"Очищение огнем" - читать интересную книгу автора (Марч Джессика)

ГЛАВА 12

Все пять дней он возил ее из города в город, охранял, оберегал, приносил теплый чай, рассказывал забавные истории в промежутках между запланированными выступлениями и непредвиденными остановками на главных улицах длиной в квартал, универмагах и столовках со стойками, перед которыми умещалось всего три табурета.

Первые две ночи они останавливались в придорожных мотелях, не третью – приняли приглашение переночевать на большой ферме. В отдельных спальнях, конечно. В последнюю ночь они отыскали дом для приезжих в маленьком фермерском поселке. Нежась в горячей ванне, Кей отходила после еще одного утомительного дня и думала о том, как трогательно Митч заботится о ней.

Она отмокала вот уже с полчаса, прежде чем услыхала стук в дверь.

– Долго еще? – окликнул он.

В доме была всего одна ванная – большая, старомодно обставленная, но очень чистая.

– Прости, замечталась.

– О чем, если не секрет?

Хорошо, что их отделяет дверь, так легче говорить… и быть откровенной, ничего не скрывать.

– Мы прекрасно провели время, Митч… давно уже мне не было так хорошо с тех пор, как… очень давно. Хотела бы я, чтобы это никогда не кончалось.

– Тони не возражал бы, продолжай мы и дальше в том же духе. Рейтинг твоего отца поднялся еще на два пункта, а демографы отмечают рост числа сторонников в сельской местности.

Митч не преувеличивал – он регулярно звонил в штаб-квартиру в конце каждого дня, чтобы узнать, нет ли каких изменений в программе поездки.

– Я говорила не об агитации, – поправила она. – Просто… о том, как нам хорошо вместе.

– У меня идея, Кей, – донесся неожиданно веселый голос Митча. – Давай убежим!

Кей изумленно уставилась на разделявшую их дверь.

– Можно отыскать мирового судью, разбудить его прямо сейчас…

Кей тихо засмеялась.

– Господи, представляешь, что было бы? Меня посылают с тобой, всего на несколько дней, а мы…

Она радостно хихикнула.

– Я бы сделал это, – серьезно ответил Митч. – Женился бы хоть сейчас.

Смех резко оборвался. Какую кашу она заварила?!

– Спасибо, Митч. Мне в первый раз делают предложение. Только боюсь, что хотела бы поближе познакомиться с человеком, за которого выйду замуж, а тебя знаю всего четыре дня.

Митч постарался скрыть разочарование за шутливой репликой.

– Угу, думаю, тебе понадобится не меньше недели! Напряженность ушла, но странное ощущение осталось. Растираясь полотенцем, Кей неожиданно ощутила досаду на себя за неуместное признание Митч там, по другую сторону двери, а она ни с того ни с сего начала изливать свои чувства!

Девушка поспешно накинула белый махровый халат, словно опасаясь, что он увидит ее наготу даже через закрытую дверь.

Митч молчал, но Кей знала: он здесь, он ждет.

Наконец она отодвинула засов и вышла. Митч был одет, только рубашка расстегнута и накинута поверх брюк. Они поглядели друг на друга, прежде чем он наклонился к Кей, а она подняла голову; губы встретились в долгом, томительном поцелуе Ее пальцы запутались в густых волосах Митча, его руки нетерпеливо шарили по ее спине и бедрам, притягивая девушку все ближе к мужскому разгоряченному телу Кей чувствовала предательскую влагу между ног и знала, что причиной этому не ванна. Наконец оба, тяжело дыша, разомкнули объятия.

– Может, я все-таки сумею уговорить насчет побега? – спросил он.

– Почему ты все время возвращаешься к этому?

– Потому что иначе не смогу позволить нашим отношениям зайти дальше! Вспомни, Тони заставил меня дать слово, что я… как это он выразился, ничем тебя не скомпрометирую. А единственный способ не скомпрометировать тебя – это жениться.

Кей обняла его.

– Если то, что мы чувствуем друг к другу, не умрет, у нас будут и другие возможности.

– Если?! – неверяще охнул Митч Лично у меня никаких сомнений.

По его взгляду Кей поняла, что он ожидал от нее таких же заверений. Конечно, за четыре дня тесного общения между ними возникла определенная близость, но Кей отнюдь не была уверена в своих чувствах к Митчу.

– Ну что ж, – резковато бросил Митч, – сегодня я получил хороший урок.

