"Первое Дерево" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

Глава 3 Рецидив

Мрак застил глаза Линден. Кровь, запятнавшая одежду Ковенанта, снова вернула ее в ночной кошмар: она изливалась из безмерной раны на его груди, пятная уже весь мир. Во рту появился даже привкус яда, который она высасывала из его раны. Моральный яд. Он был не просто опасным — дьявольски, порочно опасным. И еще: у него был запах того же тлетворного дыхания, что исходило от странного незнакомца, сказавшего ей: «Будь честной».

Но, несмотря на этот омерзительный запах, она все же спасла жизнь старику, когда у него остановилось сердце. А вот Ковенанта она спасти не могла. Ее запеленало тьмой так, что она была не способна пошевелиться.

И вдруг Опустошитель исчез. Словно лопнул огромный кокон, опутывавший корабль, и палубу тут же затопило ярким солнечным светом. Ковенант стоял на прежнем месте, и Линден внутренним взглядом видела особую, только ему присущую ауру огня и тьмы. Те из крыс, которые еще могли двигаться, упорно ползли в его сторону. Но так как Опустошитель покинул их, они, не причиняя Ковенанту никакого вреда, огибали его и очертя голову бросались в море.

Линден смогла сделать к нему только два шага, и ноги тут же подкосились; освобожденные от чудовищного напряжения после ухода Опустошителя, мускулы словно превратились в воск, и, если бы Кайл не подхватил ее, она бы упала.

Ковенант, перехватив ее испуганный взгляд, посмотрел на себя и увидел кровь на ноге.

Наступила тишина. Корабль Великанов застыл, словно был прикован к воде. Осознав случившееся, Томас весь побелел, глаза начали закатываться, и, прошептав непослушными губами: «Нет!» — он стал оседать, цепляясь руками за воздух.

Линден едва успела подхватить его. Он тяжело опустился на бухту троса. Линден тут же закатала ему штанину и занялась раной.

Крыса вырвала из голени кусок мяса, до самой кости. Рана сама по себе была не так уж велика, но сильно кровоточила. Для любого другого наибольшей опасностью была бы возможность заражения, и в этом случае, даже без своей медицинской сумки, Линден смогла бы помочь.

Но прежде чем она успела сделать хоть что-то, Ковенанта выгнуло, как в припадке эпилепсии, мышцы закаменели, и из сдавленного горла вырвался полухрип-полуругательство. Он заколотил каблуками по палубе с такой силой, что опрокинул склонившуюся над ним Линден и только благодаря Бринну не разбил себе голову о гранит.

Ни один яд не мог подействовать так быстро!

Его лицо налилось кровью, и он стал задыхаться. Спазмы могли привести к внутреннему кровоизлиянию.

И тут его правое предплечье стало на глазах темнеть, словно по нему с неимоверной скоростью распространялась гангрена.

Именно там начал свое действие поразивший его яд. Кусали ли его пчелы, пауки ли, яд концентрировался там, где клыки Марида впервые впились в его плоть. И каждый новый укус умножал опасность во много раз.

— Дьявольщина! — в отчаянии зарычал он. — Все прочь от меня!

Линден ощутила, как внутри него нарастает напряжение, как его страшная сила восстает против отравы, но все же не подчинилась. Великаны, почувствовав, что происходит что-то сверхъестественное, слегка попятились. И лишь Бринн и Хигром продолжали прижимать плечи и колени Ковенанта к палубе, чтобы не дать ему покалечить себя при конвульсиях.

Кайл осторожно тронул Линден за локоть, чтобы отвести ее назад. Но она не обратила внимания на его попытку и осталась на месте.

Сама себе не веря, в какой-то слепой, безумной надежде она попробовала воздействовать на Томаса и остановить расползающуюся по всему организму магическую заразу. Ведь как-то раз, пытаясь ему помочь, она узнала, что, благодаря своим новым способностям, она хоть и чувствует его боль как свою собственную, словно ее тоже поразил Солнечный Яд, но в то же время может вытянуть его из объятий смерти, напитав своей жизненной силой. И теперь она вновь лихорадочно пыталась проникнуть в него и найти возможность установить преграду для терзавшей его отравы.

Его боль полыхнула по нервам Линден, но ей некогда было отвлекаться на подобные мелочи: она искала границы распространения яда. И замерла в ужасе — он подбирался уже к самому мозгу.

