"Часовые Запада" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)Глава 3Шло лето, и Эрранд все больше времени проводил в обществе Дарника. Он все больше убеждался в том, что кузнец был необыкновенным человеком. Взять, к примеру, хотя бы то, что Дарник все, за что ни брался, делал по старинке, без помощи волшебства, но не столько по причине некоторых моральных предрассудков против «других доступных нам возможностей», по выражению Белгарата, сколько потому, что работа руками доставляла ему истинное наслаждение. Конечно, порой Дарник шел и по более легкому пути. Эрранд заметил определенную закономерность в действиях кузнеца. Так, Дарник не допускал ни малейшей халтуры, когда изготовлял что-то для Полгары или для дома. И какой бы сложной и трудоемкой ни была работа, он выполнял ее только с помощью собственных рук и мускулов. Однако не всегда он был так тверд в своих убеждениях. Например, в одно прекрасное утро вдруг откуда ни возьмись вокруг сада появилась железная ограда. Ограда эта, безусловно, была нужна, поскольку требовалось преградить дорогу пасущемуся неподалеку стаду алгарийского скота, которое с бычьим упрямством ходило на водопой через сад Полгары. И вдруг перед ошеломленными коровами прямо из земли начала вырастать надежная изгородь. Медлительные животные, поразмыслив несколько минут над проблемой, отправились в обход препятствия, которое удлинялось у них на глазах. Через некоторое время коровы просто взбесились и пустились бегом, думая, очевидно, что обгонят невидимого строителя. А Дарник, усевшись на пень, с напряженным лицом и сосредоточенным взглядом достраивал ограду, пока она не замкнулась в кольцо. Один пегий бык пришел в неописуемую ярость, наклонил голову, несколько раз стукнул копытом о землю и с диким мычанием ринулся на изгородь. Дарник сделал рукой характерный жест, и бык вдруг припустил прочь от изгороди, даже не заметив, что развернулся на полном ходу. Так он пронесся несколько сотен ярдов, пока ему не пришло в голову, что его рога еще не встретили на пути ничего ощутимого. Он затормозил и удивленно поднял голову. С сомнением взглянув через плечо на ограду, он развернулся и сделал еще одну попытку. Дарник опять развернул быка, и тот решительно помчался в другом направлении. При третьей попытке он перелетел через вершину холма и исчез по ту его сторону. Больше он не возвращался. С самой серьезной миной Дарник подмигнул Эрранду. Из дома вышла Полгара, вытирая руки о передник, и заметила изгородь, которая сама собой построилась, пока она мыла посуду после завтрака. Она испытующе взглянула на мужа, которому, очевидно, было слегка не по себе, что он на этот раз действовал колдовством, а не топором. — Замечательная ограда, дорогой, — одобрительно заметила она. — Нам она была здесь нужна, — произнес он извиняющимся тоном. — Эти коровы — ну, в общем, мне пришлось поторопиться. — Дарник, — нежно сказала она, — никто не вправе тебя упрекнуть, если для такого рода вещей ты используешь свой талант, более того, ты должен его развивать. — Она поглядела на переплетенные зигзагом железные прутья решетки, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Одно за другим все места, где соединялись прутья, вдруг оказались оплетенными пышными розовыми кустами в полном цвету. — Вот так, — удовлетворенно произнесла она и, похлопав мужа по плечу, вернулась назад в дом. — Какая потрясающая женщина! — сказал Дарник. — Да. — Эрранд был, как всегда, немногословен. Полгара, однако, не всегда приходила в восторг от того, что предпринимал ее муж на этом новом для него поле деятельности. Однажды, когда в разгар летней жары цветы в ее саду начали вянуть, Полгара целое утро собирала маленькую черную тучку над горами в Улголанде, а потом стала осторожно направлять этот кусочек влаги в Долину Алдура, а точнее, к своему иссушенному жарой саду. Эрранд играл у изгороди, когда тучка прошла низко над холмом по направлению к западу, а затем остановилась прямо над домом и томящимся в ожидании дождя садом. Дарник поднял голову от лошадиной сбруи, с которой он возился, увидел беспечно игравшего мальчика и зловещую темную тучу прямо над его головой и, сконцентрировав энергию, небрежно щелкнул пальцами. «Кыш», — сказал он туче. Туча странным образом передернулась, как будто бы икнула, затем медленно поплыла на восток. Отлетев на несколько сот ярдов от пересохшего сада Полгары, она разразилась дождем — чудесным проливным дождем, основательно промочившим несколько акров пустой земли. К реакции жены Дарник готов не был. Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась Полгара с горящими от гнева глазами. Она исподлобья взглянула на весело изливавшуюся дождем тучку, и та, как могло показаться, приняла очень виноватый вид. Затем Полгара повернулась и уставилась на мужа. — Ты это сделал? — спросила она, указывая на тучу. — Да, а что? — ответил тот. — Да, это я сделал, Пол. — Зачем ты это сделал? — Эрранд играл во дворе, — сказал Дарник, снова вернувшись к бляшкам на сбруе. — Я не хотел, чтобы он промок. Полгара взглянула на тучу, обильно поливавшую дождем степную траву, с легкостью способную выдержать десятимесячную засуху. Затем перевела взгляд на свой огород, на поникшую свекольную ботву и жалкие бобы. Она крепко сжала губы, чтобы с них не слетели случайно кое-какие слова и фразы, которые, как она знала, могли шокировать ее сдержанного и добродетельного супруга. Наконец Полгара подняла лицо к небу и с мольбой воздела к нему руки. — За что мне такое? — громким трагическим голосом вопросила она. — За что? — Что случилось, дорогая? — нежно произнес Дарник. — Что-то не так? Полгара объяснила ему, что именно не так — во всех подробностях. Всю следующую неделю Дарник провел, сооружая оросительную систему, идущую от верхнего края лощины к саду Полгары, и та простила ему его ошибку, как, только работа была завершена. Зима в этом году наступила поздно. Как раз перед тем как выпал снег, к ним заехали близнецы, Белтира и Белкира, и сообщили, что после нескольких недель горячих споров, сопровождавшихся обильными возлияниями, Белгарат с Белдином покинули Долину и что у каждого на лице было озабоченное выражение, означавшее, что где-то что-то не в порядке. Эрранду этой зимой недоставало Белгарата. Из-за старого колдуна у него, разумеется, частенько бывали неприятности с Полгарой, но и совсем без неприятностей жить как-то скучно. Когда выпал снег, он снова сел на санки. Несколько раз понаблюдав, как он, скатившись с холма, летит через Долину, Полгара предусмотрительно попросила Дарника поставить заграждение на берегу ручья, чтобы предотвратить повторение того, что случилось предыдущей зимой. И вот, когда кузнец плел ограду из прутьев, чтобы Эрранд не упал в воду, он случайно взглянул вниз. Подо льдом, покрывшим ручей тонкой корочкой, Дарник отчетливо увидел узкие длинные силуэты, мелькавшие, как тени, над покрытым галькой дном. — Как любопытно, — прошептал он, и в глазах его появилось отстраненное выражение. — Почему я их раньше не замечал? — Я видел, как они плещутся, — сказал Эрранд, — но когда они лежат на дне, вода слишком мутная и их нельзя разглядеть. — Да, наверное, в этом все дело, — согласился Дарник. Он привязал к дереву конец плетеной изгороди и задумчиво побрел по снегу к выстроенному за домом сараю. Через минуту он вышел оттуда с мотком промасленной бечевки в руках, а еще через пять минут уже рыбачил. Эрранд улыбнулся и, повернувшись, побрел вверх по пологому холму, волоча за собой санки. Дойдя до вершины, он увидел незнакомую женщину в накинутом на голову капюшоне. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо осведомился он. Незнакомка откинула капюшон, и он увидел, что это молодая женщина с темной повязкой на глазах. — Это ты тот, кого называют Эррандом? — спросила она. Голос ее был низок и мелодичен, и она по-старинному, нараспев выговаривала слова. — Да, — отвечал Эрранд, — это я. У вас что-то с глазами? — О нет, дитя мое, — ответила она. — Я вижу мир в ином свете, чем тот, который дает это земное солнце. — Вы не зайдете к нам в дом? — предложил Эрранд. — Вы сможете погреться у очага, а Полгара рада будет вашему обществу. — Я преклоняюсь перед госпожой Полгарой, но время для нашей встречи еще не наступило, — сказала женщина, — и мне здесь не холодно. — Замолчав, она наклонилась, как будто разглядывая его, хотя повязка у нее на глазах была очень плотной. — Значит, это правда, — тихо прошептала она. — На таком большом