"Хранители" - читать интересную книгу автора (Кристофер Джон)

8. ВОССТАНИЕ

Незаметно подошли каникулы. Вот уже отшумели веселые празднества с традиционным концертом по случаю окончания семестра и, наконец, наступило ясное морозное утро, когда почтовая карета повезла Роба и Майка через припорошенные снегом поля в небольшой торговый городок, где их ждала коляска Гиффордов.

От дома, окруженного заснеженным садом, веяло спокойствием и уютом. Навстречу им выбежала Сесили, за ней степенно шла миссис Гиффорд, и даже мистер Гиффорд оставил своих карликовых питомцев.

Сезон охоты был в полном разгаре. Местное общество собиралось дважды в месяц, но Гиффорды состояли в нескольких охотничьих обществах и поэтому, проехав пару лишних миль, могли с легкостью заполнить почти всю неделю, кроме воскресенья. Мистер Гиффорд не ездил с ними, но миссис Гиффорд и даже Сесили на своем любимом пони с удовольствием принимали участие в охоте.

Роб скоро вошел во вкус. Когда он первый раз увидел убитую лису, его затошнило, но он понимал, что должен пройти и через это. Охота была традицией, а традиция здесь управляла всем. Роб быстро избавился от отвращения и даже наслаждался новизной впечатлений: охотники в красных камзолах, потные лоснящиеся лошади; гончие, преследующие добычу по склону холма; клич охотничьего рожка, рассекающий пасмурное утро. А в конце суматошного дня – приятная усталость; дом, где ждет горячая ванная, чай с пышками у пылающего камина в уютной гостиной, залитой мягким светом. Это было чувство принадлежности.

Наступило Рождество, пора праздников и подарков. В холле поставили елку, и все слуги, даже новый помощник старшего садовника, застенчивый неуклюжий мальчик младше Роба и Майка, нашли под ней милые подарки для себя. В канун Рождества потеплело. Когда карета везла Гиффордов в деревенскую церковь, шел дождь, а на обратном пути прояснилось, и выглянуло солнце. На обед была индейка и сливовый пудинг, сладкие пирожки с изюмом и миндалем, орехи и вино. Забавные хлопушки взрывались малюсенькими сюрпризами и шутливыми записочками. Все весело смеялись.

На первый взгляд, Рождество в Графстве праздновалось также, как в Урбансе: те же индейка, пудинг, хлопушки и смешные розыгрыши. Но Рождество в Урбансе было лишь бледной копией праздника, который он увидел здесь. Под вечер из деревни приехал рождественский хор. Сначала они пели в парке, освещая сумерки разноцветными фонариками, потом собрались в доме и снова пели. Роб вспомнил прошлое Рождество дома: бесконечные праздничные гуляния по головидению. Даже тогда они казались ему фальшивыми, а теперь, подумав об этом, он содрогнулся от отвращения.

Позже Сесили спросила его:

– Роб, а какое Рождество в Непале?

– Почти как здесь.

Она лежала на ковре перед камином. Черные волосы в отсвете огня отливали бронзой.

– Точь-в-точь? Так не бывает. Должна быть какая-то разница.

– Очень небольшая. Например, вместо индейки там подают жареного дронта.

– Дронты давно вымерли. Я знаю. – надулась Сесили.

– Только не в Непале. – Роб отвечал лениво, его больше не пугали вопросы Сесили, он даже мог подразнить ее. – Они живут в крошечных долинах высоко-высоко в горах и едят лимоны и имбирь. Это придает их мясу восхитительный привкус.

– Ты меня разыгрываешь, – сказала она недоверчиво.

– Ничуть. А еще там живут Противные Снеговики.

– Ой! Я слышала про них. А почему – противные?

– Потому что, когда они приходят в гости, они почему-то сразу бегут к огню, тают и растекаются по ковру ледяной лужей. Как, по-твоему, это не противно?

Сесили вскочила и бросилась на него с кулачками. Роб, смеясь, защищался. Миссис Гиффорд наблюдала за их шумной возней несколько минут, ласково улыбаясь, потом сказала:

– Пора спать, моя дорогая.

– Ну, мамочка! Ведь Рождество.

– Поэтому тебе и разрешили так долго не ложиться. А теперь пора спать. Через десять минут я к тебе зайду.

