"Клянусь, что исполню..." - читать интересную книгу автора (Норман Хилари)

6

– Итак, – проговорила Оливия, когда Энни рассказала им все до конца, – как мы будем с этим справляться?

Был вечер, начало одиннадцатого. Три друга сидели в гостиной у Оливии. Энни, как всегда безукоризненно одетая, в темно-синем кашемировом костюме, но с совершенно измученным лицом, сидела, бессильно откинувшись на спинку кресла. Джим – в джинсах, кроссовках и старой гарвардской футболке – в свободной позе полулежал на кушетке, но складка между черными бровями и плотно сжатые губы выдавали состояние его души. Заботы предстояли нешуточные. Оливия, сидевшая поджав ноги на ковре в своем любимом спортивном костюме от Нормы Камали, как всегда, казалась самой решительной и сосредоточенной из них троих.

Энни уже восемь дней провела в Женеве.

– Ясно одно, – сказал Джим, – за один вечер с этим не справишься.

– Нет, необходимо все сделать быстро, – возразила Энни. – Конечно, не за один вечер, но в самое кратчайшее время. – Она окинула взглядом встревоженные лица друзей. – Я не могу отсутствовать слишком долго, потому что тогда Эдвард все узнает.

– А это действительно будет так ужасно, если он узнает? – спросила Оливия.

– Да.

После того как прозвучал крик Энни о помощи, Оливии и Джиму потребовалось всего три дня на то, чтобы уладить свои дела. Оливия без труда подыскала своим клиентам других переводчиков, благо что в Женеве в них не было недостатка. Джим, хоть и с гораздо большим трудом, уговорил свою жену взять на себя две презентации и несколько деловых встреч. А Энни, переполненная чувством вины, наврала Эдварду с три короба. Суть придуманной истории, придуманной сообща в процессе телефонных переговоров, заключалась в том, что у Оливии возникли серьезные проблемы личного характера и ей нужна поддержка. И добрый, великодушный Эдвард тут же отправил ее в Женеву.

Когда сегодня Энни наконец начала говорить откровенно, она уже не могла остановиться. Все это время в ней жило подспудное стремление излить душу, рассказать хоть кому-нибудь о том, что с ней происходит. Недаром она так часто разговаривала со своей собакой и двумя кошками, когда оставалась дома одна.

– Кошки быстро теряли ко мне интерес, – говорила она Оливии и Джиму, когда они сидели втроем в мягком розоватом свете уютно-неприбранной гостиной Оливии, – но моя Белла, моя славная псина сидела рядом и внимательно слушала. Если я начинала плакать, она клала голову мне на колени, и от этого мне становилось лучше.

– Собака – это отчасти опора, и вполне надежная, но все-таки не совсем то, что надо, – заметила Оливия.

– Лучше, чем ничего, – сказал Джим, – если нет никого другого.

– Но ведь это неправда. Как так – нет никого другого?

Они приняли два правила игры. Здесь, в этих надежных стенах, пока они вместе, каждый должен быть предельно честным. Энни должна была рассказать все, независимо от того, сколько времени это займет, не опуская никаких, даже самых постыдных с ее точки зрения, подробностей. А потом они должны были вместе подумать, как ей помочь. С самого начала стало ясно одно: путь назад для Энни закрыт, и Оливия с Джимом твердо знали, что не позволят ей отступить.

– Почему ты так боишься, что Эдвард все узнает? – Оливия, сидевшая на полу, смотрела на Энни снизу вверх. Взгляд ее зеленых глаз стал еще более сосредоточенным.

Энни вспыхнула:

– Он не сможет этого принять.

– Ты уверена? – спросил Джим. – Эдвард всегда казался мне очень сильным человеком.

– И мне, – вставила Оливия.

– Вы оба забываете о его матери.

– При чем тут это – совсем разные вещи, – возразила Оливия. – Он уже не маленький мальчик, и ты ему не мать, Энни. Ты его жена, его партнер.

– Он не сможет этого принять, – упрямо повторила Энни. – Я знаю.

– Разумеется, ему это не понравится. – Оливия встала на колени. – Он будет страшно огорчен, но я полагаю, что в первую очередь он будет думать о тебе. О том, как сделать, чтобы ты снова была здорова и счастлива.

