нибудь защиту. Распространяется слух, что он вернулся на Дон,
чтобы пристать к восставшим. Мигулин же, выслушав рассказы казаков о зверствах
продотрядчиков, клянет местных деятелей, обещая обязательно пойти в Москве к
Ленину и рассказать о злодействах. К нему приставлен шпик, записывающий все его
высказывания, и в конце концов его арестовывают. Тем не менее, даже много лет спустя,
фигура Мигулина по-прежнему не до конца понятна Летунову. Он и теперь не
уверен, что 647 целью комкора, когда тот своевольно
выступил на фронт, не был мятеж. Павел Евграфович хочет выяснить, куда же тот
двигался в августе девятнадцатого. Он надеется, что живая свидетельница
событий, самый близкий Мигулину человек Ася Игумнова сумеет сказать ему что-то
новое, пролить свет, и потому, несмотря на слабость и недомогания, Летунов
едет к ней. Ему нужна истина, а вместо этого старушка говорит после долгого
молчания: «Отвечу тебе — никого я так не любила в своей долгой, утомительной
жизни...» И сам Летунов, казалось бы, взыскующий правды, забывает о
собственных ошибках и собственной вине. Оправдывая себя, он называет это
«помрачением ума и надломом души», на смену которым спасительно для совести
приходит забвение. Летунов думает о Мигулине, вспоминает
прошлое, а между тем вокруг него кипят страсти. В кооперативном дачном поселке,
где он живет, освободился после смерти владелицы домик, и взрослые дети Павла
Евграфовича просят его поговорить с председателем правления Приходько, потому
что в их доме разросшейся семье места уже давно не хватает, Летунов же —
заслуженный человек, проживший здесь много лет. Однако Павел Евграфович
уклоняется от разговора с Приходько, бывшим юнкером, доносчиком и вообще подлым
человеком, к тому же отлично помнящим, как в свое время Летунов вычищал его
из партии. Летунов живет минувшим, памятью о не так давно похороненной любимой
жене, которой ему остро не хватает. Дети же, с головой погруженные в бытовые
заботы, его не понимают и совершенно не интересуются его историческими
разысканиями, даже считают, что он выжил из ума, и приводят к нему врача-психиатра. На освободившийся домик претендует также
его нынешний съемщик Олег Васильевич Кандауров, преуспевающий, энергичный и
ухватистый человек, который во всем хочет дойти «до упора». Ему предстоит
командировка в Мексику, у него масса срочных дел, в частности получение
медицинской справки для поездки, и две главные заботы — прощание с любовницей
и этот самый домик, который он должен получить во что бы то ни стало. Кандауров
ничего не хочет упустить. Он знает, что соседи по дачам его не очень жалуют и
вряд ли поддержат, однако не собирается уступать: ему удается откупиться от еще
одного претендента на домик — племянника бывшей его владелицы, с Приходько у
него тоже существует договоренность. Однако, когда все уже кажется утрясено,
ему звонят из поликлиники, предлагая сдать повторный анализ мочи. Неожиданно
обнаруживается, что у Кандаурова серьезная и, возможно, неизлечимая болезнь,
отменяю- 648 щая и командировку в Мексику, и все
прочее. Стихия жизни течет вовсе не по тому руслу, в которое стремятся
направить ее люди. Так и с дачным поселком — приезжают на черной «Волге»
незнакомые люди с красной папкой в руках, и сыну Летунова Руслану удается узнать
от шофера, что здесь вместо старых дач собираются строить пансионат. Другая жизнь - Повесть (1975)Действие происходит в Москве. Прошло
несколько месяцев с тех пор, как Сергея Афанасьевича Троицкого не стало. Его
жена Ольга Васильевна, биолог, все еще не может прийти в себя после потери
мужа, умершего в возрасте сорока двух лет от сердечного приступа. Она
по-прежнему живет в одной квартире с его матерью Александрой Прокофьевной,
женщиной старой закалки. Александра Прокофьевна — юрист по профессии,
пенсионерка, но дает консультации в газете. В смерти Сергея она винит Ольгу
Васильевну, укоряя ее тем, что Ольга Васильевна купила новый телевизор, а это
свидетельствует, на ее взгляд, что невестка не очень-то опечалена смертью мужа
и не собирается отказывать себе в развлечениях. Она не признает ее права на
страдание. Однако у Александры Прокофьевны были
непростые отношения с сыном. Ольга Васильевна мстительно вспоминает, что ему
была не по душе излишняя прямолинейность матери, которой та гордилась, ее
категоричность, граничащая с нетерпимостью. Эта нетерпимость проявляется и в
отношениях с шестнадцатилетней внучкой Ириной. Бабушка обещала ей деньги на
зимние сапоги, но не дает только потому, что Ирина собирается купить их у
спекулянтов. Дочь возмущена, Ольга Васильевна жалеет Ирину, так рано
оставшуюся без отца, но она также хорошо знает ее характер, такой же странный,
как у Сергея: что-то неустоявшееся, жесткое... Все, что окружает Ольгу Васильевну,
связано для нее с воспоминаниями о Сергее, которого она действительно глубоко
любила. Боль утраты никак не проходит и даже не делается менее острой. Она
вспоминает всю их совместную жизнь, начиная с самого первого дня знакомства. С
Троицким ее познакомил влюбленный в нее приятель 649 Влад, тогда студент мединститута. Сергей,
студент-историк, виртуозно читал слова наоборот и в первый же вечер побежал за
водкой, что сразу не понравилось матери Ольги Васильевны, которая к тому же
хотела, чтобы ее мужем стал надежный и благоразумный Влад. Однако все произошло
иначе. Решающим событием в отношениях Ольги Васильевны и Сергея стала поездка в
Гагры вместе с подругой Ритой и тем же Владом. Постепенно у Ольги Васильевны и
Сергея завязался серьезный роман. Уже тогда Ольга Васильевна начала
улавливать в его характере нечто шаткое, что впоследствии стало для нее
предметом особых тревог и причинило немало страданий — прежде всего из-за
страха потерять Сергея. Ей казалось, что благодаря именно этому свойству его
может увести другая женщина. Ольга Васильевна ревновала не только к новым
женщинам, которые появлялись на горизонте Сергея, но и к тем, что были до нее.
Одна из них по имени Светланка появилась сразу после их возвращения с юга и
шантажировала Сергея мнимой беременностью. Однако Ольге Васильевне удалось
перебороть это испытание, как она сама определила натиск соперницы. А через
месяц была свадьба. Первое время они жили у матери Ольги
Васильевны и ее отчима, художника Георгия Максимовича. Когда-то Георгий
Максимович учился в Париже, его называли «русский Ван Гог». Старые работы он
уничтожил и теперь вполне сносно существует, рисуя прудики и рощицы, состоя
членом закупочной комиссии, и т. п. Человек мягкий и добрый, Георгий Максимович
однажды проявил твердость. Ольга Васильевна тогда забеременела и хотела делать
аборт, потому что обстоятельства складывались неважно: Сергей поссорился с
директором музея и хотел уходить, она работала в школе, ездить на работу было
далеко, с деньгами было худо. Георгий Максимович, случайно узнав, запретил
категорически, благодаря чему на свет появилась Иринка. В том доме у Ольги
Васильевны тоже были проблемы, в частности из-за жены художника Васина Зики.
Сергей часто убегал к Васину, особенно в минуты тоски, потому что он ушел из
музея и не знал, куда себя деть. Ольга Васильевна ревновала Сергея к Зике, они
часто ссорились из-за нее. С самой Зикой, после недолгого приятельства, у Ольги
Васильевны установились враждебные отношения. Вскоре умерла сестра Сергея, и
они переехали к свекрови на Шаболовку. Вспоминая, Ольга Васильевна спрашивает
себя, какой же на самом деле была их с Сергеем жизнь — хорошей, плохой? И есть
ли действительно ее вина в его смерти? Когда он был жив, она чувствовала себя
богачкой, особенно рядом с лучшей подругой Фаиной, лич- 650 ная жизнь которой не складывалась. Фаине
она говорила, что да, хорошая. А какая она была на самом деле? Одно ей ясно:
это была их жизнь и вместе они составляли единый организм. После сорока Сергеем, как считает Ольга
Васильевна, подобно многим мужчинам в этом возрасте, овладела душевная смута. В
институте же, куда его перетащил приятель Федя Праскухин, началось: обещания,
надежды, проекты, страсти, группировки, опасности на каждом шагу. Ей кажется,
его сгубили метания. Он увлекался, потом остывал и рвался к чему-то новому.
Неудачи лишали его сил, он гнулся, слабел, но какой-то стержень внутри его
оставался нетронутым. Долго Сергей возился с книгой «Москва в
восемнадцатом году», хотел издать, но ничего не вышло. Потом появилась новая
тема: февральская революция, царская охранка. Уже после смерти Сергея к Ольге
Васильевне пришли из института и попросили найти папку с материалами — якобы
для того, чтобы подготовить работу Сергея к изданию. Эти материалы, в числе
которых списки секретных агентов московской охранки, уникальны. Чтобы подтвердить
их подлинность, Сергей разыскивал людей, связанных с теми, кто значился в
списках, и даже обнаружил одного из бывших агентов — Кошелькова, 1891 года
рождения — живым и здравствующим. Ольга Васильевна ездила вместе с Сергеем в
подмосковный поселок, где обитал этот Кошельков. Сергей искал нити, соединявшие прошлое с
еще более далеким прошлым и с будущим. Человек для него был нитью,
протянувшейся сквозь время, тончайшим нервом истории, который можно отщепить,
выделить и — по нему определить многое. Свой метод он называл «разрыванием
могил», на самом же деле это было прикосновением к нити, и начинал он с
собственной жизни, со своего отца, после гражданской деятеля просвещения,
студентом Московского университета участвовавшего в комиссии, которая разбирала
архивы жандармского управления. Здесь был исток увлечения Сергея. В своих
предках и в себе он обнаруживал нечто общее — несогласие. Сергей с жаром занимался новым
исследованием, но все стало резко меняться после смерти его приятеля Феди
Праскухина, ученого-секретаря института, погибшего в автомобильной катастрофе.
Ольга Васильевна тогда не пустила Сергея с ним и еще одним их старым приятелем
Геной Климуком на юг. Климук, тоже находившийся в машине, остался жив, он занял
место ученого-секретаря вместо Феди, но их отношения с Сергеем из приятельских
быстро стали враждебными. Климук оказался интриганом, он и Сергея призывал
создать вместе с ним свою «маленькую, уютную бандочку». 651 Однажды появилась возможность поехать в
туристическую поездку во Францию. Для Сергея это была не только возможность
посмотреть Париж и Марсель, но и порыскать за материалами, нужными для работы.
Многое зависело от Климука. Они пригласили его с женой на дачу в Васильково.
Климук приехал, привезя с собой еще и замдиректора института Кисловского с
какой-то девицей. Климук просил позволить тем переночевать. Ольга Васильевна
воспротивилась. Тогда же между подвыпившими Климуком и Сергеем возник яростный
спор об исторической целесообразности, которую Сергей отрицал, язвительно
шутя: «Интересно, кто будет, определять, что целесообразно и что нет? Ученый
совет большинством голосов?» Но и после этой стычки Сергей продолжал
надеяться на поездку во Францию. Часть денег обещал дать Георгий Максимович,
решивший торжественно обставить вручение суммы, так как с Парижем у него были
связаны ностальгические воспоминания. Ольга Васильевна с Сергеем ходили к нему,
но все кончилось чуть ли не скандалом. Раздраженный высказываниями тестя,
Сергей неожиданно от денег отказался. Вскоре вопрос о поездке отпал: группа
сократилась, да и Сергей, похоже, остыл. Незадолго до обсуждения диссертации
Климук уговаривал Сергея отдать некоторые материалы Кисловскому, которому они
были нужны для докторской. Сергей отказался. Первое обсуждение диссертации
провалилось. Это означало, что зашита откладывается на неопределенный срок. Потом возникла Дарья Мамедовна, интересная
женщина, философ, психолог, специалист по парапсихологии, о которой говорили,
что она умна необыкновенно. Сергей увлекся парапсихологией, надеясь извлечь
что-то полезное для своего исследования. Однажды они вместе с Ольгой
Васильевной участвовали в спиритическом сеансе, после которого у Ольги
Васильевны был с Дарьей Мамедовной разговор. Ее волновал Сергей, его отношения
с этой женщиной, а Дарью Мамедовну интересовали проблемы биологической
несовместимости, которыми занималась как биохимик Ольга Васильевна. Главное же
было, что Сергей отдалялся, жил своей жизнью, и это больно задевало Ольгу
Васильевну. После смерти Сергея Ольге Васильевне
кажется, что жизнь кончена, остались только пустота и холод. Однако неожиданно
для нее наступает другая жизнь: появляется человек, с которым у нее возникают
близкие отношения. У него есть семья, однако они встречаются, ездят гулять в
Спасское-Лыково, разговаривают обо всем. Этот человек дорог Ольге Васильевне. И
она думает, что вины ее нет, потому что другая жизнь вокруг. 652 Дом на набережной - Повесть (1976)
Действие происходит в Москве и
развертывается в нескольких временных планах: середина 1930-х, вторая половина
1940-х, начало 1970-х гг. Научный работник, литературовед Вадим Александрович
Глебов, договорившийся в мебельном магазине о покупке антикварного стола,
приезжает туда и в поисках нужного ему человека случайно наталкивается на
своего школьного приятеля Левку Шулепникова, здешнего рабочего, опустившегося
и, судя по всему, спивающегося. Глебов окликает его по имени, но Шулепников
отворачивается, не узнавая или делая вид, что не узнает. Это сильно уязвляет Глебова,
он не считает, что в чем-то виноват перед Шулепниковым, и вообще, если кого
винить, то — времена. Глебов возвращается домой, где его ждет неожиданное
известие о том, что дочь собирается замуж за некоего Толмачева, продавца
книжного магазина. Раздраженный встречей
и неудачей в мебельном,
он в некоторой растерянности. А посреди ночи его поднимает телефонный
звонок — звонит тот самый Шулепников, который, оказывается, все-таки узнал его
и даже разыскал его телефон. В его речи та же бравада, то же хвастовство, хотя
ясно, что это очередной шулепниковский блеф. Глебов вспоминает, что когда-то, в пору
появления Шулепникова в их классе, мучительно завидовал ему. Жил Левка в сером
громадном доме на набережной в самом центре Москвы. Там обитали многие
приятели-однокашники Вадима и, казалось, шла совсем иная жизнь, чем в
окружающих обычных домах. Это тоже было предметом жгучей зависти Глебова. Сам
он жил в общей квартире в Дерюгинском переулке неподалеку от «большого дома».
Ребята называли его Вадька Батон, потому что в первый день поступления в школу
он принес батон хлеба и оделял кусками тех, кто ему приглянулся. Ему, «совершенно
никакому», тоже хотелось чем-то выделиться. Мать Глебова одно время работала
билетершей в кинотеатре, так что Вадим мог пройти на любой фильм без билета и
даже иногда провести приятелей. Эта привилегия была основой его могущества в
классе, которой он пользовался очень расчетливо, приглашая лишь тех, в ком был
заинтересован. И авторитет Глебова оставался незыблемым, пока не возник
Шулепников. Он сразу произвел впечатление — на нем были кожаные штаны. Держался
Левка высокомерно, и его решили проучить, устроив нечто вроде темной, —
набросились скопом и попытались стащить штаны. Однако случилось неожиданное —
пистолетные выстрелы вмиг рассеяли нападавших, уже было скрутивших Левку. 653 Потом оказалось, что стрелял он из очень
похожего на настоящий немецкого пугача. Сразу после того нападения директор
устроил розыск преступников, Левка выдавать никого не хотел, и дело вроде бы
замяли. Так он стал, к Глебовой зависти, еще и героем. И в том, что касается
кино, Шулепников Глебова тоже перещеголял: зазвал однажды ребят к себе домой и
прокрутил им на собственном киноаппарате тот самый боевик «Голубой экспресс»,
которым так увлекался Глебов. Позже Вадим подружился с Шулепой, как называли
того в классе, стал бывать у него дома, в огромной квартире, тоже произведшей
на него сильное впечатление. Выходило так, что у Шулепникова было все, а одному
человеку, по размышлению Глебова, не должно быть все. Отец Глебова, работавший мастером-химиком
на кондитерской фабрике, советовал сыну не обольщаться дружбой с Шулепниковым и
пореже бывать в том доме. Однако когда арестовали дядю Володю, мать Вадима
попросила через Левку его отца — важную шишку в органах госбезопасности —
узнать про него. Шулепников-старший, уединившись с Глебовым, сказал, что
узнает, но в свою очередь попросил его сообщить имена зачинщиков в той истории
с пугачом, которая, как думал Глебов, давно забылась. И Вадим, который сам был
среди зачинщиков и потому боялся, что это, в конце концов, всплывет, назвал
два имени. В скором времени эти ребята вместе с родителями исчезли, подобно
его соседям по квартире Бычковым, которые терроризировали всю округу и однажды
избили появившихся в их переулке Шулепникова и Антона Овчинникова, еще одного
их однокашника. Потом Шулепников появляется в 1947 г., в
том же самом институте, в котором учился и Глебов. Прошло семь лет с тех пор,
как они виделись в последний раз. Глебов побывал в эвакуации, голодал, а в
последний год войны успел послужить в армии, в частях аэродромного
обслуживания. Шулепа же, по его словам, летал в Стамбул с дипломатическим
поручением, был женат на итальянке, потом разошелся и т. п. Его рассказы полны
таинственности. Он по-прежнему именинник жизни, приезжает в институт на
трофейном «БМВ», подаренном ему отчимом, теперь уже другим и тоже из органов. И
живет он опять в элитарном доме, только теперь на Тверской. Лишь мать его Алина
Федоровна, потомственная дворянка, совершенно не изменилась. Из прочих их
одноклассников кое-кого уже не было в живых, а прочих размело в разные концы.
Осталась только Соня Ганчук, дочь профессора и заведующего кафедрой в их
институте Николая Васильевича Ганчука. Как приятель Сони и секретарь семинара,
Глебов 654 часто бывает у Ганчуков все в том же самом
доме на набережной, к которому он вожделеет в мечтах со школьных лет.
Постепенно он становится здесь своим. И по-прежнему чувствует себя бедным родственником. Однажды на вечеринке у Сони он вдруг
понимает, что мог бы оказаться в этом доме совсем на иных основаниях. С этого
самого дня, словно по заказу, в нем начинается развиваться к Соне совсем иное,
нежели просто приятельское, чувство. После празднования Нового года на
ганчуковской даче в Брусках Глебов и Соня становятся близки. Родители Сони пока
ничего не знают об их романе, однако Глебов чувствует некоторую неприязнь со
стороны матери Сони Юлии Михайловны, преподавательницы немецкого языка в их
институте. В это самое время в институте начинаются
всякие неприятные события, непосредственным образом коснувшиеся и Глебова.
Сначала был уволен преподаватель языкознания Аструг, затем дошла очередь и до
матери Сони Юлии Михайловны, которой предложили сдавать экзамены, чтобы
получить диплом советского вуза и иметь право преподавать, поскольку у нее
диплом Венского университета. Глебов учился на пятом курсе, писал
диплом, когда его неожиданно попросили зайти в учебную часть. Некто Друзяев,
бывший военный прокурор, недавно появившийся в институте, вместе с аспирантом
Ширейко намекнули, что им известны все глебовские обстоятельства, в том числе
и его близость с дочерью Ганчука, а потому было бы лучше, если бы руководителем
глебовского диплома стал кто-нибудь другой. Глебов соглашается поговорить с
Ганчуком, однако позже, особенно после откровенного разговора с Соней, которая
была ошеломлена, понял, что все обстоит гораздо сложнее. Поначалу он надеется,
что как-нибудь рассосется само собой, с течением времени, но ему постоянно
напоминают, давая понять, что от его поведения зависит и аспирантура, и
стипендия Грибоедова, положенная Глебову после зимней сессии. Еще позже он
догадывается, что дело вовсе не в нем, а в том, что на Ганчука «катили бочку».
И еще был страх — «совершенно ничтожный, слепой, бесформенный, как существо,
рожденное в темном подполье». Как-то сразу Глебов вдруг обнаруживает,
что его любовь к Соне вовсе не такая серьезная, как казалось. Между тем Глебова
вынуждают выступить на собрании, где должны обсуждать Ганчука. Появляется осуждающая
Ганчука статья Ширейко, в которой упоминается, что некоторые дипломники
(имеется в виду именно Глебов) отказываются от его научного руководства.
Доходит это и до самого Николая Ва- 655 сильевича. Лишь признание Сони, открывшей
отцу их отношения с Глебовым, как-то разряжает ситуацию. Необходимость
выступления на собрании гнетет Вадима, не знающего, как выкрутиться. Он мечется,
идет к Шулепникову, надеясь на его тайное могущество и связи. Они напиваются,
едут к каким-то женщинам, а на следующий день Глебов с тяжелым похмельем не
может пойти в институт. Однако его и дома не оставляют в покое. На
него возлагает надежды антидрузяевская группа. Эти студенты хотят, чтобы Вадим
выступил от их имени в защиту Ганчука. К нему приходит Куно Иванович, секретарь
Ганчука, с просьбой не отмалчиваться. Глебов раскладывает все варианты — «за» и
«против», и ни один его не устраивает. В конце концов все устраивается
неожиданным образом: в ночь перед роковым собранием умирает бабушка Глебова, и
он с полным основанием не идет на собрание. Но с Соней все уже кончено, вопрос
для Вадима решен, он перестает бывать в их доме, да и с Ганчуком тоже все
определено — тот направлен в областной педвуз на укрепление периферийных
кадров. Все это, как и многое другое, Глебов стремится
забыть, не помнить, и это ему удается. Он получил и аспирантуру, и карьеру, и
Париж, куда уехал как член правления секции эссеистики на конгресс МАЛЭ
(Международной ассоциации литературоведов и эссеистов). Жизнь складывается
вполне благополучно, однако все, о чем он мечтал и что потом пришло к нему, не
принесло радости, «потому что отняло так много сил и того невосполнимого, что
называется жизнью». Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский) 1925-1997
Любимов - Повесть
(1963)
В сказовой повести повествуется о странной
истории, происшедшей с заурядным любимовским обывателем Леней Тихомировым. До
той поры в Любимове, стоящем под Мокрой Горой, никаких чудесных событий не
наблюдалось, а, напротив того, имелась большая комсомольская и интеллигентская
прослойка и жизнь была вполне социалистическая под водительством секретаря
горкома Тищенко Семена Гавриловича. Но Леня Тихомиров, потомок дворянина
Проферансова, обрел над людьми чудную власть и одною только силушкой своей воли
заставил Тищенко отречься от должности. Он воцарился в городе и объявил
Любимов вольным городом, а до того — вполне в сказовой традиции, —
оборачиваясь то лисицею, то мотоциклом, одержал над Тищенко убедительную
победу. Дело в том, что Проферансов Самсон Самсоныч
был не простой помещик, но любомудр и теософ, и оставил манускрипт, с помощью
которого можно было приобрести себе гигантскую юлю подчинять чужие поступки и
направлять судьбы. Вот Леня Тихомиров и нашел манускрипт своего давнего предка.
И принялся устанавливать в городе Любимове коммунистическую утопию, как он это
дело понимал. 657 Перво-наперво он всех накормил. То есть
внушил им, что они едят колбасу. И впрямь была колбаса, и было вино — но
странное дело! — голова с похмелья не болела, и вообще: пьешь-пьешь, а будто бы
и ничего. Потом Леня всех преступников амнистировал. А после стал строить
диктаторский коммунизм, при котором все сыты, но он думает за всех, потому что
ему виднее, как лучше. Но тем временем город Любимов осаждается
со всех сторон советской властью, чтобы, значит, отрешить диктатора Леню и
восстановить порядок. Не выходит! Потому как Леня своей волей сделал город
невидимым. Только и попал туда неукротимый сыщик Виталий Кочетов, списанный с
главного редактора журнала «Октябрь», отъявленного мракобеса. Этот самый
Виталий Кочетов попал к Лене в Любимов и вдруг увидел, что в городе-то все
правильно! Все как надо! И даже еще коммунистичнее, чем в Советском Союзе!
Полная диктатура, и один думает за всех! И Виталий проникся любовью к Лене, попросился
к нему на службу и отписал о том своему ближайшему приятелю Анатолию Софронову,
списанному с главного редактора «Огонька». А надо вам сказать, что Леня всю эту
эскападу предпринял исключительно из любви к красавице по имени Серафима
Петровна, и, добившись власти над всеми, Леня сей же час добился и ее любви.
Всю эту эпопею рассказывает нам другой Преферансов, совсем даже не родственник
Самсону Самсонычу, и зовут его Савелий Кузьмич, — но в рукопись Савелия
Кузьмича все время кто-то вторгается, делает сноски, дописывает комментарии...
Это дух Самсона Самсоныча Проферансова. Он читает рукопись, следит за событиями
и видит, что ему пора вмешаться. А вмешаться ему пора потому, что Бог с
ним, с Леней, и с порабощенной им Серафимой, и даже с порабощенным городом, —
но Леня уже и на перевоспитание родной матери замахнулся. Стал ей внушать, что
Бога нет. Она его, болезного, иссохшего от государственных забот, кормит-поит,
а он ей внушает: «Бога нет! Бога нет!» «Матерей не смейте трогать!» —
восклицает дух Проферансова — и лишает Леню его чудодейственной силы. И выяснилось, что Серафима Петровна
еврейка, и с этим ничего не поделать, то есть существуют на свете вещи, Лене
неподвластные. А поскольку евреи — это вроде перца в супе или дрожжей в пироге,
то Серафиме Петровне первой надоело Ленино благоденствие. Она его и оставила. А потом другие потянулись из города —
словно всем сразу надоело, что Леня за них думает. Остался только верный
Виталий Кочетов, 658 но его переехало танком-амфибией, потому
что Ленин город, опустевший, как бы вымерший, стал теперь всем виден. По
кочетовской рации его запеленговали. А любимовцы рассеялись в окрестных полях.
Так закончился великий коммунистический эксперимент по введению изобилия и
единомыслия. А Леня удрал в товарняке в Челябинск и,
засыпая в вагоне под свист паровоза, чувствовал себя лучше, чем в роли
диктатора. Одна беда — в окрестностях Любимова идут
аресты, следствие, горожан вылавливают и опрашивают, так что и рукопись эту
надо спрятать поскорей под половицу... Не то найдут. Абрам Терц — он же Андрей Синявский — был
арестован через два года после окончания работы над этой повестью. Владимир Осипович Богомолов р. 1926
Иван - Повесть
(1957)
Молодого старшего лейтенанта Гальцева,
временно исполняющего обязанности командира батальона, разбудили среди ночи.
Возле берега задержан мальчишка лет двенадцати, весь мокрый и дрожащий от
холода. На строгие вопросы Гальцева мальчик отвечает только, что его фамилия
Бондарев, и требует немедленно сообщить о своем прибытии в штаб. Но Гальцев,
не сразу поверив, докладывает о мальчике, лишь когда тот верно называет фамилии
штабных офицеров. Подполковник Грязнов действительно подтверждает: «Это наш
парень», ему нужно «создать все условия» и «обращаться поделикатнее». Как и
было приказано, Гальцев дает мальчику бумагу и чернила. Тот высыпает на стол и
сосредоточенно подсчитывает зернышки и хвойные иглы. Полученные данные срочно
отправляются в штаб. Гальцев чувствует себя виноватым за то, что кричал на
мальчика, теперь он готов ухаживать за ним. Приезжает Холин, рослый красавец и шутник
лет двадцати семи. Иван (так зовут мальчика) рассказывает другу о том, как не
мог из-за немцев подойти к ожидавшей его лодке и как с трудом переплывал
холодный Днепр на бревне. На форме, привезенной Ивану Холиным, орден
Отечественной войны и медаль «За отвагу». После совместной трапезы Холин и
мальчик уезжают. 660 Спустя некоторое время Гальцев вновь
встречается с Иваном. Сначала в батальоне появляется тихий и скромный старшина
Катасоныч. С наблюдательных пунктов он «смотрит немца», целые сутки проводя у
стереотрубы. Затем Холин вместе с Гальцевым осматривает местность и траншеи.
Немцы на другой стороне Днепра постоянно держат наш берег под прицелом. Гальцев
должен «оказывать всяческое содействие» Холину, но ему не хочется «бегать» за
ним. Гальцев занимается своими делами, проверяет работу нового фельдшера, стараясь
не обращать внимания на то, что перед ним красивая молодая женщина. Приехавший Иван неожиданно дружелюбен и
разговорчив. Сегодня ночью ему предстоит переправа в немецкий тыл, но он и не
думает спать, а читает журналы, ест леденцы. Мальчик восхищен финкой Гальцева,
но тот не может подарить Ивану нож — ведь это память о его погибшем лучшем
друге. Наконец Гальцев подробнее узнает о судьбе Ивана Буслова (это настоящая
фамилия мальчика). Родом он из Гомеля. В войну погибли его отец и сестренка.
Ивану пришлось пережить многое: он был и в партизанах, и в Тростянце — в лагере
смерти. Подполковник Грязнов уговаривал Ивана поехать в суворовское училище,
но тот хочет только воевать и мстить. Холин «даже не думал, что ребенок может
так ненавидеть...». А когда Ивана решили не посылать на задание, он ушел сам.
То, что может сделать этот мальчик, и взрослым разведчикам редко удается.
Решено, что, если после войны не отыщется мать Ивана, его усыновят Катасоныч
или подполковник. Холин говорит, что Катасоныча неожиданно
вызвали в дивизию. Иван по-детски обижен: почему тот не зашел попрощаться? На
самом деле Катасоныч только что был убит. Теперь третьим будет Гальцев.
Конечно, это нарушение, но Гальцев, и до того просивший взять его в разведку,
решается. Тщательно подготовившись, Холин, Иван и Гальцев отправляются на
операцию. Переплыв реку, они прячут лодку. Теперь мальчику предстоит нелегкая
и очень рискованная задача: незаметно пройти в тылу немцев пятьдесят
километров. На всякий случай он одет как «бездомный отрепыш». Страхуя Ивана,
Холин и Гальцев около часа проводят в засаде, а затем возвращаются назад. Гальцев заказывает для Ивана точно такую
же финку, как та, что ему понравилась. Через некоторое время встретившись с
Грязновым, Гальцев, уже утвержденный в должности командира батальона, просит
передать нож мальчику. Но оказывается, что, когда Ивана окончательно решили
отправить в училище, он самовольно ушел. Грязнов 661 неохотно говорит о мальчике: чем меньше людей
знает о «закордонниках», тем дольше они живут. Но Гальцев не может забыть о маленьком
разведчике. После тяжелого ранения он попадает в Берлин для захвата немецких
архивов. В найденных документах тайной полевой полиции Гальцев вдруг обнаруживает
фото со знакомым скуластым лицом и широко расставленными глазами. В донесении
сказано, что в декабре 1943 г. после яростного сопротивления был задержан
«Иван», наблюдавший за движением немецких эшелонов в запретной зоне. После
допросов, на которых мальчик «держался вызывающе», он был расстрелян. Момент истины
В АВГУСТЕ СОРОК ЧЕТВЕРТОГО... - Роман
(1973)
Летом 1944 г. нашими войсками была освобождена
вся Белоруссия и значительная часть Литвы. Но на этих территориях осталось
множество вражеских агентов, разрозненных групп немецких солдат, банд,
подпольных организаций. Все эти нелегальные силы действовали внезапно и
жестоко: на их счету уже было много убийств и других преступлений, кроме того,
в задачи подпольных организаций входил сбор и передача немцам сведений о
Красной Армии. 13 августа неизвестная рация, разыскиваемая по
делу «Неман», вновь вышла в эфир в районе Шиловичей. Обнаружить точное место ее
выхода поручено «оперативно-розыскной группе» капитана Алехина. Сам Павел
Васильевич Алехин пытается что-нибудь выведать в деревнях, два других члена
группы, опытный чистильщик, двадцатипятилетний старший лейтенант Константин
Таманцев и совсем молодой чистильщик-стажер гвардии лейтенант Андрей Блинов,
тщательно осматривают лес. Даже незначительные улики, например надкусанные и
брошенные огурцы или обертки от немецкого сала, могут помочь разведчикам. Алехин
узнает о том, что недалеко от Шиловичского леса в тот день видели, во-первых,
двух военных, а во-вторых, Казимира Павловского, возможно служившего у немцев.
На второй день поисков Таманцев находит место выхода рации в эфир. Группа выслеживает двух подозрительных военных,
обнаруженных Блиновым. Погоня, поиски по всей Лиде ни к чему не приводят: в 662 конце концов Блинов теряет из виду человека, с
которым встречались подозреваемые, да и запрос подтверждает их лояльность. И
все же Алехин не может отбросить эту версию, пока нет неопровержимых
доказательств. Лишь позже выясняется, что проверяемые — не агенты, а значит,
выражаясь словами Таманцева, почти трое суток они «тянули пустышку». Тем временем Таманцев с прикомандированными
офицерами отрабатывает вторую версию: из засады они наблюдают за домом Юлии
Антонюк, которую может навестить подозреваемый Павловский. Таманцев
«поднатаскивает» своих не особенно опытных подопечных: объясняет им, что такое
контрразведка, и дает конкретные указания к действию в случае появления
Павловского. И все же, когда Таманцев пытается взять живым особо опасного
агента Павловского, тот, из-за нерасторопных действий прикомандированных,
успевает покончить с собой. Начальник розыскного отдела подполковник «Эн Фэ»
Поляков «если и не Бог, то, несомненно, его заместитель по розыску», человек,
мнение которого очень важно для всей группы Алехина. Недавнее убийство водителя
и угон машины, по мнению Полякова, дело рук разыскиваемой группы. Но все это
предположения, а не результаты, которых ждет от Полякова и Алехина начальник
управления генерал Егоров и не только он: дело взято на контроль Ставкой. Блинову поручают ответственное задание: взяв
роту, найти в роще малую саперную лопатку, пропавшую из угнанной машины. Андрей
уверен, что не подведет начальство, но целый день поисков ни к чему не
приводит. Расстроенный Блинов и не подозревает, что как раз отсутствие лопатки
в роще подтверждает версию Полякова. Поляков докладывает Егорову и прибывшему из
Москвы начальству свои соображения по поводу «сильной квалифицированной
развед-группы противника». По его мнению, тайник с рацией находится именно в
Шиловичском лесном массиве. Есть реальный шанс завтра или послезавтра взять
разыскиваемых с поличным и получить «момент истины», то есть «момент получения
от захваченного агента сведений, способствующих поимке всей разыскиваемой
группы и полной реализации дела». Московское начальство предлагает провести
войсковую операцию. Егоров резко возражает: масштабной войсковой операцией
можно скорее добиться создания перед Ставкой видимости активности, а получить
лишь трупы. Против и Поляков. Но им даются только сутки, и параллельно все же
начинается подготовка войсковой операции. Конечно, суток недостаточно, но этот
срок назначен самим Сталиным. 663 Верховный Главнокомандующий крайне
обеспокоен и возбужден. Ознакомившись со справкой по делу «Неман», он вызывает
начальника Главного управления конрразведки, наркомов госбезопасности и
внутренних дел, связывается по «ВЧ» с фронтами. Речь идет о важнейшей стратегической
операции в Прибалтике. Если в течение суток группа «Неман» не будет поймана и
утечка секретных сведений не прекратится, «все виновные понесут заслуженное
наказание»! Таманцев ждет от Алехина упреков за
«упущенного» Павловского. Для Алехина это очень тяжелый день: он узнал о
болезни дочери и о том, что уникальную пшеницу, выведенную им до войны, по
ошибке вывезли в хлебопоставку. Алехин с трудом отвлекается от тяжелых мыслей и
сосредоточивает внимание на найденной Таманцевым саперной лопатке. А вокруг разворачивается поистине
грандиозная деятельность, маховик огромного механизма чрезвычайного розыска
раскручен вовсю. Для участия в мероприятиях по делу «Неман» отовсюду
доставляются военнослужащие, офицеры Смерша, опознаватели, служебные собаки,
техника... На железнодорожных станциях, где для сбора информации часто
устраиваются работать вражеские агенты, проводятся проверки подозрительных
людей. Многих из них задерживают, а затем отпускают. Андрей вместе с прикомандированным
помощником коменданта Аникушиным выезжает в Шиловичский лес. Для Игоря
Аникушина этот день сложился неудачно. Вечером он в новой, отлично сшитой
парадной форме должен был пойти на день рождения к любимой девушке. А теперь
капитан, до ранения воевавший на передовой, из-за «нелепого» задания вынужден
терять время с этими «бездельниками» «особистами». Помощник коменданта особенно
возмущен тем, что желторотый заикающийся лейтенант и несимпатичный капитан «секретят»
от него суть дела. В штабе, размещенном в старом бесхозном
строении — «стодоле», собралось человек пятнадцать генералов и полсотни
офицеров. Всем неудобно и жарко. Наконец радист сообщает группе Полякова,
что в их направлении движутся трое в военной форме. Но приходит приказ всем
немедленно покинуть лес: в 17.00 должна начаться войсковая операция. Таманцев
возмущен, Алехин решает остаться: ведь Егоров, отдавший приказ, скорее всего,
не знает о тех троих, уже приближающихся к засаде. Как и договорено, Алехин и помощник
коменданта подходят к подозреваемым и проверяют документы, в засаде их страхуют
Таман- 664 цев и Блинов. Алехин великолепно
справляется со своей ролью простоватого бдительного службиста, так что
Таманцев «мысленно ему аплодирует». При этом Алехин должен одновременно
«прокачать» данные всех троих по тысячам розыскных ориентировок (возможно,
бритоголовый капитан — это особо опасный террорист, резидент-вербовщик германской
разведки Мищенко), оценить
документы, фиксировать детали поведения проверяемых, «обострить»
ситуацию и сделать еще множество вещей, заставляющих быть в напряжении даже
опытных «волкодавов». Документы в полном порядке, все трое держатся
естественно, пока Алехин не просит их показать содержимое вещмешков. В
решающий момент Аникушин, так и не пожелавший
понять всю важность
и опасность
происходящего, вдруг заслоняет
Алехина от засады. Но Таманцев действует быстро и четко даже в этой ситуации.
Когда проверяемые нападают на Алехина и ранят его в голову, Таманцев и Блинов
выпрыгивают из засады. Выстрел Блинова валит с ног бритоголового. «Качая
маятник», то есть безошибочно реагируя на действия противника, уклоняясь от
выстрелов, Таманцев обезвреживает сильного и крепкого «старшего лейтенанта». Блинов и старшина-радист задерживают
третьего, «лейтенанта». Хотя Таманцев и успел крикнуть помощнику коменданта:
«Ложись!» — тот не смог вовремя сориентироваться и был убит в перестрелке.
Теперь, как это ни жестоко, Аникушин, сначала помешавший засаде, «помогал»
группе в «экстренном потрошении»: Таманцев,
угрожая агенту-радисту отомстить
за смерть «Васьки», добывает у него все нужные
сведения. Получен «момент истины»: это действительно агенты, проходящие по делу «Неман»: старший из них — Мищенко. Подтверждается, что
их сообщником был и Павловский, что «Нотариус», как и предполагал Поляков, —
это уже задержанный Комарницкий, «Матильда» находится под Шяуляем, куда и
планирует вылететь Таманцев. А пока, без восьми минут пять, Алехин срочно
передает через радиста: «Бабушка приехала», — это означает, что ядро группы и рация
захвачены, войсковая операция не нужна. Блинов переживает, что не взял агента
живым. Но Таманцев горд «стажером-несмышленышем», свалившим легендарного Мищенко,
которого не могли поймать уже много лет. Только теперь, когда все позади,
Алехин разрешает перевязать себя. Таманцев, представляя, как обрадуется «Эн
Фэ», не в силах сдержаться, неистово кричит: «Ба-бушка!.. Бабулька
приехала!!!» Виталий Николаевич Семин 1927-1988
Нагрудный знак «ОSТ» - Роман
(1976)
Действие происходит в Германии, во время
второй мировой войны. Главный герой — подросток Сергей, угнанный в Германию, в
арбайтла-герь. Повествование охватывает около трех лет жизни героя. Описываются
нечеловеческие условия существования. Арбайтлагерь лучше, чем концентрационный
— лагерь уничтожения, но лишь тем, что здесь людей убивают постепенно, мучая
непосильной работой, голодом, избиениями и издевательствами. Заключенные
арбайтлагерей носят на одежде нагрудный знак «ОSТ». Центральное событие первых глав романа —
побег Сергея и его друга Вальки. Сначала описывается тюрьма, в которую попадают
пойманные после побега подростки. При обыске у главного героя находят кинжал,
но немцы как-то забывают про него. Ребят избивают и после нескольких дней
тюрьмы, в которой они знакомятся с некоторыми русскими военнопленными, снова
отправляют в тот же лагерь. С одной стороны, Сергея теперь больше уважают
лагерники, с другой — возвращение в лагерь хуже смерти. Автор (повествование
ведется от первого лица) размышляет о том, как необходимы были подростку
любовь, как он искал именно ее и как немецкая фашистская машина не позволяла
ему быть хоть кем-то любимым. Каждый день по пятнадцать часов дети, голодные,
мерзнущие, вынуждены ра- 666 ботать — ворочать тяжелую вагонетку с
рудой. За ними следит немец-фоарбайтер Пауль. Группа, в которой работает
главный герой, состоит из двух белорусов — заторможенного Андрия и наглого Володи
— и двух поляков — сильного Стефана и придурковатого Бронислава. Подростки
ненавидят своего мастера, стараются по возможности досадить ему. Самое главное
— соблюдать осторожность, так как по малейшему поводу можно получить обвинение,
и тогда их ждут не только жестокие побои, но и концлагерь. Однажды в лагерь приходит гестаповская
комиссия. Дети видят своих фоарбайтеров в форме штурмовиков. Автор рассуждает о
природе немцев, об их ответственности за фашизм. У героя в шкафчике спрятан
украденный мешок с картошкой, который ему дали солагерники на хранение, и в
мешке — все тот же кинжал. Сергей понимает, что если все это найдут, то его,
скорее всего, ждет расстрел. Обезумевший от ужаса, он пытается спрятаться.
Однако немцы при обыске пропускают шкафчик с картошкой. Так ему в очередной раз
удается избежать смерти. В это же время, кстати, в лагере прячется и некто
Эсман — странный человек непонятной национальности, полиглот, скрывающийся от
немцев в русском арбайтлагере. Заключенные прячут его, стараются помогать едой.
Сергей часто разговаривает с ним. Уже после обыска Эсмана замечает на лестнице
лагерный переводчик. Он тотчас же доносит на него, Эсмана уводят. Устраивается
очная ставка. Эсман никого не выдает. Весь лагерь наказывается лишением еды на
день. Для годами голодающего лагеря, где хлеб — главная ценность, это —
настоящая трагедия. После побега Сергея переводят на работу в
литейный цех, на военный завод. С каждым днем непосильной работы растет
ненависть героя к немцам. Он так слаб, что физически не может ничего противопоставить
им, но его сила в том, что «я видел. Это не должно было погибнуть. Мое знание
было в десятки, в сотни раз важнее меня самого... Я должен был как можно скорее
рассказать, передать мое знание всем». В лагере идет обычная жизнь: люди меняют
одежду на хлеб, пытаются найти сигареты, играют в карты. Автор наблюдает за
лагерными персонажами — описываются: Лева-кранк (один из лагерных заводил,
слишком заносчивый), Николай Соколик (озлобившийся карточный игрок), Москвич
(добрый парень, не умеющий и не желающий «поставить» себя в лагерном обществе),
Павка-парикмахер, Папаша Зелинский (подслеповатый интеллигент, пытающийся
писать воспоминания), Иван Игнатьевич (основательный рабочий человек, в финале
убивающий немца молотком) и др. У каждого своя история. 667 После побега герой, будучи не в состоянии
больше выносить такую жизнь, пытается «закранковать» — нанести себе
какую-нибудь сильную травму, чтобы его признали негодным к работе. Сергей
прикладывает руку к раскаленной печи, получает сильнейший ожог, но его даже не
допускают к врачу. Впрочем, на следующий день его до полусмерти избивает
мастер в цеху, и лишь тогда его оставляют в бараке. В лагере начинается
эпидемия тифа. Сергей попадает в тифозный барак. Здесь за подростками ухаживает
неприступная и всеми любимая врач Софья Алексеевна. В лагере появляются новые
полицаи — Фриц, Бородавка, Перебиты-Поломаны Крылья. Софья Алексеевна пытается
подольше задержать детей в больнице, чтобы им не нужно было идти на работу.
Однажды в барак врываются полицаи, обвиняют врача в саботаже, зверски избивают
подростков и отправляют их всех обратно в лагерь. Сергей, однако, доходит к
тому времени до той крайней степени истощения, когда человек совершенно не в состоянии
выполнять тяжелую работу. Его вместе с партией таких же «кранков»-доходяг
отправляют в другой лагерь. В новом лагере, в Лангенберге, Сергей
попадает в другое лагерное общество. Его неласково встречает староста из
русских: «Не жилец». Здесь работают на вальцепрокатной фабрике; голод еще
сильнее — близится конец войны (лагерники то и дело по всяким признакам
начинают понимать это), и немцам не по силам кормить русских рабов. Однажды,
впрочем, один немец, решивший поразвлечься, кладет на забор конфету. Автор
говорит, что, когда она, поделенная на пятерых, была съедена, у детей был
просто «шок, вкусовая трагедия». Как крайне истощенного, Сергея переводят
на фабрику «Фолькен-Борн». Здесь условия получше; он работает помощником
кровельщика. Время от времени у него появляется возможность потрясти грушу и
наесться полугнилых плодов. Однажды Сергею, вот уже более года сильно
кашляющему, директор фабрики передает пачку противоастматических сигарет. В новом лагере — новые знакомства. Здесь
много французов, из которых особое внимание героя привлекают Жан и Марсель;
есть и русские военнопленные — Ванюша, Петрович и Аркадий, с которыми особенно
хочется подружиться Сергею. Действительно, ему это удается, и он
помогает Ванюше красть немецкие пистолеты и проносить их в лагерь. Однажды
они, выбравшись из лагеря, убивают одного немца, который мог на них донести. Явно чувствуется, что война подходит к
концу. В лагере готовится восстание, пленные на тайных собраниях размышляют,
как поступить, какое «политически верное решение» они обязаны принять. 668 По воскресеньям Сергей с Ванюшей ходят на
добровольные работы - чтобы посмотреть город и добыть хлеба. Во время одной из
таких вылазок они уходят довольно далеко, чем привлекают к себе внимание
немцев. Вдогонку за ними посылают патруль. Лишь благодаря уверенному поведению
Ванюши при обыске у них не замечают пистолеты. Для Сергея Ванюша — образец для
подражания, он ищет его уважения, но полной доверительности так и не
появляется. За несколько недель до конца войны в лагере появляются власовцы,
от которых немцы стараются избавиться. К ним неприязненно относятся и русские,
и немцы. Герой с интересом наблюдает за ними, затравленными, предавшими и
преданными. Самое главное в течение последних недель
перед победой — ожидание расстрела: ходят слухи, что немцы никого в живых не
оставят. Именно на этот случай в лагере и накапливается оружие. Весной 1945-го
уже мало работают, очень много времени заключенные проводят в бомбоубежище —
союзники бомбят Германию. Однажды ночью лагерники пытаются казнить старшего
мастера. Пленные и Сергей выбираются из лагеря, доходят до его дома, но
предприятие оканчивается неудачно. Через несколько дней в лагерь приходят
американцы. Описываются «сумасшедшие воскресные дни освобождения. Невидимый
под солнцем огонь трещал на лагерном плацу. Горело сухое, травленное нашим
дыханием дерево — .бессонные лагерники жгли вытащенные из бараков нары.
Рушилась с танковым лязгом империя, а здесь была такая тишина, что слышно было,
как солнце светит». Сергей с приятелями пробираются из
американской зоны оккупации на восток — к своим. Они проходят через толпы
обезоруженных немцев, чувствуя их ненависть к себе. В одну из ночей их чуть не
убивают. Странствия по американской территории длятся до августа 1945-го, пока
под Магдебургом их не передают русским. «К новому, 1946 г. я был дома. Вернулся
с ощущением, что знаю о жизни все. Однако мне потребовалось тридцать лет
жизненного опыта, чтобы я сумел кое-что рассказать о своих главных жизненных
переживаниях». Юрии Павлович Казаков 1927-1982
Двое в декабре - Рассказ (1962)
Он долго ждал ее на вокзале. Был морозный
солнечный день, и ему нравилось обилие лыжников, скрип свежего снега и
предстоящие им два дня: сначала — электричка, а потом — двадцать километров по
лесам и полям на лыжах к поселку, в котором у него маленькая дачка, а после
ночевки они еще покатаются и домой возвращаться будут уже вечером. Она немного
опаздывала, но это была чуть ли не единственная ее слабость. Когда он наконец
увидел ее, запыхавшуюся, в красной шапочке, с выбившимися прядками волос, то
подумал, как она красива, и как хорошо одета, и что опаздывает она, наверное,
потому, что хочет быть всегда красивой. В вагоне электрички было шумно, тесно
от рюкзаков и лыж. Он вышел покурить в тамбур. Думал о том, как странно устроен
человек. Вот он — юрист, и ему уже тридцать лет, а ничего особенного он не
совершил, как мечтал в юности, и у него много причин грустить, а он не грустит
— ему хорошо. Они сошли чуть не последними на далекой
станции. Снег звонко скрипел под их шагами. «Какая зима! — сказала она,
щурясь. — 670 Давно такой не было». Лес был пронизан
дымными косыми лучами. Снег пеленой то и дело повисал между стволами, и ели,
освобожденные от груза, раскачивали лапами. Они шли с увала на увал и видели
иногда сверху деревни с крышами. Они шли, взбираясь на заснеженные холмы и
скатываясь, отдыхая на поваленных деревьях, улыбаясь друг другу. Иногда он брал
ее сзади за шею, притягивал и целовал холодные обветренные губы. Говорить
почти не хотелось, только — «Посмотри!» или «Послушай!». Но временами он
замечал, что она грустна и рассеянна. И когда, наконец, пришли они в его дощатый
домик, и начал он таскать дрова и затапливать чугунную немецкую печку, она, не
раздеваясь, легла на кровать и закрыла глаза. «Устала?» — спросил он. «Страшно
устала. Давай спать. — Она встала, потянулась, не глядя на него. — Я сегодня
одна лягу. Можно вот здесь, у печки? Ты не сердись», — торопливо сказала она и
опустила глаза. «Что это ты?» — удивился он и сразу вспомнил весь ее сегодняшний
грустно-отчужденный вид. Сердце у него больно застучало. Он вдруг понял, что
совсем ее не знает — как она там учится в своем университете, с кем знакома, о
чем говорит. Он перешел на другую кровать, сел, закурил, потом потушил лампу и
лег. Ему стало горько, потому что он понял: она от него уходит. Через минуту он
услышал, что она плачет. Отчего вдруг ей стало сегодня так тяжело и
несчастливо? Она не знала. Она чувствовала только, что пора первой любви
прошла, а теперь наступает что-то новое и прежняя жизнь ей не интересна. Ей
недоело быть никем перед его родителями, его друзьями и своими подругами, она
хотела стать женой и матерью, а он не видит этого и вполне счастлив так. Но и
смертельно жалко было первого, тревожного и горячего, полного новизны, времени
их любви. Потом она стала засыпать, а когда ночью проснулась, то увидела его,
сидевшего на корточках возле печки. Лицо у него было грустное, и ей стало жалко
его. Утром они молча завтракали, пили чай. Но
потом повеселели, взяли лыжи и пошли кататься. А когда стало темнеть,
собрались, заперли дачу и пошли на станцию на лыжах. К Москве они подъезжали
вечером. В темноте показались горящие ряды окон, и он подумал, что им пора
расставаться, и вдруг вообразил ее своей женой. Что ж, первая молодость
прошла, уже тридцать, и когда знаешь, что вот она рядом с тобой, и она хороша,
и все такое, а ты можешь ее всегда оставить, чтобы быть с другой, потому что
ты свободен, — в этом чувстве, собственно, нет никакой отрады. 671 Когда они вышли на вокзальную площадь, им
стало как-то буднично, покойно, легко, и простились они, как всегда прощались,
с торопливой улыбкой. Он не провожал ее. Адам и Ева - Рассказ (1962)
Художник Агеев жил в гостинице, в северном
городе, приехал сюда писать рыбаков. Стояла осень. Над городом, над
сизо-бурыми, заволоченными изморосью лесами неслись с запада низкие, свисающие
облака, по десять раз на день начинало моросить, и озеро поднималось над
городом свинцовой стеной. Утром Агеев подолгу лежал, курил натощак, смотрел на
небо. Дождавшись двенадцати, когда открывался буфет, он спускался вниз, брал
коньяку и медленно выпивал, постепенно чувствуя, как хорошо ему становится,
как любит он всех и все — жизнь, людей, город и даже дождь. Потом выходил на
улицу и бродил по городу часа два. Возвращался в гостиницу и ложился спать. А к
вечеру снова спускался вниз в ресторан — огромный чадный зал, который он уже
почти ненавидел. Так провел Агеев и этот день, а на другой
к двум часам пошел на вокзал встречать Вику. Он пришел раньше времени, от
нечего делать зашел в буфет, выпил и вдруг испугался мысли, что Вика приезжает.
Он почти не знал ее — два раза только встречались, и когда он предложил ей
приехать к нему на Север, она вдруг согласилась. Он вышел на перрон. Поезд
подходил. Вика первая увидела его и окликнула. Она была очень хороша, а в
одежде ее, в спутанных волосах, в манере говорить было что-то неуловимо
московское, от чего Агеев уже отвык на Севере. «Везет мне на баб!» — подумал
Агеев. «Я тебе газеты привезла. Тебя ругают, знаешь». — «А-а! — сказал он,
испытывая глубокое удовольствие. — «Колхозницу» не сняли?» — «Нет, висит... —
Вика засмеялась. — Никто ничего не понимает, кричат, спорят, ребята с бородами
кругами ходят...» — «Тебе-то понравилось?» Вика неопределенно пожала плечами,
и Агеев вдруг разозлился. И весь день уже как чужой ходил рядом с Викой, зевал,
на ее вопросы мычал что-то непонятное, ждал на пристани, пока она справлялась о
расписании, а вечером снова напился и заперся у себя в номере. 672 На другой день Вика разбудила Агеева рано,
заставила умыться и одеться, сама укладывала его рюкзак. «Прямо как жена!» — с
изумлением думал Агеев. Но и на пароходе Агееву не стало легче. Побродив по
железному настилу нижней палубы, он примостился возле машинного отделения,
недалеко от буфета. Буфет наконец открылся, и тотчас к Агееву подошла Вика:
«Хочешь выпить, бедный? Ну, иди, выпей». Агеев принес четвертинку, хлеба и
огурцов. Выпив, он почувствовал, как отмякает у него на душе. «Объясни, что с
тобой?» — спросила Вика. «Просто грустно, старуха, — сказал он тихо. —
Наверно, я бездарь и дурак». — «Глупый!» — нежно сказала Вика, засмеялась и
положила ему голову на плечо. И стала она вдруг близка и дорога ему. «Знаешь,
как паршиво было без тебя — дождь льет, идти некуда, сидишь в ресторане пьяный,
думаешь... Устал я. Студентом был, думал — все переверну, всех убью своими
картинами, путешествовать стану, в скалах жить. Этакий, знаешь, бродяга
Гоген... Три года, как кончил институт, и всякие подонки завидуют: ах, слава,
ах, Европа знает... Идиоты! Чему завидовать? Что я над каждой картиной... На
выставку не попадешь, комиссии заедают, а прорвался чем-то не главным — еще
хуже. Критики! Кричат о современности, а современность понимают гнусно. И как
врут, какая демагогия за верными словами! Когда они говорят «человек», то
непременно с большой буквы. А мы, которые что-то делаем, мы для них пижоны...
Духовные стиляги — вот мы кто!» — «Не надо бы тебе пить...» — тихо сказала
Вика, жалостливо глядя на него сверху вниз. Агеев посмотрел на Вику, поморщился
и сказал: «Пойду-ка спать». Он начал раздеваться в каюте, и ему стало до слез
жалко себя и одиноко. Спасение его было сейчас в Вике, он знал это. Но что-то
в ней приводило его в бешенство. К острову пароход подходил вечером. Уже
видна была темная многошатровая церковь. Глухо и отдаленно сгорела короткая
заря, стало смеркаться. У Вики было упрямое и обиженное лицо. Когда совсем
близко подошли, стали видны ветряная мельница, прекрасная старинная изба,
амбарные постройки — все неподвижное, пустое, музейное. Агеев усмехнулся: «Как
раз для меня. Так сказать — на переднем крае». Гостиница на острове оказалась
уютной — печка на кухне, три комнаты — все пустые. Хозяйка принесла простыни, и
хорошо запахло чистым бельем. Вика со счастливым лицом повалилась на кровать:
«Это гениально! Милый мой Адам, ты любишь жареную картошку?» Агеев вышел на
улицу, потихоньку обошел церковь и присел на берегу озера. Ему было одиноко. Он
сидел долго и слышал, как выходила и искала его Вика. Ему жалко было ее, но
горькая от- 673 чужденность, отрешенность от всех сошла на
нею. Он вспомнил, что больные звери так скрываются — забиваются в недоступную
глушь и лечатся там какой-то таинственной травой или умирают. «Где ты был?» —
спросила Вика, когда он вернулся. Агеев не ответил. Они молча поужинали и
легли, каждый на свою кровать. Погасили свет, но сон не шел. «А знаешь что? Я
уеду, — сказала Вика, и Агеев почувствовал, как она ненавидит его. — С первым
же пароходом уеду. Ты просто эгоист. Я эти два дня думала: кто же ты? Кто? И
что это у тебя? А теперь знаю: эгоист. Говоришь о народе, об искусстве, а думаешь
о себе — ни о ком, ни о ком, о себе... Зачем ты звал меня, зачем? Знаю теперь:
поддакивать тебе, гладить тебя, да? Ну нет, милый, поищи другую дуру. Мне и
сейчас стыдно, как я бегала в деканат, как врала: папа болен...» — «Замолчи,
дура! — сказал Агеев с тоской, понимая, что все кончилось. — И катись отсюда!»
Ему хотелось заплакать, как в детстве, но плакать он давно не мог. На следующее утро Агеев взял лодку и уплыл
на соседний остров в магазин. Купил бутылку водки, папирос, закуску. «Здорово,
браток! — окликнул его местный рыбак. — Художник? С острова? А то приезжай к
нам в бригаду. Мы художников любим. И ребята у нас ничего. Мы тебя ухой кормить
будем. У нас весело, девки как загогочут, так на всю ночь. Весело живем!» —
«Обязательно приеду!» — радостно сказал Агеев. Возвращался Агеев в полной
тишине и безветрии. С востока почти черной стеной вставала дождевая туча, с
запада солнце лило свой последний свет, и все освещенное им — остров, церковь,
мельница — казалось на фоне тучи зловеще-красным. Далеко на горизонте повисла
радуга, И Агеев вдруг почувствовал, что ему хочется рисовать. В гостинице он увидел вещи Вики уже
собранными. У Агеева дрогнуло в душе, но он промолчал и начал раскладывать по
подоконникам и кроватям картонки, тюбики с краской, перебирать кисти. Вика
смотрела с удивлением. Потом он достал водку: «Выпьем на прощание?» Вика
отставила свою стопку. Лицо ее дрожало. Агеев встал и отошел к окну... На
пристань они вышли уже в темноте. Агеев потоптался возле Вики, потом отошел,
поднялся выше на берег. Внезапно по небу промчался как бы вздох — звезды
дрогнули, затрепетали. Из-за немой черноты церкви, расходясь лучами,
колыхалось, сжималось и распухало слабое голубовато-золотистое северное сияние.
И когда оно разгоралось, все начинало светиться: вода, берег, камни, мокрая
трава. Агеев вдруг ногами и сердцем почувствовал, как поворачивалась земля, и
на этой земле, на островке под бесконечным небом, был он, и от него уезжала
она. От Адама уходила Ева. 674 «Ты видел северное сияние? Это оно, да?» —
спросила Вика, когда он вернулся на пристань. «Видел», — ответил Агеев и покашлял.
Пароход причаливал. «Ну, валяй! — сказал Агеев и потрепал ее по плечу. —
Счастливо!» Губы у Вики дрожали. «Прощай!» — сказала она и, не оглядываясь,
поднялась на палубу... Покурив и постояв, пошел в теплую
гостиницу и Агеев. Северное сияние еще вспыхивало, но уже слабо, и было одного
цвета — белого. Во сне ты горько плакал - Рассказ (1977)
Был один из летних теплых дней... Мы с товарищем стояли и разговаривали
возле нашего дома. Ты же прохаживался возле нас, среди цветов и травы, которые
были тебе по плечи, и с лица твоего не сходила неопределенная полуулыбка, которую
я тщетно пытался разгадать. Набегавшись по кустам, подходил к нам иногда
спаниель Чиф. Но ты почему-то боялся Чифа, обнимал меня за колено, закидывал
назад голову, заглядывал мне в лицо синими, отражающими небо глазами и
произносил радостно, нежно, будто вернувшись издалека: «Папа!» И я испытывал
какое-то даже болезненное наслаждение от прикосновения твоих маленьких рук.
Случайные твои объятия трогали, наверно, и моего товарища, потому что он
замолкал вдруг, ершил пушистые твои волосы и долго задумчиво созерцал тебя... Друг застрелился поздней осенью, когда
выпал первый снег... Как, когда вошла в него эта страшная неотступная мысль?
Давно, наверно... Ведь говорил же он мне не раз, какие приступы тоски испытывает
ранней весной или поздней осенью. И были у него страшные ночи, когда
мерещилось, что кто-то лезет в дом к нему, ходит кто-то рядом. «Ради Бога, дай
мне патронов», — просил он меня. И я отсчитал ему шесть патронов: «Этого
хватит, чтобы отстреляться». И каким работником он был — всегда бодрым,
деятельным. А мне говорил: «Что ты распускаешься! Бери пример с меня. Я до
глубокой осени купаюсь в Яснушке! Что ты все лежишь или сидишь! Встань, займись
гимнастикой». Последний раз я видел его в середине октября. Мы говорили о
буддизме почему-то, о том, что пора браться за 675 большие романы, что только в ежедневной
работе и есть единственная радость. А когда прощались, он вдруг заплакал:
«Когда я был такой, как Алеша, небо мне казалось таким большим, таким синим.
Почему оно поблекло?.. И чем больше я здесь живу, тем сильнее тянет меня сюда,
в Абрамцево. Ведь это грешно — так предаваться одному месту?» А три недели
спустя в Гагре — будто гром с неба грянул! И пропало для меня море, пропали
ночные юры... Когда же все это случилось? Вечером? Ночью? Я знаю, что на дачу
он добрался поздним вечером. Что он делал? Прежде всего переоделся и по привычке
повесил в шкаф свой городской костюм. Потом принес дров для печки. Ел яблоки.
Потом он вдруг раздумал топить печь и лег. Вот тут-то, скорее всего, и
пришло э т о! О чем вспоминал он на
прощание? Плакал ли? Потом он вымылся и надел чистое исподнее... Ружье висело
на стене. Он снял его, почувствовав холодную тяжесть, стылость стальных
стволов. В один из стволов легко вошел патрон. М о й патрон. Сел на стул, снял с ноги башмак,
вложил в рот стволы... Нет, не слабость — великая жизненная сила и твердость
нужна для того, чтобы оборвать свою жизнь так, как он оборвал! Но почему, почему? — ищу я и не нахожу
ответа. Неужели на каждом из нас стоит неведомая нам печать, определяя весь ход
нашей дальнейшей жизни?.. Душа моя бродит в потемках... А тогда все мы еще были живы, и был один
из тех летних дней, о которых мы вспоминаем через годы и которые кажутся нам
бесконечными. Простившись со мной и еще раз взъерошив твои волосы, друг мой
пошел к себе домой. А мы с тобой взяли большое яблоко и отправились в поход. О,
какой долгий путь нам предстоял — почти километр! — и сколько разнообразнейшей
жизни ожидало нас на этом пути: катила мимо свои воды маленькая речка Яснушка;
на ветках прыгала белка; Чиф лаял, найдя ежа, и мы рассматривали ежа, и ты
хотел тронуть его рукой, но ежик фукнул, и ты, потеряв равновесие, сел на мох;
потом мы вышли к ротонде, и ты сказал: «Какая ба-ашня!»; у речки ты лег грудью
на корень и принялся смотреть в воду: «П'авают 'ыбки», — сообщил ты мне через
минуту; на плечо к тебе сел комар: «Комаик кусил...» — сказал ты, морщась. Я
вспомнил о яблоке, достал его из кармана, до блеска вытер о траву и дал тебе.
Ты взял обеими руками и сразу откусил, и след от укуса был подобен беличьему...
Нет, благословен, прекрасен был наш мир. Наступало время твоего дневного сна, и мы
пошли домой. Пока я раздевал тебя и натягивал пижамку, ты успел вспомнить обо
всем, что видел в этот день. В конце разговора ты два раза откровенно зев- 676 нул.
По-моему, ты успел уснуть прежде, чем я вышел из комнаты. Я же сел у
окна и задумался: вспомнишь ли ты когда этот бесконечный день и наше
путешествие? Неужели все, что пережили мы с тобой, куда-то безвозвратно канет?
И услышал, как ты заплакал. Я пошел к тебе, думая, что ты проснулся и тебе
что-то нужно. Но ты спал, подобрав коленки. Слезы твои текли так обильно, что
подушка быстро намокала. Ты всхлипывал с горькой, с отчаянной безнадежностью.
Будто оплакивал что-то, навсегда ушедшее. Что же ты успел узнать в жизни, чтобы
так горько плакать во сне? Или у нас уже в младенчестве скорбит душа,
страшась предстоящих страданий?
