"Рассадник добра" - читать интересную книгу автора (Дмитриева Светлана)

Глава 5 ЭЛЬФИЙСКИЕ СКАЗКИ

Ее соседкой по домику оказалась помощница кухарки с непроизносимым столичным именем, полным шипящих и свистящих звуков. Попытавшись произнести то невероятное буквосочетание, коим представилась совершенно рязанской внешности девица, Машка запуталась в собственном языке и сникла.

— Можешь называть меня Тиока, — великодушно разрешила та. — Откровенно говоря, мне все равно, как меня зовут. Меня все родственники с детства по-разному звали, потому как то жуткое имя, которое мне дал папенька, могли произнести только два человека, он и я.

— И зачем только нужно такое имя? — искренне удивилась Машка.

— Как зачем? В честь великой победы над ельфями, — объяснила Тиока. — Мой родитель, небо ему в подстилочки, великий расист был, за что и отсидел изрядно. Мое имя — это лозунг человеческой армии Возмездия на каком-то из древних языков. Папенька утверждал, что кто-то из наших предков в этой армии не последним человеком был. Врал, наверное...

— Почему врал? — спросила Машка.

— А он всегда врал, — отмахнулась девушка. — Да ладно уже о нем. Я его не очень-то и любила.

Машка прикусила язык. В целом Тиока ей понравилась, но то, что она не слишком любила родного отца, который, каким бы он ни был, все-таки жил с ними, осталось ей непонятным.

— Ты ельфей уже видела? — жадно продолжила Тиока.

— Ага. Они милые, — автоматически отозвалась Машка. — Мы с ними ночью замечательно побеседовали.

— Ну вот, вечно мне не везет, — расстроилась Тиока. — Как уеду к своим, у них вечно гон наступает.

— Что? — не поняла Машка.

Тиока усмехнулась. Как может взрослая девушка не знать, что такое «гон у ельфей»? Это казалось странным. Любая женщина, если в ней осталась хоть капля романтики, мечтает встретить эльфа во время гона. Нелюди, считающиеся самыми лучшими любовниками, о которых только можно мечтать, становились в это время общительными и любезными даже с теми, кто не укладывался в их каноны красоты. А главное, любая женщина, даже самая страшная и криворукая, подарившая в это время эльфу свою благосклонность, может рассчитывать на счастливое замужество.

Некромант любил работать в парадной зале, предназначенной не столько для исследований и ритуалов, сколько для поражения состоятельных и оттого придирчивых и консервативных клиентов. Ее оформление было выполнено в старинном стиле — стены напоминали черный камень подземных пещер, и безмолвные чучела животных украшали их. В зале не было ничего лишнего: почти голые стены и умопомрачительно дорогие магические приспособления, из тех, которыми торгуют собиратели редких древностей. Когда-то здесь стоял алтарь, созданный давно умершим черным магом Таятотом, который с первого года обучения Вилигарка в академии стал его кумиром. Алтарь обошелся некроманту в солидную денежку, но он не сожалел об этой трате. Таятот знал толк в создании магических предметов. Даже при проведении самых сложных ритуалов алтарь не перегревался. Современные алтари, даже такие, какие создавал сам Вилигарк, не шли ни в какое сравнение с ним.

Но уже несколько дней алтарь принадлежал кому-то другому. Этот другой был серьезным магом, поскольку некроманту не удалось проследить за его посыльным до конца. Конечно, он убил дерзкого вора, но это не принесло ему удовлетворения. Посыльный был только длинными руками мерзавца-конкурента. Некромант не любил быть проигравшим, но приходилось признать: в этой истории его вчистую обставили. Впрочем, он не собирался забывать об этом. Вилигарк поморщился и сплюнул точно в серебряную плевательницу, занимающую сейчас место украденного алтаря. Плевок зашипел в драгоценной чаше. «Опять кислотный», — с досадой подумал Вилигарк и, поразмыслив немного о суете мирской жизни, громко позвал кота.

Леонор, презрительно дернув хвостом, спрыгнул с насеста и медленно подошел к магу.

— Леонор, — просительно произнес Вилигарк, — мне плохо. Меня никто не любит и не понимает!

— Мрр... — сочувственно ответил кот, подставив пузо для почесывания.

Кот, вышколенный в лучшем училище для магических животных, прекрасно знал свои обязанности и беспрекословно выполнял их, как бы они не были ему неприятны. Вилигарк с наслаждением погрузил руки в кошачью шерсть. Прикосновение к животному снимало страшное напряжение, которое мучило его всякий раз, когда заклинание не удавалось. Накопленная энергетическая мощь распирала его. Голова, казалось, просто лопалась от содержимого. У других магов это, возможно, проходило совсем иначе, но некроманты не зря считались особой кастой в Ишмизе. Вилигарк, прикрыв глаза, задумчиво гладил кота. Тот пофыркивал, но сбежать не пытался.

Через некоторое время некромант почувствовал, что ему стало легче. В животе исчезла неприятная тяжесть, а кишки перестало крутить так, будто они мечтали превратиться в клубок ядовитых змей. Сброс излишней магической энергии прошел успешно. Этот процесс всегда доставлял ему постыдное, но очень острое чувство удовольствия. Каждый раз избавляться от излишков магии было настолько приятно, что иногда Вилигарк делал это специально.

— Леонор, ты свободен, — холодно бросил он, ибо черным магам положено не иметь никаких привязанностей.

В этой среде принято считать, что настоящий специалист не подвержен переживаниям, так как они только мешают в работе.

Леонор, теперь более похожий на беременную кошку, нежели на представителя мужского пола, встал, небрежно встряхнулся и потрусил к небольшому оранжевому тазику, накрытому стеклянной крышкой. В крышке имелось только одно отверстие, очертаниями повторяющее кошачью голову со слегка удлиненными ушами. С достоинством просунув голову в отверстие, Леонор изящно выхаркнул четыре фаербола. Огненные шарики суматошно заметались по тазику. С тем же присущим только потомственным дворецким достоинством кот вытащил голову и завалился на лежанку рядом. Дыра немедленно затянулась прозрачной пленкой. Вилигарк не счел нужным даже пытаться скрыть зависть и неудовольствие, охватившие его при виде фаерболов. Он чувствовал себя неудачником. Всем известно, что по-настоящему могущественные маги плюются только огненными сгустками, тем самым уподобляя себя драконам.

— Айшма! — раздраженно крикнул он.

— Да, хозяин! — немедленно отозвалась экономка.

Маг предпочитал именно это старинное обращение, позволяющее почувствовать зависимость от него наемных работников. С тех пор как в империи отменили рабовладение, унижать слуг стало гораздо труднее, а для любого черного мага это необходимо как воздух. Если некромант не унизит или не оскорбит никого за целый день, он будет чувствовать себя больным, а если подобное продолжится еще некоторое время, магия может даже покинуть его. Он уже подумывал о том, чтобы нанять специального человека для издевательств, но вот беда: чтобы сполна почувствовать унижение, человек должен обладать чувством собственного достоинства. Те же запуганные провинциалы, которые рисковали наниматься на работу в его дом, об этом великолепном чувстве даже не слыхали.

— Убери это сейчас же! — гаркнул некромант.

— Конечно, хозяин, — покладисто согласилась Айшма.

При вызове образ экономки казался слегка размытым из-за защиты, окружающей ее, и Вилигарка это раздражало. Ну почему вся прислуга, нанимающаяся к нему на работу, носит на себе такую кучу щитов? Неужели все они настолько суеверны? Между прочим, оплачивать всю эту защиту приходилось именно ему, работодателю. Ему должно было бы льстить, что прислуга так боится его, но ко всем прочим порокам, естественным для каждого черного мага, Вилигарк был еще и чудовищно скуп. Он любил деньги и ценил их. А эти щиты стоили очень прилично. Единственным исключением из правила была новенькая ассистентка, пренебрегшая защитой от своего работодателя, да еще вдобавок ко всему сообщившая ему свое настоящее имя. Прочие пользовались удобными прозвищами. То ли она совсем его не боялась, то ли просто была необыкновенно глупа и легкомысленна. Девочка понравилась ему. Было в ней, конечно что-то странное. Но не настолько, чтобы отказать ей в месте.

— Я передумал. Пришли Марью! — ворчливо добавил он.

Экономка согласно пискнула, и образ ее поблек. Вилигарк еще секунду смотрел на видимую только ему магическую картинку, потом встрепенулся и плавно уселся в одно из массивных кресел. На себя и свою работу он денег не жалел. О нем, знаменитом некроманте, часто говорили, что он вообще не способен никого любить и ни о ком заботиться. Это было неправдой. Он любил только себя, зато так, что этой любви хватило бы на весь окружающий мир, будь она направлена на него.

Стукнувшись о громадную идиотскую конструкцию на стене, Машка вошла в большую залу. «Настоящий рыцарский замок!» — с содроганием подумала она.

— Не порть мне ковер, девочка! — прикрикнул маг, но тут же перешел на более добродушный тон: — Впрочем, вряд ли ты его испортишь. Убери тазик и можешь быть свободна.

— Это — ковер? — удивилась Машка.

— Разумеется. — Некромант пожал плечами, — Изящная кованая конструкция, служащая украшением главной залы дома. А что ты еще предполагала увидеть?

— Ну, такую большую мохнатую тряпочку, — призналась Машка, опасливо покосившись на фаерболы. — Что, вот это убрать, да?

— Ну не меня же! — раздраженно буркнул Вилигарк.

Машка подошла к тазику. Комки живого огня, словно обладая собственной волей к свободе, ожесточенно колотились о края. Прозрачная крышка тазика мелко вибрировала.

— Не бойся, они не кусаются, — сказал маг.

— Ага, — отозвалась Машка. — Зато наверняка больно жгутся, а у вас тут даже прихваток нет!

— Ты умненькая девочка. Твои предшественницы в первый раз сильно обжигались и роняли таз на пол, а я на них гневался. Это было забавно. А что такое прихватки? — заинтересовался Вилигарк.

— Штуки такие, — доходчиво объяснила Машка. — Тряпичные. Горячее брать.

Некромант поморщился и глубоко задумался. Машка с интересом наблюдала за сменой выражений на его лице. Никогда бы не подумала, что черные маги — мастера мимики.

— Ладно, — смилостивился наконец он. — Давай сюда руки.

— Зачем? — подозрительно спросила Машка.

