"Сэр Невпопад и Золотой Город" - читать интересную книгу автора (Дэвид Питер)

5 ВОЙДУ Я К МИЛОЙ В КЛЕТКУ

На мои плечи всей тяжестью навалилось жуткое предчувствие, а я смотрел, как Шейри подходит ко мне и останавливается в десятке шагов от Того Парня. Впереди бежал один из рабов, раскладывая на полу толстые тряпки. Ну да. Безголовое (или рассеченное пополам) тело должно упасть на пол, и кровь в таких случая бьет фонтаном.

Люди толпились, стараясь устроиться так, чтобы было получше видно, а Охлад крикнул, словно публике в цирке:

— Внимание! Сейчас польется кровь и полетят брызги! Тех, кто в первых трех рядах, может забрызгать!

Это и требовалось, чтобы заставить толпу отступить на более безопасное и сухое место.

Шейри не отрывала от меня взгляда, даже невзирая на то, что смерть стояла в нескольких шагах от нее, готовясь взмахнуть мечом. Все, что говорила мне Кейт: надо, мол, быть твердым, внушить правильное настроение, дать всем понять, как опасно меня предавать, — все мне было понятно. Но как, как я мог вот так стоять и смотреть, как Шейри будут убивать у меня на глазах?

"Легко. Держи свой большой рот на замке. Она не принесла тебе ничего, кроме боли и страданий! Ты ничего ей не должен! Ничего!"

Это была правда. Я действительно ничего не был ей должен. Ничто не могло подвигнуть меня рисковать своей шеей, чтобы спасти ее. Если бы не Шейри, я бы до сих пор радовался жизни в "Буггер-зале" и ничего бы со мной не случилось. Шейри сунула свой нос в мою жизнь и перевернула ее кверху задницей. Если она потеряет из-за этого свою жизнь, мне хуже не станет.

Разве…

Она может знать ответы. Ответы на загадку, как я здесь оказался. Иначе эта загадка будет мучить меня до конца моей жизни. Она же умирала вместе со мной в Трагической Утрате. Что бы ни случилось со мной, это не могло не отразиться на ней.

Прежде чем я успел понять все это, я уже вскочил и крикнул:

— Погодите!

Лицо Шейри ничуть не изменилось, по-прежнему выражая полнейшее презрение. Тот Парень, кажется, был озадачен, потому что начал убирать меч в ножны и отходить. Мой крик заставил всех снова замолкнуть.

— Мироначальник, при всем нашем почтении, — осторожно начал Кабаний Клык, подходя ко мне, — чего же ждать? Они были осуждены. Надо приводить приговор в исполнение, ведь так?

"Еще бы".

Мысли мои заметались. Кейт озадаченно смотрела на меня, явно не понимая, что на меня нашло. Я и сам не понимал ничего, кроме того, что только Шейри могла пролить свет на мою загадку.

— А.

Я начал говорить, не зная, чем закончу, а это всегда рискованно. Но мне нельзя было показывать сомнений. Я мог вести себя, как пьяный деспот, — это было допустимо. Но, как уже упоминалось, колебания могут привести к гибели вождя — либо от рук врагов, либо от рук его собственных подданных.

— У богов это вызовет омерзение! — заявил я.

Думаю, никто так не удивлялся, как леди Кейт.

Она смотрела на меня так, словно я лишился рассудка. Впрочем, остальные смотрели точно так же.

— Неужели? — спросила она. — А откуда ты знаешь?

— А откуда ты знаешь, что не вызовет? — ответил я вопросом на вопрос.

Кейт открыла рот, словно собираясь ответить, но потом снова закрыла его и просто сидела и выжидающе глядела на меня.

— Не надо со мной спорить, потому что я знаю! — сказал я, обращаясь к ней, но подразумевая всех, кто находился в зале. — Ты же не думаешь, что я мог добиться всего, что у меня есть, — богатств, величия, — если бы боги не были на моей стороне? И потому, что они ко мне благосклонны, я имею некоторое… представление, если хочешь, о том, что понравится богам, как внизу, так и наверху.

— Да, это разумно, мироначальник, — задумчиво почесывая шею под подбородком, высказался Кабаний Клык. — Хотя я никогда не слышал, чтобы вы такое говорили.

Я выпрямился. Мне совсем не нравилось, как ощущает себя правая нога. Кроме того, в груди, там, где помещался алмаз, чувствовалось легкое жжение. Не болезненное, а словно живительное, словно в меня вливалась новая энергия. Мне казалось, что я буквально излучаю обаяние. Я не просто собирался выступить с объяснениями. Я делился с народом словами божественной мудрости. Короче говоря, я сам начал верить в то, что придумал.

— Уж не думаешь ли ты, Кабаний Клык, — начал я уверенно, надменно и даже слегка угрожающе, — что я должен так или иначе делиться с тобой каждой своей мыслью?

— Нет, мироначальник! — тут же ответил он.

Я бросил взгляд на остальных моих сподвижников, а они в ответ поспешно опустили головы. Краем глаза я заметил, что только леди Кейт не присоединилась к ним. Она просто наблюдала за мной, словно ястреб.

Однако, удовлетворенный подчинением Кабаньего Клыка, я гневно указал на пленников. Я старался не встречаться взглядом с Шейри, которая продолжала глядеть на меня с прежней ненавистью.

