"Сэр Невпопад из Ниоткуда" - читать интересную книгу автора (Дэвид Питер)16Проснувшись, я обнаружил, что Энтипи тесно ко мне прижалась во сне. И даже руками за талию обхватила. Видно, здорово замёрзла. Я внимательно вгляделся в её черты, и она мне показалась гораздо симпатичней, чем прежде. Ей-богу, принцесса в самом деле была очень недурна собой, почти хорошенькая! Просто во время бодрствования, подумал я, лицо её выражает то брезгливость, то гнев, то высокомерие, одним словом, чувства, которые никого не красят, ежели явственно читаются на физиономии. Не иначе как именно в этом всё дело. «Надо же, – я всё не мог успокоиться, сделав столь неожиданное открытие, – какая она, оказывается, милашка!» – Вы на меня пялитесь уже целых полчаса, – сонно пробормотала Энтипи. «Ну, во-первых, никаких не полчаса, от силы минуты две. А во-вторых, как, интересно, она об этом узнала, не открывая глаз?!» – И наконец-то удосужились заметить, что я хороша собой. Я с деланной невозмутимостью ответил: – Мне однажды случилось целый час наблюдать за червями, которые весело копошились в растерзанном брюхе полусгнившего кабана. Мало ли на что станешь глядеть из чистого любопытства. Ради общего развития. От нечего делать, наконец. – Вы дерзки, язвительны и не проявляете ко мне должного почтения. Вот вернёмся во дворец, и я тотчас же папе скажу, чтобы велел вам отрубить голову. – – Что я скажу, то он и сделает. – А вы, часом, не пробовали ему приказать оставить вас в крепости и не посылать к благочестивым жёнам? Энтипи без слов ответила на мой вопрос, сжав кулаки и с выражением досады опустив глаза. Но на долгое молчание она была, видимо, просто не способна от природы, поэтому через пару секунд я услышал: – Прошу вас впредь более на касаться этой темы. – Как прикажете, ваше высочество. – Я поклонился. Словом, повёл себя как образцовый подданный. Само послушание, воплощённая покорность. Лес мало-помалу окутал мглистый утренний туман. Это было нам на руку, потому как затруднило бы гарпам погоню, вздумай они нас преследовать. Вот если бы не прохлада, которая в этой сырой дымке стала ещё ощутимей. Да, чтобы мириться с таким паршивым климатом, надо здесь родиться и возмужать. Или уж по крайней мере прожить пару лет. Не иначе как проклятый взбесившийся феникс затащил нас далеко на север от родной Истерии. Обхватив себя руками, чтобы хоть немного согреться, я стал обдумывать наше с принцессой положение. Так сказать, виды на будущее. Мысли, которые с лихорадочной скоростью сменяли одна другую у меня в голове, никак нельзя было назвать отрадными. – Что случилось? – требовательно вопросила принцесса, бросив взгляд на моё хмурое лицо. – Да вот, пытался сообразить, насколько далеко нас с вами занесло, – сказал я. – На севере, да будет вам известно, зима наступает рано и бывает ужасно свирепой. И если сейчас сюда надвигаются холода... – Я не закончил свою мысль. Да это и не требовалось. Даже принцесса, чья голова была доверху забита бреднями о герое Тэсите и счастливом конце их истории, не могла не оценить всей степени угрозы, которая над нами нависла. – Я проголодалась, – мрачно заявила она. По правде говоря, меня тоже давно уже мучил голод. Я внимательно оглядел растительность в непосредственной близости от того места, где стоял. Что ж, даже на таком небольшом участке обнаружилось несколько видов съедобных трав и около десятка грибов с блестящими шляпками. Достаточно, чтобы обмануть голод, ну а там... Может, повезёт раздобыть что-то посущественней... Но тут внимание моё привлёк шорох в кустах у подножия большого дерева. В ту же секунду я вытащил кинжал из ножен, метнул его в середину куста и бросился за добычей. – Завтрак! – С этими словами я за уши вытащил из кустарника убитого наповал крупного зайца. Если принцессу и покоробило от этого зрелища и тем более от мысли о необходимости поедать мясо такого очаровательного и совершенно безобидного зверька, то она ничем этого не выказала. Сидела молча, сложив руки на коленях, и наблюдала, как я освежевывал и потрошил тушку. Я не мог не признать в душе, что такая мужественная невозмутимость делает ей честь. Хорошо, что вслух её не похвалил: стоило мне покончить с этой неприятной кровавой работой, как она буркнула: – Теперь соблаговолите его для меня зажарить. – Я ж ведь вам ещё вечером объяснил, что мы не должны себя обнаруживать. Огонь нас выдал бы с головой. – А мне думается, – Энтипи поджала губы и скорчила презрительную гримасу, – что вы не хотите разводить костёр совсем не потому, что боитесь нападения гарпов. Где им, этим жалким карликам с недоразвитыми крыльями, тягаться в скорости полёта с фениксом? Остатки их паршивой стаи сейчас, поди, за тридевять земель отсюда. Нет, вы просто решили помешать Тэситу меня отыскать. Он бы с вами запросто разделался. Вы страшитесь с ним встретиться. – Гарпы рождены фантастическими чудовищами и по крайней мере наполовину являются существами того же порядка, что и феникс. Мы не можем знать, на что они способны, с какой скоростью умеют передвигаться, каково их чутьё. Впрочем, думайте что хотите, – равнодушно ответил я. – Тогда я сама разожгу костёр. Собственный. – Уж по этой-то части у вас опыт что надо, – с саркастической ухмылкой кивнул я. – На сей раз задумали весь лес спалить, до последнего кустика, да? Принцесса не соблаговолила на это ответить. Только смерила меня сердитым взглядом. Я откромсал от тушки кусок мяса и протянул ей. На траву упало несколько капель крови. – Нет. – Она помотала головой. – Нет уж, вы первый. – Девица, поди, решила, что я её просто дразню. Ей не верилось в возможность поедания человеческим существом сырого мяса. Пожав плечами, я отправил окровавленный ломтик прямёхонько в рот. И со счастливой улыбкой принялся его жевать. Не потому, что наслаждался вкусом сырой зайчатины – мясо было отвратительным, кроваво-пресным и вдобавок ужасно жёстким, хотя в прежние времена мне доводилось и не такое едать. Я улыбался назло принцессе. Из угла рта у меня тонкой струйкой побежала кровь, но я нарочно не стал её вытирать. Мне было приятно видеть замешательство Энтипи, то, как тщетно она пыталась скрыть отвращение при виде этого дикарского пиршества. – Ну так что же? – с издёвкой спросил я и откромсал от бедра несчастного зайца ещё один сочный ломтик мяса. – Не собираетесь ли запалить для нас огонёк? – Вы, судя по всему, совершенно убеждены, что это я подожгла обитель благочестивых жён. – О да. Она качнула головой, одарив меня своей высокомерной улыбкой. – Неужто, – с деланным удивлением полюбопытствовал я, – вы станете утверждать, что это не ваших рук дело? – Считаю себя вправе вообще не давать вам по этому поводу никаких объяснений. – Взгляд её полуприщуренных глаз небрежно скользнул по моему лицу. – Предпочитаю, чтобы вы всё время, пока мы вместе, ломали голову над тем, чего от меня можно ждать. – То есть вы хотите сказать, вас