расстоянии мы не могли быть уверены, но теперь, когда я стою перед тобой лицом к лицу, я знаю, что ошибки быть не может. — Она выпрямилась. — Мы еще встретимся, — сказала она. — Как вам будет угодно, сударыня, — ответил Эрранд, помня о правилах вежливости. Она улыбнулась ослепительной улыбкой, которая, казалось, озарила ярким светом непогожее зимнее небо. — Меня зовут Цирадис, — сказала она, — и я буду тебе другом, милый Эрранд, даже если наступит время, когда мы примем решение не в твою пользу. — И затем она исчезла, растворившись в пространстве так быстро, что у него и сердце екнуть не успело. Пораженный, Эрранд поглядел на снег, где она только что стояла, и не увидел следов. Он присел на санки и задумался. В том, что сказала эта странная молодая женщина, не было ни малейшего смысла, но он верил, что наступит время и смысл появится. Немного поразмыслив, он решил, что если скажет Полгаре об этом странном визите, то она расстроится. Будучи уверен, что эта Цирадис не представляла никакой угрозы и не замышляла ничего дурного, он решил ничего не говорить. Затем, поскольку на вершине холма становилось уже довольно прохладно, он подтолкнул санки и заскользил вниз по склону, через долину, остановившись в нескольких десятках ярдов от того места, где Дарник так самозабвенно рыбачил, что, казалось, не обернулся бы, даже если бы десять прекрасных девушек пели и танцевали у него за спиной. Полгара не препятствовала увлечению Дарника. На нее производили впечатление длина, вес и серебристый цвет приносимой им добычи, и ей пришлось привлечь на помощь все свои обширные познания в кулинарном искусстве, чтобы каждый раз по-особому жарить, парить, варить, тушить и запекать рыбу. Хотя она неизменно настаивала на том, чтобы ее чистил сам добытчик. Когда снова наступила весна, на ретивом чалом жеребце прискакал Белгарат. — Что случилось с твоей кобылой? — спросил его Дарник, когда тот спешился во дворе усадьбы. У Белгарата вытянулось лицо. — Я был на полпути в Драснию, когда обнаружил, что она жеребая. Я обменял ее вот на этого живчика. — Он хмуро взглянул на гарцующего чалого. — По-моему, сделка вышла удачная, — произнес Дарник, оглядывая жеребца. — Та кобыла была такая спокойная и разумная, — возразил старик. — А у этого молодца ветер в голове гуляет. Ему лишь бы повыпендриваться — побегать, попрыгать, погарцевать, копытами в воздухе помахать. — Он неодобрительно покачал головой. — Поставь его в конюшню, отец, — предложила Полгара, — и умойся с дороги. Ты успел как раз к ужину. Сегодня у нас запеченная рыба. Если хочешь, то можешь съесть целую сковородку. После того как они поели, Белгарат развернул стул к очагу, откинулся на спинку и вытянул ноги. Он с довольной улыбкой оглядел полированные плитки на полу, побеленные известью стены с висящими на крючках до блеска начищенными горшками и чайниками и весело потрескивающий в очаге огонь. — Как хорошо немного отдохнуть, — сказал он. — Кажется, я еще ни разу не останавливался с тех пор, как выехал отсюда прошлой осенью. — У тебя были такие неотложные дела, отец? — спросила Полгара, собирая со стола посуду. — У нас с Белдином был серьезный разговор, — ответил старик. — В Маллорее творится нечто такое, что мне совсем не нравится. — Какое, скажи на милость, отец, это может иметь значение? После Хтол-Мишрака и смерти Торака нам в Маллорее нечего делать. Тебя ведь не назначали на должность спасителя мира. — Если бы все было так просто, Пол, — сказал он. — Тебе имя Сардион что-нибудь говорит? Или, может, Ктраг-Сардиус? Она выливала горячую воду из чайника и таз для мытья посуды, но при этих словах остановилась и слегка нахмурилась. — По-моему, я от кого-то слышала, как один гролим что-то говорил о Ктраг-Сардиусе. У него была лихорадка, и он бредил на древнеангаракском. — Ты можешь вспомнить, о чем он говорил? допытывался Белгарат. — Извини, отец, но я не понимаю по-древнеангаракски. Помнишь, у тебя же вечно не доходили руки меня научить? — Она поглядела на Эрранда и поманила его пальцем. Эрранд скорбно вздохнул, поднялся и взялся за кухонное полотенце. — Не гримасничай, Эрранд, — сказала она. — Ничего с тобой не случится, если ты сегодня поможешь мне прибраться после ужина. — Она снова