"Сезон любви" - читать интересную книгу автора (Джоансен Айрис)

Глава 4

Было почти шесть, когда Мэлори проснулась и вздрогнула, встретившись с пристальным взглядом Сэбина. Его лицо находилось всего в нескольких сантиметрах от нее. Судя по всему, все то время, пока она спала, мужчина ни на секунду не сомкнул глаз.

– Привет, – бодро сказал он. – Тебе пора отправляться в свою комнату и переодеться к ужину.

– Еще рано, – жалобно проговорила Мэлори и тут же прикусила себе язык. Это прозвучало так, словно она просила оставить ее здесь еще на некоторое время. – Ведь вчера мы сели за стол почти в половине девятого, – попыталась она исправить положение.

– А скоро будет уже половина восьмого. – Сэбин встал, обошел кровать и, подойдя к ней с другой стороны, протянул Мэлори руку, чтобы помочь встать. – К тому же сегодня тебе нужно лечь пораньше.

– Рано ложиться, спать днем… Я начинаю чувствовать себя инвалидом. – Она откинула с лица темный локон. – В конце концов, ты не врач, Сэбин.

– Нет, но если бы я им был, от меня было бы гораздо больше толка, чем от твоего доктора Блэйрена, который только и знает, как пичкать тебя таблетками. Но поскольку в течение нескольких следующих недель ты будешь находиться на моем попечении, я рассматриваю себя в качестве твоего хранителя. – Он наклонился, поднял с пола сандалии Мэлори и протянул их женщине. – Вот твои туфельки, Золушка.

Она села на постели и сунула ножку в белую сандалию.

– В качестве хранителя я тебя тоже не могу воспринимать.

– Напрасно. Вот увидишь, у меня это замечательно получится. Как-никак, а опыт у меня в этом большой. – Сэбин хитро посмотрел на нее. – Правда, не в отношении людей. До этого мне пришлось побывать в должности хранителя корпораций, но, я думаю, основные принципы – те же самые.

Мэлори надела вторую сандалию и встала с постели.

– С корпорацией меня еще никогда не сравнивали.

– Богатство и дефицит, сильные места и уязвимые… – пожал плечами Сэбин. – Человек и корпорация очень похожи: и в том и в другом намешано всякого, и того и другого надо оберегать и пестовать, и в том и в другом есть вещи, с которыми необходимо бороться.

– Но ты все же предпочитаешь корпорации.

– Обычно – да. – Лицо Сэбина стало сдержанным. – С ними спокойнее.

Эти слова пробудили в душе женщины жалость, но она не позволила ей выйти наружу. Сэбин ни за что не примет и не оценит жалости. Она направилась к двери.

– Увидимся за ужином. Мне еще нужно позвонить в Нью-Йорк. Ты не попросишь Кери, чтобы он связался с диспетчером в Седихане и заказал для меня разговор?

– Кому ты собираешься звонить? Распахнув дверь, она повернулась к Сэбину и покачала головой:

– Не волнуйся, я не собираюсь звонить ни в ФБР, ни в госдепартамент. Учитывая печальную славу, которой я теперь пользуюсь, они вряд ли обратят на меня внимание, если я снова начну кричать: «Волки!» – Осознав, как парадоксально прозвучали ее слова, Мэлори усмехнулась. – Но если туфелька подойдет…

– Или – клыки? – Глаза мужчины сверкнули. Улыбка угасла на ее лице.

– Так как насчет телефонного звонка?

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Я обещала Джеймсу Делажу позвонить сразу же после приезда в Седихан. Он просил меня об этом, говоря, что Герда будет волноваться. – Мэлори скорчила рожицу. – Когда я сообщила ему о том, что направляюсь сюда, он умолял меня не делать этого. Вероятно, мне следовало прислушаться к его совету.

– Нет, ты правильно сделала, что приехала. Что тебе было делать в Нью-Йорке?

– Там много всяких возможностей.

– Здесь их у тебя не меньше. – Сэбин встретился с ней взглядом. – Неограниченные возможности.

Мэлори отвела глаза в сторону:

– Я не хочу, чтобы Джеймс и Герда переживали за меня. Им и так пришлось поволноваться. Мне нужно было позвонить им в первый же день своего приезда.

– Будешь взывать о помощи, обращаясь к уважаемому адвокату?

– Не говори глупостей. Зачем мне это делать, когда я нахожусь на другом конце света!

– Разумно. – Напряжение покинуло Сэбина. – Мне было бы неприятно, если бы пришлось затыкать рот этому человеку. Он отлично защищал тебя в суде.

– Он был очень добр ко мне. Не знаю, что бы я делала, если бы не он, после того, как Бена застрелили.

– Чувство благодарности дозволяется, – галантно сказал Сэбин, – но смотри, не перебирай. Мне не очень-то нравится слушать про мужчин, которые были «добры» к тебе.

