"Любовь и преступная ненависть" - читать интересную книгу автора (Кин Дей)Глава 3 Бет Конли не хочет продаватьсяНикогда еще у Талбота не было такого длинного дня. Всю его первую половину журналисты следовали за ним по пятам, он почти стонал от их наглых притязаний. "Таймс" выпустил два специальных выпуска. Газетчики снова вспомнили о драматическом и красноречивом споре между ним и Джейн во время ведения судебного процесса. Джейн представляли современной женщиной, а Талбота хитрым крестьянином с хорошо подвешенным языком. Подчеркивалось, что только благодаря удачным маневрам он смог достичь такого высокого положения и обольстить женщину гораздо более знатного происхождения, чем он сам. В обоих выпусках комментировалось его чрезмерное честолюбие, которое приводило к тому, что прокурор забывал об интересах правосудия и даже о любви своей жены и, пользуясь своим положением, процесс за процессом навязывал свою волю адвокату подсудимого. Здесь же были помещены фотографии Бет Конли, заливающейся слезами во время речи защитника, и Талбота, ударяющего кулаком по столу. Под фото шла подпись: "Виновность этого человека не подлежит сомнению и я прошу суд ответить "да" на все поставленные вопросы". Чуть ниже были напечатаны фотографии Джима Конли, Джейн и Марлоу. Из Талахасси позвонили пятнадцать минут четвертого. Губернатор беседовал весьма любезно. Дик Камерон был хорошим человеком. Он назвал Талбота по имени и объяснил ему, что не может ни в чем упрекнуть его, что процесс он вел совершенно правильно. Вместе с тем, в силу сложившихся обстоятельств и высших интересов, учитывая бурную неприязнь общественности, он, к своему большому сожалению, вынужден принять отставку Тэда. Ему весьма вежливо сообщили, что его карьера завершилась и что он стал конченым человеком. Талботу не предложили даже место подметальщика в суде. Когда Камерон повесил трубку, Талбот взял шляпу и вошел в комнату своего помощника. Хармана вызвали в трибунал. И в его кабинете находилась мисс Картер. – Ну вот, – буркнул Талбот, – я не знаю, кого назначат на мое место, но надеюсь, что выберут Хармана. Во всяком случае, у моего, точнее у вашего будущего Генерального прокурора, будет лучшая секретарша в Штатах. В кулуарах первого этажа никого не было. Талбот в последний раз спустился по истертым ступенькам. Внизу его поджидал Люк Эдем. – Что тебе надо? Устроил засаду? Эдем хитро улыбнулся и поправил галстук. – Можно сказать, что ты наделал дел, не так ли, Тэд? 259 – Возражать не буду. Талбот внимательно оглядел тощую физиономию своего недруга. Люк, Харман и он выросли вместе. Втроем они ходили на рыбную ловлю, на охоту, плавали, браконьерствовали, воровали яблоки и другие фрукты. Но для Люка все это было далеко позади. Он поднялся гораздо выше Тэда по лестнице общественного признания и удач. Он оказался по другую сторону барьера. Люк стал владельцем сети игорных домов. Он мог оплачивать любые свои прихоти, швырять за костюмы по двести долларов. И единственная неприятность, которую он испытал, это осуждение на два года тюрьмы, безжалостно потребованное Тэдом. Но Люк просидел лишь семь месяцев. – Хе, – усмехнулся Люк. – Жаль, что не тебя поджарили вместо этого несчастного человека! – Ты до сих пор ненавидишь меня, Люк? Ты никогда ничего не забываешь. – Эдем смахнул несуществующую пылинку со своей сверкающей белизной манжеты. – Друг никогда не отправляет друга в тюрягу. Так не поступают. Надеюсь, что ты подохнешь с голоду, грязная скотина! Ты всегда стремился парить выше своих возможностей! Талбот сжал кулаки, но от удара удержался. Драка с Люком ничего не изменила бы. Он обошел его и направился к стоянке автомобилей. Ярко светило солнце. Талбот вздохнул. Та тяжелая работа, которую он собирался проделать, удручала его. Жизнь могла быть такой простой, но для него она неожиданно обернулась полной колючек и препятствий. Талбот направил свою машину по направлению Ферм-буат и поехал по маленькой улочке, покрытой гравием. Почти сразу же он остановился перед маленьким домиком. Лужайка была заброшена и совсем не подстрижена, водоем совершенно без воды. Талбот позвонил и застыл в ожидании. Ему открыла Бет