– Может быть, – признала Энни. – Если бы это касалось только нас двоих. Но я мать его детей.

– Ты прекрасная мать, – сказал Джим.

– Я наркоманка.

– Нет, ты не наркоманка, – возразила Оливия. – У тебя появилась зависимость от транквилизаторов. Кстати, благодаря врачам, которые были недостаточно внимательны.

– Я не могу себя контролировать, – проговорила Энни.

– Ты ни разу не причинила вреда детям.

– Но это может произойти в любой момент. Я общаюсь с детьми наглотавшись таблеток.

– Это верно, – вмешалась Оливия. – Но теперь ты хочешь это прекратить. Ты ведь хочешь этого, Энни?

– Да.

– Насколько сильно?

– Больше всего на свете.

Оливия настойчиво продолжала:

– А последствия? В прошлый раз ты не выдержала. Как ты думаешь, сможешь ли ты выстоять теперь?

– Я не знаю, – грустно ответила Энни. – Может быть, если я буду не одна, мне будет легче.

Джим встал, подошел к окну и раздвинул шторы. За окном было темно и шел дождь.

– Нам не обойтись без помощи профессионала, – сказал он. – Сами мы не справимся. Это не шутки.

Энни испугалась.

– Нам нужен врач, – согласилась Оливия.

– Врач скажет, что я должна выходить из зависимости постепенно, – проговорила Энни. – Чтобы я ехала домой и обратилась к специалисту в Англии. Вот что он скажет.

– А ты этого не хочешь, – проговорила Оливия.

– Я этого не могу, – резко ответила Энни.

На следующее утро – это был четвертый день пребывания Энни в Женеве – Оливия поехала к своему врачу. Доктор Диана Брунли училась в Англии, потом вышла замуж и обосновалась в Женеве. Они познакомились на семинаре по новейшим медицинским препаратам, который обслуживало бюро переводов Оливии. Две женщины разговорились за ленчем, очень понравились друг другу и с тех пор виделись по крайней мере раз в месяц. Хотя в качестве пациента Оливия обратилась к ней лишь однажды.

– Если ваша подруга настаивает на жестком методе, – сказала Диана Брунли, когда Оливия сидела в ее сияющей чистотой бело-голубой приемной, – то это должно происходить в клинике.

– Не думаю, что Энни захочет лечь в клинику, – с сомнением проговорила Оливия. – Я понимаю, что это совершенно бессмысленно, но почему-то ей это кажется еще большим предательством по отношению к мужу. Она все время его обманывала, но побывать в клинике и не сказать ему – это для нее уже слишком.

– А она не может просто рассказать ему все как есть?

– Нет. Вне всяких сомнений, нет.

– Вы говорите, ее муж достойный человек?

– Насколько я знаю, Эдвард – лапочка. – Оливия пожала плечами. – Но видишь ли, столько лет считала, что Энни по-настоящему счастлива, что теперь вполне могу себе представить, что Эдвард – садист или что-нибудь в этом роде.

– Но на самом деле вы в это не верите?

– Ни секунды.

– Что, в сущности, ничего не меняет, – заключила Диана. – Насколько я поняла, ваша подруга готова на все, лишь бы он ничего не узнал.

– Совершенно верно. – Оливия сокрушенно покачала головой. – Энни кажется, что с нашей помощью она сможет быстро с этим справиться и вернуться домой, как будто ничего и не было. Я сказала ей – и Джим потом ругал меня за бестактность, – что она, наверное, думает, будто это то же самое, что сделать подпольный аборт. Но ведь то, что нужно ей, далеко не так просто, не правда ли?

– Это совсем не просто, – сказала Диана. – Даже если Энни удастся достаточно успешно пережить симптомы абстиненции, на этом дело не кончится. Слишком долго она жила на транквилизаторах. Для того чтобы избавиться от зависимости, может потребоваться несколько месяцев. И она еще очень долго будет себя плохо чувствовать. Может быть, она никогда не выздоровеет полностью и угроза, что все начнется сначала, останется с ней навсегда.

– И что вы можете предложить? – спросила Оливия. – Диана, я просто не знаю, к кому еще я могла бы обратиться, кроме вас.