– Какой же?

– В следующий раз подумаю дважды, прежде чем сдержать слово.

Он вошел в ванную и осторожно прикрыл за собой дверь.

Силуэты небоскребов и величественных зданий Голд Коуст отчетливо вырисовывались на фоне пурпурно-фиолетового сумеречного неба, когда они подъехали к городским предместьям.

На обратном пути они почти не разговаривали. Стремление вернуть прежние отношения после вчерашней сцены породило неослабевающее напряжение. Кроме того, сегодняшнее выступление тоже не способствовало хорошему настроению – в маленьком поселке, все население которого состояло из девятисот человек, открывали мемориал в память четырех молодых солдат, погибших во Вьетнаме. К тому же после нескольких дней забвения со стороны прессы, репортеры, пронюхавшие о традиционном способе добывания голосов, поспешили приехать в поселок: трогательная речь Кей произвела на них такое впечатление, что после выступления девушка оказалась в осаде. Кей засыпали вопросами до тех пор, пока Митчу, наконец, не удалось ее вызволить.

Неожиданно Митч нарушил молчание.

– Кей, поедем ко мне домой. Поужинаем вместе. Познакомишься с моей семьей.

Кей согласилась, довольная, что может хоть немного отдохнуть от суматохи, необходимости улыбаться, пожимать руки, говорить любезности, и радуясь, что отношения с Митчем вновь станут прежними – дружескими и необременительными.

Перед тем как ехать домой, Митч остановился на Милуоки-авеню, чтобы купить что-нибудь к ужину, и поскольку в этом районе жили почти исключительно поляки, как покупатели, гак и продавцы встречали Митча дружескими приветствиями. Он обычно задерживался на несколько минут, отвечая на расспросы по-польски. Кей чувствовала себя так, будто перенеслась в другую страну. Все, что покупал Митч, было чисто польским, – круглый каравай хлеба из ржаной муки грубого помола, колбаса, бутылка сливовой водки – сливовицы. Кей позавидовала Митчу – как здорово жить в атмосфере родины, которую был вынужден покинуть! Она еще в жизни не испытывала такой тоски по дому, как в этот момент.

Они проехали несколько кварталов по улице, застроенной одинаковыми деревянными щитовыми домиками с узенькими верандами. Многие из них выглядели убого, но тот, перед которым Митч остановил машину, явно был предметом гордости хозяев – свежевыкрашенный белой краской, с чистыми стеклами и покрытой лаком дубовой дверью.

Гроздь крохотных металлических колокольчиков, прибитых к косяку, весело затренькала, когда они вошли через незапертую дверь; плотная женщина в переднике поспешно вышла в коридор. Седеющие светлые волосы, небрежно свернутые узлом, распустились, когда она бросилась навстречу Митчу и, обняв его, что-то залепетала по-польски.

– Это моя мать, Анна, – представил Митч. – Она говорит, что мы, должно быть, ужасно питались все эти пять дней и я сильно похудел.

Он подтолкнул Кей вперед.

– Мама, это Кей Уайлер. Она работала гораздо больше меня и совсем проголодалась, так что я привел ее домой, попробовать твоей стряпни.

И, вручив матери большой пакет, добавил:

– А тут кое-что к ужину.

– Добро пожаловать, мисс, – кивнула Анна Карло-шик, застенчиво приглаживая волосы, и что-то вновь сказала на польском.

– Мама говорит, – перевел Митч, – ты еще красивее, чем на снимках, хотя слишком худая.

– Спасибо, – сказала Кей.

– Будьте, как дома. Митч, мы подождем твоего папу и сядем за стол.

Анна поспешно вышла, унося сумку. Дом оказался уютным, где каждый предмет старой мебели и каждая выцветшая фотография на стене говорили о нелегкой истории и суровой судьбе семьи. Какая противоположность холодной безликой роскоши особняка Уайлеров! Кей мгновенно вспомнила о скромной хижине Мака и Лили на плантации, о ненавистном коттедже на побережье, где она выросла. Дом! Счастливец Митч, у него есть дом!

Кей смыла дорожную пыль в крошечной ванной под лестницей и, уже вытираясь, услышала позвякивание колокольчиков, означавшее приход отца Митча. Она возвратилась в залу. В мягком кресле сидел мрачный неулыбающийся человечек с пронизывающим взглядом темных глаз, длинным прямым носом и густыми усами. Черные волосы блестели и прилипли к черепу, словно только что вымытые. Кей вспомнила, что говорил Митч о работе отца. Да, он, должно быть, смыл кровь, прежде чем вернуться домой.