— Учить тебя буду, — пояснил Вилигарк. — А то нанялась ассистенткой, а сама дура дурой!

— Не смейте обзываться, господин маг! — обиделась Машка. — Я, конечно, в вашей энергетике ни фига не смыслю, зато как уволюсь — и будете тут с одной вашей Сушеной Воблой управляться!

— Это с Айшмой-то? — Вилигарк неожиданно развеселился. — А что, весьма достойное определение! Тем не менее научить тебя чему-то надо, а то какая из тебя ассистентка?

— А, ну если вы в этом смысле... — успокоилась Машка и доверчиво протянула ему ладошки.

Вилигарк наморщил лоб и легко коснулся ее рук кончиками пальцев. Удивительно, но на ладонях этой странной девочки, не привыкшей бояться чужой магии, не было и следов какой-либо защиты. Ни знаков на ногтях, ни тонких цветных полос, упрятанных в линии жизни, ни даже примитивных невидимых щитов, которые можно обнаружить по теплым импульсам, исходящим от них. В этом было что-то неприличное, словно служанка позволяла себе ходить голой.

— Закрой глаза, — мягко попросил он.

Голос его изменился, стал бархатистым и нежным, похожим на пробирающий до глубины души голос старшего Иглесиаса. Машке внезапно захотелось улечься на пол, задремать и слушать его сквозь сон бесконечно.

— Не смей спать! — предупредил ее маг. — Просто зажмурься!

Машка послушно зажмурилась, а потому не увидела, как пальцы темного мага налились голубоватым сиянием. Плечи Вилигарка дрогнули, словно сбросили некий тяжелый груз, и маг распрямился, помолодев за несколько секунд на десяток лет. Руки его ощутимо нагрелись.

— Ой, щиплется! — ойкнула Машка. — Скажете, когда глаза можно будет открывать, ладно?

Маг озадаченно поглядел на девчонку.

— Вообще-то уже можно, — ответил он, стряхивая с пальцев остатки мертвенного голубого сияния, словно эктоплазму из популярного мультика про охотников за привидениями.

— А чему вы меня научили? — поинтересовалась Машка.

— Зубы лечить, — буркнул маг.

— Правда?! — восхитилась Машка.

— Девочка, — устало проговорил Вилигарк, — где ты видела, чтобы темный маг говорил кому-либо правду? Признайся, ты любишь сказки?

— Нет, — отозвалась Машка. — Больше мультики. И ужастики. Вампиры, Крюгер, покойники там всякие... А что?

— Ужастики — это истории о покойниках? — уточнил маг.

— И о покойниках тоже. Я думала, всем некромантам их с детства вместо сказок рассказывают. Ну, знаете, такие... — На мгновение она задумалась и продолжила замогильным голосом: — В черном-черном лесу стояла черная-черная башня. В этой черной-черной башне...

— Цыц! — прервал ее Вилигарк. — Для таких вещей здесь не место и не время!

— А что такого? — обиделась Машка. — Обычная страшная история.

— То-то и оно, что страшная, — совершенно серьезно сказал некромант. — Это ты, глухая колода, не слышишь, как такие истории действуют на мое рабочее пространство! — Он сморщил нос, как будто Машка испортила воздух, и тоскливо переспросил: — Значит, совсем сказки не любишь?

— Нет, — отозвалась Машка. — Сказки — это для детей. А я уже взрослая.

— Странно, — смущенно пробормотал Вилигарк. — Я полагал, что любишь... Девочки, как правило, без ума от сказок. Но только самые наивные думают, что темные маги терпеть не могут врать.

— Тогда колитесь. — Машка нехорошо взглянула на хозяина.

— В каком смысле? — не понял маг. Не будучи знатоком молодежного сленга, придуманного на немагической Земле, он воспринял Машкину просьбу как издевательство и слегка рассердился.

— Ой, извините, это у нас так говорят, — спохватилась девочка. — Что вы со мной сделали? Что-то я ничего такого не чувствую...

— Вот и хорошо! — обрадовался Вилигарк. — Впрочем, если бы ты хоть что-то почувствовала, вряд ли имела бы возможность сейчас разговаривать. Я проверял тебя на устойчивость к атакующей огненной магии. Ну и заодно сделал твои руки нечувствительными к огню.

— М-да, — хмыкнула Машка. — А как мне узнать, говорите вы сейчас правду или опять врете?

— Никак. — Маг пожал плечами. — Но ты можешь мне поверить. А можешь не верить. Откровенно говоря, мне это безразлично. Можешь просто взяться за тазик и узнать, солгал я тебе на этот раз или все-таки нет. Но убрать это тебе придется. За это я тебе, собственно, и плачу.

— Действуй, Маня, — недовольно пробормотала девочка себе под нос.

Надбавку за риск из жадного некроманта выбить не удалось, но на это Машка не больно-то и надеялась. Если учесть, что дурные качества черные маги в себе воспитывают с детства, жадность Вилигарка неудивительна.

Быстро, так, чтобы не успеть испугаться и передумать, она схватилась за тазик. Он показался ей теплым, но не более. Машка подняла тазик. Беснующиеся внутри сгустки жидкого огня были очень красивы. Она поднесла таз поближе к лицу и почувствовала, как на нее дохнуло жаром. Но руки вправду ничего особенного не чувствовали, как и обещал некромант.

— И куда это нужно выбрасывать? — спросила она.

— На свалку, куда же еще? — недовольно отозвался Вилигарк. — Разве Айшма не показала тебе, где находится наша свалка?

Машка задумалась. Ни одно из показанных ей мест на свалку похоже не было. Некромант с интересом ждал, глядя на нее, окончания процесса.

— Кажется, нет, — наконец неуверенно сказала она. — Если, конечно, свалкой не считать кухню, которую давно следовало бы вычистить.

— Ну вот и займись этим, — с энтузиазмом предложил Вилигарк. — После того как донесешь живые огни до свалки. Свальный колодец прямо за домом. Смотри не расплескай!

— Ну да, я знаю, инициатива наказуема, — пробормотала Машка.

— Какая умная мысль, — одобрительно заметил Вилигарк. — Я запомню ее и буду выдавать за свою.

— Это плагиат! — возмутилась Машка. — Все знают, что это не ваша фраза.

— Нет, — возразил Вилигарк, — это знаешь только ты, а на твое мнение мне наплевать.

И он показал как. Плевок снова получился кислотным, но сейчас это некроманта совершенно не расстроило.

— Безупречная логика, — восхитилась Машка. — Когда-нибудь я тоже так научусь.

Маг усмехнулся.

— Вряд ли.

К этому моменту Машка уже почти донесла тазик до двери. Наглое замечание работодателя заставило ее развернуться.

— Почему это? — с подозрением спросила она.

— Не доживешь, — пояснил маг. — Для этого у тебя слишком дурной характер и слишком много наглости.

— У вас тоже, — парировала Машка и гордо удалилась, чувствуя себя полностью отмщенной.

Маг проводил ее удивленным взглядом и уважительно покачал головой. Даже глупость и нахальство новой прислуги были весьма подходящими чертами, а самое главное — истинно темными. Ну какой светлый с таким блестящим презрением отнесется к смертельной опасности и с таким неуважением — к своему будущему учителю? Желание девчонки изучать магию под руководством единственного доступного ей преподавателя было очевидным для любого, кто находился рядом с ней дольше двух ударов сердца.

Это желание и ее глупость нужно как-то использовать. Своим умением обратить себе на пользу все что угодно Вилигарк славился даже среди признанных академией черных магов. Щелчком пальцев призвав к себе кресло, он упал в него, потянулся и задумался. Девочка явно попала к нему неспроста. Оставалось решить, не замешан ли в этом кто-то из недоброжелателей и нет ли в ней неподходящей крови. Вилигарк не любил заряжать свои инструменты жизненной энергией нелюдей. Во-первых, они вскоре после этого начинали сбоить, а во-вторых, эльфы и прочие нечистые замечательно умели сопротивляться чужому воздействию. За это в основном Вилигарк и не любил их. Он не был ярым расистом, но не считал, что мир многое потеряет, лишившись тех же эльфов. Ну разве что дешевую рабочую силу.

Искренне надеясь, что в ближайшее время тазик некроманту не понадобится, Машка оставила его в кухне и выбралась погреться на солнышке. Возле ворот, прохаживаясь на манер цапли, Айшма громко отчитывала за что-то Дегрена. Тот стоял молча, глядя на нее исподлобья, но возражать и оправдываться не пытался: бесполезно возражать облеченной властью старой деве с дурным характером. Ворота были распахнуты настежь — заходи кто хочет, выноси что приглянется. Собственно, за это Айшма на начальника охраны Вилигарка и ругалась.

Мужик со связкой длинной травы, похожей на осоку, вымахавшую до ненормальных размеров, медленно шел по улице. Вероятно, ноша его была тяжела, потому что через каждые десять шагов он останавливался, ставил связку на землю и вытирал со лба пот. Лицо у него было красное, и он тяжело дышал. «Бедняк, наверное, — подумала Машка. — Хворост на рынок несет». К ее удивлению, высокомерная Айшма, увидев бедняка, замолчала и низко поклонилась ему. Машка заинтересованно подошла поближе и пригляделась к таинственному прохожему. Дегрен, пользуясь возникшей паузой, быстро скрылся, пробормотав что-то о неотложных телохранительских делах.

— Это что, замаскированный член королевской семьи? — шепотом поинтересовалась она у Айшмы, внимательно рассматривая мужика. Ничего особенно в нем не было — обычный нищий собиратель хвороста, каких полно в любой сказке.

— Это самый известный в городе дрынмастер Гогон, — отозвалась Айшма, разгибаясь.

Мужик заметил ее и приветливо махнул рукой. Айшма низко поклонилась ему еще раз, демонстрируя такую почтительность, какой от нее не видел даже обожаемый работодатель.

— Дрынмастер? — переспросила Машка.

Слово показалось ей глупым. Нормальный ремесленник так называться не будет.

— Дрынмастер, милая моя, — сказала Айшма, — очень уважаемая профессия. За хороший дрын люди иногда целые состояния отдают.

— Дрын — это меч? — уточнила девочка, припоминая что-то, слышанное еще в Москве.

— Нет, глупая! — рассердилась экономка на непонятливую служанку. — Меч — это только металлическое оружие!

— А дрын что? Деревянное, для тренировки? — не отставала Машка.