«Сынок, проснись, милый», -
теребил я тебя за руку. Ты проснулся, быстро сел и протянул ко мне руки.
Постепенно ты стал успокаиваться. умыв тебя
и посадив за стол, я вдруг понял, что с тобой что-то произошло, - ты смотрел на
меня серьезно, пристально и молчал! И я почувствовал, как уходишь ты от меня.
Душа твоя, слитая до сих пор с моей, теперь далеко и с каждым годом будет все
дальше. Она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мной навеки. А было
тебе в то лето полтора года. Алесь Адамович 1927—1994
Каратели
РАДОСТЬ НОЖА, ИЛИ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ГИПЕРБОРЕЕВ Повесть
(1971 -1979)
Действие происходит во время Великой
Отечественной войны, в 1942 г., на территории оккупированной Белоруссии.
«Каратели» — кровавая хроника уничтожения батальоном гитлеровского карателя
Дирлевангера семи мирных деревень. Главы носят соответствующие названия:
«Поселок первый», «Поселок второй», «Между третьим и четвертым поселком» и т.
д. В каждой главе помещены выдержки из документов о деятельности карательных
отрядов и их участников. Каратели-полицаи готовятся к уничтожению
первого поселка на пути к основной цели — большой и многолюдной деревне Борки.
Точно указаны дата, время, место события, фамилии. В составе «особой команды»
— «штурмбригады» — немец Оскар Дирлевангер объединил уголовников, предателей,
дезертиров разных национальностей и вероисповедания. Полицай Тупига поджидает своего напарника
Доброскока, чтобы закончить расправу над жителями первого поселка до приезда
начальства. Все население сгоняют за сарай к большой яме, у края которой
производится расстрел. Полицай Доброскок в одном из домов, подлежащих
уничтожению, узнает среди хозяев свою городскую родственницу, перебравшуюся в
деревню накануне родов. В душе женщины 678 загорается надежда на спасение. Доброскок,
подавив возникшее было чувство сострадания, стреляет в женщину, которая
опрокидывается навзничь в яму — и... засыпает (По свидетельству чудом уцелевших
после казни, люди в момент выстрела не слышат, как стреляют. Они как бы
засыпают.) В главе «Поселок второй» описывается
уничтожение деревни Козуличи. Каратель-француз просит полицая Тупигу за шмат
сала проделать за него «неприятную работенку» — расстрелять семью, обосновавшуюся
в хорошей добротной избе. Ведь Тупига — «мастер, специалист, ну что ему стоит?»
У Тупиги — своя манера: сперва он говорит с женщинами, просит хлеба перекусить
— те и расслабятся, а как хозяйка к печи нагнется, так и... «Тело пулемета
рванулось — как бы и он испугался...» Действие возвращается к поселку первому, к
той яме, где осталась в состоянии странного смертного сна беременная женщина.
Сейчас, в 11 часов 51 минуту по берлинскому времени, она открывает глаза. Перед
ней — довоенная детская комната на бобруйской окраине; мать с отцом собираются
в гости, а она прячет от них стыдно накрашенные маминой помадой губы;
следующее видение — почему-то чердак, и они с Гришей лежат, как муж и жена, а
внизу мычит корова... «Кислый запах любви, стыдный. Или это из-за ширмы? Нет,
снизу, где корова. Из ямы... Из какой ямы? О чем я? Где я?» Поселок третий мало чем отличается от
предыдущих. Полицаи Тупига, Доброскок и Сиротка идут через редкий соснячок,
вдыхая жирный сладковатый трупный дым. Тупига старается подавить мысли о
возможном отмщении. Внезапно в гуще малинника полицаи натыкаются на женщину с
детьми. Сиротка выказывает немедленную готовность покончить
с ними, но Тупига,
вдруг повинуясь какому-то неосознанному порыву, отправляет
напарников вперед, а сам дает очередь из пулемета мимо цели. Внезапное
возвращение Сиротки повергает его в ужас. Тупига представляет себе, как бы
отреагировали на его поступок немцы или бандиты из роты Мельниченко —
«галицийцы», бандеровцы. Вот и сейчас «самостийники» зашевелились, —
оказывается, какая-то баба, увидев дым-пожар, бежит с поля, домой. Из-за куста
ударяет пулемет — баба с мешком падает. Дойдя до деревни, Тупига встречает
Сиротку и Доброскока с набитыми карманами. Он входит в еще не разграбленный
дом. Среди прочего добра — один крошечный ботиночек. Держа его на пальце,
Тупига находит в темной боковушке спящего в люльке младенца. Один глаз его
приоткрыт и, кажется Тупиге, смотрит на него... Тупига слышит во дворе голоса
мародерствующих бандеровцев. Ему не хочется, чтобы его за- 679 метили в доме. Ребенок кричит — и Тупига
выхватывает наган... Далеко и незнакомо звучит его голос: «Жалко было, пацана
пожалел! Живым сгорит». Командир новой «русской» роты Белый замышляет
способ избавления от ближайшего соратника Сурова, с которым его связывают
курсы красных командиров, плен, бобруйский лагерь и добровольное согласие
служить в карательном батальоне. Белый сначала тешил себя несбыточной затеей —
уйти когда-нибудь к партизанам, а в качестве свидетеля своих «честных»
намерений предъявить Сурова, а потому специально оберегал его от явно кровавых
заданий. Однако чем дальше, тем отчетливее понимает Белый, что никогда не
сможет порвать с карателями, особенно после случая с партизанским разведчиком,
в доверие к которому он вошел, но тут же и выдал его. А чтоб развеять суровский
ореол непорочности, приказывает тому самолично облить бензином и подпалить
сарай, куда согнали все население поселка. В центре следующей главы — фигура лютого карателя
из так называемой «украинской роты» Ивана Мельниченко, которому всецело
доверяет командир роты немец Поль, вечно пьяный уголовник-извращенец.
Мельниченко вспоминает о своем пребывании в фатерлянде, куда его пригласили
родители Поля, — Мельниченко спас тому жизнь. Он ненавидит и презирает всех: и
тупых, ограниченных немцев, и партизан, и даже своих родителей, которые
ошеломлены появлением сына-карателя в бедной киевской хате и молят Бога о его
смерти. В разгар очередной «операции» к мельниченковцам прибывает подмога —
«москали». Мельниченко в ярости бьет по щеке плетью их командира — своего
недавнего подчиненного Белого — и получает в ответ полную обойму свинца. Сам
Белый тут же погибает от руки одного из бандеровцев (из документов известно,
что Мельниченко долго лечился в госпиталях, после войны был судим, бежал,
скрывался и погиб в Белоруссии). Борковская операция продолжается. Осуществляет
ее по «методе» Дирлевангера штурмфюрер Слава Муравьев. Карателей-новичков
строят попарно с уже бывшими в деле фашистами — остаться в стороне, не
замазаться в крови невозможно. Сам Муравьев тоже прошел этот путь: бывший
лейтенант Красной Армии, он в первом же бою был раздавлен фашистскими танками,
затем с остатками своего полка пытался противостоять неумолимой военной машине
немцев, но в конце концов попал в плен. Полностью подавленный, он пытается
оправдаться перед матерью, отцом, женой, самим собой тем, что будет «своим»
среди чужих. Военную выправку, интеллигентность бывшего учителя заметили немцы,
сразу дали взвод. Муравьев тешит себя мыслями, что заставил уважать себя; его
подчиненные — это не мельниченковские «самостийники», у него 680 дисциплина. Муравьев вхож в дом самого
Дирлевангера, знакомится с наложницей шефа — Стасей, четырнадцатилетней
польской еврейкой, которая мучительно напоминает ему давнюю любовь — учительницу
Берту. Муравьев не чужд книг, немец Циммерман обсуждает с ним теорию Ницше и
библейские притчи. Дирлевангер ценит неразговорчивого азиата, однако
сейчас собирается сделать его пешкой в своей игре: он замышляет свадьбу Муравьева
со Стасей, чтобы заткнуть рот злопыхателям, доносящим на него в Берлин о якобы
имевшей место пропаже золотых вещиц, прикарманенных им после расстрела
специально отобранных пятидесяти евреев в Майданеке. Дирлевангеру нужно
реабилитировать себя перед Гиммлером и фюрером за прошлую связь с заговорщиком
Ремом и небезобидные пристрастия к девочкам младше четырнадцати лет. По дороге
в Борки Дирлевангер сочиняет мысленно письмо в Берлин, из которого руководство
узнает и по достоинству оценит его «новаторский», «революционный» способ
тотального уничтожения непокорных белорусских деревень и заодно успешно
применяемую практику «перевоспитания» отбросов человечества вроде ублюдка Поля,
которого он вытащил из концлагеря и взял в карательный взвод: лучшая стерилизация — это
«омоложение детской кровью». Борки, по
Дирлевангеру, — это демонстративный акт тотального устрашения. Женщины и дети
загнаны в амбар, местные полицаи, наивно рассчитывавшие на милость немцев, — в
школу, их семьи — в дом напротив. Дирлевангер со свитой входит в ворота амбара
«полюбоваться» на добросовестно подготовленный «материал». Когда затихает
пулеметная пальба, сами собой распахиваются не выдержавшие огня ворота. У
стоящих в оцеплении карателей не выдерживают нервы: Тупига дает очередь из
автомата в клубы дыма, у многих выворачивает желудки. Затем начинается
расправа с полицаями, которых на виду у семей выводят по одному из школы и
швыряют в огонь. И каждый из карателей думает, что такое может произойти с
другими, но не с ним. В 11 часов 56 минут немец Лянге водит стволом
автомата по трупам страшной ямы первого поселка. В последний раз видит своих
убийц женщина, и в жуткой тишине беззвучно кричит от ужаса и одиночества
неродившаяся шестимесячная жизнь. В конце повести — документальные
свидетельства о сожжении трупов Гитлера и Евы Браун, перечисление преступлений
против человечества в современную эпоху. Чингиз Торекулович Айтматов р. 1928
Джамиля - Повесть
(1958)
Шел третий год войны. Взрослых здоровых
мужчин в аиле не было, и потому жену моего старшего брата Садыка (он также был
на фронте), Джамилю, бригадир послал на чисто мужскую работу — возить зерно на
станцию. А чтоб старшие не тревожились за невесту, направил вместе с ней меня,
подростка. Да еще сказал: пошлю с ними Данияра. Джамиля была хороша собой — стройная,
статная, с иссиня-черными миндалевидными глазами, неутомимая, сноровистая. С
соседками ладить умела, но если ее задевали, никому не уступала в ругани. Я
горячо любил Джамилю. И она любила меня. Мне кажется, что и моя мать втайне
мечтала когда-нибудь сделать ее властной хозяйкой нашего семейства, жившего в
согласии и достатке. На току я встретил Данияра. Рассказывали,
что в детстве он остался сиротой, года три мыкался по дворам, а потом подался
к казахам в Чакмакскую степь. Раненая нога Данияра (он только вернулся с
фронта) не сгибалась, потому и отправили его работать с нами. Он был замкнутым,
и в аиле его считали человеком со странностями. Но в его молчаливой, угрюмой задумчивости
таилось что-то такое, что мы не решались обходиться с ним запанибрата. А Джамиля, так уж повелось, или смеялась
над ним, или вовсе не 682 обращала на него внимания. Не каждый бы
стал терпеть ее выходки, но Данияр смотрел на хохочущую Джамилю с угрюмым
восхищением. Однако наши проделки с Джамилей окончились
однажды печально. Среди мешков был один огромный, на семь пудов, и мы управлялись
с ним вдвоем. И как-то на току мы свалили этот мешок в бричку напарника. На
станции Данияр озабоченно разглядывал чудовищный груз, но, заметив, как
усмехнулась Джамиля, взвалил мешок на спину и пошел. Джамиля догнала его:
«Брось мешок, я же пошутила!» — «Уйди!» — твердо сказал он и пошел по трапу,
все сильнее припадая на раненую ногу... Вокруг наступила мертвая тишина. «Бросай!»
— закричали люди. «Нет, он не бросит!» — убежденно прошептал кто-то. Весь следующий день Данияр держался ровно
и молчаливо. Возвращались со станции поздно. Неожиданно он запел. Меня поразило,
какой страстью, каким горением была насыщена мелодия. И мне вдруг стали понятны
его странности: мечтательность, любовь к одиночеству, молчаливость. Песни
Данияра всполошили мою душу. А как изменилась Джамиля! Каждый раз, когда ночью мы возвращались в
аил, я замечал, как Джамиля, потрясенная и растроганная этим пением, все ближе
подходила к бричке и медленно тянула к Данияру руку... а потом опускала ее. Я
видел, как что-то копилось и созревало в ее душе, требуя выхода. И она
страшилась этого. Однажды мы, как обычно, ехали со станции.
И когда голос Данияра начал снова набирать высоту, Джамиля села рядом и
легонько прислонилась головой к его плечу. Тихая, робкая... Песня неожиданно
оборвалась. Это Джамиля порывисто обняла его, но тут же спрыгнула с брички и,
едва сдерживая слезы, резко сказала: «Не смотри на меня, езжай!» И был вечер на току, когда я сквозь сон
увидел, как с реки пришла Джамиля, села рядом с Данияром и припала к нему.
«Джамилям, Джамалтай!» — шептал Данияр, называя ее самыми нежными казахскими и
киргизскими именами. Вскоре задул степняк, помутилось небо,
пошли холодные дожди — предвестники снега. И я увидел Данияра, шагавшего с вещмешком,
а рядом шла Джамиля, одной рукой держась за лямку его мешка. Сколько разговоров и пересудов было в
аиле! Женщины наперебой осуждали Джамилю: уйти из такой семьи! с голодранцем!
Может быть, только я один не осуждал ее. 683 Прощай, Гульсары - Повесть (1966)
Минувшей осенью приехал Танабай в
колхозную контору, а бригадир ему и говорит: «Подобрали мы вам, аксакал, коня.
Староват, правда, но для вашей работы сойдет». Увидел Танабай иноходца, а
сердце у него больно сжалось. «Вот и свиделись, выходит, снова», — сказал он
старому, заезженному вконец коню. Первый раз он встретился с иноходцем
Гульсары после войны. Демобилизовавшись, Танабай работал на кузне, а потом
Чоро, давнишний друг, уговорил ехать в горы табунщиком. Там-то впервые и
увидел буланого, круглого, как мяч, малыша полуторалетку. Прежний табунщик
Торгой сказал: «За такого в прежние времена в драках на скачке головы клали». Прошла осень и зима. Луга стояли
зеленые-зеленые, а над ними сияли белые-белые снега на вершинах хребтов.
Буланый превратился в стройного крепкого жеребчика. Одна лишь страсть владела
им — страсть к бегу. Потом настало время, когда он научился ходить под седлом
так стремительно и ровно, что люди ахали: «Поставь на него ведро с водой — и ни
капли не выплеснется». В ту весну высоко поднялась звезда иноходца и его
хозяина. Знали о них и стар и млад. Но не было случая, чтобы Танабай позволил
кому-нибудь сесть на своего коня. Даже той женщине. В те майские ночи у
иноходца начался какой-то ночной образ жизни. Днем он пасся, обхаживая кобылиц,
а ночью, отогнав колхозный табун в лощину, хозяин скакал на нем к дому Бюбюжан.
На рассвете снова мчались они по неприметным степным тропам к лошадям,
оставшимся в лощине. Однажды случился страшный ночной ураган, и
Гульсары с хозяином не успели к стаду. А жена Танабая еще ночью кинулась с соседями
на помощь. Табун нашли, удержали в яру. А Танабая не было. «Что ж ты, — тихо
сказала жена вернувшемуся блудному мужу. — Дети вон скоро взрослые, а ты...» Жена и соседи уехали. А Танабай грохнулся
на землю. Лежал лицом вниз, и плечи его тряслись от рыданий. Он плакал от стыда
и горя, он знал, что утратил счастье, которое выпало последний раз в жизни. А
жаворонок в небе щебетал... Зимой того года в колхозе появился новый
председатель: Чоро сдал дела и лежал в больнице. Новый начальник захотел сам ездить
на Гульсары. Когда увели коня, Танабай уехал в степь, к
табуну. Не мог успокоиться. Осиротел табун. Осиротела душа. 684 Но однажды утром Танабай снова увидел в
табуне своего иноходца. Со свисающим обрывком недоуздка, под седлом. Сбежал,
стало быть. Гульсары тянуло к стаду, к кобылам. Он хотел отгонять соперников,
заботиться о жеребятах. Вскоре подоспели из аила двое конюхов, увели Гульсары
обратно. А когда иноходец убежал третий раз, Танабай уже рассердился: не было
бы беды. Ему стали сниться беспокойные, тяжелые сны. И когда перед новым
кочевьем заехали в аил, он не выдержал, кинулся на конюшню. И увидел то, чего
так боялся: конь стоял неподвижно, между задними раскоряченными ногами тяжелела
огромная, величиной с кувшин, тугая воспаленная опухоль. Одинокий,
выхолощенный. Осенью того года судьба Танабая Бекасова
неожиданно повернулась. Чоро, ставший теперь парторгом, дал ему партийное
поручение: переходить в чабаны. В ноябре грянула ранняя зима. Суягные
матки сильно сдали с тела, хребты выпирали. А в амбарах колхозных — все под
метелку. Близилось время окота. Отары стали
перебираться в предгорье, на окотные базы. То, что Танабай увидел там, потрясло
его как гром среди ясного дня. Ни на что особенное он не рассчитывал, но чтобы
кошара стояла с прогнившей и провалившейся крышей, с дырами в стенах, без окон,
без дверей — этого не ожидал. Всюду бесхозяйственность, какой свет не видывал,
ни кормов, ни подстилок практически нет. Да как же так можно? Работали не покладая рук. Труднее всего
пришлось с очисткой кошары и рубкой шиповника. Разве что на фронте так
доводилось вкалывать. И однажды ночью, выходя с носилками из кошары, услышал
Танабай, как замекал в загоне ягненок. Значит, началось. Танабай чувствовал, что надвигается
катастрофа. Окотилась первая сотня маток. И уже слышны были голодные крики
ягнят — у истощенных маток не было молока. Весна заявилась с дождем, туманом и
снегом. И стал чабан по нескольку штук выносить синие трупики ягнят за кошару.
В душе его поднималась темная, страшная злоба: зачем разводить овец, если не
можем уберечь? И Танабай, и его помощницы еле держались на ногах. А голодные
овцы уже шерсть ели друг у друга, не подпуская к себе сосунков. И тут к кошаре подъехали начальники. Один
был Чоро, другой — районный прокурор Сегизбаев. Этот-то и стал корить Танабая:
коммунист, мол, а ягнята дохнут. Вредитель, планы срываешь! Танабай в ярости схватил вилы... Еле
унесли пришельцы ноги. А на третий день состоялось бюро райкома партии, и
Танабая исключили из ее рядов. Вышел из райкома — на коновязи Гульсары. Обнял 685 Танабай шею коня — лишь ему пожаловался на
свою беду... Все это Танабай вспоминал теперь, много лет спустя, сидя у костра.
Рядом неподвижно лежал Гульсары — жизнь покидала его. Прощался Танабай с
иноходцем, говорил ему: «Ты был великим конем, Гульсары. Ты был моим другом,
Гульсары. Ты уносишь с собой лучшие годы мои, Гульсары». Наступало утро. На краю оврага чуть тлели
угольки костра. Рядом стоял седой старик. А Гульсары отошел в небесные табуны. Шел Танабай по степи. Слезы стекали по
лицу, мочили бороду. Но он не утирал их. То были слезы по иноходцу Гульсары. Белый пароход
ПОСЛЕ СКАЗКИ Повесть (1970)
Мальчик с дедом жили на лесном кордоне.
Женщин на кордоне было три: бабка, тетка Бекей — дедова дочь и жена главного
человека на кордоне, объездчика Орозкула, а еще жена подсобного рабочего
Сейдахмата. Тетка Бекей — самая несчастная на свете, потому что у нее нет
детей, за это и бьет ее спьяну Орозкул. Деда Момуна прозвали расторопным
Момуном. Прозвище такое он заслужил неизменной приветливостью, готовностью
всегда услужить. Он умел работать. А зять его, Орозкул, хоть и числился
начальником, большей частью по гостям разъезжал. За скотом Момун ходил, пасеку
держал. Всю жизнь с утра до вечера в работе, а заставить уважать себя не
научился. Мальчик не помнил ни отца, ни матери. Ни
разу не видел их. Но знал: отец его был матросом на Иссык-Куле, а мать после
развода уехала в далекий город. Мальчик любил взбираться на соседнюю гору
и в дедов бинокль смотреть на Иссык-Куль. Ближе к вечеру на озере появлялся
белый пароход. С трубами в ряд, длинный, мощный, красивый. Мальчик мечтал
превратиться в рыбу, чтобы только голова у него осталась своя, на тонкой шее,
большая, с оттопыренными ушами. Поплывет он и скажет отцу своему, матросу:
«Здравствуй, папа, я твой сын». Расскажет, конечно, как ему живется у Момуна.
Самый лучший дедушка, но совсем не хитрый, и потому все смеются над ним. А
Орозкул так и покрикивает! По вечерам дед рассказывал внуку сказку. 686 «...Случилось это давно. Жило киргизское
племя на берегу реки Энесай. На племя напали враги и убили. Остались только
мальчик и девочка. Но потом и дети попали в руки врагов. Хан отдал их Рябой
Хромой Старухе и велел покончить с киргизами. Но когда Рябая Хромая Старуха уже
подвела их к берегу Знесая, из леса вышла матка маралья и стала просить отдать
детей. «Люди убили у меня моих оленят, — говорила она. — А вымя мое
переполнилось, просит детей!» Рябая Хромая Старуха предупредила: «Это дети
человеческие. Они вырастут и убьют твоих оленят. Ведь люди не то что зверей,
они и друг друга не жалеют». Но мать-олениха упросила Рябую Хромую Старуху, а
детей, теперь уже своих, привела на Иссык-Куль. Дети выросли и поженились. Начались роды у
женщины, мучилась она. Мужчина перепугался, стал звать мать-олениху. И послышался
тогда издали переливчатый звон. Рогатая мать-олениха принесла на своих рогах
детскую колыбель — бешик. А на дужке бешика серебряный колокольчик звенел. И
тотчас разродилась женщина. Первенца своего назвали в честь матери-оленихи —
Бугубаем. От него и пошел род Бугу. Потом умер один богатей, и его дети
задумали установить на гробнице рога марала. С тех пор не было маралам пощады в
иссык-кульских лесах. И не стало маралов. Опустели горы. А когда Рогатая
мать-олениха уходила, сказала, что никогда не вернется». Снова настала осень в горах. Вместе с
летом для Орозкула отходила пора гостеваний у чабанов и табунщиков — приходило
время рассчитываться за подношения. Вдвоем с Момуном они тащили по горам два
сосновых бревна, и оттого Орозкул был зол на весь свет. Ему бы в городе
пристроиться, там умеют уважать человека. Культурные люди... И за то, что
подарок получил, бревна потом таскать не приходится. А ведь в совхоз
наведывается милиция, инспекция — ну как спросят, откуда лес и куда. При этой
мысли в Орозкуле вскипела злоба ко всему и всем. Хотелось избить жену, да дом
был далеко. Тут еще этот дед увидел маралов и чуть не до слез дошел, точно
встретил братьев родных. И когда совсем близко было до кордона,
окончательно повздорили со стариком: тот все отпрашивался внука, пригулка
этого, забрать из школы. До того дошло, что бросил в реке застрявшие бревна и
ускакал за мальчишкой. Не помогло даже, что Орозкул съездил его по голове
пару раз — вырвался, сплюнул кровь и ушел. Когда дед с мальчиком вернулись, узнали,
что Орозкул избил жену и выгнал из дома, а деда, сказал, увольняет с работы.
Бекей выла, проклинала отца, а бабка зудела, что надо покориться Орозкулу, про- 687 сить у него прощения, а иначе куда идти на
старости лет? Дед ведь в руках у него... Мальчик хотел рассказать деду, что видел в
лесу маралов, — вернулись все-таки! — да деду было не до того. И тогда мальчик
снова ушел в свой воображаемый мир и стал умолять мать-олениху, чтоб принесла
Орозкулу и Бекей люльку на рогах. На кордон тем временем приехали люди за
лесом. И пока вытаскивали бревно и делали прочие дела, дед Момун семенил за
Орозкулом, точно преданная собака. Приезжие тоже увидели маралов — видно, звери
были непуганые, из заповедника. Вечером мальчик увидел во дворе кипевший
на огне казан, от которого исходил мясной дух. Дед стоял у костра и был пьян —
мальчик никогда его таким не видел. Пьяный Орозкул и один из приезжих, сидя на
корточках у сарая, делили огромную груду свежего мяса. А под стеной сарая
мальчик увидел рогатую маралью голову. Он хотел бежать, но ноги не слушались —
стоял и смотрел на обезображенную голову той, что еще вчера была Рогатой
матерью-оленихой. Скоро все расселись за столом. Мальчика
все время мутило. Он слышал, как опьяневшие люди чавкали, грызли, сопели,
пожирая мясо матери-оленихи. А потом Сайдахмат рассказал, как заставил деда
застрелить олениху: запугал, что иначе Орозкул его выгонит. И мальчик решил, что станет рыбой и
никогда не вернется в горы. Он спустился к реке. И ступил прямо в воду... И дольше века длится день
буранный полустанок Роман (1980)
Поезда в этих краях шли с востока на запад и с
запада на восток... А по сторонам от железной дороги в этих краях
лежали великие пустынные пространства — Сары-Озеки, Серединные земли желтых
степей. Едигей работал здесь стрелочником на разъезде Боранлы-Буранный. В
полночь к нему в будку пробралась жена, Укубала, чтобы сообщить о смерти
Казангапа. Тридцать лет назад, в конце сорок четвертого,
демобилизовали Едигея после контузии. Врач сказал: через год будешь здоров. Но
пока работать физически он не мог. И тогда они с женой решили податься 688 на железную дорогу: может, найдется для
фронтовика место охранника или сторожа. Случайно познакомились с Казангапом,
разговорились, и он пригласил молодых на Буранный. Конечно, место тяжелое —
безлюдье да безводье, кругом пески. Но все лучше, чем мытариться без
пристанища. Когда Едигей увидел разъезд, сердце его упало: на
пустынной плоскости стояло несколько домиков, а дальше со всех сторон —
степь... Не знал тогда, что на месте этом проведет всю остальную жизнь. Из них
тридцать лет — рядом с Казангапом. Казангап много помогал им на первых порах,
дал верблюдицу на подои, подарил верблюжонка от нее, которого назвали
Каранаром. Дети их росли вместе. Стали как родные. И хоронить Казангапа придется им. Едигей шел
домой после смены, думал о предстоящих похоронах и вдруг почувствовал, что
земля под его ногами содрогнулась И он увидел, как далеко в степи, там, где
располагался Сарозекский космодром, огненным смерчем поднялась ракета. То был
экстренный вылет в связи с чрезвычайным происшествием на совместной
советско-американской космической станции «Паритет». «Паритет» не реагировал на сигналы
объединенного центра управления — Обценупра — уже свыше двенадцати часов. И
тогда срочно стартовали корабли с Сары-Озека и из Невады, посланные на
выяснение ситуации. ...Едигей настоял на том, чтобы хоронили
покойного на далеком родовом кладбище Ана-Бейит. У кладбища была своя история.
Предание гласило, что жуаньжуаны, захватившие Сары-Озеки в прошлые века,
уничтожали память пленных страшной пыткой: надеванием на голову шири — куска
сыромятной верблюжьей кожи. Высыхая под солнцем, шири стискивал голову раба
подобно стальному обручу, и несчастный лишался рассудка, становился магасуртом.
Манкурт не знал, кто он, откуда, не помнил отца и матери, — словом, не осознавал
себя человеком. Он не помышлял о бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжелую
работу и, как собака, признавал лишь хозяина. Одна женщина по имени Найман-Ана нашла своего
сына, превращенного в манкурта. Он пас хозяйский скот. Не узнал ее, не помнил
своего имени, имени своего отца... «Вспомни, как тебя зовут, — умоляла мать. —
Твое имя Жоламан». Пока они разговаривали, женщину заметили
жуаньжуаны. Она успела скрыться, но пастуху они сказали, что эта женщина
приехала, чтобы отпарить ему голову (при этих словах раб побледнел — для
манкурта не бывает угрозы страшнее). Парню оставили лук и стрелы. 689 Найман-Ана возвращалась к сыну с мыслью
убедить его бежать. Озираясь, искала... Удар стрелы был смертельным. Но когда мать
стала падать с верблюдицы, прежде упал ее белый платок, превратился в птицу и
полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Твой отец Доненбай!» То место, где была
похоронена Найман-Ана, стало называться кладбищем Ана-Бейит — Материнским
упокоем... Рано утром все было готово. Наглухо
запеленутое в плотную кошму тело Казангапа уложили в прицепную тракторную
тележку. Предстояло тридцать километров в один конец, столько же обратно, да
захоронение... Впереди на Каранаре ехал Едигей, указывая путь, за ним катился
трактор с прицепом, а замыкал процессию экскаватор. Разные мысли навещали Едигея по пути.
Вспоминал те дни, когда они с Казангапом были в силе. Делали на разъезде всю
работу, в которой возникала необходимость. Теперь молодые смеются: старые дураки,
жизнь свою гробили, ради чего? Значит, было ради чего. ...За это время прошло обследование
«Паритета» прилетевшими космонавтами. Они обнаружили, что паритет-космонавты,
обслуживавшие станцию, исчезли. Затем обнаружили оставленную хозяевами запись
в вахтенном журнале. Суть ее сводилась к тому, что у работавших на станции
возник контакт с представителями внеземной цивилизации — жителями планеты
Лесная Грудь. Лесногрудцы пригласили землян посетить их планету, и те
согласились, не ставя в известность никого, в том числе руководителей полета,
так как боялись, что по политическим соображениям им запретят посещение. И вот теперь они сообщали, что находятся
на Лесной Груди, рассказывали об увиденном (особенно потрясло землян, что в
истории хозяев не было войн), а главное, передавали просьбу лесногрудцев посетить
Землю. Для этого инопланетяне, представители технически гораздо более развитой
цивилизации, чем земная, предлагали создать межзвездную станцию. Мир еще не
знал обо всем этом. Даже правительства сторон, поставленные в известность об
исчезновении космонавтов, не имели сведений о дальнейшем развитии событий.
Ждали решения комиссии. ...А Едигей тем временем вспоминал об
одной давней истории, которую мудро и честно рассудил Казангап. В 1951 г.
прибыла на разъезд семья — муж, жена и двое мальчиков. Абуталип Куттыбаев был
ровесник Едигею. В сарозекскую глухомань они попали не от хорошей жизни:
Абуталип, совершив побег из немецкого лагеря, оказался в сорок третьем среди
югославских партизан. Домой он вернулся без поражения в правах, но затем
отношения с Югославией испортились, 690 и, узнав о его партизанском прошлом, его
попросили подать заявление об увольнении по собственному желанию. Попросили в
одном месте, в другом... Много раз переезжая с места на место, семья Абуталипа
оказалась на разъезде Боранлы-Буранный. Насильно вроде никто не заточал, а
похоже, что на всю жизнь застряли в сарозеках. И эта жизнь была им не под силу:
климат тяжелый, глухомань, оторванность. Едигею почему-то больше всего было
жаль Зарипу. Но все-таки семья Куттыбаевых была на редкость дружной. Абуталип
был прекрасным мужем и отцом, а дети были страстно привязаны к родителям. На
новом месте им помогали, и постепенно они стали приживаться. Абуталип теперь
не только работал и занимался домом, не только возился с детьми, своими и
Едигея, но стал и читать — он ведь был образованным человеком. А еще стал писать
для детей воспоминания о Югославии. Это было известно всем на разъезде. К концу года приехал, как обычно, ревизор.
Между делом расспрашивал и об Абуталипе. А спустя время после его отъезда, 5
января 1953 г., на Буранном остановился пассажирский поезд, у которого здесь
не было остановки, из него вышли трое — и арестовали Абуталипа. В последних
числах февраля стало известно, что подследственный Куттыбаев умер. Сыновья ждали возвращения отца изо дня в
день. А Едигей неотступно думал о Зарипе с внутренней готовностью помочь ей во
всем. Мучительно было делать вид, что ничего особенного он к ней не испытывает!
Однажды он все же сказал ей: «Зачем ты так изводишься?.. Ведь с тобой все мы
(он хотел сказать — я)». Тут с началом холодов снова взъярился Каранар
— у него начался гон. Едигею с утра предстояло выходить на работу, и потому он
выпустил атана. На другой день стали поступать новости: в одном месте Каранар
забил двух верблюдов-самцов и отбил от стада четырех маток, в другом — согнал с
верблюдицы ехавшего верхом хозяина. Затем с разъезда Ак-Мойнак письмом
попросили забрать атана, иначе застрелят. А когда Едигей вернулся домой верхом
на Каранаре, то узнал, что Зарипа с детьми уехали насовсем. Он жестоко избил
Каранара, поругался с Казангапом, и тут Казангап ему посоветовал поклониться в
ноги Укубале и Зарипе, которые уберегли его от беды, сохранили его и свое
достоинство. Вот каким человеком был Казангап, которого
они сейчас ехали хоронить. Ехали — и вдруг наткнулись на неожиданное
препятствие — на изгородь из колючей проволоки. Постовой солдат сообщил им, что
пропустить без пропуска не имеет права. То же подтвердил и начальник караула и
добавил, что вообще кладбище Ана-Бейит подлежит 691 ликвидации, а на его месте будет новый
микрорайон. Уговоры не привели ни к чему. Кандагапа похоронили неподалеку от
кладбища, на том месте, где имела великий плач Найман-Ана. ...Комиссия, обсуждавшая предложение
Лесной Груди, тем временем решила: не допускать возвращения бывших
паритет-космонавтов; отказаться от установления контактов с Лесной Грудью и
изолировать околоземное пространство от возможного инопланетного вторжения
обручем из ракет. Едигей велел участникам похорон ехать на
разъезд, а сам решил вернуться к караульной будке и добиться, чтобы его
выслушало большое начальство. Он хотел, чтобы эти люди поняли: нельзя
уничтожать кладбище, на котором лежат твои предки. Когда до шлагбаума оставалось
совсем немного, рядом взметнулась в небо яркая вспышка грозного пламени. То
взлетала первая боевая ракета-робот, рассчитанная на уничтожение любых
предметов, приблизившихся к земному шару. За ней рванулась ввысь вторая, и еще,
и еще... Ракеты уходили в дальний космос, чтобы создать вокруг Земли обруч. Небо обваливалось на голову, разверзаясь в
клубах кипящего пламени и дыма... Едигей и сопровождавшие его верблюд и
собака, обезумев, бежали прочь. На следующий день Буранный Едигей вновь поехал
на космодром. Фазиль Абдулович Искандер р. 1929
Созвездие Козлотура - Повесть (1966)
Герой повести, от имени которого ведется
повествование, молодой поэт, работавший после института в редакции одной
среднерусской молодежной газеты, был уволен за проявления излишней критичности
и независимости. Не слишком опечалившись по этому поводу и проведя прощальную
ночь с друзьями, он отправился в Москву, чтобы оттуда двинуться на юг, на
родину, в благословенный абхазский город Мухус. В Москве ему удалось напечатать
стихотворение в центральной газете, и оно пошло на родину в качестве визитной
карточки героя, надеявшегося устроиться в республиканскую газету «Красные
субтропики». «Да, да, уже читали», — сказал при встрече редактор газеты
Автандил Автандилович. Редактор привык улавливать веяния из центра. «Кстати, —
продолжил он, — не думаешь ли возвращаться домой?» Так герой стал сотрудником
сельскохозяйственного отдела газеты. Как и мечтал. В те реформистские годы
реформы особенно активно проводились в сельском хозяйстве, и герою хотелось
разобраться в них. Он попал вовремя — как раз проходила компания «по
козлотуризации» сельского хозяйства республики. И главным пропагандистом ее
был заведующий сельхозотделом газеты Платон Самсо- 693 нович, человек в быту тихий и мирный, но в
те недели и месяцы ходивший по редакции лихорадочно возбужденный, с сумрачным
блеском в глазах. Года два назад он напечатал заметку о селекционере,
скрестившем горного тура с домашней козой. В результате появился первый
козлотур. Неожиданно на заметку обратило внимание ответственное лицо из
центра, отдыхавшее у моря. Интересное начинание, между прочим, — таковы были
исторические слова, оброненные им по прочтении заметки. Слова эти стали
заголовком полуполосного очерка в газете, посвященного козлотуру, которому,
возможно, суждено занять достойное место в народном хозяйстве. Ведь он, как говорилось
в статье, в два раза тяжелее обычной козы (решение мясной проблемы),
отличается высокой шерстистостью (подспорье легкой промышленности) и высокой
прыгучестью, что облегчает его выпас на горных склонах. Так началось. Колхозам
было настоятельно рекомендовано поддержать начинание делом. В газете появились
рубрики, регулярно освещавшие проблемы козлотуризации. Кампания набирала ход.
Наконец и нашего героя подключают к работе, — газета командирует его в село
Ореховый Ключ, откуда поступил анонимный сигнал о преследованиях, которым
подвергается несчастное животное со стороны новой колхозной администрации. По
дороге в село из окна автобуса герой смотрит на горы, в которых прошло его
детство. Он вдруг чувствует тоску по тем временам, когда козы еще были козами,
а не козлотурами, а тепло человеческих отношений, их разумность прочно
удерживались самим укладом деревенской жизни. Прием, оказанный ему в колхозном
правлении, слегка озадачил героя. Не отрываясь от телефона, председатель
колхоза приказал сотруднице по-абхазски: «Узнай у этого лоботряса, что ему
нужно». Чтобы не ставить председателя в неудобное положение, герой был вынужден
скрыть свое знание абхазского. В результате он познакомился с двумя версиями
взаимоотношений колхозников с козлотуром. Версия по-русски выглядела вполне
благостно: подхватили инициативу, создаем условия, разрабатываем собственный
рацион кормления, и вообще это, конечно, интересное начинание, но только не для
нашего климата. Но то, что герой увидал сам и что услышал по-абхазски, выглядело
иначе. Козлотур, к которому запустили коз, решительно отказывался от своего на
данный момент основного дела — воспроизведения собственного рода, — он с дикой
яростью кидался на несчастных коз и рогами разбрасывал их по загону.
«Нэнавидит!» — восторженно восклицал председатель по-русски. А по-абхазски
распорядился: «Хватит! А то эта сволочь перекалечит наших коз». Шофер 694 же председателя, тоже по-абхазски,
добавил: «Чтоб я его съел на поминках того, кто это придумал!» Единственным
человеком, который благожелательно отнесся к козлотуру, оказался Вахтанг Бочуа,
приятель героя, безвредный плут и краснобай, а также дипломированный археолог,
объезжавший колхозы с лекциями о козлотуре. «Лично меня привлекает его
шерстистость, — доверительно сказал Вахтанг. — Козлотура надо стричь. Что я и
делаю». Герой оказался в трудной ситуации — он попытался написать статью,
которая содержала бы правду и при этом подходила бы для его газеты. «Вы написали
вредную для нас статью, — заявил Автандил Автандилович, познакомившись с тем,
что получилось у нашего героя. — Она содержит ревизию нашей линии. Я перевожу
вас в отдел культуры». Так закончилось участие героя в реформировании сельского
хозяйства. Платон Самсонович же продолжал развивать и углублять свои идеи, он
решил скрестить козлотура с таджикской шерстяной козой. И вот тут грянула весть
о статье в центральной газете, где высмеивались необоснованные нововведения в
сельском хозяйстве, в том числе и козлотуризация. Редактор собрал коллектив
редакции у себя в кабинете. Предполагалось, что речь пойдет о признании
редакцией своей ошибочной линии, но по мере чтения доставленного редактору
текста установочной статьи голос редактора креп и наливался почти прокурорским
пафосом, и уже казалось, что именно он, Автандил Автандилович, первым заметил
и смело вскрыл порочную линию газеты. Платону Самсоновичу был объявлен строгий
выговор и понижение в должности. Правда, когда стало известно, что после случившегося
Платон Самсонович слегка занемог, редактор устроил его на лечение в один из
лучших санаториев. А газета начала такую же энергичную и вдохновенную борьбу с
последствиями козлотуризации. ...На состоявшемся в те дни в Мухусе
сельскохозяйственном совещании герой снова встретил председателя из Орехового
Ключа. «Рады?» — спросил герой председателя. «Очень хорошее начинание, —
осторожно начал председатель. — Одного боюсь, раз козлотура отменили, значит,
что-то новое будет». — «Напрасно боитесь», — успокоил его герой. Однако прав
оказался лишь отчасти. Оправившийся и набравшийся сил после лечения в
санатории Платон Самсонович поделился с героем своим новым открытием — он
обнаружил в горах какую-то совершенно невероятную пещеру с оригинальнейшей
расцветкой сталактитов и сталагмитов, и если построить туда канатную дорогу,
туристы со всего мира тысячами будут валить в этот подземный дворец, в эту
сказку Шехерезады. Платона Самсоновича 695 не отрезвило резонное замечание героя, что
таких пещер в горах тысячи. «Ничего подобного», — твердо ответил Платон
Самсонович, и герой заметил уже знакомый по «временам козлотура» лихорадочный
блеск в его глазах. Сандро из Чегема - Роман (1973)
«Сандро из Чегема» — цикл из 32 повестей,
объединенных местом (село Чегем и его окрестности, как ближние, скажем,
райцентр Кунгурск или столичный город Мухус (Сухуми), так и дальние — Москва,
Россия и т. д.), временем (XX в. — от начала
до конца семидесятых) и героями: жителями села Чегем, в центре которых род
Хабуга и сам дядя Сандро, а также некоторыми историческими персонажами времен
дяди Сандро (Сталин, Берия, Ворошилов, Нестор Лакоба и др.). Сандро Чегемба, или, как обычно он зовется
в романе, дядя Сандро, прожил почти восемьдесят лет. И был не только красив —
на редкость благообразный старик с короткой серебряной шевелюрой, белыми усами
и белой бородкой; высокий, стройный, одетый с некоторой как бы оперной
торжественностью. Дядя Сандро был еще и знаменит как один из самых
увлекательных и остроумных рассказчиков, мастер ведения стола, как великий
тамада. Рассказать ему было о чем — жизнь дяди Сандро представляла цепь
невероятных приключений, из которых он, как правило, выходил с честью. В
полной мере Сандро начал проявлять свое мужество, ум, могучий темперамент и
склонность к авантюрным приключениям еще в молодости, когда, став любовником
княгини и раненный соперником, пользовался заботливой вначале, а потом и
просто пылкой опекой княгини. В тот же период жизни (времена гражданской войны
в Абхазии) пришлось ему как-то заночевать у армянина-табачника. И той же ночью
нагрянули в дом вооруженные меньшевики с грабежом, который они, как люди
идейные, называли экспроприацией. Обремененный семьей, труженик-табачник очень
рассчитывал на помощь молодого удальца дяди Сандро. И Сандро не уронил себя:
сочетая угрозы и дипломатию, свел набег почти что к гостеванию с выпивкой и
закуской. Но вот чего он не смог, так это предотвратить грабеж: слишком уж
силы были неравные. И когда меньшевики увели четырех из пяти 696 быков табачника, Сандро очень жалел
табачника, понимая, что с одним быком ему уже не поддержать своего хозяйства.
Бессмысленно иметь одного быка, к тому ж Сандро как раз был должен одному человеку
быка. И для того чтобы поддержать свою честь (а возврат долга — дело чести), а
также сообразуясь с жесткой исторической реальностью, последнего быка Сандро
увел с собой. Пообещав, правда, несчастному табачнику всемерную помощь во всем
остальном и впоследствии сдержав свое слово («Сандро из Чегема»). Дядя Сандро вообще всегда старался жить в
ладу с духом и законами своего времени, хотя бы внешне. В отличие от своего
отца, старого Хабуга, позволявшего себе открыто презирать новые власти и
порядки. Когда-то совсем молодым человеком выбрал Хабуг в горах место, ставшее
впоследствии селом Чегем, поставил дом, наплодил детей, развел хозяйство и был
в старости самым уважаемым и авторитетным человеком в селе. Появление колхозов
старый Хабуг воспринял как разрушение самих основ крестьянской жизни, —
перестав быть хозяином на своей земле, крестьянин терял причастность к тайне
плодородия земли, то есть к великому таинству творчества жизни. И тем не менее
мудрый Хабуг вступил в колхоз — высшим своим долгом он считал сохранение рода.
В любых условиях. Даже если власть захватили городские недоумки («Рассказ мула
старого Хабуга», «История молельного дерева»). Или откровенные разбойники
вроде Большеусова (Сталина). А именно в качестве грабителя предстал однажды
перед дядей Сандро в его детстве молодой экспроприатор Сталин. Ограбив
пароход, а затем уходя с награбленным от погони, убив всех свидетелей, а
заодно и своих соратников, Сталин вдруг наткнулся на мальчика, пасшего скот. Оставлять
в живых свидетеля, даже такого маленького, было опасно, но у Сталина не было
времени. Торопился очень. «Скажешь обо мне — убью», — пригрозил он мальчику.
Дядя Сандро помнил этот эпизод всю жизнь. Но оказалось, что и у Сталина была
хорошая память. Когда Сандро, уже известный танцовщик в ансамбле Платона
Панцулая, танцевал с ансамблем во время ночного пиршества вождей и оказался
перед самым великим и любимым вождем, тот, вдруг помрачнев, спросил: «А где я
мог тебя видеть, джигит?» И пауза, потом последовавшая, была, может быть, самым
страшным моментом в жизни дяди Сандро. Но он нашелся: «Нас в кино снимали,
товарищ Сталин» («Пиры Валтасара»). И во второй раз, когда вождь выехал на
рыбалку, то есть сидел на бережку и смотрел, как специально обученный для
этого дядя Сандро взрывчаткой глушил для него в ручье форель, он снова озаботился
вопросом: «Где я мог тебя видеть?» — 697 «Мы танцевали перед Вами». — «А раньше?» —
«В кино». И снова Сталин успокоился. Даже подарил дяде Сандро теплые
кремлевские кальсоны. И вообще, по мнению дяди Сандро, та рыбалка, возможно,
сыграла решающую роль в судьбе его народа: почувствовав симпатию к этому
абхазцу, Сталин решил отменить депортацию этой нации, хотя уже стояли наготове
составы на станциях Эшеры и Келасури («Дядя Сандро и его любимец»). Но не только со Сталиным пересекались пути
дяди. Помогал дядя Сандро в охоте и Троцкому. Был в любимцах Нестора Лакобы, а
еще до революции встречался однажды с принцем Ольденбургским. Принц,
вдохновленный примером Петра Первого, решил создать в Гагре живую модель
идеального монархического государства, заводя мастерские, культивируя особый
стиль человеческих взаимоотношений, украшая здешние места парками, прудами,
лебедями и прочим. Как раз пропавшего лебедя и доставил Сандро принцу, и по
этому поводу была у них беседа, и принц подарил дяде Сандро цейсовский бинокль
(«Принц Ольденбургский»). Бинокль этот сыграл большую роль в жизни дяди Сандро.
Помог разглядеть сущность новой власти и как бы заранее выработать необходимые
в условиях грядущей жизни модели поведения. С помощью этого бинокля дядя
разведал тайну строившегося в селе на реке Кодор деревянного броневика,
грозного оружия меньшевиков в предстоящих боях с большевиками. И когда Сандро
ночью добрался до большевиков, чтобы рассказать комиссару о тайне меньшевиков и
дать совет, как противостоять грозному оружию, комиссар, вместо того чтобы с
вниманием и благодарностью выслушать и учесть сказанное дядей Сандро, вдруг
выхватил пистолет. И ведь из-за полной ерунды — плетка, которой дядя Сандро
похлопывал себя по голенищу, не понравилась. Сандро вынужден был спасать свою
жизнь бегством. Из чего он сделал верное заключение: что власть будет,
во-первых, крутая (чуть что, сразу за пистолет), а во-вторых, дурная, то есть
умными советами пренебрегающая («Битва на Кодоре»), И еще дядя Сандро понял, что инициатива в
новой жизни наказуема, и потому, став колхозником, на общественных работах
особенно себя не измождал. Он предпочитал проявлять другие свои таланты —
балагура, рассказчика, отчасти — авантюриста. Когда обнаружилось, что старый
грецкий орех, молельное дерево в их селе, издает при ударе странный звук,
отчасти напоминающий слово «кумхоз» и тем самым как бы намекающий на
неизбежность вступления в колхозы, то в качестве хранителя и отчасти гида при
этом историко-природном феномене оказался не кто иной, как Сандро. И именно это
дерево сыграло и печальную и полезную роль в его судьбе: когда мест- 698 ные комсомольцы в антирелигиозном порыве
сожгли дерево, из него выпал скелет неизвестного человека. Тут же возникло
предположение, что это обгоревший труп недавно исчезнувшего с деньгами
бухгалтера и что убил его Сандро. Сандро отвезли в город и посадили в тюрьму. В
тюрьме он держался достойно, а бухгалтера вскоре нашли живым и невредимым. Но
во время заключения дядя встретился с навешавшим райцентр Нестором Лакобой,
тогдашним руководителем Абхазии. Во время застолья, сопровождавшего эту
встречу, Сандро блеснул своими талантами танцора. И восхищенный Лакоба взялся
устроить его в знаменитый ансамбль песни и пляски Платона Панцулая. Дядя Сандро
переехал в Мухус («История молельного дерева»). Однажды он вызвал отца на
совет, покупать ему, теснившемуся с дочкой и женой в коммунальной квартире, или
не покупать предложенный властями прекрасный дом с садом. Дело в том, что это
был дом репрессированных. Старый Хабуг был возмущен этической глухотой сына.
«В старые времена, когда убивали кровника, тело привозили к родственникам, не
тронув на его одежде и вещах ни пуговицы; а теперь убивают невинных, а вещи
бессовестно делят между собой. Если пойдешь на это, в дом свой больше не пущу.
Лучше тебе вообще уехать из города, раз уж такая здесь пошла жизнь. Притворись
больным, и тебя отпустят из ансамбля», — сказал тогда старый Хабуг сыну
(«Рассказ мула старого Хабуга»). Так дядя Сандро вернулся в село и
продолжил свою деревенскую жизнь и, воспитание красавицы дочки Тали, любимицы
семьи и всего Чегема. Единственное, что могло не понравиться родственникам и
односельчанам, — это ухаживания полукровки Баграта из соседнего села. Не о
таком женихе для Тали мечтал дед. И вот в день, который должен был стать
триумфальным и для самой Тали, и для всего ее семейства, — в день, когда она
победила на соревнованиях сборщиц табака, как раз за несколько минут перед
торжественной церемонией награждения ее патефоном, девушка отлучилась на
минутку (переодеться) и исчезла. И всем стало ясно — бежала с Багратом. Односельчане
ринулись в погоню. Целую ночь длились поиски, и к утру, когда следы беглецов
были обнаружены, старый охотник Тендел обследовал поляну, на которой
останавливались влюбленные, и провозгласил: «Мы собирались пролить кровь
похитителя нашей девочки, но не ее мужа». — «Успел?» — спросили у него. «Еще
как». И преследователи со спокойной совестью вернулись в село. Хабуг вычеркнул
из сердца стою любимицу. Но через год к их двору подскакал всадник из села, где
жили теперь Баграт и Тали, дважды выстрелил в воздух и выкрикнул: «Наша Тали
двух мальчиков родила». 699 И Хабуг начал думать, чем помочь любимой
внучке... («Тали — чудо Чегема»), Впрочем, надо признать, что в девочке
сказалась кровь ее родителей, ибо история женитьбы дяди Сандро была не менее
причудлива. Друг дяди Сандро и князь Аслан попросил помочь ему в похищении
невесты. Сандро, естественно, согласился. Но когда он познакомился с
избранницей Аслана Катей и провел с ней некоторое время, он почувствовал себя
влюбленным. И девушка — тоже. О том, чтобы во всем признаться Аслану, Сандро
даже мысли не допускал. Законы дружбы святы. Но и девушку отпускать было
нельзя. Тем более что она верила Сандро, сказавшему, что он что-нибудь придумает.
И вот решающая минута приблизилась, а Сандро так ничего и не придумал. Помог
случай и вдохновение. Нанятый для умыкания девушки Кати головорез Теймыр
притащил к спрятавшимся похитителям не Катю, а ее подругу. Перепутал девушек.
Но тут же кинулся исправлять ошибку. Таким образом, перед похитителями стояли
две молоденькие девушки. Тут Сандро и осенило, он отвел друга в сторону и
спросил, не смущает ли его то, что в жилах Кати течет эндурская кровь. Князь
пришел в ужас — женитьба на бедной еще сошла бы ему с рук, и ситуация с
мнимым похищением второй девушки могла бы как-то разрядиться, но предстать
перед родителями с невестой-эндуркой?! Такого позора они не переживут. «Что
делать?» — в отчаянии спросил князь. «Я спасу тебя, — заявил дядя Сандро. — Я
женюсь на Кате, а ты бери в жены вторую». Так и поступили. Правда, вскоре дядя
Сандро узнал, что в его невесте действительно есть эндурская кровь, но было
поздно. Дядя Сандро мужественно перенес этот удар. А это действительно было
ударом. Абхазцы мирно жили с самыми разными нациями — с греками, турками,
грузинами, армянами, евреями, русскими и даже с эстонцами, но вот эндурцев они
боялись и не любили. И пересилить этого не могли. Эндурцы это такая очень-очень
похожая на абхазцев нация — с одним языком, образом жизни, обычаями, но при
этом — очень плохая нация. Эндурцы хотят взять власть над всеми настоящими
абхазцами. Однажды сам повествователь, попытавшийся оспорить дядю Сандро,
утверждавшего, что всю власть в Абхазии захватили эндурцы, решил пройтись по
кабинетам одного очень высокого учреждения и посмотреть, кто в этих кабинетах
сидит. И в тот момент все увиденные им в кабинетах люди показались его
разгоряченному взгляду эндурцами. Очень заразная болезнь, оказывается
(«Умыкание, или Загадка эндурцев»). ...Еще в молодости осознав, что власть эта
— всерьез и надолго, дядя Сандро интуитивно выбирал тот стиль жизни, который
позволил бы ему прожить свою жизнь в свое удовольствие (жизнь — она важ- 700 нее политических страстей) и при этом не
изменять себе, заветам своих предков. И проделал это с блеском. В какие только
ситуации, порой очень и очень двусмысленные, не ставила его жизнь, ни разу дядя
Сандро не уронил своего достоинства. Ни когда по заданию Лакобы ночью с
пистолетом и закрытым лицом проникал в комнату почтенного старца Логидзе,
чтобы выведать у него для новых властей тайну изготовления знаменитых
прохладительных напитков Логидзе; ни когда возил в Москву гору «неофициальных
посылок-подарков» от ответственных лиц Абхазии более ответственным лицам в Москве.
Ни когда добывал для своего непутевого племянника-писателя (как раз и
описавшего жизнь дяди Сандро) нужный документ, который бы уберег племянника от
козней Идеологических Надсмотрщиков и от КГБ. А сделать это было трудно:
человек, имевший доступ к нужному документу, наотрез отказался предоставить
его, и пришлось дяде Сандро помочь этому человеку в свалившемся вдруг на него
горе — разыскивать бесследно исчезнувшего любимого пса. Разумеется, дядя Сандро
нашел пса и получил нужные бумаги. «Где ты нашел собаку?» — спросил у дяди
Сандро племянник, и тот ответил с великолепной небрежностью. «Где спрятал, там
и нашел», — был ответ («Дядя Сандро и конец козлотура»). Не только делом, но и
мудрым советом помогал он племяннику: «Можешь писать все, что угодно, но против
линии не иди; линию не трогай, они этого очень не любят». Тайно (и не слишком тайно) презирая
умственные способности новой власти — в этом, кстати, он мог и находил
единомышленников даже среди представителей правящих в Абхазии слоев, — дядя Сандро
всегда пользовался уважением и расположением этих самых властей. Вообще дядя
Сандро умел ладить со всеми — от мудрых чегемских старожилов до откровенных
авантюристов и полумафиози. Было нечто в характере дяди Сандро, что роднило его
с самыми разными персонажами: и с неукротимым забиякой и острословом, старым
чегемцем Колчеруким, и с беспечным гулякой-горожанином, табачником Колей
Зархиди, и с абхазским жизнелюбцем-казановой Маратом, и с представляющим в
романе высшие эшелоны нынешней власти, сибаритом и лукавым умницей Абесаломоном
Нартовичем. И даже с полумафиозным барменом Адгуром, порождением уже нашей
позднейшей действительности, который сумел сохранить горские представления о
товариществе, гостеприимстве и законах чести. И еще с несколькими десятками
персонажей, соседствующих с дядей Сандро на страницах эпопеи Фазиля Искандера.
Иными словами, на страницах этой книги — Абхазия и абхазский характер XX века. 701 Защита Чика - Рассказ (1983)
У Чика случилась ужасная неприятность.
Учитель русского языка Акакий Македонович сказал, чтобы он привел в школу
кого-нибудь из родителей. У учителя была привычка в стихотворной форме писать
правила грамматики, а ученики должны были заучивать это стихотворение, а
заодно и правило. Акакий Македонович гордился своим стихотворным даром,
ученики же посмеивались. На этот раз стихотворение было такое, что Чик просто
трясся от смеха. И учитель не выдержал: «Что там смешного, Чик?» Поскольку Чик
еще не имел представления об авторском самолюбии, он взялся объяснить, чем
смешны эти стихи. И возможно, Акакий Македонович смог бы дать отповедь
критикану, но прозвенел звонок. «Придется поговорить с твоими родителями», —
сказал он. Но это было невозможно. Для тетушки, воспитывавшей Чика и
гордившейся его хорошей учебой и поведением, вызов в школу был бы немыслимым
потрясением. «Что же делать?» — с отчаянием думал Чик, уединившись на верхушке
груши, где виноградные лозы образовывали удобное пружинистое ложе. Тягостные раздумья не мешали Чику
наблюдать за жизнью их двора. За тем, как вернулся с работы торговец сластями
Алихан и сидит сейчас, опустив ноги в тазик с горячей водой и играет в нарды с
Богатым Портным. Или за своим сумасшедшим дядей Колей, у которого случайный
прохожий пытается выяснить какой-то адрес, а Богатый Портной посмеивается,
наблюдая эту сцену. «Отстань!» — наконец громко сказал дядя Коля по-турецки,
отмахиваясь от прохожего. Небольшой словарь дяди Коли, по подсчетам Чика,
составляли около восьмидесяти слов из абхазского, турецкого и русского языков.
С прохожим заговорил Богатый Портной, и вот тут Чика осенила гениальная идея:
в школу он поведет дядю Колю. Надо только выманить его со двора. Самый лучший
способ — пообещать лимонад. Больше всего на свете дядя Коля любит лимонад. Но
где взять деньги? Дома не попросишь. Деньги нужно выпросить у приятеля Оника.
Но что предложить взамен? И Чик вспомнил про теннисный мяч, застрявший на
крыше у водосточной трубы, — должен же его когда-то смыть дождь. Чик подошел к Онику: «Мне позарез нужны
сорок копеек. Я тебе продаю теннисный мяч». — «А что, он уже выкатился?» —
«Нет, — честно сказал Чик, — но скоро начнутся ливни, и он обязательно вы- 702 скочит». — «Все-таки неясно, выкатится или
нет». — «Выкатится, — убежденно сказал Чик. — Если тебе жалко денег, так я у
тебя потом выкуплю мяч». — «А когда выкупишь?» — оживился Оник, «Не знаю. Но
ведь чем дольше я не буду выкупать, тем дольше ты будешь пользоваться
бесплатным мячом». Оник побежал за деньгами. На следующее утро, выбрав момент, Чик
подошел к дяде Коле, показал деньги и громко сказал: «Лимонад». «Лимонад? —
обрадованно переспросил дядя. — Пошли». И добавил по-турецки: «Мальчик
хороший». На улице Чик вынул из портфеля заранее
упакованный отцовский пиджак. «Можно?» — спросил дядя и радостно посмотрел на Чика.
Дядюшку распирала радость. В магазине продавец Месроп открыл две бутылки
лимонада. Дядя быстро налил в стакан желтый бурлящий лимонад и так же быстро
выпил. После первой бутылки он сделал передышку и, слегка опьянев от выпитого,
попытался объяснить продавцу, что Чик довольно добрый мальчик. После второй
бутылки дядя был в восторге, и когда они вышли из магазина, Чик показал в сторону
школы: «Пойдем в школу». Перед учительской на открытой веранде
прогуливались учителя. «Здравствуйте, Акакий Македонович, — сказал Чик. — Это
мой дядя. Он плохо слышит». Учитель, взяв под руку дядю, начал прогуливаться
по веранде. До Чика доносились слова: «Что он нашел смешного в этих стихах?..
Сказывается влияние улицы». По лицу дяди было заметно, что он доволен разговором,
который ведет с ним серьезный взрослый человек. «Улица, улица», — повторил
дядя по-русски знакомое слово. «Надеюсь, Чик, ты осознал свое поведение», —
остановился наконец против него учитель. «Да», — ответил Чик. «Не скрою, —
продолжил учитель, — твой дядя показался мне странным». — «Он малограмотный».
— «Да это заметно». И Чик начал уводить дядю со двора школы. Внезапно дядя
остановился у колонки и начал мыть руки. Чик украдкой оглянулся и, встретив
недоумевающий взгляд Акакия Македоновича, слегка пожал плечами, как бы давая
знать, что необразованные люди всегда моют руки, как только попадается им под
руки какая-нибудь колонка. Наконец Чик вывел дядю на улицу и направил его в
сторону дома. Быстрой походкой дядя удалялся.
Прозвенел звонок, и счастливый Чик побежал в свой класс. 703 Кролики и удавы - Философская сказка (1982)
События происходят много лет назад в одной
далекой африканской стране. Удавы без устали охотятся за кроликами, а обезьяны
и слоны соблюдают нейтралитет. Несмотря на то что кролики обычно очень быстро
бегают, при виде удавов они словно впадают в оцепенение. Удавы не душат
кроликов, а как бы гипнотизируют их. Однажды юный удав задается вопросом,
почему кролики поддаются гипнозу и не было ли попыток бунта. Тогда другой удав,
по прозвищу Косой, хотя на самом деле он одноглазый, решается поведать своему
юному другу «удивительный рассказ» о том, как проглоченный им кролик внезапно
взбунтовался прямо у него в животе, не желал там «утрамбовываться» и «не
переставая вопил» из его живота всякие дерзости. Тогда глава удавов, Великий
Питон, приказал выволочь Косого на Слоновую Тропу, чтобы слоны «утрамбовали»
дерзкого кролика, пусть ценой здоровья и даже жизни «жалкого» удава Косого, ибо
«удав, из которого говорит кролик, это не тот удав, который нам нужен». Очнулся
несчастный удав лишь через две недели и уже одноглазым, не помня, в какой
момент из него выпрыгнул дерзкий кролик. Рассказ Косого подслушивает кролик,
которого зовут Задумавшийся, так как он много думает; в результате длительных
размышлений этот кролик приходит к смелому выводу и сообщает о нем потрясенным
удавам: «Ваш гипноз — это наш страх. Наш страх — это ваш гипноз». С этой
сенсационной новостью Задумавшийся спешит к другим кроликам. Рядовые кролики в
восторге от идеи Задумавшегося, однако Королю кроликов такое свободомыслие не
по вкусу, и он напоминает кроликам, что хотя «то, что удавы глотают кроликов,
— это ужасная несправедливость», но за эту несправедливость кролики пользуются
«маленькой, но очаровательной несправедливостью, присваивая нежнейшие продукты
питания, выращенные туземцами»: горох, капусту, фасоль, и если отменить одну
несправедливость, то необходимо отменить и вторую. Опасаясь разрушительной силы
всего нового, а также утраты собственного авторитета в глазах рядовых кроликов,
Король призывает кроликов довольствоваться тем, что есть, а также вечной мечтой
о выращивании в ближайшем будущем вкуснейшей Цветной Капусты. Кролики
чувствуют, что «в словах Задумавшегося есть какая-то соблазнительная, но
чересчур тревожащая истина, а в словах Короля какая-то скучная, но зато
успокаивающая правда». Хотя для рядовых кроликов Задумавшийся все
же герой, Король 704 решает тайком устранить его и
подговаривает бывшего друга Задумавшегося, а ныне — приближенного ко двору и
фаворита Королевы по имени Находчивый предать опального кролика, для чего
необходимо громко прочитать в джунглях сочиненный придворным Поэтом стих с
«намеками» на местонахождение Задумавшегося. Находчивый соглашается, и однажды,
когда Задумавшийся и его ученик по имени Возжаждавший размышляют, как устранить
несправедливость из жизни кроликов, к ним подползает юный удав. Задумавшийся
решает поставить эксперимент, чтобы доказать свою теорию об отсутствии гипноза,
и действительно не поддается гипнозу удава. Раздосадованный удав рассказывает
кроликам о предательстве Находчивого, и Задумавшийся, искренне любящий родных
кроликов и глубоко потрясенный подлостью Короля и самим фактом предательства,
решает принести себя в жертву удаву, чей инстинкт оказывается сильнее доводов
рассудка, и юный удав, к ужасу Возжаждавшего, помимо собственной воли съедает
«Великого кролика». Задумавшийся перед смертью завещает верному ученику свое
дело, как бы передавая ему «весь свой опыт изучения удавов». Тем временем юный удав, осмелев после
поедания Задумавшегося, приходит к выводу, что удавами должен править удав, а
не какой-то там инородный Питон. За такую дерзкую мысль удава ссылают в пустыню.
Туда же за предательство ссылают и Находчивого (Король открестился от него).
