Джек Ритчи Требуется убийца

Молодая женщина в отделе объявлений прочитала текст, переписала его карандашом и неуверенно взглянула на меня.

— Это нужно перепечатать точно так же?..

— Да. И я хотел бы заказать абонентский ящик для ответов.

Объявление, которое я намеревался поместить в «Гералд Джорнэл», гласило: «Вы прикованы к своему супругу или супруге и у вас нет выхода? Возможно, в вашей ситуации есть только одно решение. Конфиденциальное обращение с клиентами гарантируется. Письма отправляйте по адресу: „Гералд Джорнэл“, отдел объявлений».

Девушка нервозно покусывала карандаш.

Я изобразил на лице нерешительность.

— Что? Что-нибудь не так?

— Я здесь недавно и еще не знаю установки редакции. — Она позвала мистера Уилсона, очевидно, старшего по должности. Он прочел мое объявление.

— Вы адвокат?

— Нет.

— Я полагаю... Стало быть, вы хотите заниматься разводами?

— Нет.

Он откашлялся.

— Как в таком случае понимать ваше «только одно решение?».

— Ответ на этот вопрос — в моем объявлении.

Тогда меня пригласили наверх и привели в кабинет Бингхэма, руководителя отдела объявлений.

Мое объявление опередило меня и уже лежало на его столе. Он сразу, без обиняков, начал разговор.

— Я настаиваю на том, чтобы вы сделали более ясным текст вашего объявления, иначе мы не сможем его напечатать.

Я вздохнул.

— Итак, если без условностей, меня зовут Джеймс Паркерсон, я работаю в университете. Профессор психологии.

Он указал на листок с моим объявлением.

— И ваше объявление имеет какое-то отношение к вашей профессии?

— Конечно. В настоящее время я работаю над практическим подтверждением моих тезисов, что браки заканчивались бы убийством одного из супругов почти в десять раз чаще, если бы определенные психологические условия не сдерживали бы партнера, готового к убийству.

— Боязнь быть разоблаченным?

— Конечно, это также играет существенную роль, но я считаю другой фактор столь же важным, если даже не более важным. Я думаю, что большинство людей боится самого акта насилия. Если бы они могли доверить это кому-нибудь другому, например профессиональному убийце, то намного большее число наших сограждан умерло бы насильственной смертью.

Бингхэм нахмурился.

— Вы совершенно серьезно хотите предложить себя в качестве убийцы? Это значит, что кто-нибудь случайно клюнет на ваше объявление?

— Само собой разумеется, они клюнут. Если бы вы знали, как много людей обращаются с любыми вопросами, даже с глупейшими бессмыслицами! Приведу пример: несколько лет назад в крупном журнале появилось объявление следующего содержания: «Это ваш последний шанс. Отправьте доллар на почтовый ящик № 107». Все, ни единого слова об ответной услуге. Однако тысячи людей отправили доллар. Что означает моя формулировка, которую я преднамеренно выбрал? «Только одно решение». Слово «убийство», естественно, испугало бы всех, кроме нескольких душевнобольных, а на мою фразу будут реагировать. Я думаю, что те, кто откликнется, разделятся на две группы. Первые примут меня за юриста и будут ждать нового разъяснения бракоразводных законов, но с такого рода письмами я не стану возиться. Они не продвинут меня ни на шаг.

Я говорил стоя, но тут Бингхэм предложил мне стул, и я сел.

— Письма второй группы едва ли будут отличаться от первых при поверхностном чтении, но между строк в этих письмах можно будет прочесть нечто иное, а именно — замысел убийства, и я считаю себя способным распознать этот замысел. Авторы писем будут разгадывать мое объявление, колебаться между сомнением и надеждой и спрашивать себя, действительно ли объявление означает то, что им нужно. И тогда они потратят немного времени и почтовую марку, чтобы прозондировать мое предложение.

Бингхэм засомневался.

