"Потаенный город" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)

Часть 1 БЕРИТ

ГЛАВА 1

Стылый туман подымался от луга, и редкие тучи, наплывшие с запада, заволакивали колкое морозное небо. Теней не было, и промерзшая почва была не просто неподатлива — тверда, как железо. Зима неумолимо стискивала мертвой хваткой Северный мыс.

Многотысячное войско Спархока, облаченное в сталь и кожу, стояло широким строем на покрытой инеем траве луга, неподалеку от развалин Тзады. Сэр Берит, сидевший в седле среди массивных, закованных в доспехи рыцарей церкви, смотрел на отвратительное пиршество, что разыгрывалось в нескольких сотнях ярдов перед войском. Берит был молодым рыцарем, идеалистом, и ему трудно было примириться с некоторыми особенностями поведения их новых союзников.

Крики звучали отдаленным эхом, не более, да и те, что кричали, не были настоящими людьми — всего лишь тени, смутное напоминание о давно умерших людях. Кроме того, это были враги — жестокое дикое племя, поклонявшееся омерзительному богу.

Но от их тел исходил пар, и от этого ужаса сэр Берит никак не мог отмахнуться. Сколько ни повторял он себе, что эти киргаи — мертвецы, призраки, оживленные магией Киргона, живой пар, исходивший от их расчлененных тел, которые исступленно пожирали тролли, опрокидывал все заслоны, которыми Берит ограждал свои чувства от этого чудовищного зрелища.

— Проблемы? — сочувственно спросил Спархок. Черные доспехи Спархока тронул иней, и его покрытое шрамами лицо было мрачно.

Берит вдруг смутился.

— Ничего особенного, сэр Спархок, — поспешно солгал он. — Просто… — Он замялся, подыскивая нужное слово.

— Знаю. Мне и самому не по себе. Понимаешь, тролли вовсе не жестоки. Для них мы всего лишь пища. Они следуют своим природным наклонностям.

— В том-то и беда, Спархок. От одной мысли, что людей можно съесть, у меня стынет кровь в жилах.

— Поможет тебе, если я скажу: «Лучше их, чем нас»?

— Не очень, — Берит вяло усмехнулся. — Должно быть, я не слишком гожусь для этого ремесла. Все прочие принимают это как должное.

— Никто не принимает это как должное, Берит. Все мы чувствуем то же, что и ты. Потерпи немного. Мы ведь уже встречались с войсками из прошлого. Как только тролли прикончат киргайских генералов, остальные исчезнут, и это положит конец пиру. — Спархок нахмурился. — Давай-ка отыщем Улафа. Мне кое-что пришло в голову, и я должен посоветоваться с ним.

— Хорошо, — быстро согласился Берит. Оба пандионца развернули коней и поскакали по замерзшей траве вдоль передних рядов огромного войска.

Они нашли Улафа и Бевьера в нескольких сотнях ярдов дальше.

— У меня к тебе вопрос, Улаф, — сказал Спархок, осаживая Фарэна.

— Ко мне? Ох, Спархок, лучше бы его не было. — Улаф снял свой конический шлем и рассеянно натирал глянцево-черные рога огра краем зеленого плаща. — В чем дело?

— Всякий раз, когда прежде мы сталкивались с солдатами из прошлого, все они превращались в высохшие мумии, когда убивали их предводителей. Как отреагируют на это тролли?

— Почем мне знать?

— Ты же у нас знаток троллей.

— Пошевели мозгами, Спархок. Прежде такого никогда не случалось. Никто не в силах предсказать, чем может обернуться совершенно новая ситуация.

— А ты попробуй угадать! — раздраженно буркнул Спархок.

Мгновение они сверлили друг друга сердитыми взглядами.

— Спархок, зачем донимать Улафа? — мягко осведомился Бевьер. — Просто предупреди Троллей-Богов, что такое случится, а дальше уж пускай они сами разбираются.

Спархок бессознательно потер небритую щеку, и щетина зашуршала под его ладонью.

— Извини, Улаф, — сказал он. — Меня раздражает шум этой пирушки.

