Глава 8

Сворачивая на авеню Гранд-Арме, я говорю себе, что ехать к друзьям «Стрижки бобриком» с лампой в кармане очень неосторожно. Сказать им «привет» в день знакомства я могу и без подарка. В случае провала моей попытки освободить Жизель эта штука может стать для меня ценным козырем.

Что бы с ней такое сделать? Ехать к себе нет времени, да к тому же это было бы крайне неосторожным поступком.

Я останавливаю машину и принимаюсь размышлять. Если бы были открыты почтовые отделения, я бы просто отправил коробку до востребования на свое имя. В подобных случаях это наилучшая тактика, но среди ночи думать о ней не имеет смысла, вы не находите? Так что же делать?

Я улыбаюсь, включаю двигатель и еду в комиссариат на площади Этуаль. Представляюсь дежурному капралу и отдаю ему завернутую в бумагу картонную коробку.

– Спрячьте ее до моего возвращения. Если я не вернусь через два дня, отдадите посылочку комиссару Берлие. – Я пишу на ней адрес в Везине. – Слушайте, капрал, когда будете вручать ему коробку, то не забудьте сказать, что мой труп, по всей вероятности, зарыт в парке владения, находящегося по этому адресу.

Бедный полицейский обалдел от удивления. Я шлепаю его по спине.

– Не делайте такую морду, коллега, а то подумают, что вы только что побеседовали с вашим прапрадедом...

Я убегаю прежде, чем его челюсть успевает вывалиться изо рта.

За городом движение практически на нуле. Я несусь как метеор. Нантерр проскакиваю на такой скорости, что прохожие принимают меня за вихрь. Дальше Шату и, наконец, Везине с его роскошными виллами. Спрашиваю дорогу у какой-то бабы и через пару минут останавливаюсь перед коттеджем «кенгуру».

Это большой кирпичный дом с башенками на четырех углах, придающими ему шикарный вид. В окнах второго этажа горит свет. Я оставляю машину на боковой улице и подхожу к железной решетке ворот. Они заперты на ключ, и я начинаю их отпирать. Ничто меня так не развлекает, как открывание замков Чувствую, язычок убрался. Мой маленький инструмент для открывания замков просто чудо. Вдруг на ворота бросается гора мяса. Я поздравляю себя с тем, что нахожусь по эту их сторону, а не по ту, потому что это датский дог ростом чуть поменьше слона. В лунном свете я вижу, как блестят его глаза. Этот песик ласков, как бенгальский тигр. Клыки у него крупноформатные, и, когда он вонзит их вам в задницу, сесть вы сможете лет этак через сто.

Стараясь его смягчить, я ласково сюсюкаю, но это напрасный труд. У меня больше шансов смягчить судебного исполнителя, чем этого зверя. Я не решаюсь влепить ему в пасть маслину из-за того, что, хотя мой «люгер» разговаривает очень тихо, в ночной тишине его голос будет очень даже слышен, тем более что бандиты вряд ли заткнули себе уши ватой.

Возвращаюсь к машине и, покопавшись в багажнике, нахожу то, что мне нужно: большой разводной ключ.

Датчанин по-прежнему стоит у ворот; к счастью, как и все злые собаки, он молчалив. Я проделываю веселый маневр. Левой рукой показываю псине мою шляпу. Этот волкодав такой дурак! Моя шляпа до того его возбуждает, что он просовывает морду через решетку, чтобы схватить ее. Я бью от всей души – хрясь!

Его черепушка раскалывается, как орех под кованым сапогом. Я открываю ворота и оттаскиваю труп собаки, освобождая вход.

Передо мной прекрасная аллея. Иду по ней, стараясь не очень скрипеть гравием. По мере приближения к дому до меня все яснее доносятся песни. Уголовнички собираются весело встретить Рождество. Надеюсь, еще один гость им не помешает...