— Сейчас, — продолжал я, — время праздника. Это время не годится для того, чтобы проливать кровь, даже кровь этих. — Я вложил в последнее слово побольше презрения. — Всем присутствующим здесь зрелище смерти этих предателей доставит немало радости, но лучше отложить такое удовольствие до завтра, а не то кровь, пролитая во время праздника, падет на всех нас проклятием.

Присутствовавшие дружно ахнули от ужаса и вздрогнули, когда воздух расколол оглушительный крик. Оказалось, это кричал Мордант, обвившийся вокруг светильника под потолком. Он испустил второй крик, словно для того, чтобы подчеркнуть мои слова, да еще покачал вверх-вниз головой. Конечно, это было движение безмозглого животного, но на тех, кто видел, оно произвело изрядное впечатление.

— Так что доверьтесь мне, друзья, — заявил я. — Я приговорил пленников к смерти. Они умрут. Но это будет завтра, а ночь они проведут в узилище, слушая, как мы тут веселимся, и зная, что утекает песок их достойного жалости сущ… сусч… сущн… бытия! Жалкого бытия!

Как вы можете догадаться, снова раздались восторженные крики. Мужчины стучали кулаками по столу, топали ногами с таким воодушевлением, что я побоялся, как бы не рухнули стены. Рабы затолкали Шейри обратно в клетку, захлопнули дверь, заперли ее и выкатили повозку из зала. За все это время Шейри ни на миг не оторвала от меня взгляда. Мне казалось, что в воздухе проскакивают искры от ее ненависти.

О боги, что ей от меня надо?

И я понял: мне придется ее спросить.

Прошло немало времени, прежде чем я вернулся наконец в спальню. Леди Кейт сопровождала меня, но была какая-то недовольная. Еще со мной был хролик, он, как всегда, устроился у меня на руке. Кейт, хоть и ощущала неловкость, все же отважно завела разговор:

— Самое сильное впечатление произвел Мордант. Особенно то, как он подтвердил твои слова.

Внутренний голос напомнил, что Мордант понимает каждое слово, но я не мог знать этого наверняка.

— Почему это? — спросил я.

— Ну как же, мироначальник… хролики — очень необычные существа. Говорят, что им известна воля богов. Когда такой зверь становится привязан к человеку, как Мордант привязался к тебе, это не может не оказать влияния на твоих подданных. А когда ты говоришь о воле богов, а Мордант присоединяется, ну… — И она пожала плечами, словно досказывая этим жестом все, что было необходимо. Наверное, так оно и было. Я не мог не заметить, что Кейт обратилась ко мне "мироначальник", а не "любовь моя". Я не знал, что это означает, но подозревал, что ничего хорошего. Как только за нами закрылась дверь в спальню, Кейт повернулась ко мне; ее поведение совершенно переменилось — она стала более настойчивой и откровенно нетерпимой. Сложив на груди руки, она спросила:

— Почему?

— Что почему? Почему я отложил казнь?

Она не кивнула. Ей незачем было кивать. Мы оба знали, что это так.

— Ты же слышала, что я сказал.

— Слышала, — ответила она. — Просто… Невпопад, по-моему, это неправда.

Я сбросил с плеча накидку и повернулся к Кейт.

— Ты хочешь сказать, — холодно заговорил я, — что я солгал? Что я некоторым образом был нечестен?

— Нет, я не говорю это. Я вообще не говорю, что ты виноват. — Она глубоко вдохнула, словно собираясь с духом, и сказала: — Я заметила, как одна из бунтовщиц смотрела на тебя. Я ее узнала по описанию. Ее зовут Шейри. Есть люди, которые говорят… — Кейт перешла на шепот, словно опасалась, что кто-то может подслушать. — Говорят, что она плетельщица. Что она владеет какой-то магией.

— Нет! — воскликнул я, стараясь принять как можно более удивленный вид. Интересно, откуда взялись эти слухи, если Шейри была практически беспомощна. По крайней мере, она сама мне так говорила — тогда, давно. Я не знал — вдруг что-то с тех пор переменилось… хотя, думаю, если бы к Шейри вернулись силы, ее бы не поймали так легко, да и вообще вряд ли поймали бы. — Плетельщица, говоришь? Одна из тех, кто может нащупать нити мистической энергии, существующие в природе, и сплести их вместе?

— Да. И я боюсь, что она… каким-нибудь образом заколдовала тебя.

Я умело изобразил недоверие на грани негодования.

— Это невозможно! Нет, невозможно! — Потом я подошел к Кейт, взял ее руки в свои, глядя на нее со всем обожанием, какое только мог в себе отыскать. — Что ты… как может какое-то заклинание от такой жалкой личности перебить те чары, что наложила на меня ты — твоя красота и мудрость?

Кейт улыбнулась и опустила взор, слегка покраснев.

— Знаю, это звучит глупо. Здесь не было никаких плетельщиков уже… Ну да ладно, что об этом думать. И все-таки… — Кейт взглянула на меня с тревогой. — То, как она на тебя смотрела… И как ты смотрел на нее, словно бы узнал…

Я сначала хотел не обращать внимания на ее беспокойство. Но мой опыт общения с женщинами, который ни разу ничем хорошим не кончался, научил меня по крайней мере одному. Гораздо лучше придумать для женщины какое-нибудь объяснение, чем пускаться в рассуждения, что ее опасения не имеют оснований… особенно если вам не хочется, чтобы она узнала правду.