Сесили, насупившись, попрощалась и пошла наверх. Из соседней комнаты доносилась тихая музыка – Майк играл на рояле. Мистер Гиффорд ушел в оранжерею – вероятно, пожелать своим карликовым деревцам спокойной ночи.

– Значит, вы с Майком уезжаете второго января? – спросила миссис Гиффорд.

Пенфолды прислали приглашение погостить у них несколько дней. Роб не горел желанием ехать, но из-за Майка был вынужден согласиться.

– Да, тетя Маргарет, – ответил он.

Очки делали ее взгляд строгим, но это было обманчивое впечатление, как и легкая резкость в голосе. Хотя Роб по-прежнему чувствовал порой неловкость в ее присутствии, он больше не боялся, что она решит отказаться от своего эксперимента и отошлет его в Урбанс. Он уже понял, что миссис Гиффорд не относилась к тем людям, кто легкомысленно берется за что-либо, а потом пасует перед первой же трудностью. Она обладала недюжинным умом и всегда смотрела вглубь проблемы.

– Дэниел Пенфолд учится в вашей школе?

– Учился, – ответил Роб. – Он уже закончил, осенью собирается поступать в Оксфорд.

Иголка миссис Гиффорд неустанно сновала по рукоделию.

– Что он за человек?

– Я его плохо знаю.

– Не так хорошо, как Майк?

– Я ведь проучился только один семестр, – осторожно сказал Роб.

– Я надеюсь, он неглуп?

Роб уже усвоил, что назвать человека умным в Графстве вовсе не означало польстить ему. Многие умные люди всячески скрывали это качество.

– Он получал оксфордскую стипендию.

– Да, – кивнула она. – Я слышала, что он умен.

Она замолчала, продолжая вышивать. Роб надеялся, что она больше не вернется к этому разговору. Говорить о Пенфолде с матерью Майка было неловко, и Роб обрадовался, когда миссис Гиффорд сменила тему:

– У тебя очень хороший табель, Роб.

– Спасибо, тетя Маргарет.

– Ты делаешь успехи. Жаль, что я не могу сказать того же о Майке.

Он не возразил.

– Его табель встревожил меня, – продолжала миссис Гиффорд. – Слишком много замечаний типа «способен на большее» и «учится без прилежания». То же самое – в спорте. «Подавал большие надежды, но не оправдал их. Полностью утратил интерес к занятиям», – так, кажется, написал тренер.

– Он ведь болел весной, – сказал Роб.

– Прошел почти год.

И снова Роб не возразил ей. Он боялся сказать что-нибудь лишнее.

– Теперь эта поездка к Пенфолдам. Мы едва знакомы с ними, но то, что я слышала о старшем мальчике, меня тревожит. Его армейские заслуги были, мягко говоря… не вполне удовлетворительны. Он подал в отставку, но, как мне кажется, не по своей воле.

Роб поднял глаза и встретился с ее взглядом.

– Поверь, Роб, я никогда не стала бы говорить с тобой об этом. – Она не лгала. Сплетни в Графстве были делом обычным, но миссис Гиффорд никогда не повторяла чужих пересудов. – Просто, я уверена, что ты захочешь помочь Майку чем только сможешь.

Она не сказала: «вспомни, что он сделал для тебя», но ей и не нужно было этого говорить. Роб чувствовал, как его засасывает сила ее личности. Он уже готов был рассказать ей все: о Майке, о Пенфолде и об их революционных планах. Но «истинный джентльмен не способен на предательство» – он мог напомнить миссис Гиффорд ее же слова. Не Майк, а страх предстать в ее глазах презренным фискалом, остановил его.

– Оставим пока этот разговор, – сказала она. – Я знаю, ты всегда поможешь Майку, если он будет в этом нуждаться. Надеюсь, вы хорошо проведете время у Пенфолдов. Помни, чему я тебя учила. Будь внимателен к хозяевам дома и не забывай о чаевых прислуге. А сейчас я пойду к Сесили. После таких праздников она обычно долго не может успокоиться.

Когда она выходила из комнаты, Роб встал. Так было принято. Он не сел и после, глядя на огонь в камине и прислушиваясь к тихим звукам рояля. Что было лишь традицией, а что истинно? С легкостью ориентироваться в этом лабиринте могли только те, кто родился и вырос здесь. Как Майк. Но он непременно научится. Он принял решение и не собирался отступаться от него.