Обхожу дом, потому что опыт научил меня не соваться в подобных случаях в парадную дверь. Мне бы прекрасно подошла какая-нибудь боковая. Найдя такую, я открываю ее без малейшего труда. И вот я в узком коридоре, ведущем на кухню. Придется пройти через нее, чтобы попасть в другие помещения. Это не очень удобно, потому что я слышу, как в ней напевает какой-то меломан.

Продвигаюсь на цыпочках и вижу толстого типа туповатого вида, отрезающего себе ломоть ветчины шириной с площадь Конкорд. Я вхожу со шпалером в руке.

– Приятного аппетита!

Он вздрагивает и роняет бутерброд.

– Быстро подними клешни и постарайся коснуться ими неба!

Я никогда не встречал такого послушного мальчика. С ним одно удовольствие играть в полицейские-воры.

– Где девушка?

– Наверху!

– Что значит «наверху»?

– С ними...

А, черт! Полный финиш... А я-то начал надеяться, что все пройдет тихо. Ладно, если понадобится шухер, они его получат.

– Лицом к стене! – приказываю я толстяку.

Он подчиняется, и я с ним кончаю. Извините, преувеличил: я просто разбил об его котелок бутылку шампанского.

Он падает с сильным грохотом.

Я выхожу из кухни и нахожу лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимаюсь, перепрыгивая через ступеньки. Путь мне указывают смех и крики. Подхожу к двери комнаты, где гуляют мерзавцы. В лучшем стиле лакея из комедии я наклоняюсь и заглядываю в замочную скважину. У них там пир горой. Они орут кто во что горазд, жрут и хлещут горькую без всякой меры. В углу комнаты Жизель. Бедняжка привязана к стулу, и трое подонков, посмеиваясь, лапают ее груди.

Я тихо поворачиваю ручку и открываю дверь, но остаюсь в коридоре, готовый отскочить в сторону, если одному из этих гадов придет фантазия поздороваться со мной из шпалера.

– Счастливого Рождества, ребята!

Все оборачиваются.

Некоторые вскрикивают: «Мануэль! Это Ману!»

Секунда замешательства. Я их рассматриваю одного за другим в надежде узнать хотя бы одного, но морды, выставленные перед моими глазами, мне совершенно незнакомы.

– Это не Мануэль! – слышится чей-то голос.

Это заговорил мой карлик. Он сидит в кресле, и я его не сразу заметил.

– Это тот тип, которого чуть не кокнул Фару, – комиссар Сан-Антонио! Пришел за вторым уроком борьбы? – спрашивает он меня.

– Забрать мадемуазель.

Я подхожу к Жизель и вынимаю у нее изо рта кляп.

– Тони, дорогой, ты нашел меня!.. Это чудесно.

Если бы я прислушивался к ее словам, то поцеловал бы взасос (что в моей любовной тактике следует за влажным поцелуем). Куколки все ненормальные, кто больше, кто чуть меньше. Стоило мне появиться, как она тут же решила, что все вошло в норму.

– Минуту! – говорит один из собравшихся. – Минутку, комиссар. Вам не кажется, что вы слишком торопитесь? Я продолжаю развязывать Жизель.

– Что говорит этот длинный? – спрашиваю я карлика. – Кстати, если бы ты хоть немного знал правила хорошего тона, то представил бы нас друг другу.

Они просто обалдевают от моего спокойствия.

Психует только карлик. Он выхватывает, не знаю откуда, пушку и наставляет ее на меня.

– Руки вверх!

Я меряю его самодовольным взглядом.

– Успокойся, Гулливер. Тебе бы понравилось сидеть с целым гардеробом во рту?

Длинный, обратившийся ко мне и, очевидно, являющийся главарем, вмешивается:

– А вы нахал, старина. Я на вашем месте составил бы завещание, а не скалил зубы.

– А зачем мне писать завещание, а? Это делает только тот, кто предчувствует близкую смерть...

– Тогда, – добавляет он с улыбкой, – я бы на вашем месте поспешил почувствовать ее приближение...

Этот длинный идиот начинает меня доставать.