Изголодавшийся удав вскоре придумывает новый метод поедания кроликов — через
удушение — и глотает изумленного Находчивого. Удав логично решает, что с
«таким гениальным открытием» Великий Питон его «примет с распростертыми объятиями»,
и возвращается из пустыни. А между тем в джунглях Возжаждавший ведет
огромную воспитательную работу среди кроликов — он даже готов в качестве
эксперимента пробежать по телу удава в обе стороны. В эпоху умирания гипноза
царит полный хаос: «открытие Задумавшегося относительно гипноза да еще обещания
Возжаждавшего пробежать по удаву туда и обратно во многом расшатали сложившиеся
веками отношения между кроликами и удавами». В результате появляется «огромное
количество анархически настроенных кроликов, слабо или совсем не поддающихся
гипнозу». Но королевство кроликов не разваливается именно благодаря возвращению
Удава-Пустынника. Он предлагает метод удушения кроликов и демонстрирует его на
Косом, так что тот испускает дух. После этого Великий Питон прощает Пустынника
и назначает его своим заместителем. Вскоре Пустынник сообщает удавам о смерти
Великого Питона и о том, что, согласно воле покойного, 705 он, Великий Пустынник, будет управлять
ими. Пока удавы совершенствуются в технике удушения, прославляя нового
правителя, Король кроликов догадывается и оповещает кроликов о надвигающейся
опасности, предлагая старый, но единственный метод борьбы с удавами —
«размножаться с опережением». Интересно, что и кролики, и удавы сожалеют
о старых добрых временах. Деятельность Возжаждавшего теперь, когда удавы душат
всех подряд, имеет «все меньше и меньше успеха». Кролики идеализируют эпоху
гипноза, потому что тогда умирающий не чувствовал боли и не сопротивлялся,
удавы — потому что было легче ловить кроликов, но и те и другие сходятся на
том, что раньше был порядок. Р. S. Позднее автору суждено было убедиться в научной правоте
наблюдений Задумавшегося: один знакомый змеевед «с презрительной уверенностью»
сообщил ему, «что никакого гипноза нет, что все это легенды, дошедшие до нас от
первобытных дикарей». Василий Макарович Шукшин 1929-1974
Обида - Рассказ
(1971)
Сашку Ермолаева обидели. В субботу утром
он собрал пустые бутылки из-под молока и сказал маленькой дочери: «Маша,
пойдешь со мной?» — «Куда? Гагазинчик?» — обрадовалась девочка. «И рыбы
купите», — заказала жена. Саша с дочкой пошли в магазин. Купили молока, масла,
пошли смотреть рыбу, а там за прилавком — хмурая тетя. И почему-то продавщице
показалось, что это стоит перед ней тот самый парень, что вчера дебош пьяный в
магазине устроил. «Ну как — ничего? — ядовито спросила она. — Помнишь про
вчерашнее?» Сашка удивился, а та продолжала: «Чего глядишь?.. Глядит, как
Исусик...» Почему-то Сашка особенно оскорбился за этого «Исусика». «Слушайте,
вы, наверно, сами с похмелья?.. Что вчера было?» Продавщица засмеялась:
«Забыл». — «Что забыл? Я вчера на работе был!» — «Да? И сколько плотют за такую
работу?.. Да еще стоит, рот разевает с похмелья!» Сашку затрясло. Может, оттого
он так остро почувствовал обиду, что последнее время наладился жить хорошо,
забыл даже, когда выпивал... И оттого, что держал в руке маленькую руку
дочери. «Где у вас директор?» И Саша ринулся в служебное помещение. Там сидела
другая женщина, завотделом: «В чем 707 дело?» — «Понимаете, — начал Сашка, —
стоит... и начинает ни с того ни с сего... За что?» — «Вы спокойнее, спокойнее.
Пойдемте выясним». Сашка и завотделом прошли в рыбный отдел. «Что тут такое?» —
спросила завотделом у продавца. «Напился вчера, наскандалил, а сегодня я
напомнила, так еще вид возмущенный делает». Сашку затрясло: «Да не был я вчера
в магазине! Не был! Вы понимаете?» А между тем сзади уже очередь образовалась.
И стали раздаваться голоса: «Да хватит вам: был, не был!» «Но как же так, —
обратился Сашка к очереди. — Я вчера и в магазине не был, а мне скандал
какой-то приписывают». — «Раз говорят, что был, — ответил пожилой человек в
плаще, — значит, был». — «Да вы что?» — попытался что-то еще сказать Сашка, но
понял, что бесполезно. Эту стенку из людей не прошибешь. «Какие дяди плохие», —
сказала Маша. «Да, дяди... тети...» — бормотал Сашка. Он решил дождаться этого в плаще и
спросить, зачем он угодничает перед продавцом, ведь так мы и плодим хамов. И
тут вышел этот пожилой, в плаще. «Слушайте, — обратился к нему Сашка, — хочу
поговорить с вами. Почему вы заступились за продавца? Я ведь действительно не
был вчера в магазине». — «Иди проспись сначала! Он еще будет останавливать...
Поговоришь у меня в другом месте», — заговорил мужчина в плаще и тут же кинулся
в магазин. Милицию пошел вызывать, понял Сашка и, даже немного успокоившись,
пошел с Машей домой. Он задумался о том человеке в плаще: ведь мужик. Жил
долго. И что осталось: трусливый подхалим. А может, он и не догадывается, что
угодничать нехорошо. Сашка и раньше видел этого человека, он из дома напротив.
Узнав во дворе у мальчишек фамилию этого человека — Чукалов — и номер квартиры,
Сашка решил сходить объясниться. Чукалов, открыв дверь, сразу же позвал
сына: «Игорь, вот этот человек обхамил меня в магазине». — «Да это меня
обхамили в магазине, — попытался объясниться Сашка. — Я хотел спросить, почему
вы... подхалимничаете?» Игорь сгреб его за грудки — раза два стукнул головой о
дверь, протащил к лестнице и спустил вниз. Сашка чудом удержался на ногах —
схватился за перила. Все случилось очень скоро, ясно заработала голова:
«Довозмущался. Теперь унимай душу!» Сашка решил сбегать домой за молотком и
разобраться с Игорем. Но едва выскочил он из подъезда, как увидел летящую по
двору жену. У Сашки подкосились ноги: с детьми что-то случилось. «Ты что? —
спросила она заполошно. — Опять драку затеял? Не притворяйся, я
тебя знаю. На тебе лица нет». Сашка молчал. Теперь, пожалуй, ниче- 708 го не выйдет, «Плюнь, не заводись, —
взмолилась жена. — О нас подумай. Неужели не жалко?» У Сашки навернулись
слезы. Он нахмурился, сердито кашлянул. Дрожащими пальцами вытащил сигарету,
закурил. И покорно пошел домой. Материнское сердце - Рассказ (1969)
Витька Борзёнков поехал на базар в
районный город, продал сала на сто пятьдесят рублей (он собирался жениться,
позарез нужны были деньги) и пошел в винный ларек «смазать» стакан-другой
красного. Подошла молодая девушка, попросила: «Разреши прикурить». «С похмелья?»
— прямо спросил Витька. «Ну», — тоже просто ответила девушка. «И похмелиться не
на что, да?» — «А у тебя есть?» Витька купил еще. Выпили. Обоим стало хорошо.
«Может, еще?» — спросил Витька. «Только не здесь. Можно ко мне пойти». В груди
у Витьки нечто такое — сладостно-скользкое — вильнуло хвостом. Домик девушки
оказался чистеньким — занавесочки, скатерочки на столах. Подружка появилась.
Разлили вино. Витька прямо за столом целовал девушку, а та вроде отталкивала, а
сама льнула, обнимала за шею. Что было потом, Витька не помнит — как отрезало.
Очнулся поздно вечером под каким-то забором. Голова гудела, во рту пересохло.
Обшарил карманы — денег не было. И пока дошел он до автобусной станции, столько
злобы накопил на городских прохиндеев, так их возненавидел, что даже боль в
голове поунялась. На автобусной станции Витька купил еще бутылку, выпил ее всю
прямо из горлышка и отшвырнул в скверик. «Там же люди могут сидеть», — сказали
ему. Витька достал свой флотский ремень, намотал на руку, оставив свободной
тяжелую бляху. «Разве в этом вшивом городишке есть люди?» И началась драка. Прибежала милиция, Витька
сдуру ударил бляхой одного по голове. Милиционер упал... И его отвезли в КПЗ. Мать Витькина узнала о несчастье на другой
день от участкового. Витька был ее пятым сыном, выходила его из последних сил,
получив с войны похоронку на мужа, и он крепкий вырос, ладный собой, добрый.
Одна беда: как выпьет — дурак дураком становится. «Что же ему теперь за это?» —
«Тюрьма. Лет пять могут дать». Мать кинулась 709 в район. Переступив порог милиции, упала
мать на колени, запричитала: «Ангелы вы мои милые, да разумные ваши
головушки!.. Простите его, окаянного!» «Ты встань, встань, здесь не церква, —
сказали ей. — Ты погляди на ремень твоего сына — таким ведь и убить можно. Сын
твой троих человек в больницу отправил. Не имеем мы права таких отпускать». —
«А к кому же мне теперь идти?» — «Иди к прокурору». Прокурор разговор начал с
нею ласково: «Много вас, детей, в семье у отца росло?» «Шестнадцать, батюшка».
— «Вот! И слушались отца. А почему? Никому не спускал, и все видели, что
шкодить нельзя. Так и в обществе — одному спустим с рук, другие начнут». Мать
поняла только, что и этот невзлюбил ее сына. «Батюшка, а выше тебя есть кто?»
— «Есть. И много. Только обращаться к ним бесполезно. Никто суд не отменит». —
«Разреши хоть свиданку с сыном». — «Это можно». С бумагой, выписанной прокурором, мать
снова отправилась в милицию. В глазах ее все туманилось и плыло, она молча
плакала, вытирая слезы концами платка, но шла привычно скоро. «Ну что прокурор?»
— спросили ее в милиции. «Велел в краевые организации ехать, — слукавила мать.
— А вот — на свиданку». Она подала бумагу. Начальник милиции немного удивился,
и мать, заметив это, подумала: «А-а». Ей стало полегче. За ночь Витька
осунулся, оброс — больно смотреть. И мать вдруг перестала понимать, что есть на
свете милиция, суд, прокурор, тюрьма... Рядом сидел ее ребенок, виноватый,
беспомощный. Мудрым сердцем своим поняла она, какое отчаяние гнетет душу сына.
«Все прахом! Вся жизнь пошла кувырком!» — «Тебя как вроде уже осудили! —
сказала мать с укором. — Сразу уж — жизнь кувырком. Какие-то слабые вы... Ты
хоть сперва спросил бы: где я была, чего достигла?» — «Где была?» — «У
прокурора... Пусть, говорит, пока не переживает, пусть всякие мысли выкинет из
головы... Мы, дескать, сами тут сделать ничего не можем, потому что не имеем
права. А ты, мол, не теряй времени, а садись и езжай в краевые организации...
Счас я, значит, доеду до дому, характеристику на тебя возьму. А ты возьми да в
уме помолись. Ничего, ты — крещеный. Со всех сторон будем заходить. Ты,
главное, не задумывайся, что все теперь кувырком». Мать встала с нар, мелко перекрестила сына
и одними губами прошептала: «Спаси тебя Христос», Шла она по коридору и опять
ничего не видела от слез. Жутко становилось. Но мать — действовала. Мыслями она
была уже в деревне, прикидывала, что ей нужно сде- 710 лать до отъезда, какие бумаги взять. Знала
она, что останавливаться, впадать в отчаяние — это гибель. Поздним вечером она
села в поезд и поехала. «Ничего, добрые люди помогут». Она верила, что помогут. Срезал - Рассказ
(1970)
К старухе Агафье Журавлевой приехал сын
Константин Иванович. С женой и дочкой. Попроведать, отдохнуть. Подкатил на
такси, и они всей семьей долго вытаскивали чемоданы из багажника. К вечеру в
деревне узнали подробности: сам он — кандидат, жена тоже кандидат, дочь —
школьница. Вечером же у Глеба Капустина на крыльце
собрались мужики. Как-то так получилось, что из их деревни много вышло знатных
людей — полковник, два летчика, врач, корреспондент. И так повелось, что,
когда знатные приезжали в деревню и в избе набивался вечером народ, приходил
Глеб Капустин и с р е з а л знатного гостя. И вот теперь приехал кандидат
Журавлев... Глеб вышел к мужикам на крыльцо, спросил:
«Гости к бабке Агафье приехали?» «Кандидаты!» — «Кандидаты? — удивился Глеб. —
Ну пошли проведаем кандидатов». Получалось, что мужики ведут Глеба, как
опытного кулачного бойца. Кандидат Константин Иванович встретил
гостей радостно, захлопотал вокруг стола. Расселись. Разговор пошел дружнее,
стали уж забывать про Глеба Капустина... И тут он попер на кандидата. «В какой
области выявляете себя? Философия?» — «Можно и так сказать». — «И как сейчас
философия определяет понятие невесомости?» — «Почему — сейчас?» — «Но ведь
явление открыто недавно. Натурфилософия определит это так, стратегическая
философия — совершенно иначе...» — «Да нет такой философии — стратегической, —
заволновался кандидат. — Вы о чем вообще-то?» — «Да, но есть диалектика
природы, — спокойно, при общем внимании продолжал Глеб. — А природу определяет
философия. Поэтому я и спрашиваю, нет ли растерянности среди философов?»
Кандидат искренне засмеялся. Но засмеялся один и почувствовал неловкость.
Позвал жену: «Валя, тут у нас какой-то странный разговор!» «Хорошо, — продолжал
Глеб, — а 711 как вы относитесь к проблеме шаманизма?» —
«Да нет такой проблемы!» — опять сплеча рубанул кандидат. Теперь засмеялся
Глеб: «Ну на нет и суда нет. Проблемы нет, а эти... танцуют, звенят бубенчиками.
Да? Но при же-ла-нии их как бы и нет. Верно... Еще один вопрос: как вы
относитесь к тому, что Луна тоже дело рук разума. Что на ней есть разумные
существа». — «Ну и что?» — спросил кандидат. «А где ваши расчеты естественных
траекторий? Как вообще ваша космическая наука сюда может быть приложена?» — «Вы
кого спрашиваете?» — «Вас, мыслителей. Мы-то ведь не мыслители, у нас зарплата
не та. Но если вам интересно, могу поделиться. Я предложил бы начертить на
песке схему нашей Солнечной системы, показать, где мы. А потом показать, по
каким законам, скажем, я развивался». — «Интересно, по каким же?» — с иронией
спросил кандидат и значительно посмотрел на жену. Вот это он сделал зря, потому
что значительный взгляд был перехвачен. Глеб взмыл ввысь и оттуда ударил по
кандидату: «Приглашаете жену посмеяться. Только, может быть, мы сперва научимся
хотя бы газеты читать. Кандидатам это тоже бывает полезно...» — «Послушайте!» —
«Да нет уж, послушали. Имели, так сказать, удовольствие. Поэтому позвольте вам
заметить, господин кандидат, что кандидатство — это не костюм, который купил —
и раз и навсегда. И даже костюм время от времени надо чистить. А уж
кандидатство-то тем более... поддерживать надо». На кандидата было неловко смотреть, он
явно растерялся. Мужики отводили глаза. «Нас, конечно, можно удивить,
подкатить к дому на такси, вытащить из багажника пять чемоданов... Но... если
приезжаете в этот народ, то подготовленней надо быть. Собранней. Скромнее». —
«Да в чем же наша нескромность?» — не выдержала жена кандидата. «А вот когда
одни останетесь, подумайте хорошенько. До свидания. Приятно провести отпуск...
среди народа!» Глеб усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он не слышал, как потом мужики, расходясь
от кандидата, говорили: «Оттянул он его!.. Дошлый, собака. Откуда он про
Луну-то знает?.. Срезал». В голосе мужиков даже как бы жалость к кандидатам,
сочувствие. Глеб же Капустин по-прежнему удивлял. Изумлял. Восхищал даже. Хоть
любви тут не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил
еще. 712 До третьих петухов - Повесть (1974)
Как-то в одной библиотеке вечером
заговорили-заспорили персонажи русской литературы об Иване-дураке. «Мне стыдно,
— сказала Бедная Лиза, — что он находится вместе с нами». — «Мне тоже неловко
рядом с ним стоять, — сказал Обломов. — От него портянками воняет». — «Пускай
справку достанет, что он умный», — предложила Бедная Лиза. «Где же он
достанет?» — возразил Илья Муромец. «У Мудреца. И пусть успеет это сделать до
третьих петухов». Долго спорили, и
наконец Илья Муромец сказал: «Иди, Ванька.
Надо. Вишь, какие они все... ученые. Иди и помни, в огне тебе не гореть,
в воде не тонуть... За остальное не ручаюсь». Иван поклонился всем поясным
поклоном: «Не поминайте лихом, если пропаду». И пошел. Шел-шел, видит — огонек
светится. Стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер,
пиломатериалы всякие. Вышла на крыльцо Баба Яга: «Кто такой?» «Иван-дурак. Иду
за справкой к Мудрецу». — «А ты правда дурак или только простодушный?» — «К
чему ты, Баба Яга, клонишь?» — «Да я как тебя увидела, сразу подумала: ох и
талантливый парень! Ты строить умеешь?» — «С отцом терема рубил. А тебе зачем?»
— «Коттеджик построить хочу. Возьмешься?» — «Некогда мне. За справкой иду». —
«А-а, — зловеще протянула Баба Яга, — теперь я поняла, с кем имею дело.
Симулянт! Проходимец! Последний раз
спрашиваю: будешь строить?»
— «Нет». — «В печь его!» — закричала Баба Яга. Четыре стражника сгребли
Ивана и в печь затолкали. А тут на дворе зазвенели бубенцы. «Дочка едет, —
обрадовалась Баба Яга. — С женихом, Змеем Горынычем». Вошла в избушку дочь,
тоже страшная и тоже с усами. «Фу-фу-фу, — сказала она. — Русским духом пахнет».
— «А это я Ивана жарю». Дочка заглянула в печь, а оттуда — то ли плач, то ли
смех. «Ой, не могу, — стонет Иван. — Не от огня помру — от смеха». — «Чего это
ты?» — «Да над усами твоими смеюсь. Как же с мужем жить будешь? Он в темноте и
не сообразит, с кем это он — с бабой или мужиком. Разлюбит. А может, осерчав, и
голову откусить. Я этих Горынычей знаю». — «А можешь усы вывести?» — «Могу». —
«Вылезай». И тут как раз в окна просунулись три головы Горыныча и на Ивана
уставились. «Это племянник мой, — объяснила Баба Яга. — Гостит». Горыныч так
внимательно и так долго рассматривал Ивана, что тот не выдержал, занервничал:
«Ну что? Племянник я, племянник. Тебе же сказали. Или что — гостей жрать
будешь? А?!» Головы Горыныча удивились. «По-моему, он хамит», — сказала одна.
Вторая, 713 подумав, добавила: «Дурак, а нервный».
Третья высказалась вовсе кратко: «Лангет». — «Я счас тебе такой лангет покажу!
— взорвался Иван со страха. — Я счас такое устрою! Головы надоело носить?!» —
«Нет, ну он же вовсю хамит», — чуть не плача сказала первая голова. «Хватит
тянуть», — сказала вторая голова. «Да, хватит тянуть», — дурашливо поддакнул
Иван и запел: «Эх брил я тебя / На завалинке / Подарила ты мене /
Чулки-валенки...» Тихо стало. «А романсы умеешь? — спросил Горыныч. — Ну-ка
спой. А то руку откушу. И вы пойте», — приказал он Бабе Яге с дочкой. И запел Иван про «Хасбулата удалого», а
потом, хоть и упирался, пришлось еще и станцевать перед Змеем. «Ну вот теперь
ты поумнел», — сказал Горыныч и выбросил Ивана из избы в темный лес Идет Иван,
а навстречу ему — медведь. «Ухожу, — пожаловался он Ивану, — от стыда и срама.
Монастырь, возле которого я всегда жил, черти обложили. Музыку заводят, пьют,
безобразничают, монахов донимают. Убегать отсюда надо, а то и пить научат, или
в цирк запрошусь. Тебе, Иван, не надо туда. Эти пострашнее Змея Горыныча». —
«А про Мудреца они знают?» — спросил Иван. «Они про все знают». — «Тогда
придется», — вздохнул Иван и пошел к монастырю. А там вокруг стен монастырских
черти гуляют — кто чечетку копытцем выбивает, кто журнал с картинками листает,
кто коньяк распивает. А возле неуступчивого монастырского стражника у ворот три
музыканта и девица «Очи черные» исполняют. Иван чертей сразу же на горло стал
брать: «Я князь такой, что от вас клочья полетят. По кочкам разнесу!» Черти
изумились. Один полез было на Ивана, но свои оттащили его в сторону. И возник
перед Иваном некто изящный в очках: «В чем дело, дружок? Что надо?» — «Справку
надо», — ответил Иван. «Поможем, но и ты нам помоги». Отвели Ивана в сторону и стали с ним
совещаться, как выкурить из монастыря монахов. Иван и дал совет — запеть родную
для стражника песню. Грянули черти хором «По диким степям Забайкалья». Грозный
стражник загрустил, подошел к чертям, рядом сел, чарку предложенную выпил, а в
пустые ворота монастыря двинули черти. Тут черт приказал Ивану: «Пляши
камаринскую!» — «Пошел к дьяволу, — обозлился Иван. — Ведь договаривались же: я
помогу вам, вы — мне». — «А ну пляши, или к Мудрецу не поведем». Пришлось
Ивану пойти в пляс, и тут же очутился он вместе с чертом у маленького,
беленького старичка — Мудреца. Но и тот просто так справку не дает: «Рассмешишь
Несмеяну — дам справку». Пошел Иван с Мудрецом к Несмеяне. А та от скуки
звереет. Друзья ее лежат среди фикусов под кварцевыми лампами для загара и тоже 714 скучают. «Пой для них», — приказал Мудрец.
Запел Иван частушку. «О-о... — застонали молодые. — Не
надо, Ваня. Ну, пожалуйста...» — «Ваня, пляши!» — распорядился снова Мудрец.
«Пошел к черту!» — рассердился Иван. «А справка? — зловеще спросил старичок. —
Вот ответь мне на несколько вопросов, докажи, что умный. Тогда и выдам
справку». — «А можно, я спрошу?» — сказал Иван. «Пусть, пусть Иван спросит», —
закапризничала Несмеяна. «Почему у тебя лишнее ребро?» — спросил Иван у
Мудреца. «Это любопытно, — заинтересовались молодые люди, окружили старика. —
Ну-ка, покажи ребро». И с гоготом начали раздевать и щупать Мудреца. А Иван вытащил из кармана Мудреца печать и
отправился домой. Проходил мимо монастыря — там с песнями и плясками хозяйничали
черти. Встретил медведя, а тот уже условиями работы в цирке интересуется и
выпить вместе предлагает. А когда мимо избы Бабы Яги проходил, то голос
услышал: «Иванушка, освободи. Змей Горыныч меня в сортир под замок посадил в
наказание». Освободил Иван дочь Бабы Яги, а она спрашивает: «Хочешь стать моим
любовником?» — «Пошли», — решился Иван. «А ребеночка сделаешь мне?» — спросила
дочь Бабы Яги. «С детьми умеешь обращаться?» — «Пеленать умею», — похвасталась
та и туго запеленала Ивана в простыни. А тут как раз Змей Горыныч нагрянул:
«Что? Страсти разыгрались? Игры затеяли? Хавать вас буду!» И только изготовился
проглотить Ивана, как вихрем влетел в избушку донской атаман, посланный из
библиотеки на выручку Ивана. «Пошли на полянку, — сказал он Горынычу. — Враз
все головы тебе отхвачу». Долго длился бой. Одолел атаман Змея. «Боевитее тебя,
казак, я мужчин не встречала», — заговорила ласково дочь Бабы Яги, атаман
заулыбался, ус начал крутить, да Иван одернул его: пора нам возвращаться. В библиотеке Ивана и атамана встретили
радостно: «Слава богу, живы-здоровы. Иван, добыл справку?» «Целую печать
добыл», — ответил Иван. Но что с ней делать, никто не знал. «Зачем же человека
в такую даль посылали?» — сердито спросил Илья. «А ты, Ванька, садись на свое
место — скоро петухи пропоют». — «Нам бы не сидеть, Илья, не рассиживаться!» —
«Экий ты вернулся...» — «Какой? — не унимался Иван. — Такой и пришел — кругом
виноватый. Посиди тут!..» — «Вот и посиди и подумай», — спокойно сказал Илья
Муромец. И запели третьи петухи, тут и сказке конец. Будет, может, и другая
ночь... Но это будет другая сказка. Юз Алешковский р. 1929
Николай Николаевич - Повесть (1970)
Бывший вор-карманник Николай Николаевич за
бутылкой рассказывает историю своей жизни молчаливому собеседнику. Он освободился девятнадцати лет, сразу
после войны. Тетка его прописала в Москве. Николай Николаевич нигде не работал
— куропчил (воровал) по карманам в трамвайной толчее и был при деньгах. Но тут
вышел указ об увеличении срока за воровство, и Николай Николаевич, по совету
тетки, устраивается работать в лабораторию к своему соседу по коммунальной
квартире, ученому-биологу по фамилии Кимза. Неделю Николай Николаевич моет склянки и
однажды в очереди у буфета, повинуясь привычке, вытаскивает у начальника кадров
бумажник. В туалете он обнаруживает в бумажнике не деньги, а доносы на
сотрудников института. Николай Николаевич спускает все это «богатство» в
унитаз, оставив лишь донос на Кимзу, которому его показывает. Тот бледнеет и
растворяет донос в кислоте. Назавтра Николай Николаевич говорит Кимзе, что
бросает работу. Кимза предлагает ему работать в новом качестве — стать донором
спермы для своих новых опытов, равных которым не было в истории биологии. Они
обговаривают условия: оргазм ежедневно по утрам, рабочий день не нормирован,
оклад — восемьсот двадцать рублей. Николай Николаевич соглашается. 716 На всякий случай вечером он идет посоветоваться
насчет своей будущей работы с приятелем — международным «уркой». Тот говорит,
что Николай Николаевич продешевил — «я бы этим биологам поштучно свои живчики
продавал. На то им и микроскопы дадены — мелочь подсчитывать. Жалко вот, нельзя
разбавить малофейку. Ну, вроде как сметану в магазине. Тоже навар был бы».
Николай Николаевич рассчитывает в будущем постепенно поднять цену. В первый раз он заполняет пробирку
наполовину — «целый млечный путь», как говорил когда-то его сосед по нарам,
астроном по специальности. Кимза доволен: «Ну, Николай, ты супермен». Николай Николаевич «выбивает» повышение
оклада до двух тысяч четырехсот, специально бросает в пробирку грязь с каблука
— в результате этой хитрости, якобы для стерильности рабочего процесса,
получает в месяц два литра спирта. На радостях Николай Николаевич напивается с
международным уркой и назавтра на рабочем месте никак не может довести себя до
оргазма. Он весь взмок, рука дрожит, но ничего не получается. В дверь
просовывает голову какой-то академик: «Что же вы, батенька, извергнуть не
можете семечко?» Вдруг одна младшая научная сотрудница, Влада Юрьевна, входит в
комнату, выключает свет — и своей рукой берет Николая Николаевича «за грубый,
хамский, упрямую сволочь, за член...». Николай Николаевич во время оргазма
орет секунд двадцать так, что звенят пробирки и перегорают лампочки, и падает в
обморок. В следующий раз у него опять не получается
справиться самостоятельно, но уже по другой причине. Оказывается, Николай
Николаевич влюбился и думает только о Владе Юрьевне. Она снова приходит на
помощь. После работы Николай Николаевич выслеживает Владу Юрьевну, чтобы
узнать, где она живет. Ему хочется «просто так смотреть на лицо ее белое... на
волосы рыжие и глаза зеленые». Назавтра Николаю Николаевичу сообщают, что
его живчика поместили Владе Юрьевне и она забеременела. Николай Николаевич
расстроен до слез, что таким способом соединен со своей возлюбленной, но она
говорит: «Я вас понимаю... все это немного грустно. Но наука есть наука». Комиссия, состоящая из руководства
института и людей «не из биологии», закрывает лабораторию, так как генетика
объявлена лженаукой. Николаю Николаевичу устраивают допрос, в чем заключалась
его работа, но он, пользуясь своим лагерным опытом, швыряет в рыло замдиректора
чернильницу и симулирует припадок эпилепсии. Корчась на полу, он слышит, как
замдиректора отказывается от своей жены — Влады Юрьевны. Николай Николаевич
вырывается из ин- 717 ститута, едет к Владе Юрьевне домой и
перевозит ее к себе, а сам идет ночевать к международному урке. Утром он дома
застает бледную Владу Юрьевну, лежащую на диване, и Кимзу, который щупает ее
пульс. На нервной почве у Влады Юрьевны случился выкидыш. Николай Николаевич
выхаживает Владу Юрьевну, спит рядом с ней на полу. Выдерживать такое близкое
соседство он не в силах, но она признается в своей фригидности. Когда же между
ними происходит то, о чем так мечтал Николай Николаевич, и когда он «рубает,
как дрова в кино «Коммунист», Влада Юрьевна, прислушиваясь к себе, кричит:
«Этого не может быть!» В ней просыпается страсть. Каждую ночь они любят друг
друга до обморока, приводя друг друга по очереди в сознание нашатырем. Кимза
приносит домой микроскоп — продолжать опыты, и Николай Николаевич раз в неделю
сдает сперму «для науки» — уже бесплатно. Жизнь продолжается: уже морганистов и
космополитов разоблачили, Влада Юрьевна идет работать старшей медсестрой,
Николай Николаевич устраивается санитаром. Они переживают тяжелые времена. Но
тут умирает Сталин. Кимзе возвращают лабораторию, он берет к себе Владу Юрьевну
и Николая Николаевича — опыты продолжаются.
Николая Николаевича обвешивают
датчиками, изучая энергию, которая
выделяется при оргазме. Однажды его сперму вводят одной шведской даме, и у нее
рождается сын, который, правда, ворует — пошел в папу. Во время опытов Николай
Николаевич читает книги и делает открытие: степень возбуждения зависит от
читаемого текста. От соцреализма, например, хоть плачь, а не встает, а от
чтения, например, Пушкина, «Отелло» или «Мухи-цокотухи» (особенно когда паучок муху уволок) эффект
наибольший. Один академик, проанализировав данные, сообщает Николаю
Николаевичу свой вывод: вся советская наука, особенно марксизм-ленинизм, —
сплошная «суходрочка». «Партия дрочит. Правительство онанирует. Наука
мастурбирует», — и всем кажется, что после этого, как при оргазме, вдруг
настанет светлое будущее. Академик радуется, что от этой суходрочки не погиб в
Николае Николаевиче человек, и спрашивает, каким настоящим делом хочет он
заняться после опытов. Николай Николаевич вспоминает одну полезную книгу,
выпущенную еще при царе, — «Как самому
починить свою обувь», от которой у него «стоял, как штык», и решает пойти
работать сапожником. «А как же вы тут без меня?» — спрашивает он у академика.
«Управимся. Пусть молодежь сама дрочит. Нечего делать науку в белых перчатках»,
— отвечает академик и обещает прийти к Николаю Николаевичу чинить туфли. 718 И Николай Николаевич решает оставить на
работе записку: «Я завязал. Пусть дрочит Фидель Кастро. Ему делать нечего» - и
слинять. Он представляет, как Кимза бросится к Владе Юрьевне в отчаянии:
«Остановится сейчас из-за твоего Коленьки наука». А Влада Юрьевна ответит: «Не
остановится. У нас накопилось много необработанных фактов. Давайте их
обрабатывать». Кенгуру - Повесть
(1975)
Герой повести обращается к своему собутыльнику:
«Давай, Коля, начнем по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей
этой нелепой истории может быть порядок». Однажды, в 1949 г., у героя раздается
телефонный звонок. Подполковник госбезопасности Кидалла грозно вызывает к себе
гражданина Тэдэ (такова последняя блатная кличка героя). Не ожидая ничего хорошего, гражданин Тэдэ
сервирует стол на две персоны, думая, сколько же звездочек добавится на
бутылке коньяку к его возвращению, смотрит в окно на школьницу, с которой
надеется выпить в будущем этот коньяк, снимает клопа со стенки, подбрасывает
его под дверь соседки Зойки и идет на Лубянку. «Привет холодному уму и горячему
сердцу!» — приветствует Тэдэ Кидаллу, который когда-то отпустил Тэдэ, пообещав
приберечь его для особо важного дела. К годовщине Самого Первого Дела органы
решают провести показательный процесс. Кидалла предлагает Тэдэ, как обвиняемому
по этому процессу, на выбор одно из десяти дел. Все дела — фантастические по
своему замыслу и содержанию, что для Тэдэ неудивительно. Он останавливается на
«Деле о зверском изнасиловании и убийстве старейшей кенгуру в Московском
зоопарке в ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года». Тэдэ помещают в комфортабельную камеру,
чтобы он по системе Станиславского сочинял сценарий процесса. В камере —
цветочки, прелестный воздух, на стенах фотографии с картинками, отображающие
всю историю партийной борьбы и советской власти. «Радищев едет из Ленинграда в
Сталинград», «Детство Плеханова и Стаханова», «Мама Миши Ботвинника на
торжественном приеме у гинеколога» — лишь некоторые из множества подписей и
фотографий. Тэдэ звонит по телефону той самой школьнице, которую видел из окна 719 своего дома, но попадает к Кидалле. «Этот
телефон для признаний и рацпредложений. Подъем, мерзавец! Прекрати яйца чесать,
когда с тобой разговаривает офицер контрразведки!» — кричит Кидалла.
Оказывается, подполковник видит у себя на экране «омерзительную харю» Тэдэ.
После туалета и завтрака приходит профессор биологии — для консультации по
вопросам о сумчатых. Кидалла следит за занятиями в камере по монитору, время от
времени грубо вмешиваясь. Целый месяц занимается Тэдэ с профессором и узнает о
кенгуру все. Кидалла присылает в камеру множество подсадных стукачек,
представительниц всех профессий, которым особенно «ценную информацию»
поставляет профессор — половой маньяк, С профессором Тэдэ расстается как с
другом.. Для лучшего понимания предстоящих задач
Тэдэ добивается, чтобы камеру посетил и Валерий Чкалович Карцер, изобретатель
чекистской ЭВМ, которая способна моделировать фантастические преступления
против советского строя. Беседы, которые ведет Тэдэ с посетителями
своей камеры, переговоры с Кидаллой, слышанное и виденное при этом — все
состоит из гротескно подобранных обрывков фраз и лозунгов советской действительности.
Фантасмагорией становится и сам процесс, в котором фигурируют представители
братских компартий и дочерних МГБ, писатели, генералы, скрипачи. Политбюро во
главе со Сталиным, колхозницы с серпами и пионеры. Несмотря на фантастичность
происходящего, жизнь государственной машины, у которой главная часть — органы
внутренних дел, поразительно узнаваема. На процессе Тэдэ проходит под очередной
кличкой — Харитон устиныч Йорк.
Сам себя герой называет другой кличкой: Фан Фаныч. Подсудимый X. у. Йорк
по приговору получает высшую меру, но на самом деле — двадцать пять лет. Фан
Фаныч описывает лагерь, словно кошмарный сон с мгновенными изменениями времени
и места действия, множеством персонажей от надзирателя до Сталина. Через шесть
лет, реабилитированный, он возвращается в Москву. В квартире соседка Зойка в противогазе
травит полчища клопов. В комнате Фан Фаныча ждет коньяк, постаревший на шесть
лет. Воробьи, залетевшие в открытую когда-то форточку, развели в гнездах
многочисленное потомство. Фан Фаныч видит в окно девушку — ту самую школьницу,
которой любовался шесть лет назад. Он зовет девушку Иру в комнату и
раскупоривает с ней дождавшуюся-таки бутылочку. После недолгого разговора Ира
уходит. Фан Фаныч едет на Лубянку, но там ему сообщают, что гражданин Кидалла в
органах не работает и никогда не работал и что Фан Фаныч не насиловал кенгу- 720 ру, а был арестован по ложному обвинению в
попытке покушения на Кагановича и Берию. Фан Фаныч, уважая «глухую несознанку»,
передает привет Кидалле и покидает здание на Лубянке. Через два дня к нему
опять приходит Ира, и несколько недель они занимаются любовью. Фан Фаныч посещает зоопарк и в вольере
видит кенгуру Джемму, 1950 года рождения, дочь той, убитой по сценарию
показательного процесса. Фан Фаныча вызывает инюрколлегия, — оказывается, австралийский
миллионер завещал наследство тому, кто изнасилует и зверски убьет кенгуру, так
как кенгуру совершали дикие набеги на поля миллионера. Фан Фаныч отказывается,
объясняя, что он был осужден совсем по другому обвинению, но ему объясняют, что
стране нужна валюта и он обязан принять наследство. После вычитания всех
процентов и налогов Фан Фаныч получает две тысячи семьсот один рубль в
сертификатах для магазина «Березка». Он спрашивает своего собеседника: «Ну
стоило ли угрохивать шестьдесят миллионов человеков ради открытия этого
магазина, в котором продается дрянь, которую в нормальных странах продают на
каждом углу за нормальные деньги?» Фан Фаныч обещает Коле купить для его жены
Влады Юрьевны джинсы и шубку. Он сообщает, что скоро должна вернуться из Крыма
Ира, к приезду которой необходимо вынести во двор все опустошенные бутылки, и
предлагает последний тост — за Свободу. Владимир Емелъянович Максимов 1930-1995
Семь дней творения - Роман (1971)
Роман посвящен истории рабочей
семьи Лашковых. Книга состоит из семи частей, каждая из которых называется по
дням недели и рассказывает об одном из Лашковых. Действие происходит, судя по всему, в 60-е
гг., но воспоминания охватывают эпизоды из предыдущих десятилетий. В романе
очень много героев, десятки судеб — как правило, искалеченных и нескладных.
Несчастливы и все Лашковы — хотя, казалось бы, эта большая, трудовая и честная
семья могла жить радостно и безбедно. Но время словно прошлось по Лашковым
неумолимым катком. Понедельник. (Путь к самому себе.) Старший из
Лашковых — Петр Васильевич — смолоду приехал в Узловое, небольшой пристанционный
город, устроился на железной дороге, дослужился до обер-кондуктора, затем вышел
на пенсию. Женился он на Марии по любви. Вырастили они шестерых детей. А что в
итоге? Пустота. Дело в том, что был Петр Васильевич
человеком идейным, партийным и непримиримым. В жизнь близких он внес
«поездную» прямоту и чаще всего употреблял слово «нельзя». Трое сыновей и две
дочери уехали от него, а Петр Васильевич упрямо ждал, когда они вернутся с
повинной. Но дети не возвращались. Вместо этого приходили известия об их
смерти. Умерли обе дочери. Одного сына аресто- 722 вали. Двое других погибли на войне.
Истлела бессловесная Мария. И последняя из детей, Антонина, оставшаяся с отцом,
не слышала от него доброго слова. Годами он даже не заглядывал к ней за дощатую
перегородку. В работе его путейской были случаи,
памятные на всю жизнь, когда его прямота оборачивалась то добром, то злом. Не
смог он простить своего помощника Фому Лескова, который как-то в войну попользовался
в рейсе безответной девчонкой-инвалидом. Лесков помер через много лет от
тяжелой болезни. Лашков встретил на улице похоронную процессию" и лишь
тогда задумался о судьбе Фомы и его семьи. Оказалось, что сын Лескова Николай
только вышел из тюрьмы и на всех озлоблен... Еще был случай — пришлось Лашкову
расследовать одну аварию. Если бы не он, молодому машинисту грозил бы арест и
расстрел. Однако Петр Васильевич докопался до истины и доказал, что машинист
был ни при чем. Прошло много лет, теперь тот спасенный им парнишка стал важным
начальником, и иногда Лашков беспокоил его какими-то просьбами — всегда о
ком-то или о городе в целом, но никогда о себе самом. Теперь вот именно к этому
человеку зашел он похлопотать о Николае Лескове. В Узловске жил и тот, кому Лашков в свое
время приготовил «девять грамм», — бывший начальник станции Миронов. Обвинили
его в саботаже, а Лашков опять был включен в опергруппу по расследованию.
Начальник районного ЧК надавил, а он поддался и принял решение о расстреле
Миронова. Исполнитель приказа, однако, тайно отпустил арестованного. Миронов
спасся, потом сменил фамилию и устроился смазчиком на той же дороге. Старость стала тревожить Петра Васильевича
то думами о прошлом, то странными пестрыми снами. Среди воспоминаний было
одно, самое глубинное и дальнее: как-то раз в юности во время волнений в депо,
когда на площади была перестрелка, Лашков ползком добрался до разбитой витрины
в лавке купца Туркова. Ему не давал покоя янтарный окорок, красовавшийся за
стеклом. И когда парень, рискуя жизнью, достиг заветного окна, оказалось, что в
его руках картонный муляж... Вот это ощущение чего-то обманного стало
одолевать Петра Васильевича. Поколебалось укорененное сознание собственной
правильной жизни. Выстроенный им прочный мир будто зашатался. Он вдруг почувствовал
горькую тоску оставшейся до сорока лет в девках Антонины. Узнал, что дочь
втайне ходит в молельный дом, где проповедует бывший смазчик Гупак — тот самый
Миронов. И еще он осознал от- 723 чуждение, которое пролегло между ним и его
земляками. Все они были людьми хоть и грешными, но живыми. От него же исходила
какая-то мертвящая сушь, проистекавшая из черно-белого восприятия окружающего.
Он начал медленно постигать, что жизнь прожита «хоть и яростно, но вслепую».
Что он отгородился зыбкой чертой даже от родных детей и не смог передать им
свою правду. Антонина стала женой Николая Лескова и
завербовалась с ним на Север. Свадьба была совсем скромной. А в загсе они
встретились с шикарной компанией на трех лимузинах. Это выходила замуж дочь
местного шабашника Гусева. В свое время тот остался при немцах, объяснив
Лашкову: «По мне, какая ни есть власть, все одно... Не пропаду». И не пропал. Вторник. (Перегон.) Эта часть
посвящена младшему брату Петра Васильевича Лашкова — Андрею, точнее, главному
эпизоду его жизни. Во время войны Андрею поручили эвакуировать весь районный
скот — перегнать его от Узловска в Дербент. Андрей был комсомольцем, искренним
и убежденным. Он боготворил брата Петра — тот заряжал его «ожесточенной
решительностью и верой в их назначение в общем деле». Немного стесняясь своего
тылового задания в момент, когда сверстники воюют на фронте, Андрей с жаром
взялся исполнять поручение. Этот тяжелый зимний перегон стал для юноши
первым опытом самостоятельного руководства людьми. Он столкнулся с беспредельной
народной бедой, видел эшелоны с заключенными за колючей проволокой, видел, как
толпа растерзала конокрада, был свидетелем того, как опер без суда расстрелял
какого-то строптивого колхозного начальника. Постепенно Андрей словно
пробуждался от наивной юношеской уверенности в совершенстве советской
действительности. Жизнь без брата оказалась сложной и путаной. «Что же это
получается? Друг друга гоним, как скотину, только в разные стороны...» Рядом с
ним был бывший корниловец, отсидевший уже за это срок, ветеринар Бобошко.
Мягкий, никогда не жалующийся, он старался во всем помочь Андрею и часто
волновал юношу непривычными суждениями. Самые мучительные переживания Андрея
касались Александры Агуреевой. Вместе с другими колхозниками она сопровождала
обоз. Андрей давно любил Александру. Однако она уже три года была замужем, а
муж воевал. И все-таки на каком-то привале Александра сама нашла Андрея,
призналась в своей любви. Но близость их была недолгой. Ни он, ни она не могли
переступить через чувство вины перед третьим. В конце пути Александра просто
исчезла — села в 724 поезд и уехала. Андрей же, благополучно
сдав скот, отправился прямиком в военкомат и оттуда добровольцем на фронт. В
последнем разговоре ветеринар Бобошко рассказал ему притчу о Христе, который
уже после распятия так отзывается о людской жизни: «Она невыносима, но
прекрасна...» На фронте Андрей получил тяжелую контузию,
надолго потерял память. Вызванный в госпиталь Петр с трудом выходил его. Потом
Андрей вернулся в Узловое и устроился в лесничестве неподалеку. Александра с
мужем продолжала жить в деревне. У них родились трое детей. Андрей так и не
женился. Только лес приносил ему облегчение. Тем тяжелее переживал он, когда
бессмысленно вырубали лес в угоду плану или капризам начальства. Среда.. (Двор посреди неба.) Третий брат
Василий Лашков сразу после гражданской осел в Москве. Устроился дворником. И с
двором этим в Сокольниках, и с домом оказалась связана, вся его одинокая жизнь.
Когда-то хозяйкой дома была старуха Шоколинист. Теперь здесь жило множество
семей. На глазах Василия Лашкова сначала уплотняли, потом выселяли, потом
арестовывали. Кто обрастал добром, кто беднел, кто наживался на чужом
несчастье, кто сходил с ума от происходящего. Василию приходилось быть и
свидетелем, и понятым, и утешать, и приходить на помощь. Подлостей он старался
не делать. Надежда на личное счастье рухнула из-за
проклятой политики. Он полюбил Грушу Гореву, красавицу и умницу. Но однажды
ночью пришли за ее братом — рабочим Алексеем Горевым. И больше тот домой не
вернулся. А потом участковый намекнул Василию, что не надо бы ему встречаться с
родственницей врага народа. Василий струсил. И Груша ему этого не простила.
Сама она вскоре вышла за австрийца Отто Штабеля, который жил тут же. Началась
война. Штабеля арестовали, хоть не был он немцем. Вернулся он уже после Победы.
В ссылке Отто завел новую семью. Василий, наблюдая судьбы жильцов, с
которыми сроднился, потихоньку спивался, ничего уже не ожидая от будущего. Однажды его навестил брат Петр — через
сорок лет после разлуки. Встреча вышла напряженной. Петр смотрел на запущенное
жилье брата с мрачным укором. А Василий зло говорил ему, что от таких
«погонял», как Петр, вся жизнь будто задом наперед. Потом он пошел за бутылкой
— отметить встречу. Петр потоптался и ушел, решив, что так будет лучше. Поздней осенью похоронили Грушу. Ее
оплакивал весь двор. Василий глядел из окна, и сердце его горько сжималось.
«Что мы нашли, придя сюда, — думал он о своем дворе. — Радость? Надежду? 725 Веру?.. Что принесли сюда? Добро? Теплоту?
Свет?.. Нет, мы ничего не принесли, но все потеряли...» В глубине двора беззвучно шевелила губами
черная и древняя старуха Шоколинист, пережившая многих жильцов. Это было
последнее, что увидел Василий, когда рухнул на подоконник... Четверг, (Поздний свет.) Племянник Петра
Васильевича Лашкова — Вадим — вырос в детдоме. Отца его арестовали и
расстреляли, мать умерла. Из Башкирии Вадим перебрался в Москву, работал маляром,
жил в общежитии. Потом пробился аж в актеры. С эстрадными бригадами колесил по
стране, привык к случайным заработкам и случайным людям. Друзья были тоже случайные.
И даже жена оказалась посторонней ему. Изменяла, врала. Однажды, вернувшись с
очередных гастролей, Вадим почувствовал в душе такую головокружительную,
нестерпимую пустоту, что не выдержал и открыл газ... Он выжил, но родственники
жены упекли его в психиатрическую клинику за городом. Здесь мы и встречаемся с
ним. Соседями Вадима по больнице оказываются
самые разные люди — бродяга, рабочий, священник, режиссер. У каждого своя правда.
Некоторые заточены здесь за инакомыслие и неприятие системы — как отец
Георгий. Вадим приходит в этих стенах к твердому решению: закончить со своим
актерством, начать новую, осмысленную жизнь. Дочь священника Наташа помогает
ему убежать из больницы. Вадим понимает, что встретил свою любовь. Но на
первой же станции его задерживают, чтобы снова вернуть в лечебницу... Лишь дед Петр, с его упорством, поможет
позже племяннику. Он достучится до высоких кабинетов, оформит опеку и вызволит
Вадима. А потом устроит его в лесничество к брату Андрею. Пятница. (Лабиринт.) На этот раз
действие происходит на стройке в Средней Азии, куда занесло по очередной
вербовке Антонину Лашкову с мужем Николаем. Антонина уже ждет ребенка, поэтому
ей хочется покоя и своего угла. Пока же приходится мыкаться по обшежитиям. Мы вновь погружаемся в гущу народной
жизни, с пьяными спорами о самом главном, распрями с начальством из-за нарядов
и солеными шуточками в столовой. Один человек из нового окружения Антонины
резко выделяется, словно отмеченный каким-то внутренним светом. Это бригадир
Осип Меклер — москвич, добровольно решивший после школы испытать себя на краю
света и на самой тяжелой работе. Он убежден, что евреев не любят «за
благополучие, неучастие во всеобщей нищете». Осип необыкновенно трудолюбив и
честен, все делает на совесть. Случилось чудо — Антонина вдруг по- 726 чувствовала, что по-настоящему полюбила
этого человека. Несмотря на мужа, на беременность... Конечно, это осталось ее
тайной. А дальше события развернулись трагически.
Деляга-прораб за спиной Меклера уговорил бригаду схалтурить на одной операции.
Но представители заказчика обнаружили брак и отказались принять работу.
Бригада осталась без зарплаты. Меклер был подавлен, когда все это открылось.
Но еще больше его добило, когда он узнал, на каком объекте так выкладывался: оказалось,
что их бригада строила тюрьму... Его нашли повесившимся прямо на стройке.
Николай, муж Антонины, после случившегося до полусмерти избил прораба и снова
сел в тюрьму. Антонина осталась одна с новорожденным сыном. Суббота. (Вечер и ночь шестого дня.) Снова Узловск.
Петр Васильевич по-прежнему погружен в мысли о прошлом и беспощадную
самооценку прожитой жизни. Ему все яснее, что смолоду он гнался за призраком.
Он сблизился с Гупаком — беседы с ним скрашивают нынешнее лашковское
одиночество. Однажды пришло приглашение на свадьбу в лесхоз: Андрей и
Александра, наконец, поженились после смерти мужа Александры. Счастье их, хоть
и в немолодом возрасте, обожгло Петра Васильевича острой радостью. Потом
пришло еще одно известие — о смерти брата Василия. Лашков отправился в Москву,
поспел только на поминки. Отто Штабель рассказал ему о нехитрых дворовых
новостях и о том, что Василия здесь любили за честность и умение работать. Однажды зашедший в гости Гупак признался,
что получил письмо от Антонины. Та написала обо всем, что случилось на стройке.
Петр Васильевич не мог найти себе места. Он написал дочери, что ждет ее с
внуком, а сам стал хлопотать с ремонтом. Помогли ему обновить пятистенок Гусевы
— те самые шабашники. Так уж получилось, что в конце жизни Лашкову пришлось
по-новому увидеть людей, в каждом открыть какую-то загадку. И, как все главные
персонажи романа, он неуклонно, медленно и самостоятельно проделал трудный путь
от веры в иллюзию к подлинной вере. Он встретил дочь на вокзале и взволнованно
принял из ее рук внука — тоже Петра. В этот день он обрел чувство внутреннего
покоя и равновесия и осознал свое «я» частью «огромного и осмысленного
целого». Роман заканчивается последней, седьмой
частью, состоящей из одной фразы: «И наступил седьмой день — день надежды и
воскресения...» Георгий Николаевич Владимов р. 1932
Большая руда - Повесть (1962)
Виктор Пронякин стоял над гигантской
овальной чашей карьера. Тени облаков шли по земле косяком, но ни одна не могла
накрыть сразу весь карьер, все пестрое, движущееся скопище машин и людей внизу.
«Не может быть, чтобы я здесь не зацепился», — думал Пронякин. А надо было.
Пора уже где-то осесть. За восемь лет шоферской жизни он помотался достаточно
— и в саперной автороте служил, и кирпич на Урале возил, и взрывчатку на
строительстве Иркутской ГЭС, и таксистом был в Орле, и санаторским шофером в
Ялте. А ни кола ни двора. Жена по-прежнему у родителей живет. А как хочется
иметь свой домик, чтоб и холодильник был, и телевизор, а самое главное - дети.
Ему под тридцать, а жене и того больше. Пора. Здесь он и осядет. Начальник карьера Хомяков, посмотрев
документы, спросил: «На дизелях работал?» — «Нет». - «Взять не можем». — «Без
работы я отсюда не уйду», - уперся Пронякин. «Ну смотри, есть в бригаде
Мацуева «МАЗ», но это адская работа». «МАЗ», который показал Виктору Мацуев,
напоминал скорее металлолом, чем машину. «Ремонтировать ее надо только сможешь
ли? Подумай и приходи завтра». - «Зачем завтра? Сейчас и начну» , -сказал
Пронякин. Неделю с утра до вечера возился он с машиной, в поисках запчастей
даже свалки обшарил. Но сделал. 728 Наконец-то, он смог приступить к работе на
карьере. Его «МАЗ» хоть и обладал хорошей проходимостью, но для того чтобы
выполнить норму, Виктору нужно было сделать на семь ездок больше, чем всем
остальным в бригаде, работающим на мощных «ЯАЗах». Это было непросто, но первый
же день работы показал, что как профессионал Пронякин не имеет соперников в
бригаде, а может, и на всем карьере. «А ты, как я погляжу, лихой, — сказал ему
бригадир Мацуев. — Ездишь, как Бог, всех обдираешь». И непонятно было
Пронякину, с восхищением это сказано или с осуждением. А через некоторое время
разговор имел продолжение: «Торопишься, — сказал бригадир. — Ты сначала здесь
пуд соли съешь с нами, а потом и претендуй». Претендуй на что? На хорошие
заработки, на лидерство — так понял Пронякин. И еще понял, что его приняли за
рвача и крохобора. «Нет уж, — решил Виктор, — подстраиваться я не буду. Пусть
думают, что хотят. Я не нанялся ходить в учениках. Мне заработать нужно, жизнь
обстроить, обставить, как у людей». Отношения с бригадой не заладились. А тут
еще дожди зарядили. По глинистым дорогам карьера машины не ходили. Работа
остановилась. «Совсем в гиблое место попал ты, Пронякин», — тяжело размышлял
Виктор. Ждать становилось невыносимо. И пришел день, когда Пронякин не выдержал.
С утра было сухо и солнце обещало полноценный рабочий день. Пронякин сделал
четыре ездки и стал делать пятую, как вдруг увидел крупные капли дождя, упавшие
на ветровое стекло. У него опять упало сердце — пропал день! И, свалив породу,
Пронякин погнал свой «МАЗ» в быстро пустеющий под дождем карьер. В отличие от
мощных «ЯАЗов» «МАЗ» Пронякина мог подняться по карнизику карьерной дороги.
Опасно, конечно. Но при умении — можно. Выезжая из карьера в первый раз, он
увидел угрюмо стоявших у обочины шоферов и услышал чей-то свист. Но ему было
уже все равно. Он будет работать. Во время обеда в столовой к нему подошел
Федька из их бригады: «Смелый ты, конечно, но зачем же нам в морду-то плюешь?
Если ты можешь, а мы нет, зачем выставляешься? Если из-за денег, так мы тебе
дадим». И отошел. У Пронякина появилось желание прямо сейчас собраться и уехать
домой. Но — некуда. Он уже вызвал к себе жену, она как раз сейчас в дороге.
Пронякин снова спустился в пустой карьер. Экскаваторщик Антон вертел в руках
кусок синеватого камня: «Что это? Неужели руда?!» Вся стройка давно уже с
волнением и нетерпением ждала момента, когда наконец пойдет большая руда. Ждал
и волновался, что бы ни думала о нем бригада, и Пронякин. И вот она — руда.
Куски руды Виктор повез начальнику карьера. «Рано обрадовал- 729 ся, — остудил его Хомяков. — Такие
случайные вкрапления в породе уже находили. А потом снова шла пустая порода».
Пронякин ушел. «Слушай, — сказал ему экскаваторщик Антон внизу, — я все гребу и
гребу, а руда не кончается. Кажется, действительно дошли». Пока только двое они
и знали о случившемся. Вся стройка по случаю дождя стояла. И Пронякин,
чувствуя, что наконец-то судьба расщедрилась — именно его выбрала везти первый
самосвал с рудой из одного из величайших карьеров, — никак не мог успокоиться
от радости. Он гнал перегруженную машину наверх: «Я им всем докажу» , — думал
он, имея в виду и свою бригаду, и начальника карьера, и весь мир. Когда были
пройдены все четыре горизонта карьера и оставалось чуть-чуть, Пронякин чуть
резче, чем надо, повернул руль — колеса заскользили и грузовик поволокло в
сторону. Виктор сжал руль, но остановить машину уже не мог — переваливаясь с
боку на бок, самосвал сползал с одного горизонта на другой, переворачиваясь и
ускоряя падение. Последним осознанным движением Пронякин смог выключить
двигатель вконец разбитой машины. В тот же день его проведывала в больнице
бригада. «Ты на нас зуба не имей, — виновато сказали ему. — Поправляйся. С кем
не случается. А ты человек с широкой костью, из таких, как ты, энергия прямо
прет. Такие не умирают». Но по лицам товарищей Виктор понял: плохо дело.
Оставшись один на один со своей болью, Пронякин попытался вспомнить, когда он
был в этой жизни счастлив, и получилось у него, что только в первые дни со
своей женой да вот сегодня, когда он вез большую руду наверх. ...В день, когда серый почтовый вездеход
увозил тело Пронякина в морг белгородской больницы, пошла наконец руда. В
четыре часа пополудни паровоз, украшенный цветами и кленовыми ветками, дал
торжествующе-долгий гудок и потащил первые двенадцать вагонов большой руды. Три минуты молчания - Роман (1969)
Сенька Шалый (Семен Алексеевич) решил
поменять свою жизнь. Хватит. Ему уже скоро двадцать шесть — вся молодость в
море осталась. В армии на флоте служил, демобилизовавшись, решил перед возвращением
домой подзаработать в море, да так и остался на 730 Атлантике «сельдяным» матросом. Морская
жизнь его мало походила на то, о чем мечталось в отрочестве, — три месяца
тяжелейшей работы на промысле, тесный кубрик, набитый такими же, как и он,
работягами-бичами, в каждом рейсе новыми. И почти всегда сложные — из-за
Сенькиного независимого характера — отношения с боцманом или капитаном. Между
рейсами неделя-две на берегу, и снова — в море. Зарабатывал, правда, прилично,
но деньги не задерживались — вылетали в компаниях со случайными собутыльниками.
Бессмысленность такой жизни томила Сеньку. Пора жить всерьез. Уехать отсюда и увезти с собой Лилю.
Знакомством с этой девушкой Сенька дорожил — это первая женщина, с которой он
мог говорить всерьез о том, что его мучило. Но повернуть судьбу не получилось. Во
время прощального обхода порта прилипли к нему два береговых бича-попрошайки,
куртку помогли купить, пошли вместе обмывать. И захмелевшему Сеньке стало
вдруг жалко двух попрошаек. С этой Сенькиной жалости, над которой посмеивались
многие, все и пошло. Сенька пригласил их на вечер в ресторан, отметить его уход
с моря. И только что встреченную в столовой буфетчицу Клавку, красивую,
языкастую, — из породы хищниц, как показалось сразу Сеньке, — тоже позвал. И в
институт забежал, где работала Лиля, сообщить о своем решении и пригласить на
вечер. Но праздника не получилось. Сенька оглядывался на дверь, ожидая Лилю, а
она все не шла. Сеньке совсем стало тошно сидеть с этими чужими для него
людьми, слушать насмешливые реплики Клавки. Бросив компанию, он ринулся в
дальний пригород к безответной и верной Нинке. У Нинки же сидел молоденький
солдатик, и видно было, что им хорошо вдвоем. Даже морду бить солдатику не
захотелось — не за что. Да и Нинку жалко. И снова Сенька оказался на ночной
промерзшей улице. Идти было некуда. Здесь-то и нашли его недавние собутыльники,
повезли догуливать к Клавке. Что было потом, Сенька вспоминал уже в милиции:
помнит, что пили, что он объяснялся Клавке в любви, что били его там, выбросили
на улицу, он скандалил, приехала милиция. И еще обнаружил Сенька, что от тех
тысячи двухсот рублей, полученных за последний рейс, на которые он собирался
новую жизнь начать, остались у него сорок копеек. Ограбили его бичи с
Клавкой... На следующее утро Сенька метался по кабинетам пароходства,
оформляясь в рейс на траулере «Скакун». Снова — в море. На «Скакуне» никого, кроме деда, старшего
механика Бабилова, знакомых не оказалось. Но не страшно — вроде все свои люди.
С радистом Сенька даже пытался выяснить, плавали они вместе или нет, очень уж
знакомыми друг другу показались — и судьба одна, и та же 731 душевная маета, и мысли мучают одни: что
нужно человеку, чтобы жизнь была настоящая? Работа, друзья, женщина. Но к своей
непомерно тяжелой и опасной работе Сенька любви не испытывал. Отношения с
Лилей крайне неопределенные. А настоящий друг один — дед, Бабилов, да и тот
Сеньке вроде отца. Но долго сосредоточиваться на душевной маете не позволяла
работа. Сенька быстро втянулся в тяжелую и по-своему увлекательную промысловую
жизнь. Монотонность ее была разбита заходом на плавбазу, где удалось увидеть
Лилю. Встреча не прояснила их отношения. «Я так и думала, что твои слова о
перемене жизни останутся словами. Ты такой, как и все, — обыкновенный», — чуть
свысока сказала Лиля. Случилась на плавбазе еще более удивительная встреча — с
Клавкой. Но та не только не смутилась, увидев перед собой Сеньку, но как бы
даже обрадовалась: «Что ж ты, миленький, волком на меня смотришь?» — «За что вы
меня били? За что ограбили?» — «Ты что, меня считаешь виноватой? Но то были
твои друзья, не мои. А денег твоих, сколько смогла, отобрала у них, для тебя
спрятала». И Сенька вдруг засомневался: а вдруг она говорит правду? Во время стоянки у плавбазы «Скакун»
крепко «приложился» кормой к носу соседнего траулера и получил пробоину. На
траулер прибыл начальник из пароходства Граков, давний враг деда. Граков
предложил команде после незначительного ремонта продолжить плавание: «Что за
паника?! Мы в наше время и не в таких условиях работали». Насчет пробоины дед
не спорил с Граковым. Заварить — и все дела. Гораздо серьезнее другое: от удара
могла ослабеть обшивка судна, и потому нужно срочно возвращаться в порт для
ремонта. Но деда не послушали, капитан и команда согласились с предложением
Гракова. Пробоину заварили, и судно, получив штормовое предупреждение, отошло
от базы, прихватив — это уж Сенька устроил — и Гракова. Отдавая концы, Сенька
сделал вид, будто не знает, что Граков все еще на судне: ничего, пусть
попробует нашей жизни. Граков не смутился, и когда эхолот показал близость
большого косяка рыбы, по его инициативе капитан принял решение выметывать сети.
Делать этого в шторм не следовало бы, но капитану хотелось показать себя перед
начальством. Сети выметали, а когда пришло время поднимать их на палубу, шторм
усилился, работать стало невозможно. Более того, выметанные сети представляли
серьезную опасность, лишая судно маневренности в шторм. По-хорошему их
следовало бы отрубить. Но брать на себя такую ответственность капитан не
решался... И вот тут случилось то, о чем предупреждал дед, — отошла обшивка. В
трюм стала поступать вода. Попробовали вычерпать ее. Но обнару- жилось, что вода уже в машинном отделении.
И нужно останавливать машину, холодная вода повредила ее, нужен срочный ремонт.
Капитан воспротивился, и дед своей волей остановил машину. Потерявшее
управление судно тащило к скалам. Радист дал в эфир сигнал 5О5. Смерть,
казалось, была совсем близко. И Сенька решается на единственное, что он еще
может сделать, — самовольно перерубает трос, удерживающий выметанные сети.
Заработала на малых оборотах машина, но судно по-прежнему не справлялось с
ветром. Надежда на то, что плавбаза подойдет к ним раньше, чем их выбросит на
скалы, таяла. И в этой ситуации дед вдруг предложил капитану идти на помощь
тонувшему рядом норвежскому траулеру. Люди, уже опустившие руки в борьбе за
собственную жизнь, начали делать все, чтобы спасти тонущих норвежцев. Удалось
подойти к гибнущему траулеру и по переброшенному с судна на судно тросу
переправить на «Скакуна» норвежских рыбаков. И настал самый страшный момент —
их судно потащило к скалам. Сенька, как и все, приготовился к гибели. Но смерть прошла мимо — «Скакуну» удалось
проскочить в узкий проход, и он оказался в заливчике со спокойной водой. На следующий
день к ним подошел спасательный катер, а затем — плавбаза. По случаю банкета в
честь спасенных норвежцев рыбаки со «Скакуна» поднялись на плавбазу.