Снаружи дом Пенфолдов выглядел вполне заурядно и традиционно. Выстроенный в симметричном грегорианском стиле, он был меньше и компактнее, чем дом Гиффордов. Внутри контраст был иного рода. В убранстве дома чувствовался едва уловимый налет беспорядка, словно все вещи находились не на своих местах. Неряшливо одетые слуги выполняли свои обязанности плохо и с ленцой. в первое же утро чай в спальню был подан холодным, а когда Роб увидел свои «чищеные» ботинки, он понял, что придется браться за щетку самому.

Маленький толстячок мистер Пенфолд, внешне – полная противоположность мистеру Гиффорду, также держался в стороне от домашних забот и также имел увлечение, которое превратилось у него в навязчивую идею. Мистер Пенфолд мастерил часы. Весь дом был наводнен его творениями. В комнате Роба уже стояли двое часов; и пока они с Майком гостили у Пенфолдов, мистер Пенфолд сделал еще одни и с гордостью поставил их в гостиной. Странной конструкции часы венчали мачту галеона, который продирался сквозь штормовые волны раскрашенного деревянного моря. При взгляде на этот шедевр Роб чувствовал легкую тошноту.

Миссис Пенфолд даже отдаленно не напоминала миссис Гиффорд. Как и муж, маленькая и пухленькая, она была еще и страшная неумеха. Все ее участие в домашних делах ограничивалось странными приступами тихой паники, когда что-нибудь не ладилось. Впрочем, между этими короткими паузами ее дрожащий от волнения голосок звучал почти беспрестанно. Говорила она чаще всего ни о чем.

Дом кое-как держался на дочери Пенфолдов Лилиан, тридцати с лишним лет, все еще незамужней. У нее было вытянутое болезненно-желтоватое лицо с темными, близко посаженными глазами, хмуро глядящими из-под густых бровей. Говорила она резким сварливым голосом и всегда – или жаловалась, или бранилась. Жаловалась на нерадивых слуг и бранила тех же слуг. Насколько можно было судить, это ничуть не помогало. Еда подавалась с опозданием, едва теплая и скверно приготовленная.

Дэниел Пенфолд при близком знакомстве, да и в сравнении со своими домочадцами, оказался более приятным. Держался он неуверенно, с обезоруживающей застенчивостью. Как подозревал Роб, виной тому был его брат Роджер, офицер в отставке, лет тридцати. Как и сестра, он мрачно взирал на мир, но его недовольство выражалось в более резкой манере. Дэниел явно находился под большим влиянием брата. У Роджера были холодные серые глаза и правильные, хотя и резковатые черты лица. Когда он волновался, уголок его рта чуть подергивался.

Как-то за обедом Майк спросил его о войне в Китае, и Роджер разразился целой тирадой, позабыв о еде. Ковыряя вилкой непрожаренное мясо с комковатым картофельным пюре и переваренной капустой, Роб хорошо понимал, почему аппетит Роджера переключился на разговор, но сам не участвовал в споре. По словам Роджера Пенфолда, эта война могла закончиться не один десяток лет назад.

– Но ведь Китай – большая страна, – возразил Майк. – Подавят восстание в одной провинции, а партизаны тотчас же объявятся в другой.

– Это ложь, к тому же неубедительная. Никто и не пытается ничего сделать. Просто это – весьма удобное местечко, куда можно упрятать опасных бунтовщиков.

– Но вас никто не принуждал?

– Я – офицер. Есть и другие добровольцы, но большинство вербуют из Урбансов. Их ставят перед выбором: либо Китай, либо тюрьма. Семь лет армейской муштры и все. Смерть в бою на этой войне им не грозит. Да они счастливы, что так легко отделались!

Он замолчал, взялся было за нож и вилку, но снова отложил:

– Вся система основана на условностях и строжайшей конспирации, – продолжал Роджер. – Возьмем хотя бы деньги. Мы не говорим о них, словно их не существует. Мы живем на вклады, но никто не спрашивает, откуда они берутся. Так вот, эти деньги из Урбансов. Урбиты на заводах и фабриках производят товары, а джентри кормятся на доходы. Прежде капиталисты хоть как-то соприкасались со своими кормильцами, теперь же всякая связь изничтожена. Руки в перчатках передают вычищенные и умытые денежки через границу.

