"Соблазн" - читать интересную книгу автора (Марч Джессика)

3

Барбекю в доме адмирала Кастера Найта стали уже традицией на базе. Устраивались они днем во второе воскресенье каждого месяца и планировались так же тщательно, как морская операция, – начало в 13.00 и окончание в 17.00, и ни минутой больше. Приглашались морские офицеры и их жены – а позже стали приезжать политики из Вашингтона и высшие военные чины, с которыми Кас Найт водил дружбу с прицелом на продвижение по службе, которое могло бы привести его в генштаб.

Дюжина матросов направлялась в дом Найта, чтобы стряпать, разносить блюда, стоять за стойкой бара и все убирать, когда мероприятие заканчивалось. Одно время Стиви флиртовала с ними за спиной адмирала, но потом эта разновидность боевых действий ей надоела. И в этот полдень она сидела на ступеньке, ведущей с задней террасы на лужайку, лениво шевелила босыми ногами влажную, теплую траву и глядела, как суетятся вокруг подчиненные адмирала.

– Стиви, какого дьявола ты там сидишь? Адмирал вылетел из французских дверей, ведущих в жилую комнату, и его лицо побагровело от гнева, когда он увидел ее шорты и короткую майку.

– Мы ожидаем гостей, а ты выглядишь как чертова хиппи.

Стиви улыбнулась себе под нос. Конечно же, она специально дожидалась, чтобы он увидел ее и взорвался. Затем поднялась на ноги, медленно дерзко, прекрасно сознавая, в какое бешенство он приходит, когда она не вскакивает подобострастно, как все остальные.

– Ты знаешь, что от тебя требуется, – рявкнул он. – Поднимайся наверх и приводи себя в приличный вид. Это мой приказ.

Стиви поплелась в дом. Да, она знала прекрасно, что от нее требовалось, – он хотел, чтобы она принарядилась, и он мог бы тогда хвастаться ею перед своими приятелями. Он не знал лишь одного – что Стиви играла в эту игру лишь потому, что она устраивала ее тоже.

Она поднялась наверх и начала шуровать в шкафу. В одном адмирал никогда не скупился – в том, что касалось ее нарядов. Многие платья он покупал для нее сам, чтобы гарантировать, что она будет выглядеть как капиталовложение. Она вытащила пару платьев, и когда повернулась к зеркалу, чтобы приложить их к себе, то вздрогнула от неожиданности, увидев, что отец спокойно вошел в комнату вслед за ней и на его лице блуждало выражение любопытства.

– Зеленое платье, – отметил он. – Надень зеленое. – Он еще побыл в комнате, будто думал, что она начнет переодеваться при нем. Мысль об этом показалась Стиви странно возбуждающей, и она подумала, как он поведет себя, если она снимет лифчик и сбросит на пол шорты.

Однако он повернулся и вышел из комнаты так же резко и внезапно, как и появился. Стиви через голову натянула полотняное зеленое платье без бретелек. Затем нанесла косметику – бледноабрикосовую помаду, серо-зеленые тени, под цвет глаз, и очень густо намазала ресницы тушью.

Когда она спустилась вниз по лестнице и предстала перед адмиралом, тот осмотрел ее с ног до головы и ничего не сказал. Затем вознаградил ее старания очередным приказом:

– Погляди, почему задерживается мать. Сенатор Харпер прибудет ровно в тринадцать ноль-ноль.

И опять она прошла очень медленно, испытывая терпение адмирала. Она вернулась наверх и нашла Ирэн в ее спальне, где та суетилась над воображаемым пятном на ее персиковом шифоне. Она казалась напряженной, но тем не менее трезвой. Стиви часто доводилось видеть, как мать назюзюкивалась до потери сознания, но это бывало почти всегда, когда адмирал куда-нибудь уезжал. Страх был причиной ее слабости, как догадывалась Стиви, но сказывалась еще и привычка. Мать начала попивать в те годы, когда Кас Найт надолго уходил в море, будучи капитаном корабля, сражавшегося против японцев. Разумеется, теперь он знал, что она пьет, однако в его присутствии она сохраняла приличия.

– Он хочет, чтобы ты выходила, – сообщила Стиви.

– Как я выгляжу, ничего? – спросила Ирэн, и в ее голосе прозвучала умоляющая нотка, чтобы дочь ее подбодрила.