— Знаешь… я тоже что-то такое почувствовал, — задумчиво произнес я. Я выпустил ее ладони, заложил руки за спину и стал ходить по комнате. — Словно я действительно каким-то образом знал ее. И сейчас мне пришло в голову, что такое и вправду могло быть.

— Расскажи мне, умоляю!

Кажется, Кейт искренне заинтересовалась, словно сейчас ей откроют все тайны вселенной. Она улеглась поперек нашей просторной кровати под балдахином, подперев подбородок кулачками, и смотрела на меня с живым интересом.

Я шагал, словно могущественный отгадчик таинственных загадок, готовый разрешить любое затруднение.

— Говорят, что все мы проживаем несколько жизней. И что жизнь, какая она есть сейчас, просто одна из многих, и с каждым проходом через эту плоскость существования мы обретаем все больше и больше знания. В конце концов те, кто узнает достаточно много, восседают одесную самих богов.

— Да-да, я тоже это слышала! — возбужденно воскликнула Кейт. — Продолжай!

— Еще говорится, что в каждой жизни мы встречаем одних и тех же людей. Тела меняются, но их душа, дух остаются неизменными. Поэтому иногда ты встречаешь какого-то человека и сразу понимаешь, что он тебе не нравится. Это потому, что в предыдущей жизни он сделал тебе что-то плохое.

— И наоборот! — воскликнула Кейт. Она чуть ли не подпрыгивала на кровати. — Если человек влюбляется с первого взгляда, это значит, что он встретил свою прежнюю любовь!

Я торжествующе указал на нее пальцем:

— Вот именно! И я это почувствовал, как только увидел тебя!

Она осеклась, и я понял, что совершил ошибку. Смущенно качая головой, Кейт сказала:

— Когда мы встретились, а это был один из твоих первых набегов, ты побил меня и потом три дня держал связанной по рукам и ногам.

Я застыл и смог придумать только такой ответ:

— Это потому, что только так я мог выразить ту страсть, что почувствовал.

— О-о! — К моему полному изумлению, такое объяснение ей очень понравилось. А потом, словно разгадав трудную загадку, Кейт произнесла: — Значит… ты утверждаешь, что встречал эту самую Шейри в предыдущей жизни! И даже "узнал" ее?

— Верно, — отвечал я, радуясь, что мы свернули с опасной темы. — Я узнал ее как одного из своих врагов в предыдущей жизни.

— Не любовницу? — шутливо спросила Кейт, но я заметил, что она не на шутку озабочена.

Я покачал головой:

— Нет, конечно нет. Ты же видела, с какой ненавистью она на меня смотрела. Похоже, она тоже узнала меня. Может быть, когда-то мы сражались и я убил ее, и она узнала во мне того, кто несет ей смерть. А я узнал, что она та самая, кто доставил мне какое-то горе.

Кейт вскочила на коленки, как расшалившийся ребенок.

— Ну что ж! Значит, самое лучшее, что ты можешь для нее сделать, — это отправить ее в следующую жизнь! И пусть нам повезет и в другой жизни! Надеюсь, это будет ей уроком и она никогда больше не станет тягаться с могущественным Невпопадом!

— Нам остается уповать на это, — ответил я одобрительно.

— Будь же крепок, мой повелитель, — сказала Кейт, — потому что вместе, ты и я… мы можем переделать этот мир по нашему вкусу, и никакие заговорщики и бунтовщики не остановят нас!

Она потянулась ко мне и повалила меня на кровать. Напор и сила, с какими взялась за меня леди Кейт, вызвали неприятные воспоминания о том времени, когда я находился под властью кольца, а вместе со мной, кажется, и все женщины в Истерии. Но потом я напомнил себе, что эти приключения давно позади, и отдался страсти, а одежда разлетелась по всей комнате. Комнату освещал одинокий шандал; во время наших упражнений он слетел со стола, после чего свет погас, и я исчез в темноте.

Через час, по-прежнему в темноте, когда сопение леди Кейт подсказало мне, что она потеряна для внешнего мира, при едва заметном свете лунных лучей, пробивавшихся в комнату, я натянул на себя какие-то одежки.

Вдруг в темноте раздалось "чк", и я замер. Словно по каменной поверхности стукнули когти… и тут я опомнился. Я же забыл про Морданта! Он, наверное, уселся где-нибудь повыше, пока мы предавались лежачим удовольствиям. Теперь, когда все закончилось и я собрался пойти кое-куда, он хотел сопровождать меня. С одной стороны, это было приятно. С другой — если он хоть раз издаст свой оглушительный крик, проснется не только Кейт, но и все, кто тут спит поблизости.

Я поднес палец к губам. Мордант смотрел на меня сверху, вытянув шею и наклонив голову, и я впервые заметил, что его глаза светятся золотым светом. Я вспомнил, что говорила о хроликах Кейт, и стал гадать, правда ли то, что она сказала. Потом я осторожно пошел к двери; хромая правая нога стала такой сильной, что в посохе я больше не нуждался. Это было очень хорошо, иначе постукивание посоха по полу могло бы разбудить Кейт.