– Что ты… – начала Мэлори, но тут же умолкла, поняв смысл последней реплики. – Господи Боже! Джеймс и Герда вот уже пять лет, как женаты. Неужели я так похожа на роковую женщину?

– Да. Ты женщина, способная свести с ума любого мужчину. Со мной, по крайней мере, произошло именно это. Почему Джеймс Делаж должен избежать твоих сетей? – Не дав ей времени ответить, Сэбин закончил:

– После того, как переоденешься к ужину, приходи в библиотеку. Я скажу Кери, чтобы он ждал тебя там и организовал телефонный звонок.

– Спасибо.

Мэлори уже хотела закрыть дверь, но он остановил ее.

– Подожди. – Наморщив лоб, Сэбин посмотрел на женщину и проговорил:

– Извини. Я не должен был рычать на тебя. Виноват.

Это нежданное извинение удивило Мэлори не меньше, чем его слова.

– В чем ты виноват? – недоуменно спросила она.

Несколько секунд Сэбин молчал, а затем признался:

– Видишь ли, я чертовски ревную. Сам знаю, что у тебя с Делажем ничего нет, но ничего не могу с собой поделать. Видимо, я не уверен в себе. Не очень-то просто изображать из себя злодея.

– Обычно роли злодеев гораздо интереснее, чем роли героев.

Рот Сэбина скептически скривился.

– Но зато они редко бывают вознаграждены.

– Это правда. – Мэлори в задумчивости смотрела на собеседника. – Ты не перестаешь меня удивлять.

– Это входит в мои стратегические замыслы. Я намереваюсь постоянно выводить тебя из равновесия, пока ты сама не упадешь в мои объятия.

Мэлори медленно покачала головой:

– Не думаю, что ты все хорошо просчитал. Ты умен, но, по-моему, не до такой степени, как Макиавелли. – Прежде чем закрыть за собой дверь, она повернулась и бросила:

– Увидимся за ужином.

– Ты как раз вовремя. – Кери протянул телефонную трубку вошедшей в библиотеку Мэлори. – Дозваниваюсь. Домашнего телефона Делажа у меня нет, так что я попросил, чтобы соединили с его конторой.

– Как же это ваши частные сыщики так оплошали! – усмехнулась Мэлори, принимая трубку от Кери.

– Мы не интересовались вашим адвокатом до тех пор, пока Сэбин… – Он умолк на полуслове и испуганно осклабился. – Впрочем, забудем об этом.

– Да уж, так я, пожалуй, и поступлю.

В трубке раздавались гудки. Мэлори присела на край письменного стола. Наконец на другом конце провода трубку сняла Лайла, секретарша Джеймса, и, как только Мэлори назвала себя, немедленно соединила ее со своим шефом.

– О Господи! Куда ты запропастилась, Мэлори, черт побери! – Женщина еще ни разу не слышала, чтобы голос адвоката звучал так резко. – Мы тут едва с ума не сошли от волнения!

– Со мной все в порядке. Просто неоткуда было позвонить. Я нахожусь где-то посередине пустыни.

– На съемочной площадке?

– Что-то вроде того.

– Что значит «что-то вроде того»? Либо ты на съемках, либо нет.

– Ну хватит, Джеймс, что за перекрестный допрос! Со мной все в порядке, и через три недели я возвращаюсь в Марасеф. Когда я окончательно устроюсь, я тебе сразу же позвоню.

– Дай мне свой номер телефона.

– У меня его нет.

– Не нравится мне все это, Мэлори. Я хочу, чтобы ты села на самолет и немедленно вернулась сюда.

Женщина была удивлена резким тоном собеседника.

– Послушай, Джеймс, я знаю, что вы с Гердой переживаете за меня, но не люблю, когда мне приказывают. Я вернусь в Нью-Йорк после того, как закончатся съемки картины.

На другом конце телефонной линии наступила тишина. Затем Джеймс сказал:

– Извини, Мэлори. – На сей раз он говорил мягким тоном. – Мне не хотелось тебе говорить, но на следующий день после того, как ты уехала, в «Нью-Йорк таймс» появилась большая статья по поводу твоего отъезда из Нью-Йорка и фильма, который должен сниматься в Седихане. Я очень… встревожился.

Мэлори вцепилась в трубку обеими руками.

– Почему? – спросила она.

– Герда отправилась к тебе, чтобы проверить квартиру, и обнаружила…

– Что та разгромлена?

– Так ты уже знаешь?

– Тут не о чем беспокоиться. Просто какие-то кретины порезвились.

– Возможно. Но полицейские еще не арестовали ни одного из тех бандитов, которым задолжал Бен. – Джеймс заговорил быстрее:

– В любом случае, нам с Гердой очень не понравилось, что теперь, после этой статьи в «Нью-Йорк тайме», любой мерзавец знает, где тебя можно отыскать. Ты должна понять: мы желаем тебе только добра.