— Дрын — оружие из дрын-травы, — объяснила Айшма. — Это гораздо сложнее и дороже. Видишь, он несет траву в мастерскую. Каждая травинка, которую он выкупил на плантации, станет страшно дорогим дрыном.

«Да уж, — подумала Машка, — как только люди не извращаются! Оружие из травы — надо же такое придумать! Неудивительно, что это настолько дорого. Трава-то мягкая!» Айшма бросила на нее недовольный взгляд.

— Ступай на кухню, — велела она. — Нечего на прохожих глазеть, работать надо. Иди давай, там котлы немыты.

Машка скривила губы, но так, чтобы не заметила экономка, и развернулась, собираясь идти. Бесполезно пытаться установить в чужом мире свои порядки. Да и мыть котлы на кухне черного мага особенного труда не составляло: ведь она пользовалась не мылом и даже не средствами для мытья посуды, а самой настоящей концентрированной магией! Уж она-то справлялась с застывшим жиром намного лучше любого разрекламированного средства.

— Постой! — тут же передумала Айшма. — Котлы помоешь после.

Машка охотно остановилась.

— После чего?

— Я должна тебя предупредить, — с кислой миной призналась экономка. — В поместье работают свободные нелюди. Тебя необходимо познакомить с ними, чтобы не возникло недоразумений.

— Ну, если свободные нелюди... — начала Машка и тут же прикусила язык, замялась, перехватив вопросительный взгляд экономки. — Хм... если свободные нелюди не кусаются, то я готова.

Что-то подсказало ей, что не стоит, предварительно не оценив обстановку, хвастаться своим близким знакомством местными эльфами, если, конечно, Айшма под «нелюдями» подразумевала именно их.

— Нет, они не кусаются, — медленно ответила Айшма. — Но тебе необходимо помнить, что они от этого не становятся менее опасными для порядочной девушки. Идем.

На мгновение она прикрыла глаза, чтобы солнечный свет не мешал сосредоточиться на видимой только ей картинке, потом уверенно кивнула и двинулась по левой аллее, усаженной розовыми приземистыми кустиками. Розовыми были сами прутья, торчащие из земли. Ни листьев, ни цветов на них не было.

Стараясь не зацепиться штанами за лысые кустики, Машка припустила за ней.

На широкой поляне под огромным старым деревом творилось некое действо магической направленности. Остановившись у края поляны, Айшма махнула рукой, и движение замерло.

— Я рекомендую тебе никогда не приближаться к ним ближе, чем сейчас, — наставительно сказала она, обернувшись к Машке. — Запомни, нелюди видят иную картину мира, нежели люди. Никогда нельзя знать точно, что они выкинут в следующий момент. Вероятно, у себя дома ты никогда не видела их. Знакомься, это эльфы.

— Да что вы говорите?! — восхитилась Машка, незаметно подмигивая Вию и Маю.

Оба эльфа, обмотав дерево блестящими цепями, гоняли по ним среднего размера тощую кошку. Сейчас животное, зацепившись всеми лапами за ветку, тихонько и жалобно мяукало, желая спуститься вниз. Май бормотал что-то успокаивающее, но не двигался, давая Айшме возможность продемонстрировать новой служанке страшных нелюдей во всем их немытом великолепии.

— А почему они такие... грязные? — шепотом поинтересовалась Машка.

— Это их дело. — Айшма пожала плечами. — Они возятся в саду с землей и растениями и, кажется, никогда не моются. У них странная магия, непонятная нормальному человеку, и даже не всякий маг разберется в ее природе. С ними лучше не общаться совсем, но без их услуг городской житель вряд ли может обойтись. В наших условиях редкие и нужные растения выживают плохо, а оттого каждый состоятельный человек непременно нанимает себе хорошего настройщика, который и администрирует его садовую систему. Оттого-то эльфов иногда зовут сисадминами.

— Это замечательное прозвище, — давясь от смеха, признала Машка. — Можно, я их тоже буду так звать?

— Нельзя, — отрубила Айшма. — Они обижаются и перестают работать. Обращаться к ним нужно «эй, нелюдь!» или по именам. Имена их — Вий и Май, но они так похожи друг на друга, что отличить их нет никакой возможности. Ты будешь приносить им еду по вечерам. Главное — не отвлекать их от работы. Еду нужно оставлять поблизости, чтобы, проголодавшись, они могли сами ее найти. Едят они по ночам. Никогда не заговаривай с ними первая, а лучше вообще не говори. Они злятся, когда их отвлекают от любимого дела.

— Да, очень похоже на нелюдей-сисадминов, — пробормотала Машка.

— Разве ты знакома с такими? — удивилась Айшма.

— Нет, лично не знакома, — отозвалась Машка. — Но я слышала о них множество ужасающих легенд.

И, кстати, не соврала ни одним словом. Айшма удовлетворенно хмыкнула и развернулась к эльфам спиной. Май лениво приподнял ногу и показал ей черную от грязи узкую ступню. Вероятно, это считалось здесь оскорбительным жестом — показать ногу. Вий же немедленно пугнул с цепи кошку и, привалившись спиной к дереву, прикрыл глаза. Официальное знакомство состоялось, теперь можно и отдохнуть. Лучшим отдыхом для ленивой нечисти во все века был крепкий здоровый сон.

Очень мешали отросшие за неделю ногти на ногах. Наверное, здесь их стригли каким-нибудь заклинанием, но Машка его не знала, а оттого мучилась. Острые краешки ногтей впивались в кожу на пальцах и неприятно упирались изнутри в и так слегка жмущие сапоги. «С этим надо что-то делать!» — подумала Машка, печально рассматривая свои неухоженные лапищи. Не ножом же их отрезать!

— Тиока! — окликнула она полненькую и смешливую помощницу кухарки. — У тебя ножниц случайно нету? Это такая штука, чтобы ногти отрезать.

— У тебя что, с твоими ельфями свидание вечером? — хохотнула та. — Сразу с обоими?

— Ну сколько раз говорить! — Машка вздохнула. — Мы с ребятами просто общаемся. Ничего больше. А ногти растут. Надоело.

— Хорошо хоть не дети, — отозвалась Тиока. — Кому другому бы не поверила, право слово. Но ты вообще странная. И хозяин у тебя — забавный, и ельфы — собеседники...

— А что, с эльфами просто общаться нельзя? — удивилась Машка.

— Ельфы... — Тиока мечтательно зажмурилась. — Ельфы — настоящие мужчины. Жаль только, верность у них не в почете. С ельфями только любиться и можно, зато как!

— Разговаривать тоже! — категорично сказала Машка. — Это они умеют. Так как с ножницами?

— Как ты смешно их называешь. — Тиока улыбнулась, покопалась в завале под кроватью и протянула Машке остро заточенные деревянные щипчики. — Они же не только для ног. Надо говорить — стригаля. По твоему говору сразу понятно, что ты из далекой деревни, а в столице таких не больно-то привечают.

— Ну и хорошо, что не больно, — пошутила Машка, одновременно стараясь приноровиться стричь ногти незнакомым прибором. Получалось не ахти. — Я больно не люблю. Потом синяки остаются.

— Ты смешная, — доверительно сказала Тиока. — Жалко, что ты сюда нанялась работать. Тебя ненадолго хватит с твоей глупостью. С некромантами надо тверже быть, а ты добрая — пропадешь. Ладно, довозишься — брось стригалю обратно под кровать. Я побегу, а то Айшма ругаться будет. У меня дел полно.

«И почему они так не любят Вилигарка? — думала Машка, отламывая кусочки ногтей щипчиками. — Он ведь нарочно злым прикидывается, чтобы его уважали. А на самом деле он же неплохой человек. Только ранимый, как и все хулиганы. Наверное, его в детстве обидел кто-то, и теперь он боится, как бы снова не подставиться...» Как-то в школе у них был свободный урок, на котором присутствовал психолог — худой и нервный юноша в очках. Сначала он устроил тестирование. Первые минут пятнадцать класс по привычке над ним издевался, а потом постепенно втянулся в игру. Стало интересно. После теста очкарик долго и нудно объяснял про результаты теста. Кое-что из его высказываний Машке понравилось и потому осело в памяти. Особенно же потрясла ее именно эта теория — про хулиганов, которые мстят миру за давнюю обиду и боятся раскрыться перед окружающими, чтобы их не обидели снова. Некромант Вилигарк, истеричный, не уверенный в себе и ужасно вспыльчивый, относился как раз к этому, подробно разобранному на уроке классу злодеев.

Сидящий в углу невидимый крыз поперхнулся куском засохшего хлеба, уловив ее настроение. Уже много лет он жил в доме Вилигарка, воруя еду и подвергаясь магическому облучению охранных систем. В Роесне таких паразитов было довольно много, и они давно научились считывать настроение людей, поглощать атакующую магию и притворяться невидимками. Без этого шансов на выживание у них бы не было совсем. Но такой странный настрой пожилой крыз встречал впервые. Он осторожно принюхался, однако не уловил даже намека на серьезную магическую ауру у этого человеческого детеныша. Тем не менее ошибиться было невозможно: детеныш искренне жалел самого опасного человека в этом замке — мужчину, который, не задумываясь, мог бы уничтожить всю популяцию крызов на своей территории. Если бы знал, что они, крызы, тоже здесь живут. На всякий случай осторожный седой зверь тихонько юркнул в хорошо замаскированный крызиный ход в стене.

Устала. За целый день набегалась так, что ничего уже не хотелось — только упасть и спать. Полоть огород и собирать фрукты чудовищное занятие сродни китайской пытке. Согнутую спину печет солнце, под рубашку норовят заползти мелкие вредные насекомые, да еще ехидно посмеиваются прочие, более приспособленные к сельскому хозяйству слуги. Да что слуги, даже огородники втихую издевались над ней!

Странное дело: с утра было тяжко, сейчас — тоже, а вот весь день усталости своей Машка не замечала. Словно втянулась, поймала ритм жизни, царивший здесь, и сама стала частью этого ритма. Лишь прохладный вечер позволил ей выпасть из него, и сейчас ей уже не казалось, что это такое yж благо.

— Где там мой домик? — еле слышно простонала она.