– Спрашивай его, – ответила Стиви. – Ведь только его мнение имеет значение. – Возможно, что она и жестоко поступает, подумала она, выходя из комнаты матери, однако праздник ее шестнадцатилетия до сих пор не забыт.

Она спустилась в фойе, где адмирал стоял по стойке «вольно», заложив руки за спину и глядя на потеющих матросов, бегавших взад и вперед из кухни на переднюю лужайку, в другие помещения, готовя все к пиру, который вот-вот начнется.

– Ну? – осведомился он.

– Она почти готова.

– А она… как, на плаву?

– Она останется боеспособной, – парировала Стиви, пародируя нудную привычку адмирала облекать все в военно-морские термины.

Он кашлянул.

– У твоей матери… проблемы, – ровным голосом сказал он. – Это трудно для всех нас. Но если мы сплотим свои ряды, то все будет в норме.

Он помолчал, ожидая ответа. А что могла она сказать? Они никогда не будут «в норме», и Стиви это знала. И поскольку она так ничего и не сказала, он положил руку ей на плечо. От этого прикосновения к оголенному участку тела по коже у нее побежали мурашки; она никогда не думала о нем, как об отце. Всегда он был для нее чужаком, присвоившим власть над ней. И все же она выдержала прикосновение, не ускользнула от него. Принудив себя встретить взгляд его ледяных голубых глаз, она ответила ему таким же взглядом, не менее пронзительным, чем его собственный.

Неожиданно он переменил тон.

– Ты выросла в симпатичную девушку, – мягко сказал он. – Даже более симпатичную, чем была твоя мать.

Эти слова комплимента и мягкий тон показались ей такими же нервирующими, как и его гнев, но прежде чем Стиви сумела найти какие-то слова в ответ, появился матрос и объявил, что автомобиль сенатора повернул к дому. Адмирал отправился встречать гостей.

Секунду спустя по лестнице торопливо сбежала Ирэн. Когда она пробегала мимо дочери, Стиви почувствовала, что она очень напоминает ту юную невесту, которая запечатлена для потомства на фотографии и серебряной рамке, висящей у нее над шкафом. Она до сих пор сохраняла стройность фигуры, кожа оставалась нежной и гладкой, без морщин, а светло-каштановые, тонкие, как у ребенка, волосы еженедельно завивал и раз в месяц подкрашивал гарнизонный парикмахер. Однако Стиви знала лучше, чем кто бы то ни было, что Ирэн никак не была той улыбающейся девушкой с фотографии. И так же хорошо она знала, что именно из-за адмирала она так переменилась, это он заставил ее пасть и украл у Стиви мать.

– Я объехал военные организации по всей стране, – произнес сенатор Альберт Харпер, осанистый лидер большинства и председатель комиссии по бюджету – Боевой дух мне показался в последнее время низким. Однако здесь, Кас, вы просто творите чудеса… никаких увольнений из рядов флота по параграфу восьмому, никаких дисциплинарных проблем. Вы умело ведете свой корабль, Кас. Нам следовало бы более широко использовать во флоте ваш опыт. В чем же состоит ваше секретное оружие – или это не подлежит разглашению? – Сенатор захихикал.

– Тут никакого секрета нет, Эл, – серьезно сказал адмирал. – У меня философия такая же, как у Гарри Трумана: всяк знай свое место. И когда командир на любом уровне серьезно относится к своим обязанностям, то он решает проблемы… нет, черт возьми, он чувствует их и решает прежде, чем они отразятся на нем и его подчиненных.

После этих слов раздалось признательное бормотание сенатора и других шишек из Пентагона, стоявших на лужайке с бокалами в руках. Укрытая от их глаз большим кустом древовидной гортензии, Стиви презрительно нахмурилась, когда подслушала, как адмирал набивает себе цену. Почему же никто не видит его истинную сущность? Неужели она была единственной, кто знал ему настоящую цену? Этот его «корабль» приводился в движение исключительно террором и запугиванием, таким же образом адмирал правил и своим домом. А что касается состояния боевого духа, то Стиви как-то слышала угрожающий телефонный звонок адмирала к новому психиатру базы, когда он без обиняков заявил врачу, что не потерпит никакого восьмого параграфа у себя на базе.

«А если кто-нибудь попробует увиливать от исполнения своего долга, притворяясь ненормальным, то пойдет прямо на гауптвахту. – Доктор что-то пытался возражать на другом конце провода, на что адмирал отрезал: – Вероятно, на гражданке что-то и может идти по-вашему, доктор, но здесь все делается по-моему. И вы убедитесь, что девяносто дней, проведенных на гауптвахте, смогут излечить психическое заболевание гораздо успешней, чем все ваши модные пилюли и прочее баловство». – И на этом дискуссия была закрыта.

