"" - читать интересную книгу автора (Калинина Дарья)

1. Он хочет прикончить свидетельницу.

2. Хочет поговорить с ней по душам и заручиться ее молчанием или даже поддержкой.

Вот наиболее подходящие объяснения повторного визита Амелина в мой дом. Какая из версий окажется верной? Если первая, то я, как лицо заинтересованное, категорически против. Ну а если Амелин хочет сообщить, что он раскаивается в содеянных преступлениях или что действовал из страха перед своим боссом, который шантажом и угрозами вынуждал беднягу воровать, а самое обидное, что наворованное отбирал?

Что, если Амелин решил покончить с тиранией крепыша и пришел ко мне за помощью и поддержкой? Ведь он догадывается, что милиция пасет меня. Что, если он хочет загладить свои ошибки тем, что поможет милиции обезвредить истинного преступника, как тот сам выражается, «мозг» шайки, но боится идти со своим предложением прямо в милицию, так как там могут не поверить в его благие намерения и очистившуюся душу и отправить на отдых в сырые казематы? Я же, являясь лицом неофициальным, буду служить мостом между ним и органами.

«Да, решено, я иду на контакт. Надо дать ему еще один шанс стать достойным членом общества», – сказала я себе и направилась к парадному.

Мне оставалось сделать буквально несколько шагов, и я была бы у цели, но мне это не удалось, потому что из дверей вышел Амелин собственной персоной, с разочарованной миной на лице.

«Ну, конечно, ведь он не застал меня дома», – подумала я.

Улыбнувшись ему самой доброжелательной улыбкой, которую я когда-либо изображала, чтобы не спугнуть почти раскаявшегося грешника, я была очень удивлена его ответной реакцией. Он замер словно змея и рассматривал меня, как будто я была последним человеком, которого он хотел бы здесь видеть. Мое открыто продемонстрированное желание пойти на контакт испугало его до паники. Я сделала всего один шаг ему навстречу, но эффект был поразительным и превзошел всякие ожидания. Затравленное выражение на его лице быстро сменилось откровенной агрессивностью. Он сильно оттолкнул меня и опрометью кинулся прочь.

– Так легко я тебя не отпущу, голубчик, – возмутилась я и бросилась за ним следом, громко взывая к его разуму и предлагая не останавливаться на полпути и выложить все начистоту.

Из моих требований он выполнил только первое – не останавливаться. Мчался он так быстро, что дух захватывало. Любо-дорого было посмотреть на него со стороны. Амелин стал поразительно смахивать на смертельно перепуганного страуса, для которого все спасение заключалось в бегстве. На все мои увещевания он не отвечал и, что хуже всего, не тормозил. Сообразить что-либо на такой бешеной скорости было страшно сложно, но все же я признала, что для кандидата в кающиеся Амелин чересчур резво бегает.

– Ну черт с ним, буду я еще за ним гоняться, – буркнула я и сдалась.

Обиженная до самых печенок, надувшись от возмущения и негодования нелогичностью поступков Амелина, я присела на лавочку в небольшом скверике возле соседней блочной пятиэтажки. В голове стаей крутились вопросы, ответов на которые у меня не находилось. Я никак не могла придумать разумного объяснения поведению Амелина. Даже если сделать скидку на расшатавшиеся от недавних событий нервы, то все равно это никак не объясняло выражения крайнего отвращения, которое появилось на его лице после моей попытки заговорить с ним.

Неужели мой облик настолько мерзок ему, что он просто не в состоянии переносить его в течение самого короткого времени? Что-то не верится. Может, я и не гожусь для обложки фотожурнала, но в реальной жизни я достаточно хороша. Все-таки я была до такой степени удручена реакцией Амелина, что добыла из недр моей сумочки карманное зеркальце в кожаном футлярчике и критически осмотрела свою физиономию. Решительно ничего пугающего! Нос с горбинкой, родинка ровно между дугами бровей, высокий лоб, а серовато-фиолетовые глаза в обрамлении пушистых черных ресниц были даже красивы. Правда, передние зубы немного домиком… Результаты осмотра меня немного утешили. Чтобы совершенно успокоиться, я подкрасила губы помадой цвета корицы и немного подвела один глаз, потому что он показался мне менее накрашенным, чем его сосед. Доведя таким образом свою внешность до состояния, близкого к идеальному, я обратила внимание и на окружающий мир. По дорожке, которая змеилась мимо моей лавочки, неторопливо передвигался Генка.

– Привет! – обрадовалась я обществу знакомого человека, подумав при этом: «Заодно проверю на нем свою внешность. Если он тоже испугается, тогда со мной беда, потому что мне кажется, что я в полном порядке».

К моей радости и облегчению, Генка рассеянно поздоровался со мной и в ответ на мое приветствие произнес долгожданное:

– Прекрасно выглядишь. Вся румяненькая. Развлекаешься небось целый день. Знаю я вас, девчонок. Вам бы все танцульки и рестораны. О детях пора подумать! – ни к селу ни к городу провозгласил он.

– Ты, можно подумать, надрываешься от непосильных трудов, – заметила я ему не без ехидства.

Генка не заметил подвоха в моей реплике и как ни в чем не бывало сказал:

– Я очень много работаю и сильно устаю. Вот и сегодня должны были привезти партию товара. Я с утра на ушах стою, а они не едут. Я же с ума с ними сойду от беспокойства. Как ты думаешь, что могло их задержать?

– Не знаю, но может, тебе стоит позвонить поставщикам и уточнить? – предложила я.

Генка метнул на меня странный взгляд и сказал:

– Это невозможно, к сожалению.

Мне хватало собственных забот, но все же я подумала про себя, что у Генки необычные поставщики. А сам он точно не от мира сего, если заключает договоры о поставке товара с людьми, до которых невозможно дозвониться.

– Ты не представляешь себе, – снова начал жаловаться Генка на свою жизнь, – всего ужаса моего положения. Мало того, что в новый товар вложена масса средств, но часть из них и не мои вовсе. А если товар не прибудет к вечеру, то меня ждут крупные разборки с хозяевами.

«Что он несет? – недовольно подумала я про себя. – Какие еще разборки? Кому он интересен со своей миниатюрной лавочкой».

Вслух же я произнесла:

– Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь. Откуда крупные неприятности в мелком предпринимательстве? Ведь твой оборот за день составляет тысяч двадцать, а прибыли и того меньше.

– Какие двадцать тысяч, – возмущенно замахал он на меня руками, – откуда ты взяла такие цифры?

И вдруг смущенно умолк, как будто вспомнил о чем-то важном. А потом сказал совсем другим тоном:

– Да, ты права. Оборот не велик, – и умолк на этот раз надолго.

Делать мне было особо нечего и я начала болтать с ним о том о сем. По прошествии продолжительного времени, когда я исчерпала все темы, которые годились для светской беседы, он задумчиво посмотрел вдаль и сказал, словно продолжая диалог с самим собой:

– Приходят покупатели, а мне нечего им предложить. На складе шаром покати. Прошлую партию на границе перехватили, пришлось в лапу пограничникам давать, поэтому была задержка, а что в этот раз случилось – вообще непонятно.

И я поняла, что он ни слова не слышал из того, что я наболтала, весь уйдя в свои мысли о размерах несчастья, которое, возможно, скоро постигнет его.

– Ты провозишь кассеты прямо через границу? – заинтересовалась я, но Генка опять погрузился в себя и не ответил на мой вопрос.

– При чем здесь граница? – продолжала я теребить Генку. – Разве ты покупаешь кассеты не оптом на базе где-нибудь поблизости?

Он, как с неба свалившись, ошарашенно спросил:

– Какие кассеты?

Тут пришел мой черед удивляться:

– Как это какие кассеты? Твои видеокассеты. Ты забыл, чем занимаешься? Тогда я тебе напомню. Тебе принадлежит…

– Знаю, знаю, – перебил он меня. – Ну и что?

– Раз у тебя прокат кассет, то твой товар видеокассеты. Правильно я рассуждаю? И ты их перевозишь через границу? Зачем тебе дополнительные хлопоты и волнения? Ведь проще купить уже здесь, в Питере.

– А-а-а-а, вот ты о чем, – задумчиво протянул Генка, потеряв ко мне и моим словам всякий интерес.

Разговор явно не клеился, и я двинулась к дому. Генка пошел со мной и по пути пытался втолковать мне всю тяжесть своего положения. Догадавшись чисто интуитивно, что ему хочется, чтобы я пожалела его, я от всей души принялась расточать ему свое сочувствие. Кажется, он немного приободрился. Во всяком случае, предпринял попытку пригласить меня к себе, обещая показать вещицу, которая не сможет оставить меня равнодушной. Я уже хотела отказаться, так как устала от сегодняшних треволнений, но любопытство раньше меня на свет родилось, поэтому я поддалась на его уговоры и завернула к нему в гости.

Удивительной вещью оказалась кассета, на которой энергичный здоровяк в американской форме бодро говорил на жутком английском, демонстрируя различные типы огнестрельного оружия: пистолеты, автоматы и их потомство. Во всяком случае то, что он показывал, очень смахивало на то, что могло получиться от скрещивания автомата и пистолета. Дядька наглядно демонстрировал, как с ними обращаться и как их дрессировать, чтобы они хорошо себя вели и не опозорили бы хозяина в неподходящий момент, отказавшись выстрелить. Я поняла это именно так. Делать было нечего. Раз уж пришла, надо было смотреть. И я стала смотреть.

– Есть еще запись на следующей кассете о холодном оружии. Необычайно захватывающе! – сообщил Генка.

Я не разделяла его восторгов. Может быть, из-за полного до сего дня отсутствия в моей жизни потребности в оружии. Единственный раз, когда я держала оружие в руках, был тот случай на уроке начальной военной подготовки, когда наш преподаватель доверчиво протянул мне учебный автомат Калашникова. Он держал его очень уверенно и легко, но, как и следовало ожидать, я его уронила. Автомат, естественно, а не преподавателя. Автомат оказался очень тяжелым и весь был в смазке. Он выскользнул из моих слабых детских рук прямо на ногу Калью Дональдовича, так звали страдальца. Должно быть, ему это показалось здорово неприятно. Он весь сморщился, зашипел и схватился за ногу. Я ничем не могла помочь ему и беспомощно наблюдала за его прыжками. И еще имела глупость поинтересоваться, очень ли ему больно. По-моему, он решил, что я издеваюсь над ним. Я же была полна сочувствия и желания помочь ему или хоть как-то загладить свою вину.

Лучшие побуждения всегда остаются непонятыми или неверно истолкованными. Поэтому, когда собираешься сделать для приятеля доброе дело, нужно все обговорить с ним заранее в мельчайших подробностях. Иначе хлопот потом не оберешься. И на всю жизнь за тобой утвердится репутация человека опасного, непредсказуемого и склонного к идиотским выходкам. Вот если бы Генка объяснил мне заранее, чем он собирается меня порадовать, то я бы успела заблаговременно подготовиться и не была бы столь жестоко разочарована увиденным. А теперь мне, чтоб не показаться невежливой, приходилось умирать от скуки, глядя на румяного сержанта на экране, лихо размахивающего боевым оружием. Он там вообще перешел к каким-то немыслимым механизмам, и понять хотя бы их устройство, если не принцип работы, я была уже не в состоянии. Слишком много у них было составляющих.

Чтобы не уснуть перед экраном, я стала разглядывать окружающую обстановку. И впервые мне в голову пришла мысль, что для проката с грошовым оборотом здесь слишком роскошно. Дело в том, что все предметы приезжали сюда по очереди. Так что мы успевали уже привыкнуть к ним и почти не замечали их. Но сейчас я впервые оценила в денежном эквиваленте стоимость предметов, которые меня окружали.

Кроме вышеупомянутого ксерокса здесь находились: мобильный телефон, магнитофон, на котором мы сейчас и смотрели фильм, множество различных кассет на витринах и без них, диван, пара кресел, электрический чайник и всякие мелочи. Кроме того, у Генки был пейджер, на который он получал таинственные послания, которые не разрешал читать никому. Все вещи были дорогими и породистыми. Сплошные «Sony» и «Panasonic» и никакого тайваньского барахла.

– Как ты не боишься оставлять свою технику на ночь без присмотра? – в который раз восхитилась я его бесхозяйственностью. – Как тебя до сих пор не ограбили, это же уму непостижимо.

– Боятся, – как обычно, ответил Генка.

Раньше я всегда от души хохотала, потому что не представляла, что кто-то может его бояться, но в этот раз мне почему-то не смеялось.

– Чего тебя бояться? Ты же добрый.

– С чего ты взяла? – искренне удивился моим словам Генка.

– Разве нет?

– Нет.

Из неловкого положения меня спас все тот же пейджер, так как на него пришло сообщение, и Генка отвлекся от меня.

– Вот опять спрашивают. Не знаю прямо, как и быть, – опечаленно произнес Генка, прочитав сообщение. – Что мне делать? Ты не знаешь? – спросил он снова.

– Прикинься заболевшим, – не подумав как следует, ляпнула я первое, что пришло в голову, потому что заподозрила его в желании поприставать ко мне с ухаживаниями. – Способ верный, и много раз он меня выручал в школе, а потом и в институте.

Ему мое предложение прикинуться больным неожиданно понравилось. Неожиданно, потому что Генке обычно не нравилось все ординарное, а мое предложение оригинальностью не блистало. К тому же он яростно выступал против любого обмана. Видимо, его здорово приперло, если моя идея пришлась по душе.

– Достаточно мне здесь киснуть, – взбодрился Генка, – я просто чувствую, как бациллы проникают в меня и активно размножаются. Я должен незамедлительно доставить себя к своей постели и, сняв напряжение хорошей дозой секса, заснуть.

Я хотела поинтересоваться, кто именно будет выдавать ему дозу упомянутого снадобья, но не успела. Потому что дверь распахнулась, и в нее ввалились два типа, чей вид настойчиво намекал, что они лично и очень близко знакомы с хозяевами жизни, а может быть, сами и являются ими.

Их короткие шеи и пальцы сверкали от обилия золотой бижутерии. Толстые лица лоснились от недавнего обильного ужина. Упитанные плечи были обтянуты шикарными кожаными пальто, а ботинки слепили своим блеском глаза. Оба были жутко деловиты. Один, не переставая, жестким голосом надиктовывал инструкции в свою мобильную трубку, а другой с важным видом оглядел помещение, как будто прикидывая его стоимость. Времени ему на это потребовалось немного – комната была очень невелика.

Амбалы были похожи друг на друга необычайно. Волосы ежиком, такие же колючие неопределенного цвета маленькие глаза. Что-то неуловимо жесткое, притаившееся в них, делало их почти близнецами. Очень несимпатичными близнецами, надо сказать. Не обремененные активной мыслительной деятельностью лбы спрятались где-то глубоко под волосами, и поэтому видок у близнецов был слегка звероватый.

Приняв угрожающую позу, посетители выжидающе умолкли. Меня их выходки не застали врасплох и особо не испугали. Я достаточно повидала подобных элементов на своем веку и знала, как часто, разговаривая со своими близкими, они встают в боевую стойку. Просто так, на всякий пожарный, чтобы не потерять квалификации. Я нетерпеливо ждала начала разговора между гостями и Генкой, который обещал быть гораздо более захватывающим, чем просмотр фильма. Беспокоили меня лишь мотания головы Генки. Он явно предлагал мне выкатиться из комнаты, но меня разбирало любопытство, поэтому я притворилась, что его намеков не понимаю, и осталась стоять на месте.

Вошедшие наконец утомились топтаться с умными минами, а это, должно быть, требовало чрезмерного напряжения лицевых мускулов, и в своеобразной манере поведали Генке о цели визита.

– Здравствуй, браток, – начал один из них. – Нехорошо от друзей бегать. На звонки не отвечаешь. Самим пришлось к тебе выбираться.

– Нечего сказать, вот и не отвечаю, – раздраженно буркнул Генка. – Не стоило беспокоиться и приезжать. Я вам не супермаркет. Все случается. Заминка произошла.

Тон, которым он произнес свою фразу, был очень недовольным, а держался он с большим апломбом. Еще больше удивило меня поведение его гостей, которые вместо того, чтобы размазать нахала по стене, разгромить всю технику и… Зачем я здесь осталась?!

Они миролюбиво похлопали его по плечу и заговорили одновременно:

– Не психуй, утрясем, – сказал первый.

– Мы с тобой не первый год работаем, – заявил второй и, к моему изумлению, достал бумажник, а оттуда толстую зеленую пачку денег и попытался всучить ее Генке. Генка укоризненно взглянул на меня и процедил:

– После.

У меня вся нижняя челюсть отпала. Бандиты пытались дать Генке деньги! Фантастика – этого просто не могло быть. Что за дела творятся в нашем доме? Когда эти типы ввалились, я, естественно, подумала, что они пришли за оброком. Правда, меня удивил матерый облик посетителей. «Шестерки» все же должны были выглядеть скромнее. Но почему они предлагают скромняге Генке деньги, и ведь дают не рубль, а пачку баксов, оставалось для меня тайной за семью печатями. И мне бы очень хотелось узнать ее, но меня все-таки выставили из комнаты. Я бы, конечно, опустилась до подслушивания, но на площадке стоял еще один из их компании, что исключало всякую возможность услышать их дальнейшую беседу.

Третий тип выпялился на меня с такой откровенно похабной улыбочкой, что я поежилась. Он выглядел просто устрашающе. Кинг-Конг по сравнению с ним казался бы помесью Аллена Делона и Аристотеля. Ведь последний был не только симпатягой, но и отличался древнегреческим интеллектом. А такой дегенеративной внешности, как у этого типа, я давненько не встречала. Если у первых двух лбы терялись где-то между бровями и тем, что заменяло у них челки, то у этого наблюдалось полное отсутствие лба. Серьезно, его просто-напросто не было. Сразу после волос начинался нос. Хотите верьте – хотите нет. Зато во всем остальном природа не поскупилась. Ростом он удался на славу. Накачан был тоже не слабо. Его кулаками можно было жерди в землю вбивать, а ноги напоминали мраморные колонны.

– Увидимся вечером? – неожиданно проговорил этот огромный бифштекс, задорно блеснув клыками.

Я охнула и испуганно шарахнулась от него в сторону. Как-то я упустила из виду, что он может уметь разговаривать. По его внешнему облику я бы не сказала, что дар речи присущ ему. Шарахнулась я очень неудачно. Налетела на угол, он придал моему движению направление в сторону улицы, и опять я оказалась на морозце, который изрядно надоел мне за сегодня.

Прямо перед моим носом сверкала иномарка. Я сразу же решила, что ее хозяин и беседует сейчас с Генкой. Я тщательно запомнила ее номер, может, еще понадобится. Никогда не знаешь, что будет завтра. Я придирчиво осмотрела машину со всех сторон и чуть ли не облизала ее, но никаких особенных примет у нее не нашлось. Она сплошь блистала лаком и хромом. И казалась только что вышедшей из магазина.

Я же оказалась перед дилеммой. Либо торчать на улице в ожидании, когда гости Генки уберутся восвояси, либо, наплевав на стоящую на лестнице живую сексуально озабоченную гору мяса, пойти домой. Мне было неловко за свой идиотский испуг, из-за которого я теперь лишена возможности спокойно пройти к себе. Чтобы не скучать, я стала ругать вслух саму себя:

– Ну и чего ты испугалась? Подумаешь, мужчина предложил вечерком встретиться. Как будто тебя никогда на свидание не приглашали. Что с того, что он такой огромный? Некоторые девушки были бы только счастливы. Могла бы вежливо извиниться или соврать, что замужем. А теперь придется ходить тут кругами. Не пойдешь же ты к нему со словами: «Ах, извините. Вы так жутко выглядите, что я испугалась».

За подобное извинение можно и по физиономии схлопотать. Ах, до чего неудобно получилось! Поломав вдоволь голову и ничего не придумав, я принялась подговаривать себя пойти домой: «Не будь дурой. Не съест же он тебя. И в любом случае надо домой. Не будешь же ты гулять под своими собственными окнами полночи».

Настроив себя на решительный лад, я глубоко вдохнула побольше бодрящего воздуха и напустила на себя важности и суровости. Потом рванула дверь на себя. Дверь гостеприимно распахнулась, и оказалось, что мои долгие приготовления и мучения были напрасны, так как на лестнице никого не было. Поблагодарив в душе всех святых за их неожиданную помощь, я стрелой взлетела вверх на лифте, который в виде исключения работал, и очутилась в родной и славной своей квартирке, которую уж не чаяла увидеть.

Первым делом я вынула из холодильника миску со вчерашним винегретом, сыр, колбасу, а из серванта – бутылку нарзана. Я приготовила парочку аппетитных горячих бутербродов в рекордно быстрый срок. Готовятся они предельно просто. Булка, поверх нее немного майонеза, кусочки колбаски, а сверху всего сыр, который при термической обработке плавится и заливает собой прочие ингредиенты. Поставив перед собой тарелку с основательной порцией винегрета и другую с успевшими поджариться бутербродами, я приступила к ужину. Нарзан приятно порадовал меня веселенькими пузырьками, которые прыгали в стакане. Составные части винегрета успели за день перемешаться и основательно пропитаться соком. Поэтому винегретом я тоже осталась довольна. А вообще я была бы довольна и простым куском хлеба без масла. Еще несколько часов назад, сидя вместе с Наташкой в роковом чуланчике, я прощалась с жизнью, и поэтому сейчас в полной мере отпраздновала свое возвращение в привычный мир живых людей. Праздник я закончила в упоительно горячей ванне, в которую всыпала изрядное количество хвойной соли – для аромата и для успокоения своей нервной системы. А в том, что мои нервы нуждались в успокоении, я не сомневалась ничуть.

Сидя по горло в горячей воде, я с содроганием перебирала в памяти события сегодняшнего дня. И мою эйфорию слегка подпортила мысль о том, что из недавних событий автоматически вытекают крупные последствия. Во-первых, скоро мне предстоит объясняться с капитаном Степановым по поводу моего незапланированного исчезновения, а во-вторых, каким-то образом избежать ответного визита преступной команды ко мне. Поэтому я не торопилась вылезать из ванны. Было очень приятно расслабиться среди запахов соснового леса, поднимавшихся от воды. И тем более было это приятно, что я сознавала всю мимолетность своего отдыха.

«А где, интересно, сейчас Наташа?» – печально подумала я.

Наташе повезло гораздо меньше, чем мне. Это если посмотреть с моей точки зрения, но сама Наташа была почти счастлива. Наконец-то ее жизнь стала похожа на полную приключений жизнь любимых книжных героев. И даже неудобства, которые доставляли насквозь промокшие ботинки и – как следствие – заледеневшие ноги, не могли умерить азарта, охватившего ее.

Она выбрала для себя одного из мужичков из компании Амелина. Почему не пошла за Аськой, она и сама себе объяснить внятно не смогла бы. Вероятно, считая, что Аська ближе Амелину, чем кто-либо другой из шайки, Наташа решила, что голубки встретятся позднее и я смогу проследить дальнейшие передвижения их обоих.

Ее объект оказался не очень проворным, или просто хотел таковым казаться, мужчиной лет 35-40. Его русые волосы были пострижены в каре, прикрывали уши и иногда падали на лицо. Ничего бандитского в его внешности не наблюдалось. Одет он был в джинсы, крепкие ботинки и коричневую кожаную куртку, которая уже залоснилась на сгибах. У него была забавная привычка встряхивать головой на манер Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Он был внешне скорее симпатичным, и, встреть его Наташа при других обстоятельствах, он бы мог приглянуться ей, но сейчас она замечала в его физиономии одну за другой печати порока. То ей не нравился его нос, слишком длинный и прямой, что являлось верным признаком хитрости и двоедушия натуры, то форма рта заставляла ее призадуматься о степени нравственной деградации его обладателя.

«А походка, – негодовала Наташа. – Разве у честных людей может быть такая сутулая спина и шаркающие ноги?»

Объект ее неудовольствия, не торопясь, миновал обязательные ларьки и спустился в метро. За счет своей неторопливости он оказался в вестибюле метро только через 10 минут после Амелина и меня. Все так же спокойно Наташа и ее мужик прошли в поезд и сели каждый в свой вагон.

«Пока все идет хорошо, – поздравила себя Наташа. – Подследственный ведет себя спокойно. Он явно не подозревает о наблюдении, которое за ним ведется».

И впрямь, мужик достал из своей сумки книгу в яркой глянцевой обложке и уткнулся в нее. Название Наташе, естественно, разглядеть через спины людей не удалось, но, если исходить из пестроты обложки, книга относилась к разряду легкого чтива. Мужик смотрел в книгу, Наташа смотрела на него, и все шло прекрасно, тихо и спокойно. Но вот машинист объявил следующую станцию, которой оказался «Парк Победы», и мужик засуетился. Он торопливо захлопнул книгу, затолкал ее обратно в сумку и совершил еще ряд манипуляций со своими вещами, которые явно указывали на его намерение в самом скором времени тронуться в путь. Увидев такое, Наташа заняла позицию – на старт, внимание, марш.

Благополучно выбравшись из метро на поверхность, они пошли налево к огромному, еще только строящемуся зданию. Возле него мужик прочно встал на якорь. Он задумчиво рассматривал дом, время от времени укоризненно качал головой и недовольно морщился при этом. Весь его вид указывал на крайнюю степень негодования. Наташа в свою очередь пыталась обнаружить в конструкции здания дефект, вызвавший его негодование. Ничего не получалось. Здание было не похоже на Версаль, но выглядело достаточно пристойно, чтобы миновать его без длительных колебаний. Но, будучи девочкой справедливой, Наташа не могла не признать за ним известные права на внимание.

Здание выделялось среди окружавших его домов сталинской застройки так же, как, допустим, фикус отличался бы от дельфина, если бы их вдруг стали сравнивать на заседании комиссии экологов. Должно быть, его архитектора интересовало главным образом то, чтобы здание не было похоже ни на какое другое. Что ж, в этом он преуспел. Жаль только, что из его попытки создать чудо вышло чудовище. Но все же, чтобы осудить создателя здания, на взгляд Наташи, хватило бы и 5-10 минут. От нечего делать Наташа пошла вдоль забора, который окружал постройку. При этом она не упускала из виду и мужика, прочно застрявшего перед центральным входом. Забор не относился к разряду глухих и носил чисто символический характер. В той части стройки, которая выходила к метро, он являл собой стальную сетку, которая далее переходила в банальный дощатый забор. Чем дальше продвигалась Наташа и чем больше ей открывалось, тем сильнее захватывало дух. Если фасад гигантской постройки выглядел пристойно, то боковые части были способны устрашить человека, увидевшего их впервые. А Наташа была именно таким человеком.

В конструкции здания напрочь отсутствовало понятие о симметрии. Оно походило на плод творения иной цивилизации с иными, чем у нас, понятиями и ценностями. В здании причудливо сочетались монолитные блоки, малюсенькие окошки, которых, впрочем, было так мало, что и говорить о них не стоило, бетономешалки, увеличенные до вселенских масштабов, и незамысловатые арки, плавно переходившие в галереи неизвестного назначения.

Жутко растолстевший к старости и отяжелевший для полетов космический корабль – вот что это такое, пришла к выводу Наташа, бредя вдоль забора. Но дойдя до торца, она заколебалась в своей оценке. Теперь ей было точно видно, что одиннадцать этажей этого монстра никак не производили впечатления способных взлететь.

Списанная за ненадобностью космическая станция, переоборудованная под центр досуга.

Новая версия понравилась Наташе больше, и она остановилась на ней. Решив, что увидела достаточно, она повернула обратно к оставленному без присмотра мужику, который, впрочем, вел себя по-джентльменски и не сбежал, воспользовавшись отлучкой Наташи.

