"Сказки серого волка" - читать интересную книгу автора (Кауффман Донна)

Господи, от таких, как она, вспотеют даже пятки. И как его только угораздило согласиться? Нет, конечно, статус официального кавалера Танзи значительно облегчал ему задачу. Но почему его никто не предупредил, что она отправится на этот бал, нарядившись в костюм одалиски из личного гарема Санта-Клауса? Что ж, если ей нравится секс с Санта-Клаусом, он с радостью нарядился бы для неё в костюм рождественского деда. Даже нацепил бы бороду.

Райли с такой силой сжимал кулаки, что у него заболели пальцы. Что делать? Как иначе побороть желание схватить её и утащить назад в лимузин? Чтобы там проверить, действительно ли её кожа такая же нежная и соблазнительная, как это обалденное шёлковое платье. До сих пор ему удавалось держаться на расстоянии, изображая непробиваемого болвана. Наверняка Танзи думает, что он — полный кретин, если, конечно, вообще думает о нём. Иначе с какой стати она так и стреляет глазами по всему залу, а на него ноль внимания. Черт, можно подумать, ему это нравится. Но чем больше она его игнорировала, чем чаще смотрела в другую сторону, тем ему почему-то сильнее хотелось ей помешать. В высшей степени непрофессиональное поведение. Но что поделать.

Наверное, всё дело в генах. И все равно думать об этом — сущая пытка. Хотя он скорее готов влезть на дыбу, нежели признаться, что постоянно о ней думает. Себе ли самому, отцу, кому угодно.

Кстати, она что-то там говорила про танцы. Модная тусовка, на такой наверняка партнёры касаются друг друга. Райли мысленно поблагодарил своего тренера из колледжа — тот требовал, чтобы его питомцы целый семестр брали уроки танцев. Якобы помогает разработать ноги. Правда, это было около десятка лет назад. Райли оставалось лишь уповать на то, что это сродни умению ездить на велосипеде. Или сексу. Раз научившись, уже никогда не разучишься.

Пока они шли к столику, Райли наблюдал, как Танзи обменивается с гостями рукопожатиями, как дарит направо и налево улыбки. Нет, даже не к столику, а к главному столу. Господи, что он здесь забыл? Каким ветром его сюда занесло? Ведь он соврал, говоря, что бывал на подобных сборищах. Нет, конечно, вместе с товарищами по команде Райли приходилось участвовать в мероприятиях по сбору пожертвований. Как-то раз для владельца команды они даже приняли участие в тусовке вроде этой. Но в том-то и разница, что тогда они были всей командой. Как неуклюжие подростки, толпились кучей, глупо улыбались, вертя головами по сторонам, и страшно опасались, как бы их не пригласили на танец. Обычно в такие моменты Райли бывал ужасно рад, что он не суперзвезда и мало кто знает его в лицо.

И всё-таки сколько лет он не облачался в смокинг!

Он старался не подавать виду — кивал, когда его представляли, пытался делать заинтересованное лицо, когда все вокруг радостно щебетали, как, мол, это замечательно, что Танзи заняла место Миллисент, и, если требовалось, цеплял на лицо слащавую улыбку. А ещё всё время вертел головой в отчаянии и надежде, что где-то разносят не шампанское, а что-то другое. Черт, ну почему на модных тусовках нельзя подавать холодное пиво? Кто ему объяснит?

Нет, всё-таки следовало прийти сюда одному. Сборище представляло собой настоящий шведский стол, только вместо блюд здесь были богатые и очень богатые. Может, ему повезёт, и он до того, как все закончится, сумеет очаровать десяток-другой потенциальных клиентов и таким образом обеспечит себе контракты на будущее. Плохо то, что приходится держаться этаким агнцем — что ж, сам виноват, никто не заставлял, — что мешало ему быть на короткой ноге с гостями.

Да и с ней тоже.

