"Книга Лунной Ночи" - читать интересную книгу автора (Дуэйн Диана)

ГЛАВА 12

Они все шли и шли, вниз и вниз, и воздух постепенно становился холоднее и холоднее. Рхиоу чувствовала, что все более смутно воспринимает окружающее: бесконечные длинные лестницы, темные туннели и галереи казались совершенно неразличимыми. Всплеск адреналина – следствие схватки – сошел на нет, оставив после себя ощущение тяжелой усталости; в этом состоянии любое движение требовало гораздо больше энергии, чем обычно. Свет в этих проходах был редкой роскошью, за исключением тех моментов, когда путники оказывались вблизи центральной пещеры. Иф по-прежнему вел их глубже и глубже по проходам, высеченным в мертвой скале.

Пожалуй, «мертвой» – неудачное выражение, – подумала Рхиоу: ее снова стало мучить ощущение, будто камень следит за ними, прислушивается к каждому слову; ей стало мерещиться, будто они оказались в огромном темном легком, и стены туннеля то сдвигаются, когда гора делает выдох, то расширяются при вдохе.

Периодически дорога приводила их к краю пропасти, в которой располагался город ящеров. В этих местах приходилось идти с особой осторожностью; Иф начинал красться вдоль стены, как кошка, – делал шаг, замирал, прислушивался, делал другой шаг… иногда поспешно нырял обратно в темноту, увлекая за собой остальных, когда впереди показывалась группа о чем-то переговаривающихся между собой рептилий. Иногда узкое окно в стене позволяло заглянуть в главную пещеру, но Рхиоу через некоторое время обнаружила, что такая возможность в меньшей мере облегчает причиняемые клаустрофобией страдания, чем раньше: Здания, устрашающие скульптуры, сам размер города начали угнетать ее дух. Рхиоу приходилось слышать, что в недавние времена среди эххифов находились те, кто прибегал именно к такому способу воздействия на психику: огромные мрачные здания должны были заставить человека чувствовать себя маленьким и бессильным, винтиком огромной машины, а не свободным существом, наслаждающимся простором и светом Ока Рхоуа.

Ах, солнышко, – подумала Рхиоу, – чего бы я сейчас ни отдала за то, чтобы увидеть его! Настоящее солнце, настоящий воздух – даже воздух Нью-Йорка, такой же полный гари, как любимые гамбургеры Урруаха…

Однако надежды на такое сейчас не было… может быть, и никогда больше не будет. Все жизненные силы Рхиоу, казалось, постепенно тонут в темноте, лишь изредка пронизываемой отблесками далекого огня на дне пропасти. Воспоминания о городских улицах, рассветах и закатах, автомобильных гудках, шелесте ветра в деревьях Центрального парка – все это медленно растворялось в неподвижном черном воздухе, в гудении и шипении голосов сотен тысяч ящеров.

Может быть, их миллионы… – думала Рхиоу.

По мере того как они ужасно медленно приближались к огню, пылающему на дне мира, холод парадоксальным образом усиливался; кошки еще не видели облачка выдыхаемого пара, но скоро должны были увидеть, решила Рхиоу. Ее передернуло: холод она ненавидела, но еще больше сейчас ненавидела того, чьим олицетворением он был и кто ждал их на дне пропасти.

– Эти длинные переходы… – устало сказала Сааш, поравнявшись с Рхиоу. – До чего же они выматывают! Помнишь, как было на Марсе?

– Ох, не надо! – пробормотала Рхиоу. Еще в начале своего сотрудничества им с Сааш пришлось спасать альпинистов с Андоррина; те преодолели сотни тысяч световых лет и проникли в другую геологическую эпоху, чтобы взойти на вершину марсианской горы Олимп – не теперешней безобидной горы, а еще только образующейся… Чтобы спасти альпинистов, понадобилось прибегнуть к сдвигу времени, расплачиваться за который пришлось Рхиоу и Сааш. Долгий путь сквозь бесконечные пещеры в поисках злополучных андорринцев, раскаленная лава, да еще и раздраженный визг руководителя альпинистов, когда всю группу эвакуировали за мгновение до того, как титанический взрыв снес вершину горы, превратив ее в кратер вулкана – самый большой не только в Солнечной системе, но и во всех известных мирах… После дней, проведенных в темноте пещер, после выслеживания потерявшихся по запаху, не услышав ни слова благодарности за спасение ни из одного из многочисленных ртов андорринцев, Рхиоу пришла к выводу, что магию и построенные на ней технологии должны использовать лишь лицензированные профессионалы. Однако во вселенной всегда имелось множество мест, где, по словам одного талантливого и восприимчивого эххифа, наука и магия стали неотличимы друг от друга, – главным образом потому, что рассматриваются как различные части одного и того же спектра силы, и их одинаково используют виды, для которых магия не большая тайна, чем электричество или ядерный распад.

Рхиоу взглянула в сторону Арху, ожидая услышать от него что-нибудь вроде «Так вы бывали на Марсе?», – но никакой реакции не последовало. Арху и Иф все еще шли рядом, погруженные в беседу. Искушение подслушать их разговор было почти непреодолимым. Двое магов, проходящих испытание, причем один из них – почти наверняка первый маг среди особей своего вида… Так что же между ними происходит? Догадаться невозможно, хотя телесный язык по-прежнему не свидетельствует о потеплении отношений. Сознания, занятые спором, могли принадлежать магам, членам одного и того же братства, но тела оставались телами кошки и змеи, совершенно друг-другу не доверяющих. Шерсть Арху стояла дыбом, лапы были напряжены; казалось, он хотел бы оказаться где угодно, только не рядом с ящером. Что же касается Ифа… Рхиоу не настолько разбиралась в мимике рептилий, чтобы судить, однако одно было несомненно: его тело старалось держаться подальше от Арху, хотя голова и была повернута в сторону собеседника. Впечатление, мягко говоря, было неоднозначным… Сааш тоже смотрела на Арху и Ифа. Через некоторое время она взглянула на Рхиоу и беззвучно произнесла:

– Мы все погибнем здесь, верно? Не только я.

– Нет, – ответила Рхиоу, – я бы так не сказала. – Странно: если бы речь шла только о ней, она почти приветствовала бы подобный исход…

Нет, неправда, – подумала Рхиоу, – такой возможности ведь на самом деле нет, мы же действуем в связке, «скованы одной цепью», как сказали бы эххифы. Мы же всегда знали: то, что случится здесь с одним из нас, случится со всеми остальными. – Она посмеялась бы над собой, если бы не чувствовала себя такой безжизненной внутри. – А я еще переживала, что у меня осталось на одну жизнь меньше! Нам вскоре придется заплатить гораздо дороже.

Урруах, который шел теперь рядом с Рхиоу и Сааш, задумчиво помахал хвостом, глядя на Арху и Ифа.

– Он не стал есть, – мысленно сказал он кошкам.

– Не стал. Очень любопытно… И он без большого увлечения говорил об этом своем Великом – совсем не так, как тот ящер, которого мы слышали в круглой пещере, – ответила Рхиоу.

Сааш с сомнением покачала головой.

– Те динозавры, что наблюдали за его работой, тоже не визжали от восторга… Они самостоятельные личности, Рхи, и вовсе не каждый обязательно энтузиаст того, что здесь происходит.

– Ну да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Просто… просто трудно думать об Ифе, как об одном из нас. Но это так и есть – иначе он не дал бы клятвы. И он явно очень встревожен.