Мэлори почувствовала, что ее переполняет благодарность к этим заботливым, любящим ее людям.

– Конечно, – ответила она, – и поверь, мне сейчас вправду хорошо. Со мной здесь ничего не случится. Не беспокойтесь. Седихан на самом деле – довольно цивилизованное место.

– Пообещай мне, что ты позвонишь сразу же, как только приедешь в Марасеф.

– В первый же день. Поцелуй от меня Герду.

– Обязательно. – Джеймс помолчал:

– Будь осторожна.

– До свидания, Джеймс. Мэлори положила трубку.

– Вы хмуритесь, – заметил Кери, поднимаясь с дивана. – Наверное, Делаж вам что-то наговорил?

Мэлори покачала головой:

– Обычно он очень спокоен, но сегодня был расстроен, как никогда. Я чувствую себя виноватой: нужно было позвонить ему раньше.

– Вы же не виноваты в том, что почувствовали себя плохо, – ухмыльнулся Кери. – Пойдемте же. Сэбин убьет меня, если я не приведу вас к ужину и вы останетесь без харчей.

– Харчей? – улыбнулась Мэлори. Кери взял ее под руку и повел к двери.

– Не похоже на жаргон Гарварда, верно? Есть в вас что-то такое, что заставляет меня возвращаться к своим корням.

– И где же они лежат?

– В горах Западной Виргинии.

– Никогда там не бывала.

– Значит, вам незнакомы белые молнии и бабушкина медицина?

– К моему величайшему сожалению.

– Похоже, мне придется вам об этом рассказать.

– Только не сейчас, Кери. – Сэбин стоял в вестибюле в нескольких метрах от них. Он перевел взгляд со своего подчиненного на Мэлори. – Ну как, позвонила?

– Да.

Сэбин заставил Кери посторониться и принял от него руку женщины, взявшись за нее легко, но твердо. Лицо его выражало дружескую вежливость.

– Вот и хорошо. А теперь мы можем забыть про Нью-Йорк и сосредоточиться на здешних удовольствиях.

– Каких еще удовольствиях?

Он улыбнулся:

– Ты постоянно норовишь истолковать меня не правильно. Я имел всего лишь ужин, приятную беседу и игру в «Монополию».

– «Монополию»?

– Да, сыграем в нее после ужина. Я в ней – большой мастер.

– Мастерство тут ни при чем. «Монополия» это игра, где все зависит от одного только везения.

– Значит, я везучий. – Сэбин усмехнулся и обернулся к Кери. – Верно?

– Верно, – серьезно кивнул тот, – он всегда выигрывает.

– Не всегда, конечно, но, будьте уверены, в большинстве случаев.

Все то время, пока Сэбин вел Мэлори по направлению к столовой, он ни разу не взглянул на нее.

На следующий и во все остальные дни Сэбин забирал Мэлори в свою комнату на послеобеденный отдых, и она стала воспринимать эти минуты, как благословенные оазисы в ходе изнурительного путешествия по пустыне чувственности. Во все остальное время Сэбин без устали демонстрировал свою сексуальную харизму, и Мэлори чувствовала, что с каждым днем ей становится все труднее противиться ей. И все же Сэбин ни разу не попытался соблазнить ее во время ставшей традиционной дневной сиесты, хотя здесь ему было бы легче всего добиться успеха. В эти часы он был гораздо более простым и открытым, нежели в остальное время. Через неделю, оказываясь с ним в одной постели, Мэлори чувствовала себя так же естественно и непринужденно, как если бы они были женаты лет пятнадцать.

– Ты уже набрала килограмма два, – заметил Сэбин, прислонившись к спинке кровати и оценивающе оглядывая Мэлори. – Пожалуй, даже два с половиной. – Он ухмыльнулся. – Скоро ты растолстеешь до такой степени, что не сможешь позировать для фотографий. И что тогда?

– Похудею, – ответила Мэлори, поудобнее пристраиваясь рядом с ним. – Спасибо, что вовремя обратил на это мое внимание. Думаю, два дня голодания исправят положение вещей.

Улыбка исчезла с его лица.

– Черта с два я позволю тебе голодать. До этого ты была чересчур тощей.

– Только не для того, чтобы позировать перед камерой. А теперь умолкни и дай мне поспать.

– Ты не будешь поститься.

– Посмотрим.

– Нет. – Мэлори почувствовала, как закачался матрац. Сэбин сполз ниже и устроился рядом с ней. – Ты не будешь голодать. Лучше… Нет.

– Договаривай, если начал.

– Просто мне стало интересно, смогу ли я вывести тебя из себя. Ты всегда такая спокойная. Мне даже кажется, что ты не воспринимаешь меня всерьез.

