"Семь камней радуги" - читать интересную книгу автора (Удовиченко Диана Донатовна)

Глава 25.

Макса разбудили громкие крики, доносившиеся с улицы. Позевывая, он подошел к окну и увидел толпу людей, которая, улюлюкая, гналась за молодой черноволосой смуглой женщиной, бежавшей по мостовой в сторону площади. Ее густые косы растрепались, подол широкой юбки был изорван. Она задыхалась от быстрого бега. Было видно, что толпа преследует ее уже долго, и вот-вот, загнав окончательно, настигнет. Наконец, женщина остановилась, видимо, совершенно обессилев. Она повернулась лицом к толпе, выкрикнув что-то резкое на незнакомом Максу языке. Со всех сторон в нее полетели камни. Люди, смеясь, дергали ее за черные косы, толкали, щипали. Кто-то ударил ее по лицу, и на губах женщины выступила кровь. Гордо подняв голову, она стояла, вызывающе глядя на своих мучителей. Тут из-за соседних домов вылетели пятеро всадников, вооруженных кривыми саблями. Они тоже были черноволосы и смуглы. Гортанно крича, всадники вклинились в толпу, топча людей конями и рубя их направо и налево. Один из них пробился к женщине, и протянул ей руку. Та птицей взлетела на коня и обхватила своего спасителя обеими руками. Пришпорив лошадей, всадники развернулись и поскакали прочь, оставив на мостовой несколько мертвых тел.

Истошно завопили женщины. На их крик прибежали несколько стражников, и попытались успокоить бушевавшую толпу, к которой присоединялись все новые и новые люди. Разъяренные горожане сбили стражников с ног, и устремились в ту сторону, куда скрылись всадники.

– Лев Исаакович, вставайте! - Макс потряс Гольдштейна, - Что-то случилось!

Не дожидаясь ответа, он выскочил в коридор и бегом спустился по лестнице в трактир. Следом за ним вылетел Роки.

– Что происходит? - спросил Макс у хозяина, который торопливо закрывал окна изнутри тяжелыми ставнями.

– Ночью украли еще одну девушку! Горожане громят дома чавахов! - у трактирщика тряслись руки, - Спаси нас, Боже!

– Что же власти города ничего не предпринимают? - вырвалось у Макса.

– Городской голова назначил большую награду за поимку вора! Стража перевернула весь город! Но народ не успокаивается, мужчины города вооружились и расправляются с чавахами сами.

– Пожар! Пожар! - донеслось с улицы.

Макс, несмотря на протесты трактирщика, распахнул дверь и выбежал на улицу. Повсюду сновали возбужденные люди, многие мужчины были вооружены. Откуда-то издали ветер доносил запах дыма.

– Наши чавахов жгут! - радостно оскалившись, прокричал человек в одежде ремесленника.

– Жди беды! - перекрестился другой, - Чавахи теперь кровную месть объявят.

На порог трактира вышла Виктория.

– Надо убираться отсюда, - сказала она, - Помочь мы ничем не можем, а коня нам, конечно, никто уже не продаст.

Макс расплатился с хозяином, быстро уложил свой мешок, подозвал Роки и отправился на конюшню. Он оседлал коней и вывел их на улицу. Все его спутники были в сборе. Макс, как и вчера, отдал мешок с Роки Гольдштейну, а сам помог Ане забраться на Малыша. Отряд двинулся к городским воротам.

Улицы были полны народу. Все орали, визжали, выкрикивали угрозы. Многие были изрядно пьяны. В городе творилось что-то невообразимое. То тут, то там стихийно вспыхивали драки. На одной улице толпа людей избивала черноволосого человека, на другой - несколько всадников - чавахов, оскалившись, сплеча рубили славичей. Проезжая мимо ремесленного квартала, Макс видел, как дюжий бородатый оружейник, настежь распахнув дверь своей мастерской, прокричал:

– Заходи, ребята, вооружайся!

Толпа, радостно зашумев, хлынула в двери, разбирая мечи и копья. Поперек улиц громоздились баррикады, на скорую руку сооруженные из бочек, досок и поленьев. Горели дома, кричали женщины и дети. Городская стража сбивалась с ног, пытаясь восстановить порядок, уговаривая людей вернуться в дома, обещая найти того, кто украл девушек и прилюдно повесить его. По улицам скакали конные отряды стражников, разгоняя взбунтовавшихся горожан. Все было тщетно: их сил явно не хватало, чтобы прекратить бунт.

