"Цветок в пустыне" - читать интересную книгу автора (Голсуорси Джон)

XXII

Когда скачки задерживали Джека Масхема в Лондоне, он ночевал в Бэртон-клубе. Он прочёл в "Дейли фейз" отчёт о дерби и лениво перевернул страницу. Остальные отделы "этой газетёнки" обычно мало интересовали его. Её стиль был несовместим с его приверженностью к внешним формам, новости, печатаемые в ней, претили его вкусу, а политические убеждения раздражали тем, что слишком напоминали его собственные. Тем не менее у него всё же хватило внимания заметить шапку: "Отступничество мистера Дезерта". Прочтя половину набранной под ней колонки, Джек Масхем отшвырнул газету и сказал себе: "Парня придётся осадить!"

Упиваясь своей трусостью, Дезерт добьётся того, что и эту милую девушку сделает парией! Он настолько непорядочен, что осмеливается появляться с ней на людях в тот самый день, когда публично признал свою трусость в такой же грязной, как он сам, газете!

В век, когда терпимость и всепрощение стали чуть ли не повальной болезнью, Джек Масхем не стеснялся следовать своим антипатиям и выражать их. Он невзлюбил молодого Дезерта с первого же взгляда. У парня даже фамилия и та ему под стать. И подумать только, что эта милая девушка, которая безо всякой подготовки делает такие меткие замечания о скаковых лошадях, испортит себе жизнь из-за хвастуна и трусливого мальчишки! Нет, это уж чересчур! Если бы не Лоренс, давно пора бы принять меры. Внезапно Масхем мысленно запнулся. Как!.. Человек публично признается в своём позоре. Старая уловка – вырвать жало у критики, выдать необходимость за доблесть. Похваляться дезертирством! Петушок не стал бы драться, будь у него другой выход!.. Но тут Масхем опять запнулся. Конечно, не дело посторонних вмешиваться. Но если открыто и явно не осудить поведение этого типа, вся история будет выглядеть так, словно она никого не касается.

"Чёрт побери! – воскликнул он про себя. – Пусть хоть клуб возвыситг голос и выскажет своё мнение. Нам в «Бэртоне» не нужны крысы!"

В тот же вечер Джек Масхем поставил вопрос на заседании правления и чуть не ужаснулся, увидев апатию, с какой тот был встречен. Из семи присутствовавших, – председательствовал Уилфрид Бентуорт, Помещик, – четверо считали, что все это, во-первых, дело личной совести молодого Дезерта, а во-вторых, смахивает на газетную утку. С тех пор как Лайел написал свою поэму, времена изменились! Один из четырёх вообще заявил, что не желает связываться: он не читал "Барса", не знает Дезерта и терпеть не может "Дейли фейз".

– Я тоже, – согласился Джек Масхем. – Но вот поэма.

Он утром послал лакея купить её и читал целый час после завтрака.

– Позволите прочесть вам отрывок?

– Бога ради, Джек, не надо! Пятый член, который до сих пор хранил молчание, высказался в том смысле, что, если Масхем настаивает, придётся всем прочесть эту вещь.

– Да, настаиваю.

Помещик, не проронивший покамест ни слова, объявил:

– Секретарь достанет нужные экземпляры и разошлёт членам правления. Следует послать им, кроме того, по номеру сегодняшней "Дейли фейз". Правление обсудит вопрос на будущей неделе в пятницу. Так как же, покупаем кларет?

И они перешли к рассмотрению текущих дел.

Давно замечено, что, когда газета откапывает факт, который даёт ей возможность выступить в роли поборницы добродетели и ударить в литавры собственной политики, она эксплуатирует этот факт в пределах, допускаемых законом о клевете, и не считается с чувствами отдельных личностей. Застрахованная от неприятностей письмом Компсона Грайса с признанием Уилфрида, "Дейли фейз" максимально использовала свои возможности и за неделю, предшествовавшую очередному заседанию правления, лишила членов последнего всяких оснований ссылаться на неосведомлённость или выказывать равнодушие. В самом деле, весь Лондон читал «Барса» или говорил о нём, а утром в день заседания "Дейли фейз" напечатала длинную и прозрачную передовую о чрезвычайной важности достойного поведения британцев на Востоке. В номере был также помещён большой анонс: «Барс» и другие стихотворения" Уилфрида Дезерта, издание Компсона Грайса; распродано 40 000 экземпляров; третий, расширенный тираж поступает в продажу".

Обсуждение вопроса о предании остракизму одного из сочленов, естественно, должно было привлечь на заседание большинство остальных; поэтому на правление явились лица, которые никогда на нём не бывали.

Джек Масхем поставил на обсуждение следующую формулировку:

Он открыл заседание следующими словами:

– Каждый из вас получил по экземпляру поэмы Дезерта «Барс» и по номеру "Дейли фейз" за прошлую неделю. Дело не вызывает сомнений. Дезерт публично признался, что отрёкся от своей религии под пистолетом, и я заявляю, что он не вправе оставаться членом нашего клуба. Последний был основан в честь великого путешественника, который не отступил бы даже перед силами ада. Нам не нужны люди, презирающие английские традиции и открыто хвастающиеся этим.