— Я вполне понимаю твои чувства, — мрачно ответил Улаф, — однако я рад, что ты заговорил об этом. Вряд ли тролли удовлетворятся сухим пайком, когда в полумиле от них столько свежего мяса. — Он водрузил на голову увенчанный рогами шлем. — Тролли-Боги не станут нарушать соглашения с Афраэлью, но все же нам стоит предупредить их насчет того, что рано или поздно случится с киргаями. Мне решительно хотелось бы, чтобы они придержали за шиворот своих троллей, когда их ужин вдруг превратится в сухари. Недоставало только закончить свою жизнь в качестве десертного блюда.

— Элана?! — вскрикнула Сефрения.

— Тише! — шикнула на нее Афраэль и огляделась. Они находились в отдалении от арьергарда войска, однако были не одни. Она коснулась ладонью выгнутой шеи Чэль, и белая кобылка Сефрении, послушно отойдя на несколько шагов от Келтэна и Ксанетии, принялась щипать подмерзшую траву.

— Я не знаю подробностей, — сказала Богиня-Дитя. — Мелидира ранена, а Миртаи в таком бешенстве, что ее пришлось заковать.

— Кто это сделал?

— Не знаю, Сефрения! Никто не хочет говорить с Данаей. Все, что мне удалось услышать, — слово «заложница». Кто-то пробрался в замок, похитил Элану и Алиэн и испарился бесследно. Сарабиан вне себя. Он наводнил коридоры стражей, и Даная даже не может выйти из комнаты, чтобы разузнать, что же случилось.

— Мы должны сказать Спархоку!

— Ни в коем случае! Спархок взвивается до небес, когда Элане грозит опасность. Пускай вначале благополучно доставит войско в Материон, а уж потом бушует, сколько угодно.

— Но…

— Нет, Сефрения. Он скоро сам все узнает, но прежде пусть уведет отсюда людей. У нас осталось не больше недели до того, как солнце совсем зайдет, и все и вся в этих местах превратится в лед.

— Пожалуй, ты права, — сдалась Сефрения. На миг она задумалась, рассеянно глядя на посеребренный инеем лес на границе луга. — Думается мне, что слово «заложница» объясняет все. Можешь ты как-нибудь определить, где сейчас твоя мама?

Афраэль покачала головой.

— Не смогу, не подвергнув ее опасности. Если я начну рыскать повсюду и разнюхивать, что к чему, Киргон мгновенно поймет, что я подбираюсь к его замыслам, и что-нибудь сделает маме прежде, чем начнет соображать. Сейчас наша главная цель — не дать Спархоку сойти с ума, когда он узнает, что произошло. — Она вдруг осеклась, ахнула, и ее темные глаза расширились.

— В чем дело? — встревоженно спросила Сефрения. — Что происходит?

— Не знаю! — почти крикнула Афраэль. — Что-то чудовищное!

Мгновение она дико озиралась, затем взяла себя в руки и наморщила лоб, сосредоточиваясь. Затем ее глаза гневно сузились.

— Кто-то произносит запрещенное заклятье, — наконец проговорила она. Голос ее был тверд, как промороженная почва.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена. Самый воздух пропитан его вонью.

Джарьян-некромант и сам смахивал на оживший труп — тощий как скелет стирик с глубоко запавшими глазами. От него исходил затхлый смрад могилы. Как и других пленных стириков, его заковали в цепи и поместили под бдительную охрану рыцарей церкви, искушенных в отражении стирикских заклятий.

Стылые давящие сумерки опускались на лагерь неподалеку от развалин Тзады, когда Спархок и его друзья наконец решили допросить пленников. Тролли-Боги твердой рукой укротили своих приверженцев, когда оргия насыщения на поле боя вдруг прекратилась, и теперь тролли сгрудились на лугу у большого костра, в нескольких милях от лагеря. Судя по всему, они были заняты отправлением какого-то религиозного обряда.

— Действуй как при обычном допросе, Бевьер, — негромко сказал Спархок смуглокожему арсианцу, когда перед ними поставили Джарьяна. — Задавай не относящиеся к делу вопросы, покуда Ксанетия не подаст знак, что выпотрошила его дочиста.

Бевьер кивнул.

— Я могу тянуть время столько, сколько тебе понадобится, Спархок. Давай-ка начнем.

Ослепительно-белый плащ, на котором играли багровые отблески огня, придавал сэру Бевьеру вид настоящего церковника, и арсианец подчеркнул это впечатление, предварив допрос продолжительной молитвой. Затем он приступил к делу.

