"Скандальная слава" - читать интересную книгу автора (Маклейн Джулиана)Глава 22Незадолго до обеда Эвелин, сидевшая в своем номере и читавшая книгу, услышала шаги в коридоре, а потом звук вставляемого в замок ключа. Она отложила книгу в сторону и прислушалась. Дверь номера Мартина открылась и через мгновение снова закрылась. Она ждала его вот уже несколько часов. Эвелин не могла уехать из Кауса, не повидавшись с Мартином. Она должна сказать ему, что при любых обстоятельствах обязательно поможет ему независимо от того, как будут складываться их личные отношения. Эвелин осторожно выглянула в коридор, а затем на цыпочках подошла к двери номера Мартина и постучала. – Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она. Мартин открыл дверь и впустил Эвелин. Он выглядел осунувшимся и измученным. К ее появлению он отнесся с каким-то странным безразличием. Она увидела лежавший посередине комнаты чемодан и спросила: – Когда ты уезжаешь? – Скоро. Вместе со всеми. Гонки, как ты знаешь, отменены, так что здесь делать больше нечего. Мартин сел на стул, потер рукой подбородок. Эвелин присела на кровать. – Надеюсь, ты пришел в себя после вчерашнего? – спросила она. Он равнодушно пожал плечами и махнул рукой. Вероятно, этим он хотел сказать, что ему по-прежнему плохо, что образовавшаяся в его груди рана заживет не скоро. – Ты во второй раз спас мне жизнь, – т ихо сказала она. Кроме того, что Мартин дважды спас ее, он еще подарил ей целую неделю счастья. Да-да, самого настоящего Счастья. Возможно, она больше уже никогда не испытает такого. Впрочем, она должна радоваться тому, что эта неделя вообще была в ее жизни. Ведь, возможно, ее будущий муж окажется человеком холодным и равнодушным, человеком, который не будет заботиться о ней так, как делал это Мартин. Кто знает, что уготовано ей судьбой. Мартин опустил руки на колени и посмотрел на Эвелин. – Скажи что-нибудь, Мартин. Он как-то судорожно втянул в себя воздух. – Я не знаю, что сказать. Я не знаю, что говорят в таких случаях. Мы пережили сущий кошмар, и этот кошмар продолжается. Что тут скажешь? Жаль, что это случилось. – Но все могло закончиться гораздо хуже, – возразила она. – Ты герой. И ты, я думаю, понимаешь это. Не нужно казнить себя из-за того, что говорит Хатфилд. Он жалкий червяк, и большинство людей прекрасно знают, на что он способен. – Я все понимаю. Уже много лет назад я перестал обращать внимание на его проделки и подлости. – Единственное, что не дает мне покоя, так это его обвинения в том, что ты подпилил мачту. Это ведь действительно серьезно. Мартин сердито покачал головой: – «Стремительный» был построен для того, чтобы развивать большую скорость. Ни для чего другого он просто не пригоден. И такой сильный шторм, в который он попал, явно не для него. Кроме того, всем известно, что мачта, полая внутри, была сделана из специальной облегченной стали. И подпилить ее просто не представлялось возможным. Хатфилд пытается теперь превратить всю эту историю в дешевый балаган. – Мартин раздраженно забарабанил пальцами по колену. – Даже если бы мачта и была сделана из английского дуба, это ничего не меняет. Брекинридж был неопытным спортсменом. Эвелин вздохнула. – Ты рассказал об этом сэру Линдону? – Разумеется. – Значит, все будет в порядке, – проговорила Эвелин, отметив про себя то обстоятельство, что Мартин даже ни разу не взглянул на нее за время разговора. Он только время от времени посматривал на часы на стене. – Но мне кажется, что тебя беспокоит что-то еще. – Эвелин теперь хорошо знала Мартина. – Скажи мне, в чем дело. – В том, что случилось с мачтой, нет моей вины, – сказал он. – Это даже