Я подобрался к двери, осторожно открыл ее и услышал шум крыльев. Я не спал и сразу понял, в чем дело. Кейт даже не пошевелилась. Стоя в двери, я протянул руку, и Мордант устроился у меня на предплечье.

Я едва смог подавить вскрик.

Ведь я забыл надеть нарукавники, и Мордант как ни в чем не бывало уселся прямо на незащищенную руку, вонзив когти в плоть. Я так крепко закусил губу, что ощутил во рту вкус крови. Мордант понял, что мне что-то не нравится, но явно не понимал что. И стал устраиваться поудобнее, причиняя мне новые болезненные уколы. С трудом сдерживаясь, я крепко взялся за ручку и закрыл за собой дверь.

Оказавшись в коридоре, я зажал свободной рукой рот, чтобы удержать болезненный вопль, и стряхнул Морданта с руки. Озадаченный хролик завис, хлопая крыльями, в воздухе — он-то не ожидал никакого подвоха — и сел на пол. После чего несколько укоризненно уставился на меня. Я опустился на колени и показал ему руку. К счастью, он не повредил кожу, но боль была ужасная.

— Доволен? — шепотом спросил я.

Мордант смотрел на меня. Он нисколько не был доволен, его морда вообще ничего не выражала, если честно. Он же был всего лишь безмозглым животным. Или нет? Я приблизил свое лицо к нему и спросил:

— Ты можешь разговаривать?

Он склонил голову набок и ничего не ответил. Мне оставалось только радоваться, что мимо никто не проходил, иначе мироначальник Победа оказался бы запертым в каком-нибудь веселеньком месте, где содержат умалишенных.

— Слушай, — продолжил я, ничуть не смущаясь. — Может, я сам и найду темницы. Это не так уж трудно — надо найти лестницу и идти все время вниз. Но с проводником я доберусь быстрее, а Кабаний Клык и Охлад говорили, что ты очень умный. Та девушка… которую я приговорил к смерти вместе с остальными… Ты можешь отвести меня к ней? Можешь?

Мордант опять ничего не ответил. Я не мог отгадать, о чем он думает. Может, всего лишь о том, когда в следующий раз его покормят, потому что был глупым летающим существом, понимавшим мои слова не лучше, чем какая-нибудь луковица.

Вдруг хролик взлетел. Он полетел по коридору, двигаясь абсолютно бесшумно, и на миг я решил, что он собрался по своим делам — поискать, например, грызунов, которых в замке должно быть немало, и вкусно поужинать перед сном. Но в дальнем конце коридора он сел на стену, зацепившись за карниз, и пристально посмотрел на меня.

Его намерения были понятны: он хотел, чтобы я шел за ним.

Я подчинился.

По дороге нам встретились несколько припозднившихся гуляк, но вряд ли они меня заметили, потому что все как один были до умопомрачения пьяны. Парочка из них с трудом меня опознали, но никто наутро и не вспомнит об этой встрече.

Я чувствовал себя немного глупо, шагая за Мордантом по коридорам, вниз по лестнице, потом снова по коридорам. Могло случиться, что глупое существо не имело ни малейшего представления о том, что мне надо, и я просто шел за ним неизвестно куда. Но когда я уже собирался сдаться и вернуться в постель, Мордант завис, хлопая крыльями, у тяжелой двери и постучал по ней когтем. На двери висел огромный замок, но неподалеку на вбитом в стену крюке висел здоровенный ключ. Я снял ключ с крюка, вставил его в замок и повернул. Мне пришлось приложить усилие, но через миг раздался громкий щелчок, и дверь распахнулась.

Тут же в нос мне ударил запах, какой бывает исключительно в тюрьмах. Вонь от людей, сгрудившихся в тесном помещении, от их экскрементов, пота и отчаяния. Мне захотелось тут же захлопнуть дверь, запереть ее, повесить ключ обратно и забыть, что я тут был. Но я подавил первый порыв (чего не следует делать) и сделал шаг внутрь. За дверью обнаружилась ведущая вниз лестница; ее освещали прикрепленные к стенам факелы. Я повернулся к Морданту, чтобы посмотреть, последует ли он за мной, но его нигде не было. Он явно решил, что найдет чем заняться, вместо того чтобы шляться по темницам. Я был с ним согласен, но сейчас собирался именно туда. Как приятно знать, что у не умеющего говорить животного ума больше, чем у меня!

Все-таки он знал, где темницы. Он понял или мои слова, или мое желание. Если вспомнить, сколько я встречал человек, которые никак не понимали, чего мне от жизни надо, Мордант был не только умнее меня, но и гораздо умнее, чем большинство людей.

Я закрыл за собой дверь, запер ее на случай, если какая-нибудь любопытная душа пустится за мной следом, и направился вниз. Под мышкой я нес небольшой узел, который положил на пол, прежде чем начать спускаться. Несмотря на освещение, я щурился, потому что видно было отвратно. Рукой я держался за каменную стену и примерно через тридцать ступенек ступил на пол, покрытый толстым слоем сырой грязи. В замке и так было не жарко, а с каждым шагом вниз становилось все холоднее и холоднее. Если бы не скудное тепло от факелов, пальцы и ноги совсем бы утратили чувствительность.