На обратном пути ее порадовал переход от одной высокой части здания к другой, более низкой, по чьей-то прихоти выполненный в виде лесенки. Лесенка плавно переходила в три плоские консервные банки огромных размеров, вмонтированные в стену. Бесспорно, главным достоинством постройки были ее фантастические габариты. Эрмитаж по размерам был гораздо скромней этой словно сошедшей со страниц Айзека Азимова удивительной громады, расположившейся здесь прочно и на века.

Вернувшись под защиту (защиту от ненужных взглядов) рекламного щита, Наташа начала мучить себя вопросами, на которые сама же придумывала подходящие по смыслу ответы. Почему он торчит перед фасадом этого здания? Почему оно его заинтересовало? Ведь архитектор мастерски спрятал истинные размеры своего детища вдали от того места, где стоит мой мужик. И они в глаза не бросаются. Так почему он стоит как приклеенный именно там?

Ответа, который бы все прояснил, у нее не нашлось. А по узкому проулочку озабоченно сновали прохожие, спешащие к семьям, к домашнему теплу. Их ждали мужья и жены. Всех ждал дома ужин, приготовленный заранее. Придя домой, граждане разогреют его на плитах и в микроволновках и, кто в кругу семьи, а кто и в гордом одиночестве, воздадут должное и супу, и жареной курице, и гарниру, и десерту. Учитывая, что сейчас пост, многие, возможно, заменят жареную курицу на рыбу. Пережевывая пищу, никто из них не подумает о бедной, начинающей замерзать девочке, вынужденной коченеть на морозе в тонком пальто. Замерзнуть из-за того, что один придурок никак не может сойти с места, было бы глупо.

Наташа затосковала. Она вспомнила о любимом муже, который уже вернулся с работы и теперь ищет свою милую женушку. Вот он снимает ботинки и, удивляясь пустоте и темноте, царящим в квартире, зовет, улыбаясь, ее, Наташу. Он зажигает свет и видит, что она вовсе не заснула на их диване, что ее просто нет. Тогда он, потирая замерзшие на улице руки, идет на кухню и начинает разогревать обед. Он заглядывает в хлебницу, стоящую на холодильнике, думая, что дома нет хлеба, а Наташа вспомнила об этом в последнюю минуту и побежала в булочную. Но нет. Хлеба много, белого и ржаного. Муж начинает искать записку от своей жены, где она сообщает, когда вернется. Записки, естественно, нет. Пообедав и вымыв посуду, он садится перед телевизором и невнимательно смотрит «Поле чудес».

Время бежит, жены нет. Он звонит друзьям, они ничем не могут ему помочь. Никто не знает, где Наташа. Единственная, кто может ему помочь, – это Даша, но он не помнит номер ее телефона. Тогда он тяжело вздыхает и идет к ней в гости с целью узнать, не у нее ли жена. Но на громкие звонки никто не отвечает. Все правильно, Дашка влезла в ванну и открывать не собирается. Или думает, что это бандиты пришли по ее душу, и тем более не открывает. Или ее еще нет дома, потому что она увлеклась слежкой.

Таких мыслей Наташе могло хватить надолго.

После четверти часа ожидания Наташа все же стала терять терпение. Она укоризненно выглядывала из-за массивного рекламного щита на непоколебимо стоящего у здания мужика и посылала ему убийственной силы импульсы, приказывая немедленно перестать прикидываться столбом. Мужик не реагировал. Медленно закипая изнутри, Наташа в то же время и с такой же скоростью остывала снаружи. Потом ее охватило беспокойство.

– Он впал в кому, – доверчиво сообщила она вслух себе, потому что больше никто не желал ее слушать. – Как следует поступить? Помощь мне ему медицинскую, что ли, оказывать?

– Не изволите ли искусственное дыхание или массаж за вполне умеренную плату?

– Сколько возьмете? – развивала она воображаемый диалог, в котором ей приходилось играть обе роли.

– Много не спрошу. Ответьте только на один вопрос.

– Какой вопрос?

– Какого черта вы торчите здесь уже больше получаса?

Ответа она не получила, потому что ничего подходящего по смыслу не могла придумать. Она отошла на несколько метров назад и попыталась с новой точки обзора получить ответ на загадку притягательной силы этой стройки для некоторых особей мужского пола. Подняв голову повыше, придирчиво осмотрела верхние этажи. Они ее ничем особенным не порадовали. Но случайно ее взгляд упал на щит, который ошибочно приняла за рекламный. Надпись на щите гласила, что строительство здания Публичной библиотеки заканчивается в третьем квартале 199… года. Работы ведут – заказчик, подрядчик и так далее.

– Вот оно что!

Неясность, витавшая повсюду, внезапно исчезла, как будто ее сдуло порывом ветра. Она уступила место полному осознанию происходящего.

– Если бы я собиралась ограбить банк, то мне тоже не было бы в тягость глазеть на него часами и прикидывать, где лучше отступать, где расставить людей, где поставить машину…

Так была решена загадка поведения подследственного. Наташа остыла в прямом и переносном смыслах. С умиротворенным выражением лица она посматривала на затылок человека, который и не подозревал, что его зловещие планы, тщательно скрываемые им даже от любимой собаки, раскрыты за 15 с небольшим секунд начинающим детективом в юбке. Наташа снисходительно улыбнулась ему и ехидно пробормотала:

– Что можно требовать от мужчин? Никакой фантазии или изощренности. Голый примитивизм.

– Боюсь, что вы не правы, – раздался мелодичный голос над ее головой.

Подпрыгнув на месте от неожиданности и громко ойкнув, Наташа увидела, что рядом с ней стоит ослепительной красоты молодой человек. В полумраке вечера Наташе показалось, что с небес к ней спустился ангел. Глаза простых смертных, должно быть, не выдерживали и начинали слезиться от блеска его зубов, сверкавших за чувственными припухлыми губами. Над его головой было нечто, здорово напоминающее нимб святых на картинах эпохи Возрождения. Сияние, при ближайшем рассмотрении оказавшееся все же светом уличного фонаря, играло в волосах прекрасного незнакомца. И вот это волшебное создание, выжидательно склонив голову, ждало ответа от нее, Наташи.

Наташа поняла, что не в силах не только выдавить из себя членораздельную фразу, но даже не соображает, что она хотела бы произнести, будь у нее такая возможность. Очень смутно она представляла, что это должна быть совершенно банальная вещь, которая выглядела бы, например, так: «Простите, что вы сказали?»

Но и эта простенькая фраза никак не хотела покориться ее усилиям. Слова разбегались по закоулкам сознания. Призвать их к порядку не удавалось, и Наташка пошла на хитрость, принявшись утвердительно и очень быстро кивать головой, отчаянно надеясь при этом, что от этого упражнения в ее голове наладится нормальная работа. Как ни странно, опыт удался, и в голове развиднелось.

– Я думала вслух, – сказала она.

– Совершенно верно. Вы безосновательно назвали творение мастера голым примитивизмом.

– Но я думала не о здании, – запротестовала Наташа.

Молодой бог был слегка раздосадован тем, что ошибся. Но тут же полюбопытствовал, о чем же она в действительности думала, опять повергнув Наташу в полную растерянность. Сказать этому потрясающему человеку, что она думала о мужчинах в тот момент, было бы роковой ошибкой. Он оскорбится за себя и за весь род мужской и исчезнет так же внезапно, как и появился. И она торжественно и мрачно проговорила:

– О преступлении, которое я обязана предотвратить.

С удовольствием она наблюдала, как с лица молодого красавца сошло ленивое выражение, которое сменилось сильнейшим интересом.

«Рыбка на крючке! – мысленно потирая руки, подумала Наташа. – Теперь не дать ей сорваться, и будет полный порядок. Подкину ему еще парочку приманок».

– По сведениям, полученным мной из надежного источника, оно произойдет в ближайшие два дня. Опасности подвергаются вещи, чью ценность в состоянии оценить лишь опытный букинист, – высокопарно сказала она и искоса глянула на жертву.

Тот был повержен в прах. Он изумленно посмотрел сначала на новую библиотеку, а потом перевел вопрошающий взгляд на Наташу. Наташа многозначительно кивнула. Аполлон, гордый своим приобщением к столь важному событию, готов уже был на все. Во всяком случае, он незамедлительно предложил свои услуги в деле раскрытия преступления.

Возликовав в душе, Наташа постаралась вести себя так, чтобы он не догадался об этом. Она долго мялась и загадочно улыбалась чему-то. Наконец, видя, что красавец окончательно истомился от желания быть полезным, она милостиво согласилась посвятить его в подробности. И, недолго думая, всучила ему телефон, но, естественно, не свой (по причине присутствия в доме живого и ревнивого мужа и могущих возникнуть у того подозрений в неверности супруги), а своей соседки сверху. Спросить разрешения она не могла и поэтому дала чужой телефон без разрешения.

Пребывая в полном восторге от удачно проведенной операции по захвату в плен красавца и в таком же восторге от самой себя, она не забывала присматривать за третьим и основным участником ее постановки. Тот проявил первые признаки замерзания. Он начал переминаться с ноги на ногу и потирать руки.

– Ага, замерзает, – удовлетворенно сказала Наташа, – скоро совсем закоченеет и уйдет. Давно пора. Сколько можно?

– О ком вы? – живо спросил добровольный помощник.

Наташу внезапно осенило, что она не знает, как к нему обратиться, потому что до сих пор не удосужилась узнать его имя. И, не прибегая к обычным женским хитростям, она сообщила ему об этом.

– Алексей Студилов.

Последовали взаимные реверансы, и Наташа как-то упустила из виду, что своей профессии он не назвал и не сообщил о себе никаких дополнительных сведений. Но ей вполне хватило и одного имени, чтобы довериться человеку. Через 10 минут с момента их знакомства Наташа выложила красавцу, который обратил на нее внимание, все свои приключения – прошлые и нынешние. Ее не насторожил тот факт, что интерес, проявляемый Лешей к ее рассказу, был непропорционально велик. Она приписала его собственному умению очаровывать.

Мужик, за которым она взялась следить, наконец-то стронулся с тормоза. И Наташа, успевшая к этому времени посвятить Лешу во все тонкости работы ищейки и предупредить его о требованиях конспирации, пошла следом за ним. Одновременно она заливалась соловьем, а окончательно, по ее мнению, плененный и задуренный Леша доверчиво внимал ей, полагая, что познакомился с крупным специалистом по криминалистике. С человеком, которому сам прокурор, не колеблясь, поручает самые ответственные и сложные дела, которые требуют самоотверженности, глубоких знаний и профессионализма. Наташе удалось даже убедить его, что она взялась сегодня за слежку лишь по личной просьбе одного полковника ФСБ. Имени его она, конечно, назвать не может, да его никто и не знает. В этом она почти не соврала, а о том, что и сама она его не знает, предпочла не упоминать.

Ходить по пятам за кем-то значительно веселей в компании, чем в одиночку. Наташа убедилась в этом на опыте. Никогда в ее жизни в один и тот же день не случалось столько захватывающих событий. Самое главное происходило в данный момент. Самое приятное. Видя неослабевающий интерес Леши к своей персоне и к ее рассказам, Наташа расцветала от удовольствия. Она продолжала заливать Лешу потоками басен. К великому облегчению Наташи, ее первоначальная скованность бесследно исчезла волшебным образом. Теперь Наташа могла использовать отпущенный ей дар слова на все сто процентов, чем она не преминула воспользоваться.

Подследственный мирно шел впереди них и не делал ровно ничего подозрительнее покупки в ларьке пачки сигарет. Наташа исхитрилась подсмотреть их марку.

– «Camel light», – поделилась она свежими сведениями с Лешей. Тот ответил ей понимающим взглядом и озабоченно поджал губы, видимо, усмотрев в покупке этих сигарет некий зловещий смысл.

Купив в том же ларьке точно такую же пачку, чтобы быть точно уверенными в том, что сигареты то, за что их выдают, сладкая парочка продолжила свою криминально-романтическую прогулку, не отставая от мужика больше чем на 15 шагов. Но мужик отличался завидной лопоухостью и ни разу не оглянулся, чтобы выяснить, кто это так настойчиво сверлит дырки в его спине и затылке.

Шли они вдоль Московского проспекта в сторону станции метро «Московская». Не дойдя до нее считанной сотни метров, мужик свернул в маленький бар, который был настолько мал, что не имел еще собственного имени и назывался просто «Бар». Сбоку прилепилась еще одна вывеска: «Игровые автоматы». На ничем не примечательной деревянной двери висела табличка, гласившая, что в продаже всегда имеется свежее пиво в розлив. Окон бар не имел, и единственная возможность выяснить, чем там занимается их подопечный, заключалась в том, чтобы кому-то войти внутрь.

Наташа с сомнением посмотрела на Лешу. О том, чтобы внутрь идти ей самой, не могло быть и речи. Ее бы моментально раскусили. Леша показался ей достаточно надежным, но все же доля сомнения у нее оставалась. Однако другого выхода, кроме как заслать Лешу в бар для визуального контроля за их мужиком, она не находила. Приходилось положиться на находчивость Леши и отправить внутрь именно его. Но согласится ли он?

Леша согласился беспрекословно и даже с радостью.

– Ты постараешься подойти к нему поближе так, чтобы видеть каждое его движение, – давала ценные указания Наташа. – Если он будет не один, тем лучше. Тебе следует, не привлекая к себе внимания, подобраться настолько близко, чтобы услышать их диалог. И постараться запомнить внешность другого, чтобы потом описать мне ее и все особые приметы, если они у него или у нее будут. Старайся не упустить ни малейшего нюанса их поведения. Это очень важно.

Снабженный такой инструкцией, Леша ощутил приступ острого нетерпения. Он топтался на месте, как застоявшийся конь. Наташа на секунду залюбовалась им и его оживленным лицом, а потом отступила в сторону. Он тут же рванулся к бару, как автомобиль со старта. Махнул рукой ей на прощание и исчез в полутьме помещения.

Наташа осталась ждать результатов на улице. От нетерпения она кусала губы и грызла пальцы. При этом еще и нервно расхаживала перед входом как маятник – взад и вперед. Потом пришла здравая мысль, что если она видит всех входящих и выходящих посетителей, то и они ее тоже видят. Осознав опасность, которой она подвергнет все предприятие, если ее узнает друг ее подследственного, она быстро отступила в плотную тень высокого кустарника, дававшего роскошную тень летом, но и сейчас достаточно густую, чтобы укрыть такое небольшое создание, как Наташа.

Она проделала это очень вовремя. Со стороны «Московской» приближалась опасность в лице второго мужика из числа гостей крепыша. Но Наташу он заметить не мог. Во-первых, потому что куст, за которым укрылась Наташа, рос далеко от дверей бара и мужику не пришлось проходить мимо него и соответственно мимо Наташи. Во-вторых, мужик торопился. Он озабоченно поглядывал на часы и хмурился.

Выглядел он мрачно. Наташа решила, что рожей не вышел. Но, возможно, ей так только показалось после совершенной красоты Леши. В обычное время она бы сочла рожу мужика вполне приемлемой. Ведь общеизвестно, что мужчине достаточно быть лишь немногим симпатичнее обезьяны, и его личная жизнь будет в полном порядке. Бесспорно, главной деталью во внешности второго мужика был нос. Его размеры переходили всяческие границы, и вдобавок на нем красовался огромный прыщ, который был так велик, что его, казалось, было видно и в темноте. Но форма носа была благородной испанской породы. Волосы темные, собранные сзади в хвост. Черты лица резкие. От носа ко рту шли две глубокие складки. Рот – словно прорубленный топориком или томагавком. На мысль о томагавке наводила внешность мужика. Он был похож на индейца. Причем не на голливудского индейца, а на тех, которые и по сей день живут в резервациях или где они там живут. Тех, которых иногда показывают в передаче «Клуб кинопутешественников» неизменного Сенкевича. Одет индеец был в короткую кожаную куртку на меху, кроссовки и джинсы. Более мелкие детали его внешности Наташа не разглядела.

Носатый индеец торопливо нырнул все в ту же деревянную дверь, которая ранее пропустила его приятеля и Лешу. Наташино волнение достигло апогея. Ждать здесь было невыносимо. Одна мучительная минута пробегала за другой, а ничего примечательного не происходило. И это было ужасно. Стоять столбом и одновременно с этим понимать, что в данный момент не принимаешь ровно никакого участия в происходящих событиях и не можешь повлиять на их ход, было ужасно. Бедная Наташа совсем измучилась от нетерпения, но увы… сделать ничего не могла. Бар располагался в полуподвальчике, и окон его создатели не предусмотрели. Проникнуть внутрь было реально только через дверь, но это значило раскрыть себя перед бандитами. Оставалось уповать на Лешу и изнывать от желания выяснить все самой и побыстрее.

Ее желание исполнилось неожиданно быстро и вообще – неожиданно. Из двери пулей вылетел Леша. Весь его облик говорил о потрясении, пережитом им совсем недавно. Воротник рубашки был надорван, а пуговица на куртке свисала на одной ниточке. На чеканном профиле красовалась ссадина, а под глазом назревал крупный фингал. Волосы растрепались. Кинув безумный взгляд в сторону Наташи, он опрометью бросился к ней, но не стал задерживаться для подробных объяснений, а лишь крикнул на ходу:

– Беги скорей, они сейчас будут здесь!

Наташа не успела еще переварить полученную информацию и предпринять решительные меры по спасению, как мимо нее, высекая копытами искры, промчалась пара знакомых уже мужиков. Вид их не предвещал ничего хорошего для тех, за кем они гнались. И Наташа уже приготовилась к быстрой над ней расправе, когда они опомнятся и вернутся к ней. Надеялась она лишь на то, что прикончат ее безболезненно, но мужики, увлекшись погоней, не обратили на нее ни малейшего внимания. Наташа опешила от такой их невнимательности и припустила за ними следом. Она уже забыла, как пятью секундами раньше прощалась с жизнью, и сейчас вновь горела желанием разобраться в происходящем.

Погоня длилась недолго. Всего несколько сот метров пробежали они гуськом, потом мужики просто махнули рукой на длинноногого Лешку, который отмерял прыжки, как гепард, спешащий за антилопой, и повернули обратно к бару и к своему прерванному ужину.

Наташа благоразумно отступила в тень, избежав непосредственного контакта с ними. Избавившись от встречи, которая закончилась бы для нее плачевно, она догнала Лешу. Догнала она его благодаря тому, что он периодически оглядывался назад. Увидев, что она избавилась от преследования, он остановился и подождал Наташу.

– Ты не поверишь, – сразу же начал он, вздрагивая всем телом и в возбуждении перейдя на «ты», – один бросился душить меня, стоило мне приблизиться к их столику.

Наташа возжелала немедленно и в подробностях услышать современную историю, приключившуюся с Лешей. Поначалу его речь была сумбурна и невнятна, но скоро он сумел взять себя в руки:

– Вовнутрь бара я прошел без проблем. Тот тип сидел в одиночестве и уже успел заказать себе коньяк и ждал горячее. Так как он ни с кем не разговаривал, я не подходил к нему близко и довольствовался тем, что запоминал его приметы.

– Приметы потом, – распорядилась Наташа, сгорая от нетерпения.

– Ровно через 12 минут к нему присоединился второй мужчина – брюнет, который смахивал на…

– Я знаю, на кого он смахивал. Продолжай, – безапелляционно потребовала Наташа.

– Они стали оживленно беседовать, – покорно продолжил Леша, – и пришедший заказал себе тоже 50 граммов коньяку и шашлык. Я все еще стоял у стойки, и после того, как они всё заказали, я сел за соседний с ними стол. Они говорили о 23 декабря. Если не ошибаюсь, это послезавтра. Именно на этот день у них назначено.

– Что, что у них назначено? – Стон вырвался у Наташи, потому что Леша неожиданно замолчал на самом интересном месте.

– Не знаю. Они просто сказали, что было назначено на 23-е, но сегодняшний день может изменить дату. Дальше они сидели молча и задумчиво потягивали коньяк. Потом первый, который посветлее, сказал, что без Петьки им не обойтись, что хоть тот и дурак, но один знает там ходы и выходы. Кого-либо другого сцапают в момент. Потом они говорили о всеобщей дороговизне и невозможности прожить на голую зарплату. Хочу заметить, что эти двое совсем не похожи на преступников, как их изображают в боевиках и детективах. В них нет ничего зловещего или злобного. Они скорей похожи на искусствоведов или археологов, которым не хватает на жизнь их оклада. Они очень серьезно обсудили возможность забастовки учителей и бюджетников и были реально озабочены тем, какие шаги предпримет правительство в ответ на требования бастующих.

– А ближе к делу? – прервала его Наташа.

Но на этот раз Леша обиделся и, немного надувшись, заметил:

– Я был бы признателен, если бы мне было позволено рассказывать так, как я привык и умею. И был бы рад, если бы меня не перебивали всякий раз, когда я вхожу во вкус рассказа.

Наташа устыдилась своего нетерпения и извинилась, пообещав больше не встревать в его монолог. Тогда довольный Леша продолжил:

– На общеполитические темы они говорили еще пару-тройку минут. Затронули очередной кризис между Клинтоном и Хусейном. Осудили обоих. Потом индеец, ну не индеец, конечно, но один из них здорово похож на индейца, ты заметила?

Наташа только скрипнула зубами и кивнула. Успокоенный Леша продолжал:

– Индеец нагнулся к другому и зашептал ему в самое ухо. Слов я, естественно, разобрать не мог. Но второй вздрогнул и изумленно взглянул на индейца. Тот утвердительно кивнул и сказал… Можно я приведу дословно то, что они говорили?

Наташа согласилась и услышала следующее:

«- Аська будет на нашей стороне. Это она предложила. Ей его самодурство здорово надоело. И потом она за своего Петю трясется. Как бы Виктор ее ненаглядного во что-нибудь покруче не втравил. Она предлагает разом покончить с Витюшей. Она отчаянная, эта Аська.

– Что конкретно она предлагает? – спросил тогда второй.

– В подробности она меня не посвятит до тех пор, пока я, а точнее, мы не согласимся помочь ей прикончить Витюшу.

– В принципе я согласен, ты же знаешь, как он меня за жабры взял. Продохнуть не дает, подлюга.

– Знаю, потому и предлагаю тебе пойти на риск и сбросить с себя эту гниду, которая все соки из нас выпила.

– Мы можем вернуть все, что мы украли, – оживился второй, но, заметив скептический взгляд индейца, поправился: – Вместо уже проданного предложим сведения. Сведения всегда в большой цене. В обмен на полное и безоговорочное прощение мы можем порассказать много чего.

– Где ты видел ментов, склонных прощать кражи национальных ценностей? Они и за неправильную парковку тебя не простят. Даже если ты бабу рожающую в больницу привез. Но если запрещена стоянка, то, значит, нарушил. А почему ты так поступил, что тебя вынудило, их не волнует, – охладил его пыл индеец.

– А хорошо было бы развязаться с мразью. Тебе показалось, что у Аськи есть план, заслуживающий внимания?

– Мне показалось, что она уже давно над ним думала и на днях произошло событие, которое помогло замкнуть цепь ее размышлений на каком-то конкретном решении. И теперь она знает, как должна действовать, но хочет заручиться нашей поддержкой на всякий непредвиденный случай, – подтвердил индеец и прибавил совсем тихо: – В ночь кражи той Библии она планирует…»

Тут Леша тяжело вздохнул и виновато посмотрел своими чудесными глазами прямо Наташе в сердце, как ей показалось, и покаянно произнес:

– Дальше я потерял всякую осторожность и так явно проявил свою заинтересованность их беседой, что они наконец заметили мою персону. Тот, который посветлее, неожиданно вскочил и без слов вцепился мне в горло. Я, конечно, сопротивлялся, как мог, а индеец пытался отодрать своего приятеля от меня, но это у него плохо получалось. Тот впился в меня, как клещ. Первый, пока душил меня, злобно хрипел, что никому не позволит помешать ему начать честную жизнь. Мне показалось, что глупо начинать новую жизнь с душегубства, но я не мог выговорить ни одного слова.

– И они тебя раскрыли? Ты сбежал от них? – не скрывая разочарования, спросила Наташа.

– Не знаю, что они там раскрыли. Я им все время повторял, что не понимаю, почему они на меня набросились. Что я ничего им не сделал, а просто сидел за соседним столиком и ждал, когда смогу сделать заказ.

– Они тебе поверили?

– Раз не стали догонять, значит, поверили.

У Наташи было свое мнение на этот счет. Она считала, что просто Леша передвигался с такой скоростью, что бандитам, или кто они там, стала ясна тщетность их усилий, но подозрений они с Леши не сняли. Но с другой стороны, те двое тоже вели себя несколько необычно. Пытаться задушить на виду у остальных посетителей незнакомого человека, который тихо и мирно сидел рядом с ними, – это, согласитесь, не каждый день случается. Тут любой побежит. Никому ведь не хочется закончить свои дни в прокуренном баре от рук обезумевшего типа. И вырвавшись благодаря природной физической силе из смертельной хватки психа, жертва не станет задерживаться, дожидаясь продолжения, а уберется со сцены с максимальной скоростью, на какую только способна.

– Возможно, все не так уж страшно, – задумчиво произнесла Наташа.

– Ну, не скажи. Я так до сих пор в себя не приду, – возразил Леша, осторожно потирая шею, на которой явственно проступали отпечатки пальцев по четыре с каждой стороны, и над ямкой между ключицами образовалось багровое пятно, оставленное большими пальцами душителя.

Наташа внимательно осмотрела пострадавшие места и сделала вывод, предназначенный специально для Леши:

– Он душил тебя и тянул в то же время на себя.

Леша был поражен. Он уставился на нее и спросил:

– Откуда тебе сие известно? Я же этого не говорил. Это ясновидение или как? Тебя ведь там не было, когда все случилось. И в дверь ты ничего не могла увидеть, потому что наши столы стояли за углом. Отвечай немедленно, или я совсем с ума сойду…

Вид у него и впрямь был плачевный. Шея уже вся покраснела и распухла. Верхняя губа тоже надулась. Он весь был встрепанный и расстроенный. В придачу его била мелкая нервная дрожь. Одним словом, теперешний Леша мало напоминал того красавца, каким был всего какой-то час назад, до зловещей встречи с Наташей. Одежда скособочилась и местами была порвана. Наташа с сожалением посмотрела на него и без тени сочувствия в голосе ответила:

– Отпечатки рук у тебя расположены так, что любому профессионалу сразу становится ясно, из какого положения тебя душили. Я ответила на твой вопрос? Теперь ты успокоился?

Но Леша был далек от спокойствия. И даже железная Наташа почувствовала некоторую жалость к нему.

«Все-таки это я втравила его в неприятности, – хватило у нее совести подумать. – Он пострадал из-за меня. Но я не виновата. Кто мог предположить, что он окажется таким хлипким? Честно говоря, я бы на его месте не переживала бы так сильно, – продолжала она размышлять. – Ведь его же не до конца задушили. Чего он так разволновался? Я попадала в истории похлеще, и то ничего. Но не всем же быть такими бесстрашными, как я».

И, придя к столь лестному выводу, она почувствовала себя обязанной оказать посильную помощь приятелю, который впал в коматозное состояние и не реагировал ни на какие вопросы. С трудом Наташе удалось выяснить, что живет он на «Академической». В том состоянии, в котором Леша сейчас пребывал, ни в какое метро его бы не пустили, и правильно бы сделали. Кому охота потом соскребать останки с рельсов? Оставалось везти его к себе домой и отпаивать там чем-нибудь успокаивающим. Но в связи с этим возникала новая проблема – муж.