– Откровенность за откровенность, – отвечаю я. – Я бы на твоем месте закрыл рот и заклеил его, чтобы не поддаться искушению снова открыть.

– Очень смешно...

– Слушай, Фрэд, – говорит карлик, – хочешь, я подстрелю лучшую дичь в своей жизни?

– Погоди немного!

Карлик обижается.

– Чего ждать? Все отлично. Он сам залез в пасть к волку. Как видишь, я был прав, когда предложил похитить девчонку...

– Сначала, – отрезает Фрэд, – я хочу узнать, как он нашел наше укрытие. Тебе не кажется, что это важно?

Остальные что-то одобрительно бормочут. Я сосредоточиваюсь: настал момент мобилизации всех мозгов.

– Я вам скажу, как нашел вас, ребятки! Это просто – даже младенец, лежащий в колыбели, и тот поймет... Меня просветил ваш друг Фару.

Они дергаются.

– Брешешь!

– Ну подумайте, – говорю я им, – как я мог сюда добраться, если бы мне не дали наводку?

Я достаю из внутреннего кармана бумажник «Стрижки бобриком».

– Вот его бумаги...

Фрэд буквально подскакивает.

– Он арестован?

– Нет. Жизнь в наше время казалась ему невеселой, и я отправил его отдохнуть к одному моему другу, работающему шофером у сатаны.

– Ты его убил?

– Ну, Фрэд, не порть себе кровь, – говорю я, улыбаясь. – Твой подручный был совершенно невозможным человеком. Даже имея в кишках десять тонн свинца, он пытался сделать мне больно. Будь логичен: я ведь у вас никогда ничего не просил.

– Мне его шлепнуть? – настаивает карлик.

Я злюсь.

– Эй, обмылок, ты меня заколебал.

Я поворачиваюсь к длинному Фрэду.

– Скажи своей моське, чтобы он заткнулся, или я проломлю ему черепок, как датскому теленку... Я пришел поговорить, а не реконструировать Верденское сражение. Но толкать речь перЕд твоими бойскаутами не буду! Прикажи им пойти прогуляться. Сейчас как раз красиво светит луна. Надо этим пользоваться,

Этот совет приходится его парням не по вкусу. Они ворчат, глядя на меня с лютой ненавистью.

– Не слушай его! – говорит малый с кустистыми бровями. – Он тебя замочит, как Фару. Этот гад – просто эпидемия.

– Если вы не будете дурить, ничего не случится. Доказательство – вот моя пушка! Смелый шаг, а, малыши? Вы бы наложили в штаны, но я привык играть по-крупному.

Кажется, мой жест поколебал предубеждение Фрэда.

Он подходит к комоду, достает из ящика автомат, снимает его с предохранителя и кладет на стол.

– Уйдите! – приказывает он своим людям.

– Ты чокнулся, Фрэд! – протестует карлик.

Фрэд, ни слова не говоря, наклоняет его кресло, как обычно делают, когда хотят согнать с сиденья кошку.

Все выходят из комнаты, и мы остаемся втроем.

Атмосфера заметно разрядилась. Фрэд делает знак, что я могу начинать. Тогда, глядя на белокурые волосы Жизель, я поднимаюсь на трибуну.

– Старина Фрэд, я начну сначала. То, что я тебе скажу, будет истинной правдой. Разумеется, это твое дело, верить мне или нет... Я только замечу, что пришел к тебе один, как взрослый. Так что, как ты понимаешь, я не собираюсь устраивать государственный переворот.

Он доброжелательно качает головой, а у меня появляется мысль, что все пройдет хорошо.

– Для начала даю тебе слово, что в данный момент в полиции не работаю. Я не в отставке, но пахать на нынешний режим не хочу. Я имею претензию выбирать себе начальство. Таким образом, стоящий перед тобой не легавый, а просто человек, как все. А теперь скажи мне, кто ваш шеф.

– Шеф я, – отвечает он.

– Ты шеф этой компании придурков, согласен, а я хочу знать, кто возглавляет всю организацию.