– Это мой отец, Лех, – представил Митч.

Она вышла вперед и протянула руку, но он лишь пробурчал что-то и не двинулся с места. Митч явно смутился, но ничего не сказал. Кей тоже нашла извинение грубости Леха. Работа на бойне хоть кого лишит иллюзий, и кроме того, девушка вспомнила, что сестра Митча умерла в детстве. Трудно винить Леха Карлошика за то, что он стал угрюмым безрадостным человеком.

Когда все уселись ужинать за кухонный стол, Анна сделала все возможное, чтобы Кей почувствовала себя, как дома, – положила на тарелку огромную порцию колбасы с капустой, расспрашивала о поездке с сыном, которого называли только Михалом. Однако Анна избегала разговоров о политике, ее больше интересовали места, где побывали молодые люди, события на ярмарках.

Но упорное молчание Леха так нагнетало напряжение, что Кей невольно начала задаваться вопросом, зачем Митч привел ее в свой дом? Может, хотел, чтобы она увидела худшие стороны его жизни, прежде чем их отношения зайдут дальше?

Они уже почти закончили с ужином, когда Лех, наконец, заговорил.

– Значит, – обратился он к сыну, – ты успел одурачить достаточно народа и уговорить голосовать за того типа, на которого работаешь?

Митч бросил на Кей извиняющийся взгляд.

– Папа, прошу, никакой политики. Кей вовсе не обязательно слышать, как ты чернишь ее отца.

– Она может защищать его, если пожелает.

Анна пыталась вмешаться, что-то тихо бормоча мужу по-польски.

– Да, да, – ответил Лех, – она гостья, поэтому мы должны вести себя прилично! Как политики – всегда рассыпаются в любезностях, пока стараются добыть побольше голосов, но стоит им отвернуться – плевать они хотели, сдохнем мы или протянем еще немного.

– Может, нам стоит уйти, Лех? – сказал Митч, поднимаясь.

– Сиди! – рявкнул Лех. – Рассуждаешь насчет вежливости, а сам бежишь из-за стола, не дожидаясь, пока мы поедим?

– Все в порядке, – тихо ответила Кей Митчу; тот молча сел.

В кухне царило неловкое молчание, пока Анна убирала со стола и подавали кофе с вкусным домашним ореховым тортом.

Лех, сделав глоток, спросил:

– Вам не интересно узнать, мисс Уайлер, почему я не стал бы голосовать за вашего отца?

Анна охнула.

– Папа, зачем тебе это надо? – взорвался Митч.

– Потому что это правда! – заревел Лех. – Ты привел ее сюда, Михал. Думаешь, я сразу стану врать и подлизываться?

– Нет! – заорал Митч. – Я надеялся, что ты забудешь о безумной ненависти, которую питал все эти годы, если познакомишься с его дочерью, увидишь, какой она порядочный человек.

Кей переводила взгляд с отца на сына, поняв, что дело тут не в политике, и ее отец имеет к этому какое-то отношение.

– Скажите, мистер Карлошик, – спросила она, – почему вы не стали бы голосовать за Рэнделла Уайлера?

Лех пригвоздил ее к месту взглядом темных мрачных глаз.

– Потому что он защищал убийцу моей дочери. Анна приглушила вопль салфеткой.

– Никто ее не убивал, – процедил Митч, явно повторяя в тысячный раз один и тот же довод, как всегда во время бесчисленных семейных споров.

Но Кей не сводила глаз с Леха, пока тот рассказывал. Его семилетнюю дочь положили в Чикагскую больницу вскоре после того, как семья приехала в Америку. У нее была высокая температура, поэтому перед операцией девочку должны были подлечить, однако сильнодействующие средства ослабили ее организм, и малышка умерла на операционном столе.

– Я был готов смириться перед Божьей волей, – глухо сказал Лех, глядя на белую скатерть, словно видел перед собой стерильную больничную белизну, – но медсестра, которая была на операции, сказала, что хирург допустил ошибку. Мы так ничего и не узнали бы, не будь эта девушка полькой. Уж она-то разделяла нашу боль! Преступная небрежность – вот как это называется. Этих врачей нужно было наказать, но они лгали, а мистер Уайлер – очень умный человек. Он выиграл дело, и никто не понес наказания. Теперь понимаете, почему я не буду поддерживать его? Голосование – это выражение доверия, не так ли? Иными словами, мы вроде как отдаем голос своей души.