Конли. На ней были надеты очень маленькие шорты и легкая летняя кофточка. Одежда была ей немного тесновата, а ноги босы. Ее, русые волосы ниспадали на плечи. – Вы ошиблись на один день, – заявила она. – Да, – Талбот сжал зубы, – действительно. Она отодвинулась, чтобы дать ему пройти. – Весьма мило с вашей стороны навестить меня. Прокурор с большим сердцем пришел к неутешной вдове. Но входите же, поплачем вместе. Гостиная была чистая, но бедно обставлена. Потолок змеился трещинами, пол красовался выбоинами. Низкий столик завален газетами. В уголке "Рикошет" виднелась большая фотография. Женщина включила радио, взяла наполовину опорожненный стакан и уселась в кресло напротив Талбота, перекинув ногу через подлокотник. Ее глаза жестко уставились на бывшего прокурора. – Чего вы хотите? Талбот тоже сел и взял сигарету. Ему трудно было начать. – Бесполезно говорить, до какой степени я подавлен... Я хочу выяснить, как у вас обстоят дела с финансами? Никогда еще Талбот не чувствовал себя таким смущенным. Смех женщины был таким же неприятным, как и ее взгляд. – Вы должны бы знать это. Но вы были так уверены, что я отхватила эти сто двадцать пять тысяч долларов, в краже которых обвиняли Джима. По вашему личному распоряжению копы обшарили все окрестности, и они могли убедиться, чем я располагаю на самом деле. Они допрашивали меня день за днем. Вот вы у меня спрашиваете, как у меня с финансами. Я буквально утонула в долларах. А почему бы вам не подумать, с чего это я проживаю в подобной трущобе? У сигареты Талбота оказался мерзкий вкус. Он раздавил ее в пепельнице среди окурков, замазанных губной помадой. – Валяйте, продолжайте... Теперь моя очередь выслушать вас. Я вынужден слушать вас. По правде говоря, я должен был тогда пойти вам навстречу и позвонить губернатору. – Вот как? Теперь вы согласны с этим? Она разразилась рыданиями. Талбот смотрел на нее, не зная, как себя вести, но все-таки испытывая удовольствие от того, что она так красива. Скоро она утешится и найдет себе другого мужчину. Прежде чем выйти замуж за Конли, она работала манекенщицей в Майами. Фигурка у нее превосходная. Бет перестала плакать и вытерла слезы. – Я спросила вас, чего вы от меня хотите? Талбот вытащил чековую книжку. – Я допустил ужасную ошибку и признаюсь вам в этом... Мне хочется немного помочь вам. – Каким образом? – Деньгами. Она перекинула вторую ногу через подлокотник кресла. Ее глаза насторожились. – Вы хотите содержать меня? – Вы не смеете так думать! – А почему бы и нет? Было время, когда я повидала множество грязных людишек. Теперь я начинаю считать, что ничего не видела и не знаю. – Я просто хочу помочь вам и сделать это исходя из своих возможностей. – Без расплаты натурой? – Без всякой расплаты. Бет подошла к окну и поглядела на запущенную лужайку. Не оборачиваясь, она промолвила: – Судя по газетам, шесть недель после заявления вашей жены о разводе истекают сегодня. – Верно. Вероятно, уже сегодня утром она оформила развод. – А сколько будет стоить ее содержание? – Она отказывается от содержания. Бет отвернулась от окна. – Она удовлетворена тем, что отделалась от вас? – Без сомнения. Бет поправила шорты, которые были ей узки. – И это правда, что вы желаете мне помочь? – Да. – И вы согласитесь выделить мне достаточную сумму для того, чтобы я могла уехать отсюда и устроиться где-нибудь в Майами или в Нью-Йорке? – Разумеется. Сколько вам нужно? Бет внимательно уставилась на него. – Ну, скажем, пять тысяч долларов. Если только вы не заставите меня за это платить. Талбот достал ручку и выписал чек на пять тысяч долларов на имя Элизабет Конли. Когда чернила высохли, он протянул ей его. Она удивленно рассматривала его сухими глазами. – Спасибо. Тысячу раз спасибо. Мы сразу ляжем или, уважая мой траур, вы подождете еще несколько дней? Талбот помрачнел. – Я ведь вам говорил, что мне не надо никакой платы. – Мало ли что! Бет старательно разорвала чек на маленькие кусочки и бросила их в пепельницу. – Я вам не верю! – закричала она. – Если бы я взяла чек, то очутилась бы под вами раньше, чем успела произнести хотя бы слово. А я, представьте себе, люблю Джима... Мужчины... – в ее устах