Мысль о том, что он вскоре может запрыгнуть еще выше на служебную лестницу, заставила Стиви ненавидеть его еще сильней. Она жалела, что не может найти в себе силы, чтобы выйти из своего укрытия и заявить, что адмирал лжец. Однако, что бы она ни сказала, какая разница? Скорее всего, она преуспеет лишь в одном – навлечет на свою голову страшные кары.

Не способная ни говорить, ни слушать их разговоры, она направилась к столику с прохладительными напитками. Она взяла тарелку с барбекю и увидела, что Ирэн ведет светскую болтовню с двумя офицерскими женами, а сама за милую душу прикладывается к «Дикому индюку», отчаянно стараясь растянуть его подольше. Перед каждым подобным сборищем адмирал давал своим подчиненным недвусмысленные инструкции:

– Миссис Найт полагается только один коктейль – понятно вам? – Ослушаться его не смели.

Внезапно Стиви улыбнулась, сообразив, как она может подложить мину под отцовский корабль. Она взяла коктейль с виски, показала его матери и вылила себе в глотку. Потом взяла вторую порцию.

Стиви тянулась за новым коктейлем, когда возле нее появилась мать. Она предостерегающе прикоснулась к дочери.

– Стефания, дорогая, – шепнула она. – Я полагаю, с тебя достаточно…

Стиви стряхнула руку матери и повернулась к ней, испепеляя ее взглядом. Она даже не потрудилась понизить голос:

– Достаточно? Скажи мне, Ирэн, поскольку ты опытная в этом деле, что значит как следует выпить? Как ты определяешь это? Когда ты еще можешь стоять на ногах… или когда уже лежишь на спине?

Бортовой залп попал в цель. Ирэн разинула рот и залилась пунцовой краской. Затем вытащила кружевной платочек и прижала его к дрожащим губам. Находившиеся вокруг нее женщины дипломатично ретировались.

Осмелев от алкоголя и все еще переполненная до краев злостью, Стиви отвернулась от выведенной из строя матери и небрежной походкой направилась к мужскому кружку. Адмирал яростно глядел на нее, пока она приближалась, однако прежде, чем сумел что-то ей сказать, Стиви взяла под руку сенатора Харпера. Немолодой политический деятель с улыбкой обратился к ней.

– Моя дорогая Стефания, – сказал он. – Просто не верится, как ты выросла. С каждым разом, как я тебя вижу, ты становишься все прекрасней.

– А вы становитесь все симпатичней, – любезно заявила она. – Я надеюсь, ваша жена знает, какая она счастливая женщина.

Сенатор вспыхнул и рассмеялся:

– У тебя все ухватки политика, моя дорогая. А что, у тебя имеются какие-то амбиции насчет этого?

– О, я предоставлю это мужчинам. – Стиви потупила глаза, пародируя девичью стыдливость.

Однако сенатор принял эту гримасу за чистую монету.

– Пустяки, Стефания. В наши дни девушкам позволяется все. Да что там! По-моему, ты даже смогла бы пойти по стопам отца.

Она взглянула на адмирала, который стоял затаим дыхание, надеясь, что Стиви, возможно, заработает для него несколько дополнительных очков перед сенатором.

– Стать похожей на адмирала? – наконец заявила она удивленно. А затем тоном невероятной любезности добавила: – Да я скорее умру.

Группа застыла от неожиданности. Однако прежде чем Стиви сумела добавить что-либо еще, ее желудок ужасно подпрыгнул. Она уронила тарелку с барбекю и побежала, не обращая внимания на устремившиеся вслед за ней взгляды. Примчавшись в ближайшую ванную комнату, она нагнулась над унитазом и покорилась жестоким спазмам, что опустошали ее желудок. А между приступами рвоты она хохотала. Никогда до этого она еще не осмеливалась вести себя так, никогда не устраивала ему такого…

Внезапно дверь туалета распахнулась, и он появился на пороге с белым от злости лицом и сжатыми кулаками.

– Как ты посмела, – прошипел он сквозь сжатые зубы. – Ты весь месяц не будешь покидать жилплощадь. И это только начало. Ты еще не такая взрослая, чтобы тебя нельзя было выпороть. Я позже займусь тобой, можешь быть уверена, черт побери! – И с этой прощальной угрозой он захлопнул дверь.

