"Клянусь, что исполню..." - читать интересную книгу автора (Норман Хилари)

5

Эдвард решил, что она заболела.

– Я беспокоюсь о тебе, – сказал он в один из тех редких дней, когда оставался дома. Сидели за большим сосновым столом на кухне и ели овощной суп и запеченный с сыром картофель, приготовленные Мари-Луизой. – У тебя очень усталый вид, дорогая.

– Я действительно немного устала, – согласилась Энни. Впервые за долгое время ей пришлось пробыть на глазах у Эдварда несколько часов кряду, и напряжение оказалось почти невыносимым.

– Может быть, ты заболеваешь?

– Да нет, вряд ли.

– Но вид у тебя совсем больной. – Эдвард склонился над столом, всматриваясь в ее бледное лицо и обведенные темными кругами глаза. – Может, тебе следует навестить доктора Кэри?

– Я не больна, Эдвард.

– Не лучше ли в этом убедиться?

– Мне ни в чем не нужно убеждаться, – резким тоном ответила Энни. – Я сказала – я здорова. И пожалуйста, не надо так на меня смотреть.

– Хорошо, – удивленно проговорил Эдвард. – Только почему ты так взвинчена? – Он откинулся на спинку стула. – Это совсем на тебя не похоже – раздражаться по пустякам.

– Да, действительно, – пробормотала Энни. – Извини.

– Не стоит извиняться, дорогая.

– Нет, стоит, – отозвалась Энни. Она с трудом удерживалась от слез, ощущая непреодолимую потребность облегчить душу. Вот взять и прямо сейчас все ему рассказать. Но этот путь был закрыт – слишком хорошо она помнила рассказ Эдварда о его матери. Перед Эдвардом она должна притворяться. Всегда.

– Энни, любовь моя. – Эдвард нежно взял ее за руку. – Что случилось?

– Ничего, – почти не разжимая губ, произнесла она. – Я просто немного переутомилась, вот и все.

– Именно поэтому я и предложил тебе заглянуть к Кэри. – Увидев выражение, появившееся на ее лице, он поспешно добавил: – Хорошо, хорошо. Я знаю, что ты этого не хочешь, хотя и не понимаю почему. Я думал, большинство американцев любят ходить по врачам.

– Я уже давно не американка, – через силу улыбнулась Энни. – Скорее чопорная британская леди.

– Как насчет того, чтобы отдохнуть? – осторожно предложил Эдвард.

Эдвард больше не настаивал на визите к доктору Кэри, и Энни почувствовала несказанное облегчение.

– Это было бы чудесно, – радостно откликнулась она. Мысль об отъезде блеснула в ее сознании как видение рая. Синее небо, белый песок пляжа, никакой ответственности, только она и Эдвард – это могло исцелить ее.

– Прекрасно, – удовлетворенно ответил Эдвард. – Куда бы ты хотела поехать?

– Не знаю. Куда угодно. А ты?

– Дорогая, я не могу, – виновато проговорил Эдвард. – Я хочу этого всеми силами души, но у меня нет времени на отдых. И не будет еще по крайней мере несколько месяцев.

Райское видение померкло.

– Значит, я тоже не поеду.

– Почему? – Эдвард выпустил ее руку и положил себе на тарелку еще картофеля. – Я думаю, тебе это будет очень полезно.

Энни положила вилку и нож, встала.

– Эдвард, если мы не можем поехать вместе, – холодно произнесла она, – я никуда не поеду.

– Ты не хочешь посидеть со мной, пока я не закончу? – мягко спросил он.

– Нет. Я должна кое-что сделать до того, как Мари-Луиза вернется с Лайзой.

– Что именно?

Энни почувствовала себя в ловушке.

– Дел у меня хватает. – В ее голосе прозвучала едва заметная агрессивная нотка. Больше всего на свете ей хотелось запереться у себя в ванной и принять таблетку. Она судорожно схватила свою тарелку, вилка со звоном упала на кафельный пол.

– Черт, – пробормотала она, нагибаясь, чтобы поднять ее.

– Успокойся, дорогая. – Лицо Эдварда выражало недоумение.

– Успокоюсь, когда ты оставишь меня в покое. Энни стояла у раковины, вперив невидящий взор в прилипшие к тарелке ломтики картофеля. Тошнота и стыд. Тошнота и стыд! Ей хотелось заплакать, или лечь спать, или завизжать. Или принять две таблетки.

Эдвард молча встал, принес свою тарелку, поставил ее рядом с раковиной. Он попытался заглянуть Энни в глаза, коснулся ее руки, но она не оглянулась, не пошевелилась, просто продолжала тупо смотреть в раковину.

– Тогда я пойду наверх, поработаю, – тихо проговорил он.

