"Потаенный город" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

ПРОЛОГ

Профессор Итайн с дипломатического отделения Материонского университета сидел на трибуне, просматривая свои заметки. Был ранний вечер чудесного весеннего дня, и окна аудитории, где собрались преподаватели факультета политических наук, были распахнуты настежь, впуская в зал запахи цветов и трав и отдаленное птичье пение.

Профессор Эмеритус Гинтана с отделения международной торговли, стоя за кафедрой, монотонно и томительно долго вещал что-то о тарифных установлениях двадцать седьмого столетия. Гинтану, тощего, седовласого и слегка рассеянного академика, в университетских кругах обычно именовали «наш славный старикан». Итайн не вслушивался в его речь.

Это добром не кончится, мрачно заключил он, скомкав и отбросив очередной листок с заметками. Известие о теме его выступления разнеслось по всему университету, и в зал набились даже ученые с таких далеких от политики отделений, как прикладная математика и современная алхимия, — глаза их горели от предвкушения скандала. Первые ряды занимал целиком весь ученый состав отделения современной истории — в черных академических мантиях эти почтенные господа смахивали на стаю ворон. Они явились во всеоружии, готовые всеми силами разжечь скандал, на который так надеялось высокое собрание.

Итайн лениво размышлял, не устроить ли ему притворный обморок. Как, во имя бога — какого бы то ни было, — сумеет он продержаться следующий час, не выставив себя полным ослом? У него, конечно, есть все факты, но какой здравомыслящий человек поверит фактам? Дословное изложение того, что произошло во время недавних беспорядков, прозвучит здесь как бред сумасшедшего. Если он будет придерживаться правды, бездарностям с отделения современной истории даже не придется говорить ни слова. Он уничтожит свою репутацию собственными руками и безо всякой их помощи.

Итайн снова бросил беглый взгляд на заметки, которые готовил с таким усердием, затем угрюмо смял их и сунул в просторный рукав своей академической мантии. То, что должно было произойти сегодня вечером, скорее будет напоминать драку в таверне, нежели пристойный доклад. Господа с отделения современной истории явно намерены освистать его. Итайн расправил плечи. Что ж, если они так хотят драки, они ее получат.

Налетел ветер. Занавеси на высоких окнах заколыхались, зашуршали, заплясали, дрожа, золотистые язычки пламени в масляных светильниках. Был чудесный весенний вечер — повсюду, кроме этого зала.

Рассыпались вежливые хлопки, и почтенный профессор Гинтана, краснея и смущаясь от такого признания его существования, неловко раскланялся, сгреб обеими руками свои заметки и потрусил к своему месту. Декан факультета политических наук поднялся, чтобы объявить о главном событии сегодняшнего вечера.

— Коллеги, — начал он, — прежде чем профессор Итайн окажет нам честь выступить со своим докладом, я хотел бы воспользоваться случаем и представить вам наших почетных гостей. Уверен, что вы так же, как и я, будете рады увидеть здесь патриарха Эмбана, первого секретаря Церкви Чиреллоса, сэра Бевьера, рыцаря Сириникийского ордена из Арсиума, и сэра Улафа из Генидианского ордена Талесии.

Под вежливые аплодисменты Итайн поспешил навстречу своим эленийским друзьям.

— Благодарение Богу, что вы здесь! — с жаром проговорил он. — Тут собралось все отделение современной истории — не считая тех, кто, по всей видимости, греет смолу и таскает мешки с перьями.

— Неужели ты думал, Итайн, что твой брат бросит тебя на произвол судьбы? — усмехнулся Эмбан. — Он решил, что тебе здесь будет одиноко, и прислал нас составить тебе компанию.

Итайн вернулся на свое место в куда более приподнятом настроении. По крайней мере, Бевьер и Улаф помогут ему отразить физические нападки.

— А сейчас, коллеги и достопочтенные гости, — продолжал декан, — профессор Итайн с дипломатического отделения выступит с отзывом на недавно изданный отделением современной истории труд под заглавием: «Киргайское дело: Исследование кризиса». Профессор Итайн, прошу!

Итайн поднялся, целеустремленно подошел к кафедре и придал лицу наиболее оскорбительно-вежливое выражение.

— Декан Алтус, достопочтенные коллеги, супруги достопочтенных коллег, уважаемые гости… — Он сделал паузу. — Я кого-нибудь пропустил? — По залу пробежал нервный смешок. Слушатели пребывали в изрядном напряжении. — Я особенно рад увидеть здесь столь многих наших коллег с отделения современной истории, — продолжал Итайн, нанося первый укол. — Поскольку тема моего выступления весьма близка их сердцу, было бы куда лучше, чтобы они своими ушами услышали то, что я намерен им высказать, чем были бы вынуждены полагаться на недостоверные сведения из чужих уст. — Он одарил доброжелательной улыбкой своих набычившихся в первом ряду противников. — Вам хорошо слышно меня, господа? Или, может быть, я говорю слишком быстро — с вашей точки зрения?

