"Твари в бархатных одеждах" - читать интересную книгу автора (Йовил Джек)

7

Диен Ч'инг поклонился на китайский манер, опустившись на колени и коснувшись лбом каменных плит. Они были холодными.

- Мне, низкому и недостойному, великодушно дозволили предстать перед вами, благородный господин.

Посол знал, что Хассельштейн терпеть не мог катайской церемонности, но безукоризненно соблюдал ритуал. Это было важно. Его маска не должна была соскользнуть.

- Встаньте, посол,- велел жрец. - Вы делаете из себя посмешище.

Диен Ч'инг поднялся на ноги, отряхнув несуществующую пыль со своей одежды. Полы во дворце были чисты, как совесть девственницы.

На исповеднике Императора не было балахона ликтора. Сейчас он был, как любой другой придворный, в белой льняной рубашке и зеленом бархатном плаще. Вопреки своему обыкновению, он выглядел не слишком аскетично.

- Тем не менее, благородный господин, я счастлив, что вы любезно удостоили меня аудиенции.

Хассельштейна явно занимали иные мысли. Диен Ч'инг догадался, что служитель Сигмара забыл о встрече. Жрец оказался не готов к беседе, и это его раздражало. Будучи опытным придворным, он не нанес бы оскорбления посланцу Короля Обезьян, однако у него имелись другие, более важные дела, которые он не хотел откладывать. Любопытно. Возможно, эта рассеянность пойдет на пользу Владыке Циен-Цину.

И вообще все складывалось наилучшим образом. Неизвестно, как приняли бы Диен Ч'инга при дворе, если бы Хассельштейн и его Император знали, что на самом деле он не служит Королю Обезьян, а настоящий посол, два года назад выехавший из Катая, упокоится с перерезанным горлом в одной из безвестных могил где-то в Темных Землях. Следовало ожидать, что дела пошли бы совсем по-другому.

- Нашел ли Император время, чтобы обдумать просьбу Короля Обезьян, благородный господин?

Судя по выражению лица Хассельштейна, тот начал что-то припоминать и с некоторым усилием собрал факты воедино. Все прошения, свернутые в трубку, лежали у него за спиной. Диен Ч'инг заметил свою совершенную подделку среди других свитков.

- Вы предлагаете устроить экспедицию в Темные Земли, да?

Диен Ч'инг снова поклонился, поставив ладонь вертикально и прикоснувшись большим пальцем ко лбу.

- Да, благородный господин.

Хассельштейн перекладывал бумаги на столе, притворяясь, будто занят. Это было совсем на него не похоже. Насколько знал Диен Ч'инг, исповедник Императора был тонким политиком, а не занудным политиканом. Должно быть, при дворе Карла-Франца случилось что-то серьезное.

- Ваше предложение было передано на рассмотрение. На организацию такой экспедиции уйдет много денег и времени. Уверен, вы и сами это понимаете.

- Конечно, благородный господин. Именно поэтому Король Обезьян предлагает объединить усилия. Повелитель Востока и Император Запада должны пожать друг другу руки. Зло проникает все дальше с каждым днем. Настало время для масштабной кампании.

- Да, - кивнул Хассельштейн, - возможно.

Диен Ч'инг мысленно усмехнулся, однако не подал виду, что доволен. Он должен быть смиренным, он должен быть терпеливым. Невозможно вознестись на вершину Пагоды Циен-Цина одним прыжком. Нужно продвигаться вверх шаг за шагом, делая остановки для отдыха и размышления. План этой ловушки разрабатывался годами в Темных Землях, и его осуществление не требовало спешки. Диен Ч'инг усвоил, что излишняя торопливость может разрушить замысел, и не хотел подвести своего повелителя во второй раз.

- Надеюсь, благородный господин простит мне мою дерзость, если я осмелюсь предположить, что его мысли заняты каким-то неотложным делом?

- Что? - переспросил Хассельштейн.

- Говоря языком людей Запада, что случилось?

- О, вы об этом… - Хассельштейн чуть улыбнулся. - Вы наблюдательны, Диен Ч'инг, не так ли? Вы постоянно повторяете «благородный господин», «я, недостойный», однако не многое ускользает от вашего внимания.

Хассельштейн снова поворошил бумаги. Их беседа протекала в комнате, располагавшейся перед входом в один из дворцовых кабинетов. Из окна они видели, как бретонский посол де ла Ружьер взмахнул шляпой с плюмажем, желая очаровать симпатичную служанку. Бездельник Леос фон Либевиц поправлял плащ и барабанил пальцами по рукояти меча, поджидая кого-то.

- Несколько столетий назад, - начал Хассельштейн, - ни один человек не мог проникнуть в этот дворец, не надев маски. Императрица Магритта не допускала к себе никого без - как она это называла - «истинного лица».

Служанка ушла, чем порядком рассердила де ла Ружьера. Бретонец был гномом и при этом воображал себя дамским угодником. Он являлся героем многих забавных историй, в основном неприличного содержания. Назначение низкорослого хлыща послом при императорском дворе следовало рассматривать как скрытое оскорбление со стороны бретонцев, но пока никто не выражал недовольства. Ситуация была смешной до нелепости.

- И вы считаете, что с тех пор ничего не изменилось?

Хассельштейн поскреб пальцем подбородок.

- Столько масок, Диен Ч'инг. И никто не может сказать наверняка, что правдивее - маска или лицо.

К Леосу подошла его сестра, графиня Эммануэль. Де ла Ружьер вернулся, снял шляпу и стал расшаркиваться, надеясь привлечь внимание благородной дамы. Леос положил руку в перчатке на рукоять меча.