Наступило краткое молчание, после чего пятый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, возразил:

– А поэма всё-таки чертовски хороша! Известный королевский адвокат, который когда-то совершил поездку в Турцию, прибавил:

– Не следует ли пригласить его на заседание?

– Зачем? – спросил Джек Масхем. – Он не скажет больше, чем сказано в поэме и письме его издателя.

Четвёртый из членов правления, присутствовавших на прошлом заседании, объявил:

– Я не собираюсь обращать внимание на "Дейли фейз".

– Не наша вина, что он выбрал именно эту газетёнку, – отпарировал Джек Масхем.

– Вмешиваться в вопросы совести – всегда противно, – продолжал четвёртый член правления. – Многие ли из нас решатся утверждать, что не поступили бы так же на его месте?

Послышался звук, напоминающий шарканье ног, и сморщенный знаток раннецейлокской цивилизации прохрипел:

– По-моему, Дезерт заслуживает нагоняя не за отступничество, а за шум, поднятый им вокруг этого. Приличия ради он обязан был молчать, а не рекламировать свою книгу! Она выходит уже третьим изданием, её все читают. Делать из подобной истории деньги – это переходит всякие границы.

– Вряд ли он думал о деньгах, – возразил четвёртый член. – Спрос на книгу – следствие сенсации.

– Он мог изъять книгу из продажи.

– Смотря какой договор. Кроме того, такое решение могло быть истолковано, как бегство от бури, которую он сам же поднял. По существу, открыто во всём признаться – очень порядочно с его стороны.

– Театральный жест! – бросил королевский адвокат.

– Будь это военный клуб, там не стали бы миндальничать, – заявил Джек Масхем.

Один из присутствующих, автор книги "Второе открытие Мексики", сухо отпарировал:

– Наш клуб не военный.

– Не знаю, можно ли мерить поэтов той же меркой, что и обычных людей, – задумчиво произнёс пятый член.

– В вопросах житейских – безусловно, – ответил знаток цейлонской цивилизации.

Человечек, сидевший в конце стола, напротив председателя, поёжился, как от сквозняка, и прошипел:

– Ах, эта "Д-дейли ф-фейз"!

– Об этой истории говорит весь Лондон, – заметил королевский адвокат.

– Мои дети смеются над ней, – вмешался человек, до сих пор молчавший. – Они заявляют: "Кому какое дело до его поступка!" – рассуждают о лицемерии, издеваются над поэмой Лайела и считают, что империи будет только полезно, если с неё пособьют спесь.

– Именно так! – поддержал его Джек Масхем. – Вот их современный жаргон! Все нормы летят за борт. А мы будем терпеть?

– Знаком ли кто-нибудь из присутствующих с молодым Дезертом? – осведомился пятый член.

– Я. Но знакомство шапочное, – отозвался Джек Масхем.

Больше никто в знакомстве не сознался.

Очень смуглый человек с глубокими живыми глазами неожиданно воскликнул:

– Только бы это не дошло до Афганистана! Я через месяц еду туда.

– Почему вас это беспокоит? – спросил четвёртый член.

– Просто потому, что это усугубит презрение, с которым там и без того ко мне отнесутся.

Последнее замечание, исходившее от известного путешественника, произвело большее впечатление, чем все ранее сказанное. Два члена правления, которые, равно как и председатель, ещё не брали слова, одновременно выпалили:

– Верно!

– Я не привык осуждать человека, не выслушав его, – заметил королевский адвокат.

– Ваше мнение, Бентуорт? – осведомился у председателя четвёртый член.

Помещик, куривший трубку, вынул её изо рта:

– Хочет ещё кто-нибудь высказаться?

– Да, – откликнулся автор "Второго открытия Мексики". – Ему нужно вынести порицание за то, что он опубликовал эту поэму.

– Нельзя, – проворчал Джек Масхем. – В этой истории всё связано друг с другом. Вопрос ясен: достоин он быть членом нашего клуба или нет? Прошу председателя поставить вопрос на голосование.

Но Помещик по-прежнему посасывал трубку. Опыт руководства многими и различными комитетами подсказывал ему, что время голосовать ещё не наступило. Пусть сначала люди выговорятся. Споры, конечно, ни к чему не приведут, но зато убедят всех, что вопрос обсуждён должным образом.

Джек Масхем сидел молча. Его длинное лицо было бесстрастно, длинные ноги вытянуты. Дискуссия продолжалась.

– Ну, что же решим? – спросил наконец член правления, вторично открывший Мексику.

Помещик выколотил трубку и сказал:

– Я полагаю, следует попросить мистера Дезерта изложить нам причины, побудившие его опубликовать поэму.

– Слушайте! Слушайте! – возгласил королевский адвокат.

– Верно! – поддержали два члена правления, уже сделавшие тот же вывод несколько раньше.

– Согласен! – одобрил знаток Цейлона.

– Кто против? – осведомился Помещик.

– Считаю нецелесообразным, – бросил Джек Масхем. – Он струсил и сознался в этом.