Джарьян отвечал на вопросы немногословно, гулким голосом, который, казалось, исходил из недр подземелья. Бевьер как будто не замечал угрюмости пленника. Он вел допрос излишне подробно, даже дотошно, и это впечатление подчеркивали шерстяные перчатки с обрезанными пальцами, какие носят в холода писцы и школяры. Он часто повторялся, перефразируя уже заданные прежде вопросы, а затем с торжеством указывая на несоответствия в ответах пленника.

Единственным исключением в немногословии и сдержанности Джарьяна был поток брани и проклятий, обрушенный им на голову Заласты — и Киргона, — которые бросили его одного на этом негостеприимном поле.

— Бевьер говорит точь-в-точь как законник, — едва слышно прошептал Келтэн Спархоку. — Терпеть не могу законников!

— Он делает это намеренно, — отозвался Спархок. — Законники любят задавать заковыристые вопросы, и Джарьяну это хорошо известно. Бевьер вынуждает его все время думать о том, что он пытается от нас скрыть, а это только на руку Ксанетии. Похоже, мы недооценивали Бевьера.

— Все дело в молитвах, — глубокомысленно пояснил Келтэн. — Когда человек все время молится, его трудно принимать всерьез.

— Мы рыцари церкви, Келтэн, — члены религиозных орденов.

— Ну и что?

— В разуме своем он скорее мертв, нежели жив, — говорила Ксанетия позднее, когда все они собрались возле одного из больших костров, разведенных атанами, чтобы отогнать пронизывающий холод. Лицо анары и одеяние из небеленой шерсти заливал алый отсвет огня.

— Мы были правы? — спросил Тиниен. — Киргон действительно усиливает чары Джарьяна, чтобы он мог оживлять целые армии?

— Истинно так, — ответила она.

— А этот приступ ненависти к Заласте был искренним? — спросил Вэнион.

— Весьма искренним, мой лорд. Джарьян и его приятели все более недовольны главенством Заласты. Не ждут они ни грана истинного товарищества от своего предводителя. Единства между ними более нет, и всякий стремится урвать себе поболе благ от сомнительного сего союза. Сильнее же всего алчет втайне каждый в одиночку завладеть Беллиомом.

— Разлад среди врагов нам только на руку, — заметил Вэнион, — однако нам не стоит упускать из виду возможности того, что после нынешних событий они снова придут к согласию. Удалось тебе, анара, узнать, каким может быть их следующий ход?

— Нет, лорд Вэнион. Никоим образом не были они готовы к такому повороту событий. Есть, однако, в разуме Джарьяна одна внятная мысль, коя указывает на немалую опасность. Отступники, что окружают Заласту, все, как один, страшатся Кизату из Эсоса, ибо среди них только он искушен в земохской магии и он один в силах проникнуть за дверь в преисподнюю, коя была открыта Азешем. Непостижимые ужасы таятся за сей дверью, и мыслит Джарьян, что, поскольку до сих пор все их замыслы неизменно шли прахом, в отчаянии может Киргон повелеть Кизате отвратительным своим искусством призвать в мир порождения тьмы, дабы обратить их против нас. Вэнион мрачно кивнул.

— Как подействовал на них недавний Праздник Урожая? — с интересом спросил Телэн.

— Сие событие нанесло им тягчайший удар, — ответила Ксанетия. — Весьма полагались они на тех, что ныне мертвы.

— Стрейджен будет счастлив узнать об этом. Для чего им нужны были все эти шпионы и доносчики?

— Поскольку нет у них силы, кою можно противопоставить атанам, замышляли Заласта и его подручные использовать тайных соглядатаев министерства внутренних дел, дабы убивать тамульских чиновников в различных провинциях Империи и тем внести разлад в действия правительства.

— Тебе бы стоило взять это на заметку, Спархок, — вставил Келтэн.

— Вот как?

— Император Сарабиан, одобряя план Стрейджена, мучился угрызениями совести. Ему наверняка станет легче, если он узнает, что Стрейджен на самом деле только опередил наших врагов. Если б он не убил их прихвостней, они перебили бы имперских чиновников.

— Это весьма шаткая моральная почва, Келтэн, — с неодобрением заметил Бевьер.

— Знаю, — согласился Келтэн. — Потому-то на ней и не стоит обосновываться.