Что, кстати, тотчас заставило Райли вспомнить про отца — то, чем Парриш-старший занимался в Санта-Розе последние две недели. И главное — с кем. Когда Райли согласился работать в паре с отцом, он дал тому однозначно понять, что если Финн желает заработать себе на спокойную старость, то на первом месте для него должен быть профессионализм. Только это качество позволит вывести их семейное предприятие — «Парриш секьюритиз» — в солидные игроки на поле детективных услуг. Увы, отец зарекомендовал себя игроком совершенно иного толка. И дело не в том, что Финн отлынивал от своих непосредственных обязанностей, пока эти обязанности давали ему возможность приятно проводить время. Что ж, оно прекрасно, только для Финна на первом месте стояли удовольствия, а не работа. И он упорно отказывался взять в толк, что, собственно, в том плохого.

Подали угощения, последовал обед из четырёх блюд, и на какое-то время все занялись поглощением пищи. Потом Райли с удовольствием наблюдал, как Танзи, стоя на возвышении, раздавала стипендии. Кстати, удовлетворённо отметил он, хвалёное самообладание её подвело, и она слегка раскраснелась. Неудивительно, если учесть, что вы стоите перед огромной аудиторией и на вас устремлены тысячи глаз. А чего стоили счастливые лица тех, кто удостоился наград!

Ему ли не знать, что стоит получить возможность высшего образования! Правда, своим дипломом Райли был обязан собственным успехам на футбольном поле. Ему никогда бы не попасть в колледж, если бы он полагался только на финансовую помощь со стороны отца, хотя, надо отдать Финну должное, тот всячески поддерживал сына морально. Конечно, и диплом у него всего лишь по физическому воспитанию. Но с другой стороны — вот он, неплохой специалист по частным расследованиям. Надо ли говорить, что ему, как, пожалуй, никому из гостей, были понятны мечтательные улыбки и горящие глаза молодых людей, что пришли сегодня сюда за благотворительными подношениями.

Что, впрочем, не мешало Райли одновременно размышлять на тему сложной и обманчивой натуры Танзи Харрингтон. Роковая женщина для мужчин, сильная героиня-одиночка для читателей, остроумная собеседница для ведущих радио — и телепрограмм, прекрасно владеющая собой на телевидении, острая на язычок на радио и вместе с тем совершенно не привыкшая находиться в центре всеобщего внимания!

Когда Танзи вновь села рядом с ним, слегка запыхавшаяся и раскрасневшаяся, в глазах её было то же мечтательное выражение, что и у тех, кого она только что облагодетельствовала.

— Теперь мне понятно, почему Миллисент спихнула с себя эту обязанность, — произнесла она, пытаясь подражать самой себе в сухом, резковатом остроумии. Однако Райли услышал в её голосе неподдельное волнение, прочитал его по её лицу. — Пока я там стояла, то ощущала себя чем-то вроде самозванки, — продолжала тем временем Танзи. — И хотя я ношу то же имя, что и фонд, я не имею к нему ни малейшего отношения. Это все заслуга Миллисент. Между прочим, тяжкий труд, если судить по тому, что я сегодня слышу со всех сторон.

— А что мешает и вам принять в нём участие?

Вопрос, заданный тихо и спокойно, застиг Танзи врасплох, и она умолкла. Кстати, у Райли и в мыслях не было его задавать. Тем самым он словно пересёк невидимую границу, отделявшую профессиональное от личного. Но не успел он пожалеть о сказанном, как Танзи уже ответила, причём ответила искренне, если судить по её лицу.

— Наверное, всё-таки приму. Раньше мне никогда не хотелось. Скажу честно, я только и делала, что увиливала, чтобы иметь как можно меньшее отношение ко всему, что касается выполнения семейного долга. — Она посмотрела на Райли и вновь улыбнулась своей слегка лукавой, понимающей улыбкой. Нет, что ни говори, она чувствовала себя здесь как рыба в воде. — Уж лучше я займусь созданием своего собственного наследства, если можно так выразиться. Меньше ответственности.