Некоторое время кошки шли в молчании. Рхиоу все еще с беспокойством обдумывала, что может означать странный тон Ифа.

Милосердная Иау, – мысленно вздохнула она, – я так устала…

– Иф! – внезапно обратилась она к ящеру.

Тот оглянулся, словно удивленный тем, что кто-то, кроме Арху, заговаривает с ним.

– Нам сюда, – сказал он. – Идти еще долго.

– Я не об этом хотела с тобой поговорить, – ответила Рхиоу и оглянулась на остальных. – Давайте остановимся и немного отдохнем. Я хотела бы привести себя в порядок: оставлять пахучий след небезопасно. Да и всем нам не повредит передышка.

– Я уже давно жду, когда же ты это предложишь, – мысленно сказал Урруах, огляделся и растянулся на полу прямо там, где стоял. – Не у всех твой железный организм.

– Ну так и не все мы постоянно набиваем живот всякой дрянью из «Макдоналдса». Тебе следует как-нибудь попробовать кошачий корм. Я знаю очень полезную диетическую разновидность…

Урруах очень красочно описал то, что Рхиоу может сделать с диетическим кошачьим кормом. Рхиоу слегка улыбнулась, хотя и сочла, что осуществление идеи Урруаха едва ли даст длительный гастрономический эффект, потом повернулась к Ифу, который опустился на пол рядом с Арху. Арху внимательно посмотрел в обе стороны, прислушался, потом принялся спокойно умываться.

– Арху, – поинтересовалась Рхиоу, – кто-нибудь приближается?

– Некоторое время все будет спокойно, – ответил тот, не отрываясь от приведения в порядок своей белой грудки, которая после схватки стала розовой.

– Хорошо. – Рхиоу снова повернулась к Ифу: – Ты ведь голоден, верно?

– Да, – после паузы ответил Иф.

– Так почему ты не ел, когда была возможность?

Последовала долгая пауза. Арху замер, внимательно взглянув на Ифа, потом снова стал лизать лапу.

– Потому что никто меня не заставлял, – сказал Иф. – Рабочим особям не очень часто дают пищу… но уж когда дают, есть они должны. Тех, кто не хочет, заставляют… или убивают. Воинов тоже заставляют или убивают. Тот, кто отказывается есть, хотя выполняет свою работу, какова бы она ни была, сам становится пищей.

– И тебя должны были…

На этот раз пауза было очень, очень долгой.

– Я подумал, – так тихо, что его трудно было расслышать, сказал Иф, – и понял, что не хочу быть пищей. – Он умолк и виновато огляделся; казалось, он боится, что его подслушают: такие взгляды явно были еретическими. – Я решил, что должен быть какой-то другой путь, который позволил бы нам выжить. Однако всякий, кто заговаривал о таком, объявлялся безумцем… и немедленно приносился в жертву. Все говорили: «Мясо вкуснее, когда ум заходит за разум»… и смеялись за едой.

Рхиоу взглянула на Сааш, которую передернуло, и на Урруаха, который просто поморщился.

– Однако я хотел жить собственной жизнью, – продолжал Иф, – а не просто стать мясом в желудке воина. – Еще один взгляд вокруг, боязливый и виноватый. Рхиоу в смущении отвела глаза. – Я долго молчал… и искал способ выбраться из глубин, найти путь, который не был бы запрещен. Но таких путей нет: все проходы теперь охраняются или замурованы. Наконец я решил, что уж лучше пойду к Огню и брошусь в него, лишь бы не становиться пищей. Я так и собирался сделать… дорогу я знал: многие из нас ходят смотреть на Огонь, Не смея приблизиться к нему… А потом со мной заговорил голос.

– Все проходы охраняются… – протянул Урруах. – Как же тебе удалось тогда выбраться?

– Я… – Иф запнулся. – Я шагнул… между… Я прошел…

– Ты сделал «шаг вбок», – вмешался Арху и продемонстрировал это, хотя и с некоторыми трудностями.

Иф изумленно разинул пасть, потом сказал:

– Даже здесь это трудно.

Он сосредоточился и тоже сделал «шаг вбок»; как часто бывает с начинающими, его глаза исчезли последними и еще какое-то время висели в воздухе. Зрелище могло бы свести с ума любого непосвященного. Иф, тяжело дыша, снова обрел видимость и сложил лапы на груди – такой жест, по-видимому, у ящеров выражал удовлетворение.

– Да, в глубинах это трудно, – согласилась Рхиоу. – Дело в близости Огня и других, меньших потоков энергии – они влияют на гиперструны. Когда мы спустимся еще ниже, «шаг вбок» и вовсе станет невозможным.

– Но мне удалось, – сказал Иф, с подозрением глядя на Рхиоу. – Я работаю на нижнем уровне: прислуживаю воинам, которые живут несколькими этажами выше Огня. Чтобы уйти, я должен был миновать стражу, охраняющую все выходы из глубин. Было… было трудно и больно…

– Эффект яйцерезки, – пробормотал Урруах. – Уж мы то с ним хорошо знакомы. Но все-таки тебе удалось сбежать.

– Я прошел мимо многих стражей, – искоса взглянув на Урруаха, сказал Иф. – Ни один из них меня не увидел. Наконец я выбрался сюда, где не бывает никто, кроме рабочих в сопровождении охраны. Несколько отрядов прошло мимо меня. Я пошел туда, где голос велел мне ждать… и появились вы.

– Надо же, – фыркнул Урруах. – Он может делать «шаг вбок» там, где не можем мы. Большая нам от этого польза!

– Такое возможно, – тихо сказала Рхиоу. – Нечего зубоскалить.

Если бы доказательство еще было нужно, мы его получили, – подумала она. – Ящер-маг…

Сааш перевела взгляд с Ифа на Рхиоу.

– Ты думаешь, это он виноват в случившемся с воротами? – мысленно спросила она. – Такого не может быть, Рхи! Иф же совсем ничего не знает. Он сейчас имеет такое же представление о магии, как Арху, когда мы его еще только нашли.

– Если считать, что подобное возможно, – буркнул Урруах.

– Нет, – сказала Рхиоу, – проблема не в Ифе. Мне нужно узнать побольше об этом «Великом».

– А мне нет, – пожала плечами Сааш. – Не сомневаюсь: я точно знаю, кто это.

– Я тоже, – зарычал Урруах.

– Я не была бы на вашем месте так уж уверена, – возразила Рхиоу. – Предвзятость может сослужить нам плохую службу. В конце концов разве не были мы убеждены, что магов-ящеров не бывает? А теперь видите…

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросил Иф.

Рхиоу вздохнула: она не имела об этом ни малейшего представления. Усталость все больше давила на нее с каждой секундой.

– Послушайте, – обратилась она к своей команде, – если мы просидим здесь и проговорим еще какое-то время, то начнем засыпать. У меня по крайней мере глаза слипаются. Арху, ты уверен, что пока нам ничего не грозит?

Взгляд Арху устремился в пустоту.

– Часа два у нас есть.

– Тогда мы немного поспим, – решила Рхиоу, – а уж потом попробуем разобраться, что делать.

– Кто останется на страже? – спросила Сааш, растянувшись на полу с выражением несказанного облегчения, даже не почесавшись. Рхиоу с жалостью взглянула на подругу: Сааш на самом деле не была приспособлена к подобному напряжению.