Руслан был человеком серьезным и в противоположность своей жене считал, что приключений следует избегать. Однозначно было и то, что появление на пороге их дома супруги, которая тащит с собой неизвестного типа, который явно настолько не в себе, что не может даже твердо стоять на ногах, не вызовет у мужа прилива радости. Трудно будет также успокоить ничем не обоснованный приступ ревности, который может возникнуть у мужа при виде хотя и растрепанной, но сохранившей следы былой привлекательности внешности Леши. Оставалось одно. Отвести Лешу не к себе домой, а к кому-нибудь еще, но живущему поблизости, чтобы не упустить Лешу из вида. Решение, казалось, напрашивалось само собой. Отвести его к Даше.

«В самом деле, – рассуждала Наташа, идя тем временем к остановке маршрутного такси, так как транспортировать Лешу в общественном транспорте она не решалась, – Даша должна выручить меня в создавшейся ситуации. Да и что ей, трудно посидеть возле хорошенького мальчика и немного его успокоить? Он придет в себя, причешется, зашьет рубашку, если умеет, и спокойненько отправится к себе домой без дальнейших эксцессов. Я же не могу бросить его на улице и провожать до «Академической» тоже не могу. Руслан там уже волосы на себе рвет, наверное. Даша, должно быть, будет рада, что я познакомлю ее с этим симпатягой».

Так Наташа убеждала себя, и, надо сказать, ей это вполне удалось, потому что, уже садясь в такси, она была совершенно уверена в правильности выбранного пути. Когда Наташа довела своего ослабевшего от переживаний приятеля до остановки маршрутки, тот предпринял слабую попытку спастись от нее, но не на ту напал. Наташа держала его цепко и отмела все его нелепые уверения в том, что он способен доехать до дома самостоятельно. Наташа уже твердо решила, что она никому не позволит помешать ей сделать доброе дело. Леша оставил всякую надежду на спасение от новой знакомой и смирился со своей участью, позволив вести себя куда угодно. Покорно следуя указаниям Наташи, он заплатил за них обоих водителю и, еще не до конца поняв, во что влип, затих в уголке машины. Таким образом, Наташа с триумфом привезла свой трофей к дому, где и довела до его сведения, что сейчас он познакомится с удивительным человеком.

Я совсем недавно вылезла из божественно теплой ванной комнаты и все еще витала в воспоминаниях о ней. Сделала себе маску на лицо из взбитого белка с несколькими каплями лимона. Тело умастила слоем питательного крема, уделив особое внимание локтям, коленям и бедрам, которые всегда требуют дополнительной смазки. Влажные после мытья волосы замотала тяжелым махровым полотенцем на манер тюрбана. Наслаждаясь приятным ощущением тепла, покоя и чистоты, прилегла на диван. Все мои подруги в один голос уверяли меня, что, нанеся маску на лицо, необходимо расслабиться, иначе, мол, она не окажет никакого благотворного воздействия на кожу. И время, потраченное на ее приготовление, не говоря уж об испорченных продуктах, пропадет зря. В моем случае из компонентов можно было состряпать славный омлетик или десяток воздушных безе. Маска стекала мне на шею и щекотала, но я стойко решила не обращать внимания на все причуды и выдержать ее положенное время.

Незаметно для меня самой глаза стали слипаться, я позволила им закрыться и задремала, рассудив, что маске это никак не может повредить. Я сладко заснула. После тягот, выпавших на мою долю сегодня, сон был мне необходим. Но кто-то наверху, ответственный за сон и в особенности за сновидения, решил, что нечего мне тут нежиться. И послал мне небольшой кошмарик. В нем в мой дом через окна, двери, через щели в полу лезли мерзкие твари, которые были до отвращения похожи на Амелина, его компанию и, как ни странно, на Генку. Все они хранили зловещее молчание и лишь поскрипывали клешнями по своим панцирям. От их скрипа меня кинуло в холодный пот, и я закричала. Твари, похоже, только этого и ждали. Они радостно закивали головами и стали одобрительно потирать лапки. Совсем как люди, довольные чьим-то поведением. Они построились в каре и пошли на меня в атаку. Их предводитель, незнакомый мне таракан, выросший до неприличия, трубил сигнал атаки, который и разбудил меня.

Я проснулась, вся залитая потоками слез, пота и размокшей маски. По квартире разливалось звучание звонка. Этот-то звук и разбудил меня. Внезапно вырванная из кошмара, я плохо соображала и потому сунулась было открывать дверь, но вдруг спохватилась и поинтересовалась все-таки, кто меня беспокоит так не вовремя. В общем-то, я догадывалась, кто это может быть, но, знаете, всегда остается надежда на лучшее. Увы, надежда, и без того слабая, развеялась, как дым, когда я услышала бодрый голос Наташи.

– Открывай немедленно, – бушевала Наташа за дверью. – Ты что там делаешь? Тебя нет дома? А может, ты заснула? – высказала она догадку.

– Заснула, – обреченно сказала я, открывая дверь.

Открыла я дверь и увидела бледного юношу с безумными глазами, который пришел явно вместе с Наташей. Красоты юноша был необыкновенной. Я до сего момента даже не подозревала, что подобное совершенство еще встречается на Земле. Но оно стояло передо мной во плоти. Правда, слегка покачивалось, но это мелочи, детали. Кто же обращает внимание на мелочи, когда античное божество стоит на вашем пороге? Вот и я не стала придираться и с радушием пригласила неожиданных гостей пройти в дом.

Войдя в дом юноша, как подкошенный, рухнул в кресло, которое я уже починила, и оно оказалось очень кстати. После этого он полностью отключился. Оторвавшись от созерцания гостя, я обратила свое внимание на Наташу:

– Кто это?

– Леша, – лаконично ответила она.

Вот так. Приводит человека и все, что считает нужным сообщить о нем, – это то, что его зовут Лешей. Ну уж дудки!

– Изволь поподробнее, – потребовала я.

– Пожалуйста, не надо сцен. У меня и так голова трещит, – подал голос Леша.

– Ой, он разговаривает! – испуганно вырвалось у меня.

– Я тоже удивилась, когда первый раз услышала, – откровенно поделилась со мной Наташа.

– Просто мне непривычно, что произведения искусства могут связно говорить, – от полной растерянности сморозила я очередную бестактность.

Я хотела как-то оправдать свой первый возглас, однако то, что брякнула сейчас, было еще хуже. Но Леша опять отключился, а я решила послушать, чем порадует меня Наташа. Вместо этого она кинулась к телефону и начала щебетать в трубку.

– Любимый, ты уже дома? – удивилась она, а часы показывали, что время близится к полуночи. – Я была уверена, что ты у мамы. Ты же собирался. Нет? Ах, завтра. Какая я бестолковая, – ласково заливалась Наташа. – Нет, я у Даши. Ты заходил? Когда? Ах, это мы выходили за сигаретами. Я уже бегу домой.

Она положила трубку. Мне последняя ее фраза совсем не понравилась. Я считала, что нам стоит многое еще обсудить. И особенно мне не понравилось, что Наталья направилась к двери, не сделав попытки поднять Лешу из кресла. Я решительно преградила ей путь и сурово сказала:

– Постой-ка. У меня есть к тебе пара вопросов.

У Наташи сделалось ужасно обиженное лицо.

– Ты же знаешь моего, – сказала она горько. – Он всегда делает из мухи слона. Сейчас примчится сюда, увидит здесь Лешу и закатит скандал. Он всегда делает неверные выводы. Умоляю тебя, подождите меня вместе с Лешей, а я успокою своего зверя, поем и совру ему, что ты шьешь себе летний сарафан, а так как шить ты не умеешь, то я тебе помогаю. И вернусь сюда.

– Почему сарафан? – машинально спросила я. – Тьфу, я совсем другое хотела узнать. Когда ты вернешься?

– Самое большее через 15 минут. Дай Леше успокаивающего питья, его недавно пытались задушить. Еще и получаса не прошло с тех пор. Поэтому он в таком неважном состоянии. Но он оклемается.

И пока я переваривала услышанное, Наташа испарилась. А я осталась один на один со своим гостем. Я плохо представляла, какие действия потребуются от меня при общении с жертвой неудавшегося покушения. Но мне всегда казалось, что немного коньяку может помочь встряхнуться любому человеку и в любом состоянии. Поэтому я достала свой подарок к Новогоднему праздничному столу. Им была бутылка дорогущего коньяка, сохраненная мной еще со времен нашей работы в ресторане. Я берегла ее для особого случая и сейчас почувствовала, что случай этот наступил. Щедро плеснув в два бокала темно-золотой жидкости, я предложила один из них гостю. Он инертно принял его из моих рук, но, принюхавшись к аромату, который опьянял в прямом смысле, Леша жадно проглотил содержимое в несколько глотков. Благодарно посмотрев на меня, он сказал:

– То, что надо, спасибо.

Кажется, питье помогло ему. На душе у меня полегчало. И я предложила ему еще немного спасительного напитка. Вторую порцию он не стал пить так быстро. Вертел в руках тонкое стекло и вдруг сказал мне:

– Ты удивительно блестящая.

Если бы он прибавил «и светишься», я бы решила, что он бредит. Но ничего подобного я не решила, а почувствовала, как безнадежно влюбляюсь. Все бывшие мои приятели перестали существовать для меня в момент. С этой минуты для меня остался единственный, ни с кем не сравнимый мужчина, который с одного взгляда понял, какая я блестяще удивительная или что-то в этом роде. Лицо мое помимо воли расплылось в счастливой улыбке. Но что-то было не в порядке с ним. Кожу словно клеем облили, и он засох. Пленка стягивала кожу и неприятно покалывала ее.

«Маска!» – осенило меня.

Очевидно, во сне слезы пролились на нее и немного растворили пленку, но сейчас она вновь подсыхала и щипалась. Ничего не скажешь, вовремя я о ней вспомнила. В ужасе я кинула взгляд в зеркало, увиденное там мне неожиданно понравилось. Я покрылась тонким прозрачным слоем высохшего белка, и лицо блестело как отлакированное. Вот уж действительно – блестящая! Я извинилась перед Лешей и ушла смывать свой блеск, так как он начал сковывать мою мимику, а сейчас мне меньше всего хотелось показаться скованной.

Когда я вернулась, Леша уже приговорил вторую порцию и наливал еще. Он полностью пришел в себя и смог внятно поведать историю своего знакомства с Наташей и о том, что из их знакомства вышли для него одни неприятности. Лично меня в его истории заинтересовала роль, которую присвоила себе Наташа. Я всегда шла на поводу ее бредовых затей и потом мне приходилось горько каяться в этом. Леша, похоже, тоже отличался мягкостью нрава и уступчивостью, если Наташке так легко удалось втравить его в опасную для его самочувствия затею. И еще я поняла, что, со слов моей болтливой подруги, он считает меня чуть ли не помощником окружного прокурора по особо важным делам. Я не была как-то уверена, что такая должность вообще существует, но в том, что я ее не занимаю, уверена была полностью. Как себя вести с ним дальше, я не представляла. Как оказывается, занимаемый мной высокий пост накладывал на мою персону великую ответственность за каждое произнесенное мной слово.

– Считай, что для тебя я в отпуске, – выкрутилась я, пообещав себе устроить Наташе какую-нибудь похожую подлость.

– Я почту за честь познакомиться поближе, а может, и подружиться с девушкой, которая, рискуя своей жизнью, борется с преступностью в нашем городе.

«То, что рискуя жизнью – тут он не ошибся», – подумала я, а вслух сказала:

– На сегодняшний день положение создалось просто устрашающее. Мы будем рады видеть в наших рядах молодых и инициативных добровольцев, которые станут верными сторонниками борьбы за правое дело.

Меня саму затошнило от сказанного, но Леша проглотил не поморщившись и теперь ждал добавки. Поднапрягшись, я выдала еще парочку сентенций в том же духе, которые тоже прошли на ура.

– Когда щупальца преступного мира проникают в верхние эшелоны власти, когда коррупция и вымогательство становятся нормами морали, мы должны единым фронтом выступить против подобного положения дел в стране. И каждому следует внести посильную лепту в общее дело спасения на… – Тут я чуть не ляпнула «на водах», но опомнилась и благополучно для всех закончила:

– …нашей Отчизны от самих себя.

Леша остался очень доволен моей речью. Приятно, когда подобным пустяком можно осчастливить человека. Его реакция на услышанное от меня была следующей.

– Я горд, – сказал он, – тем, что пострадал сегодня за благое дело и в дальнейшем готов помогать вам.

«Удивительное легкомыслие, – невольно подумала я, – и часа не прошло с момента покушения на него, а он опять готов лезть в пекло. Коньяк на него так сильно повлиял, что ли? Или что-нибудь другое?»

Беседовать с Лешей было сплошным удовольствием, так как он большей частью молча слушал, но я уже чувствовала, что выдыхаюсь. И поэтому, когда Наташа позвонила и сказала, что уже идет, я искренне обрадовалась. Паузы в нашем с Лешей разговоре становились все продолжительней, а взгляды, которые он кидал на меня, все красноречивее. Возможно, мне это казалось под воздействием паров алкоголя, туманящих мой рассудок, но Леша явно ждал, что мы продолжим наше знакомство в горизонтальном положении.

– Никогда не знаешь, что у Наташи в голове, – начала я осторожно, – она может рассказать о своем друге или подруге кучу сказок, в которых ни слова правды. Представь, однажды она рассказала о нашем общем знакомом, что он подрабатывает тем, что по вечерам грабит квартиры своих любовников-педерастов, а иногда поджидает в темных местах нашего города и там вымогает у них крупные суммы под угрозой физической расправы. А когда выяснилось, что наш знакомый женат, имеет двух чудных детей: мальчика пяти лет и девочку четырех месяцев от роду, и учится по вечерам в аспирантуре, она заявила, что перепутала имена и история про голубого грабителя случилась совсем с другим человеком. Но доброе имя нашего знакомого не могло обелить уже ничто.

Эту историю я не придумала только что, специально для Леши. Она случилась на самом деле. Я просто хотела посмотреть на его реакцию. Насколько я знала Наташу, с нее станется наплести про меня невесть каких небылиц, совершенно не заботясь о сохранении моей репутации. Она вполне могла между делом ввернуть, что я работаю на полставки в доме, который по вековой традиции освещался красными фонарями. И иногда беру работу на дом.

– Вероятно, у нее богатая фантазия, – предположил Леша в ответ, но нежить меня глазами не перестал.

Значит, дело не в Наташе. От взглядов, которые Леша щедро дарил мне, по телу волнами пошло приятное тепло. Сердце застучало быстрей и веселей. И вдруг я почувствовала, что слегка краснею и что мне очень нравится, как он на меня смотрит. Это были уже угрожающие симптомы, которые могли завести бог весть куда. Откуда меня потом бы вытаскивали долго и нудно.

В Леше не было никакого нахальства. И это тоже было странно. Я бы сказала, что он был скромным мальчиком. А это в наше время большая редкость. Мне было лестно его внимание, а когда он молча смотрел на меня своими бархатными глазами, у меня в комнате становилось удивительно уютно и хорошо. Я перестала болтать, и теперь мы сидели молча, и вокруг царил мир и покой, по которому пробегали наэлектризованные всплески желания.

Наташины шаги на лестнице я услышала первая и, не дожидаясь звонка, открыла ей дверь с приветливой улыбкой.

– Не скучали без меня? – первым делом осведомилась Наташа. – Я с трудом убедила своего отпустить меня ненадолго к тебе. Он хотел, чтобы я приготовила обед на завтра и объяснила, где провела столько времени и не врала бы при этом. Но я не поддалась на его невозможные требования и удрала к вам.

– Уже очень поздно, и неудивительно, что твой муж недоволен, – благоразумно сказал Леша.

Наташе почему-то не понравилось его замечание, она надулась и стала похожа на маленького рассерженного зверька.

– Спешишь тут к вам, торопишься, а слышишь сплошные глупости. Моему мужу нет дела ни до меня, ни до моих дел, но его бесит, когда люди поступают не по его правилам. А правила он придумывает сам и сам отменяет, когда они надоедают ему. И трудно уследить за сменой этих установок. Сейчас у него, например, идефикс, что после девяти вечера следует находиться дома, в кругу родных.

– Кстати, мне надо позвонить бабуле, – сказал Леша.

Так мы первый раз услышали о существовании этой почтенной дамы, которая в будущем успеет набить нам порядочную оскомину. И не столько она сама лично, как упоминания Леши о ней в самый неподходящий момент по поводу и без повода. В разгар вечеринки или в середине захватывающе интересного фильма Леша неожиданно заявлял, что ему надо позвонить домой. И потом с виноватым выражением лица заявлял, что ему пора уходить. Но пока мы этого еще не знали и от души умилились, что еще существуют почтительные и заботливые внуки, которые беспокоятся о бабушкином покое. Лешин разговор с бабушкой отличался спартанской лаконичностью и простотой:

– Алло, бабуля? Я скоро буду дома. Пока.

После этого Леша наотрез отказался от ужина, сказав, что после семи вечера никогда не ест, оделся, вежливо поблагодарил за интересный вечер и ушел. Перед этим он отклонил предложение остаться переночевать, высказанное Наташей. Я, конечно, свой голос к этому предложению не присоединила и про себя изо всех сил надеялась, что Леша откажется. Он заколебался буквально на долю секунды, вопросительно взглянул на меня, но отказался с печалью в глазах.

– Чудный мальчик, мне он очень понравился. Видела, какие у него глаза хитрые, плутовские? Выглядит на двадцать с лишним лет, а ведь ему только 18 лет. А смотрел он на тебя так, словно ты его любимое кушанье, которого он был лишен все последние годы, – с видом провокатора сказала Наташа.

– Чего ты выдумываешь, – возмутилась я и тут же без всякой логики добавила: – Может, он на всех так смотрит, может, просто у него взгляд такой, а на самом деле от него поздравления по телефону и к 8-му Марта не дождешься.

– Насчет поздравлений не скажу, а вот мальчиков я с тобой больше знакомить не буду. Что же это получается? Я с риском для жизни охмуряю младенца, а все плоды достаются тебе. Нет, так несправедливо. Я отказываюсь тебе доверять. Я так рисковала, а ты, получается, приходишь на все готовенькое. Обидно.

– Я что-то не поняла про риск. Конкретно, для чьей жизни был риск? Ты мне не подскажешь? Для твоей или для его? А потом я не просила его сюда приводить. Ты, Наташа, сама его мне доставила, можно сказать, тепленьким, а теперь недовольна, что он на меня смотрит. Было бы странно, если бы он на меня не смотрел. Здесь, в общем-то, не очень много народу было. Ты, я и он. Так не на себя же ему смотреть. Ты с этим можешь согласиться или будешь придумывать еще причины для обид?

– Нет, ты мне скажи, что ты с ним сделала, что он на меня перестал обращать внимание? Чем вы здесь занимались без меня? Может быть, ты ему глазки строила или что? – продолжала наступать с угрозой в голосе на меня Наташа.

– Мы пили коньяк и немного болтали. Больше ничего. А еще я ему сказала, что ты можешь рассказать совершенно удивительные вещи про своих друзей. Вещи, которые зачастую грешат против истины.

Наташа на мои слова отреагировала неадекватно. Она решила всерьез обидеться на меня.

– Значит, пили коньяк и болтали. Пили коньяк, и без меня! – со слезами на глазах выкрикнула Наташка. – В самом дела, кто такая Наташа? Никто. Ее можно спокойно задвинуть в угол, когда необходимость в ней отпала, словно она не человек, а кусок… – она вовремя сдержалась, -…дерева.

«Сейчас будет реветь», – успела подумать я, и фонтан слез брызнул у Наташи в ту же минуту.

Кому-то я покажусь бесчувственной, но Наташка всегда находила такой смехотворный повод для рыданий, что люди, видя, как она заливается из-за того, что отменилась поездка на выходные на дачу по причине страшного ливня, бушующего за окном, или из-за проигранной партии в шахматы, не сразу осознавали, что для слез у нее имеется серьезная причина. Но из-за боязни открыто поделиться своим беспокойством или горем с окружающими она прибегала к такому неожиданному способу довести до их сведения, что у нее в жизни не все гладко. Было хорошо, когда в качестве жилетки ей попадался чуткий человек, способный понять ее глубинные переживания. Но большинство в первый момент бывало ошарашено, а во второй приходило к выводу, что ей следует всерьез обратиться к психологу. И это в то время, когда ей был нужен не врач, а немного душевного тепла и сопереживания. Тогда она бы рассказала, что ее гнетет и тревожит, ей бы стало легче. Естественно, что до меня это доходит не сразу, и в первую секунду я начинаю глупо улыбаться бессмысленности причины, из-за которой начались слезы. Вот и сейчас мне сперва показалось, что она обиделась из-за того, что мы начали бутылку коньяку без нее, и я ее попыталась успокоить, сказав со снисходительной улыбкой на лице:

– Ну не надо плакать. Там еще много осталось. Сейчас и тебе налью стаканчик. Леша был весь белый, надо же было его как-то привести в чувство. Я и не думала, что тебя это так больно заденет. Знала бы, ни капли ему не дала бы. Вот возьми, – и протянула ей самую солидную порцию, которая только могла вместиться в этот стакан.

– Ах, да разве в коньяке дело, – всхлипнула Наташа, но стакан взяла. – Это все Руслан. Прихожу я домой, а он сидит злой как черт у телевизора и демонстративно смотрит рекламу, которой терпеть не может. И мрачно молчит. Я так и сяк к нему, а он не реагирует. Я пошла на кухню. Думаю: «Дай хоть поем. С утра мечтаю плотно поесть». Смотрю, весь обед в ведре: борщ, макароны, жареная рыба. Всю еду он выбросил. Я перепугалась, прибежала в комнату и спрашиваю у него, что случилось, в чем дело. А он в ответ: «Это у тебя надо спросить, в чем дело. Где ты шляешься по ночам? Можешь не врать, что была в гостях. Не было вас. Я пять раз поднимался и звонил». После этого он выложил свой обычный набор, – с печальным видом попивая коньяк, сказала Наташа. – Что у меня любовник. Что сама я шлюха, и подруги у меня соответственно. Что я могу убираться на все четыре стороны. Чтобы я собирала вещи. Что он уходит. Взял пальто и в домашних тапочках собрался уходить. Я ему и говорю, чтобы он надел ботинки, потому что на улице холодно. «Снег на улице», – говорю я ему. – «Не твое дело, я иду не на улицу. А тобой сегодня участковый интересовался. Не нужна мне жена, которая связана с уголовным миром. Допрыгалась на своей панели, влипла небось в историю. И не смей мне опять про Дашу. Ее тоже участковый отлично знает. Ей приказано явиться в участок, а не то приведут силой. Она еще почище тебя будет. Думаешь, к ней просто так вор залез? Нет, милочка, они одна шайка и чего-то не поделили. А ты, дура, чего лезешь? Тоже хочешь обиженной быть? Так я и сам могу. Думаешь, у тебя одной любовник есть?»

С этими словами он ушел в неизвестность и без ботинок. К тому же он был здорово пьян и несчастен, – закончила передавать содержание своей беседы с мужем Наташа.

Из всех историй меня больше всего встревожило напоминание о необходимости нанести визит нашему участковому. Чтобы хоть как-то оправдаться. Сразу противно похолодело в животе. Ведь придется ему врать. А что врать-то? И самое ужасное, что деваться некуда. За сегодняшний день с помощью Натальи я наворотила столько проблем на свою голову, что на год хватило бы.

Теперь, с одной стороны, подозрительная компания, взъевшаяся на меня неизвестно за что, а с другой – обиженный Степанов, который не поверит ни одному моему слову, отметет в стороны мои попытки оправдаться, а мой жалкий лепет по поводу того, что я чисто случайно зашла в кафе через один – парадный вход, а вышла через черный, будет встречен ледяным и полным недоверия молчанием. Он прекрасно знает Наташу. Лично знаком с ней по многим эпизодам и будет в бешенстве, что она опять встала ему поперек пути к очередной звездочке на погонах.

– Как ты думаешь, куда он мог пойти без ботинок? – жалобно вопрошала у меня тем временем Наташа.

Я как-то совсем упустила из виду ее семейную драму. И в первый момент решила, что это она про Степанова. Очень удивилась ее заботе об обуви участкового и о его здоровье. Потом сообразила, что она спрашивает о муже, и утешила бедняжку, как могла. Но что я могла сказать? Только что-нибудь вроде:

– Пошел к соседям. Скоро вернется. Кому он, кроме тебя, нужен?

– Так-то оно так, но все же подозрительно. Может, он завел себе любовницу? Он последнее время стал патологически ревнив. А ведь каждый судит в меру своей испорченности. И эта его последняя реплика о том, что не у меня одной есть любовник, не дает мне покоя, – сказала Наташа.

– Нашла время решать семейные проблемы. Ты только представь, что нам через несколько минут придется держать ответ перед Степановым, и выкрутасы твоего муженька покажутся тебе пустяком, не стоящим того, чтобы о нем думать.

Наташа взглянула на ситуацию под новым углом и без промедления согласилась с моей точкой зрения.

– Что мы ему скажем? – невинно спросила она.

– Ума не приложу. Но если не пойти, то он нас с лица земли сотрет, когда выловит. А то, что он нас выловит рано или поздно, не оставляет никаких сомнений. Все-таки мы живем в одном микрорайоне. Лучше пойти и покаяться в содеянном. Может, он поимеет к нам снисхождение. Скажем, что так, мол, и так, простите великодушно, хотели поиграть в детективов, но не рассчитали своих возможностей.

– Не стоит откровенно говорить ему обо всем, – заметила Наташа. – Милиция как-то умудряется твои откровения повернуть тебе же во вред.

– Да, – согласилась я, – скажем, что ты неожиданно заметила на Невском Амелина и тут же, естественно, опознала его. И мы не могли не проследить за ним. Звучит вполне правдоподобно. Опишем приметы его друзей. Назовем адрес крепыша, но не расскажем об их разговорчиках и той некрасивой и громкой выходке, с помощью которой мы покинули дом крепыша. Вместо этого я расскажу, что проследила путь Амелина на обратном пути и он привел меня к нашему дому.

– Как?! Он пришел сюда снова, но зачем?

– Он не потрудился дать мне объяснения по поводу своего поведения. Я-то решила, что он явился побеседовать со мной, но он отказался от разговора. По правде сказать, увидев меня, он просто убежал.

Здесь я сконфуженно замолчала и подумала, не сказала ли чего лишнего. Может быть, не стоит говорить всем и каждому, что молодые люди, столкнувшись со мной нос к носу, убегают прочь, сверкая пятками. Но Наташа, казалось, не обратила на мои слова особого внимания.

– Лешу лучше не впутывать. Он здесь ни при чем. А в милиции сразу заинтересуются, что это за человек, спросят его адрес, которого у нас, кстати говоря, и нет. Да, про Лешу ничего и никому не говорим, – благородно постановила она. – Адреса крепыша достаточно, чтобы оправдать наше поведение.

И мы, вновь придя в прекрасное расположение духа, отправились извиняться и оправдываться в участок. Я тихо надеялась, что Степанов не дождется нас, что он уже ушел домой и, таким образом, объяснение отложилось бы до завтра. Немедленной мести бандитов после сегодняшнего позорного бегства Амелина я перестала опасаться, и мое горячее желание иметь охрану несколько поостыло за день, в течение которого я этой охраны не имела, но осталась жива.