Робу показалось, что Роджер говорит чересчур напыщенным, книжным языком. Он тут же представил, как моют монеты в громадной бочке, тщательно сушат и передают через забор по цепочке из рук, одетых в перчатки. Конечно, он понимал, что это всего лишь метафора. Здесь и деньги были совсем другие – золотые и серебряные монеты, а не пластиковые жетоны и полосочки из папиросной бумаги, как в Урбансах. Роджер продолжал гневно рассуждать о несправедливостях общества. Майк слушал, затаив дыхание, а Роб попытался все-таки доесть, что было на тарелке и очень надеялся, что пудинг будет хоть немного съедобнее.

Они пробыли у Пенфолдов четыре дня. Наконец, к радости Роба, тягостный визит закончился, и мальчики отправились домой. Капитан и Песенка неспешным шагом везли их по гладкой равнине. Было раннее морозное утро.

– Этот дворецкий… – первым заговорил Роб. – Я ему дал полсоверена, как сказала тетя Маргарет, а он взял с такой миной, словно это был шестипенсовик. Как ты думаешь, он привык получать больше?

– Сомневаюсь, – ответил Майк. – Просто он такой сердитый и раздражительный от природы.

– А по-моему, здесь виновата атмосфера в доме, – не удержался Роб.

– Ты имеешь в виду сестру Дэна?

– И брата тоже.

– Не сравнивай. Она – уже почти готовая старая дева, злая на весь мир. А он хочет что-то изменить, сделать лучше…

– Например, совершить революцию.

– Если потребуется.

– Послушай, предположим даже, у него получится, разрушит он этот несправедливый мир. А что взамен?

– Что-то лучшее…

– Но что?

– Новое, свободное общество, которое сможет развиваться. Где людей не будут принуждать жить в праздности или всеобщей тупости. Где такие, как мой отец, смогут найти более достойное занятие для своих мозгов, чем разведение дурацких деревьев-карликов.

– Или мистер Пенфолд со своими часами?

– Точно!

– Но это глупо, – сказал Роб. – Всегда были люди, увлечения которых многие считали смешными. И чем ты прикажешь им заниматься в их возрасте?

– Дело не только в них. Это просто еще одно подтверждение. Все кануло в прошлое. Почему, например, сейчас не летают в космос?

Роб вспомнил, что ответил ему учитель на уроке истории техники на такой же вопрос, и повторил Майку: дескать, «очень расточительно и никакой пользы для человечества».

– А что на пользу человечеству? – спросил Майк. – Конные состязания? Крикет, вечеринки? А может, головидение и Игры? Ты говоришь: расточительно. Да разве есть что-нибудь более расточительное, чем ограничение человеческой мысли?

– Люди довольны своей жизнью, – не сдавался Роб. – Это главное, – смутившись под взглядом Майка, он добавил, словно защищаясь: – Во всяком случае, большинство. И потом, я не представляю, как Пенфолды смогут совершить революцию – свой дом, и то не могут в порядок привести.

– Это миссис Пенфолд и Лилиан. Роджер тут ни при чем.

– Значит, Роджер с Дэном собираются воевать вдвоем, так что ли?

– У них много единомышленников.

Роб сомневался, что их действительно много: дюжина, а то и меньше мрачных ворчунов, злословящих за обедом. Не мудрено при такой скверной кухне. Пустые разговоры, рожденные плохим пищеварением. И все-таки… Он вспомнил, что говорила миссис Гиффорд о дурной репутации Роджера. Майку лучше держаться от него подальше. Роб осторожно, намеками, стал говорить об этом Майку. Тот немного послушал, потом спросил:

– Тебя мама научила?

– Что ты имеешь в виду? – смутился Роб.

– Она говорила со мной после того, как прочитала мой последний табель. Помнишь, на Рождество, вы с ней сидели в гостиной, а я музицировал в соседней комнате? Тогда я тоже кое-что услышал. В нашем доме довольно забавная акустика.

– Я ничего…

– Не сказал ей? – он усмехнулся. – Не волнуйся, я знаю. И за меня тоже не волнуйся. Мама часто бьет тревогу из-за пустяков.