— Если эти люди обнаружат, кто вы и какую цель преследуете на самом деле, они как можно скорее разорвут с вами всякие контакты.

— Я, естественно, не расскажу им, кто я на самом деле, пока не сделаю опрос. До тех пор все будет выглядеть так, будто я — профессиональный убийца, который продает свои услуги.

Бингхэм погрузился в раздумья. Затем почесал затылок.

— Так, хорошо. Вообще говоря, я не должен принимать ваше объявление, но вы меня заинтересовали. Я разрешаю его опубликовать. Когда это нужно?

— Лучше сегодня.

Прежде чем я ушел, Бингхэм дал мне еще один добрый совет.

— Будет лучше, если за письмами вы будете приходить прямо сюда, в мой кабинет. Кто знает, может быть, вас будет подстерегать внизу у почтовых ящиков какой-нибудь потенциальный клиент или любопытный репортер.

Мое объявление появилось в тот же день в вечернем выпуске «Гералд Джорнэл», и на следующий день после обеда, как только закончился мой последний семинар в университете, я зашел в кабинет Бингхэма за почтой.

Бингхэм несколько смущенно представил мне коренастого мужчину, который сидел около двери.

— Сержант Ларсон из отдела по делам мошенничества. Он только что объяснил мне — его основной задачей является ежедневный просмотр газет с целью поиска подозрительных объявлений, особенно маленьких.

— В моем объявлении нет ничего противозаконного, — сказал я. — Будьте любезны, расскажите, пожалуйста, сержанту Ларсону о моих намерениях, мистер Бингхэм.

— Он уже сделал это, — возразил сержант. — Я должен убедиться сам в достоверности вашего объявления. Могу я взглянуть на ваш бумажник? Но сначала освободите его от денег.

Я повиновался, протянул ему бумажник, и он проверил его содержимое.

— В целом все в порядке, — сказал он. — По крайней мере, у вас документы Паркерсона. Я еще съезжу в университет и позволю себе проверить эти данные.

Бингхэм придвинул ко мне маленькую пачку писем, лежавших на столе.

— Они пришли сегодня рано утром на ваше имя.

Только шесть писем. Я был немножко разочарован. Ларсон обстоятельно рассматривал меня, пока я укладывал письма в сумку.

— И вы верите, что часть этих писем пришли от людей, которые хотят убить своего партнера? — спросил он.

— Я еще не читал их, но не исключено.

Он протянул руку.

— Отдайте их мне.

Я проигнорировал его требование.

— Сожалею, — сказал я. — Корреспонденцию, адресованную мне лично, я не дам никому.

— Я не понимаю вас, профессор! — со злобой выпалил сержант. — Неужели вам нет дела до того, чтобы не допустить деяний убийц?

— Меня это даже слишком волнует, — ответил я. — На это, в конце концов, направлены мои исследования. Но ведь прежде чем уничтожить эпидемию, нужно иметь ясное представление о границах ее распространения. Кроме того, люди, которые обращаются ко мне, могут быть опасны лишь в том случае, если найдут того, кто совершит задуманное ими, вам это не понятно? Таким образом, пока я занимаюсь с ними и удерживаю их, все равно ничего не произойдет.

Сержант Ларсон принял мои аргументы, правда, с неохотой.

— Но если вы свяжетесь с этими людьми, то мы хотим знать их фамилии. Мы обязаны отговорить их.

Я согласился.

— Вы требуете от меня нарушения доверия, — сказал я. — Но вы имеете право на знание фамилий, с этим я согласен.

Я приехал домой и хотел сразу же пройти прямо в рабочий кабинет, но Дорис, моя жена, задержала меня в прихожей.

— Ты уже обдумал, как мы проведем в этом году твой отпуск, Джеймс?

— Как проведем? — спросил я. — Мы останемся дома. Я работаю над новым проектом и буду продолжать над ним работать и во время отпуска.