Тронутая тем, какое значение придавал свободным выборам этот сбежавший от тирании человек, Кей сочувственно кивнула.

– Но мой сын забыл все это, – горько добавил Лех, – только потому, что увидел в газете снимок красивой девушки… богатой… и думает, что нашел способ добиться своей цели.

Кей резко вскинулась. Митч упоминал, что видел ее фото, хотя и отрицал, что именно поэтому вызвался помогать Уайлеру.

– Не слушай этот вздор, Кей, – поспешно вмешался Митч и повернулся к отцу.

– Я верю совсем в другие вещи. Почему тебе так трудно это понять?

– Потому что ты вообще ни во что не веришь, только отвергаешь нас и все, чем живет твоя семья. Мы бедны, ты желаешь разбогатеть и сделаешь все, чтобы добиться своего, даже откажешься от родителей, от собственной крови…

– Что это значит? – процедил Митч.

Лех Карлошик отвел глаза, словно не давал труда ответить. Взбешенный Митч вскочил, сжимая кулаки.

– Что это значит, черт возьми?!

Лех тяжелым взглядом уставился на сына.

– Мы поляки, и гордимся этим. Видишь мать? Она полька. И здесь, в округе, для тебя столько девушек, порядочных польских девушек. Дочери моих друзей А ты плюешь на нас и приводишь чужачку.

– Подонок, – прошипел Митч. – Я привожу человека, который много значит для меня, а ты оскорбляешь Кей!

Атмосфера становилась невыносимой. Анна, сжавшись, умоляюще взвизгнула:

– Михал, пожалуйста…

Кей, парализованная скандалом, немного пришла в себя:

– Митч, пойдем.

– Конечно. Только пусть он сначала извинится. Лех обрушил на стол кулак с такой силой, что посуда и ложки подпрыгнули.

– Мне извиняться?! – завопил он, побагровев от ярости. – Перед дочерью человека, защищавшего убийцу моего ребенка! Его кровь и даже не чистая кровь! Я читал о ней – туземка, полудикарка! Этого ты хочешь, а своих видеть не желаешь!

Кей застыла, ошеломленная злобой, звучавшей в голосе Леха. Митч бросился на отца и, схватив за рубашку, приподнял со стула. Анна вскрикнула. На мгновение Кей слышала и видела происходящее, словно через мутное стекло. Потом голова немного прояснилась; девушка взметнулась из-за стола.

– Кей!

Митч отпустил отца и подбежал к ней, схватил за руки.

– Прости, я ужасно виноват, что так вышло. Сейчас отвезу тебя домой.

Девушка отстранилась и отступила.

– Нет, я найду такси. Можешь оставить мои вещи в офисе.

Но Митч не отходил, а когда Кей сбежал по ступенькам, снова сжал ее пальцы.

– Почему? Что я сделал?

И правда, за что его винить? Потому что привел ее сюда? Потому что она узнала вещи, заставившие задуматься: можно ли доверять ему? Потому что она как дочь своего отца была вынуждена принять чью-то сторону?

– Ты его сын, – сказала вслух Кей, используя ту же жестокую логику, так ранившую ее. – Его кровь. Этого достаточно.

Митч отпустил ее.

Кей долго шла по Милуоки-авеню, пытаясь разобраться в беспорядочном, перепутанном клубке хаотических мыслей, прежде чем наконец взяла такси. Только оказавшись в машине, она сдалась. Слезы сами потекли из глаз. Она плакала не столько о себе, сколько о матери. Всего десяток грубых слов фанатичного ханжи – отца Митча, и Кей живо представила, сколько подобных оскорблений должна была перенести Локи, прежде чем окончательно потерять уважение к себе.

Когда такси остановилось перед особняком Уайлеров, Кей вспомнила, что у нее нет с собой кошелька; все это время Митч платил за нее из денег, выданных в штабе избирательной кампании. Попросив водителя подождать, Кей вошла в дом и тут же столкнулась с отцом. Он был в рубашке с короткими рукавами. В руке стакан виски со льдом. Заметив покрасневшие глаза дочери и следы слез на щеках, он нахмурился:

– Что случилось?

– Мне нужны деньги на такси.