Тревожиться и вправду было не о чем. У Майка это просто маленькое помешательство, пунктик. У них в школе был один мальчишка, который всю первую половину семестра прилежно учился играть на скрипке, а вторую – строгал кораблики, чтобы потом пустить их в плавание по реке в окрестностях школы. Последней своей страсти он предавался с тем же воодушевлением, и хотя оба увлечения закончились безрезультатно, второе было менее изнурительно для окружающих.

– Забавно, – усмехнулся Майк.

– Ты о чем?

– Если бы я не погнался за тобой в тот день, я вряд ли задумался об этом когда-нибудь.

«Может, это и правда», – подумал Роб. А может, Майк просто скучал и искал новых развлечений. Так или иначе, не хотелось, чтобы у него были неприятности. Роб отмахнулся от невеселых раздумий. В конце концов, они возвращались домой, Пенфолды далеко. Все хорошо!

– Поскачем галопом! – крикнул он Майку.

Весенний семестр пролетел даже быстрее осеннего. Роб совсем освоился в школе и, хотя не все шло гладко (в середине семестра он умудрился заработать три порки за три дня), но он должен был признаться себе, что наслаждается жизнью. На юниорском марафоне он завоевал первое место, и теперь его имя Р.Перрот будет добавлено к сотне других, высеченных на основании большого серебряного кубка, а в июне, в День Оратора, ему даже будет позволено произнести коротенькую речь. Думая об этом, Роб чувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Начало каникул пришлось на один из холодных дождливых дней. Почтовая карета тащилась, разбрызгивая лужи в прорехах дорожного покрытия. Ненастье длилось еще три дня, но потом апрельское солнце высушило и согрело землю. Просыпались разбуженные весной почки, каштаны оделись в нежно-зеленую листву.

Близился день рождения Сесили, и Роб с Майком отправились в Оксфорд за подарками. Подъезжая к городу, они поехали тише, залюбовавшись чудесным зрелищем. На солнце сверкали шпили Храма Христа. Настанет день конфирмации, и Роб войдет туда, как Майк, и весь род Гиффордов до него. Пять веков созывал прихожан под своды Дома Божьего – так называли здесь эту церковь – Большой Колокол…

– Неплохо смотрится, – сказал он.

Восторженная похвала была не в традициях Графства.

– Да, – ответил Майк, чуть помедлив. – А там, видишь?

– Поля?

– Раньше там были заводы. Машины делали. Не электромобили, а устаревшего типа, с двигателями внутреннего сгорания. Этот завод был одним из крупнейших в Англии. Может, самый крупный.

Город, словно драгоценный камень, лежал в зеленой оправе полей.

– Только не говори, что ты тоскуешь по тем временам, – сказал Роб.

Теперь они все реже спорили об устройстве общества. Они были на разных сторонах, и даже самый жаркий спор ничего бы не изменил.

– Нет, – задумчиво проговорил Майк.

В городе они привязали лошадей возле гостиницы, сразу за Университетом, и пошли за покупками. Майк купил ярко-красный шелковый платок с малиновой бахромой, а Роб – опаловый кулончик на тоненькой серебряной цепочке. Он истратил почти все деньги, но знал, что Сесили понравится подарок. Потом они просто бродили по улице, разглядывая витрины, изобилующие красивыми добротными вещами, не шедшими ни в какое сравнение с теми безделушками, что продавались в Урбансе. Роб залюбовался восхитительным луком с изящными стрелами в вышитом серебром колчане.

Пробили часы на башне. Роб достал карманные часы – рождественский подарок Гиффордов – и сверил время.

– Как ты думаешь, мы должны вернуться домой к обеду?

– Слушай, ты иди, – сказал Майк. – Я приду к гостинице. Совсем забыл, мне надо заскочить к одному парню. Насчет лошади.

– Пойдем вместе, если хочешь.

Майк покачал головой:

– Не стоит. Дело-то на пять минут. А ты пока возьми поесть – они там обычно долго копаются. Мне – бифштекс.

Робу показалось, что Майк просто не хотел брать его с собой. Ну что ж, его дело. Он молча кивнул и пошел к гостинице.

В начале каникул Майк и Роб поехали порыбачить на речку неподалеку от дома. Они поймали несколько форелей, часть тут же приготовили на костре и с аппетитом съели, отделяя от костей крепкое розоватое мясо. Роб обратил внимание на цвет. Оказалось, что здесь форель называли лососем, хотя она не имеет ничего общего с лососевыми. А розоватый цвет мясу придавали крошечные розовые креветки – любимое лакомство форелей.