– Моя внешность – это часть моей работы, поэтому я должна относиться к ней серьезно. – Сощурившись, Мэлори посмотрела на Сэбина. – И почему ты так расстраиваешься? Два дня голодания не смогут повредить мне.

– Третья жена моего отца страдала анорексией – испытывала отвращение к пище. В итоге она умерла от сердечного приступа, вызванного недоеданием и бесконечными таблетками.

Мэлори помолчала и вздохнула:

– Как ужасно! Ты любил ее?

Сэбин пожал плечами:

– Она нравилась мне больше других. Она хорошо ко мне относилась, и ей даже не приходилось прилагать для этого особенных усилий. Видишь ли, выбирая новую жену, мой папочка меньше всего руководствовался тем, присущ той материнский инстинкт или нет.

– Из-за чего же он на них женился?

– Из-за денег и секса. За исключением разве что моей матери. На ней он женился ради того, чтобы она родила ему наследника. Он всегда мечтал создать династию, но его первая жена Маргарет не сумела подарить ему ребенка, и поэтому через три года он с ней развелся. Моя мать оказалась более плодовитой. – Губы Сэбина искривились. – К сожалению, выяснилось, что в постели она не так хороша, как следующая претендентка на его благосклонность, поэтому, после того как она произвела меня на свет, он расплатился с ней, и она растворилась в утренней мгле.

– Что значит «растворилась»?

– Это слово в данном случае подходит лучше всего. Она вышла замуж за преподавателя колледжа и, судя по всему, до сих пор где-то живет тихо и счастливо. Вот только не знаю, где.

– Сколько же было жен у твоего отца?

– Пять. Последней постель отца согревала мать Бена.

– Да, твой папа, видимо, любил разнообразие.

– Он был реалистом и знал, что взаимоотношения между двумя людьми со временем неизбежно исчерпывают себя. Когда он видел приближение конца, то немедля обрезал все ниточки и принимался искать что-то новенькое.

Мэлори ощутила, как ее пронизала внезапная острая боль. Она посмотрела на Сэбина.

– И ты тоже реалист?

Сэбин встретил ее взгляд и произнес:

– Опасно воображать, что человек может быть незаменимым. Людям свойственно меняться.

– Но ведь это так замечательно – идти по жизни вместе, пусть даже стареть, но тоже вместе, а не разбегаться в разные стороны, как кошки. Если бы мои мама и папа не погибли в автомобильной катастрофе, они прожили бы вместе еще лет пятьдесят.

– Откуда тебе знать? – Сэбин лукаво улыбнулся. – А может, если бы они остались в живых, твой отец нашел бы себе какую-нибудь молоденькую девчонку, рядом с которой вновь почувствовал себя молодым, а твоя мама…

– Нет! Они любили друг друга. – В глазах Мэлори стояли слезы. – Они бы любили друг друга и дальше. Я помню глаза матери, когда отец входил в комнату, и это не изменилось бы, сколько бы лет они ни прожили вместе. Это…

– Ш-ш-ш. – Пальцы Сэбина нежно погладили прядь волос на виске женщины. – Я не хотел расстраивать тебя. Возможно, твои родители были как раз тем исключением, которое подтверждает правило.

– А правило, стало быть, заключается в том, что отношения между двумя людьми не могут продолжаться долго? Нет, – Мэлори решительно потрясла головой, – я так не думаю. – Она приподнялась на локте и посмотрела прямо в лицо Сэбину. – А вот ты думаешь. Так что же в таком случае долговечно, Сэбин?

– Работа. Цель. Характер.

– А дружба? Кери является твоим другом уже более тринадцати лет. Неужели настанет день, и ты бросишь его, решив, что ты сам изменился, а он остался прежним?

Сэбин нахмурился:

– Я друзей не бросаю.

– В таком случае ты не в ладу с собственными аргументами.

– Дружба дружбе рознь. Я говорил про отношения между мужчиной и женщиной. Они гораздо опаснее и менее надежны. – Сэбин покачал головой:

– Нельзя привязывать лодку к кольцу, вбитому в трухлявый пирс. Когда-нибудь оно вывалится, и лодка уплывет.

– А человеческие чувства? Они, по-твоему, «лодка» или «трухлявый пирс»? Нет, в любом случае твоя метафора никуда не годится.

– Я отказываюсь спорить с тобой на эту тему, – ровным тоном проговорил Сэбин. – Знал бы, что ты придешь в такое возбуждение, вообще не стал бы затевать этого разговора. Мне стоило догадаться, что ты не упустишь возможности поспорить, а в этом споре победить невозможно, как и в любой дискуссии на тему политики или религии.