Проходившая по коридору мимо смертельно уставших людей Лиля даже не узнала
Сеньку. Зато его разыскала всерьез напуганная известиями о бедах «Скакуна»
Клавка. На банкет Сенька не попал, они заперлись с Клавкой в ее каюте. Наконец-то
он увидел рядом с собой по-настоящему умную и любящую его женщину. Только
расставание получилось тяжелым — надорванная прежними неудачами Клавка
отказалась говорить о том, что может их ждать дальше. Судно вернулось в порт, так и не закончив
рейса. Сенька бродил по городу в привычном одиночестве, пытаясь осознать то,
что открылось ему в этом рейсе. Оказывается, работа, которую он почти ненавидел,
люди, бичи и рыбаки, которых он никогда особенно всерьез не принимал, а только
терпел рядом, и есть настоящая работа и настоящие люди. Ясно, что он потерял
Лилю. А может, ее и не было вовсе. Грустно, что счастье, которое подарила ему
судьба, сведя с Клавкой, оказалось коротким. Но в его жизни есть все, по чему
он тосковал, нужно только уметь увидеть и правильно оценить реальность. И кажется,
Сенька обрел способность это видеть и понимать. Случайно на вокзале, где он сидел в
буфете, Сенька снова увидел Клавку. Она собралась к родственникам, и, провожая
ее, Сенька нашел простые и точные слова о том, что значила для него их встре- 733 ча. Слова эти решили все. Они вместе
вернулись в Клавкину квартиру. Все-таки удалось ему поменять свою жизнь, пусть
не так, как хотелось, но удалось. Верный Руслан - Повесть (1963-1965)
Сторожевой пес Руслан слышал, как всю ночь
снаружи что-то выло, со скрежетом раскачивало фонари. успокоилось только к утру. Пришел хозяин и повел его
наконец-то на службу. Но когда дверь открылась, в глаза неожиданно хлынул
белый яркий свет. Снег — вот что выло ночью. И было что-то еще, заставившее
Руслана насторожиться. Необычайная, неслыханная тишина висела над миром.
Лагерные ворота открыты настежь. Вышка стояла совсем разоренной — один
прожектор валялся внизу, заметанный снегом, другой повис на проводе. Исчезли с
нее куда-то и белый тулуп, и ушанка, и черный ребристый ствол, всегда
повернутый вниз. А в бараках, Руслан это почувствовал сразу, никого не было.
Утраты и разрушения ошеломили Руслана. Сбежали, понял пес, и ярость
захлестнула его. Натянув поводок, он поволок хозяина за ворота — догонять!
Хозяин зло прикрикнул, потом отпустил с поводка и махнул рукой. «Ищи» — так
понял его Руслан, но только никакого следа он не почувствовал и растерялся.
Хозяин смотрел на него, недобро кривя губы, потом медленно потянул автомат с
плеча. И Руслан понял: все! Только не ясно, за что? Но хозяин лучше знает, что
делать. Руслан покорно ждал. Что-то мешало хозяину выстрелить, тарахтение
какое-то и лязг. Руслан оглянулся и увидел приближающийся трактор. А далее
последовало что-то совсем невероятное — из трактора вылез водитель, мало
похожий на лагерника, и заговорил с хозяином без страха, напористо и весело:
«Эй, вологодский, жалко, что служба кончилась? А собаку бы не трогал. Оставил
бы нам. Пес-то дорогой». — «Проезжай, — сказал хозяин. — Много
разговариваешь». Хозяин не остановил водителя даже тогда, когда трактор начал
крушить столбы лагерной ограды. Вместо этого хозяин махнул Руслану рукой:
«Уходи. И чтоб я тебя больше не видел». Руслан подчинился. Он побежал по дороге
в поселок, вначале в тяжком недоумении, а потом, вдруг догадавшись, куда и
зачем его послали, во весь мах. ...Утром следующего дня путейцы на станции
наблюдали картину, 734 которая, вероятно, поразила бы их, не знай
они ее настоящего смысла. Десятка два собак собрались на платформе возле
тупика, расхаживали по ней или сидели, дружно облаивая проходившие поезда.
Звери были красивы, достойны, чтобы любоваться ими издали, взойти на платформу
никто не решался, здешние люди знали — сойти с нее будет много сложнее. Собаки
ждали заключенных, но их не привезли ни в этот день, ни на следующий, ни через
неделю, ни через две. И количество их, приходящих на платформу, начало
уменьшаться. Руслан тоже каждое утро прибегал сюда, но не оставался, а,
проверив караул, бежал в лагерь, — здесь, он чувствовал это, еще оставался его
хозяин. В лагерь бегал он один. Другие собаки постепенно начали обживаться в
поселке, насилуя свою природу, соглашались служить у новых хозяев или воровали
кур, гонялись за кошками. Руслан терпел голод, но еду из чужих рук не брал.
Единственным кормом его были полевые мыши и снег. От постоянного голода и болей
в животе слабела память, он начинал превращаться в шелудивого бродячего пса,
но службу не оставлял — каждый день являлся на платформу, а потом бежал в
лагерь. Однажды он почувствовал запах хозяина
здесь, в поселке. Запах привел его в вокзальный буфет. Хозяин сидел за столиком
с каким-то потертым мужичком. «Подзадержался ты, сержант, — говорил ему
Потертый. — Все ваши давно уже подметки смазали». — «Я задание выполнял, архив
стерег. Вот вы все сейчас на свободе и думаете, что до вас не добраться, а в
архиве все значитесь. Чуть что, и сразу всех вас — назад. Наше время еще
наступит». Хозяин обрадовался Руслану: «Вот на чем наша держава стоит». Он
протянул хлеб. Но Руслан не взял. Хозяин озлился, намазал хлеб горчицей и
приказал: «Взять!» Вокруг раздались голоса: «Не мучь собаку, конвойный!» —
«Отучать его надо. А то все вы жалостливые, а убить ни у кого жалости нет», —
огрызался хозяин. Нехотя разжав клыки, Руслан взял хлеб и оглянулся, куда бы
его положить. Но хозяин с силой захлопнул его челюсти. Отрава жгла изнутри,
пламя разгоралось в брюхе. Но еще страшнее было предательство хозяина. Отныне
хозяин стал его врагом. И потому на следующий же день Руслан откликнулся на
зов Потертого и пошел за ним. Оба оказались довольны, Потертый, считающий, что
приобрел верного друга и защитника, и Руслан, который все-таки вернулся к
своей прежней службе — конвоирование лагерника, пусть и бывшего. Корма от своих новых хозяев Руслан не брал
— пробавлялся охотой в лесу. По-прежнему ежедневно Руслан появлялся на
станции. Но в лагерь больше не бегал, от лагеря остались только воспомина- 735 ния. Счастливые — о службе. И неприятные.
Скажем, об их собачьем бунте. Это когда в страшные морозы, в которые обычно не
работали, к начальнику прибежал лагерный стукач и сообщил что-то такое, после
чего Главный и все начальство кинулись к одному из бараков. «Выходи на
работу», — приказал Главный. Барак не подчинился. И тогда по приказу Главного
охранники подтащили к бараку длинную кишку от пожарного насоса, из кишки этой
хлынула вода, напором своим смывая с нар заключенных, выбивая стекла в окнах.
Люди падали, покрываясь ледяной корочкой. Руслан чувствовал, как вскипает его
ярость при виде толстой живой шевелящейся кишки, из которой хлестала вода. Его
опередил Ингус, самый умный их пес, — намертво вцепился зубами в рукав и не
реагировал на окрики охранников. Ингуса расстрелял из автомата Главный. Но все
остальные лагерные псы уже рвали зубами шланг, и начальство было бессильно... Однажды Руслан решил навестить лагерь, но
то, что он увидел там, ошеломило его: от бараков и следа не осталось —
огромные, наполовину уже застекленные корпуса стояли там. И никакой колючей
проволоки, никаких вышек. И все так заляпано цементом, кострами, что и запахов
лагеря не осталось... И вот наконец Руслан дождался своей
службы. К платформе подошел поезд, и из него начали выходить толпы людей с
рюкзаками, и люди эти, как в старые времена, строились в колонны, а перед ними
начальники говорили речь, только слова какие-то незнакомые услышал Руслан:
стройка, комбинат. Наконец колонны двинулись, и Руслан начал свою службу.
Непривычным было только отсутствие конвойных с автоматами и чересчур уж веселое
поведение шедших в колонне. Ну ничего, подумал Руслан, поначалу все шумят,
потом утихнут. И действительно, начали утихать. Это когда из переулков и улиц к
колонне стали сбегаться лагерные собаки и выстраиваться по краям, сопровождая
идущих. А взгляды местных из окон стали угрюмыми. Идущие еще до конца не
понимали, что происходит, но насторожились. И произошло неизбежное — кто-то
попробовал выйти из колонны, и одна из собак кинулась на нарушителя. Раздался
крик, началась свалка. Соблюдая порядок, Руслан наблюдал за строем и увидел
неожиданное: из колонны начали выскакивать лагерные псы и трусливо уходить в
соседние улицы. Руслан кинулся в бой. Схватка оказалась неожиданно тяжелой.
Люди отказывались подчиняться собакам. Они били Руслана мешками, палками,
жердинами, выломанными из забора. Руслан разъярился. Он прыгнул, нацелившись
на горло молодого паренька, но промахнулся и тут же получил сокрушительный
удар. С переломленным хребтом он затих на земле. Появил- 736 ся человек, может быть, единственный, от
кого он принял бы помощь. «Зачем хребет переломали, — сказал Потертый. —
Теперь все. Надо добивать. Жалко собаку». Руслан еще нашел силы прыгнуть и
зубами перехватить занесенную для удара лопату. Люди отступили, оставив Руслана
умирать. Он, может быть, еще мог выжить, если б знал, для чего. Он, честно
выполнявший службу, которой научили его люди, был жестоко наказан ими. И жить
Руслану было незачем. Анатолий Игнатьевич Приставкин р. 1931
Ночевала тучка золотая - Повесть (1987)
Из детдома намечалось отправить на Кавказ
двоих ребят постарше, но те тут же растворились в пространстве. А двойнята
Кузьмины, по-детдомовскому Кузьменыши, наоборот, сказали, что поедут. Дело в
том, что за неделю до этого рухнул сделанный ими подкоп под хлеборезку.
Мечтали они раз в жизни досыта поесть, но не вышло. Осмотреть подкоп вызывали
военных саперов, те сказали, что без техники и подготовки невозможно такое
метро прорыть, тем более детям... Но лучше было на всякий случай исчезнуть.
Пропади пропадом это Подмосковье, разоренное войной! Название станции — Кавказские Воды — было
написано углем на фанерке, прибитой к телеграфному столбу. Здание вокзала
сгорело во время недавних боев. За весь многочасовой путь от станции до станицы,
где разместили беспризорников, не попалась ни подвода, ни машина, ни случайный
путник. Пусто кругом... Поля дозревают. Кто-то их вспахивал,
засевал, кто-то пропалывал. Кто?.. Отчего так пустынно и глухо на этой красивой
земле? Кузьменыши сходили в гости к
воспитательнице Регине Петровне — в дороге еще познакомились, и она им очень
понравилась. Потом двинулись в станицу. Люди-то, оказалось, в ней живут, но
как-то скрытно: на улицу не выходят, на завалинке не сидят. Ночью огней в хатах
не зажигают. 738 А в интернате новость: директор, Петр
Анисимович, договорился насчет работы на консервном заводе. Регина Петровна и
Кузьменышей туда записала, хотя вообще-то посылали только старших,
пятые-седьмые классы. Еще Регина Петровна показала им найденные
в подсобке папаху и старинный чеченский ремешок. Ремешок отдала и отправила
Кузьменышей спать, а сама села шить им из папахи зимние шапки. И не заметила,
как тихо откинулась створка окна и в нем показалось черное дуло. Ночью был пожар. Утром Регину Петровну
куда-то увезли. А Сашка показал Кольке многочисленные следы конских копыт и
гильзу. На консервный завод их стала возить
веселая шоферица Вера. На заводе хорошо. Работают переселенцы. Никто ничего не
охраняет. Сразу набрали яблок, и груш, и слив, и помидоров. Тетя Зина дает
«блаженную» икру (баклажанную, но Сашка забыл название). А однажды призналась:
«Мы так боимси... Чеченцы проклятые! Нас-то на Кавказ, а их — в сибирский рай
повезли... Некоторые-то не схотели... Дык они в горах запрятались!» Отношения с переселенцами стали очень
натянутыми: вечно голодные колонисты крали с огородов картошку, потом
колхозники поймали одного колониста на бахче... Петр Анисимович предложил
провести для колхоза концерт самодеятельности. Последним номером Митек показал
фокусы. Вдруг совсем рядом зацокали копыта, раздались ржание лошади и
гортанные выкрики. Потом грохнуло. Тишина. И крик с улицы: «Они машину
взорвали! Там Вера наша! Дом горит!» Наутро стало известно, что вернулась
Регина Петровна. И предложила Кузьменышам вместе ехать на подсобное хозяйство. Кузьменыши занялись делом. По очереди
ходили к родничку. Гоняли стадо на луг. Мололи кукурузу. Потом приехал
одноногий Демьян, и Регина Петровна упросила его подбросить Кузьменышей до
колонии, продукты получить. На телеге они уснули, а в сумерках проснулись и не
сразу поняли, где находятся. Демьян отчего-то сидел на земле, и лицо у него
было бледное. «Ти-хо! — цыкнул. — Там ваша колония! Только там... это...
пусто». Братья прошли на территорию. Странный вид:
двор завален барахлом. Людей нет. Окна выбиты. Двери сорваны с петель. И — тихо. Страшно. Рванули к Демьяну. Шли через кукурузу, обходя
просветы. Демьян шел впереди, вдруг прыгнул куда-то в сторону и пропал. Сашка
бро- 739 сился за ним, только поясок сверкнул
дареный. Колька же присел, мучимый поносом. И тут сбоку, прямо над кукурузой,
появилась лошадиная морда. Колька шмякнулся на землю. Приоткрыв глаз, увидел
прямо у липа копыто. Вдруг лошадь отпрянула в сторону. Он бежал, потом упал в
какую-то яму. И провалился в беспамятство. Утро настало голубое и мирное. Колька
отправился в деревню искать Сашку с Демьяном. Увидел: брат стоит в конце
улицы, прислонясь к забору. Побежал прямо к нему. Но на ходу шаг Кольки сам
собой стал замедляться: что-то странно стоял Сашка. Подошел вплотную и замер. Сашка не стоял, он висел, нацепленный под
мышками на острия забора, а из живота у него выпирал пучок желтой кукурузы. Еще
один початок был засунут в рот. Ниже живота по штанишкам свисала черная, в
сгустках крови Сашкина требуха. Позже обнаружилось, что ремешка серебряного на
нем нет. Через несколько часов Колька притащил
тележку, отвез тело брата на станцию и отправил с составом: Сашка очень хотел к
горам поехать. Много позже на Кольку набрел солдатик,
свернувший с дороги. Колька спал в обнимку с другим мальчишкой, по виду
чеченцем. Только Колька и Алхузур знали, как скитались они между горами, где
чеченцы могли убить русского парнишку, и долиной, где опасность угрожала уже
чеченцу. Как спасали друг друга от смерти. Дети не позволяли себя разлучать и
назывались братьями. Сашей и Колей Кузьмиными. Из детской клиники города Грозного ребят
перевели в детприемник. Там держали беспризорных перед тем, как отправить в
разные колонии и детдома. Юрий Витальевич Мамлеев р. 1931
Шатуны - Роман (1988)
Шестидесятые годы. Один из главных героев
— Федор Соннов, доехав на электричке до какой-то подмосковной станции,
шатается по улицам городка. Встретив
незнакомого молодого человека, Федор
ножом убивает его. После преступления — абсолютно бессмысленного — убийца
«беседует» со своей жертвой, рассказывает о своих «радетелях», о своем
детстве, других убийствах. Переночевав в лесу, Федор уезжает «в гнездо»,
подмосковное местечко Лебединое. Там живет его сестра Клавуша Соннова,
сладострастница, возбуждающая себя с помощью запихивания в матку головы живого
гуся; в этом же доме живет и семья Фомичевых — дед Коля, его дочь Лидочка, ее
муж Паша Красноруков (оба — чрезвычайно похотливые существа, все время
совокупляющиеся; в случаях беременности Паша убивает плод толчками члена),
младшая сестра четырнадцатилетняя Мила и семнадцатилетний брат Петя, питающийся
собственными струпьями. Однажды Федор, и так уже надоевший обитателям дома
своим присутствием, съедает Петенькин суп, сваренный из прыщей. Чтобы уберечь
брата от мести Фомичевых-Красноруковых, Клавуша прячет его в подпол. Здесь
Федор, уставший от безделья, от невозможности убивать, рубит табуретки,
представляя, что это фигуры людей. В голове его только одна идея — смерть.
Наверху тем временем Лидинька, 741 вновь забеременевшая, отказывается
совокупляться с мужем, желая сохранить ребенка. Тот насилует ее, плод выходит,
но Лида заявляет Паше, что ребенок жив. Красноруков зверски избивает жену. Она,
больная, лежит у себя в комнате. Федор тем временем делает подкоп на
фомичевскую сторону, выходит наверх, чтобы осуществить странную идею:
«овладеть женщиной в момент ее гибели». Лидинька отдается ему и в момент
оргазма умирает. Федор, довольный своим опытом, сообщает обо всем сестре; из
заточения он выходит. Павла сажают в тюрьму — за убийство жены. К Клавуше приезжает «жиличка» — Анна
Барская. Женщина совсем другого круга, московская интеллектуалка, она с
интересом разглядывает Федора; они беседуют о смерти и потустороннем. «Дикий»
Федор очень занимает Анну; она решает познакомить его с «великими людьми» —
для этого они едут куда-то в лес, где происходит сборище людей, одержимых
смертью, — «метафизических», как их называет Федор. Среди присутствующих — трое
«шутов», изуверы-садисты Пырь, Иоганн и Игорек, и серьезный молодой человек Анатолий
Падов. «Шуты» вместе с Федором и Анной приезжают
в Лебединое. Здесь они бурно проводят время: убивают животных, Пырь пытается
задушить Клавушу, но все заканчивается мирно — та даже обещает переспать с ним. До Клавы доходят слухи, что Федору грозит
какая-то опасность. Тот уезжает — «побродить по Расеи». У Клавы появляется еще один жилец — старик
Андрей Никитич Христофоров, истый христианин, со своим сыном Алексеем. Старик
чувствует скорую смерть, закатывает истерики, перемежающиеся моментами
христианского умиления; размышляет о загробном мире. Через какое-то время он
сходит с ума: «соскочив с постели в одном нижнем белье, Андрей Никитич
заявил/что он умер и превратился в курицу». Алексей, подавленный безумием отца,
пытается утешить себя разговорами с Анной, в которую влюблен. Та издевается
над его религиозностью, проповедует философию зла, «великого падения», метафизическую
свободу. Раздосадованный, Алексей уезжает. По просьбе Анны в Лебединое, к «русскому,
кондовому, народно-дремучему мракобесию», приезжает Анатолий Падов, постоянно
мучимый вопросом о смерти и Абсолюте. Очень тепло встреченный Анной (она его
любовница), Падов наблюдает за происходящим в Лебедином. Молодые люди проводят 742 время в беседах с наглой сладострастницей
Клавушей, с «куротрупом» Андреем Никитичем, друг с другом. Однажды Клавуша
выкапывает три ямки в человеческий рост; любимым занятием обитателей дома
становится лежание в этих «травяных могилках». В Лебединое возвращается Алеша
— навестить отца. Падов дразнит Алексея, глумится над его христианскими
идеями. Тот уезжает. Сам Анатолий, впрочем, тоже не может долго
сидеть на одном месте: он тоже уезжает. Анна, измученная общением с Падовым, в
кошмарном сне видит еще одного своего «метафизического» приятеля — Извицкого.
Она перестает ощущать самое себя, ей кажется, что она превратилась в
извивающуюся пустоту. Федор тем временем едет в глубь России, к
Архангельску. Соннов наблюдает за происходящим вокруг него; мир раздражает его
своей загадочностью и иллюзорностью. Инстинкт тянет его убивать. Федор
приезжает в «малое гнездо» — местечко Фырино, к родственнице старушке
Ипатьевне, питающейся кровью живых кошек. Она благословляет Федора на убийства
— «радость великую ты несешь людям, Федя!». Федор, бродя в поисках новой
жертвы, сталкивается с кастрировавшим себя Михеем. Пораженный его «пустым
местом», Федор отказывается от убийства; они становятся приятелями. Михей ведет
Федора к скопцам, на радения. Друзья наблюдают за странными обрядами; Федор,
удивленный, остается, впрочем, недоволен увиденным, его не устраивает идея
нового Христа Кондратия Селиванова — «свое, свое надо иметь». В Фырино приезжает полубезумный Падов —
познакомиться с Федором. Тот интересует Анатолия своим народным, неосознанным
восприятием неправильности мира. В разговоре Падов пытается выяснить, убивает
ли Соннов людей «метафизически» или на самом деле, в реальности. От Федора Анатолий возвращается в Москву,
где встречается со своим другом Геннадием Реминым, подпольным поэтом, автором
«трупной лирики», приверженцем идей некоего Глубева, провозгласившего религию
«высшего Я». Встреча приятелей происходит в грязной пивнушке. Ремин проводит
здесь время вместе с четырьмя бродячими философами; за водкой они разговаривают
об Абсолюте. Увлеченный рассказами Анатолия о компании, поселившейся в Лебедином,
Геннадий с другом едет туда. В Лебедином «творилось черт знает что» —
здесь сходятся все: шуты-садисты, Анна, Падов, Ремин, Клава, остатки семьи
Фомичевых. Анна спит с Падовым; ему кажется, что он совокупляется «с Высши- 743 ми Иерархиями», ей — что она уже умерла.
Падова начинают преследовать видения, он пытается убежать от них. В Лебединое является Извицкий — человек,
про которого ходят слухи, что он идет к Богу путем дьявола. Он — большой друг Падова
и Ремина. Выпивая, товарищи ведут философский разговор о Боге, Абсолюте и
Высших Иерархиях — «русский эзотеризм за водочкой» как шутит кто-то из них. В дом приезжают и Федор с Михеем. Алеша
Христофоров, навещающий отца, с ужасом наблюдает за собравшимися здесь
«нечеловеками». Мальчик Петя, питающийся собственной
кожей, доводит себя до полного изнеможения и умирает. На похоронах выясняется,
что гроб — пустой. Оказывается, Клавуша вынула труп и ночью, усевшись поперек
него, пожирала шоколадный торт. Кудахчущий куро-труп Андрей Никитич мечется по
двору; дед Коля собирается уехать. Девочка Мила влюбляется в Михея — она
вылизывает его «пустое место». Все трое уходят из дома. Оставшиеся проводят время в
нелепо-безумных разговорах, диких плясках, надрывном хохоте. Падова очень
привлекает Клавуша. Напряжение нарастает, в Клавуше что-то происходит — «точно
взбесились, встали на дыбы и со страшной силой завертелись ее
клавенько-сонновские силы». Она выгоняет всю компанию из дома, запирает его и
уезжает. В доме остается только куротруп, становящийся похожим на куб. «Метафизические» возвращаются в Москву,
проводят время в грязных пивнушках за разговорами. Анна спит с Извицким, но, наблюдая
за ним, чувствует что-то неладное. Она догадывается, что тот ревнует себя к
ней. Извицкий сладострастно обожает собственное тело, ощущает себя, свое
отражение в зеркале как источник полового удовлетворения. Анна обсуждает с
Извицким «эго-секс». Расставшись со своей любовницей, Извицкий бьется в экстазе
любви к себе, испытывая оргазм от чувства единения с «родным «я». В это время к Москве приближается Федор;
его идея — убить «метафизических», чтобы таким образом прорваться в
потустороннее. Соннов идет к Извицкому, там наблюдает за его «бредом самовосторга».
Пораженный увиденным, Федор оказывается не в состоянии прервать «этот
чудовищный акт»; он в бешенстве от того, что столкнулся с иной, не уступающей
его собственной, «потусторонностью», идет к Падову. Алеша Христофоров тем временем, убежденный
в безумии отца, тоже едет к Падову, где обвиняет его и его друзей в том, что
они до- 744 вели Андрея Никитича до сумасшествия.
«Метафизические» упрекают его в излишнем рационализме; сами они единодушно
пришли к религии «высшего Я». Это - тема их надрывных, истерических
разговоров. Федор с топором в руке подслушивает
разговоры Падова и его приятелей, ожидая удобного момента для убийства. В это
время Федора арестовывают. В эпилоге двое молодых поклонников Падова
и его идеи, Сашенька и Вадимушка, обсуждая бесконечные метафизические проблемы,
вспоминают о самом Падове, говорят о его состоянии, близком к безумию, о его
«путешествиях в запредельности». Выясняется, что Федор приговорен к расстрелу. Друзья едут навестить Извицкого, но,
испуганные его выражением лица, убегают. Анатолий Падов валяется в канаве,
истерически крича в пустоту от неразрешимости «главных вопросов». Вдруг
почувствовав, что «все скоро рухнет», он подымается и идет — «навстречу скрытому
миру, о котором нельзя даже задавать вопросов...». Фридрих Наумович Горенштейн р. 1932
Псалом - Роман (1975)
Роман состоит из пяти частей — каждая
рассказывает об одной из казней Господних, обрушившихся на землю, как
предсказывал пророк Иезикииль. Часть первая — «Притча о потерянном брате»
— повествует о второй казни — голоде. Место действия — голодная Украина во времена
коллективизации; 1933 г. В сельской чайной Мария, девочка-нищенка, пытается
выпросить что-нибудь Христа ради, но никто не подает ей — кроме еврейского
мальчика, который делится с ней нечистым хлебом изгнания. Деревенские
возмущены поступком чужака; хлеб у девочки отбирается. Мальчик, отдавший свой
хлеб, — Дан, Аспид, Антихрист, брат Христа-Мессии. Через откровения пророков он
общается с Господом, пославшим его на землю, в Россию, так как этот народ солгал
на Господа, отказался от него — и тем самым заменил ярмо деревянное на ярмо
железное. Девочка Мария вместе с младшим братом
Васей возвращаются в свою голодающую деревню. Мать решает разделить семью —
кого-то из детей подкинуть чужим, кого-то просто оставить; сама уезжает на
заработки в другой город. Перед отъездом она ведет Марию и Васю в город;
голодным детям чужак снова подает хлеб, но мать выбрасывает «не наш,
неправославный» кусок. Позже, в городе, дети еще раз по- 746 просят у Антихриста милостыню, но на этот
раз их остановит милиционер — попрошайничать запрещено. Брошенные матерью дети попадают в
приемник. Им дают проводника, чтобы с его помощью они могли вернуться домой.
По дороге проводник насилует Марию и сбегает. Дети опять попадают в приют;
ночью сторож рассказывает им сказочку про «Божью деточку» «Иисуса Христа»,
замученного жидами. Марию увозят куда-то из города. Девочка сбегает; оказавшись
одна в заснеженном поле, она бредет по нему, плача Божьим плачем, от которого
просветляется сердце. Мария разыскивает свою старшую сестру Ксению, около года
живет у нее в доме. Однажды она становится ненужной свидетельницей семейных
сцен (сестра изменяет мужу с любовником), и ее отсылают обратно, в деревню.
Там ей тоже никто не рад; плача от несправедливости, Мария снова бродит по
полю; там она встречает Дана, Антихриста. На вопрос о причине слез девочка
отвечает: «оттого, что евреи-жиды убили Сына Божьего и он теперь на небе, а
Вася, брат мой, на земле, в городе Изюме». Так сбылось пророчество Исайи:
«Открылся Я не вопрошавшим обо Мне, нашли Меня не искавшие Меня». Мария отправляется в Керчь, к матери.
Через некоторое время мать умирает, Мария становится портовой проституткой.
Однажды, голодная, она опять встречает Дана, тот подает ей нечистый хлеб. Мария
платит ему своей любовью. Антихрист идет далее; земле и народу за ложь на
Господа суждена вторая кара — меч. Мария, осужденная за проституцию и
бродяжничество, рождает в тюрьме от Дана сына — Васю. В 1936 г. она умирает. Вторая часть начинается с рассуждения о
подражании Господу — инстинктивно либо через разум. Автор отстаивает мысль о
том, что евреи — народ не лучше и не хуже других; но народ этот замечателен
своими пророками, которые умели слушать Господа. В «Притче о муках нечестивцев»
рассказывается о девочке Аннушке. Она живет во Ржеве вместе с матерью и двумя
братьями; один из них погибает по вине сестры. Однажды к Аннушке приходят воры;
во время следствия девочка указывает на невиновного человека — того сажают в
тюрьму. Матери дают новую квартиру. Однажды к Аннушке приходит Дан,
Антихрист. Рассматривая росписи на
стенах (Аннушка живет в бывшей церкви —
из-за обоев на стене проступает лик Христа), он размышляет о том, что Христа
церковники подменили идолом, изможденным
александрийским монахом; сейчас, весной 1941 г., этот монах, в свою очередь,
подменен «ассирийским банщиком» — Сталиным. 747 Над ржевскими бараками Антихристу является
видение меча — сбываются слова Господа: «Горе городу кровей, и я разложу
большой костер». Начинается война. Мать Аннушки умирает; девочка попадает в
детдом. Аннушка, за время оккупации успевшая пообщаться с немцами, научилась
ненавидеть евреев. Детдомовская девочка Суламифь раздражает ее. Завидуя, что
при эвакуации еврейка попала к хорошей приемной матери, Аннушка доносит немцам,
что Суламифь — нерусская. Еврейку убивают, Аннушку — отсылают в Германию, на
работы. Перед ее отъездом к поезду приходит Дан и просит девушку, чтобы в
Германии та вслух прочла лист бумаги, который он ей вручает. Антихрист должен
проклясть немцев, как Господь когда-то через Иеремию проклял Вавилон. Сам
пророк не может вступить в нечестивую землю. Одна из женщин, угоняемых вместе с
Аннушкой в рабство, просит Дана взять ее ребенка, девочку Пелагею. Немцы,
заметившие еврея, пытаются убить его, но Антихриста убить невозможно. Аннушка выполняет поручение Дана —
нечестивая Германия, ненавидящая Бога и любимый им народ, проклята. Сама
Аннушка вскоре умирает от лихорадки. Действие «Притчи о прелюбодеянии»,
повествующей о третьей казни — похотью, происходит в 1948 г. В приволжском
городе Бор живет семья Колосовых — фронтовик Андрей, его жена Вера и две дочери
— Тася и устя. Недалеко живет
странная еврейская семья — Дан Яковлевич и его дочь Руфина, на еврейку
совершенно непохожая. Вера Копосова, отношения которой с мужем очень сложны
(тот считает, что во время войны жена изменяла ему), познакомившись с Даном,
влюбляется в него. Понимая, что напрямую она не сможет соблазнить еврея, она
сводит с ним свою дочь Тасю. Та тоже влюбляется в Дана, они встречаются. Об
этих свиданиях узнает отец. Вместе с доносчиком Павловым они пытаются убить
Антихриста, но это оказывается невозможным. Вера является к Дану и предлагает
свое заступничество в обмен на то, что он переспит с ней. Антихрист, любящий
дочь, вынужден совершить прелюбодеяние с матерью. Руфина случайно оказалась
свидетельницей их встречи, и Тася все видит и рассказывает о грехе матери отцу.
Тот сначала пытается убить жену, затем в тот же день умирает от горя. Руфина
тем временем убегает в лес; там ее едва не насилует похотливый антисемит
Павлов; девушку спасает лишь появление двух медведиц. После пережитого Руфь
осознает, что она — пророчица, и мирится с отцом, проклятием очистившимся от
греха своего. Часть четвертая, основа которой — «Притча
о болезни духа», по- 748 вествует о травле евреев в начале 50-х гг.
Притче предпослано вступление — авторское размышление о русском антисемитизме.
За эту духовную болезнь Бог посылает четвертую казнь — болезнь, моровую язву. В Москву, в семью Иволгиных, состоящую из
еврея-искусствоведа, его русской жены Клавдии и их сына Савелия, приезжают двое
детей — Нина и Миша, из Витебска. Они — племянники Клавдии; родителей их
арестовали по обвинению в белорусском национализме. Иволгины, люди всего
боящиеся, всячески скрывающие свое еврейство, отказываются от детей. За
семейством Иволгиных молчаливо наблюдают двое их соседей по квартире —
дворник-еврей Дан Яковлевич и его дочь. В стране в это время идут массовые
разоблачения евреев-космополитов. Трусливый Иволгин, пытающийся уберечься от
ареста участием в травле своего народа, вскоре тоже арестован. На первом же
допросе его убивает следователь. После 1953 г. у овдовевшей Клавдии
появляется новый поклонник — старик Иловайский, разумный антисемит. Он ведет с
Даном долгие споры о русском христианстве. В качестве примера старик разбивает
чашку: целая, она проста; разбитая, становится сложной. Дан, Антихрист,
чувствует, что переспорить Иловайского невозможно — христианство слишком
искажено в греческой и средневековой интерпретации. Слово, о котором говорит
Евангелие от Иоанна и Иловайский, на самом деле лишь унижает смысл. Предисловием к пятой части — «Притче о
разбитой чаше» — служит авторское рассуждение о соотношении иудейства и
христианства. Герои пятой части — дети Антихриста от разных матерей: Андрей
Копосов, сын Веры, Василий Коробков, сын Марии, и Пелагея-Руфь, пророчица,
приемная дочь Дана. Василий, Андрей и Савелий Иволгин учатся в Литературном
институте. Андрей сам приходит к Библии, постигая ее смысл — противоположный
христианскому. Однажды молодые люди сходятся на модной выставке в Третьяковке;
Пелагея узнает в воинствующем антисемите Василии сына своего отца. Тот,
проклиная «жидов», устраивает скандал. Убедившись в сходстве с отцом — «жидом»,
Василий вешается. К Андрею приезжает его мать, Вера
Копосова. Она сообщает ему, что он — сын Дана. Андрей, «доброе семя»,
знакомится со своим отцом; собравшаяся семья тихо справляет еврейский
религиозный праздник. Находясь в полубезумии от неутоленной
похоти, Савелий создает в алхимической колбе двух «философских человечков». В
разговорах с ними он узнает ответы на самые главные вопросы — о путях к Богу, 749 об истине, добре и зле, о разумном
обосновании веры в Бога. Он окончательно впадает в безумие, и его увозят в
психбольницу. Пелагея, живущая девственницей, чувствует,
что пришла пора стать женщиной. По примеру дочерей Лота она соблазняет отца
своего, Антихриста. Тот, чувствуя, что свершается замысел Господень, в
опьянении насилует ее. Пророчица Пелагея зачинает сына от Антихриста. Тот,
совершивший все, предназначенное ему на земле, умирает. Перед смертью он
наставляет сына Андрея, который идет к Богу самым сложным путем — через разум,
через сомнение. Сын Пелагеи и Антихриста, тоже Дан,
слушает, как мать читает ему речения пророка Второисайи, задолго до Христа
высказавшего те же идеи. Андрей, Пелагея с сыном и излечившийся
Савелий едут за город, в лес. Глядя на суровую зимнюю природу, они постигают
сущность антагонизма Христа и Антихриста: первый — заступник грешников и
гонителей, второй — покровительствует жертвам гонимым. Близится расплата за
гонения, самая страшная казнь пятая — жажда по слову Господнему, от которой не
спасет и Христос. Василий Павлович Аксенов р. 1932
Коллеги - Повесть
(1960)
Три друга — Алексей Максимов, Владислав
Карпов и Александр Зеленин — заканчивают Ленинградский медицинский институт.
Ребята дружат с первого курса, несмотря на разницу характеров и темпераментов:
Максимов — резкий, ироничный, внутренне ранимый и поэтому «закрытый», Карпов —
веселый, любимец девочек, Зеленин — немного смешной, порывистый, честный и
вежливый. В ожидании распределения и неизбежного отъезда из Ленинграда они
спорят о будущем, о предназначении врача. Саша Зеленин считает, что каждый из
них должен продолжать дело предков во имя потомков. Он сам просит назначение в
поселок Круглогорье, находящийся в двух сутках езды от Ленинграда. Алексей и
Владик принимают неожиданное предложение начальника медуправления Балтийского
морского пароходства, который набирает судовых врачей. Владик Карпов давно влюблен в однокурсницу
Веру. Но Вера недавно вышла замуж за доцента Веселина, и Владик старается
забыть ее. В последний день перед отъездом в Круглогорье Саша Зеленин
знакомится с московской студенткой Инной и влюбляется в нее. Вопреки своим ожиданиям, Максимов и Карпов
не отправляются в дальнее плавание. Они поступают в распоряжение
санитарно-карантинного отдела морского порта. Им предстоит проводить карантин- 751 ные мероприятия на прибывающих судах.
Ребята немного разочарованы рутинностью будущей работы, но добросовестно
принимаются за дело. Их поселяют в общежитие карантинной службы. Максимов хочет жить интересно, все
выжимать из своей молодости. Он порядочен, готов на решительные поступки, но
хочет отвечать за них только перед своей совестью, а не перед фетишами. Едва прибыв в Круглогорье, Саша Зеленин
оперирует раненого рабочего с лесозавода. Ему помогает молоденькая медсестра
Даша Гурьянова. Даше нравится молодой доктор, да и Саша относится к ней
неравнодушно, хотя его сердце принадлежит почти незнакомой Инне. Влюбленный в
Дашу бывший уголовник Федор Бугров таит злобу на нового врача, который к тому
же разоблачил его как симулянта, отлынивающего от работы. Саша работает с увлечением и скоро
завоевывает общее уважение. Он много оперирует, ездит по окрестным деревням,
организует в больнице лабораторию и рентгенокабинет, даже лечит от алкоголизма
больничного кучера. Участвует он и в общественной жизни поселка, читает лекции
в клубе. Однажды ему приходится на вертолете лететь на лесную заимку, где
медведь задрал лесника. Инна часто звонит Саше из Москвы. Вскоре она приезжает
в Круглогорье, и они празднуют свадьбу. Саша дружит с председателем местного
совета, инвалидом войны Егоровым. Они спорят о жизненных ценностях разных
поколений. О своих ровесниках и друзьях Саша говорит: «А мы, городские парни,
настроенные чуть иронически ко всему на свете, любители джаза, спорта, модного
тряпья, мы, которые временами корчим из себя черт знает что, но не ловчим, не
влезаем в доверие, не подличаем, не паразитируем и, пугаясь высоких слов,
стараемся сохранить в чистоте свои души...» У Максимова и Карпова много работы в
порту. Максимову удается разоблачить махинации складских работников. Но оба
друга мечтают наконец получить назначения на корабли. В свободное время они
ходят в театры, на выставки и охотно [Выпивают в дружеских компаниях. Максимов
часто бывает в публичной библиотеке. Здесь он однажды встречает Веру Веселину
и наконец признается, что всегда любил ее. Вера отвечает ему взаимностью, но не
может оставить мужа и работу на кафедре мединститута. Максимов скрывает свое
чувство от Владика Карпова, пока тот не признается, что его любовь к Вере
прошла. Любовная неопределенность разрешается, когда Максимов наконец получает
назначение на судно. Перед уходом в плавание друзья решают навестить Сашу
Зеленина. 752 Саша обрадован приездом друзей. Ребята не
только отдыхают в Круглогорье, но и консультируют больных. Радость дружеской
встречи обрывается трагически: уголовник Федор Бугров из мести тяжело ранит
Сашу ножом. Жизнь друга висит на волоске, но Максимову и Карпову удается
провести успешную операцию. У постели спасенного друга они осознают свое
жизненное назначение. Они — врачи, им предстоит отбивать от людей атаки смерти.
Наконец Максимов понимает Сашину правоту: чтобы не бояться смерти, надо
чувствовать свою связь с прошедшим и будущим. Поиски жанра (1972)Артист оригинального жанра Павел Дуров
проводит ночь на штрафной площадке ГАИ провинциального городка. Бампер его
«Жигулей» разбит «ЗИЛом»-поливалкой, приютиться на ночь ему негде. Размышляя о
том, почему колесит он по всей стране без видимой цели, Дуров чувствует, что
«потерял свои пазы», утратил свое место в жизни и ощущение необходимости жанра.
Он не понимает, держится ли за право быть создателем чудес или стыдится своего
жанра. Он не знает, нужны ли кому-нибудь чудеса. Дуров прислушивается к разговору мертвецов
— жертв дорожно-транспортных происшествий, собравшихся ночью на штрафной площадке,
и пытается узнать у них: что там, откуда они приходят? Но один из мертвецов
грустно отвечает ему: не вашего пока что это ума дело. Уснувшему Дурову снится
чудесная пора, когда он был полноправной частью, а может быть, и центром
жизни. Проснувшись и починив машину, Дуров
продолжает свой путь. Неподалеку от Феодосии он берет попутчиц, одна из
которых, продавщица пива Алла Филипук, разыскивает своего возлюбленного Николая
Соловейкина. Как ни пытается Алла уверить себя, что для любви необходимо жить
одними интересами с любимым и испытывать к нему уважение, в конце пути она
признается, что именно Колька-паразит сделал ее настоящей женщиной и только в
этом причина ее стремления к нему. Изменив свой маршрут, Дуров довозит Аллу до
парома и плывет с нею через Керченский пролив в Новороссийск, где Алла и
находит непутевого Николая. Тот сидит на палубе 753 земснарядами точит зубило, «чтобы выявить
у себя сильные стороны натуры». После ночи любви со «сладкой» Аллой Николай
выходит на палубу и вплавь покидает земснаряд. Еще одной попутчицей Дурова становится
Маманя. Она садится в его машину близ Великих Лук и рассказывает, что едет к
дочери Зинаиде в поселок Сольцы Новгородской области. Зять Константин загулял
с библиотекаршей Лариской, Маманя едет улаживать семейные проблемы. По дороге
Дуров подвозит бухгалтера областной тюрьмы Жукова, и Маманя быстренько
договаривается, что тот заедет в Сольцы, чтобы пригрозить зятю. Попав в гости
к Маманиным родственникам, Дуров не сразу выбирается от них. Он опорожняет бесчисленные
поллитровки, ест Маманины пельмени, спит с красавицей Зинаидой и мечтает о
чуде. В это время приехавший в Сольцы Жуков влюбляется в Лариску-разлучницу. Проснувшись после бурной пьяной и любовной
ночи, Дуров чувствует, как «что-то было близко, но не свершилось, разгорелось
почти вовсю, но погасло». И все-таки он счастлив оттого, что был готов распечатать
мешки с реквизитом, был в двух шагах от жанра. По дороге на юг Дуров знакомится с Лешей
Харитоновым. На «Москвиче» собственной сборки тот уже третью неделю везет свою
большую семью из Тюмени в Крым. Вся семья, даже теша, верит, что несмотря ни на
что достигнет цели. Вскоре у «Москвича» отказывают тормоза и он сваливается в
кювет. Дуров проезжает было мимо на своих новых «Жигулях», но скоро сам едва не
становится жертвой аварии. Тогда он возвращается, берет семью Леши Харитонова в
свою машину и отвозит в Коктебель, к морю. Самого же Дурова ждут в дешевом
отеле на Золотых Песках коллеги, артисты вымирающего жанра. Они договорились
отдохнуть вместе, не говоря ни слова о работе. Но Дуров не торопится К ним,
понимая: им не избежать разговоров о том, что жанр убегает из-под колес... В небольшом прибалтийском городке Дурова
принимают за фальшивомонетчика, потому что он расплачивается новенькими купюрами,
как раз такими, какие изготовил настоящий фальшивомонетчик. Дуров же получил
эти деньги за постановку спортивного праздника «День, звени!». Ему удается
оправдаться только тем, что он дарит все купюры незнакомым молодоженам с
местного комбината. Кое-как выбравшись со свадьбы, в дороге он встречает своего
коллегу, бывшего неразлучного друга Сашку, и выясняет, что Сашка и есть тот
самый фальшивомонетчик, за которого приняли Дурова. Бывший иллюзионист
изготовил фальшивые деньги от отчаяния. Услышав рассказ Дурова о путешествии в
поисках жанра, Сашка сжигает 754 фальшивые купюры и, слегка колдуя, изымает
из обращения те, которые уже успел пустить в оборот. Следующий пассажир Дурова — юный хиппи
Аркадиус. Школу он бросил, в армию не пошел из-за плоскостопия. Теперь Аркадиус
едет в Москву, чтобы посмотреть «Мону Лизу», находящуюся там проездом из Японии
в Париж. В качестве платы за проезд Аркадиус отдает Дурову стихи собственного
сочинения — о театре без стен и крыши, который разбили на деревенской улице
четырнадцать бездельников и капитан Иван. Неожиданно Дуров понимает, что те
пятнадцать, о которых написано это стихотворение, — он и его коллеги по жанру.
Поддаваясь мгновенному порыву, он едет в Долину, где и должно произойти чудо. Иллюзионисты Александр, Брюс, Вацлав,
Гийом, Дитер, Евсей, Жан-Клод, Збигнев, Кэндзабуро, Луиджи, Махмуд, Норман и
Оскар собираются в горах неподалеку от лагеря гляциологов. Каждый из них
пережил за эти годы счастье в любви, тонул, погибал, выплывал, выкарабкивался,
унывал и бесился от отчаяния, но никто не предал молодость за большие или
малые деньги, никто не приобрел в путешествиях наглость, жестокость и свинство. Лагерь покинут гляциологами, потому что
ожидается сход лавин. Но иллюзионисты решают превратить эту Долину в долину
чудес и разворачивают свой реквизит: Генератор Как Будто, Тарелки Эхо, Бочку
Олицетворения, Шланги Прошлого, Пороховые Нити Будущего и т. п. Тут три
огромных лавины сметают и фокусников, и их чудеса. Юный Аркадиус злится, попав в Москву:
оказывается, долгожданное свидание с «Моной Лизой» будет происходить не
наедине, а в толпе людей; современный мир преподносит ему очередную «лажу». Но
вдруг, когда он вглядывается в картину, Мона Лиза приподнимает руку, закрывая
свою улыбку, и Аркадиус видит ее ладонь — то чудо и счастье, которого хватит
ему на всю жизнь. Неизвестно, какие явления произошли в
лавинной массе, но ночью Дуров и его товарищи оказываются на ее поверхности. Их
реквизит уничтожен, у них не осталось ни чувств, ни воспоминаний. Как вдруг они
видят вдалеке другую долину и понимают, что она-то и есть истинная Долина, к
которой все они стремились. Их окружает воздух любви, на их глазах совершается
чудо озер, чудо дерев, чудо ночных светил, чудо травы и цветов. Друзья идут за
чудом льва в глубь Долины и готовятся к встрече с новыми чудесами. 755 Остров Крым - Роман (1977-1979)
Случайный выстрел из корабельного орудия,
сделанный английским лейтенантом Бейли-Лендом, предотвратил захват Крыма
частями Красной Армии в 1920 г. И теперь, в годы правления Брежнева, Крым
превратился в процветающее демократическое государство. Русский капитализм
доказал свое превосходство над советским социализмом. Поражают воображение
ультрасовременный Симферополь, стильная Феодосия, небоскребы международных
компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа, минареты и
бани Бахчисарая, американизированные Джанкой и Керчь. Но среди жителей острова Крым
распространяется идея партии СОС (Союза Общей Судьбы) — слияния с Советским
Союзом. Лидер партии — влиятельный политик, редактор газеты «Русский Курьер
Андрей Арсениевич Лучников. Его отец во время гражданской воевал в рядах
русской армии, стал предводителем дворянства феодосийской губернии и живет
теперь в своем имении в Коктебеле. В Союз Общей Судьбы входят одноклассники
Лучникова по Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя — Новосильцев,
Деникин, Чернок, Беклемишев, Нулин, Каретников, Сабашников и др. Андрей Лучников часто бывает в Москве, где
у него много друзей и есть любовница — спортивный комментатор программы «Время»
Татьяна Лунина. Его московские связи вызывают ненависть у членов «Волчьей
Сотни», которая пытается организовать покушение на Лучникова. Но за его
безопасностью следит одноклассник, полковник Александр Чернок, командир
крымского спецподразделения «Эр-Форсиз». Лучников приезжает в Москву. В Шереметьеве
его встречает Марлей Михайлович Кузенков — работник ЦК КПСС, «курирующий»
остров Крым. От него Лучников узнает, что советские власти довольны курсом на
воссоединение с СССР, который проводит его газета и организованная им партия. Оказавшись в Москве, Лучников скрывается
от «ведущих» его сотрудников госбезопасности. Ему удается незаметно выехать из
Москвы с рок-группой своего друга Димы Шебеко и осуществить давнюю мечту:
самостоятельное путешествие по России. Он восхищен людьми, с которыми
знакомится в провинции. Известный нарушитель границ Бен-Иван, доморощенный
эзотерик, помогает ему выбраться в Европу. Вернувшись на остров Крым, Лучников
решает во что бы 756 то ни стало осуществить свою идею слияния острова
с исторической родиной. КГБ вербует Татьяну Лунину и поручает ей
слежку за Лучниковым. Татьяна приезжает в Ялту и, неожиданно для себя,
становится случайной любовницей старого американского миллионера Фреда
Бакстера. После ночи, проведенной на его яхте, Татьяну похищают «волчесотенцы».
Но ребята полковника Чернока освобождают ее и доставляют к Лучникову. Татьяна живет с Лучниковым в его роскошной
квартире в симферопольском небоскребе. Но она чувствует, что ее любовь к
Андрею прошла. Татьяну раздражает его одержимость абстрактной идеей Общей
Судьбы, в жертву которой он готов принести цветущий остров. Она порывает с
Лучниковым и уезжает с влюбленным в нее миллионером Бакстером. Сын Андрея Лучникова, Антон, женится на
американке Памеле; со дня на день молодые ждут ребенка. В это время Советское
правительство «идет навстречу» обращению Союза Общей Судьбы и начинает
военную операцию по присоединению Крыма к СССР. Гибнут люди, разрушается
налаженная жизнь. Гибнет новая возлюбленная Лучникова Кристина Парслей. До
Андрея доходят слухи, что погиб и его отец. Лучников знает, что стал дедом, но
ему неизвестна судьба Антона и его семьи. Он видит, к чему привела его безумная
идея. Антон Лучников с женой и новорожденным
сыном Арсением спасаются на катере с захваченного острова. Катер ведет
эзотерик Бен-Иван. Советские летчики получают приказ уничтожить катер, но, видя
молодых людей и младенца, «шмаляют» ракету в сторону. Андрей Лучников приезжает во Владимирский
собор в Херсонесе. Хороня Кристину Парслей, он видит на кладбище у собора могилу
Татьяны Луниной. Настоятель собора читает Евангелие, и Лучников спрашивает в
отчаянии: «Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого
пройдет соблазн? Как бежать нам этих тупиков?..» За собором святого Владимира над
захваченным островом Крым взлетает праздничный фейерверк. Владимир Николаевич Войнович р. 1932
Два товарища - Повесть (1966)
Шестидесятые годы. Небольшой
провинциальный городок в России. Девятнадцатилетний Валера Важенин живет с
мамой и бабушкой. Мама Валеры работает старшим нормировщиком на заводе. Отец оставил
семью, когда сыну было шесть или семь лет, и живет со своей новой женой Шурой.
Он писатель, пишет репризы для цирка, говорят, что даже пишет роман. Отец
навещает старую семью, дает матери деньги. Сам Валера работает на заводе, где
делаются очень «серьезные вещи», «не то ракеты, не то скафандры — в общем,
что-то космическое». Валера и его друг Толик Божко делают ящики для этих важных
вещей. Каждый день после работы под надзором мамы
и бабушки Валера готовится к поступлению в педагогический институт. Мама
считает дружбу сына с Толиком «странной». По ее понятиям, людей должны
связывать «общие интересы» или «идейные убеждения». Валера и Толик же дружат
потому, что они всегда вместе, живут в одном доме, работают на одном заводе.
Толик мечтает вставить золотые зубы, купить машину, копит деньги на,
мотороллер. Он очень удивляется, что 758 Валере удается запоминать стихи. Как-то
перед работой Толик просит Валеру что-нибудь почитать, и тот читает «Анчар» Пушкина.
Стихотворение производит на Толика большое впечатление. Однажды вечером Толик заходит за Валерой,
и они отправляются гулять. На спортплощадке возле школы они видят толпу молодых
людей, которые тренируются, чтобы прыгать с парашютом. Толик притворяется
парашютистом, как все, делает упражнения на турнике, инструктор записывает его
фамилию. Валере, который постеснялся поступить так же, Толик говорит, что они
обязательно прыгнут, что инструктору «чем больше народу, тем лучше». Сбор
парашютистов назначен на три часа ночи на бульваре. Валера и Толик приходят в парк. Там они
знакомятся с двумя девушками и приглашают их на танцы. Но денег на билеты у
ребят нет, Толику удается достать два билета — он «толкнул частнику» за рубль
подшипник. Девушки проходят на танцплощадку по билетам, а ребятам ничего не
остается, как попробовать пролезть туда через дырку в заборе. Но как только
Валера пролезает в дырку, его хватают дружинники. Они ведут его в милицию.
Толик же с ним идти отказывается. В милиции Валера знакомится с девушкой
Таней, которая работает парикмахером и, по ее словам, попала в милицию «за
легкое поведение» — «с мальчишечкой одним на лавочке целовалась». В конце
концов Валеру и Таню отпускают. Валера провожает ее домой. До утра в подъезде
она учит Валеру целоваться. На обратном пути Валера встречает Толика.
Они идут на бульвар, где собираются парашютисты, и едут вместе с ними на
аэродром. Но инструктор прыгать им не разрешает, так как их «в списках нет». На
аэродроме Валера встречает своего старого школьного товарища Славку Перкова,
который учится в аэроклубе и собирается поступать в летное училище. Славка
берет Валеру с собой в учебный полет. Толик лететь с ними отказывается. После полета Валера полон впечатлений и
хочет рассказать о них Толику, но тот его не слушает. После полета со Славкой Валера все время
грезит полетами. Он относит документы в летное училище, но его мама забирает их
оттуда, говоря, что «никогда не будет спокойна», если Валера будет летать. Толик советует Валере «завалить» экзамены
в институт, пойти в армию, а оттуда в летное училище. С этой мыслью Валера и
приходит на вступительное сочинение. Вместо того чтобы писать по теме, Вале- 759 ра описывает свой полет со Славкой. Но
преподавательнице, которая проверяет сочинение, оно нравится, и она ставит
Валере «пять». На экзамене по литературе она также ставит Валере «пять»,
сказав, что «верит, что он все знает». Но экзамен по иностранному языку Валере
все же удается «завалить», так как вместо английского, который он учил в школе,
Валера идет сдавать немецкий. Вскоре Валера и Толик получают повестки в
армию. Валера идет навестить отца. Тот, узнав,
что сын уходит в армию, дарит ему свои золотые часы. Шура считает, что этого
делать не надо, устраивает скандал, издевается над писательскими способностями
мужа и собирается уходить из дома. Валера незаметно оставляет часы и прощается
с отцом, идет в парикмахерскую постричься «под ноль». Там он встречается с
Таней, она стрижет его, а после работы они договариваются пойти погулять. По
дороге Таня изрядно надоедает Валере своей болтовней. В парке Валера с Таней
встречают Толика, там же происходит стычка между Валерой и Витькой Козубом,
старым знакомым Валеры и Толика. Ребята всегда недолюбливали Козуба, и теперь,
когда он начинает приставать к Татьяне, Валера встает на ее защиту. Толик и Таня быстро находят общий язык, и
Валера шепотом говорит Толику, что тот может «брать ее себе». Поздно вечером,
проводив Таню домой, ребята возвращаются к себе. По пути им встречается Козуб
с его дружками. Они бьют Валеру и заставляют Толика тоже ударить его
«по-дружески». Поначалу Толик отказывается, но потом, испугавшись за себя, бьет
Валеру с большим усердием. После Толик просит у Валеры прощения, но Валера не
может простить ему предательства. Мама и бабушка провожают Валеру в армию.
Через год Валере удается добиться направления в летное училище. Перед отъездом
туда Валера неожиданно встречает Толика. Тот рассказывает, что служит
ординарцем у генерала и пишет стихи с тех самых пор, как Валера прочел ему
«Анчар». Толик вспоминает случай с избиением Валеры
и говорит, что для него даже лучше, что так получилось, в противном случае его
«били бы сильней». Валера и Толик расстаются, и Толик просит товарища не
забывать его. 760 Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана
Чонкина - Роман (Кн. 1-я - 1963-1970; кн. 2-я - 1979)
Книга первая.
ЛИЦО НЕПРИКОСНОВЕННОЕ
Книга вторая. ПРЕТЕНДЕНТ НА ПРЕСТОЛПроизошло это перед началом войны, не то в
конце мая, не то в начале июня 1941 г. Почтальонша Нюрка Беляшева из деревни
Красное, окучивая на огороде картошку, глянула на небо — скоро ли обед? — и
увидела огромную черную птицу, падающую прямо на нее. От ужаса Нюрка замертво
свалилась на землю. А когда открыла глаза, то прямо перед ее огородом стоял
аэроплан. Из самолета вылез летчик. Сбежались деревенские. Сам председатель
Голубев, человек, отягощенный ответственностью и постоянно борющийся с этой
отягощенностью домашними средствами, уже вылезал из своей двуколки, старательно
передвигая ноги. Летчик отрапортовал: «Заклинило маслопровод. Произвел
вынужденную посадку». ...А в это время красноармеец последнего
года Иван Чонкин, еще ничего не знающий об аварии и о том, как удивительно
повернет та авария его судьбу, маршировал взад-вперед мимо телеграфного столба,
отдавая ему честь, — проходил строевую подготовку под наблюдением своего
воинского начальства. Иван Васильевич Чонкин, низкорослый и кривоногий, был
человеком сугубо деревенским, и с лошадьми, при которых состоял в армии,
отношения у него складывались не в пример лучше, чем с людьми. Воинская наука
— строевая и политзанятия — давалась ему с большим трудом. И так сложились
обстоятельства, что именно ему, Чонкину, начальство было вынуждено поручить
ответственнейшее задание — отправиться в деревню Красное для охраны
неисправного самолета, вплоть до прибытия туда авиаремонтников. Поначалу Иван немного соскучился стоять
возле неподвижной железяки на окраине пустой, будто вымершей деревни. Но,
заметив неподалеку в огороде Нюрку и по достоинству оценив ее крупные формы,
Чонкин повеселел. Разговор он начал с выяснения семейного положения. Узнав, что
Нюрка одинокая, для начала Чонкин предложил помощь на огороде. Нюрке он тоже
глянулся — пусть не красавец и ростом не вышел, но парень сноровистый и для
хозяйства 761 полезный. Пекле работы она пригласила
Чонкина в дом поужинать. И уже на следующее утро бабы, выгонявшие скотину в
поле, видели, как из дома Нюрки босой и без гимнастерки вышел Чонкин, разобрал
часть забора, вкатил самолет в огород, а забор снова заложил жердями. Началась у Чонкина размеренная деревенская
жизнь. Нюрка уходила на работу, он хлопотал по хозяйству, готовил еду и ждал
Нюрку. А дождавшись, без устали радовался с нею жизни. От недосыпу Нюрка даже с
лица спала. В деревне Иван стал своим человеком. Председатель Голубев,
постоянно ожидающий тайной инспекции из города, заподозрил, что Чонкин и есть
замаскированный инспектор, и потому немного даже заискивал перед ним. Армейское
командование забыло про Ивана напрочь. А письмо Чонкина в часть с напоминанием
о себе Нюрка, пользуясь служебным положением, потихоньку уничтожила. Но покойная жизнь Чонкина продлилась
недолго. Началась война. И именно в тот момент, когда по радио транслировалась
речь товарища Сталина, Нюркина корова забралась в огород к соседу Гладышеву,
мичуринцу-селекционеру, годы положившему на выведение гибрида картофеля и
помидора — пукса (Пути к Социализму). Потрясенный мичуринец пытался оттащить
животное за рога от последнего кустика пукса, но силы оказались неравными.
Плоды подвижнического труда сгинули в ненасытной утробе невежественной скотины.
Ярость селекционера обратилась против хозяев коровы. Он даже сделал попытку
(безуспешную) застрелить Чонкина из охотничьего ружья. А затем Гладышев
обратился Куда Надо и к Кому Надо с анонимным донесением о скрывающемся в
деревне дезертире, развратнике и хулигане Чонкине. С заявлением ознакомился
капитан НКВД Миляга и, не медля, направил в деревню всех своих семерых
сотрудников районного отдела для ареста дезертира. На подъезде к деревне
Красное машина чекистов застряла на раскисшей от дождей дороге, и чекисты
разговорились с проходившей мимо Нюркой о своих заботах. Нюрка успела к Чонкину
раньше. «Ну что ж, — сказал Чонкин, — буду выполнять свой долг. А ежели
понадобится, и бой приму». К моменту появления чекистов, идущих развернутым
строем, Чонкин уже занимал стратегически выгодную позицию у самолета. «Стой,
кто идет?» — встретил он гостей по уставу. Но чекисты не остановились. Повторив
дважды положенную фразу, Чонкин выстрелил. От неожиданности нападающие
попадали на землю. Бой оказался неожиданно коротким. Чонкин прострелил ягодицу
одному из нападавших, и де- 762 морализованные криками несчастного чекисты
сдались. Капитан Миляга, не дождавшийся своей команды, для выяснения ситуации
отправился в деревню лично. Уже в темноте найдя дом Нюрки, он вошел внутрь и
обнаружил штык, приставленный к его животу. Капитану Миляге пришлось
присоединиться к арестованным. В райцентре же Долгово исчезновение
ведомства капитана Миляги заметили не сразу; первым забеспокоился секретарь
райкома Ревкин. Услышанные на базаре слухи о пленении Чонкиным всего ведомства
капитана Миляги Ревкин решил проверить по телефону, позвонив в Красное
председателю Голубеву. Председатель подтвердил, что всех арестовал Чонкин со
своей бабой. Ревкину послышалось вместо слова «бабой» слово «бандой». На
нейтрализацию действующей в тылу советских войск могучей банды Чонкина был
направлен полк под командованием генерала Дрынова. Темной ночью полк взял в
кольцо деревню, и солдаты приблизились к самому забору Нюркиного огорода.
Первым в их руки попал капитан Миляга, как раз в эту ночь совершивший побег из
плена. Оглушенного Милягу притащили в штаб и стали допрашивать. Допрос шел с
помощью тех немногих немецких слов, которые знал штабной офицер. Потрясенный
случившимся, Миляга уверился, что захвачен немцами, и начал рассказывать о
своем опыте борьбы с коммунистами, накопленном в работе советского гестапо —
НКВД. Он даже выкрикнул: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Генерал приказал
расстрелять диверсанта. Полк приступил к штурму бандитского
логова. Чонкин, устроившись в кабинке стрелка самолета, отстреливался из
пулемета. Нападавшие применили артиллерию. Один из снарядов накрыл самолет, и
пулемет Чонкина замолчал. Ворвавшиеся в огород передовые части наступающих
обнаружили лежащего на земле маленького красноармейца, над которым выла
женщина. «Где же банда? — спросил генерал, увидев вместо диверсантов связанных
чекистов. — Это же наши товарищи». Председатель Голубев объяснил, что речь шла
не о банде, а о бабе. «Это что же, вот этот один солдат с бабой вели бой с
целым полком?» — «Так точно», — подтвердил очнувшийся Иван. «Ты, Чонкин, прямо
скажу, — герой, хоть на вид и обыкновенный лопух. От имени командования
награждаю тебя орденом». Затем вперед выступил лейтенант НКВД Филиппов: «У
меня приказ арестовать изменника Родины Чонкина». — «Ну что ж, — потупился
генерал, — выполняйте свой приказ». И Чонкина арестовали. Большая часть последующих событий, в центре
которых по-прежнему был Чонкин, развивалась уже без его прямого участия,
посколь- 763 ку сам он безотлучно находился в тюрьме.
Следствие установило, что на родине в деревне Чонкино Иван имел кличку Князь, —
слухи приписывали отцовство Ивана прапорщику Голицыну, в гражданскую войну
стоявшему на постое в доме Чонкиных. Так у следствия появился
«белоэмигрантский след». Районный НКВД получил тайное сообщение о наличии в
районе немецкого шпиона Курта, и вот уже арестованный по подозрению в шпионаже
лейтенант Филиппов признался в том, что он и есть агент Курт и что работал он
в контакте со ставленником белой эмиграции Чонкиным-Голицыным. Сменивший
попеременно занимавших место начальника районного отдела НКВД капитана Милягу и
лейтенанта Филиппова, капитан Фигурнов развернул пропагандистскую кампанию по
возвеличиванию подвига героя-чекиста капитана Миляги, павшего от рук банды
Чонкина. В город были доставлены останки капитана, в качестве которых чекисты,
не имевшие достаточно времени, привезли останки лошадиного скелета. Однако в
момент выноса гроба один из участников церемонии споткнулся, гроб сорвался на
землю, и выкатившийся из него лошадиный череп вызвал в городе панику. И наконец, еще один стремительно
развивавшийся сюжет: тайное соперничество второго секретаря райкома Борисова с
Ревкиным вошло в завершающую фазу — с помощью капитана Фигурнова секретарь
Ревкин был изобличен как враг и начал давать показания о своей вражеской
деятельности. Деятельность эта также была поставлена органами в прямую связь с
Чонкиным. И к моменту начала процесса у прокурора Евлампиева были все
основания заявить, что на скамье подсудимых сидит князь Голицын, ярый враг
советской власти, намеревавшийся сесть на российский престол. Суд приговорил
Чонкина к высшей мере пролетарского гуманизма — расстрелу. Тем временем слухи о
деле Чонкина ширились и проникали в самые высшие сферы. Адольф Гитлер, услыхав
о геройском сопротивлении большевикам организации Голицына-Чонкина,
распорядился повернуть наступающие на Москву войска и идти на выручку героя.