Энни молча кивнула.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – все-таки спросил Эдвард.

Энни лишь что-то невнятно промычала.

– До вечера, дорогая.

Когда Мари-Луиза привезла Лайзу домой, Энни крепко спала в неразобранной постели. Эдвард, который заботливо укрыл ее пледом, попросил няню ее не беспокоить. Он сказал, что она очень устала. Мари-Луиза давно знала, что миссис Томас принимает слишком много транквилизаторов, но родители внушили Мари мысль, что, пока детям ничто не угрожает, ей нечего лезть в чужие дела. Что ж, возможно, они правы. Мари-Луиза не догадывалась, что Энни так крепко спит потому, что она приняла пятнадцать миллиграммов валиума. Доза вполне достаточная, чтобы свалить нормального человека с ног на весь день. Кроме того, Энни уже проглотила десять миллиграммов с утра, не говоря уж о принятых вчера на ночь.

Рано утром в понедельник Эдвард вез Энни в Лондон. Она сказала, что ей нужно кое-что купить. Она проснулась с тяжелой головой, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Ей пришлось долго простоять под ледяным душем, чтобы хоть немного прийти в себя. Больше всего на свете ей снова хотелось заползти в постель и заснуть навсегда, но она обязательно должна была выбраться в Лондон. Запас таблеток опять подходил к концу.

– Позволь, я приглашу тебя на ленч, – предложил Эдвард, остановив машину, чтобы высадить ее у универмага «Харви Николс». – Ведь мы не увидимся до пятницы.

– О, Эдвард, я была бы страшно рада, – солгала Энни. Чтобы выиграть время и придумать подходящий предлог для отказа, она озабоченно перекладывала из руки в руку зонт, сумочку, хозяйственную сумку со свитером, который, как она сказала Эдварду, ей было необходимо поменять на другой. – Но у меня такая куча дел. – Ничего более убедительного ей так и не пришло в голову. – Давай я позвоню тебе попозже.

– Утром у меня назначены встречи. – Он услышал гудки, посмотрел в зеркало заднего вида. – Дорогая, мы задерживаем транспорт, надо ехать. – Когда она вылезла из машины, он послал ей воздушный поцелуй.

– Я тебя люблю, – сказала Энни.

Эдвард улыбнулся, машина тронулась по Слоун-стрит, а Энни спросила себя: почему она сейчас произнесла эти слова? Детям она всегда говорила их перед сном и даже отправляя их куда-нибудь на час или два, но Эдварду – только когда они занимались любовью или в серьезных интимных разговорах. А когда это было в последний раз?

Энни заставила себя войти в универмаг, где ее со всех сторон толкали высокие, стройные, уверенные в себе молодые женщины. Она знала, что уж свитер-то поменять она должна во что бы то ни стало. Не хватало еще объяснять потом Эдварду, почему она этого не сделала.

До Пиккадилли-Серкус она добралась к полудню. Она заняла свое обычное место перед аптекой, начала разыгрывать привычную пантомиму, по ее представлениям позволявшую ей сохранить хоть отчасти респектабельный вид: нетерпеливо переступала с ноги на ногу, рылась в сумочке, недовольно смотрела на часы, изображая, что человек, которого она ждет, опаздывает.

Наконец к ней подошла молодая женщина, с которой Энни уже дважды имела дело. Как бы это ни было нелепо и лицемерно, но в первый раз она почувствовала к торговке глубочайшее отвращение. Теперь от этого чувства не осталось и следа. Женщина точно знала, что нужно Энни, а Энни точно знала, сколько это стоит.

Они уже зашли в переулок, и Энни открывала сумочку, чтобы достать деньги, когда девушка подняла глаза и изменилась в лице.

– Только попробуйте меня заложить, леди, – тихо, но свирепо проговорила она, – и вам конец.

Потом она полетела как ветер, проскочила мимо двоих мужчин, стоявших на углу, и исчезла. А Энни осталась стоять на месте, не понимая, что происходит и что надо делать. А потом она увидела, как один из мужчин бросился вслед за девушкой, а второй направился к ней.

– Извините, мадам, – сказал он, и тогда она поняла, что это полицейский.

Энни смотрела, как он сует руку в карман, зная, что он достанет оттуда полицейское удостоверение. Она ничего не могла сделать, кроме как смотреть на его руку, на открывающийся бумажник, на полицейский значок и фотографию. Полицейский заговорил с ней, и вскоре вернулся второй – без девушки. Ее попросили пройти с ними в участок и ответить на несколько вопросов, и даже угроза торговки наркотиками вылетела у нее из головы. Осталась только одна мысль, снова и снова прокручивавшаяся в вялом, затуманенном сознании.

Эдвард. Эдвард, который все еще ее любит, узнает правду. Бедный доверчивый Эдвард.