вполне устроит, чтобы человек, взявшийся вашу особу защищать, опасался поворачиваться спиной к женщине, которая вверена его защите, из страха, что она может оказаться достаточно неуравновешенной, мягко говоря, чтобы ни с того ни с сего всадить ему нож в спину?! – Я развёл руками. – Хорошенькое же нас с вами ждёт путешествие, коли вы так настроены, принцесса! – Отрезав очередной кусок мяса, я затолкал его в рот. В нескольких футах от меня валялась заячья голова и смотрела на меня с безмолвным упрёком. Мне вспомнился несчастный Умбреж. К горлу подкатил комок тошноты. Но я с ней быстро справился, сказав себе, что этим двоим ещё повезло – Умбрежу и зайцу! Им никогда больше не придётся иметь дело с её высочеством Энтипи! Но тут что-то в принцессе изменилось. Выражение лица сделалось вроде как более мягким, и она сказала: – Спасибо. Я опешил. Наверное, она именно и рассчитывала сбить меня с толку. – За что? – За то, что считаете меня женщиной. Прежде меня ещё никто так не называл. Даже Тэсит обращался ко мне: «Девочка ты моя милая». – Нет, я, конечно же, не Тэсит. Куда мне до него, до героя вашего. Прежде всего я тут, с вами, а он – нет. – Но он меня найдёт. Я молча пожал плечами, надеясь в душе, что Энтипи окажется не права. Потому как ежели он вдруг объявится, вырастет перед нами, словно из-под земли, то мне несдобровать, уж это точно. Величественным жестом указав на то, что осталось от бедняги зайца, она потребовала: – Дайте теперь и мне попробовать. И вытрите рот, на вас смотреть противно. – Решили всё ж отведать зайчатинки? – Осклабившись, я откромсал небольшой кусочек плоти от того немногого, что оставалось съедобного на костях тушки, нанизал его на кинжал, чтобы её величеству не пришлось пачкать нежные пальчики кровью, и метнул туда, где она сидела в ожидании. Кинжал с кровавым ошмётком зайчатины плюхнулся на траву примерно в футе от девчонки. Она с осторожностью его подобрала. – Не передумали? – спросил я не без злорадства. – Если вы смогли этим насытиться, то я и подавно сумею, – запальчиво воскликнула она. Я заметил, что принцесса, если уж на что-то решится, идёт напролом, до конца. Она отважно впилась зубами в зайчатину, не без труда оторвала и принялась прожёвывать малюсенький кусочек и совсем было его проглотила, но как раз тут-то её и стошнило. Я изо всех сил старался сдержать смех, но мало в этом преуспел. Энтипи бросила на меня свирепый взгляд и повторила попытку. Боюсь, в данную минуту я не имел оснований причислить себя к разряду её любимцев. На сей раз ей всё же удалось ценой невероятных усилий проглотить кусок мяса, но она решила на этом не останавливаться и принялась за следующий. Вот это-то и испортило всё дело: желудок девчонки исторг оба кровавых лоскутка заячьей плоти ещё решительней, чем в предыдущий раз. – Ясно теперь, как вам удаётся сохранять такую стройную фигуру, – заметил я. – Заткнитесь. Ну и вид у неё был! Слезящиеся глаза, а нижняя часть лица вся в потёках кровавой слюны. Но принцесса не оставляла героических попыток протолкнуть сырую зайчатину вниз по своему пищеводу и удержать в желудке. Видит бог, она заслуживала жалости. Я даже пытался себя заставить, как бы странно это ни звучало, посочувствовать ей. Но ничего из этого не вышло. Ведь кабы не она, все рыцари, которых поубивали гарпы, остались бы живы. Не будь девчонка такой отравой, отец не услал бы её в обитель и не отправил бы за ней отряд воинов. В том числе старика Умбрежа, который так дорожил последними своими денёчками, на такие ухищрения пускался, только бы их продлить! Между тем Энтипи не без усилия удалось-таки проглотить несколько кусочков сырого заячьего мяса, после чего она ухватила кинжал за окровавленную рукоятку и швырнула в мою сторону. Я инстинктивно прикрыл ладонями грудь, опасаясь, что девчонка именно в неё-то и метила, но всё обошлось – кинжал упал в траву на вполне безопасном от меня расстоянии. Я его подобрал, тщательно вытер лезвие о траву, поднялся на ноги, и мы с принцессой отправились в путь. У меня и в мыслях не было брести назад, в ту сторону, откуда мы минувшим вечером прилетели верхом на спятившем фениксе. Слишком много опасностей поджидало там меня и Энтипи – бесконечная густая лесная чаща, уцелевшие гарпы, Тэсит, который наверняка жаждет мне отомстить. Впереди, там, куда я молча направился, возможно, водились существа ещё более страшные, там были места, совершенно мне неизвестные, но иметь дело с предполагаемыми врагами показалось мне в тот момент предпочтительней, чем с реальными, хорошо знакомыми. Долгое время мы брели сквозь лес молча. Я уже много раз упоминал, как мне нравились такие вот благостные передышки. Это давало возможность поразмыслить о насущных проблемах, прислушаться к звукам леса, привести в порядок собственные мысли. Энтипи, к счастью, не имела привычки хныкать и жаловаться по пустякам. Она старалась примениться к тем трудностям, которых невозможно было избежать: ни словом не обмолвилась о том, что устала, что ветки колючих кустарников расцарапали ей ноги и изорвали подол платья. Я в душе надеялся, что мы вот-вот набредём на тропинку или дорогу, которая нас выведет в цивилизованный мир. Да и шагать по ней будет намного легче, чем по густым зарослям. Но лес всё не кончался, и настроение моё с каждым шагом делалось всё мрачней. Принцессу начала томить жажда. Я об этом догадался, потому что сам ужасно хотел пить. Уже несколько часов кряду я то и дело замечал, как она проводит языком по пересохшим губам. Она же в свою очередь украдкой бросала на меня взгляды, в которых читался немой вопрос. Но я мог только одно ей предложить – потерпеть до тех пор, пока на нашем пути не встретится какой-нибудь ручей. И об этом вовсе не обязательно было говорить вслух – не маленькая, сама понимает, что я не в состоянии выкопать для неё колодец. У меня были заботы и поважней – я насторожённо прислушивался к звукам, раздававшимся поблизости от нас. И, признаться, ужасно нервничал. Любой шорох казался мне явным знаком приближения гарпов, между стволами мне то и дело мерещилась тень Тэсита, его горящие жаждой мести глаза. А вдобавок тут запросто могли объявиться скитальцы или дикие звери, да и бог знает кто ещё. Энтипи всё это вряд ли приходило в голову, и я даже немного завидовал её безмятежности, порождённой наивностью и неопытностью. Солнце лениво ползло вверх по небосклону, его наши проблемы ничуть не трогали. Когда оно почти уже достигло зенита, мы наконец-то набрели на неглубокую, но быструю речку с удивительно прозрачной водой. Только тогда я в полной мере почувствовал, насколько бедное моё тело истомилось от жажды. В первый миг при виде речушки я даже усомнился, хватит ли в ней воды для нас двоих. В одиночку готов был выхлебать целое море. Энтипи подбежала к берегу и стала жадно пить, черпая воду горстями. А я разделся до исподнего и нырнул в неглубокий поток. И там, на середине