— Ты перегружен работой, дорогой, — сказала Дорис и вздохнула. — Я пролистала проспекты, и мне приглянулось предложение совершить кругосветное путешествие. Знаешь, на таком небольшом пароходе, который вмещает несколько пассажиров?.. Было бы очень мило провести отпуск на судне, ты не находишь?

Я хотел заняться наконец чтением писем и нетерпеливо ответил:

— Дорис, чего ты ждешь от этого путешествия?

— Как чего? Встреч с новым людьми и...

— Люди везде примерно одинаковы, ты согласна с этим или нет?

— Ну да, это так, но...

— Поэтому ты хочешь истратить кучу денег, чтобы проверить подлинность того факта, который тебе уже известен?

Я оставил жену, прошел в кабинет и начал читать письма. Четыре из них однозначно относились к первой группе, но два оставшихся заинтересовали меня. Я еще раз перечел первое из них.

"Глубокоуважаемый господин!

Я прочитала ваше крайне интересное объявление в вечернем выпуске «Гералд Джорнэл» и задалась вопросом, представляете ли вы себе возможные интерпрэтации своей формулировки «только одно решение»? Или же нет? Если вы заинтересованы в переписке со мной, то в следующем объявлении в «Гералд Джорнэл» дайте мне, пожалуйста, такой ответ: «Потерялась собака. Колли. Кобель. Отзывается на имя Регис».

Письмо было не подписано.

Я принялся под лупой рассматривать на листе машинописный шрифт. "О" и "е" были характерно смазаны, и остальным литерам не повредила бы хорошая чистка. Цветная лента тоже нуждалась в замене. Шрифт был бледный. Судя по правописанию «возможные интерпрэтации» и по лишнему слову «собака», автор письма был явно необразованным человеком.

Или все-таки «интерпретация» пишется через "э"? Я поискал словарь, который обычно лежал на моем столе, но напрасно — словаря не было. Тогда я встал и крикнул в открытую дверь:

— Дорис, как бы ты написала слово «интерпретация»?

— Ин-тер-прэ-та-ци-я.

Прозвучало фальшиво.

— Где словарь?

— На секретере в комнате, дорогой.

Я пошел за ним и принес его в кабинет. «Интерпретация» была написана через "е". Второе письмо этой группы было похоже на первое. В нем не было ни обращения, ни подписи, и оно было крайне коротко.

«Бар Макса. На углу 21-й-стрит и Уэлса. Сегодня вечером в 20.00. Закажите шотландское виски. Развяжите шнурок на правом ботинке и вновь завяжите».

Это нужно сделать, подумал я. Во всяком случае, я обязательно появлюсь там в это время. Я снял телефонную трубку, набрал номер «Гералд Джорнэл» и продиктовал текст объявления о Регис, убежавшем колли. Напечатали бы его завтра! Я положил трубку и взглянул на эти два письма. Минут пять я сидел неподвижно и пристально смотрел на бумажные листы.

Наконец я достал из письменного стола чистый лист, вставил его в машинку и напечатал: «Интерпретация моего объявления вынуждает читателя поверить». И ниже: «Тщательно изучить, затем интерпретировать». Я осмотрел шрифт. Он был темный и четкий, а буквы "о" и "е" красовались, как выгравированные. Я скомкал лист и ухмыльнулся. Иногда человеческий мозг соблазняется абсурднейшей идеей.

После ужина я надел пальто.

— Я съезжу в университет. Пробуду там некоторое время. Когда вернусь, точно не знаю.

— Хорошо, — сказала Дорис. — Ты даже не заметил, что я почистила твою пишущую машинку. Я и ленту заменила.

Шляпа, которую я только что намеревался надеть, осталась висеть в гардеробе.

— Когда ты это сделала?

— Сегодня до обеда, дорогой.

Я вышел в моросящий дождь.

Миллионы людей пишут слово «интерпретация» с ошибкой, говорил я себе, в то время как с излишней агрессивностью пытался завести автомобиль. И ежедневно миллионы людей чистят пишущие машинки и ставят новые цветные ленты...