не стоит обсуждать. Дело в другом… Я не смог найти Брекинриджа. – Он закрыл глаза и потер виски. – Я все время спрашиваю себя: мог ли я сделать что-то еще? Может, мы поторопились… – Что ты мог еще сделать? – спросила она. – Ты сделал все, что было в твоих силах. Все, что вообще в человеческих силах. Ты не виноват в его гибели. Ее рука теребила оборку на платье. Эвелин вспомнила о своем последнем разговоре с лордом Брекинриджем. Именно во время этого разговора все и произошло. Если кого и стоит винить в этой катастрофе, так это только ее. – Это все моя вина. Я во всем виновата. – Что ты хочешь этим сказать? – удивился Мартин. Она судорожно втянула в себя воздух. – Когда начинался шторм, у меня с головы слетела шляпа, и мои волосы растрепались. Именно в этот момент граф оставил Хатфилда у штурвала, а сам подошел ко мне. Возможно, если бы он не сделал этого… Мартин мрачно смотрел на Эвелин. В его глазах появилось любопытство. – Что он хотел? – Брекинридж извинился за то, что не смог поймать мою шляпу. Разумеется, это был только предлог. Лицо Мартина неожиданно сделалось злым. – Продолжай. Она снова вздохнула. – А потом он попытался поцеловать меня. Мартин положил руку на подлокотник. Его пальцы сжались в кулак. – Он сделал что-нибудь еще? Он сделал тебе больно? – Нет, – опустив глаза, ответила Эвелин. – Я оттолкнула его. – Что ж, я рад. Так и следовало поступить. – Но это не все, – торопливо и с сомнением в голосе проговорила она. – Он начал говорить всякие гадости о тебе и обо мне. О том, как мы провели эту неделю. Он сказал, что мою репутацию может спасти только брак с ним, и предложил мне стать его женой. Мартин стукнул кулаком по подлокотнику и резко поднялся с кресла. – Он говорил тебе все это, угрожал, шантажировал тебя, а в это время начинался шторм. Брекинридж слишком увлекся и забыл, что оставил у штурвала пьяного болвана, на которого и в трезвом-то состоянии нельзя ни в чем положиться. Эвелин кивнула. В голосе Мартина отчетливо слышалось раздражение и негодование. – Ладно. Черт с ним, Эвелин. Ты едва не погибла. Мы все могли погибнуть. – Я знаю. – В том, что произошло, нет твоей вины, – твердо сказал он. – Даже и не думай об этом. Эвелин вздохнула и посмотрела на Мартина. – Знаешь, теперь нет смысла говорить об этом, нет смысла искать правых и виноватых. Погиб человек, погибла яхта. Это произошло, и мы должны смириться с этим. Нельзя всю жизнь мучить себя и друг друга вопросами и сомнениями. Нужно пережить эту трагедию. И следует помнить, что впереди у нас есть будущее. – Разумеется, трудно избежать боли, идя по жизни. Но иногда боль не уходит просто так. Она остается с тобой на долгие годы. Если не навсегда… – Что ты имеешь в виду? – спросила Эвелин, но ответ ей был уже известен. Она хорошо понимала, что имел в виду Мартин. Он подошел к окну. Вид у него был такой, как будто она чем-то сильно его огорчила, как будто спросила о том, о чем спрашивать не стоило. – В моей жизни случалось, что меня время от времени в чем-либо обвиняли, – тихо сказал Мартин. – После недавней катастрофы мне стало казаться, что это моя судьба – быть постоянно в чем-то виноватым. Я обречен на это. – О чем ты? Мартин повернулся к Эвелин. – Есть еще кое-что, о чем я тебе не сказал. Это имеет отношение к гибели моего ребенка и жены. Думаю, пришло время рассказать тебе обо всем. Может быть, ты поймешь меня. Поймешь, почему я не хочу снова заводить семью. Эвелин почувствовала, что у нее кровь застыла в жилах. – Ты сказал, что они погибли во время пожара. – Да, так и было. Но не все так просто… – Он замолчал, и Эвелин испугалась, что Мартин вдруг передумал и не