— Как мне кажется, вы сегодня были на высоте. Ваша тётушка может вами гордиться.

— О, я совсем не уверена, — ответила Танзи со свойственной ей откровенностью. — Думаю, она будет довольна моим успехом. Хотя мне доподлинно известно, что я доставила бы ей ещё большую радость, если бы активнее участвовала в семейных делах.

Райли постарался сдержать инстинктивную улыбку. Увы, придержать язык он не смог.

— Как сказать. Мне кажется, независимость у вас в крови. Это тоже семейная черта. Я сильно сомневаюсь, чтобы Миллисент пришла в восторг, обнаружив, что на кухне, если так можно выразиться, объявилась вторая кухарка.

Черт, а ведь он поклялся, что будет держать себя в ежовых рукавицах. Увы, сопротивляться её естественному обаянию было невозможно. Это всё равно как если бы насильно заставлять себя не дышать. Райли уже начинал сочувствовать всем тем несчастным хлюпикам, о которых Танзи писала в своей колонке. Наверное, следовало серьёзнее отнестись к наставлениям Миллисент, когда та предупреждала его о том, какой эффект производит её внучатая племянница на представителей противоположного пола.

— Мне можно доверять. Я умею держать язык за зубами, — произнёс он, в срочном порядке собирая воедино осколки былой овечьей личины.

Её губы растянулись в хитрой улыбке. Ему же захотелось повыть на луну. После того как он наконец изведает их вкус. И к чёртовой матери гены и опасность.

— Охотно верю. В противном случае тётушка просто не взяла бы вас на работу, — заметила Танзи. — Кстати, давно вы на неё работаете? Я, конечно, не могу всего удержать в голове, ведь у неё такой огромный штат. Но все равно я что-то вас не припомню.

Как раз те слова, какие ему меньше всего хотелось бы от неё услышать. Похоже, он чересчур осмелел, самое время опять прикинуться Агнцем.

— Я работаю на неё не так давно.

— А до того?

Райли посмотрел на неё.

— В другом месте.

Танзи удивлённо округлила глаза.

— Что за конспирация, особенно для личного помощника?

— Большинство моих работодателей предпочитают, чтобы я не слишком распространялся.

Райли надеялся, что сказанное прозвучит как отговорка, но получилось со всем не так… с намёком. Он тут же отметил про себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя превращать притворство в этакое развлекательное пополнение к работе.

Танзи поставила локти на стол и оперлась на руки подбородком, вопросительно глядя на него.

— В чём дело? — Райли был не в состоянии выдержать этот изучающий взгляд. Танзи покачала головой и выпрямилась на стуле.

— За последние десять минут вы произнесли больше слов, чем за те две недели, что мы живём под одной крышей. Это что, тоже потому, что вы предпочитаете не распространяться?

— Потому что мы не часто видимся.

— Что ж, это исправимо. Если постараться, что-нибудь можно придумать.

Райли никогда не думал, что несказанно обрадуется, услышав, как оркестр заиграл первые такты. Он был даже готов расцеловать всех до одного музыкантов. Однако уже в следующее мгновение понял, что танец может оказаться ещё большей пыткой.

Все другие участники благотворительного фонда поднялись со своих мест и выжидающе посмотрели в их сторону. Райли сжал челюсти и тоже встал. Учтивым кивком он указал в сторону зала.

Танзи позволила ему помочь ей выйти из-за стола. Однако стоило ей подняться с места, как она заговорщически подмигнула и шепнула, проходя мимо:

— Ничего не могу поделать.

Судя по всему, и по его лицу нетрудно прочитать чувства. Что ж, следует учесть.

Народу посреди зала становилось всё больше и больше. Райли ничего не оставалось, как положить Танзи на спину руку, направляя её сквозь гущу гостей. Кстати, какая она красивая и соблазнительно открытая, эта спина. Наконец Танзи обнаружила свободный пятачок и грациозно повернулась к нему Её рука плавным движением легла ему на плечо. Вторую он взял в свою собственную.