Майк предложил как-нибудь половить настоящих лососей в верховьях Темзы. Там жили друзья Гиффордов – супруги Бичинги: он – добродушный толстяк огромного роста, она – маленькая и худенькая. Роб уже знал этих милых приветливых людей. Бичинги были бездетны и любили компании молодых людей.

После поездки в Оксфорд Майк решил, наконец, воспользоваться давним приглашением и договорился, что они с Робом приедут к Бичингам в ближайшую пятницу. В четверг, однако, оказалось, что Майк поехать на сможет. Отец разрешил ему купить еще одного гунтера, а знакомый торговец лошадьми в Оксфорде как раз предложил хорошего жеребца. Желающих было много, и упускать неожиданное везение не хотелось.

– Давай отложим рыбалку, – сказал Роб. – Времени достаточно, поедем в другой раз.

– Неудобно. Бичинги ждут нас к обеду. Поезжай один, извинись за меня. Они расстроятся, если мы оба не приедем.

– Хорошо, – согласился Роб. – Удачной покупки тебе!

– Надеюсь. Гарри, конечно, работы прибавится.

– Он поедет с тобой?

– Нет.

– Почему? Он бы помог тебе.

– Не думаю, – Майк говорил чуть раздраженно. – Мистер Лавернхам все равно будет проверять жеребца перед покупкой. – мистер Лавернхам был ветеринаром. – А я хочу посмотреть первым.

Объяснение звучало нескладно, но Майк, очевидно, знал, что делал.

– Ладно. Рассказывай, как добраться до Бичингов. Давай посмотрим по карте.

Роб выехал на рассвете, а когда остановился у реки, солнце стояло уже довольно высоко. За лугами виднелось имение Бичингов, Роб узнал его по конусообразной башне, о которой предупреждал Майк. Башню построил какой-то чудак давным-давно, в Графстве хватало охотников до подобных странных капризов. Бичинги ждали их только к обеду, а пока он мог вдоволь порыбачить. Роб привязал лошадь и устроился на берегу.

Сначала ему не везло. Лососи, словно поддразнивая Роба, резвились в прозрачной воде, поблескивая чешуей, и не обращали внимания на приманку. Только через два часа первая жертва попалась на крючок. Рыба боролась яростно и все-таки сорвалась. Снова долго не клевало, но потом за полчаса Роб поймал одного за другим трех серебристых красавцев: двух – по четыре-пять фунтов и третьего – по меньшей мере, восьми. Стало жарко. Роб вытер пот с лица и взглянул на часы – было начало первого. Бичинги ждали его к часу. Роб решил, что пора остановиться.

Довольный и гордый собой, он ехал через луга. Будет чем похвастаться перед Майком. Он как раз размечтался об этом, когда увидел группу всадников на дороге, за полем. Это зрелище давно стало привычным, и все же он удивился. В Графстве часто собирались компании молодежи, любители поупражняться в верховой езде и покрасоваться друг перед другом своими успехами. Но они никогда не выезжали днем – только утром и вечером. К тому же, в этой группе было больше двух десятков всадников, а не полдюжины, как обычно. Роб смотрел им вслед, пока всадники не исчезли вдали на дороге в Оксфорд, потом пришпорил лошадь.

Возле дома Бичингов царило смятение. Он окликнул пробегавшего мимо слугу – тот буркнул в ответ что-то нечленораздельное. Роб спешился и пошел искать конюха, когда увидел миссис Бичинг. Она была очень бледна. Роб поклонился:

– Что-нибудь случилось? Я могу помочь?

– Ты слышал новости?

Он покачал головой:

– Я был на речке.

– Это ужасно, – голос ее дрожал. – Ужасно! Разве можно было ожидать такого?

– Что стряслось, мэм? – нетерпеливо спросил он.

– Восстание. Но зачем? Как? Невероятно! Они захватили Оксфорд. И Бристоль…

«Оксфорд, – подумал он. – Майк. Покупка лошади была лишь предлогом. Значит, восстание». Все это казалось невероятным. Насилие было уместно где-нибудь в далеком Китае или в Урбансах, во время пьяных бунтов безмозглой толпы, но не здесь, в тихом безмятежном Графстве… А Бристоль был столицей Графства, там находилась штаб-квартира правительства…

– Они не могли захватить Бристоль. Это невозможно.