взглянула на Белгарата и начала мыть посуду. — Ну что же означает этот Сардион или как там его? — Не знаю, — Отвечал Белгарат, задумчиво почесывая бороду. — Но, как заметил Белдин, Торак называл Шар нашего повелителя Ктраг-Яска. Возможно, тут есть какая-то связь с Ктраг-Сардиусом, так мне кажется. — Очень уж много тут всяких «возможно» и «так мне кажется», отец, — сказала Полгара. — По-моему, ты просто по привычке охотишься за призраками или для того, чтобы чем-то заняться. — Ты слишком хорошо знаешь, Пол, что я не очень большой любитель «чем-то заниматься», — сухо произнес он. — Да, я заметила. Что еще в мире новенького? — Дай-ка сообразить. — Белгарат откинулся на спинку стула и в задумчивости уставился на низкий потолок. — Великий герцог Норагон съел нечто, что не в состоянии был переварить. — Кто такой Великий герцог Норагон? И какое нам дело до его пищеварения? — спросила Полгара. — Великий герцог Норагон был претендентом на императорский трон в Толнедре после Рэн Боуруна от семейства Хонетов, — усмехнулся Белгарат. — Он был полнейшим болваном, и, если бы пришел к власти, произошла бы непоправимая катастрофа. — Ты сказал «был», — вмешался Дарник. — Верно. Несварение желудка имело для Норагона фатальные последствия. Многие подозревали, что какой-то доброжелатель использовал в качестве приправы для последнего обеда Великого герцога некоторые экзотические травы, растущие в джунглях Найса. Симптомы, насколько я понимаю, были очень характерны. Хонеты в полнейшем замешательстве, а все другие семьи вне себя от радости. — Отвратительные нравы у них в Толнедре, — заявила Полгара. — Наш принц Хелдар, по-видимому, твердо встал на путь, который сделает его самым богатым в мире человеком, — продолжал Белгарат. — Шелк? — поразился Дарник. — Он что, уже успел так много наворовать? — Как я понял, то, чем он сейчас занимается, на этот раз вроде бы законно, — сказал Белгарат. — Каким-то образом они вместе с этим мошенником Ярблеком ухитрились взять в свои руки контроль над всей добычей меха в Надраке. Я не вникал в детали, но, судя по тому, как завопили все ведущие торговые дома в Бокторе, наши друзья вполне преуспевают. — Рад это слышать, — сказал Дарник. — Вероятно, потому что ты давно не покупал на рынке мехового плаща, — хихикнул Белгарат. — Цены, очевидно, сильно подскочили. — Старик устроился на стуле поудобнее и продолжал: — В Хтол-Мургосе ваш друг Каль Закет методически прорубает себе дорогу к Восточному побережью сквозь трупы мургов. К списку городов, которые его молитвами обезлюдели, добавились еще Рэк-Ктэн и Рэк-Хагга. Я не пылаю любовью к мургам, но этот Закет слишком далеко заходит. — Каль Закет? — подняла брови Полгара. — Это титул, — пожал плечами Белгарат. — Скорее диагноз, — заметила она. — Правители Ангарака всегда кидались из одной крайности в другую. — Она обернулась и взглянула на отца. — Ну? — Что — «ну»? — Из Ривы что-нибудь слышно? Как дела у Гариона и Сенедры? — Ничего не слышал — так, официальные сообщения. «Король Ривский имеет удовольствие сообщить о назначении графа такого-то ривским посланником в Драснийском королевстве». И все в таком роде, но лично о них — ничего. — Неужели он разучился писать? — огорченно спросила Полгара. — Как бы он ни был занят в последние два года, мог бы выкроить минутку и написать хоть одно письмишко. — Он писал, — тихо сказал Эрранд. Он, возможно, не заговорил бы о письме, но, видимо, Полгаре это было очень важно. Она резко повернула к нему голову. — Что ты сказал? — Белгарион написал тебе прошлой зимой, — сказал Эрранд. — Но письмо пропало, когда корабль, на котором был гонец, затонул. — Если корабль затонул, откуда же ты… — Пол, — произнес Белгарат непривычно твердым для него голосом, — дай-ка я сам разберусь. Он обратился к Эрранду: — Ты сказал, что Гарион написал прошлой зимой письмо Полгаре? — Да, — сказал Эрранд. — Но письмо потерялось, потому что корабль затонул? Эрранд кивнул. — Почему же он снова не написал? — Он не знает, что корабль затонул. — А ты знаешь? Эрранд снова кивнул. — А ты случайно не знаешь, что было в этом письме? — Знаю. — И ты мог бы его нам прочесть? — Да, если хотите. Хотя Белгарион собирается написать еще одно на следующей неделе. Белгарат