Она должна остановить это. Без Ковенанта не будет никакого Посоха Закона, вместе с ним умрут надежды и чаяния всей Страны, и Линден уже никогда не вернется домой из этого сумасшедшего мира. Его мучения, передавшиеся и ей, были не слабее той пытки, которой подверг ее Гиббон, но она не прекращала сеанс, она не могла…

И все же она снова опоздала. Даже если бы она совершенствовала свое умение долгие годы, ей и то было бы трудно справиться с подобным ядом, а сейчас ей тем более не хватало ни знаний, ни сил.

Ковенант снова забился, и из его груди вырвался сиплый стон — кричать он уже не мог. И сдерживать дикую магию тоже больше был не в силах.

Язык белого пламени полыхнул из его правого кулака. С треском разорвав синеву неба, он, словно вопль боли и протеста, устремился прямо к солнцу, чтобы сжечь его своим отчаянием.

Сила взрывной волны оказалась такой, что Линден словно перышко отбросило на несколько метров. Бринна вообще швырнуло за борт, а с крыши кубрика полетела черепица. Трепещущий язык пламени, перед тем как исчезнуть, лизнул паруса, и два из них тут же сгорели дотла.

Кайла тоже сшибло с ног, однако он исхитрился упасть так, чтобы подхватить Линден — так что она не пострадала. Но в ту же секунду она остро ощутила, как этот прорыв неистовствующей магии разорвал их ментальную связь с Ковенантом. А точнее, вспышка огненной ярости словно контузила ее, и она временно утратила свое видение. Ей казалось, что огромный корабль закружился вокруг нее. И даже себя привести в чувство, усмирив головокружение и подступающую к горлу тошноту, она была уже не в состоянии.

Когда корабль наконец остановился, она обнаружила, что смотрит на Вейна. Оказывается, во время сражения он покинул свое место на носу. И теперь возвышался над Ковенантом, глядя на него так, словно вот-вот исполнит свою тайную миссию. На губах его играла вечная отвратительная улыбка. Металлические обручи от Посоха Закона тускло сверкали на его правом запястье и левой лодыжке.

Кайл помог Линден подняться на ноги и сказал:

— Ты уже знакома с этой болезнью. Можно здесь чем-нибудь помочь?

Ее нервы трепетали от напряжения и саднили, словно были обожжены ядом и огнем. Она молча отстранила Кайла. И тут Ковенант забился в новом припадке. Все его мышцы крутило и выворачивало. Правая рука раздулась и почернела. По заветному кольцу пробегали крохотные язычки пламени. И каждый из них словно обжигал обнаженное сердце Линден.

Она просто не знала, что тут можно сделать.

Хотя… не совсем так. Она знала. Некогда его уже спасла от подобной смерти алианта — целебные ягоды вейнхимов. А может, и «глоток алмазов» тоже подействует. Но пока его бьет в конвульсиях, как заставить его выпить что-либо?

Бринн попытался подойти к Ковенанту, но у того из кулака снова вырвался белый сполох и испепелил часть такелажа на гроте. Харучаю ничего не оставалось, как попятиться. Щеки Линден пылали — она сама не знала от чего: от жара пламени или от стыда за свое бессилие.

Стражи Крови смотрели на нее. И Великаны тоже — все до единого — смотрели на нее. Молчание Первой было угрожающим, словно обнаженный палаш. И все ждали, чтобы именно Линден решила, что теперь делать.

Она знала ответ. Но не могла отважиться на это. Ей одержать его? Попытаться на время овладеть его сознанием, хотя бы для того, чтобы заставить выпить «глоток алмазов»? И это после того, как она видела Джоан?

Внутри у нее все дрожало от его огненной муки. Стиснув зубы до боли, она отрезала:

— Я ничем не могу помочь. — И, автоматически развернувшись, побрела прочь.

Но Первая загородила ей дорогу.

— Избранная, — с чувством сказала она, — мы ничего не понимаем в этой болезни. То, что подобное произошло от укуса одной крысы, просто выше нашего понимания. Ему нужно помочь. Даже будь он самым обыкновенным человеком, ему нельзя было бы отказать в помощи. А он — не обычный: я сама назвала его Другом Великанов и вручила судьбу Поиска в его руки. Его просто необходимо спасти.

Линден отпрянула от нее, еще больше затрепетав от страха и отвращения к себе (Гиббон очень хорошо научил ее этим чувствам).