реки, напился вволю. Не будь здесь принцессы, можно было бы и всё с себя снять. Собственно, я и при ней не постеснялся бы купаться в чём мать родила, но... Вдруг она подняла бы меня на смех? Отпустила бы какое-нибудь издевательское замечание? Я ведь, как вы знаете, сложения далеко не идеального... Я с наслаждением брызгал воду себе в лицо и тёр его ладонями, потом снова пил и опять нырял, хотя уровень воды в самом глубоком месте речушки едва доходил мне до шеи. Но до чего ж приятно было выкупаться в её прохладных струях! Мне всегда нравилось плавать. Очутившись в озере или в речке, я себя чувствовал как-то совсем иначе, чем на суше. Вроде почти полноценным... Нормальным, одним словом, как все люди. И до того мне было хорошо, что я совсем потерял счёт времени. Снова и снова погружаясь в быстрые воды, я испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение. Так было здорово хоть ненадолго отрешиться от забот, сбросить с себя груз ответственности, помечтать... Чувствуя, как в моё тело вливаются новые живительные силы, я даже подумал, что, может, с этого момента судьбе надоест нас преследовать и мы наконец встретимся с удачей... Не знаю, не берусь судить, сколько мне потребовалось времени, чтобы понять: принцесса исчезла! – Энтипи! – завопил я что было мочи, споткнулся, упал и пошёл ко дну. А вынырнув, заторопился к берегу. Девчонки нигде не было видно. На траве валялись посох, меч и кинжал, а чуть поодаль от них – моя одежда. Все вещи лежали так, как я их бросил, никто к ним не прикасался. Нигде поблизости никаких следов борьбы. Значит, её не похитили, чего я, признаться, больше всего боялся. Безмозглая дурочка сама сбежала. А может, просто удалилась в чащу, чтобы справить нужду, пока я плескался в реке. И тут я учуял в воздухе запах дыма. «Господи, – подумал я, цепенея от ужаса, – эта ненормальная всё-таки снова взялась за своё и решила сжечь лес!» Я стал принюхиваться, медленно поворачиваясь во все стороны, и вскорости определил, что огонь горел в полумиле к северу от меня. Приглядевшись, заметил и дымок, который вился вдалеке над верхушками деревьев и таял в безбрежном небе. Сбросив ветхое и вымокшее исподнее, я рассудил, что тащить с собой этот влажный комок мне не с руки. Обойдусь и без белья. Натянул на себя остальную одежду, приторочил к поясу кинжал, меч забросил за спину и, взяв в руку посох, побрёл на север. К этому времени я, кстати говоря, немного успокоился, уверившись, что там, впереди, вовсе не пожар полыхает. Огонь, дым от которого поднимался ввысь, горел в какой-то одной точке и не расползался по сторонам. Кто-то его контролировал. Через некоторое время мне удалось уловить также и запах жареного мяса, который принёс ветерок, подувший в мою сторону. Не иначе как там, куда я торопливо шагал, находился какой-то трактир или таверна. В таком случае Энтипи, вероятней всего, именно туда и направилась, рассудив, что доберётся до этого очага цивилизации и без моей помощи, не потрудившись известить меня о своём уходе. Как ни быстро я шёл, мне всё не удавалось согреться. Натянув одежду на мокрое после купания тело, я рисковал подхватить простуду. Но вытереться-то было нечем, да вдобавок я ещё и торопился, рассчитывая нагнать своевольную беглянку. Изо рта у меня вырывались клубы пара. Как бы неправдоподобно это ни звучало, но за каких-нибудь полчаса, миновавшие с тех пор, как я вылез из речки, вокруг стало намного холодней. Ощущение было такое, словно в течение этого времени один сезон сменился другим. «Зимним», – мрачно подумал я, клацая зубами. И вспомнил, как тяжко и долго болел, стоило мне вымокнуть и продрогнуть до костей у ворот крепости. Меньше всего на свете мне хотелось снова стать жертвой этой хвори, ведь ходить за мной будет некому: королева Беатрис осталась в Истерии. И ждёт там свою дочь, которой ей вовек не видать, если простуда меня прикончит. Кто тогда позаботится о глупой, неопытной и своенравной дурочке принцессе? Я прибавил шагу. Ещё примерно через полчаса, когда мне наконец-то удалось почти согреться от быстрой ходьбы, я, к огромной своей радости, заметил, что лес начинает постепенно редеть. Надежда меня не обманула: держа путь на дым и запах жареного мяса, я добрался-таки до края проклятой чужой чащобы! Совсем скоро впереди сквозь стволы и ветки последних рядов деревьев проглянули очертания строения, к которому я так торопился и из трубы которого валил густой белый дым. Само же здание трактира оказалось ничем не примечательным и как две капли воды похожим на все заведения подобного рода. На секунду мне даже не по себе сделалось, так напоминал этот невзрачный домик строкеровский трактир, где я родился и вырос. «А что, если, – молнией пронеслось у меня в голове, – меня каким-то чудом занесло назад, в Истерию, в наш Город, и передо мной на самом деле не что иное, как заведение Строкера?» Я потряс головой, и наваждение рассеялось. В самом деле, можно ли быть таким идиотом? И вообразить подобную чушь? Верно, строкеровское заведение тоже находится почти у самого леса и напоминает этот трактир, беда только в том, что и «У Строкера», и наш Город, и Элдервуд располагаются на другом краю света. В общем, эти доводы холодного рассудка вкупе с холодным воздухом, который стал за последние минуты просто-таки ледяным, полностью отрезвили меня. Я, признаться, даже не знал, радоваться ли тому, что географическая сумятица у меня в голове уступила место пусть не вполне чётким, но достаточно здравым представлениям о карте мира, или, наоборот, печалиться. Потому как, окажись я сейчас и впрямь у трактира Строкера, зная, что Энтипи где-то поблизости, мне ничего не стоило бы её отыскать и вернуть папаше с мамашей. Я вздохнул и поднял глаза на вывеску, которая была укреплена сбоку у самого крыльца и покачивалась на ржавых петлях под порывами ледяного ветра. На деревянной табличке, потрескавшейся от времени, корявыми буквами было выведено: «У кромки леса. Харчевня и постоялый двор». Название, что и говорить, показалось мне вполне подходящим. Побьюсь об заклад, у того гения, кто нарёк этим именем пивнушку, стоявшую возле самого края чащобы, с фантазией дела обстояли неважно. Поблизости от трактира теснилось несколько лавчонок – оружейная, мясная, оружейная, пекарня и опять оружейная. «Что ж за воинственный народ должен обитать в посёлке, где каждое второе торговое заведение предлагает оружие», – подумалось мне. Я с тревогой вглядывался в лица местных жителей, которых в этот час близ трактира и лавок было немало. Одетые в тяжёлые меховые плащи, накидки и лохматые шапки, они озабоченно следовали по своим делам, едва кивая друг другу при встрече. Собственные проблемы интересовали каждого из них, будь то мужчина или женщина, гораздо более, нежели общение друг с другом. По всей вероятности, для любых дружеских контактов в этом посёлке было отведено конкретное место – трактир. Судя по взрывам