Макс и его спутники пытались пробиться через этот хаос к городским воротам. Приходилось искать обходные пути, потому что улицы были заполнены дерущимися людьми и перегорожены самодельными укреплениями. Наконец, удалось подобраться к выезду из города. Здесь их ждал неприятный сюрприз: ворота города были наглухо закрыты и охранялись несколькими десятками стражников.

– Приказ городского головы, - невозмутимо отвечали стражники на все вопросы, - Пока бунт не закончится, никого не впускать, никого не выпускать.

Стражи порядка были настроены решительно, и всадники не рискнули им возражать.

– Придется прорываться назад к постоялому двору, - сказала Виктория.

Вслед за ней все развернули коней и двинулись было обратно, когда их настиг резкий окрик:

– Именем императора Славии, приказываю вам остановиться!

К воротам приближался верховой отряд, возглавляемый суровым немолодым воином на вороном коне.

– Кто вы и откуда? - властно произнес он.

– А вы кто? - нахально влезла Милана.

– Я начальник городской стражи. Что вы делаете в нашем городе? - он окинул Викторию пронзительным взглядом.

– Мы путешественники из Торгового города, едем на Север. У вас хотели купить коня, - ответил за всех Гольдштейн.

– Коня? - взгляд начальника стражи стал еще более подозрительным, - Покажите вашу подорожную грамоту.

"Попали!", - подумал Макс, разводя руками в знак того, что грамоты у них нет, - "Сейчас на нас повесят и похищенных девушек, и поджог, и прошлогоднюю засуху!" Будто угадав его мысли, начальник стражи приказал:

– Следуйте за мной!

Сейчас же двое конных стражников подъехали к Максу с двух сторон, взяв его в клещи. Точно так же поступили и с его спутниками. Конвоируемые таким образом, они прискакали к мрачному серому зданию. Там им приказали спешиться, и повели внутрь. Здание оказалось городской тюрьмой. Макса и его спутников повели по длинному вонючему коридору, мимо бесконечного ряда тяжелых дубовых дверей с решетчатыми окошками. Наконец, конвоиры остановились возле одной из них, и втолкнули арестованных в тесную сырую камеру. Дверь со скрипом захлопнулась, оставив их в душном полумраке. Раздался скрежет ключа, поворачиваемого в замочной скважине.

– Выпустите меня! - забарабанила в дверь кулачками Милана, - У меня клаустрофобия! Я буду жаловаться в Комитет по правам человека!

Виктория, присев на корточки и прислонившись спиной к стене, невозмутимо ответила:

– Это бесполезно. В городе беспорядки, и наверняка тюрьма переполнена. Они хватают всех, кто выглядит подозрительно. Надо ждать. Это все, что нам остается.

Макс мысленно поблагодарил начальника стражи за то, что тот не отобрал их вещи. Иначе его бы разлучили с Роки. Сейчас пес высунулся из мешка, оценил обстановку, и тут же нырнул обратно, пробормотав:

– Разбуди, когда все закончится.

Потянулись томительные минуты ожидания. Они складывались в часы, которым Макс уже потерял счет. Ничего не происходило. В стене высоко под потолком было крохотное окошко, забранное толстой решеткой. Сквозь него в камеру проникал робкий лучик света, разбавляя темноту. Он становился все незаметней, и незаметней, и Макс понял, что наступает вечер. Он гадал, когда же их выпустят отсюда, или хотя бы допросят, и гнал мысль о том, что заключение может продлиться несколько дней, а может…

Вдруг в скважине завизжал, поворачиваясь, ключ. Все вскочили, с надеждой глядя на открывающуюся дверь. В камеру втолкнули молодого парня. В наступающих сумерках можно было разглядеть, что это не славич. Черные волосы и резкие черты лица выдавали чаваха.

– Безобразие! Нам и так тесно! - завопила Милана, - Уберите его!

– Потерпишь, красавица! - издевательски рассмеялся стражник, - Все камеры переполнены бунтарями. Скажи спасибо, что я подсадил вам всего одного. Кстати, берегись: это он похищал девушек! Думаю, завтра его повесят на главной площади.

