"Граф Вальтеоф. В кругу ярлов" - читать интересную книгу автора (Даймоук Джульетта)

Глава 2

В январскую метель Вальтеоф в компании одного лишь Торкеля взбирался на холм к епископскому дворцу в Дюрхеме. Он не хотел устраивать показное вступление в город и поэтому оставил своих людей в двух милях от него, в уделе Сиварда Варна, датского тана, которого давно знал. Он получил послание от своего кузена Госпатрика, состоящее из нескольких невразумительных строк, из которых, однако, было ясно, что многие готовы к восстанию и собираются встретиться для обсуждения планов. Так как север еще не взят норманнами, от разговора не будет вреда, подумал граф. Он больше доверял Госпатрику, Мэрсвейну и другим, чем Эдвину и Моркару. И поехал.

Снег густо валил в этот час, и ветер бросал им в лицо белые хлопья, когда они поднимались на холм.

– И тебе это нравится! – смеялся Вальтеоф.

– Я вырос в снегах, – ответил Торкель, его лицо горело под капюшоном. – О детстве я мало что помню, кроме снега, – хотя летом бывала оттепель и земля становилась зеленой, снег таял так, что маленькие ручейки стекали с холмов огромными потоками. Но в основном, это был снег и лед.

Вальтеоф кутался в плащ.

– Мне кажется, что уж если выбирать для воспоминаний время года – надо выбрать май. Англия лучше всего в мае. Луга покрываются новой травой и лютиками, а небо такое голубое, какого никогда больше не бывает.

– Время рождения и время смерти, – процитировал Торкель со свойственным ему мистицизмом. – Время для всего, но почему погода так странно заботится о нашем путешествии?

Вальтеоф был погружен в свои мысли:

– Мой отец приказал Оти учить меня любить природу, но, кажется, я с этим родился… А в мае цветет боярышник, и все лето – впереди.

– Ну, в это время мало кто хотел бы умереть, – Торкель замолчал, снежные хлопья оседали на его ресницах, когда он смотрел на белую пустыню. – Я хотел бы закрыть глаза зимой, потому что, уверен, открыл их впервые при такой же погоде.

Вальтеоф ничего на это не сказал. Он думал о том, каково было бы, пробудившись майским утром, знать, что никогда не увидишь чудесных сумерек, накрывающих тучные поля и густые леса. Хорошо ли это, что он с такой силой любит эту землю? Тем не менее, к каждому человеку придет день, когда он больше не встретит наступления темноты. Но для него, Боже Милостивый, только не в мае! Он поежился, но на этот раз не от холода. Вальтеоф выпрямился, стараясь увидеть церковь на холме.

– Не знаю, почему мы заговорили о смерти, разве что это влияние владений святого Тельвина.

Молчаливо шагающий рядом с ним Торкель ответил:

– Разве время и место имеют значение? Разве святая Моника не говорила, что только Бог знает, с какого места он ее заберет?

Вальтеоф кивнул, удивляясь тому, что ему ничего не надо объяснять Торкелю. Как будто их души родственны.

Архиепископа Ательвина они нашли в крайнем смятении. Потирая руки, он вышагивал по холодному дому, и полы его мантии разметали камышовую подстилку на полу. Он явно рассматривал приезд графа Хантингтонского как еще одну проблему, посланную ему суровым Провидением для беспокойства.

– Это все замечательно, господин граф, – заявил он, – из Лондона могут приехать гонцы и сообщить, что лорда Роберта де Камина назначили сюда губернатором, но мы далеко от короля и от двора. И прекрасно можем сами защитить себя без вмешательства нормандцев, причиняющего только неудобства.

– Сомневаюсь, что король тоже так считает, – заметил Вальтеоф. – Для него это еще одна область, которую надо покорить.

– Покорить! – и без того красное лицо епископа стало пунцовым. – Человек, которому удастся покорить Нортумбрию, должен быть действительно сильным.

«Сильный человек, – подумал Вальтеоф, – и я буду этим человеком, если Бог даст мне силы». Все прежние сражения за потерянное наследство снова вспомнились ему, но епископ продолжал высказывать свои жалобы.

– Закон здесь ничего не значит – это лишь слова на бумаге. – Он с подозрением посмотрел на своих гостей. – Может быть, вы тоже приехали от короля, граф Вальтеоф? Я не могу поверить, что вы, сын Сиварда и…

– Вы ошибаетесь, – резко оборвал Вальтеоф. – Я только представил вам точку зрения короля. На север я еду по личному делу, но я приехал сообщить вам, что если вас что-то беспокоит или вам что-либо нужно, со мной едут мои люди…

– Беспокоит? Нужно? – раздраженно переспросил архиепископ. – Чего вы ждете?! Я не собираюсь раздражать короля. Если у вас создалось такое впечатление, я об этом сожалею. Хотя я слышал, что мой господин Роберт всего лишь в пяти милях отсюда. Я послал к нему человека с предупреждением, чтобы он не рисковал входить в город.