– Я, – вызвался Урруах. – Я в хорошей форме… и не голоден, в отличие от некоторых. – Он многозначительно посмотрел на Ифа и сел, прислонившись к стене и глядя в глубь темной галереи.

Рхиоу улеглась и попыталась расслабиться.

Что ж, отдых, если и не сон, – подумала она, хотя вероятным не казалось ни то, ни другое. Мысли ее все так же не могли вырваться из замкнутого круга, куда она загнала их, лишь бы не видеть перед собой Хухи… Откуда-то сбоку уже доносилось легкое похрапывание Сааш. – Ей всегда бывает легко заснуть, – с завистью подумала Рхиоу. – Все свои тревоги и неврозы она оставляет на время бодрствования. Хотела бы я быть способной на такое.

Легкое похрапывание Сааш не заглушало голосов Арху и Ифа, которые иногда чуть ли не переходили на крик.

– Я тоже был все время голодным, – говорил Арху. – До тех пор, пока не повстречал их. Тогда дела пошли лучше. Они дали мне буженины.

– Только этого нам и не хватало, – проворчал Урруах. – Динозавр, мечтающий о буженине…

– Не думай, будто я не слышу, как бурчит у тебя в животе, – мысленно сказала ему Рхиоу. – Ты накинулся бы на буженину так же жадно, как и он, и через пять минут рассказывал бы, где лучший вестсайдский ресторан.

– Послушайте, вы двое, – обратился Урруах к Арху и Ифу. – Половина ящериц этого мира накинется на нас, если вы не замолчите. Прошу прощения, Иф, я не хотел тебя обидеть.

Арху и Иф не обратили на него внимания. Урруаху пришлось еще несколько раз на них прикрикнуть, и наконец Арху уселся и стал пристально смотреть на Ифа, вероятно, пытаясь обучить того умственной речи. Рхиоу пожелала ему удачи, опустила голову на камень пола и попыталась уснуть.

Однако сон не шел. Рхиоу продолжала слышать внутренний голос, повторявший то одну, то другую фразу из клятвы мага-ящера… «Огонь горит в сердце, и Огонь и есть сердце. Ради этого Огня любой огонь для меня священен. И буду я вечно шевелить когтем угасающие угли…» Рхиоу повернулась на другой бок и вздохнула.

Действительно, очень похоже на нашу пословицу. И язык напоминает язык «Гимна May» u «Первой песни», – думала она. Все слова, обозначающие огонь и пламя, имели корнем айлуринское «аув» – «энергия»; это слово вошло в Речь как специальный термин.

Но с какой стати этому малышу использовать наш язык?

Для любого вида клятва всегда имеет тот вид, в котором ее произносили прародители сразу после того, как сделали выбор между добром и злом. Клятва запечатлевается в костях и крови, так что потомки – маги этого вида никогда не могут ее забыть; и еще: клятва всегда соответствует образу жизни вида.

Даже не знакомые с магией особи знают части клятвы в той или иной форме, часто приобретающей религиозный или философский характер.

Рхиоу насмешливо улыбнулась сама себе.

Почему я называю его малышом? Кто знает, сколько ему лет? – У Рхиоу сложилось смутное впечатление, что Иф еще не вышел из детского возраста, но разве известно, сколько времени ящеры остаются детьми? – Считается, правда, что у некоторых видов динозавров матери выхаживают своих вылупившихся из яиц малышей несколько лет. Ффайрх всегда говорил, что лучшие маги получаются из представителей тех видов, у которых в общей длительности жизни пропорция детства велика.

И все равно я ничего не понимаю. При чем тут айлуринский язык?

Рхиоу перевернулась на другой бок. Загадка не давала ей покоя. Связи между кошачьим миром и миром ящеров были очень древними, а их отношения выражались одним словом: вражда. Великий Кот с мечом в лапе, Саррахх Свирепая, вонзившая клыки в шею Змеи… Теперь же Рхиоу испытывала сомнение.

Нет ли еще чего-то в отношениях между двумя видами? Чего-то, что было утрачено со временем? Может быть, в давние времена мы сосуществовали на Земле?

Но как такое возможно? Ящеры исчезли задолго до того, как появились даже самые древние формы кошачьих, и уж тем более до того, как они стали разумны.

Впрочем, время – опасно изменчивый фактор, и маги давно знают, что не следует априори считать любые два события не связанными между собой. Структура времени так же полна дыр, сдвигов и неожиданных причинно-следственных связей, как структура пространства – струн, гиперструн и туннелей…

– Но почему нет? – неожиданно спросил вслух Арху.

– Я вижу, как ты смотришь на меня.

– Конечно, я на тебя смотрю…

– Да нет, не так. Другим зрением.

Рхиоу удивленно насторожила уши.

– Ну и что тут плохого?

– Ты слишком много видишь. Ты заставляешь меня видеть… вас. – Не было сомнения: в голосе Ифа звучал панический страх. – Ваш вид.

– Ты струсил? – Голос Арху перешел в крик.

– Я не хочу этого видеть, – ответил Иф. – Много всего… боль моего народа, моя боль – с меня этого достаточно. Если добавится еще и ваша боль…

– Я же вам сказал: разговаривайте мысленно, – рявкнул Урруах. – Иначе мне придется надавать вам подзатыльников. Поняли?

Арху и Иф – черно-белая пантера весом в полтонны и полуторатонный пятнистый ящер – разом обернулись к Урруаху; потом одинаково закатили глаза, как подростки, которым надоедают своими поучениями взрослые, и снова пристально уставились друг на друга.

Рхиоу вздохнула и снова растянулась на полу, с усмешкой вспомнив, как только накануне Арху говорил: «Я ничего не хочу о них знать – будет только труднее их убивать, когда придет время».

Ну вот, теперь ты сам выслушиваешь подобное. Что ж, тебе полезно посмотреть на вещи с его точки зрения. Это и всем нам будет полезно, если Иф расскажет о себе побольше.

Рхиоу вернулась к своим прерванным размышлениям. Сделанный в древности ящерами выбор… все ли там было так просто, как говорила Шепчущая? Не однозначный выбор между добром и злом, между послушанием и непослушанием Вечным Силам, а что-то более сложное: возможно, мнения разделились. В пророчествах и мифах многих видов постоянно фигурируют драконы и змеи…

Может быть, тогда, делая выбор, – думала Рхиоу, – они заглядывали вперед и видели различные варианты своего будущего?

Наверняка им являлись видения долгой зимы, вызванной падением метеорита; Вечные Силы, заглянув в будущее, знали о неизбежных следствиях вмешательства Одинокой Силы в жизнь ящеров и представили себе по крайней мере два наиболее вероятных пути развития. Одним из них стала судьба рептилий в мире Рхиоу: почти все виды вымерли, уцелели лишь немногие наиболее приспособленные ценой забвения своего прежнего величия и превращения в животных, жалкую тень могучих динозавров… Другой сценарий заставил ящеров отступить в темноту пещер, чтобы выжить; они сохранили память о том, кем когда-то были, и вечное желание вернуть себе утраченное, они возненавидели свое теперешнее состояние и выбор, к которому их когда-то принудили…

Быть может, – думала Рхиоу, – рептилиям в нашем мире выпал лучший жребий. Лучше быть животным, чем жить такой жизнью.

Но это же не был мой выбор. Выбор сделали они, они в результате и страдают. Жаль, конечно, что нельзя отказаться от выбора после пробы, сказать Вечным Силам: «Простите нас, мы поддались на уловку Одинокой Силы, выбор оказался неудачным, дайте нам еще один шанс».

