"Часовые Запада" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

Глава 12

Море Ветров в ту осень сильно штормило, и Гариону пришлось ждать целый месяц, прежде чем он смог послать гонца в Долину Алдура. тому времени метели уже завалили тропинки в горах восточной Сендарии, и королевский посланник в буквальном смысле увяз в снегу, пробираясь по алгарийским равнинам. Когда тетушка Пол, Дарник и Эрранд высадились на заснеженный причал в Ривской гавани, уже приближалось время праздника Ирастайд. Дарник признался Гариону, что эта поездка вообще стала возможной только благодаря случайной встрече со своенравным капитаном Грелдиком, который не страшился никакого шторма. Гарион не без удивления заметил, как Полгара кратко переговорила о чем-то с моряком и Грелдик незамедлительно отшвартовал свой корабль и снова вышел в море.

Полгара, казалось, была ничуть не обеспокоена серьезностью проблемы, которая вынудила Гариона послать за ней. Она всего лишь пару раз поговорила с ним об этом, задав несколько столь откровенных вопросов, что у него запылали уши. Ее беседы с Сенедрой были немногим более продолжительны. У Гариона сложилось отчетливое впечатление, что она ждет кого-то или чего-то.

В том году Ирастайд в Риве праздновался как-то вяло. Хотя было очень приятно, что во время праздника к ним присоединились Полгара, Дарник и Эрранд, одолевавшее Гариона беспокойство по поводу поднятой Брендом проблемы сильно подпортило ему радость.

Спустя несколько недель, когда снежный день близился к концу, Гарион вошел в королевские покои и увидел, что Полгара и Сенедра, уютно устроившись у огня, прихлебывают чай и тихонько о чем-то болтают. И тут любопытство, нараставшее в нем с того момента, как приехали гости, наконец вырвалось наружу.

— Тетушка Пол, — начал он.

— Да, дорогой?

— Ты здесь уже почти месяц.

— Неужели? Время летит так быстро, когда проводишь его с людьми, которых любишь.

— Но наша маленькая проблема еще не решена, — напомнил он ей.

— Да, Гарион, — терпеливо ответила она. — Я помню.

— И мы будем ее как-то решать?

— Нет, — умиротворенно произнесла она, — пока что нет.

— Но это вроде бы важно, тетушка Пол. Я не хочу, чтоб ты подумала, что я на тебя давлю, но… — Он беспомощно развел руками.

Полгара поднялась со стула, подошла к окну и выглянула в маленький садик, разбитый во внутреннем дворе цитадели. Садик был засыпан снегом, и отяжелевшие ветви двух дубов, которые Сенедра посадила перед своей помолвкой с Гарионом, слегка наклонились к земле.

— Когда ты повзрослеешь, Гарион, — серьезно сказала она, глядя на заснеженный сад, — ты, помимо всего прочего, научишься терпению. Всему свое время. Твою проблему разрешить не так уж сложно, просто время еще не пришло за нее взяться.

— Я ничего не понимаю, тетушка Пол.

— Тогда тебе придется мне довериться, хорошо?

— Конечно, я доверяю тебе, тетушка. Просто…

— Что — «просто», дорогой?

— Ничего.

Капитан Грелдик вернулся с юга уже в конце зимы. Во время бури разошелся один из швов на его корабле, и судно, хлюпая протекающей в трещину водой, с трудом обогнуло мыс и подошло к причалу.

— Я уж думал, что мне придется искупаться, — осклабился бородатый черекец, выпрыгивая на берег. — Я хочу вытащить на берег свою бедную старую кобылу. Где можно ее подковать?

— Большинство моряков делают это вон в той бухте, — махнув рукой, ответил Гарион.

— Терпеть не могу поднимать корабль на берег зимой, — поморщился Грелдик. — Где здесь у вас можно выпить?

— Наверху, в цитадели, — предложил Гарион.

— Спасибо. Ах да, я же привез гостью для Полгары.

— Гостью?

Грелдик сделал шаг назад, оглядел корабль, чтобы определить местоположение кормовой каюты, потом, пройдя по палубе, несколько раз топнул по доскам ногой.

— Приехали! — рявкнул он. Затем, обращаясь к Гариону, объяснил: — Терпеть не могу, когда на борту женщины. Я не суеверен, но иногда думаю, что они и в самом деле приносят несчастье. Кроме того, всегда приходится следить за своими манерами.

— У тебя что, женщина на борту? — с любопытством спросил Гарион.