– К специалисту, – ответила доктор Брунли, – который скажет вам то же самое, что сказала я. У Энни есть два выхода. Либо она едет домой, признается мужу, а потом с его помощью проходит длительный курс выведения из зависимости, либо она ложится в клинику. – Диана невесело улыбнулась. – Я думаю, не стоит говорить, какой способ предпочтительнее с моей точки зрения.

Некоторое время Оливия молчала.

– Можно сделать это дома? В моей квартире?

– Быстрое выведение из зависимости? Это очень рискованно.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «рискованно»? Рискованно для ее физического здоровья или для состояния психики?

– И для того, и для другого. Может случиться все, что угодно. У нее могут начаться конвульсии. Это бывает довольно редко, но все же бывает. Она может пытаться покончить с собой…

– Она будет не одна.

– Оливия, она все равно может попытаться. У вас в кухне полным-полно острых предметов. У вас есть окна, из которых можно выпрыгнуть. – Диана умолкла, увидев потрясенное лицо Оливии. – Я не говорю, что это произойдет обязательно, но может произойти. Она может стать агрессивной – это тоже довольно частый симптом.

– Я думаю, в Энни вообще нет ни капли агрессивности, – возразила Оливия.

– Это в той Энни, которую вы знали, – мягко улыбнулась Диана. – Но вы увидите ее совсем другой.

Оливия вернулась домой и рассказала Энни и Джиму все, что она узнала от Дианы Брунли.

– Нет, нет, только не клиника, – встревожилась Энни, как они и ожидали.

– Это единственный способ, если ты хочешь справиться с этим быстро, – сказала Оливия.

– Нет. – Энни сильно побледнела. – Я должна буду назвать Эдварда как ближайшего родственника, а они могут с ним связаться.

– Они не станут этого делать без твоего разрешения, – возразил Джим.

– Я в этом не уверена. – Энни изо всех сил затрясла головой. – Я хочу сделать это здесь. И чтобы вы были со мной. Я знаю, что не должна вас просить, но ведь именно за этим я сюда приехала. – В ее голосе зазвучали истерические нотки. – Если бы я собиралась лечь в клинику, я могла бы сделать это в Англии. Если Эдвард узнает, что я от него сбежала, что лгала ему, я потеряю и его, и детей. Я это знаю. – Она помолчала, потом упавшим голосом добавила: – Тогда я лучше вернусь домой, и пусть все будет по-старому.

– То есть ты будешь глотать эти чертовы таблетки, пока окончательно не спятишь, и продолжать врать, – резко проговорила Оливия.

– Да.

– А мне казалось, ты хочешь остановиться, – грустно произнес Джим. – Больше всего на свете.

– Хочу.

– Тогда ложись в клинику, – сказала Оливия.

– Не могу, – ответила Энни.

Она приняла таблетку и заснула, а Джим с Оливией сидели в кухне, откуда Энни не могла их слышать, и ломали головы в поисках решения.

– Есть только один выход, – наконец заговорила Оливия.

– Какой?

– Мы сделаем это здесь.

– Но твоя приятельница сказала, что это опасно.

– Не очень, если как следует за ней смотреть, – решительно объявила Оливия. – Если мы уберем из квартиры все лишнее, если найдем врача…

– Ты думаешь, доктор Брунли на это пойдет? – спросил Джим.

– Не знаю. Может, пойдет, а может, назовет нас идиотами, а может, у нее просто слишком много пациентов. Может быть, она уговорит какого-нибудь специалиста нам помочь. Выход найдется.

– Другими словами, – сказал Джим, – если Энни не хочет идти в клинику, мы устроим клинику здесь.

– Вот именно, – заключила Оливия.

– Да, да! – воскликнула Энни, когда они сообщили ей о своем решении. – Спасибо, Ливви, спасибо.

– Из этого может ничего не выйти, – предупредила Оливия.

– Но ты сделаешь все возможное, правда? – Энни села в кровати.

– Мы сделаем, – поправил ее Джим.

– Сколько у нас времени? – спросила Оливия. – Я имею в виду, скоро ли Эдвард начнет беспокоиться?

Энни спустила ноги с кровати.

– Неделя. Может быть, немного больше. – Она смотрела то на Оливию, то на Джима, и глаза у нее сияли новой надеждой. – У нас есть шанс, как ты думаешь?