удивленно на него посмотрел. — Но расскажи нам, о чем говорилось в первом письме. Тогда мы все будем знать. — Ладно, — согласился Эрранд. Он сдвинул брови и сильно напрягся. — Вначале он пишет: «Дорогие тетушка Пол и Дарник». По-моему, хорошее начало, правда? — Эрранд, читай письмо, — терпеливо повторил Белгарат. — Комментарии оставь на потом. — Ладно. — Эрранд остановил пристальный взгляд на огне. — «Извините, что не написал вам раньше, — продолжал он, — я был ужасно занят, пытаясь научиться быть хорошим королем. Стать королем очень просто, все, что от тебя требуется, — это родиться в нужной семье. Но быть хорошим королем гораздо сложнее. Бренд, конечно, помогает по мере сил, но мне тем не менее часто самому приходится принимать решения по многим вопросам, в которых я ничего не смыслю. У Сенедры все в порядке — так мне кажется по крайней мере. Мы теперь друг с другом очень редко разговариваем, так что трудно сказать наверняка. Бренд несколько озабочен тем, что у нас еще нет ребенка, но я думаю, ему не стоит волноваться. По-моему, это даже к лучшему. Я теперь считаю, что нам следовало получше узнать друг друга до свадьбы. Я уверен, что тогда мы смогли бы как-нибудь все отменить. Теперь уже слишком поздно. Нам просто нужно приложить все усилия к тому, чтобы — при условии, что мы не будем слишком часто видеться, — оставаться друг с другом вежливыми и корректными, хотя бы для соблюдения внешних приличий. Недавно заглянул Бэрак на своем большом судне, которое построил прошлым летом, и мы очень хорошо побеседовали. Он рассказал мне о… « — Минутку, Эрранд, — прервала чтение Полгара. — Он еще что-нибудь пишет о неприятностях с Сенедрой? — Нет, Полгара, — ответил Эрранд, мысленно пробежав глазами все письмо до конца. — Он пишет о визите Бэрака и кое-каких новостях, которые получил от короля Анхега, и о письме от Мандореллена. Он говорит, что любит вас и очень скучает. Вот, пожалуй, и все. Полгара и Белгарат обменялись долгими взглядами. Эрранд чувствовал, что они очень встревожены, но не знал, как их успокоить. — Ты уверен, что правильно прочитал письмо? — спросил его Белгарат. Эрранд кивнул: — Да, именно так все и было написано. — И ты знал, что было в письме, как только он его написал? Эрранд колебался с ответом. — Я даже не знаю точно. Не совсем так. Для этого нужно хорошенько подумать, а я не думал об этом письме, пока мы о нем не заговорили. — А играет роль, на каком расстоянии человек от тебя находится? — с любопытством спросил Белгарат. — Нет, — ответил Эрранд. — Не думаю. Это просто появляется, когда я захочу. — Никто не может этого сделать, отец, — обратилась к старику Полгара. — Никому никогда это не удавалось. — Очевидно, правила изменились, — задумчиво произнес Белгарат. — Видимо, нам просто нужно принять это как факт. Как по-твоему? Она кивнула: — Да, ему нет никакого смысла притворяться. — Мне кажется, Эрранд, нас с тобой ждут очень долгие разговоры, — сказал старик. — Возможно, — вмешалась Полгара, — но пока еще рановато. — Она снова обернулась к Эрранду. — Ты не мог бы повторить, что пишет Гарион про Сенедру. Эрранд кивнул. — »У Сенедры все в порядке — так мне кажется, по крайней мере. Мы теперь друг с другом очень редко разговариваем, так что трудно сказать наверняка. Бренд несколько озабочен… « — Спасибо, Эрранд. — Полгара жестом остановила чтение. Затем она пристально поглядела в лицо мальчику. — Скажи мне, — произнесла она, очень тщательно подбирая слова, — ты знаешь, что произошло между Гарионом и Сенедрой? — Да, — ответил Эрранд. — Расскажи, пожалуйста. — Сенедра чем-то очень рассердила Гариона, а затем он выставил ее при всех в смешном виде и этим рассердил ее. Она считает, что он не уделяет ей должного внимания и все свое время посвящает работе, лишь бы только не проводить это время с ней. Он думает, что она избалованная эгоистка и ни о ком кроме себя не думает. Они оба не правы, но успели наговорить друг другу столько всего обидного, что оба уже отчаялись поправить что-либо в своей семейной жизни. Они очень несчастны. — Спасибо, Эрранд, — сказала она. Затем повернулась к Дарнику. — Нам нужно кое-что упаковать. — Как? — удивленно спросил он. — Мы едем в Риву, — решительно произнесла она. |
||
|