– Я сам заплачу. Подожди здесь. Он показал на гостиную.

– Я устала. Иду спать.

– Сядь и подожди меня, – жестко велел он.

Конечно, будь Уайлер нормальным отцом, в его беспокойстве не было бы ничего необычного. Но Кей охватило странное чувство – мысль о разговоре по душам была почему-то неприятна.

На журнальном столике лежали листки с набросками речи, над которой он, очевидно, работал, придавленные вместо пресс-папье полупустой бутылкой с виски. Кей уселась на один из диванов, стоявших друг против друга.

Наконец Уайлер возвратился.

– На счетчике довольно большая сумма, – заметил он. – Тот парень, доброволец, должен был привезти тебя домой. Почему ты приехала на такси?

– Он пригласил меня домой, познакомиться с родителями.

– И что случилось?

Рэнделл подошел к дивану, налил себе еще виски.

Кей снова не выдержала. Сотрясаясь от рыданий, она рассказала обо всем, что произошло, включая грязные оскорбления Лех Карлошика.

Выслушав дочь, Уайлер гневно вскочил.

– Это идиоты – поляки! Меня так и подмывает поехать туда и вытрясти из них душу!

У Кей потеплело на сердце при виде такого порыва защитить ее, но девушка уже не могла перестать мыслить как типичный политик.

– А когда это попадет в газеты, – заключила она, – можешь распроститься с местом в Сенате.

– Ты так считаешь?

Сделав росчерк рукой в воздухе, он процитировал воображаемый газетный заголовок:

– «Уайлер защищает честь дочери»

Дочери! Какое счастье слышать от него это слово!

– Не волнуйся, – сказала Кей вслух. – Я переживу.

– Ну, а я нет!

Глаза Уайлера яростно блеснули. Кей поднялась, чтобы идти наверх, но тут ее осенило:

– Одной из причин, почему этот человек хотел причинить мне боль, была смерть его дочери. Она погибла в детстве, во время операции на сердце, а позже он подал в суд на докторов.

Кей помолчала.

– Он говорит, ты защищал их и выиграл дело.

– Возможно, – спокойно кивнул Уайлер. – Когда это было?

– Пятнадцать лет назад. Рэнделл пожал плечами.

– Я выиграл множество дел, Кей. Девушка кивнула. К чему бередить рану!

Уайлер улыбнулся. Кей почувствовала, что барьер между ними исчез. Она поцеловала отца в щеку.

– Спасибо за то, что выслушал.

– Мне жаль, что так случилось, – ответил он, обнимая дочь.

– Ты не виноват.

Уайлер, наклонившись, долго разглядывал ее.

– Ведь все началось с меня, правда? Я хотел твою мать… наверное, лучше было бы мне никогда не встречать ее, но, Боже мой, я не мог устоять. Никогда не встречал женщины более соблазнительной.

И тихо добавил:

– Если не считать тебя. Она передала это дочери, Кей, я чувствую… словно невидимое пламя горит в тебе. Ты должна быть поосторожнее с мужчинами.

Неожиданно Кей чего-то испугалась. Девушке не нравилось, что ее сравнивают с Локи, и намеки на то, что ее судьба может быть такой же, как у матери. Пробормотав, что очень устала, и, пожелав спокойной ночи, она быстро ушла.

Несколько дней Кей пыталась разыскать Митча в штаб-квартире, но его нигде не было видно, поэтому пришлось спросить у кого-то из добровольцев. Тот объяснил, что на следующий день после путешествия Тони Бэнкс выпроводил Митча и предупредил, что его присутствие здесь нежелательно. Кей сообразила, что приказ, должно быть, исходил от отца. Дни проходили, а она по-прежнему ничего не слышала о Митче и не могла понять, подчиняется ли тот запрету отца или боится Уайлера. Девушка подумывала позвонить ему, но вскоре порыв угас. Она не винила Митча за невежество и мстительность отца, но теперь другие сомнения встали на пути неожиданно возникшей симпатии. Злобные обвинения Леха Карлошика заронили в ней подозрение, что Митч намеренно сделал все, лишь бы сблизиться с ней, возможно, горел честолюбием повторить судьбу Ренделла Уайлера. Вспоминая ту ночь, когда Митч уговаривал ее бежать, а она… была почти готова отдаться ему, Кей вновь и вновь предостерегала себя не забывать совет отца. О да, она будет очень осторожна с мужчинами.