хохота, которые оттуда доносились, посетители и впрямь довольно весело проводили время в его стенах. Но не рановато ли сейчас для коллективных возлияний и сопутствующего им гомона? Что-то уж больно они разошлись... Не исключено, конечно, что здешние жители – отъявленные выпивохи, наливающиеся пивом и мёдом средь бела дня. Или... или посетителей что-то здорово позабавило... У меня внутри всё похолодело при мысли о том, над чем, вернее, над кем они сейчас, всего вероятней, хохочут. Я ещё немного подождал, прислушиваясь. Наихудшие мои подозрения оправдались: сквозь грубый мужской смех до меня донеслись звуки высокого девичьего голоска. Инстинкт самосохранения тотчас же принялся настойчиво меня подталкивать к бегству. В самом деле, почему бы мне не убраться отсюда, предоставив этой дуре безмозглой в одиночку выпутываться из той отчаянной ситуации, в которую она угодила исключительно по своей вине? Признаюсь вам, я не без злорадства подумал о такой возможности. Энтипи на все сто заслужила, чтобы я её здесь бросил. Но... Как вы и сами догадались, всерьёз я этого ни в коем случае делать не собирался. Слишком далеко завело меня желание заменить собой героя повести. Отступать было поздно. Мне предстояло возвратить её домой, чего бы это ни стоило. На стене у входа в трактир углём было нацарапано: «Требуется прислуга». Я скользнул взглядом по этому объявлению, взялся за дверную ручку и осторожно толкнул дверь. Шум внутри стоял такой, что я едва не оглох прямо там, на пороге. Войдя же, я с трудом удержался, чтобы не выскочить наружу. Сцена, представшая перед моими глазами, являла собой примерно то, что я и ожидал здесь увидеть. Посредине зала стояла принцесса Энтипи, а посетители – по большей части крепкие мужчины разного возраста с простыми и грубыми лицами – все как один на неё пялились и надрывали животы от хохота. Энтипи аж покраснела от натуги, так старалась, бедняжка, их перекричать, но ей нелегко было перекрыть оглушительный смех, вырывавшийся из такого множества лужёных глоток, так что я сперва не разобрал ни одного из её слов. Единственным человеческим существом в трактире, на которое речи принцессы не производили ни малейшего впечатления, оказалась плотная женщина, стоявшая за стойкой. Выражение лица у неё было холодновато-мрачным. «Явно под стать душе», – промелькнуло у меня в голове. Она с сосредоточенно-равнодушным видом вытирала тряпицей оловянную кружку и лишь время от времени окидывала принцессу взглядом, в котором читалось полное отсутствие какого-либо интереса. – В последний раз вам повторяю! – гаркнула Энтипи так пронзительно, что у меня в ушах зазвенело. Смех немного утих. Принцесса от злости сжала кулаки. Её трясло с ног до головы. – Мы требуем, чтобы к нам немедленно доставили плетельщика-связного! Мы срочно нуждаемся в его услугах! Прибытия его мы согласны ждать только в самых лучших апартаментах этой гостиницы! Поскольку идиотка принцесса заявилась сюда одна, без меня, я сообразил, что это «мы» в её устах является не чем иным, как множественным монархическим. Это она себя так величала. Разумеется, никто из примерно двух десятков мужчин, с большим удовольствием ей внимавших, не бросился со всех ног выполнять приказания. – Ну, будет тебе, барышня, – воспользовавшись относительной тишиной, подала голос женщина из-за стойки. Она выплыла в зал с двумя полными кружками и поставила их на столик – возле него-то как раз и стояла Энтипи – перед огромными детинами, по виду – явными завсегдатаями заведения. – Хватит, все уже наслушались твоих глупостей. – Наши приказания вы смеете называть глупостями?! – Энтипи аж ногой топнула. – Да вы знаете ли, с кем имеете дело? «Ну, если эта ненормальная сейчас им представится, мы оба с ней пропали», – подумал я. И бросился к ней со всей быстротой, на какую был способен. Но несколько посетителей, как на грех, повскакали со своих мест, отставив в сторону табуретки, и путь мой оказался заблокирован. Один из бегемотов, только что получивших новые порции выпивки из рук неулыбчивой женщины, вскинул голову и с блеющим смешком переспросил: – И с кем же это мы имеем дело? – Мы – особа королевской крови! – сообщила ему Энтипи. – Скажите на милость, – фыркнула женщина за стойкой. – И поворачивается же язык у некоторых – сморозить такое. А теперь давай проваливай отсюда. И побыстрей. – Ну-ну, Мари, – с сальной улыбкой обратился к ней увалень, – не будь так сурова с бедняжкой. Она премиленькая, и я совсем не прочь с ней поразвлечься. Никогда ещё не имел дел с королевской фамилией. В подтверждение своих намерений он размахнулся и огромной пятернёй дал Энтипи звонкого шлёпка пониже спины. Это вызвало новый приступ хохота у посетителей трактира. Реакция Энтипи оказалась мгновенной. Она схватила кружку с элем, к которой её обидчик не успел ещё притронуться, и выплеснула бегемоту в физиономию. Пенная жидкость закапала у него с волос и носа, заструилась по окладистой бороде, по засаленной блузе и стекла на штаны из грубой домотканой материи. «О Боже Праведный, мы покойники, – мелькнуло у меня в голове. Но я тут же поправился: – Хотя почему мы. Я-то пока ещё в стороне от этой заварушки». Бегемот стал медленно подниматься на ноги, но Энтипи, широко размахнувшись, изо всех сил треснула его тяжёлой металлической кружкой в середину лба. От этого неожиданного удара он потерял равновесие и тяжело свалился на пол, увлекая за собой табурет. Я зажмурился от ужаса, ожидая, что сейчас из глоток всех собравшихся раздастся возмущённый рёв и приятели здоровяка бросятся на маленькую фурию, но нам с принцессой неожиданно повезло: её выходка стала для этих грубых людей ещё одним поводом повеселиться от души. Они буквально за животы схватились от смеха. Их так разбирал хохот, что даже кружки на столах стали подпрыгивать и звенеть. Теперь, мысленно возвращаясь к тем событиям и ставя себя на место этих подвыпивших простолюдинов, я понимаю, почему действия Энтипи их так рассмешили. Представьте себе: в трактир невесть откуда заявляется молоденькая, хлипкая с виду девица, одетая в более чем скромное, а вдобавок ещё и грязное, изодранное платье, и с надменным и гордым видом объявляет себя особой королевской крови. И в наказание за дерзость сбивает с ног нахала, который раза в два выше неё и раза в четыре толще. Что же до объекта её нападения, то он остался единственным во всём зале, не сумевшим оценить по достоинству забавную шутку, которую над ним проделала девчонка. Ему и пары секунд хватило, чтобы вскочить-таки на ноги. Он свирепо навис над Энтипи, и если бы ей снова пришло в голову съездить его кружкой по лбу, она смогла бы это сделать, лишь встав на табурет. – А ну ещё разок попробуй! – проревел детина. – Симон! – крикнула ему барменша, к которой он только что обращался по имени «Мари». – Успокойся, не трать ты на неё время, её надо просто вышвырнуть отсюда. Не ударит она тебя больше, уймись! Потому