Этот приказ войска получили как раз в тот момент, когда немецкие танки шли на
малочисленных и почти безоружных защитников столицы под командованием генерала
Дрынова. В отчаянии генерал поднял солдат в атаку, и немецкие танки вдруг разом
повернули и начали отходить. О невероятной победе генерала Дрынова сообщили
газеты. Генерала-героя принял сам Сталин. В состоявшейся у них беседе Дрынов
рассказал о доблести простого солдата Чонкина. Растроганный Сталин произнес
тост за русского солдата, проявившего пример беззаветного служения Родине. Тем временем немецкие танки подходили к
райцентру Долгово, и 764 капитан Фигурнов получил от руководства
приказ срочно расстрелять осужденного Голицына ввиду осложнения обстановки, а
также откомандировать в Москву по приказу главнокомандующего солдата Ивана
Чонкина для получения правительственной награды. Обоим распоряжениям —
расстрелять и наградить — не было суждено быть исполненными. Немцы входили в
город, и Фигурнов передал Чонкина сержанту Свинцову с официальным приказом —
доставить в Москву и неофициальным — застрелить при попытке к бегству. Но в
блужданиях по территории, занятой немцами, Чонкин не выказывал желания
бежать, а сержант Свинцов, в свою очередь, не проявлял признаков излишнего
служебного рвения. Напротив, поразмыслив, он принял для себя решение «убечь от
всех» и вести естественную жизнь «хичника». «А ты, Чонкин, иди в свою деревню,
— сказал он Ивану. — Может, Нюрку найдешь». Пробравшись в деревню, Чонкин
увидел скопление народа возле правления и немца, стоящего на крыльце и
зачитывающего приказы новой немецкой администрации о сдаче излишков
продовольствия. Рядом с немцем стоял новый уполномоченный от немецких властей,
мичуринец Гладышев. Чонкин попятился и, никем не замеченный, покинул деревню. Москва 2042 - Сатирическая повесть (1987)
Живущий в Мюнхене русский
писатель-эмигрант Виталий Карцев в июне 1982 г. получил возможность оказаться в
Москве 2042 г. Готовясь к поездке, Карцев встретил своего
однокашника Лешку Букашева. Букашев сделал в СССР карьеру по линии КГБ. Было
похоже на то, что встреча их не случайна и что Букашев знает о необычной
поездке Карцева. В разгар сборов Карцеву позвонил еще один
старый московский приятель Леопольд (или Лео) Зильберович и велел немедленно
ехать в Канаду. Звонил Зильберович по поручению Сим Симыча
Карнавалова. В свое время именно Лео открыл Карнавалова как писателя. Сим
Симыч, в прошлом зек, работал тогда истопником в детсаду, вел аскетический
образ жизни и писал с утра до ночи. Им было задумано фундаментальное сочинение
«Большая зона» в шестьдесят томов, которые сам автор называл «глыбами». 765 Вскоре после того как Карнавалова
«открыли» в Москве, он стал печататься за границей и мгновенно приобрел известность.
Вся советская власть — милиция, КГБ, Союз писателей — вступила с ним в борьбу.
Но арестовать его не могли, не могли и выслать: помня историю с Солженицыным,
Карнавалов обратился ко всему миру с просьбой не принимать его, если
«заглотчики» (так он называл коммунистов) выпихнут его насильно. Тогда власти
не оставалось ничего иного, как просто вытолкнуть его из самолета, который
пролетал над Голландией. В конце концов Сим Симыч поселился в Канаде в собственном
имении, названном Отрадное, где все было заведено на русский лад: ели щи,
кашу, женщины носили сарафаны и платки. Сам хозяин на ночь заучивал словарь
Даля, а с утра репетировал торжественный въезд в Москву на белом коне. Карцеву Карнавалов поручил взять в Москву
тридцать шесть уже готовых «глыб» «Большой зоны» и письмо «Будущим правителям
России». И Карцев отправился в Москву будущего. На
фронтоне аэровокзала он первым делом увидел пять портретов: Христа, Маркса,
Энгельса, Ленина... Пятый был почему-то похож на Лешку Букашева. Пассажиров, прилетевших вместе с Карцевым,
быстро загрузили в бронетранспортер люди с автоматами. Карцева вояки не
тронули. Его встречала другая группа военных: трое мужчин и две женщины, которые
представились как члены юбилейного Пятиугольника. Выяснилось, что Пятиугольнику
поручено подготовить и провести столетний юбилей писателя Карцева, поскольку он
является классиком предварительной литературы, произведения которого изучают в
предкомобах (предприятиях коммунистического обучения). Карцев абсолютно ничего
не понимал. Тогда встречавшие дамы дали Карцеву кое-какие дальнейшие пояснения.
Оказалось, что у них в результате Великой Августовской коммунистической
революции, осуществленной под руководством Гениалиссимуса (сокращенное звание,
так как их Генеральный секретарь имеет воинское звание Генералиссимуса и отличается
от других людей всесторонней гениальностью), стало возможным построение
коммунизма в одном отдельно взятом городе. Им стал МОСКОРЕП (бывшая Москва). И
теперь Советский Союз, являясь в целом социалистическим, имеет
коммунистическую сердцевину. Для выполнения программы построения
коммунизма Москва была обнесена шестиметровой оградой с колючей проволокой
сверху и охранялась автоматическими стреляющими установками. Зайдя в кабесот (кабинет естественных отправлений,
где пришлось заполнить бланк о «сдаче продукта вторичного»), Карцев ознакомился
там с газетой, напечатанной в виде рулона. Прочитал, в 766 частности, указ Гениалиссимуса о переименовании
реки Клязьмы в реку имени Карла Маркса, статью о пользе бережливости и многое
другое в том же роде. Наутро сочинитель проснулся в гостинице
«Коммунистическая» (бывшая «Метрополь») и по лестнице (на лифте висела табличка
«Спускоподъемные потребности временно не удовлетворяются») спустился во двор.
Там пахло, как в нужнике. Во дворе вилась очередь к киоску, и стоявшие в ней
люди держали в руках бидончики, кастрюли и ночные горшки. «Что дают?» —
поинтересовался Карцев, «Не дают, а сдают, — ответила коротконогая тетенька. —
Как это чего? Говно сдают, что же еще?» На киоске висел плакат: «Кто сдает
продукт вторичный, тот снабжается отлично». Писатель гулял по Москве и беспрерывно
удивлялся. На Красной площади отсутствовали собор Василия Блаженного, памятник
Минину с Пожарским и Мавзолей. Звезда на Спасской башне была не рубиновая, а
жестяная, а Мавзолей, как выяснилось, вместе с тем, кто в нем лежал, продали
какому-то нефтяному магнату. По тротуарам шли люди в военных одеждах.
Автомобили были в основном паровые и газогенераторные, а больше —
бронетранспортеры. Словом, картина нищеты и упадка. Перекусить пришлось в
прекомбинате (предприятие коммунистического питания), на фасаде которого висел
плакат:. «Кто сдает продукт вторичный, тот питается отлично». В меню значились
щи «Лебедушка» (из лебеды), свинина вегетарианская, кисель и вода натуральная.
Свинину Карцев есть не смог: будучи первичным продуктом, пахла она, примерно
как вторичный. На месте ресторана «Арагви» помещался
государственный экспериментальный публичный дом. Но там писателя ждало
разочарование. Выяснилось, что для клиентов с общими потребностями предусмотрено
самообслуживание. Постепенно выяснилось, что верховный
Пятиугольник установил для Карцева повышенные потребности, а места, куда он
случайно попадал, предназначались для коммунян потребностей общих. Режим
отчасти благоволил к нему потому, что Гениалиссимус действительно оказался
Лешкой Букашевым. Везде, где бывал Карцев, ему встречалось
написанное на стенах слово «СИМ». Делали эти надписи так называемые симиты, то
есть противники режима, ждущие возвращения Карнавалова в качестве царя. Карнавалов не умер (хотя машина времени и
забросила Карцева на шестьдесят лет вперед), он был заморожен и хранился в
Швейцарии. Коммунистические правители стали втолковывать Карцеву, что 767 искусство не отражает жизнь, а преображает
ее, точнее, жизнь отражает искусство, и поэтому он, Карцев, должен вычеркнуть
Карнавалова из своей книги. Заодно дали почитать автору саму эту его книгу,
написанную им в будущем и потому им еще не читанную (и даже неписаную). Но сочинитель был стоек — он не согласился
вычеркнуть своего героя. Тем временем ученые разморозили Карнавалова, он
торжественно въехал в Москву на белом коне (население и войска, озверевшие от
нищеты, беспрепятственно переходили на его сторону, попутно самосудом казня
заглотчиков) и установил монархию на территории бывшего Советского Союза,
включая Польшу, Болгарию и Румынию в качестве губерний. Вместо механических
средств передвижения новый монарх ввел живую тягловую силу, науки заменил изучением
Закона Божьего, словаря Даля и «Большой зоны». Ввел телесные наказания,
предписал мужчинам ношение бород, а женщинам — богобоязненность и скромность. Сочинитель же Карцев улетел в Мюнхен 1982
года и уселся там сочинять эту самую книгу. Василий Иванович Белов р. 1932
Такая война - Рассказ (1960)
Ваню — сына Дарьи Румянцевой — убило на
фронте в 42-м г., а бумага с печатью и непонятной, но уж больно подозрительной
подписью (один крючок с петелькой) приходит больше чем через год. И решает
Дарья, что бумага фальшивая, подделанная каким-то недобрым человеком. Когда через деревню проезжают цыгане,
Дарья каждый раз ходит гадать на Ваню. И каждый раз карты раскидываются как
нельзя лучше. Получается — жив он. И Дарья терпеливо ждет конца войны. К ночи, зимой и осенью, она уходит на
конюшню стеречь лошадей и там все думает про сына Ивана С рассветом
возвращается, волоча по пути какую-нибудь ломину, брошенный колышек либо
гнилую тесину — без дров зимой не проживешь. Избу она топит через день, а
картошку выдумывает варить в самоваре: и проще и выгоднее, да и кипяток для
питья выходит вроде бы чем-то позанятнее. Дарья еще не вышла из возраста, и с нее
берут полный налог: яйца, мясо, шерсть, картошку. И все она уже сдала, кое-что
прикупив, иногда заменив одно другим, и только по мясу числится за ней
недоимка да денежный налог весь целехонький, не говоря уж о страховке, займе и
самообложении. По этим статьям у нее и за прошлый сорок второй год не
выплачено. А тут Пашка Неуступов, по прозви- 769 щу Куверик, по здоровью не взятый в армию
Ванин одногодок, приносит Дарье новые обязательства. И требует «с государством
рассчитываться». Голод в народе начинается как-то
незаметно, понемногу, и никто не всплескивает руками, когда в колхозе от
истощения умирает первая старуха. А двери теперь почти не закрываются от
великого изобилия нищих. Вскоре становится совсем нечего есть. Бабы ходят в
дальний, еще хлебный колхоз — менять одежду на зерно и картошку. У Дарьи есть
хороший полушерстяной Иванов костюм. Иван купил его за три недели до войны, не
успел и поносить вдоволь. Когда Дарье становится невмоготу и начинает больно
болеть сердце, она выносит костюм из сенника и ловит далекий, уже забиваемый
затхлостью сундука Ванюшин запах. Раз, вывернув карманы, видит копеечку и
махорочную пыльцу и потом долго сидит, разволнованная, с облегчающими слезами.
А копеечку прячет в сахарницу. На Первое мая сельский дедко, сивый
бухтинник Миша, покупает ее единственную оставшуюся живность — козу. Половину
цены Дарья берет деньгами (и тут же отдает их финагенту), половину — картошкой.
И делит картошку тоже пополам: корзину на питание, корзину на семена. Но чтобы
не умереть, приходится варить в самоваре и эту семенную картошку. Наконец
Дарья решается: идет с бабами, выменивает Иванов костюм на полмешка картошки и
обрезками сажает полторы гряды. А корзиной оставшихся обрезанных картофелин
питается до самой Казанской. Наступает лето. Дарья каждый день ходит с
бабами косить, а на привалах греет на солнышке опухшие ноги. Ее все время тянет
в сон, кружится голова и тонко, по-угарному звенит в ушах. Дома Дарья
разговаривает с самоваром, как раньше разговаривала с козой или с подпольной
мышкой (мышка в ее избе теперь не живет). И вдруг к Дарье снова приходит Пашка
Куверик и требует заплатить деньги. Одна ты, говорит, во всей деревне
злоупорничаешь. Больше Пашка ждать не намерен: придется, видно, принимать
меры. Деловито оглядев избу, он начинает описывать имущество, потом уносит то,
что находит ценным, — два фунта шерсти и самовар. Дарья, плача, умоляет
оставить ей самовар: «Век буду Бога за тебя молить, Пашенька», но Кувери и
слушать не хочет. Без самовара в избе становится совсем
неприютно и пусто. Дарья плачет, но и слезы в глазах кончаются. Она грызет
мягкую, изросшую в земле картофелину, еще одну. Лежа на печи, Дарья пытается
отделить явь от сна и никак не может. Далекие громы кажутся ей шумом широкой,
идущей двумя полосами войны. Война представляется 770 Дарье в виде двух бесконечных рядов солдат
с ружьями, и эти солдаты поочередно стреляют друг в друга. А Иван — на
горушке, и у него почему-то нет ружья. Дарья мучительно хочет окрикнуть его,
чтобы он поскорее взял ружье, но крика не получается. Она бежит к сыну, да ноги
не слушаются и что-то тяжелое, всесильное мешает ей. А ряды солдат все дальше и
дальше... На третий или четвертый день Сурганиха
видит в магазине выставленный на прилавке Дарьин самовар. «Бес этот Куверик, —
думает Сурганиха, — самовар отнял у старухи». На покосе она рассказывает о
самоваре бабам, выясняется, что Дарья уже третий день не выходит в поле. Бабы
со всей деревни собирают кто сколько может и, выкупив самовар, довольные, идут
к Дарьиной избе, да только хозяйки в ней нет. «Видно, сердешная, по миру ушла»,
— говорит Сурганиха. За лето через деревню идут сотни нищих:
стариков, детей, старушек. Но Дарью никто не видел, и домой она не
возвращается. И только зимой до деревни доходит слух, что километрах в десяти
отсюда, в сеновале на лесной пустоши, нашли какую-то мертвую старуху. Кусочки
в ее корзине уже высохли, и одежда на ней была летняя. Бабы единогласно решают,
что это обязательно и есть ихняя Дарья. Но старик Миша только подсмеивается над
бабами: «Да разве мало таких старух по матушке-Расее? Ежели считать этих
старух, дак, поди, и цифров не хватит». А может, и правы они, эти бабы, кто знает?
Они, бабы, почти всегда бывают правы, особенно когда на земле такая война... Привычное дело - Повесть (1966)
Едет на дровнях мужик Иван Африканович
Дрынов. Напился с трактористом Мишкой Петровым и теперь с мерином Пармёном
беседует. Везет из сельпо товар для магазина, а заехал спьяну не в ту деревню,
значит, домой только — к утру... Дело привычное. А ночью по дороге нагоняет
Ивана Африкановича все тот же Мишка. Еще выпили. И тут решает Иван Африканович
сосватать Мишке свою троюродную сестру, сорокалетнюю Нюшку-зоотехницу. Она,
правда, с бельмом, зато если с левого боку глядеть, так и не видно... Нюшка
прогоняет друзей ухватом, и ночевать им приходится в бане. 771 И как раз в это время у жены Ивана
Африкановича Катерины родится девятый, Иван. А Катерина, хоть и запретила ей
фельдшерица строго-настрого, после родов — сразу на работу, тяжело больная. И
вспоминает Катерина, как в Петров день наблудил Иван с бойкой бабенкой из их
села Дашкой Путанкой и потом, когда Катерина простила его, на радостях обменял
доставшуюся от деда Библию на «гармонью» — жену веселить. А сейчас Дашка не
хочет ухаживать за телятами, так Катерине приходится работать и за нее (а иначе
семью и не прокормишь). Измученная работой и болезнью, Катерина внезапно
падает в обморок. Ее увозят в больницу. Гипертония, удар. И только больше чем
через две недели она возвращается домой. А Иван Африканович тоже вспоминает про
гармонь: не успел он научиться даже и на басах играть, как ее отобрали за
недоимки. Приходит время сенокоса. Иван Африканович
в лесу, тайком, за семь верст от деревни косит по ночам. Если трех стогов не
накосишь, корову кормить нечем: десяти процентов накошенного в колхозе сена
хватает самое большее на месяц. В одну из ночей Иван Африканович берет с собой
малолетнего сына Гришку, а тот потом по глупости рассказывает районному
уполномоченному, что ходил с отцом ночью в лес косить. Ивану Африкановичу
грозят судом: ведь он депутат сельсовета, а потом тот же уполномоченный
требует «подсказать», кто еще в лесу по ночам косит, написать список... За это
он обещает «не обобществлять» личные стога Дрынова. Иван Африканович договаривается
с соседским председателем и вместе с Катериной ходит в лес на чужую территорию
косить по ночам. В это время в их деревню приезжает из
Мурманска без копейки денег Митька Поляков, брат Катерины. Недели не прошло,
как он напоил всю деревню, начальство облаял, Мишке сосватал Дашку Путанку, да
и корову сеном обеспечил. И все будто походя. Дашка Путанка поит Мишку
приворотным зельем, и его потом долго рвет, а через день по Митькиному наущению
они едут в сельсовет и расписываются. Вскоре Дашка срывает с Мишкиного трактора
репродукцию картины Рубенса «Союз земли и воды» (там изображена голая баба, по
общему мнению, вылитая Нюшка) и сжигает «картинку» в печи из ревности. Мишка в
ответ чуть не сбрасывает трактором Дашку, моющуюся в бане, вместе с баней прямо
в речку. В результате — трактор поврежден, а на чердаке бани обнаружено
незаконно скошенное сено. Сено заодно начинают искать у всех в деревне, доходит
очередь и до Ивана Африкановича. Дело привычное. Митьку вызывают в милицию, в район (за
соучастие в порче трактора и за сено), но по ошибке пятнадцать суток дают не
ему, а дру- 772 гому Полякову, тоже из Сосновки (там
полдеревни Поляковы). Мишка же свои пятнадцать суток отбывает прямо в своей
деревне, без отрыва от производства, по вечерам напиваясь с приставленным к
нему сержантом. После того как у Ивана Африкановича
отбирают все накошенное тайком сено, Митька убеждает его бросить деревню и
уехать в Заполярье на заработки. Не хочет Дрынов покидать родные места, да
ведь если Митьку послушать, то другого выхода-то и нет... И Иван Африканович
решается. Председатель не хочет давать ему справку, по которой можно получить
паспорт, но Дрынов в отчаянии угрожает ему кочергой, и председатель вдруг
сникает: «Хоть все разбегитесь...» Теперь Иван Африканович — вольный казак. Он
прощается с Катериной и вдруг весь сжимается от боли, жалости и любви к ней.
И, ничего не говоря, отталкивает ее, словно с берега в омут. А Катерине после его отъезда приходится
косить одной. Там-то, во время косьбы, и настигает ее второй удар. Еле живую,
ее привозят домой. И в больницу в таком состоянии нельзя — умрет, не довезут. А Иван Африканович возвращается в родную
деревню. Наездился. И рассказывает он чуть знакомому парню из дальней заозерной
деревни, как поехали было с Митькой, да он лук продавал и вовремя в поезд
вскочить не успел, а билеты-то все у него и остались. Высадили Ивана
Африкановича и потребовали, чтобы он в течение трех часов уехал назад, в
деревню, а штраф, мол, в колхоз пришлют, да только как ехать, если не на что, —
не сказали. И вдруг — поезд подошел и с него слез Митька. Так тут Иван
Африканович и взмолился: «Не надо мне ничего, отпусти ты меня только домой».
Продали они лук, купили обратный билет, и поехал, наконец, Дрынов домой. А парень в ответ на рассказ сообщает
новость: в деревне Ивана Африкановича баба померла, ребятишек много осталось.
Парень уходит, а Дрынов вдруг падает на дорогу, зажимает руками голову и
перекатывается в придорожную канаву. Бухает кулаком в луговину, грызет землю... Рогуля, корова Ивана Африкановича,
вспоминает свою жизнь, будто удивляясь ей, косматому солнцу, теплу. Она всегда
была равнодушна к себе, и очень редко нарушалась ее вневременная необъятная
созерцательность. Приходит мать Катерины Евстолья, плачет над своей ведерницей
и велит всем детям обнять Рогулю, проститься. Дрынов просит Мишку зарезать
корову, сам не может. Мясо обещают принять в столовую. Иван Африканович
перебирает Рогулины потроха, и на его окровавленные пальцы капают слезы. Детей Ивана Африкановича, Митьку и Ваську,
отдают в приют, 773 Антошку — в училище. Митька пишет, чтобы
посылали Катюшку нему в Мурманск, только больно мала-то. Остаются Гришка с
Марусей да два младенца. И то трудно: Евстолья стара, руки стали худые. Она
вспоминает, как Катерина перед смертью, уже без памяти, звала мужа: «Иван,
ветрено, ой, Иван, ветрено как!» После смерти жены Иван Африканович не
хочет жить. Ходит обросший, страшный да курит горький сельповский табак. А
Нюшка берет на себя заботу о его детях. Иван Африканович идет в лес (ищет осину
для новой лодки) и вдруг видит на ветке платок Катерины. Глотая слезы, вдыхает
горький, родимый запах ее волос... Надо идти. Идти. Постепенно он понимает,
что заблудился. А без хлеба в лесу каюк. Он много думает о смерти, все больше
слабеет и лишь на третий день, когда уже на карачках ползет, вдруг слышит
тракторный гул. А спасший своего друга Мишка поначалу думает, что Иван
Африканович пьян, да так ничего и не понимает. Дело привычное. ...Через два дня, на сороковой день после
Катерининой смерти, Иван Африканович, сидя на могиле жены, рассказывает ей о
детях, говорит, что худо ему без нее, что будет ходить к ней. И просит ждать...
«Милая, светлая моя... вон рябины тебе принес...» Он весь дрожит. Горе пластает его на
похолодевшей, не обросшей травой земле. И никто этого не видит. Плотницкие рассказы - Повесть (1968)
Март 1966 г; Тридцатичетырехлетний инженер
Константин Платонович Зорин вспоминает, как его, выходца из деревни, унижали
городские бюрократы и как когда-то возненавидел он все деревенское. А теперь
тянет назад, в родную деревню, вот и приехал он сюда в отпуск, на двадцать
четыре дня, и хочется баню топить каждый день, но его баня слишком стара, а
восстановить ее в одиночку, несмотря на плотницкую закваску, приобретенную в
школе ФЗО, Зорин не может и поэтому обращается за помощью к соседу-старику
Олеше Смолину, да только тот не спешит приниматься за дело, а вместо этого
рассказывает Зорину о своем детстве. Родился Олеша, как Христос, в телячьем
хлеву и как раз на самое 774 Рождество. А грешить его заставил поп: не
верил, что у Олеши нет грехов, и больно драл за уши, вот и решил тот согрешить
— украл отцовский табак и стал курить. И тут же покаялся. А как начал Олеша
грешить, жить стало легче, стегать враз перестали, но только пошла в его жизни
с тех пор всякая путанка... На следующий день Зорин и Смолин, взяв
инструменты, идут ремонтировать баню. Мимо них проходит сосед, Авинер Павлович
Козонков, сухожильный старик с бойкими глазами. Олеша разыгрывает Авинера,
говоря, что у того корова якобы нестельная и что он останется без молока.
Козонков, не понимая юмора, злится и угрожает Олеше, что напишет куда следует
про сено, накошенное Смолиным без разрешения, и что сено у него отберут. В
ответ Олеша говорит, что Авинер с разрешения сельсовета косит на кладбище —
покойников грабит. Смолин и Козонков окончательно ссорятся, но когда Авинер
уходит, Олеша замечает: всю жизнь у них с Авинером споры. С малолетства так. А
жить друг без дружки не могут. И начинает Смолин рассказывать. Олеша и
Авинер — одногодки. Как-то ребята делали птичек из глины и фуркали — кто
дальше. А Авинер (тогда еще Виня) набрал глины больше всех, насадил на ивовый
прут да прямехонько в Федуленково окно, стекло так и брызнуло. Все, конечно,
бежать. Федуленок — из избы, а Виня один на месте остался и только
приговаривал: «Вон оне в поле побежали!» Ну, Федуленок и ринулся за ними, и
Олешу настиг. Да и прикончил бы, если б не Олешин отец. В двенадцать лет Винька и Олеша приходскую
школу кончили, так Винька на своем гумне все ворота матюгами исписал — почерк у
него был, как у земского начальника, а от работы Винька старался увильнуть,
даже плуг отцовский портил, лишь бы навоз в борозду не кидать. И когда его отца
пороли за неуплату податей, Виня бегал глядеть, да еще и хвастался: видел,
дескать, как тятьку пороли и он на бревнах привязанный дергался... А потом
отправился Олеша в Питер. Там мастера-плотники били его сильно, но работать
научили. После стычки с Олешей Авинер в бане не показывается.
Зорин, услышав, что к Козонкову приехала дочь Анфея, отправляется в гости.
Авинер поит своего шести- или семилетнего внука водкой, а сам, пьяный,
рассказывает Зорину о том, как ловок он был в молодости — обманывал всех вокруг
и даже из-под углов только что заложенной церкви деньги вытащил. На следующее утро Олеша на баню не
является. Зорин идет к нему сам и узнает, что от Олеши требуют идти в лес —
рубить ветошный корм (это результат козней Козонкова: он ведь и про работу 775 магазина каждую неделю жалобу строчит).
Только после обеда Зорин приходит ремонтировать баню и снова начинает
рассказывать. На этот раз про то, как Козонков захотел жениться, да невестин
отец отказал ему: на Авинеровых розвальнях завертки веревочные, так на первой
же горушке, глядишь, завертка-то и лопнет... Потом Олеша рассказывает про свою любовь.
У Таньки, Федуленковой дочки, коса густая была, ниже пояса. уши белые. А глаза — даже и не глаза, а
два омутка, то синие, то черные. Ну, а Олеша робок был. И как-то в Успеньев
день после праздника мужики напились, а парни спали на повети неподалеку от
девок. Винька тогда пьяным прикинулся, а Олеша стал проситься под полог, где
собирались спать Олешина двоюродная да Танька. Тут двоюродная-то и шмыгнула в
избу: самовар, дескать, забыла закрыть. И назад не вышла — догадливая она
была. А Олеша, весь от страха дрожа, — к Таньке, да та стала уговаривать его
уйти... Олеша сдуру и пошел на улицу. Проплясался, а когда уже под утро зашел
на поветь, услышал, как Винька под пологом его Таньку жамкает. И как целуются.
А двоюродная, обсмеяв Олешу, сказала, что Танька велела его найти, да только
где сыскать-то? Будто век не плясывал. Олеша заканчивает свой рассказ. Мимо
проезжает грузовик, водитель оскорбляет Смолина, однако Олеша лишь восхищается
им: молодец, сразу видно — нездешний. Зорин, злясь и на водителя и на
беззлобие Смолина, уходит не попрощавшись. Козонков, придя к Смолину, рассказывает,
как с восемнадцатого года стал он правой рукой Табакова, уполномоченного финотдела
РИКа. И сам с колокольни колокол спехивал, да еще и маленькую нужду оттуда
справил, с колокольни-то. И в группке бедноты, созданной, чтоб вывести кулаков
на чистую воду и открыть в деревне классовую войну, Авинер тоже участвовал.
Так теперь товарищ Табаков, говорят, на персональной живет, и Козонков
интересуется, нельзя ли и ему тоже персональную? Вот и документы все собраны...
Зорин смотрит документы, но их явно недостаточно. Авинер жалуется, что посылал,
дескать, заявление на персональную в район, да затеряли там: кругом одна плутня
да бюрократство. А ведь Козонков, считай, с восемнадцатого года на руководящих
работах — и секретарем в сельсовете, и бригадиром, два года «зав. мэтээф
работал, а потом в сельпе» всю войну займы распространял. И наган у него был.
Как-то повздорил Козонков с Федуленком — наганом грозил, а потом добился, чтоб
того в колхоз не приняли: две коровы, два самовара, дом двоежилой. И тут
Федуленка, как единоличника, таким налогом обложили... Авинер уходит. Дом
Федуленка, где была контора колхоза, 776 глядит пустыми, без рам, окошками. А на
князьке сидит и мерзнет нахохленная ворона. Ей ничего не хочется делать. Отпуск Зорина подходит к концу. Олеша
работает на совесть и потому медленно. И рассказывает он Зорину, как направляли
их, бывало, на трудгужповинность — дороги строить, как гнали то на лесозаготовку,
то на сплав, а потом еще надо было в колхозе хлеб посеять, да только получалось
на четыре недели позже нужного. Вспоминает Олеша, как пришли описывать
имущество Федуленка. Дом — с молотка. Всю семью — в ссылку. Когда прощались,
Танька к Олеше при всем народе подошла. Да как заплачет... Увезли их в Печору,
было от них в первое время два или три письма, а потом — ни слуху ни духу.
Олеше тогда Винька Козонков кулацкую агитацию приписал, и мучили Смолина
сильно. Да и теперь Олеша не решается рассказать Зорину все до конца — тот
ведь «партейный». Баня оказывается готовой. Зорин хочет
рассчитаться с Олешей, но тот будто не слышит. Потом они вместе парятся. Зорин
специально для Олеши включает транзистор, оба слушают «Прекрасную мельничиху»
Шуберта, а затем Зорин дарит транзистор Олеше. Перед отъездом к Зорину приходят Олеша и
Авинер. Выпив, они начинают спорить о коллективизации. Олеша говорит, что в
деревне было не три слоя — кулак, бедняк и середняк, — а тридцать три,
вспоминает, как в кулаки записали Кузю Перьева (у него и коровы-то не было, да
только Табакова обматерил в праздник). А по словам Авинера, Смолина самого
следовало бы вместе с Федуленком — под корень: «Ты контра была, контра и есть».
Доходит до драки. Авинер стучит о стену Олешиной головой. Появляется Настасья,
жена Олеши, и уводит его домой. уходит и
Авинер, приговаривая: «Я за дисциплинку родному брату... головы не пожалею...
Отлетит в сторону!» У Зорина начинается грипп. Он засыпает,
потом встает и, пошатываясь, идет к Смолину. А там сидят и мирно беседуют...
Авинер и Олеша. Смолин говорит, что оба они в одну землю уйдут, и просит
Авинера, если Олеша умрет раньше, сделать ему гроб честь по чести — на шипах. И
Козонков просит Смолина о том же, если Олеша его переживет. А потом оба, клоня
сивые головы, тихо, стройно запевают старинную протяжную песню. Зорин не может им подтянуть — он не знает
ни слова из этой песни... Михаил Михайлович Рощин р. 1933
Валентин и Валентина - СОВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ В ДВУХ
ЧАСТЯХ, С ПРОЛОГОМ Пьеса (1971)
Действие происходит в наши дни в большом
городе. Комната в стиле пятидесятых годов.
Вечерний чай. В кресле бабка Валентины, рядом Валина мать, у зеркала — Женя,
старшая сестра. Ждут Валю. Мать возмущается. Ей кажется, что Валя слишком распущена:
в метро та шла в обнимку с молодым человеком. Мать думает, что Валя бросит
институт, искалечит себе жизнь, будет голодать, плодить нищих. Женя пытается
ей объяснить, что еще ничего страшного не происходит, что так все сейчас ходят,
но мать не хочет ничего слушать. Валентина приходит домой. Мать сразу же
начинает ее отчитывать. Говорит, что она катится по наклонной плоскости, что у
нее никакого стыда не осталось, что из-за глупой ошибки она может сломать себе
жизнь, что она принимает за любовь совсем другое, что в восемнадцать лет
«мальчик» не имеет права жениться. Валя говорит, что мать так к нему
относится, потому что его мать — проводница, а выбирать — выгодно-невыгодно —
она не будет. У них целых три комнаты, неужели не найдется места для него? Но
мать кричит, чтобы они и не надеялись, что нечего зариться на их жилплощадь,
просит Валю запомнить, что у той ничего нет, и пока она 778 живет с ними, она должна делать так, как хотят
они. Она запрещает Вале даже видеться с мальчиком. Валя убегает. Квартира Валентина. Его мать — Лиза тоже
не в восторге от его намерения жениться. Она ничего не имеет против самой Вали
и против их встреч, но она считает, что жениться сыну рано. Слишком трудно они
живут, а начинать в его возрасте с нуля — еще труднее. Им негде будет жить,
нечего есть. Лиза боится, что Валентина не станет жить с ними в трудностях, а
ее семья никогда не примет ее сына. Впрочем, свободу выбора она сыну оставляет.
Валентин провожает мать в рейс, обещая заботиться о сестренках. К нему заходит
Катя, соседка. Катя влюблена в него. Лиза считает, что она лучшая пара для
Валентина, чем Валя, потому что Катя из их среды. Но сын иного мнения. Катя
уезжает в деревню, и Валентин просит ее оставить ему ключи. Приходит Валентина. Сначала они только и
говорят, что о своих чувствах. Потом Валя спрашивает, как же они будут жить.
Валентин говорит, что переведется на заочное, пойдет на работу. Люди ведь даже
умирали ради любви! Валя страдает из-за того, что ей приходится постоянно всех
обманывать, что ее не понимают. Валентин боится, что она не выдержит,
сломается. Валентин у друзей. Они узнают обо всей
ситуации и решают собрать им в помощь деньги, чтобы было с чего начинать.
Хотят также снять для молодых комнату. В это время сестра Вали — Женя берет ее
с собой на вечеринку. Там Валя знакомится с молодым морским офицером
Александром Гусевым. Он холост и ищет себе подругу жизни, благо в материальном
отношении у него все идет как по маслу. Предлагает Вале выйти за него замуж, но
та говорит, что любит другого. Проходит неделя. Комната Кати. Всю неделю
Валя потихоньку уносила из дома вещи и прятала их здесь. Вчера она на все
решилась, не пошла домой, послала туда подругу, чтобы сказать, что не придет
ночевать. Валентин рассказал все своей матери, та взяла ключ и все устроила,
сказала, что не оставит их. Валя неожиданно говорит Валентину, что никуда
подругу не посылала, ничего родителям не говорила: соврала, что готовится к
зачету у другой подруги. Ей стыдно, что она просыпается в чужом доме, что она
стала другой, что родители, наверное, уже ищут ее. Лиза рассказывает своей подруге и
приятелю, которые пьют у нее на кухне, про своего сына. Рита и Володя
поддерживают ее. Володя даже хочет помочь молодым деньгами. Неожиданно приходят
Женя и мать Валентины. Лиза извиняется за друзей, а мать Валентины в 779 ужасе, что ее дочь ходит в такое место,
Женя извиняется за мать. Мать Валентины считает, что их детям рано жениться,
что их надо развести, не пускать друг к другу. Лиза с ней не согласна. По ее
мнению, лучше поддержать детей, чтобы не покалечить им души. Лизе жаль
Валентину даже больше сына. Входят Валентин и Валентина. Мать дает Валентине
пощечину и говорит, что из-за нее умирает бабушка. Валя не может не пойти с
ними. Лиза хочет, чтобы Валентин их догнал, но тот отказывается. Валентин приходит к друзьям, которые уже
собрали для них деньги, сняли комнату. Валентин сообщает, что все их хлопоты
напрасны. Валентина дома, лежит в постели, у нее
температура, озноб, дрожь. Она не хочет никого видеть. Мать обманула ее:
бабушка и не думала умирать. Это был лишь предлог, чтобы Валя вернулась домой.
Вале говорят, что все делают только ради ее счастья. Валя вскакивает с постели
и хочет идти к Валентину. Мать запрещает ей уходить из дома. Женя вступается за
Валю. Говорит, что ее жизнь уже сломали, Валину она сломать не даст. Мать
сдается, распахивает дверь, говорит, что устала и что больше не может. Валя не уходит:
она не может «добить» мать. Валентин возвращается домой. Володя
говорит ему, что он должен бороться за свою любовь, что он должен пойти к Вале,
жениться на ней, а с работой и жильем Володя поможет. Валентин и его друг пытаются
позвонить Вале с улицы, но у нее не отвечает телефон. Прохожий рассказывает
ребятам о любви. Он говорит, что любовь — это когда ничего не стыдно, ничего не
страшно. Когда ждут и верят, что человек все равно придет. Ребята ошеломлены.
Валентин хочет побыть один. Появляется Валентина... Первую победу они
одержали. Андрей Андреевич Вознесенский р. 1933
Авось!
ОПИСАНИЕ В СЕНТИМЕНТАЛЬНЫХ ДОКУМЕНТАХ, СТИХАХ И МОЛИТВАХ СЛАВНЫХ ЗЛОКЛЮЧЕНИЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО КАМЕР-ГЕРРА НИКОЛАЯ РЕЗАНОВА, ДОБЛЕСТНЫХ ОФИЦЕРОВ ФЛОТА ХВАСТОВА И ДОВЫДОВА, ИХ БЫСТРЫХ ПАРУСНИКОВ «ЮНОНА» И «АВОСЬ»,
САН-ФРАНЦИССКОГО КОМЕНДАНТА ДОН ХОСЕ ДАРИО АРГУЭЛЬО, ЛЮБЕЗНОЙ ДОЧЕРИ ЕГО КОНЧИ С ПРИЛОЖЕНИЕМ
КАРТЫ СТРАНСТВИЙ НЕОБЫЧАЙНЫХ Поэма (1971) «Но здесь должен я Вашему Сиятельству зделать
исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня
ко мне вежливости... которые кончились тем, что она дала мне руку свою...» Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17 июня 1806 г. (ЦГИА, ф. 13, с. 1, д. 687) «Пусть как угодно ценят подвиг мой, но при помощи
Божьей надеюсь хорошо исполнить его, мне первому из Россиян здесь...» Н. Резанов — директорам Русско-амер. компании 6 ноября 1805 г. 781 ВСТУПЛЕНИЕ. Наша шхуна называется «Авось».
«Авось» — это наша вера и наш девиз. Нас мало, мы врозь, у нас ноль шансов против
тысячи, но мы выживаем, мы осиливаем на «Авось». Когда «Аве Мария» бессильна,
атеистическую Россию выручает сверхъестественное «Авось». «Авось» вывезет и
выручит. А когда мы откинем копыта, про нас напишет стишки стихотворец с
фамилией, начинающейся на «Авось». I. ПРОЛОГ. В
Сан-Франциско пиратствует «Авось»: дочь губернатора спит у русского на плече.
Позавчера ей исполнилось шестнадцать. У портьер, вздев крыла, стоят
Католичество и Православие. На посту беседуют Довыдов с Хвастовым. II. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в
ы д о в. О происхождении видов? Х в а с т о в. Да нет... III. (Молитва
Кончи Аргуэльо — Богоматери.) С сан-францисской колокольни плачет барышня.
С ней аукается Ярославна. Нет, Кончаковна! «Матерь Заступница, укрепи меня. Я
полюбила пришельца. Полюбила за славу риска, за то, что учил словам ненашей
страны... Я — государственная преступница. Пособи мне, как баба бабе. А
впрочем, как можешь понять меня ты — ты, которая не любила?! Как ниша наша
вселенная, выбравшая богом твоего сына, плод духа и нелюбви!» И ответила Непорочная: «Доченька...» И они
продолжали шептаться дальше... IV. X в а с т о в. А что ты думаешь, Довыдов... Д о в
ы д о в. Как вздернуть немцев и пиитов? Х в а с т о в. Да нет... V. (Молитва Резанова
— Богоматери.) «Ну, что тебе надо еще от меня? Я был из простой семьи, но
выучился. Я открыл новые земли, загубил во имя Твое всю жизнь. Зачем же лишаешь
меня последней услады? Она ж несмышленыш...» И из риз вышла усталая и сказала: «Люблю
тебя. Нет сладу. Ну что тебе надо еще от меня?» VI. Хвастов
спрашивает Довыдова, что он думает о резановской бабе, и в этот момент видит в
небе на облачке деву. VII. (Описание свадьбы,
имевшей быть 1 апреля 1806 года.) На свадьбе Резанова и Кончи слуги
апельсинами в вине обносили не. Ли- 782 ловый поп тесные обручальные кольца им
примерил не. Довыдов и Хвастов въехали в обеденный зал на скакунах, и их
выводили не. Где эти гости? Ночь пуста. Лишь два нательных креста лежат,
перепутавшись. Архивные документы, относящиеся к делу Резанова Н. П. (комментируют
архивные крысы — игреки и иксы) № 1. Н. Резанов пишет Н. Румянцеву, что
имя Монарха будет более благословляться, когда россияне свергнут рабство чуждым
народам... № 2. Резанов пишет И. И. Дмитриеву, что
ищет новые земли, чтобы расселить там новую расу, создать Третий Мир — без
денег и корон. Кстати, просит посодействовать при дворе своей женитьбе на
американке. № 3. Выписка из истории гг. Довыдова и
Хвастова. Из нее следует, что Довыдов и Хвастов стрелялись на дуэли, после
этого подружились и вместе махнули к Резанову на Дальний Восток. Резанов во Втором секретном письме
описывает г-на X... который,
вступив на новокупленное судно «Юнона», открыл пьянство, которое продолжалось
три месяца, и за это время выпил 91/2 ведер французской водки и 2 1/2 ведра
крепкого спирта. Споил всех корабельных. По пьяному делу всякую ночь снимался с
якоря, но, к счастью, матросы постоянно были пьяны... Далее идет рапорт Довыдова и Хвастова о
присоединении ими к территории империи пяти восточных островов, затем выписка
из «Донесения мичмана Давыдова на квартире уже под политическим караулом». № 6. «Николай Резанов был прозорливым
политиком. Живи Резанов на 10 лет дольше, то, что мы называем сейчас
Калифорнией и Американской Британской Колумбией, были бы русской территорией». Адмирал Ван Дерс (США). № 7. Из письма Резанова — Державину. Резанов
сообщает, что ему попало в руки очередное переложение оды Горация «Памятник»,
сделанное «одним гишпанцем». Далее идет сам текст переложения: «Я — последний поэт цивилизации. Не какой-то
определенной, а цивилизации как таковой, поскольку в эпоху духовного кризиса
куль- 783 тура становится наипозорнейшим явлением.
За эти слова современники меня удавят, а будущие афро-евро-америко-азиаты
будут доказывать вздорность моих доводов, сложат новые песни, танцы, напишут
новые книги... Вот это будет памятник!» № 10. Описание того, как Резанов делал
предложение Консепсии, как противились их браку ее родители и как дали,
наконец, свое согласие. № 11. Резанов — Конче. Резанов
рассказывает невесте о России, где поют серебряные соловьи, где у пруда стоит
храм Богородицы и его белоснежные контрофорсы, будто лошади, пьют воду со
вкусом чуда и чабреца. Через год они вернутся в Россию — Резанов
добьется согласия царя, Папы и отца Кончи! IX. (Молитва
Богоматери — Резанову.) Она признается, что грешна перед природой. Ее не
радовали рождественские звоны. Напротив, они казались ей погребальными,
звучавшими по ее незарожденной любви. Дух — это именно то, что возникает между
двумя любящими, он не отрицает плоть. Поэтому хочется загасить все церкви в
обмен на возможность поцеловать губы в табаке. ЭПИЛОГ. Через год он погибнет в
Красноярске. Она скинет мертвый плод и станет первой сан-францисской монахиней. Евгений Александрович Евтушенко р. 1933
Братская ГЭС - Поэма (1965)
МОЛИТВА ПЕРЕД ПЛОТИНОЙ
«Поэт в России — больше, чем поэт*. Автор
подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит
помощи у великих российских поэтов... Дай, Пушкин, свою певучесть и свою
способность, как бы шаля, жечь глаголом. Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд.
Дай, Некрасов, боль твоей иссеченной музы, дай силу твоей неизящности. Дай,
Блок, свою вещую туманность. Дай, Пастернак, чтобы твоя свеча вовек горела во
мне. Есенин, дай на счастье нежность мне. Дай, Маяковский, грозную
непримиримость, чтобы и я, прорубаясь сквозь время, смог сказать о нем товарищам-потомкам. ПРОЛОГМне за тридцать. По ночам я плачу о том,
что по мелочам растратил жизнь. У всех у нас одна болезнь души —
поверхностность. Мы на все даем полуответы, а силы угасают... Вместе с Галей мы осенью ехали по России к
морю и за Тулой по- 785 вернули на Ясную Поляну. Там мы поняли,
что гениальность — это связь высоты с глубиной. Три гениальных человека заново
родили Россию и не раз еще родят ее: Пушкин, Толстой и Ленин. Мы снова ехали, ночевали в машине, и я
думал о том, что в цепи великих прозрений, быть может, недостает всего лишь
звена. Ну, что же — наш черед. МОНОЛОГ ЕГИПЕТСКОЙ ПИРАМИДЫ
Я умоляю: люди, украдите мою память! Я
вижу, что все в мире не ново, все точь-в-точь повторяет Древний Египет. Та же
подлость, те же тюрьмы, то же угнетение, те же воры, сплетники, торгаши... А что за лик у нового сфинкса под
названием Россия? Вижу крестьян, рабочих, есть и писцы — их очень
много. А это, никак, пирамида? Я, пирамида, кое-что тебе расскажу. Я
видала рабов: они работали, потом восставали, потом их смиряли... Какой из
этого толк? Рабство не уничтожено: по-прежнему существует рабство
предрассудков, денег, вещей. Никакого прогресса нет. Человек — раб по природе и
не изменится никогда. МОНОЛОГ БРАТСКОЙ ГЭСТерпенье России — это мужество пророка.
Она терпела — а потом взрывалась. Вот я ковшом экскаватора поднимаю к тебе Москву.
Смотри — там что-то случилось. КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА
Все жители города — и вор, и царь, и
боярыня с боярчонком, и купец, и скоморохи — спешат на казнь Стеньки Разина.
Стенька едет на телеге и думает о том, что хотел народу добра, но что-то его
подвело, может, малограмотность? Палач поднимает голубой, как Волга, топор,
и Стенька видит в его лезвии, как у безликой толпы прорастают ЛИЦА. Его голова
катится, прохрипев «Не зазря...», и смеется над царем. БРАТСКАЯ ГЭС ПРОДОЛЖАЕТ А теперь, пирамида, я покажу тебе кое-что
еще. 786 ДЕКАБРИСТЫ Они были еще мальчишками, но звон шпор не
заглушал для них чьи-то стоны. И мальчики гневно нашаривали шпаги. Сущность патриота
— восстать во имя вольности. ПЕТРАШЕВЦЫ На Семеновском плацу пахнет Сенатской
площадью: казнят петрашевцев. Надвигают на глаза капюшоны. Но один из казнимых
сквозь капюшон видит всю Россию: как буйствует по ней Рогожин, мечется Мышкин,
бредет Алеша Карамазов. А вот палачи ничего подобного не видят. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Когда Чернышевский встал у позорного
столба, ему с эшафота была видна вся Россия, как огромное «Что делать?». Чья-то
хрупкая рука бросила ему из толпы цветок. И он подумал: настанет срок, и эта же
рука бросит бомбу. ЯРМАРКА В СИМБИРСКЕ В руках приказчиков мелькают товары,
пристав наблюдает за порядком. Икая, катит икорный бог. А баба продала свою
картошку, хватила первача и упала, пьяная, в грязь. Все смеются, тычут в нее
пальцами, но какой-то яснолобый гимназист поднял ее и повел. Россия — не пьяная баба, она родилась не
для рабства, и ее не втопчут в грязь. БРАТСКАЯ ГЭС ОБРАЩАЕТСЯ К ПИРАМИДЕ Первоосновой революций является доброта. В
Зимнем еще пирует Временное правительство. Но вот уже разворачивается «Аврора»,
вот взят дворец. Всмотрись в историю — там Ленин! Пирамида отвечает, что Ленин идеалист. Не
обманывает только цинизм. Люди — рабы. Это азбучно. Но Братская ГЭС отвечает, что покажет
другую азбуку — азбуку революции. 787 Вот учительница Элькина на фронте в
девятнадцатом учит красноармейцев грамоте. Вот сирота Сонька, сбежав от кулака
Зыбкова, приходит на Магнитку и становится красным землекопом. У нее латаный
ватник, драные опорки, но вдвоем со своим любимым Петькой они кладут БЕТОН
СОЦИАЛИЗМА. Братская ГЭС ревет над вечностью: «Никогда
коммунисты не будут рабами!» И, задумавшись, египетская пирамида исчезает. ПЕРВЫЙ ЭШЕЛОН Ах, магистраль-транссибирочка! Помнишь,
как летели по тебе вагоны с решетками? Было много страшного, но не тужи об
этом. Теперь вот на вагонах надпись: «Едет Братская ГЭС!» Едет девчонка со
Сретенки: в первый год ее косички будут примерзать к раскладушке, но она
выстоит, как все. Встанет Братская ГЭС, и Алеша Марчук будет
в Нью-Йорке отвечать на вопросы о ней. ЖАРКИ Идет бабушка по тайге, а в руках у нее
цветы. Раньше в этом лагере жили заключенные, а теперь — строители плотины.
Окрестные жители несут им кто простыни, кто шанежки. А вот бабка несет букет,
плачет, крестит экскаваторы и строителей... НЮШКА Я бетоншица, Нюшка Буртова. Меня растила и
воспитывала деревня Великая Грязь, потому что я осталась круглой сиротой,
потом я была домработницей, работала посудомойкой. Окружающие лгали, крали, но,
работая в вагоне-ресторане, я узнавала настоящую Россию... Наконец я попала на
строительство Братской ГЭС. Стала бетонщицей, получила общественный вес.
Влюбилась в одного гордого москвича. Когда во мне проснулась новая жизнь, тот
москвич не признал отцовства. Покончить с собой мне не дала недостроенная
плотина. Родился сынок Трофим и стал стройкиным сыном, как я была деревниной
дочкой. Мы вдвоем с ним были на открытии плотины. Так что пусть помнят внуки,
что свет им достался от Ильича и немножко от меня. 788 БОЛЬШЕВИК Я инженер-гидростроитель Карцев. Когда я
был молод, я бредил мировым пожаром и рубал врагов коммуны. Потом пошел на рабфак.
Строил плотину в Узбекистане. И не мог понять, что происходит. У страны как
будто было две жизни. В одной — Магнитка, Чкалов, в другой — аресты. Меня
арестовали в Ташкенте, и, когда пытали, я хрипел: «Я большевик!» Оставаясь
«врагом народа», я строил ГЭС на Кавказе и на Волге, и наконец XX съезд вернул мне партбилет. Тогда я, большевик,
поехал строить ГЭС в Братске, Нашей молодой смене скажу: в коммуне места нет
для подлецов. ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ В Элладе был обычай: начиная строить дом,
первый камень клали в тень любимой женщины. Я не знаю, в чью тень был положен
первый камень в Братске, но когда всматриваюсь в плотину, вижу в ней тени
ваших, строители, любимых. И я положил первую строчку этой поэмы в тень моей
любимой, словно в тень совести. МАЯКОВСКИЙ Встав у подножия Братской ГЭС, я сразу
подумал о Маяковском: он будто воскрес в ее облике. Он как плотина стоит поперек
неправды и учит нас стоять за дело революции. НОЧЬ ПОЭЗИИ На Братском море мы читали стихи, пели
песню о комиссарах. И передо мной встали комиссары. И я слышал, как в
осмысленном величии ГЭС гремит над ложным величием пирамид. В Братской ГЭС мне
раскрылся материнский образ России. На земле еще немало рабов, но если любовь
борется, а не созерцает, то ненависть бессильна. Нет судьбы чище и возвышенней
— отдать всю жизнь за то, чтоб все люди на земле могли сказать: «Мы не рабы». Виктор Александрович Соснора р. 1936
День Зверя - Роман (1980, опубл. 1994)
«Яуреи уехали в Израиль. / Олени убежали в
Финляндию. / Рыба ушла в Японию. / В Столице остались инстанты и диссиденты.
Они — боролись». Так рассказывает о своем времени поэт,
живущий в Ленинграде, который он называет Столицей. Впрочем, он все называет
по-своему, переиначивая привычные слова, не ведая границ ни географических, ни
хронологических. Утром он выходит из своей мансарды в Доме Балета по улице
Зайчика Розы (т. е. Зодчего Росси) на Невский, нет — на Несский проспект. В
одиннадцать часов там всплывает семиглавое чудовище Несси: «инстанты и
диссиденты стоят на коленках и, кланяясь Несси, пьют: инстанты из чаши чести,
запивая соусом совести, а у диссидента — стакан сатанинства, пьет, закусывая,
жуя манжет. Пьют бормотуху... Там и сям раздаются Идеи!» Себя самого поэт представляет так: «Я не
ел 666 дней: я — пил. Я: Иван Павлович Басманов, мне 437 лет». Басманов —
первый советник и клеврет Лжедмитрия, сохранивший ему верность до последней
минуты, убитый с мечом в руке. Еще поэт называет себя Геометром, а молодых
поэтесс, которые у него учатся, — геометристками. Они часто посещают его
мансарду, по утрам он провожает очередную девицу и выпивает яйцо, которое
лежит у него в холодильнике, всегда одно. 790 Поэту доступны чудеса. Вот он, «шагая
шагами» по городу, доходит до моря им. св. Бельта (т. е. Балтийского моря) и,
подобно Христу, идет по волнам. Но его окружают патрульными катерами и
вынуждают выйти на берег. «Инстантам» не нужно чуда, они желают, чтобы поэт,
как другие, рисовал их портреты, ведь на это они не жалеют «брюалей» (т. е.
рублей). Они также лицемерно призывают поэта «исцелять» сограждан. Едва
сдерживается поэт, чтобы не ахнуть «инстантов» «млатом-булатом — по башке». Но
все же он исцеляет жуткого глухонемого пьяницу Зубикомлязгика, тот обретает
слух и речь. Чем исцеляет? Своим собственным страшным видом, поскольку, как и
многие вокруг, поэт пребывает в состоянии похмелья и выглядит еще ужаснее
других. «Сложен слог мой», — признается поэт и
рассказывает читателям собственную «классическую новеллу» «Остров Патмос». На
берегу моря, в палатках, обитает научная экспедиция из трех человек: Юля —
специалист по дельфинам, Юлий — «отрок с теодолитом и альпенштоком, диссертант
песчинок» и сам автор, он чертит «прутиком на песке, архимедствуя». Юля и Юлий
любят друг друга. Юля занимается экспериментами для вооруженных сил, цель —
сделать из дельфинов камикадзе. Дельфины умирают один за другим, и автору
кажется, что все они совершают самоубийство. У Юлия есть собака Кристя, по
требованию Юли он ее убивает, вызывая негодование автора. Ссора приводит к
странной и жестокой дуэли: автор и Юлий по очереди прыгают с катера на железный
кол. Один из них неизбежно погибнет, «второго полюбит Юля». Погибает Юлий. Юля
дарит благосклонность победителю и отправляется в Столицу защищать диссертацию
о дельфинах. Басманов одинок: «К человеческой касте
существ я не имею чести себя причислить. Я не человек, а кто я — не знаю».
Поэта душат слезы, но плач его слышен лишь секретным службам, от имени которых
его навещает начальник жандармов майор Милюта Скорлупко. На следующий день
Басманова приглашает в гости высокопоставленная дама Титана Себастьяновна
Суздальцева, как выясняется — полковник тайной канцелярии. Из дома «инстантов»
Иван Павлович выходит через окно, к которому подают персональный «боинг». По утрам поэт выходит из дома и посещает
«Мороженицу», где «красномясая» Катя торгует алкогольными напитками, где пьют
даже одеколон «Красная Москва». «Царюют в Столице лавочники-красномясы. Вся
власть у них». Поэт воздвигает Кате памятник «на Несском проспекте, между
Эллипсеевским Гастрономом, Публичной Белибердекой, Дворцом Юниоров им. св.
Джоуля-Ленца и Театром 791 им. св. Йюшкина». Да, это тот самый
памятник Екатерине II. Здесь поэт
ежедневно наблюдает жизнь и нравы не меняющихся на протяжении столетий
«кровинцев»: такое имя дал он своим соотечественникам, поскольку они «быстры
на пролитие крови» и поклоняются Зверю. Поэту вспоминаются разные истории. Вот
«сентиментальная новелла» об «инстанте-идологе», достигшем высоких чинов и
жившем со своей молодой женой «от съезда к съезду». Жена изменяет ему с
породистым псом, которого ревнивый супруг вероломно убивает. Вот история поэта X., «самородка», задушенного его женой Аленой
Кулыбиной, тоже поэтессой. А вот история отважного героя М. Н. Водопьянова,
пилота-космонавта. После вынужденной посадки в апельсиновой роще он десять дней
питался только апельсинами и теперь страдает странным нервным заболеванием: он
мстит апельсинам, покупает, сдирает с них «шкуру живьем» и складывает в шкаф. Постепенно мы узнаем и о судьбе самого
поэта. О его жене Майе — капризной, непредсказуемой, таинственно-женственной. О
неверном друге химике Федоре, пытавшемся соблазнить Майю. О похотливом
«эстете» Жене Жасьминском. О Льве Толстом — так назван отец Майи: этот «солдат
Всех Войн, инстант Тайной Канцелярии» на старости лет сделался исключительным
моралистом. Вконец запутавшись в жизни, Майя кончает с собой. «Мы убили Майю...
Все мы убийцы», — говорит себе поэт, переживая гибель любимой женщины как
собственную смерть. «Три дня я был мертв и вот воскрес». Воскрес, ибо в жизни
поэта есть еще одно, особое измерение. В нем он абсолютно свободен и
независим, ведет непрерывный диалог с Хлебниковым, Цветаевой, индийским
математиком Раманужаном, танцовщиком Вацлавом Нижинским, жившим прежде в том же
Доме Балета, где живет теперь поэт. «Завтра Вацлаву Нижинскому исполнится 30
лет и он сойдет с ума». Но за миг до безумия он (а вместе с ним и поэт)
успевает сказать: «Я хочу любить, любить. / Я любовь, а не зверство. / Я не
кровожадное животное. / Я есть человек. / Я есть человек». Эдвард Станиславович Радзинский р. 1936
104 страницы про любовь - Пьеса (1964)
В молодежном кафе «Комета» поэт читает
стихи. Председатель общественного совета кафе пытается устроить обсуждение.
Девушка-посетительница хвалит стихи. Для сидящего неподалеку парня это
становится поводом для знакомства. Девушку зовут Наташа. Парень представляется
как Евдокимов. Он понимает, что нравится Наташе. На следующий день они опять идут в
«Комету». Ночью, выйдя из кафе, пытаются поймать такси для Наташи. Она
стюардесса, и утром ей надо на самолет. Евдокимов уговаривает девушку зайти к
нему, вызвать такси по телефону. Он наконец-то называет свое имя: Электрон. Наташа уходит от Евдокимова только утром.
Они договариваются о встрече. Лишь после ее ухода Евдокимов замечает записку.
Наташа пишет, что встречаться больше не надо. Евдокимов работает в НИИ. Его сослуживцы и
сверстники — Владик и Галя Острецовы. Они влюблены друг в друга. Галя звонит
Владику под видом «незнакомки». Руководитель группы Семенов дает разрешение на
опыт, разработанный Евдокимовым. Штурман Лева Карцев неравнодушен к Наташе,
но она не дает ему надежды на взаимность. Наташа знает, что другая стюардесса,
Ира, любит Леву. 793 Наташа встречается с Евдокимовым. Они идут
в зоопарк. И снова Наташа остается у него ночевать. А наутро, когда она
возвращается домой, мать выгоняет ее. Наташина подруга, парикмахерша Лилька,
зовет ее жить к себе, но Наташа не соглашается. Лилька беременна и хочет
назвать ребенка Электроном. Опыт Евдокимова будет проводиться на днях.
Там же, в НИИ, работает Феликс — Наташина «первая любовь». Он сообщает Электрону,
что мать выгнала Наташу из дома. Евдокимову нельзя отлучаться от работы, но у
него «горит» свидание с Наташей. И он уходит, несмотря на недовольство
Семенова. А Наташа в это время в Ташкенте. Им не
дают вылета. Она звонит Евдокимову из гостиничного номера. Рядом спит Ира.
Карцев заходит поговорить с Наташей, но она твердо дает ему понять, что не
любит его. Ира, конечно же, все слышала. Узнав о чувствах Карцева к Наташе, она
не может скрыть обиды на подругу, ревности. Наташа не сердится. Она
рассказывает Ире историю своей жизни. Наташа подозревает, что она всего лишь
«развлечение» для Евдокимова. В гостях у Евдокимова Наташа говорит, что
изменила ему в Ташкенте. Они решают расстаться. Евдокимов провожает девушку «в
последний раз», но в метро она намекает ему, что соврала, говоря об измене.
Евдокимов раскаивается, что поспешил поверить ей. Наташа оскорблена, но
все-таки прощает его. Вместе они идут в ресторан. Евдокимов провожает Наташу к
самолету. Семенов освободил Галю Острецову от опыта.
Но она ездила на «Альфу» за режимами и обнаружила, что предстоящий опыт очень
опасный. Галя уговаривает Евдокимова не брать на опыт Владика. Евдокимов
вспоминает, что Галя раньше любила его, но испугалась, что «дело может зайти
далеко». Он упрекает Галю в излишней рассудочности. Накануне проведения опыта Владик
устраивает вечеринку. Приходит Евдокимов и Наташа, потом еще один знакомый,
Петя Гальперин, и Феликс. Феликс просит Евдокимова, чтобы он принял его к себе
в отдел, но тот отказывает. Феликс рассказывает о своих жизненных неудачах.
Евдокимову его не жалко: он считает, что все произошло по собственной вине
Феликса. Когда Феликс уходит, Наташа обвиняет Евдокимова в неумении жалеть
людей. Они ссорятся, и Наташа уходит. Евдокимов дома. Он собирается на опыт. С
юга возвращается его мать и отчим. Когда Евдокимов спускается вниз, то
обнаруживает, что Наташа ждала его в парадном. Он уезжает на «Альфу», а ей надо
лететь в Брюссель. Они договариваются о встрече. 794 Опыт прошел удачно. Евдокимов счастлив. Он
и Владик стоят у метро «Динамо», ожидая Наташу. Впервые Евдокимов купил для нее
цветы. Приходит Ира. Она объясняет, что на самолете, где летела Наташа,
«что-то загорелось». Наташа «выпускала пассажиров и не успела...». После
этого, рассказывает Ира, Наташа жила еще два часа. Она просила передать
Евдокимову, что «главное — это выдержка». Ира уходит. Евдокимов и Владик до самого
утра неподвижно сидят на скамейке. Расклейщица заклеивает старые афиши,
оставляя только одну: стюардесса с поднятой рукой. Владимир Семенович Маканин р. 1937
Ключарев и Алимушкин - Рассказ (1979)
«Человек заметил вдруг, что чем более
везет в жизни ему, тем менее везет некоему другому человеку, — заметил он это
случайно и даже неожиданно. Человеку это не понравилось. А получалось именно
так или почти так...» Обычный научный сотрудник Ключарев однажды
по дороге с работы находит в снегу кошелек. На следующий день начальник
отдела, явный недоброжелатель, предлагает Ключареву поместить статью в крупный
научный журнал. После этих событий Ключарев говорит жене: «У меня началась
полоса везения». Жена стесняется и даже пугается везения. Вечером она
рассказывает Ключареву о звонке своей подруги: оказывается, что у
блистательного и остроумного Алимушкина, которого Ключарев с трудом вспоминает,
на работе неприятности, и вообще он — погибает... Жена просит Ключарева
навестить Алимушкина. Не понимая, с какой стати он должен навещать малознакомого
человека, Ключарев отказывается. Он выходит перед сном прогуляться, вспоминает
о своем везении, смотрит на звезды и думает, что им, звездам, наплевать. Не
станут они вмешиваться и посылать кому-то удачу, а кому-то неудачу. На следующий день Ключарев идет в гости к
Коле Крымову. Гости ожидают прихода красивой женщины, которую все называют
«новая 796 любовь Коли Крымова». Фамилия ее
Алимушкина. Ключарев заговаривает с ней о муже. Алимушкина говорит, что муж
твердит одно и то же — погибаю, погибаю. Она разлюбила его и живет у подруги.
«А может быть, сначала вы стали жить у подруги и развлекаться, а уже потом он
стал погибать?» — спрашивает Ключарев. «Как раз наоборот», — отвечает женщина.