Нет! — Но если здесь она бессильна, то вся ее жизнь ушла впустую! Слезы отчаяния хлынули из глаз, и она лишь смогла выдавить из себя, и то с большим трудом: — Он может сам о себе позаботиться.

Но Первая не желала отступать, а тут еще к ней на помощь подоспел Хоннинскрю и мягко стал уговаривать Линден, но она перебила его:

— Когда мы только появились в вашем мире, у него в груди торчал кинжал. И он с этим справился. Верные перерезали ему запястья. И он снова сам себя исцелил. Он все может. — Линден сама удивлялась, насколько убедительно звучит эта ложь. Но выбора не было: лучше лгать, чем сделать эту мерзость.

С пылающими от стыда щеками она обогнула Первую и почти сбежала в кубрик, спиной ощущая взгляды разочарованных Великанов. Одержать его? Тогда его сила войдет в нее. Но не будет ли это опаснее, чем прикосновение Гиббона? Не таким ли образом рассчитывал Лорд Фоул закалить ее для нового Осквернения? Не в силах разобраться в своих чувствах, Линден убежала на пустую корму.

Опершись на один из планширов, Линден просидела на корме все утро, пытаясь вернуть чувствительность нервам, словно обожженным яростным огнем Ковенанта. И лишь когда она стала потихоньку приходить в себя, она заметила, что корабль не движется.

И причина состояла не только в постигшем Ковенанта несчастье. После выброса дикой магии грот-мачта выглядела так, словно в нее ударила молния. Но даже если бы весь такелаж и рангоут были в порядке, то и тогда «Звездная Гемма» не смогла бы двигаться дальше: ее оставшиеся паруса висели как тряпки, а море замерло в безветрии. Его гладь казалась отражением небосвода — только более синим и плоским. И безжизненным, как зеркало, в которое никто не смотрится. Канаты на реях — такие тугие и звонкие на ветру — теперь бессильно повисли, словно вытащенные на сушу водоросли, мертвые и бесполезные. Единственным, что двигалось в этом мертвом пейзаже, было солнце. Оно раскалило палубу, и горячие потоки воздуха затрепетали над нагретым гранитом. Казалось, корабль начинает испаряться, растворяться в полуденном зное, в мертвенном покое штиля.

От жары мысли Линден, уже и без того туго соображавшей от усталости, начали окончательно путаться. Она почти уже поверила в то, что Опустошитель, уходя, унес с собой ветер и что нынешний штиль — часть извращенного плана Лорда Фоула: остановить корабль, задержать Поиск до тех пор, пока яд окончательно не подействует, не доберется до важнейших жизненных центров Томаса. А дальше что? Может, Ковенант, окончательно обезумев, потопит судно? Или, может, сумеет удержаться от большого выброса дикой магии? И тогда кольцо и Поиск будут переданы кому-нибудь еще.

Кому? Ей?!

«Боже милостивый! — взмолилась она. — Я же не смогу!»

Но логика событий была беспощадна. Почему Марид, прежде чем атаковать Ковенанта, бросился сначала к ней? Зачем было Гиббону щадить ее, говорить с ней, касаться ее — как не для того, чтобы ввергнуть ее в пучину постоянного страха, словно готовя ее к грядущему безумию? И зачем старику в той безмерно далекой жизни было говорить ей: «Будь честной»? Зачем все это, если Лорд Фоул не был абсолютно уверен в том, что она получит кольцо Ковенанта?

Время от времени Линден чувствовала по вибрации камня новые и новые выбросы дикой магии. И вдруг раздался отчаянный вопль Ковенанта: «Никогда! Никогда ты его не получишь!» Но небо было слепо и глухо к его отказу. Он стал для Линден тем, к кому нельзя прикасаться. После стольких лет бегства она наконец приняла наследство, оставленное ей родителями. У нее было только два выхода. Выбирай любой: либо одержать его, либо позволить ему умереть.

Когда пришел Кайл, Линден выслушала его, не поворачиваясь, чтобы он не смог прочитать по ее лицу всех ее тревог и сомнений. Она ничего не отвечала на его уговоры. Но услышав: «Линден Эвери, ты обязана», резко обернулась. Кожа Кайла блестела от пота — даже тренированное тело харучая едва выдерживало такое пекло. Но держался он так, словно его это нисколько не волновало. Как всегда, он был настолько безупречен во всем, что Линден не удержалась от нечестного удара:

— Это ты давал клятву охранять его. Ты, а не я.