– Я не уверена, – ответила Оливия.

– Неделя – это очень мало, – рассудительно заметил Джим. – Надо же еще все устроить.

– Ливви – лучший организатор в мире, мы оба это знаем, – возбужденно проговорила Энни.

– Ты преувеличиваешь, – возразила Оливия. – То, что мне всегда удавалось таскать вас двоих то туда, то сюда, еще не значит, что мне удастся за день-другой превратить свой дом в клинику.

– Энни права, – заявил Джим. – Если кто-нибудь на такое способен, то только ты.

Потребовались определенные усилия, но Диана Брунли согласилась им помочь. Нашли подходящего врача и двух сиделок из загородной клиники, специализирующейся на реабилитации наркоманов. Поскольку лечение должно было происходить в незастрахованной частной квартире, Энни как пациент и Оливия как владелец квартиры подписали официальный документ, освобождавший клинику от ответственности.

– Наверное, это обойдется в целое состояние? – спросила Энни накануне прибытия доктора Дресслера и его команды.

Джим готовил обед на кухне. Он торчал там уже целых два часа после битвы с Кэри. Она позвонила, чтобы узнать, что за неотложные дела держат его в Женеве. Джим терпеть не мог спорить или ссориться с кем бы то ни было, и менее всего – с Кэри. Он уже давно открыл для себя, что работа на кухне отлично успокаивает его. Именно кухня служила ему прибежищем дома, в Бостоне, после стычек с женой, которые в последнее время происходили все чаще.

– За все уже заплачено, – ответила Оливия.

– Я сама оплачу счета, – забеспокоилась Энни.

– Ты не можешь этого сделать, – возразила Оливия, – если только не передумала держать все это в секрете от Эдварда. Считай, что это подарок от нас с Джимом. Ты же знаешь, мы можем себе это позволить. Право же, есть более важные вещи, о которых ты должна думать.

Улыбка Энни была полна горечи.

– Ты знаешь, чего мне сейчас не хватает, правда?

– Если бы на твоем месте была я, – улыбнулась в ответ Оливия, – то мне не хватало бы двойного виски. А тебе, я полагаю, нужен валиум. – Диана Брунли дала Оливии рецепт, чтобы Энни могла продержаться до начала лечения.

– Нет, нет. – Было видно, как она борется с собой.

Оливия пожала плечами:

– Если решаешь бросить курить или пить, то грех не позволить себе последнюю сигарету или последний стаканчик.

– Может быть. И конечно, хорошо было бы поспать сегодня хоть немного.

Оливия встала, чтобы сходить за водой.

– Когда ты позвонишь Эдварду? Энни вспыхнула до корней волос:

– Попозже. Опять придется врать.

– Ради его же блага. – На мгновение Оливия едва не поддалась искушению снова попробовать уговорить Энни открыться Эдварду. Они с Джимом решили, что, когда худшее будет позади, они попробуют ее образумить, но сейчас это было бесполезно. Дойдя до двери, Оливия оглянулась. – Эдвард все еще думает, что вы возитесь со мной?

– Да, – еле слышно отозвалась Энни. – Прости.

– Это не важно, Энни, – ласково проговорила Оливия. – Это нужно тебе, а все остальное сейчас не имеет значения.

Доктор Дресслер оказался молодым, самоуверенным, с вьющимися черными волосами и фиалковыми глазами. Его сиделки перевернули вверх дном весь дом. Оливия была не так устроена, чтобы безропотно выполнять чьи-то распоряжения, особенно распоряжения совершенно постороннего человека, но доктор Дресслер невозмутимо сыпал приказами – переставить мебель, запереть все таблетки, все бутылки, все острые предметы, даже стаканы, сходить в магазин и купить все по списку, без каких-либо исключений. К счастью, рядом был Джим, который хорошо знал Оливию и чувствовал, когда она начинала выходить из себя. Дважды за это утро он вмешивался вовремя, Оливия была ему благодарна за помощь. Меньше всего на свете ей хотелось раздражать Джанни Дресслера, который был единственной надеждой Энни.