Дверь захлопнулась, и раздались гулкие удаляющиеся шаги. Пленник забился в угол и затравленно озирался. Его лицо было разбито в кровь, одежда разорвана. Макс подумал, что парню крупно повезло: городская стража нашла его раньше, чем озверевшие горожане.

– Давайте перекусим, - предложил никогда не теряющий аппетита Гольдштейн, развязывая свой мешок.

Он достал оттуда лепешку, запасливо захваченную им в трактире, и разделил ее поровну, последний кусочек протянув чаваху.

– Зачем ты кормишь убийцу? - презрительно сощурилась Виктория.

Чавах, услышав в голосе девушки неприязненные нотки, уронил кусок, вжал голову в плечи и закрыл лицо руками. Макс возмутился: он всегда считал, что жестоко добивать лежачего. Да и не похож был этот молодой измученный парнишка на кровавого убийцу и похитителя.

– Презумпцию невиновности еще никто не отменял, - сердито сказал он, подошел к парню, отвел его руки от лица и протянул ему лепешку.

Парень робко взял протянутый ему кусок и сжал его в руке. Макс отстегнул от пояса флягу и сунул ему во вторую руку:

– Попей. Это вода.

Чавах жадно сделал несколько глотков, вернул флягу Максу, и неожиданно произнес:

– Это нэ я. Я дэвушек нэ трогал!

– Но ведь тебя видели, когда ты их похищал! - возмутилась Виктория.

– Видэли, - потупился юноша, - Всэ видэли. Нэ я это был! Я нэ виноват. Мой семья убит тэпэрь, отец убит, мать убит. Зачэм? Аллах клянусь, нэ виноват я!

– Он говорит правду, - неожиданно прошептала Аня Максу на ухо, - Я чувствую его страх и боль. Но в нем нет ни капли злости. И лживости тоже.

– У меня нэвэста эсть! - расплакался парень, - Фарида!

– А тебя как зовут? - спросил Макс, чтобы хоть чем-то его отвлечь.

– Эльхан! - чавах немного успокоился и уселся на грязный пол.

Гольдштейн, все это время внимательно слушавший, вдруг протянул Эльхану руку. Тот испуганно отпрянул.

– Не бойся, я ничего тебе не сделаю, просто дай мне до тебя дотронуться, - властно проговорил Лев Исаакович.

– Вы думаете, что-нибудь получится? - с сомнением проговорил Макс, вспомнив, что не далее как вчера Гольдштейн не смог увидеть, что их ждет.

– Прошлое увидеть легче, ведь оно уже произошло, - туманно пояснил Гольдштейн, - К тому же, я ночью хорошо отдохнул.

Он прикрыл глаза и прикоснулся к руке Эльхана. Некоторое время он как будто прислушивался к чему-то, потом медленно заговорил:

– Ты выходишь ночью из своего дома. Седлаешь коня. Скачешь в квартал ремесленников. Влезаешь в окно. На кровати спит девушка. Ты хватаешь ее. Она кричит. Ты связываешь ее веревкой. Вылезаешь в окно. Взваливаешь девушку на коня. Вскакиваешь сам.

– Нэ правда! - взвизгнул Эльхан, - Нэт!

– Где ты их держишь? - подскочила Виктория.

Открыв глаза, Гольдштейн задумчиво посмотрел на юношу и сказал:

– А ведь действительно неправда. Ты не дал мне договорить, Эльхан.

Лев Исаакович поднял руки над головой чаваха и принялся проделывать плавные пассы, время от времени как будто стряхивая что-то невидимое с кончиков пальцев. Наконец, медленно проговорил:

– Он ничего не помнит. Кто-то хорошо поработал с его памятью.

– Что это значит? Его что, зазомбировали? - уточнил Макс.

– Что-то вроде. Может, это порча, или действие дурманящей травы. В любом случае, все, что он сделал, совершалось им в беспамятстве, под воздействием чужой воли.

Эльхан отполз в угол темницы и жутко завыл. Этот звук, протяжный и безнадежный, полный безысходной звериной тоски, заставил Макса болезненно передернуться. В этот момент дверь камеры снова со скрипом открылась, пропуская внутрь богато одетого, высокого дородного господина лет пятидесяти, в сопровождении уже знакомого Максу начальника городской стражи. По тому, как почтительно старый вояка обращался к вошедшему, стало понятно, что это, несомненно, очень знатный и влиятельный человек.