К счастью, домик прислуги игнорировал законы подлости и оказался на том же самом месте, где Машка оставила его утром. Порадовавшись этому замечательному факту, Машка вползла внутрь и не раздеваясь рухнула на кровать. Заснула она не сразу. Такое частенько бывает: вымотаешься так, что ноги не держат, а заснуть никак не удается. Все прокручиваешь в голове события последних дней, мысли теснятся, жужжат, словно крайне невоспитанные пчелы. Но когда Машка все-таки заснула, то заснула крепко. Кажется, в окно кто-то стучал — то ли эльфы, то ли ветки, но она не сумела очнуться. Снилась ей какая-то жуткая чушь: пара фенов, сражающихся в ванной комнате за право паразитировать на электророзетке. Машка сидела на краю ванны и размышляла, что бы это могло значить. Разгадка вертелась где-то рядом, но все не приходила, не оформлялась в четкую фразу. Это было обидно.

— Вставай! — тормошила ее Айшма. — Работать следует с усердием!

Машка застонала не открывая глаз. Все тело болело: мышцы, связки, кости и даже, кажется, костный мозг. Вдобавок жутко першило в горле, словно толпа сумасшедших поросят натоптала там острыми копытцами. В этом смысле дома однозначно лучше: две таблетки аспирина всегда можно было найти даже в ее квартире. Да и проклятая сельскохозяйственная деятельность совершенно точно была механизированной. А здесь — каменный век какой-то. Огромная плантация, на которой тяпочками и грабельками орудует прорва работников, сегодня с утра внушала Машке священный ужас. Неужели местным магам сложно изобрести волшебный трактор или что-то вроде того? Но, увы, высшим достижением гуманистической мысли здесь был примитивный поливной шланг. Вместо насоса при нем состоял худенький паренек, немного похожий на мультипликационного индейца. Никакой цивилизации!

— Не прикидывайся, что больна, — строго сказала экономка. — Вставай немедленно.

Перстень на ее пальце согласно полыхнул интернационально зеленым, подло подтверждая Машкино нерушимое здоровье. Этот нахальный яркий свет было видно даже сквозь закрытые веки. «Артефактина хренова!» — обиженно подумала Машка, но от ее негодования перстню не было ни горячо ни холодно. Как, впрочем, и Айшме.

— Темно же! — не подумав даже открыть глаза, возмутилась Машка.

Сказать она хотела нечто совсем другое, потому как ощущения были такие, словно проспала она минут сорок, не больше. И теперь особенно сильной любви к экономке не испытывала. Но усилием воли Машка сдержалась: мало ли, вдруг то, что она собралась сказать, здесь считается страшным богохульством и оскорблением работодателя? Быть испепеленной магом — не лучшее начало дня.

— Ну и что? — удивилась Айшма. — Мыши прилетели. Вся прислуга уже на улице, одна ты, как благородная, валяешься! Разве за это тебе хозяин деньги платит?

— А он мне деньги платит? — ненатурально удивилась разозленная Машка. — Что-то я этих денег до сих пор не видела!

— А как же твоя еда и одежда? — Айшма улыбнулась — в сумраке комнаты блеснули ее белые кривоватые зубы — и сдернула с девочки одеяло.

— Это не деньги, — Машка поморщилась, — это еда и одежда. Отдайте одеяло! Холодно.

— Оденься, — предложила ей злая женщина без всякого намека на смущение и сострадание. — А деньги тебе сейчас не нужны. Я обеспечиваю тебя всем, чем нужно. Вот уволит тебя мессир, тогда деньги тебе и выдадут.

— А когда он меня уволит? — спросила Машка, мрачно взглянув на бодрую и свежую экономку.

— Спроси у него, — посоветовала Айшма.

Машка медленно поднялась с лежанки, громко и демонстративно охнула и принялась одеваться. Айшма удовлетворенно улыбнулась и вышла из комнаты. «Что-то тут нечисто!» — подумала Машка, проводив ее недобрым взглядом. Казалось, леди Мышь просто издевается над ней. Ей вовсе не было стыдно поднимать Машку ночью гонять каких-то мышей. Но соседки по комнате и вправду не было видно, а в окна проникал дрожащий свет факелов и крики. Облачившись в кожаный балахон для особо грязной работы, Машка выползла из домика и тут же попала в самый центр суматохи и столпотворения.

Во дворе слуги гоняли вредителей, а проснувшийся от шума некромант ругался, стоя на балконе своей спальни. Он был бы похож на Джульетту, если бы внизу томился хоть какой-нибудь Ромео и некромант догадался бы похудеть на десяток килограммов. Но фитнес явно был чужд черному магу, а из всех потенциальных Ромео неподвижными во всей этой суете оставались только эльфы, чьи изящные фигурки белели на фоне стены дома. Вряд ли Вилигарк оценил бы таких слушателей — кажется, он вообще был расистом и гастарбайтеров не любил.

Май приветственно помахал Машке рукой, однако от стены не отлепился. Ему было лень двигаться, но и спать в таком шуме представлялось невозможным. Окружающие, прекрасно понимая, что нет ничего более сложного, чем заставить эльфа пахать против его воли, делали вид, что не замечают их тунеядства. Машка завистливо взглянула на приятелей, но тут один из слуг сунул ей в руки белую тряпку и толкнул куда-то к сараям, где шум, крики и писк были громче. Мало что соображая, Машка тоже закричала и замахала тряпкой, как и все прочие. Создавать бедлам спросонья получалось не очень, но пляшущий свет факелов и общее возбуждение делали ночное мероприятие немного похожим на сельскую дискотеку. Машка была на такой однажды. Не сказать чтобы ей понравилось — слишком много попсы, слишком мало трезвых и жутко накурено, — но по крайней мере она претендовала на звание развлекательного мероприятия. А развлечение, даже в неподходящее для этого время суток, в любом случае лучше, чем работа. Постепенно Машка втянулась в действо и даже принялась скандировать «Спартак — чемпион!», когда из темноты на нее выскочило нечто ужасное. Впервые в жизни Машка завизжала, истерично и пронзительно. Раньше она не подозревала, что ее легкие, голосовые связки и что-там-еще-в-визге-задействовано способны выдать такое. Появившееся существо отдаленно напоминало «чужого» из одноименного фильма, имея при этом крылья и мышиную мордочку, украшенную длинным хоботком. Вероятно, для сосания. Машке сразу же, наверное с испугу, вспомнилось, что мыши, о которых ей говорил Дегрен, были именно сосущие, а не какие-нибудь еще. То, что существо было размером не больше табуретки ничего не меняло. Оно было чудовищным.

Бросив тряпку наземь, Машка со всех ног помчалась прочь. Ей казалось, что монстр гонится за ней, разбрызгивая вокруг ядовитую слюну. Не чувствуя усталости, не видя ничего перед собой, Машка суматошно металась между занятыми работой людьми и орала благим матом, вставляя местами очень даже неблагие словечки. Остановила ее хлесткая пощечина. Машка замолчала, хватая ртом воздух и хлопая глазами. Айшма бесстрастно наблюдала за тем, как она приходит в себя.

— Да вы... да вы что?! — ухитрилась наконец выговорить Машка.

— Все в порядке? — холодно осведомилась экономка.

— Да как вы смеете?! — злым шепотом спросила Машка.

— Иди работай. Сегодня много мышей. У них начался сезон свадеб. — Айшма покровительственно потрепала ее по плечу и, развернувшись, скрылась в толпе.

Тяжело дыша и негодуя, Машка двинулась обратно к сараям. Подобрала брошенную во время панического бегства белую тряпку. По горящей от удара щеке скатилась слеза. Кожу зашипало. Ни один человек раньше не смел ударить ее. Пьяных отчимов и уличную шпану, ошалелую от собственной безнаказанности, она за людей не считала.

Откуда-то сверху свалилась сосущая мышь — тяжелая, воняющая паленой шерстью и весьма крупная. Запищала-зашипела, вцепившись в белую тряпку. Машка зло взглянула на мерзкую тварь и от души вкатила ей хорошего пинка. Мышь заверещала и торопливо скрылась в темноте. На душе полегчало. В боевым воплем, крутя тряпкой над головой, Машка ввинтилась в шумящую толпу и принялась гонять мышей-монстров, срывая плохое настроение и пытаясь отвлечься от нанесенного ей жуткого оскорбления. В несколько минут все было кончено. Перепуганные мыши стаей поднялись в воздух и пропали в темном небе. Только белые потеки на стенах сарая напоминали о нашествии — в этом смысле местные хищники были ничуть не лучше обыкновенных городских голубей. Кто-то из слуг, ругаясь, счищал мышиные испражнения с одежды и волос. Машка подняла голову вверх и мстительно улыбнулась. Она совсем не была злой или жестокой, но эти мыши и нахальная экономка взбесили ее донельзя. Теперь она удивлялась, как столь глупое создание, как сосущая мышь, могло так сильно напугать её. Поразмыслив немного, она пришла к выводу, что во всем виновата неожиданность. Она же даже изображений проклятых тварей никогда раньше не видела!

— Можешь идти спать, — послышалось сзади.

Машка мгновенно обернулась. Перед ней стояла Айшма.

— Вы! Вы! — Машка не нашла подходящих слов и просто плюнула на землю.

— Ты расцарапала себе лицо. Непременно позаботься о ране, — заботливо проговорила экономка.

— Вы ударили меня! — обвинила ее Машка.

Айшма улыбнулась с тем очарованием, которое дарят абсолютная естественность и привычное ощущение собственной правоты.

— Если ты будешь вести себя неподобающим образом или не выполнять свои обязанности, я ударю тебя, как ударила бы упрямую лошадь или любую другую служанку, — сказала она, пронзив Машку глубоким взглядом. — Но я никогда не буду сердиться или обижаться на тебя. Я просто сделаю то, что необходимо для решения проблемы. Ты же не станешь лучше оттого, что я буду сердиться на тебя?

— Ну, в целом верно, — со скрипом признала Машка. — Но все равно бить кого-то — неправильно.

— Предложи другой способ заставить тебя сделать то, что я хочу, — отозвалась Айшма. — Ты испугалась мышей, но, когда я ударила тебя, ты отвлеклась на боль и гнев и перестала их бояться. Разве это плохо?

Машка не нашлась, что возразить экономке.

Поспала она совсем немного. Утром Тиока, всплеснув руками, усадила ее напротив себя и, потряхивая странно выглядящей связкой костей, перьев и сушеных корешков, принялась заговаривать Машкины царапины от гнили и заразы. По ритму заговор ее больше всего был похож на колыбельную, так что к концу процедуры Машка благополучно задремала снова.

— Не спи, — разбудила ее Тиока, доставая из-под подушки незаконченную вышивку. — Работа скоро начнется. Не зли Айшму, она очень не любит лентяев.