Мотор наконец завелся, и я поехал в бар Макса.

Высмотрев в переполненном зале свободное местечко, я заказал шотландское виски.

Затем я склонился над правым ботинком, развязал шнурок, снова завязал и огляделся, полный ожидания.

Никто, казалось, не интересовался мною.

Спустя десять минут в бар вошел мужчина среднего телосложения. Мой фужер уже был пуст, поэтому я громко и внятно заказал еще порцию шотландского виски и повторил маневр со шнурком. Вновь вошедший не обратил на меня никакого внимания.

Я терпеливо стал ждать следующего посетителя.

После восьмого я решил оставить эту затею. Кроме того, шнурок на правом до того запутался, что я не мог его больше развязать.

Когда я возвратился домой, Дорис, по-видимому, была уже в постели. По крайней мере внизу ее не оказалось. Я опустошил кулек с чипсами, который купил — я вспомнил это, но очень смутно — во время вечера в баре Макса, с трудом поднялся по лестнице и отправился спать. Наутро я проснулся с ужасной головной болью — вероятно, аллергия на картофельные чипсы — и с некоторыми усилиями повозился с узлами на шнурке. Во время завтрака у меня не было никакого аппетита, и я лишь выпил чашку кофе.

Дорис озабоченно смотрела на меня.

— Ты случайно не болен?

— Возможно, — сказал я. — Возможно, что у меня легкий грипп.

Я проглотил две таблетки аспирина и ушел.

Казалось, что мои лекции и семинары никогда не кончатся, и я почувствовал облегчение, когда подошел наконец обеденный час.

Я перекусил в факультетской столовой и решил немного прогуляться в университетском саду. Свежий воздух и движение пошли бы мне на пользу. Я остановился рядом с памятником, чтобы раскурить трубку, и сквозь пламя спички заметил высокого, хорошо одетого мужчину, который направлялся прямо ко мне.

Он таинственно улыбнулся.

— Как вы чувствуете себя сегодня?

Я никогда с ним прежде не встречался и нашел его вопрос просто наглым. Какое ему дело до моего здоровья? Он посмотрел на мои ботинки.

— Ага, как вижу, вы все-таки развязали узлы.

Я пристально посмотрел на него.

— Вы были?.. Вы меня?..

Он кивнул.

— Да. И, кроме того, я был вчера вечером в баре Макса.

— Отчего же, дьявол, вы не дали о себе знать? Прежде чем я купил эти проклятые чипсы? Вы были обязаны это сделать хотя бы из вежливости!

— Я осторожный человек, — ответил он равнодушно. — В таких делах нужна осторожность. — Он внимательно осмотрел меня. — Что вы понимаете под «только одно решение»?

Я все еще не отошел от гнева.

— Отгадайте с трех раз! — ответил я грубо.

Он непринужденно улыбнулся.

— Убийство?

— Верно, — согласился я после некоторого колебания.

Он испытующие посмотрел на меня.

— Сколько вы попросите за убийство моей жены? — спросил он наконец.

Я назвал первую попавшуюся сумму, пришедшую мне в голову.

— Десять тысяч долларов.

Величина суммы, казалось, ничуть не удивила его.

— И как бы вы это осуществили?

— Сначала мы сделали бы алиби для вас, а затем я застрелил бы вашу жену, — пояснил я. — Я целиком вывел бы вас из игры.

Он кивнул.

— Весьма просто, стало быть, уладится, профессор Паркерсон.

Мне стало немного жутко.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Вчера вечером я проследил за вами до вашего дома, а сегодня утром проехал за вами до университета. Само собой разумеется, я хотел знать, с кем имею дело. И если вам интересно, профессор, я отказываюсь верить, что человек вашего социального положения является убийцей или что он занимается убийствами как своего рода хобби.