– Да, это бесперспективный спор. – Мэлори закрыла глаза, чтобы он не видел, до какой степени она расстроена. Ей стало ясно: Сэбин обделен с самого детства, и виноват в этом его отец, менявший жен, как автомобили. Ему не свойственны ни мечты, ни иллюзии. Но осознание этого не должно вызвать у нее чувство утраты или печали. Через две недели она уедет в Марасеф, и Сэбин останется в прошлом. Она не будет испытывать жалости по отношению к этому большому ребенку, которого приучили к тому, что в этом мире ничего, кроме работы, не имеет смысла. В последние дни он и так занимал в ее мыслях чересчур много места.

– Никакого голодания.

Мэлори открыла глаза:

– Что?

К этому моменту она уже успела забыть, с чего начинался их разговор. Это было похоже на Сэбина – неожиданно для собеседника переключаться на ту тему, которую ему хотелось обсуждать.

– Я сама решу, нужно ли мне это, когда приеду в Марасеф.

Его лоб прорезала складка.

– Я даже слышать не хочу… – начал Сэбин, но осекся. Его лоб разгладился. – Это случится еще только через две недели. Я буду держать рот на замке, и, возможно, ты об этом забудешь.

– Не забуду, – пообещала Мэлори. – Хотя иногда мне этого очень хочется. Так было бы легче жить. – Она снова закрыла глаза, подалась вперед и очутилась в его объятиях, испытав при этом огромное облегчение. Там, за пределами этой комнаты, Сэбин был опасен, даже очень, здесь же он был сама надежность. – Давай поспим, Сэбин.

Его рука крепче сжала плечи Мэлори, а губы прикоснулись к ее лбу.

– Прости меня.

– За что?

– За то, что я не могу верить в то, во что веришь ты.

Мэлори подумалось, что тот Сэбин, каким он бывает вне этой спальни, защищен слишком толстой броней, чтобы произнести подобные слова.

– Не надо извиняться, – прошептала она, поудобнее устраиваясь щекой на его плече. – Мы и раньше часто расходились во мнениях. Одним разом больше, одним меньше…

– Но мне кажется, эта тема для тебя гораздо важнее, чем все остальные.

У него был чудесный голос. Обычно Мэлори невероятно нравилось лежать с закрытыми глазами на этой кровати и прислушиваться к его глубокому тембру, к тому, как четко он выговаривает каждое слово, но сейчас ей хотелось, чтобы он помолчал. Его слова мучили ее, причиняя такую боль, какую она еще никогда раньше не испытывала.

– Не будем об этом говорить. Я хочу спать.

– Хорошо.

Погруженная в полумрак комната укутала их своим тихим уютом, и они больше не разговаривали. Но впервые с тех пор, как они оказались в этой спальне, ни один из них не уснул.

– Мне нравится эта красная шелковая штуковина, которая на тебе надета.

– Во-первых, это не «штуковина», а топик, и во-вторых, он не красный, а темно-бордовый. Я никогда не ношу красного.

– Почему? Этот цвет в сочетании с твоими темными волосами выглядел бы потрясающе.

Мэлори устроилась поудобнее рядом с мужчиной:

– Он слишком вызывающий.

– Понятно. А ты к числу эксгибиционистов не относишься, – задумчиво проговорил Сэбин. – Наверное, тебе нелегко дались те пленочки.

– Еще бы.

– Но ты на это все же пошла.

– Если знаешь, что делаешь что-то важное, то не позволяешь себе распускать нюни.

– Они были прекрасны. Нет, это ты прекрасна.

Мэлори молчала. Она вся сжалась, хотя и не понимала, почему.

– Что тебе не нравится в моих словах?

– Когда ты так говоришь, то становишься похож на патологоанатома. Кроме того, мне пора хоть немного поспать.

– Еще не пора. Почему тебе не нравится, когда я говорю тебе о том, как ты прекрасна?

– Потому, черт возьми, что это во мне далеко не самое главное!

Сэбин оперся на локоть, пытаясь в сумраке комнаты разглядеть выражение ее лица.

– Какая страстность!

– С самого детства, кто бы меня ни увидел, он непременно считал своим долгом потрепать меня за щечку и сказать: «О, какая красивая девочка!» Не «умная девочка», не «милая девочка», не «талантливая девочка». Они видели лишь то, что на поверхности. Все видят во мне только одно.

– Однако для карьеры киноактрисы такая внешность является огромным подспорьем. Разве не так?

– И да и нет. – Мэлори скорчила недовольную рожицу. – Джеймс говорит, что мое лицо запоминается не хуже, чем лицо Моны Лизы. Лицо, перед которым открываются любые двери. Но скажи на милость, много ли ролей подходят для Моны Лизы? Мы живем в реальном мире, и зрители хотят видеть на экране живых людей, а не портреты. Поэтому мне всегда приходилось работать до седьмого пота, чтобы окружающие забыли о моей внешности и поняли, что я живая, что я человек, а не произведение искусства.