Степанов был на месте. Весь его вид красноречиво свидетельствовал о крайней степени негодования. Когда Наташка бочком протиснулась в дверь и миролюбиво уставилась на него, Степанов побагровел и заскрипел своими зубными протезами так, что те лишь чудом не раскрошились. Он сидел молча, скрежетал зубами и сверлил нас свирепым взглядом. Это было невыносимо. Воздух, казалось, вибрировал от невысказанных бранных слов в наш адрес.

Я хотела мило улыбнуться, но, хорошенько всмотревшись в глаза Степанова, воздержалась. Вместо этого я в срочном порядке придала себе позу, полную покорности к ожидаемой участи. Я втянула голову в плечи и, изогнув позвоночник знаком вопроса, подняла глаза на Степанова и стала ждать, что он скажет. Он ждать себя не заставил, выдохнул из себя воздух и тихо сказал:

– Я вас слушаю. Я, конечно, знаю, зачем вы удрали от моих людей, но мне интересно послушать, что вы придумали в свое оправдание. Хочу узнать, насколько в ваших головках хватило фантазии.

– Я понимаю, что наше поведение показалось вам странным, может даже, вы называете это прямой неблагодарностью, но дело в том, что Наташа увидела на улице человека, который проник в мою квартиру, – начала я.

– Случайно, я полагаю, увидела, – съехидничал Степанов, – и узнала его в толпе без труда, хотя и не могла сообщить толком его приметы милиции. Так-так. Начало хорошее, и мне оно нравится, продолжайте.

Когда мне откровенно не верят, то как-то очень трудно становится находить подходящие слова и связывать их в цепочки предложений. Поэтому я не очень внятно промямлила:

– И нам ничего не оставалось, как пойти за ними. Не могли же мы упустить их из виду? Правда?

Степанов оставил мой вопрос без ответа и спросил в свою очередь:

– И куда они вас привели?

– В один загородный дом в Озерках. Они прошли внутрь него, а мы остались ждать их снаружи. Замерзли ужасно, но через 45 минут были вознаграждены. Они вышли из дома и прошли к станции.

– Кто «они»? – заинтересовался Степанов, немного оттаяв лицом.

Мы с радостью и в подробностях описали ему приметы преступников, совсем чуть-чуть противореча при этом друг другу, да и то в самых мелочах. Но Степанов почему-то опять насупился и задал вопрос, ответ на который был нашим главным козырем:

– Какой адрес у этого крепыша?

Мы с торжеством взглянули на него и поощрительно подмигнули друг другу. Дескать, не робей, говори, подруга. Молчание затягивалось. И тут я с ужасом поняла, что Наташа адреса не запомнила, понадеявшись на меня. Я помнила только название улицы – Советская. О чем с гордостью и поведала окружившим меня сотрудникам милиции. Правда, я не помнила, та ли это улица, на которой стоит дом крепыша, или другая, но подумала, что в сложившейся ситуации не стоит уточнять. Лица работников милиции отнюдь не посветлели при известии о том, что я знаю название улицы, а продолжали оставаться столь же мрачными.

Кроме Степанова, послушать нас пришло еще двое молодых и крепко сбитых мужчин в штатской одежде. Они тоже были весьма хмурыми на вид и поглядывали на нас с неодобрением, не давая себе труда скрыть его.

«Должно быть, это им поручили слежку за мной, а они с заданием не справились, и теперь у них неприятности из-за меня, – осенила меня догадка. – Тогда понятно, почему у всех такие кислые мины. Чем бы мне их порадовать?»

– Но мы вполне можем показать этот дом, если вы захотите. Мы очень хорошо запомнили дорогу, несмотря на то что шел сильный снег и было трудно разглядеть надписи на домах. Но повороты мы запомнили и покажем вам дом. Хотите?

По моему мнению, это было очень хорошее предложение, но трое недовольных милиционеров придерживались иного мнения и злобно рявкнули в ответ:

– Нет, не хотим!

У капитана Степанова перед глазами метались белые бурунчики, а внутри медленно закипал свой собственный гейзер. Вчера он выклянчил у подполковника двух ребят на пару дней, с тем чтобы они караулили девчонку. Пошел на немыслимые обещания, которые ему теперь придется выполнять, а все из-за призрачной надежды на то, что через девчонку выйдет на крупную аферу. Аферу, которую он давно чуял, но не мог пока ухватить за хвост.

Девчонка отправилась гулять по городу, как и полагалось по их плану, но зачем-то прихватила с собой другую гангрену по имени Наташа. Эта Наташа уже давно и глубоко сидела у капитана Степанова в печенках. Ее вездесущая натура проявляла себя в самых неожиданных местах и самым неожиданным образом, но всегда с одинаково разрушительным эффектом. Бороться с ней было бесполезно. Можно было только лишь по возможности сократить число встреч с ней и иногда напоминать ее мужу, которому Степанов от души сочувствовал, чтобы он не забывал присматривать за своей деятельной супружницей. Увы, Наташа выскакивала как чертик из коробочки снова и снова. Сотворив очередное доброе дело, она скромно просила не благодарить ее за помощь, оказанную ею совершенно бескорыстно.

При упоминании о ней у Степанова начиналось сердцебиение, он синел, и ему становилось душно и противно в своей форме. Но молодые сотрудники не знали Наташу в лицо, а он не догадался предупредить их о возможности ее появления и о катастрофических последствиях ее вмешательства. Когда ему доложили, что Даша исчезла из кафе через черный ход и с ней была подруга, которая тоже исчезла, то он поспешно уточнил приметы подруги и с замиранием сердца выслушал подробное описание, в котором без труда узнал свою давнюю головную боль. Теперь у него почти не было надежды на благоприятный исход операции. Но он еще мог отомстить противнице, и отомстить страшно. Именно это он и собирался сейчас сделать. Его пальцы при виде Наташи непроизвольно сжимались в кулаки. Он с деланным спокойствием прослушал лепет девчонок, разумеется, не поверив ни одному звуку, достигшему его уха. Сейчас он с кровожадным злорадством готовился высказать им все, что накипело у него на сердце. Но Наташа опередила его на какую-то долю секунды и заговорила первая. То, что услышал от нее Степанов, заставило того усомниться сначала в трезвости ее рассудка, потом в трезвости своего рассудка, а под конец он решил, что сошли с ума все.

– Вы много раз ставили мне палки в колеса, но я не держу на вас зла, – доброжелательно сказала Наташа, которая очень вовремя вспомнила, что она православная христианка и ей подобает прощать своих врагов. – И теперь я могу помочь вам. Хотя могла бы все провернуть в одиночку, но просто боюсь, что мне не успеть всюду. Нужно три, а лучше четыре человека, чтобы все прошло как по маслу. Это количество самое меньшее, которое потребуется, чтобы обезвредить шайку и нарушить их планы. Только я знаю, что именно они затевают, когда именно, где именно, но я ведь могу и промолчать.

И она многозначительно замолчала. Я же просто похолодела от предчувствия, что вся ее речь не более чем блеф. И если Степанов тоже это поймет, то он ее по стенке размажет и меня за компанию с ней. Я искоса взглянула на Степанова, пытаясь оценить степень опасности, исходящей от него. Его фигура прямо раздувалась от внутренних переживаний, но пока он не собирался нападать. Лицо у него было удивленное и растерянное, как будто он не мог поверить до конца в реальность происходящего и прикидывал, как бы ему без потерь выбраться из кошмара, который ему приснился непонятно зачем, но явно, что причина кошмара заключалась в том, что он слишком много работал.

Капитана обуревали самые противоречивые чувства. Больше всего на свете ему хотелось выгнать эту нахалку вон и забыть о ее существовании, но если она говорит правду, то недальновидно обрывать единственную ниточку, которая может привести его к лишней звездочке на погонах. Какой бы тонкой и ненадежной ни была эта ниточка. Но ведь девчонка может просто врать. Ну тогда он разделается с ней на один час или день позже. Да, стоит послушать ее предложение. Придя к такому решению, капитан расслабил лицо и постарался придать ему доброжелательное выражение. Ему это удалось очень плохо. Вместо желаемого выражения благожелательности его лицо исказила такая ужасная гримаса, что я насмерть перепугалась и решила, что пришел наш последний час. Я зажмурилась, но вместо грозного рыка я услышала фразу, сказанную неожиданно спокойным голосом:

– Ну-с, я согласен выслушать твой план, Наташа. И если он будет реальным для выполнения, то я обещаю помочь в его осуществлении. Но для этого мы должны услышать те факты, которыми ты, судя по твоим словам, располагаешь.

Тон, которым было это произнесено, настолько же не вязался с жуткой гримасой на лице Степанова, как, предположим, граммофон с вертолетом или действующий вулкан с детским надувным плавательным бассейном. Мы с Наташей изумленно уставились на человека, произнесшего эти удивительно разумные слова, не в силах поверить тому, что мы услышали.

Степанов поощрительно кивнул нам в ответ и предложил Наташе приступить наконец к повествованию, потому что время уже позднее и всем пора по домам и так далее. «Интересно, как она выпутается? – мелькнул у меня закономерный вопрос. – Ведь ей не известно никаких конкретных вещей, достойных того, чтобы нас помиловали. Или все-таки она знает что-то важное?» Но Наташа оказалась изворотливее, чем я могла представить себе, и к тому же обладала богатой фантазией, бурным воображением и еще чем-то сверхъестественным, что все вместе помогло ей выстроить ладную картину возможного преступления. Выстроить, пользуясь только слухами, отрывочными замечаниями, намеками.

Наташа приступила к рассказу, в котором причудливо переплелись выдумка, правда, домыслы и откровенная ложь, которую Наташа выдала за плод своей дедукции, о чем, видимо, догадывалась только я одна, как имеющая больше сведений, чем остальные. Звучала эта история так:

– Услышав, что бандиты планируют операцию на послезавтрашнюю полночь, я навострила уши и решила послушать дальше. Выяснились интересные подробности. Например, что будет ограблено новое книгохранилище на станции метро «Парк Победы», которое, как вы знаете, еще не введено в эксплуатацию. Книги будут украдены во время их перевозки из помещения на Краснопутиловской улице, где они проходят сейчас обработку и консервацию. Целый микроавтобус с печатными книгами пропадет в неизвестности. Шофера найдут через некоторое время связанным. Он будет лежать с кляпом во рту в подсобном помещении. Естественно, это преступление будет иметь чисто отвлекающий маневр. Силы милиции будут брошены на его раскрытие, и тем самым будет отвлечено внимание от главного здания библиотеки, где и хранится истинный объект вожделения преступников. Отвлекающий маневр должен произойти завтра днем. Так они рассчитывали, но из-за нерасторопности Амелина, потерявшего свой пропуск в библиотеку, операция может быть отложена, перенесена на другой день или вообще отменена. Книги, которые намечены для первого похищения, особой ценности не представляют и не могут служить оправданием для возможного риска из-за утраченного пропуска, который был важным звеном в цепи преступления.

– Мне кажется, что Амелину кто-то помог потерять свой пропуск? – спросил ехидненько Степанов у Наташи.

– Если вы будете меня прерывать неуместными намеками, которые я отказываюсь понимать, то никогда не дослушаете до конца, – с достоинством ответила Наташа и продолжила: – Сведения, которыми я с вами сейчас поделилась, моему другу, чье имя я здесь не назову, но которому вполне можно доверять, удалось подслушать в кафе, где двое преступников перекусывали, обсуждая за порцией шашлыка свои гнусные делишки.

– Кто эти люди? Вам известны их имена, фамилии, место жительства? – опять прервал ее Степанов.

– Они были в гостях у крепыша, и они друзья Амелина. Это за ними мы следили в Озерках. Как их зовут и где работают, мы пока не знаем. Нельзя же требовать от нас двоих с Дашей, чтобы мы пахали за всех. Между прочим, это именно ваша работа, – заявила Наташа, всем своим видом показывая, что недовольна отношением к своей персоне и вполне может замолчать, если ее и дальше будут прерывать на полуслове, требуя провернуть всю работу за них.

Степанов, скрипнув в очередной раз зубами, сдержал готовые вырваться у него проклятия в адрес взбалмошной домохозяйки, которой приспичило поиграть в опасные игры, и предложил ей продолжить свой захватывающий рассказ. Он пообещал, что не будет прерывать ее впредь.

– Основное преступление не может быть отменено, так как подкупленный преступниками человек оставит открытой одну из дверей хозяйственных помещений библиотеки, а связаться с ним, чтобы перенести операцию на другое время, у них нет возможности. Хозяйственные постройки, столярные мастерские, столовая, кухня, архив и тому подобное сообщаются с центральными помещениями библиотеки и с фондами, где, собственно, и хранятся книги, которые преступники наметили для кражи. Сообщаются они также с отделами рукописной книги, первопечати, журнальным и другими залами, отделом иностранной печатной книги, который и интересует наших преступников больше всего.

«Если это все сумел подслушать Леша, то неудивительно, что за ним гнались и пытались убить. Я бы тоже заволновалась, если бы выболтала жизненно важные сведения постороннему лицу», – подумала я, а Наташа продолжала:

– Здание библиотеки являет собой настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться. Для этого им и нужен Амелин, который провел в этом здании много дней и часов, шныряя по всевозможным коридорчикам, подвалам и внутренним дворам. Он тщательно изучил их направления, повороты и места, куда они ведут. Составил план внутренних помещений. На него никто не обращал внимания в библиотеке, потому что он переодевался в робу электрика.

Я мысленно присвистнула.

– Самим же электрикам он избегал попадаться на глаза. Для этого в библиотеке предоставляется масса возможностей. Это и кладовки, и заброшенные комнатки, и темные тупички, и объемистые стеллажи с книгами, за которыми так удобно прятаться. Все они с удовольствием укроют любого от нежелательного внимания или контакта.

«Как она здорово шпарит, – сказала восхищенно я сама себе, – а ведь была в библиотеке всего один раз. Ну с чего она взяла, что преступники планируют именно это и именно на послезавтра? Как бы у нас беды не было еще большей, чем сейчас, когда выплывет ее обман».

Наташу между тем продолжал вдохновенно нести поток ее слов, в правдивости которых уже не сомневалась и она сама.

– Так, прячась и укрываясь, он изучил и запомнил переходы и повороты. Теперь он является незаменимым человеком для данной операции. Его хотели подключить и к отвлекающей операции, но, потеряв пропуск, который хотя и является читательским, но может помочь такому ловкому молодому человеку втереться в доверие к вахтерше, Амелин не сможет пройти внутрь, как того требовали планы бандитов. Поэтому было решено не рисковать им, а попробовать обойтись без него. Но тогда возникала куча неожиданных проблем. Например, некому было вывести из строя шофера. А чем должны были заниматься двое других, мне узнать не удалось, но это и не важно.

Наташа закончила или, во всяком случае, остановилась, чтобы перевести дух. Этим молчанием немедленно воспользовались остальные, которым давно не терпелось задать свои вопросы, но они не решались ее перебить из опасения, что она обидится и замолчит.

– Что именно планируют похитить преступники? – спросил один из молодых сотрудников, допущенных к слушанию.

– Это заказное преступление, – не моргнув глазом ответила Наташа. – Насколько я поняла, заказчика интересуют рукописные и первопечатные книги по алхимии, естественным наукам, истории. Поэтому выбор у преступников будет большой. Но, возможно, им поручено, кроме прочего, взять какую-нибудь отдельную книгу, особенно важную для заказчика, но про нее мне ничего не известно. Так же, как и имя заказчика. Это вообще знает только крепыш. Знаю, что в планируемом ночном налете будут участвовать трое мужчин и одна девушка. Украденное они вынесут тем же ходом, через внутренние дворы, по практически никем не охраняемым хозяйственным пристройкам. На следующий день они передадут книги своему шефу, который и переправит их заказчику. Внутрь здания библиотеки войдут двое. Один из оставшихся на свежем воздухе будет стоять на стреме, а второй – за рулем машины, будет поджидать подельников с похищенным. Естественно, что двое, которые проникнут внутрь библиотеки, должны быть вооружены. Не знаю, какое оружие они возьмут с собой. Они мелкие воришки, но за ними стоят большие и грозные силы, которые используют эту четверку, а потом уничтожат как ненужных свидетелей. За каждым из четверых тянется шлейф мелких делишек и провинностей. Эти их делишки стали известны одному хозяину, который беззастенчиво использует свои сведения для того, чтобы шантажировать четверку в целом неплохих, но очень запутавшихся людей. Двоих он вынудил угрозами разоблачения на дело, которое казалось вполне невинным – перевезти закрытые чемоданчики в соседний город – Москву. Но в пути чемоданчики с загадочным содержимым так же загадочно исчезли. Теперь двое просто отрабатывают долг. Они страшатся, что из-за потери им надерут задницу, и так оно и будет, если они ослушаются. С Амелиным не было нужды прибегать к таким ухищрениям. Он купился на сказку о жизни, полной приключений, денег и азарта. Ничего не поделаешь, не всем же быть умными. Амелин познакомился с хозяином через свою девушку. Теперь она горько жалеет, что не разглядела вовремя в том коварства и не предупредила Амелина о возможных последствиях. Асю хозяин вынудил к работе на него совсем уж просто. Он пригрозил сообщить ее предкам о дополнительной работе Аси. Так как вначале на нее возлагались лишь мелкие поручения, за которые к тому же хорошо платили, то Ася не волновалась и охотно привела новую жертву – Амелина в пасть этого паука. Потихоньку поручения усложнялись, становились все более рискованными и сомнительными в смысле правопорядка. Однако все четверо уже здорово запутались в паутине и не представляли, как можно из нее выбраться без ущерба для здоровья. Они стали делать мелкие пакости. Опаздывали к назначенному месту и сроку, забывали необходимые инструменты вроде фомки дома, прикидывались больными в неподходящий момент, работали неаккуратно и с многочисленными осечками. Они надеялись, что хозяину их неуклюжесть надоест и он их отпустит. Хозяину и в самом деле надоело терпеть, но отпустить с миром он их не мог. Они знали уже слишком много и стали опасны для него самого и больших людей, которые стояли и стоят за ним. После того как четверо отдадут украденные книги, их незамедлительно уничтожат. Скорее всего это будет автокатастрофа. Дешево, но и сердито.

Я с глубоким почтением внимала полету фантазии Наташи. Ни за что не поверю, что у кого-то существует настолько бурное воображение, как у моей подруги.

«Это надо же столько наворотить. Как мы теперь отмоемся? Три четверти рассказанного чистой воды придумки», – билась в мозгу тревожная мысль.

Но Наташа держалась очень уверенно, и я засомневалась в собственном здравом смысле. Может быть, то, что она рассказала, в самом деле следует из сегодняшних событий? А я просто не врубилась. Но только с чего она взяла, что ограбление назначено на полночь? Про завтрашнюю полночь преступниками не было сказано ни одного слова. В этом я была абсолютно уверена.

У двух молодых милиционеров челюсти упали почти до земли, но они этого не замечали, всецело поглощенные рассказом Наташи. Конечно, им же, беднягам, не известно, что ее фантазия не знает предела. Они, наверное, думают: «Наконец-то в руки идет крупное дело!»

Надеются на повышение в звании. Все они такие. Только и думают, как бы хапнуть чего-нибудь. Думают о счетах в банке или о том, чтобы накормить детей, о новой машине или покупке ботинок к празднику, но только не о деле. Если бы им удалось хоть раз воспользоваться мозгами, отпущенными им природой, то кто знает, какими бы открытиями пополнилась сокровищница мировых знаний. Но нет, вместо этого они будут ломиться напролом, не утруждая себя поработать головой. Вот и теперь размечтались, уши лопухами развесили. Делайте с ними, что хотите, они уже на все согласны. Ох, уж эти молодые мальчики! Ни капли здравого смысла. Да и у тех, кто постарше, в голове ветер. Вон капитан Степанов, вроде женатый человек, ребенку три года, должен бы разбираться в людях, но тоже смотрит не отрываясь Наташке в рот. Думает, наверное, что сейчас оттуда преступная четверка во главе с крепышом выпрыгнет. А он, Степанов, их скрутит. Ой, чувствую, не выкрутиться нам с Натальей. Они так заинтересовались, что просто так нас не отпустят. Наташка теперь для них незаменимое звено. Они теперь ее пасти день и ночь будут. А когда завтра ночью в библиотеке ровно ничего не случится, то они ее на медленном огне поджарят. А произойти может что-либо только в том случае, если мы с Наташей сами пойдем на дело и чего-нибудь сопрем, не дожидаясь четырех преступных элементов.

Первым опомнился капитан Степанов. Пока его подчиненные, вытаращив глаза, переваривали услышанное и пытались разложить информацию по полочкам, он, умерив свои восторги, которые у него появились от предвкушения крупного дела, припомнил свои прошлые неудачи, происходившие по вине Наташи. Ему ужасно хотелось поверить в ее рассказ. Ведь тогда он сможет раскрыть огромное по своей значимости в жизни города дело и получить соответственную награду, но он справедливо опасался оказаться одураченным этой невозможной девицей, которая вместо того, чтобы чинно сидеть дома и готовить ужин для мужа, шныряла как тать в ночи по округе и потом вываливала на голову капитана всевозможные неожиданности. Наконец он решился. Глубоко вдохнул грудью побольше воздуха и спросил очень грозно у выговорившейся Наташки:

– Как я могу быть уверен, что твой рассказ правда?

На это Наташа бойко ему отрапортовала:

– Мои слова может подтвердить Даша. Правда, Даша?

Все же такой подлости я от нее не ждала. Мало я из-за нее сегодня натерпелась, теперь она хочет навсегда поссорить меня со Степановым. И вообще, что она хочет, чтобы я подтвердила? Во всей ее речи я насчитала не больше четырех правдоподобных мест, которые я скрепя сердце согласилась бы подтвердить.

– В целом все правильно, – услышала я свой голос, – но про время операции они планировали уточнить у своего босса. Я это очень хорошо расслышала. Поэтому они, возможно, перенесут ограбление на день или даже на неделю, – твердо добавила я.

Но Наташа не собиралась сдаться без боя. Она упрямо лезла на рожон:

– По их тону можно было понять, что такая возможность существует, но равна одному проценту из ста. У них уже все готово.

Последнюю фразу она произнесла с нажимом специально для меня и глядя на меня. Я не стала больше пререкаться с ней на глазах у милиции, решив высказать ей все начистоту дома или в еще более безопасном месте. Ведь в конце концов я уже сказала, что собиралась. И теперь могла спокойно наблюдать за внутренней борьбой между двумя личностями Степанова. Одна из них – более осторожная – явно советовала ему не ввязываться, но другая подзуживала рискнуть.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – шептала первая ему, но врожденное благоразумие тоже имело вес, и поэтому Степанов пошел на компромисс.

– Я подумаю над вашим рассказом до утра. К сожалению, в нем много неясностей и поэтому группу для захвата вызывать на помощь я не рискну. И не просите, и не уговаривайте, – добавил он поспешно, видя, что Наташа открыла рот, приготовившись возразить.

– Двое ребят с рацией – вот все, что я могу предложить. И могу неофициально покалякать со своим приятелем, чтобы он в случае реальной возможности ограбления подбросил пяток своих ребят.

Это было больше, чем мы могли рассчитывать, но Наташу это предложение неожиданно оскорбило.

– Вы нам не верите, – обличающим тоном заявила она.

– Признаться, не слишком, – откровенно сказал Степанов.

– Как бы вам завтра не начать локти кусать, когда упустите бандитов. Впрочем, свой гражданский долг мы с Дашей выполнили, а теперь решайте сами. Вы уже вполне взрослые, чтобы принять правильное решение.

И, сделав свое заявление, Наташа подхватила меня под руку, и мы плавно выплыли из кабинета. Отойдя на безопасное расстояние, я высвободилась из рук Наташи и выжидающе посмотрела на нее.

– Не смотри на меня так, – жалостливо простонала Наташа. – Догадываюсь, что ты мне хочешь сказать, но пойми, я сама не знаю, откуда взялась та галиматья, которую я им выдала за свидетельство очевидца. Словно кто-то вложил слова в меня и заставил их произнести. Ты же знаешь, что я даже в сны на пятницу не верю, но сегодня я поверила в то, что в нашем мире существуют некие загадочные силы, которые управляют нами и нашими словами. Ты должна мне поверить.

– Как вам это нравится! – возмутилась я, обращаясь к несуществующей публике. – Заварить кашу, а потом всю ответственность свалить на неведомые силы, которые к тому же нет никакой возможности призвать к ответственности. Вполне в твоем духе. Ужас, ведь если раньше ты всегда сама отвечала за себя и свои слова, то теперь за них будут отвечать потусторонние силы, которые сразу же проявили склонность к идиотскому вранью, веселенькая жизнь нас всех ожидает.

– Мне не дает покоя только один вопрос, – призналась Наташа.

– Только один? – не удержалась и съязвила я.

– Да. Почему Амелин пришел сегодня к нашему дому? Конечно, я знаю, что преступников тянет на место преступления, но вряд ли его привлекло именно это. Ему было что-то позарез нужно. Но вот что? За своей сумкой он не мог прийти, потому что мы слышали, что они знают, где она. Что же он хотел?

– Разве твои голоса тебе не сообщили? – поинтересовалась я. – Или они тебе говорят только заведомую чушь?

– Вот увидишь, завтра что-то будет.

– Конечно, будет. Шашлык из нас будет готовить Степанов. А эти его двое заморышей после ночи бесполезного ожидания преступников возле библиотеки поставят нас с тобой раком и отметелят почем зря. Чтобы неповадно было языком болтать. И это еще если они нас пожалеют, как умом тронутых.

Наташа не отреагировала. И вообще моя подруга была какая-то заторможенная. Словно прислушивалась к событиям, происходящим внутри нее, а окружающая действительность ее не касалась. Так мы и дошли до дома, где на лестнице столкнулись с Русланом. Он окинул нас обеих ненавидящим взглядом и спросил у Наташи, подчеркнуто не обращая внимания на мою скромную персону:

– Ты намерена всю ночь шататься по улицам или, может быть, все-таки вернешься домой, а?

Наташа не удостоила его ответом. Она стала преувеличенно тепло прощаться со мной, чуть не задушив меня в своих объятиях и заляпав мне все лицо помадой. У меня создалось впечатление, что она прощалась со мной навсегда, что больше свидеться нам не придется. Она заглядывала мне в глаза с немым обожанием и положительно пересаливала со своими чувствами. Если она хотела таким образом позлить Руслана, то у нее получилось. Потому что Руслана ее поведение здорово раздражало. Он обиженно надулся и кидал на меня негодующие взгляды, как будто это я облизывала его супругу, а не она меня. Я с трудом отцепилась от совершенно ошалевшей от бурных чувств Натальи и спаслась от этой парочки бегством по лестнице.

Дом встретил меня тишиной и безмятежным покоем. Я разделась и прошла в комнату. Устало опустившись в кресло, я поцеловала игрушечного Альфа, спокойно стоящего на своем привычном месте на колонке музыкального центра. Альфа подарил мне мой младший братишка на прошлый Новый год. Альф был пушистым, и, когда я тискала его в руках, он смешно попискивал, выражая тем самым то ли удовольствие, то ли протест. Альф скрашивал мне многие неприятные минуты в моей жизни. Вот и сейчас, глядя на его славную мордашку, я почувствовала, как мое настроение плавно пошло вверх.

На подоконнике изнывал от жажды мой любимый цветок. Любимый потому, что был единственным живым существом в этой комнате, кроме меня самой. Он поглощал немыслимое количество воды в день. Вечно он хотел пить. Выпивал в день две глубокие тарелки воды и все равно желтел кончиками листьев. Однажды летом я оставила его на пять дней одного. При этом я сняла его с окна, чтобы солнце не пекло его, и поставила в большой таз, полный свежей воды. Вернувшись из поездки, я застала удручающее зрелище. Мой циперус поник всеми стеблями и листьями и готовился мужественно принять свой конец. Воду он всю уже выпил, хотя там была двойная или даже тройная доза, и теперь укоряюще распластался в пустом тазу. Я запихала этого пропойцу целиком в воду, и он живо очухался. Но больше никогда я не оставляла его дома одного надолго. Приходилось просить соседей, чтобы они поливали его хотя бы через день.