Поскольку других возражений не оказалось. Помещик продолжал:

– Секретарь предложит ему явиться и дать объяснения. Повестка дня исчерпана, джентльмены.

Хотя всем было ясно, что дело ещё остаётся sub judice[6], три члена правления, включая самого Джека Масхема, в тот же день подробно информировали сэра Лоренса, а он к обеду доставил эти сведения на Саут-сквер.

После опубликования поэмы и письма Компсона Грайса Майкл и Флёр, осаждаемые настоятельными расспросами всех своих знакомых, только и делали, что говорили о Дезерте. Мнения их радикально расходились. Майкл, который первоначально возражал против публикации поэмы, теперь, когда она вышла, отважно превозносил честность и смелость Уилфрида, решившегося на подобное признание. Флёр не могла простить Дезерту того, что она именовала "противоестественной глупостью". Если бы он сидел себе тихо да поменьше носился со своей совестью и гордостью, все мгновенно забылось бы, не наложив на него никакого пятна. Поступать так, как Уилфрид, утверждала Флёр, нечестно по отношению к Динни и бессмысленно с точки зрения его собственных интересов, но ведь он всегда был такой. Флёр и поныне помнила, как он не пошёл на компромисс восемь лет назад, когда просил её стать его любовницей, и, получив отказ, бежал на Восток. Когда сэр Лоренс сообщил Майклу и ей о заседании в "Бэртоне", она сказала только:

– А на что ещё он мог надеяться?

Майкл удивился:

– Чем он так насолил Джеку Масхему?

– Одни собаки бросаются друг на друга с первого взгляда. Другие распаляются постепенно. Здесь же, по-видимому, сочетались оба варианта. Мне кажется, костью послужила Динни.

Флёр расхохоталась.

– Джек Масхем и Динни!

– Подсознательно, дорогая. Нам не постичь ход мыслей женоненавистника. Это умеют только в Вене. Там все могут объяснить – даже, природу икоты.

– Сомневаюсь, чтобы Уилфрид явился на правление, – мрачно вставил Майкл.

– Конечно, не явится, Майкл, – подтвердила Флёр.

– Что же тогда будет?

– Его почти наверняка исключат, подведя под любой параграф устава.

Майкл пожал плечами:

– Плевать ему на это. Одним клубом больше, одним меньше – велика разница!

– Ты не прав, – возразила Флёр. – Делу дан ход, в городе лишь о нём и говорят. Исключение из клуба будет означать, что Дезерт окончательно осуждён. Только это и нужно, чтобы общественное мнение высказалось против него.

– И за него.

– Да, и за него тоже. Но ведь нам заранее известно, кто за него вступится – кучка недовольных, самое большее.

– Зря на него накинулись, – проворчал Майкл. – Я-то знаю, что мучит Уилфрида. Его первым побуждением было не поддаваться арабу, и он горько раскаивается, что уступил.

Сэр Лоренс кивнул:

– Динни спрашивала меня, как Дезерту публично доказать, что он не трус. На первый взгляд, придумать что-нибудь такое легко, а на деле совсем не просто. Люди упорно не желают подвергаться смертельной опасности ради того, чтобы их спасителями занялись газеты. Ломовые лошади на Пикадилли тоже бесятся не часто. Конечно, можно сбросить кого-нибудь с Вестминстерского моста и прыгнуть вдогонку, но это расценят как убийство и самоубийство. Странно! В мире так много героизма и так мало возможностей проявить его, когда это тебе нужно.

– Он должен явиться на заседание и, надеюсь, явится, – сказал Майкл. – Он мне признался в одной вещи, Звучит глупо, но, зная Уилфрида, нетрудно понять, что для него она существенно все меняла.

Флёр поставила локти на полированный стол, подпёрла подбородок руками и наклонилась вперёд. В такой позе она выглядела совсем как та девочка, которая разглядывает китайские тени на картине Альфреда Стевенса, доставшейся Флёр от отца.

– Ну, в какой? – спросила она.

– Он сказал, что пожалел своего палача.

Ни жена Майкла, ни его отец не шелохнулись. У них только слегка приподнялись брови. Майкл с вызовом в голосе продолжал:

– Разумеется, это звучит абсурдно, но он сказал, что араб умолял не принуждать его к выстрелу, – он дал обет обратить неверного.

– Рассказывать об этом членам правления – всё равно, что угощать их баснями, – с расстановкой произнёс сэр Лоренс.

– Он и не подумает рассказывать, – заверила свёкра Флёр. – Он скорей умрёт, чем даст себя высмеять.

– Вот именно! Я упомянул об этом лишь с одной целью – показать, что с Уилфридом всё обстояло не так просто, как воображают настоящие саибы.

– Давно я не слышал ничего более парадоксального, – задумчиво вымолвил сэр Лоренс. – Но от этого Динни не легче.

– По-моему, я должен ещё раз зайти к нему, – сказал Майкл.

– Самый простой выход для него – немедленно отказаться от членства, заключила Флёр.

И на этом практичном выводе дискуссия оборвалась.