— Избранная, — назвал он ее титул, и в голосе его зазвенел металл. — Мы сделали все, что лежит в пределах наших возможностей. Но ни один из нас не может к нему даже приблизиться: он тут же стреляет огнем. Бринн уже обгорел, но это ничего, его вылечат «глотком алмазов». Решать, что делать, должна ты, и только ты: Великанам не под силу справиться с его кольцом. Когда Первая приблизилась к нему, он ее чуть не сшиб с ног. И якорь-мастеру тоже досталось, да так, что когда он придет в себя, то станет благодарить судьбу, что отделался только переломом руки.

Линден тупо повторила про себя: «Перелом…» — и нервно потерла руки. Она врач и должна поспешить на помощь Бринну и якорь-мастеру. Но даже на таком расстоянии безумие Ковенанта опасно для ее психики. Она не сможет и шагу сделать в его направлении. Она не может ему помочь, не осквернив его. У нее нет иной, кроме этой, грязной, силы. Так вот к чему она пришла.

И так как она продолжала молчать, Кайл опять принялся взывать к ее совести:

— Перелом легкий, и боцман быстро с ним управится. Я говорю не об этом. Я пытаюсь убедить тебя, что мы бессильны. Мы не можем подойти к нему. А значит, дело за тобой. Ты должна спасти его. Мы верим, что тебе он не повредит. Ты — его ближайший друг, женщина из его мира. Даже в своем безумии он все равно узнает тебя и придержит огонь. Мы знаем, как ты ему дорога.

«Дорога»? Линден чуть не взвыла в голос. А Кайл продолжал, словно не желал замечать ее смятения:

— Конечно, может, мы и ошибаемся. Может, он опалит и тебя. И все же ты должна хотя бы попытаться. Ты наделена особым зрением, которого нет ни у Великанов, ни у харучаев. Когда тебе приходилось иметь дело с пораженными Солнечным Ядом, ты умела сама себя восстанавливать. — На его обычно бесстрастном лице появилось выражение угрожающей просьбы. — Избранная, ты обязана заняться им. Ты должна найти средство спасти его.

— Должна? — Линден резко отвернулась. Настойчивость Кайла вывела ее из себя. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Единственный способ, которым я могу ему помочь, это войти в него и одержать. Как Солнечный Яд. Или Опустошитель. Да будь я невиннее младенца, это было бы уже достаточно скверно. И как ты думаешь, во что я превращусь, если обрету столь грозную силу?

«О, я еще много могу ему наговорить, могу наорать на него, а он меня за это возненавидит! И никогда больше не будет мне доверять!» Но вдруг она поняла, что кричать на Кайла абсолютно бессмысленно. Его твердая уверенность в себе, как скала, устоит против любого крика. И, как-то сразу успокоившись, она лишь тихо закончила:

— Я — что-то вроде Гиббона.

— Что ж, тогда он умрет, — мрачно сказал Кайл, и через мгновение Линден спиной почувствовала, что он уже ушел.

«Я знаю. Боже, помоги мне. Одержать его?» Линден судорожно ломала руки, словно пытаясь наказать их за бесполезность. Сколько лет она тренировала их, учила исцелять, сколько лет она доверяла им! А теперь они ни на что не годны. Они не могут сделать даже такой малости, как прикоснуться к Ковенанту, не причиняя ему вреда.

За весь день парусов «Звездной Геммы» не коснулось и легчайшее дуновение. Линден казалось, что от жары даже кости вот-вот расплавятся и потекут, но разрешить свои сомнения она так и не смогла.

На корабле Великанов было непривычно тихо. Казалось, весь экипаж, затаив дыхание, следит за выбросами пламени Ковенанта и прислушивается к его диким крикам. И ни ветерка, ни ветерочка! Несколько раз Линден хотелось броситься за борт, но не в поисках морской прохлады (ничто не могло бы сейчас охладить полыхавшую в ней боль), нет, — для того, чтобы просто разбить безжизненное зеркало воды. Сквозь камень она продолжала ощущать, как безумие Ковенанта все крепнет.

В обед и вечером Кайл приносил ей поесть. Он вел себя так, словно конфликт между ними не мог помешать ему исполнять долг; но Линден ничего не ела. И хотя она так и не сделала ни одного шага в сторону Ковенанта, она разделяла с ним все его мучения. Изнурительная пытка ядом и сумасшествием заставляла и ее корчиться, как в агонии. Это было наказание за ее трусость, и она не смела остановить этот кошмар.