Главное, будь вялым, напомнил он себе. Имея в виду не только руки.

На их счастье, переполненный зал исключал какие-либо движения. Всё, что они могли себе позволить в такой давке, — это переминаться под музыку с ноги на ногу. С другой стороны, толпа толкала их друг на друга. Причём не раз. После каждого такого столкновения Райли старался тотчас восстановить дистанцию, всякий раз бросая на Танзи виноватый взгляд. Хотя обычно смотрел куда-то ей через плечо.

Он знал, что держится отстраненно, почти неучтиво, особенно после разговора за столиком. Райли понимал, что от Танзи это не скрылось — судя хотя бы по тому, что в уголках её рта обозначились обиженные складки, пусть она и пыталась всё время улыбаться. Улыбка, которая, как он знал, была ей необходима для того, чтобы раздавать учтивые кивки, когда их то и дело толкали то справа, то слева. Что ж, с другой стороны, это его устраивало. Если она считает его хмурым, зажатым типом, то наверняка вскоре утратит к нему интерес, который он, сам того не желая, в ней разжёг. Нет, наверное, он покривил душой, притворившись, что «сам того не желает». Или просто утратил бдительность.

Оркестр продолжал играть. Райли невольно задумался о том, что держит в своей руке её нежную кисть, а его ладонь лежит на её узкой талии. Он прислушивался к шороху её платья, ловил плавные движения её тела, когда оно двигалось в ритм его телу. И хотя Райли никогда не считал себя классным танцором, более того, ему ещё ни разу в жизни не приходилось использовать танец в качестве орудия соблазнения, он позволил себе небольшие фантазии на тему, что было бы, не будь у него нужды притворяться. Он представлял, как открыто улыбается ей, как честно и прямо смотрит в глаза, как их тела ритмично двигаются под музыку, представил, что во всём мире только они одни и больше нет никого и ничего. Вернее, только она в его объятиях, он ведёт её за собой по залу… и уводит.

И в следующий момент поймал себя на том, что смотрит на Танзи в упор, а она… явно это замечает!

— В чём дело? — услышал он её вопрос.

Вернее, поскольку оркестр играл громко и слова было трудно разобрать, понял по губам. О, эти накрашенные алой помадой губы, это алое платье, эта песня сирен, коварное творение Клариссы — для Райли они стали чем-то вроде орудия пытки. В следующее мгновение он наклонился ниже, почти вплотную приблизившись к губам, вкус которых ему страстно хотелось узнать. На какое-то мгновение их тела замерли на месте, а его губы застыли всего в нескольких миллиметрах от её.

Увы, всего на какие-то доли секунды, потому что затем Райли скорее почувствовал, нежели услышал, как она носом втянула воздух. Он тотчас наклонился ближе к её уху и прошептал первое, что пришло в голову:

— Мои ноги уже просят пощады.

Танзи остановилась и посмотрела на него — скажем так, с лёгким недоумением. После чего отстранилась, вновь нацепила на лицо эту, черт её подери, притворную улыбку и деланно усмехнулась:

— Мне казалось, это моя реплика.

Райли ничего не ответил, с одной стороны, ругая себя в душе, что остановился, с другой — радуясь тому, что сумел вовремя взять себя в руки. Они продолжили танец, но он постарался увести Танзи на край зала и всё это время вновь упорно таращился куда-то вдаль, на размытую картинку толпы. Через её плечо — такое гладкое, такое нежное, такое восхитительно обнажённое.

И всякий раз, когда на их пути попадались другие танцующие, она сталкивалась с ним. И всякий раз Райли осторожно отстранялся от неё и с тем же упорством избегал смотреть ей в глаза. Поскорее бы добраться до конца зала, где можно будет наконец убрать руки, твердил он про себя.