— Сэр, — возразил я жестко. — Вы хотите переложить на меня убийство своей жены или нет?

— Нет, — сказал он. — Я не женат. Итак, профессор, что это за игра, в которую вы играете?

— Это мое дело.

Его глаза сверкали.

— В таком случае я лучше сообщу о вас в полицию. Она заинтересуется вами.

— Полиция уже в курсе, по крайней мере — среднее начальство.

— Тогда, может быть, я обращусь к газетчикам. Из моей информации наверняка получится стоящая история.

Это немного вывело меня из себя. Газета была мне нужна, но только для публикации объявлений. А статья обо мне самом спутала бы все мои планы. Она отпугнула бы сразу и навсегда всех моих потенциальных клиентов.

Мужчина не отступал.

— Ну так как, мне обращаться в газету?

Я вздохнул.

— Нет.

Мы сели на скамью, и я рассказал о своем проекте. Когда я закончил, он некоторое время в задумчивости смотрел на землю. Затем спросил:

— Кто-нибудь уже дал о себе знать после вашего объявления?

— Да. Я получил шесть писем.

Несколько минут он обдумывал мой ответ и снова спросил:

— Не могли бы вы дать мне имена ваших корреспондентов, если вам удалось их узнать, профессор? Я имею в виду лиц второй группы.

— Что? Как вы смеете?

— Я заплачу вам пятьсот долларов за каждое имя, конечно, при условии, что я сам займусь этими людьми.

Наконец кое-что стало проясняться в моей голове.

— Почему вы хотите знать именно эти имена?

Он улыбнулся.

— При моей специальности трудно установить контакт с клиентами. Я не могу афишировать свои услуги, как вы.

Мой вопрос был излишним, но, несмотря на это, я выдавил его из себя.

— Вы профессиональный убийца?

— Может, вместо пятисот долларов мы договоримся на комиссионные для вас? — ответил он уклончиво. — Скажем, процентов пятнадцать от моих доходов?

Я встал.

— Думаю, сейчас моя очередь отправиться в полицию.

Он пожал плечами.

— У вас есть доказательства против меня? Я буду отрицать, что мы с вами о чем-либо разговаривали, а отпечатки моих пальцев не найдут ни в одной полицейской картотеке.

Его глаза заблестели.

— По-видимому, вам не ясно, какое колоссальное дело мы можем из этого сотворить. Вам нужны исследования, не ограниченные рамками города. Вы могли бы провести национальный референдум и написать целый статистический отчет по результатам такого референдума. А ваша профессия стала бы превосходной рекламой.

— Никогда! Никогда, и еще раз — никогда!

Мужчина продолжал.

— Подождите с выводом, профессор. И не забудьте, что сотни ваших коллег подрались бы из-за моего предложения.

Я посмотрел ему вслед: как он пересек улицу и открыл дверцу элегантного новехонького кабриолета.

После вечерней лекции я приехал домой в своем уже почти что древнем лимузине.

Дорис разбирала кучу одежды.

— Для благотворительного базара в приходском доме, дорогой.

Я просмотрел вещи, которые она хотела отдать.

— Что здесь делает мой коричневый свадебный костюм?

— Он уже давно изношен, Джеймс. Я не знала, что ты сентиментален к таким вещам.

— Это не имеет ничего общего с сентиментальностью. Костюм вполне послужит еще некоторое время. Повесь его обратно в шкаф.

— Хорошо, дорогой. Но сейчас в таком костюме только венчаются и хоронят.

Я с удивлением посмотрел на нее. Почему она употребила этот речевой оборот; венчаться и хоронить?

Я пожал плечами, затем прошел в свой кабинет и достал из письменного стола почтовую бумагу. Население Соединенных Штатов в настоящее время составляет около ста восьмидесяти шести миллионов. Из них по меньшей мере сто тысяч хотят отделаться от своих партнеров. Но зачем ограничиваться только женами и мужьями?