Грелдик насупленно хмыкнул.

— Очаровательная малышка, но, по-видимому, ожидает особого к себе отношения, а когда весь экипаж занят тем, что выкачивает воду из трюмов, на это времени не остается.

— Здравствуй, Гарион, — раздался с палубы звонкий голос.

— Ксера? — уставился Гарион на маленькое лицо двоюродной сестры Сенедры. — Это ты?

— Да, Гарион, — спокойно ответила рыжеволосая дриада. Она до самых ушей была закутана в пушистый теплый мех, а изо рта ее в морозный воздух поднимался пар. — Я прибыла сюда, как только мне передали, что меня зовет госпожа Полгара. — Она наградила сладкой улыбкой стоявшего рядом с кислой физиономией Грелдика. — Капитан, — сказала она, — не пошлешь ли ты своих людей принести мои тюки?

— Грязь, — фыркнул Грелдик. — Глухой зимой я проплыл две тысячи миль, чтобы привезти одну девчонку, две бочки воды и четыре тюка грязи.

— Глины, капитан, — педантично поправила Ксера, — глины.

— Я моряк, — ответил Грелдик. — Для меня грязь — это грязь и есть.

— Как пожелаешь, капитан, — с ослепительной улыбкой произнесла Ксера. — А теперь будь добр, прикажи отнести тюки наверх в цитадель — и бочки мне тоже понадобятся.

Капитан Грелдик, ворча, отдал распоряжения.

Сенедра пришла в восторг, когда узнала, что в Риву прибыла ее двоюродная сестра. Они кинулись друг другу в объятия, расцеловались и немедленно кинулись на поиски Полгары.

— Они друг друга обожают, — заметил Дарник. Кузнец закутался в меховую шубу, а на ногах у него были хорошо просмоленные сапоги. Вскоре по прибытии, несмотря на скрипучие морозы, Дарник обнаружил на реке, что брала начало в горах и текла к северу, большой омут с водоворотами. Он с потрясающим самообладанием добрых десять минут разглядывал окаймленный ледяной корочкой омут, прежде чем пошел искать удочку. Теперь он по полдня сидел на берегу, водя по темной бурлящей воде промасленной бечевкой с насаженной на нее яркой наживкой, стараясь поймать одного из серебристых лососей, притаившихся в глубине. Даже всегда спокойная и улыбчивая Полгара однажды не выдержала и высказала ему все, что думает о его страсти к рыбалке, когда перехватила его на пути из цитадели, беззаботно насвистывающего, с удочкой на плече, под дикие завывания сильнейшего снежного бурана. Это был единственный раз, когда Гарион видел, чтобы тетушка Пол бранила своего мужа.

— И что мне делать с этим добром? — спросил Грелдик, указывая на шестерых крепких матросов, несущих тюки и бочки Ксеры вверх по лестнице к нависавшей над городом мрачной крепости.

— Ну, — сказал Гарион, — поставь их вон туда. — Он указал на дверь темной комнаты рядом со входом. — Я потом выясню, что дамы хотят с ними сделать.

Грелдик хмыкнул.

— Хорошо. — Потом потер ладони. — Ну, как насчет выпивки?..

Гарион не имел ни малейшего понятия о том, чем занимается его жена с Ксерой и Полгарой. Как правило, они замолкали, едва он появлялся на пороге комнаты. К его изумлению, четыре тюка с глиной и две бочки с водой были в итоге принесены в королевскую опочивальню. Сенедра наотрез отказывалась объяснить, в чем дело, но взгляд, который она бросила на него, когда он спросил, почему они стоят так близко от кровати, был не только загадочным, но и слегка шаловливым.

Недели через две после приезда Ксеры погода вдруг переменилась, выглянуло солнце, и температура поднялась почти до точки замерзания. Гарион принимал у себя драснийского посланника, когда в кабинет неуверенно вошел слуга.

— Прошу вас, ваше величество, — запинаясь, произнес он, — прошу вас извинить мое вторжение, но госпожа Полгара приказала мне немедленно привести вас к ней, я попытался объяснить, что вас не принято беспокоить, когда вы заняты, но она… она так настаивала.

— Вам лучше сходить узнать, что ей угодно, — предложил Гариону драснийский посланник. — Если бы госпожа Полгара вызвала меня, я бы уже бежал к двери.

— He надо ее бояться, маркграф, — ответил Гарион. — Она вам больно не сделает.