После этой случайной мысли в уме Рхиоу воцарилась такая звенящая тишина, что Рхиоу насторожилась: состояние было ей знакомо, таким способом Шепчущая намекала, что Рхиоу набрела на нечто важное.

Когда Рхиоу еще раз вернулась к тому, о чем только что думала, глаза ее широко раскрылись.

Выбор, предложенный прародителям Мудрых… могли оказаться в нем изъян? Могли ли какие-то условия остаться невыполненными?

Просто смешно! Кто когда-нибудь слышал о неправомочном выборе? Всегда одна и та же схема: появляется Одинокая Сила, говорит: «Хотите ли вы жить так, как предписали вам Вечные Силы, или рискнете вступить на другой путь, который может дать вам больше?» И вы рискуете и проигрываете… или отказываетесь.

И тут Рхиоу затаила дыхание.

Выбор, который сделали ящеры, был и в самом деле неправомочен: среди них не было магов. А маги обязательно должны были участвовать в принятии решения: для того чтобы выбор обрел законную силу, его должны были совершить представители вида, обладающие всеми доступными виду возможностями, как естественными, так и сверхъестественными.

Нет… – Рхиоу невидящим взглядом смотрела на камень между собственных лап. – Нет. Выбор вида – это его дело.

Так ли?

Если вид связан с каким-то другим… должен ли этот другой вид принимать участие в принятии решения?

А клятва, которую произнес Иф, содержала в себе слова айлуринского языка…

Вывод, к которому эти рассуждения привели Рхиоу, потряс ее. Народ всегда существовал сам по себе. Кошки всегда были совершенно независимы. Чтобы в сделанном ими выборе участвовал кто-то еще, казалось совершенно немыслимым, – это был бы вызов их суверенитету. А чтобы они играли вспомогательную роль в выборе какого-то другого вида…

Нет, это просто невыносимо!

Однако холодный ком в животе Рхиоу не таял, и когда она с обреченностью обратилась к Шепчущей, та подтвердила, что такое вполне возможно.

Если выбор не был завершен законным образом тогда, он может быть завершен сейчас. Благодаря присутствию ящера-мага… и тех, кому предназначено ему помочь… судя по языку клятвы, его помощники, те, кто заменит его собственный народ… это мы!

Рхиоу скорчилась на полу, потом выругалась, потом обратилась к высшей инстанции, минуя Шепчущую:

– Иау, почему ты взвалила на меня такую тяжесть?

– Вы были там, – ответ был немедленным и определенным, так что невозможно было усомниться в его авторстве. – Или точнее, тогда вас там не было. Теперь вы присутствуете. Делайте выбор.

Что последует за выбором, было совершенно ясно. Достаточно свернуть на один путь, отказать в помощи представителей своего вида, и ящеры останутся во тьме и холоде… Будь они прокляты! Тогда жизнь останется такой, как была, неизменной, устойчивой, в которой можно ожидать надежности и покоя.

Если же свернуть на другой путь… Твой собственный вид навсегда утратит независимость – или ту иллюзию независимости, которая всегда существовала. Вся великая история Народа превратится всего лишь в примечание, в предисловие к возвышению этих новичков, неспособных найти свой путь без посторонней помощи. Кошки превратятся всего лишь в повивальных бабок для расы, которая упустила свой шанс миллионы лет назад. Природа убила ящеров. Так пусть природа и будет судьей: их время истекло навсегда.

Однако природа не так уж беспристрастна, когда вмешивается Одинокая Сила. Точнее, она сохраняет неведение и не желает знать, кто держит руль и использует власть в своих интересах. Следует ли винить грозу или Одинокую Силу, когда молния убивает благородное существо, посвятившее себя спасению жизней? Винить ли случай или Саррахх, когда такси слишком быстро поворачивает за угол и…

Рхиоу начала хлестать хвостом по бокам.

Разрушительница, – сказала она мысленно, – я узнаю твою работу! Дважды ты меня не обманешь.

Впрочем, теперь уже дело было не в возможности быть обманутой. Существовал неправомочный выбор, совершенный в начале времен… Так, значит, Одинокая Сила незаконно – Рхиоу передернуло от такой мысли – убедила целый вид в том, что выбор совершен! Невыразимые страдания, гибель миллионов, если не миллиардов ради удовольствия Одинокой Силы, ужасная несправедливость – только потому, что удалась техническая уловка, которую вид-жертва не сумел заметить…

Теперь же появился кто-то, обнаруживший беззаконие, неправомочность выбора.

Что же делать? Перейти на другую сторону улицы и отвернуться? – Рхиоу выросла в Нью-Йорке, она видела достаточно подобных примеров. – Поднять шум и погибнуть в результате? – Такое Рхиоу видела тоже.

И собственная смерть – еще не вся цена, которую придется заплатить. Вмешательство в дела богов и полубогов обходится дорого. Что произойдет, если вы, как говорят эххифы, потащите Одинокую Силу в суд и попытаетесь доказать ее злодеяние? Результат в лучшем случае непредсказуем. А цена неудачи – гораздо больше, чем просто ваша гибель.

Ладно, – подумала Рхиоу, – на что мне все оставшиеся жизни? – Горькая мысль… Воспоминания о Хухе, непрошеные, определенно нежеланные в настоящий момент, ежеминутно пронзали ее, как статические разряды с ковра в зимний день, и боль, которую они причиняли, уже начинала на ней сказываться… Любое средство, которое могло бы избавить от страданий, начинало казаться желанным.

Твои руки лежали на руле, – мысленно сказала Рхиоу Саррахх, встопорщив шерсть. – То был не несчастный случай.

Как несправедливо: сейчас, когда мне так хотелось бы умереть, я должна изо всех сил бороться за то, чтобы прожить как можно дольше, – и все ради этих жалких, вонючих, холодных на ощупь змей. – Рхиоу в ярости зашипела, заставив Урруаха удивленно на нее посмотреть. – Иау, ты, драная пожирателъница котят, ненавижу тебя, ненавижу то, что ты заставляешь меня делать! Почему, почему эта участь выпала мне?

Ответа не последовало, что было понятно: когда вас оскорбляют, самый достойный ответ – промолчать. Рхиоу вспомнила о тех гималайцах из богатого дома и даже мысленно застонала. И манеры у нее никуда не годятся, да и вообще жизнь…

Нет на свете справедливости: «Вы обнаружили неполадку, вы ее и устраняйте» – вечное правило вселенной. Вылечи себя, если можешь, и сделай это с минимальной затратой энергии. Если не можешь… что ж, не повезло. Рхиоу вспомнила краткий ответ Эхефа на свое давнее замечание о том, что со стороны Вечных Сил такое отношение к собственным созданиям бессердечно: «Что ж, по-твоему, они занимаются благотворительностью?»

Рхиоу вздохнула.

Да, я была права, – подумала она, – мы все здесь погибнем.

Когда совершается выбор, некоторые участники неизбежно умирают: выбор не считается свершившимся без самых серьезных доказательств. А если даже один член команды не выживет, все остальные окажутся в ловушке и тоже погибнут.

Единственное, что мы сможем сделать, пожалуй, – это позаботиться о том, чтобы все сработало… чтобы жертвы были не напрасны.

Впрочем, парадокс заключался в том, что для правомочности выбора было также необходимо, чтобы кто-то остался в живых: иначе некому окажется осуществить его на практике.