Несмотря на слабость и тошноту, Стиви все-таки почувствовала удовлетворение от того, что испортила адмиралу день. Одно очко в мою пользу, подумала она, прежде чем ее желудок начал снова извергаться.

Через две недели и два дня после барбекю Стиви сидела в автобусе, направлявшемся в Ричмонд, нарушая распоряжение адмирала «не покидать жилплощадь», кроме посещений школы. Вновь и вновь считая дни, прошедшие со времени последних месячных, она поняла, что опоздала, да еще и очень сильно. Болезненные ощущения в груди, приступы дурноты и воспоминание о том, что она переспала с Льюком Джеймсом «без предохранения», все больше усиливали ее опасения, что она забеременела.

В течение последней недели Стиви тешила себя суеверной надеждой, что ее опасения не подтвердятся. Однако эта слабая возможность растаяла во время урока физкультуры, когда она наклонилась вперед, чтобы коснуться руками пальцев ног, и вместо этого рухнула на пол, внезапно потеряв сознание. Вызвали Ирэн, чтобы она забрала ее домой, и хотя Стиви отбивала все вопросы матери, объясняя свой обморок переутомлением от упражнений, – Ирэн в конце концов поверила, что злополучное упражнение оказалось неподобающим для юной леди и потенциально опасным, – себя Стиви все же не могла дольше обманывать и убеждать, что все в порядке.

Пробравшись украдкой в местное отделение телефонной компании, она перелистывала желтые страницы междугородного справочника, пока не наткнулась на телефон клиники.

Приехав по ричмондскому адресу, Стиви обнаружила себя стоящей перед запущенным зданием в черном гетто города. Преодолев несколько неметеных ступенек, Стиви вошла в набитую народом приемную. Спешившая куда-то черная медсестра выдала ей номер и велела дожидаться своей очереди. Присев на одну из жестких скамеек, которые шли вдоль стен, она стала изучать лица сидевших вокруг нее людей, стараясь не думать о том, что ждет ее впереди. Все остальные женщины выглядели грустными, усталыми и встревоженными. Странно, подумала Стиви, ведь люди всегда делают вид, что иметь ребенка – это замечательно, а тут никто не кажется счастливым ни на грош.

Время тянулось медленно. Стиви слишком нервничала, чтобы читать один из растрепанных журналов, которые в беспорядке валялись в помещении. За свои семнадцать лет она всего лишь один раз имела дело с доктором, когда запущенная простуда перешла в воспаление легких. Тогда она была испугана, как и сейчас, что попала в руки к людям, которые могли сделать ей больно.

Доктор, выкликнувший имя Стиви, казался спешившим и нетерпеливым, однако довольно приятным. Он был худым и невысоким с бледно-розовой кожей, из-за которой казался слишком молодым, просто не верилось, что он уже закончил медицинский. Как ни странно, но от этого она почувствовала себя лучше – у нее возникло ощущение родства.

Доктор выпалил в нее обойму вопросов, затем помазал ей руку спиртом и взял анализ крови.

Дальше было тяжелее. Чувствуя себя так, словно бы она лишалась последней защиты, Стиви шагнула за экран и сняла с себя всю одежду, прикрыв себя бумажным фартуком. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы влезть на смотровое кресло и положить ноги на распорки.

– Сейчас могут появиться неприятные ощущения, – произнес механически доктор, когда его пальцы в перчатках стали ощупывать ее низ. Лишь гордость удерживала Стиви от крика.

– Сейчас трудно что-то сказать, – пробормотал он наконец. – Шейка немного набухла… Некоторые изменения могут говорить о беременности… а могут и не говорить. Анализ крови скажет нам все точно. Вы можете одеваться, – сказал он, с треском снимая резиновые перчатки. – Завтра сможете узнать результаты.

– Завтра? – переспросила Стиви, сев прямо, в шоке от сознания того, что ее мучения еще не закончились. – Пожалуйста, – сказала она, забывая про гордость, – а вы сегодня не могли бы мне сказать? Мне правда очень нужно…

Доктор поглядел в лицо Стиви, и затем, словно впервые заметив, какая она юная, заговорил мягче.

– Наша лаборатория всегда перегружена, – сказал он, – но если уж это так важно… подождите снаружи, а я посмотрю, можно ли хоть что-то сделать.