Он молчит. Его челюсти сжаты, глаза жесткие и горят.

– Я тебе говорю: всем заправляю я!

– А я тебе говорю, что нет и что ты врешь! И я тебе это докажу, деревянная голова! Если бы ты был главным боссом, зачем бы стал посылать приказы через музыкантов, раз живешь с шайкой?

Мой аргумент бьет его, как прямой правой.

– Твоя шайка не «кенгуру», потому что «кенгуру» уничтожили. Но она состоит на службе у одного из уцелевших членов знаменитой банды. Не желая рисковать, он руководит вами с расстояния и предпочитает, чтобы даже его люди не знали его в лицо. Он выбирает дела и передает инструкции хорошо продуманным способом. Я уверен, что ты сам его не знаешь. Ты только заместитель. Но раз способа связаться с боссом нет, я буду разговаривать с тобой, как будто ты всемогущ.

Видишь ли, случай сделал так, что наши дороги пересеклись. Фару по ошибке выстрелил в меня, из-за чего мне захотелось его найти. Ужиная, я перехватил сообщение морзянкой; постепенно я понял, что к чему, а поскольку мои мозги иногда все-таки работают, мне захотелось тоже послать сообщение музыкальным кодом, раз это сегодня в моде... Короче, после ряда событий я унаследовал лампу.

Лучшего эффекта не добился бы даже парень по имени Аладдин со своей волшебной лампой. Длинный Фрэд встает, как при исполнении национального гимна. Он весь белый и дрожит.

– Что... что ты сказал?

– Да, лампа у меня. Это тебя удивляет? Со мной надо быть готовым ко всему.

Здесь я открываю скобку: только между нами, с этого момента я продвигаюсь в чертовски густом тумане, а все потому, что не знаю, в чем ценность этой самой лампы. Сколько бы я ни прокручивал этот вопрос, никак не могу составить об этом представление. Но признаться Фрэду в своем невежестве я не могу, потому что тогда он здорово надо мной посмеется. Если ему захочется, он сможет поклясться, что в ней фото Тино Росси, и узнать правду я смогу, только попытавшись пересчитать ему клыки. Значит, единственный способ провести все тип-топ – сделать вид, что я знаю все. Уловили? Ну молодцы, Я закрываю скобку, чтобы не было сквозняков.

– Лампа у тебя... – повторяет он как заведенный.

Это начинает действовать мне на нервы. Если он свихнется, я никогда не сумею узнать правду о лампе.

– Не стой как по башке шарахнутый. Да, эта штука у меня, что позволяет мне явиться руки в брюки в ваше логово. Лампа в надежном месте. Если со мной случится какая-то неприятность, даже если я просто поскользнусь на банановой кожуре, она отправится прямиком в полицию, и, чтобы отбить ее, тебе понадобится целый армейский корпус. И еще: не рассчитывай, что сумеешь заставить меня сказать, где она, силовыми методами. Даже если я проявлю слабость, тебе это ничего не даст. Я отнес фараонам маленькую коробочку, не объясняя, что в ней, но сказал/что только лично я могу взять ее. Если за ней явится посыльный, даже с написанной моей рукой запиской, самое безобидное, что они могут сделать, это сунуть его в уютную камеру и устроить поиски пятого угла, чтобы он выложил, где я.

Фрэд с задумчивым видом рассматривает меня.

– А что ты за нее хочешь?

– Не говори так, ты затруднишь наш разговор.

– Сколько?

Я пожимаю плечами.

– Минутку, красавчик! Прежде чем говорить о делах, мне нужны кое-какие сведения. Во-первых, я хочу знать, у кого вы сперли эту штуку.

Мой вопрос его сильно озадачивает. Потом его лицо проясняется: он думает, что я устраиваю ему проверку.

– Кончай валять дурака, Сан-Антонио. Ты прекрасно знаешь, что мы стащили ее с завода в Альзасе, где фрицы дорабатывают свое изобретение.