Старик у Небесной фермы сказал: «Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя. Есть еще в мире любовь!» «Не обманешь надежд?» — терзала она себя. Великий Боже! Что до любви — так она никогда в нее не верила. И не знает, каков должен быть решительный шаг, который необходимо сделать, чтобы изменить свою жизнь.

Так прошел день. Уже восковая луна вползла на пустынное небо над безжизненным морем, а Линден все стояла, опираясь на борт и глядя в пустоту, лишь ее пальцы бессознательно сплетались и расплетались, словно клубок змей. Пряди на висках слиплись от пота, он стекал каплями, оставляя дорожки на запыленных и грязных щеках, но ей было уже все равно. Вода стала сгустившимся мраком — недвижимым, безграничным; и лишь луна, светившая только для себя, отражалась в его тусклом зеркале, словно лик мертворожденного младенца. Высоко над головой паруса серыми саванами окутывали реи. И духоту ночи нарушали лишь нечеловеческие вопли Ковенанта, да вспышки белого пламени пятнали небо.

Если она не отважится на этот страшный шаг, сам себя вылечить он не сможет. Это Линден хорошо понимала. Яд Презирающего был скорее моральной отравой, и Томас не настолько здоров, чтобы с ней справиться. Даже если его сила перейдет к ней, о чем она так мечтала, она все равно не сумеет уничтожить его болезнь, не исковеркав ему жизнь.

Сзади подошел Красавчик. Он шел специально для разговора с Линден, но, увидев ее изможденное лицо, просто молча облокотился рядом. Постояв так немного, он повернулся к ней, и она увидела, как что-то блеснуло в его печальных глазах: может, просто свет луны, может, слезы… Что он увидел в ее глазах, неизвестно, но этого было достаточно, чтобы он так же молча ушел.

Линден уже подумала было, что ее оставят в покое, но вскоре ощутила приближение еще одного Великана. Ей даже не нужно было оглядываться, чтобы узнать Мечтателя по его плотной ауре. Он пришел разделить с ней свое безмолвие. Он был единственным из Великанов, который обладал чем-то схожим с ее особым зрением, и поэтому грусть Линден была ему понятна. А его молчание было красноречивее любых вопросов.

— Потому что я боюсь. — Благодаря его немоте Линден могла наконец выговориться. — Это ужасает меня. Я могу понять Ковенанта. Его любовь к Стране… — Она завидовала Томасу, его отваге, его великодушию. Ничем этим она не обладала. — Я бы сделала ради него все, что угодно. Но это не в моей власти.

И дальше ее понесло; она пыталась понять саму себя. Звук ее голоса скользил в ночи, не затрагивая ни воздуха, ни моря. Но деликатность слушателя придавала ей мужества.

— Кругом сплошное одержание. Лорд Фоул одержал Джоан, чтобы заставить Ковенанта вернуться в Страну. — Лицо Джоан, искаженное хищнической злобой в жажде крови Ковенанта, будет преследовать Линден до конца жизни. — А Опустошитель одержал Марида, чтобы отравить его. Опустошитель же одержал на-Морэма Верных для того, чтобы они служили Солнечному Яду. А Солнечный Яд сам по себе! С его помощью Фоул пытается одержать Закон. Он хочет сам стать законом Для Земли. Из всех зол величайшее — это одержание. Оно отрицает саму жизнь, оно бесчеловечно. Тот, в кого ты вселяешься, теряет все. И никакие оправдания, что ты делаешь это из благих намерений, не меняют одержания по сути. Я врач, а не Опустошитель.

Линден пыталась придать голосу страсть обвинителя, но чувствовала, что кривит душой.

— Он нуждается, чтобы я вошла в него. Овладела его волей. Заставила бы его выпить «глоток алмазов», не дала бы ему сражаться с теми, кто хочет ему помочь. Но это зло по сути своей. Даже ради спасения его жизни. — Она мучительно подыскивала слова, чтобы наконец сказать правду. — Сделав это, я заберу у него его силу.

Она буквально молила Мечтателя понять ее.

— Когда я была в Ревелстоуне, меня коснулся Гиббон. И тогда я многое узнала о себе. — На-Морэм сказал ей тогда, что она таит в себе Зло. И это было правдой. — И некая часть меня действительно хочет этого. Овладеть его разумом. Забрать его силу. Я сама — никто, и сила мне необходима.