Есть еще тети, дяди, племянники, племянницы, друзья...

Учитывая, что пять тысяч таких людей были бы согласны на коммерческую сделку и каждый из них заплатил бы по пять тысяч долларов, в итоге получилась бы сумма в двадцать пять миллионов долларов. А пятнадцать процентов от двадцати пяти миллионов долларов...

Я скомкал листок, бросил его в корзину и принялся ожесточенно проверять стопку экзаменационных работ.

В четверг после обеда я приехал в «Гералд Джорнэл» и нашел в почтовом ящике № 1183 ответ на мое объявление о Регис, убежавшем колли.

Я вскрыл конверт и прочел письмо.

"Глубокоуважаемый господин!

Я прочла ваше объявление о Регис, вашей собаке колли, и готова найти время, чтобы встретиться с вами.

В качестве места встречи предлагаю ресторан «Леони» на углу 27-й-стрит и Гералд-стрит. Я буду там в пятницу вечером около восьми часов, и на мне будет розовый шифоновый шарф. Приколите, пожалуйста, холостяцкий букетик в петлицу. Я обращусь к вам со словом «Регис» и буду ждать от вас ответ «Черное ожерелье»".

Я прочел письмо еще раз. Оно пришло от женщины, насколько я понял, и в этот раз машинописный шрифт был темный и четкий.

«Леони»? Ах да, ресторан, в котором год назад мы с Дорис обедали. Или прошло уже два года?

Я думал об этом по дороге домой. Войдя в комнату, я сказал:

— Мы уже давно никуда не выходили вместе, Дорис. Как ты смотришь на то, если в пятницу вечером мы пойдем в «Леони»?

Она оторвала взгляд от журнала.

— Мне жаль, дорогой, но в пятницу у меня вечер в женском клубе. Я бы отказалась, но в этом году меня избрали секретарем, и поэтому не могу пойти с тобой. Когда тебя избирают на такую должность, нужно появляться регулярно.

Я снова надел шляпу.

— Еще немного прогуляюсь.

— Но ты ведь только что пришел, дорогой!

— Ну и что? Я выйду еще на некоторое время.

Вечер был темный и ветреный. Хотела ли Дорис только подшутить надо мной? Но как тогда она раскрыла мой новый проект?

Я из принципа ничего не болтаю о своей работе, пока не добьюсь результатов. Это обережет меня от позора на тот случай, если я натолкнусь на непреодолимые препятствия и проиграю.

Или она действительно вынашивала фантастическую мысль убить меня?

Мы были женаты десять лет. Брак был счастливый — по крайней мере, так я думал до сих пор. Конечно, наша жизнь текла очень спокойно и однообразно, но в конце концов была привычной. Я сознательно выбрал жену из своего круга. Отец Дорис был специалистом по романской филологии в нашем университете, а ее мать — профессор зоологии. Ее модель экологии пруда оценивалась зоологами как образцовый научный труд.

Поговорить ли мне с Дорис? Потребовать ли объяснения? Я покачал головой. Нет.

Она ничего мне не расскажет откровенно. Я должен сам понять, чем вызван ее замысел убийства. Приделать ли мне усы, бороду или какие иные элементы маскировки для свидания в «Леони», чтобы быть неузнаваемым? Я обращусь завтра к профессору Тиббери, нашему заведующему кафедрой изобразительных искусств, и посоветуюсь с ним.

Элегантный кабриолет проехал медленно мимо и остановился в нескольких шагах от меня. Стройный незнакомец, чья жизнь служила убийству чужих жизней, вышел из автомобиля и подождал меня.

— О чем это вы думаете, профессор? Вы уже готовы к сотрудничеству?

Почему этот мужчина решился на такую профессию? По каким мотивам люди становятся убийцами? Жадность, страсть, хотя, возможно, и самозащита.