Я обвела взглядом свою комнату, которая уже давно служила мне надежным прибежищем от всего мира. И теперь я совсем не хотела терять его. Но на нас с Альфом и циперусом уже надвигались грозные тучи, которые вполне могли поглотить наш безмятежный мирок без остатка. Это было так грустно, что я допила остатки коньяка. Потом я вспомнила, что еще не дала водички своему подопечному. Итак, я полила свое растение, пожелала всем спокойной ночи и легла спать, от души надеясь, что она и в самом деле будет спокойной.

Первым живым существом, которое я увидела на следующее утро, была мрачная как грозовая туча Наташа. По выражению глубокого негодования, запечатленного на ее лице, я поняла, что ее ночь не отличалась спокойствием. И действительно, не успев перешагнуть через порог, она огорошила меня следующим:

– От меня ушел Руслан. Точнее, я его сама выгнала. Он ушел к твоей соседке. Она его, оказывается, уже давно пригревала. Теперь он будет жить у меня над головой. Представляешь, какой кошмар?

– Да-а-а, – протянула я, не вполне понимая, сплю я или бодрствую.

Происходящее действительно напоминало кошмар. А еще я не понимала, что больше расстраивает Наташу: то, что она осталась без мужа, или то, что этот тип будет жить над ее головой.

– Это все, что ты можешь сказать? – с удивлением спросила Наташа. – Моей жизни пришел конец, а ты говоришь только – «да».

– Может, не стоит драматизировать. Ведь все всегда как-то налаживается. Ты еще найдешь себе другого или этот вернется.

– Он ушел к этой мерзавке. Я убью ее, его, а потом себя. И не пытайся меня отговаривать. Он предал меня, годы нашей совместной жизни, предал мою любовь. За такое нет и не будет прощения.

Наташа явно насмотрелась мексиканских сериалов. Ей не следовало просиживать перед телевизором столько времени. Ее слог меня положительно убивал.

– Он же от тебя уходит в среднем раз в месяц, – напомнила я, и это тоже была чистая правда.

Наташе также пришло в голову это соображение, потому что она произнесла уже значительно спокойнее:

– На этот раз все кончено. Я не приму его обратно.

Придя к такому решению, мы позавтракали омлетом с замороженной зеленой фасолью. Конечно, фасоль я предварительно отварила в кипящей воде. Выпили по чашке обжигающего кофе, и Наташа заторопила меня.

– Собирайся скорее, – произнесла она, прихлебывая кофе из моей чашки с розочкой, – ты еще не одета, а нам уже пора в путь.

– Куда? – недоуменно воззрилась я на нее.

– Ты забыла, что вчера я наговорила в милиции? Это все твой коньяк меня подкузьмил. Теперь надо как-то выкручиваться.

Я была вся внимание. Мне очень хотелось знать, что она придумала на этот раз, и я надеялась, что для разнообразия идея будет безобидной. Что нам не придется мерзнуть, рисковать, голодать и так далее.

– Амелин сегодня едет опять в тот дом в Озерках, – сказала Наташа и умолкла, полагая, что дальнейшие выводы я сделаю сама.

– Почему поедет?

– Потому что он вчера в кассе спрашивал про поезда на сегодня.

– Я не поеду, – мгновенно среагировала я, – хватит с меня.

– Тебе и не придется. Поедут ребята капитана. Кстати, их зовут Миша и Дима. Только боюсь, что они зря потратят свое время, но это уже их проблемы. Может, у них что-нибудь и выгорит.

– А мы куда должны тогда ехать?

Наташа в безмерном удивлении уставилась на меня, словно не верила, что бывают такие тормоза, как я.

– В библиотеку, конечно.

Я изумилась не меньше ее и спросила:

– А зачем нам опять туда? Объясни, пожалуйста.

– Объясню, – успокаивающе сказала Наташа. – Мы должны провести разведку перед боем.

– Каким еще боем? – занервничала я. – Когда и с кем ты собираешься воевать в мирной библиотеке? С библиотекаршами? Если с ними, то я наотрез отказываюсь от участия в битве, среди них много моих добрых знакомых.

– Не валяй дурака. Ты же не страдаешь склерозом и должна помнить о нашем деле. Для милиции придется создать видимость того, что мы всерьез взялись за преступников. Что ты себе думаешь, Степанов дурак?

Я ничего такого о Степанове не думала, о чем и сказала Наташе. Но моя тупость становилась неприятной мне самой. Я чувствовала себя так, словно моя голова была набита толстым слоем медицинской ваты, не пропускавшей тех вещей, которые другим казались очевидными и не требующими дополнительных разъяснений.

– Значит, мы должны, – продолжила свою мысль Наташа, – поехать в библиотеку, словно ограбление и в самом деле должно быть. Сегодня я уже не уверена, что оно состоится, но надо состроить хорошую мину при плохой игре, а для этого побольше суетиться, создавать видимость кипучей деятельности, предшествующей великим событиям. А как мы можем создать суету? Только если поедем в тот дом в Озерках, но это бессмысленно, потому что там будут оглоеды Степанова. Кроме поездки в Озерки, мне пришла в голову только одна идея – поехать в библиотеку. Поэтому мы и едем в библиотеку, – заключила она, и мне оставалось лишь подчиниться ей, как обычно.

– Но зачем ехать куда-то, если ребята Степанова будут в Озерках? Они же будут заняты сегодня, и на нас у них не хватит времени.

– Кто его знает, этого Степанова, – неопределенно пробормотала Наташа, – может, у него еще кто есть для работы с нами, а он просто нам не сказал, чтобы мы опять не слиняли. Тогда ему будет известен каждый наш шаг, и его, конечно, удивит и насторожит тот факт, что накануне великого события мы безвылазно проторчали весь день дома. Лучше изобразить бурную деятельность. Словом, хватит болтать. Пора в путь, подруга.

Я оставила всякие попытки понять до конца происходящее, и мы пустились в путь. Наташа – бодрая, как щенок бультерьера, искрящаяся энергией, и я – томимая недобрыми предчувствиями. Мои предчувствия себя оправдали быстро, я бы сказала, очень быстро. Не успели мы спуститься в метро, как они начали себя оправдывать. Мы еще и до поезда не дошли, а Наташа встала, и ни с места. Проследив за ее взглядом, я ощутила неприятный холодок в спине. Вчерашний мой азарт основательно повыветрился за ночь, и сейчас я меньше всего жаждала встретиться нос к носу с Амелиным и его подругой. Но с судьбой не поспоришь. Именно они поджидали нас, мирно сидя на лавочке, а мимо них пробегали поезда и люди. То, что они ждали именно нас, я поняла сразу же по улыбкам, которые осветили их лица, когда они разглядели нас в толпе других пассажиров. Они улыбались вполне дружелюбно и немного заискивающе, а Амелин к тому же скорчил виноватое лицо и стал похож на провинившегося школьника, который надеется на то, что ему все опять сойдет с рук. Почему Амелин чувствовал себя виноватым, я понимала превосходно. У него была для этого куча причин. Еще бы – столько всего наворотить. Но то, что его подруга решила быть с нами любезной, не лезло ни в какие ворота. О чем мы с Наташей и сказали друг другу.

Те двое не ограничились одними приветственными кивками и жестами. Видя, что мы не торопимся присоединиться к ним, они решительно направились в нашу сторону. Меня их намерения не устраивали. И почему бы не нарушить планы врага? Просто так, на всякий случай. А для этого существовал один, и очень простой, способ – удрать. Но Наташа намертво вцепилась в мою руку, и мне никак не удавалось стряхнуть ее. Сама же она отказывалась бежать вместе со мной и висела на мне на манер якоря. Поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать продолжения, стоя на месте. Не волочить же мне за собой Наташку, продираясь сквозь толпу, в самом деле.

Да и что плохого они могут нам сделать? Здесь кругом полно народа, и переодетых оперов в метро тоже предостаточно. Оперов на любой станции навалом. Они таким образом делают вид, что борются с наркобизнесом. Чтобы, значит, ширевом и «дурью» прямо в метро не торговали. Не знаю, насколько хорошо у них это получается, но если заметят другой какой беспорядок, то обязательно вмешаются тоже. Поэтому мы с Наташей находились в относительной безопасности. И разумеется, если мы не будем хлопать ушами, то узнаем интересные новости. Насколько эти новости будут важны для нас, я и не предполагала.

Тем временем Амелин и Ася подошли к нам вплотную, и Ася, прямо-таки лучась дружелюбием, сказала:

– Нам очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста, не отказывайтесь. Петя сильно рискует, разговаривая с вами. С одной стороны, его могут задержать органы, если узнают, а узнать его легко, особенно когда он в комплекте с вами, а с другой – наш хозяин не должен знать, что мы контактировали с вами. Риск того, что его узнает милиция, возрастает многократно, когда он говорит с вами, ведь за вами все-таки возможна слежка, а поэтому его могут признать.

– Это и ежу понятно, но не беспокойся. За нами сегодня если и следят, то люди, которые видели его лишь на фотографии, а она не очень четкая, – заверила Наташа Асю, которая немного успокоилась за своего ненаглядного и сказала, что она так и предполагала. Иначе бы она не согласилась на то, чтобы Петя сопровождал ее, а пришла бы одна.

– А о чем вы хотели с нами поговорить? – поинтересовалась я.

– Вам надо поехать с нами туда, где вы вчера были, – несколько туманно, на мой взгляд, ответила Ася.

– Вы точно уверены, что нам это надо? – с похвальным сомнением в голосе спросила Наташа после секундной паузы.

Я только порадовалась, что у моей подруги сохранилась хоть капля осторожности, но, как немедленно выяснилось, радость моя была преждевременной. Наташа тут же поправилась и сказала:

– У вас должны быть веские причины, чтобы так говорить. Едем, а по дороге вы все расскажете в подробностях.

Ну, чем она думает? Я была от такого решения, мягко говоря, в отчаянии. Просто ужас какой-то. Меня уже не утешало, что сейчас белый день, а где-то рядом ребята Степанова. Только вот здесь ли они, было вопросом первостепенной важности. Это и заставило меня открыть рот и решительно заявить:

– Я не поеду до тех пор, пока не услышу хотя бы одну из этих веских причин. Я не прошу много, но на одну имею право. И потом, почему мы должны вам верить? Ведь до сих пор вы выступали за другую команду. И мне странно, что вы так рветесь поговорить со мной и с Наташей. На что вы рассчитываете? И зачем для этого ехать так далеко? Это подозрительно. Мне кажется, что вы мечтаете заманить нас в лапы своего хозяина и расправиться с нами. А все ваши разговоры о том, что он не знает, где вы находитесь, не более чем способ заманить нас в ловушку. Вы ведь, наверное, думаете, что нам много чего известно, а значит, мы для вас опасные свидетели. А всем известно, что свидетели живут меньше всех, их убирают первыми. Мне совсем не улыбается закончить свою жизнь в тех лужах, из-за которых Озерки и носят свое название.

– Но у нас и в мыслях не было причинять вам вред! – воскликнула Ася в ответ на мою речь. – И при чем здесь Озерки? Мы вас туда не заманиваем и не собираемся.

– А доказательства? Доказательства этому у вас есть? – упорствовала я.

Мне ответил Амелин, молчавший до этого:

– Мы с вами поделимся тем, что знаем сами, а вам уже решать, достойно это доверия или нет.

Мы с Наташей выразили свое удовлетворение сказанным и согласились его слушать дальше. И Амелин немедленно начал закладывать своего хозяина, и с большим мастерством. Было похоже, ему это не в новинку. Но нам не было до этого дела. Мы целиком обратились в слух.

– Хозяина дома зовут Виктор Владимирович Бердышев. Он искусствовед и в данный момент зависает на работе. Искусствовед – это у него прикрытие, а на самом деле он занимается скупкой краденого антиквариата и художественных ценностей: картин, книг, ювелирных украшений, икон.

– Очень разносторонняя личность, – поддержала его Ася.

– Но недавно нам с Асей стало ясно, что хозяин занимается не только этим, – продолжал Амелин. – Скупкой краденых вещей он занимается для прикрытия уже своего настоящего бизнеса. Понимаете, прикрытие под прикрытием. Антиквариат – это хобби, которое приносит неплохой доход. А главное его дело – продажа оружия. И новая партия была привезена этой ночью. Пока оно еще лежит в тайнике в доме, но уже через сутки оружие разберут покупатели. Мы хотим показать вам его, чтобы вы могли рассказать об этом в милиции, а также о нас с Асей – хороших и исстрадавшихся от произвола этого барыги, которого мы сдаем с огромной радостью. Мы не могли пойти сами к ментам, вы понимаете почему, и поэтому связались с вами. Вся хитрость в том, что дом записан на тетку хозяина, а она уже полностью перекочевала жить в свое детство. И даже если менты сейчас обыщут дом и найдут тайник с оружием, то хозяин скорей всего выкрутится или откупится. Он останется на свободе, и тогда уже нам придет конец. Потому что хотя потеря товара для него не смертельна, но все же достаточно чувствительна, чтобы не оставлять в живых тех, кто его выдал.

– А потому надо подловить его еще и на другом, на его, скажем так, хобби, – приготовилась Ася продолжить Петю, который уже выговорился и теперь снова собирался с мыслями, но ни ему не удалось их собрать воедино, ни Асе добавить что-либо к сказанному, потому что к нам устремился дюжий омоновец.

Более неподходящего времени он выбрать просто не мог. Потому что в планы Амелина и Аси знакомство с омоновцем никак не вписывалось, и они дали деру. Такое их поведение не вызвало прилива доверия у омоновца, который теперь уже решительно мчался прямо на них. На прощание Ася успела нам шепнуть:

– Сегодня ровно в полночь будьте возле Катькиного садика. Приходите вдвоем и не пожалеете. Будет весело.

После этих слов, не проливших ни грамма ясности на всю историю, а только еще больше запутавших ее, она тоже слиняла вслед за Амелиным, который на приличной скорости уже вбегал в электричку. Омоновец не догнал Петьку и не догнал Аську, которая тоже исчезла в дверях поезда, он возвращался к нам с Наташей, решив взять утешительный приз, если уж не досталось ничего другого. Нам с Наташей тоже не захотелось вступать с ним с беседу и как-то объясняться. Мы последовали примеру Амелина с Асей и поспешно сели в удачно подошедший поезд, и, хотя он шел в противоположную от центра сторону, мы не огорчились. Головы у нас шли кругом от услышанного, и мы не обратили внимания на такую мелочь. Мимо нас в окне промелькнуло растерянное лицо омоновца, которого все сегодня решительно избегали, и мы его жалели все то время, пока видели.

Вечером того же дня в половине двенадцатого ночи мы с Наташкой нарезали круги вокруг Гостиного двора и вяло переругивались хриплыми от бесконечных перепалок голосами. Время тянулось бесконечно. Мы уже обошли Гостиный немыслимое количество раз, а все из-за меня. Это я настаивала на том, чтобы приехать пораньше и ничего не пропустить. И теперь горько сожалела о своей торопливости, потому что мне тоже надоело ходить без толку, слушать упреки Наташи, грызть самое себя и вспоминать сегодняшний день.

Время от неожиданной встречи в метро до теперешнего момента мы провели в дебатах, касающихся того, ехать ли в назначенное место, а если ехать, то рассказывать ли об этом кому-нибудь, а если рассказывать, то кому? Милиции или родным? Ни на один из волнующих нас вопросов точного ответа мы не знали и, сколько ни искали, так и не нашли. Но после продолжительных и изнурительных споров пришли к выводу, никому ни о чем не рассказывая, поехать в назначенное время на назначенное свидание. И тут же сделали наоборот. Позвонили Степанову и, не дав ему вставить ни одного слова, сообщили все сведения, полученные нами сегодня от Амелина и Аси. Степанов был так ошарашен, что в частном доме, от которого он вчера чуть было не отмахнулся, лежит куча оружия, что не обратил внимания на частности и не посоветовал нам ничего относительно того, как действовать дальше. Он только велел нам сидеть смирно дома и пообещал, что за нами заедут.

Через четверть часа за нами заехал сам Степанов с еще тремя парнями без формы. Один из них был нам знаком, а двое других – новенькие и обращались с нами без всякого уважения. Приехали они на битой-перебитой «шестерке», которая не имела других примет, кроме своей помятости. Окрашена машина была когда-то давно в бежевый цвет, но под влиянием атмосферных осадков и времени приобрела грязно-серый оттенок, который был идеален для камуфляжа. Но, несмотря на свою неказистость, машина летела быстрее птицы.

По пути за нами пристроилась еще одна машина. Тоже «шестерка», только зеленая и покрытая толстым слоем снега вперемешку с грязью. Так как никто из сидящих в нашей машине, кроме нас с Наташей, не заволновался при виде «хвоста», мы тоже решили не вылезать с замечаниями, решив каждая про себя, что милиции все-таки виднее.

В Озерках мы с Наташей чисто случайно наткнулись на искомый дом, так как при свете дня и в хорошую погоду ориентиры неузнаваемо изменились и указывали совсем не на то, на что им полагалось бы указывать, по нашему мнению. Побродив по десятку узких улочек, мы все же выбрали правильную, которая оказалась совсем не Советской, а Солдатской. Нашли мы ее случайно, но не все ли равно, если мы ее нашли. Ведь важен результат, а результат был потрясающим. Увидев дом и получив от нас клятвенные заверения, что дом тот самый, Степанов отправился с нами по узкой дорожке к нему и смотрел на него, как на пещеру Али-Бабы. Потом он отправил нас на машине в город, а сам остался на месте, видимо, не в состоянии покинуть ни на минуту свое вожделенное сокровище. Про свидание в полночь он не упоминал, а мы больше не навязывались.

Весь обратный путь Наташа дулась на него, но срывалась почему-то на мне. Она гнусавила мне в самое ухо, чтобы не слышал шофер.

– Почему мы не могли остаться там? – обиженно шмыгая носом, вопрошала она у меня. – Ведь если бы не мы, то фиг бы они чего нашли. А теперь им опять достанется все самое интересное. Как он мог так себя повести? Я же знала, что нельзя верить мужчинам, а милиционерам тем более.

Бескорыстная Наташа не думала ни о каких материальных благах для себя. А ведь, как-никак, это она могла претендовать на лавры, а она только убивалась из-за того, что ей не дали поиграть в интересную игру. Более сильные дети отняли у нее эту возможность. У Наташки вообще сегодня были сплошные расстройства. С утра ушел муж, потом не дали покопаться на складе с оружием. Есть от чего распереживаться. Но выяснилось, и очень скоро, что про неприятности в личной жизни Наташа и думать забыла и горела жаждой мщения не вероломному мужу, а не менее вероломному капитану.

– Но он обещал сообщить нам обо всем, – постаралась я умиротворить ее, но все было напрасно.

– И ты ему еще веришь? – возмутилась она.

Потом выяснилось, что узнать все самой или из вторых рук – это не одно и то же. Я и сама об этом догадывалась, но только не могла так четко сформулировать. Наташа продолжала негодовать. Заговорщицки косясь на затылок шофера, она жарко шептала мне прямо в ухо, в котором от этого нестерпимо щекотало:

– Ни слова этому иуде о том, куда мы идем вечером. Иначе он все снова испортит своим появлением.

Мне-то очень хотелось, чтобы Степанов появился и смешал все карты в безумном пасьянсе моей подруги, но увы. Дружба дороже, чем какая-то там безопасность. И к тому же Степанов не появился у себя на рабочем месте до самого вечера, а оставлять ему сообщения о том, что Даша и Наташа едут к 12 часам в Катькин садик, я не стала, но была при этом очень недовольна собой.

Итак, мы, обе недовольные поведением друг друга, оказались в назначенное время в садике. Попасть в него стоило нам немалого труда. Ворота были закрыты, и нам пришлось лезть через ограду. Народу вокруг было… не скажу, что много, но любопытные всегда найдутся, было бы только зрелище. И проезжающие автомобилисты притормаживали, засмотревшись на двух особ женского пола, которые в глухую полночь штурмовали ворота, а затем и стены садика.

В самое темное время суток садик выглядел жутковато. Днем я бывала тут сотни раз, сидела рядом с иностранными туристами и горькими бомжами на лавочках, грелась вместе с ними под лучами солнышка или пила пиво с друзьями, когда мы, заморившись от гуляний по городу, решали передохнуть в тенечке. Здесь же играли в шахматы заядлые шахматисты, которые дома смертельно надоедали своим родным разговорами про партии и ходы, и те выгоняли их в садик. Бабушки шантажом выманивали пустые бутылки и мелочь у более обеспеченных и потому благодушных посетителей.

Но сейчас садик был пуст и темен. Из его недр доносились шорохи, от которых бросало в дрожь. Звезды тускло мерцали на черном бархате неба, но они были так далеки, что уверенности в себе у меня от их света не прибавлялось, а луна и вовсе не показывалась. Ветер гонял по земле пустые жестянки из-под джина и тоника, а также спрайта и кока-колы. Они перекатывались с прямо-таки потусторонними стуками и звяканьем. Кусты окружили нас со всех сторон плотным кольцом, а их ветки касались наших волос и лиц своими жухлыми листочками, словно пытаясь предостеречь от необдуманных шагов или просто удержать возле себя для дружеской и философской беседы.

Над центром садика высилась громада памятника. Темнота придала Екатерине Второй несвойственные ей черты упыря из страшной сказки. А придворные, примостившиеся у ее ног, угрожающе таращились своими бронзовыми глазами на незваных гостей, которые нарушили их интимное уединение с царицей. Чужих они допускать в свой круг не собирались. Деревья размахивали ветками под ударами ветра и плевать хотели на двух представительниц рода человеческого и проблемы, их терзающие. Грязь и лужи под ногами было не разглядеть, но мы точно знали об их присутствии здесь по смачному чмоканью наших ботинок.

Время перевалило за полночь, но никто не появился. Мы обошли памятник уже в который раз, и придворные уже смотрели на нас скорее устало, чем злобно.

– Может, мы не там ждем? – предположила Наташа.

– Если уж ждать, то только возле памятника, – ответила я.

Мы прождали еще с четверть часа, и я взбунтовалась:

– Я еду домой и тебе советую. Ждать больше нет смысла. Они нас обманули или просто не смогли прийти, но факт остается фактом. Их нет. Ты со мной согласна?

– Согласна, что ждать и правда нет смысла, но…

– Что еще за «но»?

– Я предлагаю уйти отсюда, но не домой.

– А куда? – наивно спросила я, а ведь знала, чего можно ждать от Наташки.

– Туда, – сказала Наташа, выразительно кивнув головой в сторону библиотеки, которая вырисовывалась справа от нас сквозь ажурную сетку кустов.

– Т-а-ак, – протянула я в растерянности, не зная, что полагается говорить в таких случаях.

Раньше у меня не было возможности попрактиковаться в разрешении критических ситуаций, и сейчас мне казалось самым правильным ехать домой, одной или в компании своей подруги, только обязательно домой. Но подруга не хотела, и мне не удалось бы отговорить Наташу от ее экстрабезумной затеи. Ее не остановит даже мысль о реально грозящем ей тюремном заключении в случае, если охрана обнаружит ее ночью в библиотеке. Но попытка не пытка, надо попробовать отговорить ее. Я утвердилась в этом похвальном намерении и приступила к делу:

– Если я правильно тебя поняла, то ты хочешь, чтобы я провела тебя и себя через грязные задворки, которыми редко пользуются, в библиотеку? Не стану утверждать, что не знаю, как это провернуть. Не стану, потому что раньше уже проговорилась тебе, что знаю в библиотеке каждый закоулок. Но я не собираюсь провести остаток своих дней за решеткой и тебе не советую. Или даже не остаток, а всего пару лет, это тоже очень неприятно. А именно это нам светит, если на нас наткнутся охранники.

– Мы всегда успеем спрятаться. И потом, они обходят здание не каждые пять минут, а пару раз за ночь. Ты сама так говорила, не отпирайся. И уж если тебя потянуло пророчить ужасы, то, встреть мы охранников, единственное, что они могут на нас повесить, это подозрение в попытке кражи, но и это вряд ли. А вот если мы не пойдем, то кража однозначно произойдет, и неизвестно, удастся ли выручить книги потом назад.

– Да почему ты считаешь…

– Да! – с исступлением и надрывом выкрикнула Наташа. – Я верю в нечто, что говорило вчера моим голосом. Это было озарение. Кража обязательно произойдет сегодня, сейчас, если уже не случилась. И нам стоит поторопиться и помешать им украсть эти проклятущие книги.

– Почему теперь они проклятущие? – искренне удивилась я.

– Сплошная нервотрепка из-за них.

– Нервотрепку ты себе сама устраиваешь, а книги спокойно стоят на полках и, заметь, никого не трогают. Книги вообще самые миролюбивые создания. Кроме того, самые мудрые, нежные, остроумные и познавательные.

– Вот и пошли их спасать.

– Ну хорошо, – решилась я, – мы пойдем, но только для того, чтобы ты убедилась в собственной несостоятельности как ясновидящей. А когда нас поймает охрана, я свалю все на тебя, хотя мне это и не поможет.

И я решительным шагом направилась к зданию, которое серело поодаль. Конечно, предварительно мне пришлось вторично преодолеть красивую чугунную ограду садика, и Наташке тоже. Я была в бешенстве из-за того, что мне приходится делать неприятную и бессмысленную вещь да еще рисковать – опять рисковать. Я злилась из-за собственного донкихотства. Подумаешь, не могла бросить подругу на произвол судьбы. Злобные кривлянья некоего разума, который явно вознамерился свести меня в могилу, издеваясь надо мной голосом Наташи. Теперь я получу по полной программе от тоже неведомого существа, которое управляет моими поступками на протяжении трех последних дней.

Но наравне с невеселыми мыслями о коварстве таинственного недоброжелателя напрашивались и другие, более актуальные. Вдруг сегодня ночью в библиотеке произойдет кража? Я же никогда себе не прощу того, что могла ее предотвратить, но поленилась досконально проверить все возможности свершения сего действа, что убоялась трудностей и некоторого риска, который, бесспорно, присутствовал, но покрывался благородством помыслов в том случае, если все это не бред воспаленного рассудка моей подруги, которая легко могла простудиться за два дня шатаний по морозу. Нет, все-таки надо, надо проверить самолично.

Убедив себя в правильности нашего поступка, я отбросила оставшиеся в душе сомнения и страх и сосредоточилась на выполнении плана по проникновению незамеченными в библиотеку. Для сего требовались несколько вещей, каждая из которых была одинаково важна и не могла быть заменена другой. Во-первых, знание местности, по которой нам предстоит прорываться, во-вторых, осторожность, которая должна была, как ни странно, сочетаться с напористостью и нахальством, в-третьих, фонарик. Последнее было наиболее важно, но его-то у нас и не было.