Наутро небо было пасмурным, густые тучи, набежавшие с запада, заволокли его серой клубящейся пеленой. Поскольку стояла поздняя осень, да еще они оказались так далеко к северу, чудилось, что солнце восходит чуть ли не на юге, зажигая неистовым оранжевым пламенем небо над стеной Беллиома и робко выглядывая из-за нее, чтобы тронуть мазками багрового света колышущиеся чрева тяжелых туч.

Лагерные костры словно выцвели и съежились, бессильные справиться со всевластным холодом, царившим здесь, на макушке мира, и рыцари и их союзники кутались в меховые плащи и теснились поближе к огню.

Далеко на юге раскатился глухой рокот, и в небе заплясали вспышки бледного призрачного света.

— Гром? — не веря собственным ушам, спросил Келтэн у Улафа. — Но ведь сейчас неподходящее время года для грозы.

— Бывает, — пожал плечами Улаф. — Я как-то к северу от Хейда попал в грозу вперемежку с метелью. Незабываемое впечатление.

— Чья очередь готовить? — рассеянно вопросил Келтэн.

— Твоя, — тотчас ответил Улаф.

— Ты теряешь бдительность, Келтэн, — рассмеялся Тиниен. — Тебе ведь отлично известно, что этого вопроса лучше не задавать.

Келтэн что-то проворчал и принялся раздувать огонь.

— Полагаю, Спархок, мы должны сегодня же отправиться на побережье, — строго сказал Вэнион. — До сих пор погода держалась неплохая, но не думаю, что мы можем рассчитывать на это и впредь.

Спархок кивнул.

Раскаты грома становились все громче, и пелену туч, залитую багровым отсветом солнца, рассекли слепяще-белые всполохи молний.

А потом к громовым раскатам прибавился размеренный ухающий рокот.

— Что такое? — встревоженно воскликнул Кринг. — Опять землетрясение?

— Нет, — ответил Халэд. — Чересчур ритмичный звук — как будто кто-то молотит в громадный барабан. — И вдруг осекся, указывая на гребень стены Беллиома. — Что это?

Из леса, окаймлявшего острый, как лезвие ножа, край стены, проступал огромный холм — вернее, это можно было бы счесть холмом, если бы оно не двигалось.

Оно находилось как раз против солнца, а потому невозможно было рассмотреть его в подробностях, однако по мере того, как оно поднималось выше, рыцари сумели разглядеть подобие сплющенного купола, по обе стороны от которого расходились, точно огромные крылья, две заостренные выпуклости. Оно росло и росло, и стало ясно, что это вовсе не купол — скорее гигантский перевернутый конус, сужающийся книзу, и из боков его торчат те самые странные выпуклости, похожие на крылья. Заостренное основание конуса опиралось — так показалось им — на некую массивную колонну. Заслонившее собой солнце, это нечто было кромешно-черным как ночь и продолжало расти, разбухая чудовищным сгустком тьмы.

Наконец оно остановилось.

И открыло глаза.

Две узкие пылающие щели раскрывались все шире, раскосые и злобные, точно глаза дикой кошки, и пламя, пылавшее в них, было ослепительней самого солнца. Самое пылкое воображение в бессилии отступало перед жуткими размерами этой твари. То, что прежде казалось огромными крыльями, на самом деле были ее глаза.

А затем чудовище разинуло пасть и взревело, и стало ясно — то, что они слышали прежде, был отнюдь не гром.

Оно взревело вновь, обнажая клыки — гигантские подобия молний, с которых, точно кровь, капало пламя.

— Клааль! — взвизгнула Афраэль.

И тогда над острым срезом стены, словно пара округлых холмов, поднялись огромные плечи, и черными парусами развернулись над ними перепончатые, как у летучей мыши, громадные крылья.

— Что это такое? — крикнул Телэн.

— Клааль! — снова взвизгнула Афраэль.

— Что такое Клааль?

— Не что, болван! Кто! Азеш и другие старшие боги его изгнали, а какой-то идиот вернул его!

Гигантская тварь все подымалась над стеной, и уже видны были огромные руки со множеством пальцев. Тело твари было непостижимо громадным, и вспышки молний кишели под его кожей, освещая омерзительные подробности.

А затем гигант поднялся в полный рост, едва ли не на сотню футов возвышаясь над краем стены.

Сердце Спархока стремительно ухнуло в бездну. Неужели они могли решиться…

— Голубая Роза! — крикнул он. — Сделай что-нибудь!