Это, должно быть, выпадет Ифу… хотя даже неизвестно, захочет ли он с нами сотрудничать.

А от него все будет зависеть… Можно сколько угодно рассуждать о том, что он выступит в роли ящера-мага, когда его народ вновь… точнее, в первый раз по-настоящему станет совершать выбор, – сделавшись, таким образом, Отцом Народа, – однако его противоречивые устремления могут свести на нет всякую надежду на успех: ведь Иф сейчас так же разозлен и растерян, как недавно был Арху.

Но если мы каким-то образом не заставим его сотрудничать с нами…

Все эти пустые дверные проемы в коридорах… они недолго останутся пустыми. Рхиоу подумала о главном перекрестке мировых дорог на шестой планете Рирхата Б: множество постоянно действующих ворот, ведущих в тысячи миров, используемых видами, давно освоившими такие смешанные – научно-магические – технологии. Древняя Нижняя Сторона превратится в такой же перекресток, если Одинокой Силе удастся склонить на свою сторону ящеров. Ворота откроются во множество миров, они будут насильно распахнуты даже туда, где о подобном и не слыхивали, и всюду хлынут орды динозавров, сеющих смерть на своем пути. Те самые «неправильно используемые» территории, о которых говорится в символе веры, вдолбленном в ящеров Великим. Иф, к счастью, как будто не поддался на эту демагогию, но ведь миллионы его родичей смотрят на вещи иначе. Они с радостью начнут захватывать другие миры, и проигравшая раса станет основательницей межзвездной империи, а возможно, проникнет и в другие измерения.

И все же… Арху ведь ответил, когда его спросили о том, кто такой Иф: «Отец… Мой сын. Он должен пойти с нами».

Рхиоу взглянула в сторону Арху и Ифа и обнаружила, что они сидят у стены, чуть не соприкасаясь носами, и яростно смотрят друг на друга.

– Ты не можешь сидеть в сторонке и спокойно смотреть, когда с твоим народом творится такое, – громко говорил Арху. – Ты должен что-то предпринять. Ты же видел: вас обманули. – Говорил Арху не очень уверенно: в подобных спорах он был новичком, но старался изо всех сил.

Рхиоу от неожиданности заморгала.

– Ах ты маленькое чудовище, – пробормотала она, – ты опять заглядывал в мой разум! Урруах, ты только представь…

– Рхи, ты иногда размышляешь очень громко, – с легким злорадством ответил Урруах. – Возможно, это связано… Ох, прости! – оборвал он себя, потупился и принялся умываться.

Рхиоу снова ощутила укус боли; она сглотнула, облизнула нос и постаралась отвлечься.

– У Великого есть свои резоны, – очень медленно сказал Иф.

– Ага! Перебить и вас, и всех, до кого сможет дотянуться! Разве ты не видишь?

– Я вижу слишком много. Ты тоже видишь слишком много. Все покрыто кровью, она течет по лику планеты, и что бы мы ни делали, этого не изменить.

Арху потер лапой морду.

– Это неправильно. Именно чтобы остановить кровопролитие мы и пришли.

– Вы не можете ничего остановить, ничего изменить. И уж тем более не могу этого я. – Иф наклонил голову и посмотрел в глаза Арху. – Ты мыслишь как типичное млекопитающее: поспешные вопросы, поспешные ответы, надежда на то, что все будет в порядке, если начать действовать немедленно. Может быть, и в самом деле положение исправится на год, на пять лет, на десять лет. Но что будет через пятьдесят? Через пятьсот? Все станет, как и раньше. Опять многие умрут, опять начнутся страдания, потечет кровь.

– Ты ошибаешься, – стоял на своем Арху. – Ты должен помочь нам в том, ради чего мы сюда явились. Это нужно не нам! Это нужно всем!

– Все, – сказал Иф, – это мерзость и ничтожества. – Арху не сразу нашелся, что на такое ответить. – Существует только смерть. Те, кто готов убивать, пожирают других, которые должны умереть, чтобы первые могли продолжать убивать. Когда мы выйдем на солнечный свет, мы тоже будем убивать. Сколько жизней должно угаснуть, прежде чем все это закончится? Здесь, под теплым солнцем, и в других мирах, и в местах, где даже нет сияющих в небе звезд, местах, совершенно нам неизвестных, – сколько рас и видов будет уничтожено? В каждом из миров есть собственная жизнь, и мы, придя туда, ее убьем. – Тот образ, который лишь смутно мелькнул перед Рхиоу, был, несомненно, виден Ифу (благодаря его собственному дару или помощи Арху) очень ясно: бесчисленные оскверненные континенты, бесчисленные завоеванные планеты. Огромные расстояния между галактиками, даже границы между измерениями не остановят расу, ставшую безмерно могущественной благодаря совместным дарам технологии и магии. – И в конце концов та, которая использовала нас как инструмент разрушения, уничтожит и нас… смеясь над нашей глупостью. Я уже слышу ее смех, ведь процесс зашел достаточно далеко.

– И ты прекрасно знаешь, что это так, – закончил Иф, наклоняясь еще ближе к Арху. Неожиданно сам воздух завибрировал магией; Речь и заклинания хлынули в разум Ифа: похоже, в действие вступил ящер – собрат Шепчущей. – Я вижу это знание в тебе, как видел и ты, хоть ты это и отрицаешь. Я же знаю: ты тоже слышал этот смех, звучащий и в будущем, и в прошлом.

Арху не отрываясь смотрел в глаза ящера; на его морде все отчетливее проступало выражение ужаса. Глаза его широко раскрылись, зрачки расширились, он припал к полу, пытаясь запустить когти в камень. Арху, казалось, сам этого не замечал.

– Они плакали, а не смеялись, – сказал он тихо. – Эххифы издают такие странные звуки, иногда их никак не различишь… Только там было тепло, и наша мама была рядом, так что мы не испугались плача. Малыши, детеныши эххифов, часто плакали, если мы их царапали или если они царапали друг друга. Тогда я не понимал слов, теперь я знаю, что они кричали: «Папочка, пожалуйста! Папочка, позволь нам их оставить! Хоть одного, папочка…»

Рхиоу бесшумно поднялась и взглянула на Урруаха. Тот по-прежнему сидел, привалившись к стене и прикрыв глаза, но наблюдал за всем и внимательно слушал. Сааш лежала спиной к Рхиоу, но та заметила, как шевельнулось ее ухо.

Арху все так же, припав к полу, смотрел вверх, в глаза Ифу. Когти котенка продолжали царапать камень.

– Тот им ответил: «Мы не можем их держать, хозяин дома не разрешает нам иметь больше одной кошки. Я сколько твердил вашей маме, чтобы она не выпускала кошку из квартиры, пока ей не удалят яичники… так что с мамой и разбирайтесь, это ее вина». Он поднял нас. Он всегда бывал осторожен, когда брал нас, так что мы не испугались. Он положил нас в какое-то темное место, которое шуршало, и закрыл его. Мы больше не ощущали запаха мамы-кошки. Мы услышали, как она закричала, и попытались выбраться к ней, но там было темно, мы ничего не видели, и мы все оказались прижаты друг к другу. А потом начался шум.

Рхиоу сглотнула, следя за конвульсивными движениями лап Арху.