– Вот он, Антон Матвеевич, - начальник стражи сделал знак двум тюремщикам, маячившим сзади, те подхватили сжавшегося в комок Эльхана и под руки подвели его ближе к сановному посетителю.

Антон Матвеевич внимательно всмотрелся в лицо парня, и сморщился, будто от зубной боли.

– Объявить народу о том, что похититель схвачен, - брезгливо процедил он, - Подготовить помост для публичного повешения.

Он перевел взгляд, в котором все еще читалось отвращение, на остальных арестованных, и его лицо постепенно разгладилось, а глаза расширились от удивления.

– Что это за прелестное дитя? - спросил Антон Матвеевич, указывая на Аню, скромно стоявшую рядом с Максом.

– Арестованы как подозрительные, господин Городской голова, - бодро отрапортовал начальник стражи, - При них не оказалось подорожной.

– Позвольте объяснить, - выступил вперед Гольдштейн, - Мы - путешественники, едем из Торгового города…

Вдруг лицо Городского головы приобрело совсем уж изумленное выражение. Не слушая объяснений, он неотрывно смотрел на теплое свечение, излучаемое Янтарем на пальце Льва Исааковича. Затем Антон Матвеевич внимательно оглядел Макса, остановив взгляд на его перстне, окинул взглядом девушек, и тоном, не терпящим возражений, приказал:

– Немедленно доставить в мой дом! Сопроводить со всем возможным почтением! - и, уже обращаясь к Гольдштейну, мягко продолжил:

– Прошу принять мои извинения. Видите ли, стремясь прекратить бунт, мои подчиненные совершили непростительную ошибку. Я сделаю все возможное, чтобы постараться сгладить те неприятные впечатления, которые вы получили от пребывания в нашем городе. А сейчас еще раз покорнейше прошу меня простить: вынужден откланяться, встретимся за ужином.

Произнеся этот витиеватый спич, Антон Матвеевич резко развернулся и стремительно вышел, бросив на начальника охраны уничтожающий взгляд. Тот принялся выполнять приказ начальства, причем делал это с таким рвением, что уже через полчаса Макс и его спутники, верхом на своих конях, в сопровождении вооруженной охраны, прибыли к дому городского головы.

Резные ворота медленно отворились, и всадники въехали на широкий двор, пестрящий вычурными клумбами и окруженный фигурно подстриженными кустами, изображающими различных животных. Тут же подскочивший конюх и увел лошадей на конюшню, заверив, что: "Все будет в лучшем виде, не извольте беспокоиться!", а сами гости вслед за вежливым вышколенным лакеем проследовали в изукрашенный завитушками и сияющий яркими огнями дом.

Внутри дома все было так же пышно и роскошно, как и снаружи. Вслед за широкой прихожей открылся большой зал, очевидно, рассчитанный на большое количество гостей. Под потолком, щедро украшенным лепниной в виде резвящихся толстозадых амурчиков, горело множество свеч огромной хрустальной люстры, отражаясь в начищенном до блеска скользком паркете. Вдоль стен, обитых шелком, стояли многочисленные бархатные диванчики, тахты, банкетки, козетки - в общем, Макс не знал точно, как называется все это мебельное великолепие.

– Добро пожаловать, господа! - раздался тихий вкрадчивый голос.

На широкой, покрытой красной ковровой дорожкой и обрамленной резными отполированными до сияния перилами лестнице, ведущей на второй этаж, стоял широкоплечий, среднего роста молодой человек, одетый скромно и неброско. Его темные волосы были причесаны тщательно, волосок к волоску, карие блестящие глаза взирали на вошедших доброжелательно и спокойно.

– Позвольте отрекомендоваться: помощник городского головы, Александр Александрович Волков, - представился он.

После процедуры знакомства, превращенной Волковым в сложную светскую церемонию, всем было предложено занять отведенные им комнаты и привести себя в порядок перед ужином. Волков, выражая сочувствие и рассыпаясь в извинениях по поводу их ошибочного заключения под стражу, сообщил, что городской голова будет ждать гостей к ужину через час.