Это было похоже на подготовку к небольшой войне, как с тревогой заметил Джим, когда все окна были закрыты и зашторены. Оливия мрачно заявила, что эту войну они скорее всего проиграют, потому что доктор Дресслер полностью разделял мнение Дианы Брунли о непредсказуемости поведения Энни.

Когда приготовления были закончены, доктор усадил их всех в столовой, но отнюдь не для того, чтобы они расслабились и отдохнули. Оливия подумала, что больше всего это собрание смахивает на производственное совещание.

– Итак, – почти без акцента заговорил он, – поскольку нам предстоит заниматься этим всем вместе, я хочу поговорить о том, что может происходить с Энни в течение следующей недели.

– Доктор Брунли уже сказала нам, чего можно ожидать, – сказала Оливия.

Доктор Дресслер бросил на Оливию острый взгляд, полный неодобрения.

– Прошу вас, позвольте мне хотя бы начать, прежде чем перебивать.

– Простите, – проговорила Оливия, стараясь изобразить раскаяние, которого она не ощущала. – Я просто подумала, что у нас мало времени.

– Подготовка, – уже менее резким тоном продолжал доктор Дресслер, – в таких случаях значит очень много. Чем больше Энни будет разбираться в симптомах, тем легче ей будет с ними справиться.

– Простите, доктор Дресслер, – вставил Джим, – но не случится ли так, что знание спровоцирует симптомы?

– Возможно, – ответил Дресслер. – Но практика показывает, что неведение хуже всего. – Он с неожиданно изысканной вежливостью обратился к Энни: – Пожалуйста, простите нас за то, что мы говорим о вас так, будто вас здесь нет.

– Меня это нисколько не задевает, – мягко отозвалась Энни. – Наоборот, я испытываю облегчение от того, что других людей волнуют мои проблемы. – Лицо ее было по-прежнему бледным, но щеки слегка порозовели. – Я и так слишком долго от всех таилась.

– А как вы думаете, стоит ли мне рассказывать о том, что вас ожидает?

– Да, я хочу это знать, – неожиданно твердо ответила Энни.

Улыбка, которой Джанни Дресслер одарил Энни, была нежной и, как подумалось Оливии, на удивление обаятельной для такого самоуверенного типа.

– Хорошо, – сказал он. – Энни, еще раз повторяю, вам не следует впадать в панику из-за того, что симптомов много и все они, увы, неприятны. Вероятность, что вы испытаете их все, ничтожно мала. Конечно, вы уже отчасти знаете, чего ждать, из опыта первой попытки…

– Да, тогда дело кончилось тем, что я взломала шкаф голыми руками. – Энни попыталась улыбнуться, но губы у нее дрожали. – Чтобы достать таблетки.

– На этот раз, – ободряюще произнес Дресслер, – доставать будет нечего. – После паузы он добавил: – Избыток адреналина дает человеку сверхъестественную силу. Энни, подумайте о том, что сделали транквилизаторы с вашей нервной системой. Вы использовали их, чтобы подавлять беспокойство, чтобы расслабиться – физически и эмоционально, чтобы легче засыпать и справляться с трудными ситуациями. При действии транквилизатора снижается частота сердечных сокращений, скорость мыслительных процессов, замедляются движения и дыхание. Транквилизаторы притупляют чувства, успокаивают и понижают уровень адреналина в крови.

– А когда ты перестаешь их принимать… – вмешалась Оливия, но вовремя умолкла. – Извините, доктор.

– Ничего страшного, Оливия, – вежливо отозвался Дресслер. – Я полагаю, вы хотели сказать, что, когда человек перестает принимать транквилизаторы, происходит прямо противоположное. И вы совершенно правы. – Он снова устремил все внимание на Энни. – В вашем случае самая большая проблема – это ускорение всех физиологических процессов в результате резкого прекращения поступления транквилизатора в кровь. Как следствие, вы будете ощущать сильные негативные эмоции, страх, боль. Уровень адреналина сильно повысится, и, возможно, вам покажется, что вы сходите с ума.

– А я не сойду с ума? – тихо спросила Энни.

– Нет. – Доктор Дресслер энергично помотал головой. – Абсолютно и категорически – нет.

Он перечислил все возможные симптомы.

– Есть вопросы? – спросил Дресслер. Все молчали.

– Нет?