В здание вели четыре общеизвестных входа, которые были доступны каждому желающему пройти в здание, но в приемлемое для этого время, разумеется, а никак не в полночь. Итак, читательский вход, служебный, дирекция и ворота, через которые въезжали грузовые машины с книгами, оргтехникой, мебелью и прочим скарбом. Три первых входа отпадали немедленно, как полностью неуязвимые для посторонних. Действительно, мало того, что они заперты, но еще внутри в пределах видимости маячил милиционер, бдительно поглядывающий по сторонам. Оставались ворота, но на них тоже сидела охрана. Не такая бдительная, и ее не было видно, но она была там, я знала это точно. Рядом с воротами притулилась небольшая калиточка. Она должна была, по идее, охраняться столь же серьезно, как и остальные подступы, но почему-то это правило на ней не срабатывало. Она периодически оставалась безнадзорной и, кроме того, еще и приоткрытой. Ведь именно через нее охранники выходили в город за сигаретами и, скажем так, соком. Нельзя же было требовать от них, чтобы они каждый раз запирались на несколько замков, если собирались всего лишь дойти до ближайшего ларька и немедленно вернуться обратно.

Почему бы нам не попробовать сунуться в нее? Мы и сунулись туда в первую очередь, идя по пути наименьшего сопротивления. Результат был потрясающим. Нас окружили сразу четверо молодых людей, каждый из которых добивался от нас ответа на свой вопрос. Хотя говорили они хором, но понять их было несложно. Их интересовало, какого черта мы здесь делаем.

– Ах, куда мы попали? – пролепетала я.

– А куда вам нужно? – сурово спросил самый внушительный молодец. Он возвышался над нами всеми подобно горе и пытался сдержать добродушную ухмылку, которая упрямо не желала расставаться с ним и внезапно растеклась по его глазам и забилась в морщинки возле них.

– В гости. Мы идем в гости, – брякнула я первое, что пришло мне на ум.

– Ну считайте, вы уже в гостях, – хохотнул один из парней.

– Это «Метрополь»? – внесла ясность в беседу Наташа.

– «Метрополь» дальше, – услужливо подсказал нам все тот же парень. – Вы рановато свернули. Пройдите чуть-чуть еще и увидите большую вывеску. Там и будет ресторан. Как можно было спутать нашу дверку с рестораном?

Но мы услышали только то, что нам предлагают пройти дальше. На бестактный вопрос мы не стали отвечать и поэтому, не задерживаясь у охранников для продолжения беседы, в ходе которой могли всплыть и другие неувязки и неточности, например, к кому мы собираемся в гости в «Метрополе», выскочили на улицу, радуясь, что благополучно унесли ноги.

– Надо же так вляпаться! – вырвалось с отчаянием у меня. – Наверное, там собралась вся охрана этой части здания. Может, у них совет, а тут мы. Как неудачно. Ну до чего же неудачно! Еще пять минут, и они бы разошлись, а мы бы прошмыгнули беспрепятственно внутрь. Второй раз я уже не рискну туда сунуться и тебе не советую.

Наташа согласилась со мной. И вопреки своему обыкновению, сделала это сразу же.

– И хорошо, что не удалось пройти дальше, – добавила она. – Прошли бы мы чуть глубже и наткнулись на кого-нибудь. Тогда бы нас точно не отпустили так легко.

Конечно, в библиотеку вело еще множество ходов и проходов. Все эти старые дома на Невском, окружившие библиотеку, сообщаются между собой подвалами и чердаками так же, как и современные пятиэтажки. Из всех потайных и малопопулярных у обычных посетителей ходов я знала лишь один. Но мой лаз не отличался комфортабельностью и чистотой. К тому же воспользовалась я им всего пару раз, а сейчас надеялась пройти и в третий.

Когда-то мне показал его один симпатичный столяр, который менял ручки на окнах нашего отдела, когда я была там одна, и, пользуясь моим попустительством, прикарманил себе все старинные бронзовые. С этого и начались наши приятельские отношения. Жил этот душевный человек в доме, внизу которого располагался ресторан «Метрополь», в который мы с Наташей якобы направлялись. Дом столяра был соседним с библиотекой, и столяр ходил на работу, пользуясь какими-то запутанными лабиринтами внутренних коммуникаций. Я восстановила в памяти наш тогдашний путь. Ведь именно им я и собиралась воспользоваться сейчас. Правда, прошло с тех пор немало лет, и многое могло измениться, но другого пути в библиотеку я не знала. Раз уж я взялась доставить свою подругу внутрь библиотеки, то должна довести дело до победного конца, чего бы мне это ни стоило.

Мы оставили позади себя главное здание библиотеки, которое смотрит одновременно на Невский, Садовую и площадь Искусств, миновали второй дом, тоже принадлежащий библиотеке, но выходящий только на Садовую улицу, и вошли в дом, где и жил в комнате с огромным камином, занимавшим половину стены, мой старый знакомый. В гости к нему нам идти не было резона. У нас на примете было другое.

Сначала мы попали в типичное парадное дома дореволюционной постройки, превращенное молодым поколением в нечто среднее между общественным туалетом и медицинским кабинетом для внутривенных инъекций. Стены были украшены обычными надписями, которые известны каждому петербуржцу с младенческого возраста и перечислять которые я воздержусь по ряду причин. Нам надо было подняться по массивным каменным ступеням на один этаж вверх. Ступени были полустертые от времени, узорные перила, неведомо как сохранившиеся от былых времен процветания, холодили руку. Вокруг царил полумрак и бегали крысы.

На ощупь определив, что перила кончились, а значит, мы на месте, я стала шарить в темноте по стенам, и к великому моему облегчению, искомая ручка двери оказалась на своем прежнем месте. И все-таки я не была вполне уверена, что это та самая, нужная нам ручка. Но я дернула за нее, дверь не открылась.

– Что там? – раздался над самым моим ухом шепот Наташи, заставивший меня от неожиданности подпрыгнуть на месте.

– Ничего не видно, – пожаловалась я.

– Одну минуту подожди, – сказала Наташа и принялась копошиться в своей сумке.

Наконец она сказала после длительного и тягостного ожидания:

– Вот держи.

В моей руке очутилась гладкая вещица, на ощупь очень похожая на зажигалку. Она ею и оказалась. В дрожащем свете я разглядела, что дверь заперта, но, к счастью, только на засов, который не стоило никакого труда отодвинуть в сторону, и вход был свободен.

Мы с Наташей шагнули через порог, и тут же под моей ногой кто-то сдавленно пискнул и шмыгнул в сторону. Я не стала смотреть, кто это был, чтобы не расстраиваться. Нам предстояло проделать длинный путь и не стоило с самого начала пугаться слабых писков. Сначала мы спустились по винтовой лесенке на два уровня вниз, и под нашими ногами что-то подозрительно захлюпало. Я бы с радостью отказалась от спуска, но нам, собственно, не было предложено ничего другого.

– Ну и грязь, – недовольно заметила Наташа.

– А кому сейчас легко? – охотно откликнулась я, и мы тронулись дальше.

Все мое внимание было сконцентрировано на том, чтобы не перепутать многочисленные повороты. Если я заблужусь, то неизвестно через сколько времени нас найдут. Проход сей не пользовался известностью. Это уж точно. И заблудившись, мы бы так и бродили тут до самого утра. А поворотов было так много, и все были похожи один на другой, как братья-близнецы. Спутать их ничего не стоило.

Спотыкаясь о старые кирпичи, валяющиеся в изобилии вокруг, и огибая кучи мусора непонятного происхождения, мы упрямо ковыляли вперед. Груды строительного мусора загромождали нам дорогу. Просто удивительно, как кому-то удалось их сюда протащить.

– Что-то я не припоминаю такого беспорядка, – сказала я. – Помнится, раньше здесь было вполне пристойно. Немного паутины на потолке и небольшие кучки камешков вдоль стенок, вот и все. Не могли же те камешки вырасти самостоятельно до гигантских завалов, грозящих окончательно перекрыть нам путь?

– Почему нет света, если этим ходом пользуются? – Наташа смотрела в корень проблемы. Было за ней это достоинство.

Ее вопрос заставил меня припомнить, что действительно в прошлом путь был освещен тусклыми электрическими лампочками, которые хоть и были размещены с солидными интервалами, но со своими обязанностями худо-бедно справлялись. Я поспешно отогнала от себя неприятные мысли о том, что путь приведет нас в тупик, что выход давно замурован или завален за ненадобностью. А та дверь, через которую мы спустились сюда, будет заботливо прикрыта и заперта на засов каким-нибудь любителем порядка.

– Ты уверена в верности выбранного тобой направления? – поспешила Наташа подсыпать мне соли на свежие раны.

– Совершенно уверена, – сказала я, стараясь, чтобы голос не выдал того, что на самом деле я ничего подобного не испытываю.

– А долго нам еще идти? – допытывалась Наташа.

Я застонала про себя, а вслух проскрипела:

– Отстань. Нельзя же быть такой нетерпеливой. Или, может, ты хочешь вернуться обратно? Это мы мигом.

– Нет-нет, – испугалась Наташа, – я же только спросила.

Я промолчала, чтобы она устыдилась своего поведения. В довершение наших злоключений и треволнений зажигалка раскалилась до красноты, и, разумеется, я выпустила ее из рук.

– Ну вот, теперь упала зажигалка, – оскорбленно произнесла я, – чувствую, что она это нарочно.

– Не болтай глупостей, а лучше помоги мне ее найти.

Я послушно опустилась на колени рядом с Наташей и начала шарить по холодному камню, которым был вымощен пол в этом месте. Конечно, первое же, что я нащупала, никак не напоминало зажигалку. Оно было теплое и склизкое. Взвизгнув так, что эхо прокатилось по коридорам, я отдернула руку.

– Что там такое? – немедленно всполошилась Наташа. Да и любой бы занервничал, если бы в темноте кто-то заорал рядом с ним.

– Там кто-то теплый, – правдиво ответила я.

Не знаю, о чем подумала Наташа, услышав мои слова, но она не стала терять время на обсуждение находки и молча ломанулась вперед. Так как в темноте она ни фига не видела, то, как и следовало ожидать, через секунду раздался приглушенный стук и следом за ним сдавленный стон.

– О-о-о. Проклятая труба.

Из чего я заключила, что она врезалась головой в одну из многочисленных проржавевших труб, проходящих под низким потолком. Поскольку Наташа надолго выбыла из членов клуба, ищущих зажигалки, мне не оставалось ничего другого, как опять вернуться к прерванному занятию. К счастью, на этот раз мне улыбнулась удача, и я быстро ее нащупала. Мы смогли продолжить наш поход. Когда отошли на приличное расстояние, травмированная Наташа отважилась спросить:

– Кто там был теплый? Ты видела?

– Не стану тебя мучить неопределенностью. Лучше самая неприятная, но правда. Думаю, там была крыса.

– Крыса, – ахнула Наташа. – И из-за крысы ты так меня напугала? Я думала увидеть там по меньшей мере свежий труп.

Ужаснувшись в душе такой возможности, я ответила успокаивающе, обращаясь при этом наполовину к себе:

– Ну что ты. Откуда тут взяться трупу?

Лучше бы я этого не спрашивала, потому что теперь в наши головы лезли ответы на мой дурацкий вопрос. Ответы были один жутче другого и вконец меня измучили. А мысль о том, что если здесь имеется один труп, то вполне может быть ему и компания, доконала меня. Но все не вечно. И вот мы увидели впереди слабый свет, который просачивался из-за неплотно прикрытой двери. Свет был очень слабый, и мы могли бы и не разглядеть его, но я опять уронила зажигалку, и пока мы ее искали, то увидели слабенькое сияние впереди. Мы устремились к нему и оказались на свежем воздухе. А свет, так порадовавший нас минуту назад, исходил от уличного фонаря, который, впрочем, стоял во дворике, который был окружен домами со всех сторон, а значит, строго говоря, являлся внутренним двориком.

– И где мы оказались?! – приготовилась скандалить Наташа.

– Там, куда ты так стремилась, – не давая себе труда скрывать свое торжество, провозгласила я.

Сказать, что я была горда собой, значит ничего не сказать. Меня раздувало от напора добрых чувств к самой себе. Еще бы – проникнуть во внутренние дворы, которые напрямую сообщаются с самой библиотекой – это кое-чего стоит. Я была очень довольна собой и своей памятью, которая не подвела меня, бережно сохранив в своих закромах бесконечное число поворотов, каждый из которых мог бы завести нас в тридевятое царство.

– Не может быть, – не поверила мне Наташа. – Это совсем не похоже на библиотеку.

Дворик выглядел так, словно его не могли поделить между собой несколько конкурирующих организаций, среди которых могли быть автопарк, городская свалка и распродажа пиломатериалов. Но каждая из сторон постаралась занять своими продуктами побольше места, чтобы оставить других с носом. По всему периметру красовались жестяные баки для отходов, покрашенные в синий цвет еще во времена последней царской династии. Между ними там и сям лежали груды досок. Доски были совсем новыми, и их желтая древесина приятно радовала глаз под светом фонаря, который одинаково равнодушно светил всем. Гвоздем программы были два списанных автобуса. Может, они и не были списаны, но выглядели именно так. Автобусы не радовали глаз ни приятным цветом, ни благородством формы. Я бы затруднилась с ответом на вопрос, к какой фирме отнести их. Но снег, падающий сверху, милосердно прикрыл их от излишнего внимания, и с шапками снега на своих крышах автобусы выглядели самоуверенными хозяевами здешних мест. Под их днищами снега не было вовсе, или он растаял во время последней оттепели. И там кто-то шевелился.

– Это не кошка, – сказала Наташа, хотя я еще ничего не говорила о своих соображениях по поводу подозрительного движения под автобусом. Наверное, научилась читать мои мысли, пока мы пробирались сквозь непонятные отбросы в подвальном ходе. До вчерашнего вечера я не замечала за Наташей склонности к паранормальным явлениям, но все меняется.

Под автобусом и точно была не кошка. При всем желании я не могла вообразить себе кошку, которая бы пользовалась фонариком и звякала гаечным ключом. Свет и звуки, доносившиеся из-под автобуса, убедили нас в том, что под ним пристроился человек, и скорее всего – мужчина. Потому что представить себе женщину, которая бы в пятнадцатиградусный мороз и в глухой час ночи воспылала желанием починить старую колымагу, я тоже не могла.

У мужика под автобусом дела явно не ладились. Он чертыхался очень громко и злобно. И клялся, что сейчас все бросит. Последнее заставило нас призадуматься о собственном положении. Результатом этих раздумий было то, что мы дружненько стронулись с места и оставили опасный район в распоряжении неизвестного умельца, который, впрочем, никогда об этом так и не узнал.

Дворики сообщались между собой, и их было великое множество. Каждый был похож на предыдущий. Отличались они главным образом предметами, которые располагались на свободном пространстве этих дворов. Если в первом это были в основном доски, то второй порадовал нас обилием старых столов и стульев, сваленных у стены и заботливо прикрытых от непогоды брезентом. Здесь также стоял грузовик. Грузовик был работягой. Об этом свидетельствовало обилие следов вокруг его шин.

Мне не давала покоя мысль, что нам нужно найти дворик, из которого вел ход внутрь здания. Ход, который я хорошо знала. Но от этой мысли пришлось отказаться очень быстро. Дворики смущали своей похожестью, и я бы ни за что теперь не определила, какой их них нужный. Память сыграла со мной шутку. Повороты в подземелье я помнила прекрасно, а вот дальнейший путь начисто испарился из памяти.

– Что мы будем делать теперь? – поинтересовалась Наташа.

Хорошенький вопрос! И это она у меня спрашивает. Вечно за нее все отдуваются.

– Последнее усилие, и мы будем у цели. Но будь добра, говори потише, нас могут услышать. Держи рот на замке, а ушки на макушке.

Наташа кивнула в знак того, что все поняла. Теперь оставалось только выбрать подходящую дверь. Она должна была соответствовать ряду требований. Вести во внутренние помещения библиотеки, а не в слесарку, быть незапертой на амбарный или любой другой замок, возле нее не должно быть никого живого, и мертвого желательно тоже, но это уж как повезет.

После многочисленных проб и ошибок выяснилось, что всем параметрам удовлетворяет только одна дверь. Она почему-то не была намертво заперта, возле нее никто не толокся, и по крайней мере на первый взгляд она вела в необозримо таинственные глубины. Мы погрузились в них и оказались в местах, мною прежде не исследованных. Никогда ранее я не бывала в этой части здания. Поэтому передвигаться следовало с предельной осторожностью. Каждый человек на пути автоматически становился нашим врагом, и столкновение с ним грозило катастрофой.

– Я бы предпочла столкнуться с кем-нибудь из компании Амелина, чем с охраной, – шепнула Наташа, и я прекрасно поняла ее чувства.

В самом деле, встреть мы охрану, и нам было бы трудненько объяснить им свое присутствие здесь, а с компанией Амелина можно было не церемониться. Они могли находиться здесь только нелегально и должны были поэтому избегать любого шума, который мог их выдать. Стало быть, они бы нас не рискнули ликвидировать, ведь мы бы энергично запротестовали, а от сопротивления всегда много шума.

Тем временем мы вышли в центральную часть библиотеки. Это заняло у нас больше десяти минут и, честное слово, произошло само по себе, без какого бы то ни было моего вмешательства, потому что шли мы наугад. Но вот уже впереди маячили журнальные залы, а следовательно, там поблизости был и читательский вход, возле которого находился милицейский пост. Обитателей последнего требовалось избегать всеми силами. А значит, расстояние в радиусе десяти метров около поста представляло для нас зону повышенного риска. Мы с почтительной осторожностью обогнули ее и даже не стали любопытствовать, там ли охранник. Потом поднялись по лестнице на второй этаж. Пока все было спокойно. Пройдя по каталогу, вышли ко второй лестнице, по которой нам предстояло спуститься, чтобы приблизиться к местам, где находились наиболее ценные экземпляры книгопечатания. И где, как я считала, могут находиться преступники, если они вообще здесь. По пути нам попадалось много дверей, но все они открывались в обе стороны и не были снабжены замками. Можно было только благословить того человека, который придумал такое оригинальное и удобное для взломщиков всего мира устройство дверей. Это же сколько труда и времени он сберег грабителям! Просто умилительна такая забота о ближних своих.

– Ты найдешь обратный путь? – тревожно спросила Наташа.

– Найду, не волнуйся, а лучше прислушайся. Ты не слышишь никаких подозрительных звуков?

– Какие звуки тебе покажутся подозрительными?

– Ну, например, звук взрыва, треск выдираемого с мясом замка, вой сирены или что-нибудь в этом же духе, – с иронией сказала я.

– Нечего идиотничать, – возмутилась в ответ Наташа.

– Ну раз не слышишь, тогда придется идти наугад. Авось набредем на наших знакомых, – грустно сказала я. – Но все-таки мне тревожно.

– Не сомневайся. Я их чувствую.

– А в каком месте здания ты их чувствуешь?

– Не разберу, – не поняв моего сарказма, серьезно ответила Наташа.

Я подивилась про себя такой выборочности ощущений и молча проследовала под темные своды очередного зала. Электричество во всем здании было, конечно, заботливо погашено, и нам приходилось довольствоваться светом, который проникал с улицы, но его было явно недостаточно для наших целей. Да и то ничтожное количество света, что проникало лишь в комнаты с окнами, а во внутренних коридорах и залах безоговорочно властвовала тьма. А в ней прятались различные предметы, которые отличались острыми и многочисленными углами. Будучи, видимо, по своей натуре общительными предметами, они лезли нам под ноги и дружелюбно толкали нас в бока, головы, локти и другие части тела. Это было тем более странно, что ни я, ни Наташа не стремились к физическому контакту, но при этом постоянно натыкались на них. И скоро покрылись синяками.

Пользоваться зажигалкой я остерегалась, боясь привлечь к нашим передвижениям внимание посторонних. Чтобы не выдать свое появление в недрах библиотеки врагам раньше времени, мы сняли ботиночки и передвигались исключительно на цыпочках. Ступать старались по возможности тише, но не слишком преуспели в этом.

– Ты топаешь, как целое стадо слонов, – сообщила мне Наташа.

– Сама такая, – беззлобно огрызнулась я.

Разулись мы еще в самом начале пути, как только позволили атмосферные условия. Держа в руках облепленные подвальной грязью и снегом дворика ботинки, мы тихонько спустились по лестнице и услышали слабый, очень слабый звук, который смахивал на стон. Звук длился всего долю мгновения, и мы не успели определить месторасположение его источника. Но одно становилось ясно – рядом с нами был кто-то еще.

Мы стояли на площадке, неплохо освещенной уличными огнями. В нашем распоряжении имелось три двери, в которые мы могли войти. В столовую, в отдел эстампов и в редкую книгу. Первую мы дружно отвергли как малоперспективную. Даже Наташа с ее чудесным воображением не смогла представить, что кто-то забрался в пустую столовую, там наскоро перекусывает и постанывает при этом. Оставшиеся две двери были одинаково привлекательны. Но времени на обдумывание следующего шага у нас не оказалось, потому что наверху раздались громкие и уверенные голоса, которые неуклонно и стремительно приближались к нам. Наташа метнулась к левой двери.

– Не туда, – прошипела я, ухватив ее для верности за рукав, – лезь скорее за стойку и не рассуждай.

Буквально в последнюю секунду я запихала ее туда и нырнула за ней следом. Стойка, которая была снабжена углублением для ног, наподобие грота, куда мы и забились с сильно бьющимися сердцами, была объемной и высокой. Она надежно укрывала нас целиком.

– Как в домике, – шепнула Наташа в полном восторге.

А голоса становились все громче. Уже различались некоторые отдельные слова, смысл которых ускользал пока от нас.

– У них и фонарик есть, – тихо восхитилась я.

Прыгающий свет выхватывал отдельные фрагменты убранства комнаты. Дрожа, он перебегал с одного места на другое. Он осветил и то небольшое пространство за нами, которое отделяло стойку от окна. На нас свет не упал, и даже тень, в которой мы укрывались, стала вроде гуще. Но шаги приближались к нам.

«Неужели они перелезут сюда? Тогда мы пропали», – подумала я про себя и постаралась сжаться в совсем малюсенький комочек.

– Хватит тебе усердствовать, – раздался сочный баритон прямо над нашими головами и спас нас.

– Ты не понимаешь, – ответил ему другой голос, более сиплый, – сегодня ночью возможна попытка ограбления. Нас специально начальник предупредил. Чтобы мы, значит, не расслаблялись. Ведь и обходов будет не два, как обычно, а четыре.

– Четыре? – не поверил другой голос. – Когда же спать?

– Ну хотя бы три, – сжалился сиплый голос.

– И двух бы хватило. Мы пожарные, и грабежи не по нашей части. Пусть у милиции голова болит.

– Не беспокойся, они тоже сегодня спать не будут.

– Хм-м-м, – с сильным сомнением в голосе хмыкнул первый.

– Ну, обещали не спать.

– Пообещать можно все, что угодно.

– Нет, они сегодня на взводе. Сделали уже два обхода, хотя время-то сейчас детское, всего второй час.

Выдав эту информацию, как будто по нашему заказу, двое удалились медленными шагами в сторону редкой книги.

– Вылезаем? – дернулась Наташа.

Я в этот момент быстренько прикидывала сложившуюся ситуацию. Она меня не очень радовала. Что и говорить, она была одинаково неблагоприятна как для грабителей, так и для нас. Путь назад представлялся мне не менее рискованным, чем движение вперед.

– За ними, – скомандовала я, рассудив, что идти за пожарными будет безопаснее, чем кружить наобум, рискуя наткнуться на одинокого охранника. И мы пошли за пожарными, правда, совсем немного прогулялись с ними, только до ближайшего поста милиции. Пост находился уже после отдела редкой книги. Так что волей-неволей пришлось вернуться к этому отделу. Не идти же вместе с ними к милиции в гости.

– Предлагаю остаться здесь. Очень удобное место для засады и для отдыха, – сказала Наташа, показывая на плотные шторы, прикрывающие окна.

Поскольку у меня возражений не нашлось, мы остались. Спрятались за тяжелой тканью, кем-то удачно повешенной, видимо, в расчете на то, что мы появимся тут. Прошло полчаса, потом сорок минут, а потом я почувствовала, что если просижу неподвижно еще хоть одну минуту, то умру. Все тело затекло и онемело. Из окна открывался превосходный вид, но немилосердно дуло. Хотелось спать. Наташа зевала так, что я боялась, как бы она не вывихнула челюсть. Ожидание явно затянулось и перестало себя оправдывать, потому что происходить ровно ничего не происходило.

– Вероятнее всего, они выбрали другое место для ограбления. Мы не там сидим. Есть же в библиотеке еще места с ценными книгами, на которые тоже могут польститься грабители?

– Сколько душе угодно. Проверим их?

Не знаю, чем была занята моя голова, когда я предлагала такое. Единственное, что меня хоть как-то оправдывает, было то, что, сидя в засаде в нише окна, я задремала. Учитывая позднее время, в этом не было ничего удивительного. Спросонок я всегда слегка торможу и могу согласиться практически на любое самое абсурдное предложение. Обычно я тут же снова засыпаю и про обещанное благополучно забываю, но сегодня заснуть мне не удалось, а значит, следовало выполнять обещание. Я протянула руку к портьере, готовясь отдернуть ее в сторону, и вдруг замерла.

– Ты чего? Передумала? – удивилась Наташа.

– Шаги.

– Где? Ничего не слышу, – оповестила, как мне показалось, весь окружающий мир Наташа. Ее голос пробудит и мертвого.

Кинув в ее сторону испепеляющий взгляд, я приникла к щелочке между портьерами. Увиденное меня напугало. По коридору топали четверо особей мужского пола. Двое были вооружены чем-то, что сильно смахивало на автоматы. У двух других оснащение было поскромнее. Они довольствовались пистолетами, которые к тому же покоились в кобурах у их поясов. Все они приближались к нам.

В этот волнительный момент я и ощутила толчок в спину, и Наташа ликующе сообщила мне:

– Теперь я тоже слышу шаги.

Не знаю, как кому, а мне показалось, что ее голос разносится под сводами, как звуки органа, когда он принимает активное участие в мессе. Я скорчила самую жуткую рожу, на какую была способна, надеясь, что Наташа правильно поймет ее значение и воздержится от дальнейших выходок хотя бы на короткое время. Как ни странно, бравая четверка благополучно миновала наше укрытие, голов в нашу сторону не повернула, нас не заметила и скрылась за поворотом.

Давненько я не чувствовала такого облегчения. Переждав для верности несколько минут – вдруг вернутся, мы высунули из нашего укрытия свои головы. Не стоит, наверное, говорить, что высунулись с осторожностью. Мы осматривали коридор с пристрастием, достойным самого Холмса. Наша предусмотрительность была вознаграждена по достоинству. Портьеры в самом дальнем от нас конце коридора зашевелились, раздвинулись, и оттуда показалась голая, дрожащая рука! Неожиданное появление на сцене одной лишь руки отдельно от тела мы бы еще перетерпели, если бы она, конечно, не стала вмешиваться в наши дела. Увы, за ней показались остальные части человеческого тела: нога, вторая рука, вторая нога, и, наконец, весь человек целиком предстал перед нами. Лицо он предусмотрительно закрыл черной маской, и признать его мы пока не могли.

– Вообще-то приятного мало, когда части тела бродят сами по себе, – постаралась ободрить меня Наташа. – Пусть уж лучше они все будут вместе, – туманно пояснила она.

Загадочный человек был один. Его комплекция не позволяла идентифицировать его ни с кем-либо из известных нам приятелей Амелина, ни с самим Амелиным. Загадочная личность была ростом с Асю, но топорщилась мощными буграми мышц, не говоря уже о том, что была шире Аси не меньше чем в два раза.

Наш долгожданный визитер был одет в темно-серый спортивный костюм и обут в мягкие кроссовки. В руках он держал маленький чемоданчик. Спортивного вида личность отличалась завидной целеустремленностью. Пока мы глазели на его габариты и ломали головы, кто бы это мог быть, этот некто легко и бесшумно скользнул к двери, ведущей в отдел редкой книги, и проделал ряд манипуляций, готовясь к взлому.