Внезапная мысль озарила меня. Не имею ли я морального права убить Дорис, пока она не воспользуется случаем уничтожить меня? Кого я должен для этого нанять? Может быть, этого мужчину, который стоит передо мною, полный ожидания? Я не открывал глаз, пока холодная логика и горячие эмоции боролись во мне. Нет, исключено, я не могу убить Дорис. Она моя жена, и брак был союзом и в хорошие, и в плохие времена, хотя я и не предполагал, что все это когда-нибудь дойдет до такой скверной ситуации.

— Ну, профессор, — сказал незнакомец. — Как наше дело?

Я открыл глаза.

— Я не знаю, о каком деле я должен говорить с вами.

Он наклонил голову и молча посмотрел на меня. Затем достал из внутреннего кармана пальто визитку и дал ее мне.

— Я останусь еще на день в отеле «Уэстланд». Буду ждать вашего решения. Кроме того, я хотел бы" еще раз напомнить вам, что есть другие психологи, которые не упустили бы такой шанс.

— Пожалуйста, — ответил я. — Воля ваша!

Когда его автомобиль исчез за углом, я подошел к фонарному столбу. Кроме имени Чарльз А. Хаскер на визитке ничего не значилось. Действительно ли его так звали?

Вполне возможно, если его нет ни в одной полицейской картотеке преступников. Но это не имеет отношения к делу. Я мог бы передать сержанту Ларсону, где найти Хаскера. Хотя у полиции в настоящее время нет против него никаких улик, необходимо сообщить ей о нем и его занятии. Тогда они смогут взять его под наблюдение и рано или поздно арестуют.

По возвращении я застал дома соседа, профессора Коннера. Он сидел за шахматной доской и ждал меня. Я понятия не имел, почему он пришел ко мне. Он — зоолог, и между нами было мало общего. Я сыграл с ним шахматную партию, потому что предпочел игру разговору.

Около одиннадцати он съел два бутерброда с тунцом, которые предложила нам Дорис, и ушел.

В пятницу после ужина Дорис поднялась наверх, чтобы переодеться для клубного вечера. Через полчаса она спустилась по лестнице на первый этаж и слегка поцеловала меня в щеку.

— Я не знаю, когда точно я сегодня вернусь, дорогой. Темой для дискуссии мы выбрали Кастро, мы будем вырабатывать резолюцию. Поэтому при всем желании не могу предсказать, когда все закончится.

Я посмотрел на нее печально.

— Ты ничего не забыла? Розовый шифоновый шарф, например?

— Он у меня в сумочке. Могу я взять автомобиль?

— Профессор фрау Бронсон не заедет за тобой, как всегда?

— Я ей сказала, чтобы она не беспокоилась. С машиной я чувствую себя независимой. Иначе мне всегда приходится следовать за ней и уходить, когда соберется она.

Как только Дорис ушла, я открыл маленький платяной шкаф и достал реквизит, который мне дал перед обедом профессор Тиббери. Я еще раз прокрутил в голове его указания и сел возле зеркала.

Почему Дорис из всех людей в мире захотела убить меня? Что она получит от этого? Деньги? Смешно. Наши сбережения были весьма скромными. Моя страховка? Сумма страховки была велика, но не настолько, чтобы ввести кого-то в искушение.

Появился другой мужчина в ее жизни? Я улыбнулся. У нее нет ни малейших оснований для...

Лишь спустя несколько минут я вышел из оцепенения.

Почему профессор Коннер так часто посещал нас? Только для того, чтобы сыграть в шахматы? И почему Дорис регулярно делает эти отвратительные бутерброды с тунцом, когда он приходит? Она знает, что я их не люблю.

А Коннер — зоолог и специализируется на позвоночных. Тот, кто очень долго занимается низшими позвоночными, рано или поздно проявляет интерес к высшим...

Некоторое время я рассматривал свое бородатое отражение, затем надел тонированные очки и достал из холодильника холостяцкий букетик в петлицу, спрятанный за банкой с огурцами.