— Я бы предпочел это не выяснять, ваше величество. Наши дела мы можем обсудить в другой раз.

Гарион, хмурясь, прошел по коридору к комнате тетушки Пол. Он мягко постучал и вошел.

— А, вот и ты, — радостно произнесла Полгара. — Я уже собиралась снова за тобой послать. — На ней была отороченная мехом накидка с глубоким капюшоном, накинутым на голову. Позади нее стояли точно так же одетые Сенедра и Ксера. — Сначала разыщи Дарника, — сказала она. — Он, вероятно, рыбачит. Достань где-нибудь кирку и лопату, потом захвати Дарника и вместе с инструментами приходите в садик, тот, что прямо под твоими окнами.

Слегка опешив, он не двигался с места, переваривая данные ему указания и пытаясь угадать их смысл.

Она нетерпеливо махнула рукой.

— Быстрей, быстрей, Гарион, — сказала она. — День проходит.

— Да, тетушка Пол, — машинально ответил он, повернулся и выбежал из комнаты. Только в самом конце коридора ему вдруг пришло на ум, что это он здесь король и, вероятно, его не должны гонять, как мальчишку, по поручениям.

Дарник, разумеется, немедленно откликнулся на зов своей супруги — ну, почти немедленно. Он все-таки забросил удочку в последний раз, перед тем как тщательно смотать бечевку и последовать за Гарионом. Когда они пришли в сад, тетушка Пол, Сенедра и Ксера уже стояли под переплетенными ветвями двух дубов.

— Вот что мы сейчас сделаем, — деловым тоном произнесла тетушка Пол. — Мне бы хотелось убрать вокpyг этих деревьев слой земли толщиной в два фута.

— M-м, тетушка Пол, — вмешался Гарион. — Земля здесь проморожена. Копать будет трудновато.

— На это тебе и кирка, дорогой, — терпеливо объяснила она.

— Не проще ли подождать, пока земля оттает?

— Возможно, проще, но это надо сделать сейчас. Копай, Гарион.

— У нас есть садовники, тетушка Пол. Мы могли бы за ними послать. — Он неловко покосился на кирку и лопату.

— Это наше семейное дело, дорогой. Можешь начать прямо отсюда, — показала она.

Гарион вздохнул и взялся за кирку.

То, что последовало за этим, вообще было бессмыслицей. Гарион и Дарник работали до позднего вечера, убирая землю с указанного тетушкой Пол места. Потом сбросили в образовавшуюся яму заранее приготовленные четыре тюка глины, утоптали почву и обильно полили ее водой из четырех бочек. После этого тетушка Пол приказала им снова все прикрыть снегом.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Гарион у Дарника, когда они убирали инструменты обратно в сарай.

— Нет, — признался Дарник, — но я уверен, что Полгара знает, что делает. — Он взглянул на вечернее небо и вздохнул. — Наверное, уже поздно возвращаться на реку, — с сожалением произнес он.

Тетушка Пол, Ксера и Сенедра ежедневно наведывались в сад, но Гарион никак в точности не мог выяснить, чем же они занимаются, а на следующей неделе его внимание отвлек внезапный приезд его деда, Белгарата-волшебника. Он сидел в своем кабинете с Эррандом, который увлеченно рассказывал о том, как дрессирует жеребца, подаренного ему Гарионом несколько лет назад. Дверь распахнулась от бесцеремонного толчка, и на пороге появился Белгарат со следами долгого путешествия на одежде и лицом мрачнее тучи.

— Дедушка! — воскликнул Гарион, вскакивая на ноги. — Что ты…

— Заткнись и сядь! — рявкнул на него Белгарат.

— Что?

— Делай, что тебе говорят. Мы с тобой сейчас поговорим, Гарион. То есть говорить буду я, а ты слушай! — Он остановился, чтобы перевести шумное от гнева дыхание. — Ты соображаешь, что ты наделал? — вымолвил он наконец.

— Я? О чем ты, дед? — спросил Гарион.

— Я о небольшом пиротехническом шоу, которое ты устроил в долине Мимбра, — ледяным тоном ответил Белгарат. — Об этой твоей импровизированной буре.

— Дедушка, — как можно мягче попытался объяснить Гарион, — они были на грани войны. В нее, возможно, была бы вовлечена вся Арендия! Ты сам говорил, что этого допускать нельзя. Я должен был их остановить.