— Это возмутительно! — протестующе воскликнул упитанный, обливающийся потом профессор, который восседал в первом ряду.

— Дальше будет еще хуже, Квинсал, — заверил его Итайн. — Если правда тебе не по вкусу, лучше уходи сейчас. — Он молча обвел взглядом слушателей. — Говорят, что поход за истиной есть наиблагороднейшее из занятий человека, однако в темных чащобах невежества рыскают драконы. Имя этим драконам — Политические предубеждения, Намеренное искажение, а также Обыкновенная тупость, упорствующая в своих заблуждениях. Наши отважные друзья с отделения современной истории в своем недавно опубликованном труде «Киргайское дело» храбро выступили на битву с этими драконами. С глубочайшим прискорбием вынужден сообщить вам, что драконы победили.

Ответом на эти слова были новые смешки и неприязненные взгляды из первого ряда.

— В этом учреждении никогда и ни для кого не было секретом, что отделение современной истории занимается не столько наукой, сколько политикой, — продолжал Итайн. — С самого своего основания оно пользовалось покровительством первого министра, и единственной причиной, оправдывающей существование данного отделения, была необходимость затушевывать его промахи и как можно тщательнее прятать его полную непригодность для своей должности. Я не сомневаюсь, что ни первый министр Субат, ни его соучастник министр внутренних дел Колата никогда не были заинтересованы в истине, но, господа, это же университет! Неужели мы не можем хотя бы сделать вид, что говорим правду?

— Чушь! — проревел кряжистый академик из первого ряда.

— Разумеется, — ответил Итайн, высоко поднимая копию «Киргайского дела» в желтой обложке. — Я и сам это заметил. Но если это чушь, профессор Пессалт, почему вы ее опубликовали?

На сей раз хохот был громче, и в нем потонула бессвязная попытка Пессалта дать достойный ответ.

— Итак, перейдем к этому великому труду, — продолжал Итайн, — Все мы внаем, что на самом деле пондия Субат — тупица, невежда и заговорщик, но единственное, что меня по-настоящему ввергает в недоумение в этом вашем «Киргайском деле», — это ваши постоянные попытки возвести стирика-отступника Заласту чуть ли не в ранг святого. Как, во имя Божье, может кто-то — даже такой ограниченный субъект, как первый министр, — почитать этого проходимца?

— Как ты смеешь так отзываться о величайшем человеке нашего столетия? — выкрикнул кто-то с первого ряда.

— Если Заласта — лучшее, что способно произвести на свет наше столетие, — беда нам и нашему столетию! Однако мы отвлеклись. Кризис, которые господа с отделения современной истории именуют «Киргайским делом», назревал в течение нескольких лет.

— Верно! — крикнули с сарказмом из первых рядов. — Мы и сами это заметили!

— Я очень рад за вас, — промурлыкал Итайн, вызвав в зале новый приступ смеха. — К кому же обратился за помощью наш болван первый министр? К Заласте, разумеется. И что же посоветовал Заласта? Послать за пандионским рыцарем принцем Спархоком из Элении. Отчего бы это имя эленийского дворянина сорвалось с уст Заласты чуть ли не прежде, чем он услышал вопрос, — особенно если иметь в виду печально известную враждебность эленийцев по отношению к стирикам? Разумеется, деяния сэра Спархока вошли в легенду, но что же такого было в этом человеке, что Заласта вдруг так затосковал по его обществу? И почему же Заласта предпочел не сообщать нам, что Спархок — Анакха, орудие Беллиома? Неужели этот факт каким-то образом ускользнул от его внимания? Неужели он счел, что дух, созидающий целые вселенные, не достоин того, чтобы о нем упоминать? Я не нашел ни единого упоминания о Беллиоме в опубликованной отделением современной истории куче птичьего помета. Намеренно ли вы упустили из виду величайшее событие нашей эпохи? Неужели вы были так увлечены тем, чтобы восхвалить вашего обожаемого Пондию Субата за политические шаги, которых он не предпринимал, что решили вовсе ни словом не упоминать Беллиом?

— Вздор! — проревел чей-то бас.

— Весьма приятно познакомиться, профессор Вздор. Меня зовут Итайн. Так мило, что ты решил представиться. Тысячу благодарностей, старина.

Эти слова были встречены оглушительным хохотом.

— А он за словом в карман не полезет, — прошептал Улаф Бевьеру.

Итайн поднял взгляд на слушателей.