Я подошел к «Леони» около восьми и встал у входа, откуда любому хорошо был виден букетик в петлице моего пиджака. Это было скромное заведение примерно с двенадцатью столиками в середине зала и с таким же их количеством в нишах вдоль стен. Я пробежал взглядом по залу, но не увидел никакой женщины с розовым шарфом. Может быть, она сидит в нише, и я не смог ее заметить. Минут пять я стоял на своем наблюдательном посту и думал, проверить ли мне все ниши, когда вдруг женщина двадцати пяти лет встала из-за стола и подошла ко мне.

— Регис? — спросила она и подозрительно посмотрела на меня.

Я был поражен.

— Но ведь на вас не розовый шифоновый шарф!

— Однако!

Я почувствовал, как кровь хлынула к моим щекам. Конечно! Мои зеленые очки! Я снял их. Шифоновый шарф был розового цвета.

Я никогда раньше не видел ее.

— Черное ожерелье, — проговорил я, совершенно оцепенев.

Женщина провела меня к столику и рассказала свою историю. Она хотела убить мужа, но молчала о своих мотивах. Наверное, деньги, но мне это было безразлично.

Мы без обиняков договорились о гонораре в десять тысяч долларов и о второй встрече, чтобы уже обговорить детали, но я не намеревался еще когда-либо увидеть эту женщину. Сержант Ларсон может вразумить ее; я сообщу ему ее имя и адрес.

Что касается меня, то это был конец моего нынешнего проекта. Я мог бы во время отпуска заняться вместо этого личностным анализом государственных контролеров, то есть исследованием, которое я предусмотрел как возможную запасную тему.

Я зашел в другой бар и заказал шотландское виски с содовой. Я ощущал огромное облегчение. Я чувствовал себя прямо-таки окрыленным; наверное, это нормальная реакция мужчины, который сделал открытие — его жена, вопреки его опасениям, все же не хочет его убить.

Часы показывали половину одиннадцатого, когда я пропустил третью порцию виски и решил отправиться домой. От бара до дома было около трех миль, месяц уже находился высоко в небе, но я пошел домой пешком.

Улицы были так тихи и пустынны, что я не мог не обратить внимания на автомобиль, который обогнал меня за пару кварталов до моего дома.

Это был мой собственный автомобиль. Дорис возвращалась из клуба. Она проехала еще квартал и остановилась в конце улицы. Ага, она увидела меня и хочет взять с собою, подумал я. Но в следующий момент я вспомнил, что не снял бороду. Странно.

Как она узнала меня с бородой, да еще к тому же при рассеянном лунном свете?

Озадаченный, я направился к своему автомобилю. Расплывчатая, удивительно массивная фигура, которая вырисовывалась на фоне ветрового стекла, внезапно превратилась в две отчетливые фигуры. Дорис была не одна. Я остановился, наклонился к автомобильному стеклу и заглянул внутрь. Дорис и... профессор Коннер! Две пары глаз, холодно окинувшие меня взглядом, не оставили сомнения, что мой интерес они расценили как грубое вмешательство. Голос жены, необычно резкий, проник мне в ухо.

— Что вы здесь потеряли, мистер? Убирайтесь прочь!

Я ушел. Я завернул за угол и прополз за кустами обратно, в конец улицы, откуда мог без помех наблюдать за машиной. Я не ошибся. Они снова обнимали и ласкали друг друга. И это в моей машине!

Я посмотрел на часы и стал считать минуты. Десять... пятнадцать... и конца не видно. Наконец я поднялся и направился к освещенной светом фар телефонной будке.

Что потребует Хаскер за то, чтобы помочь мне навсегда отделаться от Дорис? И от профессора Кеннера тоже? Наверное, ростовщическую цену. Даже при пятнадцатипроцентной скидке я едва бы мог позволить себе такую роскошь.

Но если мы договоримся о сотрудничестве, возможно, он согласится сделать это бесплатно.