И видно, что она говорит правду. С вечеринки Ключарев едет к Алимушкину. Разговор
не получается. Ключарев уезжает и дома говорит жене, что был у Алимушкина —
«малый оказался жив и здоров. В пол-лица румянец. И спит, как сурок». Ключарев узнает на работе, что его статья
в журнале принята. Начальство предлагает ему возглавить отдел. Ключарев пока
отказывается. Он словно пробует на прочность свою удачу. По телефону приходит
новость: Алимушкина бросила жена, они разменяли квартиру. Вдобавок его выгнали
с работы. Жена просит Ключарева зайти к Алимушкину еще раз. Ключарев приходит по новому адресу к
Алимушкину и поражается его плохому виду и жуткой комнатушке. Алимушкин никуда
не ходит, проедает последние деньги. Видно, что он нездоров. Они играют в
шахматы. Настроение у Ключарева паршивое. Ему было бы легче, если б Алимушкин
играл хотя бы средне. На работе Ключареву повышают оклад. Ему
звонит Алимушкина и приглашает к себе, в уютную квартирку. Ключарев приходит,
но выговаривает Алимушкиной, что и Коля Крымов, и брошенный муж — вовсе не
никчемные люди, и советует ей не дурить. Ключарев застает Алимушкина во время
инсульта. У постели стоит врач, который просит вызвать к больному телеграммой
мать. У Алимушкина отнимается речь, он почти неподвижен. После ухода врача он
все же хочет играть в шахматы. Ключарев передвигает фигурки и глядит на пол,
где бегают тараканы. Ключарев заходит к подруге жены и
приказывает ей больше не звонить, не нервировать жену. Но предлагает ей
позвонить последний раз и сказать, что у Алимушкина все хорошо и он уезжает,
например, на Мадагаскар, в длительную командировку. В следующий раз Ключарев приходит к
Алимушкину, когда тот уже лежит пластом после очередного сильного удара. Рядом
мать — тихая старушка, не понимающая, как это ее сын, сильный и веселый, лежит
и не может сказать ни слова. Дома жена после звонка подруги радостно
сообщает Ключареву, что у Алимушкина все в порядке и он готовится к
командировке. На работе Ключарев дает согласие стать
начальником отдела. Дома 797 готовятся отметить это событие. Жена и
приехавшая теща суетятся на кухне. Звонит Алимушкина, благодарит Ключарева за
советы и просит быть ее другом, которому можно хотя бы позвонить. «Звоните», —
отвечает Ключарев. Съезжаются гости. Ключарев предлагает тост: «За то, чтобы
удачи были у всех!» Ночью, лежа в постели, Ключарев говорит
жене, что завтра заглянет к Алимушкину. Жена отвечает, что идти не надо, —
звонила подруга и сказала, что Алимушкин улетел на Мадагаскар. В десять часов
утра. И его провожала мать. «Ключарев промолчал. Потом он вдруг
захотел покурить и пошел на кухню, а жена уже спала». Где сходилось небо с холмами - Повесть (1984)Композитор Георгий Башилов, слушая в
гостях обычную, примитивно-грубую застольную песню, морщится. Жена композитора
объясняет окружающим, что он не оскорбляется пением, а, напротив, чувствует
себя виноватым за то, что в поселке, откуда он родом, его земляки совсем не
поют. Башилову кажется, что вина его огромна. Обхватывая руками седую голову
(ему сильно за пятьдесят), он ждет некой кары, может быть, с неба. И загадывает
себе, что ночью услышит в тишине и темноте высокий, чистый голос ребенка. Аварийный поселок невелик, всего три дома,
расположенных буквой «П», открытой частью, как чутким ухом, обращенной к
старому заводу, на котором часто случались пожары. В одном из таких пожаров у
восьмилетнего Башилова сгорели отец с матерью. Он жил у дядьки, где кормили и
одевали, платили за него в музыкальную школу в городишке, куда возили за
тридцать километров. В поселке пели на поминках, на праздниках и пели просто так,
от скуки, долгими вечерами. И маленький Башилов пел, набирая голосом силу, и
голос мальчика звучал чисто, как будто он просто дышал. Потом он стал играть
на гармонике, и люди объясняли ему, что никто и никогда так не играл. Голоса в
поселке были замечательные. Единственный, кого Бог заметно обошел, был дурачок
Васик — антипод маленького Георгия. Когда Васик пытался мычать, подпевать, его
отгоняли от стола — петь безголосому было нельзя. 798 Когда пришло время продолжать учебу,
поселковские собрали деньги и отправили Башилова в Москву, в музыкальное
училище. Дядька к тому времени тоже сгорел. Повез мальчика в столицу Ахтынский,
первый поселковый силач с прекрасным низким голосом. В Москве Ахтынского
потрясло пиво. Пока Георгий сдавал экзамены, сопровождающий восхищался его
баллами и мягким пивным хмелем. Узнав, что Георгий поступил и будет жить в
общежитии, Ахтынский на остатки денег загулял и потерял голос — как оказалось,
навсегда. Старенький преподаватель сольфеджио объяснил Георгию, что весь
поселок заплатил замечательным голосом Ахтынского за образование Башилова. В первый раз Башилов поехал в поселок,
когда ему исполнилось двадцать два года. В междомье, за столами, старухи пили
чай. Георгия узнали, с радостными возгласами останавливались возле него люди.
Но бабка Василиса, проходя мимо, медленно и раздельно проговорила: «У,
пьявка... высосал из нас соки! Души наши высосал!» После шумного застолья
Башилову постелили у Чукреевых, в спальне его детства. Башилов, засыпая,
ответил кому-то: «Не вытягивал я соки...» Но мысль о вине уже поселилась в его
душе. Песенный запас поселка казался велик, но
только двое стали музыкантами — Башилов и его ровесник Генка Кошелев. Генка
был певец слабый, он-то и сосал из поселка соки в том смысле, что тянул со
своих родителей деньги, даже после окончания учебы. Он пил, пел по ресторанам.
Вспомнив о Генке, Георгий решил, что старая Василиса просто спутала их.
Вечером аварийщики пели. Когда Башилов стал играть на гармонике, две женщины
беззвучно плакали. Шло постепенное признание
Башилова-композитора, отчасти ради этого признания Башилов-пианист много
концертировал. Когда ему было лет тридцать пять, в Пскове, в перерыве после
первого отделения, к нему пришел Генка Кошелев. Он просил земляка, известного
композитора, помочь ему перебраться в Подмосковье. Башилов помог. Через год
Генка в знак благодарности пригласил Башилова в загородный ресторан, где он пел
для гостя. К тому времени Башилов написал несколько удачных эстрадных песен,
две из них он подарил Геннадию для первого исполнения, чем Кошелев был
потрясен. Башилов видел, как люди в ресторане пытались подпевать оркестру,
мычали, чем остро напомнили безголосого дурачка Васика. Генкины приглашения
стали Башилову в тягость, он и слышать больше не хотел про ресторан «Петушок». Несколько лет спустя Башилов поехал в
поселок с женой. В междомье стояли трухлявые столы, за которыми пили чай две
старухи. 799 Все рассказывали: так же вдвоем и песню
иногда запоют, молодые слушают, но никто уже не подтягивает. Башилов смотрел
туда, где сходилось небо с холмами. Эта волнистая линия рождала мелодию только
в воспоминаниях. Здесь, наяву, эта местность была выпита, как вода. Вечером они
с женой наблюдали пожар, остро напомнивший Башилову детство, и ранним утром
уехали. После своего авторского концерта в Вене
Башилов в доме у своего австрийского коллеги «обкатал» свой новый квартет.
Чужеземцам особенно понравилась третья часть, включающая старинные, перекликающиеся
темы Аварийного поселка. Башилов не удержался и объяснил, что с поселком существует
трагическая связь: там этой замечательной темы, увы, больше нет, так как она
есть в его музыке. Он как бы признался. Он — куст, который вольно или невольно
иссушает скудеющую почву. «Какая поэтическая легенда!» — воскликнули венцы.
Кто-то из них тихо произнес: «Метафизика...» Все чаще мерещился стареющему Башилову
удар сверху, как расплата, в виде падающей доски из далекого детского пожара,
все чаще донимало чувство вины. Башилов решает ехать в поселок, чтобы
учить там детей музыке. Столов уже нет, на их месте торчат остатки столбиков.
Старухи, помнившие его, уже умерли, Башилов долго объясняет незнакомым
женщинам, что он здесь вырос. Вместе с вахтой приходит старик Чукреев, он
узнает Георгия, но предлагает постой — полтинник за ночь. Башилов идет к
племяннику Чукреева и долго объясняет, что хочет учить поселковских детей
музыке. «Детей?.. В хор?» — восклицает мужик и смеется. И уверенной рукой
включает транзистор — а вот, мол, тебе и музыка. Потом, подойдя вплотную к
композитору, говорит грубо: «Чего тебе надо? Вали отсюда!» И Башилов уезжает. Но разворачивает машину
— проститься с родными местами. Башилов сидит на полуупавшей скамье, ощущая
мягкий душевный покой, — это прощание и прощение. Он негромко напевает песню —
одну из запомнившихся в детстве. И слышит, как ему подпевают. Это слабоумный
Васик, совсем уже старичок. Васик жалуется, что его бьют и песен не поют. Они
негромко поют — тихо-тихо мычит Васик, стараясь не сфальшивить. «Минута, когда
прозвучал высокий чистый голос ребенка, приближалась в тишине и темноте
неслышно, сама собой». Валентин Григорьевич Распутин р. 1937
Последний срок - Повесть (1970)
Старуха Анна лежит без движения, не
открывая глаз; она почти застыла, но жизнь еще теплится. Дочери понимают это,
поднеся к губам кусок разбитого зеркала. Оно запотевает, значит, мама еще жива.
Однако Варвара, одна из дочерей Анны, полагает возможным уже оплакать,
«отголосить ее», что она самозабвенно делает сначала у постели, потом за
столом, «где удобнее». Дочка Люся в это время шьет скроенное еще в городе
траурное платье. Швейная машина стрекочет в такт Варвариным всхлипам. Анна — мать пятерых детей, двое сыновей ее
погибли, первенькие, рожденные один для Бога, другой для паря. Варвара приехала
проститься с мамой из районного центра, Люся и Илья из близлежащих
провинциальных городков. Ждет не дождется Анна Таню из далекого
Киева. А рядом с ней в деревне всегда был сын Михаил вместе с женой и дочкой.
Собравшись вокруг старухи утром следующего после прибытия дня, дети, видя
воспрянувшую мать, не знают, как им реагировать на ее странное возрождение. «Михаил и Илья, притащив водку, теперь не
знали, чем им заняться: все остальное по сравнению с этим казалось им
пустяками, 801 они маялись, словно через себя пропуская
каждую минуту». Забившись в амбар, они напиваются почти без закуски, если не
считать тех продуктов, что таскает для них маленькая дочь Михаила Нинка. Это
вызывает законный женский гаев, но первые стопки водки дарят мужикам ощущение
неподдельного праздника. В конце концов мать жива. Не обращая внимания на
девочку, собирающую пустые и недопитые бутылки, они уже не понимают, какую
мысль на этот раз они хотят заглушить, может быть, это страх. «Страх от
сознания, что мать вот-вот умрет, не похож на все прежние страхи, которые
выпадают им в жизни, потому что этот страх всего страшнее, он идет от смерти...
Казалось, смерть уже заметила их всех в лицо и уже больше не забудет». Напившись основательно и чувствуя себя на
следующий день так, «будто их через мясорубку пропустили», Михаил и Илья
основательно опохмеляются и на следующий день. «А как не пить? — говорит Михаил.
— Лень, второй, пускай даже неделю — оно еще можно. А если совсем до самой
смерти не выпить? Подумай только, ничего впереди нету. Сплошь одно и то же. Сколько
веревок нас держит и на работе, и дома, что не охнуть, столько ты должен был
сделать и не сделал, все должен, должен, должен, должен, и чем дальше, тем больше
должен — пропади оно все пропадом. А выпил, как на волю попал, все сделал, что
надо. А что не сделал, не надо было делать, и правильно сделал, что не делал».
Это не значит, что Михаил и Илья не умеют работать и никогда не знали другой
радости, кроме как от пьянства. В деревне, где они когда-то все вместе жили,
случалась общая работа — «дружная, заядлая, звонкая, с разноголосицей пил и
топоров, с отчаянным уханьем поваленных лесин, отзывающимся в душе восторженной
тревогой с обязательным подшучиванием друг с другом. Такая работа случается
один раз в сезон заготовки дров — весной, чтобы за лето успели высохнуть,
приятные для глаза желтые сосновые поленья с тонкой шелковистой шкуркой ложатся
в аккуратные поленницы». Эти воскресники устраиваются для себя, одна семья
помогает другой, что и сейчас возможно. Но колхоз в селе разваливается, люди
уезжают в город, некому кормить и выращивать скот. Вспоминая о прежней жизни, горожанка Люся
с большой теплотой и радостью воображает любимого коня Игреньку, на котором
«хлопни комара, он и повалится», что в конце концов и случилось: конь сдох.
Игрень много таскал, да не сдюжил. Бродя вокруг деревни по полям и пашне, Люся
понимает, что не сама выбирает, куда ей идти, что ее направляет какая-то
посторонняя, живущая в этих мес- 802 тах и исповедующая ее сила. ...Казалось,
жизнь вернулась назад, потому что она, Люся, здесь что-то забыла, потеряла
что-то очень ценное и необходимое для нее, без чего нельзя... Пока дети пьют и предаются воспоминаниям,
старуха Анна, съев специально сваренной для нее детской манной каши, еще больше
взбадривается и выходит на крыльцо. Ее навешает долгожданная приятельница
Мирониха. «Оти-моти! Ты, старуня, никак, живая? — говорит Мирониха. — Тебя
пошто смерть-то не берет?.. Я к ей на поминки иду, думаю, она как добрая
укостыляла, а она все тутака». Горюет Анна, что среди собравшихся у ее
постели детей нет Татьяны, Танчоры, как она ее называет. Танчора не была
похожа ни на кого из сестер. Она стояла как бы между ними со своим особым характером,
мягким и радостным, людским. Так и не дождавшись дочери, старуха решает
умереть. «Делать на этом свете больше ей было нечего и отодвигать смерть стало
ни к чему. Пока ребята здесь, пускай похоронят, проводят, как заведено у
людей, чтобы другой раз не возвращаться им к этой заботе. Тогда, глядишь,
приедет и Танчора... Старуха много раз думала о смерти и знала ее как себя. За
последние годы они стали подружками, старуха часто разговаривала с ней, а
смерть, пристроившись где-нибудь в сторонке, слушала ее рассудительный шепот и
понимающе вздыхала. Они договорились, что старуха отойдет ночью, сначала
уснет, как все люди, чтобы не пугать смерть открытыми глазами, потом та
тихонько прижмется, снимет с нее короткий мирской сон и даст ей вечный покой».
Так все оно и выходит. Живи и помни - Повесть (1974)
Случилось так, что в последний военный год
в далекое село на Ангаре тайком с войны возвращается местный житель Андрей
Гуськов. Дезертир не думает, что в отчем доме его встретят с распростертыми
объятиями, но в понимание жены верит и не обманывается. Его супруга Настена
хотя и боится себе в этом признаться, но чутьем понимает, что муж вернулся,
есть тому несколько примет. Любит ли она его? Вышла замуж Настена не по любви,
четыре года ее замужества не были такими уж счастливыми, но она очень предана
своему мужику, поскольку, рано оставшись без родителей, она впервые в жизни 803 обрела в его доме защиту и надежность.
«Сговорились они быстро: Настену подстегнуло и то, что надоело ей жить у тетки
в работницах гнуть спину на чужую семью...» Настена кинулась в замужество как в воду —
без лишних раздумий: все равно придется выходить, без этого мало кто обходится
— чего же тянуть? И что ждет ее в новой семье и чужой деревне, представляла
плохо. А получилось так, что из работниц она попала в работницы, только двор
другой, хозяйство покрупней да спрос построже. «Может, отношение к ней в новой
семье было бы получше, если бы она родила ребенка, но детей нет». Бездетность и заставляла Настену терпеть
все. С детства слышала она, что полая без ребятишек баба — уже и не баба, а
только полбабы. Так к началу войны ничего из усилий Настены и Андрея не выходит.
Виноватой Настена считает себя. «Лишь однажды, когда Андрей, попрекая ее,
сказал что-то уж совсем невыносимое, она с обиды ответила, что неизвестно еще,
кто из них причина — она или он, других мужиков она не пробовала. Он избил ее
до полусмерти». А когда Андрея забирают на войну, Настена даже немножко рада,
что она остается одна без ребятишек, не так, как в других семьях. Письма с
фронта от Андрея приходят регулярно, потом из госпиталя, куда он попадает по
ранению тоже, может, и в отпуск скоро приедет; и вдруг долго вестей нет, только
однажды заходят в избу председатель сельсовета и милиционер и просят показать
переписку. «Больше ничего он о себе не сообщал?» — «Нет... А че такое с им? Где
он?» — «Вот и мы хотим выяснить, где он». Когда в семейной бане Гуськовых исчезает
топор, одна лишь Настена думает, а не вернулся ли муж: «Кому чужому придет в
голову заглядывать под половицу?» И на всякий случай она оставляет в бане хлеб,
а однажды даже топит баню и встречает в ней того, кого ожидает увидеть.
Возвращение супруга становится ее тайной и воспринимается ею как крест.
«Верила Настена, что в судьбе Андрея с тех пор, как он ушел из дома, каким-то
краем есть и ее участие, верила и боялась, что жила она, наверно, для одной
себя, вот и дождалась: на, Настена, бери, да никому не показывай». С готовностью она приходит мужу на помощь,
готова лгать и красть для него, готова принять на себя вину за преступление, в
котором не виновата. В замужестве приходится принимать и плохое, и хорошее:
«Мы с тобой сходились на совместную жизнь. Когда все хорошо, легко быть
вместе, когда плохо — вот для чего люди сходятся». В душе Настены поселяется задор и кураж —
до конца выполнить свой женский долг, она самоотверженно помогает мужу,
особенно 804 когда понимает, что носит под сердцем его
ребенка. Встречи с мужем в зимовье за рекой, долгие скорбные разговоры о
безвыходности их положения, тяжелая работа дома, поселившаяся неискренность в
отношениях с сельчанами — Настена на все готова, понимая неотвратимость своей
судьбы. И хотя любовь к мужу для для нее больше долг, она тянет свою жизненную
лямку с недюжинной мужской силой. Андрей не убийца, не предатель, а
всего-навсего дезертир, сбежавший из госпиталя, откуда его, толком не
подлечив, собирались отправить на фронт.
Настроившись на отпуск
после четырехлетнего отсутствия
дома, он не может отказаться от мысли о возвращении. Как человек деревенский,
не городской и не военный, он уже в госпитале оказывается в ситуации, из
которой одно спасение — побег. Так у него все сложилось, могло сложиться иначе,
будь он потверже на ногах, но реальность такова, что в миру, в селе его, в стране
его ему прощения не будет. Осознав это, он хочет тянуть до последнего, не думая
о родителях, жене и тем более о будущем ребенке. Глубоко личное, что связывает
Настену с Андреем, вступает в противоречие с их жизненным укладом. Настена не
может поднять глаза на тех женщин, что получают похоронки, не может
радоваться, как радовалась бы прежде при возвращении с войны соседских мужиков.
На деревенском празднике по поводу победы она вспоминает об Андрее с
неожиданной злостью: «Из-за него, из-за него не имеет она права, как все,
порадоваться победе». Беглый муж поставил перед Настеной трудный и неразрешимый
вопрос: с кем ей быть? Она осуждает Андрея, особенно сейчас, когда кончается
война и когда кажется, что и он бы остался жив и невредим, как все, кто выжил,
но, осуждая его временами до злости, до ненависти и отчаяния, она в отчаянии же
и отступает: да ведь она жена ему. А раз так, надо или полностью отказаться от
него, петухом вскочив на забор: я не я и вина не моя, или идти вместе с ним до
конца. Хоть на плаху. Недаром сказано: кому на ком жениться, тот в того и
родится. Заметив беременность Настены, бывшие ее
подруги начинают над ней посмеиваться, а свекровь и вовсе выгоняет из дома.
«Непросто было без конца выдерживать на себе хваткие и судные взгляды людей —
любопытные, подозрительные, злые». Вынужденная скрывать свои чувства,
сдерживать их, Настена все больше выматывается, бесстрашие ее превращается в
риск, в чувства, растрачиваемые понапрасну. Они-то и подталкивают ее к
самоубийству, влекут в воды Ангары, мерцающей, как из жуткой и красивой сказки
реки: «Устала она. Знал бы кто, как она устала и как хочется отдохнуть». 805 Прощание с Матёрой - Повесть (1976)
Простоявшая триста с лишним лет на берегу
Ангары, Матёра повидала на своем веку всякое. «Мимо нее поднимались в
древности вверх по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог;
подворачивали к ней на ночевку торговые люди, снующие в ту и в другую стороны;
везли по воде арестантов и, завидев прямо на носу обжитой берег, тоже подгребали
к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной тут же рыбы; два полных
дня грохотал здесь бой между колчаковцами, занявшими остров, и партизанами,
которые шли в лодках на приступ с обоих берегов». Есть в Матёре своя церквушка
на высоком берегу, но ее давно приспособили под склад, есть мельница и
«аэропорт» на старом пастбище: дважды на неделе народ летает в город. Но вот однажды ниже по Ангаре начинают
строить плотину для электростанции, и становится ясно, что многие окрестные
деревни, и в первую очередь островная Матёра, будут затоплены. «Если даже поставить
друг на дружку пять таких островов, все равно затопит с макушкой и места потом
не показать, где там селились люди. Придется переезжать». Немногочисленное
население Матёры и те, кто связан с городом, имеет там родню, и те, кто никак с
ним не связан, думают о «конце света». Никакие уговоры, объяснения и призывы к
здравому смыслу не могут заставить людей с легкостью покинуть обжитое место.
Тут и память о предках (кладбище), и привычные и удобные стены, и привычный
образ жизни, который, как варежку с руки, не снимешь. Все, что позарез
было нужно здесь, в городе не понадобится. «Ухваты, сковородники, квашня,
мутовки, чугуны, туеса, кринки, ушаты, кадки, лагуны, щипцы, кросна... А еще:
вилы, лопаты, грабли, пилы, топоры (из четырех топоров брали только один),
точило, железна печка, тележка, санки... А еще: капканы, петли, плетеные
морды, лыжи, другие охотничьи и рыбачьи снасти, всякий мастеровой инструмент.
Что перебирать все это? Что сердце казнить?» Конечно, в городе есть холодная,
горячая вода, но неудобств столько, что не пересчитать, а главное, с
непривычки, должно быть, станет очень тоскливо. Легкий воздух, просторы, шум
Ангары, чаепития из самоваров, неторопливые беседы за длинным столом — замены
этому нет. А похоронить в памяти — это не то, что похоронить в земле. Те, кто
меньше других торопился покинуть Матёру, слабые, одинокие старухи, становятся
свидетелями того, как деревню с одного конца поджи- 806 гают. «Как никогда неподвижные лица старух
при свете огня казались слепленными, восковыми; длинные уродливые тени
подпрыгивали и извивались». В данной ситуации «люди забыли, что каждый из них
не один, потеряли друг друга, и не было сейчас друг в друге надобности. Всегда
так: при неприятном, постыдном событии, сколько бы ни было вместе народу,
каждый старается, никого не замечая, оставаться один — легче потом
освободиться от стыда. В душе им было нехорошо, неловко, что стоят они без
движения, что они и не пытались совсем, когда еще можно было, спасти избу — не
к чему и пытаться. То же самое будет и с другими избами». Когда после после
пожара бабы судят да рядят, нарочно ли случился такой огонь или невзначай, то
мнение складывается: невзначай. Никому не хочется поверить в такое сумасбродство,
что хороший («христовенький») дом сам хозяин и поджег. Расставаясь со своей
избой, Дарья не только подметает и прибирает ее, но и белит, как на будущую
счастливую жизнь. Страшно огорчается она, что где-то забыла подмазать. Настасья
беспокоится о сбежавшей кошке, с которой в транспорт не пустят, и просит Дарью
ее подкормить, не думая о том, что скоро и соседка отсюда отправится совсем. И
кошки, и собаки, и каждый предмет, и избы, и вся деревня как живые для тех, кто
в них всю жизнь от рождения прожил. А раз. приходится уезжать, то нужно все
прибрать, как убирают для проводов на тот свет покойника. И хотя ритуалы и
церковь для поколения Дарьи и Настасьи существуют раздельно, обряды не забыты
и существуют в душах святых и непорочных. Страшно бабам, что перед затоплением
приедет санитарная бригада и сровняет с землей деревенское кладбище. Дарья,
старуха с характером, под защиту которого собираются все слабые и страдальные,
организует обиженных и пытается выступить против. Она не ограничивается только
проклятием на головы обидчиков, призывая Бога, но и впрямую вступает в бой,
вооружившись палкой. Дарья решительна, боевита, напориста. Многие люди на ее
месте смирились бы с создавшимся положением, но только не она. Это отнюдь не
кроткая и пассивная старуха, она судит других людей, и в первую очередь сына
Павла и свою невестку. Строга Дарья и к местной молодежи, она не просто бранит
ее за то, что они покидают знакомый мир, но и грозится: «Вы еще пожалеете».
Именно Дарья чаще других обращается к Богу: «Прости нам, Господи, что слабы мы,
непамятливы и разорены душой». Очень ей не хочется расставаться с могилами
предков, и, обращаясь к отцовской могиле, она называет себя «бестолковой». Она 807 верит, что, когда умрет, все родственники
соберутся, чтоб судить ее. «Ей казалось, что она хорошо их видит, стоящих
огромным клином, расходящихся строем, которому нет конца, все с угрюмыми,
строгими и вопрошающими лицами». Недовольство происходящим ощущают не
только Дарья и другие старухи. «Понимаю, — говорит Павел, — что без техники,
без самой большой техники ничего нынче не сделать и никуда не уехать. Каждый
это понимает, но как понять, как признать то, что сотворили с поселком? Зачем
потребовали от людей, кому жить тут, напрасных трудов? Можно, конечно, и не
задаваться этими вопросами, а жить, как живется, и плыть, как плывется, да ведь
я на том замешен: знать, что почем и что для чего, самому докапываться до
истины. На то ты и человек». Андрей Георгиевич Битов р. 1937Пушкинский дом - Роман (1971)
Жизнь Левы Одоевцева, потомка князей
Одоевцевых, протекает без особенных потрясений. Нить его жизни мерно струится
из чьих-то божественных рук. Он ощущает себя скорее однофамильцем, чем потомком
своих славных предков. Дед Левы был арестован и провел свою жизнь в лагерях и
ссылках. В младенчестве Лева, зачатый в роковом 1937 г., тоже переместился
вместе с родителями в сторону «глубины сибирских руд»; впрочем, все обошлось
благополучно, и после войны семья вернулась в Ленинград. Левин папа возглавляет в университете
кафедру, на которой когда-то блистал дед. Лева растет в академической среде и с
детства мечтает стать ученым — «как отец, но покрупнее». Окончив школу, Лева поступает
на филологический факультет. В квартиру Одоевцевых после десяти лет
отсутствия возвращается из заключения прежний сосед Дмитрий Иванович Ювашов,
которого все называют дядя Диккенс, человек «ясный, ядовитый, ничего не ждущий
и свободный». Все в нем кажется Леве привлекательным: его брезгливость,
суховатость, резкость, блатной аристократизм, трезвость отношения к миру. Лева
часто заходит к дяде Диккенсу, и даже книги, которые он берет у соседа,
становятся восполнением детства. 809 Вскоре после появления дяди Диккенса семье
Одоевцевых позволяют вспомнить о деде. Лева впервые узнает, что дед жив,
рассматривает на фотографиях его красивое молодое лицо — из тех, что «уязвляют
безусловным отличием от нас и неоспоримой принадлежностью человеку». Наконец
приходит известие, что дед возвращается из ссылки, и отец едет встречать его в
Москву. На следующий день отец возвращается один, бледный и потерянный. От
малознакомых людей Лева постепенно узнает, что в юности отец отказался от
своего отца, а потом и вовсе критиковал его работы, чтобы получить «тепленькую»
кафедру. Вернувшись из ссылки, дед не захотел видеть своего сына. Лева отрабатывает для себя «гипотезу
деда». Он начинает читать дедовы работы по лингвистике и даже надеется отчасти
использовать дедову систему для курсовой работы. Таким образом, он извлекает
некоторую пользу из семейной драмы и лелеет в своем воображении красивое
словосочетание: дед и внук... Деду дают квартиру в новом доме на
окраине, и Лева идет к нему «с новеньким бьющимся сердцем». Но вместо того
человека, которого он создал в своем воображении, Леву встречает инвалид с
красным, задубевшим лицом, которое поражает своей неодухотворенностью. Дед
пьет с друзьями, растерянный Лева присоединяется к компании. Старший Одоевцев
не считает, что его посадили незаслуженно. Он всегда был серьезен и не
принадлежит к тем ничтожным людям, которых сначала незаслуженно посадили, а
теперь заслуженно выпустили. Его оскорбляет реабилитация, он считает, что «все
это» началось тогда, когда интеллигент впервые вступил в дверях в разговор с
хамом, вместо того чтобы гнать его в шею. Дед сразу замечает главную черту своего
внука: Лева видит из мира лишь то, что подходит его преждевременному
объяснению; необъясненный мир приводит его в панику, которую Лева принимает за
душевное страдание, свойственное только чувствующему человеку. Когда опьяневший
Лева пытается обвинить в чем-то своего отца, дед в ярости выгоняет внука — за
«предательство в семени». Лева Одоевцев с детства перестал отмечать
про себя внешний мир, то есть усвоил единственный способ, позволивший многим
русским аристократам выжить в двадцатом веке. Окончив филфак, Лева поступает в
аспирантуру, а потом начинает работать в знаменитом Пушкинском доме Академии
наук. Еще в аспирантуре он пишет талантливую статью «Три пророка», которая
поражает всех внутренней свободой и летящим, взмывающим слогом. У Левы
появляется опре- 810 деленная репутация, ровный огонь которой
он незаметно поддерживает. Он занимается только незапятнанной стариной и таким
образом приобретает доверие
в либеральной среде,
не становясь диссидентом.
Только однажды он оказывается в тяжелой ситуации. Левин близкий друг «что-то не
то» написал, подписал или сказал, и теперь предстоит разбирательство, во время
которого Лева не сможет отмолчаться. Но тут вмешивается стечение всех мыслимых
обстоятельств: Лева заболевает гриппом, уходит в отпуск, срочно отзывается в
Москву, выигрывает в лотерею заграничную поездку, у него умирает дед, к нему
возвращается старинная любовь... К Левиному возвращению друга уже нет в
институте, и это несколько портит Левину репутацию. Впрочем, вскоре Лева
обнаруживает, что репутация в незавышенном виде даже более удобна, спокойна и
безопасна. У Левы есть три подруги. Одна из них,
Альбина, умная и тонкая женщина Левиного круга и воспитания, любит его, бросает
ради него мужа — но остается нелюбимой и нежеланной, несмотря на повторяющиеся
встречи. Другая, Любаша, проста и незамысловата, и отношениям с ней Лева не
придает значения. Он любит только Фаину, с которой его в день окончания школы
познакомил одноклассник Митишатьев. На следующий день после знакомства Лева
приглашает Фаину в ресторан, с трепетом решается взять за руку и неудержимо
целует в парадном. Фаина старше и опытнее Левы. Они
продолжают встречаться. Леве постоянно приходится выгадывать деньги на
рестораны и многочисленные дамские мелочи, часто занимать у дяди Диккенса,
тайно продавать книги. Он ревнует Фаину, уличает в неверности, но не в силах с
ней расстаться. Во время одной вечеринки Лева обнаруживает, что Фаина и
Митишатьев незаметно исчезли из комнаты и дверь в ванную заперта. Остолбенев,
он ожидает Фаину, машинально щелкая замком ее сумочки. Заглянув наконец в
сумочку, Лева обнаруживает там кольцо, которое, по словам Фаины, дорого стоит.
Думая о том, что у него нет денег, Лева кладет кольцо в карман. Когда Фаина обнаруживает пропажу, Лева не
признается в содеянном и обещает купить другое кольцо, надеясь выручить деньги
за украденное. Но оказывается, что Фаинино кольцо слишком дешевое. Тогда Лева
просто возвращает кольцо, уверяя, что купил его с рук за бесценок. Фаина не
может возразить и вынуждена принять подарок. Лева леденеет от неизвестного ему
удовлетворения. После этой истории наступает самый продолжительный и мирный
период в их отношениях, после которого они все-таки расстаются. В ноябрьские праздники 196... года Лева
оставлен дежурить в зда- 811 нии института. К нему приходит давний
друг-враг и коллега Митишатьев. Лева понимает, что воздействие на нею
Митишатьева сродни воздействию Фаины: оба они питаются Левой, получают
удовольствие, унижая его. Митишатьев рассуждает о евреях, которые «портят наших
женщин». Лева легко опровергает заявление Митишатьева о неталантливости евреев,
приводя довод о том, что Пушкин был семитом. Митишатьев говорит, что
собирается духовно задавить Леву, а потом перевернуть весь мир: «Я ощущаю в
себе силы. Были «Христос — Магомет — Наполеон», — а теперь я. Все созрело, и
мир созрел, нужен только человек, который ощущает в себе силы». Митишатьев приводит своего дипломника
Готтиха, предупреждая Леву, что тот — стукач. Барон фон Готтих пишет в
патриотические газеты стихи о мартенах или матренах, что дает Митишатьеву повод
поиздеваться над осколками-аристократами. Чтобы скрасить Леве предполагаемое
одиночество, не зная о его гостях, приходит Исайя Борисович Бланк. Это
сотрудник института на пенсии, один из благороднейших людей, которых Леве
приходилось встречать в жизни. Бланк не только чрезвычайно опрятен внешне — он
не может говорить о людях плохо. Бланк, Митишатьев, Готтих и Лева пьют
вместе. Они говорят о погоде, о свободе, о поэзии, о прогрессе, об евреях, о
народе, о пьянстве, о способах очистки водки, о кооперативных квартирах, о
Боге, о бабах, о неграх, о валюте, об общественной природе человека и о том,
что деться некуда... Спорят о том, любила ли Митишатьев говорит о том, что не может
жить на земле, пока есть Лева. Он оскорбляет и Фаину, и этого
Лева уже не выдерживает. Они с Митишатьевым дерутся, и Митишатьев
разбивает посмертную маску Пушкина. Это оказывается последней
каплей — Лева вызывает его на дуэль на музейных пистолетах.
Звучит выстрел — Лева падает. Митишатьев уходит, прихватив с собой
чернильницу Григоровича. Придя в себя, Лева с ужасом обнаруживает,
какой разгром учинен в музейном помещении. Но оказывается, что с помощью Альбины,
работающей в этом же институте, и дяди Диккенса все очень
быстро приводится в порядок. Чернильницу Григоровича находят под окном,
еще одну копию маски 812 Пушкина приносят из подвала. На следующий
день Лева обнаруживает, что ни один человек в институте не обращает внимания
на свежие следы уборки и ремонта. Заместитель директора вызывает его только
для того, чтобы поручить сопровождать по Ленинграду американского писателя. Лева водит американца по Ленинграду,
показывает ему памятники и рассказывает о русской литературе. И все это —
русская литература, Петербург (Ленинград), Россия — Пушкинский дом без его курчавого
постояльца. Оставшись в одиночестве, Лева стоит над
Невой на фоне Медного всадника, и ему кажется, что, описав мертвую петлю опыта,
захватив длинным и тяжелым неводом много пустой воды, он вернулся в исходную
точку. Вот он и стоит в этой точке и чувствует, что устал. Улетающий Монахов - РОМАН-ПУНКТИР (1962-1990)
ДВЕРЬ
Поздним вечером мальчик ждет любимую
женщину — то в арке двора, то в парадном дома, куда она должна прийти к своей
подруге. Он боится разминуться с нею. Мама не знает, куда он пошел: сказал, что
идет за циркулем к приятелю. Наконец он поднимается в квартиру подруги, но та
говорит, что его любимая так и не приходила. Мальчик уверен, что его
обманывают. Он представляет, как будет умирать — бледный, худой — и как любимая
женщина станет плакать над ним. Или как он придет к ней много лет спустя —
седые кудри будут падать на лоб, не скрывая глубокого шрама, — и скажет: «Поздно, все поздно». Мальчик слышит за закрытой дверью голос
любимой и какого-то мужчины и видит ее саму, когда дверь на мгновение
приоткрывается. Мужчина уходит. Мальчик ждет, когда выйдет она. Она выходит,
спокойная и красивая, объясняет мальчику, что они просто разминулись, и
обещает встретиться с ним завтра. Мальчик идет домой, чувствуя невесомость
своего тела и мыслей, и думает о том, что все так и было, как сказала она. 813 САД
В последние предновогодние дни Алексей
ожидает звонка от Аси. Ася разошлась с мужем и снимает угол в квартире Нины,
своей подруги, которая живет у отца. Чаще всего Алексей и Ася встречаются в
саду на скамейке. Алексей хочет встречать Новый год вместе. Ася говорит, что ей
надо выкупить платье из ломбарда, что она любит Алексея, хочет поехать с ним
летом на юг, но денег ему достать будет негде, и поэтому она поедет не с ним.
Возвращаясь домой по Фонтанке, Алексей вдруг понимает, что чувствует жизнь
неостро и лениво — совсем не так, как полгода назад, когда все у них с Асей
только начиналось и он ревновал ее, часами ожидая в подъездах и на лестницах.
Тогда он думал, что любовь требует правды и ясности, а теперь любовь стала для
него выше ясности, он готов к неведению. Алексей должен дописать последнюю
контрольную, чтобы его допустили к институтским экзаменам. Мама следит за тем,
чтобы он занимался делом; она не любит Асю. Оставшись один в коммунальной
квартире, Алексей ворует из комнаты соседа облигации и, продав их, выкупает
Асино платье из ломбарда. Он идет к Асе встречать Новый год и думает, заходила
ли она в «Асторию», в которой встречает Новый год ее бывший муж. Встреча Нового года наедине не удается:
неожиданно приходит Нина с подругами. Алексей и Ася уходят из дома и сидят на
лестнице, а потом расходятся по домам. На следующий день они пытаются найти
пристанище за городом, у друзей, но тех не оказывается дома. Раскрывается кража
облигаций, и Алексею приходится пережить стыд их возвращения. Закрывшись в
своей комнате, он читает старую книгу о любви. Его поражает мысль о том, что
любовь появляется не из любимой, случайной и крохотной, и не из самого
человека, тоже чрезвычайно небольшого. Тогда откуда же? ОБРАЗ
Жена Монахова ожидает ребенка, ее положили
в больницу на сохранение. Стоя под окном больницы, Монахов каждый раз испытывает
неловкость из-за трогательности этой сценки. Однажды по дороге в больницу в
автобусе он встречает Асю. Они не виделись много лет, и теперь Монахов сличает
с оригиналом образ Аси, сохраненный им в мучении разрыва. Ничего не совпадает,
происходит распадение образа, и Монахов чувствует облегчение и любопытство.
Ася расходится с очередным мужем, снова собирается замуж. На улице она
показывает Монахову своего жениха. Монахов заходит в детский сад, где она
работает заведующей. Потом они ездят по Асиным по- 814 другам в поисках свободной квартиры. Им
опять, как и десять лет назад, негде уединиться. Из Асиного детского сада, где
они пытаются найти пристанище ночью, Монахову приходится спасаться бегством. Он
чувствует вялость своих желаний, растерянность перед мутностью и неясностью
собственных ощущений, мучительную нечистоту жизненного опыта. Возвращаясь
домой, он радуется тому, что ничего не произошло. Дома мать сообщает ему о
рождении сына и целует в бесчувственную, устраняющуюся щеку. ЛЕСМонахов приезжает в командировку в
Ташкент, где живут теперь его родители. Отца он не видел три года. Он
рассказывает родителям про свою чуждую жизнь: про столицу, про карьеру, про
молодую жену и новую квартиру. Идя по улице, он встречает Наташу, которую
любил три года назад и с которой расстался. Наташа по-прежнему любит его, и
неожиданно Монахов понимает, что, будь он самим собою, именно она была бы его
единственной женщиной. Он решает уехать от родителей пораньше и провести
последние ташкентские дни с Наташей. У нее он знакомится с ее ухажерами. Один
из них, восемнадцатилетний Ленечка, пишет стихи, которые восхищают Монахова.
Глядя на Ленечку, Монахов вспоминает себя в годы любви к Асе и ужасается тому,
что совсем не понимал тогда, какой страшной и нищей жизнью жила его любимая.
Сидя в аэропорту, Монахов мучается тем, что раньше времени уехал от родителей,
и пытается понять, что же он представляет собою сам по себе — без своих
званий, успехов, работы и семьи. На его глазах случайно погибает на летном поле
молодой солдат. Дома его ждет ссора с женой. Монахов
чувствует, что за неделю в Ташкенте прожил целую жизнь, и понимает, к чему
ревнует жена. И вдруг ему кажется, что отец его мог умереть за то время, что он
провел у Наташи. Его душа обмывается живым током последних сил немощного отца
и впускает в себя всю окружающую боль. Смерть солдата, которую он видел
недавно, отдает Монахову последнюю каплю жизни, которой ему так недоставало. Вкус
Монахов едет в поезде и думает о смерти.
Потом эта мысль уходит, уходит и пейзаж за окном, и остается только длинный
вкус пирожка во рту. В поезде Монахов знакомится с хорошей, простой и умной
девушкой, которую не хотел бы обмануть. Девушка похожа на 815 женщину, которую он любил когда-то, только
имя другое — Света. Монахов вдруг пугается, потрясенный этим сходством, хотя
прежде его не занимала похожесть людей и обстоятельств. Монахов решает начать новую жизнь. Он
берет отпуск и снимает комнату в поселке, напротив могилы Пастернака. Ему
кажется, что окрестный пейзаж дотла высмотрен умершим поэтом, и он пытается
понять, стоили ли стихи Пастернака того, чтобы ликвидировать небольшую
местность. На могилу он не ходит, опасаясь повторения «рифмы» времени — то есть
напоминаний жизни о том, что она существует независимо от существования его,
Монахова. Монахов боится этих намеков бытия, он не пытается ухватиться за
мелькнувший тайный смысл жизни, чтобы не повредить ветхую жизненную ткань. Но
ему все-таки приходится пойти на могилу, чтобы показать ее приехавшей Свете.
На кладбище его поражает, как похожи памятники на тех, кому они поставлены. Ему
кажется, что именитые покойнички вцепились в жизнь, что их положение, вкусы,
тщеславие не ушли со смертью. Вернувшись домой, он встречает там однокашника,
который рассказывает, что Ася, которую Монахов когда-то любил, умерла от рака
груди. Монахову приходится уехать из поселка,
чтобы хоронить умершую бабушку жены. Отпевание происходит в церкви, стоящей в
пустом и тихом московском переулке. Монахову кажется, что все вокруг уцелело
благодаря этой церкви. После отпевания он целует безразличную ему покойницу в
лоб, и вдруг ему кажется, будто вкус — последнее живое чувство, еще доступное
его ороговевшему сознанию. На кладбище он сознает, что Ася действительно
умерла. Он вспоминает вчерашнюю идиллию мертвецов, похожих на свои памятники,
и чувствует, что в душе его кипит спокойная, здоровая, живая ненависть. «Он
видел зло. Он не ведал сомнения. Он понимал, что за свои грехи он вполне готов
ответить». ЛЕСТНИЦА«Видно, все же подкосила меня жизненная
сила, видно, духу не хватило — меня ждут... Видно, впрямь дорога к Богу —
слишком длинная дорога, слишком дорого и много... Господи, прости!» Александр Валентинович Вампилов 1937-1972
Старший сын - Комедия (1968)
Двое молодых людей — студент-медик Бусыгин
и торговый агент Семен, по прозвищу Сильва, — приударили за незнакомыми девушками.
Проводив тех до дома, но не встретив дальнейшего гостеприимства, на которое
рассчитывали, они обнаруживают, что опоздали на электричку. Время позднее, на
улице холодно, и они вынуждены искать крова в чужом районе. Молодые люди сами
едва знакомы, но несчастье сближает. Оба они — парни с юмором, в них много
задора и игры, они не падают духом и готовы воспользоваться любой возможностью,
чтобы согреться. Они стучатся в дом одинокой тридцатилетней
женщины Макарской, только что прогнавшей влюбленного в нее десятиклассника Васеньку,
но она отшивает и их. Вскоре не знающие куда деться парни видят, как ее
окликает пожилой мужчина из соседнего дома, назвавшийся Андреем Григорьевичем
Сарафановым. Они думают, что это свидание, и решают воспользоваться удобным
случаем, чтобы в отсутствие Сарафанова побывать у него и немного согреться.
Дома они застают расстроенного Васеньку, сына Сарафанова, который переживает
свою любовную неудачу. Бусыгин делает вид, что давно знает его отца. Васенька держится
очень настороженно, а Бусыгин пытается его усовестить, говоря, что все люди
братья и надо доверять друг другу. Это наводит хитроумного Сильву на мысль, что
Бусыгин хочет 817 разыграть парнишку, представившись сыном
Сарафанова, сводным братом Васеньки. Вдохновленный этой идеей, он тут же
подыгрывает приятелю, и ошарашенный Бусыгин, который вовсе не имел этого в
виду, является Васеньке как его неведомый старший брат, решивший наконец
разыскать отца. Сильва не прочь развить успех и склоняет Васеньку отметить
событие — найти в домашних закромах что-нибудь из спиртного и выпить по случаю
обретения брата. Пока они празднуют на кухне, неожиданно
появляется Сарафанов, ходивший к Макарской просить за сына, сохнущего от
любви. Захмелевший Васенька огорошивает его сногсшибательной новостью.
Растерявшийся Сарафанов поначалу не верит, но, вспомнив прошлое, все-таки
допускает такую возможность — тогда только закончилась война, он же «был
солдат, а не вегетарианец». Так что его сыну мог бы быть двадцать один год, а
его мать звали... ее звали Галиной. Эти подробности слышит выглядывающий из
кухни Бусыгин. Теперь он более уверен в себе при встрече с мнимым отцом.
Сарафанов же, расспрашивая новоявленного сына, все больше и больше уверяется в
том, что перед ним действительно его отпрыск, искренне любящий отца. А
Сарафанову сейчас как раз очень нужна такая любовь: младший сын влюбился и
норовит отбиться от рук, дочь выходит замуж и собирается на Сахалин. Сам же он
ушел из симфонического оркестра и играет на танцах и на похоронах, что
самолюбиво скрывает от детей, которые тем не менее в курсе и только делают вид,
что ничего не знают. Бусыгин хорошо играет свою роль, так что даже взрослая
дочь Сарафанова Нина, поначалу встретившая братца очень недоверчиво, готова
поверить. Ночь Сарафанов и Бусыгин проводят в
доверительной беседе. Сарафанов рассказывает ему всю свою жизнь, открывает
душу: жена оставила его, потому что ей казалось, что он слишком долго вечерами
играет на кларнете. Но Сарафанов горд собой: он не позволил себе раствориться в
суете, он сочиняет музыку. Утром Бусыгин и Сильва делают попытку
незаметно ускользнуть, но сталкиваются с Сарафановым. Узнав об их отъезде, он
обескуражен и расстроен, он дарит Бусыгину на память серебряную табакерку,
так как, по его словам, в их семье она всегда принадлежала старшему сыну.
Растроганный самозванец объявляет о своем решении задержаться на день. Он
помогает Нине прибрать в квартире. Между ним и Ниной устанавливаются странные
отношения. Вроде бы они брат и сестра, но их взаимный интерес и симпатия друг к
другу явно не укладываются в родственные рамки. Бусыгин расспрашивает Нину о
женихе, невольно отпуская ревнивые колкости в его адрес, так что между ними
происходит нечто вроде размолвки. Чуть позже Нина 818 также ревниво будет реагировать на интерес
Бусыгина к Макарской. Помимо этого, они постоянно обращаются к разговору о
Сарафанове. Бусыгин упрекает Нину за то, что она собирается оставить отца одного.
Беспокоит их также и брат Васенька, который то и дело предпринимает попытки
сбежать из дома, считая, что никому здесь не нужен. Между тем Васенька, ободренный неожиданным
вниманием Макарской, согласившейся пойти с ним в кино (после разговора с
Сара-фановым), оживает и теперь уже не собирается никуда уезжать. Однако
радость его длится недолго. У Макарской на десять часов назначено свидание с
приглянувшимся ей Сильвой. Узнав, что Васенька купил билет на то же время, она
отказывается идти, а на Васенькино наивное упорство возмущенно признается, что
ее неожиданной добротой парнишка обязан своему папе. В отчаянии Васенька собирает
рюкзак, а чуткий Бусыгин, только что намеревавшийся отбыть, снова вынужден
остаться. Вечером появляется с двумя бутылками
шампанского жених Нины летчик Кудимов. Он простой и открытый парень, беззлобный
и все воспринимающий чересчур прямолинейно, чем даже гордится. Бусыгин и Сильва
то и дело подшучивают над ним, на что он только добродушно улыбается и
предлагает выпить, чтобы не терять время. У него его в обрез, он, курсант, не
хочет опаздывать, потому что дал себе слово никогда не опаздывать, а
собственное слово для него закон. Вскоре появляются Сарафанов и Нина. Вся
компания пьет за знакомство. Кудимов неожиданно начинает вспоминать, где же он
видел Сарафанова, хотя Бусыгин и Нина пытаются помешать ему, убеждая, что
нигде он не мог его видеть или видел в филармонии. Тем не менее летчик с
присущей ему принципиальностью упорствует и в конце концов вспоминает: он видел
Сарафанова на похоронах. Сарафанов с горечью вынужден в этом признаться. Бусыгин успокаивает его: людям нужна
музыка и когда они веселятся, и когда тоскуют. В это время Васенька с
рюкзаком, несмотря на попытки остановить его, покидает родной дом. Жених Нины,
несмотря на ее уговоры, тоже рвется прочь, боясь опоздать в казарму. Когда он
уходит, Нина упрекает ехидного братца, что тот дурно обошелся с ее женихом. В
конце концов Бусыгин не выдерживает и признается, что вовсе не брат он Нине.
Больше того — он, кажется, влюблен в нее. А между тем обиженный Сарафанов
собирает чемодан, чтобы ехать вместе со старшим сыном. Неожиданно вбегает с
испуганно-торжественным видом Васенька, а вслед за ним Сильва в полусгоревшей
одежде, с испачканным сажей лицом в сопровождении Макарской. Оказывается,
Васенька подпалил ее квартиру. Возму- 819 щенный Сильва требует брюки и, прежде чем
уйти, в дверях мстительно сообщает, что Бусыгин вовсе не сарафановский сын. На
всех это производит большое впечатление, однако Сарафанов твердо заявляет, что
не верит. Он не хочет ничего знать: Бусыгин его сын, и притом любимый. Он
предлагает Бусыгину переехать из общежития к ним, хотя это встречает возражение
Нины. Бусыгин успокаивает его: он будет их навещать. И тут же обнаруживает, что
снова опоздал на электричку. Утиная охота - Пьеса (1970)
Действие происходит в провинциальном
городе. Виктора Александровича Зилова будит телефонный звонок. С трудом
просыпаясь, он берет трубку, но там молчание. Он медленно встает, трогая себя
за челюсть, открывает окно, на улице идет дождь. Зилов пьет пиво и с бутылкой в
руках начинает физзарядку. Снова телефонный звонок и снова молчание. Теперь
Зилов звонит сам. Он разговаривает с официантом Димой, с которым они вместе
собирались на охоту, и чрезвычайно удивлен, что Дима его спрашивает, поедет ли
он. Зилова интересуют подробности вчерашнего скандала, который он учинил в
кафе, но о котором сам помнит весьма смутно. Особенно его волнует, кто же вчера
съездил ему по физиономии. Едва он кладет трубку, как в дверь
раздается стук. Входит мальчик с большим траурным венком, на котором написано:
«Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от
безутешных друзей». Зилов раздосадован столь мрачной шуткой. Он садится на
тахту и начинает представлять себе, как бы все могло быть, если бы он действительно
умер. Потом перед его глазами проходит жизнь последних дней. Воспоминание первое. В кафе
«Незабудка», излюбленном месте времяпрепровождения Зилова, он с приятелем
Саяпиным встречается во время обеденного перерыва с начальником по работе
Кушаком, чтобы отметить большое событие — он получил новую квартиру. Неожиданно
появляется его любовница Вера, Зилов просит Веру не афишировать их отношения,
усаживает всех за стол, и официант Дима приносит заказанное вино и шашлыки.
Зилов напоминает Кушаку, что на вечер назначено празднование новоселья, и тот,
несколько кокетничая, соглашается. Вынужден Зилов пригласить и Веру, которой
этого 820 очень хочется. Начальнику, только что
проводившему законную супругу на юг, он представляет ее как одноклассницу, и
Вера своим весьма раскованным поведением внушает Кушаку определенные надежды. Вечером друзья Зилова собираются к нему на
новоселье. В ожидании гостей Галина, жена Зилова, мечтает, чтобы между ней и
мужем все стало как в самом начале, когда они любили друг друга. Среди
принесенных подарков — предметы охотничьего снаряжения: нож, патронташ и
несколько деревянных птиц, используемых на утиной охоте для подсадки. Утиная
охота — самая большая страсть Зилова (кроме женщин), хотя пока ему не удалось
до сих пор убить ни одной утки. Как говорит Галина, главное для него — сборы да
разговоры. Но Зилов не обращает внимания на насмешки. Воспоминание второе. На работе Зилов
с Саяпиным должны срочно подготовить информацию о модернизации производства, поточном
методе и т. п. Зилов предлагает представить как уже осуществленный проект
модернизации на фарфоровом заводе. Они долго бросают монету, делать — не
делать. И хотя Саяпин опасается разоблачения, тем не менее они готовят эту
«липу». Здесь же Зилов читает письмо от старика отца, живущего в другом
городе, с которым он не виделся четыре года. Тот пишет, что болен, и зовет
повидаться, но Зилов относится к этому равнодушно. Он не верит отцу, да и времени
у него все равно нет, так как в отпуск он собирается на утиную охоту.
Пропустить ее он не может и не хочет. Неожиданно в их комнате появляется
незнакомая девушка Ирина, спутавшая их контору с редакцией газеты. Зилов
разыгрывает ее, представляясь сотрудником газеты, пока его шутку не разоблачает
вошедший начальник. У Зилова завязывается с Ириной роман. Воспоминание третье. Зилов
возвращается под утро домой. Галина не спит. Он сетует на обилие работы, на
то, что его так неожиданно послали в командировку. Но жена прямо говорит, что
не верит ему, потому что вчера вечером соседка видела его в городе. Зилов пытается
протестовать, обвиняя жену в чрезмерной подозрительности, однако на нее это не
действует. Она долго терпела и больше не хочет выносить зиловского вранья. Она
сообщает ему, что была у врача и сделала аборт. Зилов изображает возмущение:
почему она не посоветовалась с ним?! Он пытается как-то смягчить ее, вспоминая
один из вечеров шесть лет назад, когда они впервые стали близки. Галина сначала
протестует, но затем постепенно поддается очарованию воспоминания — до
момента, когда Зилов не может припомнить каких-то очень важных для нее слов. В
конце концов она опускается на стул и плачет. 821 Воспоминание следующее. Под конец
рабочего дня в комнате Зилова и Саяпина появляется разгневанный Кушак и требует
от них объяснения по поводу брошюры с информацией о реконструкции на фарфоровом
заводе. Выгораживая Саяпина, который должен вот-вот получить квартиру, Зилов
берет на себя всю ответственность. Только внезапно появившейся жене Саяпина
удается погасить бурю, уведя простодушного Кушака на футбол. В этот момент
Зилову приходит телеграмма о смерти отца. Он решает срочно лететь, чтобы успеть
на похороны. Галина хочет ехать вместе с ним, но он отказывается. Перед
отъездом он заходит в «Незабудку», чтобы выпить. Кроме того, здесь у него
назначено свидание с Ириной. Свидетельницей их встречи случайно становится
Галина, которая принесла Зилову плащ и портфель для поездки. Зилов вынужден
признаться Ирине, что он женат. Он заказывает ужин, откладывая отлет на завтра. Воспоминание следующее. Галина
собирается к родственникам в другой город. Как только она уходит, он звонит
Ирине и зовет ее к себе. Неожиданно возвращается Галина и сообщает, что уезжает
навсегда. Зилов обескуражен, он пытается задержать ее, но Галина запирает его
на ключ. Оказавшись в западне, Зилов пускает в ход все свое красноречие,
пытаясь убедить жену, что она по-прежнему дорога ему, и даже обещая взять на
охоту. Но слышит его объяснение вовсе не Галина, а появившаяся Ирина, которая
воспринимает все сказанное Зиловым как относящееся именно к ней. Воспоминание последнее. В ожидании
друзей, приглашенных по случаю предстоящего отпуска и утиной охоты, Зилов
выпивает в «Незабудке». К моменту, когда друзья собираются, он уже довольно
сильно пьян и начинает говорить им гадости. С каждой минутой он расходится все
больше, его несет, и в конце концов все, включая Ирину, которую он также
незаслуженно оскорбляет, уходят. Оставшись в одиночестве, Зилов называет
официанта Диму лакеем, и тот бьет его по лицу. Зилов падает под стол и
«отключается». Через некоторое время возвращаются Кузаков и Саяпин, поднимают
Зилова и отводят его домой. Припомнив все, Зилов и в самом деле вдруг
загорается мыслью покончить жизнь самоубийством. Он уже не играет. Он пишет
записку, заряжает ружье, разувается и большим пальцем ноги нащупывает курок. В
этот момент раздается телефонный звонок. Затем незаметно появляются Саяпин и
Кузаков, которые видят приготовления Зилова, набрасываются на него и отнимают
ружье. Зилов гонит их. Он кричит, что никому не верит, но они отказываются
оставить его одного. В конце концов Зилову удается их выдворить, он ходит с
ружьем по 822 комнате, потом бросается на постель и то
ли смеется, то ли рыдает. Через две минуты он встает и набирает номер телефона
Димы. Он готов ехать на охоту. Прошлым летом в Чулимске - Драма (1972)
Действие происходит в таежном райцентре
ранним летним утром. Валентина, стройная миловидная девушка лет восемнадцати,
направляется в чайную, где она работает, а по дороге осматривает палисадник
перед домом: опять доски из ограды вынуты, калитка сорвана. Она вставляет
доски, расправляет примятую траву и принимается чинить калитку. На протяжении
всего действия она делает это несколько раз, потому что прохожие почему-то
предпочитают ходить напрямик, по газону, минуя калитку. Валентина влюблена в местного следователя
Шаманова, который не замечает ее чувства. Шаманов ходит к аптекарше Кашкиной,
которая живет рядом с чайной, и потому Валентине, как и всему поселку,
известно об их связи. Она молча страдает. Шаманову около тридцати, но он
чувствует себя много пожившим и уставшим человеком. Любимое его присловье:
«Хочу на пенсию». Его любовница Кашкина обижается, что он ничего ей про себя
не рассказывает, хотя она и без того знает о нем много от городских знакомых.
Раньше он работал следователем в городе, ему прочили большое будущее, у него
была красивая жена, машина и всякие прочие блага. Однако он был из тех, для
кого правда важнее положения, и потому, расследуя дело сына какого-то сановника,
сбившего человека, Шаманов, вопреки давлению сверху, не захотел замять дело. В
результате, однако, нашлись люди сильней его. Суд перенесли, следствие дали
вести другому. Шаманов обиделся, уволился с работы, расстался с женой, стал
одеваться кое-как, а затем уехал сюда, в таежный райцентр, где нехотя, почти
формально выполняет свои обязанности. Свою жизнь Шаманов считает конченой.
Через два дня должен состояться суд по тому самому делу, которое начинал вести
он и из-за которого ушел, его приглашают принять участие как свидетеля, но он
отказывается. Ему не интересно. Он разочаровался и не верит больше в
возможность установления справедливости. Он больше не хочет бороться. Однако в 823 райцентре Шаманов все равно резко
выделяется, — и Кашкина, и Валентина чувствуют его неординарность и тянутся к
нему. В Валентину влюблен Пашка, сын буфетчицы
Хороших, и пасынок местного рабочего Дергачева. Приехав из города, Пашка
постоянно крутится возле Валентины, зовет ее на танцы. Но Валентина твердо
отказывает ему. Пашка намекает, что знает своего соперника и, изображая из
себя крутого, даже угрожает расправиться с ним. Пашка постоянно в центре
семейных раздоров. Его мать и Дергачев привязаны друг к другу, можно сказать,
любят друг друга. Однако Пашка — незаживающая даже со временем рана Дергачева,
потому что родился от другого человека, когда Дергачев был на фронте. Мать
просит сына уехать, но Пашка не очень-то расположен ее слушаться. Ему тоже
обидно: почему это он должен бросать собственный дом, когда в его планах
жениться на Валентине, осесть здесь. Дергачев ремонтирует чайную, видно, что он
в раздражении, и это раздражение он вымещает на жене, от которой прямо с утра
требует выпивки по случаю встречи с давним приятелем, пришедшим из тайги старым
промысловиком-эвенком Еремеевым. Оставшийся после смерти жены в одиночестве,
Еремеев пришел хлопотать о пенсии. Однако здесь ему предстоят трудности: у него
нет ни трудовой книжки, ни справок о работе, — всю жизнь он охотился, работал
в геологических партиях и не думал о старости. Еще один участник действия — бухгалтер
Мечеткин, зануда и бюрократ. Он хочет жениться и поначалу имеет виды на
Кашкину, намекая той, что ее связь с Шамановым вызывает в поселке пересуды и
оскорбляет общественную нравственность. Однако тут же, едва только Кашкина
приглашает его зайти к ней и даже предлагает выпить, разомлевший Мечеткин
признается в своих серьезных намерениях. Кашкина знает о том, что Валентина
влюблена в Шаманова, и потому, опасаясь возможного соперничества, советует
Мечеткину обратить свое внимание именно на Валентину. Она уверяет Мечеткина,
что он, уважаемый в поселке человек, легко может добиться успеха, если солидно
обратится к отцу Валентины. Не откладывая в долгий ящик, Мечеткин сватает Валентину.
Ее отец не возражает, но говорит, что ничего без Валентины решить не может. Между тем между Шамановым, ожидающим в
чайной служебную машину, и Валентиной, чинящей ограду палисадника, завязывается
разговор. Шаманов говорит, что Валентина напрасно занимается этим, потому что
люди никогда не перестанут обходить его. Валентина упрямо возражает:
когда-нибудь они обязательно поймут и будут ходить по тротуару. Неожиданно
Шаманов делает Валентине комплимент: она — красивая девушка, она похожа на
девушку, которую Шаманов любил 824 когда-то. Он расспрашивает ее, почему она
не уехала в город, как многие ее сверстницы. И неожиданно слышит признание, что
она влюблена, и не в кого-нибудь, а именно в него, Шаманова. Шаманов растерян,
ему трудно в это поверить, он советует Валентине выбросить это из головы. Но
тут же вдруг начинает испытывать к девушке нечто особенное: она вдруг
становится для него «лучом света из-за туч», как он говорит случайно
подслушавшей их беседу Кашкиной. Явившемуся с угрозами Пашке Шаманов
советует пойти остудить голову, между ними завязывается ссора. Шаманов явно
хочет скандала, он протягивает Пашке свой пистолет и нарочно дразнит его,
сообщая, что у них с Валентиной на десять часов назначено свидание и что любит
она его, Шаманова, а Пашка ей не нужен. Пашка в ярости нажимает курок
пистолета. Осечка. Пашка испуганно роняет оружие. Но и Шаманову тоже не по
себе. Он пишет записку Валентине, действительно назначая ей свидание на десять
часов, и просит Еремеева передать. Однако записку хитростью перехватывает
ревнующая Кашкина. Тем же вечером Валентина, став
свидетельницей очередного раздора между отчимом и Пашкой, которого оскорбляет и
гонит его собственная мать, из жалости соглашается пойти с ним на танцы.
Чувствуется, что Валентина решилась на что-то серьезное, потому что тоже идет
напрямик через палисадник, как бы потеряв веру, что сможет преодолеть общее
сопротивление. Они уходят. Вскоре появляется Шаманов и, встретив Кашкину, воодушевленно
признается ей, что с ним сегодня вдруг что-то произошло: он как бы заново
обретает мир. Это связано с Валентиной, про которую он спрашивает Кашкину. Та
честно сообщает ему, что записка Шаманова у нее и что Валентина, не зная о
назначенном свидании, ушла с Пашкой. Шаманов бросается на ее поиски. Поздно ночью Валентина и Пашка возвращаются. Ясно, что они были близки, хотя это нисколько
не изменило их отношений: Пашка как был, так и остался для нее чужим. Испытывая
угрызения совести, Кашкина сообщает Валентине, что Шаманов искал ее, что он ее
любит. Вскоре появляется и сам Шаманов, он признается Валентине, что благодаря
ей с ним произошло чудо. Валентина рыдает. Появившемуся отцу, готовому
вступиться за ее честь, она говорит, что была на танцах не с Пашкой и не с
Шамановым, а с Мечеткиным. На следующее утро Шаманов уезжает в город
для выступления на суде. Пьеса кончается тем, что взгляды находящихся в чайной
оборачиваются к вышедшей из дома Валентине. Она гордо подходит, как обычно, к
калитке и начинает налаживать ее, а затем вместе с Еремеевым поправляет
палисадник. Марк Сергеевич Харитонов р. 1937
Линии судьбы, или Сундучок Милашевича - Роман
(1895, опубл. 1992)
Антон Андреевич Лизавин, филолог,
кандидатскую диссертацию писал о своих земляках — литераторах 20-х гг. В ходе
этих занятий он и увлекся творчеством безвестного, но весьма самобытного
писателя Симеона Милашевича. Один из самых странных рассказов
последнего назывался «Откровение». Смысл его таков: в доме у рассказчика
проездом появляется бывший университетский однокашник (тонкое лицо с нервным вырезом
ноздрей, возбужденный блеск глаз)... При госте имеется сундучок величиной с
футляр от швейной машинки «Зингер». Исподволь открывается, что всех троих —
Милашевич женат — связывает давняя история. Когда-то заезжий студент подбил
юную девушку бежать из родительского дома в Москву, а сам исчез (скорее всего,
по нелегальным делам), поручив беглянку заботам приятеля. И вот теперь он
вновь встретился с новоиспеченными супругами в городке Столбенец. Здесь, как и всегда, у Милашевича
существен не сюжет, а «укол смешенного чувства» — сухой полумрак, свет
керосиновой лампы, — зыбкий воздух повествования. Апология убогого, косного и
все же милого прозябания в противовес стремлению изменить и улучшить жизнь,
пусть даже что-то разрушив. Глаза у гостя блестят, он болен, а
сундучок где-то ждут, и хозяин 826 сам вызывается его доставить. Похоже,
возвращение его сильно затянулось. Оказывается, что в жизни и самого автора,
Милашевича (рассказ явно автобиографичен), был арест, причиной которого фигурировал
не то чемоданчик, не то сундучок, набитый разной нелегальщиной, а за арестом —
высылка. Впрочем, сведений о Милашевиче почти не
осталось. О его жене вообще известно лишь имя. В рассказах мужа присутствие
Александры Флегонтовны ощущается через упоминаемые им вышитые салфеточки,
наспинные подушечки, масленичные блины и прочие радости провинциального быта.