До их столика было уже, что называется, рукой подать, и одновременно — многие мили, потому что путь преграждали танцующие пары. Танзи снова и снова оказывалась прижатой к его груди, её колени тёрлись о его колени, её дыхание обдавало ему шею. Райли стоило адских усилий, чтобы не послать приличия к чёртовой бабушке и, ухватив её в объятия, привлечь к своему стонущему от возбуждения телу. Пусть усвоит раз и навсегда, что танцевала отнюдь не со Смиренным Агнцем.

Но в тот момент, когда его пальцы сильнее сдавили её талию, когда он заглянул ей в глаза — не мог не заглянуть, не в силах преодолеть соблазн, не в силах превозмочь самого себя, оркестр достиг мощного крещендо и умолк.

Его губы неуклонно приближались к её губам, — подумаешь, что музыка отгремела и танцующие начали расходиться, — как вдруг она отвела глаза, с поразительной лёгкостью отступила в сторону, ускользая из его объятий, и, как и все остальные в зале, принялась аплодировать оркестру. Райли ничего не оставалось, как по её примеру тоже захлопать в ладоши. А потом он и вообще сжал руки в кулаки, чтобы только не потянуться к ней снова.

В эти минуты ему хотелось одного — поскорее уйти с ней из зала, пока оркестр не заиграл новую мелодию. Он обернулся и моментально столкнулся лицом к лицу с новой проблемой, которую даже не предвидел.

— Эй, минуточку, — довольно бесцеремонно обратился к нему дородный джентльмен в смокинге, протягивая руку и улыбаясь.

Было в этом человеке что-то знакомое, отчего мозги Райли были вынуждены в срочном порядке исполнить своё собственное танго.

— Вы, случайно, не…

Райли быстро обернулся к Танзи и несколько резко подтолкнул её к столику, от которого их отделяло всего несколько шагов. Затем, оставив её стоять в растерянности, снова повернулся к джентльмену и сделал шаг тому навстречу. Таким образом, и он, и незнакомец смешались с краем толпы.

Упаси Господь от футбольных фанатиков! Имя Райли было хорошо известно заядлым болельщикам «Пионеров» — в отличие от лица. И тем не менее время от времени из каких-то щелей вылезал какой-нибудь фанат, который не ограничивался чтением турнирной таблицы на сайте команды.

— Привет, — произнёс Райли, протягивая незнакомцу руку.

— Парриш! — с явным восторгом произнёс тот, радуясь неожиданной встрече. — Я видел, как вы играли против «Сейнтс». Да, вы тогда утёрли им нос. Жаль, что дело кончилось коленной травмой. Искренне сочувствую.

Райли улыбнулся, моля Бога, чтобы Танзи оставалась сидеть за столиком. В НФЛ не занимаются разведением агнцев.

— Спасибо за сочувствие.

— А что вы сегодня делаете здесь? Я видел, что вы сидите за главным столиком. Наверное, решили подарить своё имя фонду?

Райли едва не расхохотался такому глупому вопросу. Господи, с чего это люди думают, будто все футболисты непременно миллионеры?

— Нет, я просто сопровождаю мисс Харрингтон. Взгляд его собеседника тотчас сделался хитрым, и незнакомец панибратски подтолкнул его локтем.

— Что ж, красивый будет гол, если всё получится. Райли стоило немалых усилий не послать навязчивого типа к чёрту. Вместо этого он изобразил учтивую улыбку. Ведь кто он такой, чтобы грубить людям? И вообще, не пора ли вспомнить, зачем он здесь, и делать своё дело.

— Прошу меня извинить.

— Передайте ей привет от Сэма Дюпри. Мои дочери читают её колонку. Готов поспорить, с этой дамочкой не соскучишься, — добавил мужчина и вновь многозначительно подмигнул. — Да, вам, спортсменам, вечно достаются самые сливки.

Райли заставил себя кивнуть и поскорее отвязаться от назойливого типа, чтобы, не дай Бог, не ляпнуть что-то такое, о чём впоследствии пожалеет. Несмотря на годы, посвящённые в высшей степени жестокому спорту, в котором ценятся прежде всего сила и выносливость, вне поля его редко тянуло применить физическую силу. Но случались и исключения из правил.