хочет ничего ей рассказывать. – Что случилось? Он оперся о подоконник. – В ту ночь, когда это случилось, мы были дома одни. Всех слуг мы заранее отпустили. Это был мой день рождения, и мы хотели отметить его в кругу семьи. Без посторонних в доме. К несчастью, Оуэн съел слишком большую порцию торта, и ему стало плохо. Шарлотта отвела его наверх в детскую и осталась там. Она хотела уложить его в постель и немного посидеть с ним. Мне нечем было заняться, и я отправился на конюшню. Уходя, я… Не могу себе этого простить! – Что? Что ты сделал? – Я оставил в гостиной зажженную свечу. Она стояла на подоконнике около раскрытого окна. Вероятно, подул ветер, и огонь перекинулся на штору… Эвелин всплеснула руками. – О, Мартин! Он огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на массивной картине в тяжелой багетовой раме, затем скользнул на пол, потом на раскрытый чемодан. – И хуже всего то, что я почти сразу почувствовал запах дыма, но не обратил внимания на это. Я был уверен, что это тянет с кухни или из спальни – в спальне мы уже растопили камин. Когда я вспомнил про свечу, было уже слишком поздно. Я бросился в дом, но там все уже было объято пламенем. Я попытался найти лестницу, но она успела прогореть и обвалиться. Все заволокло дымом. Языки огня поднимались до самого потолка. Я попробовал залезть в окно с улицы. Но и этого мне сделать не удалось. Мой дом рассыпался у меня на глазах как карточный домик. Мне оставалось только смотреть с дороги, как он горел и рушился. Я ничего, ничего не мог сделать. И там внутри были моя жена и сын. Эвелин настолько была потрясена этой историей, что долго не могла вымолвить ни слова. – Мне так жаль, – наконец сказала она. Мартин прямо посмотрел ей в глаза. – Иногда мне снится, как в огне гибнет мой сын. И я просыпаюсь в слезах… Эвелин встала и подошла к Мартину. – Но ты не можешь винить себя в этом вечно, – мягко проговорила она. – Это несчастный случай. – Я знаю. – Мартин вздохнул. – Каждый день я убеждаю себя именно в этом. Спенс говорит мне то же самое, что и ты, но от этого мне легче не становится. Я не смог спасти их, и это убивает меня. Эта мысль постоянно точит меня. Мне кажется, я сделал не все, что мог. После гибели «Стремительного» меня начали одолевать те же самые мысли. А все ли я сделал? Эвелин положила подбородок ему на плечо. – Вчера мы сделали все, что было в наших силах. Ничего больше сделать было нельзя. Если бы ты пошел в этот горящий дом, ты бы тоже погиб. – Возможно, так было бы лучше. Правильнее. Она положила руку ему на грудь. – Нет, не говори так. Вчера ты спас четырех человек. Если бы не ты, никого из нас уже не было бы в живых. Мартин кивнул. Но Эвелин поняла, что это была лишь дань вежливости. Мартин хотел таким образом поблагодарить ее за внимание и заботу, за желание помочь ему. Но на самом деле ее слова не облегчили его боли. Он до самой могилы будет носить ее с собой. Повисла тяжелая пауза. Эвелин поняла, что Мартин хочет остаться один и собрать свои вещи. Но она не могла уйти сейчас, не могла оставить его одного. – Останься еще на один день. Мартин, не уезжай сейчас. Побудь еще немного со мной. – Нет, – сказал он. – Я не могу. – Но почему? На его лице появилось сомнение. Он посмотрел в окно. Серые тяжелые тучи заволокли небо, свинцовые волны, увенчанные белыми шапками, бороздили залив. – Я скажу тебе правду, Эвелин. Когда я увидел тебя, стоящую на палубе «Стремительного» с Брекинриджем, со мной что-то случилось. Меня вдруг перестали волновать гонки, победа в них, вся моя жизнь в последние четыре года вдруг показалась мне совершенно бессмысленной и пустой. Мне нужна была только