— Коллеги, — сказал он, — я утверждаю, что Заласте нужен был не принц Спархок, а Беллиом. Беллиом — источник наивысшего могущества, и Заласта вот уже три столетия стремился заполучить его — с целью столь отвратительной, что о ней лучше не упоминать. Он готов был пойти на что угодно. Он предал свою веру, свой народ, свою честь — если она у него вообще была — только бы добыть то, что тролли называют «Камень-Цветок».

— Ну это уже слишком! — провозгласил, вскакивая с места, дородный Квинсал. — Это же сумасшедший! Теперь он заговорил о троллях! Перед тобой ученые, Итайн, а не дети. Ты выбрал неподходящее место для того, чтобы рассказывать страшные сказки.

— Позволь, Итайн, я сам разберусь, — предложил Улаф, вставая и выходя на трибуну. — Я улажу эту проблему в считанные минуты.

— Действуй, друг мой, — благодарно отозвался Итайн.

Улаф оперся громадной лапищей о край кафедры.

— Профессор Итайн попросил меня, господа, вкратце просветить вас, — сказал он. — Как я понимаю, у вас вызвало какие-то трудности упоминание о троллях.

— Вовсе нет, сэр рыцарь, — язвительно огрызнулся Квинсал. — Тролли — эленийский миф, не более того, а потому с ними не может быть никаких трудностей.

— Поразительно. Я пять лет составлял грамматику языка троллей. Ты полагаешь, что я попусту тратил время?

— Я полагаю, что ты такой же сумасшедший, как и Итайн.

— Тогда тебе бы лучше не раздражать меня, верно? Особенно если принять во внимание, что я намного больше тебя. — Улаф глубокомысленно скосил глаза на потолок. — Логика учит нас, что ничего нельзя доказать простым отрицанием. Ты уверен, что не хочешь изменить свое утверждение?

— Нет, сэр Улаф. Я стою на том, что только что сказал. Троллей не существует.

— Ты слышал, Блокв? — Улаф слегка повысил голос. — Этот человек говорит, что ты не существуешь.

В коридоре за стеной раздался чудовищный рык, створки массивных дверей в дальнем конце зала затрещали и с грохотом распахнулись настежь.

— Успокойся! — шикнул Бевьер на Итайна, подпрыгнувшего от неожиданности. — Это всего лишь иллюзия. Улаф развлекается.

— Не хочешь ли, Квинсал, обернуться и посмотреть на моего друга Блоква? — любезно осведомился Улаф. — Кем бы ты его назвал, а?

В дверном проеме, заполняя его почти целиком, высился косматый великан, и его полузвериная морда была искажена яростью.

— Кто это сказал, У-лав? — оглушительно проревел он. — Я причиню ему боль! Я разорву его на куски и съем!

— Разве тролли говорят по-тамульски? — прошептал Итайн.

— Разумеется, нет, — улыбнулся Берит. — Улаф слегка увлекся.

Косматое чудовище в дверях зала продолжало жутким рыком перечислять, каким именно неприятностям подвергнется отделение современной истории в полном своем составе.

— Есть еще вопросы о троллях? — мягко осведомился Улаф, однако достопочтенные академики не расслышали его за криками, воплями и грохотом опрокидываемых кресел.

После того как Улаф велел своей иллюзии удалиться, добрых полчаса понадобилось на то, чтобы восстановить порядок, и, когда Итайн снова вышел к кафедре, слушатели, как один, теснились поближе к первым рядам.

— Господа, я тронут вашим горячим желанием расслышать каждое мое слово, — усмехнувшись, сказал Итайн, — однако я в состоянии говорить достаточно громко, чтобы меня можно было услышать и в дальних рядах, так что вовсе незачем так тесниться. Я полагаю, визит друга сэра Улафа прояснил мелкое недоразумение по поводу троллей? — Он мельком взглянул на Квинсала, который все еще сидел на полу, скорчившись и что-то в ужасе лопоча. — Превосходно, — сказал Итайн. — Короче говоря, принц Спархок прибыл в Тамульскую империю. Эленийцы — народ изобретательный, а потому королева Элана предложила нанести в Материон официальный визит и скрыла сэра Спархока и его спутников в своей свите. Прибыв на место, они почти тотчас же обнаружили два факта, которые мы отчего-то проглядели: во-первых, что у императора Сарабиана есть мозги, и во-вторых — что правительство, возглавляемое Пондией Субатом, состоит в союзе с нашими врагами.

— Измена! — взвизгнул, вскакивая с места, тощий лысый профессор.

— В самом деле, Далаш? — спросил Итайн. — Кому?

— Но… э… — Далаш смешался.

— Вы все еще не понимаете, не так ли, господа? — обратился Итайн к отделению современной истории. — Прежнее правительство смещено — смещено самим императором Сарабианом. Тамульская империя отныне представляет собой монархию эленийского образца, и правит ею полновластно император Сарабиан. Прежнее правительство — и его первый министр — больше не стоят у власти.