О том, что он собирается взломать дверь, догадался бы и пятилетний ребенок. Его чемоданчик раскрылся на две половинки. А так как провидение заботливо спрятало нас с Наташей прямо перед дверью, которую он приготовился штурмовать, мы могли лицезреть все его действия и все предметы, которыми он пользовался.

Вначале он бережно извлек из чрева чемоданчика странного вида щипчики и некую помесь шила с отверткой. На этом наши наблюдения затормозились. Он невежливо стал спиной к нам и заслонил своей спиной дверь. Через пару-тройку секунд щипчики и плод любви отвертки и шила отправились обратно в чемоданчик, а на свет была извлечена малютка дрель. Ею взломщик просверлил четыре сквозные дырочки. На эту операцию у него ушло ровно пять минут. За дрелью последовала совсем уж миниатюрная электрическая пила, которая, несмотря на маленькие свои размерчики, уже обзавелась кучей насадок разных форм. Пила работала от батареек, так как проводов от нее я что-то не видела, как не было заметно и характерных движений взад и вперед рук и спины, которые являются неизменными спутниками работы с ручными пилами или ножовками.

Человек в маске был большим аккуратистом. Закончив свою работу, он тщательно смел щеточкой все опилки, оставшиеся после его действий. Покончив с наведением порядка, он распахнул дверь и исчез внутри. Излишне говорить, что фонарик у него тоже имелся. Оснащен он был на совесть. Дверь он оставил приоткрытой, наверное, чтоб вовремя услышать подозрительные шумы в коридоре. Хотя зияющая в двери дыра была видна уже за пару метров и, конечно, привлекла бы внимание любого проходящего сторожа.

– Это его проблемы. Хватит ломать голову над тем, как он собирается избежать свидания с охранниками, когда его застукают, – сердито напомнила я себе. – Хотя это было бы небезынтересно и познавательно для нас, но пора подумать о своих делах.

Надо было немедленно бежать отсюда. Бежать до ближайшего телефонного автомата, чтобы успеть предупредить этих горе-охранников, что их объект в опасности. Мы слезли с подоконника и на цыпочках прокрались в конец коридора к кладовке, чтоб каким-нибудь неосторожным движением или шумом не выдать себя.

– Надо предупредить охрану, – вырвалось у меня.

– Верно, – горячо поддержала меня Наташа и сделала попытку кинуться в сторону милицейского поста. Я едва успела ухватить ее за рукав.

– Ты куда это собралась? – грозно спросила я. – Вижу, подзабыла, что находишься здесь нелегально. А если ты думаешь, что тебя поблагодарят и отпустят с миром, то ты сильно ошибаешься. Они вцепятся в нас, как клещи, и вытянут из нас все до последней капли, а потом припаяют срок за незаконное проникновение в особо охраняемое помещение и еще много чего. Если тебе себя не жалко, то пожалей хоть меня.

– Но как же быть?

– Доберемся до выхода и позвоним с улицы из автомата.

И, сопровождая свои слова действиями, я двинулась на улицу.

– Какая ты молодец, Дашка, – неожиданно восхитилась Наташа. – Здорово сообразила им позвонить. А откуда тебе известен номер милицейского поста?

От неожиданности я встала как вкопанная, и Наташа, следовавшая за мной по пятам, ткнулась носом в мой затылок.

– Эй, в чем дело? – недовольно прогнусавила она. – Я нос расплющила из-за твоих остановок.

– Я не знаю номера телефона отдела охраны.

Мне эта фраза далась с огромным трудом. Потому что я живо представила себе гибельные последствия, которые автоматически вытекали из нее. Нам ничего не останется другого, кроме как сообщить об ограблении охране лично. Можно было позвонить с улицы просто в милицию, но мне такое решение не пришло в голову. Вместо этого простого и, казалось бы, напрашивающегося выхода я принялась прикидывать различные фантастичные по своей сложности пути. У меня еще теплилась слабая надежда, что после нам удастся удрать, но, прикинув все как следует, я поняла ее беспочвенность. Например, пробегая мимо охраны, крикнуть в их сторону: «А у вас редкую книгу грабят!» И, не задерживаясь, бежать дальше. Нетрудно предположить, что они кинутся не в редкую книгу, а за нами и пусть даже не догонят нас, но все равно, пока будут бегать за нами, настоящий преступник скроется в голубой дали с мешком награбленного.

– Я пойду одна, – твердым голосом сказала Наташа.

Мы стояли все еще возле той кладовки и шепотом договаривались о наших дальнейших действиях. События развивались стихийно и сами по себе. Мы не успевали следовать за ними. Нам требовалась еще одна небольшая передышка, которую я использовала для нагнетания страха на саму себя и теперь не вполне понимала, что имеет в виду Наташа. Куда она пойдет? Дорог было много.

– О чем ты?

– Именно я втравила тебя в эту историю и не позволю тебе и дальше рисковать из-за меня.

– Никуда ты меня не втравливала. Я сама в тот день в Эрмитаж поперлась. Значит, вся каша заварилась из-за меня. Так что я сама в своих бедах виновата. Могла бы и дома посидеть, ничего бы не случилось, а то, видите ли, на прекрасное меня потянуло.

– Нет, нет, не утешай. Я знаю, что виновата. Хочу ответить по совести.

– И в голову не бери. Будем держаться до конца вместе. Нам обеим скорее поверят. Один в поле не воин. Да я тебя не отпущу одну, и все тут.

– Если они вообще склонны верить людям, то и мне одной поверят не хуже, чем нам двоим. Ну а если нет… Что ж, будешь мне передачи носить.

– Мне даже обидно, что ты завела этот разговор. Идем обе, и баста, – сказала я.

Мы бы еще долго могли состязаться в благородстве, но в перерыве между возвышенными тирадами услышали шорох, который исходил из помещения, где уборщицы хранили свои орудия труда: ведра, тряпки, швабры – предметы сомнительной ценности, а значит, оно и было не заперто. Ничто не мешало нам заглянуть внутрь, что мы и сделали.

Так как свет включался тут же, мы, не напрягая глаз, увидели двоих связанных людей. Это были Амелин – с тряпкой вместо кляпа во рту, и Ася, которая не подавала явных признаков жизни. А Амелин подавал, да еще как. Он вращал глазами с такой скоростью и жаром, что я струхнула, как бы они у него не испортились, дрыгал ногами и вдобавок страстно мычал, требуя, чтобы мы его освободили. Мы кинулись к ним.

– Сначала рты, – распорядилась я, – пусть расскажут, что случилось, а то потом ничего от них не добьешься.

Амелин лежал ближе, и мы сперва взялись за него. Очень уж он нервничал. Ася не настаивала на нашем особом внимании. Она лежала на спине, и выражение лица у нее было самое что ни на есть умиротворенное. Пульс мы ей все же проверили. Он бился ровно. Поэтому мы оставили ее на потом, решив сначала порасспросить Петечку, который был счастлив рассказать о чем угодно в обмен на освобождение.

– Амелин, учти, – строгим голосом сказала я, – мы тебя развяжем, но сначала изволь ответить на пару вопросов.

Пленник радостно затряс головой, что мы расценили как знак согласия и вытащили у него изо рта тряпку.

– Где он? – сразу же спросил у нас Амелин.

– Если ты имеешь в виду человека в маске, то он на месте и грабит редкую книгу. А вот почему вас не было в садике, хотя мы вас там ждали?

– Ты что, ненормальная? – накинулся на меня Петечка. – Как я мог быть возле Катьки с вами, если лежал здесь и был связан?

– А откуда я знаю, в какое время вас скрутили. Ты же нам ничего не рассказал.

Амелин, видно, смекнул, что рассчитывать, кроме нас, ему особо не на кого, и сменил гнев на милость:

– Меня оглушили первого, так как я шел сзади Аськи, и последнее, что помню, – ее затылок.

После своих объяснений он тревожно покосился на свою подругу, но она по-прежнему оставалась непоколебимо спокойной, демонстрируя полное равнодушие к судьбе Петечки. Тяжело и горестно вздохнув, он продолжил:

– Забрались мы сюда еще с вечера перед самым закрытием. Сами знаете, наверное, сколько здесь потайных мест для пряток. Вот мы с Асей и схоронились до времени. В четверть двенадцатого мы вылезли из укромного нашего тайничка, и не прошло и десяти минут, как я уже был в отключке. Вот вроде и все наши приключения.

– А что вам тут понадобилось?

– Мне лично ничего, а нашему боссу приспичило иметь пару экземпляров из собрания Публички.

– Каких именно?

– Не знаю.

– Врешь! – категорично заявила я ему.

– Точно врет, – поддержала меня верная Наташа.

– Нет, честное слово, не знаю. Аська знала. Они все на древних иностранных языках и на латыни, а я и из современных знаю только немецкий, да и то с горем пополам.

– Но в каком отделе?

– Там по коридору и в самом конце.

Он мотнул головой в сторону, где работал грабитель в маске. Сомнений у нас не оставалось.

– Что ты скажешь на то, что конкурирующая фирма сейчас чистит то, что вам поручено обчистить?

– Развяжите меня немедленно, – пыхтя и ворочаясь, потребовал Амелин.

– А зачем? – полюбопытствовала я.

– Я должен ему помешать.

– Чтобы забрать книги себе? Очень нужно нам тебя для этого освобождать. Лежи себе. Утром милиция освободит, – пообещала ему сердобольная Наташа.

– Да нет же, – запротестовал Петечка. – Мы бы вернули книги обратно, честное слово. Они нам не нужны. Мы хотели сделать так, чтоб наш босс больше не мог нами вертеть по своему усмотрению. У нас есть его удостоверение с работы. Оно с фотографией и настоящими Ф.И.О. Мы планировали оставить его на месте кражи. Книги он будет держать у себя в городской квартире. И когда мы сообщили бы в милицию, где хранится украденное, то ему уже было бы никак не отвертеться. Все улики на месте.

– А вы сами как же выкрутитесь? Если возьмут вашего босса, то он вас выдаст, как пить дать. Просто из мести, но обязательно выдаст.

– У нас будет алиби. Мы все четверо будем в гостях у наших общих знакомых, и повесить ему на нас ничего не удастся.

– Ну а если бы вас взяли с поличным? – упорствовала я.

Амелин сделал попытку пожать плечами, а потом неохотно сказал:

– Риск всегда есть. В любом деле.

Мы переглянулись с Наташей, не зная, на какие действия решиться.

– Придется их развязать. Не можем же мы оставить их в таком беспомощном состоянии, – предположила я.

– Ты поможешь нам обезвредить другого грабителя? – нависла Наташа над Амелиным, который был согласен на все.

– С радостью! – воскликнул он. – Ну, развязывайте скорее, поторапливайтесь. Вы и так кучу времени потратили на бесполезную болтовню.

Мы распутали узлы на его руках и, предоставив ему развязываться дальше самостоятельно, переключились на Асю. Мы освободили ее довольно быстро, опыт помог, но в чувство не стали пока ее приводить. Мы решили, что так ей будет безопаснее. Амелин с нами охотно согласился. Он только ощупал ее со всех сторон и, убедившись, что вся она на месте и ничего особо ценного не пропало, успокоился.

– Все-таки он ее любит, – с легкой завистью в голосе шепнула мне Наташа. – Видишь, как беспокоится.

Покончив с лирическими отступлениями и спасательными акциями, мы дружным фронтом выступили против нашего врага, который окопался в редкой книге и не подозревал об угрозе, нависшей над ним или, скорее, уже надвигающейся на него. А угроза была вполне реальной и теперь к тому же в трех лицах. План действий сложился как-то сам собой по дороге. Он поражал своей бесхитростностью и прямотой.

– Подкрасться сзади и дать по башке, как он мне, – решительно высказался Амелин.

В этой фразе и заключался целый план. Просто удивительно, как мужчинам удается выразить в двух-трех словах то, на что самой продвинутой или, наоборот, затюканной тетке потребовалось бы не меньше двух листов бумаги и половины стержня капиллярной ручки. А уж времени бы она потратила больше, чем на роды или поход по магазинам в день выдачи на работе честно заработанных денег.

– Давайте уточним детали. – Наташа постаралась внести некоторую ясность в наши последующие действия и их порядок. Конечно, ничего она не добилась.

– Детали потом, – распорядился Амелин. – На месте все сообразим, – нетерпеливо добавил он, потому что решил, что главный здесь он.

Почему мужчины вечно лезут со своими командирскими замашками даже в те дела, где они ни уха ни рыла не смыслят? Дай им волю, так они ринутся на кухни сооружать там вышки для наблюдения за действиями супруги и руководства ею. Оттуда бы они подавали время от времени ценные указания, внося необходимые, по их мнению, коррективы в технологию приготовления борща, или настойчиво советовали бы изменить последовательность действий при варке макарон, так как это, несомненно, улучшит их вкусовые качества и внешний вид.

– Пусть его, – пробормотала мне в затылок Наташа. – Пускай потешит свое самолюбие. Лишь бы дело было сделано.

– Зачем ты мне это говоришь? – рассердилась я.

– Я же вижу, как ты раздуваешь ноздри, готовясь кинуться в битву за право командовать сражением. Я тебя хорошо знаю, потому и говорю, не спорь с ним. Если хочет играть в важную персону, то пускай. Потому что я не собираюсь бить того типа по голове, если это может сделать кто-нибудь другой.

– С чего это ты стала такой осторожной?

– Наверное, старею, – уклончиво ответила Наташа.

Тем временем Амелин первым добрался до изуродованной типом в маске двери и исчез в темноте и неизвестности. Чем он там занимался, мы могли только предполагать и строить догадки. Внезапно до нашего слуха донесся звук глухого удара, и что-то тяжелое упало на пол.

– Интересно, кто кого повалит или уже повалил, – сказала я.

Как-то раньше голова у меня была занята другими мыслями, и место для этой нашлось лишь теперь. Я лихорадочно соображала, как нам быть дальше, если жертвой вновь окажется Амелин. От такого ходячего недоразумения можно было ожидать, что он усядется два раза подряд в одну и ту же лужу. У Наташи в голове крутились мысли, очень схожие с моими, потому что она сказала:

– Неплохо бы спрятаться, а то, может, Петю прихлопнули.

Спору нет. Спрятаться и в самом деле было бы здорово, но мы не успели. Из дверей в коридор высунулась взлохмаченная голова Амелина.

– Что вы здесь застыли? Вы на выставке, что ли? – гневно прошипел он. – Один я его потащу?

Мы скоренько поздравили его с победой и постарались реабилитировать себя, объяснив, что не знали, кто кого одолел. Амелин тут же страшно раздулся от негодования и шепотом заголосил:

– Как вы могли во мне сомневаться?

Мы дипломатично не стали напоминать ему, что у нас были весьма веские причины для сомнения. Не он ли лежал сравнительно недавно в беспомощном состоянии и совсем недалеко отсюда?

– Помогите мне, возьмите его за ноги, – распорядился Амелин, указывая на поверженного в прах противника, растянувшегося на полу у стены.

– Чем ты его?

– Вот этим, – с нескрываемой гордостью произнес Амелин, демонстрируя нам внушительных размеров гроссбух пятнадцатого века.

Знали бы работники, как этот субъект пользуется бесценными реликвиями старины. У них бы все оставшиеся волосы дыбом встали. Мы уважительно посмотрели на мирный предмет, ставший в руках Петечки грозным оружием. А тому не терпелось похвастаться своим подвигом. Он это и сделал.

– Я подкрадывался к нему как тигр. Свет фонарика выдавал его с головой. Он был полностью освещен, в то время как я оставался в тени. Я был бесшумен и быстр, но помнил об осторожности. Помнил, что шуметь нельзя, дабы не привлечь внимание охраны. Поэтому не набросился на него в открытую, боясь наделать шума. Только поэтому не напал честно. С огромным удовольствием доказал бы негодяю, что он одолел меня только благодаря тому, что напал сзади и неожиданно.

Мы уверили Петечку, что ни минуты не сомневались в его врожденной храбрости. Только бы он успокоился и продолжал.

– Я ощупывал пространство вокруг себя, чтобы обнаружить подходящий по весу предмет для броска или удара, при этом я не сводил глаз с негодяя.

– И что он делал в это время? – вырвалось у меня.

Недовольно покосившись на меня, Амелин все-таки соблаговолил ответить:

– Он перебирал книги. Вот на той полке. Мне показалось, что ему нужна только какая-то одна из них и он не может ее найти. Остальные книги он просто отбрасывал в сторону. Он так увлекся, что позабыл о необходимости быть бдительным. Я тут же воспользовался его опрометчивостью. Пересек неосвещенное пространство, которое отделяло его от меня, и… – Он выдержал театральную паузу, во время которой принял не менее театральную позу, поставив свою ногу на тело противника, чтобы до нас лучше дошел смысл сказанного им. -…И оглушил его, – наконец закончил Амелин.

– Потрясающе, – сказала я, но, видимо с недостаточным жаром, так как Амелин недовольно уставился на меня, явно ожидая продолжения.

– Просто великолепно, – уже с большим энтузиазмом поправилась я, и была прощена. Мне был подарен снисходительный взгляд, а Наташа промолчала, она задумчиво рассматривала тело, распростертое на полу.

– Кто-нибудь знает этого человека? – спросила она у нас, сдергивая с головы того маску. – Нет?

Увы, никто из нас не видел этого пострадавшего взломщика ранее. Поэтому мы подняли его и понесли в кладовку, где лежала его вторая жертва – Ася. Она чувствовала себя уже лучше, потому что сразу узнала всех нас и, кажется, искренне обрадовалась, увидев нас с Наташей. Хотя кто знает? Женская душа – потемки. Ася тоже сказала, что не видела этого типа прежде. В этой связи возник вопрос о том, что делать с ним дальше.

Если оставить его в обездвиженном состоянии в кладовке на месте Аси, то его неизбежно обнаружат. Конечно, наши действия не отличались от его и, стало быть, он был нашим коллегой, но нами двигали высокие мотивы, во всяком случае нами с Наташей. Но кто может поручиться, что у грабителя не было другой цели, кроме невинного наслаждения лицезрением и чтением любимой книги. Может, он свихнувшийся библиофил? Библиофил, помешавшийся на почве иностранной литературы, и дороги ему именно первопечатные издания на староанглийском языке. Но даже если он невинный человек, то тащить его через всю библиотеку, кишащую охранниками, пожарными и прочими опасными для нас элементами, было бы верхом глупости. Он бы сильно затруднил наше передвижение.

Мы так и не решили толком, как поступить с пленником, а потому просто оставили его пока в кладовке. Для его же собственной безопасности мы слегка связали его. Амелин, конечно же, выступил с речью о своем коронном ударе. Дескать, после него раньше чем через сорок минут в себя не приходят, но мы, вежливо его выслушав, сделали по-своему. А потом пошли выполнять задуманное Асей и Петей.

Казалось бы, что может быть проще? Подкинуть удостоверение на место преступления, украсть парочку книг и тихо удалиться в сторону своих пенат, по возможности прихватив с собой пленного. Но жизнь всегда норовит внести свои коррективы в задуманное. Вот и в этот раз она не поленилась и вмешалась. Хотя грех жаловаться. Первые две операции прошли без сучка без задоринки. Ася выбрала три книги на латыни, все они были о медицине, и мы чинно, как обычные посетители, приготовились покинуть пределы библиотеки.

Признаюсь, что меня терзали сомнения в правильности того, что мы делаем. Мне было не по душе даже трогать эти книги без разрешения, не говоря о том, чтобы их красть. А мы их именно крали, то есть совершали действие, предусмотренное статьей 158 Уголовного кодекса часть третья – в крупном размере, организованной группой и со взломом. И даже то, что взлом совершили не мы, нам уже не поможет. И если бы украли эти книги мы с Наташей, то моя совесть была бы относительно спокойна за них. Но нет же. Бесценные книги будут отданы в руки очень подозрительных типов. Да, конечно, мы знаем, где живет их босс, знаем Ф.И.О. Петечки, но и только. Этот пробел в наших знаниях надо было немедленно заполнить.

– Всем стоять, – сказала я самым решительным тоном. – Мы не двинемся с места, пока я и Наташа не получим ваших адресов и телефонов, по которым вас можно застать, и паспортных данных тоже. Обещаем не передавать их в милицию, но на всякий пожарный случай они должны быть у нас под рукой.

Ася с Петей переглянулись, и Ася сказала:

– Мы не против. Мы вам верим, и вы нам тоже верите. Поэтому давайте не разрушать нашу трогательную веру друг в друга. Вы не пойдете с нашими координатами в милицию, а мы не продадим книги на сторону. Вас ведь это волнует? Договорились?

Мы были согласны и достали ручку и клочок бумаги. Наташа достала ручку, а я бумагу, но затем это уже стало неважным, потому что тут вмешался злой рок или не знаю кто. Но кто-то точно постарался доставить нам еще несколько приятных минут.

Пол коридора задрожал от тяжелой поступи. Мы стояли возле самого выхода в этот момент. Как по команде, четыре пары глаз с ужасом уставились на зияющую дыру в дверях, которую никто из нас не удосужился даже попытаться замаскировать, в то время когда это еще было возможным. Кусок, выпиленный типом в маске, сиротливо лежал у двери и бросался в глаза, как плащ тореадора. Какие мы были идиоты, не могли вставить его в дверь! Совсем забыли об осторожности, и вот пришла расплата. Шаги замерли напротив раскуроченной двери, и волна холодного отчаяния расползлась по сердцам и телам нашей онемевшей четверки.

Я готова была разрыдаться от досады, если бы не осознавала бесполезность этого. И все же, несмотря на отчаянное положение, в котором мы все оказались, мы сообразили заползти под витрины с книгами, стоящие вдоль стен комнаты и в центре. Витрины были очень кстати прикрыты полотнами бордовой тяжелой ткани длиной до пола. Они прекрасно укрыли нас, но надолго ли? Мы скрючились и прислушались. За дверьми ошеломленно молчали, медленно переваривая увиденное. Прошло несколько гнетущих минут. Мне они показались годами или, возможно, столетиями.

Но вот стоящие за дверью решились на действие. И тут же допустили промах. Вместо того чтобы оповестить остальных и послать за подмогой, они решили разведать обстановку сами. Для этого они приоткрыли щель в двери и осветили фонариками комнату. Не увидев ничего особенного, ведь мы решили пока не идти на контакт, они зашли внутрь. Их было двое, судя по ботинкам, а ботинка было четыре штуки. И они не заглянули под эти восхитительные длинные скатерти, а побежали сразу во вторую комнату. Выход был свободен! Мы не стали задерживаться и на четвереньках поспешили к своему спасению. Ася прижимала к груди три тяжеленных фолианта, с которыми она не догадалась или не захотела расстаться. Ползти и прижимать их к себе было очень трудно, и она протянула один мне, а другой Наташе. Амелин полз впереди, потом Наташа и Ася, а замыкала процессию я. Амелин полз с совсем неплохой скоростью, и я уже начала надеяться на что-то светлое, но вдруг в передней части нашей процессии произошло замешательство. В чем его причина, я не могла разглядеть, но события крутились, как в ускоренной съемке какого-то приключенческого фильма, когда движения у всех героев становятся до нелепости суетливыми.

Амелин выхватил у Наташи доверенную ей Асей книгу и бросился в коридор, откуда вскоре прозвучал удар по чему-то твердому. Мы не стали дожидаться стука падающего тела и стремительно гуськом выбежали в коридор. Амелин не зря хвалился своим ударом. Он действительно мастерски использовал книгу в качестве тупого оружия. В коридоре лежало бесчувственное тело человека, оглушенного внезапным ударом нашего соратника. В тот исторический момент, когда я весело прыгала через нашего распростертого противника, как лошадь в конкуре прыгает через препятствие, я простила Амелину все его былые прегрешения, нынешние и еще на пару недель вперед. Авансом. Я также поняла, что его некоторая самовлюбленность не может служить серьезной причиной для того, чтобы ему не быть моим другом. Но долго торжествовать победу не было времени, надо было спасаться. Сзади надвигалась новая опасность.

Не видя перед собой ничего, кроме спины переднего, мы неслись по коридорам и залам, путаясь в закоулках, шарахаясь от теней и натыкаясь на угловатые предметы. Я старалась изо всех сил не потерять из виду Асю и Амелина, так как у них были книги и они не успели оставить своих координат, а также Наташу просто потому, что она была моей подругой и не нашла бы самостоятельно дорогу назад из бесчисленных лабиринтов библиотеки.

Погоня надвигалась, нас умело обкладывали со всех сторон. Никогда бы не подумала, что тут ночью околачивается столько народу. Наконец случилось то, что должно было рано или поздно случиться при нашем безумном, паническом бегстве, когда ветер свистит в волосах. В какой-то момент Ася и Амелин исчезли в одном из коридорчиков, ответвляющихся в стороны от основной артерии, по которой мчались мы. Из другого, и тоже маленького, коридорчика вылетел плотный дядька и перекрыл нам путь за ними. Погоня наступала нам с Наташей на пятки, и мы уже не успевали обогнуть мужика, вернуться поискать пропавших. Приходилось думать о спасении собственных голов. Мы не разговаривали, чтобы сберечь дыхание, и единственная просьба, бившаяся у меня в мозгу, была о том, чтобы Наташа не отстала.

Воздух вокруг нас просто гудел с ураганной силой. Мимо пролетали бесконечные шкафы, столы, стеллажи. За нашей спиной раздавались возбужденные крики. Лавируя среди многочисленных поворотов, я старательно пыталась припомнить тот путь, по которому мы проникли в библиотеку. Где он начинался? О том, свободен ли он еще, думать мне не хотелось. Это окончательно бы подорвало мой дух.

Мы оторвались на самую малость от погони, но этого оказалось достаточно для того, чтобы они потеряли нас из виду так же, как до этого мы упустили Асю и Амелина. Но у охраны было огромное преимущество перед нами. Они могли без опаски обшарить все закоулки и делать это не торопясь. Без сомнения, скоро нас вновь обнаружат. Но я уже вспомнила, как нам добраться до внутреннего дворика, откуда шел ход в подземелье. Краткая передышка пошла нам на пользу. Охрана так и не догнала нас больше. Мы смело мчались вперед и неожиданно налетели на дедушку, который доверительно спросил у нас:

– Не нашли этих мерзавцев?

– Ищут, – правдиво ответили мы и слиняли.

До дворика мы добрались за считанные секунды, но там слонялся какой-то недотепа, которого раньше тут не было.

– Чего он тут гуляет? Тоже мне, нашел место, – с сарказмом сказала Наташа.

– Вот ведь не везет. Только избавились от погони, и на тебе. Я так и думала, что мы нарвемся на кого-нибудь. Все было слишком весело и удачно для того, чтобы быть правдой.

– Он ходит туда и сюда и может…

– Конечно, если бы он чуть медленнее ходил, то мы бы успели проскочить у него за спиной, пока он движется по направлению от нас.

Вот положение. Сзади рыщет орава пылающих местью охранников, которых мы нагло обманули, а тут этому субъекту приспичило совершить моцион. Это в три часа ночи. С ума сойти. Другого места выбрать не мог для своей прогулки. Шум, донесший до нас голоса преследователей, заставил нас решиться на активные действия.

– Ждем, пока он отойдет подальше от нашего входа, и кидаемся опрометью к нужной двери, – скомандовала Наташа.

– Может, он нас и не заметит, – поддержала ее план и я.