– Очень громкий шум. Мы не знали, что это было такое. Теперь я думаю, что он сел на автобус. Мы не могли учуять ничего, кроме запахов друг друга. Некоторые из нас от испуга не выдержали, и все мы оказались покрыты хиоух; вонь стояла ужасная. Потом шум прекратился. Мы кричали, но никто нас из сумки не выпустил. Мы не знали, где наша мама. Потом что-то сильно ударило в сумку сбоку, мы стали падать… Мы пытались перевернуться, чтобы упасть на лапы, но только мешали друг другу. Раздался еще какой-то шум, и мы упали… было больно.

Арху сглотнул, в его голосе все больше звучал страх.

– Было так холодно… Мы кричали и пытались выбраться из сумки, но черный материал не поддавался, как мы его ни царапали, – наши когти были слишком малы. А потом мы обо что-то ударились, и внутри стало мокро – не только от того, что некоторые из нас описались. Воды делалось все больше, сумка наполнялась. Воздуха осталось совсем мало. Мы все время падали в воду, уходили с головой, не могли дышать. Мы пытались оставаться на поверхности, но единственный способ не захлебнуться был залезать друг на друга…

Сааш медленно поднялась на ноги и подошла к Арху. Тот не обратил на нее никакого внимания, продолжая смотреть на Ифа. Казалось, в глазах рептилии он видит отражение того, что старательно гнал из памяти.

– Они пускали пузыри. – Голос Арху превратился в шепот. – Пускали пузыри, когда вдыхали воду… Потом перестали шевелиться и уже ничем не пахли. Они умерли. А мы, остальные, залезали на них, мертвых, чтобы высунуть голову из воды и глотнуть воздуха, а места становилось все меньше, меньше и меньше воздуха, и было так холодно… – Теперь уже и шепот сделался еле слышным. – Так холодно… и нечем дышать. Последней утонула Сиф. Она была почти моим близнецом, у нее были такие же пятна. Она пускала пузыри подо мной, потом я почувствовал, как она перестала дышать, ее запах исчез… Я был последним, самым сильным. Я лучше всех умел карабкаться. Потом воздуха не стало вообще. Я начал пускать пузыри. Холодно было уже не только снаружи, но и внутри. Все вокруг сделалось черным. Я сказал: «Хорошо, я хочу быть вместе с братьями и сестрами». Но получилось не так. Что-то зацепило сумку, в которой мы находились, ее вытащили на берег и открыли. Это оказался эххиф. Он спас меня, вытряхнул из сумки на землю. – В шепоте Арху звучала несказанная горечь. – Он меня вытер и отнес в какое-то светлое место. Там меня накормили и согрели. Потом пришла какая-то женщина и унесла меня. Она меня кормила и держала в своем логове. Она поставила коробку для хиоух, но каждый раз, когда я ею пользовался, появлялся запах, как в той сумке, и я вспоминал своих братьев и сестер – как они пахли под конец, и как пускали пузыри, и я не мог снова подойти к этой коробке. Приходилось оставлять хиоух по углам логова. И женщина сунула меня в сумку, села в автобус, а потом на улице посадила на тротуар, а сама вскочила в другой автобус и уехала. Я не смог найти дорогу к ее логову. С тех пор я жил на задворках лавки «Кристед».

Когти Арху, которыми он все пытался царапать камень, обломались. Сааш, стоя рядом с ним, начала осторожно вылизывать ему ухо. Арху все еще смотрел в глаза ящеру.

– Я слышал, как она смеялась, – голос Арху еле перекрывал скрежет когтей по камню, – когда тот эххиф бросил нас в воду. И пока мы тонули, смех не смолкал. Она знает, что никто не может ее остановить, она может творить, что захочет. Одинокая Сила в сердце того эххифа заставила его нас утопить. Она всегда кроется на дне сердца того, кто убивает. Я вижу ее сейчас – здесь она тоже поработала…

– Ты также видишь, – перебил его Иф, – что в мире нет ничего, кроме боли, как бы мы с ней ни боролись.

Последовала долгая, долгая пауза – почти такая же, какие делал Иф, прежде чем ответить на вопрос.

– Не знаю… – прошептал Арху.

Больше он ничего не добавил. Сааш вылизывала его, сочувственно мурлыча, и звук отдавался от камня стен длинного темного коридора. Судорожные движения лап Арху постепенно замедлялись, голова его склонилась, так что он больше не смотрел в глаза Ифа. Опустив веки, Арху вытянулся на боку, не шевелясь и ни о чем не думая – по крайней мере никто из кошек ничего не слышал.

Рхиоу медленно подошла к прислонившемуся к стене Урруаху.

– Что теперь? – мысленно спросил ее кот.

– Не нужно его трогать какое-то время, – ответила Рхиоу. – После такого надо ему дать прийти в себя. Да и мне, честно говоря, тоже. – Боль, испытанная Арху, потрясла ее больше, чем собственная.

Рхиоу и Урруах отошли в сторону, оставив Сааш вылизывать Арху. Иф склонился над ними, и все вместе они казались странной компанией.

– Итак, – сказал Урруах, – Одинокая Сила попыталась остановить тебя и промахнулась… мне кажется. Теперь она взялась за него, и неизвестно, что у нее получится. Кто следующий?

– Думаю, что однажды она уже пыталась добиться своего с ним, и ей это не удалось, – сказала Рхиоу. – Не уверена… но может быть, она перестаралась.

– Одинокая Сила теряет терпение, – сказал Урруах. – Если она не сумеет никакими средствами вывести нас из строя, она может прибегнуть к грубой силе: бросить на нас, как она это сделала в Центральном парке, сотни тысяч ящеров. Мы постепенно обессилеем в схватке с ними и погибнем, не совершив ничего полезного.

– Так не нужно давать ей такой шанс, – ответила Рхиоу. – Мы отправимся прямо вниз.

– Но как, Рхи? Ты же слышала, что говорил Иф: нижние залы полны этих тварей.

– Я не собираюсь идти тем путем, на который толкает нас Одинокая Сила, – сказала Рхиоу. – Послушай, я посторожу, а ты постарайся немного отдохнуть. Мне все равно не спится. Час у нас, пожалуй, есть. Ффайрх всегда говорил, что любой отдых лучше, чем никакого.

– Хотел бы я, чтобы Ффайрх был с нами.

– И не ты один. Ладно, Урруах, поспи.

Кот улегся, и вскоре Рхиоу услышала, как он начал похрапывать.

Она сидела в темноте, прислушиваясь и присматриваясь. Сааш снова задремала – вскоре после того, как уснул Арху, – так что бодрствовали только Рхиоу и Иф. Иф не сводил глаз с Арху. Рхиоу взглянула на него, гадая, что творится в голове ящера. Прочесть что-либо у него на морде было трудно; даже выражения лиц эххифов не так озадачивали, и к тому же рядом всегда находилась женщина, после знакомства с которой многое стало понятнее…

Мысль о Хухе, холодном белом кафеле, металлическом столе снова запустила клыки в горло Рхиоу. Рхиоу затрясла головой так, что даже уши захлопали, стараясь вернуть себе спокойствие.

Ах, если бы я умела выть, как хоуфф, или плакать, как эххиф… Почему нам не дано выпускать боль наружу? Видит Прародительница, достоинство дорого стоит, но настолько ли дорого, чтобы хранить страдание в себе?

Рхиоу подняла глаза и заметила, что Иф молча и задумчиво смотрит на нее.

– Тебе тоже знакома боль, – мысленно сказал он. Рхиоу поежилась; ощущение его мысли было непривычным, в ней чувствовалась горячая кровь, но без меха и даже такой кожи, как у эххифа, она казалась странно обнаженной.