Как только они вошли в участок, она заплакала. Слезы были настоящими, но она вдруг с удивительной ясностью осознала, что именно слезы могут ей помочь. Офицер говорил с ней мягко, вежливо и даже сочувственно. Чем более невразумительными становились ее ответы, тем отчетливее она понимала, что на самом деле их интересует вовсе не она. Она была для них просто несчастной женщиной, у которой денег больше, чем ума, и которая пытается незаконным способом приобрести то, что они именовали наркотиками класса С. Но поскольку она пыталась купить не героин, кокаин или хотя бы марихуану, им была нужна не она, а торговка. И тогда Энни Олдрич-Томас, получившая безукоризненное воспитание, образованная, безупречно честная Энни нашла в себе силы наврать британской полиции. Она сказала, что поступает так в первый раз и раньше никогда ничего подобного не делала. Она понимала, что, возможно, они ей не верят, возможно, даже наблюдали за ней раньше, но она продолжала бессвязно лепетать, всхлипывать и умолять их ничего не сообщать мужу. У нее было ощущение, что она близка к спасению.

Она должна была бы чувствовать себя счастливейшей женщиной на земле. Но когда она с заплаканным лицом и все еще дрожа сидела в поезде, который вез ее обратно в Оксфорд, ее занимала одна-единственная мысль. Она возвращается в Бэнбери-Фарм без пакетика с таблетками! Ее мысли об Эдварде, боязнь за их брак, беспокойство за детей – все было вытеснено из головы невыразимым ужасом. Скоро она останется без таблеток!

Она останется без таблеток, а Питер Кэри не станет выписывать ей рецепт. Да у нее смелости не хватит обратиться к нему, так же, впрочем, как и к Генри Миллеру. Не дай бог теперь появиться и на Пиккадилли-Серкус, где эта женщина может ждать ее не с пакетиком подпольного валиума, а с ножом. Энни снова как кошмарный сон вспоминала, что с ней было, когда она попыталась отказаться от валиума, и понимала, что готова пойти на что угодно, только не на это.

В четыре часа утра она стояла в детской рядом со спящей Лайзой, устремив на девочку невидящий взгляд. Именно там настигли ее эти слова. Она еще не ложилась спать, потому что заставила себя принять половину обычной ночной дозы. Теперь каждый миллиграмм драгоценного вещества был на счету. Энни была относительно спокойна, но не настолько оглушена, чтобы заснуть. Только самые острые грани жившего в ней ужаса сгладились и притупились.

Слова, произнесенные одиннадцать лет назад в номере гостиницы у подножия холма, где погибли ее родители, вдруг вернулись к ней.

«Чтобы мы всегда были рядом друг с другом», – сказал тогда Джим, и она отозвалась: «Что бы ни случилось». А Оливия, самая сильная из них, одним глотком выпила свой коньяк и добавила: «Наперекор судьбе».

Они вспоминали об этом прошлым летом, когда встречались на Дьюксфилд-Фелл. Но тогда говорили в основном о хорошем – о своих достижениях, о своей дружбе, которая не прекращается, несмотря на то что у каждого своя жизнь и они живут вдалеке друг от друга. А ведь к тому времени Энни уже не могла обходиться без валиума, но эта встреча произошла еще до того, как она врезалась в молочный фургон и надумала увеличить дозу.

И вот сейчас, ночью 17 марта 1987 года, она смотрела на золотоволосую головку дочери, на прелестные темные ресницы, пухлые щечки, слегка раздувавшиеся и опадавшие от ровного, спокойного дыхания, и решение пришло само собой.

– Мне больше некуда идти, – тихо-тихо проговорила Энни, по ее щеке скатилась слеза и упала на розовое одеяло. – Я думаю… Я думаю, родная моя, что это мой единственный шанс.

Она наклонилась, поцеловала Лайзу в макушку – очень нежно и осторожно, – потом потихоньку прошла в комнату Софи и Уильяма и поцеловала их обоих. Никто из них не проснулся, и она была этому рада.

А потом в собственной спальне, где не было Эдварда, она взяла белый телефон, легла на кровать, поставила телефон рядом с собой и не отрываясь стала смотреть на минутную стрелку часов, стоявших на тумбочке у кровати.

Она ждала – не засыпая и не шевелясь, она не встала, когда услышала, что Мари-Луиза будит детей. Эдвард просил Мари-Луизу не будить Энни по утрам, пока она неважно себя чувствует. Обычно Энни с удовольствием вставала, шла в детскую, помогала одевать детей и сидела с ними за столом, пока они завтракали. Но сегодня она осталась в постели, все так же наблюдая за стрелками часов.

Она дождалась, пока часы показали одну минуту десятого.

И тогда она позвонила Оливии.