— Мы говорили не о твоих побуждениях, Гарион. Мы говорили о способах действия. Зачем ты устроил эту бурю? Что вдруг на тебя нашло?

— Мне казалось, что это лучший способ привлечь их внимание.

— А больше ничего нельзя было придумать?

— Они уже вступили в единоборство, дед. У меня не было времени размышлять.

— Я же тебе тысячу раз говорил, чтобы ты не связывался с погодой.

— Ну, это же был исключительный случай!

— Если, по-твоему, это был исключительный случай, то тебе бы следовало посмотреть на снежный буран, который по твоей глупости поднялся в Долине, или на ураганы, разбушевавшиеся в Восточном море, не говоря уже о засухах и смерчах, которые ты пустил по всему свету. Ты что, не чувствуешь никакой ответственности?

— Я не знал о таких последствиях! — в ужасе воскликнул Гарион.

— Ты обязан был знать! — прорычал ему в лицо Белгарат, побагровев от гнева. — Нам с Белдином понадобилось полгода непрерывных разъездов и бог знает каких усилий, чтобы все более-менее утихомирилось. Ты представляешь, что этой своей безмозглой бурей ты чуть было не изменил климат на всей земле? И что такая перемена явилась бы всемирной катастрофой?

— Одна крошечная бурька?

— Да, одна крошечная бурька, — передразнил Белгарат. — Твоя крошечная бурька в нужное время в нужном месте чуть было не изменила климат на последующие несколько эр во всем мире, голова садовая!

— Дедушка, — попытался возразить Гарион.

— Ты знаешь, что такое ледниковый период? Гарион, бледный как полотно, покачал головой.

— Это когда температура опускается — чуть-чуть, почти неощутимо. Но из-за этого на крайнем севере снег летом не тает. Он накапливается год за годом. Так образуются ледники, которые начинают продвигаться все дальше и дальше на юг. Всего лишь через несколько веков в результате твоего небольшого представления на драснийские болота надвигалась бы стена льда высотой в два фута. Ты бы похоронил Боктор и Вал-Алорн под куском льда, идиот. Ты этого хотел?

— Конечно нет, дедушка, я правда не знал. Если бы я знал, не стал бы этого делать.

— Большое утешение для миллионов людей, которых ты чуть было не уложил в ледяную могилу, — с сарказмом отпарировал Белгарат. — Никогда больше не смей этого делать! Никогда не смей даже думать о каких-то действиях, пока всего досконально не изучишь. И даже тогда лучше не рисковать.

— Но ведь вы с тетушкой Пол вызвали тогда грозу в Лесу Дриад, — защищаясь, вспомнил Гарион.

— Мы знали, что делаем, — завопил Белгарат. — Там не было опасности. — Старик с большим усилием взял себя в руки. — Никогда не смей баловаться с погодой, Гарион. По крайней мере, пока у тебя за плечами не будет как минимум тысячелетнего опыта.

— Ждать тысячу лет?

— Не меньше. А в твоем случае, может, и две тысячи. Тебе просто на редкость везет. Ты со своей инициативой всегда оказываешься в самом неудачном месте в самое неудачное время.

— Я больше не буду, дедушка, — горячо пообещал Гарион, содрогаясь при мысли о том, как на землю неумолимо надвигаются ледяные глыбы.

Белгарат наградил его долгим взглядом исподлобья и больше об этом не говорил. Потом, снова обретя спокойствие, он развалился в кресле у огня с кружкой эля в руке. Гарион достаточно хорошо знал своего деда, поэтому, чтобы привести его в приятное расположение духа, предусмотрительно послал за хмельным напитком, как только буря слегка поутихла.

— Как твои занятия, мой мальчик? — спросил старый волшебник.

— Да у меня все как-то времени не хватает, — виновато ответил Гарион.

Белгарат пронзил его ледяным взглядом, и по проступившему у него на шее пятнышку Гарион догадался, что у старика внутри опять все вскипает.

— Я очень виноват, дедушка, — поспешно извинился он. — С сегодняшнего дня я что-нибудь придумаю, чтобы найти время.

Белгарат выпучил глаза.

— Не надо, — быстро сказал он. — Ты и так уже такую кашу заварил с погодой. А если ты начнешь баловаться со временем, даже боги не предскажут, что из этого получится.

— Я не это имел в виду, дедушка.

— Тогда точнее выражайся. Недомолвки нам ни к чему. — Он перевел взгляд на Эрранда. — А ты что здесь делаешь, малыш? — спросил он.