- Сегодня за стенами дворца наблюдались беспорядки.

- Да, Диен Ч'инг. Этим мы обязаны Ефимовичу…

Диен Ч'инг был знаком с Ефимовичем. Он знал, кто скрывается под маской кислевского смутьяна. Хассельштейн удивился бы, увидев истинный облик этого человека во всей его безудержной ярости.

- Я слышал, он призывает граждан к восстанию против дворянских привилегий. В Катае за такую дерзость бунтари понесли бы должное наказание. Зачинщика подвесили бы между четырех ив, привязав крепкими веревками к ветвям деревьев за запястья, лодыжки, шею и мужской орган, и оставили бы в этом положении, пока он не изменит своих взглядов. Катайцы - разумный народ.

Хассельштейн горько рассмеялся:

- О да, Диен Ч'инг. Я бы хотел наказать Ефимовича по обычаям Поднебесной. Но при правителях из Дома Вильгельма Второго у народа тоже есть права. Таков закон.

Диен Ч'инг понимал, что это шутка. Подобно Королю Обезьян, Карл-Франц мог бесконечно говорить о правах своего народа, но мгновенно забывал о них, если в результате он на пару секунд быстрее получал кремовое пирожное на завтрак или добавлял три золотых слитка в свою сокровищницу.

- Разумеется, благородный господин, утверждения бунтовщика абсурдны. Одни рождены, чтобы править, другие - чтобы ими управляли. Это вечная истина.

Леос и Эммануэль смеялись над шуткой де ла Ружьера. Напудренные шуты, все трое. Они выставляли напоказ свои тонкие шелка и утонченные манеры, кичились родословной и плодили дурачков из-за близкородственных браков. Брат и сестра фон Либевиц напоминали фарфоровых кукол, которых от рождения до смерти окружает ватный кокон. Как легко и забавно было бы оторвать им ручки и ножки, а затем сокрушить хрупкие, размалеванные головы. Пока они спорили о том, как правильно складывать носовой платок, на улице, за стенами дворца, дети продавали себя. Неудивительно, что речи Ефимовича находили сильный отклик у обозленных граждан.

- Верно, верно, - согласился Хассельштейн. - Власть Императора даруется богами и институтом выборщиков.

Графиня Эммануэль рассмеялась, как девочка. Это был тренированный смех, вежливый и приятный на слух, однако он не имел ничего общего с настоящими чувствами.

- Я слышал об эксперименте, который некоторое время назад устроили в нескольких тилейских городах-государствах. Демократия или еще какая-то чушь. Правление народа. Полагаю, они закончили плохо.

- Народ! - Хассельштейн стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнула чернильница. - Сигмар знает, наши Императоры не всегда заслуживали короны! Империя пережила правление Бориса Неумелого и Кровавой Беатрисы, Неслыханно Жестокой. Но народ! Этот сброд за воротами, жаждущий крови! Они не способны прокормить себя и порой забывают подтереть зад, посетив отхожее место. Разве они могут управлять государством?

Де ла Ружьер путался в юбках Эммануэль фон Либевиц и все время норовил прикоснуться к изящным ножкам графини, притворяясь, что демонстрирует новые танцевальные па. Если бы гном не выдумал благовидного предлога, виконт Леос рассек бы низкорослого ухажера пополам своим смертельным клинком. И поделом бы ему?

- Но разве герои выходят не из среды народа? Например, Конрад, о нем поют менестрели. Он ведь был крестьянином, не так ли? И Зирк, который несколько лет назад спас жизнь Императору, он же обыкновенный актеришка, как я понимаю. В конце концов, родители Сигмара тоже не рядились в зеленый бархат. Многие гениальные люди поднялись из грязи благодаря своим заслугам. Министр Тибальт - сын бакалейщика, не так ли? Культы Сигмара и Ульрика также обязаны своей славой служителям-простолюдинам, которые, однако, совершили многие великие деяния. Даже ваши предки, я полагаю, не могли похвастать высоким происхождением…

Диен Ч'инг дразнил Хассельштейна, но его насмешка была замаскирована столь тонко, что жрец ее не заметил.

- Вообще-то, мой старший брат - маркграф, - сообщил архиликтор.- Наш род очень древний, но, приняв сан, я отказался от приставки «фон» перед именем.

- А… Следовательно, оскорбления Ефимовича обращены лично против вас?

- Он не стремится унизить лично меня. Все аристократы вызывают у него ненависть.

- Глупец! Он не понимает, как устроен мир.

- Он глупец, но глупец опасный.

- Ну что вы. У вас есть дворцовая гвардия, войска, стража.

- Вы правы, Диен Ч'инг. У Императора нет причин бояться Ефимовича.

Катаец улыбнулся и поклонился. Хассельштейн был прав лишь наполовину. Сам по себе Ефимович не представлял угрозы. Однако в союзе с Диен Ч'ингом и с благословенной помощью Владыки Циен-Цина Ефимович мог добиться большего, чем просто баламутить народ гневными речами.

Империя зиждется на нестабильном основании. Хорошо продуманный план начал приводиться в исполнение. Диен Ч'ингу оставалось лишь использовать обстоятельства в своих целях. Этим утром он гадал на стеблях тысячелистника и видел, что в ближайшем будущем появится полезная фигура - создание, которое может посеять панику в городе, отчего, вероятно, зашатается не один трон.

- Скажите мне, благородный господин,- обратился катаец к Хассельштейну, - что вы знаете о существе, которое называют Тварью?

На лицо жреца набежало облачко. Довольно долго ликтор молчал, а затем поведал Диен Ч'ингу всю историю с начала до конца.