— Кто идет? — раздался голос из темноты впереди.

Тут меня не могли не узнать. Я взял со стены факел и держал его перед собой, чтобы осветить лицо. В темноте, понятное дело, ахнули от неожиданности.

— Мироначальник! Что привело вас сюда?

— До моих ушей дошли слухи, — заговорил я, заранее приготовившись к возможной встрече с тюремщиками, — что заговор против меня распространился не только среди тех пленников, которые сидят у нас в темнице. Я хочу поговорить с женщиной. Отведите меня к ней.

Ко мне вышел тюремщик. Наверное, хорошо, что он занялся именно таким делом — настолько отталкивающей была его наружность. Мертвенно-бледный, с гнилыми зубами, лицо покрыто прыщами, глаза прищурены. Хотя, возможно, по стандартам тех женщин, которые предпочитают тюремщиков, он считался милашкой.

— У нее дурной глаз, — зловеще сказал тюремщик.

Он, конечно, имел в этом деле опыт, поскольку его собственный правый глаз казался каким-то безжизненным, слегка выкаченным и ни на что определенное не глядящим. Носил этот человек форму, удивительно напоминающую по виду мешок из-под картошки. Но когда дело доходило до работы с заключенными, он явно был на своем месте, потому как производил внушительное впечатление, невзирая на все свои недостатки. А могучие его руки были такие длинные, что даже казалось странным, как это они не волочатся за ним по полу.

— Я попробую, — ответил я ему.

Тюремщик судорожно вздохнул.

— Мироначальник не знает страха, — произнес он и шаркающей походкой направился в темноту, сделав мне знак следовать за ним.

Я бы все равно не пошел обратно, но оставил его действия без комментариев. Меня нисколько не беспокоило, мог ли он сравняться в умственном развитии с овсяной кашей или не мог, лишь бы вел меня туда, куда мне надо.

Мы прошли мимо каких-то дверей, напротив одной такой двери тюремщик остановился, осмотрел ее сверху донизу, словно желая убедиться, что нашел нужную. Потом снял с пояса большую связку ключей и очень медленно начал перебирать их слегка дрожащими руками. Мне они все казались одинаковыми, но тюремщик хорошо знал свое дело, потому что внимательно глядел здоровым глазом на каждый ключ, прежде чем отпустить его и взять следующий. Наконец он выбрал нужный и шагнул к двери, но прежде чем он вставил его в замок, я шагнул к нему и, положив руку ему на запястье, тихо сказал:

— Оставь-ка мне ключ от этой камеры и ступай по своим делам. Я лично займусь этим.

Он запыхтел.

— Лично, милорд? — На его гадком лице появилась сладострастная усмешка.

Одни боги ведают, что он там себе представил — наверное, домогательства, изнасилования и прочие подобные развлечения.

— Да-да. И вот еще что… — Я посмотрел по сторонам. — Может быть, я еще кого-нибудь к ней приведу, ну, чтобы занялись лично. Когда я закончу… ну, ты понимаешь, о чем я.

— Кажется, да, мироначальник, — отвечал тюремщик и подмигнул мне здоровым глазом, что было несколько неприятно, потому что второй глаз при этом выкатился еще больше. — Вы хотите сказать, что если я загляну в ее камеру, а там никого не будет, так я не должен пугаться.

Мы оба хихикнули, тюремщик снял ключ с кольца, вручил мне и скрылся в темноте. Я не стал полагаться на зрение, а дождался, пока его шарканье затихнет вдали. Тогда быстрым движением я повернул ключ в замке и распахнул дверь, держа перед собой факел. Я сделал это по двум причинам: чтобы осветить камеру и предупредить Шейри, если она затаилась и собирается броситься на меня в попытке сбежать.

Мне не стоило переживать. Шейри сидела на полу в дальнем конце камеры. В верхней части стены находилась оконная щель, через которую проникал свежий воздух, а в дневное время — и немного света. Больше в камере ничего не было — никакой меблировки, ни даже щепки. Однако даже роскошная мебель для спальни не смогла бы улучшить ни интерьер, ни атмосферу мрачной темницы.

Сначала Шейри не поняла, что это я, потому что свет факела ослепил глаза, привыкшие к темноте.

— Шейри, — шепотом позвал я.

Она подалась вперед, сначала вроде удивилась, но тут же ее лицо приняло то же самое презрительное выражение, которое я видел в большом зале.

— А, это ты.

— Шейри… я знаю, что ты можешь подумать, — начал я.

— Да что ты? — перебила она меня. — Ну тогда лучше не поворачивайся ко мне спиной. Ведь это ты во всем виноват.

— Я виноват? — потрясенно переспросил я, перешагивая через порог и закрывая за собой дверь. Так у нас получалось хоть какое-то уединение, поскольку дверь хотя бы немножко глушила звук. Я мог быть уверен, что тюремщик сидит достаточно далеко и нас не слышит, но лишняя осторожность никогда не помешает. — Я виноват, что ты решила меня убить?

— Ты виноват, что я нарушила клятву.

Я уставился на нее.

— Что?