Необходима. Всю свою жизнь она стремилась к власти, стремилась одолеть смерть. Всю Жизнь умножала свое наследство, чтобы получить компенсацию за все. И если она овладеет силой Ковенанта, то будет счастлива вытрясти из Гиббона душу.

— Это меня и парализует. Я всю жизнь пыталась бороться со злом внутри себя. Но если дать ему волю, мне от него не спастись.

Но как спастись и от вечных противоречий между желанием жить и томлением по темной власти смерти, она тоже не знала. Самоубийство отца породило в ней некую жажду, которую она уже однажды утолила и панически боялась испытать еще раз. И этот конфликт между ее чаяниями не находил разрешения. В конце концов, прикосновение Гиббона-Опустошителя было не страшнее смерти отца; и мрачная жуть воспоминаний доводила ее до холодного пота и еле сдерживаемого крика.

— И все же ты должна помочь ему, — раздался громкий голос.

Линден вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стояла Первая. Линден была настолько увлечена тем, что рассказывала Мечтателю, настолько погружена в себя, что не почувствовала приближения Великанши.

Первая в Поиске взирала на нее с неприязнью.

— Я признаю, что твоя ноша тяжела. Это нетрудно понять. — Казалось, слова жгли ей язык. — Но в его руках судьба Поиска. Мы не должны потерпеть неудачу.

Молниеносным движением она выхватила палаш и выставила его перед собой, словно хотела заставить Линден принять решение хотя бы из страха перед острым лезвием. Та отпрянула и вжалась спиной в ванты. Но Первая наклонилась и положила меч между ними. Потом пронзила Линден суровым взглядом и спросила:

— Хватит ли у тебя сил овладеть моим клинком? Линден невольно взглянула на палаш, тускло поблескивающий в лунном свете, — он казался неимоверно тяжелым.

— Так хватит ли у тебя сил хотя бы поднять его? Линден вскинула глаза на Первую в немом протесте. Воительница кивнула, словно ожидала именно такого ответа.

— Вот так же и я бессильна перед недугом Друга Великанов. Ты — Линден Эвери, Избранная. А я — Первая в Поиске. И мы не можем обменяться своей ношей. И если ты не хочешь смиренно принять свой жребий, то я — клянусь своим клинком — сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему. Он никого не подпускает к себе — что ж, я рискну жизнями своих людей, я рискну «Звездной Геммой», чтобы вывести его из этого состояния. И если я не найду другого способа, клянусь, этим же самым клинком я отсеку его зараженную руку. Я не знаю, как иначе освободить его от этой хвори, а нас — от воздействия его силы. И если судьба будет к нам милостива, нам удастся остановить кровотечение, прежде чем жизнь покинет его.

Отсечь руку? У Линден ноги подкосились. Если Первая отважится… Мысленным взглядом она уже видела, как тяжелый меч, словно нож гильотины, врезается в плечо Ковенанта. И снова кровь. В бледном свете луны она будет казаться черной… И если ее не остановить мгновенно, то уже ничто не спасет его. Медицинская сумка осталась там, в другом мире, а здесь Линден не сможет сделать ни переливания крови, ни даже наложить швы — нечем… Не сможет даже нормально сделать массаж сердца, пока будет восстанавливаться кровяное давление после такой «операции». Он просто истечет кровью, как уже было, от той ножевой раны.

Она медленно опустилась на палубу, и в ту же секунду ужасная головная боль сдавила ей виски. Отсечь руку? Он уже потерял два пальца благодаря врачам, не умевшим лечить его иначе. Если он выживет… Линден глухо застонала. Да, если он все же выживет, посмеет ли она, ничего для него не сделавшая, более того, из-за собственной трусости позволившая отсечь ему руку, смотреть ему в глаза?

— Нет! — Она закрыла лицо руками. Все внутри нее протестовало против этого. Но тогда она сама даст ему повод возненавидеть ее навсегда, за то что она не остановила Первую. Но если она спасет его ценой утраты его индивидуальности, он тоже возненавидит ее! Да так ли уж ей нужна эта его сила? — Хорошо, я попытаюсь.

Мгновенно сгустившийся из темноты Кайл помог ей подняться. Оперевшись на локоть харучая, Линден увидела, что другой рукой он протягивает ей фляжку, из которой струился аромат разведенного «глотка алмазов». Вздохнув, она поднесла ее к губам, сделала глоток и тут же почувствовала обычное действие чудо-эликсира: кровь быстрее заструилась по венам. Мигрень превратилась в легкое биение жилки на виске. Даже луна словно засветила ярче.