Хитрю дальше:

– Ладно, я слышал примерно то же самое, но мне, старина, неизвестно, что вы собираетесь с ней делать. Подозреваю, что вы стащили ее у бошей не для того, чтобы использовать самим. Также сомневаюсь, что эта штука может заинтересовать частное лицо...

Фрэд чешет нос.

– Может, патрон собирается загнать лампу америкашкам.

– Так я и думал. В таком случае мы можем договориться. Вот мое предложение: вы возвращаете свободу мне и Жижи, а я передам лампу заинтересованным лицам. За свою работу я ничего не прошу, но хочу быть уверенным, что товар пойдет к симпатичным мне клиентам...

Я говорю это совершенно искренне. Он это понимает, но хочет покопаться в моей мотивации.

– Кто нам поручится, что, выехав из страны, ты не толкнешь эту штуку фрицам? Они бы отвалили тебе много бабок, да еще повесили бы Железный крест...

– Если бы я хотел поступить именно так, зачем мне было приходить сюда? Чтобы получить в брюхо новую порцию маслин?

– Чтобы спасти свою лярву...

– Эй, нельзя ли повежливее! – подает голос Жизель.

Это доказывает, что даже в самых опасных обстоятельствах девчонки дорожат соблюдением внешних приличий.

Я подхожу к Фрэду и кладу руку ему на плечо.

– Не смеши меня, и так все губы потрескались, – говорю. – Знаешь, что бы произошло, если бы я сговорился с фрицами и отдал им лампу? Попросил бы окружить твою хазу усиленным отрядом полиции, приставил бы к губам рупор и сказал...

То, что происходит затем, почище рассказов о колдунах и покруче истории одного малого по имени Самсон, который метил своих врагов ослиной челюстью...

Прежде чем я успеваю до говорить фразу, снаружи доносится громкий замогильный голос – голос, орущий в рупор с жутким акцентом, но с соблюдением всех знаков препинания:

– Внимание, внимание! Предупреждаем, что вилла окружена. У вас есть три минуты, чтобы сдаться По истечении этого времени мы подожжем дом.

Хочу вам сказать сразу, что, если бы призрак Наполеона уселся ко мне на колени и стал играть на гармошке, я бы удивился куда меньше, чем сейчас.

Дверь открывается. Вся шайка Фрэда во главе с карликом вваливается в комнату, вопя.

– Немцы окружили дом! – орут они. – Их больше сотни. Нам хана!

Полностью разделяю это мнение. Фрицы – это полный финиш и для меня. Пока я вел борьбу против банды, можно было бить от души; силы были примерно равны, поскольку у меня остались надежные связи в полиции. Теперь все переменилось: если бы я знал, что дела пойдут так, сидел бы тихо. От фрицев не уйдешь Поимка в компании шайки бандитов, обвиняемых в краже секретных документов, гарантирует Жижи и мне по бесплатному деревянному костюмчику.

– Нас сдал эта гнида! – визжит карлик.

Он поворачивается ко мне. Фрэд хватает свою пушку.

– Падла! – вопит он. – Мусор поганый, он нас одурачил...

Я энергичным жестом велю ему заткнуться.

– Господи, да пошевелите вы мозгами, идиоты! Вы слышали, что сказал парень в рупор? Если мы не выйдем из дома с поднятыми руками, они нас сожгут. Вы что, думаете, мне хочется сыграть Жанну д'Арк?

Они замолкают. Фрэд опускает свой шпалер на несколько сантиметров. Я раздраженно продолжаю:

– Те педерасты, которые собираются сдаться, могут выходить. Если они хотят, чтобы им совали в задницу раскаленное железо, выбивая показания, это их дело. Лично я предпочитаю пустить себе пулю в котелок, чем дать гестаповцам разрезать меня на куски

Фрэд убирает пушку

– Он честный парень, ребята.

Тип снаружи теряет терпение:

– Внимание, внимание! У вас осталась одна минута.

Карлик кривится от ярости.