— В сем нет нужды, Анакха. — Голос Вэниона, устами которого вновь завладел Беллиом, прозвучал на удивление спокойно. — Клааль лишь на миг ускользнул из-под власти Киргона. Не решится Киргон выставить слугу своего в открытую схватку со мною.

— Это принадлежит Киргону?

— Сейчас — да. Скоро, однако, сие переменится, и Киргон будет принадлежать Клаалю.

— Что оно делает? — закричала Бетуана.

Чудовище, нависавшее над стеной, вознесло громадную лапу и принялось молотить по земле слепящими молниями, отчего вокруг разлетались брызги пламени. Отвесный склон задрожал, пошел трещинами, с ревом и грохотом осыпаясь на лес у подножия стены. Гигантский камнепад ширился, становясь все мощнее.

— Клааль никогда не доверял мощи своих крыльев, — хладнокровно заметил Беллиом. — Явился бы он сей миг сражаться со мной, однако высота стены страшит его. Так готовит он себе ступени, дабы спуститься вниз.

С гулким грохотом, напомнившим о землетрясении, которое и породило стену Беллиома, добрая миля отвесной скалы угрожающе накренилась и рухнула на лес, прибавив высоты груде камня у подножия.

А чудовище продолжало терзать стену, обрушивая вниз все новые камнепады, которые ложились крутой насыпью, тянувшейся все выше и выше к вершине стены.

И вдруг гигантская тварь по имени Клааль исчезла бесследно, и лишь пронизывающий ветер, визгливо завывая, хлестал по изуродованному склону стены, разгоняя клубы пыли, поднятые камнепадами.

За воем ветра был слышен и другой звук. Спархок стремительно обернулся. Тролли, как один, пали ниц, скуля от ужаса.

— Мы всегда знали о нем, — задумчиво говорила Афраэль. — Мы пугали друг друга рассказами о Клаале. Есть какое-то извращенное удовольствие в баснях, от которых мороз по коже. Я, пожалуй, даже не верила до конца, что он действительно существует.

— Собственно, что он такое? — спросил Бевьер.

— Зло, — пожала она плечами. — Сами мы воплощение добра — во всяком случае, таковыми себя считаем. Клааль — наша противоположность. Его существованием мы объясняем существование зла. Не будь Клааля, нам пришлось бы взять ответственность за зло на себя, а мы для этого чересчур себя любим.

— Значит, Клааль — властелин ада? — спросил Бевьер.

— Можно и так сказать. Впрочем, ад — это не определенное место, а состояние ума. Рассказывают, что когда старшие боги — Азеш и остальные — явились в мир, Клааль уже был здесь. Они хотели сами владеть миром, а он стоял у них на пути. После того как некоторые из них попытались избавиться от него в одиночку и были уничтожены, они объединились и вышвырнули его из мира.

— Откуда он взялся? Изначально, я имею в виду? — не отставал Бевьер. Арсианец любил докапываться до первопричин.

— Мне-то почем знать? Меня тогда еще не было. Спроси у Беллиома.

— Меня интересует не столько то, откуда взялся Клааль, сколько то, на что он способен, — сказал Спархок, вынимая Беллиом из кошеля, висевшего на поясе. — Голубая Роза, — сказал он, — думается мне, должны мы поговорить о Клаале.

— Сие было бы неплохо, Анакха, — ответил камень, вновь завладевая Вэнионом.

— Откуда он — или оно — взялся?

— Ниоткуда, Анакха. Подобно мне, Клааль был всегда.

— Что он — или оно — такое?

— Необходимость, Анакха. Не желал бы я оскорбить тебя, однако необходимость существования Клааля непостижима твоему разуму. Богиня-Дитя дала уже достаточное тому толкование — сообразно ее способностям.

— Ну знаешь ли! — фыркнула Афраэль. Слабая усмешка тронула губы Вэниона.

— Не гневайся на слова мои, Афраэль. Воистину, при всей твоей ограниченности я все же люблю тебя. Ты еще молода, однако лета принесут тебе мудрость и понимание.

— Так не годится, Голубая Роза, — предостерегла Сефрения.

— Что ж, хорошо, — вздохнул Беллиом. — Приступим к делу. Истинно, как сказала тебе Афраэль, Клааль был изгнан старшими богами — хотя дух его и поныне таился в самых камнях сего мира, равно как и прочих миров, сотворенных мною. Более того, что старшие боги сделали, то могли они также и переделать, и заклятие, коим возвращен Клааль, вплетено было в заклятие, коим был он изгнан. Видимо, некий смертный, искушенный в заклятиях старших богов, обратил вспять заклятие изгнания — и Клааль вернулся.