Видимо, примерно тогда стала оформляться «провинциальная философия» Милашевича,
основная идея которой — осуществление счастья и гармонии независимо от
внешнего устройства жизни. Куда более отчетливо возникает в его прозе
(под разными именами) отяжелевший атлет с курчавой бородой: помещик-социалист
Ганшин. Милашевич долгое время жил в его усадьбе: возился в оранжерее,
придумывал для ганшинской карамельной фабрики конфетные обертки, фантики. Когда диссертация была почти готова,
Лизавина угораздило найти в архиве сундучок с бумагами Милашевича, вернее,
бумажками. Для записей использовалась обратная сторона тех самых фантиков
(ввиду дефицита бумаги в революционное время). И вот возня с фантиками стала
вытеснять другие научные занятия Лизавина, и стало ему казаться, что ход этой
работы и обстоятельства собственной жизни связаны не случайно. Поначалу
непонятные и обрывистые, записи однажды составились под его руками в нечаянную
связь, как будто в силовом поле времени выстроились линии судьбы. Оказалось в сундучке и письмо от
неизвестного, из содержания которого вычитывалось, что пишет он женщине, с
которой двадцать лет назад их связывали сложные любовные отношения. Затем, уже
с другой женщиной, этот человек оказался в эмиграции, где был у них мальчик,
сын, отосланный на время в Россию, к родителям жены. В поисках новых материалов Лизавин с
Максимом Сиверсом, нечаянным московским гостем, зашел к бывшему однокашнику и
увидел там его жену, нервную, ранимую красавицу Зою. Потом случайно подобрал
ее на вокзале (чем-то, видимо, смутил ее покой Сивере), ушедшую от мужа в
неизвестность, поселил за стеной у старухи-соседки. Потом все случилось с ними
без их участия, время растекалось лунным соком, благодарностью и восторгом...
Ну вот, теперь мама дождется внуков, думал Лизавин. Но ничего не успел сказать
Зое: старуха умерла, и любимая исчезла, пока он хлопотал о похоронах. Приехал в Москву, а там жена Сиверса дала
читать дневник Мак- 827 сима (муж отбывал срок как узник совести).
В дневнике было об отце (эсеровское-прошлое, эмиграция, тонкое лицо с нервным
вырезом ноздрей, сын от первой жены, не Максим, отправленный в Россию), о Зое
и о нем, Лизавине, — что именно он мог бы Зою уберечь. Попутно выяснялось новое о Милашевиче.
Вернувшись после высылки в Столбенец, жену он увидел спустя годы, приехавшую
из эмиграции через Петроград в качестве уполномоченного новой власти. К нему
ли ехала? Потому что у ее родителей жил ее мальчик, сын. Но осталась с ним,
лишившись и голоса и способности двигаться, — хозяйственные подвиги были
фантазией мужа. Нарастало чувство, что ворох фантиков — это неявная
саморастущая книга, мир, который творил Милашевич, чтобы через удерживание
изъятых из времени мгновений сделать мимолетное непреходящим. Точно так же, как
удержал он рядом с собой любимую, такую ранимую женщину. С Зоей Лизавин встретился неожиданно:
попал в больницу, а она там санитаркой. И снова не успел сказать главного, как
она исчезла. Защемило чувство ошибки, неточности или вины. Вот тот нашел,
сумел удержать. А у него, у Лизавина, появилась Люся. Нет любви, но есть
жалость, и нежность, и мудрость слепого тела, и ухищренность бедного ума. И
внутри ее уже безглазая рыбка тянется во мрак маленькими ищущими губами. По радио передали: Максим Сивере.
Покончил. Теперь не на кого больше надеяться и, может, еще не поздно найти.
Может, лишь это чувство связи зовется судьбой. Ты волен ее принять или не
принять, но кто-то все равно тебя ждет. Только тебя. Виктория Самойловна Токарева р. 1937
День без вранья - Рассказ (1964)
Двадцатипятилетний Валентин, учитель
средней школы, однажды утром просыпается с ощущением счастья, потому что ему
приснилась радуга. Валентин опаздывает на работу — он преподает французский
язык в средней школе. Он думает о том, что в последнее время стал слишком часто
врать, и понимает: вранье по мелочам значит, что он несвободен и кого-то
боится. Валентин решает прожить день без вранья. Когда-то он хотел учиться в Литературном
институте на отделении художественного перевода, потом — стать переводчиком и
ездить за границу. Ни то ни другое ему не удалось. Как не удалось по окончании
иняза уехать в степь, о которой он мечтал, — не удалось из-за матери и любимой
девушки Нины. Теперь он переводит рассказы с одного языка на другой, хотя денег
ему никто не обещает. В троллейбусе Валентин опускает в кассу
три копейки и отрывает билет — потому что ему жаль переплатить копейку, опустив
пятачок. Заметившей это контролерше он честно говорит о причине недоплаты, и,
удивленная, она не берет с него штраф. В школе он начинает привычный урок в пятом
«Б» классе. Ученик Собакин, как всегда, забрался на шведскую стенку, но
Валентин не требует, чтобы он сел за парту. Вместо того чтобы объяснять ребятам 829 скучную грамматику, Валентин рассказывает
им о художественном переводе, читает наизусть «Кола Брюньона» в переводе
Лозинского и Рабле в переводе Любимова. Дети в первый раз в жизни слушают
Рабле, и Валентин видит, что впервые они глядят не сквозь него. Он не пытается
оправдаться перед завучем Верой Петровной за опоздание, и та говорит, что с
ним сегодня невозможно разговаривать. Выйдя из школы, Валентин без очереди
покупает виноград, потому что торопится к Нине, с которой вчера поссорился;
очередь безмолвно позволяет ему это сделать. Валентин не знает, любит ли Нину,
с которой знаком пять лет, но у него такое чувство, будто сам Господь Бог
поручил ему заботу о ней. Но и обманывать Нину, признаваясь в любви, в этот
день он не хочет. За обедом Нинина мать, считающая Валентина странным
человеком, спрашивает, вкусен ли суп, — и он не может ответить дипломатично.
Отец пересказывает историю, прочитанную в «Правде», — о том, как орлы напали на
самолет. Один орел пробил себе грудь, а двое улетели. Валентин задумывается:
бросился бы он грудью на самолет или улетел бы? Нинина мама считает, что
броситься грудью на самолет может только последний дурак. Наконец Валентин
признается Нининым родителям, что ждет, когда они уйдут... Услышав это, мать
заявляет, что он «выдрючивается». Валентин удивляется про себя: весь день он
старался быть таким, какой есть, но его никто не принял всерьез. Контролерша подумала,
что он ее разыгрывает, завуч — что кокетничает, Нина — что он острит, а ее мать
— что «выдрючивается». Только дети поняли его верно. Он прожил день так, как
хотел, никого не боялся и не врал в мелочах, потому что если врать в мелочах,
то по инерции соврешь и в главном. Но Валентин понимает, что повторить такой
день завтра невозможно, потому что говорить правду можно, только если живешь
по правде. «А иначе — или ври, или клади трубку». Он и кладет трубку, чтобы не
обидеть Нину, когда позвонивший ему по Нининому номеру приятель Ленька
сообщает, что Валентина ждет женщина. Когда-то Ленька уехал после института в
степь, а Валентин не уехал — только хотел. В день, проведенный без вранья,
Валентин понимает, что через несколько лет превратится в неудачника, человека,
«который хотел». На вопрос Нины, что он собирается делать завтра, он отвечает:
«Ломать всю свою жизнь». Нина думает, что завтра он собирается сделать ей
предложение... Людмила Стефановна Петрушевская р. 1938
Уроки музыки - Драма (1973)
В небогато обставленную квартиру
Гавриловых возвращается из тюрьмы Иванов, сожитель тридцативосьмилетней Грани.
Он говорит, что хочет увидеть свою недавно родившуюся дочь Галю и зажить спокойной
семейной жизнью. Гавриловы не верят ему. Особенно непримиримо настроена против
пьяницы Иванова старшая дочь Грани, восемнадцатилетняя Нина. Она вынуждена была
уйти из школы, теперь работает в гастрономе и нянчит маленькую Галю. Несмотря
на недовольство Нины и увещевания любопытной соседки Анны Степановны, Граня
решается пустить Иванова. В квартиру зажиточных соседей Козловых
возвращается из армии единственный сын Николай. Родители рады возвращению сына.
Отец требует, чтобы сын сыграл что-нибудь на пианино, и сетует, что тот так и
не закончил музыкальную школу, несмотря на все старания родителей, которые
ничего для него не жалели. Радость омрачается тем, что Николай привел с собой
Надю, которая вызывает открытую неприязнь у отца Федора Ивановича и у бабки.
Мать, Таисия Петровна, держится с подчеркнутой любезностью. Надя работает
маляром, живет в общежитии. Она курит, пьет вино, остается ночевать в комнате
Николая, держится независимо и не пытается понравиться родителям жениха.
Козловы уверены, что Надя претендует на их 831 жилплощадь. На следующий день Надя уходит,
не простившись. Николай бросается за нею в общежитие, но она заявляет, что он
ей не подходит. Нина не хочет жить в одной квартире с
пьяницей Ивановым. Весь день она стоит на улице у подъезда. Здесь ее видит
Николай, которого когда-то дразнили ее женихом. Николай равнодушен к Нине. Надеясь
отвадить сына от Нади, Таисия Петровна приглашает Нину в гости и предлагает
остаться. Нина рада возможности не возвращаться домой. Зашедшей за дочерью
Гране Козлова объясняет, что у них девушке будет лучше, и просит больше не
приходить. Три месяца спустя Граня снова появляется в
квартире Козловых: ей надо лечь в больницу на аборт, но не с кем оставить
маленькую Галю. Иванов пьет. Граня оставляет ребенка Нине. К этому времени
Козловы уже поняли, что Николай живет с Ниной от скуки. Они хотят избавиться от
Нины, попрекают ее своими благодеяниями. Увидев Галю, Козловы окончательно
решают отправить Нину домой. Но в этот момент появляется Надя. Ее с трудом
можно узнать: она беременна и выглядит очень плохо. Мгновенно
сориентировавшись, Таисия Петровна объявляет Наде, что Николай уже женился, и
предъявляет Галю в качестве его ребенка. Надя уходит. Нина слышит этот
разговор. Испугавшись неожиданного появления Нади,
Козловы требуют, чтобы Николай срочно женился на Нине. Оказывается, он знает о
беременности Нади и о том, что она пыталась отравиться. Николай отказывается
жениться на Нине, но родители не отстают. Они уговаривают и Нину, объясняют ей:
важно взять мужика на привязь, родить ему ребенка, а потом он привыкнет к месту
и никуда не денется — футбол будет смотреть по телевизору, изредка выпьет пива
или сыграет в домино. Выслушав все это, Нина уходит домой, оставив подаренные
ей Козловыми вещи. Родители боятся, что теперь Николай женится на Наде. Но сын
вносит ясность: раньше, может быть, он и женился бы на Наде, но теперь
отношения с ней оказались слишком серьезными и он не хочет «вязаться с этим
делом». успокоившись, Козловы
садятся смотреть хоккей. Бабка уходит жить к другой дочери. Над потемневшей сценой раскачиваются
качели, на которых сидят Нина и Надя. «Если на них не обращать внимания, они
отстанут», — оживленно советует Таисия Петровна. Николай ногами отталкивает
налетающие качели. Три девушки в голубом - Комедия (1980)
Три женщины «за тридцать» живут летом с
маленькими сыновьями на даче. Светлана, Татьяна и Ира — троюродные сестры,
детей они воспитывают в одиночку (хотя у Татьяны, единственной из них, есть
муж). Женщины ссорятся, выясняя, кому принадлежит половина дачи, чей сын
обидчик, а чей — обиженный... Светлана и Татьяна живут на даче бесплатно, зато
на их половине течет потолок. Ира снимает комнату у Федоровны, хозяйки второй
половины дачи. Зато ей запрещено пользоваться принадлежащим сестрам туалетом. Ира знакомится с соседом Николаем
Ивановичем. Тот ухаживает за ней, восхищается ею, называя королевой красоты. В
знак серьезности своих чувств он организует строительство туалета для Иры. Ира живет в Москве с матерью, которая
постоянно прислушивается к собственным болезням и попрекает дочь тем, что та
ведет неправильный образ жизни. Когда Ире было пятнадцать лет, она убегала
ночевать на вокзалы, да и сейчас, приехав с больным пятилетним Павликом домой,
оставляет ребенка с матерью и незаметно уходит к Николаю Ивановичу. Николай
Иванович тронут рассказом Иры о ее юности: у него тоже есть пятнадцатилетняя
дочь, которую он обожает. Поверив в любовь Николая Ивановича, о
которой он так красиво говорит, Ира едет за ним в Коктебель, где ее
возлюбленный отдыхает с семьей. В Коктебеле отношение Николая Ивановича к Ире
меняется: она раздражает его своей преданностью, время от времени он требует
ключи от ее комнаты, чтобы уединиться с женой. Вскоре дочь Николая Ивановича
узнает об Ире. Не в силах выдержать дочкину истерику, Николай Иванович
прогоняет надоевшую любовницу. Он предлагает ей деньги, но Ира отказывается. По телефону Ира говорит матери, что живет
на даче, но не может приехать за Павликом, потому что размыло дорогу. Во время
одного из звонков мать сообщает, что срочно ложится в больницу и оставляет
Павлика дома одного. Перезвонив через несколько минут, Ира понимает, что мать
не обманула ее: ребенок один дома, у него нет еды. В симферопольском аэропорту
Ира продает свой плащ и на коленях умоляет дежурного по аэропорту помочь ей
улететь в Москву. Светлана и Татьяна в отсутствие Иры
занимают ее дачную комнату. Они настроены решительно, потому что во время
дождя их половину совершенно залило и жить там стало невозможно. Сестры снова
ссорятся из-за воспитания сыновей. Светлана не хочет, чтобы ее Максим вырос
хлюпиком и умер так же рано, как его отец. 833 Неожиданно появляется Ира с Павликом. Она
рассказывает, что мать положили в больницу с ущемлением грыжи, что Павлик оставался
один дома, а ей чудом удалось вылететь из Симферополя. Светлана и Татьяна
объявляют Ире, что теперь будут жить в ее комнате. К их удивлению, Ира не
возражает. Она надеется на помощь сестер: ей больше не на кого рассчитывать.
Татьяна заявляет, что теперь они по очереди будут закупать продукты и готовить,
а Максиму придется прекратить драться. «Нас теперь двое!» — говорит она
Светлане. Свой круг - Рассказ (1988)
Дружеская компания много лет собиралась по
пятницам у Мариши и Сержа. Хозяин дома, Серж, талант и общая гордость, вычислил
принцип полета летающих тарелок, его приглашали в особый институт завотделом,
но он предпочел свободу рядового младшего научного сотрудника института
Мирового океана. К компании принадлежал и Андрей-стукач, работавший вместе с Сержем.
Его стукачество не пугало собравшихся: Андрей обязан был стучать только во
время океанских экспедиций, на суше же он не нанимался. Андрей появлялся
сначала с женой Анютой, потом с разными женщинами и наконец с новой женой
Надей, восемнадцатилетней дочерью обеспеченного полковника, по виду
напоминающей испорченную школьницу, у которой от волнения выпадал на щеку глаз.
Еще одним участником пятничных сборищ был талантливый Жора, будущий доктор
наук, еврей наполовину, о чем никто никогда не заикался, как о каком-то его
пороке. Всегда бывала Таня, валькирия метр восемьдесят росту, которая маниакально
чистила белоснежные зубы по двадцать минут три раза в день. Двадцатилетняя
Ленка Марчукайте, красавица в «экспортном варианте», почему-то так и не была принята
в компанию, хотя и втерлась было в доверие к Марише. И наконец, к компании
принадлежала героиня со своим мужем Колей, закадычным другом Сержа. Десять ли лет прошло в этих пьяных
пятницах, пятнадцать ли, прокатились чешские, польские, китайские, румынские
события, прошли политические судебные процессы, — все это пролетело мимо
«своего круга». «Иногда залетали залетные пташки из других, смежных областей
человеческой деятельности» — например, повадился хо- 834 дить участковый Валера, неизвестно кого
выслеживавший на вечеринках и мечтавший о скором приходе «хозяина», подобного
Сталину. Когда-то все они любили походы, костры, вместе жили в палатках у моря
в Крыму. Все мальчики, включая Колю, с институтских пор были влюблены в Маришу,
недоступную жрицу любви. На закате общей жизни Коля ушел к ней, бросив жену.
Серж к тому времени оставил Маришу, продолжая, впрочем, поддерживать видимость
семейной жизни ради горячо любимой дочери Сонечки, вундеркинда с выдающимися
способностями к рисованию, музыке и стихам. Семилетний сын героини и Коли,
Алеша, никаких способностей не имел, чем ужасно раздражал отца, видевшего в
сыне свою копию. Героиня — человек жесткий и ко всем
относится с насмешкой. Она знает, что очень умна, и уверена: то, чего она не
понимает, не существует вообще. Она не питает никаких иллюзий будущего и участи
своего сына, так как знает, что больна неизлечимой болезнью почек с
прогрессирующей слепотой, от которой недавно в страшных муках умерла ее мать.
Убитый горем отец умер от инфаркта вскоре после матери. Сразу после похорон
матери Коля как раз и предложил жене развестись. Зная о своей скорой смерти,
героиня не рассчитывает на то, что ее бывший муж позаботится о сыне: в свои
редкие посещения он только кричит на мальчика, раздраженный его неталантливостью,
а однажды ударил его по лицу, когда после смерти дедушки и бабушки ребенок
начал мочиться в постель. На Пасху героиня приглашает «свой круг» в
гости. Пасхальные сборища у нее и Коли всегда были такой же традицией, как
пятничные — у Мариши и Сержа, и никто из компании не решается отказаться.
Прежде в этот день она готовила вместе с мамой и папой много еды, потом
родители брали Алешку и уезжали на садовый участок в полутора часах езды от
города, чтобы гостям было удобно всю ночь есть, пить и гулять. В первую после
смерти родителей Пасху героиня везет сына на кладбище к бабушке и дедушке, без
объяснений показывая мальчику, что ему надо будет делать после ее смерти. До
прихода гостей она отправляет Алешку одного на дачный участок. Во время
привычной общей пьянки героиня вслух говорит о пороках «своего круга»: бывший
муж Коля удаляется в спальню, чтобы унести оттуда простыни; Мариша
приглядывается к квартире, размышляя, как ее получше разменять; преуспевающий
Жора снисходительно разговаривает с неудачником Сержем; дочка Сержа и Мариши
Сонечка отправлена на время вечеринки к сыну Тани-валькирии, причем все знают,
чем занимаются эти дети наедине. А лет через восемь Сонечке предстоит стать
любовницей собственного отца, которого сумасшед- 835 шая любовь к дочери «ведет по жизни
углами, закоулками и темными подвалами». Героиня мимоходом сообщает, что собирается
отдать сына в детдом, чем вызывает общее возмущение. Собравшись наконец
уходить, гости обнаруживают на лестнице под дверью Алешу. На глазах всей
компании героиня бросается к сыну и с диким криком до крови бьет его по лицу.
Ее расчет оказывается верным: люди «своего круга», которые могли бы спокойно
разрезать друг друга на части, не выносили вида детской крови. Возмущенный Коля
забирает сына, все хлопочут над мальчиком. Глядя им вслед из окна, героиня
думает о том, что после ее смерти всей этой «сентиментальной» компании неловко
будет не позаботиться об ее осиротевшем ребенке и он не пойдет по интернатам.
Ей удалось устроить его судьбу, отправив без ключа на дачный участок. Мальчику
пришлось вернуться, а роль матери-изверга она разыграла точно. Навсегда
расставаясь с сыном, героиня надеется, что он придет к ней на кладбище на Пасху
и простит за то, что она ударила его по лицу вместо благословения. Венедикт Васильевич Ерофеев 1938-1990
Москва — Петушки и пр. - Поэма в прозе (1969)Веничка Ерофеев едет из Москвы в
подмосковный районный центр под названием Петушки. Там живет зазноба героя,
восхитительная и неповторимая, к которой он ездит по пятницам, купив кулек
конфет «Васильки» в качестве гостинца. Веничка Ерофеев уже начал свое странствие.
Накануне он принял стакан зубровки, а потом — на Каляевской — другой стакан,
только уже не зубровки, а кориандровой, за этим последовали еще две кружки
жигулевского пива и из горлышка — альб-де-десерт. «Вы, конечно, спросите: а
дальше, Веничка, а дальше, что ты пил?» Герой не замедлит с ответом, правда, с
некоторым трудом восстанавливая последовательность своих действий: на улице
Чехова два стакана охотничьей. А потом он пошел в Центр, чтобы хоть раз на
Кремль посмотреть, хотя знал, что все равно попадет на Курский вокзал. Но он и
на Курский не попал, а попал в некий неведомый подъезд, из которого вышел — с
мутной тяжестью в сердце, — когда рассвело. С патетическим надрывом он
вопрошает: чего же больше в этой ноше — паралича или тошноты? «О, эфемерность!
О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета
до открытия магазинов!» Веничка, как он сам говорит, не идет, а влечется,
преодолевая по- 837 хмельную тошноту, на Курский вокзал,
откуда отправляется электричка в желанные Петушки. На вокзале он заходит в
ресторан, и душа его содрогается в отчаянии, когда вышибала сообщает, что
спиртного нет. Ею душа жаждет самую малость — всего-то восемьсот граммов
хереса. А его за эту самую жажду — при всем его похмельном малодушии и
кротости — под белы руки подхватывают и выталкивают на воздух, а следом и
чемоданчик с гостинцами («О звериный оскал бытия!»). Пройдут еще два «смертных»
часа до отправления, которые Веничка предпочитает обойти молчанием, и вот он
уже на некотором подъеме: чемоданчик его приобрел некоторую увесистость. В нем
— две бутылки кубанской, две четвертинки российской и розовое крепкое. И еще
два бутерброда, потому что первую дозу Веничка без закуски не может. Это потом
вплоть до девятой он уже спокойно без нее обходится, а вот после девятой опять
нужен бутерброд. Веничка откровенно делится с читателем тончайшими нюансами
своего способа жизни, то бишь пития, плевал он на иронию воображаемых собеседников,
в число которых попадают то Бог, то ангелы, то люди. Больше всего в его душе,
по его признанию, «скорби» и «страха» и еще немоты, каждый день с утра его
сердце источает этот настой и купается в нем до вечера. И как же, зная, что
«мировая скорбь» вовсе не фикция, не пить кубанскую? Так вот, осмотрев свои сокровища, Веничка
затомился. Разве это ему нужно? Разве по этому тоскует его душа? Нет, не это
ему нужно, но — желанно. Он берет четвертинку и бутерброд, выходит в тамбур и
выпускает наконец погулять свой истомившийся в заключении дух. Он выпивает,
пока электричка проходит отрезки пути между станциями Серп и Молот —
Карачарово, затем Карачарово — Чухлинка и т. д. Он уже способен воспринимать
впечатления бытия, он способен вспоминать разные истории своей жизни, раскрывая
перед читателем свою тонкую и трепетную душу. Одна из этих, полных черного юмора историй
— как Веничку скинули с бригадирства. Производственный процесс работяг состоял
из игры в сику, питья вермута и разматывания кабеля. Веничка процесс упростил:
кабель вообще перестали трогать, день играли в сику, день пили вермут или
одеколон «Свежесть». Но сгубило его другое. Романтик в душе, Веничка, заботясь
о подчиненных, ввел индивидуальные графики и ежемесячную отчетность: кто
сколько выпил, что и отражал в диаграммах. Они-то и попали случайно вместе с
очередными соцобязательствами бригады в управление. С тех пор Веничка, скатившись с
общественной лестницы, на которую теперь плюет, загулял. Он ждет не дождется
Петушков, где на 838 перроне рыжие ресницы, опущенные ниц, и
колыхание форм, и коса от затылка до попы, а за Петушками — младенец, самый
пухлый и самый кроткий из всех младенцев, знающий букву «ю» и ждущий за это от
Венички орехов. Царица небесная, как далеко еще до Петушков! Разве ж можно так
просто это вытерпеть? Веничка выходит в тамбур и там пьет кубанскую прямо из
горлышка, без бутерброда, запрокинув голову, как пианист. Выпив же, он
продолжает мысленную беседу то с небесами, на которых волнуются, что он опять
не доедет, то с младенцем, без которого чувствует себя одиноким. Нет, Веничка не жалуется. Прожив на свете
тридцать лет, он считает, что жизнь прекрасна, и, проезжая разные станции,
делится обретенной за не столь уж долгий срок мудростью: то занимается
исследованием пьяной икоты в ее математическом аспекте, то развертывает перед
читателем рецепты восхитительных коктейлей, состоящих из спиртного, разных
видов парфюмерии и политуры. Постепенно, все более и более набираясь, он
разговаривается с попутчиками, блещет философским складом ума и эрудицией.
Затем Веничка рассказывает очередную байку контролеру Семенычу, берущему штрафы
за безбилетный проезд граммами спиртного и большому охотнику до разного рода
альковных историй, «Шахразада» Веничка — единственный безбилетник, кому
удалось ни разу не поднести Семенычу, каждый раз заслушивающемуся его
рассказами. Так продолжается до тех пор, пока Веничке
вдруг не начинают грезиться революция в отдельно взятом «Петушинском» районе,
пленумы, избрание его, Венички, в президенты, потом отречение от власти и
обиженное возвращение в Петушки, которых он никак не может найти. Веничка вроде
приходит в себя, но и пассажиры чему-то грязно ухмыляются, на него глядя, то
обращаются к нему: «товарищ лейтенант», то вообще непотребно: «сестрица». А за
окном тьма, хотя вроде бы должно быть утро и светло. И поезд идет скорее всего
не в Петушки, а почему-то в Москву. Выходит Веничка, к своему искреннему
изумлению, и впрямь в Москве, где на перроне сразу подвергается нападению
четверых молодчиков. Они бьют его, он пытается убежать. Начинается преследование.
И вот он — Кремль, который он так мечтал увидеть, вот она — брусчатка Красной
площади, вот памятник Минину и Пожарскому, мимо которого пробегает спасающийся
от преследователей герой. И все трагически кончается в неведомом подъезде, где
бедного Веничку настигают те четверо и вонзают ему шило в самое горло... Борис Петрович Екимов р. 1938
Холюшино подворье - Рассказ (1979)
Славу самого крепкого хозяина на донском
хуторе Вихляевском прочно удерживает одноногий бобыль Холюша, по паспорту
Варфоломей Вихлянцев, семидесяти лет от роду. Вот и дожил он до того момента,
когда дозволили-таки крестьянам, «чтоб всего поболее держали». А то ведь и на
хитрости приходилось инвалиду пускаться, лишь бы утаить поголовье скота в
подсобном хозяйстве. Мало кто на хуторе помнил, что прежде жила
в этом поместье работящая семья: отец, мать, трое сыновей и дочь. Две большие
войны да годы лихолетья разметали их по жизни. Просторный двор некогда
обступали базы, сараи, кухни и другие постройки. Жила и плодилась здесь
скотина, на зимнем довольстве покоились корова-ведерница с телкой-двухлеткой и
полугодовалым бычком, десяток коз да козел Ерема, а с ними шесть овечек. Мирно
похрюкивали подсвинки да два десятка гусынь бродили по двору и табунок сытых
индюшек с двумя индюками. В один из крещенских морозов обнаружил Холюша
у себя на подворье след одноконных саней. Надежды на участкового-пьяницу никакой.
На всякий случай сходил в колхозную контору — дежурная обещала позвонить в
районную милицию. И уж после Холюша спохватился: а все ли
добро цело? Оглядел 840 животину, порадовался. Овечки и козы с
густой, чистой шерстью. Ощупал Белобокую — должна была котиться; проверил
Белоухую — мечтал старик весь козий завод сделать с таким редкостных пухом, как
у нее, — с голубым отливом. Но самой родной из всей животины была
Зорька. Шел ей десятый год, и вела она свой род от далекой, легендарной Звезды
— праматери удоистых, «едовых» коровок. Годы Зорькины вышли, пора было менять
ее, и вот скоро она снова должна была отелиться... Осмотр места происшествия районная милиция
произвела на следующее утро. Растроганный Холюша стал приглашать обоих блюстителей
порядка к столу. Один из них будто только и ждал этого. Оказалось, Егор — свояк
потерпевшего, муж внучки родной Холюшиной сестры Фетиньи, живущей в городе. Егора не смутила мерзость запустения
Холюшиного жилища, в котором орудуют мышиные орды, не погнушался он отведать
под водочку хозяйской яичницы с салом и выслушал немудреный рассказ про
житье-бытье: «Кажеденно в работе... Делав да делов. Руки обрываются...»
Поразили Егора масштабы Холюшиного хозяйства. Он и жалел старика, и уважение к
нему почувствовал. И вдруг его осенило. В городе неподалеку от них домик с
огородом продается за пять тысяч, вот бы Холюше туда перебраться да зажить
вместе с Фетиньей и ее старшей дочерью, которые бедствуют от притеснений
другого зятя. Милицейский «газик» с гостем укатил, а на
Холюшу навалилась еще одна забота — опросталась Белобокая. Уже поздней ночью
вспомнил Холюша про Егорове предложение и решил настоять на своем: «Немыслимо
глупо бросать такое поместье и идти на чужую сторону. Будем жить вместе
здесь!..» Вечером следующего дня воры снова
заявились к Холюше. Когда на его крик подоспели соседи, то обнаружили, что дома
у него все перевернуто вверх дном, а сам хозяин распростерт на забазье. Холюшу лишь оглушило. В доме он очнулся и
первым делом оглядел замки на сундуках в горнице. А когда обнаружил пропажу
гармошки из красного угла, вновь потерял сознание. Злые языки утверждали, что
именно в ней хранил он свою немалую наличность. Но никакая беда не могла избавить от
привычных забот. К утру Холюша еле-еле поднялся. В полдень Егор с напарником
были у пострадавшего. Тот отвечал на расспросы, плакался, а вот сколько в гармошке
было денег, вспомнить не мог! Егор переделал все Холюшины дела, а на
приглашение переселиться в Вихряевское ответил отказом — у него служба и
семья, а здесь ни школы, ни больницы. И Фетинье назад хода нет. Впрочем, если
Холюше не хватит на переезд денег, Егор обещал помочь. 841 Оставшись один, Холюша впервые за многие
годы не мог заснуть. Мысли его были о том, что уезжать надо. Воры остались не пойманы, а визиты Егора
участились, домик в райцентре Холюша одобрил и тут же по-хозяйски решил, что на
подворье поставит для скотины новые крепкие базы. Егор категорически отверг
эти планы: где корову пасти и где сено косить? Старый сад конечно же отберут.
Так что вывод один — хозяйство ликвидировать! Пора отдыхать — в домино играть,
в карты. После очередной бессонной Холюшиной ночи
переезд стал делом решенным. За дом Холюша заплатил разом. Скотина и птица
распродавались «на ура». Перевезли мебель. Приближалась весна и окончательный
переезд. Осталось найти покупателя на Зорьку. Новый колхозный агроном приехал
торговаться вместе с Егором в тот момент, когда Холюша был явно не в себе. Вчера в ночь Зорька отелилась. Родилась
новая Звезда — «все чисточко при ней, без поднесу!». Предание о прародительнице
Зорькиного рода-племени воплотилось в этой телочке. Какой может быть торг, коли послал Холюше
Господь напоследок такое счастье? И разве можно перевозить телочку от такой
травы и воды? К тому же еще и Белоухая принесла двух козочек... Егор глядел на него и не знал, плакать или
смеяться. ...Холюша умер в начале апреля. Ткнулся с
черного крыльца в землю почернелым лицом. Нашли его вечером. После похорон
подворье в одночасье опустело. На хуторе о Холюше иногда вспоминали, редко
по-доброму. А в середине мая колхозный электрик Митька
в одной из глубоких песчаных пещерок обнаружил Холюшину гармошку. Она была до
отказа набита бумажками. Эго были квитанции-обязательства на поставку
государству молока, мяса, масла, яиц, шерсти, картофеля, жив-сырья и пушнины.
«Народный коммисариат... Министерство финансов... Государственный банк... на
основании постановления... Вы обязаны... Квитанция № 328857 принято от
Вихлянцева... в Фонд обороны страны на сумму руб. две тысячи пятьсот... 16
августа 1941 года... 1937... 1939... 1952... 1960... 1975... Вы обязаны сдать
молока базисной жирности (3,9 %) 115 литров или масла топленого 4600...» Митька сжег всю эту «канцелярию», а
гармошку закопал — от греха подальше. На хуторе купил он четвертинку и
отправился на Холюшино подворье... Анатолий Андреевич Ким р. 1939
Соловьиное эхо - Повесть (1980)
В дождливую летнюю ночь 1912 г. на одной
из пристаней Амура пароход оставляет в одиночестве молодого человека. Это
немец Отто Мейснер, магистр философии, питомец Кенигсбергского университета.
Невнятное чувство, будто он когда-то бывал здесь, хранится в его душе. Ему
кажется, что он является двойником другого Отто Мейснера, который уже
существовал давным-давно или будет существовать в грядущие времена. Отто
Мейснер трогает в кармане рекомендательное письмо к здешнему скупщику опиума
корейцу Тяну от хабаровского купца Опоелова. С купцом имел давние и большие
дела дед Отто, Фридрих Мейснер. В предписании, которое дед составил перед
путешествием для внука, много пунктов. Цель посещения Дальнего Востока —
изучение производства опиума и возможностей монопольного охвата торговли этой
продукцией, а также получение еще одного полезного знания для молодого ищущего
ума. Словно Харон, у пристани появляется старик
в лодке. У него и спрашивает Отто Мейснер, как найти купца Тяна. Провожатые
ведут магистра в село над высоким берегом. В доме купца Отто слышит женский
плач и причитания. Прочитав письмо, купец оставляет гостя в отведенной ему
комнате. Укладываясь спать, Отто мысленно желает своему деду доброй ночи. 843 После утреннего туалета Отто готовит на
спиртовке кофе, запах которого распространяется по всему дому. Приходит хозяин,
рассказывает о своей беде: тяжело больна и находится при смерти его младшая
дочь. Но Тян уверяет гостя, что сделает для него все так, как пишет в письме
Опоелов. Кореец уходит, но спустя некоторое время возвращается и просит чашку
кофе. Оказывается, умирающая восемнадцатилетняя девушка хочет попробовать то,
что так удивительно пахнет. Отто заваривает новый кофейник и несет его девушке.
И за время, пока тоненькая струйка кофе льется в фарфоровую чашку, рассказывающий
эту историю через много лет внук Отто Мейснера видит все, что осуществится
между его дедом и распростертой перед ним на одре болезни корейской девушкой
Ольгой. Больная поправляется. И купец Тян теперь в
полной мере уделяет внимание гостю, обучая его хитрым секретам выращивания
мака. Однажды ночью Отто долго слушает
соловьиное пение и во сне видит свое объяснение с Ольгой. Над водами Стикса, на
высоком мосту, под которым слышится глухое покашливание оставшегося без работы
Харона, они встречаются, и Ольга говорит о том, что она отныне и навеки
принадлежит только ему, Отто, и предлагает бежать вместе из родительского дома.
И уже не во сне, а наяву вскоре они обсуждают план бегства. Ольга уезжает из
дома — якобы погостить к родне, в другом селе садится на пароход. К прибытию
этого парохода Отто прощается с хозяином и отплывает — уже вместе с Ольгой.
После первого поцелуя Ольга подходит к окну каюты, чтобы в последний раз
посмотреть на родной берег. И видит приникшую к стеклу старшую сестру. Сестра
бросается в воду и кричит: «Ты еще вернешься ко мне, Ольга! Вот увидишь!» На второй день беглецы сходят с парохода и
венчаются в церкви большого села. На высоком берегу, под яблоней, на походной
кровати Отто укладывает свою жену спать. А сам смотрит в небо, разговаривая с
одной из звезд — со своим будущим внуком. В Чите, куда привозит Отто свою жену, он
живет у доверенного лица своего деда, владельца пушных факторий Ридера. Это
время — лучшее в жизни молодых супругов. К Рождеству выясняется, что Ольга
носит в себе еще одну жизнь. Отто ничего не таит в своих письмах к деду и
получает в ответ сдержанные поздравления. Дед напоминает: кроме личного
счастья, человек не должен забывать о своем высшем предназначении, о своих
обязанностях и рекомендует внуку продолжить путешествие, чтобы изучить
асбестовые месторождения Тувы и байкальские промыслы омуля. В Иркутске у Ольги
рождается первенец. Это событие заставляет Отто отложить на долгое время все
дела, и лишь к концу августа они выезжают в Туву. 844 Ничто так не обнаруживает могучей связи
людей через любовь, как минута смертельной опасности. Зимой, когда Мейснеры
едут в степи на санях с возницей-хакасом, на них нападают волки. Ольга
склоняется под огромным тулупом над ребенком, хакас дико рвет вожжи, Отто
отстреливается от наседающих волков. Теряя одного хищника за другим, стая
медленно отстает. И вот уже новый возница сидит в повозке, и
запряжена она тремя большими волками, которых убил в схватке магистр философии,
и набирают они высоту над землей, изумленно глядя на проплывающий мимо
небесный мир. Так представляет своих деда с бабкой рассказчик этой истории,
один из многочисленных огненно-рыжих внуков — рыжими волосами и корейскими
чертами лица наградили своих потомков Отто с Ольгой. Война застает Мейснеров в приволжском
городке. Путешествующий в глуби России немец вызывает подозрения, и Отто сам
решает идти в полицию, чтобы объясниться с властями и сдать револьвер. Провожая
его, Ольга чувствует, как шевельнулся под сердцем второй ребенок. По дороге
Мейснер встречает огромную толпу манифестантов, и лишь чудом «тевтон», как
угрожающе кричат ему из толпы, избегает слепой расправы. Отто уходит из
города, к восточной стороне горизонта, и стреляется на краю далекого ржаного
поля, не испытав в этот момент ничего, кроме чувства вины перед женой и
несильной физической боли. Хозяин дома, где жили Мейснеры, уходит на фронт,
дома остается его бездетная жена Надя, с которой Ольга и переживает войну,
революцию и поволжский голод. В двадцать пятом году Ольга с детьми возвращается
на Дальний Восток к сестре, подтвердив ее предсказание. Рассказчик этой истории, внук Отто
Мейснера и Ольги, после измены своей жены уезжает из Москвы, поселяется в
приволжском татарском селе и работает в местной школе. По ночам он слушает соловьиные
концерты, словно доносящиеся эхом из прошлого, мысленно беседует со своим
дедом Отто Мейснером о том, что все в этом мире имеет причину и свое особенное
значение. И это знание, открывшееся в их беседах, можно передать даже
неродившимся своим златоголовым внукам — «для того и живут, гремят, бегут
сквозь прозрачное земное время благозвучные человеческие письмена». В. М. Сотников Валерий Георгиевич Попов р. 1939
Жизнь удалась
Повесть (1977)
Это трагифарсовая, гротескная повесть,
состоящая из десятка устных новелл. Сам автор рассказывает ее так: «Живут трое
друзей, познакомившихся еще в институте. Постепенно жизнь их разводит. Вдруг
двое узнают, что третий провалился под лед недалеко от Ленинграда, в январе.
Друзья приезжают его помянуть и вспоминают всю свою жизнь. А утром он выходит
из-подо льда живой, здоровый и с рыбой под мышкой: оказывается, воду из-подо
льда скачали и он спокойно просидел на сухом дне всю ночь. Автор хотел сказать,
что умирать необязательно». Автор хотел сказать также, что жизнь
человеку дается единожды и глупо не полюбить ее, свою единственную. Еще глупее
расходовать ее на такие мелкие, скучные вещи, как борьба, зависть: делать надо
только то, что приносит наслаждение. Нет ничего, что нельзя было бы сделать за
час. Можно локализовать несчастье, а не считать, что из-за него обрушилась вся
твоя жизнь. Можно не натыкаться на прутья решетки, а спокойно проходить между
прутьями. Такими афоризмами изъясняется автор, так думают и его герои. Фрагментарная, со свободными перемещениями
во времени и «сожженными мостиками» между главами (тоже авторское определение),
повесть начинается как чистая фантастика, веселая, увлека- 846 тельная, ничем не омраченная. Герои —
Леха, Дзыня и повествователь, излюбленная троица Попова, — острят и
каламбурят, дружат и влюбляются, кое-как учатся в архитектурном (хотя трудятся
исключительно по вдохновению), а недостающие деньги (которых вечно не хватает)
получают у слона в зоопарке — он им просто протягивает хоботом по сотне в
случае необходимости. К сожалению, один из друзей автора — Леха выступает
подлинным кузнецом своего несчастья: всегда принципиально выбирает в жизни
самый трудный путь. Прежде за ним всюду ходили муравьи, которых он привел за
собой в город из родной деревни. Потом колонна муравьев, изогнувшись вопросительным
знаком, уходит от Лехи, который их стыдится: первый раз так наглядно видел,
изумляется автор, как от человека его счастье уходит! С уходом муравьев
заканчиваются и гротески: веселый еж уже не предлагает главному герою
освежиться лягушкой с похмелья, слон не дает денег, жизнерадостные хомячки не
знакомят с прекрасными девушками... С хомячком связана история женитьбы
главного героя. Пока Леха поглощен борьбой, а Дзыня — карьерой (вследствие
чего первый озлобляется, а второй обюрокрачивается), герой-повествователь
пытается сохранить молодое легкомыслие. На улице он видит хомячка, стремительно
бегущего куда-то от хозяйки. Эта хозяйка и становится женой поповского
протагониста — после увлекательного, веселого и необычного романа, когда для
свиданий используется комнатка безногого инвалида, страшно гордого своим
участием в чужом счастье. Молодость, однако, проходит, и «Жизнь
удалась» превращается во вполне реалистическое повествование. Герой, больше
всего озабоченный тем, чтобы никого не уязвить, никому не создать неловкости
своей тоской или недовольством, отнюдь не получает от окружающих воздаяния за
свою легкость и необременительность. Все переваливают на него свои проблемы.
Жизнь с родителями жены — не праздник, работа все более рутинна, а любимый
афоризм «Хата богата, супруга упруга» все меньше соответствует
действительности. Наконец, герой заболевает: это рецидив давней болезни
желудка, которую когда-то, в молодости, удалось вылечить с прямо-таки волшебной
легкостью. Теперь ничего волшебного нет: болеют все — жена, дочь, песик; для
героя дело и вовсе пахнет смертью; молодого врача, который когда-то делал ему
операцию, теперь можно заполучить исключительно за большую взятку... Правда, и
тут все разрешается почти чудесным образом: врач, несмотря на всю занятость и
маститость, по старой памяти оперирует героя и тем спасает. Но жизнь его
блекнет на глазах: быт, усталость, скука, отсутствие жизнерадостных и
симпатичных то- 847 варищей превращают единственную и такую было
удавшуюся жизнь в унылое и тоскливое выживание. Вся вторая часть повести — тоска по легкости и
веселью, по той «философии счастья», которой пронизана ранняя проза Попова и
его главная книга. Восторженное удивление перед миром, любовь к вещам и
помещениям, назначение которых таинственно и непонятно, — все это девается
неизвестно куда. Даже паучок в квартире героя, который умеет писать, окунаясь в
чернила, — и тот пишет унылую фразу: «Хоть бы пальто жене купил, подлец!» И
герой, все глубже погружаясь в так называемую Настоящую Жизнь, в которой есть
место подвигу, но нет места радости, — все чаще думает про себя: «Эх, жи-зень!»
К тому же и друзья подставляют его на каждом шагу, вечно выезжая на его горбу и
за его счет. Некое возвращение иллюзий,
дружественности, надежды наблюдается лишь во вполне катартическом финале
повести, когда три друга, постаревшие и с трудом находящие темы для разговора,
встречаются на даче у главного героя (той самой даче, которую когда-то во время
своей свадьбы спалил Леха). Дом с тех пор отстроился, да и дружба, как
выясняется, никуда не делась. После долгих и безуспешных попыток растопить
печку друзья мрачно собираются спать, но тут печка разгорается сама собою, безо
всяких усилий со стороны наших дачников. И среди этой идиллии, вспоминая
молодость и чувствуя прилив взаимной нежности, Леха, Дзыня и автор смотрят, как
розовые волны бегут по потолку. Иосиф Александрович Бродский 1940-1996
Посвящается Ялте - Поэма (1969)
Несколько человек, подозреваемых в убийстве, дают
показания следователю, которые приводятся в том порядке, в котором они снимались.
Вопросов следователя мы не слышим, но реконструируем их по содержанию ответов
допрашиваемых. Человек, привлеченный в качестве свидетеля или
подозреваемого к расследованию дела об убийстве, отвечает на вопросы
следователя. Из его ответов следует, что субботним вечером его знакомый должен
был прийти к нему, чтобы разобрать шахматный этюд Чигорина, о чем они
условились во вторник по телефону. Однако в субботу днем его приятель позвонил
и сообщил, что не сможет прийти вечером. Дающий показания говорит, что не
заметил по телефону в голосе собеседника следов волнения, а некоторую
странность произношения объясняет только следствием контузии. Разговор
протекал спокойно, его знакомый извинился, и они условились встретиться в
среду, предварительно созвонившись. Разговор состоялся около восьми часов,
после чего он попытался разобрать этюд в одиночку и сделал ход, который ему
посоветовал приятель, но ход этот смутил его своей нелепостью, странностью и
каким-то несоответствием манере игры Чигорина, ход, сводивший на нет самый
смысл этюда. Следователь называет какое-то имя и спрашивает, говорит ли оно
что-нибудь допрашиваемому. Вы- 849 ясняется, что он был с этой женщиной в
связи, но они расстались пять лет назад. Он знал, что она сошлась с его
приятелем и партнером по шахматам, но предполагал, что тот не догадывается об
их прежних взаимоотношениях, так как сама женщина едва ли стала бы ему об этом
рассказывать, а ее фотографию он предусмотрительно убирал перед его приходом.
Об убийстве он узнал в ту же ночь. Эта женщина сама позвонила и сообщила. «Вот
у кого взволнованный был голос!» Следующей дает показания женщина, которая
сообщает, что на протяжении последнего года она виделась с убитым редко, не
чаще двух раз в месяц, и каждый раз он заранее предупреждал ее звонком о своем
приходе, чтобы не возникло накладок: ведь она работает в театре, а там
возможны всякие неожиданности. Убитый знал, что у нее появился мужчина,
отношения с которым серьезны, но, несмотря на это, иногда встречалась с ним.
Он, по ее словам, был странным и непохожим на других, во время встреч с ним
весь мир, все вокруг для нее как будто переставало существовать, «на поверхности
вещей — как движущихся, так и неподвижных
— вдруг возникало что-то вроде
пленки, вернее — пыли, придававшей им какое-то бессмысленное сходство». Именно
это привлекало ее в нем и заставляло не порывать окончательно, даже во имя
капитана, с которым она намерена была связать свою судьбу. Она не помнит, когда
и где познакомилась с убитым, кажется, это произошло на пляже в Ливадии, но
очень хорошо помнит его слова, с которых началось их знакомство. Он сказал:
«Понимаю, как я вам противен...» Ей ничего не известно о его семье, он не
знакомил ее и со своими друзьями, и она не знает, кто убил его, но это явно не
его партнер по шахматам, этот безвольный человек, тряпка, который «сошел с ума
от ферзевых гамбитов». Она вообще никогда не могла понять их дружбы. А капитан
в тот вечер был в театре, они возвращались вместе и нашли в ее парадном лежащее
тело. Сначала из-за темноты они вообразили, что это пьяный, но тут она узнала
его по белому плащу, который был в тот момент весь в грязи. Видимо, он долго
полз. Потом они внесли его в ее квартиру и позвонили в милицию. Следом за женщиной показания дает капитан.
Но он боится разочаровать следователя, так как ему ничего не известно об
убитом, хотя он, по понятным причинам, «ненавидел этого субъекта». Они не были
знакомы, он просто знал, что у его подруги бывает кто-то, но кто именно — не
знал, а она не говорила, не потому, «чтоб что-то скрыть», а просто ей не
хотелось расстраивать капитана, хотя расстраивать там было особенно нечем,
потому что почти год, «как ниче- 850 го уже меж ними не было», в чем она сама
призналась ему. Капитан поверил ей, но легче ему не стало. Он просто не мог не
поверить, и если следователя удивляет, что с таким отношением к людям он имеет
четыре звезды на погонах, то пусть не забывает, что это маленькие звезды, а
многие из тех, с кем он начинал, уже имеют по две больших. Следовательно, он
неудачник и вряд ли по складу характера мог быть убийцей. Капитан уже четыре года вдовец, у него
есть сын, а вечером в день убийства он был в театре, после спектакля провожал
домой свою знакомую, и в ее подъезде они обнаружили труп. Он сразу узнал его,
так как однажды видел их вместе в магазине, а иногда встречал его на пляже.
Как-то раз он даже заговорил с ним, но тот ответил так пренебрежительно, что
капитан почувствовал прилив ненависти и даже ощутил, что может убить его, но
тогда, по счастью, он еще не знал, с кем разговаривает, так как даже не был
знаком с женщиной. Больше они не встречались, а потом капитан познакомился с
этой женщиной на вечере в Доме офицеров. Капитан признается, что даже рад
такому повороту событий, иначе все это могло тянуться вечно, а всякий раз после
встреч с этим человеком его подруга была как бы не в себе. Теперь, он надеется,
все наладится, так как, скорее всего, они уедут. У него «есть вызов в
Академию», в Киев, где ее возьмут в любой театр. Он даже считает, что они еще
могут завести ребенка. Да, у него есть личное оружие, еще с войны остался
трофейный «парабеллум». Да, он знает, что ранение было огнестрельным. Рассказывает сын капитана. «В тот вечер
батя отвалил в театр, а я остался дома вместе с бабкой». Они смотрели
телевизор, была суббота, и уроков не нужно было делать. Передача была про
Зорге, но он недосмотрел ее. В окно он увидел, что гастроном напротив еще открыт,
значит, не было десяти, и ему захотелось мороженого. уходя, он положил в карман куртки пистолет отца, так как
знал, куда отец прячет ключ от ящика. Он взял его просто так и не думал ни о
чем. Он не помнит, как очутился в парке над портом, было тихо, светила луна,
«ну, в общем было здорово красиво». Он не знал, который час, но еще не было
двенадцати, так как «Пушкин», который в субботу отправляется в двенадцать, еще
не отошел, и освещенные цветные окна в танцевальном салоне у него на корме были
похожи на изумруд. Он встретил того человека у выхода из парка и попросил у
него папиросу, но мужчина не дал, обозвав его негодяем. «Не знаю, что произошло
со мной! Ага, как будто кто меня ударил. Мне словно чем-то залило глаза, и я не
помню, как я обернулся и выстрелил в него». Мужчина продолжал стоять на прежнем
месте и курить, а по- 851 тому мальчик решил, что он не попал. Он
закричал и бросился бежать. Он не хочет, чтобы об этом рассказали отцу, потому
что боится. Пистолет он, вернувшись домой, положил на место. Бабка уже уснула,
даже не выключив телевизор. «Не говорите бате! Не то убьет! Ведь я же не попал!
Я промахнулся! Правда? Правда? Правда?!» В салоне теплохода «Колхида» следователь
беседует с кем-то. Они говорят о том, что оказалось трое подозреваемых, что
само по себе уже красноречиво, так как положение предполагает, что каждый из
них был способен совершить убийство. Но это лишает следствие всякого смысла,
«поскольку в результате» узнаешь только, кто именно, «но вовсе не о том, что
другие не могли...». Да и вообще оказывается, что «убийца тот, кто не имеет
повода к убийству...» Но «это — апология абсурда! Апофеоз бессмысленности!
Бред!» Теплоход отошел от причала. Крым «таял в
полночной тьме. Вернее, возвращался к тем очертаньям, о которых нам твердит
географическая карта». Мрамор - Драма (1982)
Во втором веке после нашей эры в камере
тюрьмы сидят два человека — Туллий Варрон и Публий Марцелл. Тюрьма
располагается в огромной стальной башне, около километра высотой, и камера
Публия и Туллия располагается примерно на высоте семьсот метров. Туллий и
Публий не совершали никаких преступлений, но по законам Империи, установленным
императором Тиберием, они отбывают пожизненное заключение. Законы эти
основываются на статистике, согласно которой во все времена в местах
заключения находится около 6,7 процента от числа населения любой страны.
Император Тиберий сократил это число до 3 процентов, отменил смертную казнь и
издал указ, по которому 3 процента должны сидеть пожизненно, независимо от
того, совершил ли конкретный человек преступление или нет, а определяет, кому
сидеть, — компьютер. Камера Туллия и Публия представляет собой
«нечто среднее между однокомнатной квартирой и кабиной космического корабля».
Посреди камеры — стальная опора Башни, проходящая по всей высоте, в помещении
камеры она декорирована под дорическую колон- 852 ну. Внутри ее располагается лифт и шахта
мусоропровода. Тела умерших узников спускают в мусоропровод, внизу которого
расположены стальные ножи сечки, а еще ниже — живые крокодилы. Все это служит
мерами предотвращения побегов из тюрьмы. С помощью лифта, расположенного внутри
трубы, в камеры подается все необходимое, а также то, что заказывают
заключенные, отходы удаляются через мусоропровод. Внутри камеры на стеллажах и
в нишах стоят мраморные бюсты классических писателей и поэтов. Туллий по происхождению римлянин, а Публий
— уроженец провинции, варвар, как называет его сокамерник. Это не только характеристика
их происхождения, но и характеристика мироощущения. Римлянин Туллий не
протестует против своего положения, но это означает не смирение с участью, а
отношение к ней как форме бытия, наиболее адекватной его сущности, ибо
отсутствие пространства компенсировано избытком Времени. Туллий стоически
спокоен и не ощущает утраты того, что осталось за стенами тюрьмы, так как не
привязан ни к чему и ни к кому. Такое отношение к миру он считает достойным
настоящего римлянина, и его раздражает привязанность Публия к житейским
наслаждениям. Это называет он варварством, мешающим постичь истинный смысл
жизни, который заключается в том, чтобы слиться со Временем; избавиться от
сантиментов, любви, ненависти, от самой мысли о свободе. Это и должно привести
к слиянию со Временем, растворению в нем. Туллия не раздражает однообразие
тюремного распорядка, так как истинный римлянин, по его мнению, не ищет
разнообразия, но, напротив, жаждет единообразия, потому что смотрит на все sup sреcie aeternitatis. Идея Рима в
его понимании — все доводить до логического конца — и дальше. Все иное называет
он варварством. Время в камере проходит в постоянных
пикировках Туллия и Публия, во время которых Туллий упрекает Публия за его
стремление на свободу, которое он также считает проявлением варварства. Побег —
это выход их Истории в Антропологию, «или лучше: из Времени — в историю». Идея
Башни — это борьба с пространством, «ибо отсутствие пространства есть
присутствие Времени». Потому, считает он, Башня так ненавистна Публию, что
страсть к пространству — суть варварства, в то время как истинно римской
прерогативой является стремление познать чистое Время. Туллий не стремится на
свободу, хотя считает, что выбраться из тюрьмы возможно. Но именно стремление
к возможному и отвратительно для римлянина. Публию же, по мысли Туллия, проще,
как варвару, стать христианином, чем римлянином, потому что из жалости к себе
он мечтает либо о 853 побеге, либо о самоубийстве, но и то и
другое, на его взгляд, отдает идеей вечной жизни. Туллий предлагает Публию пари на
снотворное, которое положено узникам, что он осуществит побег. Пока Публий
спит, Туллий, оставив в камере только бюсты Овидия и Горация, сбрасывает в
мусоропровод остальные мраморные изваяния, в расчете, что они своей тяжестью,
увеличенной ускорением свободного падения с высоты семьсот метров, разрушат
ножи сечки и убьют крокодилов. Потом он запихивает в мусоропровод матрас и
подушки и забирается туда сам. Проснувшись, Публий замечает в камере
что-то неладное и обнаруживает отсутствие бюстов. Он замечает, что Туллий
исчез, но не может этому поверить, осознав случившееся. Публий начинает думать
о новом сокамернике и по внутреннему телефону сообщает претору, то есть
тюремщику, об исчезновении Туллия Варрона. Но выясняется, что претору это уже
известно, так как Туллий сам позвонил ему из города и сообщил, что возвращается
домой, то есть в Башню. Публий в смятении, и в этот момент в камере появляется
Туллий, к изумлению Публия, который не может понять, почему Туллий, удачно осуществив
побег, вернулся, но тот отвечает, что только затем, чтобы доказать, что выиграл
пари, и получить выигранное снотворное, которое, в сущности, и есть свобода, а
свобода тем самым — снотворное. Но Публию чужды эти парадоксы. Он уверен, что
если бы сам сбежал, то уж ни за что не вернулся бы, а теперь одним способом
побега стало меньше. Но Туллий уверяет, что побег всегда возможен, но это
доказывает только то, что система несовершенна. Такая мысль может устроить
варвара, но не его, римлянина, стремящегося к абсолюту. Он требует отдать ему
выигранное снотворное. Публий просит рассказать, как ему удалось бежать из
Башни, и Туллий открывает ему механизм побега и говорит, что идею подсказал как
раз ему флакон со снотворными таблетками, имеющий, как и мусоропровод, цилиндрическую
форму. Но Публий хочет бежать из тюрьмы не как места жизни, а как места смерти.
Свобода ему нужна, потому что она «есть вариации на тему смерти». Но, по мысли
Туллия, главный недостаток любого пространства, и в том числе этой камеры,
заключается в том, что в нем существует место, в котором нас не станет, время
же лишено недостатков, потому у него есть все, кроме места. И поэтому его не
интересует ни где он умрет, ни когда это произойдет. Его интересует только,
«сколько часов бодрствования представляет собой минимум, необходимый
компьютеру для определения» состояния человека как бытия. То есть для
определения, жив ли он. И сколько таблеток снотворного он «должен единовременно
принять, 854 дабы обеспечить этот минимум». Это
максимальное бытие вне жизни, считает он, действительно поможет ему уподобиться
Времени, «то есть его ритму». Публий недоумевает, зачем Туллию столько времени
спать, если заключение их — пожизненное. Но Туллий отвечает, что «пожизненно
переходит в посмертно. И если это так, то и посмертно переходит в пожизненно...
То есть при жизни существует возможность узнать, как будет там... И римлянин
такой шанс упускать не должен». Туллий засыпает, а Публий пугается
предстоящих семнадцати часов одиночества, но Туллий утешает его тем, что,
проснувшись, расскажет, что видел... про Время... Он просит придвинуть к нему
поближе бюсты Горация и Овидия и в ответ на упреки Публия, что мраморные
классики ему дороже человека, замечает, что человек одинок, как «мысль,
которая забывается». Сергей Донатович Довлатов 1941-1990
Компромисс - Повесть (1981)
Главный герой, журналист, оставшись без
работы, перелистывает свои газетные вырезки, собранные за «десять лет вранья и
притворства». Это — 70-е гг., когда он жил в Таллине. За каждым газетным текстом-компромиссом
следуют воспоминания автора — реальные разговоры, чувства, события. Перечислив в заметке те страны, из которых
прибыли специалисты на научную конференцию, автор выслушивает от редактора
обвинения в политической близорукости. Оказывается, в начале списка должны
идти страны победившего социализма, потом — все остальные. Автору заплатили за
информацию два рубля. Он думал — три заплатят... Тон заметки «Соперники ветра» о Таллинском
ипподроме — праздничный и возвышенный. На самом деле автор без труда договорился
с героем заметки, жокеем Ивановым, «расписать» программу скачек, и они вдвоем
выигрывали деньги, ставя на заранее известного лидера. Жалко, что с ипподромом
покончено: «соперник ветра» выпал пьяный из такси и уже несколько лет работает
барменом. В газету «Вечерний Таллин», в рубрику
«Эстонский букварь», герой пишет милые детские стишки, в которых зверь отвечает
на русское приветствие по-эстонски. Автору звонит инструктор ЦК: «Выходит,
эстонец — зверь? Я, инструктор ЦК партии, — зверь?» 856 «Человек родился. ...Человек, обреченный
на счастье!..» — слова из заказного репортажа о рождении четырехсоттысячного
жителя Таллина. Герой едет в роддом. Первый новорожденный, о котором он сообщает
по телефону редактору, сын эстонки и эфиопа, — «бракуется». Второй, сын еврея,
— тоже. Редактор соглашается принять репортаж о рождении третьего — сына
эстонки и русского, члена КПСС. Привозят деньги для отца за то, чтобы он назвал
сына Лембитом. Автор предстояшего репортажа вместе с отцом новорожденного
отмечают событие. Счастливый отец делится радостями семейной жизни: «Лежит,
бывало, как треска. Я говорю: «Ты, часом, не уснула?» — «Нет, говорит, я все
слышу». — «Не много же, говорю, в тебе пыла». А она: «Вроде бы свет на кухне
горит...» — «С чего это ты взяла?» — «А счетчик-то вон как работает...» — «Тебе
бы, говорю, у него поучиться...» Проснувшись среди ночи у своей знакомой,
журналист не может вспомнить остальных событий вечера... В газете «Советская Эстония» опубликована
телеграмма эстонской доярки Брежневу с радостным сообщением о высоких надоях
молока, о приеме ее в партию и ответная телеграмма Брежнева. Герой вспоминает,
как для написания рапорта доярки его послали вместе с фотокором Жбанковым в
один из райкомов партии. Журналистов принимал первый секретарь, к ним были
приставлены две молодые девушки, готовые исполнять любые их желания, спиртное
лилось рекой. Конечно, журналисты полностью «воспользовались ситуацией». Они
лишь мельком встретились с дояркой — и телеграмма была написана в коротком
перерыве «культурной программы». Прощаясь в райкоме, Жбанков попросил «для
лечения» хотя бы пива. Секретарь испугался — «в райкоме могут увидеть». «Ну и
работенку ты себе выбрал», — посочувствовал ему Жбанков. «Самая трудная дистанция» — статья на
моральную тему о спортсменке, комсомолке, потом коммунистке, молодом ученом
Тийне Кару. Героиня статьи обращается к автору с просьбой помочь ей
«раскрепоститься» в половом отношении. Выступить в роли учителя. Автор
отказывается. Тийна просит: «Есть же у тебя друзья-подонки?» «Преобладают», —
соглашается журналист. Перебрав несколько кандидатур, он останавливается на
Осе Чернове. После нескольких неудачных попыток Тийна наконец становится
счастливой ученицей. В знак благодарности она вручает автору бутылку виски, с
которой он и отправляется писать статью на моральную тему. «Они мешают нам жить» — заметка о попавшем
в медвытрезвитель работнике республиканской прессы Э. Л. Буше. Автор вспомина- 857 ет трогательную историю своего знакомства
с героем заметки. Буш — талантливый человек, пьющий, не выдерживающий
компромиссов с начальством, пользующийся любовью у красивых стареющих женщин.
Он берет интервью у капитана западногерманского корабля Пауля Руди, который
оказывается бывшим изменником Родины, беглым эстонцем. Офицеры КГБ предлагают
Бушу дать показания, что капитан — половой извращенец. Буш, негодуя,
отказывается, чем вызывает у полковника КГБ неожиданную фразу: «Вы лучше, чем
я думал». Буша увольняют, он нигде не работает, живет с очередной любимой
женщиной; у них поселяется и герой. На одну из редакционных вечеринок
приглашают и Буша — как внештатного автора. В конце вечера, когда все изрядно
напились, Буш устраивает скандал, ударив ногой по подносу с кофе, который
вносит жена главного редактора. Герою он объясняет свой поступок так: после
лжи, которая была во всех речах и в поведении всех присутствующих, по-другому
он не мог поступить. Шестой год живя в Америке, герой с грустью вспоминает о
диссиденте и красавце, возмутителе спокойствия, поэте и герое Буше, и не знает,
какова его судьба. «Таллин прощается с Хубертом Ильвесом».
Читая некролог о директоре телестудии, Герое Социалистического Труда, автор
некролога вспоминает лицемерие всех, кто присутствовал на похоронах такого же
лицемерного карьериста. Печальный юмор этих воспоминаний состоит в том, что
из-за путаницы, произошедшей в морге, на привилегированном кладбище хоронили
«обычного» покойника. Но торжественную церемонию довели до конца, рассчитывая
ночью поменять гробы... «Память — грозное оружие!» — репортаж с
республиканского слета бывших узников фашистских концлагерей. Герой
командирован на слет вместе с тем же фотокором Жбанковым. На банкете, после
нескольких принятых рюмок, ветераны разговариваются, и оказывается, что не все
сидели только в Дахау. Мелькают «родные» названия: Мордовия, Казахстан...
Выясняются острые национальные вопросы — кто еврей, кто чухонец, которым
«Адольф — их лучший друг». Разряжает обстановку пьяный Жбанков, водружающий на
подоконник корзину с цветами. «Шикарный букет», — говорит герой. «Это не букет,
— скорбно ответил Жбанков, — это венок!..» «На этом трагическом слове я прощаюсь с
журналистикой. Хватит!» — заключает автор. 858 Иностранка - Повесть (1986)
Маруся Татарович — девушка из хорошей
советской семьи. Ее родители не были карьеристами: исторические обстоятельства
советской системы, уничтожающей лучших людей, заставляли отца с матерью
занимать вакантные места, и к концу трудовой биографии они прочно утвердились
в номенклатуре среднего звена. У Маруси было все для счастья: рояль, цветной
телевизор, дежурный милиционер у дома. Окончив школу, она легко поступила в
Институт культуры, была окружена соответствующими рангу поклонниками. Расплата
за семейное счастье обрушилась на Татаровичей в лице еврея с безнадежной
фамилией Цехновицер, которого Маруся полюбила на девятнадцатом году. Родители
не считали себя антисемитами, но представить внуков евреями для них было
катастрофой. Неимоверными усилиями они «переключили» Марусю на сына генерала
Федорова, которого она тоже полюбила. Молодые люди поженились. Дима Федоров был
педантом и быстро надоел Марусе. От скуки она стала ему изменять неразборчиво
и беспрерывно. Вскоре молодые супруги развелись. Маруся опять стала невестой,
девушкой из хорошей семьи. Она полюбила знаменитого дирижера Каждана, затем —
известного художника Шарафутдинова, затем — прославленного иллюзиониста Мабиса.
Все они покинули Марусю. При этом лишь один Каждая ушел из ее жизни деликатно:
отравившись миногами, он умер. Поведение остальных чем-то напоминало бегство. К этому времени Марусе было под тридцать.