– О? – Вальтеоф с удивлением посмотрел на Торкеля. Это объясняло то оживление, которое он видел на улицах и которое означало нечто большее, чем просто ожидание. – Вы думаете, что он возьмет город приступом?

– Не знаю, – серьезно ответил Ателвин, – но я не хочу здесь ни войны, ни пожаров, ни грабежа. Архиепископ Альдред прислал письмо из Йорка – очень важное – о том, что мы, священники, должны примирять свой народ с королем.

Впервые заговорил Торкель:

– Со всем уважением к вашему званию, господин епископ, я хотел бы сказать, что это довольно сложно – угнаться за двумя зайцами.

К удивлению, епископ Ателвин не обиделся на это, а только еще сильнее сжал пальцы, заметив, что они не понимают, какая ситуация сложилась в Дюрхеме. Довольно скоро это стало ясно.

Проигнорировав предупреждение архиепископа, Роберт де Камин прибыл на следующий день. Надменный господин, живущий только для войны и охоты, он был невысокого мнения о дикарях, которыми собирался править. Он опрометчиво позволил своим людям грабить город, насиловать женщин, вынести все ценное, после чего местные жители при поддержке селян в гневе устроили ночью резню. Сам же Роберт презрительно усмехался в епископских покоях, уверяя близкого к апоплексическому удару Ательвина, что его люди легко справятся с этим сбродом.

Высокомерие Роберта и стало причиной его гибели, когда дико орущая толпа нортумбрийцев бросилась мстить за свое добро, за своих поруганных женщин, убивая каждого, кто пытался бежать. Роберт умер в гордости и упрямстве, и ничего от него не осталось под грудой булыжников. Только одному нормандцу удалось бежать этой ночью, и то он был ранен в ногу. Он уползал в страшную тьму, оставляя кровавый след на снегу. В миле от города Вальтеоф и его люди, ехавшие на зарево пожара над городом, натолкнулись на него, умирающего на мерзлой земле.

Осгуд спрыгнул на землю и повернул к себе несчастного.

– Это – нормандец, – сказал он. – Убить его, господин? Он полумертвый.

– Конечно, нет, – раздраженно ответил Вальтеоф. – Он расскажет нам, что случилось. – Он протянул Остуду флягу с вином. – Дай ему.

Нормандец изнеможенно выдохнул свой рассказ, и граф слушал его, все больше хмурясь. Если Дюрхэм сожжен, и нормандцев там нет, нет смысла туда ехать. «А что с епископом?» И услышав, что Ателвин ночью отправился на запад, он решил двинуться за ним, приказав взять раненого с собой, к большому неудовольствию Осгуда. Парень прохрипел свое «спасибо» графу, но на следующий день умер, и они оставили его в снегу.

Наконец они нагнали епископа. Его монахи выбивались из последних сил, и несчастная кобыла катила телегу, на которой уныло сидел епископ рядом с деревянным гробом.

– Мы едем в монастырь на Линдисфарне, – сообщил он графу. – Мы забрали с собой благословенные мощи святого Гутласа, для того, чтобы вернуть их на его родину. Говорю вам, мой господин, что это ночное деяние похоронило мой город и мою церковь, и более того, повергнет весь север в огонь.

Вальтеоф спешился и быстро опустился на колени в снег, с благоговением дотронувшись до гроба. Из всех святых церковного календаря он больше всех почитал их собственного северного святого. Теперь же эту святыню перевозили, как простой багаж, на деревенской повозке.

Перекрестившись, он поднялся, и, следуя рядом с Ателвином и его драгоценным грузом, предложил сопровождать их до берега, но когда они проезжали мимо мрачных зимних деревушек, пересекали открытые и голые вересковые поля, ему не становилось легче на сердце. Он снова был в своей стране, там, где родился; люди готовы сражаться за нее, объединиться против захватчиков, и ему нужно забыть все свои личные проблемы ради общего дела. Хотя его участие в этом деле еще больше отдалит Эдит от него, но она и так уже потеряна, и осталась разве что в его мечтах. Он же может развеять свою печаль на поле сражения.

Он взглянул на Торкеля и внезапно рассмеялся:

– Альфрик всегда говорил, что ты можешь предсказать битву, потому что чуешь ее, как боевой конь. – Тот глубоко вздохнул.

– Сейчас я ее чувствую. Великий Боже, сейчас она витает в воздухе, которым мы дышим!