Некоторое время Машка тупо наблюдала за пальцами Тиоки, сноровисто украшающими полотенце затейливыми узорами — глазастыми цветами, окровавленными топорами, виселицами и мрачными агрессивными демонами. Это удивительно напоминало толстовки и майки, которые любят носить московские металлисты и прочая неформальная молодежь. Только надписи на одном из краев полотенца не хватало: что-то вроде «Металлика», «Нирвана» или «Панки-хой!».

— Это твое? — опасливо спросила Машка.

Тиока рассмеялась.

— Нет, конечно. Разве я решусь вытереть лицо этакой гадостью? У меня потом все прыщами пойдет и плесенью. Нет, это для хозяина.

— Правильно! — поддержала Машка. — Пусть у него лицо плесенью пойдет.

— Да что ты! — Тиока замахала на нее руками в притворном испуге и возмущении. — Оне некроманты, им гадостью окружать себя положено. Да и вообще он такое любит.

Машка поднялась с кровати, на которой сидела, и тут же вскрикнула. Спину пронзило болью — ночная охота на мышей даром не прошла. Сразу вполне прочувствовался недосып, все царапины и синяки, даже заговоренные, а мышцы те вообще устроили революцию, прерываемую только забастовками. Их, кажется, совершенно не устраивало то, как Машка обращалась с ними. Они требовали массажиста.

— Все, — сказала она решительно, — все, я не могу больше. У меня все болит. У меня стонет каждая жилочка, каждый нерв!

Тиока вздрогнула и нервно шевельнула ушами — прислушалась. Белые волоски на кончиках ее ушей задрожали и, попав в луч света, стали хорошо видны. Это мгновенно сделало девушку слегка похожей на рысь.

— Ну нельзя же все так буквально понимать. — Машка усмехнулась. — Устала я — помираю просто.

— Нашла проблему. — Тиока пожала плечами и снова принялась за вышивку. — Попроси у Айшмы день или два для отдыха. Она даст. Собственно, я поэтому до сих пор здесь работаю: еще ни разу сушеная крыза не отказывала мне в прогулочном дне. Ну и в мелочи на платья.

Она хихикнула, взглянула на Машку, но пальцы ее при этом даже не замедлили своего движения. Тиока вышивала в каком-то загадочном, только ей слышном ритме. Под ее руками на парадном полотенце некроманта уже начинало вырисовываться что-то необычайно кровавое. Вилигарк, похоже, вообще питал слабость к красному цвету и его оттенкам.

— Нет, двух дней много, — глубокомысленно изрекла Машка. — Ну, предположим, один я продрыхну. А дальше? Города я совершенно не знаю, и, откровенно говоря, он меня немножко нервирует.

— Ельфей выгуляешь, — предложила Тиока. — Им полезно. Заодно похвастаешься перед горожанками. Они все такие напыщенные зануды, гордятся своим городским происхождением. Но — готова спорить — ни у одной из них не было двух ельфей сразу.

— В каком смысле? — Машка подозрительно прищурилась.

— Ты знаешь... — Тиока засмеялась, лукаво поглядывая на нее.

Машка оскорбленно вздернула подбородок.

— Ну если в этом, то у меня их тоже не было! Ни одного!

— Какая разница? — Тиока снова пожала плечами. — Горожанки-то об этом не знают. А в компании пары ельфей вполне можно поглядывать на них свысока. Эх, хотелось бы мне оказаться на твоем месте... Уж я-то знаю, что следует делать с ельфями.

— Ну и делай, кто тебе мешает, — предложила Машка. — Они существа общительные и вдобавок совершенно не в моем вкусе. Так что я не буду в обиде.

— Они худышек любят вроде тебя. — Тиока завистливо вздохнула. — Я бы с радостью.

Машке в голову немедленно закрались страшные подозрения относительно намерений Мая. То-то он с самого начала как-то странно на нее смотрел! Как жаль, что она сама не умеет читать чужие мысли!

«Лысый маг» — было написано над дверью. На самой двери красовалось вполне узнаваемое изображение Вилигарка, только вот редкие темные волосы, произрастающие на голове мессира в реальности, заменены были блестящей внушительной лысиной. Однако не узнать господина некроманта в нарисованном маге было просто невозможно. Рядом с дверью стояла длинная скамейка, на которой восседал кавказского типа немолодой мужчина. При виде эльфа он вскочил, расплылся в улыбке и помахал ему толстой волосатой рукой. Май приветливо кивнул и негромко сказал:

— Рад видеть вас, Фарад!

Лицо кавказца приобрело выражение неимоверного счастья оттого, что Май заговорил с ним. Изобразить такую радость от визита клиента умеют только владельцы очень дорогих магазинов и ресторанов.

— Хвала богам, вы здоровы! — провозгласил он. — В городе говорят, мессира мага покусали сосущие мыши и оттого он взбесился. Говорят, что он всю ночь гонял по поместью прислугу и домочадцев.

— Бессовестно врут, — обронил Май.

— Так как здоровье уважаемого мессира? — вкрадчиво поинтересовался Фарад.

Эльф усмехнулся.

— Не дождетесь.

Машка прыснула. Фарад взглянул на нее с таким изумлением, словно она только что возникла перед ним из воздуха. Машка смерила его независимым взглядом.

— Это Маша, моя гостья, — соизволил представить ее Май. — Решил показать ей город.

— Так отчего же ко мне не зайдете? — огорчился кавказец. — Поверьте, сударыня, моя едальня — единственное место в Астолле, которое следует посмотреть, не считая, конечно, храма всеми почитаемого Разумца.

— Мы зайдем позже, — расплывчато пообещал Май и дернул Машку за локоть, намекая, что пора бы уже двигаться дальше.

— Какой-то он странный, — вполголоса сказала Машка, когда они отошли уже достаточно далеко от хозяина «Лысого мага». — И забегаловка его странная. Что там Вилигарку делать?

— Фарад — смесок, — фыркнул Май. — Еще бы ему не быть странным. Смески все чуточку ненормальные. А кроме того, Фарад довольно долго жил в тени Роесны и постоянно попадал под свет магии Вили. Соответственно, слегка повредился умом. Теперь искренне считает, что, когда Вили облысеет, он займет его место и получит всю его силу. Потому и намалевал его на двери в таком неприглядном виде. Он — бывший книжник.

— Что, книжками торговал? — попробовала угадать Машка.

— Нет, учился книжной магии в академии, но плохо.

— Что плохо?

— Его выгнали. — Май усмехнулся. — Но кое-что он еще помнит. Только его порча — нашему Вили семечки. Кстати, ты семечки-то грызешь?

— Нет, — призналась Машка. — А надо?

— Не помешает, — уклончиво ответил эльф. — Я не очень разбираюсь в людях, но что-то мне подсказывает, что в суевериях Айшмы есть разумное сердце.

— Ладно, буду, — покладисто отозвалась Машка. — А храм мы пойдем смотреть?

— Без меня, — категорически отказался Май. — Эльфов туда не пускают. Говорят, Разумец разгневается.

— Глупости! — Машка взмахнула рукой столь эмоционально, что едва не задела нос эльфа. Май только успел отшатнуться. — Дурак он, что ли, на лишнюю популярность гневаться? Ну, Май, мне так хочется его посмотреть! В конце концов, ну что тебе какой-то там бог, тем более человеческий?

Май улыбнулся.

— Да не в боге дело. Посвистывал я про всех этих человеческих богов. Там монахов-стражников целый отряд, и у меня что-то не возникает желания с ними спорить.

— Стражники — это совсем другое дело, — со вздохом согласилась Машка, безошибочно отыскав глазами шпиль храма, возвышающийся над крышами домов. — Тогда пойдем есть.

— Где-то тут была толковая едальня... — задумчиво пробормотал Май.

Неуверенность он симулировал — это Машка знала совершенно точно. Во всей Астолле вряд ли нашелся бы лучший ресторанный критик, нежели грязноватый гастарбайтер-эльф. Пожрать он любил больше, чем что бы то ни было.

Кислый розовый хуммус Машке понравился. Он смешно щипал язык и волшебным образом помогал проснуться, как хороший крепкий кофе. На вкус, правда, он был больше похож на квас, но ведь это не имеет значения, если после чашки хуммуса сон снимает как рукой? А потому Машка решила про себя считать легкомысленно-розовый напиток с неблагозвучным названием местным аналогом кофе.

— Нравится? — заботливо спросил Май, не понижая голоса.

Он вообще не считал нужным как-то менять свое поведение в общественных местах. Это никого не шокировало: местные уроженцы с первого взгляда могли отличить эльфа от человека, а к эксцентричному поведению высоких светлых уже давно привыкли все остальные расы. Однако некоторые дамы за соседними столиками обернулись в их сторону и удивленно подняли брови. Здесь считалось, что эльфы — ужасные эгоисты, не способные беспокоиться ни о ком, кроме самих себя. Должно же что-то компенсировать их необыкновенную красоту!

— Очень, — призналась Машка. — А сколько стоит эта сжиженная мудрость веков и можно ли ее заказать, скажем, в «Лысом маге»? Хуммус — отличная вешь, но перспектива тащиться за ним через весь город на раздаточный пункт как-то не вызывает у меня особого энтузиазма.

Май рассмеялся.

— Ты так странно говоришь, — сказал он. — Сколько мы знакомы, никак не привыкну. В вашей Москве все так говорят?

— Нет, только я, — гордо отозвалась Машка. — Я совершенно уникальна. И не переводи разговор на другую тему. Я, конечно, всегда готова поговорить о себе, любимой, но именно сейчас я хочу узнать про хуммус.

— Да, от скромности ты не умрешь, — заметил Май. — Хуммус стоит совсем недорого. За городом ты даже можешь получить его бесплатно, если попросишь напиться. Но вряд ли тебе подадут его в «Лысом маге», разве что господин Фарад влюбится в тебя до беспамятства. Или в любой другой признанной забегаловке, исключая очень уж дорогие.

— Почему? — удивилась Машка. — Это что, какой-то запрещенный напиток?

Мнительная, как и большинство девчонок ее возраста, она с испугом прислушалась к своим ощущениям. Вроде бы ничего не изменилось, но с этими эльфами никогда нельзя знать что-то наверняка. С ними надо держать ухо востро, ведь любой эльф всегда держит что-нибудь про запас.