Райли направился к их столику, размышляя, как часто Танзи приходится сталкиваться с чем-то подобным. И хотя в течение нескольких недель он пытался разобраться с навязчивыми поклонниками её творчества, всё-таки ни разу не задумывался о той социальной среде, в которой Танзи приходилось вращаться постоянно.

Райли улыбнулся, размышляя о том, что у неё, наверное, получается гораздо лучше, чем у него. Остроумная реплика, скептическая улыбка и те, кому всё это предназначалось, потом часами пускали слюни либо корили себя за то, что попались ей на крючок, выдав как на ладони всю свою мелкую, недалёкую сущность.

Увы, улыбки его как не бывало, стоило ему увидеть, что она сидит, бледная и напряжённая, глядя на записку, которую только что развернула. Все другие, кто сидел за их столиком, ушли танцевать, и Танзи осталась одна. Чёрт побери, выругался себе под нос Райли, в два шага преодолев разделявшее их расстояние. Стоит на минуту оставить её одну… Он тотчас заставил себя прервать весьма непродуктивный ход мыслей и поспешил сесть рядом с Танзи. И лишь в самую последнюю секунду вспомнил про свою роль.

За последний час он, похоже, совершенно расслабился. И вот теперь пришлось собирать в кулак последние крохи самообладания, которые он ещё не успел растерять.

— Что-то случилось?

Она быстро и довольно неловко сложила бумажку. Казалось, пальцы не слушались её. И хотя улыбка её была приветливой, глаза — когда Танзи повернулась к нему — горели неестественно ярко.

— Ничего. Просто записка от почитателя.

Райли мгновенно напрягся. Пальцы его с силой вонзились в бедро, борясь с соблазном вырвать записку у неё из рук.

— Подозреваю, стоит вам появиться на публике, как почитатели начинают донимать вас своим вниманием.

Осторожно, стараясь ничем не выдать себя, он опустился на свой стул и, поднеся ко рту стакан с водой, окинул глазами зал. Соул-М8, ты, мерзкий извращенец, где ты прячешься? Буквально каждый волос у него на затылке, — а надо сказать, волосы — у Райли сейчас едва ли не встали дыбом, — подсказывал ему: автор записки — Соул-М8.

— Случается, — ответила Танзи и тоже сделала глоток. Однако в отличие от него не воды, а шампанского. Пузырьки в её бокале почти не были заметны. Райли отдал Танзи должное — самообладание вернулось к ней с поразительной быстротой. А ещё он был доволен тем, что записка — каково бы ни было её содержание — всё-таки выбила её из привычной колеи. Миллисент предупреждала его, что Танзи — натура упрямая, особенно в тех случаях, когда речь заходит об обратной, малоприятной стороне её все возрастающей славы. Неудивительно, что тётушка озабочена тем, что племянница до сих пор довольно легкомысленно воспринимала поступающие в её адрес угрозы.

Когда же Танзи упомянула поклонника по имени, Миллисент переполошилась, решив, что это не просто слова, а нечто более серьёзное. Она поговорила с Танзи, но разговор её ничуть не успокоил. Тогда Миллисент решила с глазу на глаз переговорить с редактором, который, как выяснилось, впервые от неё услышал о существовании Экстремального Поклонника. Миллисент не стала настаивать, чтобы редактор поговорил по душам с её внучатой племянницей. Тётушка опасалась, что Танзи просто заткнёт уши и не станет слушать, пребывая в полной уверенности, что её жизни ничто не грозит. Вместо этого Миллисент взяла дело в свои руки.

Ознакомившись со всеми имеющимися уликами, Райли поначалу решил, что Танзи права. Корреспондент под именем Соул-М8 в целом вёл себя так, как порой ведут себя некоторые поклонники — навязчивый, но безвредный безумец.

Но вот теперь назойливый почитатель пошёл на личный контакт.

И все моментально изменилось.