— Я здесь с Дарником и Полгарой, — ответил тот. — Они решили взять меня с собой.

— Полгара здесь? — удивился Белгарат.

— Я попросил ее приехать, — объяснил Гарион. — Она помогает мне разрешить одну небольшую проблему — по крайней мере, мне кажется, что она ее решает. Я в ее действиях ничего не понимаю.

— Она иногда увлекается сценическими эффектами. Какой именно проблемой она занимается?

— M-м… — Гарион бросил быстрый взгляд на Эрранда, который сидел, с вежливым интересом наблюдая за ними. Гарион замялся. — Это… м-м… связано с… м-м… наследником Ривского трона.

— В чем тогда проблема? — недоуменно спросил Белгарат. — Ты и есть наследник Ривского трона.

— Нет, я имею в виду следующего.

— Я все равно не вижу, в чем здесь проблема.

— Дедушка, в том, что наследника нет — пока, по крайней мере.

— Нет? Так чем же ты занимался, мой мальчик?

Гарион не нашелся, что ему ответить, и счел за благо переменить тему.

С наступлением весны Полгара все свое внимание стала уделять двум сплетенным друг с другом дубкам. Она раз по десять на дню бегала в сад и скрупулезно осматривала каждый прутик, выискивая почки. Когда же наконец побеги стали разбухать, на лице ее появилось явное удовлетворение. И снова она и обе молодые дамы, Сенедра и Ксера, стали пропадать в саду с утра до вечера. Гариона же это ботаническое увлечение обескураживало и даже несколько раздражало. В конце концов, он пригласил тетушку Пол в Риву по гораздо более серьезному поводу.

Когда вернулись перелетные птицы, Ксера отбыла к себе домой, в Лес Дриад. Вскоре Полгара невозмутимо объявила, что и они с Дарником и Эррандом вскоре поедут.

— И отца мы тоже с собой заберем, — заявила она, неодобрительно поглядывая на старого волшебника, который, держа в руке кружку эля, бесцеремонно заигрывал с племянницей Бренда, покрасневшей от смущения Арелл.

— Тетушка Пол, — возразил Гарион, — а как же быть с маленьким… м-м… затруднением, что возникло у нас с Сенедрой? Ты собираешься что-нибудь предпринять?

— Я уже предприняла, Гарион, — с нежной улыбкой отвечала она.

— Тетушка Пол, ты же все время провела в саду.

— Да, дорогой, я знаю.

Гарион еще несколько недель после того, как они уехали, не находил себе места. Ему даже пришло в голову, что либо он не сумел все толком объяснить, либо тетушка Пол чего-то не поняла.

В самый разгар весны, когда луга, покрывавшие крутые склоны за городом, превратились в ярко-зеленый ковер, по которому здесь и там были разбросаны пестрые полевые цветы, Сенедра начала себя вести довольно странно. Гарион то и дело видел ее в саду, где она с необычайно нежным выражением лица созерцала свои дубки, а очень часто она вообще уходила из цитадели и возвращалась в сопровождении Арелл, с ног до головы усыпанная полевыми цветами. Перед каждой трапезой она выпивала глоток из серебряного флакончика и при этом страшно морщилась.

— Что это ты пьешь? — полюбопытствовал он однажды утром.

— Это для бодрости, — содрогаясь, ответила она. — Настойка на дубовых почках — совершенно отвратительная.

— Это тетушка Пол тебе приготовила?

— Откуда ты знаешь?

— Ее лекарства всегда отвратительны.

— M-м… — рассеянно произнесла она. Потом пристально поглядела на него. — Ты сегодня очень занят?

— Не очень. А что?

— Я подумала, не заглянуть ли нам на кухню — взять мяса, хлеба и сыра. Мне так хочется пойти на целый день в лес.

— В лес? Зачем?

— Гарион, — сердито сказала она. — Я всю зиму просидела безвылазно в этом ужасном старом замке. Мне нужен свежий воздух, солнечный свет, запах деревьев и цветов на лугу, а не эти промозглые серые камни.

— Попроси Арелл сходить с тобой. Я не могу отлучаться на целый день. Она устало вздохнула.

— Ты же только что сказал, что у тебя нет важных дел.

— Никогда не знаешь наверняка. Вдруг что-нибудь появится.