это слово прозвучало ругательством. – Все вы одинаковы! Женщина одна, беззащитна... а они бросаются на нее, как гончие кобели... – Послушайте, миссис Конли, – запротестовал Талбот, – я хочу только помочь, и ничего больше. – Слова! – завопила она. – Только слова! Бет выдвинула ящик маленького столика и вытащила револьвер с перламутровой рукояткой. Ее глаза блестели от слез. – А теперь уходите! Уходите, а не то я поступлю с вами так, как вы поступили с Джимом. Она говорила это вполне серьезно. Талбот тяжелыми шагами направился к двери и тихонько затворил ее за собой. На всякий случай он сделал попытку помочь ей, и если она его не поняла, то это не его вина. Вечер был теплым, а пляж – далеко. Талбот решил вернуться в свою квартиру, чтобы принять душ и переодеться. Все выглядело, как обычно: духи Джейн все еще ощущались в комнате, ее фотография по-прежнему стояла на проигрывателе. Талбот снабдил себя хорошей порцией виски и уселся на диване напротив портрета. Джейн, Харман и он сам имели южный тип лица, но Джейн была из фамилии крупных плантаторов. Она жила в больших домах из камня и с колоннадами. Талбот никогда не чувствовал себя достойным ее, и в глубине души он был уверен, что Джейн тоже так думала. Между ними никогда не было того единодушия и гармонии, о которых он так мечтал. Даже когда Джейн находилась в его объятиях, она только снисходила до него. И при первой же размолвке она покинула своего мужа, потому что он оказался сильнее ее на процессе. Он делал свое дело не по ее рецепту. Талбот обнаружил, что его стакан уже пуст. Наполнив его снова, он забрал его с собой в ванную комнату. Что он теперь будет делать? Кем станет молодой адвокат, ставший прокурором, допустив ошибку, разбившую ему карьеру? У Джейн был выбор между Талботом и Харманом, и, по всей вероятности, она ошиблась. По крайней мере, Харман всегда будет на месте. Губернатор, вероятно, назначит его Генеральным прокурором, и надо признать, что у него есть на это веские причины. Виски немного смягчили тяжесть этого длинного дня. Душ ослабил напряженность тела. Талбот надел более легкую одежду и унес стакан в гостиную. На пороге стояла Вики с большим бумажным пакетом под мышкой. Она улыбнулась, немного смущенная. – Я... стучала, но никто не открыл, и тогда вошла. Я подумала, что вы принимаете душ. – Правильно. А что вы хотите? – Я подумала, что вы нуждаетесь во мне. Талбот взглянул на нее поверх стакана. На ней было надето желтое шерстяное платье с красными цветами. Такое сочетание на ком угодно выглядело бы ужасно, но на Вики казалось забавным. Волосы ее были высоко зачесаны назад, и она старательно подкрасилась. Вики растерянно перекладывала сумочку из одной руки в другую. – Почему это я должен в вас нуждаться? – Как почему? Люди сейчас выбросили вас из своего сердца, и только я одна не сделал этого. – Сегодня утром вы не испытывали ко мне особой симпатии. – Разве у меня были к этому основания? Это, может, глупо, но вы единственный, с которым это случилось. Для меня вы были богом, и, когда вы так отреагировали на мое отношение к вам, мне все стало безразличным. Она отвернулась. – Сожалею. Я был не в себе. – Когда я хорошенько об этом поразмышляла, то поняла это. Вот почему и вернулась. Она прошла в комнату. Талбот сел на диван и прикрыл ноги полой халата. – Послушайте, Вики, кто вы, что такое я вам сделал? – Это может подождать, – улыбнулась она. – Вы что-нибудь ели после завтрака? – Кажется, нет. – Так я и знала! Я была уверена в этом и принесла вам хороший бифштекс и все, что к нему полагается. – Вики направилась прямо на кухню. – А вы посидите здесь и спокойно допивайте свой стакан, и даже второй, если вам захочется. Все будет готово через четверть часа. Взгляд Талбота снова, перешел на фото Джейн. Да, не все женщины одинаковы. Если бы Джейн когда-нибудь принесла домой бифштекс к предложила приготовить его своими руками, своими белыми ручками, она бы потребовала, чтобы он перестал пить и шел помогать ей. Вики предложила ему спокойно выпить стакан виски, и даже другой, если ему захочется. Он до сих пор еще не знал, кто она, но он уже рассматривал ее как интересующую его личность. |
|
|