– Ну и что, если и заметит? Пусть попробует догнать. Живо среди водопроводных труб заблудится и будет еще нас на помощь звать, – кровожадно пообещала Наташа, которая вконец рассвирепела и была сейчас опаснее гремучей змеи.

Мы в две пары глаз пристально наблюдали за человеком в теплой куртке, который, как назло, встал на якорь прямо под нашим окном, откуда мы вели слежку за ним, и закурил.

– Кстати, а кто это может быть? – осенило меня.

– Сторож? – предположила Наташа.

– Или сообщник типа в маске, который валяется в кладовке.

– Ой, мы про него забыли, – расстроилась Наташа.

– Или один из друзей Амелина, стоящий на стреме, – продолжила я перечислять. – Видишь, выбор богатый. Но лица не разглядеть. И вот что, милая, если ты побежишь взглянуть на него, когда будем ломиться через двор, то сильно пожалеешь потом об этом, ясно?

– Я не сумасшедшая, – по-моему, несколько опрометчиво заявила Наташа. – Довольно с меня сегодняшних приключений.

– Похвальное благоразумие, – пробормотала я и услышала:

– А что это у тебя под мышкой?

В самом деле, я держала книгу, которой со мной поделилась Ася. В азарте погони я как-то забыла о ней и зажала ее под мышкой чисто автоматически. Теперь же я с искренним изумлением разглядывала первую в моей жизни украденную ценность. Ощущения были самые волнующие. От восхищения собственной ловкостью до горького сожаления о моральном падении и глупости.

– Мы ее украли, – упавшим голосом проговорила Наташа. – Мы преступники! Не могу поверить, что я это сделала. В голове не укладывается, как это я – и вдруг воровка.

– Ничего теперь не попишешь. Назад, с извинениями я тебе не советую соваться. Даже чтобы вернуть ее на место. Могут быть неприятности.

– Что же мы с ней сделаем? Оставим тут?

– Не мели ерунды. Как мы ее оставим? А если ее найдут нечестные люди, которые захотят присвоить? Нет уж, оставим ее у себя. За себя я, по крайней мере, могу поручиться, а за них – нет.

– Берем ее с собой? – поразилась Наташа. – По-моему, теперь ты сошла с ума.

Но дальнейшую дискуссию пришлось прекратить, потому что человек, маячивший на улице, снялся с якоря. Он отошел немного вперед и стал задумчиво оглядывать внутренний фасад здания, что звучит неправильно, но зато точно выражает саму суть: по всей стене вилась чугунная пожарная лестница, которая вела в окна. Они, конечно, были забраны решетками, но форточки в нескольких местах оставались открытыми. Вот на них и обратил внимание человек на улице. Он попытался взобраться на лестницу. Первая его попытка не увенчалась успехом, так как он не смог дотянуться до первой перекладины. Тогда он принес и поставил под нее пару фанерных ящиков, с помощью которых достиг первой перекладины. Он так увлекся альпинизмом, что у него не оставалось внимания ни на что другое.

– Самое время, – сказала я, и мы бросились через двор к заветной двери. Возле нее у нас произошла короткая заминка. Наташа, видите ли, никак не могла справиться с защелкой. Тот мужик уже почти добрался до самого верха и вот-вот повернет обратно, а она тут ковыряется, да так долго, окончательно сводя меня с ума.

– Скорее, – почти простонала я.

И почему я сама не открыла эту чертову задвижку? Топчусь теперь, как конь в стойле. И фонарь этот светит слишком ярко. Мы здесь прямо как на ладони. Первый же, кто выглянет во двор, увидит нас, причем неважно, с какого этажа он будет смотреть. Не говоря уж о типе, уминающем снег неподалеку. И кому понадобилось закрывать эту дверь? Тоже мне аккуратисты выискались.

– Все, готово!

Мы не стали тратить драгоценное время на дальнейшие разговоры и проскользнули внутрь теплой темноты. Что делалось за нашей спиной, мы не догадывались и нам было не до этого. Мы были очень заняты тем, что грациозно огибали завалы мусора, трубы различного назначения, отряды крыс, выстроившихся в полной боевой готовности на нашем пути. Нам было не до тех, кто остался в библиотеке.

Прижимая к груди поистине драгоценный трофей, отбитый нами у многочисленных соискателей, я мечтала о том, как мы сейчас выберемся на улицу и как там будет славно, светло и мирно. Обратный путь, что было странно, прошел со значительно меньшими трудностями и страхами. Мы не обращали внимания на такие мелочи, как свисающая паутина, которая печально гладила наши лица в самый неожиданный момент. На темноту и страшную вонь мы тоже наплевали. Не задумывались мы и об ужасах, которые, возможно, скрываются до поры до времени и подстерегают нас в этом уединенном месте. Нас охватила эйфория. Теперь с нами не могло случиться ничего плохого. Только не в эту ночь. Ведь весь лимит ужасов и переживаний, отведенный на нее, был исчерпан нами до дна. Появись перед нами дракон, зомби или вампир, и им бы не поздоровилось. Они бы просто убрались с нашей дороги, под нашими усмешками поджав хвост, убоявшись нашего бесстрашия.

Ног под собой мы не чуяли, когда стояли на углу Невского и Садовой и ждали появления Аси со своими приятелями. Ожидание явно затягивалось и на поверку оказалось безрезультатным. Либо они уже слиняли, либо встречались где-то далеко, потому что мы облазили все поблизости, но машины, которая бы ждала людей с награбленным, мы не встретили. Зато с любопытством наблюдали, как к библиотеке подъезжают одна за другой милицейские машины.

– Глупо болтаться здесь у них под носом, – подала голос Наташа. – Уже утро скоро, а мы еще не спали.

Это было еще и потому глупо, что украденная нами книга отличалась массивностью и объемистостью. Она была громоздкой и крайне неудобной для транспортировки ее под мышкой. И потом она привлекала к себе внимание редких прохожих. Как мы ни прятали ее под пальто, но кусочек переплета все равно выглядывал наружу. Очень нам нужно, чтобы нас сейчас схватили бдительные граждане и начали выяснять, откуда мы взяли такую старую книгу и что делаем в этот час перед зданием библиотеки. А если бы они и не проявили особенной агрессивности по отношению к нам, но могли запомнить нас и наши приметы, и, значит, ничто не помешало бы им потом сообщить о них властям. Правда, бдительных граждан пока не наблюдалось. В основном попадались пьяницы, и плачевное состояние их костюмов указывало на бурно проведенную ночь, девицы непонятного поведения (не могли же они всерьез рассчитывать поймать клиента в это время суток) и типы, которых можно было назвать только криминальными. Но в любом случае не стоило стоять здесь и дальше, ведь все, что мы могли сделать плохого, мы уже сделали. Теперь нас ждали теплая постель и заслуженный отдых после наших трудов и приключений.

– У тебя есть деньги? У меня только десятка.

– У меня тоже, – сообщила Наташа, вывернув по очереди все свои восемь карманов.

– Не уверена, что кто-то согласится везти нас за эти деньги, – вздохнув, проговорила я.

– Это не проблема, – самоуверенно заявила Наташа.

– Тогда нам надо положить эту книгу в пакет и отойти на безопасное расстояние от места преступления. Совсем не обязательно, чтобы завтра какой-нибудь водила припомнил, что отвозил двух девушек с угла Невского и Садовой к Ленинскому проспекту и при этом одна из них держала в руках книгу в телячьей коже.

– Думаешь, нас будут искать? – удивилась Наташа.

– Не именно нас, а воров, но так как воры мы, то получается, что искать будут нас.

– Стоит отойти как можно дальше. Насколько сил хватит.

Наших сил хватило как раз до Литейного. Там мы махнули рукой на конспирацию, спрятали книгу под пальто Наташи, потому что оно было объемнее моей куртки, и поймали тачку, водителя которой уболтали отвезти нас за двадцатку домой, и только забрались в салон машины, как нервная дрожь, бившая нас последние полчаса, отпустила. Наш водитель что-то бормотал об оказании интимных услуг, но у нас не было сил даже толком разозлиться на него. Наташа дружелюбно посоветовала ему заткнуть пасть и не доводить дело до убийства. Хорошо, что он внял ее совету и унялся, если бы мне пришлось сегодня еще быть свидетелем или участником мокрого дела, – не бросила бы я Наташу, если бы она начала убивать водилу, – окончательно бы свихнулась.

– Может, хоть телефончик оставишь? – жалобно спросил водитель у Наташи при расставании.

– Я замужем, – с достоинством произнесла Наташа, и на том мы с ним расстались.

Когда подходили к дому, от него отъехал «жигуль» грязно-зеленого цвета, который заставил меня почувствовать себя очень неуютно, потому что я отлично помнила машину такой же марки и такого же цвета, которая принадлежала милиции. Еще хуже я себя почувствовала, когда увидела злобно перекошенное и до боли знакомое лицо многострадального Степанова в окне машины. Нас, скрытых темнотой, он не заметил.

– Он ведь живет в другом месте. Что это он здесь делает? – удивилась Наташа.

– Прикидываешься, что не догадываешься, да? – мрачно спросила я.

– Чего ты на меня так смотришь? – удивилась Наташа. – Не надо так пристально, а то мне не по себе становится.

– Завтра тебе будет совсем плохо, – пообещала я ей. – Когда Степанов будет спрашивать у тебя и у меня о нашем алиби на время кражи в библиотеке.

– Не надо о грустном, – жалостливым голосом попросила Наташа. – Мне еще с мужем объясняться. А вот завтра с утра я что-нибудь обязательно придумаю, сейчас в голову лезут мысли о постели.

– Не время думать об удовольствиях, – фыркнула я возмущенно. – Подождет твой муж немного в кровати и один. И вообще, мне казалось, что он ушел от тебя еще утром.

– Он обычно к ночи возвращается, чтобы меня еще немного поругать, – скромно потупившись, промолвила Наташа.

– Милые отношения, надо запомнить. Буду развлекать своих друзей рассказами о вашем быте. А теперь о главном: книгу я не рискну взять с собой в дом. Вдруг опять придет Степанов в гости, и в этот раз с понятыми. Не хочу сидеть по соседству с крепышом.

– Вас посадят в разные камеры в разных тюрьмах, – утешила меня Наташа.

– Спасибо, – с горечью поблагодарила я ее. – Говори, куда спрячем?

– Почтовый ящик? – предложила Наташа.

Мысль что надо. Все лучше, чем тащить ворованное под сень собственного крова, когда рядом бродят следователи.

– Надо только стереть с нее отпечатки наших пальцев, – порекомендовала Наташа.

И это ее предложение не вызвало моего протеста. Мы сходили ко мне, обтерли там переплет несчастной книги чуть влажной тряпочкой, чтобы не испортить кожу, и от души желая, чтобы с ней не случилось больше никаких неожиданностей, спустились вниз, где и устроили наше приобретение на ночь в моем почтовом ящике.

– Это только на одну ночь, – сказала Наташа в утешение то ли мне, то ли книге.

Определив нашу гостью на ночлег, мы тоже стали подумывать об отдыхе. Наташа предлагала зайти к ней и поужинать, но я не стала рисковать, не хотелось после того, как я счастливо избежала опасностей этой ночи, погибнуть от руки разгневанного мужа. То, что он в бешенстве, я была совершенно уверена, а вот о степени его гнева могла только догадываться. Но обычно после того, как тебя будит среди ночи милиция и интересуется местонахождением жены, которая должна быть рядом, но которой нет, прилива спокойствия у людей не бывает. А жены все нет и нет, и ты не знаешь, где она и жива ли еще, и от этих мыслей становится совсем страшно. И тут появляется жена – живая и наглая. Жена приводит с собой подругу и требует горячий ужин для себя и подруги.

– Сомневаюсь, что Руслан будет в благодушном настроении. Поразмысли лучше, что скажем в оправдание завтра, – посоветовала я Наташе.

– Одно могу сказать тебе точно, Даша, – нас с тобой не было в библиотеке сегодня ночью. За это я головой поручусь. Я дома не ночевала, потому что мы с мужем в ссоре, а ты была со мной для компании. Отвлекала меня от мыслей о самоубийстве.

– Где? – спросила я у нее.

– Что «где»?

– Где я отвлекала тебя?

– В парке, кафе, гостях. Ой, нет. О гостях и кафе – это я зря. Тогда бродили по улицам и садам нашего города. Это почти правда.

Больше обсуждать нам было нечего, а стоять на холодной и продуваемой сквозняками лестнице было скучно и мерзко. Поэтому мы ласково пожелали друг другу доброй ночи, а заодно и доброго утра и разошлись по своим постелям. Не знаю про Наташу, а я вырубилась моментально. Стоило положить голову на подушку, и мир вокруг закружился. В хороводе мимо меня пролетали обрывки фраз Наташи, пергаментные страницы, вырванные из книг, а чьи-то слова порхали вокруг меня так быстро, что я не успевала ухватить их смысл. Обрывки моих собственных мыслей перемежались с фрагментами сегодняшнего дня. Картинки, сменяя одна другую, как в калейдоскопе, становились все менее яркими и отчетливыми и постепенно таяли, пока не исчезли окончательно. Глубокий сон охватил меня со всех сторон, проблемы отступили перед силой более могущественной, и я крепко уснула.

Был один человек, не столь безмятежный в этот ранний час. Конечно, это много настрадавшийся от нас Степанов. Его вытащил из теплой кровати неожиданный звонок. Звонил старый знакомый. Именно этого знакомого Степанов доверительно информировал о готовящемся преступлении, о котором сам узнал от Наташи. Теперь ему пришла пора держать ответ за свое служебное рвение.

Подполковник предлагал ему немедля приехать к нему в Публичку, чтобы пролить свет на некие события, происшедшие там. Ведь именно от него была получена информация о готовящемся ограблении. Подполковник также требовал доставить изначального информатора. Но это осуществить не удалось, потому что Степанов Наташу дома не застал. Он сложил на ее голову все известные ему проклятия, но это помогло ему только в одном – дать разрядку собственным чувствам. Приходилось ехать отдуваться одному.

– Да, голубчик, здравствуй, – доброжелательно приветствовал его подполковник Федосеев, который был близким другом отца Степанова и перенес часть своей приязни на сына. – Заварилась каша. Положение у нас сейчас незавидное. Пропали три ценные книги, совершен взлом, и все это под самым носом охраны. Можешь себе представить, что пост находился буквально в 30 шагах от места, где случилась кража, но охранники на посту клянутся, что ничего не слышали. Спали небось.

– Приметы преступников известны? – спросил Степанов у подполковника, готовясь услышать, что видели двух девиц.

– Не торопись, – осадил его подполковник. – У нас есть лучше чем просто свидетель происшествия, который мог бы припомнить приметы. В подсобной комнатке нами обнаружен связанный и оглушенный мужчина, который, придя в себя, отказывается говорить о том, кто его связал. При нем был чемоданчик с полным воровским снаряжением. В нем было все. Начиная от фомки и кончая ампулами с жидкостью, над составом которой сейчас трудятся наши эксперты. Но книг при нем не оказалось. Видимо, их прихватили те, кто его обездвижил. Теперь о главном: книги украдены четырьмя молодыми людьми. Три девчонки и парень. Парень очень длинный и белобрысый. О девчонках представления у охраны самые смутные и противоречивые. Они гнались за четверкой от места кражи и где-то по пути потеряли их. Ротозеи!

Последнее замечание относилось к проштрафившимся охранникам, которые поежились от его слов и отступили поглубже в тень.

– Ребята сплоховали с самого начала, – пояснил подполковник, имея в виду все тех же охранников, – они вошли в комнату вместо того, чтобы послать за подмогой. Понадеялись на свои силы и на авось. А хитроумная четверка спряталась вот под этими столами и, дождавшись благоприятного момента, вышмыгнула вон. По пути они еще успели напасть на работника библиотеки и стукнули его по голове чем-то тяжелым, он не заметил, чем именно, но, скорее всего, украденной книгой.

Степанова одолевали предчувствия. Они появились в тот момент, когда он услышал про трех девушек, ловко орудовавших фомками. По мере рассказа он укреплялся в мысли, что двух из них он знает лично. Но он еще не решил, стоит ли о своих догадках и предположениях докладывать.

– Как они проникли в здание? – вместо этого спросил он.

– Нами это еще не установлено пока. Ни одна дверь не взломана, – рассеянно ответил подполковник. – Но меня больше интересует тип, которого они связали. Чувствую, что он на многое может пролить свет. В частности, за какую провинность его связали. Пойдем, взглянешь на него, а по пути расскажешь поподробнее, откуда ты узнал заранее об ограблении.

– Глупая история. Даже рассказывать стыдно, – отнекивался Степанов, но тот был неумолим.

– Ничего. Я тебя с пеленок знаю. Можешь меня не стесняться.

Степанову ничего не оставалось, и он выложил вкратце что знал.

– Явилась одна сумасшедшая дамочка и рассказала, что подслушала разговор двух мужиков в баре, где они сговаривались грабануть Публичку. Я им не поверил, – признался Степанов.

– Плотная дамочка?

– ?!

– В теле? Полная то есть?

– Нет, не совсем. Да я назвал ее дамочкой только потому, что она замужем. А так худая, и ей лет 25 или около того.

– И где она? Не захотела ехать или муж не пустил?

– Ее не было дома, – выдавил из себя Степанов, почему-то чувствуя себя последним предателем.

– Так, понятно. А ты сказал, что не поверил им. Кому «им»? Она что, не одна была?

– Она была с подругой.

– Подруга тоже небольшого роста и подвижная, – утвердительно сказал подполковник.

Степанов без труда понял, куда тот клонит, но такая проницательность не слишком порадовала его. Делиться информацией, которая могла при теперешнем повороте дела понадобиться ему самому, не очень хотелось. Федосеев, похоже, это отлично понял и сказал:

– Вот что я тебе скажу. Я не лезу в твои дела, пока они не пересекаются с моими. Но может так случиться, что дело, которое ты сейчас прорабатываешь, и сегодняшняя кража взаимосвязаны. Тогда хочешь ты или не хочешь, но в интересах следствия и в твоих собственных интересах рассказать все, что ты знаешь про этих твоих девчонок.

– Было бы чем, обязательно поделился бы. А сейчас в моем распоряжении одни лишь голословные утверждения известной хулиганки. Вечно у нее идеи, от которых одни беды. В первую очередь ей самой. Она часто мне сообщает о заговорах, готовящихся кровавых разборках, а на поверку преступники существуют только в ее воспаленном мозгу. Скорее всего сегодняшнее происшествие только совпадение. Но я проверю.

– Вот, вот, проверь, – поддержал его подполковник, – а о результатах проверки доложишь позднее. Чувствую, что эти твои подружки знают много разного. Ты бы привез их ко мне, а?

– Если вернутся домой, обязательно привезу, – пообещал Степанов, и они зашли в комнату, где сидел задержанный гражданин.

Маску с него давно сняли. Выглядел он как человек, удрученный до крайности несправедливостью этого мира. Было бы странно, учитывая все случившееся, если бы он выглядел иначе. Внешне задержанный был костляв и неопрятен. Спутанные волосы намокли от пота и прилипли к черепу, который был угловатой формы, в шишках и выступах. Крючковатый нос являл пародию на благородные восточные профили. Скулы выступали под туго натянутой кожей. Лет ему за сорок, но тело было хорошо натренированным и без капли лишнего жира. Подрагивающие руки, которые он положил на острые колени худых мускулистых ног, выдавали его волнение. И еще колючие блеклые глаза, зорко поблескивавшие из-под кустистых бровей. Плотно сжатый рот превратился в одну тонкую полоску. Казалось, что зубы в любой момент могут прорвать тонкую кожу лица. Зубы можно было при желании пересчитать.

– Ну что, приятель, доигрался? – дружелюбно начал подполковник, но от его голоса даже у невинного Степанова по спине побежали мурашки, а задержанный съежился на стуле, но не проронил ни слова.

– Плохо твое дело, – удовлетворенно заметил подполковник. – Дружки тебя бросили. Теперь тебе придется за всех отдуваться, а они загонят книжки и заживут на свободе припеваючи. И твою долю прокрутят. А ты как думал? Меньше восьмерки тебе не дадут, а учитывая ценность похищенного, сговор, сообщников – это еще немного. Но за это время много воды утечет, и денег своих ты с них уже не получишь.

– Я их не знаю, – не выдержал задержанный чудовищной перспективы, нарисованной ему. – Я их знать не знаю, – сказал он и снова умолк.

– Как же вы вместе грабили, а ты их не знаешь. Что-то в твоих словах не сходится.

– Они пришли не со мной, а отдельно. Дали мне по кумполу, я и вырубился. Да у них даже инструмента не было! – в сердцах выкрикнул он.

– А у тебя, стало быть, был, – удовлетворенно заметил подполковник. – Как тебя зовут-то? Ведь все равно узнаем. Пальчики твои нам порасскажут про тебя то, чего ты не хочешь сказать. Наверняка они у нас в картотеке есть.

– Вам нужно, вы и ищите, а мне и так неплохо.

– Как знаешь, – не стал настаивать милиционер.

– А чего здесь знать? Я ваши повадки изучил. Вам лишь бы козла отпущения найти и дело на него повесить. Вы под него все улики и факты подтасуете, и дело в шляпе – новая звездочка. А мне за нее на нарах гнить со вшами в обнимку.

– Раньше думать следовало, а теперь можешь облегчить душу и участь полным и подробным рассказом даже не о своих похождениях, а о твоих конкурентах. Чего тебе их жалеть? Они-то тебя не пожалели.

Костлявый человечек глубоко задумался. По его лбу бороздили зигзагообразные морщинки, выдавая усиленную работу мысли, которая происходила в человеке. Он мучительно прикидывал все «за» и «против». Положение его было самое незавидное, хуже, казалось, и придумать трудно. Но стоило попытаться свалить часть вины на своих обидчиков. С него-то не убудет от этого.

– Я увидел их не сразу, – заговорил он. – Они вышли из бокового прохода. Того, который ведет из русского фонда к генеральному каталогу. Их было двое – парень и девушка. В темноте лиц было не разглядеть, но двигались они быстро и тихо, не как старики, и фигуры у них были подтянутые и стройные. Такие только до 30 лет бывают. То, что они не работают и не имеют права находиться тут, я понял сразу. Они старались не шуметь и часто останавливались и прислушивались. Парень нес в руках небольшой предмет, который был похож на ящичек.

– Опишите ящик поподробнее, – попросил Степанов.

– А чего неясного? Вроде того, в котором посылки отправляют, но чуточку поплоще. Как чемоданчик это выглядело – маленький чемоданчик с ручкой.

– Может, саквояж?

– Может, и так, а только я саквояжей не видал. Они прошли к той комнате и стали ковырять дверь. Вскрывал парень, а девушка светила ему фонариком. Я притаился поблизости, но так, чтобы они меня не заметили. Когда они покончили с дверью, то зашли внутрь. Я зашел следом и тут же получил по башке. Видно, они меня заметили и приняли меры. Очнулся я там, где вы меня нашли, связанный.

– И вы считаете, что мы поверим в этот бред? В одну и ту же ночь, в один и тот же час и, что самое фантастичное, не подозревая о присутствии конкурентов, несколько воров пытались проникнуть в одно и то же место. Они предварительно не сговаривались и все-таки очутились здесь вместе и одновременно.

– Это вы про них? – заинтересовался угловатый. – Я лично не вор. Я заблудился. Я действовал в интересах всемирного общества библиофилов, – пояснил он.

– Разберемся, что вы за птица, и тогда посмотрим, какое общество поручило вам эту кражу, – успокоил его подполковник.

– Объясняю, что те двое проделали всю работу сами и без моего участия, – нахально сваливал свою вину угловатый тип на Амелина с Асей. – Я пострадавшая жертва людского вероломства и подлости. Мало им украденного, так они еще и меня вам подложили.

В это время в комнату вошел молодой мужчина с погонами на широких плечах и, наклонившись к самому уху Федосеева, что-то ему прошептал. После чего тот спросил у задержанного:

– Имя Виктор Владимирович Бердышев вам что-нибудь говорит?

Но задержанный его разочаровал. Он равнодушно помотал головой в знак отрицания. Зато Степанов так и подскочил на месте от неожиданности. Даже его, привыкшего ко всякому, чем была богата его служебная жизнь, подобный поворот дела застал врасплох. Еще бы, ведь не далее как вчера его люди дежурили возле дома, в котором и проживал упомянутый подполковником человек. А дежурили они там из-за некой Наташи, которая просто исходила разнообразными сведениями. Дежурили они там, надо сказать, напрасно. Никто не появился, дача выглядела пустой и необитаемой. Ни одно окно не светилось. Проникнуть внутрь оказалось невозможным. Окна и двери были поставлены на сигнализацию, а по двору бегал гигантских размеров доберман, который упрямо отказывался налаживать дружеские отношения с неожиданными гостями, но теперь это все уже неважно.

– На месте кражи ребята нашли удостоверение на имя Виктора Владимировича Бердышева, родившегося в 1942 году, – поделился подполковник со Степановым сведениями, выйдя из комнаты. – Дело обретает интересную окраску. Подозреваемые растут, как грибы после дождя. Уже три человека покушались в один и тот же временной промежуток на Публичку. Что же это за столпотворение? Откуда такой дикий ажиотаж, ты не знаешь?

Степанов не знал. А о том, что он заподозрил двух своих знакомых девиц в сопричастности к этому делу, говорить не стал. Он бы отдал половину своей жизни за возможность поговорить с ними немедленно и начистоту, но об этом можно было пока только мечтать. Предстояло сначала найти их. Телефон был под рукой, и он позвонил Наташе.

Волнуясь, как двенадцатилетний мальчишка, он лихорадочно придумывал, что скажет в свое оправдание ее мужу, которого тревожит уже второй раз за последний час. Трубку сняла Наташа. Голос ее никто бы не назвал сонным. Наоборот, она была возбуждена до немыслимых в обычной жизни пределов и, судя по звукам бьющегося фарфора, было от чего возбудиться. Муж явно озверел от ее ночных похождений и частых визитов милиции в их дом и сейчас учил супругу уму-разуму. Супруга тоже была не лыком шита и маху не давала. Семейные дебаты были в самом разгаре, и прерывать их из-за какой-то там милиции супруги не собирались.

Пришлось звонить подруге Наташи. Хотя к ней у Степанова особых претензий не было. Он склонен был считать ее жертвой сумасшествия Наташи, которое тлетворно отразилось и на ней. И в общем, был не так уж не прав. Но прижать Наташу и заставить ее давать объяснения Степанов не решался до окончания ссоры. Он понимал безнадежность попыток вызвать ее на откровения, пока она не разобралась со своей личной жизнью. Но подруга тоже должна была кое-что знать, и об этом с ней стоило потолковать. Такие мысли бродили в голове Степанова, пока он раз за разом безуспешно накручивал телефонный диск, дозваниваясь до нее. Никто не подходил к телефону.

– Ну уж нет, – сказал сам себе Степанов, – я не отступлю. Если нет другого выхода, я поеду прямиком к ней домой. Пусть она мне поведает о своих делах, и особенно о тех, которые пришлись на ее долю этой ночью. Вполне возможно, что она согласится просветить меня без особого на нее давления, откуда в библиотеке, на месте кражи оказалось удостоверение их знакомого.

Он влез в машину и даже не подумал о том, что время для визита было выбрано не слишком удачное, в половине пятого люди обычно спят. Вот и я спала безмятежно, словно младенец. Мне снились дивные и красочные сны, в которых толпы симпатичных молодых людей добивались моей благосклонности всевозможными способами. И один уже почти достиг желаемого нами обоими, но тут раздался громкий звонок, сообщающий, что время сна и сновидений истекло и пора возвращаться в реальную жизнь.