Сэбин усмехнулся:

– Лично у меня твоя внешность никогда не вызывала подобного ощущения.

– Но ты хоть раз подумал обо мне, как о человеке? Я хорошая актриса, я неплохо играю на рояле и обычно жертвую больше, чем могу себе позволить, Обществу гуманного отношения к животным, поскольку фотографии, которые они присылают с просьбами о пожертвованиях, настолько ужасны, что у меня разрывается сердце. Я достаточно образованна и умна, а также преданна своим друзьям. Мой внутренний мир – гораздо важнее, чем внешность, и я ненавижу, когда…

– Я верю тебе.

Мэлори умолкла и с удивлением посмотрела на Сэбина:

– Правда? Он кивнул:

– Честное слово. Но все же, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты наверняка не видишь всего того, что вижу в тебе я.

– И что же ты видишь?

– Твердый характер, ум, чувство юмора, душевное тепло, решимость.

– Так много всего?

– Разве ты не знаешь, что именно это делает тебя особенной? Почему люди останавливаются на улицах и смотрят тебе вслед? Не только из-за того, что ты прекрасно сложена, не только из-за твоих глаз и походки. Но из-за того, какая ты есть.

Мэлори моргнула:

– Весьма… лестно.

– Лишний комплимент тебе не повредит. Мне кажется, люди, которые трепали тебя по щечке, здорово тебе навредили.

– В каком смысле?

– Ты пытаешься убедить себя в том, что хорошенькое личико не самое главное в тебе. Но сама не до конца в это веришь.

– Разве?

– Да. – Сэбин нежно проследил пальцем линию ее брови. – А вот я в это верю. Когда ты станешь старой, седой и морщинистой, как породистый бульдог, ты будешь по-прежнему такой же интересной, и люди будут дорожить дружбой с тобой не меньше, чем сейчас.

Сердце Мэлори захлестнула теплая волна.

– Спасибо.

– На здоровье. – Сэбин откинулся на спину и снова привлек ее к себе. – Вот теперь можешь засыпать.

Женщина лежала, думая над его словами и о том, какую неожиданную проницательность и понимание он обнаружил. Внезапно она хихикнула.

– Что смешного?

– Я представила себе Мону Лизу с бульдожьей мордой.

– Не забывай, я сказал «породистый бульдог».

– А они менее безобразны?

– Нет, но они обладают большей целеустремленностью.

– А-а, ну тогда все в порядке.

Через три дня после этого Мэлори, как обычно, лениво потянулась, медленно приходя в себя после обычного послеобеденного сна. Сев на кровати, она заметила, что в комнате гораздо темнее, нежели обычно.

– Господи! Сколько сейчас времени?

– Девятый час.

– В семь часов я должна была встретиться с Кери в саду. – Она быстро вскочила на ноги. – Не понимаю, почему в последние дни я стала так подолгу спать.

– Может быть, потому, что не спишь по ночам? – Сэбин тоже приподнялся на постели и прислонился к изголовью кровати, наблюдая, как Мэлори торопливо влезает в блузку и джинсы. – Лично мне ни разу не удалось по-человечески выспаться ночью с тех пор, как ты здесь появилась.

– А мне – наоборот.

Однако это было не правдой. Ночами Мэлори по большей части ворочалась с боку на бок. Ей удавалось как следует выспаться только тогда, когда после обеда они с Сэбином уходили в его комнату и она оказывалась в его объятиях.

– Не пытайся меня обмануть, Мэлори. Ты забываешь, что я уже давно досконально изучил твое прекрасное лицо и тело. Я сразу же замечаю небрежно уложенные волосы и тем более круги под глазами.

Женщина почувствовала, что ее щеки заливает краска.

– Я действительно прекрасно высыпаюсь, честное слово.

Она повернулась к Сэбину, но его лицо в сумраке комнаты виделось лишь неясным светлым пятном.

– И тебе это удается даже без снотворного?

Мэлори замялась:

– Иногда удается. Вчера, правда, пришлось выпить таблетку.

– Это нехорошо. – Сэбин помолчал, а затем предложил:

– Лучше приходи ко мне.

– Что?

– Когда тебе не спится, приходи ко мне. – Голос, звучавший в темноте, глубокий и низкий, чуть дрожал. – И мы вместе прекрасно выспимся.

– Ты уверен? – напряженно спросила женщина.

– Да. Мы привыкли друг к другу за последние две недели. И, мне кажется, стали друг другу нужны.

– Тем больше оснований для того, чтобы отучиться от этой вредной привычки.

– Ты никогда не задумывалась над тем, что некоторые привычки могут пойти тебе только на пользу? Я намного лучше, чем любые твои пилюли, уж поверь.