как... Женщина не успела ещё договорить, как Энтипи снова замахнулась и попыталась нанести удар, на сей раз в пах своему противнику. «Разумная и вполне уместная смена тактики», – подумал я. Вот только детина был начеку: он перехватил её тонкую руку и сдавил своей огромной клешнёй. Пальцы Энтипи разжались, и кружка с грохотом упала на пол. Принцесса испустила вопль досады и боли. Именно в этот момент я твёрдо решил, что мне пора тактично удалиться отсюда, предоставив сторонам улаживать конфликт без моего участия. И разумеется, взгляд Энтипи тотчас же остановился на мне. Впервые за всё то время, что я провёл, стоя в дверях проклятого трактира. – Невпопад! – заверещала она. – Ты мой телохранитель, мой защитник! Вот и защищай меня! И тогда все, кто находился в трактире, как по команде уставились на мою скромную персону. Никогда прежде мне так не хотелось стать кем угодно другим, только не самим собой, и очутиться где угодно, только не там, куда меня занесла судьба. Может, стоило попробовать воздействовать на этих грубиянов силой моего природного шарма, попытаться их очаровать? Широко улыбнувшись, я помахал им рукой. Никакого впечатления. Я напряг воображение. Но ничего путного как назло на ум не приходило. А тем временем здоровяк Симон, трясясь от злости, сделал шаг по направлению ко мне. Некоторые из числа зрителей, сидевших за столиками, радостно захихикали. Они предвкушали новое развлечение. Мне отчего-то вспомнилось, как я выклянчивал у гарпов помилование и те чуть не рыдали от хохота, пока я перед ними распинался. Теперь вот Энтипи как могла повеселила этих мужланов. Находясь в отчаяннейшем положении, мы оба удосужились себя выказать чистой воды комедиантами и распотешили почтённую публику... Стоп! И как же это я сразу не догадался?! Вот он, достойный выход из нового затруднения! Вперёд, Невпопад из Ниоткуда! В порыве вдохновения я схватил с ближайшего стола деревянную ложку с длинной-предлинной ручкой, перебросил посох в левую руку и, сгорбившись и утрируя свою хромоту, медленно побрёл к принцессе. По пути я выкрикивал омерзительно высоким дискантом: – Всеконечно и всенепременно я вас спасу, о моя досточтимая леди! Ваш верный рыцарь жизни ради вас не пожалеет! Весь мой расчёт строился на том, что я в тот момент меньше всего на свете походил на рыцаря: хромоногий сутулый урод в отрепьях, с копной мокрых и спутанных тёмно-рыжих волос, походившей на моток непряденой шерсти и вооружённый ложкой... «Да он такой же герой и храбрый рыцарь, как эта девчонка – принцесса!» – вот что должны были, по моему мнению, тотчас же подумать все до единого пьянчуги. Продвигаясь вперёд, я продолжал размахивать ложкой, как если бы это был острейший меч, и пронзительно пищал: – Я спешу к вам со всех ног, ваше высочество! Вот тебе, разбойник! Получи и ты, негодяй! По заслугам всем вам, недоноски! И так будет с любым, кто дерзнёт протянуть свои грязные лапы к особе королевской крови! – Я кружился на месте, припадая на правую ногу и нанося черенком ложки колющие и рубящие удары воображаемым противникам. А сам тем временем всё ближе подбирался к Симону, который, стоя на одном месте, не сводил с меня остановившегося от изумления взгляда. Ведь я не представлял для него никакой угрозы, я был безвреден, как лист, свалившийся с дерева. По крайней мере это, благодарение богам, до него вполне дошло. Откуда-то из глубины зала послышалось несколько осторожных смешков. Именно на это я и рассчитывал. Доковыляв до Энтипи, я довольно бесцеремонно схватил её за руку и рывком подтянул к себе вплотную. – Что это за балаган вы устроили? – с досадой набросилась она на меня. Слава богу, у девчонки хватило ума произнести это шёпотом, наклонившись к моему уху. Симон повернулся всей своей неуклюжей тушей, чтобы не терять меня из виду. Смех в зале сделался громче. Одна лишь барменша Мари, поджав губы, глядела на нас подозрительно и недружелюбно. Я обхватил Энтипи за шею и притянул её к себе так, что её ухо очутилось у моих губ. И тихо, торопливо прошептал: – Слушайте внимательно, чёрт бы вас побрал! Здесь больше двух десятков вооружённых парней, да вдобавок ещё этот Симон, который меня и вас голыми руками укокошит за здорово живёшь! Мне одному с ними нипочём не сладить. Единственная для нас возможность спасти свои шкуры – это притвориться комедиантами, и если вы мне сейчас не подыграете, считайте, что мы оба уже на том свете. У нас только один шанс выпутаться, так не упустите его! – И, возвысив голос, я снова выбросил вперёд руку с зажатой в ней ложкой: – Умри, недостойный, за оскорбление принцессы, наследницы престола! А это тебе, жалкий урод! Вот! Получай! Энтипи хватило всего нескольких мгновений, чтобы принять единственно разумное решение. Инстинкт самосохранения одержал в её душе верх над заносчивостью и спесью, и она, подбоченившись, выкрикнула: – Ну что, дерзкие и бесцеремонные сэры?! Знаете теперь, каково иметь дело с моими верными рыцарями, с цветом нашей великой нации? Сделав неуклюжий выпад, я ткнул черенком ложки в середину груди вконец опешившего Симона. Должен признаться, ощущение было такое, как будто конец черенка упёрся в каменную стену. Я поднял ложку кверху, словно салютуя своей даме мечом, и проблеял: – Готово! И этот сражён наповал! Так пусть же другим будет неповадно посягать на честь благородной дамы! Доблестный рыцарь не оставит в живых ни одного из наглецов! Симон так и не сдвинулся с места. Бедняга наверняка впервые в жизни лицезрел подобное действо. Продолжая кривляться и по пути отвешивая поклоны, мы беспрепятственно добрались до двери. Вслед нам неслись одобрительные смешки, слышались обрывки разговоров. Зрители обменивались мнениями: – Они умалишённые! – утверждал один. – Да нет, ты разве не понял? Это просто какие-то бродячие актёришки, комедианты. А ведь здорово представляют, скажи-ка? Я в душе склонён был согласиться с обоими этими мнениями. Да и с любым другим, лишь бы нам позволили убраться отсюда восвояси. Не оглядываясь, я распахнул дверь. Снаружи всё побелело от снега. И он продолжал падать с небес. Не подумайте только, что сверху срывались лёгкие и редкие снежинки, нет, то, что предстало перед моим исполнившимся ужаса взором, являло собой сплошную стену из необыкновенно крупных, пушистых хлопьев, которые то и дело подхватывал невесть откуда налетавший вихрь и кружил в безумном хороводе. Выйти сейчас наружу значило для нас с Энтипи обречь себя на неминуемую, скорую и мучительную смерть. Ибо одеты мы оба были, мягко говоря, не по сезону... Без малейших колебаний я с треском захлопнул дверь, повернулся лицом к посетителям трактира и раскинул руки в стороны. Так стремительно и резко, что чуть было не смазал Энтипи по физиономии. – Друзья мои! – вскричал я с деланным воодушевлением. – Перед вами королевские комедианты! Прошу, давайте вместе поаплодируем Симону, который без всякой подготовки так