— Нарушила клятву плетельщицы. Я ее принесла…

— А-а. — Я понял, о чем она говорила. — Это когда ты спасла мне жизнь. Король Меандр хотел меня казнить, потому что думал, будто я шпион, а ты…

— Я, его доверенная погодная плетельщица, поклялась клятвой плетельщиц, что знаю тебя и что я была твоей возлюбленной, — горько сказала она, вложив в последнее слово все свое отвращение. — Я говорила тебе…

— Я помню, что ты мне говорила. Ты сказала, что если плетельщик солжет под клятвой, это может иметь далеко идущие последствия для всех, кто получает на этом моментальную выгоду.

— Верно. — Шейри сделала широкий жест рукой. — Все, что со мной произошло, — тому доказательство. Это месть судьбы, и все потому, что я была такой дурой, спасая тебе жизнь.

— Насколько я помню, — возразил я, — сначала я спас тебе жизнь. И с тех пор еще раз спас. Так что можно сказать, что произошел равноценный обмен.

— Равноценный? — Шейри вскочила на ноги. — Я сижу в тюрьме, ожидая казни, а ты — предводитель дураков, которые поклоняются тебе! У тебя армия в тысячи солдат! И это равноценно?

Мы как-то удалились от темы. С Шейри всегда так — своим редким занудством она может сбить меня с любой важной темы. Я поглубже вдохнул, чтобы успокоиться и не дать еще больше втянуть себя в пустые злобные препирательства, и сказал со всем возможным спокойствием:

— Я не хочу тебя казнить, поняла? Я хочу, чтобы ты меня послушала.

— Послушать тебя? Тебя? — Шейри возвысила голос, невзирая на мою отчаянную жестикуляцию, призывавшую ее быть потише. — Когда я упала в Трагической Утрате, я думала, мне конец! Все! Но потом очнулась и обнаружила, что меня подобрали какие-то кочевники, которые называли себя пескоедами!

— Они выбрали себе подходящее место для жизни, — заметил я осторожно.

— Заткнись! — Шейри наклонилась ко мне, сверкая глазами. — Таких мирных, тихих людей больше нигде не встретишь! Они взяли меня к себе, помыли, поделились своими скудными запасами воды. У них даже был лекарь, он залечил мне рану, полученную от стрелы Беликоза! И знаешь, о чем я их спросила? Только об одном: почему они не спасли тебя? А когда они ответили, что нашли только меня, я упросила их вернуться, и они вернулись, но никого не нашли! Ни следа! Ты бросил меня в пустыне!

— Да нет же!

Шейри качала головой; она явно страдала от гнева и презрения к самой себе. Она ходила по камере, размахивала руками, словно выпускала все переживания, которые очень долго копились в ее душе.

— Но даже тогда я была такая глупая, что не поняла, что случилось! Я решила, что ты ушел куда-то в беспамятстве или тебя похитили! Несмотря на все, что ты со мной сделал, я, наивная, думала, что есть такие вещи, через которые ты никогда не перешагнешь! Какая я дура!

— Шейри, ради богов!

Но она все говорила и говорила, то повышая, то понижая голос:

— И я продолжала тебя искать! Много месяцев! Куда бы ни ехали пескоеды, я везде тебя искала! Не теряя надежды! Но бедолагам не повезло. Они оказались не в то время и не в том месте! — Шейри резко развернулась и уставила на меня палец. — Город Мишпу'ча! Не припоминаешь, а? — Я покачал головой, хотел ответить, но Шейри продолжала: — Ну да! С чего бы? Сколько их было — городов, которые ты разрушил, жизней, которые загубил. Зачем запоминать какой-то? Это был свободный вольный город, Мишпу'ча, и пескоеды покупали там припасы как раз тогда, когда на них напала твоя орда! Поработители с огромными мечами, упоенные собственной жестокостью, — они уничтожили всех в Мишпу'ча! Нет, не всех. Некоторых оставили, чтобы позабавиться или завести себе новых рабов, которые могли бы исполнять все их прихоти. Я была среди тех немногих, кому удалось спастись… но сначала я с ужасом узнала, кто ими командует и чьим именем творятся чудовищные жестокости. — Она вдруг размахнулась и влепила мне пощечину, да так быстро, что я не успел увернуться. — Это был ты, Невпопад! Мироначальник Невпопад, разрушитель, исчадие ада! Тебе нравится такая жизнь? Она тебя радует?

— Шейри…

Она кричала все громче и громче и молотила меня по груди.

— Может, таким образом ты хочешь отомстить за все зло, которое, как тебе кажется, люди тебе причинили? Ты безумный, жестокий, извращенный…

Я ее ударил. Со всей силы.

Удар пришелся по лицу и сбил ее с ног. Она приземлилась на пол, раздался глухой стук, и в тот же миг я навалился на нее, зажимая ей рот рукой.

Шейри укусила меня в основание ладони.

— Заткнись! — прошипел я, скрипя зубами от боли. — И прекрати колотить меня! Ты идиотка, нас же обоих убьют! Заткнись и выслушай меня, потому что ни твои крики, ни истерики нам не помогут! Тс-с!

Я не мог больше терпеть боль и, оттолкнув Шейри от себя подальше, сунул укушенную руку под куртку.

— Какое мне дело, если тебя убьют? Ты же собираешься убить меня! — огрызнулась она, потирая покрасневший след удара на лице. — Да и как я могу тебя убить?