— Да нет. — Мая развеселил ее испуг. — Просто в публичной едальне не подают хуммус. Это считается неприличным. В кафе ходят, чтобы выпить кружалы, или тыки, или какие-нибудь магические напитки в хорошей компании. А хуммус пьют дома, с утра, чтобы набраться сил перед походом к магу-аптекарю.

Машка расслабилась и закусила хуммус тоненькими до прозрачности крекерами с ненавязчивым сладким вкусом. Застыв в молчаливом удивлении, Май с интересом наблюдал за ее действиями.

— Слушай, а у вас принято подсластитель вприкуску к напиткам употреблять? — наконец осторожно спросил он.

— А что с ним положено делать у вас? — подозрительно осведомилась Машка.

— Класть в чашку, — тоном лощеного английского денди, вынужденного беседовать с африканским дикарем о достоинствах традиционного «чая в пять часов», изрек Май.

Машка поперхнулась, но удовольствие от прогулки и хуммуса на летней веранде, удовольствие от ощущения безопасности и теплого солнышка не пропало. Сегодня вряд ли что-то могло испортить Машке настроение.

Вернувшись с прогулки в поместье, Машка мудро решила не ставить пока в известность об этом Айшму. Еще припряжет к какому-нибудь срочному делу. Кажется, для нее вообще не было большего счастья, чем занимать окружающих работой. Май одобрительно качнул головой, выслушав Машкины соображения. Солнце стояло еще высоко.

— Раз уж ты ничего не собираешься делать, пойдем, я покажу тебе одно интересное место, — предложил он.

— Только не очень далеко, — попросила Машка. — Ноги гудят.

— Какая ты нетренированная, — фыркнул Май. — Это совсем недалеко. Возле ворот.

Место оказалось действительно интересным. О таком Машка иногда мечтала. Скрытая пышной темной листвой, в кроне высокого дерева неподалеку от ворот сплетена была навесная беседка. Сейчас в ней сидел Вий и заинтересованно наблюдал за людьми, проходящими по улице. Иногда он что-то бормотал себе под нос и водил пальцами в воздухе словно записывал свои наблюдения.

— А, вернулись, — не отвлекаясь от своего занятия, поприветствовал он новоприбывших.

— Мы тебе не помешаем? — вежливо поинтересовалась Машка.

Вий только махнул рукой: дескать, разве от вас избавишься? Но глаза его смеялись.

— Люди такие забавные, когда думают, что их никто не видит, — сказал он, усмехаясь. — Я здесь часто сижу. На целую книгу наберется, что я тут насмотрел.

В этот момент на улице появилась интересная блондинка. Плечи ее были приопущены, под тонкой тканью платья просматривалось расслабленное пузико. В общем, нормальная, немного уставшая девушка, в пределах видимости которой нет ни одного потенциального поклонника. Она огляделась, немного замедлила шаг и принялась вдумчиво ковырять в носу. Вий неслышно рассмеялся и сделал пальцами сложное движение. В этот момент ворота чуть приоткрылись и на улицу вышел Дегрен. Потянулся, рыгнул сыто. С девушкой мгновенно случилась разительная перемена: плечи расправились, живот немедленно исчез, и походка стала легкой, летящей. Не девушка — мечта. Дегрен взглянул на нее, да так и застыл с открытым ртом. Бедра кокетки крутили «восьмерку» — туда-сюда. Взгляд начальника охраны Роесны и лично Вилигарка не отрывался от этой магической траектории. Машка взглянула на Дегрена, вздохнула и проводила девушку восхищенным взглядом. Ну ясно, опыт приходит с возрастом. Когда-нибудь она, Машка, такой же будет. Но только вряд ли она позволит себе казаться настолько доступной. Она свято верила в то, что доступным девушкам принцы не достаются даже в сказочных мирах. Это было единственное, в чем ее когда-то смогли убедить любовные романы.

Девушка еще раз крутанула бедрами и скрылась за поворотом. Спору нет, блондинка была хорошенькой, похожей на куклу Барби с ее гипертрофированными ногами и болезненной худобой, только вот Машка очень не любила, когда кто-то так себя вел. Словно на продажу себя выставляет, честное слово!

Май заинтересованно потянул носом и сказал:

— Худо дело. Кажись, у ней бабник рогатый завелся. Все, считай, продула смотр!

— А кто это? — шепотом спросила Машка.

— Фыська из соседнего квартала, — беспечно пояснил Вий, пожевывая травинку. — Хотела на модный смотр записаться, да там видящие не чета мне. Сразу бабника учуют. Они, конечно, не эльфы, да ведь их с рождения на бабников натаскивают. Так что ничего дурочке не светит.

— Не, рогатый бабник — это как?

— А ты что, не знаешь? — удивился Май. — Дрянь такая специфическая. Любую бабу красавицей сделает, если в доме заведется. Мы, нечисть, хорошо друг друга чувствуем... А почему ты шепчешь?

— Не знаю, — растерялась Машка. — Я думала, это паразит такой, а у нас не принято о проблемах такого рода на всю улицу орать.

— Да! — Май рассмеялся. — Это правильно. Бабник — еще тот паразит. Ты бы видела, сколько он жрет!

— Кстати, а почему вас нечистью называют? — сменила тему Машка.

— Потому что, с точки зрения людей, мы грязные, — охотно отозвался Вий. Кажется, его подобные вещи не задевали вовсе. — А на самом-то деле мы просто близки к природе. Поэтому она нас так любит. Вот ты скажи, что люди могут? Магия эта их жалкая, технические потуги и все прочее. А я вот могу попросить дождь пролиться...

— Так что ж ты тогда на Вилигарка работаешь, а не бродишь где-нибудь сельскохозяйственным магом? — подколола приятеля Машка.

— Лениво. — Вий пожал плечами. — Тут кормят, делать ничего не надо, денежку платят. А там — ходи, работу ищи... Нет, это не по мне.

— Халявщик ты. — Машка вздохнула. — Быть самостоятельным магом, по-моему, гораздо интереснее.

— Будь. — Вий снова пожал плечами и отвернулся. — Я не хочу, но ведь и тебе не запрещаю. Что ты мне в душу лезешь?

— На самом деле мне просто завидно, — самокритично сказала Машка. — Почему все эльфы — маги, а я нет? Чем я хуже?

— Ты не эльф, — просветил ее Май. — У тебя глаза не такие красивые, как у нас, тебя мир слушаться не будет.

— При чем тут глаза? — удивилась Машка.

— А разве ты не знаешь, почему природа делает так, как мы просим? — Май прищурил левый глаз, став сразу невероятно похожим на молодого Брэда Питта. — За красивые глаза, за что же еще!

Глаза у эльфов действительно были феноменальные. Огромные, как у персонажей японских мультиков, светло-зеленые, ярко-синие или фиолетовые, на грязной смуглой коже они смотрелись необыкновенно красиво. Имей Машка склонность к этому типу внешности, за такие глаза она бы в лепешку расшиблась. К счастью, изящные юноши, более похожие на измученных диетой девушек, нежели на мужчин, не нравились ей никогда. Безусловно, их хорошо снимать в кино или в рекламе шампуня, но в Машкином районе такой не продержался бы и двух часов. Впрочем, у эльфов свои секреты. По технике выживания, что в городе, что в лесу, что в горах, им равных нет.

— Н-да, — пробормотала Машка.

— Хотя, если тебя накрасить и слегка заговорить... — задумчиво протянул Май. — Можно попробовать научить...

— В прошлый раз он пытался научить бабника курить, — заметил Вий, пялясь куда-то в сторону. — Трое сдохли, один сбежал и больше с нами не разговаривает.

— Не, не надо, — быстро отказалась Машка. — Я у себя одна. Как-нибудь попробую сама научиться. У людей, знаешь, тоже есть какие-то магические практики. Без угрозы летального исхода. Я лучше пока так попробую, а не получится, тогда об остальном думать будем, ладно?

— Ничего они и не сдохли, — обиделся Май. — Нечего девчонку пугать. Подумаешь, развоплотились — с кем не бывает? Обратно воплотятся, не владетели. Зато какой бесценный опыт!

— И совершенно бесплатно! — подхалимски подхватила Машка.

— Да, бесплатно! — ворчливо подтвердил Май. — Эх, не любите вы меня совсем, издеваетесь все... Уйду я от вас! Вот все съем — и уйду!

Он отвернулся и обиженно засопел.

— Ну, значит, в ближайшем тысячелетии нам от тебя избавиться не светит, — спокойно резюмировал Вий.

— Это почему? — подозрительно поинтересовался Май, немедленно повернувшись обратно.

— Потому что в поместье Вилигарка съестных припасов как минимум на тысячу лет хватит, — серьезно просветил его Вий. — Маги, они, знаешь ли, очень традиции уважают. Особенно такие. Если вспомнить тысячелетнюю осаду...

— Это еще что такое? — спросила удивленная Машка. — Про Столетнюю войну — слышала, а вот про такое...

Вий отмахнулся.

— Это было давно и неправда.

— Ну расскажи! — заныла Машка. — Вий, ты же такой умный, я же ничего про это не знаю! Расскажи, не дай мне помереть дурочкой!

Вий немедленно растаял:

— Ладно, слушай.

Все же мужики остаются мужиками, даже если у них совершенное лицо, невероятная магия и острые уши. И ловятся они на те же приемы, что и их тупоухие собратья.

— Правда, прямо сейчас ты помирать не собираешься, так что с экскурсом в историю можно бы и повременить. У нас, между прочим, еще рабочий день длится...

— Ну и что? — фыркнул Май, укладываясь поудобнее на земле, которая не смела быть холодной в том месте, где на нее улегся ее любимец. — Можно подумать, что ты в это рабочее время какими-то делами занимаешься!

Вий согласно кивнул.

— И то верно. Считается, что все, что я тебе сейчас расскажу, — неправда, но так полагают только люди. Однажды всем известный маг-полукровок Жанма Остронос умер.

— А чем известный? — немедленно спросила Машка.

Вий отмахнулся покраснев:

— Неважно.

Май скорчил страшную рожу и помахал правой рукой, согнутой в локте, положив на него кисть левой в универсальном жесте. Машка охнула, но тут же спросила деловито:

— А почему его звали Остронос, а не...

