"Обретение мудрости" - читать интересную книгу автора (Дункан Дэйв)

2

– Слишком поздно выкидывать их за борт, – сердито сказал Томияно. «Сапфир» только что обогнал неповоротливую баржу с рудой и намеревался обойти с подветренной стороны судно со скотом. Оно не отбирало у них ветер, но соседство в течение нескольких минут могло быть не самым приятным.

Да, было уже поздно – слишком много свидетелей. На Реке была оживленно, словно на рыночной площади. Лучи утреннего солнца плясали на волнах. Над головой пронзительно кричали чайки. Брота ничего не ответила.

– За этот проклятый меч мы могли бы купить целый корабль. Не говоря уже о его заколке. А в кошельке у него наверняка нашлось бы куда больше драгоценностей.

За четыре дня дела у него существенно пошли на поправку. Синяки постепенно сходили, хотя спина его все еще была основательно разукрашена, и он с трудом двигал руками, словно они были столь же стары, как сутры. Он стоял, прислонившись к поручням рядом с ней, и что-то ворча. Ей не казалось, что он говорит всерьез, но вполне возможно, он лишь испытывал ее, искушал. Несмотря на суровое испытание, его характер не изменился в лучшую сторону. Чего бы это ему ни стоило, но он победил воина-Седьмого – мало кто из моряков когда-либо мог этим похвастаться.

Она повернулась, глядя на обгоняющую их галеру, взмахивавшую позолоченными веслами, словно крыльями, с испещренным фантастическими узорами носом. Галера намеревалась обойти их судно, прежде чем оно успело миновать баржу со скотом. На мгновение до «Сапфира» донесся запах. Уф!

– Он умрет, – сказал Томияно. Он повернулся и осторожно облокотился о борт. Его грудь была почти так же разукрашена, как и спина, и с обожженного лица клочьями слезала кожа. – Его нога похожа на дыню. Ты его слышала? Ни одного осмысленного слова. Один бред!

– Я говорила тебе, чтобы ты держался подальше от рубки.

– Я только заглянул в окно. А запах от его раны можно почувствовать даже из трюма. Проклятые сухопутники, по всему кораблю! Этот Ннанджи просто опасен. Каждый раз, стоит мне взглянуть на него, я жду, что он начнет кому-то угрожать. Самоуверенный щенок!

Брота молчала. Ннанджи обещал, что не будет ни на кого доносить в Ки Сане. Ннанджи был под контролем. Тане для этого потребовалось совсем немного. Он крутился вокруг нее, словно дрессированный мотылек.

– И еще этот Катанджи! – Томияно сплюнул за борт.

Очевидно, кровь ударила ему в печенку. Слабительное из ревеня – вот что ему было нужно. Интересно, подумала она, сможет ли пиво замаскировать вкус, поскольку он никогда не принял бы его добровольно.

– Ты единственный, кто им недоволен. Похоже, он вполне уживается с остальными.

– Это я и имею в виду! Ты видела, как Дива на него смотрит? А Мей? Но мы должны выкинуть их в Ки Сане, не так ли?

Брота задумчиво чуть повернула руль. Вероятно, было ошибкой никогда прежде не брать пассажиров – Томияно реагировал так, словно его насиловали, и некоторые из других членов команды вели себя аналогично. Он родился на «Сапфире», и никогда в жизни не спал где-либо в другом месте. Он боготворил старую посудину.

С галеры донесся яростный рев. Она сменила курс, а затем, ощетинившись веслами, c трудом увернулась от баржи со скотом. Брота начала планировать следующий поворот. Несколько огромных грузовых кораблей, в три раза крупнее «Сапфира», громоздились впереди, в то время как крошечные роскошные яхты сновали туда-сюда, словно стрекозы – вероятно, владельцы прибыли сопровождать свой груз. Она никогда не видела столь оживленного движения так далеко от порта. Вдоль берега стояли большие дома-усадьбы; они приближались к пригородам. Ки Сан, вероятно, был огромным городом, и она чувствовала, как даже у нее самой нарастает возбуждение. Команда уже в ожидании выстроилась вдоль борта на главной палубе.

– Ты собираешься вышвырнуть их в Ки Сане?

– Подождем, что скажет парнишка.

– Он? Он сказал Тане, что никогда до Ауса не видел ни одного города. Этот Ки Сан… – Томияно окинул взглядом берег и движение на реке. – Там наверняка есть на что посмотреть. Он всосет их всех и даже не чихнет. Парень останется на борту!

Конечно, Ннанджи мог решить остаться, но скорее всего он еще не пришел ни к какому выводу. Сейчас он был на главной палубе вместе с остальными; его косичка медно отсвечивала в лучах утреннего солнца, а на ней еще ярче сверкал серебряный грифон, украшенный сапфиром. Все были там, за исключением Шонсу и его рабыни. Настоящая преданность. Похоже, она никогда не спала.