ты. Я хотел догнать Брекинриджа и отнять у него тебя. Эвелин застыла на месте. Он гнался за ней, он не хотел, чтобы она выходила замуж за Брекинриджа! – Разве сейчас что-то изменилось? – спросила она, бросив взгляд на стоявший посередине комнаты чемодан. – Да, теперь все по-другому. Один день все перевернул. У Эвелин вдруг возникло ощущение, что ее ударили. Она даже качнулась, ее ноги стали ватными. – Но почему? – спросила она. Впрочем, Эвелин уже знала ответ на этот вопрос. Ведь он не случайно рассказал ей о своей семье. – Я испугался, что ты утонула, – просто объяснил Мартин. – Ко мне снова вернулся тот ужас, который мне пришлось пережить четыре года назад. С теми, кого я люблю, почему-то что-то случается. Они уходят от меня. Именно поэтому я был все это время один. Я боюсь приближаться к кому-нибудь, боюсь любить… – Но вчера ты… – Я действовал под влиянием импульса, порыва. Да и Спенс сыграл тут не последнюю роль. Он подтолкнул меня. И я забыл обо всем. Но судьба тут же напомнила мне о том, о чем забывать не следовало. Есть вещи, которые мне нельзя хотеть. «Да, теперь все понятно», – подумала Эвелин. Случившаяся с ним трагедия не забыта. И гибель «Стремительного» вновь напомнила ему о прошлом. Эвелин говорила себе, что не станет удерживать Мартина, если он сам не захочет остаться с ней. Она отпустит его. Но сделать это оказалось невероятно трудно. Эвелин была так близка к своему счастью! Она завоевала сердце Мартина только для того, чтобы потерять все в самый последний момент. В тот момент, когда сломалась эта проклятая мачта. Он закрыл глаза. – Прости, Эвелин. Мне не нужна еще одна семья. Она опустилась на стул. – Напрасно ты рассказал мне все это. Лучше бы сказал, что ты просто пытался обогнать яхту Брекинриджа. Но теперь я знаю, что ты действительно любишь меня. И от этого мне стало только тяжелее. Ты хочешь быть несчастным, и с этим ничего нельзя поделать. Я должна с этим смириться… – Пожалуйста, пойми, Эвелин, – проговорил он. Но она не хотела понимать этого. Она ведь любила Мартина. Эвелин встала и подошла к Мартину. Снова положила свои ладони ему на грудь. Она попытается еще раз, последний раз, объяснить ему, что не стоит всю жизнь прятаться от любви, не стоит избегать новых привязанностей. В этом нет никакого смысла. И от этого не станет лучше его погибшей жене и сыну. – Мартин, эта неделя в Каусе была самой счастливой в моей жизни. И тебе тоже было хорошо со мной. Я люблю тебя. И я хочу сделать тебя счастливым, помочь тебе избавиться от боли. Его лицо стало белым как мел. – Я никогда не смогу забыть это, Эвелин. Мой сын погиб у меня на глазах. По спине Эвелин пробежал холодок. – Когда-нибудь ты смиришься с этой потерей. То, что появится в твоей жизни позже, будет сосуществовать с тем, что было раньше, с твоими воспоминаниями. Одно не перечеркивает другого. Просто ты приспособишься жить и с тем, и с другим. Ты можешь попробовать еще раз. У тебя может родиться еще один ребенок. Его глаза на мгновение вспыхнули, затем он решительно покачал головой: – Нет. В груди Эвелин появилась ноющая боль. Она ничего не сможет изменить. Все напрасно. – Значит, это все? Сейчас мы должны попрощаться? Эвелин прикрыла на мгновение глаза. Господи, что она делает? Ее отвергли, а она выпрашивает у него любовь, словно милостыню. Много лет назад Эвелин дала себе клятву, что никогда не станет умолять мужчину о любви. Ни при каких обстоятельствах. И вот теперь пришло время проявить твердость. Она должна, просто обязана справиться со своими чувствами. Эвелин кивнула. – Жаль, что все так сложилось, – сказала она, затем повернулась и вышла из комнаты. |
||
|