– Да, – ответила она.

– И все равно ты сделаешь то, зачем пришла. И умрешь. Я видел это в уме Арху, да и в своих видениях тоже.

Рхиоу облизнула нос.

– Да…

– Он говорит… эта битва уже разыгрывалась раньше.

Рхиоу задумалась о том, как все объяснить ящеру.

– Наш народ… – сказала она наконец, – вернее, Великие нашего народа уже сражались с любительницей смерти – Одинокой Силой.

– И проиграли.

– Они победили древнею Змею, как мы зовем ту аватару Одинокой Силы, – ответила Рхиоу.

– И ничего этим не добились. Она продолжает существовать, хотя ваши боги гибли, чтобы уничтожить ее.

– Зло, – сказал тихий и очень усталый голос, – возрождается. – Арху уже не лежал на полу; он сидел, сжавшись в комок, и смотрел на Ифа. – Он это видел. Я тоже. Зло возрождается независимо от того, что мы делаем… даже если мы побеждаем. А победить мы не можем.

Рхиоу сглотнула.

– Все не так просто, – сказала она. – Зло не было сотворено Иау, Арху. Оно – искаженный образ, извращение того, что должно быть, целенаправленно рождающее боль и неудачи. Саррахх, наше собственное олицетворение Одинокой Силы, и зло внутри нас одной природы. Она изобрела смерть, да, и теперь пытается насадить ее во всех мирах. Однако двойственность Одинокой Силы – недавнее развитие событий… недавнее, конечно, для богов. Боги думают, что ее удастся отучить от зла. Ведь когда Трое вышли на битву со Змеей, она присоединилась к ним и пала в бою. Это свидетельство того, что она сражалась на обеих сторонах, потому что древняя Змея – тоже она.

– Ужасно запутанно… – пробормотал Арху.

Иф только задумчиво смотрел на Рхиоу.

– Это великая тайна, – поправила Рхиоу, слегка улыбнувшись, несмотря на терзающую ее боль: старый Ффайрх именно так ответил ей, когда она высказала то же мнение, что и Арху теперь. – Иногда тайна смущает. Не бойся этого, просто оставь все, как есть. Говорят, время для того и существует, чтобы постепенно привлечь Одинокую Силу на сторону добра. По словам Шепчущей, когда такое случится, когда усилия магов за миллиарды лет наконец заставят Саррахх увидеть, какие возможности скрыты от нее ее собственной слепой яростью и упрямством, тогда смерть и энтропия обратятся вспять, природа зла изменится, и оно не сможет противиться внутреннему перерождению. Вселенная обновится, как если бы все шло правильно с самого начала. – Рхиоу резко втянула воздух, неожиданно вспомнив те слова, фрагмент древнего заклинания, искать которые Шепчущая послала ее в «Метрополитен-музей»: «И поразил он мечом Апопа, место которого на небесах…»

Выражение морды Арху сделалось очень странным.

– Так, значит,– сказал он после долгой паузы, – сама Одинокая Сила не полностью привержена злу.

– Да. Она разрушительна и полна ненависти к жизни, но даже самые ее отвратительные деяния иногда превращаются в свою противоположность из-за двойственности ее натуры: зло в ней ослаблено воспоминаниями о ее собственных ранних днях, о том времени, когда она еще не стала темной силой. Эта двойственность может быть обращена в направленное против зла оружие… так и случалось во многих битвах с Начала Времен до современности. Однако в наших действиях против Одинокой Силы мы должны брать пример с Иау: даже она никогда не пыталась уничтожить ее, хоть и могла. Она просто изгнала Саррахх – до тех пор, как поется в песне, «пока она не образумится». Если сама Прародительница верит, что Одинокая Сила может исправиться, кто мы такие, чтобы спорить с ней?

Арху снова смотрел в пустоту, словно присматриваясь к чему-то в миллионе миль от него. Когда он повернулся к Рхиоу, выражение его морды было изумленным.

– Это уже начало происходить… Верно?

– Так говорит Шепчущая, – ответила Рхиоу. – Если ты присмотришься к тому, что происходит в мире, ты не сможешь не поверить ей. Все смерти, вся жестокость и боль… – Рхиоу умолкла, вспомнив о белом кафеле, стальном столе, изуродованном теле, сдавленных рыданиях Йайха. – Однако одной веры в лучшее недостаточно. Каждый раз, когда один из нас осознанно противостоит Разрушительнице, она теряет немного силы. Каждый раз, когда кто-то из нас побеждает, она теряет еще немного. Шепчущая говорит, что эффект накапливается. Ни один маг не знает, не его ли поступок в эту или в следующую минуту окажется той последней каплей, которая заставит Одинокую Силу сказать: «Сдаюсь. Приносить радость легче». И тогда начнется долгое падение вверх, новое рождение вселенной.

Рхиоу вздохнула и устало посмотрела на Арху.

– За это стоит сражаться, не правда ли?

Тот ничего не ответил.

– Ты наконец сказала слово, которые я хотел услышать, – заговорил Иф. – Ваша кошачья Одинокая Сила – Саррахх, ты ее назвала? – и есть древняя Змея. Наши народы – одно и то же по своим корням…

Рхиоу только заморгала.

– Ты прав, – сказал, поднимаясь на ноги, Арху. Он неожиданно стал выглядеть таким возбужденным, и преображение оказалось таким неожиданным, что Рхиоу отодвинулась и озабоченно взглянула на него, подумав, не привел ли шок от болезненных воспоминаний к травме, погрузив Арху в эйфорию. – И мы сможем все поправить.

– Мне казалось, ты говорил, что мы все погибнем, – резко сказал Урруах.

– Тебе тоже не спалось, а?– мысленно усмехнулась Рхиоу.

Ответная мысль Урруаха была окрашена мрачной иронией:

– Отосплюсь завтра… или никогда.

– Погибнем, ну и что, – беззаботно махнул хвостом Арху. Урруах озадаченно посмотрел на Рхиоу. – Ну да, конечно, погибнем… Но мы сможем все исправить.

– Что исправить?

– Исход битвы. Великой Битвы!

– Эй, подожди! – проворчал Урруах. – Ты что, всерьез говоришь о… не знаю, как это назвать… о каком-то изменении мифологии ящеров? Не говоря уже о кошачьей мифологии? Что позволяет тебе думать, будто ты вправе указывать богам, как следует делать дела?

– А что позволило им думать, будто они имеют такое право? – Рхиоу вытаращила на Арху глаза. Тот повернулся к ней и сказал: – Послушай, боги ведь творили историю так, как могли. Почему бы и нам этого не сделать?

Все, на что Рхиоу оказалась способна, – открыть рот и снова его закрыть.

– Это ведь теперь легенда только потому, что случилось так давно! – продолжал Арху. – Было же для Битвы «сейчас»! Тогда боги сделали все, что могли. А сейчас тоже «сейчас»! Почему бы нам не заменить мифы такими, которые лучше кончаются? Что это за боги, если они станут заставлять тебя повторить те же ошибки, что совершили они, только потому, что так когда-то случилось? Да такое было бы безумием с их стороны! Или жестокостью… Если обстоятельства изменились и новые проблемы требуют новых решений, почему бы нам их не принять? Если они – хорошие боги, разве сами они не поступили бы так же?

Урруах и Сааш, сон с которых давно слетел, слушали, широко раскрыв глаза.