— Потому что нос у него тоже был острый, — погрозив кулаком Маю, объяснил Вий. Лицо у него при этом было напряженное, как у старой девы, пытающейся рассказать племяннице, чем девочки отличаются от мальчиков. — И он был представлен ко двору юного принца, — добавил Вий. — А на приемах его сияния всех гостей представляли не по именам, а по прозвищам. Принц был юн, и это был его способ протестовать против тирании родителей. Представляешь, как бы это звучало: здравствуйте, господин Остро... Ну, в общем, ты поняла. А Жанма был неглупым человеком и потомственным придворным. Оттого-то, когда принц спросил, как его зовут, он слегка подправил то прозвище, которым его наградили крестьяне и соседи.

— Понятно. — Машка ухмыльнулась. — Но ты начал с того, что сей пронырливый маг умер...

— Да, умер, — подтвердил Вий. — Знаешь ли, и с магами это время от времени случается. Даже с теми, в ком течет кровь эльфов. Когда Жанма умер, его наследник Тукка Лис по прозвищу Горячие Руки вступил во владение замком отца и наконец получил возможность покопаться в его лаборатории, о которой в магическом сообществе ходили самые невероятные слухи.

— А этот господин Горячие Руки чем был известен? — с некоторым нездоровым любопытством спросил Май. — Он тоже был весьма любезен с дамами?

— Он был краль, — отрезал Вий.

— Это еще что за профессия? — удивилась Машка.

— Это не профессия, это образ жизни. — Вий вздохнул. — Тукка был знаменит тем, что крал все, что плохо лежит, а что лежит хорошо, умел переложить плохо и тоже украсть.

— Вот оно что... — протянул Май уже без всякого интереса. — Ладно уж, что там за слухи будоражили почтенную публику? Жанма держал в лаборатории пленных фулеганских девушек? Или предпочитал любовниц из-за Стекла?

— Фу, какой ты беспорядочный! Ни то и ни другое, — ответил Вий. — Ему вполне хватало реальных дам, которые выказывали ему свое внимание при каждом удобном случае. Жанма считался красавцем и не выглядел бы нелепой обезьяной даже по сравнению с тобой или со мной, кстати говоря.

— Это сильно, — оценил Май, переставая жевать травинку. Мысль о том, что человек может быть ненамного безобразнее эльфа, видимо, раньше никогда не приходила в его светлую голову и теперь поразила его своей новизной.

— Жанма, — продолжил Вий, перестав сверлить легкомысленного приятеля укоризненным взглядом, — в свое время считался одним из талантливейших магов. Ему даже предлагали высокий пост в академии, но из-за своей лени, необязательности, а главным образом из-за того, что он был любвеобилен настолько, что ему не хватало времени даже на приведение в порядок собственного замка, он отказался. В отличие от большинства своих коллег он не имел учеников и никогда никого не допускал в свою лабораторию. Я полагаю, это из-за того, что он хранил там старье, которое ему жаль было выкинуть и лень разбирать, однако люди были уверены, что он хранит там какую-то страшную тайну. Однажды они договорились до того, что Жанма изобрел зелье бессмертия, ограничивающее власть богов.

— По-моему, эти вещи совершенно друг с другом не связаны, — пробормотала Машка.

— Как это «не связаны»?! — Вий аж подскочил. — Самым прямым образом связаны! Бог может забрать кого угодно и заставить умереть кого угодно. Это закон. Ни один маг не может сопротивляться прямому приказу бога. Только люди довольно-таки странные существа. С рождения они наполовину погружены в мир иллюзий. Для них мечта часто становится одной из форм реальности. Это мы живем в надежном мире, а вы... Впрочем, я отвлекся. Тукка был уверен, что отец отослал его в закрытую академию не из-за своей неистребимой лени, а оттого, что не хотел делиться с сыном своей тайной бессмертия. И, как только замок перешел в его руки, он тут же отправился перекапывать отцовскую лабораторию.

— Ваш легендарный Тукка, он что, совсем идиотом был? Законченным? — хмыкнула Машка.

— Почему это идиотом? — удивился Вий. — Наоборот, люди считали его весьма хитромудрым. Говорили, что мудрость Тукки так же велика, как и его... В общем, неважно. Говорили, что он был умен и хитер.

— Если бы у его отца было зелье бессмертия, он бы его, наверное, выпил? — медленно, словно разговаривала с человеком, чье развитие заторможено, сказала Машка. — А если бы он его выпил, он бы, наверное, не помер? А если замок перешел к Тукке, значит, его отец Остронос таки помер. Или этот гениальный вор в суматохе об этом забыл?

— Хм, нестыковочка, — признал эльф, немного подумав. — Впрочем, может быть, он подумал, что его отца кто-то убил. Неожиданно. И тот просто не успел выпить свое зелье. Знаешь ли, Жанма часто был невнимателен и рассеян. И не страдал манией преследования в отличие от большинства коллег. Тукка надеялся на случайность: ведь ему обыск лаборатории не стоил ничего, а найдя зелье, он стал бы неуязвимым и вечным. Почти как бог. Кто же не хочет стать богом?

— Я не хочу, — отозвалась Машка. — Куча проблем, куча людей со своими дурацкими проблемами под окнами день и ночь воет, а удовольствия никакого. Разве что такие же дурацкие славословия, сидя в собственном храме, выслушивать. Мы лучше как-нибудь по-простому.

— Тукка хотел, — продолжил Вий. — Он хотел быть богатым и бессмертным, а потому, разбирая отцову лабораторию, мечтал о том, как разделит найденное зелье на много-много капель. Одну примет, чтобы получить эффект, а прочие продаст за огромные деньги коллегам. Воровство годилось для того, чтобы перебиваться с рийсы на морскую дрянь, иногда позволяя себе овощи, но Тукка хотел именно огромных денег. Он провел в лаборатории целый сезон. Жанма умер, когда деревья только-только начинали просыпаться, а Тукка вышел из лаборатории тогда, когда листья лежали мертвыми на такой же мертвой траве. И он не нашел вожделенного зелья. Вместо него в самом дальнем углу лаборатории он обнаружил источник неприятного запаха, на который вот уже год жаловались слуги. Там, в шкафу, грудой были свалены заскорузлые грязные носки, а поверх них лежала полуразложившаяся тушка давным-давно издохшей громадной крызы. Тукка, запершись в кабинете, рыдал, как младенец, и грозился пойти к некроманту, чтобы высказать все отцу и вытрясти из него тайну зелья. Он был уверен, что просто не сумел найти маленький флакончик в большом и чудовищно захламленном замке. Но душа отца не отзывалась.

— А что, должна была? — удивилась Машка.

— Вообще-то считается, что коварно убитый врагами человек не может получить загробного блаженства или мук, не объявив родственникам имя своего убийцы, — назидательно сказал Май. — Они же должны достойно отомстить за него.

— Душа не отзывалась, — махнув рукой, сказал Вий. — И спустя некоторое время Тукка действительно отправился к мессиру, владеющему путями мертвых. История не сохранила его имени, потому что уже на следующий день неудачливого некроманта нашли мертвым на пороге его дома. Душа Жанмы, которого он вызывал с подачи Тукки, разгневалась и попросила трех помощниц Херона Дохлого защитить его от посягательств живых. За то время, пока его сын копался в лаборатории, он успел свести с чудовищными дамами довольно близкое знакомство.

— Страсти какие. — Май уважительно хмыкнул. — Шустрый дяденька. Такого и могила не исправит.

— Тукке ничего не оставалось делать, кроме как отложить беседу с отцом до худших времен, — продолжил Вий. — Богатство ему не светило, золотой карась проплыл мимо его мажьей пасти. И он принялся приводить в порядок отцовский замок и поместье, чтобы заработать лишние резы на зиму на продаже свежих овощей. Он, знаешь ли, как многие в его возрасте, задумывался о женитьбе. А кому нужен не слишком богатый вор, который к тому же лицом уродился не в отца-красавчика, а в мать, которую Жанма когда-то просто пожалел, женился и забрал от сумасшедших родителей в свой просторный дом. Тукка съездил в столицу и во всеуслышание объявил, что никаких неопознанных зелий сильного действия в лаборатории Остроноса им не обнаружено. Конечно, Король-Солнце, тогда им был Тимардин Ветер, немедленно отправил в замок магическую комиссию из тех слуг Искусства, что работали на корону, но, увы, и они также ничего не нашли. И Тукка со спокойной совестью занялся разведением сладкой тынды и полосатых баклажан.

— Полосатых чего? — переспросила Машка.

— Баклажан, — повторил Вий. — Тогда они были здесь в изрядной моде.

— Дудки, — возразила Машка. — Баклажаны полосатыми не бывают. Они темно-темно-синие. Блестящие.

— Это у вас какие-то больные баклажаны, — бесцеремонно отмел ее возражения эльф. Впрочем, эта замечательная раса всегда отличалась неумеренной самоуверенностью. Такой же огромной, как их невероятные ресницы. — Правильные баклажаны должны быть полосатыми и солеными. А совсем уж хорошие — чуточку пахнуть дохлой рыбой. — Эльф мечтательно прикрыл глаза и облизнулся.

— Какая мерзость. — Машку передернуло.

— Не скажи... Некоторым нравится. У каждого свой вкус, — не согласился Вий. — Я, к примеру, до сих пор не могу понять, как это ты ешь фиговые семена.

— И вовсе они не фиговые, — обиделась Машка. — Очень даже вкусно. Это меня Айшма угостила.

— Из них выращивают фигу, — объяснил Май. — Это лиана такая. Ядовитая. А в деревнях их принято грызть после еды. Чтобы не болеть. Айшма же деревенская, от привычки этой избавиться вот уже лет двадцать не может. И тебя заразила, чтобы сильно не выделяться на фоне городских слуг мессира. Квохча старая.

— Да ты что?! — поразилась Машка. — Ни за что бы не подумала, что она не из города.

— Она это тщательно скрывает. — Май улыбнулся. — Старший, а ты что замолчал?

— Ну вы же меня не слушаете, вам бы все сплетничать, — проворчал Вий недовольно, однако принялся рассказывать дальше: — Но с баклажанами у Тукки ничего не вышло. Где-то вскоре после праздника середины зимы, Дня Гаснущего Солнца, он вышел на балкон замка и увидел, что на полях вокруг копошится херонова прорва невероятных существ. А вдали, у самого горизонта, разбит мажий палаточный городок. Через некоторое время его посетил вестник, который передал ему ультиматум появившихся под стенами замка магов. Оказалось, что никто из них не поверил выводам комиссии. Рассудив, что на месте Тукки они тоже не стали бы платить налог на сверхсильную магию и ставить в известность конкурентов, они собрались вместе и, призвав в этот мир армию разнообразных демонов, отправились силой отбирать зелье. Тукка пригорюнился.