Линден выпила все до последней капли, чтобы набраться как можно больше сил перед сражением со смертью, и пошла к кубрику.

Она попала в полосу света фонарей, расставленных на крыше так, чтобы Великаны и харучаи могли наблюдать за Ковенантом с безопасного расстояния. В их желтом теплом свете ночь утрачивала свою мистическую мрачность. Но они освещали также и опаленный такелаж. На всем освещенном пространстве не осталось ни следа от недавнего боя: трупы крыс сгорели дотла во время выбросов пламени, а длинные шрамы на граните, оставленные дикой магией, радиально расходились от Ковенанта как свидетельства того, что именно его ярость была их причиной.

Его вид был ужасен: все тело представляло собой сплошную рану, словно его били дубинками. Глаза были широко открыты, но Линден не увидела в них и проблеска разума. Губы были искусаны в кровь. Лоб покрывали крупные капли пота. Даже борода, обычно придававшая ему столь внушительный пророческий вид, сейчас выглядела фиговым листком для его проказы. А правая рука…

Черная, чудовищно раздутая, она судорожно сгибалась и разгибалась. На безымянном пальце тускло светилось белое золото обручального кольца, со слепой жестокостью впившегося в беззащитную плоть. Рукав рубашки до самого плеча превратился в клочья. К тому же у Ковенанта явно был жар, словно кости служили топливом для яда, полыхавшего в крови.

Линден чувствовала его лихорадку, но ближе пока не подходила, оставаясь на самом краю освещенного фонарями пространства. Ковенант уже был бы мертв, если бы не сумел с помощью кольца ослабить действие отравы. Только это еще удерживало в нем жизнь.

Хотя Линден все еще нетвердо держалась на ногах, она жестом попросила Кайла отойти. Тот заколебался, но Бринн резко позвал его, и верному харучаю пришлось подчиниться. Великаны застыли, затаив дыхание. Линден осталась одна на границе круга света, очерчивавшего зону самой большой опасности.

Она не отрываясь смотрела на Ковенанта. Борозды на граните убедительно доказывали, что она не сможет даже приблизиться к нему, не говоря уж о том, чтобы дотронуться. Но это ничего не значило. Никаким возложением рук его не исцелить. Ей было необходимо коснуться его души. Победить его и удержать от самообороны так долго, чтобы ему успели влить в рот хотя бы несколько капель «глотка алмазов». Одержать его.

Хотя бы это, если не получится забрать у него силу. Если она сдюжит. Линден чувствовала, что это выполнимо. Но Ковенант обладал огромной мощью и был в состоянии бесконтрольной ярости, а она так и не успела подготовить себя к мысли, что ей придется сражаться с ним за власть над кольцом. Если она допустит хоть малейшую ошибку, он может убить ее в пылу сражения. Но если она его одолеет…

Она решила все же сосредоточиться на его сознании — это казалось ей меньшим злом.

Дрожа и борясь с дурнотой, она заставила себя сделать шаг в круг света. Два шага. Три. И остановилась. Опустившись на камень, она села и обняла руками колени. Дыхание перехватило. Остатки здравого смысла молили о пощаде или бегстве.

Но Линден больше не колебалась: она приняла решение. Приказав себе забыть о морали, о страхе перед Злом и одержанием, овозможности ошибки, она сосредоточилась на том, чтобы проникнуть в него.

Линден решила начать с ног, надеясь, что таким путем ей удастся прокрасться мимо его защиты. Но первая же попытка обратила ее в бегство. Она растерялась и взмокла от страха, когда в пробитую ею брешь волной хлынуло его безумие и вцепилось в нее, как упырь.

Но потом к ней вернулось упрямство и сделало ее самой собой. Она посвятила врачеванию всю жизнь. И если она не может использовать скальпель и лекарства, то будет лечить тем, что оказалось под рукой. Прикрыв глаза, она сосредоточилась на том, чтобы заблокировать отвлекавшую ее боль, и медленно просочилась сквозь его ноги прямо к сердцу.