— Если тюремщик услышит, что ты меня бьешь, а я позволяю тебе ругаться и кричать, пойдет слух, что я не так уж силен. Значит, меня можно будет свалить.

Я отважился взглянуть на руку — там, где Шейри меня укусила. Я ожидал, что пойдет кровь, но мне явно повезло. На ладони остались только глубокие отпечатки от ее зубов.

— А потом, — прибавил я, — если у человека истерика, с ним так и надо поступать. Ударить по лицу.

— Это не истерика. Я просто очень разозлилась. — Она прищурила глаза. — Ты хочешь что-то мне рассказать. Ну и какую ложь придумал твой подлый ум?

— Никакой лжи, это неправда. — Тут Шейри уже открыла рот, но я перебил ее: — Я кое-что на самом деле придумал, но только чтобы помочь тебе.

— Посмотрим. — Шейри прислонилась к стене и презрительно фыркнула.

— Мне надо, чтобы ты меня выслушала.

Наверное, моя настойчивость привлекла ее внимание или интерес, на худой конец.

— Хорошо, — спокойно сказала Шейри. — Я тебя слушаю.

— Ты права. Я не помню Мишпу'ча.

— Я так и знала. Ублюдок!

— Не помню и всех остальных городов, деревень и их жителей. Я вообще ничего не помню.

Шейри долго смотрела на меня, а потом покачала головой.

— Очень жалостливо…

Я схватил ее за плечи — может быть, слишком сильно, потому что она поморщилась и попыталась вырваться. Я немного ослабил хватку, но по-прежнему не отпускал ее.

— Шейри… я умирал в пустыне, а в следующий миг уже стоял в поле, глядел на горящий город, а рядом валялся убитый человек, в груди которого торчал мой собственный меч. Все называют меня мироначальником, все принесли мне клятву верности, но даже под угрозой смерти я не смогу назвать тебе ни одного моего подданного по имени.

— Хорошо бы устроить тебе проверку, — заявила Шейри. Кажется, мой рассказ не произвел на нее впечатления.

— Тебе придется мне верить, — настойчиво сказал я. — Я не помню совсем ничего. Не имею ни малейшего представления, как я сюда попал и как все получилось. Словно очнулся среди жуткого кошмара.

— Когда ты в пьяном виде приговорил меня и моих товарищей к смерти, кошмары тебя, кажется, не мучили.

— Может ли… — Я облизал внезапно пересохшие губы. — Может ли так случиться, что алмаз на все это как-то влияет?

— Алмаз? — Шейри как-то странно на меня посмотрела. — Он все еще у тебя? Где ты его хранишь?

Я хотел сказать ей… но потом вспомнил, с кем я разговариваю. Всего несколько минут назад она громко и злобно обещала меня убить. Было бы чистой глупостью сообщить ей, что ее бесценный камешек я ношу на груди. Очень может так случиться, что вскоре кто-нибудь попытается вырезать его оттуда кинжалом и вряд ли будет деликатен в такой работе.

Так что я решил ограничиться следующим ответом:

— Он в безопасном месте. — И, желая увести разговор в сторону от камня, продолжал: — Ты тоже будешь в безопасности, когда я тебя отсюда вытащу. Настолько, насколько тебе позволят твой ум и характер.

Шейри в замешательстве смотрела на меня.

— О чем ты говоришь? Отсюда? Я не…

— Я не собираюсь тебя казнить, — сказал я ей. — Послушай… вот что должно произойти. Я выведу тебя отсюда. Тюремщик уже знает, что камера может оказаться пустой, и я не стану его разочаровывать. Как только я тебя выведу наверх, ты переоденешься в длинный плащ с капюшоном — уловка простая, но хорошо скрывает внешность. Плащ я оставил на верхней площадке лестницы. В крепости почти все спят, так что тебе не придется…

— И я останусь одна? — немного едко спросила она. — А отважный Невпопад за мной не последует?

— Я пока останусь здесь, — резко ответил я. — Я даю тебе возможность освободиться. Самое трудное — пройти через главные ворота. Честно говоря, не представляю, как ты справишься с этой каменной махиной. Но если ты хорошо соображаешь, а в этом я не сомневаюсь, то вполне сможешь выбраться. Оттуда можешь идти к Декартовым плоскостям или куда уго…

— А остальные? — требовательно спросила Шейри.

Сначала я не понял, о чем она спрашивает, настолько диким казался ее вопрос.

— Остальные? Твои подельники и последователи?

— Мои собраться в борьбе против темных сил… то есть тебя, — поправила меня Шейри, и взгляд ее стал страшен.

Я поднялся. Шейри увидела, с какой легкостью у меня это получилось, но я не дал ей понять, что заметил это.

— Шейри… я и так смертельно рискую, устраивая тебе возможность побега. Если недосчитаются одного бунтовщика…

— Его можно будет выследить? Ты это хотел сказать.

Я поднял руку и потер переносицу, чтобы успокоить головную боль, которая все усиливалась. Шейри тем временем продолжала:

— Ты хочешь устроить на меня облаву, правда ведь? Я вроде как сбежала, а потом за мной с гиканьем погонятся твои головорезы, и славное получится развлечение.

— Ничего подобного.

— А я это вижу именно так!