— Точно, идиот, — не выдержала Машка. — Он что, не мог сказать вестнику, что уже выпил зелье? Или его... хм... мудрость была не такой огромной, как гласит легенда?

Эльф вспыхнул.

— Откуда мне знать? Я с ним в близких отношениях не состоял! И кроме того, не я сочинял эту дурацкую легенду, я ее только пересказываю. Не нравится — я не навязываюсь!

И он отвернулся демонстративно, с такой обидой, что у Машки защемило сердце. Так напоказ страдать умеют только эльфы и могущественные настроенческие маги.

— Нравится, нравится! — в один голос завопили Май и Машка.

Вий послушал немного их вопли и соизволил повернуться обратно. Лицо его выражало высокую печаль, легкое раздражение и одновременно некое удовлетворение. Машка подозревала, что у Вия есть выражения лица на все случаи жизни и где-то в его прекрасной голове хранится каталог этих самых выражений, снабженный пояснительными надписями к каждому, чтобы не запутаться впопыхах. Каждое выражение смотрелось абсолютно искренним и естественным и идеально подходило к ситуации.

— Тукка немного растерялся от такого внимания к его персоне, — поведал Вий. — Он не привык, чтобы прочие маги так из-за него беспокоились. А Тукка был довольно труслив. Раз в день он выглядывал из окна и видел, что вокруг замка носятся и летают зубастые, глазастые и шипастые демоны. Ему было жутко и неприятно. Он пробовал говорить вестнику правду, но тот только усмехался и обещал завтра зайти снова. За другим ответом. И тогда бедный Тукка решился на обман, благо к этому ему было не привыкать. Таких моральных принципов у него не было. Он сотворил зелье неуязвимости и наложил на него иллюзию, не позволяющую сразу распознать, что это такое. Зелье действовало только полчаса, но на большее жалкой силы Тукки Лиса не хватило. И он вышел к своим гостям и отдал им бутылочку. Их предводитель, великий маг Нотьяр Руф, под взглядами прочих попробовал зелье и осознал, что стал неуязвим для магии и для оружия. Он присмотрелся к нему и вынужден был признать, что зелье это ему незнакомо. Тогда Тукка был осыпан несметным количеством драгоценных резов короны и отпущен обратно в замок. Там он недолго думая похватал милые сердцу веши: старую детскую волшебную палочку, горшок для ночных нужд и прочее, ибо был весьма сентиментален. Ну и, конечно, мешок с деньгами. И отправился на Крайний Север — искать загадочный народ тэкацу. Тогда люди не общались и не торговали с ними, а за разумных существ тэкацу признавали только нас, эльфов. Они были очень замкнутым могущественным маленьким народом.

— А где они теперь? — поинтересовалась неугомонная Машка. — Вымерли?

— Никто не знает. — Вий вздохнул. — Однажды они исчезли и по своей привычке не удосужились никому сказать, куда уходят. Люди верят, что однажды тэкацу вернутся, но факт остается фактом: однажды они просто не пришли на ежегодную Мировую Ярмарку. И на месте, где они жили обыкновенно, не осталось ничего — ни тэкацу, ни их городов, — только болота да болотные мороки.

«Ну прямо как я, — подумала Машка. — Однажды я просто не вернулась из школы».

— Вскоре маги обнаружили, что их провели. Разумеется, они ужасно разгневались и отправились в погоню за хитромудрым Туккой. — Вий протянул руку, сорвал с ветки круглое «яблоко» и захрустел им аппетитно.

Машка тут же поняла, что глаза у нее завидущие, руки загребущие и вообще она — существо весьма примитивное. Проще говоря, ей тоже безумно захотелось «яблока». Только когда она вгрызлась в кисло-сладкий местный фрукт, она снова обрела способность слушать.

— С поисковыми заклинаниями человеческая магия была знакома уже тогда, так что с задачей отыскать обманщика Тукку они справились быстро, тем более что Нотьяр Руф лично возглавил эту экспедицию на Крайний Север, — прожевав, продолжил Вий. — Отбить его у тэкацу было задачей посерьезнее. Люди знали, что на севере живут некие невероятно могучие существа, чья душа — плоть от плоти Мировой Души. Связываться или делить что-то с этими существами опасно. Но, во-первых, даже мессир Руф не знал, насколько это опасно, а во-вторых, ярость и жажда наживы нередко затмевает даже самые светлые умы. И однажды ночью они пробрались в город тэкацу и выкрали из темного дома спящего Тукку. Это стало началом их Дороги Мертвецов. Они не слышали ледяного дыхания и не оглядывались пугливо по ночам, ибо были магами, но Херон уже незримо стоял за их спинами еще тогда, когда мысль войти с недобрыми намерениями в город тэкацу посетила их деревянные головы. Они вышли из города и тут же порталом переместились в замок мессира Руфа, чтобы заставить Тукку там все рассказать. Они пытались скрыться порталом прямо из города, но внутри поселений тэкацу никакая человеческая магия не действует. Только эльфам разрешено пользоваться благоволением земли. Но никакого морока, никаких очаровательных заклинаний.

— Очаровательных — это как? — хихикнув, спросила Машка.

Май закусил губу, бросил взгляд на нахмурившего брови Вия и неуловимым движением провел рукой по лицу. По Машкиной спине побежали мурашки. Нет, не мурашки даже — слоны, причем стадами. Мир вокруг дрогнул, словно был живым существом, отчего-то довольно резко запахло какой-то приторной газировкой. Май показался ей внезапно самым прекрасным и любимым существом в мире. Машке вдруг захотелось обнять его и не отпускать больше. Держать дома и никому не показывать. Ради Мая она и на дом себе заработает, и вообще на что угодно. Иметь в доме Мая хотелось даже больше, чем собаку. Даже чем большую и породистую собаку вроде водолаза.

Май вдруг покраснел, моргнул и стал совершенно обычным.

— Ну и желания у тебя, — пробормотал он. — Фи! Я же лучше собаки.

— Ты так думаешь? — недоверчиво спросила Машка, выдохнув. — Кстати, читать чужие мысли невежливо.

— Ты что, не поражена? — удивился Май.

— Скажешь тоже. — Машка усмехнулась. — Чему тут поражаться, обыкновенные феромоны. У нас такие духи на каждом углу продают. А вот чтение мыслей — это да, это я понимаю.

— Извини, — смутился Май. — Это у нас врожденное. Особенно если думают близко и очень громко.

— А что я сейчас думаю? — жадно спросила Машка.

— Ты не думаешь, — скептически сказал Вий. — Сейчас ты, как обычно, хочешь жрать. Вы, люди, удивительно ненасытные существа.

— А что? — обиделась Машка. — Пойти перекусить — это тоже мысль, причем неплохая.

— Это не мысль, — поправил ее Вий, — это желание. Различать надо. Думаешь ты чем? Головой! А желаешь — желудком. Это же совершенно разные органы!

— Ну, у кого как, — пробормотала Машка, со значением глядя на Мая.

Тот изобразил на лице бурную умственную деятельность и отозвался неуверенно:

— Знаешь, пожалуй, я немного подумаю эту твою мысль. Про много-много вкусной еды немедленно.

— По-моему, это заразно. — Вий вздохнул. — Имей в виду, младший, если ты будешь столько жрать, сколько люди, лет через пятьсот превратишься в безногий гриб. И мне придется возить тебя по миру на тележке.

— Ну, это же куча времени! — обрадовался Май. — Кроме того, я всегда мечтал вернуться в детство и заставить тебя быть моей воспитательницей. Ты будешь возить меня в тележке, петь колыбельную и кормить с ложечки, потому что сам я двигаться не смогу. Знаешь, это весьма соблазнительное предложение.

— Еще чего! — фыркнул Вий. — Я в твою тележку запрягу двух вонючих крыз-переростков.

— И будешь его в цирке показывать, — подхватила Машка. — Правда, Май, это здорово? Тебе все хлопают, восхищаются, деньги дают.

— Деньги — это хорошо, — задумчиво согласился Май. — Я подумаю. Но думать на голодный желудок — это как раз тот подвиг, на который я не способен.

Несколькими днями позже они снова сидели в навесной плетеной беседке, лениво перебрасываясь репликами. Айшма уехала по делам, и с ее отъездом Роесна погрузилась в сон. Не бегали взбудораженно служанки, не копошились на грядках огородники и даже господин некромант закрылся в библиотеке с подносом вкусной еды и большим чайником, полным какого-то дорогостоящего ароматного отвара.

Облезлая худощавая девица с тремя крупными алыми прыщами, горящими во лбу, словно звезды, прошествовала мимо них. Ее длинные волосы были какого-то неопределенного блеклого цвета, а тусклые глаза полным отсутствием какого бы то ни было выражения напоминали глаза простеньких, дешевых флешкартинок. На ходу она заметно покачивалась, словно тощие ноги не держали ее. Тонкая шея, синеватая, словно у цыпленка, погибшего трагической смертью, подергивалась.

— Эх, бедняга, — посочувствовал Май девушке. — Была Фыська, стала мартыська.

— Так это Фыся? — поразилась Машка. — Она что, заболела?

— Да нет, — Май пожал плечами, — без краски и бабника она всегда так или почти так выглядела. Сейчас, правда, она еще и о себе заботиться разучилась — не купается, не причесывается. Так с бабниковскими бабами часто бывает. Зачем красавицу из себя делать, если домашняя нечисть без усилий гораздо лучший результат обеспечит?

— А теперь это у нее навсегда? — осторожно спросила Машка. — Вот такой вид, и вообще... Кажется, у нее и с думалкой большие проблемы.

— Да у нее родственников полно. — Эльф не проявил к несчастной жертве мелкой нечисти ни малейшего сочувствия. — Кто-нибудь да закажет ей курс лечения.

— И долго ей... лечиться? — поинтересовалась Машка.

— Если сильно привыкла, то всю жизнь, — отозвался Май. — А если нет — к теплу пройдет, если на нее такую хоть один мужик нормальный польстится. Это помогает.

— Ну тебе виднее, — съязвила Машка.

Ей было очень жалко бедную дуру Фыську, пострадавшую только из-за того, что хотела быть сногсшибательно красивой. Машке вот тоже хотелось красивой стать, но как-то все не получалось. Видимо, не судьба.