Жар, сжигавший Ковенанта, начал распространяться по ее телу, по мере того как она продвигалась по нему все глубже и глубже. Сердце колотилось в ее груди; тело медленно деревенело; пальцы ног заледенели, и по ногам вверх поползла судорога, пронзающая икры раскаленным железом. Линден уже начала впитывать отравлявший Ковенанта яд. Мрак застил ей глаза. Сила. Она жаждала силы. Ее легкие ходили ходуном, перекрытые спазмом Ковенанта. Она чувствовала, как в ее собственной груди расползается порча, пожиравшая его сердце, как ее мускулы слабеют и становятся дряблыми. Снова вернулась мигрень.

Он был руиной, а его болезнь и муки стали разрушать и ее, Линден. Она с трудом сдерживала рвущийся из подсознания панический страх и жгучее желание бросить эту безумную схватку с роком, но упорно продолжала ползти вперед, пропитываясь ядом в поисках щелки в его сознании.

Внезапно он снова забился в конвульсиях, и Линден мгновенно швырнуло на палубу. Сквозь хаос его безумия она ощутила, как в нем опять нарастает шквал силы. Сейчас она была открыта, и любой выброс прокатится по ней, как ураган, сметет и уничтожит ее.

Отчаяние толкнуло Линден на решительные меры: уже не таясь, она ворвалась в его голову, пытаясь пробиться в мозг.

На мгновение ее пронзила жесточайшая боль — больной сопротивлялся вторжению. В ее сознании вихрем закружились образы: уничтожение Посоха Закона; истекающие кровью люди, которых как скот гонят к жертвенному костру; изнасилованная Лена; незнакомый мужчина с огромной раной на груди; перерезанные запястья. И сила — белый огонь, сметающий Верных, обращающий Сантонина и силу камня в прах, собирающий смертельную жатву среди Всадников.

Сила. Линден не могла овладеть Ковенантом. Он размел все ее попытки, как сухие осенние листья. В своем безумии он принял ее за Опустошителя.

Она пыталась дозваться его, но сила кольца не подпускала ее.

Перед ее глазами, словно в ночном кошмаре, роились образы: человеческие толпы, покорно бредущие к жертвеннику, как скот; вина и безумие; белая магия, почерневшая от яда. Все тело горело от силы его ответного удара. Если бы Линден могла, она закричала бы от боли, но горло было перехвачено спазмом и ей больше не подчинялось.

Однако постепенно сила Ковенанта стала ослабевать, пока не осталась только в ее сознании, и темнота вокруг начала рассеиваться. Линден обнаружила, что полулежит на палубе, поддерживаемая Кайлом. Затем она, как сквозь туман, увидела склонившихся над ней Первую, капитана и Красавчика. В свете фонарей на их лицах читались беспокойство и огорчение.

Когда они заметили, что Линден пришла в сознание, Хоннинскрю вздохнул с облегчением.

— Шторм и камень! — нервно рассмеялся Красавчик. — Во имя силы, что осталась, Избранная! Ну ты и смелая! Последний выброс стоил якорь-мастеру двойного перелома.

— Он узнал меня, — ответила Линден, не сознавая, что только беззвучно шевелит губами. — Он не позволил этому меня убить.

— Это я во всем виновата, — мрачно призналась Первая. — Это я спровоцировала тебя пойти на риск. Не вини себя ни в чем. Теперь мы уже и в самом деле ничего для него не сможем сделать.

— Что с ним? — Линден очень старалась, чтобы ее поняли.

— Он сделал так, что теперь нам его не достать. Будет ли он жить, умрет ли — мы бессильны вмешаться.

— Как?.. — Линден попыталась привстать и разглядеть в полумраке фигуру Ковенанта. Первая кивком попросила капитана отойти.

Увидев Ковенанта, Линден заплакала навзрыд.

Он лежал, вытянувшись в струнку, окоченевший, словно никогда уже больше не встанет. Руки плотно прижимались к бокам, а губы превратились в узкую полоску. Его почти не было видно, потому что он, словно коконом, был окутан мерцающим белым туманом магии. Как эмбрион в пузыре.

Но он все еще продолжал бороться, и сердце хоть и слабо но билось. Яд из руки продолжал распространяться по всему организму. И без слов было понятно, что на «Звездной Гемме» не найдется никого, кто смог бы пробиться сквозь эту новую защиту. Его кокон был столь же неодолим, как и его проказа.

Таков был ответ его безумия на попытку одержания. Из-за того что Линден хотела овладеть его сознанием, он защитил себя от любого воздействия извне, в том числе и от помощи. Теперь он был доступен не более, чем если бы перенесся в другой мир.