— Можно ли его уничтожить?

— Сие не «он» и не «оно», Анакха. Клааль есть Клааль. Нет, Анакха, Клааль не может быть уничтожен, не менее, чем могу быть уничтожен я. Клааль вечен.

Сердце Спархока упало.

— Похоже, нам грозят серьезные неприятности, — пробормотал он, обращаясь к своим друзьям.

— В некоторой мере сие моя вина. Так увлечен был я рождением новой моей дочери, что внимание мое отвлеклось от всегдашних моих обязанностей. Всегда имею я обыкновение, сотворяя новый мир, изгонять из него Клааля. Сие же дитя привело меня в такой восторг, что я все откладывал и откладывал изгнание. Затем столкнулся я с красной пылью, что заключила меня в темницу, и обязанность изгнать Клааля легла на старших богов. Поскольку сами они несовершенны, то и изгнание, ими осуществленное, оказалось несовершенным, и так Клааль получил возможность вернуться.

— С помощью Киргона? — мрачно уточнил Спархок.

— Заклятие изгнания — и возвращения — Клааля стирикское. Киргон не мог произнести его.

— Значит, это сделал Кизата, — заключила Сефрения. — Он наверняка мог знать заклятие. Не думаю, правда, что он сделал это по доброй воле.

— Скорее по принуждению Киргона, матушка, — сказал Келтэн. — В последнее время дела для Киргона и Заласты оборачивались не лучшим образом.

— Но призвать Клааля!.. — Афраэль содрогнулась.

— Люди в безнадежном положении совершают безрассудные поступки, — пожал плечами Келтэн. — Думаю, это относится и к богам.

— Что же нам делать с Клаалем, Голубая Роза? — спросил Спархок.

— Ты ничего не в силах сделать, Анакха. Отменно управился ты с Азешем и, вне всяких сомнений, так же отменно управишься с Киргоном, однако против Клааля ты бессилен.

— Значит, мы обречены, — упавшим голосом пробормотал Спархок.

— Обречены? Конечно же нет, Анакха. Отчего ты так легко падаешь духом и поддаешься безутешности, друг мой? Я не стану принуждать тебя сражаться с Клаалем. Сие мой долг. Клааль причинит нам некоторые хлопоты, как то в обыкновении Клааля. Затем, как было заведено, мы с Клаалем встретимся в поединке.

— И ты изгонишь его?

— Сие никогда не ведомо заранее, Анакха. Заверяю тебя, однако, что приложу я все силы, дабы изгнать Клааля, — так же, как и Клааль приложит все силы, дабы изгнать меня. Поединок между нами лежит в будущем, а будущее, как я часто говорил тебе, сокрыто для всех. Однако же выйду я на поединок уверенно, ибо всякое сомнение ослабляет решимость, а робкая неуверенность отягчает дух. В битву надлежит идти с легким сердцем и радостною душою.

— У тебя склонность к нравоучениям, Творец Миров, — с легким ехидством заметила Афраэль.

— Не вредничай, — мягко укорил ее Беллиом.

— Анакха!

Это был Гхворг, бог убийства. Великан шагал по тронутому инеем лугу, оставляя темные следы на морозно-серебристой траве.

— Я слушаю слова Гхворга, — ответил Спархок.

— Это ты призвал Клааля? Ты думаешь, Клааль поможет нам причинить боль Киргону? Это плохая мысль. Прогони Клааля.

— Это сделал не я, Гхворг, и не Камень-Цветок. Мы думаем, что это Киргон призвал Клааля, чтобы причинить нам боль.

— Камень-Цветок может причинить боль Клаалю?

— Мы не знаем. Сила Клааля равна силе Камня-Цветка.

Бог убийства присел на корточки на стылом дерне, громадной лапой почесывая косматую морду.

— Киргон — ничто, Анакха, — проворчал он бесцеремонно. — Мы можем причинить боль Киргону завтра — или потом. Мы должны причинить боль Клаалю сейчас. Мы не можем ждать потом.

Спархок опустился на одно колено.

— Твои слова мудры, Гхворг.

Губы Гхворга раздвинулись в чудовищном подобии ухмылки.