Я замахал руками, как ополоумевшая птица.

— Хочешь верь, Шейри, хочешь нет, но мир не обязательно такой, каким тебе кажется! Я хочу тебя освободить!

— Почему?

— Потому что!

Ее презрительная гримаса ничуть не изменилась.

— Почему "потому"?

"Потому что это я виноват, и прости меня за то, что я тогда сделал, когда у меня было кольцо, и потому что мне не все равно, что с тобой будет".

Я сам не мог поверить, что в моей голове могут появиться такие мысли. Мне даже думать такое было страшно. И уж разрази меня гром, если я скажу все это Шейри. Ничего хорошего из этого не выйдет. Она просто рассмеется мне в лицо, или обзовет меня вруном, или опять начнет колотить меня.

Наверное, лицо у меня было дурацкое, потому что Шейри смотрела на меня так, словно я вдруг превратился в полного идиота. Через миг я уже пришел в себя, а она спросила с раздражением:

— Ну и?

И я сказал первое, что пришло мне в голову:

— Потому что ты этого никак не ожидаешь.

Я подумал, что однажды это сработало, потом не сработало, так что надо посмотреть, как обернется сейчас.

Шейри засмеялась низким грудным смехом.

— Хочешь сказать, чистое извращение? Да, это на тебя похоже. — Но прежде чем я успел поздравить себя с тем, что провел ее, Шейри попятилась от меня, решительно скрестив на груди руки. — Спасибо, но я все равно останусь здесь.

Ну и ну! Мне хотелось стукнуть ее посильнее, чтобы она лишилась чувств, перекинуть через плечо и вытащить из камеры, потому что больше я не мог выслушивать ее оскорбления. Пальцы свободной руки (в другой у меня по-прежнему был факел) сжались в кулак и задрожали от досады.

— Проклятье! Шейри, какого дьявола тебе от меня надо? Я пытаюсь спасти тебе жизнь!

— Тогда спаси жизнь и другим. Я не уйду отсюда, если они умрут за то, что мы замыслили вместе.

— Я не могу этого сделать! Не проси у меня больше, чем я могу дать!

И Шейри ответила тем ехидным тоном, который всегда меня бесил:

— Вот тут и проявляются лучшие качества человека, Невпопад. Тогда человек становится великим, когда пытается дать больше, чем может… и ему это удается.

В дикой досаде я ударил кулаком в стену камеры.

— Хватит! Мне до смерти надоело слушать твои поучения! Это ты тут сидишь, а не я! Это ты затеяла заговор, чтобы убить меня! Ты еще не объяснила зачем.

Шейри шагнула ко мне, а я попятился, стараясь держать факел между нами. Она, кажется, и не заметила этого, и получилось, что мы кружим на одном месте.

— Ты хочешь объяснений? Посмотри, каким ты стал! В тебе воплотились не только те черты, которых я боялась, но и те, которых всегда боялся ты сам!

И тут я вспомнил, что она когда-то говорила, и мысли начали по-новому выстраиваться у меня в голове. Я наставил на нее палец.

— Ты как-то сказала, что у меня есть способности к большому злу… и если я их проявлю, ты меня остановишь. Ты поэтому хотела знать, где камень? Потому что он обладает силой, которую можно использовать против меня?

Выдвинув подбородок, Шейри с отвращением произнесла:

— Я ничего тебе не должна говорить.

— Ну конечно, — согласился я. — А я не должен тебя отпускать. Но я попытался. А ты не захотела. Так что моя совесть чиста.

— Неужели?

— Да! А когда я думаю, что уже начиная с послезавтра я никогда больше не услышу твоих поучений и мне не надо будет терпеть ни твоего презрения, ни высокомерия, я так рад, что даже и выразить не могу. — Я попятился к двери, все еще держа факел перед собой. Я не думал, что Шейри попытается на меня напасть. Вряд ли она дала бы мне возможность убить ее при попытке к бегству. — Мы по очереди вытаскивали друг друга из смертельно опасных положений, Шейри. Но сейчас ты здесь, и если тебе не нужна моя помощь…

— Не нужна.

— Это говорит женщина, приговоренная к смертной казни. А, я забыл, — фыркнул я. — Ты же не боишься смерти.

— Нет, не боюсь — холодно ответила Шейри.

Но — потому что она стояла ко мне лицом, глядя, как я выхожу из камеры, ставшей для нее последним пристанищем, — я увидел едва заметный блеск страха в ее глазах. Конечно, мне могло просто показаться. Но и она могла просто напустить на себя самый отчаянный вид. Может быть, как и я, Шейри стала превосходной актрисой, выбрав такой способ выживать в нашем маленьком жестоком мирке — выживать изо дня в день.

Я остановился у двери, постоял и, повинуясь внезапному порыву, широко распахнул ее.

— Шейри, это твой последний шанс.

Но она только покачала головой и ответила:

— Нет, Невпопад, это твой шанс.

Я вышел, захлопнул за собой дверь, повернул в замке ключ и убедился, что дверь заперта. Может быть, мне опять показалось, но, когда щелкнул замок, клянусь, раздался короткий сдавленный всхлип. Как бы то ни было, я ощущал себя счастливым: теперь можно было все это выбросить из головы… и так было гораздо проще.