Через два часа Стиви уже сидела в автобусе, который возвращался в Ньюпорт-Ньюс. Она выглядывала из окна, когда миля за милей пролетали мимо, однако ничего не видела, потому что снова и снова повторяла один и тот же вопрос: что мне делать? Доктор предложил «радикальную меру», однако, вне зависимости от того, что это намного все упростило бы, Стиви была неприятна сама мысль об этом. В ней что-то зрело живое, и она не могла даже подумать о том, что убьет его. Вероятно, из-за того, что вокруг нее все мужчины постоянно говорили об убийствах и разрушениях, как о чем-то хорошем – потому что связывали это с победой. Это могло подходить для адмирала, но тогда у нее тем более были все основания сопротивляться искушению.

Единственная надежда, которая оставалась у нее, заключалась в мечте уехать куда-нибудь подальше, родить ребенка и создать свою собственную семью. Но как она будет жить? Вот вопрос! Ей на ум приходили усталые, поникшие женщины, которых она встретила в клинике.

Мог ли ей помочь Льюк Джеймс? Кажется, она заинтересовала его. Может, ему понравится мысль приобрести дочь или сына. Но она не теряла реального взгляда на вещи: невозможно ожидать, что он женится на ней. Однако у него полно денег, и он мог бы помочь ей убраться отсюда, найти работу. Возможно, он даже когда-нибудь навестит ее с ребенком. Многие из Голливуда делают подобные вещи в наши дни.

Она вышла из автобуса в центре города и зашла в аптеку. Разменяв пять долларов, она направилась в телефонную будку и позвонила в отель «Мэйфлауэр» в Вашингтоне.

Когда ей ответила дежурная, она попросила соединить ее с номером Льюка Джеймса.

– Весьма сожалею, – ответил механически голос, – однако мистер Джеймс не отвечает на звонки.

– Это Стефания Найт, – упорствовала она. – Я хорошая знакомая мистера… Льюка.

Ее надежды возросли, когда наступила пауза. Затем голос произнес:

– Сожалею. Однако вас нет в списке…

– В каком списке? – спросила она. Однако связь прервалась, прежде чем она успела получить ответ.

Она посидела еще немного в душной телефонной будке, а затем предприняла еще одну попытку. Изменив голос, она спросила Льюка.

– Говорит телефонный оператор международной станции. У меня срочный звонок от мистера Фостера из «Парамаунт Пикчерс», который сейчас находится в Риме. – Она затаила дыхание, моля небо, чтобы обман сработал.

Через пару секунд Льюк взял трубку.

– Слава Богу, – сказала она, ослабев от облегчения, – слава Богу, это ты…

– Какой дьявол меня спрашивает? – грубо осведомился Льюк.

– Это Стиви, Стиви Найт… – Отклика не последовало, никакого признака, что ее имя что-то ему говорило. Боясь, что он положит трубку, она быстра добавила: – День, когда ты участвовал в спуске на воду «Нептуна», – вспомнил?

– О-о, – протянул он.

«О-о». Вот и все. Он платил ей тем же, что она сыграла тогда с ним. Что ж, возможно, она и заслуживала этого. Она заставила себя продолжить разговор.

– Слушай, – сказала она, – я только что обнаружила, что беременна. Это твой ребенок, и я…

– Мой? – перебил он ее. Затем рассмеялся, и в его голосе не было веселья. – Это очень старый трюк, девчушка, тем более для такой умницы, как ты.

– Это не трюк, – запротестовала она. – Я только что получила результаты анализов. Слушай, мне от тебя ничего не нужно, только немного помоги. Чтобы я могла уехать и родить ребенка.

– А если я уж клюну на это – признаю, что ребенок действительно мой, – что тогда? Ты меня Бог знает куда загонишь.

– Да нет, что ты…

Он тут же ответил, и его голос звучал холодно и резко:

– Слушай, Стиви, да мне насрать, беременна ты или нет. В конце концов, ты ведь знала, что делаешь, и знала это настолько хорошо, что я вовсе не уверен, что ребенок действительно мой. Так что не лезь ко мне, девочка, иначе, клянусь, я смогу доказать, что у тебя перебывало столько парней, что из них можно сформировать экипаж следующей субмарины, которую тут будут спускать на воду.

И телефон замолчал.

А Стиви послышалось эхо удовлетворения в голосе Люка. Его гордость была восстановлена, а во взаимоотношениях с женщинами снова все шло как надо.