— Это слово не в ходу у нас, Анакха. Если Кхвай скажет: «Гхворг мудр», я причиню ему боль.

— Я не хотел вызвать твой гнев, Гхворг.

— Ты не тролль, Анакха. Ты не знаешь наших обычаев. Мы должны причинить боль Клаалю, чтобы он ушел. Как мы сделаем это?

— Мы не можем причинить ему боль. Только Камень-Цветок может прогнать его.

Гхворг, оглушительно зарычав, хватил кулаком по мерзлой земле.

Спархок поднял руку.

— Киргон призвал Клааля, — сказал он. — Клааль вступил в союз с Киргоном, чтобы причинить боль нам. Мы причиним боль Киргону сейчас, не потом. Если мы причиним боль Киргону, он побоится помогать Клаалю, когда Камень-Цветок причинит боль Клаалю и прогонит его.

Гхворг задумался.

— Твои слова хороши, Анакха, — сказал он наконец. — Как мы можем причинить боль Киргону сейчас? Спархок быстро прикинул.

— Ум Киргона не такой, как твой ум, Гхворг, и не такой, как мой. Мы прямодушны, а Киргон вероломен. Он послал твоих детей против наших друзей сюда, в земли зимы, чтобы мы пришли биться с ними, но главное войско Киргона — не твои дети. Главное войско Киргона придет с юга, чтобы напасть на наших друзей в городе, который сияет.

— Я видел это место. Там говорила с нами Богиня-Дитя.

Спархок нахмурился, вспоминая подробности Вэнионовой карты.

— Здесь и дальше на юг есть горы, — сказал он. Гхворг кивнул.

— Еще дальше на юг горы становятся ниже, а потом переходят в равнины.

— Я вижу, — сказал Гхворг. — Ты описал их хорошо, Анакха.

Спархок с изумлением понял, что Гхворг явно способен охватить мысленным взором весь континент.

— Посреди этих равнин есть другие горы. Люди зовут их Тамульские горы. Гхворг согласно кивнул.

— Главное войско детей Киргона пройдет через эти горы к городу, который сияет. В горах холодно, и ваши дети там не будут страдать от солнца.

— Я вижу, куда ведет твоя мысль, Анакха, — объявил Гхворг. — Мы перенесем наших детей в эти горы и там будем ждать детей Киргона. Наши дети не будут есть детей Афраэли. Они будут есть детей Киргона.

— Это причинит боль Киргону и его слугам.

— Тогда мы сделаем это. — Гхворг повернулся и указал на гигантскую осыпь, сотворенную Клаалем. — Наши дети поднимутся по лестнице Клааля. Потом Гхномб остановит время. Наши дети будут в тех горах до того, как солнце уйдет спать в эту ночь. — Он рывком поднялся. — Хорошей охоты! — проворчал он и, развернувшись, зашагал к своим собратьям и все еще перепуганным троллям.

— Мы должны действовать так, будто ничего не изменилось, — говорил Вэнион, когда часа через два после полудня Они собрались у костра. Солнце, как мимоходом заметил Спархок, уже склонялось к закату. — Клааль может появиться в любое время и в любом месте. Мы не можем рассчитать его появление — так же, как не можем рассчитать метель или ураган. Если что-то не поддается расчетам, остается лишь принять необходимые предосторожности — и больше не обращать на это внимания.

— Хорошо сказано, — одобрила королева Бетуана. Бетуана и Вэнион неплохо ладили друг с другом.

— Что же нам делать, друг Вэнион? — спросил Тикуме.

— Мы солдаты, друг Тикуме, — ответил Вэнион, — и делаем то, что надлежит делать солдатам. Наше предназначение — сражаться с людьми, а не с богами. Скарпа скоро двинется из джунглей Арджуны, и я полагаю, что второй удар будет нанесен из Кинезги. Тролли наверняка замедлят продвижение Скарпы, но они не смогут далеко отойти от гор в Южном Тамуле, потому что не вынесут жары. Опомнившись от первого столкновения с троллями, Скарпа непременно попытается обойти их. — Вэнион взглянул на карту. — Нам нужно расставить свои силы так, чтобы отразить натиск Скарпы либо армии, которая двинется из Кинезги. Думаю, для этой цели более всего подходит Самар.

— Нет, Сарна, — возразила Бетуана.