Она забеспокоилась, понимая, что еще два-три года, и родить будет поздно. И тут
на ее горизонте возник знаменитый эстрадный певец Бронислав Разудалов. У Маруси
с ним получилось что-то вроде гражданского брака. Они вместе ездили на
гастроли, Маруся вела концерты. Вскоре она не без оснований стала подозревать
Разудалова в супружеских изменах. Друзья шутили: «Разудалов хочет трахнуть
все, что движется...» Маруся впервые задумалась: как жить дальше? Удовольствия
порождали чувство вины. Бескорыстные поступки вознаграждались унижениями.
Получался замкнутый круг... Через год у нее родился мальчик. Разудалов ездил
на гастроли. Уличенный в очередных изменах, он оправдывался: «Пойми, мне как
артисту нужен импульс...» Маруся испытывала полное отчаяние. Тут как в сказке появился Цехновицер. Он
дал Марусе почитать «Архипелаг ГУЛАГ» и настоятельно советовал ей эмигрировать.
В это время уезжали многие. Пережив драматическое объяснение с родите- 859 лями, Маруся фиктивно зарегистрировалась с
Цехновицером. Через три месяца они были в Австрии. «Супруг» уехал в Израиль.
Дождавшись американской визы, уже через шестнадцать дней Маруся приземлилась
в аэропорту имени Кеннеди. Сын Левушка, увидев двух негров, громко расплакался.
Марусю встречали двоюродная сестра по матери Лора с мужем Фимой. У них и
поселилась Маруся с сыном. Левушку определили в детский сад. Сначала он плакал.
Через неделю заговорил по-английски. Маруся стала искать работу. Ее внимание
привлекла реклама ювелирных курсов — знание английского языка при этом не было
необходимым условием. А в драгоценностях Маруся разбиралась. Нью-Йорк внушал Марусе чувство раздражения
и страха. Ей хотелось быть уверенной в себе, как все окружающие, но она лишь
завидовала детям, нищим, полисменам — всем, кто ощущал себя частью этого
города. Занятия на курсах прекратились скоро. Маруся уронила в сапог
раскаленную латунную пластинку, после чего уехала домой и решила не
возвращаться. Так она стала домохозяйкой. К ней потянулась, как мухи на мед, мужская
часть русской колонии. Диссидент Караваев предложил ей сообща вести борьбу за
новую Россию. Маруся отказалась. Издатель Друкер тоже призывал к борьбе — за
единство эмиграции. Таксисты действовали более решительно: Перцович призывал
закатиться куда-нибудь во Флориду. Еселевский предлагал более дешевый вариант —
мотель. Будучи отвергнутыми, они, кажется, вздыхали с облегчением... Лучше всех
повел себя Баранов. Зарабатывая семьсот долларов в неделю, сто из них он
предложил отдавать Марусе просто так. Ему это было даже выгодно: пил бы меньше.
Религиозный деятель Лемкус подарил Библию на английском языке, пообещав
хорошие условия в загробной жизни. Хозяин магазина «Днепр» Зяма Пивоваров
шептал: «Получены свежие булочки. Точная копия — вы...» Дни тянулись одинаковые,
как мешки из супермаркета... К этому времени автор повествования уже
знаком с Марусей Татарович. Она живет в снимаемой пустой квартире, почти всегда
без денег. Однажды Маруся звонит автору и просит приехать, жалуясь на то, что
ее избил новый поклонник, латиноамериканец Рафаэль, Рафа. Они стали жить
странной и бурной жизнью: Рафа то исчезал, то появлялся, откуда он брал
деньги, было непонятно, потому что все его проекты обогащения были чистым
бредом. Маруся считала его полным дураком, у которого на уме только койка.
Правда, он обожал ее сына Левушку, с которым чувствовал себя на равных. Когда
автор приезжает к Марусе, то застает ее с синяком под глазом и разбитой 860 губой. Маруся жалуется на своего ухажера,
вскоре приходит и он сам — весь перебинтованный, пропахший йодом.
Обстоятельства ссоры вырисовываются наглядно: Рафа защищался от разгневанной
Маруси. Вызывая если не жалость, то сочувствие, он смотрит на Марусю
преданными и блестящими глазами. За бутылкой рома, в присутствии автора и по
его совету, Маруся и Рафа мирятся. Женщины русской колонии считали, что в
Марусином положении необходимо быть жалкой и зависимой. Тогда они сочувствовали
бы ей. Но Маруся не производила впечатления забитой и униженной: она водила
джип, тратила деньги в дорогих магазинах. На день рождения Рафа подарил ей
попугая Лоло, который питался сардинами. «Сто раз я убеждался — бедность
качество врожденное. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше
нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность. Рафаэль и Муся
предпочли богатство». Маруся вдруг решает вернуться на Родину.
Но общение с чиновниками советского консульства охлаждает ее пыл.
Окончательную точку в ее сомнениях ставит приезд в Америку на гастроли
Разудалова: этот посланник прошлого боится встретиться с собственным сыном. На свадьбу Маруси и Рафы собирается вся
русская колония. Многочисленные родственники Рафы прикатывают на лимузине,
предназначенном жениху в подарок. Невесте приготовлена серенада. В числе
подарков — белая двуспальная кровать и сварная чугунная клетка для Лоло. Все
ждут живого автора, при виде которого Маруся плачет... И тут автор умолкает. Потому что о хорошем
он говорить не в состоянии. Ему бы только обнаруживать везде смешное, унизительное,
глупое и жалкое. Злословить и ругаться. А это — грех. Руслан Тимофеевич Киреев р. 1941
Победитель - Роман (1973, опубл. 1979)
В это воскресенье Рябов возвращается домой
необычно поздно, во втором часу ночи. Жена безмятежно спит ведь он не из тех
мужей, о чьей нравственности пекутся. Впрочем, он и сын примерный, и работник
прекрасный. Экономист, с блеском защитивший в двадцать семь кандидатскую, —
весьма нечастый случай, товарищи! Но мама, вышедшая на кухню, сегодня не
узнает своего образцового, всегда такого сдержанно-ироничного сына. Он даже не
пьет свой традиционный кефир. Вообще он как-то изменился после своей
двухдневной поездки на экскурсию в Аджарию. До субботы пять дней. А в субботу с утра
Рябов будет в Жаброве — именно там работает после распределения та девушка, с
которой он познакомился на экскурсии и только что расстался. Жаброво.
Восемьдесят километров от Светополя, областного центра, где живет и работает
наш герой. С утра зарядка с гантелями, затем мирный
завтрак с женой Ларисой. «Яйца в мешочек». — «Звонил Минаев». — «Это нужный
человек, может сделать кооперативную квартиру». — «Квартиру?» Пока они живут с родителями Станислава,
благоразумная Лариса не хочет и слышать о ребенке. Лариса такая красивая
женщина! Мужчины пялят глаза на улице! 862 Перед лекциями есть еще время зайти к тете
Тамаре, сестре матери. Это к ней Рябов устроил вчера на ночлег девушку из
Жаброва (опоздала на последний автобус). Но тетка ни слова не говорит о своей
ночной гостье. Демонстрирует племяннику, что не любопытна. Зато охотно
обсуждает грядущий день рождения Андрея, родного брата Станислава. Братец — разрушитель. Выродок в семье,
девиз которой — созидание. Именно это слово начертано на семейном знамени,
которое вот уже три десятилетия держит в неслабеющих руках их мама, директор
кондитерской фабрики. Но брату плевать на фарисейское чувство долга, его девиз
— «Хочется». К тридцати Андрей собирался стать художником. Постоянно
разглагольствует о том, что есть талант. Неужели талант — это индульгенция от
всех грехов, грамота на существование пустое и разболтанное? В таком случае
Станислав не претендует на него, как и его мама, впрочем. Завтра Андрею как раз тридцать. Младший
брат не станет злорадно напоминать ему о не достигнутой известности (а уж
Андрей бы не преминул — постоянно обличает Станислава за сухость, рассудочность,
эмоциональную неразвитость). Андрей — неудачник, делает какие-то халтуры, рекламные
плакаты, но удачливость младшего брата презирает, подозревая за ней чуть ли не
ложь и тайные подлости. Празднование будет происходить у тети Тамары,
поскольку своего жилья после развода Андрей лишился. Ни отец, ни мать на день
рождения к сыну не придут. Они не общаются с ним из-за того, что, по мнению
матери, Андрей поступил безответственно, уйдя из семьи и оставив ребенка. В отделе у Рябова новость — вышла после
болезни начальница, Маргарита Горациевна Штакаян. Ни для кого, в том числе и
для Штакаян, не секрет, что ее преемником станет Рябов. Собственно, об этом
говорит ему и директор института Панюшкин. Делает комплимент работоспособности
подчиненного. Ведь Маргарита Горациевна, по сути, все время болеет и отделом
фактически руководит Рябов. Руководство ценит скромность Станислава
Максимовича и его благородное отношение к своему учителю. Руководство
понимает, что профессору Штакаян нелегко расстаться с коллективом. Но дело не
должно страдать. Если плановая работа отдела не будет сдана в срок («Если вы,
Станислав Максимович, придержите ее до мая — ведь вы хотите заведовать
отделом?»), разговор с Маргаритой Горациевной будет самый принципиальный. «Первого апреля работа будет сдана», —
ровно отвечает сдержанный Рябов. Скорее всего, Рябову теперь не видать
заведования отделом как своих ушей. 863 Через четыре дня — поездка в Жаброво. А
пока обед с Минаевым, который может помочь с квартирой. Рябову очень хочется
завязывать банты. Урод в мужском братстве, он предпочел бы иметь дочку. Жирные губы Минаева со смаком обсасывают
куриную косточку. Он рассуждает, что фундамент нужно закладывать смолоду, потом
поздно будет, сомнут. Лично у него, Минаева, с фундаментом все в порядке. Он
немаленький начальник, у него высокопоставленный тесть. «Кстати, — доедая осетрину, спрашивает
Минаев, — может, у тебя дело ко мне?» «Никакого дела. Просто захотелось о былом
поговорить». Глаза Рябова чисты и невинны. На дне рождения Андрея тетка Тамара
сокрушительно элегантна, стол сервирован без всяких мещанских штучек. Приятель
брата, художник Тарыгин, пламенно рассуждает о Ренуаре. Среди творческой
интеллигенции, безраздельно царящей тут (скажем, тетка — всего лишь театральный
кассир, но театру предана безраздельно), пожалуй, лишь Рябов, грубый
утилитарист, представляет земную профессию. Шумный успех имеет подарок тетки,
альбом Тулуз-Лотрека. Веселиться предстоит еще не менее двух часов... Рядом именинник пытает очередную любимую
женщину Веру: «Почему у меня все всегда сложно?» Дух у него захватывает от противоречий и
бескрайности собственной души. А вот у Станислава все просто. Исполнять все их
обряды — вздыхать, страдать, преклоняться перед Тулуз-Лотреком — зачем?
Переться в неведомое Жаброво, в дыру за восемьдесят километров, лишь бы
доказать себе, что и его сердце склонно к экстазам... Нет, он не поедет. Пусть
Андрею остаются эти радости. Станиславу же сентиментальность чужда, он пришел в
этот мир работать, а не вздыхать. Он — как мама, хотя и не дотягивает до нее.
Но, Боже, до чего же малы ее руки, как опасно, как нездорово проступили на них
синие жилы... Эдуард Вениаминович Лимонов р. 1943
Это я, Эдичка - Роман (1976)
Молодой русский поэт Эдуард Лимонов
эмигрирует со своей женой Еленой в Америку. Елена — красавица и романтическая
натура, полюбила Эдичку за его, как ему кажется, бессмертную душу и за его
сексуальные способности. Эдичке и Елене безумно нравится заниматься сексом,
они делают это в любых обстоятельствах, допустим, во время телевизионного
выступления Солженицына. Однако очень быстро Елене надоедает нищая
эмигрантская жизнь, она начинает заводить себе богатых любовников разных полов
и не берет на свои развлечения бедного Эдичку. Эдичка продолжает любить Елену,
он даже не против ее любовников, лишь бы она продолжала спать с ним. Елена делает
это все реже и реже, и Эдичка в полной безысходности пытается резать себе вены,
пытается задушить Елену, и скоро супруги начинают жить раздельно. Эдичка получает «вэлфер» — пособие в сумме
двести семьдесят восемь долларов, живет в крошечной комнате в грязном отеле,
который, правда, находится на одной из центральных улиц. Круг его вынужденного
общения состоит из эмигрантов — слабых, потерянных, раздавленных жизнью людей,
поверивших американской пропаганде и оказавшихся в Америке в униженном
положении. Эдичка выделяется из этих людей своей любовью к дорогой и вычурной
одежде 865 (туфли на высоком каблуке, кружевные
рубахи, белые жилеты), на которую он и тратит почти все свои деньги. Он пробует работать в ресторане басбоем,
помощником официанта, — среди людей этой профессии принято допивать после
клиентов из рюмок и доедать с тарелок мясные объедки. Эдичка тоже делает это,
но скоро оставляет недостойную русскою поэта работу. В дальнейшем он иногда
подрабатывает грузчиком. Все его мысли продолжает занимать Елена.
«Хоть суками, хоть авантюристами, хоть бандитами, но всю жизнь вместе. Почему
же она меня бросила?» Тут и там он встречает в огромном Нью-Йорке следы своей
любви: например, буквы «Е» и «Э», выцарапанные ключом на дверце лифта в
каком-то отеле. Эдичка предпринимает несколько попыток
изменить свою жизнь, и вполне традиционные для русского писателя: устроиться
преподавать в какое-нибудь из бесчисленных учебных заведений Америки (и даже
получает приглашение на работу в местечко Беннингтон, но понимает, насколько
это скучно, и не едет), и попытки скорее фантастические: предлагает себя в
спутники богатой даме, опубликовавшей в газете объявление о поисках партнера
для путешествия. Эдичка — левак, сочувствует всем
анархическим, коммунистическим и террористическим движениям, считает, что мир
устроен несправедливо, что это ненормально, когда одни люди рождаются бедными,
а другие богатыми, и надеется со временем вступить в одну из боевых организаций
и принять участие в какой-нибудь революции. На стене его комнаты висит портрет
Мао. Пока же он ходит на заседания скромной Рабочей партии, но они
представляются ему слишком скучными. В поисках новых сексуальных партнеров
Эдичка понимает, что, поскольку «бабы вызывают отвращение», пора осваивать
мужскую любовь. Он знакомится с богатым пожилым гомосексуалистом Рай-моном, они
испытывают взаимное влечение, но и у Раймона недавно появился новый любовник, и
Эдичка не уверен, что сможет дать Раймону то, что тот хочет, нежное большое
чувство. Однако желание Эдички потерять этого рода невинность сбывается
достаточно скоро. Шатаясь ночью в каких-то подозрительных районах, он встречает
ночующего в развалинах черного парня, почти наверняка преступника, бросается в
его объятия. И на следующее утро, лежа в своей гостинице, Эдичка думает о том,
что он «единственный русский поэт, умудрившийся по...ться с черным парнем на
нью-йоркском пустыре». У Эдички появляются и другие любовники:
еще один черный Джонни, еврейка Соня и американка Розанна (связь с которой слу- 866 чилась 4 июля 1976 г., в День
независимости), но он по-прежнему не может забыть Елену. Он иногда встречается
с ней (однажды, например, она зовет его на показ мод, где выступает
манекенщицей, — Елена безо всякого успеха пытается освоить подиум), и каждая встреча
отзывается в его душе адской болью. В день пятилетия знакомства с Еленой он
оказывается в доме, где она ему изменяла, и это горькое совпадение заставляет
его до беспамятства глушить себя пивом и марихуаной. Лучший друг Эдички — Нью-Йорк. На своих высоких
каблуках он может обойти за день триста нью-йоркских улиц. Он купается в
фонтанах, лежит на скамейках, ходит в жару по солнечной стороне, болтает с
нищими и уличными музыкантами, наблюдает за детьми, посещает галереи: он
наслаждается ритмом великого города. Но ни на секунду Эдичка не забывает, что
где-то в этом городе живет его Елена. В нем периодически вспыхивают агрессивные
желания: выкрасть Елену, попросить друга-медика извлечь из ее чрева
предохраняющую от беременности спираль, изнасиловать ее и продержать взаперти
девять месяцев, пока она не родит ему ребенка. И воспитывать потом ребенка,
которого родила любимая женщина. В своих беспристанных раздумьях о Елене
Эдичка приходит к выводу, что она сама еще ребенок, не ведает, что творит, не
понимает, какую боль она способна причинять людям. И что когда-нибудь она —
никогда по-настоящему не любившая — поймет, что это такое, и будет счастлив
тот, на кого она изольет всю эту накопившуюся любовь. Но случайно в руки Эдичке попадает дневник
Елены, из которого он узнает, что многое она понимает, что она жалеет его и
ругает себя за такое безжалостное поведение, и получается, что понимать-то она
понимает, но дело не в этом, а черт его знает в чем. Александр Абрамович Кабаков р. 1943
Невозвращенец - Повесть (1988)
Юрий Ильич, научный сотрудник
академического НИИ, в годы перестройки становится объектом вербовки некой
организации, именующей себя «редакцией». Явившиеся к нему прямо на работу «редакторы»
Игорь Васильевич и Сергей Иванович требуют, чтобы он использовал по их заданию
свои необычные способности: Юрий Ильич — экстраполятор, умеющий переноситься в
будущее. Перемещаясь во времени, Юрий Ильич
оказывается в 1993 г. — в эпохе, именуемой Великой Реконструкцией. По темной,
пронизанной ледяным ветром Москве опасно передвигаться без оружия; пальто у
героя, как и у других прохожих, оттопыривает «Калашников». По середине
Тверской то и дело проносятся танки, у Страстной площади грохочут взрывы, а по
улицам проходят облавы истребительных отрядов угловцев — борцов за трезвость.
Изредка герой включает транзистор, экономя драгоценные батарейки. По радио
звучат новости о съезде в Кремле бесчисленных партий, названия которых звучат
фантасмагорически — вроде Конституционной Партии Объединенных Бухарских и
Самаркандских Эмиратов, сообщаются также сведения из газеты американских
коммунистов «Вашингтон пост»... Спасаясь от очередной облавы, Юрий Ильич
оказывается в темном подъезде дома, где прошло его детство. Здесь он
встречается с 868 женщиной из Екатеринославля (бывшего
Днепропетровска), которая приехала в Москву за сапогами. Через черный ход им
удается скрыться и от отряда «афганцев», убивающих пассажиров старенького «мерседеса»,
и от облавы Комиссии Народной Безопасности, очищающей московские дома от
бюрократов. Они проходят мимо черных руин гостиницы «Пекин», обжитых
московскими анархистами. Недавно в одном из окон висел на цепи труп
парня-«металлиста», казненного палачами из Люберец. Возле дома с «нехорошей
квартирой», описанного Булгаковым, дежурят пикеты «свиты сатаны» в кошачьих
масках. Узнав, что Юрий Ильич обладает бесценными
талонами, по которым выдаются предметы первой необходимости, женщина не
отстает от него ни на шаг. Она рассказывает неожиданному спутнику о том, какая
богатая жизнь была у нее раньше — пока мужа, работавшего на автосервисе, не
убили собственные соседи. Женщина сначала заискивает перед обладателем
талонов, потом отдается ему прямо на покрытой инеем скамейке, а потом,
матерясь от классовой ненависти к «журналисту московскому», пытается застрелить
из его же автомата — все ради тех же талонов. Только очередная облава Комиссии
Народной Безопасности, от которой оба вынуждены спасаться, позволяет герою
избежать смерти. Все эти происшествия он описывает своим
«редакторам», вернувшись в настоящее. Наконец они объясняют Юрию Ильичу, что
является главной целью вербовки: в будущем находится экстраполятор «с другой
стороны», которого они пытаются выявить. Герой снова погружается в 1993 г. Избежав
облавы Комиссии (пойманных «жильцов дома социальной несправедливости» отправляют
в здание МХАТа на Тверском бульваре, где происходит их уничтожение), Юрий
Ильич и его спутница тут же становятся заложниками Революционного Комитета
фундаменталистов Северной Персии. Те определяют своих врагов по наличию креста
на груди — в отличие, например, от «витязей»-антисемитов в черных поддевках,
для которых признаком крещености является знание наизусть «Слова о полку
Игореве». Чудом уйдя от фундаменталистов, невольные
спутники приходят в шикарный ночной кабак к приятелю Юрия Ильича, моложавому
еврею Валентину. В кабаке играет музыка, посетителям подают деликатесы:
настоящий хлеб, американскую пастеризованную ветчину, французские прессованные
огурцы, самогон из венгерского зеленого горошка... Здесь Юрий Ильич наконец
узнает, что его спутницу зовут Юля. Снова оказавшись на Страстной площади, они
наблюдают, как 869 идет восстановление памятника Пушкину,
взорванного террористами-сталинцами за неславянское происхождение поэта. В метро Юрию Ильичу удается купить
пистолет Макарова взамен потерянного в облавах автомата. В вагонах ночных
поездов танцуют голые девицы, люди в цепях, во фраках, в пятнистой боевой форме
отвоевавших в Трансильвании десантников; подростки нюхают бензин; спят
оборванцы из голодающих Владимира и Ярославля. Выбравшись из метро, Юрий Ильич наконец
прогоняет готовую на все ради сапог Юлю. Тут же к нему подходит странный,
роскошно одетый человек, угощает сигаретами «галуаз» и заводит разговор о
происходящем в стране. По его свободным жестам, по старомодной привычке строить
фразу Юрий Ильич понимает, из какого времени прибыл его неожиданный
собеседник... Тот считает, что кровавый кошмар и диктатура — результат
необоснованной социальной хирургии, с помощью которой была уничтожена аномалия
советской власти. Юрий Ильич возражает: другого способа излечиться не было, а
теперь страна находится в реанимации и еще рано делать окончательный прогноз.
Собеседник дает Юрию Ильичу свой телефон и адрес, предлагая помощь, если тот
захочет изменить свою жизнь. Вернувшись в настоящее, Юрий Ильич опять
попадает в лапы вездесущих «редакторов». Они уверены, что ночной
собеседник героя и есть разыскиваемый экстраполятор, и требуют выдать его адрес
и телефон. В следующее путешествие в 1993 г. герой отправляется уже вместе с
женой. У Спасских ворот они видят, как мчится в Кремль белый танк диктатора
генерала Панаева в сопровождении всадников на белых конях. На Красной площади
выдают по талонам продукты: мясо яка, крупу саго, хлеб производства Общего
Рынка и т. п. Юрий Ильич с женой идут домой. Их обгоняют
беглецы из Замоскворечья, Вешняков и Измайлова, из рабочих районов, где боевики
Партии Социального Распределения отбирают у людей все до рубашки и выдают
защитную форму. Юрий Ильич выбрасывает карточку с телефоном своего ночного
собеседника, предлагавшего ему изменить жизнь, несмотря на то что понимает:
его жена была бы на месте только там, куда звал «ночной барин» — где «пьют чай
с молоком, читают семейные романы и не признают открытых страстей». В этот
момент Юрий Ильич видит своих «редакторов», грозящих ему пистолетом из
проезжающих «Жигулей». Но в кошмарном будущем времени, в котором он решил
остаться по собственной воле, герой не боится этих людей. Саша Соколов р. 1943
Школа для дураков - Повесть (1976)
Герой учится в специальной школе для
слабоумных детей. Но его болезнь отличается от того состояния, в котором
пребывает большинство его одноклассников. В отличие от них, он не вешает кошек
на пожарной лестнице, не ведет себя глупо и дико, не плюет никому в лицо на
больших переменках и не мочится в карман. Герой обладает, по словам учительницы
литературы по прозвищу Водокачка, избирательной памятью: он запоминает только
то, что поражает его воображение, и поэтому живет так, как хочет сам, а не
так, как хотят от него другие. Его представления о реальности и реальность как
таковая постоянно смешиваются, переливаются друг в друга. Герой считает, что его болезнь —
наследственная, доставшаяся ему от покойной бабушки. Та часто теряла память,
когда смотрела на что-нибудь красивое. Герой подолгу живет на даче вместе с
родителями, и красота природы окружает его постоянно. Лечащий врач, доктор
Заузе, даже советует ему не ездить за город, чтобы не обострять болезнь, но
герой не может жить без красоты. Самое тяжелое проявление его болезни —
раздвоение личности, постоянный диалог с «другим собой». Он чувствует
относительность времени, не может разложить жизнь на «вчера», «сегодня», «завтра»
— как и вообще не может разлагать жизнь на элементы, уничтожать ее,
анализируя. Иногда он чувствует свое полное растворение 871 в окружающем, и доктор Заузе объясняет,
что это тоже проявление его болезни. Директор спецшколы Перилло вводит
унизительную «тапочную систему»: каждый ученик должен приносить тапочки в
мешке, на котором крупными буквами должно быть указано, что он учится в школе
для слабоумных. А любимый учитель героя, географ Павел Петрович Норвегов, чаще
всего ходит вовсе без обуви — во всяком случае, на даче, где он живет неподалеку
от героя. Норвегова сковывает солидная, привычная для нормальных людей одежда.
Когда он стоит босиком на платформе электрички, кажется, что он парит над
щербатыми досками и плевками разных достоинств. Герой хочет стать таким же честным, как
Норвегов — «Павел, он же Савл». Норвегов называет его молодым другом, учеником
и товарищем, рассказывает о Насылающем ветер и смеется над книгой какого-то
советского классика, которую дал герою его отец-прокурор. Вместо этой Норвегов
дает ему другую книгу, и герой сразу запоминает слова из нее: «И нам то любо —
Христа ради, нашего света, пострадать». Норвегов говорит, что во всем: в
горьких ли кладезях народной мудрости, в сладких ли речениях и речах, в прахе
отверженных и в страхе приближенных, в скитальческих сумах и в иудиных суммах,
в войне и мире, в мареве и в мураве, в стыде и страданиях, во тьме и свете, в
ненависти и жалости, в жизни и вне ее — во всем этом что-то есть, может быть,
немного, но есть. Отец-прокурор приходит в бешенство от этой дурацкой галиматьи. Герой влюблен в тридцатилетнюю учительницу
ботаники Вету Акатову. Ее отец, академик Акатов, когда-то был арестован за
чуждые идеи в биологии, потом отпущен после долгих издевательств и теперь тоже
живет в дачной местности. Герой мечтает о том, как закончит школу, быстро
выучится на инженера и женится на Вете, и в то же время осознает
неосуществимость этих мечтаний. Вета, как и вообще женщина, остается для него
загадкой. От Норвегова он знает, что отношения с женщиной — что-то совсем
другое, чем говорят о них циничные надписи в школьном туалете. Директор, подстрекаемый завучем Шейной
Трахтенберг-Тинберген, увольняет Норвегова с работы за крамолу. Герой пытается
протестовать, но Перилло грозит отправить его в лечебницу. Во время последнего
своего урока, прощаясь с учениками, Норвегов говорит о том, что не боится
увольнения, но ему мучительно больно расстаться с ними, девочками и мальчиками
грандиозной эпохи инженерно-литературных потуг, с Теми Кто Пришли и уйдут,
унеся с собою великое право судить, не будучи судимыми. Вместо завещания он
рассказывает им историю о Плотнике в пустыне. Этот плотник очень 872 хотел работать — строить дом, лодку,
карусели или качели. Но в пустыне не было ни гвоздей, ни досок. Однажды в
пустыню пришли люди, которые пообещали плотнику и гвозди, и доски, если он поможет
им вбить гвозди в руки распинаемого на кресте. Плотник долго колебался, но
все-таки согласился, потому что он очень хотел получить все необходимое для
любимой работы, чтобы не умереть от безделья. Получив обещанное, плотник много
и с удовольствием работал. Распятый, умирающий человек однажды позвал его и
рассказал, что и сам был плотником, и тоже согласился вбить несколько гвоздей в
руки распинаемого... «Неужели ты до сих пор не понял, что между нами нет никакой
разницы, что ты и я — это один и тот же человек, разве ты не понял, что на
кресте, который ты сотворил во имя своего высокого плотницкого мастерства,
распяли тебя самого и, когда тебя распинали, ты сам забивал гвозди». Вскоре Норвегов умирает. В гроб его кладут
в купленной в складчину неудобной, солидной одежде. , Герой заканчивает школу и вынужден
окунуться в жизнь, где толпы умников рвутся к власти, женщинам, машинам,
инженерным дипломам. Он рассказывает о том, что точил карандаши в прокуратуре
у отца, потом был дворником в Министерстве Тревог, потом — учеником в
мастерской Леонардо во рву Миланской крепости. Однажды Леонардо спросил, каким
должно быть лицо на женском портрете, и герой ответил: это должно быть лицо
Веты Акатовой. Потом он работал контролером, кондуктором, сцепщиком, перевозчиком
на реке... И всюду он чувствовал себя смелым правдолюбцем, наследником Савла. Автору приходится прервать героя: у него
кончилась бумага. «Весело болтая и пересчитывая карманную мелочь, хлопая друг
друга по плечу и насвистывая дурацкие песенки, мы выходим на тысяченогую улицу
и чудесным образом превращаемся в прохожих». Между собакой и волком - Повесть (1980)
В Лето от изобретения булавки пятьсот
сорок первое, когда месяц ясен, а за числами не уследишь, Илья Петрикеич
Дзынзырэла пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых о своей
жизни. Он жалуется на мелкоплесовских егерей, которые украли у него костыли и
оставили без опор. 873 Илья Петрикеич работает точильщиком в
артели инвалидов имени Д. Заточника. Живет он, как и другие артельщики, в
Заволчье — в местности за Волчьей-рекой. Другое название реки — Итиль, и, значит,
местность можно называть так же, как и рассказ Ильи Петрикеича, — Заитильщиной. Живет Илья с бобылкой, к которой прибился
по своему калечеству: у него нет ноги. Но любит он совсем другую женщину —
Орину Неклину. Любовь к Орине не принесла ему счастья. Работая на железнодорожной
станции, Орина гуляла со всем «ремонтным хамьем». Она и давно была такою — еще
когда молоденькой девчонкой в Анапе миловалась со всеми мариупольскими
матросами. И все, кому принадлежала эта женщина, не могут ее забыть так же, как
Илья Петрикеич. Где теперь Орина, он не знает: то ли погибла под колесами
поезда, то ли уехала вместе с их сыном в неизвестном направлении. Образ Орины
мерцает, двоится в его сознании (иногда он зовет ее Марией) — так же, как
мерцают и множатся образы родного За-волчья и его жителей. Но постоянно
возникают среди них, превращаясь друг в друга, Волк и Собака. С таким странным
«серединным» существом — чекалкой — Иван Петрикеич однажды вступает в бой на
льду, по дороге через Волчью-реку. В Заволчье есть деревни Городнище,
Быдогоща, Вышелбауши, Мыломукомолово. После работы жители Заволчья —
точильщики, утильщики, рыбаки, егеря — заходят в «тошниловку», прозванную
каким-то приезжим «кубарэ», чтобы выпить «сиволдая». Они помнят простую
жизненную истину: «Со товарищи не гулять — зачем тогда лямку тянуть?» Историю Заволчья пишет не только Иван
Петрикеич, но и Запойный Охотник. Как и Дзынзырэла, он любит час меж волка и
собаки — сумерки, когда «ласка перемешана с тоской». Но в отличие от
Дзынзырэлы, который выражается замысловато, Охотник пишет свои «Ловчие повести»
в классически простых стихах. Он описывает судьбы обитателей Заволчья. В его летописи — история «калики из
калик», слепоглухонемого утильщика Николая Угодникова. Жена Николая поладила с
волкобоем и сжила Угодникова со двора. Ни в приютах, ни в богадельне Николая
не приняли, пригрела его только артель по сбору утиля. Однажды артель
направилась к портному на постой. утильщики
взяли вина и «насосались в лоскуты». Проснувшись утром, они увидели
летящего Николая Угодникова. Над головой его, как два крыла, были подняты
костыли. Больше его никто не видел. Другой герой летописи Запойного Охотника —
татарин Аладдин 874 Батрутдинов. Аладдин как-то ехал на
коньках в кино через замерзшую реку и провалился в промоину. Выплыл он только
через год — «в карманах чекушка и домино, и трачен рыбами рот». Дед Петр и дед
Павел, выловившие Аладдина, распили чекушку, сыграли в домино и вызвали кого
следовало. Многие из тех, кого описывает Запойный
Охотник, лежат на Быдогощенском погосте. Там лежит Петр по прозвищу Багор,
которого все звали Федором, а сам он звал себя Егором. На спор он повесился на
краденой слеге. Лежит на кладбище горбатый перевозчик Павел. Он думал, что
могила избавит его от горба, и поэтому утопился. А Гурий-Охотник пропил
берданку и умер от горя. Запойный Охотник любит своих земляков и
свое Заволчье. Глядя в окошко своего дома, он видит ту же картину, которую
видел Питер Брейгель, и восклицает: «Вот она, моя отчизна, / Нипочем ей нищета,
/ И прекрасна нашей жизни / Пресловутая тщета!» В пору между собакой и волком трудно
различить образы людей и людские судьбы. Кажется, что Илья Петрикеич уходит в
небытие, но рассказ его продолжается. Впрочем, может быть, он и не умирает.
Ведь и имя его меняется: то он Дзынзырэла, то Зынзырелла... Да он и сам не знает,
где, зачерпнув «сивухи страстей человеческих», подхватил такое цыганское имя!
Так же, как по-разному объясняет обстоятельства, при которых стал калекой. «Или сокровенны тебе слова мои?» —
спрашивает Илья Петрикеич в последних строках своей «Заитильщины». УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ
ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Абрамов Ф. А. 564 Грекова И. 451 876 Набоков В. В. 352 Нагибин Ю. М. 571 Некрасов В. П.
493 Нилин П. Ф. 465 Носов Е. И. 628 Окуджава Б. Ш. 598 Олеша Ю. К. 340 Островский Н. А. 421 Пантелеев Л. 441 Пастернак Б. Л. 183 Паустовский К. Г.
228 Петров Е. 331 Петрушевская Л. С.
831 Пильняк Б. А. 272 Платонов А. П. 377 Попов В. Г. 846 Приставкин А. И.
738 Пришвин М. М. 85 Радзинский Э. С.
793 Распутин В. Г. 801 Ремизов А. М. 102 Розов В. С. 506 Рощин М. М. 778 Рыбаков А. Н. 485 Семин В. Н. 666 Симонов К. М. 515 Синявский А. Д. (см. Терц А.) 657 Соколов С. 871 Солженицын А. И.
531 Сологуб Ф. К. 7 Соснора В. А. 790 Стругацкий А. Н.
632 Стругацкий Б. Н. 632 Твардовский А. Т.
481 Тендряков В. Ф.
583 Терц А. (Синявский А. Д.)
657 Токарева В. С. 829 Толстой А. Н. 146 Трифонов Ю. В. 638 Тынянов Ю. Н. 281 Фадеев А. А. 393 Федин К. А. 224 Форш О. Д. 96 Фурманов Д. А. 221 Харитонов М. С.
826 Цветаева М. И. 234 Чуковская Л. К.
456 Чуковский К. И.
142 Шаламов В. Т. 459 Шварц Е. Л. 304 Шкловский В. Б.
240 Шмелев И. С. 90 Шолохов М. А. 425 Шукшин В. М. 707 Эрдман Н. Р. 410 Эренбург И. Г. 193 Яшин А. Я. 502 УКАЗАТЕЛЬ
НАЗВАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
А зори здесь тихие (Б. Л.
Васильев) 606 Авось! (А. А.
Вознесенский) 781 Адам и Ева (Ю. П.
Казаков) 672 Айболит (К. И.
Чуковский) 144 Алмазный мой венец (В. П.
Катаев) 321 Алые паруса (А. С.
Грин) 112 Анна Онегина (С. А.
Есенин) 296 Антоновские яблоки (И. А.
Бунин) 61 Балаганчик (А. А.
Блок) 134 Баня (В. В.
Маяковский) 253 Бег (М. А. Булгаков) 212 Бегущая по волнам (А. С.
Грин) 115 Белая гвардия (М. А.
Булгаков) 199 Белеет парус одинокий (В.
П. Катаев) 318 Белый пароход (Ч. Т.
Айтматов) 686 Большая руда (Г. Н.
Владимов) 728 Братская ГЭС (Е. А.
Евтушенко) 785 Будь здоров, школяр (Б.
Ш. Окуджава) 598 В круге первом (А. И.
Солженицын) 535 В окопах Сталинграда (В.
П. Некрасов) 493 В поисках радости (В. С.
Розов) 506 В тупике (В. В.
Вересаев) 28 Валентин и Валентина (М.
М. Рощин) 778 Варшавская мелодия (Л. Г.
Зорин) 618 Василий Теркин (А. Т.
Твардовский) 481 Васса Железнова (М.
Горький) 41 Верный Руслан (Г. Н.
Владимов) 734 Вечер у Клэр (Г.
Газданов) 413 Владимир Маяковский (В.
В. Маяковский) 245 Во сне ты горько плакал
(Ю. П. Казаков) 675 Возвращение (А. П.
Платонов) 390 Вологодская свадьба (А.
Я. Яшин) 504 Вор (Л. М. Леонов) 374 Встань и иди (Ю. М.
Нагибин) 571 Где сходилось небо с
холмами (В. С. Маканин) 798 Гиперболоид инженера
Гарина (А. Н. Толстой) 146 Глоток свободы, или
Бедный Авросимов (Б. Ш. Окуджава) 600 Глухая пора листопада (Ю.
В. Давыдов) 624 Гнездо глухаря (В. С.
Розов) 509 Голова профессора Доуэля
(А. Р. Беляев) 166 Голубая жизнь (М.
Горький) 40 878 Голубая книга (М. М.
Зощенко) 268 Голый год (Б. А.
Пильняк) 272 Голый король (Е. Л.
Шварц) 304 Город Эн (Л. И.
Добычин) 300 Города и годы (К. А.
Федин) 224 Господин из Сан-Франциско
(И. А. Бунин) 64 Гранатовый браслет (А. И.
Куприн) 52 Дамский мастер (И.
Грекова) 451 Дар (В. В. Набоков) 364 Два капитана (В. А.
Каверин) 402 Два товарища (В. Н.
Войнович) 758 Двенадцать (А. А.
Блок) 139 Двенадцать месяцев (С. Я.
Маршак) 170 Двенадцать стульев (И.
Ильф, Е. Петров) 331 Двое в декабре (Ю. П.
Казаков) 670 День без вранья (В. С.
Токарева) 829 День Зверя (В. А.
Соснора) 790 Деревня (И. А.
Бунин) 62 Дети Арбата (А. Н.
Рыбаков) 489 Детство Люверс (Б. Л.
Пастернак) 183 Джамиля (Ч. Т.
Айтматов) 682 До свидания, мальчики (Б.
И. Балтер) 554 До третьих петухов (В. М.
Шукшин) 713 Доктор Живаго (Б. Л.
Пастернак) 185 Долгое прощание (Ю. В.
Трифонов) 641 Дом на набережной (Ю. В.
Трифонов) 653 Дракон (Е. Л. Шварц) 309 Другая жизнь (Ю. В.
Трифонов) 649 Дым отечества (К. Г.
Паустовский) 231 Епифанские шлюзы (А. П.
Платонов) 377 Жень-шень (М. М.
Пришвин) 87 Жестокие игры (А. Н.
Арбузов) 472 Жестокость СП. Ф.
Нилин) 467 Живи и помни (В. Г.
Распутин) 803 Живой (Б. А. Можаев) 577 Живые и мертвые (К. М.
Симонов) 515 Жизнь Арсеньева (И. А.
Бунин) 67 Жизнь Василия Фивейского
(Л. Н. Андреев) 72 Жизнь и необычайные
приключения солдата Ивана Чонкина (В. Н. Войнович) 761 Жизнь и судьба (В. С.
Гроссман) 446 Жизнь Клима Самгина (М.
Горький) 42 Жизнь удалась (В. Г.
Попов) 846 Жизнь Человека (Л. Н.
Андреев) 77 Зависть (Ю. К.
Олеша) 343 Защита Лужина (В. В.
Набоков) 354 Защита Чика (Ф. А.
Искандер) 702 Звезда (Э. Г.
Казакевич) 499 Знак беды (В. Быков) 614 879 Зойкина квартира (М. А.
Булгаков) 207 Золотой ключик, или
Приключения Буратино (А. Н. Толстой)
148 Золотой теленок (И. Ильф,
Е. Петров) 335 И дольше века длится день
(Ч. Т. Айтматов) 688 Иван (В. О.
Богомолов) 660 Иду на грозу (Д. А.
Гранин) 545 Иностранка (С. Д.
Довлатов) 859 Иркутская
история (А. Н. Арбузов) 470 Испытательный
срок (П. Ф. Нилин) 465 Иуда Искариот
(Л. Н. Андреев) 82 Как закалялась
сталь (Н. А. Островский) 421 Камера Обскура (В. В.
Набоков) 358 Каратели (А.
Адамович) 678 Кенгуру (Ю.
Алешковский) 719 Клоп (В. В.
Маяковский) 251 Ключарев и Алимушкин (В.
С. Маканин) 796 Князь мира (С. А.
Клычков) 180 Козлиная песнь (К. К.
Вагинов) 347 Коллеги (В. П.
Аксенов) 751 Колымские рассказы (В. Т.
Шаламов) 459 Компромисс (С. Д.
Довлатов) 856 Конармия (И. Э.
Бабель) 260 Кончина (В. Ф.
Тендряков) 583 Котик Летаев (А.
Белый) 129 Котлован (А. П.
Платонов) 386 Красное вино победы (Е.
И. Носов) 630 Красное дерево
(Б. А. Пильняк) 278 Красный смех (Л.
Н. Андреев) 74 Кремль (В. В.
Иванов) 292 Крестовые сестры
(А. М. Ремизов) 105 Крокодил (К. И.
Чуковский) 142 Кролики и удавы
(Ф. А. Искандер) 704 Круглянский мост
(В. Быков) 609 Крысолов (М. И.
Цветаева) 234 Кюхля (Ю. Н.
Тынянов) 281 Легкое дыхание
(И. А. Бунин) 65 Лето Господне
(И. С. Шмелев) 92 Линии судьбы,
или Сундучок Милашевича (М. С. Харитонов)
826 Лолита (В. В.
Набоков) 367 Любимов (А. Терц
(А. Д. Синявский) 657 Маленькая
печальная повесть (В. П. Некрасов) 496 Мастер и
Маргарита (М. А. Булгаков) 215 Материнское
сердце (В. М. Шукшин) 709 Матренин двор
(А. И. Солженицын) 533 Мать (М.
Горький) 36 Машенька (В. В.
Набоков) 352 Между собакой и
волком ( С. Соколов) 873 Мелкий бес (Ф.
К. Сологуб) 7 Мещане(М.
Горький) 32 880 Мишель Синягин (М. М.
Зощенко) 266 Молодая гвардия (А. А.
Фадеев) 395 Момент истины (В. О.
Богомолов) 662 Москва — Петушки и пр.
(В. В. Ерофеев) 837 Москва 2042 (В. Н.
Войнович) 765 Московский роман (В, В.
Иванов) 290 Мрамор (И. А.
Бродский) 852 Мы (Е. И. Замятин) 161 На дне (М. Горький) 34 На Иртыше (С. П.
Залыгин) 512 На испытаниях (И.
Грекова) 454 Нагрудный знак «OST»
(В. Н. Семин) 666 Натали (И. А. Бунин) 70 Не хлебом единым (В. Д.
Дудинцев) 527 Невозвращенец (А. А.
Кабаков) 868 Незнакомка (А. А.
Блок) 133 Неуемный бубен (А. М.
Ремизов) 102 Николай Николаевич (Ю.
Алешковский) 716 Ночевала тучка золотая
(А. И. Приставкин) 738 Обида (В. М. Шукшин) 707 Облако в штанах (В. В.
Маяковский) 246 Обмен (Ю. В.
Трифонов) 638 Обыкновенное чудо (Е. Л.
Шварц) 312 Огненный ангел (В. Я.
Брюсов) 99 Одесские рассказы (И. А.
Бабель) 256 Один день Ивана
Денисовича (А. И. Солженицын) 531 Остров Крым (В. П.
Аксенов) 756 Оттепель (И. Г.
Эренбург) 196 Пастух и пастушка (В. П.
Астафьев) 592 Перед восходом солнца (М.
М. Зощенко) 270 Перед зеркалом (В. А.
Каверин) 406 Петербург (А. Белый) 122 Петр Первый (А. Н.
Толстой) 154 Печальный детектив (В. П.
Астафьев) 595 Пикник на обочине (А. Н.
Стругацкий, Б. Н. Стругацкий) 635 Плотницкие рассказы (В.
И. Белов) 774 Победитель (Р. Т.
Киреев) 862 Повесть непогашенной Луны
(Б. А. Пильняк) 275 Повесть о Сонечке (М. И.
Цветаева) 236 Поднятая целина (М. А.
Шолохов) 437 Поединок (А. И.
Куприн) 47 Поиски жанра (В. П.
Аксенов) 753 Посвящается Ялте (И. А.
Бродский) 849 Последний срок (В. Г.
Распутин) 801 Поэма без героя (А. А.
Ахматова) 173 Привычное дело (В. И.
Белов) 771 Приглашение на казнь (В.
В. Набоков) 361 Призрак Александра Вольфа
(Г. Газданов) 415 Приключение (М. И. Цветаева) 238 881 Про
это (В. В. Маяковский) 249 Прошлым летом в Чулимске
(А. В. Вампилов) 823 Прощай, Гульсары (Ч. Т.
Айтматов) 684 Прощание с Матёрой (В. Г.
Распутин) 806 Пряслины (Ф. А.
Абрамов) 564 Псалом (Ф. Н.
Горенштейн) 746 Пугачев (С. А.
Есенин) 295 Путешествие дилетантов
(Б. Ш. Окуджава) 602 Пушкин (Ю. Н.
Тынянов) 286 Пушкинский дом (А. Г.
Битов) 809 Пядь земли (Г. Я.
Бакланов) 580 Пять вечеров (А. М.
Володин) 549 Разгром (А. А.
Фадеев) 393 Раковый корпус (А. И. Солженицын)
539 Рассказ о семи повешенных
(Л. Н. Андреев) 79 Растратчики (В. П.
Катаев) 316 Республика Шкид (Г. Г.
Белых, Л. Пантелеев) 441 Роза и крест (А. А.
Блок) 136 Роковые яйца (М. А.
Булгаков) 202 Романтики (К. Г.
Паустовский) 228 Русский лес (Л. М.
Леонов) 371 Рычаги (А. Я. Яшин) 502 Самоубийца (Н. Р.
Эрдман) 410 Сандро из Чегема (Ф. А.
Искандер) 696 Санин (М. П.
Арцыбашев) 109 Сахарный немец (С. А.
Клычков) 176 Сашка (В. Л.
Кондратьев) 574 Свой круг (Л. С.
Петрушевская) 834 Семь дней творения (В. Е.
Максимов) 722 Сентиментальное
путешествие (В. Б. Шкловский) 240 Серебряный голубь (А.
Белый) 118 Скандалист, или Вечера на
Васильевском острове (В. А. Каверин) 399 Смерть Вазир-Мухтара (Ю.
Н. Тынянов) 284 Собачье сердце (М. А.
Булгаков) 204 Созвездие Козлотура (Ф.
А. Искандер) 693 Сокровенный человек (А.
П. Платонов) 380 Соловьиное эхо (А. А.
Ким) 843 Соловьиный сад (А. А.
Блок) 138 Сотников (В. Быков) 611 Софья Петровна (Л. К.
Чуковская) 456 Срезал (В. М. Шукшин) 711 Старик (Ю. В.
Трифонов) 645 Старшая сестра (А. М.
Володин) 551 Старший сын (А. В.
Вампилов) 817 104 страницы про любовь
(Э. С. Радзинский) 793 Страна негодяев (С. А.
Есенин) 298 Страсти-мордасти (М.
Горький) 39 Сумасшедший корабль (О.
Д. Форш) 96 Такая война (В. И.
Белов) 769 882 Тараканище (К. И. Чуковский) 143 Трудно быть богом (А. Н.
Стругацкий, Б. Н. Стругацкий) 632 ZOO, или Письма не о любви, или Третья Элоиза (В. Б.
Шкловский) 242
Содержание
Вл. И. Новиков. К
читателю.........................................................................
5 Федор Кузьмин Сологуб Мелкий
бес..............................................................................................
7 Творимая
легенда..................................................................................
10 Дмитрий Сергеевич Мережковский Христос и
Антихрист...........................................................................
15 Викентий Викентъевич Вересаев В
тупике.................................................................................................
28 Максим Горький Мещане...................................................................................................
32 На
дне.....................................................................................................
34 Мать........................................................................................................
36 «Страсти-мордасти».............................................................................
39 Голубая
жизнь.......................................................................................
40 Васса
Железнова....................................................................................
41 Жизнь Клима
Самгина........................................................................
42 Александр Иванович Куприн Поединок...............................................................................................
47 Штабс-капитан
Рыбников................................................................... 50 Гранатовый
браслет..............................................................................
52 Яма..........................................................................................................
54 Юнкера...................................................................................................
58 Иван Алексеевич Бунин Антоновские
яблоки.............................................................................
61 Деревня..................................................................................................
62 Господин из
Сан-Франциско.............................................................. 64 884 Легкое
дыхание.....................................................................................
65 Жизнь Арсеньева..................................................................................
67 Натали....................................................................................................
70 Леонид Николаевич Андреев Жизнь Василия Фивейского................................................................
72 Красный
смех........................................................................................
74 Жизнь
Человека....................................................................................
77 Рассказ о семи
повешенных...............:............................................... 79 Иуда
Искариот.....................................................................................
82 Михаил Михайлович Пришвин У стен града
невидимого.....................................................................
85 Жень-шень.............................................................................................
87 Иван Сергеевич Шмелев Человек из ресторана...........................................................................
90 Лето
Господне.......................................................................................
92 Ольга Дмитриевна Форш Сумасшедший
корабль........................................................................
96 Валерий Яковлевич Брюсов Огненный
ангел.....................................................................................
99 Алексей Михайлович Ремизов Неуемный
бубен................................................................................
102 Крестовые
сестры..............................................................................
105 Михаил Петрович Арцыбашев Санин...................................................................................................
109 Александр Степанович Грин Алые
паруса........................................................................................
112 Бегущая по
волнам............................................................................
115 Андрей Белый Серебряный
голубь............................................................................
118 Петербург............................................................................................
122 Котик
Летаев......................................................................................
129 Александр Александрович Блок Незнакомка........................................................................................
133 Балаганчик...........................................................................................
134 Роза и
крест........................................................................................
136 Соловьиный сад..................................................................................
138 Двенадцать.....................................................................................
139 Корней Иванович Чуковский Крокодил.............................................................................................
142 Тараканище........................................................................................
143 Айболит...............................................................................................
144 885 Алексей Николаевич Толстой Гиперболоид инженера
Гарина....................................................... 146 Золотой ключик, или Приключения
Буратино............................ 148 Хождение по
мукам..........................................................................
150 Петр
Первый......................................................................................
154 Евгений Иванович Замятин Уездное................................................................................................
158 Мы........................................................................................................
161 Александр Романович Беляев Голова профессора Доуэля...............................................................
166 Самуил Яковлевич Маршак Двенадцать
месяцев...........................................................................
170 Анна Андреевна Ахматова Поэма без
героя.................................................................................
173 Сергей Антонович Клычков Сахарный
немец................................................................................
176 Чертухинский
балакирь....................................................................
178 Князь
мира.........................................................................................
180 Борис Леонидович Пастернак Детство
Люверс..................................................................................
183 Доктор Живаго..................................................................................
185 Осип Эмильевич Мандельштам Четвертая
проза.................................................................................
190 Илья Григорьевич Эренбург Хулио Хуренито..................................................................................
193 Оттепель..............................................................................................
196 Михаил Афанасьевич Булгаков Белая гвардия......................................................................................
199 Роковые
яйца......................................................................................
202 Собачье
сердце...................................................................................
204 Зойкина
квартира..............................................................................
207 Театральный
роман...........................................................................
209 Бег........................................................................................................
212 Мастер и
Маргарита.........................................................................
215 Дмитрий Андреевич Фурманов Чапаев................................................................................................
221 Константин Александрович Федин Города и
годы.....................................................................................
224 Константин Георгиевич Паустовский Романтики...........................................................................................
228 Дым
Отечества...................................................................................
231 886 Марина Ивановна Цветаева Крысолов.............................................................................
234 Повесть о
Сонечке............................................................................
236 Приключение.....................................................................................
238 Виктор Борисович Шкловский Сентиментальное
путешествие........................................................ 240 Zoo, или Письма не о любви,
или Третья Элоиза....................... 242 Владимир Владимирович Маяковский Владимир
Маяковский...................................................................
245 Облако в
штанах................................................................................
246 Человек................................................................................................
248 Про
это................................................................................................
249 Клоп.....................................................................................................
251 Баня......................................................................................................
253 Исаак Эммануилович Бабель Одесские
рассказы.............................................................................
256 Конармия............................................................................................
260 Михаил Михайлович Зощенко Мишель
Синягин...............................................................................
266 Голубая книга.....................................................................................
268 Перед восходом
солнца.................................................................... 270 Борис Андреевич Пильняк Голый
год.............................................................................................
272 Повесть непогашенной
луны........................................................... 275 Красное
дерево...................................................................................
278 Юрий Николаевич Тынянов Кюхля...................................................................................................
281 Смерть
Вазир-Мухтара.....................................................................
284 Пушкин...............................................................................................
286 Всеволод Вячеславович Иванов Московский
роман............................................................................
290 Кремль.................................................................................................
292 Сергей Александрович Есенин Пугачев................................................................................................
295 Анна Снегина.....................................................................................
296 Страна
негодяев.................................................................................
298 Леонид Иванович Добычин Город Эн..............................................................................................
300 Евгений Львович Шварц Голый
король......................................................................................
304 Тень......................................................................................................
307 Дракон.................................................................................................
309 Обыкновенное
чудо...........................................................................
312 887 Валентин Петрович Катаев Растратчики........................................................................................
316 Белеет парус
одинокий.....................................................................
318 Алмазный мой
венец........................................................................
321 Уже написан
Вертер.........................................................................
324 Анатолий Борисович Мариенгоф Циники................................................................................................
327 Илья Ильф, Евгений Петров Двенадцать
стульев............................................................................
331 Золотой
теленок.................................................................................
335 Юрий Карлович Олеша Три
толстяка.......................................................................................
340 Зависть.................................................................................................
343 Константин Константинович Вагинов Козлиная
песнь..................................................................................
347 Труды и дни
Свистонова..................................................................
349 Владимир Владимирович Набоков Машенька............................................................................................
352 Защита
Лужина..................................................................................
354 Камера Обскура.................................................................................
358 Приглашение на
казнь..................................................................... 361 Дар.......................................................................................................
364 Лолита..................................................................................................
367 Леонид Максимович Леонов Русский лес.........................................................................................
371 Вор........................................................................................................
374 Андрей Платонович Платонов Епифанские шлюзы...........................................................................
377 Сокровенный
человек.......................................................................
380 Чевенгур...............................................................................................
382 Котлован..............................................................................................
386 Ювенильное
море..............................................................................
388 Возвращение.......................................................................................
390 Александр Александрович Фадеев Разгром................................................................................................
393 Молодая гвардия................................................................................
395 Вениамин Александрович Каверин Скандалист, или Вечера на Васильевском
острове....................... 399 Два
капитана......................................................................................
402 Перед
зеркалом..................................................................................
406 Николай Робертович Эрдман Самоубийца....................................................................................
410 888 Гайто Газданов Вечер у
Клэр.......................................................................................
413 Призрак Александра
Вольфа............................................................ 415 Аркадий Петрович Гайдар Тимур и его команда........................................................................
418 Николай Алексеевич Островский Как закалялась
сталь..........................................................................
421 Михаил Александрович Шолохов Тихий
Дон..........................................................................................
425 Поднятая
целина...............................................................................
437 Григорий Георгиевич Белых, Л. Пантелеев Республика Шкид..............................................................................
441 Василий Семенович Гроссман Жизнь и
судьба..................................................................................
446 И. Грекова Дамский мастер.................................................................................
451 На
испытаниях...................................................................................
454 Лидия Корнеевна Чуковская Софья
Петровна.................................................................................
456 Варлам Тихонович Шаламов Колымские
рассказы.........................................................................
459 Павел Филиппович Нилин Испытательный срок.........................................................................
465 Жестокость.........................................................................................
467 Алексей Николаевич Арбузов Иркутская история...........................................................................
470 Жестокие
игры...................................................................................
472 Юрий Осипович Домбровский Факультет ненужных
вещей............................................................ 475 Александр Трифонович Твардовский Василий
Теркин.................................................................................
481 Теркин на том
свете.........................................................................
483 Анатолий Наумович Рыбаков Тяжелый
песок...................................................................................
485 Дети
Арбата.....................................................................................
489 Виктор Платонович Некрасов В окопах Сталинграда.......................................................................
493 Маленькая печальная
повесть.......................................................... 496 Эммануил Генрихович Казакевич Звезда...................................................................................................
499 889 Александр Яковлевич Яшин Рычаги..................................................................................................
502 Вологодская
свадьба...........................................................................
504 Виктор Сергеевич Розов В поисках
радости.............................................................................
506 Гнездо
глухаря....................................................................................
509 Сергей Павлович Залыгин На
Иртыше........................................................................................
512 Константин Михайлович Симонов Живые и
мертвые..............................................................................
515 Владимир Дмитриевич Дудинцев Не хлебом
единым............................................................................
527 Александр Исаевич Солженицын Один день Ивана
Денисовича......................................................... 531 Матренин
двор...................................................................................
533 В круге
первом...................................................................................
535 Раковый
корпус..................................................................................
539 Даниил Александрович Гранин Иду на
грозу.......................................................................................
545 Александр Моисеевич Володин Пять вечеров.......................................................................................
549 Старшая
сестра..................................................................................
551 Борис Исаакович Балтер До свидания, мальчики.....................................................................
554 Константин Дмитриевич Воробьев Эго мы,
Господи!...............................................................................
557 Убиты под Москвой..........................................................................
560 Тетка
Егориха.....................................................................................
561 Федор Александрович Абрамов Пряслины............................................................................................
564 Юрий Маркович Нагибин Встань и
иди.......................................................................................
571 Вячеслав Леонидович Кондратьев Сашка..................................................................................................
574 Борис Андреевич Можаев Живой..................................................................................................
577 Григорий Яковлевич Бакланов Пядь
земли....................................................................................
580 Владимир Федорович Тендряков Кончина...............................................................................................
583 Шестьдесят
свечей.............................................................................
585 890 Юрий Васильевич Бондарев Тишина..............................................................................................
589 Виктор Петрович Астафьев Пастух и
пастушка............................................................................
592 Печальный
детектив......................................................................
595 Булат Шалвович Окуджава Будь здоров,
школяр..........................................................................
598 Глоток свободы, или Бедный
Авросимов....................................... 600 Путешествие
дилетантов..................................................................
602 Борис Львович Васильев А зори здесь
тихие............................................................................
606 Василъ Быков Круглянский мост
........................................................... 609 Сотников.............................................................................................
611 Знак беды ........................................................................................
614 Леонид Генрихович Зорин Варшавская
мелодия.........................................................................
618 Царская
охота....................................................................................
620 Юрий Владимирович Давыдов Глухая пора
листопада......................................................................
624 Евгений Иванович Носов Шумит луговая
овсяница................................................................. 628 Красное вино победы
..................................................................... 630 Аркадий и Борис Стругацкие Трудно быть богом
......................................................................... 632 Пикник на
обочине.................................................................. 635 Юрий Валентинович Трифонов Обмен................................................................................................
638 Долгое прощание...............................................................................
641 Старик
........................................................................... 645 Другая жизнь
............................................................... 649 Дом на набережной .......................................................................
653 Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский') Любимов.............................................................................................
657 Владимир Осипович Богомолов Иван.....................................................................
660 Момент истины
............................................................... 662 Виталий Николаевич Семин Нагрудный знак «OST».....................................................................
666 Юрий Павлович Казаков Двое в
декабре...................................................................................
670 891 Адам и
Ева..........................................................................................
672 Во сне ты горько
плакал................................................................... 675 Алесъ Адамович Каратели..............................................................................................
678 Чингиз Торекулович Айтматов Джамиля.............................................................................................
682 Прощай,
Гулъсары.............................................................................
684 Белый
пароход....................................................................................
686 И дольше века длится
день.............................................................. 688 Фазиль Абдулович Искандер Созвездие
Козлотура.........................................................................
693 Сандро из
Чегема..............................................................................
696 Защита
Чика.......................................................................................
702 Кролики и
удавы................................................................................
704 Василий Макарович Шукшин Обида...................................................................................................
707 Материнское
сердце..........................................................................
709 Срезал..................................................................................................
711 До третьих петухов
........................................................................... 713 Юз Алешковский Николай Николаевич........................................................................
716 Кенгуру................................................................................................
719 Владимир Емельянович Максимов Семь дней творения..........................................................................
722 Георгий Николаевич Владимов Большая
руда......................................................................................
728 Три минуты
молчания......................................................................
730 Верный
Руслан....................................................................................
734 Анатолий Игнатьевич Приставкин Ночевала тучка
золотая.....................................................................
738 Юрий Витальевич Мамлеев Шатуны...............................................................................................
741 Фридрих Наумович Горенштейн Псалом.................................................................................................
746 Василий Павлович Аксенов Коллеги................................................................................................
751 Поиски
жанра....................................................................................
753 Остров
Крым................................................................................
756 Владимир Николаевич Войнович Два товарища
.............................................................................
758 Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана
Чонкина. 761 Москва 2042......... 765 892 Василий Иванович Белов Такая
война........................................................................................
769 Привычное
дело.................................................................................
771 Плотницкие
рассказы.......................................................................
774 Михаил Михайлович Рощин Валентин и
Валентина.......................................................................
778 Андрей Андреевич Вознесенский Авось!...................................................................................................
781 Евгений Александрович Евтушенко Братская
ГЭС......................................................................................
785 Виктор Александрович Соснора День
Зверя..........................................................................................
790 Эдвард Станиславович Радзинский 104 страницы про
любовь................................................................ 793 Владимир Семенович Маканин Ключарев и
Алимушкин...................................................................
796 Где сходилось небо с
холмами........................................................ 798 Валентин Григорьевич Распутин Последний
срок.................................................................................
801 Живи и
помни...................................................................................
803 Прощание с
Матёрой.......................................................................
806 Андрей Георгиевич Битов Пушкинский
дом...............................................................................
809 Улетающий
Монахов........................................................................
813 Александр Валентинович Вампилов Старший
сын......................................................................................
817 Утиная
охота......................................................................................
820 Прошлым летом в Чулимске...........................................................
823 Марк Сергеевич Харитонов Линии судьбы, или Сундучок
Милашевича................................... 826 Виктория Самойловна Токарева День без
вранья..................................................................................
829 Людмила Стефановна Петрушевская Уроки
музыки....................................................................................
831 Три девушки в
голубом.................................................................... 833 Свой
круг............................................................................................
834 Венедикт Васильевич Ерофеев Москва — Петушки и пр. ...............................................................
837 Борис Петрович Екимов Холюшино
подворье..........................................................................
840 893 Анатолий Андреевич Ким Соловьиное эхо..................................................................................
843 Валерий Георгиевич Попов Жизнь
удалась....................................................................................
846 Иосиф Александрович Бродский Посвящается Ялте.............................................................................
849 Мрамор................................................................................................
852 Сергей Донатович Довлатов Компромисс........................................................................................
856 Иностранка.........................................................................................
859 Руслан Тимофеевич Киреев Победитель..........................................................................................
862 Эдуард Вениаминович Лимонов Эго я,
Эдичка.....................................................................................
865 Александр Абрамович Кабаков Невозвращенец..................................................................................
868 Саша Соколов Школа для
дураков............................................................................
871 Между собакой и
волком................................................................. 873 Указатель авторов произведений...........................................................
876 Указатель названий
произведений........................................................ 878 Энциклопедическое издание ВСЕ ШЕДЕВРЫ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КРАТКОМ
ИЗЛОЖЕНИИ СЮЖЕТЫ И ХАРАКТЕРЫ
Русская литература XX века Редактор А. Кондахсазова Художественный редактор Я. Антонов Технический редактор Я. Сидорова Корректор Г. Иванова Подписано к печати 23.04.97. Формат 70xl08
1/16 Гарнитура Лазурского. Печать офсетная. Усл. печ.
л. 72,24. Тираж 11 000 экз. Заказ 762. «Олимп». Изд. лиц. ЛР № 07190 от 25.10.96. 123007, Москва,
а/я 92. ООО «Издательство ACT». Лиц. ПИМ № 01372 от 16.04.96. 366720, РИ, г. Назрань, ул. Фабричная, 3. При участии ТОО «Харвест». Лицензия ЛВ № 729.
220013, Минск, ул. Я. Коласа, 35—305. Отпечатано с готовых диапозитивов заказчика в типографии издательства «Белорусский Дом
печати». 220013, Минск, пр. Ф. Скорины, 79. В серию «Все шедевры мировой
литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры» входят: Русская литература XX века Русский фольклор. Русская
литература XI—XVIII веков Русская литература XIX
века Зарубежная литература XVII—XVIII веков Зарубежная литература
древних эпох, средневековья и Возрождения Зарубежная литература XIX века
Зарубежная литература XX века (в 2 кн.)
Сканирование
и форматирование: Янко Слава (библиотека
Fort/Da) slavaaa@lenta.ru || [email protected] || http://yanko.lib.ru || Icq#
75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html
|| || http://yankos.chat.ru/ya.html Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму
Мошкову за бескорыстно предоставленное место на
своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет. update 18.06.03
|
|
|