Дорога до дома на Тенистой аллее показалась ей бесконечной, – и все-таки недостаточно длинной. У нее не было никакой стратегии, а без нее ей виделись впереди сплошные поражения.

Внутри дома Ирэн полулежала на диване и смотрела телевизор, как обычно поглощенная одной из своих любимых мыльных опер.

– Стефания?.. – крикнула она, услышав шум у входной двери.

– Да, – Стиви вошла в комнату. По крайней мере, она не пьяная, подумала она, разглядывая мать.

Ирэн повернулась от телевизора.

– Тебе нельзя выходить, – сказала она спокойно, вероятно не ругаясь, а просто напоминая про их общие интересы, чтобы это не дошло до адмирала.

Стиви ничего не ответила, отчасти даже надеясь, что мать поинтересуется, почему она нарушила запрет.

– Ты выглядишь усталой, милая, – сказала Ирэн. – Почему бы тебе не посидеть рядом со мной и не выпить чашку чая? – Ирэн показала на фарфоровый сервиз, который она вытащила и поставила на то место, где обычно стоял «Дикий индюк». – Моя передача почти кончается, и к нам кто-нибудь может зайти. Мы так долго не говорили с тобой.

Заинтригованная, Стиви присела. Давно уже Ирэн не делала таких попыток в обычный, будничный день. Она даже одета была в нормальные одежды, а не в обшитый тесьмой халат, который она предпочитала носить вечерами. Стиви налила себе чашку чая и взяла печенье, чтобы успокоить желудок, – гадая в это время, что может означать такая метаморфоза Ирэн.

Может, мать поможет ей? Разве матери не должны помогать дочерям – особенно в таких делах? Стиви терпеливо молчала, пока не закончилась мыльная опера.

Затем Ирэн повернулась к сервизу и стала наливать чай себе.

– Знаешь, мама… – нерешительно сказала Стиви. – У меня… неприятности.

Мать глядела прямо перед собой.

– Нет ничего, что мы не могли бы уладить, милая моя. Дело в адмирале?..

– Нет. С этим-то я и сама бы справилась. Тогда Ирэн взглянула на нее. Впервые на ее лице появилась озабоченность.

– А что же тогда, Стефания?

– Я беременна. – Признавшись в этом, Стиви внезапно почувствовала себя маленьким ребенком, которому требуется утешение. – Мама, – сказала она с отчаяньем в голосе, – я не знаю, что мне делать.

Ирэн, казалось, ничего не поняла, словно Стиви говорила с ней на иностранном языке. Затем снова нахмурилась, словно заглянула куда-то вглубь себя, осмысливая известие.

– Глупости, – сказала она наконец. – Ты тревожишься из-за пустяков. Я уверена. Девочки в твоем возрасте всегда придумывают себе всякую всячину. Помнится, когда мне было шестнадцать, я часами обнималась с Фредди Бейкером, а потом мне втемяшилось в голову, что я беременна, потому что все это было так… так волнующе. Я беспокоилась много дней, и, конечно, моя мать увидела, какой я стала бледной. И она быстренько все исправила. Мы потом вместе так смеялись… Вообрази… – Ирэн увлеклась, забывшись в воспоминаниях о счастливом времени.

– Мама, у меня все по-другому, – сказала Стиви, и ее желудок сжался в комок. – Я была у доктора. Сдала анализы. Это ребенок Льюка Джеймса. Мы… Я… была с ним, когда он приезжал сюда на спуск подлодки. Но теперь он не хочет и слышать обо мне.

Ирэн долго сидела спокойно. Потом ее лицо сморщилось, и, вытащив крошечный носовой платок из рукава платья, она начала в него рыдать.

– И как только могло такое случится? – причитала она ноющим голосом. – Как ты могла сделать такое мне и твоему отцу, Стефания? Боже мой, а я приготовила для тебя этот чай… Мне так хотелось, чтобы мы поговорили, как мать с дочерью, а ты… ты…

– Мама! – крикнула Стиви, поднимаясь со стула и тряся мать за плечи. – Выслушай меня Бога ради. Я попала в беду, и мне нужна помощь. – Затем более спокойным голосом: – Прошу тебя. Будь моей матерью – хотя бы разок. Помоги мне…

Ирэн внимательно посмотрела печальными глазами на испуганное лицо дочери. Ее голос надломился от боли.

– Я не могу помочь тебе, Стефания… Я не могу помочь даже себе. – Тут ее захлестнули эмоции, она вскочила с дивана и побежала наверх.