великолепно нам подыграл! У вас талант, дружище! Настоящий талант актёра! Поздравляю! Поклонитесь же почтённой публике! – Со всей скоростью, на какую был способен, я промчался между столиками к вконец одуревшему Симону, схватил его за руку, напоминавшую окорок, и поднял её кверху. Мужчины разразились аплодисментами. Кто-то принялся колотить по столешнице металлической кружкой. Отовсюду послышались одобрительные возгласы в адрес Симона и в наш с принцессой. На толстой, глуповатой физиономии здоровяка последовательно отобразились растерянность, смущение и наконец телячий восторг. Детина понял, что неожиданно стал центром всеобщего восторженного внимания. Глупо хихикнув, он стоял теперь перед собутыльниками с таким видом, словно с самого начала уловил смысл происходящего и подыгрывал нам совершенно сознательно. Я схватил со стола полотняную салфетку и стал промокать его физиономию и бороду, приговаривая: – Здорово! Я б сам нипочём так не смог без всякой подготовки, без единой репетиции! Энтипи смотрела на меня с безмолвным осуждением. Но её мнение о моей затее интересовало меня сейчас меньше всего на свете. Я действовал, между прочим, не ради одобрения её высочества, а чтобы нам обоим жизнь спасти. И она, паршивка этакая, великолепно отдавала себе в этом отчёт. Как и в том, что я вполне преуспел в своей затее. Иначе она не преминула бы в недвусмысленных и резких выражениях высказать своё недовольство при всех. Сияя счастливейшей улыбкой, я мысленно обозвал её высочество последними словами, какие только знал. Симон, расчувствовавшись от небывалого своего успеха, которому он был всецело обязан нам с принцессой, угостил нас мёдом – по целой кружке заказал. Это, что и говорить, явилось вершиной нашего триумфа! Простак вообще стал держаться с нами, как с лучшими своими приятелями. Ещё бы! Я очень даже хорошо понимал его чувства. Этому скромному мастеровому, привыкшему довольствоваться своим жалким уделом трудяги, мало кого интересовавшего, поди, даже во сне не могло привидеться, что луч славы когда-нибудь коснётся и его буйной головы. Мёд пришёлся мне как нельзя кстати, наполнив желудок благословенным теплом. А тем временем огонь в очаге, возле которого я примостился, грел меня снаружи. Волосы, влажные после купания в реке, высохли в считанные минуты. Энтипи уселась в нескольких футах от меня. Молча прихлёбывала мёд и, представьте себе, ни капли не опьянела! На меня она старалась не смотреть. Мне стало так хорошо, так уютно у тёплого очага, что я даже поленился себе представить, что сталось бы с этой безмозглой гордячкой, кабы я не поспешил к ней на помощь. Я совсем было задремал, но вдруг надо мной нависла чья-то тень. «Симон! – пронеслось у меня в голове. – Раскаялся в своей щедрости, очарование минутной славы рассеялось, вот он теперь и решил разделаться с нами по-свойски...» Но вскинув голову, я увидал над собой вовсе не его, а Мари. Та подтащила к очагу бочонок, поставила его у лавки, на которой я сидел, грузно уселась на него и без обиняков заявила: – Этим олухам вы головы задурили, но я не такая идиотка, чтобы поверить, будто вы и впрямь бродячие комедианты. – Благодарение богам, у женщины хватило ума понизить голос настолько, что никто, кроме меня, не слышал этих разоблачительных слов. – Девчонка глядела и говорила так, что и впрямь могла бы сойти если не за принцессу крови, то за высокородную леди. А ты, когда её увидал и услыхал, что она несёт, со страху чуть не обделался. Это ж видно было по тебе, едва ты мой порог переступил. Такое ни одному актёру на белом свете не под силу разыграть. Но кто б вы на самом деле ни были, по вашей вине в моём заведении чуть драка не началась, да и клиента вы обидели. – Я про себя отметил слова «в моём заведении». Значит, она была не просто барменшей-служанкой, а владелицей трактира. – Я так тихо с тобой говорю, потому как, если б они услыхали эти мои слова, что б тут началось! И вас обоих на кусочки бы разорвали, да и мою харчевню в придачу. – При этих словах она выразительным кивком указала на своих клиентов, мирно выпивавших за столиками. Я поёжился. – И потому, – сурово прибавила Мари, – катитесь-ка отсюда оба, да поживей! – Но там такой снег и ветер, мадам, – робко возразил я. – Мы неминуемо погибнем, если окажемся под открытым небом... – А мне-то что за дело? Именно в этот момент здоровяк Симон, лучась добродушием, рявкнул на весь зал: – За наших многоуважаемых артистов! – За артистов! – эхом отозвались несколько голосов. Кто-то из посетителей прибавил: – И за нашу Мари! – За Мари! – с энтузиазмом подхватили остальные. Трактирщица со снисходительной улыбкой склонила голову. Выразив своим клиентам признательность, она снова повернулась ко мне, чтобы довести до конца начатое дело – выставить нас за порог своего заведения, на верную смерть. И тут один из пьяниц заплетающимся языком предложил новый тост: – За нашего властителя, могучего и непобедимого диктатора Шенка! – За диктатора Шенка! – хором взревели все, кто был в зале, исключая Мари, меня и Энтипи. Я едва концы не отдал от ужаса, честное слово! Диктатор Шенк. Владелец так называемого Приграничного царства Произвола, вздумавший напасть на земли короля Рунсибела и оттеснённый войском последнего за пределы Истерии. Немалой, надо сказать, ценой. Я покосился на Энтипи, но на лице её было столь же безучастное, отчуждённое выражение, как и прежде. Я вздохнул. Разумеется, это имя ей было решительно незнакомо. Она ведь несколько лет кряду провела в стенах монастыря, а благочестивые жёны бдительно следят за тем, чтобы до воспитанниц не доходили никакие известия из внешнего мира. Девчонка понятия не имела ни о недавней войне, ни даже о том, кто такой этот диктатор Шенк. Зато мне было известно о нём вполне достаточно, чтобы преисполниться новой тревоги и в который уже раз возблагодарить судьбу за то, что эта идиотка не успела толком назвать себя. Стоило трактирным завсегдатаям узнать, что в их руки попала не кто иная, как сама принцесса Истерийская, и любой из них, несмотря на всю свою тупость, немедленно сообразил бы, какая редкая ему выпала удача выслужиться перед своим властелином. Меня как ненужного свидетеля и подданного враждебной державы прикончили бы на месте, а Энтипи препроводили бы во дворец диктатора. Последний, имея на руках такой козырь, такую бесценную для Рунсибела заложницу, смог бы потребовать от нашего монарха чего угодно. И тот пошёл бы на любые условия Шенка, чтобы вызволить девчонку. Но с другой стороны, Рунсибел мог бы и иначе себя повести. Сказать, мол, делай с ней что пожелаешь, интересы государства для меня превыше всего. И я, представьте себе, нисколько его за это не осудил бы... – Значит... мы находимся в Приграничном царстве Произвола, – пробормотал я. – Если только я верно понял. Мари взглянула на меня ещё более подозрительно, чем прежде. – Ты что же это, сам не ведаешь, где