– Тебе можно доверять только в такие моменты, как сейчас.

– Тогда распространи свое доверие чуть шире. Обещаю: если ты придешь ко мне сегодня ночью, я стану обращаться с тобой в точности так же, как каждый день после обеда. Мое слово нерушимо.

– Какая мне разница, от чего засыпать – от тебя или от своих таблеток!

– Кстати, как случилось, что у тебя возникла необходимость в снотворном?

Она мгновенно вспомнила, как посреди ночи раздается зловещее дребезжание телефона.

– Я переживала довольно тяжелый период.

– Но ты сильная женщина. Никогда бы не подумал, что тебя так просто выбить из колеи. Интересно… В последнее время меня тревожило то, что ты – всегда такая спокойная и дисциплинированная.

– С какой стати это должно тебя тревожить? Такова моя натура.

– Так ли?

– Да, и это не имеет ничего общего с тем, что я принимаю снотворное.

Губы мужчины скептически скривились.

– Однако эти таблетки, судя по всему, помогают тебе оставаться невозмутимой и хладнокровно идти по жизни? Тебе это нужно?

– Ты пытаешься выступать в роли моего психоаналитика?

– Я лишь пытаюсь понять тебя. От кого ты унаследовала такой безмятежный характер? Мэлори весело рассмеялась.

– Мои родители были самые беспечные, самые импульсивные люди, каких только можно себе представить. Совсем не такие, как я. Они все время либо спорили, либо занимались любовью, либо…

– Ты говоришь так, будто жила все время сама по себе. Тебе, наверное, было одиноко?

– Они никогда не хотели, чтобы я испытывала одиночество… Ты не правильно истолковал мои слова. Я их очень любила, а они любили меня. Но кому-то нужно было их уравновешивать.

– И этим «кем-то» стала ты – единственный член семьи, который никогда не теряет над собой контроль, присматривает за всеми остальными и неизменно сохраняет спокойствие. Могу поспорить, что ты ни разу в жизни не действовала под влиянием момента. Не считая, конечно, того случая, когда вышла за Бена, – более тихим голосом добавил Сэбин.

Мэлори не нравилось это копание в ее душе. Сейчас она чувствовала себя даже более беззащитной, чем в ту ночь, когда, обнаженная, лежала перед Сэбином на широком диване.

– Это лишний раз говорит в пользу того, что не поддаваться на мимолетные порывы суть проявление мудрости, – сказала она. – Поверь мне, брак с Беном не прошел для меня бесследно. Мне преподнесли достаточно много неприятных уроков.

– Значит, ты всегда сдерживаешь свой гнев, действуешь рассудительно и никогда не теряешь над собой контроль?

– А почему бы и нет? Вполне цивилизованный подход к жизни.

– Но твой ли это подход, вот что мне хотелось бы выяснить.

– Такова моя натура, таков мой характер, – повторила Мэлори и направилась к двери. – Увидимся за ужином.

Уже вслед уходящей женщине Сэбин проговорил:

– Хочу верить в то, что ты права по поводу своих таблеток, но я боюсь, что ты принимаешь их уже слишком долго и отказаться от них тебе будет не так просто. Выброси их лучше в сортир и приходи ко мне.

Мэлори с отвращением смотрела на темно-коричневый пузырек, стоявший на тумбочке возле ее постели. Она ненавидела всяческие таблетки не меньше, чем Сэбин, и понимала, что ей не надо принимать их ни сегодня вечером, ни когда-либо еще.

Три часа спустя она все также смотрела в никуда. Сна не было ни в одном глазу.

Приходи ко мне, звал ее из темноты низкий, не слышимый никем голос Сэбина, обещая отдых, покой и силу.

Она перевернулась на другой бок и постаралась прогнать воспоминание, которое представляло для нее еще большее искушение, нежели темно-коричневый пузырек со снотворным.

Приходи ко мне.

– Ты приняла таблетки?

– Нет.

– Но ты и не спала. – Указательный палец Сэбина пробежал по темным кругам под глазами женщины. – Тебе следует…

– Ненавижу тех, кто указывает, что мне нужно делать, – прервала она Сэбина, ложась на постель и оказываясь в его объятиях. Затем она устало закрыла глаза. Наконец-то дома. В безопасности. Теперь можно и поспать. Сэбин будет оберегать ее сон.

– Ты правильно сделала, что пришла ко мне, – доносился до нее из темноты его прекрасный сильный голос. Его руки, как два надежных крыла, защищали ее от любых реальных или воображаемых опасностей.

– Ты принимала таблетки?

– Я же сказала тебе, что не принимаю их больше.

– Тогда выкинь их.

– Это было бы глупо. Мне может понадобиться… Мэлори умолкла, осознав, что она сказала. Она уже попала в зависимость от снотворного.