Звук закрывшейся двери в спальню матери стал крушением надежд для Стиви. И почему я решила, что сегодня все будет по-другому? – спросила она себя. Она делала одну и ту же ошибку множество раз, когда отваживалась надеяться на чудо, на что-то, что докажет ей на деле существование ее семьи, а не только формально.

Она все еще сидела в темноте, все на том же месте, когда вернулся домой адмирал. Он включил свет.

– Какого черта? – воскликнул он, пораженный видом Стиви, которая сидела прямая как статуя и едва дышала. – Что все это значит, Стефания? – Он указал на чашки, все еще стоявшие на столе. – Посуда – твоя обязанность. Если ты не можешь это запомнить и действовать как зрелый, ответственный человек, тогда тебе придется не покидать жилплощадь еще две недели.

Холодная ярость наполнила Стиви. Она поднялась с дивана и поглядела ему в лицо.

– Я намного более зрелая, чем ты думаешь, отец, – выпалила она. – Достаточно зрелая, чтобы иметь ребенка. Что ты на это скажешь?

От лица адмирала отхлынула кровь, тело застыло в неподвижности, челюсть беззвучно заработала. Наконец он выдавил из себя пару слов.

– Объяснись немедленно, – хриплым голосом скомандовал он.

– Этот великий американский герой, которого ты привозил сюда месяц назад – мистер Льюк Джеймс, – он спускал на воду вашу лодку, а затем трахнул меня. Что тут еще объяснять?

Пощечина, которую отвесил ей адмирал, оказалась для Стиви неожиданностью; она сбила ее с ног и швырнула о стенку. Когда она вцепилась в подоконник, чтобы не упасть, то почувствовала откровенный ужас – и редкое возбуждение. Никогда еще его самообладание не отказывало ему так категорически, и никогда ее победа не казалась ей слаще.

Прежде чем она пришла в себя, кулаки Кастера Найта бешено обрушились на нее.

– Проститутка! – кричал он, и его лицо исказилось от ярости. – Шлюха! – И его дугообразный удар попал ей в живот.

Боль показалась ей ослепляющей. Согнувшись пополам, она заскулила:

– Папочка… пожалуйста… – Дерзкая уличная девица исчезла, остался только сокрушенный болью ребенок, умоляющий отца о пощаде.

Однако Кастер Найт, казалось, ничего не слышал. Глаза его остекленели, он продолжал неистово молотить кулаками свою единственную дочь и осыпать ее словами ненависти:

– Ты переспала с каким-нибудь матросом. Признавайся, маленькая лгунья! Никаких звезд. Ты не лучше, чем обычная проститутка! И это после всего, что я для тебя делал. – Снова занося кулак, он помедлил, выкрикнув свое последнее обвинение: – Предательница, грязная маленькая предательница! – И затем направил кулак в голову Стефании, и удар этот стал для нее благодеянием, потому что после него она потеряла сознание.

Открыв глаза, Стиви не увидела ничего, кроме белого тумана. На какой-то миг ей пришло в голову, что она уже умерла. А это небеса. Но затем она почувствовала в голове тупую, пульсирующую боль. И когда мигнула несколько раз, перед ней сфокусировалась госпитальная палата. Зеленые госпитальные стены и белая занавесь вокруг ее кровати.

Стиви старалась повернуть голову, но не смогла. Ее тело, как ей казалось, было сломано во многих местах.

Откуда-то донесся ласковый женский голос:

– Рада видеть, что ты проснулась. Ты нас уже немножко беспокоила…

Голос не Ирэн, поняла она. Однако от чьей-то искренней заботы слезы выступили на глазах у Стиви.

– Я… – попыталась сказать она, однако ее голос казался ей хриплым и незнакомым.

– Не нужно говорить. – Стиви наконец увидела сиделку, сиделку военно-морского госпиталя, судя по ее одежде. – Какой ужасный случай, дорогая моя. Мы давали тебе лекарства, чтобы уменьшить боль. Дай мне знать, если тебе снова станет плохо. А пока просто лежи тихо и дай лекарству делать свое дело. И не успеешь оглянуться, как снова будешь бегать.

В памяти Стиви стали всплывать последние минуты перед тем, как она потеряла сознание, ужасный взгляд на лице адмирала, его кулаки, обрушившиеся на нее… Она задрожала.