обретаешься? – Мы... отстали от своей труппы и здорово сбились с пути, – врал я. – И потому я понятия не имел, куда нас занесло. Но если это Приграничное царство Произвола, то... снег... и ветер... всё это – всамделишная знаменитая приграничная зима? Мари равнодушно кивнула. Ей ведь такая жуткая погода была не в диковинку, не то что мне. – Нынешний год, видать, будет похолодней, чем прежние. Да и рано она что-то к нам пожаловала. Но как бы там ни было, это зима и есть. Ты всё правильно понял. Итак, мы с Энтипи угодили в ужасный переплёт. Говорили, что зима, водворившись в Приграничном царстве, долго его не покидает. Снег во все время её владычества над этой землёй никогда не тает, оттепелей здесь не бывает. Местное население вполне приспособилось к этим нечеловеческим условиям жизни. Люди просто тепло одеваются, ездят по своим заснеженным дорогам не на телегах, а в санях, шагают по тропкам, протоптанным в снегу, в тёплых меховых или валяных сапогах. Но мы с Энтипи местными жителями отнюдь не являлись. И не было у нас ни меховых плащей, ни тёплых шапок, ни подходящей для этого климата обуви. Очутившись под открытым небом в своей лёгкой одежонке, мы замёрзнем насмерть, не пройдя и нескольких шагов. Это уж как пить дать. Мы застряли здесь на всю долгую зиму. Верней, застряли бы, если б нас отсюда не гнали. Но, покорившись своей участи, мы умрём от холода... Мне хотелось взвыть от безысходности. – Плетельщик-связной, – вспомнил я. – Вот кто нам просто до зарезу нужен. Хотим разыскать своих. Нашу труппу во главе с директором. Они нас не бросят в беде. Вы, часом, не знаете, не обитает ли здесь поблизости такой волшебник или волшебница? – Вниз по дороге, к востоку отсюда, милях в двадцати есть одна такая. Клиенты у неё всё сплошь благородные господа, владетельные лорды. Её все Чудачкой зовут. Она и впрямь малость не в себе. А живёт тут у нас уж никто и не упомнит с каких пор. Старики, так те за глаза величают её Ходячим Заклинанием. Большие деньги требует за свои услуги, как я слыхала. «Двадцать миль по заснеженной дороге для нас с принцессой всё равно что все двести», – уныло подумал я. Нипочём нам не добраться пешком до этой Чудачки. Но если б дело упиралось только в это, я не задумываясь украл бы для нас коня. Но разве связная станет работать задаром? Об этом нечего и мечтать. А у меня и принцессы на двоих имелось лишь несколько мелких монет, всего около пары соверенов... Но суровой Мари не было ровно никакого дела до всех наших проблем. – Ну а теперь, повторяю, выметайтесь отсюда вон, разве что у вас деньжата водятся, чтобы заплатить за ночлег и стол. В чём лично я сомневаюсь. Вы ведь не удосужились пройтись по залу со шляпой и потребовать с этих оболтусов плату за представление. Я мысленно дал себе хорошего пинка. Так возрадовался тому, что уцелел, так возликовал – и вот на тебе, совершил досадный промах! В итоге мы возбудили лишние подозрения в душе этой проницательной кабатчицы и упустили возможность пополнить свои скудные сбережения. И Энтипи в этом как раз ни капельки не виновата. У неё ведь совсем нет жизненного опыта, не то что у меня. Выходит, теряю я сноровку... Эх, надо ведь было только чуть мозгами пораскинуть... Но я так опешил при виде снега, что обо всём остальном начисто позабыл... – А не могли бы мы у вас здесь на время остановиться, чтобы разыгрывать перед клиентами представления?.. – И обливать их элем? И драки затевать? Ты считаешь, мне и без вас мало головной боли?! – Мари сердито засопела. Пришлось зайти с другого конца. На память мне весьма кстати пришло объявление, нацарапанное у входа в трактир. – Вам ведь прислуга требуется? Так учтите, лучше меня вы никого не сыщете. Я родился и вырос в трактире. Всю работу знаю. – Боже, как это вышло, что мои уста произнесли правду? Нет, сноровку я точно теряю, в этом не может быть сомнений. – Но вас двое, а мне нужен один. Ты вот подошёл бы. А девчонку эту видеть не желаю. Я искоса взглянул на Энтипи. Она успела опорожнить свою кружку и сидела, обхватив руками плечи и покачиваясь из стороны в сторону. Одним хорошим пинком её можно было бы свалить на пол. Нет, выходит, я всё же был преувеличенного мнения об её умении пить не пьянея. Принцесса надрызгалась вхлам. – Ну да, согласен, она, конечно, не подарок, – понизив голос, кисло промямлил я. – Не то слово! – подхватила Мари. Ничто так не сближает людей, как возможность перемыть кому-нибудь косточки. – Небось, примадонна ваша, верно? – Я кивнул. – Всё, поди, знатных дам представляет. – Я кивнул ещё энергичнее. – Оно и видно: совсем у неё от этого мозги набекрень. Так себя держит, как будто у неё дерьмо, и то из чистого золота. – Ох уж эти актрисы! – Я закатил глаза к потолку. – Если бы вы только знали, как с ними тяжело! Но что поделаешь? – А я вот знаю, что бы я поделала хотя бы с одной из них, попадись она мне в руки! Прищурившись, я перегнулся к ней и заговорщически прошептал: – Вот и отлично. Вы здорово проучите эту гордячку, если наймёте к себе нас обоих. Пусть-ка потаскает воду, полы поскребёт, пусть подаёт эль и выносит помои. Мари задумчиво взглянула сперва на меня, потом на Энтипи. Лоб её был сосредоточенно нахмурен. Но вот вертикальная складка между густыми бровями разгладилась, женщина улыбнулась и тряхнула головой: – А ты тот ещё плут, как я погляжу. – В голосе её явственно слышалось одобрение. Я улыбнулся ей в ответ: – Вы преувеличиваете. Мари погрузилась в размышления и расчёты, от итогов которых зависела наша с Энтипи участь. Снаружи завывал ветер. Перспектива очутиться там в лёгком платье и летних башмаках меня, признаться, мало прельщала... – Ну, так и быть, – милостиво изрекла трактирщица. – Оставлю уж вас обоих, но платить стану как одному и кормить как одного. Но ежели она прольёт хоть каплю эля или мёда на любого из моих клиентов, по нечаянности или нарочно, я вас обоих в ту же минуту вышибу прочь. Ясно? Не могу передать вам, какое необыкновенное, ни с чем не сравнимое облегчение, счастье, восторг я испытал в ту минуту. Я готов был расцеловать сердитую Мари в обе щёки. Но вместо этого, не скрывая своей радости, часто-часто закивал головой. – Спать будете в кладовке, это там, в дальнем конце. – Мы там будем помещаться... вдвоём? Она посмотрела на меня как на помешанного. – Ну да. Что ж тут такого? Вы ведь наверняка любовники. Потому что ни один мужчина в здравом уме не стал бы эту кривляку терпеть подле себя за просто так. Она, видать, крепко тебя держит за одно место, коли ты с ней так носишься. – Но почему вы так уверены, что я в неё влюблён? Мари рассмеялась. Но в звуках её смеха не было веселья, он звучал горько, даже надрывно. – Я на всю жизнь себе одно усвоила: не стоит удивляться поступкам мужчин, что б они ни делали. И пытаться их понять тоже. – Очень мудро сказано, – заискивающе произнёс я. Она смерила меня взглядом с ног до головы и деловито спросила: – Это, что