Томияно, несомненно, смотрел на меч, и внезапно осознал его значение.

– Но ведь он не сможет сойти на берег, не так ли? Воины окажутся большей угрозой, нежели колдуны! – Он рассмеялся, потом пробормотал что-то презрительное о воинах, но себе под нос, так что Брота могла сделать вид, что не слышала.

Для поединка не требовалось никаких причин. Меч гарантировал Ннанджи смерть, стоило только кому-то из высокопоставленных заметить его при нем. Конечно, теоретически он мог носить меч в ножнах, а при себе иметь свой собственный, но адепт Ннанджи наверняка счел бы это ниже своего достоинства. И это не спасло бы его от штатских, или от воинов, не страдавших лишними угрызениями совести.

Судно с лесом и две рыбацких лодки впереди…

– У меня голова раскалывается, – сказала она. – Глаза устали. Жаль, что ты не можешь мне помочь.

– Еще как могу!

– Но твоя спина…

– Я же сказал, что могу!

Она оставила его и направилась к лестнице. Она устала от его жалоб, и остальная семья вела себя не лучше, хотя и не столь грубо. Она собиралась позволить воинам остаться – пока не продаст сандаловое дерево. Она высадит их прямо перед тем, как «Сапфир» отчалит. Так будет безопаснее. Если, конечно, боги не проявят великодушия, как предсказывал старик. Она была торговкой, а слова стоили дешево. Будет видно.

– Брота была на палубе вместе с остальной семьей, сидя на крышке люка, когда показался сам Ки Сан, во всем своем великолепии под лучами солнца. Ей случалось видеть многие города в Мире, но даже на нее это зрелище произвело впечатление. Множество зеленых медных крыш было разбросано по холмам, среди леса шпилей и куполов. На самой высокой вершине сиял белизной и золотом дворец. Оживленная набережная тянулась, насколько хватало взгляда, очерчивая изгиб Реки и гигантскую изгородь мачт и парусов, и уходя по дуге вдаль. Вокруг, словно мошки, носились лихтеры и баржи. Над водой разносился непрерывный грохот лебедок и колес фургонов.

Наблюдая за проплывающей мимо шумной пристанью, Брота подумала о том, сумеют ли они вообще найти место для швартовки. В этот момент от пристани отошло небольшое судно, и Томияно поставил «Сапфир» в образовавшийся просвет с той же легкостью, с какой попадал в плевательницу. Он торжествующе улыбнулся половиной лица. Команда радостно кинулась спускать паруса и бросать швартовы.

Брота тяжело поднялась и подошла к адепту Ннанджи.

– Ну, адепт? Хочешь остаться на борту?

Он сглотнул и кивнул, все еще в ужасе глядя на город.

– Хочу. Ты пошлешь за лекарем, госпожа?

– Хорошо.

– И еще, госпожа! – Он отвел взгляд от берега и слегка содрогнулся. – Я хотел бы продать Телку. Рабыня, у которой начинается истерика при виде крови – не слишком подходящий спутник для воина.

– Это верно. – Брота с серьезным видом кивнула. Молодец, Тана!

Ннанджи, запинаясь, продолжал:

– Э… ты не могла бы продать ее вместо меня? Ты бы могла выручить больше, чем я.

– Вероятно. Когда мужчина вот так продает рабыню, это означает, что она не слишком хороша. Если ее продает женщина, она может заявить, что та чересчур хороша. Конечно, я требую комиссионных. Одну шестую?

Его лицо поникло.

– Тана сказала, что ты хочешь только одну пятую.

– Ладно. Для тебя – одну пятую.

Он просиял.

– Ты очень добра, госпожа.

– Спасибо, адепт.

– Таможенник ушел, Матарро послали за лекарем.

Возможность получить Седьмого в качестве пациента привлекла Шестого, которого сопровождали трое учеников, тащивших его сумки. Это был толстенький человечек с низким, вкрадчивым голосом и мягкими манерами; зеленая полотняная мантия была свежевыглажена, черные волосы прилегали к скальпу. Увидев инвалида, он нахмурился. Лекари столпились вокруг, что-то бормоча и ощупывая больного, в то время как непрофессионалы в напряженном ожидании собрались в дальнем углу рубки. Брота предусмотрительно встала справа от Ннанджи.

Наконец, Шестой поднялся и с некоторым сомнением посмотрел на собравшихся.

– Кому я имею честь доложить? – спросил он.

– Мне, – сказал Ннанджи, выступив вперед. Брота шагнула вслед за ним.

– Рана очень тяжелая, – осторожно сказал лекарь.

Естественно.

– Если бы он был штатским, я бы посоветовал позвать хирурга, чтобы тот отнял ему конечность.