– Не волнуйся, Стефания. Не надо, – успокаивала ее сиделка. – Все будет хорошо, я обещаю. Просто потерпи немного. Несчастный случай, который с тобой произошел, действительно шок для всего организма. Но ты молодая. И быстро поправишься.

Несчастный случай? Сиделка наклонилась ближе.

– А разве ты не помнишь? – спросила она.

До этого Стиви даже не понимала, что она говорит.

– Не было никакого несчастного случая, – пробормотала она.

Сиделка кивнула, но только не от того, что поняла; это была всего лишь профессиональная констатация смещения памяти у пациента.

– Конечно же, был, Стефания. Но это нормально, что ты не можешь вспомнить. Ты до сих пор находишься в состоянии шока. Ты упала с лестницы, и твой отец принес тебя сюда. К счастью, он был дома, когда ты так споткнулась. Кто знает, что иначе было бы.

Медленно, сквозь пелену наркотика, Стиви осознала услышанные слова. Адмирал едва не убил ее – а затем солгал, как делал это всегда. А теперь ей никто не поверит. Он ведь адмирал, а она никто. Он мог делать все, что ему заблагорассудится, а после этого выйти сухим из воды, как это ему всегда удавалось.

Стиви почувствовала себя еще хуже, когда поняла, что все ее маленькие победы, маленькие сражения ни к чему не привели. Адмирал показал ей, что властен над ее жизнью и смертью, что бы она ни делала. Слезы потекли по ее щекам.

Сиделка погладила лоб Стиви ласковым, вовсе не профессиональным жестом.

– Бедное дитя, – вздохнула она.

Дитя… Стиви совершенно позабыла про ребенка который был в ней.

– С ним все в порядке? – спросила она, с трудом извлекая слова. – С ребенком?..

Лицо сиделки потемнело, словно Стиви произнесла скверное слово.

– В твоем состоянии… ну, его нельзя было спасти. Но все это позади, милая. В твоем возрасте ты едва ли можешь жалеть… – Сиделка заколебалась, словно ожидая какой-то реакции, а когда ее не последовало, она продолжила утешать ее: – Когда ты вернешься в школу и заживешь прежней жизнью, все будет хорошо. Ну… мне нужно поглядеть на других пациентов, а ты отдыхай. Нажми на эту кнопку, если тебе что-то понадобится.

Она вышла из палаты, однако эхо от ее слов и ужасные откровения словно остались висеть в воздухе. Побои привели к потере ребенка. Мертвая внутри, а именно такой она ощущала себя в течение многих лет, она почувствовала в себе тогда новую жизнь, и у нее появилась мысль – мечта, – что этот ребенок станет для нее тем, кого она сама будет любить. Однако он выбил из нее дитя. Крик вырвался из ее рта, но она подавила его. Она никогда не доставит ему удовольствия почувствовать, что ребенок для нее что-то значил. Она спрятала лицо в подушку и велела себе забыться.

Стиви проснулась и поглядела на часы, стоявшие на тумбочке возле кровати. Три часа утра. Последний транквилизатор перестал действовать, и она испытывала слишком большое беспокойство, чтобы заснуть.

С трудом Стиви приподнялась на подушке и поглядела на свое отражение в блестящем хромовом контейнере для воды. Лицо, глянувшее на нее оттуда, показалось ей пугающе распухшим и бескровным, оно было искажено не только формой контейнера. Она упала снова на подушку, испытывая желание позвать сиделку и вымолить у нее столько пилюль, чтобы можно было заснуть навсегда. Но она знала заведенный порядок. Сиделка скажет ей, что пока еще не время принимать другое успокоительное, и ей придется ждать.

Чтобы скоротать время, Стиви включила маленький приемник, который ей дали на время. Она нашла музыкальную станцию и уменьшила громкость. Закрыв глаза, она старалась раствориться в музыке, в словах, говоривших о тоске и разочаровании, об отчаянии, боли и бесконечном одиночестве. И вскоре прозвучала песня номер один; шелковый голос Канды Лайонс, ведущей певицы группы «Уандерс», произнес: «Гляди, что сделала со мной любовь». Ирония названия песни вызвала улыбку на губах Стиви. Гляди-ка. Стиви скрестила руки на груди, бессознательно подражая Ирэн, – и подумала о смерти.

Есть ли там и вправду небеса, еще один шанс на счастье? Здесь, на земле, оно ей вовсе не светит, почувствовала она.

Помогите! – молча закричала она. Кто-нибудь может мне помочь?

Но никто не пришел.