– Вот именно, – мягко сказал Сэбин, словно прочитав ее мысли. – Снотворное, как партизан, уже подбирается к твоей глотке. Выкинь их, Мэлори.

– Успокойся, Сэбин. – Ее руки обвили плечи мужчины, и Мэлори сама удивилась тому, что когда-то его боялась. Теперь она мечтала о том моменте, когда снова окажется в его объятиях, с каким-то зверским и сладостным голодом. Она ловила себя на том, что, репетируя с Кери, то и дело нетерпеливо поглядывает на часы.

Еще три часа, и она отправится к Сэбину.

Еще два часа, и Сэбин прижмет ее к себе.

Он станет гладить ее волосы, а когда она проснется, мир окажется обновленным и свежим.

Еще час, и он задернет шторы, а затем станет говорить с ней нежным, как бархат, и светлым, как зарница в ночи, голосом.

Он наклонился вперед, и его слова едва уловимым шепотом прошелестели возле ее виска: «Приходи ко мне».

Таблетка на ее ладони была маленькой и желтой. Она выглядела совершенно безобидной, как драже «Скитлс».

Мэлори закрыла глаза.

Нет, эта таблетка далеко не безобидна. Она опасна.

Мэлори открыла глаза, швырнула таблетку в раковину и смыла ее водой из стакана, который уже приготовила, чтобы запить снотворное.

Затем она взяла с тумбочки пузырек, высыпала все его содержимое в унитаз и спустила воду.

Все.

Внезапно Мэлори испытала приступ паники. Она вроде бы освободилась, но ощущала страх.

Развернувшись, она выскочила из своей комнаты и побежала вдоль длинного коридора, а через несколько секунд уже открывала дверь в спальню Сэбина.

Здесь было темно, но Мэлори уже успела привыкнуть к сумраку, царящему в этой комнате.

– Как раз вовремя. Я ждал тебя, – раздался голос Сэбина со стороны огромной кровати. В нем не чувствовалось ни капли сна. В комнату проникал свет из коридора за спиной женщины, и она с трудом различала фигуру Сэбина, полулежащего, упершись спиной в изголовье кровати. Ей уже много раз приходилось видеть его в этой позе.

Мэлори стояла на пороге комнаты, грудь ее вздымалась и опадала от учащенного дыхания.

– Я выбросила таблетки.

– Это хорошо.

– Мне страшно.

– Это плохо. – Сэбин подвинулся и похлопал ладонью по кровати рядом с собой. – Добро пожаловать домой.

Домой!

Мэлори как на крыльях пролетела через всю комнату.

Он откинул простыню, и женщина нырнула под нее, очутившись в его теплых руках. Сразу же вслед за этим она резко выдохнула. Он был обнажен.

– Ты… не одет.

Мужчина, невидимый в темноте, усмехнулся:

– А чего ты ожидала! Не спать же мне в одежде. – Его рука принялась ласкать ее волосы. – Впрочем, невелика разница.

Его тело прижалось к ней – горячее и сильнее, другое и одновременно то же, что и раньше. Мэлори почувствовала, что напряжение потихоньку начинает ее отпускать.

– Мне не следует находиться здесь. – Сэбин нежно гладил ее по волосам. – Почему ты так добр ко мне? Когда ты принудил меня остаться здесь, я ожидала совершенно иного.

– А почему бы мне не быть по отношению к тебе добрым, если мне это нравится?

– Поговори со мной. Я так люблю слушать твой голос!

– Что ты хочешь услышать?

Больше всего Мэлори хотелось услышать от него одну фразу… Нет! Прозвучав в ее мозгу, она напугала женщину не меньше, чем маленькая желтая таблетка. Чтобы выгнать ее из своего сознания, Мэлори быстро проговорила:

– Все, что угодно.

– Может, тогда мне рассказать тебе о своей новой сделке с французскими виноторговцами? Тогда ты уснешь мертвым сном, и в считанные секунды.

– Мне все равно. – Мэлори дышала глубоко и с наслаждением. Ей нравился исходивший от него запах свежести и мужского одеколона. Тепло его тела обволакивало ее уютным покровом. – Говори все, что тебе хочется.

– Что мне хочется? – Голос Сэбина внезапно стал даже ниже, чем обычно. – Нет, вряд ли. – Он помолчал. – Лучше я расскажу тебе о своем первом семестре в Гарварде. Тебя это должно позабавить. Это был год, когда я делал все не так.

– Ты?

– Знаю, в это трудно поверить, но даже мне пришлось пройти стадию кокона, прежде чем я превратился в то совершенное существо, каким теперь и являюсь.

Она хихикнула и пододвинулась ближе к нему.

Все будет замечательно, а она – просто дурочка, что беспокоилась. Ей следовало прийти к нему гораздо раньше.