– Отчего же, есть, – наконец заговорила Оливия. Уголки ее большого рта слегка вздрагивали.

– Прошу, – приглашающе проговорил Дресслер.

– Какого черта лекарство, которое способно натворить столько бед, выписывают как какой-нибудь паршивый аспирин?

Дресслер поморщился:

– Оливия, боюсь, у нас сейчас нет времени на отвлеченные беседы. Будь у меня несколько лишних часов, я с удовольствием поговорил бы с вами на эту тему. Коротко говоря, дело в том, что при правильном применении, предпочтительно короткими курсами, валиум полезное и безопасное вещество.

– И если бы я выбросила тот первый флакон, – несчастным голосом проговорила Энни, – все было бы по-другому.

– Возможно, – сказал Дресслер. – Хотя вы могли обратиться и к чему-нибудь другому. Например, к алкоголю. Здесь мы подходим к самому важному из того, что я собирался вам сказать. – Некоторое время он молча смотрел Энни в глаза. – Что бы ни произошло за несколько следующих дней, как бы успешно нам ни удалось провести вас через первую, наиболее травмирующую стадию, нужно помнить, что выход из долговременной зависимости – длительный процесс.

– Доктор Брунли сказала Оливии, что это может продолжаться несколько месяцев, – грустно произнесла Энни.

– «Может» здесь неуместно, – мрачно сказал Дресслер. – Вы знаете, что я не сторонник жестких методов, которые мы сейчас вынуждены применять. Но если бы я не верил в успех, меня бы сейчас здесь не было. Но для того, чтобы закрепить результат, для того, чтобы ваша жизнь вошла в нормальную колею, вам придется быть очень сильной.

– В этом вся проблема? – проговорила Энни, и в ее голубых глазах вновь поселился страх. – Я слабая. Я никогда не была сильной. Иначе я не оказалась бы в таком положении.

– Это неправда, Энни, – остановила ее Оливия.

– Это правда, – как-то обреченно произнесла Энни, опустив голову.

– Нет. – Оливия взглянула на Дресслера. – Можно я скажу несколько слов?

– Пожалуйста. – Дресслер откинулся на спинку стула.

– Я думаю, – осторожно начала Оливия, – и ты, Энни, знаешь, что это так и есть, потому что ты сама нам об этом говорила, – твоя истинная проблема не в том, что ты недостаточно сильная, а в том, что ты слишком многого от себя требуешь. Может быть, ты даже более сильный человек, чем я или Джим. Разница в том, что мы разрешаем себе ошибки. Ну, всякий ведь может ошибаться. Мы готовы смириться с тем, что есть вещи, которые у нас плохо получаются, которые мы не любим или просто-напросто не можем делать.

– Ты можешь почти все, Ливви, – перебила ее Энни.

– Я? – Оливия улыбнулась. – Не говори глупостей. Дело в том, что я, конечно же, не радуюсь, когда у меня что-то не получается, – кто ж станет радоваться? – но я смиряюсь с неудачей, могу даже над собой посмеяться. А ты все время себя терзаешь, не даешь себе передохнуть. – Оливия встряхнула головой. – Ради бога, Энни, ты просто-напросто не так рассадила гостей на каком-то паршивом обеде, а для тебя это целая катастрофа. Мы все знаем, что Эдвард скорее всего не придал этому никакого значения. Да и вообще, он слишком тебя обожает, чтобы в чем-либо винить.

Дресслер взглянул на Энни:

– Вы согласны с такой оценкой? Энни неуверенно кивнула.

– Ты сейчас должна, – Оливия перегнулась через стол и взяла. Энни за руку, – вложить всю свою силу в битву, которая тебе предстоит.

– Ты можешь это сделать, – сказал Джим. – Я знаю, что ты можешь, Энни.

В глазах у Энни стояли слезы.

– Я надеюсь, – шепнула она.

– Ты должна не надеяться, а верить, верить изо всех сил! – Оливия крепче сжала ее руку. – Это твой шанс, Энни, и я не собираюсь позволить тебе его упустить.

Джанни Дресслер встал.

– Ваши друзья все сказали за меня. Итак, мы начинаем.

– И что мы должны делать? – спросил Джим, глядя на врача снизу вверх.

– Ждать, – ответил Дресслер.