— Ничего, подождет, — процедила она сквозь зубы. Гарион метнул на нее быстрый взгляд, распознал угрожающие признаки и ответил как можно мягче:

— Наверное, ты права, дорогая. Почему бы нам и вправду не совершить небольшую вылазку. Давай позовем с собой Арелл и, может быть, Кейла.

— Нет, Гарион, — твердо возразила она.

— Нет?

— Определенно нет.

Итак, вскоре после завтрака король Ривский рука об руку со своей маленькой королевой вышли из цитадели с изрядно нагруженной корзинкой, перешли через широкий луг за городом и остановились под дырявой тенью вечнозеленых деревьев на крутом склоне, ведущем к заснеженным остроконечным вершинам, которые образуют горный хребет Острова.

Как только они вошли в лес, с лица Сенедры исчезли все признаки недовольства. Прогуливаясь между высокими соснами и елями, она набрала цветов и сплела из них венок. Утреннее солнце пробивалось сквозь ветви деревьев высоко над головой, бросая на лесной ковер из мха пятна золотистого света. От можжевельника и сосен исходил дурманящий смолистый запах, а птички кружились между высокими и стройными, как колонны, стволами, приветствуя своим щебетанием восходящее солнышко.

Через некоторое время они вышли на поросшую мхом и окруженную со всех сторон деревьями поляну, где по сверкающим камням, журча и булькая, пробирался ручеек, впадавший в лесное озеро, к которому пришел напиться воды олень с бархатистыми глазами. Олень поднял голову, обернулся, переступив своими изящными тонкими ногами, без тени испуга поглядел на них и пошел обратно в лес.

— Ах, как это прекрасно! — воскликнула Сенедра с нежной улыбкой на лице. Она села на круглый валун и начала расшнуровывать свои туфли.

Гарион поставил корзину на землю и лег, растянувшись во весь рост. Он почувствовал, как все заботы последних месяцев медленно уплывают прочь.

— Я рад, что ты это придумала, — сказал он, потягиваясь на прогретом солнцем мху. — Замечательная мысль.

— Естественно, — ответила она. — У меня все мысли замечательные.

Гарион вдруг вспомнил об одной загадке, не дававшей ему когда-то покоя.

— Сенедра, — начал он, — я давно хотел тебя спросить. Почему все имена дриад начинаются на «Кс»? Ксера, Ксанта, например?

— У нас такой обычай, — отвечала она, продолжая возиться со шнурками;

— А как же твое имя? Почему оно не начинается с «Кс»?

— Начинается. — Она стащила с ноги одну туфлю. — Просто толнедрийцы произносят его по-другому, вот и все. Поэтому и пишут иначе. Дриады вообще мало читают и пишут, поэтому написание их не волнует.

— Ксенедра.

— Почти похоже. Только дриадское «кс» звучит немного мягче.

Она улыбнулась, сняла вторую туфлю и с наслаждением пошевелила пальцами ноги.

— Зачем ты разулась? — рассеянно спросил Гарион.

— Мне нравится чувствовать мох под ногами и еще мне хочется искупаться.

— Слишком холодно. Этот ручей вытекает из ледника.

— Я только окунусь — мне это не повредит. Она пожала плечами. Затем, словно отвечая на вызов, поднялась и начала скидывать одежду,

— Сенедра! А если кто-нибудь увидит? Она рассмеялась серебристым смехом.

— Ну и что, если увидят? Я не собираюсь из-за всяких глупых условностей купаться в одежде. Не будь таким занудой, Гарион.

— Не поэтому. Просто…

— Что?

— Не важно.

Она вбежала в озеро, повизгивая от восторга и обжигающей льдом воды. Оттолкнувшись, она нырнула, доплыла до другого берега, где в хрустально-прозрачную воду свешивалось поросшее мхом бревно, и встала на дно. Волосы ее струились по плечам, а на губах играла проказливая улыбка.

— Ну?! — крикнула она ему.

— Что — «ну»?

— Ты идешь?

— Нет, конечно.

— Неужели всемогущий Повелитель Запада испугался холодной водички?

— Всемогущий Повелитель Запада не желает подхватить простуду ради удовольствия поплескаться в ледяной воде.

— Гарион, ты определенно становишься занудой. Сними свою корону и расслабься.

— На мне нет короны.

— Тогда сними что-нибудь другое.

— Сенедра!

Она снова рассмеялась и принялась болтать ногами, поднимая в воздух миллионы искрящихся капель воды, которые, как алмазы, сияли в лучах утреннего солнца. Затем она легла на воду, и ее волосы медным веером рассыпались по гладкой поверхности озера. Венок, который она сплела, после купания разошелся, и на воде покачивались полевые цветы.

Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись спиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящий запах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка с узорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом, или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелетала от одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаив дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталось только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожидании королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями ее губ.

— О, замечательно, — рассмеялся Гарион. — Теперь моя жена общается с бабочками.

— Ради поцелуя я готова на все, — отвечала она, бросив на него лукавый взгляд.

— Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.

— Интересная мысль. Тогда поцелуй меня прямо сейчас. А то мой дружок уже охладел. — Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями, уселась на склонившийся над водой куст. — Иди ко мне, Гарион.

— Ты же на самой середине озера, — заметил он.

— Ну и что?

— Выходить ты, по-видимому, не собираешься.

— Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.

Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.

— Мы оба об этом пожалеем, — предупредил он. — Летние простуды долго не проходят.

— Ты не простудишься, Гарион. Давай же. Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.

— Жестокая ты женщина, Сенедра, — пожаловался он, содрогаясь от обдавшего его холода.

— Не будь таким ребенком. Иди сюда.

Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, и по дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился к Сенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижалась губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться. Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, не отрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняла ноги и своим весом увлекла его под воду.

Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.

— Правда, здорово получилось? — хихикнула она.

— Не особо, — проворчал он. — Тонуть мне не очень понравилось.

Она пропустила это мимо ушей.

— Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще поплавать.

Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера, дрожа и посинев от холода.

— Разведи огонь, Гарион, — проговорила Сенедра, клацая зубами.

— Я не взял с собой трут, — сказал он. — И кремень тоже.

— Тогда сделай это по-другому.

— Как — «по-другому»? — не сразу понял он.

— Ну ты же знаешь… — Она загадочно махнула рукой.

— А-а. Я и забыл об этом.

— Быстрее, Гарион. Я замерзаю.

Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке и направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала поднялась тоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Через несколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок, сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.

— Да, вот так-то лучше, — сказала она, протягивая руки к костру. — Полезный ты человек, мой господин.

— Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?

— Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на мокрое тело.

— Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.

— Подойди, сядь со мной рядом, — предложила Сенедра. — Здесь гораздо теплее.

У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с ней на теплый мох.

— Вот видишь, — произнесла она, обнимая его рукой за шею. — Ведь так гораздо лучше, правда? — Она поцеловала его — серьезно и сосредоточенно.

У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.

Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойством оглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой и смущенно кашлянул.

— В чем дело? — спросила она.

— Бабочка на нас смотрит, — ответил он, покраснев.

— Ничего страшного, — улыбнулась она, снова обвивая руками его шею.

Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царило непривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегами вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило принять их обратно в состав Толнедрийской империи.

Новости из Хтол-Mypгoca доходили отрывочные, но вроде бы положение на дальнем юге стабилизировалось — маллорейцы Каль Закета удерживали равнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.

Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийской разведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ не распространяется за пределы отдаленных деревень.

Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких срочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда проводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.

Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился на редкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме Фалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена, которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнюю комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.

— Сенедра! — воскликнул он, вскакивая вслед за ней с постели. — Что ты делаешь?

— Меня рвет, — отвечала она, поднимая бледное лицо от таза, который держала на коленях.

— Тебя тошнит?

— Нет, — саркастически произнесла она. — Это я так развлекаюсь.

— Я позову кого-нибудь из врачей, — сказал он, хватаясь за одежду.

— Не стоит.

— Но тебя же тошнит.

— Конечно, но врача не нужно.

— Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.

— Меня должно тошнить, — ответила она.

— Что?

— Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще несколько месяцев по утрам будет тошнить.

— Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!

— До тебя ужасно долго доходит. В моем положении всегда тошнит по утрам.

— Положении? Каком положении?

Она в отчаянии закатила глаза.

— Гарион, — произнесла она преувеличенно терпеливо, — ты помнишь ту маленькую проблему, что была у нас прошлой осенью? Ту проблему, из-за которой мы посылали за тетушкой Пол?

— Ну да.

— Спешу тебя обрадовать, этой проблемы больше нет.

Он уставился на нее, постепенно осознавая, в чем дело.

— Ты хочешь сказать?..

— Да, дорогой, — проговорила она с улыбкой на бледном лице. — Ты скоро станешь отцом. А теперь, с твоего позволения, меня опять сейчас вырвет.