– Что делать, Фрэд? – спрашивает он.

– Попробуем удрать через погреб!

Все выбегают и мчатся к лестнице. Я делаю малышке знак, и мы следуем за ними.

Моя девочка белая, как молоко, и трясется от страха.

– Бедненькая моя, – шепчу я ей по пути в погреб, – в тот день, когда ты решила пойти на свидание со мной, тебе следовало остаться дома.

Погреб огромен. В нем всего одна бочка и ящик шампанского, зато автоматического оружия до хрена.

– Ого, ребята, – кричу я, – с этим можно выдержать длительную осаду.

– В кого ты хочешь стрелять? – спрашивает карлик. – Снаружи темно, как у негра в жопе.

– Будем стрелять наугад, просто для того, чтобы показать им наши намерения. Отдушины выходят на все четыре стороны дома Мы сможем держать подступы к дому под прицелом и не дать им подойти.

Длинный Фрэд устало пожимает плечами:

– Ну и что это нам даст?

Он прав. Именно потому, что он прав, я начинаю беситься.

– Хотя бы займем время. Может, ты хочешь поиграть в белот?

Я беру автомат и несколько магазинов. Это оружие кажется мне великолепным. Я подхожу к отдушине и вглядываюсь. Совсем не так темно, как утверждал карлик. По-моему, он просто не мог дотянуться мордой до окна. В бледном свете луны я вижу силуэты, копошащиеся у решетки ворот. Я делаю остальным знак закрыть пасть. Несколько теней входят на территорию поместья.

– Ну, парни, разбирайте стволы и палите в кучу! – говорю я.

Несколько человек, в том числе Фрэд, подчиняются и становятся к другим окнам. Эти отдушины оказываются прекрасными бойницами.

Я тщательно выбираю мишень, потом высовываю ствол автомата наружу и нажимаю на спуск. Ночь разрывает короткая очередь. Две тени падают. Моя стрельба вызывает серию проклятий и в то же время заставляет «кенгуру» подать признаки жизни. Ничто не подстегивает энергию лучше запаха пороха.

Со всех сторон начинается пальба.

Только не думайте, что фрицы стоят сложа руки... Пардон! Если бы вы могли присутствовать при их реакции, то спросили бы, где тут туалет.

Не знаю, из чего они в нас стреляют, но это производит тот еще грохот. Ой-ой-ой! Скоро весь дом окружен огнем Эти сволочи хорошо подготовились к празднику и запаслись всем необходимым! По дому лупят десятиметровые струи огня. Вокруг нас начинается потрескивание, халупа загорается. Пахнет жареным, и температура заметно повышается.

– Нам крышка! – стонет карлик.

Чтобы заставить замолчать, я пинаю его в задницу, причем для выполнения этого общественно полезного дела ногу мне не приходится поднимать особо высоко.

– Заткнись, малыш! Если трусишь, выходи под пули.

Фрэд, оказавшийся довольно симпатичным парнем, смотрит на меня вопросительно.

– Куда она ведет? – спрашиваю я, указывая на железную дверь.

– В сад. В нее завозят уголь...

– А в глубине сада есть выход?

– Калитки нет, но в заборе дыра...

– Предпримем вылазку?

– Это кажется мне отчаянным решением, но другого выхода я не вижу.

Я подхожу к Жизель, едва не падающей в обморок.

– Держись рядом со мной, не отставай. Мы попытаемся прорваться.

Я говорю ей эти слова едва слышным голосом, и они придают ей немного мужества.

Мы открываем железную дверь. Нам в лицо ударяет огненный ветер.

Один за другим мы выходим в узкую дверь. Нас встречает автоматная очередь. Несколько человек Фрэда падают. Другие отчанно бросаются вперед. Я хватаю свою красавицу за руку.

– Дай им попытать удачи, – говорю я ей.

Я заставляю ее лечь на землю и сам падаю рядом. Мы слышим шум перестрелки. На нас сыплются искры.