– У них оружие.

В ее голосе дрожал смертельный страх. Оружие давным-давно не существовало. Только за тридевять земель, в Китае, но никак не в Англии. Даже в Урбансах снаряжение преступников ограничивалось ножами и дубинками. Роб знал, что миссис Бичинг говорит правду, но все еще не мог поверить. «Это наверняка Роджер Пенфолд со своими дружками протащил оружие с Востока», – подумал он.

– Я видел на дороге всадников, – сказал Роб.

– Ополчение, – отозвалась миссис Бичинг. – Но, боюсь, слишком поздно. Мой муж ушел с ними. Он уже стар и… не совсем здоров, но все-таки пошел.

В другое время мысль о старом толстяке мистере Бичинге, скачущем верхом на лошади в бой, рассмешила бы Роба, но теперь он вовсе не чувствовал желания смеяться.

– Я должен вернуться домой.

– Может, поешь сначала?

Роб покачал головой:

– Я поеду.

Имение Гиффордов выглядело покинутым. В пустых конюшнях одиноко стояла лошадь, что захромала несколько дней назад. Конюха нигде не было видно, и Робу пришлось самому расседлать Песенку. Он чистил ее, когда сзади послышались шаги. Роб обернулся и увидел миссис Гиффорд.

– Значит, они все… – начал он.

– Ушли с ополченцами. И твой дядя.

– Вы знаете, где они собираются, тетя Маргарет? Я догоню их.

– Нет. Ты слишком мал.

– Я умею фехтовать, у меня хорошие отметки по фехтованию. Я должен что-то делать.

– Они не нуждаются в помощи детей, – сказала она. – По крайней мере, наша сторона. Роб, где Майк?

– Я не знаю. Он сказал…

– Я хочу слышать правду, – в ее голосе звенел холодный гнев. – Мне кажется, я имею на это право. Он замешан в этом?

– Не знаю… – ее взгляд резал, словно нож. – Думаю, да.

– Расскажи мне все. Все, что тебе известно. От начала до конца.

Он убеждал себя, что бессмысленно дольше хранить тайну, но это была ложь. Больше всего на свете он боялся ее гнева.

Он рассказал о собрании у Пенфолда в школе и о том, что случилось потом.

– На Рождество я поделилась с тобой своей тревогой за Майка, – сказала миссис Гиффорд, когда он замолчал. – Я просила твоей помощи. Неужели это все, что ты мог сделать? Просто отошел в сторону.

– Я спорил с ним.

– Спорил!

– Я думал, что революция, о которой он твердил, просто дикая, сумасшедшая идея, блажь! Разве я мог представить, что это так серьезно?

Она пристально посмотрела на него:

– Ты был жалким беглецом, когда Майк нашел тебя. Урбитом. Голодным, грязным, испуганным, в лохмотьях, снятых с пугала. Он помог тебе, заботился о тебе, упросил нас принять тебя в дом, сделать членом семьи. Надеюсь, ты счастлив, что смог так хорошо отплатить ему.

Она повернулась и вышла из конюшни. На душе у Роба было прескверно. Он продолжал механически водить щеткой по спине лошади. Если бы только удалось отыскать Майка, помочь ему. А потом… Что бы ни случилось, он не сможет больше вернуться в этот дом.

Роб снова оседлал Песенку и вывел ее из конюшни. Когда он уже подъезжал к дорожке, ведущей к воротам, его окликнули. Миссис Гиффорд стояла возле заднего крыльца. Она позвала еще раз, и Роб подъехал.

– Куда ты собрался?

– Я ухожу, мэм.

Она положила руку на поводья.

– Я говорила с тобой слишком резко. Что сделано, то сделано.

Роб покачал головой:

– Я должен уйти.

– Все ушли, – сказала она. – Остались только мы с Сесили, да служанки. Не уходи, Роб.

Ее лицо, печальное и как-то вдруг постаревшее, было все же очень красивым. Роб решился посмотреть в ее глаза, и внезапно понял, что действительно нужен ей. Он молча кивнул и соскочил с лошади.