Брота сдержалась, но рука Ннанджи, сжимавшая меч, слегка дернулась.

– Нет.

Лекарь кивнул.

– Я так и думал. Тогда с сожалением вынужден заявить, что за этот случай я не возьмусь.

Брота готова была вмешаться, но парень знал верный ответ.

– Мы уважаем твои знания, достопочтенный. Однако, пока ты здесь, возможно, ты мог бы что-либо посоветовать… относительно этих царапин от рапиры у меня на ребрах. Что ты порекомендуешь? – В одном глазу у него блестела слеза, но он, похоже, этого не замечал.

Лекарь понимающе кивнул и посоветовал Ннанджи находиться в прохладном месте, побольше пить, следя, однако, чтобы не захлебнуться, прикладывать к царапинам горячие компрессы каждые два часа, а в промежутке применять бальзам, который один из учеников достал из сумки. Ннанджи с серьезным видом поблагодарил его и заплатил золотой за бальзам и за совет.

– Ты вернешься завтра, достопочтенный? – спросила Брота. Ннанджи выглядел несколько удивленным, но Шестой радостно просиял и сказал, что, конечно, он придет снова проверить ссадины адепта. У нее не было намерения оставаться здесь на ночь, но она не хотела, чтобы он разболтал гарнизону о Седьмом в порту. Пока, по крайней мере.

Она проводила лекарей с корабля.

– Как долго, достопочтенный? – спросила она.

– Пять дней? – сказал толстенький Шестой. – На открытом воздухе. Но он был сильным человеком. Конечно, ты можешь позвать жрецов.

«Пять дней», – подумала Брота.

Лекарь почти сам не стал жертвой меча, когда уходил, поскольку Матарро и Катанджи организовали ему почетный караул у трапа, как это было принято на больших кораблях, и салютовали весьма неумело. Брота подавила улыбку и крикнула Ннанджи, чтобы тот пришел и преподал им урок. Он в ярости вылетел из рубки и с удовольствием выполнил ее просьбу.

– Ради всех богов! – сказал Матарро, когда монстр ушел. – Он что, в самом деле думает, что мы простоим так весь день?

– Нет, – Катанджи снова расслабился, приняв более удобную позу. – Он просто расстроился из-за Шонсу. Нандж в основном в порядке.

Затем мимо них проследовала направлявшаяся на берег Брота, и они снова отсалютовали мечами, но уже не столь рискованно.

Они смотрели, как на пристани раскладывают образцы товаров – сандаловое дерево и несколько медных котлов. Брота устроилась в кресле, а оживленная портовая жизнь Ки Сана продолжалась вокруг под жарким солнцем. Фургоны, грохотавшие с грузом бочек и тюков, поднимали облака едкой, пахнущей лошадьми пыли, в то время как высокопоставленные торговцы проходили мимо со своими свитами, с презрительной усмешкой бросая взгляд на товары. Лоточники толкали нагруженные тележки, зазывая покупателей; носильщики катили тачки. То и дело среди всего этого движения мелькали носилки, пешеходы, мулы и коробейники, платья, мантии и набедренные повязки, желтые, коричневые и оранжевые, на фоне всеобщей суматохи и шума. Территорию патрулировало немалое число воинов.

– Что теперь происходит? – зачарованно спросил Катанджи.

– Да все та же самая тошниловка, – ответил Матарро. – Если какому-нибудь торговцу станет интересно, что тут у нас, он подойдет, посмотрит и скажет, что все это дерьмо, а Брота ему ответит, что он дурак и что это отличный товар. Потом они попытаются договориться о цене, а потом, если у него серьезные намерения, он поднимется на борт и взглянет на наши запасы. Наконец, они пожмут друг другу руки.

Какое-то время ничего не происходило. Несколько торговцев по-собачьи фыркнули и удалились. Затем Тана вывела Телку, умытую, причесанную и подобающе одетую, и повела ее на пристань. Первые отсалютовали и любовно посмотрели им вслед.

– Ты ни разу не пробовал, – сказал Матарро.

– Пробовал! – Катанджи закатил глаза. – Прошлой ночью! Нандж храпел, словно точильный камень. Я подкрался и попробовал. Три раза.

– Она похожа на кучу дерьма! – с сомнением сказал юнга.

– Вовсе нет! – заверил его Катанджи. – Стоит мне начать, и она просто звереет. ЕЙ нравится! Она так стонет и вздыхает! Просто здорово! – Он пустился в описание живописных деталей.

На Матарро это произвело впечатление, но он все еще не был убежден.

– Можешь поклясться на мече?

Катанджи ответил, что, конечно, может, с уверенностью человека, слова которого никогда не подвергаются сомнению. Затем их внимание снова переключилось на пристань.