Макс вошел в приготовленную для него просторную комнату, и первое, что он увидел - большое фарфоровое корыто с теплой водой, стоящее посередине. На краю его стояли бутылочки, наполненные чем-то благоухающим, очевидно, здешними средствами для мытья. К корыту прилагалась хорошенькая разбитная служанка, которая весьма навязчиво предлагала свою помощь. С трудом выпроводив девушку, Макс вытряхнул Роки из мешка на пушистый ковер, а сам полез мыться.

Освежившись и одевшись в непривычно роскошную одежду, разложенную на кровати, Макс в сопровождении пса спустился вниз, в уже знакомый ему роскошный зал.

– В столовую пожалуйте, - подобострастно поклонился подбежавший лакей.

В светлой уютной комнате за богато накрытым столом он увидел своих друзей. Он отметил, что все они, как и он, переоделись в пышные наряды. Особенно очаровательно выглядели девушки, на которых были странного фасона шелковые платья. Милана украсила себя сапфирами, которые когда-то подарил ей шейх Али-Махмуд. Во главе стола важно восседал Городской голова, по правую руку которого сидел уже знакомый молодой человек, а по левую - красивая молодая черноволосая женщина в скромном платье из серого бархата, подчеркивающем сияющую белизну ее нежной кожи. Макс опустился на свободное место. Антон Матвеевич поднял серебряный бокал и произнес:

– Я бесконечно счастлив, господа, приветствовать вас в своем доме. Мне, как всякому образованному человеку, известно о пророчестве и людях, призванных его осуществить. Вы можете рассчитывать на любую мою помощь.

– Если вы хотите помочь нам, освободите Эльхана! - вдруг горячо проговорила Аня, подавшись вперед, - Он ни в чем не виноват!

Антон Матвеевич нахмурился:

– Его вина доказана! Его видели, когда он похищал девушку! Завтра убийца будет казнен, и тогда бунт, надеюсь, прекратиться. Народ должен знать, что власть имущие заботятся о его благе.

Он перевел взгляд на молодую женщину, сидящую рядом с ним, и нежно произнес:

– Вот видишь, Глафира, чавахи - дикий жестокий народ. А ты так заботилась о них, каждый день ездила в их поселение, возила им еду и лекарства. Страшно подумать, какая опасность тебе могла угрожать!

– Глафира Семеновна - ангел, чистый ангел! - восторженно подхватил Волков, бросая на женщину преданный взгляд.

– Ах, господа, позвольте вам представить мою жену, Глафиру Семеновну, - спохватился Городской голова, - Глафира Семеновна не только красива и добра, но еще и очень образованна. Она много читает, изучает древнюю историю. А еще, не угодно ли на спиритический сеанс? Моя жена увлекается вызыванием духов!

– Полно, милый, - смутилась Глафира Семеновна, - Кому это интересно?

Макс удивился: скорее уж, он мог подумать, что молодая красавица - дочь Антона Матвеевича. На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Впрочем, Глафира Семеновна вела себя так скромно и вместе с тем величественно, что выглядела достойной супругой главы города. В ней не было ни капли девичьего кокетства, ее глаза все время были опущены долу, все движения - плавны и спокойны.

Его размышления были прерваны Гольдштейном, который взялся объяснять, почему считает Эльхана невиновным. Голова внимательно выслушал его и сказал:

– Я верю вам, к тому же чавах даже под пытками не признается в похищении и говорит, что не знает, где спрятаны девушки. Но поймите: пока виновный не будет публично наказан, народ не успокоится. А его видели многие. Как вы объясните людям, что на юноше была порча? Кто вам поверит? Если власти города не найдут убийцу, горожане взбунтуются и против них. Город ждет безвластие!

Никакие уговоры не заставили Антона Матвеевича отложить казнь несчастного. Он предлагал путешественникам любую помощь и поддержку, но пощадить чаваха так и не согласился. Отчаявшись его переубедить, все отправились по своим комнатам, уставшие и расстроенные.

Макс вошел в свою роскошную спальню, и, не раздеваясь, улегся на пышное, заваленное пуховыми подушками ложе, обняв тяжело сопящего объевшегося пса. Он прикрыл глаза и попытался придумать, как найти истинного виновника похищения девушек. Почему-то ему казалось, что все происходящее как-то связано с Черной Королевой и вторжением во Вторую грань полчища нежити.