ли, вся твоя одежонка? – Я со вздохом развёл руками. – В кладовке полно всякого старья, на любой вкус найдётся, любых размеров и покроя. По большей части это вещи негодяев, которых я поймала, когда они пытались удрать, не заплатив. Выбери себе что подойдёт. А как покончишь с этим – примешься за работу. Лодырничать я вам обоим не дам, так и знайте. – Вы с ума сошли?! Нет, вы определённо рехнулись, просто спятили! Разговор происходил в задней комнате трактира. Грубо сколоченные полки ломились от всевозможного хлама – кроме одежды, о которой упомянула Мари, здесь громоздились кружки, блюда, кубки, корзины, мехи и фляги, утюги и швабры и многое, многое другое. Энтипи, вмиг протрезвевшая от злости и негодования, недвусмысленно дала мне понять, что она, мягко говоря, не в восторге от сделки, которую я только что заключил. – Чтобы я, принцесса Истерийская, стала прислуживать в паршивом трактире! – Говорите тише, нас могут услыхать! – прошептал я. – С какой это стати мне понижать голос! Я во всеуслышание заявляю: я, принцесса Истерийская, не собираюсь... Договорить она не успела: я схватил её за плечи, с силой притиснул спиной к стене кладовки и зажал рот ладонью, в которую она, впрочем, тотчас же впилась зубами. Одна из полок зашаталась, и несколько кружек со звоном и грохотом свалились на пол. Но меня это сейчас меньше всего заботило. Главной проблемой являлось то, что Энтипи, будь она неладна, всё глубже вонзала зубы в мою ладонь. Я даже вскрикнул от боли. – Прежде чем вы мне до крови прокусите руку и, освободившись таким образом, нас обоих погубите, советую меня выслушать! – произнёс я сквозь сжатые зубы. – Вы не хуже меня слышали, как эти недоумки желали здравия и процветания диктатору Шенку. Который, да будет вам известно, не так давно проиграл войну вашему родителю и потому сочтёт себя совершенно осчастливленным, заполучив вас в качестве заложницы! Только попробуйте хоть кому-нибудь из местных жителей заикнуться, кто вы такая, и на королевстве Истерия можно будет смело ставить крест! Оно превратится во владения диктатора Шенка! Это вам понятно? Энтипи изо всех сил помотала головой и... ещё крепче сжала зубы. Я буквально взвыл от досады и нестерпимой боли. – А попав к нему в плен, – продолжал я изменившимся голосом, едва сдерживая желание надавать этой идиотке тумаков, – вы будете томиться в глубоком, сыром и тесном колодце, в сравнении с которым эта кладовка покажется вам райскими кущами, и вдобавок вас подвергнут самым мучительным, изощрённым и унизительным пыткам. И к тому времени, когда ваш ненаглядный Тэсит явится вас спасать, вы превратитесь в ослепшую, лишённую ушей, зубов и ноздрей, лысую полубезумную старуху, которую Тэсит сперва не узнает, а после самолично убьёт, чтобы прекратить ваши мучения. Вы этого хотите, да? В таком случае продолжайте рвать зубами мою ладонь, и я вас отпущу, чтобы вы объявили этому сброду о своей принадлежности к королевскому дому Истерии и угодили в лапы Шенка. Энтипи разжала челюсти. Смотрела на меня с лютой ненавистью, но больше не пыталась кусаться. – У нас нет выбора! – пробормотал я, поморщившись от боли. Вот ведь паршивка! А мне теперь с покалеченной рукой работать! Как будто мало было хромой ноги... – Мы должны ещё Бога благодарить, что так легко отделались. Если бы эти парни поверили, что вы никакая не комедиантка, а взаправдашняя принцесса, вы сейчас были бы на пути в застенок Шенка. А не уговори я сердитую и подозрительную хозяйку этого трактира взять нас на службу, нас с вами обоих вышвырнули бы за дверь, что при нынешней погоде равносильно смерти. Теперь же у нас есть тёплый угол, какая-никакая одежда, в которой на улицу выйти не страшно, в этот жуткий снег, вдобавок мы будем более или менее сыты, а главное, сможем зарабатывать деньги! Станем их копить помаленьку, чтобы расплатиться с этой Чудачкой и послать через неё весточку вашему родителю. Это не просто наилучший из шансов, а попросту наш единственный шанс на спасение. Согласитесь, на этаком морозе мы и часа бы не выдержали. Уже, поди, замёрзли бы насмерть в каком-нибудь сугробе. Но боги смилостивились над нами, дали нам эту возможность уцелеть, так давайте же не станем гневить их и примем их даяние со смирением и благодарностью. Итак... Могу ли я теперь, всё вам подробно объяснив, отнять от вашего рта руку в надежде, что вы не погубите нас обоих своими высказываниями?! Она не удостоила меня кивка. Просто молча смотрела мне в лицо расширившимися от злости глазами. Но я принял это за согласие и не ошибся. Стоило моей руке медленно скользнуть вниз, как Энтипи с силой пихнула меня в грудь. Я отступил назад. – Вы что же это, – прошипела она, – ожидаете от меня, что я стану работать ради денег?! – Хотите верьте, хотите нет, ваше высочество, но большинству людей именно так и приходится поступать. Скажу вам больше – они это считают вполне естественным. Кстати, у благочестивых жён вы, помнится, даже и бесплатно работали. Так что теперь вы, можно сказать, поднялись по крайней мере на одну ступень по социальной лестнице. – Это несправедливо... неприемлемо... неправильно, наконец! И тут я потерял над собой контроль. Вообще-то в этом не было ничего удивительного: столько пришлось пережить за последнее время, и всё по вине этой негодницы, вот я и сорвался. Но всё же, оглядываясь назад, признаюсь: мне немного стыдно за то, как я в тот момент себя повёл. При любых обстоятельствах следовало держать себя в руках. Я двинулся на неё, сжав кулаки. Энтипи даже на шаг не отступила: вскинула голову и вперилась в меня этим своим вызывающим, надменным взглядом. И меня понесло... – Неправильно? Энтипи, по своему обыкновению, не ответила на мой вопрос. Я отвернулся, тотчас же пожалев о том, что в своей запальчивости сказал много лишнего. Одно меня радовало – хотя я мог бы ещё много чего добавить, но всё же сдержался, прикусил язык. – И где вы намерены ночевать? – спросила Энтипи. Я пожал плечами. В сравнении с проблемами, которые стояли перед нами обоими, этот вопрос казался мне малосущественным. – Каморка хотя и невелика, но мы вдвоём здесь уж как-нибудь поместимся. – Я не дам на это своего согласия! – вспыхнула она. – А я и без него обойдусь, – устало ответил я, только теперь почувствовав, до чего же обессилел. Так бы и свалился сейчас на этот пыльный пол и заснул бы сладким, восстанавливающим силы сном. Энтипи открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, а поразмыслив, спросила: – Если... если я вам позволю делить со мной это помещение... в качестве телохранителя... вы... вы не... – Не попытаюсь ли я воспользоваться ситуацией и злоупотребить вашим доверием? – фыркнул я. – Ваше высочество, при всём моём почтении... Я бы к вам не прикоснулся даже и концом десятифутовой палки! Помолчав, Энтипи произнесла: – О-о! И ничего более. Просто «О-о!» – и всё. Даже не представляю, что она этим хотела сказать. |
||
|