— И то и другое, — вмешался в разговор Улаф. — Войско в Самаре сможет прикрыть земли от южной оконечности Атанских гор до Арджунского моря, а заодно и ударить к востоку от южной части Тамульских гор, если Скарпа ускользнет от троллей. Войска в Сарне преградят путь вторжению через Атанские горы.

— Он прав, — сказал Бевьер. — Нам придется разделить силы, выхода у нас нет.

— Мы можем поставить в Самаре рыцарей и пелоев, а в Сарне — атанскую пехоту, — добавил Тиниен. — Долина в нижнем течении реки Сарна — идеальное место для конницы, а горы вокруг самой Сарны самой природой предназначены для атанов.

— Обе эти позиции — оборонительные, — возразил Энгесса. — Войну нельзя выиграть в обороне.

Спархок и Вэнион обменялись долгими взглядами.

— Вторгнуться в Кинезгу?.. — с сомнением спросил Спархок.

— Нет, — сказал Вэнион, — рано. Подождем, покуда из Эозии не придут рыцари церкви. Когда они войдут в Кинезгу с запада, тогда и настанет время для нас двинуться туда с востока. Мы возьмем Киргона в клещи. Когда с двух сторон на него пойдут такие силы, он может воскресить всех киргаев, какие когда-либо жили на свете, и все равно проиграет.

— До тех пор, пока не спустит с цепи Клааля, — угрюмо вставила Афраэль.

— Нет, Божественная, — сказал Спархок. — Беллиом хочет, чтобы Киргон выслал против нас Клааля. Если мы поступим таким образом, то сами будем решать, где и когда состоится поединок. Мы выберем место, Киргон выпустит Клааля, а я выпущу Беллиом. А уж потом нам останется только сидеть и ждать.

— Мы поднимемся на стену точно так же, как это сделали тролли, Вэнион-магистр, — говорил Энгесса на следующее утро. — Мы не хуже их умеем карабкаться по осыпям.

— Только у нас это займет побольше времени, — прибавил Тикуме. — Нам придется убирать валуны, чтобы по осыпи могли пройти кони.

— Мы поможем вам, Тикуме-доми, — пообещал Энгесса.

— Стало быть, решено, — подвел итог Тиниен. — Атаны и пелои двинутся на юг, чтобы занять позиции в Самаре и Сарне. Мы выведем рыцарей на побережье, и Сорджи переправит нас в Материон. Оттуда мы двинемся сушей.

— Именно переправа меня и беспокоит, — признался Спархок. — Сорджи придется сделать, самое меньшее, с полдюжины рейсов.

Халэд вздохнул и закатил глаза.

— Ты, кажется, опять собрался прилюдно стыдить меня, — сказал Спархок. — Что я упустил на этот раз?

— Плоты, Спархок, — устало пояснил Халэд. — Сорджи собирается отогнать плоты на юг, чтобы продать на лесоторговой ярмарке. Он намерен увязать их в один большой плот. Посади рыцарей на суда, коней на плот, и все мы доберемся до Материона за один рейс.

— О плотах я и впрямь забыл, — смущенно сознался Спархок.

— Однако плот будет двигаться не слишком-то быстро, — заметил Улаф.

Ксанетия уже давно с интересом прислушивалась к их разговорам. Сейчас она взглянула на Халэда и заговорила застенчиво, почти робко:

— А что, молодой господин, будет ли тебе подмогой сильный ровный ветер, дующий вослед твоим плотам?

— Еще какой подмогой, анара! — с восторгом подтвердил Халэд. — Мы сможем сплести из веток что-то вроде парусов.

— Разве Киргон либо Клааль не почуют, что ты вызываешь ветер, дорогая сестра? — спросила Сефрения.

— Киргон не может почувствовать дэльфийскую магию, Сефрения, — ответила Ксанетия. — Анакха мог бы спросить у Беллиома, касается ли сие и Клааля.

— Как это вам удается? — с любопытством спросила Афраэль.

Ксанетия слегка смутилась.

— Сие было совершено, дабы укрыть нас от тебя и родичей твоих, Божественная Афраэль. Когда Эдемус проклял нас, наложил он свое проклятье таким образом, дабы магия наша оставалась сокрытой от врагов — ибо таковым почитали мы тогда и тебя. Сие оскорбляет тебя, Божественная?

— Только не сейчас, анара! — воскликнула Флейта и, бросившись в объятия Ксанетии, крепко ее расцеловала.