– Я хочу сказать, если они хороши как боги, – добавил Арху с прежней задиристостью уличного котенка. – А если нет, их следует уволить.

Рхиоу моргнула и неожиданно вспомнила слова Эхефа: «Времена, понимаешь ли, изменились: больше не бывает работы на всю жизнь». – Это воспоминание, как вспышка на фотоаппарате туриста перед публичной библиотекой, высветило для нее новое видение проблемы.

Могут ли времена измениться даже для богов? И возможно ли ускорить процесс энтропии? Старые решения могут оказаться неудовлетворительными теперь просто потому, что возникло изменение в законе природы… вроде того, которое Одинокая Сила пытается спровоцировать с помощью основного источника энергии для ворот.

– А если они не желают делать работу как следует, – шумно втянув воздух, словно собственные слова пугали даже его самого, сказал Арху, – тогда сражаться вместо них должны мы. Шепчущая недавно ненадолго стала мной. Почему бы этому не сработать в обе стороны? Почему бы нам не стать ими?

– Вот уж о чем легко говорить, – проворчал Урруах. – Как, по-твоему, нам это осуществить?

Арху повернулся и посмотрел на Рхиоу. Ее глаза расширились.

– Ты с ума сошел… – прошептала она.

– Твое заклинание, – сказал ей Арху.

– Ты определенно лишился своего скудного умишка! Оно же в тысяче осколков… – Рхиоу поспешно заглянула в свою мастерскую и смущенно добавила: – Теории я не понимаю; к тому же оно никогда не было настолько готовым, чтобы его хотя бы испробовать.

Однако этим ее возражения и ограничились: присмотревшись, она не могла отрицать, что заклинание теперь выглядело более цельным. Большие куски соединились самым неожиданным образом, пробелы заполнились…

Может быть, это результат той дополнительной силы, о которой я просила? – гадала Рхиоу. – Или следствие того, что мы находимся на Нижней Стороне?

Не было ли готовое заклинание тем, чего она могла добиться давно, но от чего ее отвлекли… или с чем она просто предпочла не связываться?

Заклинания, как и маги, не лгут. Если данное заклинание теперь утверждает, что может работать, хотя раньше отказывалось… значит, оно сработает. Тут нет сомнений. Если оно само завершило себя, тогда…

– Мне нужно подумать, – сказала Рхиоу остальным. – И еще, мне кажется, пора двигаться дальше. Верно, Арху?

– Если мы задержимся, на нас наткнется стража, – ответил тот и оглянулся на Ифа.

Ящер взмахнул хвостом, что можно было расценить как подтверждение.

– Тогда готовьтесь, – сказала Рхиоу и двинулась по коридору туда, где был виден далекий огонь.

Медленно махая хвостом, она брела, глядя на гладкий темный камень пола, и пыталась собраться с мыслями. Она все еще чувствовала себя ужасно усталой… но теперь, как никогда в жизни, ей было необходимо мыслить ясно.

Заклинание…

Рхиоу всегда считала, что древние легенды о Песне под Деревом и Битве Когтя по природе своей символичны: это просто упрощенные наглядные иллюстрации взаимоотношений между Вечными Силами, конкретное изображение абстрактной истины – вечной борьбы с энтропией и ее создательницей и олицетворением, Одинокой Силой. Рхиоу никогда не приходило в голову, что по мере того как вы перемещаетесь из периферийных миров, где царствует физическая реальность, в миры близкие к центру и более древние, легенды начинают более буквально отражать действительность. Судя по состоянию заклинания, Нижняя Сторона явно подтверждала эту теорию.

Более того, даже в самых фантастических мечтах Рхиоу не представляла себе, что смертное существо может оказаться играющим одну из главных ролей – Разрушительницы или Мечущего Огонь. Однако именно на это указывало заклинание… И покажется ли несчастной кошке, оказавшейся в подобной роли, что она всего лишь ее «играет»? А может быть, роль, древняя и могущественная, а главное, близкая к Сердцу Вселенной, станет играть исполнительницей? Что, если выбора не окажется?

Рхиоу встряхнулась. Выбор существовал всегда – уж это-то она знала.

Те, кто противится Силам, тем не менее им служат, – частенько выдыхала ей в ухо Шепчущая. – А служащие Силам сами становятся Силами. Будь осторожна с выбором! Берегись, если вздумаешь отказаться от него!

Разве может быть более прозрачный намек?– думала Рхиоу. Однако недаром же предостерегала Шепчущая: «Берегись!» Что бы ни случилось, остаться прежней не удалось бы. Рхиоу ощутила страх: ей приходилось слышать достаточно рассказов о кошках, которые посмели стать больше, чем самими собой, забраться слишком высоко – при падении им не удавалось приземлиться на лапы… – И как определить, в чем твоя истинная сущность?

И все же, все же… надежда, возможно, существует. Если представители Народа могут подняться до уровня богов, пусть даже на короткое время, им, наверное, удается общаться с ними на равных. Рхиоу подумала о Разрушительнице. Существовали человеческие легенды о том, как Саррахх однажды сделала ошибку и, вместо того чтобы истребить неправду в мире, чуть не уничтожила огнем весь мир и всю жизнь в нем; другим богам, чтобы остановить ее, пришлось напоить ее допьяна пивом с кровью. Рхиоу всегда полагала, что это поэтическое сказание о падении метеорита или вспышке на Солнце. Теперь же…

Опьянение? – думала Рхиоу. – Полное изменение восприятия, искусственным путем навязанное одной из Вечных Сил? Пусть временное… однако достигающее цели.

Но как сделать такое с Саррахх, древней Змеей? Как обмануть Одинокую Силу?

Измученная горем и усталая, Рхиоу все же чуть не хихикнула. В этом была бы изысканная ирония: ведь ящеров-то сама Одинокая Сила обманула.

Поэтическое возмездие… Что ж, Вечные Силы никогда не возражали против того, чтобы возмездие было поэтическим, если все остальное было вполне серьезным.

Но чтобы провернуть такое… Мы должны забыть о смерти. Забыть о том, что наши души просто погрузятся в небытие, без надежды на возрождение. Не думаю, что нам так повезет.

Впрочем, Арху прав. Законы меняются. Это проявляется во всем, начиная с неисправности ворот на Гранд-Сентрал. Происходит грандиозная перемена. Структура пространства меняется, чтобы могла измениться структура магии, а может быть, и науки, а может быть, и самой жизни.

Если Одинокая Сила может менять правила… то можем и мы.

Рхиоу несколько мгновений простояла неподвижно в полной тишине, все еще махая хвостом. Потом ее усы раздвинулись в медленной ухмылке. Ничего особенно веселого в их положении не было, но Рхиоу видела свой шанс. Все, что теперь она могла сделать, – это воспользоваться им и бесстрашно идти вперед.

Рхиоу повернулась и присоединилась к остальным.

– Вот что, – сказала она, – мне еще понадобится некоторое время, чтобы доработать заклинание, но ждать здесь мы не можем: скоро появится стража. Давайте покажем себя, и пусть они задумаются… Все готовы?

Урруах тихо зарычал. Сааш издала нечто среднее между рыком и мурлыканьем. Арху просто молча повернулся к Рхиоу, как и Иф; ящер высился над кошками, и глаза его видели… что? Этого Рхиоу не знала.

– Вперед, – сказала она и повела всех вниз – туда, где тусклое сияние очерчивало выход на балкон.