— Первого министра нельзя сместить! — визгливо крикнул Далаш. — Он сохраняет свой пост пожизненно!

— Даже если это и так, у этой проблемы есть весьма простое решение, не так ли?

— Ты не посмеешь!

— Не я, старина. Это решать императору. Не сердите его, господа. Если вы выведете его из себя, он украсит вашими головами городские ворота. Итак, продолжим. Я хотел бы успеть сказать побольше перед тем, как наступит традиционный перерыв. Ход событий был ускорен неудавшимся мятежом. Пондия Субат был причастен к заговору и намеревался стоять в стороне, ломая руки, покуда пьяная толпа не перебьет всех его политических противников, включая, очевидно, и самого императора. Если профессору Далашу так хочется кричать «измена!», пусть он поразмыслит вот над этим. Мы многое открыли после провала мятежа, не только то, что касалось измены первого министра, но и предательство министра внутренних дел. Наиважнейшим, однако, было открытие, что весь мятеж был подготовлен и вдохновлен Заластой и что Заласта состоит в тайном союзе с Экатасом, верховным жрецом Киргона, бога якобы вымерших киргаев.

Теперь у принца Спархока не было иного выхода, как только извлечь Беллиом оттуда, где он был спрятан, и послать в Чиреллос за подкреплением. Привлек он к своему делу и других союзников, не последними среди которых были дэльфы — существующие на самом деле и во всем своем грозном сиянии.

— Что за чушь! — презрительно фыркнул главный забияка отделения современной истории, грубый и мускулистый профессор Пессалт. — И мы должны поверить всей этой чепухе?

— Ты уже видел сегодня тролля, Пессалт, — напомнил ему Итайн. — Хочешь дождаться и явления сияющего? Если пожелаешь, я могу это устроить — только, пожалуйста, снаружи. Мы в жизни не избавимся от вони, если ты превратишься в груду гниющей слизи прямо перед трибуной.

Декан Алтус многозначительно кашлянул.

— Да, сэр, понимаю, — кивнул Итайн. — Мне нужно еще несколько минут. — Он снова повернулся к слушателям. — Итак, — быстро продолжал он, — поскольку снова всплыла тема троллей, разберемся с ней раз и навсегда. Как вы уже заметили, тролли существуют. В Талесии Киргон, представившийся им одним из их богов, заманил их из родных гор в Дарезию. Настоящие Тролли-Боги были тысячелетиями заключены в Беллиоме, и принц Спархок предложил им свободу взамен за их помощь. Затем он повел большое войско в Северный Атан, где рыскали введенные в заблуждение тролли: Киргон надеялся этими беспорядками вынудить атанов вернуться и защищать родные земли, что сделало бы нас совершенно беззащитными, поскольку атаны составляют ядро нашей армии. Казалось, что ход Спархока на руку врагу, однако, когда Киргон и Заласта бросили на него троллей, Спархок призвал их настоящих богов. В отчаянии Киргон извлек из прошлого огромную армию киргаев — и тогда тролли, верные своей природе, сожрали их.

— Неужели ты думаешь, Итайн, что мы все это проглотим? — презрительно осведомился профессор Сафарон, глава отделения современной истории и шурин первого министра.

— Придется, Сафарон, — ответил Итайн. — Брат твоей жены больше не диктует официальную историю. Отныне император желает, чтобы мы давали нашим студентам чистую и неприкрашенную правду. В следующем месяце я намерен опубликовать свой доклад, и ты, Сафарон, позаботься сделать с него копию, потому что в будущем тебе придется учить студентов именно по моему докладу — если, конечно, у тебя есть будущее в этом учреждении. Как я понимаю, бюджет следующего года будет урезан, так что придется пожертвовать некоторыми отделениями. — Он мгновение помолчал. — Ты умеешь обращаться с инструментами, Сафарон? Я слыхал, что в Джуре есть небольшая и очень славная ремесленная школа. Тебе понравится Дакония, вот увидишь.

Декан вновь прокашлялся, на сей раз настойчивее.

— Прошу прощения, декан Алтус, — извинился Итайн. — У меня мало времени, господа, так что я сжато изложу вам последовавшие за тем события. Несмотря на сокрушительное поражение, Киргон и Заласта оставались еще могущественны. Они нанесли дерзкий удар — побочный сын Заласты, некий Скарпа, пробрался в имперскую резиденцию и похитил королеву Элану, требуя, чтобы Спархок отдал Беллиом в обмен на возвращение его жены живой и невредимой.

После перерыва, которого так терпеливо ожидает декан Алтус, я расскажу вам о том, что предпринял принц Спархок в ответ на такой поворот событий.