– Видишь справа гараж? – спрашиваю я ее.

– Да.

– Постараемся добраться до него. Я видел, что дверь открыта, а внутри стоит тачка. Эти гады бросились преследовать банду. Осталось только несколько человек, чтобы наблюдать за дверями на случай, если не все выбежали. У нас есть пара минут, которыми надо воспользоваться.

Мы потихоньку ползем в указанном мною направлении. До гаража осталось два метра. Проклятье! Перед входом стоят два фрица. Если я выстрелю в них из автомата, который благоразумно сохранил, начнется громкий концерт, какие умеют давать парни из гестапо. Самое время созвать мозги на пленарное заседание.

– Ты умеешь водить машину?

– Да, – отвечает она.

– Хорошо! Тогда открывай пошире уши: я вернусь назад, чтобы убрать этих двоих. Если я выстрелю в них отсюда, остальные превратят нас в дуршлаг.

– Но, – шепчет она, – они же могут тебя убить.

– Меня защитит угол дома. Как только оба фрица ткнутся мордой в землю, забегай в гараж, заводи колымагу и выезжай. Я вскочу на ходу. Только не забудь оставить дверцу открытой, а то мне достанется.

Не дожидаясь ее мнения, я ползу назад. Меня освещает огонь пожара. Этот костер отличная штука, потому что удерживает немцев на расстоянии. Я упираюсь локтем в" землю и стреляю в двух солдат. Они падают, как в фильмах про индейцев. Только бы Жижи не растерялась! Я замираю за цветочной клумбой. Цветов на ней, естественно, нет, потому что зима в разгаре, но холмик достаточно высок, чтобы за ним можно было укрыться.

Я отлично сделал, что спрятался там. Немцы, стоящие перед домом, непрерывно посылают мне воздушные поцелуи. Вокруг меня взлетают комочки земли. Я жутко боюсь, что Жизель выедет именно в эту секунду, потому что из-за стрельбы не могу подняться. Слышу урчание мотора. Может быть, фрицам его не слышно из-за треска пальбы... Хорошо бы! Лучше сделать им сюрприз. Одна пуля в бензобак – и второй не понадобится... Господи! Я бы отдал что угодно, лишь бы превратиться в крота. Какую прогулку под землей я бы совершил! Мне становится смешно при мысли, что я и сейчас могу отправиться в землю. Между нами говоря, если я выпутаюсь из этого приключения, это будет значить, что мой ангел-хранитель в большой чести у своего начальства.

Из гаража вылетает автомобиль. Это «панхард», большой, как корабль. За восемь десятых секунды он оказывается возле меня. Я поручаю свою душу кому положено, умоляя найти ей хорошее применение, если моя карточка на табак станет вакантной, и бросаюсь вперед из-за клумбы.

Одна пуля со свистом проносится перед моим носом, вторая пробивает полу пальто.

Я вскакиваю в машину и закрываю дверцу.

– Подвинься! – говорю я Жизель. – И пригнись.

Она подчиняется с такой покорностью, которая заставила бы взвыть от зависти всех жалких мужичонков, начинающих трястись, едва их баба повысит голос.

Вцепляюсь в руль. Если вы никогда не видели автогонки по огороду, занимайте скорее место. Спектакль того стоит! Эти придурки, думая, что я рвану прямиком к воротам, выстраиваются в pd перпендикулярно забору и ждут меня, рассчитывая расстрелять в упор. Но Сан-Антонио их жутко разочаровывает! Вместо того чтобы мчаться к воле, я сворачиваю за дом. Полагая, что разгадали мою хитрость, они все, как один, бегут мне навстречу. Тут я делаю потрясающий трюк: разворачиваюсь и гоню прямо к воротам. Когда они приходят в себя, я уже поравнялся с ними, а пока они поднимают автоматы, я уже выехал за ограду. Целую, счастливо оставаться!

По кузову стучит град пуль, стекла разлетаются на куски, но мы уже на дороге.

А дорога – это почти свобода, правда?