Появление Телки вызвало значительно больший интерес, нежели целая груда сандалового дерева. Торговец-Шестой прервал переговоры у соседнего корабля и поспешил к ней, чего было достаточно для того, чтобы Брота тут же вскочила со своего кресла. В тот же момент дорогу пересек Пятый, за ним еще один Шестой. За ними последовали другие, образовав толпу, которая начала расти и толкаться. Матарро несколько раз недоверчиво выругался, и из рубки появился Ннанджи, чтобы посмотреть, что происходит. Похоже было, что Брота ведет аукцион, судя по взмахам рук и громким голосам.

– Они что, никогда баб не видели? – спросил Катанджи.

– Таких – нет! – с горящими глазами ответил Матарро.

Затем в задней части толпы произошло некоторое замешательство, и она поспешно расступилась, пропуская пришедших последними воинов.

– Святые корабли! – сказал Матарро. – Шестой ?

Ннанджи снова заперся в рубке, а потом выглянул в окно, бормоча что-то себе под нос, дрожа от ярости и разочарования.

Джия накладывала бальзам. Она взглянула на него – лицо ее было бледным, а глаза покраснели – и откинула тыльной стороной ладони волосы со лба. На лице ее появилась слабая улыбка.

– Адепт? Если ты положишь свой меч под край подстилки и будешь держаться поближе к двери, ничего страшного не случится.

Однако Ннанджи не мог столь легко избавиться от ответственности. Он оставался в рубке, раздраженно ходя взад и вперед у окна.

Толпа быстро рассеялась, оставив лишь отряд воинов и нескольких любопытных зрителей.

– Джия! Смотри! – внезапно воскликнул Ннанджи.

Вместе они смотрели, как Телке помогают сесть в носилки. Не веря своим глазам, они увидели, как ее уносят в сопровождении вооруженного эскорта.

– Я видел много чудес рядом с Шонсу, – прошептал Ннанджи, – но никогда не видел ничего подобного. Рабыня в носилках?

Брота на мгновение остановилась, чтобы поговорить с одним из торговцев, затем протопала наверх по сходням. Оказавшись в безопасности на собственной палубе, она откинула назад голову и прорычала хорошо подобранный набор речных проклятий, размахивая в воздухе кулаками. Ее команда разбежалась кто куда, зная, что в подобном настроении с ней лучше не разговаривать. Она резко развернулась и быстро направилась в сторону рубки. Катанджи семенил за ней. Матарро следовал за ним, более осмотрительно.

Она чуть не сорвала дверь с петель.

– Вот твои деньги! – рявкнула она, с силой впихивая маленький кожаный мешочек в руку Ннанджи. – Двадцать золотых!

– Шестой купил ее?

– Да! Достопочтенный Фарандако, воин-Шестой, староста Ки Сана! – Казалось, она выплевывает слова. – Я подняла цену до пятидесяти, и она поднялась бы еще выше – до восьмидесяти или девяноста. Но тут является ваш достопочтенный воин и говорит, что двадцати за рабыню более чем достаточно, и забирает ее. Воины!

Вооруженное ограбление! Ннанджи посмотрел на маленький мешочек, все еще лежавший в его громадной ладони, посмотрел на Броту… посмотрел на беспокойное, покрасневшее лицо Шонсу.

– Брат, – грустно сказал он, – нам нужен благородный воин.

Ответа не последовало.

– Он был еще великодушен! – Брота все еще тряслась от ярости. – Ему незачем было платить больше одного золотого. Или вообще не платить!

– Почему, госпожа? – спросил Ннанджи. – Что такого особенного в Телке? Почему носилки?

– Король, – сказала Брота, понизив голос почти до обычного уровня. – Он коллекционирует таких, как она, рабынь.

– Я рада за бедную Телку, – сказала Джия. – Она будет жить во дворце. Богиня вознаграждает тех, кто помогает моему господину.

Ннанджи и Брота переглянулись, удивленные и несколько пристыженные из-за того, что сами об этом не подумали.

– Что ж, ты подняла цену до пятидесяти, – сказал Ннанджи, высыпая монеты в раскрытую ладонь. – Пятая часть будет… десять, верно? Значит, десять тебе и десять мне – ровно столько я за нее и платил.

Брота фыркнула, но взяла деньги, пока он не передумал.

– Держи, Катанджи, сохрани их для меня, – сказал Ннанджи. Потом он вспомнил, что двое Первых были оставлены на страже. Он обрушился на них, выгнав обоих из рубки с обещаниями всяческих бед на их головы.

– Пятьдесят золотых! – прорычал Катанджи, когда они снова были на своем посту, на безопасном удалении. – За подстилку? – Он с отвращением поморщился. – Парень, кого-то ждет королевское разочарование!

Матарро ухмыльнулся, зная, что на сей раз он значительно ближе к истине. Затем они расхохотались. Они хохотали так громко, что чуть не выронили мечи.